Голосование пользователя

Воздух снаружи сух, при вдохе во рту остается вкус гари, однако после наполненного гнилостными миазмами подземелья он пьется как родниковая вода. Глаза с непривычки щурятся на тусклый свет затянутого серой хмарью солнца. Помимо воли ежитесь от прохладного ветерка. Позади осталось кошмарное логово, в котором безумные пленники дерутся за право владения ключами от клеток - а значит, за место короля этой зловонной ямы. А еще при подъеме наверх в полутьме вам мерещилась испачканная черной жижей улыбка Лесди.

Недалеко от входа находите искалеченного Вона. Умудрился не умереть, хоть и пребывает не в лучшем состоянии. Принц Алдон, тараща глаза, требует вести его на пир в замок Короля Теней. Вороны ссорятся за лакомый кусок на ветвях увешанного мертвецами дерева. Среди руин церкви, покрытых пеплом, вы наконец ощущаете себя живыми.

Секира Урба вонзается Флетчеру в могучее плечо, глубоко вонзаясь в слои богохульной плоти и разрубая ключицу. Чернокнижник, которого все еще душит нечестивая магия, оступается, черная кровь толчками выходит из страшной раны, глаза широко и удивленно раскрыты. В этот момент ему в затылок вонзается выпущенный Урскинном арбалетный болт, а удар меча Карвы завершает дело, войдя ровно под нижнюю челюсть гиганта. Сделав шаг вперед, гигант падает на колени, тянет руку вперед, будто желает дотянуться до противников - и падает лицом на окровавленные каменные плиты. Под ним начинает растекаться темная лужа крови, а плоть слоями отваливается от уже безжизненного тела.
В этот же момент смолкает музыка, а скелеты со скрипками падают с колонны вниз, в черную жирную жижу.
- П-получилось? - слышит жадный горячий шепот над ухом Урскинн. Лесди тут, выглядывает из-за его плеча в проход, прижимая к груди свою книгу.

Вы не можете просматривать этот пост!

Харди оглядел запас ведьминой посуды с явным удовольствием.

- Вот... с этим уже можно иметь дело. Сообразим, так сказать, на троих. Дорога не близкая, всякое еще приключиться может. Возьмем каждый по кувшину. Хоть один да донесем мокрокожим. Закончим Маришкину работу.

Гном помолчал помрачнев, пожевал губами. Вдруг стало заметно какой Три Гвоздя на самом деле старый.

- Слыхал я, есть такие заклятия, чтобы мертвых с того света возвращать. Особенно если у них тут дело неоконченное осталось. Да только слов нужных никто из нас, я думаю, не знает. А до ближайшего колдуна нам немало дней топать. За такое время... в общем, ни одна аркана не поможет. Да и всяк ли захочет, чтобы его силой из посмертия вырывали. - Харди задумчиво потер горло, будто вспоминая холодные пальцы призрака.

Маришку, Гнаша и Хеди положили в хижине. Харди сложил им руки, как полагалось - девушкам в пальцы вложил их кинжалы, зверолюду - тяжелую кирку. Каждому по куску угрятины, что-то из личных вещей, по мелочи. Трупик паука, поджавшего лапки, Три Гвоздя тоже у Черной Вдовы на груди пристроил. Закрыл покойникам глаза монетами.
Труп ведьмы бросили покойникам в ноги, голову злобной лягухи заботливо пристроили к зеленому заду, чтобы обратно не собралась.

- Нужно что-нибудь сказать. О мертвых. Маришка... в Василиске ее называли "Черной вдовой". Но я пошел с ней в Чащу и видел, что она заботилась о тех, кто шел рядом с ней. Она ходила в Чащу много раз и Чаща изменила ее. Была ли она человеком я не знаю, но кем бы она ни была, он была достойным товарищем и вождем. Теперь она может отдохнуть.
Хм... Хеди. Ее называли "Пугливой". Наверное такой она и была. Но так же была чуткой и ловкой. Она первой заметила троллей, когда мы только покинули таверну. И как бы там ни было, там, где она сейчас бояться ей больше нечего.
И Гнаш... не знаю, как его называли. Я бы назвал его блохастым засранцем. И он, я думаю, рассмеялся бы. Это он умел делать хорошо. Как и влипать в неприятности. Он несколько раз чуть было всех нас не угробил, но так же несколько раз спасал наши жизни. То, что жгло его изнутри остыло. И теперь его душа обретет мир.
Да упокоит их души Чаща, согреет тела Пламя, а пепел укроет Утроба.

Харди перевел дух после необычно долгой речи и отступив на шаг назад посмотрел на гобольдов.

- Хотите что-нибудь сказать?

Вы не можете просматривать этот пост!

Гнолл немного вызнал о разведанных местах, покуда в таверне ждал сбора отряда, а потому примерно помнил, чего тут стоит ждать. Тем не менее Гнаш решил по первости следовать указам Маришки, как самой опытной, а ещё... у него почему-то шерсть на загривке приятно вставала дыбом, когда та называла его «хорошим мальчиком». В общем, бывший каторжник был не против, чтобы им командовали.

Вы не можете просматривать этот пост!

Квак понимающе кивнул:
- Это правда. Радужные жаболюды могут источать яд - даже гигантские квакодилы не трогают их. Но я из серобоких жаб, самых обыкновенных к сожалению. Или к счастью. Я слышал, что радужные лягушата даже обняться не могут без того, чтобы не отравить друг друга. Они очень квадинокие.

- Давайте попробуем зайти восточнее. Не могут же Рассекатели весь Нортвич окружить, ква.

  — Вот, сам сказал, что хочешь, – когда гобольд оговорился, Майя чуть ли не подпрыгнула от радости, — А лес не надо поджигать, это плохо.
  Сдержала себя, не дала ещё один подзатыльник. Вместо этого подошла к Игондуйю, положила руки ему на плечи.
  — Я знаю, ты меня слышишь, – не к гобольду обращалась, а к тому, кто внутри сидел, — Нам надо, чтобы гобольд поговорил с быколюдами.
  Потом девочка взяла в руки палочку и начала на земле рисовать свой план с ловушками. Мудрёно получилось, фантазия разыгралась. Были бы у них ещё прутья металлические, ох Майя бы и разгулялась!
  — Или попытаться просто зайти с другой стороны. Не могут же быколюды все подходы к Нортвичу контролировать!

– Па, а я разве залезу?

– Ага. Лезь давай.

– Ай! За что вилами!

– Для скорости, сын. Ну вот...

Покидаете тревожное место, шагаете еще полдня, все глубже уходя в болота. Провожатые после истории с лисой насторожены, переквакиваются реже, отрывисто. Тебе помогают перебираться с кочки на кочку, указывают правильный путь. Сами чаще плывут напрямую - ну да и понятно, им это болото роднее сухого хвойного Леса.

Наконец, посреди болота, окруженная могучими мангровыми деревьями, предстает деревня жаболюдов. Множество хижин, стоят прямо в воде, явно сухого пола нет в них. Посреди деревни - высокое дерево, и все ветви дерева плотно так оплетены паутиной, и в этой паутине снуют многочисленные пауки. А под сами деревом - большая хижина, туда тебя и ведут. Вода, кстати, теплая, пахнет серой - никак здесь горячие источники из-под земли выходят. Всюду жаболюды, большие, мелкие, а в особых садках плещутся головастики.

Внутри большой хижины сидят важные толстые жабы, пятеро, у каждого своя огороженная лужа, ну или небольшой бассейн с теплой булькающей водицей. На них яркие нелепые головные уборы, браслеты, украшения из костей, тростника и ярких тканеф. Провожатые квакают чего-то, важные жабы милостиво выслушивают.
- Прис-ква-живайся! - булькает самый толстый, расплывшийся почти горизонтально в своей луже. У него в руках длинная трубка, из которой он затягивается и выдыхает ароматное облачко. Тебе подносят небольшой топчанчик, укрытый ярким тонким покрывалом, чтобы не пришлось прямо в воду садиться. Заодно подносят трубочку, поменьше, но уже заряженную травами.

Вы стоите перед разрушенной крепостью, что высится на вершине невысокого скалистого холма. Ее обвалившиеся каменные стены, сложенные из массивных гранитных блоков, наводят на мысли о забытых сражениях и столкновениях могучих армий. Но сейчас руины кажутся вместилищем только ползучих лиан и гнилостных миазмов, источаемых крепостью.
В воздухе полно гнуса. Жирные мухи беспрестанно кусают вас, а тучи мелких черных насекомых норовят забить нос при каждом вздохе. Давно заброшенная земля покрыта ползучим терновником, обвивающим больные деревья и свисающим с разрушенных стен. Пахнет гнилью и разложением, как будто сам холм разлагается изнутри.

При взгляде наверх в голове начинают роиться нехорошие мысли: над разрушенными стенами поднято оборванное знамя с изображением багрового черепа на черном поле. Но что бы ни скрывалось внутри, оно слишком долго терроризировало вас и вашу деревню. Вы смотрите на своих товарищей и решительно стискиваете свое скудное оружие. Пришло время возмездия.

Сестра, брат, младшие, все окружают тебя, обнимают, страхи и сомнения улетучиваются. Нет ничего важней семьи. Ты это ощущаешь как никогда. И семью надо защищать. Для семьи надо искать новые жизненные пространства. Семью надо распространять на другие миры. Тебя захлестывает волна любви, единения, ты больше никогда не будешь одна. Даже вдали от семьи, ты будешь ощущать эту связь.

Приходишь в себя, внезапно осознавая, что идешь по Лесу на запад. В руках - кусок странного гладкого пергамента, на нем нарисованы очертания какого-то строения, башни странного вида. Состоит сплошь из геометрических фигур, выглядит как что-то построенное Живыми Звездами. Семья хочет, чтобы ты нашла это здание - оно откроет вам путь в Ультрафиолетовую пустоту. Они останутся там, будут ждать. Они надеются на тебя.

Тельгар сам испепелил бы проклятого эльфа взглядом, если бы мог. Торговаться с пустоголовым уродцем за жизнь их спутницы, с которой столько пройдено вместе! Да лучше бы просто сунуть его костяной харей в мягкую землю, чтоб только в нее и таращился, да и забыть тут на пару веков.

Ведьмак схватил протянутые цепи и с силой зашвырнул их подальше в лес. Затем склонился над бесчувственной Маришкой, закрыв ее широкой спиной от возможного выстрела, подхватил на руки и двинулся прочь не оборачиваясь. И плевать он хотел на возможную огненную смерть от руки вероломного спутника или его бездушного покровителя.

- А ПОНЯТНО, - ответил Папа.

– Вот это битва! – рассмеялся ревенант, триумфально воздевая окровавленную секиру высоко над головой, – Нет, только посмотрите на неё, – он пнул носком сапога одну из безжизненных голов чудовища, – Ползала себе тут, жрала всех, в упор не хотела замечать очевидный урок, заключённый в этих поверженных колоннах! Думала, раз она такая огромная, многоголовая, заживляющая раны, так будет жить вечно! А вот лежит поверженная у наших ног. Слышите? Мухи-падальщицы уже слетаются на свою трапезу, – и действительно, к прочим звукам ночного леса, которые после внезапно отгремевшей битвы воспринимались почти как полная тишина: шуму ветра в листе, бормотанию сумасшедшего не-дерева, тяжелому дыханию бойцов, – прибавилось характерное жужжание, – Такая здоровая непобедимая тварь, а станет просто большой зловонной кучей, пищей для червей! Как и всё живое в Срединном мире!

Резко повернувшись, Осберт обрушил секиру на мирно отдыхавшего рядом Виго.

"Вот какого хера одним достаётся всё, а другим ни хрена?! На ковёр даже ступать стрёмно, шмотки только что из шкафов не вываливаются и стоят все чёртову прорву 'бабок"! Зеркало до потолка, он что, сука, модель?! Блин, да у него даже ванна на грёбаных львиных лапах! А кровать размером с боксерский ринг! Небось баб на ней перетрахал тьму... И уж точно не дешёвых шлюх... И всё это за какую-то долбаную мазню?! Ручек-то своих, поди, не замарал ни разу... И это, мать его, справедливый и благий Божий мир?! "
***
"Что ж, по крайней мере свалившаяся нежданно слава не окончательно лишила Старкера вкуса и чувства меры... Во всяком случае, он сумел остановиться на персидском ковре в прихожей и на ванне с медными ножками... Львиные лапы, нестареющая классика... Хотя, есть ещё кровать с балдахином, надо же! Интересно, кем он себя воображал, засыпая на ней, или нежась в этой "львиной" ванне? Новым Рафаэлем? Тщеславен, конечно, как и все молодые творцы, - костюмов накупил столько, что не износить за всю жизнь, да и полюбоваться собой был явно не дурак... Ничего не попишешь, долгий и тернистый путь к вершинам даёт о себе знать... А жил, похоже, один, если женщины сюда и захаживали, то ненадолго... Слишком знакомая картина: когда Клем ушла, я тоже так жил... Правда, без ковров, балдахинов, и склада дорогих костюмов... "
***
"Может, Старкер и гениальный художник, но хозяин из него так себе. Кровать не заправлена, одежда разбросана... О том, что костюмы надо хоть иногда гладить, он, похоже, и не задумывался, просто доставал новые из шкафов... Кухня аж сияет, явно ничего сложнее бокала вина на ней никто никогда не готовил, в холодильнике пусто... На столе в кабинете такой же бардак, что и в студии. Заказы, счета, письма восторженные и письма гневные... Папка с номером телефона и фамилией... "Р. Моран". Не иначе, тот самый отчёт... Точно, и письма Ховарта на месте. "Искушённый коллекционер и ценитель произведений искусства", смотри-ка ты... Два предложения о встрече в студии, всё верно, а к третьему письму "искушённый ценитель" уже скатился до банальных угроз, пусть не явных, но вполне очевидных... Так, а это что? Карандашные наброски, какие-то имена, лица... Странные и страшные лица... Каждый человек, словно живой, и у каждого - уродство, изъян... Ни одна из этих мерзостей не повторяется, и ни одна не выглядит плодом больного воображения, нет...Каким-то образом все эти люди кажутся настоящими, естественными... Как Старкеру это удалось?.. А вот и знакомое имя... Райан Ховарт. Ещё не старый, и внешность довольно приятная... Если, конечно, не считать сгнившей половины лица..."

А волчок тяжело дышал, высунув язык – бодрая прогулка по лесным буеракам в непривычном теле нелегко далась ему. В ответ на оценивающий взгляд Ленвэ он грозно зарычал и ощерил зубы, яростно сверкнув глазами. Но стоило эльфу отпрянуть, упал на спину и принялся кататься с довольной мордой, изображая пастью человеческий смех.

Жрать, конечно, хотелось изрядно, но предложенный ему несвежий паек как-то не вызывал аппетита. Может, утром вызовет, если не сыщется ничего посъедобней, а пока можно поспать и натощак. Поохотиться ночью было бы здорово, но уж больно устал ведьмак. Сгреб лапами травы и прелых листьев, и величественно улегся на них, изящно положив морду на переднюю лапу. Глаза неотрывно следили за Маришкой. Волк словно бы гипнотизировал деву, призывая ее немедленно подойти и почесать ему уши. По его твердому убеждению, ни одна девчонка не в силах отказаться потискать здоровенного шерстяного волчару и заснуть в обнимку с ним, если только не имеет оснований его бояться. Хотя, эта была довольно странной – питала слабость к старым костям и могильному холоду. Тем не менее, ведьмак считал своим долгом вернуть тепло, одолженное прошлой ночью.

  НЕММОНИС ДААР



  Неммонис стояла в тумане, едва подсвеченная светом, что пробивался с той стороны портала. Адриан, Джун, Мурген, Ролло, прочие Пламенные кулаки уже были там. Мурген-то первее всех. Последней была Даар, но драконорожденная медлила. Её покрытая серебристой чешуёй ладонь лежала на рукояти меча Секста Вариуса, паладина давно забытого ордена.
  «Клянусь своей жизнью и всем что мне дорого, защищать слабых, сокрушать чудовищ и делать все, что в моих силах ради мира, закона и добра...», вспомнились ей обрывки клятвы, что она дала тогда, в гробнице под Колвиллем, принимая меч в дар от лежавших там воинов. Они все были давно мертвы. Их имена затёрты временем, их дела забыты, как и дела миллионов других смертных, что ходили по этой земле, и жили, и умирали, как суждено было всем смертным. Но, в отличие от простых смертных, то были паладины, и какими бы ни были их дела, Неммонис знала, что дела те были правыми. И какой бы ни была их смерть, она знала, что смерть та была достойна.
  Там, наверху бушевал барон Миртин, превратившись из человека в ожившую стихию. Даар знала Миртина ещё до того, как он стал бароном. Ещё когда Сэм Белоног дразнил его «подбаронком». Она видела, что с ним стало в ту ночь, когда Миртин был убит, а затем воскрешён ангелом Тира. Что-то случилось в ту ночь, что-то неправильное, и Даар чувствовала на себе ответственность за это, вопреки всякой логике. Она не вмешалась тогда, когда всё было ещё легко исправить… Неужели она уйдёт и сейчас?
  Ладонь крепче сжала рукоять меча. Драконорожденная рывком развернулась и ступила во тьму подземелья. Она вышла по ступеням наверх. На первом этаже она наткнулась на стайку перепуганных кобольдов. В другом месте в другое время кобольды бы без разговоров сцепились с Даар в битве, продолжая кровную вражду, что пылала между Багамутом и Тиамат, но сейчас зверьки были слишком напуганы тем ужасом, что творился в замке. Даар знала, что кобольды, несмотря на свой малый рост, были существами дисциплинированными и бесстрашными. Они не боялись погибнуть в бою, и обычно бились до последнего, если оставался хотя бы малейший шанс на победу. В случае с Миртином, шансов не было.
  Даар прошла мимо. Она здесь не ради шансов. Она здесь для того, чтобы поступить так, как велит ей её долг. Пройдя между куч золота, собранных культистами, между столов, на которых ещё стояли недопитые кружки тех, кто уже был мёртв, Даар вышла во внутренний двор.
  Миртин был там.
  Все остальные были мертвы.
  Медленно, юноша обернулся, услышав её шаги. Глаза парня горели странным огнём, который был знаком Даар, но она никак не могла вспомнить, где именно она его видела.
  — Паладин… — приветствовал её мёртвый юноша не своим голосом. — Я помню тебя ещё там, в лесу холмового гиганта, где меня подобрал глупый хоббит.
  — Что ты сделал с Миртином?
  — Ничего. Я лишь дополняю его в том, что ему не хватает. Глупая Дива воскресила его не тем заклинанием... Слишком слабым... Тело должно было оставаться целым для той магии. Но я вмешался.
  Глаза драконорожденной сузились от ненависти.
  — Освободи его, — сказала она, обнажая зачарованный меч.
  — Нет.
  Меч паладина взлетел в воздух. Даар отбросила щит — не осталось союзников, чтобы их прикрывать, а самой Даар смерть была не страшна. Перехватив меч двумя руками, она побежала на Миртина, и с разбега рубанула барона поперёк его фигуры. Но за секунду до удара там, где стоял барон, возникло облако чёрной пыли, и меч свободно пролетел сквозь неё, заставляя Даар ловить равновесие. А барон был уже рядом, всего в шаге вправо от удара. Его кинжал тут же ударил Даар в бок, пробивая кольца кольчуги. Даар рыкнула и ударила локтем в ответ, а затем снова попыталась достать Миртина мечом, но тот увернулся, проскочив под ним и вновь оказавшись за спиной Даар. В этот раз он не успел вонзить кинжал ей в спину — резко кувыркнувшись вперёд, Даар развернулась, и между ней и Миртином снова был её меч.
  Секундная пауза, во время которой соперники не сказали друг другу ни слова, только молча смерили друг друга взглядом. Первой не выдержала Даар. Меч снова в молниеносном выпаде полетел во врага, и в этот раз Миртину не удалось увернуться — клинок распорол его покрытый чужой кровью доспех. Миртин даже не вскрикнул. Он поднял костяную руку и направил её на Даар. Поток холодной энергии коснулся драконорожденной, стремительно вытягивая силы из её мышц, в то время как рана на теле Миртина начала затягиваться. Пальцы Даар, державшие меч, онемели. В глазах потемнело. Сердце стало пропускать удар за ударом.
  И вдруг рука Миртина дёрнулась, и бледный луч погас. Миртин хотел было добить Даар кинжалом, но вдруг неестественно дёрнулся вновь, как от нервного тика или икоты.
  — Вукс-с Куртулмак! Вукс-с Тиамат!
  Даар сфокусировала взгляд, чтобы понять, откуда раздаётся это визгливое тявканье.
  За спиной Миртина стоял отряд кобольдов, выстроившись боевым строем. В руках первой линии были кинжалы, а вторая и третья была вооружена пращами и щедро осыпала барона потоком камней.
  — Вукс Куртулмак! Вукс Куртулмак!
  — Да заткнитесь вы…
  Одним движением костяной руки он заставил сразу трёх кобольдов согнуться и упасть на землю, корчась в предсмертных судорогах. Но строй маленьких ящериц не дрогнул.
  А Даар получила короткую передышку, которой как раз хватило, чтобы вновь почувствовать рукоять меча своими онемевшими ладонями. Клинок описал в воздухе серп луны и полоснул по спине мёртвого барона. Не так благородно, но было уже не до этого. Миртин вновь переключился на Даар, попытавшись достать кинжалом, но она с лёгкостью парировала эти открытые удары. Тогда Миртин снова поднял костяную руку… и снова получил камнем по голове.
  — Да что за…
  И ещё один камень не дал ему договорить, звонко отлетев от затылка.
  — Чёрт!
  Миртин хотел было придушить магией ещё горстку кобольдов, когда клинок Даар нанёс ещё один удар в его истощённое тело. Отскочив на несколько шагов назад, Миртин метнул в Даар свой кинжал, попав ей в плечо. Левая рука теперь вышла из строя, но Даар лишь выдохнула поток морозного воздуха и продолжила бой. Выпад, второй, третий — безоружного Миртина атаковать было проще, главное было не дать ему поднять костяную руку и кобольды в этом помогали, раз за разом отвлекая на себя его внимание. Из-за пояса Миртин достал ещё один кинжал, и тут же сделал ответный выпад, очень простой, несдержанный — так атакуют лишь новички и плуты, что привыкли бить в спину едва завидят возможность. Одним движением Даар отбила удар, и, используя инерцию, довершила движение меча, мощным ударом отрубив Миртину голову.
  Обезглавленное тело барона упало на брусчатку внутреннего двора замка.
  Но голова осталась висеть в воздухе. Светящиеся злом глаза вперились в удачливого паладина.
  — Ты… — начала было говорить голова, но очередной камень заставил её заткнуться. Кобольды попадали даже по такой маленькой мишени.
  И тогда голова завопила чудовищным, потусторонним воплем, от которого у Даар вздыбилась чешуя на загривке. Один этот вопль положил половину кобольдских стрелков. Вторая половина осталась стоять. И биться.
  — Вукс Куртулмак! — славили они своего бога, запуская в левитирующую голову град камней.
  Тогда чёрное облако пыли стало закручиваться вокруг двора в непроницаемое торнадо. Глаза Миртина горели всё ярче, фокусируясь на смертоносной магии и игнорируя камень за камнем. Вихрь сыпучих стен стал сужаться, стремясь поглотить, сдавить и кобольдов, и Даар, и всё живое и неживое. Но тут Даар увидела удачный момент, что блеснул словно искра в темноте подземелья:
  — Вукс Багамут. —Мощным ударом Даар рубанула по летающей башке.
  Череп раскололся надвое, и упал на брусчатку уродливыми половинками — одна истлевшая почти до костей, вторая всё ещё облепленная остывающей плотью. Чёрный вихрь стал рассыпаться, открывая взгляду луну и россыпь звёзд на небе. Вместе с вихрем, стал стремительно разрушаться и сам замок. Его стены разъезжались в стороны, будто цемент меж камней стал сыпучим песком. Догоравшая часовня обрушилась внутрь себя. Центральная башня накренилась, и её медный купол сполз с последнего этажа, ударившись в землю с оглушительным звоном. Даже крепко сложенная казарма стала разваливаться, поднимая в воздух клубы чёрной пыли, которая облаком накрывала замок.
  Даар стояла посреди этого, едва удерживая меч обессилившей рукой. Из-под кольчуги текла кровь. Кинжал Миртина всё ещё торчал в её плече. Не было сил куда-то бежать. Даар только смотрела, как перепуганные кобольды мечутся в разные стороны в поисках укрытия. Они всё ещё боялись приближаться к Даар. Багамут и Тиамат никогда не будут союзниками. Никогда.


  * * *

  С тех пор никто не видел Неммонис Даар и не слышал о ней. Через несколько дней путешествующие торговцы обнаружили развалины замка Троллклав, который выглядел так, будто его уничтожило землетрясением. Под развалинами они обнаружили множество тел — человеческих, кобольдских, даже дрейков. Но среди них не было тела серебряной драконорожденной, и не было её вещей. Тело барона Миртина было на месте — обезглавленный скелет, одетый в роскошные кожаные доспехи. И разрубленная черепушка рядом.
  А где-то во Вратах Балдура один неудачливый торговец матерился на всех полуросликов мира, называя их всех ворами и прохвостами. Один из этих плутов, со светлым мехом на ногах, продал ему «зачарованные человечьи мозги», которые, как утверждал полурослик, принадлежали самому барону Троллклава и не истлели даже спустя год. Торговец заплатил круглую сумму за шкатулку со столь редким коллекционным предметом, надеясь перепродать его какому-нибудь магу для опытов. И вот в его лавку пришёл благородный старик и, назвавшись рыцарем сэром Юсташем, он был готов заплатить за мозг барона втрое больше той суммы, что получил полурослик. Но когда торговец открыл шкатулку, он не обнаружил в ней ничего, кроме склизкого, вонючего перегноя.

Тельгар, успевший уйти вперед, вернулся на крики и звуки возни. Что это, соратники не могут поделить между собой куст с ягодами? Маришка исступленно набивает ими рот, но что вселилось в этого мертвого эльфа, что он так настойчиво, хоть и неуклюже атакует ее? Ведьмак внимательно пригляделся к кусту, а затем решительно ринулся вперед, чтобы встать между товарищами, оттирая Ленвэ спиной.

— Я думал, только люди решают все проблемы насилием, — ехидно бросил он эльфу, прежде чем сосредоточиться на девушке. Обнял ее за плечи, и мягко потянул прочь от зачарованного лакомства, готовясь к длительному монологу. Тельгар знал, что уши у женщин куда чувствительнее языка, и отвлечь ее от сладостей можно лишь еще более сладкими речами.

— Вкусные ягоды, правда? Но послушай-ка, что однажды поведал мне один странник, вернувшийся из далекой южной страны, что славится своими сладостями и сказками. Так вот, жил там однажды могущественный правитель, покоривший окрестные земли и снискавший при жизни великую славу. И возжелал он взять себе в жены прекрасную принцессу одной из разоренных им стран. А девица та страсть как любила сладкое, но ее придворный кондитер погиб на войне, защищая свою родину. И сказала она тирану, что станет его покорной женой лишь после того, как он найдет мастера, что изготовит лакомство, превосходящее все, что она доселе пробовала. И отправил повелитель гонцов во все края своих обширных владений, и явились к нему во дворец лучшие из лучших кондитеров, числом в тысячу, и принесли в дар тысячу восхитительных яств. Отведала их одно за другим капризная принцесса, и отвергла каждое – это недостаточно сладкое, то чересчур приторное, а здесь привкус горечи портит тонкий букет. Разгневался правитель, и велел казнить незадачливых поваров, что не смогли угодить его возлюбленной. Когда стража увела мастеров из тронного зала, остался лишь один, никем ранее не замеченный. Одетый в лохмотья и синий колпак с кисточкой, последний кондитер, дрожа от страха, упал на колени перед девицей, и открыл перед ней коробочку с какими-то серыми кубиками, и приниженно умолял ее попробовать его чудесного лукума, прежде чем отправлять и его на смерть. Под хмурым взглядом повелителя, принцесса положила один кубик в рот, а другой съел и сам даритель. И в этот миг оба обернулись быстрыми птахами, и вылетели в раскрытое окно! Ибо был тот гость ни кем иным, как придворным колдуном павшего королевства, и так помог он наследнице трона отомстить за свою страну. Ну а самонадеянный тиран был вскоре свергнут собственным народом, который тоже очень любил сладкое, и не мог простить владыке гибель лучших мастеров-кондитеров.

Закончив рассказ, Тельгар утер пот с лица – долгая речь нелегко далась молчаливому ведьмаку. Но, кажется, куст остался далеко позади?

Ревенант отмахивался до последнего, а кольцо злых деревьев все плотнее смыкалось вокруг него. Мертвую плоть, не чувствующую боли, пронзали острые ветви, удары один из другим сыпались на Драноша. Очередной удар повергает мертвеца на землю, кривой толстый корень прижимает его, не давая встать. Острая как копье ветвь пронзает грудь, и сердце-аркана наконец перестает биться в нем. Так второй раз погибает Дранош Вернувшийся.

...Нобиль очнулся в предрассветных сумерках. Вокруг - все те же черные деревья, стоят, не шевелясь. В нескольких десятках шагов различаешь очертания основательно оплавленного камня, на нем сидит Злоязыкий. На ближайшем дереве - головы Дурбана и Драноша, нанизанные на ветви.
- То была обычная прогулка, какие я время от времени совершаю по ночам, блуждая среди спящих деревьев, прислушиваясь к шепоту Чащи, - бывший поэт говорит будто бы сам с собой. - Трое путников у костра, под кроной старого дуба. Топоры у всех троих - плохое оружие, злое, деревья такое не любят. Дуб уже был разбужен, полон гнева, но я дал ему приказ - пленить всех троих, не убивать. Я хотел поговорить, рассказать, как Лес видит их, с этими варварскими секирами, упредить от использования их во вред деревьям. Конечно, они стали спорить с волей Чащи, отбиваться... А потом один из них воззвал к силам Нижнего мира, обрушив на Лес пламя Рока. Убил древний дуб, убил его братьев, убил своих подельников. Это было столь ужасно, что я бежал без оглядки. Пожар выжег целую рощу, унес столько жизней... - Злоязыкий встал, подошел к дереву с головой Дурбана, будто любуясь. - И представляешь себе, гобольд, этот убийца заявился ко мне снова, уже с другими подельниками, - поэт издал смешок, покосившись на Нобиля. - Подарок судьбы, неминуемое совпадение, злая усмешка рока - называй как хочешь. Я лично считаю, что Чаща всегда берет свое, она-то и привела вас сюда. Этот убийца больше не угрожает Лесу, его злая сила иссякла, вернулась в Нижний мир. Месть свершилась. Но возрадуйся, ибо Чаща пощадила тебя! - обернулся к гобольду. - Возвращайся в населенные земли, расскажи всем, какая судьба ждет убийц деревьев. Когда вернешься в Лес, сделай это с уважением. Помни о судьбе этих двоих, - Злоязыкий небрежно кивнул в сторону голов на ветвях и пошел прочь.

Укус гидры разорвал нос Сулика и вырвал из него старую, украшенную резьбой кость. Когда он успел потерять шлем? Гном не мог припомнить, казалось, что он сражается с многоголовым монстром уже целую вечность. Пали все друзья, и только он один ещё стоял на ногах, как встарь на Арене. Что это шумит в ушах, кровь или рёв толпы? Да, её бы понравился этот бой!

Из последних сил гном отмахнулся молотом и успел пожалеть о том, что в его руках не верный трезубец. Ещё один рывок змеиной головы, и Сулик упал на колени, глядя, как из распоротого живота вываливается сизый моток. Он поднял взгляд, который зацепился за луну, вышедшую из-за облаков, и осветившую картину кровавой бойни. Сулик умиротворённо вздохнул, улыбнулся — и секунду спустя гидра откусила ему голову.

Роковая челюсть подобралась сзади, когда Блафлин буквально вгрызался клинком как клещ в смрадную плоть гидры, в исступлении разбрасывая ошметки и брызги зеленой жижи. Но на смену оторванным кускам как по волшебству отрастали все новые, а гном устал и замешкался, не успев отразить смертельный выпад. Его стекленеющий взгляд застыл на одинокой звезде, чей луч чудом проник в грязную яму, которой суждено было стать его последним пристанищем.

Так пал Блафлин Зрелый.

С клинком в руках,
В крови врага,
С огнем в глазах,
Не ведав страх.

Достойная смерть для героя, и Отец Богов улыбнется ему в своем высоком чертоге. Там, под каменными сводами, теперь будут гулко звучать его хвалебные песни, а в смертных землях его голос замолк навеки. И лишь память о нем останется греть сердца уцелевших друзей.

Снульто слышал, как хрустят его кости под напором огромной лапищи, чувствовал, как воздух покидает горящие лёгкие. В исходившем от гидры болотном духе, смешивавшемся с металлическим запахом крови, чудилось уже влажное дыхание Стикса. Но пока у него есть свободная и послушная рука... Только бы хватило последних сил, чтобы наносить удары!

Не хватило.

И гобольд Снульто, бывший лемурилокутор IX легиона и главный дрэппер Нортвича, сам шагнул сквозь непроглядный мрак в тот мир, для которого ему столько раз приходилось служить связующей ниточкой с миром живых.

IN MEMORIAM SNVLTONIS

Моран чувствовал, что безвозвратно и безнадёжно тонет. Тонет в этих широко распахнутых глазах, в дурманящем облаке парфюма, в каких-то давно позабытых эмоциях, чувствах, желаниях. Голос незнакомки (хотя нет, она же назвала имя... Мэгги...), кажется, звучал прямо в мозгу, Роджер даже не был до конца уверен, движутся ли губы девушки. Если уж начистоту, глядя на эти губы, Моран вообще не мог думать практически ни о чем, кроме призрачного шанса на поцелуй.
В отчаянной попытке выплыть к берегам здравого рассудка Роджер осушил кружку едва не наполовину, что позволило мыслям обрести некое подобие ясности. Старкер?.. Она тоже ищет Старкера... А он-то было решил, что развязался с этим гребаным делом... Может, этот подослал?.. Тут детектив с некоторым удивлением понял, что сейчас во всём мире не найдётся человека, которому он бы верил больше, чем этой девушке. А если даже вся эта история выдумка от начала и до конца - плевать, он, Роджер Моран, хочет, чтобы этот момент не заканчивался. Сидеть рядом с ней, вдыхать аромат духов, мечтать о поцелуях и тонуть в этих глазах.
- Маргарет... Мэгги... Я же могу Вас так называть?.. Прошу, присядьте, постарайтесь успокоиться. Конечно, конечно, я расскажу Вам... Если это как-то поможет... Старкер, хм... Да, Вы правы, скрытный он малый... Надо же, ни словом не обмолвился, что у него в друзьях такие красотки! - Моран выдавил что-то похожее на ободряющую улыбку, надо же хоть как-то разрядить обстановку. Не дожидаясь реакции на свою шутку (первый приз на конкурсе не получила бы, чего уж там, но лучше, чем ничего), детектив продолжил:
- Знаете, я ведь тоже сперва подумал, что он, ну, того... Как Вы там сказали? Мнительный, да. Нет, он, конечно, многим поперёк горла стоял, с этими его картинами, но чтоб слежка... Это уж, простите, как в каком-нибудь дешёвом романе! - с обретением знакомой почвы под ногами к Морану отчасти вернулась уверенность. Он даже позволил себе доверительно накрыть своей ладонью руку собеседницы.
- В любом случае, работа есть работа, тем более, что платил он хорошо. Лёгкие деньги, так я тогда решил, просто подтвердить, что всё это пустые страхи.., - Роджер помрачнел и ненадолго замолчал, -
Вот только Ваш друг прав оказался. Следили за ним, да ещё как. Серьёзные ребятки, при машинах, и сменялись постоянно. Такое организовать - при бабле надо быть. Хотя, дилетанты, сразу видно, и работали грязновато, раз уж даже Старкер их "спалил". Так что мне-то их "пропасти" это как раз плюнуть было, я ж профессионал, - Моран не без гордости хмыкнул.
- В общем, ребятки ездили не куда-нибудь, а прямиком в Беверли-Хиллз, как я и думал. И особняк, куда все ниточки тянутся, принадлежит некоему Райану Ховарту, мужику явно не бедному. Я покопал там-сям насчёт него, "бабки" свои унаследовал, картины собирает, древности ещё всякие. От Рима так прям сам не свой, ну, знаете, Цезарь, Клеопатра, смотрели, наверное? Вроде как в войну служил, но где, кем, - глухо, ничего не нарыть. И слухи ходят всякие...Конкретно, конечно, ничего не известно, но вроде как тех, кто с Ховартом тягаться решил, или копал под него, больше потом не видели... Я, понятное дело, у Старкера спросил, нет ли, часом, у Ховарта причин зуб на него иметь. И точно, Ховарт ему писал, дважды предлагал встретится, но друг Ваш послал его куда подальше, почему - не сказал. Чувствуете, чем пахнет? Ховарт этот явно не из тех, кого запросто послать можно... Тут я и решил, что всё, хватит. Сказал Старкеру, что завязываю с делом, деньги оставшиеся вернул. Работа работой, но, знаете...жизнь-то одна всего...
Моран помолчал, отхлебнул пива, а когда снова заговорил, в его голосе остались только безнадёжность и усталость:
- Мне жаль Вам это говорить, Мэгги... Но лучше держитесь от всего этого подальше. Дурное это дело, уж поверьте, я в этом разбираюсь. Не знаю, кто там Ваши друзья, но ничем хорошим всё это точно не кончится... А мне... Мне бы не хотелось, чтобы с Вами что-то случилось...

