Пагода Вечного пламени | ходы игроков | 8. гора Гассан

месяц фумидзуки, седьмая луна,
хребет Оу, церемониальный путь


Утро выдалось свежим и ясным. Дышалось легко. К востоку от великого хребта Оу размазалось солнце. Высокий стан горы серебрился белизной, а на ярко-голубом небе паслись редкие облака. Это небо было недосягаемым как макушка Уэны, а гора — широкой как бицепс гнома-коробокуру. Все предметы обрели ясность в оппозицию ночным сомнениям. Свет лился по деревенским улицам и по осеннему лесу, отраде поэтов, смешивая золото листьев и зелень лениво отступающего лета. Лесные кедры шелестели и гнулись под ветром. Лохматились цветастые папоротники у обочин, а стланик поднимался до поясницы, обрамляя дорогу к реке в изящный футляр. Среди тонких кедровых стволов и хрупких сосен криво плясали каштанники, чьи ветви казались затейливо-оранжевым полуоблетевшим пазлом. А потом то здесь, то там осеннюю муть распихивала толстенная пихта в сочных малахитовых одеяниях. И так продолжалось, покуда хватало глаз. Лесная светотень убегала вдаль, в загадочную чащу, а шинхарэ и ниндзя шагали вдоль горной реки.

Над водой стоял туман, проколотый саблями осоки. Временами в бугристых заводях попадались жемчужно-персиковые чашки лотосов. Их сезон заканчивался, лотос отцветал — и всё же он был прекрасен. Как яркий самоцвет в нетронутом людьми лесу.

Огороды и рисовые поля потерялись вдали. Пропал сырой привкус болот в окрестностях озера. Дорога превратилась сначала в просеку, а потом в кривую тропинку. Приходилось то пробиваться через жёсткую траву, то прыгать по камням над затопленными ложбинами. Однажды путники наткнулись на обвалившийся и сгнивший мостик через овраг. В неподатливой глине хорошо отпечатались гладкие подошвы, принадлежавших дорогим туфлям. Убийцы бога шли по следам сановника, а тропинка неуклонно поднималась вверх.

Земля начала чередоваться с осыпями острых, ребристых камней. Заточенные ветром скалы будто ножи щерились на дне седловин, обещая мучительные увечья тем, кто сорвался бы с узкой козьей стёжки над ними. Похолодало — и даже Уэна всё чаще куталась в хаори, не говоря об остальных. Масатака довольствовался толстой стёганой поддёвкой, отличавшей одежду практичных и привыкших к долгим переходам шиноби. Ветер насытился силой, которой не знал в долине. Теперь его порывы заставляли хвататься за куцые корни деревьев и кустов, карабкавшихся по склонам вместе с путниками. На остроконечных глыбах, венчавших скаты, ветер свистел и визжал как бешеный. Редкие хвойные рощи жались друг к другу, поднимая игольчатые лапы: деревья будто пытались уберечься от ветра. Под неосторожными шагами брызгали камешки, а потом они долго щёлкали по ущельям, где древние айны искали духов. А тропа продолжала забирать вверх.

Стемнело. Оглядываясь, Синдзе и Соичиро видели за плечами уходящий в головокружительную бездну туман. Вместо привычных ровных дорог назад вёл каменистый путь. Он нырял вниз, в зелёное марево долины, которая казалась теперь далёкой и пустой. Огоньки Касенамуры складывались в несколько улиц вокруг едва видимого озера. Большой дом стал размером со сверчка. Сумерки ложились поверх тумана, добавляя сизые тени к его молочным бокам. Воздух ворочался у ног великой горы Гассан. Его лёгкость, не утратившая утренней прохлады, кружила голову. Те, кому приходилось дышать, каждым вдохом практически высасывали кислород из тумана — но воздуха теперь не хватало. И всё же, несмотря на всю лёгкость, горный ветер казался тяжёлым как чугун. Этот вес лежал на плечах невидимым бременем. Терзал душу. Заставлял возвращаться к недобрым мыслям. Казалось, что глаза духов следят за ними с горных кряж. Что в напитанных эхом перевалах приютились отголоски былых ошибок, совершённых в жизни.

Череда убийств, в которых ниндзя не имел ни оправдания, ни разумного смысла.
Непрошенная жертва матери, сделавшая Синдзе рабом чёрного колдовства.
Презрение и амбиции, душившие эго ямабуси.
Болезненный страх изоляции, обративший джорогумо в добровольную отшельницу.

Духи знали. Духи ждали.
Духи звали…

В собачий час солнце зашло над западным склоном Гассан и больше не вышло. Красная слизь его света, лившаяся по тучам, иссякла. И в чёрной пустоте наверху, став вдруг неожиданно близким, вспыхнул алчно-алый факел. Всё ещё далёкий, но казавшийся уже не искрой, а догорающим масляным фитилём. Пройдя над последним ущельем уже при свете ламп, трое шинхарэ и ниндзя наконец оказались перед вырубленной в камнях лестницей. Она зигзагами поднималась вверх в почти отвесной гранитной скале. Потрескавшиеся и полуобвалившиеся ступени из сизых валунов перемежались с пышными мочалками вереска. Первый пролёт предваряли высокие ворота-тории, покрытые облупившейся красной краской. Редкая трава перед воротами была обуглена. На камнях отпечатался оплавленный след молнии. От карликовой горной берёзы, некогда росшей неподалёку, остался почерневший остов.

Церемониальный путь лежал перед ними.

