Голосование пользователя

Решение переехать в новый дом было логичным и не вызывало сомнений, как минимум, это стоило сделать из соображений экономии, если не удобства. Однако Андерсом двигала не только практическая выгода, но и поддержание образа, который сложился вокруг литератора за последний год. Он, конечно, не считал себя тщеславным, алчущим внимания завсегдатаем салонов, но Харстаг испытывал определенную профессиональную гордость от того, что был успешен и понимал важность, которую играет представление в умах читателей, для приумножения этой успешности. Эксцентричный писатель, унаследовавший от безумной старушки замок и перебравшийся в него жить, с одной стороны привлекал внимание, а с другой - давал крайне прозаичное и простое объяснение тому, что делали в Йилленкрёйце новые лица.

Если решение было простым, то реализация его оказалась гораздо более хлопотным делом. После первого же визита в замок, на следующий после встречи у Линнеи день, стало понятно, что прежде чем перебраться в штаб Общества, этот самый штаб следует надлежащим образом подготовить. Андерс был чужд и работе кровельщика, и каменщика, но понимал достаточно, чтобы осознавать необходимость участия и того, и другого в реновации Йиллекрёйца. Откровенно говоря, было удивительно, что старания одного лишь Алгота уберегли замок от обрушения. К тому же, помимо сугубо приземленных трудностей, существовала еще и доля преград юридических и социальных. Нынешнее жилье было оплачено вперед, и семья домовладельца рассчитывала на эти средства. Также нужно было сменить адрес для корреспонденции и убедиться, что все деловые и личные партнеры знают новый адрес литератора. Это соображение было весьма важным, поскольку в результате своих жизненных выборов Андерс собрал весьма примечательный набор людей, с которыми состоял в переписке. Последней же препоной была неуверенность самого Харстага. Где-то в глубине души он до сих пор сомневался в том, что затея с возрождением Общества, фактически навязанная ему и его новым знакомым фрёкен Эльфеклинт, проживет дольше месяца-другого.

Чтобы справиться с таким постыдным малодушием, Андерс наказал себе приложить все усердие к делу восстановления замка. Он завел себе в привычку посещать штабквартиру не реже одного раза в два дня, иногда чаще, и заниматься теми из многочисленных потребностей Общества, в которых он был силен. Иногда он прибывал утром, иногда после обеда, иногда задерживался до позднего вечера, и тогда Харстагу начинали мерещиться какие-то звуки и голоса, ему казалось, что он чувствует на загривке холодное дыхание зимнего короля и, дрожа от воображаемого холода, который не чувствовал никто кроме литератора, Андерс опасливо оглядывался по сторонам, наливал себе горячего, и, прошептав "еще не настала пора", возвращался к работе.

После некоторого общения с Харстагом, стало понятно, его закрытость и уклончивость при ответах была порождена не желанием придать себе таинственности или злым умыслом, а сочетанием естественной скромности, привычки к тому, что его имя и род занятий хорошо известны окружающим, а также полного пренебрежения к его заслугам со стороны Петтера, что заставило литератора думать, что и все прочие новые его знакомые прекрасно знают кто он таков, но не считают нужным как-либо примечать род деятельности автора.

Осознав ошибочность своего представления, Андерс постарался исправить собственную оплошность в непритязательной манере, поделившись в разное время с коллегами той информацией о себе, которую можно было считать необходимой. Он рассказал о своем детстве в Христиании и своем первом опыте встречи с вэсен, хотя мальчиком он еще и не знал о природе существ, которые насылали на него ночные кошмары и пили приправленную ужасом детскую кровь. Рассказал о переезде с родителями в Стокгольм и обучении там, а также о карьере журналиста, которую он избрал для себя вопреки желаниям отца. Наконец, Харстаг поведал о своем эпохальном путешествии, этнографической экспедиции по Скандинавии, и о том, как на основе собранных материалов он написал книгу, которая принесла ему определенный успех.

Чувствовалось, что и в этот раз Андерс многое недоговаривает, но это уже было следствием его характера, довольно сдержанного и интровертного. Тем не менее, в вопросах восстановления замка литератор продолжал проявлять живой интерес и изрядную долю практичности, предпочитая решать текущие задачи, не увлекаясь излишними фантазиями, чего можно было бы ожидать от творческой натуры его склада ума.

- Касательно наших должностей, - повторил за одним из завтраков Харстаг, в этой самой манере, мысль, озвученную им еще в первый день знакомства, - решать что-либо преждевременно. Нас с вами семеро, господа, и это все, что есть от Общества сегодня. В армии из семерых ни к чему семь генералов, ведь каждый из нас пока что будет делать то, что лучше умеет на благо замка и Общества, вне зависимости от санов и чинов. Если же мы придем к тому, что количество причастных к Обществу растет и нам сложно уследить за всеми и всем, тогда-то и можно вернуться к этому вопросу. Вот, скажем, в случае финансовой нужды разве только Брокер будет изыскивать средства? Конечно нет, каждый из нас приложит свои усилия к тому, чтобы обеспечить экспедицию или другую потребность.

Впрочем, сделать многое Андерс не успел - придумав для себя задачу разобраться с корреспонденцией замка, литератор быстро обнаружил, что деятельный Эрик уже не просто взял эту заботу на себя, но развернул в замке целую канцелярию, не хватало только клерков в белых рубашках, перебивающих что-то на машинках. Поэтому несмотря на свое ярое желание сделать что-то полезное для Общества, большую часть времени Харстаг слонялся по саду и коридорам замка как неприкаянный призрак, зависая в библиотеке в то время, когда там не было больше никого - по давней привычке литератор любил работать с книгами уединенно, без лишнего присутствия.

За завтраком в "день Общества", то есть четверг, Андерс сидел, как водится, со своим блокнотом, делая пометки и небольшие скетчи, и слушал обсуждения коллег, то и дело кивая в такт рассуждений.

- Могу предположить, что продажа реликвий Общества будет не только кощунственна, - заметил Харстаг, - но и чрезвычайно опасна в определенных условиях. Прежде всего, я бы предложил изучить уставные документы Общества, чтобы узнать как оно существовало прежде. Не удивлюсь, если замок должен финансировать королевский патент или что-то подобное. Мы, также, можем брать плату за свои услуги, жить своим трудом, если можно так выразиться. Или же найти покровителя, который согласится покрывать наши расходы. Я могу попробовать отыскать подходящего человека среди своих знакомых. Но герр Брюгге совершенно прав, в первые месяцы это предприятие потребует наших собственный инвестиций. Полагаю, их бремя ляжет на тех из нас, кто успел заручиться определенным состоянием.

- На первый взгляд, - поделился мыслями литератор, - это обращение выглядит как дело для полиции, а не для Общества, однако патер Уддгерн воззвал к нам именем фрёкен Эльфеклинт, я полагаю, мы в некотором роде обязаны отплатить ей за предоставленную возможность. К тому же, как показал Эдгар По, то, что кажется очевидным, на проверку не всегда оказывается таковым. Возможно, это дело есть нечто большее, чем история о ссоре между рыбаками и викарием.

Первое, что поразило Петтера в замке Йилленкрёйце, это его размеры. Конечно же, дом самого Пала был большой. Были не маленькие и лавочки, что держала его семья и их работники в дании. Его комната для приёма посетителей казалась старику чересчур громоздкой, и бестолково свободной. Открытые пространства создавали чувство тревоги. А замкнутые - наоборот, уюта и спокойствия. Скорее всего, последнее было следствием детства, проведённого в тесной комнате с братом в их старой лачуге. Но это место, оно казалось бесконечным, и запутанным, словно лабиринт.

Бесконечные витиеватые коридоры, соединяющие комнаты самым абсурдным образом, высокие, но узкие окна. напоминающие скорее бойницы в некоторых из помещений просторного поместья, и комнаты, на преодоления которых у Линдгрена, так некстати сменивших своих легендарных длинных ног на коротенькие юношеские, в маленьких ботинках, уходило минут пять! Пять минут! Хорошо, что с укороченными ногами, так же вернулась и молодецкая сила. Впервые за последние 15 лет, он просыпался без боли в суставах, и тяжести в груди. Дышалось просто превосходно!.. Дышалось бы, если не пыль.

“ТАК, К ЧЁРТУ БИБЛИОТЕКУ - ВНАЧАЛЕ НАДО РАЗОБРАТЬ ЗАВАЛЫ!”,- вот что сказал в первую очередь парнишка, когда познакомился с разрухой, что царила на территории поместья. Он взялся помогать разбирать завалы в центральной части здания, расчистив все широкие коридоры, по которым могло бы пройти как минимум два человека, плечом к плечу, не задавая никаких сервизов, столиков и пьедесталов, хаотично разбросанных по коридору. Наравне с чучелами, и доспехами и какими-то пугающими вещами, что были свалены в одной из больших комнат. Она пугала Петтера.

Затем, юноша ненадолго отлучился в город, и вернулся в дом с обновкой. Теперь, о приближении юноши его товарищам по дому сообщало не только ворчание, или запах табака, но так же звон и скрип. Петтер купил себе детский велосипед модели “пенни-фартинг”, с одним большим передним колесом, и двумя маленькими задними. А так же, приделал к рулю (попросил Густава приделать, будем честными) колокольчик, чтобы звоном оповещать товарищей по несчастью о приближении адской машины. Казалось, получив велосипед, мальчик стал только злее и энергичнее.

Каждый божий день, адский моторчик в его груде, работающий на высокооктановом сжиженном гневе, гонял по венам доктора чистую ярость. Последняя была обращена к последним хозяевам этого местечка. Петтер застрял в разваливающейся дыре! Он не только не мог попасть на второй и третий этаж, но так же был не способен заехать на своём трёхколёсном скакуне в большую часть комнат. Маршрут Линдгрена в последние два дня сократился до поездки от библиотеки к кухне, и обратно, вместе с награбленным там скудным съестным скрабом.

В Бибилиотеке, впрочем, Пал чувствовал себя как дома. Глядя на хаотично разложенные (на первый взгляд) книги, он тепло улыбался. Ах, прямо как у него дома. Тот, кто каталогизировать эти труды, явно был датчанином. Или по крайней мере, хорошим и умным человеком! Ведь Доктор очень быстро нашёл некую систему в расположении многочисленных книг, и начал своё короткий поиск. Он стал листать монографии. и труды посвященные конкретному народу. Он искал эпиграфы о… исполнении желаний… проклятьях… изменении возраста… народца, способного менять свой облик и манипулировать чужими жизнями… описания ритуалов, снимающих проклятий. А так же книги практиков, занимающихся этим. Он искал подобное своему недугу.

- Если хоть что-то из того, что было описано в библиотеке, правда, у меня две мысли. Первая: та ведьма сильно приуменьшила все злоключения, что ждут нас впереди. Второе: вопрос источника скорого заработка временный, так как на этом...- обвел взглядом помещения, сидя на кресле. Юноша подкладывал себе на сидушку пару книг, чтобы сидеть с остальными за столом на одном уровне. неподалёку тот припарковаю своё веосипед,-...можно заработать,- закончил мысль Пал. Мальчишка выглядел прискорбно,- Я согласен частично проспонсировать сие мероприятие, “Сообщество”, и этот замок в том числе. Конечно… если из этого выйдет какой-то толк,- потёр глаза, под которыми образовались серые мешки. Мальчик недосыпал.

- Не знаю, что вы думаете господа, а я хотел бы взять за это дело. Во-первых потому, что груз прогнивших стен вот уже пятую ночь душит меня после полуночи. И во-вторых, я…- он поджал губы. Прокрутил еще раз слова письма,- Я хочу видеть демонстрацию. А вы разве не хотите?- спросил тот.

- Одно дело, что видели вы. Вы могли видеть что-то чудесное. А могли и что-то прекрасное… но это всегда можно списать на безумие,- закурил трубку,- Субъективное мнение. Считаю себя человеком науки и логики, господа. И… чтобы убедиться, что я не спятил на старости лет… мне надо, чтобы мы вместе увидели “вэсен”.

- Хочу понять, что не только я вижу объективно необъяснимую сущность, которая…- он тяжело дышал. всплеснув руками. Парень напряженно думал. судя по тому, как он хмурил брови,- Творит вот все эти бесчинства. Если это просто преступление - прекрасно! Так даже лучше! Но, если старая ведьма была всё же права, и если книги в библиотеке нам не врут…- потерянный взгляд на две тысячи миль сменился легким возбуждением. Он перевёл взгляд на Густава,- Да, я понимаю твои сомнения, друг мой. Но, я думаю, нам всем нужно просто разок… выбраться в поле. Если даже это дело - пустой звук, было бы неплохо потренироваться. И вновь убедиться.

У входа в Медотсек. Разговор с Шиван.

Каору высказала свое видение, и пилот безусловно решил ответить на ее слова. Ссориться с Шиван не входило в планы легионера, но... не со всем что девушка сказала Салех-паша был согласен

- Гарам, послушай.. пожалуйста. Я понимаю.. что тебе это непривычно. Мне тоже, - эмпатическое общение всегда была слабой стороной Каору, поэтому сейчас, когда разговор касался эмоций, слова давались особенно тяжело, - Мы привыкли.. к другим порядкам. Но здесь.. на корабле нет балласта. Сейчас. Наша задача спасти.. всех.. всех, кого мы сможем спасти. Не выбирая.. без нужды. Если все пассажиры поместятся на один корабль, это будет великолепно.
- Они поместятся на один корабль, он вполне вместительный, и система жизнеобеспечения работоспособна на сотню человек или более.
- Ты видишь тут много больше сотни? - пилот окинул рукой присутствующих в медотсеке, так и рядом с ним - Я? Не вижу. Понимаю твое желание спасти всех, у меня самого такое же желание, но "бегать с горшком" за каждой группой, через неудовольствие Хоморо Вая - мазохизм еще тот. Кроме того, я ни капли не сомневаюсь, что он не рассчитывает на меня как на основного пилота "Судьбы Авеля".
- Но при этом я еще раз тебе, уже без коммуникатора заявляю, что у нас с тобой.... "легионеров" - он выделил это слово посмотрев в глаза - есть и другие дела, помимо спасения людей. Как насчет спасения самого "Газали"? На него махнули рукой, на борту и за бортом творится черт знает что.
Но основные двигатели в порядке, если не работают маневровые двигатели, то как раз для этого и существуют малые корабли. Мы можем облететь лайнер, пристыковаться в районе носа или кормы. Но сбоку. И включить свои тяговые двигатели.
- Мы не сможем остановить судно, но мы можем развернуть его на 180 градусов в сторону от звезды. Для этого нам может даже не нужно в рубку. Этакий космический маневровый рычаг. Направим судно рядом по вектору с космической станцией. Экстренные службы, когда будет нужно вылетят, пристыкуются и займутся остановкой и спасением судна.

- А вот тебе и второе дело. Тебе не интересно, кто посмел бросить тень на Легион? Эта история с некатрами и гончими Иридеса... Вот что по настоящему плохо пахнет. Как по мне - виновные должны заплатить. А еще лучше, предстать перед Верховным Трибуналом Легиона.
- Ну и наконец, третье. Наша миссия не завершена. мы не долетели, мы не знаем, что все таки случилось на станции. И если "Газали" не смог туда долететь, то... должны мы. Спасение людей тут - это хорошо. А как насчет спасения людей ТАМ?

Сказав все это, пилот еще раз внимательно посмотрел на подругу детства.
- Разве все это, что я тебе рассказал, не является главным приоритетом для экпроприации "Улова Фатимы", формирования команды из желающих и новой попытки выполнения основной миссии?
- Ты наверное думала, что я начну тебя уговаривать, или прости Лики, манипулировать. Но мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы не пойти по неправильному пути.
- Я знаю тебя Шиван, тебя нельзя заставить делать что либо или шантажировать. Тебе нужно дать только факты. и надеяться что ты сможешь убедить себя сама скорректировать планы. Больше никак.

И улыбнувшись, Салех-паша просто развел руки в стороны.

- А что касается предложения от Сабеты, как ты помнишь, я - наемный пилот. Тут есть возможность заработать денег для нашей дальнейшей экспедиции. и заодно получить интересные связи и рекомендации в определенных кругах.
- Да, это может пахнуть. Но и согласись эта ситуация просто не рядовая. И если за вырученные деньги за груз мы сможем установить к примеру на "Улов Фатимы" дополнительную лазерную батарею, или купить новые экзокостюмы - я обеими руками за сделку.

Но прежде... ты не успел заметить, Халед добыл диск с капитанского мостика?
- Халед? Изумрудный диск с мостика? Ты смеешься? - закатил глаза Гарам и рассмеялся, а затем добавил - Нет, Шиван, не думаю.

Пойдем, - кивок в сторону Хоморо и подошедшего к нему бармена, - разведка ангаров была твоей затеей, будет правило, если ты доложишь про "Судьбу Авеля". Заодно узнаем, что капитан думает по поводу некатр.
Услышав предложение Вершителя, пилот только кивнул. Надо, так надо.

Немного позже. Гарам, Шиван и Хоморо Вай.
Подойдя к новоипеченному руководителю "Газали", пилот не доходя полутора метров четко остановился. Легионерская стойка, голова поднята.
- Командир Вай. Докладываю. Ангар на палубе номер 6 осмотрен. Из всех кораблей - в готовности летать - только один "Судьба Авеля". Однако корабль нуждается как минимум в двухчасовом обслуживании и ремонте группой технических специалистов. Есть проблемы как во внутреннем оборудовании, так и в системе навигации и у компьютера. Но все исправимо. Тем более запасные части должны быть недалеко. Поврежденных кораблей рядом много.
Система жизнеобеспечения "Судьбы Авеля" в норме. Судно может взять на борт более сотни выживших. Грузовой трюм пуст. Это даст возможность, при необходимости разместить там еще выживших, или взять на борт какие-либо полезные грузы. Продовольствие, запас кислорода например.
Готов сопроводить в ангар группу технических специалистов, если это необходимо.
Гарам ибн Зариф Салех-паша доклад закончил.

Время шло. Начались проверки бортового компьютера. Строчки кода сменяли одна другую во время работы двух специалистов. И, дело спорилось. Райнальд с Энрике поняли что произошло примерно через минут пятнадцать после начала работы. Это не было мгновенное озарение. Как и не был самый легкий ответ. В работе сетевеого паука всегд так: в начале всегда перебираешь худшие варианты. Но надеешься на лучшее.

Что узнала парочка сетевиков? Уарда не сгорела. Её исчезновение не было причиной замыкания. И На мостике не случилось взрыва. Система всё ещё была цела. Никто её не взломал. Критических ошибок терминал не выдал. Голопроектор так же не сломались. В чём была причина исчезновения Уарды? О, это просто. Кто-то вывел её из сети. Вытащил мозги с мостика, и уволок куда-то еще.

Поняв, что случилось, доктор сразу же подключил к терминалу Мустахдаму, а Райн… Райн завис. Он не понимал кто и зачем мог это сделать. Кто сейчас был на мостике?! Вай. Но зачем ему это?! Райн не знал. Не знал, даже близко не понимал его мотивов. Отключать ИИ корабля прямо сейчас - самоубийство. Даже если они собираются в скором времени эвакуироваться. Зачем. ЗАЧЕМ?!

Ванг оставался плохим сетевом пауком. Наверное потому, что слишком близко к сердцу принимал такие ситуации. Некий злоумышленник не просто отключил ИИ от системы корабля, подвергнув его опасности. Он украл друга Райна. Сжимая до белены костяшек амулет в кулаке, зени вспоминал слова Амина. А затем слова Уарды. Они беспокоились за него.Так ему казалось. И Пускай брат с девушкой являлись иллюзиями.

Иллюзии - единственное, в чём мужчина мог найти утешение. Так было всегда. С тех пор, как погас огонь его брата. С тех пор, как они поругались с Алимой. Что если бы кто-то вот так вот выкрал бы Алиму? Он бы тоже сидел без дела?! “Нет. Я бы действовал! Потому что никто, кроме меня, не может её убить…”,- уверенно пообещал себе зенитиец.

Когда пришёл Вай, глаза Ванга были устремлены к нему. Он ощущал подавленный гнев. Мужчина подошёл к куче оружия, копаясь в нем. Он не искал себе второй пушки, или гранат. Скорее замену своей слабой пукалки, или еще пару обойм на пистолет, или хотя бы нож. Что-то, что помогло бы ему справиться с толпой мордоворотов. Он вынул свой складной телескопический посох из закрепленных на теле ножен. Он смотрелся как две аккуратные трубки с алюминиевым отблеском, длинной в 2/3 его предплечья. Если резко крутануть ими, сняв защелку, они раскладываются в две половины длинного посоха, как шок-стаффы у охранников забегаловок на родной станции.
Мужчина достал маленький бутылёк из одного из своих подсумков. На бутыльке было написано “курительная смесь”. Но внутри, судя по цвету, была далеко не она. райнальд открыл бутылёк, раскрывая обе половинки посоха. Нащупал маленькие бороздки, которые просверлили ему в подпольной мастерской. Стал заливать в бороздки по дозе яда на каждую половинку.

Закрыл посох. Теперь, когда он раскроет эти трубки в следующий раз, их ударная сторона будет покрыта сильным гемотоксином. От орудия из-за этого шел странный запах… так… лучше не касаться их раскрытых голыми руками. Ванг надел перчатки, еще раз глядя на Вая. Теперь он так же заметил и своих вернувшихся товарищей.

- Прошу прощения, что вмешиваюсь в разговор,- тихо сказал Райнальд, подходя со спины к Шиване уже задавшей вопросы Ваю. Склонился к Каору,- У меня будет пара слова сказать вам позже. После беседы с Ваем,- тихо прошелестел тот. Вновь поднял свой взгляд

-Еще раз прошу прощения, что отвлекаю. Но, только сейчас удалось освободиться,- пояснил мужчина. Вокруг него витал сладковатый аромат. Райн кивнул,- У меня так же был технический вопрос про диски,- проговорил тот. А затем пустился в пояснение,- Понимаете, у любого корабля есть в том или ином роде главная “триада” дисков. В Изумрудном диске хранится вся важная информация на случай критических поломок и крайней нужды. Рубиновый диск содержит в себе джинов астронавигации, звёздные карты и историю полётов. А Сапфировый диск хранит сознание и оболочку Искусственного Интеллекта судна,- он просто сверлил Вая взглядом. Не моргая, ловя каждое его дивжение,- Кто-то изъял Сапфировый диск.

- Это основная причина неисправности по мнению нас с Энрике,- проговорил тот,- После того, как мы закончили диагностику, и восстановление частичной работоспособности Уарды, изъятие Сапфирового диска привело к ряду неприятных неполадок.

- Пока что, мы локализовали проблемы, но, Мустахдаму только заменяет фнукции ИИ на время отсутствия диска… вы не видели, что случилось, господин?- спросил Райнальд. Опустил свои руки за спину, ожидая ответа.

Горячие рукопожатия и прикосновения людей жгли кисти Каору как поцелую наждачной бумаги. Хотелось одернуть руки, отстраниться, потребовать прекратить этот болезненный ритуал выражения благодарности, порожденный чьим-то сумеречным разумом. И кому только могло придти в голову повести выражать признательность таким способом, нарушая все возможные границы личного пространства, пренебрегая соображениями гигиены и банального приличия. Но приходилось терпеть, и только члены отряда, уже знакомые с нетипичными для большинства обитателей Горизонта повадками маршала, могли заметить тщательно болезненно искривленную улыбку и немую просьбу прекратить в глазах Каору.

Сообщение Энрике, пусть и сулило новые проблемы, было настоящим избавлением, ведь теперь можно было сфокусировать людей на задаче и довести до медотсека. К тому же это развитие событий не было таким неожиданным. Аудиосообщения Уарды и сигнальные огни сопровождали людей по всему кораблю, направляя их к единственной безопасному отсеку, и это был лишь вопрос времени, прежде чем некатры доберутся туда же. И, с точки зрения Кору, это не было чем-то плохим, даже наоборот. Нелюди Легиона были частью экипажа и их тоже нужно было спасти. Конечно, сказать это было проще, чем сделать, у маршала не было сомнений в том, что и для гражданских, и для принимающих решения офицеров некатры будут в лучшем случае расходным материалом, а в худшем - монстрами, от которых нужно избавиться. Как, все-таки, легко люди шли на поводу у обманчивой внешней оболочки, спеша возвести в сан чудовищ тех, кто выглядел не слишком привлекательно, и как просто они же готовы были закрывать глаза на то, что делали те, кто внешне походил на них. Настоящие чудовища уже давно были среди них, улыбались им в лицо, вели светские беседы, шли рядом по коридорам корабля. Интересно, как изменилось бы восприятие жителей Горизонта, если бы внешность каждого человека соответствовала его внутреннему содержанию и поступкам. И как бы они посмотрели на Каору, продолжили бы они так подобострастно благодарить маршала, если бы увидели что скрывается внутри?

От мрачных размышлений о том, что у них с некатрами больше общего, чем с другими пассажирами, Каору отвлекла атмосфера медотсека, походившего на растревоженный улей. Воздух вибрировал от непрерывного гула разговаривающих людей, кто-то сновал туда-сюда, задавал вопросы, пытался что-то смастерить и передвинуть. Вентиляционные системы отсека, кажется, работали на пределе - помимо шума в лицо маршалу ударила тяжелая атмосфера помещения, наполненного людьми до отказа, которая особенно сильно ощущалась после свободного и кажущегося теперь прохладным воздуха коридоров.

Гарам уже успел вернуться и первым доложил о результатах своей вылазки. Два корабля сразу были большой находкой, особенно настолько вместительных. В момент, когда пилот перечислял характеристики найденных судов, лицо Каору даже озарила невольная улыбка - самое большое опасение, что придется выбирать, кто спасется, а кто останется задыхаться на корабле, не оправдалось. Эта перспектива страшила маршала не самой необходимостью принять такое решение, но последствиями, которое оно могло иметь, хаосом, конфликтом, неминуемой кровью. Но, похоже, немного удачи экипаж все-таки заслужил. Остальные известия, к сожалению, были не такими радужными.

- Гарам, послушай.. пожалуйста. Я понимаю.. что тебе это непривычно. Мне тоже, - эмпатическое общение всегда была слабой стороной Каору, поэтому сейчас, когда разговор касался эмоций, слова давались особенно тяжело, - Мы привыкли.. к другим порядкам. Но здесь.. на корабле нет балласта. Сейчас. Наша задача спасти.. всех.. всех, кого мы сможем спасти. Не выбирая.. без нужды. Если все пассажиры поместятся на один корабль, это будет великолепно. Но если нет, мы должны будем найти способ хотя бы дать оставшимся шанс. Но я слышу, что ты говоришь про команду. Ты считаешь, что мы останемся вместе после того, как спасемся "Газали"? Полагаю, у каждого из нас есть свои планы и приказы, которые могут иметь приоритет.

До этой самой секунды вопрос о будущем даже не появлялся в голове маршала, все внимание было сосредоточено на здесь и сейчас, но теперь, когда Гарам намекнул на формирование экипажа корабля, когда спасение было буквально за поворотом, дальнейшие перспективы стали возникать перед мысленным взором Каору. И тут же напомнили о задаче, которую нужно было решить до отбытия. Взгляд маршала скользнул по сложенному у стены оружию, по членам экипажа, сжимавших винтовки, по Ваю и Халеду - как раз вовремя, чтобы заметить его знак.

- Это предложение, - внимание Каору снова переключилось на Гарама, - дурно пахнет. Что там за груз, раз он столько стоит. Ты же понимаешь, что мой долг, как служителя закона, пресекать подобные действия? Но, прежде всего, меня волнуют люди. Если у нас будет свободное место после посадки всех выживших, то можем обсудить это. Но прежде... ты не успел заметить, Халед добыл диск с капитанского мостика? Пойдем, - кивок в сторону Хоморо и подошедшего к нему бармена, - разведка ангаров была твоей затеей, будет правило, если ты доложишь про "Судьбу Авеля". Заодно узнаем, что капитан думает по поводу некатр.

Доводы Халеда, излагавшего свое видение на судьбы некатр, звучали убедительно и так, как должно было понравиться бортинженеру. Но, неожиданно, Каору заботило не это, а то, что Ансари думал на самом деле, были его слова всего лишь искусной игрой, направленной на то, что усыпить недоверие Вая и получить желаемое, или же он и правда считал нелюдей мясом, которое можно бросить против возможной опасности. Ведь он не скажет, даже если спросить. Точнее, скажет, но кто знает, что бармен думал на самом деле, так умело он обращался со словами, что любое слово мог выдать за свои самые искренние чаяния, даже если в одну минуту говорил "да", а в другую "нет". И, все же, Каору хотелось узнать что друг думает на самом деле. Почему это было так важно? Особенно сейчас, когда были гораздо более срочные вопросы! Эта мысль вызывала еще больше раздражения и злости на себя и собственную слабость, из-за которой - не иначе, последствие травм и лечения - сознание путалось как пьяница в собственных ногах, разбегалось во все стороны пугливыми тенями.

- Некатры уже сражались вместе с людьми, здесь, на корабле, - слова вырвались из груди Каору почти невольно, когда внутренний монолог пошел на третий круг, и маршалу нужно было заткнуть этот голос хоть чем-то, - Мы нашли тела нелюдей, которые защищали экипаж. Думаю, я смогу с ними договориться.

Раз уж не получилось промолчать до конца разговора, то можно было теперь задать и самый животрепещущий вопрос:

- Капитан Вай, Халед, вы были на мостике? Вам удалось отыскать диск?

-...- Петтеру было что сказать. Но мальчик не проронил ни слова. Он считал себя выше этого. Задрав чуть нос, и поджав губы, Пал лишь немного дернулся, когда его назвали “доктором”, и лишь сильнее убедился в ведьмовской природе женщины, сидевшей перед ним. В каждой из дочерей Евы была своя чертовщинка, но с разменявшей не один десяток Линнеей её было слишком уж много. Он лишь встряхнул еще раз трубку. Глянул на неё, затем и на хозяйку этого сада. А после, меланхолично одернул руку:

- Я много в чём с вами не согласен, госпожа Эльфеклинт. Но, не поймите всё это превратно,- провёл по себе ладошкой. Его улыбка чуть исказилась,- В моих делах нет ни капли уважения к вам, или желания обидеть. Как и манеры я не нарушал. Просто последовал вашему совету,- глаза юноши кольнули женщину, но тут же потухли. Выражения лица стало каким-то печальным и ироничным,- Не стал растрачивать впустую ваше драгоценное время. В нашем возрасте, оно скользит, словно песок сквозь пальцы,- сжал крепче трубку.

- С радостью приму ваше предложение. Не стану более здесь никого задерживать,- быстро сказал мальчик, глазами пройдясь по листу с подписями, после чего поставил росчерк, широкий, с парой завитков, под должностью лекаря этой странной компании. Впрочем, не навсегда. Уже к следующим праздникам, мужчина рассчитывал вернуть себе своё прежнее тело, навсегда распрощавшись с данной компанией вполне естественным путём. Последняя мысль заставила его чуть помрачнеть. Склянка с лекарством от всех бед в раз набрала в весе, создавая ощущения камня лежащего во внутреннем кармане.

- Благодарю, святой отец. Не стоит вам меня оправдывать, это пустое, право,- улыбнулся Петтер Микаэлю. Пускай мальчишка перестал курить, запах в воздухе еще держался. Он взглянул на ряд подписей, отходя от бумаги, и позволяя остальным, немногочисленным будущим членам Сообщества поставить свои подписи. Еще раз оглядев своих кратковременных компаньонов, мальчишка истинно ребячески зарделся, придумав шутку в голове, но никому о ней не рассказав, что стеснительной она была для юноши. Однако, если большая часть сказанного дамой бреда правда, не значит ли это, что…

...Сообщество - ни меньший корень зла, чем остальные люди? В конечном счете, пускай вэсен и стали реагировать иначе на их расу, это реакция на естественный ход вещей, в котором сила, само естество природы встает против железных топоров, пороха и пламени голодного кострища человечества. А они пытаются строить мосты меж силами, что не должны и вовсе соприкоснуться. Впрочем, в теории, от этого становиться немного лучше и первым, и вторым. “Я часть той силы, что вечно хочет зла, и вечно совершает благо”,- вспомнилось юноше друг почему-то, и опять забыл. Всё это было не важно, что важнее - его же скорое, неминуемое исцеление.

- Будет сделано! - бодро отозвался Дейн, окрыленный тем, что нашел понимание у стародавнего друга, - возможно, Кррш не самый удачливый в мире человек, но достаточно находчивый и усердный, чтобы выжить в той ситуации, куда его завела кривая дорожка. Такие люди, прошу прощения, виды, нужны любому экипажу.

Если так подумать, то даже если Тамо не разделял отношения Себастиана всецело, он раз за разом проявлял поразительное умение оставаться на доброй стороне у всех членов экипажа. Вот он поддержал Аллендера, дал Александре пострелять, а потом согласился с желанием навигатора оставить варгра на корабле. И вот так, совершенно ненавязчиво капитан дал каждому немного того, что он хочет и в тоже время не выделил никого своим любимчиком, не создал оппозиции своим решениям. Пожалуй, восхититься Рейниром стоило особенно если он вел себя таким образом сознательно, а не поступал по одному лишь зову сердца. Дейн без колебания (ведь собственные недостатки нужно принимать, чтобы исправить) признался себе, что в аналогичной ситуации, скорее всего, передавил бы собственной повесткой, слишком он привык говорить, когда его слушают, а в маленькой команде нужно было сначала слышать, и уж потом говорить. Трижды прав был Олеб, когда именно Рейнира выбрал капитаном корабля - признаваться себе в том, что у аристократа оставалась некоторая обида на монарха за это решение было уже сложнее, но сейчас Себастиан не сомневался в прозорливости своего сюзерена.

Договорив с Тамо, навигатор еще пять минут стоял в коридоре за дверьми кают-компании, потом отсчитал еще пару минут, и только после этого вошел обратно. По его расчету дополнительно ожидание должно было создать ощущение серьезности ситуации. Это был один из немногих усвоенных им уроков университетской программы - психика разумных существ была устроена таким образом, что воспринимала ожидание при принятии решения или выполнении подсчетов как признак их важности и взвешенности. Дай ответ за минуту, и собеседнику покажется, что ты не воспринимаешь его серьезно. Прими решение мгновенно, но помолчи несколько минут, прежде чем сказать, и тот будет уверен, что ты продумал каждую мелочь. Так и сейчас, они быстро нашли понимание с капитаном, а дополнительное ожидание служило уже для солидности.

- Похоже, правду говорят, что у каждого канида есть его день, - проговорил навигатор, подавив желание помариновать варгра еще немного. Кррш, похоже, уже был на грани, раз начал защищаться, а значит, следовало немного ослабить пресс и дать ему воздуха. В конце концов, стоило создать и ему комфортную рабочую обстановку. Впрочем, сразу развеивать образ сурового капитана Рейнира тоже не стоило, - Пришлось проявить чудеса красноречия... но капитан согласен оставить тебя на корабле. С условием, - тут же добавил Дейн, чуть надавив интонацией, - Во-первых, полное сотрудничество в деле поимки Феррика. Никаких недомолвок, никаких "я думал это неважно". Если ты в деле, то ты в деле до конца. Мы вместе летим на Теев, вместе ищем твоего бывшего босса и вместе призываем его к ответу, - Себастиан внимательно посмотрел на варгра, после чего продолжил, - Во-вторых, это твой, получается, первый шанс. Ты говоришь, что не принял этот образ жизни, а был рожден в него, создан им, теперь у тебя есть выбор и есть возможность распорядиться им правильно, - еще одна короткая пауза, - Следующего счастливого билета может уже не быть.

- И еще один момент, - уже более размеренным тоном проговорил Дейн, - у нас тут не круизный лайнер, каждый несет свою вахту. Так что если согласен на это предложение, то будешь работать наравне с остальными, - закончив, наконец, излагать ситуацию, Себастиан с доброжелательной улыбкой в глазах посмотрел на Кррша, - Ну что, идет? Если да, то прыжок до твоей заправочной станции прокладывать мне, так что начнем с простого дела - координат, до которых нам надо будет добраться.

Пожалуй, мальчишка и в самом деле был самой неприятной фигурой среди всех присутствующих в саду психиатрической клиники Уппсалы. Да к тому же еще и курильщиком. Стиг плохо переносил запах табачного дыма, а тут еще и табак был отвратительным! Сыщик даже закашлялся, отмахиваясь от клуб дыма. Он поспешил поставить подпись на бумагах, подтверждающих переход права собственности на замок и окрестные земли, сопроводив свою фамилию припиской "Казначей-администратор", закрепляя тем самым эту должность за собой, и отошел в дальний угол, туда, где до него бы не доходил дым от трубки мальчишки.
Выбор должности был простым. Вряд ли кто-то из остальных понимал хоть что-то в юридических тонкостях любых возможных сделок, да и у него был опыт ведения своего собственного дела с получением необходимых разрешений, бухгалтерией и налогами. К тому же это давало чуть больше свободы в части перемещений и действий, а также могло послужить приобретению новых полезных связей и знакомств, которые бы пригодились ему в его работе. В Сообщество Стиг пока не слишком верил, равно как и в доход от подобной деятельности.
Поскольку желающих копаться в замковой библиотеке в поисках ответов и разгадок, а также способа избавиться от проклятия Взора, было хоть отбавляй, он с радостью бы освободил себя от этого пыльного занятия. А потом просто проанализирует всю собранную информацию и отберет нужное именно ему. Удобно!
- Спасибо, фрекен Эльфеклинт, за все проделанное Вами. И я понимаю теперь Ваше присутствие здесь. Это весьма умно, хочу отметить. Я возьму себе на заметку подобный вариант.
Стиг улыбнулся старушке. Не то, чтобы она стала ему как-то ближе или приятнее. Но, по крайней мере, ее умом и сообразительностью он не мог не восхититься.

Странная встреча в странном месте со странными людьми. Густав искренне надеялся, что это собрание ограничиться лишь пересказом общих сведений о Вэсен и предоставлением нужных бумаг. Среди самых несбыточных надежд, конечно же было возвращение господина Петтера в его обычный облик. Вместо всего этого из разнашерстной компании зачем-то делали общество, которое теперь получало в свое распоряжение замок и кучу обязанностей. Разве это было то, ради чего они отправлялись к фрекен Эльфеклинт? Конечно, в замке по словам старушки храниться много книг, которые могут оказаться полезными, но ради них вставать на путь охотника на Вэсен дворецкому точно не хотелось. Он достаточно повидал, чтобы понимать, что людям и Вэсен лучше вовсе не пересекаться.

В течение разговора, Петтер в теле маленького мальчика решил закурить свою трубку. Для Густава это было обыденно, старые привычки Петтера сохранились даже после превращения, однако фрекен Линнея видимо думала иначе. Она явно была недовольна Петтером, и было не понятно, что тревожит ее сильнее то, что господин курит жуткий табак без ее разрешения, или что курит мальчик двенадцати лета. Петтер вроде все ещё не рассказывал о своем превращении, так что и Густав решил пока не раскрывать этот секрет. Пусть ему и были неприятны упрёки фрекен в сторону его господина, он готов был с этим смириться, тем более, что сам Петтер, насколько было понятно дворецкому, был очень даже рад предложению старушки.

Наверное у него были свои причины, Густав не знал да и не должен был знать. Принятие решений не было задачей дворецкого, и раз херр Линдгрен, посчитал что им нужно принять участие в этой авантюре, значит так и нужно поступить. Густав принял документ из рук викария, какое-то время очень не умело и даже комично пытался нацепить монокль, но так и не справившись с ним, коряво и мелко подписался на листе бумаге, после чего передал его дальше

Беседа плавно телка дальше и фика продолжалась. Викарий наслаждался терпким горячим кофе и воздушными эклерами, не забывая при этом внимательно слушать остальных и наблюдать за происходящим. Когда пришло время заключения договора, священнослужитель осторожно просмотрел бумаги, не выискивая там подвох (которого он, в общем-то, и не ожидал от такой спокойной, обходительной, приятной и мягкой старушки, как фрёкен Эльфеклинт), но пытаясь понять, что, собственно, будет входить в обязанности новоиспечённых обитателей Замка.

Микаэлю показалось довольно занимательным, что Линнея хотела, чтобы новые члены Сообщества, коих насчитывалось семь, распределили между собой семь важных ролей (для себя Пер уже приметил роль капеллана). Казалось, фрёкен Эльфеклинт будто предвидела, кто именно придёт к ней и сколько человек примет её предложение. Кто знает, быть может, эта почтенная госпожа тоже видела вещие сны или что-то в этом роде?.. Вдобавок, само число "7" показалось Юханссону довольно символичным. Эта цифра часто встречалась в Библии, и словно символизировала собой «Божие совершенство». Быть может, и сейчас она всплыла в деловых бумагах отнюдь не случайно?

Глядя на мир вокруг, с его социальным неравенством, постоянным противостоянием человека и природы, размыванием культурного наследия прошлого и неопределённостью грядущего, викарий часто пытался найти следы замысла Всевышнего и попробовать понять, каким целям служит тот или иной человек, явление или предмет. За частую пути творца оставались неисповедимы даже для его верного раба, но порой, в такие моменты, как сейчас, Микаэлю начинало казаться, что он стал на шаг ближе к постижению таинства мира.

— Спасибо Вам за Вашу любезность и открытость, фрёкен Эльфеклинт. Прошу Вас простить Петтера, уверен, он не хотел Вас обидеть. Я благодарен и признателен Вам за Ваши советы и с радостью приму предложение, которое Вы мне делаете. Как думаю, и многие мои новые товарищи.

Забрав бумаги у китобоя, викарий подписал их и тепло и мягко улыбнулся, глядя на Линнею. В конце концов, именно благодаря помощи этой почтенной фрёкен Микаэль стал на шаг ближе к обретению ответов на волнующие его вопросы.

— А, не тревожьтесь!

Малте потянулся к конверту, решив не утруждаться стряпчими и прочими крючкотворами. Подобные профессии всегда казались ему какими-то… воображаемыми, что ли. Все эти бюргеры, патруны, политики, социальные философы. Мелочные люди, затянутые водоворотом конторско-приходских дел. Малте ни в коем случае не осуждал их. Каждый сколачивает жизнь под себя. Наверное, эти люди видели дальше и знали больше, чем простой моряк.

Просто сам Малте Мор когда-то выбрал иначе. С семнадцати лет он стоял на ледяных палубах и смотрел в чёрную воду среди льдов. Высокие широты сильно изменили его, как изменяли каждого до него. Огромный кит, поднявшийся из глубочайших глубин, заглянул в душу молодого моряка, смахнул пену дней титаническим выдохом. Теперь Малте измерял мир в совершенно других лекалах. В тех, как он тайком допустил надежду, которые подойдут и его новым знакомцам.

— Не тревожтесь, — повторил он. — Не каждый день раздают замки, ух! Я написал, что хочу помочь. И я помогу. Хранитель… так, наверное, это садовник? Ну что, работка непыльная, а руки дело сыщут. Кто следующий?

- Порой мне казалось то же самое, - своим комментарием Стейн как будто читал мысли Каору, - Но я сомневаюсь, что причина в самой "Газали". За происшествиями стоят люди (или нелюди), а не проклятья кораблей или что-то подобное. Если наши злоключения стали следствием диверсии, чье-то воли, то этот человек здесь, на корабле, вместе с нами.

И если такой человек действительно был, следовало отыскать его (или ее), арестовать и предать суду. Рассуждать об этом вслух пока что не имело смысла - ничего кроме беспочвенных подозрений у маршала не было, но раз подобные мысли появились и у Стейна, значит, гипотеза, как минимум, заслуживала внимания. Мог ли на "Газали" быть кто-то, кто стремился погубить экипаж и пассажиров? За прошедшие пару часов у Каору появилось достаточно сведений, чтобы начать складывать из кусочков мозаики общую картину, но прежде чем погружаться в размышления о причинах произошедшего, следовало решить насущные вопросы.

- Отличная находка, Стейн! Сварочный аппарат должен идеально подойти. Я возьму себе первый рейс, проверим хватает ли его жара, чтобы отпугивать падальщиков, - отправлять с непроверенным инструментом Таонгу было непростительным риском жизни гражданской. Оружие с трудом пробивало тварей, но все же давало уверенности. Да и можно было попробовать бить очередью - так шанс повредить что-то жизненно важное увеличивался.

Главной сложностью перехода на ту сторону было сделать так, чтобы один человек смог донести все скафандры, не упасть, не растерять их по дороге, и все это со громоздким сварочным аппаратом в руках. Пришлось отцепить стропы в нишах, где раньше стояли скафандры, и соединить ими груз, после чего прицепить к своему скафандру несколькими карабинами - так было меньше шансов потерять часть чемоданчиков по пути. На поверхности любой из планет получившаяся гармошка за спиной не позволила бы нормально перемещаться, но в невесомости можно было просто вести всю конструкцию за собой, как воздушный шарик на веревочке. Наконец, предупредив людей в часовне, чтобы готовили первую группу, можно было выходить. *

И теперь, во время осторожного - с таким количеством груза спешить не стоило - перехода у маршала появилось время подумать над известными фактами о произошедшем на корабле. После того, как связь с колонией в Тао-Ань пропала, Легион направил в систему несколько разведывательных судов, и ни одно из них не вернулось обратно. Версия с катастрофой настолько глобальной, что вся система превратилась в смертельную ловушку, выглядела слишком неправдоподобно. Гораздо вероятнее, что за событиями стояла одна из фракций или кто-то доселе неизвестным. В то, что какая-то сила, оставаясь неизвестной для Горизонта, могла скопить достаточно ресурсов, чтобы захватить и блокировать целую систему, было сложно поверить, но слишком много странностей происходило в последнее время, начиная с появления Эмиссаров, чтобы полностью списывать такую вероятность со счетов. Кто бы не срежиссировал события в ТАо-Ань, у них должны были быт ьагенты за пределами системы. Спасательная операция собиралась с большой помпой и в столь же большой спешке, желающих попасть на "Газали" было слишком много, и управляющая комиссия должна была отобрать три сотни наиболее подходящих кандидатов, и тщательность отсева наглядно демонстрировал Стейн, оказавшийся на корабле без выраженных профессиональных навыков.

Из этого следовало, что наличие на "Газали" диверсанта (или группы диверсантов), который должен был проследить за тем, чтобы миссия не достигла цели, было очень вероятным. И можно было предположить, что агенты неизвестного противника были подготовлены - либо напрямую предупреждены, либо защищены от возможных последствий атаки на корабль, чтобы дать им возможность закончить начатое - не дать никому спастись с гибнущего корабля. И если размышления о причинах случившегося в Тао-Ань были сейчас пространными рассуждениями, то опасность диверсии была реальной и требовала противодействия, иначе все попытки спасти людей с "Газали" пойдут насмарку. Но установить личности агентов было гораздо сложнее, особенно с учетом возможности использования людей в темную. Кому как не Каору было знать о силе видений и слов, сказанных во сне.

Прежде всего, стоило сократить список подозреваемых до выживших. Если диверсанты погибли, они не могли угрожать людям и их личности можно было установить постфактум. Реальную опасность представляли живые агенты и их нужно было выявить прежде, чем они нанесут еще больше вреда. Могли кто-то из группы в отсеке 13.13 быть среди их числа? Неисправность криокапсулы Каору, безусловно, наводила на такое предположение. Очевидным подозреваемым был Стейн, и за сомнительную предысторию попадания на корабль, и из-за того, что он призывал группу отправиться в обход ангаров, подставив людей под радиацию и гончих Тиридеса. Но именно по этим причинам он вряд ли был агентом противника. У молодого человека, безусловно, были секреты, он скрывал какую-то болезненную тайну, факт ее наличия был очевиден маршалу, но он был слишком импульсивен и деятелен для диверсанта. Нет, если в группе был "предатель", то это был кто-то тихий, незаметный и полезный. Например, Таонга. Или Энрике. Оба они они обладали необходимыми техническими навыками для саботажа, оба были внешне лояльны и не привлекали к себе внимания. Ванг был слишком непредсказуем и гораздо более нестабилен, чем Стейн. Гарам был слишком честен для подобной задачи. Но насколько хорошо они с Каору знали друг друга, чтобы делать подобные выводы? Еще вчера маршалу казалось, что самым надежным человеком на корабле будет Халед, но он оказался полон своих тайн. Подозревать бармена не хотелось, как и признаваться себе в том, что это нежелание порождено дружбой, нежели рациональными выводами. И все же, оправдывая свое эмоциональное решение, он был амбициозен, стремился привлечь к себе внимание, что плохо вязалось с образом тихого саботажника.

По этому же причине вряд ли стоило подозревать Хоморо Вая или Легион, погрузивший на "Газали" некатр. Слишком много к ним внимания, чтобы действовать свободно. Беловолосая авантюристка, очаровавшая Гарама, была гораздо более вероятным подозреваемым, и нет, это не была ревность - у женщины было достаточно профессиональных навыков и свободы передвижения для диверсий. Еще был Изгой-врачеватель и привлекшая внимание Халеда женщина, сказать про них что-то конкретное было невозможно, и уже одно это, их способность оставаться незаметными, заставляла их подозревать. Особенно с учетом того, что злоключения группы носили случайный характер - дурная удача, совпадения, события, которые могли произойти сами собой. Этот паттерн указывал на возможное мистическое воздействие, и эти двое среди всех остальных уцелевших более всего походили на роль одаренных.

Каору отчаянно не хватало информации, чтобы сделать обоснованные выводы. Нужна была помощь, и единственный, кто мог ее предоставить, был категорически ненадежен. Но другого выбора сейчас не было, приходилось работать с Вангом, который как нельзя кстати отозвался на запрос маршала.

- Главное, все живы, - новости о том, что Интеллект опять отказал, расстраивали, но сделать с этим сейчас было нечего. Уарда вызывала у Кару искреннюю симпатию, возможно, из-за ее состояния, такого похожего на то, что происходило с Каору после пробуждения. Да, Интеллект была всего лишь программой, но у нее был разум и ей хотелось помочь наравне с остальными членами экипажа, - У нас мало времени, так что предлагаю принять потерю как данность. Если получится, установите отсек, где находятся сервера Уарды. Я попробую забрать носители с ее кодом, если представится возможность, - и дальше, уже переключившись на личный канал, - Пока у меня есть другой вопрос. Райнальд, вы же служите в Корбезе, я правильно помню? На ваш взгляд, как следователя, кто из выживших наиболее подозрителен? Меня не оставляет ощущение, что кто-то на корабле активно препятствует нашему спасению, но у меня не хватает сведений, чтобы определить подозреваемых. Возможно, вы приметили больше, чем я.

Петтер, пока хозяйку дома понесло, потихоньку вытащил из-за пояса короткую и толстую трубку, из давно высохшего блеклого дерева. У трубки был металлический мундштук, которым была заменена обломанная в прошлом часть, а так же её поверхность покрывали царапины и потертости, так густо, что казалось, ей лет больше, чем самому мальчику. Он снял с пояса мешочек с табаком, и набил им аккуратно трубку, прежде чем утрамбовать его небольшой ступкой, похожей на остроконечную спицу, с загнутым но тупым концом. Закрепил кистень на поясе.

“Господь всемилостивый, на земле бегущий зверем, и взирающий на нас оком всевидящим на небесах, прошу, ответить на молитву сына своего умеренно верного хотя бы в этот раз: за что мне это испытание?”,- спросил сам себя в мыслях юноша, пересекая сад с максимально невозмутимым видом, чтобы сцапать пару эклеров, а потом с ними вернуться на место, и сесть где-нибудь в тсоронке никому н емешая. По пути, тот проговорил что-то вроде “спасибо”, гостеприимной хозяйке этой богадельни. Достал тугой коробок с длинными спичками.

*Чирк*. Поджёг трубку. Закурил. Запах табака, идущий из трубки, был настолько мерзкий, что стоять с наветренной стороны рядом с Палом было просто невозможно - человек мог просто задохнуться после всего минуты контакта с ядреной махоркой из закромов датчанина. Доктор флегматично подумал, что такими темпами сведёт себя в могилу к 30, если уж начал прикуривать с 12, и от того же запыхтел с еще большим энтузиазмом. “На кладбище - так с музыкой!”,- сказал себе уверенно Линдгрен, закусив слишком уж приторным для него эклером.

Он съел десерт с жадностью, даже не распробовав его вкуса. Лишь для утоления голода, но не для того, чтобы почувствовать сладость. Тем временем Линнея всё продолжала трещать на темы максимально отвлеченные и попросту неинтересные для Петтера, пришедшего сегодня на эту встречу, чтобы снять свое проклятье. Он бы хотел вмешаться в объяснение, заметив, что дама дала им полное право не распинаться, сказав, что столько молоть кашу на зубах в старости вредно, того гляди, помрет бабуся, не сказав толком ничего и путного.

Но, старик стоически сдержался, лишь насупившись, когда остальные смиренно ждали того, как она закончит, словно мальчишки в при церковном хоре, ожидавшие конце молитвы перед началом репетиции. И вот, наконец, дело начало принимать деловой оборот. Юноша лихо перехватил трубку зубами, скалясь. “Она хочет чтобы сделали за неё грязную работенку, а в обмен, мы можем получить ответы на вопросы… вот чертовка… и если потребуем чего серьёзнее, или гарантий каких - она просто спишет всё на разжижение мозгов в старой голове”.- восхищенно цокнул языком.

- Вот. Это уже разговор по делу,- кивнул мальчишка,- Да будет так. От своего лица, и лица моего дорого наблюдателя,- взглянул на Густава,- Мы принимаем ваше предложение. Позвольте сразу же развеять ряд моих заблуждений, и ответить на несколько вопросов,- попросил юноша, когда услышал уже достаточно из уст женщины. Он кивнул ей,- Каково состояние замка на данный момент? В нём имеется оружейная? Как понимаю, о найме новых слуг не может быть и речи в силу важности имеющихся в замке ценностей и знаний,- вздохнул,- В таком случае, имеется ли некоторый бюджет на его содержание, или же мы должны отстегивать и за это из своего кармана?- вскинул бровь. А затем, повёл рукой,- Это не упрёк. Просто это важный для нас всех вопрос, мне кажется. Кроме того, хочу уточнить: имеются ли в замке биографии людей, столкнулся с пагубным воздействием этих… тварей?..- уточнил тот,- Анамнезы больных? Очерки о распространённых проклятьях и способах борьбы с ними? Записи практикантов? Что-то, что помогло бы человеку, ставшему… не таким как раньше… вернуться в нормальное состояние?- с ходу выпалил тот целую кучу вопросов. Кажется, это в особенности его волновало, он даже перестал курить трубку, аккуратно стряхивая пепел из неё в кусты,- Что на счёт земельного надела, вокруг замка? Кому он принадлежит?

- Спасибо, Уарда, ты очень помогла, - слова Интеллекта подтвердили догадки маршала о том, что тепловое излучение может навредить космическим эндемикам или хотя бы отпугнуть их.

Ответом на реплику Каору была только сухая статика. Повторный запрос тоже не дал результата, но, при этом, соединение с Таонгой оставалось активным, а значит, что-то случилось на той стороне канала.

- Энрике, Райнальд, у вас все в порядке? Уарда пропала из эфира. Надеюсь, в медотсеке ничего не произошло?

Казалось, что "Газали" стала центром притяжения невезения всего Горизонта. На каждом шагу отряд поджидали трудности, осложнения и просто напросто дурная удача, как будто вселенная вознамерилась воздать горстке запертых на корабле людей за какие-то реальные или мнимые прегрешения. Как иначе объяснить, что даже после всех усилий, потраченных на то, чтобы восстановить системы корабля, они отказали снова, не проработав и часа? Возможно, так люди и начинали верить в Ликов, знамения, чудеса и прочие небылицы, когда сталкивались с экстремумом аномалии, как положительных событий, так и отрицательных, наделяя эти происшествия мистическими качествами. На деле же не было ни божественного промысла, ни чьей-то злой воли, одно лишь стечение неудачных обстоятельств, из-за которого группа выживших все никак не могла получить передышку больше, чем на несколько десятков минут.

И единственным известным Каору способом преодолеть черную полосу было стиснуть зубы и продолжать идти к намеченной цели. Рано или поздно, буря пройдет. И судить о тебе будут не по тому, как везло или не везло в процессе, а по тому, была или нет выполнена поставленная задача. Остальное могло лишь украсить победу или сгладить горечь поражения, но не более того. Поэтому сейчас нужно было не думать о превратностях судьбы, а сосредоточиться на происходящем вокруг. Прикрыть Таонгу, пока та доберется до второго шлюза и закрепит трос, держать на прицеле потерявшую к людям интерес тварь, пока инженер возвращается обратно и вместе с ней отступить обратно к шлюзу, за которым остались Стейн и Тахир. Одно действие за другим, сосредоточившись на каждом из них полностью, не позволяя мыслям бешено нестись вперед, к тому, что еще не случилось и, возможно, не случится

- Трос закреплен, - Каору нужно было кратко проинструктировать спутников, когда они с Таонгой вернулись внутрь корабля, и посоветоваться, - Мы можем выводить людей из часовни. Но есть опасность. Недалеко от шлюзов пасутся - или как это правильно называется у них - космические падальщики, музхаджары. Мы насчитали полдюжины, но их может быть и больше. Их шкура слишком плотная, я едва могу пробить ее даже из карабина, потому перестреливаться с пятью сразу невыгодно. Уарда сказала, что они боятся тепла и не станут приближаться к источнику. Если мы сможем сделать тепловой коридор или, хотя бы, достаточно большое пятно, то сможем перевести людей без риска внезапного нападения. У вас есть идеи, как это можно сделать в космосе? Таонга, чем варят обшивку кораблей во время экстренного ремонта? Должны быть какие-то резаки, достаточно горячие, чтобы мы могли использовать их как импровизированный факел. Кроме этого мне приходит в голову только перегреть один из топливных элементов, которые питают наше снаряжение. Возможно, этого будет достаточно

В ответ на повторное приглашение присесть Стиг было решил отказаться уже куда грубее, поскольку не слишком любил повторять свою позицию несколько раз, но что-то в глаза Линнеи остановило его от ответного выпада. А когда начался рассказ, по которому сразу было видно, что он затянется на продолжительное время, сыщик все же потянул к себе одно из кресел. Но поставил его все так же слегка в стороне от остальных. С благодарным кивком головы он принял от рыжего Малте чашку кофе и принялся наблюдать за присутствующими в саду.
Компания подобралась на удивление редкая. Малте, моряк, производил впечатление довольно простого и прямолинейного человека. Такие, как правило, не скрывают в своих поступках мотивов и двойных смыслов. Да и в целом, он выглядел как славный малый. Наверное, единственный из всех собравшихся.
Эрик, второй, на кого внимание обратила Линнея, обладал массивной фигурой, руками работяги и таким же тяжёлым взглядом. Озвученное пригласившей их дамой событие, приведшее к обретению Взора, подтвердило возможные догадки. Инженер в шахте. Вполне ожидаемый род занятий для человека с такой внешностью. А если сложить это с замеченными в записной книжке набросками и схемами, было понятно, что Эрик человек образованный, а не просто чуть более удачливый шахтер. Учитывая откуда тот прибыл, вполне возможно, что они даже встречались раньше, ведь обучался он явно в том же университете, что и Стиг. Правда, Эрик выглядел моложе сыщика, но все же. Потом можно будет это обсудить. Зато было четко понятно, что это человек дела. Используя вопросы для отвлечения внимания, он быстро перешёл к сути, а именно к переданным ключам. К чему вопросы о книгах и библиотеке, если это можно было обнаружить самому в замке? Прагматик, а значит с ним будет проще найти общий язык.
Фигура Густава особых эмоций не вызывала. Обычный, может быть даже типичный дворецкий. За свою жизнь, пусть и недолгую, он насмотрелся на таких, когда приезжал на встречи с заказчиками. Такие во главу угла ставят интересы и желания господина, которому служат. Хотя этот, похоже, имел и какое-то свое мнение, но судить об этом было рано.
Про священника Стиг пока тоже мог сказать мало. Его смущал только один факт - его совсем не задело сравнение какой-то оккультной в общем-то книги с Библией. Это не слишком укладывалось в голове сыщика. Не то чтобы он сам был очень религиозен, но такие оговорки больно бьют по ушам любому. Зато готовность помочь даже умалишенной, которой была их собеседница, учитывая место, где проходила встреча, была вполне понятна для священнослужителея.
Иностранец-франт был более интересной личностью. Он назвался литератором и утверждал, что владеет Взором с детства. Как легко спутать фантазии с реальностью, когда фантазия - это то, чем ты зарабатываешь на хлеб. Если бы не ещё один гость, то его можно было бы назвать самым странным из приглашённых. Темная лошадка.
Ну а самым странным, необычным, необъяснимым, называйте как хотите, гостем был мальчишка. Мальчишка-господин, но который вел себя не так как дети его возраста. Манеры, не свойственные пальцы, странные движения, но, самое главное, обращение к остальным гостям. "Щеглы?" Кем он себя возомнил, этот мелкий поганец! Да за такие слова его в среде Стига выпороли бы так, что он неделю минимум на задницу честь не смог! Только присутствие дамы и дворецкого останавливало от преподания подобающего урока.
Итак, простодушный моряк, умник-инженер, священник без трепета по отношении к Библии, типичный дворецкий, писатель-франт и несносный мальчишка. Да уж, веселенькая компания.

Рассказ Линнеи Эльфеклинт сыщик слушал вполуха. История Сообщества, признаться, его не слишком интересовала. Кто-то что-то видел, делал, ссорился и обманывал. Какое отношение это имеет лично к нему и его проблеме, мешающей работе?! А вот события недавних дней были поинтереснее. Хотя бы с точки зрения тех самых обещанных ответов на вопросы, ради которых он и пришел на эту встречу. Вся эта полумистика вообще выглядела бы сказками для детей, если бы не последние пять лет. И все, что пока интересовало сыщика - это возможность избавиться от проклятия, чтобы жить нормальной жизнью.
- Фрекен Эльфеклинт, к чему все эти истории, если мы не приблизились к самому главному? - довольно грубо прервал он вопросы и рассуждения остальных. - Не для того мы вели переписку, чтобы слушать байки древности. Тем более, что это никак не избавит от проклятия этого вашего Взора. Меня куда больше волнует вопрос как развидеть, а не кто и что видел несколько столетий назад. Или, я так полагаю, что нам предоставляется выбор без такового?

