Голосование пользователя

По мере того, как Кегону становилась более понятна причина такого почтительного отношения к Масе, менялось и отношение к самим санимн. Если раньше они ему казались опасными варварами, то теперь еще и опасными варварами-дебилами. Владеющие музыкой - мудрецы. Надо же такого придумать. Ну тем лучше для нас, торговцев. На дурачков не нужен нож, ему немножко ты споешь и делай с ним что хошь.

Интересно, Кутавар знал эту особенность, когда брал с собой Масю. Ведь не мог не знать. А сам Мася? Такой смелый был, когда пошел на переговоры. Вот Кегон не был уверен, что самнимы вдруг не передумают и не решат брать силой. А он как буд то знал. Или знал? Мучимый догадками на одном из привалов Кегон попытался разговорить на эту тему Масю.

Всю дорогу Кегон упражнялся с языком самним, расспрашивая их об обычаях Верхотурья, особенно о том, как принято торговать у них. Когда же у Куррухе возник спор с молодым вождем-конкурентом, то Кегон попытался оказаться поближе от переговоров. Очень уж было интересно, о чем два разбойника договорятся и какие аргументы будут применять в споре. Сам же старался оставаться незаметным и больше слушал.

Верхотурье оказалось для Кегона весьма интересным местом. Огромная стоянка, сход вождей. Наверняка многим из них нужны были хорошие доспехи, клинки эльфской работы и доброе вино. Вот только надо бы узнать, кто из них удачен в этом году. Должно быть место, где циркулируют слухи. Очевидным напрашивалась таверна. Но чужаку там совсем не рады будут. Если только кто-то из местных не будет с ними за проводника в питейный мир. Может быть Курукхи не откажется от подарка.

Надо было только пристроить Крина. Очевидным было оставить его под присмотром друидов. Тем более у Кегона было к ним еще одно дело. Заодно у них можно было заодно вызнать и информацию об обычаях Верхотурья.

Таким образом у Кегона созрел план, который он тут же начал воплощать в жизнь. При прощании он узнал у Курукхи где тот остановился и обещал чуть позже навестить и привести Масакарю. Сам же сказал Песцу охранять склад, вместе с Кусто и Чиихой сделал носилки и втроем с ними отправился к друидам. Мужчины несли больного компаньона, а женщина-кошка несла саженцы. Если уставали, менялись.

В роще торговец нашел старшего, представился, показал желудь. Рассказал об их положении присил приглядеть за Крином, пока они не отправятся в Кносс. Также узнал, где лучше высадить саженцы и сам лично исполнил ритуал. После этого в небольшой приватной беседе планировал вызнать что тут почем в Верхотурье от местных.

Кегон много размышлял в это путешествие. А ведь и вправду говорят, личный опыт никакой рассказ не заменит. Вот и сейчас - неужели настало время боя? Неужели этот отряд - разбойники? Неужели они не бояться, что кто-то из торгового корабля окажется ярмуном? Или это таможня? В любом случае нужно показать, что мы не боимся. Трусов всегда обижают с большей охотой, чем тех, кто готов защищать себя, даже в безнадежной схватке.

Когон достал из сундука и надел на голову медный шлем, взял в руки щит и копье. На поясе заняла свое место булава и кинжал в ножнах. Мелькнула мысль надеть еще доспех из товара, но после обдумывания решил этого не делать. Доспех все равно под него не пригнан, будет больше мешать, чем защищать. К тому же так он будет слишком выделяться, а значит получит в случае драки более сильных соперников.

Облачившись таким образом он вышел с Григорием на берег. Позвал товарищей.
- Песец, пошли с нами. Но пусть кто-то останется на корабле с товаром и друид готовит бинты. Боевые выплаты за мой счет. Иол, ты хотел показать себя в схватке? Самое время. Крин, ты на судне?

Кегон скривился.
- Дела вести с гнилыми людьми - себя пачкать. В случае конфликта он проиграет больше. Пригрозить ему, планы узнать подлые, да обломать их. И все. Дальше сами цену устанавливать будем.

Крин руками развел:

- За что компенсацию? За то что бочка одна поцарапанная? За намерения, к тому же не доказанные никто судить не возьмется. Только на смех поднимут. Другое дело, если и правда что с вином случится. Тут уже и капитан свидетелем будет. Подтвердит что конфликт был и что других подозреваемых нет, - усмехнулся Крин в усы, - А вот на счет того чтобы цены обсудить, это мысль хорошая, верная. Только смотри, вина-то у него наверняка больше чем у нас, начнет этим напирать, своих условий требовать. Например, цену предложит такую поставить, чтобы где-то на границе с окупаемостью встало, а сам еще и нарушит соглашение, когда до торговли дойдет. Что бы ты сделал, чтобы в нашу пользу все кончилось?

- А, ну да, сейчас-то вряд ли уж они ещё разговаривают. А после - это можно. - уверенно ответил Иол.
- Только давайте определимся, что предлагать ему будем. Вот, скажем, цену на вино какую мы сможем установить? На нашем корабле я бочек больше ни у кого не видел. Но кто знает, сколько кораблей из Авеолы уже бывали в Верхотурье в этом сезоне? И всё же, думаю, сговорившись с Танадом, мы заработаем больше, чем действуя порознь, будучи конкурентами. Ну, по крайней мере, он не будет насылать на нас матросов с буравчиками или что похуже.
- И будем ли мы требовать компенсацию? Это при капитане он не признавал вину, а наедине - может быть и согласится выплатить?

Случившееся дальше прошло в целом в соответствии с планом Дениса. Самурайка, действительно, начала свой штурм с гранаты - затем, увидев, что Тихоход так просто не дается, нырнула внутрь, и немедленно разрядила свой обрез ему в лицо. Вернее, в лицо иллюзорного, фальшивого Дениса: настоящий гусар перед этим затаился в стороне. Вероятно, Тютчева успела осознать, что ее провели, перед тем, как меткий удар дубинкой в затылок лишил ее сознания.

На этом, бой окончился - по крайней мере в глазах Дениса. Обстрел артиллерией быстро прекратился, и Мишель, выжившая в бою, принялась собирать по лесу своих подчиненных. Броневики, кажется, все же укрылись под водой - вопреки ожиданиям Дениса, который от них подобной способности не ожидал. Очень скоро к месту сражения подоспели вражеские вертолеты, а за ними и пехотинцы.

Пришлось отступать, но отступления как такового Денис не заметил. Он сидел внутри своего меха, то и дело бросая длинные взгляды, полные беспокойства, на свою пленницу. Та болталась у дна капсулы, лишенная сознания и на всякий случай связанная при помощи пластиковых стяжек (которые Денис, признаться, не помнил, когда успел прихватить с собой). В таком состоянии, она казалась на удивление обычной. Лицом, она сильно походила на Танаку - на самом деле походила, а не в том смысле, в котором кажутся похожими непривычному взгляду люди другой национальности. Ольгу, пожалуй, можно было бы принять за старшую сестру (или, может, за тетку) Веры - чуть более высокую, но заметно менее округлую.

Гусары отступали на юг, вдоль реки, в направлении гигантского леса, постепенно прояснявшегося из смутной дымки у горизонта. Их пытались преследовать, поначалу - но, в отсутствие собственных мехов, краснодарцы не рисковали вступать в новое столкновение: видимо, у них попросту не было в наличии достаточно тяжелого вооружения. Начало смеркаться, и очень скоро противники скрылись из вида окончательно. После этого, остатки экспедиции пересекли реку и пробились через заросли покрытых шипами лиан в лес - туда, где можно было укрыться, перевести дух и подсчитать потери.

Мишель приказала Танаке вызвать на связь Роману с Курцем, чтобы они выходили к реке. Затем, оставив Тихохода в лагере за старшего, уехала на лодке подбирать охотников за временными капсулами.

Только в этот момент, Денис вдруг отчетливо понял, что Рейнджер более в экспедиции не участвует.

Денис попал точно в цель, в обоих смыслах. Прежде всего, в физическом: пулеметная очередь, выпущенная его стараниями, нашла и точно поразила цель. Но важнее было то, что Тютчева оторвалась от увлекательного избиения лидера синего плеча при помощи машины подчиненного, и переключила свое внимание на Тихохода.

- Оооооу-хохо-хохо, - донесли радиоволны до Тихохода полувыдох-полусмех самурайки. - Все ████ - а ██ примчался. ███████ самого конца, █████ ██████ набрался примерить ████ храбреца.

Она положила машину несчастного гусара на палаш Мишель, и подставила под пули Дениса легко бронированное бедро своего палаша. Каким-то образом, по движениям тяжелой машины Тихоход догадался: самурайке не составило бы труда уйти от выстрелов совсем, но она специально позволила ему коснуться пулями... бедра своего робота?

Мех Тютчевой сложил руки-мечи за спиной, и отъехал чуть в сторону от взаимно обездвиженных двух палашей тамбовских гусар. Машина начала набирать скорость, за спиной у нее зажглось призрачное, едва заметное пламя реактивных ускорителей. Тютчева летела на Дениса не по прямой, а по широкой дуге: очевидно, пыталась зайти с фланга.

Откуда ни возьмись, в лес влетела "Черная Роза" Рейнджера, ускоряемая, как и белый палаш протокольской генеральши, прыжковыми двигателями. Денис понял: командир хочет протаранить самурайку, сбить с курса, опрокинуть. Налететь внезапно с фланга, как и полагается настоящему гусару!

Машина Александра столкнулась с белым мехом по касательной. Прочь улетела окрашенная черной краской металлическая конечность. Но броня обоих палашей выдержала, сцепиться не вышло. Оба робота, хоть и сбились с первоначальных своих курсов, полетели дальше.

"Черная Роза" на излете наехала на машину казанского меховода, который уже был подбит чуть ранее. Особенных видимых повреждений это столкновение не нанесло, но вражеский пилот предпочел ретироваться с поля боя. Кресло с протокольским гусаром улетело куда-то прочь, немедленно скрывшись за деревьями, а две машины безжизненно упали наземь.

Тютчева, выставив одно из своих лезвий вперед, упала в объятия машины резервной исследовательницы, Недельки. Вместе, они совершили небольшой пируэт (Неделька повалила спиной сосну) - и самурайка помчалась дальше, навстречу своему кавалеру. Машина Недельки не несла видимых признаков повреждений, но исследовательница попрощались с союзниками в общем канале - и катапультировалась. Сразу же после этого, сдетонировали остатки ее боеприпасов.

Денис с трудом успевал следить за разворачивающимися событиями. Поворачивать щит следом за передвижениями чудо-самурайки - поспевал тоже лишь едва. Где-то на приличном уже расстоянии у Дениса за спиной снова начали рваться снаряды.

- Я освободилась, - с театральным придыханием оповестила Ольга Дениса, когда ее палаш оказался на дистанции рукопашного боя.

И немедленно ткнула своим клинком в правую часть полотна денисова щита, вложив в тычок все многие тонны массы своей белой машины, которая к этому моменту оказалась порядком испачкана красноватой гипсовой пылью.

Кегон кивнул на предложение Крина
- Надо привлечь к разговору капитана. Он будет гарантом того, что все пройдет мирно. К тому же, Су - его человек и ему определять его наказание. Если никто не против, я пойду за капитаном и приведу его к разговору.

Если ему никто не возразил, то Кегон отправился к палатке капитана и, найдя его, сказал:
- Григорий, прости что беспокою в поздний час, но у нас возник вопрос с другим торговцем, что плывет на твоем судне. Прошу тебя быть арбитром и высказать свое мнение. Пойдем прямо сейчас к костру Танада.

На том и порешили.

Ждать наступления темноты пришлось несколько часов, в течение которых у Курца было более чем достаточно времени, чтобы продемонстрировать исследовательнице свои танцевальные движения. Если подумать - то, настроив заново музыкальную аппаратуру, можно было бы организовать свой собственный музыкальный вечер на две персоны. Вдобавок, в кузове лежали остатки еды и алкоголя: могло показаться, что сам Колмогоров подстроил все так, чтобы двое гусар познакомились поближе!

Откуда-то с севера послышались выстрелы артиллерии. Затем, с юго-востока - оттуда, где остановились машины экспедиции - донеслись звуки разрывов снарядов. Шум войны, по причине удаленности от переодетых в гражданское гусар, звучал пусть очень ясно, но негромко. Тише грома во время весенней грозы, громче стука клавиш пишущей машинки.

Скоро бой закончился, и снова воцарилась тишина. Удалось ли товарищам выйти из-под обстрела, и вообще уцелел ли кто-нибудь - Романе и Курцу узнать было неоткуда. Не помогла бы даже математика: все ритуалы связи, которые приходили на ум исследовательнице, отняли бы куда больше времени, чем банальная автомобильная поездка на поле боя. А ехать было нельзя: во-первых, это нарушение приказа "ждать"; во-вторых, слишком мал шанс избежать ловушки. Даже если тамбовцы и победили в бою - оставшиеся вокруг живые враги будут иметь достаточно сил, чтобы пленить двух людей, пешему бою почти не обученных.

А рация, тем временем, все молчала - и двух гусарам не оставалось ничего иного, кроме как действовать в согласии с ранее назначенным планом. Они снова прошли катакомбами под город, снова вылезли на поверхность - на сей раз в чуть менее тревожном месте, чем переулок возле прокуратуры - и под покровом ночи принялись за свое. Подвинув одну из палаток (в отсутствие развешанного вдоль стенок товара, ее внутренности производили удручающее впечатление) поверх капсулы, гусары достали инструменты и начали копать.

Благо, делать этого не пришлось: когда Курцу удалось, хоть и не без труда, приподнять с брусчатки табличку - под ней оказался спрятан аккуратный неглубокий колодец с потрескавшимися бетонными стенками, на дне которого лежала искомая капсула цилиндрической формы с крюком на верхнем основании. Сложности заключались лишь в том, чтобы подцепить ее веревкой и вытащить наверх - что для Курца, механика по призванию, не составило трудностей.

И вот, когда капсула оказалась уже у гусар в руках, откуда-то неподалеку послышалось мерное цокание. Мелкие шаги обошли палатку по кругу, и очень скоро на выходе из палатки встал, освещенный светом молодой Селены, мохнатый пес компактного телосложения. На шее у пса был надет ошейник, но весь остальной вид животного говорил о том, что живет оно на улице.

Собака принюхалась к гусарам, и тихонько зарычала.

Похоже, шансов на то, что бы выкрутится из этой ситуации оставалось крайне мало. Все, что оставалось сделать командиру - постараться спасти своих бойцов. Палаш уже очень плохо слушался управления, практически отсутствовал нормальный обзор. Кое-как Рейнджер еще различал в какой стороне враг. Развернув "Черную розу" в сторону меха, который показался ему командирской машиной протокола, Александр собрал всю свою волю и силу в кулак, что бы дать полный газ и пойти на быстрое сближение. Без оружия, без возможности эффективно сражаться в ближнем бою оставалось только использовать палаш как снаряд. Многотонный и тяжелый снаряд. Метр, другой, еще чуть-чуть, Александр хотел было уже дернуть ручку катапультирования, но механизм, похоже, заклинило. Удар. Кто-то как будто выключил свет, а во рту образовался мерзкий кислый привкус. Мысли слились в один красный вихрь боли, а потом все угасло.

20:18 05.11.1899 (ст. ст.)
Иркутская губерния, село Старый Алзамай
-5 °C, лёгкий снег

В Алзамае бессмысленные дни сменяются глухими ночами, в Алзамае с неба сыпет серая снежная крупа, застилая мёрзлые пашни, немо чернеет чаща тайги. Застывают хрусткой ледяной коростой лужи на старом тракте, косо и угрюмо зияют дыры в тёсаных заборах, припорошена снегом гниловатая солома на крышах деревенских домов, ползёт слабый дымок из труб, а в домах уже по-зимнему пахнет затхлым душным теплом.

Ноябрь — самый гадкий и бессмысленный месяц в Алзамае и, должно быть, вообще в России: мрачный, промозглый, глухонемой. Октябрь ещё полон светлой осенней грустью, декабрь уже радостен свежей снежной красотой: ноябрь не красив ничем, ноябрь ничем не примечателен, ноябрь тёмен и тосклив. Ничего хорошего не может произойти в ноябре, ничего достойного не может родиться. Нет в мире человека, который назовёт ноябрь любимым месяцем. Разве что вот в южном полушарии, в какой-нибудь Австралии кто-то есть — но ещё вопрос, существует ли вообще Австралия, или это так, чья-то выдумка, случайная клякса на карте, плод сумеречного бреда безумного географа? Не видно отсюда, непонятно, не верится, что бывает на свете что-то кроме глухой тайги во все стороны на сотни вёрст. И в этом отшельничестве, в этой глухомани находит порой затмение, и не верится, что существуют Москва, Петербург, а существуют лишь, в порядке старшинства: уездный город Нижнеудинск, село Старый Алзамай, и, наконец, Новый Алзамай — железнодорожная станция в семи вёрстах. И через неё из ниоткуда в никуда, из легендарного Красноярска в мифический Иркутск, тяжело гремя и оглашая обледенелые пространства ведьминым свистом, проходят поезда, появляясь и исчезая как случайная фигура под уличным фонарём. Уличных фонарей, кстати, здесь тоже нет: ни в Алзамае, ни в Нижнеудинске. Глухо тут, мертво.

Да и по всей стране сейчас так же глухо, такой же мглистый ноябрь стоит который год: становятся историей ещё недавние грозовые времена «Народной воли»; бесславно сгинул, ничем не отметившись, и жалкий её последыш — «Народное право». Никто не собирает больше бомб в подпольных динамитных мастерских, никто не вызывается жертвовать собой, метая их. Холодно всё в стране, застыло всё в тупом оцепенении, будто придавило всех какой-то чугунной болванкой, и не вдохнуть. Никому ничего не нужно, ничего здесь не добиться, всё бессмысленно: ледяным мёртвым сном спит Россия. И глупо было спорить с жандармским поручиком, допрашивавшим Черехова два года назад при аресте и не понимавшего разницы между народоправцами и социал-демократами, — ведь не стоило организовывать ту цеховую ячейку, ведь всех сдал свой же брат рабочий за полтора целковых, ведь не нужны никому в России эти разговоры о свободе, и за полтора целковых любой любого сдаст и съест, за пряник удавится, за кружку с императорским гербом брата затопчет. Дрянь народ, дрянь страна. С граем разлетается с голых веток чёрная стая воронья, застилая белесое, сыплющее снегом небо над Алзамаем, и разворачивается в сторону несуществующих далей.

Но зреет, зреет что-то, нарастает пока скрыто под спудом: студенты в университетах читают Маркса, Бакунина, Михайловского, собираются на квартирах, обсуждают, спорят. Их потом казачьё наотмашь нагайками хлещет, их потом в солдаты забривают, — а они всё равно читают, передают из рук в руки запрещённые иностранной печати брошюры, засаленные, с обрезанными полями. И собираются уже кое-где на забастовки рабочие мануфактур, требуют — пока несмело — прибавок, выходных: и их тоже бьют, и их сажают и ссылают; но что будет, когда не одна фабрика встанет, а сто? А будет, будет и так. Настанет и наша весна — только дождаться её, не впасть в отчаянье, не сойти с ума, не сдаться.

С этими тяжёлыми мыслями Черехов этим вечером забирался на тёплую печь, собираясь спать, но не успел устроиться, как в дверь заколотили. Удивившись нежданному визиту в его одинокий дом на окраине села, Черехов пошёл открывать. За порогом стоял, блестя треснутым песне на горбатом носу, Шинкевич, весь какой-то растрёпанный: в драном бекеше, без шапки, с взлохмаченной шевелюрой, с жёлтым, бросающим изломанные тени фонарём на палке.

— Вы знаете, Алексей Николаевич, пару часов назад ко мне опять заявился наш дорогой урядник Семён, — испуганно, взволнованной скороговоркой, сильно картавя, заговорил Шинкевич, когда Черехов, поставив самовар, наконец поинтересовался у гостя, в чём дело. — Вы понимаете, у Семёна опять запой — да, опять! Он опять начинает видеть чертей в каждом углу, а я у него, понятно, первый чёрт, ну вы знаете, как он ко мне относится. Он, конечно, всех нас подозревает: и вас тоже, разумеется, но вы-то хотя бы православный! А я? Я мало того что лично Христа продал, я ещё и путевой обходчик! То есть как это при чём здесь это? Вижу, Алексей Николаевич, вы не до конца, — Шинкевич закатил глаза и энергично затряс в воздухе ладонью, — понимаете логику мышления этого человека. А я вот, представьте, давно уже веду с ним задушевные беседы — вы знаете, он любит меня навещать, как нажрётся, — так что я наловчился уже следовать извилистым маршрутом мысли этого дикаря. О, там такие бездны открываются, милостивый государь, — что там ваш Достоевский! Это не человек, Алексей Николаевич, это пропасть, пропасть! Он думает, что если я работаю на железной дороге, я — что? Правильно: планирую побег. В его представлении одно как-то связано с другим! Более того, он искренне не понимает, почему я не работаю сапожником! Он считает, что все евреи от рождения сапожники, а когда я говорю, что сроду сапожной иглы в руках не держал, я, разумеется, вру и обманываю его, чтобы… ну вы поняли, чтобы сбежать! А кстати, знаете, к чему он сегодня придрался? Я написал на заборе А.С.А.В. — ну помните, мы шутили, что нас троих тут достаточно, чтобы организовать общество ссыльных? Ну вот, я придумал: Ассоциация ссыльных Алзамайской волости, сокращённо А.С.А.В. — так, не знаю, зачем я это придумал, от скуки. Семён не понял, придрался. Я объяснил, но он, конечно, не знает слова «ассоциация», непонятное слово его разозлило. Ну я идиот, я идиот, надо было назвать «общество»! Эй ты, говорит, плюс-минус-глобус, я тебя поучу соцациям! Слово за слово… в общем, он вытащил из ножен саблю — вы же знаете, он, как напьётся, всегда цепляет на бок саблю, — приставил мне её к горлу и чуть не зарезал!

Выговорившись, Шинкевич шумно выдохнул, мелко дрожащей рукой взял стакан с чаем, громко отхлебнул и поднял затравленный взгляд на Черехова, обхватив стакан обеими ладонями. Черехов молча наблюдал за Шинкевичем. Тускло освещала избу керосиновая лампа с экономно подкрученным фитилём, серели в полумраке очертания полок, лавок, стола, белела кубатая громада русской печи.

Лев Лазаревич Шинкевич, при всей своей вздорности, болтливости и бестолковости, сейчас и в самом деле выглядел насмерть напуганным и, кажется, серьёзности своего положения не преувеличивал. Этот не первой молодости уже нервный могилёвский бундовец до неприличия еврейской внешности попал в Алзамай только этим летом, но, разумеется, успел настроить против себя и жителей деревни, и волостного старшину, и писарей в правлении, и, главное, — волостного урядника Семёна, тупого и пьяного мордоворота, сразу выбравшего Шинкевича объектом своих неизобретательных грубых издевательств.

Шинкевич давно бы уже сбежал из Алзамая, благо с железной дорогой под боком это было несложно; да и Черехов бы давно сбежал — ведь казалось бы, чего проще: перегруженный поезд часто идёт медленно — вскочить на подножку, забиться в товарный вагон и поминай как звали! Но Семён, благо что был глуп как пробка в одних вопросах, отличался смекалистостью профессионального мерзавца в других: хоть выражения «коллективная ответственность» он не знал, смысл его понимал отлично. Давно уж он объявил всем троим алзамайским ссыльным: сбежит один и остальным несдобровать: пристрелит, зарубит, и — гадко улыбаясь, добавлял он, — ничего ему за это не будет. До Бога высоко, до царя далеко: никто и разбираться не станет, а станут — объяснит несчастным случаем на охоте, падением под поезд или вообще объявит, что застрелил при попытке к бегству, — ещё и наградят. Сбежать бы всем троим сразу — но и это невозможно: Сикорский никуда не побежит.

Павел Алексеевич Сикорский был бессрочным ссыльным, жившим в Алзамае уже без малого двадцать лет. Сейчас, глядя на этого не старого ещё, плотно, по-бычьи сбитого, с блестящим круглым лбом и короткой рыжей бородой человека, сложно было поверить, что семнадцать лет назад это был студент, руководивший динамитной мастерской, что когда-то он был знаком с Верой Фигнер и Степаном Халтуриным, и что, когда в его мастерскую в Гельсингфорсе нагрянули солдаты, они едва успели выхватить из его руки пакет с кристаллическим калием, который Сикорский уже собирался высыпать в рот.

Сейчас Сикорский омужичился так, что куда там яснополянскому графу: обзавёлся хозяйством, женился на местной, воспитывал семилетнюю дочь. Даже в Нижнеудинск он выбирался лишь по необходимости и, кажется, без особенной охоты. Сикорскому нравилась эта глушь, и, наверное, если он о чём-то сейчас и жалел, то разве о том, что его не отправили куда-то ещё дальше, в Якутскую область какую-нибудь, на Лену, на Яну, в какую-нибудь первобытную даль, где ничего не менялось тысячи лет и ещё тысячу не изменится. Разумеется, о том, чтобы куда-то бежать из Алзамая, давно ставшего ему домом, Сикорский и не помышлял, — а потому служил для Семёна надежным заложником на случай побега Шинкевича или Черехова.

— Вы знаете, Алексей Николаевич, — жалобно дрожа голосом, продолжал частить Шинкевич, — он ведь убьёт меня, уже скоро убьёт, он прямым текстом мне это пообещал при расставании. И вы-то тоже не расслабляйтесь: он меня убьёт, новую жертву начнёт искать. Ведь это упырь, вурдалак, ему только крови надо! Он меня прирежет и бросит в лесу, потом вас, потом Сикорского, потом — а чёрт его знает, кого потом сюда пришлют! И никто, никто ничего не сделает: старшина сам Семёна боится как огня, а становой его всегда покроет. Вы понимаете, — Шинкевич перешёл на свистящий шёпот, низко склонившись над столом, приблизив жутковато освещённое лицо к лампе, — ведь Семён-то тут царь, царь Алзамайский! Вы понимаете, он ведь наслаждается своим правом, наслаждается тем, как он силён, как мы все в его власти, сабелькой своей на боку любуется! В общем, я выход вижу только один, — Шинкевич сделал паузу и поднял на Черехова внимательный взгляд. — Я буду Семёна сам убивать. Вы со мной?

После нескольких хороших глотков, Баранкина таки оторвалась от фляжки и вновь застыла на месте неподвижной статуей, полностью игнорируя все попытки Беклемишевой отобрать у нее оную фляжку с целью проверить содержимое. И на этот раз даже не из вредности, а просто потому что увлеклась собственными мыслями и не собиралась от них отвлекаться на назойливую "докторшу". Нет, так-то Машенька конечно была вежливой и воспитанной девочкой и в обычной жизни никогда бы не позволила себе такого хамства, но социальные нормы становится намного проще игнорировать, когда ты думаешь что все кто тебя окружают просто персонажи твоего сна, который, к тому же, опять стал терять очертания, как это часто бывало после принятия на грудь.

Поэтому Маша просто продолжала торчать на месте как памятник пофигизму, по-птичьи склонив голову и глядя мутным и совершенно бессмысленным взглядом на суетящуюся рядом с ней ябеду из кровавой тамбовской гэбни, которой по итогам все-таки удалось выцарапать у беловолосой сомнамбулы фляжку, пользуясь тем что активно защищать свое добро Баранкина тоже не собиралась. Она даже не особенно интересовалась чем там Лиза смазывает ей рану и благодаря тому что её уши все ещё были заткнуты наушниками, не услышала большую часть того что та говорила. Разум Машеньки тонул в болоте воспоминаний, невесть с чего захлестнувших мародершу-школьницу и воспоминания в основном были посвящены предыдущим снам. Особенно вспоминать впрочем было нечего - то есть происходило во сне конечно куча всего, но в основном воспринималось это как череда непонятных сюрреалистических картинок, в которых регулярно мелькали люди знакомые ей по реальному миру, но почти никогда не мелькало даже подобия здравого смысла. Баранкиной во сне доводилось и летать, и дышать под водой и ломать большинство известных ей законов физики и многое другое. Машенька уже успела избить или даже убить большинство неприятных ей одноклассников, одноклассниц, учителей и просто знакомых, поцеловаться (и не только!) с одним очень симпатичным парнем, который в реальности представления не имел о том что он является предметом Машиных воздыханий, поцеловаться (и не только!) с другим симпатичным парнем и по совместительству известным актером который в реальности вообще представления не имел что Маша существует, поцеловаться (И ТОЛЬКО!) с собственной лучшей подругой и конечно же осуществить сокровенную мечту всякого школьника и школьницы, взорвав собственную школу и выпилив с ножа директриссу. Был даже до жути реалистичный кошмар, который приснился Баранкиной после какого-то ужастика про зомби - в нем она убив какого-то из "протокольцев" (Да, Машка наконец вспомнила как тут называются "злодеи") принялась зачем-то его есть и довольно далеко продвинулась в этом деле, прежде чем проснулась в холодном поту дрожа от страха и отвращения. На мясо потом целую неделю даже смотреть не могла. Бррр! Хорошо что это всего лишь сон.

Покачнувшись Баранкина рухнула на спину и застыла широко раскинув руки и глядя в небо. В наушниках звучало что-то из Imagine Dragons (кажется). Подумалось что наверное единственное что у нее во сне пока ещё не получилось это заснуть и увидеть другой сон. Ну типа как в "Начале". Ну если конечно не считать другим сном реальность (бодрствующей Маше такие идеи казались бредом, но во сне звучали на удивление логично).

Курц, не раз уже обнаруживавший себя в самых невероятных ситуациях, привычным жестом аккуратно приподнял канализационный люк и вылез на поверхность, позволяя Романе последовать за ним следом.

Гусары оказались на небольшой забетонированной площадке между большим трехэтажным зданием, выкрашенным небесно-голубой краской, и ярко-зеленой двухэтажной постройкой поменьше. Площадка имела прямоугольную форму, и с двух широких сторон была ограничена стенами зданий. Две другие стороны прямоугольника образовывали высокие металлические заборы. В одном из заборов были организованы широкие ворота, явно предназначенные для въезда автотранспорта. Вдоль второго забора была разбита клумба, в которой росли какие-то аккуратные лианы. Несмотря на сравнительно холодную погоду, листья растений были зелены и свежи, и радовали глаз.

Положив люк на место, гусары вышли с площадки на улицу, которая, как изначально и предсказывала Романа, выходила прямиком на центральную площадь, где хранилась капсула, бывшая целью всего этого небольшого приключения. Площадь имела прямоугольную форму, располагалась заметно ниже окружавших ее улиц, и была сравнительно невелика: должно быть, метров сто пятьдесят на двести. С четырех сторон, на площадь спускались широкие лестницы, облицованные красивым камнем, а по краям она была обсажена какими-то невысокими деревьями с широкими кронами. В центре площади располагался большой фонтан - в настоящее время выключенный. Именно возле фонтана и была закопана капсула времени, прикрытая сверху специальной табличкой.

К несчастью, на площади проходила распродажа меховой одежды, о чем всех новоприбывших уведомлял специальный нарядный транспарант, вывешенный между двумя фонарными столбами. Поскольку день был будничный, людей на площади было немного: в основном это были продавцы одежды, скучавшие от безделья.

Посмотрев между прочим по сторонам, гусары смогли обнаружить еще несколько крупиц полезной информации. Большое трехэтажное здание, возле которого располагался люк, из которого они вышли на свет, оказалось зданием прокуратуры, а стоявшее рядом с ним маленькое зеленое - городским вытрезвителем.

Возле главного входа в прокуратуру, стояла и меланхолично курила сигарету молодая девушка в форме офицера полиции. Кажется, она была слишком увлечена какими-то своими проблемами, чтобы обратить внимание на вышедших со двора двух подозрительных граждан.

FACT 3

Some time ago group of merchant returned through the desert. They were attacked by gang of outsiders. Two guards were killed. They tryed to make a Judge's work.

Кукурузник, переместившийся с плеча Романы на борт пикапа, некоторое время наблюдал за деятельностью людей - особенно за тем, как Курц употребляет алкоголь. Затем, пару раз чирикнув, вдруг выпалил невпопад:

- Появится малейшее подозрение, что что-то идет не по плану - кладите их всех мордой в землю, - точность, с которой птица воспроизводила интонации Курца, пусть даже своим тонким скрипучим голосом, поражала. - Мордой в землю. Да-да, мэм.

Не отвлекаясь на животное, механически повторившее за лейтенантом Вебером слова, смысл которых понять неспособно, исследователи занимались своими делами.

Романа задумчиво рассматривала документы. При тщательном обыске пленных, ей удалось найти при них два паспорта и одно водительское удостоверение, а также один библиотечный билет. Один из паспортов, а также права - принадлежали Геннадию Дмитриевичу █████, который был знаком гусарам под обозначением "азиат с ирокезом". Второй паспорт принадлежал Наталье Дмитриевне █████ - это была девушка с волосами рыжего цвета, также азиатской наружности. Библиотечный билет нашелся у амбала, который пытался зарубить Курца - его имя, как выяснилось, было ████ Андреевич ██████-Евстигнеев.

Кроме того, у отдыхавших нашлись бумажные деньги на сумму 302.50 рублей, два обручальных кольца (у блондинки в шапке и у парня с хвостиком), пять наручных часов, широкое железное кольцо, пара сережек, красивый медальон в виде шестиконечной звезды, в центре которой была выгравирована какая-то вязь (украшения - собственность блондинки с бутылкой) и одна золотая коронка на коренном зубе у толстяка в кепке. Все это имущество смародерствовано не было, потому что у пассажиров вездехода была гордость.

Пытаясь придумать, как можно быстро и при помощи подручных средств переделать документы незнакомых людей в такие же документы, но принадлежащие будто бы Курцу и Романе, исследовательница быстро нашла пусть и неидеальный, но вполне рабочий вариант. Совсем без крови, впрочем, обойтись не удастся - но по крайней мере, это будет кровь самой Романы, и взята она будет в сравнительно малом количестве: 250 миллилитров, или ровно один стакан. Вооружившись пилкой для ногтей, этой кровью и пластинами из бронежилета члена отряда поддержки, исследовательница могла бы всего за полчаса "переоформить" документы на кого угодно, в том числе на себя и Курца. К сожалению, ритуал не будет держаться вечно - и уже через два-три часа после его окончания, любому будет достаточно одного взгляда на бумаги, чтобы заметить подделку.

Испытывая резонное нежелание расставаться с личной кровью, Романа попыталась вспомнить какие-либо тайные выходы из поселка (городского типа) Андреевка, который когда-то славился на всю Аврору изделиями из алебастра, добываемого тут же, на карьерах, расположенных к югу от города. На ум немедленно пришли андреевские катакомбы - нижний, нежилой уровень города, по которому проходили все городские коммуникации, в том числе электричество, водопроводы и канализация. Поселок был построен поверх монолитного камня, поэтому для уменьшения необходимости этот камень копать - улицы были подняты над грунтом. Катакомбы выходили на поверхность во многих местах - например, в трубах стока ливневых вод за чертой города, и почти в каждом подвале каждого здания. Все эти выходы, разумеется, были хорошо известны Протоколу, который почти наверняка поставил возле них какую-нибудь охрану. Кроме того, даже если Курц с Романой проникнут в городок через катакомбы - им все равно придется выйти на поверхность за капсулой: центральная площадь Андреевки была построена на грунте, и окружена небольшим парком.

Пока Романа мародерствовала и строила планы чудовищного содержания, Курц занимался тем, для чего изначально собиралась экспедиция: исследовал пространственные аномалии. В частности: пускал самолетики в треугольник. Он быстро заметил, что когда игрушка подлетала на расстояние около полуметра к аномалии - одна из вершин фигуры мгновенно перемещалась к носу летательного аппарата. Это не оказывало никакого влияния на полет самолетика - но пока тот не удалялся от треугольника на почтительное расстояние, вершина аномалии была к нему будто приклеена. Вдобавок, когда треугольник "вел" самолетик подобным образом, его ребра, обычно невидимые, окрашивались в красные тона, от чего обычная его мелкая дрожь становилась намного заметнее и красивее.

Вы не можете просматривать этот пост!

- Вот такие дела. Ступай-ка ты, Джодок, к Кегону с Иолом и обрисуй ситуацию. Ну и капитана предупреди, если встретишь. Ах да... - Крин плез в сумку поясную, покопался, вытащил сложенный листок с печатью, - Отдашь Кегону, лично в руки. Это пропуск на берег. Если к вечеру не вернусь, пусть покажет страже и велит его к господину Скомельё сопроводить. Он этот пропуск оформлял, тут вот подпись есть. Думаю, не понадобится, но все же, береженого и казера... тьфу прилип! Даже куролаки стороной обойдут, в общем.

- Мы делим шкуру неубитого кота. - Уверенно подхватил беседу Кегон.
- Основной товар, который мы собирались здесь продавать - серебро сырьем. Мы его продали? Нет. Пытались? Нет, если только Крин сам не ходил к своему знакомому один, но он молчит. Монеты на слитки мы меняли потому, что все говорят, будто их можно здесь выгодно продать. Так чего мы сидим и планируем третий шаг, пока не сделали второго?
Отпил воды с вином, нахмурился.
- Или мы решили на серебро просто взять эльфской еды у перекупщиков? Если так, то с этого стоило начать разговор. Или что, мы и в Верхотурье его еще повезем, раз здесь удачи не нашли?
Вздохнул. Добавил:
- Гребцам, кстати, предлагаю не платить или платить меньше, чем обещано. Сэкономим, а заодно не станем поощрять всю эту нездоровую возню с убийствами и казнями. И, конечно, от этого дела стоит, все же, держаться подальше и быстрее завершить свои дела.

- Понятно, что в Верхотурье нам с солью и вином плыть незачем. Продадим и в Кноссе, да ещё и дороже. Как раз и по суше не нужно идти, вся экспедиция на одном корабле, сэкономим неплохо.
Иол был уверен, что остальные, включая Крина, думают также. Хотя самому ему и хотелось посетить Верхотурье, не только из интереса, но и потому, что это может пригодиться в последующих экспедициях, он не видел в поездке выгоды и скрывал своё желание.

Иол удивился, что Друд согласился участвовать в казне Вана, ведь ещё недавно он печалился из-за того. Странный человек этот Друд. И вообще, Иола удивило, что эльфы казнят Вана, а не отправят на галеры например. Но молодой торговец не считал нужным вмешиваться в дело, предполагая, что тут может что-то сделать только Крин с его связями.

Романа стала, наверное, первым человеком на Авроре, который стал свидетелем естественного образования карстовой воронки. Не настолько редкое явление, но стать настолько близким очевидцем - слишком близким, на самом деле - было захватывающе и восхитительно. Не повезло Александру - с его места ему вряд ли было видно что-то кроме кучи земли.

- Бежим! - закричала она в радио, но не в панике, а в воодушевлении. Романа чувствовала, как адреналин расходится по её венам, заставляя сердца биться чаще, ускоряя восприятие и наполняя голову лёгкостью. Лёгкостью мышления, лёгкостью эйфории. В настоящем бою эта эйфория обычно гасилась риском, на который шли все присутствующие пилоты, и фактом того, что многие из них к концу боя погибнут - но сейчас вокруг не было видно ни единого врага, а карстовая воронка, по оценке Романы, не представляла из себя смертельной угрозы кому-либо. Впрочем, исследовательница предпочла убедиться. Её Опал уже скакал высокими, длинными прыжками прочь от воронки, когда Романа вдруг ловко закружила свой палаш в воздухе - да так, что в кабине стал слышен скрип сочленений - развернув его на сто восемьдесят градусов, после чего побежала дальше уже спиной вперёд. Приборы визуального наблюдения исследовательница направила на расширяющуюся воронку, принявшись анализировать скорость её расширения и приблизительную глубину, не забыв запомнить несколько наиболее впечатляющих моментов.

Было: 6000 д. + 293 д. личных

- 45.5 д. (три обола на грузчиков) (Сборы, пост1)
- 2963 д. (Сборы, пост 16)
- 2.5 д. (В путь!, пост 1)
- 7.5 д (В путь!, пост 14) и еще столько же долга
- Запасам провианта нанесён значительный урон (Казераги, пост 23)
- 14 д. (Казераги, пост 36)
- 25д. (Авеола, пост 25)
- 5д. (Авеола, пост 39)
- 3 таланта олова
-665 драхм налога со сделки товарного обмена (Авеола, пост 45)
-100 мехов (62 кота, 38 лис) (Авеола, пост 45)
-20 драхм Ночлег/аренда (Авеола, пост 56)
- 70д. личных на гульки (Авеола, посты 68 и69)
- 2696 д. закупка (Авеола, пост 74)
- 360 д. на дорогу (Авеола, пост 74)
- 100 д. на охрану (Авеола, пост 73)
- 1 богато украшенный меч (на пути к Верхотурью, пост 54)


+ 100 шкурок (Крин, личное)
+ три таланта олова (Сборы, пост 16)
+45 мин (веса) бронзы (Лейс претендует на 10 мин как первым нашедший) (Казераги, пост 36)
+ 3.5 таланта соли в пяти бочонках (Авеола, пост 45)
+1240 драхм прибыли с мехов, считая уплаченный налог (Авеола, пост 45)
+Оружие и вино (Авеола, пост 74)

Итого453,5 д. серебром (+ личное)
45 мин (веса) бронзы (Лейс претендует на 10 мин как первым нашедший)
3.5 таланта соли в пяти бочонках

Асимптота:

- Подождите! - откликнулась одна из девушек с белой мехи - та, что запуталась в собственных черных волосах, и неловко ползла сейчас к лежавшей неподалеку большой ветке, придерживая сломанную ногу, - Он только сливаться начал! Может, еще живой?

В этот момент, из-под воды показалась Баранкина и, в своей неповторимой манере, выразила готовность к взаимовыгодному диалогу. Это было хорошо. Баранкину было очень сложно мотивировать делать что бы то ни было, ввиду нестабильной психики. Это было плохо.

Третья выжившая, с которой тебе даже довелось общаться - девочка-механик с цветочной фамилией (то ли Ромашкина, то ли Розочкина) - в это время преловко протискивалась между пластин развороченной спинной брони. Видимо, ее целью было на самом деле узнать, что случилось с пилотом белого палаша.

Игорь:

На некоторое время ты занял себя изучением незнакомой кабины. Водил руками по кнопкам, по рычагам, по приборам. Попытался вспомнить об этой кабине хоть что-нибудь: все-таки, ты несколько минут соседствовал у себя в голове с человеком, для которого эта машина была знакомой и родной. Вот, даже прямо перед тобой, на приборной панели явно уже рукою водителя приделаны две скобы. А между скобами, зажаты часы: механические, дедовского вида. Циферблат пересекает аккуратная надпись: "7 камней". Не маловато ли? Вспомнил откуда-то: должно быть 17. 16 в худшем случае, или 15 - если дело совсем плохо. Кажется, дед рассказывал. Или прадед?..

Поток воспоминаний пришлось остановить, чтобы не отвлекаться. Все твое окружение отдаленно напоминало внутренности какого-нибудь титовского "Востока": крупные пластмассовые кнопки; металлически рычажки, прикрытые пластмассовыми крышечками; приборы со стрелками, движущимися поверх тускло светящихся в темноте шкал. Надписи были набраны русскими буквами, что почему-то внушало тревогу. Приглядевшись повнимательней к приборной панели, ты обнаружил, что большинство кнопок на ней было подписано.

Вооружившись этой информацией, ты быстро нашел ряд рычажков, подписанных как: "ПАД", "Р и ОВ", "ОТКР. ЛЮК" и "ПУСК ДВИГ." Судя по всему, третий из них и был тем самым, что тебе нужен.

Завершив изучение приборной панели, ты услышал вопрос, заданный громогласным женским голосом с металлическими нотками. Девушки снаружи начали этому голосу что-то отвечать, и ты поднял взгляд на экран. Белобрысой эльфийки видно не было. Вместо нее, на машину из воды вылезла какая-то седая зомби в черной одежде и с закатившимися так, что в темноте тускло поблескивали лишь белки, глазами. Одним глазом. Зомби дерганными движениями принялась осматриваться и, кажется, принюхиваться. Армянка, увидев это, начала потихоньку отползать прочь.

Тикание часов на панели, которое ты раньше даже не замечал - кажется, ускорилось.

Машенька:

Оглядев сложившуюся ситуацию, ты пришла к выводу, что интересная сонная движуха окончательно сошла на нет. Роботы валяются, геометричка изнутри своей коробки учит жизни, а отдаленно похожая на мокрую старшеклассницу личность окрикивает тебя лично:

- Маша, ты бухая опять? Как я рада тебя видеть! Помоги шину наложить... пожалуйста?