Масатака поправил шляпу-амигаса, чтобы взглянуть на уходящий за воротами путь на гору Гассан. Где-то наверху огненное божество ждет, когда рука человека окрепнет настолько, что сможет загасить пламя из древних преданий.

— Ками но ши... — практически одними губами произнес ниндзя. Теперь он близок к своей цели... Настало время убедиться в собственной непоколебимости.

Шиноби бросил быстрый взгляд в сторону троицы шинхарэ, сопровождавшей его. Он ожидал от них больше вопросов, когда путники покинут деревню, там, где будет сложно отвертеться... но путь вышел молчаливым, по крайней мере Масатаку никто не донимал вопросами. Возможно, охотникам на демонов хватило того, что рассказал ниндзя, а возможно, их не интересовало ничего, кроме убийства ёкай. Соичиро надеялся, что эти трое не дрогнут, когда придет время убивать Бога. А пока, им предстояла ещё лестница и встреча с Радугой Касенамуры.

Соичиро снял с пояса тыкву-горлянку с припасенной водой и сделал глоток. Переход был длинным, ноги гудели от накопившейся усталости, но рисковать с встречей лесными духами на постое Масатака не хотел.

— Надо двигаться дальше, — заявил он шинхарэ. — Вот только... — Шиноби подошел к месту перед ториями, где был опален небольшой участок травы. Опустился на одно колено, придерживая лямку плетеной сумки за спиной. — Здесь был Мандарин-сама... Здесь он сражался с ёкай. Возможно, здесь он столкнулся с Радугой Касенамуры.

— С чего ты взял? — тут же спросила Уэна, обводя потрескивающим сосновым факелом площадку.

Шиноби поднял бумажный фонарь чуть повыше, словно предлагая девушке-великану подойти и взглянуть самой.

— Кострище не оставляет подобных следов, — со всей ответственностью человека, повидавшего следы от костра, заявил Масатака. Немного помедлив, он решил добавить. — Во сне я видел призрака Аяка-чан. Она рассказала о том, как они достигли лестницы. Рассказала, что семь самураев деревни присоединились к слугам Огненного Бога.

  Пейзаж постепенно сменялся на более дикий, потусторонний и даже враждебный. Мысли путешественника, поддаваясь окружению, таким же образом сменялись от состояния покоя до тревожности. Шинхарэ периодически отвлекался и от созерцания природы и переводил взгляд на путников. По их движениям и поведению можно было без труда понять, что они тоже поглощены давящей атмосферой. Все молчали, кутаясь в одежды, стараясь сохранить все остатки тепла, и воспоминания о вкусной еде и уюте гостиницы «Хазбин». Вскоре они снова вернутся туда. Такой мыслью подбадривал себя Синдзе, хватаясь за выступы и корни, когда сильные потоки воздуха всеми силами пытались скинуть его со склона. На горе от порывов ветра не помогала даже маска. Приходилось щюриться, а глаза слезились.

  Рано или поздно восхождение закончилось. Впервые за долгое время среди дикого окружения показались рукотворные признаки.

  — Вы видели именно призрака Аяки-чан?! — Переспросил шикигами, хотя на самом деле его больше интересовало, почему шиноби этого сразу не сказал. — Что еще вам известно о произошедшем на горе?

  Буси сделал шаг вперед в сторону Соичиро.

— Я не разбираюсь в таких вещах, — пожал плечами Соичиро, не глядя на молодого лиса. — Я видел маленькую девочку, что поведала мне о своем путешествии с колдуном из столицы. Девочка мертва. Как мертв Мандарин-сама, не сумевший противостоять защитникам Бога с горы Гассан.

— Интересные у тебя сны… — с обманчивой скукой протянула Уэна.

– Спросите у Это-сан, – ответил Масатака, кинув взгляд на третью шинхарэ. – Нам нужно продолжать двигаться.

Уэна хмыкнула, но посмотрела не на Это-сан, а на Синдзе, ожидая его действий.

  — Это-сан, вам тоже известно чуть больше о судьбе деревенской девочки?

  Синдзе нахмурился, однако маска благополучно скрыла от его спутников эту эмоцию. Он избегал неловких разговоров весь путь, пока не стало совсем поздно. И вот настал момент.

  — Я согласен, что нам нужно продолжать двигаться. Но вам? — Кивок в сторону следов молнии. — Если я не ошибаюсь, то вы искали Мандарин-сама. Вы - его человек?

– Мой доно не удовлетворится рассказом из сновидений слуги, – ответил разом на все вопросы юноши Масатака. – Я должен убедиться во всем сперва. Я думал шинхарэ понимают тонкости ведения дел с духами.

  Ясамура долго смотрел на шиноби. Масатака за короткое время их знакомста успел измениться внешне, успел помочь шминхарэ и успел дать в себе усомниться. Синдзе не нравились сомнения, особенно те, что ховатывали его сейчас.

  — Ладно.

– Мы задержались здесь достаточно, шинхарэ-сан, – кивнул в ответ Масатака.

Проверив, свободно ли выходит из ножен на боку короткий клинок, шиноби поправил лямки плетенной сумки за спиной и, подняв фонарь, двинулся сквозь ворота-тории...

Юя коснулась локтя Уэны. Монахиня наклонила голову в её сторону, а Юя что-то еле слышно прошептала. Что-то такое, отчего Уэна долго смотрела в спину поднимающемуся по первым ступеням Масатаке. А потом раздражённо отдёрнулась и махнула Синдзе:

— Пошли?

И они пошли.

