Голосование пользователя

- Пока ты будешь рисковать жизнью, блуждая по кишащему ходячими городу в поисках заправленной, неразбитой тачки с оставленными в замке ключами, я буду лежать здесь, как тюлень? И гадать, где ты, всё ли с тобой в порядке? - Кряхтя и шипя от боли, отец приподнялся, чтобы помочь Ракель стащить с себя мокрую форменную куртку. Как только это сделано - он с облегчением вновь ложится на кровать. - Это просто невыносимо.
Отец вновь накрывает локтем свои глаза, и с горькой усмешкой добавляет.
- Да, знаю. Никуда не поедешь. Я слишком хорошо воспитал тебя, милая. - И за этой фразой следует тяжелый, слегка хрипящий вздох. - Хорошим людям в такие времена втрое тяжелее выжить.

Но Ракель уже не слушает. Она полностью сосредоточена на задаче. Она уже обыскивает эту же комнату. Заглядывает в приоткрытый шкаф, чтобы обнаружить его полупустым, но всё же, в нижнем выдвижном ящике, обнаруживает нераспечатанный комплект чистого постельного белья, новенькую подушку и свёрнутый в рулон плед в красно-черную клетку. Обыскивает тумбочку - но там только бытовые мелочи, вроде расчёски, зеркала, початой пачки снотворного и шкатулки, куда перед сном складывали кольца, серьги и цепочки. На тумбочке - фотография в рамке, супружеская пара, одетая как туристы, на фоне пейзажа Скалистых Гор. Бывшие владельцы этого дома. Наверняка эти большие рюкзаки за их плечами очень им пригодились, когда они бежали из своего дома прочь.

Перед тем, как покинуть комнату, Ракель подошла к единственному окну, чтобы задёрнуть шторы. За окном уже начинало светать, а удары разбивающихся о стекло капель дождя стали совсем редкими и тихими. За окном Ракель увидела довольно широкий двор, огороженный деревянным забором, выставленный наружу пластмассовый столик с тремя стульями, качели, сдувающийся детский бассейн, барбекьюшница и, что более важно, небольшой сарайчик, где, очевидно, хранились инструменты. Наверное, туда стоит заглянуть, когда Ракель закончит с домом.

Задёрнув шторы поплотнее, чтобы свет ночной лампы не привлекал мертвяков, девушка покинула комнату, оставив отца отдыхать и приходить в себя. На этаже была ещё две комнаты, детская и ванная. Ракель начала с первой. Вполне типичная комната подростка - учебный стол с настольной лампой, маленькая кровать, шкафчик, лежащий у кровати школьный рюкзак с мордочкой мультяшного енота на нём(и нашивкой службы пожарной охраны округа), плакат с крутым мужиком в космическом экзоскелете. Из самого примечательного Ракель нашла только портативную приставку - что ж, будет чем убивать время ожидания, пока остаётся возможность зарядить эту милую штучку.
Соседнее - маленький совмещённый санузел. Внутри - душевая кабинка, сияющий фаянсом унитаз, чей бачок точно заполнен водой доверху, компактная стиральная машина, раковина, а над нею - небольшой шкафчик с зеркалом в мыльных разводах. Этот шкафчик тоже практически опустошили, забрав отсюда все лекарства и базовые гигиенические принадлежности, оставив только маникюрный набор, стаканчик с зубочистками, электробритву, пену для бритья и другую ерунду в этом духе. Никаких лекарств, как и обезболивающего. На всякий случай покрутив краны, Ракель обнаружила, что вода ещё идёт, только уже не подогревается.

Спустившись по лестнице на первый этаж(на ступенях так и блестели кровавые капли и темнели грязные отпечатки подошв), Ракель оказалась в небольшом коридорчике, и первым делом закрыла входную дверь, через которую и попала в этот дом. Дверка была хлипкая, а к тому же с окошком в ней, на которое можно было лишь опустить шторку. Яростного напора нескольких зомби она вполне может и не выдержать, случись им забрести сюда и обнаружить, что в доме есть живые. Изнутри запереть дверь без ключа было невозможно, и недолгие поиски дали понять, что ключа здесь тоже нет. Что ж, остаётся только глянуть на сиротливую вешалку, присмотреть возможную замену своим поизносившимся кроссовкам, с разочарованием обнаружить только валяющиеся в беспорядке туфли на каблуке и сандалии, и продолжить осмотр.

Гостинная была самой "опасной" комнатой. Здесь было сразу три окна, и ни на одном не предусматривалось штор. Даже жалюзи хозяева не повесили, очевидно, считая, что им нечего скрывать от соседей. По центру комнаты стоял выглядящий вполне удобным диван, напротив него, на подставке - широкоформатный телевизор(интересно, у них оформлена подписка на Нетфликс на этот месяц?). Ещё тут была парочка столиков с вазами(один повален, ваза разбита), лампа на длинной ноге(сбита собиравшимися в спешке хозяевами), пара шкафов для книг и DVD-дисков(ещё один устаревший носитель информации), и фотографии на полках. Вся семья, вместе и по одиночке. Их было всего трое - мать, отец, сын. Живы ли они сейчас? Добрались ли до безопасного места на своём семейном "Ленд-Ровере", который так идеально подходил для того, чтобы выбраться на озеро, порыбачить, искупаться и пожарить сосисок на открытом воздухе?

Последним пунктом назначения была кухня. Уютная, просторная, мечта хозяйки. На окнах - закрытые жалюзи. Дверь - тоже с окошком, оно прикрыто специальной опускающейся шторкой. В центре помещения, как и полагается, стол. Чист и убран - только салфетки да солонка с перечницей в специальных подставках в виде фарфоровых котиков. Плита. Электрическая, довольно навороченная, дополненная вытяжкой над ней. Раковина, в которой ещё осталась стопка невымытых тарелок - должно быть, решили оставить на завтра, ещё не зная, что завтра будут трястись в своём "Ровере" на пути в неизвестность. Микроволновка, пустая. Множество шкафчиков, внизу и вверху. В шкафчиках - кухонная утварь, вроде вилок, ложек, ножей, открывалок и штопоров. На месте и посуда, по прежнему стоит на полках. В одном из шкафчиков нашлись специи, приправы и ополовиненный мешочек муки. Бутылка уксуса чуть дальше, в глубине, рядом с кухонным таймером. Под раковиной - заполненное мусорное ведро и пустые упаковки от пиццы. И никакой, никакой, чёрт возьми, еды. Они забрали с собой всё, что можно съесть. На этих полках не нашлось ни тостового хлеба, ни консервов, ни пачки хлопьев, ни банки "нутеллы", ни завалявшейся жвачки. На холодильник особой надежды не было с самого начала - украшенный магнитами-буквами, старым детским рисунком и прочей ерундой белый дружище сходу встретил Ракель сиротливо приоткрытой дверцей и горящей внутри лампочкой. Проверив его в последнюю очередь, Ракель нашла только брикет маргарина. Наверное, она бы тоже поступила так на из месте - взяла бы вообще всю еду, чтобы первым делом съесть скоропортящиеся продукты, и оставить на подольше то, что может храниться без холодильника.

На холодильнике стоял всё ещё работающий радиоприёмник, работающий от батареек. Наверное, семья слушала по нему новости или музыку, собираясь вокруг стола каждое утро. Так и рисуется идиллическая картина - мама собирает сыну ланчбокс в школу, сам сын полной ложкой наворачивает хлопья, с молоком, отец не спеша уминает свои спагетти с тефтельками, покуда изучает пришедшие на почту счета за аренду, страховку и кредиты. Сейчас из динамиков доносится только шипение - местные радиостанции всё так же молчат,. Поймать можно только передачи из Луисвилла, ближайшего ещё "живого" города. При желании можно попробовать сделать это прямо сейчас.

Через кухню же можно выйти прямо во двор. Посидеть на лавочке под навесом над входом, проверить барбекьюшницу, есть ли ещё что-то в подключённом к ней пропановом баллоне, заглянуть в наполненный дождевой водой бассейн, покачаться на детской качельке, что сейчас позвякивает хромированными цепями на ветру. Ну и, конечно же, заглянуть в сарайчик. На многое, конечно, рассчитывать не придётся - судя по всему, хозяева забрали что-то и оттуда, прежде чем бежать прочь.

  — Тссс!!! Тише! — В ужасе зашипели сразу несколько бойцов, которых, кажется, испугала не столько вероятность попасть в плен или быть поджаренными, сколько возможность привлечь внимание обитателей замка.
  — Замерли все! Не надо рез... — Всё ещё шепча попытался было взять ситуацию под контроль капрал, что, по всей видимости, был куда смелее лесных разбойничков и умел держать себя в руках, но тут подключилась Таура и Троерукого накрыла дополнительная порция страха, от которой он с матом кинулся прочь прямо сквозь кусты.
  — Огненный ШАААР!! — Крикнула ночная ведьма и в этот раз полыхнуло уже как следует. Огненный метеор с гулом полетел куда-то в сторону голосов и с яркой вспышкой был отбит рыцарской лавкой. Заклинание при этом не взорвалось, как того можно было бы ожидать, а с еще большей скоростью отлетело в сторону, выбило сноп ярких искр из одной скалы, срикошетило во вторую, едва не попав в Тауру, с очередной вспышкой отскочило от земли и, оставляя за собой шикарный пламенный хвост, улетело куда-то в долину. Как ни странно, но все эти вспышки не ослепили травницу, вроде даже наоборот, она стала лучше различать окрестные скалы и спины удирающих егерей.
  Или это просто вокруг стало светлее?
  — БРОМ-БОМ-БОМ!! — Оглушающе громыхнуло у неё за спиной и девушка невольно обернулась к замку. Столб света, до того направленный в небеса относительно узким лучом, разбился на десяток отдельных алых мерцающих пучков, что теперь били во все стороны, зловеще подсвечивая облака и горные пики. Грохот стоял такой, что Таура ощущала его всем телом, а в жуткой какофонии явно слышалось рычание демонов, перестук исполинских молотов и скрежет скал.

  — Тасаот, госпожа. — Прошипел сквозь зубы трезвеющий от боли охранник, явно не собираясь демонстрировать признаки слабости.
  — Так я это, и так охранник уже. Вышибала. — Почему-то удивился он вопросу про найм.
  — Госпожа Ливлея теперь владелица сего трактира... — С грустным вздохом пояснил трактирщик, что вернулся к возне со сковородой, в которой уже жарилось что-то аппетитно пахнущее к завтраку. И было в его голосе столько тоски и смирения с неизбежным, что иной монах бы позавидовал.
  — После того, как вчера подсчитали все возможные убытки, что могли причинить те злодеи, которых вы вышвырнули вон, после того, как она собрала все причитающиеся вам трофеи... Ох, конечно, мы чтим право победителя, вы не сомневайтесь! Всё как есть по чести рассудили, что бы не гневить Дариуса! — Тут же с жаром добавил он, вновь покосившись на подсумок в руках Тауры. Не удержался, отпил вина из стоящей тут же полной кружки, шмыгнул носом.
  — Ну вот там и выяснилось, что долги мне еще долго отдавать... Но добрая госпожа смилостивилась, не стала сживать со свету, а просто добавила к долгам, телегу с добрым сукном, что купцы везли в Рант и которую бы всё одно отобрали бандиты, трёх кур, козу, мою кубышку, которую разбойники уж точно бы не забыли и прочие трофеи, вроде не выпитого ими вина, что мы и доставать тогда не стали да и... Выкупила у меня весь трактир... И тут же приказчиком назначила, так что уж не пропаду, вы не беспокойтесь. Ну и устроила гулянку в честь этого, как уж без этого! Так до утра и гуляли все вместе! А уж переселенцы-то как радовались, особливо Данна с братом! Уж её бы точно снасильничали, а братца бы прирезали, так что они у нас долг свой отрабатывать осталась, да и Вальса вот после клятвы в охранники определили... — Выложил практически всю свою печальную историю трактирщик, когда в общем зале все же скрипнула половица.
  Не удержавшись, Таура осторожно выглянула из кухни и тут же увидела растрёпанную со сна Ливлею-Лицилию, что нетерпеливо расхаживала вокруг стола с тортом, у которого уже не хватало одной розочки.
  — Таура! — Внезапно обрадовалась малявка заметив подругу. Кинувшись через весь зал госпожа ведьмочка с разбегу повисла на груди травницы.
  — Поздравляю!!! Всё, ты у нас молодец, великая вед... Вестница добрых вестей, победительница двух дюжин кровожадных разбойников, спасительница бедных крестьян, купцов и прочего трактирного люда и... и... И пошли уже есть торт! — Выдала она на одном дыхании и потянула Тауру к столу.

  — Ой, жалко тебе что ли? — Демонстративно надулась ведьмочка.
  — Подурила бы ему голову пару дней, а потом все одно сбежали бы. А начнётся... Не знаю даже... Неприятности? Должно быть это проклятье какое-то или воля богов, что бы я на одном месте не засиживалась. Может я должна что-то найти или кого-то встретить? Ну, знаешь, стоптать пять пар стальных башмаков, как в сказаниях. Но если удрать побыстрее то никто ничего и понять не успевает. Точно говорю. — С совершенно невинным видом укусила она яблочко и повертела босыми пятками. Дескать вот какая она маленькая и беззащитная, даже сабатонов для стаптывания не имеет.
  Сжевав половину пищевых запасов Тауры, ненасытная малявка выудила из своей котомки пару крепко помятых, но свежих пирожков с вареньем и, вставая с камня, всучила один девушке. Куснула второй и направилась к пасущимся неподалёку коням. Ухватив своего белоснежного, воистину паладинского коня за поводок-уздечку, она подвела того к крупному валуну. Вскарабкалась повыше и уже оттуда стала рыться в седельных сумках, видимо решив разобраться со своими трофеями.
  — Тебе запасные портки паладина Дариуса не нужны? Почти святая реликвия, а? — Спросила она Тауру, уже отбрасывая какие-то тряпки в сторону. Следом она выудила еще парочку тех самых храмовых свечей, бережно завернутых в чистую материю. Развернула, понюхала зачем-то. Бросила рядом, видимо еще не определившись, нужны ли ей такие здоровущие свечки. Туда же отправился мешочек со складной бритвой, точилом, помазком, мылом, ножничками, каким-то бальзамом, полотенцами и аж тремя расческами. Серебряная ложка, миска, кружка были осмотрены с куда большим любопытством, но тоже отправились на землю - видимо Лицилия решила для начала просто опустошить сумки. Точило, молоточек, какая-то проволока, ремешки, иголки, нитки, щеточка, бутылочка масла, сверток с походными лепешками, где в тесто добавляют орехи, сушеные ягоды и вяленое мясо, бутылка вина - и сумка показала дно. Видно в поход сей брат Магриус ничего лишнего и не брал. В соседней сумочке нашелся жгут, ворох бинтов и лекарские мази, в том числе помогающие от кислот, ядов и ожогов. Еще в одной - склянки с чем-то подозрительным. Причем лежащие в крепком деревянном ларчике с символом Дариуса - огненном всполохом, что изнутри был обит толстым-толстым слоем мягкой ткани, что бы точно ничего не разбилось. Всего пяток крохотных баночек, а целую сумку заняли... Их Ли даже открывать не стала, не то что нюхать. В четвертой, такой же большой как и первая сумке нашелся овес для коня, морковки, щетка да запасные ремешки и колечки для сбруи. Одна из морковок тут же была скормлена прилипчивому коню, который, по всей видимости, был только рад сменить хозяина. А то как же - таскать на себе мелкую пигалицу всяко проще чем здоровенного, окованного железом дядьку. Или это Ли его околдовала?
  — Эх... — Как-то непонятно вздохнула сия пигалица, видимо рассчитывающая на какие-то сказочных сокровища, патенты на родовые земли, волшебное оружие против нечисти или еще неведомо на что. Попыталась было захрустеть морковкой, но вскоре вынуждена была сдаться и отдать её попрошайничащему коню.
  — Таура, ты говорила, у тебя отец лекарь, да? Не знаешь что это? — Небрежно ткнула она ножкой ларец и принялась грузить полезные, на ее взгляд вещи обратно. Собственно, практически всё кроме одежды. Даже свечи загребла, причем без всякого страха и трепета. Порылась в своей котомке, но ничего перекладывать не стала, а вместо этого выудила кисточки, краски и небольшой шершавый камешек на которых принялась растирать да разводить чем-то из бутылочки сухую тушь. Обошла коня по кругу, оценивая его словно огромный белый холст и намалевала несколько черных пятнышек тут и там. Благородный белоснежный скакун тут же стал похож на пятнистую черно-белую корову. Ли задумчиво почесала нос, вымазав его в краске, сунула еще одну морковку коню в зубы и, пока он жевал, в несколько взмахов кисточкой разукрасила ему морду. Морда получилась жуткой. Конь будто бы гневно хмурил густые брови, скалился и раздувал ноздри. Моргнув, Таури словно спугнула наваждение, присмотрелась, но нет - каждое пятнышко на шерсти смотрелось совершенно естественно. Мало ли какой масти кони бывают? Почесав торцом кисти затылок, наверняка и себе покрасив парочку и без того черных прядей, Ли отважно сунулась в ноги коню и быстро-быстро нарисовала эдакие носочки. Отбежала в сторону, пока её не затоптали, и гордо оглядела сие произведение искусства. Здоровенная, очень злая черно-белая корова в сапогах и под седлом.
  — Вот. Дальневосточный чубарый конь! — Выдала она. — Наверное.
  — Осталось только седло поправить и можно ехать! — Озвучила она дальнейшие планы и, смешав новую краску, накинулась на седло, отважно закрашивая святые символы да тихо приговаривая непонятно к кому обращаясь. — Мой трофей, что хочу, то и делаю. Я победила, а ты вроде как право силы на первое место ставишь, да? Ну и не надо тогда тут...
  Дарию Пламенному возразить видимо было нечего, так что гром не грянул, пламя не взвилось и ведьму никто не покарал. Даже птичка сверху не нагадила. А когда Таура из любопытства подошла взглянуть, чего там получается, то только удивленно ахнула - выдавленные в коже седла и щедро раскрашенные алой краской символы веры и пламенный узор рядом исчезли. Просто крепкая потертая кожа с царапинками и пятнами грязи. Проведя же пальцем по черному пятну на боку коня девушка не испачкалась в свежей краске, как она ожидала. Самая обычная черная шерсть...

  — Верный метод! — Солидно согласился кто-то басовитый, а остальные дружно закивали головами косясь на то, как вдруг приободрившийся паладин и один из его оруженосцев принялись рыться во вьючных сумках. Один из селян, видимо тот, что успел хлебнуть пивка побольше прочих, даже с готовностью развязал ремень, но был тут же схвачен за руки и портки соседями.
  — Погодь, Махрон, то на самый крайний случай, ежели она к нам кинется. — Важно зашептали ему. — А то так изгоним её и бесы унесут её за горы, паладин апосля такого спасибо уж точно не скажет... Ещё и нас обвинит... А вот ежели что, то тут-то мы все разом ей ка-ак покажем! Да, бабёнки?
  Бабёнки малость занервничали, но все же под давлением общественности были вынужденны согласиться и на подобный акт экзорцизма. Да и боязно все же было - всё же ведьма была хоть и молода да узкоглаза, а все же сильна не по годам...
  — Настал твой конец, ведьма! — С каким-то подозрительным торжеством и превосходством в голосе крикнул посветлевший паладин, что тоже успел спешиться.
  — Жар Дария с нами, братья! Истинный свет, что испепелит всякую нечисть! Благословение его! Не иначе как волей его вёз я по случаю церковные свечи из северного белого воска в Гарнийский приход! Освященые самим отцом Алисом! — И тут-то ведьма занервничала и даже не стала ничего кричать, когда чующий скорую победу паладин торжественно умолк. Не мудрено - свечи были как раз храмовые, для самых важных служб... Высокие, крепкие да толщиной в три пальца. Паладин сам, важно вышагивая прошелся вдоль строя раздавая каждому по светочу и тут же поджигая их от небольшого трута.
  — Эй, эй ты это... Ты чего... Свечи же для храма вез - не смей вот так в пути жечь! Как же потом службы с агарками-то вести? — Замямлила что-то ведьмочка трясясь и испуганно вжимаясь в стену.
  — Изгоним зло, братья! Помолимся же Дарию Пламенному о очищении души заблудшей! О лишении поганой ведьмы силы да скором взошествии её на святой костёр!
  — О, о! Прищучили, вот как есть прищучили! — Раздалось в толпе, а какая-то кумушка, что отходила к дому, сыпанула Тауре жменьку маковых зерён. Хотела что-то ещё сказать, да вместе со всеми принялась охать, глядя на трясущуюся ведьмочку.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Близость движущихся тел и тяжелый ритм, бьющий в основе мелодии, пытались утянуть шаманку с собой, в танец, обещающий поведать многое о том, кем они были, что несли и какое будущее видели в своих снах. Пятна светомузыки гипнотизировали яркими красками, заставляющими сомневаться не только в том, где ты, но и в том, кто ты, что тебе нужно и зачем ты здесь.
Заинтересованные, безразличные, недоумевающие взгляды то дело рикошетили от одежды, прически и лица девушки. Глаза на лицах, изломанных световыми пятнами, взгляды из темноты, когда свет подсвечивал носы, губы, тело или волосы, и, наоборот, глаза, смотрящие из единственного места, которое можно разглядеть, глаза, могущие принадлежать кому угодно.

Никто не задавал вопросов, никто не пытался подобраться поближе и познакомиться, пока Отэм искала то самое, подходящее место-и-время в напитанной местным ритмом атмосфере. Один шаг был еще слишком близко, а второй оказался уже слишком далеко - и где-то между одним и вторым стена, которая была нигде и везде и отделяла одно от другого, внезапно поддалась, опрокидываясь от движения Отэм, и вот уже шагавшая по танцполу девушка не могла остановиться, делая шаг в никуда и в то же время в другую реальность.

Реальность, не снабженную ни полом, ни землей.
Здесь было темно, и вечеринка вроде бы как продолжалась, играя пульсирующими огнями и сгустками света на рельсах и тросах полированного металла и островках из чего-то, очень напоминавшего стекло. Прозрачная полутьма Умбры, привычные серые сумерки Тени Мира уходили в темноту внизу и в темноту наверху, расцвеченную цветными огоньками. Рельсы, корды, кабели и тросы, стеклянные айсберги с плоскими вершинами и оторванные от неведомой материнской породы стеклянные вроде бы как сталактиты со срезанным верхом. Яркие всполохи танцевали по всему этому, пульсировали в гипнотическом ритме, перетекая из формы в форму, из количества в количество и из цвета в цвет.

"Уцепиться за что-нибудь" - мелькнуло в голове у Отэм, и внезапно один из тросов качнулся в ее сторону. За провисавшую петлю уцепиться было проще простого.

Незнакомец торопливо огляделся, убеждаясь в том, что их с Отэм маневр не привлек ничьего внимания. Никто не обращал внимания на посетителя, утащившего в угол магазина продавщицу, даже мистер Хейс о чем-то разговаривал с девчонками, как будто никакой Отэм тут и не было.
- Я шел по следу, я знал, что я должен быть здесь сегодня, сейчас, чтобы случилось то, что мне нужно, - туманно пояснил он, - и почувствовав то, что ты принесла, я понял, что это то самое, что находится в опасности и должно быть сокрыто. Я вижу, что тебе не хватает сил и опыта обеспечить безопасность тому, чем ты завладела, и предлагаю свою помощь.
- Вероятность того, что агенты Мертвого мира проведут в Нью-Йорке спецоперацию в ближайшие дни, очень высока. Я занимаюсь тем, что пытаюсь укрыть, спасти от них как можно больше. Я вижу, что ты и то, чем ты владеешь - ключевой элемент успеха этого дела. Отдай мне талисман, прошу тебя. Я мог бы его отобрать, но я вижу, что ты склонна прислушиваться к разумным советам.

После не самого простого боя, тем более что не первого за этот день, и даже не второго, искатели приключений решили полезть в непонятную трещину в скале и там отдохнуть. К счастью, на окрик Хагара ответило только эхо, пусть и немного странно, на третьем примерно повторении начав заикаться. Ну и Гург, давший друиду подзатыльник, после которого полуорк немного пролетел вперед и страдал двоением в глазах еще несколько секунд.

- Зачем арешь? Напегут же!

К счастью, после минуты-другой напряженного ожидания, выяснилось, что не напежали. Когда отряд осторожно спустился в наименее подозрительно выглядевшую пещеру, на них ничего не свалилось, не вывалилось и даже не набросилось. Единственную попытку предпринял прикованный где-то в глубине расселины скелет, но ввиду своей закрепленности в пространстве цепями, безуспешно. Гург, воинственно рыкнув, бросился вперед и с одного пинка раскрошил череп нежити. Это не слишком помогло, потому что скелет начал собираться обратно, и, собравшись, принялся обиженно подвывать.

- Сапирается, падла. Хрен с ним, пака припит, мешать не пудет.

Конечно, соседство не из приятных, но быстрая проверка соседних пещер-щелей показала, что, возможно, наилучшее. В ближайшей медленно колыхались какие-то щупальцевидные растения, которые, почуяв приближение живых существ, начали к ним нехорошо тянуться. Возможно, огонь бы и решил эту проблему, но заросли уходили вглубь и там что-то подозрительно шевелилось, то обретая определенную форму, то скрываясь в пологе зелено-черных щупалец.

Вторая пещера, находившаяся чуть подальше, выглядела неплохо, пока среди примитивных наскальных рисунков, изображавших драку между множеством маленьких зеленых фигурок и больших синих (зеленые побеждали, но судя по соотношению трупов, дорогой ценой) Бьянка не обнаружила очень тщательно сокрытую каменную дверь. Даже не дверь, а плиту, которую можно было отодвинуть только изнутри прохода, который за ней скрывался. Возможно, она вела бы к какому-нибудь увлекательному приключению или запасу сокровищ, но на этот день путешественники решили, что оных с них хватит.

И расположились на лагерь в первой найденной. Отдыху почти ничто не мешало, разве что тихие завывания скелета в глубине пещеры, начавшиеся примерно в три часа ночи где-то снаружи ритуальные пляски и песнопения гоблинов, последовавший спустя полчаса раздраженный рев пролетевшего над расщелиной дракона (к счастью, после него пляски гоблинов прекратились), и, когда пришла пора Гурга спать, его бессознательное изложение сновидений, в которых важную роль играли слова "упить" и "дропить".

Утро было весьма приятным, если исключить начавший постепенно наполнять пещеру запах серы. Хотя объективных доказательств тому, что его причиной было возвращение обещавших вернуться и отомстить демонов не было, игнорировать его не стоило хотя бы в силу того, что щель была в углублении, и оставаться в углублении, когда его заполняет какой-то пахнущий серой газ, не очень полезно для здоровья.

- О, это на древнекроличьем. Ещё до всеобщего. - Ответила Эрзе монахиня. - Означает "Твёрдо стоять на земле своей". Так завещали нам наши далёкие предки-прародители. Вот и следуем заповеди. - Матушка Магдалена вздохнула с какой-то давней грустью. - Как каждый из нас это понимает.

- А, ну... - Один из Гимли поскрёб за затылком, приопустив длинные уши. - Да у нас просто свои ребята на спиртзаводе есть. Шабашат вот, своим помогают, чисто по-семейному. Солод и хмель с пары ферм недалеко отсюда. Ну а так, сами варим, на месте, из чего случай пошлёт.
В голове Кирка довольно быстро сложилось уравнение из этой фразы. Краденый спирт, который перевозится через Нексус к Отстойнику контрабандными путями. Ненадёжно, дорого и объём заметно меньше. Неудивительно, что Хальквард предпочитал иметь дело с крокодилами - они гонят спирт на месте, целую пивоварню для этого захватили и переделали, а значит и объёмы у них больше, и наценка меньше, и своё производят, и других снабжают. Впрочем, откровенно говоря, качество у кроликов было выше, особенно если сравнить с той бормотухой, которую разливают в джин-паласах Пьяного Квартала. В общем, будет дороже и меньше, но в целом имеет смысл рассмотреть кроликов и как поставщиков. Стоит поговорить с Гимли, если будет возможность, или предложить вариант Халькварду.

- Могёшь, ящерок, могёшь. - Прокомментировал кто-то из кроликов речи Оди. Вроде с одобрением, а вроде и так, с лёгкой иронией. - Чисто Драндри-Охотник-на-крокодилов(была такая приключенческая книжка, вспомнилось тем, кто это слышал). Святоша вас за это отблагодарит, точно. Твинклстар вроде как его любимица.

- О. Это будет очень интересно! - С оживлением ответила матушка Магдалена на предложение Милли. - Только попрошу вас, что-нибудь не из современного репертуара. Нынешняя музыка такая... Развязная. Там поют про то, о чём в моё время даже публично говорить не было принято. О мужчинах, о женщинах...
Магдалена неодобрительно покачала головой, осуждая распущенность нынешних нравов.
-------------------------------------
После короткого антракта, пока кукольники меняли декорации внутри своего лубка, представление возобновилось. Повествование открывалось со сцены, где недавно обезноженный Саймон лежит без сознания в койке. Он стонет, вертит головой в бреду, а льняноволосая красавица сидит у изголовья кровати, причитая над бессознательным телом МакМерфи. Её маленькие лапки обхватили миловидную головку, выражая крайнюю степень озабоченности судьбой калеки.
- О, Симеон! - Забавно, но она звала будущего босса иначе. Интересная деталь. - Это так ужасно! Ты такой безрассудный и глупый! Но я всё равно восхищаюсь твоей смелостью! Если бы все кролики были столь же смелы, как ты! Тогда бы мы наверняка победили крокодилов. Или... - Девушка трагически вздохнула. - Или мы бы все погибли в их пастях! Что же нам делать!
Закрыв глазки лапками, крольчишка зарыдала.
- Я буду молиться за тебя, Симеон, каждый день! За тебя, и за весь наш многострадальный народ! Может быть, хоть святые помогут нам, изгнанникам на недоброй чужбине!
Слог был весьма патетичный, текст составлял некто если не с образованием, то достаточно начитанный. Крольчишка тем временем ушла за пределы сцены "молиться", оставляя МакМерфи одного. И в этот момент в правом углу ниши вспыхнула электрическая лампочка, имитируя небесное сияние, а церковный хор вновь запел. Мелодичный женский вокал действительно делал своё дело и настраивал на меланхолический лад, матушка Магдалена даже немного завсхлипывала, слыша это. А с "небес" навстречу МакМерфи тем временем спускалась маленькая, плоская фигурка кролика-ангелочка из бумаги, управляемая специальной палочкой, с подвижными крылышками и головой.
- Я... Я вижу свет! И ангельское пение! - МакМерфи открыл глаза, и воззрился вверх. - Кто ты?! Ты пришёл, чтобы забрать меня?
- Нет, Симеон. Я здесь не затем, чтобы увести тебя на небесный дол. - Ласковым девичьим голосом пропел ангелок. - Я твой святой покровитель, и я принёс тебе весть, что ты избран. Ты избран быть воином моим, избран дать отпор негодяям, посягающим на твой народ!
- Я хочу этого больше всего на свете! Но я так слаб! - Горестно ответил рыжеволосый кролик. - А теперь я ещё и калека! Как я могу защитить свой народ?! Свою семью?!
- Отринь боль, Симеон! Встань! - Призывал святой покровитель, паря в лучах света на тонкой деревянной палочке и трепеща крылышками. - Вернись на руины церкви! Той церкви, что построил ты! Той церкви, которой отдал всю свою жизнь твой отец! Вернись и возьми оружие, которое я дарую тебе, и обретёшь силу, которой жаждешь! Оружие, которым понесёшь ты справедливую кару на врагов твоих и врагов твоего народа! Возьми это оружие, и объедини семьи кроликов, направь их на борьбу с крокодилами-нечестивцами! Поведи их в бой, и изгони со своей земли всех до единого, и предай огню их мерзкие разливальни, логова зелёного змия, через которые они отравляю твой народ! Такова воля святых, и они защитят тебя!

И в ту же секунду ангел вновь улетел, скрывшись в правом углу сцены. Лампа погасла - зато кролик тут же вскочил. Вскочил - и свалился с кровати, а свалившись, так и пополз по полу, превозмогая боль.
- Что ты делаешь, Симеон! - А это льняновласка ворвалась в комнату, и увидела это. - Куда ты?! Тебе нужно лежать! Ты же потерял так много крови!
- Нет! Я должен! Должен... Защитить свой народ! - Упорно говорил кролик, превозмогая боль, и стоически продолжал ползти к двери. - Пойми, Мэри! Должен!

По какой-то причине Мэри не загнала Саймона обратно в койку, а помогла добраться, и в следующей сцене оба кролика стояли уже на фоне нарисованного пепелища, а кто-то снизу усиленно нагонял дыму для имитации старого пожарища.
- Ну и где же оно, твоё оружие? - Резонно вопрошала Мэри. - Здесь нет ничего! Только сгоревшие брёвна и разбитые мечты! Тебе это привиделось, Симеон. Ты просто бредил. Прости, милый, но это так.
- Нет. Вот оно. Помоги мне. - Саймон склонился вниз, и поднял в лапах... тот самый крест, про который спрашивала Эрза. Маленькое, но очень убедительное его подобие кукольный Саймон поднял над своей головой, и в этот раз включились сразу две лампы по краям ниши, а хор вновь запел. - Вот оно, Мэри! То оружие, которым сражу я врагов наших! Ибо завещано нам святыми и предками, что должно стоять твёрдо на земле своей! А это наша земля, Мэри! Отныне и вовек!

Дальше следовала целая плеяда сцен. Вот Саймон сжигает свой первый крокодилий кабак, которых в былые времена и здесь было в изобилии. А вот он произносит свою знаменитую речь, стоя на бочке, и монашеская ряса его зрелищно развевается на нагнетаемом откуда-то снизу ветру. Снова боевые сцены стычек с крокодилами, и те позорно бегут. А вот Саймон говорит с лидерами трёх семей - Бриттлов, Кэрротсов и Гимли. И если последние двое начисто сражены харизмой проповедника, и уже готовы идти за ним в огонь и воду, то вот Бриттл явно сомневается в целесообразности. Но причина тут вовсе не в рациональности. Причина в расе, ведь Бриттлы - вовсе не кролики, а зайцы.
- Мы давно сражаемся с крокодилами, МакМерфи. - Говорил тот самый первый Бриттл, патриарх всей династии. - Но кролики никогда нам не помогали. Когда крокодилы убивали зайцев, кролики только трусливо прятались в дома, и говорили, что это не их дело, что у них дети и семьи. Кролики отказали нам в помощи, потому, что мы зайцы, и никогда не были для вас "своими", отец Симеон! Теперь Бриттлов осталось всего ничего, никакого сравнения с кроличьими кланами! Но когда Честер почти истребил зайцев, он взялся за кроликов, и вы тут же прибежали сюда за помощью. И теперь вы стоите передо мной, отцом, который потерял почти всех своих детей, и просите нас рисковать последними жизнями Бриттлов ради вашей войны, потому что так вам сказал ангел? Не смешите меня, юноша!
Но Саймон мастерски разрушил все эти аргументы.
- Мы и правда были трусами, мистер Бриттл! И поплатились за эту трусость сполна! Но теперь мы стали смелыми, мы объединились, встали горой за братьев своих, и теперь у нас есть шанс победить! Мы достаточно смелы, чтобы дать отпор крокодилам и навсегда изгнать их отсюда! Но без вас вся смелость мира не поможет нам, когда мы начнём войну! И коли мы мы все падём, то и для вас, для зайцев, тоже не останется надежды! Если вы хотите, чтобы у вас ещё остались дети, мистер Бриттл, то помогите нам!

А дальше была сцена "большой сходки". Той самой, где новообразованная банда Ушастых Братьев открыто бросила вызов Парням с Пьяной Улицы. Предметом спора была принадлежность района Энрок - ныне "Сапоги". Кролики настаивали, что коль их тут поселили, то теперь это их земля, а кипящие от ярости крокодилы возражали, что вся Империя - земля Термаганта и его потомков. Звучало много высокопарных слов и витиеватых оскорблений, и в конце концов стороны договорились о большой драке прямо здесь, на той самой площади, на которой сейчас показывают это представление.

И вот, сцена битвы. Самая масштабная и сложная, что для участников, что для кукольников, которым придётся основательно работать с декорациями и эффектами.
- А мы-то думали, что ты приведёшь бойцов, Святоша, а не сброд сопливых недомерков! - Насмехался Честер-Старший, стоя во главе банды крокодилов. - Возвращались бы лучше в свою Морквогрызию, к мамочкам под юбки!
- Это вам лучше проваливать на болота! - Крикнул Саймон, вскидывая крест. - Бойцы здесь! Все здесь! Мак-Мерфи!
- Да! - Где-то на заднем плане показались шевелящиеся тени из множества силуэтов.
- Бриттл!
- Да! - Тень стала больше и "многолюднее", так как фигуры наслаивались одна на одну.
- Кэрротс!
- Да!
- Гимли!
- Да!
- Мы здесь, чтобы сказать вам! - Взметнул свой крест МакМерфи. - Сказать, что мы твёрдо стоим на земле своей! И та рука, что осмелится изгонять нас отсюда, будет немедленно отсечена!
- Скорее ты потеряешь свою руку, Святоша! Твою ногу я уже отгрыз! - Отвечал Честер-Старший, позади которого роилось то же скопление теней с вытянутыми зубастыми мордами. - Убейте их, парни! Убейте их всех, как саранчу!

Битва была действительно эпическая. Кукольный театр причудливо сошёлся с театром теней. Позади, за подсвеченной бумагой, бились многочисленные силуэты, управляемые неким хитрым механизмом, а на переднем плане вновь сошлись в бою два противника - Честер и Саймон. Иногда на Честера напрыгивали ещё кролики, но тот быстро с ними разбирался, чтобы вновь напасть на МакМерфи. Бой получился не только зрелищным, но и напряжённым - дыхание затаили не только крольчата, но даже матушка Магдалена - но она, кажется, по некоей личной причине. Зрелищная битва подошла к кульминации - и Честер-Старший вновь будто бы одержал верх. МакМерфи лежал перед ним, держась за прокушенный бок, а побитый крокодил тяжело дышал и кашлял, приближаясь к кролику.
- Должен признать... Ты потрепал меня... Святоша... Я буду с гордостью рассказывать сыну... Об этой драке. - Сказал он. - Последнее желание будет, выродок ушастый.
- Да. - Произнёс Саймон. - Хочу в последний раз... Увидеть солнце. Перед смертью. Отойди в сторону.
- Да будет так, крольчатина. Посмотри в последний разок, прежде чем подохнешь. Но я убью тебя так же, как покончил с вашим храмом. - Крокодил вытащил из кармана ту самую бутыль и зажигалку, намереваясь заживо сжечь врага. - Потому что я хочу посмотреть, как ты корчишься.
Честер отошёл в бок, как бы давая Саймону увидеть солнце, и в этот момент вновь вспыхнула боковая лампа, как тогда, на сцене с ангелами. И Саймон, увидев это, поднял свой крест-оружие, специально повёрнутый таким углом, чтобы дать блик в глаза зрителей. Но "ослеп" от этого блика именно Честер. Пузатый крокодил выругался, слегка отведя взгляд - и Саймон из последних сил вскочил на свой неполный набор ног, и ударил прямо по бутылке, вбивая её в пасть и расшибая. Где-то за кадром кто-то разбил стекло, имитируя звук.
- Ах ты... - Начал было Честер, но ему так и не было суждено закончить эту фразу. Потому что у Саймона тоже была зажигалка. Ею он и воспользовался.

- Аааааааа! - Кукла задрожала, завибрировала, скрываясь за "языками пламени", а снизу начали обильно нагнетать дым. Со всей возможной зрелищностью Честер Шнапп-старший сгорел заживо в пламени джина, приняв мучительную, но весьма ироничную смерть. Возможно, это был не совсем правдивый и исторически-достоверный исход той, настоящей уличной битвы, но в драматичности ему было не отказать. Крокодил пал - и кролики победили, отстояв своё право жить на этой земле в вечном ожидании новой войны, в ненависти и вражде. Эта победа стоила им нескольких десятков смертей, в полтора раза ниже потерь крокодилов. Но крокодилы лишились своего лидера - и надолго ослабли, порядочно сдав позиции. А свою численность они восстановили уже не так быстро, как кролики.

Дальше уже были сцены счастливого строительства церкви всеми выжившими кроликами, хоровые песни, торжественное водружение "священного оружия-креста" на его законное место на шпиле, и красивая сцена свадьбы Саймона и Мэри. С поцелуем. Представление кончилось заслуженными овациями и визгами восторга. Исполнители - пожилой, но бодрый на вид кролик в круглых очках и несколько его маленьких помощников-крольчат - поклонились, и вместе с ними "поклонились" и надетые на руки куклы. Благотворительный спектакль окончился. Теперь можно было заняться делом. Или поболтать с актёрами тоже.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Форд, повинуясь повороту ключа, завелся быстро, как будто ему самому хотелось покончить со всеми делами и убраться побыстрее из этого места. Хотя, скорее всего, это ощущение было ложным – вряд ли дома, в Бостоне, он чувствовал себя лучше. Жара не идет на пользу как автомобилям, так и людям. Исследования Дэвида Майерса показали, что показали, что жара пагубно сказывается не только на организме, но и на психике, делая людей более агрессивными – от большего числа безобидных гудков на дорогах от владельцев авто без кондиционера (статистика собиралась более чем давно) до роста числа преступлений и беспорядков в жаркие времена года. Разумеется, Лорен и Артур эту информацию знали не из книг или интервью Дэвида, который взял на роль популяризатора науки предшествовавшие YouTube’у времена, когда это было сделать по-настоящему сложно, и, как следствие, книги которого регулярно светились на видных местах на приливках книжных магазинов и литературных отделов супермаркетов, а из краткого курса подготовки, который приходилось проходить всем сотрудникам Агентства.

Правда, эти исследования говорили лишь об агрессивности, о спонтанных проявлениях бессмысленной жестокости или всплесках эмоционального гнева, а не о чем-то подобном той картине, что постепенно разворачивалась перед Артуром и Лорен. Хладнокровные и безжалостные похищения, насилие и пытки, убийство или что-то близкое к этому – вряд ли судьба тех, кого обаятельный Чен отправлял своим "знакомым" складывалась счастливо. И все это с ведома, согласия и поощрения человека, которого округ и штат наделили правом представлять закон и обязали его защищать.

Когда, после некоторых сомнительных с точки правил дорожного движения маневров, которые пришлось совершить, чтобы сделать полный разворот к ведущей из трейлерного городка дороге, перед сидевшим за рулем Артуром вновь развернулось заброшенное поле, а стена деревьев осталась позади, в голове появился образ, замеченный им не так давно на дороге. Так нередко бывает, когда ты видишь какие-то признаки беды, но, когда она стряслась, можешь лишь вспоминать их и раз за разом перестраивать в голове картинку того, как можно было предотвратить несчастье.

Они видели шерифа. И, хотя Чен не уточнял, когда Кристи сняла номер, а Волкер просто этого не знал, вполне возможно, что, проезжая мимо детективов и пожирая пончики параллельно с разговором по телефону, шериф как раз договаривался о похищении Ривз. Возможно было, что они даже его подельников видели где-то, но не обратили внимания.

Неприятные мысли. Еще более неприятные при том, что стоит их продолжить чуть-чуть дальше, и придется задаться вопросом, что может скрывать любой человек? Является ли чопорный дворецкий хранителем жуткий тайн семьи, которой его собственная служит уже несколько поколений? Сколько преступлений проигнорировал вежливо улыбнувшийся и кивнувший на перекрестке постовой? Не рубит ли милейшая бабуля в подвале детей на фрикассе-по-людоедски?

Неприятные мысли.

И отвлечься от них очень сложно, а путь неблизкий. Хоть и недалекий. И, ввиду недавних откровений, сложно было смотреть на эти ухоженные домики, эти зеленые заграждения, эти ведущие вглубь жилых территорий переулки и въезды, в ночи превратившиеся в черные провалы, без мыслей о том, что кто-то мог знать. И мог смириться с этим, согласившись с идеей Остлера. Как там Волкер говорил… "мирный, тихий город, солидность, порядок и уважение". Или же просто из безразличия. Хотелось, конечно, верить, что причиной такого поведения был бы страх, но и Саммерс, и Мур слишком хорошо знали людей, чтобы переоценивать их героические качества.

Доехав до обозначенного МакГрубером места, детективы, действительно, увидели поворот, уходящий на грунтовую дорогу. Возможно, он говорил правду. Косвенным доказательством тому было как отсутствие полицейских сирен, в подобной местности разносившихся бы на несколько километров, так и отсутствие каких-либо машин вовсе. На дороге, впрочем, следы были, но определить их точный возраст вряд ли было возможным. Судя по ширине, какой-то внедорожник, возможно даже грузовой модели – такие часто используются всякими мастерскими для буксировки.

Было ли это признаком засады, или же подтверждало слова преступника, в котором проснулась совесть, предстояло выяснить. Но сперва надо было не промахнуться мимо нужного поворота уже на дороге. Артуру пришлось сосредоточиться на том, чтобы не съехать с пути и не повредить машину, наехав на какой-нибудь камень или попав колесом в рытвину, и поэтому за приметами пришлось следить Лорен. Озерца оказались так себе приметой, без GPS их Саммерс и не увидела бы. Но, к счастью, на дворе был 21 век, и отправляться прочесывать окрестности в надежде наткнуться на пресловутые водоемы не нужды не было. Они подъехали к месту, и, притормозив, Артур увидел, что есть следы поворота машины налево по направлению движения. Вот только дальнейший ее путь был не так очевиден – следы терялись, хотя, наверное, по сломанному кустарнику и примятой траве можно было на них снова выйти.

Стоял вопрос – делать это пешком, или продолжить движение на машине. До предполагаемого леса, в котором скрывался "гулаг" было минут пять ходьбы (если, конечно, окрестности озера не превратились в неразличимое ночью болото).

К двенадцати часам следующего дня весь Отстойник гудел. Где бы ни доводилось остановиться - в крокодильих ли "джин-паласах", на прибрежном ли рынке, на площади у "сапог", везде только и велись разговоры об устроенной ночью потасовке. Отстойник не изобиловал развлечениями, и потому немудрено, что такая большая драка была поводом для слухов и пересудов. Однако, такое повышенное внимание к таверне вовсе не послужило ей рекламой. За слухами и пересудами не утратилась суть - таверну избрал своей целью сам Ремиус Магнус, и непокорность старика Халькварда уже стоила жизни его посетителям. Мало кто был так смел и отчаян, чтобы пить в таверне, в которую в любой момент может нагрянуть следующий сумасшедший тип с пулемётом и изрешетить всех без разговоров. Да и как можно было пить в той обстановке? Разбитые окна, выломанная дверь, битое стекло бурые пятна крови на полу уничтожили ту атмосферу уютной меланхолии, которую дарила знаменитая таверна. Даже если бы старый черепах проявил своё упрямство и вновь открыл заведение, в него бы просто никто не пришёл.

Первую половину следующего дня у всего персонала таверны и её немногочисленных лояльных постояльцев заняла уборка. Эрза и Фонг Чонг под руководством Халькварда угрюмо орудовали метлой и шваброй. Собрали осколки и сбросили их в мусорное ведро. Кое-как оттёрли кровь со скрипучих половиц. Фил пересчитывал уцелевшие бутылки, и понимал, что даже его мастерства и навыков не хватит, чтобы соорудить из этих остатков ничего сложнее "Кровавой Мэри". Фархат же выполнял роль выбитой двери, стоя на входе и охраняя заведение. Время от времени он замечал, как неподалёку от таверны крутятся и бандиты Честера и пожарники. Они не таились, будто хотели, чтобы Фархат их увидел. Не нападали - просто смотрели, наблюдали, показывали, что они рядом. У некоторых топорщились карманы на брюках - пистолеты. Рептилии готовились к войне. Ещё раздумывали, стоит ли её начинать, но однозначно показывали, что в случае чего отныне в средствах себя ограничивать не станут.
Где-то в середине этого процесса проснулся мучимый похмельем Хази Инрек. Он благополучно проспал всю драку, и для него столь значительные изменения были как удар под дых. Вид полного разгрома, и ещё оставшиеся у таверны немногочисленные тела, которые не успели пока что забрать, шокировал кобольда и ввёл в ещё большее уныние.
- Каждый раз, когда я просыпаюсь, мой мир становится ещё немного хуже. - Мрачно сказал он. - Вчера я проснулся в своей квартире, думая о том, как оплачивать кредит. А сегодня я просыпаюсь в каких-то руинах в окружении мертвецов и крови. Надеюсь, сегодня я напьюсь так, что у меня за ночь откажет сердце, потому что я боюсь предположить, что готовит мне следующее утро.

Та черная крольчиха, которую спасли Оди и Эрза отчего-то так и не пришла. Возможно, действительно наказана. Возможно, МакМерфи полагает, что таверна уже списана со счетов, и должок совести отдать уже некому. Кто знает. Не вернулся и спаситель лисиц Рене - тоже по непонятной причине. Старик отчего-то с грустью вспомнил о нём, и отправился наверх, чтобы прибрать его комнату от вещей и освободить для нового постояльца.

Вторую половину дня заняла организация скромных и нехитрых похорон для Лиз. Хальквард оплатил их сам, из собственной заначки. Одну из уцелевших бутылок вина Фил занёс плотнику, что жил ниже по улице и тот, уняв дрожь в руках, собрал для Лиз приличный гроб с венком и вырезал на специальном станке деревянное надгробие. Даты рождения Лиз никто не знал, пришлось ограничиться только датой смерти. Милли по просьбе старого черепаха прошлась по рынку, и нашла довольно красивое платье как раз по размеру, которое продавала одна задумчивая вдовушка, чтобы купить себе и детям немного еды. Остальные деньги пошли в пользу гиен Мама-клана - когда они поняли, чего от них хотят, то согласились за небольшую мзду найти приличное место на бедняцком кладбище. Фархату и Фонг Чонгу пришлось самим выкопать могилу в две лопаты, причём Фонг Чонг постоянно плакал, пока рыл лопатой землю. Беззвучно ронял слёзы, и ничего не мог с этим поделать. Совсем уж панда расклеился, когда пришло время для прощальных слов.
- Она... верила, что ещё сможет выбраться. - Говорил он сквозь ком, сдавливающий горло, и отчаянно старался держать свой голос ровно. - Мы много говорили, пока вместе работали. В общем, она верила. Мечтала даже. И это так несправедливо, что из-за какого-то... Какого-то... - Чонг сквозь зубы произнёс какое-то сложное слово на своём наречии, что примерно переводилось как "сам его существование является оскорблением Вселенной" - Из-за него ей придётся остаться тут навсегда. Она умерла здесь. В этом месте. В плохом месте. И больше не сможет уйти из него в другое. Простите.
Фонг Чонг закрыл глаза лапами, и ушёл. Он только успел попросить, чтобы его на время оставили одного.

В таверну все возвращались в подавленном настроении. Последнее, что успели сделать - кое-как восстановили дверь и забили разбитое окно кусками фанеры, позаимствованными у того же плотника. Теперь старейшее здание во всём Отстойнике выглядело совсем под стать окружению, окончательно слившись с остальными унылыми трущобами. Последнее утешение отверженных людей погибло так же, как погибла Лиз.
--------------------------------------------------------
Следующее утро началось почти так же уныло, как закончился прошлый вечер. Затихшую Таверну вновь разбудило маленькое землетрясение, вызванное "Сундуком". Массивный трамвай просигналил дребезжащим звонком и лениво протащился через всю Восьмую Улицу по привычному маршруту. Задел бортом перевёрнутый набок автомобиль Копчика, который ещё до этого флегматично спихнул со своей дороги прошлым утром, даже не притормозив. Короткий, негромкий шорох от трения металла - и гигантский трамвай уехал прочь, увозя на смену дремлющих внутри его тёмной утробы рабочих. Да, проснулись все - но какой смысл был просыпаться? Таверна не могла открыться. Фил не мог встать за барную стойку и разливать спиртное, оделяя клиентов. Фонг Чонгу было незачем суетиться целый день на кухне, стараясь успевать готовить заказы. И, конечно, никакого смысла не было подыматься с постели для Милли - её звезда безнадёжно угасла, словно огонёк раздавленного сапогом сигаретного окурка. Разве что Эрза привычно запустила котёл отопления, закинув в топку немного угля, и плеснула последнюю порцию керосина для генератора, исполнив привычный утренний ритуал.

Когда стало совсем светло, мимо таверны прошёл их старый приятель - кролик-газетчик. И его крики привлекли внимание.
- Экстра, экстра! - Оглашали Восьмую Улицу его неутомимы крики. - Бойня на Восьмой Улице! Кровь невинной девушки на руках Ремиуса Магнуса! Экстра, экстра! Военные преступники на службе объединённых профсоюзов! Спешите купить!
Разумеется, после такой рекламы свежий номер "Прилипалы" был куплен лично Старым Хреном, который обычно брезговал этой газетой. На главной странице во всю ширь красовалась фотография улицы перед таверной, заваленной неподвижными мёртвыми телами. Судя по всему, материал занимал ещё целый газетный разворот. Огромные буквы заголовка, отпечатанные жирным двадцать восьмым кеглем кричали с разворота.

КРОВАВАЯ БОЙНЯ У ТАВЕРНЫ "ПОД МОСТОМ! НОВЫЕ ШОКИРУЮЩИЕ ПОДРОБНОСТИ!"
Чуть ниже, уже меньшим шрифтом, заголовок был дополнен небольшой аннотацией.
Массовая драка, случившаяся в отстойнике двое суток назад, и повлёкшая смерть более чем пятнадцати граждан Приноцепалуса, могла стать даже более кровавой, чем настоящие бандитские разборки. Лишь счастливый случай помог этой драке не превратиться в РАССТРЕЛ! Официальные власти озвучивают версию конфликта между рабочими "Магнус Стиллворкерс" и бандой "Парней с Пьяной Улицы", которые не удалось разрешить представителям профсоюза, однако небольшое журналистское расследование нашего специального корреспондента Эраста Лимана вскрыло новые факты, указывающие на то, что истинной причиной кровопролития стал ИМУЩЕСТВЕННЫЙ СПОР С ГОРОДСКИМИ ВЛАСТЯМИ!



Последняя страница сегодняшнего номера Прилипалы была занята карикатурой на Ремиуса Магнуса и Наримангуса Хонда. Дядя императора был изображён в броском образе криминального босса, восседающего на кожаном кресле. Известный всем и каждому дракон курил сигару и поигрывал дымящимся револьвером. На его пальцах поблёскивали тяжелые перстни, а кровожадную улыбку дополняла блестящая золотая фикса в лучших традициях ящерских банд. По его правую руку находился капо, Наримангус Хонд, пересчитывающий деньги хозяина, запачканные кровью. За креслом же у Ремиуса прятались жуткие тени со зловещими глазами и оскаленными пастями. В одной из теней угадывалась шляпа Копчика, а другая явно держала в руках пулемёт. Картинка была подписана как "Большой Ремми проворачивает очередное дельце".

Курящий свою трубку за центральным столиком Хальквард дочитал статью и качнул головой. С негромким "мда" он поцокал языком, будто пытался распробовать остатки табачного дыма во рту, а затем хлопнул по столу лапой.

- Внимание личному составу! - Гаркнул он во всю хриплую глотку. - Общий сбор на мостике! Будем думать над дальнейшим курсом нашего судна!

Вы не можете просматривать этот пост!

Стоя в темноте на отшибе какой-никакой цивилизации, Артуру очень не хотелось становиться героем ужастика в стиле «Хостел» или «Техасская резня бензопилой» - после всего услышанного воображение упорно рисовало именно такие картины того, что, как сказала Саммерс, «кое-что хуже». И стоит ли оно тех денег в сумке? Да, сумма приличная, но деньги посредственно справляются с физическими увечьями, инвалидностью и, тем более смертью. Мур разрывался между идеей поскорее, похер что в ночь, вернуться в Бостон, там где все более менее знакомо, и мыслью о жене брата, чьё здоровье вполне мог поправить Бен Франклин, взирающий на мир капитализма с зеленых купюр. Да еще и Лорен переклинило лезть в этот чертов бункер, словно она герой комиксов...

Детектив поджал губы, молча смотря исподлобья в спину напарнице, пока она шла до двери машины. Вроде нужно было что-то сказать здесь и сейчас. Да или нет, или как-то так. Но у Артура словно ком в горле встал. Должны они что ли этой Кристи Ривз? Тут уже и о Книге-то речь не идет, похоже. Артур не чувствовал никакой привязанности к этой аферистке, чтобы еще и собственную голову в петлю совать. Ему за это никто не заплатит! Хуже того, никто потом его не найдет, случись что... Артур Мур тихо позавидовал напарнице: импульс правосудия или что это могло быть, но она не колебалась. Почему?

Артур открыл дверь со стороны водителя и влез внутрь.
— Почему, Лорен? — спросил Мур, нарушив своё молчание именно этим вопросом. — Ты же не коп больше. — В тусклом желтом свете потолочной лампочки детектив всматривался в лицо напарницы. Та же усталость, напряженность... что её отличает от него?

- Он много спрашивал. О той стае, о человеческих стаях, о страшных нелюдях, - о "страшных нелюдях" крыса говорила спокойно, будто и не было там ничего страшного, - он часто спрашивает. Он хочет все знать. Немертвые всегда хотят знать. Они любят задавать вопросы.

- Принеси мясо, немертвая, и тогда будем говорить о вожаке-немертвом, - важно шевельнула усами большая крыса, - другой немертвый ходит, как будто человек, но мой нос не проведешь. Я чую, кто ходит, человек или немертвый. Немертвые ходят, как люди, в человеческой одежде и твердой шапке, но от этого они не становятся людьми. От людей не бывает хорошего, от немертвых может быть.

Снизу раздался ожесточенный писк. Молодой крыс пищал, чтобы привлечь внимание Сандры.
- Я расскажу тебе больше за твое зерно! Моя стая не настолько сытая и не такая большая, - сбавил цену он.
Крупная крыса, подъедавшая семечки с ладони Гангрельши, раздулась вдвое.
- Беги отсюда, глупый холостой подкрысок, когда матери больших стай говорят с немертвыми!
- Прости меня, - пискнул крысюк, съеживаясь, но не забыв глянуть на Сандру бусинками глаз. Ей осталось только подождать информатора где-нибудь поодаль. Открыто идти поперек одной из местных крысиных воротил этот крыс точно не собирался, как и упускать возможность принести своей стае предложенной еды.

Несколько секунд МакГрубер молчал. Вряд ли вопрос Саммерс относился к тем, на которые легко ответить. Даже при осознании своей вины и принятии ее. Даже при желании что-то исправить. Затем, будто внезапно осипшим голосом, он начал говорить. Отвечать.

- Гулаг, это бывший бункер. Военный или выживальщиков, не знаю. Не важно. На картах новых его нет, насчет старых хрен знает. Не зная, что искать, не найти. Заброшенный, разумеется. Все ценное давно вынесли, вплоть до полок, голые стены остались. Туда их и кидали.

Он сглотнул.

- Первыми были шериф и Д’Анджело. Или наоборот. Наверняка наоборот. Я не знаю, что там в прошлом у этого мерзавца было, но без него ничего этого не было бы. Эта жирная скотина со значком сама бы не решилась, да и не додумалась… в общем, они это место нашли. И использовали.

Еще одна пауза, длиннее.

- Что, по вашему, могут сделать психопат, грязный коп и уголовники с людьми, зная, что им ничего за это не будет? Если есть ад, то место в нем мы заслужили. И хитрый Чен тоже. Он в "развлечениях", может, и не участвовал, но не лучше нас. Хотел держать руки чистыми. Хотя вряд ли его "знакомые" делали с этими людьми что-то хорошее. С их состоянием…

Тень, различимая в дверную щель, заметно вздрогнула.

- Ничего хорошего мы с ними не делали. Не буду описывать. Можете спросить шерифа при встрече. Или эту вашу Кристи. Или сами догадайтесь. Но что бы мы ни творили, это в сравнение не идет с тем, что с ними делал этот поехавший. Я не знаю, что Д’Анджело делал с ними наедине, но это ломало их совсем. Это страшно. Если есть какой-то общий путь зла, то я видел, кто находится на его конце.

В голосе МакГрубера слышался страх.

- Ему все равно, все безразлично, кроме того времени, когда он остается с ними наедине. Всегда есть что-то. Деньги, власть, чувство силы, похоть, идеи какие-то. Для него есть только жертва и то, что он может с ней сделать. Я не суеверен, но это сам дьявол во плоти. Я не удивлюсь, если у меня после всего этого с крышей нелады, но я готов поклясться, что рядом с ним я слышал что-то потустороннее.

Еще секунда, в ходе которой уголовник, похоже, облизнул пересохшие губы.

- Встретите его, пустите ему пулю в лоб. Или в затылок. Не думайте. Он думать не будет.

Е

Артур скрестил руки на груди, продолжая наблюдать за происходящим у трейлера, переминаясь с ноги на ногу. Сложно было просто стоять абсолютно недвижно, даже когда понимаешь, что надо. Впрочем, кому тут за ним сейчас следить?

Судя по тому что доносилось до Мура, беседа пошла не совсем так, как хотелось бы. Ещё и Лорен подымает руки, так словно на неё нацелен пистолет. "Что, уже?", - мысленно вздыхает детектив. Тянет руку за спину, неспеша вытаскивая "Глок", но сдвигаться с места не спешит: напарница не выглядит растерянной, по крайней мере с этого ракурса, возможно, ситуация развивается по запланированному сценарию? Хочется верить, но пальцы все равно сильнее сжимают рукоять пистолета, подушечка большого пальца мягко ложится на предохранитель. Если у Саммерс все схвачено, нужно дать ей ещё немного времени, прежде чем пытаться идти "на помощь". К тому же, прямо сейчас Артур нихера не знал как прийти на помощь и не сделать хуже.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Мессир, коротко наклонив голову, взял предложенную сигарету и закурил тоже. Его зажигалка была самой обычной пластиковой дешевкой из супермаркета - по контрасту с явно недешевыми солнечными очками, висящими на вороте футболки.