Нет, пожалуй, с распущенными волосами ей больше идет. Лопоухих ушей этих страшных не видно.

Что же касается интересных предметов окружения, которые можно было бы направить на развеивание воцарившейся во сне атмосферы уныния - ты увидела торчащие из развалин белого ОБЧР какие-то инструменты. Судя по всему, перед падением эта машина была ими увешана как новогодняя елка - игрушками. Сейчас все добро, конечно, разлетелось (как и останки приснившегося тебе пилота внутри кабины) по всей округе - но при некоторой сноровке, среди бардака совершенно точно можно найти интересные вещи. Если подумать - немного поодаль валяется еще три робота, по которым еще не ступа нога сновидящего мародера.

Цепочка - место, где вы все живете. Что вам известно о нем? Досужая болтовня разных существ. Но ее много.
Цепочка - это три тороида, сцепленных друг с другом. Некогда они были звеньями бесконечной Цепи. В результате чего-то, названного впоследствии Треском Миров, осталась только Цепочка. Она скучает по Цепи, но даже не знает, существует ли та до сих пор.
Итак, три чудесных мира в одной цепочке.

Первый - Ржа





Мир, сплошь состоящий из ржавого металла, как превратившегося в труху, так и пытающегося по-прежнему держать приданную неизвестными строителями форму. Мир того, что оставили потомкам прежние жители этой части Цепи. Громадные и не очень, скрипящие, рассыпающиеся сооружения стонут на жарком сухом ветру. Бури ржавой пыли и ничтожное количество влаги воздуха точит их вот уже многие эоны лет. Но предыдущие хозяева этого мира строили на совесть - многие их вещи, созданные по давно забытым рецептам, еще работают. Для нынешних жителей неизвестные эти технологии зачастую опасны - но порой и бесценны.



Второй - Пыль. Она - среднее звено.



Мир смерти. Бесконечные просторы серой пыли. Движение чуждо этому месту - здесь нет ветра, и любой след в ней останется навсегда. Здесь нет зверей. Никаких - даже бактерий. Мертвец, ставший таковым в Пыли - останется в ней навсегда. А мертвецом стать просто. Насколько Пыль однообразна и сера внешне - настолько же она хитра на выдумки, когда дело касается смерти. Пыль полна странных явлений больше, чем другие два мира Цепочки. Спонтанные локальные изменения гравитации, температуры, атмосферы - лишь верхушка, то, что может поджидать на самых проверенных путях. Всех же опасностей Пыли не перечислить - и не узнать, не попробовав, хе-хе.
Иногда в Пыли можно встретить остатки древних руин. Именно так - остатки руин. Они древние настолько, что даже скрипящая Ржа рядом с ними - сущий младенец. Артефакты c Пыли - редкость невозможная. Они самые непредсказуемые, самые опасные... и самые ценные. Порталы между мирами Цепочки (о которых позже) - творение именно бывших жителей Пыли. Кто-то очень постарался, чтобы стереть этих могучих созданий, хм... в пыль.



Третий - Живность.





Он цветет, он выбрасывает споры, он бежит, он переваривает, он охотится, он пожирает и гниет. Живность полна жизни - буйной, дикой, вечно подвижной. На Живности тоже когда-то кто-то жил - но их и их следы сожрал этот не терпящий статичности мир. Лишь изредка можно встретить здесь заросшие джунглями крошево руин - и еще реже в них можно найти что-то целое и полезное.


Миры Цепочки продеты друг в друга подобно звеньям, хм, цепочки. Они не касаются друг друга - но каждый из тороидов связан с соседним (Именно с соседним, не дальше. Ржа - Пыль - Живность) многими нитями порталов явно очень высокотехнологичного происхождения. Их размеры разнятся от крошечных до поистине титанических, но все они выполнены в одном стиле - в виде монолитной арки из серебристого неизвестного металла. Говорят, что артефакты предтеч из Пыли выглядят похожим образом. Силами нынешних жителей Цепочки как-то приостановить работу порталов невозможно - да и не нужно это никому.

Когда-то Цепочка была частью Цепи, но то было бесконечно давно. Даже она сама почти не помнит тех времен - что уж говорить о смертных, ее населяющих.
Кстати, о населяющих.
Сейчас на Цепочке живут три народа, по числу ее частей.


Ржу населяют Ржаки - тщедушные, небольшие существа с множеством тонких рук-ног и не меньшим количеством глаз. Словно созданы они для того, чтобы щупать-глядеть создания Предыдущих, пытаясь понять, для чего же они предназначены. Живут ржаки очень тесно, по полной используя несколько громадных освоенных зданий и почти никогда из них не выходя. А зачем выходить, если еду и новые подарки Ржи приносят им свалкеры? Тем более, говорят, снаружи опасно очень - где рухнет лист металла весом в сотню тонн, где оживет вдруг старый механизм и что-нибудь плохое сотворит. Нет-нет-нет, это пусть свалкеры рискуют.
Самое крупное поселение - гигантский Комплех, ржавый небочёс. Так и кишит Ржаками, исследующими его бесконечные закоулки. Здесь кипит жизнь, торговля и то, что с натяжкой можно назвать исследованиями, а больше - небезопасными опытами. Центр прогресса, в общем. Жаль только, что от еды из Живности зависит сильно.

В Пыли никто не живет - лишь свалкеры туда-сюда бродят, стремясь скорее свои дела закончить и уйти отсюда.

Живность населяет очень много кто, но разумом (если это можно так назвать) обладают лишь одни - зеленые, осклизлые и жирные бураты. У них нет рук и ног - лишь длинные маслянистые тела, по одному фасетчатому глазу, да щупальца у рта, чтоб жрать и кости из зубов выковыривать. Бураты разводят разных животин и много, сытно кушают их мясо. Даже после пиршеств еды еще навалом остается. Вполне можно отдать, чтобы не сгнила, свалкерам за какую безделушку из другого мира. Красиво, статусно же. А иногда железка и полезное чего умеет делать - тогда вообще отлично. Резона покидать свои Скейвы (так зовутся остатки древних зданий, где живут эти ребята. Свои им строить лень) у буратов нет - еда при них, все остальное свалкер принесет. Да и вообще, ведь даже скейвы эти сложно удержать от прущей Живности - оружия не хватает, его из Ржи сложно нести. А чтоб выдумать свое бураты тупы слишком и ленивы.

Наконец, Свалкеры. Любимцы Цепочки, ее сердце и кровь. Не найдешь на Цепочке двух одинаковых свалкеров, ведь они - поле Ее экспериментов, полигон для выдумок. Внешне Свалкер - странная помесь бурата и ржака, причем всегда в разных пропорциях. А иногда мелькает в его чертах и что-нибудь совсем нездешнее - видимо, то Цепочка вспоминает старых своих жителей и времена, когда она была в Цепи. Бывает и так, что жить новослепленный свалкер и вовсе не может - чего-то не хватает. Такие умирают сразу или чуть попозже.
Рождаются свалкеры у обоих народов по прихоти Цепочки - и тут же изгоняются наружу, по свету бродить. Никто их у себя не держит, да и не держатся они. Их вечно манят приключения, всюду хотят сунуться ушлые свалкеры. В душе бродяги и авантюристы, в них дух и надежда самой Цепочки. Только они чувствуют ее, только они могут жить в ней, а не просто выживать. Ржаки и бураты здесь гости, чужаки. Свалкеры же были всегда и всегда будут, они вечней руин. Говорят даже, что их всегда одно число (только никто не знает, какое) - и что когда умирает один, то тут же вылупляется другой у одного из народов.
Лишь свалкеры осмеливаются заходить в порталы - и могут выходить из них живьем. Без них давно бы вымерли от голода Ржаки и были бы поглощены Живностью Бураты. Свалкеры ходят через Пыль, связывая два живых мира через мертвый. Рискуя собой, через серые равнины несут еду в Ржу и механизмы в Живность. К ржакам подряжаются таскать подарки Предыдущих из руин; вместо буратов зачищают стаи хищников, слишком близко подобравшиеся к скейвам. И конечно, никогда не пропускают ничего любопытного - а такого в Цепочке за время ее существования скопилось предостаточно.


Особенностью Цепочки являются многочисленные Подарки Прежних - остатки предыдущих цивилизаций, на которых живут нынешние народы.
Цепочка была домом для многих видов существ, сменявших друг друга по очереди либо деливших ее одновременно. Еще больше народов повидало ее мельком, в пути по Цепи, нет-нет да и оставив что-нибудь. В любом ее месте ушлый свалкер может найти что-то из этого наследия. "Что-то" это может оказаться глупой безделицей, поломанным куском. Может - полезной вещью (такие свалкерами ласково зовутся ништяки), может и опасной. Может чем-то совсем уж непонятным. А может - могучим невероятно и опасным даже для самой Цепочки.
Подарки Прежних делают жизнь жителей Цепочки (да и ее самой) куда интереснее и непредсказуемее. Вдобавок, нынешние обитатели избавлены от скучной необходимости что-то производить самим - ведь что угодно можно найти, если повезет. Одни только ржаки что-то пытаются сами клепать - бередит им души слава древних.
Больше всего их в Ржи. Фактически, весь этот мир - сплошной Подарок Прежних. Намного меньше их в Живности - сожрали джунгли все. И почти совсем ничего нет в Пыли - но то, что есть, способно удивить саму Цепочку.
Кстати, порталы между Ржой, Пылью и Живностью - тоже Подарки. Никто не знает, как они работают. И если они вдруг прекратят - то Цепочка умрет. Этого Цепочка боится, вспоминая жуткий Треск Миров.

Говорят, где-то в самых потаенных местах всех трех миров есть дороги, ведущие за пределы Цепочки, в те звенья, что когда-то были Цепью. Ну, говорят. Врут, наверное.

Дополнительные материалы, приведенные в этом посте, я рассматриваю как фансервис для самого себя, поэтому привожу здесь для ознакомления в необязательном порядке. Лучше всего, наверное, будет пролистать этот раздел по диагонали, посмотреть на картинки, и при желании - вчитаться в заинтересовавшие части. Повторюсь - если вы желаете играть попаданцем - прочтение этого поста может смазать момент личного знакомства с миром.


7. Календарь Авроры



8. Идеология и политическая жизнь Тамбова



9. Верениканка



10. Архилекты Верениканки



11. Иерархия мышления



12. Тактика космических боев



13. Математика и колдовство

Материалы, приведенные ниже под спойлерами, нужны для лучшего знакомства с миром - если вы не хотите играть попаданцем. Если вы, наоборот, им быть собираетесь - этот и следующий посты не просто можно не читать: в некотором роде, их прочтение может навредить впечатлениям от игры.

Разделы 1-6, скорее всего, во время игры пригодятся. Разделы 7-13 приведены здесь в первую очередь потому что не пропадать же написанному тексту.


1. Тамбов и Аврора



2. Колмогоров



3. Технологии и быт



4. Протокол



5. Армия и гусарский полк



6. Мехводители

- Ну а как не расспрашивать, разве этих эльфов дождёшься. Хоть самим за дело берись. Вот так убили человека, а даже рожу набить некому. Будь дело в Кноссе, эти куролаки уже летели бы за ворота с кукареканьем. - ответил Иол Григорию, вероятно, преувеличивая способности стражников родного города.
Ближайшее время Иол собирался провести, дожидаясь перекупщиков, которые могли прийти, как сказал Крин, ну и приглядывать за товарам.

Не впервой уже было видеть смерть товарища. Но не столь юного. И не настолько страшно и при этом незаслуженно убитого. Хитрожопый он был, кичливый, ушлый. Но чтобы вот так? Поглумиться, как озлобленный пьянчуга над вшивой дворовой собакой, а потом брюхо распороть как свинье.
И чего теперь Григорий скажет, если вдруг судьба сведёт с его отцом на просторах Кватанга? Хотя тот, наверное, и не припомнит ничего такого. Много детей у него было, а этот явно не самый любимый. Иначе бы не дал его в роли протеже флилайту, пускай и хорошему другу.

Абсолютно непробиваемым взглядом осматривал капитан алые пятна крови, периодически сводя его на зеленоватые кишки старого товарища. В дискуссию он никак не вмешивался. Кто ж его, флилайта, станет слушать. Также не было настроения вести дел с чиновниками. Всё равно официальное решение его не устроит. Только своё собственное.

Неожиданно Григорий развернулся и попытался раствориться в толпе, дабы не попасть под раздачу "расспроса" от стражи.

Крин отдахал если не душой, то глазами уж точно. Любил рощи, леса всякие. Тень, листва шумит - красота. Может даже если не сложится с торговлей, стоит пойти к друидам, не возьмут в круг, так хоть рядом жить позволят.

Одно огорчало - про товарища из Авеолы помнил, а вот подарок ему не привез. Не меха же прошлогодние дарить, в самом деле. Вот и задумался Крин о чем-то своем, усами поникнув, да упустил момент, когда Кегон повел таможенников на корабль, слитки считать. Ну, оно поди и к лучшему будет - не надо теперь без подарка что-то пытаться от Эладриона получить.

Представился, записался. Кегону не мешал, пусть парень сам работает, поучится заодно, но ни на шаг не отходил. Усы как стену копий выставив, глазами буравил каждого эльфийца встречного. Скал так склад, извольте. Но если вдруг склад не подходящий, или не опечатают как надо, или расписки да бумаги не оформят - тут за каждую закорючку драться готов был. Если уважают эльфийцы документы да бумаги, то Крин не Дромдонид будет, если не даст им генеральное сражение на папирусе фалангами букв и цифр.

Ну а когда со складом уладилось, конечно, решил в город наведаться. Когда еще случай выдастся? В самом деле, может в следующей рейс как у тех магназейцев разлетится лодка, да на берегу куролаки голодные встретят.

- Боги благоволят нам. - Сказал Кегон, холодно глядя на потерпевшую бедствие галеру. Пожал плечами.
- Можем взять часть их товара и еду - зачем добру пропадать? А может, и спасем кого - тогда это будет справедливой платой.
Что характерно, на примолкшего после происшедших событий Крина не посмотрел вопросительно, а сразу глаза уставил на капитана - вперед, мол.
К Лейсу Толстому обернулся - победитель кабана Одивиду решительно не нравился с самого начала, а после полученной травмы еще больше. Сказал спокойно:
- Походим по мертвому кораблю, Лейс?

План с задержкой товара Иолу нравился не во всём. Нет, он был, конечно, хорош и смел, сам бы до такого не додумался уж точно. Но вот пользоваться помощью мангазейцев, чтобы потом их же и задержать казалось не лучшей затеей, так можно и удачу отпугнуть. Ну, так кто-то говорил. Впрочем, с Крином спорить не стал - тот в торговле лучше разбирается и о эльфийских порядках знает. Спросил только, не опасно ли, не тронут ли дипломата Кносса.
После первых признаков бури на берег Иол не спешил и наблюдал даже с некоторым наслаждением - ну когда ещё увидишь масакаре посреди реки. И даже проникся уважением к капитану, который тянул до последнего, да и вообще в этом плавании был хорош.
Но вот настало время причаливать. О товаре Иол особенно не беспокоился - ну что с этим серебром может случиться? Ветром не унесёт, водой не замочит. А, ещё меха. Ну так они всё равно прошлогодние, хотя лучше не мочить, это правда. А вот о еде позаботиться определённо стоило. Ну и лук, конечно, спрятать от дождя надо. И пергамент. В общем, предстояло придумать укрытие. Услышав, что Кегон предлагает перевернуть лодку, Иол заметил, что укрыться под лодкой и ему кажется хорошей мыслью и поинтересновался, не затопит ли их в овраге во время бури.

- Ну, сейчас соберемся, да расскажешь. - Не то, чтобы Кегону было сильно интересно мнение различных мудрецов, но все равно бурю придется пережидать. Так хоть истории можно послушать.
Но не сейчас. Сейчас надо укрыть товар и себя.

— Как же тут, вашу мать, воняет! — только и смог не то подумать, не то сказать вслух Санчес, кое-как придя в себя и отплёвываясь от набившегося в рот песка. Тут же мутным потоком хлынули воспоминания: тревога, бегство с базы, что-то мешает догнать уехавший APC, вдруг перестаёт мешать, но транспортёр почти сразу после этого взрывается, затем что-то рвануло сзади — и Антонио оказался где-то тут, аккуратно и щедро присыпанный песочком.
Голова трещала как с сильного похмелья. Ещё и мразотная атмосфера словно отыгрывалась за все месяцы, в течение которых её фильтровали, прежде чем допустить до морпехов: штормовой ветер непрерывно гнал вместе с пеплом свежий сероводород, а полыхающий ангар — очень, очень хотелось надеяться, что только ангар — частично, конечно, снижал его концентрацию, зато взамен распространял одуряющий запах горелой резины и ГСМ.
Надо было отсюда сваливать, пока не нанюхался этого дерьма до потери сознания. Шевелиться получалось так себе, потому что песочек, но Санчес кое-как откопался.
Что-то было не так. Слишком легко... рюкзак! Тут же пришло понимание, что именно не выпускало его из ангара — и, возможно, очень даже спасло жизнь, не позволив добраться до APC. Многословно, но из-за лезущего в рот пепла тихо выругавшись в вонючее небо, взрывник принялся искать своё добро.
Первым, конечно же, нашлось оружие — как не найтись, если оно прямо тут, под владельцем, лежать мешает? Найти броню тоже не составило проблемы: шлем торчал из песка бугром, рядом с ним валялись каким-то чудом не разделившиеся панели кирасы и наголенники. А вот, кажется, и рюкзак...

Санчеса нашли по громкому крику «PUUUUUTAAAAAAA», перебившему даже вой ветра. Причина орать была более чем весома: раскопав рюкзак, он с ужасом обнаружил, что остался без взрывчатки! Вообще! Совсем! Начисто! Только два «клеймора», которые были сунуты в разгрузку и потому остались при нём, да зацепившиеся за ткань рюкзака М14, и то не все. Прочее барахло, включая абсолютно бесполезные теперь детонаторы, было на месте — куда оно денется со дна рюкзака? А самая ценная часть груза, почти двенадцать фунтов С4, которой он непосредственно собирался отрывать «креветкам» хвосты по самую шею, осталась в ангаре — наверняка именно ей он и обязан колокольным гулом в голове.

В вездеходе он снова надел каменное лицо, хотя это и было сложно: почти весь взвод погиб, командир тяжело ранен, дом — а база таки стала для него домом — разрушен, да ещё и сам без своего главного инструмента остался. Предки уже рыдали бы в голос. К предложенной Винченцо бутылке он присосался как младенец, одним глотком приняв четверть её содержимого, и только тогда заговорил:
— Невозможно. Во-первых, в Корпусе так не принято. Во-вторых, слишком быстро.

Болящие руки и сорванные ладони подействовали на Крина умиротворяюще. Конечно хотелось первое собственное дело провернуть так чтобы потом долго в Кноссе вспоминали. Но ведь все идеально не бывает, верно?

- Да вот, - Крин печально опустил усы, - Думал нагнать магназейцев и пассажиром к ним напроситься. Сказался бы дипломатом Кносским, по срочной государственной надобности к эльфам отправленным. А что с товаром, так на Кватанге все знают - Кноссцы без товара из дому не выходят.

Лодка шла бойко, позади петлял пенный след. Не обогнала бы давеча галера, можно было бы даже сказать, что скорость хорошая.

- Сказал бы, мол у вас корабль быстрее - заплачу если довезете. Так бы одновременно прибыл. А там таможня эльфийская, проверки, пошлины... Ну и была мыслишка поискать знакомых, попробовать договориться, чтобы денек-другой лишний их на таможне подержали. А там и наша лодка подойдет.

Григорий подкинул идею с гребцами.

- Да, это дельная мысль. Думаю, гребцов попробовать донанять все равно стоит. Только... - Крин выразительно посмотрел на свою ладонь, будто та взяла у него денег под процент и не отдает, - Не всякий селянин, поди, в гребцы годится. Капитан, сможешь подходящих подобрать?

В плавании Кегон был особо ничего не делал - все, отбегался, теперь расслабься да плыви. Когда капитан взялся за рыбалку, правда, ожил слегка - поближе пересел и принялся смотреть молча. А потом и вопросы взялся задавать вместе с Иолом: как и кого можно есть, как ловить, а кого лучше сразу выбрасывать, да вместе с рыболовными снастями. Пригодится же - дадут боги, не раз еще по реке придется ходить.
Вид мангазейской галеры насторожил. Судя по тому, как покраснел да зашевелил усами Дромдонид, ее явление было чем-то плохим. Уж слегка заледенело на сердце и приготовился Кегон за оружие браться - пираты?
Нет, обогнали и дальше пошли. Только тут до Одивида дошло - конкуренты. Которые будут у эльфов раньше них, и привезут груза куда больше. Помрачнел. Вновь за рыбалкой принялся смотреть хмуро.
А потом взял и спросил впрямую Аргила:
- Что за "запрещенные меха"? Ты что имел в виду?

— О боги, вот это туша! — раздался звонкий и живой голос.
С высокой мачты, где он до этого издали не был заметен из-за свисающего паруса, спрыгнул молодой темнокожий харад, лет семнадцати. Сын старого знакомого, отправленный уму-разуму учиться на реке. Вряд ли кому-то ещё бы гордость позволила так долго работать у какого-то флилайта. А тут капитан с ним с малых лет дружен, да и сам Вайб не сказать, что чистой крови, ибо на деле полукровка. И разница в возрасте своё дело сыграла, естественно.
— Кэп, на нашу красотку косится. Ты на ляхи его погляди! Будто свёртки с салом туда зашили! Неа, тут даже не в гордости дело, такого минимум за двойную плату надо брать. И ехать ему только идеально по центру палубы, а то же всю остойчивость нам порушит! И чего тогда, до конца реки оверкилем пойдём?

"Его правда" — про себя подумал Григорий, хмуро наблюдая за потенциальными клиентами боковым зрением. В отличие от своего помощника сразу приметил не самого объёмного, а того, что габаритами поменьше. Сразу видно, кто из них будет расплачиваться и кто более деловой человек. Или сильнее старается им казаться.

— Приветствую, — откликнулся Грег, подходя к парочке. Выпрямился, быстрым оценочным взглядом прошёлся по их одеяниям, руки за спиной сложил, что-то быстро прикинул в уме. — Торговцы? Требуются услуги опытного капитана? Изъездил в своё время Кватанг вдоль и поперёк, судно юркое и манёвренное — быстро и надёжно. При этом цены ниже, чем у прочих. Куда держите путь?

Вы не можете просматривать этот пост!

Первый день "дома" не дал практически ничего. Лейтенант настрочил короткий сверхсекретный отчёт и отправил его по дальней связи: всё равно, когда буря накроет их пост, связи не будет вообще никакой, и даже появись новые данные, ими можно будет разве что зад подтереть.

Кёртис с Арлекином оказали раненым первую помощь, благо, на большее их ранения и не тянули, а потом синтетик в компании с биологом превратили медотсек в лабораторию и занялись своей алхимией. Чего они там намудрили, полностью никто не знал. Однако сообщили, что ни один защитный материал, используемый сейчас в снаряжении, кислоту этих, как они сказали, "ксеноморфов", не держит. Исключение составляют некоторые виды керамики и стекло. Кажется, там что-то связано с кремнийорганикой.

Кегон много времени расшаркиваниям не уделил, Сверх необходимого среди слов приветствия не сказал ничего. К еде тоже не притронулся, только чашку воды себе налил. Усевшись, лист пергамента достал, усеянный аккуратными строчками. Пробежался по нему еще раз глазами, а подняв их, встретился взглядом с Кринном. Давай, мол - кажется, имел в виду усатый дядька всем своим видом.
Не растерялся Кегон, хоть сам ожидал, что высказаться здесь ему дадут последним. Вздохнув и воды глоток выпив напоследок, взялся пересказывать то, что вчера надумал и аккуратно на листок записал.
- Насчет "удвоить" не знаю, Кринн, но идея есть. Первым делом скажу - надо идти рекой. По дорогам сейчас распутица, будет намного труднее.
Примолк, ожидающе на опытного Дромдонида посмотрел - правильно сказал? Непонятно, тот как глядел выпученными своими глазами, так и глядит молча. Ладно.
- План такой: наше серебро в монетах сменять на слитки. Уже немного выиграем. Снимем корабль, слитки эти повезем на юг, по течению, к эльфам. Они же берут слитки, сырье, металлы, так?
Скупой кивок и тот же взгляд. Кажется, таким образом Кегону дают понять, что он взрослый и самостоятельный мужчина теперь, и нечего все время одобрения спрашивать. Ну что ж, это правильно. Больше не будет.
- Так. Берут. Слитки сдадим, возьмем что-то у них. Чем они торгуют? Небольшими объемами дорогих вещей. Вином, оружием. Возьмем это и обратно на Север. Если все будет хорошо, уйдем в приток к Верхотурью, завернем к санимнцам, они, как я понял, эльфийские вещи ценят. Сдадим все, возьмем то, что продают санимнцы, и в Кносс. Если что-то будет не так, санимнцев можно пропустить, и после эльфов вернуться сразу в город, тоже без прибыли не останемся.
Слегка раскрасневшийся Кегон перевел дух, залпом допил оставшуюся воду. Немного подумав, долил чашку уже разбавленным вином, отпил глоток.
- В чем суть. Мы везем малый объем - туда серебро, назад отдельные ценные вещи. Нам не нужно нанимать большой корабль и большую команду. Экономия, да и безопасность - кто позарится на маленькую лодку? Но надо узнать у тех, кто знает реку, такой ли это большой плюс - маленькая лодка. Мало ли, вдруг на них чудовища часто нападают. Такие вещи надо заранее разузнать, я могу заняться.
Еще момент - почти весь путь мы идем вниз по течению, намного легче будет идти. Если поедем в Верхотурье, то оттуда в Кносс можно будет не только на корабле, но и по земле - к тому времени распутица, может, и закончится уже.
Опять опустела чашка, а только что ведь вино наливал. Ладно, хватит пока, и так голова уже чуть кружится.
- Ну все, вроде. Как вам план?

Покончив с формальностями, приветствиями, вопросами о здоровье матушки, дядюшки и прочих достойных упоминания родственников, Крин перешел по скорее к делу. И к столу, разумеется. Все пустые разговоры он постарался уложить в пару минут, пока встречал партнеров да слуга сервировал стол.

- Ну-с, у нас есть славное летнее вино, рыбка, там еще какая-то снедь, - Крин передернул усами, не то принюхиваясь, не то показывая, что снедь не главное, - И шесть тысяч драхм, образно говоря. У кого есть предложения как бы нам удвоить эту сумму?

И вылупился на Кегона, давай мол, ты самый младший, тебе первым и говорить.

Первое, что увидел де Котис, подойдя к комплексу диспетчерских пультов - это обезображенное, буквально разорванное на части тело Гэбриэла Сторма. Оно лежало рядом с пультом связи, по которому тянулась широкая кровавая полоса. Кажется, в последний момент он пытался установить соединение, но ему попросту оторвали левую руку по локоть.
В другой руке он сжимал массивный револьвер, кажется, такой же, какой использовал лейтенант морпехов. И, судя по рваным дырам в напольном покрытии, какой-то твари неплохо досталось. На частично сожжённом кислотой лице начальника станции читался совершенно нехарактерный свирепый оскал, а единственный уцелевший глаз был открыт, и словно продолжал сверлить взглядом давно ушедшего врага. Вот тебе и "Габриэлла", кто бы мог подумать...
Часть экранов и оборудования были разбиты или просто снесены с кронштейнов, но система журналирования событий (тупое название!) выглядела неповреждённой. Ключа у де Котиса не было, но аварийное извлечение записывающего устройства было предусмотрено. Ударом приклада он разбил стекло и провернул ручку переключателя. негромко, но мерзко завыла сирена, и верх пульта раскрылся, выпуская чемоданчик накопителя.
- Внимание! Несанкционированное изъятие основного носителя данных! - прозвучал механический женский голос в динамиках громкой связи.
Все данные, вместе с видеозаписями, были у него в руках.

Ласомбра против Ал-ад-Дина

Удача и шанс
Дарованы немногим.
Руби сквозь душу.

Героиня до последнего тянула, лежа в полном парадном облачении на кровати, что служила ей постелью на время пребывания в Ровно. Недокуренные, остатки травы дотлевали в небольшой кацее, поставленной на пол - должно быть, хозяева жилплощади замучаются потом проветривать помещение. Мечтательный взгляд руманки скользил по страницам сборника стихов, который Ласомбра привезла с собой в город богов; "Не умри - А.С." - было небрежно выведено на форзаце. Руманке вспомнился разговор, состоящийся незадолго до ее появления в городе богов.

- Как профессионал, выражаю неодобрение твоей затеи, - говорила Фальта, старая соратница, врач и и.о. жрицы, сопровождавшая отряд Ласомбры последние шесть лет. Она лежала на низкой тахте, перебирая свою длинную косу на манер четок; пушистый конец косы этой был выкрашен ярко-алой краской, - Хочешь выместить гнев на каком-нибудь несчастном идиоте - выйди на улицу, заруби первого встречного. Десяток первых встречных, если потребуется!

- Дело не в гневе, - отвечала героиня в синем, проверяя в очередной раз нехитрое содержимое своей сумки-почтальонки, - Дело в справедливости. Хоть через такую жопу, но ее нужно восстановить.

- И что потом? - доктор возвела очи горе, - Допустим, воскресишь ты своего Сашу. Вернетесь вы куда-то к нему на север, построите ферму, начнете разводить мамонтов. Организуете, может, приют для сирот войны, подарит он тебе собаку. Правда, Алехандро всегда дымил как вулкан - поэтому, навскидку, даже если его сейчас воскресить, лет через десять отхаркает мужчинка твой легкие на пол и откинется.

Ласомбра пожала плечами - примерно на такой исход она в идеале и рассчитывала. Фальта, впрочем, не унималась:

- Ты, конечно, будешь тосковать, но держаться. Поедешь кататься по холмам, может. А мимо будет проезжать, скажем, Августинка-принцесса, подросшая. Увидит твоего мамонта, да и прикажет отнять. Допустим, ей хватит ума не нападать в чистом поле, а дождаться, пока ты уснешь. Собака залает, собаку убьют. А мамонта угонят на королевское - императорское, извини - пастбище. Мы обе знаем, что в конце концов все вернется на круги своя - сестрица, от насилия не убежать.

- И что ты предлагаешь? Жить дальше, так ничего не сделав? Я не больше хочу убивать императора, чем он сам - уж поверь мне.

- Можешь попробовать его простить, - Фальта переместилась в сидячее положение и сладко потянулась; поджатые, когти босых ног тихо царапнули по паркету.

- Что? - нахмурилась героиня.

- Прощение. Ты знаешь определение прощения? - доктор поднялась на ноги, чтобы пройтись вдоль стены и завесить окна. Помещение погрузилось в полумрак, освещаемый огнем нескольких ритуальных свечей, - Отрешение от ситуации, осознание ее во всей полноте, добровольное согласие на сохранение несправедливости. Не научишься это делать - будешь бегать по кругу, бесконечно.

- Сложно, - призналась Ласомбра после недолгой паузы, - Но я планирую над этим поработать. Мне в любом случае навык пригодится, когда верну Сашу на место.

- ...Потому что если Меченосец не рассказал тебе, за что осудил твоего кавалера - значит, это было преступление против тебя? - как бы невзначай догадалась Фальта.

- Именно, - героиня в синем тоскливо вздохнула, - Пожелай мне удачи.

- Угу. Еще трын-травы возьми на дорожку, - подруга вручила Ласомбре увесистый мешочек, набитый куревом, - Я сама косила. Это чтобы не растеряться, среди богов-то.

За этим разговором последовал на удивление простой ритуал. Неслучившаяся жрица Брома-громовержца удивительно ловко исполнила ритуальный танец, сопровождаемый пением на священном языке. Несколько долгих и неуютных минут спустя, героиня в синем стала участницей турнира богов.

- За тобой должок, - подмигнула ей Фальта напоследок.

...наконец, турнир остался позади. Чтобы завершить эту главу своей истории, руманке оставалось только выйти на арену в последний раз, торжественно огласить свое желание, повиснуть на плече любимого мужчины и наесться от пуза. На трибунах присутствовала Ойстр, эта взбалмошная то ли богиня, то ли уже не совсем - выкарабкалась, смотри-ка. И еще много другого народа присутствовало - разумеется, кто же не придет на бесплатный банкет?

Невежливо было заставлять честных людей ждать, и потому Ласомбра уважительно поклонилась неизвестному богу, что не побрезговал опуститься до ее уровня, после чего сказала во всеуслышание:

- Мой любовник, Алехандро де Сантино, погиб в бою полтора года назад. Я хочу, чтобы он был здесь, снова живой, снова стал собой, и чтобы помнил все, что с ним случилось при жизни, - героиня в синем кивнула и нетерпеливо прикусила губу. Затем, опустив взгляд, она продолжила уже тише, но все равно отчетливо, - А еще, если это не слишком нагло с моей стороны, я прошу, чтобы те мальчишки, которые шли за мной, чтобы в первом бою погибнуть - в следующей жизни не знали войны.

Завтра на рассвете вы отплываете.
Ты не волнуешься - знаешь, что происходит то, что должно. В темной пещере, изрисованной углем, нарисованные охотники выслеживают морских зверей, побеждают врагов, приносят добычу и воспитывают детей. Спокойный, знаешь, что скоро и твои деяния шаман нанесет на стены с благоволения духов. Сейчас он, старый, одетый в маску, разводит руками перед твоим лицом, удовлетворенно рассматривая результат. Отпечаток его ладони, сделанный акульей кровью, холодит кожу. Смоешь, когда вернешься с победой.
- Принеси нам пищу! Принеси нам добычу! - Напевает колдун.
- Принеси! Принеси! Принеси! - Вторит хор старух, рассевшихся у каменных стен.
"Просят - сделаю" - Внутренне киваешь себе.
- Духи сказали, набег удастся! - Прислушавшись к чему-то на мгновение, внезапно кричит шаман.
- Удастся! Удастся! Удастся! - Шепот в дрожащей полутьме.
"Тем более, духи сказали" - Твоя спокойная уверенность растет.
...
Ритуалы закончены, воины благословлены, ты поговорил с духами и вы решили, что успех неизбежен. Время Длинных Ночей, Время Настоящего Холода близко, и кланам необходимы запасы, чтобы пережить его. Духи сказали, что не подведут народ Нута, а духи не врут.
Вечер ты проводишь в юрте отца, выслушивая напутственные советы. Обычно разговорчивый старик сейчас серьезен и говорит коротко, по делу, серьезно глядя тебе в глаза:
- Брать можно днем, а можно ночью. Железные рубахи боятся даже обычной темноты, Длинных Ночей они и вовсе не знают, потому все запираются в домах, когда спят. Они готовятся к зиме, собрали урожай. Пришло и наше время собрать.
Ты слышал это множество раз. Все равно киваешь с осознанием важности этого знания.
- Днем они увидят тебя раньше, и их копья придут быстрее - не больше половины дня есть у тебя. Но днем и ты видишь больше, не только они. День быстр, при солнце и ты должен спешить. Смотреть в оба, решать верно.
- Ночь - хаос. Южане прячутся, спят, но и ты не видишь дальше своей руки. Легче напасть внезапно, труднее смотреть, что будет дальше. Труднее понимать и руководить воинами. Искать добычу тоже труднее. Но их соседи тоже спят, и придут на помощь нескоро. Впрочем, зарево пожара укажет им набег быстрее, чем сбежавшие гонцы. Ночь - как бросок костей, не угадаешь, как лягут. Но если бросающий знает, как делать, то и бросок получится вернее, чем днем. Решай сам.
Умно. Понимаешь.
Отец встает и, хромая, идет к мешкам. Достает оттуда что-то, завернутое в тряпицу. Разворачивает, пока возвращается обратно.
- Нож железнобоких. Взял его с их воина. - Простые ножны, обтянутая кожей рукоять. Принимаешь дар, достаешь клинок молча. Серая сталь, даже на вид куда лучше вашей, тускло блестит в жирном свете очага. - Нес мне удачу. Принесет и тебе.
Отец замолкает, смотрит на тебя, ждет, что скажешь. Коротко благодаришь, склонив голову. Пожевав губами, он продолжает:
- Знаешь, почему я выбрал тебя, а не Йока, второго сына?
Не знаешь. Йок лучший воин и лучший охотник, чем ты. И жена у него уже есть, и уважение. Ходил в набег чаще тебя. Но прозвища до сих пор не имеет, хоть и на два года старше.
- Йок слишком горяч. Хорошо для воина, плохо для вождя. Плохо для того, кто ведет набег. Не медведем должен быть вожак, не акулой - а льдиной. Холодной и неколебимой. Я знаю, что о тебе думают и говорят. Но знаю лучше их, кто ты на самом деле. Из таких выходят лучшие старейшины и вожди. Лучшие даже, чем я сам. Клан знает, клан смотрит на тебя, сын. Не подведи.
Такого ты от него не слышал. Думал, что и для него увалень-Анылги, почти дурачок. Приятно. Понимаешь, почему Колчок так быстро заслужил прозвище и хорошо правил кланом - разбирается.
- Иди. Выспись, поешь, воздай просьбу духам. Нечего засиживаться. Силы пригодятся.
Следуешь правильному совету. Советы отца всегда правильные.
...
Твой кайак, "Быстрый Ветер", лениво качается на волнах. Ходят туда-сюда воины, загружая провиант. Немного - туда и обратно, впритык. Вы и на Островах живете так, потому и сильны. Такая вот суровая забота Анку, родины Нута.
На скалистом берегу толпятся женщины и старики, провожают. Опершись на копье, гордо взирает на вас отец. Поднимаешь руку, прощаясь с ним, он кивает в ответ. Знаешь, что прощаешься ненадолго. Духи не врут.
- Все готово. Пошли уже! - Тычет тебя под руку Бейо. Здоровяк, больше тебя, длинным молотом поигрывает, похожим на клюв снежной совы. Говорят, сам взял с закованного в железо южанина. Нет причин не верить. У тебя таких трофеев пока нет. Пока.
- Быстрее поплывем - быстрее вернемся! - Хохочет Бейо. - И пир закатим! Сожру целого гуся! Двух!
Он из другого клана, Барсовых Лап. Тоже сын старейшины. Они друзья Быстрых Весел. Присылают воинов и прочую помощь, получают то же самое в ответ. И сейчас треть воинов в кайаке - Барсовые Лапы. Но отец говорил, что это ваш набег, и полностью доверять ты должен только своим. Не понимаешь, почему вы, Нута, должны не доверять друг другу. Но и не раздумываешь над этим - отец не бывает неправ.
Черное Море спокойно, лишь чуть гоняет непрозрачные волны слабый ветер. Отходите на веслах, напевая дружную морскую песнь. Лают взятые в дорогу собаки. Добрые напутствия летят вслед, пока их не заглушает шум воды.
Скользит громадный темный силуэт под кораблем. Акула. Поднимаете весла, чтобы не привлечь внимания. Такой перевернуть кайаяк - даже не заметит.
Проплывает мимо.
- Чует кровь! - Ухмыляется Бейо. - Добрый знак!
...
Пару дней спустя - вот она, дельта Серой Реки. Дальше - земли Полиса, железнобоких. Пойдете вниз, и первое же селение по левую руку будет вашей целью. Отец дал достаточно ориентиров, чтобы не промахнуться - треть дня по реке, несколько приметных деревьев, два сходящихся холма. Южане наверняка хотели спрятаться, говорил он, убирали с берега лодки и сети, тащили их за деревья, строили дома так, чтобы с реки было не видно. Может, с кем бы и сработало, но не с Нута. За беспечность они заплатят вам.
Воины смотрят на тебя. Время решать.

Пёс выпустил саблю, не кого тут рубить, медленно вытащил руку из-под подушки, задержал, словно не зная куда девать. Потом все-таки обнял Мавис. Осторожно, будто боялся раздавить.

Осторожно и неловко, боясь сделать что-то не так, и стараясь сделать приятно, Пёс путался в одеяле, руках и ногах, в дыхании своем и ее. Сердце стучало громче и чаще пулемета, неверный свет сбивал с толку. Пёс оперся на правую руку, забыл, что ладони больше нет. Рука подогнулась, он едва не упал прямо на Мавис. Хотел извиниться, но захлебнулся ее запахом, вкусом ее кожи.

Не говори. Все верно, не нужны тут слова.

- А? Чего?! - Сатирисса вертела головой во все стороны, отчаянно пытаясь понять что и почему происходит, куда делось все заботливо собранное козлоногими товарищами оружие, не пропал ли Сильно Пьющий (которого она все же решила взять с собой, повесив почему-то в обычных ножнах и за спину) и откуда у нее на поясе такой же кинжал как у Ласобры - Как... кинжалы?! Как выбор места боя?! Какой Гефест?! Так нельзя! Это не по правилам! Я... я жаловаться буду... - Уже почти прошептала совершенно перепуганная рогатая героиня, находившаяся на грани того чтобы в панике броситься бегать по кругу громко и нечленораздельно крича. Все её тщательнейшим образом продуманные стратегии и тактики по сокрушению наглой зайцы (второй раз в жизни Ойстр напряженно думала над решением какой-то проблемы дольше десяти минут подряд) неожиданно обратились в прах и исчезли вместе с так долго собиравшимся арсеналом.

Но раздумывать над этим не было времени, поскольку чернокожий служитель явно не собирался ждать пока сатирисса справится с панической атакой и продолжал считать, не обращая внимания на протесты козлоногой воительницы. Мысленно пообещав себе, что если она выживет, она найдет способ подстроить наглому хромоногому кузнецу какую-нибудь такую гадость, что семейный скандал он будет вспоминать с ностальгией, Ойстр отчаянно замахала руками пытаясь остановить негра
- Ладно, ладно! Я выберу! Царство Аида куда Дионис спускался за своей матерью. Ну... то есть не прям там где он её нашел. Просто где-нибудь... на берегу Леты, да. Я тебе про нее так и не успела рассказать...

Вернувшись на арену с тренировочного поля, руманка быстро узнала, каких именно противников для нее запасла судьба. А узнав - почувствовала себя тварью грязной и ничтожной.

Такого расклада следовало ожидать. Даже не так - это должно было быть очевидно любому, чьи мозги не были затуманены трын-травой. Нужно было тренировать Ойстр левой рукой, по крайней мере - ведь плох тот учитель, что не готовит ученика к опасностям, которые на самом деле встанут у него на пути. Очень может быть, что (вопреки статистике) каждый враг, с которым сатирессе придется столкнуться до конца жизни, окажется левшой.

В голове всплывали варианты дальнейших действий. Отказаться от боя нельзя - это будет неуважением к противнице. Поддаться, даже тайком - равносильно самоубийству. Суицид, сколь бы праведным или священным он ни был - претил Ласомбре. Когда-то, связанная в повозке, крошечная девочка со смешными крашенными в синий цвет кудряшками, она выбросила в ночь колечко-саморез. Позже, лежа в горячей ванне, будущая (и неслучившаяся) маркиза Эскарабьяхо отложила в сторону стилет с рукоятью в форме слоника. Сегодня, героиня в синем наденет свою кирасу с эмблемой срединной армии - и покажет противнице жесткую силу.

Даже если отбросить в сторону глупое упрямство, руманка не могла позволить себе умереть до того, как Император-Меченосец окажется в безопасности. В той горячей ванне, ей пришло понимание. Другие воины, выпивая через слезы чужую злобу, заболевали и страдали, прикованные к постели: но не она. Слезы, выпитые за годы боев, вся эта боль, вся ненависть, накопленная десятками тысяч застывавших глаз - никогда не заражали тело Ласомбры, потому что впитывались точно в сердце.

Оскверненная таким образом, предстань душа героини перед судом, который определяет место следующего рождения - она бы разрубила Великого Судию, перевернув затем его черный трон. Из базальта и кости, она сплела бы себе новое тело, чтобы одним сокращением чудовищного бицепса рассечь завесу, разделяющую миры живых и мертвых. В этот момент, победоносный император услышал бы звук, похожий на детский плач - будто бы доносящийся одновременно отовсюду. Дымящийся шар пустоты образовался бы над его постелью, чтобы выпустить на свободу сотни тысяч изголодавшихся ворон. Пока чешуйчатые изгибы нового тела Ласомбры пересекали бы границу между мирами, взгляд Императора-Мечника успел бы заметить лишь отблеск истинного величия Драконицы, прежде чем его собственное тело обернулось пеплом. Затем, омытая слезами чернейшего гудрона, Ласомбра разверзла бы тридцать шесть своих зубастых пастей с целью исполнить Песнь, что Завершит Мироздание.