Миновав ритуальную арку, четверо путников начали подъём. Поначалу лестница шла полого, но с каждым пролётом осыпающиеся ступени становились более узкими, отламывались камни, под ноги попадались корни упрямых кустарников, искавших опору на голой скале. Тепло как будто осталось за пределами красных ворот, не в силах пробиться в обитель духов, в пагоду вечногорящего пламени.

Десятый пролёт. Тридцатый.
Скала превратилась в отвесную стену. Мир внизу растворился во мраке.

Алое зарево крепчало. Вскоре Масатака перестал нуждаться в фонаре. Недобрый блеск раскрасил скалы в оттенки кармина. Серое стало киноварью, чёрное — маджентой. Клинки, на пядь вынутые из ножен, блистали паслёном. У трона пылающего бога с горы Гассан не было места иным цветам, кроме оттенков огня.

Лестница кончилась вырубленной в скале площадкой размером с деревенское торжище. Трудолюбивые скульпторы превратили вершину одного из отрогов Гассан в каменную пагоду, пятиэтажную каменную пирамиду. Выше неё вздымался лишь снежный бок великой горы, но шинхарэ и шиноби знали, что пришли, куда хотелию

Семь стражей, порождённые огнём, застыли на древних ступенях у входа в величественное сооружение айнов. Семь фигур в обгоревших, но узнаваемых одеждах. Семь лиц из угольно-чёрной пустоты. Семь пепельных рук, сжимающих остовы ржавых оружий. Семь пар глаз, в глубине которых мерцал раскалённый гнев. Над ними, сквозь крышу пятиэтажной башни-пагоды, в небо бил столб красно-чёрного огня.

Кровавый Ветер Акай, красный доспех и сердце тигра. Широкоплечий великан с устрашающим двуручным нодати в истлевших ножнах.

Непревзойдённая хозяйка копья Оренжи, похожая на рассвет перед сэппуку. Высокая старуха-мумия в рваных оранжево-красных кимоно, чьи окостеневшие руки сжимали длинную нагинату.

Хитрый мастер засад Кийро, нападающий из жёлтого тумана. Горбун с короткой шинобикатаной, под сонмом пепельных одежд прятавший самодельные бомбы.

Небесные близнецы Рокусё-кун и Аой-чан, палач и целительница. Два ребёнка, едва ли в дюжину лет, до сих пор державших друг друга за сожжённые ладони. Мальчик с зелёными глазами положил на плечо исполинскую алебарду. Девочка прижимала к сердцу ворох пергаментных сшивок.

Непобедимый странствующий монах Айоро, чьи кулаки — как шторм синего океана. Он стоял на последней ступени лестницы, уперев кулак в ладонь. Неподвижная статуя из морских глубин. Обгоревший череп блестел в отсветах пламени.

И наконец… их командир, самурай фиолетового лотоса Мурасаки, зарубивший неисчислимых разбойников. Силуэт старика, составленный из пепла и золы, сидел в позе лотоса поодаль от всех, уложив перед собою простую катану с рукоятью, обмотанной кожей ската. Ничего необычного не было в его оружии, не считая того, что даже дерево стёрлось за многие годы его сражений. Мурасака провёл в бесконечных войнах больше времени, чем иные люди живут от колыбели до погребального костра.

— Они здесь! — сиплым эхом провозгласил Рокусё-кун. Алебарда, втрое больше его самого, качнулась на плече мальчика.

И Радуга Касенамуры пришла в движение, готовясь к последней битве.

  Дышалось с трудом. И это ему, кто наполовину живой. Каково приходилось его товарищам, Синдзе вообразить не решался. Он на секунду прикрыл глаза. Наступление сумерек вернуло его на несколько дней назад, когда они только подбирались к деревне. Какой-то мальчик. Выпрыгнувшие из ниоткуда аободзу по замыслу хозяина лапшичной. Шиноби-хамелеон и умирающая Шинхарэ Таинственный травник, обрадовавшися истиной личности Синдзе, поиски цветов. Все это всплыло в воспоминаниях и почему-то с тем же потеряло какой-либо смысл. Он вновь глянул вокруг. Уже преобладали кровавые оттенки. Они медленно сплетались с темным небом и растекались по нему, образуя пурпурные разводы.

  — Вот они, кто должны были защитить Касенамуру. — Произнес Ясамура, обнажая лезвие катаны. На сложенных один к другому сегментах отражались оттенки пламени. Теперь призраки из прошлого стояли на страже храма. Была в этом какая-то печальная ирония. Их было много и следовало действовать хитро. Глядя прямо перед собой, он заметил небольшую девочку. Некогда девочку, если быть точным. Сейчас она могла принести много неудобств. Выпямив руку перед собой, он указал на Аой-чан. С конца пальца сорвался сгусток силы, что был направлен в целительницу, после чего деревянные гета застучали по каменной земле, отступая на восточную часть площадки.

– Не распыляйтесь, – коротко предупредил шинхарэ Масатака, так и не увидев насколько слаженно действует трио истребителей ёкай.

Вот кульминация целого дня пути и множества ри позади - храм Огненного Бога. Бога с горы Гассан. Того-кто-должен-умереть. Перед внутренним взором шиноби была Аяка-чан, сжимающая бритву столичного колдуна. Последнего Соичиро не заметил среди защитников пагоды. Возможно, ему была дарована окончательная смерть, не смотря на всё его коварство. Знал ли Бог, что кровь маленькой девочки купила благосклонность беспощадных доно? Знал ли он, что смерть пришла за ним?