От подобных предложений не отказываются - и Эрик занял одно из предложенных мест и взял одну из чашек с кофе, - Доставить вам удовольствие, это меньшее, что мы можем, фр... фрёкен Эльфеклинт - Он тоже сделал глоток кофе из чашки - но как только Линнея начала свой рассказ - чашка была отставлена обратно на столик, а из кармана появились записная книжка и карандаш.

Быстро пролистав книжку к свободному месту - любопытные и просто внимательные могли заметить расчеты, наброски каких-то технических устройств, зарисовки непонятно чего, записи на латыни и шведском - Эрик приготовился записывать то, что покажется ему интересным.

Слушал он внимательно, не перебивая Линнею - единственно дернулся в момент, когда его назвали доктором - но, опять же, промолчал, делая заметки. Имена, даты, упоминаемые места и события - все записывалось им в блокнот с небольшими пометками в духе: "Взор - дар или особенность зрения?" или "Почему Артемида?"

До конца рассказа он молча записывал информацию. Потом пару минут осмысливал ее, изучая свои записи и пометки, после чего поднял взгляд на Линнею и задал немного неожиданный вопрос:
- Артемида... это, кажется, какая-то из греческих богинь, не так ли? Я понимаю неприязнь основателей Общества к церкви... но почему они назвались именем чужеземной богини? При том что "орден" объединял людей рожденных в Torsdag и в сказках, слышанных мною в детстве, равно как и в большинстве книг, которые я изучил за последний год - именно Тор выступает защитником людей.
- Нет, я понимаю, что никто не может знать мысли людей живших четыре века назад, но может быть есть какая-нибудь легенда или объяснение такому названию? В любом случае - спасибо за познавательный рассказ... Как я понимаю - у нас нет большого выбора, так? Или мы смиримся и попытаемся жить нормальной жизнью, старательно не замечая то, что не видят другие люди. Или мы попытаемся это понять и помогать другим людям пострадавшим от этого. Что же... я за то, чтобы попытаться со всем этим разобраться - с этими словами он протянул руку и взял связку ключей, положенную Линнеей на стол. - Надеюсь вы объясните нам - как найти замок Йилленкрёйц - если, конечно, это ключи от него.

Малте посмотрел на ключи, которые лежали между фарфоровых боков, а потом беззастенчиво плеснул себе кофею. Кто как, а Мор не привык слушать такие истории без доброй закуски. Увесистый кофейник всё ещё был в его руке, и с ним Малте вопросительно покосился на остальных.

— Повесть едва ли назовёшь простой. Теперь вы хотите, чтобы мы приняли вашу вахту, — резюмировал он. — Но с чего начать, если не знаешь, что следует делать?

Викто смотрел вниз, с перевала, на открывшуюся перед ним картину. Это было, несомненно, красиво. И это пугало. Неизвестностью. Родная страна пугала неизвестностью. Он попытался бежать от своего прошлого, скрывшись в Альбереторе - не получилось. Долгая и трудная дорога назад не оставила других мыслей, кроме как дойти и... и они дошли. И он дошел. Что дальше? Молодой человек закрыл глаза и попытался мыслить логически, как учили в Университете. Пугает ли его смерть? После перевала - нет. Пугает ли его боль? Нет. Следовательно, если в неизвестности, скрытой за пеленой будущего, его ждет боль и смерть, бояться их нечего. Следовательно, и самой неизвестности пугаться нечего, вопрос не в том, что будущее страшит, а в том, что он не знает, что в нем делать.

Отправляясь в путь на север он лелеял мысль осесть где-нибудь в глуши лекарем, но сейчас сомневался в своей способности к спокойной, размеренной жизни. По крайней мере, не сейчас. Лекарь оглянулся на товарищей. Может... У них есть идеи?

Еще одного посетителя собравшиеся могли заметить еще подходя к больнице - он уверенно шагал в сторону приемного покоя - не особо смотря по сторонам, словно бы он уже бывал в данном прискорбном заведении. И, действительно - если кто-то случайно или намеренно услышал его разговор с медсестрой - то он был во-первых дольше, чем у большинства, во-вторых, он назвал ее по имени, в-третьих - в нем был упомянут какой-то доктор - явно из персонала лечебницы.

На самом деле - Эрик не был пациентом данного заведения в полной мере, но за последние пару месяцев несколько раз консультировался у местных докторов по поводу некоторых психических расстройств и методов их лечения, объясняя свой интерес научным исследованием. Поверили ли ему или нет - это хороший вопрос - врать Эрик никогда не умел - однако спокойное поведение, отсутствие "опасных для общества" проявлений и, конечно, плата за прием, позволяли докторам закрывать на это глаза. Как говорят - богатые люди не бывают ненормальными, а только эксцентричными.

Именно в один из визитов в больницу он услышал о Линнее Эльфенклинт и написал ей письмо, потом еще одно, и вот теперь пожинал плоды этого решения - его пригласили на встречу, в полдень... и это слегка раздражало - Эрик привык к точности и пунктуальности, но не учел наплыва посетителей произошедшего в этот день. И ведь все шли к одной и той же цели... Но встревать в чей-то разговор и проситься, чтобы его провели вместе с ними было невежливо. А блуждание в одиночестве по больнице может привлечь внимание персонала другого рода - мужского, из тех, что помогают справляться с буйными пациентами, а так же следят, чтобы посторонние не мешали лечению и не беспокоили эксцентричных пациентов. Так что Эрик ждал своей очереди, слушая как часы на далекой башне отбиваю полдень, ждал, чтобы улыбнуться медсестре, спросить о здоровье одного из докторов и наконец-то проследовать за ней на встречу.

Собравшаяся в саду компания оказалась довольно необычной, причем не по отдельности, а как единое целое. Что может быть удивительного в моряке? Или в священнике? Или в юноше с гувернером? Но вот все вместе они обычно могут встретиться исключительно на службе в церкви. Или у постели больного престарелого родственника в ожидании, когда тот умрет и можно будет делить наследство. На храм данное место едва ли походило, а вот на второе предположение... несомненно Линнея была весьма стара и обладала весьма специфическим богатством - знанием, которое было необходимо Эрику. И, вполне вероятно, всем остальным собравшимся тоже... Аналогия заставила его мрачно усмехнуться.

- Доброго дня вам, фрю Эльфенклинт. - поздоровался он с легким поклоном, - Мое имя - Эрик Брюгге и я уроженец города Фалунь. И так как никто не горит желанием рассказывать подробности про себя, то, видимо, придется начать мне. По профессии я - горный инженер. Занимаюсь переоборудованием шахт, обучением рабочих современным методам добычи и прочими подобными вещами. Немногим более года назад со мной произошел трагический случай - я попал под обвал в шахте. Меня сочли погибшим, но по факту я был замурован в одном из ходов... - на этих словах Эрика передернуло и у него начала дрожать правая рука, заставляя его прерваться и сцепить руки в замок, - Я не помню. Или не хочу помнить - что там было. Я только знаю, что я там был не один, но это не было человеком. Через несколько дней меня нашли у одного из старых, давно заваленных ходов. Якобы мне удалось его найти и пробиться наружу обломком старой кирки. С тех пор я начал видеть... всякое, - на предпоследнем слове он явно старается скопировать интонацию Линнеи.

В похожей лечебнице Петтер в молодости проходил свою первую практику. Это место навевало ему воспоминания о молодости, о годах, проведённых в госпитале, и в университете. Путь до Уппсальский Приюта проходил через места молодецкой славы юноши, когда тот с тоской глядел на узкие, но уютные улочки города. Пал тихо говорил с Густавом. «А вот тут меня стошнило после того, как я перебрал с горячительным после первой недели в приёмном покое»,- вещал тот, аккуратно тыча указательным пальцем с нанизанным на него перстнем в какую-то подворотню. Чистые и ясные глаза мальчика бегали по очертанию собора. Монументальная архитектура захватывала его дух. Он словно уснул.

«А здесь была лавка портного. Там работала миленькая барышня валлийский кровей, с забавным акцентом. В её компании я мог не сильно-то стесняться своего произношения, а потому когда у меня, Харстага или Клэя прохудилась одежда, я утягивал их сюда. Здесь был первый пошив моего костюма на встречу с гером Альфредом Сэвром, что желал занять преподавательскую позицию на кафедре вместо доктора Форсберга»,- рассказывал тот тихо, плывя по улице, и не замечая вокруг себя никаких прохожих. Они шли пешком. Это возбуждало разум Линдгрена.

Как же он отвык от этого? За последних две декады, он передвигался пешком, по улицам, отсилы с полгода, совершенно позабыв всякую нужду общаться лично, нос к носу, с людьми достатком разве что немного ниже его собственного. Подобное положение дел, пожалуй, оскорбило бы Рику до глубины души, если бы та могла уличить своего мужа в лености, или растрате денег на личный экипаж. Впрочем, последнее было скорее необходимостью, в те времена, когда старик ещё горел идеей вылечить свою жену, сберечь её здоровье.

Он запускал руки в карман своего потрёпанного жилета, вытаскивая из него серебряные часики, смотря на них, и снова пряча внутрь. Глаза мальчишки бегали вокруг, цепляясь за фигуры людей, что так же входили в здание Приюта Страждущих Душ, словно в них он пытался увидеть знакомые лица. «Кто-то из моих однокурсников осел тут лет с 30 назад, быть может, я увижу знакомое лицо?»,- думалось ему. Но вспомнив лишь о том, что самого его вряд ли узнают, Петтер переставал тешить себя подобными надеждами.

ЦОК-ЦОК-ЦКО-ЦКО. Стучала тросточка мальчишки по брусчатой мостовой. Рядом пронёсся дилижанс, колёса которого отбивали нервный ритм по камням. Хмурый взгляд ребёнка поймал ещё один звук: звук шуршащего фетра. Перевёл взгляд на одного из своих компаньонов. «Наш друг в последние из дней довольно нервный. Его волнует эта встреча даже больше нашего»,- заметил шепотом, с лёгкой усмешкой тот, потянув за рукав Густава. Андерс вызывал у юноши лёгкую усмешку. В некоторых, ели уловимых жестах и движениях, мальчишка был почти что точной копией своего отца.

Когда их троица чинно вошла в помещение больницы, двигаясь к крылу довольно обеспеченных «потерянных», что часто приходили сюда скорей за дозой милого душе лекарству, чем за спасеньем для души, они зашли в палату к пригласившей их в это заведение прелестнице.

- Нц, щеглы,- бросил мальчишка, стоило тому коротко осмотреть всех здесь присутствующих. Какой-то неотёсанный рыжий чурбан в простецкой, но такой грубой одежде. Чернявый наглый хлыщ в потрёпанном пальто. Чопорный на вид здоровяк с умными глазёнками. Быстро делающий свои наброски Андерс.

- Доброго вам дня. Благодарю вас за приглашение, госпожа Эльфеклинт. Мы ценим уделённое нам внимание,- мило и понимающе улыбнулся женщине парнишка. Он кивнул,- Как ваше самочувствие?- поинтересовался тот. Его смутило, чуть перекосив в лице, неприличное напорство остальных. Некоторые не сказали ни «здравствуйте», ни «как вы себя чувствуете», никаких манер! А у некоторых и с этим перебор – священника буквально пронесло. Одни лишь Петтер с Гюнтером выдерживали что оценку вкуса в одежде, что поведения, соблюдя все нормы приличия. Пал даже вытер ноги, прежде чем войти в чужое жилище,- Мой друг говорит правду,- кивнул тот на слова Густава,- Рад с вами наконец встретиться…

Швеция не нравилась Густаву. Пока что дворецкого и его господина, Петтера, преследовали одни неприятности. Господин посоветовал им направиться в квартиру его старого знакомого, но и здесь их ожидала неприятность. Вместо друга херр Линдгрена, их встретил молодой человек в щегольской одежде, который представился сыном искомого человека. Квартирка казалась слишком маленькой для Густава, который на голову был выше нового знакомого, докто́ра Харстага, о молодом господине и говорить было нечего. Дворецкий старался как можно аккуратнее передвигаться по комнатам, не задевая вещи на шкафах и люстры. По выражению лица докто́ра Харстага можно было судить, что заядлый холостяк и одиночка вовсе не рад новым знакомым, но, к огромному счастью Густава, он не стал их прогонять и, пуская и с недовольством, но предоставил им комнаты.

По счастливой случайности ли, или же благодаря предусмотрительности мудрого даже в теле ребенка херра Петтера, но новый знакомый также пережил встречу с Вэсен и теперь был готов докопаться до их истинной сущности. Сам Густав не разделял его стремления, но господин кажется тоже был рад подобной идее, так что слуге не оставалось ничего, кроме как принять участие в их авантюре. Долгое время они тщетно пытались узнать хоть что-нибудь о сверхъестественных существах, невидимых для большинства людей. За это время Густав привык к обществу докто́ра Харсга. Да он был не очень приветлив, но дворецкому казалось, что общество этого молодого писателя благотворно влияет на состояние господина. Густав беспокоился за здоровье херра Линдгрена, после заточения в тело ребенка он казался ужасно подавленным. Быть может глупому дворецкому лишь мерещилось такое настроение господина, в одном он был уверен точно, в компании нового знакомого Петтеру будет лучше.

Неожиданно навязчивая идея компании узнать больше о Вэсен стала казаться не такой уж несбыточной. Письмо, отправленное Линнеей Эльфеклинт, на сколько мог судить Густав, намекало именно на особую способность видеть то, что скрыто от других. Оставалось надеяться, что она и правда что-то знает. Быть может, она сама достаточно сильна, чтобы сбросить проклятье с Петтера, и вернуть ему привычный облик. Хотелось надеяться

Место встречи между тем озадачило и даже смутило старого Датчанина. Дом страждущих душою навевал неприятные мысли. Быть может, сама фрю Эльфеклинт была не более чем больная дама, и все путешествие в это заведение станет бесполезным. Однако, Густав не стал озвучивать свои опасения и покорно отправился вслед за остальными к старому трехэтажному зданию. Знание о предназначении этого заведения сильно меняло все отношение к дому. Оказалось, что в саду ряом с Линнеей уже было много людей, что стало для дворецкого очередным неприятным сюрпризом. Его путники старались сохранять самообладание, а Андерс даже начал создавать зарисовки присутствующих. Благодаря росту, Густав мог иногда подглядывать в его записную книжку. Портрет Петтера показался ему слишком нахальным, а вот собственное изображение выглядело более чем приятно.

Густав усадил своего господина в одно из кресел, а сам предпочел встать у него за спинкой, оставляя места для более важных посетителей. После Андерса дворецкий решил представить себя и Петтера

- Имя этого молодого господина - Петтер `Пал` Линдгрен. По просьбе его отца я всегда сопровождаю мальчика. Меня называют Густавом Охман. Если я правильно понял ваш вопрос, то Видеть могу и я, и мой молодой господин, у меня появилась такая возможность раньше, у него позже

Густав старался почётно представить Петтера, но то ли атмосфера лечебницы так давила, то ли странные вопросы фрю сбивали его с толку, в любом случае, голос Густава иногда звучал глухо, и как бы он ни старалась, взгляд его глаз не мог оторваться от пола

Сложившиеся обстоятельства доставляли Андерсу гораздо большее неудобство, чем он был готов признать. Когда несколько месяцев назад в дверь небольшой квартиры над кондитерской, которую Харстаг снимал в доме на Свартбекьсгатан, постучали, писатель не мог даже предположить, насколько изменится ритм его жизни. На пороге стоял долговязый прилично одетый старик с ребенком при нем, но не прошло и двух мгновений, как юноша в ставшей сейчас уже привычной Андресу, но тогда в обезоруживающе грубой манере объяснил, что он, Петтер, был давним другом Ларс Харстага, и прибыл по адресу, потому что прослышал, будто бы на том же самом месте, что и почти 40 лет назад живет какой-то Харстаг.

Затем были долгие объяснения что отец давно уже обосновался в Стокгольме и не кажет носа (прости, Густав, вовсе не на твой счет шпилька) за границы города, а сам Андерс находится в городе всего несколько недель и занял старую квартиру по рекомендации Ларса - нынешний хозяин, которого старший Харстаг когда-то лечил от скарлатины, даже сделал сыну своего спасителя хорошую цены по доброй памяти. А после невероятный рассказ Петтера о том, что ему был седьмой десяток лет, а нынешний юный облик он получил благодаря проказе самой настоящей русалки, и теперь вынужден был всю ходить в компании косолапого дворецкого Охмана, чтобы избегать лишних вопросов. А еще, уже про себя додумал Андерс, чтобы кто-то мог защитить мальчишку, когда его своеобразная манеры общения доведет кого-то до рукоприкладства.

Густав не распространялся о своем прошлом, но Харстаг подозревал, что у него в прошлом есть схожая история, а значит, все трое искали ответы на одинаковые вопросы. Проводить расследование вместе было удобнее, но необходимость вместить в свою жизнь двух эксцентричных и совершенно чуждых ему людей и являлась главным источником дискомфорта для Андреса. Он привык работать один, привык жить один, привык молчать, иногда днями на пролет, но теперь все эти привычки требовалось сломать и научиться действовать сообща с новыми товарищами.

Результат, однако, стоил принесенных жертв. Тщетные поиски одиночки принесли плоды для группы, когда прошедшим месяцем они получили ответ из самого неожиданного источника. Линнея Эльфеклинт, дама весьма нездоровой репутации откликнулась на отправленную ей корреспонденцию в таких оборотах, которые не оставляли сомнения, что она сама Видит и, более того, готова поделиться доступным ей знанием, для чего и приглашает навестить ее в Приюте Страждущих Душ. Адрес заставлял подозревать, что прозрение Линнеи есть ничто иное как одна из сторон болезни, но интуиция подсказывала Андерсу - они на верном пути.

И вот теперь, стоя на мостовой и то и дело придерживая шляпу от порывов ветра, Харстаг наблюдал за тем, как вереница экипажей подъезжала к воротам Приюта, оставляя на мостовой перед высокими воротами цветастую компанию визитеров. Больше полудюжины человек, считая самого Андерса и его спутников, собрались на прием к безумной Линнее, и в голове писателя невольно возникали ассоциации с необычным чаепитием из романа Чарльза Додсона, на котором оказалась юная героиня. Подчиняясь порыву вдохновения, мужчина достал затянутый в плотную кожаную обложку блокнот из желтоватой самодельной бумаги с грубым, неровным обрезом страниц и стал делать быстрые пометки. По страницам ползли короткие червячки текста, иногда объединяющиеся в целые предложения, а также схематичные, в несколько линий, скетчи приюта и встреченных Харстагом личностей. К портрету юного Петтера, изображенного с нарочито самодовольным лицом, и грустного великана Густава один за другим добавлялись новые. Вот усушенный моряк с россыпью веснушек на щеках. Абрис лица и форма губа вышла слишком уж тонкой и он казался героем романтической повести, нежели пропитанным солью матросом, коим представал в жизни. Следом - хмурый брюнета с соколиным взором, который хищной птицей смотрит на каждого прохожего. Вот простоватый на вид мужчина с круглым лицом и приплюснутым носом, которого не смогла облагородить даже седина, и моложавый блондин с кристально чистой, безмятежной улыбкой, какие бывают только у новорожденных или священников.

Замедляя шаг через каждые полдюжины метров, Харстаг порядочно задержался, и прошел в больничный сад одним из последних. Его взгляд блуждал, стараясь ухватиться за самые приметные детали антуража, и, наконец, остановился на хозяйке приема. В пробивающихся через облака лучах полуденного солнца среброволосая женщина казалась нереальной, потусторонней, как будто она была древней нимфой, оставшейся и состарившейся на земле и теперь медленно, но неотвратимо исчезающей из реальности. Не умирающей, нет, но обращающейся в то, из чего когда-то вышла - дуновение ветра, шелест листвы и звон капель дождя.

Не оставляя вниманием Линнею, Андерс опустился в свободное кресло напротив нее с такой грацией, будто садился на королевский бархат, а не в плетеное садовое кресло, закинул ногу на ногу, привычным жестом разгладив складку ткани на брюках, и сложил руки на поясе. Потертый от частый путешествий блокнот покоился под ухоженными пальцами репортера, который приветливо улыбался хозяйке.

- Рад, наконец, встретиться с вами, фрю Эльфеклинт, - произнес писатель бархатным голосом. Только такой, глубокий, медовый, и мог быть у этого улыбающегося модника, - Андерс Ларссон Хартаг, литератор. Полагаю, я всегда Видел мир таким, с раннего детства, но осознал это лишь несколько лет назад и теперь ищу знание о истинном положении дел в мире.

Казалось, что мужчина недоговаривает что-то о своих мотивах, но раскрывать их прямо сейчас он не спешил.

Дело шло к полудню, и Микаэль, проснувшийся ещё ранним утром и успевший к этому моменту помолиться, размять усталые члены, подкрепить свои силы лёгким завтраком и даже встретиться с несколькими старыми знакомыми, по удачному стечению обстоятельств остановившимися в Уппсале, в назначенный час прибыл на место встречи.
Уппсальский Приют, казалось, лишний раз ярко и наглядно демонстрировал социальное расслоение, царящее в Швеции. Одно монументальное здание, по своему прекрасное, и в то же время пугающее в своей мрачной величественности, умудрялось сочетать в себе несочетаемое.

При взгляде на восточное крыло грусть, сочувствие и какая-то необъяснимая тоска наполняли сердце викария. На долю заканчивающих там свой жизненный путь в долине смертной тени бедняков наверняка выпало множество тягот и невзгод, и хоть Господь и позволил им жить по делам своим, священник не мог не ощущать сочувствия к горькой судьбе этих несчастных. Для них психиатрическая больница была наверняка подобна тюрьме, заключённых которой не ждало ничего, кроме новой боли и утрат.

Западное же крыло мнилось нашему герою умиротворённой тихой гаванью, в уединении и спокойствии которой виделись ему райское блаженство и наслаждение. Устремляя свой мысленный взор туда, Юханссон невольно думал о том, что это отнюдь не самое плохое место, где можно окончить тернистый жизненный путь, и что оказавшиеся там люди, быть может, не только деньгам были обязаны такому стечению обстоятельств. И всё же даже смотря на запад, Пер не мог не видеть грусть и сожаление, всплывающие всюду в психбольнице.

Что-же крылось у истоков подобных различий между крыльями здания в частности, и сословиями Швеции в общем? Получили ли здешние люди по делам своим, страдали ли искупая грехи, или же наоборот, столкнулись с тяжестью порой кажущегося таким несправедливым рока? И где именно при жизни должен лежать путь благодетельного, работящего и верующего христианина?.. Обуреваемый такими думами, Микаэль вошёл в больничный сад, и, смиренно поприветствовав остальных, кто, по всей видимости, пришёл сюда за тем же, за чем и он, внимательно выслушал тех, кто решил высказаться первыми.

Рыжий моряк, видимо, не слишком привыкший к тому обществу, в которое его забросило божье проведение, сейчас выглядел немного растерянном, и, похоже, чувствовал себя не совсем в своей тарелке. Что-же, возможно, теперешнее окружение, столь непривычное китобою, и казалось тому по своему чужим, викарий был склонено полагать, что если Мор оказался тут в эти минуты, он, вероятно, был на своём месте. Как и сыщик, столь торопящийся покинуть больничный сад. И Микаэль искренне надеялся, что пациенты больницы тоже были именно там, где должны были быть, хотя и, увы, уверенности в этом викарий, положа руку на сердце, не испытывал.

— Ещё раз доброго Вам дня, фрю Эльфеклинт и дорогие собравшиеся. Меня зовут Микаэль, я родом из Лунда, а точнее, из его пригородов. Не иначе как божье проведение привело меня туда, где я сейчас, и я искренне надеюсь, что мой дар был ниспослан свыше ради служения людям, стране и Господу. Пути Всевышнего неисповедимы, но я, в своей простоте, склонен полагать, что с Вашей помощью смог бы лучше понять, какую роль уготовил мне Господь, и что за доля выпала мне в земной жизни. Во всяком случае, мне был сон про это, и беседы с учёными мужами навели меня на подобные мысли.

Дни на обдумывание принимать ли приглашение в клинику для умалишенных пролетели слишком быстро, куда быстрее, нежели Стиг рассчитывал. Очередное непростое дело о пропавшем родственнике, который, с большой вероятностью, просто смылся подальше от родичей, прихватив немного наличности, что уже бывало в его практике, отняло больше времени, чем хотелось бы. Этот беглец оказался умнее прочих, искусно замел следы, чтобы родня вместе с полицией скорее посчитали его похищенным, чем обокравшим. А ведь еще нужно было все это описать в отчете и надеяться, что полиции хватит этого, если родственники заявят-таки на нерадивого члена семьи по делу о воровстве. Очень хотелось, чтобы до полиции дело не дошло, тем более, что для заказчиков потерянная сумма была не слишком ощутимой, а скандал, если об этом прознает общественность, негативно повлиял бы на их репутацию.
Если бы не день рождения, которые он не слишком любил, он бы управился с отчетом быстрее. Но не отпраздновать его хотя бы для вида, чтобы избежать кривотолков, он не мог. Отдельные клиенты, сотрудники университетской библиотеки, куда он частенько наведывался в поисках сведений о Детях Четверга, Сообществе и вэсен, немногие знакомые, вроде парикмахера или прачки, все эти люди считали себя обязанными хотя бы почтовой карточкой, письмом или просто добрым словом, но высказать свои пожелания Стигу. А это означало и ответные слова, возможно, несколько пропущенных бокалов эля, вина или чего покрепче. Вроде бы, мелочи, но они отнимали слишком много моральных сил и времени. Времени, которого было катастрофически мало. Всегда мало! Это была участь большинства людей по всему миру - нехватка времени и денег. Он почти ничем не отличался от миллионов таких же людей. А потому лишь усмехался в ответ на пожелания благополучия. Логично, что не имеющие солидного достатка и желающего его получить, желали того же остальным. Вот только большинство из них ничего не предпринимали для того, чтобы изменить этот порядок вещей. А он не хотел быть такими, как они. И если бы не события последних пяти лет, то уже сейчас многое было бы по-другому. Но горевать о прошлом тоже было не в правилах Стига.
В итоге отчет и последнюю встречу с заказчиком пришлось перенести, а ведь еще нужно было получить гонорар, наведаться в библиотеку, где обещали ознакомить с очередной порцией нужно ему информации. Так что совсем неудивительно, что он почти позабыл о приглашении в психиатрическую клинику для встречи с одной из ее пациенток. А когда обнаружил в ежедневнике запись об этом раздумывать было уже поздно. В легком раздражении он отправился в клинику. Пешком. Чтобы иметь возможность немного отдышаться и обдумать что могло его ожидать в качестве последствий приглашения, а также первые шаги по плану работы по новому делу. Редко ему выдавалась оказия следить за неверным мужем, обычно было наоборот.

По пути к клинике он, погруженный в свои мысли, практически не замечал ничего вокруг. Уппсала была красивым городом, не таким, конечно, как его родной Лунд, но сегодня это было не просто неважно, но и было скорее отвлекающим фактором. Только когда он заметил под ногами ветряницу, понял, что оказался на месте. Стиг задержался на крыльце клиники, глубоко дыша и сомневаясь в том, стоит ли входить в двери этого заведения. Вид частного сыщика, посещающего психиатрическую клинику, мог сказаться на его репутации. Все желание разобраться в том, что мучало на протяжении пяти с лишним лет, пересилило сомнения. К тому же, он ведь уже стоял на пороге Приюта, а значит злым языкам итак был повод злословить при желании.
Стиг решительно перешагнул порог клиники и отыскал глазами ближайшую сестру. Его проводили в сад, где уже ожидали несколько людей. Пригласившей его письмом дамой могла быть только сухопарая старушка, которая вскоре подтвердила его догадку. Хотя вопрос ее был несколько неожиданным. Хорошо, что рыжий матрос, которого явно выдавал впитавшийся в одежду запах морской воды, поспешил быть первым отвечающим. Дал время обдумать ответ.
- Стиг Экстрём, - представился сыщик и протянул старушке карточку, которая указывала на его профессию. - Я надеюсь, что разговор будет все же не слишком долгим. Господа, - короткий поклон был обращен к остальным присутствующим. - Что же до Вашего вопроса, фрю Эльфеклинт, то видеть я мог сразу с рождения, не понимаю сути вопроса. А если вы о предмете переписки, то пять лет два месяца и три или четыре дня назад. Такой ответ Вас устроит?
В отличие от других сыщик не стал садиться в кресло, показывая, что не рассчитывает задерживаться надолго. Он встал чуть в стороне, чтобы все присутствующие попадали в его поле зрения. Многолетняя привычка. О людях можно было многое сказать, если посмотреть на них со стороны. А уж подмечать отдельные моменты он умел.

Одним из пришедших стал бывший вахтенный старшина с «Поедающего волны». Высокий, рыжий, слегка качающийся в такт невидимой палубе. Он шагал твёрдо, подошвы лязгали о паркет. Но удивлённый вид выдавал душевную оторопь, в которую его привёл Приют. Разве так он видел адресата своей сумбурной корреспонденции?

Из-за утренних вестей Малте — и так не шибко хохотливый парень — держался смущённо, не вынимал руки из глубоких карманов. Сквозь запах жимолости пробивался густой солёный дух, впитавшийся в синий бушлат. На правах пришедшего среди первых рыжий моряк первым же и проговорил, неловко разместившись в плетёном кресле:

— Доброго дня. Э… ну, меня кличут Мор. Я вам писал, фрю Эльфеклинт. По поводу… китов. Два года назад мы били китов южнее Грёнланда. И… вот там, если вы об этом спрашиваете. Я не знаю.

Он закончил неопределённым жестом. У Малте оказался хриплый, но довольно молодой голос. Он явно не обладал гуманитарными талантами, поэтому ничего не добавил, стесняясь компании — слишком большой для интимного откровения, и чужого красноречия — слишком ясного для его простой души.

На самом деле, с самого рассвета Малте преследовали каверзы. Его утро тоже началось с корреспонденции, когда он украдкой смял аж две телеграммы. Первая гласила: «нильсен уппсале зпт бить смертным боем тчк». Вторая содержала последовательность цифр и пришла из пароходства в Гётеборге, где пятый год царила неразбериха из-за лихорадочных флотских реформ. Так что Малте завтракал в небогатой подряженной комнате и весь завтрак вчитывался в цифры, кусал булку, щурил глаза и что-то складывал на пальцах, а потом бросил бумажную полоску в подсвечник. Он так и не смог настроиться на нужный ход мысли.

Вот, наконец, Кррш и показал зубы, с удовлетворением подумал Себастиан. Логика его рассуждений, конечно, была очень уязвимой, но навигатору был важен сам факт того, что варгр, зажатый в угол обстоятельствами, начал сопротивляться и демонстрировать характер. Это значило, что с ним, все-таки, можно иметь какое-то дело.

- Полагаю, мы услышали достаточно, - проговорил Дейн в слух, оставляя аргументы пленника без ответа. Пусть тот сам додумает как экипаж отнесся к его заверениям. Уж точно не стоило давать Крршу пищу для ума, намекая ему на сонм способов, которыми он, при желании, мог предать команду. Аристократ же перевел взгляд на Тамо и коротко поинтересовался, - Капитан, можем переговорить с глазу на глаз?

Себастиан был уверен, что, в случае чего, Дакра и Лин скрутят варгра, поэтому вышел в соседний отсек со спокойной душой и, едва двери в кают-компании закрылись, просуммировал свои впечатления:

- Сдать Кррша как лидера пиратов вряд ли получится. Одного взгляда на варгра достаточно, чтобы понять - никто в здравом уме не станет ему подчиняться. Да и сам он начнет кричать про Феррика при первом удобном случае. Даже если мы решим его казнить и представить его тело, от нас потребуют корабли или другие доказательства того, что мы не прихлопнули случайного спейсера. И единственная ниточка, которая у нас сейчас есть, ведет на Теев. Мы можем пытать удачу и надеяться, что Феррик покажется в одной из систем субсектора и мы перехватим его там, но когда это произойдет, сможем ли мы его подкараулить и, что самое главное, не будет ли он уже во главе небольшой флотилии, сказать наверняка нельзя.

Навигатор развел руками, после чего нахмурился, обдумывая, еще раз, имеющиеся варианты. Сделав повторный круг по собственным рассуждениям, Дейн так и не нашел более подходящего выхода.

- Боюсь, нам придется довериться варгру, - Себастиан вздохнул, - звучит не очень заманчиво, но я не вижу другого варианта. Деваться с Птицы ему и правда некуда, к тому же мы можем положиться на Дакру с Лином. А когда мы доберемся до Теева, то есть два варианта. Запереть его на корабле, пока мы не закончим с делами там, или же... - навигатор посмотрел на Тамо, - принять его предложение. Лишние руки нам понадобятся, как и кто-то знакомый с местными обычаями. И это не так безумно, как может показаться на первый взгляд. Кррш не станет жертвовать ради нас жизнью, но если его к этому не подталкивать, то у него не будет стимула нас предавать. К тому же за то, что он уже нам рассказал, его, думаю, по голове не погладят. Не знаю, какие у пиратов законы, но догадываюсь, что "никому не рассказывать о секретной пиратской базе" где-то в верхней десятке запретов.

Закончив речь, Дейн посмотрел на капитана с видом ребенка, который просит у родителей разрешение завести щенка.

- Я буду выгуливать его! И убирать за ним сам, честное слово! - навигатор растянулся в улыбке, показывая, что шутит, а потом добавил уже серьезно, - Мы всегда можем отпустить его на все четыре стороны, когда он уже не сможет нам навредить. Это будет справедливо с учетом сведений, которые Кррш нам даст.

Сона плохо понимала, зачем, собственно говоря, она собралась на этот потрёпанный корабль "Газали". Скорее всего потому что ей было не очень комфортно на Кориолисе, полном людей, которые найдут тысячу и один закон, по которому ее можно было осудить. Да, возможно её прошлая жизнь и была далека от праведности и классических норм морали, но это совершенно не значило, что девушка горела желанием искупить свои грехи и сдаться в руки правосудия. Она все ещё боялась, что рано или поздно ее упекут за решетку, если оставаться на станции, то ее поимка станет лишь вопросом времени.

Газали выглядела всяко лучше. Летит в плохо изученные планеты, связи с которыми почти нет, быть может именно там она сможет найти покой и перестанет бегать от теней? Кто знает, но попробовать явно стоило. В прочем началось все не очень удачно. Сона попыталась было проскачить, но крепкая рука остановила ее, а затем забрала все ее оружие, в замен которого отдала треклятую бирку от ящечка, где теперь будут располагаться ее вещи. Девушка была готова бросить эту бирку обратно в лицо охраннику, но ее уже подгоняли остальные пассажиры, которые стояли позади нее в очереди, так что скандал устроить не получилось. Это было определено не приятной потерей, и даже звон бирр, которые перевели всему экипажу, не исправил настроение. Идя по коридорам, Сона отчётливо замечала торчащие из под одежды стволы пушек и ножны ножей, которые более удачливые пассажиры все таки смогли пронести. Это откровенно бесило, но с этим ничего не поделать. В какое-то мгновение у нее промелькнула мысль отжать оружие у какого-нибудь особенно хилого члена экипажа Газали, но она быстро отказалась от привлекательной идеи. Лучше было не отсвечивать раньше времени.

Краткий брифинг, и вот все уже разбегаются по утробе огромного корабля, занимая свои криокамеры, которые станут их домом ещё очень на долго. Привычные ритуалы перед уходом в холодный и неприятный сон, уже знакомый мандраж, и наконец тьма, в которой можно было остаться на вечно. Сновидений так и не последовало, вместо них в голову без приглашения вторглась боль. К своей подруге вскоре присоединились ещё две стервы: тошнота и головокружение. Мокрая после криокамеры, Сона постаралась выпасть из собственного гробика поаккуратнее. Было похоже, что Газали подавилась пассажирами и теперь выплевывала их, сопровождая этот акт отвратительным миганием красный лампы и воем сирены. Спутники беглянки выглядели не многим лучше ее самой, разве что нашлись умники, которые полезли в перелет, не сняв предварительно верхнюю одежду. Коммуникаторы молчали, а вот в небольшом помещении около тридцати голос на перебой обсуждали куда же им деваться. Спустя пару минут маленькая копия базара на Кориолисе сменилась монологами Кори Йохариса, который смог более менее установить спокойствие и организовать перемещение группы дальше по кораблю по направлению к медотсеку. Однако невезение даже не собиралось покидать выживших. Пожары, а затем и обрушение потолка оставили от тридцатки верящих в собственной спасение людей лишь половину, которые уже готовились к гибели от удушения. Соне казалось ироничным, что именно часовня ликов стала их ловушкой и кладбищем. Потрёпанный экипаж ещё пытался молить ликов, Кори разговаривал со стенами, раз за разом посылая безответные просьбы о помощи. Сона прислонилась к стена и пыталась уснуть, казалось, что так будет проще.

Неожиданно незнакомый женский голос прервал бормотание четырнадцати выживших. "- Сохраняйте спокойствие. Экономьте силы, не совершайте лишних движений, расслабьтесь, говорите только при крайней необходимости. Это позволит дольше сохранить воздух." Странно, Соне всегда казалось, что такими высокопарными выражениями могут разговаривать лишь главные герои романов, а теперь она слышала чеканную, словно заученную речь, вроде бы от живого человека. Интересно, кто в здравом уме по собственному желанию уходит в такие организации, где даже мысли меняют под официальные протоколы? К счастью, отрывки из пособий по выживанию в экстренных ситуациях скоро сменились на живую речь какого-то Стейна. Сона послушно стала распределять раненных в отдельную группу. Все "распределение" состояло в том, чтобы положить трёх, самых близких к смерти отдельно от тех, кто ещё хотя бы мог ходить. На глаза Араш также попался Мерад Картам. Видимых повреждений не было, но по его виду можно было подумать, что он только что пережил перестрелку бандитов, хотя они уже битый час сидели в этой часовне. Девушка подошла к сидящему мужчине и причастилась рядом, скрестив ноги.
- Эй, ты чего? Разве ты не рад нашему чудесному спасению? Специально обученные люди уже идут за нами.
Из динамиков вновь донёсся голос: "Это снова я, Стейн. Надеюсь, у вас там все хорошо, насколько это возможно в данной ситуации"
- Вот видишь, Мерад. Все надеяться, что у нас все хорошо, давай не будем разочаровывать людей, тем более что все и правда все не так плохо.

Он несколько секунд взирал на двух бойцов с видом явного недоверия, но всё же поднял открытые ладони и медленно кивнул, отступая.
- Вот как, значит? Очень интересно. Ну, тогда я поговорю с капитаном Ваем позже.
Выйдя из отсека, Халед некоторое время задумчиво взирал на противоположный, взвешивая свои шансы пройти по обшивке корабля туда-обратно. Как-то раз он уже таким занимался, но трезво оценивал скудность своих технических навыков, которые наверняка стали бы проблемой на пути к Диску. Всё же, стоило взять с собой Энрике, но увы, ничего уже не поделаешь. Еще раз оглянувшись на парочку с дробовиками и взвесив свои шансы на то, чтобы быстро и безболезненно вырубить их, Халед пришел к выводу, что игра не стоит свеч. Оставалось надеяться, что миссия Каору вышла более успешной, чем его собственная.
Не загоняясь более и размышляя о том, не станет ли Вай проблемой на их пути к спасению (вот уж не ожидал он от него такой резкости после их диалога) бывший бармен направился в обратный путь, прикуриваясь по пути с неодобрением отмечая, что в портсигаре осталось всего парочка курильных палочек. Умирать хотелось в куда большем комфорте, но судьба не была склонна предупреждать их о своих играх. К сожалению, мыслей о том, что еще он может сделать для общего дела Халеду в голову так и не пришло. Возможно лучшее, что он мог сделать в итоге - слепо подчиняться указаниям Каору и перестать заниматься самоуправством. Эта мысль вызывала у мужчины короткий смешок. Иронично, что лучшее, на что он оказался способен - выполнять чужие указания. Учитель был бы доволен иронией его судьбы.

По просьбам трудящихся мастера.
Киллиан не понимает, что ему делать с пепугом. Лишь бы на одежду не накекал. А так пусть сидит.

- Здравствуй.. Уарда, - голос Каору прерывался, когда дыхания не хватало на то, чтобы бежать и говорить одновременно, - Приятно.. наконец.. с тобой.. познакомиться, - еще одна пауза, на этот раз чтобы задержать дыхание для выстрела, - Как.. как ты себя чувствуешь?

Выстрел попал в цель, но не возымел видимого эффекта. Возможно, тварь и была ранена, но не демонстрировала этого и, похоже, не собиралась бежать. Переключаться на огонь бронебойными патронами, похоже, также не имело смысла - шкура существа была создана чтобы выдерживать холод космического пространства, так что стрелять стоило из крупнокалиберного пулемета, не меньше. Но должны же они были чего-то бояться, иначе бы космические путешествия заканчивались трагедиями гораздо чаще!

- Прости, Уарда, у меня есть срочный вопрос, - Если кто-то и знал наверняка о космической фауне, то это был ИскИн корабля. Изначально у Каору был у Уарде другой вопрос, но сейчас он мог подождать, - Существа, живут в открытом космосе, вытянутые вперед крылья, пасть с хоботком, длинные усики от плеч, питаются электричеством. Ты знаешь, как их отогнать? Они пожирают одну из... Таонга, что они жрали?! - быстрое переключение канала для связи с инженером, и, получив ответ, снова на линию с Уардой, - Они пожирают твой накопительный элемент. И заодно нас с Таонгой.

Объяснение девушки наводило на подозрения о том, чего эти существа могут бояться - рожденные в холоде космоса, прилипшие к корабельному конденсатору холода, они могли не любить тепло. Но насколько это предположение верное сейчас могла подтвердить только Уарда. Это побудило Каору подождать с повторным выстрелом, вместо этого дожидаясь ответа ИскИна и выцеливая юркого космического ската - дожидаясь момента, когда тот подставится для удачного выстрела.

- Таонга, двигайся к шлюзу, я прикрою!

Времени до выхода было мало, а дел много.

Во-первых, Сигбьёрн, вместе с Тофбьорном, занимался поиском купцом, ведущих дела с утлагами. Поиск поиском, но без хитроумного фьордхеймца вряд ли что-нибудь удалось бы узнать - сам Конь в переговорах был не силен.

В-вторых, он через Торира, торговца шкурами, друга и делового партнера отца, передал Сигурду весточку о себе. Родные будут горды, узнав, что сын и брат в чести у конунга, и рады, что судьба связала его с людьми славными и мудрыми. С ним же он передал гостинцы для матери и сестры и, отдельно, большую часть полученного от конунга серебра - Арнгуд теперь совсем задерет нос, а значит нужно хорошее приданое.

В-третьих, воин счел необходимым придти на похороны Ульфгера Везучего. Он почти не знал покойного, но тот погиб в бою, в котором они сражались вместе - и был женихом названной сестры.

В-четвертых, Сигбьёрн готовился к походу, то есть ел за пятерых и спал за двоих. Воину в походе часто приходится не спать сутками и не есть неделями, и в такой ситуации хотелось бы, чтобы было, что вспомнить, тем более, что гостеприимство конунга действительно стоит вспоминать!

Тревожные вести о долгой зиме, как ни странно, совсем не беспокоили северянина. Если бы это был обычный плохой год - он бы встревожился, как и любой, чье благосостояние и жизнь зависят от переменчивого настроения Тора, Фрейра и Ньёрда. Но годи и вёльвы говорили о том, что это не обычный плохой год, что эта зима - следствие и предзнаменование чего-то великого, что выше даже асов и ванов - и, значит, беспокоиться было не о чем. Нужно крепко держать секиру и твердо смотреть вперед, а будет то, что сплетут норны. Когда Сигбьёрн ходил с Торкелем Обоеруким в Эйре, то слышал рассказ Орма, кормчего Торкеля, много повидавшего на своем веку, про одного хёвдинга из Мессалии, который говорил: "Делай, что следует, и будь что будет". Все люди, кто это слышал, решили, что это мудрые слова, а еще решили, что в Мессалии мало таких хёвдингов, ведь если бы их было много - это они ходили бы в Искльйов за добычей и славой, а не наоборот.

Вечером перед дорогой Конь как следует попарился в бане, хорошо выспался, и наутро был свеж и бодр, в чистой одежде, с расчесанными и заплетенными в косы волосами и бородой. Настало время делать, что должно. Прежде, чем подойти к годи, Сигбьёрн сказал такую вису:

- Ладья неба* весла ветра**
Пред полетом расправляет -
Птиц ведет ее дорога***
Меж восходом и полночью.
--------
* - Ладья неба - птица (в данном случае - сокол, Длань)
** - Весла ветра - крылья
*** - Дорога птиц - небо.

Ларс уже привык к импульсивности своих товарищей, но тут переплюнули и их. Хотя Дариус и Дедан действовали вполне привычно, пытаясь создать заслон между противниками и другими членами "Полной Чаши". Да и Брун была в своем репертуаре, которая считала, видимо, что лучшая защита - нападение. Но и тут она была права, выбрав целью самого опасного типа. Если бы тот не оказался настолько хитрым, насколько серьезным магом, то уже лежал бы у ног принцессы-варварши как многие ее избранники.
А ещё приятно порадовал тот факт, что и новенькая, и тщедушный бард оказались не трусами. Первая даже метнула в колдуна свое заклинание.
Ларс решил поддержать огонь в прямом смысле слова, призывая на голову злобного типа, который не понравился ему ещё когда жрец освобождал желудок от завтрака, священный огонь Огмы.
- Да поразят тебя опаляющие разум знания, невежество!
Ларс протянул руку с указующим перстом в сторону мага. Воздух вокруг того резко потеплел и ослепительно белое пламя обрушилось злодею на голову.
А жрец уже обратил внимание на Брун, которой досталось от мага.
- И даже слово Огмы может исцелять. Почувствуй же его благосклонность!

Палуба №6

К сожалению Энрике не помог, к радости - с Сабетой ничего не случилось. Несносная девчонка. Но она справилась.
Гарам вздохнул, выдохнул, а затем кивнул девушке и пошел внутрь ангара. Чтож, погнали дальше.
Проходя мимо девушки, пилот заметил.
- Результата всегда можно добиться более чем одним путем. Но я рад, что у тебя получилось так быстро. Это сэкономило нам кучу времени.
- Залог успешности команды - это гармоничный подбор исполнителей. Плохо когда в группе все одинаковые, будет существенный перекос при каких-то событиях. Так я мыслю Сабета Молниеносная.
Салех-паша был командным игроком и не зацикливался на собственных промашках. Тем более, если он до сих пор считал, что поступал правильно, не рискуя.
Как ни крути, пока других пилотов тут не наблюдалось.

Открылась дверь и пилот принялся за изучение того что внутри. Своей работой. Для начала надо было осмотреть первый ангар и самый большой корабль. Ну и конечно изучить сам ангар. На предмет находящегося тут оборудования, грузов, спасательных средств и дополнительной техники, а возможно малых кораблей, которых пилот не увидел через окно.

Благодарность Макмаллена была, пожалуй, несколько преждевременной. Сэр Генри сделал минимально необходимое, но не обязательно, что достаточное. По одной простой причине, которую Дэвенпорт озвучил.

- Увы, я не специалист в горных переходах или путешествиях сквозь джунгли. Мог что-то и упустить. Поэтому будем надеяться, что к этим резервам нам прибегать не придется.

***

Реакция Кревски заставила сэра Генри нахмуриться. Конечно, люди с опытом могут выработать феноменальную толерантность к алкоголю, и даже сам он не сомневался в точности своей винтовки после пары стаканов виски. Но больше беспокоило отношение. Хотя, справедливости ради, юмор Дэвенпорта далеко не всегда понимали окружающие. Озвученная перспектива спиться была, скорее, шуткой, чем реальным предположением. Пришлось прояснить ситуацию.

- Это была шутка, мистер Кревски. Про возможность спиться. Я лишь прошу не злоупотреблять. В экстремальной ситуации пьяный человек либо обуза, либо помеха. И в походе лишь вы и мистер Джексон, о псевдониме которого предлагаю не забывать, способны понимать наших проводников и местных.

Однако с речью последнего он согласился, кивнув. Хорошо, что, несмотря на несколько безответственный взгляд на алкоголь, доктор понимал ситуацию, в которой они находились. И, когда оставшиеся озвучили свои подозрения, сэр Генри высказал терзавшие его мысли. Без преувеличения терзавшие - Дэвенпорт разрывался между доверием к словам Ларкина и противоречиями, скрывавшимися в них. Точнее, конфликте между ними и имевшимися фактами.

- Пока что меня в поведении наших водителей ничто особо не беспокоит. Если мне не изменяет память, они много лет работают с Университетом Сан-Маркос. Хотя это мы знаем только со слов Ларкина, но вряд ли он стал бы лгать насчет вещей, которые так легко проверить.

Г енри вздохнул.

- Однако стоит помнить, что мы для них - чужаки, в то время как наниматель - Ларкин. Мистер Кревски, если вас это не затруднит, можете попытаться в ходе нашего путешествия узнать их поближе? Их опыт работы, тот факт, что они неоднократно посещали плато, на которое мы направляемся, должны послужить точками... соприкосновения.

Он осмотрел собравшихся. Говорить на публику он не любил, но сейчас особого выбора не было.

- Но, по правде говоря, сейчас основная угроза, помимо обычных тягот путешествия, исходит от возможных соратников Мендосы и самого Ларкина. Первые рано или поздно попытаются отомстить или как-то еще вмешаться в наше путешествие. А вот уважаемый организатор экспедиции...

Англичанин запнулся на несколько секунд, подбирая подходящие слова.

- Он очень быстро поправился. Слишком быстро для такого испытания. И эта татуировка связывает его и с записями де Фигероа, и с мутацией Мендосы. В свою версию он верит, но это не означает, что он сказал нам правду. Он может и сам ее не знать.
Сэр Генри поморщился, после чего продолжил.

- Я не любою рассказывать истории, особенно те, которым не был свидетелем сам, но Я не могу поручиться за источник, но я видел немало сошедших с ума на войне, и лейтенант Блейк не был похож на сумасшедшего. Хотя рассказ его и отдает безумием, которое нам, цивилизованным и рациональным европейцам, довольно сложно понять.

Он прикрыл глаза, воскрешая в своей памяти ту стоянку, на которой сам услышал повесть. Не слишком она от этой отличалась, разве что жара была влажной и африканской, враг был известен, и с самим Г енри были не случайные полунезнакомцы, а проверенные в боях солдаты.

- Африканская история была полна крови, борьбы за власть и тайн задолго до того, как туда пришел современный белый человек. Современный - потому что ходят истории о заброшенных городах, основанных то ли потомками ранних арабских племен, то ли пропавшими легионами Римской Империи, то ли и вовсе выходцами из мифической Атлантиды. Для многих пустым звуком прозвучит мфекане и имя Чаки, но на африканском континенте его, и кровавые войны, в которых стирали с лица земли целые народы, вспоминают до сих пор. Убили его собственные браться, и правление их династии не было счастливым. Но, справедливости ради, они оставались верными своим дикарским традициям, что их, в итоге, и погубило.

Генри достал фляжку с водой и сделал глоток.

- Одной из этих традиций был поиск злых ведьм и колдунов, свидетелем которому как раз и стал Блейк со своим отрядом. Они были в составе делегации, которая должна была засвидетельствовать восхождение на трон Кетчвайо, который стал последним королем, или, как они иначе называют своих вождей, инкоси, зулусов. Не успели, но зато попали на пресловутую охоту. Это страшное зрелище, но при этом не лишенное безжалостной практичности. Подкупленные колдуны, нианги, нередко выбирают политических противников короля вождя в качестве своих жертв. Разумеется, их приходится разбавлять невиновными и настоящими преступниками, о которых известно, но которых нельзя наказать по обычному закону.

Дэвенпорт сделал еще один глоток.

- Но самое удивительно в этом мероприятии то, что нианги каким-то образом управляют толпой. Феномен массового гипнотизма, смешанный с практиками, более характерными для циркачей и фокусников. Это звучит не слишком пугающе, не так ли? Вот только Блейк, которого сам Уолсли отметил за храбрость, говорил, что у него поджилки тряслись, когда, повинуясь движению или слову нианги, окружавшая его толпа, ритмично покачиваясь и ударяя ассегаями о землю или щиты, ревела свое "Изва". Я не смогу описать вам выражение его глаз, когда он описывал это, но что-то подобное я видел на Ипре. Но там люди смотрели в глаза смерти, а тут...

Генри пожал плечами.

- ...Не понимаю. Он был гостем, ему ничто не угрожало, и даже если бы они обратились против него, они смогли бы пробить выход штыками и пулями. Захватить инкоси, под конец... Однако эти воспоминания его глубоко потрясли. И не то, чтобы он был слишком сентиментален, за пару дней до этого... впрочем, это не важно. Но свою награду он получил не зря, и в нем было любопытство, присущее настоящему англичанину, сочетавшееся со столь же характерной отвагой.

Небольшая пауза в рассказе была отмечена тяжелым вздохом.

- Он договорился о встрече с одним из нианги, наиболее значимым из них... я никак не могу вспомнить его имени. Не важно. Его провели в расположенный у пещер крааль, и он встретился с этим колдуном. Детали Блейк помнил смутно, но, по описанию, не обошлось без каких-то наркотиков. Ощущение пребывания вне тела, неправильное восприятие прошедшего времени, нечто схожее с галлюцинациями. Но утверждал, что предсказания колдуна сбылись. Вот только среди них были такие, о которых зулусский колдун на тот момент знать не мог.

Побарабанив пальцами по фляжке, Г енри задумчиво закончил.

- Я полагаю, что каким-то образом его разум начал связывать реальные события с несуществующим прошлым. Колдун не предсказывал события, но убедил Блейка считать, что важные события в его жизни были предсказаны. Так и у нас. Ларкин может неправильно связывать причины и следствия, искренне верить во что-то, не являющееся реальностью. И поэтому мы не можем доверять ему. Как минимум не стоит оставаться с ним наедине. С учетом возможностей покойного Мендосы, поодиночке лучше нам не ходить. И, чтобы иметь возможность спокойно спать, установить караулы.

"Не Лики услышали ваши молитвы, а Хоморо Вай, который передал сообщение нам," - мысль промелькнула в голове Каору, но так и осталась невысказанной. Эти люди нашли пристанище в часовне, поэтому было естественно, что в своем возможном спасении они видели божественное провидение. Привычка столь спешно списывать любую хорошую новость на благоволение эфемерных сушностей иногда раздражала маршала, казалось, что она девальвирует поступки живых людей - как будто можно сесть на задницу, взмолиться Ликам и все станет хорошо. Увы, это было не так. Жизни людей спасали усилия других людей, пролитые пот и кровь, бессонные ночи и сожженное в залог будущего полуночное масло. Однако антагонизировать людей подобными рассуждениями сейчас было ненужно, да и некогда. Если молитвы успокоят гражданских, так будет только лучше. А если они все-таки принесут толику удачи, то тем более.

- Сохраняйте спокойствие, - голос Каору звучал ровно, размеренно, чтобы передать именно эту эмоцию, - экономьте силы, не совершайте лишних движений, расслабьтесь, говорите только при крайней необходимости. Это позволит дольше сохранить воздух. Мы находимся с противоположной стороны шлюза третьей палубы. У нас есть скафандры, скоро мы будем на вашей стороне и выведем всех из часовни. Пока мы переходим, разделитесь на две равные группы, разведите по ним раненых. Сейчас я отключусь, но мой коллега, Стейн, будет на связи. Вы можете вызвать нас через интерком шлюза в любой момент.

Надежда на то, что запертые в часовне, находящиеся на грани паники люди, смогут успокоиться, дышать ровно и не тратить попусту воздух была слабой, но стоило попытаться. Впрочем, слишком долго увещевать их тоже было нельзя - время неумолимо исчезало, следовало поторопиться.

- Прошу прощения, что без предупреждения, - виноватые нотки в обращенных к Стейну словах маршала были вполне искренними, - Признаюсь, у меня заканчивались слова, в армейской методичке по общению с гражданскими в критической ситуации не так много страниц. А вы умете сказать нужное в нужный момент. И вы правы, нас действительно стоит разделиться. Поступим так. Сначала нужно закрепить тросы, тот, что мы нашли здесь, и гипер-трос Таонги, сделав "коридор" между двумя шлюзами. Это снизит риск того, что кто-то из гражданских сорвется и улетит в открытый космос. Затем нужно будет сделать несколько переходов туда-обратно - отнести скафандры на другую сторону, одеть людей, привести их сюда, разоблачить, снова отнести скафандры на ту сторону и привести следующую группу. Действовать нужно будет быстро, оставшиеся на этой стороне будут помогать раздеваться и упаковывать скафандры. Всего их восемь, считая наши. Если на ту сторону пойдет один человек, то можно будет вывести всех за два перехода. Если в скафандры оденутся двое, то за три. Учитывая обстоятельства, риск идти в одиночку мне кажется оправданным.

- В текущей ситуации я не могу вам приказывать, поэтому хочу узнать ваше мнение, - Взгляд Каору попеременно задержался на каждом из группы, - Стейн, Тахир, вы останетесь здесь и будете встречать спасенных. Мы с Таонгой сначала закрепим тросы, а затем попеременно проведем людей из часовни. Каждый сделаем по переходу, чтобы распределить риск. Что скажете?

Вопросы Стейна, больше напоминавшие монолог, казались таким непривычным сейчас и, в то же время, уместным. Если не зацикливаться на покойниках, конечно. Возможно, это и были нормальные человеческие эмоции? Искать общества других, кого-то, с кем можно было разделить переживания, снять стресс, пускай даже в такой опосредованной форме? Заготовленной реакции на подобные разговоры у маршала не было, из-за этого возникало чувство легкой неловкости, которое приходилось прятать за деловым тоном.

- Пока вокруг тихо, но это не значит, что никто не появится, когда мы начнем переходить, так что будьте настороже. Плохо, что у нас нет оружия, но если бы мы сделали крюк и прошли через мостик, то могли бы не успеть сюда. Заглянем туда на обратном пути. Если, конечно, Халед не успеет раньше, - несмотря на все события, слова о друге заставили Каору улыбнуться, - И что это за "верблюды", о которых вы говорите?

Каору поддержала его кандидатуру добровольца для спасения несчастных запертых в часовне, что было немного удивительно, но и приятно. Несмотря на внешнюю холодность Вершительница была хорошим человеком, к тому же она предпочла спасение людей получению оружия. Стейн никому бы не пожелал смерти от удушья. Детство, проведенное на станции, многому научило его, в том числе тому, что происходит с человеком в ограниченном пространстве без воздуха. Сам он, конечно, в такой ситуации не был, но пострадавшего после одного инцидента видел. А потом услышал от медикургов, как они обсуждали, что с тем несчастным произошло. Жуткое дело! Так что никак он не мог допустить такого с другими людьми. Он-то в безопасности пока, даже полечили, а те... В общем, Стейн был рад присоединиться к Каору, которая становилась все лучше в его глазах. Быть может она была не такой, как остальные Вершители, или те, кто мог хотеть его крови.

Путь к часовне был относительно спокойным, если не считать возвращения к лифтам и поездке на одном из них. Стейн старался держаться подальше от стенок, опасаясь очередного пожара, но и не близко от Каору, помня о ее отношении к прикосновениям.
- Хорошо, что мы решили помочь тем несчастным, - чтобы отвлечься от негативных мыслей о поездке на лифте попытался завязать разговор юноша. - Видел я как-то умершего от удушья в такой же ситуации. Жуткое зрелище! Думаете, все пройдет гладко? Никто на нас не нападёт? Может найдется какое-нибудь оружие ещё? Я немного стрелять умею, с ножом обращаться. Жизнь, знаете ли, обязывала. Но я не настаиваю, просто чтобы помочь если что. Тахир, а у тебя на родине как выбирают себе профессию? Ты видел живого верблюда? В космосе, на кораблях да станциях мало чего увидишь. А я так хотел бы увидеть верблюда.
Благо поездка продолжалась недолго, иначе парня было бы не унять. Но стоило дверям лифта открыться, как словесный поток прекратился. И надо признать, что ответы Стейну не особо были нужны. Хотя некий интерес и был. На четвертой палубе он смотрел по сторонам, представляя себе как тут все могло быть, если бы с "Газали" ничего не произошло. Ну и для успокоения тоже. Вдруг в углах снова появится тот туман Гончих.

Довольно быстро они добрались до одного из шлюзов. Дальше дорога, судя по полученным от Райнальда карте и сведениям, шла по поверхности корабля. Откровенно говоря, Стейн не горел желанием вылазить за пределы стен корабля, рискуя улететь во Тьму из-за одного неосторожного движения. Пока он раздумывал над тем, как сделать это безопасно для себя и остальных, Каору связалась по интеркому с часовней. Радость несчастных, понявших, что к ним на помощь пришли, была понятна. Но четырнадцать человек! У них с собой было слишком мало экзо, чтобы быстро переправить всех из часовни. Предложение Каору было верным, но нужно было оптимизировать число скафандров для выживших. Стейн оглядел помещение шлюза, чтобы попробовать найти ещё хоть что-то, что могло бы помочь им.
- Другого варианта, скорее всего, нет. По крайней мере, чтобы успеть спасти всех. Вот только думаю, что нам нужно будет разделиться. Часть, кто опытнее в обращении с экзо, идёт в часовню, несёт с собой экзо и скафандры для выживших, другие ждут здесь и помогают разоблачаться доставленных спасённых, чтобы не задерживать новый заход. Если поделить коммуникаторы, то можно будет немного корректировать действия друг друга. Подсказывать и помогать. У меня есть в подобных вещах реальный опыт, но решать тебе, Каору. Лишние вещи можно оставить тут, чтобы взять больше скафандров с собой.
Все свои мысли он высказывал пока шарился по помещению.