...А ведь по сути, Император (на тот момент Король) ничего предосудительного не сделал: просто свершил правосудие. Холодное, равнодушное, непредвзятое правосудие, которое когда-то побудило Ласомбру поддержать именно этого кандидата на престол. Так почему же она не может забыть о своей ненависти? Почему не может выкинуть из головы наполненные безумной яростью глаза глупого Алехандро?

Несмотря на овладевшую Ласомброй тоску, слепая пальце-носовая проба показала, что ее тело спокойно и готово к бою. Открыв глаза, руманка тепло улыбнулась покрывшейся броней противнице: ту ждет достойное испытание.

- Жнец, - ответила служителю героиня в синем.

"Ну почему? Почему они мучают меня?! Что я сделал не так?!" Лютик забавно сморщил мордочку и всхрюкнул от боли и страха. "Это неправильно! Так не должно быть!" Подумал бегемотик, которого бездушная школота пыталась отправить в Страну Вечного Лежбища В Тёплой Водичке С Кучей Вкусняшек, ради невнятных, а то и сомнительных целей. Лютик посмотрел на своих мучителей и этот взгляд не был преисполнен ни ярости ни гнева. Понимания и всепрощения в нем тоже не было, о нет. Просто бегемот хотел запомнить своих мучителей. Еще раз вздохнув, Лютик поднял волну, но не воды, густо смешанной с кровью, дерьмом и соплями человеческих детишек. Нет. Это была волна чистой энтропии, расходящаяся от точки стабильности - то есть от Лютика, вызывая искривления пространственно-временного континуума.

Минута. Это все, что может изменить бегемот в своей жизни и жизни окружающих, но именно эту минуту в жизни каждого он выбирает сам.

Има Аоки - девушка-мечник. Шумная, вспыльчивая... Автобус с будущим отцом Имы задержался на минуту и он так никогда и не встретился с её матерью. Прости, малышка, но тебя нет среди живых.

Тесей Рюука - мастер кисти и одиночества. Малыш радостно агукает птичке, сидящей на подоконнике и тянется к ней из стульчика. Звонок, на который мать решает ответить - ошибка. Кафель твёрдый и холодный, больно, видишь заплаканное лицо мамы... Перелом позвоночника, коляска - пожизненно. Рисуй, дружок - не трогай бегемотов.

Курогетсу Сёрито - метро, давка, случайный толчок в спину... Вот только приятель почему то замешкался, пытаясь словить падающего под электричку школьника, и богатый внутренний мир Курогетсу "украсил" стены метрополитена.

Аки Такахара - жено-мальчик? Трансгендер? Кто разберёт этих извращенцев? Вот и папаша был из таких - смазливый парень попался ему на глаза чуть раньше, чем скромная и дружелюбная Акико, потенциальная мать хулигана. Сраженный красотой парня несбывшийся отец отправил сперматозоид туда, где оплодотворение невозможно в принципе и Аки - просто невозможен (-на?) в природе.

Яори Тамура - гордый разворот плеч, презрительный взгляд. Едкое замечание, таки сорвавшееся с губ, в ответ на восторг очередной поклонницы... Кто знал, что девочка - любимая дочь оябуна? В этот же вечер полиция выловила из реки жестоко изуродованный труп обаяшки. Покойся с миром, Яори.

Шинри Матоко - машина, подрезавшая отца. Авария. Закрытая черепно-мозговая травма с последующей госпитализацией... Такеши Матоко так и не простил себе, что не успел привезти свежий аэрозоль от астмы. Задохнулся во время приступа в глубоком детстве. Спи, прекрасный принц.

Аюми Мацубара. "Волшебно!" думал Ито Мацубара, глядя, как раздевается будущая мать Аюми. "Еще секунда и я буду в постели с самой клёвой тёлкой старшей школы!". Эякуляция наступила в момент первого, изучающего поцелуя и несостоявшаяся Аюми засохла на полу дешевого мотеля. Не надо обижать бегемотиков.

Когда Ян вернулся на Арену он несколько ударов сердца просто стоял над убитым противником, медленно осознавая, что все закончилось. Больше никаких сражений. Больше никаких заклятий. Он жив. А после его ноги подкосились и он рухнул на колени.

Рот ладскнехта кривила гримаса то ли улыбки то ли рыдания, а по лицу и щекам текли слезы. Взаправдашние. Смотри-ка, сколько лет прошло с тех пор как плакал в последний раз? И не помнит уже...

Не обращая внимания на боль в левой руке, вздел кошкодер, крича что-то невнятно синим небесам, а когда уже охрип, просто лег в теплый песок, растянувшись тут же, как есть - рядом с убитым им человеком, в крови, подставил лицо солнышку. Хорошо...

В полном соответствии со своим характером, сразу после заверений Ласомбры в том что ей не нужна тренировка, Ойстр пошла за ней на тренировку. В конце концов, интересно чему же эта зайца здоровенная будет учить. И потом, это так загадочно и интимно. Почти как свидание.
Именно по этой причине, сатирисса приперлась на тренировку не одна, а в компании остальных козлоногих товарищей. В конце концов, что это за первое свидание если оно не заканчивается бурным сексом и что это за бурный секс, в котором всего два участника? Хуже может быть только бурный секс в котором только один участник!

Однако к сожалению ни романтики ни эротики рогатой героине сегодня не обломилось, поскольку её новая зайцеухая знакомая все-таки решила на полном серьезе обучить Ойстр драться на мечах. Учитывая что у нее были все шансы стать следующим противником сатириссы, это было мягко говоря странным решением - по-крайней мере на взгляд козлоногой. Но если Ойстр и усвоила что-то за то время которое она провела на Арене - так это то, что местные герои вообще в массе своей были весьма странными ребятами с мутными идеями и малопонятными замыслами. И вот таким вот кандидатам боги просто от скуки дают право на исполнение желаний. Ужас какой! Впрочем куда страшнее тот факт, что сейчас придется доставать из звуконепроницаемых ножен Сильно Пьющего, а это значит что вместо одной назойливой занозы в заднице, пытающейся учить её жизни, сатириссе придется иметь дело с двумя и еще неизвестно кто из них хуже. Ну по-крайней мере дылда разрешила своей новоиспеченной ученице бухать, ругаться, отпускать остроты и вообще комментировать происходящее во время тренировки и рогатая собиралась в полной мере воспользоваться всеми этими правами, в доказательство чего немедленно осушила еще одну чарку нектара, что впрочем было ошибкой, поскольку последующая реплика зайцы едва не заставила сатириссу выплюнуть божественный напиток обратно.
- Стойка? Серьезно? Не хочу тебя разочаровывать, но твои ноги... - Ойстр ткнула мечом в сторону Ласомбры - ...и мои ноги... - Теперь она ткнула пальцем на свои мохнатые нижние конечности - ...это как говорят в Истрионе, две большие разницы! Не так то просто стать в стойку на копытах! Ну по-крайней мере на трезвую голову. Пьяная то я хоть на рога встану, но...

Но прежде чем сатирисса успела закончить, её учительницу понесло, причем так быстро, что сатирисса просто не успевала угнаться за стремительным полетом её мысли, лишь вставляя только редкие и робкие комментарии и отчаянно пытаясь сообразить что же надо выкурить, чтобы свободно выдавать подобное, да еще прямо во время драки.
- ...в их числе слова: "Ты забыла, мертвые не забыли."...
- Эм... видишь ли... есть такая река под названием Лета...
- ...Если поймешь, почему именно они - твоя кровь обернется золотом.
- Плохая идея! Силен рассказывал мне про одного парня, который очень любил золото, так вот он...
- ...Начинай санкционированное действие!
- Ладно, хорошо, сейчас! Боги...
- ...Держи меч мягко, будто не держишь совсем!
- Ты уверена что это хорошая идея?!
- ...В моей стране учат, что держать меч нужно так, будто это затылок любовника.
- Стараясь не задевать рога?!
- ...Не бойся браться за клинок для защиты - он не может тебя порезать!
- А вот это возможно не такая уж плохая идея...
- ...Не обращай внимания на результат своих действий - только на сами действия!
- Я... не уверена что это хороший совет...
- ...Мечник, игнорирующий тела - способен разрубить Бога!
- Поскольку я единственная богиня на турнире, не думаю что этот навык мне пригодится...
- ...Прежде чем правильно разрубить врага, разруби себя!
- Я так и знала что это все просто попытка избавится от соперников до начала боя!
- ...Его шаги слишком скромны и неуверены - он побоится проломить своим сапогом землю! Его взгляд водянист и кос, а язык - бледен и тощ! Его глотка слишком слаба, чтобы дышать бессмертным пламенем!
- Я не знаю что ты там куришь... но я хочу затяжку!

К этому момент впрочем ухастая дылда неожиданно перешла к более агрессивным действиям, а потому Ойстр пришлось отнестись к спаррингу серьезнее и начать беречь дыхание, так что все последующие комментарии в отношении Ласомбровской лекции сатирисса отпускала исключительно про себя. К тому же вымоталась она ничуть не меньше и каким-то образом даже больше безостановочно трындевшей зайцы, а потому к концу занятия, у козлоногой даже не нашлось сил на то чтобы возражать - только на то чтобы опереться на меч, с трудом переводя дыхание.
- Щит... и шлем... хех... хорошо бы. Да только где ты найдешь шлем на рога? Как ты кстати помешаешь под шлем свои уши? Серьезно, разве не жмет? И вообще если я возьму хоть какой-нибудь элемент брони, бюрократы из Небесной Канцелярии скорее всего просто отберут у меня Сильно Пьющего. Знаю я их порядки... Полностью согласна насчет трех искусств кстати - хоть что-то в вашем крольчатнике понимают правильно!

Ульф выходил на Арену довольный, однако был собран и даже деловит. Вот отвоюет последний раз - будет отдыхать, а пока что - нужно делать дело. И соперник был достойный, хоть Ульф еле сдерживался, чтобы не пошутить по поводу гульфика.

- Дева, - произнес викинг, думая о чем-то (ком-то) своем. Подтянул штаны новые, с ноги на ногу переступил, улыбнулся в рыжую бороду, Яну кивая. Нравился ему ландскнехт чем-то. Настоящий мужчина, сразу видно, не то что предыдущее чудище.

Когда свет очей кумира стал угасать, Ратибор хотел было уже бросить сердце живое в жертвенник, лишь бы не гневить Бога и успеть получить желаемое. Но снова что-то его остановило. Не по нраву ему пришёлся уход от прямого ответа. Вроде бы и пустяк, ведь зачем мёртвому живое сердце-то? Ради искоренения иноземной веры на Руси - не жалко и жизнь отдать. Только ведь в том-то и дело, что и до него многие отдавали, и на жертвенный костёр шли в отчаянии, да только не шибко помогало сие. А теперь-то что изменилось?

Языческий витязь - не христианский раб, чтобы бездумно потакать капризам своего Бога. Да только в том, что это именно Велес, Ратибор всё более сомневался. Языческий Идол - это никакой не Бог, а всего лишь воплощённое в дереве, камне или металле Его изображение, чего бы там ни брехали христиане на этот счёт. Говорить, что язычники поклоняются идолам, всё равно, что заявлять, будто бы христиане поклоняются крестам с иконами. Ну не стал бы Русский Бог Войны вести себя как жуликоватый лавочник! А значит, никакой не Велес это.

Так и не дождавшись ответа, развернулся Ратибор обратно и побрёл прочь от капища. Поравнявшись с Оленем, он спросил:
- Ты более моего сведущ об этих местах. Скажи, какие испытания ждут меня слева и справа от Белого Камня? Ведь не спроста же там начертано про Богов и Отчизну?

Прочитав надпись, Ратибор задумался.

У человека всё можно отнять: одежду, оружие, коня, дом, богатство, близких людей и даже жизнь. Но от Богов человек может отречься только сам. Но что такое человек без Богов? Так, животное, не ведающее ни добра, ни зла, и поступающее так или иначе не из высоких побуждений, но лишь из одного только желания выжить любой ценой. Так что нет, Русскими Богами Ратибор рисковать не собирался.

Отчизна - Земля Русская. Наследие многих поколений предков, от Земли вскормленных, и так или иначе в Землю ушедших. Но что такое человек без Отчизны? Изгой без роду-племени, отовсюду гонимый чужак. Предать Отчизну - значит, быть проклятым всеми предшествующими поколениями предков-витязей, не щадивших ради неё ни живота своего, ни самой жизни. Нет, Русской Землёю Ратибор также рисковать не собирался.

Оставалась прямая дорога к верной погибели или что там подразумевалось под "потерей себя". Что ж... "Семи смертям не бывать, а одной не миновать". И что-то (быть может, "горящая огнём" выя) подсказывало Ратибору, что теперь ему уже точно бояться нечего, поскольку всё самое худшее с ним уже случилось.

И потому, "ничтоже сумняшеся", Ратибор двинулся вперёд, проламывая дубинкой себе дорогу сквозь заросли и буреломы.

Ззоб против Сешафи
Женщина, что пришла убивать во имя своих Богов и безумец, жаждущий Единения со своим кровавым и жестоким Богом. Бой обещал быть интересным не с точки зрения развлечения, но философии или, не побоюсь этого слова, Теологии. Ровно - город Богов, а Боги, сами знаете, творения смертных, со всеми присущими им грехами, гордыня среди которых не исключения. А может, это Боги были раньше смертных, и создали их по своему образу и подобию? Интересный вопрос, который, скорее всего, окажется без ответа, да и не нужен он.

Но конец был нежданный и неприятный. Как будто сам дух покинул бренное тело раньше времени.
Позор. Просто позорный, бездарный бой. Это ведь был даже не бой.
В общем, Хибун ушел разочарованным с трибун, ожидая увидеть грациозную битву фанатиков а получив небольшую возню в песочке.

Хвалу вознеси,
Своим Богам за меня,
Блуждающий дух.

И вдруг все стало просто. Словно кто-то невидимый, но огромный и могучий ударом меча мгновенно разделил все сущее на важное и не нужное. Пса больше не интересовало зачем тут собрались эти люди, не удивляли их наряды, не сбивали с толку барабаны и вспышки, даже холод будто бы отступил. Есть цель, есть враг. Все просто.

Они все больше не люди. Пули в ружье черного шлема и те сомневаются больше. Окажись здесь Ласомбра, она бы могла быть точно уверена - Пёс будет бить молча.

Пара шагов по короче, без спешки. Нога отрывается от земли только когда другая нашла себе надежную опору. Некогда смотреть под ноги, но и топать не глядя по разбитой, перемешанной с грязью и мокрым снегом, мостовой не стоит. Щиты и шлемы Пёс рассмотрел раньше, сейчас он старался как можно лучше увидеть доспехи черных шлемов, запомнить. Обдумать можно будет после, сейчас просто ухватить взглядом как можно больше, проглотить, не пережевывая.

Есть. Зафиксировал.

Теперь бегом. Взгляд цепляет землю впереди, метрах в четырех и, минуя сознание, закидывает куда-то в область моторной памяти. Оно пригодится, когда ноги будут наступать туда. А в это мгновение важнее, чтобы стрелок не мог прицелиться. Чтобы между ним и Псом постоянно был один из щитоносцев.

Десять шагов. Пёс резко отскакивает вправо, обходя что-то (Лужу? Камень? Порванную покрышку? Не важно), снова возвращается на линию, уходя от стрелка. Руки рывком убирает под плащ.

Пять шагов. Правая рука фиксирует ножны, чуть-чуть приподнимая их. Левая сжимает рукоять сабли.

Три шага. Пёс круто меняет направление, уходя влево, под руку, под замах крайнему врагу.

Два. Большим пальцем правой руки проводит по краю ножен, словно поддевая ногтем рукоять, высвобождая меч.

Один. Сабля вылетает быстрее чем падают капли воды, разлетающиеся из-под ног. Хлопает разрубленный плащ. Он должен был автоматически спустить воздух, превратиться в обтягивающий комбинезон, не мешающий движениям. Он больше никогда не сможет этого. Ворон убил тонкую механику плаща.

Черный шлем. Белый плащ. Зеленая вспышка фейерверка. Росчерк удара.

- Принял. - Лейтенант кивнул Кроссу и ненадолго отпрянул от своего ранца, выходя на связь с базой. - Кёртис, это опять я. Сенсор установлен и готов к работе, можешь проверять. К слову, тут на базе творится какой-то адов угар, можешь так и записать. Несколько трупов, следы пожара, что-то непонятное. Сейчас отправил парней за журналами систем безопасности, планирую сейчас и самому прогуляться. Следующий сеанс связи через... - Рикардо гляну на часы - через пол часа.

Лейтенант подтянул поближе к себе IMP, напяливая ранец на свой бронированный горб. Вообще говоря можно было бы только накопитель взять, но чем чёрт не шутит - вдруг реально не получится снять жёсткие диски с их компьютера, придётся на свой всё перекачивать. Тяжеловато, однако. Как вообще могло получится что андроид сидит на базе, а люди тут ползают в дерьме? Давно пора бы просто отменить эти сраные женевские конвенции, начать выпуск боевых андроидов десятками тысяч и заменить ими все не-офицерские должности. Как вариант - их ещё можно было бы всех сексапильными блондинками сделать. Вот уж служба тогда бы была! Коммунисты бы охренели.

- Так, всё понятно. Митчелл, я слышал про второй этаж если что. У меня есть ноутбук с съёмным диском. Я выхожу короче. Двигайтесь к диспетчерской. - перевёл взгляд на водителя - Хайди, я ухожу, остаёшься за старшую. Никого не впускать, никого не выпускать.

Лейтенант проверил винтовку ещё раз, повесил на себя детектор движения, и грустно посмотрел на каску. Впрочем, хрен с ней, кепаря вполне хватит. Держа сигарету губами, открыл дверцу М577 и ступил на местную землю. Докурив в одну затяжку - сплюнул сигарету под себя, несколько секунд потратив на задумчивое разглядывание следов собственных берцев на инопланетном грунте.

- Большой шаг для всего человечества, ёбаный в рот.

И потопал к отряду Митчелла - озираясь по сторонам и время от времени. В голове ещё довольно свежим было воспоминание про чёрную хренотень на мониторе. Дойдя до входа в базу геологов лейтенант ненадолго остановился, перехватив детектор движения обоими руками, что бы удобнее было дотягиваться до цифровой клавиатуры сбоку. Забегал по настройкам.

- Так, где там у нас...

Приём сигналов IFF "вкл", синхронизация с тактическим операционным центром - "вкл", дальность обзора - "30 метров". Немного задумался на тему чувствительности - наблюдать на дисплее каждый шевелящийся листок бумаги сейчас не нужно, поэтому поставил выше среднего - человека или бродячего кошака засечь должно, а вращающиеся вентиляторы в кондиционерах пускай идут лесом. Сохранив настройки, лейтенант пощупал пространство вокруг пару раз своей ультразвуковой мощью в рамках теста, и продолжил движение.

Что же, видимо и здесь последовательность и верность принципам дают свои плоды. Или же, удача выбрала дворянина и улыбалась ему, несмотря на чудовищный оскал своего избранника.
Противник же выглядел одновременно и диковинно и весьма знакомо - кольчуга, довольно простой на вид топор и щит... Но вот вид у облачения этого смертного был Маннфреду незнаком, в своем мире вампир такого фасона не встречал - простой, функциональный, но по своему красивый, что уж таить.
- Маннфред фон Либерштадт. - Представилось чудовище, учтиво качнув головой, пока арена вокруг менялась согласно вкусам своего немертвого архитектора - Лорд, завоеватель и, в будущем, бог.

Викинг весело улыбнулся, выходя на Арену. Кажется, его соперник и так уже был мертв, а значит, оставалось только объяснить ему это с помощью убедительных аргументов и доброго топора.

- Дева, - произнес Ульф, думая о той прекрасной валькирии, что так утомила его после прошлого боя. Ох и соскучился Ульф по женской ласке да по доброй выпивке (пока он ждал боя - почти не пил, думая, что вот-вот и позовут боги на Арену, а пьяным туда являться было совсем негоже).

Диковинные латы чудища казались Ульфу весьма прочными, однако же они явно ограничивали движения, как и огромный щит, что его Маннферд держал в руках. В этом бою, думалось северянину, уж не получится ударить щитом, как в прошлом. Этакую махину иным способом побеждать придется... Но и умирать воин не боялся - Вальхалла и Сигрюн будут его в любом случае.

- Да я сперва и подумал про твою мамашу, Джей-Си, но она бы в дверь не пролезла! - огрызнулся Якоб, затем включил фонарь и снова вошёл в спальню, обводя комнату объективом камеры. - Шкипер, приём! Вам там видно картинку? У них тут охренеть как умеют развлекаться, я вам скажу! Кто бы это ни был, чувак словно гранату съел.

Надо признать, можно было простить Принцу его несдержанность. Даже морпеху не каждый день случается видеть настолько тщательно измельчённого человека. Грудная клетка была разорвана на куски по нескольку рёбер, все конечности оторваны, череп - и тот расколот. Огромная лужа крови занимала кровать и несколько квадратных метров рядом; на стенах виднелись брызги крови, а кое где и мелкие ошмётки плоти. Насчёт гранаты Якоб был неправ: скорее, вид был такой, будто Годзилла небрежно прожевал тело и выплюнул в комнату.

Меч! Товарищ верный, во стольких передрягах жизнь спасавший! Последняя вспышка гнева была ослепительной, обломок фламберга врубился в шею ведьмы, Ян развернулся, готовый добить, но... все. Уже все. Боевой азарт и ярость утекали, как будто вино из пробитого меха, оставляя лишь усталость и чувство опустошенности.
"А красивая... была" - пронеслась непрошеная мысль. Ян покосился на поверженную противницу. Сейчас, всю в крови, с перерубленной шеей и ободранным лицом, ее бы никто не назвал красивой. Да и опасной тоже бы не назвал - маленькая, щуплая, она напомнила Яну котенка. Был у него один в детстве, да не уберег - порвали собаки. Эх, да что былое вспоминать...

Подобрал обломок лезвия, за пояс заткнул. Меч черный, колдовской тоже с собой захватил - авось пригодится. Сломанный меч по привычке на плечо закинул и перед трибунами гоголем прошелся - мол, знай наших! Думали, небось, что колдунье остроухой уступлю - а не вышло! Дефиле, правда, получилось немного враскоряку, потому как промежность еще побаливала. Но Яну нечасто перепадало столько восхищенного внимания, так что можно было и потерпеть.

И только перед самым выходом с арены ссутулился - как будто сломанный меч на плече разом много тяжелее стал...

Получив на руки заветный список, Пёс испытал двоякие чувства. С одной стороны, это давало ему шанс все-таки успеть на помощь несчастной (красавице) Мавис и, в какой-то степени, оправдывало потерю получаса драгоценного времени. А с другой стороны, будучи плотью от плоти Гильдии (технократически-бюрократической машины доминирования), Пёс не мог одобрять работы диспетчера почтовой станции: тот даже документов не спросил! А как же личная информация клиентов? А как же тайна переписки? Просто вопиющая некомпетентность.

Ну да ладно, может быть любые клиенты почтовой станции заранее подписывают соглашение о праве Гильд... почтовой станции разглашать любую известную информацию (на самом деле нет, Пёс ведь тоже с технической точки зрения клиент). Главное, что вот он список! Так, посмотрим. Те, у кого в инициалах нету "М" переносятся в группу наименее подходящих вариантов. Те, у кого в адресе есть указания в стиле "до востребования", т.е. всякие "оставить" и "бросить" будут проверены в последнюю очередь в рамках своей группы. Просто потому что, даже если адрес верный, то прибытие на место назначения не особо приблизит время встречи с (прекрасной) Мавис. Вдруг там кентавры раз в месяц у Уважаемого Макдональдса письма забирают. Остается всего три варианта для первоначальной проверки, в принципе равнозначные, плюс один для второстепенной, плюс все остальные в виде жеста отчаяния.

Порт, Пик, или Край. Хм... Острова?

- Мастер Ли. Мастер Ли! - Пёс потряс фотоаппарат, привлекая внимание демона, - Мастер Ли, мне нужна ваша помощь. Скажите пожалуйста, вы давно бывали в порту уважаемого Мохаммедия?

Расспрашивал демона Пёс не сбавляя шага. Стоило еще раз наведаться в конюшни, проведать кентавров, да и вообще.

- Мастер Реджи, - расплатившись за вызов врача, Пёс решил еще пару вопросов задать, - Скажите, вы не знакомы с мастером Кеннеди? Она наверное ваша коллега, тоже доктор.

И вновь темные боги услышали ее зов. Резануло бок. Новая боль и новая надежда. Как будто по заказу проклятый фламберг засел в стволе. Будь проклят, кем бы ни был, человек. И меч. Особенно меч. Предмет ее дикой боли и страданий. Как она ненавидела волнистый клинок, люто и бешено. Темное и страшное чувство наливает члены силой, что сердце стучит чаще. В едином и не остановимом порыве - жажде жить.

Да! Иди. Айлвин не хватало разгона! И наемник его дает. Она следует за ним, придерживая рукой ствол. И наемник крепче держит проклятый клинок, как ей нужно. И вот уже она с разворота заносит сотканный из тьмы клинок. Меч из самого прочного металла в Мультивселенной. Раз. И другой. Быстро. С чувством. Под углом. Со жгучей всепожирающей ненавистью. До побеления костяшек сжимая рукоять адамантинового клинка. По проклятому фламбергу. И отталкиваясь левой рукой уходит в сторону, как вода. Мягкая как дева, плавная, смытая волной. Как титаниды, что ласковы, как летний дождь, и беспощадны, как дикий шторм.

Сер Годфри против Аспида

Ищущий молодость и тот, что ищет мир своему королевству. Благородные люди, которые сошлись в смертельной схватке. Кто знает, думает Йама, если бы они встретились бы в мирное время, смогли ли бы найти общий язык? Кто знает, но вряд ли. В городе Ровно много людей и существ, многообразие взглядов, широких и узких. И таких, как Годфри, всегда можно встретить - детей своего мира, где только черное и белое, нет серого.

Бой был довольно интересным, но увы, односторонним. Рыцарь не упускал случая резать своего соперника, не останавливаясь ни на мгновение.

Приляг, отдохни.
Море омоет тебя,
Вечно молодой.

Когда Ласомбра шагнула вперед, слегка опешившая от подобного маневра сатирисса и правда уперлась рукой ей в грудь и даже рефлекторно успела слегка сжать ладонь оценивая данный предмет, после чего густо покрасневшая Ойстр, сообразив что она делает отскочила назад с таким писком, как-будто это её сейчас облапали. Впрочем речь героини в синем вернула героине в запое утерянный боевой дух, вызвав бурю благородного негодования. Эскарабьяхо смогла договорить до конца только потому, что рогатая настолько взбесилась, что вместо слов некоторое время только нечленораздельно шипела, как закипающий чайник, подняв палец теперь уже к губам ушастой
- Шшшшш! Хватит! Все! Развелось советчиков! Сначала эта бестолковая железяка, а теперь ты! Хватит рассуждать с таким видом как-будто ты знаешь чего я хочу добиться на Арене! Ты не знаешь чего я хочу! Да даже я не знаю, чего я хочу, а уж ты тем более! Зато я точно знаю чего я НЕ хочу, случайно убить кого-нибудь из вас дуболомов, которые знают чего хотят - даже если вы хотите каких-нибудь глупостей, вроде воскрешения тех же кого сами и убили. И если ты думаешь что с таким настроем лучше было не приходить на Арену, то все что я могу тебе сказать... - Сатирисса эффектным движением сложила руки на груди с донельзя самодовольным видом на лице - ...так это то, что любой дурак может прийти на Арену и поубивать противников, а вот оставить их в живых сможет только настоя... эй! А ну куда пошла! Я еще не договорила!

Все еще кипя от возмущения, Ойстр бросилась вслед за Ласомброй к перилам, но очевидно пока она скрипя зубами пыталась придумать как бы обозвать вредную зайцу чтобы той было особенно обидно, козлоногая "воительница" успела надышаться от косяка ушастой дылды, слегка успокоится и выслушать вторую порцию откровений. Почесав рогатую башку, а затем - мохнатую задницу, сатирисса вздохнула и оперлась на перила рядом с оппоненткой
- Эх, бестолковая ты жердь! Мало ли что я местная. Вот скажи, ты в своем крольчатнике или откуда там ты вылезла, всех зайцев знаешь? Если реально всех - имей ввиду, у нас не так. Богов тут - до фига и больше, как я тебе найду какую-ту Тамару, тем более из какого-то левого пантеона, тем более даже не козу? Ну хорошо хоть рогатую... - Ойстр вздохнула еще раз и задумчиво поскребла подбородок - А хотя... посмотрим что можно сделать. Но смотри, это я не ради твоих дурацких уроков, а просто потому что я такая добрая и вообще замечательная! - Сатирисса сердито посмотрела на руманку слегка покраснев, после чего обернулась назад и совсем другим тоном (сахарно-медовым) обратилась к остальным сатирам, увлеченно слушавшим эту перепалку, старательно при этом строя им глазки и соблазнительно виляя мохнатым задом
- Ребят, если не сильно сложно, может метнетесь кентаврами, поищите здесь где-нибудь на трибунах Тамару?
- Какую Тамару? - Осведомился один из козлоногих, внимательно следя за движениями пушистой попки Ойстр - Колхидскую что ли?
- Не, руманскую. Ну вот из этих из ухастых - Сатирисса ткнула пальцем в Ласомбру - Поспрашивайте у наших и все дела. Ну вы и без меня знаете.

Снова обернувшись к вредной верзиле, рогатая сделала хороший глоток из чаши с чем-то судя по всему алкогольным, подхватить которую на пути к перилам, ей разумеется не помешало даже охватившее её праведное возмущение и успокаивающе похлопала Ласомбру по плечу
- Не волнуйся, щас все най... - Неожиданно прервавшись на полуслове, сатирисса высунулась за перила с безрассудством на которое способно только существо только совсем недавно осознавшее концепцию собственной смертности и отчаянно замахала кому-то в соседней ложе
- Эй Пан! Паааан! Хайрэ!
- Хайрэ Ойстр! - Благодушно отозвался высоченный сатир, ростом не уступавший руманке, отсалютовав героине чашей в которой плескалось явно то же что и у нее. Услышав его голос, толпа рогатых и козлоногих за спиной Ласомбры, тоже почти дружно грянула "Хайрэ Пан!", да так громко что аж в ушах зазвенело. Дождавшись пока стихнет эхо от этого громогласного приветствия, незнакомый сатир преспокойно продолжил - Ну что, как дела?
- Да... - Юная сатирисса неопределенно помотала в воздухе ладонью - Смотрю бои, попиваю нектар.
- Угу. Угу. - С донельзя глубокомысленным выражением на лице покивал Пан, после чего он и Ойстр почти синхронно приложились к чашам. После недолгого молчания, рогатая героиня продолжила
- Слушай, Пан, а ты часом не знаешь Тамару?
- Колхидскую что ли?
- Не, руманскую. Ну вот из этих, из ухастых. Там короче такое дело...
- Эй, Ойстр! - Прервал разговор чей-то истошный вопль несколькими ложами ниже. Оба собеседника резко повернулись в сторону источника шума, обнаружив там еще одного размахивающего ими руками сатира, из числа тех которых героиня только что отправила на поиски Тамары, но в компании еще какого-то рогатого и козлоного товарища, который при этом сатиром явно не был - это как-то сразу чувствовалось
- Скиртос? - На лице Ойстр читалось искреннее удивление - А кто это с тобой?!
- Ты что не узнала?! - Донеслось в ответ - Это ж Фавн!
- А, Фавн! - Обрадованно закричала сатирисса и приложив руки рупором ко рту крикнула в ответ - Хайрэ Фавн!
- Хайрэ! - Поддержал Пан, отсалютовав чашей и своему италийскому коллеге
- ХАЙРЭ! - Громогласно грянули остальные сатиры, вновь заставив эхо гулять по трибунам
- Хайрэ! - Заорал и сам Фавн поддержанный Скиртосом в ответ, а спустя несколько секунд к этому оглушительному гвалту присоединилась еще чья-то глотка из совсем другой ложи. Обернувшись на этот звук, Ойстр вновь радостно замахала руками
- Йо, Ликон! А кто это с тобой!
- Бафомет!
- Хайрэ Бафомет!
- Хайрэ!
- Хайрээээ!
- ХАЙРЭ!
- Эээээ!
- ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ!
- Марон! А это кто?!
- Азазель!
- ХАЙРЭ АЗАЗЕЛЬ!
- Хайрэ!
- Хайрэээээээ!
- Ээээээ!
- ЭЭЭЭЭЭ!
- Бээээээ!
- Орест?! А это кто?!
- Фавн!
- Но фавн же был со Скиртосом?!
- Не это другой! С Нарнии! Ты что Тамнуса не помнишь?!
- А, ну тогда, хайрэ Тамнус!
- Хайрэ!
- ХАЙРЭЭЭЭЭЭ!
- ЭЭЭЭЭЭ!
- БЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ!
- МЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ!
- БЭЭЭЭЭЭЭЭ!!!!! - Грянуло неожиданно откуда-то из-за пределов мироздания, могучим инфрабасовым голосом, заставлявшим вибрировать кости. Ойстр от неожиданности аж присела, засунув хвост между ног и побледнев, после чего очень-очень тихо переспросила
- Э...это кто?
- ШУБ-НИГГУРАТ! - Пришел ответ - ЧЕРНЫЙ КОЗЁЛ ЛЕСОВ С ТЫСЯЧЬЮ МЛАДЫХ!
- Ааааа... Ну тогда - ХАЙРЭ ШУБ-НИГГУРАТ! - Обрадованно заорала сатирисса
- ХАЙРЭ!
- ХАЙРЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ!
- ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ!
- БЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ!
- МЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ!
- ДА ЗАТКНИТЕСЬ ВЫ, МНЕ БОЕВ НЕ СЛЫШНО!

Блеяние оборвалось также быстро как началось, а сатирисса с совершенно невозмутимой физиономией повернулась к Ласомбре и вновь похлопала её по плечу
- Найдем не волнуйся. Видишь же, тут кругом наши - И сделав еще один глоток из чаши, Ойстр как ни в чем не бывало вернулась к прерванному разговору с Паном
- А у тебя то дела как?
- Да... - Дикий бог почти в точности скопировал жест рогатой героини - Смотрю бои, попиваю нектар...
- Угу - Кивнула сатирисса - Угу...

- Да какой там конец. У вас не бой был, а цирковое представление. "Ой, я не хочу тебя убивать!" - "Нет, это я не хочу тебя убивать!" - раздался женский голос откуда-то сзади. Голос был ровный и мягко укоряющий, и отчего-то очень сатириссе знакомый.

То, разумеется, была Ласомбра, неизвестными путями пробравшаяся в ложу к козлоногим, чтобы засвидетельствовать почтение победительнице. Изнывая от царящего вокруг чада кутежа, она не стала зажигать тут сигарету, а стояла и обмахивалась программкой Арены как веером:

- Ты в первый раз в жизни в руках меч держала, как будто. Рыцарша вообще не атаковала: любой нормальный боец ее бы первым ударом заколол. Не умеешь или не хочешь использовать меч - бери что-то, что умеешь и хочешь. И носи защиту, мать твою. Шлем, нагрудник... Бюстгальтер! Ей-богу, будешь тут спиваться - во втором бою тебе каюк, и никакие техники секретного сосца уже не спасут. Иди мечу учись!

Сказала так, будто бы с намеком.

Вообще, к Ровно Ян уже попривык, так что поначалу особого значения облику противницы не придал, хотя и видел ее бой на трибунах. Черная - ну и что? Мавр, вон, тоже особо белоснежной кожей не отличается, а на фоне каких других обитателей - крылатых, хвостатых и рогатых так вообще, родной привычный человек.
Но как вышел Ян на поле, как вживую в глазища бешеные взглянул, так сразу и понял - ведьма. Самая настоящая. В пекле опаленная, а космы седые - так небось самой тыща лет, а молоденькую кажет. Так что Ян решил все по-уму сделать: трижды перекрестился, через левое плечо сплюнул, а ведьме "козу" рукой показал - знак от сглаза верный. Тут надо было бы еще молитву какую добавить, или что-нибудь такое благородное ввернуть, про возмездие там, или еще чего. Но подходящих молитв что-то не вспомнилось, а куртуазностям Янош с детства обучен не был. Так что просто:

- Сгинь, падаль - это ведьме сказал. А мавру:
- Жнец.

База, "шуршавшая", словно коробок с жуками, по которому отвесили щелбан, постепенно успокаивалась. Двумя центрами активности оставались оружейка и ВПП. Митчелл, Улямс, Альдини и Санчес пересчитывали и расставляли на полки имущество взвода. Камилла и Ишигава навешивали ракеты на "Шайен". Котис прогуливался вокруг вездехода, разглядывая газоанализатор, и старался не попадаться Ишигаве под ноги.

Но кому-то показалось, что спокойная атмосфера - роскошь для морпехов.

По громкой связи прозвучал голос Брандта, дежурство которого оказалось редкостно богатым на новости:

- Шкипер, тут входящий вызов от геологов. Просят вас и этого... гостя.


На экране, транслировавшем изображение с центрального поста базы, вышагивал давешний толстяк-блондин. Увидев приглашённых, он всплеснул руками.

- Лейтенант! Винченцо! Наконец-то вы здесь! У нас черезвычайно важное событие!
Толстяк остановился, подтянул к себе кресло и сел. Вид у него был встрёпанный и слегка безумный, но при этом явственно счастливый.
- Наши бурильщики, проверявшие состояние вышек, отправили сообщение. Кажется, под нами находится стык двух участков плиты. Землятресение вызвало сброс, пришедшийся аккурат на место последних исследований, и что вы думаете? Комплекс пещер вскрылся! Мы можем видеть его срез, будто устройство муравейника в аквариуме! Но этого мало! Во-первых, оказалось, что по нижним ярусам шёл подземный поток, который кое-кто, не будем тыкать пальцем, на сейсмограммах умудрился спутать с нефтяным пластом. Но для настолько сухой планеты вода - богатство посерьёзнее нефти. А во-вторых, в пещерах нашлись следы жизни! Жизни, как минимум, уровня земноводных! Одного раздолбая даже кто-то укусил! Это открытие первостепенной важности. Теперь финансы хлынут в бюджет, словно цунами! А вместе с финансами - и желающие сделать карьеру. Винченцо, мальчик мой, ты нам ужасно нужен прямо тут, чтобы застолбить эти открытия за собой надлежащим образом, и оценить потенциал находок! Ты у нас единственный биолог, а дело буквально горит! Я, конечно, не прошу тебя ехать ночью, но с утра! И в связи с этим...

Сторм умоляющим жестом сложил руки перед собой.

- Лейтенант Купер! Я прошу вас, помогите моему дражайшему сотруднику! Может, ваш челнок мог бы подбросить его машину до нашей базы? Для вас это не сложнее плевка, а нам просто необходимо начинать работы! - Сторм воровато огляделся и понизил голос. - Плевать на официальные инстанции! Если вы сможете помочь, я лично оплачу ваше беспокойство из своих фондов, наличными, и компенсирую затраты топлива. Никто и знать не будет! Особенно если не скрываться, а делать вид, что так и надо. Можно даже будет после оформить разовый контракт с W-Y на логистические услуги, задним числом, и заработать на этом дважды!

- На самом деле, здорово, - одобрила Ласомбра фотографию, - Не вижу тут ни реализма, ни порнографии. Мастер Ли, у тебя отличный стиль. Не был бы ты рабом Пса, я бы приличные деньги за твои картины отдала. Только вот... А ты можешь в большем формате рисовать? Метр по большей стороне, скажем?

На предложение отправиться в кафе, героиня в синем почему-то тоскливо усмехнулась и посмотрела зачем-то на небо. На солнце сощурилась. Подумала недолго, потом поманила Пса рукой:

- Ну-ка, лучше подойди, - и не дожидаясь толкового ответа, сама подошла и пригнулась, перехватывая руку с аппаратом, - Совместный портрет. Мастер Ли, будьте любезны.

На этот раз ракурс был спереди, город на заднем плане. Пес и Ласомбра, в шляпе.

- В общем, мне тут неожиданно пришло в голову, - как-то будто извиняясь, начала героиня, - Что раз мы тут гуляем, и мы оба участники турнира - то он еще не окончен. Причем если ты финалист, то мне до финала надо будет убить еще одного товарища. Тут, в Ровно, какие-то странные дела со временем, и я на самом деле полностью морально готова к тому, что этот неизвестный третий боец давно уже состарился и умер, так меня и не дождавшись. Было бы, конечно, забавно. В общем, ты уже знаешь, что я хочу отчалить.

- Только две вещи хочу сказать напоследок. Первое: не знаю как, но сделай большую репродукцию этого нашего двойного портрета. Мне она нужна. Второе: как я себе это представляю, существует достаточно большой шанс, что в финале нам придется биться друг с другом. Я уже убивала друзей, и не только в качестве метафоры: физически отделяла их от телесных жидкостей. Своим мечом, я убила мужчину, который... своего мужчину. Прошу тебя, - она на секунду запнулась, будто выбирая слова, - Бей молча.

А потом ушла на трибуны, оставив Пса с фотоаппаратом и тележкой, небрежно забросив бригантину за спину. Она шла и думала, что бежевый, в сущности, неплохой цвет. Когда все закончится, надо будет сделать ребрендинг: "Героиня в беже". Звучит немного гедонистки, но хей - самое то для мирных времен.

Пёс увлекся покупками. Переходя из лавки в лавку, чихая от непривычных запахов экзотических благовоний, пытаясь угадать предназначение очередной странной штуковины на прилавках, или прилипая носом к витринам, он будто вернулся в детство. У Хозяина были игрушки, крошечные ваншипы, солдатики, кубик-головоломка. Он частенько звал Пса поиграть вместе. Тайком от взрослых, они это не поощряли. Не то чтобы Хозяина ругали, но даже ему за такое могли назначить каких-нибудь скучных уроков вне очереди. Псу же доставалось больше: могли накричать, чтобы не лапал чужое, или даже ударить. Но в целом это были мелочи, пожалуй.

Тут же в каждой лавке был будто то бы целый рай странных штуковин. Лучше любых игрушек, интереснее самых странных механизмов.

Паучок-лампочка, который включается, если ввернуть ему лампочку в брюшко и бегает следом, не давая себя поймать. Продавец рекомендовал не включать его перед сном, иначе придется ловить его по всей спальне.

Широкополая бежевая шляпа с роскошным пером, которая если ее бросить в сторону, всегда отлетала точно на вешалку, или, если вешалки поблизости не было, чинно опускалась на стол. Высокая (почти с Ласомбру, если без ушей) женщина в шляпной лавке говорила, что с такой шляпой любой будет выглядеть настоящим денди.

Перо, что пишет на любых поверхностях. Правда цвет чернил временами может меняться случайным образом. Побочный эффект, что поделать.

Фляжка, обычная на вид. Но внутрь можно залить несколько разных жидкостей и то, какая будет после открытия фляжки зависит от того в какую сторону и сколько раз крутил крышку. Хитрого вида рогатый торговец (сатир, нет? За прилавком не разобрать) с заговорщическим видом говорил, что так даже несовершеннолетним можно всегда иметь под рукой спиртное.

И, конечно, рука. Рука Пса просто очаровала. Мало того, что с нею он был почти как нормальный, так еще она и клево выглядела, потрясающе жужжала и вращалась во все стороны. Идеальная штука. Пёс не пожалел бы отдать за нее все свои деньги, все купленные безделушки и шлем впридачу. Но обошлось неожиданно дешево (а за день на базаре даже Пёс стал привыкать к масштабу местных цен).

Довольный с целым мешком чудесных игрушек Пёс вышел на улицу где и встретился снова с Ласомброй. Ах да, они же и договаривались тут на углу через два часа пересечься. Уже целых два часа прошло... Псу стало стыдно, что он потерял счет времени, но настроение все равно было прекрасным.

- Уважаемая Ласомбра, - Пёс радостно согнувшись под объемистым вещмешком подбежал к коллеге, - У меня для вас подарок есть.

Мешок опустился на землю, Пёс закопался в нем, пользуясь только левой рукой. Волшебный протез он пока не надевал, решив сперва потренироваться без посторонних.

- Вот! Это волшебная шляпа. Как бы вы ее небрежно не кинули в сторону, она всегда на вешалку опустится. Ну или еще куда. Но не свалится абы как. Здорово, правда?

Отказаться, или напротив восхититься ерундовиной Ласомбра не успела, потому как кентавр, назвавшийся Таранисом, тактично вмешался в разговор.

- Здравствуйте, - Пёс слегка поклонился, - Я... Я благодарен уважаемому Кеннеди и вам. Спасибо большое.

