Голосование пользователя

Пока над головой присевшей у ларца Иоланды строгая храмовница пытается установить с близняшками, по-умбрийски выражаясь, modus vivendi, в голове самой "ученой матушки" споро проворачиваются воображаемые шестеренки, формируя карту Мидгалии со всеми упомянутыми рядовой Роситой, дочерью Лады, пунктами.

Трофейные атласы внешнего мира, по которым рамонитка этот самый мир в основном изучала, не отличались, скажем прямо, особой точностью. Говоря откровенно, попытка пройтись по ним с циркулем, пытаясь сверить соотношение расстояний на бумаге со справочными сведениями о времени пути между разными городами, вела к полной путанице, и Иоланда давно уже потеряла веру этим картам, страдавшим к тому же очевидным разнобоем - судить по ним можно было лишь о самых общих очертаниях Понтии и Либии, о том, что Умбрия, очевидно, представляет собой далеко врезающийся в море полуостров, а Нумантия связана с Берберским Берегом относительно узким перешейком. Однако какое-то представление о географии окрестных земель она, конечно же, имела.



Располагавшийся на берегу Зеркала Торговцев богатый портовый город Массини имел в сочинениях митрианских жрецов образ весьма неприглядный - его клеймили как гнездо всевозможных ересей и пороков - и в этом была своя правда, с их-то точки зрения. Космополитичный торговый мегаполис (сорок тысяч населения - больше, чем во всех владениях Сестер), формально находящийся под рукой оксилонского герцога, постоянно бунтовал - то против своего сеньора, то и против самой церкви, в его стенах находили прибежище сторонники разнообразных синкретических культов (те самые "ереси" с точки зрения митрианского жречества), городская верхушка постоянно вступала в конфликт с герцогскими представителями по поводу своих старинных "вольностей", и как минимум трижды за последние два века Массини почти полностью уничтожался после очередного восстания. Однако проходили годы - и он снова возрождался из пепла, ненавидимый жрецами и феодалами, но необходимый им. Секрет могущества Массини был в его удачном расположении - у самого основания Виа Ильдеци, великой древней дороги, построенной еще в имперские времена, и соединяющей с морем внутренние области Мидгалии. Дороги, являвшейся главной торговой артерией всего королевства. Дороги, возле которой и возник двести лет назад постепенно расширяющийся Купол. Дороги, известной среди храмовниц Рамоны под название "Колея". Дороги, которую их четверке вскоре предстояло пересечь.

Память услужливо подсказывала Иоланде энциклопедический факт: от Массини до баронства Прив (с которым граничит ныне Купол) торговый караван на исправных повозках идет десять дней. Конный отряд без обременения в виде обоза, очевидно, одолеет такое расстояние за вдвое меньшее время. Пешая же группа, к тому же вынужденная идти не по самой Колее, да еще и ночами... Не нужно быть опытной путешественницей, чтобы понимать, что дело это долгое.

Однако до Хаакена, крупного города на востоке Мидгаллии, древней столицы королевства и места коронации его монархов, расстояние было куда большим. Однако в любом случае, как поняла углубившаяся в научные изыскания Ио, пока что расстояние между преследователями и преследуемыми не столь велико, чтобы обращаться к географии стран и континентов. Тут все карты в руки Кире, которая окрестные чащобы знает куда лучше жрицы. Наверное, надо будет встать на след - дойти хотя бы до мест расправы наемников над церковниками - а уж оттуда можно думать, где же планируют укрыться этим вечером косматые бандиты...

***

Крышка сундучка, изрядно заляпанного кровью снаружи, открывает, и взору четверки Сестер предстает его содержимое - также с обильными следами красного. Кира вспоминает, как Амира описывала, что от жрецов на холме остались лишь "кровавые кляксы" - в своем гневе Рамона была поистине страшна.

В сундуке находилось несколько амулетов со стилизованным изображением Солнечного Владыки - золотых или позолоченных, тут уж зависело от статуса и богатства конкретного клирика. Подобные "трофеи" группа Фиби, случалось, приносила из своих рейдов: за убитого жреца полагались неплохие надбавки к боевым дням. Заляпанные кровью палимпсесты были испещрены всякими хозяйственными заметками уже на тривиальном умбрике: что-то там про приход-расход золота, про вино и тому подобное. Туго завязанный кожаный мешочек в четверть ладони величиной был похож на ладанку, в которой, впрочем, могло содержаться что угодно - вплоть до волос из промежности какого-нибудь митрианского "святого", есть у них обычай подобное собирать и хранить. Некоторый интерес представлял треснувший надвое хрустальный (вроде как) шар, который мог быть особой фокусировкой или компонентом для какого-то ритуала - но визуальный осмотр его ничего примечательного не выявил.

Подняв голову, Кира бросила пару взглядов по сторонам. Отогнанные послушницы устроились на корточках в полусотне футов, пользуясь моментом для отдыха, и старались ничьего внимания не привлекать, а вот у Командоры с Амирой дискуссия явно кипела - храмовница не могла разобрать слов, но разговор явно шел на повышенных тонах, Самина что-то выговаривала своей помощнице, тыча ей пальцем то ли в грудь, то ли рядом, и совершенно не старалась сдерживаться, как с той же Кирой - похоже, ее, наконец-то, прорвало. Впрочем, судя по позе нумантийки, та не нуждалась особо в помощи, и временами, кажется, тоже огрызалась довольно резво.

  На слова сестренки я только фыркнула:
  - Я быстро бегаю, не успеют! К тому же вдруг музыка тронет заиндевелые струны ее души, и она растает?
  Вид строгой рамонитки, расчувствовавшейся и заплакавшей от какой-нибудь лиричной песни, заставил меня еще шире улыбнуться: ради одного этого стоило попытаться надыбать инструмент. А тем временем свежеиспеченная командирша сама подошла, начав с цука: не самое лучшее знакомство с личным составом, как по мне. Ох, чую, мы с ней еще наплачемся: кажись, эта сестра любит и ценит уставщину, считая подчиненных автоматонами, к оружию приставленными. Эх, ну почему Командора ее поставила, а не кого-нибудь с моей заставы, а?
  Нацепив на лицо маску невозмутимости – не светить же печально опущенными уголками губ? – отчеканила:
  - Так точно, сестра командир. Вопросов не задаем, безобразий не нарушаем, расположение отряда не покидаем. Докладываю: рядовая Росита, гарнизон «вересковая Лощина». Специализация – боец ближнего боя, рапира. Ввиду происхождения обладаю магическими способностями, пригодными для передовой. В Старой Крепости окончила курсы санинструктора и могу оказать медицинскую помощь как заклинанием, так и травами, перевязками и иными методами.
  Дождавшись реакции начальства, ответила по вопросу требуемого:
  - По материальному обеспечению прошу выдать кинжал взамен утерянного в бою, а также дополнительный паек для употребления на месте, и, в качестве предмета первой необходимости, мой походный рюкзак из лагеря заставы. При наличии возможности настоятельно прошу обеспечить меня музыкальным инструментом – лютней, при отсутствии ее – флейту.

- Понятно, - кивает Самина, и Росита не может прочитать по ее лицу, узнала она имя мамы Лады или нет. Вообще, трагическая история Франки в свое время здорово нашумела, и Старшие Крепости вспоминают ее и до сей поры, однако тут все-таки другая контора, сильно ли их интересуют дела армейских?

- Я так понимаю, у мамы вы одни? - догадаться было легко, наверное: хотя в историях появления на свет Искорок бывали определенные частности, в основном к Аэлис с мольбой о дочерях шли с такими же обстоятельствами, как у Лады. - Что ж, сестра Кира, это несколько усложняет ситуацию: хотя бы одну из них тебе надо будет вернуть матери живой.

Росита видит, как морщится Командора, словно от физической боли. Стоящая чуть позади Кира этого не улавливает, однако она понимает другое: бардесса попадает в их отряд не только из-за своих магических и иных талантов. Не только из-за объективной безысходности ситуации, когда непонятно, где же брать подходящих Сестер. Самина отправляет девушку за Колею, чтобы избежать утечки информации - прячет концы, если по-простому. Логика - скверная логика, очень скверная! - в этом есть, раз уж решили и в самом деле идти в благой лжи до конца, и что толку, что саму ее, потерявшую несколько часов назад единственную дочь, должно от такого изрядно корежить?

Их будет четверо. Четыре игральные кости в кулаке. Чет-нечет, жизнь-смерть. Командора сделала ставку и сейчас решительно швырнет их за Колею... Да:

- Ладно, стр... - очевидно, Самина хотела сейчас выстроить всех четверых в одну шеренгу и через "становись-равняйсь-смирно!" довести им задачу, однако, бросив взгляд на собравшийся контингент, решила, что это будет выглядеть глупо. - Так, слушайте приказ временной главнокомандующей: в целях проверки сведений, полученных рядовой Роситой, дочерью Лады, сформировать сводный добровольческий отряд в составе: Старшая - храмовница Кира, дочь Мирьям, заместительница - сестра Иол...

Тут пришлось прерваться, ибо вдали появилась, наконец, Амира с ларцом, который по-прежнему несли те самые изгвазданные в крови послушницы. Эта смуглокожая девица в приталенной совсем не по-полевому форме и в неестественно крепко сидящем на стянутых в пучок волосах малиновом беретике издалека была опознана Роситой как канцелярская. Ординарка какая-нибудь или как их там в Храме именуют. Прервавшаяся на секунду Командора все-таки озвучила списочный состав их отряда из четырех Сестер, а затем прокомментировала:

- Имеются возражения или уточнения? Нет? Тогда сейчас прямо и оформим на бумаге. Давайте там уже шире шаг! Пять раз можно было смотаться до Старой Крепости за это время!

Приближающаяся Амира, кажется, попробовала ускориться - но делала это явно не слишком старательно, на вкус той же Роситы, которой и самой не раз приходилось бегать под таким вот начальственным цуком.

- Все принесла обратно? - спросила нетерпеливо Командора.

- Так точно, - Амиру, кажется, не слишком беспокоило или интересовало порученное, на ларец она даже не обернулась. - Сестра Самина, я могу поговорить с вами наедине?

- Чегооо? - недоуменно протянула Командора, однако тут она натолкнулась на взгляд помощницы - непривычно жесткий и упрямый. Кира знала Амиру как особу достаточно покладистую и не отличающуюся дерзостью - собственно, учитывая крутой нрав Самины, без покладистости и с гонором никто возле нее больше пяти минут не продержался бы. Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы нумантийка смотрела в глаза своей начальнице вот так. И, кажется, обе пожилые храмовницы легко догадались, что же произошло.

- Ну добро, пойдем поговорим, - хмуро отозвалась Командора. - Так, сестра Кира, сестра Иоланда, мне нужно, чтобы вы еще раз изучили наши трофеи всеми доступными способами. И резвее, пожалуйста, время не ждет.

Самина и Амира ушли примерно в то самое место, где только что вела приватные переговоры с Командорой Кира. Повисшую не несколько мгновений тишину прервал смущенный кашель одной из порядком взмокших послушниц:

- Сестра Кира, так нам чего - ставить его или как?

  Если Иммераль пришел на встречу налегке, с одной лишь неказистой сумочкой через плечо, то Синевласка в противовес невозмутимому спутнику, была увешана всеми возможными и невозможными вещами. Походный рюкзак раздуло настолько, что он возвышался над пышным плюмажем ее шляпы и практически перевешивал навигатора назад. Из под синего камзола на перевязях помимо двух серебряных сабель, также торчал кофель-нагель и две телескопические подзорные трубы. Хосефина напряженно цеплялась пальцами в лямки рюкзака и то и дело подпрыгивала на месте, чтобы вернуть равновесие. От подобных телодвижений ее висевший на шее старый компас, то и дело раскрывался, а стрелка усиленно пыталась выровнять северное направление. Несмотря на эти неудобства она весело улыбалась. Вылазка обещала быть интересной, а нагромождение вещей - это всего лишь маленький кусочек гальки в сапоге. Как только в поле зрения показались другие попутчики, она высоко подняла руку и широким жестом их поприветствовала.

  — А вот и мы! — Поравнявшись с девушками и полуэльфом, она коснулась пальцами полей шляпы и заговорщически ухмыльнулась. Все же помимо покупок и сборов, она успела сделать нечто очень полезное, пока сидела, запершись в каюте.

  — Пока собиралась, успела изучить знамения звезд касательно предстоящих сложностей… И что вы думаете? Говорят они о многом! — Лицо Хосе сияло от пота и предвкушения. Вдохнув в легкие как можно больше воздуха, на начала свою речь:

  — До завтра Луна ещё остаётся помогающей и понимающей, несмотря на то, что убывает. Так что надо убедиться, что используем эти дни по максимуму. Уже через неделю Камарада развернётся в обратную сторону, и наступит время замедляться и приостановить начинания аж на три недели. Так что надо действовать, пока другие миры с нами заодно. А еще звезды говорят, что это хороший день для поэтов, аскезы и для того, чтобы клясться в любви. Пассивность и бессмысленное возлежание между подушек сегодня будет злить Луну, которая старается изо всех оставшихся силёнок. Хех. Этот Томас здорово придумал, вытащив нас из рутины. А вот к вопросу, интересующему конкретно меня добавлю, что у Камарады сейчас крайне сильная позиция, а она, как всем известно, благоденствует путешественникам, то бишь в данном случае нам. Но не стоит обольщаться, поскольку над ней уже угрожающе навис Гудар.

  Кира чувствовала, как закипала Самина, и как Командора себя сдерживает, подавляя эмоции. А Кира не отставала от неё. Каждое слово Самины больно хлестало, заставляло сжимать до боли кулаки, стискивать зубы, терпеть и не срываться в ответ, когда так близко соблазн выпустить всё недовольство наружу. Две старые женщины были на одной стороне – они обе хотели защитить и Купол, и Рамону, и остальных сестёр! Казалось бы, что между ними не должно было быть разногласий. И от того ещё обиднее, что Самина говорит так, будто Кира её оппонент, а не союзник. Возможно, если бы Кира могла взглянуть на себя со стороны, то увидела бы, что и её слова прозвучали так же обидно и больно, хотя никто из них двоих по-настоящему не хотел ранить друг друга. Но она не могла. Она была всего лишь человеком, пережившим самый ужасный день в жизни, и это было только началом кошмара. И то, что воительница была не одна в своём горе, не уменьшало её собственную боль.

  Когда Самина прошипела «сдохни», внутри Киры всё лопнуло. Это, почему-то, оказалось последней каплей, переполнившей женщину. Как будто она только что не говорила Командоре, что добудет этот ларец любой ценой! Но Кира не сорвалась, а вместо этого почувствовала тревожную пустоту внутри себя. Может, Самина и готова пожертвовать любой из сестёр и собой в том числе, но готова ли Кира к подобному на самом деле? Рамонитка оглянулась через плечо, проскользив взглядом по милующимся рыженьким девушкам и остановившись на Иоланде, которая чуть в сторонке занималась починкой доспеха. Кто пойдёт вместе с Кирой за ларцом? Очевидно, юная Искра-солдатка, только она знает все подробности. Её сестра-прилипала точно захочет пойти, но придётся настаивать, чтобы её где-нибудь заперли, чтобы она тайком не увязалась. Элисса, Милана? Амира? Кому ещё Самина доверяет и кто не будет обузой? Нет, Кира не забыла об Иоле. Просто не хотела даже думать об этом. Даже после стольких лет, когда над Куполом нависла угроза, с которой прежде никто не сталкивался, Кира не могла примириться с мыслью, что ей предстоит подвергать жизнь Ио, милой Ио, опасности. Рамонитка была готова пожертвовать всеми, но не ей.

  Возможно, заметив этот взгляд, а может и по другим причинам, но Самина смягчилась. Кира повернулась обратно к Командоре, вслушиваясь в ответ про пророчества, но не могла сосредоточиться. Лишь поняла, что у Самины этого ответа нет, только свои предположения. А ещё Кира поняла, что не смотря на разногласия с Командрой – она боялась не позора или уборки навоза до конца дней, не последствий, а самого предательства Рамоны, как будто предаёт не только сестёр, но себя, свою веру и идеалы, и с этим ей потом как-то жить, если, конечно, она выживет – не смотря на эти разногласия, Кира приняла решение. На разных чашах весов не только жизни двух богинь, но и остальных. Если они решат рассказать всё Рамоне, то богиня может попасть в ловушку и погибнуть, и тогда у Купола не останется ни Рамоны, ни Аэлис. Если тайком пойдут за ларцом – то сами погибнут и не спасут Аэлис. Но у Купола останется Рамона. Она сильная, она справится, Кира не просто верит, а знает это. Но этого не произойдёт, храмовница этого не допустит.

  Только заметив, что Самина смотрит прямо ей в глаза, очевидно ожидая ответа, Кира вернулась из своих мыслей. И ответ у неё уже был готов.
  — Ты слишком много говоришь, – твёрдо начала храмовница, в её голосе не было грубости, только усталость и решимость, — Я сказала, что пойду за ларцом и буду молчать, если ты считаешь, что так надо.
  — И, – продолжила Кира после небольшой паузы, — Это и моё решение. Такой приказ никто не может «просто выполнить» – это уже сам по себе выбор.

— Я хочу, чтобы все как один понимали куда мы идем и во что ввязываемся. Я хочу, чтобы в бою мне спину прикрывал не полупьяный боцман, а сильная рука, которая знает что делать и не будет лить слезы при виде крови, — ответил Хавьер, после короткой паузы. — Балласт не нужен.

Вопросов от старика было много и не на все испанец мог ответить здесь и сейчас. Даже над целью как таковой приходилось подумать - после убийства Глаза прошло совсем ничего времени. Так чего же теперь хотел Мендес? Одна часть его души рвалась на родные берега, передать весть матери и отцу, о том что Иниго умер, а не дезертировал. Другая же часть Хавьера помышляла о больших делах, теперь, когда у него есть собственный корабль и команда, а так же курляндский аристократ с амбициозными планами на местный клочок суши...

— Мы прошли вчера через чистилище, не меньше, мы выжили - этого достаточно для меня, чтобы поставить вопрос прямо и решить всё командой, понимаешь?

По крайней мере, так это выглядело для самого капитана. Что-то вроде своеобразной благодарности остальным, за то что волей не волей помогли Хавьеру в достижении его целей.

— Ведь дальше будет ни хера не проще: оставаясь под курляндским флагом в этих водах, для всех остальных мы - пираты. Вот о чем я говорю. И чем дальше мы будем заходить вместе с этим Кетлером, тем больше крови на наших руках будет. Если кто против такого, то самое время что-то менять.

Хавьер надеялся, что такого объяснения для старика Крага будет достаточно, чтобы понять мысль капитана. В конце концов, то что Аксель подметил за Мендесом военные привычки, лишний раз говорило,что котелок Акселя варит. Правда, комментировать своё прошлое испанец всё ещё не горел желанием.

Пока шел разговор, капитан отошел от стола и принялся натягивать сапоги. Разговор затягивался и дурно влиял на похмелье Мендеса. Закончив с обувью, испанец нехотя накинул просоленный морской водой кожаный жилет и подпоясался перевязью с клинком.

— Куда этот щенок свалил ни свет ни заря? — удивился испанец. — Впрочем, вариантов не так уж много. Он-то больше прочих меня тревожит... С него спрошу позже. Если мы расставили все точки над "Е", квартирмейстер, время обратиться к команде, и двигать уже на берег. Я чертовски голоден.

Испанец засунул пистоли за пояс, сетуя на отсутствие портупеи. Последним штрихом стала широкополая шляпа Мальма.

  — А? Ладно. — Причин отказываться не было, Керли поднялась с места, прихватив глиняную кружку и пошла ближе к прилавку, за которым трактирщик разливал пенистые напитки и собирал урожай слухов у завсегдатаев. Женщина была уверена, что Битрис позвала ее не ради подслушивания. Значит подразумевался женский разговор.

  Услышав вопрос, Керли бросила быстрый взгляд на Дарксоула. Молодой лорд, отведав гусиную печень, только сейчас перешел к основному курсу - нежно приготовленному стейку из оленины со спаржей и клюквенным джемом. Он неторопливо отрезал по сантиметру мяса и смаковал каждый кусочек. Охотница хмыкнула. С такой изысканностью он будет есть до начала ночи. Но смотрела она на него не для того, чтобы восхититься его этикетом, а чтобы вспомнить, не просил ли он что-то умалчивать от Мелиссы. Норлинг прищурилась, но никаких связанных с этим запросов не припомнила, а потому не видела смысла что-либо скрывать.



  Закончив рассказывать, Керли неторопливо отстранилась от Мэл, словно не могла определиться, хочет ли видеть выражение ее лица или нет. Но она все таки посмотрела на подругу.

  — А дальше ты сама помнишь.

  Пока длился осмотр, я старательно держала на физии маску невозмутимости, как в счастливые годы в Крепости, когда мы после отбоя играли при неверном свете свечей в «каменное лицо»: замечательная игра, но не та, о которой следует распространяться за пределами казармы, и точно не та, на которую сестры-инструкторы закроют глаза. Потрепанная колода карт, перенесенный ночью тихой сапой через стену алкоголь, и, собственно, сама игра вместе являют собой гремучую смесь, за которую можно запросто загреметь на губу, особенно если играть с младшекурсницами.
  Но, хотя лицо было каменным, внутри все трепетало – я не рисковала даже предположить, как отреагируют сестренка и рамонитское руководство на то, что мой небольшой обман вскроется. Решат сейчас, что я – поднятый косматыми кадавр с искусственно вложенными воспоминаниями, и снесут мою бедовую головушку, как я сносила горшки палкой с плетней, пока жопку не надрали. В общем, затаив дыхание, я ждала вердикта, делая вид, что ничего такого в этой ране нет: ну не тяжелая, а смертельная – эка невидаль! Мы, девочки из Крепости, и не такое переживали, и не с тем справлялись!
  Ну и молчала в тряпочку, конечно, ежась под тяжелым непонятным взглядом «десятницы», уже вволю меня покрутившей, как куклу какую-то. Создавалось такое ощущение, что эта сестра – Кира, кажется? – с удовольствием провела бы прямо здесь вскрытие, чтобы удостовериться, что это одна рана, а не две, и в принципе удостовериться, что слова подтверждаются фактами. Знавала я таких старших: им хоть трава не расти, но нужны доказательства и только, а «на словах в любви изъясняются». Вон, еще и Бьё забрать хочет, как будто не понимает, что старшей без меня сейчас только пропасть! Наверняка никогда никого не любила всем сердцем, не понимает, что это такое, и любое проявление тепла, нежности и заботы воспринимает как сугубую голимую неуставщину, за которую надо бить по рукам.

  Слава Богиням, Командора на мелочах вроде того, что Бьянка снова потянулась ко мне, акцентировать внимание не стала, утащив свою подручную на разговор – наверняка сейчас прикажет организовать мне отряд по спасению мамы из лап бородатых. Интересно, кто его возглавит? Не я, это точно. Сама Командора? Вряд ли… Наверное, или поручит этой строгой Кире, или найдет еще какую-то непрошибаемую рамонитку. Ну и плевать: пускай хоть кожу со спины снимут, пускай что угодно сделают, но Аэлис спасут. И меня с собой возьмут, естественно: как можено оставить меня в стороне, когда именно я стала вестницей слов Богини?
  Убедившись, что высокое начальство отошло, я расслабилась, снова приняв вольную позу. Завязав ворот рубахи, кинула быстрый извиняющийся взгляд на ученую сестру-лекарку – мол, надо, понимаете же – после чело взяла ручки Бьянки в ладони своих рук и прижалась своим горячим лбом к ее холодному.
  - Спасибо, любимая… - прошептала негромко, млея от ощущения ее кожи в своих пальцах, - что бы я без тебя делала, что бы стало со мной без тебя… Ты – мое спасение и опора, смысл и надежда… Только молю тебя – не показывай этим, из храма, как мы близки: они насквозь уставные, ласки и тепла проявления не любят, и сами черствые, как пень столетнего дуба, и колючие, как репей – встанут меж нами осокой-разлучницей, и что потом делать, пока не изыщем возможность снова свидеться?
  Ты как, свет мой, в порядке? Нужно что? Вина? Сукна? Меня?

  Форсировать ситуацию и говорить Бьянке, что я отправляюсь в погоню, причем ее не собираюсь брать с собой, я не стала: сестричку надо подвести к этой новости, которой она явно будет недовольна – я бы вообще взорвалась возмущениями! – постепенно и осторожно, чтобы она, бедная, не переволновалась. Это я солдатка – «извилина одна, и ту оставил шлем», справлюсь со всем, а она у меня – девочка творческая, возвышенная, с хрупкой душевной организацией. Ей и так досталось по самую макушку, хватит и на этом.
  К тому же, и тут старшие правы, в погоне и убить могут-то. Готова я подставлять сестру под тупые арбалетные болты и клинки космачей? Вот то-то же!

      Белобрысый мулат в ярких одеяниях бесстрастно ожидал появление группы незнакомцев, с которыми ему придется начать совместную работу и какое-то время провести за Стеной. Честно говоря, сомнение то и дело медленно подкрадывалось и обвалакивало парня изнутри, но, сжимая руки в кулаки, иллюзионист напоминал себе что лучше так, нежели продолжать скрываться в населенных пунктах. К тому же, самая главная интрига, которая как раз таки и терзала молодого человека заключалась в том, узнает ли он в напарниках члена банды или нет? В тот день поймали и увели не всех, следовательно кто-то мог так же как и Эрик решить искать удачу в новой сфере. Монстры в человеческих образах не менялись, они подстраиваются под людей, но в глубине души все еще черствы и аморальны.
      При прибытие незнакомцев, знахарь представлялся каждый раз в той же манере, как представлялся предыдущему. Хитрец делал плавный поклон и сладким голосом произносил своё имя и сферу деятельности, после чего ловил на себе чужой взгляд и подмигивал.
      — Доброго времени суток, видимо помимо Гару еще и удача Тиморы решила связать нас перед предстоящим заданием! Звать меня Эрик. Эрик Хофнер если желаете быть официальными. Чудотворец, целитель, да и просто красавец. Надеюсь сработаемся и не дадим друг другу погибнуть страшной смертью. То, что находится за Стеной я только слышал из чужих уст, так что если есть советы, приму их к сведению.
      Осматривая каждого своим лиловым взором, знахарь наконец-то спокойно выдохнул, однако внешне это никак не отразилось. Все трое были неизвестны Эрику, значит с бандой они не были связаны. Тем не менее, кудрявый сделал вывод, что с остроухим господином и грозными дамами явно будут шутки плохи. Они явно уже были сформированы как команда, а Хофнеру надо было еще доказать себя им.
      Задание Гару звучало так себе, особенно если учесть то, что это будет первый выход Эрика. Да и сами мертвяки и вся эта некротическая энергия звучали отвратительно, но раз уже записался в суицидальный отряд, нужно было отрабатывать. Осматривая взглядом различные вещи, кудесник присмотрел для себя пару вещичек, которые потенциально помогут как ему, так и остальным, а главное, если придется куда-то выходить на разведку, отделяясь от группы.
      — Нам же главное в конечном итоге вернуться и донести информацию, верно? Лимита на время нету?

  Все шло своим весьма положительным чередом, хотя, как мне показалось, верховная рамонитка начала хмуриться. С другой стороны, а кто бы не начал мрачнеть, узнав, что одна из Богинь фактически оказалась в плену у косматых? Я бы и сама стала, как грозовая туча, и, не дослушав, отправила бы ближайший отряд в погоню за пленителями. А Командора – молодец, умеет держать себя в руках и сначала анализировать ситуацию, а потом уже действовать оптимальным образом! У меня бы так не вышло – так что есть, чему поучиться у старших. Ведь, в конце концов, командора старше меня раза в три, а опытнее так вообще бессчетно: выглядело бы странным, если бы соплячка вроде меня была такой же рассудительной, не так ли?
  А потом на меня рявкнули так, что все мысли из головы как ветром сдуло. Дернувшись, я выпрямилась по струнке, вытянув руки вдоль туловища, по-уставному подняв подбородок на два пальца от земли и начав пожирать глазами источник начальственного рыка, которым оказалась та самая спутница главной храмовницы. А та – мамочки родные! – начала меня разносить да чехвостить в хвост и в гриву так, как я давненько не слыхала: только после особо эпичных провалов вроде того, как уронила случайно донесение от старшей патруля в ручей, или еще в годы учебы, проиграв в кости, заявилась на утреннее построение, «одетая» только в рыболовную сеть, в ячейки которой вплела нежность синего вьюнка и яркость красной калины.

  А самое паршивое, что «цукали» меня за дело. Про нежности и говорить нечего – обмишулилась, как малолетка, иначе и не скажешь, даже оправдаться нечем. А про прочее – ну да, не по рангу мне предлагать старшим то, что они и без меня знают, и никакая встреча с мамой Аэлис здесь не оправдание. По правильному надо было просто доложиться – эту часть я исполнила на отлично! – а потом молчать в тряпочку, не испытывая терпение рамониток совершенно не нужными им рассуждениями. В общем, язык мой – враг мой, и я, начав за здравие, кончила за упокой, не заткнувшись своевременно: все в своем репертуаре. Браво-браво, милая рядовая Сита, теперь в глазах признанной Героини Купола ты – идиотка.
  Идиотка идиоткой, но я все-таки совсем уж дурой не была, и поэтому держала рот на замке, пока помощница Командоры трясла меня, как грушу, и заодно тянула жилы страшными, болезненными словами о жутком количестве павших сестер – мысль, которую я предпочитала от себя гнать в надежде, что хотя бы мои девоньки-сослуживицы не пострадали. Сейчас даже «виновата, сестра командир!», и «так точно вижу, так точно, понимаю!» лучше не говорить – во избежание дальнейших неприятностей, наверняка весьма весомых. Так что я предпочла просто кивать и не провоцировать женщину с замашками армейской десятницы: смысл выкаблучиваться, когда унтер тебя за дело пропесочивает?

  Сил моих не болтать хватило ровно до того момента, пока ученая сестра Иоланда с уверенностью профессионального целителя не заявила, что я… умерла! Удержаться от того, чтобы не вытаращиться на нее, как баран на новые ворота, я просто не могла: все мое естество вопило против признания меня воскрешенной покойницей. Одно дело, когда это говорит мама, и это останется только между нами двумя, и совершенно другое, когда все будут знать, что Росита вернулась с того света: не лучшая перспектива, верно? Передернув плечами от побежавшего по порогам позвоночника холодного пота, я собиралась переспросить, уверена ли матушка в своих словах, но меня опередила Командора.
  Дождавшись, когда сестра Кира популярно объяснит – хорошо хоть без классических десятницких оборотов вроде «ужи гемморойные», «гамадрильши криворукие» и тому подобное! – что доклад я сделала избыточным, Самина уточнила главное – для меня, по крайней мере. Заодно гона поинтересовалась об иных осведомленных лицах: ну, то есть, поверила в сказанное мной от слова до слова, и боится, равно как и я сама, что эта новость дурно повлияет на других сестер в частности и безопасность Купола в целом. Какая все-таки умная женщина, все сразу смекнула, единственная, кто меня поняла так, как надо!
  Стоя, как по команде «смирно», я доложилась, стараясь сделать голос, так и норовящий дать петуха, сдержанным и четким:
  - Помимо присутствующих здесь осведомлены сестры-лекарки, приведшие меня в сознание: Элисса и Милана. Потенциально, если переданная весть успела дойти, старшая гарнизона «Лощины» Жанетт или десятница Мириам. Больше имеющих данную информацию быть не должно.

  Кошусь на сестренку, чувствуя, как сердце щемит от любви и нежности за мой маленький, гордый и сильный цветочек, готовый защитить и помочь своей младшенькой. Но ни словом, ни делом свои чувства не выражаю – только не сейчас, только не тогда, когда пошел конструктив. Только смотрю вопросительно на Командору: показывать ли шрам, как предлагает Бьё, или не заниматься самодеятельностью.

Поток слов от собравшихся в одном месте женщин заставляет Командору закипеть еще сильнее. Определенно, не таких объяснений она ожидала. На включившуюся в разговор Бьянку женщина смотрит с каким-то пренебрежительным недоумением: что это вообще такое и чего ей надо? Да и жрица явно говорит что-то не то, по лицу Самины это становится понятно с первых фраз. Когда же рот снова открывает Росита - тут Командора уже готова показать не самую привлекательную сторону своей натуры, властным начальственным криком заткнув фонтан каждой из перебивающих друг друга Сестер.

Но Кира все-таки успевает раньше.

Рамонитка и сама, возможно, не поняла, что же сделала правильно в рамках армейской логики. Храм, конечно, является полноценной военизированной организацией, однако в силу малого количества воительниц в подразделениях и специфики самих этих подразделений, в нем куда большее значение придается неформальным отношениям. На многие вещи в плане субординации, само собой разумеющиеся для той же Старой Крепости, в отряде Фиби, с его почти семейными устоями, смотрели с пренебрежением - что порядком бесило, кстати, Самину. А вот Росита... атакованная Росита сразу же распознала в Кире правильного унтер-офицера - фигуру, что во всех армиях всех миров и времен является связующим звеном между собственно офицерами и личным составом. Плох тот командир, что самолично орет на бойцов, а уж тем более рукоприкладствует (последнее, конечно, вообще не про вооруженные силы Купола, а так... вообще: косматым друг дружку в зубы тыкать кулаком обычное дело). У нормального офицера для этого есть специально обученные люди - и после того, как сестра-десятница после очередного залета всласть на тебя с подружками прокричится - Старшая гарнизона уже совершенно спокойным тоном озвучит полагающееся дисциплинарное взыскание. Большому начальству вообще самолично орать по чину не полагается - и ротные Старой Крепости, позволявшие себе такое в отношении личного состава на людях, вызывали брезгливость не только у рядовых, но и у других Старших.

В общем, в данной ситуации Кира здорово выручила свою начальницу - теперь уже не просто Командору, а главнокомандующую всеми силами Купола (до того недалекого, очевидно, момента, когда вскроется обман). Ее вспышка успокоила саму Самину, уже набравшую воздуха, чтобы всласть проораться, но теперь потихоньку выдохнувшую. Дождавшись, пока все взгляды вновь устремятся на нее, она, наконец, начала свою речь.

- Так, пока сестра Кира не вытряхнула тут из всех дух, - благодарный кивок в сторону храмовницы. - Давайте-ка проясним некоторые вопросы. Первое: какие у тебя, ученая сестра, доказательства того, что военная была... мертвой? Сама она говорит о том, что ее ранили, насколько я поняла. Самопроизвольное, или по божественной воле воскрешение из мертвых - это звучит сильнее, чем если ей дали по голове и она в бреду увидела Богиню. Вот с этого и стоило начать.

Переведя взгляд на Роситу, она продолжила:

- Второе: кто еще успела услышать от тебя эту увлекательную историю? Точнее - кто еще сумела понять и осознать, что ты увидела и узнала, пока была... "без сознания"? Не смей врать мне - это крайне важно, - давление, с которым Самина упирала на каждое слово, указывало на то, что этот вопрос заботил ее сейчас больше всего.

- И, наконец, третье: что здесь вообще делает бардесса? - зрелище сестринских обнимашек определенно добавило Командоре недоумения по этому вопросу. - У нее тоже были какие-то чудесные видения?

  Когда Иоланда представляла девочек, Кира всё ещё была в недоумении и не понимала, что происходит. На словах о том, что одна из близняшек была на самом деле мертва, воительница подсобралась. Стало быть, не показалось ей тогда. А теперь Иоланда говорит, что рассказ Роситы может быть как-то связан с письмом, а значит и с ужасами, что описаны в нём. Кира нахмурилась. Она чувствовала, что надо внимательно выслушать девушку. Но когда Росита начала свой доклад, старой воительнице пришлось сдерживать себя в руках, чтобы теми самыми руками не хлопнуть себя по лбу. То есть всё же, не была мертва, а просто потеряла сознание! А дальше… дальше Кира с трудом заставляла себя продолжать слушать доклад или всё же уместнее его обозвать рассказом. Сначала увидеть Аэлис, очевидно находящуюся сейчас под опекой Рамоны, потом увидеть косматых – похоже, юной деве сильно досталось по голове! Оно и не удивительно, ведь Росита выглядела почти как труп, когда её несли на носилках.

  Кира, непроизвольно повторяя за Саминой, уставилась на Иоланду. Она тоже ждала разъяснений, но, в отличие от Командоры, питала безграничное доверие к жрице и была уверена, что Ио, милая Ио, не просто так привела девушек. Возможно, им требовалась какая-то помощь. Или, наоборот, раз они Искры, то могли предложить свою – но какую? – помощь раненной Аэлис. Связи с найденным письмом косматых затерялись на втором плане, Кира выдумывала на ходу новые соломинки, за которые можно было уцепиться, чтобы помочь Иоланде. Но всё же, сначала надо было выслушать жрицу.

  А вместо жрицы вдруг решила высказаться вторая близняшка. Каждая сестра сегодня переживала своё горе по-своему. И Кира ожидала, что ей в ближайшее время придётся столкнуться лицом к лицу с сёстрами, убитыми горем. Им будет больно, они будут плакать, впадать в истерику, отрицать, замыкаться в себе. Но воительница не была готова, что некоторые из них настолько обезумят, что потеряют рассудок. Или, может быть, это Кира на самом деле сходит с ума, и ей всего лишь привиделось, что одна близняшка решила при старших обнять свою сестру, пока та заявляет, что у неё важные сведения, не терпящие отлагательств. Воительница покачала головой, сбрасывая наваждение, но оно никуда не исчезло. Надо было что-то предпринять, пока Самина не взорвалась и под раздачу не попала сама Ио.

  — Во-первых, отставить телячьи нежности! Вы пришли на доклад или на премьеру бардовского представления? – громко рявкнула Кира и сурово посмотрела на рыжих сестёр. Оставалось надеяться, что у девочек в голове ещё осталось чему шевелиться, и они отлипнут друг от дружки.
  — Во-вторых, рядовая Росита, кто будет ответственным, а кто будет наказан – решать не тебе. Как и указывать, у кого какой долг, – воительница сосредоточила взгляд на Росите. Кира говорила жестко, но намерения преследовала только благие. Уж лучше она, чем Командора. С каждым новым словом рамонитка приближалась к рыженькой, грозно нависая над ней, но вместе с тем и прикрывая её своей спиной от Самины, — В-третьих, ты только что доказала, что ты всего лишь солдатка. Солдатка без мозгов и с длинным языком. Солдатка, которая возомнила, что лучше других знает, в каком состоянии находится противник и что именно может повлиять на безопасность всего Купола.

  — Оглянись вокруг и скажи, что ты видишь! – Кира бесцеремонно схватила Роситу за плечи и развернула девушку в сторону лагеря, из которого та пришла с сестрой. Воительница прижала рыжую спиной к своей груди, но хватку не ослабила. Кира сомневалась, что Росита в такой ситуации сможет понять её намерения. Но сейчас её задачей было попытаться сохранить диалог между всеми сторонами любыми способами, — Наверное, ты видишь десяток, а то и два, боеспособных сестёр, готовых по одному твоему слову отправиться в погоню! А знаешь, знаешь, что вижу я? Я вижу ряды трупов, множество отнятых жизней, зияющую рану на теле Купола. Я вижу сестёр, которые давным-давно заслужили покой и отдых, но сейчас выкладываются из последних сил, чтобы сохранить то, что осталось. Я вижу совсем зелёненьких девушек, ещё не готовых к тому, что уготовлено им завтра, но которых ты, рядовая Росита, готова позвать на смерть, не задумываясь о том, как потом будешь смотреть в глаза их матерям и сёстрам, когда они не вернутся вместе с тобой.

  Кира тяжело выдохнула и отпустила девушку. Возможно, она слегка переборщила. Но это был ещё не конец.
  — Так, – воительница повернулась обратно к Самине и Иоланде, — Иоланда, поправь меня, пожалуйста, если я что-то не так поняла. Каким-то образом Аэлис передала Росите, одной из своих дочерей, информацию, что она, точнее какая-то её часть, заперта в неком ларце, что находится в руках наёмников. Это первая часть. А вторая заключается в том, что ты считаешь, что это напрямую связано с тем, что косматые связались с дэвами, а значит и с тем, что произошло на поле боя. Верно?

  Проговорив наконец-то всё вслух друг за другом и собрав картинку в воедино, Кира снова нахмурилась и серьёзно посмотрела на Самину.
  — Я уже высказывала свои сомнения, что у этих уродов вряд ли бы хватило собственных сил, чтобы подчинить хоть сколько-то могучую сущность. По крайней мере, пока мы не узнаем больше, нам не стоит списывать со счетов любую информацию.

  Стоило мне договорить, как верная сестренка, выражаясь как всегда коротко и емко – не то, что я, помело коровье! – поддержала сказанное и, поддерживая не только словом, но и делом, приобняла меня. Накрыв ее ладонь своей, я почувствовала, как в сердце разливается тепло: такое, как бывает, когда с зимнего, снежного дозора заходишь в хорошо натопленный дом и с благодарностью принимаешь из рук сослуживицы кружку с ароматным глинтвейном. И тогда тебе кажется, что все сложности временны, невзгоды – мимолетны, а проблемы не заслуживают ничего, кроме насмешливой улыбки.
  Правда, конкретно сейчас ситуация была посложнее, и расслабляться было не время: судя по закаменевшему выражению лица и последующему вопросу, главная храмовница мне не больно-то поверила. Ожидаемо, конечно, но все равно донельзя обидно. Я почувствовала, как уголки губ сами кривятся горько от такой недоверчивости, и плотно сжала зубы, чтобы не застонать недовольно. Сейчас слово взяла матушка Иоланда, и мешать ей посторонними звуками не следовало.

  Как показала практика – лучше бы она не начинала: ну, по крайней мере, с моей точки зрения. Женщина она была явно мудрая, многознающая, но вот выражаться по-простому, ясно и понятно, как я, все-таки не могла. Ну или это я такая дура, что не улавливала нить разговора. И вроде каждое слово в отдельности было понятно, но вот все вместе они в единую картину никак не складывались, из-за чего ум за разум заходил в попытках пробиться через те или иные фразочки.
  Ну вот какой, к дэвовой бабушке, «Властелин тела и души»? Что это за дрянь такая, причем здесь Хаос – причем, судя по всему, как имя нарицательное, а не обозначение бардака, и как это связано с мамой? Ни-че-го не понимаю! Ясно одно: видящая всю картину немного со своей башни лекарка связывала этого «Властелина» с ларем и считала, что Аэлис могут попытаться использовать, как плату за то, чтобы этот самый Хаос покорить – хотя, как по мне, покорить то, что постоянно находится в беспорядке и неорганизованности, никак нельзя. Это все-таки не два десятка в дребадан пьяных курсанток, которых еще при желании можно застроить, это что-то совершенно неупорчдоченное!

  В общем, спасибо матушке за поддержку, конечно, но лучше уж самой вмешаться и еще раз попытаться донести свою мысль до сестры Самины. Я – девочка настойчивая, мне хоть кол на голове теши, хоть на губу сажай, хоть увал отбирай, все равно буду стоять на своем. Не прислушается к моим словам храмовница – придется «отлучиться» в самоволочку самой-одной, и попытаться вернуть маму обратно домой. Ну или не одной: своих сослуживиц позвать на помощь. Дай Богини, они-то свою незадачливую Ситу в беде не оставят.
  - Сестра Командора, - подала я голос, - если я ошибаюсь, то готова принять всю ответственность и любое наказание. Но если нет, наш долг – выручить Аэлис. Косматые после всего случившегося не будут даже помышлять о сопротивлении и контрударе, а, значит, временное отсутствие небольшого отряда на безопасность Купола не повлияет. Позвольте мне со своим десятком отправиться в погоню за теми, о ком рассказала, в лишнее противостояние с другими беглецами не вступая и стараясь не подвергать сестер опасности. Сестра Командора, я верю в сказанное: клянусь здоровьем сестры и мамы, что не придумываю, набивая себе цену, ведь я – не экзальтированная девица, а солдатка. Позвольте мне отправиться в погоню и выполнить то, что дóлжно!

- Нужно организовать погоню за ларцом. Дух или силы Аэлис там, и они принадлежат ей, а не ворам. - сказала вдруг Бьянка, широко распахнув глаза. Вот же странные, Росита, любимая, ясное солнышко посреди бескрайнего неба, только что понятно, фимэликом по белому обьяснила ситуацию.

Но удивление на ее лице тут же сменилось улыбкой. Ах да, это же компания ее сестры, наверное это просто ритуал. Женщина выглядела очень умной и опытной , она наверняка все уже поняла и скоро они отправятся спасать маму , вернут ларец в Купол, бородатые от горя целиком побреются и будут просить милости, осознав таки неоспоримую правильность их образа жизни.

Рука девушки снова обвилась вокруг талии сестренки, которая так смешно и серьезно выговорилась. Зрачки Бьянки, переливающиеся радугой, бродили по лицу Самины, явно жидая, когда та по деловому кивнет и отправит отряд с абсолютно понятной и безотлагательной миссией. Ведь прекрасная Иоланда отметила доказательство правдивости слов Роситы. Ну же?

Если бы Элисса присутствовала здесь, она бы наверняка жестоко пожалела о своем напутствии, решив, что сделала лишь хуже.

- Так, - поджав губы и нахмурившись, отреагировала на слова Иоланды Самина. Подводка была и в самом деле не слишком понятной. В то плане, что Командора и сама догадалась, что перед ней близнецы, однако какое это имело отношение к сказанному дальше... А дальше яснее не сделалось, и стало совсем плохо, когда слово взяла Росита. Выражение лица главнокомандующей менялось с каждой фразой от озадаченного к офи... очень удивленному, а на слове "пободос"... "подобосущном" она прерывисто заморгала, будто в глаза насыпали песку, а затем перевела взгляд прямо на Иоланду и больше до самого конца "доклада" его с нее не сводила.

Кира, лучше всех присутствующих знавшая Самину, даже не видя ее лица, почувствовала буквально шкурой, как Командора закипает. Фиби периодически любила подразнить свою начальницу, "докладая" ей об очередном происшествии в серьезном тоне, однако, как завещано в армейском фольклоре, с видом лихим и придурковатым. Однако при этом остальным "сумеречным сукам" Старшая строго запрещала повторять такие подвиги, говоря о том, что дергать ядовитую змею за хвост - искусство, доступное лишь посвященным. И вот сейчас девочка, с умыслом или без, играла с огнем - или, скорее, грозила своей рапирой грозовому небу посреди чистого поля. Неважно, было ли в ее рассказе что-то и в самом деле важное для их дела, или она просто пересказывала яркое околосмертное видение - если Самина сейчас взорвется, хорошо не станет никому.

- Так, - глядя в упор на Иоланду, повторила Командора. - Еще раз: зачем эти двое здесь?

      Полуорк с интересом наблюдал за чудотворной работой увлеченных жрецов. Смотря на них, защитник болот вспоминал собственные дни, когда он под присмотром лекарей учился использовать дары природы для исцелений ран. Сначала обучение было на мелких животных: белки, жабы, рыбы. После уже когда основы были отточены приходилось уже практиковаться с более опасными существами и самими людьми. Главное, что теперь виконт был в надежных руках и если Боги смилуются, подарят воину быстрое восстановление.
      Когда процедуры были окончены, Игург вызвался добровольцем, помочь донести мужчину в лечебницу. Это меньшее, что мог сделать друид, прекрасно осознавая, что все эти раны он получил, потому что оставил аристократа сражаться одному, пока “защитник” ломал голову над своими действиями. Взглянув на группу перед прощанием, Врог подошел к ним ближе.
      — Керли. Рад. Был. Повстречаться. Болото. Помнит. Я. Передам. Что. Ты. Всё. Еще. Хороша. Если. Нужна. Помощь. Болото. Поможет. Скажите. Просто. Мое. Имя. Племени. — одобрительно кивнув, с братской улыбкой на лице, полуорк повернулся в сторону Мелиссы.
      — Ты. Сильна. Ловка. Думаю. Сможешь. Выбраться. Из. Любой. Ситуации. Главное. Больше. Не. Мерзни. Синие. Губы. Тебе. Не. Идут. — с усмешкой сказал полуорк, протянув руку для пожатия.
Последним полуэльф.
      — Береги. Себя. С. Тобой. Сложно. Но. Думаю. Что. Это. Временно.
      Сделав поклон головой, Игург незамедлительно взял виконта, позволил ему снова опереться на себя, пошел вместе с жрецами в сторону лечебницы.
      Вместе они вышли за Стену. Вместе вернулись. Вместе попрощались.

  Они смотрели друг на друга, когда все произошло. Стеклянный Глаз уже давно пребывая в агонии, едва ли ощутил больше боли, когда холодная сталь пробила упругое сопротивление плоти и, минуя грудную клетку, достигла его сердца. Капитан Франциско Мендес не отступал и продолжал загонять лезвие шпаги в тело заклятого врага, проживая каждую секунду этого заветного акта. Как часто ему пришлось прокручивать в своих мыслях этот момент, Хавьер не помнил, но именно сегодня здесь и сейчас он разбил порочный круг, воплотив навязчивую идею в жизнь. Он закончил дело, ради которого жил. И что теперь? Движимый местью, и наконец, свершивший ее, он стал пустым человеком.

  Главарь бандитов тоже это понял, когда пелена безумия спала с его единственного глаза. Выражение на лице немца обрело осмысленность и, перестав скалиться, он попытался ухмыльнуться. С уголков губ потекли струйки крови.

  — Меня софут Георг Фон Фиркс, я упил тфоего прата. — Инстинктивно, мужчина пытался схватить Мендеса за ворот рубахи, но не вышло. Вместо правой руки у него осталась обугленная культя. Глаз раздраженно хохотнул, но это больше напомнило кашель неизлечимо больного. Кровь запузырилась на его губах. Тогда своей здоровой конечностью он выронил шпагу и указал пальцем на лоб капитана. — И я опустошил тфою душу.

  Он в последний раз жадно втянул ртом воздух. Где-то на уровне подсознания Стеклянный Глаз знал, что настанет день, когда этот раздражающий испанец явится на пороге его дома, но высокомерно считал, что поединок будет за ним. Стеклянный глаз впервые опустил взгляд на ранение, которое нанес ему капитан «Мориана». Глава Серых камзолов умирал. Его тело до сих пор находилось на пределе и теперь резко утратило запас жизненных сил. Он схватился за запястье Хавьера и, падая, потянул за собой.

  Хавьер раздраженно вырвал свою руку из его хватки и столкнул мужчину на грязный пол каюты. Хрустальный камень совсем потускнел и вывалился из глазницы трупа.

- Ладно, сестра Иоланда, - до поры молча сидевшая на небольшом походном стульчике Элисса грузно поднялась, уступая место Жрице. - Вижу, раненая в надежных руках, а дальше вы сами разберетесь. Пойду-ка я Милану нагоню, забыла ей сказать, чтобы меньше языком мела за дело ваше, оно, по всему видать, важное и секретное. Бывайте, в общем.

Уже откинув полог палатки, следопытка оборачивается, обращаясь к Росите:

- Ты, военная, как будешь Самине докладывать - лучше говори по-уставному, без этой самой... поэзии. Она тетка резкая, и крепко не любит, когда ей по мозгам зазря ездят. Не начни там опять - матушки-бабушки, веточки-корешочки... - не дожидаясь ответа, она вышла на улицу.

Пока Иоланда споро и не заботясь о каллиграфических изысках переписывала доставившее ей столько пищи для размышлений письмо, Росита с посильной помощью Бьянки одевалась и приводила себя в порядок. Засохшая корка крови на сорочке, в волосах, да и на коже - все это крайне скверно отмывалось обычными средствами, однако Бьянка обладала магическими способностями, полезными не только в театре или на поле боя, но и в быту. В конце концов, настоящая бардесса обязана содержать себя в порядке, однако сейчас Сите пришлось напоминать едва вышедшей из кататонии сестренке, какими заклинаниями та владеет. Очистка волос и одежды от крови оказалась не сказать чтобы идеальной, однако теперь рядовая Старой Крепости уже больше напоминала живую девушку, а не восставший из могилы труп. Вот с доспехом все оказалось куда хуже: целительницы в процессе оживления тяжело раненой военной распороли шнуровку кожанки так, что теперь ее можно разве что таскать в руках. Увы, с этим вопросом магия обеих Искорок ничего поделать не могла...

***

Самина в ответ на последние слова Киры недоуменно нахмурилась, и та, наконец, поняла, что она имела в виду. Не Рамона выбрала ее, а Фиби. Это отчего-то было важным для Командоры, и храмовница вдруг подумала, что отношения ее жены с Саминой могли быть даже куда сложнее, чем виделось ей самой. Впрочем, этот вопрос явно не стоило подымать здесь и сейчас - слишком болезненным было любое воспоминание о живых и здоровых еще этим утром боевых подругах... Наверное, именно поэтому их разговор угас - дальше он не обошелся бы без упоминания о личных потерях. Две пожилые женщины так и стояли молча, дожидаясь Амиры или Иоланды, пока жрица не появилась в сопровождении двух уже знакомых Кире девушек - той самой просившей помощи бардессы, и ее сестры, бледноватой на вид, однако самостоятельно передвигающейся и явно раненой далеко не так тяжело, как показалось храмовнице при первой встрече.

- Закончила с письмом-то? - нетерпеливо спросила Иолу Самина. - А эти здесь зачем?

Выражение лица у Командоры было озадаченно-выжидающим. Она, очевидно, ждала объяснений.

Сансаниэль Дарксоул стоял перед магическим шаром в гильдии магов. Вокруг пространство трещало от защитных плетений и магии пространства, главным элементом которых был крупный радужный кристалл неправильной формы. Он переливался всеми цветами радуги и излучал свет, который причудливым образом складывался в образ его светлости, герцога Люциуса Дарксоула.

Разговор с дядей длился уже больше двух часов, в течение которых Сансаниэль методично и скрупулезно докладывал обо всем, что встретил за Стеной. Доклад этот был куда полнее, чем тот, который молодой лорд направил жрецу Гару. Естественно, аристократ пытался показать себя в более выгодном свете, кое-что умалчивая, но пока что он с герцогом находились в совершенно разных весовых категориях. Скрыть что-то от дяди было задачей крайне сложной. По мельчайшей мимике родича он безапелляционно воссоздавал истину и препарировал действия Сансаниэля как безжалостный хирург.

И если во время описания второй битвы с гоблинами и приукрашивать ничего не пришлось, - герцог только одобрительно кивнул, то все остальное вызывало весьма неоднозначную реакцию.

Впрочем, повествовательная экзекуция подошла к концу. Сансаниэль закончил рассказ, выдав практически все, что видел за Стеной. Его миссия здесь была закончена. Во всяком случае, он пока что разрешал себе так думать.

Наконец, герцог Дарксоул разорвал тишину. Его глубокий голос эхом покатился по комнате:

— Что ж, лорд, ваш рассказ я нахожу достойным внимания. Ваша наблюдательность достойна похвалы, как и установленные приятельские отношения с виконтом Шемфортом. Я обдумаю сказанное вами и сообщу о дальнейших шагах отдельно. Ваша служба дому не окажется незамеченной. Что касается леди Норлинг, которую вы также упомянули, вы получите информацию позднее. Касательно же наследия графа Бернулли, лично я нахожу его бесперспективным. Впрочем, здесь вы вольны поступить, как считаете нужным. Все равно вам придется несколько задержаться в Нексале.

Герцог сделал театральную паузу. И когда она стала казаться слишком затянутой, как ни в чем не бывало продолжил:

— Что касается святилища забытого Грумбара... Было излишне самонадеянным оставлять родовой перстень на алтаре. Даже снисхождение божества не должно попирать честь дома Дарксоул. "Выше только солнце" - я советую вам не забывать об этом. Новый перстень вы получите через месяц... как и все привилегии, который он дает.

От удивления Сансаниэль чуть не уронил маску аристократа. Если перевести речь дядюшки на простолюдинский, то он настолько недоволен тем, что племянник невольно профукал символ власти рода, что практически полностью отрезал его от поддержки дома на месяц. А это значило, что лорду нужно было придумать, как прожить месяц на те средства, которые он получил как вознаграждение за разведку от жреца. Или, что куда сложнее, где получить такое количество денег, которого хватит, чтобы достойно прожить здесь месяц или более.

  Смотрю на то, как пожилая лекарка протягивает нам с сестренкой еду и воду, и понимаю, что вот он – подход опытной, заслуженной женщины. Слова мои – это только слова, пф-ф-ф, ими сыт не будешь. А эта понимает, что надо, осознает, что сытое брюхо и голову бережет. Ругаюсь мысленно на себя – какая же я дура, что сама не подумала попросить пожрать! И Бьянке это впрок пойдет, и мне самой тоже не помешает. Особенно сейчас, когда по телу распространяется живительное тепло, бодрящее и настраивающее на позитивный и лихой лад.
  - Спасибо, матушка! – с благодарностью улыбаюсь старушке. – И за меня, и за эту усталую и несчастную. А красненькое, - смеюсь глазами, понимая, что в голос веселиться сейчас как-то не очень. Да и веселье мое накатившее, оно от нервов и алкоголя только, - красненькое – оно при потере крови помогает, вот я и лечусь потихонечку! Но и от водички не откажусь!

  Приняла паек, бурдюк сразу сестре протянула, втискивая в руки настойчиво:
  - Пей, сестрен. Надо.
  Сама устроила кулек на коленях, откуда начала тянуть вкусняшки, честно деля их пополам с Бьянкой. Еда оказалась именно тем, что мне было нужно: только начав есть, я поняла, что голодна, как волчица, и съела бы сейчас в один присест полбарана, не меньше. И потом бы животом маялась, ага-ага, прямо в присутствии командоры. Нет уж, лучше сейчас чутка откушать, желудок бездонный обмануть, а там уже, как будет время, потрапезничать полноценно. Хоть с Бьё, хоть с сослуживицами, главное – не на больничной койке.
  От представшей перед глазами сочной, шкворчащей вырезки с лучком и овощами рот наполнился густой и вязкой слюной, а живот, получивший всего лишь очередную дольку, протестующе заурчал, требуя нормальной солдатской еды, а не этого безобразия. Я почувствовала, что снова пунцовею – важные дела обсуждаются, безопасность Купола под угрозой, а мой организм думает о жрачке. Стыдобственно!

  Вот только вопросы медички ко мне не закончились: оно и правильно, я бы сама, услышь такое, вопросами рассказчицу забросала бы. Проглотив сладко-кислый кусочек, высказываюсь утвердительно, не тени сомнений в своих словах не имея, и стараясь заразить своей уверенностью остальных:
  - Так вот и я о том же! Кто еще, кроме Аэлис, мог исцелить такое тяжелое ранение? Кто еще не дал бы мне окочуриться? Только исцеляющая, и только! А с учетом того, - я скривилась, - что сделали с ней эти дэвовы отродья, бородатая отрыжка Митриоса, иначе, чем вне Купола, это произойти не могло. Спасибо, что мне верите: дай Богини, поверят и все остальные… И не будут медлить!

  Целительница, перейдя от практики к теории, ударилась в рассуждения, очень… философские и не соответствующие моменту, я бы сказала. Но на то старость и мудрость и есть, чтобы размышлять, и молодость да рьяность, чтобы действовать. За спиной бабушки стояли годы опыта и бессчетные тома знаний, за моей – толькео то, что я видела и чувствовала сама. Но это же не повод молчать и слепо слушаться старших, верно? Пока я была на этом после-смертном кураже, пока снова не скатилась в осознание того, что я чуть не оставила любимую одну, пока тоска болотная не затопила меня – едва ли кому под силу было заткнуть мой фонтан слов.
  Прижавшись к Бьянке, я ответила домыслам врачевательницы:
  - Матушка, я скажу вам так. Силы мам… Богини из-за ран были ограничены, и она восстановила меня ровно настолько, насколько смогла, и настолько, чтобы я была в состоянии передать весточку Старшим. И если мы исполним ее просьбу – Аэлис к нам вернется из клетки, куда ее загнали косматые подлецы, чтобы им размножаться только между собой!
  Я была с ней, как бывает можжевельник у корней сосны, и слушала ее также, как слушаю вас. И мне не важно, заплатила ли я годами жизни за то, что вернулась – это больно, конечно, но есть вещи важнее моего благополучия и желаний.
  Зарывшись пальцами в волосы Бьянки, я быстро наклонилась к ней, словно невзначай разминая шею, и шепнула негромко:
  - Прости за такое, душа моя…

  Выпрямившись, я закинула в рот новую дольку и, практически проглотив ее, продолжила:
  - Равноценный обмен или нет, мама пока жива, но удерживается в плену, и мы обязаны ее спасти, а не, простите, сопли жевать. Я пришла в себя, за что спасибо вашему мастерству, сестры, и бдительности Бьянки, и обязана добиться того, чтобы меня услышали. Матушка целительница, чем дольше я сижу тут, тем дольше Аэлис страдает там, и тем меньше времени у нас остается – я знаю, что говорю.
  Заклинаю вас, - я всплеснула руками, - или отпустите меня, или приведите ко мне хоть ту же Командору, или еще кого из начальниц, кто может решать. Время – жизнь, а я сейчас – как кувшинка на пруду, красивая и бесполезная для всего, кроме украшений. Мне правда надо немедленно донести весть. И, коли уж вы мне верите, помогите, прошу вас, матушка!

Как- то год назад, после очередного острого разговора за закрытыми дверями, Фиби покинула кабинет Командоры, и, оказавшись на улице, высказала Кире мысль, которую, видимо, уже довольно долго гоняла в голове:

- Знаешь, такие, как Самина, наверное, нужны Куполу... вот только до времени ее лучше бы хранить где-нибудь в сухом и темном месте, под замком. Может даже, в гробу, как упыря какого-нибудь, - жутковатое сравнение ее развеселило. - Да, до времени хранить где-то в строгой изоляции, чтобы она никому не могла испортить ни жизнь, ни настроение. Но если вдруг, не дай Богини, случится что-то страшное - треснет земля, разверзнутся небеса, загорятся леса вокруг Купола, а на нас полезут миллионные орды косматых, если никто не будет знать, что делать и куда бежать - вот тогда мы ее достанем из гроба, обдуем от пыли, встряхнем - и она сразу примется за дело, и все исправит. Не пожалеет ни себя, ни нас, но сделает все на совесть и как надо.