- Эту машину несколько часов назад угнали из-под глаз копов вместе с эвакуатором, на который она была погружена. С перестрелками, погонями и прочим светопредставлением. В городе объявлен план "Перехват", и мне гораздо проще дать патрульному бумаги на груз помидоров и открыть контейнер, показывая ящики с ними, чем надеяться на свои силы, которые иногда все же могут дать сбой. До отсека с машиной четыре ряда ящиков с помидорами, - Мессер зубасто ухмыльнулся, - как раз мы с Джоем и Стивом их выгрузим, пока Аннабель подъедет с манипулятором.
- Машину увезли не без доли шума, передали нам, мы перевезли тебе. Ребята Аллана, насколько я знаю, занимаются детективной частью и параллельно пытаются закрыть Маскарад. Их Бруджа, эта, рыженькая, Джинджер, устроила знатный шухер на месте аварии.

Вы не можете просматривать этот пост!

Крысы настороженно выслушивали успокаивающий свист Гангрельши. Двое из пяти - видно самые смелые - даже осмелились метнуться к угощению, предлагаемому вампиршей. Под хруст точившего палочку молодого крыса заговорила одна из крыс, ждавших немного поодаль и ниже прочих. Поймав взгляд вампирши, она зачирикала, и сила, плывшая в витэ Сандры превращала писк в ясные слова.
- Не такая? Не приведешь страшных огромных непобедимых крыс, которые будут душить и убивать наши выводки и наших бойцов? Их больше нет, нет, мы не хотим, чтобы они снова были! Мы боимся, мы боимся... Нет добра от немертвых!
- Они убивали, они убили многих! - запищала еще одна, - мы боимся, оставьте нас в покое...
- Они ушли, не приводи их больше, не приводи своих страшных крыс, немертвая!
- В нашем доме больше нет выводка, у нас больше нет крысят! - заверещал крыс, сидевший выше, у лица Сандры, - убили тех, кто пытался защитить дом, когда они пришли, убили и съели наших крысят!
- Мы боимся, немертвая, не делай зла, не приводи страшных крыс!...
- ...некому приносить еду матери с крысятами! Только подкрыски, дурные и молодые, никого опытного больше нет! Она умрет, и ее выводок тоже умрет!
Постепенно голос испуганных крыс крепчал, и вот они уже наперебой заваливали Сандру мольбами не приводить страшных крыс и рассказами о своих и чужих крысиных потерях.

— А может быть... убит с первого удара? Может такое быть, а?
Вопрос предназначался одновременно и эксперту, и самому Реджи, его новой напарнице, пока рыжий разглядывал ту жуть, которую сейчас представляло собой тело.
— Если ты тишком занимаешься магией и рисуешь в тетрадках ожившие кошмары, никто не обещает, что с тобой все будет хорошо. Что до энергетиков, то это понятно. Когда ты фуллтайм стример, наверное лучше когда ты торчиш в экране и зарабатываешь деньги, чем просто спишь и время идет.
Разве что, Реджи снова прошиб холодный пот... Разве что ты настолько боишься уунуть, что готов посадить себе сердечко и потратить пару десятков лет жизни чисто ради того, чтобы не спать и отъехать от инфаркта. Эту мысль Ремингтон пока не стал озвучивать, тем более, что каких-то подозрений о том, что их клиент был магом как раз той категории, который привлекает таких существ у него не было. Надо будет задать вопросы родителям и близким друзьям. Посмотреть записи стримов. Наконец, сообщить Вирджинии об этом наблюдении, которое он сделал в квартире.
Может такое бывало уж давно и как-то можно раскрутить эту цепочку по этой нитке. Ну, или очередной висяк, нет ничего, что мешало бы этому делу стать таковым.
— Вирджиния, любишь стримеров и смотреть видосики с играми?

Вы не можете просматривать этот пост!

Честно говоря, Кирпич так и не понял на кой хрен тащить с собой эту аборигенку рыжеволосую. Осталась бы за своим парнокопытным табуном присматривать, хули. Хотя стоило учесть, что Фрэнку недавно перепало, а пацаны, наверное, так и не успели никого склеить. Вот хвосты и распушили. Ладно, хрен бы с этими Дон Жуанами недоделанными, главное, что Паста ссаться перестал и таки за баранку уселся. А то бы до утра тут яйца мяли.

Нагрузившись пакетами с чипсами, Кирпич шлёпнулся на заднем сиденье у окошка и начал задумчиво хрустеть, разглядывая местность. Но уже через минуту пососной езды Кирпич принялся громко ворчать:
- Бля, Паста моя подслеповатая бабушка быстрее ездит. Поддай газку-то хоть чуть-чуть! Нефть ток через сотни лет добывать начнут. Можно горючку не экономить.

Внимание Фрэнка привлёк какой-то любопытный белобрысый крендель. Хуя себе тут житуха днищенская, что уже в таком возрасте пацаны седеют. Кирпич насмешливо оскалился. Не в том веке ты родился браток, ох не в том.

А экскурсия по знаковым достопримечательностям продолжала набирать обороты. Пока их железная черепаха скромно грязь на колёса наматывала, какие-то обсоски на воротах очухаться успели и уже шустро цепочку на вход вешали. Совсем оборзели древопитеки эти неотёсанные!

Выбросив из окошка упаковку из-под чипсов, а заляпанные руки начав чисто машинально вытирать об джинсы Белки, Фрэнк возбужденно заголосил:
- Доминик, врубай закись азота! Сейчас же шлагбаум рухнет и будем на улице уныло дрочить!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Белка совершенно безумными глазами посмотрела на замок, пестрящий веселенькими красненькими флажками, на телегу, на девку рыжую... на Кирпича. Что-то здесь было лишним. Кажется, она сама.
Голова у Тары закружилась.
"Сейчас опять ударит молния... и все будет как прежде," - мелькнула спасительная мысль. "Пусть все будет как прежде... Только какая сука изгадила мне барахло краской?"
"А я ведь ничего даже не курила. И не пила почти. Да, грибы поганки, вот что. "

- Глючит меня, Кирпич, - пожаловалась она все еще сиплым голосом. - Видишь, конюшня. А тачки моей нет. Зато кобыла есть... рожает. Вижу - замок как новенький, не слепая. Это у тебя бухло с грибами, Кирпич, вот что это такое. С поганками, которые твой батя туда напихал. Больше нечему так плющить.

Неее, одни и те же глюки к двоим людям сразу не приходят. Тара села на землю, потому что ноги ослабли, и продолжила:
- Кирпич, там вообще... херня какая-то. То есть... ну - там, где поляна... мужик нарисовался здоровенный, одет как этот... хрен какой-то из Игры Престолов, весь в коже и рогоже, бородища, кулаки - во! - Тара показала руками комок примерно со свою голову, а потом развела руками еще шире: - Нож у него - во! Схватил меня за горло и орет: говори, ведьма, где мои конюшни! Почему в замке огни не горят? Кто все сломал и попятил? А-а-а конюшни - они вот! - Тара показала за себя. - А-а-а замок - вот! А они все - там! А мы - тут! Это что такое?! Что - такое??!
Белка чувствовала, как крыша ее едет, едет, едет.... в далекие края. У нее в голове отчетливо сформировалась разница между "там" и "тут." Там была вечеринка, Скелет, развалины, стоянка на лугу. Здесь - замок, конюшни, телега, девка... Эта разница существовала независимо от травы, грибов и прочего глюкалова.

Вы не можете просматривать этот пост!

Рассматривая ситуация, Эрвиг не мог понять, что же не так. Вроде все понятно. Три машины. Аваллон потерял управление и походе пикап врезался в него. Но до этого в пикап на полной скорости врезался спортивный кабриолет синего цвета. С этим понятно. Но чего они все еще ждут? Создавая в вечернем городе такой затор. Трасса выглядит как артерия и сейчас в ней произошел тромб. Это может если не убить, то покалечить пациента, то есть инфраструктуру города. И...

Он еще раз осмотрел мост и чуть не ударил себя рукой полбу. Три машины. ТРИ. А эвакуаторов два. Вот в чем дело. Вот почему тот человек похожий на детектива, уже теряя терпения висит на телефоне и что-то пытается понять.

Эрвиг быстро набрал сообщение Джи:

"Они ждут третий эвакуатор, а его нет, потому что хотят убрать улики. В файв поинс есть автосервисы с эвакуаторами? Сами увезем. Сейчас спущу вниз по съезду машину с охраной и Сандрой, подобрать тебя. Они не в курсе нас. Бывшие копы, смогут с ориентироваться на месте. Главное быстрее найдите любой "наш" эвакуатор.

После чего набрал свою охрану.

- Катрина, план меняется. Съезжайте на съезде. Они заблокировали всю трассу, потому что нет третьего эвакуатора. Они его ждут. Я вижу тут недалеко какие-то строение и прочее, с атрибутикой автомастерских, там могут быть эвакуаторы? Взять свой, чтобы ты или Лина сыграли роль водителя, сказав, что не хотят пусть ждут другой. Нам нужно забрать Серебристый Аваллон. После спуска, вам нужно будет подобрать одну девушку. Рыжая. Сандра ее знает в лицо хорошо. Она поможет. - сказал Эрвиг.

Тореадор посмотрел на Аврору, потом на Андре, словно прося подтвердить свои слова и встретился взглядом с Эрвигом. Голос тореадора был сдержанным, это был разительный контраст с тем, как тореадор говорил по телефону.
- Я правильно предположу, что оставаться здесь Нессе опасно? Как и ехать в Повей, как сказала Несса можно поймать засаду на нее? Возможно, нужно место, которое ни связано с Нессой, ни с нами. Нужно очень много еды и безопасно провести день. Никаких звонков гулям, за ними могут следить. Вы спустились с нами, мадемуазель... вы сможете помочь? - Неожиданно прямо спросил тореадор, синие глаза смотрели не мягко и просительно, а наоборот уверенно и целеустремленно.

- А чтобы запутать шпионов Менни, - тореадор посмотрел на девушек, - если из Мельницы выйдут через задний и главный вход, несколько рыжеволосых девушек укутанных во что-то в сопровождении мужчин, одна поедет в сторону Повея, вторая в сторону Дома Нессы, к гулям, третья возможно куда-то еще..., то пернатым шпионам Менни придется не сладко. А крысы и птицы банально запутаются в количестве немертвых "рыжих" с немертвыми мужчинами. Магазин, вроде, тут через дорогу.
Тореадор чуть грустно улыбнулся посмотрев извиняющие на Аннабель, второй раз просить белокурую Вентру покрасится, было уже слишком, но сейчас, нельзя было, чтобы Нессу вывели из игры и тем более... тореадор мысленно вздохнул, в общем-то, причины не имели значение, он бы и в любом другом случае поступил бы так же.

- Нет, - тореадор покачал головой, отвечая Сандре, - Ника ни в чем не обвиняют пока, он мог быть заложником ситуации. Например...
Тореадор посмотрел на гуля сидящего с капельницей и чуть наклонил голову, в извинении не сказанном в слух, когда ты живешь гулем много лет, то начинаешь хорошо понимать, как могут ранить слова, даже таких вот как Френк, а еще хорошо понимаешь, что надо относится внимательно и с уважением, а не как... мысль тореадор не закончил, он просто знал слишком хорошо, что значит быть гулем, продолжил.
- ...что сегодня когда садились в машину, напарнику дали по голове, а рядом с Нессой сел тот кто ее похитил. У меня есть теория как подделать маскарад с реальными людьми и свидетелями из уважаемых лиц, так что у Тары будут лишь слова и подозрения, некоторые актеры бывают крайне мстительны и обидчивы, что готовы пойти даже на такое. При желании конечно, можно прикопаться, но надо, чтобы как можно быстрее Несса появилась на публике. И придумать, как она сбежала от похитителя, возможно, когда бежала через толпу, намеренно поступала так, смогла у кого-то вытащить телефон и позвонить.

- Ник гуль, - интонация и тон голоса тореадора были мягким, но сосредоточенными и сухими, а взгляд внимательным, - я бы очень хотел его вытащить, - тореадор вопросительно посмотрел на Аннабель, - но лучше всего, успеть поговорить с ним до того, как с ним поговорят полицейские и чтобы он подтвердил версию о похищении, таким образом наша история приобретет вес и свидетеля.
- Хотя, можно совместить, в Повее есть клиника, может перевести его туда? - тореадор посмотрел на Аннабель.

- Я постараюсь, - кивнул Аллан Сандре, - но не обещаю, возможно просто это будет "со слов", если официально ничего не смогу достать, возможно копии.
- Но в такой ситуации, мне нужен тот кто подтвердит мои слова, как Анджей подтвердил что крысы были пойманы под нашим складом, Эрвиг ты не будешь против, возможно не сегодня, пока не сориентируюсь по времени.

Некоторое время Аллан молчал, прежде чем посмотреть на Сандру. Все разговоры с Джи о том, что он командует, хорошо проехались по тореадору, пусть внешне он не показывал этого, но все-таки, не смотря на все разговоры он смотрел именно на Сандру и говорить начал после небольшой паузы, словно взяв себя в руки. Как это было сложно после всего сказанного... не командуй, не говори, что делать, не распоряжайся. Во рту вампира явно показались клыки, а сам Аллан тряхнул головой, чтобы скинуть раздражение, все-таки он был вампиром.
- Сандра, ты сможешь опросить животных рядом с домом Нессы? Возможно, они видели немертвых или видели только крыс? А потом... посмотреть что в Ист-Вилледже, но в связи с ситуацией, я бы очень хотел, чтобы пусть не рядом с тобой, но кто-то тебя прикрывал и мог оказать поддержку не через полчаса или час, а сразу. А учитывая, что на 5 шоссе произошла авария, то скорее всего оно перекрыто, и добраться быстро невозможно. Анджей, Джи, Эрвиг... Аннабель и ребята.
Тореадор вздохнул, но не настаивал.
- Я, надеюсь, ты поймешь мои опасения.

- Ты же потратила пару ночей своей нежизни, бегая с нами по порту, - фыркнула, пожав плечами Аннабель, - предполагается, что мы союзники в этом деле, а союзники должны помогать друг другу при необходимости. Защита, нападение, техника - это то, чем можем помочь мы. Я еще Джоя позову или Бенедикта, в канализации от них будет больше толка, чем от меня.

- А, если стоит задача не вспугнуть крыс, тогда да, от нас толка будет немного. Но если нужно просто боевое прикрытие - обращайся, - кивнула Вентру, - мы поможем.

***
- Спокойнее, мой друг, - умиротворяюще предложил Андре, когда смог вставить слово в запальчивый монолог Стево. И, конечно же, мягко улыбнулся.
- Конечно, неспособность сбалансировать свободу и ответственность, прочертить грань, оставляющую достаточно свободы для личной реализации, для осуществления права на самоопределение и свободы воли, и в то же время обеспечивающую достаточные для успешного дальнейшего функционирования общества порядок и стабильность всегда была одной из ахиллесовых пят движения. Это та самая причина из-за которой я в свое время отошел от философии идеальной системы и пришел к философии роли личности в истории.
- Стево, для создания реально функционирующего правящего совета нам необходимо, чтобы его члены, мало того, что обладающие необходимыми достоинствами и должным уровнем понимания, были достаточно открыты друг с другом хотя бы в том, что касается их планов в управлении городом.

- Интересно, - взгляд маленького Бруджи из обычно заинтересованно-доброжелательного стал задумчивым. Он не накинул десяток лет внешне, как бывало при сильных потрясениях, но привычный образ всеобщего маленького друга Андре внезапно сбросил.
- Видишь вот того англичанина, который только что с Аннабель под ручку подсел к столику с ребятами из Ист-Вилледж? Да, я его уже упоминал раньше. Его зовут Эрвиг, он каитиф, - Андре усмехнулся. Говорил Бруджа медленно, с непривычными расчетливыми интонациями.
- Буквально на днях он разговаривал со мной буквально о том же самом. Почему бы нам не создать на время поиска подходящего кандидата в бароны президентский совет. Я вспомнил тогда Константинополь...
- Ну что, - все такой же непривычный Андре усмехнулся, - Вентру у нас уже есть, хоть и не особенно хочет править.

Усмешка на лице Бруджи плавно трансформировалась в привычную дружелюбную теплую улыбку.
- Ты же знаешь, я всегда готов помочь советом, поработать сводней и разболтать что-то на весь город.
Андре вопросительно глянул на Рагну, но ответить никто не успел. Новое действующее лицо мгновенно привлекло всеобщее внимание, а легкий запах свежей крови, поплывший по помещению заставил зачесаться десны всех голодных сородичей, коротавших вечер в "Мельнице".

***
Колокольчик, висевший над дверью звякнул, впуская закутанную в мужской плащ женщину и ее спутника, плечистого мужчину в грязной и порванной рубашке со следами копоти и крови, который поддерживал спутницу за плечи. Из-под плаща мелькали точеные босые ножки в рваных черных плотных колготках. От колоритной парочки пахло гарью и кровью, последней - настолько сильно, что все голодные сородичи испытали однозначные позывы.







Вошедшие замерли на мгновение в дверях прежде чем женщина эффектным жестом позволила плащу упасть на пол, и, переступив через него, неровно, ломая руки пошла к столику, занятому Андре. Она двигалась так, что взгляд автоматически дорисовывал туфельки на каблучках и укутывал плечи шалью или шарфом. Несса Варменмеер, а это была она, всегда была великолепна. Бледный мужчина шел за ней неотрывно, все так же поддерживая под казавшиеся сейчас особенно хрупкими плечи.

Рыжие кудряшки, без сомнения еще недавно бывшие искусной прической, были растрепаны и превращены в беспорядочное месиво, затканное блестками светлое платье было порвано, залито кровью, замазано гарью и дополнительно перепачкано, руки были грязными, с обломанными ногтями, на которых еще виднелись следы яркого маникюра. Правое плечо пересекал уродливый ожог, и что-то еще определенно было на лице, под слоем запекшейся крови, грязи и косметики.
- Андре! - прозвенело чеканное, идеально слышимое во всех уголках бара восклицание. Все ноты и ударения были расставлены так, что кто-то даже подорвался на ноги от отчаяния, боли и мольбы, звучавшей в имени Бруджи.
- Прости, что я в таком виде и так внезапно, - продолжила Несса, - но мне больше не к кому идти в такой ситуации, в какую я попала. Я сорвала Маскарад и чуть не погибла в пути. Ник, гуль нашего друга Мессера из клана Бруджи погиб в аварии. Френсис, - она повернулась к бледному мужчине, послав ему сияющую улыбку, - выжил, спасая меня и, по мере сил, Маскарад.
- Андре, прошу, помоги мне, - прозвучала страстная мольба, голос упал на добрую октаву и стал завлекающе тихим, - ты понимаешь, что она со мной сделает.
- Андре, я не хочу умирать! - воскликнула Несса, мешая страсть и возмущение.

Андре, слегка ошарашенный внезапным явлением, уже подскочил.
- Несса, пожалуйста, садись. Тебе сейчас что-то нужно? Что произошло?
Для всех маленький Бруджа выглядел как человек, потрясенный неожиданным визитом и видом его гостей.

- Тебе вызвать скорую?
Несса опустилась на свободный стул и спрятала лицо в локтях.

- Вам обоим, - Андре глянул и на сопровождающего, и на вампиршу, - лучше подождать в задних комнатах до прибытия медиков. Господа, кто может помочь с... - он сделал небольшую, едва уловимую паузу, поймав взгляды Аллана, Эрвига и Аннабель, - оказанием первой помощи, хотя бы по методике Тары, пройдемте, пожалуйста со мной! Всем остальным - господа, бар продолжит работу в штатном режиме, я вернусь буквально через полчаса. Стево, друг мой, мадемуазель Аврора, вы присоединитесь?

Двери бизнес-центра были предсказуемо закрыты, а лобби - темным и безлюдным. Но вход и не предполагался через главный вестибюль. Подземный паркинг "С" был открыт, освещен, заполнен на добрую треть, и с полдюжины сонных людей в деловых костюмах с бейджами сотрудников бизнес-центра приветствовали, уточняли, здоровались еще раз, провожали к нужным лифтам и обменивались друг с другом ошеломленными взглядами при виде совершенно разных гостей круглого стола конференции "Пути развития уличной культуры в условиях городской среды южных городов".

Лекторий, у высоких двойных дверей которого стояли несколько мужчин в темных костюмах с бейджами "Служба безопасности конференции", был уже наполовину заполнен народом. Снаружи, у дверей, прямо под табличкой "Не курить!" курил Майк МакАльпин, рядом с которым сидел крупный черный немецкий дог, завилявший был хвостом при виде приближающейся компании. На третий этаж бизнес-центра сотрудников уже не пускали.
Большое округлое помещение широкими ступенями спускалось к небольшой сцене на которой сейчас стояла деревянная резная кафедра и красными шнурами были отгорожены два участка с шестью низкими креслами, и там, и там поставленные в два ряда, и высокое кресло, повернутое спинкой к залу и поставленное на небольшой подиум. Яркой тропической птицей вспыхнули блестки на изумрудном платье Нессы, когда Тореадорша вскочила, всплеснув руками, при виде заходящих участников слушаний. Она явно сбежала с какой-то вечеринки или выступления - короткое, чуть ниже колена платье, сплошь затканное изумрудными блестками и бисером под мелкий жемчуг, круто завитые волосы, удерживаемые повязкой с перьями и сверкающей пряжкой, взбитая челка, короткие атласные перчатки и крошечная сумочка.

Знакомых лиц было много, хоть они и не так привлекали к себе внимание, как немертвая девица Варменмеер. Каскер помахал со своего места на самому верху правого крыла, окруженный своими ребятами, ниже, у самой сцены, закинула ноги на барьер Стефания Альба, в черной коже с ног до головы. Рядом с ней сидел Мастерс, в пышной белой рубашке и при шпаге в ножнах, помахавший Аллану как старому приятелю. Андре раскланивался направо и налево, бросая реплики "ставка прошла очень успешно", "в деле появилось множество новых, неоднозначных факторов" и "я уверен, что эти слушания станут началом новой страницы в жизни города".

Тиль опустился на свободное кресло в третьем ряду левее центрального прохода, Найтингейл, Энджи, Андре, Джинджер, Сандра, Мессер со всеми его людьми прошли к местам на сцене. Подходили последние сородичи, желавшие присутствовать - на свободном кресле развалился Реджис, сверкавший татуировками из-под не по размеру свободного кожаного жилета, Эйлит Горн, в цивильной темно-синей костюмной рубашке под легкой ветровкой сидел на левом крыле примерно посередине. Рядом с ним что-то на пальцах доказывал соседке, милой миниатюрной вампирше с радикально-короткой стрижкой и шипованным ошейником, Джер Хавинс. Внизу справа сидел Мэнни Сайрен в своем обычном наряде - шляпе-федоре и сером плаще поверх старомодного костюма, на этот раз черного, и с искусственным цветком в петлице.

Явно повешенные специально над центральной кафедрой большие часы отсчитывали последние минуты до трех. За минуту в зал зашел МакАльпин, и сразу же за ним из-за дверей раздался глухой шум и зазвучали невнятные, но громкие голоса и собачий лай. Двери в зал распахнулись ровно в тот момент, когда часы закончили бить три. За ними стояли растрепанная Тара и двое сородичей из тех, кто бросился на помощь Баронессе в "Республике".
- В назначенное время двери помещения для слушаний закрываются, - очень четко и ясно заговорил еще сильнее побледневший Андре, - ибо те, кто желает участвовать в решении судьбы своего брата или сестры, должны ставить это превыше других своих обязанностей и желаний, ибо это может определить или предотвратить его Последнюю Смерть как верховное пресечение его свобод и самого существования.

- Поскольку наш Арбитр, - так же ровно продолжал Андре, - не явился до назначенного времени, вам, народу Сан-Диего, предстоит определить не только виновность, но и наказание обвиняемых, ежели вина их будет доказана в ваших глазах.
- Служители! Закройте двери и заприте их, как того требует устав.
- Не сметь! - прорычала Тара, - Майк МакАльпин из клана Бруджа, я обвиняю тебя в помехе отправлению правосудия в этом городе!
- И что я, по-твоему, сделал? - поинтересовался хромой Бруджа, разворачиваясь к Таре вполоборота.
- Твоя собака практически сбила меня с ног и опрокинула одного из моих товарищей, и из-за этого я опоздала на полминуты. Не сметь закрывать двери, я пришла вовремя!
- Извини меня, пожалуйста, за поведение моего гуля. Он бывает слегка невоздержан в своем дружелюбии, - меланхолично заметил МакАльпин, - я запретил ему следовать за мной в зал, чтобы не нарушать регламент, и он решил понавязываться первому встречному вампиру. Я не думал, что я буду не последним, зашедшим в зал - я оторвался от его ушей за минуту до последнего срока. Я готов помочь тебе в решении одного небольшого дела, соответствующего по важности разыгравшейся невовремя собаке в знак моего извинения за это происшествие. Но это не меняет того, что ты опоздала.
Под перестук своей трости хромой вампир продолжил спускаться вниз.
- Да закройте уже двери, - негромко, но слышно на всю аудиторию заговорил Тиль, - регламент есть регламент. Мы, в конце концов, свободные Анархи. Разок можем принять решение самостоятельно, без помощи Баронессы.
Служители у дверей все еще колебались.
- Закройте двери! - прозвенел на весь зал высокий голос Нессы Варменмеер, снова вставшей со своего места. Рыжеволосая Тореадорша сглотнула, но голос у нее не дрогнул, - мы сами решим этот вопрос. Мы - свободные Анархи, а не послушный камарильский скот!
Рыжеволосая вампирша в своем сверкающем платье привлекала взгляд не хуже маяка... или знака с надписью "Осторожно! Опасность!". Не одно лицо повернулось к ней, полностью завороженное. Служители синхронно захлопнули дверные створки и заложили их засовом.
- Если наша баронесса в погоне за эффектными появлениями, - отчеканила Несса, садясь, - позволяет себе нарушать ею же неоднократно используемые в свою пользу положения, мы должны показать ей недопустимость подобного и равенство всех перед законом. Не так ли? - прозвенел в тишине ее вопрос.
Публика заворчала.

- Давайте вернемся все же к делу! - снова заговорил Тиль, - у всех у нас есть еще планы на остаток ночи! Враколейк, Найтингейл! Что случилось? Почему вы созвали нас на слушания?
Гангрелл несколько раз вздохнул, выдохнул и направился к кафедре, занял место за ней, приосанился и, неожиданно, мягко улыбнулся залу.
- Сородичи! - заговорил он на удивление неплохо поставленным голосом, в котором, правда, сейчас звучал акцент, - возлюбленные братья и сестры мои! Я обратился к баронессе Таре с жалобой на действия отряда Кристиана Мессера из клана Бруджа. Двое из его людей напали на меня, когда я шел по своим делам по землям к северо-востоку от города. Никаких обвинений и предупреждений не прозвучало, никаких знаков, указывавших на то, что я нарушил границу чьего-то домена, не было видно. На меня напали со спины, пронзили меня колом, назвали шпионом и лазутчиком, не давали мне возможности объясниться и даже представиться, угрожали Последней смертью. Из земель к северо-востоку от города меня перевезли, так же обездвиженного, в склад, находящийся в порту, откуда, благодаря помощи брата Найтингейла и его товарищей, мне удалось освободиться. Освободившись, я обратился к Баронессе с жалобой, по которой и были назначены эти слушания.
- Кристиан Мессер, я обвиняю тебя и твоих людей в нападении на меня, угрозах Последней смертью и вмешательстве в мои дела, которое сильно помешало им и нанесло значительный вред моим наблюдениям и исследованиям! Так не должен вести себя один Анарх по отношению к другому.
Мессер встал, поклонился залу и своему обвинителю.
- Я признаю обвинение, - просто сказал он. По залу побежали шепотки.
- Двое моих людей, Джой из клана Бруджа, и Персей, Каитифф, в ту ночь обходили границы нашей территории. Признаю, что отметки поставлены редко и не слишком заметны. Заметив тебя, они приняли тебя за лазутчика. Энджи Гангрелл, я думаю, ты понимаешь, что при том, что ты редко бываешь в городе, тебя в лицо знают не многие. Тем не менее, это не снимает с нас ответственности. Я приму меры к более тщательной разметке территории и буду лично опрашивать, с использованием разумных мер безопасности, конечно, всех, кого мои люди задерживают как нарушителя границ без дополнительных обвинений.
- Я буду доволен этим с твоей стороны, - заявил Энджи, говоря так же тепло и воодушевленно, - признают ли вину те, кто непосредственно на меня напал? Я помню, что это были этот темноволосый, в кожаной жилетке, и тот высокий, с убранными в хвост волосами.
Джой и Персей вышли из-за своего красного шнура и переглянулись.
- Прими, пожалуйста, мои извинения, Энджи Враколейк из клана Гангрелл, - поклонился Персей, - я принял излишне скоропалительное решение и не подумал, что в моих руках может быть не лазутчик, а просто малоизвестный собрат, живущий так уединенно, как ты. Клянусь кровью, что я буду сообщать о всех задержанных мною моему командиру и не препятствовать возможности им объясниться. Я виноват перед тобой.
- Я тоже виноват, в этом же, - кивнул настороженный Джой, - погорячился, кровь в голову ударила. Я клянусь в будущем оттаскивать добычу командиру. Пусть он решает, раз я так прокололся. Извини, я и представить себе не мог, что ты один из наших, и будешь вот так бродить по окрестностям Повея, - Джой приподнял раскрытые руки, будто одновременно и сдавался, и показывал, что он не специально.
- Я принимаю ваши извинения, братья, - торжественно провозгласил Гангрелл, - но требую большей ответственности. Перед всем собиранием я заявляю - эти двое были предупреждены, и ежели жалобы появятся на их поведение в будущем, они сделают то, что сделают, будучи предупрежденными, столкнувшись с последствиями своей беспечности и предупрежденными о наказании, что им грозит. В случае повторного нарушения свобод братьев и сестер своих да будет им наказание как убийцам, предателям и клятвопреступникам, ибо поклялись они оба думать о последствиях своих решений и чтить свободы других сородичей, добрых Анархов, и тех, кто добром хочет разделить наше существование, как гласит Статус Перфектус.

Мессер скривился, как будто укусил лимон, Персей и Джой переглянулись.
- Я понял, - заговорил Каитифф, - я принимаю наказание. Клянусь, все, кого я буду задерживать, попадут для выяснений командиру. Никакого самосуда.
- Окей, - кивнул Джой, - заметано.
- И в самом деле, без Арбитра пока справляемся, - хмыкнул МакАльпин. Зал загудел.
К кафедре пошел Сэм Найтингейл.

- У меня тоже есть обвинение в сторону господина Мессера и его людей. Во время всех этих перевозок бедолаги Энджи, - хмыкнул Бруха, - его, с колом в груди, увидели смертные, населяющие наш Ист-Вилледж. В основном это бандиты, шлюхи и бездомные. В районе поднялась паника, потому что они увидели в этом действия маньяка. Сейчас информация о телах с колами в сердце активно ходит по району, и запросто может попасть не в те уши, что приведет к проблемам с Маскарадом. Вернее, она к ним уже приводит.
- Я признаю и это обвинение, - кивнул Мессер, - но хочу ответить встречным и предложить объединить силы, раз уж мы напачкали друг у друга. Ты и твои люди, проверяя, что творится у меня на складе, привели к необходимости спешно зачищать пленки с видеонаблюдения, врать и подкупать полицейских, и к морю слухов на весь порт о летающих мусорных контейнерах и бабках-акробатках. Нам удалось хотя бы в общем дать смертным объяснение в виде появления какой-то команды, владеющей паркуром и городской акробатикой, развлекающейся гримом и переодеваниями, и пробующей свои силы в проникновении куда не следует, но если бы вы появились тем же составом где-то еще, потерпя неудачу несколько раз, это придало бы нашей легенде правдоподобия.
- В отношении нарушения Маскарада, о котором ты говоришь, то оно произошло только потому, что криминальные элементы из Ист-Вилледж взяли за моду останавливать перегоняемые через район грузовики и пикапы для проверки, что провозится. В кузове пикапа тело с колом гарантированно вызвало бы вопросы, блокировали Барта достаточно эффективно в ту ночь, и Персей решил спрыгнуть с телом Энджи и припрятать его в глухом, как ему показалось, тупике.
- Я не думал, что за то время, пока мы останавливались и разговаривали с бандитами, его найдут! Позже мы загрузили его в другой пикап, и без проблем доехали до порта.

- Да, бандиты у нас сложноудобоваримые, - хмуро согласился Найтингейл, - раз они настолько распоясались, то я заявляю перед всем почтеннейшим собранием - не заезжайте в Ист-Вилледж! Во имя вашей же безопасности и для возможности нам без проблем закрыть пробой Маскарада, я закрываю границы взятого мною района!
- На сколько? - прохрипел Мэнни со своего места.
- На месяц! - отчеканил Найтингейл.
- Отлично, - прошипел Носферату.
- Мне не нужно твое одобрение для этого! - запальчиво заявил Бруджа, - это мой район, и я заявляю на весь город - для восстановления порядка и Маскарада в нем никто не должен пересекать его границ без моего разрешения... Вообще не должен! - быстро поправился он.
Зал загудел шепотками и уточнениями.
- Очень хорошо, - согласился Мэнни, - тогда в течение этого месяца ты сам будешь разбираться со всеми проблемами в нем, как и положено самостоятельному анарху!
- Как мы и разбирались! - запальчиво ответил Сэм, - ты же не хочешь сказать, что ты как-то нам помогал и лез в наши дела без приглашения?
Носферату закашлялся.
- Мы договорились? - нетерпеливо уточнил Мессер.
- Мы договорились! - ответил Найтингейл, - Ист-Вилледж будет закрыт для собратьев на месяц, пока мы прикрываем нарушение Маскарада в нем, и мы поможем людям Бруджи Мессера в восстановлении Маскарада в порту, который мы же и тронули.
- Рассчитывайте на нашу помощь с Ист-Виллидж, - кивнул Мессер.

- Да охренеть как легко можно договориться, когда не мешаются всякие Баронессы! - с места завопил Эйлит, вскочив на кресло, - народ, мы только что сами, сами! Сами решили два трудных вопроса! Мессер, Враколейк и Найтингейл договорились! Ура!
После его слов загомонили уже всерьез.
- Для ясности! - заговорил Мессер, потом повысил голос, - для ясности, господа! Мы воспользовались своими правами Анархов самостоятельно и с помощью равных нам выяснить разногласия и найти устраивающее всех решение!...
На какой-то момент его стало не слышно.
- И найти устраивающее всех решение! - повторил он уже погромче, так, что примолкли практически все, - но никто из нас не узурпирует право и обязанность Барона разрешать споры, решение которых не найти так просто! Я надеюсь...
- Я надеюсь! Я надеюсь, что баронесса Тара в будущем будет приходить без опозданий на назначенные слушания, а если нет, то мы...
- То мы, Свободные Анархи Сан-Диего сможем найти консенсус не хуже, чем сейчас, пусть не между спорщиками, но с помощью общественности! То есть, нас. Всех нас, потому что мы - Свободное Государство Анархов! Именно мы! Не кто-то еще! Все те, кто следит за соблюдением законности и порядка, все те, кто помогает найти истину в споре, все те, кто уважает свободы своего товарища, но не допускает их ущемления ни у товарища, ни у себя! Мы разделяем уважение к нашим либертас! Мы верим в наше равенство друг перед другом! Мы - это наше единство!
- Пока мы едины - мы непобедимы! - высунулся Андре со своим лозунгом, который тут же подхватили в зале.
- Пока мы едины - мы непобедимы! - заскандировал, рвя глотку, Горн.
- Пока мы едины - мы непобедимы! - присоединялись к лозунгу все новые и новые голоса.
- Уррра!.... - похватили, пресекая предыдущий лозунг, голоса с правого крыла. Заводилой был Каскер.

Загипнотизированность постепенно спадала, сородичи зашушукались, загомонили, обсуждая друг с другом слушания. Двеери, наконец, открылись. За ними в коридоре сидела большая черная собака, повиливающая хвостом.
Часы показывали двадцать минут четвертого.

Вы не можете просматривать этот пост!

Важное о внешности персонажа

Поскольку все ваши персонажи без исключения - женского пола, а это располагает к нездоровому и, главное, нереалистичному фансервису, мы вводим специально для склонных к излишней сексуализации героинь товарищей специальный хоумрул:

В полевых условиях неподходящая к ним одежда дает существенные игромеханические дебаффы.

Конкретный пример - решили вы, допустим, создать чародейку (в данном модуле неразрешенный класс, но очень уж наглядный пример). Чародейки на картинках из пинтереста почему-то всегда одеты довольно странно для профессиональных авантюристок, лазающих по всяким неприветливым местам. Вот так, к примеру:



Что это означает в нашей ситуации? При входе в лес вас, скорее всего, так жестоко покусают комары, что вы будете неспособны держать концентрацию на заклинании, автоматически проваливая ее на каждом ходу.

А вот, например, еще более наглядный пример - амазонка в бронелифчике:



Нет, вы можете, разумеется, записать в инвентарь чешуйчатый доспех, а также поставить похожую картинку на аватарку. Однако в бою на каждом ходу одно обычное попадание будет превращаться в критическое, а один промах по вам будет превращаться в попадание - по очевидным причинам.

Правило это вводится потому, что я не собираюсь формально запрещать фансервис, однако очевидные последствия, быть может, заставят кого-то задуматься - вы-то сами как идете в поход в лес, например? Так, может, не нужно издеваться над своими персонажами, заставляя их топать по чаще в бронесапожках на двенадцатисантиметровой шпильке и в chaimail bikini?

Е

Вы не можете просматривать этот пост!

Пригласили меня тут в дискорд. И сейчас мне важно узнать мнение всех и каждого по одному вопросу.

CalaveraСегодня, в 17:26
Например, такая новость на главной.
Во вторник, 23.06.20 мы запускаем тестовые переносы. Тест продлится неделю, после чего сайт вернется к привычному виду. 30.06.20 будет запущен опрос по результатам тестирования, где вы сможете ответить, пригодилось вам улучшение или нет.
Да, нытье будет. Но меньше и не такое агрессивное. А это уже хлеб.
Если при этом будет вменяемый опрос, результаты которого БУДУТ (это важно!) учитываться
Со временем в норму войдем
Это лучше, чем говорить "а, один хрен никому ниче не надо, будут ныть так и так - накатывай улучшение!"
и потом ловить волны говна
При том, что работы не намного больше-​то

SolohinLexСегодня, в 17:28
я тебе один умный вещ скажу, только ты не обижайся
это не будет работать
потому, что всем пофиг
пока лично их это не касается

CalaveraСегодня, в 17:29
можешь обижаться
НИЧЕГО не будет работать, пока ты будешь думать, что всем пофиг

SolohinLexСегодня, в 17:30
в лучшем случае оно будет превращаться в бесконечные срачи по теме "оно надо", "оно не надо"
ну не способна неорганизованная куча людей выработать позицию
организованная - способна

CalaveraСегодня, в 17:31
Слушай, Лекс, ты не против, если я последний кусочек про предупреждения и пофиг выложу в блог с вопросом "а тебе, юзернейм, пофиг?". И посмотрим че будет в итоге
Как тебе такой вариант?

SolohinLexСегодня, в 17:32
да выкладывай, конечно
я потому и пишу тут всё это, что надеюсь, что найдутся люди, которым не будет пофиг и которые готовы взять на себя ответственность

Итак, собственно, вопрос.

ТЕБЕ, ЮЗЕРНЕЙМ - ПОФИГ ИЛИ НЕТ?

Ответь в обсуждении блога.

Нет ничего лучше хорошей истории. И дело даже не в том, о чем именно речь идёт в самом рассказе — важно другое, как именно историю рассказывают. Внимательно слушая, можно легко узнать своего собеседника, узнать, чего ему не хватает, к чему он стремится, чем гордится...

Эмберли Найт тоскует по семье. По чувству общности. Сближение с другими для неё не просто рабочая необходимость, порождённая стремлением работать эффективно — это замена тем, другим узам, которые никогда не казались ей ни клеткой, ни обузой. Как-то, графу на дуэли всадили рапиру в плечо — столько крови было! И нашлись товарищи, которые перетянули артерию, отвезли истекающего кровью Норфолка к врачу, а потом принесли бутылку вина, чтобы продезинфицировать рану изнутри. Всё, что он запомнил — омерзительное ощущение собственного провала, чем-то похожее на жжение в ране. Стоило быть внимательнее. Не подставляться.

Нет, Эмбер определённо не создана быть свободным охотником. Представить себя один не один с Гримфолдом для неё — не мечта, а кошмар. То чувство постоянного напряжения, которое только и давало графу чувство осмысленности, расставляло всё по местам, для неё было лишь поводом прижаться к кому-нибудь находящемуся рядом.

Конечно, Элиас этого не сказал.
"Не говори что думаешь, но думай, что говоришь"
— Красивая история.
Заметил юноша, хотя видно было, что концовка его раздосадовала. Пожалуй, если бы не гордость, он попросил бы у Эмбер револьвер и действительно отправился в логово в одиночку, стреляя, пока не закончатся пули. Но кажется гарпии и правда не его охота.
— Ты меня раскусила. Я и правда хотел отправиться туда в одиночку. Знаешь, как-то когда мне было пять, к нам в гостиную залетела муха. Отец не выносил шума, и велел мистеру Стюарту, нашему лакею, убить насекомое. Минут пятнадцать мистер Стюарт носился по комнате с мухобойкой, потом отец не выдержал и пять минут они бегали вместе. Тут в комнату вошёл я. Конечно я сразу увидел муху и...
Элиас резко выбросил руку в противоположную от спутницы сторону и сжал кулак.
— Тогда папа и решил, что из меня получится боец: "Ты прирождённый охотник, Элай!" — Сказал он мне. Знал бы папа тогда как всё кончится — наверное учил бы меня, что всякая жизнь бесценна. Но мне понравилось ловить мух. Понравилось, что никто кроме меня не может ловить их на лету.

Граф посмотрел на серое небо, силясь разглядеть за густыми облаками хотя бы отблеск солнца.

— Приходится постоянно напоминать себе, что если я не могу что-то сделать сам, это не обязательно моя ошибка. Что иногда... Это может быть просто не моя охота.

Особняк лорда Готтфрида, 3 p.m.

– Я правда не знаю, как вас благодарить, – Мелисса продолжает говорить на ходу, уверенно выбирая дорогу и безошибочно ведя охотников по лишённому всякой структуры и логики лабиринту купеческого квартала.
Время от времени они продолжает оглядываться, излишне внимательно изучая знакомые улицы, но, кажется, общество целых двух охотниц позволяет девушке чувствовать себя гораздо спокойнее.
– Надеюсь ваши коллеги знают, что делают. С полудня и до полуночи на улицах города… Особенно небезопасно. Именно в это время охотится тварь и… Впрочем, это не моё дело.
На какое-то время Мелисса замолкает, продолжая идти.

Она заходит за поворот и узкий проулок расступается, внезапно выводя путников на небольшую аккуратную площадь. На той стороне нет уже ставших привычными двухэтажных построек – на той стороне, почти во всю длину площади, возвышается высокий кирпичный забор, увенчанный декоративными металлическими шипами.
Мелисса уверенно направляется прямо к двустворчатым кованым воротам, по ту сторону которых мощёная плиткой дорога, петляя среди декоративных столичных газонов, небольшого прудика и опрятных маленьких елок, стремится к возвышающемуся в глубине обширных владений гротескно мрачному и колоссальному в своих размерах особняку.

– Мы почти пришли, – сообщает Мелисса, не слишком весело и снова довольно натянуто улыбнувшись.
Словно вид собственного имения не слишком радует даже её. Она останавливается около ворот, нерешительно потянувшись к выполненному в форме уродливо оскалившейся гаргульи звонку. Не спеша, впрочем, на него нажимать.
– Вы спросили, что я делала в это время суток снаружи. Я пыталась добраться до Германа, вы, наверное, его не знаете, но он тоже охотник. Он вам понравится. Но из-за этого… Безумия… Я не смогла пройти через площадь.

Теперь Мелисса не смотрит ни на Кэролайн, ни на Черити. Она смотрит куда-то под ноги, заметно побледнев и дрожа.
– Они опять делали это. Горожане. Те… Что в трущобах. Снова выволокли человека на площадь. На этот раз, кажется, дочь трактирщика. Они скармливают твари людей. Тех, кого не считают достойными. Они кричали про шлюху, развратницу и…
Мелисса вжимает голову в плечи и, кажется, с трудом сдерживает слёзы.
– Они вырезали ей глаза, – выпаливает, набравшись решимости. – Правда в том, что мне нужна помощь. Священника, охотника, хоть чья-то в конце концов. Вы можете помочь мне? Я могла бы… Пригласить вас на чай.

"Республика" находилась в том же доме, что и пивная, только вход в него был с фасада. Вход на парковку отеля и ресторана, а значит, и доступ к этажу для собратьев, где находился гайд-парк, был открыт круглосуточно. Добрая половина парковочных мест внизу была занята. В фойе ресторана компанию, пополнившуюся незаметно присоединившимся к остальным по дороге Джейсоном, встретил мужчина в форме отеля. Обычно встречающему нужно было назвать условную фразу, чтобы он проводил гостей к ведущему на третий этаж лифту, но на этот раз человек сам вышел к разношерстной компании.

- Мисс Тара просила вас проследовать в зал на втором этаже. Он зарезервирован для вашей встречи, - сообщил он, провожая компанию к обычной лестнице. В фойе никого другого не было.

Второй этаж "Республики" был выполнен в виде здоровенного банкетного зала с небольшим подиумом у одной стены, сияющим паркетом, на котором были разбросаны несколько круглых столиков, накрытых длинными скатертями и задвинутыми за них низкими округлыми креслами, и высокими окнами, полускрытыми длинными светлыми гардинами.

За длинным банкетным столом без скатерти, стоявшим на подиуме, уже расположились люди Мессера и сам Бруджа. Они что-то обсуждали с хмурой Тарой, восседавшей прямо на столешнице.
Баронесса сегодня была в обычных голубых джинсах, местами потертых, светлой блузке с шитьем и легким джинсовым жилетом. Светлые волосы немного ниже плеч были увязаны в два ровных хвоста за ушами.
Кристиан Мессер, высокий широкоплечий мужчина средних лет, что-то ближе к сорока, чем к тридцати, все еще, несмотря на прошедшие со времени смерти годы, не расстался с военным полубоксом, подернутым серебристыми нитками седины. Светлые джинсы, темно-синяя с полоской футболка, болтающиеся на воротнике темные очки. Ни оружия, ни даже пустой кобуры на нем видно не было.

Рядом с ним, закинув ногу на ногу, сидела Аннабель, в эту ночь снова в черной коже и со строгой косой. Она скользнула взглядом по лицам вошедших, слегка притормозив на лицах Джинджер и Эрвига. В холодных голубых глазах ничего не отразилось.
Джой усмехнулся и помахал Джинджер. Худой темноволосый парень с длинными, затянутыми в хвост волосами - по виду максимум 20-22, скривился и переглянулся с ним. Блондин, сидевший прямо на подиуме, тоскливо посмотрел на них снизу вверх. Плотный шатен сохранял отстраненное спокойствие, а вот высокий жилистый парень с длинными рыжевато-каштановыми волосами и темными глазами подхватился, вскочив на ноги при виде заходивших в зал.
- Кларент, - тихо сообщил Сэм, - тоже Бруха. И что он тут с ними делает?

Кларент дернулся, как от удара, Мессер кивнул новоприбывшим, вставая. Тара осталась сидеть на столе, опершись локтями о расставленные бедра.
- Доброй ночи, господа, - сухо поприветствовал он, - Джинджер, прекрасно выглядите. Рад видеть, что недоразумение у меня на складе не причинило вам лишних неудобств.
- Анджей, мои глубочайшие извинения. Мне сообщили о вашей жалобе, и я, рассмотрев ее и проведя расследование, к моему сожалению, убедился в ее обоснованности. Поведение моих людей непростительно, и никакие заслуги не могут его оправдать, - на этом месте он кинул яростный взгляд на Тару. Та выпрямилась, скривившись, как будто откусила что-то кислое.
- Я рад слышать такое мнение, офицер Мессер, - церемонно кивнул Гангрелл, - мы с товарищами много говорили о том, что в столь плотной ячейке, как ваша, подобные преступления должны были быть санкционированы сверху. Я рад узнать, что мы ошибались.
- Я проявил преступную небрежность, не следя за своими людьми должным образом, Враколейк. Но я и подумать не мог, что они... настолько забудутся.
- Забудутся? - рыкнул Найтингейл, - да ты же сам небось был в деле, такой же каннибал и дьяблерист...
Лицо Мессера замкнулось.
- Я не убийца, Найтингейл, - прошипел он, - я убивал на войне и забирал свою долю, долю, который был лишен по милости малолетнего ублюдка и которую я вынужден был забирать сам. Я не просил о такой судьбе, но я несу этот крест и стараюсь сделать все, что могу для общего блага.

- Господа, пожалуйста, спокойнее, - улыбнулся Андре, выходя на шаг вперед, - добрый вечер, Тара, добрый вечер, Кристиан, Аннабель, Кларент, ребята.
- Кристиан, мы очень ценим то, что ты делаешь и еще сильнее - то, насколько ответственно ты относишься к порядку и закону. Твои люди совершили нападение на Энджи, и ты признаешь, что его обвинение обосновано. Ты?...
Мессер коротко поклонился.
- Добрый вечер, мистер Мильер. Да, я признаю обвинения и выдаю Джоя и Персея на правосудие Тары. Я не буду их защищать. Я вижу их вину.
Молодой темноволосый парень сжал губы, опуская взгляд. Джой поднялся, вставая с ним плечо к плечу.
- Смотрите в лицо того, кого вы собрались убить без приговора, съесть, напитаться его кровью, - прошипел Мессер,- а ну оба подняли взгляд!

Джой зашипел в ответ, вскидывая голову и встречая взгляд Анджея, взгляд Персея был спокоен.
- Нас занесло, - сказал каитифф, - я не знаю, что на нас нашло. Мы слишком привыкли... к силе. К безнаказанности. Если ты простишь нас, я попытаюсь запомнить этот урок до самого конца. До Последней смерти. Командир... - он помолчал, - уже дал мне на нее посмотреть. Я не хочу. Я больше не буду!
- Он уже отказался от тебя, - напомнил ему Анджей, - что ты будешь делать, если я тебя прощу?
- Буду пытаться вернуться назад, - ответил Персей, - если командир не примет - пойду на войну. Вернусь на Средний Запад или на Восточное побережье, буду подрывать хэвены принцев Камми. Буду спасать невинных обреченных. Я... Мне показали Зверя. То, чем я был готов стать, когда напал на своего, когда... солгал и врал братьям, чтобы получить тебя. У командира хорошие методы. Я... я испугался. Испугался того, шаг к чему я сделал.

- А ты, Джой? - спросил Анджей, - ты испугался? Ты запомнишь этот урок?
- Врать не буду, - рыкнул Бруха, - нет. Но дохнуть я нихуя не хочу. Я еще должен Севен.
Внезапно он упал на колени там, где стоял, просто подкосив себе колени.
- Прости, а? - попросил он, - я так чувствую, что если я сейчас нужных слов не найду, даже если ты меня простишь, Мессер меня прикопает. Потому что я ему соврал. Потому что я очень плохой военный и не очень хорош в дисциплине. Но я чертовски хорошо дерусь с Шабашем и очень сильно хочу стать еще лучше и сильнее. Ты не понимаешь, я хочу вас всех защитить. Я хочу, чтобы никто не умирал, понимаешь?
Лицо Анджея исказилось. Он глянул на своих. Сэм открыл рот что-то сказать, но его перебила спрыгнувшая со стола Тара.

- Сейчас разбираем жалобу Анджея, - объявила она, - Найтингейл, у тебя есть что сказать по сути?
- Энджи, они же убийцы! Они же просто тебе на жалость давят! - высказался Бруджа.

Кажется у фехтовальщицы за спиной тоже была служба, и смерть с зазубренной косой ей была как сестра. Интересно, на каком фронте и в каких частях она служила, прежде чем попасть в Корпус? И, главное, что послужило причиной ее вербовки? Но Кэролайн была права – эти разговоры могут и подождать лучшего часа.
- Да я и не спорю. Но мысли иногда не отпускают. Потом посидим, вспомним то, что было, и тех, кто не дошел. Все равно они с нами. Хотя я их почему-то не вижу, - скомкано и немного непонятно закончила алхимик.

Дорога до города по старой, сбитой колее меж наряженных в туман деревьев кажется бесконечной. Под мерной поступью охотников через этот стылый пейзаж разговоры сами собой умирают. С вещами Элен помогли, и она могла себе позволить, сжав мушкет, не отвлекаться от наблюдения за маршрутом. Пару раз алхимик вскидывала было винтовку, но источником шума оказывались лишь наглые, откормленные вороны, чувствующие себя в окрестностях Гримфолда как дома.
Пустые, заброшенные дома то тупо таращатся то в пустоту слепыми провалами окон, то заколоченными досками, похожими на гнойные струпья. Кажется, что за этими глухими запорами время заперто на тридевять замков: стоит войти в них – и сырое настоящее схлопнется, отправив охотников в далекое, полное жизни прошлое.

Вот и разверстая пасть городских ворот. Ржавая решетка под верхом похода на изъеденные цингой зубы, а тусклое небо, словно высохшее от жажды, не может скрыть, как умирает солнце - желтый волчий глаз. И ни души вокруг – только карканье да хлопанье крыльев новых хозяев этого места. Ангел-хранитель дорога, в которого так верила Элен, привел ее к разверстой, дурно пахнущей могиле былого величия.
Напряженные шуточки коллег звучат натянуто, неестественно, да и ее саму это наполненное уснувшим эхом безмолвие удручает. Здесь гораздо более страшно, чем там, в горах, хотя, казалось бы, опасности не видно. Но там она, лаская сапогами гранитную грудь хребта, знала, что против нее такой же смертный человек, хотя и с совершенно чуждым сознанием. Там все сводилось в итоге к тому, кто окажется метче, хитрее и крепче, но в Гримфолде этого было мало.

Тянули костлявые руки деревья, щерились в умирающем оскале все новые и новые пустые дома, ветер гнал по улице палую листву и какой-то невыразительный мусор. Ни человека, ни зверя какого – даже вездесущих крыс, и тех не было: только черные вестники проклятий смотрели черными бусинками глаз на маленький отряд, вошедший на их вотчину.
Один из мужчин, тот самый с бородкой, не выдерживает и подходит поближе к зданиям, смотрит в окна. Что он там надеется увидеть? Если слишком долго смотреть в бездну, бездна начнет смотреть в тебя. И Элен делает пару шагов к напарнику. Невыразительным, неуверенным голосом она высказывает свое мнение:
- Коллега. Не стоит. Мы идем с грузом, и пока что проверять смысла нет: сначала обустроим базовый лагерь в убежище. Все равно надолго мы не остановимся, так что не след будить лихо. Ежели, конечно, оно спит здесь. Еще успеем. Извините.
Сказала – и замолчала испуганно. А если ее примут за трусиху, боящуюся узнать, что здесь произошло? Неприятно, хотя и не лишено справедливости.

…Сумрачное молчание прерывает вечно позитивный и самоуверенный Элиас, не побоявшийся взять на себя смелость принимать решение. Охотница молча и сосредоточенно кивает – к чему лишние слова? Она рада, то кто-то взял на себя бремя командование. Она и сама была не лишена инициативы, но другой: если кто поставит цель – например, проверить численность банды в том или ином кишлаке, она уж расстарается, продумает, что да как, примет решение на месте. Но для этого нужен тот, кто решит, что следует сделать, поставит цель, пускай даже в общих словах.
Граф тем временем обратился уже ко всем, распределив маршруты отрядов, и женщина была ему благодарна. Подойдя к выделенным в одну группу вместе с ней, она уточнила:
- Коллеги. Раз уж граф с… гаремом идет к мэру, - раз подняв голову, Элен-солдат так просто не хотела прятаться, подбирая слова, чуждые Элен-алхимику, - то давайте отправимся в Убежище и подготовим его к возврату разведчиков на базу. Я и сама бы могла, но, - она неопределенно махнула рукой, - вещи сами себя не донесут. К тому же я, увы, давно уже не столь опытна в бою, как раньше, и была бы рада, если бы вы мне помогли. Я не могу приказывать, и поэтому прошу составить мне со мной компанию в передислокации. А там уже, - она смущенно улыбнулась, - я могу для сугреву фляжкой поделиться.

Покореженная карета остаётся позади и быстро исчезает в непроглядном тумане.
Зыркая недобро исподлобья по сторонам и время от времени негромко переговариваясь, лишённые транспортного средства охотники отправляются вперёд по дороге. Если верить не слишком убедительному бормотанию плетущегося в хвосте колонны и увешанного пожитками Бернарда, то до города остаётся в худшем случае несколько миль.
Поёт заунывно ветер, одинаковые камни и деревья проступают то и дело из мглы по обе стороны бесконечной дороги, накатывают с мерным рокотом тёмные морские волны на скалистые берега – такие близкие, но надёжно укутанные непроглядным саваном странного неестественного тумана.



Южные ворота Гримфолда, за несколько часов до полудня

Путь, показавшийся некоторым охотникам вечностью, приближается к своему завершению. Тут и там по обе стороны тракта попадаются небольшие хижины и дома – либо полуразрушенные, с дырявыми крышами и проломанными прогнившими изгородями, либо явно заброшенные, с намертво заколоченными окнами и дверьми. Ни единого постороннего звука, ни единого признака жизни в окрестностях – практически ничто не выдаёт присутствия совсем рядом великой некогда индустриальной столицы северных провинций Объединённого Королевства.

Чем ближе к городу, тем отвратнее на душе. То, что в обычных обстоятельствах можно было бы назвать нехорошим предчувствием, куда сильнее начинает напоминать паранойю.
Неприятное ощущение, что чей-то голодный и чрезвычайно пристальный взгляд беспрестанно буравит затылок, не отпускает.
Утренний туман не спешит развеиваться, напротив, будто бы только сильнее сгущаясь.
Выныривающие по обе стороны от тракта дома злобно скалятся выбитыми или заколоченными окнами вслед.
Ни единого крестьянина, ни единого путника или проходящего мимо торгового каравана.

Однако, на подходе к городу туман будто бы немного рассеивается. Возвышаются впереди надёжные и крепкие стены – гордый пережиток прошлого, символ канувшей в лету эпохи. Дорога упирается в массивный каменный барбакан – тяжёлая решётка поднята, ворота гостеприимно открыты. Но не выходят навстречу с проверкой несущие бдительно службу солдаты, никто будто и вовсе не замечает приближения впечатляющей своей разнообразной и экзотической экипировкой процессии. Город совершенно не кажется обитаемым – скорее мёртвым, покинутым, опустошённым. Бледным призраком себя прежнего, покинутым и забытым всеми богами, в котором не способна теплиться жизнь.

Единственным живым существом на мили вокруг оказывается упитанная ворона – умостившаяся на вершине барбакана мерзкая птица задумчиво и безразлично следит за приближением путников безмозглыми антрацитовыми бусинками-глазами, время от времени апатично щёлкая клювом.

Охотники беспрепятственно минуют ворота, попадая на широкую и просторную главную улицу. Изобилующая выбоинами довоенная мостовая, дождевые тёмные лужи, прямой как стрела бульвар с множеством ответвлений. Двухэтажные одинаковые коробки домов, все как один демонстрирующие уже знакомые заколоченные окна и двери охотникам. Выцветшие вывески давно закрывшихся заведений, с душераздирающим скрипом раскачивающиеся на ржавых никогда не знавших смазки цепях. Ни единого прохожего, ни единой живой души. Лишь десятки местных необычайно крупных ворон, облепившие сплошной пернатой массой кромки крыш и водосточные трубы.

На первый взгляд – они не обращают никакого внимания на новоприбывших странников.
На второй – неотрывно и неправдоподобно внимательно наблюдают за путниками своими тупыми злобными глазками не моргая.

Хан продолжает медленно перемещаться по широкой окружности, уже некоторое время ничего не говоря и не пытаясь провоцировать соперницу. Он понимает, что это бесполезно. Знает каждый её следующий шаг. Ему плевать на скучающую толпу, плевать на затягивающийся сверх необходимого поединок. Плевать на Виссанти, в «удачи» которой наверняка было настолько мало искренности, насколько это только возможно.

За мгновение до серии разноцветных ослепительных вспышек, Хан поднимает голову, впервые за время поединка отрывая взгляд от утопающего в тенях лица Ями.
– Они теряют терпение, – произносит раздражённо сквозь зубы.

От Запретных Чертогов медленно отделяются несколько разноцветных шаров чистого света, кружа и планируя неторопливо и величественно опускаются к смертным.
– Они требуют свою дань, – Хан ухмыляется, откидывая со щеки светлую прядь.

Взгляд синих глаз скользит по периферии арены, выхватывая из безликой толпы мертвецов отдельные силуэты. Чудовищное двухголовое существо, рычащее нечленораздельно что-то про смерть. Аквитанского самурая, застывшего с опущенной головой в отдалении. Так и не донесшего послание про падающее небо кочевника, амазонку с оставленным шипастым шаром кровавым месивом вместо лица. Все они умирали в уверенности, что покрыли себя неувядающей славой. Что сражались и пали в самом важном турнире уходящей эпохи. Даже не подозревая о том, что им, как и тысячам прежде, предстоит сперва стать отчаявшимися и обезумевшими узниками арены, а после – переработанным топливом душ в божественной машине Запретных Чертогов.

Один цикл изживает себя – вслед за ним, по воле высших существ, начинается новый.
Цикл омерзительный, наступающий пяткой на гордость и совесть.
Цикл необходимый, потому что единственной альтернативой ему является сражение с силами, даже просто постичь сущность которых не в состоянии обычные смертные.
Безумен тот, кто осмелится бросить вызов богам.
Хан же… Не более чем жалкий и бесправный наместник.