Пёс осторожно принял коробку, едва удержавшись от того, чтобы тут же потрясти ею возле уха, пытаясь угадать что там внутри. А вот от того, чтобы покоситься на Ласмобру не удержался. Вот мол, такой разве боится, что кто-то там куда-то сорвется? Такой кентавр сам кого хошь поубивает.

Осберт внимательно осмотрелся, не пропуская ни одну деталь вокруг. Арена, трибуны, земля под ногами - рыцарь всему уделил внимание.
Когда прозвучал голос служителя, пришлось перевести взгляд на противника перед ним. В былое время, он бы испытал отвращение вместе со страхом, вызывающе спросил бы, кто перед ним стоит и какое право имеет здесь находиться. Но не в этот раз.
За долгие годы он вновь обрел зрение, и сейчас он даже с неким интересом изучал противника. Не видел он за всю свою жизнь такое чудное существо. Или мир так успел измениться, пока он был незрячим?
- Дева. - ровным голосом ответил Осберт.

Удивился Кшиштоф, перекрестился даже. Пускай и не было времени рассматривать трибуны и удивляться чудесам, а всё ж узнал он Колизей древнеримский, о котором от ксёндза слышал. Знал он, что там христиан мучили и рабы убивали друг друга на потеху патрициям, а потому не понравилось ему место это. Вытащил он кинжал левой рукой и бесхитростно двинулся прямо на темнокожую девку.

"Меч у нее дивный", - успел подумать шляхтич, прежде чем ударить. Бил саблей сверху вниз, то ли в шею, то ли чуть ниже левого плеча соперницы метя, резко, хлестко, крутанул зигмунтовку в руке, будто молния сверкнула, кинжал наготове держа - или ударить, если откроется соперница или самому от удара защититься. Молчал, только улыбался всё так же приветливо и широко.

Землетрясение застало Ферста врасплох и оставило несколько синяков. Причиной их появления стала упавшие стулья и разбросанное снаряжение, проходившее уже окончательную подготовку к выезду.
Некоторое время потребовалось для того чтобы привести в порядок казармы, правда это не так долго как утренний наряд. Потом повторный сбор снаряжения, проверка оружия и необходимых для постройки временного аванпоста вещей.
Ферст не паниковал, Лейтенант довольно четко объяснил что следует делать, значит остается лишь проверить готовность остальной группы.
Выходя из казарм, он услышал речь капрала Кейна. Несмотря на то что Ферст недолюбливал подобный стиль жизни, проецируемый капралом и порицал многие его выходки, он прикладывал все усилия для того чтобы отсечь сомнения. Военная машина не может ошибаться, и подобное назначение капрал Кейн мог получить только за высокие заслуги с которыми все еще считается отдел кадров. Вера Ферста не помешала ему подойти к капралу и прогудев своим бассом сделать дисциплинарное замечание.
- Капрал Кейн, в связи с давним распоряжением Сержанта Кросса о солдатской этике, сообщаю что в обязанности пехотинца вне боевой обстановке входит поддержание порядка на территории базы. Так-же, по упомянутому распоряжению, пехотинец обязан приводить в чистоту оставленные после себя помещения. Включая сортир. Использование рядового для исполнения собственных обязанностей может плохо сказаться на боевом духе и взаимопонимание. Сэр.
Отчеканив словно заученную фразу, Ферст продолжил:
- Сэр, в связи с неоднократными дисциплинарными нарушениями, напоминаю, что в ближайшее время вы должны подготовить боевую выкладку для выполнения назначенного задания.
Отдав честь, Ферст развернулся и отправился искать Арлекина и чтобы напомнить ему о задании.

Нелегкий был выбор явиться на Межпланарную Арену. Возбуждение кровь бередило, как всегда происходило перед славной битвой. Зрачки расширялись, отчего голубые глаза пуще прежнего безумным блеском исходили. Словно настал день Совершеннолетия, которого боишься и ждешь, опасаясь ярости темных богов за тайны не названные и сокрытые.

И если бы не любимый племянник, чья смерть потрясла и взбесила теневого охотника, можно было бы плюнуть и продолжить жить как ни в чем не бывало, но Алвин привязалась к мальчишке. Много лет она за ним тайно и явно присматривала по велению колдуна, чью жизнь хотела забрать вместе с победой. Эльф выращивал ее родича для жертвы, словно скотину на убой, что в землях юга явление обычное, но маг не учел один сложный момент - кровную месть.

Когда Алвин впервые шагнула между планами, а дело для нее было привычным, какие только злые миры она не посещала через тени, то распорядитель отказался оглашать ее истинное имя, словно она не воин и чести у нее нет. По сему случаю полукровка заготовила для него шип с ядом. В мире ее противника есть одна семья по фамилии Сфорца. Они любили травить еду и клинки особой смесью, что глаза лопались, кожа кровью исходила вместо пота, иначе она не дочь юга, иначе не течет в ее крови наследие темных эльфов. Только межпланарные традиции остановили ее от расправы над мужчиной. На юге они с ними не церемонятся.

Бой не начался. Издалека полукровка изучала воина, с которым выпала честь сражаться. Сабельщик. Двурукий? Интерес скорее был прагматичный, хотя в гареме красивый человеческий самец тоже пригодится, если есть порох в пороховницах. Мысль вернулась к уязвимым местам воина.

- Дева, - отозвалась Алвин. Женщиной в ее мире родиться почетно. Они составляют основу армии, а на офицерские должности мужчин в принципе не допускают.

Боль определенно прочистила Арайне мозги. По крайней мере, она прекратила душевные метания и пришла к определенным выводам. В тех боях что она наблюдала, прежде чем выйти на арену, проигравшего ждала смерть. Но ей - к добру или к худу - достался нестандартный противник со странным оружием, и в случае проигрыша смерь была маловероятна. Последняя атака это только подтвердила. К тому же, явная неопытность Ойстр в бою вызывала недоумение (как она вообще попала сюда, это же верная смерть) и сочувствие, мешала воспринимать ее как противника. Итого: не хочу убивать, но не могу сдаться; не могу дать ей победить - вдруг следующий бой она не переживет.

- Я не издеваюсь! - несколько запоздало ответила Арайна на высказывания Пьющего, сосредотачиваясь на парировании, и снова принимая отрешенно-решительный вид.

Ласомбра подошла к выбору доспехов тщательно и основательно, хотя и не обошлось без казусов. Изначально, она планировала присмотреть себе что-то вроде бригантины. Героиня довольно быстро нашла себе подходящий по размеру и весу экземпляр, который незамедлительно купила, надела, и прямо так пошла - "Потому что <она> лет десять нормальную броню не носила". Счастье, впрочем, оказалось скоротечным - не успели герои дождаться, пока Псу настроят новые ножны, как руманка была вынуждена признать: под доспехом, она изошла на девять потов. Бригантина уныло отправилась думать о содеянном в проволочную тележку, которую героиня в синем то ли купила, то ли просто укатила откуда-то в целях транспортировки покупок - а ее место на груди руманки занял "игрушечный" по ее собственным словам, кожаный нагрудник (с металлическими пластинами, конечно, в стратегически ценных местах). На спине нагрудника, героиня собственноручно нарисовала белой краской квадрат, пересеченный вертикальной линией - "⎅" - как она пояснила Псу, эмблема армии, в которой Ласомбра служила. Армия была расформирована по достижении мира, но эмблема осталась.

Посмотрев на мучения Пса, в поломанный плащ одетого, она тактично поинтересовалась:

- Малой, давай мы тебе камбезон купим. Как у меня, - она демонстративно потерла пальцами кончик рукава своего камзола, - Это, конечно, не эти ваши планетянские штучки, но вот меня Ала-ад-Дин - тысячу лет назад - в бочину тыкал, я почти не почувствовала. При этом, мой костюм из чернольна обычного сделан, двенадцать слоев - а в городе богов, я уверена, мы что получше без труда найдем.

Пока Пес размышлял, что ответить на такое предложение, Ласомбра с помощью бронника положила перед ним три шлема:

- Вот еще дело. Без шлема в бой ходить - что без исподнего. Куры глаза склюют. Поэтому, просто чтобы потом я себя не грызла, мы тебе одного из этих плохишей купим, на мои деньги. Будешь носить, не будешь - твое дело. Главное, совесть моя спокойна.

Разобравшись, так или иначе, с вопросами покупки новых нарядов, двое убивателей были вынуждены вернуться в город, где толпы фанатов привели Пса в состояние нового душевного смятения. Похоже, что угодно могло привести Пса в состояние душевного смятения, и это порядком бесило героиню в синем, но она не подавала виду - потому что она была очень воспитанная. Однако, снова услышав свое имя в переводе, она все-таки заметно поморщилась:

- Приношу извинения, Пес. Я ненамеренно ввела тебя в заблуждение. "Жучья Тень" - это не мое имя, а его перевод, притом неточный. Правильней будет - "Тень Скарабея", а еще правильней - не переводить, а транслитерировать: Ласомбра Эскарабьяхо. Дель Эризо. Я просто увидела, что ты стесняешься своего имени, и хотела морально поддержать - а потом оказалось, что ты всего стесняешься. Родители, наверное, в детстве - раннем - на страшилки налегали? Меня не то чтобы сильно коробит, но было бы хорошо поддерживать целостность речи... - Ласомбра печально усмехнулась, оценивая степень душевного смятения, в которое ввел ее комментарий Пса.

- Что же касается фанатов... Они все знают, поверь мне. Смотри, на самом деле на арене раздают такие брошюрки маленькие, с короткими биографиями каждого из бойцов. И там черным по белому написано, к примеру: "Ласомбра Эскарабьяхо, сорок три года. Помимо сотен тысяч совершенно левых людей, разрубила своего любовника, притом винит в этом кого угодно, кроме себя самой. Хочет вышеупомянутого любовника воскресить, чтобы не поубивать еще пару сотен тысяч." Ну или что-то в этом духе. Про тебя, к слову, тоже что-нибудь написано, но я не читала. Короче суть: если ты здесь, значит, ты палач - притом в числе лучших. Смеяться и тыкать пальцем в тебя никто не будет, потому что не хотят давать тебе повода сорваться и вырезать полгорода. Фрукты же дарят потому что мы одержимы не только насилием, но и благородством - чтобы мы знали, что не одни. Людям хочется верить, что это вот все не зря, и ты своим отношением сейчас их оскорбляешь. Впрочем, в лицо тебе это никто не скажет. Повторюсь: боятся, что ты сорвешься и всех убьешь. Пошли за фотоаппаратом.

Ззоб взревел от нахлынувшей ярости и кинулся в атаку, оставив ловкие увороты и тактические хитрости, которые ему все равно не давались. Дикарь не хотел давать сопернику времени на подготовку нового свирепого удара и максимально резко сблизился нанося размашистый удар наотмашь левым мечом справа снизу, метя район головы проитвника. Правая согнута в локте, меч направлен острием к противнику.

- Так я оружный! - удивился Никодим. - А ты русич, что ли? Язычник? Слыхал я, обычаи у вас порочные: свальным грехом занимаетесь, вокруг гигантской залупы хороводы водите, жертвы ей приносите, целуете. Правда это? - нахмурился строго. Шлем снял, плюнул в него, рукавом протёр, дунул, да снова надел. Глянул на Ратибора.
- Вообще, ты, витязь, могуч и это хорошо. Представляешь: мне на первый бой карлика выдали. А с тобой хоть честный бой будет. Ну, - плечами широкими пожал, - почти.
Изучил противника внимательно. На булаву его, на поясе висящую кивнул, свою в руке взвесив:
- Во, это дело! У меня больше!

Сегодня Петруша сказался больным и на Арену не пришёл. Может, съеденной накануне рыбой траванулся? Одним Богам ведомо. Ну и, господину Нацрату. Наверное.
Впрочем, без выступлений Петруши Ратибор ещё как-нибудь обойдётся. Пожалуй, без них даже лучше - а то опять как брякнет чего-нибудь, потом красней за него. А вот то, что у славного витязя нет оруженосца - нехорошо. Некому даже поднести оружие нужное. И забрать ненужное. Вообще всё самому приходится делать.

Ну и ну. Вот так встреча! Вторым противником Ратибора оказался не кто-нибудь, а целый христианский монах. Или даже двуцелый. Или четырёхцелый. Потому как зело здоровый, а плоти его тела хватило бы, пожалуй, на четверых. Возможно, этот монах считает, что хорошего человека должно быть много. Но скорей всего, просто не может совладать со склонностью к чревоугодию.
А зовут этого чудо-монаха Никодимом.

Витязь поднял маску, чтобы противник мог видеть его лицо, и обратился к нему с краткой речью:

- Монах Никодим! Я, Ратибор Святославович Воеславский, русский витязь из рода Воеславских, даю тебе последнюю возможность отступить! Если ты сейчас же сложишь оружие и откажешься от боя, ты сможешь уйти с миром! Я обещал одному хорошему человеку не причинять вреда безоружным христианам, если на них нет пред уложениями Русской Правды*, или лично предо мной, другой какой вины. И да будут Русские Боги мне свидетелями, я намерен сдержать своё слово.
Если же ты сейчас ответишь отказом, только Боги ведают, что случится потом.

Сказав это, Ратибор обратил лик к небу и постоял так немного, закрыв глаза. Затем опустил голову, посмотрел на мавра и ответил:
- На этот раз Боги посоветовали мне выбрать Деву.

Для этого боя Ратибор выбрал меч. Булава осталась висеть на поясе как запасное оружие. Рядом висел кинжал в ножнах. Во второй руке витязь по-прежнему держал верный каплевидный щит. А вот от Плаща Раздора-И-Преткновения на этот раз Ратибор решил отказаться.

Подлый лед, несмотря на все предосторожности, все же сыграл с Эктором злую шутку: из-за проскальзывания в момент отталкивания телохранитель не смог допрыгнуть на достаточное расстояние и мало того, что дотянуться получилось всего лишь до груди, не причиняя хоть какого-то вреда сопернику, так еще и ради этого пришлось самому рухнуть оземь. Удар локтей и коленей о толстый лед, сопровождавшийся лязгом металлических пластин, отдался мимолетной болью в руках и ногах, перекрывшей на мгновение ноющую боль от кровоточащей раны. По приземлении боец тут же поднял голову, чтобы увидеть, как ландскнехт пытается перехватить меч для атаки. Пока инициатива все еще была на стороне Эктора, и он не собирался ее упускать. Оставаясь на коленях, мужчина оттолкнулся от ледяной корки правой рукой, поднимая вместе с тем здоровой рукой свой молот над головой, чтобы в верхней точке снова обхватить его обеими руками и используя все свое тело, в качестве дополнительного рычага, проломить стальным клювом голову наконец-то оказавшегося в зоне досягаемости Яна.

Ян вышел на арену, насвистывая нехитрую ландскнехтскую песенку:

Держат ритм барабаны
Слышен пушек град
Кто удачу не упустит
Будет тот богат

Чтож, пока что удача благоволила Яну. По крайней мере, если уж придется помирать, то лучше уж так - в поле, под крики зрителей и вцепившись в глотку​ врагу, чем покорно ждать своей участи в похмельной тоске.

Давечь девок целовали
Пили пиво мы
А сегодня своей кровью
Платим все долги

Тем более что Ровно оказался весьма неплохим городком. Конечно, множество его рогатых-хвостатых обитателей (и особенно обитательниц) его поначалу смущали, но затем обнаружил, что бабы - они и на том свете бабы. Кто знает, чего они к нему липли - то ли немалых размеров меч их привлекал, то ли особая аура бойцов на арене. Когда уже завтра он может лечь в горячий песок, истекая кровью - там еще какое-то хитрое слово было, но Ян его, конечно, не помнил.
А вот с пивом тут была беда. Вроде и вкус тот же, а на деле только зерно зря перевели. Впрочем, что с них, нехристей, взять.

Наши руки еще помнят
Тяжесть их грудей
Пускай Жнец нам смерть пророчит
С Девой веселей!

Ну какой тут еще может быть выбор?
- Деву давай - произнес Ян, подбоченившись и гордо осматривая трибуны.

Сэр Годфри за время ожидания сильно сдал. Отощал, исхудал, глаза ввалились и ныне светятся полубезумным блеском. В этом проклятом месте не грел душу алкоголь, а самые изощренные твари притворялись людьми, порой даже не пытаясь до конца скрыть свою истинную сущность. Девки, с хвостом, с крыльями... Не всегда удавалось устоять перед искушением этих суккубов, и рыцарь чувствовал, как вместе с семенем из него уходит жизнь.
Хуже всего были визиты на Арену. Он обязан был смотреть бои, чтобы видеть, с кем придется сражаться, и это имело свою цену. После визжащих, тараторящих трибун Ланцефрот подолгу запирался в своей комнате и истово молился Триединому. Не помогало. Хохот, крики, подбадривания и улюлюканье доставали его даже в полной тишине.
К счастью, сегодня это должно было закончиться. Победой.
На финальный бой Годфри вышел в слегка измененном снаряжении. Добавились стальные наплечники и защищающий ключицы горжет, а под табардом больше не звенела кольчуга. Щит также был укреплен металлическими полосами - все же, драться предстояло против бродэкса.
- Тогда Дева! - Решительно сказал Ланцефрот, сверля противника ненавидящими глазами. - Наконец-то вы показали свое лицо, демоны! Я все равно буду жнецом!


Получатели:

Вот и финал. Последний шаг на пути к цели. Многое Йофик пережил за жизнь, но всё это в одночасье меркло рядом с днями, проведёнными на арене. Ни секунды подлинного покоя и умиротворения, что ни кровавая резня, то судьбоносное открытие. Возможно, тот забавный монах с трибун был до противного прав и точен, назвав это место "Адом". Но сегодня настал день, когда одной из двух душ суждено освободиться из этого плена.

— Жнец.

Воин был максимально спокоен и сосредоточен. Что отнять жизнь, что потерять — всё это казалось ему таким невесомым и пустым отныне...

Ульф, прозванный тепер Стальное Яйцо, любил Сигрюн долго и страстно. Под конец он совсем вымотал Валькирию и сам упал без сил на меха, покрывавшие широкое ложе. Он был счастлив и радовался, как ребенок. Одно лишь омрачало его мысли - противник не был убит, победа не была полной. К тому же, беспокоясь за свой личный молот Тора, Ульф вначале побаивался атаковать валькирию во всю силу и первые минуты на ложе казался ей неуверенным. Однако же это быстро прошло.

Ульф много пил и, вернувшись, еле стоял на ногах. Однако же он был цел и невредим, а вот противник его почивал на морском дне. А еще суровый викинг тайком отрезал прядь белокурых волос у Сигрюн пока та спала и спрятал в мешочек на груди. На всякий случай.

Ну вот и все.

Ойстр даже испугаться не успела, когда удар паладинши вырвал Сильно Пьющего из её руки и тот блеснув на солнце улетел куда-то далеко в сторону. А в следующую секунду острие меча Арайны уже едва ли не упиралось ей в грудь, а пронзительные голубые глаза цепко поймали взгляд сатириссы. Ну вот и все. На что она надеялась? Будь она хоть двадцать раз богиней, на героиню она никак не тянет - Ойстр гроза вакханалий и победительница пьяниц. Такие богов не спасают, хоть двадцать волшебных мечей им выдай. А весь её "героический поход в Запределье", ради которого она сюда и пришла не более чем мелкий комический эпизод в истории настоящей героини. Вот она, сильная, смелая, прекрасная да еще и благородная, раз готова оставить рогатую в живых. И сиськами почем зря на публику не светит, а у героинь с этим строго, им же пример молодежи подавать надо. И даже похожа чем-то на эту Катерину Керр из-за которой Бромий и пропал. Она победит, заберет Сильно Пьющего (если благородство конечно еще не достигло неизлечимой стадии, а то может и оставить) и пойдет дальше к своей мечте, какой бы она ни была.

А что сама Ойстр? Вернется назад, под шутки остальных козлоногих? Если потеряет меч, то Силен конечно накрутит ей хвост, но скорее всего простит. А Бахус может и сам вернется, он же бог. Зачем ему какие-то рогатые неудачницы? А если и не вернется, то не страшно, полно других богов, готовых принять его свиту и нечего думать о том что это выглядит как предательство - мы козлы, а не герои, нас такое не волнует. Все станет как прежде, кроме того что теперь все остальные сатиры и менады станут хихикать в кулачок и косится на нее, всякий раз когда кто-нибудь упомянет Арену. А она разумеется примется врать, что на этой Арене все куплено и вообще её противнице нагло подыгрывали, а то бы она её живо закатала. И возможно когда-нибудь и сама в это поверит, ведь это легче чем признавать что ты неудачница у которой был шанс на то чтобы стать героиней, а она его упустила.

Сатирисса прикусила губу, чувствуя как по щекам текут злые слезы. Ну уж нет. Если уж не повезло оказаться второстепенным персонажем, то хотя бы не в комедии. У нас сатиров другой жанр.

- Нет! - Рогатая тоже смотрела прямо в глаза противницы, словно не замечая острия меча упершегося ей прямо в грудь - Прости, но нет.

А затем резко отпрыгнув назад, бросилась к мечу.

Получатели: Ойстр.

Получилось, удар славный вышел. Но великан ещё жив, и никто не знает, сколько у него осталось сил. А бегать по такой арене не особенно удобно, по крайней мере в кольчуге. Так что потеря щита весьма волновала хоббита. Получать по башке ещё раз не хотелось. Бросив то, что осталось от прежнего, Шого окинул взглядом землю - не завалялось ли где нового щита, ну может кто-то из зрителей бросил или с неба свалился. И, как ни странно, нашёл - вот же щиты, целая стена.
Отбежал на противоположный край арены, к орку, что казался поменьше остальных. Не хоббит, конечно, но может подобрее прочих окажется.
- Щит мне! - сказал уверенным голосом, картинно протянув левую руку.
Говорят, у людей на турнирах за один поединок ломают по нескольку щитов, а специальные люди подают новые. И даже оружие также меняют. Может и у орков так принято?

Пёс против Йога Варвара.

Первый бой на Арене. Первый за долгое время, народ на трибунах был весь в предвкушении баталий и смертей. Многие сидели мрачными, ибо еще все помнят о великой потери.
Мальчишка против гиганта варвара.
Йама Хибун отвлеченно смотрел на жеребьевку. Взмах меча - и все. Бой окончен, так быстро и чисто. Многие зрители были разочарованы, признаться честно. Они мечтали увидеть кровь, пот, зрелище.

Но Хибуну этот бой понравился. Было в нем что-то такое. Скоротечное, как сама жизнь.
Потревожил прах
Мимолетный взмах меча.
Прошлое мертво.

Фигура в черном одеянии молча выступила на плац, скрываясь в тени какой-то из башен города, окружавшего арену. Лицо, почти полностью скрытое под маской так, что на виду оставались только глаза, повернулось в сторону противника, типичного наёмника из Диких земель: броня не по размеру, варварский топор, щит... Когда-то умение драться только щитами считалось доблестью, но теперь от старой Эпохи не осталось и следа...
- Воин, ты был здесь раньше. Выбирать тебе, - тихий голос раздался из-под капюшона.

Участь бегемота в глазах Аюми была решена, когда зверюга ответил на зарождающееся в душе девочки теплое чувство самым грубым образом - большой бегемотьей задницей и настоящим градом из навоза. "Фу, бака!" - хотя волшебница была привычна к не самым приятным запахам на своих любимых уроках химии, но она была девочкой аккуратной и подобные дурнопахнущие перфомансы не любила.

Мысль о том, что бегемота вообще-то спровоцировали сами школьники, в голову Аюми почему-то не приходила. Наверное потому, что девочка была полностью уверена в том, что она всегда все делает правильно, а если кто не согласен - то это его собственная проблема, а не Аюми. Не приходила в голову волшебницы и мысль о ее собственной возможной смерти - вполне возможной, учитывая обстоятельства и перспективу оказаться в замкнутом пространстве с разъяренным бегемотом. Похоже, что как и многие подростки, девочка не верила в то, что ее путь может закончиться, тем более вот ТАК. К тому же увлеченность магией привела Аюми к убеждению - все может быть исправлено и даже смерть может быть обращена вспять, если найти правильное заклинание! А до той поры можно и побыть привидением... Привидения тоже всегда нравились девочке, ведь они умеют летать и пугать глупых людей. Пожалуй, не так уж и плохо быть привидением... Но это в любом случае успеется и не стоит торопить наступление этого момента.

"А ведь привидения и прочие духи, бывает, помогают волшебницам!" - подумала Аюми, вспомнив любимую мангу. Что если здесь, в зоопарке, обитают призраки, которые могут помочь ей? К примеру какой-нибудь несчастный работник зоопарка, погибший на рабочем месте? Аюми сконцентрировалась, воображая как призывает тени умерших себе на помощь. "Взываю к вам, призраки! Придите ко мне на помощь и дайте мне силу, чтобы как следует проучить эту зверюгу!".

Ведь волшебница действительно разозлилась. По-настоящему, хотя до предельного накала оставалось еще пара делений на "счетчике ярости Аюми".

- Плохой, плохой бегемот! - наполненный негодованием голос девочки дребезжал и резонировал высокими нотами, вызывая у всех школьников и у бегемота ощущения как от скрежетания кошачьих когтей по стеклу. Ее глаза буквально излучали угрозу.
- Прекращай кидаться какашками, а не то я тебе эту метлу кое-куда засуну! - зловеще сообщила Аюми бегемоту и с особенно жутким выражением добавила: - ...Рукояткой наружу.

Чтобы угроза не казалась пустыми словами, Аюми с тем же пугающим выражением на миловидном личике извлекла из сумки самодельную бомбу. Не отводя взгляда от бегемота, запалила фитиль зажигалкой - и с хорошим размахом, как на гайдзинском бейсболе, метнула бомбу прямо в маячившую перед ней задницу бегемота. Чтобы на всякий случай предупредить товарищей по команде, девочка завопила:

- Фаербол!!!

После "переноса" их в Дол Блатанну, эльф закрыл свой глаз и глубоко вдохнул. Прекрасный, свежий воздух, а также ласкающий слух шум водопада сделали свое дело, убивать противника как-то расхотелось. Не в том дело, что он перенес эльфа в родные края, а в том, что, когда такая красота кругом, разве ж можно убивать?
Засунув мечи в ножны, эльф сорвал несколько цветков и пошел в сторону водопада, вдыхая аромат соцветия и вообще всей поляны.
В изуродованной войнами и многочисленными убийствами душе Фехкина эта умиротворенная тишина вызвала воспоминания о далеком детстве, времени, когда не было даже мыслей об убийстве и войне. Тишина и покой этой лужайки напоминали эльфу о том, за что он сражается, почему он пришел на эту арену и за что он готов убивать вновь и вновь. Но разве ж можно удержаться и не побыть в этой идиллии несколько мгновений?

Священник сидел на трибунах, но не смотрел бои. У него было иное, более интересное, опасное, лихорадящее кровь зрелище: чудовище. Оно сидело неподалёку. Покряхтывало, щурилось (по крайней мере, Никодим думал так) и походило на смесь медузы, кальмара и слизняка. Монах боялся его. Он не знал, ест ли существо людей и потому старался привлекать к себе как можно меньше внимания, являя весьма комическое зрелище: сдувшийся, сжавшийся в комок толстяк, прячущийся (неудачно) за сидящим рядом небольшим (на фоне собственной туши) человечком. Наверное, он бы попробовал удрать, но не чувствовал себя способным к незаметности и потому не двигался.

Плащ зашипел, спуская воздух, превращаясь в обтягивающий комбинезон. Клинок покинул ножны.

- Чтобы попасть сюда, на арену, я преодолел расстояния большие чем все остальные участники смогут за все свои жизни, - Пёс говорил негромко, монотонно, смотря не на трезубец, не на Ворона, или публику, а куда-то сквозь них, в бесконечность.

- Но я жил на свете меньше любого из них, и не так много видел.

Пёс присел на корточки, все так же глядя куда-то вдаль, держа спину ровно, и положил ножны сбоку от себя, меч же держал чуть в строну, острием к земле, в подчеркнуто не угрожающей позиции.

- Я хочу, чтобы местом боя было самое красивое место, - Сказал он вставая, - которое когда-либо видел Ворон.

Получатели: Саммеру.

Двори было грустно. Вроде ведь все шло так гладко и тут... Кочевник не раз за свою жизнь видел, как карают боги за гордыню и надменность, когда им не пристало проявляться. Как погибают лучшие из воителей, возомнившие о себе, что теперь все могут. Да вот и Двори оказался среди них. Забылся, ощутив вкус победы прежде смерти врага. А ведь здесь не просто так кровь льют и Двори это понимал лучше многих, как ему казалось. Потому хоть и общался с другими бойцами, но по мелочи и никогда не спрашивая, что тех привело на арену. Потому что вдруг проникнешься и в решающий момент нет-нет, а дашь слабину? Кочевник не желал и мгновенья сомнений.
Но почему-то забыл о том, что с той стороны может стоять кто-то столь же упрямый и упертый.
- Действительно испортилась. Насовсем, - Двори посмотрел на чернокожего божка смеющегося рядом и улыбнулся в усы, кивнув первому встретившему его по эту сторону смерти. Почему-то Двори даже стоя над собственным телом с раскроенным черепом не чувствовал себя мертвым. Не ощущал ледяного холода и пустоты внутри всепоедающей. Так и должно быть? Или все дело в том, что курит этот темный человек? Кочевник проводил взглядом струйки дыма уходящие в небеса, потянул ноздрями воздух.
А может он теперь немертвый дух? Как те неприкаянные, что движимы жаждой мести или неоконченным делом? А уж у него-то очень-очень важное дело остается незаконченным.

- Меня прозвали Мироходцем, потому что я никогда не сидел без дела и не жил в одном месте долго. Город Ровно славный, но раз так, то мне снова пора в путь. Жаль в одиночку, в дороге удобнее, когда есть кому следить за спиной.
Тем не менее, Двори в мгновение отряхнул рукава короткого халата, топнул сапогами, да пригладив усы протянул богу свою руку в ответ.
- Я готов идти.

Это всё не напрасно.



Расплылось жуткое нечеловеческое выражение в широкой сардонической улыбке, в гримасе, подобной демонической. Застлала карие глаза кровавая пелена, загорелось в них что-то недоброе.

Пользуясь тем, что противник занят речами, Йофик в последний раз махнул своим верным бродексом. Вложил в удар все имеющиеся силы, не оттого, что в победу свою верил, а лишь назло, наперекор.

Еще недавно казавшаяся сатирке (в жопу на тот момент бухой разумеется - возлияний сатиры прекращать после исчезновения Диониса все никак не собирались, сначала надираясь просто по привычке, а вспомнив что алкоголь более не веселит - добавляя еще, но уже с горя) такой удачной идея полезть куда Геракл критского быка не гонял, с целью поймать в этом Херпоймигделье или как оно там называется, потерявшегося Бромия, навешать бессмертному пропойце по ушам в воспитательных целях, вернуть его назад и чем черт не шутит (а такими вещами черти не шутят, тут уж можете Ойстр поверить) стать героиней всевозможных греческих и окологреческих эпических сказаний - так вот эта самая идея чем дальше тем больше теряла в привлекательности. И дело было не только в том, что Ойстр протрезвела. Хотя и в этом конечно тоже.


- Клятву потребовал?! - Удивленно переспросила сатирша - Серьезно? Вот же... сексист несовременный. А если женщина хочет чтобы её зарубили? Женщина должна иметь ровно такое же право быть зарубленной что и мужчина!

Однако на то чтобы читать "Сильно Пьющему" проповеди о равенстве полов, времени явно не было, вон уже негр как-то нехорошо косистся. Ойстр задумчиво поскребла в затылке, а затем еще более задумчиво - мохнатую задницу. По правде сказать бой не насмерть её бы вполне устроил и убивать незнакомую ей, но ничего плохого пока вроде не сделавшую остроухую девицу не слишком хотелось (у нее вообще большого опыта в мечемашестве и человекоубийстве не было. Разве что во время индийского похода, но и там так-то больше занимались образовыванием и просвещением (в перерывах между возлияниями понятное дело), а не завоеваниями), но вся проблема в том что эти нежные чувства вряд ли взаимны. Что же делать?
И тут сатиршу вновь осенило. Хлопнув себя по лбу, рогатая ничуть не тише "Сильно Пьющего", оповестила свое оружие, свою противницу, негра и трибуны, о своем гениальном плане
- А мы не будем её убивать. Мы у нее оружие сломаем. Ты же лучше её железяки? Ну или руку отрубим. Или ногу. Или еще как раним, только главное чтобы не сразу насмерть. Тут же сплошь боги, да полубоги, в том числе всякие там покровители жизни, медицины и прочей ерундистики в таком роде, захотят, они её даже из мертвых достанут. Вон видишь, Эскулап дежурит, как раз на такой случай. Ну что, согласен?

Позволив лекарям Ровно подлатать свои раны, Ласомбра очень скоро вновь поднялась на трибуны: смотреть за чужими поединками и - по возможности - учиться на ошибках убитых. Делать это в одиночестве женщине не хотелось, поэтому она заранее создала самокрутку дружбы, и пошла донимать разговорами других собравшихся вокруг арены героев.

- Ты, должно быть, очень одаренный - в таком возрасте на арену богов попасть, - как бы невзначай подошла она к белобрысому мальчишке в белой плащ-палатке, - Куришь? Кто победит, думаешь - бородач в шлеме или бритый без? Лично я на шлем ставлю.

- Когда речь заходит о поиске какого-то убийцы или бандита, я всегда знаю, куда нужно нагрянуть в первую очередь. есть у нас в городе улица Мерго. Славный район для всякого сброда и нищих. Темные лабиринты улиц, слабое освещение из окон верхних этажей. Идеальное место "залечь на дно".Но мои цели даже и не догадываются, что я там чувствую себя, как рыба в воде. Стоны, плач и крики легко будут утеряны в общей какофонии звуков упадка и болезней...

Петрушка не подвёл. Всё изложил, как надо. Ну, разве что про уд он зело приукрасил для красного словца, да слово срамное ввернул зачем-то. Но в целом, Ратибору представление пришлось даже по нраву. Пущай знают чужеземцы, что не перевелись ещё богатыри на Руси!

Ежли Боги поспособствуют победе и Ратибор таки станет князем всея Руси, можно будет Петрушу взять в придворные стихоплёты. Но прежде поручить волхву провести с ним обряд имянаречения, поелику, негоже хлопцу с эллинским именем по свету ходить. Надо наше, русское имя дать. К примеру, Позвизд - в честь Бога Ветров.

А пока что Ратибор присматривался к своему первому противнику. Ну, понятное дело, что не русич. С виду - как будто немец. А вот имя - ромейское. Впрочем, в том обстоятельстве нет ничего удивительного, тем паче для христиан. Говорят, что этот немец из простолюдинов, и поначалу витязь в это даже поверил. Но увидев Люцериуса живьём, понял, что не стоит доверять людской молве. Простолюдин просто не мог бы справить себе такой дивный доспех. Это снаряжение кнехта, из тех, что сидят в каменных крепостях вдоль берега Варяжского моря.

Ратибор решил, что против такого хорошо защищённого противника лучше всего подойдут булава и щит.

Когда мавр задал вопрос, Ратибор поднял глаза к небу, в мыслях вопросил своих Богов, и те дали ответ.

- Боги посоветовали мне выбрать жнеца, - произнёс витязь.

Будет ли бегемот думать, что "сами уйдут" и после ожёгшего плечо взмаха острой железной палкой? Расскажет ли он о христианском всепрощении? О непротивлении злу насилием?
Впрочем, история показывает, что можно говорить о всепрощении и непротивлении одновременно убивая и карая налево/направо.
История — тот ещё бегемот.
Знаком ли Лютик с ней? Как у него вообще, кхм, с бегемотихами?

Прекрасна погода в вечнопразнующем городе богов. Теплый ветер широкие шаровары раздувает, ластится к полуодетому телу похитителя сокровищ, не пуская только к спеленутым потрепаной чалмой волосам. Держит вор блестящую саблю трепетно, поигрывая волнистым булатом, блики солнечные вокруг разбрасывая. Свежа и чиста улыбка на безбородом лице его, но что же глаза не смеются?

- Какого же ты магрибского колдуна обидела, матушка? - глядя на уши супротивницы, сетует на странное проклятье вьюнош и кивает головой:
- Дева, из уважения к старшим.

Быстрее, развить успех, развить его сейчас! Один должен стоять, а другой падет! Король-Рыбак не знал за что бьется его противник, кто смотрит на него, но почти ощущал на себе взгляды собственного народа, народа, для которого он сейчас был воплощением божества... Он не мог проиграть. Просто не мог. Руки захватывают вражеские запястья стальной хваткой, пытаясь развести их в стороны, давя всем весом заваливающегося на вражескую поясницу, прямо шипами на бедрах на рану, чтобы избежать удара в пах, тела... Взгляд глаза в глаза, тяжелый и острый козырек шлема смотрит в переносицу... Удар. Еще удар и еще если понадобится, пока лицо врага не обратится в кровавую кашу... Руки бога не бывают грязны.

Его звали Тиберий Нерва. Патриций первого рода народов моря, будущий патриарх фамилии, славный военачальник, что после позорного поражения вынужден был стать жрецом. Нет позора в том чтобы проиграть дракону, но нет и чести в поражении. И к Великим играм Тиберий Нерва готовился год за годом. Его били палками, резали ножами, жгли раскаленным металлом. Бог неуязвим. Это не значит что он не чувствует боли.
Против него выставляли двух врагов разом, учили маневрировать. Ибо бог не знает количества. Его рука разит многих как и немногих. Кулачная схватка. Мечи. Булавы. Копья. Против щита. Против метательных. Бог готов ко всему.
Наконец в качестве последнего испытания, вооруженный одним лишь копьем, Тиберий Нерва одолел старого Короля-Рыбака ритуальным ударом в ногу, доказав свое право... Удар. Еще удар. Бог всегда побеждает ибо на все воля его.
Ран нет. Шрамов нет. Ибо бог умереть не может.

- Не будет, - усмехнулся Аспид, раскручивая копье - пред до мной до престола двое братьев. Весьма здравомыслящие люди, не чета мне. Так что они не сильно расстроятся, если я паду в странствиях. Но что мы все обо мне. Думаешь, твоя смерть будет более осмысленна?

Аспид перехватил копье двумя руками пошел обходить щитовика под руку с щитом. Неожиданно, с полу разворота он сделал резкий выпад.


Получатели: Аспид.

Дожидаясь своей череды, героиня в синем стояла на трибунах, облокотившись локтем о поручень, и с задумчивым интересом наблюдала за поединками. Вот, посреди железной пещеры, ловкий копейщик оборвал жизнь соперника, похожего на черепаху: заколол в спину. И снова. И снова. И снова... Одними глазами усмехнувшись, Ласомбра затянулась горячим дымом, и перевела взгляд с боя на зажатую в ладони самокрутку - та стремительно превращалась в окурок. Рука начала было движение в направлении пепельницы, но вдруг остановилась.

Косяку своему, дай дотлеть до конца.
Прояви уважение к делу жнеца -
Раньше солнца вставал он на поле сражения,
Не траву чтобы сбыть тебе - тело отца.

Девушка пожала плечами, выпустила дым на ветер, и пошла вдоль трибун в поисках развлечения более оптимистического, нежели высматривание новых трюков в движениях завтрашних врагов. Арена бодрила: давно прошли те времена, когда Ласомбра должна была выступать против равных себе, рискуя в бою потерять не просто красоту, но и саму жизнь. Она чувствовала себя маленькой девочкой, вынутой за шкирку из кустов, повисшей перед глазами жестокого разбойника - глазами совершенно пустыми, за которыми пряталась вечность. Еще же дальше, на залитой светом лунных цветов поляне, на бандитских ножах умирают вчерашние пахари, доверившиеся ее урокам. Сердце - билось, в равной степени страшась поражения и победы.

Что скажет она ученикам, если они поднимутся из земли, и предстанут перед нею, и потребуют отчета? Чего ждать от них ей, дожившей до дня, когда не стало войны? Долгие годы они занимались тем, что убивали: это было их призванием. Иногда - первым призванием в жизни. Все, что они знали о жизни - это смерть. Что же потом?

- Так, ты, - подошла она к рыжему бородачу с веселой физиономией, случайно попавшемуся ей по дороге. Судя по воинственному виду, бородач тоже бродил по арене не просто так, - Ты куришь?

Сказав это, она многозначительно показала в качестве примера собственную догорающую самокрутку, сжатую по-солдатски между большим и указательным пальцем.

- Расскажи: ты-то зачем сюда пришел?

Покосился Никодим на подсевшего коротышку. И, взгляда не отводя, начал рыцарю отвечать:
- Грехи, брат! Грехи - вот единственная напасть, меня страшащая! Живут люди! Манер не знают, - тут, наконец, отвёл и на сэра перевёл. Вздохнул: - Развратничают. Ложным богам молятся, да за монету звонкую матерей продают. Я давно путешествую, всякого навидался. Страдает человечество, спасения, искупления, всепрощения просит. Да только Спаситель всё не возвращается. Ну, значит, на моих, смиренного Его слуге, плечах крест. Стоит того, думаю, - кивнул. Да пивка хлебнул, залпом кружку опорожнив. Вытер рукавом губы.
- А меня выбрали, потому, наверное, что я лучший воин священных побоищ. Где поход какой - крестовый там или просто неверных "огнём и мечом" обращать, туда меня зовут. Я щитом и булавой верной, - ухмыльнулся, да рукоять "утренней звезды" погладил, - врагам веры мозги вправлять обучен. Кстати! - прищурился вдруг. - Я ведь ни о тебе, ни о кайле этом в ризе тоже не слыхал. Иерусалим брал?

- Скорее, то, с кем встретимся после. Мне баба, тебе - собиратель душ. Место боя - байкерский бар "Производственная травма". Небольшой зал, столы по случаю разборки сдвинуты, образуя в центре свободное пространство. На стенах закреплены плазмы, без передышки крутящие клипы хевиметалл групп, под потолком закреплены колонки, наполняющие зал децибелами настолько, что для того, чтобы послать соседа надо показывать средний палец.

Вы знаете, главный закон мироздания? Где-то наверху всегда есть великий мастер. Главное - не злить его. Накануне боя не изводить выкриками "Когда я буду сражаться?", а в бою "Ну помоги, а!". Иначе результат будет... На глубине трех метров. Король-Рыбак знал это, но всё же - каждый справляется как может. Мысленно гладиатор извинился перед всемогущим если чем-то оскорбил его и попросил наделить оружие священной силой. Не миновал его взор и врага - брони нет, хорошо, легко войдет. Клинки - плохо. Если перед ним мастер меча то сила и подвижность противника сделают его почти что секутором. Опасно. Но в целом предсказуемо. Главное - нарушить гармонию разума. А потом - целостность тела.
- Я выбираю деву, нелюдское творение, тебя же ждет встреча со жнецом. Не переживай. Я буду аккуратен и твои родные легко опознают тебя - твоё уродство лица я не потревожу. Ах правду говорят древние, тело - зеркало души.
Надменная улыбка под шлемом. Спокойствие. Стальное спокойствие. Настало время выпустить из себя аристократа и принять - божество.

День хы

В начале всего было слово,
но никто уже не помнит какое.
Поэтому придумали другое. Но забыли и его.
Сочинили ещё десяток, но все перепутали.
Потом уже каждый придумывал такое слово, которое ему нравилось и думал его и говорил и писал маркером в лифтах. Зачастую даже не одно.
Потом приходила уборщица и, оттирая стены, говорила свои слова, и они тоже были правдивы.
Как и написанные, а потом стёртые. Как и все прочие. Как и изначальное.

В этот момент стоит вспомнить, произнести, послушать такие слова как:

Вольер. Песок. кормушка. Бассейн. Бегемот.
Эти слова тянут за собой другие. Вольер тесен. Песок жёлт. Кормушка пуста. Бассейн грязен. Бегемот спит.
Спит, лёжа на пузе на пологом дне бассейна. Голова его почти на берегу, когда поднятая ветерком рябь достикает ушей, они забавно подёргиваются.
Поскрипывает цепь, на которой покачивается жёваная старая покрышка.

Школьники спускаются. Толпа рукоплещет.
Время пошло.

Два щита оказались практически прижаты один к одному. Защищаться в таком положении было не очень удобно, но можно было атаковать, что Зева и сделала, вновь принявшись тыкать в рыцаря копьем через щиты. Заодно она, уже не крутясь, сделала еще пару шагов в сторону, надеясь сместить щит рыцаря еще дальше, чтобы лишить того удобной боевой стойки. Возможность защищаться собственным щитом сейчас у нее была ограничена, но копейщица надеялась, что поручи и поножи помогут защититься от ответных атак противника. А в том, что он также будет атаковать её, как и она его, можно было не сомневаться.