Этот застарелый конфликт двух невероятно сильных женщин, прирожденных начальниц, начался задолго до знакомства Киры и Фиби. Старшая "сумеречных сук" была нежно любима своим подразделением, она словно источала круглые сутки неистощимую позитивную энергию, от которой питался весь отряд - шутливые подначки, поднимавшие настроение воительницам, забота и готовность драться за любые нужды и интересы своих хоть с самой Верховной Жрицей, слова, для каждой подчиненной разные, но всех заставляющие чувствовать себя нужными и полезными группе... Не стоит удивляться, что женщины, разменявшие пятый десяток, совершенно искренне звали ее Мамой. Командора, со своими мелочными на первый взгляд придирками, с отсутствием малейшей душевной теплоты даже к собственной дочери, казалось, проигрывала супруге Киры во всех отношениях. Однако Фиби, лучше всех в храме знавшая свою старую однокашницу, все-таки пусть нехотя, пусть иносказательно, но признавала, что хоть в чем-то Самина была лучше нее...

И вот небеса разверзлись, а земля треснула. Фиби ушла, оставив Киру вдовой, Аэлис может уйти, оставив Сестер сиротами. Момент истины настал, и вряд ли стоит сомневаться в провидении, позволившем из всех больших начальниц на поле боя уцелеть именно Командоре. Однако остается вопрос, право ли было это провидение в отношении Киры?

Время покажет.

***

Самина явно не удивлена возражениями Киры, однако последовавшая за ними клятва заставляет ее посмотреть на подчиненную по-новому.

- Эти слова очень тяжело весят, - качает она головой. - Будь уверена, я их запомню. Что же касается остального... Ты знаешь принципы сестринства. Даже соотношение потерь в тысячу к одной для нас неприемлемо. Однако мы всегда несли эти потери, и шли на них сознательно - именно ради будущего, которое строим. Война - это всегда цепь плохих решений, выборов между ужасным и чудовищным. Рамона сегодня оставила нас наедине с баронским войском, потому что не могла допустить второй серой волны. Ей пришлось выбирать между жизнями сотен Сестер и самим существованием Купола. И как знать, не придется ли тебе, глядя в глаза пятнадцатилетней девчонке, говорить "умри сейчас ради меня, потому я ради тебя умереть не имею права"? Это реальность жизни Старшей в тяжелые времена. Я не желаю тебе прочувствовать и пережить это самой, но... и мне, возможно, придется сделать выбор, который поставит тебя перед подобными вопросами.

Поджав губы, Командора на несколько мгновений замолчала.

- Я уже давно так ни с кем не говорила. Разве что с Рамоной. Так что - спасибо, что осталась на ногах. Теперь я понимаю, почему она выбрала именно тебя.

Хавьеру были чужды колебания и нерешительность невинности, а потому огромные глаза на загорелом лице юнги, в которых ясно читался протест, вызывали внутреннее отторжение, раздражали. Потому что глубоко в душе испанец знал, что потерянного уже никогда не вернуть... Впрочем, мир взрослых мужей, завоевателей и победителей, не терпел подобные придатки. Когда-то Хавьеру помог избавиться от балласта старший брат, ввергнув его в новый мир, теперь настала очередь Мендеса помочь юному шведу. Если уж им будет суждено ходить по морям под одним парусом, капитан хотел, чтобы его спину прикрывала надежная рука.

В воздухе разливался запах крови, глухие булькающие хрипы заполняли залу, пока капитан Мендес взирал с высоты своего роста на Олле. Испанец подтолкнул юнгу к всё еще храпящему "камзолу", и подступил к юнцу сзади, так что между их телами оставалась лишь пара дюймов. Олле мог спиной отчетливо ощущать близость чужого тела, разгоряченного боем. Гарпуны были скинуты в сторону, чтобы ничто не помешало действу.

Капитан вложил свой клинок в ладонь мальчишке и сжал его пальцы на рукояти своими. Юнга должен был почувствовать как острая сталь проникает в податливую плоть, как кровь обагряет кожу убийцы. Должен был взглянуть в широко распахнутые глаза поверженного, в которых в последний миг отразится лик смерти.

— Удар в сердце, — послышался негромкий, но настойчивый голос капитана над ухом юнги, — быстрый и точный, чтобы не мучился. Нужно бить сильно, чтобы добраться до цели.

Жесткие мазолистые пальцы бывшего испанского офицера сжали ладонь юнца, поднимая обе руки разом для одного верного удара.

— И не смей закрывать глаза...

Кинжал, сжимаемый двумя ладонями сразу, устремился к цели...

  Кира слушала Командору. С каждым новым предложением морщинки на лбу становились глубже и отчётливей, пока не сложились в большой страшный бугор. Останься сейчас Ио рядом, непременно бы сказала Кире перестать хмуриться, даже если бороться таким хитрым способом с морщинами уже поздно. Но как тут держать под контролем своё лицо, когда Самина говорит немыслимые вещи – идти на компромиссы с косматыми! Кира обещала взять на себя ответственность, защищать Купол, помогать сестрам не только мечом, но никак не поддерживать или даже продвигать идею торговли с заклятыми врагами!

  — При всём моём уважении, Самина, ты… – Кира не договорила, лишь устало покачала головой из стороны в сторону. Правая ладонь легла на лоб, с силой растирая кожу, пытаясь разгладить непокорные морщины. Воительница боялась поднять взгляд обратно на Командору. Старшая говорила правильные вещи, хотя бы местами. Да, правила игры поменялись. Да, сегодняшняя трагедия – результат наших же ошибок. Мы были самонадеянными и неподготовленными. Со всем этим Кира была согласна, пускай и готова добавить «но» к каждой части. И самым важным «но» было, что у Купола другой путь. Мы не прогнёмся под косматых даже на время, даже зная, что всё это только ради великого будущего.

  — Я понимаю, что есть время обнажать меч и есть время держать его в ножнах, – Кира предприняла попытку смягчить свои слова, — Но сегодняшний кошмар – это не победа наших врагов, я уверена, что они тоже заплатили жестокую цену. И они тоже не быстро залижут свои раны. Мы не допустим, чтобы трагедия повторилась. Ты возразишь мне, что говоришь о нескором будущем, глядишь куда дальше и хочешь, чтобы я была готова делать также. Но я не могу представить то, что ты описала. Я вижу совершенно другое будущее Купола.

  — Может, в чём-то наши взгляды не совпадают, но знай, что я приложу все усилия, принесу любую жертву, чтобы защитить Купол. И раз уж ты не собираешься в ближайшее время лишать нас своего бесящего очарования, то будь уверена, что я не подведу тебя, – несмотря на то, что Кира постаралась закончить речь на шутливой ноте, голос женщины был строг. Её последние слова – это искренняя, пылкая клятва верности. Пока Самина будет Командорой, Кира будет выполнять её приказы, как сильно она не была бы с ними не согласна.

  Добрые лекарки, послушав меня, благополучно переложили тяжесть размышлений на третью свою товарку: та, видимо, пользовалась большим уважением, или во внутренней иерархии была старше. Классический армейский принцип свались всю головную боль на командиршу – «пусть лошадь думает, у ей башка большая». Все знакомо до зубовного скрежета и, наверное, неплохо: легче убедить одну женщину, чем трех сразу. Тем более что названная «ученой сестрой Иоландой», вроде как, не собирается рубить с плеча и признавать мой рассказ бредом воспаленного разума – и то хлеб.
  Рассуждая о ситуации, бабушка между делом цукнула Бьё за ее резкость: и, положа руку на сердце, была права – моя любовь и вправду показала коготки, готовая сцепиться с любым в мою защиту. Это, конечно, было преждевременно, но, прости Богини, в текущей ситуации оправданно. Дэвы знают, как я бы себя вела, если бы на моем месте оказалась Бьянка, но уж точно бы не сидела на попе ровно и молчаливо выслушивала мнение посторонних сестер.
  Накрыв своей ладонью теплую ладошку сестренки и чуть сжав пальчики, я продолжила молчаливо слушать Иоланду, кивнув, когда та попросила уведомит Жаннет. Зная свою командующую, я могу не сомневаться, что та оставит мои слова без внимания. Хотя для начала так пропесочит за смерть, что потом неделю стыдно товаркам в глаза смотреть будет. Ну и ладно: ради дела можно и потерпеть, к тому же сама виновата: не отследила, не парировала, не предвидела.

  Сочтя, что одной шейкой дело вряд ли ограничится, я не без помощи Бьянки развязала ворот нижней белой рубахи, насквозь пропитавшейся уже высохшим потом и кровью. У одной меня это бы вряд ли получилось так ловко: пальцы подрагивали, а окровавленную ткань иногда приходилось просто отдирать от кожи, что заставляло меня кривиться от болезненных ощущений. И все же аккуратные прикосновения сестренки, запах ее волос снова настроили меня на совершенно иной лад, и снова захотелось забыть обо всем и забыться в ее ласковых и заботливых руках. Но нельзя, нельзя – делу время, и оно еще не истекло.
  - Смотрите, матушка. – я задрала горло, подставляя рану осмотру. – Уж не знаю, насколько там все плохо было, но сейчас я чувствую себя здоровой и… - я хотела сказать привычное «полной сил», но смекнула, что звучать это будет совершенно по-идиотски: сил во мне было немногим больше, чем в новорожденном котенке, - …и готовой исполнить свой долг.
  А так, - снова научившись говорить, я никак не могла замолчать, - двадцать одна весна нам, Ладины мы дочки. – помолчав пару ударов сердца, уточнила, предвосхищая вопрос, ответ на который я уже, собственно, в предыдущей речи дала. Искры мы. Я – Росита, солдатка из гарнизона Вересковой Лощины, а это, - я кивнула по-прежнему запрокинутой головой, - моя сестра Бьянка, бардесса и мастерица по иллюзиям. Она мое тело и нашла, и спасла, сюда дотащив. Вы не злитесь на нее за слова резкие, как лист падуба – она за меня волнуется просто, боялась, - я замялась, слюну сглотнув, - что потеряла меня. Так-то Бьянка – девушка вежливая, воспитанная, не то, что я со своей прямотой солдатской…
  Тем не менее, матушка Иоланда, - продолжила вещать я, - все, что я говорила – чистая правда. Вы видите, видите по ране? Кто еще, кроме Аэлис, мог такое сотворить? А учитывая, что сделали с ней бородатые, где это она еще могла сделать, кроме как за гранью яви? Прошу вас, матушка, передайте мои слова Командоре, а еще лучше – помогите мне до нее добраться!

  Едва конечность уродца повисла после капитанского выпада, мальчишка крутанулся на пятках. Топор взлетел, описывая широкую дугу. Всё его худощавое тело придало инерцию удару. Олле совсем забыл, что в самом прямом смысле балансирует на краю. Не останавливаясь и даже почти не видя, куда бьёт, Олле всадил топор в затылок ожившего чёрного идола. Ха, как неосторожно тот повернулся к Хавьеру Мендесу! С тупым и тяжёлым хрустом лезвие врезалось в каменную кожу. Та оказалась настолько крепкой, что ладонь Олле вмиг заныла от боли. Неестественно длинная шея запрокинулась. Заострился кадык, перемазанный кровью. Топор буквально подломил голову демона, заставив того смотреть в потолок, бешено разевая рот с множеством зубов.

  Но тварь отказывалась умирать! Паучья рука мигом выпрямилась и схватила Олле с такой силой, что мальчик взвизгнул. Впрочем, куда ему теперь. Даже будь Олле в пять раз сильнее, то не сумел бы вырвать оружие. Не обращая внимания на застрявший в затылке топор, идол потащил юнгу к себе. Пышная костяная корона затряслась в бесшумном, но отчётливо ощутимом в мыслях хохоте.

  Олле рассмотрел и смятую пулю в буро-коричневом лбу, и сломанный кокосом зуб, и змеящиеся ритуальные узоры на плечах и округлом животе. Даже шрамы от уколов рапирой совсем не кровоточили. В этот миг юнга понял, что пещерному демону не страшны ни сталь, ни свинец. Словно прочтя в его лице это осознание, демон скосил к пойманному юнге пустые глазницы с паучьими бусинами зрачков. Коричневый язык выскользнул из многоярусных челюстей, похожих вблизи на чесночное молотило. Демон потянул Олле к себе. Мальчик видел, как всё крупнее вздрагивает топорище, застрявшее между каменных позвонков. Кажется, монстр силился выпрямить шею.

  — Дай мне свой разум… или плоть… жадный мальчишка… — выдохнул демон своё недавнее предложение.

  Череп, коронованный костяной короной, оказался на расстоянии двух ладоней от Олле. Язык метнулся к шее юнги… и вдруг отдёрнулся, будто обжёгшись. На белой груди мальчика, ясно видимая в разорванном воротнике, висела пуля на цепочке. Та пуля, которой, по легенде, финский стрелок убил ангела.

  Суеверно-предусмотрительный Олле был увешан талисманами как рождественская ель.

  — На, — ответил демону «жадный мальчишка», — держи.

  Он больше не пытался вырваться. Левой рукой подросток что-то засунул в зубастый рот, а правой изо всех сил ударил демона кулаком под нижнюю челюсть. По щекам Олле побежали слёзы, ведь боль в костяшках была невыносимой: Олле и впрямь будто камень лупил. Впрочем, удар достиг цели. Пасть с клацаньем захлопнулась.

  А потом…
  А потом…
  А потом…

  А потом раздался уже знакомый треск. Искры брызнули из глаз демона как два фонтана. Сквозь впадины ноздрей проступил свет. Рот засиял, шипя дымом между зубов. И в следующий миг костяная корона взорвалась с грохотом! Обезглавленное чудище зашаталось. Из взорвавшегося черепа летели к звёздам осколки костей и ярко горящие фейерверки, то лопаясь с оглушительным треском, то осыпая участников весёлым карнавальным дождём.

От вида кровавой резни и убегающего Игурга желудок Сансаниэля неприятно скрутило. В голову сочились тошнотворные мысли о перспективе разделить участь виконта. Ведь дикому зверью все-равно на его благородную кровь, пленных они не возьмут. Если, а точнее когда, Шемфорт падет вся эта орава двинет на них.

В голову полезли мысли еще хуже, но уже диктуемые не страхом, а желанием выжить. Они не смогут выстоять, если лучницы будут втянуты в рукопашный бой. Отрицать эффективность их стрел против этих врагов было бы глупо. Чтобы выжить, нужно дать им возможность стрелять. Чтобы спасти свою шкуру, нужно прикрыть ею напарниц. Подобный расклад претил всей его сущности, но лучшего решения он просто не находил. Ради победы необходимо пойти на этот гамбит. Гамбит Дарксоула.

— Не подведите. — Произнес потомок дроу не оборачиваясь. Сил и времени на убеждение застрельщиц не следовать примеру полуорка уже не оставалось. Лишь надежда на их благоразумие. И пусть мозг признал это решение единственно верным, ноги противились и отказывались двигаться в сторону этих тварей. Пришлось прикладывать волевые усилия для каждого шага. Первый. Второй. Третий сделало уже четыре Сансаниэля.

  Сдавленная в медвежьих – или так казалось только из-за общей слабости? – объятиях сестренки, я с трудом пыталась для начала хотя бы отдышаться, а заодно и не задохнуться в крепости совсем не родственной любви. И пускай голова трещала, как пустой жбан, на который уселась дородная мельничика, пускай все члены были вялыми, как первогодки после марш-броска, пускай в горле саднило, как после неочищенного самогона, пускай резало глаза, как… демоны знают как, но крайне болезненно: на лице моем все равно широкая и довольная, совершенно дурная и шалая, как у объевшейся сметаны кошки, улыбка. Да я и сама, слабыми руками прижимаясь к своей единственной, ощущала себя на небесах от счастья.
  Но прежде, чем я дважды умерла счастливой, кто-то оттаскивает Бьё и силком усаживает рядом. В глазах еще мутновато, все качается, как утлая лодчонка на реке в дождь и ветер. Тот же голос, что говорил раньше, спрашивает, сколько я вижу пальцев, а мне что ответить, если не видно ни хрена? Толи три, толи шесть, толи все девять… Выдавливаю из себя неуверенное и шелестящее:
  - Пять?

  В бедовой головушке моей за это время чуть проясняется. Пребывание в таком уже-не-горизонтальном положении, а, может, прошедшее время придает мне крупицу сил для того, чтобы выдавить из себя еще хоть что-то, пока Бьянка набирает воздуха для новой порции всхлипов. А я что? Я ничто, я тоже не каменная, и сама бы сейчас рыдала в три ручья, но слез в сухих глазах не больше, чем в бородачах – сострадания и любви. Неловко отмахнувшмись от лекарки, бормочу неторопливо, стараясь четко выговаривать сухие, похожие на речную гальку слова – ох, Богинюшки, какой же у меня стал хриплый и противный голос, в пору детей пугать!
  - Я же говорила, что мы никогда не умрем? Я тут, любимая, с тобой, всегда с тобой…

  Першение становится мучительным, и я сгибаюсь в болезненном, режущем, надсадном кашле, от которого все внутренности переворачиваются. Уткнувшись носом в плечо сестренки, зарываюсь носом в такие родные волосы, вдыхаю аромат духов сестренки и запах ее тела – лучшее, что только может быть на свете, куда там цветам и травам! Аккуратно – на большее сил все равно нет – поглаживаю ее по спинке, зная, что там, под одеждой, ее теплая светлая кожа, к которой хочется прикоснуться и никогда впредь не убирать рук. Да и вообще, будь на то моя воля, демона с два бы я отпустила Бьё, и плевать и на командирш, и на ее выступления, и на хоть орды косматых. Но низзя – вот такая вот засада.
  - Чу-чу-чу, - шепчу успокаивающе привычное, - Чу-чу-чу, все хорошо, я здесь, я рядом…
  Глотку снова терзает кашель, от которого скрючивает и корежит. Вцепляюсь в плечи сестры – до боли, до алых лунок на плечах, и с трудом выдавливаю:
  - Пи-ить…
  Дрожащими руками, как у запойной пьяницы, принимаю флягу из рук моей любимой, к губам подношу, расплескав половину на себя, и жадно присасываюсь к живительной жидкости, чувствуя, как холодная, такая, что скулы сводит, водица дарует мне Жизнь: прямо вот так с большой буквы. А как же иначе, если бы иначе, чую, все легкие выблевала бы? Утираюсь тыльной стороной ладони и чувствую, что начинаю снова заваливаться – на эту же ладонь и приходится облокотиться, тряся головой, как если бы мне по ней палкой с размаху врезали, и все мысли разбежались, как тараканы.

  Поднимаю-таки голову, осматриваюсь – глаза все равно режет, с-сука, как будто в них песком швырнули, но на сей раз уже чуть меньше. Смотрю на двух теток в летах – вот они, мои спасительницы. Улыбаюсь: вернее, скалюсь, но очень надеюсь, что они поймут, что я просто так рада, а не изображаю из себя жуткую тварину:
  - С-спасибо, кх-хех, матушки! Думала, помру…
  Замолкаю, думая, как бы перейти к самому главному, а то решат, что у солдатки болезной бред начался. Скольжу сквозь прищуренные веки по лекаркам, по скудному убранству палатки, по темной фигуре в обрамлении светлых солнечных лучей – еще кто-то пришел. Новую пациентку принесли? Скорее всего.
  В голове пусто, как в бутылке после выпускного, и столь же гулко. Мыслей нет от слова совсем. Приходится действовать по-солдатски прямо, в лоб. Говорю негромко, чтобы горло сильно не раздражать:
  - Бьянка, милая, помоги подняться. Когда я была Там, - выделяю слово интонацией, - там я встретила Аэлис. Мама мне все рассказала и вернула сюда. Но не просто так – с вестью, критически важной для существования всего Купола. Мне срочно нужно доложиться Рамоне или кому-то из старших командиров. И это не бред раненной и не шутка – таким не шутят. Сестренка, помоги дойти.

  Когда неизвестные сестры послали Бьянку к другим лекаркам, я чуть не взвыла от досады. Вернее, как: наверняка взвыла бы, если могла. Ну за что мне такое наказание, зачем столь мучений сестренке? Она же не знает, что со мной случилось, и верит, что я при смерти! Ах, как бы я хотела сейчас хотя бы просто взять ее за руку и прошептать, что жива, и косматые не дождутся увидеть, как я испускаю дух. Как бы я хотела попросить ее склониться и коснуться губами ее губ – поцелуй бы мне дал сил больше, чем десяток алхимических зелий!
  Я снова попыталась двинуться, понимая, что при провале платой будет подступающее удушье, и снова не смогла ни-че-го – только в голове все помутилось. Оставалось только в очередной раз заново учиться дышать, и ждать, ждать, жда-ать, мать вашу в поход в болото! Говорят, что два самых паршивых состояния – ждать и догонять. Вот теперь я могу с уверенностью подтвердить, что голимее ожидания, когда ты ничего не можешь предпринять, нет и быть, наверное, не может.

  Вместе с осознанием того, что снова придется надеяться на чужих теток, которые еще неизвестно, что скажут, на мягких кошачьих лапах в душу тихонько пришла апатия – будь, что будет, и гори оно огнем. Вылечат – великолепно, а если нет – я все равно не смогу ни помешать, ни как-то убедить всех в том, что я жива. От жалости к самой себе на глаза навернулись непрошенные злые слезы, сухие, как и мои веки. Я невидимо рыдала, захлебывалась плачем – и ни слезинки не проронила: только сильнее стало щипать, да и без того плохо видимое небо укутала темная пелена, практически лишив меня зрения. От этого я страдала еще больше, и все равно не могла ничего сделать, только еще пуще ощущая свое бессилие.
  Вот только долго заниматься самобичеванием я не желала – не для того мама вернула меня к Бьянке, чтобы я заранее себя похоронила. Снова пришлось прибегнуть к старому проверенному варианту: самоподзуживанию. Если сравнить, то я была словно котел с остывшей водой, и мне надо было возжечь под собой огонь достаточный, чтобы снова закипеть и ощутить себя живой и еще могущей что-то исправить.
  «Что расклеилась, тряпка, дура, слабачка! – обвинила я саму себя, - Или все, жизнь кончена? Подумай о Бье, страдалица демонова! А что, если она чувствует в глубине души твой настрой, и от этого ей еще больнее? Ну-ка, солдатка-акробатка, хватит себя сечь – запрыгала живо! Хотя бы морально, если не можешь ножками! Увереннее будь, Сита, и не сдавайся! Ты клинок зачем взяла в руки, перед селючками форсить? А хера косматого по лбу не хочешь? Мозги где, а? Не раскисать и быть бодрой – ты, мать твою чистильщицей выгребных ям, защитница Купола! Гонец, несущая важную весть! Жизненно, чтоб тебя волки сожрали, важную! Давай. Давай, девонька, настраивайся на позитивный настрой и верь, что мысли материализуются! Бье не допустит, чтобы ты издохла – оправдай ее старания спасти тебя! Ну же, ну же, соберись с силами, горе-вояка!».

  Под такие мысленные вопли я и не заметила, как меня внесли в палатку, и пришла в себя только после того, как ощутила легкий толчок в спину от положенных на землю носилок. Сердце тут же замерло и затем затрепетало, как птичка в силках – какой вердикт вынесут-то? Не приведи Богинюшки, скажут, что им целесообразно лечить тех, кого еще можно вылечить, чем пытаться поднять полутруп. Это было бы логично – пытаться вылечить тяжелую, это вам не сиськи мять: за это же время можно заштопать десяток сестер, которые иначе помрут пот потери крови. С солдатской точки зрения так было правильно, а с целительской?
  Судя по коротким репликам, неизвестные тетки все же решили взяться за мой почти хладный почти трупик, и я мысленно скрестила пальчики – только бы не… Продолжать фразу даже в мыслях я, каюсь, испугалась. А потом пошло такое светопреставление, что я аж прихренела, чтобы не сказать жестче. Что же там увидели лекарки, что так изумились? Что у меня там за шрамы? Может, мама решила использовать мое тело, как бумагу, на случай того, если я не смогу подняться? Тогда хотя бы одну задачу перед Куполом я выполню! Хотя нет, бред это: будь так, сестры говорили бы по-другому. Так что же тогда? Так что их вынудило угрожать сестричке?

  Я ни демона не понимала, но, слава Богиням, у меня была Бьянка, которая все видела своими глазами и могла ответить ставшим внезапно подозрительными женщинам. Когда я услышала ее слова, то, будь у меня силы, захлопала бы в ладоши от радости – какая же у меня старшенькая умная и талантливая! Все сразу сообразила, живо поняла, что без вмешательства мамы тут не обошлось! Ну, теперь все образумится, да и потом, когда я доложусь, как минимум она мне поверит. А значит, нас будет уже двое – тех, кто пустится в погоню за волосатыми похитителями!
  «Ну, девоньки, давайте! Не тяните, дорогие, милые! Поднимайте меня, как можете! Чарами, зельями, травами – без разницы! Ну же, ну же, родненькие, хватит языки чесать!» - я вся горела надеждой и ставшим внезапно светлым ожиданием чуда.

И остановившиеся на несколько мгновений носилки снова тронулись в сторону госпиталя.

Услышав о содержимом первых строк письма, Самина скривила губы в том самом выражении, от которого, по словам покойной Фиби, у любой молоко в сиськах скиснет. По счастью, любоваться этим могла лишь давно привыкшая и приспособившаяся к начальнице Амира: Ио с головой ушла в чтение, а Кира как раз отвлеклась на разговор с юной бардессой.

"...Впрочем, мой милый, прости старика, что отвлекаюсь на эту лирику. Поговорить я хотел совсем о другом. В своем письме ты задавал вопросы, на которые сам же и отвечал, делился сомнениями, которые сам и развеивал. Могу ли я дать тебе из своего затвора хотя бы один дельный совет по великому делу, за которое взялись столь великие люди из Иерархии? Вряд ли. Я могу лишь, как всегда, поделиться с тобой знанием.

Разумеется, для служителя Митриоса твоего уровня нет ничего предосудительного в том, чтобы порабощать дэвов и пользоваться их услугами. Морализаторство по этому поводу оставим безголовым костоломам, что сдирают кожу с припадочных баб, возомнивших себя "ведьмами", и всем этим читающим по слогам деревенщинам из числа "отцов-надзирателей". Я обратил внимание на другое. В своем письме ты упомянул имя твари, которое вы употребляете в обиходе - Кубадан. Так он назвался после того, как был покорен, верно? Не скажу, что мне пришлось долго ломать голову над расшифровкой - для знатока Священного наречия отсылка вполне очевидна: ваш раб зовет себя Xuda-wang. "Повелитель". "Властелин тела и души", если буквально. И это меня тревожит куда больше тех вопросов, что задавал ты сам. Догадываешься, почему? Не сомневаюсь, что да - ты был моим лучшим учеником за все эти годы.

Порождения Хаоса органически отвергают любую организованную иерархию, живя подобно диким животным - и имена самых сильных дэвов переводятся обычно как Хищник, Пожиратель, Ужас, Ярость - но среди них нет никаких "владык" и "повелителей". Старая притча: чем отличается волк от Пастыря, если оба они употребляют овец в пищу? Очевидно - властью. Волк не организует и не устраивает жизнь стада, не заботится о его благополучии - он просто приходит, убивает и жрет. И опасность сил Хаоса является их же главной слабостью - слабостью, которой мы, Иерархия, легко способны управлять во славу Митриоса и к пользе его Культа.

Полагаю, ты уже понял, почему твое письмо меня так... озадачило и заинтересовало. Развить мою исходную посылку, полагаю, ты сумеешь сам - просто вспомни, что я сказал тебе в ночь твоей четырнадцатой годовщины, когда ты впервые сумел излиться без помощи рук, сопоставь с прочитанным - и пусть Солнечный Владыка хранит тебя на пути верного ему служения.

Твой друг и учитель
Климент Венетский."

***

Четверка ополченок с носилками, наконец, оказалась среди палаток госпиталя. Ажиотажа их появление, прямо скажем, не вызвало - в этот момент подошедшие чуть раньше отставницы и прочие наспех собранные Сестры были слишком заняты наведением подобия порядка - наконец-то появилась возможность уделить внимание и впавшим в кататонию аэлиситкам. Каких-то успехов в помощи ученицам Дарующей Жизнь добиться не удалось, но их хотя бы стащили всех в одно место, чтобы не приходилось постоянно переступать через недвижные тела с безразличными лицами. Вряд ли Бьянке удалось бы в этой ситуации быстро добиться помощи, однако имя Элиссы сделало свое дело - ей указали на пожилую дородную простоволосую крестьянку, устало утирающую пот со лба уже промокшей насквозь косынкой. Угадать ее военное прошлое было бы сложно, если бы не бьющие в глаза приметы вроде отсутствия двух пальцев на левой руке и шрама под нижней челюстью. Привычно отдающая распоряжения командирским голосом, бывшая следопытка нахмурилась увидев нуждающуюся в помощи Роситу, видимо, собираясь объяснить, что мертвых оживлять не умеет, однако все-таки нащупала пульс раненой... и нахмурилась еще сильнее.

- Так, тащите-ка сюда ее, - указала она на ближайшую палатку, а затем, вложив два пальца искалеченной руки в рот, коротко свистнула:

- Милана! Сумку с алхимией нашу принеси!

Притопавшая с массивным баулом женщина показалась Бьянке удивительно похожей на Элиссу - не столько внешностью, сколько повадками. Шрам у нее, правда, был другой - от виска к уху, и пальцы вроде бы все целые, в остальном же они походили на сестер по крови почти так же, как Бьянка с Роситой.

- Промыть надо, - прокомментировала Милана, пока Элисса ножом распарывала шнуровку доспеха раненой.

- А то я не в курсе, Мил, - отмахнулась беспалая, и вскоре Росита почувствовала, как на шею ей льется отдающая спиртом и полынью холодная жидкость. А дальше - дальше последовало долгое молчание.

- Не по-ня-ла, - по слогам произнесла, наконец, склонившаяся над телом юной Искры Элисса. - Это как вообще? Так, вы трое - идите-ка на улицу и помогите нашим жриц таскать: бабоньки уже притомились порядком.

Заглянувшая через плечо Элиссы Бьянка, кажется, отчасти уловила, чему удивилась старушка. На горле ее сестренки не было никакой раны, из которой, по идее, и натекло столько крови. Зато между ключиц отчетливо виднелся уродливый багрово-пурпурный шрам. Толстый и узловатый, какие бывают, если не пытаться зашить порез и пустить заживление на самотек.

Когда в палатке остались только две старые следопытки и близняшки, Милана снова прокомментировала:

- Не, это точно не магия. После магии шрамов не остается.

- Сама вижу. Так, дорогая моя, - обратилась Элисса к Бьянке. - Ты ее сестра, правильно? Вот теперь объясни-ка мне то, что сама я объяснить не в состоянии. Прежде чем нам думать, что с ней делать дальше. И если это вы решили подшутить над старушками - я вас обеих отделаю так, что родные мамы не узнают, Рамоной клянусь.

Судя по интонации - эта женщина, насмотревшаяся в своей жизни и на страшные ранения, и на трупы своих подруг, сама преизрядно обожженная жизнью, пребывала в состоянии полного... изумления.

Пришлось Сансаниэлю накладывать себе перевязку самому. Вышло довольно неуклюже, да и в целом довольно унизительно, но в отмеску от пренебрег предложением вороньей леди в выражении благодарности третьим лицам. Понятно что сделано было это с целью ущипнуть нобля. Простолюдины, они такие, особенно учитывая что этой девице ранее точно довелось пояшкаться с кем-то из сансовой породы. Натерпелась, вот и отыгрывается. И это было бы даже похвально, согластно ценностям самого Санса, лишь бы не тот факт что целью сего действа был он сам.

Все инициативы, какимы бы безумными они не казались, полуэльф поддержал с энтузиазмом. Наследить в надежде спрятаться, выдать себя в надежде сбить след. Разбить палатку у входа, чтобы двинуться внутрь. Будто безумие Виконта - это заразная зараза, и только полуорка она не берет. Ибо у него своя есть. Ну и самого потомка дроу тоже. Потому что багородная кровь и все такое.

И все-же Санс согласился. Чтобы увести от опасной для него повесточки и размышлений. Боги с ними, с гоблинами. Просто напросто потому что здесь и сейчас боялся Мелиссу больше чем этих чертей. Пусть и она, и они, к стыду, уже вкусили благородной крови, но клинок синевласки был ближе. Хотя страх - слово, не достойное аристоркрата. По крайней мере вслух верно говорить - опасение. Такие детали определяют породу, и, соответсвенно, качество человека.

Из-за магического истощения вид недавно щеголявшего безукорызненной внешностью нобля казался потрепаным, а образ дополнялся проступившими темными кругами под глазами. На светло-серой коже полуэльфа, из-за потери крови даже более бледной нежели обычно, они смотрелись особенно ярко. Будто из всех разведчиков подобный темп дался ему особенно тяжело. И все-же голос, благодаря соответствующей выдержке, оставался тверд:

— Теперь стоит углубиться в пещеру и молиться всем богам чтобы ваш... кхм, план, сработал, а не вывел этих мерзких тварей прямиком на нас.

  За долгие годы отшельнической жизни, женщина привыкла к лесам. Она больше не воспринимала их враждебными, а наоборот, благодатью. Леса помогали ей жить, давали свободу действиям и успокаивали мысли. Ей нравилось это единение с природой, когда она в одиночку уходила на охоту или собирала травы.

  Впервые за все задание она оказалась одна и должна была возрадоваться этой возможности, но лес-за-стеной не горел желанием вести с охотницей дружбу. Единственным успокоением и неким источником защиты оказалась свора пернатых падальщиков. Связанные с ее душой, они не только выполняли ее указания, но также хорошо ощущали беспокойство Керли, от чего вели себя соответствующе.

  — С каких пор вы перестали быть мне противны… — Окруженная чёрным вихрем из птиц, она позволила себе усмешку. Женщина вытянула вперед руку ладонью к небу. Покорный лесной дух, что выглядел как обычная сорока, узнал этот жест и тут же сел на нее. Клацнув клювом, создание повернуло голову боком, чтобы черный глаз смотрел на Керли и насупилось.

  — Думаю, этого достаточно. Идем обратно. — Женщина поднесла руку, чтобы дотронуться до блестящего оперенья птицы, но остановилась. Сорока не была настоящей, а потому не могла оценить ласк хозяина.

  Надо было торопиться обратно. Оставалось надеяться, что перья и запах не выветрятся так быстро. Обычно, духи не оставляли следов.

  Безмолвная свора птиц влетела в пещеру до того, как в нее вошла Керли. Черный клубок из перьевого вихря растворился, когда духи разлетелись по углам каменных стен. Сотня глаз следила за появлением своей рыжеволосой повелительницы,

  — Мелисса, не делай лишних движений. Будет неприятно, если твоя рана вновь откроется. — Норлинг была готова, что наёмница не полезет за словом в карман, чтобы тут же отшутиться, но все равно посчитала своим долгом предупредить. Для выживания всей группы было критически важным оставить как можно меньше следов. — Посиди, я сама все соберу. Птицы мне помогут.

      Зеленокожий друид почувствовал как камень упал с его сильных плеч, когда господа вокруг него наконец-то пришли и согласовали план действий и начали его исполнять. Попытка замести собственные следы могут заметно увеличить шанс выживания последующей ночи. Тем не менее обеспокоенный взгляд защитника болот не покидал печальное состояние Санса и Лоугана, прекрасно осознавая, что их шансы крайне малы, учитывая то, как они сейчас выглядят.
      Тяжело вздыхая себе под нос, Игург ловил себя на мыслях и рассуждениях о том, смогут ли они вообще пережить последующие неожиданные встречи с судьбой или нет. Слухи об этой пещере были мягко сказать не очень милы. Команда и так висит на волоске, особенно если учесть предыдущее столкновение недовождя и синегубой дамы. Опрокидывая голову в сторону неба, разум полуорка ввел собственную битву с чувством ответственности. Бежать ли если смертоносной битвы не избежать, или же драться до конца, так как Врог уже вовлечен в обеспечении безопасности членам команды.
      Как только работа была проделана, Игург вытер пот со лба и с довольным оскалом посмотрел на “искусство”, которое авантюристы сотворили. Должно сработать, как-то, но должно. Стоило команде собраться вновь вместе, друид постучал посох по земле и переведя взгляд на мужчин, заговорил.
      — Работа. Окончена. Будем. Молится. Воин. Остроухий. Последние. Силы. Тратить. Лечить. — серьезный взгляд повествовал о том, что полуорк готов был последние силы на то, чтобы хоть как-то увеличить шанс выживание этих двоих. Осталось только понять, нужно ли им это или нет. Переведя взгляд на группу уже в целом, Врог продолжил.
      — Идти. Пещера. Игург. Быть. Впереди. Вы. Сзади. Игург. Силен. Вы. Сейчас. Слабы.

Music: ссылка

  Надев шляпу капитана, испанец повел своих моряков на опасное первое дело. Мальчишка раб и подозревать не мог, что привел матросов к потерянному кораблю не ради собственного спасения и украденного рома, а ради нерешенных вопросов Хавьера Франциско Мендеса.

  Месть. Пожалуй - это наследственная черта его семьи Франциско Мендеса. За много лет до этого, его брат, Иниго был одержим этим чувством, когда погиб отец. Позже он сам стал жертвой бесчестного предательства. Он погиб от рук своих подчиненных, на глазах у Хавьера. Своей преждевременной кончиной, он передал жажду мести своему младшему брату. Испанец был слишком горд и вспыльчив, чтобы отказаться от вызова. По праву рода он принял этот дар. Мысль, что этой ночью кто-то умрет, вызывала трепет.

  Либо он, либо Стеклянный глаз.

  Последний взгляд на безмолвного разрушенного монстра, прежде чем проникнуть в его чрево. Капитан знал, что разумнее послать вперед аккуратного и исполнительного азиата. Тот был человеком с ясным разумом и мастерски владел своим телом. С другой стороны у них в команде был итальянец, чьи зубы скрипели от нетерпенья так громко, что это слышала почти вся команда. Не было смысла его сдерживать. Пусть лучше он расчистит путь, чем какой-нибудь мальчик с кокосом. Капитан Франциско Мендес освободил путь Со Ли вместе с Люцием, и только потом последовал за ними вместе с остальным.

  Чуть ли не наперегонки двое окунулись во тьму скола, который вывел их на верхнюю батарейную палубу, находившуюся сразу под остатками носовой фигуры. За долгие годы было сложно понять, кого именно она изображала. Изнутри разрушенный корабль-призрак тоже пребывал в жалком состоянии. Он порос мхом и плющом, а из стен словно ребра мертвого зверя, торчали скалы. Пахло сыростью и старым гниющим деревом. Несмотря на разруху, было легко понять, что у корабля есть хозяева. На грудах бесполезного хлама и поваленных пушках были растекшиеся восковые следы от сгоревших свечей. Местами они все еще горели, даря едва ощутимый свет. Этого было достаточно, чтобы расширенные зрачки итальянца могли разглядеть все до малейших деталей.

  Некоторые могли бы подумать, что Люций просто падок на разного рода стимуляторы, но мало кто догадывался, что привычка имела аристократические корни. На бесконечных Венецианских балах, которые закономерно перетекали в оргии, по-другому было не выжить. Кто бы мог подумать, что в большинстве своем все эти распущенные и вероломные утехи спонсировал испано-итальянским род, подаривший римскому миру нескольких пап и с десяток кардиналов?

  В нынешние дни, сбежавший от виселицы потомок благородного рода, предпочитал использовать благовоние для других, более понятных целей. Обостренные чувства разгоняли кровь и помогали быстрее реагировать на изменения в окружении и замечать детали.

  В то же время Со ли, хоть и был родом из страны, которая весь мир снабжала наркотинами, никогда ими не интересовался и предпочитал работать от обратного. Продвигаясь по накрененной батарейной палубе, китаец тихо подбежал к разломанной лестнице, ведущей на верхнюю палубу. Переступая через ступеньку, он осторожно выглянул наверх, а затем жестом показал товарищам не идти за ним. Сверху доносились ни о чем не подозревающие шаги, но они прервались как только Со пропал из виду. Послышался сдавленный хрип и кто-то с глухим стуком упал на доски. Китаец вернулся назад, словно ничего не произошло. По его спокойному лицу трудно было догадаться, что менее минуты назад он хладнокровно с кем-то расправился. Теперь им никто не мешал продвигаться дальше, к дну корабля.

  Спустившись на два уровня ниже, корсары оказались на жилой палубе. Сейчас грязное помещение напоминало большой склад. У стен были выставлены бочки. В отличие от окружавшей разрухи, они были целыми. Похоже, что раньше они здесь не хранились и принесли их недавно. По центру палубы была дыра. Сквозь обломанные доски было видно, что нижние уровни фрегата были затоплены черной водой. Это значило, что спускаться еще ниже не получится. С противоположной от лестницы стены была приоткрыта дверь в помещение, откуда доносились обрывки разговора и смех.

  Казалось, что их вторжение осталось незамеченным, но когда Олле вместе со стариком Акселем последними спустились на палубу, голоса резко стихли. Несложно было догадаться, что обитатели заподозрили неладное. Едва заметные тени зашевелились. Подкрасться незаметно морякам не удалось.

  — Хулио? — Хриплый обладатель голоса подошел к двери и распахнул. Вместо соратника перед ним оказались нежданные гости. Мужчина выглядел помято, кожа была скорее серой, словно он год не был на солнце, а глаза настолько тусклые, что походил он на незрячего. В то же время движения его были достаточно резкими, чтобы в этом усомниться. Обнажив шпагу, он отскочил от прохода. За ним последовали его напарники.

  Это был отличный момент для того, чтобы разбить чью-то голову о кокос.

Карта:

  Я всегда была деятельной, вечно пыталась занять себя хоть чем-то и с детства не могла усидеть на месте Носилась по пыльным улочкам, лазала на окружающие дом высокие платаны и забиралась на самый конек крыши, бегала на речку купаться к дальней запруде и ходила в лес в самый бурелом, надеясь стать первопроходицей. Потом, когда подросла и немного перебесилась, я научилась ценить и минуты покоя, которые иногда мне выпадали, хотя чаще они сопровождались тоской по той или иной причине. Но я всегда знала, что как бы паскудно на душе не было, я всегда могу взять себя в руки и, прихватив любимую рапиру, отправиться на задний двор, где выматывающие упражнения сотрут печаль с лица и разгонят тучи с сердца ноющими от перенапряжения членами.
  Мое движение и было жизнью, а остановки, равно желаемые и вынужденные, позволяли не сгореть в собственном пламени и не сойти с ума от вечного непокоя. А еще у меня была Бьянка, моя, как я ее называла, когда была маленькой, Бье. И, когда на то была нужда, я всегда могла примчаться к ней, обнять и успокоить – или успокоиться самой, если все вокруг было выкрашено туманно-серыми оттенками.
  Но теперь я не могла ничего.

  Сколько хотелось сделать, сколько требовалось сказать! Но я по-прежнему могла только дышать через раз, слушать, словно через вату, да продолжать мысленные увещевания, что еще не все потеряно. Страх накатывал раз за разом, словно волна на берег, и мне хотелось выть от осознания, что промедлит кто-то – и я умру от удушья из-за нехватки воздуха. Или вовсе останусь калекой, например – если солнце выжжет мои сухие глаза. От одних подобных мурашки бежали по коже, но я не могла шевельнуть даже кистью руки. Хороша солдатка – пень пнем лежачая, даже от муравьев себя защитить не могущая!
  Каждый миг, пока сестренка была рядом, каждая секунда, пока она звала на помощь, пытаясь вытащить меня, стоящую одной ногой на том свете, были мне как кинжал в сердце. Я разрывалась от невозможности подать знак, что я – живая, от бессилия и неподвижной мертвенной слабости. Как же я хотела подорваться, подскочить с земли и, порывисто обняв ее, расцеловать всю и прижать к груди, бормоча что-то успокаивающее! Я не могу, я не должна ее бросать, не имею ни малейшего права оставлять Бьянку одну: я нужна ей! А она нужна мне: как воздух, как вода, как тепло и свет. К тому же у меня был долг перед мамой.
  Но и его я не могла исполнить, продолжая пребывать в безмолвии.

  Когда надо мной склонилась чужая фигура, я, в страхе, что она не подтвердит слов Бье, даже дышать забыла. Чувствуя, что сердце колотится так, что вот-вот проломит клеть ребер и выскочит из груди. Если бы я могла молиться – молилась бы, истово и вдохновенно: но я все же была дочерью Аэлис, и не могла просить маму так, как взывают к ней прочие сестры. К тому же я знала, как ей сейчас худо – не легче, чем мне, и понимала, что слова мои пропадут втуне.
  Я почти не чувствовала поднятой руки, не могла с уверенностью сказать, проверяет ли незнакомка мне пульс, или нет. К тому же задержанное дыхание для моих и без того почти не работающих легких стало форменной проблемой: снова внутри расцвел обжигающий огненный цветок, опаляющий и режущий всю утробу. Будь я в силах – заорала бы, а так пришлось съежиться и попытаться снова начать осторожненько дышать, ощущая каждый глоток воздуха как маленький оргазм. А пока я пыталась не помереть, прислушивалась со все нарастающей паникой к тому вердикту, что сейчас вынесет незнакомка.

  Слово «живая» стало для меня настоящей музыкой, целебным бальзамом. Ну слава Богиням, поняли! ПОНЯЛИ! Я НЕ УМРУ И НЕ БУДУ ЗАКОПАНА ЗАЖИВО! И СЕСТРЕНКА НЕ ПОСЕДЕЕТ И НЕ ПРОПАДЕТ ОТ НЕИЗБЫВНОЙ ТОСКИ И ОДИНОЧЕСТВА! Душа пела и плясала, и губы бы наверняка расплылись бы в широкой улыбке – но радость духа телу сил не придавала. Все мое ликование не могло ни поднять меня на ноги, не унять боль в груди и глазах, но я хотя бы немного успокоилась – раз меня несут в госпиталь, то скоро целительницы смогут дать мне хоть немножко сил. И тогда. Как бы больно и плохо не было, я обязана любой ценой, даже той, самой страшной, передать другим слова мамы и, коли сознание не потеряю, признаться милой моей Бье в любви и хоть как-то успокоить ее. Я солдатка, я сильная, я справлюсь: а каково ей, талантливой бардессе, видеть, как я лежу полумертвая? Воистину – страшно не умирать, а терять близких. Бедная моя…
  Пытаясь найти гармонию в расшатанных нервах, я постаралась сосредоточиться на дыхании: мне надо дожить до лекарек, а там хоть трава не расти. Полынная скорбь, траур мака, да хоть мертвенный аконит – все на потом, а пока дышать и верить, дышать и ждать. Надеяться и знать, в чем мои жизнь и сила. А, вернее, в ком, и ради кого я обязана жить.

Покинув палатку и отойдя чуть в сторону по уже хорошо утоптанной тропе, четверка рамониток остановилась, чтобы держать совет. Поток телег и добирающихся своим ходом раненых к этому времени уже практически иссяк, и Ио с облегчением отметила, что, похоже, выстояла на своем посту практически до конца, перевязав всех нуждающихся. Однако вопрос о том, зачем к ней пожаловала Командора, оставался открытым, пока та не протянула ей несколько слегка испачканных в крови бумаг с вопросом:

- Ты можешь это прочитать?

Взяв в руки грязные листы, Иоланда, еще не сфокусировавшись на буквах, машинально начала вычислять язык текста, с которым ей предстояло познакомиться. В основных наречиях Понтии рамониток натаскивали очень качественно (при участии, к слову, той же Иоланды, регулярно читающей свой курс послушницам младших ступеней). И, понятное дело, Самина вряд ли искала бы ее по всему полю боя ради какой-то ерунды. Алфавит умбрийский, стандартный, без диакритики. Значит, точно не мидгардские диалекты, а жаль, в этом деле она навострилась еще с молодости. Любопытно, вот это сочетание - tg - на странице встречается десятки раз, практически диграф. Ба, так это венетский!

Машинально вспомнилось, что она знала о языке и области его распространения. Космополитический портовый город на восточном побережье Умбрии, Венети еще со времен Старой Империи отличался стремлением к самобытности и особой атмосферой. Ну и еще - изобилием ересей митрианской веры, которые свирепо подавлялись официальным Культом, однако до конца, кажется, не были изжиты и по сию пору. Собственно, эти самые ереси и стали причиной того, что Иоланда смогла изучить венетский хотя бы в письменном его варианте: еще в молодости она обнаружила в библиотеке Храма толстенный том Солнечной Книги - главного священного текста митриан на венетском. В догматах Старой Перуги сам по себе перевод этой книги с умбрика на иные языки был неслыханным кощунством, так что легко было догадаться, как фолиант попал под Купол - наверняка с какой-то ныне безвестной беженкой, чудом спасшейся от преследований. Дальнейшее для неутомимой исследовательницы было делом техники: сопоставляя текст в томе на венетском и такой же - в томе на прекрасно ей знакомом умбрике, она смогла научиться пусть не говорить, но с грехом пополам хотя бы читать на новом языке. С чьей-то точки зрения - пустая забава и зря потраченное время, но вот сейчас Командора смотрит на нее так, словно от ее умений зависит судьба всех Сестер под Куполом.

Сосредоточившись, жрица начала продираться через порядком, признаться, позабытые слова наречия, к которому не возвращалась уже лет двадцать.

"Дорогой Лучано!

Я отвечаю тебе на нашем родном языке не из стремления к конспирации - ты, слава Митриосу, уже достиг статуса, который позволяет не бояться, что твоя переписка попадет в руки к костоломам из числа Надзирателей. Просто сейчас, на закате дней своих, я тешусь приятными воспоминаниями о наших милых ночных играх, когда мы сбрасывали с себя, наконец, маски наставника и ученика, отшвыривали в сторону невыносимо скучную грамматику высокого умбрика и обожали друг друга со всей страстью истинных венетцев..."

И, пока Иоланда строку за строкой одолевала это, очевидно, глубоко личное письмо (в некоторых местах, признаться, больше реконструируя и додумывая, чем, собственно, читая), от места захоронения павших Сестер в сторону рамониток приближалась четверка девушек с носилками. Бьянка легко узнала в стоящих у тропы жриц и храмовниц. А жрицы и храмовницы, как она помнила даже сейчас - это целебная магия.

То, что так необходимо ее любимой сестренке, чтобы прийти в себя.

  Голова пухнет и, кажется, сейчас взорвется перезрелой тыквой, сердце заходится в истеричной, бешенной скачке. Болит затылок, словно по нему с размаху врезали деревянным поленом, зудят виски, словно изнутри в них колют маленькими иголочками. Руки, на которых покоится Аэлис, дрожат как от холода, а сама я, пытающаяся хоть как-то успокоить маму и себя саму, еле сдерживаюсь, чтобы не захлебнуться слезами и тем осклизлым комом, что застрял в глубинах горла.
  Страх, паника, отчаяние – все это смешалось в удивительно болезненное, острое варево, кипящее и никак не могущее прорваться выходом. Разъедающее, раздирающее изнутри, оно терзало меня, но еще большим мучением было творящееся с матерью. Пытаясь утушить ее первыми же словами, что пришли на ум, я не ожидала, что она забьется в кольце рук словно птица в силках. Кровь богини горстью рубинов рассыпалась по рукавам, и я, пытаясь удержать ее и не дать навредить себе, прижалась покрытым испариной лбом ко лбу мамы, гадая растерянно, с кем она разговаривает. Но вместо теплоты ее кожи я ощутила… не знаю даже, как это описать.

  Я попала словно в омут, в глухой черный водоворот, закрутивший, забросавший меня из стороны в стороны. Закричав, я забарахталась, чувствуя одновременно, что тело мое налилось тяжелым, неподъемным свинцом. Я двигалась, рвалась на волю, пыталась вырваться из этого засасывающего ужаса только для того, чтобы ощутить себя утопленной в густой трясине, в полном ряски затхлом болоте, сковывающем члены и тянущем вниз. Не хватало воздуха, движения-не движения стали медленными, пробивающимися сквозь стылую, вымораживающую душу тяжесть.
  Я пыталась кричать и не могла. Я пыталась найти Аэлис – и не могла. Я звала ее мыслью своей – но ответом были только мерно колыхающиеся заросли осоки: того растения, что разделяет, того, что на языке трав говорит – нам не быть вместе. Словно маленькая девочка, потерявшаяся в лесу, я дрожала и плакала невидимыми, неощутимыми слезами, примеряя на себя ожерелье из бледно-бурых цветков бересклета-прощания и кроваво-алых маков – покоя и забвения.
  Я смирилась и опустила руки – и это меня и спасло. Болото моего сознания перестало тянуть вниз, и я, перестав сопротивляться неизбежному, воспарила вверх, туда, где через цветущую жижу пробиваются кинжальные лучики солнца. Я прорвалась наружу, разбив этот кокон, как цыпленок – скорлупу, но вместо радости мне предстояло испить чашу безграничного, бескрайнего изумления.

  Я очнулась – и ощутила себя ветром в кронах и травой под ногами. Я была стелющейся лентой дороги и кустами на обочине, была мулом и здоровяком на нем, была бегущим рядом человеком и следами в пыли. Я была пропитанными потом одеждами и срывающимися с губ словами, была каплями между лопаток и свистом бича. Я была всем вокруг – и не была ничем, наблюдая за всем словно бы со стороны. Не знаю, как можно передать словами свое ощущение: попытки стать чем-то в открывшейся перед глазами картине были не более успешны, чем усилия ладонью повернуть реку вспять. Мне оставалось только покориться неизбежному и, вероятно, предопределенному, и наблюдать за происходящим.
  Здесь были только косматые – видимо, беглецы той армии, с которой мы бились. Вели они себя… Ну, как и положено бородачам: нагло, трусливо и самоуверенно. Тот, что был помоложе, с дурной стороны себя не проявлял, по крайней мере, пока что, а вот его старший товарищ являл собой подлинных образчик своего уродливого снаружи и внутри народа. Поражаясь его грубостям, я вместе с теми, за кем наблдала, упустила появление новых участников действа.

  Это был уже не клир – солдаты. Вернее, если верить той информации, что когда-то – несколько дней или вечность назад – рассказала полусотница, наемники – отребье из отребья, куда идут самые жестокие и кровожадные ублюдки, которые поклоняются богу в образе золотых монет и подносят ему требы в виде человеческих жертв: чужих и, случись что, своих. Это – стервятники и падальщики, которым нет удовольствия большего, чем заставлять страдать других. Не волки даже – те хотя бы есть часть природы; но подлинные чудовища, пытающиеся за безвкусно яркими одеждами скрыть убогость души.
  Как и следовало ожидать, наемники показали себя во всей красе и дикости, лишний раз уверив меня, что такие существа подлежат только лишь истреблению. Ругань, озлобленность, убийство себе подобных буквально ни за что – все как на ладони. Животная дикость, не смотря на опасность преследования – даже хуже, чем животная, потому что редко какой зверь будет убивать себе подобного не ради пропитания и не во имя спасения от опасности.
  Один только вопрос не отпускал меня: зачем, зачем же мне это открыто, как и почему? К тому времени в том, что видение – правда, я ни капли не сомневалась, и теперь только недоумевала, из-за чего я внезапно стала видеть что-то, столь чуждое мне. Или все же не столь? Мое внимание привлек главный трофей расфуфыренных ландскнехтов – украшенный деревянный ларь, и их опасения меня только укрепили в подобном подозрении: хранилище это могло быть единственным, что имело хоть какой-то смысл: ведь не в убийстве одних бородатых другими была цель демонстрации мне сей картины?

  В глазах снова все помутилось, и вновь безумно заболело горло. Я зашлась сухим кашлем, дернулась, как от удара хлыста и, распахнув глаза, снова оказалась на той же полянке, прижавшейся к окровавленной маме. Аэлис, кажется, пришла в себя, наконец-то поняв, кто перед ней. Я расплылась было в улыбке – и она меня снова огорошила безапелляционным «ты погибла».
  Тут-то меня и прорвало. Покачав головой, я всхлипнула и, не в силах сдерживаться, разрыдалась с воплем, размазывая по щекам грязь и слезы. Я кричала, вместе со звуками выплевывая раздирающие меня боль и жалость: к себе, к любимой, к маме, к окровавленной Аэлис, ко всем-всем сестренкам. Не знаю, сколько времени прошло: здесь, среди мягкой зелени у воды, его течения вовсе не было. Миг ли, час ли, вечность – все было едино. Когда же, наконец, соленый водопад иссяк и я немного успокоилась, мама, в которую я вцепилась, как в единственное спасение, продолжила говорить. Внимая ей, я продолжала дрожать, как осенний лист на ветру, но зато после выплеснувшейся истерики я, наконец, сумела более или менее рационально соображать.

  Не смирившаяся с мыслью о собственной гибели, я отодвинула ее на задний план, решив, что подумаю об этом завтра. Или через час, или через неделю – потом, в общем. Пока я могу говорить и плакать, пока могу двигаться и чувствовать ветер и чужое тепло, я еще не окончательно покойница, ведь так? К тому же, раз уж я единственная оказалась подле Дарительницы, в этом есть какой-то смысл: его попросту не может не быть!
  Немного гнусаво после долгих рыданий я ответила, дернув головой:
  - Не знаю, мам. И не извиняйся, - я снова прижалась к ней, утыкая голову богини в свое плечо, - это был мой долг перед тобой и всеми сестренками, как же иначе? Я ни о чем не жалею! К тому же, - я нервно хохотнула, - сейчас я все равно сижу подле тебя, а, значит, все не так плохо!
  А еще, - почесала я свободной рукой кончик раскрасневшегося носа и всхлипнула, - я видела какое-то видение, как одни косматые отобрали у других некий вероятно защищенный магией ларь и решили с ним убираться восвояси. Это что-то значит? Вообще, - не могла я удержаться от любопытства, - кто тебя ранил и, главное, как? Кому вырвать кадык за тебя? И… какая мерзость тебя поймала? Неужто, - прищурившись, я попыталась совместить слова и видение, - эта шкатулка как-то связана с тем, что тебя поймали? Тогда надо догнать этих негодяев и убить их! Живым… - со всхлипом закончила я, вспомнив, что со мною сталось.

После решительных действий Киры будто проснулись и остальные: сперва крепко ухватили продолжающую биться Шарлотту послушницы, а затем в палатку вбежала полная пожилая женщина обличья совершенно деревенского, в косынке и простом ситцевом платье. Однако, невзирая на вид обыкновенной крестьянки, эта Сестра не только моментально оценила происходящее, но и сразу же показала свои впечатляющие способности. Подбежав к удерживаемой бардессе, она положила руку ей на грудь и выдала рифмованное двустишие на мидгалльском - что-то вроде:

- Подлая, злая кручина-печаль
Девоньке душу обратно отдай.

Поперхнувшись очередным криком, Шарлотта обмякла, а полная старушка, тяжело дыша, смахнула пот со лба собственной косынкой, и, обведя взглядом обстановку, наткнулась взглядом на Командору. Сразу же вытянувшись в струнку (ну, насколько позволяли возраст и комплекция), она отрапортовала Самине (в которой начальницу было легко опознать даже без знаков различия):

- Элисса из Ручейной Кузни, командора. Старшая разведгруппы первой копейной... в отставке.

- Я помню тебя, следопытка, - сухая корка Самина выдала, наверное, самую приветливую физиономию, которую способна была состроить, протянув руку Элиссе.

Кира тоже помнила. Тридцать лет назад имя следопытки Элиссы и ее отряда у многих было на слуху. Когда во время двенадцатого Рейда Свободы она со своими девчонками осталась держать оборону, прикрывая уходящую к Куполу колонну беженок, а спустя пять дней вернулась со своим отрядом, не потеряв ни одной подчиненной - о ней говорили много и долго. Сейчас, конечно, сложно было узнать в ней ту прославленную воительницу, которая, по известной поговорке, своей задницей волку зубы отгрызет. Хотя - отсутствие двух пальцев на левой руке и шрам под нижней челюстью напоминали о прошлом весьма наглядно.

- Нас тут десятеро приехало, - продолжала доклад Элисса. - Старые отставницы, кого собрали по-быстрому. Вам помощь с целебной магией требуется? Мы в этом деле не особо хороши, правда...

- Здесь считаться не приходится, - возразила Самина. - Так, вы двое, помогите сестре Иоланде привести себе в порядок. А ты, следопытка, принимай дела пока - магию расходуйте на самых тяжелых, тут таких хватает.

- Добро, - кивнула Элисса, а затем вышла на улицу, лихим посвистом созывая своих. - Бабоньки! Делимся на двойки и расходимся по палаткам, ищем здешних старших и останавливаем кровь у самых тяжелых. Валента! Ты куда? Кто-нибудь, возьмите ее с собой, у меня глотки не хватит, чтобы ей в ухо докричаться...

Иоланд тем временем поставили на ноги, отряхнули и привели в более-менее приличный вид. Ощущения у нее были как в детстве, когда, заигравшись, срываешься с крутого склона и долго катишься в заросли. Оглядев незадачливую жрицу с кисло-скептическим взглядом, Самина обратилась к ней:

- Мы за тобой, сестра. Сдавай дела и собирайся, ты нужна Храму.