Пальцы шиноби, теперь уже не такие мозолистые, не такие жесткие как два назад, коснулись завязок соломенной шляпы на подбородке. Убор скользнул с головы на землю, когда Масатака опустился на одно колено, чтобы избавиться от заплечной сумки и... с быстротой молнии, рассекающей темные дождливые небеса, схватить лук, наложить стрелу и спустить тетиву, ровно в тот момент, как магия юного Ясамура устремилась к своей цели. Ниндзя не раздумывал, но повиновался отточенным рефлексам, намереваясь добить немертвое дитя, если усилий охотника в маске лиса будет не достаточно.

— Дозащищались… — с иронией выплюнула Уэна, отшвыривая хаори. — Сам ты не распыляйся! Вон тот лысый — мой!

Зелёный огонь охватил Аой ещё прежде, чем она договорила. И тут же, довершая начатое, стрела Масатаки пронзила сгоревшее сердце ребёнка-демона. Аой пошатнулась. Папирусы, содержавшие редкие фармакопейные записи, посыпались из её ослабевших рук. Довершая казнь, Синдзе метнул второй шар из зелёного огня…

Тик-Ток мог бы рассказать всем то, что Аяка открыла во сне шиноби. Легенду о самурае, который быстрее, чем слепящая молния. Легенду о Фиолетовом Лотосе. О Мурасаке. Только что старик сидел на вершине лестницы — но в следующий миг возник перед Аякой, двигаясь так быстро, что глаза не успевали за ним. Многослойный шлейф его силуэта сложился в дзедан-но-камаэ, высокую стойку. Катана разрубила огненный шар Синдзе, тут же вернувшись в ножны. Трескучий запах озона повис над площадкой. Клинок Мурасаки был пропитан молниями побеждённого Мандарина.

=○=○=○=

Однако и Юя уже простёрла к небу тонкие руки, заключая луну в паутину хитро выгнутых пальцев. Берёзовая маска без глаз закрывала её лицо, но госпожа Это не нуждалась в нормальном зрении. Запретные трактаты Хошикаге наделили её знанием за пределами человеческого разумения. Например, Юя знала забытый небесами секрет: Луна… по-прежнему жаждет.

— Сто сорок шестая паучья тайна! — громким голосом, не похожим на её обычный тон, объявила шинхарэ. — Ненасытная цукиёми!

И луна вспыхнула. Ярчайший серебряный луч ударил под ноги близнецов. Аой рассыпалась в пепел там, где стояла. Её зеленоглазый брат успел шарахнуться прочь с воплем бешенства. Не останавливаясь, Рокусё прыгнул на головокружительную высоту, раскручивая трёхметровую алебарду, и приземлился невдалеке от Масатаки. Пепельное лицо мальчика искажало потрясение, а глаза горели безумной злобой! Бок о бок с ним бежал гигант в красном доспехе, занося длинный нодати.

=○=○=○=

Посреди площадки, не обращая ни на кого внимания, Уэна твёрдо шагала к лестнице. Бритый монах в синих одеяниях шёл навстречу, не размыкая соединённых перед грудью рук. Два ямабуши не замечали никого больше. Когда их разделяло меньше пары дюжин шагов, Момо с хриплым криком ударила ногой в землю перед собой. Скала треснула. Огромный валун подлетел перед монахиней, а сама Уэна подпрыгнула следом, в полёте перекувырнувшись вокруг своей оси, и мощным ударом пятки отправила созданное орудие в ёкая. Казалось, судьба Айоро предрешена, но недаром адепт воды слыл непобедимым. В последний момент он выставил перед собой ладони. Воздух в них заволновался и загустел, пошёл рябью… и камень врезался в созданный прилив, теряя энергию. Вложенная Уэной сила была такова, что Айоро проехался на пятках назад. Однако главное было сделано: он уцелел. И затем легко спихнул огромный валун в сторону.

— И это всё? — густым и совсем не злым голосом спросил синий монах. — Это всё, чего добились женщины, когда их начали принимать в монастыри?
— Да ты…

=○=○=○=

— Кийро! Оренжи! — демонический визг Рокусё звенел в воздухе. — Чего замерли?!
— Хай! — старуха-мумия прокрутила копьё над собой и хлестнула древком камень. — В шеренгу, сёстры! К оружию! Касенамура в беде!

Полы оранжевого кимоно хозяйки копья разлетелись несколькими шлейфами, из которых сложились четыре таких же Оренжи. Отличить среди них настоящую было невозможно. А убийца из жёлтого тумана бросил перед собой бомбы, взорвавшиеся облаками жёлтого дыма. И пропал в них.

  Давно ли были слышны звуки сражений на этой площадке? Навряд ли получится спросить об этом у призраков прошлого Касенамуры. Настроены они были также серьезно, как и шинхарэ, пришедшие даровать им вечный покой. Дымовая завеса преграждала взор, блокируя возможность воину продолжать совершать обстрел стоящих вдалеке радужных стражей. Можно было попытаться проскочить сквозь нее, но что-то подсказывало, что Кийро этого и ждет. Парень обернулся. Его соратники тоже знали, что делать и шли в бой с уверенностью убийц.

  — Следите за притаившимся в дыму! — Крикнул он девушкам, когда с разгона сделал длинный прыжок, чтобы оказаться между ними. Его следующей целью был брат-близнец упокоившейся Акаи-чан. Прищурив глаза и выставив руку вперед, он направил поток энергии в новую цель.