Поначалу, боец перепугался когда мир вокруг него стал быстро превращаться. Он никогда не был на гигантских мостах, только видел их издалека. Джо крепко взял обоими руками свой меч-секиру, не отрывная взгляда от своего соперника, прошел несколько шагов вправо. Руки сжали рукоять еще сильнее и он рванул к Джори, занеся высоко свою секиру для рубящего удара...

Получатели: Джо.

Битва началась. Я поднял секиру и глянул в глаза. Я двинулся по пепельной равнине, держа секиру лезвием назад.

Схватившись за древко своего оружия, Бони просто взял и упираясь здоровой ногой прыгнул вперед, стараясь что бы острый конец копья врезался в противника. Если у него получится, значит у него получится избежать и атаки, ведь длинна его оружия выше, чем длина топора. Если же враг увернется... то Бонифацию придется лежа блокировать удар топором, а это считай уже проигрыш. В общем как говорится, все или ничего.

Автоматоны... сколь ласкало это слово слух хакера. Казало бы, зачем ему узнавать что-то о механических куклах? Мало того, что это анахронизм - это совсем не его область. Но! У Артура было хорошее предчувствие. Чувство того, что это как раз таки его область. Область впихивания в невпихуемое. А потому, тот решил, что стоит идти по пути наименьшего сопративления и оставить пока на потом всякие долгие и неприятные университеты.
А пока... ну надо было как-никак делать свою работу. А потому Артур собрался в костюм мистера Ординарности, которые включал в себя брюки черные хлопковые, рубашку белую с коротким рукавом, туфли чёрные лаковые. А также "сумку почтальона" с необходимым инструментарием и можно начинать бой с новым днём. И надеяться, что там, за ширмой первой заявки скрывается изящная голубоглазая блондинка, которую вот только бросил парень, а потому та отчаянно нуждается в утешении. Ну а что? Позитивное мышление.

- Эээ, дева?..
Рыцарь выпучил глаза, мотнул головой. Не ждал он, что сражаться придется с прекрасными девами, пусть и воительницами. На родине-то его больше стращали разными чудищами и прочей нечистью. А тут - такое.
Но сир Годфри был не из тугодумов, а потому быстро смекнул, что перед ним морок. Наверняка какая-то жуткая тварь притворилась этой белокожей прекрасной соперницей, а после смерти наверняка примет прежний облик.
В общем, не растерялся рыцарь, быстро осенил себя треугольным знамением Триединого Бога, помянул Королеву да рыкнул:
- Я Жнец!

Генри постоянно оглядывался по сторонам, ожидая в любую секунду увидеть бегущих к ним полицаев с дубинками и пистолетами, и потел. То ли от волнения, то ли от физической нагрузки, было неясно. Никаких вариантов на счет того, куда тащить кенгурячью тушу, у него не было, а потому он тупо механически работал руками и ногами, выкладываясь на всю катушку, чтобы ускорить доставку пришельца туда, куда предложил Джокер - к сортирам. Время шло, расстояние до сортиров сокращалось, и им даже удалось без проблем преодолеть храмовые ворота, а никаких полицаев в округе не было видно. Даже местные жители от них шарахались, не предпринимая попыток устроить слежку за странной троицей с не мене странным грузом. В общем, Клауд толком не понял каким образом, но спустя считанные минуты они были уже у сортиров, с живым пришельцем на руках и без лишних свидетелей. Неужели все условия выполнены? Чудеса, да и только!

Почему-то Туз не сомневался в том, что при эвакуации совершенно не имеет значения местоположение агентов, и с готовностью согласился с тем, что нужно звать Ганса. Однако оказалось, что для телепортации они должны быть все вместе, и этот факт немного сконфузил Клауда.

- Слушай, Ганс! - встрял в разговор Генри, мельком бросив косой взгляд на Джокера, - Остальных агентов тоже нужно вернуть. Разве им обязательно нужно быть прямо тут? Может выяснишь у них по своей рации, что они тоже не против вернуться, и телепортируешь их вместе с нами?

Хея

Кртук так смеялся удачной шутке что чуть язык себе не прикусли, а слюна из-за поломанных зубов летела во все сторны, в том числе и на рассказчика. Кикурм, огромный первый, весь покрытый шрамами полученными в боях с хэйше делал вид что не замечает этого. Подобного хамства, пускай и нечаяянного он не стерпел бы ни от одного из своих братьев, не говоря уже о простых охотниках. Но Кртук был ненавидящим, а к ним надо особый подход. Только дурак станет ловить маронга за хвост или станет на пути у сетуса. Сетуса. Хм, неужели все эти рассказы о странных ушастых пришелицах правда? Когда собеседник наконец отхохотался Кикумр спросил об этом.

- Говорят что зелёные двуглазки повелевают сетусами.
- Да, брешут такое.
- Что ты будешь делать? Ведь даже твоя палица против такого зверя лишь игрушка.

Кртук задумался. Поковырялся когтем в зубах, провёл рукой по спинным шипам. Добрая половина и того и другого была обломана в битвах. Поднял свою палицу –роговой шип с хвоста маронга утыканный острыми кусками обсидиана.

- А я не буду бить сетуса. Я буду бить двуглазок. Говорят, что большинство из них воюет как и хэйшэ.
- Но сетус, сетус! Что ты ему-то сделаешь? Ведь эти ведьмы рассказывают сидят у них на спине.
- Я залезу на большой ньярглотик и прыгну сетусу на спину. Посмотрим, разберёт ли тварь кто там у неё бегает по хребту.

Кртук был доволен своим ответом и хищно оскалился. Он хотел сказать ещё что-то когда издалека послушались странные звуки. Скоро можна було уже различить треск сминаемых огромными тушами ньярглотиков, какие-то ритмичные удары, заунывное свистение и пронзительные вражеские выкрики . Похоже пришло время проверять слова делом. Он вытер руки о свежий скальп хэйше и поднял с земли палицу.

***

В этот день тучи затягивавшие прежде небо разошлись и лучи Яры проскальзывая между ветвями ньярглотиков доходили до самой земли. Гремели барабаны, играли флейты, воительницы шли по лесу пританцовывая и пели отбивая ритм дротиками по щитам.

Торои была как все. Вместе с товарками двигалась она просекой которую буквально проламывал перед их отрядом огромный сетус. Она пела и едва ли не подпрыгивала от возбуждения. Она чувствовала себя единым целым со всеми этими храбрыми эльфийками впереди и позади. В едином ритме покачивались белые костяные острия дротиков, в едином ритме поднимались и опускались на сырую землю и гнилые ньярглотики босые ноги. Смазанные жиром тела эльфиек блестели в сетке света и тени, лучи играли на волосах. Разве есть сила способная противостоять дочерям Великой Матери? Торои видела черепа одноглазых на столбах у хижин хэйше. Если даже дикари смогли победить этих зверей, то уж атаквирям они и подавно не страшны. Пускай выходят из своего гнездилища! Пускай отведают острой кости! Пускай почувствуют как трещат их кости под руками сетусов! Эльфийка представила как она поражает одного врага, как пробивает единственный глаз другому! Как её хвалит страшая! Как завидуют подруги оставгиеся дома, какими глазами смотрят на неё их мужья. У Торои даже уши стали двигаться в такт песне от возбуждения. Лишь бы побыстрее вылезли эти няроняги или как их там! Хорошо, что союзники проиграли. Оставили атаквирям больше славы!

Впереди раздался громкий треск и огромная туша сетуса вдруг стала чуть ли не втрое ниже. Донесся ёго рёв, только не привычный спокойный, не гневный и даже не угрожающий, а полный боли. Песни и музыка разом смолкли. Что такое? Что случилось? Что… Ловушка? Яма? С кольями? Бедный сетус кричал так что хотелось закрыть уши. Стараясь не пропустить того что говорят другие Торои не заметила когда это началось. Просто услышала крики подняла голову и увидела их. Чудища. Демонов. Неописуемо ужасных зверей шипастых зверей. Двуногих хешшмиктов. Как нарлыки на цаплянок накинулись они на эльфиек презрев град дротиков. Даже если и попадала в такого монстра сулица, но никакого толку. Зато сами они разили насмерть.

Торои метнула дротик, потом ещё один. Без толку. Этих кровожадных чудищ не остановить! Огромный няроняг несшийся прямо на неё вдруг свернул вправо. Послышался вопль прервавшийся страшным хрипением. Не меня! Спасибо тебе, Великая Мать, не меня! Спасибо… следующий враг буквально вырос перед ней. Без щита, вооруженный огромной шипастой палицей он был похож, да нет же, это и был ужаснейший демон из тех какими матери пугают непослушных детей. Эльфийка сжалась от страха. Тело её действовало само, а разум метался и вопил в ужасе.

Удар и её последняя сулица щепками разлетается во все стороны. Удар и она едва успевает закрыться щитом. Второй и полуразорванная плетёнка из бамбуковых планок и эйры летит прочь открывая сплошь красное от крови предплечье. От третьего удара Торои спаслась немыслимо изогнувшись. Шипы на палице срезали несколько предей её волос. Эльфийка отпрыгнула и побежала. Прочь! Прочь!

Яра играла светом и тенью в подлеске рощи, покрывала пятнами блестящее от жира и пота тело бегущей. На свету кровь текущая из раны на руке была ярко красной, в тени казалась почти что чёрной. Торои неслась напролом, не разбирая пути, падала, спотыкаясь о коряги или трупы, поскальзывалась на гнилый стволах и брошенных щитах. Она не смотрела что там внизу – грязь или кровь или чьи-то кишки. Она бежала. Прочь! Прочь из этого леса полного чудищ! Где отовсюду слышны вопли эльфиек и крики, рёв попавших в ловушки сетусов и крики чудиш. Леса где няроняги устроили настоящую резню атаквирям.

Торои бежала. Бежала. Бежала покуда ноги её не подломили, а лёгкие чуть не разрывались. Она свалилась в какую-то яму полную грязной жижи. Когда кровь в висках перестала заглушать звуки мира она прислушалась. пришлось на мгновение задержать дыхание. Ничего. Какие-то едва слышные крики вдали и больше ничего. Она спаслась. Она выжила. Эльфийка зарыдала. О Великая Мать, спаси меня! Я хочу домой! Я не хочу славы! Не хочу новых земель! Я согласна есть одну цаплянку в месяц и взять себе некрасивого мужа, но я хочу домой! Я хочу жить! Спаси меня Великая Мать!

***

Пояс Кртука бул буквально увешан длинноухими головами. Он ходил чуть пошатываясь от потери крови. Всё тело его было истыкано дротиками. Что бы не упасть приходилось опираться на палицу.

- Эти зелёные двуглазки оказались слабачками! Куда им до хэйшэ! Куда им сражаться с ньяронгами! Они то думали, что война это умение прятаться за сетусами! Ха, стоило им встретить настоящих воинов и мы только задницы их увидели! Пускай бегут! Моя руки устали их убивать! А если хотят пускай возвращаются. Я к тому времени отдохну!

И они вернулись.

Кртук видел как погиб Кикумр. Ослабев от потери крови он утратил скорость и не смог уклониться от сетуса. Огромная ладонь сгребла ньяронга и сжала так что даже с десятка шагов ненавидящих слышал треск костей. А затем вторая рука ухватила за торс. Рывок и Кикумра буквально разорвало на две части, кровь и кишки его разлетелись вокруг, а на землю упали лишь кровавые ошмётки того что только что было великим воином. Кртук послушал какой-то мерзкий хохот у себя за спиной. Развернулся и побежал. Он не хотел себе такой смерти, даже сквозь безумие ярости не хотел. Искал противников с которыми можно было схватится. И на пылающих улицах нашёл. Вновь с визгом отпрыгивали остроухие и засохшая кровь на маронговой палице покрылась свежей. Удар! Ещё удар! Одна из двухглазок вдруг рванулась впрёд выставив щит. Получай! Противницу буквально развернуло от удара… но вместо того что бы отпрыгнуть она шагнула вперёд. Кртук увидел как оскала оно свои мелкие зубы. Смелая успел подумать ньяронг, а затем глаз его пронзила нестерпимая боль.

***

Няроняга был давно мёртв. Соратницы уже ушли, а она всё тыкала и тыкала сулицей в труп. Огромный глаз превратился в настоящую кровавую дыру. Торои ничего не могла с собой поделать. Глупо конечно думать что это тот же самый враг что и тогда, три года назад, но всё равно это он. Страх. Она встретила его и убила. Наконец то! Слава Великой Матери! Слава тебе создательница жизни! Слава тебе хранительница! Слава тебе сокрушительница, что сохранила меня и дала отомстить. Торои чуть успокоилась. Достала хэйшурский обсидиановый нож и взялась снимать кожу с добычи. Освежёванный няроняга казался обычным зверем, а вовсе не страшным чудищем. Эльфийка набросила на себя кровавый трофей и пошла по руинам города. Бой уже кончился. Всюду догорали хижины, валялись тела погибщих и бродили толпы радостных атаквирей. Они восторжено встречали Торои. Многие носились с одноглазыми головами и трофейным оружием, некоторые набрали полные горсти выковырянных на ожерелья зубов, но ободрать няронягу кажется первой догадалась именно она. Эльфийка бродила туда и сюда. Она была счастлива. Победа. Смерть врагов. Слава. Но чего-то не хватало. Очень не хватало.

- …я уклонилась и ткнула его сулицей. Видишь вот кровь? Это его! И это не от броска, я держала дротик за самый кончик и даже вытащила назад. Нас было всего пятеро…

Торои ухмыльнулась неловкой похвальбе молодой атаквири. Хотя скорее всего они почти что одногодки. Только вот эта пришла сюда с последней армией, а Торои была из тех немногих что уцелели после первого штурма. Юной эльфийке явно было лестно что такая воительница заинтересовалась её рассказом который никто не хотел слушать. Она продолжала в подробностях описывать один эпизод за другим. Как метала дротики, как ранила няронягу, как тот пытаясь убежать споткнулся и упал прямо внутрь горящей хижины, как… Торои согласно кивала. Она не слушала. Она смотрела. У молодой эльфийки были большие детские глаза, гладкая, не покрытая шрамами кожа, от неё сладко пахло домом. Она была мила, но некрасива. Узкие бёдра, маленькая грудь. Похожа на мужчину. Наверное дело в этом. Торои прервала очередной рассказ поцелуем. Юная атаквиря сперва пыталась вырваться из цепких рук воительницы, но затем поддалась. Они нашли чудом уцелевшую хижину. Логовище няроняг было грязным и залитым кровью нескольких детёнышей. Но эльфийкам было всё равно. Сегодня они победительницы и это надо отпраздновать.

*******

Пятая ньронго-хэйшураская война стала также первой ньяронго-атаквирской. И то был час славы. Начало века ознаменовалось успехами одноглазых. Внезапной атакой вышедшие из хрусовников отряды захватили и уничтожили Лансур прежде чем туда прибыли эльфийки. На побережье ньяронги разбили войска из Строгара и опустошили прилегающие к Шалифу земли. Но кульминацией войны стало не это, а наступление хэйшэ и атаквирей на Хэйшрек в середине века. В кровавых сражениях вокруг окружённого ловушками города ньяронги разбивали одно вражеское войско за другим, но в конце-концов Хэйшшрек был взят, а все его защитники перебиты до единого. Из первых ньяронгов не уцелел ни один. Но няронги не были разбиты, вокруг города сорались их армии и с боями пробивались эльфийки на юго-восток. Много песен было сложено о том походе и о великой Торои Шипастой что из простой атаквири стала главой воинств и провела остатки эльфиек сквозь толпища врагов, а затем смогла организовать оборону новоприобретённых земель. Но даже в песнях видно, что не победой окончился поход, а поражением, пускай и славным.

***

Разгром этой войне стало тяжёлым ударом для Хэйшура. Плата за помощь эльфийкам была высокой, но даже сетусы не помогли разгромить Врага. Вера и надежда хэйше были поколеблены.

***

Несмотря на поражения Атаквирия приросла новыми землями. Эльфийки осваивались в ньярглотищах. Вместо сбора хрусов жили они там охотой и пастьбой сетусов и хотя плотност населения было на порядок меньше чем в хрусовниках, но зато сами западные эльфийки были выще, сильнее и крепче лесных, был то народ смелый и гордый, а восточных родственниц частенько называли они мужиками за мягкость и нерешительность.

Атаквири торговали с хэйшами, но по правде говоря несравнимо важнее была торговля внутри страны между хрусовниками, эйраном и ньярглотищами. Последние стали поставщиком злобусовых шкур, но самое главное обсидиана который добывали в предгорьях. Очень скоро до самого Внутреннего моря не осталось ни единой семьи у которой не было бы в хозяйстве обсидианового ножа.

***

На севере в вековой вражде Дэлладура и Ватиилы наметился перелом. И хотя аскаскаты разбили своих врагов почти всюду, но силы их были подорваны. Всеми силами осаждали домы и дэлы Саамию, не раз ходили на штурмы. не раз прорывались внутрь стен, но каждый раз их отбрасывали. И в конце века по прежнему стоял знаменитый храм и кричали в нём пинкааны. Но за век войн опустели земли от Саамии до хрусовников. Не осталось там более стойбищ и людей. И хотя стояли в Саамии воины и приходили в храм паломники, но прихидолось им гнать с собой авусов или охотится в окресностях. Домы же наоборот заселили западные равнины.

С юга вторглись в Ватиилу рохо. И хотя атаку на святой город ополчение разбило, да так, что мало кто из чёрнокожих вернулся к сотавленым на берегу лодкам, то земли на юго-востоке между морем и лесом были потеряны. Дикие союзники рохо – эльты поселились там и теперь охотили на авусов и злобусов. Понравилась им земля эта несравнимо более богатая чем родные хрусовники. На побережье же расселились рохо.

***

Несмотря на страшные потери рохо после заселения западных ранвин полны решимости воевать дальше, а вот дэлы окончательно разуверились в северных походах. В конце концов что им дело до того сколько пастбищ будет у домов? У них свои заботы. Всё большую роль в жизни дэлов начинает играть разведение тэдо. Всё чаще лук и стрелы охотников сменяются топором земледельца. Ведь что надо тэдо? Влага, тепло и мёртвая древисина или листва. Потому приходится залазить на деревья, рубить ветви и алему, сбрасывать их вниз и сваливать в лужи. Затем утрамбовать эти кучи, закопать в них несколько кусочков тэдо и через 2-3 месяца всё что надо это прити и собрать урожай. Земледелие может прокормить куда больше народу чем охота, но и труда требует несравнимо больше. Кочёвки дэлов становятся всё упорядочение, они теперь привязаны к расбросаным по лесу полям. Города, в которых раньше мало кто жил постоянно кроме немногочисленных жрецов, теперь обзаводятся постоянным, в основом земледельческим населением. При рубке ветвей дэлы всё больше знакомятся с миром под которым жили веками, с миром крон. Всё чаще они расставляют там силки на цаплянок, разоряют гнёзда тафитей и собирают хрусы. Впервые за сотни лет численность дэлов начинает расти хотя они всё ещё самый малочисленный из всех населяющих Дэлладур народов.

Судемоаги заселили всё побережье Дэлладура и хотя характер у них не авусов и соры с соседями не редкость, но именно они контролируют большую часть внутреней торговли страны. Ведь вести товар лодками по морю куда проще чем нести на себе по тропам через лес или даже грести против течения на лодке. Зато дэллы доминируют в торговле в хрусовнике и Занзарой. Большая часть торговли на Куанзе в их руках и не редкость они на рынке в Этэльпе, столице зеленокожих ведьм.

Тяжёлым ударом для фарфалей стали новые приказы Великой Тени. Несмотря на все старания в отдельных посёлках в хрусовнике они жить не смогли. Одни вернулись на побережье или в саванну, другие продолжали жить с дэлами. Тем более что фарфали годятся не только для постели, но и для работы. В отличие от самих дэлов которых тянуло на охоту, фарфали хотя и были довольно ленивы, но не видели ничего плохого в сборе ветвей и прочих нудных работах. Пускай это было нарушением воли самой Великой Тени, но хрусовник велик и даже Она не уследит за всем.

***

Долгие века не воевали рохо и это скзалось. Руки их ослабели, копья притупились, кровь охладела. Войны пятого века прошли для них неудачно. На севере провалился поход на вражескую столицу. На юго-востоке после ряда поражений на море им удалось высадится на Вэстэн Пла и сжечь вражеский город, но ударжать завоёванное рохо не смогли. Собрашись с силами враги выгнали их с острова.

Множество лодок спустилось в своё время по Куанзе к морю, но мало, очень мало воинов возвращалось домой в Гизу или Квул. На реке полыхнуло восстание и лишь верная Старая Кровь смогла залить его кровью в самом зародыше и восстановить порядок. Потому что не воля Марзуха причина бед рохо, а их собственная слабость и трусость. Те кто поют песни о великих предках должны и сами быть готовы к подвигам.

Единственным успехом стал захват земель на краю саванны. Многие сетовали на ничтожность этого завоевания по сравнению с приложенными усилиями, но люди опытные знали, что шарншагу главное схватить злобуса хотя за ногу, а уж потом он утащит под воду его целиком.

Неуспешные войны со штэйвитами неостановили продвижения рохо на юг по берегам Хеи. Они добрались уже до эйрана. И пока самы горячие из юношей присоединялись к северным воинствам, други рохо ходили на великие ярмарки к лесным ведьмам в Лаису и Угату.

-Хм... tovarischy, не порите горячку. Альфа, Бэта, Гамма - это все хорошо конечно. Но про куклу и зоопарк, вы же не серьезно, правда? Не надо местных держать за идиотов, даже если они без штанов ходят. Штаны, блин, еще не признак большого ума. - Константин Евгеньевич затянулся, выпустил сигаретный дым носом и продолжил. - Это храм, так? Зверюга в этом храме сидит, так? Ее оттуда никто не выгнал, верно? Ну так, самый логичный вариант, что этот кенгуряк уже сколотил себе культ. Я готов на бабки спорить, они ему там поклоняются. И в правомерности своих амбиций взять их божка за яйца и утащить к себе в дупло вы их не убедите. Кенгуряк - пацифист, это да. Но, кто вам сказал что его паства нас на фарш не покрошит?

Сигаретный бычок "земля-воздух-земля" щелчком отправился в растекавшуюся неподалеку лужу нечистот и с шипением притух.

-Слушать меня или нет, дело добровольное, я тут в komandiry не выдвигался. Но основной проблемой для нас будет не как его забрать, а как к нему вообще попасть. Нас еще никто к нему не пустил, кстати. Я бы под паломников косил. Белый человек падок на экзотику: дзен-буддизм, индуизм, тантра, камасутра... кенгуру говорящие. Попросим причаститься святости. А как мы до него доберемся, их ничем не убедить будет. Уходя гасите всех. И еще... под забором караулить бесполезно... уйдет.

Блондин обвел взглядом напарников, ожидая реакции. Народ разномастный, разношерстный. Никакая еще не команда. Но портить кредитную историю отчего-то не хотелось. Было такое предчувствие, что ласты еще могут понадобиться.

Еще минуту назад Генри был убежден в том, что все они, одновременно расставшиеся со своими жизнями и воскрешенные в комнате с Гансом, повязаны навек. А теперь, сделав больше десятка шагов с протянутой в однозначном жесте рукой, и не получив ничего кроме игнора, он начал сомневаться. Опустив руку и засунув ее в карман, Клауд еще какое-то время продолжал смущенно улыбаться, но быстро понял, насколько глупо это выглядит. Ну и хрен с тобой, напарничек. Остальные могли быть погружены в свои мысли и попросту не заметить попытки Генри начать разговор.. Но и с ними хрен тоже, будем просто идти и молчать.

Весь остальной путь до города парень размышлял о сложившейся ситуации, изо всех сил пытаясь ничего себе не накручивать. В принципе, получалось, однако избавиться от неприятного осадка в душе было сложно. Все изменилось, когда отряд вошел в город и максимально приблизился к цели. Переживания сменились азартом, в Генри пробудился дух соревнования. А что, если он поймает кенгуру в одиночку? Наверное, было бы здорово.

Проходя мимо ворот храма, Генри едва удержался от того, чтобы отделиться от отряда и прошмыгнуть по-тихому во внутренний двор, а в следующее мгновение пожалел об этом. Теперь отряд стоял у общественного туалета и строил планы. А Генри тихонько стоял и вполуха слушал остальных, чувствуя, как в нем закипает кровь. Тело жаждало немедленных действий.

Константин Евгеньевич слушал сводку симпозиума фармацевтов, привалившись к стене. Время от времени ему приходилось вступать в напряженную борьбу с зевотой. Ни то не проснулся до конца, ни то дурака валял, но всякий раз тактично прикрывал рот ладошкой.

-Гандоны забыли. -Выдал дядя Костя.- Без гандонов в Индии никуда. Тем более, кто этого псевдогурея знает? Пацифисты, они такие...

Очередной зевок заставил его прерваться, однако, жестом Джокер показал, что мысль свою он не закончил.

-Мужики, вы, блин, как в космос собираетесь. Помада, лак для волос, блендамед - яйца чистить. Попросите сразу танк и ласты, мы все равно не знаем, как все сложится. Вы не забыли, что мы померли уже один раз? Ну, и как бы вот оно: ничего страшного не случилось. Так что, тут я с Дубом согласен. По десятке скинулись и поскакали. Труба зовет.

- Шприц-ампулу промедола аутентичную, одну штуку - наконец пришел к некоему решению Симон - и одну дозу тримепередина
Все было просто. Промедол для себя, а неизвестная химия для 'того парня'. Проверим на том, кого не жалко - Харт давно перестал быть романтиком.
- Стимуляторов не нужно - уточнил он, и получив требуемое, убрал в карман, а затем продолжил смотреть и слушать что делают остальные, ожидая отправки.

Генри вошел в комнату с Гансом и стал молча наблюдать за тем, что происходит, решив пока воздержаться от комментариев. Некоторые из присутствующих не знали, что это именно он проявил инициативу в выборе задания, однако не было похоже, что им вообще есть до этого дела. Сравнивать-то пока не с чем.

Внимательно выслушав Ганса, Клауд взял свой пакет, осмотрел его, зател достал из него перчатку и тут же напялил ее на руку. Мазь он тоже открыл. Затем, чтобы оценить ее консистенцию, запах, цвет, и закрыть баночку. Надпись же "ЗАЩИТНЫЙ МАЗЬ" вызвала четкие ассоциации с китайской контрафактной продукцией.

Охота на кенгуру - штука специфическая, но Генри был уверен, что у него есть все шансы проявить себя в этом задании. Единственное, что на его взгляд могло бы стать реальным препятствием в поимке диковинного зверя - местные жители. Индийцы - народ простой, и в то же время весьма религиозный. Они вполне могли обожествить странного зверя, или наоборот, устроить на него облаву и запереть в клетку на центральной площади. В любом из подобных случаев подобраться к нему, а тем более вывести из города будет очень не просто. В общем, чувствовал Клауд, что все может оказаться не так уж просто, как кажется. Точнее даже не чувствовал, а готовился к этому.

В общем, Генри был готов выступать. Однако, когда Симон спросил Ганса о покупках за "кредиты", парень немного замешкался, и спросил Ганса:

- Ганс! А одежда у тебя есть какая-нибудь за кредиты? - спросил, замолк, и тут же добавил, - Или может, защитный костюм?

В углу просторной и светлой комнаты в позе эмбриона лежало тело, чье имя было Луис. Лежал он так, не двигаясь, уже.... А черт его знает сколько он тут лежит - ни часов на руках, ни больших часов-раритетов в помещении не было. А окно? За окном не было видно ничего, по крайней мере относительно пола... Комната полностью изолирована от пагубного воздействия времени. Может тогда можно вот так взять и пролежать на полу целую вечность?
Ему задали вопрос: "Не хочешь ли ты продолжить жить?". И он ответил: "Да, конечно". Его спросили: "Не хочешь ли помочь мне?". И он сказал - Да, как пожелаешь. Ответы так легко давались лишь по той причине, что ему, Луису, казалось, будто это игра его собственного воображения с самим собой. вольность разума, отпущенного с поводка погулять, словно милого щеночка... "Что это ты мне принес? Палку! Молодец, лови! Что пять принес? Дохлую белку? Где ты ее откопал?! Черт, воняет! А, еще что-то мне притащил? Весточку о том, что я умер, но буду воскрешен в целях Высшего Разума? Ахаха, какой же ты у меня глупый, но я приму твой "подарок", благо не стоило....."
Мысль о том, что все произошедшее - реальность, приняла форму стальной иглы, что прошила мозги насквозь - больше ни о чем другом Луис не мог думать. Он умер, он воскрес за свои грехи и теперь им будут пользоваться... Ну и самое отвратное, это то, что он на это пошел добровольно...
В одном помещении с Луисом находились еще какие-то люди. Он их слышал, он их ощущал, но не видел. Нет, вовсе не потому, что он ослеп, или, что еще абсурдней - люди вовсе не люди, а духи, призраки. Люди, такие же живые, как и он - разговаривают, ходят... живут... Живут ли? Живи ли все они, включая самого паренька? Этот вопрос висел где-то на третьем плане.
Луис продолжал вот так лежать, боясь шевельнуться, боясь подать признаки жизни, даже если после смерти. Он боялся, что нынешняя реальность слишком хрупка, и может пустить трещину и рассыпаться, стоит только на нее повлиять... Но "стальная игла" в голове говорила обратное: "Нет, брат! Это все правда! Это все реально! Смирись!"

-Так то фугасом. -вяло отмахнулся сигаретой Константин Евгеньевич. -От взрывов всегда копоти много. Вот у нас в девяносто четвертом Копченого взорвали вместе с мерсом. Ну, то есть копченым-то он как раз после стал... мдя... о чем это я?

Он похлопал по карманам в поисках зажигалки. Но на поступивший запрос отрицательно помотал головой.

-В сумке осталось. А сумка под лавкой. Яйцо в зайце, заяц в утке... а в яйце том находит символическое отражение концепция устройства личности, сформулированная Альберто Ассаджиоли, из которой следует, что пожрать нет. - Закончил он с грустным видом и слегка пожевал сигарету.

Не прогадал Бок с чихайский, не прогадал. Знала варварская душа что на дикий север везти. Это на изнеженном юге презрительно морщатся в сторону райского напитка, а тут кановы ощутив в горле жгучую сладость радостно крякали. Пожалуй на угощения пошол остаток недопитой Боком в пути бочки. Да, воистину хороший товар. Кановайтские акче шли по две за три ток-торийских шекеля и таких вот акче удалось сторговать пятсот за три бочки. А это семьсот пятдесят шекелей или 107 крон или четыре пегаси, в то время как обошлись они в Заннасе меньше одного. Ну ещё первозка и прочие расходы, но всё равно приключенцы в прибытке. Хотя сюда бочик надо десятками везти. Кабатчики так и говорят, мол сотню или две заберём и даже цена не сильно упадёт. Правда из тех акче сотню пришлось в уплату пошлины убрать. Сотню и пять акче. Сотня пошлины и пять что бы таможенник не уточнял настоящую цену.

Доспехи тоже хорошо пошли. Оружие нутковское за копейки правда – всё едва больше сотни акче потянуло, а вот кольчугу эльфийскую за полторы сотни взяли. Шлем за тридцатку. Когда после всего сел Аверин деньги считать так аж умаялся с серебрянными кругляшками. Шутка ли – 700 акче! Это ж почти 8 пегаси! Больше чем в заннасе было! И куда больше чем они за лазанье под землёй получили. Меньше чем за квест обещали, но тоже ведь хорошо. Нет, выгодное это дело – приключаться!

Бегущая из проколотой шеи водянки кровь. Толчками выплесивающаяся на песок.
Стучащее сердце, разбуженное схваткой. Толчками ударяющее в грудь.
Кипящая ненависть, хранимая годами. Не толкается, ждет своего часа. Или года. Или целой жизни.

Подхватывает Рыбак трезубец, как в начале боя, разбегается и швыряет в сторону главной трибуны. Трезубец улетает, и фракиец прощается с ним. С оружием гладиатора, а не воина, вождя или хотя бы солдата. Ты ведь больше не собираешься драться на песке арены забавы ради? Вот и прощайся, радуясь.

- Я ещё вернусь, слышите меня?! - кричит он трибунам. Римским, не божественным. Не к чести воину кидаться пустыми (пока пустыми!) угрозами, но оставить обещание встречи? Почему бы и нет. Рыбак скалится:
- Я ещё вернусь, любители чужой крови и смерти! Неженки, палачи и пьяницы! Ждите с нетерпением!

Вышедшая на арену каппа выглядела несколько более "цивилизованно" чем в своих прошлых боях. Она по-прежнему отказалась от хакамы(как она поняла большинство из сражающихся на Арене были слишком "дикими" что бы следить за движениями ног и центром тяжести противника), но в замену ей и порядком истерзанном в предыдущем бою ги купила новый точно такой же "комплект", на этот раз с штанами. Портной переместил на новую одежду хвост Рококуро и искусно скопировал иероглиф. Так же Сасурай почти полностью сточила когти на руках, что бы не мешали держать оружие.
Однако ее внешние перемены ничтожны по сравнению с внутренними. Благодаря тому отвратительному поединку, едва ставшим для нее последним, каппа в полной мере осознала насколько «затупилось» ее сознание. И, сгорая от стыда, твердо решила восстановить свою «остроту». Все это время, отведенное ей для отдыха перед следующим поединком, она посвятила упражнениям. Многие мастера боевых искусств говорят о том что «взмахнувший мечем 10 тысяч раз...» станет мастером этого взмаха или обретет просветление или еще что. Сасурай махала катаной, колола копьем, повторяя все приемы что знала. Тысячи, десятки тысяч, может даже сотни тысяч раз. Она не считала. Она точила свое тело и разум. Спокойно и целеустремленно, не загоняя себя, без отчаянного рвения стать хотя бы немного сильнее для последнего боя. Упражнения придавали ей сосредоточенность и душевный покой лучше любой медитации.
Так что в очередной раз на арену вышла несколько другая Сасурай. Гораздо более соответствующая иероглифу у себя на спине. Иероглифу «сталь». В ней не осталось ни злобы или ненависти к своему противнику кем бы он не был, ни «намерения убить». Все это было не нужно. Была лишь Сталь. Холодная и безжалостная, точная, смертоносная. Сасурай не держала в руках копье - оно было частью ее тела. Как и катана и танто на поясе. Она сама была Оружием. А рукой что это оружие держала была ее несокрушимая уверенность в победе. Она победит. Она обязана победить.

Вежливый поклон сначала служителю, потом своему противнику. Трлилистник держит подмышкой, левой рукой за середину древка. В правой катана.
- Жнец.

ссылка

Впервые за все три боя безэмоциональное лицо Алькора дало трещину - на нем появилось слегка заметное выражение ярости. Нет, не на противницу, а на самого себя, на собственную глупость. Впрочем, время на размышления о своих недостатках лучше выбрать потом, иначе такого шанса может вообще не представиться.
Узурпатор резко дернулся назад, рассчитывая, что это хотя бы немного выбьет противницу из равновесия, а потом всем телом рванул вправо.

Рыкнул Вано, да как рванулся вперёд, здоровой ногой отталкиваясь. Если что получится, то сейчас.

Сасурай села на землю, истощенная физически и душевно. Кинжал так и остался в плече торчать. И в древко копья вцепилась мертвой хваткой. Победила... Победила... Эльфийка бесноватая лежит. Сасурай передернуло. И вправду как в нее вся эта злоба помещалась? Одержимая словно. Из «этих». По кому никто плакать не будет. Во рту все еще ее кровь. Вкусная. И на лице. Но не в глазах, их Сасурай промыла уже, своими слезами. И сейчас текут, словно два ручейка. Победила... Богине павшей было не до торжества. Она же вспомнила все. Все. Ей было стыдно, чудовищно, неописуемо стыдно. За все что она сделала. У себя "дома". И тут, только что. Омерзительно. Словами сложно передать, насколько омерзительно. Она почти желала что бы ее оставили умирать, кровью истекая. Но одновременно с этим, на душе полегчало. Слезы и кровь смыли часть той гнилой мерзости. Уверенность вернулась, чувство цели. Нет, не умрет она. Не имеет права. Еще один бой остался. Но это не важно. Хотя тысяча. Она дойдет до конца. Обязательно.

Посреди города Ровно есть арена где проводятся бои героев и травят зверей. Сейчас обе забавы смешались. Вышли сражаться герои, но сейчас терзали друг-друга два зверя. Можно было бы сказать, что не осталось в них ничего человеческого, да только и не были они людьми. Сверху было совсем уж чудище, но и под ним билась, извивалась не эльфийка уже, а окровавленные дикий зверь. Изгибается Нэроэ, мечется, стараясь сбросить с себя противницу.

Задумался Вано слегка. Смущает его этот меч на длинной палке. Не секира, не копье - какое-то непойми что. Хм.
А тут в кои то веки выпало Вано поле брани выбрать. И в памяти разбойника словно само всплыло.

- Есть посреди Дремучей Пущи, куда мы от княжьей погони уходили, хорошее место, что Светлолесьем зовется. Деревьев там в избытке, но ходить пешим меж них несложно и солнце сквозь кроны деревьев видно. Кустов и пней не больше, чем в любом другом лесу. Трава высока, но земля ровная, без оврагов и ям больших. Ручьи, ягоды. Хорошо там...

Запнулся Вано. Помрачнел слегка.
- Не будем хорошее место дракой портить. Здесь останемся.
И щит поднял, приготовившись.

Почти вслепую капитан махнул фламбергом. По ногам, на высоте половины голени. Рывком привстал на одно колено, меч недалеко от себя держа. Ничего, отобьемся. И ответим. Главное - первый удар не пропустить...

У вышедшего на арену Алькора было его обычное безэмоциональное выражение лица, но в этот раз за ним скрывалась мрачность, которая не покидала узурпатора с окончания его второго боя. Между поединком с Разиэлем и финалом прошло достаточно времени, и впервые за последние годы у короля выдалось несколько дней, в течение которых он не должен был заниматься улаживанием каких бы то ни было дел, поэтому он смог хорошо обдумать все, что произошло с того рокового момента, в который он так жаждал вернуться, когда попал на Арену. В результате оставшийся один на один со своими воспоминаниями, мыслями и ошибками Алькор пересмотрел очень многое и теперь был намерен назвать совсем другое желание после своей победы.

На этот раз изучить противника, вернее, противницу, было не так сложно. Узурпатор не ожидал, что женщина с подобным телосложением способна дойти до финала, но факты говорили сами за себя. Но это мало что меняло, в любом случае, узурпатор был намерен остановить пиратского капитана. По всему миру атаманы разбойников отличаются лишь одним: видом дерева, на котором их вешают, когда власти наконец ловят их шайки. То же самое и с пиратами, единственное, чего заслуживает их капитан - быть повешенным на мачте.

Не стоит забывать, что выбор Молли Джой поля боя в ее предыдущем поединке оказал существенное влияния на исход поединка, поэтому Алькор не стал менять выбор, сделанный в предыдущем бою.
- Дева, - спокойно произнес узурпатор, намеренно избегая взгляда на противницу.

Кровь... Давно у него не было таких ран. Вот что значит серьезный противник и не привычная обстановка. Возможно в другое время и в другом месте Асен бы решил, что настало время отступать... Но не здесь и не сейчас. Сейчас было время сражаться. До конца. Вперед!

Не сказать, чтобы Азараг бы обделен воображением, но, как и большая часть просто скроенных самих по себе орков, да и людей, наверное, он был весьма предсказуем в выборе места для битвы. Пусть живописном, но дававшее минимум преимущества само по себе. Будь он посообразительнее, он выбрал бы какой-нибудь коридор, чтобы мечом большим не замахнуться, или какую-то изъеденную ямами и проросшую камнями равнину, чтобы воину с мечом было бы хотя бы чуть-чуть сложнее маневрировать, но нет. Не таков был Азараг Туруг из Кумехтар, после путешествия к родному городу бохатура желал он и у себя побывать.
- Пусть будет это Выхорь, с берегом крутым, а мы на берегу. Пусть стоим мы, и бежит полноводная река, разлившаяся, но не до конца еще. И покуда глаз хватит - степь, ковыль шелестит. И песни издалека несутся пусть и дымы стоянок вдалеке, там хочу драться!
Может нужно было Азарагу взять аркан, только опасался он, что противник побежит на него в могучей атаке, поэтому решил противопоставить силу - силе. Будь на коне он, то этому герою было бы тоскливо. Там и арканом бы его захватил и по степи таскал, пока не стер бы всю кожу с него, но пешим аркан был не столь эффективен, поэтому сиротливо ютился он на поясе воина.

И не сразу то поймешь, и не сразу разглядишь, что в садах этих, под деревом толстым с листвою мощной, сидит гоплит: копье на плечо положил, наконечником в землю уперев, пальцы сомкнулись на щите не менее деревянной, чем само дерево, хваткой - не разожмешь, сам же голову на грудь свесил и что-то бормочет себе под нос. А что бормочет? О душе что-то говорит, да не осмысленно, ведь спит Карк'Харад, да похрапывает тихонько, чтобы птичек окрестных не распугать.
После того, как Карк'Харад покинул Арену, встал он перед важным вопросом… «Как найти свою душу в себе же?» - размышлял он. Сложный то вопрос был, не решаемый. Думал бывший гомункул, думал, да ничего не придумал и решил умных людей спросить. А где умные люди водятся? Спросил у кого-то на улице, так в кабак послали... ну а что, вдруг пьют от дум тяжких? Пошел он в кабак, спросил у трактирщика, где здесь умные люди есть, но тот отчего-то вдруг взъярился и как наговорил... много всего. Карк'Харад даже достал блокнот и записал. Вдруг там что-то умное будет. А умных нужно ловить на умное. Поэтому он встал перед публикой местной, копье вверх воздел и прочитал - громко и с выражением, стараясь произвести хорошее впечатление. И произвел. Только отчего-то вдруг на него набросилось сразу полкабака, и пришлось спешно делать ноги. Видимо, то был призыв совсем не к умным, заключил Карк'Харад - глупый то был, плохой призыв.
Но бывший гомункул понял свою ошибку. Долго искал он слуг Души, а не Тела, и нашел в другом кабаке. Да кого нашел! Самого служителя Бахуса! Карк'Харад тепло вспоминал пьяного Бога, столь много просветившего его о самом себе, поэтому, конечно, он тут же изложил свою проблему его служителю...
- Не переживай! - сказал слуга Бахуса, - Проблема твоя разрешима. Чтобы найти душу, нужно выполнить три испытания...
- Какие испытания? - взволнованно спросил Карк'Харад.
- Во-первых, - важно поднял палец служитель, - Давай ка проверим твою волю... есть у тебя воля?
- Конечно, есть! - горячо подтвердил Карк'Харад.
- Храбрость, мужество, стремление к победе?!
- Есть!!
- А как насчет щедрости?
- И с этим порядок!
- Тогда купи мне выпить...
Много было после этого сказано слов, но не помнит Карк'Харад про что... Помнит только, как с восхищением рассказывал про истину, мудрость и просвещение, подчерпнутые им из Евангелия от Лины, а служитель Бахуса мерзко хихикал и все уговаривал поделиться. А потом они вдвоем сюда пришли, и... И что? Ах да, он еще что-то говорил про финальное испытание. Но сложное оно… и для того, чтобы его пройти, нужно купить особые артефакты. А служители нищие, денег у них не водится, не то, что у героя Арены…
- Ты, - говорит слуга Бахуса, - Подожди здесь, а я куплю все и вернусь… и тогда то точно все про душу поймешь!
- А не врешь? - спросил Карк'Харад подозрительно.
- Зуб даю! - важно кивнул монах.
- Давай, - протянул руку он.
- Что давать? – испуганно спросил толстячок.
- Зуб.
- А… да, как только вернусь.
Затем он ушел, а Карк'Харад остался в одиночестве. Не может же обмануть слуга того, кто так много для него сделал? Вот он и ждал. Сел под дерево – стоять устал, солнце в глаза слепит, жарко, душно, птички поют... так и заснул. Задерживается что-то служитель Бахуса. Уже шесть часов прошло, как никак.

Николя шел легкой, пружинистой походкой, но когда проивника увидел обомлел. Сиськи святой Маргариты! Это что за... За.. За штука. И до чего ж уродлива. Челожаба? Людорыба? Да, не такого Николя ожидал, когда по совету того отшельника странного за помощью к богам древним обратился. Даже когда тот тип, Гермесом представившийся, сказал, что ему, Николя то есть, а не Гермесу, на турнире надо будет выступить на потеху древним богам и в трех схватках смертельных победить, латвериец полагал, что его с людьми стравливать будут. Но ничего, раз этого от него хотят, Джинкарди и с чудищем перепончатым справится. Нужно так потому что.
- Деву мне, мужика с косой ей, - ответил Николя на вопрос чернокожего.