  Усталый, перенасыщенный переживаниями разум вновь отказывался воспринимать действительность. Кира плелась вслед за Саминой, но мысленно убегала подальше от кошмара. Не думать ни о смерти Фиби, ни о судьбе Иоланды, ни о других павших сестрах и разрушенных жизнях оставшихся живых. Слишком много! Казалось, что этому не будет конца. Казалось, что лучше было умереть самой. Воительница не привыкла проигрывать и терять близких, она не понимала, как жить дальше. Словно послушная овечка сейчас Кира могла только слушать приказы своего пастуха, Командоры. Эта отстранённость помогала не сойти с ума, не впасть в отчаянье. От безысходности к воодушевлению, и снова падение в бездну, и снова вверх, обратно обрести надежду. Ни Кира, ни её эмоции не находили себе места. И даже после душераздирающего крика рамонитка не сразу возвращается в реальность, на инстинктах бежит за Саминой под тент и застывает на входе. Ио! Живая! Невредимая! Самое страшное сомнение было развеяно, и воительница выдохнула про себя. Теперь она могла осознать увиденное полностью, что Иоланда валяется на земле, пытаясь справиться с орущей - для Киры как будто бы где-то далеко, не здесь – блондинкой. Детали, что не сразу уловила, бросались в глаза: взъерошенные волосы, раскрасневшееся грязное лицо, опухшее ухо. Что стало с тобой, моя милая Ио? Жрица была не в своей стихии – библиотекарь, окруженная запуганными девочками вместо любимых и знакомых книг. Не церемонясь, воительница ринулась вперёд на помощь. Наконец-то она могла действовать, почувствовать себя нужной, стать опорой. Поймав настрой и забыв об усталости, Кира одним резким движением вытащила обезумевшую бардессу из-под Иоланды, чтобы после уложить на койку. Когда подтянулись и остальные, помогая фиксировать ноги, рамонитка стояла у изголовья, крепко держа поднятую искалеченную руку девушки. Кира внимательно наблюдала за действиями Иолы, чтобы сразу же помочь, если понадобится сделать что-то ещё. Наверное, на месте жрицы воительница не сдержалась и вырубила бы несильным ударом раненную подопечную, чтобы та утихла и не сопротивлялась. Но присмотревшись, узнала в молоденькой девочке Шарлотту. И в этот момент сердце Киры сжалось, представив, какого сейчас должно было быть Иоланде. Хотелось как-то поддержать, что-то сказать, но ничего не приходило на ум, всё казалось каким-то нелепым и неподходящим. Так молча и стояла Кира, и лишь глаза могли отразить её переживания.

  — Он пал героем в борьбе за светлую цель. Это дорогого стоит. — Печаль пронзила лицо Лаба и он перекрестился. Какой бы достойной она не была смерть, она не несла за собой ни единой хорошей эмоции. Отлично зная, что земля заждалась бывшего капитана, Жан Батист забрал со столика библию и, суетливо бормоча, указал кивком на выход. — Надо подготовить могилу. Мое состояние не позволит мне это совершить достаточно быстро. Надо бы позвать кого-то. Ах, накануне погребли плотника. Кто же гроб сколотит?

  — Я вырою, отец. Нечего тратить на это время. Где велишь лопату брать? — Суетливые речи монаха вызвали у Грыгора легкое раздражение. Монах, по его мнению, создавал много проблем там, где их не должно было быть. Кивнув Акселю, мужчина пошел на выход. — Нет гроба, так что-нибудь придумаем.

  — Благодарю вас, добрый человек. Тогда не будем задерживаться. — Жан застыл на мгновение, думая, как реагировать на настойчивые предложения. Кое-что шло вразрез с канонами, но сердитый взгляд Грыгора красноречиво намекнул, что все в порядке. — Кладбище совсем близко. За капеллой будет тропинка, которая приведет к небольшому кладбищу.

  — Не будем затягивать, пойду яму готовить. Грыгором меня звать.

  — Спасибо, сеньор Грыгор. Лопата за домом под скамейкой. Прежде чем пойдете копать, не затруднит ли вас занести эту скамью внутрь?

  Решив не снимать покойника с носилок, его положили его на скамью прямо как есть. Доминиканец осмелился поднять старую парусину, ставшую саваном и убедиться, что руки Мальма были сложены накрест, на груди. В Ладонь бывшего капитана, Жан Батист аккуратно вложил пурпурный цветок алламанды, который вытянул из стоявшего на алтаре букета. В качестве личной вещи Карла, решили оставить его шпагу.

  Прощание с преставившимся длилось недолго, от силы четверть часа. Затем, за неимением гроба, труп опять накрыли парусиной. За этим последовало религиозное богослужение. Грыгор покинул стены капеллы, а Жан Батист Лаба принялся за чтение последней мессы. Среди собравшихся не было родственников, поэтому роль ближайшего, по праву звания нового капитана, досталась Мендесу. Он поблагодарил единственного пришедшего за присутствие на похоронах.

  Месса была длинной, но славянин вернулся только после ее окончания. Можно было идти на кладбище.

  — Сеньор, прошу прощения, не знаю, как вас зовут, вы можете взять из вазы несколько цветов? Они пригодятся во время погребения. — Монах робко посмотрел в глаза Хавьеру. Мужчина не настаивал на том, чтобы незнакомцы представлялись, но явно испытывал дискомфорт, не зная, как обратиться к новоявленным.

  Вскоре небольшая процессия вышла из капеллы. Она стала чуть больше и теперь ее возглавлял сутулый монах. Обогнув обитель, которая раскаляла свою крышу под дневным солнцем, мужчины свернули на небольшую тропу, ведущую вглубь рощи. Почти сразу они достигли небольшой лужайки, освобожденной от высоких деревьев. Несколько деревянных крестов были воткнуты в землю возле новой ямы.

  Последнее пристанище Карла Мальма безмолвно дожидалось своего законного владельца. Погрузив тело в могильную яму, каждый из скорбящих кинул на парусину по цветку, пока монах читал псалмы. Место погребения постепенно засыпали.

Иоланда. День Боли и Гнева. Госпиталь.

Под Куполом не было более искусных целительниц, чем жрицы Аэлис.

Есть и в других содружествах Сестры, не чуждые медицинского искусства и целебной магии, однако чары и умения следопыток Крепости, бардесс Коллежа и даже учениц Рамоны оказывались откровенно слабым подобием сил, которыми Дарующая Жизнь наделила своих последовательниц. Не стоит и говорить о том, с каким уважением и любовью относились к аэлиситкам обитательницы Купола что в повседневной жизни, где те держали в своих руках жизнь и здоровье каждой Сестры - от новорожденных девочек до угасающих бабушек, что в боях и походах, где "никто не умирает, пока я на ногах!" Впрочем, нужно было попасть и в самом деле в отчаянное положение, чтобы увидеть кричащую эти слова жрицу Аэлис: последовательницы Дарующей Жизнь вели себя в быту так, словно находились у постели тяжелобольной. Успокаивающая интонация мягких и тихих голосов, плавные движения, готовые в любой момент перерасти в рывок на помощь агонизирующей сестре, неисчерпаемая забота во взгляде - служение придавало им ту неотмирность, которой, как казалось Иоланде, были начисто лишены те же рамонитки. Впрочем, она охотно допускала, что этот взгляд весьма субъективен, и последовательницы ее собственного пути выглядят в глазах аэлиситок не менее чудными и странными.

На жриц Дарующей Жизнь не надеялись - под Куполом все отлично знали, что они не подведут, пока живы. И, когда мидгалльская армия вторглась во владения Сестер - весь Храм поднялся во главе со своей Богиней. По отработанному плану боевые жрицы включались в состав строевых подразделений, в тылу же ставились платки и тенты большого полевого госпиталя. Целебной магии в столь жестокой и масштабной сече вряд ли хватило бы даже у аэлиситок, так что наготове у полевых санитарок были бинты и корпия, целебные мази и зелья - все, что поможет вернуть домой живыми как можно больше воительниц. Войска только разворачивались в боевые порядки - а Храм уже готов был к самому серьезному испытанию в своей истории.

И все рухнуло в одно мгновение, когда пала Аэлис.

***

Иоланда, разумеется, подлежала мобилизации по линии Храма Рамоны в случае полномасштабной войны, как и все посвященные жрицы, однако... однако пятидесятипятилетняя библиотечная бабушка явно не была первой на очереди для доставки к полю боя. Подвод для транспортировки личного состава катастрофически не хватало, и, ясное дело, первыми в очереди были храмовницы и боевые священнослужительницы. Топать же от Храма к Выперкам на своих двоих... и в лучшие годы это было для ученой жрицы незаурядным подвигом, а уж теперь - вряд ли она доберется к месту сражения хотя бы к вечеру. Ее время определенно прошло - это особенно остро чувствовалось сейчас, когда подгоняющие подчиненных начальницы боевых отрядов и групп безразлично скользили взглядом по стоящей в стороне Иоле, которой хватило ума не путаться под ногами загруженных оружием и снаряжением молодых храмовниц. Так-то и без путанья под ногами дел хватало: надо было сбегать в свою келью, извлечь из подкроватного сундука чешуйчатый доспех, последний раз подгонявшийся, дай Рамона памяти, лет пятнадцать назад, убедиться, что сидеть он стал на ней даже свободнее, достать кинжал и аккуратно попробовать пальцем остроту лезвия, при этом не порезаться, и, самодовольно улыбаясь своей сегодняшней ловкости и удаче, нелепо уронить на ногу окованным набалдашником боевой посох - прямо до слез из глаз...

В общем, к тому моменту, как Иоланда вернулась к тренировочной площадке Храма, откуда отправлялись подводы и верховые - большая часть транспорта, вместе практически со всем начальством, уже убыла на восток, и на открытом пространстве оказались без каких-то особых предписаний, что делать дальше, полтора десятка престарелых жриц, горевших желанием служить Куполу, но неспособных добраться к полю боя без того, чтобы не растерять по дороге изрядную долю своих костей. Пока судили и рядили, совещались и возмущались, мимо прогромыхала загруженная мешками с крупой, котлами, котелками и прочим кухонным скарбом телега, которой правила храмовая повариха Одетт, в компании пары послушниц из наряда по столовой. Война войной, а кушать будущим победительницам косматых что-то надо - и Ио не упустила возможности воспользоваться шансом, вцепившись в борт с просьбой подбросить до Выперок. Повариха, весом превосходящая субтильную жрицу раза этак в два с половиной, скептически окинула ее взглядом, однако вовремя вспомнила о некоторых услугах по переводу старинных рецептов и мелкой бумажной возне, которые Иоланда некогда ей бескорыстно оказала, так что никто из остающихся не успел отреагировать, а "библиотечная бабушка" уже примостилась в пространстве между мешком с пшеном и мешком с мукой, отмечая с некоторым неудовольствием, что левая половинка задницы будет к концу пути совершенно белой.

Она еще не знала, что вряд ли даже вспомнит об этом по прибытии.

***

А потом был форменный ад.

К сражению жрица, само собой, не поспела. Когда телега доехала до границы Купола, и их встретил первый тыловой кордон, увидев эмблемы Рамоны, ее и обеих послушниц армейские буквально выдернули на землю, сразу же отправив в госпиталь аэлиситок. По дороге Иоланда узнала жуткую историю с ранением Дарующей Жизнь, после которого все ее посвященные ученицы впали в состояние, похожее на кататонию. В госпитале среди палаток и тентов на земле сидели десятки жриц с погасшими и безразличными взглядами. Храма Аэлис не стало, однако некогда было даже скорбеть по этому поводу: ее, Иоланды, помощи ждало множество раненых, которым теперь могли помочь лишь в срочном порядке подтягивавшиеся из тыла рамонитки - старушки в отставке и пятнадцатилетние послушницы, те, кто не попали в страшную мясорубку боя с королевской армией и имели какие-то магические силы и умения, чтобы отчасти компенсировать невосполнимую потерю последовательниц Дарующей Жизнь.

Целебные чары были исчерпаны практически сразу. Зелья и снадобья, которые выгребались из медицинских сумок впавших в ступор аэлиситок, также вскоре оказались израсходованными, и в ход пошли немагические средства - по счастью, в бинтах и шинах недостатка не было. Иоланда потеряла счет времени в промывании и перевязке жутких рубленых и колотых ран, в успокаивании стонущих от боли раненых воительниц - по большей части не профессиональных солдаток, а мобилизованных ополченок, еще с утра и не мысливших, что им придется браться за оружие. Руки начали ощутимо дрожать - не от стресса, само собой, от чисто физической усталости. И в тот самый момент, когда Ио решила выдохнуть и в очередной раз сполоснуть пальцы, в палатку занесли ее племянницу, Шарлотту.

Самая младшая из многочисленного потомства ее кузин, двадцатидвухлетняя девочка была первой в их "клане", пошедшей путем Анаэрины, однако успехов в Коллеже она добилась прямо-таки выдающихся. В ее возрасте, миновав стадию кочевания по деревням, войти в оркестр Летнего Театра и стать в нем ведущей арфисткой - это было безусловное достижение. А уж получить на первому году работы персональный концерт, пусть и на небольшой площадке в городском саду Первопоселения - это, знаете ли, не просто "выдающееся достижение". Дочь Изабеллы была одной из немногих бардесс Коллежа, виртуозно владевших "трехрукой" манерой исполнения, используя для игры на арфе создаваемую при помощи магии кисть, и это позволяло исполнять ей специфические композиции, которые двумя данными богиней руками просто физически невозможно сыграть.

Мать не чаяла души в своей младшенькой, однако Иоланду очень много в поведении юной бардессы коробило. Прежде всего - невероятное самомнение и какая-то присущая лишь творческим личностям душевная черствость. Девочка сызмальства относилась к своим родственницам со снисходительным пренебрежением, считая их недостаточно культурными для задушевных бесед и вообще сколько-нибудь интересного времяпрепровождения. Странным образом сколько-то уважения она испытывала лишь к тете Ио, которая в свое время здорово поднатаскала ее в ходе учебы по языкам внешнего мира. На семейных торжествах, где собирались многочисленные дочери и внучки Иделлы и Изабеллы, она вела себя так, что у рамонитки всплывало в голове выражение из языков внешнего мира: "почтила нас своим присутствием". Когда дочери и племянницы Изабеллы, большей частью простые и без претензий женщины из трудовых содружеств, собирались большой и дружной компанией чинить маме-тете забор, перекрывать крышу или еще как-то помогать по хозяйству - Шарлотта отказывалась без каких-то вежливых отговорок, честно говоря, что ее нежные ручки не предназначены для столь грубого труда. Сестер это несколько раздражало, но мама стояла за младшенькую горой, так что до поры до времени отношения с ней выяснять не спешили.

Да, ручки свои бардесса берегла, и Иоланде сложно было вспомнить, заставала ли она племянницу хоть раз за какой-то тривиальной работой вроде принести пару ведер воды из колодца или дров из поленницы. Тоненькие и цепкие пальчики музыкантки были истинной гордостью Шарлотты, хватать ими топор или молоток являлось форменным кощунством. Шпагу или меч? Быть может, в качестве легкой разминки или развлечения, не стоит налегать на оружие слишком усердно, иначе заработаешь неуместные для арфистки мозоли...

***

И сейчас Шарлотта лежала перед ней, а на груди ее покоилась правая культя, наспех и крайне непрофессионально перетянутая и замотанная. Кисть бардессы была срублена чуть выше запястья, наискось, и тряпки, которые намотали на рану принесшие девушку товарки, уже порядком пропитались кровью. По своей воле или нет, арфистка все-таки в тяжелый для Купола день взяла в руки оружие - и жестоко поплатилась.

- Тетя Ио? - затуманенный взор и расширенные зрачки повернувшей голову к рамонитке Шарлотты свидетельствовали о том, что ее уже опоили каким-то обезболивающим отваром. И действие этого отвара (белладонна, скорее всего) было столь сильным, что бардесса ничуть не удивилась присутствию родственницы, считая ее, очевидно, частью какого-то наркотического морока. - Тетя Ио? Как так-то? Как это вот так? Вот как это так?

Заплетающимся языком она задавала один и тот же вопрос, качая головой из стороны в сторону, как вдруг - настроение ее моментально изменилось. Пронзительно завизжав, девушка забилась на лежаке, колотя культей по деревянной доске.

- Держите ее! - одна из пятнадцатилеток, чье имя Иоланде некогда было даже узнать, попыталась обхватить плечи бардессы, но куда там - та продолжала биться и орать на одной ноте свое страшное утробное "Вааааааа!".

Надо было срочно что-то предпринять.

  Воспользовавшись морским обычаем, джентльмены проголосовали. Выбор пал на бывшего офицера Испанской Армады, хотя если бы не слово старого моряка, то история могла бы пойти совсем иначе. Вполне вероятно, что датчанин вел свою игру, но залезть к нему в голову порой даже сам Аксель находил затруднительным. Торжественно приняв подзорную трубу, Франциско Мендесу следовало также принять ответственность за всю команду, потому что они, пускай и не все, проявили готовность довериться ему. От успехов капитана Хавьера зависело и то, как скоро они обретут богатство и славу или, наоборот, пойдут на дно.

  — Примите мои поздравления, капитан Мендес. — Ослабший, но ровный голос принадлежал вышедшему на верхнюю палубу барону фон Кетлеру. Мужчина был все еще бледен, но старался держаться с подобающей аристократии собранностью. Чистый запасной кафтан, расчесанные усы и приведенная в порядок шляпа (хоть и без страусиных перьев) вкупе с ровной осанкой сделали из жертвы людоедов того, кем он всегда являлся - гордым белым человеком. Фридрих пожал капитану руку. Хавьер заметил, что глаза немца улыбались. Барона вполне устраивало, что выборы обошлись без поножовщины.

  Покончив с формальностью и получив первые распоряжения, команда рассредоточилась по кораблю. Ее самый юный член демонстрировал образцовое усердие в обязанностях мастера парусов. Под его началом трисель вздохнул полной грудью и ускорили движение маленького брига по волнам. Тем временем алый флаг с черным крабом заползал на вершину грот-мачты. С таким сильным заявлением «Мориану» будет не скрыть от рыбаков Нуэво Пескадор, чьи интересы он представляет. С другой стороны… кто-то в этом откровенном захолустье способен знать, что такое Курляндский флот?!

  Заплыв в полумесяц бухты, якорь был сброшен. Команда всем составом погрузилась в лодки вместе с припасами. На корабле думать о зубах осталась лишь девочка по имени Титуба. В ее ассортименте не было подходящих слов, чтобы вдумчиво ответить юнге на его вопрос. Зато Олле успел понять, что ему следует «успокоиться трахаться!».

  Деревня располагалась возле пляжа с белым песком. Первое сооружение, которое увидела команда - это был дом на сваях, расположенный в тридцати ярдах от берега. Его крутая двухскатная крыша была сделана из сухого тростника. Со стороны суши к нему вел длинный деревянный помост и, огибая с обеих сторон, уходил еще дальше в море, образуя тем самым небольшой пирс. Хавьер сразу узнал «Приют Умирающего Солнца». Это был тот самый постоялый двор, с хозяином которого, прибалтийские дворяне намеревались встретиться по прибытию на Тобаго. За «Приютом» вдоль береговой располагались маленькие, но такие же аскетичные жилые дома на сваях. Их было от силы дюжины две.

  Высадившись на пирс, джентльмены пошли к постоялому двору. За их высадкой с любопытством наблюдал один зевака, которого они поначалу приняли за рыбака, но увидев, что мужик без удочки, а в ведре нет никакого улова, быстро отбросили эту мысль. Он занимался тем, что сжимал руками два камня, словно пытался их соединить воедино. Видать, совсем перегрелся на солнце. Фридрих, завидев блаженного, старался смотреть в противоположную сторону, а вот команда оказалась куда дружелюбней. Грыгор кинул ему медную монету и попросил присмотреть за лодками. На такую щедрость зевака расплылся в грустной, но искренней улыбке.


  — Тони обязательно присмотрит, добрый сеньор.

  — Рассчитываю на тебя. Но... чем ты тут занимаешься? — Грыгор был достаточно прямолинейным, чтобы указать на «слона в комнате».

  — А! Это я очень крепкий ром делаю, сеньор! Но пока не выходит. — Антонио был настолько убежден в успехе сего предприятия, что моряки поспешили не мешать ему в достижении этой цели.

  Постоялый двор был просторным, но по центру пола была сделана небольшая метровая дыра, огороженная бортиком. В нее были опущены сети. Кто-от был достаточно смекалист, чтобы ловить рыбу не отходя от рабочего места. Посетителей в это время было на удивление мало, а те, что присутствовали - спали, громко храпя. Хозяин заведения не торопился их выгонять. Вместо этого немолодой мужчина с длинной трубкой в зубах старательно натирал столешницу. Несмотря на наличие загара и длинной спутанной бороды, черты его были североевропейскими.



  — Кто там? — Хозяин, прищурившись, глянул на новых посетителей. Один из его глаз косил, но с ходу было сложно понять, в который из двух следовало бы смотреть. — А! Вы опоздали, рома больше нет. — Добавил он ворчливо, как только понял, что в «Приют» зашли не постоянные клиенты, а совсем новые лица. Судя по говору, это и был тот самый Оке Свенссон. Бывший моряк, получивший в награду за службу несколько черных рабов и участок земли под дом в Порт-Ройяле. Как выяснилось позже, британская колония была мировой столицей алкоголя. Там было так много питейных заведений, что на каждые десять жителей приходилось по одному кабаку. По словам Отто, Свенссон главным образом был известен не тем, что покинул рассадник цирроза печени, а тем, что варил очень душевный ром.

  Расплата за неуважение к белому человеку не заставила себя ждать. От удара дикарка в момент лишилась всего воздуха в легких и прокатилась по земле. Когда кожаный сапог начал прижимать ей шею, не дав возможности дышать, Люций с удовольствием отметил, что, сквозь нетипичные черты на измазанном краской лице, начали проявляться истинные эмоции. О, он прекрасно знал это выражение! Когда-то в другой жизни, далеко за атлантическим океаном, он это видел. Такой же взгляд стал посмертной маской на лице некогда обожаемой Николетты.

  Не успела индианка прийти в себя от боли, как оказалась на ногах. Она была невысокой, с нескладными, но стремительно взрослеющими, подростковыми пропорциями. Черные волосы с короткой челкой были спутаны, а одежда на ней соответствовала ее обществу - то есть почти отсутствовала. Исключением была набедренная повязка с бисером и какие-то бусы на шее.

  

  Бывалые матросы, не первый год обитавшие на Карибах знали, что если ее помыть, причесать и не давать открывать рот, то она вполне продаваема. Из-за критического дефицита женщин, годились даже такие, а о черных рабах и говорить нечего. В портовых городах, которые успели возникнуть за время освоения нового света, мужчины часто делились друг с другом женщинами. Дикостью это могло показаться разве что неискушенным новичкам.

  Не зря говорят, что в Карибском море сам Дьявол устроил свое царство.

  Связанная, она немного остепенилась, но по очевидной причине Аксель не решился подходить слишком близко. С такими зубами она что угодно способна откусить и проглотить, не подавившись. Индианка какое-то время демонстративно смотрела в сторону, словно не замечала его. Дед ее не впечатлял. На ее беду старый датчанин имел богатый опыт за спиной, а вместе с ним и терпение.

  Устав прикидываться слепой, девка фыркнула. Показалось, что из ее уст снова посыпались проклятия. Говорила она очень быстро и периодически стучала связанными запястьями по груди. Из всей тарабарщины, мужчина разобрал только “Bohics!”.

Ответом дикарке был незамедлительный удар ногой. Сначала он целился явно в голову, намереваясь вбить ее мерзкие зубы прямиком в глотку, девчонка закрылась руками и Люций передумал портить ее лицо. На мгновение могло показаться что кара миновала ее, однако заминка была лишь для нового замаха, и спустя мгновение тяжелый прилет в незакрытый руками живот сбил внутренности жертвы в один тугой комок, который норовит выпрыгнуть из тела.
– La sporcа figa, – проворчал пират, склоняясь над жертвой, и доставая веревку, – Тебе стоило броситься на меня с ножом, нежели оскорбить. Теперь твоя жизнь станет адом… Если не сдохнешь раньше.
Колено на шею, с неиллюзорным шансом задушить или вовсе сломать ее, и связывание превращается в забавную игру, в которую мелкой и легкой индианке выиграть не суждено.
Люций полностью увлекся новой игрушкой, которая сама того не осознавая лишила себя наиболее простого и достойного варианта. Ну или даже двух. Хотя нет, вряд-ли бы он ее отпустил – слишком сильна жажда крови, так что все же одного – быстрой и безболезненной смерти. А теперь это не более чем игрушка, подлежащая обмену на деньги. Мелкая, но уже похожая на женщину… Должна быть приятная. Хотя внешне не сильно привлекательная, несмотря на схожесть с человеком, что-то у этих индейцев было неправильное, чужое.

Да, там где-то умер от то ли от ран, то ли от отравы капитан, но на это никак нельзя было повлиять, так что и смысла расстраиваться итальянец не видел. И наверное только благодаря найденной девчонке Люций не дергал остальных с вопросами и предложениями на тему того, что делать дальше. Возможно, так будет кому-то легче отпустить Мальма. Да, потеря капитана может создать некоторые проблемы, но вряд-ли это хуже чем то, что их команда теперь состояла из шестерых человек. Отличных и в своем деле стоящих двоих, но всего шестерых.
Нет еще никакой проблемы, которую нельзя решить каким либо образом или положить большой китовый член. Так что напрягутся, приложат усилия и “Мориан” полетит по волнам навстречу новым событиям. В конце-концов, даже если твоя башка в петле или сердце бьется о пулю – это еще далеко не всегда конец. А если и конец – так и китовый хер с ним.

– Как что? Наши деньги и маленькая радость. Как думаете, сколько за такую дадут? По-моему, не меньше пятидесяти... А если найти парочку ценителей... Этого. То и сильно больше. –подхватив пленницу за связанные руки, Люций рывком поставил ее на ноги.

Со Ли уважал капитана. Ему было горько осознавать, что теперь их жизненные дорожки разошлись. Колесо Сансары повернулось, и капитан с легкой душой ушел на перерождение. Его душа возродится во младенце и продолжит свой путь. До Будды ему, само собой, еще тысячи жизней, как и самому китайцу, но как говорят на родине, путь в тысячу ли начинается с первого шага.

Закрыв глаза капитану и воздав короткую безмолвную молитву, Со пригладил бороду.

— Тень махаяны пала на наш корабль. Но мы все еще здесь.

Со не приглушал своего голоса, но понимал, что вряд ли учение великой колесницы сможет пробудить хоть что-то в умах жестоких дикарей, которые почитают орудие пыток и смерти своего бога. За годы на море Со навидался фанатиков, которые с пеной у рта доказывали, что их бог - самый божественный бог в мире и даже желтомордые и узкоглазые уроды должны ему поклоняться. Правда, большинство таких фанатиков быстро смирели после потери нескольких зубов и уже не пытались крестить Со.

А еще он взял компас, который раньше принадлежал капитану, и приложил его ко лбу в знак уважения и памяти. Эта вещь продолжит служить морякам и самому Ли, напоминая о капитане. Ведь пока живет хорошее воспоминание о человеке, его душе будет легче жить следующую жизнь.

Впрочем, размышления китайца прервал шум и вскрики команды, тех, кто от нее остался. Со поднялся на ноги и посмотрел в сторону, куда глядели остальные.

Хавьер все ещё остывал от бешеного танца смерти, в который судьба втравила команду и этих джунглевых дьяволов. Глядя с высоты своего роста на поверженного капитана Мальма, испанец перекрестился, благодаря Святую Деву Марию, что на земле сейчас не сам Мендес. Незавидная, поганая смерть. У морского пса не было и шанса на спасение, разве что Божий промысел… но небеса не разверзлись, а Карл испустил свой последний вздох.

Было ли испанцу жаль капитана? Где-то в глубине души, определено! Хоть тот и относился ко всей команде одинаково строго, если приходилось, но всё же именно он помог Мендесу кардинально изменить свою жизнь. «Старый ты ублюдок, сдержал-таки своё обещание», - по свойски поблагодарил Мальма напоследок Хавьер, вспомня дерзкое обещание Карла о крутых переменах в судьбе Мендеса.

Больше смысла горевать бывший офицер Испанской Армады не видел. Пиратский Кодекс велел не ждать отстающих, а капитан Карл Мальм отстал в свой последний путь.

Стряхнув капли крови с тонкого лезвия резким движением руки, Хавьер отправил оружие в ножны. Славная была битва, руки и ноги ещё будут болеть день или два, как напоминание о цене жизни! Но пора бы уже двигаться дальше. Капитан их брига умер, а значит, кто-то должен будет взять управление на себя.

— Oh, mierda, — вздрогнул вслед за юнгой Хавьер, услышав где-то в стороне шум.

Оглянувшись, машинально положив пальцы на рукоять рапиры, Мендес уткнулся взглядом в широкую спину итальянца.

— Что там у тебя? — бросил вопрос испанец.

Олле растерянно сидел на коленях. Мальчишка не замечал, что с головы до ног перепачкан влажной помесью из травы и грязи. В лихой драке его оставили позади, а теперь, ничем не умея помочь, он держал в скрюченной ладони два высохших побега кактуса. Круглых как орехи. Сизо-зелёных как мангровые заросли. И таких же мёртвых, как капитан Мальм. Если бы не возня в лагере, Олле мог бы просидеть так столетие. Или два. Или десять. Или вообще никогда не встать, пытаясь уложить в голове случившееся за несколько суток.

— А? — юнга поднял пустой взгляд и посмотрел куда-то в пространство. — Что это? Вы кого-то нашли?..

  Курок был взведен, легкое нажатие на спусковой крючок, и прогремел выстрел. Искры полетели разные стороны, над головами поднялся столб белого дыма. Отдача не очень сильная, но окружающим заложило уши. Попал ли выстрел в цель — неясно.
Здоровенный дикарь, истерзанный многочисленными порезами свалился ничком на землю. Он был последним, кто оказывал сопротивление команде брига «Мориан».

Воцарилась тишина, ознаменовавшая горькую победу.

  Рука, державшая кремниевый пистолет опустилась на землю, выронив оружие на окрашенную кровью траву. Капитан Мальм умирал. Вены на его жилистых руках вздулись и почернели, а губы окрасились в пурпурный цвет. Яд успел полностью проникнуть в тело мужчины и слиться с ним воедино. Потеряв равновесие, Карл-Иоганн упал бы на землю, но желтолицый Со Ли вовремя метнулся в сторону капитана. Моряк понимал, что помочь человеку, которому он всецело доверял, уже нечем. Все, что он мог сделать - это аккуратно опустить корсара на землю.

— Мы победили? Я вас не вижу. — Сила голоса Карла-Иоганна угасала. Он больше походил на тень себя прежнего, заставляя некоторых, отвернуться, а других задуматься о том, не стоит ли помочь закончить его мучения. — Черт побери! Какой печальный конец для человека моря. Олле, ты здесь? Слышишь меня? Забери это и верни Отто при встрече. Ибо я не смог.

  Капитан с трудом нащупал на груди под рубахой два небольших сосуда и сорвал их одним махом. На этом его силы закончились и белокурому юноше пришлось забрать вещицы самому. Это были побратимские амулеты из кактуса, запечатанные воском. Один принадлежал Карлу-Иоганну, а второй был с инициалами другого человека. Один из них был возвращен в качестве призыва о помощи. Мальчишке не требовалось вскрывать сосуды, чтобы понять, чем они наполнены. Они не походили на сокровище, о котором мечтал юнга, и даже не блестели, но в них была своя ценность.

  — Аксель, вот ведь старый пес! Всегда знал, что ты заключил пари со смертью и без труда переживешь каждого из нас. Ли, ты знаешь, я всегда завидовал тебе. — Отравленный капитан хотел усмехнуться, но из его легких вырвался кашель. Этим двоим дольше всех довелось работать под командованием предприимчивого шведа. Со Ли не сразу вспомнил, что был единственным в команде, кто в своем плавании обогнул Мыс Горн. Стоит ли этим гордиться? — Господа, забирайте мой компас и подзорную трубу. Ведь трупы не командуют кораблями… Настал час выбрать но-во-го...

  Китаец закрыл Мальму глаза. Влажный воздух в темных джунглях стал особенно тяжелым. Никто из команды не нашел нужных слов, дабы прервать молчание. Эту ношу на себя взял вызволенный из плена приятель нанимателя - Фридрих. Он был обезоружен, изможден, избит и, если бы не смекалка и житейские хитрости старика Акселя, то мог лишиться жизни до своего вызволения из заточения.

  — Примите мои соболезнования, а также благодарность за спасение. У вас, джентльмены, больше чести, чем у большинства моих подданных. — Мужчина с сильным германским акцентом и густыми усами сдержанно поблагодарил тех, кто способствовал его спасению. Радость не быть ритуально поглощенным людоедами была омрачена большим количеством смертей. Лицо Фридриха немного перекосило от противоречивых эмоций. Прожив всю жизнь в цивилизованном обществе, он совсем не ожидал, что его первая встреча с первозданными землями окажется столь негостеприимной, а пиратский рейд – подарком судьбы.

  Но не вся команда стояла, как вкопанная. Кому-то была чужда скорбь, а кто-то выражал свою ярость иначе. Бывшему испанскому офицеру очень быстро наскучило выслушивать прощальную речь. Хавьер Мендес волей-неволей стал осматривать, чем жили дикари, в надежде, что вскоре глаз зацепится за что-то интересное или ухо услышит то что можно использовать в своих интересах.

  А вот Люций так и не успел остыть после сражения. Перед его глазами стояла кровавая пелена. Жаль, что у дикарей одна жизнь, иначе он убил бы их дважды. К сожалению, это не вернет тех товарищей, что оставили здесь жизни. Обдумывая скоротечность пиратского века, мужчина начал обходить лагерь. Сейчас это место напоминало кровавую баню посреди джунглей. Проверяя острием рапиры, что каждый враг мертв, Люций остановился возле плетеной корзины. В таких могли хранить еду, но эта была перекошена и казалась пустой. Пнув ее сапогом, мужчина услышал сдавленный звук. Вот оно! Последняя возможность отыграться. В корзине прятался подросток. Вернее девка. Встретившись глазами с итальянцем, она злобно оскалилась. Ей было не больше пятнадцати на вид, но зубы уже были подпилены, как и у остальных членов племени. Прошипев тарабарщину она плюнула на Люция. Жест, который весьма редко истолковывался как уважительный.

  — Подготовиться! – Кира передразнивает подругу и беззлобно фыркает, театрально закатывает глаза, крутит головой. На самом деле ей немного страшно, радостно и волнительно одновременно. Если всё бы произошло стремительно, то не осталось бы времени подумать и разложить по полочкам. С другой стороны, подготовка к торжеству вытеснит все остальные мысли тоже. Да и чего переживать, Кира знала, что Ио её любит. А она любит Ио. Взвешивая и обдумывая (а что, разве кто-то из них не занимался этим раннее?), пришли бы они к другому решению? Нет, конечно же нет. Тем более, не только Иоланде хочется как можно громче заявить о свадьбе. Кира не упустит шанс покрасоваться и заставить всех завидовать, что она смогла заполучить в жёны такую прекрасную девушку.
  — Я принимаю твоё обещание и прослежу, чтобы оно неуклонно исполнялось! – хихикнув, Кира дала подруге себя утянуть вслед за ней. Приятно и нестрашно отдаться и побыть ведомой, когда рядом человек, которого ты любишь и которому доверяешь. Жить настоящим моментом, не задумываясь о будущем. Зачем, если и так всё понятно. Всё будет хорошо. Ничто их не разлучит, и они будут вместе. Всегда.

  Как Иоланда с особой аккуратностью подбирает и проговаривает слова, так и Кира предельно внимательно ловит каждый её ответ. Рука продолжает сжимать ладонь возлюбленной. Воительница будто боится, что если отпустит сейчас, то потеряет навсегда. Через напряженные сжимания кисти Иола с лёгкостью могла читать реакции Киры. Вот лёгкое недовольство, раздражение или непонимание. Конечно, чтобы сейчас не сказала светловолосая служительница Рамоны, подруга не примет. Кира так далека от сложностей изучения других языков, ей неведома долгая, кропотливая работа за книгами в стенах библиотеки, с каким боем добываются крохи драгоценной информации. И как живое общение могло бы не просто помочь в продвижении исследовании, но и перезагрузить уставший разум, дать небольшую, но важную передышку.

  Но вот, напряжение спадает, хватка руки ослабевает. Это признание. Признание, что Ио хочет быть рядом. Спало лишь ненадолго, взяв паузу, чтобы с новой силой захватить ладонь Иоланды. Но теперь не осталось и следа тревоги, только надежда, нежность, любовь.

  Моя милая Ио. Моя Ио. Моя.

  Одна мысль заполняет всё пространство в голове, бесконечно пульсирует. На каждый вопрос готова громка кричать «хочу».

  Хочу. Хочу. Хочу.

  — Я буду с тобой. Всегда, — с жаром шепчет Кира, плавно берёт голову Ио за подбородок, слегка притягивает, чтобы поцеловать. Нет, не поцеловать. Впиться в розовые мягкие губы, насладиться их вкусом как можно дольше. От неё не ускользает, что возлюбленная потянулась к кулону. Она приняла подарок. Моя милая Ио приняла подарок.
  Кира прекрасно понимает, что говорит Иоланда. Но понимать – не значит соглашаться. Сейчас это неважно. Они вместе, это главное. Вместе они пройдут через всё. Но так, как это видит Кира. Она лучше знает, что будет хорошо для них обеих. Просто она видела, что творится за Куполом. Она знает. А Ио нет. И ей не зачем это знать. Кира огородит её ото всего плохо, защитит. Аккуратно, мягко, незаметно.
  — Давай, давай сегодня же тогда пойдём и обручимся! – с большой неохотой Кира отлипает от желанных губ, давая Ио сделать вдох.

Бьянка поднялась с травы и посмотрела вслед сестре. Ее тренированное тело на фоне острых лезвий изумрудной травы так призывно двигалось, вызвав волну тепла, поднявшуюся снизу и ударившую Бьянке в голову, оставшись в покрасневших щеках. Как только их там тренировали?
Бьянка вспомнила солдаток, которых ей доводилось видеть. Строгие, обязательные, грубоватые. Да что там, порой иначе чем заскорузлыми их назвать никак нельзя было. А Росита как была той маленькой девчушкой с живейшей душой и сердцем, так ей и осталась. И это тренированное тело её не обманет.
Тяжесть, что жила в ее сердце все годы обучения и мешала ей спать, которую она тщетно пыталась унять мыслями, что так надо и это все к лучшему...отступала. Они не сломили, не перековали ее милую гибкую и яркую Роси в жесткий клинок. В итоге, именно Бьянка стала сдержаннее и холоднее, несмотря на репутацию ее профессии. Может, она слишком изводила себя чувством вины из за той ссоры и решения обучаться вдали от любимой сестры, и выжгла часть своих чувств?
Ухмылка мелькнула на лице Бьянки. Идиотка. Слишком много сил и времени она бросила на борьбу и все попусту. Какой смысл иметь будущее, в котором они станут осколками самих себя и ради других смогут найти себе других "любимых"?
Со вздохом, Бьянка поднялась на ноги. Пусть разбираться с тем, что она натворила сейчас будет завтрашняя Бьянка. А сегодняшняя умрет от снедающего ее жара, если сейчас же не окунется в речку вместе с сестренкой и не прижмется к ней так сильно, чтобы почувствовать себя с ней единым целым.
- А ну стой, мелкая! Сейчас догоню, покажу, что нас не только бегать учат! -грозно прокричала девушка и, расхохотавшись, стремглав бросилась за сестрой. А одежда так и осталась лежать на траве.

  Я блаженно щурюсь, вслушиваясь в музыку слов сестренки. Кто-то из моих подруг может бесконечно слышать щебетание птиц, другие находят радость, внимая шелесту листвы или журчанию ручейков, третьи восторгаются песнями бардесс. А для меня самкая волшебная музыка – ее слова. Я готова вечность так сидеть рядом, слыша, как она разговаривает – о чем угодно, о природе, погоде, урожаях, особенностях применения пиротехники на открытых сценах в лесу… Ладно, кому я вру: когда она рядом, хочется не только слов, но и прикосновений, и тепла, в которое можно погрузиться, словно в воды горячего источника, на какое-то время позабыв обо всем.
  Фыркаю весело, слыша ее опасения и ощущая согревающее тепло ладони.
  - Как скажешь, родная! Как я уже сказала, я о тебе буду заботиться всегда-всегда, а мы вместе позаботимся обо всем остальном!

  Бодрая фраза под конец стала медленнее, когда в сердце ядовитой змейкой заползло маленькое, подленькое осознание того, что на мое признание, пускай и сказанное в сотый – в тысячный? – раз не последовало никакого ответа. Глупости какие! Мозгами понимаю, что хочу всего и сразу, причем в той форме, как удобно мне, но сердечко все равно екает: «Неужто… Да нет, не может быть!». А глаза все равно сразу становятся на мокром месте – дура малолетняя, чуть что, так сразу в слезы! А я-то была уверена, что этот период давно переросла!
  Пытаюсь скрыть свое волнение за кленовым листочком негромких слов:
  - Как же здесь красиво…
  Отворачиваю лицо в сторону, «любуясь красотами», поднимаю взгляд к безразличному голубому небу, по которому все также будут мерно бежать облака, даже если в сердце Бьянки поселится другая. До боли прикусываю нижнюю губу – я сильная, не дождетесь! В мире все останется по-прежнему, если даже мой маленький счастливый мирок в одночасье рухнет. Горько, досадно знать это. Больно. Но непоправимость еще больнее.

  Мысли мчатся взбесившимися скакунами, норовистыми и привередливыми, обгоняют одна другую, кусаются и лягаются. Значит ли, что она не произнесла слов любви, то, что теперь самые светлые чувства в ней вызывает кто-то еще? Разве такое невозможно: она живет в окружении ярких, красивых, талантливых девушек, чутких и умелых, что ей до простой, как древко копья, солдатки? Только память о прошлом да родственные чувства, требующие идти на поводу у моих напористых страстей. А если мы из раза в раз оказываемся вместе только из-за моей настойчивости и армейской прямоты? Плетью обух не перешибешь, вот она и соглашается. «Лучше дать, чем объяснять, почему нет»: так, кажется, шутила красотка-Ливия про свою тогдашнюю пассию.
  Пальцы свободной руки сжимаются в кулак, сминая высокую траву и пачкая ногти в густой черной земле. Как же больно осознавать, что Бьянка может уйти от меня, а если даже остаться, то телом, но не душой! Хоть вешайся, ей-Богини! Понимаю, что черное уныние затапливает меня, и пытаюсь хоть как-то убедить себя, что во мне говорят страх и паранойя, и ничего кроме. Разве так много значат слова, когда я вижу тепло и свет в ее глазах, разве не тянутся ее руки ко мне? Разве не она плавилась, как глина, под моими пальцами, разве не ее губы еще недавно сводили меня с ума?
  «Мысли головой, а не задницей, воительница! – пытаюсь убедить саму себя. – Она согласилась навек соединиться с тобой общей татуировкой и не испугалась двусмысленности. Сама пошла с тобой сюда, зная, что я не буду держать ручки при себе. В конце концов, она только что прямо сказала, что без ума от тебя – «не может думать ясно», когда ты рядом! Что тебе еще надо, собственнице!? Хватит бояться и додумывать за других: от большого ума лишь сума да тюрьма, как говорила старая Адель, да беды одни. Не уверена, не знаешь, что на самом деле – спрашивай в лоб, с солдатской прямотой, и не бойся ответов. Говори, говори, говори – только так можно узнать друг друга и понять. Действуй, ну же!».

  Сглатываю комок в горле, вдохнув глубоко, на миг задерживаю дыхание, как перед прыжком в воду – старая, еще детская привычка замолкать перед важными разговорами, ответами на уроках и тому подобное. Выдыхаю – ну что же, пора. Вот только повернуться и посмотреть на любимую я пока не готова: знаю, что только стоит мне увидеть ее исполненные блеска глаза, сладкие губы, изогнутые зиядитским луком, упругие грудки и шелк волос, как все слова забудутся, и останется одно желание – сжать ее в объятиях, зарыться носом в шею и никогда-никогда не отпускать. Так что пока что лучше продолжить таращиться на природу, смотря, но не видя, а разговор начать с чего-то не столь болезненного:
  - Ты как, не хочешь освежиться в речке? Вдвоем поплавать, как встарь? И, это…
  Снова замолкаю. Сердце стучит так, что вот-вот пробьет клеть ребер, и подспудно кажется, что сестренка его услышит и все поймет. Стараюсь говорить с деланным безразличием, внутри вся дрожа. Еще пуще вцепляюсь в землю, чувствуя, как вырываются травинки.
  - Я так и не спросила: у тебя за эти месяцы как, пришелся кто по сердцу? – смекаю, что сказанное может выглядеть двусмысленно, и Бьянка может предположить, что я сейчас заявлю, что влюбилась. Торопливо добавляю. – У меня все это время в сердце жила только ты. – Но не в постели, н-да. Но об этом я лучше промолчу.
  Затихаю. Сейчас решиться, жить мне или существовать.

  — А, да, конечно, я принесла кулон не просто так! Но позволь, я надену его на тебя? Повернись, пожалуйста, – Кира растерялась. Ещё и ответный комплимент Ио смутил девушку сильнее обычного. Ей была необходима небольшая заминка, прежде чем перейти к планируемому разговору. Иоланда не взяла в руки кулон, и воительница пыталась понять, что за этим скрывается. Значит ли это, что возлюбленная пока не приняла подарок? Может, он показался слишком дорогим и ей неудобно? Она знает и ждёт, что последует дальше, и думает, что украшение – часть предложения? Столько предположений и ни одного ответа! Но ведь на самом деле всё не так. Ну, или не совсем так. Кира запуталась. Кулон – это подарок от чистого сердца. Чтобы дальше не произошло, он должен остаться с Ио.

  Когда Иоланда развернулась и убрала волосы, Кира не смогла удержаться. Она прислонилась губами к обнаженной белой шее, сначала один раз, потом ещё, немного смещая поцелуи. Заскользила к мочкам ушей, застывая, вдыхая аромат женского тела. Тёплый нос щекотливо тыкался в шею. Волнение сменялось возбуждением. Руки покрылись бесчисленными мурашками, слегка тряслись. Сейчас бы оказаться где-нибудь подальше от чужих глаз, от этой лестницы и библиотеки! Повалить подругу на мягкую траву, снять многослойную одежду, покрыть всё тело поцелуями! Впиться в её нежные губы, ласкать тугие груди, сжимать упругие ягодицы. Предаваться беззаботной и беззастенчивой любви и страсти, а не вот это вот всё. И с чего вообще Кира решила, что разговор лучше всего проводить посреди бела дня, вот так вот неуклюже? Ах да, конечно, она боялась не выдержать собственных мыслей и напряжения. Тревога вернулась. Почти беззвучно щелкнула застёжка цепочки. Кулон опустился на грудь Ио.

  — Ты же знаешь, что я помню, когда у тебя день рождения, – Кира понимала, что подруга своим мягким и игривым тоном просто старается поддержать её, снять волнение, перевести разговор в простую плоскость. Но это не помогало. Наоборот, вызывало слабое раздражение. Хотелось, чтобы Иоланда была более взволнованной, радостной, благодарной! Чтобы с трепетом приняла подарок. Но так ли на самом деле себе представляла всё Кира? Тогда бы это была не её Ио, нет. Это всё неуверенность говорит внутри неё. Грызёт изнутри, ищет причины. Вот поэтому разговор должен состояться как можно раньше.

  — Ио, моя милая Ио, послушай меня! – девушка взяла за руку подругу, сжала. Говорила мечтательно, взволнованно, с жаром. Не первый раз Кира заводила подобный разговор, но сейчас было по-другому, чувствовалась настойчивость и, возможно, даже нотки требовательности в голосе, — Я люблю тебя. Люблю. И я хочу провести с тобой рядом всю оставшуюся жизнь. Ты же знаешь это. Я хочу, чтобы у нас родилась прекрасная дочурка, нет, даже две. Только представь, какими красавицами и умницами они будут! Прошу тебя, пойдём к Аэлис…

  — И я слышала, что ты записалась доброволицей в пограничные патрульные отряды. Зачем? – пылкая речь Киры закончилась недовольным вопросом. Бессмысленно было повторяться, что она против участия Ио в боевых действиях. И что обе девушки одновременно не смогут продолжать строить свои карьеры, если перейдут к следующему шагу отношений.

  Жаркая июньская ночь стала для Киры бесконечной пыткой. Переворачивалась с одного бока на другой, натягивала одеяло по уши, аккуратно освобождая лишь одну ногу, а потом снова отбрасывала покрывало, лежала голой и смотрела в потолок, безуспешно считая воображаемых белых овечек. 42… 43… 45… 44… Опять сбилась со счёта. Вдалеке появился необычный барашек, а верхом на нём знакомая фигура. Зверь стремительно уносил красивую светловолосую девушку с цветочным венком на голове. Сомнений не было, то была Ио. Она сидела боком, свесив ноги в пустоту, а в руках была, как всегда, книга. Ио настолько увлечена чтением, что не замечает, как Кира отчаянно пытается окрикнуть подругу. Или это ветер уносит её слова, мешает приблизиться к столь желанной, но далёкой цели?

  Простынь промокла насквозь от пота. Все мысли были только о завтрашней встрече. Наутро чувствовала себя так, будто и вовсе не сомкнула глаз. Долго и критично разглядывала себя в небольшое настольное зеркальце. Еле заметные потемнения под глазами казались огромными и страшными мешками после затяжной пьянки. Вьющиеся волосы не собирались ни в приличную косу, ни в хвост, а в распущенном состоянии бесили неопрятными волнами. Кира запустила сразу две ладони в тёмные космы и со злостью взъерошила их. Всё было не так, как она хотела! За долгую ночь она успела сотни раз проиграть в голове сценарий сегодняшнего дня, но ни разу не задумывалась, что её сломает собственное отражение в зеркале. Пара быстрых шагов к письменному столу, упругая грудь подскакивает в такт. На столе записка
  «Ты мои звёзды и Луна, моё Солнце,
  Я буду любить тебя, даже когда высохнут моря»
  Какая безвкусная пошлость! Кира безжалостно комкает бумагу и отправляет её на пол, к другим отвергнутым вариантам. Хорошо, что Иоланда не видит, как она расточительно относится к ценному ресурсу под Куполом. Этой мысли хватает, чтобы поругать саму себя и собрать весь мусор с пола. Теперь это будут черновики, ещё есть немного времени, чтобы придумать пожелание, достойное Ио. Накинула одеяло на плечи, уселась на стул, поджав одну ногу. Начала выводить слегка неровные буквы, от усердия высунув кончик языка. Каллиграфия никогда не была сильной стороной Киры. Несмотря на то, что часто, если не сказать ежедневно, девушка где-то отмечалась или писала рапорты, почерк был ужасный, про него ещё говорят «пишет как курица лапой». Но сейчас Кира старалась, переписывая раз за разом одни и те же слова, пока их форма не удовлетворяла требовательную девушку. Когда закончила, долго смотрела на чёрные буквы, затаив дыхание. Выдохнула. Осторожно взяла коробочку с украшением, боясь ненароком уронить, достала серебряный кулон. Он и правда красивый, стоит потраченного. Но где-то в глубине души поселилась неясная тревога, понравится ли он Иоланде? Стараясь отбросить сомнения, бережно вложила маленькую записку. Коробочка тихо хлопнула крышечкой. Теперь можно было и собираться.

  К выбору наряда Кира подошла со всей ответственностью. Сегодня всё должно быть идеально. Примерила ещё с вечера подготовленное платье, не слишком нарядное, но и не повседневное, слегка облегающее, подчеркивающее фигуру, но не стесняющее движения. Ио не так часто видела любимую в платьях и юбках, так как воительница предпочитала штаны. И не только из-за практичности, Кира считала, что её фигура смотрится нелепо в чём-то другом, поэтому чувствовала себя неуверенно в таких нарядах. Но Иоланда считала наоборот, поэтому будет ещё один приятный сюрприз! Только с причёской в итоге решила не заморачиваться, просто заплела пару тоненьких косичек у лица. Улыбнулась своему отражению в зеркальце. Всё будет хорошо!

  Перед встречей с возлюбленной предстояло перекусить. Совершенно не хочется, чтобы важный разговор происходил под аккомпанемент урчащего животика, и без того от нервов крутит. По пути Кира захватила пару любимых Ио пирожных с заварным кремом. Воительница была уверена, что подруга вновь засиделась за книгами и пропустила обед. Всё же, так будет лучше для них обеих, если Иоланда просто продолжит работать в библиотеке. Она не будет подвергать себя опасности и сможет уделять много времени их будущей дочери. А до этого времени Кира будет уберегать её от рискованных заданий, как например, недавняя вылазка в замок косматого. Это стоило парочку обещаний, несколько боевых дней, но в целом командование с пониманием отнеслось к её просьбе. Может, на самом деле это было и не такое страшное задание, но сама мысль о том, что Ио могут ранить, причиняла невыносимую боль. Кира не представляла, как она сможет сосредоточиться на поле битвы, зная, что где-то там её подруга, и что она, возможно, в опасности. Или в случае, если Иоланду отправят не с ней, а с кем-то другим. Сидеть дома в неизвестности, терзаться переживаниям и беспомощностью. О таком не могло быть и речи! Тем временем Кира чуть не забыла про цветы. Придётся сделать крюк через поле, предстояло найти голубые колокольчики под цвет глаз Ио, белые ромашки и что-нибудь зелёное для пышности. Простенько и со вкусом.

  И вот уже Кира стоит перед входом в библиотеку, не решаясь войти. Язык онемел, мысли спутались. Влажной рукой щупает коробочку в кармане. Может, лучше попросить Ио повернуться спиной, притронуться к её бархатистой светлой коже, перекинуть копну волос на одно плечо и застегнуть кулон, а потом завести разговор? Нет, всё-таки хочется видеть лицо и реакцию Ио, когда она увидит подарок. Встать на одно колено, как это сделала от переизбытка чувств Раиса? Некоторым девушкам под Куполом этот жест понравился. Из-за волнения Кира забыла абсолютно всё, что планировала. Ещё пару мгновений, и она была готова уйти, чтобы собраться и привести голову в порядок.

  — М-м, привет, – встрепенулась, услышав знакомый голос. Пути назад нет. Перехватила руку Ио, поцеловала, потёрлась своей щекой. Мягко улыбнулась. Всё будет хорошо! Рядом с такой женщиной не может быть по-другому.
  — Да, знаю, ты меня не ждала, надеюсь, что не сильно отвлекла тебя от дел, – затараторила Кира, теряясь в присутствии любимой. Протянула букетик, — Это тебе. И пирожные. Твои любимые. С кремом. Ты обедала? Присядем?
  — Я знаю, ты не очень любишь эту тему, – девушка присела на ступеньки библиотеки, утягивая за руку любимую. Речь получалась не очень, не могла что ли с чего-то другого начать?
  — Но сначала, у меня для тебя есть подарок. Ну, кроме пирожных конечно, ха-ха, – попыталась сменить тактику, но было поздно. Уже не получается скрыть волнение. Никто не предупреждал, что это так сложно. У них крепкие отношения, всё и без этого идёт к своему логическому и естественному развитию. Наверняка, Ио уже обо всём догадалась. Догадалась же, да? Надо поспешить, пока не затянулось и не превратилось в нечто ужасное. Дрожащими руками Кира достала коробочку из кармана, раскрыла её перед Иоландой.
  — Красивый, правда? – небольшая пауза, будто ожидает одобрения. Кажется, что если Ио сейчас просто ответит «не очень то и красивый», то ад развернётся на земле, весь мир Киры рухнет. Конечно, Ио так не скажет. Но вдруг он ей действительно не понравится, и её слова будут неискренними? Кира напряженно смотрит на подругу, пытаясь уловить её настроение. Дело же тут было совсем не в украшении.
  — Красивый, как и ты, моя Ио.

За четверть века до...

- Эх! Полно вам, девчата, горе горевать!
Лучше бородатым головы сымать!
Головы сымать, эх, да на кол бы сажать,
Чтобы знали, гады, как нас воевать!

Четверка послушниц-первогодок под руководством молодой наставницы направлялась к тренировочной площадке мимо храмовой библиотеки, отчаянно стараясь выводить бравурную строевую песню как можно бодрее и разухабистее, однако получалось... Да плохо получалось, прямо скажем. Как будто маленькие рысята, подражая матери, пытаются рычать в полный голос, а получается лишь писк и шипение. С другой стороны - самим отроковицам, очевидно, пока все нравилось. Нравилось чеканить шаг, широко отмахивая правой рукой и придерживая левой деревянный меч у пояса. Нравилось горланить не в лад песню, на которую пока что не хватало дыхания. Наверняка и сами они себе в этот момент нравились. Кира знала - она сама такой была меньше десяти лет назад. Первый год послушничества, пока все в новинку и в охотку, и ноги еще ни разу не сбиты, и глотки не посажены...

Наставница Динара, проходя мимо Киры, отсалютовала ей, само собой, по всем правилам (при молодых-то), однако незаметно для послушниц высунула язык набок и закатила глаза, изображая повешенную: дескать, что за салажата пошли, мрак и ужас, мы ж такими не были, и в ногу шли с первого дня, и пели так, что заслушаешься. Мелкие тоже засмотрелись на рослую храмовницу с небольшим букетиком в руках, в очередной раз сбившись с ноги, благо двадцатидвухлетняя паладинка обладала и красотой, и определенной репутацией среди рамониток: героиню недавнего штурма замка Ойль знали теперь в лицо далеко за пределами Храма.

Собственно, ничего особо героического в тот день не произошло: после того, как превратившийся в оборотня барон Гийом-Понс устроил в замке резню и сбежал в леса, судьба феода, и так уже усохшего из-за расширения Купола, была решена. Засевшие там остатки челяди, возможно, и сами бы разбежались в скором времени, однако Совет Старших принял решение очистить его, чтобы без помех и как можно скорее взять под контроль деревни на востоке бывших владений Ойлей. Будь за стенами приличный гарнизон с грамотным командованием - замок, скорее всего, взяли бы в правильную осаду, но тот факт, что его защитники после бегства своего обезумевшего сеньора были совершенно деморализованы, делал возможным дерзкий план быстрого ночного штурма.

К работе над планом привлекли бардесс Коллежа, владевших магией странной природы, которой Богини не наделили своих учениц. Смешанный отряд воительниц под чарами невидимости подобрался к самому барбакану, одна из последовательниц Анаэрины сотворила заклинание тишины где-то наверху, между зубьев станы, и забросила туда кошку, которая, как и планировалась, зацепившись, не издала ни звука. По очереди девушки забирались наверх, однако попытка скрытно вырезать стражу не удалась, была поднята тревога, и легковооруженным воительницам пришлось бы туго, если бы не бросившаяся со всей рамонитской яростью вперед Кира. Именно благодаря ее щедро сеющему смерть в рядах косматых двуручному мечу взять ворота удалось без потерь, а дальше бой превратился по сути в резню. Кира ту ночь запомнила как нечто похожее на игру в салки, когда ты догоняешь очередного показавшего тебе спину бородача, сбиваешь его с ног и пришпиливаешь к земле, чтобы приняться за следующего труса. Воевать таким манером оказалось на удивление легко, даже скучно, но после боя девушка была, разумеется, отмечена как отличившаяся и получила свою минуту славы, когда представительница Совета Старших обняла ее перед строем.

Часть захваченных в замке сокровищ выделили в качестве награды участницам штурма - золото и серебро не имели большой ценности под Куполом, однако из них можно было изготовить украшения для себя и своих любимых. Кире предложили сделать массивную золотую серьгу - это был относительно новый обычай, такие серьги носили пролившие кровь косматых, и размеры их были прямо пропорциональны числу убитых, однако храмовница со смехом отказалась: в ее мечтах и планах количество зарубленных мужиков оказывалось таким, что вскоре придется носить в ухе золотую бляху размером с тарелку. Вместо этого она взяла себе несколько серебряных монеток для подарка Иоланде. Говорят, во внешнем мире золото стоит раз в десять дороже, но золото шикарно смотрится на смуглокожих девушках, особенно текрурийках, конечно же. Ио, с ее холодной северной красотой, серебро подходит гораздо больше.

И сегодня, погожим июньским днем, у стоящей возле дверей храмовой библиотеки паладинки в кармане находилась коробочка с серебряным кулоном на цепочке - не просто куском металла, а подарком с секретом. Под Куполом была всего одна мастерица, способная изготовить подобное, и Кире пришлось списать все свои боевые дни, да еще ждать пару месяцев, но результат не заставлял жалеть. Ее возлюбленная получит достойное своей красоты украшение, а внутри хитрого медальона скрывается записка с самыми важными словами, которые Кира боялась не суметь произнести вслух. В конце концов, их отношениям давно пора переходить на новый уровень: теперь паладинка чувствовала себя достаточно взрослой и зрелой для этого. Рейдов и боев предстоит в будущем еще немало, мерзкие космачи продолжают строить козни и покушаться на владения Сестер, так что Кире просто жизненно необходим крепкий и надежный тыл, свой персональный Купол, где можно отдохнуть душой после жестоких сражений. Милая Ио, правда, иногда вредничает и спорит по этому поводу, но дело это вполне поправимое - рано или поздно она поймет, что по-настоящему важно для них обеих. Лучше, конечно, рано - и об этом Кира тоже планировала поговорить, после того как вручит кулон, само собой.

Мысленно повторяя первые слова, которые она скажет, раскрыв коробочку перед Иоландой, Кира улыбнулась в предвкушении реакции любимой.