Масатака сорвался с места навстречу двум из цветов Касенамурской Радуги, находу выхватывая ниндзято и оставляя лук в левой руке как возможную помощь в парировании. Не то чтобы шиноби всерьез размышлял над тем, чтобы подставить стройный вакю под удар огромной алебарды безумного мальчика-нежити, но собирался использовать любую возможность, чтобы победить.

Что алебарда, что нодати были оружием, позволявшим держать врага на длинной дистанции и мало что могли противопоставить короткому клинку на расстоянии пары сяку. Это требовало от владеющего грозным оружием отдельного мастерства. Масатака намеревался испытать возможности ёкай.

Ниндзя преодолел по короткой дуге расстояние до двух буси, резким движением уклоняясь от огромного меча Акая и в коротком прыжке расчерчивая воздух двумя взмахами своего клинка воздух там, где находился малыш Рокусё.

Немедля ни секунды, Соичиро отпрыгнул в сторону, вновь разрывая расстояние с оппонентами.
– Это-сан! – хриплом крикнул шиноби. – Лишите их возможности двигаться!

В мгновение ока Синдзе и Соичиро расправились с ослеплённым ненавистью Рокусё. Своеобразная аналогия Тик-Тока, осыпаемая огненными стрелами Синдзе, не устояла против Масатаки. Шиноби перерубил горло кричащего мальчишки, развеяв ещё один пепельный фантом, оставшийся от старинной легенды.

— Девяносто пятая паучья тайна! — вместо ответа воскликнула госпожа Это. — Нет пути!

Никогда ещё сухие скалы не видели такого упорства. Кустарники и едва заметная в щелях трава прянули к красному небу, выбрасывая шершавые корни, захлёстывая ими лодыжки Акая и алебарду Рокусё. Кровавый Ветер заревел, размахивая страшным мечом с зазубренным волнистым лезвием. Лакированные сочленения яростно-красного доспеха щёлкали, будто не ёкай прятался под менпо и шлемом с подковообразной маэдате, а насекомое. И каждый удар его нодати отсекал кустарники и лианы, призванные Юей.

— Не могу… не могу удержать! — выдохнула шинхарэ.

=○=○=○=

Облака жёлтого дыма скрыли насмешника-Айоро от взбешённой Уэны. Монахиня была импульсивна, но не настолько, чтобы кинуться в неизвестность, когда рядом имелся соперник поудобнее. Она набросилась на Акая со спины, нанося выверенные удары с той же лёгкостью, с какой отрабатывала их на чучелах в тренировочных дворах Акари-Мирай. Удар ногой в затылок сбил украшение со шлема Акая, кулаки монахини вминали и ломали ламеллярные полоски с роскошного доспеха. Но демонический буши пережил её натиск. Ответный взмах — и нодати оставил глубокую рану на предплечье монахини, не успевшей увернуться! Всем телом красный воин повернулся к ней.

Синдзе оказался ближе всех к прочим воинам Радуги. Фиолетовым росчерком старик Мурасака нёсся среди дымов, положив сухую руку на рукоять меча. В последнюю секунду красная луна сверкнула на выдвинутом из ножен клинке — и глубокий, проникновенный звон поплыл над площадкой. Синдзе и Мурасака метались друг перед другом, обмениваясь ударами. Юный охотник чередовал выпады с парированием предплечным браслетом, но даже так, несмотря на всю сноровку, он не успевал за быстрым самураем. Куда там неповоротливому князю лесов или расплывчатым аободзу. Натиск Мурасаки был подобен неистовому вихрю, и простой человек на месте Ясамуры был бы уже мёртв.

=○=○=○=

Из облаков жёлтого тумана на миг возник бегущий Кийро. Подлый горбун метнул заточенную звезду, полоснувшую Уэну по бедру. А там и Айоро шагал сквозь дым, обходя сражающихся — мудрый ямабуси знал, что не следует оставлять вражеского заклинателя в живых. С лестницы неслась Оренжи, выставив копьё…

  — Мы явились, дабы даровать вам упокоение. Так примите же его, воины Радуги! — Только многолетняя сноровка помогла Синдзе вовремя реагировать на точные удары грозного самурая. Принимая часть ударов на нефритовый браслет, буси успел обратить внимание на небольшие сколы. Катана старого воина, несмотря на то, что выглядела невзрачной, была остра, словно совсем недавно покинула мастерскую кузнеца. Синдзе пригнулся от очередного взмаха и Мураска рассек только прядь снежно-белых волос.

  — Стиль подавляющего нефрита! — Выкрикнул буси, окружая себя вихрем из сотен лезвий. Сотни преобразовывались в тысячи и внезапно среди красного окружения возникли зеленые всполохи огня, но стало еще холоднее.

  Перед Ясамурой был непростой противник, поэтому парень без колебаний решил прибегнуть к своим козырям.

Масатака буквально носился по полю боя, стараясь быть постоянно в движении. Сердце стучало в груди, но он не ощущал больше тяжести, что стала привычной в последние годы. Наоборот, он чувствовал прилив сил, даже азарта! Горячие источники вновь напомнили о себе.

– Это-сан! Назад! – крикнул шиноби, быстро оценивая обстановку. Сейчас девушка в маске без глаз выглядела самой уязвимой из них... чем, наверняка, воспользуется Радуга. Мельком Масатака отметил, что магия, к которой взывала Юйя, отличалась от той, к которой взывал Синдзе. Похоже, даже среди чародеев-охотников использовались различные техники. Это могло быть полезным в будущем.