Обед плавно переходил в ужин, щедрое угощение украсило столы, а диковинные напитки лились рекой за счет отважных героев, вернувшихся из Леса с богатой добычей. Но что за пирушка без доброй песни? А приличных бардов в зале что-то не видать. Да и зачем полагаться на легкомысленных поэтов и лукавых менестрелей? Нет, настоящий герой должен сам воспевать свои подвиги! Устная традиция подгорного народа хранила много подобных эпосов, но всегда найдется место и для нового. И если нужно слегка исказить ход событий в угоду поэтическому приему или ради красивой рифмы, Блафлин отнюдь не боялся этого сделать. «Песнь о нисхождении во тьму и пробуждении лиха» он сложил еще на последнем привале, и теперь лишь лениво перебирал в голове строчки, готовясь к исполнению.

Когда пир достиг наивысшего веселья, Блафлин забрался на стол в центре зала и громко застучал башмаками, чтобы привлечь всеобщее внимание. Когда в помещении наступила тишина, гном чуть откашлялся и без всяких предисловий начал декламировать нараспев, ритмично перебирая струны найденной в чулане у Чэрвольда старой лиры, и притопывая ногой в такт. Его густой баритон с легкой хрипотцой, добавленной утраченными годами, наполнил пространство таверны.

Угрюмый древний мрачный Лес
Скрывает множество чудес.
В прогалине, от глаз сокрыт,
Колодец старый там стоит.
Не светит солнце в глубине
Того колодца, а на дне
Хранит с отравою игла
Тоннель, где поселилась мгла.
Но воссияет свет свечи,
Её неяркие лучи
Осветят храбрым путь во тьму –
Уж видно впереди дыру.
Вошел герой: внутри стоит
Телега, странная на вид,
С лежащей вострою косой.
А сам чертог как колесо,
Вращается вокруг оси –
Секрет герой наш раскусил!
На четверть круга поворот,
И вот открылся новый ход!
В конце – рабочий кабинет,
Где времени движенья нет.
Не властно здесь теченье лет,
Навеки замер мертвый свет,
И правит балом тишина
По повеленью колдуна.
Стоят песочные часы,
И надпись строгая гласит:
«Не смей, о смертный человек,
Пустить минут застывших бег».
Чтобы фортуну не гневить,
Пришлось героям отступить.
Вновь раскрутили карусель –
Привел очередной тоннель
В святилище нечистых сил.
С кровавой чашей жрец застыл
Там, словно муха в янтаре.
Виднеются на алтаре
Зловещих знаков письмена,
И демон с головой козла.
Дивясь ужасным чудесам,
Вошел герой в подземный храм.
И, блеском золота пленён,
Коснулся чаши с кровью он.
И кровь из чаши расплескал:
Свершился тёмный ритуал.
По воле рока в этот миг
Из тьмы в подлунный мир проник
Коварства дух, лукавый бес,
Исчадье мрака, враг небес,
Чтобы вселиться в храбреца.
Судьба невольного жреца
Теперь была предрешена –
Из чаши лиха пить до дна.
Но затаился хитрый враг,
Сокрыв печати тайный знак.
И вновь, не ведая беды,
Чтоб завершить свои труды,
Друзья отправились назад –
Добыть во тьме сокрытый клад.
Но не могли они уйти,
Оставив тайну позади.
И снова залы круговерть,
И выступает дева-Смерть
В обличье Темной Госпожи,
Чтоб разорвать завесу лжи.
И время пущено вперёд,
И дух нечистый восстаёт
Из праха падшего жреца.
И, сбросив облик мертвеца,
Освободилось от оков
Чудовище из страшных снов.
И прочь бежали перед ним,
Заклинив хитрый механизм,
Друзья, дерзнувшие пойти
Извивом темного пути.
Тоннеля узкий лаз, и вот
Колодца жерло вверх ведёт.
Вновь к свету солнца, пенью птиц
Друзья успешно пробрались.
Оставив ужас за спиной,
Идет по лесу наш герой.
Котомка золота полна,
Но торжествует Сатана,
И пляшет бесновато тень,
И ждет, когда иссякнет день,
Чтобы в лукавый диалог
Вступил со смертным грозный Рок.

Завершив песнь, Блафлин печально обвел взглядом публику. Его мало волновала их реакция. Мыслями гном был в комнате, где уединился его брат, ведущий отчаянную борьбу с коварным духом. Эту битву он должен был выиграть в одиночку.

Тяжёлой, слегка шаркающей походкой, волоча на плече свой огромный топор, Дранош вошёл в таверну. Безразлично прошествовал мимо стойки, не соблазнившись ни батареей бутылок, ни доносившимися с кухни ароматами. Истуканом застыл посреди зала, пустыми глазами озираясь вокруг. Как он здесь очутился? Зачем он сюда пришёл? Кажется, у него была какая-то цель... Но какая?

Вы не можете просматривать этот пост!

Ну, рог - не клин полноценный, надолго не удержит то, что с той стороны. Блафлин, уже убегая по коридору, краем глаза замечает, что дверь слетает с петель, а с той стороны показываются очертания твари, которую проще всего описать словом "месиво". Какие-то многочисленные суставы, конечности, бесформенная туша, колышущаяся, корчащаяся, ползущая вперед, вытянув щупальца и раскрыв многочисленные пасти! Тварь довольно шустро ползет вперед, заполняя своей тушей все пространство коридора, издавая множество жутких звуков!

Роджер Моран ненавидел женские слезы. Он был твёрдо убежден в их манипулятивной природе, в каковом убеждении его немало укрепила бывшая жена, пускавшая это оружие в ход часто и охотно. Поэтому когда на глазах странной девицы появились слезы, первым порывом детектива было привычно оборвать эту неуместную драму и вернуться к более приятным занятиям. Роджер уже открыл было рот, чтобы поставить дамочку на место (по его опыту, грубость в таких случаях является наиболее действенным средством), и... И понял, что язык прилип к гортани. Девушка, казалось, воплощала собой беззащитность и потерянность. Морану внезапно стало невыносимо стыдно, и за свой поношенный костюм, и за эту дешёвую забегаловку с заляпанными пивом столами и неистребимым запахом неудачи, и вообще за всю мерзость и запустение этого района, куда это несчастное создание было вынуждено прийти. Запах её духов щекотал ноздри, мешая мыслить ясно. Окружающие звуки куда-то исчезли, осталось только её дыхание и тихие всхлипывания. Роджеру мучительно захотелось обнять девушку, прижать к себе, пообещать защитить от всех ужасов мира, и, что было совсем уж для него несвойственно, сдержать обещание. Потянувшись, он чуть коснулся её плеча и тут же отдернул руку, словно обжегшись. Моран ощущал себя страдающим от первой любви школьником. Одной рукой он делал отчаянные знаки, подзывая бармена, второй сначала нервно поправил сбившийся набок узел галстука, потом вцепился в край стойки, как утопающий в спасательный круг.
-Мисс... Мисс, прошу Вас... Всё хорошо, прошу, успокойтесь, я... Я, конечно же сделаю всё, что в моих... Шейн, да принеси ты уже чертов стакан воды! О, простите, мисс, может Вы хотите виски, или бренди, только скажите... Прошу Вас, не плачьте... Что с Вами случилось? Чем я могу помочь?..

Со всех сторон его окружала тьма. Здесь и там её пронизывали тусклые огоньки, частички неверного, болезненно-бледного света. Они дрожали, перемещались, менялись местами, норовили убежать куда-то за пределы поля зрения. Оторваться от их хаотического танца было невозможно, но следить за ним было неприятно до тошноты, почти физически больно. В их мельтешении не было ни ритма, ни гармонии, только какая-то сводящая с ума неправильность. И насмешка.

Тьма расступилась. Такое уже бывало раньше, но сейчас Иероним чувствовал, что на этот раз у него хватит сил удержаться на поверхности дольше, чем на несколько мгновений, прежде чем мрак снова сомкнётся над ним. Взору предстали балки потолка, а справа, на границе поля зрения – уголок стола и кусочек как будто бы сидящей за ним человеческой фигуры. Мир каким-то образом несколько потерял в рельефности, зато прибавил в резкости: даже просто смотреть на него было немного больно. А ещё мир сместился куда-то вправо: как Иероним ни скашивал глаза налево, он видел там лишь характерный изгиб собственного носа – и ничего за ним. Но несмотря на это с каждой секундой крепла уверенность в том, что это его родной, настоящий мир, тот самый мир, в котором он когда-то сказал своё первое "Дай!". И запахи были на месте: пахло крепким пойлом, свечным воском, засохшей кровью, немытым телом, аптекарскими травами, мускатом, жжёным сахаром и человеческим беспокойством. И ещё чем-то знакомым, что цирюльник сейчас не в состоянии был опознать с той же готовностью. Что до звуков, то с уверенностью слышался только один, глухой ритмичный стук, отдававшийся болью в висках, источник которого он некоторое время затруднялся определить, прежде чем понял, что это пульсирует его собственная кровь, совершающая свой путь по сосудам.

Вообще чего-чего, а боли было хоть отбавляй. Голова ощущалась как полено, в которое только что с размаху вогнали колун, – хотя и полено с колуном, наверное, не были бы такими тяжёлыми. Остальное тело тоже ныло; впрочем, по сравнению с головной болью, захватившей всё его естество, это воспринималось лишь как слабый, размытый фон, о котором легко забыть. Во рту саднило, нёбо и горло глубоко, вплоть до самой гортани, будто выложили грубым и очень сухим пергаментом.

Иероним сделал вдох, попытался заговорить – хотя бы чтобы убедиться, что он ещё способен услышать собственный голос, – и сразу зашёлся кашлем, от которого колун тут же вытащили и вогнали в щель, разделявшую пополам его голову, с новой силой. Поверхность под ним покачнулась, балки потолка поплыли куда-то в сторону, точно норовя повторить давешний тошнотворный танец бледных огоньков во тьме.

Чьи-то руки приподняли его голову, что-то горячее и ароматное приблизилось к лицу. Удивляясь собственным телодвижениям, сколь бы малы они ни были, Гумпрехт жадно сделал глоток. Куриный бульон. О, он узнаёт его вкус; значит, в мире по-прежнему есть все пять чувств. Правда, во главе всего стоит боль. Ещё несколько глотков спустя ему стало полегче, потолок замер неподвижно, верх и низ заняли свои места, и даже, кажется, на право и лево теперь можно было положиться, пусть и с осторожностью. Миска с бульоном удалилось от его лица, и её место заняло что-то другое, ещё более ароматное. Ага, ипокрас на белом вине. То, что нужно.

Опустив голову обратно на подушку, Иероним поднял левую руку – удивительно было, что он может её чувствовать и она его вполне слушается, хоть и подрагивает, – и аккуратно провёл пальцами по левой стороне лица. Беспорядок в бороде, рубцы, всё ещё болезненно отзывающиеся на прикосновение, и плотная тканевая повязка наискось через глаз. Что ж, теперь понятно, почему мир потерял выпуклость и немного сдвинулся вправо. Тем более это всё ещё тот же самый мир. Ему ещё предстоит полностью осознать свою потерю, но это будет позже.

– Спасибо, – негромко и очень хрипло проскрипел цирюльник, чувствуя, как каждый слог отдаётся в голове новой волной боли, – Сколько я пролежал? И живы ли остальные?

Он увидел, как под потолком сгущаются тени и почувствовал, что совсем скоро, быстрее, чем можно прошептать молитву Сигмару и его Молоту, его вновь накроет мрачное забытьё, оживляемое лишь нечестивым танцем бледных огоньков. Но теперь он знал главное: он жив. И будет жить, назло всем мутантам и демонопоклонникам на свете.

Бывший лемурилокутор IX-го имперского легиона внимательно выслушал речь своего преждевременно поседевшего товарища и... застыл в некотором оцепенении.

Перед его мысленным взором проносились видения Маришки в образе Госпожи Смерти, отвлечься от которых было не так-то просто. Но это-то ладно, а ещё выходило, что в их беседе за поздним завтраком из змеиного мяса степенный седобородый гном выступает в роли искусителя, а он, пронырливый гобольд Снульто, оказывается голосом разума и осторожности.

Это ли не признак того, что этот мир проклят богами и пришествие ещё одного тёмного властелина ничего в нём по большому счёту не изменит?

Пока огонь прогорал до углей, испускающих мягкий жар, Блафлин не терял времени – нарезал змеиное филе тонкими полосками. Мечом было несподручно, пришлось одолжить у Снульто ритуальный жертвенный нож, отобранный у безумного культиста. Только кровь оттереть, и пусть послужит праведной цели! Мясо было свежайшее, практически парное, если бы не принадлежало хладнокровной гадине. Но вот вымачивать его и приправлять по старинному гномьему рецепту было нечем, да и некогда возиться. Ничего, аромат дымка от горения вековой дубовой мебели придаст блюду неподражаемый вкус! Часть полосок он аккуратно нанизал на найденный прутик и сразу же подвесил над дымом коптиться – такое мясо будет пригодно в пищу еще несколько дней. Разбив в труху старое кресло, гном извлек из его сиденья изрядно проржавевшую стальную сетку – чем не решетка для гриля? Разложив на на ней оставшееся мясо, он поместил его над углями. Аромат жареной змеи вскоре наполнил помещение, будоража аппетит усталых путешественников. Как бы не проснулись раньше времени!

Закончив со стряпней, гном отмыл руки дождевой водой, достал добытые в бою бычьи рога и сел за работу. Он задумал вырезать их них три миниатюрных фигурки, их образы уже прочно засели в его голове, но детали приходилось выдумывать прямо в процессе работы. Резец споро замелькал в умелых руках...

  - Они просто охуительно чудодейственны... - пробормотал мужчина ей вслед и задумчиво прикоснулся пальцами к щеке. - Ох, если бы голова не раскалывалась на части...
  Осмотрев помещение и трупы на предмет полезных приобретений, Диего выбрался наверх вслед за остальными и проверил своё снаряжение на всякий случай. Вроде как всё было на месте, что, бесспорно, радовало глаз.
  - Надо вытащить трупы наружу, организовать еду... только лучше не жрать то, что нам давали до этого, не уверен из кого или чего они делали своё сраное рагу. Так же следует отправить весточку в ближайший город, чтобы отцы-инквизиторы или охотники на ведьм прибыли и разобрались с ситуацией. А до тех пор предлагаю остаться здесь и восстановить силы. Я так точно второй такой мясорубки не переживу в ближайшие дни. К тому же кто-то должен помочь господину трактирщику справиться с горем и последствиями.
  Он поморщился, потерев затылок и нахлобучил на голову шляпу, глубоко вздыхая и наблюдая за эльфийкой. Улучив момент, когда девушка оказалась в стороне от всех, Диего подошел ближе и взял её за локоть, мягко поворачивая к себе. Ощущение близкой смерти и понимание того, насколько до нелепости хрупкой была их жизнь, сделали мужчину удивительно смелым. Жизнь, в конце концов, была только одна, а жалеть о том, что он сделать не успел, Диего устал. Вся его жизнь состояла из упущенных возможностей.
  - Слушай, Давандрель, - он на пару секунд задумался, придумывая, что сказать, а потом просто пожал плечами. - Ладно, говорить не моя сильная черта.
  И просто поцеловал её, прижимая к себе.

– Когда-то один наш предок изрёк мудрость, которую гномы пронесли через века, - произнёс Сулик. - Звучала она так: работает - не трогай! Но здесь же сейчас ничего не работает, верно? Значит, можно трогать! Уж больно мне чаша эта нравится, золотая, блестит. К тому же, раз на неё заморозка времени не подействовала, то и опасности от неё исходить не должно, я так мыслю. Блафлин, давай попробуем её снять? Вдвоём для подстраховки, чтобы и капли крови этого... просветлённого на алтарь не попало.

– Ну да, пожалуй, – кивнул Беркут в ответ на объяснения Кая, поняв по глазам старшего мужчины, что тот не врёт и ничего не скрывает. То, что ангел не собирался идти сводить старые и новые счёты с поехавшим бесерком, ранившим его дочь, – ну, или, наоборот, вставать с ним плечом к плечу против людей Даста – кто знает, какая у них там история между собой? – было большим облегчением. Водила накинул куртку и сделал шаг к дверям. – А может, это... махнёмся на время твоего обхода? – неуверенно предложил Беркут и вытащил из кобуры "рюгер", – Если кого-то придётся огнём успокаивать, тебе же потом его штопать. А тут хоть дырки поменьше и поаккуратнее...

Разговор был прерван появлением технаря. Хорошо, наверное, что Беркут в этот момент держал пистолет за ствол, а то мало ли что тот бы подумал, застав их двоих с оружием друг напротив друга.

– Здорово, Колин! – Водила всегда был рад встрече с самым рукастым, без преувеличения, обитателем Вормвуда, – Спасибо, всё в порядке. Мы в прошлый раз по красоте перебрали, ещё ого-го побегает. Думал сегодня-завтра в дорогу, да вот, как видишь, местных проблем подвалило.

* * *

Попрощавшись с Каем и Колином, Беркут двинул исполнять поручение ангела. Сложным оно не казалось. Свободные койки в Вормвуде только что заметно подешевели. А под собственной кроватью Беркута хранилось то, что с лихвой окупит недельные заботы о двух лежачих больных – всамделишний, Золотого Века, фарфоровый чайник с трёмя такими же чашками. И две из них даже с грёбаными блюдцами! Всё тёмно-тёмно-синее, невероятно глубокого оттенка, какого уже не встретишь на вещах, сделанных руками человеческими, – разве что на небе, утром в ясную погоду, перед самым восходом солнца. С широкой, узорной золотой каймой. Штуковины, достойные вожаков.

Видимо, пришла пора с этой красотой расстаться. Крис бы одобрил: хабар должен работать и менять владельцев, участвовать в вечном круговороте обмена. Хотя, с другой стороны, он наверняка поворчал бы, что такую вещицу де можно было бы толкнуть и повыгоднее. Ну, сейчас даже странно о таком думать.

Расставаться, конечно, было по-своему жалко, но что самое смешное, главным источником этого самого "жалко" была вовсе не красота и ценность самого предмета: эти посудины самой своей статью настраивали на неторопливый, созерцательный лад, который для редких чаепитий Водилы никогда не был характерен. И не мастерство изготовления: да, Беркут всегда ценил искусную работу и не сомневался, что чайник, чашки и блюдца вышли из-под руки выдающегося мастера, но поскольку один хрен непонятно было, как и каким инструментом вообще можно такое сделать, он не чувствовал себя в состоянии по-настоящему оценить их и его восхищение казалось каким-то неполным. Вот если бы этот чайник держался на ладно пригнанных гайках или хотя бы хранил следы станочного резца... Нет, жалко становилось при воспоминании о том, как он привёз этот сервиз, полученный в качестве платы за опасную доставку, с собою в Вормвуд – столько дней, по таким ухабам, мимо таких засад – и довёз ведь, не разбил столь хрупкую вещь. Вёз, кажется, аккуратнее, чем ту взрывчатку, за доставку которой с ним этим фарфором и расплатились. И именно это – столько дней, довёз, не разбил, – придавало вещам какую-то дополнительную ценность, до которой, впрочем, никому кроме него не было дела. Те, кому он отдаст эту посуду, тоже, скорее всего, возьмут её не для собственного пользования, но с прицелом на будущий обмен. Постепенно она пойдёт по рукам в Вормвуде, обмениваемая на еду, патроны, покровительство, обрастая сколами и трещинами, когда-нибудь неизбежно отобьют ручку у чашки или расколют блюдце, потом ещё, меновая ценность снизится, а с ней и количество красоты в этом мире...

Ладно, слишком много мыслей, уводящих слишком далеко. Сейчас эта посуда – иссиня-чёрная и молочно-белая, опоясанная солнечным светом, приехавшая с ним издалека, слишком хрупкая для этого мира – поможет той, другой, которую, чего уж там, так ему напоминает. Если бывает в зигзагах этой жизни какой-то высший смысл, то вот он. На блюдечке.

Итак, за такой хабар многие согласятся похлопотать неделю. А свободных коек в Вормвуде прибавилось, спасибо Крюгеру хоть на этом. Правда, в семьи, где погибли рейдеры, лучше раненых не нести. Особенно в семьи бывших бойцов Риск. Особенно Сирокко. Мало ли что. Внутри стен, конечно, спокойнее, но к людям снаружи доверия больше. У себя-то попросту негде, разве что в машину их положить, ха-ха. А вот Бедная Скимла, подруга матери, – просто отличный вариант. Живёт одна, места у неё хватит. Занимается огородом да червями, далеко от дома особо не отлучается. Жизнь повидала (но здоровье ещё есть), за ранеными тоже в своё время немало ухаживала, хотя лучше не вспоминать лишний раз о грустном. К тому же, соседка, как никак. И свой человек, и добежать можно за полминуты, если что. С неё и начнём.

Если, конечно, бойцы за ворота выпустят. Ну так наружу не внутрь, верно же? Да и стрельба вроде как улеглась, слава богам.

Вы не можете просматривать этот пост!

Эльфийка тигрицей напрыгнула на пернатого мутанта, вонзая нож Фагора ему в грудь, а когда тот клекоча от боли отпихнул от себя остроухую фурию в которую казалось вселился мстительный дух Кейна, к нему - тяжелораненому и припавшему на одно колено - громко топая тяжелыми подбитыми гномьими башмаками носорожьей поступью подбежал верещащий злобный цверг с взъерошенной, опаленной бородой и летящими изо рта нитями слюней, описывая двуручным топором восходящую дугу.
Голова порченого существа оказалась отделена от остального тела одним чистым ударом и на кровавом шлейфе отлетев назад влажно шмякнулась об стену. При этом обезглавленное тело, фонтанируя кровью из обрубка шеи, вскочило на ноги и в слепой ярости размахивая дубиной понеслось на Таймена, однако Венди ловко подставила ему подножку и оно растянулось на полу. Больше оно не поднималось.
Все было кончено. Последний мутант был мертв. Было слышно лишь горение жаровен, тяжелое дыхание выживших искателей приключений, устало смахивающих со лба пот и облизывающих пересохшие губы, да мычание пленников, просивших их освободить. Но сначала следовало проверить их товарищей. Может те еще были живы...

Взрывная волна боли, накатившая из эпицентра в районе спины, накрыла рассудок и вновь отправила его кувыркаться в бездну забытья. Больше никаких воспоминаний, теперь он зашел слишком далеко. Вращается в потоке бешеного вихря, в кромешной тьме, с каждым витком уносясь куда-то в холодную пустоту небытия. Здесь он был лишен всех чувств, кроме слуха, который заполняли только ледяной вой безжалостного потока, и голоса, врывающиеся со всех сторон. Злорадные шепотки, истеричные выкрики, горькие упреки, стоны боли, мольбы о пощаде, крики страсти и вопли отчаяния – безумная какофония звуков, долбящих в гаснущее сознание.

В какой-то момент звуки очень четко разделились на «здесь» и «там», рядом с ним и где-то по ту сторону незримого рубежа. Рядом орали Мать, и Риск, и Бифф, здесь же звучал нестройный хор знакомых и незнакомых голосов, а там… оттуда звала Полночь. Но почему... Нет! Нет!!! Она не может уйти туда. Не должна бросать этот уродливый мир, в котором без нее совсем не останется красоты. Нужно ее вернуть, нужно только потянуться, он сможет, он уже делал так раньше. Усилие воли, и голос Полуночи, такой сильный и страстный, и вместе с тем рассудительный, взывавший к объединению во имя мира, становится ближе. Еще ближе, и еще немного. Совсем рядом. Но она не слышит его, его здесь нет, он только бесплотная безголосая тень. Как же вернуть ее на сторону живых? Ах, нет! Она же жива. Это там они все мертвецы, и он смог вырваться из их рядов только благодаря ее голосу! Но такие погружения не проходят даром – частичка его разума навсегда останется среди хора ушедших, а ее место в его голове займет эхо их голосов.

Но вот уже и Полночь кричит от боли, и он снова отчаянно тянется к ней, но никак не может достать. Восходящий поток оттаскивает его, уносит наверх, в сторону безмятежного покоя, и сил бороться больше не осталось. Шум постепенно стихает, и все погружается в тишину забвения.

Сирокко очнулся, дернулся и сразу почувствовал, как его удерживают крепкие руки Кая. Ощутил его неодобрение, даже не открывая глаз. Старик так трогательно переживал за свою дочурку, и все боялся, что такие как он втянут ее в неприятности. Тут он был, конечно, прав, но Ингрид уже большая девочка, и вполне может обойтись без отцовской опеки. Они стали так близки с Полуночью. Откуда ему было знать, что обе находились в этот момент совсем рядом, и Ангел отчаянно сражалась за жизнь подруги? Он хотел о чем-то спросить старшего ангела, но в глазах опять потемнело, и его снова унесло в беспамятство. Чертовы наркостабы.

    Грёбаные торчки. Именно эта мысль здобной осой ужалила первой, когда ко мне повалила толпа рейдеров. Но следом начало глодать сомнение: коллективные трипы — это что-то новенькое. От дури не бывает ведь настолько одинаковых глюков? А у этих ребят было как под копирку: какой-то пришлый залез на крышу и положил из пулемёта верхушку местной власти. Не то чтобы я всерьёз воспринимал Мать и её чокнутых родственничков, но так уж сложилось в этом городе: религиозность вступила в причудливый симбиоз с наркозависимостью — и вместе они составляют костяк управления Вормвудом. Составляли. Теперь вместо них двадцать три трупа. Сука.

    — Что за хер?

    На вопрос мне не смогли ответить толком ничего конкретного. Зовут вроде Крюгером, а кто он, откуда — хрен его знает. Оно и понятно: когда началась заварушка, стало не до знакомств. Но вооружён до зубов, и броня годная, так что вряд ли очередной прощелыга с пустошей. Самым паршивым было то, что, разделавшись с Эллисон и её людьми, он начал шмалять по гражданским. Якобы задело даже Актрису, которая за каким-то лешим полезла под пули давать представление. Нашла время. Экзальтированные бабы иногда похлеще нарков.

    — Мозгача ко мне. Срочно. А, блядь...

    Я осёкся, сообразив, что единственный мозгач поселения сейчас маринуется в карантине, и недавно мне доложили, что он настойчиво просит встречи. Со мной. Я что, так похож на любителя от нечего делать поточить лясы с Вихредрочерами?

    Грёбаные мозгачи. Грёбаный город, летящий в тартарары.

    Ладно. Вариант угомонить психопата прочисткой извилин отпадает. Значит, остаётся всего два. Решение приходит молниеносно.

    — Закрыть периметр. Рассредоточиться по стенам и держать на прицеле. Если он вздумает устроить резню жителей, открыть огонь.

    Бешеных псов отстреливают.

    Конечно, остаётся и запасной вариант. И по-хорошему надо бы начать с него. Хотя, пожалуй, можно и совместить.

    — А он совсем не в адеквате? — спрашиваю у «гонцов». — Зачем по Актрисе-то стрелял?

    Может, конечно, ему красивая баба не дала когда-то, и его переклинило с тех пор. Или тупо словил приход и решил чертей погонять, которые ему там привиделись.

    Но что-то в этой версии не клеилось. Слишком уж точечные, целенаправленные убийства: сначала жрица, а следом брат и сестра. Гражданские вполне могли попасться под руку случайно. И если так, вполне может оказаться, что стрелок — наёмник, исполняющий часть чьего-то хитроумного плана по устранению конкурентов и захвату власти. Кто это там такой хитрожопый — вот вопрос.

    — Хотя нет. Желательно пока просто обезвредить. Добить всегда успеем, — добавляю, подумав.

    Если убийства заказные, надо узнать имя того, кто покусился на город. Ситуация может быть ещё хреновей, чем я предполагаю. Ещё эпидемия эта, блядь...

    — Если он отстрелялся и настроен на диалог, пусть приходит, поговорим, — надевая бронежилет, продолжаю давать распоряжения. — Без пукалки только своей. Да, и Ангела ко мне позовите.

* * *

Полночь, Крюгер, Душа, Ингрид, Сирокко, Беркут.

Полночь, на твое выступление всем положить — вернее, почти и нет никого, кто мог бы его увидеть, кроме твоих спутников и Души. Осиротевшая банда Биффа спешно отступает невесть куда. Неизвестный стрелок не показывается с края крыши. Случайные зеваки уже давно с криками разбежались, вытряхивая по пути содержимое штанов. Никого нет. Никого. Конечно, ты не совсем одна здесь, но ты одинока. Твоя аудитория — это город, и сейчас зрительный зал пуст. Вопли уходят в никуда.

Темнеет утреннее небо. Ты видишь пронесшуюся по нему иссиня-черную тень, на мгновение скравшую лучи недоброго светила. Чуть усиливается ветер, но ты чувствуешь перемены не только кожей. Сознания касается порыв мирового вихря, подобный натруженной шершавой ладони. Ты не одна здесь. И хотя зрительный зал пуст, твоя аудитория — это город. И город тебе отвечает.

Да, мало смертей. Да, мало крови. Да, у всех беда, но стоит ли упускать заманчивый шанс сделать все еще хуже? Да, болезнь коснется всех, и все могут умереть — но я подумаю об этом завтра, а сегодня убью соседа ради краюхи желудевого хлеба или косяка с пластилином. Здесь не просто убивают и не просто грызутся невесть из-за чего — здесь друга друга вытачивают изнутри, как паразиты. Пролитая кровь дает лучшие всходы. Кстати о крови. Я погляжу, ты ранена?

Вормвуд смеется. И смех его сочится горечью.

Крюгер, расставляешь сошки пулемета. Сводишь прицельную линию, кладешь палец на спуск. Прицельная дальность пулемета — почти две тысячи футов, а здесь от силы сотня. "Дуф-дуф-дуф-дуф!" — короткая очередь разбивает Матери левое плечо, дырявит грудную клетку и идет по диагонали вниз, разнося тазовую кость и ломая бедро правой ноги. Пули рвут тело насквозь. Выбивают из земли пыль, дырявят листовой металл стен, высекают искры из камня. Женщина гибнет еще до того, как валится наземь. Гаснущие жизни порой смешно трепещут. Как искорки от костра в ураганном ветру.

Марксманы с башни окончательно по тебе пристрелялись и теперь долбят без промаха. Экзоскелет принимает все новые и новые попадания. Надо было убираться отсюда еще тогда, когда они только тебя заметили. Надо было, да вот что теперь.

Душа, разум Матери на мгновение приоткрывается тебе, но ты не успеваешь ничего прочесть. Стрелок, этот неизвестный стрелок по какому-то разумению снес ее очередью, а тебя пощадил. Душа, которую ты уже была готова прочесть, ускользнула, потерявшись где-то на грани воспринимаемого тобой. Ты ощущаешь поток мирового вихря, унесший ее — и в этом потоке слышишь голос Полуночи. "Вам что, мало смертей?", "Мало крови?", "Вы не знаете, что сейчас у всех беда?". И к этим вопросам — ко множеству справедливых, но не обращенных ни к кому и никуда вопросам — присовокупляется мощнейший, вибрирующий от разбираемой внутренней силы сателлит.

Это предсмертное материнское "ПОЧЕМУ?".

Вынырнув из вихря, ты возвращаешься на бренную землю. Сирокко куда-то уносят Ингрид и Беркут. Гремят гладкостволы с башни. А к месту побоища потихоньку пробираются люди. Не рейдеры, которые вроде как должны принять на себя удар — нет, обычные поселенцы. Но при этом не из числа трусливых, сбегающих с места разборок и свар сразу же, как только начинается шум. Нет. Эти люди нечто среднее. Мародеры. Стервятники полей боя. Ты видишь, как они принимаются деловито шариться по трупам рейдеров банды Риск. Кто-то присваивает себе пистолеты-пулеметы, кто-то обрезы и самопалы, кто-то — марки наркоты или нехитрую снедь. Трофеи достаются победителю. Но победителю сейчас, похоже, есть чем заняться.

Беркут, вроде бы все утихло, осколки не жужжат, и ты уже грузишь Сирокко на носилки. Как вдруг раздается новая очередь. Мать-Жрица превращается на твоих глазах в кровавые лохмотья, и ты невольно отшатываешься, теряя равновесие. Сердце начинает биться чаще. Взмокают виски — если после разрыва гранаты хоть что-то может взмокнуть еще сильнее. Хорошо, что перед всем этим ты не так плотно поел, иначе не миновать было бы неприятных сюрпризов. Валить. Срочно валить. Ходу, ну! Второй раз так уж не повезет!

Где-то позади тебя несет носилки Ингрид. Она еще молодцом, но вот Полночь едва плетется. Ей досталось больше всех осколков.

На входе во внутренний квартал вас останавливают. Рейдеры в полном замешательстве — слишком много разных сведений поступает отовсюду. То перестрелка с Глоткой, то разбор с Душой. Война началась что ли? Оставшиеся без глав члены банд, прибегающие мелкими группками и рассказывающие небылицы одна другой ужаснее, не помогают прояснить картину. Ингрид, ты оттягиваешь маску, и тебя узнают. Вы проходите за ворота.

Можно выдохнуть. Вроде как можно выдохнуть. Только голова начинает слегка кружиться.


Ангст, ты приоткрываешь разум мировому вихрю, чтобы послушать шумы и слышишь, как на тебя несется чудовищной силы... Нет, не ветер — самый настоящий психический ураган! Голова моментально разрывается от мигрени, из носа и глаз тут же выступает кровь. Ты не удерживаешь равновесие и так и садишься на землю, опершись спиной об ограду рынка. Помимо боли — пульсирующей, порывистой — ты ощущаешь и немалый ужас. По-хорошему, разум сейчас надо закрыть, иначе все, финиш! Станешь овощем, потеряешься в потоке как, возможно, сотни и тысячи до тебя провалившихся за грань. Но из ядра этого торнадо, из самого глаза бури доносится голос Полуночи. Голос возлюбленной.