Годраи не поддался на провокацию Нуалы и вложенное ею в слова острое железо бесполезно звякнуло, отведенное в сторону. Его не вывести из себя даже нарочитой попыткой задеть. "Пять сотен лет..." - подумала чародейка, почувствовав невольно уважение к этому существу. Уважение... и зависть. "Пять столетий ты не нарушал свое слово - и не нарушишь его и теперь, как больше никогда не нарушит свои обеты и мой отец, сир Даннан. Мёртвые верны своим клятвам".

Маска из серебра вновь легла на лицо Нуалы и она вновь ощутила прилив холода и легкое покалывание в глазах и на коже, когда мир предстал перед ней во всей своей безжалостной простоте сквозь прорези маски. Отважная Мор ринулась в самое пекло и сердце Нуа сжалось при мысли о том, какому риску та себя подвергает, но чародейка уже убедилась, что Рин из тех удивительных "счастливчиков", что умудряются раз за разом подвергать себя страшной опасности и выживать снова и снова - чтобы, быть может, однажды потерять свою жизнь по чистой и нелепой случайности...

"Но не сейчас, слышишь? Не сейчас!" - мысленно выкрикнула Нуала вдогонку к Мор, а затем сконцентрировалась на иной цели. В ее немеющих от холода пальцах, утяжеленных темным перстнем, уже зрел сгусток темной энергии для заклинания, которое предназначалось старому и мудрому Годраи. Быстрый и вместе с тем плавный жест, похожий на издевательское подобие приглашения на танец - и с дрожащих от колдовства кончиков пальцев срывается черный бич, нацеленный в эльфа.

Лима, Перу
19 марта 1921 года

С одной стороны, Генри видел, что Ларкин как минимум искренен в своих словах. Но это ощущение искренности очень слабо вязалось с содержанием речи их нанимателя. Как тот и сам заметил, его правда была неправдоподобной, и выглядела так, будто бы он пытался все сомнительное в их текущей ситуации свалить на покойника. Но при этом очевидно было, что он верит в то, что говорит. Под конец, за свою жизнь, особенно в диких странах, Дэвенпорт повидал достаточно, чтобы понимать, что хоть чудес и не существует, совпадения бывают невероятные, и монета гораздо чаще становится на ребро, чем мы можем себе представить.

Поэтому он просто хмуро кивнул, когда Ларкин пообещал бороться с пристрастием к наркотику.

- Под конец, я в этом путешествии буду неподалеку.

И, когда в помещение вошел человек, который как минимум выглядел как настоящий доктор и обладал соответствующим снаряжением, с радостью уступил ему место, предварительно поведав вкратце детали ситуации и оставив свой адрес на случай, если доктору зачем-то понадобится связаться с ними.

Но, уже сделав шаг к порогу, он на секунду прикрыл глаза, приказывая памяти откатиться назад, далеко назад, к тому моменту, когда Илаяс читал записки Тринидад, а если более конкретно, то к именам, которые перечислялись в них. Если его предположения были верны, то последователи культа, по меньшей мере его главари, называли себя именами погибших от ядовитого газа в гробнице конкистадоров. Эрнандо Руис. Диего Гарридо. Луис де Мендоса. Педро де Веласко. И их капитан, Гаспар Фигероа. Доктор назвался иным именем.

Здорово было ли видеть в каждом встречном очередного участника мистического заговора конкистадоропоклонников-мутантов? Наверное, нет.

С этой мыслью Генри закрыл дверь и последовал вслед за остальными своими спутниками. И не мог не согласиться с мнениями, которые они, не особо стесняясь, озвучивали.

- Все это выглядит на удивление подозрительно, но у меня сложилось ощущение, что Ларкин верит в свои слова. Хотя, возможно, они и не соответствуют правде. Нельзя исключать того, что он подвергся внушению. Хотя универсальность гипнотического воздействия преувеличена, но ослабленный разум может поддаться, особенно если внушение производит кто-то, кому обладатель этого разума доверяет.

Он вздохнул. Однако слова мисс Лилиан заставили его улыбнуться.

- Замечательные слова, мисс Лилиан. Как сказал один неплохой австралийский поэт…

Генри на секунду прикрыл глаза, вызывая в памяти строки Гордона:

- Судьба моя зависит от пули, а пуля – защита в неравном бою… не могу не заметить, что он знал, о чем говорил, и умел неплохо обращаться и с конем, и с винтовкой. В наше время коней заменили машины, но винтовки не утратили свою актуальность.

Однако, как его воодушевление возникло, так же оно и исчезло, смытое воспоминаниями.

- За исключением некоторых ситуаций. Но наше путешествие к ним не относится, к счастью.

Спустившись в фойе, он задал несколько вопросов насчет того, насколько известен и надежен доктор Гонсалес. В глубине душе надеясь, что не придется, сломя голову бежать наверх только для того, чтобы увидеть очередное высушенное тело. Однако, похоже, вызванный прислугой эскулап был вполне реален и не более таинственен, чем любой другой житель города.

Лима, Перу
20 марта 1921 года

Следующий день выдался пусть и не столь полным трагическими и загадочными событиями, но зато весьма более хлопотливым. Всем путешественникам знакомые хлопоты – надежность снаряженной экспедиции была несколько поколеблена в глазах Генри (классическое английское understatement, разумеется, ничему, кроме части своих спутников и верной винтовке он в этом деле более не доверял), и поэтому он предпринял ряд мер. Первой из которых был визит в местный оружейный магазин. К счастью, Перу не брезговало импортом оружия, и найти надежные образцы американского производства не составило труда, хотя в сравнение с двустволкой или пристрелянной винтовкой самого Дэвенпорта они даже близкое не шли. Известия о том, что Нейтан и Девере решили покинуть их, несколько огорчили его, ибо и без того небольшой отряд уменьшился еще сильнее. Хотя оба несостоявшихся участника экспедиции были, мягко говоря, достаточно мутными товарищами, по меньшей мере Симмерс умел мыслить и действовать решительно и быстро в нестандартных ситуациях.

Тем больше поводов озаботиться тем, чтобы была возможность защитить себя. Выбора особо не было. Хотя некоторые его бывшие коллеги по ремеслу придерживались мнения, что лучше безоружный человек, чем вооруженный, но не умеющий пользоваться оружием, Генри больше склонялся к точке зрения, что лучше иметь вооруженного союзника, чем безоружную обузу, и эффективность новичков не в последнюю очередь зависит от крепости их нервов и навыков командования. Как минимум нервы у всех отправившихся в экспедицию были крепкими – при виде чудовищных уродств Мендосы и последствий его нападений никто не впал в истерику или полноценный ступор.

Вторым важным визитом было посещение местной аптеки. Наверняка в снаряжение экспедиции входила аптечка-другая, но так уж вышло, что для походов в дикие места Дэвенпорт предпочитал собирать необходимые лекарства самостоятельно. К тому же, нужно было позаботиться о непредвиденных проблемах мистера Ларкина. Боли никуда не денутся, и борьба, судя по известному Генри о действии наркотика, будет тяжелой. Поэтому, помимо всяких дезинфицирующих и антиинфекционных препаратов англичанин приобрел обезболивающее на замену.

Не менее важным аспектом экспедиции была вода и провиант. Вряд ли и в том, и в другом имелся недостаток, но, если Мендоса хотел саботировать экспедицию каким-то образом, у него имелось немало способов заложить что-то вроде часовой бомбы, только в плане болезни. Достаточно нескольких кружек дизентерийной воды, чтобы сделать многолитровые бочки непригодными для питья. А пара испорченных паразитами фруктов или кусков мяса может заразить остальные, а в подобном климате хватит лишь небольшого дефекта тары. Даже небольшая лекция Джексона не смогла его до конца в этом переубедить – хотя условия и не выглядели способствующими развитию паразитов и бактерий, никогда не знаешь, с чем можно столкнуться. К тому же, заразиться запасы могли прямо тут или по дороге. Осмотреть подготовленные к экспедиции запасы Генри без излишних трат времени и нервов не мог, но мог сделать небольшой резерв, которого хватило бы на неделю жизни его европейских спутников при жесткой экономии.

И, под конец, нужно было обзавестись подходящей одеждой. Большого гардероба с собой Генри не возил, а имеющаяся одежда подходила под описанные Илаясом параметры лишь частично. Конечно, хорошо было бы сшить что-то на заказ, но запас средств сэра Дэвенпорта не был безграничным, чтобы позволить себе настолько срочную работу. Поэтому он довольствовался тем, что было в магазинах, хотя и относился к деталям с придирчивостью и вниманием, свойственной людям, которые привыкли ставить свою жизнь в зависимость от экипировки.

Были у Дэвенпорта и свои дела. Он обошел несколько мест (помимо уже упомянутых), куда мог бы заглянуть европеец, ищущий либо связанную с военным опытом работу, либо место для сбыта драгоценных камней или золота. Райли мог заглянуть туда, если попал в Лиму в обход консульства. Конечно, эти места по своему характеру отличались тем, что не слишком охотно распространялись о гостях, но Генри достаточно было замеченного момента сомнения перед хорошо сложенной ложью или отказом сообщать что-то незнакомцу. Возможно, дальнейшее расследование пришлось бы отложить до возвращения из экспедиции… но, по меньшей мере, какими бы обстоятельствами путешествие не усложнилось в дальнейшем, еще один повод вернуться из него не был лишним.

Лима, Перу
21 марта 1921 года

Очередным местным завтраком Генри все так же пренебрег, заказав классический английский. Не то, чтобы он боялся отравиться, но придерживался твердого мнения, что лучше еще ничего не придумали. Простота и четкость цивилизации против насыщенной излишествами варварской роскоши. Не все разделяли его точку зрения на этот вопрос, но не то, чтобы мнение окружающих могло сильно повлиять на сложившиеся за долгие годы привычки и пристрастия Дэвенпорта.

Ларкин выглядел на удивление неплохо, что заставило Генри задуматься о том, что организм его обладает довольно выдающейся способностью восстанавливаться. Не то, чтобы он недооценивал навыки доктора Гонсалеса, судя по рассказам, тот обладал сорокалетней практикой и выдающимся авторитетом (что далеко не всегда следует из проработанного времени), но восстановление от подобных испытаний гораздо сильнее зависит от организма, чем от мастерства врача.

Загрузив все приобретенные в Лиме пожитки в грузовики, которые выглядели более-менее надежными, и проведя условный смотр нанятым перуанцам (Генри прошелся мимо них взад-вперед, строго поглядывая из-под полей шляпы и оценивая, насколько надежными они выглядят и как хорошо держат его суровый взгляд), он забрался и сам внутрь, сев на скамейку и приготовившись к сомнительно приятному путешествию.

Вообще, настоящей вежливостью со стороны Ларкина было бы организовать нормальный автомобиль для гостей. По меньшей мере, предусмотрительностью.

Писко, Перу
21 марта 1921 года

Когда первый день путешествия подошел к концу, путешественники остались наедине друг с другом и своими мыслями. Первой из которых у Генри стала мысль о том, что они могут быть не одни. Внимательно осмотревшись, он достал фляжку и отпил из нее. Как раз в то время, как Питер предлагал перейти на коктейли.

- Мистер Кревски, так мы сопьемся до того, как доберемся до этой пирамиды. Это будет весьма недостойный конец экспедиции. К тому же, в жару алкоголь усиливает жажду, а не ослабляет ее. Если вас беспокоит вероятность отравы или болезни, то я запасся водой и едой в Лиме. Хотя и предпочел бы приберечь этот резерв до дальнейшей части нашего пути.

Он вздохнул.

- И не только этим. Учитывая, с чем нам довелось столкнуться в Лиме, можно считать, что мы на военном положении. Поэтому я позаботился о том, чтобы в случае стычки с местными или нашими проводниками мы не оказались безоружными. Можно сказать, что меня на это вдохновила мисс Монтгомери, напомнив о том, что является лучшей защитой.

Он посмотрел на девушку, после чего обвел взглядом небольшой отряд.

- В том числе и психологической. Скрытое оружие становится неожиданным сюрпризом для нападающего, но явное может предотвратить само нападение. Или отложить его до момента, который враг сочтет наиболее подходящим. И тут уже наше дело думать на шаг или два вперед.

- Прошу прощения, капитан Вай, - бортинженер все еще, сугубо по-человечески, не нравился Каору, но он был вправе ожидать обращения по званию, хоть и был, во-первых, гражданским, а во-вторых, гражданским Консорциума, - Могаддам Каору Шиван, Во-о..Вершитель Гегемонии.

Пришлось сделать усилие и напомнить себе, что вместо привычного "вооруженные силы Легиона" следует называть актуальную фракцию. Новая должность даже лучше подходила моменту - могаддам Легиона по статусу примерно соответствовал кавторангу гражданского флота, тогда как вершитель не имел прямого флотского аналога, что размывало вертикаль командования. Даже несмотря на то, что технически приказ о назначении еще не был подписан, так было выгоднее общаться с Хоморо. Неприятное чувство в отношении Вая никак не покидало Каору, несмотря на то, что, объективно, у маршала было мало поводов не доверять бортинженеру. И все же, что-то не давало покоя. Что-то большее, чем простая личная неприязнь, какое-то подсознательное предчувствие, что от Хоморо будут неприятности. Возможно, дело было в интонациях речи бортинженера, в его настойчивом упорстве называть Газали "мой корабль", как будто от подобного рефрена корабль действительно мог стать его. Несмотря на старшинство рангов, сейчас, в экстренной ситуации, у Вая было не больше прав на "Газали", чем у кого-то другого. И если уж говорить совсем откровенно, то больше всех других на корабль могла претендовать Уарда. В конце концов, она и была кораблем. Возможно, причиной была хозяйская поза Хоморо, его манера закладывать руки за ремень, как будто он стоял посреди своего дома и погонял слуг.

Амбиции. Вай хотел быть главным, хотел чтобы его слушались и подчинялись ему. И это будет проблемой. Одно дело, если бы он просто хотел присвоить себе лавры спасителя корабля. Но, к сожалению, Хоморо был не один в медотсеке, у людей были глаза, уши и собственная голова на плечах. По крайней мере, у некоторых. Предсказать, что властолюбец начнет делать, если почувствует угрозу своему положению, было невозможно, но ставить на то, что у него есть моральные принципы и он, например, не решит бросить на "Газали" всех, кто не согласен петь ему ушану, было слишком рисковано. С каждой минутой идея Энрике усыпить Вая казалось все более и более заманчивым. Следовало эскалировать конфликт сейчас, в относительной безопасности медицинского отсека, когда на кону не стояло ничего, вместо того, чтобы ждать пока ситуация рванет в критический момент, когда на кону будут стоять жизни. К тому же огневой перевес был сейчас на стороне группы, так что можно было бросить Хоморо вызов, скрутить его и его сторонников малой кровью, превратив бортинженера в пример для всех, кто захочет оспаривать командование.

Заманчивая перспектива. Она змеей скользнула в глубине сознания Каору, свернулась в переливающийся клубок и тихо шипела, как будто подталкивая маршала. "Давай, давай, сделай это. Ты же хочешь. Ты же.. можешь. Кто, если не ты..."

Подавить соблазн оказалось сложнее, чем было комфортно признаваться себе. И все же, нет. Конечно, управлять людьми с помощью страха было эффективно. Устроив показательную порку Ваю, можно было напомнить остальным кто стоит перед ними и вселить в них праведный ужас, чтобы они боялись сказать лишнее слово поперек. Конечно, никто после этого не скажет Каору спасибо, но, вновь, спасение с "Газали" не было конкурсом популярности. Если это был самый эффективный способ спасти как можно больше жизней, нужно было хотя бы рассмотреть его. Но в действительности этот план был просто невыполним. Во-первых, выжившие были вооружены хуже группы Каору, но они не были безоружны. Скорее всего, конфронтация приведет к потерям. Что плавно подводило к "во-вторых": у группы не было достаточно сил, чтобы контролировать остальных. Даже восьмерым, это с минимальными потерями, очень сложно контролировать сотню напуганных людей, которые могут начать разбредаться, подумав что в одиночку будет больше шансов выжить, чем в компании маньяков, или, что хуже, саботировать действия отряда. Наконец, и это было важнее прочего, у маршала не было уверенности в том, кто поддержит силовое решение. Гарам? Безусловно. Энрике? Скорее всего. Райнальд? Сложно предсказать. Халед и Тахир? Предсказать еще сложнее. Стейн, не изменяя себе, скорее всего, предпочтет остаться в стороне. Или попытается сделать какую-нибудь героическую глупость, которая наверняка его и убьет. Но, в любом случае, подобные действия разрушат те зачатки доверия, которые начали формироваться в отряде.

Выходило, что силовое решение сейчас принесет больше вреда, чем пользы. Поэтому нужно было стиснуть зубы, принимая за данность то, что конфликта с Ваем, скорее всего, не избежать и он случится в самый неподходящий момент, и сосредоточиться на том, чтобы заручиться безоговорочной поддержкой хотя бы своих спутников. Взгляд Каору поочередно - в унисон мыслям - скользил по каждому из присутствующих в приемном покое, дольше всего задержавшись на Халеде, пока не остановился на Стейне. Его предложение было неожиданным, но желанным. Просить его пойти в часовню не позволяла совесть, однако каждая пара рук была важна.

- Конечно, Стейн, никто не будет против! Ваша помощь будет очень кстати. Вот, держите, - переданный Энрике кейс перекочевал из рук Каору к Стейну, - распределим вес, чтобы не замедляться. Судя по карте... нам придется устроить переход в открытом космосе. И чем меньше ходок потребуется, тем лучше.

- Спасибо, Райнальд, - благодарность сопроводил короткий кивок в адрес Ванга за оперативно найденную информацию, а затем рядом оказался Халед, решительность жеста которого однозначно давала понять, что отказ не принимается. Еще один внимательный взгляд на бармена в попытке понять о чем он думает так ни к чему и не привел, - Мне было бы спокойнее, если бы вы с Энрике остались здесь. Приглядывать за ситуацией, - это было сказано на пол тона тише, затем уже нормальным тоном, - и если среди выживших будут раненные, Энрике будет нужен в медотсеке. Но раз ты твердо решил идти на мостик, то я не стану тебя переубеждать. Мы слишком давно знакомы, я знаю, что это бесполезно.

Следовало ответить на предложение Хоморо вооружиться, но прежде чем у Каору появилась возможность это сделать, Гарам ворвался в разговор с совершенно неожиданным для маршала огнем в глазах и голосе. Пилот удостоился удивленного взгляда Каору - ситуация, казалось, не требовала столь радикального вмешательства, но что сделано, то сделано, и оставалось только воспользоваться этой неожиданной возможностью отправиться на спасение людей без дополнительных проволочек.

- Если ситуация позволит, мы пройдем через мостик на обратном пути сюда. Будь осторожен, - обращенные к Халеду слова Каору прозвучали под нарочито громкой речью Гарама. Затем, уже к членам спасательного отряда, - Идемте, каждая минута на счету.

Простота варгра немного обезоруживала - он никак не походил на грозного, хотя бы опасного, да что там, даже пирата пирата. Недаром, видимо, твердила поговорка, что она, простота, хуже воровства. Кррш, похоже, совершенно не думал о том, что Харриер мог быть не случайным попутчиком в системе, а прибыть сюда по его душу. Да и как можно было настолько не интересоваться окружающим миром? "Слышали о станции с чудовищем на ней от одного пьянчужки и решили тут подзаправиться," - вот и вся история, которую мог поведать варгр?! Дейну это казалось немыслимым. Мало того, что на станции обитал неизвестный ксеновид, так и сама она была реликтом давно ушедшей эпохи, хранившим неизвестно какие тайны и знания. Магистр Воха или консул Полок убили бы за возможность оказаться здесь и прикоснуться к стенам станции, а настоящие визитеры, имея такую возможность, сподобились только нарисовать на стене член.

От этой мысли Себастиан невольно поморщился, совершенно невпопад речи Кррша, но тут же восстановил спокойствие, надеясь, что спасенный не заметит секундной слабости. Мог ли варгр косить под дурачка, рассчитывая таким образом усыпить бдительность экипажа? Списывать такую вероятность со счетов было нельзя, но на этот случай рядом был Лин - сейчас его враждебность по отношению к пиратам была как нельзя кстати. И все же, беспечность пленника поражала. В какой-то момент навигатор задумался - а был ли варгр тем, кого они искали? Косвенные свидетельства указывали на него - один из трех капитанов пиратов был варгром, Мизери получила повреждения и нуждалась в ремонте, корабль прыгнул в Борит... И при этом Кррш напоминал придурочного пса, а никак не того, кто мог бы хладнокровно расстрелять археологов. Или именно такими они, те кто был способен на преступления, и были? Не сознающими последствий своих действий, от того так легко идущих на любые преступления?

- Полагаю, мы можем позволить себе небольшую поблажку, - Дейн вопросительно посмотрел на Лина, чтобы убедиться, что десантник не будет возражать против угощения пленника, и, получив его согласие, достал их холодильника один из саморазогревающихся пайков и протянул его варгру. В конце концов, Кррш был военнопленным, и имперские конвенции требовали, как минимум, уважать его базовые права - все-таки, не асланы.

Себастиан не хотел начинать допрос без Тамо, это было неправильно с точки зрения субординации, но, похоже, "допрос" был слишком сильным словом для общения со спасенным. Сидеть и молча смотреть друг на друга было еще хуже, так что возможность занять варгра едой была весьма кстати - глядишь, пока он поест, Рейнир уже вернется на корабль. Расположившись напротив в кресле напротив Кррша, навигатор некоторое время разглядывал того, после чего, убедившись, что штурмовая группа уже на подходе, решил все-таки поддержать беседу.

- Послушай, Кррш, - начал говорить аристократ, после чего напомнил себе о правилах приличия, и поспешил сделать ремарку, - Кстати, мы не представились. Меня зовут Себастиан Дейн, лорд Аурион-Калисто, навигатор "Огненной Птицы". Так вот, Кррш, сейчас ты в безопасности, а что будет дальше зависит в первую очередь, от тебя. Окончательное решение о том, что с тобой делать, примет капитан, он скоро будет тут. Но ты можешь повлиять на него самым непосредственным образом, если будешь сотрудничать. Понимаешь? И пока мы ждем, не откажешь в рассказе, что вы - ты и твой корабль - вообще забыли в Борите и что же случилось, что твои бывшие подчиненные решили тебя здесь бросить? Как он, кстати, назывался, твой корабль?

Вопросы были достаточно прямые, чтобы варгр мог догадаться, что экипажу Харриера кое-что известно о "Мизери", но Себастиан решил оставить Крршу возможность самому догадаться, не поднимая раньше времени вопрос пиратства. Возможно, спасенный решит признаться сам сам. А если нет, то надавить на него всегда будет время, пока что стоило воспользоваться бархатом перчатки.

Пока Сабета ждала - Гарам вернулся, и все для того, чтобы выслушать высокопарную речь бармена.
"Мол вы тут занимайтесь спасением людей, и корабля - а я как самый умный поведу экспедицию на мостик."
И...
Насколько был явный контраст между умной (в тот момент Гарам был немного ослеплен) орбиталкой и хитрожопым барменом-планетенином, который немедленно вызвался идти совершенно не туда, куда было нужно всем.
К тому же более неудачный момент просто было выбрать нельзя. Вай наконец обратил внимание на Каору, а ей лишнее внимание именно сейчас нужно было избегать (как это видел пилот). Мгновенное решение пришло в голову пилота, и он с удовольствием его начал реализовывать.
- Да что ты несешь? - пилот не без удовольствия "взорвался" - Куда такой планетянин, как ты, способен удачно сходить на поврежденном корабле? Сортир - исключаем.
Гарам решил отыграть роль "псевдо-командира" этой группы выживших, чтобы отвлечь Хоморо от Шиван, и наконец просто высказать Халеду свое неудовольствие.
- Энрике, ты точно будешь нужен при спасении выживших в часовне. Я просто уверен в этом. - пилот попытался вовлечь в обсуждение операции не только Халеда. - С другой стороны обе операции будут опасны, и будет правильным чтобы ты сам и без всякого давления с какой либо из сторон - решил куда ты сам готов пойти.
- Или вообще остаться, ведь ты еще и медик - пилот бросил на Хоморо взгляд и уточнил, специально для него - возможно это будет полезно для раненных, чтобы помочь брату Рамасу.

Пилот встал в знаменитую легионерскую стойку, вздернул подбородок, намерянно вызывая на себя внимание в том числе и Хоморо. Который несколько минутами ранее нелицеприятно высказался о легионерах.
Надеясь одновременно, что опыта Шиван хватит, чтобы понять - что ей сейчас лучше с половиной отряда по тихому свалить без всякого отчета перед Ваем.

- Пусть с некатрами возится кто-нибудь, кто умеет говорить на их языке, - с едва скрываемым презрением резко прервал его Халед и бросил долгий, очень внимательный взгляд на Каору. - Незачем советовать капитану то, что может замарать его репутацию.
Оставалось надеяться, что его товарищи достаточно умны, чтобы понять, что он просто продолжает играть роль. Большую часть времени до этого, мужчина задумчиво поглаживал подбородок и размышлял о вариантах, а так же путях их решений. Из задумчивости его вывело появление группы, цель которой он осознал лишь спустя некоторую заминку. Конечно, идти спасать людей в первую очередь было очень в стиле Каору. В стиле искупления ей вины... однако на взгляд Халеда куда более важным сейчас было иное, поэтому он без особых сожалений шагнул ближе к подруге и вложил в её ладонь рукоять меча.
- Вот, вам наверняка пригодится больше, чем мне. Я украду у вас Энрике и попытаюсь проникнуть в арсенал. Притащим всё, что сможем. А может быть и изумрудный диск тоже. Если, конечно, Энрике не возражает и не нужен вам в другом месте. С арсеналом я справлюсь и самостоятельно. А пока вы решаете - у меня есть еще одно дело. Ах да, Тахир, помоги леди Шиван чем сможешь. Ты будешь там нужнее.
Важно кивнув Ваю и похлопав Стейна по плечу, Халед вернулся в медицинский отсек и нашел взглядом девушку в сари. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, почему он хотел её увидеть, но осознание и узнавание быстро скользнули по лицу мужчины, когда он присмотрелся к её одеждам. Подойдя ближе и отведя её чуть в сторону, он заглянул женщине в глаза и быстро, вкрадчиво зашептал, держа её за руки:
- Вы - Зрящая? Действительно зрящая? Если да, то скажите мне, что уготовало нам будущее. Этот корабль, людей, которые еще живы?

Пламенная речь Брунхильды, может, и удостоилась лишь одобрительного кивка от в целом не шибко эмоционального Дариуса, но в сердце крысёнка распалила настоящий пожар из чувств и эмоций. Какая дама, вы поглядите! Какая же дама! Страстная, прямолинейная, отважная, но при сём – жёсткая и твёрдая, знающая цену себе и могущая её сбавить у других! Право слово, и да будет взрощенная месяцами прибывания в тюрьме проницательность и разборчивость в двуногочеловеках крысюка тому доказательством: не смотри, что выглядит так попростецки – прин-цес-са! Принцесса, политик, надёжный правитель, полководец и аристократ – вот, кто эта дама! И на сей раз и риторика, и манеры говорят за неё пуще любых понаприцепленных на уши и прочие выступающие предметы цацек!

Что же касается Дариуса, то он, знакомый с повадками своих сотоварищей, особого удивления не выказал. Всё, как говорится, по делу сказали.
Лишь одной реакцией он удостоил присутствующих: уже во время ответной речи Воло, когда речь зашла за выбитую дверь он несколько стыдливо, но опять-таки по хозяйски поднял её и упрятал за ближайший шкаф. Дабы никто не споткнулся. А то что это такое: дверь, да на полу! Дверь на полу – это люк, а люков тут явно по планировке не предусмотрено! По этому куда меньше подозрений, если двери вообще не будет, нежели если она будет пылиться на полу.
Да и вообще: судя по местному убранству, наводить порядки в этих стенах приступают реже, чем снег летом падает, посему дверь без чуткого надзора следопыта пролежала бы на полу ещё не один десяток лет.

Относительно же вердикта Воло Дарий вовсе не высказался, даже плечами не пожал – кивнул лишь едва заметно. Цена более-менее правдоподобна, чтоб юный бард Вендс не догадался, что его берут в Долину Теней не как проводника. Что, в конце концов, мешает им обмануть Воло по истечении пути? Что, в конце концов, путём малейших насильственных действий и рукоприкладства мешает даже уже выплаченную долю отнять? Тут уж как сам Воло будет себя вести. Дариус, в целом, не жадный.
Не жадный и не болтливый. Уже и так на неделю вперёд наболтал. С Марко всё было решено, и ежели кто-то захочет ещё цену сбавить – тут уже на его совести и будет. Дариус же решил молча, встряхнув полами походного плаща и многозначительно кивнув присутствующим, покинуть комнатушку барда да отправиться потихоньку на выход.
Медленно так, горделиво. Чтобы, если диалог и прения относительно оплаты продолжатся – остановиться и услышать, а если возникнут желающие последовать его примеру – не потерял его из виду.

За то время, пока все тихо и спокойно беседовали друг с другом, райнальд корпел над своим проектом, уставившись в экран. Починка ИИ оказалась зщадачей куда менее тривиальной, чем тот рассчитывал. Про себя мужчина лишь сетовал о том, что никогда не обучался на Сетевого Паука в каких-то профильных заведениях, будучи самоучкой. Последнее было не редким явлением, но не в рядах концеляров.

Подумать только, ещё каких-то пару лет назад он был и подумать не смог бы, что будет сидеть перед терминалом умирающего корабля, занимаясь настройкой сортировки и логистики сетей последнего, и пытаясь хоть как-то реанимировать его базы данных. Мир через пару лет казался Вангу сточной канавой, где тот подохнет от передоза после очередного трипа. Да и более того – он всегда ненавидел нетсикеров.

Пауком он стал по ошибке. Ему казалось, что на позиции штатного агента, всё, что мужчине придётся делать, это ходить и говорить людям что «они арестованы за преступления против Консорциума», тыкать табулой в морду, и ждать пока буяна скрутят стражи. Реальность далека от влажных мечтаний бывшего отброса. На самом деле, он стал ищейкой, глазами и ушами канцелярии на улицах многоярусной станции.

Лики всегда имели свои взгляды на пути искателей. И Лик покровительствовавший Райнальду имел свои виды и на него. А потому, всё что оставалось делать скромному шпиону – это выполнять свою работу – копаться в грязном белье судна и пытаться скопить так много ценной даты, сколько мог. А параллельно делать вид, что он возиться так долго с починкой Уарды чисто по техническим причинам.

Помня предыдущую просьбу Каору, он решил в первую очередь залезть в информацию о грузах, доставленных на судно, и их предназначении. Когда, сколько и зачем погрузили на корабль некатр? Какое ещё оборудование оказалось на судне? Кто и почему за них отвечал? Затем, он полез дальше, ища миссии… протоколы исполняющего персонала… личные дела членов экипажа, в особенности властного, чрез чур болтливого ублюдка.

- Да-да, конечно, уже занимаюсь,- ответил райнальд на просьбу Каору, даже раньше чем та успела её довершить. Лишь одного своего имени, вырвавшегося из уст лугаля, хватило паучку чтобы начать искать планы отсека. В случае успеха, он в любом случае собирался отослать Каору данные по её запросу. И возможно, даже больше. В пол уха слушая беседу окружающих, он так же решил прошерстить информацию и о «главных действующих лиц» находящихся в отсеке. Священник, заместитель капитана, женщина с механической рукой, и женщина в белом… стоп… Райн нахмурился. Посмотрел в её сторону. Нахмурился… нет, наверное, показалось. Зенитиец вздохнул. Как жаль, что нельзя ещё ширнуться…

Хоморо оказался человеком неприятным, но по-своему толковым. Предложенный им план практически повторял собственные идеи Каору о том, как выбраться с "Газали". Возможно, оба они, Шиван и Вай, несмотря на различие в подходах к взаимодействию с окружающими, были прагматиками и искали оптимальные решения ситуации. Возможно, количество возможных путей с корабля было ограничено, и они просто напросто пришли к одинаковым выводом из-за отсутствия альтернатив. В любом случае, бортинженер не должен был быть помехой на пути отряда, по крайней мере, сейчас, и это не могло не радовать. Попытается ли он потом, в случае успешной эвакуации с корабля, прибрать к своим рукам всю славу? Безусловно. Но какое это имело значение сейчас, да и вообще? Маршалом никогда не двигала погоня за известностью или популярностью, только выполнение долга. Если кто-то другой пожнет все лавры успеха это будет несправедливо, но, в конечном итоге, неважно.

- Спасибо за сведения, - благодарность в голосе Каору в ответ на слова Стейна звучала вполне искренне, - Планы Вая действительно похожи на наши... И выбор первоочередной задачи очевиден - нужно спасти людей из ловушки. Неизвестно, как давно поступил сигнал и сколько воздуха осталось в часовне. Промедление может стоить жизней людям, поэтому остальные задачи - поиск корабля и визит на мостик - могут подождать.

Единственное, что тревожило в словах Хоморо, это его открытое напоминание о арсенале на капитанском мостике. Каору совершенно не нравилась перспектива вооружать всех выживших без разбора - многие из них не умели с ним обращаться и могли принести больше вреда, чем пользы, а другие могли решить использовать оружие в качестве дополнительных аргументов при решении конфликтов. Лучшим решением было вооружить только небольшую часть экипажа, обученную ведению боя и, в идеале, лояльную одной группировке. Но пока что у Каору даже не было представления о том, какие есть разногласия между выжившими, и, за исключением непредсказуемости отдельных людей, которая была отягчающим фактором, принять взвешенное решение о раздаче огнестрела пока что было невозможно. Зато можно было не сомневаться, что некатры и Гончие не станут дожидаться, пока люди разберутся между собой, и обязанностью маршала было дать выжившим шанс уцелеть в подобной бойне, вопреки всем предосторожностям и соображением о контроле группы.

- Ситуация, конечно, не самая оптимальная, - табула ожила в руках Каору, отрисовывая на экране схему корабля, - Лучшим решением было бы подобрать выживших снаружи, подлетев на корабле к этому шлюзу...

Увеличенный сектор карты высветил участок корабля вокруг часовни:


- Но пока мы доберемся до ангара, пока найдем корабль, пока разберемся как вывести его в космос... может пройти слишком много времени. Так что придется выводить людей через отсеки корабля. Судя по сообщению, они изолированы в часовне из-за пробоины в обшивке где-то на пути из отсека, а значит, нам потребуются экзо... - план, постепенно формировавшийся в голове маршала, наконец сложился достаточно, чтобы можно было начать действовать. Внимание Каору снова переключилось на Стейна, - Для спасения людей придется рискнуть, но мы постараемся уцелеть. У меня слишком много дел там, чтобы умирать здесь.

Где было это "там" не требовалось лишний раз пояснять - за пределами гибнущего корабля, сжигающей короны звезды, безмолвного, бессердечного космоса. Отдых и поставленная капельница действительно творили чудеса - всего пара часов, и к Каору вернулась уверенность в себе и готовность идти вперед. Если раньше каждый шаг давался через силу и в голове оставалось одно лишь желание как можно скорее добраться до безопасного угла и забыться, то сейчас что-то внутри как будто подстегивало маршала, не давало сидеть на месте и требовало двигаться. Это было приятное ощущение, невольно оставлявшее на губах Каору тень довольной улыбки, даже если оно было всего лишь эффектом стимуляторов, которые вколол Энрике.

- Таонга, думаю, нам пора выдвигаться. Маршрут придется немного изменить. Надеюсь, вы не против спасти десяток людей от верной смерти?

С учетом дополнительного груза в виде экзо и потенциальной необходимости нести кого-то на себе, отправляться из отсека следовало налегке. Решение оставить неисправный дрон было простым, как и лишние боеприпасы. А вот расстаться со штурмовым щитом было не так просто. Хотя он давал ощущение защищенности, громоздкий силуэт только мешал бы во время спасательной операции, поэтому в итоге щит тоже остался среди вещей Каору в синей палате.

- Мы займемся людьми в часовне, мистер Вай! - появление маршала в приемном покое было настолько будничным, насколько это было возможно в текущей ситуации. Мол, не обращайте на меня внимания, я всего лишь человек в броне да с винтовкой на плече, ничего особенного. Голос маршала при этом звучал звонко и бойко, привлекая к себе внимание людей в приемном покое и палатах, - Если кто-то хочет отправиться с нами добровольцем, почту за честь! Гарам, ты с нами?

После этого оставалось только решить несколько технических вопросов и распределить дополнительный вес от скафандров между вызвавшимися идти спасателями.

- Энрике, могу я одолжить ваш экзо? Он пригодится для вывода людей. Райнальд, как только закончите, узнайте у Уарды, где ближайший к часовне неповрежденный шлюз. Мы отправимся вперед, скиньте координаты на мой коммуникатор как только они у вас будут, хорошо?

Поняв, что рубеж пересечён и возврата нет, клятва дана и вспять её слов не повернуть, Эгиль будто избавился от груза сомнений и впервые за день смог расслабиться. Возможно, это его незримый покровитель, что говорил его голосом, внушал ему уверенность и спокойствие, а может быть сам слепой юноша осознал, что дальше его понесут ветры судьбы и не зачем страшиться и печалиться о том, что давно предопределено. Человеку, что жил ещё совсем недавно одной лишь жаждой мести, сложно было принять вот так сразу новый неожиданный жизненный путь, но Эгиль определенно сделал первый шаг в этом принятии.

Дальше он пил и ел, наслаждаясь гостеприимством конунга. Потом была ночь и впервые за много дней безмятежный спокойный сон без крови, огня и хлада, что являлись Эгилю во всех его кошмарах. Сон для человека без глаз был единственным шансом вновь увидеть мир, но он видел его корчащимся в муках и доживающим свои последние дни в ожидании конца. Лучше было бы и во сне оставаться слепым. Но эта ночь и этот сон были другими. Эгилю снилось моря и земля, на которой он прежде не бывал. Во сне он будто вселился в чайку и летел над солёными волнами, зелёными лугами и заснеженными вершинами.

Новый день Эгиль встречал отдохнувшим и ощущал новый приток сил. С благодарностью он принимал дары конунга, а особенный восторг испытал, облачившись в новое льняное одеяние. Следуя за Осбертом и Хависой к месту проведения ритуала, слепой юноша поглаживал рукав своей новой рубахи и не переставал наслаждаться ощущением невероятной мягкости. Затем был сам ритуал, во время которого Эгиль испытывал немалое беспокойство, когда его руки оказались связанными. Но то, что ему, слепому, надели на глаза повязку, юношу несколько развеселило. Дальше он всеми органами кроме давно потерянного зрения следил за свершением магического таинства, что призвано было связать его судьбу с судьбами остальных четверых избранников конунга. С благоговением Эгиль запоминал эти ощущения.

Когда же всё закончилось, то Эгиль от переполняющих его чувств долго не мог сдвинуться с места. Первые шаги в новом для себя качестве одного из перстов Длани он совершал с огромным трудом, будто сам не владел своим телом. Пальцы почти не слушались его, когда слепец отламывал ломоть хлеба, а после он расплескал молоко и чуть не попал на свою новую одежду. Неожиданно дева с Озёрного Края увидала в небе птицу и решила, что это знак. Остальные поддержали её, а Эгиль вспомнил свой недавний сон и улыбнулся.

– Верно, это знак, – согласился он.

Сложности в жестовой коммуникации возникли сразу. Варгр таращил глаза, но никак не мог понять жестов, которыми его спасители изображали ранее встреченную тварь. Но главное послание он всё же уловил и последовал за Дакрой и Александрой прочь со склада. Затем он послушно включился в построение, придуманное могущим десантником, и не нарушал его. Руки варгра плотно обхватывали рукоять сабли, а его испуганный взгляд метался от одного угла к другому, когда небольшая процессия двигалась через рабочие помещения и кают-компанию. Особенно сильно спасенный пират задергался, когда увидел свежие следы боя – огромную дыру в стене, проделанную огнём из гаусс-винтовок и пулемёта, а также остатки кислоты на полу. Если бы не идущая следом Саша, вовремя подтолкнувшая варгра, тот бы наверняка в панике бросился к своему укрытию.

До шлюза добрались как раз вовремя, когда датчик на скафандре варгра, уже перестал мигать, а монотонно светился красным на нулевой отметке. Едва оказавшись на борту корабля, пират тут же с помощью Аллендера скинул с себя шлем и стал жадно втягивать в лёгкие воздух, открыв для этого свою пёсью пасть. Пока он пытался надышаться, команда ощущала зловонный смрад, идущий от варгра. Всё-таки он несколько недель провёл в этом скафандре, справляя прямо в нём естественные потребности. Когда пирата всё-таки извлекли из его спасительной оболочки, он предстал перед спасителями сильно исхудавшим.


– Спасибо вам, ребята, за моё спасение, – поблагодарил варгр, склонив голову, он говорил на человеческом языке очень неплохо для представителя иного вида. – Меня Кррш зовут. Не найдётся чего похавать?

Но знакомства и перекус отложены были на потом, сперва доктору Кертису требовалось осмотреть нового пациента. Особенно серьёзных ран Кррш не имел, разве что множественные ушибы по всему телу и пару сломанных рёбер. Вероятно, пираты перед расставанием со своим незадачливым капитаном устроили ему хорошую взбучку.

Пока Аллендер и Лин занимались спасённым, а Саша вернулась к своим обязанностям за штурвалом пилота, Дакра отправился уже в третий поход по станции, на этот раз в сопровождении капитана. До коммуникационного узла эти двое вновь добрались без проблем, на наличие ещё одного жука ничто не указывало. На месте они обнаружили следы кустарной модификации – к станции связи подцепили передатчик со скафандра, а также пару мощных батарей от какого-то другого устройства. В результате слабый сигнал SOS индивидуального скафандра был многократно усилен и транслировался на всю систему Борит и далеко за её пределы. Был это Кррш или кто-то другой, но сделавший это неплохо понимал в электронике. Отключив передатчик, отряд из двух человек направился дальше.

Ещё один проход из кают-кампании вёл в жилую часть станции. Перед ней имелась шлюзовая камера, на дверях которой всё тот же безумец вывел предостерегающую надпись «НЕ ВХОДИ ИЛИ УМРЁШЬ». Впрочем, открыть эти двери и войти мог далеко не каждый. Сам механизм всё так же требовал физического усилия для открытия и усилия немалого, кроме того, некие зеленоватые волокна биологического происхождения застряли между створок и служили своеобразным клеем, дополнительно удерживающим их вместе.

  Смесь тяжелых мыслей вперемешку с новыми возможностями, внезапно открывшимися девушке быстро погрузили Линду в сон.

  Она ощущала удивительную легкость в своих движениях. Летний ветер ласково гладил ее рыжую шкурку, заставляя переливаться золотом в свете солнечных лучей. Не отвлекаясь ни на какую мелочь, она без передышки неслась по скрюченным ветвям хвойных деревьев. Перепрыгивая с ветки на ветку, она искала ту самую сосну, где росли самые сочные шишки. Ей не было известно, где она растет, но маленькая белка всецело доверилась своим инстинктам. «Тук-тук-тук». Где-то поблизости сидел дятел. Махнув тому хвостом, она рыжая промчалась мимо. «Тук-тук-тук». Что происходит? Птица должна была остаться далеко позади. От чего же стук столь отчетливый, словно под самым ухом долбит?

  Внезапно Линда ощутила большую тяжесть и ей стало сложно дышать. Открыв глаза, она не увидела ничего. Только мягко давящая на спину тьма. Снова был слышен стук и теперь чей-то голос. На него Леэвике решила ориентироваться, пока протискивалась через темный лабиринт. Когда ей наконец-то удалось выбраться из ловушки, девушка поняла, что это было всего-навсего огромное одеяло. А комната, в которой она вчера уснула, стала в десятки раз больше. Ведьма осторожно опустила взгляд вниз и вместо рук увидела цепкие беличьи лапы и пушистое белое брюшко. Взвизгнув, она подпрыгнула с места на добрый метр и, приземлившись, забралась на деревянную стену помещения, а затем испуганно полезла в самый дальний угол, прячась под самым потолком. Тяжело дыша, ведьма-перевертыш пыталась понять, каким образом она обратилась в животное. Чуть успокоившись, Линда вспомнила, что некоторые опытные заклинатели из Круга Голосов обладали способностью принимать различные формы.

  Сама того не подозревая, Леэвике научилась превращаться в зверя. Закрыв глаза, девушка попыталась сосредоточится на своей истинной сущности. Будучи белкой, она даже сказать ничего не может, а открыть дверь - и подавно.

  “Пожалуйста, отпусти меня, Дух леса!” — Мысленно взмолилась ведьма и тут же развоплотилась, шмякнувшись на пол всем своим человеческим весом.

  — Ау! — Довелось услышать Хависе, перед тем как Снегирь открыла ей дверь, закутавшись в одеяло. Взлохмаченная и заспанная с волнистыми распущенными волосами она больше походила на лесного жителя.

  — Доброе утро. Прошу прощения, тревожный сон снился. — Впустив женщину в свою комнату, Линда, немного смущаясь, крепче прижала к телу одеяло. На удивление реалистичный сон никак не выходил из головы.

****

  Когда ритуал окончился, а повязки были сняты, девушка ощутила небольшое головокружение и отголоски легкого страха от неведения. Ей бы очень хотелось понаблюдать за происходящим со стороны, чтобы никто не завязывал ей глаза, изучить местные особенности и традиции, сравнить со своими. Но о произошедшем теперь можно только догадываться. Она заслонила рукой солнце и прищурилась, чтобы разглядеть очертания Торстейнна, пока глаза вновь привыкали к свету.

  Когда конунг договорил, девушка не стала ждать второго приглашения, чтобы пойти завтракать. Взяв в руки ломоть ржаного хлеба и стакан молока, она приступила к трапезе. Выбор имени – это ответственная задача. С ним нельзя ошибиться. Нужно что-то, что бы всецело характеризовало всех участников Урдхонд, что было бы запоминающимся и, быть может, не чересчур пафосным. Не хочется казаться хвастуном. Наверное, было бы неплохо услышать и чужие предложения. Не являясь лингом, она все еще чувствовала некоторую отчужденность от остальной Длани.

  «Кьяк-кьяк-кьяк» - громкий, резкий и отрывистый крик отвлек Ведьму от раздумий. Она подняла голову и увидела в небе силуэт сокола. Проследив за траекторией его полета, девушка смогла рассмотреть его светлое пестрое брюхо и черную верхнюю часть головы. Не потребовалось много времени, чтобы понять, что над Дланью кружила самая быстрая на свете птица. Небольшая, но сильная. Величественная и, можно смело сказать, достойная самих королей.

  — Сапсан! Это сапсан. — Достаточно редкая птица, но встречалась даже в Озерном Краю. Линда перевела взгляд с сокола на мужчин. — Может, это знак?

Начав свою часть разговора, Гарам чуть позже увидел как Халед умело перехватил внимание главного бортинженера. С другой стороны, кому как не бармену уметь разговаривать с любым посетителем?
Убедившись, что диалог пошел, Салех-паша решил выяснять информацию дальше. Видя как Стейн начал о чем-то расспрашивать преподобного, пилот решил пообщаться с высокой темнокожей девушкой, чьи голубовато-​серебристые курчавые волосы были аккуратно заплетены в длинную косу.
У девушки была механическая рука, у Гарама - целеуказатель. По себе пилот знал, что людям с механическими конечностями или имплантами проще общаться с такими-же как и они.
Да, существовали в мире Трех Горизонтов гики, которые намерянно вживляли себе имплантированные органы или конечности. Но в большинстве своем люди приобретали их по старинке. В результате несчастных и трагических случаев.
Девушка была одета в обтягивающий оранжевый комбинезон, подчёркивающий ее впечатляющие формы, что безусловно произвело физиологический эффект на пилота даже в столь экстремальной обстановке.
Секунду назад выдержанный, а сейчас вдруг мгновенно немного покрасневший от смущения, пилот все же сделал шаг на встречу девушке и мягко спросил:
- Да простит меня са́йеда, что первым к ней обращаюсь, будучи не представленным. Но текущие обстоятельства не позволяют приветствовать вас по этикету, как должно незнакомому мужчине.
- В свое оправдание могу только сказать, что горю желанием сопроводить вас до медицинского отсека и с удовольствием выслушаю ваш рассказ о трагических событиях, произошедших с вашей группой. Хава́-то дара́м, госпожа. Мне можно все рассказать, любые трагические события.
Мы тоже через подобное прошли, потеряли несколько человек. Но надеюсь все это уже в прошлом, са́йеда

  Он смерил девушку, выведшую его из состояния глубоких и пространных размышлений долгим взглядом, затянулся сигаретой и медленно кивнул. Не то, чтобы ему нравилась эта идея, или у него было желание следовать этой идее... но некоторые вещи приходится делать несмотря на личные хотелки. Сам Халед с удовольствием спихнул бы всё на Стейна, но это было бы излишне непрофессионально с его стороны. Так что оставалось лишь махнуть парню рукой и направиться к выходу как... началось то, что игнорировать было просто нельзя.
  Почти мгновенно оказавшись между Тахиром и Каору, Халед поднял ладони вверх в стороны обоих и покачал головой:
  - Охлади, Каору. - Мрачно попросил он. - А ты не злись, Тахир. Делай то, что она тебе говорит и не спорь с ней. Самое последнее, что нам сейчас нужно - это разлад и шатание. Мы в критической ситуации и от сплоченности может зависеть выживание. А может и не зависеть, но конфликты нам нужны в последнюю очередь. Дай мешок, я посмотрю, что нам точно необходимо оставить.
  Забрав медикаменты у Тахира, Халед порылся там какое-то время и, выделив небольшую часть передал остальное обратно пустыннику. Импланты, конечно же, возвращать он не стал.
  - Верни это обратно, нам должно хватить минимума, который я оставил. Командор Шиван, надеюсь у вас нет возражений, что часть запаса нам будет крайне необходима в дальнейшем? Спасибо. А теперь я займусь вашими рекомендациями.

  Когда Халед, в сопровождении Стейна покинул медотсек - он разительно преобразился. Исчез этот мрачноватый взгляд, легкая сутулость и задумчивость, а на смену им пришел... даже не тот Халед, которого знал Стейн по Аль-Муаллиму, а Халед совершенно иного толка. Жизнерадостный, светящийся и невероятно обаятельный. И еще более невероятно ублюдочный.
  - Наконец-то! - Подскочил он к Хоморо Ваю и потряс его руку. - Наконец-то хоть один адекватный и смыслящий что-либо человек! Еще и офицер! О, нам так повезло! Мы прошли через настоящий ужас и лишь ваш голос вселил в нас надежду на то, что всё закончится хорошо! Позвольте украсть вас у этих недостойных, я хочу выразить вам свою искреннюю признательность и поддержку.
  Отведя офицера чуть в сторону, Халед заговорщицки склонился к нему и, морщась, прошептал:
  - Эти кретины из Легиона совершенно не понимают, что надо делать. Вы не представляете, через что нам пришлось пройти. И они защищали некатр! Вы только подумайте! Ну, не самих некатр, но один из этих недоумков протащил труп этой твари несколько десятков метров, чтобы, видите ли, помочь ей! Ужасно. Просто ужасно. Послушайте, капитан Вай, - на лесть он не скупился абсолютно. - Мы с моим кузеном видим в вас единственный светоч на этом погибающем корабле, скажите, у вас есть план? Да, конечно же у вас есть план! Такой умный и внушительный мужчина не может не иметь план абсолютно на любой случай. А что с другими офицерами? Мы слышали, что мостик заперт, но выжил ли кто-нибудь? И... я не хочу показаться навязчивым, но если вам нужны помощники, то мы с моим кузеном готовы помочь всем, чем сможем! Правда... у нас нет никакого адекватного допуска от Уанги. Эта стерва просто не желает сотрудничать. Безмозглый ИИ!

- Я присоединюсь с радостью, когда… если…- мужчина лежал, глядя в потолок. Его тело было надёжно зафиксировано на койке. Ванг улыбнулся, с лёгким смущением,-…Если я могу помочь отсюда, обязательно присоединюсь,- сложил тот, наконец, свою мысль. Порой тот чуть-чуть дёргал рукой. Шум в ушах спадал, и пускай Райнальд был не очень доволен тем фактом, что ремни давили на предплечья слишком туго, в общем-то, это не было чем-то новым для него. Он кивнул маршалу,- Чем смогу – тем помогу. Но хотел бы внести поправку. Я не думаю, что это… боль… что Уарда испытывает… боль… скорее, растерянность, запутанность. Как будто раскурил в кальяне смесь опора и чистой камбры,- пояснил мужчина. Он закрыл глаза,- Мы не добьёмся многого, но сможем получить хоть что-то, самый… минимум…

- Да, интеллект может всё это… сделать… но у нас нет уровня доступа. Даже я, работник канцелярии Консорциума, вряд ли получу расширенные права. Не тот уровень доступа… только оригинальные члены команды, скорее всего, смогут указывать ей напрямую. Или, если бы могли как-то убедить её в том, что… хах… я последний выживший представитель Консорциума на судне. Это невозможно, её данные и сканеры – повреждены,- пояснил мужчина. Далее, он не встревал в предложения женщины, лишь размышляя о том, что снаружи ещё бродят некатры.

- Не обязательно подключаться к мейнфрейму корабля. Достаточно и обычного терминала, компьютера или дешифратора… и немного времени. Я, или доктор, могли бы это сделать, у меня есть всё нужно для работы с электроникой,- предложил Райнальд Каору, а затем, расслабился окончательно. Шпион тихо проговорил,- Только толку от этого – пока мало. Прежде чем получить прямой доступ к базам данных через терминал… надо в любом случае разведать, что сейчас твориться на мостике. Я видел много перегоревших портов: могут иметь место сбои, скачки напряжения,- мужчина какое-то время лежал молча. А потом обратился к Энрике,- Док, могу я позволить себе наглость, и попросить твоих услуг ещё раз?..

…Он попросил Энрике отремонтировать его технику, когда будет время, а сам впал в короткое состояние бдения. Дрёма на грани со сном и отрезвлением. Когда же они освободились, и начали знакомство с прекрасным интерьером корабля, мужчина предпочёл держаться в тени. Он ощущал себя лучше. Уши слышали чуть четче, На языке был блевотный привкус какого-то дерьма. А потому, мужчина стал ходить по помещению в поисках конфеток. Ну или чего-то, что можно было бы пожевать, чтобы перебить вкус во рту. Параллельно, он совершенно внезапно заметил Стейна. Посмотрел на него удивлённо, на его руки, а затем, медленно зашагал в сторону мужчины. Спросил:

- Лика Хранят тебя, друг… Стейн, верно? Позволь поинтересоваться: я помню, пускай и обрывочно, что в момент когда я разделился с группой, ты так же,- поджал губы, чтобы подобрать нужное слово,- Помог своей душе, чтобы смягчить мысли. Но, как я понимаю, тебе не понадобился детокс. У тебя есть «париа»*?..- очень тихо поинтересовался Райн, отойдя в сторону. Ему было действительно интересно, как этот парень, выглядящий как самый последний наркоман, избежал живительной дозы. Мужчина какое-то время стоял. Склонил голову в бок,- Или ты до сих пор на высоте?..- усмехнулся тот, вглядываясь в глаза Стейна. Развёл руками,- Ах, не обижайся, брат, просто шучу…

Но вот, в их спокойный мирок ворвалась новая группа выживших, и мужчина самую малость напрягся. Ровно на столько, чтобы снова накинуть на себя верхнюю одежду, и выйти в приёмный покой, при наряде, и с пистолетом подмышкой. Конечно же, он вернул тот на предохранитель: только полный дурак или невменяемый будет бегать по палубе с вулкан-пистолетом без предохранителя. Выйдя вперёд, тот уставился на вошедшего в медотсек лидера новой группы. И застыл. Мужчина прищурил глаза, всматриваясь в морду этого зарсанца. Где-то… где-то он уже его видел, только вот где?! Он лишь вышел чуть вперёд, встав за спиной Гарама, явно решившего перехватить любую инциативу.

-…Лики Благословят вас, уважаемые,- проделал тот рукой подсмотренный ранее у Зари символ, которым та освещала себя в незадолго до разделения группы. Он не пытался вмешиваться в беседу, ожидая, когда Гарам скинет на них ициативу. «Умный, умный ход, пилотик! Теперь они решат, что лидер здесь ты, и будут стрелять в первую очередь по тебе, а не по лугалю!»,- думал шпион, даже проникнувшись некоторым уровне уважения к этому мужчине. Райн подыграл Гараму,- Мы рады будем оказать вам возможную медицинскую помощь. Проходите, уважаемый Вай… мы с вами ранее не встречались?..- вдруг спросил тот. Склонил голову на бок,- У вас такая яркая, запоминающаяся внешность – должно быть я видел вас при погрузке!.. И всё же?..

Боль. Резкий свет. Первое впечатление от пробуждения после короткого наркоза было, тем не менее, приятней, чем пережитое ранее, в отсеке 13.13. Тахир приподнялся на койке и осмотрел себя. Он был раздет, а на левом боку виднелся новый аккуратный шрам. Хорошая работа. Хуманиту и самому приходилось зашивать раны, но так бы он сам не смог, даже при помощи совершенного оборудования отсека - тут явно потрудился мастер. Ахх, сколько жизней талантливых людей можно было бы спасти, если бы такие аппараты были доступны его соотечественникам на родине! Рядом с койкой нашлись его вещи - одежда, броня и тяжелый разводной ключ, при взгляде на который Тахир непроизвольно поморщился, видимо, вспомнив, как ему недавно пришлось применять этот инструмент. Тут же лежали несколько новых предметов - запаянные в вакуумную упаковку импланты и дополнительный медицинский набор. Это он взял с собой при обходе медицинского отсека перед операцией. Из-за двери послышались голоса и хуманит резко встал, споро облачился и занял позицию около двери, переводя взгляд с вершительницы на Халеда. Выходить к неизвестным пока не было необходимости. Судя по тону, ссоры не было, а тонкие материи взаимоотношений статусов и заимствованного авторитета между инопланетниками были ему не понятны. Как бы не повредить.

Выбрались... Лики, мы выбрались. Таонга выползла из шахты, помогла забраться следовавшим за ней и свернула гипертрос. Их группа была первой, за ними последовали другие две... И взрыв... Те группы вернулись тоже не полным составом. Прошло так немного времени... И так много смертей...
Некоторое время зажмурившись девушка лежала на холодном полу, надеясь, что это всё было сном... Что сейчас она откроет глаза и окажется в теплой постели на станции. Или хотя бы ещё раз в криокамере... Что все идёт по плану... Что "Газали" в порядке и они добрались до места... Что те люди, которых она так и не успела узнать, проснутся рядом и их знакомство пройдет при других обстоятельствах...
Услышав приближающиеся шаги, Таога открыла глаза и увидела конечно же все тот же коридор "Газали" и к своему удивлению Тахира. Тот протягивал руку. И девушка приняла его помощь.
Поднявшись на ноги, Таонга достала сигарету, все ещё подрагивающими от тяжёлого подъёма руками подожгла ее и затянулась...

Оказавшись наверху лифта, Таонга мрачно оценила предстоящий путь...
- Хира’, - задумчиво произнесла инженер, сплюнула и достала из рюкзака гипертрос. - Давайте так. Я лезу первой, перецепляя по своему продвижению трос. Если будете падать - пытайтесь хвататься за него. Правда голыми руками это очень неприятно. А зажимы только одни... - Таонга протянула их Каору. - Но хоть какая-то страховка. Если, конечно, я первой не свалюсь вам на головы...
Реакция Райна на достанеый трос ее удивила и позабавила. Но что-то объяснять было некогда.
Стиснув зубы, Таонга начала долгий и мучительный подъем вверх. Металлические ступеньки трапа впивались в руки и скользили под ногами. Но постепенно девушка поймала ритм. Правая рука - левая рука - подтянуться - переставить ноги - перецепить трос... Вдох-выдох... Таонга упорным муравьем ползла вверх... Седьмая... Вдох-выдох-рука-подтянуться-нога... Шестая... Таонга смотрела в стену и иногда вверх, но только не вниз... Оставалось надеяться, что у остальных все тоже получается... Пятая... На пятой она опять почувствовала мерзкий солоноватый вкус во рту. Голова закружилась и девушка на секунду замерла, стискивая пальцами ступеньку. Но тряхнула головой и поползла дальше... Тут точно нельзя было умирать. К первой палубе руки уже сводило болью, но она справилась... Лики, ну давайте там уже все будет хорошо?

Все произошло так быстро. Удар в спину, удар в кейс в руках, кейс летит на пол, Ахмад не понимает, что выбило у него вещь из рук, переводит взгляд на грудь - почему она такая черная, почему по одежде течет кровь, почему темнеет в глазах... Черная граница поля зрения рывком рванулась к центру, превращая видимое в белую точку - и наступила Тьма.

  Радиация. Взрывы. Скрежет разрываемой обшивки. Всё это закончилось, аккуратно под звонкий дзиньк закрывающихся стальных дверей лифта, и только едва заметная вибрация, которую можно было списать на несовершенство амортизаторов, продолжала напоминать, о том, как далеко всё пошло не так.