Он не перестаёт улыбаться, чувствуя, насколько сильно устал.
Империя – щит. Существование Империи и исправное функционирование арены – залог благополучия этого ничтожного мира. Пока он полезен Богам, он может существовать. Если Империя будет сломлена и захвачена ордами, если падут легионы и обрушаться под ударами осадных машин стены великой арены – боги всё равно вернуться через сотню лет для того, чтобы собрать свою дань. И, не получив её, приведут в исполнение однажды озвученную угрозу.

Всё остальное не имеет значения. Только турнир. Только арена. Только Империя.
И вспыхивает испещрённое жуткими зазубринами лезвие топора.
И Хан, шагавший размеренно в сторону, неожиданно устремляется наперерез аквитанке.

Шаг, ещё шаг. Пальцы, стискивающие что есть сил лезвие асшайского топора.
Асшай, варварские кланы, дети леса, аквитанцы, его родные кочевники.
Все как один ненавидят Империю, мечтают разрушить и смешать с грязью однажды установленные порядки. Ирония в том, что уничтожив Империю, они обрекут на гибель себя.
Великий Хан – и есть Империя.

Ещё шаг, аквитанка уже совсем близко. Даже в этой броне восхитительно быстрая, непредсказуемая, неуловимая.
Хан мог бы продолжить медлить, играть осторожно и безошибочно. Нет.
Один бросок вперёд, одна попытка, один удар.
И сам Хан не знает, в глубине души желает он себе победы или же поражения.

И гремит в голове прощальное «удачи» Виссанти.
Оттолкнувшись от земли, Хан прыгает, занося над головой смертоносный топор.

1 – That Distant Light of Hope

Минувшие трое суток показались Трэй вечностью.
Семьдесят два часа полной тишины, одиночества, томительной неопределённости – ни один дознаватель не зашёл в блок эмпатов за это время, ни один из приносивших еду стражников ожидаемо и словом не обмолвился относительно происходящих за пределами стальной темницы событий. Никто не приходил за Трэй, никто не стремился допрашивать её – в одночасье девушка, которую совсем недавно разве что не разрывали на части несколько дознавателей сразу, вдруг оказалась почему-то никому не нужна.
Цитадель будто вымерла – и лишь безукоризненно педантичные железные стражники безмолвно приносили еду ровно в полдень, лишь по ним можно было сверять часы и отмерять в голове каждые новые проходящие сутки.

На утро четвёртого дня что-то в конце концов начинает происходить. Лязг железных дверей свидетельствует о прибытии нежданных гостей. Сквозь пресечённое решёткой смотровое окошко Трэй пристально всматривается в визитёров – с затаённой надеждой ожидая увидеть серую мантии, либо, напротив, со страхом предвкушая очередное появление чёрных плащей. Ни один из вариантов, впрочем, не становится правдой – опять только стражники, на этот раз, впрочем, четверо сразу, притащившие с собой железную цепь.

Трэй уже почти не удивляется, когда они безошибочно выбирают именно её камеру среди доброго десятка других. Послушно выходит, позволяя застегнуть на шее удушающий железный ошейник. Всё что угодно лучше неопределённости. Не задаёт лишних вопросов, прекрасно осознавая, что эти точно не станут ничего объяснять. Строя тщетно предположения, что и почему именно происходит, она следует за ними по окутанным гробовой тишиной коридорам, словно дикий бешеный зверь на цепи.

Довольно быстро девушка понимает, что идут они не в направлении аллеи боли, крыла допросов или покоев дознавателей. Даже не в сторону катакомб под Цитаделью или ненавистного карцера. Нет, эта дорога ей тоже прекрасно известна – она ведёт наружу, во внутренний двор Кримсон Рок, и этим путём Трэй приходилось пользоваться, к её сожалению, очень и очень нечасто. Во время немногочисленных вылазок вместе с дознавателями в предместья, общее количество которых за все эти годы можно без труда пересчитать при помощи пальцев одной руки.

Они выводят её во двор – Трэй полной грудью вдыхает холодный утренний воздух, глаза слезятся от внезапного непривычного обилия света.
И пусть тёмные тучи привычно нависают над Эскалоном, пусть на шее плотный обруч ошейника, пусть с железных небес то и дело срываются редкие капли накрапывающего монотонно дождя – впервые за долгие годы она снова снаружи. Не чувствует постоянного давления монолитной громады, не ощущает удушающего эффекта железа в стенах, не слышит гулкого эха бесконечных хитросплетений одинаковых коридоров.

Пусть это типично серый и безрадостный день, но день настоящий.
Пусть это условная свобода со стражей вокруг и железом на шее, но это свобода.

Подвесной мост, соединяющий скалу Кримсон Рок со столицей опущен, массивная решётка ворот поднята – Трэй теперь может не сомневаться в направлении, в котором её поведут.
По двору перемещаются в обилии стражники – несколько десятков по меньшей мере, больше, чем ей приходилось когда-либо видеть одновременно. Посреди двора – грубая повозка, запряжённая лошадьми. Повозка, на которой установлена стальная полукруглая клетка. Конвоиры подводят Трэй к клетке, кивком предлагают забираться в неё.

Но эмпатка не успевает – охранники расступаются, предоставляя дорогу ещё одному человеку. Его чёрные развевающиеся одежды заставляют сердце предательски сжаться – однако, почти сразу становится очевидно, что этот – не один из них.
Дорожный плащ-накидка вместо мантии, мрачное пресечённое вертикальным шрамом лицо вместо железной маски с чудовищным клювом. Иссиня-чёрные длинные волосы, ниспадающие на плечи стремительным водопадом.
Левая прядь зачёсана таким образом, чтобы маскировать хотя бы отчасти шрам, пряча глаз. Второй же глаз внимательно смотрит на Трэй – цепко, холодно и оценивающе.
Человек приближается, останавливается около девушки. Отпускает стражников властным жестом ладони. Эмпатка замечает сверкнувшее лезвие закреплённого на бедре топора.

– Слушай внимательно, повторять дважды не стану, – если к голосу хоть сколь-нибудь применим эпитет «железный», то голос незнакомца звучит именно так.
Тихий, властный, лишённый эмоций.
Глухой и холодный даже без искажающей эмоции дознавателей маски.
Голос человека, который без колебаний и тени сомнения приведёт в исполнении приговор, возникни в этом необходимость.

– У меня есть прямое распоряжение Канцлера убить тебя, если у меня появится хотя бы малейшее подозрение, что ситуация способна выйти из-под контроля. Если у тебя возникнет хотя бы мысль о побеге, если я почему-то посчитаю, что хотя бы потенциально операция под угрозой. При самых мимолётных признаках неповиновения. Если в твоём поведении мне хоть что-либо не понравится. Моя задача – во что бы то ни стало не допустить твой побег, – он говорит это так, что не возникает ни малейших сомнений в максимальной серьёзности озвученного предупреждения. – Мне говорили, ты умная. Ты всё понимаешь?

Мартин предпочитал считать себя человеком еще не слишком старым, но присущее пожившим свое брюзгам “я же говорил” сдержал, все же, с трудом. Ведь можно же было вместо визита в книжную лавку решать какие-то по-настоящему важные вопросы, за которые им, кстати, платили. Можно было не стрелять в людей, которых в чем-то подозреваешь, или, хотя бы, делать это, не привлекая всеобщего внимания. Можно вообще было не ехать в город, из которого никто не может уйти, и который стоит на грани уничтожения, что, как теперь было очевидно, делало любую награду ничтожной. В действительности, поступить иначе можно было бесчисленное количество раз, но фламандец оказался то ли недостаточно проворен, то ли недостаточно умен для того, чтобы повернуть повозку судьбы на верный путь, и вот теперь им грозило от каторги до повешения. Ну, или потенциально грозило, так как пока они даже не обвиняемые.

– Мы подчиняемся, – медленно и очень-очень спокойно произнес Профессор, делая плавный, лишенный даже намека на готовность сделать что-то неожиданное шаг в сторону центра торгового зала. Томик Шекспира он, во избежание непонимания, так и держал в руке, сами руки перед собой, чтобы констебль их видел, а винтовку оставил болтаться на плече. Когда скажут, он ее, конечно же, сдаст, а пока что тянуться к оружию казалось не лучшей идеей.

– Что же касается ситуации с мистером Таттерсоном, то револьвер у нас, конечно же, выстрелил не случайно, – продолжил он все так же спокойно, но чуть быстрее. – Вчера нас с коллегами пытались убить, но мы оказались удачливее и даже сумели ранить нападавшего, который обронил зажигалку с хитрым вензелем. С вензелем, который, как мы сегодня выяснили, принадлежит мистеру Таттерсону. Мистеру Таттерсону, у которого имеется полученное вчера ранение в плечо из винтовки, и который, будучи поставленным пред лицом неоспоримых доказательств своего участия в покушении, проявил способности не совсем присущие человеческому существу и пытался бежать. Мы же не более, чем наемники, и на проявление колдовства отреагировали каучуковой пулей и оказанной первой помощью. Ну, и некоторой паникой, ибо кому хочется лезть в петлю из-за прихвостня нерожденных.

– Теперь, полагаю, вы нас арестуете и доставите к шерифу или сразу в тюрьму, на что мы пойдем без какого-либо сопротивления. Не в моих привычках говорить людям, как им делать их работу, но рекомендую посадить мистера Таттерсона в соседнюю камеру до выяснения всех обстоятельств. На случай, например, если окажется, что за время, пока он сидит взаперти, осведомленность нерожденных относительно предпринимаемых Невинностью защитных мер снизится.

Удар впустую. Обжигающая боль в животе. Анчар наносил такие удары сам, и знал, что после них не выживают. Чёрная, будто плоть Изнанки, кровь пролилась на арену. Удар копья был страшен, и кажется разорвал крепление катаны. Кулак по привычке сделал движение, наматывая бесполезную цепь. Собрать её в кулак..

- Ветер подвёл меня. - эти слова были произнесены ещё тем же, расслабленным и спокойным тоном. Словно не было раны.

Нового удара не будет. Красная и чёрная кровь вновь окрасила белые одежды, но в этот раз кочевник проиграл свой бой. Шаг назад. Надо опустится на колени. Смерть - старая добрая знакомая, и негоже принимать такую гостью валяясь словно куль с дерьмом.

Но для убийцы этот бой не был последним. Он чувствовал, как к нему тянутся призрачные длани того, что за гранью. Он знал это чувство. Это уже было. Только рядом нет пророка, чтобы одёрнуть страшного ворога. Где-то на трибунах горестно вскрикнул птенец, лишившийся учителя. Пришло ему время становится коршуном.

- Генри. Платит тот, кто может заплатить. - Хрип упавшего кочевника на удивление чёток, хотя единственный глаз уже смежен. Вставленная между зубами капсула с наркотиком наконец поддалась, и ядовитая горечь уносила боль. Давая возможность связно мыслить. Стоило её разгрызть перед последним раундом, а сейчас даже она не могла остановить смерть Абдулы.

- Небо падает, Генри. - короткий стон павшего воина пустыни. Кажется бред уже застил его очи, и он сделал характерное движение, будто стряхивал чью-то хватку. Но рабы были ещё далеко. - Нет! Рано! - шипит Абдула, в прошлом Чёрный, ныне Анчар. Будто змея, которая попала под удар булыжника.

- Заставь Его подставить плечо под небо. Или убей. И подставь сам. - речь Абдулы слабела вместе с покидавшей его кровью. - Изнанка...проклятая изнанка смотрит. Катана твоя. Я..пригляжу..за исходом. - всё-таки не удержавшись на коленях, коршун свалился со стоном на бок и скорчился в клубок боли. Ладонь в агонии сжала песок.

Запах лаванды сводит с ума. Цветочный аромат и карие глаза, в которых читается игра, вопрос, и улыбка. Что выберет человек, пошедший платить за чужие грехи? Какая разница, ведь он уже мёртв. Мёртвая хватка сухих ладоней, стальная змея, потерявшая направляющую руку.

* * * * * *
Вечером этого дня клан будет жечь большой погребальный костёр. Затем, согласно инструкциям оставленным в запечатанных свитках, коршуны покинут Столицу после рассвета. Так или иначе, но воля пророка исполнена, а значит их место на родине, встречать лицом к лицу бушующую бурю. Новый глава клана выберет того, кому будет доверена честь вновь одеть чёрную маску и кто будет внушать страх цепью. В эти годы им вновь нужен будет ужас.

Что может сделать один человек против зла?
Но ты не один.
Солдаты Империи шагают по узким тропам к вершинам северных гор — они придают тебе стойкость.
Разведчики четвертого легиона патрулируют с арбалетами леса амазонок — от них ты получишь точность.
Рыцарская конница, построенная клином, сметает нечистых асшаитов — от них ты возьмешь силу.
Кровавый охотник лежит на песке — он принес свою жизнь в жертву ради твоей.
Народ Империи верит в тебя — и ты победишь.

Финальная ступень к Восхождению.
Ты перехватываешь копье легендарного драконоборца Орштейна для последнего удара.
Смотришь в глаза рыцарю смерти.
Больше не говоришь ничего.
Но кровавый марш умертвий закончится сегодня, ибо ты человек восставший против зла — и из сердца своего ты взял отвагу и нерушимую волю к победе.

Нет больше мыслей. Лишь обострились все чувства.
Враг один — рыцарь смерти. Его клинок, поющий на ветру. Его небьющееся сердце.
Нужен только один удар.
И ты наносишь его.

Стражник Ордена вжимает Маркуса в стену – огромный и внушительных в своих стальных латах, доминирующий над разом потерявшей весь свой непререкаемый авторитет серой фигурой.
Коридор перед глазами Трэй плывёт и двоится, её кровь срывается с губ и падает вниз. Оставленные железом раны терзают, золотые глаза то меркнут, то вспыхивают.
Несмотря на всё это, она пытается снова.

Смехотворное расстояние до стражника кажется колоссальным, сознание тянется вперёд с возмутительно неохотой. Совсем недавно она без труда преодолевала значительно более внушительные дистанции, теперь же с неимоверным трудом дотягивается до непроницаемого куска сплошного железа.
Ищет брешь в обороне, пытается хоть как-то пробраться.

Слёзы застилают глаза, бледные ладони впиваются в камень.
Руки не выдерживают нагрузки, ломаясь в локтях.
Трэй с размаху падает на пол, лишь чудом спасая лицо от столкновения с твёрдой поверхностью.

Больше нет сил. Она ни на что не способна.
Лишь приподняться на локте, вглядываясь сквозь туман и слёзы в борющиеся отчаянно смутные силуэты.
Увидеть, как стражник вдавливает в горло Маркуса бронированный локоть, прижимая того всё сильнее к стене.
Увидеть, как неловко и неуклюже короткий меч пронзает серую мантию и бок дознавателя.
Увидеть, как Маркус свободной рукой поднимает вверх решётку забрала, как вгоняет кинжал прямо в открывшееся лицо.

Оружие так и остаётся торчать в глазнице отшатнувшегося солдата, который сперва неловко переваливается с ноги на ногу, медленно и неотвратимо заваливаясь назад.
Спотыкается, падает на пол грузной тушей с оглушительным лязгом.
Мир перед глазами меркнет, темнеет.
Щека чувствует обжигающие прикосновения железа, мглистый холод вековых каменных плит Цитадели.

Трэй, кажется, теряет сознание всего на несколько безумно коротких секунд. Она приходит в себя от чужого прикосновения – сквозь пелену перед глазами видит серую мантию опустившегося на колено около неё человека. Видит расползающееся на строгой ткани тёмное пятно, которое пляшет, будто пульсируя и сокращаясь, прямо перед глазами.
– Трэй, – знакомый голос доносится издалека, словно пробивается сквозь толщу воды.
Маркус берёт её под руки, пытаясь поднять, но вместо этого сам медленно и тяжело садится на пол. Он просто подтаскивает Трэй к себе, обнимает за плечи, откинувшись назад и упираясь позвоночником в стену.
– Всё закончилось. Теперь всё закончилось, – произносит шёпотом, отрешённо глядя на бездыханное тело ближайшего стражника.

Луизиана, Луизиана. Нет места отвратительней на свете.
Эйдан ведёт машину по трассе, заботливо приглушённая музыка едва слышно льётся из динамиков, не беспокоя спящую Эшли, в то время как дворники методично сметают целые пласты воды с лобового стекла. Свет фар выхватывает из мглистого мира дождя смутные очертания машин и деревьев, лишь продольная светлая полоса дорожной разметки продолжает без устали мчаться вперёд белоснежной стрелой.

Эйдану редко бывает скучно, даже в таких обстоятельствах. Мыслительная деятельность не прекращается почти никогда, он постоянно анализирует малозначительные на первый взгляд вещи, иногда проваливаясь в мечты или воспоминания. Эшли упрямо молчала последние несколько часов, но он тоже прекрасно играет в эту игру.

Сперва он думал о ней. О реакции, о последствиях, об этом её нелепом «агенте Нэше». Он даже ничего не ответил, он не сказал ни слова за весь оставшийся промежуток пути.
С одной стороны, Эйдан её действительно сильно задел.
С другой стороны, она в полной мере это заслуживала.

Конечно он не собирался на самом деле ломать её карьеру. Более того, не был уверен, что у него хватило бы полномочий привести в действие угрозу – он мог без труда испортить и без того хлипкую репутацию Эшли, но едва ли стал бы заниматься чем-то подобным.
Если подумать, то теперь всё будет значительно проще. Больше тишины, меньше идиотских вопросов, хрустальная ледяная фигурка вместо напарницы. Он вполне выдержит эту пассивную ненависть. Не обратит внимания.
Так ведь?
Но только отчего-то всё равно немного паскудно. Не совсем на такой эффект он рассчитывал. Теперь всё значительно проще, но, в то же время, грустнее.

Эйдан тяжело вздыхает, ненадолго отрывая глаза от пустынной дороги. Задумчиво смотрит на потрёпанную панду, свисающую с ключа в замке зажигания. Снова поднимает глаза, в очередной раз сбавляя скорость. Не видно вообще ни черта. Даже с его реакцией вряд ли удастся сделать что-то в этой воде, почти полностью уничтожившей само понятие сцепления с асфальтным покрытием. Эйдан продолжает ехать вперёд, его мысли попеременно возвращаются то к Эшли, то к Эмили.

Калифорния. Ночь. Пустынный пляж. Лёгкое почти прозрачное платье. Длинная световая дорожка луны на воде. Океан, воды которого омывают и Штаты, и безумно далёкое побережье Европы.

Ноксвилль. Черри за стойкой. Фирменная улыбка автомеханика Рэнди.
Католицизм и нравственность всегда идут рука об руку, особенно если речь о старой-доброй консервативной Вирджинии. Только после свадьбы, Рэнди, что подумают люди...
Мне нравится моё имя.
Прости, я вела себя некрасиво..
Только с утренней службы?

Идеальный бархатный песок пляжа. Полотенце, расстеленное на песке. Откупоренная ополовиненная бутылка вина, лёгкий океанский бриз, ласкающий кожу и волосы.

Какие-нибудь новые мысли по делу?
Спать не хотелось.
Эшли, послушай…
А следующую композицию я посвящаю вам, мисс Аляска...

Эйдан трясёт головой, чувствуя, как вдоль позвоночника проступает холодный пот.
Его снова накрывает, отчаянно чудовищно кроет, он выпадает из реальности и теряет контроль.
Но дело даже не в этом. Дело в чём-то… Другом.

Ему нельзя оставаться одному слишком долго. Не здесь, не сейчас.
Больно. От тишины, от чёртового дождя, от Эмили, от Эшли, от всего сразу.
Невыносимо. Эйдан высматривает любой съезд с магистрали, но не находит. Он что-то упускает.
Не выдерживает. Таблетки. Нужны таблетки. Нет, дело не в них.

Паническая атака. Желание немедленно сменить обстановку. Избавиться от этого чувства, сделать хоть что-то.
Игнорируя сплошную, Эйдан съезжает на обочину трассы и тормозит, на ходу щёлкая аварийкой. Открывает дверь, впуская в салон ветер и капли дождя. Резко выходит под сплошной практически водопад, чувствуя, как ледяная вода катится по всему телу, пропитывая рубашку насквозь. Сходит в сторону с трассы.

Контрастный душ отрезвляет.
Кое-как извернувшись, Эйдан, прикрывая рукой огонёк зажигалки, подпаливает моментально промокшую сигарету.
Холодно, мокро, но зато уже не так душит.
Затянувшись, он замирает – вот оно.

Будто мы едем по шоссе уже очень долго. Оно совершенно прямое и пустое. Сначала вокруг поля, затем лес - только не такой, как у нас на севере, а южный. Ну знаешь, все эти высокие раскидистые деревья... Потом начинаются болота. Мы всё едем и едем, а болото подступает всё ближе к дороге. Мы едем уже по воде. Я прошу остановиться, но ты не снижаешь скорость.

– Мы едем уже по воде, – произносит хрипло Эйдан с мрачным смешком, затягиваясь ещё раз.

Никогда ещё ему не приходилось ощущать себя более сумасшедшим.

– Эшли, – Эйдан задумчиво улыбается, не в первый раз поражаясь, насколько очевидные с его точки зрения вещи приходится снова и снова разъяснять людям. – Я спросил, есть ли у тебя машина, исключительно и только ради того, чтобы сказать, что поедем мы в любом случае на моей. И не имело совершенно никакого значения, что именно ты ответишь.
Нэш обезоруживающе улыбается, отставляя в сторону лакированную брошюру с блюдами дня.
Он ждёт кофе, прекрасно зная, что не станет ничего есть. Он не обедает. Исторически и давно.

Напарница начинает говорить о работе, в то время как Эйдан будто бы привычно теряет интерес к рассуждениям собеседницы и смотрит куда-то мимо неё, отстранённо наблюдая за снующими снаружи людьми.
Но, при всей своей внешней рассеянности, он, как это всегда и бывает, внимательно слушает. На этот раз Эшли поднимает интересный вопрос, который не так давно занимал его самого – невозможно перепутать хирургическое вскрытие грудной клетки действующим осознанно человеком с работой медведя или какой-нибудь росомахи.
Интересно, водятся ли росомахи в Луизиане..? Едва ли.

Но Эшли, при всей своей пытливой сообразительности, слишком наивна и упускает детали.
– Как же так могло выйти, действительно? – слегка сокрушается показательно, решая, впрочем, не переигрывать. – Чтобы провинциальные копы из Луизианы делали свою работу недостаточно качественно? Невозможно.
Он усмехается и, выдохнув, продолжает:
– Как я уже говорил, Эшли, это очень большая страна. В основе нашей работы громоздкая и неповоротливая система, которая то и дело прогибается под собственным весом. Местная полиция меньше всего хочет вмешательства в свои дела федералов – не только потому, что большинство шерифов достаточно напыщенно и самоуверенно для того, чтобы считать, что они способны урегулировать любую проблему в своём округе самостоятельно, но и потому, что федералы с нашим уровнем доступа способны невзначай вскрыть и вытащить на свет божий десятки мелких никак не связанных с происходящим нарушений. Если что-то подобное вскроется… А оно рано или поздно обязательно вскроется – не вздумай тыкать этим шерифу в лицо.

Нэш закрывает глаза, представляя, как Эшли размахивает перед лицом испепеляющего её взглядом здоровяка неправильно оформленными рапортами или, упаси господь, вытаскивает из пыльных архивов мелкие преступления, на которые местный воротила закрыл в своё время глаза.
– Соответственно, имеют место две версии. Либо они достаточно загружены работой и невежественны для того, чтобы до поры махать рукой на подобные нестыковки в силу желания как можно быстрее закрыть дело и улучшить статистику… Либо они осознанно какое-то время спускали происходящее на тормозах, в надежде собственными силами вычислить потрошителя. Либо, – Эйдан вновь усмехается, на этот раз уже веселее. – Всё это невидимая паутина всемогущего культа, щупальца которого пронзают Луизиану насквозь, и невидимый кардинал управляет местными силовыми структурами, словно марионетками в собственном приватном театре. Всё-таки у нас есть показания той мудрой всезнающей женщины…

Нэш некоторое время наслаждается возникшим в голове образом, и лишь затем, внимательно взглянув исподлобья на Эшли, спокойно осведомляется:
– Ты что-то недоговариваешь?

БАР "КОРДАНО"
Лима, Перу

18:55
18 марта 1921 года, пятница

... Добраться до отеля "Маури" не составило труда - благо располагался он в самом центре города, недалеко от Сóкало* - центральной площади столицы. Отыскать дорогу до любой Сокало в любом колониальном городе несложно, поскольку все дороги в них всегда приводят именно туда. В конце концов, несмотря на то, что Лима за последние несколько лет разрослась до неимоверных масштабов, обзавелась сетью трамвайных линий и совершенно новой, соответствующей всем современным мировым стандартам канализационной системой, украсила свой лик ожерельем строений в модном нынче стиле Art Deco и в стиле, мода на который уже почти прошла - Art Nouveau, а также преобразила лик старых своих районов, приняв закон, обязавший владельцев домов, которые подходили под категорию исторических архитектурных памятников, быть юридически ответственными за поддержание своей недвижимости одновременно и в первозданном виде, ради сохранения культурного наследия страны для будущих поколений, так и в эксплуатационно здоровом состоянии, это всё ещё был (пост)колониальный город. Наследие испанской колониальной культуры здесь было видно во всём: в изобилии католических культовых сооружений, разнившихся от миниатюрных часовен в честь Девы Марии, у стоп которой всегда горели свечи, лежали свежие цветы и подношения из кукурузных лепёшек - тортилий* и местных сладостей, невесть из чего сделанных, до белостенных храмов с высокими прямоугольными колокольнями, и до величественного Кафедрального Собора Лимы, украшенного неимоверным количеством лепнины и декоративных элементов; в изобилии домов, от фундамента до крыши покрытых керамическими изразцами в стиле "талавера" - яркими, разноцветными, привлекающими взор и гипнотизирующими своими узорами; в разнообразии лиц, нарядов и говоров, которые слышались везде и всюду, хотя преобладал, безусловно, испанский; в ароматах и запахах жарящихся на гриле мяса и кукурузных початков, копаля*, дымящегося на углях в глиняной чаше, стоявшей в спрятавшейся между двумя узкими домами часовенке в честь Сердца Христова; в бурном, слепящем вихре цветов и оттенков, в которые были выкрашены одежды местных жителей - платья, рубахи, платки, пончо, чульо*. Кстати, вот одежда местного населения смущала наших героев больше всего, поскольку несмотря на духоту и влажность, свойственные этим местам в это время года, метисы, индейцы и редкие hispanos*, казалось, не обращали внимания на это и на тот факт, что март в южном полушарии - это, собственно, месяц перехода от жаркого лета к душной осени, и одевались так же, как жители старого доброго Нью-Йорка в октябре.

Лето... Чёртово лето в середине марта. Жаркое, потное, влажное, душное, с шести утра и до шести вечера - ибо солнце в регионах, близких к экватору, всегда восходит и заходит в одно и то же время. А с шести вечера и до шести утра - леденящее до самого костного мозга, ибо близость Анд способствовала тому, что сразу же после очень мимолётного заката холодный и пронизывающий воздух, часто сопровождаемый сизо-серебристым туманом, спускался с гор по руслу реки Рúмак, разделявшей Лиму на две части, и окутывал столицу и соседний с нею Кальяо морозным саваном. И тогда становилось понятно, почему местные жители так тепло одевались - день быстротечен, и уж лучше вспотеть днём, чем оледенеть ночью.

Несмотря на расположение в самом центре Лимы, и несмотря на то, что отель "Маури" считался одним из лучших не только в городе, но и в стране, на самом деле "Маури" оказался довольно-таки посредственным заведением - непритязательный интерьер как снаружи, так и внутри; внутри комнат - всё, что нужно для постояльца, но без лоска и изыска, которыми славились гостиницы, осмелившиеся претендовать на звание "лучших" в Штатах или в Старом Свете. Чисто, аккуратно - и то хорошо. При входе в отель вас поприветствовали стоявшие за стойкой администраторов улыбчивый метис и девушка определённо индейских кровей, после чего предоставили ключи от номеров, и, в завершение, на вполне сносном английском, в котором, тем не менее, явно ощущался сладковатый флёр испанского акцента, сообщили, что "господин Ларкин попросил напомнить вам о том, что он сочтёт честью отужинать с вами в семь часов вечера баре "Кордáно"; он также попросил объяснить, как туда добраться". Пока молодой человек объяснял месторасположение бара, девушка предложила отведать с дороги бокальчик Pisco Sours*.

... Спустя пару часов вы, каждый в свой черёд, были готовы отправиться на встречу с Огастесом Ларкином - организатором экспедиции, на которую они возлагали определённые надежды и в которую вкладывали значительную долю интереса, организатором, которого они ещё никогда не видели "живьём" (да и о котором, по большому счёту, ничего не слышали). Судя по объяснениям администратора, бар "Кордано" располагался всего в каких-то пяти, максимум - десяти минутах пешей ходьбы от отеля, через две параллельные улицы от "Маури". Вечерняя Лима, спустя час после заката, показалась вам совершенно другим городом: во-первых, было прохладно, и ощущалось, что температура будет падать ниже и ниже, дай ей только время. Во-вторых, в темноте и в свете уличных фонарей стены храмов больше не слепили своей белизной, лепнина на них, утонув в вязких тенях, стала выглядеть гротескно и зловеще, а пёстрая рябь костюмов, нарядов, головных уборов на прохожих и керамических изразцов на стенах многих домов утратила свою резкость и насыщенность. Хотя людей на улицах не стало меньше - да это и не удивительно, ведь часовая стрелка на башне городской ратуши приближалась лишь к отметке "VII". Ускорив шаг, вы направились по пути, который указал вам Матео - администратор вашего отеля.

Действительно, "Бар и ресторан "Кордано" располагался совсем рядом с вашей гостиницей, и войдя в дверь, приветливо открытую низкорослым и улыбчивым швейцаром, сверкнувшим идеально белозубой улыбкой: "Buenas noches y muy bienvenido a nuestro restaurante!", вы на мгновение зажмурились от яркого света. Внутри "Кордано" освещался исключительно свечами - целым морем их, которые создавали особую атмосферу и наполняли помещение тем непередаваемым ароматом горящего воска, который ассоциировался в первую очередь с церквями и навевал специфическое настроение - одновременно и домашнего уюта, но и некого благоговения и пиетета, которые ощущает почти любой переступивший порог любого католического храма. Аккуратно подогнанные друг к другу деревянные панели покрывали все стены и потолок основного зала, а пол был покрыт мраморной плиткой. За барной стойкой в глубине помещения суетились бармены и официанты, а за многими столами, покрытыми белыми скатертями, сидели посетители, смаковавшие свой ужин - пахло рыбой, морепродуктами и чипóтле - копчёным перцем чили, который жители Латинской Америки так любят добавлять в свои кушанья.

Найти стол, за которым сидел Ларкин, не составило труда - он был единственным европейцем из всего контингента в "Кордано". Молодой, даже слишком (вероятно, вы предполагали, что "руководитель экспедиции" должен быть как минимум видавшим виды человеком), блондин - его пшеничного цвета волосы были зачёсаны набок, голубоглазый - хотя, подойдя ближе, даже в свете свечей вы заметили красные капилляры в белке его глаз и темные мешки под глазами, с правильными чертами лица, которые наверняка изначально позволяли считать его красивым мужчиной, но сейчас несли на себе отпечаток то ли вселенской, безграничной усталости, то ли какого-то серьёзного заболевания, которое заметно истощило его тело.

Его дух, тем не менее, сохранил свою живость и энергию, и едва завидев вас, Огастес ослепительно улыбнулся и помахал вам рукой, приглашая за свой стол. За узким, но длинным столом, покрытым белоснежной отлично накрахмаленной скатертью, вместе с ним сидели ещё двое мужчин: темнокожий, среднего возраста, улыбчивый джентльмен, попыхивавший своей трубкой, и другой - среднеземноморского типа (итальянец? испанец?), смуглый, темноволосый, с выразительными карими глазами, которые пристально следили за темнокожим компаньоном.

- Меня эта работа задрала уже, блин. Вот здесь уже! - Призналась Светке Террор-Машина, выразительно ткнув двумя пальцами себе в горло. - Ладно, пошли короче. По дороге объясню.
Приобняв Стрелу за плечи, Машина вновь вывела её в то, что некогда было гостинной поместья Румянцевых, и направилась к большой лестнице, ведущей на второй этаж. По пути она излагала свой нехитрый план.
- Короче, ты моя дальняя родственница, любимая племянница или типа того. Мы сто лет не виделись, очень скучали, а ты живёшь у чёрта на рогах, и такой визит просто раз в жизни бывает. Строй Павлушке глазки, рассказывай как по мне соскучилась, и упрашивай, чтобы он меня отпустил, да поубедительней. Он интеллигент, поведётся.

Поднявшись на этаж выше и свернув по коридору налево, Машина довела Свету до единственной установленной в проёме деревянной двери, и решительно и гулко постучалась в неё своим кулаком.
- Пал Сергеич! Это я! - Объявила она, и не дожидаясь приглашения, раскрыла дверь. Первой однако пришлось войти Свете - подруга подтолкнула её в спину перед собой, и начинающая супергероиня оказалась в скромно обустроенном, но уже отремонтированном, обставленном и пригодном для ведения дел кабинете. Хозяин кабинета обнаружился у большого деревянного стола, выполненного под старину и блестящего лакированной поверхностью. Он стоял спиной к вошедшим, просовывая сквозь прутья решётки что-то, что склёвывал из его пальцев крупный чёрный ворон, громко при этом каркая. Человек не спешил поворачиваться, предпочитая докормить своего питомца, но и не игнорировал вошедших.
- Я так и понял, что это вы, Маргарита. - Весело ответил мужчина. - У вас довольно тяжёлый шаг, вы даже разбудили Герцога. Ну, что случилось в этот раз? Ваша бабушка снова захворала, или что-то ещё случилось чрезвычайное, не дай Боже?

- С бабушкой полный порядок. - Замявшись, ответила Машина, и по её тону Света поняла, что нет у неё никакой бабушки. А судя по ироничному тону Павла Сергеевича, ему об это было известно. - Родственница вот заехала. Не виделись с ней уж сколько лет. Я ей говорю, что работа, все дела, но она очень просит... Ну, сами понимаете.
Машина не умела просить. Не любила. Чувствовались все те усилия, которые она прилагает, чтобы повернуть язык, и никак не может заставить себя попросить прямо. Павел Сергеевич тем временем, погладив птицу по холке, развернулся, и теперь уже сосредоточил своё внимание на Светке. А Света - на нём. Действительно, Павел выглядел интеллигентно, но не такой образ представлялся Свете, когда она слышала слово "интеллигент". Интеллигентом был скорее её папа - рассеянный, а от того не всегда следивший за собой, а главное, у папы был тонкий внутренний мир, неспособный выдержать столкновение с жестокой реальностью, что и бросало его на дно бутылки. Этот же, хоть и выглядел достаточно эрудированным, носил на лице круглые, тонкие очки и заметную печать высокого интеллекта, не выглядел оторванным от реальности, был деятелен и уверен, а его костюм имел тщательно выверенный, неброский, но хорошо играющий на образ стиль. Перед ней был дворянин - настоящий, взаправдашний, представитель практически вымершей породы, особенно в эру, когда высшим обществом считались нувориши в броских малиновых пиджаках и золоте.
- Павел. - Коротко представился он Свете и улыбнулся. Улыбка у него получилась с заметной долей ироничности. - Может быть, вы присядете? - Он тут же пододвинул стоявший рядом стул, и дополнил своё приглашение красивым жестом. - Должно быть, вы приехали издалека, устали с дороги.

Вы не можете просматривать этот пост!

– Будьте благоразумны, мистер Флай, – вступил в беседу Мартин, которого, по чести говоря, нежелание компаньонов решать основную их задачу беспокоило много больше этот вот потертого и несвежего экземпляра человека.

Хотя, конечно, нельзя было отрицать, что впечатление хозяин книжной лавки производил самое отталкивающее. Старый дворецкий никогда не был сторонником телесных наказаний, но, если бы кто-то настолько запустил библиотеку в “его” доме, быть этому кому-то битым вожжами на конюшне. Да и себя хозяин магазина, торгующего прекрасными окнами в другие миры, содержал в не лучшем состоянии. Нет, мистер Флай ему не нравился совершенно, даже если забыть про попытку их всех убить.

– Благоразумие – единственный ваш выход. Вы ранены в плечо, вы в меньшинстве, вы вряд ли обгоните пулю и вы, как, наверное, уже всем понятно, сунули палку не в то осиное гнездо. Думается мне, что свежей раны, оброненной зажигалки и показаний мисс Дейд хватит для того, чтобы вы примерили пеньковый галстук вместо той мерзости, что носите на шее.

– Но это совсем не обязательно. Мы наемники, и наша работа обычно заключается в том, что незнакомые люди пытаются нас убить. Мы жаждем не вендетты, а понимания. Расскажите всю историю с похищением от начала до конца, ответьте на вопросы, и мы, вероятнее всего, сумеем расстаться без ненужного кровопролития.

Маркус не двигается.
Совершенно невозмутимый внешне, напряжённый до предела внутри.
Трэй мягко касается его сознания, обходя царапающую преграду железной маски. Он пытается закрыться, не отвечает.
– Виновные должны нести наказание, – отзывается глухо.
– Несчастный ребёнок… – Рафаэль всё также вкрадчиво продолжает. – Её вины даже не было в том, что она родилась такой. Она заслужила по меньшей мере милосердную смерть. Беспрецедентно щедрый подарок от Канцлера. Так было бы, если бы все играли по правилам. Но те, кто смеет нарушать постулаты Железного Кодекса, не имеют права на милосердия. Те, кто укрывал её, кто пытался препятствовать единственно правильному порядку вещей – они втянули её в это, лишили права на милосердие. Я сделал, что должно. Я не считаю себя виноватым в том, что случилось. Винить себя должны те, кто знал, что делает и обрёк её на эту незавидную участь.

Рафаэль переводит дыхание и почти сразу же продолжает:
– Она на удивление стойко сопротивлялась, не подпускала эмпатов. Пришлось прибегнуть к надёжным, проверенным временем методам. Ты можешь сколь угодно хорошо выставлять ментальные блоки, но старое-доброе лезвие всего за несколько часов расставит всё по местам. Несколько лоскутов кожи там, несколько здесь. Пальцы. Глаза.
– В конце концов я добил её. Давно не приходилось так марать руки кровью. Должен сказать, всей моей веры в Канцлера едва хватило на то, чтобы провести эту сессию. Но ты же понимаешь, Маркус, я не имел права останавливаться. Не имел права прекратить прежде, чем буду совершенно точно уверен, что ей неизвестно совсем ничего критически важного.

Оба дознавателя будто вовсе забыли о присутствии стражи и Трэй – вот только отчего-то девушке кажется, что каждый из них на самом деле не забывает об этом ни на мгновение.

– Как могу я проявить милосердие там, где существует угроза Порядку? Как могу я остановиться тогда, когда есть информация о предателях, подрывающих Железную Истину изнутри? – Рафаэль притворно вздыхает. – Я заставил её вспомнить всё. Вспомнить в мельчайших деталях. И знаешь, что она сказала мне в самом конце, Маркус?
– Она была просто ребёнком, – хорошо знакомый Трэй голос дознавателя ещё никогда не был настолько пустым и безжизненным.
– Нет, она сказала не это, – продолжает говорить Рафаэль со смешком. – В последний момент, за несколько секунд до того, как мой нож прервал…

Маркус резко дёргает правой рукой – на первый взгляд судорожное нервное движение на проверку оказывается тщательно выверенным. Зафиксированный в специальном креплении на предплечье кинжал срывается и скользит вниз по широкому рукаву серой мантии – тот перехватывает его на лету и резким подшагом сокращает дистанцию. У Трэй не возникает ни единого сомнения в том, что он часами отрабатывал это единственное движение в келье – настолько гладко и безукоризненно оно получается.

Всё происходит слишком быстро, чтобы кто-то успел хоть что-нибудь предпринять. Узкая полоска заточенной стали вспыхивает в трепещущем свете – и вот Маркус, одной рукой обнимая Рафаэля за шею, вгоняет ему лезвие в грудь по самую рукоять.
– За канцлера, – выдыхает со злостью.
Кинжал выскальзывает наружу, чтобы почти сразу же вернуться обратно в тело – Трэй видит тёмное пятно, проступающее на серой мантии.
– За Эскалон, – ещё один удар. – И персонально за истину.

Мечи стражников выскальзывают из ножен безнадёжно запаздывая. Рафаэль отшатывается назад, врезаясь лопатками в стену. Начинает медленно сползать вниз, оставляя на замшелом камне кровавый развод.
Стражники медлят, колеблются – никто из присутствующих попросту не в силах осмыслить произошедшее достаточно быстро.

Сузились глаза пустынника - на мгновение, и губы скривила усмешка. Где-то вдалеке стрекочет раздосадованный скорпион. Его прочли. Взвесили. Против него выработали тактику. Отразили - причём древком! Плохо становится старым, плохо когда проверенные трюки дают осечку. Таким будет конец для Абдулы, старого разбойника? Этого хочет небо? Он встретит свою гибель на далёкой чужбине? Сердце на мгновение запинается в груди. Хорошо что песок под ногами, смерть на нём будет правильная.

Злость толкается ураганом в груди. Анчар не первый раз становился под падающим небом. И всё ещё жив. Там, позади, в пустыне, его знали. Одни проклинали его имя, пугая им детей. Другие чуть не молились на него. Пожар в груди разрастается. Иногда его сравнивали с бурей.

Обузданная злость придаёт сил. Сухие мышцы наливаются силой. Угрожающее поблескивает остриё алебарды. Валькирия будто стоит в строю. Будто плечом к плечу стоят с ней одним строем бойцы. Кажется, что сила вся сила отряда стоит против него. Но Абдула знает толк в том как нападать.

Буря ещё не кончилась. Сможет ли оазис обороны амазонки сдержать натиск пустыни? Немного пригнувшись воин шагнул вперёд. Немного сокращая дистанцию. Всё ещё за пределами взмаха алебарды. Возможно, ему далеко до Багрового Ветра, легенды его отрочества. Но в открытом бою и он кое-что может. Ноги сделали странный, запутанный пируэт, будто столичный модник решил оставить на песке роспись в виде своих инициалов.

А затем Абдула кинулся вперёд. Самум пришёл на арену стольного града Империи. Как кидались вперёд многие другие, такие же как он, дервиши. Вот только в нём больше не было ни злости, ни гнева. Будто пустой сосуд с потрескавшимся стенками, оставленный на солнце, он был спокоен и преисполнен пустоты. Он был полностью сосредоточен. Воздух застонал, рассекаемый первым ударом. Ритм пустыни, зловещий гимн смерти под палящим солнцем сейчас шёл на встречу цветку лесов.

Скупое движение рук, пол-шага влево. Серебряная рыбка глухо ударяется о дерево и падает, безжизненная, на песок. По лбу амазонки струятся большие капли пота, волосы медленно становятся липкими. «Яйца корнегрыза, у меня второй раз в жизни так получилось!»: радостные мысли взлетают весенней птицей, но лоб бороздит глубокая морщина, смыкаются в тонкую нить губы.

Амазонка знает, что за этим последует. Стрела ли из-за холма, кинжал ли перед атакой – кочевник сейчас рванется вперед со скоростью самума и напористостью верблюда. Свою подлянку он уже использовал, свой пируэт в их танце сделал. И засвистят, запоют свою песнь клинки, вызывая в памяти одетых в черные бурнусы коршунов пустыни и маленький оазис, где их отряд держал оборону, дикими матами отвечая на гортанные крики нападающих.
Пустынники хороши только в первом порыве – они быстро выдыхаются, не любят затяжных боев. А как парировать два клинка, она знает. Принимаешь первый меж топорищем и шипом, полупроворачиваешь с одновременным шагом в сторону. Вырвет клинок из руки – хорошо. Нет – тоже не страшно. Сбоку удар окованной железом пяткой алебарды под коленную чашечку или, если повезет, в промежность, и противнику будет вообще ни до чего.

Так что она знает, что делать. «Береженного бог бережет, а не береженного – конвой стережет», как любил шутковать их десятник Микаил. Жалко только, он сам однажды об этом позабыл, украв у селянки гуся для удовлетворения своих противоестественных потребностей. И конечно, когда его товарищи отловили, он вакансию десятника быстро освободил – и насовсем, ибо что может быть противней, чем жрать в одиночестве, когда у приятелей животы от голода сводит!

Руки скользят по древку, перехватывая алебарду поближе к пятке. Пускай кто-то скажет – дисбаланс, замедление реакции – бред. Так проще ловить атаку и переходить в ответное наступление. Стоит чуть расслабить руки, и можно браться привычным хватом. А там все по заповедям старшóго: «Делай раз! Делай два! Верхний! Нижний! Я научу вас, гамадрилы гемморойные, как строем ходить и бить все вдруг!».
Куница бросила быстрый взгляд на Первосвященницу и прикусила выбившуюся-таки из прически прядь: «Боги Леса! Боги Империи! Не оставьте меня! Дайте мне закончить этот танец так, чтобы первой расписалась кровью на песке не я!».


Получатели: Деянира `Куница`.

И наступает.
Тот самый момент, когда танец приходится прервать ради единственного рывка.
Когда на кон ставится всё, а цена момента – смерть или слава.

Глориус играет на публику, великолепные волосы блестят на солнце, развеваются на ветру. Наделённый прирождённым талантом актёра, выработанным за годы тренировок сложением античного полубога и тем неуловимым чутьём, что различает настоящего гладиатора и везучего смертника, он бросается вперёд, блистательный и непревзойдённый. У людей, которые, затаив дыхание, наблюдают за эндшпилем поединка, нет ни малейших сомнений в том, что Глориус одержит победу.
Он слишком хорош для того, чтобы сейчас проиграть.
Все звёзды сходятся воедино, сам Хан и боги, кажется, благоволят гладиатору. И он это знает.

Ями, незаметная и невзрачная на фоне непревзойдённого Короля Арены, своевременно замечает этот рывок. Прозрачные силуэты призраков бледнеют и тают на приятно греющем после пустотного холода сумрака солнце, развеиваются распахнутые в мольбе рты.
Что-то не так с этой ареной, что-то очень неправильное – но пока нет времени думать. Синий ореол Максимуса тоже почти растворяется, но девушка помнит. Ей приходилось видеть многое в сумраке, но такую сильную ауру – не часто.
И она рвётся навстречу, практически бесшумно скользя по песку.

В последний момент Максимус отрывается от земли, вкладывая все силы в эффектный и мощный прыжок – щит выставлен перед собой, разящее остриё имперского копья вспыхивает на солнце. Кажется, ничто не в силах спасти аквитанку – этот удар поставит в противостоянии точку.
И ревёт триумфально толпа, приветствуя победу своего чемпиона.

Но Ями ныряет вперёд, смещается в сторону – значительно быстрее, чем даже готовый ко всему Максимус мог бы от неё того ожидать. Кромка щита сбивает с головы широкополую шляпу, карающее остриё проскальзывает в дюйме от хрупкого хрустального почти что плеча – и Глориус уже понимает, что промахнулся.
Как понимает и то, что ничего уже невозможно исправить.

Древко аквитанского копьё вонзается в песок для упора – лезвие с закрылками пронзает и броню, и грудь буквально напоровшегося на него гладиатора насквозь. Щит и оружие выскальзывают из пальцев, боль затмевает сознание вместе с горечью поражения.

Он был так близок, он был так хорош. Но подкинутая богами монетка решила иначе.

Трибуны осознают произошедшее с мучительным запозданием.
Арену окутывает ледяное безмолвие – кровь Максимуса, срываясь с лезвия редкими каплями, поит жадный песок.

И абсолютную тишину разбивает на части громогласный раскатистый хохот. Хан смеётся, откинувшись фривольно на спинку трона, разве что не похлопывая себя ладонями по коленям от удовольствия. Потом останавливается – и начинает в гордом одиночестве аплодировать.
Толпа не подхватывает, толпа не в силах смириться с произошедшим. Один за другим они начинают кричать – сперва неуверенно, но с каждой новой секундой всё громче.

Требуют пощады для Максимуса.
Все в один голос, не сомневаясь и не раздумывая.


Получатели: Глориус Максимус Сиятельный.

Демоны, вопреки ожиданиям большинства искателей приключений, не стали бросаться в бой сразу. Вместо этого о чем-то ехидно переговариваясь и смеясь своим мерзким, похожим на скрежетание ржавчины смехом, они начали натирать чем-то копья. Сперва казалось, что они смазывают их ядом или слизью, которая сочилась у них изо рта, но потом внезапно там, где они стояли, возникли странные пятна мрака…

Но и группа "Новых Дропил" не теряла времени. На месте одного Райлега появилось четыре, от бравурных напевов Куна стало как-то легче и свободней двигаться, будто бы добавилось после тяжелого перехода по скалам новых сил (возможно, тут сказались и чары незримого Джарда), а по рычащему призыву Хагара в пространстве-времени появилась зеленая брешь, из которой вышел, или, точнее, вывалилось человекообразное существо в расшитой золотом зеленой жилетке, с покрытыми толстой шерстью козлиными ногами, закругленными рожками на лбу, висящей на шее дудочкой и следами как минимум недельного запоя на, тем не менее, привлекательном лице.

- Мужик, это не красиво так дергать, я только раскупорил бутылочку целестиальского...

В этот момент его взгляд упал на Бьянку, он подбоченился и хитро улыбнулся, постаравшись (не очень успешно) придать улыбке соблазнительности:

- О, привет, крошка...

Лежащее на песке грузное тело, истекающее жизненными жидкостями через открытые раны. Шрамы, полученные во множестве прошлых племенных поединков, при атаке деревни, и вновь рассеченные лезвиями людей. Две головы, со свистом вдыхающие воздух через два горла. Каждый вдох дается, казалось, тяжелее прошлого, будто воздух тоже ненавидел последнего выжившего из племени с далекого Юга, и оружие, наводившее биение сердца назад такой ужас, безвредно лежит в поднятой ветерком пыли.
Вокруг возгласы публики, превращающие его личную вселенную боли в распадающийся хаос, шумящие и бьющие чувствительный слух, как кроны леса во время шторма.
ссылка

Он знал, что их не несмотря на всю причиненную боль люди никогда не пытались интересовались его знаниями. Они убивали шаманов, жгли ритуальные хижины и сохраняемые поколениями священные знаки, они никогда не интересовались мнениями убиваемых зверолюдов, их правдой, их истиной.
И даже когда он, их чемпион, сумел доказать правоту, уничтожив целый отряд имперцев, упорствующие в невежестве не сдались, а лишили его смерти, связали цепями и законами, и бросили на эту Арену, обещая и вновь обманывая надеждой.
И, хотя сейчас не было никакой надежды, что человеческий воин собирается выслушивать его, Демогого'он повернул к нему морду, и с налипшим от слюны песком губами прорычал. Ему казалось, что слова раздаются громко, как гром в вале накатывающих восторженных голосов, но на самом деле они были на пол тона громче человеческого шёпота:
– Видишь. Освободи её. Дай мне пройти к бессмертию.
Другая голова, Самибарбаера, безумно запела, зашептав в песок о Судьбе и предназначении, о ритуальной сил поединка Охотника и зверя, чья кровь не смогла бы утолить его жажду, но Марзефор не слушал её. Его разум был расстроен.
Сумрак ненависти, смеха и упоения кровавой схваткой явился ему в глубине судорог его боли, и он казался ослабевшему от потери крови зрению видимым, подхватывая нитки души из не могущего умереть тела, обещая спасение его в безумии.

Огромный город спал. Ни одно поселение нордов не могло сравниться со столицей Империи, что раскинулась, словно пьяная шлюха, не знающая стыда или меры. Днём, в этом муравейнике из глины, камня и кирпича, проживали свои мимолётные жизни тысячи людей, не знающих лучшей доли и в своей гордыне считающих, что их доля - лучшая.
Не знают они красоты льдов на краю мира. Неведома им мощь бушующих волн. Не чувствовали они сладости утреннего тумана, стекающего с гор и укрывающего высокие сосны, что подпирают небо.
Они задушили своим городом всё то, что даровали им боги и в своей безграничной глупости считали, будто весь мир завидует Империи. Это было не так.
Бальдр сидел на холме возле города и смотрел на ночной небосвод. Небо здесь было другим, оно не имело той глубины и черноты, как на севере. Не видать было здесь и пляшущих огней северного сияния, которым радовали их боги. Лишь звёзды были теми же.

ссылка
При свете звёзд он развёл высокий костёр. Брёвна отбирал сам, их пришлось привезти с собой, потому что не было прохлады леса возле столицы - он давно исчез в топках местных жителей или стал стенами ветхих трущоб.
В треске пламени Бальдр слышал своё имя. Он вглядывался в огонь, пока дым кусал его в веки, пытаясь разглядеть своё будущее. Что пошлют ему боги завтра, кем он станет на арене, победителем или побеждённым?

Козёл был упрямым, он чувствовал смерть. Горбатое и сильное животное с крутыми рогами билось в своих путах, видя блеск ножа. Крик его был почти человеческим, но прервался быстро - муки жертвы не радуют богов. Важна лишь сама жертва, её смерть, её кровь.

Горячая, пахнущая железом, кровь хлынула из деревянной чаши на макушку. Вязкий поток полился на плечи, стекал по груди, марая красным чистую льняную рубаху. Вылив всё без остатка, воин отбросил сосуд в сторону и запел.

Его низкий грудной голос был слышен в ночной тишине и полевые звери, что ещё не покинули эти земли, вслушивались в слова. Звери понимали этот язык, что возносил славу богам древним, богам жестоким, богам старым, как этот мир.
Крестьяне, спавшие крепким сном на жёстких лавках в своих бедных домах, беспокойно ворочались. Отцы семейств видели в своих снах смерть в обличье воинов с глазами цвета горных льдов, что пришли на их земли. Женщины, будь то матроны или малые девы, с тревогой кутались в своих одеяла, пытаясь спрятаться от крепких рук и цепких пальцев. Все они видели как гибнут посевы и горят дома рубиновым пламенем цвета крови. Они никогда не видели в своей жизни снов страшнее этих.
Его голос слышали бедняки в трущобах и поджимали ноги, ёжась от нахлынувшего на них холода, словно летний зной вмиг сменился зимней стужей. В этой стуже они видели корабли, покрытых инеем драконов из дерева, что везли с собой смерть. В своих снах они ощущали тяжёлую сталь топора на своей шее или грубое железо кандалов, смыкавшихся на руках.
Просыпались в своих кроватях горожане, беспечно оставившие окна открытыми. Не понимали они, отчего тревога стиснула их грудь, почему пот стекает градом по лицу. Они зажигали свечу, лампу или лучину, бормотали молитвы о спасении... в тот же миг замирая в ужасе. Ледяной ветер пробирал до костей, тушил пламя и в его вое слышались обрывки боевых кличей, крики умирающих, стоны пощады, неизбежная смерть.

***

Солнце в зените бросало блики на белый песок, отражаясь от начищенной стали. Острый топор в одной руке, верный щит в другой. До центра арены далеко, так велик её размер, ропот толпы похож на горный поток, на шёпот волн, на слабые отголоски грома приближающейся бури. Купаясь в этом звуке, Бальдр ощущал, как его кровь бежит быстрее. Ноздрями он чувствовал запах крови, что пролилась здесь недавно, человеческой крови. Скоро и его кровь впитается в этот песок, он знал это. Но его веселила мысль о смерти. Он ждал встречи с ней, словно с дорогой женой ждёт встречи воин, возвращающийся с добычей. Его смерть не будет обычной, потому что боги услышали его. Он умрёт с оружием в руке и попадёт в Небесные Чертоги.
А если же им понравится его жертва, боги даруют ему чуть больше жизни и чуть больше славы. На это Бальдр тоже не будет в обиде, ведь кто он такой, чтобы перечить богам? Всего лишь человек!

Глашатай рассказывал небылицы, от которых воину становилось веселее с каждым словом. Он покачал головой, а потом поднял свой топор, указав на трибуны. Пусть каждый вспомнит прошлую ночь, свои сны и свою тревогу и задумается - сколько правды в словах болтуна?
Последним увидел Хана. Говорят, что он непобедим. Говорят, что он - воин великой силы и доблести. И что он - Наместник богов. Бальдр ударил топором о щит, приветствуя короля. Загремело обитое железом дерево, блеснула черной краской руна "вуньо" на белом поле.

Против него выставили деву. В том не было бесчестья воину, чтобы скрестить своё оружие с женщиной. Девы Щита не были чем-то странным в его краях, о доблести амазонок рассказывали много историй.
- Привет тебе, воительница! - воскликнул он. - Посмотрим, кому из нас благоволят боги и на чьей стороне будет удача!
Его зубы белели из-под шлема в широкой улыбке.

– Хватит с тебя на сегодня ошейников, – резюмирует Маркус, отмахиваясь.
И подтверждает, развеивая опасения Трэй:
– В твою камеру.

Тревожный колокольный набат нарастает. В этом звоне нет обычного медитативного напоминания о постулатах железной истины, в этом звоне – призыв к действию, напоминание о могуществе Ордена.
Маркус и Трэй выныривают из старой пыточной в коридор, быстрым шагом продираются вверх сквозь лабиринт коридоров. В ритме колокола проступает размеренность, словно неизвестный звонарь наконец-то справился с мандражом и подобрал темп. Каждый новый удар отдаётся в голове эхом лёгкой мигрени, и даже сердце, кажется, подстраивается под заданный железным колоколом стремительный ритм.

Им приходится подняться ещё на несколько ярусов прежде, чем Трэй наконец-то начинает узнавать коридоры. Маркус и правда направляется к её камере – никакого карцера теперь ждать не приходится. Трезвонящий колокол в конце концов замолкает – на смену звону приходит накатившая со всех сторон тишина. Даже объятая тревогой Цитадель по-прежнему достаточно велика, чтобы всеобщая паника не охватила её достаточно быстро.

Единственного человека можно искать в недрах железного замка целую вечность – и, как только Маркус отведёт её в камеру, одной несчастной эмпатке наверняка без труда удастся затеряться во всём этом хаосе до утра. Ещё один коридор, подъём, поворот – теперь тут и там слышатся отрывистые выкрики, множественный топот и бряцанье стали.
Ещё поворот – и Маркус на полном ходу почти налетает на другую фигуру в серой мантии и металлической маске. Двое стражников Ордена, звеня железом, следуют за вторым – замирают позади, остановившись на почтительном расстоянии.

Маркус отступает назад, внимательно всматриваясь в коллегу в поисках одному ему известных опознавательных признаков.
– Рафаэль..? – спрашивает в конце концов, не будучи до конца уверенным.
– Маркус, – отзывается дознаватель, и Трэй действительно без труда опознаёт по мягкому тенору Рафаэля.
– Что происходит? Это тревога?
– Посторонние в Цитадели. Уже обнаружено несколько мёртвых патрульных, – отзывается дознаватель.

Трэй надеется, что в этих спешке и хаосе никто не станет задаваться неудобными вопросами без лишней необходимости, но её надеждам не суждено оправдаться – любой дознаватель остаётся верным себе до конца. Девушка чувствует на себе недоумённый проницательный взгляд, замечает, как Рафаэль осматривает с ног до головы самого Маркуса, сопоставляя в голосе какие-то логические цепочки и факты. Любой другой на его месте наверняка бы бросился дальше, но дознаватели Ордена годами обучались способности чувствовать фальш, обращать внимание на самые незначительные на первый взгляд нестыковки.

– Что ты здесь делаешь, Маркус? – осведомляется человек в маске негромко. – На нижних ярусах нет камер эмпатов. Почему это животное без ошейника?
Трэй достаточно редко работала с Рафаэлем – он, в отличии от Морро, никогда не отличался садистской жестокостью, но выделялся среди многих других почти физически ощутимым холодным презрением. Даже когда он наказывал Трэй, он делал это так, словно дрессирует провинившуюся собаку.

Маркус медлит с ответом. Можно придумать множество версий, но ни одна из них не окажется правдоподобной в достаточной степени, чтобы заглушить зародившиеся у собеседника подозрения.
Они стоят и смотрят друг на друга, люди в одинаковых масках.
Рафаэль медленно сгибает в локте левую руку, сжимая пальцы в кулак. Стражники позади подбираются, предостерегающе касаются эфесов мечей.

– Я забирал эмпата из карцера. Что-то не так?
– В такое время? – в голосе Рафаэля сквозит недоверие. – Ты.
Хлёсткий как удар кнута выпад. Обращение к Трэй.
– Отвечай. Именем Железного Канцлера.

Джинджер
Петляя, как заяц, Джинджер добежала до грузовичка, чувствуя, несмотря на все свое лавирование, еще один удар в плечо, слабый, мягкий, почти не сбивавший с ног. Двое из троих работяг воззрились на появившуюся среди них окровавленную девицу и отшатнулись с криками, третий продолжил стоять в ступоре.
Джинджер тем временем метнулась дальше, в направлении, если судить по схеме Джейсона, таможни. Впереди маячила еще одна группка рабочих, открывавших было двери склада, но вытаращившихся на приближающуюся девицу, и грузовик, явно собиравшийся в него осадить. Его водитель тоже смотрел на Джинджер, открывая зачем-то дверцу кабины.

Сандра, Марика
Две девицы, вернее, девица и старушенция после спринтерского забега забежали за тащивший на горизонтальной мачте здоровенный контейнер погрузчик. Дальше по улице к ним приближался могучий тягач без прицепа, белый, блестящий хромовыми деталями, справа пыталась приблизиться небольшая компания из нескольких рабочих.
- Стойте! Стойте! - раздавались крики, - совсем с ума посходили? Ребята, держите их!
- Они что, воровки?
- La puta украла мой контейнер! - раздался жалобный рев давешнего мексиканца.
- Какой, блядь, контейнер? - сразу поменяли свои намерения несколько самозваных борцов с преступностью.
- Мусорный! Я делал мусор, а они взяли контейнер!
Несмотря на это, несколько рабочих продолжали погоню, криками оповещая о ней всю улицу.