Ниндзя развернулся и, быстро перебирая ногами, подскочил к красному воителю Акаю. Масатака Соичиро навряд ли мог сравниться с буси в открытом бою, но от него и не требовалось - его мастерство заключалось в умелом использовании момента.

Клинок в руках шиноби повернулся, остриё нацелилось в сочленение доспехов между "панцирем" и наплечником...

Синдзе знал, что от его атаки не спастись. Не пять, не десять, не дюжина — сотни призрачных клинков, призванных его потусторонней силой. Кто пытался бежать, бывал настигнут непрекращающимся фантомным дождём. Кто укрывался за башенным щитом, не мог сделать ничего, кроме как, сжавшись, отдаться на милость шинхарэ. Разве может мечник изрубить осиный рой? Разве справятся палочки с супом мисо? Синдзе сделал ставку на самое безотказное, что только имел.

Чёрные струпья на месте губ Мурасаки шевельнулись:
— Не так и плохо… — многоголосым эхом шепнул старик-демон. — Вовсе не так и плохо…

Самурай взметнул обе руки, соединив ладони на рукояти. Катана рухнула с такой быстротой, что стала сплошной полосой потрескивающего зарева. Одно за другим раскалывалсь полупрозрачные лезвия Синдзе. Рукава не успевали за движениями Мурасаки, наделяя самурая иллюзией многочисленных рук. Только безумец поверил бы в своё мастерство настолько, чтобы сражаться с ветром из стали. Но Мурасака действительно сделал то, что даже учителя-шинхарэ считали невозможным. Не пять, не десять, не дюжина… он отразил все созданные Синдзе оружия. Облик ёкай придал величайшему воину прошлого скорость, которая была невообразима в живом теле.

Затем Мурасака весь вытянулся в прямом выпаде… и искристое кисаки, остриё катаны, дотянулось до обнажённых под распахнутым хаори рёбер Синдзе. Брызнула кровь.

=○=○=○=

Прямой меч Соичиро прошёл точно в подмышечную впадину, когда Акай занёс серповидный нодати высоко над головою. Оружие шиноби достигло каменного угля на месте сердца красного воина… и красный доспех рассыпался вместе с жирной чёрной золой, с треском падая в лианы и лозы госпожи Это. Великан перестал существовать, поверженный не в честном поединке, а ударом исподтишка.

Момо, впрочем, вряд ли возражала бы. Кривясь от непонятной боли, она отскочила на шаг. Копьё Оренжи пронеслось мимо неё, и в тот же момент монахиня ударом локтя переломила древко. Подсечкой сбила Оренжи с разбега. Сильными руками схватила старуху за шею и переломила её без всяких сожалений. Но вместо того, чтобы развеяться в облаке пепла, эта копия Оренжи сложилась как оригами из рыжего шёлка. А затем превратилась в длинную оранжевую ленту, устремившуюся назад к хозяйке копья.

— Морок! — презрительно процедила Уэна, прихрамывая на задетую сюрикеном ногу. — Осторожней… у этого ублюдка отрава…

Эти слова могли стать последними для неё. Соичиро видел над плечом падающего Акая, как в клубах жёлтого тумана проступает силуэт горбуна с отведённой для броска рукой. Сразу три сюрикена закрутились в воздухе. Края, покрытые тягучей мазью, маслянисто и тревожно блестели. Металлические звёздочки, одна за другой, вонзились в спину и затылок Уэны. Как на ярмарочном представлении: одна, другая, третья! Монахиня зарычала, отмахиваясь от них. В отличие от хвастливых коллег, Кийро работал профессионально — возможно, рано или поздно он прикончил бы Уэну, но не сейчас. Момо ещё твёрдо стояла на ногах.

=○=○=○=

Госпожа Это услышала предупреждение, направляя клетку из пальцев на синего монаха:
— Сто сорок шестая паучья тайна! Ненасытная цукиё…
— Нет смысла, — прогудел монах всё тем же мягким басом, исходившим будто бы из всего его тела. — Чёрное чародейство бессильно предо мной, паучиха.
— Ненасытная цукиёми! — выкрикнула Юя.

Снова серебряный луч ударил из воспалённой луны. Снова устремился к сандалиям бритого Айоро. И снова, как в прошлый раз, лунное пламя охватило монаха с ног до головы… лишь чтобы бессильно отхлынуть.

— Как…
— Вот так, — безыскусно ответил Айоро.

Госпожа Это по-кошачьи отскочила прочь, но монах не преследовал её. Он набросился на Синдзе, но здесь вихрь лезвий сработал как надо. В отличие от Мурасаки, Айоро не был так быстр, чтобы пробиться через жгучие клинки.

К танцу из лезвий присоединились не поддающиеся гравитации желтые ошметки соломы. Теперь мино перестал напоминать плащ, он только мешался, а теплая и липкая кровь растеклась по туловищу и украсила багровым цветом хакаму невысокого, но гибкого паренька.

— Ксо. — Синдзе стиснул зубы. Мураксака почти на голову возвышался над ним как в росте, так и, возможно, в искусстве бусидо. Но это ничего не значило! Как и не значило то, что самурай выиграл и смог первым пролить кровь врага. Катана пурпурного воина вновь со звоном ударилась о широкий браслет Ясамуры, с такой силой, что деревянные зубцы гэта проскользили по площади почти на метр. Но дух шинхарэ не торопился сдаваться. Резким движением он оттолкнул от себя бритвенно острый меч самурая. Катана охотника на демонов в этот момент выписывала восьмерки в воздухе, чтобы снова замахнуться и перетянуть конечности Мурасаки, дабы сковать его движения.