Ты мешкаешь, но мешкаешь лишь жалкое мгновение. Мгновение, прежде чем распахиваешь свой разум. Будь что будет.

Ураган подхватывает тебя и уносит прочь. Ты схлопываешься до пылинки, обращаясь в чутье.

— ...ВАМ ЧТО, МАЛО СМЕРТЕЙ? — надрывается Полночь. — МАЛО КРОВИ? ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ, ЧТО СЕЙЧАС У НАС ВСЕХ БЕДА?..

И где-то тихо-тихо непонятно к кому обращается с вопросом Мать-Жрица.

— Почему?


Глотка, Бом-Бом в замешательстве смотрит на тебя, немного рассеянно завинчивая крышку фляги.

— Глотка, ты че, из этих? Второисходников?

Банда начинает переглядываться.

— ...Вещая Соня че-то такое говорила, да?
— ...Точняк. Про то, что все должны отказаться от вихря?
— ...Ну.
— ...Да, ебать, Соня это была.
— ...А она сама по себе щас?
— ...Да хуй знает.
— ...Бля, ну она права так-то, вихрь стремная тема.

Осмотрев свою банду, ты понимаешь, что это не совсем бунт. Возможно даже вообще не бунт. Люди просто хотят знать правду — куда ты их ведешь и почему. Как ты относишься ко Второму исходу? Случайно ли так получилось, что у тебя с Вещей Соней общие на вихрь взгляды, или ты однажды поддалось на ее проповеди? В чем учение Второго исхода еще право или неправо на твой взгляд?

Что бы ты ни ответило, банда тем не менее уходит на охоту. Ты остаешься с часовыми. Твои люди готовятся к стоянке.


Колин, за стенами твоего дома как и всегда холод. Даже в безветренную погоду находится снаружи неуютно. Стылый отсыревший воздух. Серые стены хижин. Монументальная, но в выщербинах ограда, подточенная дышащим черной пылью ветром. За свою довольно немалую жизнь ты, кажется, ощущал холод во всех его возможных ипостасях. И морозец, и липнущий холод, и пробирающий, и густой и вязкий, подобный дыханию спящего. Сейчас тоже был холод, но ты бы назвал его скорее безмятежным. Утро, облачно, редкие и скудные крохи тепла прибивают к земле обильные и сильные дожди. А затем вымывают их куда-то прочь или дают полностью впитать земле. Человеку на планете ничего не остается.

Да. Человеку ничего не остается. Как в частном, так и общем смысле.

Но это за стенами твоего дома холод. У тебя же наоборот, тепло. Горит небольшая домна — древесный уголь тебе подвозят из Лесного, в обмен ты чинишь им их херовенькие винтовки и исполинские охотничьи капканы с массивными челюстями. Домну ты не тушишь даже на ночь. Так теплее спать, да и разжечь ее заново и привести в рабочее состояние куда легче в теплых стенах. Когда нет необходимости прогревать все заново. А так живется даже хорошо. Над домной весь день поработал. Потом над ней же погрел алюминиевую миску с белковой похлебкой, поджарил хлебцов и после ужина прямо по-соседству же устроился спать. Все у тебя ладно и хорошо. Все у тебя на славу. По-стариковски. Старики — они такие, херней не маются.

А вот молодняку только волю дай.

Опять выстрелы. С самого утра долбят с вышки куда-то за стену. Ты к такому привык. Сколько раз уже с часовыми так случалось — бывает, заложат под язык неправильную конфету, насмотрятся мультиков и давай палить по всему подряд. Место такое, кругом наркоманы. Из трезвенников, похоже, во всем поселении остались только ты и Кай. Ну и еще пара человек может быть. Однако когда за стеной раздается взрыв, ты понимаешь, что быть беде. Конечно, за стеной ничего технически сложного нет. Но, возможно, Руди выйдет на смену чинить попорченные халупы. И ему понадобится инструмент. Голыми руками все не сделаешь, хотя он тот еще мастак. Может, потому что алкаш редкий? Кто знает.

Выходишь на улицу, взяв ящик со шмурдяком. А там напротив башни Мамы уже человек двадцать как минимум собралось. По окрикам понимаешь, что Даста ищут. Часовые на стенах тоже на измене — больше не наружу смотрят, как должны, а внутрь. И только верхушка башни упорно куда-то палит. Чутье наталкивает тебя на мысли о переменах. Неприятные мысли. Вот только все наладилось, ну что такое-то?


Даст,



Последние недели ты занимался одной вещью — пас карантин. В сущности, многое упростилось — пасти рынок было куда сложнее, чем карантин. Следить за порядком среди челноков, обходить прилавки и торговые ряды, пресекать беспредел и прочее подобное — отнюдь не то же самое, что просто смотреть за периметром. Согнал всех и следи, чтобы никто не вышел и зашел. Идея карантина сама по себе принадлежала именно тебе. Когда и люди перестали на работы по мутным причинам выходить, и Ингрид не смогла с болячкой помочь — ты подловил волну. Понял, что происходит, и куда дует прогорклый межнинный ветер. На согласование дальнейших действий с остальными ты, впрочем, поклал елду. Старшая и младшая вечно под приходами, а их братишка лижет старшой очко, отрабатывая так свое подсосное положение к навару города. В общем, дела с этими людьми не делают, и в рейды по глубоким тылам не ходят. Ты провернул все сам. Закрыл рынок и отсек на нем всех зараженных, кого достал.

Залупиться на тебя никто не решился. Чего, кстати, ты по-хорошему не ожидал. В твоих даже самых оптимистичных прогнозах было закатать хотя бы ту же Риск в вормвудские грязь и говно. Но обошлось. Никто ни с чем буром на тебя не пошел.

Впрочем, это тоже было временное решение. Дорога в никуда. Рынок давал львиную долю навара и ставил Вормвуд на опасную грань, будучи закрытым. Через сезон вы должны были столкнуться с новым голодом — не чета тому, с которым приходится сталкиваться обычно. Если начинается голод, то это во все года оборачивается одним из двух. Либо придется идти к соседям на грабеж, либо распускать часть банды, которую уже не можешь кормить. А распускать банду крайне опрометчиво. Псы, охраняющие стадо, без кормежки натурально превращаются в волков и начинают сокращать поголовье. Иначе говоря, из плохого, худшего и наихудшего ты выбрал плохое. И Вормвуд погрузился в ожидание.

Чего Вормвуд ждал? Ты не знаешь. Но ты вполне можешь говорить за себя, а тут ответ однозначен — да пес его знает. Все самое лучшее, что способна изрыгнуть из себя Межнина, могла лишь отсрочить вашу неминуемую кончину. На сколько, на сезон? На год? Может быть, на пять лет? Это все имеет крайне ничтожное значение. А вот что имеет ключевое, так это то, что поселение истлевает и обращается в прах изнутри. С самой сердцевины. Пусть это и не видно тем, кто судит по изнанке, ты все же не "те". Ты видишь все.

За городом какой-то шухер. Ты слышишь взрыв и следующую за ней пулеметную очередь. И спустя недолгое время во внутренний квартал возвращается банда Биффа — мелкими группами, по три-четыре человека. Все они ищут тебя. Ты удивлен. Люди Биффа и ищут тебя — а что с самим Биффом? Но из сбивчивых, неоднородных и неоднозначных россказней ты все-таки извлекаешь то, что нужно.

Неизвестный боец с пулеметом и гранатометом положил всех. И под "всеми" и подразумеваются все" Мать-Жрица, Бифф, Риск и еще два десятка человек из ее банды. Рассеянные, дезорганизованные рейдеры теперь ищут хоть кого-то, кто может послужить стержнем, вокруг которого можно сгуститься и не распадаться. В мирное и спокойное время они обычно борзеют, пытаясь доказать и тебе, и прочим своим главарям, и друг другу, кто же круче и авторитетнее. Но сейчас пора немирная. Сейчас пора убивать и умирать. Поэтому и нет никого, кто был бы готов разгребать все эти проблемы своими руками.

Рейдеры пришли к тебе. Последнему из тех, кто может руководить.

Ты думаешь о том, чем это чревато, и что дальше делать. Думаешь об этом бойце. О наваре Мамы, который теперь по праву твой. Самый очевидный вариант, который рисует воображение — это собрать людей, взять стволов побольше, а затем устроить самое крутое вормвудское сафари. Навар Мамы сделать наградой за жизнь убийцы братанов. Время нелегкое, а трехмесячный паек — это трехмесячный паек. За него каждый в Вормвуде охотно насадит этого стрелка на ствол его же пулемета, как бибабо. Но с другой стороны... Этот боец все же расчистил тебе дорогу. Колыхнул болото, благодаря чему волна и подняла тебя на вершину. Может, стоит его наградить или дать ему работу? Разберись с этим в кратчайшие сроки.

Ах да. Двадцать трупов, если тебе не соврали — это двадцать трупов. Возможный новый очаг эпидемии. Это тебе Кай рассказал. Что тела нельзя просто бросать и уж тем более их нельзя жрать по примеру Кровавого Утеса. Можно подхватить болезни трупов. С тех пор в Вормвуде человечину не едят. Или очень тщательно варят.

Вожак умер. Да здравствует вожак.

Вы не можете просматривать этот пост!

Элизабет приближается к мужчине. Странно, но он как будто не замечает её появления, его взгляд по-прежнему прикован к поверхности озера.
Шаг, другой. Глухо стучат под каблучками старые доски пирса. В ноздри бьёт запах гнили и затхлой болотной воды. Элизабет морщится. Это что, озеро? Или... Элизабет замедляет шаг...
Молния вспарывает небосвод, мужчина наконец поворачивает голову. Вспышка выхватывает из темноты пустые мёртвые глаза, бледную кожу, и блеск стали в правой руке...
Новая вспышка. Он на самом деле движется так быстро, или Элизабет вдруг попала в ночной кошмар? Длинное лезвие несётся к цели, небо разражается потокам воды. Словно уже оплакивает надвигающуюся смерть...

Растерзанное тело еще содрогалось от ударов, а меркнущее сознание уже юркнуло в уютный теплый пузырек где-то в потаенной глубине разума. Это было его тайное место, убежище, где он скрывался, когда зазубренные тиски боли нестерпимо сдавливали плоть или гнетущее ледяное отчаяние сковывало душу. Здесь его ждал кладезь воспоминаний о былом, и сейчас он выбрал свое самое любимое.

Однажды Полночь поделилась с ним услышанным от бабушки: в старые времена, входя в дом, гостю полагалось снимать обувь у порога, и ступать на циновки босиком. Сирокко всегда оставлял покрытые пылью многих дорог сапоги на ее крыльце. И там же бросал свою серую личину хладнокровного убийцы, забрызганную слезами и кровью, чтобы войти к ней с обнаженным сердцем.

Внутри все дышало ее красотой и заботой. Тонкий аромат трав, сладкие звуки музыки, изящные движения танца, изысканный вкус яств – тысячи удовольствий ждали здесь гостя. Но Сирокко приходил не за этим. Больше всего он ценил тот момент, когда Полночь скидывала свою безупречную алебастровую маску холеной красоты и являла ему милое личико смешливой девчонки с искрящимися глазами. И тогда его черты смягчались – разглаживалась жесткая складка у рта, расслаблялись напряженные брови, в глазах появлялся мягкий свет, и с души исчезали шипы, обращенные ко всему миру.

А потом они как дети валялись в обнимку до утра на смятой простыне, болтая о пустяках, делясь обрывками снов и простирая наивные грезы в безвозвратное прошлое и невозможное будущее. Он встречал первый свет нового дня, играя россыпью мягких черных волос на своем плече, и только тогда они начинали засыпать.

Хватит, пора назад. Вынырнув из короткого забытья, Сирокко вновь с головой погрузился в океан боли. Разбитый рот скривился в подобии улыбки. Считай себя каким угодно крутым, пока стоишь на ногах, но цену тебе определяет то, после каких ударов ты можешь подняться. Ты не проиграл, пока сам не решишь так. Пока воздух входит в легкие. Черт, что-то хлюпает внутри. Нехорошо. Совсем нехорошо. Нужно к ангелу. Нужно валить отсюда в любом случае.

Он попытался открыть глаза – один безнадежно залит кровью. Пригляделся через красноватую пелену, застилавшую взор. Душа взяла слово, что-то чешет им. Ее просто так не заткнешь, сейчас будут терки. Извини, уже без меня. Хороший момент вроде. Надо действовать.

Рывком повернулся на бок, подтянул колени к груди – новая волна боли. Естественная и безобидная поза, не привлекает внимания – можно спрятать пушку. Сейчас, сейчас чуть отпустит, и снова осмотреться. А потом рвать когти.

— Ты бы ложилась рядом, простынешь.

Ингрид легонько тронула подругу за плечо. Полночь любит смотреть в окно, может просиживать так до самых сумерек, а сегодня вот ещё и задремала. Не уследила и Ингрид — стоило только нырнуть в стылую постель и свернуться клубком, притянув колени поближе к животу, как сознание провалилось в глубокую, тёмную яму без сновидений. Последние дни выжимали из Ангела все силы.

— Да… Мы обязательно что-нибудь придумаем… — ответила Ингрид рассеянно, будто вовсе не слушала. — Давай на моё место, пока тепло не выветрилось. Я больше не буду спать.

В это утро Ангел поднялась задолго до первого света зари. Её тело давно не знало отдыха, но сегодня — особенный день, и обычаи должны быть соблюдены во что бы то ни стало. Сегодняшнее солнце она должна встретить вместе с ней — руной рассвета нового дня, руной прорыва на высший уровень.¹ Последней в атте Тюра.²

Запахло пряным. На алтаре в северном углу комнаты в небольшой глиняной чашке курятся сушёные травы, только что зажжённые Ингрид. А сама она, усевшись на край постели, вплетает в косу небольшую деревянную бусину с вырезанной на ней руной. Ингрид изготовила украшение собственными руками и теперь проходит с ним целый день, чувствуя исходящие от священного символа вибрации, насыщаясь и впитывая его силу.

— Владыка Валгаллы… Хранитель письмен тайных… Великому Одину слава… О, великая пряха… Королева Асгарда… Приди к нам… Мудрая во всех судьбах…

До слуха Полуночи долетают лишь обрывки, читаемые подругой вполголоса нараспев. Ингрид поёт висы. Стихи призыва и славления верховной супружеской пары³, восседающей в своих чертогах в ожидании подношений. Дары приготовлены ещё с вечера: крепкий самогон, который Ангел выменяла у Руди, и вышитая льняная салфетка с завёрнутым в неё веретеном — богам надлежит подносить лишь самое лучшее.

На улице зябко и пахнет сыростью. 24 осени назад, в пору пронизывающих ветров, Ильва произвела на свет младенца и всю последующую жизнь посвятила тому, чтобы сегодяшний день настал в жизни дочери. Мама бы ей гордилась. И, конечно, проводила бы к берёзе для подношения. Прошла бы с ней остаток пути, с которого уже не свернуть. Но Ингрид знает: мать всегда рядом, наблюдает за ней из чертогов и улыбается, тихо и светло, так, как только она одна умеет.

Сегодня Ингрид в праздничном платье из крашеного льна, но никто, кроме Полуночи, не видит её в таком необычном одеянии — город охвачен забытьем, у кого-то — наркотическим, а кому повезло меньше — дурманом, из когтей которого пока ещё никому не удалось вырваться. Мор простёр свои удушающие объятия над Вормвудом…


***

— Знать, такова воля Эйр⁴, — говорит Ингрид отцу за завтраком.

Она уже вернулась, и теперь сидит за столом напротив.

— Именно сейчас она наслала эту эпидемию, дабы испытать меня в последний раз. Это знак.

Отец мрачен и корит себя за бесполезность, хоть этого и не показывает. Ингрид знает, что больше всего он ненавидит свою беспомощность — изводит себя как тогда, когда умерла мама — а потому старается поддержать его хоть немного.

— Нельзя отчаиваться, мы не должны. Боги не оставят нас. Только не сейчас, — и добавляет осторожно: — Я вошла в силу — значит, могу попробовать.

Она не договаривает и замолкает. Отцы всегда ревностно относятся к чистоте дочерей, и слова здесь ни к чему — Кай и так всё прекрасно понимает. Понимает, что для обретения силы осталось пройти инициацию. Понимает, что без неё начинать лечить рискованно. Понимает, что его дочь, которую, кажется, ещё недавно качал на руках, стоит на пороге, за которым начинается тернистый путь новой жизни. И чувствует, что многое отдал бы, чтобы обратить время вспять. Ильва была такой: дарила свой внутренний свет другим и, казалось, он никогда не иссякал, становился лишь ярче, чем больше страждущих обращалось к ней. Сможет ли Ингрид?..

— Если не получится, нужно ехать в Хельмвуд, — заметив, как нахмурился отец, молодой Ангел предлагает запасной вариант.

Приверженец классической медицины, Кай не доверяет Вихрю и предпочёл бы, чтобы Ингрид вовсе с ним не связывалась. Но в шестнадцать она сделала свой выбор, когда захотела обучаться у матери. И если на то будет благословение Асов, она станет сильнее их с Ильвой вместе взятых.

— Добудем центрифугу. Сделаем сыворотку, — продолжает девушка. — Правда для этого всё равно надо вытянуть с того света хотя бы одного…

Идею с поездкой в цитадель Ангелов подала сегодня утром Полночь, и Ингрид ухватилась за неё. Она ничего не забыла и не прослушала, хоть Полночь, наверное, и подумала иначе. Полночь… Её личный ангел.

— Только вот накладное это дело. Топливо, охрана… — в сомнении закусывает губу Ингрид. — Налегке ехать небезопасно.

Полночь права: надо поговорить с Матерью.

* * *

Ночью выпал дождь, сильный и резкий. Грязь вормвудских дорог успела слегка схватиться и утром предстала пусть и не сырой, но все еще комковатой и вязкой. Налипающей на обувь и комками срывающейся при ходьбе. Серое утро. Сухой сезон закончился что-то около пары месяцев назад, если отмерять время от первых серьезных дождей. Ледяная роса и ветер, лезущий под одежду. Бледное, больное небо, подрагивающее в лихорадке. И время от времени — вот как этой ночью — разрывающееся мощным кашлем с отходом мокроты. Хмурая трещиноватая Межнина то тут, то там покрыта лужами, но это временно. Ближе к полудню влага уйдет в землю. Унылая твердь вернет былой облик.

По тому, как быстро уходит вода вглубь, вы определяете, сколько еще времени до наступления сезона льдов. Пока его много. Если это для вас, конечно, имеет значение.

Банда Матери оживает раньше города. Поблескивающий от влаги бетонный блок цитадели никогда не дремлет. Но к началу утра уже начинает сонно моргать, когда приближается смена караулов. Меняются рейдеры-часовые на вышках и стенах. Мало кто бдел в эту ночь — наверняка в дождь многие и вовсе посбегали с постов. Но если никто не напал, значит, дело сделано на славу. В конце концов, по улицам шататься — это не с вышки по сторонам сторонам смотреть. Можно бы и понять. Вышка — место вообще козырное. Не заплатишь Биффу — так и будешь ночами грязь месить и на стены прыгать. Наверху же и тепло, и сухо, а отдельные нехваты умудряются туда и баб проводить. Хорошо там, если в общем. Филиал рая на земле.

Вслед за бандой поднимается с лежаков и весь оставшийся люд. Кто-то сам, кто-то после того, как рейдеры начинают ходить по домам и подрывать людей тычками по ребрам и хребтине. Пора работать. Подъем. К сезону дождей уже должен быть создан эн-зе на сезон льдов. Разлеживаться некогда. Впрочем, бьют серьезно только отдельных типов — ленивых мудаков, которых и Бифф, и Риск уже давно надежно отложили в памяти. Остальных просто трясут. Для порядка. Бифф обходит район, окруженный стенами. Цитадель, рынок, мастерские и гаражи, казармы и арсеналы. Место, приближенное к Матери. За стенами, среди простых трудяг шарится Риск. Шарится неохотно, просто потому что надо. Сама же думает только о ширеве и ни о чем ином.

Банда Риск — вернее, небольшая ее часть, дюжины полторы — приближается к домам, где живет Душа со своими людьми. В воздухе повисает напряжение. Дубины и тесаки оставляют перевязи, но вряд ли рейдеры делают это с каким-то умыслом. Желая напасть, Риск приказывает просто наскакивать толпой — подходить, а уж тем более подкрадываться не в ее манере. Рейдеры просто идут, и стоящий на фишке член общины выигрывает достаточно времени. Раздается свист. Культисты тоже высыпают из домов. И тоже не с пустыми руками.

Вроде ничего не должно начаться. Максимум неприятный разговор. Но в Межнине день, в котором были лишь неприятные разговоры — добрый день.

Риск берет слово:

— ДУША, БЛЯДЬ! Выходи на разбор!

Нельзя сказать, что последний месяц был для жителей Вормвуда таким уж неудачным. Все работали, все получили то, что заслуживали. Но последний месяц вещи шли через пень-колоду. Сначала в город извне попала какая-то зараза. Зараза, как это нередко случается, просачивается через рынок. И когда к Каю и Ингрид начали попадать люди с одними и теми же симптомами, Даст решил проблему радикально и быстро. Рынок закрыл на карантин, а всех больных изолировал на нем. Никто особо не стал переть на него буром. Даст — мужик крутой и опытный и может отличить фуфло от серьезной проблемы. А потому в кой-то веки двое других бригадных сошлись на том, что сейчас он прав. Риск даже помогла, временно перестав пускать челноков извне в город. Торговля прервалась.

Понравилось это не всем. Те культисты Души, кому выпало работать на рынке по мелочам, навар пусть и временно, но потеряли. Голодать они любили еще меньше, чем болеть, а потому очень скоро больное воображение родило слушок, что все дело в измененных порядках бартера. И наваре лично для Даста. Что это мутка конкретно Даста, а не какая-то большая проблема. Позлиться и слить дерьмо из голов (пусть и погрешив против истины) на какое-то время отсрочило проблему. Но лишь на время. Тогда еще никто не думал, что это во что-то выльется.

Потом культ отпраздновал завершение рабочего сезона и... Отпраздновал как умел. Беспорядочный секс всех со всеми, раскурка уже скудеющих запасов Радости, еда, выпивка. Иным словом, общение. И этой ночью трипы Радости, похоже, сняли с людей все оставшиеся внутренние ограничители. Последствия сказались во всей полноте.

Несколько культистов решили вломить команде Даста.

Их остановили, когда они пытались перелезть через стену и попасть во внутренний район. К рынку. Естественно, их заметили. И естественно же, сказали валить прочь. Но уже решившим довести дело до конца, тем было плевать. Хотелось просто отвести душу, а для этого уже не надо было куда-то идти. На стенах завязалась драка. Короткая и кровавая. Не было даже ни единого выстрела. Кого-то снесли со стены ударом укрепленного башмака. Кому-то разрубили голову. Кому-то сломали кадык, надавив коленом. Но рейдеры в ту ночь не понесли потерь. А подоспевшие сначала Бифф, а потом и Даст узнали, кто были нападавшие и откуда.

Душе был назначен разбор. Также разбор ждал и Риск, так как это ее косяк. Она не уследила за порядком на своей территории. Но это будет потом. Сейчас пусть хотя бы исправит то, что уже допустила.


Душа, Сирокко, вы хорошо провели праздник и отдохнули. Но подъем случился отвратный. Эффект Радости отступил. Оставил тела, пока вы спали, и теперь в ваших головах немного фонит. Мир вдруг предстает нарочито блеклым. Еще несколько часов назад полный приятных вибраций, он вдруг застывает, как недвижимая водная гладь. Тщетно. Все тщетно. Какой во всем происходящем смысл? Опять суетиться. Опять что-то делать. Опять смотреть на окружающее, пользуясь восприятием обычного человеческого мозга. Мозга со всеми его недостатками.

Слабого, зашоренного, неподатливого человеческого мозга. Под эффектом Радости вы чувствуете себя, как вспорхнувшие с плетня птицы. Но потом спуск кончается, и наступает этот момент. Когда ​птиц возвращают обратно в клетку.

Впрочем, сейчас не до этого. Мрак трясет всех по очереди за плечи, и эта очередь доходит и до каждого из вас.

— Душа! Душа, вставай! — Сирокко, ты знаешь, что Мраку на тебя плевать, поэтому он даже не трудится что-то тебе объяснять. Центр его маленького мирка — это Душа. Впрочем, ты слышишь, что он пытается до нее донести. — Там рейдеры Мамы пришли, что-то хотят! Пока не нападают.

А потом вы слышите крик Риск. Риск невозможно спутать ни с одной другой девушкой или женщиной Вормвуда.


Ангст, ты на рынке с остальными больными. Под карантином. Люди Даста не дают тебе выйти наружу и, похоже, вполне готовы пристрелить, если ты попытаешься выбраться. Все это вышло дерьмово. Еще когда зараза была на подступах, вихрь донес до тебя неизвестные шепотки. Обычно ты мог что-то слышать, только когда открывал разум вихрю. Но чтобы голоса просачивалось в твой разум, когда твоя воля противится этому — такое бывало редко. Очень редко. Можно сказать, никогда. И первое, чем отреагировало твое тело — это холодком по спине.

Межнина приучает видеть угрозу в неизвестном. И часто оправдывает эти угрозы.

Твоим первым позывом — вполне естественным — было залечь на дно. Или куда-то рвануть, забрав кого-нибудь из тех, кто тебе дорог. И вот когда цепочка размышлений подвела тебя к этому "кто тебе дорог", идею рвануть ты и отставил. Полночь. Для Полуночи ты незнакомец. А она здесь работает. Едва ли тебе удастся убедить ее сорваться с места и все бросить, просто сославшись на твои поганые предчувствия.

Но ты близок к Матери. Если с чем-то не можешь совладать ты, то совладает она. Рассказав ей о своих ощущениях, ты получил добро на работу. Начал искать больных. Нашел. И заболел. Потешная история — и в своей потешности закономерная. Когда прыгаешь обеими ногами в очаг, так или иначе начнешь гореть.

У тебя кашель. В глазах муть, на мир ты смотришь через жидкий белесый туман. Еле владеешь речью — язык свинцовый и ворочается с трудом, когда ты пытаешься произнести хоть слово. Постоянно клонит в сон. Но ты знаешь, что это только начало заболевания. Те, кто здесь уже давно, спят постоянно — их оцепенелые тела вздрагивают от ледяного ветра, носящегося мимо опустевших прилавков. Последний раз на твоих глазах они бодрствовали лишь пару часов.

Если ты ничего не предпримешь, то тоже заснешь. Хозяева этих шепотков, приведших тебя сюда, прорвутся из вихря и растерзают твою душу на куски. Кому-то мировой вихрь дает забвение, но не тебе, Ангст. Ты мозгач. Ты слишком глубоко погружен в это коллективное бессознательное, а оно — вернее, те, кто с ним слились воедино уже давно — предпочтут сохранить свои тайны. Так что тебя, если ты проиграешь, ждет только небытие.

В котором не останется ничего. Ни отцовского хлопка по плечу, ни голоса Полуночи.


Ингрид, сперва к твоему дому ломили и ломили больные. Ты с отцом пыталась помочь им в меру ваших с ним сил, хотя все указывало на эпидемию. В город кто-то что-то пронес. Симптоматика у всех была одна и та же — кашель, сонливость и затруднение речи. Сначала вы вообще не придали этому значения. Симптоматика как от отравления психодепрессантами — добавить бы еще красные глаза и мышечные спазмы, и вообще один в один. Но потом начали приходить и другие люди. Те, о которых ты точно знала, что они на ширеве не сидят. Стало тревожно. Кольнуло под лопаткой. А затем начался тихий ужас.

Их просто приносили к твоему дому и сваливали вдоль — сначала на куски брезента, потом на холщовые мешки, а затем и просто на землю. Их, пораженных болезненным сном, больше похожим на кататоническую кому. Ты перебрала все из комплекта ангела, что могло бы помочь, но смогла лишь замедлить развитие болячки химстабами. Даст понял. Да что там, все всё поняли и лютовать не стали. Спросили у тебя, что делать, а затем начали сносить зараженных в одно место.

С той поры рынок вымер.

Ты сидишь с отцом в хижине и видишь, как у него мелко подрагивают руки. Он родился ангелом и кроме как ангелом никем себя не видел. Больных, которых ему не удалось поставить на ноги, он принимал как личное оскорбление со стороны мира в свой адрес. На свой счет. И ты, когда повзрослела, начала его убеждать, что так нельзя. Что всех не спасешь, и вообще не в целях ангела всех спасти. Впустую. Ты не продвинулась в этом ни на йоту. Слишком уж у твоего отца горькая участь.

Участь того, кто готов отдать всё, но не может.

Полночь, ты здесь же, бок о бок с Ингрид, пусть пока и оставившая ее побыть с отцом наедине. С начала карантина у тебя все плохо с заработками. Слишком уж сильно зависит твоя работа от людей и того, насколько многим в ходе нее удастся понравиться. Здесь улыбка, тут комплимент, там полунамек — довольный посетитель оставит больше. А чем больше он оставит, тем больше и твоя доля соответственно. Но сейчас торговля прервалась. Новых людей нет. И позволить себе то, что позволяла себе немногим раньше, ты уже не можешь. Конечно, у тебя есть и богатые любовники, и покровители, и воздыхатели тайные и не очень. Но на всех них тоже вряд ли удар болезни не оставил ни единого следа. Слишком сильно нажать на этих людей — и будет риск потерять и то, что имеешь. Эти резервы рано истощать. Пока рано.

Ты пришла к Каю пару дней назад, готовая помогать чем угодно. Работать даже за еду. Кай помнил о твоей дружбе с Ингрид и не отказал тебе. Возможно, он и правда нуждался тогда в паре лишних рук, но скорее всего нет. Дело было не в этом.

Дело было именно в Ингрид.


Мать-Жрица, последние сутки особенно не задались. Мало тебе было этой заразы, которая, на секундочку, парализовала рынок и торговлю как таковую. Так теперь еще и за внешней стеной местным, похоже, спокойно не живется. А ведь ночь имела все шансы пройти спокойно. Ты трахалась с Биффом. Дебют уже потихоньку переходил в миттельшпиль, как вдруг кто-то из рейдеров поднял шум из-за нападения на стены. Бифф схватил оружие, сорвался проверять, а когда вернулся, ему было уже не до того. Кровь от промежности прилила обратно к голове.

Нападавшими же оказались просто какие-то наркоманы, хватившие лишку. Бифф из-за этой заразы извелся, вот и ждет подляны от мира отовсюду. Ты так думала. И возможно, продолжала бы думать, если этим все ограничилось.

Следующим утром Бифф и Даст поднимают перед тобой серьезный вопрос. Пока Риск со своей частью людей идет разбираться, кто и зачем лез через стену, они выдвигают тезис — Риск не справляется. Работать она начинает только тогда, когда от ее людей следуют проблемы, или когда они — Бифф и Даст — объединяются, чтобы ее загрузить. Хотя банда у нее большая. А статус одной из дочерей Матери-Жрицы Третьей дает в Вормвуде действительно многое.

— То, что она осталась жива в войне Матерей, уже было большой уступкой с твой стороны, Благочестивая Мать, — говорит Бифф. — Она хотя бы из обязанности тебе за свою жизнь должна работать рук не покладая.
— Промой шестеренки в башке, Бифф, — хмуро реагирует Даст. — Об обязанностях люди забывают сразу, как только их перестают припирать. А Риск сейчас так легко не припрешь. За ней сила.

Да. За ней сила. А за тобой боги.

— Еще один вопрос, который стоит поднять, Мать-Жрица, — продолжает Даст. — Ангст. Наш мозгач. Он там, на рынке под карантином. Что с ним делать? Выпустить его мы не можем. Но и оставить там тоже как-то... Не особо по уму будет.

Ангст пытался помочь. Но теперь твой черед — если ты, конечно, считаешь, что это заслуживает внимания.


Глотка, Вормвуд подвернулся тебе по дороге, когда ты со своими людьми искало, где бы раздобыть пожрать и расходники для байков. Ритчер и Скан, выдвинувшиеся вперед дозорным звеном, вернулись к тебе с достаточно неоднозначным докладом:

— Глотка, там движ какой-то. Неспокойно все.

Ты насторожилось. Приказало готовить стволы и решило расспросить местных, что там да как.

На подступах к городу тебя встречают рейдеры из охранения. Того, кто вышел тебе навстречу — рыжего худого бородача с потрепанным цингой лицом — ты не знаешь. Но вот он о тебе и твоих людях, похоже, осведомлен хорошо. Молодой. Видимо, из новых. Введенный в курс дел.

— Это тебя Глоткой кличут? Салют, епт. Меня Данго зовут. — На его груди пистолет-пулемет. Кусок трубы на деревянном ложе; продукция завода Дамптауна, склепанная из найденного там же на свалке железного лома. Данго показывает ладони в невраждебном жесте. — Сразу к делу: щас соваться не надо сюда. Там у нас какая-то болячка на рынке завелась, всем селом переболеть не можем. Лучше ехайте отсюда. А то сами подхватите.

Рейдеров не очень много. Если ты решишь проехать, они, скорее всего, побоятся тебя остановить. Но кто знает, что там и в самом деле в городе? Ты-то, может, еще и перенесешь на своих двоих эту дрянь, а твои люди? Ты в них уверено?


Крис, Беркут, вы, Ким, Рысь и Мэттью собрались в конторе, чтобы оценить навар и обсудить дела. Навар хорош. Даст подкинул халтурку — последить на рынке за одним не очень надежным челноком из Мэнсфилда. Каким-то новым, которого никто в глаза не видел и не знает. Вы потратили на это почти целые рабочие сутки, ничего не увидели (справедливости ради, ничего и не было, девчонка оказалась вполне ровной) и забрали плату. Плата, кстати, довольно солидная — хорошие сапоги с невысокими голенищем и стальными набойками на каблуке. Золотой Век! Можно хорошо выменять или отложить пока. Как пойдет.

А вот Беркут с работой пролетел. Ты, Крис, поручил ему браться за доставки, но из-за эпидемии доставки не выпали. Вообще. Рынок попал под карантин, Даст всем челнокам дал в рог, и работа пропала. Беркут так по водительской части оставался не у дел. И если чем и кормился, так это только черной работой.

Иными словами, дела хороши, но не то чтобы очень. Всегда можно лучше, больше, шустрее и качественнее. А сейчас Вормвуд столкнулся с проблемами. И ты, Крис, никому не дашь соврать: проблемы одних — это всегда возможности других. Главное знать, как правильно их применять, и что делать.

— Надо к Маме на поклон идти, — предлагает Мэтт. — Предлагать себя, искать работу. Щас рынка нет, жрачки не будет, горючки и патронов не будет, вообще ничего не будет. Если мы начнем все это доставлять, наваримся прямо хорошо.
— А Мама нам для этого нахера нужна? — спрашивает Ким. — Сами можем толкнуть, без нее.
— Выебут.
— Тоже мне новость. Как будто тебя в Межнине выебать не могут.
— Межнина — это другое. В Межнине я не работаю, там со мной пусть че хотят, то и делают. А в Вормвуде у меня подвязки. Срать там, где живу, я не стану.
— Я вот думаю, надо к ангелам идти, — вставляет Рысь. — Они сейчас заняты больными в самый раз, вот им тоже может чего понадобиться.
— А им есть, чем платить?
— Можно будет с Мамы спросить, если ангелы с болезнью совладают.
— Ненадежно это как-то. Понимаю, по договоренностям расплачиваться. Но тут мы как бы сами все захотели и сделали. С чего бы ей нам платить за это?