- Блядь, - рявкнула Джинджер, - Поворачиваем!

Бруха резко дернула бак в сторону, пытаясь развернуть, закрутить его, и отправить по новой траектории, в преследователей Марики, а не в саму Малкавианку. Очередной горячей волной кровь разлилась по ее мышцам, придавая им ту силу, которой Бруха пыталсь скомпенсировать недостаток собственной массы для таких маневров.
Секунды растягивались как в замедленном кино. Бак, распластавшаяся почти под его колесами старушка, рывок, какие-то люди и собаки в складском ангаре, подсвеченные яркими лампами, в голове Брухи пронеслась мысль, что смешно и немного неловко у них сейчас получится при любом исходе.

Что ж, кажется в оценке степени пиздеца Паола была права. Ее новые щупальца хватали людей направо и налево, сковывая движения, предотвращая настойчивые попытки атаковать. Однако вред был уже нанесен. Злополучный вожак этой бандитской своры оказался на редкость проворным хреном. Даже из рукомойника смог бы выскочить, если б затрял. Он миновал обе воинственные тентакли: те только щелкнули за его спиной о воздух, а затем в салон прорвалось пламя...

Нужно было видеть лица вампиров в тот момент.

Испуганные глаза женщин. Перекошенная от боли и ужаса физиономия Санчеса. Отсутствующий взгляд позади, в котором обычные радужки глаз сменились тускло-оранжевым отражением.
Однако вампиры не растерялись. Камарильские черви точно сдохли бы. Сгорели бы, вопя, все вместе. Но шабаш - есть шабаш, детки. Все произошло так быстро и так хаотично, что почти никто ничего не понял. Морду Санчеса окатило пеной из вынутого из-под сиденья огнетушителя, который вскочил в руки Паолы сам. За секунду до этого в голове мексиканки загорелся образ, вспыхнул не хуже самого бедствия: где искать, как достать, как вынуть заглушку и активировать спасительный прибор. А вдавленный до упора газ тем временем уносил автомобиль прочь от байкеров. Прочь от Райнера, упавшего наземь, как факел. Прочь от битых стекол и пуль.

"Дедушка", как его прозвали за почтенный возраст, принялся шлепать по огарку курткой, но... Зачем? Почему? Не понятно... Мотивация байкеров, как и все закулисье произошедших в эту ночь событий так и осталось для выживших тайной ровно до следующей коварной ночи. Но это уже совспм другая история, в которой Николасу не было места. Но, может, в другой найдется, кто знает?

Тяжёлый сон без сновидений сменяется пробуждением. Эйдан медленно открывает глаза, разглядывая потолок и флегматично наблюдая за лучами солнца на стенах. Голова ватная, мысли путаются, не без труда приходится вспоминать, где он находится и с какой целью здесь оказался. Бешено колотившееся сердце с запозданием успокаивается. Не самое лучшее пробуждение. Да и какого чёрта вообще..?

В конце концов Эйдан осознаёт, что именно его разбудило. Мозг, разминаясь, выстраивает в чертогах разума причинно-следственные цепочки. Он вспоминает вчерашний разговор с Эшли. Вспоминает, как та ушла накануне ночью куда-то из номера. Когда она вернулась, мужчина не слышал. В попытке отогнать сонную вялость, Нэш приподнимается на локте, со злостью уставившись в сторону источника беспокойства. Рывком сбрасывает ноги на пол, встаёт в полный рост. Потягивается со стоном.
И, не удосужившись натянуть хотя бы рубашку или штаны, открывает.

Эшли ожидаемо обнаруживается по ту сторону двери. Раздражающе опрятная, выглаженная и возмутительно бодрая. Прислонившись плечом к дверному косяку, Эйдан молча смотрит на напарницу, будто не силах поверить собственным глазам. Он не говорит ничего, но это один из тех самых случаев, когда выражение лица оказывается значительно красноречивее слов. Оно будто бы говорит – чего тебе не спится-то, идиотка?
Чем Эйдану всегда нравились подобные длительные командировки – это возможностью оказаться вдалеке от начальства, отсутствием необходимости отчитываться за свои действия и бездействия перед кем-либо.
На этот раз, по всей видимости, он опрометчиво захватил начальство с тобой.

– Только с утренней службы? – бросает Эйдан без особого энтузиазма, даже не особенно заботясь о том, поймёт ли она вообще о чём речь.
Очевидно одно – даже если хлопнуть сейчас дверью перед носом Эшли, безвозвратно утраченный сон уже не вернуть.
– Скоро подойду, – произносит, смиряясь.
Никак не комментирует её извинения, будто бы вовсе пропускает их мимо ушей.
Для Эшли это, наверное, было безумно важно.
Самому Эйдану всё равно.

Он закрывает дверь, переходит в ванную и останавливается около раковины. Долго и тщательно умывается холодной водой, задумываясь о возможности озаботиться душем. Наносит пену на подбородок и щёки, встречается взглядом с холодными голубыми глазами человека по ту сторону зеркала. С ожесточением водит лезвием по лицу, методично изничтожая любую растительность. Чистит зубы, водя щёткой в ритм играющему в голове цепляющему мотиву. Натягивает брюки, рубашку, застёгивает ремень часов на запястье. С тяжёлым вздохом смотрит на время, бегло проверяет содержимое кошелька. На ходу закинув в рот ещё одну таблетку, выходит из номера.

      Подозрения о том, что отметку «A» рядом с графой «Ловкость» на листе Фокса поставили совершенно случайно, быстро отпали. Мозг услужливо подложил инструкцию, как управлять встроенной штукой в руке, беря данные откуда-то из-за кулис памяти, по сцене которой прошлась команда уборщиц. Вскинув пред собой правую руку и левой схватившись за импровизированную рукоять, Тосиро расправил пятёрню в стоп-жесте, прицелился и с тихим треском высвободил гравитационный луч из ладони. Фокс, Железный Человек на полставки, полупрозрачным энергетическим хватом ловко вынул огнетушитель из ячейки. Интуитивно двигая пальцами правой ладони, Тосиро покрутил баллон в воздухе. Притянуть его? Проблемы нет. Нужно всего лишь оттянуть плечо немного назад, тем самым давая команду...
      ...на боль, кровавой молнией пронзившую правую руку от плеча до кончиков пальцев.
      Риана услышала за собой жуткий металлический лязг рухнувшего на пол огнетушителя.

Получатели: Тосиро Фокс.
      Боль, настолько фантомная, насколько были проплывшие перед его взором картинки, ушла столь же внезапно, как объявилась. Правая рука. Абсолютно металлическая, поэтому, без сомнений, она не могла испытывать боль. Никак. Хоть сейчас если ущипнуть её за металл, ничего не будет. И всё-таки, тоскливое чувство безвозвратной потери несколько секунд душило Тосиро. Говорить ему и правда было нечего, а про укатившийся в угол предмет он и думать забыл. Манипулятор работал. Память — не очень.
      Теперь они шли вместе. Риана всю свою жизнь (не ту, что началась полчаса назад) вроде бы предпочитала другой способ работы, если верить досье. Хотя оставалась вероятность, что эксперты где-нибудь да немного наврали там. Но чем дольше об этом думаешь, тем сильнее болит голова. Лучше уж направить мощности мозга на решение насущных проблем. А мощности там были впечатляющие. Ей под череп запихнули настоящее сокровище. Стоило ли удивляться, что телом разбрасываться не стали? С Тосиро, конечно, всё куда менее понятно. Даже если брать в расчёт его мощные ноги и руку, снять с него их задача не то чтобы сильно сложная. Вероятно, рано или поздно карты откроются.
      Отвлекая себя разными такими размышлениями от мертвецов в колбах, двое товарищей по сомнительному счастью встали перед следующей дверью. Обойти следящие устройства — ерунда какая, да ещё и в заполненном высокотехнологичными гробами помещении. Настоящие проблемы начинались уже за следующими воротами, о чём Дедал честно предупредил после знакомого попискивания в ушах.




Получатели: Риана Вербова, Тосиро Фокс.
      Когда сообщение кончилось, Дедал выждал некую паузу. Не слишком длинную, заскучать ребята не успели. И когда дверь раскрылась, глазам Тосиро и Рианы предстал действительно небольшой цех, наполненный оборудованием. Причём чувство дежа вю у мужика определённо играло сильнее, чем у девушки. Вдоль стен, там, где это было допустимо, стояли несколько станков и рабочие верстаки. В центре помещения размещались роботизированные руки вокруг двух крупных областей, одна из которых была занята наполовину разобранным роботом. Тут и там, но так, чтобы не мешать рабочему персоналу, стояли некрупные контейнеры высотой в половину человеческого роста. Ещё можно местами заметить разные шкафчики, но взгляд неизменно приковывали две вещи.
      Во-первых, тупо стоявший посреди цеха седовласый мужик, лениво жевавший шоколадный батончик. Абсолютно неестественное зрелище, благодаря которому Тосиро и Риана познакомились с эффектом «зловещей долины». Одетый в жёлтый комбинезон техника со всеми атрибутами вроде пояса с инструментами, мужик стоял, как столб, и таращился в спину робота. Того и гляди, закончит кушать и побежит чинить дальше... но нет. Он продолжал стоять. Этот человек скорее существовал, чем жил. А во-вторых, долго на него глазеть не вышло — небольшой робот на гусеницах встал неподалёку и нежно пропищал «Сканирование области», отчего беглецы, как ошпаренные, заскочили за стопку контейнеров. А что делать, там четыре ствола на корпусе, которыми этот малыш без сомнений нарубит преступников, сбежавших из капсул. Но пока бот просто спокойно колесил по периметру цеха.
      Высунув носы, Риана и Тосиро довольно быстро обнаружили, если верить табличкам, ту самую дверь в систему чего-то с воздухом. Самое противное, что до оной надо было добираться через чёртову половину цеха. И если бы не трое биороботов, которые иногда шатались из стороны в сторону по абсолютно непредсказуемым порывам, вероятно, обмануть патрульного малыша было бы куда проще, просто прыгая из укрытия в укрытие, коих тут вполне хватало.
      Надо было что-то придумать.

– Если бы только всё было так просто, – отзывается Маркус негромко, и бесконечно сложно понять, что именно он имеет ввиду.

Быть может, что едва ли все его проблемы способно решить лишь самоотверженное молчание Трэй.
Быть может, что истинный корень всех зол кроется далеко не в Морро.
А может это обособленное высказывание и вовсе не имеет никакого смысла в контексте, являясь отражением внутренних мыслительных процессов в голове самого дознавателя.

Он долго смотрит на неё, одновременно отстранённо и зачарованно. Бледная улыбка, окрасившая лицо эмпатки на несколько коротких секунд может показаться чем-то диким, неправильным.
– Если ты выдержала здесь столько лет, наверняка протянешь и до утра, – резюмирует он после непродолжительного молчания. – Тебе не за что извиняться. Ты можешь думать обо мне что угодно. Любой из нас этого заслуживает. Думать – это всё, что вы можете. По крайней мере, уж ваши-то мысли никто не в состоянии прочитать и превратить в преступление.

Маркус невесело усмехается.
Может показаться, что он хочет ещё что-то сказать, поделиться с Трэй, открыться хоть кому-то.
Ведь он молчал всю свою жизнь, молчал непростительно долго. Но что-то мешает – сумеречные тени сомнения, какие-то внутренние заслоны. Усугубляющееся с каждым мгновением ощущение, что он соскальзывает, срывается и летит в бездну. Маркус открывает было рот, но почти сразу же умолкает.

Тишину, прерываемую лишь далёкой монотонной капелью, разрывает одинокий удар железного колокола.
Укоряющий звон напоминает об истине, будто уличает изменников в совершенном предательстве, напоминает о прописных и непреклонных постулатах железного кодекса. Трэй видит, как вздрагивает Маркус, меняясь в лице.
Этот одинокий удар, продравшийся сквозь дебри и хитросплетения коридоров, рушит ту чарующую атмосферу обособленности и доверия, которая установилась между двумя людьми в месте, как нельзя менее для этого подходящем.

Колокол замолкает, сгущается тишина. Маркус сидит неподвижно.
И звонит снова. Ещё и ещё. Не так размеренно, как обычно. Быстрее, тревожнее.
За долгие годы, проведённые в застенках Кримсон Рок Трэй никогда не приходилось слышать подобного. Ни разу за всю её жизнь колокол не начинал звонить ночью. Настолько дико и аритмично он не трезвонил вообще никогда.

Маркус подрывается с места, подхватывая со стола железную маску. Не смотрит на Трэй, отводит глаза. Этот оглушительный звон разрушил хрупкий мирок иллюзорных зеркал и воображаемых замков, напомнил о безрадостной суровой реальности. Они по-прежнему в Цитадели. Месте, где даже сама мысль о несогласии с Канцлером считается изменой и карается смертью. Месте, в котором каждый шпионит за каждым, в котором доносы на ближнего льются рекой и никому, никому совершенно, нельзя довериться хоть на мгновение.

– Сейчас глубокая ночь, – кожаные ремни застёгнуты, и голос дознавателя вновь звучит искажённо.
Трэй опять не видит его лица – только железо и холодные серые глаза в прорезях.
– Какого чёрта здесь происходит…
Он накидывает на голову капюшон, быстро осматривает комнату на предмет оставленных улик, которых даже в теории быть не могло.
– Это тревога, – сообщает. – Пойдём, Трэй. Нужно вернуть тебя в камеру.

Распил критиков и он же: игра-угадайка!

Расположившись в своём кресле недалеко от двери, Евгений с неподдельным интересом внимательно слушал историю, которую рассказывал доктор. Он чувствовал, что это действительно настоящий доктор Гилель - и хоть, подобно Саманте, интуиция подсказывала Жене, что док неуловимо изменился, но всё же от мужчины перед ними исходила знакомая аура: он вёл себя как док, говорил как док, не было ощущения фальшивости. И сам рассказ занимал мистера Гречко сейчас куда больше, чем беспокойство об истинной личности этого человека. Узнать что-то новое про мир Снов было весьма любопытно.
Сомнения рассеялись окончательно. Возникшую было критику в адрес дока за то, что Айсе пришлось за него поволноваться, доктор также очень быстро развеял, объяснив, почему никого не предупредил. Куда девать тело дока, с этим тоже определились. Остался насущным вопрос о передаче его дела в их руки. И здесь Евгений больше склонялся к тому, чтобы отказаться от невероятно щедрого предложения - он чувствовал, что это груз, который он не сможет понести. Однако, тут важно было, что по этому поводу думает Саманта. Если она хочет управлять «Уголком» - оставлять её за этим занятием одну, пусть даже Гилель и обещал навещать, Женя не хотел. Вдвоём они явно лучше справятся.

К счастью, всё разрешилось довольно неплохо, их избавили от мук тяжёлого выбора. Да и док Браун жив оказался... в каком-то смысле. Ситуация вырисовывалась неплохая.
- Ну, думаю, с помощью доку Брауну мы должны справиться, - Евгений ободряюще кивнул Саманте и чуть улыбнулся. Он тоже был рад такому решению нынешнего хозяина «Уголка». Перевёл взгляд на Гилеля. - На самом деле, я был бы безмерно счастлив продолжить начатое вами дело, оно того стоит, но боюсь, уровень нашей с Самантой компетенции не соответствует той роли, которую вы хотели нам отвести. Пока не соответствует. Может, со временем это изменится.

После непродолжительного молчания Евгений задумчиво добавляет, глядя на дока:
- Возможно, вам стоит навестить ваших инопланетных друзей и рассказать им, что ваше «рождение» прошло успешно? Мы ведь, не зная ничего, убедили их в том, что вы умерли окончательно, и их очень опечалила эта новость. Они так огорчились, что кто-то из них даже хотел закончить своё существование, но его, кажется, удалось переубедить. Это неправильно, если они и дальше будут думать, что убили вас, док, и терзаться напрасными угрызениями совести. Навестите их, расскажите им, и скажите, пусть для них это станет уроком, что другие разумные виды во Вселенной не похожи на них и они не должны судить о их жизни по себе. Пусть даже эта штука с «рождением» после смерти в вашем случае и сработала. Но вы всё же необычный человек, док. С кем-то другим могло бы и не пройти.

Он её слушает. Хочет уточнить, предпочитает ли она непринуждённую ни к чему не обязывающую беседу или неловкое насупленное молчание, но вид угрюмо уставившейся в окно напарницы достаточно красноречиво говорит за себя.
Хмыкнув, Эйдан складывает старательно карту и небрежно кладёт её на колени девушки.
– Знаешь, тебе лучше бы было всё-таки пристегнуться, – сообщает бесстрастно.
Бросает задумчивый взгляд на молчащую магнитолу, но, подумав немного, решает пока не включать. Молчание так молчание. Абсолютная тишина. Он тоже неплохо играет в эту игру.

Сперва Эйдан ведёт машину достаточно осторожно – вплоть до момента, пока «шевроле» не выныривает на просторное многополосное полотно магистрали.
После этого мужчина вдавливает в пол педаль газа, целеустремлённо щёлкая при этом рычагом передач. Теперь, когда мозг больше не загружен необходимостью смотреть постоянно по сторонам и следить за движением, в голову начинают лезть лишние мысли. Стекло с водительской стороны немного опущено, весенний ветер на бешеной скорости врывается со свистом в салон ураганом. Мимо проносятся, едва успевая отпечататься в памяти, дома и коттеджи. Эйдан почти впивается взглядом в полотно трассы – прерывистая продольная линия разметки на такой скорости сливается почти что в сплошную.

Нэш замечает встревоженные быстрые взгляды Эшли, но никак не реагирует.
Он умеет абстрагироваться, её молчание почти не доставляет ему дискомфорта. В конечном счёте ему всё равно, какое впечатление у неё сложится о напарнике. В конечном счёте, все это не имеет никакого значения.

Эйдан бросает руль влево, на полной скорости обходя медлительный грузовик. Вправо – рывком возвращает машину назад на центральную полосу. Зелень вдоль обочины сливается в размытое грязевое пятно, будто белеет и покрывается инеем. Одна из многочисленных магистралей этого округа, ничем не отличающаяся от любой другой.
Летом, зимой, весной или осенью.
Нэш опускает глаза, на несколько коротких мгновений отрывая взгляд от дороги. Рука, лежавшая на рычаге переключения передач словно невзначай касается свисающей со связки торчащих в замке зажигания ключей плюшевой панды. Посеревшая под воздействием времени и активной эксплуатации игрушка закручивается от прикосновения, начиная медленно вращаться вокруг собственной оси на спутавшемся шнурке.
Эйдан поднимает глаза на дорогу – и на мгновение видит вместо раскалённого зарева снаружи заснеженное полотно трассы, аварийные огни и перевернутый внедорожник. Он усмехается собственным мыслям – слышит отдалённый и бесконечно далёкий смех Эмили, не без труда пробивающийся сквозь толщу воспоминаний.

Рывок влево – и «шевроле» на всей скорости обходит мчащуюся и без того что есть сил легковушку. Руль вправо – и Нэш снова на своей полосе.
Он почти забывает о присутствии Эшли и, как это иногда бывает в моменты абсолютного одиночества, снова и снова прокручивает в голове тот самый разговор, за несколько часов до.

«Если мы не собираемся приглашать на свадьбу весь мир, это не значит, что у меня не должно быть этого платья».
«Меня устроит, даже если ты будешь стоять у алтаря в чёрном с тем восхитительным вырезом».
«Священник вряд ли оценит твой юмор».
«Почти никто не оценивает моё чувство юмора по достоинству».

Её мелодичный смех, кажется, до сих пор льётся из динамика трубки. Она говорит, что заедет к матери ненадолго. Эйдан привычно шутит про старую каргу, которая его ненавидит и даже не пытается этого скрывать, даже не подозревая, что это будет его последняя фраза. Гололёд. Вечно спешащие на очередной вызов таксисты.

Эйдан возвращается в реальность в тот момент, когда до столкновения с задним бамперов «кадиллака» остаются считанные секунды. Его машина ныряет влево, обходя возникшую словно из ниоткуда преграду.

Ветер свистит прямо в ухе, вечнозелёные сосны возвышаются вдоль правой обочины.
Отчаянно жарящее солнце нещадно бликует в стёклах очков. Нэш не сбавляет скорости, чувствуя, как постепенно его отпускает. Сколько прошло времени? Смотрит на часы, много лет назад подаренные отцом.
Услышав голос Эшли, он внутренне вздрагивает. Внутри всё сжимается – с некоторым запозданием он вспоминает о том, что девушка по-прежнему рядом, в салоне. Что-то про путешествия.

– Извини, я задумался, – отвечает блеклым бесстрастным голосом, абсолютно спокойно. – Нет, я никогда не был в Луизиане. Алабама, Северная Каролина, Вирджиния, Иллинойс.
Он отвечает, но на этот раз в голосе нет даже намёка на недавнюю иронию или даже просто заинтересованность. Мысли снова и снова возвращаются назад, в прошлое.
– Один раз мы провели две недели отпуска во Флориде. Слишком жарко, если спросишь меня. Я предпочитаю более… Северные пейзажи, – голос Эйдана не меняется, но ему самому кажется, что в горле будто бы застревает внушительный ком.
Ночь, звездное небо, бескрайний дикий пляж, океанский бриз и развевающееся безмятежно синее платье. Эйдан замолкает, не делая никаких попыток возобновить разговор. Тянется к приёмнику, включая музыку и выкручивая громкость на полную.

Случайная композиция. Эйдан никогда не помнит, какая кассета стоит в приёмнике, и на каком конкретно треке он остановился в последний раз. Есть в этом какой-то притягательный элемент неожиданности. Он обожает всю свою музыку – его плейлист никогда не устраивает те подставы, на которые способно случайное радио. И, тем не менее, всегда удивляет.
Нэш привычно узнаёт мелодию с первых же нот. Не сбавляя скорости, отбивает первые такты ладонью по чехлу на руле.
Отпускает. Медленно, но всё-таки отпускает.
Сегодня Джон Денвер.

Country roads, take me home
To the place I belong
West Virginia, mountain mama
Take me home, country roads…

На какое-то время Эйдан растворяется в музыке. Сердечный ритм успокаивается, обгоны становятся реже и безопаснее. Он не разговаривает с Эшли, почти полностью её игнорирует. Лишь взгляд срывается время от времени на мерно покачивающийся на связке брелок.

Вывеска «Travel Stop». Нэш резко сбрасывает скорость, перестраивается в крайнюю полосу и сворачивает на съезд с магистрали. Почти сразу виртуозно паркуется у обочины, глушит двигатель и, сжав что есть сил панду, приподнявшись пихает ключи в карман.
Сигареты. Ему нужны сигареты.
Эйдан выбирается из машины, щёлкая зажигалкой уже на ходу.
Весеннее солнце жарит, в воздухе – запах бензина и хвои.

- Есть малеха. - Джинджер усмехнулась мимо трубки. Кажется, Майкл был не слишком счастлив тем, что приглашение было только на одного.

- Такой себе шестибальный пиздец со скрытой угрозой по десятибальной шкале от "тишь-гладь-благодать" - на одном, до "военная пачка саббат уже здесь" - на десяти. - Пояснила Рыжая, - три дня назад двух жмуров с деревянными градусниками нашли на районе. Не мы. Тут кипишь. Плюс теперь нами недоволен какой-то крысовод из канализации и будет срать в тапки. Шен когда вернуться планировал? С ним вообще можно как-то связаться, чтоб он там осторожнее возвращался?

Утро всегда начинается с кофе. Любимого латте в одном и том же излюбленном заведении, за стеклом-витриной которого плывут, сменяя друг друга, недели и поры года. Почти каждый будний день Эйдан оказывается там ровно без пятнадцати восемь, вне зависимости от того, светит ли снаружи солнце, барабанит ли дождь или завывает, яростно швыряя снег на стекло, суровая вьюга. Это солнечное весеннее утро не становится исключением – медленно и с наслаждением уничтожив напиток, на поверхности которого официантка на этот раз старательно вывела пеной на удивление удавшееся сердечко, он садится в машину и уже через несколько минут занимает свободное место на парковке около здания управления.

Эйдан приоткрывает дверь «шевроле», некоторое время наслаждаясь весенней прохладой. Глушит двигатель, пихает задумчиво связку ключей в карман джинсов. Солнечное утро бликует, пуская солнечные зайчики хромированными капотами и лобовыми стёклами припаркованных рядом автомобилей.

Мужчина улыбается собственным мыслям, поднимаясь по ступенькам и беспрепятственно проникая в фойе центрального офиса. Кивает Холли рассеянно, меняя выбранный курс и на ходу перекраивая последовательность размеченных заранее действий.
– Спасибо, Холли, – бросает ей, не особенно, в общем-то, заботясь о том, чего именно от него хочет босс.

Самый простой способ выяснить – оказаться в его кабинете как можно скорее. Ни к чему забивать голову лишними сомнениями и гадать, не располагая необходимой для нахождения истины информацией. Он проходит мимо секретарши, попадая в кабинет шефа.

Донован едва успевает начать говорить, в то время как Нэш уже понимает, что происходит и почему именно он этим утром здесь оказался. Взгляд мужчины цепляется за пронзительно голубые глаза относительно знакомой брюнетки – от его внимания не укрывается на полуслове оборванный разговор. Как там её, Элси?

Эйдан почти сразу догадывается, какую именно подставу собирается устроить на этот раз Крейг. В глубине души агент рассчитывал, что их наконец-то объединят в пару с Холли – более подходящей напарницы для себя он, признаться, не мог бы даже представить. Но нет, шефу обязательно нужно пристроить куда-то конфликтного новичка – и, кажется, Эйдан остался едва ли не единственным из свободных агентов, кому навязать настырную девчонку ещё не пытались.

Он кивает Эшли и слегка улыбается, усилием воли подавляя рвущийся наружу тяжёлый вздох. Признаться, пустующее пассажирское сиденье уже даже начинало в некотором роде доставлять ему удовольствие.

– Как скажешь, шеф, – отвечает он Крейгу, едва заметно пожимая плечами.
Смеряет «красотку» долгим оценивающим взглядом, символически пожимая протянутую руку. Спорить с Крейгом бессмысленно – в этом случае едва ли не более, чем обычно. Что касается серийного убийцы в Луизиане… В конце концов, почему бы и нет.

– Поговорим на улице, – сообщает вполголоса новой «напарнице», выходя из кабинета и начиная спускаться по лестнице.
Не пытается убедиться, догадалась ли она идти следом. Ещё раз пересекает фойе, выходит на крыльцо, полной грудью вдыхая свежий утренний воздух. Отходит чуть в сторону, выуживая пачку сигарет из кармана. Останавливается аккурат под табличкой с красной перечёркнутой сигаретой.
Лишь тогда в конце концов решает вспомнить о существовании девушки.

– Эйдан Нэш. Просто Эйдан, в свете всех обстоятельств, – сообщает, не глядя на неё, раздражённо щёлкая несколько раз зажигалкой. – Это тебе уже должно быть известно. Раз уж мы теперь работаем вместе и нам предстоит это увлекательное путешествие в, матерь божья, Луизиану, предлагаю познакомиться поближе и прояснить несколько простых правил.
Он затягивается, выпуская дым в сторону.
– Как тебе работа в бюро? – спрашивает совершенно невинно, поглядываю на неё с интересом.
Чем быстрее он поймёт, что эта подруга из себя представляет, тем проще.
– У тебя есть машина? – новый вопрос звучит быстрее, чем Эшли успевает ответить на предыдущий.

К середине спуска Кун начал откровенно выдыхаться. Сочетание пения и карабкания по извилистым скалам все-таки сильно утомляло, хоть песня и придавала сил.

Когда полуорк остановился перевести дух, на небе начали сгущаться тучи. Только еще дождя им сейчас не хватало, промокшими подскальзываться на мокрых камнях. Что может быть хуже? Капля упала скальду на лоб. Лоб начало жечь. А вот, кажется, и хуже подъехало.

Гниксланден обратился к глубинам своей магии и воздел руки к небу.

- ... и когда небеса развернулись и путников настигла свирепая буря, они увидели свет в ночи! Свечу в окне маленькой, одинокой хижины!

Над Куном неожиданно появился купол розового цвета. Оттуда раздался голос.

- Гург, братишка, давай ко мне!

Бдительных соседей не наблюдалось, равно как и других людей, которых можно было бы посчитать за нежелательных наблюдателей. Нельзя было исключать того, что кто-то очень хорошо спрятался, но, под конец, нельзя исключать и замаскированных камер в любом сельском сортире. Вопрос в степени вероятности события. И с высокой долей уверенности Мур мог сказать, что вероятность слежки крайне мала.

Негр, тем временем, прошел в комнату. На секунду, впрочем, замерев на пороге при виде разгрома, учиненного нападавшими. На его лице отразилось удивление, перерастающее в сожаление и гнев. Губы дрогнули, но он их сжал крепче.

- Значит вот как…

Он прошел глубже, стараясь не повредить сцене преступления. Свет вновь включенных фонариков (чтобы случайно не привлечь чье-то внимание) выхватывал из темноты его лицо и, иногда руку, которую он подносил к лицу, чтобы потереть старый шрам в уголке рта. Он был действительно весьма не молод, а выцветшие волосы, задубевшая кожа и покрытые мозолями руки выдавали привычку к ручной работе на воздухе.

- Меня звать Фред, Фред Волкер. Я тут вроде как живу.

Непонятно было, ожидает он, что знакомые Кристи представятся, или понимает, что в такой ситуации ему могут и соврать, и вообще промолчать. Этим, или тем, что Фред собирался с мыслями, была вызвана небольшая пауза, после которой он продолжил.

- Такая штука, я видел, как ее забрали. Думал я, что все это слухи душные, но Матерь Божья и святой Клавер…

Он набожно перекрестился.

- В общем, пришел я домой, начал ко сну готовиться, как слышу какой-то шум. Беру ствол, тут место вроде как спокойное, но всякое бывает, выглядываю. Вижу, дверь открыта в двести второй. Приготовился уже выйти, чтобы проверить, как Остлер выходит.

Видя непонимание на лицах детективов, он пояснил:

- Шериф местный. Скотина жирная. Ну, я подумал, что дело полицейское, и нехрен встревать. А потом вижу, Коул и Вик с заправки тело тащат. И за ними еще один, идет, латинос.

Тут голос Фреда как-то сам собой перешел на шепот:

- Матерью Божьей клянусь и апостолами, что-то не так с ним. Я вот стоял, вижу, как они тащат тело, может, труп уже – мне ж не видно было детали, понимаю, что шериф с ними, а боюсь этого типа. Так, сука, боюсь, что к месту примерз. Не знаю, кто это был, и, надеюсь, больше не увижу никогда.

Передернув плечами, негр продолжил. Правда, только приложившись к фляжке, которую он достал с пояса.

- Выходит эта страхолюдина, значит, и дверь закрывает. Он что-то говорил, но я так перепуган был, что только одно слово разобрал. Что-то про гулаг он говорил. Уехали они потом.

- Думаю, - сказал адвокат, - что поговорить с доктором Брауном у вас не получится в ближайшее время. К сожалению, он покинул сии скорбные пределы и находится сейчас в лучшем из миров. Я понимаю, что сваливать на вас два эти известия слишком тяжело, но рано или поздно вы и так узнали бы. Мои соболезнования. Идите. Я посторожу тело до тех пор, пока за ним не придут люди, которых вы пошлете. Доктор Гилель был неплохим человеком, почему бы мне не посидеть рядом с ним несколько минуток.

Лечез сначала опешил, потом присоединился к смеху. На этот раз, похоже, у Сандры вышло заразительно.
- Засекаю время, подруга, - шутливо пригрозил он, махнув рукой с часами.

В общей ванной валялись по разным углам полуизрасходованный тюбик кораллово-розовой помады, несколько разномастных карандашей и подводок, пара полупустых пузырьков туши и порядком траченые темные тени без кисточки или губки. Незамысловатая косметика подчеркнула и так привлекательное лицо вампирши, слегка смазав общую мертвенность ходячего трупа.
Промелькнула мысль, что ярко накрасившись, можно было бы избежать ненужных подозрений вообще, современная косметика и мода, особенно вечерняя, это допускали.

- Классно выглядишь, - улыбнулся Лечез, оглядев прихорошившуюся девушку, прежде чем наконец-то обнять и поцеловать рядом с уголком губ, - поехали, я знаю одно интересное место на Коммершиал.
Прикосновение было теплым и живым, и заставило Зверя шевельнутся, заинтересованно принюхиваясь к запаху этого молодого мулата. По языку пробежался вкус, какой мог бы быть у его крови. От того, чтобы проверить, насколько близка к реальности была фантазия, Сандру отделяло лишь одно движение головы с выпущенными клыками.

"Одно интересное место на Коммершиал" оказалось полутемным баром с нечитаемым названием, набитым, в отличие от привычного, не столиками, а укромными уголками, полуотгороженными друг от друга диванчиками с высокими спинками. По освещенному отдельными местами залу расхаживали на каблуках высотой с Эмпайр-Стейт-Билдинг ногастые, как на подбор, девицы-официантки, преимущественно латино и темные, с ногами, обтянутыми сетчатыми колготками и одетые в темные гимнастические купальники с белыми манишками и галстуками-бабочками. Хорошо, обошлось без ушек и кроличьих хвостов.
- Самое то, чтобы посидеть, - улыбнулся Лечез и пожал плечами, удобно устроившись в плюшевых объятиях стеганого дивана, - если не понравится, поедем куда-нибудь еще.

Официантка-латино в темно-зеленом леотарде, переливавшимся металликом, появилась, чтобы принять заказ. Заказав мохито с двойной газировкой, Лечез вопросительно глянул на Сандру.
- Что-нибудь будешь? Если что, можно взять просто минералки.

Маркус устало вздыхает.
– Если бы не Истина, Трэй, для тебя всё бы было также, как прежде. Вас бы любили, а не боялись. Считали бы одарёнными, а не отмеченными позорным клеймом. В эпоху правления последнего железного короля эмпаты служили на разных должностях при дворе, некоторые из них удостоились титулов. Многое изменилось. Если подумать, фантастически многое, – его негромкий рассудительный голос разительно контрастирует с внутренним убранством пыточной комнаты.
Взгляд Трэй невольно цепляется за ржавые цепи, исполинские ножи и клещи на полках.
– Нам действительно пришлось стать такими, но каждый выбирает самостоятельно, каким он должен быть дознавателем. Кто-то выполняет работу потому, что должен, искренне веря, что его действия способствуют благополучию государства и канцлера. Другие упивается фарсом мелочной власти, с садистским наслаждением потакая собственным позорным и низким желаниям. А некоторые… – он невесело усмехается. – Некоторые пытаются настроить против железного кодекса подопечную.

Собеседник Трэй замолкает, погружённый в задумчивость. Её прерывает откровение Трэй – откровение, сказанное на этот раз отнюдь не словами. Маркус поднимает глаза, бесстрашно встречаясь взглядом с расплавленным золотом. Она понимает, что он тоже чувствует это – видит огоньки, пляшущие в сумрачных глубинах серых металлических дисков, замечает тень улыбки, промелькнувшей на бледном усталом лице. Маркус не произносит ни слова, почти ничем не выдаёт причастности к происходящему – будто опасаясь словами разрушить неповторимую хрупкость момента, будто не желая напоминать, насколько сильно Трэй только что нарушила все допустимые правила и субординационные нормы.

Когда Трэй закрывается, в помещении на некоторое время устанавливается оглушительная вязкая тишина.
– Я никогда не был в Игнии, – сообщает Маркус в пустоту отстранённо.
И сразу же осекается, волевым усилием возвращаясь в реальность.
– Вы не заслуживаете всего того, что с вами здесь происходит. Не делай так больше, – просит негромко. – Только не в этом месте. Не нужно.
– Может статься, Трэй, что ты увидишь Игнию собственными глазами. Быть может, она не очень будет похожа на то, что ты могла обнаружить в воспоминаниях Киллеарха – Эскалон накладывает отпечаток на всё, к чему прикасается. Но тем не менее…
Он усмехается, почти сразу снова делаясь максимально серьёзным.
– Чуть ранее ты сказала, что во всем Эскалоне есть всего один человек, которого стоит ненавидеть, не так ли? И этот человек…?

Серые глаза Маркуса пристально наблюдают за Трэй, считывая каждое её движение, смутные мимолётные тени промелькнувших эмоций.
Вопреки всему тому, что между ними происходило, повадки Маркуса, даже отложившего в сторону маску, не позволяют до конца забывать – перед Трэй сидит дознаватель.
И заданный им сейчас откровенно провокационный вопрос метафорически загоняет девушку в угол.
Она замирает, балансируя на самом краю пропасти государственного преступления и измены.
Сама мысль о подобном считается достойным наказания нарушением. Слова, сказанные в присутствии дознавателя вслух – достаточно веское основание для показательной мучительной казни.

Поизвивавшись в руках вампирши - та с удивлением обнаружила под редкой крысиной шерстью не только жирок, но и вполне себе железные мышцы, крыса перестала бороться с неизбежным. Она сама подняла глаза, чтобы встретиться взглядом с Сандрой и запищала-зачирикала, спеша донести до Гангрельши свою точку зрения. А точка зрения у этой крысы была примечательна.

- Отпусти меня, немертвая хамка! Мой покровитель снимет с тебя шкуру и оставит на солнышке! - вполне себе заугрожала она, - его боятся многие, в том числе и вашего племени! Он бродячий пес для вас, уличный кот, который ходит где хочет и берет, что сможет! Ты и твоя кормушка для блох пожалеете, что пытались причинить мне вред!

"Меня интересует, почему у тебя, бабушка, такой длинный язык?" - подумала Марика. Сходу она не могла придумать ни одной причины рассказывать такое при посторонних, подходя в опасной близости к нарушению Маскарада. Конечно, может быть Джим не сородич, но и другие существа предпочитают не распространяться о своих сверхъестественных способностях. По крайней мере, в прямом эфире новостей никто заклинаниями не швыряется. Ну разве что Локи с Бартлби размахивали крыльями - но им терять было уже нечего.

- Ах, Джимми, вы неприкрыто льстите моим талантам, - улыбнулась Марика со всем доступным ей в этой ситуации очарованием.

- Придётся представляться самостоятельно. Я Стефани Лойз, актриса. К сожалению, пока достаются только роли в сериалах на Stu Segall, но мой агент обещает мне роль в Голливуде в следующем году. Надеюсь, он не преувеличивает мои шансы.

Выслушав ответные представления и произнеся подобающие случаю любезности, "Стефани" продолжила свой план решительной атаки:

- Мистер Вайс, Джина, позвольте похитить у вас собеседника на какое-то время. Нам с Джимом стоит обсудить пару вопросов романтического характера.

- Итак, дорогой мой Джим, вот мы и остались в относительном уединении. Теперь вы можете, наконец-то, признаться в своих чувствах ко мне.

Индивида делают личностью воспоминания.
Сотри их у него — и человек умрёт. Запиши их ему — и он снова родится.
В 27-м веке эры высоких технологий манипуляции над живыми существами приняли самые изощрённые и извращённые формы.
Никогда ещё «кукловоды» не получали столько удовольствия от разрушения чужих жизней.

🎶 [ссылка] 🎶

      В помещении царила приятная темнота.
      Где-то на потолке лениво поскрипывал лопастями вытяжной вентилятор.
      Вспыхнул экран монитора, что стоял на рабочем столе. Коврик из пыли заиграл лучистыми бликами под холодным светом машины. На электронном рабочем столе высветилась стопка уведомлений списком от края до края, автоматически проматывая оные до последнего сообщения. «Доктор Родеррик, у вас семьсот восемьдесят три новых сообщения. Последнее датировано...», — виртуальная помощница услужливо ворковала из старых динамиков, отчего некогда милый голосок зазвучал сейчас хрипло, как у надломленного жизнью старого детектива. «Доктор Родеррик, ваш интерфейс недоступен, показать все сообщения на вашем рабочем терминале?»
      А доктор размышлял. Уже не один десяток лет он провёл в раздумьях над этим вопросом. Его пустые глазницы взирали куда-то в потолок, словно там находился ответ. Иссохшая мумия Родеррика расслабленно восседала в офисном кресле. Его белый халат как новенький. Электронный бейдж иногда перемигивался огоньками с лампочками на компьютерном терминале. Помощница терпеливо ждала его ответ долгие годы. Но Родеррик не отвечал. Его дух давно уж покинул бренное тело. Но для ИИ он всё ещё оставался живым. Пусть и слегка тугодумом.
      После десяти минут ожидания экран монитора погас на неопределённый срок.
      Как вдруг вспыхнул снова.
      Но на этот раз — без оповещения.
      Данные на рабочем столе пришли в движение. Чья-то рука стёрла одно за другим все 783 уведомления. Потом в мусорную корзину отправилось множество файлов. Раз за разом разворачивались новые окна с полосками загрузки данных, чтобы по окончанию оных закрыться обратно. И вот, наконец, во всё поле рабочего стола раскрылась программа «Лаборатория биологического стазиса». Невидимый, но весьма любопытный, гость забрался во вкладу «Хранилище». Перед ним выпал список содержимого данного помещения. Люди.
      Их имена — «Субъект» с номером пятизначной длины.
      Их истории — буквенный код.
      Их фотокарточки — как будто сошли с древнего паспорта.
      Их статус — два равнодушных слова.
      Листая список, хакер что-то искал.
      Поставил фильтр, отсеял всё лишнее. Остались две лишь позиции.
      «Субъект №45724. Статус: Ждёт назначения»
      «Субъект №45956. Статус: Ждёт назначения»
      Судя по всему, он нашёл, что искал.
      «Субъект №45724. Реанимация инициализирована. В процессе»
      «Субъект №45956. Реанимация инициализирована. В очереди»
      Сообщения отпечатались на экране после коротких манипуляций неизвестного. Теперь он лишь ждал, пока полоска процессов добежит до конца. С этого момента хакер больше никак не проявлял своего интереса. Зато в помещении вспыхнули полноценные лампы. Автоматика, чей час пробил, словно пробудилась после долгого сна. Громко зевнула гидравликой, размяла хрустящие моторы сервоприводов. После многих лет застоя сдвинулись с мест механизмы. И взялись за работу. Роборука аккуратно достала выдвинутую из хранилища капсулу. Поместила затем ту в машину по центру зала. Створки оной закрылись. А на экране терминала лениво потекли сообщения.
      «Подготовка биологической смеси... Готово»
      «Расконсервация тканей... Готово»
      «Удаление консервирующей смеси... Готово»
      «Заливка биологической смеси... Готово»
      «Процедура контроля... Отклонений нет»
      «Запуск организма...»



      Девушка пробудилась от мёртвого сна вместе с пробившим её тело и разум разрядом.
      Пустоту разорвал калейдоскоп осколков воспоминаний из прошлого. Риана плыла посреди них, как потерпевшая кораблекрушение жертва, в отчаянии пытаясь схватиться хоть за один из кусочков, будто это спасательный круг. Но стоило прикоснуться к ним, как те исчезали в яркой вспышке, оставляя после себя отчаяние и горечь утраты. Осколки кричали, все до единого, и хор их голосов смешивался в сознании несчастной, что пыталась выловить среди них хоть что-нибудь ценное. Лица, события, всё так смазано и нечётко, что ничего невозможно узнать. Они что-то делали, суетились, но для пробуждённой это выглядело абсолютно непонятной вознёй.

Получатели: Риана Вербова.
      А потом все мысли как будто смыло в унитаз. В лёгких закончился воздух, чтобы кричать от жуткой боли из-за каждой сведённой в судороге мышцы. Особенно — сердечной, что с жутким грохотом билась в груди, прокачивая кровь по сосудам. Раскрыв настежь рот, Риана только отчаянно втягивала им воздух, которого, казалось, ей не хватило бы никогда. В ушах громко звенело от звонкости своего голоса. Надорванная глотка саднила, как после часовой арии. И вдруг наступила апатия. Риана пережила только что второе рождение.
      Жёстко зафиксированная в собственной капсуле, она могла шевелить лишь глазами. И те в скромном внутреннем свете столкнулись с отражением. На Риану по ту сторону стекла смотрела совсем незнакомая женщина. Мрачно, как будто с упрёком. Строго и требовательно. Как будто говорила: «Ну так что, доигралась?» В голове всплывали первые мысли — доказательства собственного существования. Но каждая попытка вспомнить что-нибудь наталкивалась на кипу чистых листов, в которые превратилась её память. Вкупе с неспособностью двигаться, ноющим чувством пропадающей боли и наседающей слабости тела, всё это навевало тоску.
      Впрочем, она не мешала наблюдать за окружением.
      Например, появилось ощущение, будто в девушку буквально заливали энергию. А потом от тела отсоединились всякие трубки и иглы, на несколько секунд подарив противное чувство вытягивания инородных предметов. Стало тепло — его очень не хватало после космического холода небытия внутри нигде, посреди которого невесть сколько времени провела Риана. Шум в голове постепенно унялся, да и боль мало-помалу стала лишь неприятным воспоминанием. Первым в её жизни, не такой уж и новой, хотя сейчас казалось иначе. Внутри капсулы слышались чудные шумы. Что-то происходило.
      Как вдруг зрение исказилось помехами. Полосы, искривления, шумы... целая лавина текста прокатилась перед глазами. Какие-то строчки технического кода мелким убористым шрифтом скатились, исчезли. Зрение ещё немного покривлялось из стороны в сторону, пока окончательно не вернулось в норму. И тогда в центре взгляда отпечаталась надпись.

Получатели: Риана Вербова.
      Это была она. Единственное, что девушка точно сейчас осознала.
      Это была она. Риана Вербова. Призрачная личность. С характером, но без воспоминаний.
      Створки странной машины раскрылись. Следом распечаталась капсула. Все сдерживавшие тело крепления отсоединились. Странный мир принимал девушку в свои пыльные объятия. Выбравшись наружу и кое-как размяв затёкшее тело, Риана обнаружила, что из вещей на ней только комбинезон, что закрывал почти полностью тело. Облегающий, плотный материал. На поверхности костюма кругом видны технологические отверстия для игл. Карманов нет. Сам по себе комбинезон раскрашен в чёрные тона с зелёными зонами. На груди выбит номер. Хм... что делать дальше?
      — Пожалуйста, покиньте рабочую зону, — сообщил вежливый голос. И как только девушка вышла за пределы очерченного вокруг чудной машины квадрата, роботизированная рука закрыла и вынула ту капсулу, что служила для заточения Рианы. Затем в устройство зарядили другой «гробик». Его створки закрылись. Похоже, ещё один кандидат на пробуждение. Но в данный момент у дамы, похоже, довольно много времени на то, чтобы осмотреться вокруг и, вероятно, подготовиться ко встрече с другим таким, как она, победителем в этой рулетке.

Девушки успели убежать буквально в последний момент перед тем, как гаражный кооператив окружили со всех сторон милиционеры, спецназ и оперативники "Оцелота", а также машины пожарной охраны и "Скорой помощи". И, конечно же, журналисты, с нескольких ракурсов снимающие, как оперативники "Оцелота" после трёх предупреждений по мегафону заходят на территорию кооператива, словно на минное поле, под прикрытием специальной модификации БТР-80 и ПТУРов с тепловым наведением, развёрнутых на крышах окружающих жилых домов. Но зашли они лишь затем, чтобы обнаружить бездыханный труп с обезображенным лицом, лежащий навзничь.

Никто не заметил двух пошатывающихся от усталости девчонок, уходящих прочь с места разгрома еле передвигая ноги. Могучая валькирия в кожаной жилетке, наверное, была привычна к высоким нагрузкам, а вот Стрела ощущала себя так, будто решила побить какой-нибудь спортивный рекорд. Девушки ушли дворами, затерявшись среди жителей города, которые с осторожностью подтягивались поглазеть, как будут брать супера, причинившего столько разрушений. Уже потом при опросе свидетелей кто-то вспомнит эту колоритную парочку, и махнёт рукой, неопределённо указывая направление, в котором они скрылись. А там... Ищи ветра в поле. Но рокерша будто и не думает об этом - она не пытается скрыться, не путает следы, а просто бредёт куда-то в неопределённом направлении, и ёжится от холода. На дворе ведь зима, а на этой ожившей статуе "Рабочий и Колхозница" кроме жилетки да крутой майки с коротким рукавом ничего и нет.
- Куртку, блин, на гараже забыла. - Жалуется она. - Чёт зябко как-то. Согреться надо.
Но она не идёт домой, не прячется в подъезд, и не заходит в какой-нибудь магазин. Она идёт прямиком к пивному ларьку.

Светка оглядывается, и понимает, что находится в знаменитом районе Энского Машиностроительного. "На Энмаше", как говорят местные. Эти трущобы знамениты на весь Энный, и имеют славу особо криминального, что совершенно неудивительно, если просто посмотреть вокруг. Унылая промзона с видами на заброшенные и ещё действующие заводы и производства, причём одни отличались от других лишь наличием дыма, валящего из полосатых труб. Одинаковые серые дома и разбитые дороги. Во дворах своя жизнь - детишки гоняют мяч по пыльной, вытоптанной площадке, используя вместо ворот стопки из кирпичей, женщина в выцветшем халате выливает из тазика на бывшую клумбу тёмную от грязи воду после стирки, оборудованный в подвале жилого дома магазин, из которого выходит старик в тёмной фуфайке и цветастой вязаной шапочке, пряча под мышкой бутылку. В этом районе очень много коротко остриженных пацанчиков в спортивных костюмах - в основном, учащиеся местного профтехучилища. Все эти пацанчики явно не любят людей в кожанках с заклёпками и с броскими хаерами. Когда мимо проходит рокерша, они долго задерживают на ней взгляд, но сблизиться не решаются, и сами себя ненавидят за это. Им невыносима мысль, что они все вместе пасуют перед девчонкой и неформалкой в одном лице. Складывается впечатление, что они хорошо её знают. А рокерша ходит здесь не боясь, словно по своей территории, и Стрела понимает, что она не просто бредёт куда глаза глядят, но осознанно стремится к какому-то пункту назначения. И совсем скоро они прибыли туда.

С первого взгляда Света бы и не заметила этот странный островок посреди депрессивного промышленного района. Возле сгоревшего здания, от которого остались лишь почерневший железный каркас и остатки дощатых стен с провалами окно примостился пивной ларёк-кафешка. Самый обычный ларёк с крышкой-навесом, бывший когда-то передвижным, пока с него не сняли колёса. Вывески как таковой нет, как нет и названия. Навес поднят, открывая стеклянную витрину. Под стеклом нехитрый товарный ассортимент из дешёвого алкоголя, закусок, знаменитой "Пепси-Колы", разноцветные ряды сигаретных пачек с ценниками, а внизу - окошко над узенькой металлической полочкой, на которой кто-то забыл пластиковый стаканчик. Рядом с ларьком - ржавеющий советский автомат "Газированная вода", очевидно давно не работающий, но при этом с оставшимся на своём месте гранёным стаканчиком. Перед ларьком - четыре столика на единственной железной ножке. Столешницы все в круглых липких следах от пролитого пива, и на одном тоже катается забытый кем-то стаканчик, который скоро сдует ветер. Обычная, вроде бы, тошниловка, если бы не большое количество ярких личностей, кучкующихся здесь. Тёмные тона одежды, обилие металлических элементов вроде заклёпок и шипов, яркие хаеры и ирокезы, или просто "непацанские" длинные гривы на парнях - всё это выдавало какую-то неформальную тусовку. Девчонок в этой компашке было меньшинство, но они под стать - такие же броские, с излишним даже по меркам времени макияжем готического стиля, и у каждой в тонких пальчиках по сигарете. Ребята пьют горячительное, гогочут, о чём-то спорят, слегка толкаются, и видя их, рокерша улыбается и прибавляет шагу.
- Давай пока тут тормознём. Согреемся. - Говорит она Светке. - Занимай столик, я щас.

Рокерша уходит прямиком к ларьку, роясь по карманам в поисках денег, а Света тем временем перешагнула невысокую ограду, и заняла пустующий столик, крайний слева. Сейчас она заметила, что с противоположной стороны рядом с этой, с позволения сказать, кафешкой, какие-то умельцы смонтировали целую сцену для выступлений. По сути она представляла из себя большой квадрат, сложенный из деревянных поддонов, и накрытый пластиковым навесом, опиравшимся на четыре трубные стойки. Под навесом стояла стойка для микрофона и две здоровенные колонки. Возможно, здесь даже кто-нибудь выступал, если благоволила погода! Рокерша вернулась сразу с четырьмя аллюминиевыми банками пива, а перед стрелой поставила небольшую серебристую баночку "Пепси".
- На. Угощаю. - Сказала она, и сразу же распечатала первую баночку пива. Пена с шипением пошла наружу, и девушка начала торопливо её всасывать, чтобы не расходовать продукт. А после - одним залпом осушила ёмкость и с хрустом смяла баночку в плоский блинчик, причём прямо о собственный широкий лоб.

- Ух, бля. Нормально. - Сказала она, выдохнув. - Ну это жестяк конечно полный был, да? Видела, как у него зенки все повыжгло? Что это за тип вообще? Ты просто так его прессовала, типа погеройствовать?
Метким броском отправив аллюминиевый блинчик в полёт, рокерша с разочарованием стукнула кулаком по столешнице, когда тот отскочил от края урны и упал рядом.
- И это... Чёт я запамятовала, как тебя звать?

Эдельвальд еще некоторое время лежал, приходя в себя после кошмара и пытаясь отдышаться. Сердце колотилось, словно намереваясь вырваться из груди кровавым фонтаном. Мокрая рубашка противно липла к спине. Но самым мерзким во всей этой ситуации была память об отвратительном шелесте. Он был каким-то необычным, загадочным, и от этого еще более пугающим. Свои сны охотник предпочитал не помнить. Кошмары давно преследовали мужчину, что, в принципе, не удивительно. Любой, кто зарабатывает на жизнь истреблением чудовищ довольно быстро теряет способность глубоко и спокойно спать. Некоторые - из тех кому повезло выжить и набраться опыта - со временем даже начинают считать это чем-то обыденным. Словно так и должно быть.

В этот раз дело было не только в кошмаре. Неестественная, до звона в ушах, тишина, затопила комнату Эдельвальда, похоронив под своей толщей любой маломальский шорох. Ни скрипа половицы, ни дуновения ветерка - ничего. Лишь однажды охотник испытывал нечто подобное. Это было несколько лет назад, в дремучем лесу на окраине известного мира. Туда его привел контракт, заключенный им в небольшом городке с перепуганным и уже было отчаявшимся мужиком - жителем близлежащей деревни. Неведомое зло повадилось таскать мелкую скотину. Потом животных побольше. Ребенка. Затем бесследно пропала семья, опустевший дом которой вселил настолько дикий ужас в обитателей скромного села в пару дюжин халуп, что те послали гонца за помощью в ближайший оплот цивилизации. Путь туда занял чуть больше половины дня. Нанявший его селянин возвращался вместе с ним. Он шел пешком, держась, с позволения охотника, за стремя коня. Именно это, по большей части, явилось причиной столь долгого перехода. В одиночку Эдельвальд добрался бы куда быстрее. Вот только с равными шансами он мог бы и не добраться вовсе. Дорога пребывала в отвратительном состоянии. Заросшие огромными лопухами и высокой травой обочины. Узкая, порой еле заметная колея. Было очевидно, что этот путь не пользовался популярностью. До места назначения они добрались к вечеру. Деревня встретила его радушно, потому что он, пожалуй, олицетворял собой единственную надежду этих несчастных людей. Так часто бывало в подобных удаленных от цивилизации уголках. Здесь можно было рассчитывать только на себя, да на вот таких редких, как Эдельвальд, наемников. Его накормили и уложили спать в покосившемся хлеву. С утра он планировал расспросить местных крестьян и приступить к поискам. По обыкновению охотник установил несколько ловушек перед сном, настрого запретив местным соваться пока он спит.

Проснулся Эдельвальд в оглушительной тишине, от которой по коже бежали полчища мурашек. Сначала вверх, заползая под основание черепной коробки. Затем вниз, увлекая за собой душу в пятки и вздымая волосы дыбом по пути своего следования. Возле лежащего в ступоре охотника стоял абсолютно черный, как ночь, волк и изучал его горящими во тьме золотыми глазами. Пасть его замерла в агрессивном оскале, орошая пол капающей время от времени слюной. Ни одна из бесполезных теперь ловушек не была потревожена зверем, что по зрелому размышлению было попросту невозможно. Как и то, что все это можно было увидеть абсолютно темной безлунной ночью в закрытом хлеву. Стен строения видно не было. Казалось за узким кругом непонятно как освещенного пространства, в котором находились они с волком, клубилась тьма, чьи цепкие лапы и острые, полные глухой злобы глаза норовили схватить Эдельвальда, утянуть в себя из этого спасительного круга. Порывались. И, словно обожженные, отдергивались назад. Сонм голосов сливался в громком шепоте наперебой зовущих его по имени существ, вихрившихся там, за этим кругом. В какой-то момент этой, казавшейся бесконечной, ночи, шепот достиг яростного крещендо и резко смолк. Лишь для того чтобы вырваться из пасти стоящего в паре шагов от него зверя. "Беги". Золотые глаза заполнили собой все пространство в сознании охотника. Он не мог ни оторваться от их расплавленного великолепия, ни думать о чем либо другом, пока неприятная боль не заставила посмотреть на все еще существовавшую и принадлежащую ему правую руку. Золотой лучик рассветного солнца пробивался сквозь покосившиеся от старости и недостатка ремонта ворот хлева и бил своим ярким великолепием прямо по глазам Эдельвальда. Дрожа от пережитого, охотник смог наконец пошевелиться. Разжав стиснутый до побелевших костяшек кулак, он обнаружил причину боли. Кольцо, изящные переплетения серебра которого формировали собой то ли волчий, то ли собачий силуэт. Выдохнув и кое-как утихомирив неистово колотящееся сердце, мужчина с трудом поднялся, собрал вещи и вышел из хлева. Его взору вновь предстала деревня, в которой на этот раз не было видно ни души. Ни следа того, что в этом поселении буквально вчера жили люди. Покосившиеся домики заросли мхом, а деревья, виденные охотником накануне на значительном удалении, обступили само поселение плотным неприветливым кольцом. Путь назад, тем не менее, прошел без эксцессов. Порасспросив округлявших при виде охотника глаза жителей небольшого городка, Эдельвальд узнал достаточно тревожные новости. По местным преданиям население этой деревни однажды просто исчезло, не оставив даже следов. В домах до сих пор должен был лежать их скарб - его боялись касаться даже самые отбитые мародеры и оппортунисты. Более того, это место считалось проклятым. Место, откуда не возвращался еще ни один не в меру любопытный путник. Местные, понятное дело, и носа туда не совали. То, что мужчина каким-то необъяснимым образом вернулся, отправившись в одиночку в это гиблое место, казалось им невероятным. Никто из них, тем не менее, не торопился расспрашивать о подробностях. А сам Эдельвальд, видя как некоторые в замешательстве пятятся при его приближении, не горел желанием поделиться. Вполне возможно охотник предпочел бы забывать не только сны.

Рука мужчины сама потянулась к мечу у изголовья кровати, как вдруг в дверь постучали. Эдельвальд невольно вздрогнул от неожиданности. Кого могли принести черти в такое время? Неужели игнийцы все-таки где-то просчитались? Легко вскочив на ноги, охотник подхватил фамильный клинок, не вынимая его, впрочем, из ножен и подошел к двери. Аккуратно прислонив Слово к косяку, положил руки на засов, и, стараясь не шуметь во вновь воцарившейся абсолютной тишине, медленно убрал его. Слегка приоткрыл дверь, молча разглядывая пожаловавшего к нему ночного гостя сквозь неширокую щель.

– Трэй, Трэй, Трэй… – повторяет несколько раз Маркус задумчиво.
Он медленно выдыхает, пытаясь собраться с мыслями.
– Они предпочитают… Осознанных, – в конце концов отзывается дознаватель. – Мне жаль, Трэй, но ты больше не увидишь Агнесс никогда.
По всей видимости, откровение девушки относительно тайной дружбы между эмпатами его не очень сильно волнует. Трэй снова упоминает Морро и видит, как пальцы Маркуса сжимаются, образуя кулак.
Когда он начинает опять говорить, в глухом голосе из-под маски слышится злость.
– Морро копает под меня уже много лет. Как ищейка, почувствовавшая след и вознамерившаяся во что бы то ни стало вцепиться в беззащитное горло. Он ненавидит меня, и это чувство взаимно. До какого-то момента мне удавалось его контролировать, но теперь…
Дознаватель обрывается на середине предложения, так и не завершив свою мысль.
Вязкая тишина пронизывает возникшую паузу, перебиваемая лишь ритмичным звуком разбивающихся о каменный пол капель где-то вдали.

– А теперь послушай меня, Трэй, – он чуть подаётся вперёд, и серые глаза в прорезях сверкают холодной сталью.
Он начинает говорить быстро, порывисто, сбиваясь и хаотично перескакивая с одной темы на новую:
– Мне очень жаль, что я втянул тебя во всё это. Очень опасно сейчас иметь ко мне хоть какое-то отношение. Морро уже обратил на тебя внимание, и это только моя вина. Не исключено, что он может рано или поздно добиться своего. Не отступит. Я проявил неосмотрительность, слабость. Совершил несколько ошибок, потерял осторожность. Я… Не должен тебе всё это рассказывать. Но подобные мелочи уже не имеют никакого значения.
Сбивчивый и судорожный поток откровений, продиктованный желанием выговориться хоть перед кем-то. Забавно, но если задуматься, то у дознавателей в этом мире может быть даже меньше друзей, чем у прозябающих в подземных темницах эмпатов. Тяжело должно быть жить в мире, в котором нельзя довериться никому, в то время как любая оплошность или ошибочное решение могут стоить всего того, что возводилось размеренно и методично годами.