Где-то за спиной кулаки Айоро стремились сбить его с боевого ритма в сражении с командиром. Если бы он не увильнул от Уэны, то скорее всего был бы уже окончательно мертв. Старику повезло, но на долго ли?

— Уэна, держись! Не забывай про эликсир! — Крича, напомнил Синдзе монахине, пока та, переполненная адреналином, не отъехала от полученных ранений.

– Это-сан, разгоните этот туман, – обратился к девушке шиноби, прежде чем последовать за Уэной в новую схватку.

Всё шло хорошо и Радуга доставляла пока больше хлопот, нежели проблем, но именно концентрация на деле до самого конца отличала мастера от подмастерья.

Юного лиса обступили с двух сторон, и было удивительно насколько может сопротивляться множественным атакам этот охотник. Даже памятуя о Лесном Князе, Соичиро ожидал подобной стойкости скорее от Момо, чем от Ясамуры. Воистину, в этом немертвом теле заперт дух Буси.

Взгляд ниндзя зафиксировался на Синем Цвете Радуги - монахе Айоро. С виду он казался полным противопоставлением широкоплечей шинхарэ с бритой головой, но от того казался ещё более опасным. Он стал следующей целью для клинка Масатаки...

На слове «эликсир» меч Мурасаки тут же разорвал защиту Синдзе. Новая рана напомнила ему, что в этом бою отвлекаться не стоило. В тот же момент охотник перешёл в наступление. Охваченная зелёным огнём катана раскрутилась многосоставным кнутом, опутавшим старику обе руки. Угловатые звенья впились в предплечья Мурасаки, стягивая его руки всё туже. Самурай не издал ни единого звука, говорившего о его боли. Он лишь перехватил катану остриём вниз, пытаясь отсечь Ясамуре кисть, державшую рукоять хлыста — Синдзе отскочил, позволив цепи ослабеть, и Фиолетовый Лотос освободился. Два воина снова закружили друг напротив друга.

Уэна тигром набросилась на Мурасаку, но старик, даже не глядя на неё, коротко ударил торцом рукояти в солнечное сплетение монахини. Всхрапнув, Момо согнулась вдвое, и Мурасака тут же наискось рубанул ей по шее — Синдзе едва успел подставить клинок, спасая её жизнь. Лязгнула сталь! Бредущей походкой пьяного Уэна отступила, шаря по кушаку в поисках заветной склянки…

=○=○=○=

— Я не уверена, что смогу сдела… — начала Юя, но Масатака уже был впереди.

В последний момент Айоро повернулся к воину-тени. Серебро голодной луны заливало его. Монашеские одежды плавились в свете заклинания Юи, но даже так монах не утратил спокойствия. Угольный слепок лица с кустистыми бровями был практически неподвижен. Эти двое — Айоро и старый самурай — выглядели не такими, как прочие воины Радуги. Два колосса среди местечковых деревенских героев. Должно быть, при жизни они коротали вечера за го в «Трёх топорах», ведя тихую жизнь вдали от былых приключений.

Монах позволил Соичиро ударить. А потом сомкнул ладони перед собой, ловя в них меч шиноби, не достигший цели.
— Я тебя сломаю, — объявил Айоро перед тем, как впечатать ногу в живот Масатаки.
— Нет!!! Господин Соичиро!!! — закричала Юя.

Сила удара напоминала бревно, упавшее на грудь. Воздух покинул лёгкие, потроха скрутились узлом. Масатака покатился по земле, царапая локтями и лопатками острые камни. Треугольник горы Гассан и красный факел пагоды плясали перед его глазами, не желая становиться на свои места. Его падение задержалось на самом краю площадки. Потревоженные камешки падали в непроглядную пропасть, куда едва не отправился сам Соичиро.

  “Нет, я выстою, я уйду победителем и никак иначе!” — Юный воин зажмурился, ощутив как по всему телу прошел разряд зловещей энергии. Темные капли крови тихо падали на площадь, тем самым оставляя свой след в истории этого некогда священного места. Фиолетовый Лотос не намеревался отступать ни на мгновение, он возвышался над Белым Лисом как скала, бросая сумрачную тень на Синдзе.

  — Стиль астрального упокоения! Заклинаю тебя! — Чуть хрипло, но уверенно воскликнул Ясамура. Металлическая лента его катаны покрылась несвойственным ей золотистым свечением. Она извивалась как Кирин, скачущий по солнечным облакам перед тем, как забодать проклятого змея.

Шиноби замер на земле, пытаясь поймать дыхание, которое, подобно пугливому воробью, упорхнуло куда-то к небесам. В красном зареве почти не было видно звезд над головой... или это всё облака?

В животе всё скрутило. Немертвый монах знал куда бить - центр пересечения всех энергетических каналов, Море Ки. Кажется, Масатака не мог заставить себя сделать даже короткий вздох!

Возможно, Айоро не догадывался об этом, но тренировки шиноби позволяли ему обходиться какое-то время и без воздуха вовсе.

Соичиро поджал мышцы живота, желая вытеснить боль и восстановить равновесие Ки в организме. Клинок не был его единственным оружием. Как не был и главным. Острый ум - вот настоящее оружие ниндзя! В ладонь Масатаки незаметно выскользнул из рукава куртки кунай...