В какой-то момент все трое поворачиваются к вам обоим.

— А вы че молчите, мужики? — Мэтт обводит вас взглядом. — Давайте тоже мысли озвучьте. Особенно ты, Крис. Тебе же решения принимать.


Крюгер, на время карантина рейдеры позакрывали все притоны и питейки, чтобы зараза не шла дальше. Единственный оставшийся открытым притон не имеет названия, но за глаза именуется "Подбрюшьем Мамы", так как находится у стен цитадели. В нем отдыхают рейдеры. А рейдерам можно на порядок больше, чем остальным. Туда же вынужденно стекаются и все остальные, желающие поразвлечься. Желающие поразвлечься и не боящиеся что-либо подхватить.

Впрочем, все эти желающие очень быстро понимают, куда именно забрели. Это логово зверя. Попав сюда, местные спешно и без аппетита допивают и доедают поданное, а затем уходят прочь. Ты, войдя сюда, тоже это понял. Но спешить уходить не стал. Не за этим ты сюда пришел, чтобы вот так брать и уходить. Эйнхерии пируют в залах самих богов и сражаются на их полях в ожидании Рагнарека. И когда Небесные Горы содрогнутся от сигнала Гьяллархорна, эйнхерии выйдут из пятисот сорока дверей, чтобы принять последний бой во спасение этого мира.

А тут какие-то рейдеры. Да усрутся все скопом. Еще потом сами предложат шмотки подлатать.

В "Подбрюшье Мамы" тебя встречают взглядами. Самыми разными — как скучающими, так и заинтересованными. У тебя пулемет, а здесь на весь город пулемет один, да и тот на верхушке этой бетонной башни. Тот, кто может позволить себе носить такое оружие с собой, явно серьезен. А если он серьезен, то нечего тратить себя во всяких тупорылых сварах. Если нужда заставит, то лучше на него всей кучей напрыгнуть по сговору. Вот и все. Закон тайга — медведь хозяин.

Так или иначе, твой покой не нарушают. Берешь похлебки из репы и дикого порея, браги из болотных ягод, флягу требуешь пополнить, и отдаешь за все пару патронов пулеметных. Здоровых таких, семь шестьдесят два. Внушают. Хозяин заряжает тебе еще и марку местного прессованного гашиша. На сдачу.

Садишься есть, думаешь о делах. А дела твои не очень. Ты пришел сюда, потому что Слезы послали тебя купить запчастей — а в Вормвуде крупнейший рынок округи. Но стоило тебе здесь оказаться, как — ну вот же засада! — надо было случиться какой-то заразе. Торговли нет. Челноков нет. Товара нет. Надо или убираться отсюда, или ждать, пока карантин снимут. А если ждать, то искать работу. Патроны воин проедать не должен.

У патронов другое назначение.


Честерфилд, ты один из немногих, кого кризис, прокатившийся по Вормвуду, никак не затронул. Болезнь или здравие, голод или сытость, бешенство вихря или высадка, мать их, инопланетян — в мире может происходить что угодно, но одна константа неизменна. Полезные штуки вечно ломаются или приходят в негодность в чьих-то кривых руках. Полезным штукам нужен тот, кто будет поддерживать их в порядке. Нужен технарь. Ты. Поэтому на твоей жизни вообще ничего не сказывается — все идет своим чередом. Как и прежде, рейдеры продолжают носить ножи и мачете на заточку, стволы на проверку УСМ, кому-то тачку проверить, кому приблуду какую. Ты один, ты не заменим, тебя ценят. Возможно, именно ценят, а не, например, уважают. Ты все-таки слишком необычный.

В твоем фургоне полно передатчиков и средств связи доапокалиптичной эпохи. Садишься за стол, надеваешь наушники, перещелкиваешь тумблер "ON || OFF". Берешься за микрометренный винт настройки частоты, аккуратно ведешь по часовой. В какой-то момент что-то меняется в шуме помех. Ведешь еще чуть-чуть. И еще. Что-то, неразличимое ни для какого слуха, кроме твоего и таких же "необычных". Срал ты на уважение. И на отношение людей к себе тоже, в общем-то, срал. Никакого значения оно не имеет. Все их проблемы иллюзорны; мелочны и надуманы, суррогатное дрочево вокруг непостижимых истин. А истина тем временем вот она.

Кашель эфира и безмолвье помех, через которые прорывается хрип сгоревших в огне апокалипсиса душ.

* * *

Старый мир погиб.

Я чувствую это. Хожу по Межнине и вдыхаю оставшийся от него пепел. Прощупываю его пульс и не слышу ударов. Чувствую, как в моем горле стоит ком, но как ни сглатываю, ни могу даже тронуть его с места. Необходимость смирения со всем этим вызывает у меня отчаяние. И даже не необходимость, а понимание того, что оно, это смирение, однажды настанет. Я уйду в землю. Уйду и ничего не оставлю тем, кто придет за мной следом. Я — все тот же оставшийся от мира пепел. Только чуть посвежее, что для самого мира, в общем-то, не играет роли.

Живи я до Первого исхода, точно не мог бы пожелать такого. Мой отец был ребенком, когда та эпоха подошла к концу. Он рассказывал мне, что от начала отсчета времен она разменивала тысячи лет. А теперь я даже не знаю, для чего может пригодиться считать до тысячи. Мне кажется, человек жил избыточно долго. И как старик, который со временем начинает чудить и выкидывать глупости, тоже выкинул очередную. Не знаю, правда это или нет, но ни от одного из ответов мне не становится легче. Или это были глупые обстоятельства — тогда жаль потерянного, или это было сознательное саморазрушение — тогда пугает грядущее.

Но я не позволяю себе думать, что эпоха человека должна закончиться вот так.

Во всяком случае, у меня есть знания, позволяющие так думать. Думать и на чем-то основываться.

Старый мир повесился на той же веревке, которую долгие тысячелетия вил сам. Прогресс. Технологии и стали тем бичом, который в итоге человек и обратил против человека. Мир, созданный их же руками, развратил их. Заставил уверовать в собственное всемогущество. Тогдашние вожаки владели необозримыми землями, а их банды по численности переваливали за все население Межнины. Технари могли получить доступ к знаниям всего человечества. Гуру находили последователей на другом конце мира. Та эпоха полнилась чудесами, но я живу после Первого исхода. И не понаслышке знаю, насколько часто чудеса показывают обратную сторону.

Я не могу исправить то, что случилось. Но мне по силам сделать из случившегося правильные выводы. И прийти к решениям, за которые мир простит моих потомков. Не меня. Я сам уже ни на что не надеюсь. Мир уже отчетливо показал, куда может привести стремление к прогрессу. Первый исход унес жизни многих. Второй, если позволить ему случиться, унесет оставшиеся.

Меня искренне радует то, что я не один в этих своих взглядах. Община, в которой я вырос — люди, среди которых я возмужал и обрел мудрость; люди, которых я люблю и которыми дорожу — разделила их, когда я стал гуру. Когда я донес до нее суть вещей. То, что нам должно сделать — должно и нужно, если мы хотим, чтобы мир пошел на поправку — это заглушить эхо событий, совершенных до Первого исхода.

Хотя бы на Межнине.

То, с чего мы начнем — это с материальных вещей. Именно их окружение определяет сознание человека. От них Межнину надлежит избавить, если мы все еще хотим увидеть для нее какое-то будущее. Человеку нужно не так много для жизни, и это нужное ему вполне способна дать природа. Уголь, а не биотопливо. Дерево, а не бетон. Кремень, а не сталь, Начнем жить в согласии с миром — мир примет это согласие. Такова суть явлений. Именно эта суть и позволила Первому исходу случиться.

А что будет дальше — покажет время.

* * *

— Вихрь молчит, Первое имя. Последние два солнца ничего не увидеть.

Соня. Только для нее я Отто. Но вместе с тем я же и Первое имя. И она это знает.

Отто я только тогда, когда мы остаемся за закрытыми дверьми. Там, где по нам не скользят чужие взгляды, где чужой слух не ловит наш шепот. Там, где не дозволено быть даже свету солнца. Когда же вокруг нас те, кого мы ведем, я для нее Первое имя, а она для меня — Второе. Как и для всех прочих.

Моя Соня.

— Быть такого не может. Смотрите лучше.

Я груб, но она знает, что это лишь игра. Второй исход готовит поход на Межнину. Не далее как позавчера мы стали искать в вихре знаки, указавшие бы нам на грядущее — но когда не увидели в ничего, насторожились. За теми же закрытыми дверьми мы с Соней пришли к тому, что это дурной знак, однако исходу ни о чем не сказали. Нечего волновать людей почем зря.

— Может, ты сам взглянешь? — спрашивает она. — Неофиты могут чего-то не увидеть, но… На то они неофиты. Просто открыть разум сейчас вряд ли достаточно.

Она редко такое предлагает. Боится. После того, как я погрузился слишком глубоко и провалился за грань, Соня сама не своя. Спит плохо, и я знаю, из-за чего. Ей так и не удалось узнать от меня, что я там увидел.

Там был Второй исход. Воочию. Я увидел мир, обращенный в огромный ледник. Увидел злое светило, лижущее бескрайнюю снежную гладь. Узрел траву и цветы, растущие сквозь снежную толщу, но за всю жизнь так и не застающие не единого лучика света. Чудовищ с белыми шкурами, незримыми на фоне бескрайних снегов. И его, этот конец мира — черные воды мертвых океанов, рушащие материки. Вытачивающие и вымывающие куски пород размером с острова.

Человека я тоже видел.

Не видел бы я лучше этого человека.

— Готовь неофитов к погружению. Выбери кого поспособнее.
— Отобрать для тебя лучших? — спрашивает она. Спрашивает не деловито, как должна, а обеспокоенно. Достаточно обеспокоенно, чтобы я услышал иное.

Боишься снова сорваться?

Нет, Соня. Не боюсь. Но лучше не срываться без нужды.

— Да. Иди.

Не успевший прогреться песок холодил колени, верёвка больно впивалась в запястья, мучительно хотелось пить... Океан лениво накатывался на берег, величественный и безразличный к людским страданиям. У Элизабет заныло в груди при взгляде на волны, на солнце, неспешно встающее над городом её надежд и разочарований... Скорее всего она видит это в последний раз. В Лос-Анджелесе человеческая жизнь стоит дёшево, особенно жизнь тех, кто перешёл дорогу мистеру Эмануилу Пикетту... Элизабет прикрыла глаза. Оставалось только надеяться на быструю и лёгкую смерть. Не на такую, которая выпала Ленни...
Ленни... Милый мальчик-кассир...Пара улыбок, зовущий взгляд, "случайное" прикосновение - и он был готов сделать для Лиз всё... Даже утаивать часть доходов казино... Поддельные записи в книгах выглядели безупречно, даже такой гений, как Стивенсон не должен был обнаружить подлог так быстро... Или всё-таки обнаружил и сдал их?..Имеет ли это теперь какое-то значение?..
Её скрутили, когда она выходила из зала, прямо посреди ночной смены. Потом был подвал и Ленни, привязанный к стулу в центре комнаты - бледное лицо, почти сливающееся с белоснежной рубахой, затравленный взгляд... Пикетт стоял там же, высокий, худой как скелет, затянутый в черный костюм, тусклый свет лампочки отражался в стёклах неизменных тёмных очков. Один из громил, заломив руку Лиз за спину, схватил её за волосы, не давая отвернуться. Рей Астор, в полумраке выглядящий настоящим монстром, повинуясь безмолвному знаку Пикетта, плавно шагнул вперёд, к Ленни, принимая боксёрскую стойку. Момента первого удара Лиз не разглядела, только услышала тошнотворный хруст и увидела хлынувший из сломанного носа поток крови. Астор слегка качнулся вправо-влево и ударил ещё раз. Потом ещё, и ещё. При каждом ударе голова Ленни дёргалась из стороны в сторону, как у куклы-болванчика. Астор бил с размеренностью метронома, на его лице не отражалось ни злости, ни радости, с таким же сосредоточенным выражением он, наверное, лупил бы боксёрскую грушу. Лицо Ленни превратилось в кровавое месиво, хриплое дыхание вырывалось из груди. Астор, казалось, мог продолжать всю ночь, если бы его не остановил скрипучий голос Пикетта. Рей с прежним равнодушным видом отошёл в сторону, слегка потирая "костяшки" кулаков. Ленни отвязали от стула и выволокли из подвала. Лиз знала, что даже если ей посчастливится пережить эту ночь, его она не увидит больше никогда...
Воспоминания схлынули, как океанские волны; Лиз открыла глаза. Рей Астор стоял неподалёку, прислонившись к своему видавшему виды "Доджу" и глядя на океан с лицом, которое у него могло бы сойти за задумчивое.
Зашуршали шины, огромный "Кадиллак" плавно затормозил рядом с "Доджем". Распахнулась услужливо открытая дверца, длинная изломанная тень упала на песок, Пикетт, похожий на гигантского богомола, навис над Элизабет.

- Оставь его, Скамос, он прав, - Чиара повернулась к выступившему Кулаку, - Я хреновый командир...
Она сделала пару шагов к Мургену, на ее глазах вновь заблестели слезы.
- Я вообще не воин, и не командир. Я жрица Суни, я умею красиво танцевать, ухаживать за собой, щеголять нарядами и обнажаться перед мужчинами, расслабляя их и даря им негу и счастье. Это то, чем я бы хотела заниматься, то, чему я бы хотела посвятить всю себя. Вот только Культисты Дракона во время наших празднований ворвались в наш город, изнасиловали всех жриц, моих подруг, а моих друзей, послушников Суни, выпотрошили и вывесили, некоторых тоже изнасиловав. И нет, это было совсем не красиво!.. А я все это видела!.. И нет, алая кровь на белых плитах лишь в стихах кажется красивой!.. Стражники же не пришли на помощь, потому что боялись, что умрут от клинков культистов, потому что им заплатили, чтобы они отвели глаза. И я пошла на войну, которую не понимала, в которой не знала, что делать. Я добывала сведения, пытаясь доказать всем, что Культ Дракона - это зло. Я проехала полмира, чтобы уговаривать губернатора Гринеста усилить охрану, а он ворчал, что это дорого и не нужно, ровно до того момента, как дракон сжег половину города. Я убивала, хотя должна была исцелять, убегала, оставляя за спиной трупы друзей, лгала и притворялась, чтобы попытаться победить Культ. Да, я не командир. Я не воин. Я слабая женщина. Я хотела бы, чтобы Культ победили сильные мужчины, вроде тебя. Я не хотела бы гореть живьем, попав под заклинание тейского мага, и исцелять жуткие ожоги на своей коже. Я пыталась доказать одному из ваших в Карнатском яме, что управляющий работает на культа, но он смеялся мне в лицо. Ваше начальство едва согласилось дать нам отряд на это дело, и то мы за него заплатили, отдав практически все деньги, что нам удалось отобрать у Культа, награбленные деньги, залитые кровью. Я не командир. Я не хочу быть командиром. Но я не вижу очередь тех, кто спешит на мое место. Кто готов пожертвовать всем, друзьями, деньгами, жизнью ради того, чтобы спасти жизни других людей. Поэтому я иду вперед и веду тех, кто идет за мной. Как могу. Как умею. Да, выходит иногда хреново. Займешь мое место?.. - под конец Чиара уже почти кричала, тыкая Кулаку пальцем в грудь. Но внезапно ее силы иссякли, она словно потухла и, опустив плечи, отвернулась. Тускло сказала:
- Нам нужно искать вход в подземелье и Фрулам. Идемте.

Вы не можете просматривать этот пост!

Трое спасателей с мирно спящей белочкой на руках спокойно прошли по тоннелям обратно к выходу из улья. Дакст проводил их до самого выхода, но сам уходить отказался, успокаивая себя тем, что несколько недель голодовки он выдержит, он же сильный. Клещевик активно замахал вслед героям лапой, так что все его тело заходило ходуном и долго еще желал троице хорошей дороги. Огромный медведь около входа все еще продолжал спать, повернувшись на другой бок. Сидя на пеньке рядом, героев поджидали ящерка и черепаха. Они немного встревожились тому, что Лайла не просыпается ни от потряхиваний, ни даже от тычка в бочок, но согласились с обещаниями, что морок сна вскоре должен пройти.

По совету Зивраи команда надела на мордочки повязки смоченные водой и двинулась через розовый туман сначала за отцом, для сохранности привязанным к ветке, а затем и в обратный путь. Реджинальд пришел в себя только через пару часов после того, как команда оставила розовый туман позади, и наконец смог признать Лайлу в настоящей Лайле, а не во всех остальных членах отряда. Отец был все еще слаб, потому Каптан продолжал нести его на руках до самого Дубового края.

Вошли они в деревню впотьмах. Однако теплый свет еще горел из каждого дупла, в которых белочки в тепле и уюте заканчивали ужин. Радости матери Шушанны не было предела. Она бросилась к дочери, а затем целовала каждого участника поисков как родного по нескольку раз и слезы текли из ее схваченных морщинками глаз. Реджи тоже не смог удержаться и прослезился, обнимая жену. На их счастье прискакала вся ферма и теперь возгласы радости разносились повсюду. Зажгли огни, заново растопили печь и поставили большой чайник. Тита с братьями радостно прыгали и веселились вокруг, вся ферма разом простила Хучу, сэру Артуру и принцу Оггелю их прошлый визит и собирались устроить праздник в их честь. Белочку Лайлу под предлогом долгого путешествия и большой усталости сразу же унесли в родительское дупло в кроватку отлеживаться. Филин Мабергор одобрительно угукнул троим спасателям, а затем отвел в сторонку своих подчинённых Зивраю и Каптана, чтобы послушать полный отчет. Заиграл оркестр, заплясала ребятня, запах пирогов разнесся по всей округе. Праздник длился до глубокой ночи и продолжился с утра.

Однако на следующий день Лайла не просыпалась. Обеспокоенная Шушанна с этой новостью разбудила троих спасителей, спавших в гостевом дупле. Она позвала их к себе и затем долго засыпала их вопросами о том, что же случилось. Мать металась по дуплу и никак не могла понять, почему ее дочь все еще спит. Весь последующий день длился необычайно долго. Все ждали и гадали, когда же Лайла наконец придет в себя. Мрачная мысль о том, что королева пчел обманула троицу, мучила теперь всех. Думали даже снова отправляться к улью и требовать объяснений от королевы. Однако под вечер, когда по округе разнесся манящий запах ужина, Лайла наконец открыла глаза. Она проснулась испуганная, исхудавшая и очень голодная. Но, объятая родительским теплом и заботой, она очень скоро уже хохотала со всеми за большим столом на главной площадке под сводом Главдуба. Пир и гуляния гудели под яркими звёздами. Вся ферма восхваляла троих героев и благодарила их. Мир и покой воцарился в Дубовом крае.

На следующий день перед отъездом бобра, бурундука и сыча обратно в Семь кочек, Лайла подошла к ним и искренне поблагодарила за спасение. Она объяснила им, что погорячилась тогда в зале королевы, и призналась, что уже задумывалась о том, что бы вернуться домой к семье. У медовой королевы ей было довольно тяжко, и к тому же ее ждали сомнительные перспективы. Амбициозная девочка пообещала сделать карьеру в более безопасном месте и никогда не уходить без предупреждения. На этом герои попрощались со всей семьей Перескок и всей фермой. Они увезли с собой множество подарков от благодарных жителей и доехали до деревни Семь кочек на телеге, запряженной цокающим жуком-короедом. Победителями они предстали в старой доброй таверне "У трясогузки" и еще долго потом гремела слава сыча, бобра и бурундука, победивших пчелиную королеву и целый улей, а главное вернувших белочку домой. Вино текло рекой еще неделю, песни, пляски, сливочное пиво и многоножки на палочке за счет заведения.

***

Слухи про маревый мед начали появляться на окраинах деревень. Одни говорили, что оно работает как обычное снотворное, другие – что имеет омолаживающий эффект, третьи – что этот мед действует как сильное галлюциногенное средство, опасное для здоровья. Обнаружились пострадавшие: кто-то случайно упал с ветки, кто-то и вовсе превратился в хищника. Маленькие группки отважных блюстителей закона, направлявшихся к улью, получали сильнейший отпор от увеличившейся армии громадных пчел, защищавших территорию поляны. Тревожные разговоры привели в эти края алхимиков из Лесного альянса, которые провели экспертизу меда и выявили крайне отрицательные симптомы длительного употребления этого продукта, в числе которых могут проявляться: облысение, потеря слуха, речи и ориентации, расстройство желудка, депрессия и зуд. Поступил запрос о незамедлительной инспекции в тот самый улей. Только к концу лета, собрав необходимые документы, финансовую поддержку и отряд военных, инспекция Лесного альянса проникла на территорию давно отцветшей поляны, а затем и в сам улей. Однако они нашли его пустым. По всей видимости, Королева бежала, забрав с собой весь запас маревого меда, все документы об экспериментах и саму лабораторию. На месте был обнаружен только очень худой клещевик, объявивший себя новым королем улья. Интервью клещевик Дакст дать не смог, так-как был очень занят поеданием оставшегося меда, которого ему должно хватить до следующий весны. Про дальнейшие свои планы новый король сказал лишь, что собирается "найтить себе королеву". Инспекция оставила Дакста царствовать, Медовая королева исчезла, а новых слухов про маревый мед в том краю больше не поступало, потому это дело отложили в долгий ящик, а затем и вовсе забыли.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

  — ВАШЕ ЧЕЛОВЕЧЬЕ НАРЕЧИЕ, — рокотал дракон. — ОСКОРБЛЯЕТ МОЙ СЛУХ. ВАШ ТУЧНЫЙ ЯЗЫК БУДТО МОКРАЯ ЖАБА, ПРЫГАЮЩАЯ У ВАС ВО РТУ!
  Он шумно выдохнул воздух, и поглядел сверху вниз на жалких людишек, что трепетали от его величия. Эти маленькие кровяные комочки, покрытые нежной кожей, что темнеет и портится от любого прикосновения. Вон, Хагрис уже потирает разрастающийся синяк, а это был всего лишь камень. Но Леннитону пришлось взять себя в лапы, иначе он рисковал вновь остаться без пажа. Дракон цокнул языком и положил голову на передние лапы, так что его морда оказалась вплотную перед заглянувшими в его башню человечками. Теперь Мойра видела, как огромны и ужасны его жёлтые зубы. Словно торчащие лезвия кинжалов, они расположились в несколько рядов, и были способны с лёгкостью разорвать быка.
  — С чем же ты пожаловала, Мойра? Как ты скрасишь моё одиночество? Как будешь служить мне? Читать мне стихи своим пухлым, неуклюжим языком? Трясти своими мягкими выпуклостями в нелепых движениях что вы, люди, называете «танцами»? Рассказывать истории из своей коротенькой жизни? Сколько тебе? Десять? Мне же уже сотни лет. Я пережил больше историй, чем ты успела услышать. Видел вещи, в которые ты никогда не поверишь. Участвовал в подвигах, недоступных, таким маленьким и ничтожным существам, как ты. Только недавно я разорил целый город! Гринест, кажется? Я, конечно же, уже не помню его название. Я разорил сотни подобных городов, и не помню название ни одного из них, но моё имя во всех них вызывает трепет. Моё прошлое легендарно. Твоё — развлечёт разве что только простака вроде Хагриса.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

  - У, куррва, всё таки может и успеем. Эх, щас бы жареной картошечки да эля пинту...
  Замечтавшись он не сразу спохватился, что от него ждут какой-то реакции. Развернувшись и двинувшись обратно к телеге, Диего благодарно кивнул в сторону эльфийки, которую почти не видел, но был уверен, что сама она его видела. Впрочем, учитывая некоторую напряженность их отношений он старался вообще не делать в её сторону резких движений. Когда-то они уже познакомились, кхе-кхе, если можно это так сказать. Улизнула она из его лап в самый последний момент, забирая с собой кучу обещанного за белокурую головку серебра. Однако теперь Диего видел в этом своеобразную иронию. Без этой красотки путь обещал быть куда более сложным. Возможно на всё воля Зигмара, как говорят жрецы. Сам он набожным не был, но соглашался, что какие-то высшие силы играют с ними по своим правилам.
  - ХЕЙ, ТОРОС, НАМ ТУДА. ТАМ ТРАКТИР! Наверное, - добавил он уже чуть тише и вздохнул. - Не хотелось бы оказаться на кладбище вместо постоялого двора. Почему никто не додумался рисовать на указателях. Пишут эти буквы свои сраные... умники, хер бы у них отсох.
  Убедившись, что его услышали, он достал из петли на поясе топор. Просто на всякий случай. Как охотник за головами, Диего отлично понимал, что иногда указатели навешивают разбойники. Однако слишком тревожить своих спутников не хотелось. Они парни крепкие, а он пока пойдет впереди, примет на себя первый удар если что. Стрелы в задницу ему ловить было не впервой, оттого и прозвали Счастливчиком.

Вы не можете просматривать этот пост!

Витторио уклонился от удара, слегка отступил, не спеша, впрочем, контратаковать.
- Потому что я чувствую такой же Дар в вашей крови, и потому что я знаю Лоренцо всю жизнь - он велик, но он, увы, простой смертный. Что же до вашей матери...Её я знал недостаточно, о чем сейчас сожалею. Она, конечно, никакая не д'Акорси, старина Лоренцо лгал, а сомневающимся быстро заткнул рты. Хотя по манерам она определенно была благородной донной, но вот откуда...Боюсь, этого нам уже не узнать...
Слушая пространный монолог, Крис мельком бросила взгляд вниз и похолодела. Кровь, которой был уже обильно залит пол, ее кровь, кровь Исмаэля, Витторио, стекалась к ногам Сарди, вскипая и обращаясь в пар. Нет, не в пар - в туман! Его щупальца вились вокруг сапог Витторио, казалось, что полководец стоит в молочно-белом смерче.
- Боюсь, я вынужден прервать нашу встречу, мона Кристина. Увы, меня ждет мир, где я обрету обещанную мне власть. Был рад встрече с вами, Ваше Сиятельство.
Дон Витторио поднял рапиру, на глазах Крис клинок начал темнеть.
- Как я уже говорил, незначительных всегда приносят в жертву. Таков удел великих, таких, как мы с вами. Скоро вы поймете, что ничем не отличаетесь от меня, и возможно повторите мой путь. Прощайте.
Исмаэль повернул голову и успел взглянуть на Кристину, когда рапира пронзила ему горло. Тьма струилась вниз по клинку, казалось, впитываясь в рану, смешиваясь с хлынувшей кровью. Тело Марторы конвульсивно дернулось в последний раз и затихло. Глаза, из которых ушла жизнь, продолжали смотреть в глаза девушки.
Фигура Витторио Сарди таяла, растворялась в белизне. Миг - и вот она пропала, остались только завихрения тумана на полу. Странно, но с исчезновением Проклятого туман не рассеялся, будто удерживаемый чьей-то волей.

"Иди вперед! Я жду тебя! И мое отмщение ждет!" - голос звучал как никогда явственно и торжественно. Кристина на секунду остановилась в замешательстве...

С немалым проворством толстяк, вновь проявив чутье и угадав намерение герцогской дочери, подскочил и придвинул ей свободный стул. Сел сам, машинально тоже понюхал бутыль, пожал плечами и наполнил свой кубок.
- Осмелюсь заметить, донна, уж простите, не знаю имени вашего и званиев, облыжно вы нас вините. В Установлении караульной службы, Их Сиятельством герцогом составленном и утверждённом, четко сказано - опосля ночного дозора всяк стражник право на день отдыха имеет, так что мы, можно сказать, Их Сиятельства волю исполняем, - он назидательно поднял толстый волосатый палец, шумно отхлебнул из кубка и продолжил, - А что касаемо ночи-то...
Крис заметила, как говоривший помрачнел, Дарио крепче обхватил кружку обеими руками, а третий, до сих пор хранящий молчание низенький чернявый мужчина средних лет весь съежился и попытался ещё глубже забиться в угол.
- Меня Марко звать, сержант я, ну Дарио вы уже знаете, а тот в углу - Чезарио. Ночью мы, значится, дозором квартал обходили, ну и недалеко от особняка с башенками, ну того, где рыцари джадовы заседают, храни их Свет, защитников Веры нашей, - Марко осенил себя священным жестом, - Дарио-то, значится, и приметил, что решетка на входе в катакомбы открыта, а замок сорван, в стороне валяется. Оно, конечно, может, озоровал кто, да только я Уложение знаю твёрдо, должон сержант всё проверить!, - поднятый вверх палец и новый глоток вина, - Ну, значится, спустились мы, фонарь запалили и по коридору пошли. С час шли, поди, пока в зале каком-то не оказались. Тут- то оно и началось... Вы, донна, не думайте, чтоб я в дозоре к бутыли приложился, да ни в жисть, хоть кого спросите! И ребятам своим не позволяю! Так что видели мы все это ясно, как вас сейчас - будто сама тьма на нас из угла полезла, Джадом клянусь! И такой страх меня взял, сердце в пятки ушло! Ну я фонарем в неё запустил, ребятам скомандовал, и деру мы дали... А я вам, донна, скажу, что и в ополчении у Его Сиятельства по молодости служил, и в бою бывать случалось, и на улицах со всяким отребьем, бывало, схлестывался... Не запугать так просто старину Марко, так я вам скажу!
Да только то, что там было, не людского мира оно, и не простым людям с ним сражаться... Ну, значится, как Уложение велит, послал я Дарио, чтоб капитану-то доложиться... От Чезарио-то толку все равно уже никакого не было, он все зубами стучал, да молитвы бормотал... А как Дарио с парой других стражников вернулся, это чтоб караул, значится, поставить, так мы дозор-то продолжили, а то как же, Уложение нарушать никак нельзя! Вот так оно всё и было, донна, а уж верить или нет - на то воля ваша.

Сересса…Жемчужина Батиары, город, где плеск волн вплетается в песни моряков, звучащие в портовых тавернах, где ночами на улицах звенят то струны лютни, то скрещивающиеся клинки. Сересса-красавица, то лениво нежащаяся в лучах южного солнца, а то кружащаяся в бешеных ритмах карнавалов и фестивалей; Сересса-воительница, отстоявшая свою независимость в череде коротких, но яростных схваток с городами-соперниками; Сересса-торговка, купающаяся в золоте и роскоши; Сересса-интриганка, шпионящая даже за союзниками и всегда готовая пустить в ход кинжал или яд.
Но сейчас под маской беспечности Серессы притаился страх. Ни ремесленник из квартала Земли, ни моряк из квартала Воды, ни художник из квартала Воздуха, ни даже благородный господин из квартала Твердыни более не чувствуют себя в безопасности. Когда чья-то дочь как по волшебству исчезает из собственной колыбели, когда чьего-то сына напрасно ждут дома с вечерней прогулки, когда Городская Стража бессильно разводит руками, когда служители Джада напрасно взывают к светоносному богу, когда герцог и его Двор хранят высокомерное молчание, - кто сможет вернуть Серессе былую безмятежность?..

Разговор тёк своим чередом и тифлинг пребывал в исключительно благодушном настроении. После несколько дней пути по пустыне(хоть ему это явно далось легче, чем товарищу) благословенная тень и добрая еда сказывались на настроении как нельзя лучше. Да и чего уж греха таить, пустыня пленила его. Редко когда учёному удаётся увидеть нечто столь значительное, чтобы невольно почувствовать себя пылинкой в круговороте мироздания. Путешествие по Анауроку снимало с души налипшую на неё суету, словно пористая пемза - отшелушивала помертвевшую кожу. Можно сказать, что выпускник университета Сильвермуна был настроен сейчас на крайне философский ряд. Что, впрочем, не мешало привычному к работе разуму подмечать нюансы и закономерности и делать выводы.

Когда псевдодракон принялся возмущенно шипеть на Фрэя, его свистяще пассажи зазвучали слишком стройно и обдуманно. Повинуясь интуиции, Экерай качнул дымящей трубкой. На мгновение кость, из которой были выполнены чаша и чубук, засветилась мягким молочным светом. Спустя пару мгновений наблюдавшие за тифлингом могли увидеть на его лице удивление, постепенно переходящее в полное изумление. Что ж, после отповеди Хсинга слова про "покровителя" обретали смысл.. А то, признаться, поначалу применение данного термина относительно существа-компаньона несколько озадачило Ветра. Под конец яростной речи взгляд Экерая стал слегка ироничным, очень уж комично, несмотря на суть сказанного, выглядел маленький дракон. Однако обычные для себя колкие комментарии тифлинг в этот раз решил придержать. Нет, он не боялся ни маленького агрессора, ни пакостей, что тот сулил.. Однако фактор наличия неведомой "госпожи" и(даже в большей степени) отношение к псевдодракону Азама, человека явно тёртого и умудрённого опытом, накладывали на решение свой отпечаток. Так что Ветер не станет вступать в никому не нужную полемику. На этот раз.

Дождавшись, пока Азам договорит, Экерай обратился его "покровителю":
- Если уж мы взялись говорить про должное обращение, то у рогатого есть имя.
- Хамло - Коротко заявил во всеуслышание скрипучим голосом сидящий на плече тифлинга ворон. Волшебник накрыл его свободной от трубки рукой.
- Я прошу прощения за не в меру ретивого компаньона и за действия моего товарища, уважаемый Хсинг. Фрэй не хотел нанести оскорбление, а логика его мыслей привычна для человека, ни разу не сталкивавшегося с твоим видом. Более того, все мои знания о твоих сородичах говорят, что твоя мудрость - исключительна. Как жемчужина, огранённая временем.
Экерай не знал, насколько хорошо дракончик воспримет практически прямую лесть, однако в качестве подтверждения искренности извинений она всегда неплоха, ибо её в первую очередь и ждут. Кроме того, если выяснится, что чешуйчатый на неё падок, можно считать один из ключиков для успешного последующего разговора(время которого в пути непременно настанет) подобранным.

Тифлинг пока что съел лишь треть своего шашлыка. Щедро разделив оставшееся пополам, он водрузил мясо на небольшую тарелочку и, поставив её перед Хсингом, продолжил:
- И к мудрости я взываю. Прошу, забудь это небольшое недоразумение и раздели с нами пищу в знак начала плодотворного сотрудничества. - Тут он откинулся обратно на стул и обратился к Фрэю. - Мой уважаемый собеседник просил тебе передать, что, если ты не будешь вести себя подобающе его статусу, то он..
Ветер мазнул взглядом по сидящим за столом девушкам.
- Позаботится о возникновении у тебя серьезной проблемы с тем, чтобы обзавестись потомством. Кроме того.. После прибытия каравана на место, для тех, кто заинтересован в заработке, найдётся достаточно работы.
Последняя фраза была обращена уже ко всем сидящим.

Посмотрев на лежащий на столе тугой пузатый мешочек, Экерай добавил, в очередной раз затянувшись трубкой:
- Мастер Азам.. В путешествиях по Чёрной дороге вы куда более опытны, чем мы все. Возможно есть нечто помимо подходящей одежды, на что вы рекомендовали бы обратить внимание?