Какое-то время Маркус молчит. Затем отклоняется чуть назад и начинает вновь говорить, в то время как Трэй наконец-то разбирает в его интонациях знакомые нотки успокаивающего металла:
– Старший дознаватель Эстебан остался чрезвычайно доволен твоими успехами с Киллеархом, Трэй. Мне удалось убедить его в исключительной пользе, которую могут принести при правильном использовании эмпаты на линии фронта. Гораздо выгоднее допрашивать пленных на месте, чем неделями вести каждого потенциально ценного игнийца сюда, в Кримсон Рок. Забавно, но раньше Канцлер выступал категорически против любого использования эмпатов за пределами Цитадели. Однако, на этот раз уступил. Несколько часов назад Эстебан вернулся с ответом. В виде эксперимента принято решение отправить одного из вас в лагерь маршала Роммона для обеспечения легионеров всей необходимой им информацией. Я назначен куратором операции и имею право выбрать того эмпата, которого посчитаю в достаточной степени подходящим для выполнения поставленной задачи.

Договорив, Маркус многозначительно замолкает.
– Как ты относишься к железной истине, Трэй? – спрашивает внезапно, совершенно бесстрастно и отстранённо.

Стрела догнала сумасшедшего тогда, когда он долетел до другой стороны дороги, направляясь к жилым дворам. Стрела на лету вытянула руку вперёд, и пустила волну незримой силы, мощно ударившую по летящей фигуре. Инерция развернула мужика в воздухе, и пространство перечеркнул очередной непроизвольный луч, устревившийся в небо. Оставалось надеяться, что лазер не добьёт до какого-нибудь пролетающего мимо самолёта. Удержать ношу на плечах супер не смог - холодильник вывалился, и полетел на землю, с грохотом упав наземь. Стекло в прозрачной двери лопнуло, и наружу хлынуло настоящее молочно-кефирное море. Увидев, что украденная им молочка разбилась, супер издал полный боли и отчаяния крик, словно раненый гарпуном кит.
- Мооооёёёоооооооо!!!
А затем он обратил свой в буквальном смысле пылающий всеуничтожающей ненавистью взгляд на Стрелу. Она едва успела броситься вбок, чтобы её не пронзил очередной выпущенный по ней луч, и уже из этого манёвра перейти в режим бегства, чтобы увести супера от населённого района. В точности по её плану супер не простил ей потерянного груза, и понёсся следом за ней, оглашая весь город своими яростными криками.
- На кого руку поднять осмелилась, букашка?! - Даже его крик был криком необычным. Голос мужика гремел, перекрывая даже грохот учиняемых им разрушений. - Я всемогущий бог, мать твою, а ты кто?!

Стрела не учла одного - без мешавшегося за спиной холодильника скорость полёта этого маргинального Супермена повысилась на порядок. И, конечно же, превзошла скорость её собственного дрейфующего полёта. Только что он висел где-то над крышами, а теперь Стрела еле успела уклониться от его захвата, когда он большой кометой пролетел к ней, крича и растопыривая руки. Управляемость полётом у него при этом ничуть не улучшилась, и одурманенный сумасшедший всем своим телом вмазался в стену дома, проломив её внутрь. Пользуясь этой заминкой, Стрела в спешке полетела прочь, отчаянно маневрируя, чтобы не попасться под руку безумному суперу.

Отлепившись от кратера, который оставил в стене дома, икс вновь нашёл своим бешеным взглядом мечущуюся Стрелу, и на всей скорости полетел за ней, пытаясь одновременно достать её своими лазерными лучами. Стрелу спасало только то, что он, похоже, не умел толком стрелять лазером по желанию - эта сила активировалась абсолютно хаотично. Лучи оставляли дымящиеся борозды в земле, плавили асфальт, срезали и поджигали деревья. Но каким-то даже для самой себя непостижимым образом Стрела всякий раз уклонялась от этих беспорядочных атак.

Ближайшим ненаселённым пунктом был находившийся неподалёку гаражный кооператив. Вон он, показался впереди. Ряды пронумерованных кирпичных гаражей формировали формировали своеобразный лабиринт, из которого единственным входом и выходом была проходная со шлагбаумом, возвышавшаяся над гаражами двухэтажной башней сторожки. Дальше она бы не смогла дотянуть его - он бы неизбежно поймал её или перерезал лазером. Собственно, он сделает это буквально сейчас - раньше Стрелу спасала плотная и извилистая застройка, не дававшая суперу разогнаться, и позволявшая Стреле маневрировать, пока тот врезался в каждую стенку на поворотах. Но сейчас Стрела покинула жилые районы, и парила уже над дорогой, летя к гаражам. Для супера препятствий уже не было, и он мчался кометой, стремительно настигая Стрелу.

Империал-стрит уже начинала местами засыпать - теми местами, которые были связаны с более цивильными предприятиями, такими как мастерские, магазины и закусочные. В барах и клубах жизнь все еще кипела бурным ключом, несмотря на поздний час. Кто-то курил, кто-то, несмотря на четвертый час, ждал припозднившегося клиента. Шофер, привалившись к крылу белого "Кадиллака" явно кого-то ждал, бросая нетерпеливые взгляды на узкий дом, буквально в три окна, притулившийся между складского вида сооружением и баром.

Помыкавшись немного и получив пару раз от ворот поворот, Сандра нашла бездельничающую проститутку, желавшую немного поболтать в поздний час и в отсутствие клиентов. Женщина - она представилась Лори - была яркой, но длинная ночь проступала и через ее яркие краски. Красно-малиновые волосы, фиолетовая помада с блестками, кукольные ресницы, свободная черная кожаная куртка, наброшенная на плечи, из-под которой выглядывали голые руки в браслетах, яркий подол коротенькой плиссированной юбочки и длинные ноги в сетчатых чулках на поясе. Открытые бело-сиреневые лаковые босоножки на высоком каблуке и браслетик с блестящими висюльками на щиколотке довершали картинку.

- Знаю Мирти, - болтала шлюха, высекая искру в зажигалке. Длинные ногти, накрашенные лаком в цвет помады, с виду совершенно ей не мешали. Наконец, Лори затянулась.
- Бомжиха она. Безобидная и даже местами полезная. Знаешь, передать весточку, приглядеть за чем-то, пугнуть стремного клиента, что-то быстро купить и принести - пачку гандонов там или бутылку воды.
- Где ночует, не знаю. Где-то здесь. Говорят, она самостоятельная, с другими бездомными не кучкуется. Что-то я ее сегодня не видела. Обычно она у нас цыганит сигаретку и мелочь, предлагает всякую дешевку на продажу... Не удивлюсь, что ненужную добычу карманников и что по помойкам нашла.

Телефон тем временем тренькнул пришедшим сообщением. Джейсон был многословен.
"Почтовым голубем или частным курьером?" - писал Носферату, - "Уже на месте. У меня, кстати, новости есть".
От Сэма пока новостей не было.

Предложение игнийцев было невероятно щедрым. Все что в силах королевы лесного союза. Эдельвальд не был глупцом, не был он и наивным юношей. В любой другой ситуации такое обещание не стоило бы и гроша. Как правило, по выполнению контракта, а иногда и до него, вместо золотых гор ты рисковал получить немного стали в спину. Но сейчас охотник почему-то не сомневался, игнийцы действительно имели в виду то, о чем говорили. Эдельвальд не испытывал к Эскалону теплых чувств. Это королевство было в самом конце списка мест, где он хотел бы находиться, и, тем более, жить. Работу здесь он с легкостью променял бы на место при дворе и какую-нибудь не пыльную должность, вроде королевского инструктора по обильным возлияниям. Охотник сделал еще один глоток эля и невольно скривился. Однако цена желания игнийцев была явно выше предложенной. Чистое самоубийство с примесью растягиваемых до предела возможного пыток никак не стоило награды от страны, по слухам, терпящей сокрушительное поражение в войне. Пробраться в Железную Цитадель чтобы вызволить пленника? Охотник недоверчиво покачал головой.

- Что думаю? - Эдельвальд сделал еще один глоток из кружки. В глазах охотника появился подозрительный блеск. - А почему бы заодно не прирезать Железного Канцлера? - С самым обыденным выражением лица негромко спросил мужчина. - Положите конец войне одним махом, причем почти без жертв. - Эдельвальд неопределенно махнул рукой в сторону игнийца. - Ты, Фиарал, займешь престол и станешь следующим королем. После этого наступит золотой век Эскалона, а остальных ждут века мира и процветания. - Сделав еще один долгий глоток, почти осушивший кружку до дна, охотник обвел всех сидящих за столом непроницаемым взглядом и, уже серьезно, заметил. - Я думаю вы умрете в муках в застенках Цитадели. Но не прежде, чем эмпаты вытащат все секреты из ваших голов, вплоть до того кто вытирал вам в детстве задницу. Не говоря уже о любых известных военных тайнах. Я думаю вы обречены, - мрачно закончил мужчина, - вот что я думаю. Еще никто и никогда не покидал стен Железной Цитадели живым, здоровым и в своем уме. Ваш пленник мертв. - Сделав небольшую паузу, Эдельвальд продолжил. - А я не занимаюсь людьми. Я занимаюсь только монстрами. Когда вам надо будет уничтожить гнездо гоблинов или, - еще один легкий кивок в сторону Фиарала, - прикончить виверну - буду рад предложить свои услуги. А сейчас... - Собравшийся уходить охотник уже привстал... как вдруг резко сел обратно и впился глазами в идеально правильные черты лица Риэль. - Погоди. - В голосе мужчины прозвучала выбивающаяся из общего образа неуверенная нотка. - Ты сказала, что вам потребуются услуги охотника? В налете на Железную Цитадель? - Немой вопрос, зеркалом отразившийся в глазах Эдельвальда, провисел в тишине стола несколько долгих мгновений. Воздух словно напитался мрачным настроением охотника, прежде чем тот еще раз раскрыл рот, для того чтобы произнести еще всего одно слово. - Расскажи.

3 - The Iron Bell

Целая вечность, проведённая во тьме, тишине и железном пронзающем холоде.
После того, как первая волна паники миновала, Трэй удалось отчасти справиться с ужасом.
Жуткая боль по-прежнему пульсировала в голове и висках, неотвратимый ужас будто бы приближался, но девушке, сжавшейся на холодном полу, кое-как удавалось направлять агонию в необходимое русло.

Цепляться за призрачные смутные образы солнца, вырванные из чьих-то воспоминаний когда-то давно.
За изумрудный шелест листвы, отгоняющий, пусть и временно, стрекотание невидимых насекомых.
Кажется, в какой-то момент она даже снова общалась с Агнесс. Не отдавая себе отчёта в том, что отвечает вместо подруги тоже сама.
Минуты тянулись мучительно медленно, с неохотой сливаясь в часы.
Разговор с Морро, казалось, произошёл по меньшей мере месяц назад. В холодной темноте не было ничего, кроме образов, которые Трэй бережно извлекала из памяти и раскрывала перед собой, пытаясь спастись от реальности в красивых картинках.
Иногда ей казалось, что накрывает. Что контроль ускользает, а безумие и кошмарные силуэты подступают все ближе. В одном девушка совершенно точно не сомневалось – если ей придётся провести здесь хотя бы несколько суток, никакие изощрения не помогут спастись.
Если о ней забудут, если Морро не придёт…
А что если он уже не пришёл?

Когда лязгает дверь и тусклый свет проникает снаружи в темницу, Трэй даже не сразу понимает, что это – реально. Что фигура человека в серой мантии и стальной маске на пороге не порождена, как многие ранее, её воспалённым воображением.
Приходится почти убеждать себя, что всё это происходит на самом деле.
Что Морро вернулся за ней, сдержал обещание.

Дознаватель делает шаг, вступая в темницу. Она понимает, что должна хоть как-то отреагировать, но накатившая волна облегчения и нахлынувшее невероятно блаженное чувство свободы почти что парализуют.

Дознаватель опускается рядом с ней на колено, пристально вглядываясь в спутанные волосы и белеющее во мраке лицо.
Обтянутые чёрной кожей пальцы Морро вновь тянутся к щеке девушки, но, вместо этого, касаются уже почти забытого ей перехватывающего шею железного обруча.
– Изверги, – глухо резюмируют дознаватель и, сквозь спутанные двоящиеся мысли Трэй запоздало начинает осознавать.
Этот голос совсем не походит на насмешливо-самодовольную манеру общаться Морро. Словно со стороны она наблюдает, как дознаватель извлекает из кармана мантии небольшой железный ключ на кольце, как вставляет в замочную скважину и размыкает ошейник, позволяя Трэй в конце концов полной грудью вдохнуть.

– Проклятье, – рычит дознаватель, и Трэй различает в глухом голосе злость.
Она не понимает, в чём опять провинилась. Что на этот раз умудрилась сделать не так, наедине с собой в карцере. Неужели он как-то узнал о запретных образах, которые помогали ей продержаться? Невыносима сама мысль о том, чтобы оставаться здесь дольше.

– Ты слышишь меня? – спрашивает требовательно, в то время как ошейник отлетает к стене. – Пожалуйста, скажи, что понимаешь, кто ты и где находишься.
И это уже совсем не похоже на Морро. Ни голос, ни интонации, ни, самое главное, текст.

Голова кружится от переизбытка свежего воздуха, совершенно отказываясь адекватно соображать. И всё-таки память с неохотой выдаёт в ответ на запрос другое, пусть и отчасти созвучное имя. Маркус.

"Бинго!", - мысленно воскликнул Мур, впрочем, понимая, что радоваться чужим проблемам как-то не очень.

Плавно прикрыл за собой дверь, чтобы избежать случайных "прохожих". Мультитул вернул обратно на пояс, "вооружился" смартфоном - свет включать пока не рискнул, решив, что фонарика в данном случае может хватить.

Детектив начал медленно обходить номер, подсвечивая наиболее явные места борьбы, чтобы прикинуть примерную картину произошедшего. Выходило так, что Кристи точно знала, что за ней пришли - разбитая ваза, похоже, проделала какой-то путь по воздуху, прежде чем встретить свой конец. Судя по беспорядку - схватка была яростной. "Может непрофессионалы?", - подумал про себя Артур, прикидывая, сколько нужно человек (или сил), чтобы скрутить одну барышню, - "Или она знает каратэ...". Ещё один интересный момент: сам детектив следов взлома не заметил, а мисс Ривз, вспоминая их кроткую встречу, навряд ли бы открыла кому-то просто так. Судя по торопливой смске, у девушки было немного времени, прежде чем злоумышленники попали внутрь... с помощью ключа? Это могло бы сложиться с предостережением об администраторе...

Из "detective mode" Артура вывел мигание света от смартфона в руке - новое сообщение. Быстро глянув, Мур решил тут же ответить: "Внутри. Следы борьбы. Нужно 5-10 мин."

Отправив сообщение, Артур двинулся к туалету, аккуратно (на всякий случай) заглянув внутрь. В голове внезапно мелькнула мысль: "А не из-за этого ли "двести пятый" был на взводе?"...

Вы не можете просматривать этот пост!

Во всей этой суматохе невольно затерялась невразумительная и нелепая гибель шута.
Кристиан в другое время, возможно, уделил бы этому факту несколько больше внимания, но на фоне всех недавних смертей это показалось, в некотором роде, закономерным исходом.

В прерываемой хлёсткими ударами могучих ветвей тишине, парень терпеливо дождался возвращения лекарки. По-прежнему не давал покоя вопрос – имела ли она в действительности ввиду, что сделать ничего больше не сможет и Аурелия так и останется спать вечным сном?
И вообще, можно ли её по-прежнему называть Аурелией?

Целительница вернулась, принося с собой новые неприятные вести. Герцог начинал медленно и уверенно привыкать к плохим новостям. Теперь эта безглазая ведьма, после имени, просила совсем какой-то нелепицы – и делала это настолько решительно и бескомпромиссно, что молодой герцог начинал закипать. Не то чтобы он настолько привык жить в мире, где всё в энной степени вращается вокруг него и все вокруг ему подчиняются, но эта новая реальность, которая целиком и полностью функционировала по каким-то своим малопонятным сюрреалистичным законам, начинала основательно и очень сильно его раздражать.

Сперва речь шла только об имени. Теперь – кто-то из них должен был отдать за исцеление Аурелии ещё и свой глаз. Вертран кое-что понимал в общепринятых нормах торговли, и ему было прекрасно известно, насколько дурным тоном считается изменение условий сделки в процессе.
И он больше не намеревался это терпеть. Тем более, что совершенно не ощущал собственную причастность хотя бы к одному из предъявленных ведьмой и «духами» обвинений.

То, что произошло с замком, отцов и Аурелией основательно выбило молодого лорда из колеи.
Шокировало, раздавило морально.
Но теперь, по мере того, как окружающий мир, не давая возможности как следует осознать тяжесть утраты, продолжал снова и снова швырять в лицо возмутительные обвинения и проблемы, Кристиан начинал выходит из апатии при помощи злости.

Элоиза, почти не задумываясь, предложила ведьме свой глаз.
С определённого момента Вертран принял решение, что будет именовать лесную знахарку исключительно «ведьмой», но уж точно никак не целительницей.
В её самоотверженности и храбрости присутствовало нечто очаровательно трогательное, но склонность большинства окружающим к необдуманному импульсивному самопожертвованию, если об этом задуматься, Кристиана уже давненько нервировала.
– Элоиза, – быстро посмотрев на девушку, молодой лорд едва заметно качнул головой.
Никто не будет отдавать колдуньям глаза в его смену. И уж точно не будет этого делать она.

Понадеявшись, что Элоиза верно поймёт его достаточно прозрачный и вполне однозначный намёк, Кристиан снова вперил тяжёлый взгляд в тряпицу, скрывавшую глаза лесной ведьмы.
И заговорил, сперва спокойно и тихо, вкладывая весь свой рационализм и решимость в каждое произнесённое слово:
– Я понятия не имею, почему король принял такое решение и сделал с вами то, что именно сделал. Быть может, вы этого заслуживали, – подчёркнуто вежливое обращение на «вы» отнюдь не было призвано скрасить жёсткость того, что он намеревался сказать. – Быть может, нет. Так или иначе, никто из присутствующих и ныне покойных, ни имеет ни малейшего отношения к тому, что случилось с вами и с лесом. Если вы этого не видите, то слепы во всех смыслах. Если духи этого не понимают, то духи наделены подобным могуществом не иначе, как по ошибке природы. Если вы здесь исповедуете принципы детей, который несут наказание за совершённые отцами грехи, то в этот лес стоило бы давно запустить Оскара с его армией железных храмовников.

Вертран улыбнулся.
– Не поймите меня неправильно, но я попытаюсь объяснить ситуацию так, как её вижу я сам. Ещё несколько дней назад магия была для меня чем-то… Абстрактным. Я, как и все, слышал сказки о зачарованных принцессах и ведьмах, о лесных дриадах и жутких драконах. Никогда не воспринимал их серьёзно, но, в то же время, не осуждал. В последние же дни я сталкиваюсь с магией значительно чаще, чем мне бы хотелось. Буквально на каждом шагу. И что я чувствую? Зло. Неконтролируемое, неподвластное человеческой воле зло, грязное порочное ведьмовство, которое рушит из слепой мести всё то прекрасное, что возводили веками люди. Ломает судьбы тех, кто не имеет к этому ни малейшего отношения, – Кристиан ненадолго замолк, давая ведьме время осмыслить. – И, когда я вижу всё это, я невольно начинаю понимать, о чём говорит мне сэр Уайт. Зло порождает ответное зло, и теперь я вижу необходимость в том, чтобы истреблять огнём и мечом силу, которая творит настолько ужасные вещи и которую никто не может контролировать. Как вы думаете, миледи, если Ниссалон и соседние королевства наконец-то объявят настоящую охоту на ведьм, кто победит в конечном итоге? Волшебство? Или люди?
В какой-то момент Кристиан понял, что его уносит куда-то слегка не туда. Он высказывал то, что копилось в подсознании на протяжении последних часов, уходя всё дальше от сути.
– Сперва вы требовали за помощь лишь имя. Теперь – имя и глаз. Кто знает, быть может, на третьей стадии для завершения колдовства вам потребуется чья-нибудь печень? Там, откуда я родом, не меняют в процессе сделки условия. Если бы вы сразу озвучили подобную цену, быть может, мы бы решили к вам и вовсе не обращаться.

Глаз, имя, голос… Что стало с привычными товаро-денежными отношениями?
Его меч, насколько Вертрану было известно, по-прежнему должен стоить целое состояние.
– Никто из присутствующих… Никто, – остановился и дополнительно подчеркнул голосом Кристиан. – Не удовлетворит такую изуверскую просьбу на столь туманных и размытых основаниях. Вас лишили зрения, но это не значит, что его стоит лишать в отместку кого-то из нас. Я благодарен вам за помощь…
Если, конечно, буйство леса не было её собственными коварными происками…
– Но, – как говорил отец, не стоит принимать во внимание ту часть предложения, которая расположена перед «но». – Я, герцог Вертран, спрошу вас ещё раз. Вы можете помочь нам за разумную цену? Без этих изуверских варварских методов?

Вероника... точней, что-то внутри Вероники невольно ойкнуло и попятилось. Первое автоматическое движение - выкинуть "это" из себя. Но ты звала - оно пришло. Ощущение... приятно и мерзко одновременно. И не можешь отказаться. Расслабиться и получить удовольствие... Есть в этом что-то эротичное.
"Вот что называется "е..ть мозги", а мы-то и не знали", - подумала Вероника очень громко. Как оказалось, она сказала это вслух. И тут же извинилась.

"Кто оно, моя Радосссть?"
"Ты задаешь очень сложный вопрос, " - подумала она в ответ вопрошающему, сосредоточившись на этом "нечто", ковыряюшем ее мозг. - "Трудно так сразу взять и определить себя. Дай-ка подумать."
Вероника взяла паузу. Внешне это выразилось в том, что она поднялась повыше и полетела туда, где собралось большинство - у сотворенного люка. Как раз сюда же прибыли Мари и Ален. Все в сборе.
Даже если ты отвечаешь искренне и не пытаешься врать в уме - как ответить на вопрос "что ты такое?"
"Я Вероника". "Я человек". "Я женщина". "Я сотрудник АНБ". "Я считаю себя в целом неплохим человеком, хотя бываю порядочной стервой" "Я житель Сна и дочь Бароны Субботы." "Я считаю себя Хранителем Сна", - и еще много-много утверждений , каждое из которых будет правдивым - и не будет иметь смысла, потому что ни одно из них не вмещает целиком ее "я".
Пожалуй, в настоящую минуту она выступает как Хранитель и Защитник. Слишком громко. "Я" не любит ходули.

Вилять и хитрить сейчас не было ни смысла, ни возможности. Но и открывать свое сознание не хотелось бы перед этим... чем? На, кушай мой мозг. Как же, щас. Вероника сосредоточилось и возвела внутри себя такой брандмауэр. Файерволл. Вероника не владела психотехниками. Она как умела представила себе стеночку. Прозрачненькую, даже эластичную, но прочную. Будем вести переговоры из-за забора.

Я называюсь Никто; мне такое название дали Мать и отец, и товарищи так все меня величают»

- Друзья, - сказала она, обозрев сквозь отверстие начинку звездолета и сделав выводы. - Вряд ли это космический корабль в нашем понимании этого слова. Если у него есть или была команда, то вся она выпотрошена и растянута в этих каменных гробиках. А то, с чем мы имеем дело, больше всего похоже на взбесившийся бортовой компьютер, если оно внутри - или коллективный разум. Улей. Рой. Тогда он может находиться где угодно. Вот первые идеи, других пока нет. Короче, надо с ним аккуратно общаться и беречь свой индивидуальный мозг. Вон Триллинг пообщался и помер. Оно спрашивает, что мы такое. Вы тоже к нему подключились или я одна на связи?

Вероника опять сосредоточилась и выглянула из-за своего ментального "заборчика". Потянулась сознанием к "сущности", будем звать ее "Оуамуамуа" для краткости.

- Самым правильным будет ответ: я виртуальная проекция разумного индивида. Можешь кратко называть меня "Вера". Имею доступ к коллективной виртуальной реальности, которую мы называем "Сон". Ты вторгся в нее. Что такое ты? Какую цель ты ставишь, изменяя эту реальность?
И Вероника совершила безрассудную вылазку на территорию врага: попыталась влезть в сознание "собеседника" . Чтобы удовольствие было взаимным!

Лекарка положила Аурелию в центре своей хижины, чтобы каждый со своего места, где бы не находился, мог наблюдать, что происходит.
- Сейчас она лишь спит, - не обращаясь ни к кому определенному, промолвила Эрна. - При помощи лесных духов я пробудила бы ее в считанные секунды, забрав только имя, а вместе с ним и прошлое, что для многих есть великое благо. Но сейчас духи скорее мешают. Пробуждение этого вместилища зла - нелёгкое дело для меня одной и я возьму свою плату.

- После ритуала я могу упасть замертво, поэтому предупрежу вас заранее: когда всё закончится, ступайте по лесу осторожнее, чем прежде. Духам стоит только дать повод и вмиг поднимется буря, подобная этой. Девочка, которую я исцелю, пускай впредь не зовётся своим именем, иначе недуги вернутся к ней, а я умру. У меня есть запасы еды, возьмите все, что потребуется в дорогу. Ваш путь непредсказуем, но главное: зло, что преследовало вас, вернётся!

Она кивнула, задумалась, словно припоминая, всё ли сказала, и снова приподняла повязку, всматриваясь пустыми глазницами в лицо Аурелии.
- А теперь я начну! В качестве платы мне нужен глаз. Одного из вас, - она говорила совершенно серьезно, не ухмыляясь и не злорадствуя. - Её, - она кивнула на Аурелию, - было бы взять честнее, но это усугубит ее состояние и вскоре она снова впустит в свой неокрепший сосуд ведьму.

Марика
Пудель Варнава помахал хвостом с меховым лиловым помпоном на кончике.
- Не откажусь, - глубоким баритоном ответил он и деликатно рыгнул розовым дымком. Дымок быстро превратился в косоглазого розового же джинна в фиолетовой феске с размазанной нижней частью, который оценивающе оглядел Малкавианку.
- Не, детка, - развязно протянул он, - трупам желания не исполняются, можешь и не просить.
- Не оскорбляй мою даму, полупрозрачное недоразумение! - пригрозил пудель Варнава.
- А чо такова? Ты меня уже породил, - захихикал джинн, скручиваясь в розовый шарик, сквозь который просвечивало что-то темное.
- Я тебя и уничтожу, - размеренно предрек лиловый пудель. Он зашагал у колена своей самозваной хозяйки, высоко и ритмично поднимая лапы. Розовый мячик джинна крутился рядом, иногда взрываясь нечленораздельным визгливым смехом.

Найти круглосуточно работающий магазин, где можно было купить одежду в Ист-Вилледж было сродни найти неоткрытый остров в бившем поблизости в причалы океане. Жильцы многоэтажек на западе района редко имели деньги, чтобы купить что-то кроме как в секонд-хэнде или в лавочках дешевых китайских и филиппинских тряпок, а те, кто имел, одевался либо в других частях города (преимущественно те, кто постарше), либо в характерном стиле местных хозяев жизни, где китч влюбленно сливался с панк-эпатажем и популярными шаблонами мегакрутых и суперсексуальных. Магазины поприличнее встречались севернее, ближе к кампусу окружного колледжа.

- Когда мы были на войне, когда мы были на войне, - внезапно взвыл джинн, нараспев, но отчаянно фальшивя, - все было проще темной ночью, когда мы были на войне!
Трагедии в его голосе хватило бы на то, чтобы затушить неопалимую купину.
- Когда мы были на войне, я убивал и был убитым, я воскресал на голос жажды, когда мы были на войне, - самозабвенно гундосил розовый мячик, - я уходил за все границы, я забывал родные лица...
Сгустились темно-фиолетовые тени, которые прорезала молния.
- ДОВОЛЬНО! - прогрохотал чей-то вроде бы знакомый голос.
- Когда мы были на войне, - робко закончил джинн, развернувшийся в розовую полупрозрачную форму с феской.
- Не обращай на них внимания, прекрасная дева, - пророкотал пудель Варнава, снова степенно вильнув хвостом, - глупый шут и мертвый пророк. Это их судьба.

Экзекутор так же на прощание махнул Светке рукой, и кивнул, полуобернувшись, а затем исчез, растворившись во тьме. Он пошел своей дорогой, а Света - своей. Вниз по склону, по извилистой тропинке, ведущей через замусоренный подлесок, к редкому электрическому свету, рассеивающему мрак безлунной декабрьской ночи. С возвращением в город Света будто вернулась из мрачной волшебной сказки в серый и скучный мир с его обыденными панельными домами, серыми стенами, горбатым асфальтом, испещрённым кратерами выбоин. Ночной Энный был тих и скучен, и не верилось даже, что не так уж давно на его улицах шел бой не на жизнь, а на смерть. Минувшая встреча с Экзекутором и вовсе начинала казаться всё нереальнее. Разве могло такое быть, что в столь сером и невзрачном настоящем, в котором есть, например, вот этот нетрезвый мужик, прошедший мимо Светки, или та стайка гогочущих подростков, бредущая через дорогу, мог появиться мрачный всадник из далёкого прошлого, изъясняющийся высокопарными фразами и стреляющий арбалетом с коня по детям-марионеткам? Разве могло так быть, что вот только что Светка говорила с настоящим Экзекутором и боролась с маньяком, а завтра будет засыпать на уроках под бубнёж престарелой учительницы и шушуканья с задних парт, больше любых маньяков боясь того, что её вызовут к доске? Света будто бы жила две жизни одновременно, и обе порой казались нереальными, проживаемыми кем-то другим. Наверное, что-то такое чувствовали те, западные супергерои.

В это время ночи Энный становится очень пустынным и тихим. Кроме нетрезвого мужика и стайки подростков Света встретила на своём пути только сомнительного типа в шапочке, который просто прошёл мимо, да прикормленного бродячего кота у закрытого магазина, который уплетал что-то из пластиковой упаковки от селёдки. Большую часть пути она прошла в полном одиночестве, наедине с одинаковыми серыми домами, задумчиво шагая по пустому тротуару и переходя через дороги, по которым не ездило ни одного автомобиля. Энный спал, и только где-то далеко ещё звучали милицейские сирены, намекающие, что в городе всё-таки существует какая-то ночная жизнь. Света свернула в родной двор, нашла среди одинаковых многоэтажек свою, родную, и направилась прямо к ней. Остановившись у подъезда, чтобы набрать в руку горсть снега и стереть кровь с рукава и раненой конечности, она не сразу заметила, что стоит тут не одна. На скамейке перед подъездом, обычно занятой престарелыми жительницами дома, сейчас сидел одинокий и молчаливый пенсионер, опираясь на выставленную перед собою трость. Света видела этого соседа всего дважды, когда он забирал квитанции из почтового ящика. Отец говорил, что этот дедушка - фронтовик, герой войны. Дед всегда был молчалив, и ни на кого не обращал внимания. Вот и сейчас в паре шагов от него девочка-подросток смывала кровь с одежды снегом, а он просто сидел и смотрел куда-то в пространство, словно старый филин на ветке. Испещрённое морщинами лицо выражало какую-то затаённую тоску, непокрытые седые волосы трепал холодный ночной ветер, а скрюченные артритом пальцы цепко держались за рукоятку трости. Старик нисколько не мёрз, сидя на лавочке в сером пиджаке, брюках и начищенных ботинках, как будто сейчас был день и март месяц. На правой стороне пиджака болталась одинокая латунная звёздочка в позолоте. Действительно ветеран.

Закончив с попыткой сокрытия улик, Света вошла в родной подъезд, сразу же окунувшись в знакомый с детских лет затхлый аромат стоячей воды в трубах,тянувшийся из подвала, и пошла вверх по лестнице. Двухцветные стены были по обыкновению попорчены вандалами, но среди всякого похабного безобразия и выражения политических позиций был один смущающий рисунок. Он находился аккурат в пролёте между её этажом и предшествующим, и был расположен так, что Света не могла видеть его всякий раз. Большое красное сердце, пронзённое стрелой, внутрь которого было вписано её имя. Её - потому что в подъезде не жило больше никаких Свет, кроме неё самой. Какой-то тайный поклонник выразил свои чувства к ней год назад, но с тех пор никак не проявил себя - ни новых надписей, ни записок, ни раскрытия своего инкогнито. Ещё одна будоражащая тайна города N.

Вот и её дверь, обитая чёрным дермантином. Внутри - шум, очевидно, родители стоят на ушах. Света обречённо открывает дверь своим ключом и входит, давая знать, что вернулась. В прихожей - мама. Мама здесь, потому что здесь же телефон. Пытается ли она вызвонит Светкиных знакомых, родственников, или сразу начала с больниц, моргов и ментов - пока неизвестно. Но хорошо видно, что у матери уже опухли и покраснели глаза, а значит её пропажу точно заметили.
- Светка!
Трубка повисает на шнуре, совсем как та, в телефонной будке, разгромленной "зайчиками". И первым делом Свету заключают в крепкие объятия. И только потом мать словно бы отпихивает дочь от себя, и обрушивается на неё со всей яростью.
- Светка, ты где шляешься по ночам?! Одна у меня дочка оторва, так ещё и вторая растёт?! Ты смерти моей чтоли хочешь?! Ты знаешь вообще, который час?! - Голос матери от истерики срывается на визг, и того и гляди она сейчас начнёт в запале раздавать подзатыльники. Она уже даже схватила дочь за плечи, начав немилосердно трясти. Полученная в бою рана, к счастью, уже давно прекратившая кровоточить, заныла вновь. - Мы тут себе места не находим, гадаем, где ты и что с тобой! Где была?! Где была, я тебя спрашиваю?!
- Ну я же говорил, всё с ней в порядке. - А это отец. Он медленными, шаркающими шагами выплыл из коридора, как-то потерянно глядя на дочь и жену. Очевидно он тоже волновался, но волноваться предпочитал без экзальтированного надрыва, просто молча высаживая на балконе сигарету за сигаретой. - Загуляла, бывает. Свет, ты хоть звони, что задерживаешься.
- Хоть ты мне тут под руки не гунди! - Огрызается на отца мать, а затем замечает порванный рукав на куртке. К счастью - пока только порванный рукав. - А это что такое?! Куртку порвала?! Сейчас же снимай! Теперь из школы сразу идёшь домой и за уроки! Нечего тебе, как Ленке, ночами болтаться! Свяжешься ещё с наркоманами какими!

Вирель заскучал, ожидая Мари около дюз.

- Вылезай оттуда, - кликнул он в отверстие, в котором пропала с головой канадка. - Есть куда более приятное времяпровождение, чем пытаться попасть в звездолет через задний проход.

Ален задумался и добавил.
- Минздрав не рекомендует.

Девушка сдаётся, вздрагивает и начинает всё-таки говорить, но Морро не спешит смягчаться и отпускать её ухо.
Трэй видит в зеркале собственное бледное отражение рядом с безликим отражение маски, и в какой-то момент ей даже начинает казаться, что как только она замолчит, дознаватель сразу же приведёт в исполнение свою чудовищную задумку. С него станется получить небольшое персональное удовольствие – нож обманчиво легко скользнёт вниз, отделяя ушную раковину от черепа, в рамках очередного тонкого воспитательного момента или нового урока, который Морро захочет преподать девушке.

Она цепенеет, мысленно готовясь к самому худшему, но, к удивлению Трэй, долгожданная кара не наступает, в то время как сам дознаватель медленно отходит назад, оставляя на столе перед девушкой зеркало.
Возвращается к пустующему табурету.
– Очень рад, что тебе так сильно понравилась Игния, – глухой голос из-под маски даже не пытается скрывать собственную насмешливость.
Морро опускается на своё место, и теперь Трэй будто бы и вовсе разговаривает с собственным отражением.
– Мы взяли Медиан несколько недель назад. И если бы это действительно была их столица, ценность твоей информации очень сильно бы снизилась, – наивность и необразованность Трэй, кажется, почти умиляют человека по ту сторону зеркала. – Не может не радовать, что мне не пришлось марать руки в твоей крови, и мы без промедления можем перейти к взаимовыгодному сотрудничеству.

Морро, который не сделал ради достижения желаемого результата практически ничего, по всей видимости совсем не зря до сих пор занимает место в рядах дознавателей. Впервые в жизни Трэй довелось почувствовать себя в роли именно объекта допроса – и повторять этот опыт когда-либо ей совсем не хотелось.
– А теперь расскажи мне то, что действительно важно, – всего за несколько коротких секунд мягкий и доброжелательный голос успевает измениться практически до неузнаваемости.
Теперь – это требование, холодная сталь с оттенком вполне конкретной угрозы.
«Если ты попытаешься и дальше темнить со мной, Трэй, то мы очень быстро вернёмся к предыдущему разговору» – будто бы сообщает ей Морро между строк.
– Что ему известно об итогах дипломатических переговоров в Вессалии? Захваченный маршал, жив или мёртв?

- А говорил все есть! - на нервах громко и зло вскрикнула Яна. Ковыряться в ране живого человека было страшно. А то, что парень в ответ на движения ее руки испытывал сильную боль, заставляло нервы самой мстительницы звенеть от напряжения. Профессии хирурга или палача явно были не для нее.
- Скажи еще, масло кипящее залить. Средневековье какое! Сейчас антибиотики есть. А прижигать у меня все равно нечем.
Несколько мучительно долгих секунд Яна думала, прикусив губу. В конце-концов так свою сиилу она еще не использовала и ей совсем не хотелось эксперементировать на другом хорошем человеке.
- Сейчас я рану затяну, а потом попробую тебя подлатать. А ты следи внимательно, если будет боль, гной или изменение цвета кричи сразу! Не терпи зря.
Двумя руками Яна сжала края раны, выдавливая излишки крови, а потом потянулась к своей силе. Она хотела чуть ускорить время для раненой ноги, чтобы естественная регенерация прошла не за недели, а за несколько минут. По сути, это была в сотню раз ослабленая версия "Меча времени". Яна надеялась, что для молодого парня не будет особой разницы, если его нога станет на неделю старше. Ведь это такой пустяк по сравнению с годами жизни, которые ему остались.

- Хорошо! - Экзекутор тут же вскакивает на коня, и протягивает Стреле руку. - Прошу вас!
Свете не остаётся особых вариантов, кроме как вложить свою ладонь в раскрытую ладонь Экзекутора, почувствовать его руку через плотную неживую кожу грубой перчатки, и ощутить саму себя лёгкой, словно пушинка, когда он одним движнием поднял её, и усадил позади себя. Как раз в этот момент яркий свет фар затормозивших автомобилей милиции выхватил их обоих из полумрака ночного перекрёстка. Выскакивающие из машин милиционеры в синих бушлатах и утеплённых шапках с кокардами сразу же определили эту фигуру как врага - стволы их табельного оружия взметнулись вверх, указывая провалами чёрных дул на Экзекутора - но по его велению их скрыл шумный вихрь каркающих ворон, выиграв ещё одну секунду на то, чтобы парочка ночных вершителей самосуда смогла скрыться.

Стрела едва могла уследить за дорогой во время этого бешеного галопа. Конь, очевидно, хорошо знал все эти пути, и на огромной скорости нёсся сквозь узкие, тёмные переулки. Из-под его копыт в ужасе бежали бродячие коты, снующие по помойкам в поисках пропитания. Даже если бы милиционеры сейчас погнались за ними - их машины бы не прошли через столь узкие зазоры. Архитектура этого района напоминала петербугские улочки с тесно скученными домами и арочными проходами. Когда переулки кончились, конь Экзекутора скакал дворами, оставляя в недоумении случайных встречных, что сейчас шли домой или из дому. Вот мальчишка выронил мусорное ведро, провожэая взглядом всадника. Вот перекрестилась бабушка, увидевшая эту сцену с балкона второго этажа. Вот теснее сжались в одну кучу на скамейке мужики, опасливо подхватив за горлышко бутылку. Все эти редкие люди, зачем-то оставшиеся в такой час на улице, наверное, думали, что сходят с ума, видя этот призрак давно минувших дней.

В конце концов Экзекутор остановил коня уже далеко от жилой застройке. От посторонних взглядом они укрылись в подлеске под железнодорожным мостом. Над их головами как раз сейчас грохотала колёсами ночная электричка, и сверху на мрачные и тёмные заросли лился желтый электрический свет из её окон. Экзекутор увёл лошадь под самый мост, стоя в нише между бетонной стеной основания и крайними железобетонными сваями. Все эти объекты были по обыкновению изрисованы баллончиком, маркерами, углём и битым кирпичом. Сам мост находился на возвышенности, и отсюда сквозь кроны деревьев виднелись очертания ночного Энного - редкие огоньки в окнах панельных домов, превратившихся в тёмные силуэты под ночным беззвёздным небом. Света осознала, что этот ночной всадник увёз её далековато от города, а назад ей придётся идти, вообще-то, пешком - сначала спуститься с этого высоченного холма, потом вернуться в город, а потом долго идти домой по ночным улицам. Родители уже давно прекратили особо волноваться за неё, когда она задерживалась допозна, но в этот раз они точно заметят.

Конь немного нервничал от грохота электрички прямо у себя над головой. Экзекутор успокаивал его, ласково потрёпывая по холке, а затем слез с седла, придерживая коня под вожжи.
- Думаю, мы оторвались. - Сообщил он Свете. - Погони за нами нет.

Который именно она понимает практически сразу.
Чёрная птица поворачивается ужасающе резко – тёмная мантия развевается позади на манер чудовищных крыльев, в то время как сам человек бесшумно шагает вперёд, сокращая дистанцию. Обсидианово-чёрные линзы впиваются в лицо девушки сквозь прутья решётки, остальные мучители тоже приходят в движение, в то время как одна лишь Агнесс стоит опустив голову, совсем неподвижно. Даже не думая реагировать на какие бы то ни было внешние раздражители.

Трэй тонет в его непроницаемых застеклённых глазах, растворяется в шелесте, лишь отстранённо осознавая, что происходит.

Устроенный ею ментальный всплеск взбудоражил и остальных.
С диким рёвом бросается неистово на прутья решётки лишившийся рассудка года назад Кайл, начинает завывать, раскачиваясь из стороны в сторону, Нил в своей камере.
Всего несколько коротких мгновений – и почти все эмпаты приходят в неистовство, порождённое не только выходкой Трэй, но и исключительной степенью эмоционального возбуждения, обусловленной присутствием чёрных.
Всего за несколько коротких секунд темница эмпатов превращается в ад – кто-то плачет, кто-то визжит, кто-то рассылает хаотично ментальные волны, кто-то бросается снова и снова на тяжёлую дверь.

Чёрные озираются, как может показаться в это мгновение Трэй, немного встревоженно.
И лишь один из них не обращает внимания на происходящее.
Металлический клюв останавливается в нескольких дюймах от прутьев, в то время как сам он… Делает нечто.
Будто бы подаётся вперёд всем своим естеством, затягивает в себя трепещущее сознание Трэй, которая прежде сама попыталась проникнуть по ту сторону птичьих масок.

Он погружает девушку в абсолютную непроницаемую темноту. Она видит бесконечную безжизненную обсидиановую поверхность, видит незнакомое затянутое клубящимися тучами фиолетовое небо, видит вселенский холод и абсолютную пустоту.
Как ни старается, она не может разглядеть в этой стеклянной пустыне ни единого признака жизни.
И, тем не менее, чувствует, что ОНО приближается. Нечто безликое, чудовищное и неосязаемое, пронзающее одним своим существованием саму ткань времени и пространства.

Словно сквозь толщу воды Трэй слышит в голове чужеродные шипящие голоса.
Они будто спорят о чём-то, в то время как неведомое подбирается из неизвестности всё ближе и ближе.

Не большшше одного за раззз, Риаззак…
Помни праавила…

Свистящий шёпот множества голосов, ни в одном из которых не может быть, как кажется Трэй, ничего человеческого. И неосязаемый кошмар с неохотой медленно отступает.

Трэй приходит в себя на холодном полу. Саднит ушибленный при ударе висок, разодран до крови правый локоть. Сердце отчаянно ноет и настолько быстро колотится о рёбра в груди, что, кажется, вот-вот разорвётся. Наверное, именно так и должна ощущаться смерть от страха.

Трэй мучительно медленно вспоминает случившееся. Солёные дорожки слёзы отпечатались на щеках, во рту пересохло.

Когда к ней запоздало возвращается слух, девушка различает лишь абсолютную звенящую тишину. Чёрные испарились вместе с избранной жертвой.

Вероника даже слова такого не знала: баротравма.
- Не уверена, - коротко ответила она Еве. Ее познания в воздействии вакуума на организм не простирались так далеко, как у этой псевдомалышки. - Но это непохоже на вакуум, и я ничем кроме отравления не могу объяснить...
Объяснять не пришлось.
Джо сама открыла шлем и весело рассмеялась. Вероника уронила на пол кислородную маску, или что там у нее получилось. Вдохнула. Выдохнула.

Получатели: .
И двинула прямым справа Джо прямо в открытое забрало шлема. От всей щедрой души.
- Какого... Если ты, сцукоблять, еще раз попробуешь так пошутить... Может, мы сюда развлекаться пришли? Будешь взаправду умирать - на помощь не зови!
Она была зла как сатана. А доктор развлекался. Сговорились они, что ли, мать их за ногу?

  –Ну и куда ты побежал? - с покровительскими нотками произнёс Дженсен, мягко поглаживая зверька, чьё сердце начинало бешено биться даже от запаха Сородича, - Ути, какой милый.
  Бережно обняв кролика, словно плюшевого, Дженсен уселся на мягкую софу, не переставая почёсывать зверька. Зверек, будучи шестикилограммовой махиной с размахом лап как у птеродактиля, отчаянно сопротивлялся. Говорят, раненые зайцы удачным ударом ноги могут перебить незадачливому охотнику сонную артерию. Сей промышленный кроль (интересно, чем их Сандра кормит, что они такие здоровенные?) наверняка мог бы нокаутировать среднего офисного клетка. Но для Дженсена это был лишь милый плюшевый зверёк с длинными сахарными ушами. Кроль сопротивлялся! Он дрался как лев! Но когда животное было уложено на спину пузиком вверх, оставалось не так много точек опоры, чтобы нанести решительный удар.

  Тем временем Дженсен свободной рукой стягивал с себя маску из бинтов, глядя на своё отражение в кроличьих глазах. Честно говоря, с ними Дженсен чувствовал себя спокойнее. Им было совершенно наплевать на внешний вид, на сморщенную маску из высохшей серой кожи, на то, что осталось у него вместо носа. Им не важен твой социальный статус, твои связи с другими сородичами. Им совершенно наплевать на количество нулей в твоей кредитке. Кроликам совершенно не важно, что ты думаешь, о чем горюешь, и как себя воспринимаешь. Кролики ненавидят тебя любым... И заканчиваются всегда раньше, чем ты этого планируешь.

  Ещё три кролика спустя, Джейсон, подпевая ненавязчивой мелодии, усердно наматывал на себя бинты обратно. Кажется, у местного талисмана сегодня будет вкусный ужин

Элоиза задыхаясь, кинулась бежать, и ее не терзали ни чувство вины, ни ужас при виде падающих с грохотом каменных глыб; она просто бежала... То есть она старалась бежать, но ноги предательски отказались служить. Элоизу подхватили сильные руки Кристиана, она зажмурила глаза, судорожно обняла его и только повторяла про себя: "Пожалуйста... пожалуйста..." Пожалуйста, пусть мы останемся живы! Никаких мыслей, только стук сердца в ушах - даже не поймешь, чье это сердце... Сейчас... они умрут вместе или останутся жить. И потом она стояла, прижав ладони к щекам, и молча смотрела, как рушится и гибнет все, что составляло средоточие королевства, гибнут чьи-то отцы, братья и друзья... и просто гибнут люди, которые не сделали ничего плохого ни одному из них. И это все потому, что они приняли неверное решение. Совершили ошибку. Недооценили свою противницу. Элоиза никогда бы раньше не подумала, что ошибка, просто ошибка безо всякого злого умысла, могла стоить так дорого. И это она сама вызвалась пойти в башню вместе с Кристианом и Аурелией, так бездумно-легкомысленно, уверенная, что они так хорошо все придумали, и теперь уж точно все получится как надо... А теперь она не может никому посмотреть в глаза из-за тяжкого чувства вины. Как она смела радоваться? Чего теперь стоит эта радость, похожая на мотылька, порхающего над полыхающим пламенем? Элоизе казалось, что от нее осталась пустая оболочка, а все остальное - там, под развалинами. Больно дышать, душа страдает и болит, физически болит. А что же должны чувствовать Кристан и Аурелия? Молодой герцог и дочь мудреца, ставшая вместилищем зла против воли? Двое, которые несли груз ответственности - гораздо более тяжкий, чем она?
- Мы все виноваты, - тихо говорит Элоиза, глядя на них обоих.
- Не ты, - говорит она сразу каждому из них. - Мы тоже. Мы вместе. Не надо...
Не надо никого жечь, - хочет она сказать, не надо охоты. Ведьма просто покинет тело Аурелии, выберет кого-нибудь еще. Исступление Оскара ее пугает. Сколько невинных женщин погибнет, а Ведьма будет только радоваться. Но Элоизе остается лишь смотреть, как Аурелия самоотверженно проносит себя в жертву, и чувствовать, как душа болит все больше и больше, хотя больше, кажется, уже некуда. Что бы она сделала на месте Аурелии? Наверное, то же самое, другого выхода просто не было...
- Да, спаси ее, помоги... - говорит она вслед Вертрану, не трогаясь с места. У Аурелии, наверное, больше прав на... на то, чтобы быть спасенной.
Душа Элоизы, наверное, не знала, что болеть сильней уже нельзя, или этого не знала сама Элоиза, только ей стало совсем удже невмоготу. И она знала, что когда очень больно, нужно о ком-то позаботиться, тогда станет легче. Она подошла к принцессе. Особенного героизма и самообладания Ее Величество не проявляла, но Элоизу в тот момент это не коробило. Папина любимица, единственная дочка, балованная, не знавшая раньше вообще никаких сложностей и печалей. Немудрено, что ее так расквасило. Элоиза взяла принцессу за руку, попыталась обнять, если только девушка позволит ей это сделать. И даже прижать к себе. И даже погладить по волосам. В общем, Элоизе хотелось просто успокоить и хоть немного утешить девушку, которая, как-никак, только что осталась сиротой, как и все они. Лиодамия сейчас была для Элоизы не Высочеством, а просто до смерти напуганным ребенком.
- Ваше Высочество... милая, милая Лиодамия! - тихо произнесла она. - Мы Ваши верные подданные... и мы любим Вас. Это не переворот, мы скорбим о Вашем отце, который был нам всем тоже как отец. На нас напала Ведьма, Ведьма... Вы, наверное помните, она сидела с Вами рядом, такая красивая дама в черном. Она заставила всех уснуть, она велела мертвым драться с живыми, заставила убивать, разрушила замок... Но мы... мы сделаем все, чтобы Вас защитить, - тут Элоиза запнулась и смущенно оглянулась на достойных представителей знати и духовенства, которые, конечно, лучше нее знали, что нужно сделать.
- Не бойтесь, мы ни за что не оставим Вас, ведь Вы наша надежда, Вы среди друзей... Идемте с нами. Здесь больше нечего делать. Мы найдем для Вас надежное убежище.

Оскар не понял ее. Гвин только хотела сказать, что надо попытаться обратить действия ведьмы против нее самой - силам света это наверняка подвластно... Суметь ранить врага его собственным оружием - этого ведь гадина точно не ждет.
Но не убивать же ни в чем не повинную Аурелию! Кособокая в таком случае получается благость...
Однако суждения рыцаря были чересчур однозначны. Наверное, он все же был прав... Гвинивел слишком плохо в этом разбиралась. Да что там - не разбиралась вообще! А храмовник, вероятно, с самого начала знал, что говорил.
Особенно поверила в это графиня, с содроганием глядя на проводимый им обряд.
Прежде она как-то не задумывалась всерьез о практиках инквизиции - знала только, что рыцарские ордены стоят на страже добра. А теперь... Неприглядная правда обнаруживала себя, внушая совсем не священный трепет, а животный ужас. Если так это и происходит всегда... Что же это за люди - храмовники?

Графиня сразу не нашла в себе сил приблизиться к окровавленной Аурелии. Слишком велико оказалось потрясение, и так сложно было заставить себя еще глубже окунуться сознанием в творящуюся жуть...
Но когда Кристиан понес девушку прочь, кажется, даже не имея плана, Гвинивел отмерла.
- Сэр Оскар... - осторожно, подбирая слова, обратилась она к рыцарю. - Может быть, есть молитва об исцелении? Может быть, можно принести жертву Всевышнему? Аурелия очищена от скверны, он не должен отвернуться от нее! Она жива, еще не поздно! Если Вы способны были изгнать ведьму из ее души - неужели не сумеете спасти тело? Вы... мы можем сделать хоть что-то?!

Трэй всегда подозревала, что в своём деле она довольно талантлива. Большинство дознавателей в тот момент, когда девушка заканчивала основную часть необходимой работы, ещё даже не начинали проявлять ни малейших признаков беспокойства. Она научилась настолько быстро справляться с основными задачами, что на дополнительное изучение воспоминаний объекта уходила едва ли не большая часть отведённого времени.
Главное в этом деле – не увлекаться.

Изумрудные глаза игнийца со сдержанным интересом рассматривают золотую радужку Трэй.
В них – вызов, насмешка, беспочвенная отчаянная храбрость.
Во взгляде Киллеарха – жалость, вперемешку со страхом и отвращением.
Но глаза – это одно. Гораздо интереснее, что происходит у него в голове.

И Трэй тянется вперёд, оставаясь при этом на месте.
Растворяется в изумрудной листве, прислушиваясь к шёпоту внутреннего голоса игнийца.
Снова и снова железным монотонным речитативом Маркус повторяет вопросы – и каждый из них вспышками проявляет перед восторженной Трэй обрывочные и необычайно яркие образы мест, которых она своими глазами никогда не увидит.

Девушка перехватывает первую ассоциацию Киллеарха с чужеродным и таким потрясающе мелодичным названием Медиан. Она едва не слепнет от солнца, лучи которого насквозь пронзают изумительно зелёные и живые кроны деревьев. Она видит затерянную старую крепость в лесах, стены которой словно сделаны из белого мрамора и вплетаются местами в необъятные стволы вечных дубов. Она видит Медиан глазами самого Киллеарха – тот образ, который отложился у него в памяти. Видит бесшумно скользящих по стенам людей в переливающихся тёмно-зелёных плащах, видит спиральную деревянную лестницу, взбирающуюся ввысь по стволу к кроне наиболее высокого дерева, видит захватывающий вид со смотровой площадки на самом верху. Там расстилаются пресекаемые реками и ручьями равнины, для каждой из которых в голове игнийца есть название, ни одно из которых Трэй не приходилось слышать ни разу. Мелодичные и загадочные, они настолько сильно отличаются от коротких и жёстких эскалонских, насколько это только возможно. А если обернуться, то там, в другой стороне, расстилается во всём своей бесконечном многообразии лес. Трэй могла бы сравнить раскачивающиеся на ветру древесные кроны с зелёным бушующим океаном, вот только несчастной девочке даже в чужой памяти ни разу не доводилось видеть настоящий океан, столь непохожий на холодное и негостеприимное эскалонское море.

Повинуясь желанию Трэй, экспозиция немного меняется.
Глазами Киллеарха она видит другую картину – выжженные пустоши там, где совсем недавно были равнины. Тёмные столпы дыма, поднимающегося к далёким и синим издевательски небесам. Она видит марширующие в сторону леса железные легионы – чёрная броня ровных рядов эскалонцев словно поглощает окружающий свет. Она вспоминает отчаяние и грусть Киллеарха, когда игнийцам приходится отступить, отдавая свою прекрасную твердыню без боя. Она чувствует их ярость, решимость вернуться. Когда придёт время. Когда бросит клич Иссирон.

Прежде в своей практике Трэй не приходилось встречать никого, кто бы думал таким образом, как это делает Киллеарх.
Мысли игнийца оказываются подобны порывам ветра – спонтанные, яркие и сменяющие друг друга воспоминания складываются в разноцветные вихри, утягивают девушку из бесцветной реальности в изумительно живой и яркий водоворот.

В голове Киллеарха она находит несгибаемую веру в игнийца по имени Иссирон. Нет, узнику неизвестно, где находится сейчас его армия. Нет, Киллеарх не знает, что он планирует. Никто не знает в точности – но из памяти узника Трэй извлекает уверенность. Совсем скоро время Иссирона настанет.
Игниец думает не предложениями, но образами и метафорами.
Иссирон нанесёт свой удар, отбросит железные легионы назад, заставит их пожалеть о том, что в своей самонадеянности вступили под сень вечного леса.
Совсем скоро наступит тот день, когда клинки запоют.
День, что потом воспоют в балладах и мифах их менестрели.

Глазами Киллеарха она видит пленного маршала Хенсельта.
Связанные и обнажённый, тот стоит в одиночестве посреди залитой лунным светом поляны.
Она видит высокого светловолосого игнийца в посеребрённых лунным светом доспехах, который с обнажённым клинком наперевес приближается к маршалу.
Понимает, что это – и есть Иссирон. Видит, как тот объявляет громогласно, что Игния не отступит. Говорит, что рано или поздно придёт время расплаты. Что с эскалонским маршалом они поступят значительно более милосердно, чем эскалонцы поступают с игнийскими пленниками. Она видит, как отсечённая голова маршала катится, исчезая в сверкающей росой высокой траве, как вздымает окровавленный меч Иссирон и как раздаются со всех сторон одобрительные восхищённые крики.

Другое время, другое место. Несколько месяцев или недель назад. Сердце леса, окрашенное золотисто-алыми лучами заката. Киллеарх сидит на берегу потрясающе прозрачного озера, наблюдая за рыбами, призрачными тенями скользящими под водой.
Оборачивается, услышав тихие крадущиеся шаги…
– Что там? – голос Маркуса заставляет вздрогнуть, вынырнуть из сказочного водоворота, возвращаясь в беспросветную реальность багровых железных стен.

– Прочь из моей головы, эскалонская шлюха, – рычит игниец, словно тоже очнувшись.
Сколько прошло времени? Как долго она была там на самом деле?
Непростительно долго, если Маркус вмешался. Кажется, она потеряла контроль.

О королевском дворце слагали легенды. Говорили, что Король Брон строил его тайно, чтобы перевезти туда семью в случае очередной проигранной войны. Будто местечко не только в уединении находится, но и под защитой неких сил. Сам Брон говорил, что сия дикая громадина всегда принадлежала его семье, начиная с четырежды прадеда. Сведений этому не  сохранилось. Мол, библиотека основательно сгорела: там чинно-благородно покоились мудреные труды, которые успели спасти, а всякие прочие, в том числе и летопись о постройке дворца, безнадежно пропали во всепожирающем пламени. Была у Брона и своя личная библиотека, прямо к спальне пристроенная, где никто, кроме его любимой дочери не бывал.

Так или иначе, но махину отстроили добрую, порядочную, со всей возможной роскошью. На вид, дворцу было несколько веков, так что легенда о спешной постройке при ограниченных ресурсах, возможно, действительно, была легендой. Да и выбор места для Короля, известного своим жизнерадостным нравом, был совершенно точно неудачным.

Сейчас постройка обернулась весьма неудачным вложением ресурсов, как денежных, так и эмоциональных. Известно, что Король сильно тосковал по обществу, оттого и устраивал балы, праздники новые придумывал.
А зря.
Всё зря.
Силы, если они и были, совершенно точно его не защитили. А возможно и вовсе ополчились.
Одна сила так уж точно его возненавидела, да так, что последствия до сих пор звенели у всех в ушах.

Да что теперь говорить... Рушилась громада с грохотом,  с печальным скрежетом да тоскливым уханьем, словно жалуясь на свою горькую участь. Под ней тут же оказывались десятки спящих и среди них неспящая Валетт.
Никто так и не услышал предсмертного крика малышки-фрейлины. Да и был ли он? Озорную кокетку, чьи большие глазки, казалось, видели всех и сразу, придавило рухнувшей колонной. Та умерла стремительно и легко, как и жила.

Гибель дворца стала основательной и неотвратимой.
Сей нехитрый вывод лежал на поверхности, стоило  туче пыли улечься и осесть на камзолах, доспехах и платьях.
Невозможно была поверить, что эта несуразная груда камней - то самое легендарное убежище Брона Радостного.

А ведь где-то там под завалами оставался отец Маркуса,  король Бенедикт Третий. Второго монарха за последние несколько часов потеряли юные герои. Спала вечным сном очищенная от опарышей Аврора, боевая подруга Оскара. Она так и не успела поблагодарить его за своё спасение. Больше не словит он подзатыльника и от отца. Почил лорд Вертран, а вместе с ним улетучилась его власть над хрупким будущим юноши. Теперь он сам по себе, но рад ли этому? Отцы Аурелии и Гвинивел,  родители Арчибальда - все они остались там, под завалами. Не забудем и малышку Золю Кренделек, и любимого пса Валетт, и неизвестного мальчишку-конюха, пробравшегося во дворец впервые, дабы полюбоваться на знатных вельмож - все они оказались нелепыми жертвами ужасной колдуньи.
Можно ли было им помочь? Был ли то вопрос неотвратимости судьбы или отсутствия решительных действий?

Судя по тому, какая всепоглощающая ненависть душила Аурелию, ведьмин план всё же не сработал до конца. Она была истощена разрушением, словно отдала большую часть своих сил и теперь могла лишь тихо злиться, скрести, обламывая когти, грудную клетку девушки изнутри. Или то болело измученное сердце Аурелии?
Она ненавидела их всех, эта ведьма. Желала, чтобы все они погибли там под завалами. Но досталось только малышке Валетт. А значит, борьба продолжалась, не время сдаваться. Тем более, что взору истерзанной страданиями дочери звездочета предстал лист из отцовской книги историй. Он сам писал её на досуге. Тот, кружась, медленно падал на руины возле её ног. «Легенда Девяти...» гласил он. Дальше надпись обрывалась, но начиналось воспоминание. Эту историю ей рассказывал отец. Она была о борьбе добра и зла, как и множество таких историй, но Аурелии запомнилось что-то про девять душ, что пробудившись, спасут мир.
Не время умирать, раз забрезжил на горизонте такой шанс, дочь звездочета!