***

Иоланда в этот день совершенно не ожидала визита Киры, и была поглощена важным заданием, над которым билась уже пару месяцев: составлением пособия по норгардскому диалекту мидгардского языка. И средства для этого дела были крайне скудными: под Куполом было всего три настоящих уроженки тех мест, причем две из них попали к Сестрам еще в отрочестве и почти забыли, как говорили их предки, третьей же, пятидесятилетней крестьянке из Старой Болотины Микаэле, которую четверть века назад продали как рабыню в Мидгаллию "соплеменники" из соседней враждующей деревни, Иоланда своими расспросами успела надоесть хуже горькой редьки, и последнюю неделю она постоянно сказывается больной и просит ее не беспокоить. Так что теперь молодая жрица, пользуясь своей феноменальной и приводящей в восхищение всех подруг памятью, пыталась обобщить полученные знания в едином структурированном тексте. Она совершенно не считала свою работу бесполезной или бессмысленной: Купол в последние годы стремительно расширяется, и как знать, не подойдут ли его границы вплотную к фьордам Норгарда уже при жизни их дочерей? Тогда точно понадобятся вот эти ее исследования, и обязательно будут извлечены из соответствующей секции архива, и как знать - не вспомнят ли ее имя с благодарностью те рамонитки, что станут налаживать взаимопонимание с женщинами Севера?

Но это будет когда-нибудь, если и будет, а пока ей приходится ломать язык и голову, думая, как представить на бумаге слышащиеся одновременно смешно и чудовищно громоздкие трифтонги, как объяснить, что значение слова может радикально поменяться из-за длительности произношения всего одной гласной, как научить будущих читательниц отбрасывать то прочтение шипящих, к которому приучены все знающие "высокое" наречие мидгардского? Ио чувствовала, что ей приходится идти по пути, который наверняка уже прошли митрианские миссионеры. Слов нет, они косматые морды и гнусные твари, но добраться бы до их собственных исследований, чтобы самой не изобретать заново ни колесо, ни тележную ось. Увы - пока библиотеки, в которых наверняка хранятся нужные ей источники, находятся вне досягаемости...

- Эгей, ученый бельчонок, хорош грызть гранит наук, твоя дама сердца, между прочим, мнется за дверями, будто очередь в нужник ждет, - из размышлений Иоланду вывела работающая за соседним столом бардесса по имени Клодетт. "Работающая", впрочем, это сильно сказано. Беспокойную рыжую девицу перевели в библиотеку для копирования нужных Коллежу книг после какой-то любовной истории, когда две экзальтированные поклонницы не сумели поделить ее между собой, и предмет их страсти пришлось по обычной среди бардесс практике прятать в надежном месте, которым и оказался Храм Рамоны. Почерк у новой "коллеги" Ио оказался и в самом деле каллиграфическим, однако с усидчивостью было очень печально. Клодетт хватало максимум до обеда, после чего она уже совершенно не могла работать, начиная ерзать на стуле, отвлекаться и отвлекать окружающих, доставать всех рассказами о своей личной жизни и расспросами о чужой - в общем, вела себя как нерадивая школьница в классе без учительницы. Впрочем, совсем уж берега рыжая все-таки не теряла, так что вызывала максимум легкое раздражение, а сейчас вот и вовсе оказалась полезной: кто знает, с чем Кира ее ждет и когда бы она зашла, если бы Иоланда продолжила свои ученые занятия?

- Ох и плечистая она у тебя, однако, - продолжала тем временем бардесса. - Слушай, ты не пробовала ей на ручки запрыгнуть с разгону? Мне кажется - вообще не качнется. Я бы запры... ну-ну, иди уже, а то украдет ее кто-нибудь вместе с букетиком, пока зевать будешь...

  Первое утро после того, как меня распределили в часть, началось с головной боли. Нет, даже не так: у меня, как любила называть такое состояние Аньес, жбан трещал. Оно и не удивительно: я с другими свеженазначенными сестренками столько вина и пива вылакала, что хватило бы на целую сотню. И как только добралась до Крепости? Ни-че-го не помню. Со стоном поднявшись с узкой скрипучей койки, я обхватила страждущее место руками и дала себе зарок: больше никогда, никогда в жизни не мешать кровь алого винограда и экстракт золотых колосьев. Теперь дело за малым – исполнить обещанное.
  Продолжая изображать из себя неприкаянное привидение, я приняла вертикальное положение и, тихо ругаясь, устроила в полупустой - большинство сестер уже убыло, а молодежь еще не заселили - жилой комнате форменный обыск в поисках хоть чего-то, чем можно поправить пошатнувшееся здоровье. Нашла только глиняную бутыль вина, в которой на донышке еще что-то плескалось, и, резонно решив, что от чего заболела, от того и лечись, вылакала ее. Стало попроще.
  Зато за время поиска я обнаружила, что куда-то пропал левый сапог. Правый – вот он, начищенный и блестящий, как у кота яйца, стоит себе и стоит. На столе, правда, но это мелочь. А вместо левого – какой-то совершенно непотребного вида деревенский лапоть. Пришлось искать, пугая осунувшейся рожей и растрепанными патлами молодняк, шикая на любую, кто подвернется под руку - их громкие вопли были для меня сродни пытке. В итоге столь необходимый предмет гардероба я нашла на заднем дворе, закинутым на веревке через колодезный журавль. Для противовеса чья-то добрая душа еще привязала к нему остроносый алый сапожок, принадлежавший, по всей видимости, моднице Ливии. Кто это сделал, почему – память разводила руками, утыкаясь в черноту провала. С помощью смекалки и такой-то матери – а, вернее, мобилизовав на подмогу мелких – я воссоединилась с пропажей, отправив Ливии ее сапог вместе с самой смышленой из младших.

  Через пару часов, умытая, одетая и посвежевшая, я немного пришла в себя. В висках еще стучали маленькие злые кузнецы, настроение было ниже казематов Крепости, но хотя бы с виду все стало пристойно. Я прошлась по подружкам, кто еще не уехал, обнялась с каждой и, всплакнув, распрощалась. Меня ждали сутки дороги, а до них – три дня полной и безоговорочной свободы. Диса и ее зазноба Энид предлагали махнуть с ними на озеро, проведя отведенный нам срок в кутеже, угаре и разврате, но я, хотя и не без сожаления, отказалась: у меня были совершенно иные планы. Самым лучшим, конечно, было бы найти сестренку, но... она бард, и отыскать ее, если она сама того не желает, почти не реально: даже если начать поиски с Колледжа, вряд ли у меня что-то получится. Зато мама никуда не денется – а я, как примерная дочка, просто обязана ее навестить и помочь. К тому же, чего уж таиться, я соскучилась.
  Путь к Старой Болотине был неблизким, но зря я, что ли, отдала столько лет, готовясь стать надежей и опорой Купола? Нас, воительниц, долгий переход страшить не должен, и мы всегда должны быть готовы. К тому же сапоги мои, да-да, те самые, которые я так долго искала, были построены специально по моей ноге: я прислушалось к мнению сестры-инструктора Астрид, утверждавшей, что для избравшей путь меча есть два самых главных сокровища – обув и ложка. О первой я уже рассказала, а вторая, собственноручно вырезанная из тиса, сейчас была заправлена за голенище.
  Помимо уверенности в своих силах, меня грела мысль о том, какая же я все же везучая: получить отгул на Плодовую неделю – это же настоящий подарок! Можно будет вечерком наплясаться до упаду, поучаствовать в состязаниях, хороводы поводить и вообще – вдохнуть полной грудью всю прелесть того, от чего я добровольно отказалась. Не то, что я так уж сильно жалела о сделанном однажды выборе, хотя бывали и такие деньки, особенно после того, как я серьезно залетала где-то – но иногда все же тоска брала вверх. Особенно когда она накладывалась на скверное расположение духа.

  К тому времени, как солнце стало клониться к закату, я уже трижды прокляла идею шуровать на своих двоих: марш в полной выкладке выматывает, а я все свое носила на плечах. К тому же идти одной – скучно, не помогают ни бережно перебираемые самые светлые воспоминания, ни песни. Я уже в голос исполнила лиричную “Золото кос”, и бравурную “Часовая на холме”, и “Полно вам, девчоночки, горе горевать”, и даже фривольную “Пастушку” – все без толку. Оставалось только тяжело пыхтеть и мерно выбивать из дороги пыль, не меняя ноги и не останавливаясь: солонину я грызла на ходу.
  От моря зеленой тоски, куда я уже занырнула с головой, меня спас синий цвет. В том смысле, что краем глаза я подметила, как на полянке поодаль от шляха раскинулся целый ковер поздней горчатки, фиолетово-синей и завораживающе мягкой. Средь ее синевы – словно небо упало на землю – видны редкие белые звездочки девятильника. Ну как я могла устоять? Скинув порядком надоевший рюкзак, а за ним перевязь с рапирой в ножнах и и плащ прямо на дорогу, я, забыв обо всем, опустилась на колени в эту первозданную красоту, шепчущую мне на своем цветочном языке неведомые тайны.

  Пока я собирала себе очаровательный венок, нежно воркуя с растениями, я была погружена в свой мир, и не сразу услышала, как меня окликают. А услышав протмяжное и мягкое: “Солдатка-а, эге-гей! Солда-атка!” – резко развернулась, испуганно схватившись за нож на поясе. Как оказалось, волноваться не стоило: меня звала какая-то старая – за сорок уже – женщина в охряном платке, из-под которого торчали жесткие соломенные волосы. Неизвестная сидела на козлах нагруженной телеги, а впряженная в нее невысокая пегая кобыла, воспользовавшись передышкой, щипала мягкими губами траву.
  - Эй, сестренка! – не унималась та, - Куды путь-от держишь?
  - Здрасти. – невпопад брякнула я, не зная, куда девать почти готовый венок. Стыдобища: защитница Купола ползает на коленях, собирая цветочки! – В Болотину, матушка.
  - Ой, да какая я тебе матушка! – отмахнулась селянка. – На Плодовую, небось?
  - Да. – чего таить-то?
  - А ты чейная бушь?
  - Ладина дочь я, Росита!
  - Дивись ты! Знаю, знаю я твою маму. Я сама из Пестрищ, - рассказала словоохотливая женщина, - меня Ингой кличут. Садись, что ли, путь не близкий. Своим ходом, дай Богинюшки, токма к ночи и дойдешь. Или, если так отвлекаться, подмигнула она, - то и к утру. Я тя на повороте высажу, дам-от до дому тебе часок останется.
  Я прикинула расстояние и время, с тоской поняла, что ноги все еще гудят, и согласилась. Правда, забегая вперед, скажу, что разок пришлось попросить мою добрую попутчицу остановиться: приметив усыпанную мелкими ягодками калину, я не могла отказать себе в желании дополнить венок ее веточками и спелыми кругленькими ягодами.

  ...Вот и родной дом под зеленой крышей. При виде мамы, общающейся во дворе с соседкой, ко мне сразу вернулись все силы, и я галопом, как молодая кобылка, подлетела к ней и с визгом повисла на шее, глотая слезы радости. Как бы я не любила сестер по мечу, это щемящее чувство тепла, когда ты возвращаешься домой, ничто не заменит. Дома ты становишься целой – нет, полноценной – а под теплыми руками топорщащей волосы маменьки снова чувствуешь себя маленькой девочкой.
  Как оказалось, милостью Аэлис меня ждал еще один подарок: дома была моя любимая сестренка Бьянка! Вот уж не чаяла такого счастья! Воодушевленная, окрыленная и самую малость смущенная, я отправилась приводить себя в порядок, а потом, чистая и благоухающая, села вместе со всеми за семейный стол. Пошли разговоры о жизни, учебе, моей грядущей службе и успехах Бьянки – словом, обо всем, что обсуждают давно не видевшиеся родные. Я в красках рассказывала о днях в Крепости, опуская самые жесткие и нецензурные моменты, а сама косилась на старшенькую: как она ведет себя, как она относится к моим словам? Такая серьезная она стала, умеющая себя держать – не то, что я, шалопайка. Ужели теперь наши недетские шалости ей неинтересны, ужели она, прекрасная бардесса, у которой наверняка куча поклонниц, отвергнет мои жалкие попытки напомнить, как сильно я ее люблю?
  Первая пара дней прошла в делах домашних: забор подновить, дымоход подправить – в своем доме всегда есть, что поделать. Но, конечно, этим дело не ограничивалось: я в наглую таскалась за старшенькой на репетиции, восторгаясь ее талантом, а по вечерам старательно вытаскивала ее на танцы. Пускай рядом будет сколько угодно народа, главное, что она будет рядом со мной. Я ее никуда не отпущу, потому что люблю. Вот такая вот я собственница. Хотя… кому я вру? Если кто-то найдет свое место в ее сердце – придется отойти в сторону, как ни крути. И дело даже не в обещании, что я дала маме Аэлис, хотя и в нем тоже: я не хочу, чтобы Бьянка страдала из-за меня.

  Первым предвестником того, что наши отношения крепки, как и прежде, стало согласие на парную татуировку. Гладко было на бумаге – ехидная Наджиба заставила меня краснеть, как маков цвет, но тут включилась любимая, мастерски повернувшая все так, что и «не-возлюбленным» никто не мешает обзавестись парными украшениями на коже, как символом их единения. Теперь наши запястья обвивал тонкими лозами раскидистый плющ: а я, словно плющом, накрепко была соединена со старшенькой. С моей Любимой и самой желанной… И плевать, что это не одобряется, и нам приходится скрываться: не согласные пускай идут кидаться головой в навоз, а я не могу жить без Бьянки и ее такого манящего, такого обжигающего пламени. Я словно мотылек, летящий на ее огонь. Я все знаю, но остановиться не могу. Да и не желаю.

Мотылек мой, мотылек,
Как затейлив твой полет
Не стремись на огонек –
Огонек тебя сожжет...
Легких крылышек узор
Разлетится в белый прах
Не лети на мой костер –
Вы горите на кострах...
Если ищешь ты тепла –
Вот тебе моя ладонь
Пусть она не так светла –
Но не жжется, как огонь...
Мотылек мой, мотылек...
Ты не слушаешь меня
Как прекрасен и жесток
Золотой цветок огня.

  К несказанному счастью моему, сестра, не смотря на всю свою сдержанность и строгость, желала того же, чего и я. А, может – об этом думать я не хотела – просто сдалась моей упрямой солдатской настойчивости. Как бы то ни было, мы пошли на пикник на наше место, и уж там, не речном берегу под сенью шелестящей кроны старого дуба, нам никто не мог помешать. Ее губы стали еще слаще, чем прежде, летящие прикосновения ее – горячее, заставляя сердце биться чаще и вызывая в груди сладкое томление. А уж когда она стянула через голову рубаху…
  Мы близняшки, это верно. Но то, что во мне просто, в ней преломляется и становится красивым. То, что хорошо во мне, в ней неотразимо. Каждый раз, когда я вижу ее нагой, не могу скрыть восторга. Бьянка – лучшее, что есть в этом мире. Самая прекрасная, самая родная. И снова, как в первый раз, я тянусь осторожно пальчиками к гладкости ее кожи, боясь, что это прекрасное видение рассыплется палыми листьями и навсегда исчезнет.

  …Она рядом. Я чувствую щекой ее умиротворенное дыхание, ощущаю, как щекочут меня пряди ее волос. Чувствую под пальцами податливую мягкость ее тела и краем глаза вижу на зеленой траве переплетенные синее, белое и алое – тот венок, что плела я в пути, стал моим подарком сестренке. Она со мной, такая близкая, такая пьянящая и чарующая. Жаль только, счастье наше безбрежное снова будет коротким – под вечер мне пора выступать к месту службы. Любовь бесценна и священна, но у меня есть еще и долг.
  - Мы никогда не умрем. – негромко говорю. – Мы навсегда останемся голосами в шелесте листьев и журчании ручья, касания станут мягкостью травы и игрой ветерка, поцелуи найдутся в терпком вкусе вина, а переплетшиеся навек ветви будут нашими пальцами…
  Я люблю тебя, сестренка, всем сердцем, больше всего на свете. - коснувшись губами плеча, продолжаю. – Хочу загадать, чтобы ты была самой-самой счастливой, а твой талант ширился и множился, оставшись в веках подле твоего имени. А я… Мне безумно хорошо с тобою рядом. И, - ухмыляюсь лукаво, приподнявшись на локте, и смотрю в ее бездонные глаза, - я буду с тобой, пока ты меня любишь. И буду любить горячо-горячо, и оберегать от всего!
  Наклонившись, я снова целую ее, на сей раз вкладывая в это прикосновение не страсть и жар, чуть притихшие, но еще полнящие меня, но всю нежность и заботу.

      Надевая обратно свой магический амулет, прерывая тем самым связь с пернатым товарищем, Игург вернулся обратно к команде и внимательно начал слушать план Лоугана. Стоило речи пойти в сторону разделения, друид моментально нахмурился и неодобрительно покачал головой. Волхв был против этой затеи. Команда и так уже была нехило так побита, а пойдя разными дорогами, ради одной цели – ослабит группу еще сильнее.
      — Мне. Не. Нравится. Пока. Мы. Занимаемся. Этим. Враг. Становится. Ближе. План. Может. Не. Сработать. — неодобрительно проговорил волхв, понимая, что скорее всего он будет один, кто против. Врог не отрицал того, что в плане виконта есть логика и своя правда, тем не менее временем зеленокожий защитник болот не хотел жертвовать. А учитывая, что это не первый раз когда что-то идет не так, жертвовать потенциально лесом Игург хотел ещё меньше.
      — Если. Все. За. Я. Не. Имею. Права. Отказываться.

— Дай знать. Когда понадобится помощь с перевязкой. Я пока себе подготовлю.


Охотница не торопила Мэл, когда та решила тщательно осмотреть полученное в ходе неудавшегося отдыха увечье. Она терпеливо позволила женщине воспользоваться временем и увидеть все самой. Поганая ситуация, но подобное все равно было бы не скрыть от Мелиссы. Уж лучше сейчас, чем позже.

Пока мужская часть отряда показывала себя полезной и начала возводить палатку, Керли поднялась с места. Она сделала это медленно, понимая, что после курения голова может кружиться, но на удивление все было впорядке. Действие эльфийских трав начало отпускать. Очень вовремя. Девушка размяла конечности и подобрала с земли свои вещи. Один комплект для Мэл, один себе и один для нобеля, кем бы тот не был.

После того, как Палатка виконта была возведена, девушки смогли благополучно уединиться в ней и перевязать раны.



— Что-ж. Чего и следовало ожидать. — Выходя из укрытия, пробубнила Керли, услышав не самые веселые новости. Девушка выглядела чуть более посвежевшей. Рыжие волосы не выбивались копной из-под капюшона, а были туго заплетены в косу. Капли своей и чужой крови были смыты с одежды и открытых участков кожи. О недавнем сражении с гоблинами и лесом напоминали только ссадины и бинты.

Сложив руки на груди и расставив ноги чуть шире плеч, чтобы выглядеть максимально серьезно, она молча выслушала выступление Шемфорта. Керли несколько задумалась… С каких это пор виконт являлся рейнджером, но вслух задаваться риторическим вопросом не стала.

— Ну, наследить мы должны были порядочно, хотя я пыталась чутка замести следы.

Гоблины. Идут. За. Нами. Много. Их.
–Идут?–Повторил Виконт, обращаясь ни то к ворону, ни то –к Игургу. Определённо, пусть поступившая информация и не обнадёживала, но требовала дальнейшего изучения.–Спроси, КАК они идут? Они петляют и осматривают все потенциальные укрытия, или целенаправленно идут к копям? Опираются ли они при этом на какие-то следы, или, их кто-то – какой-нибудь разведчик – ведёт за собой?

– Зеленые. Идут. Внимательно? Ищут. Следы? Или. Прямо. Идут. Сюда? Есть. Вожак?

– Зеленые! Сюда! Вожак?–Ворон либо не в курсе, кто такой вожак. Либо не знает, как выглядит вожак гоблинов.

— Вожак. Главный. Тот. За. Кем. Идут.

–Главный? Много главный. За кем идут.–Игург понимает, что ворон так и не понял, что такой вожак. Скорее всего, он про охотников говорит, которые идут по следам впереди, а остальная группа за ними.

— Идут. Сюда. Скорее. Всего. Следы. Определенного. Вожака. Нет. — передал полуорк Виконту.

–Игург, сколько им пешим ходом до нас по времени?

–Игург уже мог посчитать, что 2-3 часа на марше, вряд ли больше

***
–Значит, к нам идут враги, но у нас есть время?–Подытожил Виконт.–Что же, уже не плохо: можно пустить из по ложному следу!
Род Шемфортов, поднявшийся на кровопролитных конфликтах как за счёт воинского мастерства, даже стогнируя в течении последних нескольких поколений не переставал хранить некоторые хитрости и передавать их от старшего к младшим. То были и книги, сухие в литературном плане и, в сущности, представляющие из себя подробные отчёты о военных кампаниях, начиная с описания хода битвы и заканчивая списками утраченного и захваченного имущества и потерь среди личного состава. То были и беседы со старшими родственниками уже после прочтения этих книг и попытки их анализа.
Ну и на случай отступления малых разведотрядов там тоже, понятное дело, было что-то написано.

–Скорее всего они ориентируются по следам. Возможно – по запаху. План такой:
Делимся на 2 группы. В первой – 2 человека, во второй – 3. Первая группа берёт у меня пару фляг с водой, пару – с маслом, идёт обратно по нашим следам. Я полагаю, следы представлены не только в виде сапог, так как на улице сухо. По идее, они должны быть представлены в основном в виде примятой травы и сломанных веток. Группа должна найти какую-нибудь корягу, либо собрать по пути валежник и камни. На худой конец могут факелы ненужные в качестве дров применить. Находят полянку, создают пару кострищ: камнями обкладывают, чтобы огонь не разошёлся, а вовнутрь кладут намоченные деревяшки, под которые заливают заливают масло. Поджигают.
Таким образом создаётся дым, который дует на гоблинов и их нюхачам этот самый нюх сбивает.
ВАЖНО: идёт эта группа к месту потенциального кострища и обратно исключительно по траве, чтобы направление подошв было тяжелее определить. Не задом же наперёд вас пускать! Нельзя, чтобы гоблины поняли, что мы туда-сюда петляли.

Вторая группа выходит из копий(Если непосредственно рядом со входом наших следов нет – вообще отлично, можно даже чуть подальше от ворот отойти) и идёт куда-то в другую сторону всей оравой, попутно создавая как можно больше следов. Нужно, чтобы казалось, что мы двинулись дальше от копий. Обратно идём по нашим же следам. Если следы от ботинок не остаются, конечно. Главное – намять травы и наломать веток, чтобы казалось, что мы и дальше туда продвинулись, но в какой-то момент использовали заклятие на скрывание следов, которое Игург знает.

–На всё про всё – полчаса, не больше.–Закончил Шем.– Таким образом, когда гоблины подойдут, они уже хуже будут чувствовать запахи. Либо же будут чувствовать запахи более свежие, именно от протоптанной нами ложной дорожки. Для пущего эффекта можно всяких биологических следов пахучих оставить. Тот же пот, по возможности – по нужде сходить, пока протаптывать будем. Возвращаемся так же по траве, хотя "Туда" можем идти и по земле. Главное, повторюсь, чтобы они не поняли, что мы вернулись. И – да: нужно убедиться, что нет непосредственно наших следов, которые вели бы вовнутрь копий. Если есть – пытаемся их замести. Вопросы?

Если так подумать, прилетевший ворон как-то успокоил Шемфорта. Выходка госпожи Битрис и Дарксоула будто бы выбила землю из-под ног у виконта, заставила сомневаться, что всё идет хоть по какому-нибудь плану и что планы вообще имеет смысл составлять. Только познакомившись с тремя авантюристами, воин сразу же усомнился, что им можно было что-то доверить.. А в войну иметь того, на кого можно положиться, всегда важно.
Прилетевшая же птаха обнадёжила Виконта: как минимум, не вся фауна представляла из себя бесполезных животных, встречались и вполне себе благородные в поведении звери. Не говоря уже о том, что прилетевший ворон уверил своим прибытием Лоугана, что не вся фауна враждебна.
С этим уже, короче говоря, можно было работать.
–Игург, подготовьтесь.–Сказал Виконт, обращаясь к их переговорщику: ко второму существу за стеной, в чьей надёжности "Шем" был уверен. –Я займу нашего друга на какое-то время.
Птичке были обещаны лакомства? Виконт был готов их предоставить. Конечно, припасов было и без того в обрез, но если гоблины умудряются выживать за стеной и быть в боевой готовности, то добыть пропитание тут вполне себе реально.
Да и договора надо бы придерживаться.
В общем, Лоуган достал из сумки свёрток с сухим пайком. Стандартный набор: орехи, вяленое мясо, отдельно завёрнут сухарь – в общем, всё, что худо-бедно не портится.
Использовав ветошь, в которую и были завёрнуты продукты, в качестве скатерти, а так же достав из столового набора чашку и наполнив её водой, вояка с помощью орешков подозвал к себе птицу, давая понять, что сей пир только и исключительно для неё, в честь удачной разведки. В последнюю очередь он принялся крошить сухарь(Ибо зачем он ему отдельно от всего остального нужен?) немного в чашку с водой, немного – на "скатерть".
–И – да, давайте не рассказывать птичке о том, что тут без неё произошло?–Добавил он по ходу дела.–А то как-то стыдно получится.

      Полуорк не расслаблял свой строгий “отцовский взор” в сторону “детишек”, которые явно не подумали о последствиях своих действий. Игург одобрительно кивнул Виконту, соглашаясь с его предложением первыми заступиться за дежурство. Защитник болот готов был и один отсидеть свой дозор, однако после случившегося он уже не особо доверял незнакомцам. Получить нож в спину мало кто захочет, а уж тем более разрушительную магию.
      — Можем. Помочь. С. Палаткой. Собрать. — неодобрительный взгляд пал на полуэльфа. Рассмотрев хилого остроухого, а после на ожившую синегубую женщину, Врог без скромничевства предупредил. — Готов. Но. Спину. Свою. Беречь. От. Вас. Буду. Надеюсь. Я. Понятно. Изложил. Свою. Позицию. Не-Вождь?
      — Тратить. Свои. Силы. На. Вас. Не. Буду. Время. Поможет. Прошу. Поспешить. С. Отдыхом. Времени. Мало.

  — Не то, чтобы они были и на вас рассчитаны… Вы что, свои не взяли?— Это, конечно, было последнее, за что следовало сейчас переживать, но Керли не могла игнорировать тот факт, что Дарксоул, по-видимому, привык жить на готовеньком. — Ладно, поблагодарите господина Лоугана за оказанную услугу с палаткой. Считайте, он вам сделал одолжение.

  — А ты тутошнюю флору вини. Как же ты так плохо затянулась? — То, что женщина, которую можно было считать без пяти минут подругой, пришла в себя, было хорошим знаком. Керли, не позволив Битрис делать резких движений, аккуратно просунула руки ей под мышки и, применив некоторое усилие, подтянула ее крупное, но в данный момент достаточно хрупкое тело ближе к себе, так что голова Мелиссы стала покоиться у Норлинг на коленях.

  — Что у нас тут? — Ворон аккуратно подцепила ногтем прядь прилипших волос ко лбу волос Мэл. Выкуренная трава способствовала торможению эмоций рыжеволосой, поэтому ситуацию она смогла оценить более менее трезво, без лишней женской истеричности. Потом ее серый взгляд сам собой сосредоточился на увечии. Но дать окончательную оценку травмы было сложно ввиду плотной рубахи и проклепанной кожаной жилетке, которая застегивалась на шее у Битрис. Керли, стараясь не касаться кожи, расстегнула пуговицу жилета своей напарницы.

  — М-да…— Не надо быть целителем, чтобы понять, насколько сильной магией Сансаниэль воспользовался. Такое клеймо не скроешь и не очистишь. Надо отдать должное, держался полуэльф хорошо, если даже не нагло для той ситуации, в которой оказался. Это что,издержки особого дровийского воспитания?

  Керли едва заметно хмыкнула, услышав от аристократа о своей правоте. Тут можно и позлорадствовать, воскликнув: «Я же говорила!», но на руку пришлось несколько укуренное состояние.

Значит рассудок вернулся. Сансаниэль не знал как на это реагировать. С одной стороны чувствовалось некоторое облегчение, но с другой - все складывалось довольное неоднозначно. Нужно было действовать, и первостепенный план был ясен. Озвучить свою версию, максимально приближенную к действительности, чтобы остальные не имели повода ставить ее под сомнения. При это нужно правильно расставить акценты, выставить себя жертвой... нет, недостойное Дарксоула слово. Потерпевшим, да. Или можно сыграть на уровень выше, и выставить их всех заложниками обстоятельств. Запутать. Навести на ложный след.

— С возвращением, Мелисса. – Показательно холодно произнес полуэльф, укоризненно прострелив при этом взглядом Керли, но продолжил уже более сочувственно. – Если вкратце, твой разум помутился, хотя теперь я не уверен что твое тело в этот момент принадлежало тебе. Чтоб бы тобой не овладело, но оно хотело нас всех убить, и теперь на твоем клинке моя кровь, а на тебе самой - следы искаженной магии. Пока я не возьмусь судить что именно послужило причиной подобной аномалии, но это место нравится мне все меньше и меньше. Возможно Керли была права, и нам стоит подумать о ином укрытии, пока еще есть время.

  Вскоре в пещере возник знакомый запах и если закрыть глаза, можно было решить, что юная Керли оказалась в хижине друида. Похожий запах там царил очень часто, ведь Мэрит не только курил, но и сушил листья, собрав их в пучок и подвесив под потолком. Предавшись воспоминаниям, девушка действительно дала слабину и немного расслабилась, прикрыв глаза. Состояние умиротворения длилось немного, потому что после произошел какой-то сюрр. Вместо того, чтобы испугаться, Керли, как внимательный зритель, наблюдала за происходящем, словно была на театральной постановке. Два медицинских комплекта так и остались у нее в руках. Спустя какое-то время Ворон поняла, что нужно дать реакцию:

  — Ого. — Задумчиво, с ноткой социопатии, произнесла рыжеволосая. — Зачем согласились, раз не умеете курить? — Крели покачала головой, а затем медленно поднялась с места, чтобы подойти к тушке Мэл. Судя по реакции Игурга, она еще жива. Присев на корточки над головой Битрис, Мэл вытащила один плод аронии, но вкладывать в синие губы не торопилась.

  — Дозорных мы не выставляли еще. — Ровный голос ответил на вопрос полуорка, а затем Керли медленно перевела взгляд на молодого аристократа. Судя по всему, в нем еще сохранилась обида за поножовщину в таверне, иначе как объяснить его хладнокровный поступок с применением магии? Зря он усмирил ее именно таким образом.

  — Лорд Дарксоул, вы же понимаете, что она сейчас придет в себя? Как думаете, что с вами будет после этого? — Ворон, держа двумя пальцами ягодку, приподняла ее перед глазами, словно рассматривала бриллиант. Она искренне не завидовала Сансаниэлю. С другой стороны, убей он Мэл окончательно, Ворон не оставила бы это ему с рук, а поскольку Битрис выжила… Ох! Она его втопчет в могилу, потом раскопает, чтобы заново убить.

  Решив далее не фантазировать, охотница вложила волшебный плод в рот синевласой.

Нет, к такому повороту событий Сансаниэль готов определенно не был. Синевласая бестия в момент ока оказалась вплотную, а ее клинок полуэльф быстрее прочувствовал, нежели разглядел. Вместе с болью ужас сковал сердце потомка дроу. Трость со змеиной головой предательски выскользнула из ладони полуэльфа со звонким грохотом ударив о каменный пол. Вместе этим звуком помещение окутал сумрак: последние огоньки одновременно погасли подобно мимолетным искрам. Полоса дневного света возле входа в копи контрастом делала полумрак еще более осязаемым.

Но вместе с ужасом пришла и ярость, такая естественная и такая человеческая. Чародей действовал почти инстинктивно. Он и позже не смог бы ответить что это было. Толи дурман действительно способствовал восстановлению магических сил, толи сказалось воздействие Цаталя или пронизывающих воздух нитей некротики, толи в критической ситуации студент вышел за предел собственных возможностей, но случилось то, что случилось. Уста сами произнесли запретные слова. Тьму озарила вспышка кислотного зеленого света, исходящего из ладони Дарксоула, которая в этот момент походила на морщинистую лапу ящерицы. Острые когти прошли сквозь кожу Мелиссы, не разрушая ее, но растворяя жизненные силы. Лишь в последний момент чародей вернул себе контроль над происходящим, понимая что может убить девушку, если не прекратит. Хищные пальцы вернулись в исходное состояние, а свечение исчезло, будто его и не было в помине. Сансаниель подхватил падающее тело Мелиссы, готовый рухнуть вместе с ней.

– Спокойно, она в порядке. – С нервной улыбкой бледнеющий полуэльф обратился к спутникам. Сердце безумно колотило от осознания того, что сейчас произошло, но времени на рефлексию не было. –Просто привал для нашей подруги начался несколько раньше положенного.

Своды каменоломни сомкнулись над головами героев, создав впечатление, что они находятся дома. Но не у себя, а в гостях у далекого знакомого. Было спокойно и необычно. Да так, что приключенцы решили немного отдохнут и расслабиться. Полуорк умостился медитировать, а охотница волшебным движением рук скрутила папиросу, плотно набитую ароматными травами. И уже секундой позже на весь главный зал раздался шибающий в нос запах. Лешмаль, как называли эту травку эльфы. Она хорошо дымилась и вызывала приятную расслабленность тела - то что нужно и почти ничего больше.

К Керли присоединилась Мелисса, и, неожиданно, Сансаниэль. В кругах аристократии подобное развлечение считалось несколько неприличным. Папиросам предпочитали трубки из дорогих пород дерева, но даже те были не слишком распространены и считались, скорее архаизмом. Дымить - не слишком подобающая высшему сословию слабость. Это привелегия крестьян. Курили многие. Но, конечно, далеко не все разбирались в эльфийских травах, поэтому растили обычный табак на заднем дворе.

Не прошло и пять минут, как папироски-самокрутки истлели, отдав свою силу. После них остался кисло-горький привкус - пергамент не очень подходил для самокруток, поэтому отдавал паленым деревом. Тела курящих охватила приятная нега, как будто довелось окунуться в теплую ванну с бокалом игристого. Не зря лешмаль использовали как отличный релаксант. Чаще из нее варили снадобья, но и ее дым отлично справлялся с задачей. Вот только ослабленному сильными ранами организму Мел даже такое средство оказалось слишком сильным. Сердце стучало как бешеное, пытаясь разогнать остатки крови, но не справлялось. И там, где другие просто расслабились, Мел вдруг открыла глаза и обнаружила себя посреди пустой комнаты, а возле нее по обе руки нее сидели Терон и Азура Орвилл. Их неестественно белая кожа отдавала синевой и в свете магических шариков казалась почти прозрачной. Их губы шевелились, они шептали что-то. Тихо-тихо, как шелест листьев на ветру, Мелисса слышала мантру, повторяемую раз за разов:

– Ты убила и умрешь, скоро-скоро ты сгниешь...
– Ты убила и умрешь, скоро-скоро ты сгниешь...
– Ты убила и умрешь, скоро-скоро ты сгниешь.
— ТЫ УБИЛА И УМРЕШЬ! СКОРО-СКОРО ТЫ СГНИЕШЬ!
— ТЫ УБИЛА И УМРЕШЬ! СКОРО-СКОРО ТЫ СГНИЕШЬ!
— ТЫ УБИЛА И УМРЕШЬ! СКОРО-СКОРО ТЫ СГНИЕШЬ!

Звук за звуком, шепот стал превращаться в крик. Он звенел в ушах и набатом отдавал в самой душе. Казалось, что он отмеряет секунды до того, как предсказание давно умерших людей начнет сбываться. Каждое новое слово казалось стуком молотка, который забивает очередной гвоздь в крышку гроба. Бух! Бух! БУХ! БУХ! А мертвецы сидели и вторили раз за разом, раз за разом. Казалось, это продолжается уже вечность. Боги успели умереть, вместо них родились новые, а два покойника все еще повторяли одну и ту же фразу. Звезды зажигались и гасли, но время здесь застыло. И через несколько вечностей Мелиссе показалось, что чета стала ближе. Они не двигались, но при этом понемногу приближались, как будто пространство само сжималось и заставляло комнату становиться все меньше и меньше. Сама Мелисса застыла, как муха в янтаре, обреченная раз за разом переживать это. Липкий страх заползал под кожу и спутывал мысли. Почему? Зачем? И что будет дальше, когда мертвецы перестанут говорить и, наконец, коснутся ее?

Стоило Лоугану зазеваться, как его спутницы начали, ничего более полезного не придумав, вгонять себя во хмель путём потребления рекреационной шмали. И, так уж вышло, что Шем с ходу не нашёл, что сказать. Да и когда нашёл – не очень уж и удачно всё получилось.
–Алегро!–Шикнул негромко, но достаточно грозно он одно из кодовых слов с предыдущего задания, что завершилось за пару дней до вылазки за Стену. И лишь поняв, что оно тут не особо к месту, принялся выкручиваться.–Аллегро кон брио, Симфония номер пять в C-миноре на наших похоронах сыграна будет, ежели вы не прекратите дурачиться! Не хватало ещё, чтобы на запах этой дряни на нас какая-нибудь гадость вышла, а вы под "Этим делом" её ещё и проморгали!
Очевидно, над субординацией в этом отряде ещё работать и работать. Но хотелось бы, чтобы отряд в целом не "Кончился" раньше времени.

- Я знаю-у-у! - с энтузиазмом подал голос Ярвем, услышав знакомые слова. Он волновался, желая показать важным священникам, особенно прелату, что тавры горазды не только рогами махать, и от этого растягивал гласные окончания слов, - Чума-а живет на гнилых болотах, где нет бегущей воды и умирают звери. Чума очень заразна, дотронь до больной воды, сам заболеешь. А лечени' нет. Только если 'тсечь чем коснулся. Иначе смерть. И сам зарази всех. 'днажды был чумной бег. Тварь болот поб'жали в разные стороны. Где шли, все 'мирало. Пришлось с'бирать воинов, чтоб прекратить. Тогда много зверей п'гибло, кто не сб'жал, а других пришлось д'бить. Сжечь потом, чтоб з'раза не шла...

Желая быть как можно более полезным, тавр начал говорить отрывисто, глотая словосочетания и отдельные звуки, выдавая все, что приходило ему в голову. Чем дальше он говорил, тем более неловко себя чувствовал, тем быстрее он продолжал говорить, пытаясь вспомнить что-то еще, что могло бы быть полезно. Он не был уверен, что понял все, что говорил прелат, речь человека была очень ветвистой, и Ярвем быстро перестал понимать кто те еретики, что притворяются друидами и почему друиды не еретики, если они еретики, при чем здесь болотная чума и почему ее скрывают и если все скрывают еретики, то почему тогда что-то скрывает церковь, ведь они не еретики. Тавру казалось, что остальные все прекрасно понимают, и только он, не привыкший к местному наречию, пропускает что-то важное. Почувствовав, что сейчас окончательно запутается, варвар стушевался и закончил рассказ извиняющимся тоном.

- Мне... так рассказывали, я... тогда не родился. Вот , - оставалось надеяться, что он, все-таки, угадал с тем, что от него ждали люди, и рассказал то, что должен был.

Ярвем в замешательстве смотрел на тифлинга, пытаясь уследить за его речью. Морда тавра была не самой выразительным холстом в мире, особенно для представителей других народов. То взлетающие вверх, то опадающие ухи, дрожащие ноздри, шумный выдох, медленный вдох. И только взгляд был совершенно человеческим, простым и понятным.

- Почему-у так говоришь? - Негромко спросил тавр у Анатэя, прогудев кузнечным мехом, - Кто подлец? Кто опозорил твой род?

Сообразив, что если он будет и дальше шептаться с Дамносом, инквизитор может посчитать это неуважением, Ярвем поднялся со скамьи и сделал шаг вперед, глухо стукнув копытами о каменный пол.

- Ярвем Шинбей, - тавр приложил раскрытую ладонь к груди и нарочито медленно опустил голову. В иной ситуации это могло бы быть устрашением - заостренные концы витых рогов теперь смотрели прямо на людей, - В вашем языке это значит Утренняя Звезда. Моя честь служить тебе.

Пресвятые духи, что за место! Небо так высоко, что не дотянуться. Дома - камень! Земля под копытами - камень! И люди ходят меж этого всего, будто не замечают, будто так и должно быть!

Ярвем никогда не видел ничего подобного. Прежде он бывал в деревнях и поселках, но они меркли в сравнении с настоящим городом. А ведь это всего лишь Хайермолф - говорили, что в Святой Области города и того больше. Неужто там даже небо сделано из камня?

Пока Шинбей глазел по сторонам, дивясь обилию людей, тому как они кутаются в слои тканей, тому как ведут себя, как много незнакомых цветов, звуков и запахов вокруг, город глазел на него. Рослый молодой бык, плечистый, с аккуратной светлой шерстью, которая не могла скрыть завидного рельефа мышц. Тонкие серебристые линии татуировок и племенных узоров на руках и ключице, ничего не значащих для горожан, но способные рассказать всю историю тавра тому, кто умел читать символы. Густая грива буланой масти, спускающаяся от морды по плечам, спине и груди, более темная, почти гнедая, шерсть от копыт до бедер. Перекинутый через плечо длинный килт грубой шерсти, висящее на шее ожерелье из клыков и когтей добытых им когда-то животных и побежденных врагов, поясная сумка на ремне да секира, почти в рост тавра, за плечами - вот и все одеяние Ярвема.

Он путешествовал налегке не столько по выбору, сколько потому что не имел за душой ничего, кроме добытого собственными руками и умением. Такова была судьба Шинбея, идти не следами предков, а собственной, неизведанной тропой, которую озарили духи, открыв тавру будущее. Мысль о предназначении успокаивала Ярвема, помогала ему спокойнее переносить смену обстановки и внимание окружающих. Пускай сейчас люди шептались за спиной тавра, разглядывая его диковинный вид, но однажды они будут рукоплескать, говоря "вот идет герой, что спас всех нас!"

Меньше месяца прошло с тех пор, как Ярвем покинул родное высокогорье, а он уже увидел больше, чем за предыдущие 20 лет жизни. Удивителен был и мир вокруг, сменивший скупое одеяние степей на пестрые наряды равнин, удивительны были человеческие поселения и возделывающие поля животные, проложенные между деревнями дороги и груженые обозы, плетущиеся по ним. А самым необычным было то, что хоть люди равнин и поклонялись Зубру, они представляли его в образе человека. Старейшины предупреждали Шинбея, что Спаситель принимает разный облик и следует чтить его с любым лицом, но видеть могучего воина в столь хрупкой форме все равно было странно. Зато воин быстро оценил комфорт большого мира. Появление тавра естественным образом привлекало внимание, и некоторые из крестьян старались оказать стражу духов должное гостеприимство, что значило бесплатную миску горячей похлебки и кружку пива в трактире. Признаться, еда тут была весьма не дурна и, главное, разнообразна, что выгодно отличало равнины от родного края.

Обмолвившись о своем паломничестве, Ярвем выяснил, что это не только ответственное, но и почетное занятие. Паломникам полагался ужин при храмовой кухне да лежанка в келье, и Шинбей искренне не понимал, почему другие жалуются на жидкий суп и блошиный угол. О чем было жаловаться, когда у тебя была почти сухая охапка сена, защищающая от дождя крыша над головой, а стены не не пускали внутрь холод? Сытая жизнь избаловала людей равнин, сделала мягкими и капризными, все время хотели большего и не могли удовлетвориться тем, что имели. Наверное, поэтому они и придумывали себе звания, титулы и сложные, ускользающие от понимания тавра правила поведения, потому что их-то можно было городить до небес.

Многие тонкости отношений между людьми ускользали от Ярвема, он только понимал, что чего-то не понимает, а вот что именно не понимает, уже не понимал. Потому тавр хотел, добравшись до Хайермолфа, встретиться с родичами из легиона, чтобы расспросить их о житье на равнинах. Уж они-то точно должны были знать тонкости этого мира. Но сразу сделать это было не суждено - услышав призыв инквизиции, Шинбей не мудрствуя решил, что это знак духов, которые указывают ему путь. Они отправили его в паломничество и теперь они указывали ему на отходящую в сторону тропу. Значит, нужно было откликнуться и помочь церкви, и не так уж было важно, что именно предстояло делать, но если представится шанс сразиться с врагами племени, тем лучше. Молитвы молитвами, а если вовремя не проломить врагу череп, молиться придется на могилах.

Во-первых, Грегори любил хорошо выпить. Во-вторых, он любил красивых женщин. Но не абы каких, а тех, с кем можно было побеседовать о высоком. Именно поэтому взгляд его из всей толпы выхватил именно Лайлу. В тот момент он ещё не знал, что она Лайла, но только взглянув, сразу подумал: да, наверное Лайла. А может, его внимание просто привлекла её яркая кожа. Как писали в одной умной книжке: красный свет быстрее попадает в глаз. Замечательная теория. Их Грегори тоже любил.

Но в ещё большей степени она привлекла его своим поведением и, судя по всему... да, действительно: талантом к магии! Что же, тем лучше! Недавно принятое поручение сулило неплохой доход и, что не менее важно, благодарность, выраженную в виде добрых слухов, а может быть - и рекомендательных писем, с которыми можно будет получить работёнку получше. Но выполнить задачу можно было лишь тщательно подготовившись. И новая магичка была бы как раз кстати. Именно поэтому девушка-тифлинг была незамедлительно приглашена в группу.

Да, она тифлинг - и что?! Грегори и сам был не самым обычным человеком. Многие детали биографии молодого человека родня хотела бы скрыть. Многие привычки и увлечения его вызвали бы у некоторых непонимание, а у некоторых, кто побрезгливей - и вовсе презрительную мину на лице. Но молодой мистик был не из тех, кто судит вино по этикетке. "Мужчина определяется делом, а не словом", - таково было его жизненное кредо. И кто, как не он, понимал, как нелегко может быть тифлингу в современном обществе?

А ещё он был благодарен Пайпер. Она была одной из тех, кто принял его таким, каков он есть. Хотя... Если вдуматься, познакомились они ещё до того, как с Грегори начали происходить всякие... странности. Помнится, встретились они на одном из приёмов, где он смог развлечь её фокусом с картами. Уже в те годы память его была острей клинка. А она, в свою очередь, скрасила его пребывание на скучном собрании.

Вот Шоз Анакх вызывал у дворянина двоякие впечатления. С одной стороны: великан выглядел грозно, и Грегори всегда выбирал слова, когда общался с ним, чтобы ненароком не вызвать его гнев. С другой стороны: Джизох был не совсем человеком. Вернее, совсем не человеком. А больше относился к животному миру. Как ни переубеждал себя мистик, он никак не мог отделаться от этой мысли. И так как таланты самого человека были связаны с трансформацией в зверя... В общем, он ощущал некую... солидарность, что ли...

Путь до деревушки, откуда следовало приступить к выполнению задания, Грегори преодолел легко. Ещё с детства его приучали к подобным поездкам, так что почувствовать сколько-нибудь серьёзную усталость он не успел. Более того, в пути он успевал смотреть по сторонам, изучая местность, примечая особенности архитектуры, когда они проезжали по населённым пунктам, обращая внимание на качество дороги, глядя на высаженные вдоль неё деревья. Он рассуждал о том, как здесь живут люди, сколько труда во всё это вложено, и что он мог бы здесь изменить, будь у него такая возможность.

Наконец, они добрались до места. Ошибки быть не могло: в объявлении были даны чёткие указания. Приметив человека, вышедшего им навстречу, Грегори подумал о том, что раз уж их отправили изучать зону дикой магии, то стоит заранее спросить о задокументированных случаях и попытаться найти какие-то закономерности. Само по себе изучение феномена уже было нетривиальной и крайне интересной задачей. Но тут его сбила с мысли Лайла.

"Я о них не думаю, мадмуазель. Все мои помыслы заняты лишь вашими чудесными очами", - и в самом деле... Какие ещё зомби?!

Вообще, у Джизоха были все шансы побыть на месте Лайлы. Будь он на две-три головы ниже и раза в два уже. Однако макаки бритые чем примитивнее, тем более склонны меньше не любить магов, нежели... Джизохов. Ведь если тебя волшебник в лягушку превратит – это хоть и не приятно, но наверняка решаемо. А вот если из тебя что-то похожее на лягушку сделает тот же Джизох, не скупясь на "Создания" новых суставов и повреждение позвоночника, то это уже как-то страшнее! Немые угрозы физической расправы и её глашатаи, в числе которых был и Шоз Анакх, на кметов действовали куда эффективнее, чем абсолютно не понимаемая ими магия.
В общем, каким бы странным для окружающих не был Джизох, чувствовал он себя относительно комфортно, и очередей сломать его стальную челюсть было мало.

Что до начала этого приключения, то – да, лоббировала его Пайпер. С ней он уже успел малость поработать, ещё когда его паломничество только начиналось. И скорее всего если бы не она, то вряд ли Шоз Анакх вообще вписался бы в эту авантюру, более походившую на охрану детской площадки, чем на полноценное приключение: помимо Джизоха боевой силы в отряде, с виду, и не имелось! Разве что Лайла доказала, что в состоянии за себя постоять, да Пайпер вроде как что-то умела.
Тем не менее, мордоворотов их квартету всё-таки не хватало. По субьективным ящерным ощущениям.

— ты чего такой хмурый? Седло маловато?
–Надо с-с-своего завес-сти...–Многозначительно протянул Джизох. Свежа ещё была память о том, как ему один перебравший конюх-юморист решил выделить ездового ишака, который был ему чуть выше, чем по колено. Конечно, после получасовой беседы тот конюх сам вышел на центральную площадь и принялся по ослиному блеять, но...
Но даже сейчас достаточно крупной лошадки не нашлось. Джизоху приходилось несколько раз спешиваться, чтобы животина могла отдохнуть.

- а что вы думаете о зомби?
–Н'е приятные твари...–Ответил ящер.–Сами по себе – слабые и немощ-щ-щные, но иногда их т'яжело добивать. В идеале – з-знать колдунство, обж-жигающ-щее излуч'ением, но не редко приход'тс-ся просто бить либо сильно, чтобы поз-з-звоночник или череп не выд'ржал, либо час-с-сто, в надежде угодить в слабое мес-с-сто. Если тварь попадётс-ся достат'чно везучая, с ней придётся повозитьс-с-с-ся... Мерз-з-зкие твари...

 — Остановимся?
–Под'жди...–Сказал Джек, вглядываясь в фигуру. Хотелось бы убедиться, что с незнакомцем всё в порядке, прежде чем идти прямо в его объятия.

Отряд наёмников-приключенцев. Начало.

Когда группа искателей приключений натыкается на объявление, призывавшее любых наёмников, желающих получить большие деньги за не менее большую работу в Зачарованном лесу, пойти к исследовательскому лагерю магов на границе этого леса, то первое их желание – пойти и заняться этим делом, пока их не опередили. А поскольку листовка была совсем свежей – дату авторы благоразумно проставили, то отряд в составе тифлинга-некроманта по имени Лайла, двух вполне респектабельных участников высшего света, по своей прихоти избравших нелёгкую судьбу странников – бардессу Пайпер и человека с мощными, но необычными магическими способностями по имени Грегори, а так же совсем уж необычного ящера-тортла, известного под разными именами, но больше к нему пристало простое имя: Джек.

Стоянка магов у Зачарованного леса – это довольно известное место на окраине Ломерии. Здесь маги уже около десяти лет наблюдают за этой странной местностью, одной из самых мощных и постоянных зон дикой магии на севере. Путь у наёмников, выехавших на конях из довольно крупного города (стоит упомянуть, что в Ломерии благородным людям и их спутникам коней обязаны выдавать курьерские станции. Именно на одной из них взяли коней наёмники, естественно, с возвратом), лежал на юго-запад почти по прямой – небольшая дорога, на которой едва-едва могли разъехаться две телеги, была тиха и безлюдна, леса мирно сменялись полями, а поля – лесами. Пожалуй, эта дорога была настолько безопасно, что здесь даже не стали строить обязательные для крупных трактов дозорные вышки. Поэтому, приключенцы без особых проблем и за небольшой промежуток времени, около пяти часов, доехали до точки назначения – издалека уже виделось окончание дороги, которая упиралась в ряд небольших деревянных изб, которые со всех сторон, хоть и на значительном расстоянии, были окружены густым лесом. Поля или других источников пищи и воды здесь не было – здесь всё-таки живут маги, а не обычные люди. Путники проехали чуть дальше, когда увидели фигуру, выскочившую из дома побольше, одетую в простой серый балахон без опознавательных знаков или других заметных издалека особенностей. Человек замер на обочине, рядом с домом, ожидая гостей.

  — А если там будет небезопасно? Без крыши над головой у нас есть пути отступления, а в копях, без карты, можно долго искать выход и так и не найти. Это может оказаться прогулкой в один конец. — Не особо мешкая, Норлинг ответила Битрис. — Насколько нам известно, люди покинули это место столетия назад, а что может бог постоянства сделать с потерпевшей колоссальные изменения святыней да при отсутствии последователей? В узких тоннелях у нас будет куда меньше путей отхода, нежели под открытым небом. — Керли все еще слабо убеждали доводы Мелиссы, зато другие были иного мнения. Но если честно, на историка, при всем уважении Ворон к ее ремеслу, она не походила. Если тут действительно проходила линия фронта, то даже спустя века, не все следы должны были исчезнуть. Коль это правда, то можно просто найти направление в котором оно заканчивалось и переместиться туда.

  — Мы все еще можем отыскать путь. И уйти в нужном направлении. — Керли внимательно поглядела влево и вправо, изучая линию горизонта. Леса, окружавшие гору, у подножья которой, по словам синевласой, покоились тысячи душ, могли действительно хранить в себе секрет. Однако в чаще все еще оставались те жители, коих это никогда не касалось, и именно они могли дать больше ответов.

  Раздумывая о том, что в “безжизненных” лесах на самом деле есть дичь, она повернулась спиной к горе и сделала пару шагов в сторону леса. Голос полукровки, однако, ее остановил.

  — Ха. Лорд Дарксоул, я непременно воспользуюсь предложением и торжественно сообщу это вашему трупу. — С кислым и отнюдь невеселым выражением, ответила девушка. В уме она продолжала мысленно сокрушаться безрассудством сотоварищей. Настолько примечательное место не может быть безопасным укрытием, а зачищать копи силы могли остаться разве что у друида.

  Поджав губы, рыжая тяжело вздохнула.

  — Metsa Vaim, palun tuleta meelde oma isamaad ja varusta mind ja mu vennasid jõuga. — Тихо произнеся слова силы на языке лесных эльфов, она воззвала к Дикой магии, которая не раз успела выручить как ее так и незнакомцев. В руке из воздуха материализовалась ветка с десятью черными ягодами аронии. Одну за другой Керли сорвала и положила их в сверток.

За оставшиеся несколько дней Инитакса успела попривыкнуть к появившемуся среди них веску. А вот к отсутствию Эндрю - нет. Уж очень он сильно запал в душу молодой полуорке, да и не только ей: по остальным членам их небольшой команды также было понятно, что они ощущали груз потери. Веск же, казалось, совсем не утруждался воспоминаниями о погибших членах своей команды. А может, у Инитаксы такое впечатление создавалось лишь потому, что тот не мог разделить с ней и остальными горе от потери Эндрю?

В любом случае, угасшая было за эти несколько дней паранойя вспыхнула с новой силой по приземлению, а, если быть поконкретней - то сразу после того, как всем им заломали руки представители службы безопасности ихней же корпорации, наградив разрядом, лишившим каждого из них сознания, по приказу невесть откуда взявшейся блондинки. Последней мыслью, вспышнувшей в голове клыкастой девушки-мистика, были параноидальные идеи о предательстве Террастерока.

Естественно, это было не так, в чём Инитаса смогла убедится совсем скоро. Пусть её тело и обмякло, ни на что не реагируя, но сознание, взлетев в более тонкие слои реальности, имело возмножность наблюдать за тем, как веска запаковали так же, как и всех остальных её товарищей. Кто знает, был ли этот опыт действительно трансцендентным, или же галлюцинациями отключающегося мозга, но, прийдя в скором времени в себя, девушка уже не относилась к Террастероку предвзято. Да, она была знакома с ним меньше, чем с любым другим членом команды, но и только.

Инитакса молчала. Лишь слушала всё, о чём говорила Элина Ресойра - приказавшая схватить их барышня, оказавшаяся ко всему прочему ещё и вице-президентом Корпорации. Инитакса пыталась не упустить ничего из этого разговора, подмечая кроме желчи, коей была пропитана речь напыщеной белобрысой шлюхи, максимум из возможного, начиная от тембра её голоса и заканчивая едва заметными рефлекторными движениями, являющимися её привычками, мелких деталей внешности и окружения.

Одновременно с этим в Инитаксе зарождалась неудержимая ярость, которая могла быть присуща лишь полуоркам и паре-тройке других рас. Раньше эта часть подавлялась Инитаксой, заглушалась эзотерическими концепциями и мистическими практиками, но сейчас она рвалась на волю. Огромными усилиями девушка сдерживала себя, осознавая, что их просто-напросто кинули, как последних шавок подзаборных, отжав всё заработанное, да ещё и долги повесив. Оказалось, что Корпорация ни чем особо не отличалась ни от Холдинга Ичихара с их Золотыми покровителями, ни от большинства пиратов и контрабандистов Диаспоры. Вот только что у первых, что у вторых, был внутренний кодекс. Поступать подобным образом можно было лишь с врагами, но ни как ни со "своими". По сути, в глазах и восприятии Инитаксы, "И-Джей Корп" в лице этой блондинистой сучки объявила их команду своими врагами, оставляя при этом в беспробудном рабстве, красиво оформляемом с юридической точки зрения. Пообещав, что это не сойдёт им с рук - при чём в самое ближайшее время, полуорка молча встала и вышла в ответ на фразу о том, что они свободны. Она не делала вид, что подчиняется им, ведь это было не так. Но и агрессию свою она не выплёскивала. Пока что. Времени задуматься над тем, что блондинка общалась с ними тет-а-тет, и без охраны, пока что не было. Но оно появится потом.

Следуя за остальными, Инитакса слушала Тарику в половину своего заострённого уха. Она уже продумывала и просчитывала план мести. Не той мелочной мести, когда зуб выбивают за зуб, нет. Это должно было стать её личной вендеттой. Её возмездием. Корпорация забрала у каждого из них всё, что они имели. В том числе посягнув на святое - на их Свободу. Что ж. В ответ они выборют свою свободу своей волей, выкуя её на Диаспоре или где-либо ещё. Ведь пока что идея была лишь одна - отжать у корпоратов корабль и отправится на вольные хлеба, в свободное плавание. Благо, Нити Судьбы складывались для этого в достаточно положительном ключе.

Инитакса не задумывалась об истинных причинах для Таррики прикрывать их, вручая им корабль и подсовывая работку на Апостэ. Это было неважно, ведь вполне возможно, они не отправятся на Апостэ, а исчезнут в Потоке. Веск возвращался на Станцию потеряв корабль. Так что мешает им потерять свой корабль? Наткнувшись на гипотетических пиратов, растрощивших беззащитное судно и отобрав груз, который будет под укрывательством Таррики перевозится из Апостэ в какое-то неизвестное пока место. План потихоньку вырисовывался, но Инитакса пока что молчала, прикидывая дополнительные элементы этого плана, собирая его как мозаику или конструктор. Тауси так Тауси. Джарзиид так Джарзиид. Дроу - значит дроу. Оружие? Вообще пофиг. Ведь для Инитаксы на данный момент интересовала не опасность работы и не возможность заработать на этом деле. Интересовало её нечто гораздо большее. Вот только для этого ей нужно было заручится поддержкой команды. Большей её части. И если к ним приставят веска... Что ж. Значит, прежде всего придётся говорить с Эдмондом. Сначала - с ним, а потом уже - с Эланией. Пусть лашунту никто капитаном и не назначал, никто не претендавал на эту роль так точно. Уж Инитакса точно не претендовала. Ко всему прочему, зная Эдмонда, Инитакса была почти уверенна, что он впишется на дело. А памятуя о гневной реакции Аннеке на происходящее, полуорка рассчитывала, что и лашунта не будет в этом деле отставать.

- На сколько я понимаю, выбора-то у нас особо и нет. - ответила Инитакса на предложение Таррики. - Так что - думаю, что мы согласны. Готовь всё, что нам нужно, прежде чем мы отправимся. Да и сроки не забудь обозначить. А я пока схожу за своими вещами. Конечно, последнее и самое весомое слово - за капитаном.

Дождавшись, пока Элания вернётся в кабинет, Инитакса, встретив её в дверях уверенным и преисполненным готовности взглядом, в котором читалась отнюдь не готовность хорошо выполнить один из очередных левачков, а всё-таки готовность совершить кое что иное, двинулась в сторону пункта охраны за своими вещами и вещами своих компаньонов - если она, конечно, сможет дотащить их. Вот только пошла она не напрямик, нет. Она решила выбрать другой маршрут - чуть длиннее, чем обычно, который бы проходил мимо кабинета белобрысой вицепрезидентши. Кто знает, может, она сумеет заметить нечто, что немного прояснить ситуацию с неожиданной стороны? Скандалы, интриги, расследования... Вдруг какой-то крот из конкурирующего И-Джей-Корп Холдинга попросту подставил их? Это было бы нелишним знать. А может, это вообще проверка на верность Корпорации?...

Так или иначе, но Инитакса в конце концов оказалась на первом этаже, в кабинете охраны, где хранились личные вещи - как её, так и остальных членов команды. Пока полуорка держала путь по коридорам офиса Корпорации, в её голове роилось множество мыслей, которыми она в обязательном порядке собиралась поделится с компаньонами. Но не сейчас, а чуть позднее, когда все уже будут на корабле. Она думала о том, что было бы неплохо подстроить уничтожение корабля пиратами, обыграв свою смерть, смерть остальных членов команды, а также уничтожение самого этого корыта, в Потоке. Самим же перебить сигнатуры двигателей, базовые волны передатчиков и другие отличительные особенности корабля, по которым его можно идентифицировать, и отправится в вольный полёт, не забыв укрыть его парой-тройкой отличительных особенностей да краской другого цвета. Естественно, на это нужны были деньги и связи.