  Драконид без особых проволочек налил Ади второй кувшин - близнец того, что стоял на столе. По шатру постепенно распространялся чудесный запах жаренного мяса, а за столом четвёрки росла гора лакомств. Наконец из-за запасного полога появился рыжебородый улыбчивый мужчина. Ростом он не вышел, будучи лишь слегка выше стройной Зиры и значительно уступая огромному дракониду. Зато никому и ничуть не уступал животик мужчины. Однако какая-то странная манера держаться никак не позволяла отнестись к нему с предубеждением. Возможно причиной этому был висящий на поясе метательный топор.
  После недолгой, но весёлой перепалки, поднос с насаженным на шампуры мясом перешел из рук в руки, и повар покинул шатёр, возвращаясь обратно на жару, а Фафлериак принёс угощение гостям. Мясо оказалось сочным, специи удачно подчёркивали непосредственно мясной вкус, но не перебивали его, хотя в жарком климате обычно было принято чрезмерно перчить любые продукты. В общем, драконид не обманул и угощение было действительно вкусным, особенно спустя много дней блуждания по торговому пути на хлебе и вяленом мясе, которое едва можно было прожевать.

  Когда гости уже разобрались с половиной подноса - в шатёр вошел долговязый, непрезентабельного вида полуэльф. У него было длинное, слегка обвислое лицо, прожженая солнцем едва ли не до черноты кожа, тёмно-каштановые короткие волосы. Одет он был в простой и практичный пустынный наряд, даже более удобный, чем такие же на Зире и Ади. Однако хоть внешность мужчины и не вызывала особого расположения - пройти мимо него было попросту невозможно, поскольку на плечах его возлежал золотистый маленький дракончик, как раз лениво и очаровательно зевнувший, когда полог захлопнулся за спиной полуэльфа.
  Пришлец и хозяин обменялись взглядами и полуэльф незамедлительно направился к ожидающим его, разворачивая стул спинкой к столу. Вскоре рядом появилась тарелка фиников и тарелка оливок. Псевдодракон встрепенулся, лениво вытянулся, обнюхивая воздух и медленно соскользнул по подставленной руке на стол, с деловым видом направившись к оливкам и начиная умилительно уплетать одну из них, удерживая плод в маленьких лапках. Примерно в этот момент рядом с рукой полуэльфа Фаф поставил дымящуюся жутковатым, но бодрящим ароматом кружку с кофе.
  - Рад приветствовать вас, - вежливо поздоровался мужчина, делая глоток и даже не морщась, хотя в кружке явно был кипяток. - Меня звать Азам, и я нанимаю достойную охрану для своего маленького предприятия. Путь простой, отседа до Парнаста. Вижу калачи вы тёртые, не первый год оружием махаете, - он немного запнулся, разглядывая Грибочек и пытаясь понять, чем она может быть сильна, но видимо удовлетворился её размерами и продолжил. - Короче, дело нехитрое. Но хочу предупредить, что путь будет долгим. Неделя или более того, зависит от погоды.
  Покосившись на незаметно подошедшего к столу бедина, Азам улыбнулся и кивнул:
  - Это, - он указал ладонью на дракончика, прикончившего первую оливку. - Хсинг - мой покровитель.
  - Х-р-р-р-р! - Издал довольное фырчание малыш и фыркнул маленькой струйкой огня в воздух, подтверждая слова караванщика.
  - Я был извещён о прибытии уважаемого мастера Экерая и его друга, - взгляд полуэльфа неуверенно пробежался по лицам, пытаясь понять, кто мог бы с ним придти, поскольку сидящий рядом Фрэй вообще не выглядел приспособленным для пустыни. - Однако остальных прошу представиться и зарекомендовать себя. М-м-м... например, вы сражались уже когда-нибудь с орками?
  Он расслабленно сделал еще один глоток и начал меланхолично поедать финики, переводя взгляд внимательных глаз с одного наёмника на другого. Хсинг же, словно и вовсе не был заинтересован в происходящем, однако в какой-то момент он с интересом уставился на кусок мяса, который Фрэй как раз собирался отправить себе в рот.

  Пустыня. Лишь две вещи в мире способны заставить человека ощущать себя настолько же маленьким, слабым и беспомощным, как бескрайние песчаные дюны, жара и миражи горячего воздуха, поднимающиеся над барханами. Лишь тот, кто хоть раз в жизни побывал в бескрайнем открытом всем ветрам океане или ступал в сердце вековечных, безгранично огромных скальных массивов - может найти подходящее сравнение. Пустыня высасывала силы и решимость, она была беспощадной и бесчувственной. Величественной и огромной. Таким был Анаурок - некогда величайшее царство мысли и магии. Ныне же - лишь царство дюн и жестокого Солнца.
  Все они попали сюда разными путями, некоторым и вовсе, казалось бы, не было места в этой зыбучей земле, другие были приспособлены к ней лучше. Какими бы ни были причины - они привели героев в оазис Вуэртил, что на Черной Дороге - знаменитом торговом тракте через Анаурок, который был подвластен не менее знаменитой и окутанной множеством зловещих слухов организации Зентарим.
  Пёстрые палатки расположились вокруг небольшого источника,бьющего прямо из вертикально поставленной скалы. Здесь росли колючие кустарники и неприхотливые к жаре деревья, маленькие и тщедушные, если сравнивать с Великим Лесом или Кормантором, но куда более впечатляющие, если вы всю жизнь провели в пустыне. Местом встречи была местная таверна - оформленная в калишитском стиле просторная палатка, из которой доносились приятные звуки перебираемых менестрелем струн. Это ощущение немного портило икание верблюдов и вялые разговоры вокруг, но как только вы оказываетесь в приятном полумраке заведения - всё уходит на второй план, как незначительное и далёкое. Магия песков, не иначе.

  Здесь уже нет бескрайнего, давящего бирюзовым куполом и янтарным Солнцем неба. Когда глаза привыкают к приглушенному свету, в трактире можно заметить двух тифлингов, закутанных в, на удивление, черные одежды. Они явно переносят жару куда лучше людей, а за входящими наблюдают с некоторым подозрением, но не прерывают тихого разговора за неожиданно потными кружками. Это может означать лишь то, что содержимое кружек - благословенно прохладное.
  Рыжеволосая миловидная халфлингша задумчиво перебирает струны странной, перевёрнутой арфы. Струны тянутся вдоль деревянного основания, а сам инструмент размерами едва ли уступает музыкантке в размерах. Она явно не местный менестрель, а кого-то ожидает за дальним столиком. Перед ней давно забытая кружка, остатки закусок и множество листов пергамента, дополненных чернильницей и пером. Взгляд чудесных васильковых глаз мечтательно направлен вверх, словно девушка сочиняет балладу о невероятных подвигах или приключениях. В любом случае, мастерство случайного менестреля достаточно для того, чтобы ласкать уши хозяина и гостей, так что никто не просит её прекратить.
  Могучий драконид с кожей цвета медной патины приглашает приходящих по одному и тому же делу за большой стол рядом со стойкой, состоящей из сложенных ящиков. У него широкий ассортимент бочонков с пивом, элем, дварфийской водкой и даже эльфийским вином, но цены в полтора раза выше привычных, что, учитывая прохладу напитков и условия пустыни кажется не грабежом, а щедростью.
  Постепенно пятерка собирается за одним столом и драконид просит их подождать, пока вошедшее в зенит Солнце минует час боли и начнёт свой путь к вечерней прохладе. Караванщик Азам, который и будет их нанимателем - подойдет сразу после полудня. Спешить некуда.
  В счёт заведения перед пятеркой оказывается глиняный кувшин прохладной воды. Остальное, в том числе и рашеменский чай или калимшитский кофе - следует заказывать отдельно. Помимо напитков драконид, имя которому Фафлериак, или просто Фаф - готов организовать непритязательные закуски, вроде сыров, печёных лепёшек или озаботиться поджаренным на гриле мясом, которое, не в пример выпивке, стоит уже в три раза дороже, нежели привычно. Он объясняет это тем, что ради этого ему приходится платить помощнику, но за качество его готовки хозяин полностью отвечает.

Касание Рори было мягким, как вода, но почему-то орк упал на землю зелёной грудой безжизненных мускулов. Это был уже второй поверженный орк, и из шести противников осталось четверо. Однако, приободрившиеся от призыва их вождя, и в то же время слабо понимая, что именно Даар говорила на Всеобщем, они принялись демонстрировать свою доблесть, избивая женщин и полуросликов. (Длинноволосый и безбородый Адриан по орочьим стандартам красоты походил на женщину даже больше, чем драконорожденная Даар.)
Получатели:

  Отодрав от дракона семь чешуек (почему именно семь - никто конкретно сказать не смог) и дождавшись, пока Майолин ударами палача дорубить лапу дракона своим серебряным мечом, группа двинулась обратно. Рунольв весело рассуждал о том, что хвост обязательно надо будет отпилить и запечь - наверняка чрезвычайно вкусный, на что Агам замечал, что рептилии, дескать, не особо вкусны, но на морде явно была написана усмешка. Корис по пути старательно очистил дроу от кровищи, в которой она едва не выкупалась, пока убивала дракона, а потом рубила лапку, ну а Фрея вслух размышляла, что для ужасного предсказания дракон был каким-то не слишком ужасным. Мул же послушно тянул тележку с сундуком и лапой за собой, лишь время от времени насторожено оглядываясь на груз, но относясь к нему со здравым пофигизмом.

  Спустя два часа группа достигла реки и моста к дому Сокола. Сам Сокол как раз возвращался с противоположной стороны и, едва завидев их, стремительно подскочил ближе:
  - Что случилось? - В голосе мужчины явно сквозило волнение.
  - Мы убили дракона! Настоящего, а еще там были...
  Дальнейшие объяснения Майолин, которая цыкнула на Кориса, патетически заявившего, что это была лишь гигантская курица, для Сокола были словно покрыты туманом. Он некоторое время разглядывал пустую дорогу, затем перевёл взгляд на меланхолично жующего куст мула, а потом на залитую кровью с головы до ног Майолин. В заблестевших глазах его отразились печаль и страдания, совершенно неподходящие ни моменту, ни его образу сурового и несгибаемого мужчины. Он мягко взял девушку за плечо и покивал, увлекая за собой в крепость.
  - Вот как? Дракон, значит? Ну пойдём, вы мне всё расскажете внутри.
  Закатные лучи солнца, пытающиеся пробиться сквозь высокие кроны древних деревьев освещали дорогу алыми бликами. Две человеческих фигурки медленно шли к мосту через узкую лесную речушку, а следом за ними ковылял послушный мул, тянущий тележку с сундуком и лапой.
  Где-то в другом месте, вокруг бездыханного трупа дракона застыли четыре ледяных статуи, выполненные изумительно натурально и в полный рост. Их эмоции гнева, страха и сожалений - выглядели столь правдоподобно, что невольно можно было задуматься, кем же был этот гениальный скульптор.
  Огромная тень мелькнула, на секунду скрыв статуи от закатных лучей солнца, а затем исчезла, словно её тут никогда и не было.

            Конец.

Выступить сразу, впрочем, не удалось. Ещё минут пять Квоптарр рассыпался в церемонных прощаниях, после чего скрылся в воде. Едва он исчез из виду - болото вокруг зашевелилось. Жаболюды утратили интерес к тринадцатой группе и, уже не скрываясь, зашевелились. Оказалось их не меньше дюжины, но очень уж умело они прикидывались болотными кочками и корягами. С ними, определенно, стоило держать ухо востро. Конфликт на их территории мог кончиться плачевно.

***

На последнем участке болото превратилось в совсем уж мерзкую топь. [Пассивная проверка. Ловкость 15] Но никто из группы, в отличии от людей, в воду не нырнул и в болото не провалился. Закат окрасил небо в малиновые тона, в корневищах уродливых деревьев залегли тяжёлые, тёмные тени. Зато над болотами в полную мощь разлилось лягушачье пение. Обычная, вечерняя песня, поражающая многоголосием и громкостью. Изредка в этот хор вплетались и более громкие, грубые голоса. Похоже, в вечернем хоровом пении принимали участие самые разные земноводные.
Из под ног, то тут, то там, порскали жирные болотные лягушки, в сапогах хлюпала вода а вокруг пробуждалась, закипала ночная жизнь. Над головой время от времени проносились, негромко хлопая крыльями, нетопыри, в своей бесконечной охоте на мошкару. Вдалеке, над темной водной гладью, возникали и исчезали болотные огоньки. Людям, наверное, было бы в этом месте не по себе. Но оно не было лишено истинной, дикой и могучей красоты. Булливаги действительно нашли по-своему прекрасное место для жизни.

Когда небо окончательно потемнело, топь начала постепенно сходить на нет, уступая место твёрдой земле. Деревья снова зашуршали кронами, вдалеке заухала сова, а болотная трава сменилась плотными зарослями богульника. Руины, отмеченные на карте, нашлись на обширном и почти свободном от растительности невысоком холме.

Но они оказались огромным разочарованием. По одному их виду уже было ясно, что искать в них совершенно нечего. Когда-то очень давно здесь, похоже, располагалась дозорная башня или логово волшебника. Как бы там ни было, но те времена давно минули. Разрушило ли башню время, нападение врагов или какая иная неприятность - узнать было невозможно. От жиденькой каменной стены остались только немногочисленные обломки, а руины самой башни изрядно вросли в землю и обильно поросли мхом. Конечно, руины были тщательно изучены, но ни дверей, ни подземных помещений под башней не было. А была это, по сути, просто груда камней. Удобный ориентир, не более.

По твердой земле идти было не в пример проще, чем по топкой жиже. Группа уверенно двинулась на север, по правую руку от них потянулись холмы, лес стал гуще, а ночь вступила в свои права окончательно. Застрекотали цикады, зашумел листвой ветер, температура ощутимо упала.

***
Первым голоса услышал Бао, но едва он, шедший впереди, замер, как до ушей всей группы долетел достаточно громкий смех. Тринадцатая группа, похоже, настигла преследуемых. Видно их не было, но судя по звуку, отделяло их от преследователей не больше двух сотен футов.

Отбором чемпионов руководил седой как лунь, дряхлый гоблин. Судя по согбенной спине и подслеповатому прищуру, было ему лет под сотню. Он ходил от претендента к претенденту, изучая будущее воинство. Время от времени, он бил кого-нибудь клюкой, или бесцеремонно лез чемпионам в пасть, чтобы оценить целостность зубов. Не укрылось бы от внимательного взгляда и то, что к гоблинам он проявлял куда больше снисхождения, чем к хобгоблинам или багбирам. Но жрецы старика слушали, а значит и относиться к нему стоило с уважением.

К текущему моменту в болота уже отправили двенадцать групп, и сейчас происходил отбор тринадцатой.

Первым выбранным чемпионом стал могучего телосложения молодой багбир с лоснящейся шерстью. Его старый прорицатель дважды обошел по кругу, разглядывая со всех сторон, удовлетворенно крякнул, и замер, воздев кривой грязный палец к небесам.

— Чемпион от клана Осенних Ветров! Наттрамн! — Проскрипел гоблин, сунул лапу в поясную суму, из которой ощутимо тянуло дохлятиной, и извозив пальцы в чем-то дурно пахнущем, шлёпнул грязной лапой по груди багбира, оставив на ней грязный отпечаток.
Некоторые чемпионы подобную “метку” получали на физиономию, но старый гоблин едва достигал пояса багбира, а потому тот, можно сказать, легко отделался.


Следующим чемпионом “тринадцатой” стал хобгоблин, явившийся с востока в составе маленькой группы. Эти держались особняком от всех остальных, были непривычно одеты, да и говорили с неприятным акцентом. К нему старый шаман подходил неторопливо, будто опасаясь. Замер напротив, недолго посмотрел на чемпиона, кивнул, мазнул “жижей” по запястью хобгоблина и двинулся дальше.


Следующим кандидатом был гоблин. Старик улыбнулся уголками губ, из-за чего всё лицо его забавно сморщилось. Молодая, статная и сильная гоблинша из клана Ваерлут. Старик знал её отца(или деда, он не был уверен), и знал что она — из рода правителей. В рамках Схода старый прорицатель был выше её по рангу, и тем не менее он почтительно поклонился, приблизился, и оставил метку на правом плече юной воительницы.

— Ыынк из племени Ваерлут! — Откашлявшись провозгласил он, мгновение посмотрел в глаза девице, и шаркаюшей походкой пошёл дальше.


Последним чемпионом стал пожилой, крупный багбир, который во время ритуального поединка разделал своего противника под орех с удивительной для его могучего сложения грацией. Сейчас он спокойно сидел на земле, не торопясь вставать(вставать перед гоблином? Много чести!), из-за чего они с гоблинским прорицателем были приблизительно одного роста.
— Бао, из племени Скимитаров! — Провозгласил гоблин, подойдя вплотную. Несколько секунд громадный багбир и старый гоблин смотрели друг на друга, а потом гоблин, вымазав руку, больно ухватил багбира за левое ухо и с неожиданной силой притянул к себе. Ещё секунду они смотрели друг другу в глаза, а потом гоблин разжал пальцы и двинулся прочь, показывая чемпионам следовать за ним.

Нежное прикосновение вызвало приятные мурашки по спине, и от приятности Рунольв действительно почти замурчал. Так странно что ласка быстро расслабляла и действовала куда быстрее и эффективнее чем самый крепкий алкоголь. Причем именно прикосновение Фреи вызывало такую странную реакцию, и очень сложно оказалось сохранять собранность и не расслабиться. Показалось будто бы еще немного, и он превратится в желе, при этом не мог найти в себе силы прекратить это. Благо что Фрея сама начала говорить и вернула его в реальность, хоть и ненадолго.
Оказалось довольно сложно понять с чего вдруг речь зашла о львах, впрочем, варвар и не сильно пытался, отдаваясь ощущениям от прикосновений, пока наконец девушка не заключила что Рунольв – лев. Наверное он мог бы пояснить что изначально никаких львов в его имени нет, но не успел. Усмехнувшись и потерев поцелованный кончик носа, утгарит решил что готов побыть для девушки и львом, и волком.

Избавившись от доспеха и наслаждаясь легкостью, Рунольв все же не стал оставлять топоры, на всякий случай. Впрочем, куда сильнее его заботили не потенциальные опасности, а то, как идти с человеком сбоку так, чтоб и не тормозить, и не утаскивать за собой. Хотя привык к скорости довольно быстро, ну или просто переключил внимание на другое. Например на то, что куда сильнее хочется обнять и ничего не делать, нежели заниматься чем то нужным.
– В том то и дело что негде. Так то найти можно, но пока его высушим, как раз примерно то же время и уйдет, как если бы руками это все обрабатывали.

С маслом закончили довольно быстро, там Рунольв особо не придирался, а вот с выбором двух кусков дерева, непонятно для чего он затянул. В итоге, скорее всего, варвар переплатил, как всегда, но зато знал что материал купил неплохой, и возможно даже больше чем нужно. Впрочем, одной проблемой меньше – что нужно было купить – куплено и не нужно опасаться что все закроется. Хотя так то Рунольва особо не заботила возможность прийти к закрытому магазину – с Фреей рядом он теперь чувствовал себя легко и свободно, так же как когда был один и вне городов. Вот только говорить он не умел, и если в голове было понимание того, что нужно как то вести беседу, то опыта в этом и хотя бы базового понимания как это делать у него не было. Иногда вроде бы и была готова вырваться какая-то забавная романтическая фраза, но утгарит все же не решался – то ему не нравилось придуманное сравнение, то в целом построение предложения, пока в итоге он наконец не выдал:
– Ты красивая.
И тут же покраснел, понимая что надо еще что-то добавить, но в голове опустело, и в попытках вспомнить что-то еще, он потерял время. Так что только и осталось что краснеть и смущаться, медленно шагая к постоялому двору.

– У-у-у! Ж-жаба! – проворчал утгарит вслед земноводному.
После такой погони он чувствовал себя крайне паршиво, хотя бы потому что не смог поймать несчастную попрыгушку, но куда сильнее из-за того, что не выполнил обещание. Впрочем, придумывать оправданий он не стал – поражение, есть поражение, причины оного или мешающие обстоятельства – это никогда не важно.
– Камни же. Шаманы иногда к похожим ходят. Ну, не к точно таким, а в целом к выстроенным в определенном порядке камням. Но там на равнине. а тут... Как будто кто-то нарисовал мишень камнями, бросил в нее другой камень и у земли появилась шишка.

Неловкая лавка Бартена
  Кажется, он совершенно не заметил её косой взгляд, да и не уловил недовольства в тоне, что было не меньшим неудобством от натянутого по глаза капюшона и широкого воротника, чем душность, которую обеспечивал её наряд. Благо, привычная к Подземью девушка почти не обращала внимания на столь ничтожные неудобства. На Поверхности хотя бы дул ветерок! И не воняло серой и тухлыми яйцами... пока яйца действительно не стухнут.
  - Таачку... - протянул торговец и окинул помощников долгим взглядом, от которого они словно зашевелились быстрее. - Сколотить такую - дело половины дня, если вы не очень спешите... но я думаю, что не очень, ведь дождь. Маленькая тележка же есть, но я как раз собирался её занять припасами.
  Некоторое время он размышлял, скрестив руки на груди, поглядывал на Майолин и цокал языком, пока, наконец, не решился:
  - Охотник славный и весьма. Лучший стрелок на всём севере, как поговаривают. Пятнадцать лет назад он ушел искать приключений, а семь лет назад вернулся и сколотил небольшой форт в лесу Невервинтер. Там вельможи из Невервинтера и других мест могут поохотиться под его надзором, а за большие деньги даже обучиться стрельбе из лука, арбалета или пращи. Сейчас то дело идет не очень, как вы понимаете, должно быть, но Сокол прежде всего охотник, а уже потом предприниматель, так что живет в лесу и всё у него хорошо. Он мой хороший друг, но даже я не знаю, почему хранители леса терпят его на своей земле. Не иначе в путешествиях он нашел способ с ними подружиться... однако это всё домыслы и домыслы не интересные. Видите ли, этот груз, - узловатый палец указал на гору коробок, ящиков и тюков. - Предназначен лесопилке Тибора Вестера, что дальше в лесу. Обычно они присылают пару крепких парней за грузом, но в этот раз по времени им пора бы уже явиться, а их всё нет и нет. Я так думаю, надо бы теперь не только груз доставить, но и разведать, что к чему, однако Харбин с братом не в ладах...
  Бартен тяжело вздохнул и покачал головой.
  - Но не может же он просто закрыть на это глаза? Вы - победители чудовищ, может быть были бы не против прогуляться в лес Невервинтер за символическую плату, скажем... в полторы сотни золотом? По дороге, точнее слегка в стороне дороги, как раз стоит дом Сокола, передадите ему от меня бутылочку вина и он даст вам переночевать в комфорте. Не знаю, захочет ли вам платить сам Харбин... но я склонен доверять искателям приключений, вы же не какие-нибудь наемники или бандиты, чтобы украсть повозку с едой и припасами, которая сама по себе ничего почти не стоит.
  Широкая улыбка тронула его лицо, придав физиономии Бартена некоторой комичности. Однако серые глаза светились вполне искренним доверием и уверенностью. Кажется, Горвин был прав, и из всего Фандалина Бартен больше всех понимал в деловых делах и том, кому стоит, а кому не стоит доверять.

Неожиданности в храме
  Проводив Агама ничего не выражающим взглядом, жрица еще некоторое время посидела, смотря ему вслед, а потом перевела взгляд на Кориса и поднялась с места, склонив голову:
  - Прошу прощения, если оскорбила вашего друга, но один мой знакомый говорил, как-то раз, что если желаешь скрыть что-нибудь - спрячь это на виду у всех. Сама я драконов никогда не видела, лишь слышала легенды и истории. Даже не могу сказать, что знаю кого-нибудь, кто с драконом сражался. Окрестные земли долгие века не видели небесных ящеров и причина этому проста. Вдоль побережья между Глубоководьем и Невервинтером стоят так называемые драконьи курганы. Они хранят в себе память и тела великих драконоборцев, которые многие годы назад истребляли чудовищ в окрестных землях. Я знаю лишь, что драконы чья чешуя сверкает металлом - считаются добрыми, а те, чья чешуя сияет тускло - злыми. Но право слово, отличить зеленого от синего или серебряного от белого задача не из легких, поскольку цвета - условны. Драконов различают повадки, вкусы, страсти и некоторые анатомические особенности, однако такими знаниями владеют лишь увлеченные и искушенные в теме кудесники или библиотекари. Пусть я и эльф, но не настолько стара, чтобы знать всё, извини, Корис.
  Она печально пожала плечами и качнула головой:
  - Знаю одно. Не каждому великому герою может хватить сил победить даже юного дракона в одиночку, и не каждая группа воителей способна одолеть его. Я не говорю уже о тех драконах, чей возраст минул за срок жизни эльфа. Эти существа поистине легендарны и опаснее всех прочих в мире. Даже если над Фандалином и правда летает дракон, умоляю - не делайте глупостей. Я не хочу сказать о вас плохо, но в тех курганах лежат единицы из сотен охотников. На каждого дракона всегда придется десяток павших в попытке убить его. Не пытайтесь геройствовать, ибо я вижу, что вы нацелены не на Фандалин, но на дракона в его небесах. Этот куш может оказаться вам не по силам и погубить вместе с вами всех нас.

Дорога к Фандалину
  Адабра, нагруженная тюками, вернулась как раз к тому моменту, как дождь сошел на нет. Она не стала задерживать их, весело благословив в дорогу и заметив, что всегда ожидает гостей. Сказано это было с видом, который Рунольв совершенно не понял, зато отлично поняла Фрея. Фрее же, незаметно была передана малюсенькая склянка с мутно-зеленой жидкостью.
  - На всякий случай, -многозначительно кивнула жрица Чонти. - Чтобы не заглядывать ко мне в гости слишком часто.
  Отправилась парочка в путь при пасмурном, но уже посветлевшем небе. Конечно, до чистой голубой глади было еще очень далеко, и вряд ли они увидят её в ближайшие сутки, но мелкий грибной дождик бесил куда меньше сурового ливня, учитывая, что и Фрея и Рунольв носили дорожную одежду, позволявшую игнорировать большую часть природных неудобств.
  Дорогу откровенно разверзло, вокруг стоял чудесный запах свежести и сырых трав да листьев. Мерный шум лишь изредка прерывался далекими звуками животных или птиц, по большей части спрятавшихся в своих норах. Однако еще до того, как пара спустилась с холма, Фрея заметила огроменную важную лягуху, сидящую на пригорке, надувая горло. Взгляд лягухи, скошенный на них, как бы говорил: "Я тут королева, подите прочь".

Оказалось, что не одна Корнфлау продолжала чувствовать на плечах невидимую мантию героя. Но подход Гвен понравился ей значительно больше. Дождавшись, пока дварфийка застынет в вызывающей позе, полуросличка смачно шлёпнула её по обтянутому кожаными штанами круглому заду.

— Несправедливо! — возмущённо потрясла она кулаком в сторону Гвен. — Это я должна первой узнать имя суженого. Потому что, — она перевела взгляд на жентаримов, и голос её потерял всякую силу, а свободная рука потянулась и расстегнула пуговицу на куртке, — потому что я… — она глубоко задышала, явно волнуясь, но почему-то выпятила при этом грудь, — никогда ещё… — оленьи глаза её бегали по хуманским лицам, а пальцы сами расстегнули следующую пуговицу, — не была с мужчиной… — ещё одна пуговица, и под курткой стало видно белую маечку, а Корнфлау опустила голову, стыдливо прикрыв рот ладошкой. Но тут же вскинулась и, залившись краской, призналась чёрной троице горячим шёпотом: — Я нежный цветочек.

Как обрадовался Рунольв тому, что подарки полагаются по роду деятельности дарить, так и расстроился тому, что они должны быть красивые да приятные. Твари, на которых предпочитал он охотиться, никоим образом не были красивыми или приятными. И даже если части отделять, то красивее они не становятся. Возможно, тогда стоит найти чудище с какой-то особо ценной или красивой частью. Вон мерзкие моллюски могут содержать жемчуг, который весьма ценится, значит и наземные чудовища могут что-то такое производить. Но рассуждений о том, что же стоит зарубить, чтоб впечатлить Фрею, прервались необходимостью ответить на следующий вопрос. Он оказался весьма простым и сложным одновременно.
– Нет. Рабыня... Это вещь. Как и любой невольник. Она не отдаст всю себя, и не примет искренне дары, а к тому же еще и зарежет во время сна. Нет доверия. Нет...
Увы, варвар не мог подобрать слово, которое бы характеризовало отношения между свободными близкими людьми. И под напором взгляда девушки думать становилось еще сложнее. Но удивительно легко было выдержать ее взгляд, наверняка резко контрастируя своей синевой с ее золотом. Несмотря на физическое влечение, он почти не осознавал этого, а потому и не чувствовал стыда за него и не пытался скрыть.
Чуть развернув корпус, Рунольв протянул к Фрее ладонь, изначально собираясь убрать пряди с лица за ухо, но она оказалась совсем близко, так, что ничего не может удержать, и вся эта хваленая стойкость северных варваров – пустышка. Жар оказался слишком силен, как и разгорающаяся жажда еще большего тепла. Даже не нужно делать рывок вперед, так что следопыт протянул руки и обнял, девушку, прижимая ее к себе, несмотря на выставленное колено, касаясь щекой ее щеки а губами почти прикасаясь к уху.
– Чудовищам придется не сладко, пока я не найду что-то, достойное того, чтоб быть подарком тебе.
Его собственное тело отозвалось дрожью, и спустя мгновение объятия лишь стали сильнее, или даже более жадными. И продолжая касаться кожи Фреи уголком губ, заскользил к ее губам.

  Услышав упоминание о Жентарим, Гвен ненадолго умолкла и помрачнела. Значит даже здесь, в тысячах миль от Врат, Черная Сеть смогла пустить свои корни. Другого ожидать и не стоило. Как же хорошо, что ее спутники не начали настаивать на найме котяр. Чем меньше проблем, тем лучше. А Жентарим - это одна большая проблема. Пока Хаммерстоун работала на торговую гильдию “Серебряного пути”, у нее был печальный опыт общения с этой организацией. Повторять его особого желания не было.

  — Спасибо, Матушка Ньяри! Она с нами всегда! — Подмигнув бабушке, Гвен сняла с ремня деревянную кружку и показала служительнице гравировку с надписью “Удачная встреча”. — Впрочем, знаете что? Пускай она похранится у вас пока, можете считать этаким странным подношением. — Не принимая отказа, дварфийка вложила в руки старушки деревянную кружку. Быть может, сегодня и была та самая Встреча, ради которой Гвен так бережно хранила единственное физическое воспоминание о былой таверне. И вот теперь цикл полностью завершен. На хорошей ноте распрощавшись тиморианцами, наемница пошла к выходу из храма.

  — Кулак? — Рыжая удивленно вскинула бровь, услышав именно такое предложение от алхимички. — А что, смело! Особенно если хотим привлечь Пылающий кулак. Ха-ха! Хотим ли? — Усмехнувшись, она сразу же умолкла и внимательно глянула в лицо восточной женщины, пытаясь уловить в нем хоть какие-то намеки на эмоции, за которыми можно было бы разгадать посыл сказанного.

  — Если честно, я бы тоже посетила Вакангу. Не только ради разговора с ним. Хоть это и важно, но также и потому, что было бы неплохо проведать нашу нанимательницу и поделиться тем, что узнали. — Зажмурив глаза, Хаммерстоун надавила указательным пальцем себе на лоб, словно это ей помогало лучше думать. — Она же опытная. Может ее добытая нами информация тоже натолкнет на какие-то мысли? И вообще, не лучше ли его посетить всем нам? — Трактирщица так бы и до заката рассуждала, но отвлекла ее неожиданная просьба.

  — Допустим. Продолжай. — Не без интереса, она ожидала, что же ответит чернокожая жрица на вопросы Зайнаб.

- Почему нет преград? - Инэт пожала плечами. - Вон стены окружают город. Просто давно не нападали, люди подрасслабились, обычно их так много сюда не доходит. Богиня удачи бережет людей, решивших жить здесь, не сомневайтесь в этом. Ваше здесь присутствие прямое тому подтверждение. А власти за стенами силы практически не имеют. И это устраивает всех.
Зайнаб хотела было продолжить спор, но посмотрев в глаза девушки, поняла бессмысленность. Только и бросила: "Это не рационально", и обернулась к Гвен.
— А ты не промах, длинноногая! Только теперь берегись гнева бородача. Кхе-​кхе! Не простит же.
– Ему сейчас абсолютно не до менЯКха-кха! - вроде удары были несильными, но столь неожиданными, что это застало невозмутимую Зайнаб врасплох. Несколько прядей выбилось из-под платка, разрушив образ отрешенности. Юань-ти сделала шаг в сторону, заложив левую руку за спину и пряча ее от Гвендолин.
- У тебя зоркий глаз, Хаммерстоун, и в бою и, возможно, в аркане, что как известно, означает магические тайны. Говори, если еще увидишь что-либо подобное.
"Что же, Извилистые Пути Ссета неисповедимы", - подумала она, припоминая, что и правда, внутреннее обстоятельство - желание упокоить наконец это существо - придало ее стрелам змеиный облик. Ничего страшного, но впредь стоить лучше следить за своими мыслями.

***
Увидев людей, укрывшихся в доме Тиморы, Зайнаб вновь неодобрительно цыкнула. Каждый раз прятаться, дрожа от страха, ничего не попытавшись изменить? Самим огородить выселки от троп, которыми ходит раз за разом нежить? Люди, люди.. Она одновременно чувствовала привычное презрение и желание все решить за них. Так, должно быть, и создаются змеиные царства - "я укажу, как вам надо". Но нет, не здесь и не сейчас. Ее цели еще далеки от воплощения.
Стоило переключить мысли - и поэтому она решила ответить на вопрос Ньяли вместо Гвендолин:
- Это касается тех, кто когда умер и был воскрешен. Их души словно начинают терять связь с телом, они все больше слабеют и каждый в свой срок, умирают. Навсегда. Это неостановимо, и те, кто был силен, могут лишь оттянуть миг. Кроме того, магия воскрешения потеряла свою силу.

  - Что я, варвар какой, что ли? - Слегка возмутился Борган на опасения девушки, но тут же улыбнулся. - Очень интересно, как так он власть потерял... охотно послушаю! Звать меня Борган, но друзья кличут Краком, хотя для тебя я готов быть хоть сладким рулетиком, хе-хе.
  Последовав за всеми, дварф живо крутил головой по сторонам и разглядывал храм изнутри так, словно узрел какую-то достопримечательность. Впрочем, на самом деле он оценивал кладку, подгонку камней и всё такое прочее, что интересует всегда одних лишь дварфов. Именно поэтому на похвалу Гвен он почти внимания не обратил, вместо этого ткнув мозолистым пальцем на западный угол крыши.
  - Халтура, гляди. Храмы богов надо строить с уважением. Эх, сразу видно - дикие земли, не хватает тут сильных и умелых рук. Можно было бы не просто храм, а крепость из того количества камня забабахать! Хо-хо.
  А затем, оказавшись уже во внутренней зале, он спер со стола какой-то румяный фрукт и уселся рядом с камином, спиной к нагретой спине, уложив рядом щит и прислонив к стене шестопёр. Наблюдал он в основном за Инэт и своими товарищами. Проницательному взгляду было очевидно, что дварф недоволен своей работой и поражением, однако старается не показывать виду, что его задел тот факт, что Эйнар всё же остался стоять на ногах. И ему совершенно не важен был тот факт, что он сражался с куда более опасной тварью. Рад он был лишь тому, что прогулка действительно окончилась для всех лишь лёгкой разминкой.