Выдохнул Густав. Удивительно спокойно на труп поглядел.
- Не фартануло. Бывает и такое. Додж, вроде, - задумался, вспоминая имя противника, когда его назвал чернявый. Потом, абсолютно невозмутимо снял пальцами в рукавице с шестопера кусочки черепа, волос клок и мозгов катышки. - Это твое, вроде как. -
Потом нагнулся, топор поднимая с земли.
- А это - мое. Бывай, - после чего к выходу с арены пошел, шестопером потрясая, когда трибуны кричали "виват".

Когда. Же. Ты. Сдохнешь. Когда. Же. Ты. Сдохнешь. Когда. Же. Ты...
Отступая, с каждым ударом сердца Молли проговаривала про себя эти слова. И вот за спиной стена. Не самое плохое положение... Достаточно только ударить его еще раз по ране, и все, отправится он на встречу к морскому дьяволу, коли на самом деле он капитан. Но силен, сволочь, даже сейчас. Одно хорошо - если попытается ударить сам, неизбежно получит в бочину дагой. Остается только надеяться, что с каждой секундой противник силы теряет.

В поход Кастор Мелич без Акеста таки не ушёл. планировал того в городе оставить, но не сложилось. Неуёмный элим такого за ночь натворил, такого… Долго, долго стратегу пришлось оправдываться и объясняться, убеждать сенаторов что никакого сговора с популярами не было, что это не попытка переворота, а всего лишь неуместная инициатива капитана наёмников, что подобное более не повторится, что… Хотя пожалуй хорошо, что это всё случилось пока он ещё был в городе. А что если бы Акест взялся за подобное когда Кастора бы уже не было в городе? Мелича аж передёрнуло как представил. Правда осталось решить как использовать неожиданную прибавку в пол тысячи воинов. Причём использовать так что бы неугомонный наёмник не натворил ещё какой беды.

Мысль о использовании природе противного блестящего огрызка родилась, но мигом мудрость разум очистила от скверны. Как только освободился трезубец от пут, сразу же швырнула рука в сторону грязную железяку, и за ветвь живую ухватилась удобно и радостно .
-Кровь всего лишсссь? - спросил Вязокорень, презрение усмешливое в голосе не пряча, кисть ушибленную лизнул И забыл. И о трезубце, и о своем вопросе, о ране и о боли. Нет ничего, есть лишь сам он, здоровый и сильный, есть ветвь священного камня-древа, для удара справа приготовленная, есть великая цель, и есть препятствующее цели существо, с клинком надвигающееся
Намерен неотвратимо Вязокорень, как только враг достаточно приблизится,ударить мощно.

- Ха... ха... - обычно бодрый смех Лоренса прозвучал на редкость печально, впрочем Алый Бродяга быстро взял себя в руки. Набрал грудь полную воздуха. - Ха-ха! Выследить нашу жертву по её следам. Как коварно, сеньорита Нэройе! Ну что же, пойдем же! Кабаны нас ждать не будут, а это значит что нам следует спешить пока они не ушли!* Вперед! - Лоренс резко указал сулицей вперед, как будто бы за ним сейчас как минимум отряд охотников, готовых по первому же его зову отправиться на охоту.

Ух, ты как легко согласился! Эльфийка конечно не думала что Лоренс откажется, но по её опыту мужчины редко вот так сразу соглашаются, любят повыламываться поганцы. Оно впрочем понятно, когда вокруг тебя бегают и упрашивают это приятно. Грех не воспользоваться. Сама Нэроэ при случае именно так себя и вела.

- Да, время оно для нас такое – десять лет там, десять сям запросто можно потратить. У вас людей сложнее, упускать своего нельзя, особенно пока молодой и красивый. Правда мне кажется, что ты не совсем человек. Что-то в тебе есть такое близкое и родное. Наверняка в тебе течёт и эльфийская кровь.

Одежда де Графа тоже была неплоха. Хотя…

- Лоренс, зелёное на охоте конечно лучше чем красное. Но по-моему одежды на тебе всё равно многовато. Она ведь будет за кусты цепляться, мешать и вообще. Я думаю на месте придется большую её часть снять что бы охотится было удобнее.

Кем не боялся смерти, собственно, презрев долг и не выполнив приказ он и был уже мертвецом - в глазах семьи, клана и что важнее - в своих собственных. Но оставалось у него дело, ради которого он и отрекся от того, кем был, и не завершив этого дела умереть он не мог. И оставалась честь, поэтому рад был Кем, что свела его судьба с человеком, сразу видно - достойным, не варваром неумытым. Или того хуже - бандитом татуированным, из тех, что притоны и дома удовольствий держат. Такому и свое имя перед боем сказать не зазорно. Поклонился он на три четверти:
- Кем шо-кай Ямир-ван-ги Яра-кику-ги* - произнес. Хотя это было уже не вполне его имя, так как Кем сомневался, что еще остается членом своего клана, но другого у него пока не было. И выпрямившись, коротко ответил на вопрос служителя:
- Дева.

Просиял лицом Мустафа, хоть и не видно этого через занавес кольчужный.
- По словам слышу, что не лжешь ты, о главный распорядитель, не обманываешь правоверного. Да продлят боги лета твои и увеличат жалование твое.
- Местом сражения пусть станет Алтынский Базар, ряды со специями и благовониями пречудесными, если быть точнее. Нет на целом свете пряностей ароматнее, для вкуса приятнее, чем продаются тут. И цены умеренны.
А про себя Мустафа подумал, что ежели выживет в драке ужасной и вернется в Эмират, то непременно затребует с торговцев столичных динаров звонких за восхваление в иных мирах. Но надо бы какое-нибудь доказательство с собой захватить или свидетелей троих, иначе ни за что не поверят сквалыги тертые.
А еще было бы неплохо, чтоб запах ладана свел с ума порождение иблисово, что саблей напротив грозит.

Повезло Аверину, повезло, никак ходит у Элберет в любимчиках. Увидели его собаколюды когда уже поздо было. Стреляли конечно да на три сотни шагов не каждый болт улетит, а уж попасть точно не получится. Поднял над водой эльф палку да и опустил вскоре потому что или плыть или шест этот держать. Но заметили его с кога. Когда до корабля добрался верёвку бросили, на палубу вытянули. Хвалили, радовались, вина налили. А как закончили уже по-полудни мачту подняли парус и поплыли прочь от земли этой собачьей и её сучьих детей.

Тут гомункул несколько ошалел. Обстановка действительно чем-то напоминала пыточную, и одновременно лабораторию Мастера. Здешняя дама, вероятно, особого воздействия на его тело не оказывала, поскольку он не почувствовал конкретных изменений.
Попытавшись, на основе данных анализа, понять адекватный стиль общения в данной ситуации, Карк'Харад, в связи с условным равенством помещения - аналогичному месту у Мастера, который ассоциировался у гомункула с высшей властью, перешел на условно-витиеватый стиль общения:
- Приношу свои глубочайшие извинения, но я наблюдаю своего рода парадокс. Мой половой орган внезапно стал похожим на меч, и я счел это конкретной особенностью человеческого организма, прототип которого был использован для построения моего тела, - он немного поразмышлял над дальнейшими словами, - Я не нуждаюсь в ремонте, как вы могли подумать, миледи, я просто пытаюсь выйти из этого гносеологического тупика, лежащего на пути моей жизни.

Не смотрит Вязокорень вокруг, не слушает. Глаза закрыл, расслабился, отдыхает. О поверженном враге думает. Нельзя было это до боя думать, и тем более во время, а теперь можно. Ведь такой же был, наверное. Не было в глазах его алчности и гордости, не ради себя сюда пришёл, а по надобности великой. Но отобрал лес его ловкость, впитал корнями силу, высосал решимость, а Вязокорню дал. Кровь его впитала ветвь священная, став от этого ещё чуть крепче и острее. Правильное у несущего пернатый щит было место для смерти, теперь дух его присоединится к другим добрым духам леса, и добрым делам способствовать будет. Нет более смысла думать о нём, лес позаботится.
Что пользу сейчас принести может? Проникнутся нужно, понять это место, тогда лишь полезным может быть оно сейчас.
Открыл глаза, оглянулся, вслушался в крики хвалебные, проникся их возбуждением, руки вскинул приветственно, засмеялся искренне, радость свою показывая. На время стать нужно частью города Ровно, твердыни богов. Тут жить до следующего боя, сил набиратся, боло чинить.

Согнутые колени это не недостаток, согнутые колени это возможность. Возможность резко тело твое в противника метнуть. И так расстояние не слишком большое, так еще и рывком сократил его Лютер, щит вскидывая так, чтобы меч его не плашмя рубанул, а под углом, а сам рывком резкий выпад делая, в грудь-живот противника целя.

Арсений не участвовал в сборе трофеев, считая, что больше одного ствола на руки - это совершенное излишество. Вместо того, он помогал перетащить тело Кузьмича к телеге, добраться туда же раненому летчику и организовал там импровизированный полевой госпиталь. Навес борта телеги - операционная, расстеленная шинель - стол, пламя пожара - светильник, раненый казак - ассистент.
Не смотря на первое чувство досады от промахов, которые Арсений допустил при стрельбе, сейчас на его душе было легко от того, что ему так и не довелось никого убить. И с этим легким чувством он приступил к врачеванию.
Молодой врач начал с летчика. Уж очень не нравилась его рана. Не принимая протестов, Арсений кривыми ножницами распорол штанину итак дырявых брюк, тяжелых от крови. Бедро вокруг входного отверстия посинело и разбухло. Выходное же супротив аккуратного входного представляло собой обширную кровоточащую массу истерзанных тканей. Словно что-то взорвалось в недрах бедра.

- Ну хоть пулю вынимать не придется. - Сказал врач, обкалывая вокруг раны анестетиком.

Но в ране все равно пришлось изрядно поковыряться. Толстая тупая пуля калибра 10,75 только потому прошла навылет, что выпущена была в упор. Но погулять успела, задев кость. Явного перелома не случилось, но рана была заполнена мелкими осколками кости. Быстрое движение скальпеля, несколько поданных Остапом зажимов, и вот рассеченная со стороны выходного отверстия рана предстала во всей красе.
Затем была торопливая скрупулезная работа по выниманию осколков, иссечению и удалению размозженного мяса. Рана снова стала обильно кровоточить. Сколько было потеряно крови летчиком, оставалось только догадываться. Торопливая штопка происходила уже при неровном свете догорающего пожара, и Арсений мало что разбирал, бесполезно щурил глаз под стеклом очков.

- Нужен свет, дайте света!

Кто-то подсуетился, поднес головней, стало светлее.
Оставив небольшие незашитые отверстия для дренажа возможных нагноений, доктор туго перебинтовал бедро и приладил обломок доски от забора в качестве шины. Другие подхватили иммобилизованного господина и погрузили на телегу.

- Так-с! Теперь вы. - Сказал Арсений своему ассистенту, который уже просто сидел с хмурым видом, привалившись к телеге и всем своим видом старался показать, что раны его совсем не страшные. Мол, и беспокоиться не о чем. - Да, да, вы. Я был рядом и видел, как вы схлопотали заряд картечи. Вон с вас тоже натекло не мало.

Остап спорить не стал. Уговаривать его раздеться тоже не пришлось. Видимо, человек этот смыслил в медицине, потому всячески старался помочь доктору, даже будучи пациентом.

- Только придется немного потерпеть. Кокаина у меня на весь ваш бок все равно не хватит, надобно поберечь.

Остап заверил, что стерпит запросто. И Арсений принялся выковыривать свинцовый горох из телес казака.
Всю экзекуцию тот, как и обещал, не проронил ни звука и не шелохнулся, только строил страшные рожи, от одного вида которых Арсений получил бы расстройство психики, если бы у того было время на них взглянуть.
В случае с Остапом работы было больше перевязочной, нежели хирургической. Бинтов ушло - мама не горюй. Если бы Тутанхамона откопали на пять лет раньше, Арсений заметил бы, что перебинтованный казак теперь похож на египетскую мумию. Но того не случилось и доктор ограничился сухим "Можете одеваться".

Окружающие к тому моменту уже давно закончили и собирать добро и делить его и обсуждать будущие планы. Теперь он только сидели, бродили рядом, дожидаясь окончания работы молодого доктора.

- И ему тоже откуси нос! - смотрит на валяющихся щитовиков Рыбак, ржет в пьяный голос. Туника легкая одета на бойце, без доспехов вышел полюбоваться. И даже без оружия, на кой оно на трибунах. Пьет вино из маленькой глиняной амфоры, обнимает рукой полуголую девицу из местных. Как зовут не спросил, да и важно ли это. Какая-то богиня, титанида, полубогиня, или обычная смертная, гладиатору все равно. Жизнь рядом с Ареной мимолетна, а вот удовольствия скрашивают ожидание. Отхлебывает прямо из кувшина:
- Пью за вас, идущие на смерть! - орет.
- Отличное пойло пью, незнакомое! Вискиколус назвали, арра! - кричит боец, шатаясь на ногах. Коварны местные напитки из разных миров и времен, все за краткое пребывание не попробуешь, но Рыбак старается.

Разиэль помнил когда последний раз плакал. Первый и единственный раз. Это было после церемонии совершеннолетия. Ночью, когда он остался один. Он плакал по своим братьям. Особенно по младшему. Он любил их. И что-то в нем тогда сломалось. Больше он никогда не плакал. И убивал без малейших колебаний.
А сейчас вот заплакал. И было множество на то причин в душе у воина глубоко захороненных.
Сел он у воды и спустя минуту - другую, смахнув рукавом слезу, сказал:
-Прости, но я вынужден нарушить твой покой. Шел я сюда с дурными мыслями. Я заблуждался на счет того что меня здесь ждет. Исцеления ищу я... Поэтому и пришел. Прошу помоги мне...
С большим трудом Разиэлю давались такие слова. Впервые в жизни он говорил что-то подобное, вот и получалось нескладно.
Он посмотрел на обитательницу этого волшебного места. И впервые за долгие годы взгляд его был лишен пронзительно- ледяного выражения.

Пожал плечами наемник, да так и остался стоять, не промолвив ни слова. Что ему выбирать? Развалины замка родового? Подножья Драхенбергских гор? Лес, в котором он фуражиров Пёзен на деревьях развешивал? Ересь все это. На арене стоит, там и драться будем.

Промолчал Макс, лишь цвайхандер поудобнее перехватил и стал сближаться, смещаясь чуть вправо*. Пока придвигался - дистанцию контролировал, чтобы не кинулся противник очертя голову. И лишь когда шаг остался до удара - шагнул капитан еще правее, клинок вскинул и обманчиво ленивым тычком в лицо кольнул.

- Что может быть презреннее грязи, но если её целое болото, то в ней тонут. Страшная смерть, но от этого жижа не становится ни храбрее ни долестнее. Муть она и есть муть. Даже когда зелёная и клыкастая. Я не знаю кто такие твои огалы и хатары, но ты не видел анторианских орков! Это не такие сморчки как ты! Они настолько огромные, что когда я подрубала им ноги и они падали на колени, то всё равно были выше. Но это им не помогало. Я убивала их воинов, я калечила их детей и бросала гиенам, я жгла их уродливые хижины, я очищала от их смрада землю…

Глаза у Нэроэ заблестели от воспоминаний, не будь она настолько загорелой виден был бы румянец, впрочем то что эльфийка разошлась заметно было и так.

Если бы Азараг был философом, он бы непременно отметил, как быстро диалог скатился в фекальные темы, но орк философом не был, хоть был и не глуп, даже по меркам людей. Окинул он взглядом самку, грудь маленькая, такой воина не вскормить, бедра узкие, из таких только калека выйдет. И что в ней люди находят? Непонятно.
- Даже я, хоть и не мудрец, понимаю, что если враг твой - дерьмо, то и сам не стоишь и овечьего зуба. Если орки дерьмо, то много альвов это дерьмо поимело. Уверен, что только хатар, да огланов в жизни ты убивала. Все равно, что детей резать. Хавр бы показал чего ты стоишь. А потом выменял бы тебя на годного коня на Востоке. Ничего, придут еще наши бунчуки к вам!
Азараг оскалился.

Идёт Джайн ровно, размеренно, стойку боевую принимать не спешит, словно для кого другого катары несёт. Взгляд на противнике сосредоточен. С виду обычный мечник, не с одним десятком таких сражался. Да вот, видимо, всё же не таких... Не будут боги кого попало на арену выпускать, а внешность обманчивой бывает, кому как не убийце знать.
- Жнец, - произнёс он после небольшой паузы.

Алькор с интересом следил за процессом "излечения". Хорошо, что ему через такое не приходится пройти. Наконец, узурпатор отвернулся, отсалютовал зрителям, убрал клинки в ножны и направился к выходу с арены, так и не сказав ни единого слова своему бывшему оппоненту.

Артериальное кровотечение. Плохо. Очень. Этот бой уже не выиграть, никакими способами.
В любом случае, мертвым Алексис будет бесполезней, чем живым. Кто знает, сколько времени прошло в его родном мире, кто знает, что там произошло. И не узнает этого мужчина, если продолжит что то делать в такими ранами. Бросив мачете на пол, парень стащил с левой руки клинок, устало взглянув на Алькора.
-Я сдаюсь. Это бессмысленно.
Сказал, кровью пол арены пачкая. Надеясь, что врагу его не обязательно бой заканчивать смертью Алексиса.
А вдруг.

- Арену? - он словно бы задумался, - Арену... Это ведь уже Арена, верно?
Подобная логическая дилемма повергла Карк'Харада в большое затруднение.

И - снято.

С перепугу ли или движим некой идейностью, офицер Далтон сделал шаг назад и с неожиданной от такой туши сноровкой выволок из кобуры поцарапанную беретту. Где-то после "мудилы" его сомнения окончательно рассеялись, и отработанный профессиональный дабл теп прервал тираду Христофора Семеныча. Первая пуля, выпущенная с дистанции в пару метров, вошла точно в геометрический центр максимальной площади цели, то бишь в грудную кость, и проломила ее до самого позвоночника. Вторая приняла минимальное смещение от отдачи, сломала ребро справа и вышла из спины где-то под правой лопаткой.

К тому моменту, как доктор Варгас, выдернутый под белы руки из своей операционной, прибыл на место, ему осталось только диагностировать смерть пациента - и, если от этого пациенту на том свете икнется, то перелом челюсти у шефа полиции.

Ярко. Броско. Бестолково. Если бы кто-нибудь в этих краях знал Криса Надежнова, то именно такие слова выбили бы на его могильной плите. Впрочем, нет, можно уже забежать вперед, приоткрыть завесу секретности и объявить, что могильных плит долго еще не будет в этих и многих других краях. История только начала раскручиваться, заходя в стремительный штопор. Для индивидуальных похорон с присущими атрибутами - панихидами, процессиями и салатиками - долго еще не будет места, и выживать удастся (вот ведь какая ирония!) именно тем, кого шеф имел в виду под тупыми служаками, которым личные понты не затмевают первоочередных целей: удержания строя, круговой поруки, компромиссов в пользу сосуществования.

Когда подойдет к логическому финалу ветка Николь, будут обнародованы эпитафии различным неписям и при наличии интереса даны ответы на интересующие публику вопросы.

Спасибо за игру.

В лесу Кульд начал делать что-то не совсем понятное даже для самого себя. Дворф вышел из боевой стойки, подбежал к большой сосне рядом и одним взмахом секиры срубил самую длинную сосновую ветку, которую смог увидеть и до которой смог достать.

- Какого такого Виринеля? - Посмотрев на Аверина, как на сумасшедшего, спросил Бок.
- Ааа, эльфеныша. - Сам же на свой вопрос и ответил, внезапно про третьего члена их непобедимой команды вспомнив.
- Да сожрали его. Сочный молодой. Не иди.- Осклабился. Но знал, что эльф по-любому попрется пацана спасать, а потому не спорил, когда тот, пусть и раненный, принялся молча и сурово собираться.
Даже нравилась немного Боку эта правильность упертая авериновская. Сам бы с ним, дураком, пошел, да только ранен уж сильно. Потому, искренне удачи эльфу пожелав ("подохнешь - убью!"), отправился с кановами вместе на корабль, лечиться.

- Бхахахахах... Ты что обгадился от одного моего вида? Не знал что полулюди такие трусы! Ну давай, давай вытряхни свои штанишки я подожду.
Ситуация начинала раздражать Тродда. Его противник решил поиграть в догонялки? Не так сражаются настоящие мужи! Даже если они полумужи...
- Эй Боги! Вы видите этого слабака? Я пришел драться, а не бегать за трусливыми говнюками!
Гора пошел от дерева спиной вперед, не отрывая от ствола глаз. вдруг всё таки коротыш соизволит высунуться?

Обыскал отец Казимир последний уголок, да так и сел, где стоял. Снова задумался, еще пуще прежнего. Что значит "искать Нечистого в собственном сердце?" Знал истребитель, сколь много черноты таится порой в людских сердцах, даже праведных. Но как эта чернота может заставить одиночек-вурдалаков в стаи сбиваться, представить себе не мог. И ладно сам отец Казимир, обделенный мудростью. Его дело простое - получил сигнал, истребил виновного. Но вся верхушка Ордена, все убеленные сединами старцы Имперской Церкви, все императорские ученые и тайнознатцы - неужто никто из них не нашел бы?

Но слова, ее слова, они несут непростой вес. Казимир его почувствовал. Как быть, что решать?

Вспомнил, как говорил наставник, отец Леонид: "Что невозможно решить сердцем, решай головой, и наоборот." И еще говорил он: "Ожесточи сердце свое, и охлади голову, чтобы, творя добро, не сделать вместо него зла." И отец Казимир ожесточил свое сердце, как мог, и принялся размышлять, расхаживая из угла в угол, бубня себе под нос и черкая пальцем в воздухе.

Что будет, если он откажется продолжать? Гостья его не обманет, он знает это. Напеть слова - это не оружием махать, это всякий сможет. Если каждый будет способен защитить себя от нечисти, это если не решит проблему, то по крайней мере купит время. Время найти, разобраться, понять. Решить окончательно. Если знать, где искать - неужто и теперь не найдут?
Обратная сторона - расплата за помощь. Повторится ли с народом Казимира то, что она ненамеренно сделала со своим? Очень может быть.
Но от рабства освободиться легче, чем от смерти. Это то, что она сказала, и то, что Казимир не решился сказать ей.

Что будет, если он выйдет на следующий бой? Он либо победит еще дважды, либо проиграет и погибнет.
Если он победит, растоптав еще двоих людей, еще два заветных желания - местные боги помогут ему повергнуть нечисть раз и навсегда, как он желает. Но желание легко исполнить с закавыкой. О чувстве юмора местных заправил Казимир получил представление по выбору соперника ему. И даже если не будет видимой закавыки - ее предупреждение может сбыться. Казимир представлял, как.
Этот вариант, в принципе, был сходен с предыдущим.
А если он проиграет? Тогда не будет ничего, никакой помощи. Все возможности упущены. Все жертвы принесены зря. Отец Томазо убит зря, и зря погибло то, за что он сражался. Но главное - помощи. Не. Будет.
Это было недопустимо.

Долго думал отец Казимир, и снова молился, стоя на коленях в темной келье, и снова думал, и снова просил о знаке или о вразумлении, а затем забылся неспокойным сном на своей кушетке, пропустив тренировку и ужин.

А утром встал, умылся и отправился оформлять отказ от продолжения состязаний.

- Жнец, - ответил с акцентом Амади, уперев кончик посоха в землю.
Он убивал белых. Много белых. Зубы белых есть на его талисмане. Много зубов белых после боя нельзя было взять - разбитые, никак.
Этот белый ничем не хуже любого другого.
И у него хорошие зубы.

Шарк недобро покосился на служителя. Гнев сдерживать становилось все сложней, поэтому Зауза перевел взгляд себе под ноги и начал тихо, себе под нос, описывать то место где примет ужасную смерть Рыбак.

- Буулг-кхлак-кыырк-бухылк-гхлокгхлок... Клока-клыыка-бульк-углык-бухылк-хлоп-блоп! (Темные воды океана, ветра там не ходят и волн не бывает. Одинокий плот шагов в сорок моих в любую сторону, там дрейфует столько времен, что даже древний кракен не знает когда он там появился... А вокруг плота, в водах плавают в ожидании крови ужаснейшие твари вод. Но даже они трепещут пред "Ужасом Океанов"!).

Шарк не испытывал стараха не перед чем. Во всем мире было меньше десятка тварей которых "Ужас Океанов" опасался. Это самые исполинские и жуткие твари, лишенные какого-либо подобия интеллекта. Герои разных народов собирались вместе что бы утихомирить такую потревоженную тварь. Но даже в они не всегда добивались успеха и тогда в мире наступали жуткие времена.

- А пущай бережок той речки будет, что под Вергмундом. Там тож таких железнобоких с ребятами бивали. Только те повыше были да без сисек.
Мандражило немного. Странно как-то все, непривычно. Твари эти на трибунах, мужик черный. Да еще и противник - баба. Ну да ладно, старый солдат - он везде пройдет.
Незаметно медальончик на шее, с первого самого грабежа доставшийся и удачу приносящий, поцеловал. К гномихе, немного не в своей тарелке себя чувствуя, обратился:
- Прости уж, девка.
И принялся не без боязни некоторой ждать колдунского переноса.

Сухие губы, до этого плотно сжатые, слегка приоткрылись в неровной кривой усмешке, когда он покосился на распорядителя. Дикарь и язычник, несомненно.
И еретик, в качестве соперника. Что же, стоило признать - у тех в чьи чертоги привел его воля Господня, есть чувство юмора.

- Дева.

Отец Томазо небрежно поправил шляпу и осенил себя святым знамением, в завершении жеста приложив пальцы к губам, словно вновь запечатывая их.

Мало к’нирам не показалось. Когда внезапная атака сорвалась они хотели прибегнуть к давней испытанной тактике – изматыванию противника обстрелом и наскоками. Ловкие, подвижные, заметно быстрее людей они расчитывали что эта игра будет для них безопасной. Но дико орущий варвар смешал все планы. Никто и близко не хотел встречаться с таким чудовищем. Собаколюды разбегались в стороны. Будь Бок один это была бы для них почти забава, но был ещё Аверин. Посланый им снаряд сбил наземь одного стрелка и товарищи подхватив раненного буквально унесли его прочь. Эльф стрелял им вслед, за всеми этими кустами промахнулся. И как! От удара медного шара молоденькая сосонка буквально треснула! Это было уже слишком. К’ниры слышали о пращах, но не о таком.

Сучьи дети бежали оставив приключенцев и кановов. Бок гнался было за ними, но ярость плохо подходит для длительного равномерного труда. В какой-то момент ему казалось что ещё немного и он дотянется до спин этих трусов, но тут ему просто не хватило дыхания. Он встал да так и не смог бежать дальше. Грудь Бока ходила ходунок задевая за всё ещё торчавщий в его левой руке болт. Варвар вытянул стрелу. Не больно. Пока что. Кровь из раны ручейками бежала по обеим сторонам руки, сливалась на локте* в один поток и струйком текла на толстый слой из хвои, веточек и старых шышек что устила лесную землю.

Зря, ох зря чужачка привлекла юйино внимание. Белкой прыгнула эльфийка, вепрем метнулась, коршуном упала, колом осиновым ударила. Между плечами и головой. В горло! Я река и Солнцу меня не иссушить. Я дуб и ветру меня не вырвать с корнем. Я росомаха и я тебя съем.

...И принцессы во снах. Сладкие дремы юного дворянина сладки, и выныривать из них совсем не хочется. Но приходится.
Гул голосов и общая тревожность, скакнувшая вверх внезапно, выдергивают в сырой реальный мир, полный тупорылых дружинников и всякой черни вместо нежных принцесс.
Разлепляются аристократические веки, и родовые Кигельбургерские глаза болотного цвета с раздражением оглядываются по сторонам. Искривившиеся в недовольной гримаске пухлые губы капризно исторгают:
- Капитан Шмиглиц... - Это он его так дразнит, Штиглица мерзкого. Хоть какая-то отдушина - того это бесит. - Почему эти смерды...
- О БОЖЕ МОЙ, АААААААААА!!! - Ага, голова отрубленная попала в поле зрения. Сон как рукой сняло. Вскочил юный Кигельбургер, на кусок некогда знакомого дружинника завороженно глядя. Про то, что в глазах ужас плещется, и говорить нечего. Трясется весь, как лист осиновый. Еще чуток - и завизжит, видно.
Но нет. Собрался немного. Трястись и бледнеть не перестал, но лицо хоть более менее осмысленное выражение приняло.
- Ка-капитан Швиглиц, н-немедленно в-возьмите своих л-людей и п-приведите м-мне тех, кто это с-сделал! Это в-в-в-возмутительно!

Проклятый корабль, с проклятой водой вокруг. Вот именно из-за возможности таких ситуаций Хуррат старался не снимать брони. Именно из-за них он разве что не спал в доспехах, а иногда и спал. Но солёная прорва воды за бортом ужасно нервировала, и он отказался от привычки, как оказалось - зря.
Но ещё не всё потеряно, он пока жив и не даст какому то вшивому нутку убить себя. Собравшись с силами Хуррат подгадал момент, когда топор противника пойдёт вниз, что бы откатиться от удара в сторону.

Порывшись в аптечке, Николь разочарованно вздохнула – нашатыря там не было. А в данный момент она и сама бы не против была приложиться – пусть бы уж едкий аммиачный запах раздражал, чем дух водительский. Внушительное количество «резиновых изделий №2» действительно заставило ее вглядеться в водителя – неужто прям такой самэц, что аж ух? И тут же потащилась на поверхность следующая мысль: а если б и правда был Бред Питт… ну или еще кто получше? Бросила бы? Где-то внутри закопанная романтически настроенная 18-летняя Ники горестно возопила: не-не-не, если бесхозные бреды питы валяются на дороге, то их следует непременно хватать и тащить в норку. Даже если они обделавшиеся – это ж временно. Отмыть, отстирать, обиходить – и можно пускать в употребление.

Однако, несвоевременные мысли задавились сами по себе – достаточно было еще одного взгляда на дядьку Бернарда. Что ж, тем хуже для него. Николь еще раз осмотрелась в поисках передатчика, собрала из бардачка все бегло просмотренные бумаги, пошурудила за козырьком (неужели ж так без карты и ездит?!), и потопала обратно к их зеленой механической коняге.
- Водитель там, внутри. Но мы ему помочь не сможем. – Доложилась Элвидсену как можно короче и как можно обтекаемее.
Достала из сумки фотоаппарат. На капоте бумаги разложила, еще раз вчитавшись в накладные – интересовало ее не только место назначения, но и пункт отбытия, и сделала несколько снимков.

я уже пожалела, что не уехала с ним вместе
На этом месте скромный приват-доцент бакалавр этнографии тоже начал наливаться дурной кровью, досылая в глотку совершенно очевидный аргумент - "да тебя не больно-то и звали", но выстрелить им так и не решился. Так охотник-новичок, волею судеб и опытных товарищей посаженный в удачную засидку и уже зацеливший беззащитного оленя, вдруг ощущает накатившее чувство отрешенности, понимает, что оленья башка над камином ему даром не нужна, у него и камина-то нет - и осторожно, словно опасаясь спугнуть момент просветления, стаскивает палец со спускового крючка. И всякие мысли о том, что товарищи засмеют и впредь больше с собой не пригласят, внезапно кажется удивительно мелкой и ничтожной. Есть такие люди, которым иногда и плевок в лицо пережить легче, чем заставить себя плюнуть или ударить в ответ. Не из страха, не из позерского благородства, даже не из смирения - но из нежелания усугублять происходящее беспокойство, добавлять кругов, баламутящих дотоле невозмутимую водную гладь - единственную среду, где такие ребята себя комфортно чувствуют.

Определенно, Джеймс Элвидсен не был ни героем, ни пассионарием, ни разбитным и креативным сумасбродом - но по крайней мере от него можно было не опасаться получить серьезный отпор по какому бы то ни было поводу. Осталось научиться пропускать мимо ушей его поучительные бухтения (и заставить его сбросить килограммов семьдесят, чтобы тачка так не проседала каждый раз, когда он в нее плюхается) - и из него вышел бы неплохой попутчик. Ну да, предварительная вычистка мира от безобразий биологического или иного происхождения подразумевается. Вычистка тотальная, а то этого гуманиста пришлепнет на первом же случайно задавленном еноте.

Задрав руки в нелепом жесте, означающем то ли "договорились", то ли "сдаюсь", то ли "превед, медвед", Элвидсен втиснул зад в узковатый для него дверной проем и залился через него в салон автомобиля.

Окей, Крис сейчас поедет в отдельную резервацию, а мы пока тут поколупаемся.

Элвидсен вывалился из машины бесформенным мешком, дождавшись отбытия Криса. Его малость штормило, тем не менее он вперевалочку направился вдоль дорожки в сторону построек. И ничего не сказал - наверное, за это следует его поблагодарить персонально.

Бойцы под руководством сержанта быстро рассыпались по территории мотеля. Один быстро вернулся из основного здания с грудой простыней, двое пошурудили в офисе, там погромыхало, и через минуту Уэсли обратился к сержанту с важным вопросом:
- Куда тела складывать? Выкопать могилу?

- Какую еще могилу? - вскинулась Шайниз (ну да, цирка-то как раз не хватало). - Я своих родителей здесь закапывать не дам!

- Там еще один, - пояснил солдат, вполне ощутимо прикусив вопрос "чо ты с ними делать собираешься".

- С другими что хотите делайте, а моих родителей надо в Финикс отвезти, - милостиво прояснила положение принцесса всея фигни. - Мне сказали, там въезд закрыт, но на вашей тачке пропустят, вы ж военные.

- Нас, мисс, много где пропустят, - вступил с разговор сержант, мановением руки услав Уэсли работать дальше. - Но ни в какой Финикс мы сейчас отправиться не можем, так что все, что для вас готовы сделать - это извлечь тела ваших родителей из-под обломков, обернуть их вон теми простынями или, если на кухне найдутся и вы не побрезгуете, упаковать в пластиковые мусор... в пластиковые пакеты, и положить их, куда скажете. Не хотите хоронить - ваше право. Но дальше вы сами, и простите мне столь бездушный прагматизм - через пару часов находиться рядом с их телами станет не только ужасно, но и опасно.

Шайниз уставилась на оратора хорьком, наливаясь недоброй сливовой синевой.

- Я вам зарплату плачу... - начала она цедить угрожающе, но Рамирес, видать, воробей был стреляный или просто по жизни не боялся человечков, которых мог без проблем шлепнуть за ближайшим бунгало и прикопать вместе с родителями. Так что дослушивать он не стал, а развернулся и направился в поломанный домик - видимо, с целью выполнить свое обещание, не вступая в дальнейшую полемику, и побыстрее расстаться с неприятным собеседником. Бойцы потянулись следом, и через несколько секунд в бунгало затрещало и захрустело - взялись за дело всерьез.

Элвидсен к тому времени аккуратно миновал опасную зону и продолжил ковылять к основному корпусу. Одной рукой он придерживался стенки офисного здания, пока она не кончилась, второй прижимал ко лбу бутылку с водой.
Таким образом, Николь оказалась единственным свидетелем того, как Шайниз, несколько раз свирепо выдохнув носом и оскалив крупные белые зубы, вытащила из заднего кармана крохотный пистолет, оставленный ей Крисом, и дернула на нем рычажок предохранителя. Николь очень сильно захотелось от нее укрыться за чем-нибудь твердым и толстым, желательно танковой броней. Под рукой случилась только Лачетти, в открытом багажнике которой виднелась оставленная Крисом винтовка, и как бы мал ни был пистолетик - скромный хэтчбек не выглядел достойным укрытием. Хаммер смотрелся посерьезнее, но к нему пришлось бы перебегать, рискуя привлечь внимание малолетней террористки, на данный момент прикованное к выходу из бунгало.

- Конечно ищут! Как же иначе? Потому ты мне и нужен. - Бок вздохнул и с решительным видом принялся откровенничать:
- Я приключенец, понимаешь? Еду на север, эээ, спасать принцессу. Принцессы много денег стоить. Вдобавок, иногда прекрасные. А, эээ, злой демон не хочет, чтобы я ее спасать. Он узнать, что я в Ток-Тория и закрыть все выходы и сейчас сидеть в своей башне и думать, что он меня обхитрил. А я сидеть здесь и думать, как выбраться. И придумать. Но мне нужен помощник. Надежный. Ты надежный? Надежный, вижу.
- У меня план. Хитрый. Слушай внимательно. - Бок принялся чертить что-то на полу. - Ты найти большая бочка. Я залезть в нее. Ты прокатить бочка с я через ворота. - Варвар помолчал.
- Это план.
- Я платить тебе, вот, эээ, крона. - Достал из кошеля монетку, ловко подкинул, снова спрятал. - Потом ты что хочешь делай. Хочешь - со мной идти, мне надежные эльфы нужны. Хочешь - куда хочешь иди. Ну что, согласен?

Бок на полной скорости выскочил из проулка на улицу и побежал расталкивая прохожих. Что бы не привлекать лишнего внимание свернул. Потом ещё раз. И ещё. Погони видно не было и он думал что пора бы и притормозить когда на очередном поворотое влетел в толпу каких-то мрачных орков. В кольчугах. Шлемах. С дубинками.
- Да это же он! Держи его! На этот раз не уйдёшь!

Быстрые ноги в очередной раз спасли варвара. Хотя несколько стражников таки успели дотянуться до него палками и теперь мускулистую спину украшали крупные, ещё не потемневшие кровоподтёки. Но это мелочи. Крупные неприятности ждали Бока впереди. От погони он ушёл, но его описание передали на все ворота Ток-Тории. Варвар издалека понаблюдал за одними – у всех высоких иностранцев проверяли волосы. Бритых на лысо задерживали. Ток-Тория была подобна густому лесу, но со всех сторон город окружали стены с десятками, даже сотнями ворот. И все ворота охранялись. Внутри он мог прятаться довольно долго, но ему надо было наружу.

Невесёлым мыслям Бок предавался в полуподвальном помещении припортового района. Что это было за место он не знал, но увидел ступеньки в низ и решил что лучше передохнуть тут, а не маячить на улице. В итак тёмном помещении вдруг стало ещё темнее. Послышались чьи-то легкие шаги. Мгновением спустя в комнатку спустился паренёк онемевший от удивления увидев варвара. Боку тоже было чему удивляться ведь вместо орчонка на него смотрел эльф-подросток. Причём судя по потёртой одежде не местный.
- Ты кто?

***

Ближе к полудню на корабле появилась Миянэра. Лицо её отличалось нездоровой бледностью. Она вяло улыбнулась Аверину, а затем развернула перед ним какую-то бумагу. Язык был незнаком и сперва Далаонион не мог понять в чём дело. Затем увидел в углу строчку написанную знакомым почерком и отпечаток пальца. О Элберет, что же он такое подписал? Эльфийка позвала одного из купцов знавшего и усленский и хебонорский. Тот ознакомившись хмыкнул и с усмешкой произнёс.
- Это вексель на предъявителя с обязательством уплатить сто двадцать семь шекелей. Я вижу ты вчера хорошо погулял. Да, есть тут местечки где за ночь спускаешь половину заработка за плаванье.

...и услышал сзади-сверху очень неприятный характерный щелчок. В кино был бы звучный лязг передергиваемого затвора, но тут не кино - тут патрон досылают заранее, остается только предохранитель снять.

- Спалишь мой трофей, сынок, я на его место тебя самого приспособлю, - с ядовитеньким присвистом пообещал добрый дедушка Мороз Мазай - короче, этот аризонский живодер, засевший на отличном стрелковом насесте и прекрасно это понимающий. - Осторожней там, он от солнца поджигается.

Пахнуло острой гарью. Под брезентом обнаружилась крупная, с теленка, туша пепельно-серого цвета, с плотной шкурой вроде той, в которую пытался переодеться ваш крылатый знакомый. Ни грудного топора, ни рук-крыльев у этого создания не сыскалось - был он более всего похож на помесь гориллы и кабана, при жизни, видимо, четвероног, хотя короткие толстые пальцы на всех конечностях могли бы быть сочтены хватательными. Из украшений он имел складки вроде хитиновых по всей внешней поверхности передних лап - настолько плотные и острые, что могли бы сойти за лезвия. Заостренная морда при жизни, возможно, напоминала крокодилью . Сейчас точно сказать было нельзя, потому что половина морды была снесена начисто мощным выстрелом с близкого расстояния. Рана демонстрировала на удивление тонкостенный череп и видимое отсутствие мозга - все та же однородная каша из каких-то переплетенных то ли жил, то ли трубочек. Еще несколько входных отверстий от пуль обнаружились на торсе существа - аккуратные круглые дырочки без признаков кровотечения. Сложно было бы сказать, беспокоили ли эти раны странную бестию - но признаков жизни она не подавала. Возможно, даже такие удивительные создания не живут с половиной башки.


Элвидсен на заботу отреагировал очень туманно - головой то ли покивал, то ли помотал, сгорбился, чтобы лучше видеть через ветровое стекло, но видимо так ничего и не разглядел - принялся тереть глаза.
- Во всякой псевдонаучной фантастике, - изрек он неожиданно, - Основная опасность вторжения представлена как сами вторгающиеся - с бластерами или, как у нас, летучие твари. Собственно, и в истории есть прецеденты - к примеру, приход европейцев в Новый Свет. Но если рассмотреть поближе и под научным углом, то станет очевидно, что куда большая опасность - столкновение не этносов, а биокультур. Понимаете? Ну, бактерии всякие, микробы, блохи и крысы... вон была история про одеяла, зараженные оспой. Я опасаюсь, Николь, что эти наши метания вокруг еды и ружей - это всего лишь действо для плебса, хлеб и зрелища... в то время как судьба, в том числе наша собственная, решаться будет не так, не здесь, и уж совсем не на нашем уровне. Как прикинул это дело - совсем не по себе стало. А так - если это порядок, то я вроде в порядке.

"Как хорошо в родном городе!" - Думал Бок, с ходу выбивая зубы какому-то излишне смелому коротышке-прохожему, пытающемуся повиснуть у него на руке. Захотелось, чтобы на месте зеваки оказался Авшар.
Бок бежал что есть духу. Вжав голову в плечи и наклонив торс вперед, чтобы не сильно выделяться их толпы торчащей макушкой (а также для пущей устойчивости), варвар мчался, петляя и прыгая, как здоровенный заяц-амбал, а из его глотки вырывался злобный рев, призывающий не стоять на его пути.

Внезапно Бок почувствовал что-то. Воспоминание, вот что. Ведь точно так же он бегал тогда, давным-давно, преследуемый разгневанным кражей лавочником или мальчишками из соседнего района. Точь-в-точь.
Не сбавляя бега, варвар улыбнулся. Затем, перепрыгнув через бросившегося под ноги преследователя, не удержался и радостно засмеялся. Ах, ностальгия!
Даже на гадкое предательство старого знакомого стало не так досадно. В конце-концов, Авшар ведь из Легиона Тьмы, там положено так делать.
Не сдерживая восторженного крика, варавар летел вперед, подобно птице, ловко петляя по кажущимся столь знакомыми улочкам.

Оказавшись на твёрдой земле дварф перевёл дух, земля - вот место для нормальных существ, а вовсе не деревянная скорлупка посреди прорвы солёной воды. Вода нужна что бы её пить, ей мыться и... Ну может суп варить или затопить неприятеля. Хуррат был одновременно зол на неудобное путешествие и рад, что оно наконец то закончилось, и теперь шёл заботясь лишь тем, что бы не заблудиться. Но в городе, на твёрдой мостовой - разве заблудишься?
Налетевшие на него орчихи получили молчаливый отказ, кто они такие - советовать ему? В таки делах Хуррат признавал только один способ - наведаться в несколько мест и лично узнать о цене, посмотреть комнаты и лишь потом прикинуть какую выбрать. Зазывалы на улице вызывали у него ощущение, что все они шарлатаны, хотя откуда бралось это ощущение он не знал, но привычка брала своё.
В этом городе приключенцы не планировали задерживаться на долго, и Хуррат искал что нибудь недорогое, но не настолько убогое, как общежитие в гильдии. Одна комната на троих - вполне подошла бы, равно как и две небольших или даже три отдельных, если бы стоили недорого. Далеко в город дварф уходить не планировал и обойдя шесть-семь мест направился обратно к кораблю - уладить дела с товаром, и показать путь напарникам.