Что до связей, то Инитакса видела здесь как минимум пять вариантов. Первый - это попытаться провернуть всё это при помощи Пратта, давя на его совесть и честность и акцентируя на своей совестности и честности: как-никак, но, судя по словам исполнительной вице-президентши Корпорации - ну или, по крайней мере, той, кто представилась таковой - передавать деньги Пратту было не в компетенции Инитаксы и команды, что означало, что они могли бы кинуть этого добродушного вояку в отставке. К тому же, у них был козырь в виде капитанши-Лашунты, что увеличивало шансы получить помощь из этого источника, в том числе и финансовую. Вторым вариантом Инитакса рассматривала свой родной мир - Диаспору, ведь именно там было несметное множество астероидов, планетоидов и маленьких мирков, в которых можно было как минимум затаится и переждать, а как максимум - выйти на контакт со старыми знакомыми, которые сами практикуют пиратство и контрабанду, и у которых наряду с колоссальным опытом в проворачивании такого рода афёр зуб на корпорации, которые самим фактом своего существования оспаривают основные идеи и принципы вольных торговцев.

Третьим вариантом она рассматривала Холдинг. Да-да, почему нет? Пусть на Акитоне они не поладили, но, тем не менее, они показали, что из подобных ситуаций они умеют выходить, оставляя последнее слово за собой. Если Золотая Лига является непосредственным врагом И-Джей Корп - пара-тройка лишних глаз, рук и ушей в структуре Корпорации ей точно не помешают. Что же до четвёртого и пятого варианта.... Что ж, четвёртый был завязан на Тлька, о котором Инитаксе не было известно практически ничего, или на Терастероке, ежели он будет в структуре их команды. Импровизациия и иже с ним. Пятый же вариант она видела в этом дроу с Апостэ и в Таррике, которые вполне возможно что обладали достаточными ресурсами для того, чтобы решить этот вопрос - в том числе и с выгодой для себя. Денег в любом случае можно было бы заработать в этой сделке, да по пути ещё и залететь к родичам Эдмонда та попросить червонец-другой килокредитов...

На этих размышленьях мысли Инитаксы зашли в тупик, и она поняла, что пока что пора остановиться на этом. Апостэ - далёкий планетоид, и по пути туда можно будет выстроить маршрут с залётом или контактом со всеми ключевыми точками. Пока что таковыми были Кастровель, Акитон, Диаспора. Через Поток, или в космосе - неважно. Даже если это было проверкой со стороны Корпорации - желание дышать воздухом Свободы оказалось в Инитаксе сильнее.

  Сложно было стоять ровно и не корчиться от боли, пока Битрис, вместо того, чтобы сказать прямо - начала рассуждения о полезности волшебных лесных плодов. Неужели не ясно, что если о них спрашивают, то ягоды и правда нужны? Ворон, однако, из-за пробитого легкого, не была в состоянии много говорить, поэтому только слабо кивнула и выплюнула сгусток темной крови на траву под ногами.

  Вновь подняв голову, она увидела старого знакомого: высокого, но при этом такого же субтильного как и Лорд Дарксоул. Вместо внятного ответа Игургу, недоверчивая девушка оскалила зубы, но чувствуя, что была загнана в тупик, с шумом выдохнула воздух и беззвучно ответила «Ладно!». По напряженной грудной клетке и скованным движениям, можно было понять, насколько ей опротивело это действие, но Ворон в очередной раз понимала, что реши она ударить волхва с кулака в челюсть за то, что он посмел её коснуться, они бы задержались еще на какое-то время, которым стремительно не располагали в данной, весьма проигрышной, ситуации.

  — Всё. — После целительной силы земли, Керли выпрямила спину и, вздохнув полной грудью, попробовала размять плечи. Тупая боль еще присутствовала, но это уже не то увечье, что сковывало ее ранее. На этом Ворон повернула голову в сторону ученика академии, который чуть не наступил на стрелу лучницы, но Глаз опередила его ногу и, подобрав снаряд, подлетела к хранительнице, сев на ее предплечье.

  — Теперь могу идти. — Она знала, что полудроу в целом все равно на ее ранения и интересовался он скорее из прагматичных соображений. Ничего удивительного.

  — Игург быстрее сообразил, для чего мне ягоды. Так что эти уже не нужны, оставь себе да поторопись-ка избавиться от своей стрелы. Нам ни к чему оставлять гоблинам кровавый след. — Пока друид перевоплощался, Керли поравнялась с Мэл и смерила ее хмурым взглядом, прежде чем начать говорить. — Тебе ли не знать, что наша цель - оторваться от них.

    ****

  После быстрой перегруппировки Керли договорилась с Битрис, что одна пойдет впереди, а вторая будет замыкать. Эта крупная, но ловкая женщина успела зарекомендовать себя опытным скаутом, поэтому Ворон с более-менее спокойным сердцем пошла в конце процессии. К сожалению, её внутренний покой не продлился долго. Они забрели в лес, который в определенный момент начал казаться слишком дремучим, и слишком враждебным, словно в его сердце жила ведьма, намеренно заговорившая рощу, всячески мешать посторонним пройти сквозь ее территорию. Даже рой, суетливо круживший вокруг охотницы, совершенно не помогал отбиться от веток, который цеплялись за одежду, ноги и волосы.

  Растрепанная и злая, Керли была последней, кто вышел из рощи, чтобы посмотреть на погост. Как и виконт, она находила в этом напоминании о человеческой деятельности скорее угрозу, чем защиту. Зная, что за стеной есть не только нежить, но и шайки гоблинов, она бы не удивилась если кого-то из нынешних обитателей Диких земель, облюбовал старые копи.

  — За последние сутки все строения хранили в себе опасность. Нет доверия у меня к этому месту. Слишком очевидное место для отдыха.

Два мелких засранца сумели уйти живыми, когда увидели, что шансов победить у них нет. И герои очень правильно определили, что лучшая тактика сейчас - бежать как можно быстрее. Ведь уродцы явно расскажут своим соплеменникам о случившемся. И через некоторое время здесь будут все до единого гоблины, которые только могут держать оружие в руках. И явно не стоит испытывать удачу и благоволение богов. Немного времени на лечение и обработку самых серьезных ран - и вперед. То есть, назад.

Разведчики явно разворошили гнездо шершней - и теперь план по быстрому захвату территории мог провалиться с треском. Насколько можно было узнать, военачальники рассчитывали на блицкриг - пройти длинным маршем и восстановить контроль над основными крепостями. Дадут боги, за 200 лет ничего с ними не случилось.А крепости станут отличными форпостами, чтобы расширить влияние и вернуть потерянные земли. Вот только кто его знает, сколько всего гоблинов расплодилось за два века и как сильно они будут сопротивляться завоеванию. Наверное, очень сильно, раз восьмерка недомерком чуть не убила пятерых не самых слабых героев. А если они будут избегать столкновений и использовать полностью партизанские методы, у регулярной армии и вовсе не будет ни единого шанса.

***

На глазок определить путь к Стене было не так сложно. Идти на север - и будет тебе счастье. Чай, не маленький поселок, чтобы сильно промахнуться. И хотя пилить несколько часов до входа приятного мало, но это было лучше, чем давать огроменный крюк по уже знакомым и разведанным местам.

Вот только приключенцам... категорически не везло. Путь пролегал сквозь густой лес, насквозь заросший какими-то колючими кустами. Они царапали открытые участки тела и норовили воткнуться в раны, чтобы сделать еще больнее. Из всех путей они, наверное, выбрали худший. Игургу, разве что, доставалось немного меньше. Волчья шкура была привычна к такому, но незащищенному носу и морде крепко досталось. Высокие вековые дубы не давали посмотреть на солнце и казалось, что герои уже несколько часов ходят по кругу. Но ничего больше не оставалось. Ведь они не знали, как близко гоблины успели их нагнать. По кровавым следам, которые они явно оставили на острых шипах растений, даже слепой пройдет без проблем. Кто знает, возможно, они уже дышат в затылок и именно в этот момент натягивают свои луки?

За три часа непрерывного блуждания герои вымотались, их одежда стала больше похожа на рваные лохмотья. И тут неожиданно лес кончился.

Вот только герои не обрадовались этому. Потому что они вышли аккурат к чертовой горе. Перед ними возвышался здоровенный каменный массив, который нависал над приключенцами, словно собирался тут же их проглотить. Но здесь была и хорошая новость, потому что впервые за время блуждания в лесу герои точно поняли, где находятся. В окрестностях могла быть только одна гора - Цаталь. Некогда священная гора, которая давала камень для королевских усыпальниц. Считалось, что ее создал сам Грумбар, бог земли и постоянства, в обмен на значительную услугу от династии еще в незапамятные времена. Еще тысячу лет здесь добывали гранит для гробниц королей и принцев. Затем его длинными путями везли в столицу, чтобы дополнить старые усыпальницы или сложить новые. Простому люду под страхом смерти не разрешалось брать камень из этой копальни - обрести последний покой под сенью божества были достойны только представители правящей семьи. Даже аристократы довольствовались другими материалами - какими угодно богатыми, но не божественными.

И теперь приключенцы стояли перед ней, пребывая в легком недоумении. До Стены еще довольно много идти — до десятка часов, если не больше. А солнце уже клонилось к закату. Нет, оно еще хорошо освещало окрестности, но через каких-то пару часов лес укроет тьма и продвинуться куда-либо будет невозможно. Тем более, по холмам и буеракам, которые кольцом обрамляют гору.

Но судьба вроде бы даже улыбнулась путникам. Не так далеко, всего в десяти минутах, они видели один из входов в копи, где добывали тот самый божественный гранит. Возможно, великий Цаталь примет их под свое крыло и защитит от подлых гоблинов? Может быть, но он молчал и только наблюдал с высоты на копошащимися муравьишками.

Гора Цаталь, общее изображение:


Вход в старые копи:

Его слова остались безответными. Снова. Что же, пусть будет так, и спасибо. Очередное напоминание что молодой Дарксоул один за стеной не будет излишним.

 — Ворона, тебе помочь? Сама знаешь, что по лесу с этим, — она кивает головой в стрелу, явно чувствуя себя живее охотницы, — не побегаешь. Валить нам обратно до Стены да побыстрее. Через лес до деревни, там может успеем заныкаться где-​нибудь и переждать.

— Плохая затея. Я не целитель, но если без плетения выдергивать стрелу из груди - то милосерднее проткнуть ножом сердце.

***

Чародей не отвел взгляд от друида, исцелившего ранее лучницу, а теперь принимающего облик волка. Грязная магия, дикая и необузданная. Как у лже-Норлинг. Но тем не менее - могучая. Хотя казалось бы, едва разговаривающий полузверь еще и дубиной своей машет как угорелый. Воистину, боги взяли, боги дали.

Неплохо было бы последовать его примеру и исцелить себя, но маг не только изранен, но и истощен ментально. Нужно передохнуть. Но времени нет. Слишком тяжелый день, и солнце еще слишком высоко. Да и вряд-ли ночь сулит желанный отдых. Надежда лишь не истечь кровью на пути к стене. И если обломанная стрела служила хорошим заслоном для крови, то скиммитар, нанесший более широкую рану, валялся сейчас где-то в останках своего владельца. Санс начал осматривать свои вещи, пытаясь прикинуть что что из вещей можно было бы использовать в качестве временной перевязки. Гоблинские лохмотья для этого явно не подходили. Уж лучше смерть от кровопотери. В этот момент Лоуган несколько раз прикоснулся к плечу полуэльфа. Бесцеремонно. Но от плетения виконта рана прекратила кровоточить, а сил ожидаемо прибавилось. Неплохо. И хоть для полного исцеления понадобится еще время, путь к стене казался уже преодолимым. И как же получается, будто несколько духов поселилось в одном теле. И меняются они, как маски, прячась за оной. Первый мнит себя вполне аристократом, а второй - героем детской сказки. Сплошное помешательство. А еще получается что Сансаниэль здесь не один, а в компании безумца. Еще лучше.

–Не знаю, о чём вы хотели со мной поговорить, лорд Дарксоул, но предлагаю это отложить на потом.

— Определенно позже.

И снова хорошо бы уличить особо активных в срыве задания, но натренированный в подобном мозг потомка дроу сразу же напомнил как тот сам размышлял о том чтобы захватить и допросить одного из гоблинов. А зря. Мало того что по сути приписал себя к активистам, так и сделал это слишком поспешно. Спутники еще не готовы слышать Дарксоула. Но так уж и быть, он попытается еще раз донести до них голос "здравого смысла":

— Мы прошли по грани, и все еще способны закрепить этот провал. И чтобы сохранить и передать те знания, что удалось собрать, нам стоит не останавливаться до самой стены. Если сможем.

На слова о богах Дарксоул ответил лишь ухмылкой. Иным удостаивать Мелиссу, принявшую на себя удар за молчание других, настроения не было. Да и развивать эту тему со стороны полудроу было бы неблагоразумно, ведь его покровитель не отец, но сын, Лорд под маской... Полуэльф бросил колкий взгляд на Шемфорта... Нееет! Точно нет. Не стоит сходить с ума. Просто слишком тяжелый день.

Сансаниэль в попытке убрать испарину провел ладонью по своему лицу, и с отвращением обнаружил на ней остатки гоблинской крови. Чертов дикарь, ну кто сражается палкой?! Достав носовой платок, украшенный зелеными с темным полосками, чародей принялся остервенело оттирать со своей физиономии алую жидкость, следуя за Битрис. А ведь он то едва понимал в каком направлении Стена, благо та воистину большая, и промахнуться было бы сложно. Но в оценке расстояния плавал полностью. Они шли все время на юг или петляли? Аристократу пришлось нехотя признать что в этом он по большей части зависит от спутников. Женщины явно лучше ориентировались в этой местности.

Лоуган не спроста носил маску. За ней тяжелее выдать, что ты устал, расстроен, испугался, или – как в данном случае - - просто выдохся да малость ошарашен произошедшим.
Однако скрывать этого было незачем. Желание отдышаться у него превалировало над желанием выглядеть устрашающе. Уж больно суетно происходила разведка, что само по себе не могло не настораживать: тяжёлые бои и ротация личного состава экспедиции – не признак, отнюдь не признак удачной вылазки.
–И так,–Сказал Шем, сделав глубокий вдох.–Надо уходить. Двинем дальше, или обратно к стене? Какие предложения?
Виконт не просто так, из праздного любопытства или подхалимажа решил обратиться новым знакомым. Они, как-никак, были за стеной если не дольше, то явно продуктивнее, чем он с Игургом. По этому именно они могли дать ответ на его вопрос. А Лоугану был нужен именно чёткий ответ. Времени на мозговой штурм было катастрофически мало.
–Так или иначе,–Продолжил он, подходя неровным сбитым шагом к Сансаниелю.–В ходе отступления я могу устроить пожар – возможно это отпугнёт преследователей. Только я не хотел бы делать это близ святилища. По вполне понятным причинам.
Выдержав небольшую паузу, Лоуган похлопал Сансаниеля по плечу, вкладывая в этот жест магию. Конечно, Шемфорту и самому не помешало бы лечение, но как военный Шем был не столько даже обязан, сколько просто привыкшим придерживаться некого протокола. В конце концов, Сансаниеля было довольно тяжко назвать комбатантом, хотя этот вопрос требовал уточнения. Ко всему прочему, он сам по себе – достаточно высоко поставленная персона, и его выживание было в некотором приоритете. И пусть сейчас они, вроде как, все побратимы и примерно одинакового звания, но определённый рефлекс в нём остался.
Ко всему прочему, Керли уже была в порядке, так что действительно было бы неплохо позаботиться о состоянии наиболее раненных.
–Не знаю, о чём вы хотели со мной поговорить, лорд Дарксоул, но предлагаю это отложить на потом.–Добавил виконт, принимая от друида сумку и посох. Похоже, у Игурга был план – а это уже обнадёживало.

      Полуорк не проронив ни слова подошел к остальным вслед за синеволосой женщиной. Осмотрев уже всех присутствующих поближе, обеспокоенный взгляд друида остановился на ученице Мэрита. Хоть другие и нуждались как и остальные в помощи, но с Керли у волхва была связь куда крепче. Подойдя к следопыту ближе, Врог как и до этого взял немного земли в свои руки. Прежде чем приступить к исцелению, обученный опытом Игург спокойным голосом произнес.
      — Позволь. Помочь. Тебе.
      Вновь закрыв глаза и заговорив молитву об исцелении, Игур с помощью магии природы начал закрывать рану рыжеволосой, предварительно проследив за тем, как вырастающие ростки вытащили стрелу. Первый шаг к восстановлению был сделан, а дальше болотный защитник будет приглядывать за ученицей, дабы когда время придет вдвоем навестить старого друга на родине Врога. Отряхнув руки от земли, Игург посмотрел на Лоугана. Подойдя к мужчине, Игург снял себя рюкзак и протянул его вместе со своим посохом.
      —Прибереги. У. Себя. Глазами. Нюхом. Буду. Помогать. Я. — отойдя назад, на приличное от всех расстояние, друид повернулся к группе спиной. — Возможно. Будет. Глазам. Противно. Если. Что. Отвернитесь.
      Сделав глубокий вдох и выдох, Игург схватился за плечи, ногтями цепляясь до крови. Грозное и ужасающие рычание начало исходить из уст убийца гоблинов. Темные дреды начали расплитаться, позволяя волосам становиться все длиннее. Упав на колени, душераздирающий вой полуорка продолжался. Для непривычных картина гуманоида, который явно с болью трансформировался в нечто иное, могло нехило так травмировать психику. Тем не менее, через пару мгновений, перед господами и дамами был уже не Игург. Нет, перед ними стоял настоящий волк, чья шерсть была цветов болота. Обернувшись ко всем мордой, волхв теперь послушно ждал, когда все двинуться вперед.

Шео неспешно посасывал баклагу пива. После плотного завтрака это было то, что доктор прописал. Как-то незаметно полуорк стал все больше времени проводить в компании этих странных приключенцев, с которыми несколькими днями ранее совершил парочку успешных походов вниз. Не то, чтобы прямо сильно успешных - денег хватало на постой, но при этом было катастрофически мало, если сравнивать с тутешними ценами. И компания была, честно говоря, странная. И если быть совершенно честным, Шео не обратил бы внимания на подобных чудиков, если бы завел знакомство с ними где-нибудь на большой земле.

Пиво неуклонно кончалось и Шеогорат уже подумывал, не взять ли еще одну. Но мысли перебил малец, который тыкнул что-то в руки Лысому Всея Лабиринта и упрыгал прочь. И по мере прочтения листовки лицо Сопрано то ли светлело, то ли бледнело. Хотя может это просто ночной дожор, который настойчиво просился наружу. Спереди или сзади - это уже несущественно.

Перси открыл рот и произнес странную по меркам Шео фразу:

—Джин, парни, как насчет поразвлечься? Все включено...

И вот тут в голову полуорка пришла очень любопытная догадка.

Лысый довольно прохладно относится в женщинам. Если честно, Шео так и не видел, чтобы тот к кому-то приставал или хотя бы с аппетитом смотрел на чью-то задницу, кроме своей в зеркале. Это раз. Он прямо отказал шлюхе, которая вроде как на него запала. А это, знамо что, отличный способ сэкономить - как говорится "полюбила и дала". Пусть не за бесплатно - ей же тоже что-то кушать нужно, но уж никак не тройную цену, которую она сдерет с клиента, если он ей не по душе. Это два. Еще полуорк замечал за губолшепом довольно странные особенности поведения. Иногда казалось, что бабского в нем куда больше, чем в той же Мэй. Это три. И вот малец этот, который в листовке обещал развлечения и "все включено". Это четыре.

Собрать все это вместе было просто. Либо Персиваль - убежденный ценитель омлета с сосисками, либо он мудень куда побольше и облизывается на омлетик с сосисочками. В первом случае ему можно в рожу плюнуть, а во втором - еще и волшебный пиздюль не помешает. Шлюхами становится немало нимфеток, которые идут продавать единственную собственность не от хорошей жизни. Двенадцать лет по человеческим меркам или даже меньше - на все есть свой покупатель. А в некоторых тавернах для особых ценителей есть и мальцы того же возраста. Если есть деньги, ты получишь хоть ребенка, хоть осла, хоть единорога с тройкой фей в комплекте. Хотя дороже в таком случае не товар, а молчание.

И вот если Лысый Мудь хочет всех подсадить на подобные развлечения, то стоило бы ему ногу в задницу засунуть, да так глубоко, чтобы пальцами пяткой можно было в носу почесать. Хотя при чем тут Джинни? Хотя мало ли, она ведь тоже мужикам знаки внимания не оказывала.

Вот же ж йопть! Шео, не скрывая подозрительного тона, спросил:

— Ну и кого и чем ты там развлекать собрался и нахрен там мы? Давай, не тяни кота за яйца, выкладывай все.

К моменту, когда Персиваль дочитывал письмо, его лицо озарила искренняя улыбка. Приятно когда призраки прошлого являются в такой воодушевляющей форме. Старушка Нэйра! Сколько лет, сколько зим. Сколько за это время было приобретено и утрачено. Отогнав нахлынувшую волну ностальгии мужчина идеально ровно сложил лист пергамента пополам и спрятал во внутренний карман.

Значит конкурс талантов. Судя по ограничениям - на акустическую тематику. И это хорошо. Не то чтобы Персиваль позиционировал себя как музыканта или обладателя роскошного бархатного голоса, но слух у него был отменный, можно даже сказать что абсолютный. И ноты он так-же знал, пусть и пытался скрывать это до последнего. Возможно, сложись судьба иначе, из него получился бы отменный, нет, не исполнитель, а, что довольно символично ввиду предпочитаемого им тонкого и острого оружия, дирижёр! О да, уверенные и выверенные взмахи, наполненные решительности и определяющие гармонию всех аспектов оркестра, объединяющие какофонию разрозненных звуков в единое эстетичное произведение, достойное того именоваться искусством, было бы ему по силам. Но Перси выбрал другой пусть. Путь циркача, бойца, а теперь - авантюриста.

Безусловно, некогда рыжий трюкач отзовется на зов. Безусловно, но на своих условиях. И сделать это необходимо было во всей красе, несмотря на то в каком социальном положении он сейчас находился. Появляться на сцене нужно с блеском, а что до этого творилось в кулуарах значения не имеет. В своем "блеске" лысый мужчина был уверен. Но нужна мало-мальски достойная свита. Это, определенно, Джиневра, и... Если бы напротив барда сидело два Куариона, Сопрано бы использовал слово "ребята". Если бы два Шеогората - "мужики". А так, пришлось искать что-то усредненное:

—Джин, парни, как насчет поразвлечься? Все включено...

Ведь это так работает: написанное пером, не вырубишь топором. Тем более у Перси и топора то нет, да и платить за кого-то, включая самого себя, достопочтенному Сопрано никогда не улыбалось.

Кровь гоблина, тяжелыми каплями оросившая лицо полуэльфа, вывела того из забытья. Мозг перезагрузился, и сознание с новыми силами принялось впитывать в себя все окружение. Так появилось понимание что Санс был в шаге от смерти. В гоблинском шаге, так любезно предотвращенном усилиями болотного дикаря. Потомок дроу едва не сказал "спасибо", в последний момент проглотив все слова. Нечего демонстрировать слабость где попало и перед кем попало, так низко ни один Дарксоул еще не падал. Он все контролировал, и точка. Тем более его призванный змей продолжал сражаться, и теперь, за неимением иных целей, неспешно поплыл к ближайшему гоблину.

Беглый осмотр поля брани заприметил и продолжавшую сражаться Мелиссу, которая в паре с Шемфортом добивала одного из гоблинов, и упавшую вдалеке Керли. Взмах посоха, и морозное плетение легко ложится, отправляясь в сторону ближайшего врага, нанося как ожог холодом, так и приводя в негодность оружие. Из обледеневшего лука не особо то и постреляешь. Если гоблин не совсем глупец - то убежит. Сансу не нужна его жизнь.

— Проклятье. Она там жива? Забери ее. — Дарксоул бегло кивнул Игургу, указав в сторону рыжей спутницы, после чего прокричал уже в сторону остальных: — Нужно уходить! Мы заигрались.

"Вы". Сансаниэль хотел сказать "вы". Обращаясь исключительно к тем недальновидным смельчакам, кто превратил разведку в побоище. Только вот готов ли аристократ переложить всю ответственность на своих спутников? Как оказалось - нет. Проклятье.

Перестрелка внезапно перешла в поножовщину. Занявшийся стрелой Санс явно не ожидал что враг решится на сближение, потому в качестве реакции лишь инстинктивно попытался закрыть лицо рукой. Но лезвие прошло ниже, оставив после себя жгучую боль и привкус крови во рту. На какое-то мгновение все сомнения покинул полуэльфа: он видел лишь удаляющегося обидчика, и ощущал гнев и желание отомстить. Покарать. Убить. Изничтожить. Рывком, сопровождавшимся новыми болевыми ощущениями в плече, чародей бросился за ним в погоню. Мир вокруг плыл и пошатывался, но Санс бежал по пятам, отдаваясь инерции, на ходу подготавливая боевое плетение. Побледневшие губы прошептали:

—Naasha.

Запрещенная магия, тайные знания дома Дарксоул. Плетение последней инстанции. В здравом уме Сансаниеэль трижды бы подумал о его применении, но ярости в моменте оказалось достаточно чтобы почти на автомате воспроизвести разрушительное заклинание. Ладонь потомка дроу покрылась морщинами, а пальцы увенчались острыми когтями, и стала походить на лапу ящерицы. Но, как-будто этого было мало, из нее исходило зловещее кислотно-зеленое сияние, не сулящее гоблину ничего хорошего. Маг уже настиг свою цель, осталось лишь протянуть руку и вонзить когти в живую плоть, а дальше плетение сделает все само. Но волна боевого ража отхлынула так же внезапно, как и накрыла чародея до этого, забрав вместе с собой всю решительность.

Санс не смог. Ни обучение в академии, ни поучения наставников, ни уничтожение эхинопса и упокоение графа Бернулли не подготовили молодого полуэльфа в достаточной мере к тому, что происходило сейчас. Ведь это, по сути, было его первое, настоящее сражение. Ведь отнять жизнь с расстояния оказалось много легче, чем сделать это вплотную, буквально своими руками. В боевом ступоре он остановился, замер, не в силах завершить начатое. Говорят, в первом бою это довольно частое явление. Говорят, что мало-кому после него достается второй шанс. И снова призванная ранее змея оказалась расторопнее своего хозяина. Прошмыгнув мимо Дарксоула она вцепилась своими клыками в ногу убегающего гоблина, игнорируя его колебания.

  После тяжёлого первого спуска в Лабиринт и небольшого празднества, устроенного приключенцами на следующий день по случаю успешного возвращения на поверхность, дела как-то немного поуспокоились. Учитывая, что всем неслабо досталось, а сами подземелья показали себя местом весьма разнообразным и щедрым на сюрпризы (стоит лишь вспомнить те заснеженные горы, куда их ни с того ни с сего забросило!), было принято решение не спешить и к следующему спуску подготовиться как следует.
  Пока же, оказавшиеся в незнакомом городе, герои принялись налаживать связи да изучать своё окружение. Как оказалось, у многих и своих личных забот хватало, что тоже требовало времени, а в некоторых случаях и денег. Да и в особняке работы было немало, так что лишняя пара незанятых рук пригодилась бы наверняка.

  Как и обещал Квалантри, через пару дней состоялась назначенная Джиневре встреча с местным прославленным целителем. Коренастый мужчина в годах, по внешнему виду которого сложно было сказать являлся ли он человеком или же высохшим со временем дварфом, был явно не в восторге от того, что его выдернули из дому ради какой-то консультации. Что не стесняясь демонстрировал своей собеседнице, и если бы не старания их общего знакомого аристократа, пытавшегося сгладить острые углы во время беседы, молодая женщина явно бы разругалась с врачевателем в пух и прах. К счастью, Ролан явно знал, как общаться со стариком.
  А вот сам специалист Мэй откровенно говоря не порадовал: конечно, выдать диагноз не имея на руках ни пациента, ни каких-либо реальных подтверждений болезни, было делом непростым, но, казалось бы, где, если не на Лэ’Гуан, искать подобных чудес? Многое из предположений целителя Джиневра уже знала и так, а кое-какие из способов лечения успели опробовать на материке его местные коллеги (разумеется, безрезультатно). Старик предположил, что секрет болячки, поразившей её отца, кроется не внутри его тела, но где-то вовне, допустив, что наиболее тривиальной причиной может быть банальное отравление с помощью различных токсинов, постоянно подмешиваемых в еду и питьё больного кем-то из его ближайшего окружения, а наименее вероятной – действие какого-то проклятья или духа, которого прогневало семейство девушки и его нынешний глава. Методов борьбы с подобным было немало, но все они упирались в тот факт, что подтвердить их эффективность, когда пациент и лечащий врач находятся столь далеко друг от друга, не представлялось возможным. Казалось невероятно глупым – покинуть Лэ’Гуан, положившись на слова пожилого медика, только лишь для того, чтобы по приезду домой убедиться в их бесполезности!
  А вот упоминание о видении, что посетило Мэй в Лабиринте – стоит заметить, что сам факт подобного происшествия лекаря нисколько не удивил, – дало куда большую надежду на успех, чем можно было ожидать. И хотя ворчливому собеседнику вновь пришлось полагаться лишь на словесное описание девушки, судя по его задумчивому виду и осторожным словам, увиденный Джиневрой цветок вполне мог оказаться одной из легендарных субстанций, что ложилась в основу "так называемого" Эликсира Бессмертия. Конечно, никакого бессмертия, по словам доктора, это зелье не давало, но было способно поднять на ноги любого человека, даже если тот был смертельно ранен или доживал свои последние годы в этом бренном мире. Самому ему не доводилось иметь дело со столь редким снадобьем, но, если "молодка" сумеет раздобыть цветок-другой где-то в недрах подземных хитросплетений, то он мог бы попытаться воспроизвести легендарное снадобье лично.

  Тем временем Золгрум, заручившийся поддержкой барда, оказался столь шокирован тем фактом, что им не удалось разыскать пёстрое исподнее, которым Персиваль успел покрасоваться перед всеми во время последнего спуска под землю, что с горя заперся в своей комнате в особняке, беспрестанно что-то бормоча себе под нос с видом впавшего в полное отчаяние безумца. Конечно, настоящей причиной подобного поведения стал вовсе не провал их совместного выхода в свет или отсутствие шикарных трусов в личном гардеробе, но настойчивый шёпот его Патрона, возвратившийся во время светского раута, и не прекращавшийся с тех самых пор. Но откуда несчастному Сопрано было об этом знать, раз уж сам дварф не спешил поделиться с ним своими секретами?..
  Собственные изыскания блестящего творца тоже не увенчались успехами, и хотя на острове хватало как мест сбора представителей высшего света Лэ’Гуан (к которым их радушный хозяин относился лишь косвенно, не имея ни малейшего желания тратить своё время на подобные развлечения), так и различного рода магазинов и салонов, удовлетворявших всевозможные интересы и требования высокосветских персон, в большинстве таких мест были отнюдь не рады видеть лысого авантюриста, которого незнамо каким ветром сюда занесло. Разумеется, прославленное имя Персиваля Сопрано, одно лишь упоминание которого раньше не раз открывало для барда многие двери, не стоило на острове ни гроша, потому как о похождениях его здесь никто, естественно, не слышал. Те же заведения, откуда его не пытались выгнать грязными тряпками или выволочь за шкирку местные вышибалы, что сами наверняка были ушедшими на покой бывшими членами Цеха Исследователей, не удовлетворяли его тонкому вкусу и высоким требованиям. Особенно после того, как Персивалю лично довелось посмотреть, что же ещё мог предложить богатому клиенту Лэ’Гуан. Стоило ли после такого довольствоваться чем-то меньшим?!

  Хватало забот и у доктора Куариона, чьи планы день ото дня пополнялись всё новыми и новыми и новыми пунктами исследований: откопанная на заднем дворе поместья Ролана странная кость, испещрённая магическими письменами, несколько образцов, которые они успели раздобыть в Лабиринте, его собственные заметки и теории, которым также следовало уделить время… В общем, работы хватало!
  Начав с самого простого, эльфийский учёный решил поделиться частью своей добычи с представителями Цеха Исследователей, чем немало удивил последних. Видимо, нечасто кто-то из числа приключенцев заходил к ним, чтобы расстаться с добытыми потом и кровью трофеями. К сожалению, находки Лиадона оказались малозначительными: странный синий гриб, помимо того, что являлся натуральным пищевым красителем и базой для некоторых слабоалкогольных настоек, почти не имел полезных свойств – даже в качестве основы для зелий мало годился без кропотливой работы по фильтрации, что лишь приводила к лишней трате времени без особого эффекта. К счастью для колдуна, работники Цеха поделились с ним этой информацией абсолютно бесплатно. "К счастью" потому, что его собственные мысли уже успели ускакать в абсолютно ином направлении, и займись он исследованием свойств гриба лично, то у Куариона ушёл бы не один день на то, чтобы осознать свою ошибку.
  А вот с таинственной костью дела обстояли менее радужно. Первоначальный анализ не дал результатов, а распознать письмена и узоры так и не удалось – Док даже с алфавитом таким знаком не был! Опробовав несколько различных подходов, эльф докатился до того, что попытался грубо вмешаться в физическую структуру исследуемого объекта, отколов небольшой кусочек для изучения, прямо с того самого места, где проходил странный узор или орнамент. Как оказалось, кость не только не была защищена от внешних воздействий, но и была довольно хрупкой, что косвенно говорило о её потенциальном возрасте. Однако, это и были все сведения, которые учёному удалось получить таким образом: ни тебе молний и искр, ни резких выбросов силы, ни таинственных посланий.
  Исчерпав доступный ему арсенал и отложив более длительные способы изучения на потом, Куарион прибёг к последнему средству – обратился за помощью к Ангеле. И к удивлению колдуна, та отозвалась и, по всей видимости прибывая в хорошем расположении духа, поделилась с ним своими глубокими познаниями, которым можно было лишь позавидовать. Во-первых, это действительно была кость гуманоида, но что более важно – жертвенная кость, результат кровавого ритуала, оставившего на ней мрачный отпечаток, который собеседница Дока чувствовала даже на "той стороне". Во-вторых, тот рисунок-узор-орнамент, что покрывал поверхность кости, походил на символы древнего языка – искажённого демонического, если верить его таинственной покровительнице. Сходство было заметным, но весьма отдалённым, а сами символы не складывались ни в одно из известных Ангеле слов, которые она всё равно отказалась бы произносить вслух или попытаться как-то разъяснить даже в исключительно научных целях. И в-третьих, каким бы тёмным планам не служил этот предмет в прошлом, они уже свершились, а сила, что однажды таилась или проходил через эту кость, покинула её, оставив лишь тлетворный остаточный запах (фигурально выражаясь).
  – Если ты вздумаешь использовать эту… этот предмет для стабилизации линии связи, клянусь всей Святостью – я тебя испепелю, - излишне наигранно добавила женщина, прежде чем череда статических помех вновь наполнила эфир, отрезая Лиадона от его божественной покровительницы. И несмотря на непонятные ему искорки веселья в голосе Ангелы, колдун всем естеством ощутил реальность озвученной угрозы – с кем бы он только что не общался, это существо, эта сущность верила (и, вполне возможно, могла) осуществить обещанное. Что возвращало Дока к мыслям о том, что он так и не соорудил обещанный Ангеле "маяк"…

  И лишь Шеогорат, пока остальные решали вопросы личного характера или же предавались делам исключительно умозрительным, был занят настоящей "работой". Ну или, по крайней мере, сам полуорк так считал. Покуда добродушная Натра наставляла молоденькую (совсем подросток!) полурослицу, что недавно пополнила ряды работников поместья, бывший моряк в компании столь же грубого и прямолинейного мужичка с неухоженной курчавой бородой прикладывал немалые усилия к восстановлению поместья, которое, разумеется стараниями самого Шео, началось с его собственной комнаты и ближайшего коридора. И хотя грубоватые руки полуорка были привычны к более изощрённому резному инструменту, его знания пород и свойств древесины, пришлись весьма кстати, а потому совместный труд у них с Эди - так звали нового и, как оказалось, постоянного работника Ролана, - сразу же заладился.
  Но, в конце концов, он был воином, а не строителем, а потому, убедившись, что в "его углу" ничего не протекает и не грозит обрушится полуорку на голову, оставил остальную работу профессионалу, занявшись делами, более подходящими авантюристу вроде него. Уже на следующие сутки Шеогорату удалось выяснить и где находилась ближайшая кузня, куда можно по дешёвке сдать простую снарягу в ремонт, и в каком подвале собираются мужички перекинуться в картишки да покидать кости, и даже где ближайший бордель, девки в котором не оставят его не только неудовлетворённым, но и без гроша за душой! В общем, порешал самые важные дела. В той же самой мастерской кузнец-мастеровой, взглянув на протянутый полуорком надломленный клинок, напоминавший теперь скорее короткий кинжал, предложил заняться его ремонтом – и всего за 15 золотых! Правда, честно предупредил Шео, что коли в стали кроется какая волшба, то есть риск окончательно разрушить тонкое заклинательство в случае неудачи.

  …после такой длительной передышки, как следует отдохнувшие и даже немножко освоившиеся на острове новички решили вновь попробовать свои силы в Лабиринте, оговорив заранее, что не будут лишний раз рисковать, а отнесутся к этому как к "работе", чем по сути и являлись подобные спуски для львиной доли исследователей и приключенцев. Даже хмурый Золгрум, что так и просидел взаперти в своей комнате последние 4 дня, отказавшись даже от совместных трапез, решил составить им компанию.
  Действуя осторожно и лишний раз не рискуя, что во многом добавило стресса в первую очередь для Персиваля, которому приходилось подавлять позывы ринуться вперёд и продемонстрировать свой талант во всей его красе, их небольшой отряд сумел не только покинуть подземелья целым и практически невредимым, но даже разжиться небольшой суммой наличных денег, таким образом наглядно продемонстрировав, что подобный подход работает! Не золотые горы, конечно, но уже что-то! А главное – не пришлось тратиться на врачей…

  ***

  Время: 3е сентября, позднее утро
  Место: нижние улицы города-лабиринта

  Казалось бы, за неделю можно было и привыкнуть к тому, что Лэ’Гуан всегда есть чем удивить своих гостей, однако… в этот раз сюрприз неожиданно нагрянул из прошлого Персиваля. Прошлого, которое, как ему казалось, он уже давно оставил позади. Проявило же оно себя, как не странно, в виде измятого клочка бумаги, что с шлепком положил на стол небольшой закусочной, где бард отдыхал в компании своих друзей, приятного вида полурослик с изрядно повышенной лохматостью.
  – Сопрано, сэр? – парень или даже подросток подслеповато прищурился, явно пытаясь получше разглядеть адресата своей посылки, после чего извлёк из кармашка своей потрёпанной клетчатой куртки какую-то тряпицу… принюхался к ней, точно ищейка берущая след, после чего вновь уставился на Персиваля. – Вам письмо, - с улыбкой сообщил незнакомец и тут же попытался развеять возможные опасения в каком-либо надувательстве: – Не-е-е волнуйтесь, за всё уже уплачено! Ну... приятного денька? – откланявшись, малыш торопливо нырнул в ещё не шибко густой поток людей, на ходу поправляя кожаный ремень небольшой сумки, висевшей у него через плечо.
  Неожиданное послание так и осталось лежать на краю стола, маня скрывающимися в нём тайнами, и будь с ними Золгрум, то эксцентричный дварф уже давно бы стащил письмецо прямо из-под носа у Сопрано из чистого любопытства! К сожалению, колдуну последнюю неделю что-то нездоровилось, и заметить его вне стен отведённой ему Роланом комнаты можно было лишь изредка. Вот и сейчас белобородого крепыша с ними не оказалось, так что вскрывать завесу тайны довелось самому Персивалю. Письмо – просто сложенный вдвое лист желтоватой бумаги, – писал явно хоть и знакомый с грамотой человек, но не питавший к высокому слогу и подобающему в переписке этикету никакого почтения. Да и содержание было весьма прямолинейным:


  Несмотря на то, что таинственная авторша письма назвалась лишь в самом конце, в блестящей головушке барда скрывался столь же блестящий ум, и на память пока ни тот, ни другой не жаловался: признать острый на словцо стиль музыкантки Нэйры удалось пусть и не сразу, но с каждой строкой её смуглый силуэт вырисовывалась в сознании Персиваля всё чётче и чётче. "Старушка" Нэйра Тингбольт, которой на момент их с ней знакомства едва перевалило за полсотни лет – что по меркам гномов, считай, сущий пустяк! – была одной из тех обитательниц цирка, с кем молодой ещё тогда фехтовальщик сразу же нашёл общий язык. Весёлая и бойкая любительница как подшутить самой, так и скрыть чужую шалость, маленькая темнокожая женщина со своей неуёмной копной кудряшек была одной из незаменимых составных частей этого странного механизма под названием цирк. Прекрасная исполнительница, каких мало, она частенько развлекала публику во время перерывов между выступлениями, отвлекала внимание посетителей, когда что-то в номере шло не так, или же помогала уладить дела с местными, когда очередной член труп засветился за чем-то весьма предосудительным или даже не очень законным.
  Конечно же, за годы знакомства, перепало таких одолжений и самому Сопрано. И хотя он уже давно успел расплатиться за многие из них, итоговый счёт был всё ещё не в его пользу – здесь мисс Тингбольт не соврала. А вот хватит ли этого, чтобы Персиваль подставил ради неё свою шкуру… что ж, это ещё лишь предстояло проверить.

  Мелкий паршивец таки имел каплю мозгов и, испугавшись за свою жизнь, попытался укрыться за камнем. Ну, ничего, с ним можно будет разобраться позже. Керли наморщила нос, раздосадованно отметив живучесть зеленого гада, но рефлексировать о своей неудаче не было времени. Лорд Даркоул, зачем-то окликнул ее и, судя по тому, что речь его была на эльфийском, сомневаться не приходилось в том, что предназначались слова именно ей. Но с чего бы Ворон следить за мужиком в железе? Охотница без промедления глянула в сторону Виконта, оставшегося без оружия в руках. Еще недавно за его фигурой мелькала наемница. Керли потребовалось несколько десятых секунды, чтобы сообразить, что Мелисса больше не стоит, а лежит без сознания и какой-то грязный похотливый уродец уже схватился за ее, еще не потерявшее жизненные силы, тело.

  — Битрис! Какого хрена?! — Сквозь зубы прорычала Ворон, теряя самообладание. Пусть только попробует сыграть в ящик! Керли еще нуждалась в умениях живой Энви.

  Слова полуэльфа сложились в четкую картину. Норлинг выхватила боеприпас и резко направила его в спину виконта. Баатор его побери! Даже если Керли умертвит человека в маске, это будет только на руку мелким гоблинам. Пусть лучше сам убьется о них! Женщина переборола желание выпустить стрелу в Лоугана и вместо этого избрала своей целью старого гоблина, забравшегося на алтарь.

  Вороны черным смерчем окружили старого смельчака и, не давая ему завершить задуманное, намеревались отшвырнуть его на пять метров в сторону.

Полуорк решил взять удар на себя, чтобы отвлечь гоблинов от остальных. Это было достойно, но у мелких тварей были на это собственные планы. Они не имели понятия о тактике и стратегии сражений, не умели воевать, но стояли с первобытной жестокостью, которая вдруг перемежалась с идеями, которые подошли бы умудренным воинам, прожившим жизнь на поле брани. Лишь одна стрела полетела в полуорка.

Дагон Дедра, один из самых жестких и прославленных полководцев за всю историю Королевства, при участии которого континент еще полтысячи лет назад стал единым государством, писал в своих мемуарах: "Раненный враг - всяко лучше, чем убитый. Крича от боли и зовя на помощь, он причиняет ущерб морали и предоставляет воинам сложный выбор: попытаться спасти, рискуя бойцами, или же продолжать сражение. Оба выбора плохи. Чтобы спасти одного, нужно поставить под удар десятерых. А если оставить его на смерть - то это будет выбор командира и только его. Трупы же только озлобляют воинов. Чтобы сломить дух, нужно не убивать, а калечить. Если в сражении есть выбор".

Гоблины не знали, кто такой Дагон Дедра, не умели воевать и чхать хотели на тактику и стратегию. Но полководец бы одобрительно хмыкнул, смотря на то, что делает ближний гоблин. Он страшился здорового полуорка и инстинктивно захотел защититься. А единственным щитом могла стать только лежащая без сознания Мел. Гобин проворно подбежал к ней и перебросил через плечо. Это потревожило стрелы в ее ранах, и девушка, все еще находясь в забытие, издала протяжный стон. Гоблин ухмыльнулся. Теперь любой, кто рискнет выстрелить или ударить его самого, убьет пришлую. Если только раньше его не доконает кровопотеря от множественных ран. Но вдруг он почувствует себя слишком слабым, то вонзить кинжал в мягкую шею пришлой - это легко.

Гоблин с серьгой в ухе был недоволен. Его хорошая стрелковая позиция вдруг стала никуда не годной. И ничего с этим нельзя было сделать. Хоть за камнем было безопасно, но и подстрелить никого не получится. Поэтому он рванул в сторону от алтаря, надеясь зайти врагам сбоку. Выстрел был сложным: навскидку, практически не целясь, да еще и стрела должна пройти возле камней настолько близко, чтобы черкнуть их оперением. Но гоблин не зря получил медную серьгу. Стрела полетела точно туда, куда он ее послал, вонзившись в плечо Сансаниэлю.

КАРТА

Истребление местной нечисти началось несколько быстрее планов Императора. И все бы хорошо, не намереваясь эта нечисть истребить разведчиков в ответ. И хорошо было бы сидеть в кустах да отстреливаться от мерзких животных, но гонор снова и снова гнал молодого полуэльфа на передовую. Он уже забрал свою первую душу. Совсем первую: до этого Сансаниэлю не доводилось убивать. Прискорбно, что жертвой оказался жалкий гоблин, но зато смерть этого животного не могла пробудить в сердце аристократа ни капли сомнений и сожалений. Увидев падение синевласки потомок дроу проклял свою безрассудную наивность: эхинопс так и не научил странников что никому по эту сторону стены верить нельзя. За исключением тех, вместе с кем ты сюда явился. Быстрый взгляд направо, в сторону вороньей девы. Как ни странно, но сейчас эта лгунья казалась единственной, кому он мог доверять.

— Jälgi seda inimest maskis! — Эльфийский. Надежда на то, что не все смогут понять, но если чародей рискует разделить участь Мелиссы, то неплохо было бы иметь какое-никакое прикрытие.

Сансаниэль продолжал бежать вперед, выкрикивая слова плетения:

—Pancatva! – Взмах тростью, и в сторону двух ближайших гоблинов отправились струйки разъедающей плоть жижи. Распыляясь в воздухе редкими сгустками они вряд-ли смогли бы причинить серьезный вред этим крысиным детям, но зато должны были покрыть обоих.

— Nagaм. – И второе слово было не столь громким, но более решительным. Битва предстояла серьезнее, чем предполагал Дарксоул, и опаснее, чем он хотел бы. Жаль, что он не успел восстановиться после дома Бернулли. Очень жаль, что он потратил часть своих сил на лечение безродного калеки. Но силы еще оставались, и выложиться заклинателю предстояло на полную. Над телом Мелиссы возникла уже знакомая некоторым спутникам призрачная кобра, будто защищая тело девушки. Волшебная, неестественная змея грозно, пусть и беззвучно, разинула пасть на ближайших охотников, демонстрируя свои зубы, и в выпаде бросилась на одного изних, буквально тараня собой.

Что же, бой начался весьма неплохо. Инициатива была на стороне разумной половины сражающихся, стрелы над головами свистели – только в путь, и для пущего счастья не хватало лишь самому влететь в гущу битвы.
Однако Лоуган был джентльменом, и вперёд себя пустил в бой своих верных и голодных до крови блестящих соратников
–Мадам Мелисса, аккуратней!–сказал он, швыряя в стремительно приближающегося к плутовке гоблина оба клинка.

Гоблинов не зря считали полуживотными. Они хоть имели представление об оружии и инструментах, в социальном плане были совершенно дикими. Их нормы и верования часто выходили за рамки допустимого. К примеру, они не чурались канибализма и даже в довольно сытые года, когда дичи хватало, а на деревьях было полно фруктов, они считали за норму съесть умершего собрата, чтобы его мясо не пропало. Возможно, они верили, что дух родича или друга продолжит жить внутри них самих, но никто не изучал социум гоблинов. Потому что незачем - их просто истребляли. И даже самым сумасшедшим ученым не приходило в голову узнать больше об этих тварях.

Вот и реакция гоблинов на внезапное появление Игурга была очень странной. Сначала это был крик восхищения - охотники явно надеялись увидеть за зеленоватого полуорка, а кого-то иного. Может они на долю секунды посчитали, что это "божество", которому они приносили жертву, почтило их вниманием? Но скоро стало ясно, что гоблины обознались. И еще горше - что какой-то здоровяк неслышно подкрался практически к святилищу, чтобы осквернить его злой магией.

Это настолько шокировало аборигенов, что они даже позабыли, что нужно делать с непрошенными гостями. Особенно с теми, кто рискнул загадить алтарь. Но другие герои не растерялись. Керли быстро переменила позицию на более удачную и выпустила в ближайшего гоблина стрелу. С тихим чавканием она вошла прямо в легкое охотнику, тот пошатнулся и истошно заорал. Еще бы сантиметр правее - и снаряд бы пронзил сердце. А так тварь получила возможность прожить чуть-чуть подольше. И почти сразу крик утонул в стае птиц, которые бросились клевать раненного. И уж так случилось, что именно в этого гоблина нацелил свою магию и Санс. Сердце подранка не выдержало, по инерции еще дернулось и затихло навсегда. И лишь судорожное подергивание руки говорило о том, что жизнь уходит - и ее уже не вернешь обратно. Ведь тело еще помнит раж движений, а душа уже унеслась ввысь. Если у гоблинов, конечно, есть душа, о чем книгочеи предпочитают не спорить. Потому что какая у животных душа? Еще, право, будем корову замаливать и у нее прощения просить перед бойней. Не нужно выдумывать всякую чушь!

И время как будто застыло. Гоблины поняли, что их убивают. Свистящий крик сразу нескольких тварей раздался по окрестностям. Смерть сородича как будто отрезвила их, дала понять, что сейчас они будут биться насмерть. Что ритуал принес не хорошие ловы и обильную дичь, а врагов. Подлых, тихих, удачливых. Они осквернили алтарь. Значит, гоблины убьют их и унизят после смерти, разодрав их легкие и сожрав сердца. Или умрут, пытаясь.

      Болотный друид, наблюдая за шайкой омерзительных гоблинов, прекрасно осознавал, что ситуация далеко не идеальна. Побежим – заметят, начнем атаковать – другие могут не успеть. Тем не менее, полуорк не чувствовал страха и был готов продемонстрировать свои боевые искусства незнакомцам. По сравнению с тем, что полуорк успел повидать в своих родных краях – зеленые дикари с короткими ножками казались пустяком. Посмотрев вслед “женскому трупу”, Врог сделал глубокий вдох и выдох. Сконцентрировав свое внимание на посохе, Игург чувствовал всю необходимую энергию, которая ему понадобиться для уничтожения врага. Оперешивсь о шест, волхв грозно поднялся, демонстрируя гоблинам свой оскал. До боли сжав свое оружие и прокрутив его вокруг себя, Игург со всей мощью ударил палку об землю.
      — Luonto antaa voimaa! — грубый орочьий рык на сильванском покинул уста парня. В эту же секунду посох начал обрастать магическим мхом, но этого было мало. В следующее мгновение послышался второй удар.
      — Jalkasi vuotavat verta — в этот раз Игург уже ухмылялся. Прекрасно чувствуя нити природной энергии и ловко ими манипулируя, волхв ждал момента, когда гоблины осознают, что попали в ловушку из которой им будет трудно убежать, так как под их ногами уже начали образовываться шипы, да колючки.

 — Ну что, вспмнили?
— Керли, ну что ты. Дай мсье виконту еще немного времени. Это же не клинком махать, а вполне себе трудоемкий процесс.
Так уж вышло, что про "Махать мечом" Лоуган знал поболее, чем про религию. Но, справедливости ради, он и не изучал её толком. До этого момента. Сейчас же в нём начинала просыпаться неподдельная жажда знаний, утолить которую он если и планировал, то только уже знакомыми методами.
–Вынужден признать: познания в религии у меня весьма ограничены, посему – нет, ничего не вспомнил.–Ответил Лоуган, вынимая из-за спины мачете.–Кто-нибудь хочет пойти и спросить? Думаю, при желании из них можно будет что-то вытянуть. Я слышал, что вытягивая суставы можно вытянуть и информацию. Сэр Дарксоул, не хотите чего-нибудь потянуть?
Про то, "что" и "куда" неплохо бы за подобные комментарии потянуть полуэльфу, Виконт тактично умолчал.
И никто под маской не мог увидеть его ехидной лыбы.
Шем был доволен.

Если что-то выглядит как гоблин, крякает как гоблин и летает как гоблин - это определенно утка в шкуре гоблина. Примерно так выглядели размышления героев. Если по-хорошему, то гоблинов они выдели только на гравюрах - в королевстве их племена остались только в отдаленных лесах, в которые свет Короны слишком тускл, а рядом нет городов и поселений, которые бы могли о себе позаботиться.

Впрочем, твари выгледяли довольно сбитыми и опасными. Даже несмотря на коленопреклонные позы. У каждого за спиной висел лук, а на поясе было что-то вроде грубо скроенных ножен для короткого оружия. Путники не сильно бы ошиблись, если бы предположили, что отряд здесь - охотники. Возможно, они просят у своего божества удачной охоты и хорошего лова, или же хотят защищить себя от невзгод и голода. Кто знает. Ритуал был похож на многие жертвоприношения, но вот символики божества нигде не было. Кому направлена жертва - оставалось неясным.

Впрочем, приключенцы как раз успели к окончанию ритуала. Только-только Мел и Игург расположились в высокой траве поудобнее, как гоблины стали шуметь, а через полминуты и вовсе начали подниматься на ноги, негромко переговариваясь странным свисто-клацающим языком. А затем каждый из них по очереди бережно тронул алтарь и произнес:

— Иссалла Алла.

Мэлисса и Игург неожиданно оказались в незавидном положении. Если гоблинская братия двинет к лесу - их обнаружат мгновенно. И вряд ли твари не заметят примятую траву и два тела, лежащих в плохонькой засаде. Первое слово явно будет не за героями. Нужно было очень быстро что-то придумать. Но что?

Карта:

Сансаниэль пребывал в слегка приподнятом настроении. Сперва один камень свалился с плеч, теперь вот подарок в виде неотесанного наследного маркиза и под стать ему дикаря. Не то чтобы спутники были потомку дроу не по душе, но он решил что если судьба разыгрывает вкруг него комедию, то стоит наслаждаться ею вовсю.

— Это… точно гоблины?

— По крайней мере они безобразны. И походят на гоблинов.

— Если мы подберёмся поближе, возможно, сможем увидеть какие-​то детали.

Существа у алтаря не казались отпрыску дома Дарксоул чем-то достойным подобных предосторожностей: мелкие, нелепые, почти животные. Еще и едва превосходят их числом, что при их габаритах и превосходством назвать можно лишь с огромной натяжкой. Единственно что всех махом уложить может оказаться проблемой - одного промаха будет достаточно чтобы оставшийся начал голосить. Полуэльф прищурил взгляд и перевел его на Керли:

— Если мы поймаем одного, твой зеленый друг сможет его расспросить? Вроде как они одной породы. Почти.

Не дожидаясь ответа от девушки Сансаниэль сам обратился к Игургу:

— Твоя. Понимать. Язык. Гоблинов... эмм. Вопрос.

— Ну что, вспмнили?

— Керли, ну что ты. Дай мсье виконту еще немного времени. Это же не клинком махать, а вполне себе трудоемкий процесс.

Впрочем, едкие комментарии оказались едва ли единственным из того что полезного смог предложить аристократ в этой ситуации. Кажется, диковатый полуорк так же комфортно чувствовал в этой глуши, как и его спутницы. Вот пусть они черновой работой и занимаются, пока судари скучают в ожидании новостей.

      Хмурый взгляд полуорка был направлен на обряд кровожадных существ. Сжимая свой верный посох сильнее, друид прекрасно понимал, что вряд ли героям получится бесцеремонно обойти врагов стороной. Драки не избежать, однако сейчас нужно было собрать как больше информации, чтобы не оказаться в глупой ситуации. Осмотрев спутников, Игург не желал стоять без дела и гадать над вопросами, которые сейчас мало чего значили. Заметив, что синегубая мадам решила подкрасться ближе, болотный брат вымазал себе лицо грязью в виде симметричного орнамента, прежде чем отправиться за ней.
      Тихо перебирая конечностями, стараясь даже под покровом магии издавать как можно меньше звуков, Врог подметил, что хоть женщина выглядит довольно ярко – но скрываться от чужих глаз всё-таки умеет. Благо господа были сейчас в одной лодке, ибо чего-чего, а ножа в спину от такой мадемуазель явно хотелось бы избежать.
      Остановившись рядом, Игург начал высчитывать сколько всего этих мерзких гоблинов было вокруг, внимательно оценивая их обмундирование, пытаясь предположить, были ли среди них заклинатели или нет. Что-то вот-вот случится, волхв прям чувствовал это.

  Наличие лесной завесы, что скрывала их путь, не позволило Керли ослабить бдительность. Не то, чтобы она сильно сомневалась в умениях друида, она просто не могла по-другому. Внимательно исследуя местность, она отправилась вперед вместе с Энви. Вороны, сороки, а также грачи с галками следовали за ней безмолвной тенью, как напоминание о контракте, с которым была связана до конца жизни.

  — Это… точно гоблины? — Задалась вопросом рыжеволосая девушка, с подозрением и некоторым презрением рассматривая сгорбленные полуголые телеса недорослей. Поведение этих существ было, мягко говоря, нетипичным и не совсем соответствовало ожиданиям. Прищурившись, она стала осматривать территорию. Неужели только эти восемь карликов смогли разделаться с отрядом мужиков? Либо это не те, на которых напоролся друг Хромгара и эти двое, либо мужики действительно бесполезные создания. А во всех неудачах она была склонна винить последних.

  — Ну что, вспмнили? — Ворон успела снять с плеча лук, но Виконт все еще молчал. Его лицо скрывала стальная маска, поэтому невозможно было проверить, действительно ли он занят мыслительным процессом или просто тянет время, а тем временем сама Норлинг начинала терять терпение. Чем дольше они стоят, ничего не предпринимая, тем выше шанс, что они окажутся замеченными.

Кромлех, алтарь, даже подношение – всё это, конечно, удивило Лоугана, но не особо. На службе он повидал достаточно много пьяни, которой тоже движели только "голод", "страх" блядь и "желание размножаться". Что не мешало им осуществлять деятельность, более-менее сопоставимую с оной у хотя бы Homo habilis.
Другой вопрос:
–КОМУ они поклоняются?–Шепнул Шем в слух.–Может, какой-нибудь ушлый демон или злой божок увидел в них свою паству?
Лоуган, в целом, может и не был академиком, но иногда почитывал всякое разное. Помнится, его инженеры делали какие-то экспериментальные приспособления: печатную машинку и печатный станок для дворфа Ик'Яра, по молодости бывшим архивариусом в местной волшебной академии, но решившим принести плебсу немного просвещения. Так вот, этот Ир'Як в качестве благодарности Лоугану ещё и подписку оформил на свой журнал, и там периодически упоминалось... Вообще всё. Ик'Яр буквально писал вообще обо всём. В том числе и про религию что-то было.
–Дайте немного времени, попробую припомнить что-нибудь о таких алтарях...

Времени было мало, в смысле наверняка его было мало, ведь разгерметизация маячила где-то на горизонте немезидой для всех пассажиров "Изумрудного Эмпирейца", а потому вся бравая команда ринулась в люк в поисках первого модуля зловредного ИИ. К счастью, отыскать его удалось довольно быстро, но сколько ещё оставалось времени было непонятно, а потому "быстро" здесь было весьма условным понятием.
- Квонкс, давай я помогу, - предложила свою помощь Нако, - мы должны справиться!

  Как и предположил Хиссар, познания Глашатая о современном положении дел, всех этих "странах" и "народах", оставляли желать лучшего, и потому на вопрос исполнительницы он дал абсолютно точный и абсолютно бесполезный ответ:
  – Спросите об этом малый народец, что здесь обитает. Эта суша, остров, расположены к западу от основных земель, где нашли своё пристанище дети богов. Никто из них давно не захаживал в мой чертог, и мне неизвестно, какое имя даровано этим землям.
  Астрис же, прислушиваясь к словам существа, не могла оторвать взгляда от небольшой эмблемы – татуировки, что по волшебству возникла на том месте, где Рэалтай тронул её предплечье. Сложный рисунок, изображавший каплю или слезу, пересечённую многоконечной звездой, и две яркие точки по обе стороны от неё, напоминавшие странные "глаза" их собеседника. Какое-то время эта метка ярко светилась и даже пульсировала в такт с быстро-быстро колотившимся сердцем полуэльфийки, но затем погасла, оставшись лишь затейливым очертанием цвета индиго на внутренней стороне её руки.