Твикси изображала собой само раскаяние и целомудрие. Только тело самопроизвольно двигалось если не в соблазнительной, то уж точно не в целомудренной манере.
Явление нового парня ее немного дёрнуло. И хоть девушка и расплылась в улыбке, пока представлялась их новому, пусть возможном временному, товарищу, магия доспеха продолжала делать свое чёрное дело... А может дело было вовсе не в броне?
О том, что представила себе гномка, глядя на статного парня, можно было прочитать на ее покрасневшей лице и неестественно зажатой позе. Она пыталась гнатьмысли прочь из головы, но те напротив, нагло вытесняли все остальное. Черт, как же он хорош... А как он был бы красив без всего этого...сердце гномки отбивало такой ритм, что чечётку можно было плясать. И отвести от него взгляд было просто невозможно...

ГДЕ ЭТА ЧЕРТОВА БОЧКА С ВОДОЙ, КОГДА ОНА ТАК НУЖНА?

Услышав вопрос Клэр, Твикс не отворачиваясь ляпнула первое что пришло в голову.

Правду.

- Я примерила вашу одежду, чтобы вы тоже почувствовали то, что чувствую я и не относились к этому как Линда, когда мы заезжали в город. Зачем я ещё и твою одежду испортила, Клэрочка, я не знаю, я не хотела. Но остановиться не могла. Извини.

  - Как скажешь, крепкозадая, но с тебя выпивка!
  Весело хохоча ответствовал ей Крак и, не долго думая, скользнул мимо нее, смачно наступив на голову зомби, которая расплющилась под его тяжелым башмаком. Взяв курс на скелета и продолжая хохотать, дварф хорошенько разогнался и, подпрыгнув в воздух, обрушился на нежить всей массой своего невысокого, но крайне коренастого тела. Раздался громкий хруст, глухой удар приземления о мостовую, и во все стороны хлынули обломки костей и прах, а Крак, подскочив на месте и потрясая боевым молотом громогласно заорал дварфийский боевой клич:
  - Kuldar ultok ir thudul thork!
  Однако, он довольно быстро осознал, что вокруг врагов не осталось, а до следующего бежать ох как не близко.
  - Ах ты ж срань...
  Ругнулся он себе под нос и, громко ухнув, начал набирать разбег, перебрасывая боевой молот в руку со щитом и вытягивая из удобного крепления на поясе метательный топор. Даже если добежать не успеет, он обязательно всадит тяжелый кусок железа в чей-нибудь лоб!

[Зайнаб:] — Былая нелюбовь к Кулакам при жизни во Вратах? Честно-нечестно, но за ними большая сила, и отвлекаться на игру в прятки от Пламенных это не лучшее занятие. Но понимаю тебя.

— С большой силой приходит большая безнаказанность, — ответила Корнфлау. — Вот у нас в Ватердипе стражу набирают из местных. Мой брат Феникс там служит сержантом. И все понимают, что они не только за деньги стараются, но ещё и свой родной город защищают. А Кулаки — это же просто наёмники. Без обид, — извинительно улыбнулась она Вигдис, — я рада путешествовать с тобой.

Корнфлау протянула руку, чтобы стукнуться пивными кружками с полуэльфийкой.

— Кроме того, — продолжила она, — у меня с ними личные счёты. Меня как-то арестовали в борделе, — полуросличка сделала долгий глоток, — когда я интервью пришла брать. Хотела написать, как жизнь складывается у тех, кто этим ремеслом занимается. Честно за время до утра заплатила, трём девушкам и одному парню, красивому такому эльфу. Ну вот, а хозяйка то ли кому-то задолжала, то ли ещё на стороне что-то крутила, а может, хотели они специально кого-то из клиентов поймать, да только попала я под облаву Кулаков. Бросили меня с остальными в кутузку, потому что приняли за сотрудницу. И говорят нам, что разбираться будут долго, но кто хочет выйти сегодня, может стражнику профессиональные услуги оказать в качестве залога. Эльфа, между прочим, так и выпустили. А я две ночи просидела, пока из редакции курьера не прислали с выкупом. И самое обидное, что рассказов я в камере наслушалась на хорошую такую статью, но редактор всё зарубил. Сказал, что «некоторые влиятельные лица настоятельно рекомендовали не касаться определённых тем». Хотя когда меня обыскивали, то касаться не стеснялись… — Корнфлау с усмешкой покачала головой и, поболтав кружку, допила ароматные остатки.

[Борган:] — Тоже черная, как моя жизнь. Вот такое пиво варят дварфы — и это хорошо. А эти сласти, жидкие, словно водичка — фуфло.

— Эй! — с укором сказала Корнфлау. — Ты вон здоровый какой, квадратный почти. А в Нянзару полгорода под столами валяться будет после дварфийского.

По правде говоря, полуросличка и сама чувствовала, что её начинает развозить. До неприличного состояния было ещё далеко, и она ограничилась тем, что решительно отодвинула пустую кружку. Сейчас требовался ясный разум.

— А вот ради того, чтобы Кулакам чёрную жизнь устроить, можно и крюк сделать, — одобрила она предложение Боргана. — Если дело в форте не криминальное, то я тебе помогу!

— Я читала листок Мушариба, ничего плохого о нем не слышала, разве что его… необычный цвет. На Побережье нет таких кланов? — [Зайнаб] посмотрела на Гвен и Крака. — И где его родовая кузница, которую он хочет отбить?

Пока Гвен горячо отстаивала кандидатуру Мушариба и отвлекала на себя внимание всех сидящих за столом, Корнфлау тихонько спрыгнула со стула, подошла к дварфу и о чём-то коротко пошепталась. Вернувшись к своим, она склонилась над нарисованным Чалтом, бормоча под нос:

— По эту сторону Кобольдовых гор, на северо-западе Долины… Ага! — Корнфлау положила на карту очередной медяк, закрыв им жерло одного из вулканов. Со стороны могло показаться, что они с Зайнаб играют в азартную игру, постоянно поднимая ставки. — Храхамар, дамы и господа! Мушариб сказал, что отлично управляется с лодками. Заглянем в Мбалу, потом в Кахаклу, и только потом в кузницу. Вот и получится, что не сразу два дела, а по очереди, — оставаясь на стороне Гвен, Корнфлау попыталась смягчить упорство Боргана.

Полуросличка стала отмечать на карте новые места. К легенде добавились:
«3. Руины рядом с Ущельем смерти охраняет опасный магический страж» — под Атааз Кахакла;
«4. Храхамар, древняя кузница клана Мушариба, захваченная пиратами» — на восточном склоне Кобольдовых гор;
«5. Драконья черепаха требует дань с проходящих мимо кораблей» — на выходе из Чалтской бухты.

— Интересно, чем платить черепахе? — вслух задумалась Корнфлау.

[Гвен:]— Так, стоп. Давайте запишем потенциальные расходы и бюджет. А также все, какие опции у нас есть. Все плюсы и минусы того или иного приобретения или проводника.

— Это я могу, — встрепенулась полуросличка. Она достала ещё один кусочек пергамента, побольше того, с которым принимала заказы, и пару минут записывала все варианты, то и дело уточняя детали. — Готово!

Корис разглядывал мантикору с холодком, который бежал у него по коже. Противник-то был действительно не из шуточных. Не в одном сказании мантикоры хрустели человеческими косточками в ожидании героев, которые приходили положить конец их бесчинствам. И часть этих косточек принадлежала далеко не томным девам, похищенным из отчих домов.

Тем не менее они были героями, по крайней мере, пытались ими быть. Бороться с чудовищами, спасать невинных, зарабатывать деньги, находить сокровища и клады. Тем более Адабра наверняка смотрела на них сквозь щелочку надежных прочных ставень. Отдать мантикоре, даже не соизволящей их как следует постращать, буквально по первому требованию, честные трофеи и заработок?
- А кто ты такая, чтобы называть эти земли своими, и по какому праву требуешь с нас налог? - заносчиво сказал бард, не торопясь снимать болт с натянутой тетивы арбалета, - я Корис из Сильверимуна, и что-то жители этих земель ничего не говорили о своем шерстлявом бейлифе! Мы занимаемся своими делами и не лезем в твои, пока ты не полезешь в наши сама. Улетай, хвостатая грабительница, и не мешай нам разговаривать с доброй женщиной, живущей на этой мельнице.

Высказавая требования, Корис быстро прикинул, какие тут у них есть укрытия, чтобы как минимум всадить в чудовищу пару стрел, не особо подставляясь под ее шипы. В рукопашной у них был хоть какой-то шанс.

Одновременно участвовать в обсуждении и ужинать не вышло, и Зайнаб лишь следила за разговорами, стараясь собрать все это в одну общую картину событий. Благодарно кивнула Юникорн, но в середине беседы маленькая писательница заставила удивленно поднять глаза на нее:
- Былая нелюбовь к Кулакам при жизни во Вратах? Честно-нечестно, но за ними большая сила, и отвлекаться на игру в прятки от Пламенных это не лучшее занятие. Но понимаю тебя.
Похоже, верховенство Кулака не нравилось в городе многим.
Зайнаб почти расправилась с жарким, как вновь полурослица ее удивила, и вилка южанки неприятно проскребла по стенке горшка.
Ссзадушшшшить! Откусссить яззшык!
Желтые глаза смотрели в посуду так, словно это был не плеозавр, а этот юродивый. Темная челка отлипла ото лба и нависала над лицом женщины. Да, этих уличных пророков народ считает безумцами и игнорирует, но стоит их словам попасть в уши знающих..
Хорошо, что журналистка сама не поверила - к ним в газету, скорее всего, тоже приносили такие истории.
- Простите. За столом у меня не лучшие манеры, - неловко посмеявшись, Зайнаб извинилась за резкий скрежет. Демонстративно отодвинула горшочек, и сделала еще один глоток тежа. Спокойно, переведем тему.
- Я думаю, что о хартии можно будет спросить у принца Ваканги, коему и правда, стоит нанести визит - знания и магия, его домен в Нянзару, так говорила госпожа Сильван? Более чем важно. Может, кто-то из Кулака есть и в городе. Мне самой кажется эта выдумка с хартиями великолепной наглостью, но опять же, Краку заказали "дело" где? Конечно, в Белуриан. Туда, обратно.. Стоит это времени? - чародейка обвела взглядом всю группу, и пожала плечами. - Я не знаю.
- Что с проводниками и ориентирами в джунглях. Крак, ты со своими разговаривал, или только слышал?
Я читала листок Мушариба, ничего плохого о нем не слышала, разве что его.. необычный цвет. На Побережье нет таких кланов? - она посмотрела на Гвен и Крака. - И где его родовая кузница, которую он хочет отбить?
Зайнаб видела, как Юникорн отмечала на карте места, но внезапно подмигнула полурослице и полезла в кошелек за медью - монетки были заметней, пока карта лежит на столе. Медяшка на некую Мбала, медяшка на "треугольник Вигдис". Еще одна легла рядом с Атааз Кахакла, ближе к горам.
- Я слышала, что за этим ущельем есть некие руины, и у них есть страж, волшебный и опасный. Я выпытывать не стала - началось бы "друг сестры жены моего троюродного племянника сам все видел.." - словно золото мыть, долго, а результата мало. Но горы - вполне себе место, где можно спрятать все от глаз людей. А Кахакла переводится как Ущелье Смерти.
Моя проводница, Салида, сотрудничает с Джобалом, если кому важна законность, но грабительскую предоплату не просит, и деньги уже по факту. Личных дел, которые можно поручить нам, у нее нет, но речи ее были весьма разумны, и я от нее успела многое узнать. У Тайрики больше порогов и водопадов, чем у Сошенстар, это, увы, выходит потеря части времени - следить, останавливаться и обносить. Хотя из города до Сошенстар чуть менее удобно, но в целом, время выигрывается. К слову, Корнфлау говорила "море", и помните, было объявление о курьерском корабле Пегас? Салида рассказала, что на выходе из бухты обитает драконья черепаха, которая облагает корабли данью. Я-то думала, меня в Чалте ничем не удивить, как рожденную на юге! - Зайнаб преувеличено округлила глаза.

Невероятно выразительной мимике этой женщине мог бы позавидовать кто угодно: она чуть отклонила голову назад, удивленно выгнув брови, затем приподняла одну бровь над другой, переводя взгляд с барда на ящера, а затем чуть склонила голову на бок, спрашивая с едва скрываемым ехидством.
- Вы что, клеить меня пытаетесь? Нечего ко мне тут яйца подкатывать, даже не надейтесь.
Затем перевела взгляд на скрытую капюшоном эльфийку и задумчиво покривила губы, издав долгое: "хмм".
- Ладно, торговка может войти. Если притащите мне Дезлина - чаем напою всех. Вы судя по всему наемники, так вот вам задание достойное ваших талантов. Кстати, он убегает.
Обернувшись, спутники действительно обнаружили улепетывающего дварфа, почти скрывшегося за ближайшим пригорком. И только Фрея, зачарованная видом крутящихся лопастей не обратила на это внимания. Она наблюдала за крыльями, рассекающими небо... огромными кожистыми крыльями, которые стремительно становились всё крупнее и крупнее. Лопасть мельницы на несколько мгновений скрыла их от глаз жрицы, а затем они вновь показались в бледной пелене неба, уже на расстоянии не более семидесяти ярдов...

Когда Салида заговорила о животных, Зайнаб заинтересовалась.
- Ездовые и тягловые? Или, может, сторожевые? Полагаю, цены на них кусаются, как сами звери, но все же - удиви меня, - она усмехнулась краешком рта. - И к слову, а водоплавающих ящеров здесь не научились приручать? Или у вас это невыгодно?
На родине Зайнаб владения кланов змей разделяло внутреннее море Лапал, но лодок юань-ти не признавали, используя огромных длинношеих хапахаран'ост для путешествия через него. Здесь, если они водились, люди могли бы использовать их для перевозок небольших групп вдоль побережья Чалта - но, может, алчная драконочерепаха не пропускала бы и их?

У причала Зайнаб вновь ощутила на себе торговую лесть, но Селу не очень-то погрешил против истины - она и вправду была прекрасна.
- Здравствуйте, здравствуйте. Мне действительно нужна будет лодка, хотя и не прямо сейчас - мы только начали подготовку. Но лучше все знать заранее, не так ли?
Зайнаб уже привыкла, что в Нянзару и Чалте все было не так, как на севере, и более того - как не было в Ташаларе, хотя это приводило ее в недоумение. Она принялась закидывать старика вопросами, словно нагружала каноэ скарбом.
Какова грузоподьемность и число пассажиров одной лодки? Устойчивы ли они на порогах, или лучше не рисковать, заранее разворачиваясь к берегу? Насколько само каноэ тяжело для переноски? Не требует ли Пламенный Кулак или кто-либо еще отдельных договоренностей на речные путешествия, или достаточно иметь подписанную хартию? Что кроме крокодилов, является проблемой на реках?

Хвала Ликам, бородач внял-таки его словам и сумел собраться с силами, чтобы продолжить бой. Может быть, Стейн был не прав, поступая так, ведь этого безумца можно было оставить на растерзание Гончим Тиридеса, выиграв для себя и остальных время. А его оружие просто забрать себе, чтобы не чувствовать больше себя зависимым от других. Но... Всегда есть но. Но он же решил, что не будет больше бегать. Хватит!

На приказ Каору бежать в коридор он уже хотел ответить жёстко, но все вокруг так стремительно начало меняться, что зенитиец мог только наблюдать со стороны как зритель в театре. Буквально несколько секунд и все изменилось! Гончие исчезли в темных углах, но Стейн не сомневался, что это лишь уловка, призыванная ослабить бдительность жертвы. Нужно укрыться, найти часовню!

Мимо него прошла Вершительница Шиван, и, уворачиваясь, чтобы не задеть её, Стейн увидел наконец что все его пальто было в отвратительных пятнах. Кровь! Он принялся ожесточенно оттирать её, словно эти пятна могли служить начертанными на нем мишенями для Гончих. А потому пропустил момент движения в его сторону Халеда, человека, которого он мог считать хотя бы немного дружественным по отношению к себе. Равно как и упустил выражение его лица. Только когда ощутил себя прижатым к холодной металлической стене, с рукой бармена у себя на шее и меркуриевым клинком у своей головы, он понял как ошибался в этом ибн эш-​шарму́та.

Стейн собрался с силами, выпрямился во весь рост, расправив насколько было возможно плечи, и подался вперёд, приближая голову к острию клинка все ближе и ближе.

- Ну давай, прихвостень Вершителей, прикончи меня, - с лёгкой хрипотцой от руки на горле, но злобно, выплёвывая слова как свинцовые шарики в лицо душителя, ответил Стейн. - Ты же этого хочешь?! Засунь себе свою веру! Ты просто ухватился за спасительную соломинку, как трус! А теперь, конечно, тебе, да и всем тут, нужен виновник всех их бед! Ну так давай, чего ждёшь?! - зенитиец говорил не очень громко, но его слова были больше похожи на рычание зверя, чем на фразы воспитанного человека, которым, если честно, он и не был никогда. - Вот тебе и решение всех проблем! А не можешь сам, дай меч своей девке, у неё-то побольше яиц!

Встрявшему бородатому тоже досталось. Не меняя выражения лица, Стейн протянул в его сторону руку и указал на него.

- А ты, безвольный слабак, пасующий перед первой же серьезной опасностью, не смей влезать туда, куда тебя не просят! Клятва на крови, ха! Да ты даже не представляешь, что она налагает на давшего её, вот и бахвалишься попусту. Забудь о ней, иначе сильно об этом пожалеешь, глупец. Убери свое ружьё и пойди помоги лучше тем, кто поверит в твою якобы силу.

Зенитиец снова повернулся к Халеду.

- Ну же, кёпéк, делай свое дело или тозз фик!

Стейн смотрел в глаза бывшего бармена "Аль-Муаллим" твердо, не мигая, провоцируя его на хоть на какую-то реакцию. Это было обычное противостояние воли, хотя пальцы на руках парня постоянно сгибались, то принимая форму когтей, то кулаков. Терять ему было нечего, оскорбления и обвинения Халеда звучали достаточно ясно и громко, чтобы их услышали другие, а значит жизнь и судьба Стейна итак висели на волоске. Какая, в сущности, разница когда и от чьих рук умирать, особенно когда над твоей головой уже занесён меч палача. Хотя, признаться, он ожидал этого от могаддама, а не от болтуна из чайханы.

      На полях журнала
  День первый
  - Вигдис знакомится с трицератопсом


    Заметки Первого дня

В Нянзару почитают следующих божеств:
Гонд - Великий Кузнец, отвечает за ремесла
Сьюни - богиня красоты
Тимора - богиня удачи
Вокин - ?? (храм был банком. что наводит на некоторые мысли)
Саврас Всевидящий - бог предсказаний и судеб, покровитель волшебников, сказителей, прорицателей и тех, кто всегда говорит правду, независимо от того, хотят её услышать или нет. Гадания, предсказания, способность заглядывать в прошлое.

Торговые Принцы Нянзару:
Ваканга - Один из торговых принцев. Друг Синдры. Она остановилась у него. Занимается магией и магическими предметами. Свитки, зелья продаются только у его людей.
Жасмин- У нее тот же недуг, что и у Синдры. Занимается продажей растений и ядов. И заказными убийствами и выдает на них разрешения.
Джобал - Под его управлением находятся наемники и проводники.
Джонси - Она заведует драгоценными камнями, ювелирными изделиями, одеждой и бронёй. Очень старая и мудрая женщина. Вроде как единственная из принцев, в чьих жилах течет действительно королевская кровь.
Ифан Талро’a - В его ведомстве находится продажа и дрессировка животных - от летающих мартышек до динозавров.
Квайот - Его люди торгуют фруктами, вином, элем, тежем, маслами, парфюмом и средствами защиты от насекомых. Говорят, что с Квайот надо быть осторожным.
Экини-​Афа - В прошлом известный гладиатор. Именно на боях она заработала начальный капитал, который и вложила в свое первое дело. Сейчас в ее руках продажа оружия, щитов и снаряжения для путешествий.

НАВОДКИ
В Мбале есть женщина, которая может воскрешать мертвых.

"Я видел город в джунглях далеко на юге, окружённый скалами и кишащий змеями. И черный обелиск, опутанный лозами. Я не смог заглянуть дальше. Но уверен что то, что вы ищете - и то чего, вам надо больше всего опасаться, - находится там. "- Затембей

Чёрный зев пробоины в обшивке корабля зиял, словно огромная голодная пасть, с жадностью высасывающая воздух из «Газали». Поняв, что каждое мгновение промедления грозит ему неминуемой – и весьма болезненной – смертью, Аслан ринулся в сторону дверного проёма, в котором, крепко схватившись за почти полностью ушедшую внутрь переборки створку двери, стояла Каору, которая немигающим взором смотрела на бородатого воина, словно оценивая шансы того на выживание. Уже в нескольких метрах от двери Аслан оступился и едва не упал – он чудом сохранил равновесие; возможно, этому помог тот факт, что в лицо ему с чудовищной силой неслись потоки воздуха. Драгоценного воздуха, уносившегося в безвоздушное пространство вовне корабля. Внезапно в дверном проёме возник ещё один силуэт – молодой парень, Стейн, что-то крикнул Каору и протянул руку охотнику, за которую тот уцепился незамедлительно, и в следующее мгновение подтянул себя к Стейну. Как только Аслан оказался внутри коридора Каору невозмутимо коснулась сенсорной панели и, сначала коснувшись кнопки «Закрыть», задержала палец на кнопке «Заблокировать». Створки двери с шипением закрылись, и в то же мгновение лавина воздуха, нёсшаяся в сторону пробоины, прекратилась, словно и не было её.

Уже после того, как Аслан поблагодарил своего спасителя, воин заметил, что пока бежал, он, очевидно, выронил свой широкополосный сканер – вероятно, тогда, когда оступился в метре перед дверью.

Подошедшая к ним Таонга поторопила троицу и сообщила, что далее по коридору – пожар, которым как раз занимались остальные выжившие. Решив поскорее присоединиться ко всем, Таонга, Каору, Аслан и Стейн поспешили по коридору. Им пришлось задержаться ненадолго возле Зари, которая в шоке и испуге скукожилась прямо на ржавом металлическом полу и беззвучно шептала молитвы своей Госпоже Слёз; поднявшись, побледневшая от страха девушка благодарно кивнула четвёрке и пошла вслед за ними на пошатывающихся ногах. Более всего на свете ей сейчас хотелось забыть пережитый ужас, и она знала, что могло помочь ей в этом. Рука привычно потянулась к фляге с крепким الكحول, и, сделав один глоток, жрица помедлила на мгновение, а потом жадно выпила всю обжигающую и согревающую нутро и душу жидкость. Фляга была пуста, а голова Зари Нахид – полна тумана и дымки, напоминавшей тот дым, который мелкими щупальцами распространялся по коридору из одного из юнитов.

Тем временем Халед чудом увернулся от ревущего потока воздуха и пламени, который ринулся в ту кладовую, в которой он находился на момент, когда вдалеке раздался оглушительный скрежет и грохот. Совершив несколько изящных и невероятно стремительных движений, которые, будь у господина Ансари нынче зрители, вызвали бы восторженные вздохи одобрения, молодой человек перекатился по полу юнита и хлопнул ладонью по сенсорной панели на стене – дверь помещения тут же закрылась, а поток огня и жара прекратился. Ценой тому стал сканер окружающей среды, как обнаружил Халед, когда, не теряя ни мгновения, начал надевать на себя оранжевый защитный комбинезон: прибор, очевидно, лизнуло языком пламени, а потом припечатало в металлический пол, когда экс-бармен уворачивался от огня и спешил закрыть дверь. Решив погоревать об этом позже, Халед схватил два огнетушителя с полки юнита и выскочил через другую дверь в коридор; тут он столкнулся с Гарамом, который, увидев огнетушители, без слов понял Халеда и, взяв один, поспешил вслед за Ансари.

Совместными усилиями Халеда, Энрике и Гарама пожар в одной из кладовых был потушен за несколько секунд. Оставив Гарама и Тахира проверить, всё ли в порядке с Энрике, Халед поспешил обратно в ту кладовую, в которой он видел много полезного – в частности, аптечку (на случай, если Ла’Мьеру понадобилась бы медицинская помощь, такая штука определённо не помешала бы). Вместе с аптечкой молодой человек прихватил с собой и прочий полезный скарб, который, как ему показалось, мог пригодиться его сотоварищам: ещё один защитный комбинезон и массивный разводной ключ, который вполне можно было использовать и как оружие, и как инструмент. Когда Ансари брал его с полки, под ключом что-то сверкнуло; присмотревшись, молодой человек увидел изящный амулет из литого серебра, покрытый драгоценной эмалью. Амулет изображал молодую девушку в белоснежных одеждах, по серебряному лицу которой сверкали мельчайшими песчинками кристаллики слёз. Положив амулет себе в карман, Халед увидел также на этой же полке, в самой глубине, почти под стенкой, два топливных элемента, упаковку садаальского табака – лучшего во всём Горизонте, небольшой пузырёк с неизвестной жидкостью (но раз кто-то его припрятал от любопытных взоров, вероятно, в нем было что-то ценное?) и кристаллическую бирку. Распихав найденное по карманам комбинезона, Халед поспешил присоединиться к остальным.

Пока отважная троица тушила пожар, а Тахир посвящал подоспевшую Каору в то, что увидел в правом коридоре, Райнальд решил попытать счастья в ещё одном юните. Надеясь, что две кладовки со швабрами – это перебор, и что в единственном не исследованном юните (за исключением двух с пустыми стазис-камерами, которые наши герои прошли сразу же, как вышли из юнита 12.13) всё-таки может отыскаться что-то интересное и, возможно, полезное, Райнальд открыл дверь в это помещение. Очевидно, лики решили проявить сиюминутную поблажку парню, поскольку тут действительно были не швабры, а всякая всячина, которую напихали сюда инженеры, техники и ремонтники, чинившие вездеходы в соседнем ангаре. Порывшись по полкам, Райнальд смог найти несколько очевидно полезных вещей: три чемоданчика, в которые обычно упаковывались экзокостюмы (что интересно, что туда помещались даже шлемы, которые собирались из отдельных пластин нажатием кнопки, и точно так же разбирались, превращаясь в стопку металлических и стеклянных блоков размером не более пары десятков сантиметров в длину, высоту и ширину); массивный разводной ключ; медицинскую аптечку. Остальное содержимое полок было или бесполезно, или непонятно Райну; собравшись было выходить уже отсюда, молодой человек в последний раз окинул взором кладовку. На самой верхней полке стояла высокая двухлитровая бутыль кроваво-красного стекла, со специфическими формами, которые не спутал бы никто в Третьем Горизонте. Никто из ценителей качественных спиртных напитков. Это была всем известная инжирная водка, производимая из отборнейших сочных плодов, выращиваемых на Дабаране. Поняв, что он не сможет спокойно спать, если оставит эту детку тосковать в одиночестве без его жадных, взахлёб, поцелуев, молодой Ванг попытался дотянуться до бутылки. Увы, она стояла слишком высоко. Оглядевшись вокруг, Райн не нашёл ни лестницы, ни нормального способа добраться до вожделенной влаги, потому решил импровизировать: поставив один на один несколько пластиковых ящиков с какими-то запчастями, молодой человек встал на них и наконец дотянулся до бутыли.

К сожалению, ящики были старыми и под весом Райнальда один из них с громким хрустом развалился на куски. Взмахнув руками, словно птица, Райн полетел на пол, попытавшись прижать к себе свою ценную добычу; к счастью, бутылка, крепко прижатая к груди Ванга, уцелела. Однако, судя по неприятному хрусту, раздавшемуся в тот момент, когда парень упал на пол, что-то таки стало ценой, которую Лики взяли в качестве оплаты душистой и дурманящей выпивки: это был широкополосный сканер. Решив, что это не самое страшное, что с ним могло произойти – он мог бы без труда свернуть шею в этом узком помещении, молодой человек сделал большой глоток инжирной водки и, ощутив, как эта смесь алкоголя и лёгкого наркотика сразу же начала окутывать всё его естество теплом и нежностью, улыбнулся и поспешил присоединиться ко всем.

* * *

Просторное помещение ангара перед ними было едва освещено редкими красными лампами, ломанным ритмом всполохов возвещавших сигнал тревоги. Хвала Ликам, сигнализация в этом просторном, примерно двадцать на двадцать пять метров помещении, не визжала. Уши наших героев почти сразу же ощутили облегчение впервые за истекшие четверть часа, минувшие с момента их выхода из стазис-камер. Внутри ангара стояли два вездехода в полуразобранном состоянии; возле каждого из них в беспорядке были разбросаны ремонтные инструменты. Ремонтная бригада, реанимировавшая «Газали», очевидно, посчитала, что вся эта техническая палуба, и особенно эти ангары – вовсе не то, что является приоритетом по восстановлению, поэтому практически всё вокруг в ангаре было покрыто ржавчиной, пылью и флёром запустения и ненужности.

Осторожно, пристально озираясь вокруг, одиннадцать выживших прошли внутрь этого помещения – метр, потом ещё один, потом ещё. И чем ближе они становились к массивным металлическим вратам на дальней стене ангара, тем явственнее становилось то, что та самая «куча тряпья», которую они рассмотрели при входе в ангар, на самом деле была кучей безжизненных тел. Человеческих тел, в беспорядке лежавших тут и там, друг на друге, в неестественных позах, с растерзанными телами и оторванными частями тела; вокруг этой ужасающей кучи медленно растекалась огромная чёрная лужа крови.

Несмотря на все усилия охотника, у Каору не было личной неприязни к Аслану. В критической ситуации эмоции неизменно вели к дополнительным сложностям, которых можно было бы избежать, если бы каждый вел себя как профессионал. Поэтому решения маршала диктовались исключительно необходимостью и логикой. Принцип "выживание многих прежде выживания единиц" не был пустыми словами, это был внутренний закон, благодаря которому Каору удалось пройти через пекло. Возможно, это был неправильный путь, следование которому и завело маршала в ловушку "Газали", но в этом случае, тем более, было уже поздно поворачивать назад. Следовало хранить верность своим идеалам и принимать последствия принятых ранее решений.

Суть этого принципа была проста. Жизни людей не равнозначны, и ценность каждой равнялась вкладу в выживание группы. Она могла быть абсолютной, как в случае Гарама и Энрике, один из которых должен был уцелеть, чтобы отряд мог покинуть корабль. Она могла быть нулевой, если человек никак не влиял на успех. И могла быть даже отрицательной, если от человека было больше вреда, чем пользы. Выживание первых было приоритетом, выживание вторых было желательным, а от третьих надлежало избавить как можно скорее. Простая, бессердечная математика, которая позволяла не разрывать себе сердце мучительным выбором того, кому сохранить жизнь.

Текущая ситуация была такой простой. Получив своевременное предупреждение о опасности, нужно было всего-то вывести группу из гибнущего отсека и заблокировать его, как только поток воздуха станет слишком опасным. Успеет Аслан выскочить - хорошо. Не успеет - что же, на все, как говорится, воля Ликов. Но решение Стейна усложнило все в разы. Эмоциональное действие, которое не сулило ничего хорошего. И винить в этом Каору стоило только себя. "В следующий раз действуй быстрее. Проклятая слабость!"

Возможные исходы стали расти как на дрожжах. Если Аслан замешкается и не успеет? Если кто-то еще решит последовать примеру Стейна и устроит в дверном проеме давку? Сколько можно позволить себе ждать, наблюдая за тем как белый поток воздуха вылетает в бездну? Правильным решением было нажать на панель, блокируя дверь прямо сейчас, отсечь все бесконечные "что если?" стальной переборкой. Последствия такого поступка... Гарам бы понял. Тахир тоже. А остальные? Каору пришлось напомнить себе, что никто в отряде не был обязан подчиняться кому-либо. Не было ни чинов, ни званий, лишь личное доверие и авторитет. Подорвет такое решение авторитет маршала в глазах группы? Сменится ли надежда в глазах Зари отвращением?

У Каору не было цели нравиться всем и каждому, принимая только популярные решения. Наоборот, задачей маршала было принимать непопулярные решения когда это было необходимо и доводить их исполнение до конца. Но сейчас в этом не было необходимости. По крайней мере, до тех пор, пока остальной группе не начнет угрожать опасность.

- Как это очнулся? - Норбус остановился, как вкопанный.
- Она врёт, не очнулся, - ответствовал ему Дезлин, весьма натурально передразнивая Рунольва.
Второй дворф резко обернулся, уставившись на варвара, потом перевел взгляд на своего товарища и неожиданно опрокинул телегу, вываливая Дезлина лицом в грязь. Тот ошалело поднялся, обернулся и тут же бросился на утёк от разъяренного друга, который уже вооружился колотушкой. Так они и бегали вокруг телеги минут десять, пока устало не привалились к ней с разных сторон.
- Ну ты и засранец.
- Да чего ты жалуешься? Раз в жизни то мог бы и потаскать!
- Я те потаскаю!
- Ах да, спасибо вам, добрые человеки и... другие тоже, за спасение нас из лап гоблинов, - Дезлин поднялся, пошатываясь и усмехнулся. - Не обращайте на него внимания, Норбус у нас старый пердун, ему лишь бы поворчать.
Он слегка отклонился назад, уворачиваясь от промелькнувшего рядом комка грязи, который со звучным шлепком врезался в одеяние Кориса...

٦١ .د.ك. ، يوم التأسيس
ДЕНЬ ОСНОВАНИЯ, 61 Ц. К.

Космопорт "Маля́з Махфи́"
Кольцо "Кориолиса", система Куа

Вся станция «Кориолис» гудела, как огромный улей, размером в полтора десятка километров и с населением в почти миллион пчёл. Променад украшали яркие, колышущиеся при самом легчайшем движении воздуха стяги, вытканные из шёлка и изображающие символы Девяти Ликов и гербы тридцати шести систем Третьего Горизонта. Везде были установлены жаростойкие жаровни, на углях которых дымилась, источая сладкий аромат, кусочки мирры и амбры. Лавки, кальянные, чайханы, рестораны, магазины и магазинчики, салоны татуировщиков и салоны предсказателей судьбы утопали в ярком разноцветье душистых цветочных гирлянд, сплетённых из жасмина, лотоса, розовых бутонов и орхидей – цветов, тоннами поставляемых с Куа на «Кориолис» в преддверье Дня Основания каждый год. Везде, даже в самых отдалённых переулках Кольца или Ядра слышалась музыка и шумное веселье обитателей станции, празднующих рождение их нового дома, рождение перекрёстка, соединившего все миры Третьего Горизонта в один.

Да, воистину вся станция гудела, как огромный улей. И причиной тому была не только подготовка к празднованию Дня Основания, ознаменовывавшего смену первой триады сегментов на вторую, и посвящённому тому знаменательному событию, которое произошло уже 61 год тому назад – почти два поколения – когда переселенцы, прилетевшие в Третий Горизонт на борту гигантского корабля-ковчега «Зенит» решили переоборудовать его в то, что стало по существу сердцем всего Третьего Горизонта. Сердцем, которое билось бойко и неустанно, сердцем, через которое прокачивались потоки миллионов и миллиардов бирров, потоки тысяч и сотен тысяч путников и странников, потоки мириад новостей, известий, сплетен, слухов и сообщений.

Одно из них всколыхнуло всю станцию – когда совсем недавно, какую-то декаду дней назад, стало известно, что связь с системой Тао-Ань, находящейся в Дабаранском Кольце, полностью прервалась: никаких коммуникаций, никакого транспортного сообщения, никакого понимания того, почему и что произошло. А это не могло не тревожить всех тех, у кого в данной системе жили и работали родственники, а также всех тех, кто вынужден был отныне выбирать более долгий путь до Дабарана, идя по левому рукаву Кольца – это значило куда больше дней, потраченных на путешествие сквозь межзвёздное пространство, это значило куда больше расходов, связанных с оплатой вычислений вектора и скорости входа судна во Врата, это значило куда больше рисков испытать волю Ликов: будь то непредвиденные ошибки в вычислениях, из-за которых корабль вошёл в пульсирующую тьму Врат не под тем вектором, не в том месте и не с той скоростью, и оказался разрубленным этими двухмерными творениями Предтеч пополам (что значило неминуемую смерть большинства тех, кто был на борту), или будь то встречу с космическими корсарами – пиратами, которые никогда не испытывали ни малейших зазрений совести, решая напасть на мирные торговые или пассажирские судна.