Услышав чего Аверину надо эльфийка громко расхохоталась, но весело, не обидно. Забрала у него лишь пригубленную чашу с вином и вновь открыла дверь.

Потом была и баня в подвале дома, и ужин при свечах за столом с вкусным мясом и вином. Ну то есть при лампадке, потому что привычных горцам сальных свечей тут похоже не использовали. Далаонион вообще старался пить поменьше, а то вдруг потом это скажется в самый неподходящий момент. Но Миянэра всё уговаривала так что немалую чашу пришлось таки осушить если и не до дна, то на ¾. Вино было приятное, но со странным, лишним каким-то, привкусом. Как будто его настояли на чём-то. Лучше бы они этого не делали. Резковатая травка портила терпкий фруктовый вкус. Уж не подмешала ли девушка туда чего? Аверин попробовал оценить своё самочувствие. Он был сыт, доволен и здоров. Или нет?

Жарко. Горячий, влажный ночной воздух даже на улице не приносил облегчения, а уж в комнате и подавно. Но эльф понял что жар сейчас не внешний, а внутренний. Дотронулся до лба. Горячий. Он буквально ощущал как его тело излучает тепло. По коже катились капли пота. Дотронулся до шеи – сосуды часто бились в ритме сердца. И при всё том он чувствовал себя отлично. Только жарко и ещё… Аверин посмотрел на Миянэру. Та не сводила с него взгляд. Из глаза встретились. Девушка отхлебнула из кубка и вдруг задула лампу. Встала, взяла его за руку и повела в другую комнату. Мужчина слышал как с легким шелестом падает на пол снятая одежда. Своя и чужая. Миянэра встала у окна, лунный свет выхватил из тьмы её левый бок, светлые волосы, белую кожу на которой выделялись чёрным узоры на предплечье и бедре.

***

Аверин лежал на кровати весь мокрый от пота. Луна уже ушла и в комнате была почти полностью темно. Усталости он не чувствовал, только полное умиротворение и какую-то опустошённость. К нем прижималась горячая как печка Миянэра. Её волосы щекотали плечо и грудь и покрывали их жарким одеялом. Она что-то мурлыкала на незнакомом языке. Впрочем даже говори она по хебоннорски парню не хотелось ни во что вникать. Просто лежать и слушать её, чувствовать как она перебирает пальцами по его коже, как теплое дыхание… Девушка что-то сказала на усленском, но расслабленный Аверин не понял что. Затем она вдруг рывком вскочила с кровати, а затем ухватив за руку стащила и его. На ещё не пришедшего в себя от такой внезапной активности Далаониона посыпался настоящий град возбуждённой речи из которой правда он выловил такие слова как гулять, пить, веселиться и танцевать. Эльф понял, что его подруга решила что весёлая ночь лишь начинается.

Репутация у Загала была знатная – тонкие шпили чёрных башен, мрачные дворцы и храмы, тёмное колдовство, развратные эльфийки, дровийки и суккубы, таинственные и кровавые ритуалы, вереницы закованных в цепи рабов. Таким представал в описаниях Загал - Проклятый город Короля Ведьм. Столица Восточной Полфории. Особенно почему-то писавших трактаты мужей волновали развратные эльфийки, дровийки и суккубы… по крайней мере несмотря на множественные разночтения в описаниях они упоминались обязательно. Несмотря на дурную славу похоже что иноземные купцы были в городе частыми гостями. Знать Загала буквально таки купалась в роскоши, а потому торговцы пряностями, шёлком, рабами и прочими подобными вещами всегда находили сбыт своему товару. Впрочем место то было опасное и порой купцы вместо того что бы увезти кошели полные золота наоборот спускали всё до последней монеты на тамошних красавиц очарованные их порочной красотой и чёрным колдовством.

Чем дольше наводил Аверин справки тем яснее становилось что добраться до Загала можно только морем. Точнее не до Загала, а до Кановайта. По суху слишком уж долгий путь получался. Мало того что хорошая телега с конями обошлась бы более чем в 2 пегаси, так ещё и получалось что к тому времени как они достигли бы Северног охребта его перевалы уже были бы завалены снегом. Перспектива же зимовать в горной Драчландской деревушки эльфа вовсе не привлекала.

Впрочем с морским путём тоже было не всё гладко. Хотя сейчас с Нигроманцером мир, но из-за частых постоянных маршрутов между северным и южным побережьем Аэлиса не было. Владения демонархов вообще торговали больше между собой чем с остальным миром, а из-за частых войн торговые пути шли из Полфории морем в Хейок, а не на юг. Сейчас некоторые предпреимчивые купцы воспользовались перемирием и решились на рискованные плаванья, но они отплыли на север ещё весной что бы вернуться домой до зимних штормов. Сейчас же в порту не было ни одного корабля собирающегося в Полфорию. Вот в Ток-Торию хоть завтра. Краткий мир сразу же сделал Заннас перевалочным пунктом торговли Нигроманцера с югом. Говорили что в порту Ток-Тории всегда есть корабли из владений других демонархов.

Постепенно вырисовывалось два реальных пути. Первый сушей, требовал покупки коней и телеги и значительных расходов в пути, а главное скорее всего зимовки в горах. Зато можно было идти никого не спрашивая и опасаясб лишь разбойников, гоблинов, диких племён, монстров, набегов и войн. Путь морем получался через Ток-Торию. Это тоже не дёшево, только до столицы Нигроманцера пегаси за перевоз, а кроме того чиновники демонарха требовали от всех объяснения причины визита. Поскольку количество людей проверялось при въезде и выезде то за прикрытие неясных чужаков капитаны и купцы требовали просто таки дикие деньги.

- Ну, а как вы сбежите? Мне как потом демонам объяснять почему у меня на трёх моряков меньше стало? Я за провоз шпионов головы лишиться не хочу. А в Ток-Тории просто – чуть что не так, сразу шпион и враг самого Нигромансера. Раз и твоя голова уже на пике. Это если повезёт. Есть там способы помереть и похуже.

Потому выходило что морем надо было плыть с товаром. Вроде как сами купцы.

Спорить с мотоциклистом не имело смысла: тварюшка бодро ускакала в направлении пустыни, герой-спаситель умчал спасенную в направлении мотеля, даже жирный этнограф покинул площадку, то есть, ловить здесь и вправду больше было нечего. Собственно, куда-то особо рваться Николь не собиралась – набегалась уже. Да и куда бежать, если вот тут, под рукой прямо, злобно оскаленная радиаторная решетка ненавистного ей, но собственного красного монстра. Поэтому она сунула фотоаппарат в сумку, нащупала ключи, открыла дверцу и, зашвырнув назад нехитрый свой багаж, полезла на водительское сиденье. Разумеется, она видела нелепо откляченное переднее колесо, но то, что остановило бы вменяемого водителя, ни о чем не просигнализировало журналистке. Щелкнул ключ зажигания, мотор зафыркал, капризничая и заглушая для ушей Николь хлопающие звуки, но на этот раз даже не заглох. Впрочем, это мало помогло в реализации идеи свалить отсюда подальше – мадам Бланше не смогла никуда поехать. Да, надо было больше любить свое средство передвижения, пусть даже и такого пожарного цвета.

Дядя для начала помялся, как положено ученому увальню, а потом пригнулся и побежал - но, как обнаружила Николь, ныряя в спасительный проем офисной двери, совсем не к ней. Он неуклюже заложил вираж, чтобы не врезаться в порш, и затрусил к девчонке в оранжевом. Той, казалось, дела нет ни до чего - в том числе и до чучела, изучающего меню... или нет?... или оно просто хочет поздороваться и извиниться за то, другое, которое девочку?...
Оказавшись под крышей, Николь потеряла вид на небо, зато через окно, если отойти чуть вглубь, видно было продвижение войск фельдмаршала Элвидсена. Первая бронебрюховая дивизия покрыла дистанцию решительным марш-броском и с ходу выбила противника с занимаемых позиций. Шайниз отлетела в глубину коттеджа, откуда совсем недавно вышла; и это загадочным образом вывело ее из ступора. Разразившись душераздирающим воплем, девица рванулась обратно наружу, словно бы за ней гнался Джейсон Вурхис при всех регалиях. Элвидсен, проявляя совершенно неожиданные для своего типажа отвагу и решительность, путь ей преградил на пороге и попытался затолкнуть обратно; выглядело это со стороны, пожалуй, диковато и более всего напоминало похищение несовершеннолетней толстым маньяком.

Благородный порыв Элвидсена разбился о склочный нрав Шайниз, как та любовная лодка о быт - с яростным визгом юная мисс Адамс располосовала его морду лица ногтями, нарощенными в элитном маникюрном салоне до размеров, граничащих с параметрами боевого оружия. Бакалавр взвыл и отшатнулся, слепо хватаясь одной рукой за стену, второй - за пораженную физиономию, в результате открыв путь для бегства. Куда бежать, Шайниз не разбирала - просто спешила удалиться подальше от бунгало, где увидала что-то ужасное; естественно, через два шага один из ее знатных каблуков хрустнул, и она полетела лицом вниз на утоптанную дорожку.
Нет худа без добра - темный бесформенный ком пикирующего бомбардировщика прошел несколько выше нее и мягко, по-кошачьи грянулся о землю.

Николь машинально отшатнулась, хотя тварь и оказалась от нее в добрых двадцати метрах. Разглядеть ее в подробностях освещение пока не позволяло, но можно было заметить, что фигура отнюдь не птичья - вот подбирается на ноги, отнюдь не неуклюжие птичьи лапки, вот встряхивает крыльями, разбрасывая их в стороны роскошным плащом князя тьмы... а это что? Руки? Темно, слишком темно - но определенно какие-то дополнительные конечности мелькнули в верхней части торса.

Чудище поднялось с земли. Не выпрямилось в рост, как человек, а заняло позу скорее характерную для человекообразной обезьяны - полный упор на задние конечности, торс вперед, передние грабки его страхуют. Развернулось - прямо на лежащую пластом Шайниз.

Деньги у Бока были. Не сказать, чтобы прямо огромные деньжищи, но на такие семью можно год кормить.
Но Бок Варвар умел тратить деньги тысячей куда менее скучных способов.
Устроив напарников и себя в одном уютненьком местечке как раз для подобных им личностей, Бок, не тратя много времени на уговоры менее падких на веселье товарищей, спустился вниз этого чудесного приключенческого заведения, где, как можно было ожидать, располагалась питейная.
Спустился и... Пропал.
Вино, пиво, кумыс и черт знает что еще льется рекой; упругие (и не очень) задницы служанок, прачек, шлюх и прочих женщин хватаются волосатой ладонью; скабрезные шутки, приукрашенные (чрезмерно) истории, громкий хохот и омерзительное рыгание исторгает щербатый варварский рот. Возникают новые друзья, в пьяном угаре иногда ненадолго превращающиеся во врагов. Ни дня не проходит без драки с кем-нибудь - будь то собутыльник, прибывшая на шум пара стражников, а то и (совершенно омерзительный случай) ярмарочный верблюд. День идет за днем, а веселье и не думает прекращаться.
Прошла неделя или около того. Наверное, больше. Оказалось, что деньги имеют свойство заканчиваться (раз за разом Бок удивлялся этому открытию). Выпивка, женщины, идиотские пари, разномастные штрафы, азартные игры, снова выпивка - все это вытягивало гонорар из варварского кошеля куда быстрее, чем там самая "обычная семья", которой денег хватило бы на год. В итоге за столь короткий промежуток времени Бок не только потратил все свои деньги, но и умудрился влезть в небольшие долги, а так же волей-неволей пару раз заставил скрипящего зубами Хуррата и изумленного Аверина раскошелиться на спасение своей непутевой варварской задницы. Чего стоил только тот случай с по пьяни заложенным в ломбард мечом и последующей позорно провалившейся попыткой этот самый меч из ломбарда украсть. Застрявшего и уснувшего в выломанном окне заведения Бока еле вытащили, после чего тут же препроводили в тюрьму, так что в итоге пришлось выкупать не только меч, но и его хозяина.
В конце концов эта короткая, но интенсивная эпопея завершилась. Как много раз случалось до этого, Бок порядком надоел Заннасу, а Заннас порядком надоел ему.
Поэтому одним пасмурным утром собранный Бок выполз из гостиницы и, для бодрости несколько раз окунув голову в стоящую неподалеку бочку с ледяной водой, направился к Валисию в поисках новой работы.

Почему Бёрджис так поздно пришел в себя? Почему он не выбежал сразу и не побежал спасаться, как остальные люди в мотеле? Почему он, мать его за ногу, валялся и даже не пытался встать, несмотря на гвалт, шум, тряску земли и прочие радости, которые выкидывал этот чудесный, дарующий сладковатые запахи отчаяния с приятными нотками страха, день? Всего 3 слова - выпивка, крепко спит и гравитация. Перед сном Бёрджис решил основательно приложится к виски, так как энтузиазм энтузиазмом, молодые годы молодыми годами а иногда на него накатывало отчаяние и некий страх за будущее, который он беспощадно топил в выпивке. Так было всегда, так было и вчера. А при чем тут, спросите вы, сила притяжения? Ну тут все просто, сейчас я вам расскажу.
Дело в том что Бёрджис первый раз проснулся сразу во время толчка. Он хотел было начать действовать, узнать что происходит вокруг, но этим намерениям не суждено было сбыться. Раз толчок смог поднять в воздух машины, то пьяное тело молодого писателя он поднял в воздухе вообще играючись. А вот тут подлая гравитация и заявила свои права на Бёрджиса, резко потянув его к земле. О, в эти моменты он напомнил пикирующий бомбардировщик Ju87. Потому что он стремительно несся к полу, оглашая окрестности удивленным криком ровно до того момента как его лоб с хрустом встретился с досками пола и сознание писателя покинуло его.
Сейчас писатель нетвердо поднялся на ноги, пытаясь утихомирить сильнейшую головную боль, и вышел из комнаты, резко распахнув дверь выставленной вперед рукой.

Валисий слушал внимательно, уточнял, кивал переспрашивал и при этом умудрялся есть чуть ли не больше чем все приключенцы разом. Посетовал что не послушали они Хурратат и не разузнали дороги к дроу, но он согласен – главное сделано, а риски были велики. Что ж, Достославная и Знаменитая Гильдия готова вознаградить достойных за выполнение порученных им квестов. Поскольку квест выполнен не в полном объёме то это несколько скажется на размере оплаты. Что ж перед тем как считать деньги сперва придётся уладить некоторые мелочи и формальности…

Некоторые из вещей которых хотел от них Валисий были не мелкими и не формальностями.

Во-первых, он хотел что бы партия, или хотя бы Хуррат провели группу солдат до самого Казрада дабы как выразился бюрократ «изобразить на карте путь и провести обследование», а как подозревали сами приключенцы что бы убедиться в том что они таки бывали в этом самом Казраде и обзавестись собственными проводниками. Требовал это ванолуз абсолютно настойчиво намекая что без этого заплатит лишь половину награды.

Во-вторых, и тут уж бюрократ действовал исключительно пряником в виде обещаний некоторой надбавки к награде, было дело с Куку.
- Вы ведь владельцы этого существа. Даже если нет, то именно вы её опекуны в цивилизованном мире. Мне от вас, и уж тем более от неё многого не надо. Всего лишь что бы она подписала некую бумагу. Один важный документ. Что в нём? Ой, это лишь пустая формальность, не более. Нет, я не покушаюсь на вашу собственность. Там речь будет идти о том что бы эта ваша Куку, как полномочный представитель племени просит Славный Вольный и Богатый город Заннас принять Гнилое Кубло под свою высокую руку. Мы принесём этим несчастным свет цивилизации! Разве не прекрасно? Я думаю грех отказываться от участия в таком деле, тем более за вполне приличное вознаграждение.

Слова эльфа доходили до нее заторможенно и приглушенно, как сквозь кисель. Осторожно, будто боясь расплескать содержимое, Тэй-Ли повернула голову, осматриваясь вокруг. Какое-то поле, вокруг никого. Куда это их занесло вообще? Дорога вспоминалась весьма смутно, но наверное они должны быть уже где-то не очень далеко от Отумака. Если только мчавшиеся без оглядки слуги не свернули куда-нибудь с основной дороги.
Она попробовала подняться, но что-то мешало. Оказалось, ружье, все еще стиснутое в руках, попало стволом между прутьев брички - и никак не хотело поддаваться. Немного посражавшись, сотница все же высвободила его из плетеного плена и кое-как сползла на землю. Положить ружье и спуститься как полагается ей почему-то даже не пришло на ум. Болело абсолютно все, на одной сплошной ноющей ноте.
- Фо! - дроу поморщилась от резкой боли в висках и кончике прокушенного языка, распухшего и не желающего ворочаться. - Найфи фофы.
Ковыляя, Тэй-Ли добралась до Сефриса и опустилась на на землю. Что-то не так. Ах да. Ружье. Аккуратно положить его рядом, проследить чтоб земля не попала в ствол или замок. Это важно. Иначе оно может сломаться.
Как старый, верный слуга. Тэй-Ли понятия не имела, чем можно помочь в такой ситуации - и можно ли ему помочь вообще. Оставалось лишь примостить его голову себе на колени, повернув немного, чтоб слюна могла стекать... и молиться, чтоб он оклемался. Запустив руку в седые, редеющие волосы слуги, сотница ласково взъерошила их, пропуская между пальцев. Что имеем - не ценим. Потеряв - плачем. Не теряйся, слышишь, старый ты хрен! Я тебе запрещаю!

Эльф таки дотянулся кончиком пальцев до борта брички. Ухватился, но удержаться не сумел – инерция пронесла его в сторону. Повозка дёрнулась, наклонилась так что несколько шагов ехала на одном лишь колесе. Тэй-Ли чуть не выпала, а когда бричка упала опять на оба колеса до крови прикусила язык. Когда эльф выровнялся они были уже шагах в двадцати от него и чем дальше тем больше увеличивалось расстояние.

Пронесло. О Махамага, пронесло. Спаслась. Враги уже потерялись где-то позади в тенях лесной дороги. Но повозка неслась дальше лишь немногим сбавив скорость и только выскочив на широкое бататовое поле немного замедлилась. Тэй-Ли с удивлением поняла сколько они уже преодолели – отсюда до места битвы наверное добрых два часа пешего ходу. Бричка внезапно остановилась. Причина была очевидна Сефрис упал на карачки. Дроу видела как разувается от тяжёлого дыхания грудь эльфа, как промокла насквозь потом его короткая сорочка, как тяжело и надсадно он дышит. Молодой Таруил выглядел не на много лучше. Бедняги, они столько бежали. Но что поделаешь. Им всё равно надо ехать дальше.

Сефрис попытался встать. Раза с пятого ему это удалось. Движения его были странными, какими-то ломанными. Он медленно подошёл к бричке. Затем раб сделал не возможное – протянул руку и дотронулся ладонью до щеки госпожи. Тэй-Ли так опешила, что даже не среагировала сразу.
- Тэчоли…
Дыхание сипло вырывалось из горла эльфа и Сефрис буквально прохрипел детское имя своей хозяйки. Кажется он хотел сказать ещё что-то, но толи не смог, толи передумал. А потом раб упал. Скорчился. Прижал руку сердцу. Густая, прозрачная слюна выливалась из открытого рта на землю. Открытые глаза слепо белели. Лишь сиплое дыхание свидетельствовало что он ещё жив.

- Он… он… старик загнал себя.
Таруил говорил медленно, с трудом вставляя слова между вдохами. Услышав его голос Тэй-Ли наконец очнулась от странного оцепенения.

- Привет вашим матери, твари! - Замахал кулаком вслед бегущим Бок, выкрикивая Самое Страшное Оскорбление.
Хорошей эту драку было назвать сложно, но - это была драка. Гоблины дали ему то, чего так не хватало все эти то ли дни, то ли недели (а иногда казалось, что и месяцы) под землей. Бой, то есть. Какой-никакой, но бой. Поэтому варвар был доволен. А зубы - это ничего, отрастут. Или не отрастут. Да какая разница.
Прооравшись хорошенько, Бок более-менее успокоился, расправив плечи встал в героическую позу, уткнув острие окровавленного меча в пол и опершись на широкую гарду. Наигранно тяжело задышал. Щербатой улыбкой сверкнул в сторону эльфиек, мышцами поиграл.
- Уфф, устал. Кто первый разминать спину победителя?

Пушистый лис это зверь живущий далеко в северных диких лесах. Таким образом он символизирует свирепую северную зиму. Этот лис невелик, но проворен и зубаст, это символизирует то что враг опасен, но преодолим. Поселянин что не приготовился к зиме гибнет, но тот у кого дом утеплён, а подвал полон батата не боится холодных ветров. Маленький пушистый лис приходит с севера – это тактика встречи врага во всеоружии.

По приказу офицера обе сотни выстроились выйдя на поля в том месте где между кустами справа и слева оставалось лишь около полусотни шагов места. Таким образом фланги были прикрыты зарослями, а противник в случае прямой атаки вынужден был идти вверх по склону холма под выстрелами. В первой лини стали через одного лучники и арбалетчики. За их спинами присели аркебузиры, а ещё дальше выстроенные сдвоенным строем бойцы. Сейчас щитоносцы, костоломы и пикинёры каждой д.жины стояли в колонну в затылок друг-дружке, заито между каждым таким отрядом оставался промежуток чуть более шага шириной. Через него-то и должны будут отступить в своё время стрелки. Сама Тэй-Ли заняла полагающееся по уставу место в самой середине в пером ряду. Услужливый Сефрис зарядил винтовку ловко орудуя шомполом и молотком. Сложность и скорость перезарядки единственный, н осущественный недостаток этого оружия. Кроме цены разумеется. Если враг решительно атакует возможно она и второй то выстрел сделать не успеет.

Молодая дроу успела подумать, а что если враги вместо глупо по варварски атаковать в лоб начнут подло бегать по лесу? Но распробовать эту мысль она не успела – на противоположной стороне поляны появилась голова вражеской колонны. Они вышли, нет выбежали на покрытый изумрудной травой склон. Воины в тяжёлых кожаных доспехах и резных звероголовых шлемах. Их броня и вместо достойного имперского чёрного была раскрашена дикарскими яркими красками и украшена яркими перьями сверкавшими в лучах солнца всеми цветами радуги. Огромные круглые и овальные щиты были покрыты снежно-белым мелом и расписаны красным. Оказавшись на ровном месте толпа эльфов буквально на глазах выстроилась в фалангу. Скорость с какой это было сделано и слаженность действий неприятно поражали.

Строй варваров замер. По фронту он был пожалуй даже меньше чем у имперцев. А потом эльфы пошли. Дружно, быстро, твёрдо. Не в ногу, но сохраняя строй который чуть дрожал, но щиты прилегали другу к другу не разрываясь. Это было похоже на движение страшного зверя покрытого чешуёй. Перья на шлемах, лак доспехов, яркая краска на сверкающих белых щитах, чёрный блестящий обсидиан копейных наконечников – это зрелище завораживало. И пугало. Они шли быстро, слишком быстро. Имперская сотня в строю не смогла бы двигаться и в половину этой скорости.

Когда эльфы оказались на дне ложбины дружно звякнули тетивы и стрелы полетели вниз. Раз, два – приподнятые вражеские щиты обросли оперением. и всё. Строй не сломался, никто не упал. Грозный зверь казалось и не заметил колючек и деловито начал подъём. Дальше стреляли уже по готовности. Лучники посылали одну стрелу за другой. Резко сгибались и разгибались арбалетчики взводя тугие тетивы. Без толку. Конечно, натяжное оружие давно уже уступило ведущую роль огненному, но всё же… Впрочем думать приходилось совсем о другом. Сейчас надо будет дать команду аркебузирам. Но когда? Дикарям полагалось после громового залпа в растерянности остановиться, испуганно оглядываться и слушать вопли раненных товарищей давая время на перезарядку, но надолго остановятся ли эти? Если нет, то времени на второй залп просто не будет*…

Пока проходили маневры Али не испытывала особенного восторга, в основном беспокоилась о том, чтобы бойцы её сотни несмотря на жесткую муштру не допустили промашки. Старый хрен Гиенье Сердце не упустил бы возможности взять Яаану за задницу - не в прямом так хоть в переносном смысле. Но нет, все прошло хорошо.

Раньше конечно бывало, что при виде стройных рядов солдат, при громе барабанов и грохоте выстрелов на Али накатывало чувство восхищения той чудовищной мощи частью которой пусть даже мельчайшей, вроде одного из суставов мизинного пальца, она является. И дух захватывало от ощущения того, что будет с тем кто посмеет стать на пути этого грозного кулака империи. Но потом прошло. Вот станет Али более значимой частью, хотя бы запястьем двигающим кисть, вот тогда и можно будет посмотреть гордо на свою силу, а покамест гордиться нечем.

Солдат между тем несмотря на опасение попасть под руку Квалгу, Яаана сильно не мордовала, воду с фляг слить заранее не требовала, да и когда учения остановили следила за ними нарочито не слишком внимательно. Большое Начальство приедет и уйдет по своим Большим Делам, а Яаане в этой сотне еще служить. Хотя конечно между рядов похаживала и зыркала строго то на того, то на другого уж слишком зарвавшегося - чтобы и начальникам видно было что сотница Али Яаана, даром что молодая, а толковая и подчиненным для острастки. Вообще если у подчиненного при виде начальника яйца от страха не холодеют, значит начальник - дерьмо, такое было у нее мнение. Хотя конечно одним страхом править нельзя, чего в империи кажется до сих пор никто уяснить не может. А на одних мороженых яйцах далеко не укатишься

А вот совет у генерала Али удивил и обеспокоил. С одной стороны - возможность ей выпадает знатная, за такую глупо не ухватиться. Проявит себя - глядишь и поднимется повыше должности сотника. Да и выглядело все гладко и красиво. Да вот в том то и подвох. С чего бы Абыр, Гиенье Сердце, шакалье семя ни с того ни с сего ей такое доверие выказал? Сразу вырисовываются два варианта разной степени паскудности:
Первый - старик от нее ждет благодарности за помощь. Понятно какой. Не слишком то приятно, но вообщем не смертельно - если Яаана таким шансом сполна воспользуется, то за него не жалко и под старую гиену подстелиться.
И второй - есть здесь какой-то подвох о котором ей конечно сообщить забыли. Какой? А темные боги его знают и вот это то и пугает сильней всего.

Так и не решив что ей думать о поступке Квалга, Али зашагала к своей сотне. Оглядела грозным взглядом, мигом подтянувшихся солдат. Крикнула зычно
- Бойцы Семнадцатого Восточного Темнознамённого-на–крови легиона! Шайки беглых эльфов угрожают процветанию империи! Командование приняло решение покончить с окончательно распоясавшимися дикарями! Генерал Куо Лику и полковник Абыр Квалг возложили на нас ответственную миссию. Мы немедленно выдвигаемся по дороге на Кумарават, как арьергард нашего войска! Это большая честь и отличный шанс для вас заработать мое уважение и уважение полковника - Али широко ухмыльнулась - Я могу распинаться еще, хоть до тех пор пока не зайдет солнце, но никогда не понимала смысла длинных речей. Вы знаете меня и знаете что я не забываю ни подвигов, ни просчетов. А я знаю вас и я знаю, что вы меня не подведете!

…Число два есть число равновесия ибо всякая вещь в мире имеет две половины, верх и низ, право и лево. У воина со щитом защищён один бок и открыт другой, оружие в правой руке и нету его в левой. Двое щитоносцев уравновешивают друг друга – один прикрывает открытый бок другого, второй поражает врага там где не может первый.

Три есть число устойчивости ведь не может стоять вещь меньше чем на трёх ножках. Ведь что такое тройка как не треугольник? Двое в основе держат третьего и как не поворачивай треугольник всегда есть у него основание и вершина. Трое копейщиков и всегда копья их обращены к врагу остриями.

Число четыре есть число надёжности и стабильности ведь это удвоенная двойка, а значит совершенное равновесие. Стул стоит на четырёх ножках, а небо на четырёх столбах по четырём сторонам света. Так и двое щитоносцев вместе с двумя вооружёнными маканами костоломами есть устойчивая основа строя. Ведь щитоносцы бьют по ногам, а маканщики по головам, когда одни поражаю слева, другие справа.

Пять есть риск и непостоянство, но в тоже время удача. Когда стрелок посылает снаряд, болт или стрелу, во врага он полагается на искусство и волю богов. Поразит ли он цель или промахнётся? Риск дело его, но безопасное поражение врага награда ему. Что бы уменьшить риск в числе пять его составляют из равновесия и устойчивости, из двух стрелков из оружия луков или арбалетов и трёх аркебузиров.

Три, четыре, что есть дважды два, и пять, что есть два и три, вместе формируют дюжину, число совершенства и гармонии. Двое щитоносцев в ней, двое маканщиков, трое пикинёров, пятеро стрелков. Это есть основа войска империи построенного на гармонии с миром. Двенадцать дюжин воинов в сотне. Двенадцать сотен в полку. Двенадцати двенадцати по двенадцать имя легион…


Хотя Имперские войска пребывают в ежедневной готовности и тренировках, но манёвры проводятся обычно трижды в году – перед праздником Погружения мира во тьму, после праздника Сбора урожая и в канун торжества Жертвоприношения драгоценной воды. Но то в мирное время, а сейчас когда на юге уже который год длиться война с подлыми слоновсадниками Арьяджанты, на Западе вновь спустились с диких гор свирепые дикари гун-мынь, а на севере в пределы Великой Империи вторглись орды звероподобных уруков даже в побережье великого Восточного моря в гарнизонах проверяют арсеналы и проводят дополнительные учения.

По случаю внеочередных манёвров на поле Явараяла собрались II, III и V полки Семнадцатого Восточного Темнознамённого-на–крови легиона. Проверяли как солдаты знают своё дела и насколько искусны в обращении с оружием.

Ещё затемно войска выстроились на поле приминая ногами свежую зелёную траву. Красивое и грозное то было зрелище – стройные ряды воинов в коже и дереве покрытых чёрным лаком. Ближе к полудню манёвры начались. Планировалось сперва пускать ракеты, но по недосмотру они отсырели и запуску были непригодны, а потому решено было сразу же начать с общевойсковых учений.

Сперва воины в строю по четыре прошлись перед лицом генерала, комисии военного ведомства и контролера управления Глаз и ушей. Смотрели на выправку, здоровье и снаряжение. Писцы записывали замечания и отмечали имена командиров – как тех кто заслужил порицания так и тех кто достоин поощрения. После этого полки выстроились в одну линию. Впереди стояли аркебузиры. По команде первый ряд стреляет перед собой и уходит назад, их места занимает вторая шеренга, уступающая после выстрела место третьей после чего вновь вперёд идёт первая. На фланге выезжает артиллерия и открываете огонь зарядом в треть боевого что бы не повредить прежде времени деревянные пушки, пускают оказавшиеся годными ракеты, колесницы полукругом огибает тыл всего расположения. Эти эволюции носят название: «последовательный бой».

По длинному ряду новых сигналов стрельба прекращается. Щитоносцы, маканщики и воины с луками и арбалетами, изготовляются к движению и затем, испуская военные крики, проходят впереди через интервалы аркебузиров и располагаются перед фронтом звеньями из трех человек, следующим образом: щитоносец в середине впереди, костолом с маканой – сзади и справа от него, и вооруженный луком — сзади и слева. В этом порядке все исполняют соответственные приемы фехтования, сопровождая движения громкими восклицаниями. Это называется бой трёх родов оружия при взаимной поддержке.

Далее пищальщики снова выходят вперед, открывают стрельбу и прекращают ее. Через их интервалы проходят все вооруженные луками или арбалетами и, выстроившись впереди в одну сомкнутую линию, пускают несколько стрел, и также возвращаются на свои места.

После того, вперед фронта выходят одни щитоносцы, испуская попутно военные крики вселяющие в бою страх во врагов и воодушевляющие своих. После приемов фехтовки, сопровождаемых громкими восклицаниями, они переходят в строй «цветков дикого абрикоса, усыпающих землю». С этой целью они собираются в группы по шести, имея одного человека в середине, а остальные окружают его со всех сторон: средний становится на колени, поднимая щит над головою, другие на коленях прикрываются щитами снаружи. Тем временем пищальщики, располагаясь группами по шести, позади каждого «цветка» открывать поверх них и в промежутки между ними стрельбу.

Затем по новым сигналам щитоносцы строят пирамиды из шести человек, для чего трое становятся на четвереньки, двое других помещаются на их спинах, шестой увенчивает фигуру, и все прикрываются с фронта щитами. Аркебузиры окружают группы по эллипсу, что называется: «проекция луны, служащей щитом для гор».

Позднее, войско составляет «строй подобный рыбьей чешуе» - впереди становятся щитоносцы, за ними маканщики, за ними стрелки с натяжным и огненным оружием, а позади копейщики с длинными пиками. По команде барабанами и свистком первые два ряда становятся на колени и пищальщики пускают болты, а лучники и арбалетчики стрелы. По второй команде щитоносцы и маканщики поднимаются, а копейщики опускают свои пики…

Было уже далеко за полдень, но учения в самом разгаре, из запланированного на сегодня остались построения «темных небес полных дождя», «ежа и лисы», «маленькой гордой птицы во тьме» и ряд других. Сигнал огромных деревянных карнаев легко перекрывший топот тысяч ног и грозный шелест кожаных доспехов стал для всех неожиданностью. Отбой? Почему? Что случилось? Солдаты пользовались моментом стараясь незаметно вытереть заливающий глаза едкий пот или отпить воды. Надо отметить что многие офицеры дабы не опозориться из-за подчинённых благоразумно приказали не вылить всю воду из фляг. Те же кто не отличался такой сообразительность должны были сейчас ходить вдоль строя что бы солдатня не забывала о дисциплине. Впрочем равнять строй и смотреть за наклоном пик пришлось недолго. Вскоре всех старших сотников позвали в генеральский шатёр. Такая поспешность не могла не удивлять. Опытные офицеры сразу поняли что дело тут пахнет войной. Неужели конец гарнизонной службе в мирной провинции? И куда их отправят?

Солдаты третьей сотни второго полка Семнадцатого Восточного Темнознамённого-на–крови легиона смотрели как удаляется их командир – старшая сотница Али Яаана. Когда та отошла шагов на двести и лишь черный с белым зонт который нёс над госпожой раб виднелся на толпой строй почти что ощутимо вздохнул и расслабился. Что случилось? Почему? Солдат это интересовало мало. Другое дело сколько продлиться эта передышка и затянут ли из-за неё манёвры до самого вечера?

Осень в буйном 18-м году обрушилась на N-скую волость M-ского уезда внезапно и резко, как Брусиловское наступление - без раскачки, без долгих листопадов под мелкий сентиментальный дождик, без чередования пасмурных деньков с солнечными. Сначала ударили холодные ливни, в считанные дни вымочившие леса так, что невозможно стало найти хоть сухую щепочку и превратившие дороги в раскисшее месиво, затем зарядили унылые обложные дожди, не прекращавшиеся целыми сутками. На полях гнили недосушенные стога отавы, одежда не грела и висела на теле влажным мешком, вооруженные отряды, вынужденные рыскать по полям и дорогам в такую пакостную погоду сатанели и лютовали как никогда. Казалось, что даже в только что протопленной избе и то сыровато.
Надо сказать, что природа звучала в унисон с жизнью Орловской губернии, такой же серой, унылой и беспросветной, как промозглая водяная пелена за порогами домов. «Народная власть», не сумевшая наладить товарно-продовольственный обмен с освобожденным крестьянством, еще летом двинулась в деревню за хлебом с винтовками и пулеметами. Завертелось. «Комбеды», продразверстка, принудительный призыв в Красную Армию на борьбу с контрреволюцией. В ответ – ожесточенное сопротивление, «кулацкие обрезы», восстания и бунты разной степени интенсивности, и, конечно, кровь. Много крови, перемешанной с вязкой, пузырящейся грязью.
Отчаянные и злые взялись за оружие, слабые прятались. Нерешительные терпели, ждали, что будет дальше и молились. Многие пытались бежать - неважно куда.
Привлекательной идеей стал выглядеть исход в новообразованные на оккупированных территориях австро-германскими силами национальные государства: Украинскую державу и Белорусскую народную республику. Чаяния были разные. Кто-то надеялся добраться до черноморских портов и уплыть подальше от гибнущей России, кто-то полагал проскочить окольными путями к Деникину на Дон, а кто-то думал и просто осесть в самостийных и незалежных землях, не осознавая до конца, что все эти независимые державы стоят только на прусских штыках. А может и осознавая, но полагая, что при оккупации жить будет и то полегче, чем под «диктатурой пролетариата»…
Однако, пересечь границу было не так-то просто. На трактах и железных дорогах стояли многочисленные красные, «самостийные» и германские пикеты и патрули, и порой даже имперского паспорта с указанием места постоянного проживания на территории новых республик было недостаточно – мели всех «подозрительных». О том же, чтобы пронести через кордоны хоть медный грошик и мечтать не приходилось. А потому многие уходили лесами, надеясь на проводников, а то и простой русский «авось».

Фрол Кузьмич Егоров, бывший егерь и лесничий помещика Сизова, на паях с Селиваном Петровичем Гороховым, браконьером, промышлял в этих местах нарушением границы. Они знали леса как свои пять пальцев, и охотно продавали свои знания всем желающим за вечные ценности вроде золотых и серебряных монет, брегетов, портсигаров и прочих сокровищ, коих так не хватало простому человеку в период классового неравенства. У Фрола Кузьмича с женой было крепкое хозяйство – большой, еще и двадцати лет не отстоявший дом-пятистенок с обширной конюшней и дворовыми постройками, скотина, птица. Все это возводилось в свое время для помещичьих нужд – Александр Андреевич Сизов любил охоту, и проводил с друзьями на подворье Егорова чуть не по пол лета и осени, постоянно выбираясь на зверя. Однако, после октябрьского переворота Сизов к ловитвам как-то охладел, и в 18 году егерь оказался предоставлен сам себе. Тогда-то и обьявился у его ворот Селиван Горохов, злостный браконьер и идейный враг Фрол Кузьмича в дореволюционную эпоху. Посидели, выпили – чего теперь делить то? Тогда Горохов и предложил улучшить свое материальное положение – дескать, люди из России бегут, и с собой много чего хорошего несут. Почему не помочь соотечественникам за звонкое «спасибо»? Егоров почесал в затылке, и подельники ударили по рукам.
Ушлый Селиван быстро наладил связи с «хорошими людьми», которые за малую мзду подбирали предприятию клиентуру. Так мужики принялись водить через лес небольшие караваны за границу, а то, бывало, нет-нет и в Советскую Россию с «той стороны» кого-то черти несли. Подворье Егорова стало чем-то вроде постоялого двора, перевалочным пунктом, где можно было переночевать перед долгим дневным переходом или после такового.
Предприятие имело финансовый успех. Каждый новый виток классовой борьбы в центральной России выплескивал свежий поток отчаявшихся беженцев, которые охотно отдавали часть своего добра, чтобы сохранить хоть что-то. Шли все – зажиточные крестьяне с семейством, нагруженным скарбом, прижимающие к груди завернутые в тряпицы образа, купчишки с бегающими глазами и туго набитыми чемоданами, отдувающиеся распаренные барья, позвякивающие под долгополыми бобровыми шубами столовым серебром, а порой попадались такие путники, что не приведи Господь! Подельники лишних вопросов не задавали. Платят, и ладно.
Как и следовало ожидать, объявленный большевиками «красный террор» этой осенью заставил сняться с места очередную волну беженцев, до этого полагавших, что ещё «все как-нибудь образуется», что не могло не порадовать Егорова. Судьбы отчизны Фрол Кузьмича не беспокоили. Его лично классовая борьба до сей поры не коснулась ни в каком виде, кроме прибыли, и все эти произносимые шепотом «комбеды», «продотряды», и «ЧеКи» были для егеря пустым звуком. Вот только плещущийся в глазах беженцев животный ужас то и дело заставлял внутренности сжиматься от щемящего чувства надвигающейся беды, и просыпаться ночью в холодном поту под набатный грохот собственного сердца…


Уже двое суток лило без передыху. Низкие свинцовые облака то сеяли меленький дождик-бусинец, то прорывались злыми косыми ливнями, но на совсем осадки не прекращались ни на минуту. Однако, даже буйство стихии не пресекло поток желающих уйти за границу большевистской России. Фрол Кузьмич поглядывал на расположившихся в передней комнате его дома людей и прикидывал, не подождать ли с выходом, пока не наберется народу поболе, да и погода устаканится? Сама мысль о том, что назавтра придется тащиться сорок с лишком верст по волглому лесу, вызывала озноб и ломоту в коленях. С другой стороны, ватажка на этот раз подобралась удачная, без баб и тяжелой поклажи, можно было надеяться обернуться быстро…
Всего на постое у Фрол Кузьмича в этот вечер собралось восемь душ, но идти собирались только трое. Егоров снова пригляделся к попутчикам, прикидывая что-то про себя.
Первым к нему на подворье заявился здоровенный, как ярмарочный борец, жидок в поношенной одежке с видавшим виды сидором за плечами. Сверкая нагловатыми, на выкате, глазами затребовал хозяина. Фрол хотел его гнать, а то и с ружья пугануть, но незваный гость назвал условленное слово, каким снабжали беженцев Селивановские «хорошие люди», и уплатил задаток – позолоченные часы и изрядный серебряный канделябр. Назвался Иваном. Ага, как же! Видали таких Иванов. Фрол Кузьмич специально велел жене приготовить на вечерю кулеша на сале – пущай нехристь голодным спать ложится!
Вторым подтянулся налегке прилично одетый господин средних лет, явно барского племени – светлая, недубленая ветрами кожа, аккуратная прическа и усики, «баронский» выговор с тягучим жеманным «а-а-а». Предъявил записку от брянских посредников, чтобы его провели без платы. Назвался Мстиславом Карловичем. Молчит, чирикает что-то куцым грифельным карандашиком в небольшой книжице.
Третий беженец оказался молодым человеком, едва ли не вчерашним гимназистом. Звонкий голос, гладкие, покрытые юношеским пухом щеки, вихор из под фуражки… Но взгляд твердый, решительный. Тоже, видать из благородных – под статской шинелью сюртучная пара, выговор как у того Мстислава Карловича, да еще и словами мудреными бросается. С собой притащил изрядных размеров, да, видать, и веса саквояж. Задаток выдал полновесными царскими червонцами. Звали парня Арсений Ипатьевич.
Четвертый постоялец выглядел куда как примечательно. Это был натуральный казак со всеми полагающимися атрибутами – аршинными усами, саблей, знаками различия на форменной «кавказской» одёже. Этот человек вышел на дом Егорова из леса, увешанный оружием с ног до головы и волоча через плечо седельную суму, и попросился на ночлег. Фрол Кузьмич сперва стерегся гостя, но разглядев царские еще значки на форме казачка, подуспокоился (поди, раз носит такое на большевистской земле, вряд ли душегуб, уж скорее с понятием человек, старых правил), дал добро и пригласил к столу. Казак назвался Остапом.
Еще двое гостей Кузьмича путешествовали в обратном направлении. Селиван Петрович привел их нынче с германской стороны, и теперь они отдыхали перед тем, как двинуться дальше в Россию. Тут было все ясно и без слов – типичное «ихнее благородие» со своим денщиком топали с фронта. Подтянутое «благородие» щеголяло статской одеждой, но офицерскую выправку было видно за версту, да и суетящийся вокруг него хохловатый мужик лет сорокА, пытающийся выдавать завернутую в мешок винтовку не то за удочку, не то за весло, то и дело титуловал своего молодого спутника «вашбродем». Ох и припозднились что-то служивые, армию-то уж чуть не пол года как демобилизовали. Да и что они через границу тропами пошли? Уж, поди, германцы им документ должны были оформить как полагается. Или несут с собой ценного чего? Денщик звал офицера Сан Михалычем, а тот его – Семеном.
Ну а последних двух гостей Фрол Кузьмич и так хорошо знал. Простоватый долговязый пацан по имени Миколка был из местных, с сизовских деревень. Папка его был добрый охотник, звали его частенько и на помещичьи ловитвы «нумером», и самому промышлять дозволяли, да вот беда – загинул на войне. Миколка сам за ружье взялся, да пропитал себя с сестренкой малой тем же промыслом, пока и малАя Олеся Богу душу не отдала. Пропал потом куда-то парень, а по весне вернулся, да не один – с дружком Васькой. Васька тот был, кажется, постарше, и явным заводилой в компании. С разрешения Фрол Кузьмича (а чего не разрешить, раз и барину уже все равно, и, люди говорят, в Рассее теперь все обчее?) пострелята все лето шныряли по пуще, промышляя зверя, птицу и рыбу, и частенько захаживали к Егорову. Меняли добычу на соль, спички и огнеприпас, а порой Фрол и деньгой их не обижал. Вот и теперь пацаны выползли из какого-то дальнего уголка леса, мокрые, тощие, как мартовские коты, но бодрые. А как повзрослели-то за пол года, уж мужики почитай!
Подумал Фрол Кузьмич, подумал, да ничего не решил. Утро вечера мудренее. Постояльцев накормить надобно, да спать уложить, а на утро уж и решать – сразу выходить, или обождать день-другой. На том и успокоился.