  – Хамелеон? – озадаченно переспросил Глашатай Звёзд, глядя в глаза Аленару. – Мне неведомо, что это такое, но уверен, что ты ошибаешься. Осколки не прячутся от посторонних. Как и не являются предметами в том смысле, что вкладывают в это слово младшие дети Богини. Они – энергия. Они – инструмент. Они – мысль тех, кто даровал им материальную форму. Тех, кто пришёл в этот мир первыми, привлекает их сила, ибо души их помнят, когда её отзвуки звучали во всех уголках мироздания. Те же, что появились после них, справедливо боятся этой силы, способной в нужных руках менять ход истории. Учитывая, что вам предстоит бой – быть может, последний бой этого мира! – я не сомневаюсь, что вы увидите в них "оружие". Это будет лишь уместно.
  Зловещие слова с треском исходящих от архонта энергий разлетелись по пещере, покуда его тело, а вернее его сферическое вместилище, казавшееся до этого практически прозрачным, темнело и сгущалось, точно на него отбрасывало тень нечто ещё более грандиозное, чем сам посланник Звёздной Богини. Колдовские огни в пещере гасли один за другим, медленно погружая героев в полумрак, в котором они и пришли в себя, и даже последние слова, произнесённые Рэалтаем, были окутаны тьмой, утопали в ней, доносясь до присутствующих точно сквозь толщу воды и камня:
  – Бойтесь людей. Тех, в чьих сердцах затаились алчность и зависть. Тех, кто увидит в приближающихся мрачных временах – шанс всё изменить! Они придут к вам извне, из-под земли... Они всегда были среди вас… Их сердца – черны, а воля – зыбка точно песок. Не позволяйте песку поглотить вас, не повторяйте… ошибок… Держитесь света! –вторя последним его словам, от лица Глашатая отделился небольшой бледно-синий огонёк и, преодолев стремительно потемневшую сферу, направился ко входу в туннель.
  Кажется, недолгая аудиенция с посланником Богини была окончена…

  ***

  Архонт покинул их столь же неожиданно, как и появился. Однако его небольшой подарок очень скоро доказал свою полезность, когда оставшись предоставленными сами себе, весь небольшой отряд неспешно потянулась к выходу из пещеры вслед за их светящимся провожатым. Тот явно не обладал какого-то рода сознанием, а потому просто плыл вперёд ровно по середине туннеля, не делая никаких остановок и никого не дожидаясь. К счастью, созданный магией проход хоть и не имел ступеней, но был достаточно плавным и ровным, что делало путь наверх задачей весьма плёвой и… скучной. Пробираясь по этой каменной кишке, не удивительно было бы потерять ход времени: всё те же гладкие стены, всё тот же ровный пол, всё тот же плывущий перед ними голубой огонёк…
  Лишь ближе к концу пути, занявшего около получаса беспрерывной ходьбы (хотя любой из вас мог бы поклясться, что прошло намного больше времени!), ситуация резко и без предупреждения переменилась. Гладкий искусственный туннель сменили острые природные скалы, а сам проход то расширялся, то становился таким узким, что облачённому в доспехи Хиссару приходилось гадать пролезет ли он сквозь эту "щель" или же застрянет в ней на веки вечные! Постепенно стали появляться ответвления и расселины, пересекавшие их путь, и хотя особой сложности преодолеть то и дело возникавшие на пути преграды пока не представляло, без огонька-проводника, исправно находившего дорогу в этих уже вполне себе природных переходах, избранники Богини и впрямь могли бы потеряться да пропасть. Повстречалась им даже небольшая подземная речка-ручеёк, в водах которой шустрый Листик успел разглядеть странного вида плоскую рыбину, каких ни он, ни Аленар прежде ни разу не встречали.
  …но самой важной и приятной переменой стал свет, чьи тонкие и одинокие лучики находили свой путь сквозь толщи скал, постепенно заполняя коридоры естественным освещением. Они наконец-то приближались к поверхности! Точно чувствуя, что нужды в нём больше нет, блеклый огонёк стал стремительно угасать, пока вовсе не исчез перед очередным крайне узким проходом, который отряд обнаружил, завернув за угол. Выбор был невелик и, после недолгого совещания и небольшой разведки, на которую отправился храбрый дракончик (хотя результаты её были весьма неоднозначными, учитывая, что поведать об увиденном Листик не мог), выстроившись в цепочку герои один за другим втянули свои телеса в по-настоящему узкий проход. Для этого кандангцу даже пришлось на время расстаться со своим доспехом, который он уже довольно давно воспринимал своей второй кожей, своего рода "чешуёй". Но выбора не было – даже со своими скромными по меркам воина габаритами, он бы с трудом тут протиснулся.

  Этот недолгий, около сотни шагов, отрезок пути, который как все они вскоре узнают, был последним испытанием (по крайней мере, на сегодня!), вымотал всю четвёрку – вернее, троицу двуногих, потому как легковесный лесной дракончик, казалось, может парить весь день, – пуще всего предыдущего пути наверх. Изрядно взмокшие, с затёкшими мышцами и сбившимся дыханием, они буквально вывалились наружу, тут же зажмурившись от нестерпимо яркого света. Как будто кто-то снял с их глаз и ушей пелену: после полумрака пещер, в котором отчётливо различимы были лишь мрачные стены, силуэты товарищей да стук их шагов о каменный пол, их буквально накрыло волной звуков и образов… летнего зелёного леса, полного зверья, птиц и шума бегущей где-то неподалёку воды. А также возбуждённых детских голосов! Оглянувшись вокруг, подставляя шеи и лица под приятный лёгкий ветерок, с шелестом проносящийся меж деревьев, гости этого пока что безымянного острова буквально нос к носу столкнулись с троицей детишек, пугливо, но с любопытством взирающих на них из-за ближайшего куста.


  И пока Отголоски пытались прийти в себя и понять, что происходит и куда именно вывел их туннель, одна из детишек, с заострёнными ушками и копной светлых точно сено волос, с визгом выбежала из куста, бросившись им навстречу.
  – ПТИСЬКА! – раздался её полный восторга голосок, а глаза малышки точно взгляд хищника навелись на зависшего неподалёку от друида Листика. Двое её приятелей запоздала рванули следом, что-то предостерегающе крича на ходу, но девчушку было уже не остановить. Оставалось лишь догадываться, какая судьба уготована маленькому дракончику, стоит ему угодить в объятия почти столь же маленькой незнакомки!

Стараниями персонала таверны драка была прекращена в зародыше: местный вышибала свою работу знал хорошо, и быстро поставил зачинщиков на место. Возбужденные посетители в этот раз остались ни с чем, и атмосфера начала возвращаться к привычному расслабленному состоянию. Персиваль повернулся к своим соратникам и заново начал свой рассказ:

— Так вот. Я осел в небольшом провинциальном городишке, и нанялся в заведение где проводились постановочные бои. Больше театр, нежели арена, но скажу я вам, что для того чтобы нанести эффектный и безопасный удар мастерства требуется не меньше, нежели для для удара и эффектного, и эффективного. Там я и отточил свои навыки владения шпагой, благо, очень хорошо сказался мой предыдущий, цирковой, опыт. Именно благодаря тем денькам у меня и выработался этот неподражаемый стиль в фехтовании.
Но всему приходит конец, и решив двигаться дальше я подался в соседнее поселение, где и арена, поединки проводились настоящие. Не смертельные, разумеется, а с затупленным оружием. Но тем не менее страсти там проходили нешуточные, и на каждый мало-мальски значимый поединок собирался полный зал, а ставки могли доходить до облаков. Вернее, так мне казалось в те менее зрелые и искушенные годы. И вот я, зеленый новичок в этом деле, решивший заявить о себе, явился к распорядителю, щеголяя копной отросших уже к тому времени рыжих волос. Мне необходимо было выбрать сценическое имя, ведь работа с публикой в этой сфере не мене приоритетна нежели сама победа. На первый бой я меня представляли как Огненного Петуха. И едва не проиграл, лишь за счет большей выносливости осилив своего более возрастного противника, дотерпев до того времени когда он уже не сможет держать клинок. Второй поединок прошел более гладко, а в третьем я победил и вовсе играючи. Мне казалось что я нашел свое место: никто из соперников не мог оказать достойного сопротивления, и я даже мог позволить себе затягивать поединки дабы более изысканно финишировать противника. Слава о непобедимом Огненном Петухе гремела вовсю, на поединки собирались полные залы, а я купался в потоках всеобщего обожания. Это, в частности, поспособствовало моему знакомству с двумя дочурками управляющего местного заведения, прелестными близняшками - Сири и Селеной. С Сири, стоит упомянуть, ибо это тоже часть истории, знакомство у меня задалось довольно близким.

Персиваль снова наполнил свой бокал, поддавшись приятным воспоминаниям. У всех они были, хорошие деньки, и сейчас бард делился своими.

— Так вот, победа следовала за победой, и настал час когда меня решили выставить против местного чемпиона, лихого хобгоблина по имени Иерихон Белый Волк. Чемпионский поединок, со всеми вытекающими почестями. И в преддверии этого, как тогда казалось, чрезвычайно важного события, ко мне явился таинственный посетитель. Он заявил что представляет весьма влиятельного человека, пожелавшего сохранить инкогнито, и в приватном порядке сделал мне довольно неоднозначное предложение. Он потребовал чтобы я проиграл. Настоятельно так потребовал, тоном, который не потерпит возражений. И в качестве компенсации предложил весьма солидное вознаграждение.
Я, разумеется, пытался отказаться. Заявлял что это будет бесчестно по отношению к публике и противнику, но его ответ словно окунул меня в студеную воду. Гость с улыбкой пояснил что все мои предыдущие противники получали аналогичное предложение, что меня специально "готовили" к этому поединку, и что выбор у меня состоит только между деньгами и крупными неприятностями. Он был довольно красноречив, а я находился в смятении от осознания того факта что все мои победы, за исключением самых первых, не стоят ничего, и противники сами позволяли заканчивать бои в мою пользу. Не устояв перед доводами посетителя посетителя я смалодушничал и капитулировал.

Бард закончил фразу слегка печальным тоном, и прервался на очередной глоток обжигающего напитка. И все таки глаза его по прежнему горели, предрекая что развязка все еще впереди.

— Но иногда судьба играет с нами свои безумные шутки. На пути к арене вашего покорного слугу поймала Сири, и пожелав удачи, прямым текстом намекнула что за победу меня ждет особое вознаграждение. Забавные бывают прихоти у близняшек. Ну, вы поняли. – Лысый мужчина самодовольно улыбнулся. – В самом начале боя хобгоблин осознал что бой пройдет не по заложенному сценарию, и его соперник настроен решительно. Ведь стоит ли говорить что я дрался как лев львиный. Стоит ли говорить что это был один из лучших моих поединков за всю жизнь, а мои старания на ристалище сопоставимы лишь со стараниями Сири и Селены после него. Так или иначе, выронив оружие из окровавленных ладоней и замерев от ощущения концов моих шпаг у его шеи, Иерихон пал.
А на утро начались последствия. Разбудившие меня близняшки, перебивая друг дружку, рассказывали что под покровом тьмы неизвестные разнесли комнату, которую я снимал. Мое ночное отсутствие стало моим же спасением. Но, как будто этого мало, городская стража всюду искала некоего рыжего шпагиста, чем-то серьезно провинившегося перед подестом. Очевидно, с города нужно было бежать. Но как это сделать, если у стражи есть твое описание? Разумеется, сделать его неверным! Сири и Селена с помощью бритвы избавили меня от угрозы быть опознанным, и я благополучно покинул город. Ведь когда ищут ярко-рыжего, кто обратит внимание на лысого? Так я вышел на большак имея при себе две затупленные шпаги, веру в светлое будущее и намерение подольше не возвращаться в эти места.
И да, волосы после этого я снова отрастил, и снова избавился от них в результате занимательнейших событий, но об этом в другой раз.

      Шаблон по которому полуорк оценивал вождей явно не сопоставляется с тем, как себя представляет молодой остроухий спутник. Игург за короткую жизнь повидал немалый диапазон лидеров из разных областей, но все до единого отличались количеством шрамов и мудростью, которой они делились. В данный момент перед друидом стояла персона, выплескивающая из своих красивых уст много воды, но, то что помогло бы делу было сказано мало. Нахмурившись, волхв покачал головой.
      — Не похож.
      Озадаченно смотря на синеволосую даму, Врог уже не знал чему верить. Минуту назад она была “Энви”, но при этом другие называют её “Мелиссой”. Неодобрительно фыркнув, хранитель болот решил, что позже вернется к этому вопросу. Сейчас идти им всё равно вместе, но если пути странников и далее будут пересекаться, Игург хотел бы доверять потенциальным товарищам, а не остерегаться ножа в спину. Но про губы она явно не соврала, с ними она и вправду выглядит устрашающе. Как ходячий труп, замерзший до смерти.
      Волхву было приятно, что та, которая обучалась у сильного наставника помнила о полуорке. Одобрительно кивнув на раздраженную Керли, и посмотрев вновь в сторону куда группа авантюристов направиться, друид с ней согласен. Постучав пару раз по земле посохом и прорычав пару фраз на орчьем, Игург почувствовал как природа откликается на его просьбу. В ту же секунду из посоха начала исходить еле заметная дымка, которая образовалась вокруг героев, поглощающая каждого. Ухмыльнувшись, оскалив свои клыки, волхв сделал пару шагов вперед.
      — Идем. Аккуратно. Лес. Скроет. След.

  Действительно. Она его знает. Вернее, ее ментор знает Игурга. И тот и другой - любители силы земли. Керли доводилось видеть полукровку еще когда была совсем молодой. Он, впрочем, тоже казался весьма юным. Быть может, на пару лет старше.

  Во время праздника Триединства он, Мэрит и другие друиды из близлежащих земель собирались в священной роще, по центру которой произрастало священное дерево, имевшее три ствола. Оно являлось центром пересечения местностей, которые граничили друг с другом: дремучий лес, болота, холмы. Каждый из трех стволов этого величественного древа символизировал одну из этих земель. Они даже выглядели по-разному. Первый как шпиль, словно разрывая небеса, стремился в высь. Второй - разлапистый с густой листвой, что не пропустит ни единого солнечного луча через свою крону. И, наконец, третий - скрюченный, он почти пресмыкался над топью, а со скрюченных ветвей свисал бородатый мох. Будучи не посвященной, юная Ворон, довольствовалась наблюдением за священным ритуалом издалека, но Игург был одним из шаманов с болотных земель и уже тогда исполнял какие-то странные штуки, совершенно непонятные городской леди.

  — А-а-а. Это ты. — Хмуро резюмировала Ворон, мысленно отогнав от себя старые воспоминания. Сейчас не лучший момент спрашивать, с чего это вдруг болотный ведун решил помочь короне. Охотница коротко кивнула полуорку. Силы Игурга в лесах должны быть гораздо мощнее ее собственных, к тому же он все решил до того, как сопровождаемый им виконт выразил готовность присоединиться, к экспедиции за гоблинами. Разочаровало, правда, то, что хоть парочка и наткнулись на врагов, ничего толкового сказать о них не смогла. Эти разговоры на гоблинской тропе - пустая трата времени, которая, более того, могла стоить им их скрытной вылазки, а то и жизни! Керли была уверена, что об их присутствии теперь знали в пределах нескольких миль. Женщина злобно оскалилась, глядя на четверку. Никто не помогал, только Мелисса говорила полезное, а их ненаглядный лорд, как малолетняя пигалица, никак не мог принять конечного решения.

  — Кончайте трепаться. Это вам не базар, а враждебный лес! Пора бы запомнить! — Прошипела рыжеволосая лучница и, махнув Мэл, чтобы та последовала за ней, двинулась в направлении их изначальной цели. Керли так и не представилась их новыми путниками. Не то место и не то время. За стеной ничье имя не имеет значения и кто-то до сих пор это не может понять. Свора птиц черной тучей ринулась за ней, как за пастырем.

 — Нет, не можем, — чётко произносит женщина, смотря молодому человеку в глаза, — наличие гоблинов – полбеды. На том парне был трупный яд и если его судьба меня мало волнует, тот факт, что здесь водится что-​то... способное превращать людей в зомби одним укусом, — она выдерживает паузу, — и оно заодно с маленькими гнидами, думаю, нам стоит выяснить, что это за херня.

Сансаниэль Дарксоул прищурил взгляд, впившись им в Битрис. Он пытался подобрать те самые неопровержимые аргументы, способные указать синевласке на ее место в определении планов, и, скорее всего, озвучить их в особо язвительной манере. Но не смог. Потому что женщина, внезапно и к безграничной досаде аристократа, оказалась права.

— Значит трупный яд. Занимательно. – Процедил полуэльф, хотя, судя по тону, прозвучать это должно было как "ах ты ж мстительная змейка". И ведь даже не упрекнешь в сокрытии информации: потомок дроу сам обезоружил себя, решив ранее не посвящаться спутницу в свои личные наблюдения. – Вынужден признать, Мелисса, ты, несмотря на пробелы в образовании, иногда демонстрируешь незаурядную проницательность. И я склонен согласиться с твоим предложением: подобное стоит выяснить.

–Ну тогда нам по пути. С теми двумя позже переговорю.

Ваэрон, сын Кореллона, да они же понятия не имеют где находятся и куда им идти. Потому и норовят приклеиться к счастливо подвернувшимся спутникам. Ну хоть хватило ума не заявлять об этом прямо. Не то чтобы Санс сам ориентировался в их текущем месторасположении: последние несколько часов он как утенок шел по пятам Мэл и Керли, полностью доверившись женщинам. Но. Это. Другое.

А так, ну не откажет же Дарсксоул какому-никакому, но представителю благородного рода в просьбе поделиться своими проводницами. Хотя стоит, конечно же, сразу распределить некоторые роли, дабы обезопасить себя от недоразумений в будущем.

— Хорошо, Виконт. Но вынужден предупредить что помимо этой внеплановой вылазки нам предстоит еще проверить две деревни, и лишь после этого мы сможем вывести вас к стене.

— Мэрит. Горд. Будет. Игург. Рад. Ученица. Цела. Болото. Помнит.

— Вы... знакомы? — Звучало не то с насмешкой, не то с осуждением. Полуэльф с явным интересом ожидал реакции вороньей леди. Сколько еще секретов хранит она в своем колчане?

—Лорд. Что. Это?

Вопрос орочьего отродья, королевского верноподданного сомнительного происхождения слегка смутил аристократа. Дикарь дикарем, чего с него взять? Оставалось лишь отмахнуться в надежде что тот не будет слишком назойливым.

— Вождь.

—Простите, где я мог слышать Вашу фамилию?

Еще совсем недавно Санс высмеивал невежество Мелиссы после аналогичного вопроса, и теперь испытывал некоторое чувство дежавю, а так-же крепко утвердился в мысли что урожденного Шемфорта пытались "слить". Тот казался уж слишком смелым для разведчика, и раз он уже потеряли половину отряда, то, вероятно, задумка отца-Маркиза имела все шансы на успех. Возможно, стоит оказать этой семье медвежью услугу и попытаться сохранить жизнь наследнику? Подобная перспектива позабавила чародея.

— Вероятно на уроках генеалогии. Уверен, в славном доме Шемфортов, помимо обучения тому за который конец клинка стоит браться, проводилось и нечто с похожим названием.

–Ну хорошо. Допустим, куда делись те двое – с этим мы разобрались. А вы-то куда и с какой целью направляетесь?

— Рады внести немного ясности в ваши будни, виконт. – Как бы Сансаниэлю не хотелось с серьезной миной заявить что они с дамами просто совершают полуденную прогулку к озеру с целью покормить уток, но в издевках над вышестоящим ноблем особо остро требовалось соблюдать границы дозволенного. – А мы в том самом направлении, которое указала моя прелестная спутница. По королевскому заданию.

Дарксоул замолчал, с предвкушением продумывая очередную колкость в адрес Шемфорта. Потомок дроу отдавал себе отчет что наслаждается возможностью самоутвердиться за счет наследного маркиза не в то время и не в том месте, но ничего поделать с потаканием своим слабостям не мог. Благо, полуэльф отвлекся на мысль более насущную и практичную.

— Хотя, погоди, Мелисса. Если информация о живых, настоящих гоблинах подтвердится, а в слове Виконта я усомниться не посмею, то вся затея с их выслеживанием становится излишней, и мы вольны вернуться к первоначальной цели.

      Игург продолжал невозмутимо смотреть на незнакомку, до конца не понимая почему столь на первый взгляд опытная авантюристка переспрашивает такой лёгкий вопрос заданный друидом. Приподнятая бровь и тихий кивок давали понять то, что полуорк всерьез желал знать, почему у женщины синие губы, так как такое он видел впервые. Будучи на болоте, зеленый скиталец видел, как девушки, так же как и юноши использовали смеси из цветов, чтобы измазать ради красоты себе лицо. Некоторые даже прокалывали себе щеки, дабы использовать кровь в качестве румяна. Но синие губы… Ожидая ответ на свой вопрос, Врог начал осматривать новые лица.
      Полуэльф выглядел слабо, но при этом уверенным в себе. Одежда была опрятной, однако это не то, что полуорк посоветовал бы носить в лесу. Не практично. Вновь переведя взор на синеволосую женщину, волхв предположил, что она получает больше шишек, нежели мужчина. Узнав имена присутствующих, путник одобрительно кивнул. Двое других были живы, уже хорошо, однако третьему видимо повезло меньше.
      — Энви. Не лес. Болото — указывая на себя большим пальцем говорил странник. — Холод. Замерзают. Там. Много. Жду. Ответа. — а вот с именем остроухого было посложнее. Пытаясь выговорить его имя у полуорка лишь язык заплетался и недовольно, но тихо прорычав, переспросил. — Лорд. Что. Это?
      Завидев последнего члена отряда авантюристов, волхв долго всматривался в прищуренный взгляд светлых глаз. Сделав глубокий вдох, Врог почувствовал слабый, но такой родной запах дома. Расслабив свои плечи, друид уверенно сделал пару шагов вперед на встречу “Ворону”. Остановившись между своим компаньоном и остальными, направил посох в сторону рыжеволосой девы.
      — Мэрит. Горд. Будет. Игург. Рад. Ученица. Цела. Болото. Помнит. — опустив свой посох, волхв перенаправил взгляд в сторону, куда указывала Энви. Если гоблины и вправду были сейчас угрозой, от них нужно будет избавиться. Попробовав на ощупь землю, Врог начал осматриваться. Коль новые знакомы потребуют помощи, полуорк мог бы попробовать скрыть их от ненужных глаз. Что-что, а тихо перебираться по лесным местностям – путник умел.
      — Гоблинов. Знаем. Катакомбы. Заблудились. Нужно. Наказать. Скрыть. Могу. Нас.

  Анна, сменившая безразличие на гнев, выдала в себе то, чем она стала, поведя себя именно так, как предчувствовала паладин владыки Мертвых. Никакого ребенка и в помине не было, максимум кости, в которых она продолжает видеть свое чадо. Андреа, глядя в пол, судорожно вздохнула. После этого неприятного вмешательства, ей стало предельно ясно, что делать дальше. Призраку необходимо покинуть мир живых, хочет он того или нет. Судя по реакции нянечки, она будет сопротивляться, что было крайне прискорбным. Щит и меч в ее руках приобрели невыносимую тяжесть, а кольчуга давила на ставшие хрупкими плечи. Андреа не любила это чувство. Оно напоминало о старых ранах. Каждый раз, применяя насилие против немертвых, она видела искаженные лица своих детей, которые бездумно шагали на нее, стремясь убить все живое.
  — Я слуга Судьи Проклятых, Силва. Моя работа упокаивать мертвых и чем больше известно о них, тем проще это сделать. — Это было единственное, что она сказала испуганной ведьме. Тот, кто не служит Келемвору, не будет знать всех тонкостей ведения дел с неупокоенными душами. Но определенную пользу этот короткий разговор принес. Он помог ненадолго отвлечься и унять дрожь в коленях. Перед тем, как отойти от спальни, Андреа приложила ладонь к груди, где на синей парче был серебром вышит символ ее веры и еле слышно молиться:

Келемвор, Повелитель мертвых, Судья Проклятых, наш Господь, мы, твои верные последователи, молим Тебя о силе выполнять твои приказы.
Мы благодарим Тебя за все благословения, которые Ты даровал нам.
Ты призвал нас соблюдать Твои законы, чтобы мы могли наслаждаться дневным светом и восхищаться Твоим Величеством.
Открой глаза нашего разума, чтобы увидеть Твой Божественный закон и склонить наши сердца всегда к исполнению Твоих заповедей.
Направь наши руки против тех, кто не соблюдает твои законы, потому что мы твои вечные слуги.
Во славу Тебя, Келемвор, владыка Града Суда.

  Закончив с молтвой, женщина постояла несколько секунд в молчании, положив руку на закрытую дверь.
  «Анна, я вернусь и тогда тебе не придется страдать. А пока, потерпи, пожалуйста еще чуть-чуть.»
  Теперь можно было последовать за Освальдом. Кому-то, как не ей прикрывать его спину, если что-то пойдет не так. Воительница, стараясь не греметь доспехами, ступала тихо, озирая каждый угол темной комнаты.

— Наследник Маркиза послан в разведку? Бред либо безумие.
Приехали, его тут ещё и поучать планируют. А кого посылать? Кого посылать? Дубьё из ополчения, которые без хруста в спине даже копьём ткнуть не смогут? Городскую стражу, которая в трёх соснах заблудится, а то и, чего доброго, будет с нежити и гоблинов мзду требовать? Уж в чём-в чём, но в верности своей кандидатуры Шем был уверен: Он дисциплинирован, обучен воинскому делу и уже имел какой-никакой опыт боевых действий.
И где же ваша свита, виконт?
–Моя свита – это ремесленники и пара купцов, лорд Дарксоул, и за пределами стены им, увы, делать нечего. Пока что.–Добавил он, расстёгивая ремешки на своей маске и снимая её. Под ней, конечно, всё ещё был не особо свободный кожаный капюшон, но по крайней мере сейчас его собеседники, если они вообще о нём слышали, смогут его узнать. Да и в целом, показать, что под маской обычный человек не было лишним.–Простите, где я мог слышать Вашу фамилию?

На словах, что его бывшие соратники ушуруповёртили куда-то в район Стены, Шем изменился в лице. Чего никто, впрочем, не заметил.
Конечно, мысль о том, чтобы вернуться обратно, на бегу дать обоим подзатыльники сабатонами, после чего – развернуться по параболе и вернуться на прежнюю дорогу Шемфорта даже малость веселила, но если смотреть глобально, то мотаться туда-сюда было немного не рационально. Пусть эти подранки дырки все ненужные себе залатают, и уже тогда, по возвращении с разведки их можно будет и лупцевать начать. Профилактически.
Кстати, о разведке.
–Ну хорошо. Допустим, куда делись те двое – с этим мы разобрались. А вы-то куда и с какой целью направляетесь?

  Хорошо, когда большая часть отряда состояла из умелых следопытов, из тех, кто прекрасно ориентировался в лесу. Этот факт во многом облегчил путь троицы в глубь леса, по следам из темных пятен крови. Ее черная свора, повинуясь приказу пастыря, без малейшего шума передвигалась вперед вместе с ней. Ни один зоркий глаз не был способен заметить мелькание их теней среди листвы. Они становились невидимыми. Обычные птицы на такое не способны, но ее вороны - да. В тишине отряд шел вперед, пока им навстречу не выскочили незнакомцы.

  Не гоблины - это хорошо. Еще одни членоносцы - уже не очень, если гипотетически предположить, что они могут объединиться с их скромной троицей. Лучше бы этого не делали. Светлые, почти белые глаза с холодом, подобным льду во время Найтоула, быстро оглядели шедшего впереди воина, а затем сместились на темнокожего полуорка. Керли прищурилась. Где-то она уже видела этого полукровку, а также Керли доводилось слышать родовое имя Шемфорт.

  — Видели дварфа и его человеческого друга-полутрупа. Из ваших? Поторопитесь - сможете их нагнать. — Тихим голосом ответила на вопрос Лоугана Ворон. С учетом, что парочка двигалась им на встречу, то есть в направлении стены, можно было предположить, что они закончили с разведкой и держали свой путь в Нексаль. Керли сильнее сжала рукоять лука. Ей очень не нравилось, что они начинают заниматься светской беседой недалеко от обитания гоблинов или кого похуже. Сотни пар недовольных глаз смотрели с деревьев на виконта и Игурга. Птицы передавали недовольство их повелительницы, но на данный момент не торопились пикировать на мужчин.

Господин Гэвин д'Медани и трио "ангелов Звездного Света" действительно были близки к сердцу этой, на самом деле, мрачной паутины из людских судеб, хотя пока еще и не представляли, что скоро нити начнут обрываться одна за другой, и осталось совсем мало времени, чтобы убийца торжествовал победу. Смогут ли они распознать, кто друг, а кто враг на улочках уже не такого мирного и тихого предместья Шарна? Великолепный, драматический детектив — или ужасающая обыденность Города Потерянных Душ? О, злой рок, что с прекрасными небесами Сирании соприкасался именно этот город, выросший на древних руинах, что хранят в себе еще большую древность, и мрачную тьму...
.. Но если башни тянутся к свету, то надежда жива. Серебряной песнью крылатого змея пропоёт она в лазури.

      Зеленый путешественник мог только гадать, сколько часов он провел в этих ужасных катакомбах. Давящие на рассудок стены. Паника, охватывающая тебя изнутри, стараясь высосать последние капли надежды на выход. Если бы не напарник, Игург вряд ли справился один. Свободная душа привыкла быть на воле, где не никогда не было никаких ограничений. Покинув это злорадное место, молодой волхв сделал глубокий вздох и дотронулся руками до земли.
      — Освободились. Спасибо. Можем идти. — облегченный голос доносился из уст полуорка, пока одобрительный взгляд был направлен на воина. Глубокий вдох и выдох и вот он, приятный аромат и звуки живой природы, а не это тревожащее душу эхо. Что стало с другими, чужеземец не знал, но предполагал, что если они хотели бы жить, то нашли бы выход избежать смерти.
      Молча продолжая путь, Игург мог только думать о своем племени и только догадываться, как сейчас семья справляется в магическими невзгодами. Друид не хотел покидать свою родню, но если не найти то, что поможет им наконец-то завершить эти пустые сражения со следами войны – то болоту придет конец. Удручающие мысли прервала стрела, которая приземлилась у ног авантюристов. Подняв нахмуренный строгий взгляд на незнакомку, Врог посильнее сжал свой посох и сделал уверенный шаг вперед, постучав при этом по своему деревянному щиту.
      — Не гоблины. Мы. Игург. Лоуган. — строгий мужской голос сопровождался указаниями на себя и напарника. Осматривая даму с ног до головы, волхв мог сразу подметить, что дева то умелая и явно если захочет убить – убьет. Тем не менее, полуорк не до конца понимал, почему у дамы губы синие. Неужели она замерзла? Вроде бы одета по погоде. Странная.
      — Ты. Враг? — направив свой посох концом в сторону синеволосой дамы грозно спросил друид. — Губы. Синие. Замерзла? Ты. Одна?

Радовало во всей этой ситуации ровно две вещи. Перове: Лоуган не зря волочил за собой тяжеленную палатку, ибо, в конце концов, именно на неё он приземлился при падении, что помогло избежать лишнего шума, а так же не отбить себе что-то из особо нужного.
Второе: удалось "Потерять" кое-что из не особо нужного. Точнее – кое-кого. Конечно, работать, а уж тем более – исследовать захваченные нежитью и прочими унтерменшами земли было бы безопасней в более-менее крупной команде, но... Скажем так: эффективнее было бы штук двадцать собак с собой взять, чем тех, кого, судя по всему, гоблины пожрали. По крайней мере так будет лучше для них самих, ибо если Лоуган на них нарвётся, то им следует убегать и прятаться, пытаясь не заорать от боли, покуда он не добрался до них и не нарезал аккуратными ломтиками, местной живности на завтрак.
В общем, Лоуган был зол до опизденения, вооружён и в принципе рад был бы абсолютно любой встрече. В той или иной степени. Благо, самый полезный из его напаников команды – Игург – всё ещё был в строю, а этого хватит на долго.
Посему, когда ему под ноги попала стрела, Шем даже обрадовался. Если есть стрела, значит, есть и стрелок – будет, кому её в голову обратно засунуть! По крайней мере, именно таких настроений придерживался Логан, пока не понял, что стрелок была не враждебной целью.

— Здесь гоблины,
–Им же хуже,–Шустро ответил Шем. Тон он, впрочем, сбавил: осознавал, что тем больше можно гоблинов убить, чем позже они его заметят.
— Кто вы такие?
"Ты нас не звала?"–Продолжил линейку закономерных вопросов от незнакомки воин у себя в голове,–"Пошли мы нахуй?"
–Я – виконт Лоуган Шемфорт, а мой друг сам представится. –Ответил воин,–Проводим разведку местности по приказу его величества Ульрика Седьмого. Полагаю, вы тут с той же целью? Может, и ещё кого-нибудь видели?

Путь к побоищу Арчибальд провел паря рядом с каретой, несколько поднявшись вверх, дабы обезопасить себя от дорожной пыли. По официальной версии - чтобы не тратить время на выгрузку в случае пусть и предвиденных, но крайне нежелательных обстоятельств. По неофициальной, и по совместительству настоящей – ему необходимо было подумать. И в отдалении от всех, рассекая лицом потоки освежающего ветра, противостоящего палящему солнцу, делать это было комфортнее.

Мей так и не озвучила свое решение, и Кастерли ничего не оставалось лишь как надеяться что она приняла его предложение, и разведывала местность невдалеке. Молодой человек догадывался что попытки поймать ее след в воздухе отдают безнадегой, и восточная воительница уже далеко впереди, но, поскольку не мог знать наверняка, вынужден был просто плыть по течению. Ведь незнание - не аргумент. И все же в одном она была права: группе нужен лидер. Пресловутый дух авантюризма всем им не раз играл на руку, но если они действительно хотят попасть в высшую лигу, его стоит обуздать. Инициативность должна уступить расчету, а эффективный хаос - педантичной слаженности. С этим решено, но вот кто готов будет принять это бремя? И кому его можно будет доверить? Свою кандидатуру, как и девушек, калека отбросил. Нет, мир знает достаточно много примеров когда и те и другие добывались успеха в подобных начинаниях, но это были скорее исключения в подобных тенденциях. Разве что Вейгела, маленькая женщина с большой тенью, смогла бы совладать с отрядом, впрочем, и в своих способностях аристократ был уверен. Но и рыжая хафлинг, и прикованный к коляске человек бросали бы тень на остальных членов группы. Ведь есть вариант получше. И это не Оравер: при всем уважении к дварфу Арчибальд считал его в первую очередь исполнителем, пусть и надежным как гномий механизм. Но вот что касается Эдварда... То Арчи находил его качества достаточно подходящими для роли координатора. Осторожность, взвешенность и практичность - то, что сейчас нужно предприятию. И пусть Граффен не обладал инициативностью иных членов отряда, он был тем, кто им нужен. Ведь вернее всего властью распоряжаются те, кто не жаждет ее. Решено. Осталось лишь найти подходящий момент.

***

По прибытии на место лицо и без того бледное лицо Кастерли стало подобно мелу. Значит худший вариант. На Эвелину волшебник даже не смотрел. Возможно, сейчас и было самое удобное время для тирады "я же говорил", но молодой человек не видел смысла в подобных игрищах. Теперь уже очевидно что Кунг выбрала вариант Гринтауер, и очевидно, что одной лишь разведкой не обошлось. У нее оставалась едва ли не половина времени, затраченная основными силами на дорогу, и, раз она не вернулась обратно к отряду, то теперь героически и в одиночку выслеживала вероятного неприятеля. Только вот герои-одиночки живут долго лишь в детских сказках. Впрочем, единственная эмоция, которая сейчас преобладала в сердце колясочника, являлась сожалением, связанным с тем что он не сумел подобрать более убедительные слова час назад. А теперь и эту эмоцию стоило отбросить.

Абстрагировавшись от вида трупов, своих сомнений и разочарований Арчибальд неспешно парил сквозь перевернутых карет и разбросанных тел, полностью погрузившись в себя и одновременно с этим расплывшись в окружении. Все звуки в голове мага притихли пока он пытался восстановить картину происходящего. Самые маленькие шажки, сложив которые с помощью логических законов в единую цепь можно было понять прошлое, начали занимать свои места...

Игра: ссылка
Владычица подземелий: ссылка

Игра-детектив. К сожаленю, достаточно медленная для своего формата и моей кратковременной памяти.

Персонаж: Лорелей Фауст
CG Medium Female High Elf Bard of Eloquence

Немного дурная писательница. Живет сегодняшним днем и жаждет новых впечатлений.

Персонаж:
Блэр Лойд из Камбрии. Маг и ученый. Лекарь и алхимик. Слабая здоровьем молодая женщина путешествует по миру в поисках лекарства.
Вот на что похоже рисование в 5м часу утра во время бессонницы.

Сансаниэль с трудом сдерживал улыбку, пытаясь сохранить внешнюю невозмутимость. Разумеется такой поворот был просто подарком судьбы для его самолюбия. Пусть внешняя угроза и становится более опасной, но зато внутренняя канет в лету. Если, конечно, синевласка все-таки не всерьез намекала на возможность отравления. Хотя за что? Хлебцы все еще не может простить?

Разумеется, полуэльф хотел бы что-то сьязвить, но в этот раз смычок от скрипки недовольства перехватила воронья леди, не особо сковываясь при этом в выражениях. Представить только, а ведь еще вчера она вполне сносно играла роль благородно воспитанной дамы. Да так что на какое-то мгновение даже заставила сомневаться Дарксоула, что теперь кажется даже смешным.
Теперь же потомку дроу не оставалось ничего как выступить в роли поддержки. Санс находил это немного унизительным, но удержаться не смог.

— Без сомнений. По крайней мере у нас остались вороны.

Что касается гоблинов, то чародею в это все верилось не особо охотно.

— Похоже на горячку. Представить не могу как гоблины смогли бы выжить в этих землях. — Повернув голову к Мелиссе и вскинув подбородок он изрек свой вердикт. В полуприказном тоне. — Считаю что нам стоит проверить эту информацию. Это очень сильно изменит наше представление о диких землях.

  Вот жеж Хромгард! Вот же тварина бородатая! Отряд из четверых был подобран не просто так и теперь дварф его предавал. Отколовшись, он принял решение спасти тех, кто почти обеими ногами в могиле. И что же теперь? Спасая жизнь одним, он обрекал других на смерть. Керли бросила злобный взгляд на дварфа. По его лицу было ясно, что он принял решение и менять его не намерен. Сдрейфил, небось. В любом случае, спорить с ним не имело смысла. Оставалось только сделать очередной вывод о вероломстве мужского населения. Охотница, сжав губы в тонкую полоску, испытующе поглядела на воина сверху вниз и сплюнула под ноги.

  — Блядь. Ну, охуеть теперь. — Она развела руки в стороны и резко их опустила. Птицы, сидевшие на крючковатых ветвях деревьев, взволнованно замахали крыльями. В их блестящих глазах отражались раненые дварф с человеком. Несмотря на старания отряда, казалось, что с нетерпением ждали, когда незнакомцы помрут, чтобы устроить вороний пир.

  — Хрен с тобой. И без тебя обойдемся. Подумаешь, что там гоблины вырезали весь отряд, чего нам троим опасаться? Разделаемся с ними на раз два. — Сарказм? Нет, ни в коем случае.

Сколько времени прошло с тех пор, как его корабль застрял в Потоке? День, два? Проклятые пиявки выпили почти весь запас энергии, и все ненужные системы пришлось отключить, включая часы бортового компьютера. Террастерок бережно сохранял оставшиеся крохи для запитки сенсоров, терминала связи и дверей шлюза.

Но теперь это было неважно, ведь он продержался!

Когда на радаре появился другой корабль, Террастерок впервые в жизни взмолился, чтобы это не оказался компьютерный сбой. Но чем ближе становилась яркая зелёная точка на экране, тем больше веск убеждался, что это не глюк. Спасение пришло! Оставалось запустить почти сдохшую систему связи, прошипеть туда послание-предупреждение, закрепить на скафандре заранее приготовленный рюкзак с уцелевшими пожитками, схватить «Датерок» и выбираться на обшивку. Пролетая мимо склада — генератор гравитации тоже пришлось вырубить, — Терр на минуту остановился, глядя на светлую наглухо задраенную дверь помещения, чётко видимую в темноте коридора. Там, за стальной переборкой, лежали тела тех, кто не дождался спасения. Веск стащил их туда, одного за другим, уложил и заблокировал гермодверь, когда остался один. Отдав честь погибшим, Терр поспешил дальше.

Ракетные сапоги. Ненадёжное решение. Слишком много случайных факторов, на которые он не мог повлиять, но другого выбора у инженера не имелось. Оттолкнувшись от обшивки, Терр нажал кнопку активации. Кустарно собранные элементы двигателя, заправленные остатками топлива и закреплённые на ногах спасательными ремнями, выдали длинную реактивную струю, и веск отправился в полёт.
По мере того, как приближался корабль спасителей, Терр всё больше ощущал желание заорать от радости. Он смог! Веск энергично замахал руками двум фигурам в скафандрах, которые выбрались на обшивку судна, а затем на общей частоте раздался шипящий от переизбытка эмоций голос:

— Я сдес-с-сь! — вряд ли массивную фигуру веска можно было не заметить, но Терр не сильно об этом думал. — Сдес-с-сь!
А затем обшивка корабля зашевелилась, подняла уродливую клыкастую пасть, повертела ей, и инженер с ужасом осознал, кого он видит перед собой.

— Нет! — вырвалось у него. Веск лихорадочно дёрнулся к своим спасителям, указывая рукой на паразитов. — Быс-с-стрее, их нужно убрать! Иначе сдес-с-сь зас-с-стрянем!

Терр вскинул «Датерок» к плечу и навёл перекрестье прицела на пиявок. Страх отступил, теперь Терром овладевала глухая злоба. Твари! Нет, это не повторится!

Палец нажал на спуск.

- Эй, - возмутилась Нако, когда в неё попал выстрел лазерной винтовки, - поаккуратнее там. Вернемся на корабль - всех на стрельбы отправлю, чтобы лучше целились.
Старпом ворчала, конечно, для вида. Кроме неё никто не был хотя бы чуть-чуть тренирован обращению с оружием, да и день уже выдался излишне насыщенным, у остальных банально могли закончиться силы. А впереди ещё предстояло сделать немало. Так что несмотря на ворчание, Нако искренне за всех переживала и надеялась, что всё кончится благополучно.
Она с удвоенным усердием принялась рубить патрульного дошко, стремясь поскорее разобраться с ним, пока команда окончательно не выдохлась.

-Ну же, поднажмём! - голос Газигаза из-за спины Нако вселял во всех толику энтузиазма, но сколько это ещё могло продолжаться было не ясно. Любитель ухаживать за бородой сам постарался получше прицелиться, и это старание было весьма похвально.

Эдмонд резко убрал пистолеты обратно в кобуру и тихо зарычал, устало при этом потирая вески. Его ярость не сходила, но и выплеснуть ее теперь некуда. Нематериальный страж Улья сделает эту работу лучше, чем он, а подставлять ребят еще раз – совсем не хотелось. Им уже хватило смерти Эндрю. «Да и мне тоже...» Он не первый раз видит смерть своего товарища и, казалось бы, должен был к этому привыкнуть – черт, он даже специально старался держаться от них подальше, чтобы не привязываться! Но, как бы он не старался отдалиться, ему все равно было тяжко на душе.

– Конечно. У Улья другие законы и правила, но как раз по этой причине у нас есть все шансы вывезти его тело отсюда. Я попробую узнать о его родственниках, если таковые остались, ну а если не получится... – Эд не стал заканчивать предложение, сам пока не зная, что делать в этой ситуации. Может быть кремировать его тело и забрать прах с собой, пока они не смогут найти его семью? А есть ли она у него вообще? – Элания, Инитакса – отдохните и восстановитесь, пока есть время. Тльк, спасибо за помощь. Приглядишь за ними, пока меня не будет? Сегодня ты уже спас нас, так что рассчитываю на тебя.

Он не стал давить на остальных. Какая разница, предупреждал он о последствиях или нет, если им все равно здесь нужно было оказаться. Смерть Эндрю фактически только его вина – нужно было всем бежать, а не ввязываться в конфликт. Элания переживала сейчас больше всех и, как ему казалось, ей нужно немного времени чтобы отойти от всего этого.

«Если я найду этих ублюдков, они пожалеют о том, что вообще родились на свет...»

Махнув рукой на прощание, Эдмонд резко развернулся на месте и быстрым шагом пошел к телу Эндрю.

– Прости, это необходимо.

Он, слегка отводя взгляд от лица, обшарил его карманы в поисках документа или портативного компьютера. Ему нужно было знать как можно больше информации о Эндрю, не привлекая при этом И-Джей. Что-то ему подсказывало, что работодателю пока не стоит об этом знать.

- Враги столкнулись с Акитонским Судьёй и сделали ноги. Вот только произошло это слишком поздно. - ответила Инитакса лашунте, с тоской глядя на мёртвого Эндрю. Он был хорошим пилотом. Надёжным компаньоном, готовым подставиться, но не бежать. Хорошим товарищем, с которым было весело и нескучно путешествовать. Он был личностью, такой же, как и каждый из них - со своими историями, связями, желаниями и стремлениями. Теперь же его не стало.

- Ему уже не поможешь. Оживить его не получиться: повреждения не совместимы с тем, чтобы сделать из него андроида или переместить сознание на борт корабля, очеловечив искуственный интеллект. - ответила Инитакса Элании. - Единственное, что мы для него сейчас можем сделать - это поспособствовать тому, чтобы Акитон взял на себя расходы на транспортировку тела на родину и оплату похорон. Его кредстик будет отдан родственникам, а доля в банке продолжит в какой-то степени жизнь павшего благодаря поддержке того дела, которое было для него жизнью. Нашего дела.

Инитакса невпервой сталкивалась с потерей компаньонов: так или иначе, жизнь что наёмника, что контрабандиста, была связана с риском потерять жизнь ради получения возможности получить лучшую жизнь, избавив себя и свою семью от прозябания. Закрыв глаза Эндрю, полуорчиха встала и, осмотрев место происшествия, обратилась уже к Эдмонду. В её кармане осел кредстик Эндрю, ибо такие вещи уж точно нельзя было оставлять на откуп легавым. Не на Акитоне уж точно. Пробормотав молитву за информационный сгусток, которое некоторые называли Душой, и попросив Высшее Сознание отправить Эндрю в лучшие слои реальности, она взглянула на тифлинга, не оставляя надежду на то, что представители местного правительства вернут им личные вещи Эндрю для симуляции нейросетью его сознания и последующей передачи родственникам.

- Ты вырос здесь, Эд, ты знаешь местные правила и законы. Займёшься оформительством, пока мы подготовим судно к отбытию? - обратилась она к нему.

Перси уже изрядно охмелел и теперь эмоционально объяснял Золгруму почему смену стиля стоит начинать с верхней одежды, а не с исподнего, и какое место в этом процессе занимает приведение в порядок бороды воина (на том, что ее стоит и вовсе сбрить, бард уже не настаивал). Периодично он отвлекался дабы ответить на реплики остальных сопартийцев, но фокус его оставался прикованным к любопытному дварфу.

— И вообще, Персиваль, сэр-​доктор Лиадон, в ваших планах есть спускаться в Лабиринт по новой?

— Всенепременно! — Весело ответил Сопрано, не особо вникая в вопрос. Но в следующее мгновение его улыбка несколько поблекла, а выражение приобрело очертания понимания: девушка сомневалась, и имела на то все основания. Ведь еще недавно она оказалась на волосок от смерти. Персиваль не хотел лишаться компании Джиневры, потому решил поделиться с нею частичкой своей уверенности. — Теперь мы осознаем границы того, с чем можем столкнуться, и к следующему спуску станем более подготовлены.

— И пусть наш первый блин окажется единственным, который вышел комом! — Бард торжественно поднял свой бокал с вином, призывая спутников в очередной раз пригубить алкоголь.

— Хе, слухай шутку. Перси шел по улице, наступил на шкурку от банана и поскользнулся. Упал на голову... и поскользнулся еще раз! Уа-​ха-ха-ха!

Шутку полуорка бард воспринял все с той же улыбкой, оценив что Шео наконец обратился к нему по имени а не прилагательному. Это уже можно счесть маленькой победой цивилизации над первобытной дикостью.

— Вижу моя шевелюра продолжает удерживать вас в неравнодушном состоянии. Кто знает, возможно несколько позже я поделюсь следующей главой этой эпопеи. Но сперва мне нужно еще выпить. Сударыня, будьте добры обновить!

Внимание Персиваля снова вернулось к Золгруму и его просвещению, потому он не заметил попытку проститутки избавить Шеогората от лишнего душевного и финансового груза. Исполнительная барышня направилась к новой цели и слово в слово повторила свою рабочую фразу, которую Сопрано встретил с недоумением, даже покосившись на дварфа. Но нет, предложение предназначалось именно ему.

— Твой друг сказал что тебе интересно. — Видя замешательство потенциального клиента представительница древнейшей профессии проявила некоторую настойчивость.

Проследив за ее взглядом и бегло сплетя причинно-следственные связи Перси все-же хватило самообладания чтобы без видимого проявления снобизма спровадить куртизанку, а лишь потом залиться хохотом.

— Благодарю, миледи, за предложение, но я, к превеликому моему сожалению, не ваш клиент.

И уж с этой шутки Сопрано смеялся вполне себе искренне. Подумать только, подослать к нему дешевую трактирную шлюху! Нет, он, конечно, пьян, не в беспамятстве же. Переставив свой стул поближе к основной компании, и щеголяя, помимо лысины, явно приподнятым настроением, Перси приготовился к рассказу:

— Ну что же, будь по вашему. Как вы помните, предыдущая история происходила в бродячем цирке. Незадолго после того как я его покинул дове...

Внезапные крики женщин, возгласы мужчин, шум бьющейся посуды и переворачивающихся столов прервали барда на полуслове.

Раздумия оставленного ширрена были необширны: он только что встретил призрака. Точнее, что-то, что тысячи лет назад аборигены планет назвали бы призраком - бесплотное существо. Или с настраиваемой плотностью? Ну, в общем, хотя техник и был уверен, что наука могла объяснить феномен, обитающий у горы Ка на планете Акитон, сам он такой науки не изучал.

Завидев дрона, миновавшего уходящего призрачного стража, Тльк опомнился. Он дал команду собрать информацию с датчиков о хулане - или пространстве, которое он должен был занимать - хотя был не уверен, что дрон или он сам успел среагировать. Потом, пытаясь на бегу прочесть показания, ширрен и сам устремился назад.

...

— О-ох...

Пренеприятнейшее зрелище, представившееся через полминуты, он встретил потрясённым вздохом. Ни следа присутствия хулана поблизости, а следы шобхадов, бегущих, с большими промежутками между ними, уходили в один из переулков. И снова Тльк увидел труп. Хотя теперь он был не делом его собственного оружия, но он был больше, травмирован сильнее и, что самое главное, принадлежал тому, кто всего минуту назад бодро и весело общался с ними. Не будь киборг киборгом, его ноги от такого зрелища после интенсивной пробежки подкосились бы, и он бы бессильно осел на землю - но киборг стоял на ногах, лишь облокотился на стену здания, прижавшись к ней спиной и затылком и обречённо глядя вверх.

Собравшись с силами и стараясь не глядеть на тело, Тльк подошёл к остальным.

Полуорк поглощал пиво как верблюд, который только что закончил переход через пустыню. Несмотря на монструозного размера баклагу, стоявшую перед Шео, в которую без шуток влезало как меньшее полведра, хмельное исчезало угрожающе быстро. Еще чуть-чуть и воину придется заказывать еще, а это не входило в его планы. Зная, сколько стоит еда на острове, всего за один ужин можно было без проблем профукать весь заработок, полученный из похода вниз. Не менее быстро исчезала и каша. За время, проведенное в море, Шеогорат научился есть очень быстро - шторм может длиться долго, а когда море настойчиво хочет познакомиться поближе, обнимая и затаскивая в свое ложе как изголодавшаяся нимфоманка, то каждая пара рук на счету. На пожрать - не больше минуты. А на нужник - ни секунды. Кто посильнее - терпит, крепко подвязав пузо ремнем, а кто первый раз - с того потом очень долго ржут.

— Нам бы изучить то, что мы подобрали внизу. И то, за сколько мы сможем это толкнуть. А главное, где.

Шео облизал ложку, сделал еще один большой глоток и только потом ответил:

— Ага. Барыги возле Гильдии вообще охренели. Чую, что обдирают нас как сусликов. Надо пройти по лавкам, на уши присесть, . Ну или кочергой в заднице пригрозить, если кинуть с ценой захотят. Это уже как пойдет. Кстати, вижу, из тебя пиво не вытекает. Маладца, уважаю. Я думал, что копыта откинешь.

Шео закинул руку на плечо Джиневры и нежно приобнял. Во всяком случае, ему так показалось. А на деле это больше было похоже на попытку сломать девушке шею. Хотя для полуорка это и так было чуть ли не высшим проявлением приязни, которое он позволял себе крайне редко и исключительно в хорошем настроении. То есть, почти никогда. Завершил сеанс ласки и любви еще такой же нежный хлопок по спине.

Вечер шел очень даже приятно. Нормальная еда, хорошая компания. Как раз посидеть-пошуметь можно. Шео уже расслабился и воспринимал присутствующих здесь не как лошков, а как в целом нормальных приключенцев. Не полностью, конечно, но в своем большинстве. Было даже настроение пошутить. Что высказывалось в не сильно мудреных анекдотах и историях из жизни:

— Хе, слухай шутку. Перси шел по улице, наступил на шкурку от банана и поскользнулся. Упал на голову... и поскользнулся еще раз! Уа-ха-ха-ха!

Непринужденная атмосфера и изрядное количество выпитого пива уже разнежили полуорка. Аж тут он почувствовал, что его кто-то тронул за плечо. Шео обернулся и увидел женщину с распущенными волосами, намалеванными губами и здоровенными сиськами, которые буквально выпадали из декольте.



— Хочешь расслабиться, красавчик?

Ну конечно, куда ж без них. Шлюхи всегда были там, где мужики тратили свои деньги. И в первую очередь - в тавернах. Ведь зачем тащиться отдельно в бордель, если за приемлемую цену бабочка снимет тебя сама и оприходует в комнатах выше. Некоторые особо ушлые трактирщики заводили собственных мамзелек и обеспечивали, так сказать, полный досуг. Вот только Шео сейчас был абсолютно не заинтересован в подобной разновидности отдыха. Полуорку и сейчас было хорошо, без необходимости тыкать своим хером в разные стремные отверстия.

— Не, я уже расслабляюсь. Вон лысого можешь попробовать.

И Шео великодушно махнул рукой, указывая на Перси. Черт его знает, нужна ли губошлепу проститутка или же он предпочтет сражаться с одиночеством врукопашную. Но остальным же предложение бабочки было без надобности. Во всяком случае, именно так думал вояка. Док вообще не от мира сего и Шео сильно сомневался, смотрит ли тот на баб вообще. Зол - тот еще хер в шляпе, но вроде бы не ценитель холодца с хреном. А Мэй - она ж баба, ей мужика надо. И судя по тому, что полуорк о ней узнал, то выбирать будет именно она, а не ее.

  — Да, вроде того. А то нехорошо получалось. Он мне услугу предоставил бесплатно взамен на ужин, а так у него хоть какая-то гарантия, что я скорее всего приду. Главное - не забыть. — Эльфийка посмеялась, прикрыв рот ладонью. Лорелей была уверена, что вполне способна на подобное. Прошлый опыт имел традицию повторяться.— В любом случае, если понадобится, ленту я всегда найду.
  Девушка ухмыльнулась, намекая на способность выискивать потерянные вещи.


  — Ради банта? — Ноакс вторит ей смехом, качая головой из стороны в сторону. Правда, договаривать свою мысль она не стала: и так было понятно, что клонят они к одному и тому же. Если Лори надо, она из под земли вещь достанет, но явно не оставит ее в покое.
  — Могу я поинтересоваться, — она прищуривается, — что за услуга?

  — Конечно! Он же часть моего волшебного наряда. — Девушка развела руки в стороны, как бы показывая себя красивую всему миру. Щелчок пальцами и ее утренний наряд превратился в брючный вельветовый костюм цвета старой розы - подходящий прикид для званого ужина.
  — О, как! А поинтересоваться конечно можешь! — Лорелей прищурилась, осторожно подбирая слова. Она предвидела реакцию Фэйт на это ее баловство, поэтому стоило перестраховаться. — Но у меня есть просьба. Пообещай мне на мизинчике что услышав, не будешь смеяться, кричать и осуждать. Ну и вообще лучше, не комментируй, а то знаю я вас! — Чуть пригнувшись, эльфийка протянула в сторону полурослицы руку, сжатую в кулачок с оттопыренным мизинцем.


  С особым удовольствием она оглянула Фауст, потому что до таких способностей самой Ноакс было ещё очень далеко. Просьба эльфийки лишь насмешила полурослицу: ну и как к ней относится со всей серьёзностью, когда та предлагает мизинцы для подтверждения обещаний? Впрочем, спорить Фэйт не желала и молчаливо протянула той свой палец, складная из него замочек с предложенным Лори.
  — Итак?

  — Вот и славно! — Удовлетворенная своей уловкой, эльфийка ухватилась за миниатюрный мизинец подруги и, качнув им, расцепила замок. После такого обещания у Фауст не было причин не доверять Ноакс, ведь теперь она точно его не нарушит. По крайней мере девушка свято верила в это.
  — Дело было по дороге в контору: иду напеваю себе что-то под нос, как вдруг от размышлений меня отрывает любопытный господин в черном плаще... Видимо, он тоже скучал, так как стоял перед входом в заведение, которым владел. "Шепот Судьбы", если быть точнее. Он бесцеремонно намекнул на то, что тайны так и окутывают меня, представляешь? Ха-ха-ха! Очередной прорицатель, решивший заработать деньжат, подумала я, но времени было много, так что прежде чем влезать в авантюры, решила проверить, что он может. Ну, то есть спросить о том, что уже известно. — Эльфийка сильнее сжала р руках конец поводка. — Думала, заговорит о моей личной жизни, а он прям все разглядел... я аж обомлела, прежде чем поняла, что немного на мели. Теперь думаю... может в этом и был его план?


  Прорицатель! Ноакс посильнее сжимает ручку зонтика подруги и собственные зубы, чтобы не прыснуть себе под нос. Разумеется, она знала их силу, – далеко ходить не надо, у них даже в офисе был свой! – однако все равно был в Фэйт свой скептицизм на эту тему. Полурослица морщит нос, хмурит брови, но вслух лишь произносит:
— Ага… всё. «Всё» – это что, Лори? — Она делает короткую паузу, добавляя: — вполне поверю, но уверена, что здесь имеет место быть удаче!

  — Ну, например, то, что я на из Шарна, а являюсь уроженкой Трейна. Упомянул мое отношение к… к Серебряному Пламени. Сбежала в город Башен от войны, а теперь окружена отмеченными драконом, хотя сама не отношусь к ним. И, наконец, заявил, что сияю звездным светом. — Последнее добавила помедлив, словно смущаясь произносить это вслух. — А наше агенство именно так и называется, понимаешь?


  Фэйт не перебивает, послушно кивая головой, пусть и думает про себя: неужели всё может быть настолько… удобно? Неужели нет другого метода узнать о Лорелей чуть больше, чем она говорит, учитывая, что сама эльфийка была из болтливых? Она сжимает губы, чтобы не сказать что-нибудь, что может показаться грубым. Если мыслить рационально, возможно половину ответов, которые получила Фауст, можно было узнать сильно заранее!
  — И ты думаешь, что всё это абсолютно случайно и никоим образом не подстроено? — Фэйт поднимает на неё голову, тут же добавляя, — не думай, я стараюсь думать без своего скептицизма, но и ты должна понять, откуда я черпаю свою логику. Так, и что дальше? Я так понимаю, этого… хватило, чтобы ему убедить тебя в том, что он – специалист своего дела?
Заинтересовать Ноакс в том, в чём она не смыслила было крайне сложно, но ей было понятно одно: Лори хотела рассказать ей свою историю, поделиться случайностью, которая могла стать помощью от самой Судьбы. Кто она такая, чтобы пойти против своей молодой и жизнерадостной подруги?
К тому же, всё равно нужно занять время в пути, раз уж они решили идти пешком.

  — Гмм? — Лорелей приставила палец к губам, всерьез задумавшись над словами Фэйт. Ей не нравилось, к чему клонила ее престарелая подружка, с учетом того, что девушка попросила избежать комментариев, но теперь казалось, что Ноакс пыталась разобраться с каким-то вселенским заговором. — Ты думаешь, что он специально установил лавку в том самом месте, где я обычно не хожу, чтобы остановить меня и как бы невзначай развести на разговор? В целом-то я и не спорю, что про меня можно накопать информацию в архивах полувековой давности... но звучит как-то слишком сложно для развода. Потому я всецело ему поверила.
Как бы теперь не пожалеть, что ввязалась в эту небольшую интрижку? Девушка закусила губу, подумав, насколько хорошей по итогу идеей было рассказать все это Фэйт.
  — Впрочем, разложив карты, он сам назвал имя Медани, указав, что я детектив на службе у этого дома.


  — Нет, — она пожимает плечами, отводя взгляд прямо на дорогу, — в этом плане, я лишь слушаю историю своей подруги, ничего не думая. Тем более, кто сказал, что честные люди больше не ходят по этой земле? Или не может случится случайностей? — Фэйт даже посильнее отстучала пыль своей подошвой. Конечно. Фауст не зря отвечает вопросом на вопрос: она не хочет сомневаться в правдивости своей истории, и Ноакс прекрасно понимала её. А кто захотел бы? В таком случае, нужно будет признать, что она доверилась незнакомому человеку, а это дело, особенно для детектива, совсем неправильное.
Впрочем, это не означает, что старушка едва заметно не морщит нос, понимая, что прорицатель может действительно оказаться далеко не шарлатаном.
  — Ну-у, а что, собственно, плохого, — задумчиво тянет полурослица, перенося вес зонтика в другую руку, невзначай похлопав по нему, — в конце концов, что ты теряешь? Если ничего не выйдет, то у тебя будет просто знакомый-прорицатель. Если Давор не сможет предсказать погоду в один из дней, то попросишь этого. Так, хорошо, Медани. Может, он ещё смог назвать тех, с кем ты работаешь? — она хмыкает, ненамеренно возвращая своему голосу лёгкое недоверие, — а то и предсказать что же нам завтра расскажет Сол со своими ниточками и иголками?