Кроме нескольких мелких и никому не нужных зенитийских колоний на одной из планет, вращавшихся вокруг звезды Тао-Ань, на Сивáне – 希望, что значило «Надежда» – главным поселением человечества в этой системе была газодобывающая станция « Цурáби», вращавшаяся вокруг планеты Тао-Ань в верхних слоях атмосферы этого чудовищно громадного газового гиганта. Поскольку "Цураби" принадлежала Консорциуму, ни для кого на «Кориолисе» не стало неожиданностью то, что эта самая крупная фракция во всём Горизонте немедленно объявила устами Дезарóна Кая, члена Совета Фракций от «Колониального Агентства», о том, что она планирует спасательную операцию «для того, чтобы узнать, что случилось в системе, и – в случае необходимости – эвакуировать наших братьев и сестёр, да продлят Лики их дни в бесконечность!»

Злые языки сразу же начали комментировать то, что если бы станция «Цураби» не представляла собой последнее слово в машиностроении и передовых технологиях по разработке снаряжения для добычи полезных ископаемых, то всем, включая Консорциум, было бы плевать на несчастных разработчиков газа. К тому же, сайид Кай почему-то не упомянул о том, какова судьба будет ждать колонистов на Сиване; это делало утверждения злых языков если не правдивыми, то, как минимум, вполне реалистичными и такими, в которые легко поверить.

* * *

Не исключением стал и «Маля́з Махфи́*; он тоже гудел и шумел, кричал и трепетал, полнился ароматами, звуками, надеждами и страхом. Именно здесь был пришвартован «Газáли» - некогда всем известный круизный лайнер, самый крупный из всех, когда-либо построенных человечеством в Третьем Горизонте. Несколько десятилетий служил «Газали» верой и правдой своей цели – развлекать миллионы пассажиров, решивших посетить самые экзотические уголки Горизонта, или же пытавшихся сбежать от цивилизации как таковой, и потому проводящие всё время в игровых кварталах корабля, нежащихся в саунах и спа-салонах оного, или просаживающих сотни и тысячи бирров на прихотливые напитки, подаваемые в нескольких дюжинах баров на борту корабля, или на чаевые для прекрасных дев, исполнявших танец живота в этих же барах прямо на барных стойках.

Это всё было когда-то, но ныне – точнее, до инцидента в системе Тао-Ань – «Газали» несколько лет как был пришвартован в «Маля́з Амáн»**, где всеми позабытый титан индустрии развлечений доживал свой тихий век умирающего корабля под едва слышимые шёпоты распространявшейся по его бокам ржавчины, да трагические вздохи прогибавшихся переборок, проседавших от старения металла. Был пришвартован до того момента, когда «Колониальное Агентство» начало разрабатывать план спасательной операции, и осознало, что для эвакуации минимум трёх сотен работников станции «Цураби» ей понадобится судно, способное уместить минимум в полтора раза больше стазис-камер (не учитывая даже большего пространства для эвакуированной драгоценнейшей техники с газодобывающей платформы). Вот тогда звезда «Газали» снова взошла на небосвод судьбы этого судна, и рабочие «Маляз Аман» начали рихтовать бока лайнера и проверять инфраструктуру судна, чтобы оное выступило в качестве базы для спасательной операции, планируемой Консорциумом.

Спустя декаду всё было готово. Тем временем из сотен, если не тысяч претендентов, которые решили попытать судьбу в ответ на призыв, озвученный Консорциумом, и подали свою кандидатуру на участие в спасательной операции, было отобрано полторы сотни самых достойных, чьей задачей и целью станет обеспечить максимально эффективное и быстрое проведение спасательное операции; помимо главного состава – экипажа непосредственно самого «Газали», в штат экспедиции были набраны и солдаты, и инженеры, и пилоты, и чернорабочие, и коки, и священники, и штурманы, и докеры, и медики, и ещё несколько дюжин прочих специальностей, наличие которых в составе команды «Газали» руководству Консорциума показалось крайне важным для успешного проведения миссии.

Одними из тех, кто был избран, стали и вы.

* * *



«Газали», несмотря на своё прошлое, несмотря на свой внешний вид и состояние, производил ошеломляющее впечатление. Практически город-корабль, невероятно огромный, массивный, величественный – он действительно являл собой вершину мастерства кораблестроения зенитийцев. Никогда прежде, никогда после создания «Газали» не было построено судна настолько поражающего своими масштабами. И теперь он, «Газали», стояла в «Маляз Махфи», занимая всю главную палубу этого космопорта. Один-единственный - главный – вход внутрь окружило целое подразделение Стражи; у входящих проверяли не только документы, но и наличие оружия. Хвала Ликам, не просили предоставить лицензию на ношение оного; но у всех, у кого находили хотя бы что-то, что могло быть использовано в бою – неважно, для самозащиты или для агрессии – было конфисковано с обещанием предоставить сразу же по прибытию в систему Тао-Ань. На каждое оружие прицеплялась бирка с именем и личным кодом члена экипажа, после чего оружие передавалось в огромный контейнер, который, как обычно в таких ситуациях, должен был храниться под надзором главной (экипажной) команды «Газали», т.е. где-то неподалёку от капитанского мостика.

Пройдя проверку документов и сдав оружие, все члены экспедиции приглашались внутрь; как было озвучено Стражами у входа, брифинг команды запланирован был на полуденную стражу в главном ангаре «Газали», в котором пришвартовывались челноки и малые корабли, чьей задачей было стать глазами и руками спасательной экспедиции тогда, когда лайнер пройдёт через Врата Тао-Аня.

Вошедшие внутрь должны были следовать по люминисцентным стрелкам, нанесённым на стены внутренних коридоров лайнера (на которые, судя по всему, ремонтникам Консорциума не хватило то ли времени, то ли сил, то ли желания – остатки былой роскоши были видны там и здесь, и проявлялись в виде изящных и прихотливых картин, кусков ценных шёлковых шпалер, расшитых золотом и серебром, элементами декора и меблировки, сделанными из тикового дерева. Но в целом же внутренняя обстановка «Газали» недвузначно указывала на то, что фактически этот корабль был оживлённым трупом, давно забытым и таким, в который не вкладывали ни средств, ни надежд.

В конце концов стрелки привели в Ангар 01-АА; огромное, невероятно огромное помещение, немыслимое для космического судна – было под завязку набито космическими кораблями меньшего ранга, челноками, шлюпками, персоналом экспедиции и фрагментарными кучами мусора, который, очевидно, не успели убрать реставраторы корабля. На площадке, нависавшей над просторным пространством ангара, стояло несколько человек в официальных мундирах сотрудников Консорциума и его подразделений, а также – Легиона.

Судя по всему, когда все полторы сотни членов экипажа прибыли в этот ангар, один из представителей Консорциума – молодая темноволосая женщина с миндалевидными карими глазами и орлиным носом, в которой многие узнали И́ю Касхáрес, командира экипажа «Газали» и руководительницу предстоящей спасательной экспедиции в Тао-Ань – подняла руку, призывая к тишине. Когда все, кто был в главном ангаре, умолкли, Ия легко коснулась своей табулы, и из динамиков ангара зазвучал испуганный голос молодого парня с ярко выраженным дабаранским акцентом, перемежаемый постоянными вклиниваниями белого шума:

«Тревога! … вога! Код 1А, код тревоги 1А, ко… … прашиваем немедленную помо… Повторя… ….дленную помощь! … неизвестной сигнатуры, напомин… щей… повреждения Тахарука, но определённо нетипичные… эвакуация была нача… … поддерживающий стазис… … мы должны… сенсорный артефакт в Секторе 4, склонение 4-2-1… неопознанные судна… почти абсолютно чёрные, как… сама Тьма… … Лики, смилостивитесь над нашими душами! Мы… не хотим… мы… … тим умирать… но они уже здесь.»

Когда проигрывание записи закончилось, в ангаре воцарилась гробовая тишина. Все пытались переварить только что услышанное; разум, с одной стороны, отказывался верить во что-то настолько масштабное и ужасное; с другой стороны – в сердцах и душах всех, в особенности же тех, кто относился к Первопоселенцам – вспыхнул очаг неосознанного и всепоглощающего ужаса, который передался им от их предков с тех самых пор, когда несколько сотен лет назад Первый Горизонт инициировал полномасштабное вторжение в Третий.

«Послушайте», - прозвучал голос Ийи. «Послушайте, братья и сёстры, этот крик о помощи. Это – всё, что у нас есть касательно того, что произошло на Тао-Ань и почему никто более не прилетает из этой системы ни в систему Хамура, ни в Ухару. Что-то там произошло, и что именно – нам с вами суждено выяснить. Это сообщение пришло с колонии «Цураби» чуть более декады тому назад; мы предпринимали попытки послать малые силы в Тао-Ань – ни один из малых кораблей не вернулся обратно. Мы не знаем, что ждёт нас после прыжка через врата в системе Хамура; в любом случае, вы слышали это сообщение, и потому давайте готовиться к наихудшему. Вместе с нами отправится также истребитель Легиона, корабль «Зафира», который уже ожидает нашего с вами прибытия в систему Хамура, откуда мы совершим прыжок через Врата в Тао-Ань. Мы последуем за «Зафирой» сквозь Врата, и постараемся узнать, что произошло в Тао-Ань, а также приложим все возможные силы для того, чтобы спасти всех наших братьев и сестёр в этой системе, и да осияет милость Ликов наш путь, и да поддержат они наши длани в этом непростом задании!»

Когда Ия умолкла, заговорила стоявшая подле неё Наки́фа Ас-Савáд, представительница «Колониального Агентства»:

«Колония «Цураби» – небольшая газодобывающая платформа, вращающаяся вокруг газового гиганта Тао-Ань по околоатмосферной орбите. Три сотни колонистов – рабочих станции, разработчиков газа, плюс их семьи, плюс несколько учёных. Мы отправляемся вслепую. Мы не знаем, что ждёт нас по ту сторону Врат. Если будет на то милость Ликов, сразу после прыжка наши сенсоры дадут нам больше информации о том, что на самом деле случилось в Тао-Ань.»

Тут снова заговорила Ия: «Мы искренне признательны всем тем, кто решил присоединиться к нашей спасательной операции. В качестве вознаграждения за участие в ней мы обещаем всем и каждому гонорар суммой в одну тысячу бирров; в ознаменование того, что мы намерены сдержать наше обещание, прямо сейчас на ваши счета будет переведен аванс в сумме 300 бирров. Остальную сумму, а также возможную премию – в случае, если вы отличитесь во время проведения операции – вы получите по окончанию оной. Сейчас же командой всему персоналу будет отправиться в ваши стазис-камеры – номер уровня и помещения, в котором расположены ваши стазис-камеры, были предоставлены вам при входе на борт «Газали». Пусть Матрос улыбнётся вам тогда, когда закроется крышка вашей камеры, и да пребудет Странник с нашим управляющим экипажем, пока тот будет прокладывать наш маршрут до системы Тао-Ань. В следующий раз мы с вами услышимся уже по прибытию на место; до тех пор вся команда «Газали» – исключая лётный экипаж капитанского мостика – будет пребывать в крио-сне. Ожидаемое время прибытия в систему Тао-Ань – через десять дней от этого, в начале десятого дня сегмента Моряка. И…» - красивое лицо Ийи осветила лёгкая улыбка: - «Поздравляю всех нас с Днём Основания. Пусть это – то, что мы начинаем нашу операцию в такой знаменательный для всего Третьего Горизонта день – будет предвещать успех нашего предприятия. Сладких снов, команда!»

С практической точки зрения объявление могло бы набирать авантюристов для похода за грибами в Глухолесье или для сплава к морю по реке Чионтар — оба эти маршрута были неведомы Корнфлау в равной степени с далёким полуостровом Чалт. Кроме родного Ватердипа и Врат Балдура она могла похвастаться разве что прошлогодней поездкой в Кэндлкип, куда её, разумеется, не пустили. Зато Врата маленькая журналистка исследовала досконально, хотя не все районы она посещала охотно и не везде это прошло безболезненно. Но всё же это был один-единственный город, и в глубине души Корнфлау хотелось чего-то большего.

Она отправилась в газету, где напористо предложила сделать репортаж о невероятном путешествии на край света. Получив официальное задание и пообещав редактору сувенир, Корнфлау принялась тратить командировочные. Первым делом она купила переплетённый в мягкую кожу журнал для ведения дневника. Вид нетронутых, девственно чистых страниц, ощущение слегка шершавой бумаги под пальцами, запахи новой обложки и столярного клея — всё это привело Корнфлау в такое возбуждённо-воинственное состояние, что следующей посещённой лавкой стала оружейная. Кинжал для самозащиты она всегда носила при себе, но то было в городе, а теперь предстояла серьёзная экспедиция. Если у хозяина и были сомнения насчёт боеспособности покупательницы, то скрывал он их крайне умело. Напротив, он возился с Корнфлау довольно долго, объяснил, чем отличаются разные виды оружия, помог подобрать клинок по руке — лёгкую и красивую рапиру в расшитых ножнах — и даже показал несколько базовых ударов и стоек. Окончательно счастливая полуросличка вернулась домой с крепким сундуком на колёсиках, в который быстро погрузила остальные припасы.

Еле дождавшись утра — она могла поклясться, что глаз не сомкнула, хотя соседи наверняка оспорили бы это утверждение — Корнфлау надела тёмный дорожный костюм, закрыла дверь на ключ и храбро отправилась навстречу неизвестности. После ночного дождя город был чистым, свежим и прекрасным. Она старательно тянула за собой сундук, объезжая лужи и распугивая пьющих воду голубей. Улица, через которую Корнфлау решила срезать, была залита водой от края до края — должно быть, ливнёвку забило мусором. Везти сундук по наскоро проложенным мосткам из кирпичей и досок полуросличка не рискнула, и обходной путь занял ровно столько времени, что в особняк Синдры Сильван она явилась последней. Слуга любезно помог ей поднять сундук по лестнице и вместе с остальными провёл в покои хозяйки.

Корнфлау всерьёз опасалась только одного — что путешествие сведёт её вместе с откровенными головорезами, с ног до головы в наколках, которые будут рубить друг друга топорами для развлечения, не вынимая изо рта трубки. Это была бы не худшая компания, с которой приходилось иметь дело, и запах табачного дыма Корнфлау нравился, а татуировки она всегда разглядывала с лёгкой завистью, но дело даже не в том, что тебе по душе, а что нет — она ведь не на пляж собралась. Просто хорошей истории с такими ребятами не получится, хоть на Селунэ их забрось. За душой у каждого должна стоять какая-то правда, будь то браконьер с Ястребиного холма или патриций в каменной башне Цитадели — и тогда про них станет интересно писать и читать. Ну и, конечно, гигантские ящеры. Ящеры тоже всем интересны. Вот бы чешуйку добыть…

Но люди, откликнувшиеся на призыв Синдры, хоть и выглядели пёстро, держались совсем обычно: немного настороженно и поодиночке. Топорами никто друг друга не рубил, хотя у дварфа по имени Борган было целых два. Он уставился на Корнфлау так, словно выбирал себе часть тела, и делал ли он это как кулинар или как массажист — так и так было волнующе. Корнфлау подошла бы и поздоровалась, но перебивать хозяйку было невежливо. Поэтому она улыбнулась дварфу в ответ, кивнула, подмигнула и, исчерпав на этом запас приветственной мимики, стала слушать Синдру Сильван, попутно общипывая виноградную кисть, на которой чудесным образом сочетались светлые и тёмные ягодки.

Когда хозяйка выговорилась и потребовала от них решения, полуросличка закинула последнюю виноградину в рот и соскочила с кресла. Рапира её тут же запуталась в густой бахроме.

— Юникорн Флауэрхилл, журналистка, — представилась она, отвесив короткий поклон. — Вы, конечно, читали мои статьи в «Устах Балдура», — она обвела взглядом собравшихся и, не найдя признаков понимания, уточнила: — Я пишу под именем Корнфлау. Я умею всего понемножку, — она покачала рапиру за рукоять, одновременно освобождая ножны из плена, — и путешествие в Чалт для меня — это тоже возможность написать обо всём, что я увижу. Поверьте, лучше не вставать на пути между репортёром и его целью, — полуросличка хищно оскалилась, и по комнате прокатился тихий, но отчётливый звериный рык.

Насладившись эффектом, Корнфлау добавила, показав на сундук с колёсиками:

— Готова выступить немедля, у меня всё с собой.

Что с ней такое? Весь отряд Майолин накинулся на чудовище, без передышки атакуя его, жаля и кусая, словно рой. А ее легкие ноги танцовщицы словно превратились в две колоды, приросшие к полу.
Даже то, что нить выстрелила в щит, а не в корпус, было счастливой случайностью, чем ее заслугой. Дроу повисла тяжким грузом, не дав себя унести к белой пасти. Нет..
Она уже не ребенок. Ей не нужен спаситель - теперь она сама спасет жизни. Ей сейчас она не сделает что-нибудь, то удильщик разозлится только сильнее, и ее друзья..
- Rath ul'oloth! - она закричала, и злость вскипела, освобождая Майолин. Дроу швырнула щит, приклееный к нити, в сторону паука, и перехватив свой клинок двумями руками, понеслась следом.
Удар яростно обрушился на панцирь твари, вбивая ее в пол. Ее кошмар успел только всхлипнуть.. или булькнуть, словно бочка. Но прежде чем Майолин осознала странность, зал резко залила тьма, а фигуры Ольва и Фреи, вдруг вспыхнули ярким светом. Их троицу не успевших ретироваться окатило фонтаном горячей, дурманящей своих запахом крови паука. Дроу от неожиданности выронила меч, одновременно пытаясь укрыться, протереть лицо, отплеваться и успокоить товарищей.
- Фтойте! Офа не офасная! Пффросто фьяная!

Гоблин нахмурился и махнул рукой двум оставшимся в живых соратникам, чтобы они отошли к нему в комнату, после чего прищурился и, некоторое время формулировал мысль:
- Buraya canavardan kaçmak için geldik. Ana salonun arkasında. Onu öldürürseniz, cücelerinizdir, biz de aşağı ineriz. Yüzey bizim dünyamız değil. Kabilenin küçük kalıntılarını korumak istiyorum. Aldatmayacağım, drow'un intikamı herkes tarafından bilinir. Ama canavar orada otururken gidemeyiz!
Он немного грустно посмотрел на товарищей и приподнял голову дворфа над полом, прижав лезвие прямо к его горлу, глядя на Майолин и сделав крайне серьезную морду. Загнанный в угол гоблин был ничем не лучше озверевшего волка, однако, кажется, в них он видел шанс на спасение остатков своего маленького отряда, и, как действительно мудрый вождь - собирался этим шансом воспользоваться несмотря ни на что... или умереть так, чтобы его жутким богам не было стыдно. Нетипично для гоблина, вёл он себя скорее как хоб, хотя и для них такая дальновидность казалась неуместной. Очевидно, кровь баргеста воздействовала не только лишь на их тела.
Eğer kabul ederseniz - ateşi kaldırın, ama katılmıyorsanız-onları öldürmeden önce, ve sonra sizden birini almaya çalışacağız. Vashrak kabilesi korkuyu bilmiyor. Ama diyaloğu takdir ediyor. Biz mağara serserileri değiliz, biz büyük bir soyuz. Benim sözüm sizinkiyle aynı şekilde inanılabilir.
К чести дварфа - страха он не выказал. Но посмотрел на странников со странным выражением лица, которое можно было описать и как надежду на вызволение, и как надежду на то, что они пожертвуют им. Языка, судя по всему, он не знал. Впрочем, лишний раз дварф старался не дергаться, лишь с беспокойством поглядывая на тело сородича, которое лежало рядом.

...огромный хвост кометы казалось тянулся от одного горизонта до другого, разделяя небо на две неровные части...
Лили стояла у у витрины с красивыми пирожными и тортами. Она мечтала хотя бы о маленьком пирожном в этот день, в день её рождения, когда по идее должны были сбываться все детские мечты, однако кому как не ей было знать что мечты никогда не сбывались. По крайней мере для таких как она, и что мир был тем ещё несправедливым местом, в котором одна голодная девушка могла смотреть через стекло на то, как седой ухоженный мужчина покупает своей дочке то самое пирожное которое она так хотела. Семейная чета уже давно ушла, и магазин уже закрылась на ночь, но Лили все ещё стояла в своем единственном немного помятом платье и смотрела в стекло, представляя себе как именно ей достается то чего она так желала. Девушка уже почти чувствовала вкус пирожного на губах, как вдруг небольшую улочку осветило яркое свечение, идущее откуда-то сверху. Тут же придя в себя, она повернулась в сторону откуда шел свет и увидела пролетающую в ночном небе комету, от которой в её сторону на большой скорости двигалась сверкающая искра. В тот же миг Лили вспомнила то о чем шептались последние несколько дней члены шайки в которой она вынужденно состояла, и теперь увидев своими собственными глазами это прекрасное и удивительное зрелище, она невольно замерла на месте. Это было похоже на сказку, одну из тех которые она тайно читала воруя книжки ещё во время своей жизни в приюте, это напомнило ей о давней мечте когда она ждала что вот вот придет добрая ведьма и заберет её с собой на остров, туда где все равны и где она сможет быть тем кем она захочет. И хотя она уже давно перестала верить в добрую волшебницу, сейчас она видела летящую к ней искру и словно по наитию она протянула к ней руку, ощущая как та наполняется теплом. Лили уже не думала, она знала что теперь её жизнь изменится, и чем ближе становилась искра тем сильнее становилось её знание. Спустившись к ней, камешек застыл перед девушкой всего в паре сантиметров от её груди, освещая своим ярким светом всю улицу. Провисев так несколько мгновений, он вновь пришел в движение и влетел в её грудь, пронзая тело приятным ощущением силы, наполняющей каждую частичку девушки. В том месте куда он влетел, ещё какое-то время ярко горел свет, который с каждой секундой становился все более и более тусклым, пока полностью не потух, оставив девушку стоять перед витриной, под тусклым светом фонаря. Однако прежде чем она успела сделать хоть что-то, перед ней из воздуха материализовались небольшие карманные часы с красивим орнаментом на серебряном металле, которые уже спустя мгновение полетели на землю и Лили едва успела их схватить.

— Папа смотри, вон та девушка в платье только что светилась как самая настоящая звездочка! Я тоже так хочу! — с другого конца улицы раздался детский возглас и повернувшись в ту сторону, Лили увидела стоявшую на улице маленькую девочку в красивом платьице, которая настырно дергала своего отца в темном деловом костюме, показывая ему пальцем на неё.

Стартовые характеристики:
Первое заклинание:

  - Конечно, записок будет более чем достаточно. - Переведя взгляд на Кориса, староста сначала непонимающе нахмурился, а потом улыбнулся. - Нет, я имел ввиду, что угодья исчерпаны. Уже пару лет охотники уходят либо к невервинтерскому лесу, либо в восточные предгорья. Жизнь у отрогов Гор Меча довольно тяжела. В том числе и для дикого зверя. Когда наши люди начали слишком уж сильно налегать на охоту, я указал им поменять направление. Никому не нужно, чтобы животных в округе не осталось вовсе. Хотя от волков стоило бы и избавиться. Некоторые охотники всё еще ходят исключительно за ними. Если что, то за каждый волчий хвост я готов заплатить пять серебра.

  Распрощавшись со старостой, товарищи забрали печально восседающую на щите Фрею и отправились на постоялый двор. Сразу же за открытыми дверьми он встретил их приятным теплом, чудеснейшим запахом еды и... чудным, глубоким мужским голосом, рассказывающим невероятную историю. Его обладатель был настолько огромен, что только Агам мог соперничать в росте и весе с ним. Впрочем, Рунольв был почти столь же высок, однако уступал незнакомцу в ширине плеч и размере бицепсов. Видеть подобного человека здесь - было по меньшей мере удивительно.
  - ...обвили меня, но я не сдался! В голенище сапога у меня всегда есть нож, который я исхитрился выхватить, а затем вонзил в глаз морского ужаса. Он заблеял, словно трусливая овца и слегка ослабил хватку. Лишь слегка, но это позволило мне невероятным напряжением сил оторвать от себя мерзкие присоски, - в этот момент он показал изумленной и ахнувшей публике напряженные мышцы рук, смотревшиеся воистину впечатляюще, а затем продолжил, не зацикливаясь. - Я нанес ему несколько ударов кулаками, потому что нож прочно засел в туше твари и стал скользким от её слизи, однако сдаться я не мог. Когда чудовище отпрянуло, я перекатился назад, поднял обломок мачты и, напрягая все мышцы своего тела, вонзил острый конец прямо в клюв кракена! Так мы и сумели спастись. Однако... еще долгие две недели дрейфовали в море без мачты. И скажу вам откровенно, кракен на вкус - как старый вонючий сапог. Чего не скажешь о превосходном жарком господина Камнехолма! Так отдадим же дань уважения этому вкуснейшему блюду, господа и дамы!
  В этот момент к ним скользнула симпатичная брюнетка в широком переднике, в которой без труда можно было узнать официантку. Помимо нее по залу так же сновал и сам Тоблен, лишь приветственно махнувший им рукой и тут же побежавший с подносом полным кружек куда-то на кухню. А потом они заметили и еще одну девушку, которая в основном вилась вокруг столиков гиганта и его окружения.
  - Здравствуйте, меня зовут Кармелла, мастер Тоблен сказал, что у вас уже всё заказано и оплачено, прошу вас сюда. Если будет что-то нужно - зовите меня. Боюсь Брина сегодня слишком занята.
  Девушка как-то насмешливо усмехнулась, посмотрев в сторону своей пышногрудой напарницы, и указала товарищам столик рядом с камином. Прямо в центре стола возлежал огромный, жирненький рыжий кот, которого девушка тут же попыталась согнать шиканьем. Однако кот лишь лениво поднял на нее взгляд и презрительно фыркнул. Вероятно, этим сцена бы и закончилась, если бы краем глаза он не заметил приближающегося Агама. Вид здоровенной двуногой рептилии быстро вернул коту здравомыслие. Однако, стараясь не показывать испуга, он поднялся с крайне важным видом и, неспешно просеменив к краю стола, шлепнулся на пол, после чего исчез на кухне, зловеще махнув им хвостом напоследок, а Кармелла быстро протерла стол и, смущенно извинившись, бросилась следом.
  В ближайшие минуты перед странниками появились изумительно пахнущие тарелки с жарким и кружки с вином, пивом или молоком на вкус каждого. Мяса, конечно, в жаркое можно было бы положить и побольше, однако смесь приправ и очень вкусная картошечка, как и вообще общая консистенция блюда не могли оставить равнодушными. Еда мастера Камнехолма была простой, но изумительно вкусной.
  Внимательный наблюдатель мог заметить, пока Кармелла накрывала на стол, что на её шее висит изящный и очень тонкой работы медальон в виде розы. Выполнен он был из чистого, на взгляд Агама, серебра, равно как и его цепочка. Камней в украшении, правда, не было, но пока что это было самое дорогое и красивое украшение из тех, что они могли видеть на жителях Фандалина.
  Кажется, из-за рассказов человека, которого называли Дон-Джоном Раскином, местные почти не обратили внимания на появление их пятерки. Это было в каком-то смысле даже хорошо, поскольку в противном случае они вряд ли смогли бы нормально поужинать, пронзаемые множеством взглядов. А теперь на них оглядывались лишь изредка, хотя шепотки по залу всё равно ходили. Единственными людьми, отнесшимися к ним с явным легкомыслием, оказались пресловутый Раскин, Брина и сам Камнехолм.

Всех царапнуло это "бандиты", но если Майолин соглашалась с тем, что ее вид загадочного незнакомца вызывал подобные мысли, но того же Кориса с разбойником сравнивать - похоже, ни бандитов, ни вольных мечей в Фандолине не видели уже давно, чтобы позабыть, как стоит говорить с этими людьми. С каждыми по-разному, и точно не так, как сейчас говорил Вестер, и не желая того, ранил Фрею. Да-да, они не в том положении, даже если с искренне добрыми намерениями.
- Не дай неправде задеть себя, Фрея. Ветер развеет, - так же тихо, как и подруга, шепнула Майолин. - Мы быстро.
Вечером они еще вдосталь перемоют старику кости, но сейчас пусть чуть-чуть побудет одна - громы и молнии могут бить и по своим.
Так же, как и ножка дроу, придавившая ногу Агама: можно было извиниться и без характеристики Фреи. Этот коварный маневр Майолин замаскировала под желание подойти поближе к карте, чтобы увидеть их предполагаемый маршрут.
- У меня есть вопрос немного в другую сторону, господин, - кое-что в его рассказе привлекло ее внимание больше, чем описание тягот пары дварфов. - Скажите пожалуйста, а кто конкретно видел крылатую тень? Если мы сможем поговорить с ними, то узнаем больше, и, может, получим адамантиновый аргумент для спора с Дезлином и Норбусом.

Разозлённая Меканайзер вышла на улицу и увидев мутанта, в которого и так все стреляют, решила присоединиться для снятия напряжения.
- Добро пожаловать в РЕСТОРАН... - Начала орать на мутанта Меканайзер, с особым нажимом на слово "ресторан". - ..."Пьяная Нэка"! Позвольте предложить немного быстрых наэллектризованных кусков свинца, чтобы наполнить ваше брюшко, ГОСПОДИН! - Расстреляв обе обоймы, она вошла обратно в вестибюль ресторана.

- Благодарю вас, Ольга-чан - Рэйден хоть и не привык к похвале, и такие слова казались ему в новинку, но это не выбивало из колеи. Поэтому на лице показалась пускай и холодная, полная официальности улыбка, зато глаза встретившись с глазами такой же "тёмной" передали искру благодарности и толику радости, что у них получилось отвоевать у этого мира что-то большее.
- Таак, посмотрим... Хорошо, у меня есть несколько идей, которые можно было бы воплотить в реальность. Вот, перепишите с этого листа, здесь я записал рецепты из того, что увидел в нашей кладовой. Надеюсь, в течение недели, нам доставят также вот эти продукты - с такими словами, Рэйден передал Ольге два листа, где были выписаны рецепты и недостающие продукты вместе с соусами.
- Спасибо за внимательное отношение к моей работе, Ольга-чан, я тоже считаю, что каждому следует выполнять обязанности на своём месте. Поэтому не волнуйтесь, мы с поварами заполним список, ведь так или иначе мы будем проверять в работе, и если что-то выйдет из строя, так и напишем. Вечером загляните сюда, может быть на листе появится что-то для замены.
Рэйден ещё на секунду задумался и добавил - кажется, того, что я написал нам хватит на некоторое время, чтобы обеспечить вариативность кухни. В первую очередь, я бы занялся поиском поставщика яиц, сливок и молока, а то сейчас десерты готовить попросту не из чего... Впрочем, как я и говорил, каждый работает там, куда он назначен, а я не сомневаюсь, что поставщиков вы ищите превосходно и справитесь со всем, что я запросил.

Лина стащила с себя пальто, шарф, мешковатый свитер, длинную юбку и кроссовки, а затем принялась облачаться в униформу, делая это настолько торжественно и тщательно, насколько это вообще возможно.

Натянуть чулки так, чтобы отпущенная пальцами резиночка шлепнула по синтетическому бедру со звуком, напоминающим удар плети.
Туго и резко затянуть завязочки передника.
Прищурив глаза, повязать чепчик, как воины древних времен повязывали свои хатимаки.
Расправить и разгладить каждую складочку на одежде.
Цокнуть туфлями на небольшом каблуке.
Строго нахмуриться и тут же дружебно улыбнуться своему отражению в зеркале (к зеркалу прикреплено старое и немного надорванное фото - целый десяток официанток, как две капли воды похожих на Лину, машут ручками в камеру на фоне вывески "Крошка-Робокошка").

Лина Аверс готова к бою!

- Отличная работа, Меканайзер! - подходя к месту общего сбора сотрудников, громко похвалила Ольга гиноида. - Великолепно! Лучший будильник в мире! Надёжная, как швейцарские часы! А то вдруг госпожа Миура проспала на работу? Заодно, своим выстрелом ты разбудила всю сорок четвёртую улицу, всех наших горячо любимых соседей, включая нежить на кладбище. И учитывая, что на часах шесть-ноль-ноль утра, я очень удивлюсь, если сегодня тебя не попытаются накормить свинцом в ответ!
Ольга с удовольствием потянулась, разминая мышцы. Полной грудью вдохнула и выдохнула свежий утренний воздух. - Ммм... Обожаю запах горелого пороха по утрам! Отличное начало рабочего дня! Доброе утро, кол...
Тут взгляд Черновой, обращённый к остальным, наткнулся на двух курильщиков.
-...леги... Так, парни, тут вам не курилка! Идите-ка дымить подальше от парадного входа, вон туда! Тоже мне, придумали...
Вонючий сигаретный дым Ольга на дух не переносила. Не хватало, чтобы ещё волосы им провоняли!

- Вот же капустная кочерыжка!.. - выругалась Силва, увидев ринувшуюся на них тварь, - Да вы, блин, издеваетесь?.. А то я сама не догадалась!.. - последний язвительный комментарий относился к вопящим банальностям остальным авантюристам. Сама же Силва, подобрав юбки, бросилась в сторону, двигаясь все же больше К мельнице, а не ОТ нее. Но при этом, чтобы к неизвестной крылатой твари она хотела зайти сбоку. Она уже принялась сворачивать привычный кукиш, но две быстрых стрелы, выпущенных в сторону твари, заставили Силву остановить уже почти сорвавшееся заклинание и передумать.
- А ну-ка, собрались, жопки поджали, глазки растопырили и мощненько, мощненько!.. Как трава-мурава мала-слаба камень поднимает да на щепки рвет, так и слаба рука сильна-крепка удар наносит, шкуры рвет, молоньем-пламенем хлещет и не промахивается, будто ведет кто ее, да к цели-беде!.. - слова быстро и привычно текли, хотя этот заговор-шептуху Силва использовала не так уж часто, больше полагаясь на свою атакующую магию, чем на собратьев. Но тут ей показалось от остальных будет больше пользы, и помочь им - нужнее.
Слова казались глупыми, деревенскими, но от их речитативности, в которую вплывали и резкие щелчки пальцами ведьмы и сплевывание через плечо, становилось как-то спокойнее на душе, разумом овладевало сосредоточение, а мелко подрагивающая рука, направлявшая удар становилась точнее, пусть и не намного. По крайней мере, именно это ощутили трое из их группы.

  Стыр ловко, куда быстрее, чем в человеческом облике, вскарабкался на стену и воспользовался отсутствием страшного врага, начав усиленно тормошить принца:
  – Давай, вставай, твое высокое как там тебя! Да вставай же! Шу-шу, проклятая ворона, чтоб тебе прямо в клюв попали!
  И лапками бил, и хвостом пару раз отвесил, в общем, разбудил соню. Вдвоем они кое-как спустились, правда, Стыр так хорошо метнул леску, что крючок зацепился намертво и падать на землю не хотел. Ну, хоть какая-то вороне компенсация. Иногда приходился притормаживать и грозить вороне снизу кинжалом, но ей до этого не было совершенно никакого дела.
  Так что до дуба они все-таки добрались, а когда добрались, то увидели неожиданное пополнение. Стыр совсем ничего не понял и спросил:
  – Старый, ты еще что ли кого-то в мышей обратил?