"Иван Максимович Карпов" (Изя Моишевич Кацман)
Повезло. Что говорить, повезло. Что до ветру пошел, когда красноперые налетели. Что сидор собранный подальше от костра, под елкой лежал. Что револьверт в кармане был, что рука не дрогнула, когда двоих караульных у коновязи кончил. В одном только не повезло. Когда уже Изя в седло вскочил, то налетел на него самый главный краснюк из карательного отряда, и хотел его шашкой перетянуть поперек шнобеля. Изя не растерялся, навел ствол ему точно в лоб, но клацнул боек шпалера по пустой гильзе: кончились патроны в барабане. И понял Кацман, что запомнил его краснюк крепко. И Изя его запомнил – прямые и ломкие соломенные волосы, рубленый шрам через худощавую физиономию, холодные немигающие серые глаза, плотно сжатые тонкие губы, худое поджарое тело, затянутое в черную кожу тужурки и туго утянутое портупеей. Волчище, да и только. Ну, зато Изя и от удара ушел, и от погони – грех жаловаться. Много ли надо бедному еврею?
А еще в том повезло, что главарь их ватажки, Яшка-сапожник, как чувствовал недоброе, и заранее подготовился мазать салом (тьфу три раза на этот нечистый продукт!) пятки, если припечет. Проведал, что дядьки какие-то лесом людей водят за кордоны, а там иди хоть на Киев, хоть на Минск. Яшке не пригодилось, а Изе – в самый раз. Шестое чувство лихого человека нашептывало, что погоня на плечах висит. Там не достанут. Можно будет двинуть на Гомель или Могилев, там евреев много и их пока, кажется, еще не кушают. Переждать, осмотреться. А чтобы не с пустыми руками идти (проводник, гнида, забрал задатком последнюю заначку) можно будет гусей этих пощипать, что ему в попутчики назначены. Только границу перейти…

Васька Босой
А хорошо это Миколка придумал – в лес на лето податься. Сытно, привольно. Хочешь – охоться, хочешь – рыбу лови, хочешь – просто валяйся кверху брюхом, ловя солнечные блики в просветах листвы. Охотился, правда, все больше Миколка, у Васьки сноровки нужной не было. По Васькиной части другое было. Раз в две седмицы собирал он котомку, набивал солониной, и пробирался окольными путями в уезд, провиантом мешошничать. Дело опасное, но выгодное – страсть. Тем летом в Брянске серьезно голодали (а в Москве и Петрограде, народ баял, и того хуже было), и за фунт просоленной дичины можно было выторговать хоть патронов, хоть мануфактуры, хоть монет. Конечно, если бы поймали, могли и к стенке сразу приставить, но Богородица хранила.
Кой-чего по мелочи меняли и у дядьки Фрола. Хоть и был он изрядным скрягой, но человеком оказался добрым, и сирот не обижал, а жена его тетка Агафья, так и вовсе баловала, как зайдут, то пирогами, то еще чем вкусным.
Но лето кончилось, и надо было думать о зимовке. Куда податься? В город? Там с голоду и кишки недолго склеить. В деревню? А там, говорят, большевики коммунизм строят – только щепки летят. Боязно.
Правда, тут Фрол Кузьмич намекал к делу их с Миколкой пристроить. Знали они его дела – контру через границу водить. Сам, видать, староват стал, а может тетка Агафья плешь проела, чтобы пригрел беспризорных. А что, подумать можно… И перезимовать в тепле да уюте, и, глядишь, какую-никакую деньгу зашибить. Так и жить можно!

Остап Денисович Прокопенко
Вот и кончился поход есаула Черных, не начавшись толком. Говорили многие, что нагайкой полена не перешибить, что до дому, на Терек надо идти, да там уже сходом судить да рядить, как быть с большевиками. Другие так и вовсе о царе-самодержце не кручинились, да большевика хвалили за мир и свободу для народа. Насмотрелся за пол годика Остап на эту свободу – чуть очи не вытекли. Ну да не о том сейчас речь.
Черных никого не слушал, а одно твердил: «Пойдем, братцы, дружно на Москву! Бить будем сволочь, где увидим, а за нами народ-богоносец поднимется с иконами да хоругвями. Натерпелись ужо от энтих комиссаров и ангитанторов! Фронт своими Советами развалили, пол Руси немцу отдали!»
Добровольцев набралось с пол сотни, тех, кто помоложе и поглупее. И Остап пошел. То ли и вправду поверил, что народ сам большевизм скинет, то ли не хотел мамке на глаза показываться один, без братьев…
Поначалу все шло как по писанному. Разгоняли отряды Красной Гвардии где шашками, а где и нагайками. Народ спины казачков крестил, но за полусотней с хоругвями почему-то никто не шел. А под Брянском напоролись терцы на сводный карательный отряд сабель в четыреста, да видать под командованием не вчерашнего рабочего, а боевого офицера…
Почти все лето казачий отряд травили как волков, гоняя по всей губернии. Казаки огрызались как могли, хоронились в дальних селах и на хуторах, призывали крестьян браться за оружие, порой небезрезультатно. Отряд то разрастался, то снова таял, к боевым потерям прибавлялось дезертирство – казачки и крестьяне возвращались до дому, пока не поздно.
А потом стало поздно. Оставшийся от боевого отряда жалкий десяток умело взяли в полукольцо и погнали на засаду – два припрятанных у опушки леса «максима». Первым погиб есаул Черных, а за ним легли и все остальные хлопцы. Как уцелел Остап, он и сам не понял, видать, Господь уберег. Почти сутки тащился терец по мокрому осеннему лесу, уходя от места разгрома его отряда, пока ноги не вывели его к дому доброго человека, впустившего на ночлег, где, как оказалось, собралась и без того подозрительная и пестрая компания…

Стива Карлович Зарецкий
С поезда сошел, до Брянска добрался пешком. Голод. Даже не верится, но – настоящий голод. Базар как вымер, никто не торгует. Хлеб выдают с телеги по карточкам, охраняют человек десять, при пулемете. Много вооруженных людей. Много пьяных.
На окраине по звукам и запаху нашел что-то вроде кабака. Судя по всему, нелегального. Снова метал на спор – давно не ел. Выиграл обед и десять рублей. Суп чудовищный, хлеб еще хуже. Получил два рубля царским серебром, остальное, сказали, отдадут завтра. Снова пришлось настаивать на немедленной расплате. Мотивировал тем, что нынче же надо ехать в Киев. Почему Киев? Трудно сказать, первое, что на ум пришло. Только не здесь, не с этими… Вместо денег получил рекомендацию к некоему господину, который проводит нелегальных эмигрантов через границу. Сказали, дело надежное, и обошлось бы дороже восьми целковых.
Остановился на ночь у этого самого господина. Впервые за много дней увидел нормальные человеческие лица. Похоже, и впрямь пойдем на Украину. Неужели все, кто остался людьми, покидают эту страну? Абсурд, бред…
Что там делать? Добраться до Одессы, с контрабандистами в Царьград, а оттуда – Франция, Италия, САСШ? Возможно. Надо обдумать…

Александр Михайлович Лисицкий
Война для Александра закончилась как-то неожиданно. Он был авиатором, элитой войск, рыцарем среди рыцарей, и его авиаотряд не подвергся революционному разложению армии 17-го года ни на йоту. Даже унтера и бойцы аэродромного охранения агитаторов за солдатские комитеты встречали насмешками, а особо настырных и поколачивали. Пилоты и летнабы жаловались только на плохое снабжение, но продолжали сражаться за небо, как ни в чем не бывало. Конечно, личный состав читал газеты, и тихо сходил с ума от всего происходящего. Им, кадровым военным и патриотам, многое было не понятно. Революция-революцией, но нельзя же вот так просто сдать войну! Лозунги «главноуговаривающего» Керенского о «борьбе до победного конца» как-то не вязались с отказом пехоты идти в атаку, увольнением комсостава и массовым дезертирством с фронта. И все же паническое отступление в восемнадцатом году, а затем и сепаратный мир, скорее похожий на капитуляцию, стал для летчиков как удар поленом по голове. Командир авиаотряда полковник князь Васильчиков застрелился, многие разъехались по домам, не дожидаясь расформирования. Верный долгу и букве устава Лисицкий остался при авиаотряде исполняющим обязанности командира и ответственным за передачу материальной части авиаотряда германской стороне. Немцы очень оперативно приняли аэропланы, и угнали их на запад, а вот с приемкой остального хозяйства они не спешили – теперь аэродром, ставший последним пристанищем авиаотряда, оказался в глубоком тылу, германцам было не до него. Почти три месяца Лисицкий проторчал на аэродроме под охраной взвода ландвера, совершенно оторванный от мира пока, наконец, все формальности не были улажены, и его не отпустили восвояси, снабдив соответствующими бумагами на переход границы. И вот Александр отправился на свою новую, теперь уже советско-большевистскую родину. С ним возвращался и верный друг – механик Семен Петренко. Когда в войска поступил приказ о демобилизации и роспуске армии, Семен не покинул расположение авиаотряда, как сделали это девяносто пять процентов личного состава. На вопрос Лисицкого, почему солдат не уходит, Петренко степенно отвечал, что родители его давно уже умерли, про братьев-сестер ему ничего не ведомо, жены-детишек он не нажил, и армия была его единственной семьей. А раз уж он теперь, выходит, сирота, то останется с командиром на семейных поминках. Так и пошли домой вместе.
Уже на границе германских и большевистских территорий сослуживцы с содроганием услышали первые за три месяца новости с родины: междоусобная резня, голод, безвременье и беспредел. Осторожный и битый жизнью Петренко предложил Александру осесть на Украине и снова поступить на военную службу, хотя бы и к украинскому гетману Скоропадскому, но Лисицкий стремился попасть домой – армии и державы не стало, но осталась Родина и семья…
Тогда Семен развернул бурную экономическую деятельность. Ушлый механик продал их с Александром легальные бумаги на переход границы, и вместе с ними и кое-какие «сувениры» из своего вещмешка, а на вырученные средства раздобыл оружие для себя и командира взамен конфискованного победившей стороной, а так же нанял проводника, который благополучно доставил сослуживцев в обход всех пикетов на большевистскую сторону. Теперь бывшим военным предстояло самолично убедиться, так ли страшен большевистский черт, как его малюют…


Арсений Ипатьевич Недосыпов
До Брянска добрался без приключений, проверок документов и обыска удалось избежать. В город вошел ночью. Не без труда, хоронясь от патрулей, сумел разыскать явочную квартиру местной партийной ячейки - адресом Арсения снабдили еще в Москве, но улицы большевики уже успели переименовать. Председатель ячейки товарищ Сергеев выслушал молодого человека, и согласился помочь в переходе границы. Обьяснил, как выйти на контакт с человеком, промышляющим нарушением границы, сообщил пароль и выдал немного денег. Кроме того, написал рекомендательное письмо к товарищам из Гомеля, которые смогут пристроить Недосыпова к борьбе в Белоруссии. Письмо по совету опытного товарища Арсений зашил под подкладку сюртука. Утром пламенный революционер покинул Брянск в крестьянской телеге, накрытый мешковиной, а ужинал он уже в доме "ходока" в разношерстной компании по всей видимости таких же беженцев от большевизма, как и он сам...

Оглушить мелкого поганца не удавалось, больно уж юркий и голову бережёт. Хотя надо сказать, что гоблин попался не такой уж маленький. Кусючий, вёрткий, но хоть силой и весом с Боком не сравниться, а потому варвар придавил таки пленника к земле, выкрутил руки. Пальцы одной руки приключенца стальным обручем жали запястья, а другой ноги. Дёргаешся! Колено в живот поможет.

Бок закинул гоблина или гоблинку за спину и понёс к Хуррату. Деловитый гном уже достал верёвку и сразу же стал вязать подземника. И сейчас даже в тусклом свете Казрада видно было что поймал варвар совсем не гоблина. И даже не гоблинку. Конечно оно было грязное. Оно кусалось как гоблин, пахло как гоблин, вместо одежды была пара грязных гоблинских же тряпок. Ругательства и шипение тоже были чисто гоблинскими. Только вот это была эльфийка. подросток ещё, не старше тридцати лет, но никакая грязь не могла скрыть острых ушей и громадный глаз. Да и волосы если присмотреться были светылыми, так что пожалуй если отмыть будет такая же блондинистая хебоннорка как Лайнерель или Ления.

Сперва старые копи казались таинственными – темнота, сырость, тишина, неровные стены, резкие тени, но не прошло и часа как приключенцы приспособились. Идти было несложно – пол был довольно ровный, а своды хотя и заставляли Бока с Аверином регулярно пригибаться, но в большинстве своём были куда выше их. Пещера то стискивалась до коротких узких коридоров, то наоборот расширялась довольно крупными залами. Гном объяснил что это выработки и пустоты – места где рудокопы забрали всю породу. Шли не быстро. На всех развилках Хуррат останавливался нередко по нескольку минут думая куда идти. Системы никто их его спутников не заметил, а на вопросы дварф не отвечал. Ясно было только что они пока что они ищут следы гоблинов. Штреки, шахты, лазы образовывали настоящий лабиринт. Пока что приключенцы помнили дорогу назад, но становилось ясно, что день-два такого пути и без проводника дорогу назад найти будет трудно.

Всего лишь несколько часов и движение по пещерам из таинственного путешествия превратилось в рутинную дорогу. Интерес, новизна впечатлений и страх внезапного нападения прошли сменившись усталостью. Все эти бурдюки с водой и маслом, кайла, клинья, верёвки весили немало, но главное было не это. Там на поверхности видно было куда идти и сколько уже пройдено, там темп выбирался по грузу и силам, а здесь под землёй приходилось плестись за дварфом час за часом постоянно останавливаясь когда тот в очередной раз думает куда свернуть. Задумываться о том сколько же они прошли не хотелось потому что по всему выходило что немного. Да и некоторые залы выглядели подозрительно знакомо – толи просто похожие, толи Хуррат водит их кругами. Темнота, сырость, почти теснота, почти что ощутимый вес скал над головой, осклизлые местами стены – всё это не прибавляло энтузиазма.

- Нашли. Чуете?
Сперва приключенцы и не поняли даже что собственно изменилось и что же надо чуять – фонарь освещал такие же как и раньше стены, а впереди чернел темнотой проход. Но Аверин обратил внимание как напрягся Волчок, а потом и сам почувствовал это. Дерьмо. Пахло дерьмом. И запах становился всё сильнее забивая привычную уже пещерную сырость. Узкий коридор вывел приключенцев в крупную выработку образовывающую длинную, не очень широкую но вольно таки высокую галерею. Гоблины явно сделали тут перевалочный пункт – всюду валялись коровьи лепёшки и овечьи шарики, какие-то обрывки, куски верёвок, окровавленные шкуры. Попалось и несколько кострищ. На стенах углём, кровью и чем-то ещё были намалёваны кривые гоблинские рисунки.

- Теперь найти дорога отсюда и дальше путь уже нельзя терять.
Как оказалось Хуррат хотел сказать, что дальше дорогу уже просто нельзя потерять. И то правда. Удивительно сколько следов оставляют несколько сот голов скота.

Вскоре за выработкой начался оказался долгий и узкий явно рукотворный коридор ведущий из копей в пещеры явно природного происхождения. Пол стал куда более неровным, коридору местами сужались так что их стены были облеплены коровьей шерстью, а потолок иногда опускался настолько что нагибаться приходилось даже эльфийкам. Пол стал заметно хуже. Но несмотря на всё это и неоступный запах скотского навоза и гоблинского дерьма идти было легче чем раньше. Сейчас была ясно цель, не надо было задумываться куда свернуть или топтаться за спиной у раздумывающего гнома – только идти.

Несмотря на то что несколько раз попадались места где проход расширяли кирками или же засыпанные камнями расщелины Хуррат сказал что сейчас они идут по пустоши.
- Большая пещера где никто не жить. Гоблины тут тоже не жить, только найти и делать путь для гнать добыча. Это не Казрад, это не гоблинский нора. Пустошь.

Подземелья изматывали, привалы давали передышку, но отдохнуть по настоящему приключенцы не успевали. Когда Хуррат скомандовал ночёвку их хватило только упасть на относительно чистый пол и заснуть. Но утро, точнее когда их разбудил неугомонный дварф не принесло облегчения. От холодного жесткого пола ломило тела. Еда во тьме насыщала, но не приносила радости, а мерзкая сырая прохлада казалось проникла в кости. Гном со своим крпеким апетитом и явно прекрасным настроением вызывал зависть и раздражение. Перспектива ещё одного тяжёлого перехода – ужас. Но делать нечего. Куда денешься из подземелья?

Не прошли они и пары часов когда за очередныым узким и низким коридором открылась длинная пещера шириной шагов двадцать если не тридцать и почти столько же в высоту. Она тянулась слева направо насколько видели глаза. А привычные уже к темноте путники могли рассмотреть многое. Это было уже совсем другое подземелье. Не шахты выбитые кирками, не промытые водой карстовые пещеры, а широкая неровная галерея с тускло светящимся потолком, пол был покрыт мхом, а стены лишайниками.
- Казрад.
Хуррат развернулся к остальным и фонарь осветил его улыбающееся лицо.
- Мы найти путь в Казрад. Теперь надо найти где мы в Казрад и мы делать квест. Гобло показать нам путь. Больше мы за ними не идти – Хуррат устал нюхать дерьмо.

Ления задумалась над поставленной обстоятельствами задачей. Специальных средств для ночного виденья она припомнить не могла, но зато вспоминалось одно интересное лекарство от поноса с неожиданным эффектом. Помогало оно прекрасно, но зато после него зрачок расширялся на всю радужку, так что днем больные даже из дому нормально выйти не могли зато ночью видели куда лучше обычного. Правда если дать тот отвар здоровому человеку то запора не миновать. С другой стороны мало она что ли знает проносных средств? Так что одно зелье можно наверное успешно нейтрализовать другим. По крайней мере стоило попытаться.

"Берегись, Гусь!" можно подумать, он с голым задом на копья скакал.
В том смысле, что разумеется, Гусь с огромным удовольствием поберегся бы... знать бы только от чего. От стрелы там, от болта... от короткого меча громилы-предводителя. Все таки Томас человек не служивый - не на то время тратит, а ты ломай потом голову, что он сказать хотел.

Судя по корчам и гримасам, беречься Гусю предлагалось от магии, но с этими у Збажена в образовании был пробел. Раньше он берегся исключительно тем с магами дел не имел, но теперь и этот способ пошел коту под хвост. Опять таки, если шарами горючими начнут швыряться, или там чего еще у них имеется, то в общих чертах тоже понятно, а если вот так, как Тома кособочить станут.

Все эти длинные рассуждения, разумеется, в голове у гусара места не имели, а спрессовались в короткое "Что б тебя!" и благополучно из головы вылетели.
В конце-концов, проблемы нужно решать по мере их возникновения. Сейчас проблемой был противник, который, похоже, решил отступить на заранее заготовленные позиции.

-А вот хрен вам, курвы! - рассудил гусар.

Дело-то привычное. Строй пехоты сломан, враг бежит. Догоняй и руби! Главным тут было не расслабиться. Немало лихих конников полегло, нарвавшись на внезапную засаду.
Так что Войцех, не переставая раскачиваться в седле, сбивая прицел невидимому стрелку, бросил Муху на перерез отступающим, занося саблю для удара.

Проигрышем Аверина и выплатой дварфу заклада дело и решилось. Дальше эльфы двигались с караваном Бутука уже не как случайные попутчики, а как часть. По правде сказать с караваном идти было проще хотя бы потому что шли тяжёло гружённые мулы и кони медленнее чем легкие на ногу путники. Если раньше Ления к концу дня чувствовала себя совсем вымотанной, и единственным желанием было упасть и лежать, то сейчас даже силы сделать что-то вечером были. О ночлеге тоже беспокоиться не приходилось – Горбо подбирал маршрут так, что под открытым небом ночевали лишь два раза, а так всё по сараям. Эльфы даже удивлялись насколько это привычно для их соплеменников вдоль дороги. Многие оказывается даже построили для этого специальные здания.

Но кроме как у дня есть ночь так и у путешествия с гномьим караваном была своя тёмная сторона. И сторона эта была деньги. Точнее то сколько их тратилось. Дварфы не только шли медленнее эльфов они ещё и регулярно останавливались на день-два поторговать так что двигались на круг раза в два медленнее. Работой их Бутук почти что не загружал, но и питаться они должны были сами по себе, а если трёх явно молодых и неопытных эльфов до того ещё бывало кормили за так, то идущим с караваном еду только продавали. Да и с пропуском как оказалось Горбо их слегка надурил. Названная им первоначально сумма составляла не половину, а чуть ли не ¾ того что хотели сами дровы. Путешественники надеялись потратить на дорогу до Заннаса четверть, от силы треть своих денег, а уже ясно было что хорошо если хотя бы половина останется.

Впрочем было в пути и то что стоило всех этих денег. Первый раз горные эльфы почувствовали это на заставе дровов. Это была ничем не примечательная рогатка на дороге прямо за основательным деревянным мостом через мелкую горную речушку. И частокол небольшого укрепления и невысокая в общем рублённая башня не вызывали особенного интереса. Такие же или похожие путники видели и у себя дома. Дорога вообще пока не радовала их экзотикой. Первые пару дней грела сама новизна очертаний незнакомых гор и не пройденных дорог. потом это ощущение прошло, а шли они по земле что совсем мало отличалась от родного Хебоннора. Горы, леса, луга, окружённые частоколом сёла, стада овец и коров. Эльфы одевались, выглядели совсем как свои. Даже говорили почти точно так же. А тут наконец-то что-то такое чего они никогда раньше не видели. Точнее кто-то такой. Дровы. Ужасные выродки из подземелий, кровожадные чудища что совершают набеги на мирные сёла и угоняют пленников во тьму. Гномов молодые эльфы не раз видели на ярмарках, ванолузов тоже, пару раз проезжих галавов или людей из Энкеля и Пурпурии. Но это всё были до банальности обычные существа.

Сперва путешественники даже не поняли что эти воины у рогатки и есть самые что ни на есть настоящие дровы настолько привычно и нормально они выглядели. Совсем как настоящие эльфы. Только цвета другого. Белые волосы впрочем не так уж и отличались от распространенных среди хебоннорцев светло жёлтых. Кожа у дровов оказалась не угольно чёрной как в рассказах, а скорее тёмно серой, глаза хотя и красные, но не как угольки во тьме, а у большинства ближе к карим оттенкам. А у начальницы поста что говорила с Бутуком вообще зелёные. Но в старых историях была и правда – почти все воины оказались женщинами, а несколько мужчин среди них отличались меньшим ростом и явно худшим снаряжением. Путников бойцы рассматривали без особого интереса и лишь Аверин привлек внимание двух дровийек. Те что-то обсуждали между собой довольно бесцеремонно тыкая в него пальцем. Далаонион не понимал конечно чужой речи, но то что является предметом разговора и шуток конечно чувствовал.



***

- Нет, ну разве тебе не нравится этот наружник? Смотри какой красавчик и здоровенный что человек.
- Я уже говорила тебе Инерра, я консервативна. Я конечно понимаю интерес к экзотике, но он слишком женственен. Мужчина должен быть мужественным – мягким, ласковым и ниже меня в конце концов. Мой Керен именно такой. И он меня ждёт. Это ты тут на поверхности с цепи сорвалась – перетрахала уже всех мужиков в отряде, а теперь вообще на дикарей смотришь.
- Ой-ой, Карен её ждёт. А кто ко мне после получки целоваться лез?
- Это совсем другое. Я обещала Карену что не буду изменять ему с другими мужчинами…

Ления ужасно мерзла, она не выспалась и теперь ее прямо таки колотил озноб, к тому же она чувствовала себя не комфортно в походной одежке. Вчера, глядя перед сном, как хозяйственно ее подруга управляется со своим тряпьем, эльфийка твердо решила, что поутру сделает то же самое, но теперь даже руки мочить в холодной воде казалось чем то ужасным, не то что мыться самой.
Она уже с трудом помнила, что наговорила Горбо, язык болтался сам по себе и, кажется, купец ее толком не расслышал, потому что в итоге девушка предлагала, совсем не то, чего хотела и именно такой расклад, который прозвучал в последнем предложении Бутука. Благо тут вступила Лайе, а за ней следом и Аверин. Лении оставалось только широко зевать, прикрывая рот ладошкой да глядеть слипающимися глазами как развиваются события.

- Ничего, - только и промямлила она, когда Аверин извинялся, поднимаясь с лопаток, - Ты хотя бы постарался. Ничего не болит? Жутко он тебя подмял. Подойди сюда, - позвала она эльфа, вместо этого сама шагнув навстречу, чтобы пощупать парня в целях примитивной медицинской диагностики.

Оглядываться времени не было. У Войцеха в жизни все так складывалось, если уж откровенно говорить. Никогда не было времени, оглянуться назад, посмотреть, подумать... ну и ладно, привыкли уж.

Гусар сорвал Муху с места в карьер, отводя руку с плетью для хлесткого удара. Никакого сверхитрого, многоумного плана у него не имелось. Все в традициях легкой конницы: налететь, ударить взяв столько жизней, сколько сумеешь ухватить и назад, пока самого не порешили. быстро, неожиданно и яростно.

Первым делом, достать плетью главного. Желательно по лицу. Тогда ему моментально станет не до Сыча и уж тем более не до Войцеха, не говоря уже об разных произведениях искусства и частной собственности. А затем, не теряя скорости, стоптать Мухой ближайшего арбалетчика, прежде, чем тот успеет зарядить свое хозяйство. Развернуться, и раздавая удары по обе стороны, всем желающим стащить Гусы на землю, попытаться вновь разорвать дистанцию. Удастся при этом достать второго стрелка - хорошо, а нет, так будем на ноги эльфийские надеяться, да на глаз меткий, даром что один остался.

Тут уж и мгновения на раздумья не осталось - заорал краснолюд во всю свою луженую глотку, да, ноги резко разогнув, в дверной проем метнулся, топор для удара занося.

Нормуль все. И дождь перестал.
Сразу как-то легче стало.
Тащитесь по грязи, окруженные голубым зловещим светом.
Как некие призраки, панимаешь. Такие. Паскудные, грязные и с харями гадкими.
И вооруженные до зубов. И ругающиеся словами нехорошими.
Сил уже не осталось никаких. Грязь в сапогах хлюпает. Мокрая одежда к телу прилипла.

А тут еще неприятность.
Небольшая.
Уэлша медведь задрал.
Дела такие. Уэлш, значица, поссать отошел к деревцам. Природа значится потребовала.
Ну, он кое-как юбку доспешную подтянул, У брэ шнурки развязал, достал хрен и струю могучую пустил.
И, вот незадача, прям на медведя, у дерева спящего. Или еще что делающего, тут уж для истории не важно.
А медведь злющий оказался. Шатун видимо. Зима скоро, спать хочется. А тут оказия такая. Мало кому, в общем-то понравится.
Ну, и подрал он Уэлша насмерть. Быстро так подрал. За несколько секунд.
Брюхо вспорол, голову почти оторвал.
Все в кровище, медведь орет. Наемники орут.И все это ночью в голубом мистическом свете дрожащем.
Жуткие дела.

Мишку зарубили конечно сразу. Животное против вооруженных бойцов не сдюжило.
А Уэлшу не помочь уже. Колдун, высунувшийся из телеги так и заявил, что дескать колдун—он колдун а не Спаситель сияющий и мертвецов воскрешать не могет.

А потом Колдун хмыкнул и привал объявил.
Раз уж печалька такая случилось.
Да и медвежатину, как сообщил мэтр Игнациус шибко охота захавать.
Ибо от нее шибко мужской силы прибавляется и равновесие жидкостей организма укрепляется.
А уж лучшего мастера готовить медвежатину, чем рекомый мэтр Игнациус, так и в целом свете не сыщешь.

Гусь окинул взглядом Птичье воинство, в который уже раз поразившись: и как столько времени продержались? Эх, перелетные, не все до теплых краев долетят. Но, про то пока рано было задумываться.

-Ну, соколы-ястребы, двинули! - Гусар махнул рукой, тронул коня, а затем сыскал в нестройном ряду полуэльфа и поманил пальцем. - Альбин, тебе поручение важное и жутко ответственное. Бери рыцарского коня и скачи к нашему дуплу. Дорогу помнишь? Флорены нам еще пригодятся, нечего об них белкам зубы портить... тьфу ты, холера! Да, обычным белкам, крысам этим пушистым. В ту сторону поскачешь, можешь особо не скрываться, а вот в обратную, сильно не пыли. Смекнул? Встречаемся у Сливок, где обычном Тома дожидались.

Войцех хлопнул Альбина по плечу и переключил свое внимание на музыканта.

-Том! А ты не зевай. Можешь начинать распеваться. Тебе еще сливчанским песни петь. На Емелю особой надежды нет, он и завтра причалить может. А лодки нам нужны сегодня, даже лучше плоты. Думай...

Нельзя было сказать наверняка, к кому именно относилось последнее распоряжение, так как и сам гусар, прикусив ус, погрузился в размышления. Какого хрена за ними увязался Бобер? Или и не Бобер вовсе? Тогда кто? Впрочем, думать об этом было пустым делом. Догонит Ворон, может чего в клювике принесет.

Гусь примерился, как поудобнее подхватить тело Вуко. Поднял покойника и поволок в землянку. Хоронить Бражника, честь по чести, Птички уже не успевали, но и бросать зверью на поживу было не по людски.
Так как Бражник теперь комплектовался частями, то и ходки пришлось сделать две.
Занес, уложил на лавку, руки на груди, глаза закрыты, все, как полагается. Ноги туда же... Дико, как-то, муторно. Одно дело руки-ноги рубить, совсем другое их на лавку укладывать. Но иначе еще хуже получалось. Гусар укрыл бывшего егеря до подбородка каким-то старым одеялом.

-Вот, Бражник... как-то так... хорошая у тебя домовина получилась, просторная. Ты уж не серчай, если что не так. Спи спокойно.

Достал Гусь из под другой лавки свои пожитки, проверил все ли на месте. Что из доспеха было - на себя надел. Ну, вот и все. Хорошо бы самострел перед дверью поставить, чтоб первому кто сунется - болт в глотку. Хорошо бы, да не силен был Войцех в таких штуках. Да и времени не оставалось. Еще Муху седлать.

Вышел, огляделся, убедился, что все кому надо было вещи свои уже забрали и, как следует вдарил ногой по косяку. Раз, другой, чтоб перекосило. От любопытного зверья поможет, а кто на двух ногах, один хрен докопается.

Поглядел Джек, куда трактирщику указал. Хмыкнул, отвернулся. Пошел следом за остальными, наверх, за спину поглядывая. Да арбалет разрядил и убрал в вещи, чтобы не мешал. Раз не непонятная хрень выла, а господин наниматель, значит кое-что хоть выяснилось.

Осторожно пройдя по пустой деревне, подошли к двери таверны.
В щель между рассохшимися досками на вас уставился мутный чей-то глаз.
Похрипев чуток, обладатель этого глаза промямлил из-за двери:
"Не стреееляйте, гости дорогие. Трактирщик я."
И дверь распахнулась, явив вашим взглядам весьма неблагочестивую картину.

Жирный до безобразия мужик.
Угодливо кланяющийся и трясущий каждой своей многочисленной жировой складкой, встретил вас у двери, помахивая масляной лампой в дрожащих руках.

Серый от многодневного пребывания в состоянии ужаса перед своим зловещим постояльцем, трактирщик сам похож скорее на гуля-утопленника, чем на честного содержателя таверны. И покрасневшие от недосыпа маленькие глазки и багровые распухшие уши краше его не делают.
На штанах встречающего вас расплывается мокрое пятно. Обоссался он что ли недавно? Точно. Ссаниной попахивает.
Невнятно проблеяв:
«Ппроходите, гости дорогие, Его Волшебное Высочество ожидает вас в комнате наверху»
Трактирщик склонился еще ниже в поклоне, демонстрируя обширную, неприлично розовую лысину, усеянную крупными каплями пота.

В зале таверны никого нет. Что, в общем, и не удивительно. В таверну, где уже больше месяца живет Мельнский колдун, особо заходить никто не хочет.
Несомненно, после того, как колдун уедет, таверну сожгут.
А если подоспеют бравые парни из Священной Службы, то сожгут скорее всего вместе с трактирщиком.

В тусклом свете нескольких чадящих лампадок осматриваетесь кратко.
Закопченые кирпичные стены. Деревянный пол в подпалинах. В углу свалена груда щепы и деревяшек, бывших ранее столами и стульями. От барной стойки осталась кучка золы и пепла а люстра валяется на полу.
Могучий запах спиртного и перегара аж с ног сшибает.
Сделали шаг к лестнице, ведущей на второй этаж к апартаментам мага. Под ногами захрустели осколки разбитых бутылок и кружек.

- Эй, погоди, я же могла бы с тобой, так управимся скорее, ну а можешь и не брать, ты ведь сам по себе неплох. Кстати у меня есть кое что, тебе оно точно пригодится, стой тут, я мигом обернусь, - девушка метнулась в землянку и, суетливо копаясь в своих вещах, старалась попутно выбрать необходимое, заталкивая в наплечную сумку. Затея оказалась не из простых, так что оставив ее на время, трясогузка выпотрошила из шкатулки большую часть притираний и благовония.

- На, - протянула она зажатую в ладонях горсть и ускакала обратно в независимости от ответа ворона.

Вывалив на пол содержимое своего схорона, эльфка опустившись на колени сгребала в отдельную кучку то, что собиралась взять с собой. Прелестное платье заведомо не влезало в крохотную котомку, а это до крайности раздражало, настолько, что хотелось попробовать. Разумеется не получилось, даже когда она освободила ее от всего прочего содержимого - корсаж был значительно шире. Довольно скоро эльфка взяла себя в руки, спросив мысленно какого же рожна она так нервничает, десятью минутами раньше или позже вряд ли что решит. Покорив себя за почти нарочную несмышленость, Наеринайа спокойно сгребла большую часть того что было в сумке обратно, оставив ветошь и заменив старое зеркало на то, что поновее, бросила туда же несколько попавшихся блестяшек из ранее нажитого на большой дороге и в болотах, да пузырек с чем то пахучим из разоренного набора. Достала книгу, которую бог весть каким чудом до сих пор не потеряла, замотала ее в платье и казалось была готова, когда вспомнила про лук, про стрелы, про пояс наконец. Затянув ремень потуже, девушка нашла время покрасоваться в крохотном зеркальце.
"Ну теперь точно все",- с легкой тоской оглядела она утлую хибару с разворошенными запасами.

А вот Гусю при виде трупа Вуко все было предельно ясно.

Как проверять то станем? Так ведь выйти может, что когда разберемся, уже в овраге догорать будем. Последствия опять же... кто пилить-то станет? Кто, прости меня, Бражник, собой пожертвует? Я б тебе самому проверить предложил, да уж больно ты жрать готовишь вкусно.
Пожертвовал значит. Попробовал... Был человек, была у человека мечта. Войцех снял шапку, присел рядом с Вуко, провел по рукой по лицу, закрыл покойному глаза. Прости меня, Бражник.

-Не он... Вот так! Долю свою забрать хотел. Забрал, выходит... Все! Мы с Вороном еще вчера все решили. Вуко выходит тоже решил... вчера выходит. Всем, у кого мысли на этот счет имеются, предлагаю определиться с ними прямо сейчас. И определиться четко. Либо с нами, и тогда никаких ночных похождений тайком. Либо прямо сейчас остаетесь здесь и живете, как раньше жили.

Магу он ничего не ответил, решив дождаться ответа от товарищей. Поход ожидался тяжелый, не хотелось бы еще и крыс каждую ночь ловить. Еще и сон этот паскудный... и Вуко. И все сразу, будь оно неладно, холера!!!

Ну и ночка выдалась! Так херово уж давненько не было краснолюду. То ли туссентское порченым оказалось, то ли дуэль дурная Сычу душу покоробила больше, чем он показать хотел, но снилось такое, что аж зубы трясутся. И помнится, помнится этот гребаный сон ярко как! Уж на что был Бутук несуеверен да приземлен, а тут действительно страшно стало, за душу свою грешную захотелось помолиться. Хоть кому-нибудь.
С такими вот грустными мыслями выполз Горбо на улицу отлить поутру, да и застыл тут же с выпученными глазами, ртом воздух хватая. Вуко в крови лежит возле статуи убитый. Да как убитый, вдобавок!..
И тут вспомнилась очередная часть сна. "Ноги мои!" - Саданул по ушам визг. Опять.
Поплохело Сычу. Жопой на землю шлепнуться захотелось, глаза закрыть да проснуться, будто бы это всего лишь сон мерзкий продолжился. Да только знал он, что нихера это не сон уже. А самая, что ни на есть, явь, так ее растак.
Взял себя в руки краснолюд, собрался. Руки хоть и трясутся, а морду суровую нацепил и пошел по землянкам, остальных будить. Да не пригодилось - сами все проснулись. Почуяли, что ли, чего.
Собрались только, и тут же коробка демонская колдунским голосом разразилась. Ответ ему подавай. Как ни в чем ни бывало. Подождет, паскуда, ответа.
- Ты, сука, Вуко прищучил? - Тяжело проговорил Бутук, руку неосознанно на рукояти топора сжимая и разжимая.

Видимо не суждено было ему сегодня выспаться... похоже было, что всем так не терпится вздернуть баронессу, что даже до утра не смогли подождать.
Эруан подошел одним из последних, как раз когда Вуко разрезал веревки, коими была связана пленница.
Эльф скучающим взглядом смотрел на действия приятелей, дожидаясь когда это представление окончится и он сможет вернуться в теплую постель, подальше от этой сырости.
Все было "как надо": петля висит, народ стоит, девка чего-то пищит... пока, к его удивлению, она вдруг не вскочила в попытке удрать... впрочем неудачно.
Эруан слышал как все уговаривают ее принять смерть достойно...
Видел как Ворон, что-то говоря, протягивает ей мясо...
Видел как затем Горбо попытался было помочь ей встать, и как девка, ловко вывернувшись, укусила невезучего "бородача"...
Шагнув на пару шагов ближе (но все-же не подходя вплотную), Эруан предложил рыцарше то, чего сам от себя не ожидал услышать... - Так хочешь жить, dh`oine? - чуть склонив голову набок ухмыльнулся он... - Давай тогда так... ты можешь сразиться с кем-то из нас, один на один. Если победишь - пойдешь с нами, баронесса, если проиграешь - умрешь.

После дневного обжорства есть совсем не хотелось, поэтому эльфка ограничила свой ужин усердным чаепитием, время от времени, подливая в горячий напиток прохладного горячительного.
Первое время трясогузка на повышенных тонах повизгивая старалась втолковать лесничему что-то про местную географию и его несообразительность, но быстро разомлела от медового тепла, теряя желание приставать к кашевару.
В который раз одарив вниманием Риоху девушка с усмешкой выслушала надутую высокородством рыцаревку, благодушно пропуская мимо ушей упущения в ее клятве, но когда вступился гусь, не удержалась.

- Вот, дерьмовка, - эльфка подошла поближе, - все равно вы к ней придираетесь, я бы не стала исполнять клятву данную Dh'oine и от нее мне ничего не надо, если это чудо ко мне сунется - прирежу.

Это был шанс. Возможность уцелеть, выжить. Только вот мерзкий нелюдь подмешал яду в своё обещание. Хочет что бы она поклялась повиноваться лесному отребью! Не бувать такому! Но жить то тоже хочется. Очень хочется. Девушка поняла что наслаждается каждым вздохом, каждым глотком воздуха. Мысли в голове сменялись одна другой. Наконец Рихардис собралась и медленно и торжественно произнесла:

- Я, донья Рихардис де Риоха, клянусь честью своей и честью рода моего, от предков полученной, и ложу на эту клятву своё доброе имя и самое жизнь, и призываю в свидетели богов земных и небесных и всех смертных что слышат сейчас мои слова. Клянусь что не буду вредить этим лесным мужам ни делом, ни словом, клянусь помогать им в пути покуда не освобожу брата своего и буду помогать им во всём непреступном по мере сил и что заплачу всё мной обещанное. И даже когда расстанемся мы не буду поминать я их злом, не буду творить им зла или говорить о них плохое. И клятву эту разорвать может лишь злое дело ко мне со стороны этих мужей.

После того, как было достигнуто хоть хлипкое, но соглашение о том, что вести статую волшебнику-из-коробки будут Птички, эльф выдохнул. Хоть к чему-то пришли, и то хорошо. Теперь нужно было решать с баронессой, которая сиротливо ждала своей участи в углу навеса, питаясь лишь только запахом пищи и чая. Вытерев кинжал о край стола, Ворон отправился к Рихардис, а шум дождя и всполохи молний, вкупе с грохотом грома лишь добавляли ужаса этой картине.
- Слушай сюда, я повторять не буду. Сейчас, твоя жизнь, наверное, висит ближе всего к пропасти, за все твое бессмысленное существование. Думай хорошенько, прежде чем ответить, вопрос намного сложнее, чем кажется. Я предлагаю тебе два варианта, и за моим голосом есть еще голос моего товарища Гуся, но многие остальные не слишком верят, что ты дашь нам денег, а не натравишь на нас тех же нисар. Знаю, у вас в Туссенте все возвышенное, бабочки летают, а обмана нет, как такового, тут же, в лесу, все слегка иначе, хотя бабочки тоже есть. Итак, два варианта: первый - ты клянешься всем, что свято для тебя, жизнью брата и отца, всем, чем можешь, и делаешь это так искренне, как можешь, чтобы даже краснолюд тебе поверил, а уж он лживую вонь за версту чует, клянешься выполнять наши указания, потому как лес - это тебе не бальный зал, клянешься никак не вредить нашим жизням и здоровью, ни сама, ни через кого-то, тогда мы оставляем тебя в живых, кормим ужином и берем на испытательный срок. Второй же вариант имеет с первым общего только в том, что мы покормим тебя ужином, мы ж не звери, в конце-концов, а затем обещаю тебе легкую и безболезненную смерть. Даже не заметишь. Только учти, если клятву нарушишь, я обещаю попрать все свои принципы и пытки твои растянуть на сутки, а уж этому меня учили. И брата твоего я отыщу, эльфы долго живут, если что, умрет он также в мучениях, десяток лет не пожалею. Выбор за тобой.
Сказав это эльф вперился в Рихардис своим единственным глазом, который, казалось, никогда не мигнет.

- Ох не к добру это, с чародеями дела делать. - Хмурил кустистые брови Горбо, рассеянно кивая в такт сбивчивой речи Альбина. - Сорвали, называется, куш, етить его.
Очень не нравился краснолюду этот голос из коробки. А как цену озвученную услышал - так прям ну совсем. Уж легко больно мужик из, этого, сеноглоза, цены называет. И немалые, причем. Явно, ох явно не будет он раскошеливаться. Глядишь, подрежут птичек попросту, аки индеек, как статую доставят. А то и похуже чего сделают, хер, колдунов проклятых, знает.
- Я вот что думаю. - Тихо и очень серьезно проговорил Сыч. - Отдадим-ка мы статую Риохе ентой, и пусть себе едет. А сами из Стоков смоемся по-быстрому. Деньги - дак с коня и доспехов можно нормально наварить. А с колдунами связываться - гиблое дело.

Эруан волок пленницу, все так-же связанную по рукам и ногам, скрипя зубами. В принципе, ему в этом помогал Горбо, но почему-то было такое ощущение будто он все делает один.
- Чувствую себя словно нагруженный asail! - громко ворчал эльф - Чем только кормят этих "благородных" dh`oine, что она весит как корова?! -
Однако дотащили наконец. И смачно плюхнули ношу на землю, рядом с навесом...

- Если неинвазивные способы не подействуют, я подойду, допрошу самку, как было принято у Белок, - сказал Ворон. Сам в тот же момент он достал кинжал и легонько порезал дерево, на которое облокотился. Затем, перехватив кинжал за лезвие резко бросил его в землю.
- Меня немного раздражает допрашивать врагов долго, стараюсь делать это наиболее эффективно. Так что, давайте, уверен, у вас получится.
Достав кинжал из земли, эльф пошел к столу, еще раз рассмотреть доспех "рыцаря", может удастся приспособить отдельные элементы для собственного пользования.