  Невозмутимый Энрике холодно и равнодушно стоял напротив входной двери. Пока его спутники приходили в себя после череды тягот и невзгод, Ла'Мьер уже успел вернуться к привычной жизни обитателя Кориолиса, рутинным жестом сложив руки замком и дожидаясь, пока лифт не доберётся до верхних палуб. Максимум, две минуты ожидания, и всё то, что могло свести с ума, должно было остаться в забытом прошлом. И всё это под дурацкую детскую музыку, которой грешили почти все знакомые технику лифты.

  – Что? - негромко спросил мужчина, когда оба его спутника внимательно посмотрели на Ла'Мьера, - Что-то не так? - мужчина стряхнул с плеча несуществующую пыль, и его взгляд скользнул по капле жидкости на походном сюртуке

  Когда Тахир потянулся за оружием, а в руках Халида появилось нечто блестящее, Зенитиец сделал неуверенный шаг назад. Мысли завертелись в привычной чехарде, и под первыми приступами паники обнажились не самые приятные мысли: "Они не убьют тебя, Энрике. Им нужен пилот. Им нужен пилот! Если что-то случится с Гарамом, только ты сумеешь всех спасти!"

  Однако, неуверенность, заставила сделать ещё один шаг назад, и только теперь Энрике понял, что взгляд двух вооруженных головорезов обращён не на самого Ла'Мьера, а куда-то выше и дальше. Сглотнув подступивший ком в горле мужчина обернулся назад, и едва не столкнулся нос к носу с таким многообразием...

  Крик Энрике оказался лишь немногим тише визга гончей, а как только голоса замолчали, лифт наполнился всё той же дурацкой детской песней, призванной скоротать время между неизбежным

- Без резких движений! - голос маршала звучал собрано, спокойно, как будто не происходило неординарного, - Нас держат только тормоза кабины. Сорвем их, и падение ничто не остановит. Ванг, люк наверху, вылезайте первым. Таонга, подсадите его и вылезайте следом за ним. Я поддержу снизу, Райнальд протянет руку. Потом вытащите меня. Действуем без суеты, но быстро. Не знаю, сколько кабина выдержит.

В жизни Каору было всего две женщины. Война и Смерть. Последняя была влюбчивой и очень душной девкой. Она всегда липла к тем, кто хоть раз обласкал ее вниманием, и никак не хотела отпускать. Они шли рука об руку, как жена и давняя любовница, которые оставили позади ненависть и научились уважать друг друга. Между ними не было любви, но было понимание. В первую очередь, что никто не должен нарушить сложившегося равновесия. Поэтому они безжалостно бросались на любую конкурентку, что могла вмешаться этот хрупкий баланс. И вот, стоило Каору почувствовать симпатию к Зари, простую человеческую эмоцию, как смерть тут же забрала ее себе, поступив как и подобает этой ревнивой суке.

Решение отправить Райнальд и Таонга вперед было логичным. Более проворный Ванг подтянется наверх первым, поможет вылезти механику и дальше они вместе вытащат маршала. Но кроме этого, пока они выбирались из кабины, у Каору было мгновение, чтобы попрощаться.

- Прости, маленькая жрица, - едва ли кто-то кроме Зари мог расслышать тихие слова, - Что мы не смогли вытащить тебя. Надеюсь, в том загробном мире, куда Лики забирают своих, ты найдешь покой. От чего бы ты не бежала в этой жизни, там это уже не властно.

Не нужно было расспрашивать Зари о ее прошлом, чтобы догадаться о нем. Эта экспедиция, как и фляжка на поясе, были попыткой спрятаться от чего-то. Возможно, от самой себя, возможно, от своего прошлого. Так или иначе, теперь жрица избавилась от своих демонов. Слабое утешение по сравнению со смертью, но большего судьба не предложила. Теперь оставалось только закрыть девушка глаза и двигаться дальше.

Хотя нет. Было еще кое-что. Повернуть время вспять, чтобы, например, настоять на своем и посадить Зари в другой лифт, было невозможно, зато можно было сохранить память о жрице. Она носила множество талисманов, часть из них щедро раздавала окружающим, но некоторые держала при себе. Кажется, один был на цепочке вокруг шеи... Пальцы Каору нащупали холодный металл и с тихим щелчком лопнувшего звена сняли медальон с тела.

Теперь действительно все. Нужно было идти дальше, заботиться о тех, кто еще жив. Где-то прогремел взрыв, и с удачей последнего часа, надеяться на то, что остальные группы смогли избежать беды было слишком наивно.

Ларкин говорил возбужденно, запальчиво и чрезвычайно много для больного. И при этом умудрился не сказать ничего, кроме одного: "Верьте мне! верьте!" Лилиан казалось, он все время пытался удержать взгляд каждого их них, в том числе и ее собственный, будто молча спрашивал: "Ведь вы мне верите, не правда ли?"
Лилиан опустила глаза. Она верила в то, что у Ларкина не было злых намерений. Кажется, он действительно крайне простодушный и доверчивый человек. Непрактичный и неразборчивый в выборе помощников. Пусть так. Это не делало их ситуацию легче. Слишком много темных мест. Надо быть настороже... но как знать, где именно подстерегает опасность?
- Выздоравливайте, мистер Ларкин, - как можно мягче сказала она. - Я от всей души желаю Вам пересилить Вашу губительную привязанность к героину. Я видела, я знаю: это трудно, но возможно, если Вы приложите все Ваши душевные силы. Некоторые из моих знакомых с этим справились; справитесь и Вы. Надеюсь увидеть Вас в понедельник в добром здравии.
На самом деле Лилиан, желая ободрить мистера Ларкина, покривила душой: большинство известных ей любителей морфия или героина закончили скверно. А наличия у Ларкина силы воли и решимости, необходимых для борьбы с зависимостью, явно не наблюдалось. И Лилиан опасалась, что по дороге в Пуно и обратно злосчастная зависимость британца еще доставит им массу неприятностей.
***
Маска... хотела бы Лилиан лучше разбираться в археологии. С золотой пластины на нее злобно и недоверчиво уставился какой-то индейский божок. Так и сверлил ее пронзительным неподвижным взглядом. Лилиан поежилась. Откуда он у Мендосы? Сам нашел в развалинах? Отобрал у пастуха? Надо полагать, этого пастуха постигла ужасная участь...
- К сожалению, мои познания в археологии более чем поверхностны, чтобы я могла что-то сказать об этой маске, кроме одного: мне не нравится, как он на меня смотрит. Надеюсь, знатокам древней индейской культуры она расскажет о себе больше. Что Вы думаете, мистер Кревски? Мистер Джексон?
Лилиан чуть было не предложила показать маску профессору Санчесу, но тут же поняла, что это была не самая удачная идея: не наложит ли профессор руку на этот артефакт как на еще одно достояние нации? К тому же после утренних событий профессор, кажется, был не в состоянии давать консультации...
- Я тоже не откажусь от экспедиции, - сказала она, чувствуя, что сейчас переходит некую черту, после которой не сможет повернуть обратно. - Ни за что. Верить мистеру Ларкину или нет - это дело каждого из нас. Но ситуация крайне... неприятная, темная. Опасная, я согласна. Как нам защититься? Конечно, порох и свинец, как решил бы любой уважающий себя американец, и калибр побольше! - сказала Лилиан с нервным смешком. - Я и сама умею держать в руках револьвер, джентльмены! Но что еще? Что было в этой рукописи, которую Мендоса во что бы то ни стало решил не отдавать нам в руки, даже ценой своей жизни? Правду говорят - кто предупрежден, тот вооружен. О чем мы не должны были узнать?
Молва о вампирах - вздор; но не такой уж и вздор. Лилиан стеснялась сказать об этом вслух, но мумифицированный смотритель галереи, как две капли похожий на экспонаты музея, все еще стоял у нее перед глазами, и он ей не привиделся.

Закончив с молитвой, Зари послушно отправилась со всеми остальными, и идя рядом со Стейном. Мужчина выглядел каким-то подавленным и усталым, Зари честно хотела ему помочь, сказать что-то ободряющие, но нужных слов не находилось, и по итогу они так и прошли всю дорогу молча, смотря себе под ноги на красную бегущую линию.

Наконец, они дошли до большого ангара с высокими потолками, и вот из-за какого-то контейнера показалась фигура Райана. Зари была очень рада его появлению, наверное она даже больше радовалась тому, что никто из них ещё не умер. Райан был как небольшим лучиком надежды, говорящим, что даже в одиночку можно выжить на этом злобном и жестоком корабле. Зари даже приветственно помазала мужчине рукой, но тут ужасный скрежет, качка палубы, летящие во все стороны контейнеры. Зари как-то устояла на ногах и даже умудрилась не врезаться ни в один из контейнеров.

Тряска вновь закончилась, как будто секундная буря пролетела по палубе корабля, хотя откуда здесь взяться даже слабому ветерку, не то что буре. Несмотря на то, что в нее направо ни один из ящиков, Зари все таки чувствовала тебя неважно, кажется радиация, от которой они бежали как от Бйары, летающей намного быстрее человека, все таки догоняла их и кусала за пятки.

Неожиданно перед командой появилось три двери лифта. Лишь увидев их, Зари поняла, что это ее просто двери, это настоящие врата, которые разделят их и возможно навсегда, кто-то останется жив, а кто-то отправиться к тем же несчастным, что уже погибли на этом шайтановом корабле. Один игрок знал, что готовит каждая из дверей, но не одна из них не нравилась девушке. Она уже хотела, что-то сказать о своем выборе, но Халед уже опередил ее, и сообщил о том, что ей нужно отправиться с Таонгой и Райнальдом в лифт, ведущий в какие спа салоны. Что же, это было не так уж и плохо, конечно, они вряд-ли могли отбиться от гончих или нектар, но Зари была рада такой компании. Неожиданно вмешалась Каору, и вот Зари уже едет во втором лифте. Хорошо, подумала девушка. Конечно она уже была готова к другому, но она могла смириться с таким резким изменением. Вдруг Тахир сказала, что он не может бросить Халеда, а значит Зари все таки нужно вернуться к первому лифту.

Голова Зари уже кружилась. Она металась от одной двери к другой. Если она ослушается Халеда, то ещё непонятно не Гаррет ли он на нее уже раз, оспорить Каору было почти невозможно, она сама была похожа на живое воплощения духа решимости, Тахир же просто был страшным и непонятным для девушки дикарем, который пугал ее не меньше Халеда. Ее перебрасывали как сумку из одних рук в другие, а Зари также как и обычная сумка послушно молчала и шла куда ей скажут. Но кого ей слушать, кому повиноваться, так сложно и так непонятно. Неужели ей и правда нужно находится на этом корабле, среди этих до ужаса спокойных людей?

Зари так и стояла, не решаясь идти ни к одной из дверей, и пыталась максимально стереть слезу, которая непроизвольно поползла из глаза

В последний момент он успел ухватиться за что-то, но даже это не спасло Халеда от сочного удара каким-то ящиком по голове. Из глаз аж искры посыпались, а мужчина смешно крякнул, чуть осев на месте и перехватившись за "спасительный круг" двумя руками. Только спустя пару мгновений он понял, что что держится одной ладонью за пояс, а другой за зад Каору. Слегка покраснев, Халед мгновенно отпустил девушку и выпрямился со стоном, протирая лоб и пытаясь унять головокружение.
- Извини, я случайно. Но ни о чем не жалею.
Дальнейший путь привел изрядно потрёпанную кораблетрясением группу к трём лифтам. И, конечно же, в один они всё не влезали, а даже если и влезали бы, он был бы первым, кто воспротивился такому риску. Да и Гарам с Райнальдом крайне помогли своими изречениями. Халед даже слегка улыбнулся, понимая, что не будет первым гласом разума. А затем поднял руки ладонями вверх и чуть повысил тон, чтобы слышали все:
- Самое главное - сохранять спокойствие. Мастер Гарам прав, нам придется разделиться. Гарам, Ахмад, Стейн и Аслан - идите во второй, у центральной шахты больше всего шансов уцелеть. Райнальд, бери с собой Таонгу и Зари; Каору, Энрике, Тахир, если вы не против, мы поедем на первом. Если командор Шиван не против, и остальные тоже - распределяемся. Все сразу умереть смогут, только если корабль взорвется к Шайтановой матери, а тогда нам уже ничего не поможет. Уверен, нам всем страшно, но именно в такие моменты нужно сохранять хладнокровие и ясный ум. Если вы отстанете или лифт сломается - это не приговор, вам просто нужно будет найти другой путь на первую палубу, там стрелки укажут дорогу к медотсеку. Увидите чудовищ - бегите со всех ног и запирайте за собой двери. Каору?
Он обратил к ней взгляд, ожидая одобрения или отказа.

Покидая жилище Ларкина, Сэм не скрывал своего недовольства итогами беседы. Он хотел раскрытия всех карт или хотя бы прояснения ситуации, в которой оказался, но по всему выходило, что организатор экспедиции такой же невольный участник махинаций коварного де Мендосы, как и все остальные. Ещё сутки назад Макмаллену достаточно было бы этой новости, чтобы немедленно отправиться назад в Штаты, сегодня он уже не был столь полон подобной решительности. Необычные обстоятельства пробудили в нём не только опасения за собственное здоровье, а возможно и жизнь, но и стойкое желание докопаться до корня этого зла. В отличие от многих своих спутников он от и до наблюдал метаморфозы испанца и последствия его нападений, отчего нисколько не сомневался, что имел дело с чем-то зловещим, что пока что лежит за пределами понимания науки.

– Меня мистер Ларкин не убедил в своей непричастности к утренним событиям, – признался Сэм своим спутникам, оказавшись на улице. – Я не стану отказываться от участия в экспедиции, но буду следить за каждым его шагом и держать руку поближе к рукояти пистолета. Прошу и вас не терять бдительности. Если мистер Илаяс прав, а в этом у меня всё меньше сомнений, то де Мендоса действовал не один. К тому же мотивы этого человека в отношении большинства из нас нам не ведомы.

Тем вечером Макмаллен прошёлся по Лиме, поискал ещё какое-нибудь заведение для знакомства с местной кухней. Спокойно отужинал в одиночестве, стараясь ещё раз обдумать всё произошедшее сегодня с учётом рассказа Ларкина. Затем он ещё раз заказал звонок до Нью-Йорка, но подозревая, что с братом связаться вновь не выйдет, расписал всё случившееся в малейших подробностях в письме, затем сделал его копию. Возможно, сказывалось увлечение Сэма детективами, столь модными в последние годы, но он всерьёз опасался за исход экспедиции, которая могла оказаться ловушкой, подстроенной Мендосой и его сообщниками, а потому считал важным оставить после себя след для тех, кто последует за ним, на случай плачевного исхода этой затеи.

На следующий день планы у Сэма были самые серьёзные. Он намеревался приобрести запасное оружие, о котором не собирался рассказывать никому, включая своих новых товарищей, и более подходящую для прогулок по джунглям одежду. В его нью-йоркском костюме было просто некомфортно в местном климате, а уж о вылазке за город и думать было нечего. К тому же Макмаллен опасался тропических хворей, которые легко мог подцепить не имеющий иммунитета иностранец в здешней глуши, а потому хотел получить консультацию у местного врача относительно потенциальных опасностей и принять некоторые превентивные меры по защите от них.

Пробуждение было резким, как по щелчку пальцев. Возможно, ворвавшийся в часовню голос Райнальда так подействовал на маршала, или что-то увиденное во сне - в первую секунду в глазах Каору плескалось искреннее удивление, если не сказать возмущение, но стоило моргнуть, как эмоция исчезла. Сон тоже сняло как рукой. Не было ни привычной после короткого забытья тяжелой головы и ноющих мышц, только легкая дезориентация - потребовалась секунда, чтобы понять что происходит, вспомнить где находился отряд и отделить реальность от дремы.

Взгляд скользнул по людям в часовне, задержавшись на Халеде, как будто у Каору был какой-то вопрос, но если он и был, то так и остался невысказанным. Все были на месте. Небольшая, но все же хорошая новость. Где-то в подсознании сидело опасение, что стоило отключиться, как случится что-то дурное. Хорошо было убедиться, что тревога беспочвенная. Тут был еще один голос, обычный, человеческий голос... Райнальд! Включенный на прием и передачу коммуникатор тихо шелестел открытой линией в нагрудном кармане.

- Ванг! Вы живы? Хвалаликам, - фраза так и прозвучала, дежурной безэмоциональной скороговоркой одного слова. Что он говорил? Сквозь сон пробилась только часть слов. Океан? Терминал? - Сосредоточьтесь. Это не океан шумит, а радиация. От нее тоже можно загореть, но линии не такие ровные и кожа слезает вместе с волосами.

Не нужно было лишний раз напоминать об облучении. Мсыли Каору и так раз за разом возвращались к радиации, этому всепроникающему дыханию Тьмы. Каждая минута на этом уровне приближала людей к смерти. Возможно, повреждения уже были необратимы и тем кто спасется придется вечно жить с этой слабостью и болью. Подобная перспектива тревожила. Не от страха смерти, но от нежелания жить в половину своих возможностей. Стать вечным носителем отпечатка Тьмы на себе или превратиться в существо навроде гончих. Уж лучше пустить себе пулю в лоб.

- Вы рядом с терминалом? - Нужно было сосредоточиться на разговоре с Райнальдом, чтобы не думать о возможных последствиях облучения, - Он активен? Корабельный Интеллект еще жив? Если да, то нужно запросить информацию. Во-первых, местоположение корабля в настоящий момент. В какой мы системе? Во-вторых, Как далеко мы от обитаемых миров или станций? В третьих, что стало причиной аварии? Корабль на ходу? Наконец, нужно местоположение медотсека. Он сказал следовать вверх... На какой палубе медицинский отсек?

На вопрос о состоянии корабля не требовался ответ. Мигающий свет, стон металла, нарастающий гул Тьмы, все это напоминало о том, что "Газали" обречена. Сколько осталось времени? Часы? Минуты? Нужно было двигаться вверх, искать драгоценности... Но прежде всего, уходить дальше от искрящего шепота бездны, сочащейся из каждой стены.

- Собираемся! - Призыв был обращен к людям на этой стороне коммуникатора, - Проверьте свои вещи, мы не вернемся сюда. Не забудьте перезарядить оружие. Гончие рядом. Они не отпустят нас, пока мы не уничтожим их или пока их не отзовут.

Короткий сон действительно был чудодейственным. Достаточно было потянуться, чтобы разогнать остатки слабости, и хоть сейчас на новый штурм. На лице Каору заиграла едва заметная улыбка. Силы вернулись, а вместе с ней и уверенность. Отряд не погибнет. Не сегодня, не здесь. Возможно, не все доберутся до безопасности, но никто и не обещал счастливый билет каждому.

Арчибальд выслушал длинный монолог Ларкина вновь сводившийся к " Я тут не причём, ничего не знаю".
Единственное на что он обратил внимание была неуверенность с которой Ларкин рассказывал о том где и как получил свою татуировку.

Затем он посторонился дав место врачу, ещё раз глянул на Ларкина и коротко кивнув вышел из номера.

Уйдя из номера он поделился со своими спутниками сомнениями в словах Ларкина по поводу татуировки и показал всем маску, найденную под матрасом в номере Мендосы.

- Нда. - сразу слов у Питера не нашлось. Получается, их всех - и его персонально в том числе - отобрал тот самый безумный сектант-наркоман-убийца и, по словам коллег, мутант, который так испортил его костюм? Хотелось бы знать, по каким критериям. - Оснований, почему подходим именно мы, Мендоса, я так понимаю, не привел? Я так и думал. Что же, мистер Ларкин, не буду мешать доктору Гонсалесу. Поправляйтесь. - Питер был готов откланяться.

На откровение Викто, Мор могла только закатить глаза. Только что выдвинутая теория подтверждалась самым наглядным образом. Самый ответственный и спокойный, как казалось, член их отряда, ни на йоту не казавшийся подозрительным – оказывается, успел заиметь в врагов колдуна! В этом отряде найдётся хоть один человек без тёмного прошлого или трагедии, интересно? Но что-то говорить по этому поводу храмовница, разумеется, не стала. Викто зарекомендовал себя как хороший парень и упрекать его или допытываться было бы неправильно. Пусть сам расскажет больше, если захочет. Тем более, что ей казалось, что как минимум в этот раз их целитель тут не при чём.

И похоже, она была права. Руфио, который тоже последнее время начал давать поводы для беспокойства, вернулся с сообщением, что к ним идут какие-то чужаки. Эльфы... не нужно было быть учёным, чтобы понять, что эти три происшествия – девушка-эльф, туча, теперь вот отряд эльфов, связаны. Рука рефлекторно легла на рукоять меча, а сама Мор почувствовала, как растёт внутри чувство тревоги. Которое только усилилось, когда она увидела этих существ, бесшумно и легко бредущих через сугробы, из-за чего становились похожими на призраков. Их иной, нечеловеческий вид одновременно завораживал и отталкивал, так что Мор пришлось дать себе минуту на то, чтобы собраться с духом.

— Меня зовут Мор Рин, я последователь ордена Умирающего Солнца. В чём они провинились? — сурово поинтересовалась храмовница, выступая вперёд, — если они в чём-то виноваты, мы будем судить их сами, перед взором Единого. Амбрийцы имеют свои законы и мы будем судить согласно воле Законодателя. Простите, Годрáи, но мы не можем просто так отдать вам наших товарищей.
Эти слова дались девушке нелегко, так что перед второй фразой она выдержала серьёзную паузу. Белун и Лудо были явно в чём-то замешаны, подставили отряд под удар и в целом что-то утаивали от отряда. Это было непозволительно и неправильно, так что первым порывом девушки было передать следопытов в руки эльфов. Но эти существа были чужими для неё, а Белун и Лудо – всё-таки людьми. Частью её мира. И просто так отступать член ордена Закатного Солнца не собиралась.

-…Это были не барханы,- прошептал Амин, пока Райнальд тащил его. Шепот был тихим, но ясным, раздающимся из широко раскрытой пасти брата: такой большой, словно ему прорезали рот от уха до уха. Голос мягким ручейком заливался в уши наркомана, сквозь гул сирен,- С самого начала, это были не барханы. Ты это знал… но молчал… ты должен был их всех предупредить, Райн.

- Что, о чём ты?!- не понимал своего брата мужчина. Он тащил его и тащил, время от времени валясь от ног, просто потому, что не мог двигаться. Амин оказался слишком тяжелым а его кровь – она всё текла и текла. Мужчина размазывал по щекам слёзы, и густую жижу, льющуюся из ран родича,- Ничего не говори! Береги силы! Ты… ты бредишь…- мямлил он, глядя вперёд, и видя, как туман изгибает формы ангара, делая пространство в нём зыбким, а формы вокруг… обтекаемыми, гладкими.

- Не барханы… и не песок… я предупреждал тебя. Столько раз говорил: не связывайся с ними… знай меру… но ты всё шёл вперёд… пробовал, ошибался… и взбирался вверх, хотя знал, что это были не барханы,- в глазах Амина плескались звёзды. Как и в тот день, когда они виделись в последний раз. Райнальд шёл среди пустыни, его нёс поток призрачного тумана.

Мужчину бил озноб. Не только от плохого прихода, после смешиванья обычной водки, даборанской инжирной и стероидов, но так же и от страха. Он уже шёл по этому полу, по этой каменистой почве. Сон возвращался к Райнальду, снова и снова. И он начал вспоминать. Он смотрел на свои ладони. С символами вырезанными на предплечьях: их можно было рассмотреть только при таком вот, если растереть реагентом, или хапнуть радиации, или если порезать руки – биолюминесцентная краска в татуировки снова начинала мерцать. Клеймо его величайшего позора и унижения. Но так… Райн оглянулся. Это место было ему смутно знакомо. «Это были не барханы… не барханы…».

Он поднимался по бархану, и тащил за собой брата. Губы Амина не джвигались, но он шептал, как и во сне. Рассказывал ему что-то, чего Райн не хотел слушать. Ему было стращно, и противно. Ведь их всё ещё уносил поток. Всё его тело двигалось куда-то в сторону. Оно разрушалось? Нет, не оно, и чувствовал он не себя, всего лишь тень случившегося. Холодные руки брата: они не измнились с того раза в Менкаре, когда младшему из Вангом удалось коснуться своей крови в последний раз, перед началом похоронной процессии. «Это были не барханы… это не шум океана…»,- шептала ему некатра. Райн резко остановился.

-…- он прислушался к шепоту. «Это не правильно… гордость того не стоит… ты не должен её убивать, просто… отпусти… у тебя всё ещё есть шанс сделать как надо…»,- сказал некатра. Ванга пробил холодный пот. Он сбросил брата, его тряхнуло,- Что?! Что ты себя… позволяешь?! Тебя там не было, понимаешь! Ты ничего не видел! Я… я был один, какой у меня ещё был выбор, по твоему?! Уже тогда, его, его просто не было! Как и тебя. А сейчас, сейчас уже нельзя свернуть, есть только путь… и… это… то, что она сделала… наш отец ведь так нас и учил, верно? Не прощать.

- Но, мы не наш отец,- сказала ему тихо тень. Лишь тень, нависшая над трупом. Он узнавал этот высокий силуэт – своё же отражение в толще протухшей жижи. Это было ужасно. Райн понял, что у него мало времени. Он стал тащить тело дальше. А тень не унималась,- И мы болшьше не обязаны плясать под его дудку. И под её дудку – в том числе. Ты хороший человек… ты должен им помочь… должен их предупредить,- шептал дух. А Райн рыдал. Ему было страшно. Он не хотел потерять его опять. Сквозь безумие, он искал проход. Обходной путь… медотсек. Пусть оказался слишком длинным, слишком извилистым…

- Терминал!- узнал тот сквозь туман иллюзий чернеющий прямоугольник. Отбросил труп некатры в сторону. Кивнул,- Сейчас-сейчас… подожди, Амин… мы тебя подлатаем…- когда рядом с ним возникла девушка, тот улыбнулся воспалённой улыбкой. Раскрыл руки, словно в объятье,- Наконец-то! Сейчас… я Райнальд Ванг! Мне с братом нужна помощь! Уáрда, скажи, что происходит с кораблём?! Мои…- он оглянулся. Был здесь один,- Где мои спутники?! И… и где… Где тут медотсек?! Нам нужно помощь, мы ранены?! Дай совет: что делать?..- спросил тот, в панике. Он попытался активировать свой коммуникатор,- Это Райнальд: приём, как слышно?! Где все?! Я стою у терминала, и, океан сильно шумит!- пожаловался тот. «Это не шум океана…», прошептала тень. Мужчина отмахнулся.

  Слова слуги немного озадачили Линду. Она слышала об этой традиции лингов, но ни разу не задумывалась о возможности осознанно прервать жизнь, чтобы не быть разделенной с любимым человеком. В ответ на вопрос она отрицательно покачала головой. На лице показалась тень печали, которую Леэвике старалась скрыть. Она отвечала спокойно, без лишней эмоциональности.

  — Мы не были связаны узами брака. Его жизнь оборвалась, не успев соединиться с моей. Вам не стоит готовить большую ладью. — Наверное, слова девы звучали странно, но она была уверена, что сейчас не стоит отправляться к праотцам. То чувство, которое в народе звалось интуицией, подсказывало ведьме, что ее время еще не настало. Ведь совсем не зов смерти привел ее к порогу Высокого Дома Тингвеллира. — Спасибо, что разъяснили мне детали здешних обычаев. — На этих словах девушка перестала отвлекать слугу и склонилась над мертвецом. Запустив холодные пальцы в волосы Ульфгера, она пропустила их через пальцы разок-другой и, выбрав подходящую длину, отрезала небольшим ножом золотистую прядь с головы воина.

  ***

  В общий зал явилась Линда, не из первых, но также и не из последних гостей. Проскользнула она к столу и тихонько села с краю, предоставив истинным воителям возможность сесть ближе к конунгу. Волосы, еще немного влажные, были заплетены в одну толстую косу, которая покоилась на левом плече. В хорошо освещенном зале было видно, что глаза ее были красны, а веки немного опухли. Пожалуй, это было единственным, что могло выдать какие-либо внутренние переживания девушки.

  Долго она оплакивала воина, сидя одна в тесной комнатушке. В тот момент ей были отлично ясны чувства другой Линды, Жены Калева, в честь которой было дано имя озерной ведунье. Если верить сказаниям, вдовица сама похоронила богатыря. Она выкопала ложе в десять сажен глубиною, положила в нее Калева и покрыла простыней. Она самостоятельно стала каменные глыбы класть на мужнину могилу, чтобы место обозначить. Та Другая Линда ныне своими руками соорудила огромный курган из камней, чтобы все люди могли знать, где покоится витязь.Так на равнине Ярвиемаа возник город, который стоит и по сей день.
Линда, глядя в одну точку, отсутствующе глядела перед собой, пока картинка из блюд сменялась одна за другой. Кто-то ее окликнул, вероятно, прося передать корзину с хлебом. Девушка не сразу поняла, что обращаются к ней. Пожалуй, стоит перестать отсутствовать присутствуя. Ее, как и других, пригласили не просто так. Поблизости стояло блюдо с квашеной капустой. Его она и взяла, чтобы не сидеть с пустой тарелкой, да позволила налить себе немного эля.

  Когда начался рассказ Торстейнна, весь зал стих и можно было слышать потрескивание тысячи свеч, сопровождавших скорбную речь конунга. Что за сказочный цветок из камня превратил в чудовище сорвавшего его? Девушка подалась немного вперед, чтобы лучше видеть рассказчика из за спин мужчин. Она все ждала, что еще Торстейнн расскажет, свидетелем чего оказались посланные в Хаукахрейдр воины, но мужчина прервался, давая возможность слушателям обдумать сказанное.

  Линда меж тем обнаружила, что так и держит в руке поднесенную ко рту чашку с элем. Она поставила ее обратно на стол, так и не испив напиток. Она мысленно вернулась обратно в родной край, и обратилась к рекам и озерам, чтобы те очистили разум и помогли мыслить ясно, не отвлекаясь на посторонние вещи.

  “Kallis allikas, palun aita mind.” — прикрыв глаза, девушка прошептала под нос просьбу, к которой всегда обращалась, когда теряла уверенность.

  — Сегодня утром с нами стояли дочери вашего молочного брата. — Её голос был едва слышен после сильного и величественного голоса конунга.— Вы их сразу узнали?

Чего Стейн не ожидал, когда своей эмоциональной реакцией попробовал надавить на Халеда, так это что Вершительница вступится за него. Разве не должны такие как она хотеть убить его? Тем более после подобных обвинений?! Но как бы то ни было, его выпад сработал - Халед убрал клинок и заявил, что ошибался в своих обвинениях. Стейн с облегчением выдохнул и тут силы словно покинули его. Ноги подкосились, и он, словно проколотый воздушный шарик, обмяк и сполз по стене на пол, на колени. Зенитиец закрыл руками глаза, пытаясь укрыться от всего происходящего и всех окружающих. Ему сейчас очень хотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда, пусть даже на станции "Ашшафа’", там хотя бы все знакомо и понятно. Как бы не казалось со стороны, Стейн и не думал ронять слёзы. Это был его способ абстрагироваться от внешних раздражителей, чтобы привести эмоции и мысли в порядок. Буквально несколько секунд и глубоких вдохов, и он был почти в порядке. Если не считать загаженного пятнами крови пальто. Так и сидя на коленях, он ещё раз попытался почистить одежду, но, поняв, что сейчас это нереально, бросил попытки и направился туда, куда пошли остальные. Тому, что так рядом внезапно оказалась часовня, Стейн уже даже не удивлялся. Если уж тут оказались полумифические Некатры и уж вовсе мифические Гончие Тиридеса, то почему бы и часовне не оказаться сразу за углом?!

Парень тщательно старался избегать взглядов на Халеда и Вершительницу. Это было связано и с их поведением и реакцией на его поступки, и с чувством некоторой вины. Что бы не говорили эти двое, но он все же также виноват в том, что они пошли сюда. То видение, смысл которого он до сих пор не понимал до конца, заставило его поступить так. Он, конечно, не мог знать наверняка, к чему это приведет, но мог ли хоть кто-то знать это наверняка? И все же, если бы он тогда не стал касаться того отпечатка, то, возможно, Гончие не напали бы на них, ведь они пошли бы другим путем.

В часовне Стейн первым делом подошёл к статуе Судьи. "Благодарю, что помог разрешить тот спор. Хвала тебе за то, что я жив и возношу тебе эту благодарность. Не оставь этих людей, молю, и не суди их строго". Как бы не считали зенитийцев прагматичными, это не мешало Стейну верить в сверхъестественные силы Ликов. Иначе он бы не смог найти объяснение слишком многим вещам в своей жизни. Следующим он выбрал Моряка, моля того о том, чтобы он продлил жизнь судна, на котором он находился, достаточно для того, чтобы живым и, по возможности, невредимым покинуть этот гигантский погост, которым "Газали" обречена была стать.

Себе же он пообещал больше не привлекать к себе внимания. Даже если все вокруг разом решат покончить с собой. Это будет их выбор! Сейчас главным было выжить! И если для этого нужно будет потакать приказам Вершительницы, то так тому и быть. До тех пор, разумеется, пока это не угрожает лично ему.

Город не дал ответов. Город не создал новых вопросов. Конунг не лгал, или его ложь была слишком хорошо скрыта – город был городом, не больше и не меньше. Живущим, бурлящим даже жизнью, но не подающим никаких признаков того, что что-то не так, что Торстейнн где-то лжет. А они могли быть. Асмунд нередко замечал, что города часто являются отражением если не самих властителей, то множества людей, которых они к себе приблизили. Многие сотни лет, которые культура впитывалась в камни и бревна городов, всегда несли на себе краску современности, пятна душ тех, что обитали в них ныне. Подозрительный и нервный взгляд одного из облаченных в слишком строгий доспех для кажущегося вполне обычным дня стражника, бегающие из стороны в сторону глаза придерживающих свои сумки или кошельки прохожих, круговое углубление вокруг костра на центральной площади, где танцами каждый вечер пытаются умилостивить богов, выставленные из страха оказаться недостаточно религиозным напоказ в каждом окне и на каждой груди символы веры…

Чего-то подобного Асмунд так и не заметил, равно как и времени, которое пролетело до назначенного конунгом часа почти незаметно. Хотя это и не была его родина, но холодный воздух, привычные одежды, понятный без усилий говор окружающих – все это затягивало и, надо сказать, успокаивало. Подозрения сгладились, пусть только и для того лишь, чтобы вспыхнуть вновь в Высоком Доме. Кулаки сжались, а в голове раз за разом повторялась просьба, пусть и неслышимая конунгу, но обращенная к нему.

Расскажи, прошу, прошу, расскажи, не дай мне, не дай остальным, что рисковали своей жизнью в бою, оказаться недостойными, опорочив себя защитой неправого!

За всем этим Асмунд не заметил ни великолепия блюд, покрывавших столы, ни музыки, ни изящной утвари. Это было материальным моментом, который не имел существенного значения для жреца, идущего тропой судьбы. Он лучше многих знал, насколько хрупко великолепие, как случайное, или кажущееся случайным событие, подобное тому, что именно они оказались перед лицом повелителя Искльйова в час нужды, может все изменить.

Он прикрыл глаза, и убранства, музыка, запахи, голоса отступили, дав путь иным образам. Холодный ветер из распахнутых дверей продувает Высокий Дом, заставляя пламя факелов дрожать и съеживаться, но, одновременно, раздувая угли очага и заставляя тени гневно спорящих перед пустым троном хурскалов и вельмож, расползаться расползаются по стенам. Нечто незримое давит сверху, взгляд нечеловеческой силы, в котором нет одобрения, лишь разочарование и сожаление, и сквозь сами стены ощущается, как многие люди уходят из города, ибо случилось немыслимое и тьма нанесла удар в само сердце в самый торжественный, посвященный асам момент.

Да, сколь бы справедливой ни была месть сестер, последствия ее пали бы тяжким бременем на слишком многих…

Асмунд открыл глаза, и, хотя завывание ветра возможного будущего еще какое-то время отдавалось эхом в ушах, постарался сделать вид, что радуется празднику. Тело хотело этого, но дух до сих пор не был уверен. Это было традицией южан, но до рассказа конунга он не был уверен, стоит ли ему есть и пить в доме этого человека.

К счастью, Торстейнн не стал тянуть. И повесть его была печальна, и достойна того, чтобы ее запомнили и рассказывали. Не сейчас, но годы спустя, когда она получит свое завершение. Ибо жива еще вторая мстительница, и гнев в ее груди не ослабнет после того, что свершилось сегодня. А, когда конунг завершил свой рассказ, Асмунд содрогнулся, поняв, что стал частью этой истории, и что его подозрения частично оправдались. Вряд ли Торстейнн был виновен в безумии своего молочного брата, какой бы ни была склока между ним и его бывшим советником, дела, от которых смелые и молодые воины седеют, куда чаще имеют иные причины.

Но у конунга был выбор. Он мог приказать схватить Брэди. Попытаться объяснить ей, что ее мотив для мести ложен. Но вместо этого он убил ее. И, в сочетании с мыслью о том, что ее мать отвечала взаимностью и конунгу, и Хревниру... кто мог поручиться, что она не солгала насчет того, кто являлся отцом? Что она сама знала?

Убил ли Торстейнн свою собственную дочь, не ведая об этом?

Асмунд содрогнулся. Он не был уверен, что хочет знать ответ на этот вопрос.

Но на другой вопрос он хотел знать ответ. Мстительницы прибыли лишь день спустя после новостей о гибели бывшего советника конунга. У них не было ни малейшего сомнения в том, что их отец погиб именно из-за Торстейнна. И, по словам самого конунга, дочери Хревнира обучались вдали от дома, и, что бы ни свело с ума молочного брата конунга, не должно было их затронуть. И вряд ли ожерелья, с помощью которых можно призывать драугров, являются обычной, легко доступной ученицам вещью на Инис Сглейн. Магия Орвенты в природе своей была иной, она не несла чистого зла, в отличии от того, что призвало в этот чертог мертвых. Да и само безумие, о деталях которого конунг избегал говорить… кто-то сделал из несчастных оружие, направленное в сердце Искльйова, и его острие до сих пор было поднято в готовности к бою.

Дрожь еще раз пробежала по спине. Асмунд ощутил на мгновение весь возможный ужас ситуации – сестры могли не подозревать о том, что являются слепым оружием в чьих-то руках. К ним мог не являться зловещий призрак, указавший на цель мести, к ним мог не подходить знакомый с детства человек, которому бы они доверились без тени сомнений, им могли не являть путь боги или порождения мрака. Нечто или некто мог вселить безумие в разум и сердце их отца, и, узнав об этом, о его гибели, они могли в горе своем обвинить Торстейнна в бездействии, и обрушить месть на него, изыскав для этого средства и ступив на путь тьмы ради свершения ложного возмездия.

Они были уверены, что их отец в Хель, что он умер не как достойный воин…

Словам Торстейнна хотелось верить, они звучали стройно и искренне, да и значительную часть их можно было проверить. Но откровения о произошедшем, догадки и выводы, к которым Асмунд пришел, потрясли его. И ответил он осторожно, не раскрывая всех своих мыслей, просто в ожидании продолжения поддержав беседу.

- У зла, человеческие истоки имеющего, есть грань, о, конунг, и не в ее пределах лежат седые волосы юных воинов. Какие бы ссоры и обиды не разделяли тебя и Хревнира, за последними событиями я чую злую волю.

Щупальце твари чудом не коснулось плоти бородача - в последнее мгновение, заметив опасное движение противника, Тахир прижал подбородок к груди и удар прошел не по лицу, а встретил лобную пластина шлема. Тварь отскочила и ответный выпад хуманита рассёк воздух. Желание прыгнуть вслед за чудовищем, схватить его за одно из щупалец-конечностей, подтянуть под себя и бить, бить сверху вниз тяжелыми инструментом, бить вкладывая в удары вес тела и ярость духа, было почти непреодолимым. Воин удержал себя. Тварь растворилась в тумане.

Хуманит стоял, словно вкопанный, пристально следя за поглотившим тварь углом коридора. Колени слегка дрожали, под шлемом, скрытым песчаного цвета платком, непроизвольно дергалось левое веко, рука стальной хваткой душила импровизированное оружие и тоже дрожала от напряжения, сердце вырывалось из груди, тело захлёбывалось адреналином. Звуки голосов за спиной проходили насквозь, не желая складываться в слова. Тахир пошел на звук, спиной вперед, не имея сил отвернутся от проклятого угла.

То, что торговец не уточнял деталей происхождения Дейна было даже на руку. Пускай думает, что тот представляет имперскую аристократию, так будет даже лучше. И, вообще, чем меньше было конкретики, тем проще было общаться - меньше врать придется. Себастиан устроился на предложенном стуле, вежливо отказавшись от воды из кулера, стараясь не демонстрировать, что прием может хоть чем-то быть неподобающим фигуре его достоинства.

- Это прекрасная новость! - кивнул навигатор, когда Холмер объяснил границы своих возможностей, - Позвольте поинтересоваться, в чем именно сейчас нуждается Лига? Это весьма любопытный вопрос. Однако, не первый, что привел меня к вам, мистер Холмер. В первую очередь я здесь, потому что мы с моими компаньонами нуждаемся в надежном брокере, который сможет обеспечивать нас необходимыми ресурсами. Видите ли, мы решили инвестировать в будущее. Мы видим перспективы в ряде систем субсектора, которые могут принести значительный доход при правильном развитии. В любой иной ситуации можно было бы воспользоваться услугами GeDeCo, которые с удовольствием предоставят гранты, кредиты и оборудование, но мы с моими коллегами не нуждаемся в кредитах, на проценты от которых можно было построить небольшой флот, а гранты и оборудование корпорации поставляется со слишком большим количеством условий и нитей. Поэтому мы предпочли остаться сугубо частным предприятием. Конечно, это сопряжено с определенными рисками, но выгода, мы полагаем, стоит того. И один из этих рисков, я надеюсь, вы сможете помочь мне нивелировать. Для разработки интересующих нас систем нам потребуются две вещи. Первое, это техника, возможно, оружие для защиты от пиратов. Второе, это материалы - металлы, электроника. Я понимаю, что это не входит в число обычных экспортов Лиги, но, возможно, мы сможем найти какое-то решение? Признаюсь, я бы предпочел иметь дело с одним поставщиком, нежели с несколькими разными.

Незаметно для себя Дейн увлекся разговором по-настоящему. Конечно, никакой клики имперских дворян не существовало, однако что мешало Себастиану заключить настоящую сделку? Техника и, особенно, запчасти, были в большой цене на многих мирах сектора, начиная с того же Кларка. Товары общего потребления были так необходимы и Дринаксу, и Кларку, и Азиму. Все это можно было реализовать, вопрос был лишь в цене поставки. К тому же, Лига, насколько успел изучить Дейн, отчаянно нуждалась в большом количестве ресурсов. Конкурировать с Торполов в поставке биохимикатов было невозможно, но по части медицинских препаратов, например, Дринакс мог дать фору любому миру субсектора.

- Естественно, все это нужно нам для получения прибыли. Мы планируем начать с добычи, проспекторства, после чего переключиться на производство, как только инфраструктура позволит. Естественно, первоначально мы не сможем обеспечить значительных объемов поставки, но по мере развития инфраструктуры нашего предприятия, мы сможем наращивать и производственные мощности. Могу ли я поинтересоваться, какие торговые контракты вы можете предложить... скажем, в горизонте полугода? Примерно столько времени нам потребуется, чтобы наладить первые поставки.

  Он сощурился, не обращая внимания на Аслана, пусть в словах охотника и был резон. Стал бы он убивать парня? Вряд ли, его вела бессильная злость в том числе и на себя. И... действительно, он искал на кого можно свалить вину, переложить ответственность, как это любят делать абсолютно все в мире под небесами и вне их. Именно поэтому слова Каору заставили Халеда вздрогнуть и выключить клинок, который с влажным шипением втянулся обратно в рукоять.
  - Я думал он одарен мистической силой зреть сквозь Тьму. Но кажется, я ошибался.
  Он еще какое-то время посверлил взглядом Стейна, а потом отпустил его и отвернулся, морщась так, словно съел лимон. Тирада юноши вызывала нестерпимое желание врезать ему, однако это было совсем уж истерично, а Халед был кем угодно, но не истеричным психом. Он постоял несколько секунд, протирая виски и пытаясь избавиться от давящей "короны" в черепе, после чего глубоко вздохнул и махнул рукой.
  - Глупец я, если бы он был одарен, то твари бросились бы к нему, а они просто ушли. Долгое время я приглядывался к Стейну, мне казалось, что я понял его загадку, тайну, которую он скрывает, но кажется это было лишь самообманом. Ты не должна винить себя в том, что мы оказались в подобной заднице, - Халед поднял взгляд на Каору и криво улыбнулся. - Это я виноват. Больше такой ошибки я не допущу. Хорошо, что все остались живы.
  Проходя мимо девушки, он коротко сжал её предплечье и кивнул, не встречаясь с ней взглядом. Просто жест поддержки и извинения, без слов, ведь слова в час безумия зачастую лишние. Когда вокруг всё горит, под тобой всё горит, сам ты горишь и ты во Тьме - слова приобретают странные, не всегда предсказуемые эффекты. Иногда они совершают чудеса, а иногда убивают тотчас. Когда не знаешь, как сотворить чудо - лучше просто молчать. Касание, эмпатический импульс понимания и поддержки - сделает всё, что нужно. Люди, которые играли со смертью в силу своих профессий - знали, что такое сила простого объятия. Жаль, что он так и не смог объяснить ей силу поцелуев. Возможно уже и не объяснит никогда, поскольку шансы выбраться с проклятого красавца-лайнера таяли с каждой декадой минут. Сам Халед уже не питал иллюзий, пусть и не хотел разбивать надежды остальных, высказывая подозрения вслух.

  Часовня встретила его застарелым ароматом ладана, воска и каких-то еще непонятных благовоний. Кажется, ей давно не пользовались, или ему так лишь казалось, но так ли важно, как часто в святом месте бывают паломники? Это никак не умаляет его святости, ибо вера и духовная сила всегда исходят непосредственно из человека. Никогда - извне.
  Устало потерев переносицу, Халед выбрал лик Госпожи Слёз, достал из кармана компактный коврик, разложил его и уселся перед алтарём, скрестив ноги. Он не молился, лишь пытался успокоить разум, привести мысли к стройному и внятному току, расслабиться и просто вернуть дыханию ровный, правильный ритм. Попутно Халед достал из поясной сумки найденную ранее аптечку и, закатав рукав, начал аккуратно обрабатывать мерзко выглядящую рваную рану на бицепсе. Повезло, что не прорезало мышцы, иначе пользоваться левой он не смог бы еще недели две, как минимум...
  Мысль о двух неделях заставила Халеда беззвучно расхохотаться, запрокинув голову. Какие недели? Будет неплохо пережить один чертов день!
  Закончив с обработкой, он наложил давящую повязку и забинтовал руку, как смог. На вид было так себе, но болеть стало не столь зловеще. К тому же, стоило надеяться на приятный исход их одиссеи. Негоже будет выбраться живым из этой передряги, но лишиться руки от заражения. На редкость отвратительная была бы перспектива.

Генри методично укладывал в саквояж инструменты и препараты, пригодившиеся в куда меньшей степени, чем он того ожидал. Ларкин, хотя и подвергся действию лошадиной дозы наркотика, приходил в себя быстро. Подозрительно быстро. Его объяснения вполне укладывались в картину, которую нарисовал у себя в голове англичанин. Мендоса получил над ним влияние через наркотик, и, хотя это и вызывало подозрения у других членов экспедиции, менее знакомых с воздействием опиатов на людей, Дэвенпорт вполне доверял этому объяснению. Героин туманил разум, разрывал логические связи и создавал эмоциональную зависимость, которая, в данном случае, частично перекинулась на человека, поставлявшего вещество Ларкину. Мендосу. Это было сродни влюбленности, когда недостатки человека, к которому тянут чувства, остаются незримыми или находят оправдание, какими был они не были. И если этими чувствами манипулируют, то можно добиться чудовищных результатов.

Но подозрения нарастали. И с интересной стороны показал себя Арчибальд Буше. Он вытащил какую-то маску, прихваченную им… Дэвенпорт пролистал события этого и прошлого дня и не нашел ответа. В музее, наверное? А Макмаллена, который задавал вопросы как настоящий англичанин, прямо, четко и без излишних сантиментов, ответы Ларкина, похоже, совсем не убеждали.

К счастью, у него нашелся нежданный союзник. Илаяс также принял не слишком связные аргументы Ларкина. Хотя Генри и предпочитал доверять логике, но отбрасывать интуицию человека, который оказался по большей части прав в самом невероятном, однозначно, не стоило.

- Леди и джентльмены, не стоит недооценивать влияние опиатов. Я могу заверить вас, что при сильной зависимости способность логически мыслить и подмечать детали серьезно ослабевает. Подлый и хитрый человек может этим пользоваться крайне эффективно. Так, что зависимый даже не будет осознавать этого.

Он повернулся к Ларкину.

- Я должен вас предупредить, как… доктор, пусть и не практикующий. Если вы не оставите это лекарство, оно убьет вас. В какой-то момент вам не понадобится Мендоса, чтобы ошибиться с дозой. И нас рядом не окажется. Я подберу подходящее обезболивающее от последствий малярии, но вас будет тянуть к героину, и это будет сопровождаться физическими и духовными страданиями.

Проснулся Сигбьёрн вдвое более голодным, нежели засыпал, и, переодеваясь к пиру, всерьез опасался, что урчание в его животе будет столь громким, что мешать учтивой беседе соседей по столу - а это могло бы привести к тому, что люди стали бы говорить, что сын Сигурда не умеет вести себя за столом. Поэтому, едва конунг жестом подал сигнал к началу пира, Конь чинно - эта медлительность стоила ему ой как немало! - взял с ближайшего блюда большой кусок кровяной колбасы, и поднял наполненный пенным элем огромный рог:

Влагой злаков* сын Ингольфа**
Меч поднявших*** одаряет -
Влагой Одина**** те копий
Бури***** чествуют владыку******!

Сказав такую вису, Конь длинным глотком осушил рог и впился зубами в вожделенный кусок колбасы.

Когда первоначальный голод был утолен - чтобы насытить до отвала такого едока, как Сигбьёрн, потребовалось бы много часов - пришел черед историй, и история конунга Торстейна стоила того, чтобы ее выслушать. Верно говорят люди, сколь бы ни был смел и силен воин - не будет ему удачи, если нет у него удачи. Похоже, удача Хревнира Зрящего Сердца закончилась в тот момент, когда Торстейн сын Ингольфа решил уступить тому "рубиновую розу". Так бывает в Искльйове. Наверное, воину, чьей удачи положили предел норны, стоит самостоятельно отправиться в последний поход, чтобы умереть с мечом в руке... вот только как точно узнать, что удача кончилась совсем? Никому из живущих не дано увидеть плетение норн... Кстати, о предвидении. Конь знал, что хитроумие - не его сильная сторона, но даже ему не пришло бы в голову назвать дочь "яростью" или "отчаянием". Назвать так ребенка - значит сделать его стрелой, пущенной в цель сквозь годы, и если сегодня стрелы ударили, значит пущены они были тогда, когда девочкам дали имена. Над этим стоило подумать. Озвучивать свои мысли воин не стал - "...быстрый язык накличет беду, коль его не сдержать" - и на вопрос Торстейна лишь покачал головой.

- Плох будет тот гость, что станет прерывать речь хозяина.

Отец не раз говорил Сигбьёрну, что глупому стоит пользоваться чужим умом, умный же пользуется чужим умом втройне, и, глуп ты или умен, мудрым советам стоит следовать в любом случае. Этот совет Сигбьёрн счел мудрым.

-------------------
* влага злаков - пиво
** сын Ингольфа - Торстейн
*** поднявшие меч - воины
**** влага Одина - поэзия
***** буря копий - битва
****** владыка битвы - воин, здесь - Торстейн.

И рельсовая винтовка начала стрелять вновь! - Аслан, не глядя, зажмурившись от страха, высунул руку за угол, направляя оружие в сторону того места, где мгновением ранее стояла та самая гончая чего-то там.
Спусковой крючок утонул под пальцем, и оружие выстрелило, погасив возможную инерцию гасителями гравитации. Иначе бы охотнику давным-давно оторвало бы руку... Хорошо еще, что тварь отвлеклась... Подожди! Стэйн спас его во второй раз?!??
В ответ на выстрел никто не завизжал: ни Кайора, о том что он ее подстрелил, ни гончая...
Перевернувшись, Аслан прихватил ружье за цевьё и оперевшись на колено, навел перекрестие прицела на визави Вершителя. Тихо выдохнув, стрелок спустил курок вновь.
- Клянусь своей бородой, я попал в нее! Каору, держись там! - выбив затвором капсюль заряда, Аслан подготовил оружие к новому выстрелу.

Сенсорная перегрузка от обрушившейся симфонии боли и липкого ужаса едва не отключила восприятие Каору целиком. Пронзительный вой и чудовищный вид тварей заставляли испытывать страх на животном, генетическом уровне. Боялось тело Каору, истощенное последними событиями, напряженное до предела. Кажется, еще немного, и все - сознание просто вырубится, как от щелчка переключателя. Остатки рассудка, та часть разума, что не была парализована физиологической паникой, последствиями радиации, нервным шоком от впивающихся в плечо и ноги лезвий когтей и некротического токсикоза, продолжала упрямо цепляться за реальность и заставлять двигаться вперед. Не сдаваться, не пасовать перед врагом. Бывало дерьмо и хуже. Было пекло Дар Косы и абордаж тонущего в пылающей звезде крейсера с мертвой электроникой, плавящимися еще в дуле патронами и постоянным запахом паленой человечины внутри скафандра. Были джунгли Ухару с "ямами очищения" полковника Фошена, который после начавшегося из-за блокады планеты голода приучил своих повстанцев к каннибализму, который к концу операции был уже скорее людоедством, потому что сами мятежники потеряли все человеческое. Чем были две выпрыгнувших из-за горизонта событий шавки-переростка по сравнению с видом существа, которое было человеком, но добровольно низвело себя до уровня зверя? Так, легкое развлечение.

- Держите линию! - Выкрик был обращен к членам группы на другой стороне от спасительного коридора, - Не дайте им прорваться!

В сознании Каору вспыхнула мысль о том, что бой шел неправильно. В такой ситуации нужно было не бежать от гончих, а бежать на них, набрасываться, бить, пускай даже разводными ключами. Против такого количества оппонентов они бы просто не выдержали. Но было ли у маршала право заставлять гражданских жертвовать собой? Потери были бы неизбежны при таком маневре, особенно без оружия, которое, не считая уже сражавшихся, было только у Гарама и Таонги. Для Каору Шиван из сюжетов Глашатая это был самый очевидный приказ - завалить любую проблему трупами, если что, баба Лейла еще нарожает. Но для Каору из плоти и крови, а не с экранов пропагандистских сюжетов, такое решение было неприемлемо. Самопожертвование входило в должностные обязанности военных, но не гражданских. Такой приказ можно было отдать Гараму, возможно, Тахиру. Но первый был нужен чтобы спастись с корабля, а второй и так уже сражался и, к тихому облегчению Каору, был рядом с Халедом. По крайней мере, на той стороне коридора все будет в порядке. А здесь... в общем, бывало и хуже.

Всего-то нужно было действовать аккуратно и точно. Максимальная экономия действий, максимальная эффективность каждого движения. Шаг назад, закрываясь щитом от возможного броска твари. Затем еще один, разрывая дистанцию для ведения огня. Медленно отступать назад, держа внимание гончей на себе, пока ее будут расстреливать. Простая, надежная тактика, лучше всего работающая против животных и необученного противника.

- Аслан, беглый огонь по твари, я блокирую ее!

Еще один шаг назад, и тяжелый щит едва не задел Стейна. Что он тут до сих пор делает?!

- Ни чжень гайсы! Стейн! В коридор, быстро!

Дальше отступать было нельзя, поэтому Каору оставалось только положить карабин на щит для устойчивости и дать короткий выстрел. Взгляд зацепился за намотанную на запястье цепочку с медальоном, который Зари вложила в руку Каору еще в первом отсеке. Кому-то вера в богов давала силы, заставляла вложить в усилие все свои потаенные резервы. Но зачем нужны боги, когда вокруг есть люди, которые верят в тебя? Эта сила была могущественнее чем что-либо иное в галактике, даже чем сама Тьма. Потому что вера, которая соединяла людей, и была светом. Пускай у Каору не было Ликов, к которым можно было воззвать, но были люди, которые надеялись на маршала и которых нужно было защитить.

  Появление тварей было сравнимо с первым полётом за штурвалом космического корабля. Вробе бы и готовился морально, и понимал, что каждая секунда промедления снижала и без того мизерные шансы на выживание. Но всё равно неестественное существо завораживало своей аурой смертоносности, следы которой раскиданы то там, то тут по всему кораблю. От этой твари не спастись. Можно было только бежать и молиться, чтобы оно тебя не нашло.

  К своему стыду, Энрике дал дёру. Когда Аслан выстрелил настолько близко, что снаряд едва не цапнул по шлему скафа, когда послышался боевой клич Тагира. Когда Каору, вместо того, чтобы бежать, принялась решительно действовать... Ла'Мьер уже пробежал несколько метров, и заметив отсутствие Каору хотел было вернуться, но ему взгляду попались Таонга, спешно чинившая сенсорную панель и Ахмада, занимавшегося тем же самым. Золотая разметка на потолке вела в сторону двери сетевого паука, так что выбор был сделан уже давно.

  – Дорогу! - Ла'Мьер едва не сбил с ног Ахмада остатками инерции бега. Мультитул на запястье скафа уже начинал светить голо-экраном. Несколько коротких команд, и оранжевый щуп превратился в лазерную отвёртку, и через пару мгновений внешняя панель входного замка рухнула на пол за ненадобностью. Без лишних сантиментов, зенитиец всучил Ахмату микрофонарь, с требованием держать электронику в узком луче света. Подоспевшему Гараму выпала обязанность держать контакт двух проводов от сенсора движения. Как только Энрике сумеет подать на сенсор питание, дверь должна открыться. Оставалось только добраться до него через клубок полусгнивших контактов и проводов, любезно запутанными предыдущей командой инженеров. Да упокоят Лики их души, где бы сейчас они не находились.

Вой оглушал, лишал ориентации и вызывал нестерпимую головную боль. Лишь короткая мантра сквозь сжатые зубы смогла вернуть Халеду уверенность движений и он в последний миг успел полоснуть по твари мечом, отклонившись в сторону от её атаки. Да, не так Он учил его сражаться, но как сражаться против того, кто лишит тебя разума быстрее, чем сумеет прикончить когтями?
- Т-тахир! Помоги Каору... бегите... отсюда! Я задержу их. Иначе они выжгут мозги всем.

Мигающий красный свет, в воздухе продукты горения и радиация. Гарам махнул головой отгоняя, так некстати появившееся дежавю...

- ... обстановка на корабле, Бомберо 2? - голос из интеркома был настойчивым, - Это Контроль Главный, ответьте
Гарам оглянулся на пустой пульт, но не бросил свою ношу - обожженного десантника, обеими руками удерживающего свои почти выпавшие кишки из большой раны с правой стороны живота
- Туда! Туда, несите! - сзади него подавленный голос гражданского медика пытался дать ориентировку в то время, когда корабль медленно и уверенно заполнялся дымом и запахом горевшего пластика - Вот сюда у переборки! Да, хорошо.
Салех-паша опустил раненного в указанное место и собирался было за следующим, когда очередной непонятный запрос от корабля-матки заставил его все-таки плюхнуться в кресло пилота.
"Они там совсем что ли озверели, не знают цели миссии?" - пилот начал сердиться и плюхнулся в кресло
Навигационная панель услужливо выдала, что бой основных сил против легкого и маневренного пиратского соединения снова приближался. Окно эвакуации стремительно схлопывалось.
Гарам закусил губу и вывел векторы приближающихся кораблей и грязно выругался.
Оторваться от "Мункиза" требовалось минуты через три-четыре, а это означало не просто оставить на гибнущем корабле 5-го класса половину раненного экипажа, но и три четверти самих спасателей.
Гарам с тоской посмотрел на демонтированную орудийную панель, ибо он знал, что с "Матафи" изначально сняли все лишние модули, чтобы дать возможность спасти больше людей и теперь...
Салах-паша в ярости ударил по аварийной кнопке, разбив слабый защитный кожух. И тут же динамики "Матафи" ответили сиреной. Пилот набрал на бортовом коммуникаторе:
"Срочная эвакуация через 3 минуты. Ждать нельзя!" и мгновением спустя эти важные слова уже разлетелись по персональным коммуникаторам спасательного экипажа, находившего внутри "Мункиза".
И сам пилот тут же побежал обратно в дым, надеясь вытащить еще хоть кого-то.
Чернота. Красные всполохи аварийного освещения, недостаток кислорода. Не было времени одевать кислородную маску,
- 3 минуты можно вообще не дышать - подумал он.
Повернув в сторону от основного коридора, пилот сразу попал на одну из орудийных палуб.
Тела, несколько тел. Расчет орудия? Операторы? Инженеры?
Он присел у первого тела.
"Женщина. Мертва. Травма головы" - сразу выдал портативный медсканер и Гарам рванулся дальше
"Мужчина. Декомпрессия. Мертв", "Хуманит. Мужчина. 30% термального поражения тела. Мертв" - бубнил металлический голос
"Женщина. Поражение электрическим током. Показатели слабые." - пискнул прибор.
Салех-паша не раздумывая, подхватил тело девушки под мышки, поднял, а потом подсев и развернувшись принял раненного на свою спину.
Дышать было чертовски тяжело, аварийный красный свет то гас, то опять загорался. Но пилот похвалил себя за то, что включил динамик и теперь мог идти даже на звук, не боясь потеряться в дыму.
Внезапно он споткнулся и упал. Девушка упала сверху. Не ожидавший такого Гарам непроизвольно сделал вдох и... Отравленный продуктами горения воздух вызвал молниеносную реакцию. Салех-пашу скрутил жесточайший спазм и желудок пилота больше не мог контролировать тошнотворные позывы и пилота стало рвать. В основном желчью и какими-то коричными сгустками в ней.
"Отравление продуктами горения" - тут же пискнул прибор...
Пару мгновений спустя сознание начало уплывать, и тогда, собравшись с силами, пилот укусил сам себя за левую руку. Боль дала передышку, но не долгую.
Подняв на руки девушку Салех-паша, шатаясь, продолжил свой путь. Он снова чуть не растянулся при входе в свой собственный корабль, но его подхватили заботливые руки товарищей.
Передав девушку, пилот сразу принял переданную кем-то кислородную маску и только тогда увидел, как мало спасателей вернулось.
Быстрый взгляд на панель. Четыре пиратских истребителя держали курс на "Мункиз", заходя со стороны движков. Сзади на большом расстоянии от них летели истребители Легиона.
Военный летчик Гарам мгновенно понял, что они не успеют. Пираты решили добить смертельно раненный большой корабль.
Что то кричали десантники, брызгал слюной молодой сухопутный лейтенант. Надрывался коммуникатор голосом офицера связи...