Шиноби крутанулся на месте, всё ещё задерживая дыхание, чтобы плавным движением подняться на ноги и резким броском руки послать небольшое лезвие в сторону Айору. Простая незамысловатая атака... что была лишь прикрытием. Техника Теневого Удара, отточенная годами тренировок, позволила Соичиро невообразимо быстрым движением отправить в полет ещё один кунай, точь в точь по следу первого. Ниндзя не сомневался, что монах отобьет один, но хватит ли у него времени, чтобы среагировать на второй?

Так и произошло. Айоро считал, что Масатака уже мёртв — сломан, как и было предсказано. Но, даже будучи пойман врасплох, монах успел поднять ладони, ловя в них первый кунай. Второй стал фатальной неожиданностью. Откровением богов, которого Синий Шторм Айоро искал так давно. Говорят, что монахи, предавшие свои обеты при жизни, становятся аободзу. Жестокими тенями, преследующими всё доброе, что осталось на свете. Айоро избежал этой участи, но не избежал рабства в огне. Адептом глубинных вод он жил, а призраком пламени умер. Незамысловатая сталь самого обычного куная пробила ему переносицу.

=○=○=○=

Сияющий хлыст обмотался вокруг тела Мурасаки, пережигая дважды сожжённый пепел, ломая угольные рёбра, разрушая его силуэт. Но в последнем стремительном ударе Мурасака до самой рукояти вогнал катану в грудь Синдзе. Рассыпающее искры остриё вышло из спины юноши как острый клык. И тогда Фиолетовый Лотос осознал, что сражался с мертвецом.

И тогда…
Время замедлилось.

— Неплохо… — прошептало многоголосое эхо, которое было когда-то голосом великого самурая. — Совсем неплохо… Белый Лис…

Мурасака с Айоро одновременно превратились в дымные облака золы. Три Оренжи перед лестницей, ожидавшие врага в молчаливом построении, развеялись. Жёлтый туман уплыл с ночными ветрами, оставив после себя обугленный скелет Кийро. И в клубах непрозрачного чёрного дыма, с которым Радуга Касенамуры окончательно покинула мир живых, шинхарэ и шиноби видели картины прошлого.

Они видели разбойника в красном доспехе, бездумного и злого, искавшего бесплатное сакэ и доступных женщин. Этот разбойник ходил по бесхозным дорогом Ямагато, прячась от патрулей даймё и вымогая последнее у крестьян. В памяти духов Акай не носил шлем, и его лицо напоминало постаревшего Онидзуку. Замахнувшись гигантским мечом, этот разбойник бросился на бредущего по мосту старика в лиловом кимоно — и, будто молния, старик отразил страшный выпад.
— Ты словно Кровавый Ветер, — сказал разбойнику Мурасака. — Пусть он подует к радости тех, кому причинил столько бед.

Они видели некрасивую женщину, не снискавшую мужской любви, но первой вставшую на защиту родной деревни. Копьё и вилы плясали в её руках, которые с годами становились всё темнее, всё суше. С малых лет Оренжи работала в поле. Её пятки были стёрты в кровь, её колени изжалены насекомыми, её спина трещала от усталости. Ни разу за все эти годы она не посмела пожаловаться на жизнь. Потом она сменила плуг на длинное яри.
— Ты хозяйка своего дома, — сказал крестьянке Мурасака, когда вдвоём они изловили дикого вепря. — Ты — Хозяйка Копья.

Они видели ехидного горбуна в старой соломенной шляпе с прорехами и с жёлтой от болезней кожей. В замке князя он отравил богатого купца и бежал прочь, когда конная погоня настигла его. Старик в нищенской кибитке приподнял полог, позволив беглому ниндзя спрятаться вместе с никчёмными пожитками да стареньким мечом в простых ножнах.
— Убийца Кийро, — сказал подлому горбуну Мурасака. — Развей туман над собственной судьбой.

Они видели двух близнецов, мальчика и девочку, окружённых голодными шаману — страшными волками. Огромные звери рычали и жмурились, когда мальчик с усилием поднимал отцовскую нагинату из тяжёлой китайской бронзы. Девочка заботливо поддерживала его, перевязывая многочисленные раны. Но подул кровавый ветер. Жёлтый туман родился среди волчьей стаи. Мелькнуло копьё.
— Небесные близнецы, — сказал Мурасака, кладя ладони на головы Рокусё и Аой. — Там, где ты был палачом, твоя сестра стала исцелением.

Они видели монаха в синих одеяниях. Удары его кулаков разбивали камни и головы горных троллей. Экзорцизмы, читаемые глубоким басом, изгоняли юрэй из домов перепуганных селян. Нигде Айоро не брал подаяния, кроме скромного обеда. Нигде Айоро не оставлял нуждавшихся в помощи. Всюду он следовал завету Будды, приходя неотвратимо как океанский шторм. И наконец… он устал.
— Садись, выпей со мной, — пригласил его старик в деревенском трактире. — Даже на море бывает штиль.

Наконец, они видели битву. Её масштабы были таковы, что от горизонта до горизонта вытянулся ковёр умирающих и мёртвых. Два князя сражались за славу своих провинций, собрав под знамёна тысячи асигару. Среди безликих чёрных пятен, которыми представали воюющие, плясала фиолетовая молния. Быстрее, чем мысль ищет выражение в словах. Быстрее, чем хокку складывается в сердце. Не человек, а смерть мчалась сквозь поле боя. И всюду, где проходил Фиолетовый Лотос, били фонтаны крови, слышались вопли агонии. Никого не пощадил Мурасака в тот день. Никого.
— Я не хочу знать этот мир, — сказал Мурасака, вкладывая меч в ножны. — Я не хочу знать князей. Я не хочу славы. Я хочу жить, как жили они.