  — Да не особо, только про носителей меток упомянул. Да я и про наши дела я не спрашивала, только комментировала, если он не сам понимал, что видит. Он же просто раскладывал карты и рассказывал. Да, они ему показали прошлое дело, а затем и то, что я, или, скорее, мы пересекли темную судьбу. Лотан был уверен, что дело в жуткой смерти и лживой любови... да. Он точно говорил про любовь! — Про последнее на данный момент ни одна из находок не указывала, но в такое запросто можно поверить. Любовь была сложной штукой и вполне легко могла перерасти в ревность. — Но один вопрос, мучивший меня долгие годы, я все же задала. — Девушка с теплотой улыбнулась, но в глазах оставалась грусть. — Представляешь, он сказал, что моя мать жива и нашла кого-то, с кем сейчас живет в Валенаре.

Ночной город светил путникам в глаза яркими огнями, и никому не было до них дела. Дальние огни, приветсующие морских волков, сейчас перестали существовать, остались только манящие мнимой близостью и светящие существам приземленным. Но героям не нужны были и они. Во всяком случае, Шеогорат, покрытый потом, кровью, слизью и еще непонятно чем, явно думал не о красоте укрощенного огня, а том, как помыться, перевязаться и отдохнуть, не опасаясь, что через минуту тобой захочет перекусить какой-нибудь хрен-с-норы.

Полуорк полной грудью вдохнул воздух неспящего города. Дуло свежестью и приятной прохладой, но все равно пахло дерьмом. Шео оглянулся - ну мало ли, лошадка яблок поддала где-то рядом, но вдруг понял, что это несет от них самих. Да и в целом не странно, Видок, конечно, был аховый. Но ничего не поделаешь, купален ли бани рядом нет, а если и есть, то ну их нахер за такие деньги. Карман приятно грели кристаллы, а за плечами была куча барахла, которую нужно было сначала оценить, потом спихнуть - желательно, не за медяки.

Шео хотелось бахнуть холодного пива, только что принесенного из погреба, поесть нормальной горячей и жирной пищи, вымыть и подшить раны. И хоть в лабиринтах подземелий они были не так давно, но время там, казалось, идет день за три. Воин банально соскучился по обычным человеческим радостям. Кстати, это одна из тех причин, почему вместо служить плотником на торговом корабле или проводить редкие набеги на такие торговые судна он захотел попробовать крепость своих яиц именно в Лабиринте. После горячки боя всегда острее ощущается жизнь, приходит понимание даже тех вопросов, на которые ты не хотел узнавать ответы, удается заглянуть в души другим и самому себе. Вот поэтому Шеогорат хотел чувствовать эту остроту. А если за нее еще и денег можно срубить , ну то сами боги велели.

Наконец, Шео решился сломать волшебство момента, когда каждый был погружен в свои мысли и наслаждался жизнью, побывав на волосок от смерти.

— Ну че, братцы-инвалиды, идем мыться, лататься и бухать? Вы как хотите, но я завтра должен всосать как меньшее полведра пива. А лучше - ведро. Эй, Мэй, новая дырка тебе не будет мешать? Док, Лысый, а вы как? Не, мы с Золом и вдвоем сможем нахряпаться, но че бы и нет?

Шео хотел веселья. И завтра можно его устроить. Или послезавтра. А сейчас самое время помыться и выспаться.

***

Шео сказал - Шео сделал. Захотел выпить - пошел в кабак. Все просто. Разве что спросил у Ролана, где тут можно прибухнуть не за все деньги мира и чтобы пиво ослиной мочой не разбавляли. Ну вот тот и посоветовал. Вот только сейчас полуорк стоял возле шумного заведения под названием "Гадкий койот" и уже сомневался, стоит ли туда вообще идти. Потому что такое название могли придумать только три категории людей: чумилы-экспериментаторы, которые в самогон добавляют бодягу, от которой потом блевотина пахнет апельсинами, которые вообще не запариваются и срать хотели на посетителей. И третья категория, самая опасная - владельцы, которые херовы фанатики бухача и праздника, и у них все настолько офигительно, что просто не уйдешь, пока не оставишь там последний медяк.

— Ну посмотрим, что это за Койот, шпангоут ему в рот.

Полуорк вошел в таверну первым. Внутри было шумно, пахло пивом и мясом. Везде слушался гомон приключенцев Что ж, это было неплохо. Народу было много, но свободные столы имелись. Привычным жестом подозвал разносчицу и, оглядев остальных, заказал:

— Так, пять пива. Баняк каши со смальцем. Штоф хреновухи. А вы чего будете?

Недвусмысленным образом полуорк дал понять, что все заказанное ранее он собирается сожрать и выпить в одну харю. На безудержное веселье воину было начхать, а остальное сейчас как раз будет возможность заценить. И судя по обилию сисястых барышень, заценить действительно будет чего.

  Ритуальная молитва, сопровождается дымом ладана, исходящего уже от обычных размеров кадила, позволила некоторым ранам затянуться. Девушка согласно кивнула эльфийке, хоть и тревожилась по поводу того, что не все выглядели окончательно посвежевшими от ее божественного вмешательства, но высказываться не стали.

  — Гм-м… Прошу прощения, Фар, так? Вы несколько бледны. Я… я постараюсь держаться поблизости, чтобы … — Сестра Ройстон замялась, подбирая слова. Этот высокий человек хоть и был сдержанно приветлив, но почему-то казалось, что поддерживать болтовню не любил. — Чтобы предоставить помощь в случае чего. — Подняв брови домиком, она сложила губы бантиком, выглядя при этом несколько наивно и глупо, но в искренности ее намерений сомневаться не приходилось. Затем монахиня застенчиво кивнула на комментарий Цепного и тех, кто с охотой принял ее в круг боевых товарищей. Девушка была обязана этой компании, поэтому считала, что не будет ничего страшного в том, что поможет им безвозмездно. Она не рассчитывала на выручку, но если таковая подвернется, коль такая появится, то несомненно поможет церкви Святого Света восстановиться.

  ***

  — Ой-ой! Сэр Генри, то, что говорят эти люди, это же неправда? Господа, может вышло недоразумение…— Девушка слушала перебранку, удивленно глядя то на Цепного, то на людей в форме штормградской стражи. Она была бы и готова отдать деньги, да вот только где их взять? В ее коробке с пожертвованиями было от силы пять золотых, которые она не посмела бы трогать.

Мысли Сансаниэля вопили что все пошло по пизде. Краем сознания он так-же отметил что строит тщательнее следить за тем чтобы поменьше перенимать всякого от своих новых спутников, ведь у словечка явно прослеживался рыже-вороний оттенок. И все-же полуэльф с досадой отметил свою промашку: он поддался соблазну довериться аристократу. Пусть вариант с ложью и рассматривался, благо привитое окружением правило не верить никому и никогда оставило свой след, но лишь как дань воспитанию. Сам же чародей всерьез его не рассматривал, и теперь всеми чакрами своей души осуждал Бернулли за слабость, а себя за наивность. Все, теперь никаких договоренностей с застенными существами. Хоть Черного Змея встретит: пошлет к чертям.

— Не подставляйтесь, я его сдержу. — Бросил Дарксоул куда-то за спину, искренне надеясь что не врет. С другой стороны потомок дроу с некоторым облегчением принял тот факт что столкнулся с проблемой не один на один: сперва стрела прошибла призрака, а после и стая птиц покрыла графа, будто он памятник. Момент способствовал тому чтобы отступить и занять более безопасную позицию, но молодой гонор толкал вперед и заставлял рисковать.

— Nagaм! Ну давай, лживый ты ублюдок, вот он я. — Прозвучало на эльфийском, дабы у призрака не возникло сомнений кому именно адресовано послание. Вместе со словами последовал взмах тростью, и за спиной графа возникла подобная ему призрачная кобра, которая расправив капюшон вцепилась обезумевшему хозяину поместья в плечо. Дарксоул же в это время показательно развел руки в стороны, приглашая врага попытать удачи в атаке еще раз и намереваясь уйти в сторону аккурат перед выпадом оного. А в трости уже собиралась энергия для последующего заклинания...

  По возвращению в гостиную, расслабленную непринужденность в движениях и эмоциях Керли как водой смыло. Завидев компаньонов мужчин, ее выражение лица и движения снова стали сдержанным и замкнутыми. Это происходило на каком-то бессознательном уровне, так что рыжая даже не замечала этих перемен в своем поведении. Встретившись взглядом с только что проснувшимся дварфом, она лишь едва заметно ему кивнула, определенно радуясь, что не пришлось его будить самой. Уверенным шагом она пошла к своим вещам и принялась их складывать обратно в походную сумку, пока полуэльф-аристократ рассказывал о встрече с призраком. От своих дел она отвлеклась только при упоминании слова «Леди». Подняв голову, она угрюмо посмотрела в сторону Сансаниэля, но воздержалась от комментариев. Так или иначе она была готова поспособствовать избавлению от призрака и предложенный Дарксоулом способ казался Керли наиболее оптимальным.

  — Надеюсь, это поможет. Спасибо, Энви. — Отлично понимая, что призрак - это существо, сотканное из совершенно другой материи и обычным оружием его не пробьешь, она охотно воспользовалась подвернувшейся возможностью. Ворон изъяла несколько стрел и, с разрешения Мэл, окунула их наконечники в бутыль со святой водой.

  ***

  Как любопытно что этот дворянин, столь далекий от дикой природы и столь отличный от своих лесных собратьев, был способен применять эльфийскую магию. Конечно, его внешность отчетливо выдавала в нем принадлежность к древней расе, но что-то в общении с Дарксоулом порой заставляло об этом забывать. Да, свечение отличалось, даже командное слово было иным, но суть волшебства от этого не менялась. Это было приятной неожиданностью.

  Призрачный истошный вой чуть не сбил с толку женщину, но она была к нему готова. Птицы-союзники окружили своего пастыря в черном вихре. Керли сосредоточенно выхватила «святую стрелу» и наложила ее на тетиву. Совершив выстрел, она отошла назад. Зловещие птицы по беззвучной команде накинулись на того, кто называл себя графом Бернулли. Рой стремился оградить живого дворянина от его мертвого коллеги.

  Подняв взгляд на Лорелей, Элейн некоторое время непонимающе смотрела на нее. На самом деле она действительно не понимала, зачем подруга говорит ей итак известные факты безо всякой на то нужды. Во всяком случае до тех пор, пока Фэйт не раскрыла рот следом. Переведя взгляд на халфлингшу, Элейн округлила глаза еще сильнее, из-за чего черные провалы заняли едва ли не треть её лица (что было, впрочем, лишь оптической иллюзией). Несколько секунд девушка переводила взгляд с одной на другую, пока не выдавила из себя нечто вроде:
  - Чё?
  Некоторые вещи, такие как эмоциональные реакции жителей Шарна, были для Элейн Сол несколько в новинку. Привыкшая жить в мире холодной логики и четко выверенных жестов, не влекущих за собой какой-то подтекст, она нередко попадалась в такие вот глупые социальные ловушки. До нее далеко не сразу дошло, почему Фэйт начала кидаться громкими фразами, однако аналитический ум всё же сумел связать высказывание эльфийки и последующую реакцию престарелой сыщицы. От понимания ситуации, Сол приложила ладонь ко лбу и застонала:
  - Триада храни... чтооо? Какой звездой? Мне просто нравится то, чем я занимаюсь, Фэйт. И я никак не умаляла ваши заслуги. У вас, блин, выходной, правильно? А мне нужно время, чтобы свести линии воедино и постряпать план на завтра. Чего бы там Гэвин не говорил, но пока голубь не кекнет - плечо человека не испачкается. Нафига мне вас тут держать просто так, если вы можете нормально выспаться и отлично помочь завтра? - Потерев переносицу и виски кончиками пальцев, Элейн глубоко вздохнула и откинулась назад на кресле. - Короче, я думаю, что всё связано с цирком. Но у меня в глазах мыло, я пока не понимаю за что зацепиться и с чего начать. Я посижу ночью, подумаю, замучу крутую карту с ниточками и, скорее всего, буду готова к утру. Гэвин еще написал, что мальчиков пришлось отправить по другим срочным делам из-за каких-то осложнений с его текущим делом, - она помахала запиской в воздухе. - В общем, мы предоставлены сами себе, и мне нужны ваши мордашки свежими, отдохнувшими и готовыми перевернуть город вверх дном. И если в Лорелей я не сомневаюсь, потому что она спит еще меньше, чем я в принципе, то тебе, Фэйт, явно не помешает хорошо отдохнуть. Без обид, но возраст. Я стараюсь учитывать ваши потребности. Разве не так в вашем мире поступают друзья?

— Надеюсь ты понимаешь, что если что- то пойдёт не так, то ты будешь самым компетентным, кто сможет что- нибудь сделать против него?

Сансаниэль удивленно приподнял бровь. Ведь он всегда осознавал это, но тот факт, что синевласка уже сделала соответствующие выводы, застал полуэльфа врасплох. Возможно, она не безнадежна - допустил он крамольную мысль.

— Радует что ты наконец к этому пришла, ведь лучше поздно, чем никогда. А что касается воды, то она понадобится скорее не мне, а чтобы сделать и ваше оружие действенным.

***

— Да будет так, Граф Бернулли. Надеюсь в посмертии вы обретете то, к чему стремитесь. Sukra!

Графа окутало легким, отличным от его природы свечением. В это мгновение хозяин поместья мог показаться более уязвимым, будто выделялись его особо слабые места. Нужно было покончить с делом быстрее, ведь путь назад заказан. Сделав шаг вперед, Санс посмотрел призраку прямо в его призрачные глаза. Он не испытывал стыда от того что намеревался сделать с аристократом. Хотя во всем королевстве убийство по просьбе жертвы все-равно считалось убийством, у Дарксоулов были свои границы. Как в правовом, так и моральном отношении. Для себя он уже все решил, и если Бернулли оказался готов принять свою участь, то это уже его дело. Не отрывая глаз потомок дроу протянул вперед трость, и из нашествия которого полились потоки тусклого света. Прозвучало уже знакомое, но теперь боевое:

— Kushala!

  Блаженно пригубив фарфоровую чашечку, предназначенную для распития чая, она чуть не выплеснула все вино обратно в сосуд и с легким испугом покосилась на Сол, а затем на свою подругу. Конечно, с частью сказанного она была совершенно согласна, особенно насчет себя, но вот о миссис Ноакс...Какой же неловкий комментарий! Может все-таки не услышала? Ну знаете, к старости слух плохим становится ...

  — Ленчик, ну ты глупышка! Ха-ха! Впрочем, нельзя тебя в этом винить. Ты у нас не местная и, наверное, забыла или не знала, но наша милая добрая Фэйт - легендарный детектив Шарна! Хи-хи! А наш начальник - большой поклонник ее работ! Кстати о нем! Уж кто и в полномочиях нас отпустить домой, так это сам мистер Гэвин... — Начала лепетать эльфийка, прежде чем Ноакс успела бы осмыслить слова, сказанные феей. Лорелей старалась не смотреть в сторону полурослички, но уже уже чувствовала полыхание метафизического пламени со стороны крошки-Фэйт.

  До повторной встречи с графом Бернулли, у героев оказалось лостаточно времени, чтобы проснуться и обсудить случившееся за ночь...

  К утру стало совсем светло, ну, насколько, насколько позволяли тусклые окна старинного здания проникнуть этому самому свету внутрь. Ручные птицы Керли уже начали высказывать нетерпение: чистили перья, хлопали крыльями и изредка каркали. Пора бы уже всем проснуться. Молча поднявшись с кресла, девушка лениво потянулась и отправилась неспешным шагом в сторону кухни. Присев на корточки напротив спящей женщины, Ворон некоторое время молча понаблюдала за безмятежным сном компаньонки. Затем ее тихий, но хриплый голос нарушил тишину:
  — Эй, Битрис, просыпайся. Утро уже...



  Мысли об аристократе, его жизни осталось где-то далеко позади, стоит только Мэл опустить голову на импровизированную подушку. Разговоры из гостиной практически не беспокоили женщину и зарывшись лицом в одеяло своего спальника и отвернувшись к стене, Битрис уснула.
Она раскрыла глаза резко, дёрнувшись, отчего прядь синих волос падает ей на глаза. Первые пару секунд она немигающе смотрит на Керли и только после этого переворачивается на спину, сонно потирая глаза ладонями:
  — Уже? — Собственно, утро можно назвать добрым, раз они все ещё здесь… живые. — Ну что, как всё прошло?

  Керли утвердительно кивнула:
  — Не без неловких моментов, но могло быть и хуже да. — Несмотря на то, что встреча с призраком и была частичной причиной того, что Ворон решила самолично разбудить Мэл, она не торопилась с наскока выкладывать все подряд человеку, который только что проснулся. Хмуро глядя на приходящую в себя Битрис, Керли, неторопливо поднялась с корточек.
— Впрочем, был один момент, который, я думаю, тебе лучше узнать от меня, чем от... — Она повернула голову в сторону гостиной и вздохнула.



  А вот и мысли об аристократах начали возвращаться; Мэл усмехается, понимая, что господин Сириус был только одной занозой в заднице этого отряда, и если его они могут оставить позади в этой деревне, то со вторым ещё путешествовать и путешествовать. С другой стороны, у самой Мелиссы не то, чтобы было много к нему претензий: до сих пор они, без огонька, но делали то, что каждый просил. Битрис вздыхает, зевает, не прикрывая рот ладонью и, наконец, отталкивается от крепкого пола.
  — Вот это забота, вот это я понимаю, — шутливо замечает женщина, тут же поёжившись от резкой смены температуры, стоит части, прикрывающей её от прохлады кухонного помещения спасать. Она неуютно ёрзает на спальнике, подтягивая к себе ноги и на мгновение отвлекаясь, оглянув помещение вокруг себя уже при утреннем свете. Она морщит нос, а затем косится на Керли: что стало с призраком? — Очевидный вопрос, всплывающий в голове первым, но до него, она уверена, Ворон и сама дойдёт.
  — Я так понимаю, в следующий раз ты предпочтешь компанию Хрома, — она хмыкает, — не знаю от чего мне становится более страшно интересно: узнать о неловкостях с принцессой или, все же, другое твой другой «момент». Так или иначе, я вся во внимании, — Битрис осторожно похлопывает себя по щекам, перекидывает копну расплетенных на ночь волос на другое плечо и переводит взгляд на Керли, всем своим видом показывая, что она уж точно привлекла её внимание.

Когда граф покинул гостей Санс какое-то время выдержал паузу, надеясь что призрак окажется вне зоны слышимости. Много было сказано, много недосказано, а часть являла собой откровенную ложь. В принципе, все прошло неплохо, не считая одного момента.

— "Вещи, которые вы уже посмели взять"... Тебе об этом что-то известно? — Голос аристократа казался довольно недовольным, с нотками претензий, а от учтивости не осталось и следа.

Керли прищурившись, посматривала на начинавшего меркнуть в предрассветном освещении призрака. Было похоже, что компания живых ему успела наскучить также сильно, как и он им. По крайней мере Ворон, выяснив все, что можно было, потом сидела со скучающим видом и разглядывала сухие кончики своих золотистых волос вплоть до исчезновения хозяина дома.

— М? А, вы не заметили... — Девушка тихо хмыкнула, потом перевела усталый взгляд в сторону вещей Мелиссы и обратно на Санса. Она говорила с ним на эльфийском.

— Я задал непонятный вопрос? — Санс и сам не заметил как перешел на эльфийский.

Керли отпустила прядь волос и положила руки на подлокотники. Стоило только решить, что этот полукровка умеет вести себя нормально, как он поспешил напомнить ей о своей двуличности. К счастью, она прекрасно понимала, что тягаться с ним нет смысла и нервы у нее далеко не закаленная дварфами сталь. Воровато оглянувшись по сторонам, она подалась в кресле вперед и пальцем поманила Дарксоула к себе.

Полудроу на мгновение замер, и казлось что уже слегка двинулся вперед, но резким рывком откинулся на спинку кресла:

— Кольцо?

Она кивнула.
— Не издевайтесь, при вас же рассматривали вещи. Думаете, что они были честно возвращены назад? Мародерство - это неотъемлемая часть подобной работы. А среди нас тут не все состоятельные аристократы. — Шепотом заговорила женщина, пристально глядя на собеседника. Замолчав, она немного поежилась и отстранилась от полуэльфа. — В любом случае кольцо - далеко не та вещь, которая вызвала интерес.

— Без издевательств. Я просто пытаюсь понять в насколько неудобное положение мы попали.
"И как это можно использовать" — Подумал Сансаниэль, но не озвучил.

— Ладно. В любом случае, как только он явился, стало ясно, что мы в пизде, раз трогали его вещи. Но кто же знал, что будет так? — Керли пожала плечами. Не ясно еще, насколько ценна была для призрака книга на прикроватном столике, а ее, на минуточку, "уничтожил" сам Дарксоул.

— И у кого они сейчас? — Спросил чародей, отрицая сам себе что надеется услышать конкретное имя.

— Ох. Ну, как насчет дождаться, когда все проснутся и тогда уже обсудить детали. Болтать за спинами - такое себе. — Керли прищурилась. Небось дворянин уже начал в уме выстраивать очередь на костер. К тому же, она была причастна как минимум к одной из авантюр. Женщина откинулась на спинку кресла и достала из-за пазухи флягу.

— И еще. Буду крайне благодарна, если по фамилии не будете меня называть. Шнапс? — Судя по всплеску, в сосуде было достаточно выпивки.

— А вот вашу фамилию мы обязательно обсудим, леди Ворон. Но позже. — От шнапса полуэльф отказался, небрежно махнув рукой, и показательно перевел взгляд на потухшие угли камина. Говорить с ней аристократу было больше не о чем.

Ну и славно. Делиться не придется. Она сделала небольшой глоток, недовольно наморщила нос и убрала фляжку.

***

Утро настало неожиданно. Заблудившиеся лучики солнца, случайно попавшие сквозь грязные окна, щекотали нос и театрально подчеркивали пыльные вихри, танцующие вальсы в комнате. Приключенцы уже давно проснулись и собрали свои нехитрые пожитки. Но призрак как-то не спешил навстречу окончательной смерти. Прошел час, второй, и герои уже успели засомневаться в том, что граф Бернулли все же решил покинуть этот бренный мир. Ведь человек - существо, полностью осознающее неотвратимость смерти, но при этом пытающееся ее отсрочить любыми способами. Богов лучше любить на расстоянии, находясь в собственной постели и желательно вкусно пообедав. Для этого не обязательно отправляться и в их собственные чертоги.

И вот когда герои уже серьезно стали думать о том, чтобы честь знать, хозяин все же появился. Он не выказывал волнения или страха, но воздух как-то сразу стал немного холоднее.

— Приветствую вас, лорд, леди... и остальные. Надеюсь, вас не мучили кошмары.

Что ж, с официальной церемонной частью было покончено очень быстро. Призрак графа не собирался слишком сильно расшаркиваться. Если Санс и Керли удостоились небольшого поклона, который по канонам этикета можно было бы интерпретировать как вполне себе уважительное приветствие обладателя более высокого титула - к аристократу помельче, то Хром и Энви получили только жесткий взгляд, от которого хотелось поежиться. Хватка политика чувствовалась даже через многие годы после его смерти. И было совершенно ясно, что тот не привык уважать собеседников, которые были никем по происхождению. Это претило его природе. И если быть совершенно честными, то подобное отношение два века назад было совершенно нормальным. Аристократия была куда сильнее выделена, было гораздо больше древних семей, которые составляли серьезную политическую и административную силу, на которую опиралась корона. Сейчас же среди верных слуг короны было довольно много простолюдинов, которых держава привечала не хуже аристократии. Времена изменились, но откуда это знать человеку, умершему двести лет назад?

— Что ж, лорд, если наше соглашение все еще актуально, я бы хотел приступить к ритуалу. Смею предположить, что вы захотите использовать ритуальную комнату наверху.

Впрочем, Бернулли прекрасно понимал те "абсолютно прозрачные" намеки Сансаниэля, которые от прямого требования денег отличались только витиеватостью форм. А по смыслу они были абсолютно идентичны требованию портового грабителя, который душным перегаром пополам с протухшей рыбой вещал: "Сышь, гони рыжуху, а то кишки выпущу". Вот только аристократу было обещано ровно противоположное: вместо жизни - смерть. Вместо бычьего здоровья и каменной потенции - забытие и освобождение. Нет, ходили, конечно, слухи о великих магах, которые умели возвращать к жизни скоропостижно умерших и даже давно истлевших достойных. Вот только не было таких - и сколько ждать еще, теряя последние крохи разума, было неведомо.

Возвращаясь к мысли об оплате, Бернулли продолжил:

— Скажу честно, я не сторонник платить за услугу наперед, но если мероприятие увенчается успехом, как мы того все ожидаем, то с оплатой могут возникнуть некоторые... сложности. К счастью, у меня есть вариант, который удовлетворит нас всех. Ценности, которыми я еще располагаю, находятся в медведе.

Граф сделал театральную паузу, чтобы остальные прочувствовали момент. И продолжил:

— Само собой, в чучеле медведя, которая стоит в этой же комнате. Но чтобы вас не терзали сомнения и соблазны получить то, что вам не причитается, считаю нужным предупредить: у меня еще сохранилась какая-никакая власть над домом, поэтому, будьте добры, не пытайтесь засунуть руку в пасть зверю, пока я все еще стою перед вами... Лорд, вы готовы начать?

Призраку все же не терпелось расстаться с жизнью. Или ее подобием, в котором тот был вынужден провести слишком много лет. И даже сквозь показную аристократическую холодность пробивались нотки нетерпения. Граф ждал ответа.

  Некоторое время наблюдая за происходящим балаганом, Элейн, как ни странно, даже не улыбнулась на замечание о вине. Её мысли были далеко отсюда, они спешили, свивались в тугие канаты дедукции и снова разлетались на маленькие ниточки, образуя бесконечную паутину разума. В отличии от людей, Элейн могла обрабатывать сразу несколько потоков размышлений, чем, в определённом смысле, и объяснялась её безграничная деятельность. Вероятно, она была единственной в офисе, кто воспринял отмену выходного совершенно спокойно. Скорее, как нечто само собой разумеющееся.
  - Спасибо, Фэйт, - кивнула девушка в ответ на информацию престарелой халфлингши и задумчиво затянулась трубкой. - Если не считать ряда переменных, которые никак не складываются у меня в единую картину - у меня есть рабочая версия.
  Поднявшись, она прогулялась вперед-назад, пыхнула дымом, а потом нахмурилась и хмыкнула.
  - Впрочем, у вас обеих выходной, я не смею задерживать вас дольше обычного, девочки. С большей частью задач я вполне справлюсь сама, а ваша помощь наверняка понадобится мне завтра при свете дня, когда я уже буду точно уверена, куда нам нужно идти и о чем спрашивать, - она кисло улыбнулась и пожала плечами, взъерошивая платиновые волосы. - Вы ведь, в конце концов, не совсем детективы. Это мы с Гэвином никогда не спим.
  Невесело хохотнув, она уселась за свой стол, поставила на него бутылку, попутно плеснув туда виски, а затем принялась заполнять кипу документов, кажется, увековечивая свои домыслы на бумаге. Запоздало наморщившись, полуфея посмотрела на Лорелей, задумалась на миг и кивнула:
  - Люциан Тёрнер. Но я не думаю, что это имеет значение, дорогая.

  Кто бы мог подумать, что после такого насыщенного странными и не очень событиями дня, будет так замечательно вернуться в тихий уголок, а именно в конторку под названием "Звездный Свет". Ну, разумеется, после появления на пороге дамочки с зонтом, этот самый уголок перестал быть столь томным. Лорелей, как любая уважающая себя барышня, ценящая внимание, притащила с собой шум, гам и суетливость.
  — А я верну-у-улась! Не ждали? Хи-хи! — Торжественно объявила она о своем приходе, вот только совсем не ожидала, что застанет Ирвина во время кульминационного порыва нежности с ее Котюном. — Э-э! Что это значит? Котюн! Как так? Что за предательство?! Ты мне никогда не давал свой животик чесать!
  Лорелей чуть ли не плача вырвала своего питомца из рук секретаря. Никакие жалобные крики о помощи не помогли Котюну избежать захвата мисс Фауст. После замученного в ревнивых объятиях трессима, ее следующей жертвой оказался сам Ирвин, вынужденный несколько раз выслушать историю об утреннем происшествии и о том, что у Лорелей не нашлось с собой чистых листов пергамента, чтобы нормально запротоколировать смерть, а именно поэтому она сейчас здесь – чтобы переписать все важные заметки на чистовик и предоставить всю информацию охране порядка или тому, кому она впоследствии может понадобиться. В общем, папочка будет лежать на краю ее стола. Конечно, эльфийка на протяжении своего рассказа несколько раз выделила, какая она умница-разумница и вернулась на работу в свой выходной, чтобы не затягивать с подобными делами.
Эта болтовня могла затянуться на час-другой. К счастью, не без напоминания со стороны Ирвина, Лорелей все же вспомнила, зачем она в первую очередь вернулась в бюро и потопала к своему рабочему месту. Но не тут-то было! Не дойдя до стола, эльфийка застыла, прикрыв свой громкий рот ладошками. Роза под стеклянным куполом стояла, грустно склонив свой уставший бутон на бок. Несколько опавших сине-фиолетовых лепестков лежало на деревянной подставке под куполом. Мисс Фауст, видя это печальное зрелище, плаксиво застонала.
  — О, божечки! Нет-нет-нет! Она умирает! Ну, роза! То есть, тот, кто ее подарил! Он умирает! Смотри, как она плоха! — И вновь секретарь попал под удар, ведь на тот момент, кроме него, в конторе больше никого не было, кому можно было пожаловаться на столь печальное известие. Из описания выяснилось, что кто-то из старых поклонников ее творчества однажды подарил Лорелей этот прелестный цветок. Он радовал эльфийке глаз не один десяток лет. Беда заключалась в том, что долговечность цветка была связана с жизнью почитателя и, судя по всему, она подходила к закату. — Я даже не помню, кто это был! Какая жалость! А? Ну, ладно-ладно! Не смотри на меня так, уже иду переписывать. Мне просто очень грустно теперь… Ирвин, я налью себе винца?

***

  Известие о том, что культурный вечер будет под угрозой немного расстроило эльфийку. У нее уже были на сегодня планы пойти и помузицировать в одном из творческих клубов в приятной компании. Не зря же она брала с собой костюм для сцены! Да вот с появлением на пороге своей низкорослой и не столь молодой подруги заставило Лору позабыть о своих хотелках. Вот уж кому не повезло, так это Фэйт! Вернее не ей, а Гэвину, на которого был обращен гнев старушки.
  Эльфийка притихла, и продолжила старательно выводить загогулины на пергаменте. Как бы она не сочувствовала Ноакс, эта ситуация ее явно повеселила. Лорелей сжала губы, чтобы не заулыбаться и низко склонилась над своими записями. Еще чуть-чуть и начала бы носом писать, а не пером! В то же время девушке хотелось поддержать свою подругу, но при этом был риск тоже попасть под тяжелую руку полурослички. Как жаль, что не всеми сладкими речами можно сгладить углы. По крайней мере не в случае с Фэйт! Ее даже вином не подкупишь.
  — Ого! Прям цирк?! А в доме у него ничего, напоминающего о его прошлой деятельности не было? Гм! А имя художника нам не известно? — Девушка закончила с записями и отложила их, предварительно похлопав по стопке рукой, тем самым намекая, что все желающие могут ознакомиться с ними.

  Бегство… то есть "тактическое отступление" во мрак Лабиринта нельзя было назвать особо живописным. Похватав с пола свои вещички да ту немногочисленную добычу, коей удалось разжиться после боя, герои ринулись во тьму, полагаясь на ритмичную красную пульсацию Ориентира и надеясь, что тот находился не слишком далеко. Только шум шагов, тяжёлое дыхание товарищей вокруг, да агрессивный визг преследовавших по пятам тварей позади них – вот тебе и вся экскурсия!
  Каким-то чудным дварфийским манёвром Золгруму удалось «стащить» поклажу Дока, плетшегося в опасной близости от когтисто-клыкастой погони, и при этом не уронить ни его, ни его вещей, ни себя самого. Не сказать, чтобы уставший эльф от этого стал шевелится особо быстрее, но, по крайней мере, темп держал.
  И если представителям не-человеческих рас свет был особо и не нужен, то вот Персивалю и Мэй приходилось целиком и полностью полагаться на зыбкие отблески факела, что девушка успела в последний момент вырвать прямо из-под носа наступавшей волны маленьких чудовищ, да мягкое свечение зачарованных шпаг в руках барда, с которым тот благоразумно не расставался даже во время бега. Хватит, чтобы не налететь на спину впереди бегущего или не провалиться в случайно подвернувшуюся по пути расщелину. Но слишком мало, если вы намерены "планировать" свой маршрут на незнакомой территории. «Лишь бы не свернуть в тупик!» - мечется в голове каждого из них тревожная мысль.
  
  …Казалось прошли многие часы этой безудержной гонки: лёгкие и горло были полны раскалённого песка, мышцы наливались тяжестью, а определить исходил ли скрип и скрежет от стали доспехов или же их собственных коленей – уже не представлялось возможным… И всё же они это сделали! Сперва они ощутили, как "усиливается" пульсация – света не стало больше, просто теперь его волны расходились вокруг с чувствительным «ву-у-ум… ву-у-ум… ву-у-ум». В какой-то момент этот низкий звук стал отзываться даже в их костях, а не только ушах – тревожное чувство. Затем злобные звуки погони у них за спиной, взглянуть в лицо (вернее, лица) которой не оставалось ни времени, ни сил, стали ослабевать. Перекликивания хищников сменились растерянными и даже жалобными стонами, уходившими влево и вправо, точно ищейки теряли их след, пока они наконец совсем не потонули во мраке пещеры, доносясь до авантюристов лишь отдалённым эхом. И под конец отряд просто… встал. Остановился, точно по команде, замерев в полудюжине шагов от огромного тёмно-красного шара, покоящегося на ложе из грубой, необработанной породы точно драгоценный камень неумело закреплённый подмастерьем в искорёженную оправу кольца.
  В Цехе Исследователей не шутили, назвав этот Ориентир – Кровавым Камнем. Глубокий, насыщенный оттенок свежей крови, местами смазанный чёрными разводами, проступал всякий раз с очередным пульсом, разносившимся по окрестностям. Лишённая видимых изъянов поверхность на миг подсвечивалась изнутри, притягивая взгляды, но… вся странность, вся чудность подобного природного (или нет?) явления не вызывала ощущения угрозы или опасности у вымотанных приключенцев. И как только их подсознание пришло к тому же выводу, ноги у большинства просто подкосились. За исключением Персиваля, тяжело опиравшегося на острие собственного клинка, все остальные просто упали на пол пещеры там же, где стояли. Даже двужильный Шеогорат с тяжёлым стоном привалился на одно колено, давая отдых уставшим и прилично израненным в бою ногам.
  И вновь лишь тяжёлое дыхание товарищей да темнота вокруг. Но на этот раз герои были уверны, что в ней не притаилась очередная напасть! Наконец-то они были в безопасности…

— Хренасе банда. — Фредерик озадаченно почесал бороду, оценивая пестрый и многочисленный состав собрания. — Хоть в цирк хоть на этот самый... как его там? Скажи и я скажу... на ристалище. Ха!

— Господа! Отрадно видеть столько неравнодушных и опытных авантюристов, жаждущих помочь в борьбе со злом культа! Мое имя Миллини из Макконов, и я рада познакомиться со всеми вами. Нам предстоит совместная работа, потому прошу, отделитесь от своих групп, с которыми вас несомненно связывают узы крепче дружеских и познакомьтесь с другими отважными душами. Пока я, ваша скромная гномка, исполню мелодию, дабы задать настроение.

— Верно! Потомшо рыжие херни не скажут. — Уверенно заявил дварф в поддержку гномки, выпятив грудь и щеголяя своей рыжей бородой да когда-то так-же огненно-рыжей, но теперь растерявшей до последнего волоска свое пламя, лысиной. — Меня Фредом звать.

— Бухло есть у кого! А, то как-​то грустно, музыка есть, красавицы тоже, а промочить горло нечем!

— Еще бы! По секрету скажу, без бухла такие сходки не проходят. Вот, смотри фокус! — Боец стащил свой рюкзак, какое-то время порылся там, что то бурча себе под нос, и удивительно неволшебным образом выудил из оного высокую бутылку. Даже по форме сосуда было понято что там не обычное пойло, а довольно редкий и ценный напиток. Выдернув зубами пробку Бракхт сделал большой глоток, после чего передал вино товарищу:

— На подобный случай берег. Напиться не хватит, но и засохнуть сегодня не грозит. Опа! — Тут монах заметил как почтенного возраста и правильного роста воин разливает по кружкам алкоголь. Старик сразу нашел самое ценное. Опыт, что сказать. Фреду оставалось только мечтать дорасти до подобного уровня.

— Гоборг Стальная Кожа, к вашим услугам!

— Отец, а бочонок с элем к нашим услугам не? Давай вместе ж ебанем за знакомство! — Холмовой дварф вразвалочку отправился к своему далекому сородичу, налаживать рабочие схемы посредством совместного истребления спиртного.

  — I know, right? Херня полная, но кому-то все же нравится. — Вампирша зажмурилась от полетевших во все стороны капель воды, а после укоризненно посмотрела на Гангрела, но перебивать не стала. Присев на край огромной ванной, она наполнила оба бокала густым напитком. В предрассветном полумраке он казался совсем черным. К счастью, на вкус цвет не влиял. Арлин внимательно слушала рассказ Джонни, периодически поднося ко рту то бутылку с этикеткой «Мартини», то бокал с кровью.

  — А! Ну знач я не была так далека от истины. Хах! Карты, и правда, в твоих руках движутся залипательно. А сейчас, думаешь, смог бы обнести казино? Для друга спрашиваю. — Арлин хмыкнула. Судя по рассказу, скучать ему не доводилось. Оперевшись еще и рукой о бортик джакузи, она запрокинула голову и начала щедро вливать в себя Витэ. Чать крови стекала по подбородку на шею, а затем оставляла темные разводы на футболке.

  — Ну, короче. Так, как я приобщилась к миру ночи, по-моему не делал никто! Ебаные индусы! — Она замолчала и закрыв глаза, потерла пальцами рот, подобно торчку, который словил кайф после очередной дозы героина. Переизбыток крови приятно ударил в голову, делая тело немного ватным. Захотелось растянуться по краю белого борта джакузи, но не было желания тратить силы на балансирование.— Ух, бля!

  Бонни неохотно открыла глаза и зажмурилась от тусклого света, который освещал воду, а вместе с тем и сородича.

  — Значит, так. Это был выходной. Домой идти не хотела, поэтому пошла в бар, в котором я постоянно тусила. Там почему-то было непривычно много людей, но мне было слишком насрать на них, чтобы придавать этому факту хоть какое-то значение. Разве что шумели они знатно! Музыки нихуя не слышно. Энивей, сидела я там, пила кофе, болтала с барменом и тут ка-а-ак накроет! Дело в том, что у меня периодически были проблемы с... пищеварением. Карри на ужин оказалось наихудшим решением! Это был пиздец! Я со скоростю света влетела в общий толчок. — Бонни хохотнула, вспоминая каждую деталь, будто это было вчера.

  — Ты слушай, слушай. Чувствуешь привкус всратости, да? Ну ничего, ты не один такой. Сижу я, в общем, на кортах на белом троне, сжимаю сигу в зубах и думаю о вечном, как внезапно до моих ушей доносится шум, а потом кто-то своим телом выбивает дверь в мою кабинку и тут же падает замертво. — Арлин заметно оживилась. Она совсем забыла о еде и, смеясь, сопровождала свой офигительный рассказ активной жестикуляцией.

  — Оказывается, в баре начался лютый замес среди посетителей. Ну, там какие-то байкеры ввалились и начали местный контингент валить. Я же, почти буквально роняя кал, выползла из толчка, попутно натягивая штаны. Инстинкт самосохранения подсказал мне залезть под стол и отсидеться там, пока народ друг другу устанет морды набивать. Но не тут-то было! В ход пошел огнестрел и холодное оружие. Ха-ха! Этот тихий бармен, мой друган, тоже подключился к драке. Достал из-под стойки железную биту с шипами и просто пошел в разнос. Я так охуела, что аж сигу выронила. Не знаю, как долго я просидела под столом, но все изменилось, когда кто-то достал мачете и просто за раз снес голову Лексу! Даже сейчас отлично помню, как эта лысина нелепо катилась по полу.

  В тот момент меня просто накрыло! Я поняла, что им пизда. Мало того, что они ввалились в мой любимый бар, так они еще моего бро завалили! Он был моим единственным другом, нахуй! Ух, сука! Мне кажется в тот момент во мне проснулась частичка Бруха. Я выхватила у обезглавленного трупа этот сраный кусок арматуры и пошла в разнос. Мало того, что выжила, так еще саббатита одного уебала. Будучи че-ло-ве-ком! Enjoy the silence, бля.

  Короче, оказалось, что этот бар не был основан фанатами группы Депеш Мод. Он принадлежал Бруха города. И замес устроили вампиры! Прикинь?! Я, блядь, в нем семь-восемь лет проторчала! А тот бармен был их гулем все это время. Сука! И я за эти годы ни разу не задумалась, какого хуя я никого другого за барной стойкой не видела! Каждый день! Без выходных! Сюр какой-то. Ха-ха-ха!

  Вскоре после этой зашкварной истории меня становили, вот только не предупредили, что придется забыть о кофе с сигами. С другой стороны новая не-жизнь казалась чем-то новым, ибо в смертной я зашла в тупик и уже ничего не хотела.

Мастер: sweetcream ссылка
Игра: ссылка

Если и есть игра, которую могу посоветовать почитать, то это ОНА!

Персонаж:
Синдзе Ясамура
Шикигами Хексблейд (Истребитель Духов) 5 ур. /// — шикигами — дух-​слуга, колдовством воскрешённый/заточённый в теле недавно умершего (своём или чужом).



Еще одна иллюстрация этого же персонажа. Что-то меня кидает в разные стили (постоянно)!
Вариант без тату:

Ему чуть-чуть плохо, потому что катана врага решила, что она шампур, а Синдзе – шашлык. На момент постов ссылка и ссылка.

Вот оно как. Призрак благородных кровей. Даже жаль, что он обречен: когда основные силы придут в эти места они не будут делить нежить по происхождению. Если, конечно, тому суждено будет дотянуть до этого времени. А пока стоит понять чем ситуация грозит всем присутствующим.

— Стоит признать что и ваше присутствие оказалось для нас несколько неожиданным. По крайней мере в таком виде. — Чародей поднялся с кресла, и выпрямившись, оперся на трость. Как играть в эту игру он знал. Оставалось только надеяться что правила не изменились за те сотни лет, которые его собеседник провел в отрыве от светской жизни.

— Но согласен, мсье, начать стоит со знакомства. Я Сансаниэль из дома Дарксоул. — Последовала пауза, которая должна была помочь осознать хозяину поместья с кем он имеет честь разговаривать, а Сансу дать возможность насладиться его реакцией. Но не успел полуэльф продолжить, как вмешалась Ворон, и полностью выбила его из колеи. Норлинг? Ведь не может же... Да как смеет она прикрываться благородным именем?! Еще и в такой ситуации. И он, Дарксоул, вынужден будет подыгрывать проходимке, уповая на то что призрак не распознает их ложь. Который, собственно, продолжал ожидать.

— Что до остальных спутников, о, благо, они как-раз проснулись, то их зовут Энджи Энви и Хром. И мы весьма признательны за невольно проявленное вами гостеприимство. — Как ни странно, но первый шок прошел, расширив стандарты допустимого. Еще парочка таких поворотов, и чародей перестанет удивляться вообще чему либо.

Золгрум узрел кончину здоровенной твари, затем узрел смерть змееподобной многолапой херни и несколько загрустил. В бою он был не то чтобы слаб - как никак он очень неплохо вырезал налево и направо монстров, но как-то куча трупов на его месте была чуть ли не в полтора раза меньше кучки вокруг Шео. Да и сам полуорк чуть коня не двинул. Надо подумать над тем, чтобы выучить пару новых приемчиков. Или изучить топор повнимательнее? Как-то ему не приходило в голову, что все эти трюки с топором не просто так появились. А может?...
Шепот-из-глубин ему чего расскажет. Уж не его ли то происки? Толку от разговоров с ним, только голова болит. Хотя она и так болит, когда есть неразгаданная тайна.
Дварф почесал бороду. Она совсем у него вылилась из рук. Мало того, что от влажности её теперь можно было спутать с дикобразом так теперь ещё она вся залита какой-то склизкой херней из этих ублюдков.
- Твою же мать! - выругнулся Золгрум глядя на то во что превратилась его борода. - А ну, на хер пошли отсюда ублюдки вонючие, вы, блядь, у меня тройной шпагат делать будете!
Водитель вне себя бегал между трупами гадов и теми же, только живыми гадами заставляя всех разбежаться, впрочем, некоторые из них от его проклятий падали замертво.
— Нужно забрать наши рюкзаки среди сталагмитов. Золгрум, не составишь компанию?
- Подожди ты со шмотками, вишь эти твари ещё лезут.
— Соскочила, говоришь? Зол, скажи, что этот блестящий меня пришить не пытался, пока я отрубился? А то хер его знает.
- Чего это? Я же не в отключке! Едва ли кто тебя прикончить решил пока я рядом. Да и не из таких Персиваль, он к ценителям относится, он знает как воевать красиво. Думаю подлянки ждать не стоит. Ни от кого из нас. Да и вообще, мы же так я понимаю... Сейчас ты сдохнешь тварь!... - дварф отвлекся на очередного ублюдка. - мы эти... Как их.... Союзники! Пока мы вместе в лабиринте, нам выгоднее присматривать друг за другом.
Убедившись, что рядом с ним не осталось жадных до кровушки тварей, он наконец выдохнул и поплелся смотреть на сталагмиты, вдруг есть чего полезного.
- Перси, ну че, все вещи на месте? Давай-ка глянем чего там за эти, как их, сталмалиты. Пики точеные или, как их там, из камня.

Мастер: Funny ссылка
Игра: ссылка

Подалась спонтанно, но по итогу вышел кайфовый и крайне уютный персонаж.

Плут 1 ур. / дворф / хаотично-​добрый / Гильдейский Купец

Скорее всего подумаете, что не оч похожа на дварфа, ибо нет бороды! Вот только Гвен вам ответит, что вы не там смотрите)))))00

Будучи портовым рабочим и механиком, Тльк в своё время немало провёл среди целых гор различных ящиков и запчастей. Это было что-то, словно из прошлой жизни, напоминавшее ему о том, что было до того, как всё полетело под откос; склады, уютные склады, некогда удручавшие однообразием, теперь казались ширрену символом безопасности. Утром инсектоид не мог найти себе места, и внезапно ему пришло в голову, что, может быть, в технических коридорах слишком просторно для него? С этой мыслью и, раз всё равно заняться было нечем, Тльк нашёл ящики с запасным оборудованием и принялся сооружать в своём тупике с гамаком... сооружения.

Он почувствовал себя очень глупо под взглядами двух женщин, заставших его посреди недопостроенных баррикад.
— Э-эм... Простите. Я подумал, что... всё равно никто здесь не бывает, и проходу мешать не должно...
Он сфокусировал зрение на них и выбросил руку вперёд, предостерегая:
— А-аккурат-тно! Этот, по-моему, н-неустойчив.

Проверив провисающий сверху ящик, он неловко замер и, наконец, повторил:
— Простите... Просто... Все вели себя так... Собранно. Они знали... з-знали будто, как это всё работает, были уверенны. Офицеры, мистер Эндрю...
Он присел, упёршись руками в железные колени.
— Теперь... будет так? Опасно, с рис-сками для жизней, всегда?

Дворф деловито осмотрел все, что было найдено (по мере нахождения), прикидывая, сколько это все будет стоить. Почему? Потому что если откроют доступ к землями за стеной,эти средства достанутся кому ? Правильно, мародерам. Хотя по хорошему можно было бы составить опись, а там уже пусть чинуши выясняют, у кого больше прав на жилплощадь и прочее.
По крайней мере ночью они не замерзнут от ветра.

Кроваво-красный закат заглядывал в окна давно забытого дома, спокойствие которого потревожили герои этой истории. Редкие лучи света пробивались сквозь серые стекла, раскрашивая пыльную взвесь и оставляя золотые следы в пропахшем древностью воздухе. Солнце уже скоро отправится на покой, чтобы ознаменовать новый день и новые заботы.

Герои неспешно исследовали старый дом. И находки были из разряда приятных. Не было ни следа нежити и другой чертовщины. Пыль была меньшим из зол - она по крайней мере не пыталась съесть, а только щекотала нос и заставляла чихать.

В гостиной, куда пал геройский взор, обнаружился большой деревянный стол и шесть стульев. Стены обрамляли охотничьи трофеи, которые из-за времени казались настолько ветхими, что только чихни - и они превратятся в прах. Но даже среди них нетрудно было разобрать оленей с ветвистыми рогами и кабанов со здоровенными клыками. В углу комнаты притаился низенький круглый столик с парой очень удобных на вид кресел, а сразу за ними стоял медведь. Таксидермист постарался на славу - даже спустя многие годы медведь выглядел как живой. Лишь немного выцвела шкура, но дух хищника все равно остался здесь. Даже от одного взгляда на него пробуждался древний инстинкт, из-за которого хотелось убежать подальше от зверя.

Половину стены гостиной занимал здоровенный камин. Хороший, каменный, настоящее украшение любого жилища, даже вполне себе аристократического. Наверняка еще и здесь была хитрая система воздуховодов, по которой горячий воздух обогревал большую часть дома. А над камином висел щит, явно с гербом, но из-за беспощадного времени краски выцвели, растрескались, и теперь можно было только угадать общие очертания гербового знака, но уж никак ни разглядеть детали.

Напротив гостиной была столовая. Которая оказалась... обычной столовой. Пусть отдельную комнату под прием пищи было и не принято выделять в домах простолюдинов, но ведь уже совершенно ясно было, что проживал здесь не холоп, а вполне себе персона аристократичная, привыкшая к определенному укладу жизни. А посуде из фарфора было и вовсе плевать, сколько лет прошло. Чашки, блюдца и тарелки стояли в шкафу точно как новые - можно смыть с них пыль и грязь и устроить почти королевскую трапезу. Из вяленого мяса, сухарей и орехов - но зато из фарфоровых тарелок. В дальнем конце за неприметной дверью была кухня с глиняной печкой и кухонной утварью. А еще дальше - каморка со съестными запасами. Вот только продукты уже давно сгнили и от них осталась лишь куча пыли на полках. Имелся даже ледник, который притаился в погребе под полом. Но, естественно, лед не может лежать там вечно и хранившееся мясо, рыба и колбасы тоже начисто сгнили. Казалось, что сам камень за долгие годы пропитался этим сладковатым ароматом разложения. Впрочем, стоило закрыть ледник, как от него не осталось и следа - пыль времен отвоевывала свое очень быстро.

Рассохшиеся ступеньки с противным скрипом привели героев на второй этаж. Он оказался небольшим - всего две скромных по аристократическим меркам комнаты. Это для простолюдинов они были каждая как целая хата, но что такое десять шагов для человека, который, по всей видимости, привык жить в огромном поместье? Тьфу и растереть.

Одна из комнат была пуста. Только толстый слой пыли на полу и канделябры на стенах. А вторая явно когда-то служила как спальня. И что сразу привлекло внимание приключенцев: на кровати с балдахином, которая занимала большую часть комнаты, лежал иссохший скелет, буравя пустыми зеницами потолок. И кости были разбросаны по постели так, как будто умирал человек тяжело и беспокойно. Вокруг костей на остатках постели чернело большое пятно - оно говорило о том, что несчастный умер именно здесь, на этой кровати, одинокий и забытый всеми. Его тело не досталось даже вечно голодному воронью - его по капельке съела гниль, не тронув только волосы и кожаные домашние туфли на ногах скелета. Дубленая выделанная кожа не гнила и все еще выглядела вполне прилично. Туфли вполне можно было продать за десяток-другой золотых. Если продавца не смутил бы факт, что последние двести лет их носил покойник. Ах да, вокруг шеи скелета закрутила свои звенья золотая цепочка, которая была продета в приличное кольцо. Естественно, тоже золотое. Довольно простое как для аристократа, но все равно непозволительная роскошь для большинства обычных крестьян.

На прикроватной тумбочке лежала книга в толстой кожаной обложке без подписи. И талмуд этот явно весил много. В качестве легкого чтения перед сном он не подходил - такие изучают на аналоях, в соответствующей обстановке и настроении. Вот только бумага выглядела крайне ветхой даже по одному срезу. Аура смерти, которая исходила от мертвого тела, не могла не повлиять на тонкие листы. Откроешь - и мудрость, записанная там, сгинет в веках, оставляя только пыльный след в воздухе. Хотя вполне возможно, что книга уже давно сгнила изнутри, оставив только оболочку, обманчиво обещающую мудрость веков, но разбивающую надежды.

Дом открыл свои пыльные секреты. А что делать с ними - зависело от намерений приключенцев. Они могли бы помародерствовать, украв фарфор, столовое серебро и цепочку с шеи скелета. А могли и проявить уважение, бережно воспользовавшись гостеприимством забытого дома. Что было у них на уме?

  За рассказами о пропавших дварфах и волшебниках время прошло достаточно быстро. Отважная шестерка героев вместе с Сильдаром вышли на Триборскую тропу и отправились в сторону селения. Вскоре на горизонте показалась знакомая повозка, запряженная двумя мулами. Им на встречу ехал взволнованный Гутфрит. Обрадовавшись, что все товарищи остались в живых, он достаточно живо помог погрузить ящики в телегу.

  — Мы вернули мальчика родителям. С ним все хорошо, — сказал варвар, глядя в сторону новых знакомых. — А вот когда приехали отдавать припасы Бартену он сказал, что до сих пор никто из братьев Роксикеров не вернулся. Сдается мне, творится что-то неладное в округе, — хмыкнул воитель и мрачно похлопал набитый деньгами кошель. — И все же нам заплатили за выполненную работу.

  — Проклятье! — Выругался Сильдар, но достаточно быстро собрался и уже более сдержанно обратился к героям. — Вы все показали себя достойными воинами, а главное отзывчивыми и не безразличными к чужой беде. Могу ли я рассчитывать на кого-то из вас в деле о спасении дварфов?

  Решая, как быть дальше, герои двинулись в город. Нужно было многое обдумать, а главное - наконец-то перевести дух и отдохнуть. Для одного дня произошло слишком много событий.

  Тайна забытого рудника Фанделвера осталась нетронутой. Она и поныне ждёт своего исследователя в тишине серебряных залов…

  Заметив, что не все из его сопровождающих поняли, о каком пакте с пещерой идет речь, Сильдар начал свой рассказ сначала:

  — Более пяти веков назад кланы дварфов и гномы заключили соглашение, известное как Пакт Фанделвера, в соответствии с которым они разделили богатый рудник в загадочной Пещере Морского Эха. Наряду с залежами минералов, пещера скрывала в себе большую магическую силу. Люди-заклинатели объединились с дварфами и гномами, чтобы обуздать эту энергию и направить её в огромную кузницу, которая впоследствии была названа Кузницей Заклинаний. По слухам в ней могли создаваться волшебные предметы. Долгие годы все шло хорошо, и соседний город Фандалин стал процветающим поселением.

  Казалось, что все шло отлично, но беда началась, когда с Севера хлынула орда орков, уничтожающая всё на своём пути. Их могучие войска, поддерживаемые злыми наёмными магами, вторглись в Пещеру Морского Эха, чтобы присвоить себе её богатства и магические сокровища.

  Волшебники людей сражались бок о бок с дварфами и гномами, чтобы защитить Кузницу Заклинаний, и последовавшая магическая битва разрушила большую часть пещеры. Мало кто пережил обвалы, и знание о местоположении Пещеры Морского Эха было утрачено. В течение многих столетий слухи о захоронённых богатствах приводили искателей сокровищ к землям Фандалина, но разыскать потерянный рудник так никому
и не удалось. В последние годы здесь вновь поселились люди. Теперь Фандалин стал пограничным, часто подвергающимся нападениям, городом.

  Но заинтересовать вас может следующая немаловажная информация: трое братьев-дварфов Роксикеров убеждены, что обнаружили вход в Пещеру Морского Эха, и теперь намерены вновь открыть шахты. Гандрен нанял вас, чтобы помочь ему с перевозкой провизии, для дальнейших исследовательских работ.

  Но это была не единственная причина, почему я решил отправиться с дварфом в это путешествие. Я хотел узнать судьбу Ярно Альбрека. Это человек-волшебник и соратник Альянса Лордов. Он отправился в город два месяца назад, чтобы навести там порядок. До сих пор Альянс Лордов так и не получил никаких вестей от Альбрека. Возможно и у него возникли проблемы. Прибыв в город, я надеюсь выяснить, что с ним случилось.

  Но все планы пошли коту под хвост. Схватив нас, гоблины отобрали у Гандрена карту рудников и сразу же отправили его вместе с ней к своему вождю в место, называемое Замком Каменной Пасти. К сожалению, я не знаю, где оно расположено, но надеюсь, что кто-нибудь в Фандалине сможет подсказать.

  Пока был в плену, мне стало известно, что Кларг, возглавлявший эту шайку гоблинов, получил приказ подстеречь Гандрена. Я слышал от гоблинов, что некто Чёрный Паук велел, чтобы дварф был доставлен к нему. Но мне так и не стало известно, кто или что такое Чёрный Паук.

  Если получится спасти Гандрена, то я хотел бы помочь ему возобновить раскопки в старом руднике, и возродить Фандалин как центр цивилизации, богатства и процветания. Его братья до нас отправились в экспедицию к пещере Морского Эха и должны бы уже вернуться в город за припасами. Надо непременно сообщить им или моему связному Ярно о случившемся.

- Ха! В яблочко. Перси! следи ка за своим рюкзаком получше.

– Хах, прекрасно, не до него сейчас: вижу заботу покрупнее. – Весело ответил Персиваль Золгруму, оглянувшись чтобы оценить выстрел дварфа.

Трюкач дернул за штанину, поправляя яйца, что сместились относительно исподнего. Мало ли, снова придется снимать штаны. Хотя даже с таким расчетом Перси явно не ожидал того, что случилось дальше. Ведь он спешил спешил, но не успел. Мало того что угроза оказалась куда существеннее, чем ему сейчас хотелось бы, но и цель она избрала максимально нежелательную. Джиневру, если это еще возможно, нужно было спасать. В этот момент Сопрано был зол и на себя и на нее, готов был разразиться шеоподобной руганью за то что та слишком далеко отошла от барда, еще и впереди крепыша-Зола. Полуорк, конечно, замечательный боец, но он авантюрист а не защитник.

– Тысяча чертей, да ты покойник! – Крикнул Перси в адрес вряд ли понимающего его монстра, после чего разбежался и подпрыгнул, пытаясь побыстрее добраться до твари миновав трупы ее мелких сородичей.

Бард на лету заменил хват шпаг на несвойственный для них, кинжальный стиль: чтобы лезвия смотрели вниз, а большие пальцы оказались на верхушке яблока. Если сохранить инерцию от прыжка, то удар может оказаться достаточно сильным, чтобы можно было пренебречь свойственным стилю бойца поиском уязвимых мест. Время стояло на секунды, промедление чревато фатальными последствиями, и острие оружия ощутило сопротивление первее чем ноги коснулись земли.

  Двуручник Шеогората не столько разрубил, сколько переломил крыло порхающей возле него твари точно тонкую веточку, а подоспевшая откуда-то из-за спины Джиневра вонзила острие копья прямо в шею уже падающего наземь летуна. Полный боли визг ударил по ушам ближайших исследователей, теперь отчётливо различимый, поскольку кишевший повсюду в пещере бой поспешно угасал. Однако… к невообразимому удивлению обоих бойцов, маленький монстрик, которого они посчитали уже павшим (что, честно говоря, не было удивительным, ведь он скорее походил на живой труп, ещё не успевший осознать, что жизнь его уже покинула), всё ещё цеплялся за свою жизнь. С перебитым крылом, кровоточащей шей этот недобиток умудрился отчаянным движением воткнуть острый шип на кончике своего хвоста в мягкую плоть полуорка чуть повыше колена и таким образом избежать падения на пол, которое его вероятно бы и добило. Слабо подёргивающаяся тушка из последних сил вцепилась в ногу Шео. И хотя сама рана не была слишком серьёзной, если позволить беснующемуся монстру продолжить терзать его плоть, то так недолго и калекой заделаться!

  И пока за спинами выстроившегося перед лицом новой угрозы товарищей ликовал, празднуя триумф за триумфом белобородый дварф, Персиваль спешил присоединится к остальным в славной стычке с этим новым чудовищем. Стыдно признать, но единственными, кто лицезрел его феноменальные способности и технику в бою, пока что оставались лишь трупы убитых самим Сопрано чудовищ! Решив подсветить сцену будущего финального поединка, бард высвободил Плетение лёгким росчерком своей рапиры, позволив товарищам получше разглядеть нового претендента на их жизни. Или всё же… Чемпиона?
  В свете зеленоватых и синих огоньков, что точно пушинки под лёгким дуновением ветра спускались откуда-то сверху, подсвечивая окрестности, наконец-то удалось уличить несколько деталей, которые избегали внимания публики, в основном, из-за скоропалительности самого боя и маленьких размеров самих противников. Во-первых, теперь можно было чётко разглядеть, что у нападавших было всего две полноценные конечности, подвижные и многосуставчатые, точно у насекомых. За третью можно было принять массивный и чрезмерно накачанный хвост, издали походивший на третью ногу. А мельтешащие крылья, используемые скорее для балансировки, чем для полёта, вкупе с крестообразной мордой лишь усиливали иллюзию "многолапости". Во-вторых, выбравшаяся из тьмы образина, хоть и была в разы крупнее остальных, но при этом казалась ещё более угловатой, худой и тонкой. Она буквально состояла целиком из костей и суставов, и… зубов – черепушка её казалось ещё больше по отношению к остальной части гибкого тела. И в-третьих… их новый враг уже сталкивался в своей жизни с Исследователями Подземелья. И вышел из этой стычки победителем! Свидетельством тому был огромный ростовой щит, в котором застряли когти правой лапы вожака безглазых летунов. Именно он скребся о каменный пол пещеры с каждым шагом этого создания, точно массивный трофей – память о прошлых победах. И явная угроза для всех, кто будет угрожать ему в будущем!