- Бросить своих и спасти хотя бы часть? Или остаться, надеясь уцелеть после залпа, а потом спасти оставшихся? - метания казалось достигли апогея.
Внезапно Гараму вспомнилась фраза его первого военного инструктора: "Не знаешь как поступить? Поступай по Уставу!"
Расстыковка произошла быстро, сзади была яростная драка. Кто-то из экипажа бил неугомонного лейтенанта, который требовал вернутся за "его пацанами".
Уже заходя на посадку в стыковочный ангар корабля-мамы, Гарам взглянул на навигационную панель. Пиратские истребители превращали корпус "Мункиза" в фарш из металлоконструкций и испаряемых газов.
- Это Контроль Главный. Стыковку "Матафи" разрешаю.

  Сканирующая полоса зелёного света потекла от запястья Энрике к окружающему пространству. Достаточно медленно, чтобы поймать все детали. Достаточно быстро, чтобы это не занимало бесконечность для вычислений. Тем временем чуть впереди от Ла'Мьера появлялась зелёная монохромная дымка, в которой можно было разглядеть маленькую копию окружающего пространства

  – Недостаточно данных для реконструкции, - отозвалась Мустахадама, объявив свой вердикт



  –Тахир, нужна помощь. Нужно поднять вот эти тела, чтобы Мустахадама их хорошо разглядела. Да простят нас погибшие, да встанут они на защиту живых.

  Результат не заставил себя долго ждать. Приближаясь к телам, компьютер Энрике накладывал небольшую Голо-проекцию первичных повреждений, а затем и короткую сцену, как, под каким углом, и с какой скоростью должно было войти потенциальное орудие убийства. И самое зрелищное, эта картинка отображалась вот здесь, рядом, у всех на обозрении, а не в голове у эксперта-криминалиста.

  Энрике, тем временем, всерьёз задался вопросом, что делать, если от увиденного его сейчас стошнит? Слишком уж натурально выглядели некоторые моменты, и лицезреть кончину людей, которые ещё десять минут назад были живы - такое себе удовольствие. Хвала Ликам, что он оказался в самом конце корабля, иначе легко бы занял место разодранного в клочья техника.

Видимо состояние Зари было заметно окружающим. В глазах даже не двоилось, они просто были затянуты пеленой, как будто девушка вновь попала а песчаные бури родного Дабарана. Она честно пыталась идти за всеми, ей приходилось опираться на стену, чтобы не упасть. В какой-то момент чья-то рука подхватила девушку, закинув ее руку на плечо и обхватив за талию. Кажется это был Стейн, да это точно был он.

То ли ещё до того, как Стейн начал вести ее, то ли сразу после этого к Зари подошёл Халед. Вроде бы он был барменом в каком-то заведении, но сейчас девушка не могла быть полностью уверена даже в том, как ее зовут. Первая его реплика была до боли знакома жрице, она и сама знала дабарани, так что безошибочно опознала ругательное слово мужчины. Наверное, в любой другой момент она бы оскорбилась, но сейчас она не была способна даже на это, девушка просто полубезумно улыбалась, останавливая взгляд то на носу, то на глазах, то на губах Халеда. Затем он взял Зари за голову, начал ей что-то втолковывать, часто называя ее "девочкой", после этого она ощутила увесистую пощечину, но это никак не помогло ей протрезветь, может хотя бы Халед получил от этого какое-то удовольствие?

Бармен отошёл, кажется они были в каком-то новом, незнакомом для Зари помещении. Она уже начала было пытаться осматривать это место, как вдруг перед лицом снова возник Стейн. Своим телом он загородил весь обзор, после чего тоже взял лицо Зари в свои руки, кажется это было какой-то традицией на Кориолисе, трогать лицо пьяным девушкам. В любом случае, Зари была даже не против, словно через вату доносился тихий голос Стейна, это был почти шёпот, но девушка вполне могла разобрать слова. Она послушно исполняла просьбы Стейна и смотрела ему в глаза. Жрица все ещё пьяно улыбалась и ничего не произносила, только глубоко дышала, как и советовал ее новый.. телохранитель, друг? Она не была уверена. Но, как известно, в пьяном состояние люди совершают не обдуманные и иногда опрометчивые поступки. Поэтому Зари вновь потянулась к себе за пояс. Со стороны могло показаться, что она в очередной раз тянется за бутылкой, как будто ей и этого было мало. На самом же деле, она достала последний свой талисман. Это был небольшой металлический меч на шнурке, символизирующий судью. В очередной раз за сегодняшний день Зари делилась единственным, что у нее было, ее талисманами, которые она благославляла в храмах и алтарях. Сохраняя на лице улыбку, девушка сама повесила шнурок с мечом на шею Стейна

Калфу нервно кивал головой, слушая рекомендации старшей по отряду. Мор вроде никто полномочий не выделял, а с другой стороны - никто и не прекословил.

Подменыш брякнулся на рюкзак, который подложил под собственные ягодицы. Простыть на морозе, а потом поминать эти переходы при каждой попытке помочиться...Нет, пожалуй, этого счастья плуту не требовалось. А ведь ещё из его чресел должен выйти целый посёлок для подменышей и прочих угнетенных под этим небом. Ах, жаль не от сребровласой чаровницы пойдут потомки.

Калфу споро вынул из заветного мешочка табачок. Да, здесь была совсем не понюшка, а добрый запас, но молодой подменыш не планировал скупиться. В конце концов голодная животина вполне успешно в этих горах могла не только идти под контролем эльфийской воли, но и самостоятельно туда-сюда рыскать. Отдавать на поживу оголодавшим падальщикам эдакую красавицу в ближайшее время не хотелось. Объяснить свои ощущения даже самому себе Калфу не мог, а потому не больно-то старался. Захотелось и тьху! Взял и сделал.

Калфу старался быть нежен даже с мертвым телом. Всё-таки что-то есть в том, чтобы даже пустым оболочкам любой разумной твари воздавать почести. Нечто сакрально-верное, правильное. Словно последняя благодарность плоти за то, что было добрым обиталищем духа.

Плут действовал в перчатках - непременном атрибуте его ремесла. Пальцы скользили тут и там, порхая, то придерживая, то поправляя. В тряпицу из-под табака Калфу обернул браслет. Да, осёкся Викто справедливо - нелюдями частенько кличут и подменышей, и эльфов, и троллей. Но стоит ли оставлять этот кусок металла на покойнице? Что ж, ответ на этот вопрос ещё предстояло выяснить. Но если был хоть малейший шанс, что эта вещица поможет ему получить стрелу в горло на мгновение позже. Плут не планировал упускать такие возможности. Не в это тяжелое время...А времена когда эльфийка Железного Пакта по какой-то причине в горах, а не в Давокаре? Что ж, надо будет сцепиться языками с мудрыми людьми в Чертополошьей Крепости - авось что всплывёт.

А дальше мысли Калфу пустились вперёд с бешеной скоростью. В горле стал ком, а сердце учащенно забилось. Уж если мудрый лекарь да боевая дева не разумеют в этом, то у копьеносца да треклятой черноплащницы и спрашивать нечего. Не знают - не ведают.

Плут снова хрупнул шеей, стараясь не выдать собственного волнения.

- Я...я не смогу повторить ритуал...да он в подробностях и не требуется - пробормотал пройдоха. - Главное - чтобы её тело не обезобразили дикие и оголодавшие звери.

Озноб прошёл по коже Калфу.
- Да и людей и нелюдей здесь немало. Тоже могут постараться пузо набить.

Плут погладил тылом ладони по щеке эльфийку и принялся хлопотать. Он весь ушёл в процесс. На снег возле него были аккуратно сложены и уточненные бриджи, и тонкой выделки сапожки, шерстяной плащик с оторочкой. Через пару мгновений в углублении в снегу оказалась полностью лишенная одежды нелюдь, нечеловек. Но от того не менее изящная, от того не менее желанная.

- Деньги на общее дело - просипел подменыш. Рванув с лица маску, Калфу улыбнулся и потрескавшимися губами поцеловал покойницу в лоб.

Крякнув, подменыш поднялся на ноги. Он, собирая в рюкзак вещи эльфийки, вынул ещё один сверток с пряностями.

- Самым дорогим оберегу от самого плохого - прошептал Калфу. Сквозь пальцы плута на тело эльфийки посыпались соль, перец, табачок. Ритуальное действо, соединенное с насущной необходимостью уберечь тело. Ах, если бы на эту полянку сошёл оползень. Ах, если бы над этим пяточком земли зарядил снежок. Уберечь покойницу от поругания, спасти от пожирания.

Калфу не жалел сил, перемежая снежный холмик своими скудными запасами пряностей. Лишь бы отбить нюх у падальщиков-животных, а уж оголодалые банды да каннибалы вряд ли учуют деву леса под эдаким слоем снега.

Несмотря на все усилия охотника, у Каору не было личной неприязни к Аслану. В критической ситуации эмоции неизменно вели к дополнительным сложностям, которых можно было бы избежать, если бы каждый вел себя как профессионал. Поэтому решения маршала диктовались исключительно необходимостью и логикой. Принцип "выживание многих прежде выживания единиц" не был пустыми словами, это был внутренний закон, благодаря которому Каору удалось пройти через пекло. Возможно, это был неправильный путь, следование которому и завело маршала в ловушку "Газали", но в этом случае, тем более, было уже поздно поворачивать назад. Следовало хранить верность своим идеалам и принимать последствия принятых ранее решений.

Суть этого принципа была проста. Жизни людей не равнозначны, и ценность каждой равнялась вкладу в выживание группы. Она могла быть абсолютной, как в случае Гарама и Энрике, один из которых должен был уцелеть, чтобы отряд мог покинуть корабль. Она могла быть нулевой, если человек никак не влиял на успех. И могла быть даже отрицательной, если от человека было больше вреда, чем пользы. Выживание первых было приоритетом, выживание вторых было желательным, а от третьих надлежало избавить как можно скорее. Простая, бессердечная математика, которая позволяла не разрывать себе сердце мучительным выбором того, кому сохранить жизнь.

Текущая ситуация была такой простой. Получив своевременное предупреждение о опасности, нужно было всего-то вывести группу из гибнущего отсека и заблокировать его, как только поток воздуха станет слишком опасным. Успеет Аслан выскочить - хорошо. Не успеет - что же, на все, как говорится, воля Ликов. Но решение Стейна усложнило все в разы. Эмоциональное действие, которое не сулило ничего хорошего. И винить в этом Каору стоило только себя. "В следующий раз действуй быстрее. Проклятая слабость!"

Возможные исходы стали расти как на дрожжах. Если Аслан замешкается и не успеет? Если кто-то еще решит последовать примеру Стейна и устроит в дверном проеме давку? Сколько можно позволить себе ждать, наблюдая за тем как белый поток воздуха вылетает в бездну? Правильным решением было нажать на панель, блокируя дверь прямо сейчас, отсечь все бесконечные "что если?" стальной переборкой. Последствия такого поступка... Гарам бы понял. Тахир тоже. А остальные? Каору пришлось напомнить себе, что никто в отряде не был обязан подчиняться кому-либо. Не было ни чинов, ни званий, лишь личное доверие и авторитет. Подорвет такое решение авторитет маршала в глазах группы? Сменится ли надежда в глазах Зари отвращением?

У Каору не было цели нравиться всем и каждому, принимая только популярные решения. Наоборот, задачей маршала было принимать непопулярные решения когда это было необходимо и доводить их исполнение до конца. Но сейчас в этом не было необходимости. По крайней мере, до тех пор, пока остальной группе не начнет угрожать опасность.

- Воля ваша, Аслан, - больше ответить на слова гордого охотника Каору было нечего, - Да будет Госпожа Слез благосклонна к вам.

Коммуникатор пиликнул входящим сообщением, которое совсем не понравилось маршалу. Еще одно осложнение, с которым нужно было просто смириться. Несколько быстрых жестов пальцем по сенсорной панели, и прозрачная пластинка комма заняла свое место в нагрудном кармане разгрузки - так, чтобы можно было быстрым касанием принять или отправить вызов.

- Спасибо за этот дар, Зари, - жест был неожиданным, и сочетание искренности и, в то же время, безапелляционности, с которой жрица вложила амулет в руку Каору, заставил маршала невольно улыбнуться девушке.

Талисман казался тяжелее своего веса, будто и правда был наполнен чем-то, но, быть может, это лишь игра нервов и воображения... Или, все же, нет? Стоило помянуть Госпожу Слез в напутствии, как Зари передала талисман с Ее ликом. Бывали, конечно, и более странные совпадения, но не часто.

Вспомнить Госпожу в третий за последние минуты раз Каору пришлось уже в отсеке 12.13 при виде криогенных капсул с покойными. Смерть, особенно насильственная, была старой подругой, даже от лучевой болезни. Крейсер "Мезьяд" считался потерянным при дальнем переходе, до тех пор пока не появился, почти десятилетие спустя официального сообщения о гибели, в виде пиратского корабля "Гроза семи Горизонтов". Название звучало нелепо претенциозно, но само судно было каким угодно, только не смехотворным. Сложная система система защиты делала бесполезными стандартные комплексы подавления корабельных систем, броня гасила огонь, а заградительный огонь не давал приблизиться для абордажа. Чтобы погасить крейсер командование охотничьей эскадры решилось торпедировать "Грозу" термоядерными боеголовками. Только после нескольких детонаций корабль затих - там, где взрывной волны было недостаточно, дело закончили электромагнитные волны, которые намертво выжгли корабельные системы.

Каору же выпала сомнительная честь зачищать остов крейсера от последних очагов сопротивления. Выжившие пираты, полубезумные от радиации, сопротивлялись с ожесточенным упорством. Им было нечего терять - по сути, они уже умерли, просто их тела еще не успели этого понять и продолжали по инерции двигаться. После той зачистки уже ничто не могло выбить Каору из колеи, будто какой-то нерв, отвечающий за восприятие ужасов войны, просто атрофировался. И все же, при взгляде на силуэты людей сквозь запотевшие стекла капсул с характерными признаками облучения в горле маршала встал ком, который никак не хотел проходить. Он опускался все ниже и ниже, пока не сдавил легкие, вырвавшись наружу мокрым, почти чавкающим кашлем. Каору пришлось отвернуться и прикрыть рот перчаткой, чтобы не накашлять на окружающих. Приступ прошел также внезапно, как и начался, оставив во рту царапающую горло сухость и неприятный ацетоновый привкус.

Только проблемы на этом не заканчивались. Далекий металлический звук отдаленно напоминал плач сгибающегося под грузом времени металла, но был гораздо более агрессивным, зловещим, а не погребальным. Ничего хорошего это не сулило, и восклицание Таонги подтвердили предположения Каору.

- Ничто не раскрывает человека так, как взрывная декомпрессия.

Эта мрачноватая шутка была единственным проявлением эмоций маршала, которое тут же сменилось привычным деловым тоном.

- Оставьте шкафчики! Двигаемся дальше, - В голосе Каору не было ни намека на панику, он как бы подчеркивал "все в порядке, никаких проблем, действуем согласно плана", - За мной!

Выход из отсека (если только не возвращаться обратно в отсек 13.13, который, вот-вот, должен был превратиться в смертельную ловушку) был один, через распахнутые двустворчатые двери с горящими сенсорными панелями управления. Активировать групповой вызов к разведчикам пришлось уже на ходу:
"В секторе 12.13 декомпрессия. Мы двигаемся за вами. Не останавливайтесь, мы продолжим следовать по вашему маршруту."

Переходить на бег было вредно для морали, поэтому Каору пришлось двигаться быстрым шагом, несмотря на инстинктивное желание преодолеть расстояние до коридора одним рывком. Снаружи дверей отсека 12.13 была такая же сенсорная панель управления, которая привлекла маршала. Как только начнется разгерметизация, двери можно будет заблокировать вручную.

- Вперед, дальше по коридору, - указание, для верности, сопровождалось жестом рукой в нужную сторону.

- Я думаю, что торговец мог просто не обращать внимания на происхождение груза, - заметил Дейн, - Или использовать это для того, чтобы сбросить цену. Но это мысли дилетанта. Полагаю, в вопросах следствия у тебя больше опыта, чем у меня.

Себастиан старался не подавать вида, но он был доволен результатами расшифровки сообщения. Конечно, это не был надежный след, но вероятность полетов по окрестным системам с вопросом "а у вас, случайно, пираты не столовались?" снижалась. Если повезет, то одна из зацепок - торговец или "Саркомонд" приведут "Огненную Птицу" к цели.

- Капитан "Сакромонда" выглядит перспективнее. Судя по всему, этот Кррш не на самом хорошем счету у их лидера. Это "не облажайся" означает, что у него уже есть несколько, пардон, залетов. Это, в свою очередь, повышает шанс того, что "Мизери" выполнила приказ. А вот что произошло потом, нам может рассказать капитан. Только вот, - навигатор немного замялся, - говорить с ним вам, наверное, стоит без меня. Чтобы избежать неловкой ситуации. Возможно, ему все равно, но если он бежал с Азима 20 лет назад, это было уже после смены режима. Лучше не рисковать.

Тема захвата Азима, как всегда, была не очень приятна Дейну, поэтому он предпочел лишний раз на этом не заостряться, вместо этого озвучив свой план:

- Мы можем разделиться. След, конечно, остыл, но пираты не стоят на месте, и если мы не хотим бежать по их следу вечность, слишком надолго задерживаться здесь не стоит. Я займусь грузами, которые нам нужно доставить, а остальные навестят два адреса на планете. Например, Тамо может поговорить с этим Влав, как капитан с капитаном, а Лин - с торговцем.

Себастиан хотел было предложить взять Дакру с собой, но вовремя прикусил язык, подумав, что это, возможно, не самая хорошая идея по той же причине, по которой он сам не хотел общаться с Влавом.

- Друг! Я тебя ведь знаю, - хлопнул в ладоши охотник, - Когда люди были выше и сильнее, чем сейчас, в моем племени рассказывали о тебе, наставник Купца, - прижав руку к сердцу, Аслан присел на карточки и склонил голову перед алкающем прозрачную воду мужчиной, - Три даборанских купца отправились в глубь Большой Пустыни, ибо стало им известно, что далеко-далеко среди песков, куда не забредают караваны, есть Великое Сокровище, равного которому не видывали смертные. Купцы шли сорок дней, страдая от зноя и усталости, и осталось у них всего по одному дромедрону — остальные пали. И вдруг видят большую гору. Приблизились и не верят своим глазам: вся гора состоит сплошь из серебряных слитков. Купцы возблагодарили Единого, и один из них, набив мешки серебром, двинулся в обратный путь.
Остальные шли ещё сорок дней, и от солнца лица их стали чёрными, а глаза красными! И показалась впереди ещё одна гора - золотая. Второй купец набил мешки слитками и спросил своего товарища:
- Что же ты стоишь?
- Много ли золота увезёшь на одном дромедроне?
- Достаточно, чтобы стать самым богатым человеком в нашем городе.
— Мне этого мало, - сказал третий. - Я пойду дальше и найду гору из алмазов. А когда вернусь домой, я буду самый богатый человек на земле.
И пошёл он дальше, и путь его продолжался ещё сорок дней. Его дромедрон лёг и больше не встал, но купец не остановился, потому что был упрям и верил в алмазную гору. А всякий знает, что одна пригоршня алмазов дороже, чем гора серебра и холм золота.
И увидел третий купец впереди диковинную картину: стоит посреди пустыни, согнувшись в три погибели, человек, держит на плечах алмазный трон, а на троне восседает чудище с чёрной мордой и горящими глазами.
- Как я рад тебе, о почтенный путешественник! - прохрипел согнутый. - Познакомься, это демон алчности Райнальд Ванг, и теперь держать его на плечах будешь ты, пока не придёт сменить тебя такой же корыстолюбец, как мы с тобой.
И довольный собой Аслан причмокнул губами выставив пустые ладони к потолку.

– Вы уж сами придумайте, как убедить Маркуса отправиться с вами, – отвечал старый архимаг. – Но лучше ему сразу на руки больших сумм не выдавать. У него есть дурная склонность к совершенно непрактичному транжирству. Что же касается дальнейших действий, то ваша работа заканчивается ровно в момент доставки Маркуса ко двору лорда Морнгрима Амкатры и вручения ему моего письма. После этого вы получите свою оплату и можете быть свободны. О моём внуке позаботится правитель Долины Теней.

На этом встреча с Маскаром Вэндсом завершилась. Его дочь сопроводила искателей приключений к выходу и на прощание попросила позаботиться о безопасности её единственного сына Маркуса. Карет у ворот поместья уже не было, зато дождь никуда не делся. Подождав, пока наши герои не останутся безо всякой защиты, он вымочил их до нитки, пока они добирались до дома. Уже в комфортной обстановке наши герои смыли наконец с себя тюремный запах и принялись собираться в долгую дорогу. Дорога в Долину Теней загородной прогулкой для многих было серьёзнейшим в жизни путешествием. И вот на этом-то этапе выяснилось, что Джафар никуда ехать не собирается. Во-первых, он не для того осел в Глубоководье, чтобы в свои-то годы пускаться в дальние странствия. Во-вторых, ему не слишком-то улыбалась перспектива быть нянькой для Марко, который с завидной лёгкостью влипал в неприятности и, что особенно скверно, имел обыкновение втягивать вместе с собой других. Пережитое заключение особенно скверно отразилось на настроении чародея, по большей части насуплено молчавшего с самого освобождения. В итоге Джафар решил остаться в городе и дожидаться возращения товарищей.

За спорами, обсуждениями и немного за сборами прошёл весь день, так что визит в «Уголок моряка» отложили до утра следующего дня. И вот по утру, забрав на конюшне заранее подготовленных к дороге лошадей (для каждого из шести оставшихся искателей приключений и одну для Марко), отряд выдвинулся в таверну. Нужно отметить, что дождь взял паузу на ночь, а по утру снова ударил по Глубоководью со всей силы, будто специально поджидал членов «Полной чаши». По городским улицам побежали ручейки, а некоторые дворы и вовсе превратились в озера. Одним из таких озёр стал грязный тупик, прозванный горожанами Двором Рыбьих Потрохов за то, что владельцы соседних рыбных лавок предпочитали сбрасывать отходы прямо во внутренний двор, где они знатно благоухали. По странному стечению обстоятельств непримечательный трактир «Уголок моряка» обосновался именно в этом дворе и в полной мере соответствовал его неповторимому стилю. Это заведение с гордостью вот уже который год удерживало звание самого дешёвого и грязного во всём Городе Роскоши. Местная клиентура делилась на три типа людей: моряков, которым запах тухлой рыбы и скверные жилищные условия были привычным делом, разнообразных представителей сомнительных профессий, которые могли не опасаться того, что какой-нибудь законник явится по их душу в такую вот дыру, и бедолаги, столкнувшиеся со значительными финансовыми трудностями, которым просто некуда было больше идти.

Оставив лошадей среди куч рыбьих голов, компания искателей приключений в полном (хотя без Джафара не в таком уж и полном) составе вломилась в трактир, дабы не мокнуть под немилостивым дождём. И тут же пожалена об этом, поскольку изнутри «Уголок моряка» был ничем не лучше двора. Первым, что бросалось в глаза… да и в нос, и в рот, и много ещё куда было густое облако табачного дыма. Причём табак был самый гнусный и вонючий, от него моментально слезились глаза и першило в горле. Не без труда можно было рассмотреть в дыму завсегдатаев заведения, даже после посещения тюрьмы иначе как законченным сбродом назвать было сложно. Угрюмые бандитские рожи будто были слеплены с типичных портретов разыскиваемых преступников (хотя вероятнее, что наоборот). Компанию им составляли записные пьяницы с воспалёнными глазами и посиневшими губами, давно потерявшие самих себя на дне бутылки. Были тут и грошовые шлюхи, которые уже лет на двадцать запоздали с выходом на пенсию, а всё продолжали продавать себя залётным морячкам.

Побросав несколько неприятных взглядов на нарушителей их идиллии, завсегдатаи вернулись к своему завтраку, а состоял он в большей степени из паршивой выпивки и несвежей рыбы. К компании чужаков, вторгнувшихся в это хмурое утро в этот закрытый клуб, вышел трактирщик, судя по виду, бывалый морской волк, который, как и полагается, имел один глаз и деревянную ногу, курил трубку, создавая большую часть здешнего дыма, и носил отвратительный фартук, покрытый кровавыми пятнами.

– Чего вам здесь нужно? – осведомился трактирщик, брызгая на гостей слюной сквозь дырки в зубах.

Нуала поднялась на ноги, для чего ей в отличие от Мор потребовалось заметное усилие (а сирра Рин почувствовала, насколько мельче и слабее неё леди Даннан - сейчас это было особенно ощутимо; но теперь за ее физической слабостью ощущалась и другая, куда более опасная сила, которой было достаточно, чтобы громадный зверь корчился от боли и не мог ступить ни шагу). Чародейка задумчиво посмотрела на серебряную маску - и, подавляя дрожь в пальцах, аккуратно убрала ее прочь в сумку, будто опасалась чего-то. Может быть своего собственного желания надеть её снова и вновь ощутить эту леденящую силу?

– Я... - начала и тут же запнулась Нуала в ответ на вопрос Мор. – Я не знала, как ты... как все вы воспримете это. Моя мать была изгоем из-за своего дара, когда оказалась в Касандриене. А потом её тень легла на меня, ведь мы так похожи, и... я не стала терпеть и жить в надежде, что меня примут такой. Потом я едва не погибла там, в той пещере, а ты... то есть вы спасли меня...

Нуала умолкла, мучительно пытаясь подобрать слова, но Мор и так видела всё на ее лице. Тоска, разрушенные надежды, страх одиночества и презрения. А еще проступающая из-под этой печальной маски чернота злости, которая угрожала однажды поглотить душу леди Даннан без остатка. Всё было бы ничего, если бы... да, договаривай до конца: если бы Нуала не была чародейкой, верно?

Две девушки стояли в снегу друг напротив друга и ледяной ветер заполнял паузы в их разговоре. Странные мысли приходили в голову. Может быть именно так давным-давно в людях, утративших веру в Свет, умирало всё человеческое и рождались Темные Повелители?

  Он медленно распрямился и провел раскрытыми ладонями от головы к плечам в религиозном жесте, символизирующем набрасывание на себя невода. Его молитва была безмолвна, в отличие от большинства других, но Халеду слова были ни к чему. Он молился самой своей душой, посылая чаяния и страхи напрямую к Ликам. В данном случае к Лику Моряка.
  Его Благословение происходило почти в полном одиночестве. Сегодня циклопический кафедральный Купол Ликов на Кориолисе был довольно пустынным. Большинство людей готовились к празднованию Дня Основания или были заняты подготовкой к спасательной миссии Консорциума, так что он улучил этот удачный момент, чтобы побыть немного в одиночестве. На многих давили размеры заполненного светом стеклянного купола, но для него они олицетворяли в первую очередь невыразимую малость его души в бесконечной свободе космоса. Он был лишь песчинкой в лоне хранителей всего сущего и зримого.
  Где-то раздался шорох одежды и Халед медленно повернул голову, наблюдая за другими просителями, старающимися держаться плотными группами. Кажется, они тоже собирались на Газали. Большинство потомков первопоселенцев, таких как он сам – никогда не пренебрегали Благословением Моряка перед долгим и, нередко, опасным рейсом. А Газали шагал в неизвестность, которая могла пугать даже самое храброе и жесткое сердце. Не было никаких подробностей или ответов, лишь требования и разношерстная команда, которую редко посылают куда-то, где могут справиться обычные вояки. Им нужны были если не козлы отпущения, то те, кем не жалко пожертвовать, это Халеду было ясно и без слов.
  Вернув взгляд к храму, перед которым он застыл коленопреклоненный, Халед еще раз прикрыл глаза, сложил руки на груди и поклонился, завершая безмолвную молитву просьбой направить его стопы и оградить тех, кто пойдет следом за ним от зла. Он постоял так еще какое-то время, силясь уловить ответ и, когда ему показалось, что тот пришел, наполняя сознание спокойствием и уверенностью – поднялся, аккуратно складывая коврик в прямоугольник не больше обычного платка, который спрятал в многочисленных карманах кафтана. Благословение было завершено, остался лишь шаг в неизвестность.

  Избрав путь к транспортным лифтам через Мулухад, Халед то и дело останавливался, чтобы улыбкой и добрым словом поприветствовать людей, которые его знали. Когда ты работаешь в чайхане – не так уж и сложно подружиться со многими из тех, кто живёт или работает неподалёку. И хотя некоторые диалоги занимали почти полчаса – мужчина не спешил их прерывать, пока не ощущал, что собеседник выдохся. Он специально встал в несусветную рань, чтобы успеть посетить Купол до старта Газали, а потому никуда не спешил. Четыре часа сна были его лучшими друзьями за последнюю неделю, но несколько дней крио-стазиса наверняка восполнят утомление сознания, так что беспокоиться было не о чем. Есть время лишений и жертв, а есть время наслаждений и отдыха, как поговаривают Компаньоны.
  По пути он завернул в Аль-Муаллим, сердечно поприветствовав и обняв Хакима, которому пришлось самостоятельно встать за стойку после заявления на так называемый отпуск Халеда. Он заказал кружку крепкого черного чая, очень дорогого, что лишь подтверждало отношение Хакима, и разговорился на добрый час.
  - Эта женщина сведет тебя в могилу, соди’к, помяни моё слово.
  Халед мягко улыбнулся и покачал головой. Конечно, если бы не Каору – он никогда бы не попал на Газали, и даже не потому, что ему бы не захотелось, а потому что без её рекомендаций никто бы не взял простого разносчика кальянов с дипломом кафедры философских наук Ан-Нуджум в спасательную миссию. Он там был просто не нужен, его таланты вообще никаким образом не сочетались с логикой путешествия. Но, всё же, благодаря ей – он туда попал.
  - Ишадхи наурамаз*, не суди строго о ней. Она хорошая женщина и мой друг. Просто друг, Хаким. Вряд ли до конца своей жизни ты увидишь меня перед алтарем Ликов.
  - Ааа, Шайтан! А стоило бы, стоило! Остепениться, завести семью. Странник слишком уж пустил в тебя корни, а! О чем я говорю. Возвращайся, соди’к, возвращайся, ибо в моём доме тебе всегда будут рады. Верой говорю.
  - Спасибо, Хаким. Ты не представляешь, как много это для меня значит.
  Это не было ложью. Он действительно ценил друзей или тех, кого мог так называть не кривя душой. Ценил места, которые мог бы назвать домом, такие как Университет или Аль-Муаллим. Места, где его знали, как улыбчивого, начитанного и доброго человека, а не демона, неумолимо выпускающего кишки своим врагам.
  Видение на секунду вспыхнуло, когда он обнимал Хакима, но тут же ушло, оставив лишь кровавый привкус на языке и ощущение какого-то предупреждения, чего-то, понятного лишь ему. Именно об этом Халед и размышлял, медленно пробираясь к лифтам. Он не спешил, шел спокойно и уверенно, словно плыл сквозь толпу, придерживая рукоять меча и краем глаза следя за руками прохожих. В Мулухаде не стоило терять бдительность, даже если ты был человеком известным и почтенным. А он таковым не был.

  Вид Газали привел его в недолгий ступор. Он слышал историю этого корабля, читал упоминания о рейсах в своей книге и искренне не понимал, как случилось так, что спрос на подобное искусство пропал. Послушники и ученики Храма Ахлям вполне могли бы выкупить Газали и превратить в космический храм своему учению и талантам, но вместо этого он оказался здесь – измененный и модернизированный Консорциумом. С сутью, извращенной и превращенной в нечто, лучше отвечающее сиюминутным требованиям.
  Не удержавшись, Халед осенил корабль зигзагообразным жестом благословения Странника и на секунду прикрыл глаза, прося Лик, чтобы переход корабельной души из одного амплуа в другое прошел без помех. Древние суда были не менее живыми, чем люди, и не меньше чем люди сверкали песчинками духа в темнейшем море космоса, которое хранили Лики.
  На массивном трапе корабля он занял своё место в очереди и спокойно ожидал приёма. В какой-то момент впереди случилась заминка, а охранники во второй раз обыскали улыбающегося бородача, в котором Халед быстро узнал земляка. Только у уроженцев жестокой и беспощадной Любау был такой замечательный, бронзово-медный загар – самый красивый в галактике. Однако, улыбка мужчины была крайне уместна, ведь лишить уроженца Любау оружия было невозможно. Они сами по себе были оружием, потому что суровая земля взращивала неизменно суровых людей. Иные не выживали.
  Улыбка Халеда оказалась более мягкой, никак не вызывающей подозрений. Он снял с себя пояс с мечом, вложил в него кобуру для рельсового пистолета и крепко перемотал оба оружия, с поклоном вкладывая в руки немного опешившего стража. Похоже, в основном будущие спасатели пытались или припрятать что-нибудь, или зубоскалили с беднягами, просто выполняющими приказ. Как это по-человечески, верно? Одарив их еще одной улыбкой, Халед безропотно назвал имя и, получив номер отсека, двинулся внутрь, не задерживая остальных.
  Его мягкие шаги по внутренним коридорам были столь же неторопливы и спокойны, как и шаги к самому кораблю. Он время от времени аккуратно пропускал вперед тех, кто спешил больше него, включая и темнокожую крепкую девушку, в которой после напряженного размышления узнал Таонгу, скользнувшую мимо без всяких приветствий. Однако, это его не обидело. Два года прошло со времен рейса Дабаран-Кориолис, вряд ли она могла сходу узнать его, занятая больше кораблем, чем людьми, как и всегда.
  Проходя мимо предметов искусства, Халед ощупывал их внимательным взглядом, искал интересные и редкие картины, оценивал остатки былого величия и лениво размышлял о том, сколь сладко было бы оказаться на Газали в зенит его славы. Полуобнаженные танцовщицы с закрытыми лицами, извивающиеся на деревянных барных стойках, грохочущая или таинственная музыка, игра света в горячих водяных банях, наркотики, дурманы… иллюзии. О, как чудесен ты был, Газали, и как глубоко пал из-за людских желаний. Оставалось надеяться, что этот вояж станет первой ступенью величественного судна к былой славе, а вовсе не последним порогом к объятиям Межзвездной Тьмы. Во имя нас самих.

  Брифинг он слушал в пол уха. Многие из первопоселенцев заволновались, напряглись, а Халед лишь задумчиво погладил короткую бородку и задумался. Он не понимал, чего все боятся, ведь Тьма не летала на кораблях. А если начала, то им всё равно конец, так зачем эти охи и лишнее внимание Ликов, привлекаемое религиозными жестами? Расточительно, преступно. Люди оставались людьми.
  В толпе он заметил Каору. Хотел было уже подойти, но вовремя остановился, решив, что здесь у нее может быть немало знакомых, которым не нужно знать о дружбе девушки со скромным философом в ультрамариновых курте и шальварах. Так, впрочем, и оказалось. Довольно скоро к ней прилип какой-то тип, попытавшийся завести диалог. За окончанием оного Халед предпочел не наблюдать и тем же спокойным шагом направился к отсеку криокапсул.
  Он продолжал временами останавливаться, изучать корабль и размышлять о том, сколько людей уже сошли обратно в Маляз Махфи. На приход трех сотен бирров он даже внимания не обратил. Куда их здесь тратить? И будет ли у них всех возможность потратить их вообще? Очень хитро, Консорциум мог отправить им и всю тысячу для верности. Превратить эти бирры в реальную валюту они вполне могли бы лишь при возвращении миссии обратно. Но не стоит думать о плохом, когда впереди горизонт возможностей, верно? Странник да направит к нему свет просвещения. А Моряк поддержит в пути и Халеда и Газали.
  Так, почти к самому отбытию, Халед и оказался в отсеке криокапсул. Он обернулся вокруг, напоследок, оглядывая тех, кто уже улегся внутрь и тех, кто еще только собирался, а затем осенил всех символом Госпожи Слез и, глубоко вздохнув, улёгся сам, погружаясь в бесконечно долгий сон, лишенный сновидений. В его снах не было образов. Его сны всегда наполняла лишь Тьма.

Таонга проснулась ни свет ни заря. Наскоро помолившись ликам в небольшой часовне рядом с общежитием, в котором обитала, и закинув в себя скромный завтрак, девушка распихала по карманам комбинезона и в рюкзак нехитрые пожитки и понеслась в космопорт...
Работы с каждым новым кораблем Таонга ждала больше чем свидания с новым мужчиной или женщиной... Каждый корабль обладал своим сердцем и своей душой. И чем старше он становился, тем больше у него было особенностей и индивидуальности. В любой серийный корабль в процессе эксплуатации вносились изменения, с любым кораблем проводились модернизации, любой корабль рано или поздно переоборудовался под отличающиеся от изначальных нужды и это все наслаивалось годовыми кольцами.
Встречи же с "Газали" Таонга ждала особенно сильно. "Газали" не был серийником. Это был действительно единственный в своем роде корабль. Такой огромный и прекрасный, со своей длинной историей. И то, что этот полет скорее всего будет для старика последним добавляло шарма их встрече.
Девушка оказалась в космопорту одной из первых, но на посадку она пошла одной из последних, любуясь все это время "Газали".
- Таонга Траоре, - она отстранено протянула охраннику свои документы, продолжая глазеть на корабль и оценивать качество ремонта. Когда к ней протянул руки один из охраны, чтобы осмотреть на наличие оружие, Таонга вернулась мыслями к настоящему моменту. - Эй, товарищ, ручки при себе держим. Вон у вас женщина есть, пусть она и осматривает. Ток у меня все равно ничего нет. Я инженер, отвёртки и разводные ключи мое оружие. И сдавать я его не буду.
...Уже пройдя пост и оказавшись в длинной коридоре, все ещё пахнущем свежей довольно дешёвой краской, она вспомнила, что кое-что у нее всё-таки было. Кастет. Полезная штучка, чтобы защищаться. В кармане на штанине, вместе с несколькими железяками. Впрочем, какая разница. Разве это оружие. Да и вы только посмотрите на эти швы? Кто так варит?..
...Как только замолчал голос таинственного просящего о помощи человека, Таонга почувствовала как по ее спине пробежали мурашки. Она не очень понимала о чем велась речь, но то что в Тао-Ань произошло что-то ужасное не оставляло сомнений...
Жаль не было времени познакомиться с Газали поближе. Спускаясь все глубже внутрь корабля к стазис-камерам, Таонга пыталась всмотреться в каждый лист металла и в каждый виднеющийся трубопровод. И нельзя было сказать, что то, что она замечала, ее радовало. Снаружи Газали был прекрасен и величественен, но внутри... Да, кое-что починили и по крайней мере попытались привести в порядок. Но слишком быстро это делали. А где спешка, там ошибки... Да будут Лики милостивы, чтобы этот молодящийся старик добрался до места назначения и вернулся обратно...

Декада. Уже целую декаду он находился на Кориолисе и его никто не спрашивал, не искал, да даже внимания толком не обращал. Это было ново и необычно. Пожалуй, это все же было верным решением отправиться сюда. Настоящая новая жизнь без всей этой грызни за власть, добычу и славу. Кто бы мог подумать, что густонаселенная станция, бывшая средоточием всей жизни Третьего Горизонта, окажется этаким тихим уголком, где он сможет обрести хотя бы подобие покоя. Улицы и переходы Мулахада стали ему почти домом, новым домом, которого у него не было уже сколько? Лет пять? Быстро же иногда летит время. Распорядок дня был похож на любой другой день, ведь он привык жить в старательно организованном порядке. В строго определенное время он просыпался, проделывал нехитрую гимнастику и выходил на прогулку. Он держался на виду, но не привлекая к себе излишнего внимания. Останови любого прохожего, покажи ему Стейна и спроси знает ли он этого человека, наверняка тот ответит, что видел, но не знает. И это было то, что было нужно Стейну.
Раз в день он заходил в "Аль-Муаллим", чайхану, где неизменно заказывал фалафель, чай и пахлаву. В одно и то же время, за одним и тем же столиком, он кушал, смотрел новости да говорил с Халедом, работающим здесь. Ничего необычного, обыкновенный посетитель и обыкновенная беседа с гостеприимным барменом. Только однажды привычный прядок был нарушен. В тот день в чайхане была девушка, которая слишком рьяно реагировала на новости. И она говорила... Стоп! О Вершителях?! Она была из них? Стейн чуть не поперхнулся чаем, но сумел сдержаться и сохранить прежний невозмутимый вид. Если она будет появляться здесь часто, то придется задумываться над поиском другого места дневного приема пищи. Только Вершителей ему не хватало.
Время шло, новости о Тао-Ань расходились все сильнее. Стейн, разумеется, записался в добровольцы. Естественно, никто об этом не знал, да и кто мог бы, учитывая обычную немногословность зенитийца. Спасательная миссия, окажись она удачной, могла сделать из него совсем другого человека для всех вокруг - одного из уважаемых спасителей. И тогда можно будет забыть о прошлом.

Когда пришел назначенный день, Стейн стоял в помещении Маля́з Махфи́, но чуть в стороне. Он никогда не спешил быть в числе первых, которые за эфемерную привелегию считаться наиболее рьяными, были готовы отдавливать другим ноги и пихать локтями. Он берег и свои ноги, обутые в пока ещё сохранявшими свой приличный вид ботинках, и свои рёбра. Да и куда спешить, все одно же без каждого изъявившего желание, не отправятся. Иначе зачем такую махину как "Газали" решили реанимировать. А корабль восхищал. Большей частью, конечно, своими размерами, нежели красотой или оснащенностью. Но такое монументальное творение не могло не восхищать. Тем более, что Стейн куда больше привык к небольшим торговым или наемничьим кораблям.
Требование сдать оружие на входе не слишком порадовало его, но противиться или пытаться обхитрить такое количество солдат было слишком неразумно. Выделяться сейчас было опрометчиво и не входило в его планы. Но все же расставался со своим пистолетом и ножом Стейн неохотно, неспешно подавая оружие и провожая взглядом, как его укладывают в коробку и выдают ему взамен бирку с номером, который прикрепили к тем вещам, что обеспечивали ему спокойствие долгие годы.

На брифинге ничего нового не сказали, очередные громкие речи, которые скрывали под собой то, что практически любой здравомыслящий человек на Кориолисе да и во всем Горизонте итак знал. Зато заплатить обещали неплохо. Что уже было приятным дополнением к его планам.
В толпе он заметил было знакомое лицо Гарама, пилота, который как-то подвозил его, но постарался не показываться ему на глаза. И, как вскоре выяснилось, не зря. Он приветливо общался с той самой дамочкой из Вершителей, что была в "Аль-Муаллиме". Что ж, очередное доказательство правоты его интуиции. Она его почти никогда не подводила. Видел он и Халеда, что было и вовсе какой-то фантасмагорией, но и этого человека он постарался избежать. По крайней мере до прибытия на место и выяснения что же там творится. Оставалось только надеяться, что отведенная ему крио-капсула будет подальше от того, и другого знакомца. На всякий случай.

- Тёмная магия потому что верительную грамоту от твоих приятелей не получили? - мгновенно вскинулся Калфу, понимая, что это было опрометчиво.
Молодой подменыш подошёл к мертвой деве. Но ведь что не говори, а это нужен определенный уровень знаний и умений, чтобы оборачиваться лютоволком да ещё и повелевать другими тварями в этот момент.А значит нужна подготовка, упорство, целеустремленность в корпении над свитком. Или откуда там эльфы набираются? Сок деревьев в глаза капают и в десны втирают?
Калфу присел на корточки, вглядываясь в лик девы. Опустив брови и, поджав губы, начал деловито смотреть и на шею, и на стан. В голове почему-то начали крутиться мельтешащие картинки. Какой-то проказник в Чертополошьей Крепости показывал да ещё в палаточных рядках, где сущий сброд ютится. Была чадящая стеклянная лампа да несколько колёс из бумаги с намалеваными фигурками. На трущобы спускались фигуры и мужичонка, крутил свою чудо-лампу, а по лицам оторопевшей бедноты бежали фигурки из тени. То ли порубили того чудика, то ли просто сгинул где.

Со скоростью картинок, порождаемых той лампой, в голове да перед глазами Калфу побежали события. Быть может всё-таки шальной камень хлопнул его по макушке, а он и не заметил?

Вот Калфу замечает косолицую деву. Почему-то не смущается её чудной внешности да необычному платью. Да ведь и сам хорош, что мордой, что курткой.
Картинка сменяется. Кажется, даже аромат того костра, в палаточных рядах, ударил в нос.
И вот уже Калфу с эльфийкой в корчме. И чашки чистые требует, и пойло им льют не абы какое, а этот новомодный напиток из жженого ячменя и ржи. Он где-то слышал, что при дворе сейчас модно потчевать этой коричневой бодрящей бурдой. Не абы всех подряд, а тех на кого глаз положил. Хотя откуда бы ему это знать?
Эльфийка почему-то предпочитает с медом и молоком.
Дальше картинка больше похотливый сон тонкоусого юнца напоминает.
А потом и вовсе картинки в пляс пускаются. Свадьба. Непременно с венком. И плевать, что эльфийка и подменыш в империи людей. Много-много детей и начало исполнения мечты Калфу - свой уголок, тихая гавань для подменышей со всего света.

Калфу тяжело вздохнув и затряс головой из стороны в сторону, отгоняя нахлынувшие эмоции. Вот так вот всегда - нафантазируешь себе что-то. А потом ей то копьё подлиннее подавай, то мошна с монетами недостаточно тяжела.
Молодой подменыш шрустнул шеей. А то и вовсе она оказывается мёртвой. Совсем-совсем мертвой как показал столь затянувшийся осмотр.

Зари проснулась с уже знакомой головной болью. Кажется, прошлой ночью она выпила больше аль-кухуля, чем обычно. Но как можно было не отметить День Основания и приход новой Триады? Конечно, сам праздник еще не наступил, и вся станция лишь усердно готовилась к его прибытию, но у нее вряд ли будет возможность отпраздновать лучше, поэтому Зари уже помолилась всем ликам и оставила дар Госпоже Слез. Теперь она была полностью готова к предстоящему вылету. Их миссией было спасти колонистов из родной системы девушки, но про себя она точно знала, что истинная цель ее путешествия совсем другая. Пару дней назад она узнала, что ее родной брат, Сабри, да отвернутся от него Лики, вылетел на Тао-Ань, и возможно до сих пор находится там. И девушка собиралась это проверить.

При входе на корабль она даже не попыталась спрятать свой карабин, во-первых, это было достаточно трудно, а во-вторых, она была еще не до конца трезва и не сильно волновалась насчет таких мелочей. Солдат, выдававший ей нужную бирку, лишь недовольно фыркнул, заметив состояние девушки и алкоголь в ее фляге. Но правила запрещали только оружие, так что недовольство солдата никак ее не беспокоило.

К удивлению Зари, внутри "Газали" была более чем приятна. Несмотря на явную старость, корабль сохранил множество украшений, которые радовали глаз и поддерживали предпраздничное настроение. На общем брифинге девушка почти не слушала капитана, а вот аудиозапись одного из колонистов произвела на нее впечатление. Невольно попросив Госпожу о спасении несчастных, девушка наконец отошла от первого шока и вслед за остальными отправилась к криокамерам. Глотнув на последок из фляги и попросив Странника об удачном путешествии, девушка полезла внутрь камеры.

Привалившись спиной к дереву, Аслан пытался унять дыхание, дыша только носом. Его цель была далеко впереди, но какой-то шум мешал сосредоточиться на маршруте, заставляя охотника замедлить движение и затаиться. Ошибок в лесу делать было нельзя. И пусть с ним, это ядовитые споры дерева ясулдук, хищные птички калбари или смертельные ловушки народа Леса. Здесь и сейчас было что-то иное. Что-то опасное. Опаснее Аслана.

Когда Охотник сполз по стволу и медленно залез в нагрудной карман, чтобы достать энергетический батончик, он услышал первый крик. Протяжный и страшный. Как будто из существа вытаскивали душу. Привыкший к тому, что в дикой местности встречается совсем разное, дикарь не обращал на него внимания, пока крик не утих, а в ответ ударило с десяток автоматов, и как ему показалось, плазменный молниемет. Упаковка батончика полетела в одну сторону, в кусты, а сам охотник - в другую: зная, что у браконьеров (а кто еще может оказаться в заповедном месте вне сроков охотничьего сезона?) есть опасное оружие, Аслан напрягся как никогда. Случайное попадание не оставит от него даже песка, запеченного в стекло. Но он был сегодня он был также напряжен, как и любопытен...

Первое тело он обнаружил возле каучукового дерева; тело было «вжевано» внутрь ствола. Сдержав рвотные позывы, Охотник попробовал на ощупь еще теплую кровь убитого. Оружие мертвеца пропало - вряд ли он был здесь без него, значит его забрали спутники погибшего.
Охотник присел, затаив дыхание: он заметил парный след огромных лап с длинными когтями, часть которого скрывалось под ровно отрезанным листом секвои.

- Только бы не еще одна одна пара! Только бы не еще одна одна пара! - позабыв про опасность плазменного оружия, Аслан начал молиться Судье о том, чтобы каждому было предначертано то, что готовила Судьба, а не встречу с ухаруанским зверем, да заберет его к себе в вакуум Моряк. Теперь риски увеличились, чтобы выполнить заказ, необходимо осень сильно постараться. Но можно просто развернуться и уйти. Но тогда как получить подтверждение?

Но нет, следов еще одной пары лап не было, и это оказался не Зверь: просто вместо четырех больших следов оказалось двое огромных, по прикидкам, эта тварь весила около тонны. Взглянув на убитого еще раз, охотник положил стрелу на тетиву и последовал по срезанной тесаками тропе. Туда, где периодически возобновлялась перестрелка и крики...

За секунду перед глазами Аслана промелькнула одна из его охот. Те крики были похожи на эти.

Потрогав на удачу амулет из клыков ламки, отгоняя дурные мысли, наемник услышал сигнал о приеме денег на биррку.

Поблагодарив Ликов за столь успешный день, охотник посмотрел на толпу окружавших его людей, которые по команде капитана "Газали" отправились искать свои палубы со стазис-капсулами; сам же Аслан вовсе не спешил присоединиться к ним, боязливо косясь на коридор, ведущий к подходам к крио-капсулам. Шайтан-машина диавола и Тьмы впечатляли охотника своими возможностями по удержанию и уровню беспомощности «жертвы». Такие бы возможности ему бы на охоту, и он был выполнял все заказы побыстрее и подороже, но увы, Скряга тверд в своих намерениях, давая каждому то, что он заслужил. Аслан - не заслужил. Поэтому ему сейчас и приходилось тяжело и незаметно для других вздыхать, укладываясь поудобнее в ложемент фиксирующего крепления.

- Да поможет мне Купец! - пожелал себе удачи в выполнении задания за полученные деньги наемник и камера захлопнулась, отделяя его «здесь» и «сейчас».

  Третий Горизонт можно было считать образцовым оплотом человечества. Пока всё спокойно, потоки людских народностей переплетаются между собой в извечном танце кинжала и пламени, в попытке выковать сильных и отбраковать слабых. Но стоит на Горизонте появиться хотя бы тени грандиозной стихии, что разит всех без разбора, как люди сплочаются, чтобы отразить угрозу. Или хотя бы сделать для этого вид.

  Энтузиазм Энрике Ла'Мьера заметно пошатнулся, едва стоило вступить на порог этого величественного, просторного и повидавшего дальние уголки этой вселенной судна. «Газали» оказался настоящим музеем, дурманящим воображение с каждой новой залой, которую удалось наблюдать. Но почему-то складывалось ощущение, что этому памятнику истории всё таки стоило оставаться историей. Либо же риски по спасению "Цураби" настолько высоки, что дешевле отправить один круизный лайнер, чем небольшой флот с эквивалетным количеством крио-капсул. Назревало нечто серьезное, и, оставалось надеяться, что «Газали» станет решением кризиса, а не источником будущих проблем.

  Прослушав основной бриффинг и ощутив приятное позвякивание бирки о поступлении перевода, Энрике обратился к техническому отделу через радиосвязь. Запрос на предоставление планов "Цураби" был отклонен до момента отправления корабля, так как для расчетов требуются все вычислительные мощности. Отклонение запроса о карте и схеме «Газали» для Энрике показалось более любопытным. Наверное, потому что не все сектора корабля пригодны для жизни, о чём редко распространяются, пока пассажиры не разместятся в уютных крио-капсулах. К счастью, доступ к Вазире обещали открыть уже после прибытия в систему Тао-Ань, что внушало надежду, что удастся найти хоть какой-то проблеск света в этой непроглядной темноте неизвестности. И с мыслями, полными тревоги и предвкушения, Ла'Мьер отправился в объятия крио-сна.

Темнота… он плыл в ней тихо и безмятежно, словно дитя. Такая густая и плотная, словно саван покрывающий чело, или сырой туман на Куа в ночи пред сбором урожая зиры. Потоки тьмы, подобно подводному течению, незримо несли его по волнам, сквозь зыбку пелену сна, пока очередной прилив пенистой мглы не выбросил его на берег без звёзд. Райн лежал на песке, сыром и сером, какой бывает, когда крошится, обращаясь в пыль, камень сотнями лет изменчивых волн и разнообразных течений. Берег был ровным, и сплошным, и лёжа на нём, Ванг оставался как на тарелке. Медленно поднявшись, мужчина отряхнул спину, без цели зашагав вперёд, сквозь барханы, вздымавшиеся на горизонте. Он поднял свою голову вверх, но там увидел только черноту. Ни звёздочки. Ни весточки. Ни очертаний станции. Он был здесь один. Как и всегда. Лёгкий, и наивный смех разбил тишину бескрайней пустыни, когда Райнальд, узнав этот прекрасный, мелодичный голос, понёсся вслед за смехом через барханы.

Райнольд бежал, сломя голову, и постоянно спотыкаясь, съезжая вниз по насыпям песка, и утопая в зыбком мареве серебряного света, словно земля под ним была соткана из сонма ярких звёзд. Покрывало этой рукотворной степи бурлило и журчало под стопой шпиона, заставляя лишь прибавить темпа, чтоб не отставать от столь знакомого, желанного и милого сердцу гласа. «Стой, подожди! Амин, постой! Я пойду с тобой!»,- кричал тот брату в темноту. Но не было ответа. Как и в тот день, множество циклов назад. Барахтаясь в ртутных песках, исполненный яростью и обидой, Райн, обдуваемый колючими песками, стал ползти почти на четвереньках, взбираясь на бархан словно на гору. Мужчина видел силуэт на вершине бархана, как бело пятно в густом и пламенном багрянце – оно был его конечной целью! Но луч света сбил его резко с курса, сбрасывая куда-то в сторону; Райн криво завалился на бок в стремительном падении. Его тянул ко дну лихой поток, в ушах гудело.

Райнальд пытался плыть, но сил хватало только на то, чтобы держаться на волнах. Он плавал очень даже не плохо, если вспомнить ранее детство, те циклы, что он проводил с родителями на поверхности, когда они с Амином некогда впервые коснулись большой воды. Райн в ту пору чуть не утонул, но брат вытащил его на поверхность, резко выдернув вверх, и уцепившись за корневище старого дерева. Стоило мысли о корне проскользнуть в сознание Ванга, как тот увидел сквозь стену ревущей жижи белеющие очертания чего-то выступающего. Вцепившись в них, словно в спасательную руку родича, он резко потянул себя наверх, выбросив тело на поверхность, на край безлюдной мостовой. Мужчина снова встал. Под ногами его теперь был не песок, а сырая брусчатка безлюдного переулка, словно с окраин родного Променада. Подворотня пахла сыростью, воздух здесь был плотным, застарелым, тяжёлым. Казалось, взмахни сейчас Райн рукой – и на нежной плоти ветра остались бы царапины от его коротко подстриженных ногтей.

Шагать было по этой брусчатке непривычно, из-за того, что она была скользкой, кое-где липкой, и везде, без исключения, грязной и размягченной. По углам прохода валялся мусор – в основном, продолговатые металлические кусочки, чьи-то мелкие кости пополам с пластиком и унимедом, мелкие допотопные монеты, тонувшие в пышных грудах хлама, использованные инжекторы, куски брони, обрывки черепицы, погнутый металл, да когда-то дорогая одежда, обратившаяся в тряпьё. Здесь пахло смертью, запустением. Осколки чего-то ещё царапали порой подошвы стёртых стоп. Всё это место фонило духом декаданса, воняло бедностью и запустением, от которого Райн мог только бежать. Но муж бесстрашно продолжал шагать вперёд. «Амин, ты здесь?.. Где ты, Амин?!»,- причитал хрипло боец, срывая голос. На обшарпанных стенах желтели старые разводы: следы от клея, сорванных плакатов, отверстия от пуль, царапины чьих-то когтей, клыков или заточенных клинков. Проулок резко поворачивал направо, а на стене чернело три двери, напротив которых Райн и замер, ощущая, что ему сюда. Он, наконец, пришёл.

-…Да, я знаю, – трясущимися от холодами устами промямлил тот в густую пустоту. Вновь подняв взгляд в чернеющие небеса, он не увидел ничего. Вернулся к трём дверям. Изо рта валил лёгкий парок, пальцы сводила судорога: они почти не гнулись. И всё же, мужчине казалось, что он, наконец дошёл туда, куда ему и надо. По старой привычке, выбрав из трёх вариантов третий, он уже хотел было шагнуть в выбранный проход, как первая из трёх дверей внезапно отворилась. Резкий запах ударил в нос шпиона, от чего тот поморщился, взглянув на узкую щель приоткрытой двери. Из щели что-то выпорхнуло. – …Что?.. Что это?- промолвил тот.

-…- Райнальд не мог оторвать глаз от махонькой бабочки-капустницы, с кристально белыми, ажурными крылышками, что быстро улетала вверх, прочь из переулка, навстречу густой тьме. Проводив её взглядом, Ванг случайно взглянул за поворот, увидев там, на краю густой тени, свою почти что точную копию. – Амин!.. Хвала всем Ликам, я тебя нашёл!- выдохнул он, с трудом глотая ком в горле, и зашагал навстречу брату. Райнальд раскрыл свои руки для объятья, - Я так о много хочу тебе рассказать! Мы так давно не виделись! Давай снова сходим вместе в «Аль-Муаллим». Не знаю, что ты в нём нашёл, но если тебе там нравится, то давай сходим!..

Глядя на брата, Амин лишь покачал головой, протягивая вперёд руку. Его уста что-то твердили, усмехаясь. Райн заплакал и побежал вперёд, но всё никак не мог приблизиться к Амину. Меж ними выросла невидимая стена, и сколько бы те не тянули руки друг к другу, они никогда не соприкоснулись бы. Но вот ладони брата, наконец, ухватили Райнальда за руку, и тот что-то вложил ему в ладонь. Он прочитал по губам старшего: «береги себя». После чего руки разжались, и потерявший равновесие шпион рухнул на мостовую. Брусчатка красочно взорвалась сотней цветов в бескрайней тьме, а во рту вновь появился мерзкий вкус железа…

***

…БИЛИП! БИЛИП! БИЛИП! БИЛИП! Коммуникатор гудел так мерзко, что даже бьющийся в конвульсиях после тяжелого кошмара Райнальд, резко вскочил с кровати взяв свой коммуникатор. Ответил на звонок. «Да… нет… да-да, заказывал… что… откладывается?»,- не понимая, где он, и что с ним происходит, мужчина встал, и зашагал в сторону отсека с душем. Щелкнул пальцами, чтобы врубить здесь свет. Зашёл внутрь. Зеркало показало иссушенного, среднего роста мужчину, с бледной, давно забывшей свет солнца кожей, светлыми волосами и темными кругами под глазами. Из носа Райнальда текли две струйки крови. С подбородка падали в раковину ошмётки вонючей пены. Его трясло и лихорадило. Знакомые, пугавшие симптомы… «Да, понимаю… да, я знаю что маршрут стал длиннее, и теперь доставка займёт больше времени, но!.. Что?.. Нет, но… агх, сын собаки! Слушай когда я говорю!»,- крикнул тот в коммуникатор, когда связь оборвалась. Кисло посмотрел на него. А затем с силой швырнул в стену. Разжал свой кулак…

В ладошке лежало две игральные кости на верёвочке. Талисман… он подобрал его триаду назад, когда возвращался из Менкара, с похорон Амина. Мать всё грозилась приехать в эту глушь, и забрать тело сына, чтобы похоронить его «как подобает», но отец был непреклонен: Амин, как и Райнальд, больше не были частью семьи Ванг. Они не были достойны и крупицы тех почестей, что полагались членам клана. Всё началось тогда, по возвращению. Первый приступ случился после того, как Ванг-младший покинул стазис-камеру. Припадок. Судороги. Внутреннее кровоизлияние. Он слышал от охраны, подобравшей работника КорБеза, что тот так сильно сжал зубы, что чуть не раздробил себе их. Обращение к врачу дало неутешительные прогнозы. Несколько циклов употребление наркотиков не прошли для тела незамечено. Оно было изношено. Возможно, причина приступов была в этом. Но чего-то конкретного, кроме убитой к Ликам печени, врач так и не нашёл. А где он найдёт деньги на лечение? Попросит у отца?! Вот уж дудки! Райн принял душ…

Мелкие продолговатые семена целой пригоршней высыпались на раскрытую потёртую ладонь с первым же наклоном баночки. Вдохнув их аромат по привычке, Ванг быстро сложил руки лодочкой, с силой перетерел их до знакомого хруста, а затем вкинул в глубокую миску, к жиже быстрого приготовления. Райн быстро лизнул ладонь, пытаясь почувствовать хотя бы этот, единственно-настоящий вкус его сегодняшнего завтрака. Зира с Куа, что он покупал вместе с прочими специями, по какой-то злой иронии продавался в той же лавке, в которой ещё пять циклов назад зенитиец закупал опор. Быстро взяв с одной из верхних полок судок с хумусом быстрого приготовления, он открыл его, быстро смешивая мелкие сухие горошины, что должны изображать нухут, витаминную смесь и порошок двойного рациона со вкусом бобов, чтобы вскоре быстро залить их горячей водой и перемешать в той же миске, куда не так давно была закинута таблетка дневного рациона и доза стимулятора. Параллельно с «готовкой», глаза агента бегали по цветастому табло компьютера, по которому тот порой нервно «стучал» гибкими тонкими перстами. Запах пряности и химии в воздухе при заварке этого мерзкого дешевого варева так обострился, что у кого угодно давно бы заслезились глаза. Но красные и иссохшие зенки Райна давно уже привыкли к самой разной дряни, что в них постоянно заливали.