Теперь, когда все выбрались, и местность оказалась лучше видна, сразу как-то стало ясно, что лет прошло немало. Кустарники в саду стали на порядок выше, все дорожки заросли, кроме центральной, парадной, да и она была вся покрыта травой, к территории дворца со всех сторон подбирался лес, а периметр был окружен метровой стеной терновника. Особо приметливые могли увидеть, как белеют чьи-то кости в его недрах, будто были всё же смельчаки, пришедшие спасти обитателей дворца. Или просто поживиться, забрать королевские сокровища.

К слову о сокровищах, одно такое, ещё недавно храпевшее на плече у принца, сладко потянулось, открыло глазки и в ужасе уставилось на покрытого слоем каменной крошки рыцаря.
- Что происходит? - хриплым от долгого молчания голосом истерически возопила принцесса.

Проклятие ведьмы спадало, а это означало две вещи. Первое - сейчас она была слаба, как никогда. Второе - если под завалами остался кто-то живой, его пробуждение будет не из самых радостных.

***
Аиир наблюдал за тем, как рушится дворец, стоя на окраине леса, зная о силе ведьмы больше всех остальных вместе взятых. Он написал о проклятом дворце уже давно, но было это как будто вчера.
А нынче что-то важное снова творилось там, за изгородью из коварных колючих ветвей и вплетенных в них трупов. Множества трупов. Десятков героев, жаждущих славы. Или монет.

Событие, которое окажется на страницах Летописи? Неужели Легенда Девяти? Взгляд выхватил восемь человек и внутри всё оборвалось - столько лет и всё зря?
Однако чувство важности происходящего не исчезло, хотя девятый так и не появился, сколько ни ждал Аиир.
Чувство закручивалось по спирали где-то в животе и оттуда приятным жаром расплывалось по всему телу. Он хорошо знал это чувство, оно означало, что добру быть, быть и новой истории. Новой странице Летописи быть!

Дед Мороз как шел, так и упал, когда некая незримая сила вдруг схватила и потянула его за ноги, подымая их над полом. В ход пошли уже совсем нелитературные выражения, а старый маньяк начал беспорядочно хвататься двумя руками за пол, тщетно пытаясь зацепиться хоть за что-то. Грубые толстые пальцы бессильно скользили по старому кафелю, пока старик на животе проезжался по полу прямо к гостеприимно распахнувшейся клетке. Его жена, испуганно голося, побежала за ним, с трудом удерживаясь на каблуках простеньких сапожек голубого цвета, пытаясь схватить мужа за руки и не дать затащить его в вольер.
- Коля! Коленька! Руку мне дай, скорее, руку! - Взволнованно кричала Снегурочка. Мороз пытался сделать, как велит жена, но его ладони постоянно выскальзывлаи из её скользких пальцев. Случайно она наступила на ватную бороду, и та оторвалась, лишая образ маньяка его полноты. В конце концов мужчина был самым грубым образом затолкан в узкий для него вольер, заняв в нём большую часть пространства, и дверь за ним с лязгом захлопнулась, щёлкнув фиксатором замка. Бросившаяся к дверце женщина истерично задёргала решетку, не прекращая кричать и уже срываясь на плач, но не добивалась ничего, кроме грохота и лязганья накрепко запертой двери.
- Люба! Люба, прекрати панику! - Кричал из клетки Дед. - Прекрати!

1 – Whole World to Imagine

Звон железного колокола оповещает о начале нового дня. Первые солнечные лучи ещё не успевают коснуться замковых шпилей, однако Цитадель просыпается, оживает и приходит в движение. Спешат по своим делам стражники и вездесущие дознаватели, обслуживающий персонал начинает сновать с исключительно занятым видом по коридорам, многочисленные пленники со стоном открывают глаза. Цитадель просыпается, однако колокол где-то там, на верхних уровнях замках, продолжает методично трезвонить – каждый удар проникает в душу, сознание: чьи-то сердца заставляя наполняться решимостью, чьи-то – трепетать в ужасе перед испытаниями нового дня.

Трэй знает, что колокол прозвонит ровно двадцать четыре раза. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год неизвестный звонарь повторяет незадолго до рассвета эту процедуру снова и снова. Забавно, но девушка никогда не поднималась на башню, никогда не имела возможности увидеть колокол собственными глазами, и, тем не менее, его звон давно стал неотъемлемой частью её не отличавшегося разнообразием существования.

Ровно двадцать четыре раза. С паузами как раз подходящими для того, чтобы проснувшийся дознаватель успевал прошептать один из двадцати четырёх основных постулатов Железного Кодекса между ударами. Того же требовали и от всех остальных, но, конечно же, почти никто настолько рьяно и неистово не исповедовал Истину, как это делали дознаватели.

Каждый удар напоминает о долге. Об ответственности. О величии Канцлера и мощи Железного Легиона. Об Истине.
Тех, кто верит – воодушевляет.
Тех, кто колеблется – наполняет смутной тревогой.

В конце концов ненавистный колокол умолкает. Трэй вынуждена будет встать с койки – ей прекрасно известно, что после подъёма никто не имеет права лежать. В её распоряжении – ведро с изрядно застоявшейся холодной водой, жёсткая одинокая табуретка и покосившийся стол. Остаётся только сидеть и гадать, что принесёт новый день. Прислушиваться к мерному треску факелов в коридоре, к копошению эмпатов в соседних камерах и к отдалённому эху целеустремлённых шагов. Может статься, что ни один дознаватель сегодня не спуститься в кельи – может статься, что они, как уже неоднократно бывало, на долгие мучительные недели вовсе забудут о существовании в своих подземельях эмпатов.
Подобное бездействие – самое худшее. Железо в стенах Цитадели душит Трэй, давит на подсознание, подавляет способности и сводит с ума. Она может привыкнуть к этому, практически забыть – но обязательно вспомнит в тот счастливый незабываемый день, когда вновь с одним из дознавателей выйдет наружу, вновь сможет вдохнуть полной грудью утренний воздух и хотя бы на несколько часов насладиться условной свободой. Ей не помешают ни опостылевшие преисполненные безысходностью пейзажи предместий, ни грозовые тучи, словно нарочно клубившиеся неделями над столицей, ни ошейник на шее, который всё же не идёт ни в какое сравнение с высасывающей рассудок железной темницей.

Может статься, что она весь день просидит в гнетущем полумраке на табуретке. В полдень прибудет стража с водой и обедом. В порядке строгой очередности их сопроводят по одному справить надобности. И уйдут, оставив гнить дальше в лишённом света и свежего воздуха каземате. В таком случае, останется лишь ждать нового дня и двух новых дюжин железных ударов.

И, тем не менее, ухо Трэй различает со стороны лестницы стальные шаги.
Кто-то спускается вниз – тяжёлая поступь безошибочно выдаёт в посетителе дознавателя.
Тревога и предвкушения привычно вступают в извечную схватку – решётчатое окошко на массивной двери позволяет увидеть, что происходит в коридоре снаружи.

Девушка видит развевающийся серый плащ дознавателя. Видит стальную маску, мрачно бликующую в пляшущем свете настенных факелов.
За прошедшие годы Трэй научилась различать своих безликих хозяев – отличать людей не по одежде или же внешности, а по осанке, манере держаться, ступать, по тем призрачным мимолётным повадкам и жестам, любой из которых наверняка ускользнёт даже от самого внимательного стороннего наблюдателя.
Личность дознавателя неимоверно важна. Личность дознавателя во многом определяет, придётся ли её сегодня сносить оскорбления и побои. Они могут пытаться выглядеть одинаковыми рьяными и бескомпромиссными сторонниками истины, но Трэй не обманешь.
Под стальными масками – люди. Люди в большинстве жестокие, фанатичные, но всё-таки не лишённые слабостей.

Дознаватель прохаживается в некотором раздумье среди одинаковых камер.
Выбирает свой инструмент на сегодня.
Трэй удавалось узнавать имена некоторых из них. Так кто сегодня?
Калеб? Рафаэль? Морро?

Резкий предупредительный стук по двери оповещает девушку, что выбор пал на неё. Почти сразу же створка распахивается – на пороге вырастает грозная внушительная фигура орудия Канцлера. Свет, струящийся с коридора, оттеняет силуэт Дознавателя – даже это жалкое освещение кажется ослепительно ярким после вечного полумрака железной темницы.
– Выходи, – гремит приглушённый голос, и он отступает в сторону, пропуская.
А Трэй в конце концов понимает, с кем ей придётся иметь дело сегодня – и это осознание невольно порождает мимолётное облегчение.
Маркус. Один из немногих, кто её ни разу не бил. Ни разу не повышал голос. Закрывал глаза на незначительные проступки, за который мог бы полчаса стегать плетью по спине, измываясь, Морро.

Иногда Трэй казалось – нелепая иллюзия, наверняка продиктованная самообманом или ложной надеждой, что Маркус в глубине души некоторым из эмпатов сочувствует.

Вы не можете просматривать этот пост!

Воспитательная беседа о том, как надо обращаться с привилегированными особами, честно говоря, на Оскара не слишком сильно повлияла. Он, конечно, немного посопел, позакатывал глаза и всё же после некоторых усилий выдавил из себя, что от него требовали:

- Да, леди Валетт. Прошу простить моё возмутительное невежество. Я понимаю, конечно, что на моём месте вы бы хотели видеть более достойного и обходительного рыцаря, способного даже в условиях полнейшей разрухи соблюдать этикет, но… - Оскар простодушно развёл руки в стороны. - …к сожалению, вам достался я. Так что меньше разговоров, больше дела, девоньки! Нам ещё в погребе бочки с винишком катать. Или думаете я один на себе все припасы для восьмерых человек попру? – рассмеялся возмутительно неправильный рыцарь.

Да, научить Оскара вежливо разговаривать это было ещё то испытание. Его и папка нещадно лупил за грязный язык, и настоятель. А всё бестолку. Въелся в речь Оскара этот просторечный лексикон, да корни пустил. Вот, что значит с всякими конюхами общие комнаты делить.

Путь до покоев фрейлины прошёл без особых злоключений. Будучи уже внутри, Уайт всё же дал небольшую слабину, надышавшись сладкими духами и оказавшись в объятиях пусть и спящей, но всё же принцессы. Зарделся парень, продемонстрировав, что всё же он не такой деревянный, каким хотел казаться. Чтобы поскорее разрушить чувственную атмосферу, принцесса была решительно уложена в постель, а окошко приоткрыто. С чувством выполненного долга Оскар потёр ладошки и уже собирался отбыть на поиски пропитания и тут… шутки закончились.

Если раньше молодым рыцарем всё воспринималось, как какая-то извращённая, но игра, то теперь всё перешло на совершенно новый уровень. По стенам поползли трещины, пол под ногами задрожал, с потолка начало сыпаться. Эта проклятая тварь решила похоронить всех заживо. Абсолютно всех. Оскар побледнел. Сложно было поверить насколько он недооценил ведьму.

Дверь магическим образом захлопнулась. Валетт бросилась её отпирать. Уайт же в это время пытался собраться. Отогнать панику и включить мозги. Сделать пару глубоких вдохов и выдохов Прям, как отец его учил. Отец… он остался в главном зале.

Обратив пагубные мысли в решительные действия, Оскар вместе с Гвинивел навалился всем весом на дверь, когда Валетт немного удалось совладать с зачарованным замком. Путь к свободе был открыт. Или к смерти. Долг не позволил рыцарю оставить принцессу здесь умирать. Да, принц в конечном итоге оказался всё же прав. Но об этом можно было подумать позднее. Взвалив спящую девушку на плечо, Оскар помчался так быстро, как никогда раньше.

Дальше было только паническое бегство по рушащимся коридорам, увороты от падающих камней и обходы опасных участков. Оскар-то с горем пополам справлялся, но вот его товарки по несчастью… отставали. Всё больше и больше. В какой-то момент стало ясно, что он их сейчас потеряет. Рыцарю ничего не оставалось кроме как схватить одну из девушек за руку и буквально волоком потащить за собой.

Выбором его стала Гвинивел. Можно сослаться на нервную обстановку, на хаос, но выбор всё же был осознанным. Рыжеволосая графиня была схожа с Оскаром по боевому духу. Чем-то напоминала ему Аврору, которую он так легкомысленно бросил здесь умирать. А в критической обстановке человек всегда хватается за что-то знакомое и родное. Валетт осталась где-то далеко позади. Превратилась в первый шрам на душе молодого рыцаря, который начинал потихоньку осознавать, что всех спасти и победить не в силах даже ему.

Проявив немного смекалочки и проехав, как минимум половину бесконечной лестницы верхом на перилах, устроив одну девицу у себя на коленях, а другую на плече и тем самым компенсировав потерю в скорости связанную с закрытой дверью, Оскар со своими подопечными таки успел к самому «закрытию» замка.

После он помнил лишь, как стоял возле братской могилы, некогда бывшей величественной крепостью, и с опустошённым видом проговаривал про себя Догмы, которыми раньше всегда пренебрегал.

Догмой уважения он провожал души покойных в лучший мир и просил Бога даровать им вечный покой.
Догмой ненависти клялся уничтожать магических тварей и нелюдей, ибо от них исходило всё зло и несчастья в этом мире. А значит они достойны лишь смерти.

Что же касается молчавшего белобрысого рыцаря, то Оскар на этом празднике жизни откровенно скучал. Подперев собой стенку, парень потирал ещё покалывающую руку, лениво наблюдал за происходящем и откровенно жалел, что к моменту его пробуждения вся выпивка безнадёжно испортилась. Без пол-литра, тут, как говорится, не разобраться.

Почему все так отчаянно носятся со слюнявой спящей принцессой ускользало от понимания простодушного рыцаря. Да, она принцесса. Да, королевской крови. И что с того-то? Весь замок со всеми его обитателями и гостями погрузился в вечный сон, прошло немереное количество времени, чёрт его знает, что там со страной случилось, а всех беспокоят вопросы наследования. Всё же хорошо, что Оскар в высший свет раньше не выбирался. Ещё бы сто лет все эти дрязги политические не видать.

- А может сложим Её Спящее Королевское Высочество в какую-нибудь комнату, одеялком прикроем и пускай себе дальше спокойно дрыхнет? У нас проблемы есть посерьёзней. – озвучил, наверное, самое непопулярное мнение Оскар. Почему вообще все решили, что в разрозненном отряде, состоящем из одних подростков, принцесса будет в безопасности? Судя по последнему бою, они и себя-то защитить не могут, а тут ещё над принцессой придётся печься. Мрак.

Может всё дело в том, что Кристиан хочет собрать себе полный комплект из дев? Остальные-то так к нему и липнут. Последнюю осталось к рукам прибрать, а принц, негодяй такой, не отдаёт. Вот герцог и гневается. Мало ему баб! Чуть откровенно не заржав от подобных мыслей, Оскар чудом сдержался.

План всей из себя такой бедной и несчастной Аурелии рыцарю, к слову, тоже не нравился. В книжках видите ли решение искать. Вздор какой! В его ордене другие методы проповедовались. Ненависть ко всему магическому с пелёнок прививали. Учили сосредоточению, концентрации и полной ясности сознания. И молитве. Всевышний защитит своего воина от порождений зла. Не даст во тьму утянуть.

Так что наиболее результативным вариантом было сковать Аурелию по рукам и ногам, бросить в клетку на колёсиках и отвезти к нему в монастырь. Уж там с ведьмой разберутся. В этом Оскар даже не сомневался.

Но он уже успел пообещать герцогу не вмешиваться со своими радикальными методами до поры до времени. А слово нужно держать, чёрт. Но в библиотеку пыль собирать Оскар точно не пойдёт. На разведку вызовется. Надо посмотреть, что с миром случилось. Может даже помощь привести. Вот только дождётся окончания конфликта. Кристиану он был должен и собирался оказать должную поддержку, если она ему понадобиться.

Шут семенил за принцем, чувствуя, как с каждым шагом набирает вес, в том числе и политический, ее августейшее высочество. Аристократ разглагольствовал, но у Арча хватало ума помалкивать в ответ, хоть номинально Маркус и обращался к нему. Было совершенно очевидно, что сейчас принцу в собеседники сгодился бы и табурет. Хотя еще лучше подошло бы, конечно, зеркало.
Тянулись пыльные безжизненные коридоры, и шут чувствовал, что скоро совсем выбьется из сил. Да еще заткнутый за пояс корд колотил по ляжке при ходьбе, набив, по ощущениям, уже приличный синяк.
Когда они добрались до лестницы, дурак как можно более почтительно опустил принцессу на пол, усадив ее у стены.

- Вы уж простите, ваше высочество, - твердо заявил он, почти без нервной дрожи в голосе. - Кажется, мы уже удалились достаточно далеко, и дальше я без представителя кого-то из нисалонской знати не пойду.

Чем дальше они удалялись от оставшихся в зале вооруженных дворян, тем подозрительней казалась юному шуту фигура принца вейлонского. Очень уж на руку ему был такой переполох. Только теперь усталость настолько умножила решимость Арчибальда, что он открыто воспротивился. И вознамерился защищать свою принцессу до последнего, если у чужеземца действительно дурные намерения. Если подумать, глупо было вообще тащить ее вслед за ним, точно покладистый мул. Поступок как раз под стать дураку.

С неохотой оставив Элоизу на попечение фрейлины, Кристиан вернулся в бальный зал, готовый спешить на выручку потерявшейся Гвинивел и продолжать крушить живых мертвецов, но… Мертвецы без его помощи успели вернуться к своему естественному состоянию, в то время как живые достаточно вяло копошились на руинах побоища. Принц Вейлонский разошёлся не на шутку и начал раздавать всем присутствующим указания, в то время как белобрысый парень в доспехах… Белобрысый парень в доспехах швырнул блюдо в девчонку, которая прикончила короля. Зубы Кристиана вновь заскрипели от не слишком хорошо вскрываемой злости – в отличии от подавляющего большинства представителей собственного сословия, он относился к обычным людям со снисхождением и, иногда, даже с некоторым сочувствием. Чего он никогда не одобрял, так это пренебрежения, демонстрации собственного превосходства за счёт тех, кто по праву рождения не способен достойно ответить. И этот тип в доспехах сходу вызвал у молодого лорда стойкую неприязнь, которая лишь усугубилась в момент, когда тот обратился к Кристиану непосредственно.

Молодой герцог замер, пытаясь понять, не ослышался ли. С самого рождения он жил в мире, в котором большинство людей не рисковало даже просто обратиться к нему без упоминания титула. И подобная вульгарная фамильярность настолько разительно контрастировала с тем, что привык видеть Кристиан, что он почти растерялся. Этот тип явно просил помочь ему избавиться от доспеха, но делал это в форме, за которую при других обстоятельствах мог бы дорого поплатиться. Не зная, как реагировать на подобное, Вертран усмехнулся. В какой-то момент даже решил, что ему померещилось. Очередное наваждение ведьмы? Уже ни в чём нельзя было оставаться уверенным. Кристиан собирался было ответить, как цареубийца, проигнорировав атаку посудой, заговорила, остановившись в нескольких шагах от него.

Бесстрастный лишённый эмоций голос доносил до окружающих то, что сам Вертран в глубине души и так уже понимал. Он осознал происходящее в ту секунду, когда увидел, как она хладнокровно и безжалостно вскрывает горло спящему королю. Вспомнил, как сам стоял перед беспечным монархом, примеряя корону. Снова чёрная магия. Ведьмовство.
Она склонила голову и просит о милосердии. Пальцы Кристиана нерешительно коснулись, далеко не впервые за сегодня, рукояти меча. Он шагнул к девушке, сокращая дистанцию. Серые глаза Вертрана переливались сталью в проникающих в тронный зал лучах солнца.

Отец всегда учил его справедливости. Необходимости искать и находить единственно верное решение, вне зависимости от того, кого и по каким причинам могло оно не устраивать. Она убила короля и понимает, что должна понести наказание. Впечатляющая самоотверженность.

– Ты не виновата ни в чём, – проговорил хрипло Вертран, разглядывая склонённую голову. – Во всём произошедшем виновато лишь одно существо. Я тоже испытал на себя её чары. Им противостоять невозможно.
Распаляясь, Кристиан подошёл ближе, осторожно касаясь ладонью плеча:
– Каждый, кто посчитает иначе, будет иметь дело со мной. Наверняка существует другой способ расправиться с ведьмой. Едва ли твоя смерть помешает ей найти убежище в новом обличье. Ты вовсе не обязана умирать за то, чего даже не совершала.
Вертран ободряюще улыбнулся.
– Как твоё имя?

Вероника молчит некоторое время.
- Знаешь, - осторожно говорит она. - Когда я проснулась... в общем, мой напарник и... друг, Лис... он тоже спит и не просыпается. Заблудился во Сне. И еще один, мой бывший инструктор. Настолько хороший человенк, насколько это возможно для агента АНБ. Пропал с концами. Ушел и не вернулся. Уже давно.
(пауза)
- Я тоже буду их искать, но прямо сейчас, понимаешь, прямо сейчас надо разобраться с чертовым астероидом. Может, ты подождешь немного, мы потом... вместе?

(пауза)
Если бы Айса отложила это хоть ненадолго. Но нет, она не отложит.
- Во Сне можно попасть в беду. Можно заблудиться, можно умереть. Слушай, не ходи туда одна. Хочешь, я с тобой схожу? Или вот что. У тебя есть его фотография? Хочешь, помогу его найти?

Арифметика в таких вещах не действует. Иногда найти одного-единственного потерявшегося человека так же важно, как мир спасти.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

- Главный тот, у кого член больше, - ответил немолодой мужчина, посмеиваясь. Его настроение, будто бы по цепочке, передалось дальше в строй байкеров, где один из них, худощавый белый, рассмеявшись с надрывом воскликнул:
- Так это ж я!
Это снова встретили гоготом, и до Санчеса вдруг донесся тонкий аромат перегара. Пахло, скорее всего, от Дедушки. Состояние остальных было оценить сложно, да и сам седобородый наездник держался в седле, не пошатываясь. Пить - пил. Но когда?
- Моя мать и правда была шлюхой, - продолжил он. - Но такому, как ты, не дала бы. Вылезай, потолкуем...
Раздался глухой металлический звук - это мужик постучал по крыше ладонью. И стал ждать...
Любопытная штука попадается взгляду практически одновременно всемх пассажиров авто: Эмблема Харли на одной из лошадок имеет вид белого орла, а рядом число 85 - год выпуска, надо полагать.

Вы не можете просматривать этот пост!

Автомобиль нёсся вперёд по ночному шоссе. Вокруг, куда не бросишь взгляд, была лишь безлюдная пустыня. Ночную тишину и покой нарушали лишь стрекот насекомых и музыка, играющая в машине. Позади оставались километр за километрами, а впереди ждала неизвестность. Бернардо любил такие поездки. Ему нравились скорость, чувство свободы и уверенность в том, что чтобы там ни уготовило завтра, удача ему улыбнётся, и что раз он несётся прямиком к опасности здесь и сейчас, значит он по-настоящему жив, и не важно, бьётся ли его сердце или нет.

Что до мотоциклистов... Бернардо сам любил ездить на мотоцикле и был не против пообщаться с парой других "ездоков" в каком-нибудь баре или кафе, но иметь дело с огромной организованной бандой... Санчесу хватало и Шабаша. Поэтому появление на дороге многочисленной группы байкеров не пришлось вампиру по душе. Жать на газ было бессмысленно – наверняка мотоциклы бандитов были быстрее, чем Impala. Но останавливаться тоже не очень хотелось. Время было слишком дорого. Однако другого варианта, кажется, не предвиделось.

– Можем притормозить, узнать, кто у них главный, избить его (я могу разобраться с ним в драке один на один), взять как заложника и свалить, – предложил Бернардо. Более простых путей Гангрел не видел. Торговаться с бандитами или пытаться сбежать было слишком муторно и грозило тратой бесценного времени. А рассвет всё приближался.

Ортега внимательно выслушал поток вопросов, выпущенный Джил. Не прерывал, не требовал задавать их по одному. Просто внимательно слушал, отняв руки от лица и слегка постукивая пальцами по столешнице. Убедившись, что поток ее красноречия иссяк, он начал говорить.

- На первый вопрос ответить проще всего. Los Nefelimos - одно из племен Нерожденных. Коренных обитателей этого гребаного мира - тех, что были тут до появления человека, тех, что выперли из него людей в прошлом веке, и тех, что останутся здесь, когда люди снова сбегут. Что до второго - не знаю, какие такие слухи до вас доходили, расскажу все как есть. Выглядят они точь-в-точь demonios* со старых картин - тела безволосые, почти что человечьи, разве только кожа цветом от светло-синего до виноградного или серого. При этом имеют морды звериные, с зубастыми пастями и торчащими рогами, копыта на ногах, на руках - когти кривые, а на спине - крылья кожистые, вроде как у murciélago**. Размера могут быть разного - совсем мелкие, недавно народившиеся, ростом с ребенка-двухлетку, и в целом похожи - рога да крылья едва видны, морды пухлые... Как подрастут - становятся в рост человека, и по комплекции сходны. А уж взрослого Nefelimos ни с чем не спутаешь - там будет туша в восемь-девять футов росту, крылья размахом футов двадцать да рога по пять фунтов весу каждый. Еще что важно - вместо крови в жилах у них течет icor***. Густой, черный словно деготь, а главное - едкий. Капля такого прожигает дыру в доске с палец толщиной, прежде чем испариться. Но самое гадкое в них то, что эти твари - разумные. Конечно, у них нет динамита, ружей и пневматических механизмов - но есть разум и речь, есть понимание того, как охотиться группой - и есть своя magia****, черная как ихор, что течет в их жилах. Живут они племенами, во главе которых стоят вожди и шаманы.

Переведя дух, он продолжил.

- Убить их можно так же, как и любое животное. Сталь и свинец берут их кожу не хуже, чем шкуру какого-нибудь jabalí*****. Сердца и головы для них так же важны, как для людей. Однако надо помнить - они сами по себе очень живучи, их раны зарастают гораздо быстрее, чем на любом звере. То, что человек будет лечить месяц, тело Нефилима исцелит за час-другой. Особенно если ему удастся найти пищу - а едят они мясо, без разницы, свежее или лежалое. По поводу еды еще надо помнить... убивая и пожирая убитых, Нефилимы растут. Если recien nacido****** Нефилима запереть на ночь в овчарне - к утру там будет одна подрощенная тварь и ни одной овцы. Что до того, зачем им город... поди знай. Если бы этот город был им чем-то важен - они бы просто не дали людям сюда прийти. Перерезали бы за час те полсотни беглых, что основали его, и имен не спросили. Может быть, это как-то связано с тем, что тут полгода назад произошло... как там бишь его? Название какое-то дурацкое... А, Grito - Вопль.

Еще раз переведя дух, мексиканец перешел к завершающей части своего рассказа.

- Что до того, почему они не обходят стенку... Судя по всему, оно им просто не надо... пока. Городишко этот, хоть и маленький, но совсем беззащитных тут нет. Штурмовать поселения - для Nefelimos занятие непривычное. Даже если победят - кровью своей черной крепко умоются. А вот обложить город засадами, нападать на тех, кто из него бежит - это для крылатых тварей дело понятное и знакомое. Ну и страху нагнать, чтобы бежали активнее - понятное дело. Сколько я тут живу - людишек в городе все меньше да меньше. При этом самих Nefelimos убить удается редко. Видали чучела у меня на заднем дворе? Так это - все, кого удалось убить за три месяца. Остальных только ранили и заставляли отступить. И еще...

Здесь он глубоко вдохнул, словно перед прыжком в воду.

- Похоже, у Нерожденных в городе есть espiar*******. Спрашивал я тех ребят, что стену охраняют. Атаки каждый раз происходят в разное время. То ближе к полуночи, то ближе к рассвету. Но ни разу не выпадали на пересменку, когда у стены больше всего констеблей. За час до и через час после нее Нерожденные не показываются - как будто знают, когда она происходит.

Ева потеряла дар речи, сначала резко вспыхнув, а затем начав медленно бледнеть, и при этом лицо её мрачнело. Предлагать такое ребёнку?! Это был неправильный эльф. А неправильные эльфы делают неправильный мёд.
- Своему зверю такое предлагай! - выкрикнула она, пятясь от лося. - Извращенец!
Девочка развернулась, сжав обе ладони в кулаки, и обиженно зашагала... в сторону, куда её не пускали.

Заиграла английская скрипка. Перевернутая ветерком страничка где-то в Бостоне, в небольшой квартире мисс Салливан, обнажила надпись на страничке за ней:
"ЭТЮД В БАГРОВЫХ ТОНАХ"
***
Бернардо пытается изучить труп. Не вытаскивая его наружу, это сделать не так уж просто, но характер кровавых пятен, а также странно направленных конечностей, подсказывает: большинство ранений произошли от того, что машина с невысоким клиренсом отказывалась принимать гостей. Тело заталкивали в просвет силой. Одежда порвалась, рука выгнулась. Но изюминкой этой добычи стало полное отсутствие...
По следам рубиновых капель Санчес, а также его очароветельная спутница почти одновременно пришли к машине, из которой сами недавно вышли. На первый взгляд внутри пусто, однако вампиры с наследием Каина, отличным от их собственного, умеют выкидывать и не такие фокусы... Сосредоточенный взгляд сразу двух сородичей заставляет "посылку" на заднем сидении проявиться. Девушка, как прежде, сидит на месте, но глаза ее обращены вниз. Она держит в руках голову.
- Говорящая... Она говорящая, - сообщает вампиресса парочке с выражением крайней озабоченности на лице. И сожаления, видимо, тоже... Она, кажется, вот-вот заплачет, но затем улыбается и говорит:
- Ш-ш-шь... - повторяя знакомый жест, и поглаживаяет рыжие волосы. Она испачкала сиденье кровью.

Меж тем Райнер заходит в зал, где недавно произошла расправа над смертными. От блондина осталась лишь корка, но чувак за прилавком - с кровью. Слегка бледен, но еще жив. Даже лапкой подрыгивает смешно. Словно пытается ползти, как гусеница, на пузе. Режиссер-хентайщик, очевидно, уже уехал на анимекон и увез за собой тентакли...

- А кто на работу, - продолжила за Людочкой Светлана от дверей: На поминки , то вас как отпустили? На завтра так же не отпустят.

- А, ты, Григорий, по себе всех не суди. Ты то, может и не отдал бы, да цену заломил, а с Александром, всё иначе может быть. Такие события, они людей меняют.

/Чуть ранее, в коридоре/ - И вам, Анечка ...
*Светлана давно согласилась на такой стиль обращения, да и симпатизировала она Анне, считая, что девушка она хорошая, но любовь зла*
... не хворать. Да, искать девочку надо, и поскорее. Неделю на улице уже, вот только, мне кажется, вам Рита тут больше подойдёт, и Аля то же говорит. - Кивнула в сторону кухни: - Если возьмёте на себя, сегодня или завтра походить вокруг нашего дома или больницы, так, я думаю, все вам признательны будут. Хоть один вопрос решится. И прихватите с собой конфет, у меня есть коробочка. Для приманки. А если Рита не согласится, так я с вами пройдусь. Общее дело надо делать вместе. - пожав кисть Анны, показав таким нехитрым жестом поддержку, развернулась ко входу на кухню следом за мужем.

- И, вот давай, без этого всего. Мне Дима рассказал, что ты тут творил! Это же уму не постижимо?! Какие показания? Знаешь где они лежат? Знаешь что править? Какие ещё мозги свидетелей? Ты сам, то не думаешь, так телевизор со всеми смотришь, хоть знатоков вспомни! Как ты искать этих свидетелей будешь? Да и совесть твоя где?! Натерпелись они и без того!

Светлана накинулась на Григория, сначала просто возмущённо, а потом и голос повысила. Опёрлась руками о стол напротив него, что бы ближе в глаза смотреть:

- Сидишь тут, судьбы людям правишь, силой всё решить хочешь! Давно ли сам таким был? Давно ли разговаривать то разучился?! Как урка, ей богу! Александр там один следит, а ты тут! Безнаказанность глаза совсем застила?!

И выдержав небольшую паузу, прожигая его взглядом:

- А подумай вот над чем: если мы такие есть, то может и другие встречаются? Матрёна, то не всевидящая была. А вдруг кто-то тебе силой на силу ответит?

Выпрямилась, одёрнула платье, обвела всех взглядом, и весьма строго продолжила:

- Сразу хочу предупредить: людям просто так вредить я не дам. Отпуска у меня ещё больше двух недель осталось, помогу всем, кому надо, могу справку похлопотать, но вот так вот, как Григорий тут говорил, вот этого я не допущу. Людьми родились, так по людски и жить давайте. А то от нас самих защищать всех потребуется.

И вышла с кухни.

Густаво внимательно смотрел в сторону Джил, пока она занимала место за столом. Отняв руки от лица, он вернул их на прежнее место на столешнице. Широкие, загоревшие до черноты ладони мексиканца казались расслабленными, пальцы изредка выбивали дробь из столешницы. Когда Джил заняла свое место за столом, он откинулся назад и начал говорить - все так же медленно и раздельно, словно цедил не слова, а золотой песок.

- Я сделал un gran estupidez*, пустив вас сюда. И еще большую - когда решил вас напоить. Ждал, что вы не выдержите и сбежите, как большинство mocoso**, приходивших сюда. Но вы сделали еще большую глупость - разозлили меня настолько, что я протрезвел. Те, кто достаточно глуп, чтобы сделать это - достаточно глуп, чтобы пойти драться с Нефелимами и стать им кормом... в лучшем случае. Поэтому я сейчас начну задавать вам вопросы. На которые хочу получить правдивые ответы. Если я почувствую, что мне врут - укажу вам на дверь и у вас будет diez segundos***, чтобы покинуть мой дом своим ходом. После чего вам вслед полетят пули. Когда вы ответите на мои вопросы - тогда я отвечу на ваши вопросы о los Nefelimos. Vale?****

Маркус внимательно выслушал предложение Торна. Этот человек держал в подчинении Тиадору, и это уже о многом говорило. У этого человека были ресурсы. И у этого человека была цель. По правде говоря, Маркусу этого было достаточно. После того, как ведомый им отряд дошел до особняка, он ощущал себя странно. Будто пропало что-то, двигавшее им, дававшее ему силы, заставлявшее его упорно преодолевать возникающие на пути препятствия.

Нет, его основное желание, появившееся после пленения и заключавшееся в стремлении выжить, никуда не делось. Но оно оказалось лишено какой-то промежуточной цели. До этого он связывал выживание с достижением указанного Тиадорой места. Жизнь спутников была личным, приятным бонусом, который подчеркивал мастерство Маркуса в его собственных глазах и в глазах возможных нанимателей. Но, достигнув места, он оказался лишен этого промежуточного пункта пути. Лишен цели.

И вот теперь Торн предлагал ему цель, великолепную, сложную, кажущуюся невыполнимой… в глазах Маркуса засветилось выражение, которого ни его спутники, ни большинство предыдущих братьев не видели. Его не интересовала ни религия Асмодеуса, ни интересы Торна, ни предлагаемое возвышение – все это казалось незначительным при возникающем перед глазами образе сложного, могучего, гордого Талингарда, который рушится под точными и безжалостными ударами противника, которого он не видит, не понимает, которому он не может сопротивляться.

Он видел победу. Свою победу на Талингардом. Победу над самым сильным противником на этой земле.

Завораживающая воображение картина разворачивалась перед глазами убийцы, и он с трудом понял, что Торн перешел к индивидуальной части обращений. Он предлагал каждому то, что тот хотел. По мнению кардинала хотел. Но даже последний жрец Асмодеуса не понимал Маркуса по-настоящему. Подчиненная роль не удручала Маркуса, и он не стремился к свободе. Потому что свобода – это нечто эфемерное, и человек всегда зависит от тех, кто его окружает. Не свободны даже боги. Маркус не был ни религиозным человеком, ни знатоком теологии, но, если расширить все те условности, все те ограничения, что сковывают сильных мира сего до божественного статуса…

Тут он понял, что Торн назвал его настоящим именем. Кардинал знал многое, но от человека, решившего уничтожить государство, Кулак этого ждал. Когда личина Маркуса раскрылась, в ней отпала надобность. Надобность скрываться.

Поза убийцы чуть изменилась, незначительно, но достаточно, чтобы от него по помещению разнеслось ощущение угрозы, тщательно подавляемое им во время похода. Из глаз что-то исчезло, и что-то же в них появилось.

Но это не было попыткой продемонстрировать свою силу Торну. Кулак знал, что сейчас не в состоянии справиться с кардиналом. Он просто позволил себе стать собой. И у Кулака, в отличии от Маркуса, не было интереса в том, чтобы Морвэн, Моргейн или Джагер выжили. Поэтому он не стал останавливать колдунью, когда та задала свой дерзкий, несмотря на просьбу не считать оным, вопрос.

Торн использовал их. Он мог им лгать. Он мог им лгать в-открытую по праву сильного – единственному настоящему праву этого мира. Сильного не обязательно физически. Сильного знаниями, сильного властью, сильного магией, сильного слугами. И глупо было пытаться подловить его на этом.

Но кардинал снизошел до ответа. И Морвэн согласилась, хотя в ее словах было… Кулак не очень понимал, избыток чего присутствовал в речи Морвэн. Веры? Лжи о вере? Это было лишь напоминанием о том, что пока что Кулак еще плохо понимал мотивы своих спутников. Но будет еще время.

Он шагнул вперед. Коротко поклонился.

- Это великолепная цель, Кардинал Торн. Мне не нужна месть, мне неведомо милосердие, я стремлюсь к силе, и мои руки несут смерть. Я присягну вам на верность без колебаний и без сожалений.

9 дней спустя.

Поминки по Матрёне Игоревне проходили на кухне. Жильцы сдвинули вместе несколько столов, чтобы все могли усесться. Чужих не пришло – Коготь была одинокой, подруг, кажется, не имела, а если и имела, то те, очевидно, не желали идти в квартиру, о которой в народе уже пошла дурная слава. Именно тут "насмерть зарезали" врачебную бригаду. История, и без того невероятная, обрастала всё новыми и новыми подробностями. Говорили, что на врачей устроили засаду и напали с целью похитить димедрол из аптечки заезжие гастролёры, которым бабка сдавала комнату, что женщину-врача изнасиловали и теперь она беременна, что... В общем, Коммунарск гудел, а следователю, которому достался этот "висяк", оставалось только посочувствовать.

Было от чего схватиться за голову. Мало того, что признавшийся в убийстве, ранее не судимый Александр Абрамов (39 лет, разведен, дважды был задержан за нахождение в нетрезвом состоянии), утверждал, что он маг и волшебник, а убитый им фельдшер был посланцем Сатаны, которого следовало немедленно обезвредить; мало того, что врач скорой помощи Анисимова Оксана Егоровна и водитель Петр Иванович Корчагин не могли толком объяснить, как собственно попали в квартиру и что там произошло, так как последнее, что оба помнили: они подъехали к дому и вышли из машины; мало того, что санитар и фельдшер (якобы убитый Абрамовым) бесследно исчезли, в довершении всего в эту же ночь так же бесследно исчезла и проживающая в квартире несовершеннолетняя Наталья Варфоломеева, а её убитые горем родители несли полный бред про льва, который проник в квартиру и сожрал их ребёнка. Концентрация сумасшедших на один квадратный метр оказалась невероятной. Следователь чувствовал, что скоро к ним присоединится, если продолжит копаться в этом деле. Взять хотя бы дверь. Можно ещё как-то объяснить пропажу врачей и дикие показания жильцов и бригады, но куда за ночь могла деться дверь?

В общем, представителю правосудия было от чего впасть в уныние, у жильцов же 666 квартиры дела обстояли не лучше. За столом витало похоронное настроение, вызванное не только грустным поводом, но и исключительно тяжелой неделей. Жильцов будто кто-то проклял. Туська пропала, а с ней и колода, Сашка сидел в КПЗ, Варфоломеевы-старшие угодили в Орловку, Петрович ушел в недельный, мёртвый запой, да и наследство его, казалось пропало с концами, но главную свинью подложила Женька. Вот уж от кого наследники не ждали удара в спину. Когда старик Волков и Евгения свалились, где стояли, после начавшейся инициации, всё, что смог сделать для них новоиспеченный Орден: убрать с глаз милиции и дать спокойно досмотреть сон.

Как

Алексей Иванович

потом рассказывал соседям, он очутился со старухой на уже знакомом им всем холме. Коготь вручила ему берёзовый веник и объявила весняром – повелителем природы. Опробованное на комнатных цветах сразу после пробуждения искусство, доказало: это не бред и не старческая деменция. Чахлый кактус, неизвестно сколько лет живущий у Волкова на подоконнике и бог знает как вообще туда попавший, под руками деда расцвел.

Впрочем, и у него, и у

Женьки,

которая проснулась, способная расслышать разговоры за стенами в другом подъезде, всплеск магии закончился, как и у инициированных ранее, скорым полным исчезновение вновь обретенных способностей. К тому времени Аля, у которой способность читать магические книги никуда не пропала, уже успокоила остальных, что согласно фолиантам, всё вернется через несколько дней. Пока же наследники ждали этого момента, как раз стоило узнать об ордене подробнее и вообще придти в себя. Женьке этого времени хватило, чтобы сообразить, какие же перспективы перед ней открываются. Вместо того, чтобы бороться со злом, которое даже старуху Коготь одолело, можно безопасно жить среди людишек и, пользуясь, новыми возможностями, получить и квартиру, и работу в горкоме, и богатого любовника и вообще всё, что Женьке пожелается. Так она и сказала остальным на прощание.

К исходу семи дней

Магия вернулась и теперь, дождавшись, пока не посвящённые соседи (родители Риты), уйдут спать (потребовалось небольшое ментальное внушение) Орден сидел за поминальным столом среди оливье, картошки с солёными огурцами и початой бутылки водки, которую достать удалось с великим трудом, и обсуждал, что же делать дальше.

Нужно было как-то вызволить Сашку, но, похоже, потрясение оказалось слишком сильным для парня. К счастью, Аля среди заклинаний Коготь (большей частью для нее бесполезных, т. к. требовали или слишком больших усилий, или слишком изощренных ингредиентов, или недоступного мастерства) нашла то самое заклинание передачи наследства, которым связала всех старуха. И к нему ещё одно – добровольной отдачи, которое они тут же и испробовали на супруге Круглого. Чародей, человек прямой, заявил, что не верит в Орден, начавший свой путь с насилия, и не чувствует в себе сил для борьбы, но в отличие от Женьки, он согласился передать ремень тому, кто способен на большее. Тем более, что Всеслав Ерофеевич неожиданно получил письмо от старого армейского друга из Китежграда, ставшего там начальником товарной базы. Тот звал Всеслава к себе, обещал и работу уж поприличнее, чем дворником, и квартиру, но, главное, охота в тех краях была знатная. Чародей решил для начала съездить хотя бы в гости, собрался неожиданно быстро, вот только ремень держал его здесь. Тут-то и состоялся разговор с Алькой и Круглым.

Супруги Круглые вообще оказались в сложном положении. Соврать собственной, любимой жене Саныч не смог, тем более, что случившееся как-то Свете надо было объяснить. Призвать ее в Орден показалось отличным решением. Теперь у Ордена был новый проводник, что давало надежду вернуть и очки и карты, конечно, если последние удастся отыскать.

Они скоро поняли, с какого лешего

Туська

сбежала, похитив колоду. А дело было в том, что как только в её замечательном сне старуха Коготь ушла с холма, а Туська проснулась, к ужасу своих родителей, сон продолжился. Оборотень (это тоже вычитала Алька в своей настольной книге на пару дней позже) принадлежит тёмной стороне. Даже орденские оборотни таковы, чтобы обратить их к свету, требуется усилие. Тьма может перетянуть того, кого упустил Свет, а наследники слишком были заняты боем, вот их противники и дотянулись до Туськи, обещая львёнку, много интересных и веселых игр в хорошей компании, нужно лишь принести им колоду. Всё это оказалось очень соблазнительным, однако, уже очутившись на улице, Туська начала разрываться на части. Ей хотелось к новым друзьям, которые сулили столь много всего, а главное, веселье и свободу, но испуганные глаза родителей не давали покоя. Да и карты. Ведь это наследство Петровича. Выходит, её заставили украсть их? Так ни к чему и не придя, всю неделю Туська пряталась в подворотнях, не решаясь вернуться, но не решаясь и уйти к оборотням. По Коммунарску, и без того взбудораженному, поползли слухи об огромной жёлтой кошке, которую видели то здесь, то там. Некоторые называли льва, но им даже местные сплетницы не верили. Туське же, как не тянула она, предстояло принять чью-то сторону.

Какое решение она приняла

Ордену

предстояло узнать очень скоро, а пока они сидели за столом и Алька в который раз читала выдержки из Кодекса Ордена межи.

Их всегда было тринадцать - тех, кто охранял межу, и не давал заточенному здесь злу вырваться наружу. Темные копили силы, для этого им нужны были чужие страдания, эмоции, энергия и просто смерти. Таких тюрем, как Коммунарск, по всему миру было несколько, и каждую охраняло тринадцать членов Ордена. Иногда сила их ослабевала, внутренние распри разрывали рыцарей Межи изнутри, и зло прорывалось через границу, где плодилось в несметном количестве, порождая войны, революции и другие катаклизмы. В книге даже были указаны возможные даты прорыва, сделанные предсказателем. Самая ближайшая была уже совсем скоро

26 апреля 1986 года

до нее, если не удастся предотвратить оставалось всего несколько месяцев.

Говорилось в книге и о

Духе,

который охраняет резиденцию Ордена. Такие Духи вселялись в здания, где резиденции располагались. Считалось, что пока Дух жив, всякое магическое нападение на рыцарей в стенах резиденции невозможно. Это объясняло беспечность Коготь, но не объясняло, почему же Дух не защитил её? Как хроновампир смог сделать свое черное дело? Это все предстояло выяснить в первую очередь.

Глаза Тиадоры ярко блеснули при виде головы покойного сержанта Блакерли.

- Надо же... а вы заботливый, мой дорогой Маркус. И со склонностью к жестокости. Это хорошо, это значит, что хозяин выбрал правильно.

После того, как "гости" отдохнули с дороги и привели себя в подобающий вид, Тиадора, удостоверившись в том, что они выглядят презентабельно, повела их в ранее недоступное крыло поместья. Грамблджека среди приглашенных не было, но он, впрочем, не очень-то и рвался, устроившись дрыхнуть в своей комнате после того, как съел едва ли не половину накрытого для них стола.

Тиадора привела их в богато украшенный кабинет, отделанный темным деревом. В обитом черной кожей кресле сидел, откинувшись, мужчина средних лет, лысый и с остриженной темной бородкой, одетый в темную мантию с красной отделкой. Острые, хищные черты лица не позволяли назвать его красавцем в традиционном смысле, но выражение лица и магнетический взгляд карих глаз определенно придавали ему харизмы.

При виде гостей он широко улыбнулся.

- Насколько мне известно, вы - первые, кто сбежал из тюрьмы Брандерскар. Но вам, конечно, помогли снаружи. Впрочем, не будем тратить время на пустые любезности. Вы, должно быть, гложет вопрос, зачем я пошел на такие трудности, чтобы извлечь вас из тюрьмы? Не беспокойтесь, дело тут не в альтруизме. Я доставил вас сюда с определенной целью.

Он убрал руки в стороны, показывая священный символ Асмодея, вышитый на своей груди.

- Меня зовут Кардинал Адрастус Торн. Я - последний высший жрец Асмодея, оставшийся в Талингарде. Некогда Хозяин Нессуса почитался наравне с другими божественными силами. Теперь король Талингарда превратился в марионетку для фанатиков-митраистов, которые хотят уничтожить любого, кто не склонит колено перед их богом солнца. За это богохульство я хочу заставить тех же самых людей, что отправили вас в тюрьму страдать. Я знаю, через что вы прошли, ибо я сам испытал подобное.

Торн задрал рукав своей мантии, продемонстрировал букву "П" на своей правой руке.

- Я собираюсь сжечь Талингард дотла, - продолжил он, - и построить на его руинах новую страну, которая уважает своего законного господина. Я не могу сделать это в одиночестве. Мне нужны слуги, достойные величия Владыки Ада. Может быть, я нашел их в вас?

Кардинал поднялся из кресла, и в глазах его блеснули адский огонь и сила божественного предназначения.

- Присоединяйтесь ко мне! Послужите мне в этом святом деле, и я вознесу вас в глазах богов и людей. Я сделаю вас князьями нового Талингада. Принесите клятву верности мне и Асмодею.

Он по очереди обвел глазами всех беглецов, обращаясь к каждому из них.

- Морвэн. Темный Отец знает давно о твоей верности, теперь у тебя есть шанс получить давно заслуженную награду, если ты послужишь ему достойно. В Новом Талингарде тебе не придется прятаться от завистливых глаз, ты станешь владычицей над судьбами людей и покараешь тех, кто посмел преследовать тебя и твоих единомышленников. Маркус... или я должен сказать "Кулак"? Ты был марионеткой всю жизнь, оружием в чужих руках. Я не буду лгать, что немедленно освобожу тебя от всех уз, но на моей службе ты обнаружишь, что мои цепи не сдавливают тебя, лишая тебя своей личности. И на службе Владыке ты сможешь обрести подлинную свободу - свободу власти над смертными. Джагер. Ты был бездомным псом, которого "цивилизованное общество" лишь пинало без капли жалости. Тебя ничего не связывает с ним. Я смогу дать тебе то, чего ты заслуживаешь - богатство, могущество, истинную силу. Моргейн. Все эти чванливые благородные дома кичатся своей властью, которую им дали Дарии, но они - всего лишь безродные бродяги, которые пируют в замках и поместьях подлинной знати Талингарда, пируют в замках Рейнхартов и живут с их земель. Я помогу тебе обратить их прах и вознести свой Дом на то место, которого он заслуживает - на вершину. Послужи хорошо, и - кто знает? Может быть, однажды король Талингарда будет носить это гордое имя.

Торн сделал драматическую паузу.

- Присоединяйтесь ко мне, - повторил он, - оставьте прощение, и я дарую вам месть, избавьтесь от милосердия, и я дам вам силу, забудьте про мир, и станьте моими вестниками войны. Что скажите? Присягнете ли вы мне на верность, или сгорите в огне вместе с остальными глупцами?

Вы не можете просматривать этот пост!

Вот сволочь! Мало того что сдохла, так еще и ящерицами обзывается! Тихоновна как раз проснулась на самом интересном месте - если бы Алька не ворвалась в комнату, Любовь Тихоновна точно успела бы отвесить Коготь пару ласковых слов.

- Да чтоб тебе пусто было, гекониха сушеная! - Проснулась бабка, и от досады взмахнула руками. Подлетев к потолку. Ощущалось какое-то очень стойкое чувство дежавю, но это не помешало ей охнуть и напугаться. - Ай-ай-ай! Полундра, улетаю!

Прибившись к потолку она только потом заметила бессовестную пионерку, которая вломилась в комнату к спящей бабушке! Ух, воспитали на свою голову молодежь! В Сталинские времена такого не было!

- А ты че тут забыла?! А ну сними меня с потолка, Матрена, старая ведьма, заколдовала меня пирамидой! - Не проявив ни капли вежливости в своей просьбе потребовала старуха. Ну а что? Ей все равно все должны только за то, что она до своих лет дожила.

Фернандо махнул упырям на прощанье, отвесив жест, напоминавший салют военно-морских сил и неспешно побрел к воротам. У него во рту появилась сигара, а в руке - модный мобильник.
- Adios, - воскликнул он напоследок.
Движок заурчал приятным тембром, в котором чувствовалась американская классика во всей своей красе. Панель загорелась яркими красками, из-под колес полетел гравий. Малышка ухожена, сбалансирована, не рыскала, одним словом, вела себя на дороге великолепно - это было понятно уже сейчас, спустя сотню пройденных метров. Бернардо могла бы посетить мысль, что эта поездка - тот случай, когда от вождения можно получить удовольствие, а потом жалеть, что она закончилась. Да... Оказавшись на трассе и сверив часы, водитель включил дальний свет и начал прибавлять газу.

- Летят! Они летят! Восемьдесят пять! - в салоне раздался не то крик, не то шепот, до того смешались эти тона вместе, образуя зловеще бессмысленную фразу. Ее автор - появившаяся буквально из ниоткуда девушка с ворохом странных эмоций на лице - приложила дрожащий палец к губам и с опаской уставилась на Райнера, сидевшего рядом с ней.



ссылка

Дверь
дрогнула перед Гришиным взглядом. И превратилась в железный монолит... очень старый и ржавый монолит. Мгновение она стояла, а потом рассыпалась прахом.

– Ложный вызов, говорите? Нам нужно проверить, – сказала докторша как ни в чём не бывало. Словно двери по сто раз на дню раскрывались перед ней таким образом. И сделала шаг, намереваясь войти в квартиру.

Капитан Арчибальд отдает команду к открытию огня, и вал огневых средств обороны Мердж-эль-Ката обрушивается на противника как лавина из огня и стали: со всего города и окрестностей по наступающим конийцам открывают огонь танки, открыли огонь из ПТУРов и пулемётов фузилеры, а нарастающий с востока рёв свидетельствовал о приближении воздушной поддержки.

Свою лепту в разыгрывающуюся у Мердж-эль-Ката огненную симфонию вносит и машина самого Арчибальда: сержант Картер, подав кумулятивный выстрел с стеллажа в боевом отделении в орудие, кричит: "Готов!", и вскоре раздаётся бойкое рявкание Тейлор в ответ: "Выстрел!". Танк содрогается отдачей, и на всю округу раздаётся грохот, сопровождаемый характерной иссиня-белой вспышкой электротермохимического орудия. Гарольд в свой прицел мог видеть как снаряд практически по прямой впечатывается в наклонную лобовую плиту выбранного целью "Азапа", скрываясь во вспышке взрыва. Когда облако дыма рассеивается - командир роты мог видеть результат попадания, весьма далёкий от желаемого: "Азапу" оборвало выступающий над маской орудия блок, похожий на лазерный целеуказатель или дальномер, а несколько квадратных блоков ДЗ, расположенных на лицевой бронеплите корпуса вражеского танка, потемнели и покосились.
- Сэр, попадание не эффективно! - Поспешила добавить Тейлор, прошипев в добавок. - Проклятая ДЗ... Кендрик, давай бронебойный!
- Сэр? - заряжающий переспросил Гарольда.

Находящийся рядом с командиром роты 1-ый взвод поддерживает огнём: 213-ый танк, сержанта Робинсона, не слишком метким попаданием попадает в нижнюю проекцию лицевой части "Азапа", обозначенного в БИУС танка как "Т-8". Причём именно туда, где у врага была довольно крепкая броня, да и расположенная к тому же под довольно серьёзным углом: в итоге снаряд рикошетит влево, выбивая с ходовой части опорный каток и разрывая гусеницу на две части. Машина полностью обездвижена. Залп делает и Mk. 23B Дагурссона - однако противник, заметив нацеленный на него ствол рельсотрона, выпускает вперёд залп мортиры и делает манёвр уклонения, скрытый в дымовой завесе. Потеряв наводку, стрелок экипажа Дагурссона мажет - снаряд рыхлит землю.

Лейтенант Блэкбурн неподалеку, раздав цели подчинённым, сам захватывает в командирский прицел один из вражеских лёгких танков-антигравов, и вскоре наблюдает как отметка азимута главного орудия сходится с азимутом цели - капрал Ли наводится на цель и быстрым, решительным движением отправляет бронебойный снаряд почти на полтора километра севернее. Вспышка орудия сверкает на стенах и окнах расположенного рядом дома, перед тем как грохот главного орудия "Мерлина" разбивает эти окна вдребезги и поднимает с земли вокруг килограммы пыли в воздух. С экрана, на котором дублировалась картинка стрелка Блэкбурн мог видеть, как выпущенный с упреждением снаряд по дуге впечатывается в силуэт танка-антиграва на том конце, точно в корму. Сию секунду вражеская машина скрывается в месиве из языков пламени, дыма и металлических осколков, вылетая из него покорёженной и пылающей. По-инерции скоростной антиграв ещё какое-то время пролетел вперёд, пока не упёрся носом в земную твердь и не перевернулся несколько раз, едва не разломавшись на части в процессе и ни секунду не переставая гореть. Однако экипаж, вспыхнув ускорителями кресел, успешно катапультировался. Пилот и стрелок спускаются сейчас на парашютах в сотне метров, на северо-запад от машины.
- Цель поражена, лейтенант, сэр! - Отрапортовал Ли в наушниках гарнитуры, с довольной интонацией. - Долбануть по второму?

Сам Блэкбурн пользуется моментом и тратит немного времени на разглядывание в тепловизор командира танковой группы в центре.

Противник на севере явно не ожидал такого сопротивления, однако вражеский командир быстро перехватил инициативу. Два оставшихся на ходу танка - "Т-9" и "Т-10" пришли в движение, очевидно, намереваясь сократить дистанцию для более уверенного поражения "Мерлинов" первого взвода из своих более слабых орудий. Фузилёры в придорожном особняке неподалёку от северной группы выстрелили из окна по Т-9 своим ПТУРом, ракета с шипением проделывает путь в шесть сотен метров в мгновение ока, прилетая "Азапу" прямо в лоб... однако враг оказался на удивление живучий. Попадание лишь содрало несколько квадратных блоков ДЗ с места, оставив в центре фронтальной проекции крупное пятно - такое же как у его брата Т-8. В ответ Т-9 без промедления, с ходу, выстрелил по машине Дагурссона - очевидно, посчитав его рельсовое орудие самым опасным - попадание приходится по-касательной, однако катки по правому борту задеты, и структурная целостность гусеницы под угрозой. Его товарищ Т-10 шёл сбоку на удалении нескольких десятков метров, разворачивая башню и ловя "Маршалл" командира роты в прицел. На мгновение в аппаратуре в месте Арчибальда даже загорается отметка о лазерном облучении, и раздаётся короткий звуковой сигнал...

... который тут же прерывается, когда в дело вступает Кей и орудие его Mk. 60 "Харматан". Невидимый и находящийся во фланге наступающего противника. Башня с орудием под управлением стрелка рядового Эдвардса сошлась точно на борту "Азапа", и последний, прикинув расстояние по старомодному оптическому дальномеру, стреляет. Грохот 90-мм электротермохимического орудия, может быть, не такой суровый как от 110-мм пушки "Маршалла" и тем более 125-мм "Мерлина", однако громыхнуло будь здоров - ветки и листья в зелёнке разлетаются в разные стороны, а висящий в воздухе танк качнуло в сторону, пока гравитационные компенсаторы не выровняли его положение. Снаряд попадает аккуратно в центр боковой проекции "Азапа", пробивая корпус и приводя к детонации расположенного в карусельном автомате заряжания боекомплекта. В мгновение ока "Азап" под обозначением Т-10 вспыхивает, как спичка - выбрасывая башню, языки огня и кусочки металлоконструкций (или членов экипажа) на десятки метров вокруг. Вспышка была настолько яркая что в ПНВ можно было видеть отброшенные в её свете тени других танков - прежде чем дисплей оборудованный системой HDR автоматически понизил яркость, дабы можно было увидеть хоть что-нибудь ещё. Башня танка выброшенная в воздух ещё не успела приземлиться в рыхлую Ар-Рахманскую твердь - как Киттельсен уже включил форсаж, а экипаж прижало к спинкам кресел, пока механик-водитель (или уже, скорее, пилот) разворачивал машину под крутым углом, разгоняя её в сторону высоты 47 и пряча "Харматтан" от остальных танков за склоном.

Кей не останавливается на подбитом танке, и перехватив ненадолго управление прицельными системами у стрелка, у которого всё равно пока шла зарядка орудия, командир экипажа наводит одну из ЗРК на правый из заходящих с севера штурмовик. С шипением ракета, оставляя за собой дымный след, разворачивается в воздухе и взмывает прямо к цели, ярко сверкая в ночи, пока не раскрывается вспышкой взрыва под самым кокпитом штурмовика. Кей не видел во всех подробностях какой эффект это произвело - но вражеская "Гюзель", получив ракетой под брюхо, спустя пару секунд закладывает крутой разворот на северо-запад и увеличивает тягу, уходя из поля видимости прицельного устройства.

Намерений двух других штурмовиков, впрочем, это не изменило - более того один из них, увидев откуда прилетела ракета для его товарища, наклонил корпус и заложил разворот в сторону машины Кея, намереваясь сделать ему ответную любезность - на секунду на своём экране Кей увидел на крыльях у последнего две авиабомбы, впечатляющего размера контейнер с крупнокалиберным орудием, и пару неких ракет на законцовках крыльев. Непонятно, впрочем, каких. Второй штурмовик курса не изменил, и продолжал идти на юго-восток почти не снижаясь.

На Юге бой также принял достаточно ожесточённый оборот. "Азап" Т-2 выпустил залпом 2 ПТУРа из своих боковых установок по машине Кокенуа, и последний нажатием клавиши активирует противолазерный аэрозоль - несколько "банок" выстреливают из мортиры на лобовой пластине, и разрываются в нескольких метрах над корпусом, создавая на пути лазерного луча довольно плотное, серо-коричневое облако практически непрозрачного "искусственного тумана". Уведомление о лазерном облучении тут же исчезает. Стрелок-наводчик Моррис, тем временем, прицеливается орудием на вставший на минном поле "Азап" помеченный как Т-1. Мамбуэн, недовольно кряхтя, загрузил БОПС, и спустя несколько секунд - под аккомпанемент крика "выстрел!" - звучит грохот 125-мм электротермохимического орудия. Выстрел разгоняет искусственный антилазерный аэрозоль над танком и разбрасывает мусор на улице под танком. Результат, впрочем, оставляет желать лучшего - снаряд на полной скорости впечатывается в нижнюю полусферу "Азапу", обездвиживая машину... которая и без того, уже, похоже была обездвижена.