  Небольшие группки предающихся каннибализму монстров всё ещё суетились где-то вокруг, пируя на телах павших сородичей, щёлкая зубами и негромко перекрикиваясь. Золгрум, разделавшись с одной из таких вот трусливых бестий (и тем самым спас пожитки одного забывчивого музыканта), ещё не успел стать плечом к плечу с приятелем, замедленный немалым числом трупов, устлавших пол пещеры. А финальный босс уже устремился в атаку!
  Сгруппировавшись так, что спереди всё его массивное тело стало подобно стреле, гигант рванул вперёд, на ходу отмахнувшись "зажатым" в лапе щитом от назойливых светящихся пёрышек-огоньков, что так и норовили прилипнуть к его чёрной, блестящей коже. Творения магии во множестве своём налипли на искорёженный прямоугольник из цельного куска стали, мигом превратив его в некое подобие фонаря, не столько помогавшего попасть по чудовищу, сколько отвлекавшего внимание от его почти матово-чёрной туши. Таким вот хитрым образом избежав приветственной ловушки Сопрано, чудовище стремительно налетело на уставшего полуорка и торопившегося ему на выручку дварфа. Зубастая морда, что запросто могла бы перекусить ногу любому из них, очень быстро оказалось очень близко от вышеупомянутых ног, однако!.. Вместо взмаха когтей и мощного щелчка острых зубов все услышали тупой удар и… сдавленный присвист где-то позади твари…
  Присвист, с которым выходил воздух из насквозь пробитой груди Джиневры Мэй… Пока внимание мужчин было сосредоточено на угрожающей морде твари, её хвост одним стремительным выпадом пронзило тело бедняжки насквозь! И хотя жизнь и сознание ещё теплились в её широко раскрытых, удивлённых глазах, а руки продолжали сжимать древко копья, нанесённый ущерб был просто катастрофическим. Более того! Точно издеваясь над товарищами Мэй, чудовище ощерилось в мерзкой улыбке, слегка наклонилось вперёд, приподнимая хвост в воздух и с видимой лёгкостью отрывая пронзённую исследовательницу от земли.
  – СКВИ-И-И-И-и-и-а-а-а! – раздался высокий и громкий визг монстра, водрузившего Джиневру над собой точно живое (пока ещё!) знамя победы. Волна мерзкого запаха вкупе с кровавыми остатками неудачливого летуна, которого вожак перехватил по пути к своей главной трапезе на сегодня, с силой ударили прямо в лица Золгруму и Шеогорату из широко раззявленной пасти.

Путь к основной части селения занял минут тридцать. И уже на подходе к нему стало ясно, что оно разорено уже долгие десятилетия. Дорожки поросли высокой травой, кустарниками и даже вполне себе полноценными деревьями, поэтому приходилось буквально пробиваться сквозь чащу. Деревянные домики, которые когда-то стояли на околице села, уже давно сгнили. И лишь остатки глиняного фундамента выдавали места, где когда-то жили крестьяне.

Ближе к центру села попадались более богатые строения, которые даже несмотря на вековую пустоту, еще сохранили свою сущность. Да, их крыши завалились, а внутри вместо людей поселились мелкие животные, которые растащили крам по норам. Они стояли одинокие и ветхие, как последние зубы у старика. Уже испорченные и с прорехами, но еще крепко цепляющиеся корнями. Но они все еще не сдавались и надеялись, что когда-то человек снова придет на эти места, подлатает крыши, сколотит новую мебель и все станет на круги своя.

А в самом центре деревни, видимо, проживали самые зажиточные люди. Домики были сделаны не из дерева и глины, а из камня и жженого кирпича. Кое-где даже сохранились росписи на подмуровке, уже выцветшие, но еще различимые птицы, орнаменты и мотивы, которых сегодня уже-то и не найдешь. Стоило пройти чуть дальше - и приключенцы неожиданно вышли на широкую и почти круглую площадь, щедро выложенную камнем. Какое еще село могло похвастать таким? А во ее главе стоял вполне целый домик. Разве что за годы он совсем чуточку покосился, а мох отвоевал неплохую часть фасада, привнеся веселенького болотно-зеленого цвета в композицию.

Усадьба явно принадлежала или крупному землевладельцу из здешних, или аристократу, которого направили сюда в ссылку. Для простого сельского головы был как-то перебор. Не по сану, как могли бы сказать священники. Полностью каменный дом могли позволить себе далеко не все. Да и, честно говоря, даже простой каменный фундамент здесь обходился довольно дорого. Тем более, в местности, где лес рядом, бери - не хочу, а камень - где-то далеко, за добрых пару десятков верст. А на этот дом ушло его - прорва.

Близился вечер. До темноты было еще несколько часов, но солнце уже стало идти на убыль, намереваясь как всегда неожиданно укатиться за горизонт. Суетились птицы, перекликиваясь и выводя мелодичные трели. Зоркие глаза Керли даже уловили на дереве мелькнувший на долю секунды рыжий хвост белки. Оказалось, что забытая деревня забыта только людьми, но жизнь здесь продолжается. Пейзаж казался мирным, но не стоило покупаться на внешний вид, Показное спокойствие полчаса чуть не стало опасным для жизни героев, если бы не их зоркие глаза и подозрительность, доведенная до абсолюта. Кто знает, что ждать дальше.

Предоставив рутину специально рожденным для этого остальным, Санс приблизился к ближайшему камню. Оценив состояние оного как приемлемое, примостил на нем свой зад, и закинув ногу на ногу, принялся доставать писчие принадлежности. Произошедшие события стоило зафиксировать. Аккуратным, можно сказать даже каллиграфическим почерком, потомок дроу принялся заполнять первый лист.

"Жрецу Келемвора, именуемому Гару. Доклад с первой вылазки в Дикие Земли от Сансаниэля из дома Дарксоул."

Покончив с шапкой, полуэльф внезапно остановился, и какое-то время задумчиво держал фазанье перо в воздухе, пока не заметил как на его конце собирается капля чернил , готовая в одночасье оставить кляксу на пергаменте. Возможность испортить документ вывела его из ступора. В принципе, это не академическая работа, потому подобные промашки допустимы. Но только не для Дарксоула. Отложив перо в чернильницу аристократ еще раз собрался с мыслями. Наконец, на бумаге продолжили выводиться буквописания.

"Путь к ближайшей деревне был преодолен без особых происшествий. На подходе, у обособленного дома, был обнаружен эхинопс, удящий жертв под покровом марева. Ввиду выгодно занимаемой позиции и осведомленности о уязвимости порождения было принято решение провести разведку боем. В результате нежить была уничтожена без каких-либо потерь, а отряд приступил к поверхностной оценке состояния временно неподконтрольных королевству земель."

  Стрела пробила неживую плоть химеры. Птицы, ведомые атакой Керли, спикировали на место, возле которого недавно находилась бабка. Каркая, они откусывали куски эхинопса и отлетали. Удар был точным, но эффективность его все равно оставляла вопросы.

  “Эта херня хуже, чем месячные! Просто Отвратительно!” — Завидев подобие растения, что до некоторых пор успешно скрывалось за иллюзией, женщина наморщила нос от омерзения. Керли хоть и не боялась, но готова была признать, что выглядела эта штука довольно-таки страшно. Благо, она вскоре вспыхнула от огненной дварфийской вертухи. Проводив трюк Хромгара оценивающим взглядом, женщина хмыкнула. Нечто вроде этого она скорее ожидала увидеть от колдуна-полукровки, но точно не от офицера гарнизона. С другой стороны не зря же воин до такого звания дослужился?

  Еще до того, как ее рой отлетел от эхинопса, чтобы взять разгон для очередной атаки, Ворон наложила новую стрелу на тетиву огромного лука.

Пахай не мог уснуть. Тяжелые думы окутывали старого человека, не давая тому обрести покой. Как там его лоботрясы? И Лада? Живы ли, аль сгинули. Стефан говорил что видели их в Лесной Гряде, а дальше как сквозь землю провалились. Сбежали ль? Да вот не взяли ничего с собой. И Барбариска сопит в углу. Хорошая девчушка, отрада дедова. Тяжко ей. И Борщи шуганные, молитвы возносят то Селине, то падшей Ясне. Но слова ж никто не скажет, все все понимают. Беда у людей. Нет, не сбежали бы. Пахай верил что и не сгинули. Дурни, конечно, все до одного, но не настолько же. Должны выжить. Пахай надеялся что так. А как явятся он вломит им по самое нихочу, долой что старый. Для такого случая силенок у него станется. А пока думы эти, думы...

Как там Лада? Берегут ли ее хлопцы? Может, таки нашла место где не чувствовала бы себя чужой. Было бы хорошо, он бы понял. Пахай старался, получалось как получалось, но чувствовал что что-то не так. А так может и хорошо.

А Милош. Вот приснилось же как того медведь пожирает. Не то Милош медведя. Странный сон, дурной. Парень же со зверьем ладил, да и повадки их понимал. Не попался бы. А парню надо себя найти да познать, не только семьей то жить. Борщи то справятся, они дружные.

И Барз еще, главный лоботряс. Все ему не так, зеленому, все плохие. Кроме малой никаких привязанностей у парня. Может таки найдет людей, которым доверять сможет, на которых положиться сможет, да которых признает. Нельзя же на весь мир вечно злиться. Здорово было бы.

А что там Оливер. Вечно одинокий, вечно гонимый. Парень то не плохой да смышленый. Мог с него толк получиться, абы голову повыше поднял. Смог ли он за себя постоять? Смог ли других заставить себя уважать? Пахай надеялся что смог.

Маркус, конечно, потеря для Стефана. Уже считай взрослый, да все маялся, неприкаянный. Его б напор да в благое дело, да в какое? Поди угадай. Может парень и нашел себе чего по душе, на чем остановиться смог бы.

И Трутень пасеку оставил, никому ничего не сказав. Да улей сдурел, что пару дней к нему никто подойти не мог. К знахарю приходили потом обкусанные. Хэх, сторожевых пчел развел, умора... На этой мысли Пахай уснул.

- Послушай мальчик. Я может и не десятник здесь, но опыта у меня за плечами столько, сколько ты еще не прожил, так что перестань задирать нос, чтоб я твои сопли не видел и звездуй на фланг, пока не придумаешь что получше. А если будешь писю важную из себя корчить, я засуну ботинок тебе так глубоко в твой благородный зад, что еще месяц вся еда у тебя на вкус будет отдавать моей подошвой, ты меня понял?

Дворф вспыхнул моментально, надвинувшись на Сансаниэля, явно показывая своим видом, что если он сказал, что глаз на жопу натянет - он натянет.

– Ну коли предложений нет, а лишь замечания, значит считаю построение удачным.

– Не то чтобы я брал на себя наглость вносить подобные предложения, но будь опытным воякой, то, вероятно, сперва бы попытался изучить всех спутников. Вот взять хотя-бы леди Керли: я вижу как лук в снаряжении, так и ближние клинки. И как гадать, какое место в отряде подойдет лучше ее стилю? Ох уж эта тайна, окутанная мраком. Или воронами.

– Привыкай, тебя этих ворон никто с клюв целовать не заставляет, оставь их в покое.

– Нам всем стоит к чему-то привыкать. Кому-то к присутствию ворон, к кому-то к прискорбному факту что здесь он не десятник, и игры в солдатиков остались за той большой стеной, что мы минули утром.

 — Только если ты будешь идти спереди.

– Ради твоего спокойствия все что угодно, Мелисса.

Ну а ради своего спокойствия аристократ вскинул змеиную трость, окутав богатые одежды неким подобием прозрачной дымки. Если всмотреться, то под игрой света она формировала рисунок подобный чешуе амфибии.

– Энви, честно говоря, на него я среагирую даже быстрее.

– Санс. – Коротко ответил Сансаниэль. В принципе, эту уступку он позволить себе мог.

В противостоянии с оборотнем псы напали слишком неожиданно. Милош не успел среагировать и поплатился за это - укус мастиффа переполнил чашу, и друид свалился без сознания. И за те секунды ему примерещилось довольно странное видение.

Парень стоял на лесной поляне, целый и невредимый. А напротив на задних лапах стоял крупный медведь - тот самый, которого Милош избавил от страданий. Он не пытался напасть, не выказывал агрессии, просто стоял и смотрел, лишь немного шевеля мордой. Милош почувствовал, что тот благодарен, но что-то было еще неясным. Хотелось подойти к нему - и парень решился. Медленно и осторожно бывший пастух преодолевал шаг за шагом. И когда осталось сделать последний - медведь вдруг неожиданно протянул лапу к парню. И Милош, не думая, протянул свою руку. Когда они коснулись, мир взорвался золотыми искрами и парня даже заслепило. Через несколько секунд все исчезло, но медведя рядом уже не было. Но только на первый взгляд. Дух медведя слился с друидом. И теперь они составляли одно целое. Медведь признал Милоша достойным и наделил его своей силой.

Наконец, Милош понял, что значили эти изменения в мыслях, поведении и чувствах. Почему глаза стали лучше видеть, а нюх усилился настолько, что даже среди пахнущих блюд парень смог определить снотворное. Но не успел парень освоиться с этой мыслью, как сознание дернуло - и он очнулся на дощатом полу таверны.

— Яся? Ты... что...

Милош рывком сел на пол, вспоминая, что произошло. Намацал рану на боку - не кровоточащую, но ужасно болезненную. А после посмотрел на Ладу и сказал:

— Прости, с-спутал тебя с сестрицей. С-спасибо.

Наконец, парню открылся вид на побоище. Все друзья были живы и вроде бы даже без травм - один только он решил полежать и отдохнуть. А вот оборотень и его псы были явно мертвы. Эх, Вольфганг, ты сам выбрал свою судьбу. Милош ведь хотел решить все миром. Почему люди такие упрямые в своих заблуждениях?

  Слово за слово, хреном по столу… и вот Керли, которая под конец их важного разговора сидела достаточно расслабленно, облокотившись локтями о столешницу, встрепенулась. С улицы донеслось громкое и недовольное карканье птиц. Женщина подскочила, а рука моментально схватилась за эфесы мечей, но до их применения дело не дошло, хотя эльфийская кровь все равно была пролита. Сложив причинно-следственную связь, наследница дома Норлинг наморщила нос и, хмыкнув, покачала головой, снова усаживаясь на стул.

  — Весьма… своеобразная проверка на реакцию. — Комментируя инцидент, от ее глаз не укрылось то, что рука дворянина осталась цела, хотя кровь, в которую даже Керли успела вляпаться ладонью, все еще на столе. Сансаниэлю следовало отдать должное, лицо, вопреки ее ожиданиям, он не потерял. Даже проявил снисходительное благородство по отношению к Битрис. Умный ход, который вполне может разозлить эту женщину еще больше. А как бы поступила она на месте Дарксоула? Совсем не за горами тот день, когда гнойный Войд сдохнет от ее руки. А пока этого не произошло, можно присмотреться, как ведут себя в обществе представители “голубой крови”. Как же все-таки занятно, что на деле их кровушка такая же алая, как у заурядного деревенщины. Охотница меланхолично потерла красные капли на своей руке пока кровь окончательно не смешалась с оттенком ее белой кожи.

  — Чай засиделись. Пожалуй, стоит кончать с этим. — Женщина хлопнула ладонями по столу и отодвинула скрипящий стул. — Завтра на рассвете можем встретиться у ворот в Дикие земли. Если планируешь искать ночлег тоже в "Седьмом сыне", то можно скооперироваться. — Сказала она, обращаясь сперва ко всем, а потом наклонила голову к Мелиссе, убирая прилипшую к щеке прядь волос. Керли не пугало, что женщина чуть не лишила мага пальца. Что-то ей подсказывало, что намеренно Битрис не будет избавляться от новых напарников прямо перед походом к умертвиям.

  Набрасывая на плечи дорожный плащ, она посмотрела в сторону Гару, пытаясь вспомнить, что же еще она хотела спросить. Что-то было, но совершенно вылетело из головы из-за маленького происшествия с мизинчиком.

  — Слушай, раз уж дичь за стеной навряд ли водится, то, хочешь сказать и растения там все тоже с гнильцой? — Кажется, время еще было, чтобы пройтись по аптечным лавкам или, на край посмотреть, что полезного растет у обочины.

— Хех, самой приличной, что он тебе посоветует, окажется бордель.

Санс повел бровью и покосился на жреца. Куда же ниже, священнослужитель? Нет, конечно же многие, даже с самых верхов, посещали публичные дома, но заявлять о подобном публично? Нет, спасибо.

— Я так понимаю, что Дарксоул Тиморианец? Остальные?

– Не сказал бы. Я, конечно же, почитаю Улыбающуюся леди, но душа моя принадлежит Кореллону. Эльфийские корни, знаете ли.

О тайном поклонении Лорду под Маской, принятом в доме Дарксоул, Сансаниэль не признался бы даже под пытками. По крайней мере сам он был в этом уверен.

- Но ритуалы каждого уважим, будьте покойны. Только вот тело закапывать или того хуже обратно тащить никто не будет, уж извините.

– Я всерьез намереваюсь вернуться из вылазки. Но ежели произойдет этот крайне нежелательный сценарий, то у вас точно станется иных забот. Даже с учетом того что вынесшие смогут рассчитывать на вознаграждение от моего дома. Ведь мертвецам золото не нужно. – улыбнулся аристократ.

***

Когда Мелисса занесла кинжал у Санса было мгновение чтобы отвести руку. Но шальная мысль, овладевшая его сознанием, говорила что это всего лишь проверка, попытка запугать и высмеять, что воительница вовремя остановит выпад. Потому, подавив инстинкты, он оставил десницу на столе, не шелохнувшись. И пожалел. От удара зрачки полуэльфа расширились. Даже не от боли, а от осознания того что женщина настроена серьезно. Куда, черт побери, он попал? Сердце безумно колотило. Кажется, чародей очень, очень недооценил своих спутников, и нужно срочно перестраиваться под новую реальность.

— Ещё раз тронешь, и зажарю твой палец вместо хлеба. И съесть не побоюсь.

– Приму к сведению. Но рекомендую впредь не прибегать к столь избыточным аргументам, во избежание спора. – Ответил полудроу, встретив взгляд женщины. Не отводя от нее глаз Санс повернул к себе окровавленный палец, после чего сжал пальцы, приложив усилие чтобы не поморщиться.

— Ща подлатаем, будешь в порядке.

– О, не стоит. – небрежно отмахнулся он от Гару той же ладонью, на которой теперь не осталось и следа от ранения. – Трактирщик, будьте добры еще порцию хлебцов для леди Мелиссы. За мой счет.

Остаток трофейной закуски, который в какое-то мгновение крепче чем нужно сжимала вторая рука Сансаниэля, отправился в его благородный рот.

Реакция Мелиссы на попытку Сансаниэля "украсть" хлеб была очень неоднозначной. Она решила показать силу - и показала. Вот только совсем не так, как этого ей хотелось. Девушка не чувствовала никакого влияния алкоголя, то точность движений нарушилась. Лишь немного, но этого хватило, чтобы все задуманное пошло наперекосяк.

Нож, который должен был войти в нескольких сантиметрах возле пальца колдуна, вдруг оказался совсем не там, где нужно. Нож ударил в плоть, разрезав тонкую шкуру мизинца и обнажив кость. Сама рана была почти что пустячной - на стол ляпнуло только полнаперстка крови, но вот сам факт вызвал очень бурную реакцию Гару, который проснулся первее всех.

Резкий выпал ладони дварфа пришелся прямо на кисть Мелиссы и кинжал с противным стуком покатился по дощатому полу.

— Малахольная, шо ли? А ну, ша! Не заставляй меня пожалеть о том, что я тебе рассказал. - Гару повернулся к трактирщику, - Эй, Дубин, бинты есть?! Давай сюда!

А затем посмотрел на своего пострадавшего:

— Ща подлатаем, будешь в порядке.

Внешне Гару выглядел спокойным, но даже невооруженным глазом было заметно, что дварф напрягся. Видимо,опасался, что сейчас тут будут разборки посильнее словесных.

Две мысли:
"Барзокк, вроде, ещё бодрячком, а вот Ладе больше не наливаем".
"А чё эта сявка блохастая на нас брешет?"

И тут уже хер его знает, что больше смутило Маркуса. С одной стороны, было немного неуютно осознавать, что его спутником опоили достаточно сильно, чтоб они начинали терять возможность связно говорить. Какую ещё они способность потеряли? Бегать, не запинаясь обо всё подряд? Не глядя касаться кончика носа пальцем? Сжигать людей и нелюдей силой мысли? Считать до десяти?
Не, положение было неприятным. Не то, чтобы не выгодным – их всё ещё больше, и у них всё ещё есть орк, но... В общем, не хотелось бы, чтобы Маркуса в бою прикрывали пьяные стрелки. А то ещё каким-нибудь огнём волшебным ему шевелюру подпалят, а это однозначно испортит и без того не самый радужный день.
–Слушай, Шарик, на парнишке медвежья шкура – я сам её с туши сымал.–Маркус бросил на Милоша взгляд, исполненный... Ни то, чтобы недоверием – тревогой скорее. В конце концов, мудак мудака видит издалека, и Вольфган вполне мог почувствовать что-то не то в Милоше. Пусть тот и держал себя в руках.–А вот ты – ты вряд ли в костюме. И, честно говоря, мишку было жальче. Не провоцируй, лады?
Может, Вольфган и обнаружил что-то важное в Милоше, но это не значит, что его лицо автоматически застраховано от праведной ярости Грыга Маркуса, не опускающего глефы в пол.

  После лесных массивов, равнин да холмов, ландшафт сменился городом. Керли сразу ощутила внутреннее напряжение, словно натянутую тетиву. Шум, много людей, запахи нечистот, все сливалось в какую-то непривычную, хаотичную какофонию, заставляя странницу обострить свои чувства до предела и все равно вздрагивать, когда очередная толпа детей пробегала по дороге, подгоняя палкой старое колесо от повозки. Каждый раз по возвращению в населенный пункт, у нее наступал долгий период адаптации, который, как правило, не успевал завершиться, ведь женщина вновь уходила в леса. В ином случае она, продав шкуры зверей да выполнив задание на поимку медведя-людоеда, получила бы деньги и вновь ушла обратно. В далекую в хижину, что все еще держалась на тонких сваях, которые с каждым годом все сильнее и сильнее утопали в болоте. Но сейчас к наставнику эльфу не имело смысла возвращаться. Он устал от компании человека, а она в свою очередь стала достаточно сильной и самостоятельной, чтобы продолжить свой путь без вмешательства посторонней помощи. Ну, почти без вмешательства.

  Женщина посмотрела на тонкие не примечательные деревья, что склонялись в поклоне перед пыльной дорогой. С их ветвей, стыдливо прикрываемых молодой листвой, на Керли глядели десятки пар черных глаз. Во́роны, грачи, галки и прочие представители семейства вороновых. Порой женщине казалось, что эти птицы, призванные помогать ей, на самом деле заключили с ней темную сделку и только ждут, когда же она совершит ошибку, чтобы впоследствии полакомиться ее останками.

  “Чертовы падальщики”, — Керли опустила взгляд и, вплоть до храма Келемвора, старалась не обращать внимание на присутствие собственных птиц.

  Чем ближе она приближалась к монументальному зданию, тем четче складывалась картина в голове. Следовало сразу догадаться или как минимум, рассмотреть подобный вариант. Поглядев на приближающегося жреца, она сперва даже понадеялась, что обозналась, но красный ирокез, как пламя свечи в кромешной тьме, нельзя было спутать ни с чем. Ворон скривила гримасу и, опустив голову, чтобы капюшон почти полностью скрыл ее лицо, отвернулась в сторону.

  Вдруг если не смотреть на него, то он уйдет или не узнает? Может еще есть время развернуться молча уйти? Нет, она не зассала от предстоящей работенки, но вот перспектива находиться в подчинении у этого волосатого безобразия совершенно не входило в планы женщины. Одно дело - пререкаться и ругаться по любому поводу и без с напарником, а совсем другое - с нанимателем. Это было бы непрофессионально. Керли не любила быть непрофессиональной.

  Впрочем, тщательные планы побега разбились в тот момент, когда дварф выкрикнул её имя, а затем начал тормошить девушку. Вздрогнув от неожиданности, Керли на момент окаменела, ошарашенно уставившись на бородача сверху вниз. Рука сжалась в кулак, от инстинктивного желания врезать ему в ухо за то, что распускает руки. Ее лицо поочередно то бледнело, то розовело, то снова становилось белым, как мел. Рыжая пребывала в смятении как реагировать на встречу. Вроде как Гару и свой в доску, а вроде что-то не то.

  — Опять ты! — Керли перебрала в уме тысячи вариантов “пары ласковых” слов в ответ дворфу, но по итогу остановилась на максимально нейтральном. Промычав ему в ответ обвинение вместо приветствия, Керли отступила на пару шагов в сторону и угрюмо поглядела на свидетелей сценки, а затем снова на жреца могилы. Только через какое-​то время она нехотя распознала в своих словах жилу одобрения.

  — Кхем-кхем. Да, меня зовут Керли. Во́рон. — Прочистив горло и снова расправив плечи, женщина тоже представилась, хотя до этого наниматель успел озвучить ее имя. Выслушав каждого, она сперва скупо кивнула знакомому Гару. Что ж, женщина уже была научена общаться с бородачами: прямолинейны и упрямы, но дело свое знают. На чопорном полуэльфе Керли остановила взгляд чуть дольше. Фамилия показалась какой-то знакомой, но в придачу к этому, появилось неприятное ощущение того, что некоторые старые воспоминания лучше не вскрывать. Лучше даже наоборот, накрыть ящик, в котором они лежат, чем-то тяжелым. И, наконец, лучница с облегчением отметила, что будет не единственной бабой за стеной. Возможно, это поможет в коммуникации с остальными... в отряде.

  — Какого Баатора*?! — Керли снова напряглась, опустив снежно-белые глаза на красный ирокез. Видимо, старого знакомого изрядно веселило осознание того, что в этот раз Керли придется десять раз подумать, прежде чем выкинуть что-то недовольное в адрес нанимателя. Один из воронов перелетел в ветви, на черепицу здания и громко, но разочарованно каркнул. — Твою ж… Хорош лапать! — Чуть не повторила ругань дварфа, но вовремя осеклась. — Ай, хрен с тобой! Мне понадобится что-то покрепче пива. Пошли уже.

- Гару, ну ты , ничуть не изменился. Как тебе твой хаер еще не сбрили? А чего там рассказывать, чай не жрецы мы, а кости ломать много ума не надо. Хотя ... - Хром с некоторым сомнением оглядел спутников и усмехнулся в бороду. Две мадам и один... одна... не, голос вроде мужской. Эх, ельфы, кто их разберет, кто у них мальчик, кто девочка. Хоть бы бороду отпустил для простоты идентификации.
Десятник Хром уже свое в караулах отстоял, да и успел своим отрядом покомандовать, да не то это все было. Какой же он боец и рыцарь рун, если ни одной твари темной не раскрошил в труху своими руками. Да не простой шелупони, а жуткой какой нибудь, эх!
- Ну чего мы тогда сидим? Пойдем, в горле сохнет. Ты угощаешь? - с улыбкой спросил Хром, хлопая старого знакомца по плечу и уже зная ответ.
В гарнизоне они со жрецом пересекались не раз. И как водится, если два дворфа служат вместе, они обязательно попадут в кабак . И почти гарантированно это закончится дракой, а уж друг с другом или с каким нибудь умником, который по пьяни скажет что то про рост дворфа... это не важно. Главное, что после такого завязываются почти дружеские отношения.
Почти. Все таки друзья познаются в бою или после долгих лет знакомства.
- А... да, - услышав Санса, Хром выправился и выпятил грудь, - Хромгар из рода Рун, десятник гарнизона Нексана. В усиление к отряду.
А то все щуплые какие то, подумал он напоследок

Отзыв с обучения по личному поручению главы дома Сансаниеэль воспринял с воодушевлением. Полуэльф считал себя готовым как к боевой службе, так и к политическим игрищам. Он довольно успешно лавировал среди колуаров академической верхушки, да и в постижении плетения показал себя весьма способным учеником. Но за года учебы Академия успела ему изрядно надоесть. Молодая душа требовала свершений и признания, которые это место обеспечивать не стремилось.

Разумеется, брат его отца создал перед Сансом иллюзию выбора. Риторического выбора, ибо отказаться молодой полуэльф не мог. Несмотря на свой возраст чародей уже знал что на самом деле правит жизнью: стечение обстоятельств, шанс и случай. И если первое можно организовать, а последнее лишь принять, то шансом можно или воспользоваться, или упустить. И мир, и люди, и их боги - безжалостны к тем, кто выбирает второй путь. Амбициозному дворянину подобное чревато забвением в тени своих сородичей.

И все-же перспектива оказаться за-стеной казалась сверхмерой. С одной стороны, Сансу было очевидным что дядюшка, доверив ему столь почетную роль, как представительство дома в диких землях, всерьез воспринимает опасность мероприятия. В противном случае послал бы кого-нибудь из своих сыновей, а то и дочерей. Следуя заветам темных предков, внутри дома Дарксоул женщины считались равными мужчинам, со всеми вытекающими. С другой стороны, быть в числе первопроходцев - прекрасный шанс заявить о себе. Потому, вопреки суеверному страху, Сансаниэль был готов рискнуть.

Теперь полуэльф, после долгого пути к югу королевства, стоял перед жрецом при весьма разношерстной компании. Кто же его новые спутники? Либо лучшие из лучших, либо отчаявшиеся приключенцы, которым нечего терять в этой жизни, либо те, от кого решили избавиться. Иных вариантов полудроу пока не видел. Впитывая в себя, как губка, их имена, он с досадой подмечал знакомство некоторых с их новым командиром. Не то, чтобы он считал непотизм чем-то недопустимым, просто предпочитал быть его участником, а не сторонним наблюдателем.

– Сансаниель Дарксоул, прибыл в ваше расположение по приказу Его Величества. – Чопорно представился чародей, обращаясь к Гару.

Две сотни лет Стена стояла незыблемо, охраняя мирных жителей от ужасов Диких земель. Целых два века нога человека не ступала туда. Но король Ульрик решил избавиться от этой язвы на теле королевства и вернуть территорию в родное лоно. Огромная часть могучей армии государства постепенно приводилась в боевую готовность, капитаны особо рьяно муштровали солдат, чтобы те согнали свои пивные животы, которые успели получить от мирной жизни, и вернули себе навыки обращения с оружием.

Острием этого лезвия был выбран Нексаль. Оно и не странно. Крупнейший город близ Диких земель, обладающий одним из самых больших гарнизонов, в нем бушевала жизнь. За столько лет люди уже забыли, что значит жить в страхе и Стена воспринималась как что-то естественное. И хоть сама мысль перебраться на другую сторону все еще оставалась кощунственной, воля монарха свята. Дикие земли будут захвачены, но перед этим нужно узнать, что там творится сейчас. Для этого и нужны разведчики, которые не побоятся рискнуть жизнью.

Стена была построена из-за волн нежити, которые разоряли поселения после Большого катаклизма. И кто знает, что сейчас с ней стало. Может, эти жуткие существа уже сгнили и теперь удобряют деревья, оставив конкистадорам непаханую целину полей и девственные леса, полные дичи? Или, может, они уже уничтожили все живое, и заполонили каждый уголок земли, а попытка открыть ворота Стены окажется началом конца? Недаром некромантия была под жестоким запретом. Практикующих некромантов извели еще в первые пятьдесят лет, а книги о некромантии заключили под замок Церкви и Академии магов. Но даже сейчас можно лишиться головы за один-единственный свиток с заклинанием. Возможно, так не должно было быть. Ведь чтобы бороться с порождениями тьмы, о них нужно как минимум знать. Ведь нельзя победить врага, который скрыт в тени.

Лишь в фольклоре остались воспоминания о жутких костяных гончих и темной расе шудров, которых Некромант создал из мертвой плоти и крови гоблинов. Непослушных детей пугали пьющими кровь катаканами, а среди воинов еще ходили легенды о ниргалах - несокрушимых и закованных в непробиваемые панцири големах из плоти и стали, которые когда-то были людьми - идеальных солдат, которые не умеют бояться и сожалеть, а всего лишь выполняют приказы. Истинно, Дикие земли обеспечили простых людей страхом на долгие века и никогда не утихнет он.

У многих людей Дикие земли вызывали благоговейный страх, как будто дух некроманта Дагворт все еще правит там. Но только не у четверки, которая пришла к храму Келемвора.

Колокола неподалеку начали отбивать начало нового часа, как из боковой двери показался дварф в одеяниях жреца. Рыжий, с длинной бородой, кустистыми бровями и плечами, об которые можно переложить и оглоблю. Даже ребенку было ясно, что это не какой-то там послушник, а настоящий боевой жрец. Такие божественные воины стояли в первых рядах, принимая на себя волны нежити и уничтожая их сотнями. И сейчас жрецы упокоения были одними из немногих, кто знал о нежити чуть больше, чем ничего. Да, им не давались знания о том, как создавать конструктов из мертвой плоти, но они хорошо знали, как их уничтожать. Конечно, этот дварф не выглядел настолько старым, чтобы мог лично принимать участие в событиях двухсотлетней давности, но было видно, что судьба его успела помотать.



Жрец заозирался по сторонам и, наконец, увидел двух людей, полукровку и дварфа. Кивнул и сразу двинулся навстречу, сверкая широкой улыбкой. Но чем ближе дварф подходил, тем более удивленным становилось его лицо. И когда к честной компании осталось пяток шагов, дварф растерял всю свою серьезность и погнался чуть ли не бегом, крича:

— Ебушки-воробушки, Керли, мать твою, это ты?! Херассе встреча!

Керли не успела даже пикнуть, как лапищи дварфа сомкнулись за ее спиной и тот по-свойски крепко обнял ее, щекоча своей причудливой прической нос. Немного приподняв девушку, насколько позволял рост, жрец, еще сильнее ее притиснул, и спустя долгие несколько секунд, показавшиеся девушке вечностью, наконец, вернул ее на место и воодушевленно продолжил:

— О-хо-хо, етить вот это неожиданно. Я ж тебя кучу лет не видел! Ты че, за Стену хошь? Дело хорошее, надо оттуда всю погань выжечь к херам. Я тебя введу в курс дела. Щас сядем, да как... О, здорово, Хром.

И тут вдруг дварф вспомнил одну вещь. Он вроде как должен ввести в курс дела не одну только Керли, но всех четверых, которых капитан распределил в один отряд. Поэтому, вернув себе маску серьезности, жрец немного иным тоном и уже ко всем сразу произнес:

— Для тех, кто со мной еще не знаком, меня зовут Гару. Я жрец Келемвора и с недавних пор участник боевого отряда, который пойдет за стену шкварить всю ту хрень, которую не вышкварили двести лет назад. Короче, введу вас в курс дела, чтобы вы понимали, что может оттуда повылазить, как эту пиздосю завалить и при этом не отбросить копыта самим. Щас переместимся куда-нибудь, где потише, возьмем пивка и начнем. Вопросы есть?

И не дожидаясь первых вопросов еще раз хапнул Керли за талию, на этот раз уже одной рукой, снова бесцеремонно прижал ее к себе и сказал:

— Как же я рад тебя видеть, твою ж налево.

Шеогорат с удовольствием махал мечом, но все же противников было слишком много, чтобы эффективно отражать их атаки. Вертлявые, сволочи - и одна такая херня вгрызлась в бедро полуорка и откусила шмат мяса.

— Штопанный говнодав! А ну иди сюда, сучандра!

Боли Шео практически не чувствовал. Раж боя перекрывал все. Эльза пела и плясала, а сам воин чувствовал себя в своей тарелке. Но тут монстры решили его удивить. Один из них просто взлетел как курица и приземлился где-то в тени.

— Это че, бля, эта херня еще и летает!

– Сэр Шеогорат! Прошу, не подпускайте их ко мне.

Шео не видел дока, он был где-то сзади. Но тот говорил интересные вещи. Оказывается, твари действительно боялись света и по-хорошему Дока нужно было защитить. Ну ничего, сейчас по-быстрому полуорк разделается с этой шайкой, а потом и Доку поможет. Тем более, в хватке с деревянными волками оказалось, что хилый маг нормально так держит удар. Небось, не сдохнет за пару секунд.

— Давай мне за спину. Не подставляйся.

Бой стал настолько жарким, что Шео даже материться перестал. А это значит, что полуорк сосредоточен настолько, что все его мысли сейчас на кончике меча. Лезвие прыгало в пространстве и разрезало плоть монстров.

Инитакса оценила силы - как их собственные, так и их противников. Для неё прежде всего был груз: он был в приоритете, и если они его лишаться - то вместе с головами всех сопартийцев, которые к этому времени их ещё не лишились бы. Разумно предположив, что с хламоботом Эндрю и Элания вдвоём-то уж точно должны справится, она переключила своё внимание на космогоблинов. В голове промелькнула мыслишка о том, что она всегда хотела себе байк на подобии ихних, только попрочнее. Поставив заметку себе на будущее о том, что надо бы не забыть после победы в стычке подобрать уцелевший транспорт, Инитакса ещё раз прикинула варианты.

Просто атаковать телекинетическим снарядом? Ну неет, это было бы слишком просто. Ввести космогоблина в ступор? Тоже нет, так как это было краткосрочное заклинание. Гораздо полезнее было бы ликвидировать гоблина, приворожив его. А заодно и запустив грузовик, двинув его дальше по маршруту. Так Инитакса и поступила. Покидая кабину, полуорка переместила рычаг управления грузовым транспортным средством в положение "Драйв", заставляя его двигаться вперёд на первой передаче с минимально допустимой скоростью, после чего в спешке побежала трусцой в сторону ближайшего космогоблина, концентрируясь на своей жертве и сплетая нити судьбы и реальности в комок, изменяющий структуру Мироздания... осознала, что попросту не успеет добежать до космогоблина. Единственное, что она успевала - это атаковать хламобота телекинетическим снарядом.

- Элания! Отходи с пути движения грузовика, если можешь - кинь под гусеницы хламобота! - выкрикнула Инитакса, выпуская импульс мистической энергии и посылая несколько камней в сторону хламобота своим Сознанием.

- Привет, друг. Знаю, что твои сородичи - такие же друзья, как и я. Сам знаешь - наши народы были дружны ещё когда Голарион был на месте. Так уж получилось, что моя группа столкнулась с твоими сородичами. Оставь байк, друг, и уходи, прошу. Чую я, что не выбраться тебе из этой схватки живым, а мне бы хотелось ещё как-нибудь пропустить с тобой по стаканчику, как в старые добрые... - молвила Инитакса, надеясь на то, что заклинание сработало.

От взъерошенного вида пастуха, от вестей о волке, от дорожной устали и полулитра хмеля в организме Маркусе, в голове проснулись некоторые воспоминания:
В "Яблонях", когда созревали одуванчики, была одна постоянная забава. Бывало, идёт шпана куда-нибудь на свой промысел – один впереди, другой – в пяту. "Серж!"– Позовёт его тот же Маркус деловито. Он оглянется, а Куся ему фукнет одуванчиком прямо в лицо. За это уже Серж начинает его подкарауливать и тоже, чуть зазеваешься, фукнет. И так они эти неинтересные цветы срывали только для забавы.
Но раз Маркусу удалось сделать открытие. Жили-то они в деревне, перед окном у них был луг, весь золотой от множества цветущих одуванчиков. Это было очень красиво. Все говорили: Очень красиво! Луг – золотой.
Однажды Маркус рано встал удить рыбу и заметил, что луг был не золотой, а серый. Когда же Корбетт возвращался около полудня домой, луг опять был весь золотой. Он стал наблюдать. К вечеру луг опять посерéл.
Тогда Маркус пошёл, отыскал одуванчик, и оказалось, что, мать твою, Милош, там седел чёртов вервольф! Эти сукины дети научились прятаться даже там! Корбетт позвал ребят, и они начали палить что есть силы по этому чёртовому полю, Маркусу даже порвали шапку, Милош, это был просто ад, а не перестрелка! Одного ихнего охотника ранили, они оттащили его в окоп и перевязали там же.
–"Ребята, передайте поей матери..."–Начал было охотник Ксеносон,
–"Ты сам ей всё передашь, чёртов камикадзе!"
И тогда они позвали их лесорубов, их славных соколов, которые сбросили на этих вервольфов несколько бутылок рома с подожжённым тряпичным фитилём. Ты бы видел это, парень!
Когда Маркус приходил на это поле, оно было то серое, то золотое, а теперь оно ещё долго будет золотым и лишь потом почернеет, поглотив своей чернотой вервольфов.
Маркус любил запах палёной шерсти по утру. Весь холм был им пропитан. Это был запах... Победы! Когда-нибудь эта война закончится.

–ЭТО ПРОКЛЯТЫЕ ВОЛКИ! МИЛОШ, МАТЬ ТВОЮ, ОНИ В КЛАДОВКАХ!–Крикнул Маркус, в очередной раз со стулом наголо перемахивая барную стойку. Сейчас в думал охотник о двух вещах: о том, что нужно было срочно перегруппироваться и о том, что сжигать таверну было бы плохой идеей.
В три прыжка добравшись до двери, охотник добежал до её ручки и вставил в неё ножку стула.
–Будите спящих, хватайте оружие и не разбейте тут весь портвейн!

Лада была почти уверена, что Барзок поддался. Уж больно сюрреалистично выглядела ситуация. Но... если Барз так решил уладить это дело, выставив это победой Оливера, что вот мол парень стал сильным и теперь он готов принять его...
Лада вдруг поймала себя на мысли, что легкий страх перед большим полуорком сменяется уважением и теплотой. Какой же он умничка...
Оливер же больше напоминал ей ее саму у себя в родной деревушке. Этот порыв , это желание наконец выпрямиться и встать ровно, взглянуть прямо, не горбясь и не прячась... она понимала его.
Но вот поднятый вопрос надо было как то решить.
Чуть позже.

  «Опасное это дело — выходить за порог: стоит ступить на дорогу и, если дашь волю ногам, неизвестно, куда тебя занесёт» (с) Народный халфлингский герой.

  …но иногда случается так, что дорога сама находит героев, не дожидаясь покуда они соберут в кулак свою решимость и сами сделают первый шаг. И порой делает она это весьма необычным образом.

  Уже несколько недель четвёрку незнакомцев одолевали по ночам странные сны, видения мест и событий, свидетелями которых они никогда не были, о многих из которых никогда не слышали. Товарищи Астрис по трупе, с кем девушка искренне делилась своими переживаниями, списывали это на впечатлительность и развитое воображение исполнительницы, в то время как наставник Аленара видел в его видениях знак прогресса и единения с Природой, что щедро делилась с его учеником «памятью земли», хранившей крупицы сведений, которых не найти ни в одной библиотеке мира. Но вот Хиссару грешить было не на что – «память крови», о которой ему доводилось читать в старинных трактатах, признавалась всеми известными историками и философами мифом! Да и среди родни, как близкой, так и далёкой, не было ни одного, кто мог бы похвастаться пробуждением фрагментов прошлого. Однако же, день за днём… ночь за ночью, сновидения, большая часть которых ускользала из их памяти по утру, преследовали героев, не давая им покоя, сея сомнения в их душах, глубинный страх приближения чего-то древнего, опасного… и неотвратимого!
  «…снись… про… Вставай!!!»

Музыкальное сопровождение: ссылка
  Женский крик болезненным набатом раздаётся в ваших головах, заставляя вздрогнуть… от холода. Прозрачная ледяная вода омывает ваше тело, плечи, затылок, а острые грубые камни упираются в спину, мигом прогоняя пелену сна. Вы открываете глаза и видите над собой высокие своды природной пещеры, озаряемые бледно голубым светом, разливающимся вокруг. Кажется, эта иллюминация постепенно становится всё тусклее и тусклее.
  Вы лежите на дне небольшого водоёма, одетые, но промокшие. Вдалеке раздаётся плеск волн, эхом разносящийся меж каменных стен. И вот если двуногим не грозит захлебнуться и утонуть, то вот маленькому крылатому существу, тоже, как и все, проснувшемуся под толщей воды, в самый раз, чтобы полностью погрузить своё тело с головой. Выпустив череду пузырьков, мгновенно устремившихся к поверхности, дракончик фыркает и встаёт на задние лапы, выныривая из воды и расправляя влажные крылья. Беда миновала, и он сам сумел с ней справится!
  Вот только… где они? И кто все эти люди? И что за кошмарные сны их преследуют?!

      Заполняя свой живот горячей пищей, которая время от времени запивалась шалфейной водицей, Оливер до последнего держался за надежду, что каким-то чудом авантюристы в таверне пробудут больше одной ночи. Как никак, герои заслужили отдых после первых приключений, к тому же подросток всё хотел уточнить и трактирщика, имеется ли в таверне бочка, в которой можно было бы искупнуться, смыть всю грязь, которая поднакопилась за последние дни.
      Очередной неуместный комментарий Барзокка был сопровожден недовольным взглядом со стороны Оливки. Ну сколько можно было говорить об одном и том же? Неужели у твердолобого дикаря еще язык не сломался из раз в раз повторять одно и тоже? Да, Кристманн был худой и слабый, но несмотря на это, за прошедшие недели, молодой человек уже не раз проявил себя новыми заклинаниями и внимательностью к другим. Раздраженно сжимая вилку с ножом сильнее, светловолосый полуэльф прошипел.
      — Да ты бы с таким телосложением как у меня вряд ли бы чего стоящего добился, в отличии от меня. Коль не знаешь кого отправить ночевать с Ладой, можешь пойти сам, может наконец-то выучишь как обращаться со своими товарищами. — готовясь на всякий пожарный защитить свою тарелку от нападения зверя, сын знахаря в этот раз был не готов делится едой. — Я устал от твоих «шуток». Очень.

Провожал Милоша Маркус не без опаски. Успокаивало лишь то, что во-первых Борщ может и в щи вполне ударить – чай, не маленький. Да и если задержится – не постесняется Маркус встать, да пойти, поискать пастушка. Всё равно уже выпимши, можно и пижону какому-нибудь заносчивому бакенбарды повыдергать.
–Вы не увлекайтесь,–Сказал Маркус, после чего опрокинул в себя залпом стакан вина.–Почувствуете, что вас в сон как-то уж совсем быстро клонит – сразу говорите.
Если напитки ещё вызывали у охотника сомнения, то вот свежие овощи и мясо он поедал вполне себе охотно.
–Аккуратней с Вольфгангом. Может, Милош не зря ухи востро держит. Да и мне,–Маркус ненадолго прервался, чтобы откусить и прожевать огромный кусок мяса.–Не нравится мне этот хмырь. А вот мяско ничё такое...
Ужин был в самом разгаре.

Милош сидел, поглощенный мыслями и ощущениями. Сейчас им владел запах. Но не аромат свежеприготовленной еды, а нечто другое. Парень чувствовал приторный и душный запах, исходящий из кармана Барза. А не там ли находится бутылочка с ядом, которую они взяли, спасая Васятку? Странно. Обоняние обострилось до такой степени, что нос мог учуять даже такое. Но странно, что ароматы еды не перебивали все подряд. Как будто нюх специально выискивал странные запахи.

Трактирщик принес вино. От него густо пахло сном и расслаблением. Милош не понимал, что с ним происходит. Вино пахло не так как вино - уж этот запах пастух хорошо знал - а как что-то, несущее сон и отдых. Второй кувшин пах абсолютно так же. И когда из него полилась шалфейная вода, разум прямо-таки забил тревогу. Иррациональную, нелогичную, но сильную, и начал работать так быстро, что мысли не успевали рождаться, как их сразу же заменяли новые.

Яд "пахнет" душно. Вино пахнет сладкой дремой. Но какого черта точно так же пахнет вода? Это ведь обычный отвар, в котором нет ни капли алкоголя! Но дрема в нем чувствовалась так же ярко, как и в вине. Милош не знал, насколько можно доверять новому чувству и не знал, было ли это наследие медведя, либо же очередной скрытый и пробудившийся подарок богини. Но доверять ему было естественным. Как будто всю жизнь он "нюхал" так. Поэтому действия не заставили себя долго ждать:

— Погодите, друзья. Что-то здесь не так.

Милош посмотрел на трактирщика и взял кувшин с водой. Неспешно налил кружку почти до краев и поставил ее перед мужчиной.

— Отпейте водицы, хозяин. Вы, верно, устали за день. Смочите горло. Я настаиваю.

Если с начале фразы можно было угадать некую приязненность и даже заботу, то "Я настаиваю" было произнесено с металлическим холодом. Милош даже сам не знал, что умеет говорить таким тоном. Впрочем, если подозрения Милоша беспочвенны, можно было извиниться. А если нет? За последние несколько недель Милош воочию увидел, к чему может привести подлость одного человека. А что, если на чаше весов сейчас не чужие жизни, а жизни их самих?

В дороге Маркус потихоньку успокоился. В конце концов, компания такого достойного человека – даром что и осла – как Инцитата не могла не настроить пусть и почувствовавшего запах крови, но всё ещё относительно добродушного парня на созидательный лад. Да и, к тому же, остальные спутники тоже как-то отошли от произошедшего, оставив всю эту гаденькую историю в пяти днях пути в обратную сторону. Лишь долговая грамота напоминала о произошедшем, о и ей суждено будет развеяться по ветру, когда и с делами в Милосе будет покончено. Вне зависимости от того, найдут они детишек этих "бедных и несчастных" насильников, или нет.
"Трясця им", как говаривает Пахай.

Тщательно скрывавшаяся за горизонтом, подлая и вероломная таверна не могла укрыться от пристального взора голодных и уставших путешественников. Как настоящий охотник, запах таверны Куся заметил за мили от неё самой. Вместе с другими героями настигнув её и загнав в угол, Корбетт выжидал момент для нанесения решительного добивающего удара: для заказа ужина.

Могу я поинтересоваться вашими вкусовыми предпочтениями?
–Ля какой...–Шепнул себе под нос удивлённый подобным обращением Маркус. Обычно-то любое посещение таверны для него заканчивалось простым, человеческим "Чё жрать будешь?", а тут прям вежливость какая-то...
Прибавив в голосе, приосанившись, от чего его снаряжение даже весело забряцало друг о дружку, и расправив плащ за планки, Маркус подал голос:
–Давайте мясного на шестерых и хмельного на...–Глаза охотника пробежались по его спутникам и обнаружили одну страшную вещь: единственный, кому не снесёт голову от запаха какого-нибудь самогона – Барз. Все остальные и с кефира захмелеют-то!–Мясного на шестерых, хмельного на двоих и молока на четверых.

  — Передавай привет внучатам! — Поглаживая ладошкой собственный живот, в котором теперь ощущалось приятное тепло от горячего кофейного напитка с кардамоном и цельнозерновой булочки, Мисс фауст с улыбкой проводила удаляющуюся наездницу. Ее соседка тоже куда-то намылилась, поэтому мимолетная мысль с предложением зависнуть где-то в городе быстро испарилась. Лорелей, дабы не терять лицо, тоже деловито кивнула полукровке, заявив, что у самой внезапно появились дела.

  — До вечера! И кстати, сегодня твоя очередь мыть посуду. — Смахнув с воротничка Элейн остатки хлебного изделия, она весело улыбнулась авантюристке и помахала ей ручкой на прощание. Свой путь до нижнего города эльфийка решила преодолеть пешком. Во-первых - так это дольше, а во-вторых будет возможность поглазеть на витрины разных бутиков и придумать себе список подарков на день рождения. Чем больше список, тем проще гостям найти что-то, чем они захотят порадовать именинницу, ведь правда? Самой же имениннице оставалось придумать способ, как можно было бы шикануть при минимальном бюджете. Насколько сильно разозлится Гэвин, если состроить глазки и попросить устроить культурный вечер прямо в офисе? Лорелей раздосадованно прикусила нижнюю губу, понимая, что на такое глава отделения ни за что не пойдет. С другой стороны можно было бы повисеть на шее у Гидеона, но его новый хахаль этого не оценит. При каждой их встрече он смотрел на нее как лев на гиену, которая слишком близко подошла к добытой им зебре.

  — Ну да, ну да, пошла я к Хайбер. — Лорелей остановилась, запрокинула голову вверх, всматриваясь в далекие шпили зданий, что протыкали облака словно многочисленные иглы. На губах девушки возникла театральная улыбка, которую когда-то многие видели во время выступлений перед публикой. Чарующая, но совершенно поддельная. Глядя на небо, ей стало очень ярко и светло. Глаза начало щипать и девушка опустила голову.

  Порой я чувствую,
  Будто у меня нет товарища
  Порой я ощущаю,
  Будто мой единственный друг —
  Город, в котором я живу
  Город Башен —
  Такой же одинокий, как я
  Вместе мы плачем.

  Писательница задумчиво пропела куплет, выбивая такт концом зонта о булыжники мостовой. С любопытством следя за водоворотом собственных мыслей, она медленно продолжила:

  Я брожу по его путям,
  Потому что он знает кто я
  Он видит мои благодеяния
  И целует меня, едва касаясь
  Я никогда не расстраиваюсь,
  Но это все ложь!

  Эльфийка огляделась по сторонам. Мимо нее по своим делам шли люди. Кто-то огладывался на замечтавшуюся девушку и осуждающе качал головой. Лора хмыкнула. Надо бы вернуться в контору и записать эту балладу. Ну и не забыть переписать показания на чистовик. Вдруг кто-то найдет их полезными.

      Решивший пойти за остальными в сторону деревни, могильщик бросил последний краткий взгляд в сторону зеленого дикаря, который решил остаться и ждать возвращение своих товарищей. Нет, Оливер не волновался за Барзокка, так как убегая от него все эти годы, он прекрасно знал, что без битвы задира не сдастся. Устало вздохнув и надеясь, что путешествие пройдет спокойно, Кристманн уверенным шагом шел за остальными.
      Безэмоциональный взгляд был направлен на старосту деревни, который за последние часы уже не раз опозорил себя и по сути сам себе выкопал могилу. Интересно, что должно произойти с человеком, что его сердце и разум становятся настолько чёрствыми? Какую жизнь он должен прожить, чтобы стать таким гнилым? Оливка был согласен с решением команды, селяне должны знать правду, тем не менее что по поводу этого скажет староста? Будет ли он сопротивляться, учитывая, что незнакомцы уже показали и доказали то, что они сильны и убедительны.
      — Я надеюсь вы осознаете, что в ваших интересах позволить нам это сделать, мне кажется вам уже пора признаться во всем и принять возможный гнев людей. Кто знает, может ваша чёрствость заменится совестью.

Староста сломался. Это было заметно. Из уверенного власть имущего он мигом превратился в жалкого червя, который только трясется за собственную жизнь. Всего пару минут назад это был хитрый и изворотливый старик, а сейчас - всего лишь старый дурак.

Но вот когда староста вырыл на своем заднем дворе настоящий клад, битком набитый золотыми монетами и ценностями, Милош нахмурился. Значит, деньги у него действительно были. И этот старый козел сначала нанял восьмерых наемников, посулив им деньги, но не заплатив, потом подложил под них двух молодых девушек из своего же села - тут кристалл в навершии посоха снова стал наливаться бордовым цветом - а после хотел, чтобы мы бесплатно убили наемников. И не просто, чтобы никому платить не надо, а еще и забрать все вещи.

— Ублюдок. Значит, так ты ценишь жизни селян? Но я знаю, что делать.

Маркус был прав. Им самим деньги были почти не нужны. Разве что на дорожные расходы. А вот селяне могли и не знать, что этот старый хрыч их обкрадывает, притворяясь агнецом. Это были не его деньги, а всей общины. Вот и распоряжаться должны все.

— Грегор, поди сюда.

С сундуком в руках Милош выглядел довольно загадочно. Но объяснять нужно было не одному, а сразу всем. Поэтому когда мужчина подошел, то Милош как мог строго произнес:

— Собери всех людей. Мне есть, что им сказать. И девушек, которых... ну ты понял... тоже.

Строгость сменилась смущением, смешанным с гневом, когда Милош стал говорить про девушек. Ведь это просто не укладывалось в голове парня. Как можно девушку взять силой? Если бы его сестру кто-то обесчестил, даже былой застенчивый и добрый парень перегрыз бы горло любому. А уж теперешний - и подавно. Староста же сделал еще хуже. Своими руками подложить ее под другого - это подлость, которая не заслуживала прощения. Милош вспомнил выражение его лица, когда он говорил об этом. На нем не было сожаления или стыда, а только веселье, как будто от хорошей шутки.

Прощать или нет - решат уже родные девушек и они сами. Милош собирался лишь рассказать правду. И показать ее.

Етить ты кочерыжка, сколько этих шмаровидл повылазило. Эти скотины прыгали как херовы пауки и своими клешнями успели задеть Шео пару раз. А сам полуорк не преуспел ни разу, хоть Эльза крутилась в руках как ужаленная.

— Бизань в сракотан, шо ж их так дохера. Док, ты там живой, етить тебя в дышло?

Раз пердит и мигает магией, то живой. Поэтому Шео решил завалить чудище, которое как раз пролезло в тыл и больно за этот тыл кусалось. Как ни крути, но жопа должна быть в безопасности, поэтому первым попал под раздачу именно он. На этот раз никакой осечки. Меч прошел сквозь тело твари как сквозь масло, перерубая плоть и кости. На долю секунды Шео даже удивился, но полуорк немного сместил центр тяжести и на широком замахе направил лезвие меча в следующего монстра. Острая сталь ударила прямо в череп, который буквально раскололся как спелый арбуз. Ух, давно такого не было. Двоих за один удар ухлопать. Полуорк сделал шаг навстречу монстрам.

— Ва-ха-ха-ха! Ну, сучандры, кто следующий?!

Громкий смех полуорка разразился в окрестностях. Ему уже было все равно на опасность, на сопартийцев, которые вроде как находились в затруднительном положении. Эльза пила кровь и это было прекрасно.

  Как и следовало ожидать, окружавшие Джиневру монстры не собирались давать девушке передышки. Покуда она укорачивалась от недобитка, сзади налетела очередная бестия, попытавшись вырвать из рук Мэй ярко горящий факел. Отсутствие глаз и, по всей видимости, зрения давало о себе знать, потому что дрянь промахнулась едва ли не на целый фут, с шумом шлёпнувшись наземь позади бойкой воительницы. Джиневре всё же пришлось рефлекторно убрать руку с факелом в сторону, из-за чего тот начал светить прямо в морду второму чудищу и, несмотря на то, что тварь таким образом она не задела, послышался отчётливый, отвратный запах подгоревшей плоти и полный боли и ярости предсмертный стон – уцелевший после удара ногой монстр упал наземь, продолжая биться в конвульсиях. На коже его были заметны чудовищных размеров волдыри, точно от сильного ожога…
  Спешившего же на помощь Мэй барда внезапно оглушил треск камня и аккомпанирующий ему животный визг нового когтистого бойца, каким-то образом сумевшего оказаться у Персиваля за спиной. Злобна скаля зубастую пасть, существо готовилось к атаке…

  Острые ледяные колючки если и отпугнули атаковавших эльфа тварей, то особого виду они не подали. Разве что сменили стратегию, переключившись с мягкой плоти на почему-то светившуюся деревяшку в его руках. Однако, даже раненный после их подлого нападения, Куарион оказался слишком ловкой добычей и все попытки чудищ дотянуться до волшебной палочки заканчивались неудачей.
  Но, похоже, Док лишь отложил свою кончину, а вовсе не избежал её. Точно так же, как в каменном саду неподалёку, на помощь их противникам уже спешили новые бестии, с шумом и шипением устремляясь в гущу сражения. Кто-то стремительно вылетал из тьмы, лишь немного замедляясь, оказавшись в кругу света. Кто-то пикировал откуда-то сверху, вероятно спрыгивая с каменных переходов у них над головами. Возбуждённые твари тут же принялись перекрикиваться, зловеще стучать игольно-острыми зубами и кружить вокруг закованной в сталь добычи. И если Золгруму ещё как-то удалось отогнать от себя очередного монстра, решившего попробовать на вкус дварфийской плоти, то вот полуорку в этот раз повезло куда меньше. Его взяли в клещи сразу трое низкорослых гадов, и хотя у них было мало общего с благородными волками, простая и эффективная тактика санитаров леса работала и здесь. Покуда один нападал, отвлекая на себя внимание Шеогората, двое других заходили с тыла, безвозбранно атакуя бывшего моряк. И если аналогию с мохнатым зверем тот, возможно, и не понял, то вот образ акул, кружащих вокруг беспомощной жертвы, всплыл в его голове очень некстати. Два не смертельных, но болезненных ранения, пришлись на бедро и плечи полуорка, а сам Шео узнал, что хоть монстры и не вышли ростом, но отлично умели прыгать, отталкиваясь от земли не только всеми четырьмя конечностями сразу, но и ловко используя для этого свои хвосты.
  Однако, как и та бестия, что атаковала Мэй чуть поодаль, эти существа, похоже, тоже были не в ладах с ярким светом, что принесли с собой незваные гости. Уже у нескольких из них появились на коже ожоги, подобные тем, что успела заметить у своего противника Джиневра.