Чем больше мужчина читал о своём новом назначении, тем сильнее хмурился. В темноте мерзлой норы Райнальда освещал лишь свет галотабло, как и глубокое разочарование, проступившее на его лице. И лишь Ликам известно, был ли он разочарован абсолютной безвкусностью хумуса, не смотря на обилие приправ в нём, или же тем, что ему придётся отправиться с ещё парой сотен отчаянных голов в пасть к Шайтану. Если выбирать между нынешней его миссией и совместным налётом на пиратский лагерь вместе с Мясником Харсабада, он бы выбрал второе! От мясника хотя бы знаешь, чего ждать!

Ещё немного посидев в глубоких размышлениях над тщетностью своего жалкого бытия, Райнальд пошёл к домашнему алтарю Ликов. Тот стоял у него как некий экзотичный элемент декора, ведь мужчина не то чтобы особо верил в Ликов и их чудотворную силу. Но сегодня Райнальд помолился. Точнее, посмотрел в сети в он чувствовал себе спокойнее. Ещё чуть подумав, игрок всё же не удержался и снял кости с верёвочки, бросив их на столе. Выпали две шестёрки. Улыбнулся. Амин их явно окропил…

***

Быстро пройдя сквозь частокол мелькавшей стражи, Райнальд привычно стал трещать с проверяющими его на вшивость и ношение того, чего нельзя проносить на корабль, Стражами порядка. «Как жена? Как дети? Как себя чувствуешь? А как идут дела? И что, поймали вы уже кого-то, кто пытался пронести оружие? Всех поймали, крмое меня?! Ну что же вы, ну что же! Клянусь Ликами, при мне нет ничего, о чём бы стоило вдруг беспокоиться отважным Стражам станции вроде вас!..»,- и так далее. Беседа протекала плавно, отработано. Стражи прекрасно знали, кто такой Райнальд Ванг, и что его направили сюда как одного из соглядатых Консорциума. И так же они превосходно знали, что Райнальд что-то прячет. Но что – особо их не касалось. Они проверили его одежду, особенно пышный и длинный кафтан, с таким пушистым воротником, который скрывал голову Ванга с затылка. Стражи прощупали каждую его побрякушку, заглянув в каждый подсумок его пояса.

Конечно же, там ничего не было. Как и в здоровом тубусе за спиной у Ванга оказалась только бутылка водки (что Стражи, может быть и не одобрили бы, но запретить к проносу на корабль не могли). Уже пройдя кордон, мужчина мирно вынул пистолет с кобурой и складные трубку телескопического посоха из-под двойного дна контейнера, припрятав их незаметно под одеждой, и продолжил свой нехитрый путь по указанному мерцающими стрелками маршруту, теряясь в толпе. Заняв своё место в ангаре, тот стал дожидаться начала брифинга, глядя сквозь громадный монитор на внешние просторы верфи. В голове у Райнальда крутилась мысль, скорее даже навязчивое желание стянуть у кого-то из здесь присутсвующих какую-то малекую ценность: такое помогало шпиону чуть-чуть успокоить шалившие нервы, но он всё же отказался от такой затеи. Пощекотать себе нервы можно будет и на Тао-Ань, сражаясь с местными пиратами. То, что виной всему были пираты, он даже и не сомневался ни на малейшую секунду.

Не сомневался ровно до того момента, пока не услышал запись сообщения. Дальнейший брифинг тот слушал в полной тишине, не двигая ни единым мускулом лица. «Миссия по спасению - худший тип миссий»,- запоздало подумал тот, гоня от себя любые мысли о напряжении, повисшем в холле. Пускай он и догадывался, от чего все первопоселенцы резко напряглись, сам Райнальд ну никак не мог объяснить логически и рационально своего глубокого шока, и нервозной дрожи в пальцах. Зажав свой амулет костей между двух пальцев, он стал перебирать шестигранники, тихо молясь не столько Ликам, сколько просто обращаясь к любому, кто готов был его услышать, помочь.

В предстоящем Райну деле не помешает помощь даже шайтана, если такой согласен протянуть ему сквозь тьму свою когтистую пятерню. Когда речь Ийи закончилась, и все побрели в сторону распределительного пункта, мужчина притормозил около местного алтаря Ликам, чтобы помолиться у него Матросу и Посланнику, как учил его отец. И пускай для Ванга-старшего религиозность была удачным политическим и пиар-ходом, сейчас, у самого порога бездны, Вангу-младшему действительно нужна была чья-то поддержка. Он привык справляться со всем сам за циклы одиночества. Однако, периодично навещавшие его кошмары заставили пересмотреть всю парадигму действий зенитийца в пользу… чуть большей веры в высшие силы. Ему хотелось верить, что его брат не исчез, а всё ещё наблюдает за ним, присматривает за Райнальдом. Ему хотелось верить, что Амин всё ещё… был рядом.

Тахир шагал по дороге к космопорту не обращая внимания на праздничное убранство. В другое время, может быть еще позавчера, разнообразие и красота особенно цветов несомненно бы поразили его, как и многие другие явления, встреченные им во время хаджа. Например, рыба. Да, сейчас он шёл и думал о рыбе. Только что он впервые попробовал интересное блюдо - "ролл унаги маки". Оказалось, что кусочек острого мяса в середине комочка риса приготовлен из обитающего в воде животного и обернут водорослями - этакой морской травой. Представление о том, что где-то может быть так много воды, что разным в животным в больших количествах хватает жизненного пространства тяжело укладывалось в голове жителя Сахра аль-​Хулуд, Пустыни Вечности. Такое место представлялось ему будто изнанкой бытия, обратной стороной сущего.
"И вот я, словно вытащенная на берег рыба, не имею привычной опоры и не чувствую течения воды".

Обыскивали Тахира тщательней, чем тех, кто стоял в очереди перед ним. Ну, ничего необычного в подозрительном отношении сотрудников Консорциума к хуманитам Ксингур. Легионерам удалось найти обёрнутый вокруг пояса кнут, спрятанный с внутренней стороны предплечья короткий клинок и разобранный и упакованный внутрь свернутого молитвенного коврика карабин.
- Это все?
В ответ Тахир лишь улыбнулся и легионеры провели обыск заново.

На речь и проигранную запись хуманит отреагировал спокойно, если вообще отреагировал. Верифицировать сообщение он не мог, а даже, если запись и не была подделкой, за свою жизнь Тахир повидал много обезумевших от жажды и одержимых джиннами галлюцинирующих наркоманов. Лишь позволил себе тихо пробормотать так, чтобы услышали соседи, но не офицеры лётного состава:
- Нет веры клятвам шайтана.

В который раз этот клятый сон не давал Гараму покоя...
-...Золотой Два, держись! Тащи его за собой! Я рядом! - голос Ведущего был уверенно спокоен
Юркий ударный истребитель был супер быстрой и маневренной машиной, но он имел только второстепенные дублирующие системы. Третьих, резервных - не было.
И это была всегда проблема. Большая проблема.
При выходе части систем из строя - можно было активировать только дублирующую. А дальше...
Гарам обливался потом в своем кресле. Электронные поглотители и отводители тепла отрубились, в космос на такой скорости невозможно быстро сбросить избыток тепла.
Каким то чудом после попадания, его корабль еще держался, и движки тянули. Работала навигационная панель и связь. Все остальные системы были либо повреждены, либо отрублены от панели управления, что в боевой обстановке было идентичной проблемой. Гарам просто не видел куда он летел. и что творится внизу
- На 176! - последовала команда Ведущей, которую мгновенно выполнил Гарам, заложив маневр - Молодец, ушел!
Система движения в космосе была гораздо более сложней, чем при бое в атмосфере планетоида. Там ас хотя бы знал, в какой стороне планета. Даже если сам в этот момент был в штопоре, кверху брюхом или в диагонали.
Развитие новых тактических систем боя в космосе заставили пилотов быстро пересмотреть и внедрить трехмерную или четырехмерную системы координат. И изменить быстрые команды даже в бою.
Вот и теперь, получив команду по связи, руки уже мгновенно ее выполняли, даже ведя корабль "в слепую"
- Право плоскость 86!
- Приготовься к стрельбе! По команде...!
- Халида, я...
- Заткнись! 75! 126! Тягу! Ждиии....
- 252! ОГОНЬ!!!!! - Влево! Влево!
Салех-паша нажал на кнопку сброса обеих последних торпед, и ушел куда-то влево вниз повинуясь команде Ведущего.
В кабине начался просто ад, избыточное тепло просто хлынуло в кабину, и пилот с ужасом представил, что сейчас творится у движков.

Спустя три удара сердца еще целая военная система отслеживания траекторий торпед, сообщила об активации при встрече с каким-то объектом. А затем отрубилась.
А затем снова в уже уплывающий от теплового обморока разум - ударила волна. Звуком голоса Халиды.
- Все, салага! Я его сбила. А ты добил корвет. Глуши движки, спасатели тебя подберут. Хорошая работа, засранец!

***
... И не смотря на то, что его истребитель был подбит, Салех-паша не сдался, не запаниковал! А смог выполнить свою боевую задачу и выпустил торпеды, которые оказались для пиратского корвета "Эль Карифе" фатальными. Его командир, Халида́ дол-Гана́ хорошо его подготовила. От лица военно-воздушных сил Легиона, я награждаю лейтенанта-энсина Гарама ибн Зарифа Салех-пашу медалью "За боевые заслуги 3 ст"...

— Проклятье! — выкрикнула Мор, когда Иритиль не достал до волка каких-то несколько дюймов, оставив того невредимым. Сначала ей показалось, что им удастся спастись без проблем, но теперь это чувство испарилось в один миг. Знакомое чувство злости поднималось откуда-то из глубины сознания, заставляя крепче сжимать рукоять клинка. Прежде чем она успела повторить удар, Йороф мастерским приёмом убил джакаара, который уже начал жевать Белуна, явно решив хотя бы умереть сытым.
Круто развернувшись, храмовница рванула к последнему оставшихся в живых предводителю волков, обуреваемая очередным приступом ярости. Тот видимо сумел высвободиться от загадочной магии Нуалы и тоже нацелился на следопыта. Мор перемахнула через сугроб, прямо в прыжке занося меч над головой. Приземлившись на землю, она одновременно опустила меч на голову твари. Иритиль погрузился в шею животного, но волк продолжал ещё подавать признаки жизни.
— Да сдохни ты уже наконец! — воскликнула девушка, и рывком дернула меч, на себя, а затем вновь рубанула от плеча по шее вожака, и замерла, шумно переводя дыхание..

...и, несмотря на усилия Совета, ситуация остается напряженной. Мы, в "Новостях на Рассвете", будем держать вас в курсе развития событий. А сейчас слово нашему специальному корреспонденту Героку Элиадесу из здания Верховного уголовного суда Кориолиса.

Спасибо, Барика. Сегодня совет судей проведет первое чтение списка кандидатов, рекомендованных Советом Фракций, да озарит их мудрость Странника, к принятию в ряды Вершителей. Это знаменательный день, который должен начать новую строку летописи борьбы с преступностью на станции и за ее пределами. За два года существования корпус Вершителей доказал свою значимость для Горизонта, и теперь первые выпускники Судебного института Вершителей готовятся пополнить ряды слуг закона. Однако, среди достойнейших из достойных, что были предложены Совету, среди тех, кто был утвержден строгим комитетом наблюдателей, есть одно имя, которое оставляет горький вкус на устах.

Палач Альтаира. Мясник Хорсабада. Список имен, которые носит мохаддам Каору Шиван, можно продолжать бесконечно, но среди этих титулов вы не найдете того, что будет говорить о его милосердии, смирении или послушании. Десять циклов прошло с момента завершения объединенной военной кампании в системе Альтаир, но шрамы войны свежи, как будто она закончилась вчера.

Целью санкционированной Советом операции в Альтаире было обезопасить торговые пути через Квадрант Столпов от нападений пиратов. Крупнейшая группировка, корсары Хорсабада, сделали Альтаир своим домом и угрожали спокойствию в сопредельных система. Противодействовать им, в проявлении единодушия Фракций, были отправлены силы Легиона, Гегемонии и Колониального агентства. Однако, вместо того, чтобы навести порядок и установить власть закона, войска коалиции превратили Альтаир в военную зону боевых действий, а крепость корсаров, располагавшуюся в руинах древнего дворцового комплекса альтаирских царей, в гробницу.

Наступление коалиции длилось год и его кульминацией стала блокада крепости корсаров, где укрывались лидеры группировки, уцелевшие войска и обслуживающий персонал. Древние укрепления надежно защищали обитателей крепости от орбитальных бомбардировок, и штаб принял решение о штурме. Из более тысячи солдат, отправившихся на поверхность, вернулось менее трех сотен. Выживших среди защитников не было. В одночасье древний мир, дышащий историей, превратился в кладбище. И мохаддам Шиван несет за это полную и персональную ответственность по праву командира операции.

Кампания была объявлена успешной, Альтаир - свободным от пиратов. Портальные станции наполнились кораблями торговцев и паломников. Но ценой этому были смерти, которых можно было избежать, если бы командование осуществлял кто-то заинтересованный в сохранении жизней. Пять циклов спустя корсары снова появились в Альтаире, привлеченные растущим богатством Квадранта. Для них Хорсабад был не предостережением, а объединяющим кличем, символом борьбы против так называемой "тирании Консорциума", идея о которой существует лишь в сознании инсургентов благодаря безрассудным действиям одного человека.

Вопрос, который должны задать себе почтенные судьи, который я задаю вам, мои дорогие зрители, звучит так. Должен ли такой человек, как мохаддам Шиван, получать исключительные полномочия Вершителя? Можем ли мы доверить человеку, что без промедления пожертвует репутацией благородной органа порядка, представлять Кориолис в решении делик...

Каору проводит пальцами по значку отключения звука на табуле управления и голос Элиадеса обрывается. Корреспондент продолжает беззвучно шлепать губами в экран, напоминая выброшенную на берег рыбу, а Шиван, наслаждаясь наступившей тишиной, делает несколько глотков из стакана, на стенках которого остается прозрачный маслянистый след. Заметив, что тишина в баре становится уж слишком заряженной, Каору поворачивается к собеседникам, разговор с которыми прервал репортаж работавшей фоном телепанели.

- Послушать его, так Вершители с первого дня взяли Кориолис под контроль. Что не было взрывов, убийств, что Вершители не оказались на гране истребления, не отпраздновав и первой триады существования. И что им не потребовалось привлечь не только Стражу, но и регулярные части Легиона, чтобы подавить беспорядки, - Каору делает еще один глоток и откидывается на сбитые с краю тахты подушки, - Два года я разгребаю дерьмо станции и мое имя в этом списке не потому, что генетический тест Гегемонии дал положительный результат, а потому что я заслуживаю этого места. Не знаю, придется ли мне уйти в отставку, или Совет сделает мое назначение символом. "Смотрите, у нас каждый получает шанс! Даже Легионер может стать Вершителем."

Незаданный вопрос так и повисает в воздухе. Шиван редко и мало рассказывает о своем прошлом. Иногда знакомым кажется, что Каору всего три года от роду, ровно столько, сколько нужно, чтобы пройти первоначальный инструктаж и поступить на службу в усиление КорСека. Это, конечно, не так. За Каору тянется след истории, бледный, слабый, но все же он есть. Пять лет назад - операция в Ригеле, на другой стороне Петли. А десять, стало быть, в Альтаире.

- Это неправда, - Шиван, наконец, нарушает молчание, - Что смертей можно было избежать. Другого варианта не было, либо отступить, либо убить всех до единого. Мой выбор был в пользу успешного завершения операции. Да и корсары эти не были такими милыми ребятами. Совет санкционировал операцию только после того, как они сожгли три корабля с паломниками и Церковь сняла свое вето на военные действия вблизи "священных реликвий".

В голосе Каору нет пренебрежения к описанию запретных мест, но кажется, будто это словосочетание - цитата из приказа или распоряжения, которое когда-то попалось Каору на глаза. Упорство, которое Церковь проявляла в нежелании разрешать кампании, казалось оперативнику опасным мракобесием. В итоге из-за этого упрямства погибли люди. И вот этих-то смертей как можно было избежать. Но Советника Умму, почему-то, никто не спешил называть мясником.

- Но если я начну мериться тем, кто совершил больше преступлений, буду не лучше этого глашатая. У меня был приказ и этот приказ был выполнен. Если бы можно было поступить иначе, мы бы поступили иначе. Но не всегда все складывается легко. Порой приходится делать то, за что потом не будешь испытывать гордости, но кто-то все равно должен это делать.

Наемник понял, что нужно что-то делать с этими переростками, поэту первее всех среагировал, опуская кромку на хребет лютоволка. Если он не убьет тварь с одного удара, то у Белуна будут проблемы с пробежками до конца жизни.
Но обошлось: алебарда взяла разгон, и отскочив от нароста на лапе зверюги, заставив выпустить ногу Белуна из сжатых челюстей. А дальше было дело мастерства - подтянуть за древко тварь к себе, заодно подрубая опорную ногу, и колющим ударом добить мучения животного, пробив затылок. Все, отбегался зверек. Может Белун потом спасибо нальет.

Беседа с провостом оказалась куда продуктивнее разговора с психопомпом на Кларке, но прямых ответов, всё же, не дала, лишь намёки и намётки. Тем не менее, даже этого могло хватить для того, чтобы, по крайней мере, направить новоиспечённых «пиратов Дринакса» на след пиратов всамделишних.

— Я хотел бы подвести промежуточные итоги, — начал Лин, когда экипаж вернулся на борт «Огнептицы» и собрался в кают-компании, — а также задать несколько вопросов, на которые я не знаю ответов.

Он подошёл ближе к круглому столу в центре кают-компании и запустил голографическую проекцию звёздного сектора, в котором они находились.

— Для начала, действительно похоже на то, что мы всё же имеем дело с одной и той же бандой пиратов что на Кларке, что здесь. Это, думаю, поняли уже все: три корабля, два из которых отправлялись на задание, а третий оставался в стороне. Да, прямых доказательств этому пока нет, единственное, что связывает их — корабль довольно распространённого класса, «Дальний Торговец». Тем не менее, я практически уверен, что это не простое совпадение, а окончательное подтверждение, возможно, как раз удастся найти в этих переговорах. Мы знаем, что их лидер — Феррик, а капитаны двух других кораблей — Мирия и Кррш. Мы знаем, что по крайней мере один из кораблей числится угнанным из имперской флотилии вот уже тридцать лет... Но всё это само по себе даёт нам немного. Тем не менее, мне кажется, мы не совсем в тупике...

Су приблизил карту, поместив Торпол в её центре.

— Смотрите, если это действительно была одна банда, то они прилетели сюда с Кларка, — десантник прочертил короткую линию, соединив планету-могильник с Торполом, — и было это чуть больше недели назад, то есть сюда они прибыли уже после атаки на археологов. Здесь они заправились и напали на орбитальную фабрику по производству химикатов, после чего покинули эту систему. Но куда они могли отправиться? Вот тут, прошу, поправьте, если я не прав, однако этот самый «Стервятник», как мне кажется, должен изрядно ограничивать дальность их прыжка. Честно говоря, я вообще сначала думал, что его радиус — одна стандартная единица, но, похоже, что этого не может быть, поэтому я предположил, что две. Я не знаю, сколько в них помещается топлива, но сомневаюсь, что все три корабля смогут совершить несколько прыжков подряд без дозаправки, поэтому предполагаю, что их целью должна стать населённая система. Если бы они могли этого избежать, то, думаю, не стали бы рисковать лишний раз, заправляясь здесь, пусть даже и с фальшивыми позывными. В таком случае...

Он провёл ещё шесть линий.

— ...У нас получаются вот такие варианты. Кларк я исключил — вряд ли эта компания туда бы рискнула вернуться спустя всего две недели после нападения, даже если про них никто не узнал, это оставляет Огму, Мардук, Борайт, Блю и... Азим с Дринаксом. Дринакс, думаю, тоже отпадает, — Лин аккуратно стёр последнюю линию, — это оставляет нам пять возможных направлений... Давайте попытаемся сократить их число ещё больше.

Коснувшись каждого мира, десантник смахнул рукой появившиеся краткие справки в одну сторону, сгруппировав их вместе.

— Оба нападения произошли на планетах с космопортами класса B, что неудивительно — со «Стервятником» вряд ли получилось бы иначе, слишком уж он большой, да и сомневаюсь, что пираты захотели бы экономить на топливе, покупая непереработанное... Если так, то мы можем сразу исключить Мардук и Борайт — их космопорты класса С и E соответственно, — ещё две линии исчезли с карты. — Это даёт нам Азим, Огму и Блю. Моя личная догадка — Огма. Хороших причин так считать нет, просто... линия выходит прямой, — он пожал плечами. — Негусто, но всё же уже что-то. Я предлагаю попытаться проглядеть самые свежие новости — если эти пираты ещё не закончили свои «похождения», то, возможно, мы сможем найти упоминания об очередном нападении на одной из этих планет. Что думаете?

Карта:

Стоило признать, что все умозаключения Су были далеко не пуленепробиваемыми — много где приходилось опираться на довольно значительные предположения, а где-то, как, например, в догадках о дальности прыжка и запасе топлива кораблей, он и вовсе действовал вслепую — пилотировал он за свою жизнь достаточно нечасто, да и то всего один корабль. Но именно поэтому он и постарался изложить весь ход своих мыслей вслух — более сведущие люди, которых на борту «Огнептицы» хватало, безусловно найдут ошибку в его логике, если он её допустил.

- Более того, - согласился Дейн с доводами провоста, - Пираты уже атаковали соседний мир. Если не дать им отпор немедленно, они нападут снова, не только здесь, но и на других мирах. И, непременно, приведут с собой дружков. Стервятники не могут иначе! Заверяю вас, как только мы получим новую информацию, вы будете первым, кто узнает об этом, и не только потому, что мы заинтересованы в финансовом вознаграждении за успешно проведенное расследование. Щедрость предлагаемого вознаграждения говорит о том, как важна для вас поиска преступников, и мы разделяем это чувство. В первую - и главную - очередь мы представляем сторону, которая заинтересована в мире и спокойствии, безопасности и процветании всех народов, обитающих в Троянской Сфере. Торпол - редкий островок спокойствия в мятежном океане сектора, который показывает, что мир и порядок возможны в нашем секторе. Мы приложим все усилия, чтобы сохранить статус вашего мира прежним, и что как ни поимка негодяев, посягающих на порядок, и их скорейшее наказание, будет наилучшей демонстрацией того, что ни одно преступление не останется без внимания.

Себастиан нисколько не стеснялся заимствовать образы из речи Тамо недельной давности - в конце концов, если сработало, то почему не воспользоваться готовым приемом и не заручиться поддержкой функционера и на Торполе? Конечно, стоило поменять пару фраз и сделать немного другие акценты, но сама идея Рейнира была правильной. Фаркса, прежде всего, интересовала репутация планеты и собственное положение. Именно поэтому навигатор сделал акцент на том, что это дело было важными именно для Хаддо. В конце концов, если экипаж "Огненной Птицы" выполнит контракт и Фаркс сможет реализовать свои амбиции, оказаться на хорошем счету у верховного провоста (или приближенного к нему) будет весьма кстати.

Итак, я уединилась в своем номере, пожаловавшись на головную боль, и не приняла участия в импровизированном совещании, которое устроили в баре мои спутники. Не то чтобы это было неправдой - голова у меня и вправду раскалывалась, что можно было списать на духоту и потрясение от произошедшего в музее. Главное - мне нужно было привести себя в порядок. Решиться на что-то и потом уже не отступать. Я приняла пилюли от головной боли и прилегла, положив на лоб холодное полотенце. Дело принимало странный и пугающий оборот. Каждый из нас придумал свою реалистическую версию - о преступных сообществах, неизвестных науке болезнях и наркотиках - в целях сохранности душевного равновесия, конечно. Если этого не делать и верить в каждую легенду о древних проклятиях и монстрах, порожденных народной фантазией, можно просто так взять и сойти с ума, даже не будучи археологом. Именно поэтому я всегда посмеивалась над страшным шепотом моей милой Агаты и ее подружек - этих смешных старых куриц из нашего дома в Луизиане, которым они пересказывали друг другу слухи о последних кознях какого-нибудь местного колдуна. Все эти их негритянские россказни, все обряды и гадания с их малоаппетитными подробностями - все это происходило параллельно к той плоскости, в которой протекала моя собственная жизнь, хотя не могу не признаться себе, что когда я сидела вечером у ее домика, а ветви старого вяза со свисающими с них длинными нитями мха тянулись к нам в полумраке, как огромные корявые лапы... я невольно чувствовала, что есть нечто, находящееся за пределами нашего дневного существования, во что невозможно поверить солнечным утром, но легко верится в сгущающейся тени сумерек. Так и здесь: произошло нечто, что не хотело укладываться в рациональные представления о реальности. Помню, Френсис любил повторять, что день человечества, когда оно осознало себя и написало свою историю - всего лишь ничтожно краткий миг, промельк света посреди нескончаемой ночи мифов и легенд. Френсис был склонен к своего рода поэтической меланхолии, которая, по моему мнению, плохо совмещалась с научными воззрениями и тем более занятиями. Но это как раз и привлекало меня: сознание того, что в одной метафоре может содержаться больше истины, чем в научном трактате, что есть а нашем электрифицированном мире нечто непознанное, не пронумерованное и не внесенное в каталоги.
Однако хорошо размышлять о таких вещах в своем уютном номере на пятой авеню. А если эти, с позволения сказать, мифы и легенды собираются тебя распотрошить, оставив после мумию отвратительного вида? Бррр... неужели я могу выглядеть так же? Немудрено, что профессор Деверё не выдержал такого крутого поворота, сбежал. Мне будет его не хватать. Бедный профессор. Что делает с человеком возраст. Я невольно усмехнулась. А что делать мне? Может быть, последовать его примеру, пока еще можно вернуться? Обезжиренные и обескровленные тела, бессмертные кровососы - это слишком! Глупо скрывать: мне стало немного страшно, потому что я с полной ясностью поняла, что можно и не вернуться... В конце концов, Джордж, кажется, был готов, что я сбегу обратно к нему на Манхэттен, не выдержав чрезмерного количества экзотики. Это было бы благоразумно. Моя жизнь приобрела бы определенность ...
И в этот момент я так же четко поняла, что я никуда не сбегу, хоть бы все монстры древности ополчились на нас. К черту определенность, к черту благоразумие. Если я уеду, то больше никогда - никогда! - не увижу всего, о чем мечтала всю жизнь. Мне останутся лишь унылые вечеринки высоколобых зануд. Да и Джордж, что бы он ни говорил вслух, ждет от меня совсем другого. Если я сбегу, я облажаюсь. А я ни за что не хочу облажаться, ни перед Джорджем, ни перед кем-то еще. Да и риск не так уж велик, на любого из наших джентльменов можно положиться... Пора мне присоединиться к ним, постоянно держаться в стороне - не лучший выбор, если я решила, что последую до конца.
С этими мыслями я поднялась, оделась и провела довольно много времени, накладывая макияж. Результат меня устроил. Немного бледна - румяна скроют этот недостаток. Глаза блестят немного лихорадочно. Это даже эффектно. На этот раз я не стала пренебрегать осторожностью и положила в сумочку свой револьвер - компактный маленький браунинг. Мало ли какие неожиданности ждут незадачливых исследователей. Главное - свинец и порох вполне эффективны против них.
Я спустилась вниз, но ни одного знакомого лица в баре не увидела. Мальчик у конторки передал записку, в которой сэр Генри сообщал, что все отправились в отель "Эспанья", навестить Огастеса Ларкина. Что ж, потребовать от него объяснений по поводу неразборчивости в выборе личных секретарей было вполне ожидаемым шагом.
Отель "Эспанья" был похож на старомодный провинциальный пансион, и хозяйка под стать: румяные щечки, седые кудряшки, сладкая улыбка на выцветших губах. Похожа на старенького сморщенного купидончика, и имя-то подходяще: донья Купитина. Я почувствовала, что улыбаюсь ей такой же сахарной улыбкой. Ничего похожего на склеп вампиров или что-то подобное. И никого из господ археологов в поле моего зрения.* Только я собиралась спросить забавную старушенцию о том, в каком номере остановился сеньор Огастес Ларкин и не приходили ли к нему посетители, как я увидела мистера Макмаллена - он спускался сверху, и выражение его лица было не слишком радостным.
Я подошла к нему - наверное, слишком поспешно, но мне не хотелось в этот момент думать, какое впечатление я произвожу.
- Мистер Макмаллен! Мне жаль, что я опоздала и придется мне побеспокоить Вас расспросами, к которым, судя по выражению Вашего лица, Вы не слишком расположены, но - удалось ли вам застать мистера Ларкина? Он как-то объяснил вам все эти... все, что произошло в музее?

Тяжело дыша - бой продлился недолго, но вспышки ярости у воинов, что становятся в бою одержимыми даром не проходят - Конь опустил секиру и осмотрел поле боя налитыми кровью глазами. На полу лежали груды костей и гниющей плоти. Нежить. И тела убитых людей. Гости конунга, его охранники... и - Брэди. Дева-воительница, презревшая законы гостеприимства, призвавшая себе на помощь тварей извне, заслуживала смерти. Но Сигбьёрн был рад, что на его секире нет ее крови. Он бы убил ведьму без колебаний, но хорошо, что плетение норн было таким, что убил ее не он.

Конь стряхнул с бровей изморозь, открыл рот, будто собираясь сказать вису... Но сказал совсем иное.

- Линда Снегирь, дочь Тыниса, из Озерного Края, Ульфгер Везучий, сын Дьярви Непреклонного, пал одесную конунга с оружием в руках и сейчас пирует в чертогах Одина. Достойная судьба для воина, хотя вряд ли это смягчит боль твоего сердца. Говорят, горе от потери родича лечит время.

Сигбьёрн повернулся к конунгу:
- Конунг Торстейн, я слышал, что люди хвалят твое пиво и твое гостеприимство. Не распорядишься ли ты дать мне немного пива уже сейчас - чтобы быть готовым к тому, что будет вечером?

Погибнуть из-за ненадёжного лифта... Да, работа наладчика должна быть интересной и опасной, но это не совсем то, чего ожидал Дейв.
Ну, по крайней мере они прибыли на нужную платформу и в нужное время. Правда теперь они были в совершенно ненужной слизи. Наладчик непроизвольно бросил взгляд в сторону Торта.

Дейв молча выслушал речь Андрэа, решив ничего той не отвечать: всё-таки у него в команде тоже был лидер, пусть общаются.
Наладчик лишь стоял на месте, немного погрузившись в свои мысли: радоваться прибытию вовремя или переживать по поводу потери клона? Не падает ли его уровень счастья? Не принять ли после брифинга Внутреннее Счастье?

- Тьфу, тля, собрали хлопцы веточки - рыгнулся Калфу.
Его нелицеприятное замечание споровождалось обильным слюноотделением.
- Тьфу!
Сплюнуть чувственно, эмоционально, так сплюнуть, будто только этого м требовалось тебе перед боем. Отторгнув густой комок слизи, Калфу осторожно и без особой спешки потянул из ножен всегда готовые к работе клинки. Топор снова вернулся в заготовленную для него петелька из веревки.
- Кто-то поест сегодня - ровно, не срываясь в истерику, заметил плут. - Или они или мы.
Хрумкнув шеей, подменыш засеменил поближе к боевитой бабе. И вовсе не за юбкой прятаться! Умелый соратник в схватке неподалёку - это всегда хорошо.
А что ж он в стороне стоять будет? Или опять доверять свои бока лекарю Викто? Нет уж, увольте!

Молодой подменыш был согласен на любую работёнку. Собрать хворост, разжиться мхом, собрать мешок-другой сухого дерьма. Калфу не был дураком и отлично понимал, что если они не будут обогреты, а внутрь не поступит горячая пища.

Плут скривил лицо. Даже в тех книгах, которые он читал, фраза "живые позавидуют мёртвым" встречалась слишком часто. А ведь он читал отборные труды видных научных мужей. Другие вещи просто не могли водиться у его отца. Молодой подменыш поправил на лице маску, пробежался пальцами по обмундированию. Покачав из стороны в сторону головой, Калфу быстро схватил из обоза подбитую мехом шапку и натянул по самые уши. Красота-красотой, а мозги беречь надо. Да и не сказать, что его красота так уж помогала ему в цели всей его жизни. Пожалуй, если он хотел, чтобы его чресла породили целое поселение, то работать над этим стоило уже сейчас. И как это у Йорофа так здоровски получается кадрить женщин? И вроде не делает чего-то эдакого...Тоже маску носит, не имеет кровей голубых в своих венах. Не сказать что и монет у него меньше становится - не продажные чувства и ласки берёт, а настоящие.

Калфу тяжело вздохнул. Наверное всё-таки всё дело в копье. У самого-то подменыша небольшие такие кинжал и ножик. Быть может бабы на это смотрят? Как-то раз в одном хуторке девицы попросили у плута ладони свои пальцами растопырить и прямо взять им на осмотр отдать. Калфу и не думал, что никто по руке читать не будет, а там какие-то сложные измерения в уме проводились.

Неторопливо подпоясался верёвкой, поглядывая по сторонам. Сделал петельку для топорика, чтобы в руках инструмент не носить. Пару мешков в рюкзак запихнул, а сверху ещё верёвки. А ну как нападёт на кучу лапника сухого, а собрать не во что будет? По одной веточке чай не натаскаешься!

Как не был убедителен Аргасто, от денег Мор Рин всё-таки отказалась. Она пошла за Келером по своей воле и убивала по своей, и, возможно, Прийос наградил её тем, что позволил поспособствовать спасению пленников. Получать за это деньги по мнению храмовницы было бы слишком. Немалую роль в этом сыграли наставления Лестры, которая за то недолгое время, пока отряд добирался до вершины Титанов, успела заделаться практически духовником Мор.

Перевал принёс им новые испытания. Сначала ослепительно-белый снег явил свою холодную и безжалостную натуру, похоронив под собой часть отряда Аргасто. Иногда, закрывая глаза, Мор снова и снова видела перед собой эту картину – как кто-то большой и могучий вдруг смахивает большой белой лапой хрупкие людские фигурки, кажущиеся ничтожно малыми в сравнении с монументальностью горной гряды, и уносит куда-то вдаль. Вот она ещё видит лица перед собой – и вот они уже где-то далеко, затерялись в бескрайней пустыне холода. Было ли им больно перед смертью? Успели ли они понять, что произошло? На эти вопросы у храмовницы не было ответов, и поэтому воспоминания об этом приходили вновь и вновь. Отвлечься она пыталась, беседуя с новой подругой – Нуалой. Сложно было не догадаться, кто в ту ночь, когда они вернулись из вылазки к разбойникам, укрыл её одеялом.

Второй удар последовал почти сразу за первым: у них начали кончаться запасы дров и хвороста, чтобы топить снег и греть еду. Еда, к счастью, ещё была – но опаснее всего было остаться без спасительного огня. Без еды можно протянуть дня три. В горах, при таком холоде, можно замерзнуть за считанные часы. Важность похода, о котором говорил Аргасто, трудно было переоценить – стоял вопрос жизни и смерти. Мор и сама была уже готова вызваться, но опытный вояка и предводитель каравана успел выдвинуть предложение раньше.
— Хорошо, я постараюсь найти хворост, сир Аргасто, — кивнула девушка, выходя вперёд, — думаю, Законодатель не оставит нас в беде. Что-то должно быть – не мы первые переходим этот перевал. Думаю, мы отправимся на западную сторону и попытаем счастья там. Надеюсь на тебя, Викто, — она повернулась к лекарю.
— В таком случае ваша помощь будет очень кстати, сестра — обратилась она к выступившей вперёд Лестре, — буду рада видеть вас в отряде.
— Нуала, ты с нами? — поинтересовалась храмовница у своей новой знакомой, бросив на ту вопросительный взгляд. Она не знала, стоит ли брать эту хрупкую девушку с собой, но раз она сумела выжить до этого момента, значит, определённый стержень у неё был. Кроме того, Мор не хотелось оставлять её без присмотра. Нет, она доверяла и Аргасто, и Руфио, но что-то внутри говорило ей, что леди Даннан стоит взять с собой.

Не имея глаз, слепой чародей ориентировался на другие органы чувств. Звуки, запахи, малейшие колебания воздуха на поверхности кожи, всё это формировало единую картину происходящего перед мысленным взором Эгиля. Обычно он видел так мир, объятый огнём, уже смирился с этим зрелищем. Сейчас он видел ледяную пустошь, усеянную трупами, и новые мертвецы всё сыпались с небес вместе со снегом. Отвлечённый этим пугающим зрелищем чародей несколько потерялся в кровавом водовороте жаркой битвы.

Эгиль понял, что некоторых из тех, кто пришёл одновременно с ним искать возможности доказать свою доблесть, уже нет на этом свете. Думал он, что очерствел за месяцы скитаний и поисков отмщения, но только теперь осознал, что подобные трагедии болью отдаются в его сердце. А из боли рождался гнев. Этот гнев Эгиль уже обрушил на воительницу, что столь грубо оскверняла законы людей и богов. Увы, его сила не смогла её остановить, и в следующий момент мерзавка отняла жизнь ещё одного смельчака.

– Безнаказанности не существует, – промолвил слепой. – За отнятое сегодня вы заплатите сполна.

Боль, страх, гнев. Всё смешалось и наполнило чародея силой, а сила вылилась в магический поток, устремившийся в сторону Брэди.

Двери лифта раскрылись, выпуская Наладчиков на платформу "J/I". Вначале было темно, а потом стало грустно. Вместо места, где должен был пройти брифинг, они попали в натурально заброшенный уголок Альфа-Комплекса. Да тут и грязно, наверняка радиоактивных тараканов развелось. Торта бы сюда, он тут такую уборку бы закатил. И речь про примерную частоту толкнул. Солдаты бы оценили.

Кстати, о них. Отто-R-OTO-1 не имел ни малейшего желания знакомиться с одним из них поближе. Во-первых, у них высокий уровень доступа. Во-вторых, должны быть вооружены. В-третьих, это могут быть предатели! В-четвертых, один YEL мог просто потерять свою-клон копию и теперь педантично занимался утилизацией: ну там, прибирал всю экипировку. И в-пятых, Отто-R-OTO-1 трусил, что тут скрывать.

Пихнув локтем Дейва-R-DDR-1, он многозначительно посмотрел на своего коллегу и кивнул на лифт. Надо отсюда валить, пока брифинг не начался. А сам включил камеру на ПЦК и сделал памятную фотку. На всякий случай. И чтобы запечатление этого странного эпизода не выглядело подозрительным, Отто-R-OTO-1 быстро переслал фото остальным коллегам.

Похоже, Асмунд переоценил охрану конунга - он думал, что с большей частью нежити будет покончено в первые же секунды боя. Или же просто он недооценил врага. Пока что сражение шло на равных.

- Взгляд асов на нас, воины и воительницы, истребите эту нечисть, и смотреть они будут с улыбкой! Bevittna oss, Asatru!

Воскликнул он, поднимая вверх руки, вокруг которых заклубились огненные искры. Ещё один вздох незримых кузнечных мехов пронесся по залу, раздувая угли и разжигая пламя факелов, ухватил искры с рук Балдрсонна и понёс вперёд, к сражающимся, окутывая некоторых тонкой вращающейся пеленой маленьких огоньков.

Сам же Асмунд сделал несколько шагов к Линде, закидывая руку за спину, чтобы достать щит. Ведьма и так слишком много потеряла, чтобы ещё и лишиться жизни. Топор в руках Брэди был воистину смертоносным.

До лагеря

После вопроса Нуалы, Мор почувствовала себя неловко – словно ребёнок на прогулке, когда одному родители купили леденец, а второй по какой-то причине остался без угощения. Опустив взгляд, сердясь почему-то на саму себя, девушка ответила тихо:
— Ну... да. Он остался в Индариене, ведёт хозяйство. Последнее время ему что-то нездоровилось... но в целом, он здоров и бодр.
Немного помолчав, она прибавила:
— Уверена, он будет рад тебя повидать. Амбер Даннан был его лучшим другом, как он сам говорил...
И умолкла, не зная, что сказать дальше. К счастью, вскоре стало не до слов – обследование пещеры Викто и Йорофом принесло много вопросов, дел и разумеется, добычи. Помимо артефактов, в которых храмовница разбиралась мало, были зелья и множество оружия и доспехов, и целых три сотни талеров – настоящее сокровище даже для небольшого отряда. Всё это надо было как-то разобрать, уложить, и донести в лагерь. От простого скарба было решено отказаться, но оставалось всё ещё достаточно вещей, с которыми надо было бы помочь, и храмовница предложила свою помощь. Ещё ей хотелось побеседовать в Лестрой, но на ум что-то ничего не шло, и Мор решила отложить этот разговор на попозже – успеется.

Возвращение в лагерь

По дороге обратно Мор вновь предалась размышлениям, повод для которых копился в течении дня в ужасающих масштабах. Мертвые разбойники и её роль в этом не давали девушке покоя – нет, она не сомневалась, что всё делала правильно. Но почему тогда Прийос не отвечал на её молитвы? Почему каждый раз, когда ей требовалась его помощь, он медлил? А требовалась ли эта помощь по-настоящему? Что всё это значит? Отца Беремо рядом не было, и храмовница решилась наконец обратиться к Лестре – теурга, представившегося Андрогаем, она тревожить не решилась.
— Сестра, могу я спросить вашего совета? — негромко поинтересовалась Мор, поравнявшись с монахиней. И тут же, не дожидаясь ответа, продолжила, — меня в ходе этого события мучают некоторые сомнения... вы знаете, я готовлюсь к посвящению в храмовницы. Мой меч освящен и я обучена "ведьмовскому молоту". Но за этот день уже дважды мои воззвания к Прийосу... не сразу долетали до слуха Единого. Как думаете, что это? Он испытывает мою волю? Что-то хочет сказать мне? Или, возможно, я должна была проявить больше милосердия в битве? От моей руки сегодня пали четверо... хотя один из них уже и не был человеком.

К тому времени, когда отряд вышел к лагерю, храмовница успела уже составить своё мнение и сделать какие-то выводы. Она кивнула дозорным, даже нашла в себе силы приветливо подмигнуть Фенье – воспоминание о похлёбке, которую организовала им гоблинша, ещё было довольно ярким, но когда на поляне появился Аргасто, девушка поняла, что чертовски устала и ей надо выспаться. Однако кто-то должен был отчитаться о походе, и, видимо, это надо было сделать ей.
— Всё хорошо, мейстер Аргасто, это я предложила Дэмиану вернуться в лагерь вместе с Келером, — Мор подумалось, что надо бы узнать, что там с мальчишкой, но решила, что это подождёт до утра, — как магистр Рохо уже наверное рассказал, на нас напал разбойничий отряд. От выжившего разбойника, мы узнали, что неподалёку находится их логово, в котором есть заложники. Так что мы решили их освободить... большое спасибо, что прислали к нам Мортанмера – он был хорошим помощником и оказал неоценимую помощь в поиске пути. Ну и вот... Лестра ни'Квестра, из Монастыря Сумерек, теург Андрогай Шалеска и... Нуала Даннан, моя... м-м-м... подруга. Да, вы не ослышались. Наши отцы были друзьями. Мир полон удивительных совпадений. Разбойники убиты, логово их разрушено, ну а сфера вернулась ещё с Дэмианом... так что если позволите, я бы хотела отдохнуть – но прежде попросить вас предоставить этим людям убежище. Уверена, они не будут обузой нашему каравану.
Закончив говорить, Мор Рин постояла некоторое время в нерешительности, и, наконец выпалила:
— А ещё, мейстер Аргасто, я бы хотела отказаться от своей части награды. Прийос уже наградил меня, позволив поучаствовать в спасении невинных душ. Я сделала то, что должно.

Выговорившись, Мор отправилась спать. Место в палатке она предложила Нуале, уступив той спальный мешок и одеяло, а сама, едва скинула с себя броню, отрубилась, растянувшись на траве прямо в одежде, забыв даже помолиться перед сном и пожелать дворянке спокойной ночи.

Перед тем, как отправляться от лагеря разбойников Викто внимательно осмотрел находки при свете факелов, карту изучал особенно внимательно, пытаясь "привязать" к ней виденные им днем ориентиры, положение мельницы и пещеры - и выискивая какие-то другие пометки.

- Здесь есть несколько волшебных вещей - произнес медик, завершив изучение трофеев - Эта маска - он с опаской дотронулся до серебряной маски в виде женского лица - помогает тем, кто повелевает чарами, пересекать своим чародейством грань между жизнью и смертью.
Эта - лекарь взял в руки маску совы, подержал секунду, положил обратно - обостряет разум носящего ее.
Алебарда... на алебарде Руна Смерти. Она без жалости разит всех живых. Но если обратить ее против нежити или тех, кто полностью отдался скверне - их ее удары будут лишь исцелять.
Теперь зелья. Золотые исцеляют пьющего, бурое, будучи нанесено на клинок, заставляет его пылать огнем. Черное же позволяет на время скрыть скверну, что лежит на душе пьющего.
Все остальное - просто оружие и доспехи.

Дорогу обратно Викто просто шагал. Болели ноги, болела спина, болела рана, сил разговаривать и даже думать не было, и он просто вспоминал тот момент, когда вчера отдыхал после ужина, сытый, с чистыми, сухими ногами и думал, что впереди целая ночь, которую можно просто проспать, завернувшись в плащ. Было хорошо. А ведь впереди еще день пути - вряд ли караванщик будет их ждать. И это правильно, обвинять его не в чем - они и так спешат.

В лагере серый от усталости врач предоставил честь доклада Аргасто более родовитым и представительным товарищам, а сам принялся вновь осматривать и перевязывать своих многочисленных пациентов и надоедать им бурчанием о необходимости поберечь раненые конечности и не тревожить повязки. Всем известно, без этого бурчания никакое лечение работать не будет!

Скейва. Когда ледяные утесы побережья показались на горизонте, радость охватила сердце Асмунда, ибо, хотя Искльйов и не был его домом, эти земли пропитывал дух Севера, по которому душа нордлинга изголодалась за долгие годы странствий. И, наконец-то, судьба вела его домой. Или, по меньшей мере, в направлении дома. И, чем ближе лежал Фьордхейм, чем ближе становилась Силарна, тем сильнее ныла тоска, тем крепче становилась хватка воспоминаний, которые в далеких южных землях Асмунд научился отставлять в сторону, сосредотачиваясь на настоящем. Но сейчас прошлое и будущее терзали его. Что случилось с теми местами, откуда он ушел, не получив впоследствии весточки, не услышав сплетни? Что с его братьями и сестрами? Жив ли еще отец? Жива ли мать? Ждет ли его Йрса, как обещала ждать, или его давно считают павшим в походе, или, хуже того, отступившимся от порученной богами миссии и не решившимся вернуться домой, покрытым позором?

Сложно было гнать от себя эти мысли, пытаясь угадать, в чем должно быть его служение здесь, в Ти́нгвеллире. Несколько дней Асмунд провел, присматриваясь к месту, пытаясь ощутить ту "правильность", которая иногда возникала, побуждая его принять решение. Однако в больших городах всегда было сложнее. Радуга вела Асмунда, но не объясняла ничего. Где нужно оказаться, что надо сделать, с кем надо познакомиться и кого надо привести куда… случай играл роль, но там, где живет много людей, тысячи случайностей сталкиваются и переплетаются, и, с течением времени, Асмунд начал подозревать, что даже боги не властны над ними, во всяком случае не в том понимании власти, которое доступно смертным.

Легенды, песни, учения… в Старой Вере они представляли богов думающими и действующими на удивление сходно с людьми, но чем дальше уходил Асмунд в своих странствиях, тем сильнее он начинал подозревать, что это лишь часть доступного людям. Та часть, которую боги решили открыть.

Наиболее ярким событием, которое происходило в городе, был Турнир Достойных, но проблема заключалась в том, что Асмунд понятия не имел, обладает ли правом считать себя таковым. Он старался им быть, но неудачи, и не просто неудачи, а неспособность выполнить пусть нечеткие, но поручения высшей силы, заставляли его сомневаться. Протекающая сквозь его руки божественная сила, казалось, должна была служить доказательством обратного, но за время своих странствий Асмунд слышал немало историй, которые говорили иначе.

Поколебавшись некоторое время, он все же решил предстать перед конунгом.

И вот, стоя под крышей Высокого Дома, он смотрел и слушал, как другие соискатели представляются. Сказитель историй и королевич, искатель славы, связанные гранью смерти воитель и ведьма, идущий дорогой мести слепец и… убийца? Все присутствующие были убийцами, все забирали чужие жизни, но история, которую поведал Тофбьорн, раскрывала о нем нечто более интересное, чем повести других. Кроме, разве что, слепца – если слова того были правдой, а сомневаться в этом особых причин не было, то упорство и мужество, которое требовалось, чтобы дойти до этого места, чтобы стоять перед конунгом на Турнире Достойных и рассчитывать на победу, Асмунд мог представить себе с трудом. Кроме того, тот факт, что отцом Эгиля также был кузнец, сразу расположило Асмунда к слепому.

Первоначальные впечатления могут быть ложны. Первоначальные впечатления могут спасти жизнь.

И, наконец, пришла пора представляться и самому Асмунду.

- Приветствую тебя, о конунг Торстейнн. Мое имя Асмунд, сын Балдра Свенсона, кузнеца из И́стада…

Он вздохнул. Замешкался на секунду. Проще было бы скрыть часть правды. Но это был турнир Достойных, и так или иначе, но на него взирали с небес сами Боги. По меньшей мере, Тор, которому соревнование было посвящен.

- Также, как я узнал на обратном пути из южных земель, меня называют Буревестником. Воля богов привела меня к воротам Ти́нгвеллира. Я верю, что участие или победа в турнире являются тем, что хотят от меня Асатру. Если я прав, то это отвратит пока неведомую мне беду. Если же я ошибаюсь, то пусть Один смилостивится над нами…

…

Когда к нему подошел жрец с мешком, Асмунд невесело улыбнулся и достал из мешка руну. Руны определяли судьбу, и руны не были милосердны к Асмунду.

Оказавшись на корабле, плывущем в Искльйов, Тофбьорн позволил себе немного отвлечься от привычных уже забот. Первый день он просто спал, словно пытался наверстать упущенное, ведь немалая часть его занятий, так уж сложилось, проходила под покровом ночи, тогда, когда линги спали либо же ублажали своих жен или использовали для своих утех амбатт, рабынь. В такие часы они были уязвимее, раслабленнее и беспечнее. Ну кто будет задумываться о своей спине в собственной постели, особенно, когда ты уверен, что никому дорогу не переходил! Только такие как Тофбьорн и те, кого он преследовал, активно пользовались преимуществами, предоставляемыми темнотой и тишиной. Хотя, конечно, тишина была условной, Фьордхейм был не самым тихим и спокойным уголком мира.

На следующий день пути он в своей обычной манере бодро расхаживал по кораблю, суя свой нос повсюду, куда смог. Для наблюдателя со стороны он был этаким карлом, решившем вдруг бросить свою рыбалку, учитывая уверенную поступь и отсутствие морской болезни именно этим он и занимался, и отправиться поглазеть на Турнир, собирающий под свои знамена огромное число достойнейших воителей. Да и внешний вид мужчины никак не указывал на то, что он мог быть хускарлом. Иначе где его доспехи и секира? Только два небольших меча, которыми он наверняка и пользовался лишь для разделки рыбы, да лук, не иначе как для отпугивания чаек. Естественно, что его всячески пытались поддеть или спровоцировать, но он с неизменной улыбкой отшучивался. И это выходило у него настолько естественно, что все желающие быстро отставали от этого простоватого человека. Когда же он соглашался на какое-нибудь пари, то это было чем-нибудь несложным, вроде пробежаться от носа до кормы с завязанными глазами. Где-то он проигрывал, где-то выигрывал, держась примерно в нулевом балансе между одним и другим. Когда же удавалось побыть в стороне от всех, он вспоминал все свои прошлые поединки, анализировал, обдумывал возможные реакции и действия. Турнир действительно собирал бойцов со всего мира, а значит нужно было хорошо подготовиться.

Еще через некоторое время их корабль вошел в Фахсафлой, и Тофбьорн изменился. Если бы не обычные заботы гребцов, рулевого и сборы пассажиров да созданный образ обычного зеваки, прибывшего на Турнир, то все на корабле наверняка заинтересовались бы, почему у него вдруг изменилось выражение лица, походка и даже жесты стали куда скупее, нежели раньше. Тофбьорн рассчитывал прибыть в Искльйов за минимум четыре дня до нужной даты, но неспокойное море задержало его. Теперь времени на осмотр окрестностей почти не оставалось, но это можно будет наверстать по ходу Турнира. Он ведь собирался задержаться в числе его участников как можно дольше!

В зале, где на внушительном троне восседал конунг, он оказался в числе прочих соискателей славы участника Турнира. Бард-милесианец не вызвал у Тофбьорна особого интереса - ему было далеко до скальдов нордлингов, которые были не столь сладкоголосы, но рубили врагов порой не хуже достойнейших хускарлов. А вот земляк, который сам себя назвал Конем, был куда интереснее. Он сразу напомнил лингу своих товарищей, с которыми у них было немало стычек. А вот его дар, виса, поразил Тофбьорна. Этот Конь был непрост. Дальше его внимание привлек другой нордлинг, который шел об руку с девушкой, которой, по всей видимости, не должно быть в числе участников Турнира, но она все же была среди тех, кто пришел заявить о своем участии. За этой парой, пожалуй, стоит приглядеть. Что-то было в этой девушке такого, что невольно заставляло Тофбьорна ощущать себя неловко. И это не те женские чары, о которых так любили трепаться мужчины. Тут что-то другое, какая-то опасность.

Еще две девушки, воительница и одетая в белое, пока оставались непонятными для нордлинга, по крайней мере пока. А вот бродяга-слепец... Тофбьорн слыхал, что не все слепые беспомощны, хотя и отношение к ним было у северян своеобразное, но этот выходил за все разумные грани понимания. Он пришел сюда отомстить? Слепой, в лохмотьях, с одним копьем? Он либо безумен, либо скрывает что-то. Пожалуй, стоит держаться от него подальше! Безумие не лучший спутник, когда на кону стоит честь и слава!

Тофбьорн слушал приветственные речи остальных, не спеша быть в числе первых. Его удивило, что каждый стремился преподнести дар конунгу, он к этому был совершенно не готов. Ярлы, с которым ему доводилось общаться, не требовали даров. Да и то не были официальные приемы, а обсуждения с глазу на глаз. Незаметно пошарив у себя в карманах, Тофбьорн нашел одну вещь, принадлежавшую когда-то одной из его целей. Он ее тогда взял как напоминание, как напоминание он и собирался ее использовать в качестве дара.

- Я - Тофбьорн Гладстойн, конунг Торстейнн, - выступив вперед, как только пришел его черед говорить, произнес он, - из Фьордхейма. Не буду произносить красивых слов, вспоминать былые битвы и подвиги, ведь это лишь слова. А сила настоящего нордлинга в его деяниях. Для того я и прибыл на Турнир, об участии в котором я и заявляю сейчас и здесь, в присутствии всех. И каждый увидит, что не всегда следует судить по человеку лишь по его внешности или словам. А в качестве дара, конунг, я хочу преподнести тебе этот амулет, - Тофбьорн достал небольшой камень в оправе на цепочке, просто сработанный, без изысков. - Когда-то он принадлежал одному воину, который считал, что благодаря ему он всегда наперед будет знать каждый ход своего врага, что позволит ему всегда одерживать победу. Как видишь, теперь этот амулет у меня, как напоминание, что беспечность и слепота - худшие враги воина. Он недооценил своего противника, понадеялся на что-то, кроме своих сил, а теперь лишился и своего оберега, и жизни. Прими мой дар, конунг, чтобы помнить, что не все, что видят твои глаза, оказывается тем, что есть на самом деле.

Закончив речь, Тофбьорн вернулся на прежнее место. Когда к нему подошел жрец с мешком, он смело сунул в него руку и почти мгновенно вытащил ее, схватив первую попавшуюся руну. Если боги на его стороне, то они сами дадут ему нужную. А нет, так он всегда рассчитывает только на свои силы.

Долгое морское путешествие обернулось для Эгиля тяжким испытанием. Однажды он едва не нашёл свой конец в тёмных глубинах океана, и страх утопления отравил его душу. В детстве он грезил походами на борту славного корабля с верными товарищами, с радостью вдыхал морской воздух и чувствовал солёные капли на своём лице, ему нравилось слышать крики чаек и шум океана. Избрав жизнь моряка, юноша был счастлив, пока в один миг не лишился всего: и славного корабля, и верных товарищей, предавших его и обрёкших на верную смерть. Теперь каждый удар волны о борт лодки отзывался в Эгиле воспоминанием о том страшном дне. Таким вот он стал моряком, у которого от моря поджилки трясутся.

Но путь избран, и с него не свернуть. Дорогая цена заплачена за право по нему идти. Страх перед стихией – это испытание, без которого нельзя двигаться дальше. И свои страхи Эгиль обуздал. До Тингвеллира добрался. В отличие от остальных путешественников красотами здешних мест и чудесами зодческого мастерства слепой юноша не мог насладиться. Слушая восторги своих попутчиков, он лишь испытал облегчение от мысли, что наконец добрался. Взвалив на плечо свою дорожную сумку и взяв в руку копьё, он сошёл на берег, как только лодка его коснулась. Разузнав у местных дорогу, отправился Эгиль в тронный зал конунга, даже не потрудившись привести себя в порядок. Вид он имел небрежный, совсем неподобающий просителю в доме высокого господина, и больше походил на нищего бродягу. Но это юношу нисколько не заботило.

Оказавшись перед Торстейнном, Эгиль испытал неловкость. Ему куда привычнее было какое-нибудь тёмное местечко с краю, подальше от всеобщего внимания. Выходило, что ещё и речь красивую надо сказать, а этого юноша вообще не умел. Уж в его-то крошечной деревушке на краю мира среди неотёсанных рыбаков навыки красноречия не отточишь. Мать его была умницей и красавицей, много сказок и песен знала, да толку от них сейчас. Как до него очередь дошла, Эгиль тяжело вздохнул, и вышел вперёд, постукивая о пол своим посохом-копьём.

– Приветствую тебя, о конунг Торстейнн, о силе и храбрости которого ходят легенды, – начал слепой юноша, доверившись внутреннему чутью. – Не жди от меня сладких речей, ибо я всего лишь сын кузнеца. Моё имя Эгиль, сын Торвальда Каменного Лба. Моим домом был крошечный островок у берега Фйордхейма, где нет ничего, кроме голых скал и крикливых чаек. Теперь у меня ничего нет: ни семьи, ни дома, не глаз. И я явился сюда, чтобы поквитаться с человеком, из-за которого всего лишился. Его имя Гранкель Хорёк, он прибыл или вот-вот прибудет в твои земли и хочет участвовать в турнире. Я прошу права свершить над ним возмездие, если одержу победу и покажу себя достойным.

  За свою недолгую жизнь девушка никогда не путешествовала дальше соседних Свободных Марок. И даже путь до них тогда казался безмерно длинным и утомительным. Сейчас же, находясь на другом краю света, она в полной мере ощутила, что такое быть странником.

  Сколько дней, недель прошло с тех пор, как они покинули Ярвиемаа? Ответ на этот вопрос Линда затруднялась дать. Оказавшись посреди бескрайних Больших Вод, один день трудно было отличить от другого: все сводилось к созерцанию тонкой полоски горизонта, разделяющей небо да море. К сожалению, этими наблюдениями не могли похвастаться ее братья, сраженные морской болезнью. Ведьма находила иронию в том, сколь шумной и активной была подготовка к отплытию в Искльйов, и как в считанные часы настроение резко изменилось, когда оказавшись на палубе, было сложно удержаться на ногах людям, не привыкшим к беспокойному характеру волн. Одно дело, доверившись знакомому течению, плыть по руслу реки или рассекать тихую гладь озера, где единственными волнами будут те, что создает твоя же лодка, и совсем другое - тяжелые черные волны, врезающиеся в борта судна и рассыпающиеся в пену, заставляя корабль предательски скрипеть. Послушали братья ее предостережение? Кончено же нет. Теперь лежали на койках в обнимку с ведрами и выворачивали наизнанку свои внутренности, вместо того чтобы заниматься делом. Никакие они не воины. Со вздохом Линда осознала, что, кажется, не ее храбрым и сильным братьям доведется рассказывать о пейзажах, увиденных на земле чужой.