"Маршалл" капрала Шермана сошёлся в танковой дуэли с "Азапом", отмеченным системой как Т-3. Едва только заряжающий капрал Хенриксен закинул свежий бронебойный снаряд в казённик орудия, а Танака уже был готов выстрелить - неожиданно вражеский главный калибр разразился яркой иссиня-белой вспышкой. Противник не стал ждать и выстрелил на опережение: разгоняя темноту к "Пеплу" понёсся сверкающий снаряд 105-мм электротермохимического орудия. Попадание могло бы придти в башню или корпус и закончиться плачевно, но младший капрал Вуд, повинуясь приказу переместить машину, в мгновение предшествующее выстрелу врага сдал назад. Вражеский снаряд падает аккурат в лобовую часть левого переднего гусеничного модуль, пробив сравнительно тонкий слой брони, которым он был закрыт спереди. Внутри танка раздался жуткий грохот, экипаж тряхнуло, и Танаку отбросило от прицела ударной волной - звук такой, будто на кто-то уронил шкаф с инструментами. Причём прямо на голову. Слева что-то протяжно заскрипело, и танк на несколько мучительно долгих мгновений остановился.
- Сбой электродвигателя во втором гусеничном модуле! - прокричал мехвод капрал Вуд, щёлкнув пару тумблеров у себя над головой. - Включаю резервный!
Скрип слева затих, и "Пепел" вновь пришёл движение, пусть и шёл теперь медленнее.

И как будто этого мало - вражеский танк следом за выстрелом из орудиям выпустил пару ПТУР с одной из боковых установок, и обе - прямо в Шермана. Танака вновь ловит врага в прицел и делает ответный выстрел, разбивая грохотом танкового орудия окна в доме неподалёку. Попадание было метким и пришлось прямо в маску главного калибра "Азапа" - броня не пробита, однако главный калибр противника превращён в груду металлолома. Однако две ракеты, управляемые отдельным прицельным блоком, всё так же продолжили движение к Шерману, как вдруг...

... вражеский танк скрывается в ослепительно-яркой вспышке. Противотанковая ракета, выпущенная отделением фузилёров из дома неподалёку, ставит жирную точку в истории "Т-3" и его экипажа. Выпущенные врагом ракеты теряют наводку и разлетаются по-сторонам. По этой причине и глушить было уже некого.

В стороне от всего этого, за зданием придорожной кафешки спряталась "Тайра" лейтенанта Аль-Халиля. Раздав указания и морально подготовив экипаж к столкновению, Сейфулле только остаётся наблюдать за их работой. Вот, Тейн переключает передачу на "реверс". Вот Джамиль выхватывает из механической руки устройства, подающего снаряды, бронебойную композитную болванку, аккуратно размещая её в казённике рельсотрона и рапортуя: "Готов!". Вот Эстер защёлкала тумблерами в своём оборудовании, включая ручную доводку орудия, микроволновый дальномер и выключая режим ночного видения - не смотря на высокое качество она всё равно доверяла своему естественному ночному зрению. Секунды проходят, и подтвердив наведение на цель, Эстер шепчет что-то со злобной интонацией по-эридански. Чуть погодя, добавляет с истеричной ноткой: "выстрел!".
В следующий миг ослепительно-яркий луч белого света вырывается из ствола "Тайры", с грохотом похожим на раскат молнии - корпус М90 дёрнулся, и внутри машины почти целую секунду спустя выстрела, с характерным металлическим лязгом, работает механизм гашения отдачи. Проделав путь в почти километр меньше чем за долю секунды луч разогнанного до космической скорости снаряда пронзает башню "Азапа" в боковой проекции - практически насквозь, выбив громадный сноп ярко-жёлтых искр с другой стороны. Танк противника проехал ещё несколько метров, после чего свернул чуть в сторону и остановился. Что бы там не случилось - экипаж в башне уже, скорее, груз а не экипаж. Внутри самоходки свистят омни-конденсаторы, накапливая заряд для следующего выстрела.

Расположившись в разрушенном доме Симондс, раздав команды экипажу, наводит свой прицел на центральную группу пытаясь разглядеть вражеского командира здесь, параллельно слушая как экипаж работает: Мэддокс окрикнул рядового Питтса, и тот с отсутствующим лицом подал к орудию БОПС. Рейес довольно резко сдал назад, и Питтс ударился обо что-то головой, но орудие зарядил. Мэддокс кричит "выстрел!" и, несколько секунд спустя, на другом конце прицела снаряд 110-мм орудия приземляется аккурат в башню стоящему посреди минного поля Т-5. Снаряд не пробил лобовую броню башни, однако основой калибр явно пришёл в негодность - было видно как орудие упало вниз, будто целясь в землю. Тем временем Сара начала было глушить связь Т-2 своим комплексом РЭБ, переведя его в "лучевой" режим - однако спустя несколько секунд "Тайра" лейтенанта Аль-Халиля сделала это намного более эффективным способом.

Так или иначе, наблюдение приносит Эрику следующий вывод: машина, обозначенная как Т-4, безусловно в отличии от других была оборудована дополнительной радиостанцией. Её антенну было трудно разглядеть, тем более в тепловизор, но не невозможно. К слову, эту же антенну заприметил и Блэкбурн. И даже Бертони приходит к такому выводу. Выбрав одну из целей на радаре и отправив в её сторону ЗУР "Парагон", командир проводит не совсем одобряемый полевым уставом, но всё же вполне возможный манёвр - переводит детектор облучения радаром в режим радиопеленгатора, настраивает его на частотный диапазон используемый конийцами, после чего нацеливает его на вражескую группу, по-очереди сканируя им каждый танк. И именно машина Т-4 дала самые крупные "всплески", явственно говорящие что именно она наиболее разговорчивая, и там больше всего рабочего радиооборудования. Кроме того Ренцо, абсолютно случайно, заметил ещё одну интересную особенность которую Блэкбурн и Симондс заметить в принципе визуально не могли: ответные "всплески" радиосообщений машине Т-4 приходят откуда-то со стороны Тавры, и судя по тому как эти "реплики" следуют одна за другой - это определённо осмысленный разговор двух людей.

Напоровшись на волну огня, враг понёс довольно тяжёлые потери - фактически, за несколько минут конийцы полностью потеряли три танка, с ещё двумя балансирующими на грани выбытия из строя, а также один из 3-х штурмовиков был вынужден отступить. Вражеский командир понемногу начал понимать всю тяжесть положения, в которое он и его люди попали. И он поспешил принять ответные меры по ситуации: центральная группа танков набрала дистанцию между собой, на время воздержавшись от ведения ответного огня. Группа БМП за их спинами тоже меняет своё поведение - машины резко дёрнули в рассыпную, выплёвывая наружу отделение за отделением пехоты: солдаты с пулемётами, с гранатомётами, с лёгкими противотанковыми винтовками, с безоткатками. Кто-то достаточно глазастый мог разглядеть даже отделение миномётчиков - ну или что-то, очень похожее на отделение миномётчиков.

Когда машины в колонне БМП и танки набрали достаточно дистанции - противник в центре наконец открывает ответный огонь. И это было достаточно слаженная, скоординированная атака. Четыре БМП с переднего края нападающих почти синхронно открыли шквальный огонь из автопушек по северной группе. Разброс снарядов был ужасный, и осколочно-фугасные снаряды рвутся повсюду вокруг: в домах, в земле, в кустах и деревьях, но практически не попадают в танки Виварийцев. Практически. Два снаряда всё же приземляются в машину Дагурссона, превращая лазерный дальномер в кучку искрящего хлама. БМП на южном направлении также открыли огонь из автопушек и ПТУРов: несколько снарядов попадают в машину Шермана, ломая одну из мортир дымовой завесы.

Следом за этим четыре "Азапа" (включая подбитый Симондсом Т-5) делают синхронный залп из ПТУР: в воздух взмывает рой из восьми ракет. Следом за ними ещё 4 ПТУРа добавляют и БМП, стоящие позади стрелявших из автопушек. В танках северной группы трещат многочисленные сигналы о входящей ракетной угрозе. Достаётся даже "Йомену" сержанта Рэмси: занятый прогревом и включением радара командир экипажа был вынужден отвлечься на тактический монитор системы КАЗ, нарисовавший к юго-западу от него красную стрелочку приближающейся ракеты. На Южном направлении успехи конийцев были ещё хуже: из трёх выпущенных ПТУР лишь один успешно зафиксировался - на машине Кокенуа. И судя по отсутствию ревущего во всю сигнала - навёлся он совсем не по-лазеру.

Однако, не смотря на зрелищность, лишь немногие ракеты конийцев удачно захватывают цели: сказалась и отсталая электроника, и большая дистанция, и плохая видимость, и вероятно даже обилие тепловых сигнатур от уже запущенных ракет. Подавляющее большинство ракет улетает в небо, падают в землю, мечется из стороны в сторону. Однако две ракеты были весьма уверены в своих целях - одна на полной скорости несётся к машине Блэкбурна, а другая намеревается поразить пришедшего в движение Рэмси.

Вероника слушает, Вероника узнает. Кивает головой.
- Все мы выглядим иначе здесь и там, ничего страшного. Представь себе, того же самого хочу. То есть хотела. Свободы. Когда-то у меня было свое место во Сне. Одинокий дом на берегу озера. Еловый лес на склонах. Горные пики за ними. Кострище на берегу, огонь в камине. Тишина. Сиди не хочу. Ну вот сидишь ты месяц, другой, третий, год сидишь. Дальше что? Если сидеть дальше, растворяешься. Умереть, уснуть и все такое. RIP. Если можешь лепить и гнуть реальность как угодно, это тоже вскоре надоест. Все, что хочешь , за окном. Все, кто хочешь, рядом. И все твое. Все делают то, что ты хочешь. Тоска. Самонаводящаяся иллюзия.. В этом нет свободы, Айса. Слишком все легко дается, ничего не стоит. И тогда встает вопрос: а чего ты хочешь от своей свободы? В чем твоя свобода? Только в том, что ты следуешь своей истинной природе. Вот так, простенько и со вкусом, да?
Вероника рассмеялась низким, хрипловатым смехом, крутнула бокал с вином. Багрово-черная жидкость мягко поплыла вниз, оставляя кровавые потеки на стеклянных стенках.
- Короче, Сон требует ответа на вопрос: что ты такое на самом деле? Особенно Дом, если в нем живешь. Наверное, поэтому очень многие обитатели Сна боятся Дома как чумы. Мало кто по-настоящему хочет это знать, в основном все довольствуются красивыми легендами о себе. Ну да ладно. Я разболталась. Так чего тебе налить? Кофе? Колы? Рома? Я тут за хозяйку пока Папы нет.
Вероника встала, подошла к буфету, открыла дверцу, протянула руку. Теперь она уже знала, что может вынуть оттуда все, что захочет - так же, как делала Джо.
- Хорошо, когда есть конкретная цель. Хорошо, когда реальность сопротивляется. Показывает тебе зубы, устанавливает пределы того, что ты сейчас можешь Поэтому мне нравится эта заморочка с мертвяками. Расширяет границы известного, знаешь ли. Так... значит, что мы уходим в реальность по одиночке и работаем самостоятельно? Можно и так, но одна голова хорошо, а две лучше. И там, и здесь найдутся те, кто захочет тебя прихлопнуть. Ты где сейчас находишься физически? Или это секрет?

Когда дракон закричал, Ева сильно вздрогнула и невольно отступила на пару шагов, потеряв толику самообладания перед таким гигантом, спускавшимся к ней с небес. Но оставшейся храбрости хватило, чтобы остановиться и не отступать дальше. Ева была смелой. Не легкомысленной и безрассудной, но до той степени, когда смелость превращается в наглость, подобную той, что хранят в сердцах покорители Эвереста и космонавты, выходящие в открытый космос, отделённые от жуткой смерти лишь тонким слоем защитной плёнки скафандра. Треснет один мельчайший шовчик - и смельчака будут поминать как героя, погибшего во славу родине. Не выдержит верёвка скалолаза - и величайшее кладбище на Земле под названием Эверест пополнится могилкой ещё одного смельчака, но о нём заговорят в новостях и назовут героем.
Ева улыбнулась. Кто не рискует - тот не обливается шампанским, стоя на вершине пьедестала.
- Привет! - крикнула она в ответ дракону и его всаднику. - Я Ева! И я пришла с миром!
Она показала универсальный жест мирных намерений - вытянула перед собой пустые руки. А лукошко... оно осталось на плече.

Рита улыбнулась Ане и продолжила изучать оставшиеся предметы. Взгляд упал на колоду карт и девушка не на шутку смутилась. Ведь не просто взять и отложить напоследок, хотя их она с завидным тщанием и обходила вниманием, - все равно ведь придется изучить. Не говоря уже о том, что по иронии, именно там может спрятаться важная зацепка.
А пока заглянула в калейдоскоп. Повертела. Обычный, кажется...
Вовремя подошел Григорий. На него бы и сплавила неловкие карты, пусть с женой рассматривают. Нет, не так... Подошел Григорий и в конечном счете напугал! Вскочила Рита со стула, сжимая игрушку и ошалело глядя на мужчину с немым вопросом в глазах - откуда такая уверенность? Но желания проверять теории не было. Лучше пойти и забрать ту злосчастную книгу! Вдруг там яд! Порошок или еще что. Зараза!
- Карты изучите! - бросила невпопад девушка, словно секретарь ЦК, и тут же ее как ветром сдуло.

Алька услышала торопливый топот. Вскоре на пороге выросла фигура сестры, сжимающей калейдоскоп. Так и забыла на столе оставить от смятения чувств.
- Книга где? - подбежала к кровати. - Малая земля. Не открывала? Руками не трогала страницы? - дрожащим голосом вопрошала девушка.
Мелькнула мысль, что неплохо бы часы все убрать. Нееет... Ну в самом деле. А ориентироваться на что? Небось, Гришка подшутить решил над излишне впечатлительными дамами.
" - Дать бы ему этим калейдоскопом по башке. - сетовала Маргарита в собственных мыслях."
Хотя любой знал - и мухи не обидит. Чтобы Ритка кого ударила - нонсенс. И драки ей видеть было неприятно. Плохело даже. А потому мысли подобного толка носили исключительно образный характер, для фантазийного колорита, так сказать.
Зато успокоилась немного.

На просьбу выставить вина Густаво ответил коротким приступом хохота.

- Не смогут прилично целиться? ¡Tonterías!* А если сеньорите коготь подрощенного нефелима распорет руку? Или взрежет вот здесь, так что кровью все зальет?

С этими словами указующий перст "наставника" описал весьма фривольную дугу где-то в полуддюйме от скрытых одеждой ключиц Джил.

- Смогут сеньориты прилично целиться в таком случае? No realmente!** Настоящий стрелок должен уметь прилично целиться в любом состоянии! Иначе он и не стрелок вовсе, а cadáver futuro!*** Так что нечего увиливать, хлопнем по стакану!

С этими словами он подхватил бутыль и ловко разлил ее содержимое в посуду - так что уровень жидкости во всех трех можно было проверять по лучу света.

Комната старухи Коготь

Наполнилась народом. Пролетевший гриф от штанги и посыпавшиеся следом осколки чудом никого не задели. Пока Саныч вопрошал, зачитывать ли ему завещание, дети уже полюбили здесь играть.

Туська

Выскользнув рыбкой из объятий Риты, сначала уставилась на шкатулку на бюро. Очень уж та была красива. Только закрыта. Затем ей на глаза попалась тетрадь в яркой, самодельной обложке. Полистала. Бабкина кулинарная книжка с записанными от руки рецептами. Огурцы солёные, медовик, торт "Наполеон." А на обложке почему-то не пирожок, торт или на худой конец огурец, а та же вездесущая химера.

Алька

Зависла у книжного шкафа. "Малая земля" там действительно стояла. Между "Капиталом" и собранием сочинений Владимира Ильича. Ещё имелись Пикуль, два тома Мопассана, Дюма, двенадцать томов Жюля Верна и один том детектива про майора Пронина.

В продолжение перехода по мокрости, Сид не уставал думать непростую думку. И в конце-концов решение принял.

Нет, не по пути ему с разношерстной ватажкой беглецов. Ворон был закоренелым одиночкой с независимым нравом. И на скачке-то терпел капральские замашки Маркуса через немогу, а там, куда лысый мордобоец вёл своих сокамерников, по глубокому убеждению Кроу, его ждала кабала и похлеще. Бежать из неволи в неволю парню не улыбалось.

И вот, когда бывшие уже арестанты выкарабкались на сухое, Сид затеял новый скачок. Провизии-то он предусмотрительно захватил с собой поболее остальных, как говорят судейские, партикулярным порядком. И деньжат из кубышки Блакерли себе, знамо дело, ссыпал, перед тем как навьючить мешок с золотом на ломового огра. Когда раскрывали карту смотреть, Ворон приглядывался куда как внимательно, запоминая ориентиры - а памятью боги не обделили. Словом, подготовился заранее по всей форме. Оставалось только
повернуть в сторонку от направления общего движения.

Прощаниями никого утруждать не стал - кому по нему плакать? И ждать, пока до точки условленной дойдут, тоже - зачем быть лишними глазами?
Тихонько поотстал в предрассветном тумане, шагнул в сторонку за корявое болотное деревце, и как не было Сида Кроу.

Впереди ждало нелёгкоё. Кордоны стражничьи обойти, под новой личиной укрыться, до места потойного добраться. А то, глядишь, и от погони Маркусовых нанимателей ухорониться, ежели не простят они Сиду скоропостижного расставания.
Ништо. Пока несут ноги, кривая, глядишь, и выведет...

Довольное урчание жабы прервала резкая сосредоточенная атака всех беглецов отряда. Тварь испуганно заквакала, но кулаки Маркуса, кислота Морвэн, рапира Моргейна и, наконец, тесак и нож Сида обрушились на неё со всех сторон.

К концу ударов, тварь затихла и распластала лапы в грязи.

После победы особой проблемы открыть пасть и вытащить израненного, вымазанного в слюне и желудочном соке жабы, но все еще дышащего Джагера проблемы не составило.

Израненные, замерзшие, грязные с ног до головы, беглецы продолжили свой путь через грязь, теперь уже с Джагером в качестве груза.

К счастью, идти, как и предполагалось, оказалось совсем недолго. Пройдя через участок с жабой и вскарабкавшись на очередной холм, они увидели перед собой поляну на опушке небольшого леска. Ночь отступала, и в предрассветном сумраке хорошо была видная роса на траве и листьях деревьев. После бесконечной осоки и солёной болотной жижи идти по зеленой мягкой траве казалось счастьем самим по себе. Буквально день назад они не и не думали, что когда-то будут вот таки идти, без оков по голове. Вот она, свобода.

Но об источнике свободе напомнил забрезживший луч фонаря за деревьями впереди, размытый, утопающий в первых рассветных лучах. Момент истины.

  Когда великан, вновь оказавшийся на одном уровне с группой, припустил в направлении предполагаемых обидчиков, тифлинг негромко хмыкнул, а затем кивнул Гниксландену, словно озвучившему его собственные мысли.

  - Угнаться за этим красавцем я при всем желании не смогу. Это во-первых. Во-вторых, есть сомнения в осмысленности идеи бежать за ним без предварительной разведки. Я бы предложил кому-то идти чуть впереди, чтобы оставаться на виду у Гурга, но и не терять остальных.

  Часть этой речи Тарн проговорил уже на ходу, споро (насколько позволяла хромающая походка) двигаясь в направлении Лагеря, с любопытством оглядываясь по сторонам, отмечая интересные детали и оценивая антураж всеобщей разрухи.

  - Нашего нового вождя и великого предводителя Громил можно понять, - я бы тоже свихнулся, если бы прожил здесь хоть сколько-нибудь заметный период. Вопрос в том, насколько адекватны остальные местные обитатели.

  По всей видимости, колдун решил не откладывать исследование этого вопроса, а потому, дойдя до жилища, столь бесцеремонно разоренного Гургом, пощелкал пальцами в воздухе, привлекая внимание забившегося в угол существа (и параллельно изучая его), а затем повторил на нескольких языках:

  - Ты меня понимаешь?

- Hola, Don Ortega. Полагаю, сеньоры в этом bonito pueblo не желают иметь с вами дел благодаря вашей ммм... своеобразной манере общения, - я очаровательно улыбнулась, тоже как-то резко позабыв, какого эпитета с моей стороны удостоился благородный Don минуту назад. - Ведь в противном случае им пришлось бы с вами стреляться.

- Пфе!

Лаконично выразился "Дон Ортега" в ответ на слова о том, что с ним пришлось бы стреляться. Хитрость Джил не прошла даром. Когда Густаво услышал, с каким уважением к нему обращаются, он резко приосанился, расправил плечи и надул грудь - так что даже сальные патлы показались просто небрежной мужской прической, слегка растрепанной ветром. Всем своим видом он демонстрировал, что вроде и рад бы с кем-нибудь постреляться, да вот беда - не с кем, совсем не с кем.

На слова о вдове Феррис и тех ожиданиях, что связывают с ним жители Невинности, он важно покивал, признавая их обоснованность. А сарказма в голосе Джил он то ли не распознал, то ли не счел заслуживающим внимания.

- Что же, вы пришли по адресу. Если уж столь миловидная сеньорита готова взяться за оружие, то показать ей, как правильно держать ствол и куда следует целить, для меня - una cuestión de honor! Прошу, проходите внутрь, мисс...?

Впрочем, дожидаться ответа девушек он не стал. К дверям как раз подошел Вальтер и Ортега переключился на него, нахмурив брови.

- А вам чего, мистер? Желаете тоже приобщиться к мудрости - приходите завтра. На сегодня мне уже есть кого учить.

Вздремнуть удалось не так чтобы много и не так чтобы хорошо: кажется, Артур переступил через эту тонкую грань между состоянием, когда организм берет короткую передышку и запасается порцией энергии, и вторым, когда твоё тело уходит на еженочное "тех.обслуживание", которое ты прерываешь где-то посередине. Это как сдать тачку в ремонт и внезапно завалиться к парням, когда колеса уже сняты, капот - открыт, и ты требуешь вернуть всё как было прямо сейчас. В общем, вставать Муру, когда пришел сигнал от Кристи, решительно не хотелось - пришлось идти на преодоление и воспользоваться холодной водой в ванной, чтобы прийти в себя.

Выяснилось, что Лорен удача так и не улыбнулась за это время. Что ж, хотя бы Артур не чувствовал себя одиноким в этом плане. Впрочем, всё ещё теплилась надежда, что все потуги зря - они с Саммерс просто заберут книгу и всё будет хорошо. Нужно будет только прикупить на обратный путь жевательных конфет, чтобы не уснуть за рулем.

Когда бернер подал новый сигнал, это насторожило детектива, но он продолжил спокойненько рулить по дороге. "Ну, может забыла чего", - мысленно отнекивался от всего плохого Артур, выискивая повод для оптимизма, хоть в душе продолжало зреть гнетущее ощущение. Так что когда Лорен передала суть послания, Мур на секунду крепче сжал руль ладонями, прижался ближе к тротуару и остановил машину.

– Блядь! – не выдержал детектив. С шумом выдохнув, он как мог спокойно взял у Саммерс телефон, чтобы взглянуть самому.

– Это всё больше и больше походит на варик отжать у нас бабки и оставить ни с чем, – бурчал себе под нос детектив, пробегаясь по тексту сообщения. Выглядело так, будто кто-то на бегу или не глядя набирал текст. То ли мисс Ривз действительно в жопе, то ли всё распланировано и разыграно как по нотам. "Блядство...", - не выдержал, на этот раз про себя, Артур. – Слушай, – поуспокоившись, Мур ещё раз сфокусировался на тексте сообщения. – С машиной вроде всё так: что то оттуда взять можно. Насчет копов - похоже на то. Чувак из мотеля просто в курсе дел: или это к тому, что мы можем его расспросить или же он как то с другой стороны в деле... Мда, не на такую поездку я подписывался... – Детектив одними губами добавил ещё одно "Блядь" в воздух. С одной стороны у них с Саммерс были все моральные права развернуться и поехать в Бостон, обвинив продавца в недобросовестном выполнении договора. С другой стороны, Лорен прям в самое яблочко попала с этими пятьюдесятью кусками. Деньги были нужны и двадцать пять штук помогут решить нависшие над Муром проблемы, ещё как. "Ага, если жив останешься, тупица", - одернул сам себя Артур, после чего перевел взгляд на Лорен. – Такие предложения на дороге не валяются - это точно. У тебя "ствол" есть при себе?

"Да, а мобильник-то!" - запоздало вспомнила она. Когда она полезла в воду, чтобы пообщаться с мистером Триллингом поближе, мобильник оставила на краю плота. А где он был теперь, вместе с драгоценными документами? Как известно, дамам купание не вредит, а вот мобильникам...
Да и портфель уже был хозяину не нужен.
Эх, поторопилась она. На Айсу вся надежда.
- Айса! - крикнула она с берега. - Пожалуйста-пожалуйста! Заберите с плота бумажки, особенно карты и фотографии, и там еще мобильник остался! Я - купаться! Присоединяйтесь!

Вероника устремилась к пластиковой кабинке, но прежде чем закрыть за собой дверцу, свирепо обернулась в сторону обоих джентльменов, если эту пару можно было так назвать.
- Отойдите отсюда оба! - рявкнула она. - Не то будете плавать там же, где этот, такие же тихие и бледные!

И начала судорожно разоблачаться, ворча про себя: "Пенсионер потрепанный, а все туда же... куда конь с копытом..."

На все вопросы до "Спитцер" - ответ был - "да".
На "Спитцер" после некоторых размышлений вначале "нет", потом "да".
Место - вначале "да", потом "нет".
Астероид - да. Звездолет - да.
Инопланетное вторжение - да.

После чего мистер Триллинг не просто исчез, а его вдруг разорвало в клочья и клочья этой гниющей плоти заляпали все вокруг, включая, разумеется, реку, плот, обоих дам, хотя до берега не дотянули.

Гролум с берега, явно не слышавший всей беседы, поинтересовался, что сделала прекрасная леди, отчего несчастного так разворотило.

— Она может быть таким же продавцом, как и мы покупателем, — мягко ответил Артур, пожав плечами. В риторику углубляться совсем не хотелось, не за это они с Саммерс деньги получали. — Но мы в любом случае здесь не за этим, так что не велика разница.

Идея соблазниться на пончики Муру понравилась, не смотря на порцию вафель из забегаловки ранее. Что поделать, сладкое - та ещё наркота. Детектив присоединился к заказу Лорен, добавив туда ещё и кофе.
— Слушай, а ты же в полиции вроде служила? — между делом поинтересовался Артур. — Номер тачки я увидел, при желании, можно «пробить», только нужно ли? Имя, наверняка, подставное, машина может быть не её. Кстати, на знаках был «Нью-Йорк», - добавил Мур на всякий случай. — Скрытная особа, в общем.

Вопрос: «Что делать?», заставил Артура задуматься. Их с Лорен планы сделать все быстро смешались и сейчас, по сути, выбор был не велик.
— Вариантов не много - искать чем убить время до вечера. Можно, конечно, покататься по окрестностям, — Мур криво усмехнулся и откусил солидный кусок от принесённого пончика. Структура оказалась достаточно мягкой, а послевкусие - приятным. Артур посмотрел на место укуса, всматриваясь в начинку, после чего удовлетворенно хмыкнул. — Но есть идея по лучше: как книгу заберём, можно сразу обратно двинуть, чтобы ночь здесь не тратить. Я бы поспал часок другой перед поездкой в ночь. Что до Холмса, можно ему сообщить, что сделка отложилась по независящим от нас причинам, но все под контролем - будем позже. — Артур вопросительно посмотрел на напарницу, ожидая реакции на предложенный вариант. Детективу было откровенно лениво заниматься чем то слишком активным, а идти в бар до встречи - идея так себе. Но может Лорен предложит чего интересного.

"Проходимцы" едва успели открыть рты, чтобы ответить "мистеру Смиту" в своей особенной манере, как в диалог вступила Джил, одной репликой поломав отрепетированное выступление. Джентльмены замерли на секунду, после чего усатый, будучи, видимо, поживее и посообразительнее, принялся отвечать.

- Что вы, что вы, мисс Смит! Никоим образом... Наше... предложение прекрасно можно распространить на все ваше семейство!

Здесь подключился и долговязый, наконец осознав ситуацию:

- Всего лишь элементарная вежливость - в первую голову обратиться к главе семьи.

А первый не отставал:

- Работа, которую мы вам предлагаем, предельно проста. Это и работой-то назвать трудно, сплошное развлечение! Ей-богу, нам следовало бы самим брать деньги за такую возможность - но это было бы совершенно не по-христиански!

На этих словах он благостно обратил взор к небу, а второй, крупно перекрестившись, произнес:

- Аминь.

После чего первый продолжил:

- Всего-то навсего - нужно будет прогуляться до двери мистера Ортега и несколько раз постучать ему в дверь. За это мы предлагаем вам весьма приличные деньги - целых пять полновесных гильдеров!

Дорога из Врат Барда не была приятной и не была легкой. Уже спустя несколько миль хорошая, имперских времен кладка кончилась, только лишь чтобы изредка появляться вновь печальным свидетельством того, что постигло творение древних гиперборейских мастеров. Плиты были грубо выломаны, а те, что не удалось по каким-то причинам оторвать, были покрыты многочисленными сколами и, изредка, оскорбительными или богохульными надписями. Чаще всего лишь слой гальки, необычного утрамбованного песка или цемента говорили о том, что здесь когда-то проходила дорога.

Недостатка в ровной земле, по которой могли бы ехать кони или шагать люди, впрочем, не было – хотя Армия Света прошла здесь более века назад, на несколько сотен футов земля вокруг дороги была вытоптана настолько, что лишь сейчас природа начала брать свое, покрывая потрескавшуюся землю жалкой порослью сорняков. Дикие леса были лишены ухода как лесников с рейнджерами, так и друидов, и не раз странникам казалось, что за ними кто-то наблюдает из чащобы, в которую быстро превращались редкие подлески.

Но происшествия миновали отряд, и без особых приключений (если за таковые не считать охоту на дичь для ужина) спустя полторы недели он добрался до Лагеря. Который уже издалека представлял собою жалкое, удручающее зрелище. За исключением расположения прямо на древней дороге, это был отвратительный выбор места для любого поселения. До ближайшего леса было полтора десятка миль, никаких рек или иных водоемов поблизости видно не было, почва возле него была столь же потрескавшейся и сухой, как и на всем остальном пути Армии Света. В других местах нередко о приближении к населенному пункту можно узнать за несколько миль по расчищенным для посевов землям или лугам, на которых пасутся животные. Тут ничего подобного и близко не было, что заставляло невольно задуматься об источнике пропитания жителей Лагеря. Чего-то похожего на стену не было и в помине, а частокол можно было назвать "очень-редко-колом", поскольку в наличии имелись лишь небольшие, разрозненные и накренившиеся в разные стороны его участки. То же самое можно было сказать и про ров – его очертания еще можно было различить, но он почти целиком был завален сухой землей, лишь в пару ям можно было упасть, и, при впечатляющем уровне невезения, что-нибудь себе повредить.

Хотя проникнуть в Лагерь можно было явно более чем одним путем, формальный вход был, по идее, по остаткам дороги. По мере приближения путники смогли разглядеть постройки Лагеря получше.

Назвать их таковыми можно было преимущественно условно. Большинство "зданий" собраны из всевозможного мусора. Тонкие деревянные стены с прорехами, замазанными грязью поднимались из торчащей на несколько футов над землей каменной основы в одном месте. Стены из покрытой глиной соломы и крыши из сена держались на хлипком каркасе из деревянных жердей. Скопище домиков за ними при ближайшем рассмотрении оказалось переделанными фургонами и телегами, о чем красноречиво говорили торчащие из стен оси с колесами на них и оглоблями, на которые натянут латаный-перелатанный тент. Лишь несколько домов выделялись, по крайней мере, издалека, солидными и предполагающими наличие кирпича и хорошего дерева в конструкции очертаниями.

Дорога пролегала прямо по центру Лагеря, и уходила в покрытую белесой дымкой пустошь. Правда, чтобы пройти по ней, нужно было обогнуть еще одну "достопримечательность" Лагеря – виселицу, на которой кто-то медленно покачивался в такт дуновениям ветерка. Улицы (опять же, чистая условность – планировка у поселения отсутствовала как таковая) были почти пусты, хотя у группы шатров, выглядящих каким-то подобием базара, на территорию которого приличные люди стараются не заходить, была заметна какая-то активность.

Добравшись до обозначенного покосившимся дорожным знаком с надписью "Лагерь", на котором лениво сидел вплоть до самого последнего момента потрепанный канюк, путники замерли. Во многом из-за того, что на северной дороге показалась крупная и стремительно приближающаяся фигура, с пути которой решившие зачем-то выползти жители Лагеря разбегались с внушающей уважение скоростью. За несколько мгновений холмовой великан (а это был представитель именно этого не слишком славного вида) с хриплым ревом пересек лагерь, размахивая из стороны в сторону большой шипованной дубиной. К несчастью, на пути этой покрытой пылью, кровью, а также недавними ранами и глубокими, жуткими бугрящимися ожогами, напоминающими кислотные, оказались путешественники. А, так как путь был единственным, взгляд налитых кровью и безумных глаз великана, сосредоточился на них, а затем из его груди вновь вырывался глухой рев…

- Разумеется, но есть одно но…

Кристи сделала небольшую паузу.

- Я не ношу с собой безумно дорогие книги туда, где может случиться подстава. Или там, где может оказаться слишком много любопытных глаз.

Она достала из сумочки телефон и пододвинула пальцем его к середине стола.

- Теперь, когда я на вас посмотрела, можно и к следующему шагу перейти. Это бёрнер, там один номер, по которому можно со мной связаться. Я напишу адрес места встречи. Это неподалеку. Можете ориентироваться примерно на полночь. Случайная полуночная парочка, снявшая номер на ночь, там никого не удивит.

Встреча со Вдовой не принесла ощутимых плодов, но многое прояснила - по-крайней мере для Девлы. Когда после в меру вежливого прощания, группа продажных политических активистов вышла на улицу, мисс Макнамара внимательно посмотрела по сторонам. Убедившись, что их никто не подслушивает, она шепотом сообщила товарищам следующее:

- Не знаю, заметили ли вы, но у этой леди на шее шрам от петли. Кто-то пытался её вздёрнуть - и скорее всего этим кем-то была Гильдия. Второй вариант - наши друзья. Так что её решимость в сохранении независимости видится мне довольно прочной.

Несмотря на некоторое недовольство планом с символическим отрубание конечности, достаточно активного сопротивления, чтобы отступить от этой идеи, не последовало. Когда Джагер закончил, Маркус положил голову Блакерли в мешок (отдельный, разумеется, от свертка с одеждой - в отличии от некоторых сокамерников он так и ходил все это время в тюремной рванине) и окинул взглядом отряд, задержавшись на горе. Тот видом своим доверия не внушал, но выбор был невелик. И ничто не мешало убить его, если такая надобность дороге. Подумав ещё немного, он отдал глефу Грамблджеку. Вряд ли тот умел ей пользоваться лучше убийцы, но в бою она позволила бы держать дистанцию, а вне его - опираться при ходьбе.

Порядок был довольно очевиден, пусть и вынужден. Несмотря на то, что у них имелись и факела, и фонари, полагаться приходилось на способных видеть в темноте. По крайней мере, поначалу. Определить, насколько заметны огни в болоте, им должно было помочь подкрепление - вряд ли подмога будет ломиться в Бранденскар вслепую, пусть и по дороге. Нет, отряд, спешивший на подмогу стражникам, должно было быть хорошо видно... а если его будет не видно, то что ж, это работает в обе стороны.

Поэтому впереди предстояло идти Моргейну. В центре из построения находились Морвэн и Грамблджек, поскольку, похоже, только колдунье удалось бы удержать гора от глупостей в случае возникновения неприятностей. А огр, в свою очередь, явно горел желанием послужить Морвэн живым щитом. Справа и слева от них шли гружёный всяческой поклажей Джагер и Маркус соответственно, а замыкал построение Каэсси. Они должны были удалиться на максимально возможное расстояние, после чего им предстояло сомнительное удовольствие - ночевка (или утренний отдых) в болоте. Кому-то надо было залечить раны, кому-то восстановить магические силы. Без этого столкновение с маломальски серьезным араком было обречено на провал. К тому же, только вечером можно было различить обещанный Тиадорой знак.

Массивная громадина вышла на опушку с останками паука. Отбиваться, снова и снова. Кто там говорил, что в Лесу живности почти не водиться, да и не опасно там совсем? Зима, что ли. Надо будет в следующий раз его троглодитам спровадить, чтобы больше так не шутил. Будет у них там вождем среди вонючек. С Мамкой потрындит.

Тем временем, группа осторожно ретировалась в лабораторный корпус и затворила за собой крепкую дверь. И Дима еще свет догадался погасить. На помещение густо упала тьма, и теперь смелые лазутчики-тангейзеровцы были надежно спрятаны от нескольких тонн мутантской плоти, что сейчас принюхивалась за бортом. И нет, Оно искало не обычные человеческие оттенки среди пороховой гари и смрада фальшфейеров. Оно лезло в самый сокровенный тайник. Запах мысли!

Осознав, что нужно немедленно отвлечься от созерцания убийственной туши, Дима навел автомат на вход на всякий случай, а сам огляделся по сторонам в поисках чего-то, за что могло уцепиться его растревоженное сознание.

Фотография! Женя рассматривал старое фото, и приглядевшись, Дима угадал воспоминания собственные, еще из далекого детства. Так получилось, что сейчас они думали об одном и том же прошлом. Об одной сцене из жизни. И этот фрагмент он помнит отчетливо, с самого пробуждения на полу Гекса.

Первое, что приходит в пустую голову без прошлого — детство. Теплые эмоции окутывают это воспоминание, как и любые фрагменты прошлых жизненных периодов, они имею субъективно-счастливый окрас. Дмитрий тянет на себя удилище спиннинга старого образца. Катушка трещит от нагрузки, леса звенит в крайнем натяжении. Момент — и рыба показывается из воды: темно-серое тело глубоководного речного сома с длинными усами всплывает на поверхность. Момент — и рыба срывается с крючка, обдав Дмитрия маленьким дождиком из капель и оставив ребенка в недоумении на покачивающейся лодке.
Дима прокручивает воспоминание в голове, воскрешает те старые образы. Интересно, помнит ли свой отрывок из прошлого Женя? Хочется спросить, но нельзя издавать звуки. Да и неудобно как-то.

- Много дней уже прошло. А вы первые, кого я видел из людишек. - Отвечал Бобик слегка обиженно, словно винил исследователей в том, что они посмели выжить и разочаровать его. - Хорошо было, никто не мешает. Ходи везде, бери чего хошь. Я уже много вещичек насобирал. Не дотянуть. Придётся прятать.
И он с удовлетворением попинал необутой нижней лапой груду своих баулов. А там действительно были целые горы вещей. Рюкзаки, мешки, чемоданы и полиэтиленовые пакеты были доверху забиты мягкими и не только игрушками, различными бытовыми вещами, старой одеждой, пластмассовыми безделушками, кухонной утварью, собачьими ошейниками и зачем-то ботинками. Впрочем, судя по их состоянию, Бобик собирал их, чтобы жевать. Если разглядеть внимательнее, станет ясно, что Бобик также любит вещи, которые шумят. Целое множество было связок ключей, несколько коровьих колокольчиков, звонок от велосипеда, манок, десятки игрушек-пищалок, пара магнитофонов и CD-проигрыватель. Ещё ему нравились мячики, большие и маленькие. Но была среди всего этого изобилия и полезная утварь - зажигалки, топливо, патроны, запечатанный ящик с взрывчаткой, упаковка фальшфайеров, большая керосиновая лампа, различные инструменты, охотничье ружьё с оптикой, тяжелый револьвер, блок сигарет, противогаз и многое другое. Еды было мало - несколько упаковок галет, макароны быстрого приготовления, вяленое мясо в ваккумной упаковке... Правда у всей еды на упаковке стояла отчётливая маркировка Tanheiser. Странно.

Заметив кассету, человекопёс живо заинтересовался ей. Отложив зажаренного грызуна, он развернулся к учёной, и вытянул морду к ней, наклоняясь к касете. Потянул носом, принюхиваясь.
- Оо... Вещичка!
Жанна очень зря начала дразнить его, вертя маленькую кассетку в пальцах. Рефлексы пса были поистине стремительны. Учёная и понять ничего не успела, как пёс жадно выхватил из её рук запись, и выхватил вовсе не руками - пастью! Цап - и вот он уже резко отпрянул к противоположной стороне беседки, вынимая из пасти кассету и вертя её в руках.
- Маленькая какая-то. Не подходит. - Ещё и недоволен, сволочь. - А она вообще играет? Или игрушечная? Есть у тебя маленький мафон? Дай!

- Хе. Не щёлкай клювом. - Хлопнул по плечу Жанну Зима, и уже потише заговорил. - Теперь ты у него эту штуковину хрен выдуришь обратно. Ну, разве что поменять. Эта сволочь ушастая ещё и забухать любит.
- Сам сволочь! - Гаркнул обиженно Бобик. Слух у него был отменный.

Вы не можете просматривать этот пост!

-Про Правь я ничего не знаю. И про уровни тоже, - честно ответила Вероника. У нее и в мыслях не было что-то утаивать. Да на здоровьичко. Как этим распорядиться - это вопрос номер два, гораздо более важный.
- Я тут сама без году неделя. Мне в целом нравится. Есть всякие места. Прекрасные. Ужасные. Фантасмагоричные. Безумные. Ну так в голове у людей всякое водится. Сон - это что-то вроде материализованного коллективного бессознательного.
- Дом Сна - это такая... такое... сама не знаю, я не до конца разобралась. То ли суперкомпьютер, то ли место. Там тоже куча этажей, уровней, комнат, все меняется... Это центр Сна. Думаю, что Вы можете туда попасть, если очень захотите. Если Вы смогли попасть на Тропу и что-то поменять здесь, то Вы наверняка можете и во Сне ходить. У каждого свой собственный путь туда, какой Ваш - я сказать не могу. К Дому Сна ведут разные дороги, вход в Дом Сна охраняет Страж. Его задача - Вас не пустить. Его можно обмануть, уговорить, уничтожить. А про Тропу говорят, что это совершенно иррациональное место, творение какого-то отдельно взятого гениального безумца. Говорят, здесь опасно. Есть куча необъяснимых вещей. Вот, например, живые мертвецы. Слепой сказал, они сюда попадают вроде как из Сна, а раньше их здесь не было. Я обещала, что потом займусь этой проблемой. Вам, кстати, такие не попадались? И что это за дом-музей Сдепого? что там такого особенного?

***

Пионеры обнялись и через секунду после этого последовал чудовищный толчок и треск стал невыносимым. Пространство как будто рвалось пополам, а из разломов лился яркий белый свет. После тусклого света ручного фонарика такой свет непременно бы ослепил пионеров на минуту-другую, но пионеры его уже не видели. Их чувства были далеко отсюда.

***

Записи в рабочем журнале с подписями Мироновой О.Д. и Коллайдер В.Ц.
25 апреля

Старший оператор Миронова О.Д. на смену заступила.
О проведении испытании режима выбега ротора турбогенератора осведомлена.
О регламенте испытания режима выбега ротора турбогенератора осведомлена.
Миронова. О.Д. (подпись)

Начальник реакторного цеха №2 Коллайдер В.Ц. на смену заступила.
О проведении испытании режима выбега ротора турбогенератора осведомлена.
О регламенте испытания режима выбега ротора турбогенератора осведомлена.
Коллайдер В.Ц. (подпись)

***

Запись телефонного разговора, 17 часов спустя между диспетчерами Центрального пункта пожарной связи и Военизированной пожарной части.

– Алло. Это ВПЧ-2?
– Да.
– Что у вас там горит?
– Взрыв... на главном корпусе... между третьим и четвертым блоком.
– А там люди есть?
– Да.
– Подымай наш состав.
– Подымаю. Начальника поднял.
– Всех. Всех. Весь состав, офицерский корпус подымай!

***

Областной институт травматологии. 14 июля, ночь, перед рассветом. Ординатура отделения реанимации и интенсивной терапии.

Взмыленная молоденькая медсестра врывается в кабинет, где сонный врач заполняет документы при свете настольной лампы. Дверь гулко распахивается, врач вздрагивает, с укором глядя на запыхавшуюся девушку:

— Алена, что случилось?
— Борис... Игнатьевич... Там... Там... Дети... из комы вышли...
— Так это же отлично! Подожди, как дети? Несколько?
— Все... Четверо...
— Твою мать, невероятно...

Врач мигом выбежал из ординаторской, на ходу надевая маску и шапочку. Дети поступили в реанимацию в очень тяжелом состоянии после жуткой автомобильной катастрофы. Водитель легковушки уснул и на полной скорости въехал в лоб пассажирскому автобусу, который вез детей в пионерский лагерь. Только подумать, одиннадцать смертей, пятнадцать тяжелых, но живых. И вот, четверо в коме, которых к ним доставили. Двое с черепно-мозговыми, одна с ожогами дыхательных путей и ног, и еще один с размозженной лодыжкой и потерей крови.

Труднее всего, наверное, было с последним. Восстановить ткани было уже невозможно - смятый кузов автобуса просто раздавил конечность, мальчик потерял много крови. Если бы спасатели опоздали хотя бы на минут пятнадцать, то его было бы не спасти. Да и так шансы были очень небольшие. И так в скорой два раза сердце запускали.

Если дети действительно вышли из комы, то это нельзя назвать никак иначе, как чудом. Даже при том, что Борис Игнатьевич работал в реанимации уже 25 лет и на своем опыте повидал много чего.

Экипировавшись, врач что-то шепнул медсестре и та умчалась в другую сторону. А он зашел в отделение интенсивной терапии и бросился к детям. И правда, все четверо открыли глаза и пытались осмотреться, чтобы узнать, куда они попали. Правда, удалось это не всем. Ведь первое, что почувствовали Олег и Влад - это жуткая головная боль и тошнота. Но если Олег мог наблюдать белый больничный потолок и увидел врача, то в глазах Влада все двоилось и плыло. Лишь с большими усилиями парень мог видеть силуэт доктора.

Зато девочка, единственная среди парней на больничных каталках, могла видеть все четко и даже немного крутить головой. Аппарат искусственной вентиляции легких этому практически не мешал. Правда, воспринимала она все немного заторможенно. Причиной была большая доза обезболивающих, которая должна заглушить боль от ожогов на ногах и сожженной слизистой горла.

Четвертый парень, которого врач считал самым тяжелым, очнулся почти бодрячком. Если не считать то, что большая половина крови, которая сейчас плещется в его венах - донорская. Вот только доктор прекрасно знает, что будет, когда парень узнает о том, что ему пришлось ампутировать ногу. И ему будет все равно на то, что доктора вытащили его из того света. Что ж, такова цена за спасение людей.

Доктор мигом проверил показания подключенных аппаратов. Мозговая активность и жизненные показатели детей были в относительной норме. Борис Игнатьевич не смог сдержать эмоции и со слезами на глазах сказал:

— Это чудо, что вы живы. Но теперь все будет хорошо. Мы вас вылечим. И все будет хорошо.

***

Безвременье. Ольга Дмитриевна и Виолетта Церновна.

— Виола, как думаешь, они живы?
— Думаю, да... Мы справились... В этот раз мы справились...

Девушки замолчали. Каждая думала о своем. Виола корила себя за то, что так и не смогла спасти девочку Катю. Борису Санычу пришлось взять ее с собой, дальше. А девочка была достойна жизни как никто другой. А остальные... Кажется, десять ребятишек, которым еще жить и жить... Виола сама не заметила, как из глаз потекли горькие слезы.

Оля думала о той единственной ошибке, которая стоила жизни многим. Что ей стоило не послушать диспетчера и не продолжать эксперимент, ведь был риск потери контроля над реактором, был. Она ведь писала диссертацию о ксеноновых ямах в ядерном синтезе и видела опасность такого решения. Но поверила диспетчеру, посчитав, что тот знает лучше. Как выяснилось, не знал.

Теперь им нужно искупать свою вину, спасая невинные души. И каждый раз это рвет сердце Ольги пополам. Ведь как смотреть в глаза этим детям, если они даже не осознают, что находятся на волоске от смерти? Они веселятся, шутят... и уходят дальше, даже не попытавшись разобраться. А говорить нельзя ничего. Только собственные воспоминания могут помочь очнуться. А если попытаться помочь, хоть словом или намеком, то душа сразу отправится дальше.

Ольга уже потеряла счет дням и годам. Сколько времени она искупает свою вину? Ведь времени здесь не было. Вернее, здесь было много времен, но ни одно из них не говорило, сколько они уже здесь. И никто не мог сказать, сколько им нести этот крест. Но Ольга была уверена, что они будут делать все, что нужно столько раз, сколько понадобится. Пусть на это уйдет хоть целая вечность. Пока они здесь, все имеет смысл. И однажды они искупят свою вину.

Когда земля задрожала снова и, казалось, норовила уйти из-под ног, Влада ухватилась за руку Владислава, ища в нём опору. Но когда за толчком последовала лишь вибрация земной поверхности в такт оглушительному треску, а Юля закричала, чтобы они помогли вспомнить Антону, Влада вдруг поняла, что они должны вспомнить и уйти отсюда все вместе, иначе квакнутся прямо здесь и сейчас... Ну, квакнутся - понятно же, да? Слово со многими значениями. Можно квакнуться, сойдя с ума, можно квакнуться в бездну, а можно квакнуться от разрыва барабанных перепонок. Да мало ли как можно квакнуться!
И когда она это поняла, то отпустила руку Влада и бросилась к Антону. Обняла его крепко, крича чуть ли не в самое ухо:
- Вспомни! Пожалуйста! Ты должен вспомнить! Вспомни - и я всё тебе прощу!

Лось не сразу, но всё-таки обратил внимание на вылетевший из чащи железный шар, из которого бьёт яркий световой луч. А заметив - сразу же пошел к нему. И тут уж не надо было быть биологом, чтобы заметить странность. Лось будто бы не знал толком, как пользоваться ногами - они то слишком подгибались при ходьбе, то наборот, были будто бы прямыми ходулями, на которых держалось тело. Лось выглядел... Ненастояще. Не так. Римма попробовала что-нибудь такое вспомнить, но в голове было пусто.

Софья тем временем начала уводить дрон, так как животное начало агрессивно водить рогами, словно пытаясь поддеть аппарат. Никаких попыток обнюхать его. Никаких порывов к бегству. Ни малейшей настороженности зверя. Даже ярости самца, на чью территорию забрались, не было. Просто попытки сбить летучую штуку. Софья нарастила скорость, видя, что лось настигает "Шарика". Но лось, вихляясь всем телом, тоже ускорился. Скорость пришлось нарастить ещё, но и Лось перешёл на бег, набирая разгон. Несмотря на некоторую неловкость, он не падал, а скорость росла уверенно. Впрочем, Софья не беспокоилась - она подняла дрон достаточно высоко, чтобы животное никак его не достало.

Ребята успели преодолеть половину пути прежде, чем случилось то, чего робототехница не могла учесть. Лось на бегу вдруг подпрыгнул, что всё равно, конечно, не позволило бы ему достать Шарика. Но ему вполне помогла шея, которая с резким противным хрустом вдруг удлиннилась. И не просто удлиннилась - голова зверя буквально катапультировалась из тела, вытянув за собой ещё длинный, массивный хвост, напоминавший прозрачную студенистую сколопендру. Прямо в воздухе рогатая голова вдобавок ещё и разделилась надвое, причём вдоль, разойдясь от середины носа и до шеи на две равные половины. А между ними - уродливые костяные наросты, отдалённо напоминавшие зубы. И вся эта массивная пасть схлопнулась прямо на Шарике, в мгновение ока сплющив дрона в комок металла и давленных микросхем. Окуляр вывалился, повиснув на проводе, прожектор мигнул и отключился, а планшет сменил картинку на синий экран и надпись: "Потеря сигнала".
Вот так исследователи и увидели в действии единственный в своём роде образец Лося-Троглодита.

Безголовое и безвольное тело, лишившееся поддерживающих частей, неаккуратно шлёпнулось в траву, примяв её тушей. Головохвост же, свернувшись в концетрические кольца, разбросал по всей поляне обломки робота, окончательно расправляясь с вторгшимся в его ареал обитания беспилотным аппаратом. Увлечённый этим он так и не услышал потрескивание сухих ветвей под ногами исследователей и шуршание кустарника на противоположной стороне поляны. А исследователи наконец обогнули её полностью, и оказались совсем неподалёку от следующей светящейся палочки.

Попытки Кристины воззвать к осторожности спутников были гласом вопиющего в пустыне. Никто не отреагировал на её призыв остаться в стороне, и все немедля разбрелись по комнатам, осматривать заброшенное жилище.

Римма вместе с Дмитрием отправились направо, и вошли в достаточно просторное помещение, в котором природа загадочного феномена в виде свечения под полом немного прояснилась. Вероятно, это было связано с о сквозной дырой в промятом вниз потолке, и второй такой же дырой чуть в стороне, которая образовалась в дощатом полу. Дыры были диаметром примерно в сантиметров сорок-пятьдесят, и явно были оставлены каким-то объектом, на высокой скорости падавшим в дом под небольшим углом со стороны того входа, через который они сюда попали. Одно было странно - обломки. А точнее - полное их отсутствие. Не было ни поломанных досок, ни фрагментов разрушенных стропил, ни осыпавшейся побелки. Обстановка вокруг так же не носила признаков хаоса, который мог вызвать объект, насквозь протаранивший здание. Единственное - багет одной из штор наполовину оторвался, и одной стороной висел на стене, а второй лежал на полу. Да и то - это скорее сделало время, разрушение стены, ослабшие крепления и вес самих штор, собравших на себя пыль.

В остальном это была самая обычная гостинная. Два окна в этой комнате были всё ещё целы, но снаружи к стеклу так и прижимались чёрные ветви, заслонявшие обзор, и они уже начали понемногу выдавливать стёкла и раму. Третье, на другой стене, было забито досками, и через него сюда ранее смотрел Евгений. У дальней стены стоял прогнувшийся и запылившийся пружинный диван. На него был натянут выцветший чехол с репродукцией картины Васнецова "Богатыри". Определённо ручная работа - очень кропотливая и тонкая, что особенно заметно по не совсем удавшимся лицам. Диван был способен разложиться, превращаясь в кроватьь. Напротив дивана, как обычно, стоял телевизор, поставленный на тумбочку. Телевизор был накрыт тюлем, а сверху на него была поставлена резиновая кукла с пышной кучерявой причёской, изображавшая Юрия Куклачёва. Эта кукла умела очень противно пищать, и этим нравилась детям и была ненавидима взрослыми. По стенам развешаны фотографии - стариковская привычка. Изображены на них тоже или старики, или они же, но бывшие когда-то молодыми. В старом шифоньере в углу, там, где стоит так никогда и не использовавшийся сервиз, более новая фотография в рамке - сидящая на лавке перед этим самым домом старая женщина, а по бокам от неё сидят мужчина в камуфляже, молодая женщина, и никак не желающая сидеть у неё на на коленях дочка лет шести-семи в сиреневом платье и маленьких сандаликах, с обязательным пластырем на левой коленке. В день фотографии было солнечно, а на стену падала тень от находившегося где-то за кадром деревца. Девочка казалась странно знакомой как Летову, так и Римме. Но уловить никак не выходило.
Второй половиной помещения была его кухонная часть. Тут всё было как положено - обеденный стол был застелен клеёнкой с клубничками, а вокруг были сдвинуты табуретки в самом разном состоянии. На столе ещё оставалась сильно загрязнённая посуда и основание разбитой вазочки. Однако никаких признаков присутствия в них еды не было вообще. Пуст был и раскрытый настежь холодильник - старая советская "Бирюса". Одни лишь пустые полки. Посудные ящики, закреплённые на стене, были запылены, но хранили своё содержимое в виде чашек и тарелок. Несколько тарелок осталось лежать в раковине нестойкой башней, которую венчала чугунная сковородка. На самой большой конфорке газовой плиты остался стоять эмалироанный чайник с деревянной ручкой. Ничего примечательного.

Последней деталью была икона с рушником, закреплённая под самым потолком в дальнем углу помещения. Перед нею на полочке осталось блюдечко с обёрткой от конфеты.

Путь в подпол обнаружился под старым ковром. Он был немного сдвинут, и Летов заметил краешек люка. Оставалось только скатать ковёр в трубочку и поднять люк, чтобы спуститься вниз. В дырку втиснуться было бы немного сложно.


Тем временем Софья и Женя исследовали спальни. Очевидно, тут поселили супружескую пару - две кровати были сдвинуты и застланы одним бельём. Здесь же присутствовал стол с настольной лампой, на которой осталась раскрытая на середине книга обложкой вниз, и старый фотоаппарат в потёртом кожаном чехле. "Зенит", советская классика! В столе в тумбочках были какие-то бытовые вещи вроде непишущих ручек, баночки засохшего клея, коробки с домино, цокольный фонарик, коробка с крючками, спичечный коробок с перловкой и набор старых аудиокассет, подписанных вручную маркером. Прослушивать их предназначалось на воон том бубмбоксе на шкафу, укленном детскими наклейками-стикерами, но он, похоже, ещё до катастрофы Первого Контакта отправился на пенсию - у него отсутствовала крышка, а шнур питания был обёрнут вокруг него. Сам шкаф с зеркалом в дверце был полон одежды и каких-то полотенец, а ещё там нашелся большой и пустой походный рюкзак, к которому прикрепили двухцветный красно-белый поплавок и раскладной сачок. В этом же шкафу, на самой верхней полке, Софья нашла увесистую обувную коробку, наполненную фотографиями.
Также на стене висели стрелочные часы на батарейках, остановившиеся примерно в час и пять минут. Совпадает с официальной версией времени начала Первого Контакта.

Евгений заглянул в спальню без особого интереса, и оставил Софью копаться в своём прошлом. По пути заглянул в детскую - увидел там ещё одну кровать, расстеленную и в беспорядке разбросанную, и раскиданные по полу игрушки вроде кукол, фломастеров, скакалки и всего такого. Евгений направлялся прямо к двери между двумя раздельными квартирами. Эта дверь неожиданно оказалась хорошей металлической дверью, которая была повёрнута лицевой стороной в направлении соседей - то есть, принадлежала обитателям этой половины дома. И, чего и стоило ждать, она была наглухо заперта. Однако, в ней присутствовал глазок. Глазок? Чтобы шпионить за соседями? К чему это вообще? Из чистого любопытства Евгений сдвинул крышечку и заглянул.

Там стоял он. Человек в подранном серебристом "Пилигримме", грязном от какой-то чёрной жидкости, что сочилась из него же, стекая наружу через прорванные отверстия и, особенно интенсивно, через разбитое забрало. Евгений застал его деловито переходящего по коридору соседней половины дома из одной комнаты в другую, держащим в руке светящуюся приятным зелёным цветом палочку ХИСа. В другой его руке был штатный тангейзеровский сканер. Ещё секунда - и неизвестный скрылся бы в соседнем помещении, но тут вдруг что-то остановило его. В недоумении замерев на половине шага, неизвестный задумчиво опустил ногу обратно, а затем медленно повернулся чёрным провалом разбитого забрала прямо в сторону двери.

Второй раз в жизни Евгений смотрел этому парню, можно сказать, в глаза.

- Ни хрена вы, дорогая моя, не понимаете, о чем говорите, - встрял хозяин, - призрачно все в этом мире бушующем. А на Тропе нет логики. То есть, может быть, она и есть, но то, что в голове у этого придурка Слепого (тут он понизил голос настолько, что стало его едва слышно, хотя тот пиитет, что он вложил в слово "слепой" только слепой не смог бы заметить). А что у него в голове даже он сам не знает, кроме водки, анаши и баб. Простите. Дернул же меня черт... впрочем, ладно. Потерявши голову, о шапке не плачут.

Он отпил чаю.

- Вам, барышня, надо вниз спуститься. По тропе идите, вы доберетесь. Если пойдете туда, - он неопределенно махнул рукой, Веронике и Айсе показалось, что он указал вправо, если стоять лицом к обрыву, будет указатель нижних уровней. Спуститесь, там спросите. Я далеко так не заходил, но люди ... кто из нас тут еще сохранил подобие человеческого, говорят, там она жила, Карина-балерина.


Получатели: Вероника.

А дальше началось что-то сумасшедшее. События превратились в настоящую чехарду. Крики мутантов, топот босых ног и звуки толкотни стали первыми нотами в симфонии хаоса. В такой момент Римма неудачно поддалась жадности, не став довольствоваться уже добытым, и бросилась к топору, выпущенному Женей, который сейчас остервенело отпихивал от себя мутантов. Старый колун был подхвачен с пола, Римма замахнулась, и одним ударом закончила дело. Черт возьми, неудивительно, что у Евгения не вышло с первого раза! Но как только кейс с с отрубленной кистью упал на пол, мутантская масса просто смяла Римму. И ей бы очень не поздоровилось, если бы Женя сейчас не умудрился сорвать крышку с файера.

Едва только Евгений это сделал, как в его руке вспыхнула яркая красная зведа, звучно шипящая и испускающая противный, едкий дым. Находившиеся по соседству мутанты отпрянули в ужасе все, кроме одного, который остервенело молотил Римму всеми руками, оседлав сверху, да так, что у неё потемнело в глазах. Но Жене досталось куда как хуже. На него набросились все три разозлённых дикаря - видимо, гнев от покушения на их святыню пересилил в них страх перед ярким шипящим пламенем. На Женю обрушился настоящий град жестких, болезненных ударов руками и ногами. Бронежилет не мог спасти его - кевларовое волокно почти не гасило удары. Каждый удар отзывался вспышками ярких пятен в глазах, но несмотря на боль Сдобнов так и не выпустил из рук ни горящий химический факел, ни пистолет. Риммина же выдержка оказалась не готова к боли - от первого же удара она выпустила из рук топор в тщетной попытке заслониться.