Одри ошарашенно смотрела на сцену жестокой расправы.. ей не впервой было видеть что-то подобное. На самом деле, она и сама убивала, и смотрела, как убивали. Убивали её товарищи, убивали их самих... многое было. Но почему-то сейчас она была так поражена... но лишь на мгновение.
Стоило ей лишь осознать случившееся, понять, что её спаситель пал очередной жертвой от рук этого ублюдочного культа, как сердце воительницы преисполнилось бушующей яростью и жгучей ненавистью, что была сейчас столь же сильна, как и в момент, когда умерла она. Этот человек не был ей так же дорог, как её боевые товарищи и уж тем более её любовь, погибшая на алтаре. И тем не менее, его смерть разожгла в рыцаре всепоглощающее желание убивать. Мстить, пока не умрёт последняя тварь, что служит мерзкой ледяной богине.
И пусть каждый будет свидетелем. Незнакомцы, оказавшиеся здесь в этот роковой час. Нежить, что когда-то была доблестными воинами и славными горожанами. Шанайра, потерявшая только что своего, возможно, самого любимого человека - прямо как Одри немногим ранее. Пусть смотрит дух Катхана, если он ещё здесь. Пусть наблюдает Хор из своих священных чертогов. Пусть увидит она.
Правосудие будет вершиться её, Одри, рукой. Прямо здесь и сейчас. Во славу Хора.
Во имя мести.
Девушка яростно отбросила щит в сторону, делая шаг навстречу отвратительному чудовищу, и крепко схватила меч обеими руками, занося его над головой, аки святой палач, пока йети корчился от боли, согнувшись пополам. Почти как на плахе.
У неё не было слов. Слишком зла была Серый Меч в своём гневе, и вместе с отчаянным криком огненной ещё не девушки, ребёнка, она с яростным воплем ударила сверху вниз прямо по шее йети, вкладывая в этот удар всю свою ненависть и совсем не обращая внимания на обдавший её до боли жар. И горечь Шанайры лишь придавала паладину сил. И даже Хор, казалось, направлял её светящийся священным светом меч в этот миг.

- Ааа, они и так уже все увидели!.. И ты... Все расскажут, никто меня слушать не будет, все будут смеяааться... - завелась Ллиара, но встряска и вопросы ее чуть сбили с новой колеи истерики.
- Что? Динг? Какой Динг?.. Ааа, Динг! Он тут ничего не делал!.. Нет, он тут делал.. его в плен схватили! Чего ты его не спасаешь?! Два страшных амбала! Глаза черные, жуткие! И ручищи, такие, раза в три толще твоих. Хотя, Патрик, тебе бы не помешало заняться своей фигурой... Ты, знаешь ли, довольно хиленький для рейнджера. Там обычно такие красивые парни, - она мечтательно прикрыла глаза, - Мускулистые... Ой, Динг! Динга похитили! Патрик! Ты должен его спасти!..
Пробиваясь сквозь то и дело съезжающую в истерику или просто на другую тему, взбалмошную речь пикси, Патрик все же смог добиться каких-то ответов.
- Они его не тут поймали, а в Лесном! Динг домой шел, а его хап - и схватили! Сачком! Как бабочку какую-то тупую! Он такой... безалаберный!.. А потом в клетку. А я увидела. А в клетке он колдовать не мог, и кричать не мог. А потом они еще и Невидимыми стали!.. Но я все равно проследила!.. Я слышала их, два бугая! Страшных! И глаза жуткие... как два провала! Мне так страшно!.. Они с ним наверняка что-то ужасное сделают!..
*истерика*
*двухминутное успокаивание Ллиары*
*всхлип*- Да не знаю я, чего они его схватили! Они злыдни!.. Вот почему!.. Посмотри, как мое платьичко намокло... Я вся грязная!.. Меня никто не любииит... *рыдания* *минутное успокаивание*
- Не было на них никаких знаков. Кожаная броня, черная, в заклепках. Глаза страшные... здоровые, как дом! *всхлип* Да не помню я. Вот пристал! Его надо спасать! Динга! А ты глупые вопросы задаешь!.. Ну, на, смотри, так вот они выглядели!..
Зареваная пикси достала флейту и наиграла несколько нот, и в воздухе появилась небольшая иллюзия изображавшая двух людей в уменьшеном масштабе. Неприятные лица с квадратными бритыми подборотками, коротко стриженные волосы, черный кожаный доспех в металлических заклепках. На поясах ножны от то ли коротких мечей, то ли длинных кинжалов. Но внимание привлекали глаза, просто черные дыры, сплошной зрачок.
Мисс Фостер вздрогнула и часто закивала.
- Да-да, именно такая страхолюдина и тащила этого пикси.
На Кулаков Серой инквизиции эти ребята похожи не были. На стражу - тем более.
Надолго концентрации Ллиары не хватило, и иллюзия быстро развеялась.
- А тут них уже невидимость кончилась, и они быстро-быстро пошли, а второй куда-то делся... А я... отвлеклась. Ты видел, какие тут цветочки красивые? Я хочу веночек! Нарвешь мне цветочков?.. Паааатрик!.. Динга похитили!.. Почему ты спасать его не идешь?.. И вы все! А ну быстро пошли и спасли его!.. - Ллиара даже топнула ножкой по ладони друида.

Расправившись с нападавшими, Бран протёр намозоленные ладони, закинул топор на плечо и вальяжно пошёл вниз по ступеням. Туда, где пострадавших оказалось не меньше, чем снаружи башни.

— Всё, я их разогнал,— сообщил он, оценивая кровавую мизансцену.— Можете продолжать убивать друг друга, пока они не вернулись. А, вы уже закончили.— заметил тулней.— И кто теперь у вас вождь?

- Ух ты ж ё... - только и оставалось пропищать взобравшемуся наверх мышонку. Люди, тараканы, пироги, сыры - все это перестало укладываться в мелкой мышиной голове. Стыр даже на мгновение растерялся, пропуская всех вперед. А потом пришел в себя и с дикими противотараканьими криками: "Бей, круши, ломай!" побежал на помощь принцу, размахивая клинками во все стороны. Правда, не попал никуда.

Как вам только не лень
В этот солнечный день,
В жаркий солнечный день
Играть со смертью!

    У Сэма просто-таки опускались руки. За что бы он ни брался, всё шло не так, всё не этак. Дважды пустить стрелу в "молоко" - как будто этого мало, но теперь он ещё и попал! Попал в того единственного грабителя, которого не стоило убивать. Ах, как им был нужен "язык"... Покачав головой, Сэм тяжело вздохнул и пропустил Тодора внутрь. Ну хоть у этого всё хорошо.
    Ай! Стрела, вылетевшая из темноты, пригвоздила его руку к двери.
    - Ну что за ночь, что за дьявольская ночь! - хныкал он, обламывая древко. К счастью, была пробита только мякоть, по ощущениям - крови немного, да и двигать рукой было можно. Он поспешил закрыть дверь, защищаясь от новых атак.

    Но кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Не успел он огородиться от боя крепким дубом, как сражение разгорелось позади него. Замерев, он слушал, как Вейл объявлял себя сыном Руфнора и истинным хозяином прелести! Нет, ну это же надо! Он и сам был незаконным сыном одного герцога и носил при себе фамильное кольцо с печатью и тысячелетнюю родословную, но кичиться этим в такой трудный час! До утра не мог подождать, аристократ вшивый. Кольцо губительно влияет на неокрепшую детскую психику, желание обладать им развращает души, понял Сэм. Необходимо спасти прелесть при первой же возможности. Если только он выберется из этой проклятой башни живым: у Вейла нашлись сообщники...

    - От смерти не уйти; нет, моя прелесть, не уйти, - шептал он, глядя, как по пальцам сэра Юсташа струится кровь. Он не желал сложить свою голову тут. В сущности, ему было всё равно, кто доставит кольцо - платит-то барон. Но у Торнвуда было своё мнение на этот счёт - и не у него одного. Поднятый паладином старик тут же перешел в решительную атаку. Нашлись и у него союзники.
    Сэм прижался спиной к двери, готовый защищаться. Осторожно повесив арбалет на плечо, он медленно вытянул меч и приготовился ждать развязки.

Внезапно нет.

Мозаил не принимал участия в беседе. Он метался по таверне, расспрашивая людей и до скрипа напрягая свои простые крестьянские мозги. Проблему обреченного варвара, он воспринимал всецело как личную, и судорожно искал решение, стесненный привитыми ему рыцарскими представлениями о законности и своими личными представлениями о гуманности и справедливости.
Предложение Каэлинн застало Мозаила врасплох. Нет, статный рыцарь не был легко смущающимся подростком, покрывающимся пунцовым румянцем при одном намеке на интимную жизнь. Даже наоборот, гибкая, опасная и исполненная экзотической харизмы и грации девушка вызывала в нем целую бурю эмоций, а ее заигрывания заставляли его чувствовать себя то грозным львом, физически ощущающим свою силу, мощь и значимость рядом с этой маленькой самкой, то котенком, забавляющимся теплой пушистой лапой, что так ненавязчиво задает ему правильное направление.
Чарующая улыбка светской львицы легко пробила брешь в толстой стене эмоций, связанных с последней неудачей. Пробила и заставила взглянуть на проблему с другой стороны, забыв о смятении и дилемме.
Если не можешь сделать красиво, сделай правильно.
- Боюсь, моя госпожа, я не смогу разделить с вами комнату... Боюсь сегодня мне вообще не положена теплая постель, а тем более что-то большее. Зато, думаю я смогу выиграть для невинного несколько необходимых ему часов, чтобы тот дожил до утра.

- Вас же всех я попрошу продумать до утра, как нам получить неопровержимые доказательства его невиновности. Беда в том, что у госпожи торговки нет никаких отчетностей, и товары она покупает когда придется и у кого придется. Даже если мы найдем якобы украденное, это нам ничем не подмогнет. На сколько я понял госпожа может оклеветать кого угодно, и имеет такое обыкновение.. и это представляется мне единственным возможным способом, чтобы словить ее на горячем. Нужно чтобы она второй раз сделала то же самое, к примеру с Иммером, раз уж он успел ее растревожить, но только при этом у нас на руках были бы неопровержимые доказательства того, что он невиновен. Вот на такой ход, пусть он и не совсем благороден, я готов пойти. Никакого коварства, только возможность для торговки проявить свою сущность.

- На этом я оставляю вас, господа.. Томко, коль скоро есть не равнодушные люди, дайте мне немного денег, я попробую достать лечебное зелье, али просто горячительного, что в купе с молитвами Милики и моим бдением возле приговоренного, возможно даст тому шанс протянуть до утра. Ко всему я собираюсь разговорить его, ночь длинна, а мы так и не услышали его пересказ произошедшего...

Первый бой прошел успешно, можно было расслабиться и немного передохнуть. Было жаль погибших стражников, родные даже не смогут их нормально похоронить. Тильда представила себе гроб с сиротливо лежащим посередине крысом, окруженный почетным караулом и соповождаемый на кладбище военным оркестром. Что за дурацкая картинка! Она трянула головой, отгоняя видение.
- Коллин, возьмите это меч, вам он больше подходит.

Когда очнулись Тиа и Элдор, Лисса уже закончила с магическими предметами и раздумывала о дальнейших действиях. В отличие от наемников (за исключением разве что Реда, который как раз наемником вроде бы и не был? или был, но другим?), на ней не было ни царапины... Но вот пустая голова без более-менее сложных молитв все же остужала ее желание продолжать поиски.
Надо будет рассказать все Келдату Ормлиру. И помочь этим людям безопасно выбраться из канализации, а то мало ли... К тому же, такая куча золота все-таки привлекала даже жрицу... Если наемники поделят все честь по чести, то... пожертвования-пожертвованиями, но можно будет новое платье себе купить... И тот браслет из бирюзы и агата, что она видела вчера на рынке. Но тут зашевелилась, Тиа, и Лисса занялась тем, чем ее все-таки учили - врачебной помощи.
Вытянув руку девушки из под своего плаща, она принялась растирать ей пальцы, весьма сильно, даже слегка неприятно.
- Пальцы чувствуешь?.. Вроде должна, но заклинание холода - не шутки, мало ли, обоморозилась, а я и не заметила...
Ту же процедуру она провела и с ногами. Обувь с девушки она стянула еще в момент укладывания ее на спальный мешок, так что сейчас просто размяла ей ступни, также с помощью допроса убедившись, что ей не подморозило пальцы.
- Ну, вот и хорошо... А то что бы ты была за бард без пары пальцев, - облегченно вздохнула она, ободряюще глядя на Тиа. - Как сможешь - вставай, и надо убираться отсюда. Тебе бы в постель, и горячую ванную, а не в сырой канализации лежать.
С Элдором дела были чуть хуже. Кое-где у него были весьма опасные ожоги. Конечно, перевязки помогли, но шрамы могли остаться на всю жизнь.
- Тут скорее магия бы поможет... ну, и мази тоже. Больших пузырей быть не должно, все-таки одежда и доспехи прикрыли кожу. Но лучше все-таки к жрецам за лечением обратится, - она чуть помялась, капельку зардевшись, - Могу и я помочь, но не сегодня... Сегодня я уже выдохлась. И тоже отдохнуть. Мыться осторожно, стараясь не тревожить ожоги.

- Мистер Риердон, правильно? - оживился Ян - Я погляжу, у вас тут истинный оплот греха и порока... Ваше предложение звучит заманчиво. Весьма. - жрец развел руками - Однако то, что вы просите также весьма рискованно. Сколько людей в банде этого Слима? И каковы его отношения с городскими властями? Стража с ним заодно или они просто не лезут в его дела?

- У меня есть встречное предложение, которое будет выгодно нам всем. - продолжил жрец после небольшой паузы - Вы сказали, что Слим собирает дань со многих торговцев в городе, правильно? Наверняка, многие из них хотели бы от него избавится! У нас есть прекрасная возможность претворить их чаяния в жизнь. Я и мои коллеги явимся за деньгами, Слим наверняка окажет сопротивление... Ну вы понимаете, да? Вам вернутся ваши деньги да и Слим вас больше никогда не побеспокоит. - Ян улыбнулся - Разумеется, это будет довольно дорого. Но не беспокойтесь, сумму можно собрать со всего торгового сословия Брин-Шандера. Каждому придется внести совсем немного...

- Я хочу, чтобы вы обошли всех ваших знакомых, которые платят дань Слиму. Сколько их примерно? Скажите им, что приехавший в город жрец Ваукин приглашает их... хм... на торжественную мессу в честь дня Святого Фридриха Ювелира! Больше ничего пока не говорите. Нам понадобится секретность, чтобы сам Слим не пронюхал про наш план раньше времени. Знаете какую-нибудь хорошую таверну, где можно арендовать достаточно большое помещение для нашей встречи, где мы сможем укрыться от чужих ушей? Пригласите их туда, скажем, завтра сразу после заката. А я за это сброшу гонорар за взыскание долга до 50 золотых. Согласны?

Рук и Рада
День третий

Из руки девушки вырвалась струя морозной дымки, которая пролетев с полтора десятка футов до тифлинга, ударилась ему в грудь, рассыпавшись и окутав его искрящимися частицами. На что мужчина лишь передернул плечами от холодка пробежавшего по его телу.
- Малыш, ты что это такое творишь?! - спросил он строго сдвинув брови – Сейчас не время баловаться.
Но черты Кая довольно быстро смягчились, когда он осознал, что проделала его подопечная. И вполне успешно. Для самоучки, естественно.
- Я думал ты продала ту книжку, что подарил тебе Киприан. Не знал, что ты все еще пытаешься учиться магии самостоятельно – удивился убийца
Рук в это время наблюдая за действиями Шугит лениво посасывал грудное молоко йети, обхватив толстыми губами одну из ее больших титек.

Катхан, Шанайра и Одри
День второй

И это подействовало. Маленький йети облизнул губастый рот из которого уже торчали маленькие (даже по-своему миленькие) клыки и осторожно, поглядывая в сторону куда удалился Сур, подошел к девушке, протянул лапу и забрал угощение. Не вырвал и убежал, а именно аккуратно подцепил с ладошки Шаны и потянул к себе в пасть, почти как человеческий ребенок.
Пока он ел, работая сильными челюстями, с легкостью разрывая неподатливые волокна солонины, генази медленно подошла и погладила его по голове. Все еще жуя он поднял взгляд и их глаза встретились. Они были у него ясные, умные, понимающие. Почти как у породистой собаки.
Шанайра не удержалась и обняла йети, ощущая себя так будто тискала гигантскую плюшевую игрушку, зарываясь в его густой, немного специфически пахнущий, белоснежный мех.
Неловко – ой, он так мило стесняется! – помедлив, Малыш тоже заключил ее в объятия. Девушка чуть не запищала от восторга. Но услышав тихое шуршанье оглянувшись через плечо увидела, что тот роется в ее сумке из которой она доставала «вкусняшки» - он был не так глуп как хотел представить Катханчик и был способен к обучению.

Раздались шаги. Это возвращался чародей, таща за собой волокуши с добычей и пленницей. По ее словам коридор в котором они стояли должен был привести их в обжитую аурилитками часть пещеры, а это означало еду, питье, комфорт.
Катхан припоминал уютную пещеру заставленную мебелью изо льда - столами, стульями и даже кроватями, застеленными шкурами. Последовательницы Аурил жили с удобствами и не знали нужды. Они пили из ледяного хрусталя чистейшую талую воду, питались свежим сырым мясом, рыбой и ягодами, а огромная линза на своде потолка позволяла им даже загорать, нежась на солнышке.

Алые круги перед глазами, кипящая ярость поднимающаяся из глубин его естества. Образ безумной лисицы, хлещущей его по лицу когтями. Он ощутил, как древняя сила, свернутая клубочком до поры начинает медленно поднимать голову, потягиваться, расправляя конечности и занимать свое законное место в теле павшего чародея. Лишь остаточный облик вспыхнувшей, словно факел кицуне позволил ему найти в себе силы и запечатать безумие, рвущееся наружу.
Однако мгла безвременья не была спокойной и тихой. Он снова сражался. Сражался с собой, с другими, сжигал их бушующей яростью, рвал челюсти, ломал хребты. Один за одним они падали и умирали вокруг него, пока, наконец, его не убили. Искрящая молния, пронзившая вечность, снова и снова вонзалась в его грудь, оставляя дымящуюся рану. Низвергала с Олимпа, делала слабым и беспомощным. И хохот - безумный, надсадный. Смех победителя, занявшего его место.
Следом пришло пламя свечей, запах лаванды и бадьяна. Нежные прикосновения сильных женских рук, меняющих повязки. Тихий голос, рассказывающий сказки о иных временах. Сказки о драконах и рыцарях, принцессах и чудовищах. Часть этих сказок, похоже, он произносил вслух, но как-то рвано. Образы прошлого накладывались на образы настоящего, смешивая слова, создавая причудливые узоры волшебного бреда.
- Только поцелуй... пробудить от сна... Шана должна... время, прошлое нельзя изменить... мы не можем... навсегда, навсегда уходящие не вернутся вспять... найду, я найду её, отец... пламя и пламя, мы всегда будем едины... во имя спасения... прости, наставница, я так ничего и не понял...
Последняя фраза тихим эхом сорвалась с его губ. Расслышать это можно было лишь наклонившись ближе и вслушавшись. И хотя он постоянно прерывался, рычал или стонал, словно сражаясь с чем-то, определенные фразы складывались в осмысленное послание.
Тем временем, его кожа начала слегка вспучиваться, вены стали алыми, словно по ним потек раскаленный металл. Под грудью, покрытой узором латунных чешуек что-то зашевелилось, словно он дышал очень странно, разными легкими по-очереди. Ногти на пальцах то удлинялись, превращаясь в когти, то снова становились нормальными. Лицо так же странно искажалось, а под веками словно вспыхивал иногда дикий огонь.
Он не казался умирающим, но что-то в нем словно менялось, перестраивалось, оставляя впечатление слегка жуткое, таинственное и мистическое.

Выпив за упокой друга, за знакомство и за дам компания потихоньку разошлась по комнатам. Финнену снилось золото, Ульрику жаренное мясо, Глюку - какая-то совершено безумная белеберда, Элдору снилась Тиа, а Тиа мучали кошмары. Она видела смерть друга, снова допельгангеров и красных волшебников, латника с алебардой. Под конец сон стал пугающе реальным - она была в каком-то зале? Скорее огромном колодце, по стенам которого бесконечной анфиладой стояли ниши со статуями людей и нелюдей. Вдруг одна из них задрожала и растеклась кровью, устремляясь вниз к кровавому озеру плескающемуся внизу. Тиа в холодном поту вскакивает с постели и больше не может уснуть.

Катхан, Шанайра и Одри

Им удалось пару раз разминуться с патрулями зомби, прочесывающими туннели и миновав перекресток углубится в восточный коридор, ведущий к логову жриц Аурил. Первая пещера на их пути оказалась пуста, но когда они уже почти пересекли ее, то увидели изящный женский силуэт появившийся в отсвете одного из магических светильников на стене противоположного туннеля.
Девушка-рыцарь сжав челюсти до зубовного скрежета чуть не кинулась на него в одиночку, но воинская дисциплина все-таки переборола кипевшую внутри Одри ярость. Но затем когда эта тень разделась и судорожно задергавшись стала искажать свой силуэт с явственным хрустом изменяющих форму костей скелета и треском лопающейся кожи, воительница опешила и даже сделала пару шажков назад. Профиль лица женщины вытянулся в длинную морду, спина ссутулилась, стройные женские ножки превратились в мощные задние лапы, а руки обратились в когтистые цепкие лапки, ставшие дразняще царапать стены, когда зловещая преобразившаяся фигура двинулась им навстречу.
- Катханчик, Катханчик, я тебя съем... – услышали они насмешливый голос с сильным восточным акцентом и в пещеру вступила прямоходящая лиса-оборотень позади которой болтались не один и не два, но девять пушистых хвостов

       Трактир! Ульрик любит трактиры!
       - Трактирщик! Пива мне! Лучшего пива! И мяса! Много мяса! Вкусного мяса!
       После дороги и боя нужно хорошенько подкрепиться! Это каждый знает! Поэтому поведение Тии было непонятным Ульрику.
      - Тиа! Почему ты не ешь?! Нужно есть мясо! Смотри, какая ты худенькая! Тебе нужны мышцы! И еще нужно выпить за нашего погибшего друга! Он пал в бою, как и полагается настоящему воину!

      Между тем, компания за соседним столом шумела все громче. Ульрик не привык к такому - обычно он шумел громче всех! Варвар стал слушать, о чем спорин эта компания. Естесственно, для того, чтобы вмешаться в спор и доказать, что прав тут именно он!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Рук, Рада и Кай

Рук уже собирался топать к подножью холма, но тут Шугит придержав его за локоть попросила нагнуться к ней. Она что-то зашептала и орк, задумчиво поскребя бритую башку пальцем, согласно кивнул. Они вернулись и взявшись за целую конечность йети развернули его тушу вниз головой и девушка влезла на нее сверху. Зеленокожий стал толкать труп, пока он сам не заскользил, ускоряясь, вниз по склону. Тогда Рук запрыгнул позади Шугит и они оба с ветерком помчались на этих импровизированных санях. Варвар придерживал девушку за талию и взмахами секиры удерживаемой одной рукой обрубал низкие ветви деревьев, чтобы те не хлестали по Шугит.
Когда туша монстра замерла, воткнувшись в образовавшийся внизу холма гигантский сугроб, Рада оглядевшись по сторонам, с криком указала на торчащие неподалеку ноги в сапогах, явно принадлежавшие унесенному лавиной тифлингу.
Рук подбрел к нему по пояс в снегу и схватившись за одну из ног легко выдернул наружу, прямо как созревшую репку, стучащего зубами, но живого и здорового дядю Кая.
Пока тифлинг отогревался, кутаясь в одеялко, которым его заботливо накрыла девушка, орк смачно чавкая жевал одну из тестикул повергнутого чудища, пока Рада туго перетягивала самодельными бинтами его мускулистый торс, уперев ногу в широкую спину дикаря, отмахиваясь от то и дело протягиваемого ей под нос на большой заскорузлой ладони второго сырого яичка йети. По простодушному заверению зеленокожего, настойчиво пытавшегося скормить ей эту гадость, это был самый настоящий деликатес среди его народа.

Щупая шишку и радуясь, что сосулька просто скользнула по голове, а не пробила ей и Шане черепа, Одри взглянула на жрицу, которая решила, что может играть в игры, находясь в плену у обозлённых на весь культ беглецов.
Лёгкий испуг мгновенно сменился отнюдь не лёгкой яростью. С загоревшимися глазами рыцарь молча, но торопливо прошагала к аурилитке, собираясь поставить эту суку на место, пока она их не убила. И отвесила жрице мощную пощёчину, которая больше смахивала на удар.
-Не смей мне мешать, Сур!
Зло бросила она, стоило чародею только сделать намёк на телодвижение, и схватила аурилитку за горло. Сжав его с неожиданной для своего хрупкого на вид тела силой, полуэльфийка подняла лицо жрицы, впиваясь в её глаза жгучим, грозным взглядом. Одри приблизилась к ней, ещё сильнее сдавливая шею, вызывая удушье у аурилитки. На самом деле, рыцарь боролась с желанием просто сломать нахалке шею, на что у неё вполне хватило бы сил. Но в этот раз она не позволяла ярости ослепить себя, понимая, что жрицу нельзя убивать, не выбравшись из лабиринта и не допросив.
-Говори, где наши вещи, отродье, - с угрозой, вполголоса сказала она ей в лицо, - и без глупостей. Если ты и дальше планируешь водить нас в ловушки, то молись не только Аурил. Молись всем богам, которых знаешь, чтобы я сдохла. Потому что если я выживу, то потом ты будешь молиться мне, чтобы я окончила твою жалкую жизнь. И тебя не спасут ни твоя мерзкая богиня, ни твой раб, ни кто-либо ещё.
Говорила она негромко, не торопясь, но выразительно, так, чтобы слова дошли не только до белокурой головы аурилитки, но и до её прогнившей души.
-Ты. Меня. Поняла?
Чётко, с паузами и расстановкой произнесла Одри, сдавливая горло жрицы чуть сильнее и следя, чтобы она ненароком не задохнулась.

Взгляд подрагивающей от холода воительницы мрачно буравил спину удаляющегося мужчины. С какой-то затаённой обидой она глядела на того, кто только что осквернил словом и презрительно плюнул на её бывшего товарища. И несмотря на благодарность за спасение, ей хотелось его ударить. Но, на самом деле, это была горечь потери и злоба на тех монстров, что отобрали у мёртвых даже их покой и честь.
Одри оторвала от него колючие, недобрые глаза только когда подбежавшая девушка обратилась к ней. Её взгляд смягчился не сразу, и даже тогда он оставался отнюдь не радостным. Нечему было радоваться. Она потеряла всех своих товарищей и немногочисленных друзей. Не смогла защитить доверевшихся ей людей, которые теперь тоже были вынуждены бродить по ледяным лабиринтам, не зная покоя. А ещё у неё отобрали все вещи. Она замерзала, у неё очень болели руки и ноги, и ей не давал покоя голод. Разбитые в кровь костяшки пальцев теперь тоже отзывались сильной болью при каждом движении, и она чувствовала, как горячая кровь с них капает на лёд под ногами. В горячке боя, на минуту она смогла забыть обо всём, но теперь все невзгоды обрушились на неё с новой силой. Она слегка разжала горящие пальцы, позволяя мечу выпасть из руки и стукнуться о пол.
-Спасибо.. Мне не хватит слов, чтобы выразить свою благодарность за вашу помощь.
Она говорила тихо, без намёка на радость, скорее с горечью. Но слова её были наполнены признательностью. Дрожащей рукой она приняла плащ, и кое-как одела его, вторую руку держа опущенной и совсем не шевеля ей, боясь обострить не унимающуюся боль.
-Если бы не вы, я скоро..
Она опустила печальный взгляд на тела у её ног, не договорив. Вздохнула.
-Прошу, Латандер, пусть души Оливера и Роланда наконец обретут покой.
Обратилась она с мольбой к богу, надеясь, что он слышит. Её совсем не волновало то, как неуклюже и неправильно могла звучать её молитва, как и то, что она могла совсем не того просить. Она не была набожницей. Она лишь хотела, чтобы эти двое более не знали бед.
-Я Одри из дома Грэйсворд, рыцарь Серого Меча.. Я в долгу перед вами.
Подрагивающим голосом представилась она, кутаясь и не прекращая подрагивать, и наклонилась, чтобы поднять меч здоровой правой рукой. Упоминание о жрицах всколыхнуло уснувшую на мгновение ненависть, но она держала себя в руках, чтобы не беспокоить Шанайру. Эта юная генази и так натерпелась в плену...
"Я отомщу за вас. И защищу тех, кто ещё остался в этом проклятом месте..."
Пообещала она товарищам, и двинулась в сторону ушедшего Сура.
Она думала, что сможет себя контролировать. Что удержится от того, чтобы тронуть пленённую деву.
-Ты.., - тихо процедила она с нарастающей, убийственной ненавистью в голосе, завидев жрицу, - Ты!!..
И, вместо всяких слов (которых у неё на данный момент не было), она сделала шаг левой и дала мощный пинок правой, метя жрице в живот, и не собираясь на этом останавливаться.

Мозаил старался вести себя галантно. Как умел. Все же Каэлинн была светской львицей, и рядом с ней сквайр особенно остро ощущал себя деревенским ослом с морковкой в зубах.

Он попытался подать даме руку, но на пол пути к цели смутился, решив, что момент не подходящий. В дверях Мозаил замешкался, гремя доспехами, чтобы пропустить Каэлинн вперед, из-за чего чуть не столкнулся сней, что с учетом надетой кольчуги и вооружения могло стать причиной полного фиаско.

Тем не менее смущение, за свою косолапость, которое к слову, Мозаил скрывать не умел и даже не старался, никак не могло повлиять на решимость сквайра продолжать в том же духе. Настоящей проблемой стало внезапное увеличение количества красивых женщин на одно отдельно взятое помещение вдвое.

Концентрировать внимание на Каэлинн сразу стало стяжелым испытанием. Мозаилу было плевать на то, кем была Шорох, он не разбирался в местных реалиях и криминальной иерархии, и возможно потому не испытывал особых опасений в отношении этой женщины. Но ее хищные повадки, умелая игра на нервах зрителей и безапеляционная уверенность в себе произвели неизгладимое впечатление на Мозаила.

Будущий рыцарь опять смутился. Он не сдела ничего плохого, и даже не успел ни о чем таком подумать, но само наличие Шорох в поле зрения заставляло полуэльфа чувствовать себя виноватым перед Каэлинн.

Борясь с нахлынувшими эмоциями, Мозаил не особо вслушивался в развернувшиеся вокруг торги. На деньги ему было глубоко наплевать. Да, он любил всякие интересные игрушки, особенно хорошо сбалансированные и остро заточенные, кроме того давно мечтал о собственном боевом скакуне и таких дорогих и на сегодняший день практически недостижимых рыцарских доспехах, но почему-то никогда не соотносил эти свои желания с необходимостью искать и добывать деньги или иные материальные ценности. Следуй долгу, исполняй свое предназначение, радуйся солнцу, ветру, вражескому клинку и красивой даме, а вся эта упаковка сама придет, если будет угодно Милики.

Кроме того с некоторых пор он старался не придираться к мелочам и не бросаться в праведном гневе на всякое проявление темной человеческой и не очень натуры, а браться за тот кусок, который был в состоянии проглотить, главное чтобы при этом не приходилось воевать с собственной совестью. А для этого стоило начинать с себя. По этому единственное за что зацепился слух полуэльфа в процессе своих самокопаний и попыток не слушать бланасирующие на грани крамола разговоры и выяснения отношений будущий спутников, так резавшие по живому идеалистическую натуру Мозаила, был груз, который они (в том числе и особа, которую сквайр решил собпровождать) собирались подвизаться перевести в Долину.

Он хотел было задать вопрос Шорох, но его опередили и Мозаил слегка напрягся, слушая ее ответ. Он даже на миг забыл о своих эмоциях, связанных с этой женщиной и постарался понять истинные ее мотивы. Слова успокаивали, и для сквайра было важно, чтобы за словами не пряталась тьма и ложь. Своему чутью он доверял.

Выслушав ответ, Мозаил обратился к своей спутнице:

- Миис, Каэлинн, а вы там это.. не про таких ли людей как мадам Шорох упоминали. Для своей дипломатической миссии? - как всегда Мозаил сначала сказал, потом подумал, а стоило ли так подставлять свою спутницу и так отягощенную различного рода обстоятельствами и тайнами, но обратной дороги не было.

Оставалось надеяться что на его тихий вопрос остальные из присутствующих не обратят особого внимания.

Ярг молча присоединился к тосту, поглядывая на мыша. Внезапно весь разум дварфа заняла мысль: "интересно, сколько дней этот мышонок сможет прожить, питаясь крошками в моей бороде? Дотянет до Брин Шандера или нет?"

Говорил бы с ним сейчас какой-то человеческий колдун, то орк рубанул бы сначала этого колдуна, а потом и тифлинга. Колдунам верить нельзя, так говорила Кансиф, а она всегда права, ее даже вождь слушал. Но перед ним был человеческий ребенок, с пока еще не слишком явными намеками на взрослость, так что ей, наверное, можно верить.
Орк опустил топор, немного расслабившись, и вопросительно-глупо посмотрел на девчонку:
– Чо ты рада?
Потом немного поскреб макушку, пальцами той руки, которой за волосы продолжал держать голову Киприана, отчего на некоторое время из лица были рядом, только одно – мертвое, а второе с таким выражением, как будто его заставили рассчитать дальность полета снаряда с определенной массы, выпущенного под определенным углом из баллисты с заданным натяжением.

– А-а-а! – внезапно заорал орк, радостно хрюкнув, – Моя понимать. Моя – Рук, твоя – мад шугит. Моя не трогать шугит.
Впрочем, радоваться довелось орку не долго – подал голос демон, но не демон. Странная у них компания получилась: дроу, мать которого похоже что поимел великан, и демон, но не демон. То что среди них оказался человек Рука не удивило, ведь люди, они как мухи, есть везде. Только с одним отличием – зимой мух нет, а человеки есть.

– Ваша мочь делать что хотеть. После моя. Моя хотеть мясо. Дроу – йелф. Йелф – вкусно.
Честно говоря, его немного злила необходимость построения таких длинных фраз на общем, но что поделать, если мелкозубые не понимают простых фраз, или хотя бы орочьего, и они нуждаются в пояснениях. И делают они часто глупо. Зачем сжигать тело? Просто чтобы сгорело? Глупое расточительство! Или может быть рогатый хочет зажарить дроу целиком? Возможно это имеет смысл, Рук верил в то, что хоть капли рационализма есть в этих хилых созданиях. Тогда пригодится алкоголь, найденный ранее, мясо станет вкуснее, если дать ему пропитаться хоть немного.

– Из шкура делать барабан. Моя не уметь, но моя видеть как делать.
Казалось бы, всего лишь один труп, но сколько радости и приятных забот он может принести как минимум одному существу. Впрочем, глядя на лицо Рады, Рук смутно догадывался что его идеи ей не понравятся. А Заноза вначале тоже не хотела ничего есть, но спустя несколько дней отлично-так уплетала зажаренный кусок своего отца. Ничего, придет время – они все поймут его.