  Слегка сдвинув брови к переносице, девушка прищурилась и, прислонив руку ко лбу, разглядывала контрастирующие с небом темные очертания Высокого Дома, который гордо возвышался над городом, словно Змей, восседающий на своем золоте. Здесь, в Искльйове все было иначе: другое небо, другие запахи, другой ветер, другие люди, другой город. Зрелище одновременно пугало и завораживало Линду. Что будет ждать ее там, впереди, когда они с Ульфгером поднимутся к Хаттусу. Какой человек этот Торстейнн?

  — Готова? — Услышав знакомый низкий бас, девушка отвлеклась от своих мыслей. Обернувшись, она встретилась взлядом с нордлингом, по вине которого здесь оказалась.

  — А ты? — Сдержанный кивок и едва уловимая улыбка.

  — Тогда пойдем. — Ульфгер Везучий испытующе глянул на нее, подставив согнутую в локте руку и ожидая, когда же озерная женщина перестанет колебаться и возьмется за него. Сжав губы, Линда все же соглашается пойти с ним плечом к плечу. Ей казалось совершенно не к месту выставлять на всеобщее обозрение их отношения, но сейчас она была на чуждой ей земле с чуждыми ей обычаями. Быть может, стоит довериться северянину в этот раз, это может быть важно для него.

  ***
  Оказавшись перед конунгом, раскрасневшаяся после длительного поднятия в гору, с несколько хмурым выражением лица Линда слушала, как представляются перед ним люди. К манере речи жениха она уже привыкла, но когда другие начинали говорить на норрёне, ей приходилось внимательно вслушиваться, дабы точный смысл сказанного от нее не ускользнул. В их словах было много лести, а когда ее много, есть ли им цена? Тем не менее, конунг был настроен иначе и охотно слушал то, что ему говорили.

  — Kivi kotti. — Склонив голову к уху Ульфгера, девушка шепотом пожелала ему удачи, когда ощутила, как от волнения напрягаются мускулы, под рукавом его куртки. Каждый день, на протяжении всего пути к столь заветному для жениха Искльйову, Линда замечала, как воодушевление и уверенность нордлинга раз за разом меркли, уступая место тревоге, часто скрываемой под маской агрессии. Прикрыв на мгновение глаза, озерная ведьма тихо вздохнула. “Как юнец, волнующийся перед первым боем.”

  Спрашивать, что именно его так тревожит не было смысла. Этот северянин упрям как осел, а привычки вытягивать правду из людей девушка не имела. Да и если быть совсем честной, то уж лучше так, нежели разбираться с тряпкой плаксивой.

  “Держись, будь сильным!”, — твердил себе северянин и тонкая капля пота скатилась по виску. — “ Ты силен и смел. Не будь размазней как эти хлипкие южане!”

  — Я Ульфгер Везучий, сын Дьярви Непреклонного. — Низкий бас разносится по просторному холлу Высокого Дома и нордлинд выходит вперед к конунгу, чтобы отдать приветствие.

  Ульфгер был человеком с острой бородкой, завязанной узлом, и густыми темными бровями. На нем был сыромятный доспех, украшенный вышитой на груди черной лосиной головой, черные кожаные штаны и сапоги до колен. На поясе висел здоровенный топор. Длинные волосы были расчесаны на прямой пробор и ниспадали на плечи, закрывая уши.

  — Во многих битвах я бывал, многим врагам кровь проливал во славу Одина. — На короткий миг он умолкает и оборачивается на жительницу Озерного Края. — Должен был пасть вместе с собратьями от стрел трусливых, но я жив. Стою здесь перед тобой, достойнейший, и перед богами, готовый расплатиться за шанс, данный мне снова показать себя и доказать, что не зря я проделал путь через пол света, дабы принять участие в Турнире и подарить победу той, что не дала мне пропасть,— Умолкнув, он отходит обратно, сжимая кулаки. Кажется, ему было непросто.

  — Приветствую вас, Торстейнн! Зовут меня Линда Леэвике, что значит “Снегирь”. Я Дочь Тыниса из Придела Кáлева. Ведьма Круга Голосов. Для меня честь побывать на земле Льда и Пламени и узреть турнир, о котором будут слагать легенды и песни даже в самых отдаленных уголках земли. — Озерная дева вышла вперед, и молвила она медленно, словно взвешивала каждое сказанное слово. Акцент ее был странный и смягчал каждый согласный звук на конце слов. Это могло вызвать улыбку, но то, с каким жестким лицом она она смотрела на конунга, отбрасывало всякое желание улыбаться.

  — Приношу скромный дар от моих братьев. — Не сводя взгляда с конунга, Линда вручила ему сверток, в котором были нож с навершием из резного оленьего рога и плетеный ремень из тонких полосок искусно выделанной кожи.

Сигбьёрн шел в Тингвеллир долго, больше недели, останавливаясь только переночевать - приходилось остерегаться того, что родичи Вестейна попытаются его догнать, но то ли языки у них были острее мечей, то ли те оказались дурнее куропаток и не смогли понять, каким путем он шел, но дорога прошла спокойно. В городе же вряд ли кто-то осмелился бы нарушить мир конунга Торстейна - а поединка Сигбьёрн не опасался.

В Тингвеллир Сигбьёрн пришел, как и подобает предусмотрительному человеку, заранее и остановился в доме друга Сигурда, торговца шкурами - так что смог предстать перед конунгом отдохнувшим, в чистой одежде, с вымытыми и расчесанными волосами и бородой, а не уставшим и грязным после долгой дороги.

- Привет тебе, конунг Торстейн - громко сказал он после вежливого поклона. - Я Сигбьёрн, прозванный также Конём, сын Сигурда Женокрада, что живёт в заливе Сигурда. Сигурд шлёт тебе привет и говорит, что хотел бы сам приехать, чтобы пожелать тебе здоровья и удачи, как когда-то конунгу Ингольфу, вместе с которым он сражался с утлагами, да к старости стал толст и тяжел на подъём. Я же, вместе с добрыми пожеланиями, принес к твоему двору вису.

И Сигбьёрн сказал вису, которую, бормоча себе под нос, складывал всю долгую дорогу от залива Сигурда до Тингвеллира:

Погаснет пожар приливов*,
Сломается ложе змея** -
Вечна в веках слава воина,
Богатство конунга - слава!

Волку нужна добыча,
Волк дерев*** дрова пожирает -
Славы огонь конунга
Пламенем волн**** прибывает!

Гривна - дробителю гривен*****,
Злато - дарителю злата****** -
Пусть Торстейна славы пламя
Выше горит пожаром!

С этими словами Сигбьёрн вытащил из-за пазухи сверток чистого холста, развернул и протянул конунгу - и все увидели, что в свертке лежит золотое ожерелье, сработанное мастерами Эйре, не тяжелое, но тонкой работы.

- Я хочу сражаться на турнире потому, что победителей многие хёвдинги - и даже, думаю, ты конунг! - не откажутся видеть на скамьях своих кораблей, а значит я смогу отправиться в самый трудный поход с самыми прославленными вождями.

Когда пришла пора тянуть руну, Сигбьёрн выпрямился и стал еще более серьезным. Дело касалось судьбы, а любой линг с раннего детства знал, что нет ничего более серьезного. Как бы ни был ты смел, силен, ловок - если нет удачи, то ее нет. Но и колебаться в таких делах нельзя и молодой воин решительно сунул руку в мешок...
--------------------------------
* - Пожар приливов - золото
** - Ложе змея - золото
*** - Волк дерев - огонь
**** - Пламя волн - золото
***** - Дробитель гривен - воин (здесь - Торстейн)
****** - Даритель злата - воин (здесь - Торстейн)

"Несчастная душа" в лице бледной от всего пережитого девицы Даннан тревожно покосилась в сторону Лестры. К счастью, недавнее происшествие было вполне убедительным прикрытием для подобных взглядов и общей нервозности Нуалы. В самом деле - кто бы на ее месте не испытывал как минимум волнения, даже будучи окружен самыми что ни на есть достойными и верными Прийосу и Королеве людьми?

Но первоначальное желание отмолчаться, чтобы не привлекать к себе внимания, схлынуло, когда Нуала услышала имя воительницы, едва не погибшей от лап тролля.

– Мор... Рин? - хрипловатым от волнения голосом переспросила она. В её памяти всплыла яркая картина из детства...

Амбер Даннан, ее отец, в очередной стотысячный раз рассказывает свой любимый эпизод из славной войны с Темными Повелителями, с которой он вернулся, покрытый славой и окрыленный любовью спасенной им леди Селены, матери маленькой Нуа. Погружаясь в свои воспоминания, сир Амбер будто бы на время забывает о горестях, которые ему пришлось пережить после, и вновь становится молодым и отчаянно верящим в свою счастливую звезду рыцарем, которого ждет блестящее будущее или геройская смерть, а не потеря горячо любимой женщины и полное скорби вдовство с нелюдимой дочкой в глуши на окраине Касандриена...

– ...Ужасные умертвия снова и снова устремлялись в атаку, а наши ребята с трудом держали строй! - привычно нагнетал страсти сир Амбер. Нуала, конечно, уже знала, что всё кончится хорошо, но всё равно по привычке немного переживала за героев этой истории.

– И когда они уже почти добрались до меня, я услышал звук рога, доносящийся с холмов! Ту-ру-ру! - рыцарь весьма убедительно изобразил трубные звуки, - Это был сир Оле Рин, отважный парень и мой лучший друг, прибывший с подмогой! Наша славная конница вломилась в ряды мертвецов и как принялась косить их! Ррраз! И два!

Сир Амбер лихо размахивал ладонью, будто бы в его руке сейчас был тяжелый меч, а сам он сидел не на стуле за обеденным столом, а в седле боевого коня.

– Да! - откинулся рыцарь на спинку резного деревянного стула. - В тот раз сир Оле спас меня. Всех нас, кто держал ту позицию... Да, много было славных подвигов на той войне, Нуа, если бы ты знала...

..."Сир Оле Рин" - эхом прозвучало в голове Нуалы это имя.

– Простите, леди. - решилась Нуала. – Сир Оле Рин... не ваш родственник ли? Меня зовут Нуала, Нуала Даннан. Мой отец, сир Амбер Даннан, когда-то сражался на войне бок о бок с рыцарем, которого звали Оле Рин. Может ли быть...

И она умолкла на полуслове, поскольку слабая искра надежды найти в этом темном мире хотя бы искорку света, связывающую ее с отцом - хотя бы с памятью о нем, - почти угасла, когда она взглянула на несколько удивленное лицо воительницы.

- Вряд ли жалкие INR знают расположение секретной станции. Или это какой-то объект секретный, а станция не секретная? Что-то я совсем запутался. Но Отто прав, Компьютер наш друг, и раз он сказал что нужно придти на станцию, значит уверен, что у нас это получится. Поспешим же! За мной!

Гаврила быстрым уверенным шагом двинул из квартиры. Он был почти уверен, что они найдут станцию тем или иным способом. Но сидеть на месте смысла точно нет.
Выйдя на улицу, Гаврила обратился к первому попавшемуся INR:
- Гражданин, вам известно местоположение станции Подземкки SC44?

Ультрафиолетовая форма Отто-R-OTO-1 отсвечивала на фоне яркого монитора, за которым он с важным видом работал. На экране отображались камеры слежения столовой, в которой Отто-R-OTO-1 наблюдал за двумя INR-гражданами, что оживленно переговаривались друг с другом:
— Да ты поторопись, у нас сейчас обед, пищевые брикеты!
— С "Горячей Штучкой"?
— С пентошкой, с пентооошкой!

Сладостный сон был резко прерван мощной вибрацией койкобункера, чей металлический бортик грозил раздробить черепную коробку. Ну не замечательно ли это?

Отто-R-OTO-1, облаченный в нижнее белье ярко-красного цвета, немедля вскочил на ноги. Мало того, что ему выдали красную форму Наладчика, так он заранее выменял исподнее подходящего фасона на скрупулезно накопленный запас гранул пентошки, которые Отто-R-OTO-1 откладывал во время каждого приема пищи, а затем прессовал с помощью подошвы обуви. И все это, чтобы подчеркнуть свою принадлежность к новому уровню доступа. Не то, что эти позорные черныши-INR!

Спешно натянув форму, Наладчик опрометью выбежал из квартиры-общежития, чтобы первым добраться до станции SC44 на брифинг. Отто-R-OTO-1 покажет начальству, какой он пунктуальный работник!

Надо сказать, что то, как работала перуанская полиция, укрепило представление Генри о том, что прогресс, культура и цивилизованность это все-таки три очень разные категории. Хотя на первый взгляд перуанцы и пользовались достижением первого, по остальным показателям они находились далеко позади. Если бы не поощрительно-равнодушное отношение местных к пренебрежению обязанностями, возможно, мисс Рисо была бы сейчас жива. Но нет, спать на посту – это приемлемо для человека, в обязанности которого входит маломальское обеспечение безопасности входа. Так же и тут. Хотя в конечном счете все сложилось к выгоде экспедиции и ее участников, отношение к расследованию убийства заставило сэра Генри задуматься о том, как легко в этих местах преступникам уходить от правосудия. Неудивительно, что Мендоса, на руках которого, наверняка, было еще немало крови, смог пробиться к лучшему обществу и даже поставить одного из его представителей в зависимость от себя.

И оставался вопрос о сообщниках. Хотя эти ненормальные убийства, похоже, действительно были совершены самим Мендосой, интуиция не позволяла англичанину расслабиться. Илаяс говорил о культе, и даже если мутации покойного были чем-то уникальным, или, и вовсе, выводились целенаправленно (под конец, теории мистера Гальтона не слишком далеко уходили от открытий Дарвина), вокруг этих уникальных особей должна была существовать некая структура поддержки. Члены которой, вне всякого сомнения, захотят отомстить.

Но для местной полиции все было уже понятно. Их, похоже, интересовали факты, а не мотивы. На их месте Генри бы задал себе вопрос – зачем помощник состоятельного джентльмена лично крадет вещи и убивает сотрудников музея? Для Генри, если бы он знал о ситуации столько же, сколько и полицейские, частичным оправданием было бы то, что происхождение Мендосы и его воспитание привели к наличию преступных склонностей, но при этом он понимал, что перуанцы убийцу должны были оценивать со своего уровня. Однако эти вопросы заданы, похоже, не были – ни себе, ни окружающим. И попытка вплести в историю Ларкина, предпринятая профессором Деверё, оказалась столь же безрезультатной.

На помощь полиции рассчитывать не приходилось. Но и мешать они, кажется, не собирались. В цивилизованной стране вряд ли их отпустили в пресловутую экспедицию до полноценного закрытия дела, но Перу, как все больше понимал Генри, оной не являлась.

Это оставляло членов экспедиции один на один с неведомой угрозой. К счастью, подобная ситуация не была чем-то непривычным для Генри. Он много раз смотрел смерти в лицо, и оно было пострашнее противоестественной рожи покойного Луиса де Мендосы. Опыт говорил Дэвенпорту, что если тебе что-то угрожает, то встречать это надо, как подобает истинному англичанину, с оружием в руках. Хотя для того, чтобы справиться с Мендосой, пистолетов оказалось достаточно, то, как он пережил пулю в спину, беспокоило Генри. Либо ранение было не настолько тяжелым, как показалось англичанину сначала, либо болевой порог у мутанта был крайне высоким. Поэтому полагаться на мелкий калибр не приходилось.

И хотелось, чтобы остальные это тоже понимали. Поэтому, еще до выхода из музея, он попросил своих спутников не покидать отель без крайней на то нужды.

Вернувшись в гостиницу, он приказал подать обед себе в номер, а сам приступил к приготовлениям. Отправляясь в музей, он решил предпочесть приличия риску, и за это чуть было не поплатился головой Кревски. Поэтому он достал из багажа покрытый коричневой кожей кейс, и, пробежавшись пальцами по бронзовым уголкам, улыбнулся. Достав небольшой ключик, он вставил его в позолоченный замок и повернул, после чего легкий щелчок замка слился с мягким звуком распрямляющейся пружины, и кейс чуть приоткрылся, демонстрируя лакированное дерево, из которого был сделан его корпус. Мягким движением откинув крышку, со все той же улыбкой Генри взглянул на красный барахат, в котором, в специальных, вручную выверенных углублениях лежали детали винтовки. Каждый раз, глядя на нее, англичанин испытывал гордость за то, что это удивительное оружие является творением его соплеменников. Отточенное на протяжении почти века искусство оружейников не раз спасало Дэвенпорту жизнь…

Остаток дня он провел в сборке и чистке оружия. И, когда он, наконец, спустился вниз, его грудь перетягивал оружейный ремень из коричневой кожи, удерживавший за спиной не слишком длинное, но крайне дорого выглядящее ружье. Вежливо поздоровавшись со всеми, он сел так, чтобы оказаться лицом к, или, хотя бы, краем глаза иметь возможность наблюдать вход в бар.

Нейтан чувствовал, что ставка, которую он сделал на шаблонность мышления местной (да и любой) полиции оказалась удачной. Имея труп на руках и множество сходящихся свидетельских показаний, сходящихся в описании того, что произошло, у них не было особого желания тратить время на разбирательства, перебирать все случившееся по крупицам, искать каких-то иных возможных свидетелей и тем более соучастников Мендосы. Хотя соучастники вполне могли быть, полицейские не могли этого не понимать, но брать себе на шею "висяк" с сомнительными перспективами расследования они не хотели. Ну и связываться с кучей иностранцев у них, похоже, не было большого желания - арест или задержание на неопределенный срок могли вызвать дипломатические разбирательства, которые были никому не нужны.

Так что загадочная попытка ограбления музея наверняка станет главной новостью в местных газетах и предметом городских сплетен, но как уголовное дело - быстро войдет в историю, будет все-лишь пыльной папкой где-нибудь в архиве. Учитывая очевидную причину смерти Мендосы, вполне возможно что и обследования тела никакого не состоится, и его загадка растает в какой-нибудь безымянной могиле.

Все было кончено. Была лишь одна небольшая проблема. Нейтан прекрасно отдавал себе отчет в том, что кончено ничего не было.

Если честно, дело бы не в Мендосе. Нейтан был готов принять, что этому феномену было какое-то объяснение: научное, медицинское, оккультное, религиозное - разница между всеми этими разновидностями человеческих убеждений была крайней зыбкой. Ученым Симмерс не было, поэтому его не съедало любопытство, что же с этим типом было не так, или может быть наоборот, так. По-большому счету ему было все равно.

Дело было в другом. У инцидента в музее были определенные последствия.

Если бы он был случайным свидетелем, то он бы мог просто выкинуть это все из головы, или наоборот, вспоминать все время до старости, рассказывать детям и внукам и жить обычной жизнью. Но Нейтан им не был и понимал, что случившееся заставляло взглянуть на ситуацию в полном свете. Что знал Ларкин? Его странная привязанность к "секретарю" и готовность игнорировать его асоциальное поведение теперь вызывали большие подозрения. Как и некоторые детали того вечера, например нежелание Мендосы есть или его особенности его испанского, которые которые отметил Джексон.

Но самое загадочное было даже не в этом, а в том, что Мендоса рискнул всем, чтобы достать этот манускрипт. Нейтан совершил серьезную ошибку, будучи убежден, что речь шла о деньгах. Но теперь его глодало подозрение, что золото интересовало такую тварь, как ту, что Макмаллен прикончил в музейном парке, в последнюю очередь. Нет, здесь речь шла о чем-то другом. И дело вполне могло повернуться так, что все анатомические причуды Мендосы окажутся всего лишь вершиной айсберга, подобного тому, что утопил десятилетие назад один из лучших атлантических лайнеров. Но они все-таки были не "Титаником", а так, кучкой жалких шлюпок.

Самый здравый выход в этой ситуации был один - взять билет и поплыть домой. Забыть про это все.

Но для Нейтана Симмерса это означало бы катастрофу и полный крах его надежд. А вот ставки на участие в игре существенно возрастали: поражение могло привести к чему-то более страшному, чем банкротство, но в то же время трофеи при победе могли быть больше, чем он ожидал. В конце концов, золото никто не отменял, но теперь к нему добавилась информация, а она может быть намного ценнее, чем любой драгоценный металл. Сведения, которые он мог тут раздобыть, как и улики и свидетельства творившейся здесь дьявольщины оккультисты в Штатах и Европе купят за любые деньги.

Поэтому Нейтан вернулся после окончания полицейского разбирательства в номер, вымылся как следует, просидел несколько часов в номере с лежащим рядом револьвером, оценивая все. А потом пришел в себя, еще раз умыл лицо холодной водой, переоделся в свой вечерний костюм и приготовился отправиться на встречу в баре. Револьвер он взял с собой. Теперь он собирался носить его неотлучно, музей послужил хорошим уроком.

Спустившись, он поздоровался со всеми и сел возле Джексона, но речи заводить не стал. Сейчас нужно было слушать, а не говорить, если Илаяс не изменит своим привычкам, он сам поделится с ними всем, что он узнал из найденных записей сеньориты Рисо. Эти сведения были ему гораздо интереснее, чем что-либо остальное, поэтому оставалось лишь ждать, пока культуролог не начнет облегчать бремя своих знаний, опорожняя его на их головы. Ну и заказать бокал вермута, или, если такого не найдется, просто белого вина. Виски бил по голове, а она была сейчас нужна.

И тут такое началось. Стражники, всё ещё исполнявшие приказ своего командира, вынуждены были остановиться у лестницы, когда путь им преградила троица из Брунхильды, Дедана и Дариуса. Тут и одной вооружённой и целеустремленной варварши хватило бы, чтобы сбить уверенность со стражей порядка, но двое её друзей этот эффект приумножили. Кстати или не очень из-под стола возник ещё один Воло, точно такой же как и первый, в очаровательном наряде из несочетающихся цветов, и так же как и первый бросился прочь от пришедших по его душу. Естественно, такая заманчивая приманка при куда менее привлекательной альтернативе немедленно спровоцировала неповоротливых в своей тяжёлой броне и униформе стражников начать преследование. И столь же естественно, прыткая Ривери в своём магическом маскараде была для этих олухов просто-таки неуловимой. Поскользнувшись на пролитом вине, один из стражников грохнулся вперёд, спровоцировав эффект домино и уложив следом на пол ещё двоих своих товарищей.

Джафар же в это время всерьёз занялся армаром, вместе с облачком дыма выдохнув на него некие новые идеи, которые до того командиру в голову не приходили. И ведь действительно, чем гоняться за каким-то бардом и портить уважаемой публике настроение, можно ведь развернуться и пойти в кабачок на соседней улице, где выпить с боевыми товарищами за тяжёлую и неблагодарную службу во славу Глубоководья и его жителей.

– Всё парни, отбой, ошиблись мы, – скомандовал армар своим подчинённым. Вот только услышала его едва ли половина людей, потому что шум к тому времени поднялся невероятный. – Эй, кончай балаган, уходим!

Но первая группа, что оказалась у лестницы, а следом разделилась ради погони за двойником Воло, уже ничего не могла расслышать. Вторая же часть отряда, что осталась у входа, недоумённо переглядываясь из-за внезапной перемены планов своего начальника, особенно после того, как Марко явно себя раскрыл и пустился бежать (а невиновные, как известно любому законнику, никогда не сбегают). Одному особенно смышлёному стражнику пришла в голову закономерная мысль:

– Околдовали! Армара-то околдовали!

– Чего несешь, баран? – удивился командир и тут же получил от своего подчинённого сочную пощёчину, которая по замыслу должна была сбить дурманящие чары с армара.

– КАБАЦКАЯ ДРАКА! – раздался то ли крик, то ли визг какого-то гнома из числа гостей-авантюристов, который до этого вёл себя пристойно.

Гном решил присоединиться к всеобщему веселью и, разбежавшись хорошенько по столу, прыгнул на спину армара, сбив тому на глаза шлем. Командир отчаянно закружился, не видя ничего перед собой, сметая своим плащом и гномом еду и напитки со столов гостей. В это же время Керри резко повысила градус безумия, царившего сейчас в пиршественной зале, избрав объектом своего магического приказа неотёсанного варвара из северных пределов. Тот, повинуясь команде очаровательной воительницы, вскочил со стула и резко треснулся черепом о подпорку второго этажа. Удар был такой силы, что закачались люстры. Но Норг заработал своё прозвище, круша чужие черепа, а вовсе не свой, и потому, будто и не заметив удара, тут же пустился в дикий пляс. В далёких северных землях у Хребта Мира людям известен только один танец, тот что осуществляется на костях убитых врагов во славу великого Темпоса. Впрочем, даже этим танцем Норг не владел в должной мере. Он нелепо подпрыгивал на месте, хаотично выбрасывая в разные стороны свои конечности. Уже после первого такого приёма его стол со всеми угощениями улетел в сторону, а бедные его соседи в панике разбежались. То и дело в воздухе мелькал огромный топор, лишь по странной случайности до сих пор никого не поранивший.

Желающих присоединиться к веселью среди прежде скучавшей публики оказалось предостаточно. Многие аристократы принялись швырять в участников сражения (хотя оно пока походило больше на танцы и клоунаду) едой, частенько попадая в своих товарищей и провоцируя тех на ответный обстрел. Стражники скользили на скользком полу и продолжали нелепо падать. Несколько искателей приключений, включая Селланаю Тимтрейн и Велькора Минаирра, обнажили оружие, но пока не вступали ни за одну из сторон. На фоне всеобщего хаоса Ларс невозмутимо уплетал десерты, пока те не оказались использованы в качестве боеприпасов. А настоящий Марко обнаружился раскачивающимся на люстре с неизвестно где добытым бокалом вина и с ехидной улыбочкой поглядывающим сверху вниз на потасовку, которую сам же спровоцировал. До свободы ему оставался один лишь хороший прыжок к двери.

"- Мы круглые идиоты," - ругался про себя Дедан, когда понял, что они бессмысленно втроем направились к окну, якобы за кем-то наблюдать. Не успели они подойти к нему, как стражники уже зашли в зал. Тут опасения Арлидена по поводу Марко оправдались. Судя по всему он действительно был в чем-то виноват и пришли по его душу. Оставшиеся полночашевцы за столом решили прикрыть его трусливый отход. Больше всех отличилась Ривери, мигом преобразившаяся в Марко Воло, пытаясь запутать стражников и повести их по ложному следу.
Также хладнокровно себя повел Дариус, пытаясь разрядить обстановку и отвлечь стражей порядка.

События развивались стремительно. Дедан решил следовать за следопытом в сторону лестницы, при этом стараясь потянуть за собой Ларса.
- Не привлекай к себе внимания и молчи, - прошипел ему Дан. Сейчас самое главное было всей компании, неведомо каким образом вляпавшейся в эту ситуацию.

- Не сметь! Его я возьму, а не вы! Взять, ишь чего вздумали... Идите друг друга в подворотне берите!
Дамарец поднял глаза к небу. Как же не вовремя Брун решила устроить свою личную жизнь. Надо ей помочь. Он направился к своей боевой подруге с намерением поддержать ее в случае если начнется бой. Судя по всему, Дариус пришел к такому же выводу, постепенно идя в сторону "принцессы", но оружие при этом он не вытаскивал. Арлиден последовал его примеру.

Апотамон обернулся и некоторое время смотрел на обоих северян своим ничего не выражающим взглядом, потом просто сказал:

- Вы правы. Ирем был всеми покинут десятки веков, подождет и еще одну ночь.

Больше в этот вечер Апотамон не сказал ничего.

Обойдя руины по широкой дуге, отряд разбил лагерь в соседней долине. Ветер, обычно усиливающийся здесь после захода солнца настолько, что струи песка, срываемые им с барханов, до боли секли лицо, прекратился совершенно, стихли и звуки, издаваемые мириадами перемещающихся песчинок, и над пустыней повисла тяжелая, плотная, давящая тишина, словно здешнее царство смерти распространилось на все земли и семеро людей, со всего света собранных случаем в эти гиблые места, были последними даже не людьми, а живыми существами в мире...

Впрочем, царство смерти - царство вечного покоя и ночь прошла спокойно. С первыми лучами рассвета заиграл легкий ветерок, над гребнями огромных барханов появилась легкая дымка, а до слуха путешественников донеслись шуршание и шелест - пески вновь начали свою песню.

Дариус примерно такое и предсказывал. Даже планировал с Ларсом и Деданом быстренько перекинуться соображениями на счёт стражника и обсудить какой-нибудь формальный план, в соответствии с которым его нужно будет сопровождать на выход. Но по итогу лишь успел успокаивающе похлопать жреца по спине. Вряд ли он, конечно, затаил бы злобу на Ривери, но... По крайней мере, сейчас есть полноценная возможность перевести его внимание на более насущную проблему.
А проблема, между прочим, была! Что это за самоуправство? Как огров гонять — так поди, да сам разбирайся, а как за пухлым бардом, по безобидности сравнимым разве что с назойливым мотылём, явится — так это они первые! И вбегают, и громят тут всё - паразиты армированные, и притом в разгар-то праздника! В присутствии уважаемых-то гостей! На мероприятии с бесплатной едой и выпивкой, в конце-то концов!
-Так, мужики, чего началось-то!?—Крикнул Дариус. Спокойный даже сейчас, он, тем не менее, был преисполнен праведного негодования из-за выходки служителей правопорядка. -Нормально же сидели!
Со звоном плюхнув полупустую бутылочку горлышком на край одного из столов, Дарий вышел вперёд, к лестнице.
За барда НУЖНО было вступиться.
Да, он, очевидно, был редкостным прохвостом. Но половина "Полной чаши" — редкостные прохвосты, но видят боги, за ту же Ривери Дарий вполне мог бы вытереть практически каждым в этом помещении. Да и Брунхильде он, очевидно, был по нраву, что тоже вполне себе аргумент. Как ни крути, но привязался следопыт к этой мадаме за месяц, и если у него есть хоть малейшая возможность помочь ей, наконец, обрести это эфемерное женское счастье — пристегните ремни да посторонитесь, Миллер идёт напролом!
-Что за балаган, служивые!—Начал вопрошать Миллер, размеренным, но быстрым шагом приближаясь к лестнице.-Что за неуважение к собравшимся!? Может вы тут ещё пройдётесь, да всем в тарелки поплюёте!?

165-1105. Кларк, субсектор Тлиоваха, Троянская сфера

Путешествие в пространстве прыжка длилось чуть менее семи суток. Это время команда «Огненной птицы» потратила на самое пристальное знакомство с кораблём и освоение его уникальных систем, заметно отличавшихся от всего, с чем им доводилось работать раньше. Корабль был создан по технологиям Синдальской империи, репродуцированным в королевстве Дринакс, но с фактической гибелью обоих подобный дизайн считался утраченным, и возможность где-либо с ним познакомиться выпадала немногим. Так что многие, казалось бы, хорошо знакомые вещи приходилось открывать себя заново, например, изучать отличный от стандартного язык команд бортового компьютера.

Притирались члены экипажа не только к своему новому дому, но и друг к другу. Для небольшой группы людей, вынужденных длительное время проводить вместе в замкнутом пространстве, найти общий язык было крайне важно. В противном случае внутренние конфликты могли не только привести к снижению эффективности работы команды, но и обернуться страшной трагедией. Некоторые корпорации, подбирая экипаж для своих судов, даже обращались за помощью к психологам, определявшим совместимость кандидатов. Существовало великое множество тестов для наиболее эффективного подбора экипажа, впрочем, у многих опытных космических путешественников вызывала вопросы эффективность самих тестов.

Другим важным занятием для членов команды в период длительной изоляции от внешнего мира часто служил процесс саморазвития. Штудирование справочников и руководств, тренинг с помощью обучающих программ и регулярные тренировки стали своего рода традицией на космическом флоте. Многие в период простоя стремились улучшить свои навыки, дабы вписать в своё резюме ещё одну строчку и получить возможность претендовать на более высокооплачиваемую должность. Те же, кто тратил всё своё свободное время на отдых и развлечения, на этой высококонкурентной работе надолго не задерживались.

И вот неделя путешествия позади. Непривычная и пугающе сильная вибрация от прыжкового двигателя проходит по всему кораблю за минуту до выхода из гиперпространства. К счастью, всё происходит без эксцессов. Двигатель успокаивается, сделав свою работу, сенсоры приходят в норму, тут же определяя координаты в системе с двумя звёздами. Экипаж после недолгого напряжения облегчённо вздыхает. Попали туда, куда стремились. Это система Кларк. Вскоре в смотровое окно команда мостика имеет возможность наблюдать яркую жёлто-белую звезду и её менее выдающегося красного компаньона. Но звёзды мало интересуют экипаж, их путь лежит к главной планете системы, также носящей фамилию земного фантаста Артура Кларка.

Путешествие до Кларка от точки выхода заняло несколько часов. За это время датчики не зафиксировали ничего подозрительного, кроме исходящего от главной планеты радиосообщения о возможной активности пиратов, которое, очевидно относилось к нападению трёхнедельной давности. Системный трафик совершенно незначительный – пара шахтёрских кораблей, работающих в астероидном поле, небольшое скопление на стоянке орбитального космопорта. Сам орбитальный космопорт – своего рода чудовище Франкенштейна, созданное из разрозненных элементов, нелепым образом сшитых вместе. В основе её заправочная станция времён рассвета Дринакса. Уже тогда Кларк был разрушенным миром без особых перспектив и каких-либо важных для королевства функций. Так что кроме заправки случайных путешественников ничего от системы больше не требовалось. Много лет спустя несколько добывающих компаний взялись за разведку минералов в астероидном поле и на вторичных, едва колонизированных планетах. В какой-то момент ресурсные запасы считались перспективными, так что к станции присоединили новые модули в расчёте на большегрузные корабли. Однако идея прогорела, развития системы не последовало, а космопорт так и остался в недостроенном состоянии.

Команда «Огненной птицы» связалась с планетарными властями по вопросу награды за пиратов, после чего корабль был направлен в наземный порт для личной беседы с представителем психопомпов, правящей жреческой касты. Харриер вошёл в атмосферу, полную зеленоватых облаков, укрывающих от наблюдателей с орбиты тёмно-синие моря и океаны, чёрную землю и множественные кратеры от упавших на неё бомб. Полёт к космопорту проходил над гигантским кладбищем с миллионами чёрных монолитов, нагромождённых среди серого пепла. Ко всему ещё эти болезненно-зелёные облака ещё и проливали на землю сильный дождь. Картина выглядела ещё более угнетающе чем руины Дринакса. Тем не менее, жизни на Кларке сохранилось больше, почти восемьдесят миллионов человек звали его своим домом.

Среди огромного кладбища выделялась одна монструозная фигура пирамидальной формы, имевшая всё тот же унылый чёрный цвет. Возле неё располагались посадочные площадки, заправочные станции и терминал. Несмотря на отвратительный антураж космопорт Кларка выглядел довольно неплохо, по крайней мере, был чистым и ухоженным. Пирамида же не относилась напрямую к порту, а являла собой храм местного диковинного культа смерти. Среди этого кладбище «Огненная птица» и приземлилась. Сотрудники порта направили капитана и его сопровождающих вглубь пирамиды, где их ждал хранитель Малос, тот самый представитель, с которым следовало говорить о пиратах. Строение было сформировано из блоков, очень напоминающих те самые чёрные монолиты, разбросанные в округе. При ближайшем рассмотрении можно было разглядеть в них заключённых в углеродной оболочке мёртвых людей. Каждый монолит служил своего рода гробом для одного мертвеца, отчего вся конструкция нагоняла ещё больше жути.

В небольшом кабинете, больше похожем на монашескую келью, состоялась встреча с Малосом, выполнявшим как функции администратора космопорта, так и местного религиозного лидера. Это был немолодой уже человек, полноватый и низкорослый, с седыми волосами и бородой. Облачение его напоминало монашескую рясу, какие носили на старушке Земле. Правда к рясе прилагался высокотехнологичный контейнер с охлаждающей жидкостью, неизменный атрибут в религии психопомпов. Малос тепло приветствовал делегацию, не стал утомлять её никакими расспросами, но попытался начать знакомство с неловкой и несмешной шутки. У него явно имелись проблемы с общением с кем-то кроме представителей своей религиозной общины. То и дело он забывался и начинал говорить как проповедник, оперируя заученными тезисами, потом всё так же неловко возвращался к теме разговора.

– Итак, пираты, эти подонки, мерзавцы, изверги, убийцы, – довольно эмоционально начал Малос переходить к сути вопроса. – Они убили наших людей. Убили. Их несчастных жертв не успели сохранить должным образом, так что эти бедолаги утрачены навеки и не обретут спасения. Причинение смерти – величайший грех. Мы рассчитываем, что вы заставите мерзких грешников заплатить за всё. Нападение произошло в удалённой местности, – Малос вывел на дисплей терминала в своей келье карту планеты, где была обозначена точка в сотне с лишним километров от порта и любых других обитаемых мест, – на археологических раскопках в Хивард-Сити, где группа старателей работала над извлечением древних артефактов. Пираты перебили всех людей и похитили собранные вещи. Мы сохранили место преступления почти нетронутым, чтобы охотники за головами вроде вас могли восстановить картину произошедшего. Увы, никаких свидетелей. После нападения пираты удрали, орбитальная станция зафиксировала их прыжок в Торпол, где они тоже дел натворили, как я слышал. Наша община готова заплатить полмиллиона имперских кредитов за поимку негодяев, живых или мёртвых.

Мортанмер, доложив как положено начальнику группы новости из каравана, с интересом разглядывал группу. Видел он и их раньше, конечно, но мельком, издалека, среди прочих толп крутившихся в основном лагере. Чужаки были интересные, как он и любил, все, как видно, со своей историей. На это дело - отправиться к ним на в качестве следопыта - его сподвиг Белун, который сильно беспокоился за своего брата Лудо. Оба они тоже были, как говорят южане "варвары", правда из клана Байага, но так далеко от родных лесов это все равно что троюродные братья. Приятельствовал с ними. Белун в последнее время выглядел совсем паршиво, не иначе как подхватил какую-то хворь. Было правильно, что кровный родич будет с ним рядом, позаботиться, и, упаси Предки, выслушать последние слова, если что, проводить в последний путь. Но все-таки Мортанмер надеялся, что до этого не дойдет.

Дождавшись, пока Демиан закончил свою речь, Мортанмер задержал второго из братьев.

- Лудо. Поторопись там, Белун выглядит паршиво. Побледнел весь, мешки под глазами, руки трясутся. Боюсь, заболел. Ты ему нужен.

Хлопнув собрата-следопыта по плечу, он направился к остальной команде.

- Приветствую, странники. Меня зовут Мортанмер из клана Одайова. Если это сильно долго для вас, можете называть меня "Одав", так называют отдельных представителей нашего клана. Мастер Аргасто прислал меня заменить Лудо и послужить вашим следопытом и проводником. У вас, южан, есть отличные оружие и доспехи, есть красивые женщины, - он перевел взгляд на темноволосую девушку и задержал на пару секунд, потом глянул на остальных, - есть звонкая монета. Одного у вас нет - чуткого слуха и тихого шага. Клянусь Эмбаялом, есть тролли, которые перемещаются по лесу тише, чем амбрийцы. Поэтому давайте сразу усвоим простые правила: я выбираю дорогу, иду впереди, если я говорю "стоять!" - вы останавливаетесь, если я говорю "молчать!" - вы затыкаетесь. На самом деле, если Варга своим рычанием велит вам заткнуться и остановиться - слушайте её тоже, нос у неё получше моего. Верно, Варга?

Самка джакаара с подозрением изучала чужаков своими янтарными глазами.

- Когда я говорю: "режем этих ублюдков впереди, пока они нас не заметили."... ну, вы поняли. Если усвоите этих простые правила, мы сработаемся. Ну а сейчас, слышал, у вас тут есть еще дела, введете меня в курс дела и можем выдвигаться.

Соня аж захлопала своими белёсыми ресницами:
– Причём здесь некромантия? Так спроси. Или... А-а... кажется, поняла. Полукровка, вырос вдали от дома...

Помолчав, Соня заговорила снова, но теперь голос её звучал непривычно напевно, а глаза словно видели иные края.

– Давным-давно те, кого вы сейчас зовёте гиперборейцами, жили в Стране Небесного Света. Далеко на севере, куда не заглядывает солнце и где царит вечна ночь, а небо освещается лиловым и зелёным светом, там жили предки нашего Народа. То было благословенное время, под ногами был плотный снег, из которого люди строили красивые тёплые дома, наши мёртвые не покидали нас, а ходили среди нас, всегда помогали советом нам и говорили с духами за нас. И природа слышала их просьбы и прекращала погоду, а нашим оленям всегда было в достатке серебряного мха. Этот мох рос прямо на льду и дарил оленям великую силу. Люди ездили на оленях, ели их мясо, делали одежду и обувь из их шкур, сшивая их жилами, а наутро олени снова были живы и готовы носить людей на своих спинах. Да, тогда олени Народа были в сто раз больше, чем сейчас, одним оленем можно было накормить стойбище, а шкурой его застелить снежный дом целиком!

– Но однажды Та Которую Нельзя Называть прокляла Народ и наслала мор на оленей. Олени стали умирать насовсем, и больше не были снова живыми наутро, а серебряных мох из их желудков более не дарил людям Народа красоту и здоровье. Всё больше людей становились мёртвыми, сдишком мало теперь было живых, и некому становилось петь для мертвых песни и дарить им жертвенный дым. Тогда великий вождь Бори собрал Народ и увёл на юг, в Гиперборею, где настолько тепло и сыро, что не было льда и негде было расти серебряному мху. Олени были вынуждены есть траву и совсем на ней измельчали! Так Народ разделился – впервые и навсегда. Живые стали жить в Гипеборее и приносить дары мёртвым, оставшимся дома. Теперь только после смерти дано людям Народа вернуться на родные ледники под небом зеленого и лилового света. А долг живых – проводить их туда, показать дорогу.

Брови гиперборейки нахмурились, когда она повествовала о проклятии, постигшем её народ.

– Великий вождь Бори принёс великую жертву ради своего Народа. Когда пришёл его срок, он не отправился в Стану Небесного Света, а остался здесь. И теперь вечно он живой и мётрвый одновременно, сидит на своём троне из чистого золота в пещере, наполненной снегом далёкой родины, и по сей день говорит с духами за нам, помогает живым вершить дела живых, а мёртвым находить дорогу в Страну Мёртвых. Иногда находятся и другие люди великого духа, которые после смерти остаются с Народом и хранят его. Надеюсь, и меня однажды примет он в свою свиту.

На последних словах Сонино лицо приняло было совсем уж мечтательное выражение, и к разговору она вернулась с видимым усилием.

– Если твоя мать умерла далеко от родных гор, она до сих пор скитается в этих песках и спрашивает, где мой сын? Почему он не отведёт меня в Страну Мёртвых, когда наконец я увижу зелёное и лиловое небо? Если ты совсем не слышишь её и не знаешь наших обрядов, я помогу тебе.

Со своей добычей Викто вышел из башни как раз к последней части рассказа пленного. Молча слушал, влез только когда разбойник закончил:

- Вы позволите, сестра Рин?.. - и обратился к пленному с самого начала интересовавшим его вопросом: - А живете вы чем в своих пещерах? Неужели удается награбить за лето на полгода вперед, чтобы до весны хватило? Десять мужиков - это целая деревня, вы не пашете, скот не держите...

...

- Если пленный не врет, считаю, нам надо спасти заложников. Да, вот кошель, был в башне... - молодой человек выложил свою добычу. - И еще вот это - он высыпал рядом собранные полезности.

- Что он там нес, про возрождающегося главаря? - Викто присел рядом с телом убитого Мал-Рогана. - Непростой у них атаман и амулет у него непростой...

После того, как с телом главаря и добычей было покончено, лекарь собрал в кучу не слишком ценный хлам, найденный в башне - старый нож, факел, огниво, точильный камень.

- Думаю, это стоит оставить в башне, в сухом месте. Мало ли кто выйдет к ней в непогоду, это может спасти человеку жизнь.

Лекарь сам удивился своим словам. Думал ли он о таком раньше? Но... так было правильно. Кажется. Замерзшего согреть. Раненых вылечить. Разбойников убить. Заложников спасти. Мертвых похоронить. Добычу поделить. Как легко, оказывается, жить, когда выбор очевиден - его и делать-то не надо.

Дан искренне рассмеялся ответной шутке Брунхильды. Он любил ее. Неет, не той любовью, о которой барды слагают баллады и песни, а теплой и братской, если можно так выразиться. Учитывая испытания, через которые они прошли, сложно было не стать родственными душами. В целом, Дедан до сих пор еще не испытал этого сильного чувства, но не отрицал его и верил, что рано или поздно оно его настигнет, хотя жизнь авантюриста-путешественника мало располагала к созданию серьезных романтических отношений.

Впрочем, это все лирика и дела грядущих дней. А пока.. Пока что Селанная уклонилась от прямых вопросов его товарищей, в частности, проигнорировав вопросы юного жреца. Было видно, как Ларс аж вскипел от возмущения, но что удивительно, он не проронил ни слова, вызвав на улице Дедана улыбку и одобрительный кивок.
- Не торопи события, Ларс, сейчас действительно не та обстановка для подобных разговоров, - тут тон Дана стал тише, потому что в зале появилась мадам Тафлорн, - Завтра встретимся и послушаем ее предложение в более спокойном, располагающем для этой беседы, месте, а пока предлагаю насладиться едой. Да и к тому же.. - договорить он не успел, так как в этот момент их прервал Воло, присоединившимся к их столу. Говорил он много и подолгу, вследствие чего часть речи мадам была ими пропущена. Правда, вряд ли там было что-то оригинальное, очередная приветственная речь и не более.
Слушать Марко было куда забавнее. Дать оценку ему Дан пока не спешил, так как было непонятно скрывается ли за его болтливостью что-то стоящее или нет.

- Говорят, тяжелый был период в прошлом году, видимо, и другие герои также.. кхм.. болели, - с саркастической улыбкой сказал Дедан. У него не было цели задеть Воло, но не пошутить он не мог. Будто если бы он промолчал, перевернулся бы мир и, как он сам всегда говорит, "нельзя, чтобы шутка пропадала".
- Прошу прощения, не представился. Дедан Арлиден.

Отвечать на вопрос, как они познакомились он не спешил, хотя и скрывать было нечего. Впрочем с задачей ответить Марко и Ларс неплохо справился. Обычно он журил своего младшего товарища за такое поведение, но именно сейчас это было все к месту, тем более бард казался человеком с хорошим чувством юмором, и был уверен, что обернет слова жреца в шутку.

Тем временем, стол наконец-то начал наполняться разными кушаньями, что несомненно радовало уже изголодавшийся глаз. Будучи во многом старшим товарищем и наставником юного жреца, в правилах этикета Дедан был полным профаном, что вызывало у Ларса тихую ярость и негодование, вследствие чего бывшему солдату пришлось уступить и научиться правильному поведению за столом, хотя это было нестерпимо сложно для него. Ну почему он должен есть прожаренное мясо вилкой и ножом? Ведь каждому известно, что вкуснее когда берешь его руками и отправляешь к себе в рот. Но Варис был неумолим и мало-помалу приучил Арлидена правильно использовать столовые приборы. От совершенства конечно было далеко, но зато не вызывало у Ларса тихую ярость. Разве что чуть-чуть.

Последний противник был повержен и ярость, охватившая Мор, начала отступать. Замерев над трупом разбойника, всё ещё сжимая в руке отведённый в замахе меч, храмовница рассеянно блуждала взглядом по темнеющим в ночи деревьям и кустам, ожидая, что вот-вот выскочит ещё головорез и придётся защищаться. Но мгновения текли зернистым ручейком, а враги всё не появлялись, и боевой раж отступал. Мор Рин вдохнула полной грудью, успокаиваясь, и опустила Иритиль. Сразу навалилась какая-то усталость, изнеможение и липкое, неприятное чувство отвращения. Вспышки гнева эти преследовали девушку с детства: она толком не научилась их подавлять и не раз задавалась вопросом, откуда вообще происходит эта неприятная черта характера.
— Я сейчас! — бросила она остальным и бегом отправилась к протекающей речке. На берегу она плюхнулась на колени, рывком стянула с себя перчатки и зачерпнув горсть воды, плеснула себе в лицо. Растерев мокрыми ладонями живительную влагу, она зачерпнула ещё, и вновь плеснула, забираясь пальцами в волосы, чтобы отрезвляющий холод пробрал до костей. Умывшись, она сделала пару глотков, и, когда в голове окончательно прояснилась, опустила тускло светящееся лезвие Иритиля в воду, чтобы смыть кровь.

На "поле битвы" она вернулась уже значительно успокоившись, но всё ещё избегала смотреть на трупы – как это обычно бывает, после ярости может придти сожаление к поверженному противнику, тем более что по натуре Мор была человеком незлобивым. В обычное время, во всяком случае. Но всё-таки пересилив себя резоном, что умершим надо оказать последние почести, она извлекла из-под нагрудника свой "Солнечный крест" и начала обходить поверженных разбойников, читая молитвы. Над каждым она простирала руку с зажатой цепочкой, на которой висел символ Прийоса и проговаривала литанию:
— Пусть душа твоя не убоится огня...
— И очищение снизойдёт на тебя...
— Чтобы вошёл в обитель Единого...
— Достойным.
Последним был Мал-Роган. Тут храмовница засомневалась – стоит ли? Ведь главарь уже был не человеком, а нечистью. Но всё-таки рассудив, что молитву она будет читать за упокой души человеческой, прочла и над ним. Затем, устроившись на одном из камней, прокашлялась и начала говорить:
— Нужно бы их закопать... Дэмиан, кажется, захватил лопату? Пусть вот он, — она кивнула в сторону оставшегося в живых разбойника, — и закапывает своих товарищей. Сжигать их – переводить благо Прийоса, да и слишком уж большой огонь будет, мало ли кто нас заметит тогда. Из этой могилы я думаю, они уже не восстанут.
Сделав это замечание, девушка извлекла небольшую тряпочку и начала протирать клинок, приводя его в подобающий вид. Следовало передохнуть, прежде чем двигаться дальше. А кроме того, ей ещё хотелось кое-что обдумать.

Очнувшись во тьме, Нуала едва сдержала рвущийся из пересохшего горла крик. На мгновение ей показалось, что сбывается худший из ее ночных кошмаров - быть заживо погребенной и медленно задыхаться, чтобы потом гнить в земляной тюрьме и стать едой для отвратительных червей и личинок... Но наваждение быстро растаяло при неверном свете факелов, а стоны других несчастных напомнили юной леди Даннан о том, что не одной ей плохо в этой темнице.

Собственно говоря, ей даже скорее повезло больше других, потому что кроме саднящих следов на шее от мертвой хватки чудовищного рыцаря Нуала не пострадала. Позорно лишившись сознания, она избавила себя от возможных ран в процессе бесполезного сопротивления, так что, похоже, всё самое "интересное" у нее еще было впереди. У Нуалы подступил к горлу комок, когда она разглядела жуткие раны у соседей по заключению. Ведь однажды наверняка очередь дойдет и до нее... Когда? И с какой части ее плоти начнут эти каннибалы?

– Ом-мерзительно... - стуча зубами от холода и нервного напряжения, прошептала леди Даннан и отползла в угол, подальше от света факелов.

Она покосилась на соседнюю клетку, где сидел какой-то старик, но не решилась первой обратиться к незнакомцу. Больше всего ей сейчас хотелось протиснуться сквозь прутья клетки и бежать отсюда без оглядки, но умом Нуала осознавала, что это невозможно, а потому оставалась неподвижной - и только ее мысли метались внутри скованного чувством беспомощности разума, как дикий зверь, оказавшийся взаперти.

На правах старшего поколения Джафар лишь благосклонно наблюдал за тем, как остальные в поте лица зарабатывают Полной Чаше социальный капитал. Он сидел в своем углу, расслабленно облокотившись на резной стульчик, неведомо как державший его грузное тело, попыхивал трубкой и не спеша потягивал вино, которое так кстати откупорил для него Дариус. Ох уж этот Дариус: вроде простой селянин, а какая предусмотрительность, какое тонкое воспитание! При случае Джафар благодарно отсалютовал ему бокалом.

А вот Лукреция, в отличие от Джафара, почем зря не рассиживалась. Диверсия в ее исполнении заслужила не просто угощение, а угощение с плюсом: к вящему, но тщательно скрываемому удовольствию Джафара, Ривери то и дело дрыгалась, хихикала и ерзала, когда ласка в очередной раз шутя атаковала ее роскошную шевелюру. Впрочем, к чести Ривери, этот акт устрашения почти никак не мешал ее пиратскому спектаклю, который веселил старика ничуть не меньше. Да и про еду спросить девчонка не забыла.

— Что мне в тебе нравится, Ривери, — серьезно проговорил Джафар, внимательно глядя на нее из-под кустистых бровей, — так это умение задавать правильные вопросы. Я и сам как раз думал: где же еда? А я тебе скажу, где… — Он с заговорщицким видом поманил Ривери к себе и, воровато оглядевшись, с великой предосторожностью протянул девочке какую-то смятую тряпицу. Это оказалась пара подсохших уже улиток, бережно обернутых в салфетку. — Я тут отложил для Лукреции, ну да она не обидится. Ведь не обидишься, Луковка?

Последнее было адресовано уже его питомице, которую привезла на себе Ривери. Услышав свое имя, ласка оторвалась от дружеской возни с Искоркой и вопросительно обернулась. Джафар привычно потянулся к ней пальцем, чтобы почесать за бархатным ушком, но палец тут же пришлось отдернуть: похоже, вот так запросто расставаться с честно заработанной едой ласке не понравилось. Джафар, ничуть не смутившись, в ответ окутал ее облаком табачного дыма. На этом восстановилось шаткое перемирие.

Господа и дамы по-прежнему роились вокруг, кружили по залу, подчиняясь мудреным правилам светского улья. Одни задерживались у столика Чаши подольше, другие, едва обменявшись приличными случаю любезностями, жужжали себе дальше в поисках более соблазнительных целей. Кто-то, видимо, по-своему истолковал передачу улиток и посоветовал Джафару повременить до основных блюд. Ни с чем повременять Джафар, конечно, и не думал, но постановка вопроса хотя бы вселяла надежду на то, что морить голодом мадам Тафлорн никого не собирается. Джафар учтиво кивнул советчику, уже оттачивая в уме не слишком фамильярный комплимент его великолепным усам — но тут весь зал притих и обратился к двери. Вслед за всеми обернулся и Джафар. Даже Лукреция что-то почувствовала и вытянулась на задних лапках во весь рост, высматривая, чего это все так переполошились.

— Дворцы Калимпорта… — восторженно протянул Джафар, когда увидел вошедшего Норга. Про себя он без всякой ревности окончательно и навсегда уступил право носить набедренную повязку этому… человеку? — Брунхильда, ты это видишь?

Джафар удержался от того, чтобы развить мысль дальше — тем более, что с этим уже отлично справился Дедан. В печальную историю принцессы волшебник был посвящен еще в начале их знакомства, поэтому прекрасно понимал ее тяготы и как мог поддерживал. Сам он расколдовать принцессу не мог, разве что помочь по-дружески гаданием, но Брунхильде такое было бы, пожалуй, не слишком интересно, да и Джафару не сулило никакой прибыли. Всё-таки брать деньги с боевой товарки, которая не раз заслоняла Джафара от злонамеренных мечей, топоров и прочих неприятностей, рука не поднялась бы даже у него.

Откуда-то подоспела Керри, которая из-за наряда выглядела сейчас его непутевой внучкой. Устроители вечеринки с переодеванием, похоже, решили добавить в южную моду перца, поэтому ноги паладинши едва наружу не вываливались из огромных разрезов. К счастью, на самом деле Джафар не был калишитом, а Керри не была его внучкой, поэтому отчитывать ее за вызывающий вид не было решительно ни одной причины. Да и желания тоже не было. А вот вместе перемыть кому-нибудь кости Джафар был всегда готов, особенно теперь, когда они оба были слегка навеселе.

— К центру? Ты про того с лютней, что ли? — переспросил он негромко и лениво, будто бы без особого интереса, и кивнул в сторону Воло. — Да у него все на лице написано. — Волшебник продемонстрировал Керри ладонь с растопыренными пухлыми пальцами и напоказ начал загибать. — Проходимец. Пустозвон. И, к тому же, пьяница. — Он несколько секунд не без труда удерживал строгую мину, а потом расхохотался. — В общем, наш человек! Давай его сюда!

Но Воло уже растворился где-то среди своих многочисленных поклонниц, а вместо него к столу спешила еще одна претендентка — только в этот раз не из аристократов, а из коллег по цеху. Разговор, похоже, наконец принял деловое русло, и Джафар слегка оживился.

— Из тех самых Тимтрейнов? — подыграл он. — Ба, садитесь скорее к нам!

Уговаривать не приходилось: Селаннаю уже обступили более молодые и прыткие полночашевцы, и Джафару оставалось только поднять в знак приветствия свой бокал.

Сколько раз напоминал себе Руфио - не позволять ярости затмевать разум в сражении. Каков бы ни был противник, в битве нужно проявлять уважение к его силе, иначе он одолеет тебя. Рыцарь замахнулся слишком сильно, и вот - расплата. Не сломаны ли ребра?

Увидев, как юная девушка сразила немертвую тварь своим пламенеющим клинком, Руфио невольно испытал уважение. Значит, не все служители Огненного еще сдались тщеславию и сластолюбию, есть достойные воины, способные выступить на битву с тьмой.

Но почести после, а сейчас продолжался бой! Развернувшись к атаковавшему его копейшику, Руфио заметил, что этот тихий лекарь - Викто, кажется - не растерялся и зашел на врагов сбоку, спасая союзников от смертоносных стрел. И теперь ему приходилось туго - на него насели сразу двое, нужно было спешить на выручку.

Рыцарь крутанул алебарду, сделав вид, что собирается атаковать ближайшего копейщика, а затем со всех ног ринулся на задний ряд бандитов, занося оружие для настоящей атаки.

Споры о том, кто внёс больший вклад в победу над ограми, продолжались последний месяц с завидной регулярностью, и правда у каждого была своя. Дариус же придерживался того мнения, что если-бы не деморализующий эффект речей Ларса о победе можно было бы и не заикаться. Шутка ли, следопыт поклясться был готов, что один из огров свернул себе шею ещё до того, как до него удалось добраться - стоило лишь жрецу заикнуться о примитивности его вооружения, очевидных проблемах с осанкой и строением черепа, а так же медлительности его речи. Наверняка это какая-то жреческая мумба-юмба, сам Миллер был не в курсе. Но даже в этом зале Варис не осилил сдержать эту способность при себе. Видать, сильная юмба. Да и мумба внушительная.
Подобного подхода Дарий за всю недолгую карьеру, преисполненную скитаниями по Фаэруну и поисками всё новых и новых связанных с боями халтурок припомнить не мог даже на трезвую голову, хотя она и состояла почти полностью из путешествий и знакомств со всё новыми и новыми авантюристами. Но то всё - бравые мужи, с серьёзными минами, дочиста отполированными доспехами и геройским стажем в несколько лет каждый. Хотя даже самому бравомужественному из этих бравых мужей было бы тяжко тягаться с той же Брунхильдой, например - дамой из разряда "Настолько видная, что в пору самой бы мужа выбирать", как говорили в Сильверлифе, на родине Миллера.
Из того же разряда была госпожа Монро, если задуматься. Только если Брун могла бы просто не оставить суженному выбора и женить его на себе вопреки его волеизъявлению(Пусть то даже и выражено будет в силовом подходе - вряд ли это госпожу Руатимскую хоть на толику возмутит), то Керри сама могла приковать к себе внимание любого количества мужчин в радиусе полсотни метров - и уже тогда устраивать отбор. А что? Собой хороша, диалог способна поддержать даже при отсутствии активных собеседников - и даже тогда он получится содержательным, а на крайний случай и молотом может приложить - что тоже с некоторыми, особо пронырливыми женихами полезно.
Таких, как тот же Джаффар, например. Пройдоха редкостный - тут и говорить нечего, но прав он оказывался даже чаще, чем от него можно было бы ожидать. В частности, более чем просто "Согласен" с ним был Дариус сейчас, когда тот заикнулся насчёт ночёвок под деревом и "Побольше этого". Настолько прав, что Миллер даже откупорил ему одну из стоявших на столе бутылок с вином и протянул её магу: тот явно даже не пытался косить под аристократа и выдерживать паузу перед приёмом пищи, а приступил к нему, как главному гвоздю программы сразу. В чём ещё был прав - и следопыт даже начинал жалеть, что не последовал его примеру, выжидая более подходящий повод начать подчищать стол от яств, не заботясь о том, что следопыт видел для себя, как этикет.
Об этикете вообще немногие заботились. Помимо Миллера, этакой глупостью страдал Дедан. В конце концов, им, как воинам лишней солидности выдержать не повредит - чтобы по крайней мере в этом плане составить конкуренцию всяким образинам с топорами, которые на этих приёмах так же были желанными гостями. В прочем, едва ли о нём стоит беспокоится: при необходимости, Дедан и Дарий с ним наверняка совладают.
И уж с кем им точно не совладать, и уж кто драматическую паузу выдерживать не собирался - малютка Ривери. Признаться, когда Дарий ворвался в ту таверну в поисках людей, с которыми можно отправиться в логово огров и открыто дать им бой, плутовку он брать опасался - кабы с ней не случилось ничего. Не сложно представить его удивление, когда... Ну как минимум, когда сама она смогла в том бою выжить. Как максимум - не смог пережить пару её ударов один из здоровущих, раз в пять тяжелее неё, огров. Вот уж действительно ясно, кому палец в рот совать не надо. И учитывая её пожизненный голод, это даже не метафора.