Откуда-то со стороны союзников прилетел брошенный Кристиной фальшфайер, упавший прямо в гору хлама совсем неподалёку от Евгения. Увлечённых расправой над СБшником мутантов не отвлёк и он. Равно как не отвлекли и языки пламени, мгновенно побежавшие по валявшемуся здесь старому деревенскому ковру, утащенному из ближайшего же дома. Жареным запахло в буквальном смысле.

Спасением для и так не лучшим образом сложившейся ситуации стали действия Летова и Софьи. Последняя успела похимичить немного в планшете, и левитирующий рядом "Шарик" снова надрывно завыл тревожной сиреной, невыносимо раздражая дикарей. Спешащие на расправу троглодиты взвыли, зажимая слуховые отверстия в неправильных головах, а потом с яростью бросились в сторону так сильно раздражавшей их штуки. Прямо навстречу пулям.
Старый советский автомат радостно загрохотал и залязгал скачущим затвором в руках беспощадно поливавшего пространство огнём Дмитрия. Ему вторил быстро протрещавший "Глок" Софьи. Взмыли ввысь переворачивающиеся в воздухе обломки подношений. Разбитый пулей телефон отшвырнул свою трубку, прощально помахавшую шнуром. Взорвался кусочками синтепона раскуроченный плюшевый мишка, неловко упав на пол, словно случайная жертва этой войны. Разлетелись на маленькие восковые капельки воска несколько церковных свечей. Со звоном осыпались на пол острые осколки разбитого зеркала. Упала на под пробитая пулей фотография, и безжалостный свинец лишил лица какого-то давно забытого мертвеца. Несколько выщербин появилось на стволе мистического древа. Насколько Софья могла судить, ни одна её пуля не добилась ничего, кроме внесения лепты в окружающий хаос. А вот Летов умудрился одной длинной очередью скосить сразу троих мутантов, безвольно растянувшихся на полу, и ранить четвёртого в ногу, заставив его упасть.

Оставшиеся мутанты добрались до Шарика. Точнее, добрался один, схватив дрона и явно вознамерившись шандарахнуть его пару раз о пол, стену или Летова, но никак не мог справиться с сопротивлением антигравитационного двигателя. А вот второй напал на Софью, бросившись на неё с разгону. Но куда там - техница оказалась сильнее, хотя жесткий удар в корпус сразу с двух рук заставил её поперхнуться собственным ругательством.

Ладно. Пока всё идёт неплохо... Женя выдавил из себя нервную улыбку и присел на корточки возле кейса, прикованного наручниками к руке трупа.
Признаться, он бы бросил этот идиотский чемодан тут, не трогал бы его от греха подальше. Тем более что просто так изъять его тут явно не выйдет. Ключ от наручников не подошёл, как на зло. Да и ещё и кодовый замок... Такой риск ради непонятно чего. Твою мать.
Оглядываясь по сторонам, Евгений старательно избегал смотреть на уродливые рожи спящих мутантов, а задерживал взгляд лишь на тех предметах, что можно было использовать для своей пользы. Ноутбук, какой-то журнал для записей и еще некая хреновина, похожая на бинокль.
Ох, взять хотя бы их и бежать..
В животе у бедняги нещадно крутило от страха. Очень вдруг хотелось отлить, прям невмоготу... Даже голова кружилась от всего этого давления.
Или это от сраной пыльцы от цветов? Сраные цветы!
Жуткая ситуация... просто жуть, мать вашу.

Однако что-то заставило его всё же передумать. Встретившись глазами со стоящей рядом Новак, толстяк выдохнул, отёр лицо ладонью... и, осторожно переступив на месте, потянулся ладошкой к ноутбуку. Подобрав его из нарисованного на полу мелового круга, тут же протянул учёной. Самому-то всё не забрать, это точно.
Проклятый лаптоп должно быть давно уже сгнил тут к чертям собачьим. А тут приходится рисковать жизнью ради него. Вот же срань..
Что теперь? Журнал... Журнал с какой-нибудь блядской ерундой. Деревенская амбарная книга с учётом навоза, ей-богу.
Бесшумно просеменив до нужного круга, он всё же подобрал журнал и сунул его подмышку. Замер, тяжело дыша и скользя глазами по сторонам. Пухлое лицо его было очень бледным, рука, сжимающая тазер сильно дрожала...
Раздумывая, что делать дальше, он вдруг приметил ещё какой-то предмет, лежащий на полу.
Топор... Топор, мать его!
Лизнув губы, Женя указал на этот топор тазером, чтобы остальные тоже его заметили.
И вопросительно уставился на сгрудившихся у дверей церкви товарищей, потом перевёл взгляд на Новак и снова обратно...

Короткое мгновение — и ожидание опасности срывается прорезающими тишину звуками. Рука моментально занемела от тянущего в сторону груза, но Дмитрий рефлекторно подался в обратном направлении, так что протащившись по земле подошвами ботинок, получилось найти точку опоры.

Разобравшись с одной проблемой, Летов переключил внимание на происходящую кругом ситуацию. Засада. Мутанты. Уродливые отголоски бывших людей. Существа напали на них при первой же возможности. Почему существа, а не люди? Дмитрий не видел и крупицы разума в нападении на их группу. Существа не шли на переговоры, не пытались отпугнуть или непременно умертвить членов отряда — они бы сделали это еще на подходе к населенному пункту. Вместо этого упрямо придерживались собственной примитивной логике, пытаясь взять живьем Томбовскую, а остальных... Задержать, прикончить, зажарить на медленном огне? В любом случае, аборигены вели себя примитивным образом, как пещерные люди. То, что они раньше были людьми представлялось бесспорным. И убивать себе подобных, пусть и больных людей — а то, что они имели некий инородный недуг, благодаря чему и стали таковыми, тоже казалось очевидным фактом. Может, в Тангейзере и учили расстреливать мутантов при первой же возможности, или так было принято за кордоном на большой земле — Летов ничего этого не знал, ведь у него не было связных воспоминаний из прошлой жизни. А потому, не возникало желания хладнокровно истреблять местных больных существ, которые кроме отвращения и жалости других чувств не вызывали. Не в пример Ночному Ужасу, который пусть и когда-то давно был человеком, но сейчас представлял смертельную угрозу, и наводил такую жуть, что будь на то Летова воля — расщепил бы монстра на атомы при первом удобном случае. Но все вопросы морального характера отходили на второй план перед безопасностью отряда "Гекса". Сейчас дикари представляли реальную угрозу, пусть Дмитрий и не верил в их успех — камни и палки против автоматов и пистолетов, против сверхсовременных дронов? Разве что, очень крупно повезет. А вот тот мутант с топором слишком воинственно выглядит. Что же, сами напросились.

— Огонь, огонь на поражение! — крикнул Летов девушкам, что остались позади.

Сам же начал расторопно выпутываться из обвившей руку веревки, пока еще никто не пострадал.

Исследователи без всяких происшествий добрались до середины деревни, хотя и чувствовали слежку за собой и всё время слышали, как кто-то движется, шурша травой. Евгений остановился возле манекена, вынудив и остальных своих спутников задержаться. Выудив из набитого патронами кармана один пластмассовый цилиндрик красного цвета, набитый порохом и дробью, пухлый охранник с исключительно-благими намерениями совершил подношение идолу с ружьём в виде боеприпаса. К чему это привело? А кто знает. Возможно, именно этот жест Евгения послужил для неизвестного культа причиной к агрессии. А возможно, дикари изначально желали поймать чужаков, и ждали, пока чужаки заберутся поглубже на их территорию. Пожалуй, наверняка можно было знать лишь одно - если Кристина захочет воспользоваться ружьём, на которое положила глаз, то её по крайней мере будет чем зарядить, ведь у двустволки был ровно тот же калибр.

Несколько секунд полного затишья - и вдруг откуда-то со стороны заросшего двора вылетела метко брошенная верёвка с грузом. Эта верёвка пролетела навесом и упала на правую руку Летова, и за счёт груза мгновенно и туго обвилась вокруг неё несколькими плотными витками, сдавив конечность. Сразу же за этим СБшник ощутил резкий рывок - кто-то потянул эту верёвку, и силой он явно был не обделён. Только вовремя уперевшись, Дмитрий не был свален наземь, и не дал себя утащить в ближайший кустарник, занявший чужой огород. Хотя теперь чёртова верёвка мешала даже направить куда-нибудь автомат.

В тот самый момент, когда Летов был пойман, Кристина услышала позади себя шуршащий звук, будто кто-то пробежал по траве очень близко от неё. И он приближался! Обернувшись, девушка тут же бросилась в сторону, увидев, как некий неправильный тёмный силуэт прыгнул в её сторону, растопырив уродливые руки разной длины и с разным набором пальцев. Даже несмотря на костюм она ловко увернулась от захвата, оставив с носом неведомую человекоподобную тварь. И тут же пришлось совершить новый рывок, когда на неё захотели спрыгнуть сверху, соскочив с ближайшего чердака. На одних инстинктах бросившись в сторону, Кристина ушла и от ещё одного врага, который приземлился ровно на то место, где мгновением ранее стояла она сама, разметав под собой высушенные лепестки, взлетевшие в воздух.

Те, кто сейчас смотрел на этих двоих, разглядели, что нападавшие выглядят как совершенно нагие и очень уродливые и грязные люди. Или, во всяком случае, то, во что люди превратились. Один выглядел как мужчина, совершенно лысый за исключением паховой области, с напяленными на голову подобиями рогов, сделанных из веток, с длинными руками разного размера, был вооружен обыкновенным топором-колуном, который наверняка позаимоствовал где-то тут из сельскохозяйственного инструмента. Лицо его было словно бы вмято в неправильный, бугристый череп, глаза стали маленькими, а рот совсем напротив, был широк и полон неровных зубов. Вторая - женщина, с копной свалявшихся волос, скрывших уродливое лицо, мало чем отличавшееся от лица мужчины. Она была более сутула, чем мужчина, перемещалась почти на четырёх конечностях, а её сморщенные груди свисали чуть ли не до живота. Жуткие дикари что-то выкрикивали, но их речь была похожа на магнитофонную запись, пущенную задом наперёд с понижением тонов и ускорением. Очевидно, свою цель они не поменяли - им явно нужна была Кристина. Причём, очевидно, живьём - на неё не замахивались топором, а торопливо лезли, вытягивая руки.

Те же, кто ещё оставался наготове, поняли, что кроме двоих вклинившихся в их ряды и тех, кто пытается утащить Летова, у исследователей есть ещё враги. Они прямо сейчас заходят с двух сторон, перекрывая единственную деревенскую улочку с обоих направлений. Пока с двух сторон было только по двое. Но по шумам и шорохам, наполнившим округу, было ясно, что это ещё не всё.

Канонада выстрелов продолжала грохотать. Бегущий к укрытию Стаматин успел сделать два выстрела прежде, чем скрыться за старым ларьком - ближайшим из укрытий. Попал он всего один раз, зато попал точно - в одно из слабых мест шлема, где сходились лицевые бронепластины. Черное покрытие шлема отлетело, обнажив желтые волокна арамида, а враг аж пошатнулся на месте, получив столь мощную зуботычину. Но шлем явно делали на совесть - пулю он остановил даже несмотря на это. Стаматин привлёк этим внимание врага, и тут бы ему было несдобровать, но его спас командир. Первый же его выстрел раздробил бывшему человеку сустав запястья, и он выронил свою винтовку, которая неаккуратно упала в лужу. Второй выстрел превратил в месиво уже саму кисть, окончательно лишая эту руку функциональности. Ярослав выстрелил и по левой - и увидел, как и она повисла плетью вдоль тела. Кажется, теперь враг уже не мог стрелять, и был порядочно изувечен. Однако так просто зараженный сдаваться не собирался. Сервоприводы заработали на полную, поддерживая равновесие и твердость шага, когда враг на всей своей доступной скорости пошел в сторону Ярослава, вихляясь и что-то протяжно крича.

- Паааарнииии! - Выл тот, кто был там, под шлемом и всей этой плесенью. - Не дайте... Подойти!

А пока там, за зданием, звучали отрывистые хлопки пистолетных выстрелов, Жанна занималась исследовательской работой. После настройки на исследование биоматериала сканер обработал видимым синим лучом область исследования, и перед глазами Жанны начали возникать различные данные, удобно выведенные прямо перед глазами благодаря модулю дополненной реальности в забрале. Обычный человек не разобрался бы в этих данных, но Жанна обнаружила, что понимает их. Микрокомпьютер где-то среди оборудования костюма обнаружил в своей объемной базе соответствие с уже исследовавшимися ранее материалами, и вывел данные. Как на поверхности его кожи и одежды, так и прямо в ДНК этого человека обнаружилось большое количество частиц, сходных с "Образец #19", какой-то новой мутацией "Fungus Cerebri"(временное название), или же "Злая плесень" на сталкерском жаргоне. Грибок был распространён в Болотах, мог расти на любой органике, и вступал в интересные симбиотические отношения с живыми существами. Вступая в контакт с ними, он рано или поздно поражал мозг, захватывая на себя двигательные и некоторые мыслительные функции организма. При этом жертва нередко сохраняла сознание, но уже была бессильна что-либо поделать. Более глубокую информацию Жанна получила уже с сопроводительных данных.



Что мог сделать Роман? Разве что отвлечь зараженного, включив режим звукового сигнала на "Оке"(дрон издавал бы противный звук, похожий на сирену), или взять его на таран, сбивая прицел - но ему уже выбили обе руки.

От этого места у Софьи шли мурашки по коже. Не потому что оно в целом было жутким, но потому что ужасно напоминало ей о том, как с ног на голову перевернулась её жизнь. Когда-то в похожем месте жила и она. Когда-то случился Первый Контакт. Они выжили, но потеряли абсолютно всё: дом, память, себя и будущее. Странно, что людей удивляло и пугало (да и продолжает удивлять и пугать), что после таких событий такие удачливые как она менялись до неузнаваемости. В очередной раз вспомнив воспоминание в лифте, девушка отметила, что даже спустя годы случившееся заставляло её меняться, приспосабливаться. И это ещё было очень большим вопросом, кто заставил её измениться сильнее: они или "мы". И вновь Софье пришлось прогонять прочь мысли, которые логически продолжали эту цепочку. Люди напуганы, нельзя винить их за осторожность и волю к жизни. Они ни в чём не виноваты.

- Я думаю, что и той дыры позади нас - тоже. - прокомментировала Софья слова Риммы. Теперь уже подобная странность казалась если не незначительной, то уж точно неудивительной. А что самое важное - не подавало повода беспокоиться за свою жизнь. Как и телефон... пока он не зазвонил. Естественно, звон заставил девушку застыть на месте, предположить все варианты дальнейшего развития событий, лучшим решением в которых было бы бежать прямо сейчас, потратить время на безрезультатный поиск вариантов, при которых бежать не надо, оценке, насколько возможно, что аппарат всё ещё подключён к сети и к электричеству... Всё это привело к тому, что в конце-концов ещё до того, как техничка решила предложить пройти мимо, трубку уже сняли. И чем дальше продолжался, если его можно так назвать, разговор, тем сильнее Софья жалела о своей медлительности.
- Совсем как вчера. С радио. - прошептала девушка, стараясь чтобы её слышала Римма и не слышали с той стороны, услышав первую реплику. - Положи тру...
А как только заговорил ОН, Софья тут же потеряла дар речи и в то же время побледнела.
"Нет, нет, нет, нет! Только не ОН!" - в так своим мыслям девушка замотала головой. При этом она продолжала смотреть на учёную, держащую в руках трубку. Голова девушки разрывалась от количества вариантов, что она могла предпринять. Вытолкнуть Римму и повесить трубку? Молча позволить ей говорить? Тихо предложить соврать? А может самой что-то ответить? Или всё же бежать без оглядки? Ведь она даже толком не знает, кто этот ОН, она лишь знает, что он - плохой человек. Да и человек ли? И как она объяснит что-либо своим товарищам? Сейчас было ясно, что лучшим решением было бы просто притвориться, что не знает голос, но кто теперь ей поверит? Не в состоянии решить, что же ей предпринять, она так и продолжила мотать головой, явно не поддерживая продолжение разговора.

Сид с превеликим удовольствием просёк бочину ринувшемуся на решительный штурм начальнику охранки, вложив в удар всё своё отношение к сему господину полной мерой, но не остановил его. Нечистый на руку хозяин тюрьмы пролетел дальше, и едва не намотал на меч потроха юной колдуньи.
Но не намотал. Зато он оказался повёрнут беззащитной спиной к Ворону. А Ворон был не тот человек, к которому следует поворачиваться голым филеем.
Кроу врубил свой устрашающий поварской инструмент аккурат в неприкрытый кольчугой шерстистый загривок старшего надзирателя. А левой рукой, в которой сжимал кинжал, нанёс изящный, почти ювелирный удар в почку. Прильнул, навалился, даже чуть приподнял грузную стражничью тушу на клинке. Со спокойным профессиональным удовлетворением почувствовал отдавшуюся в рукоять дрожь предсмертной агонии. И, отступив назад, сбросил безжизненное тело под ноги своим наступающим соратникам.

Ночь прошла тревожно. Мало кому будет хорошо спаться, осознавая, что совсем рядом с ними находится бесплотная ночная тварь, одержимая преследованием и убийством людей. Ночной Ужас давал о себе знать еще несколько раз за ночь. Он играл с оставшимся освещением, заставляя включённые лампы тускнеть и нервно мерцать. Пускал помехи по экранам камер наружного видеонаблюдения. Нашептывал что-то жуткое обитателям бункера, просачиваясь на несколько секунд в динамики интеркомов. Но не один лишь Ночной Ужас тревожил покой обитателей "Гекса". Это случилось глубокой ночью. Все уже спали по своим комнатам, а охрана в полном составе сопела в своей каморке, оставив бодрствовать клюющего носом дежурного - Евгения. Тяжелый день брал своё, глаза невыносимо уставали от глядения в мониторы - единственный источник света, освещавший пухлое лицо Пончика. Он честно пытался не уснуть за монитором, лишь уговаривал себя "только на минутку прикрыть глаза, отдохнуть". В конце концов, что страшного может случиться? Картинка была настолько однообразна, что казалась статичной. Камеры автоматически переключались с одной на другую, а раз в полминуты включался режим ночного видения и тепловизор, и всякий раз они показывали ровно ту же пустоту и безжизненность. Никакого движения, даже высокая трава не колыхалась на ночном ветру. Переходы в нормальный режим и вовсе показывали одну лишь непроглядную черноту ночи, которую нечем было осветить, кроме лампы над входной дверью. В кружке света был виден только порог и нечёткий силуэт увязшего вездехода, даже насекомые не вились вокруг лампы, как это обычно бывает. Евгений прикрывал глаза на минуту глаза, открывал их снова, и каждый раз убеждался, что изображение не изменилось. С каждым разом интервалы между взглядами на монитор увеличивались, и возможно он бы так и заснул, если бы не увидел... это.

Сначала Евгений подумал, что ему показалось. Камера ночного видения показала какой-то отблеск на самой границе видимости, среди деревьев. Так в "ночном режиме" светятся глаза животных или людей. Это был, пожалуй, человек - фигура была похожая, хотя и немного неправильная. Евгений успел увидеть его только мельком, в последнюю секунду перед тем, как камера переключилась с "ночного" режима в обычный. Сон как рукой сняло, и Евгений, трясясь от волнения, вновь переключил режим.

Ничего. Та же пустота. Наверное, начал засыпать. Вот и померещилось спросонья.

А потом Евгений перевел взгляд на камеру на входной двери. И там был он.

Человек стоял прямо у бронедвери, освещённый одинокой лампой перед порогом, в полный рост красуясь перед камерой "видеодомофона", и проникновенно заглядывал прямо в объектив, как будто видел того, кто находится с другой стороны монитора. Евгений не видел его лица - оно было скрыто шлемом, козырёк которого бросал тень на его лицо, скрытое под шлемом защитного комбинезона с разбитым забралом. Судя по очертаниями, от этого лица мало что осталось человеческого. Виден был только набухший бесформенный подбородок и безгубая полосочка рта, да блестел в тени одинокий глаз, выкаченный далеко наружу. Комбинезон трудно было не узнать - стандартный "Пилигрим-Б" от компании "Tanheiser Science", в тёмной расцветке со светоотражающими полосами вдоль штанин и рукавов. Он был сильно повреждён, местами оборван, и хорошенько выгажен в какой-то жидкости, отдалённо напоминавшей нефть. Эта жидкость ручьём текла из-под шлема и некоторых неестественных дырок в комбинезоне, и ею же был забит шланг, идущий от баллона к тому месту, где раньше была дыхательная маска. Женя рассмотрел это за каких-то секунды три - через это время в бронекамере Питомника вновь забеспокоился Ночной Ужас. и лампочка на входе мигнула и погасла, превращая ночного гостя в нечёткий силуэт.

Пока Женя разбудил всех остальных, свет снаружи снова включился. Таинственного гостя простыл и след. Не было его ни у двери, ни в окрестностях бункера. Можно было предположить, что гость прячется где-то в мертвых зонах камер, или же скрылся за автомобилем или развалинами стены, но в течение ночи это так и не подтвердилось. Дальнейшая ночь прошла совершенно спокойно.

------------------------------------------------

Под утро разразилась гроза. К тому моменту, как все были готовы, дождь уже лил вовсю, дробно барабаня но металлической поверхности бункера, а в небе грохотал гром и сверкали внушительные молнии. Первым наружу выпустили робота "Око-5", который облетел периметр по кругу и убедился в отсутствии опасности. Уже потом входная переборка с характерным шипением открылась второй раз, и выпустила из чрева "Гекса" весь его персонал. Снаружи был настоящий разгром. Трава поднялась так густо, что скрыла дорожку, ведущую к заваленным воротам, устроенным в полуразвалившемся бетонном заграждении. Были разбиты прожекторы на вершине "Гекса", а сам бункер уже понемногу осваивали пятна ржавчины и захватывал с подножия цветастый бело-розовый мох. Сверху "Гекса" была устроена вертолётная площадка, пригодная для посадки, а на ней одиноко дежурили дроны, каким-то чудом уцелевшие после бедствия и не получившие ни единого повреждения. А вот антенне за бункером так не повезло - её уже невозможно было починить, так как две трети её попросту отсутствовали. В буквальном смысле отсутствовали - отломанная часть не лежала неподалёку, и не было никаких следов её падения(даже ближайший фрагмент стены был цел). Верх антенны словно бы испарился. Непригоден оказался и автотранспорт в виде полупровалившегося под грунт вездехода - даже если бы его удалось откопать, он был слишком повреждён. Внутри автомобиля не нашлось ничего ценного.

Когда входная переборка закрылось, исследователи обнаружили послание от ночного гостя. Под дождём потихоньку размокал небольшой листочек, вырванный из блокнота, украшенный по краям нарисованной фигурной рамкой и рисунком старого автомобиля в самом низу, в котором был заключён номер страницы - 33. Чернила уже поплыли, но надпись была ещё разборчива.

"Не выдавайте себя".

Вы не можете просматривать этот пост!

Что ни говори, Ольга Дмитриевна умеет удивить. Влад не испугался бы, если б та вновь обратилась нежитью. Но та устроила пионеру такой разнос, да на такой громкости, что ушам стало больно. Наверное, этот ор слышали даже в Лагере. Даже отец в гневе так никогда не орал и вряд ли был способен, даже с его-то командирским голосом. Влад даже не думал, что кто-либо из людей способен кричать настолько громко. Впрочем, человек ли? На словах про "истинную натуру" Влад хотел было ехидно возразить "Да кто бы говорил!", но слова так и застряли в горле. Ещё и плохой характеристикой пригрозила. И в любой другой ситуации Влад пулей бы помчался выполнять приказание, но была причина, из-за которой он лишь дёрнулся, но упрямо остался стоять, сжимая кулаки. Этой причиной была Владилена, всё ещё беспомощно лежащая без сознания, а также , стоящая рядом грозная Ольга Дмитриевна, истинный облик которой пионер только что видел. Владислав чувствовал, что только он может защитить девочку от этой нежити. На Олега никакой надежды не было. Он то ли ничего не видел, либо решил, что ему всё померещилось. Похоже, мнимая вожатая тоже понимала, что реальной помехой её планам является только Влад, потому и решила спровадить его.

Пионер двинулся будто бы на вожатую, но потом резко обошёл её и подхватил Владилену на руки.

"Без неё я никуда не пойду, - упрямо бросил Влад через плечо, повернувшись в сторону лагеря. - Я должен спасти и защитить её от Вас".

Прикрыв рот ладонью, Женя безучастно пронаблюдал как Питомник покинула сперва Новак, а затем и Летов. Наверное, ему тоже стоило куда-то идти, бежать, делать что-то, но пока он не мог найти в себе сил. Вся эта новая информация, какие-то совершенно жуткие вещи, невероятный бред, всё это навалилось... Навалилось и выбило его из обычного какого-то состояния.
Жене было страшно... Даже больше того. Не простой страх. Что-то новое.


Прохладные струи воды сверху помогли, но лишь чуть.. Затравленно оглядевшись, Евгений с каким-то ужасом уставился на совершенно невозмутимого Стаматина, пытаясь понять, что тот говорит. Но так и не смог, губы коллеги шевелились и выдавали какие-то обычные вроде бы слова, но те как-то не складывались во что-то понятное. Растерянно покачав головой, Женя опустил взгляд... В руках у него была карта Зоны.
За бронедверью опять что-то заерзало.


— Да что ж там такое?... — еле слышно вопросил он, чуть сторонясь.

Карта выпала из его разжавшихся пальцев, упала на мокрый пол. Сдобнов не обратил на это внимания. Зажмурившись на какие-то секунды, он попытался взять себя в руки.
Стоило пока дождаться Борисова, видимо. И дальше уже что-то думать вместе...

— Так...так, ладно. Жанна, вам лучше выйти отсюда... — повернувшись к выходу из помещения, произнёс он. И сам сделал пару шагов к выходу —... И вы тоже... Зима, отсядьте подальше оттуда. Давайте, к стене...

Встретившись взглядом с Виктором, Сдобнов хотел было сказать что-то, но промолчал... и только отвёл взгляд смущённо.

Тройца пионеров во главе с Ольгой Дмитриевной на крейсерской скорости двигалась в старому лагерю. Вернее, не скорости двигалась только вожатая, а пионеры безуспешно пытались от нее не отстать. Но спасение пионера - это не увеселительная прогулка по лесу, а ответственное мероприятие. Лес можно будет во время костра разглядеть. если до тех пор еще не надоест.

В очередной раз, вырвавшись вперед, Ольге, видимо надоело, что пионеры плетутся как черепахи, когда их товарищу может угрожать опасность.

Она развернулась к ребятам, и те неожиданно увидели ужасную картину. Кожа вожатой вмиг иссушилась, запала, как будто в одну секунду тела забрали всю плоть и натянули кожу прямо на кости. Цвет лица тоже не был естественным - серо-зеленый оттенок, который характерен больше для мертвеца. Вместо волос была опаленная пакля, свалявшаяся на голове, а на правом виске зияла большая рана с запекшейся кровью, как будто с головы содрали шкуру.

Но больше всего ужасали глаза. А вернее, их отсутствие. Вместо глаз у вожатой были две черные впадины, но складывалось впечатление, что это существо - вряд ли это еще была вожатая, та, которую знали пионеры - смотрит прямо на ребят.

Спортивная форма вожатой тоже стала выглядеть по-другому. Вместо мягких штанов и олимпийки Ольга была одета в полусожженный халат, такой, который носит Виола. Но от него осталось лишь название. Все тело вожатой покрывали ожоги, где серая кожа превращалась в черную. Руки, некогда прекрасная грудь, которую можно было рассмотреть сквозь пропалины в одежде (но, поверьте, совсем не стоило бы), ноги же были почти полностью черными. Четвертая степень ожога, верно? Когда плоть сжигается под действием высокой температуры и превращается в пепел. Очень нелицеприятное зрелище, особенно для неокрепших умов. Разве что лицо осталось не тронутым ожогами. Но от этого легче не становилось.

Это преображение из красивой вожатой в полусожженный труп было настолько резким, что пионеров хватил самый настоящий шок. Даже не шок - животный ужас, который парализовал их, заставив застыть на месте. Заложенный инстинкт сейчас сыграл злую шутку, оставив пионеров беззащитными перед "вожатой".

Но если вы думали, что хуже быть просто не может, то вы ошибаетесь. Вожатая издала громкий гортанный звук:

- Э-э-э-э!

И двинулась в сторону ребят. Ковыляя на сожженых ногах, которые отказывались слушаться, она смотрела на пионеров пустыми глазницами. Дистанция неумолимо сокращалась, но пионеры все еще не могли сделать даже одного маленького шажочка. Да что там, даже руки отказывались их слушаться. Это, что, конец?

***

Антон резво шел по лесу с Санычем, который оказался мировым мужиком. Да, резковатый и строгий, но при этом добрый. Вон, не обозвал, не отлупил, а только незло подтрунивал над неудачливым туристом. А уж то, что с ним можно было поговорить нормально, так и вовсе оказалось чем-то невообразимым. И смотрел он на Антона не как на ребенка, а как на равного. Ну или почти равного, если сделать скидку на возраст и жизненный опыт. Но спрашивал тоже как с равного. Наверное, именно потому пионеры Саныча либо очень любили, либо так же боялись.

В ответ на таинственное заявление Антона, Саныч хмыкнул и ответил:

- Хе! Давай рассказывай, чё там увидел. Слово чести, смеяться не буду.

Впрочем, сбавлять шаг или останавливаться физрук не собирался, поэтому придется Антону рассказывать свою историю почти на бегу.

- Буду. - Немедля согласился Зима, а потом задумчиво заговорил. - Странные вы ребята всё же. То в клетке держите и заставляете срать в мешок, то чаями поите, и в одно и то же время угрожаете меня дубинкой попотчевать. - Тут Зима выразительно глянул в сторону Стаматина. - Ладно. Тогда у меня не было времени объяснять, а сейчас, похоже, всё закончилось, и торопиться смысла нет. Если вкратце, то я искал способ свалить из Зоны.

Устроившись поудобнее, сталкер начал свой рассказ, не забывая по ходу дела угощаться галетами из сухого пайка.
- В 2004-м, если вкратце, случился первый контакт человечества с ними. От этого Контакта, который прям с большой буквы, возникло девять Зон в разных местах Земли, подобных этой, и считается погибшими в общей сложности больше чем полмиллиона человек. И это ещё занизили. Считается, потому что на деле от них даже трупов не осталось, а те, кто выжил, в основном и не помнят ни хрена, прямо как вы сейчас. По официальной версии этих вроде как отбросили вглубь Зон "героическими усилиями" военных - тут Зима изобразил кавычки - но это всё вафельный пиздёж. Я знаю, о чём говорю, я их видел. Просто они почему-то угомонились, и затихли. Многие думали, что они вообще исчезли. Ну и человечество стало готовиться к следующему визиту. Так и продолжалось до сегодняшнего дня.
Сталкер каким-то очень особенным тоном произносил это "они". И всегда при тих словах машинально бросал взгляд в потолок и чуть взмахивал свободной рукой. Так набожные люди говорят о Боге, стараясь не поминать его всуе.

Хлебнув чаю, сталкер продолжил говорить.
- Я был из переселенцев. Тех, кто в тот Контакт попал под раздачу, но выжил и кого сумели эвакуировать. Я в те годы был совсем шкет. Нас в мире не жалуют, так что у меня особо не было путей - или вкалывать как проклятый на днищенской работе в резервации для второсортных человеков, которые имели наглость не сдохнуть в тот день, или зашибать реальные бабки, рискуя шкурой здесь, в Зоне. Какой выбор я сделал, видите сами. А вот вы - вы тут вроде как официально, и с разрешения больших людей.
Бросив взгляд в сторону символа Гекса, сталкер указал на него надкусанной галетой.
- "Тангейзер" основали два брата, австрийцы вроде, Вилленхельмы их фамилия. Тоже кстати из переселенцев, причем прям из эпицентра. Конторка у ваших боссов частная, международная, под конкретным правительством не ходит, доит всех и сразу. Их девиз - "Благо человечества и вся херня". Вы типа Зону ковыряете с разрешения Совета Наций. Официально "Тангейзер" искал способ сражаться с этими, когда они вернутся. Но оказалось, что на деле вы все вздумали поскорее под них лечь, и всё человечество положить. Только вас слили. Так что если вы вдруг решите выйти, вы лучше держите в голове мысль, что вы - враги всего человеческого рода.

Улыбка Зимы была даже немного злорадной.
- Я сначала не поверил, когда это сказали. Вам живо перекрыли кислород, а те из вас, кого не взяли за жопу сразу, закрылись в своих норах. Вилленхельм, второй из них, от ареста сбежал, и не куда-нибудь, а вот сюда. В Восьмую Зону, в вашу. Тогда я понял, что это правда, и он побежал за защитой к своим хозяевам. И сразу после этого я понял, что надо давать по тапкам, потому что вот-вот жахнет так, что мало не покажется. Может... - Сталкер тревожно сглотнул. - Может, они даже снова появятся.

Зима вздохнул.
- Да только вот Зона-то впустить впустила, а вот назад уже не выпускала. Вояки пёрли в Эпицентр как по бульвару, а вот один никому не заметный сталкерюга не мог ни одной знакомой тропкой пройти. Всё перекрыла, поганка. Законопатила, как крыс в банке. Но я помнил ещё об одном способе свалить. Подземные тоннели, еще при СэСэСэРе кем-то построенные, неясно зачем. И ключ от одного из них был у вашей медички. Только вот я по её лицу вижу, что она теперь и сама этого не помнит. Не помнишь, а, краля?

Жанна вздрогнула от неожиданности. Она не ждала, что к ней обратятся, а испытующий взгляд сталкера заставил её смутиться и испугаться.
- Н-нет. - Краснея, ответила она. - Я не помню. И ключа у меня нет, я проверяла.
- Херово. - Подытожил седовласый. - Вот такие вот пироги у вас, ребятишки.

Громил приложил все силы, чтобы не вздрогнуть, когда золотое сияние окутало его тело. Сила... Сила никогда не дается без последствий. И мудрый шаман заставляет других платить за ту силу, которую обращает себе на пользу. Кто знает, чем придется расплачиваться потом за то, что случилось сейчас?
Но будь что будет. Дело мужчины - уверенно идти по выбранной дороге, твердо держать меч в руке и смело смотреть в глаза врагам - а Горум позаботится о том, чтобы те попадались достаточно часто, чтобы воин не заскучал по пути.

Варвар наклонил голову:
- Громил Девятипалый твой должник! В подземелье мы найдем дары, достойные тебя!

Вот так лучше. Если не получается отказаться от подарка или сразу отдариться - лучше дать понять, что ты должен, но не слишком. И отдариться как только, так сразу. А еще, про себя Громил решил, что все равно будет задерживать дыхание, когда нырять. Магия-магией, но своим легким он доверял больше и, потом, может быть духи передумают брать с него свою плату, когда увидят, что их дар останется нетронутым...

Виталикктор облегчённо выдохнул и тут-же поднапрягся: с одной стороне, радовало, что в его личном шкафчике не было ничего, что попадало под категорию "запрет". Алкоголь, наркотики, отрубленная бальзамированная голова Ильи Смита... Кузнецова? Шут с ним, главное - ничего подобного он не обнаружил. С другой стороны, пистолет его явно не был расчитан под обойму для глока, коими тут все подряд щеголяли. Имелся смысл добыть комплект штатного оружия, либо поискать сменные обоймы... Ещё где-то, в общем. Если вдруг стрелять придётся.
Убрав права во внутренний карман висевшей внутри шкафчика кожанки, явно предназначенной для внештатного пользования, он запер ящик и пошёл двум охранникам, коих идентифицировал по бейджам, как Дмитрии.
Ещё при первой встрече с ними Стаматин подумал, что было-бы забавно их в одном фильме увидеть, где какой-нибудь злодей говорил своему подручному: "Для этого дела нужны особые люди. Приведите мне Дмитриев" - и в следующем кадре эти два кадра, допустим, прямо со своими бейджами "Д. Летов" и "Д. Петров" идут в квартиру какого-нибудь протагониста. Получать или раздавать леща. Такой дюже колоритный дуэт мог-бы в целях драматургии(или кринжа) и раздать..."
-Чем заняты, Дмитрии?-Сказал он, обходя их с боку и силясь увидеть, чем они заняты. В сущности, его сейчас интересовали бумаги. Больше информации, инструкций по пользованию бункером было-бы кстати.

— Что тут скажешь... Непопулярные меры,да. Но, в нашем деле лучше перебдеть, чем... — негромко добавил Женя, передавая список шефу. И, бросив вопросительный взгляд на техника Колмогорова, у которого был доступ к складу, повернулся к двери —... Всё, пойду!

Да, эта памятка давала кое-какие ассоциации для Софьи. И ассоциации эти были... странными.

Ещё в первый день её работы её предупредили - ночью в Зоне делать нечего. Но воспоминания об этом инструктаже были слишком туманны, чтобы вспомнить нечто конкретное. Их вытеснило другое воспоминание, много более яркое и чёткое, потому что оно сопровождалось ощущением сильного страха. Даже сейчас Софья чувствовала, как бешено колотится её сердце, и как сильно сжимаются её собственные пальцы на баранке рулевого колеса. Вездеход, которым управляет Софья, основательно трясётся даже несмотря на систему амортизации, пока лихо скачет через кочки. До боли в глазах Софья всматривается в темноту за лобовым стеклом, но свет фар выхватывает лишь жухлую траву и буйный кустарник, который затем трещит под мощными колёсами. Ничего не видно, а темнота всё сгущается Ориентироваться возможно лишь по экранчику навигатора - единственного, что освещает салон. Изредка Софья бросает нервный взгляд на часы, и чувствует, как холодеет сердце при виде цифр: 23:04

Позади неё также же трясутся другие ребята, набившиеся в салон и еле там помещающиеся. Женя, сидящий на месте штурмана, вцепился в помпу дробовика, и его пальцы побелели так же, как пальцы Софьи на руле. Римма и Ирина сзади, зажали меж собой бледного от сдерживаемого страха и шумно дышащего Петрова. Ирина, кажется, уже в истерике - её глаза мокры от слёз, и она ругается больше и грязнее чем обычно, пялясь в окно.
- Быстрее, быстрее! Софка, блядь, всё что можешь выжимай из этой ебучей колымаги! - Визгливо кричала она. - Что ты тянешься, как черепаха?! Втопи в пол ебучую педаль!
Софья тоже нервничала, и потому против обыкновения ответила так же грубо.
- Заткнись, блять! Не говори под руки! Мы тут не по автобану едем, и если сейчас в какое-нибудь дерево въебёмся, тут нам и пиздец! Я-то сразу, может, сдохну, а вот до вас они добраться успеют! И вообще, это из-за тебя мы тут...
- Успокойтесь все сейчас же! - Трахнул кулаком по приборной панели Женя. А потом перешел на более мягкий тон. - Послушайте, девушки. Паникой сейчас не помочь. Но не всё так плохо. Сейчас только четвертая минута пошла. Они не всегда просыпаются прям ровно по будильнику, а ещё - до ближайшего крупного города что-то около километров двенадцати. У нас есть время, пока они преодолеют это расстояние.
- И сколько у нас есть времени? - Жалобно спросила Ирина. Женя вопросительно глянул на Римму, которая прижимала Иру к себе, пытаясь успокоить.
- Минуты три. - Мрачно ответила учёная, поймав этот взгляд. - А может, и быстрее.
- И всё же примерно три минуты у нас есть. - Утирая пот с лысой головы, произнёс Женя. - А дальше зависит от того, заметят нас или нет. Софья, сколько нам ещё до ближайшего убежища?
- Еще минут пять, если по прямой. - Ответила технарка, сверившись со спутниковой картой в навигаторе беглым взглядом. - Там нас уже должны ждать, всё готово. Только спешиваемся и сразу внутрь.
- Вот! Просто доезжаем до места, спешиваемся, держимся исключительно на свету и сидим в укрытии тихо, как мыши. Всё по инструкции. Мы должны успеть!
- А если не успеем? - Жалобно спросила роботистка. - Им ведь попасться... Это же хуже всего!
- Ну тогда... - Сдобнов тревожно сглотнул, снова утёр пот и глянул на своё ружьё. - Патронов у меня на всех хватит. Сначала вас, потом сам. Только быстро надо. Так что времени прощаться не будет.
Ирина в отчаянии уткнулась в плечо Риммы, и её плач из истерического стал просто жалобным и отчаянным. А Римма вдруг положила руку на плечо Сдобнову.
- Спасибо вам, Евгений.

И что парадоксально - Софья тоже ощутила какой-то ненормальный прилив благодарности к этому не самому приятному человеку в её жизни.

Снаружи что-то ужасное. Оно пробуждается каждую ночь, и рыщет по всей Зоне. Спасение - только в бункере или в обустроенных вне его убежищах на этот случай. А ещё - свет. Обязательно свет. Но когда Софья очнулась от нахлынувшего воспоминания, Стаматина уже и след простыл.

Ярослав бережно принял журнал с историями болезни. А вот пачку блистеров с антидепрессантаии взял в руки неохотно. Тут же отдал одну Евгению, а остальные сунул в нагрудный карман. Ярослав испытывал недоверие к этим лекарственным препаратам. Пока что он не мог понять, почему именно. Откуда-то появилась уверенность, что сам он принимал их крайне редко. Если вообще принимал. Конечно, если бы это негативно сказывалось на его работе, он бы пересилил себя. Но пока Ярослав решил, что вполне может без них обойтись.

- Что ж, журнал я ещё могу спрятать. Но с ценными препаратами придётся придумать что-то другое. Они там уже просто не поместятся. Или пусть уж остаются здесь, в закрывающемся шкафчике. Если Вы опасаетесь за их сохранность, можно просто запирать сам медблок.

Ярослав вдруг осознал, что после наглядной демонстрации возможностей ноутбука Ирины, любые цифровые замки кажутся ему теперь ненадёжными. Хоть на обычные механические теперь переходи.

- Товарища Верховцева я помню, - сказал Борисов. - Он как-то говорил, что из этих мест. Из посёлка Стругацкий. Может, Станислав Михайлович решил навестить свой "дом"?

Доклад о готовности Жанны к осмотру задержанного вызвал удивление.

- Вы собираетесь осматривать его прямо так? Без каких-либо средств индивидуальной защиты? Это же медблок, тут наверняка должно быть хоть что-то для работы с потенциально заразными объектами. Давайте вместе поищем, как нам защитить себя от инфекции.

Но прежде, чем Жанна что-либо ответила, из динамиков прозвучал доклад подчинённого, а затем в помещение вошёл и сам Летов.

- Какого х... хрена?! - возмутился Ярослав. - Дмитрий, я тебе где сказал быть?! Что я тебе сказал делать?! Что, думаешь, умнее меня?! Петров и так следит за камерами! А склад и задержанный - не твоя забота! А какая твоя? Забыл?! Что, амнезия, б... блин, прогрессирует?! Немедленно возвращайся и сторожи Пост Охраны, как я тебе и сказал! Если скучно - можешь навести там приборку! Только у меня на столе ничего не трогай! А теперь кру-гом, шагом марш выполнять! Ещё раз не выполнишь моё прямое указание - накажу!

Ярослав был зол на подчинённого за невыполнение приказания. И всё же, это он ещё сдерживался, в присутствии женщины, чтоб не обложить Летова матом. Борисов умел добиваться выполнения своих приказов. Если потребуется - с применением физической силы. Пока что, Ярослав дал Дмитрию возможность исправиться. Но если тот начнёт пререкаться - начальник СБ мог пойти и на крайние меры.

- Вот же ж с... Свечников... Старый корпус... Ох, не вылезет у меня из нарядов до конца смены.

Ольга Дмитриевна запнулась, как будто хотела сказать что-то другое, но в последний момент вспомнила, что перед ней стоят пионеры.

- Так, пионеры. Умывайтесь, через 15 минут жду вас на площади. Я к Борису Александровичу. Пойдем искать этого дуриста. И ему очень повезет, если он просто проснулся раньше всех.

Ольга Дмитриевна сказала именно "дуриста". Оговорилась, наверное. Хотя не, глядя на то, что она сейчас готова метать громы и молнии, точно не оговорилась, а сказала ровно то, что имела в виду.

Вожатая уже почти ушла, как развернулась к ребятам и сказала:

- Да, Влада, надень что-то более удобное, придется немного походить.

И быстрым шагом удалилась в сторону спортзала. Пионеры в некой растерянности остались предоставлены сами себе.

Всматриваясь в надписи внутри документа и перебирая страницы, Софья чувствовала, как на её плечи сваливалась невыносимая тяжесть. Невыносимая, но... привычная. Словно это был груз, который поставили на землю всего на пару мгновений, чтобы перевести дыхание, а затем продолжить нести его с собой. Мир вновь погрузился в серые тона.
Если до этого те обрывки памяти, что витали в её голове так и были лишь отдельными кусочами мазайки, то теперь всё собиралось в одну картинку идеально. Пусть в ней отсутсвовали детали даже первостепенной важности, а новых вопросов если и было не больше, то уж точно столько же, сколько и ответов, но и имеющегося было вполне достаточно, чтобы понять, кто такая Софья Кубина. Изгой. Несправедливо отвергнутая, желающая быть такой же как все. Не просто желающая, но и делающая всё в своих силах, которых так и оказалось недостаточно. И от отчаяния оказавшаяся здесь. Пусть она до сих пор не знала толком где это "здесь", но она уже ненавидела это место. Впрочем в этот момент ненавидела она всё. Ненавидела себя, потому что казалось себе слишком слабой, ненавидела сжимаемый (достаточно сильно, чтобы помять его) в руках паспорт, приговорившей её к такой жизни, и тех кто его ей выдал, ненавидела ЕГО, кем бы он не был, ненавидела всех и каждого в этом бункере, наверника знавших, кто она. Ненавидела тех, чьи имена ещё не узнала и тех, с кем уже перекинулась парой слов ещё не вспомнив...
Софья резко дёрнула головой от осознания ситуации. Пару минут назад она общалась с людьми, не стыдясь того, кто она есть, без страха, не чувствуя себя хуже них; а что важнее, в ответ не заметила ни капли презрения, опаски или пренебрежения. С ней общались, как с человеком. Да, теперь-то она помнит о своём статусе. Но никто из них не помнит, что она какая-то другая. Для всех них она такая же как и все. Так зачем она злится?
Девушка выпрямилась, словно с её души упал камень. Нет, появившаяся при изучении паспорта тяжесть не испарилась без следа. В конце-концов она отлично осознавала, что речь шла только о десятке человек, что её эйфория основана на по сути трагедии, что они всё ещё могут узнать и что рано или поздно кто-то наверника вспомнит. Но пока пока она сделает всё возможное, чтобы никто не узнал о том, откуда она родом, как можно дольше.
Взгляд технички беспорядочно забегал по комнате, пока она пыталась понять, какие меры она должна предпринять. Самым первым и очевидным было спрятать паспорт. Но спрятать так, чтобы при необходимости он был при ней. Решение было ещё более очевидным: похоронить документ под одеждой и бельём и захлопнуть шкафчик. Вот вроде бы и всё? Ведь только эта зелёная книжечка могла её выдать и ничем больше она не выделялась? Уверенности не было. Нужно проверить! Нужно зеркало, нужно спрятаться.
Засуетившись, Софья вскочила со своей постели и поспешила в санузел. Заперев (если возможно) за собой дверь, она торопясь принялась изучать своё тело, раздеваясь по необходимости.

  - Большинство? - уцепился за ключевое слово Райлег, - значит, есть механизмы, не ограниченные заданными действиями, а обладающие разумом?

  Изредка надменный и жесткий тифлинг умел становиться если и не приятным собеседником, то в достаточной мере вежливым, чтобы не вызывать желания сбежать или кинуть в него чем-нибудь тяжелым. Как правило, такие случаи были связаны либо с личной выгодой, либо с обретением новых знаний. Поэтому на пути из дома Блейнов Тарн, уточняя интересующую информацию про конструктов, был почти не саркастичен и подчеркнуто вежлив.

  По всей видимости, долго в таком состоянии пребывать было затруднительно, поскольку после приветствий Райлег, ткнув пальцем в храм богини, поинтересовался у Йорама безмятежным тоном:

  - Полагаю, вы в курсе, что нам с немалой вероятностью предстоит разобрать там на детали некоторое количество ее созданий?

Вы не можете просматривать этот пост!

Римма Новак, Дмитрий Летов

"Глок-18" выглядел вполне стандартно, если бы не эта странная приблуда, блокировавшая спусковой крючок в тот момент, как сенсор терял контакт с отсканированным большим пальцем. Снять её, теоретически, было возможно, но ля этого потребовалось бы полная разборка пистолета, и, возможно, применение специального инструмента, чтобы без последствий удалить систему. Но если подумать - зачем? Неспроста ведь тут так всё устроено, что огнестрельное оружие работает только в тех руках, за которыми оно закреплено.

Тем временем, не обращая особого внимания на происходящее вокруг, в том числе и на присоединившегося к ней Летова, Римма изучала скопившиеся бумаги. В основном это были различные диаграммы и графики, чаще весго демонстрировавшие одну и ту же картину, одни и те же показания. Сопровождала их документация, говорившая о "наблюдении за течением процессов в эпицентре". Эти самые процессы проходили с относительной стабильностью в течение двух лет с 2029 по 2031, если верить сопроводительной документации. Иногда эти процессы отмечались скачкообразными вспышками без всякой системы. Измерялись эти загадочные процессы в каких-то "мкБр/сек." К документам были прикреплены аккуратно сложенные ленты самописца, которые при разворачивании показывали либо плавные кривые, либо кратковременные резкие перепады. То же, что самописец показал последний раз, говорило само за себя - весь лист был исчеркан размашистыми резкими пиками, словно какой-то вандал очень старался разрисовать лист чернилами. Ими была занята практически вся бумажная лента.

И тут в голове Риммы что-то щелкнуло. Ей пришло отчётливое воспоминание.

- ... а я скажу, что никуда они не делись, никуда не ушли, что они всё ещё на Земле. Ведь там, в эпицентре, постоянно что-то происходит. Постоянно какая-то активность. - Объяснял ей кто-то, чьего лица Римма не видела из-за затемненного забрала шлема в защитном костюме. Голос звучал приглушенно через мембрану воздушного клапана. - Даже сейчас! Вы посмотрите на свой детектор, он наверняка в эту самую секунду регистрирует аномальный фон в сто-двести микроБергмана в секунду, и это в тридцати километрах! Нам говорят, что это безопасно, что опасаться нужно только моментов резкого всплеска, что только пиковые значения от 1-2 по шкале Бергмана являются губительными для биологических форм жизни. Но это всё ложь, уважаемая! Зона воздействует на нас постоянно, и постоянно меняет в нас что-то по одной ей известному образцу! Вспомните переселенцев! Или всех этих упёртых бедолаг, которые так и живут у Внешнего Периметра! Вспомните всех этих сталкеров, которые лезут сюда мимо оцепления! Какие дети у них рождаются! Сами они на что становятся похожи! Честно сказать, я не уверен даже в том, что от этого воздействия может защитить даже бункер, не говоря уж об этих костюмах! Один Бог знает, какими мы отсюда вернёмся, госпожа Новак. Может, бросить всё, пока не поздно?

Всё ясно. Эти данные - регистрация замеров фона некоей аномальной энергии, излучаемой каким-то эпицентром. И в момент последнего измерения, на которое даже нет документов, самописец зарегистрировал беспрецедентный пиковый скачок. Вероятно, это и объясняет случившееся.

Ирина

Занятое ею место оказалось дисплеем наружного наблюдения. Пароля для доступа к ним не потребовалось. Камеры, очевидно, демонстрировали то, что находится снаружи бункера. Всего работало шесть камер, и все они демонстрировали довольно однообразный пейзаж - заросший травой луг, и полуразвалившееся бетонное заграждение, отделявшее территорию от лесного массива за ограждением. В стене предусматривались ворота, тяжелые металлические створки, и они тоже рухнули. Камера при входе в бункер позволяла разглядеть утоптанную тропинку от входа до ворот, и несколько колей от колёсного транспорта. Сам колесный транспорт был представлен шестиколёсным вездеходом, завалившимся набок, и каким-то образом погрузившегося под грунт на треть почвы. Ещё одна камера показывала подножие вышки связи, выкрашенной в красно-белый цвет. Снаружи, очевидно, был поздний вечер, и ясная погода. Датчики температуры показывали +10 по Цельсию и скорость ветра в 14 м/с.

Из прочего функционала у камер была возможность перейти в режим ночного видения или переключиться на тепловизор. Первое сейчас был ни к чему, а второе показало, что никаких источников тепла вокруг бункера не имеется.

Всем

Из прочего оборудования в центре управления оставались только тяжелый ноутбук с бронированием корпуса, то странное устройство, похожее на осциллограф(оба выключены), и рабочие терминалы для техподдержки, показывавшие удовлетворительное состояние энергоядра, и неисправность одной из вентиляционных шахт. На стене висели стрелочные часы, чьи стрелки навсегда замерли на отметках 11:38. секундная стрелка замерла на полпути от двойки к тройке. Под часами был растянут экран для проектора, который валялся под столом разбитый. Со стены между медблоком и жилыми помещениями присутствующим улыбался с плаката какой-то представительный черноволосый мужчина.

"- Всё - во благо человечества!" Такую фразу приписывала мужчине цитата в верхнем углу. Мужчину, очевидно, звали "Вермонд Вилленхельм, директор Tanheiser Group". Сходное же название было крупным шрифтом выведено внизу: TANHEISER SCIENCE. Лицо мужчины вызывало у смотрящих непреодолимое чувство узнавания - так смотрят на актеров, имён которых не знают, но помнят, что они снимались в определённом фильме на второплановой роли.

Вы не можете просматривать этот пост!

Тропа ничего оправдывать не собиралась. Имела она в виду Айсу с ее надеждами.
Это была асфальтированная дорожка, которая вела вниз, под своды зеленых ветвей, сомкнувшихся совсем низко над ее головой. И было тихо. Так тихо, что она вначале испугалась, не слыша за спиной шагов Китти (или не испугалась?), но та шла следом, только очень осторожно ступая, словно шла по льду. Тонкому.

Метров двадцать, не, пожалуй, больше даже, они спускались вниз, в полумрак, который был даже приятен. Пахло зеленью. Сиренью. Хотя нигде в поле зрения Айсы сирени не было. Потом они дошли до Т-образной развилки. Налево была обзорная площадка, направо - спуск на первый уровень Тропы Зеленых Огней.

Свет становился все ближе, Антон шел на него, как будто завороженный. И вдруг, как по волшебству, деревья расступились и парень попал на небольшую открытую полянку, усыпанную упавшими звездами. Они копошились в траве и сновали по прохладному ночному воздуху, мелко перемигиваясь и подрагивая на ветру.



Здесь жили светлячки. Сотни крохотных огоньков кружились в полете и замирали на травинках и листьях деревьев, находя в отражении, высоко-высоко, своих далеких братьев, которые сквозь миллионы световых лет посылали им приветы.

Было в этом что-то волшебное, завораживающее. Как будто сейчас из-за сосны выйдет баба Яга, а сверху свистнет кот Баюн и начнет рассказывать сказку. Но проходили секунды, а они не появлялись. Сейчас сказки рассказывали только совы, только вот Антон по-совиному был ни бум-бум, из-за чего истории пернатых он оценить не мог.

Небо было чистое, как слеза. Из-за чего звезды горели еще ярче. Правду говорят, что такого неба не увидишь в городе. А в девственном лесу они были такими близкими, что, казалось, протяни руку, так обожжешься об уголек.

Уже только за этой одной картиной стоило выбираться ночью из лагеря в незнакомый лес.

Безумный робот, крушивший всё подряд в доме Хоннира Блейна, даже не обратил внимания на то, что в комнате стало очень людно. Новоиспечённые герои Факела вчетвером бросились спасать приёмную дочь Блейна от металлического гостя, который злоупотребил хозяйским гостеприимством. Громил с его широким шагом оказался у механического существа раньше всех и тут же обрушил на него свой огромный меч. Под тяжестью удара смялись железные пластины, прикрывающие причудливые внутренности робота. Что-то внутри заискрило, заскрежетало, в лицо воину брызнула тягучая чёрная жижа. Раненный противник обернулся к Громилу так резко, как способен лишь тот, чьи механические суставы способны изгибаться во все стороны. Красный глаз при этом расширился и угрожающе замигал, руки-манипуляторы с разнообразными острыми инструментами устремились к варвару.

Триша зарядила по роботу из своей пращи-рогатки. Снаряд угодил в дыру между защитными пластинами и повредил что-то из внутренностей существа. Впрочем, этого оказалось недостаточно, чтобы полностью вывести его из строя. Но тут за спинами Громила и Триши раздался оглушительный выстрел, после чего красный глаз робота лопнул как спелый фрукт, а многочисленные осколки стекла и крошечные детали обильно рассыпались по полу. Этого оказалось достаточно, чтобы остановить безумство. Три целые ноги механического противника неловко подкосились, а яйцевидное тело безжизненно рухнуло на пол.

— Спасибо вам, — всё ещё дрожащим голосом вымолвила Валерия, наблюдавшая за всей сценой, вжавшись в стену. Уже через мгновение она немного отошла от шока и осматривала разбитого робота. — Клянусь Бронзовой Госпожой, он был в нерабочем состоянии, когда отец его принёс. Наверное, у него есть функция авторемонта. И надо будет разобраться, из-за чего он сошёл с ума.

Вал перевела взгляд на спутников Триши, до сих пор ей незнакомых. Особый интерес у неё вызвал Виллам и его необычное, даже для богатой на экзотику Нумерии оружие, которое он ещё не успел спрятать.

— Значит, вы и есть те смельчаки, о которых говорила Триш? — уточнила девушка. — Я в долгу перед вами и буду ещё в большем, если вы сможете вернуть моего папу. В благодарность я могу устроить вас в нашей семейной таверне – «Кузне». Это вот соседнее здание. За бесплатно, конечно. Для посетителей она пока закрыта, так что можете там отдыхать, если потребуется больше одной вылазки в подземелья. Ой, что это я всё болтаю, и даже угощения не предложила? Чайку?

Ольга Дмитриевна знала пионеров неполный день, но она все же была педагогом с опытом и уж точно могла определить, от кого можно ожидать проблем. И Антон определенно входил в этот список. Шило в мягком месте пионера просматривалось настолько явно, что не нужно быть Виолой, чтобы его заметить. Поэтому когда Влада сказала, что Антон ушел спать, вожатая мягко говоря не поверила. Но раз пионер пока не заставил усомниться в своей порядочности, то нечего и переживать.

Если даже вдруг захочется ему побродить по ночному лагерю - пусть бродит. Половина старших отрядов после отбоя где угодно, только не в кроватях - и ничего. Так что вожатая хоть и ухмыльнулась, но ответила достаточно нейтрально:

- В домике? Уснул? Ну ладно, пусть будет так. Тогда на зарядку я его пораньше разбужу.

Впрочем, Ольга Дмитриевна действительно собиралась устроить раннюю побудку. А там уж видно будет, кто спал, а кто ночью по лагерю шатался. Красные глаза всех выдадут.

- Ольга Дмитриевна, а кто такая Юля?
- Юля?

На лице Ольги Дмитриевны проскочила тень удивления, которая быстро сменилась широкой улыбкой.

- Откуда только узнали, чертенята? Кто рассказал? Виола?

Вожатая сложила руки на груди, но не переставала улыбаться.

- Собирайтесь, по дороге расскажу.

Ольга Дмитриевна подождала, пока пионеры наспех одеваются и складывают полотенца, а сама начала рассказывать.

- Юля - это легенда нашего лагеря. Истории гласят, что это девочка на вид лет 15, но не простая, а с настоящими кошачьими ушами и хвостом. Она - хранитель этого места, оберегает его. На глаза живым людям попадаться не любит, но зорко следит за обитателями лагеря. Если кто-то ей по душе, то она может интересное что показать, поиграть с пионером или, там, вкусненьким угостить. Вон, неделю назад мне доказывали, что нашли в лесу целую полянку грибов, посыпанных сахаром.

Тут Ольга не смогла выдержать повествовательный тон истории и беззастенчиво хихикнула, прикрыв рот рукой. Но быстро взяла себя в руки - она прекрасно знала, что пионерам такое жуть как интересно. В этом время они уже шли по дороге к домикам и история должна была закончиться как раз перед ними.

- А если кто ей не понравится, то шишкой запустит или ночью камешек в обувь забросит. Откуда она здесь - никто не знает. Но когда я сама была здесь еще в качестве пионера, то говорили, что Юля бережет детей от Лесного Пути. Мол, если во время прогулки в лесу ручеек переступить, то назад сам выйти не сможешь, хоть месяц блуждай в трех соснах, а Юля выведет. Но иногда девочка-кошка не могла найти пропавшего пионера, который слишком далеко зашел по Лесному Пути, и тогда из леса было слышно плач Юли, оплакивающей заблудшую душу.

Под конец повествования голос вожатой становился все тише и вкрадчивее. Она тоже увлеклась рассказом. Раз ребята прознали эту историю, то пусть узнают, как она звучит на самом деле, а не какую-нибудь переиначенную версию от пионеров, которые отдыхают в Совенке не впервые. Тем более, что сумерки уже превращались в густую, тягучую ночь, которая накрыла покрывалом лагерь и баюкала его обитателей.

Затем Ольга вернула на лицо свое обычное выражение, голос тоже вернулся в норму, немного разрушая магию момента. И продолжила говорить:

- Но пионеры у нас не пропадают, поэтому никто по ним не плачет. А не пропадают потому, что им запрещено гулять в лесу без сопровождения. Я ясно выражаюсь?