В общем! В общем, если кто и заслуживал внимания Селаннаи Тимтрейн, так это "Полная чаша": компания колоритная и эффективная. Первое для... Как оно называется? Для пиару? Да, для него! Вот для него самого колоритная компания - момент всегда полезный, а если эффективная - ещё лучше, ибо пиар себя оправдывает.
Самой же "Чаше" это предложение было так же интересно(в основном потому, что даже если всем остальным наплевать, то интереса одного лишь Дариуса хватит, чтобы затмить их равнодушие), ибо после того приключения с ограми прошёл почти месяц, в течении которого даже на лаврах почивать успело наскучить. Во-первых лавров было не много(Как минимум, самому Миллеру недостаточно), во-вторых не полезно было этим заниматься.
Ну и, как выяснилось, поиск приключений в городской среде как минимум не равнозначен поиску оных в дороге. Но даже там, в привычной для Миллера среде обитания найти целую толпу терроризирующих дороги и жаждущих получить, наконец, по морде(или "по заслугам" - тут уж кто как больше любит) чудищ было настоящим джекпотом! Не меньшей удачей было убеждать тех приросших к своим постам и кабинетам дуболомов в том, что мол "Огры-то ждут! Скучают, паразиты, без хорошего тумака!"(Прямая цитата Дариуса), и уж совсем невообразимым везением был рекрутинг всех собравшихся за столом соратников Миллера.
Но после этого всё как-то застопорилось.
А, нет! После этого была заварушка с ограми, но уже потом всё застопорилось. И списывать всё на то, что времена в Фаэруне настали спокойные Миллер не хотел. Это же Фаэрун! Тут со дня на день, с месяца на месяц начнётся новая свистопляска вселенских масштабов! Небось, какую-нибудь шахту кто-нибудь оккупирует, или вообще незаконнорожденное дитя какого-нибудь злого бога объявится! Или, чего доброго, кого-нибудь в гуся превратят - тоже нужно будет выручать, а "Чаша" тут ржавеет в неведении и безвестии!

В Фаэруне нос по ветру нужно держать. И в этом плане предложение госпожи Тимтрейн было как нельзя кстати.
-Не знаю как моим коллегам - но мне интересно,-Спокойно(Хотя, опять-таки, с нескрываемым восторгом и интересом в глазах) ответил Дариус, дополняя предложение Кэрри. По паладинше не поймёшь, заинтересована она, или просто из вежливости сесть предложила. Хотя Рыцари Единорога - ребята деятельные, так что Дарий наверняка не одинок в своих чаяниях.
Следопыт встал с места, нашёл свободный стул у столов рядом и поставил его за столик "Чаши", незатейливым кивком приглашая капитана охотников сесть за него, после чего, не дожидаясь ответа, вернулся уже на своё место. Спрашивать, занят-ли тот стул, Дарий не стал - во-первых он даже не знал, что нужно спрашивать, во-вторых кто не уступит даме - тот невежа, и следопыт обязательно упрекнёт его в этом, залпом опустошив полбутылки эля, в третьих - ещё и по голове даст. Ну или как это тут называется? На дуэль вызовет, во! А на дуэли и по голове даст. Такие у них в Сильверлифе дуэли.
.-Есть соображения, как добывать информацию и заказы, или пока думаете о простом создании... Как это называется? Коалиции?-Спросил он, заняв, наконец, своё место и откинувшись на спинке стула и кладя на него-же один локоть, в пол оборота при этом повернувшись к капитану.
В этот момент следопыт был даже немного горд тем, что воздержался от спиртного, ибо в противном случае мог бы проморгать действительно важный аспект затеянного Тимтрейн мероприятия. Сколько уже он таких групп повидал: каждая с наполеоновскими амбициями(Хотя так никто и не удосужился ему доложить, кто что такое "наполеон"), чаяниями о мировой славе настолько необъятными, что никто их так и не осилил унести от лагерных костров, за которыми это всё и обсуждалось.
Оставалось надеяться, что и госпожа Тимтрейн, и соратники Дариуса по чаше настроены куда серьёзнее, и трёпу предпочитают что-то предпринимать.

В воздухе запахло палёной гнилью. Ну конечно, Мал-Роган уже был не человеком. Тот, в ком ещё теплится искра Прийоса не может превратиться в это. Непроизвольно поморщившись от бьющего в нос смрада, храмовница дернула меч на себя, оставляя на руке главаря глубокий порез, и только чудом успела заметить боковым зрением, что на неё несётся один из разбойников с копьём наперевес. Она только и успела, что дёрнуть корпусом в сторону, пригибаясь, прежде чем копьё пронзило воздух там, где мгновение назад было её плечо. Руки начинает трясти от разгоряющейся ненависти. Эти преступники смеют поднимать руку на честных людей! Усилием воли она унимает дрожь в руках и направляет её против врага.
Места размахнуться как следует не было, поэтому темпларка дернула на себя меч до конца, в результате навершие глухо стукнуло под дых нападающего. Мор Рин сделала шаг в сторону, высвобождая себе пространство, завертела меч в руке и со всей силы рубанула по левой руке согнувшегося разбойника. Иритиль легко вошёл в человеческую плоть, и когда девушка потянула меч на себя, то увидела, что чуть не отсекла руку начисто.
Но тут под ударами главаря зазвенели доспехи Кальцифера и огненный здоровяк рухнул вниз, на землю. Поверженный слуга Дэмиана заставил закипеть ярость внутри храмовницы ещё сильнее: и кроме того, его горящий клинок убеждает девушку, что огонь здесь послужит им как никогда. Раненый разбойник был уже на её взгляд неопасен: с такой рукой много не навоюешь. Поэтому девушка вновь решила атаковать Мал-Рогана.
Вложив всю свою веру в последний зов, она ощущает, как поднятый над головой меч начинает гудеть от скапливающейся на его острие силы – маленькие языки пламени путеводным факелом вспыхивают на поверхности клинка.
— Ты не слышал, что я сказала, УБЛЮДОК?! — крикнула храмовница, — СРАЖАЙСЯ СО МНОЙ!
Уже целиком во власти захлестнувшей ярости, девушка подскочила к тому, что когда-то было человеком и наотмашь ударила сверху вниз, вкладывая в удар все свои силы. Иритиль сверкнул в ночном небе и опустился на голову Мал-Рогана.

В этот момент неожиданно высыпали на поляну те разбойники, что до этого скрылись в лесу. Но Мор Рин уже почти не соображала в пылу битвы – даже не взглянув, что там с главарём, она раскинула руки в стороны и крикнула разбойникам:
— Что стоите, уроды?! Подходите ближе, я вас порублю как и эту падаль!
Демонстративно стерев кровь с клинка о сапог, она выставила Иритиль по направлению к стрелкам, бросая им вызов.

На место подоспел Макмаллен, решивший, видимо, полюбоваться на труды рук своих. Кревски довольно агрессивно кинулся на Мендосу, чтобы скрутить его, с точки зрения Нейтана шаг, судя по сорок пятому калибру в руках у нью-йоркца, чрезмерный, хорошо если он вообще выживет после такого.

Но тут житейская мудрость, опыт рациональные заповеди отца и житейские побасенки и церковные мудрости матери его злостно подвели. Мендоса подозрительно резво для человека, который поймал пулю из сорок пятого калибра, кинулся в ответ на Кревски, пытаясь скинуть его с себя и перевернуть.

А потом Нейтан увидел... это. ЭТО. Чем бы это не было. Что-то под кожей Мендосы, черное, словно выпущенные каким-то гигантским моллюском чернила, просачивающиеся у него под кожей. Залившие глаза. Человек не мог поймать пулю из сорок пятого калибра и так сопротивляться.

С ужасающей, леденящей ясностью Нейтан понял, что весь этот бред: про культы, про вампиров, про ужасы - был правдой. А может и не был. Может это действительно была чушь, а правда была гораздо тоньше, хитрее, изворотливее, запрятанная за бесконечными слоем за слоем лжи, мистики, суеверий, так что невозможно докопаться до неё, не лишившись рассудка.

Холод откровения парализовал его, заставил поджилки трястись, каждый сосуд в голове - пульсировать, глаза - налиться кровью. Ему никогда не было так страшно, даже тогда, когда та статуэтка для одного чигаксого рэкетира оказалась фальшивой, и все, что было потом - все было ерундой по сравнению с этим.

Но за льдом истины-во-лжи пришел огонь отрицания. Нельзя было стоять просто столбом и ждать, пока эта тварь расправится с ними всеми, чтобы она вымазалась в их крови вместе с кровью несчастной сеньориты Рисо. Нужно было делать что-то, срочно, срочно. Помочь Кревски. Одинокий волк погибает, стая - выживает.

- Макмаллен! Стреляй! Убей это! Высади в него всю обойму! Стреляй! - орал, срывая связки, сам замахнулся выкидным ножом, пытаясь высчитать момент, когда Мендоса окажется сверху, чтобы вонзить нож в него.

Буше посмотрел по очереди на набросившихся на него с вопросами людей. Затем, глянул на зажатый в руке брус. Отставил его в сторону.

- Девушка.... - начал было Арчибальд, но взглянув на Лилиан прервал себя. - Ситуация совершенно из ряда вон. И боюсь что отправившись вниз за ответами, мы получили только ещё больше вопросов. С сеньоритой Рисо ... - он чуть пожевал губами, снова бросил взгляд на девушку, затем вернулся взглядом к Деверё - Да. Девушка мертва. Извините Лилиан. - он слегка кивнул девушке - Причём погибла она при довольно странных обстоятельствах. Дневника мы не нашли, хотя бегло и осмотрели комнату. Так же там валялась вот эта палка - он кивнул на жезл, - и господину Джексону, явно будет что сказать по этому поводу. - он посмотрел прямо в глаза Деверё - Не могу сказать много больше, так как и сам не очень понимаю что происходит. Но ясно одно - со всей этой историей что-то очень нечисто. Очень.

Популярная поговорка гласит, что все дороги рано или поздно приводят в Глубоководье, если достаточно долго по ним идти. Доля истины в этом есть, поскольку нигде в Фэйруне не сыскать столь крупного и богатого города, полного ярких красок и ко всему открытого. В Глубоководье, прозванном Городом Роскоши, сходятся многие наземные и морские торговые пути, а по ним сюда стекаются люди и товары со всех окраин Королевств. Жители Глубоководья не без основания считают, что живут в самом прекрасном городе на свете, а все остальные города им завидуют. А те, кто с этим мнением не согласен, вряд ли смогут отрицать, что Город Роскоши – место очень специфическое и другого такого попросту не сыскать.

Где есть роскошь, там всегда найдутся и те, кто в этой роскоши купается. Немалую часть его известности Глубоководью принесли аристократы, не знающие нужды в деньгах и находящиеся в постоянном поиске развлечений. Благодаря аристократам Глубоководье наводнили многочисленные художники, скульпторы, музыканты, ювелиры, кулинары, артисты и прочие деятели, чьей основной деятельностью стало утоление взыскательных вкусов привилегированного класса. И, конечно, на особом положении в Городе Роскоши находятся представители древнейшей профессии, искатели приключений. Едва ли не каждый второй купец или аристократ пользуется услугами приключенцев. Кому-то нужно вызволить из разбойничьего плена дорогого кузена, кому-то добыть из заброшенных руин ценнейший артефакт, какой-нибудь гурман мечтает отведать рагу из мантикоры, а кому-то требуется всего лишь очистить свой подвал от наводнивших его крыс. В общем работы для профессиональных героев в Глубоководье хватает.

Подвиги искателей приключений со временем стали излюбленной темой для многочисленных литературных и музыкальных произведений. Дошло до того, что каждая уважающая себя компания непременно должна была обзавестись персональным бардом, который представлял бы её деяния широкой публике в лучшем свете. Так представители знаменитых команд (вроде членов Серой Руки или Девяти) стали в городе настоящими знаменитостями. Их узнают в лицо, встречают на улицах овациями и приглашают на самые роскошные мероприятия с участием богатейших людей города.

Одним из таких мероприятий был ежегодный вечер чествования героев в Доме удовольствий и исцелений Мадам Тафлорн. Каждый год мадам отбирала самых достойных представителей геройской профессии и приглашала их на грандиозную вечеринку в своё заведение, которое пользовалось широкой известностью не только в Глубоководье, но и во всём Фэйруне. Для культурной жизни города это событие имело важное значение, а потому многочисленные аристократы также желали присутствовать на званном вечере и лично наблюдать за теми, о чьих славных подвигах им доводилось слышать. Сами же искатели приключений кроме бесплатного ужина и полного спектра уникальных услуг Дома удовольствий получали возможность обзавестись в среде богатеев ценными знакомствами, которые могли обернуться немалой выгодой.

Молодая и относительно малоизвестная компания, прозванная Полной Чашей, недавно совершила свой первый по-настоящему героический подвиг, нашедший своё отражение в городской хронике. Об этих семерых искателях приключений заговорили, пусть и не очень громко, но достаточно, чтобы мадам Тафлорн пожелала видеть их на своём вечере. Именные пригласительные карточки доставил одним весенним днём курьер:

Дорогой друг.

В свете недавних твоих успехов на ниве поиска приключений и обретения тобой известности от всего сердца приглашаю тебя на званный ужин в Доме удовольствий и исцелений Мадам Тафлорн. Встреча состоится завтра вечером, сразу после заката. В программе вечера роскошный стол, танцы, игры и развлечения на любой вкус. Тебе это ничего не будет стоить, требуется лишь твоё присутствие и дружеское общение с влиятельными особами Глубоководья. Пожалуйста, передай свой ответ с моим посланником.

С наилучшими пожеланиями, Мадам Тафлорн.
Нужно ли говорить, что для любой компании искателей приключений подобное приглашение означало признание заслуг в своей профессиональной среде и открывало самые радужные перспективы карьерного роста. Многие городские команды из кожи вон лезли, лишь бы доказать свою принадлежность к этому клубу избранных, но все их потуги заканчивались фиаско. Зато постоянно ширилось кладбище несостоявшихся героев, в погоне за богатствами и славой переоценивших свои возможности.

В назначенный вечер семеро членов Полной Чаши явииось в назначенное место, к Дому удовольствий на улице Самоцветов, неподалёку от Зерновых врат Замка Глубоководье. Своё название улица получила благодаря многочисленным ювелирным мастерским, так что к блеску золота и бриллиантов здешним обитателям было не привыкать. Вот только сегодняшний вечер затмевал собой все предыдущие. Улица была заставлена каретами высшей знати, одна роскошнее другой, с породистыми скакунами в попонах с фамильными цветами и гербом, с разодетыми кучерами и лакеями, ожидающими своих господ. Сами же аристократы для вечеринки вытащили из гардеробов свои лучшие наряды, нацепили самые дорогие украшения и важно расхаживали среди себе подобных, кичась как павлины своим богатством и утончённым вкусом.

А вот искателей приключений, ради которых мероприятие и затевалось, было намного меньше, чем расфуфыренных дам и господ, искавших с ними общения. Известных лиц в этот раз было на удивление мало, возможно, мадам решила дать шанс большему числу дебютантов. Хотя некоторые знаменитости всё же присутствовали. Например, здесь была грозная дева-воительница из Безумных Странников, чьё имя легко забывалось, но её неописуемая красота оставалось в памяти навечно. Велькор Минаирр, лидер Наёмников Кровавого Топора, заметно хмурился под натиском многочисленных поклонников. Даже известный мастер скрытности по имени Дарсталл, сражавшийся в рядах Охоты, не сумел уйти от назойливого внимания обступившей его публики.

Но то было на улице. Сам же Дом удовольствий являл собой экстравагантное здание с пятью этажами, из окон которого обильно лился свет разноцветных, наверняка магических, светильников. Изнутри доносились голоса и приятная музыка, стоял чудесный запах дорогих духов, удивительным образом гармонировавших друг с другом, и аппетитной еды. Охрана на входе сразу же пропустила нашу героическую семёрку после предъявления приглашений. Внутри было тесновато из-за обилия людей, зато десяток столов пока пустовал в ожидании начала официальной части вечера. Многочисленные официантки в нарядах, призванных подчеркнуть их юную красоту и чувственность, разносили для гостей напитки и лёгкие закуски. Новых же посетителей встречала миловидная особа с книжицей и карандашом.

– Добрый вечер и добро пожаловать в Дом удовольствий и исцелений Мадам Тафлорн, моё имя Алисса, – очень тепло приветствовала она искателей приключений. – Полная Чаша, верно? Отлично. Ваш столик вон там. Не желаете принарядиться перед началом вечера? У нас имеется одежда и обувь для танцев, разные костюмы, например, пиратов, декоративные рыцарские доспехи для более героического вида. Есть аутентичные набедренные повязки варваров Утгардта для желающих похвастаться выдающимся телосложением. Сообщите мне, если надумаете.

Стол, отведённый Полной Чаше, располагался у лестницы на второй этаж. Оттуда открывался неплохой вид на главную сцену, занятую сейчас квартетом менестрелей, затянувшим популярную мелодию «Пока моя лютня нежно плачет». Стоило только семёрке искателей приключений немного углубиться в зал, как на них будто стая коршунов налетела толпа молодых аристократов, истосковавшихся в ожидании свободных героев. Наперебой они принялись строить догадки о том, к какой же славной компании относятся эти семеро. Один молодой человек пытался доказать остальным, что перед ними сами Рыцари Миф-Драннора, в то время как его товарищи решительно опровергали эту смелую теорию. Наконец одна аристократка, устав наконец от споров, обратилась к самим искателям приключений с закономерным вопросом:

– Простите, если мой вопрос прозвучит бестактно, но какую компанию вы представляете, и чем она знаменита?

Генри продолжал бежать вперед. И чем ближе оказывался перекресток, тем сильнее его терзали сомнения. Удивительно, сколько всего может человеческий мозг ужать в считанные секунды реального времени. Броситься на помощь профессорам, у которых что-то стряслось, или же продолжить преследование? И поэтому тяжело описать то облегчение, которое он испытал, когда он увидел Кревски, а затем и Симмерса, с криками преследовавших убегающего. Это наверняка означало, что с оставшейся частью группы все в порядке. Наверняка? Он скрипнул зубами. Если его предположение было верно, то убийц было несколько, и они по-прежнему оставались в опасности. Беглец мог быть только отвлекающим маневром, и, к тому же, он уже скрывался в густых зарослях…

Однако от этих терзаний англичанина избавил меткий выстрел МакМаллена. Оставалось надеяться, что не слишком меткий – беглеца, которым, похоже, оказался памятный помощник Ларкина, хорошо было бы допросить. Или, хотя бы, не встрять в проблемы с местной полицией из-за убийства. Потому что Генри не представлял себе, как стражи закона и порядка будут объяснять труп несчастной мисс Рисо в подвале, и свяжут ли они его с Мендосой. А этот труп являлся одним из основных оправданий их действий, которые пока что самообороной можно было объяснить лишь с большой натяжкой.

Но выстрел был хорош. Хотя адреналин нередко творит чудеса, позволяя людям прожить дольше, чем позволяет рана, это был вряд ли тот случай. Мендоса не продолжил бежать, а упал, и, даже если он поднимется, Сэм позаботится об этом.

- Остановите кровотечение. Я скоро вернусь. Проверю остальных.

Несколько слов, коротких, ибо спринтером все-таки Генри не был, да и возраст говорил свое, и повернулся в ту сторону, откуда появились Питер с Нейтаном. И, с облегчением, теперь уже настоящим, увидел идущих по коридору профессоров и мисс Монтгомери. Он призывно махнул им рукой, после чего осмотрелся в поисках дремавшего охранника. С ужасом понимая, что, возможно, входя в здание, они прошли мимо мертвеца.

Мал-Роган... Это имя как-то уж слишком напомнило Руфио те дни много лет назад. До дрожи. Неужели... Но нет, этого не может быть. Их больше нет. Просто какой-то амбициозный негодяй решил назваться звучным именем, и поди считает себя грозным лордом, а людишки-то и рады служить не какому там пройдохе. Как этот несчастный недоумок с арбалетом, который думает, что кто-то станет спасать его жизнь. Руфио подумал о "будешь не-жить". О чем это он?

Ага, а вот и его светлость пожаловать изволили. Вроде ничего особенного, обычные разбойники. Ну, маски нацепили, так это поди чтоб хари не признали, когда они вновь, голодные, в лагерь приползут милостыни клянчить. Арбалеты, неприятно, конечно. Ну, что делать, назвался рыцарем, латы нацепил - изволь соответствовать.

Руфио слегка пригнулся и осторожно двинулся через мостик, в слепую зону стрелка с мельницы. Он ждал залпа, чтобы, если, конечно, еще сможет, резко сорваться и броситься на врагов, пока они перезаряжают свое оружие. Он надеялся, что его отчаянную атаку поддержат еще хотя бы двое, а там, глядишь, и остальные подтянутся.

Проклятая рана дала о себе знать уже после первых секунд погони. Поначалу хороший темп задал Сэм, будто снова стартовал на легкоатлетической дорожке, но быстро понял, что не долго оставаться на дистанции не сможет. Скоро он почувствует боль, захромает и вынужден будет остановиться, это не говоря уже о не лучшей физической форме. Оказавшись на входе в музей, Макмаллен разглядел наконец того, за кем, собственно, гнался. Мерзавец де Мендоса, с которым американец вчера делил стол, оказался ровно тем, кем описывал его мистер Илаяс. Не обязательно вампиром, в это все ещё сложно было поверить, но вот убийцей определённо.

- Разойдись, стреляю, - выкрикнул Сэм своим спутникам, надеясь получить более открытую траекторию для выстрела.

Упускать ублюдка молодой человек никак не собирался, после всего того, что видел в подвале. Сейчас даже не игра в вершащего правосудие героя, столь увлёкшая Сэма, была его главной мотивацией. Он понимал, что если даст Мендосе уйти, долго ещё не сможет спать спокойно, зная, что убийца на свободе. С этими мыслями американец на бегу навёл на преследуемого пистолет и выстрелил.

Когда клацнули зубцы капкана, то под маской Калфу хищно оскалился. Можно сколько угодно точить языками чьи-то уши, но удаль молодецкая именно сейчас будет демонстрироваться. А потом уже можно будет и за "говори по-амбрийски", и за " эльфово отродье" спросить! Да-да, почему-то в такой напряжённый момент подменыш думал о тех, кто ещё недавно нанёс ему оскорбление.

А ручки-то своё дело знали. Проказник ловко выхватил из-за пояса видавший виды кинжал, который имел полезную для фехтования гарду. Факел оставлять на тропе Калфу не решился - лунная ночь и пламенеющий дружок давали вражинам вдоволь света. Возглас Лудо огласил округу, а просвистевший болт засвидетельствовал своё почтение. Вряд ли это покинувший их Кар вдруг решил сменить оружие и отомстить вчерашним товарищам!

Пока мозги продолжали лихорадочно работать, то ноги упорно несли Калфу вперёд - навстречу мельнице. Дальнобойного оружия у проказника с собой не было. Да и куда стрелять в такую темень? Это плут и его товарищи были довольно заметны.
- Всех, сука, не перестреляешь - процедил Калфу, вышагивая так, чтобы не поломать ногу в кротовьей норе. Ну не мог же этот трепач Келер стащить из обоза несколько капканов? Или мог? В любом случае подменыш не хотел, чтобы целитель делал нелёгкий выбор. Между собственной поломанной ногой и ногой единственного имевшегося сейчас в распоряжении у группы следопыта - Калфу понимал, что им могут пренебречь и выбрать ногу Лудо.

Аллендер в некотором напряжении ожидал реакции монаршей особы на свой весьма резкий, в общем-то, выпад с вопросами. Словно не король Олеб тут предлагал договор наемникам, а наоборот. Отставной лейтенант ждал чего угодно: криков, обещаний укоротить наглецов на одну голову, да даже панибратски издевательских похлапываний, чередующихся со смехом от бредовости предложений. Но никак не той реакции, которую выдал король. И это было несколько подозрительно. И с каждым словом Аллендер находил новый довод для сомнений. И корабль-то оформится на членов команды, пусть и только Тамо и местного аристократа, и свободу в принятии решений им дают, и даже какую-то помощь и поддержку окажут. Нет, всякое, конечно, бывает, особенно в часы нужды, которые на Дринаксе, похоже растянулись на года, но все же. По опыту службы Кертис знал, что не бывает полной свободы, все равно потом кто повыше по званию при желании все вывернет не твою пользу. В общем, нужно будет держать глаз востро.
А вот появление принцессы, слишком уже внезапное и своевременное, да ещё и со слишком подходящими новостями, вызвало стойкое ощущение, что здесь разыгрывался тщательно спланированный и срежиссированный спектакль для гостей, чтобы те не могли отказать от столь заманчивого предложения. В общем, сомнения Аллендера не сильно утихли, но Тамо и часть других высказались за, а он не мог рисковать остаться совсем на мели на задворках Вселенной. К тому же Рейниру, капитану Рейниру, поправил он себя, он доверял. Если Тамо считает, что дело выгорит, можно и попробовать. Просто смотреть по сторонам, чтобы их не поимели, как юных кадетов. Да и первая задачка пока выглядела вполне привлекательной. Это вам не грабёж, это благородная борьба с пиратством! И это может стать аргументом в их дальнейших делах. Мол, мы берём долю в счёт обеспечения безопасности, вон в тех можете поинтересоваться так ли это. Значит, пока соглашаемся, а там поглядим.
- Я поддерживаю договор на тех условиях, что были озвучены. Когда сможем ознакомиться с кораблём и оснащением? Раз уж речь зашла о обеспечении первого дела всем необходимым для его выполнения. Ведь пираты вряд ли будут столь любезны, что поведутся на одни лишь переговоры!

Король с напряжением следил за лицами своих гостей, заранее стараясь разгадать их реакцию до того, как они её озвучат. Капитану Рейниру и молчавшему все время Лину доставалось больше других королевского внимания. На лице же самого Олеба ясно читалось, что за задуманное он искренне переживает и надеется сейчас найти не просто наёмников, но единомышленников. Позволив всем высказаться, король выдал монолог, который был ответом всем и сразу:

– Формальное соглашение между нами будет, как по работе, так и по кораблю, - серьёзный тон Олеба уже больше соответствовал его статусу. – Каперскую лицензию вы от меня получите. Ясное дело, сейчас это подтирка для задницы. Но считайте её символом моего к вам доверия, ведь я беру на себя ответственность за всё, что делаете вы. Просрёте дело, и моя голова полетит вместе с вашими. И ещё раз скажу, что я не желаю, чтобы вы всю Сферу в крови утопили. Мне не головорезы и убийцы нужны, а воры. Жертвы среди гражданских нужно свести к минимуму. Даже если эти гражданские – асланы. Что до перспектив, которые тут лорд Дейн нарисовал, то не всё так плохо. Большинству независимых систем откровенно плевать на пиратство, пока оно не вредит самим этим системам. Не думайте, что, вступив на эту дорожку, вы одни против всей галактики окажитесь. Те же имперцы вам ещё и спасибо скажут, если вы асланам жизнь попортите. Ну, и наоборот. Нужно разбираться в этих отношениях и грамотно ими пользоваться. И самое главное – не попадаться.

С кораблём поступим проще. Он будет юридически оформлен на капитана Рейнира и лорда Дейна, фифти-фифти. С одной стороны – это знак моего к вам доверия, с другой – это возможность скрыть мою причастность, которую пока рано афишировать. В пространства асланов и вилани соваться на корабле не советую. «Харриер» слишком уникален, его могут пробить по старым базам и начать задавать неудобные вопросы. И постарайтесь корабль не угробить и не потерять. Кстати, от угона он надёжно защищён по причине своей уникальности. Вряд ли современные программы для взлома сработают на нём. Также я разрешаю вам дать кораблю новое имя, прежнее название «В’Харг» вряд ли будет уместным.

В то, как вы будете вести дела, я вмешиваться не стану. Цели выбирайте любые, разве что я иногда буду давать вам наводки. Вы в свободном плавании, но на связь постарайтесь выходить почаще, передавайте послания с курьером, да и во дворец залетайте. Здесь у вас будут лучшие условия по обслуживанию корабля. Возможно, ваши услуги понадобятся в будущем, но условия мы обсудим отдельно, и вы вправе будете отказаться, если они вам не понравятся. Расчёт будем проводить раз в полгода, через доверенные банки. Номера счетов есть в компьютере корабля.

Я понимаю, что идея звучит не очень, и все, или почти все, думаете, что это затевается ради наживы. Да, для наживы тоже, но не только ради неё. У Дринакса есть богатства, которые, правда, не выражаются деньгами. Вы видели в залах и коридорах дворца картины, гобелены, барельефы, скульптуры. Думаете, почему всё это по-прежнему во дворце, хотя наверняка найдутся коллекционеры, которые отвалят за это немалых денег? Потому что некоторые вещи стоят дороже любых денег. В час самой острой нужды мы не променяли культурное наследие своего народа на еду. Таким же образом Дринакс не торгует своими техническими достижениями, хоть от них сейчас мало проку. Я искренне верю в возможность возрождения королевства, и уверен, что мои бывшие вассалы только выиграют, если к ним вернется цивилизация. Ну, да ладно, об этом мы поговорим позже. А сейчас, наверное, стоит отправиться к столу.

– Погодите, Ваше Величество, – из дальнего угла тронного зала донёсся звонкий девичий голос.

Через мгновение на свет вышла миловидная брюнетка лет двадцати. Одета она была в элегантное серое платье известного модного бренда из Имперуима, сочетающее в себе строгость делового костюма и изысканность вечернего наряда. В руках девушки был планшет, экран которого светил бледно-голубым светом. Каким образом эта особа проникла в запертый тронный зал даже для Себастиана было загадкой, хотя он и предполагал, что во дворце имеются потайные ходы.


– Моя дочь, принцесса Рао, – с гордостью представил король неожиданную гостью. – Она же идейный вдохновитель всего, про что мы сегодня говорили. Много ты слышала, дорогая?

– Достаточно, – уклончиво ответила принцесса, опустив глаза в планшет. – Одновременно с ними во дворец прибыла крайне любопытная новость, которая может быть интересна присутствующим. Речь идёт о быстром заработке двух с половиной миллионов кредитов, расположении двух планет и возможности припугнуть конкурентов. Интересно, не правда ли?

– И что это за новость, дочка? – король был заинтригован.

– Две близкие к Дринаксу системы, Кларк и Торпол, были атакованы пиратами. Один пиратский корабль устроил бойню на Кларке, после атаковал Торпол и скрылся в неизвестном направлении. Правительства обеих систем разослали соседям предупреждения о нападении пиратов и назначили за их головы награду. Подробностей в сообщении, увы, немного, их нужно будет выяснять на месте.

– Весьма интересно, – согласился король. – Но капитан Рейнир и его команда сами решат, браться за эту работу или нет.

Лотар

Кристалл приятно холодит руку. Удивительно – даже в оправе он мелковат, но внутри плещется практически бесконечный источник силы. Опытные старики из библиотеки способны при помощи них вызвать настоящую грозу, способную разметать по камням небольшой домик. Мана, которой исстари привыкла пользоваться Империя зовётся маной Жизни, однако разрушительных сил в её арсенале достаточно, чтобы магии Империи были грозными воинами. Интересно, пойдёшь ли ты по этой стезе до конца?

Винфрид

Твой кристалл встаёт в желоб жезла как влитой – словно, всегда там был. переливается в солнечном свете, чуть отливая зелёным. До сих пор никто не знает, как появились в Невендааре эта сила – многие связывают это с Слезами Солониэль – того ангела-богини, что зовётся ныне Мортис. А может и не так всё это, ведь были же маги и до тех времён, когда произошёл разлад? Люди, как и другие расы, хорошо научились обращаться с кристаллами, но так никому ещё не открылась история, как так получилось, и почему у эльфов они подобны зелёным лесам, у Кланов – чистому горному снегу, а у людей – цвета неба. У демонов и нежити тоже есть свои кристаллы и магия, но о их мрачных цветах – кроваво-алом и грязно-чёрном, вспоминать не хочется.

Зардомас

— Господи! — всплеснула руками Гунда, когда услышала, сколько Заду нужно еды, — да как в тебя столько лезет! Честное слово, да я тебя одного кормить должна, похоже!
Достойнейшая из поварих, впрочем, бесстыдно преуменьшала свои способности: не раз и не два можно было побыть свидетелем чуда Всевышнего, когда Гунда кормила целую роту людей, обходясь самым простым набором из круп и нескольких кусков мяса. Наконец всё-таки красноречие Зардомаса тронуло струны души рачительной хозяйке и тому было отгружено. вернее отрезано, пара килограмм вяленого мяса, что как раз хватит шести людям на полноценную ночевку в лесу и выделено два каравая хлеба.

Цезария
Music: Dies Irae — (ссылка)
Солнечные лучи пробиваются сквозь витражи церкви, наполняя её мягким теплым светом. Цезаря преклоняет колени перед алтарём, начиная шептать слова молитвы.
— Glorius Dei...
К вящей славе Всевышнего возносятся молитвы. Выше неба должны лететь священные слова, чтобы подхватил их хор ангелов.
— Glorius Dei...
К ангелам, что понесут на белоснежных крыльях, возносятся молитвы. Пусть благодать спустится на просящего вместе с ответом Отца.
— Glorious Dei...
К простым людям обращается молитвы. Жизнь вдыхают посланники Всевышнего на земле Невендаара, и принося свет истинной веры. Прошептав последние слова, Цезария чувствует, как сложенные в молитвенном жесте ладони наполняются теплом. Открыв глаза, девушка видит, как вместе с золотистыми пылинками на свету кружится одинокое белое перо... когда оно касается её ладоней, то растворяется, будто наваждение, но тепло уже растекается по всему телу. Послушница чувствует, как её переполняет необычное чувство силы.

Освальт

Нигель из-под седых бровей сурово взглянул на Ко'Драпа, но что-то теплое, отеческое пряталось где-то в тёмных бусинках зрачков. Тяжело вздохнув, словно вопросы Освальта утомили его ещё до того, как он начал их задавать, тот ответил:
— Разрешаю, разрешаю... Карты у меня с собой нет, но ты можешь посмотреть на те, что закреплены в зале общего сбора. Там есть вся необходимая информация. Где-то на пятнадцатой миле стоит наша сторожевая башня – чуть в сторону от вашего маршрута, можете свернуть, если будет время. Конкретно на шестнадцатой миле... ну, вообще-то если уж говорить строго, вы должны сами выяснить, что там. Но и секрета большого нет, не вы же первые туда ходите. Там находятся могилы тех, кто пал ещё в войну за Темперанс. Небольшая поляна, похоронены сразу после битвы, потому что нести их куда-то ещё не было времени. Безопасная стоянка... на восьмой миле, помнится, кто-то уже устраивал стоянку, место там тихое, животных видели редко. А уж разбойники и прочие не забредают и подавно. Обычно, — прибавил он, потирая в задумчивости подбородок, 3 но я очень сомневаюсь, сквайр, что вам понадобится стоянка. По крайней мере, я на это надеюсь. — Последнее слово Нигель выделил особенно, показывая, что задержка нежелательна.



***

(Зардомас, Юрон, Винфрид, Лотар, Освальт, Цезария, Великий Лес, позднее утро)

Собравшиеся на небольшом пятачке, вымощенным крупным сероватым камнем, отряд терпеливо ждал, пока поднимется массивная решётка, скованная ещё Кланами столетия назад, о чём красноречиво напоминали высеченные на целый дюйм вглубь руны. Перекрикивались наверху стражи, крутившие колесо подъёмного механизма, а от зубца к зубцу перелетал откуда-то взявшийся воробей. Наконец ворота распахнулись, выпуская нестройно бредущих людей в сторону Леса, видневшегося прямо от ворот.
Широкая утоптанная дорога круто свернула куда-то влево, уводя за собой ощущение привычной рутины. Тропинка, на которую спустя буквально полчаса ходьбы были вынуждены свернуть имперцы, конечно, всё ещё ярко различалась на едва поросшей травой земле, да и ходить по ней им пришлось не раз, но сегодня они впервые должны были идти по ней сами, без уверенности в том, что соседний член отряда совершенно точно запомнил дорогу обратно. Хотя, конечно. паники никакой не было: все вы хорошо знали этот путь, даже Цезария пару раз была на этой тропе и если бы понадобилось, смогла бы отсюда пройти до леса и обратно без проблем.
Наконец, и она закончилась: отряд вошёл в лес. Вокруг резко стало темнее, и слабый свет с зеленоватым отливом из-за множество листьев, через которые ему приходилось пробиваться, едва достигал земли. Где-то справа вдруг послышалось журчание ручья: он был настолько близко, что его легкие переливы, когда вода ударяется о камни, не заглушал даже шорох листьев под ногами у идущего отряда. Кажется, уж водой они были обеспечены.
Лучше всех, разумеется, ощущал себя Зардомас: всё-таки прежде всего это была его стихия. И вот что удивило стрелка – ни единого голоса пташки не уловило его ухо, ни каких-либо зверей. Лес будто вымер. И это было неправильно.
Продвинувшись чуть дальше, отряд остановился на развилке: обе дороги вели на север, как выглядело, но на левой тропинке в темнеющем проходе, где смыкались густые кроны деревьев, плясали бледно-зелёные огоньки. Что это такое с первого взгляда было непонятно, но не успели имперцы об этом задуматься, как нога Цезарии неожиданно провалилась в небольшую ямку: нога не пострадала, но послушница вдруг обнаружила, что стоит на затерявшейся в густой траве и прошлогодних листьях плите. Надпись стёрло время и только цифры, выбитые, видимо, позднее, ещё кое-как различались: судя по дате, погребли здесь кого-то ещё две сотни лет назад. Землю вокруг обелиска видимо размыло дождём, или может, кроты и крысы постарались, но один из кирпичиков не выдержал и провалился, когда девушка неосторожно на него наступила. Вдруг где-то вдалеке послышался крик козодоя...

По заявкам желающих, выкладывается иллюстрированная хроника "как герои определялись, в каком порядке они отправятся вызволять грешного воришку". Осторожно, обсценная лексика, безумный пейнт за 5 секунд.

За профессором я следовала неохотно, болтаясь в хвосте нашей маленькой группы любителей древности. Даже обещанные в выставочных залах современные вентиляторы не помогали вдохнуть энтузиазм в мои мысли. Не то впечатлительной даме передалось беспокойство мистера Илаяса, не то я просто устала - покидать насиженное место не хотелось, как и слушать пространные речи сеньора Санчеса, влюблённого в каждый черепок, откопанный его коллегами. Обычно мне нравилось слушать о давно покинувших сей бренный мир цивилизациях и удивительных археологических находках, но только не сегодня. Я понимала: пока не увижу сеньориту Рисо целой и невредимой, смущённо приносящей извинения за задержку, смутная тревога не оставит мой разум в покое. Рассуждать в такой момент о мумиях и зловещих куклах? Воистину, только оторванный от реальности учёный способен на подобное!

Всё время, пока мы неторопливо спускались по лестнице и шествовали к музейной экспозиции, я вертела головой и прислушивалась, стараясь уловить голоса возвращающихся из хранилища мужчин и женский голос, объясняющий долгое отсутствие хозяйки. Однако время шло, профессор Санчес разглагольствовал, и никто кроме него не нарушал безмолвие музейных залов. Я едва обращала внимание на завязавшуюся между профессорами дискуссию. С моей дилетантской точки зрения инки были не намного глупее наших современников и точно так же имели право собирать коллекции из артефактов тех, кого они покорили и поглотили. Во всяком случае, меня нимало не удивлял тот факт, что артефакты из разных исторических эпох найдены в одной гробнице. Возможно, пирамида действительно была чьим-то складом. Пока не отыщем её - не узнаем. А без дневника конкистадора и помощи сеньориты Рисо - узнаем не так скоро, как хотелось бы... Да где же они?

Восклицание мистера Кревски заставило меня вздрогнуть и начать нервно озираться, чтобы понять, кого он имел в виду. Неужели кто-то следит за нами? И тут я увидела... Увидела то, что лучше бы мои глаза не видели никогда! Человек с окровавленным ртом, в чьём лице я не сразу распознала де Мендосу, взирал на нас с такой ненавистью, что я оцепенела. А спустя несколько секунд сделала то единственное, что могла сделать леди - завопила на высокой ноте, предупреждая всех в зоне поражения, что творится нечто из ряда вон выходящее.

Нейтан вздрогнул, увидел не кого иного, как пресловутого сеньора Мендосу. Ясно, похоже догадки были верны: это тип запудрил мозги Ларкину, узнал все про пирамиду, а теперь, когда англичанин вызвал подмогу из-за океана, решил что делить золото на такое количество народу будет неинтересно, и что если прорваться первым до места, можно выкинуть из раздела вообще всех. Но откуда, черт его дери, он узнал про манускрипт? И почему у него вся морда в крови, как будто он там пил кровь этой несчастной сеньориты Рисо?

Ладно, это все значения не имело. Упустить сейчас Мендосу означало упустить все деньги, и Симмерс не затем плыл в Перу, чтобы остаться ни с чем.

- Кревски! За ним, держите его! Он стащил что-то из хранилища! Мендоса, стой! Как там... Debe quedarse quieto!

Симмерс кинулся вперед, надеясь сократить дистанцию, пока Мендоса не скрылся где-то за поворотом.

Рыцарь положил слуге руку на плечо и крепко сжал его. Его губ уже не было видно под шлемом, и никто не мог услышать его ответ.

Демиан бодренько доделывал работу, в бесплодность которой уже верил. Это одна из бесчисленных мудростей, которые по началу кажутся абсурдом: что дело, не принесшее плодов может быть важным. Но прочный фундамент учености покоится и на этом камне: убеждайся в отрицательных результатах. Убежденность, что ничего не пропустил позади добавит твердости идти вперед.

Так что, уже надеясь, что искомый дырявый башмак ушел в темноту на ноге Келера, таким образом два истока поисков сливаются в один, послушник Ордена довел до конца осмотр подошв, и лишь затем покричал в ночь команду элементалю оставить пост и вернуться в лагерь, а сам присоединился к собранному Аргасто кругу.

Дела там, тем временем, развивались наилучшим образом. Юноша поблагодарил проведение, что нашлись те кто возьмет на себя расследование через расспросы вовлеченных, сам Демиан так удачно сделать это в жизни бы не смог. Так он, по крайней мере, думал.

Слушая и не перебивая, Рохо лишь молча показал Викто одобряющий жест, отметив про себя, что позже надо бы и в словесной форме засвидетельствовать медику свое восхищение его убедительностью. Но вскоре слова Тэлка начисто выбили из головы мага все посторонние мысли, не касающиеся рассказанного. Должно быть, глаза мага сейчас загорелись не хуже, чем у его слуги, пусть и в переносном смысле. Юноша едва дотерпел до приглашения командира высказываться, и еще тяжелее давшимся усилием воли пропустил вперед сестру Рин.
– Спасибо что рассказал, э-э, Тэлк. – Дело здесь было не в вежливости, а в том, что чуть меньше шансов что честному кучеру влетит за рекомендацию сомнительного типа в караван, если пытаться сейчас представить его молодцом. Но выполнив эту обязанность, Рохо полетел к главному, и заговорил даже не скрывая, насколько поддался азарту:
– Сир Аргасто, то что случилось – это конечно угроза крупной утраты, но это же и благословенный шанс. Пожалуйста, позвольте отправиться в погоню, и есть надежда, что вернемся мы не только с похищенным сокровищем магика Бартолома, но и с языком, знающим расположение зимовок бандитов. Только представьте себе, сир! Целью нашего каравана является же, в конечном счете, привести помощь. А так вы сможете передать авторитетам не только просьбу о помощи, но и пленного, знающего где искать блокирующих перевал супостатов. Это ли не триумф, ваше превосходительство?
С трудом выдержал паузу, и продолжил:
– Все о чем я прошу, сир: скажите, скольких воинов вы готовы отпустить в эту небольшую экспедицию, и каков крайний срок, к которому мы должны вернуться. – Демиан думал наперед. Возможно, там придется покараулить того, на встречу с кем рассчитывал Келер. – Единственное что, предпочел бы участие добровольцев, само собой, в позволенном вами числе. Это предприятие не может не закончиться успехом: если я заметил следы – хороший следопыт их точно прочтет. Вдобавок, мы примерно знаем, куда они ведут. Если дурак все нафантазировал, и к нему на встречу никто не придет – просто вернемся с ним назад. Но есть шанс сорвать куда больший куш, сир Аргасто!
Демиан никогда не умел убеждать или зажигать идеей. Но сейчас надеялся, что заманчивость перспективы сама все сделает за оратора.

Как и МакМаллен, Дэвенпорт на подходе к хранилищу достал оружие, которым оказался армейский Colt M1911 – очевидно, любовь к прогрессу оказалась в данном случае выше лояльности традиционным английским револьверам завода Webly. Хотя взгляд, который он бросил на побледневшего (Генри достаточно прожил среди чернокожих, чтобы различать их "бледность") Джексона был несколько ироничен, ибо оснований бояться грабителя или даже грабителей у четырех крепко сложенных и вооруженных мужчин не было, и, похоже, Илаяса пугали собранные им же истории. Забавно, как излишнее знание создает излишние же страхи.

И с этими мыслями Генри скользнул внутрь практически сразу же за Сэмом.

И мысли резко поменялись.

Пока они менялись, МакМаллен, задал вопрос, на который англичанин ответил рефлекторно, озвучивая итоги наблюдений и выводы.

- Прошел мимо спящего охранника. Подкрался сзади. Закрыл рот. Потом…

За всю свою карьеру военного, охотника или медика Генри с подобным не сталкивался. Он видел случаи крайнего обезвоживания, видел иссушенные трупы… но менее чем за час? Наверное, это можно было сделать каким-то устройством, наподобие насоса, которое бы выкачивало всю кровь, но тут явно кровью не ограничились. Межклеточная жидкость, лимфа…

Он мотнул головой, выкидывая из головы вопрос "как" – ответить на него сейчас было невозможно.

- …я не знаю. Но, возможно, убийца еще в здании.

Единственный вопрос, на который сейчас у сэра Генри был ответ, это "Что делать?" И за него он и уцепился.

- Мистер Илаяс, придите в себя. Мистер МакМаллен, мы должны идти наверх. Вряд ли он нападет на группу людей, но…

Дэвенпорт бросил взгляд на жуткую и непонятную рану. Затем перевел его на застывшее в ужасе выражение лица Рисо. Отвернулся.

- …я не хочу рисковать.

И, стараясь лишний раз не смотреть на жуткую картину смерти, осмотрел помещение в поисках либо следов убийцы, либо чего-то явно пропавшего. Под конец, у убийцы должна была быть какая-то цель. Если само убийство не было целью. Сигналом. Слишком хорошо вписывающимся в чертову теорию Илаяса.

Возможности и испытания всегда шли рука об руку, и за последние пару месяцев Себастиан в полной мере ощутил это на себе. Когда ураган по имени Олеб ворвался в жизнь Дейна, тот планировал свою не вполне почетную, но вынужденную пенсию. Взрыв, который едва не оставил аристократа без пары конечностей, был посланием с однозначным смыслом - держись подальше от тронного зала, если не хочешь отправиться в последнее звездное путешествие. Стесненные, а откровенно говоря, скотские, условия, в которых существовал Парящий дворец, не мешали королевскому двору быть традиционным серпентарием, которого можно ожидать от коридоров власти. Местные аристократы были лишены необходимости управлять обширными наделами, от чего у них появлялось огромное количество свободного времени, и в отсутствие альтернатив, они превращали интриги в профессию. Фору Силее могли дать не только роскошь и технология парящего дворца, но и степень накаленности отношений внутри двора, подогреваемая мелочностью обид и поводов для вражды. В отличие от герцогов Империума, лорды и леди Дринакса грызлись не за то, кто получит контроль над очередным субсектором или куда император направит свой флот, а за то, кто первый получит порцию собранной в накопители воды для мытья. Это обстоятельство возносило козни придворных на новый уровень ожесточенности, на который способны только дерущиеся за крошки люди.

Больше десяти лет Себастиан провел в этом гадюшнике, разрываясь между долгом перед своим народом и желанием сбежать из Дринакса как можно дальше, пока оппоненты не решили сделать выбор за него. Кто именно был автором взрывоопасного послания Дейн не знал, и именно этот факт был основной причиной, почему аристократ решил поставить свою политическую карьеру на паузу за пару десятков лет до запланированной пенсии. Врагов у него было предостаточно, начиная от любого, кто находился после него в очереди на королевский престол. Учитывая, что за столетия кровосмешения решительно каждый обитатель Дринакса имел тот или иной дворянский титул, таких конкурентов у Дейна было примерно 99% населения парящего дворца.

А затем одним вечером двери комнаты Себастиана без предупреждения открылись и на пороге возник Олеб со словами: "Сынок, как ты смотришь на то, чтобы войти в историю".

Это не был вопрос. Король вообще не очень умел просить. Его слова были возможностью, от которой нельзя было отказаться, не рискуя быть выброшенным за борт дворца. С антигравитационным поясом, конечно. Если Олеб был в хорошем расположении духа.

После того памятного вечера Дейн вынужденно стал тенью монарха и имел сомнительное удовольствие принимать участие во всех королевских делах и забавах, среди которых акробатика над желтой бездной планеты внизу относилась к более безобидному спектру. Присутствуя на заседаниях королевского совета Себастиан не мог не ловить на себе взгляды других лордов, некоторые удивленные, которые как будто говорили "он еще жив?!", другие - едва скрывавшие пренебрежение. Для половины совета он выглядел очередной забавой короля, игрушкой, с которой Олеб наиграется и выкинет, как бывало раньше. Отчасти, эта оценка была верна, за одним небольшим исключением - новая "забава" короля могла перекроить всю карту Троянского предела. Естественно, вся операция держалась в секрете. Об обнаружении древнего корабля и планах Олеба на него знали единицы самых приближенных к королю советников, поэтому неожиданное внимание монарха к Дейну действительно казалось прихотью царственной особы. Но за время бесчисленных обсуждений, планирования, осмотров корабля и подбора экипажа Себастиан заразился энтузиазмом Олеба и стал верить в то, что эта затея, нет, не обречена на успех, но имеет шанс принести плоды.

В самом плохом раскладе Дейн получал офицерское кресло на корабле, который мог десятилетиями пиратствовать в Пределе. Это позволило бы ему вырваться из сжимающейся на шее петли Дринакса и попытаться - во второй раз - покорить космос. В самом лучшем раскладе он действительно мог вписать свое имя в историю. Себастиан соврал бы себе, если бы сказал, что никогда не мечтал о чем-то подобном. Напротив, почти всю свою жизнь он мечтал именно об этом. За годы жизни эта мечта трансформировалась - он перестал грезить о себе во главе космической армады, отказался от фантазий об огненной риторике, ставящей на колени империи, но базовое стремление Дейна, его честолюбие и гордость никуда не девались. Он не хотел, не собирался, не имел права смиренно раствориться в вечном сумраке.

С этими мыслями Себастиан сильнее сжал навершие трости, затем переложил ее в левую руку, а свободную протянул сошедшему на палубу дворца Рейниру. Из всех рассматриваемых королем вариантов Тамо, по мнению Дейна, наиболее подходил на роль капитана благодаря железной воле, принципам и происхождению. Рейнир был выходцем из Предела и на собственной шкуре испытал все тяготы жизни на фронтире, которые восстановленный Дринакс мог облегчить. Лорд Вракс предпочел бы видеть капитаном корабля дринари, коль скоро отговорить короля от этой авантюры целиком было невозможно, но Себастиан отстаивал кандидатуру Тамо до конца и в конечном счете Олеб, к удовлетворению Дейна, выбрал именно пандорца.

Заняв свое место в процессии позади монарха, Себастиан не забыл обменяться рукопожатиями и с Лемом, появление которого в списке экипажа было приятной неожиданностью для аристократа. Остальные сослуживцы не были знакомы Дейну лично, лишь по обрывочным сведениям вербовочного процесса - Рейнир подбирал экипаж сам, опираясь на собственные предпочтения, и должен был отчитываться перед королем только о результатах своего выбора. Естественно, Олеб посвящал Себастиана в результаты отбора, но близко знакомиться с колоритным составом экспедиции предстояло уже в первом полете.

Металлический наконечник трости с тихим ритмичным звоном отмечал каждый шаг Дейна, который боролся с желанием поторопить задерживавшего группу монарха. Подталкивать Олеба в спину было верхом неприличия (даже если предположить, что король с юмором отнесется к такому жесту), но искушение росло с каждой секундой - Себастиану не терпелось как можно скорее покончить с формальностями, оказаться на корабле и покинуть Дринакс.

157-1105. Дринакс, субсектор Тлиоваха, Троянская сфера

Некоторые шансы выпадают лишь раз в жизни, и ты хватаешься за них обеими руками, хотя всё вокруг кричит о том, что это бред, чёртова подстава, прекрасная возможность влипнуть в неприятности или даже угробить себя. Пусть так, зато на смертном одре тебя не станет терзать мысль, что в своё время ты свалял дурака и упустил такой шанс.

Ветерана звёздного флота Тамо Рейнира подобные сожаления мучить не будут. От своего шанса он не отказался, хотя на первый взгляд (да и на второй, если быть точным) от предложенной ему работы несло смесью чьих детских мечтаний и вполне уже устоявшегося половозрелого безумия. И всё же Рейнир позволил втянуть себя в эту авантюру, а после втянул в неё и других, с кем пересекался раньше на службе, а те подключили к делу своих хороших знакомых. И вот уже команда мечты из семи человек подписалась на дело, о котором имела самое смутное представление.

Добирались до Дринакса шестеро членов команды (седьмой должен был присоединиться на месте) вместе, на специально нанятом для них нанимателем чартере. Иначе на Дринакс, который на всех звёздных картах значится как необитаемая система, не попасть. Торговцы, путешественники, даже пираты и мусорщики держатся от таким мест подальше. Соблазнился возможностью подбросить шестерых пассажиров на орбиту мёртвой планеты только капитан грузового крейсера, искренне недоумевающий, зачем кому-то в здравом уме совершать подобное путешествие в один конец.

К всеобщему удивлению на орбите Дринакса Рейнира и его спутников принял другой корабль. Особенно поразителен был тип корабля – прогулочная яхта из разряда тех, что может позволить себе лишь высшая имперская знать или же топ-менеджеры крупнейших корпораций. По задумке создателей этого произведения кораблестроительного искусства роскошью должна была отдавать каждая деталь яхты. Даже лампы в шлюзовом отсеке светили изумрудным светом, создавая сказочно-волшебную атмосферу. Матросы, облачённые в бело-золотую униформу с нашивками в виде золотого щита, на вершине которого гнездится дракон, бодро перенесли вещи пассажиров, а их самих устроили на смотровой площадке, где уставших от долгого перелёта путешественников ждали самые удобные кресла, в какие им доводилось опускать свои задницы. По крайней мере, последнюю часть пути им предстояло преодолеть в королевском комфорте.

Капитан яхты учтиво поприветствовал шестерых пассажиров, доверительно сообщил, что Его Величество заждался, а потому корабль помчится на полной скорости, и пожелал наслаждаться видами планеты. Впрочем, рассмотреть планету толком не вышло из-за обилия в атмосфере жёлто-зелёных облаков, состоящих из пыли и ядовитых веществ. Только в свете молний, то и дело пробивавшихся из верхних слоёв облаков, можно было увидеть внизу ржавые скелеты того, что когда-то было огромными башнями древнего мегаполиса. Последствия апокалипсиса, как они есть. И символ того, к чему приводят непомерные амбиции.

Яхта стремительно мчалась куда-то сквозь облака около получаса прежде, чем капитан объявил о прибытии на место. А место это оказалось одним из самых удивительных, что шестеро пассажиров видели в своей жизни, особенно в контрасте со всеобщим упадком мёртвой планеты. Целый город (небольшой, но всё же город) парил в небесах на антигравитационной платформе. Множество огней освещали его величественные дома, дворцы и башни. Архитектура была причудливой, не похожей ни на один из господствующих в регионе, да и в империи стилей, и весьма радовала глаз. Подобного чуда можно было ожидать на Силее c её парящим над столицей императорским дворцом, но не тут, в регионе, который не просто так зовётся космической пустошью.


* * *

Король Олеб XVI никогда терпением не отличался. С тех самых пор, как его посетила грандиозная мысль возродить каперство, а вместе с ним и своё королевство, он будто обезумел. С огромным трудом лорд Ракс и леди Хил отговорили короля самому занять капитанское кресло пиратского корабля. После этого Олеб целый месяц просматривал тысячи досье и отбирал лучших кандидатов на роль капитана и его помощников, наконец по каким-то своим причинам остановив выбор на малоизвестном Тамо Рейнире, с которым он даже не был знаком. Честь представлять королевский двор на борту корабля была доверена лорду Дейну, который в молодости и сам служил на флоте. Олеб и Дейн в последние пару месяцев были просто неразлучны, каждый их день начинался с инспекции чудо-корабля, над которым трудилась бригада ремонтников, затем продолжался за обсуждением грандиозных планов у карты сектора, а к вечеру король за бутылочкой-другой вина предавался воспоминаниям о своей бурной молодости, полной подвигов и приключений.

Несмотря на свой уже преклонный возраст и совсем не атлетичную фигуру король был человеком крайне активным, неспособным подолгу сидеть на месте. Получив донесение, что транспорт с нанятыми им людьми прибыл в систему, он отправил за ними свою личную яхту, а сам принялся в компании ближайших советников и личной охраны прохаживаться по Парапету славы и постоянно пялиться в бледно-жёлтые облака. Его нетерпение сменилось раздражением, обильно выплеснувшимся на сопровождающих. Наконец устав ждать, Олеб напялил на себя аж три антигравитационных пояса (как раз под свой немалый вес) и, расправив руки будто крылья, оттолкнулся от парапета и взмыл в небо. Вслед за ним в воздух поднялись два десятка воинов, облачённых в традиционные синдальские доспехи с приделанными к ним крыльями, а заодно и лорд Дейн, с которым король не пожелал расставаться и в небе. Когда же яхта наконец показалась вдали, король, совершив в воздухе удивительный для человека его комплекции переворот, подлетел к Себастиану и с широкой улыбкой доверительно ему сообщил:

– Запомни этот день, сынок. Это начало чего-то грандиозного.


* * *

Когда на небольшой посадочной площадке с яхты сошли шестеро пассажиров, король Олеб бросился к ним навстречу, жал руки, лез обниматься как к родным, которых давно не видел и очень соскучился. Эта сцена сопровождалась растерянностью стражников, которым по протоколу не стоило позволять такой близости между чужестранцами и монархом. А пожилая аристократка из королевской свиты с раздражением поджала губы и окрикнула Олеба:

– Ваше Величество, манеры! Ваши гости могут счесть, что вы не благородный правитель королевства, а неотёсанный мужлан с фермы по разведению свиней.

– Кыш-кыш, злая женщина, – отмахнулся король, даже не поглядев в сторону аристократки. – Позаботься лучше, чтобы стол был накрыт к нашему приходу. И детей моих позови.

– Грубиян, – с возмущением, но и еле заметной улыбкой ответила женщина, развернулась и направилась во дворец.

– Не обращайте внимания, это у нас флирт такой, – усмехнулся Олеб, обращаясь к своим гостям, как к старым приятелям. – Это леди Хил, наша местная блюстительница порядков. Но вообще знакомиться будем позже, за столом представлю мою семью и ближайших соратников. А пока расскажите, как добрались. Как вам дворец, кстати? Неслабо, да?

Процессия неспешно (в силу медлительности самого Олеба, подуставшего от целого дня на ногах) направилась вслед за леди Хил в путешествие по коридорам дворца, которые смотрелись столь же грандиозно, как и его экстерьер. Архитектура вобрала в себя утончённость традиционных земных стилей, экологичность Синдала и практичный хай-тек. В то же время обитатели дворца вовсе не купались в роскоши, а вынуждены были ютиться в крошечных комнатушках, образованных путём разделения величественных залов и королевских палат. Прямо в коридоре с пятиметровыми колоннами, гобеленами и полотнами старых мастеров шёл урок биологии для учеников младшей школы, а чуть дальше посреди галереи с портретами прежних монархов и членов королевской семьи складировались ящики с продовольствием, доставленные накануне с Азима.

Для Демиана сейчас песчинки в часах вечности стали золотыми. Вокруг творилась одновременно куча драм, в которые следовало бы вмешаться, но из всех надлежало предпочесть одну, главную. Судьба брата по ордену на кону.

Мелькнула мысль, мудро ли кого-то прогонять, пока украденное не найдено, но впрочем, следы Кара маг четко опознал, и отличил от Дырявых. Значит, если только они не заодно... Но это вряд ли. Маг собрался с духом и затараторил, громко чтобы было четко слышно, но торопливо на грани приличия.
– Мессир Аргасто! Мне кажется, я заметил то что поможет поймать вора. Точнее, понять из наших вор, или следил за караваном. – Даже на то, чтобы ответить на прямые вопросы командира, сейчас решил не тратить времени. – Никак не покушаясь на ваше право отдавать приказы, мессир Аргасто, я позволю себе предпринять необходимые действия, зане время дорого. Я прекращу самовольствовать по первому произнесенному вами слову "отставить", но прошу, все-таки дайте мне возможность найти вора пока не стало поздно.

Встретился взглядом с лейтенантом, отсчитал про себя до трех, и начал.
– Сестра Рин, Викто, сирра Бартолом! Пожалуйста, останьтесь здесь, не пускайте никого затаптывать следы. Я оставлю тут голема, чтоб свет давал. – И дал беззвучную команду "стоять на месте". – Все остальные, кто сюда приперся, прошу вернуться к костру. К костру! К костру! К костру! Так, теперь пожалуйста, встаньте в круг! Посмотрите, здесь должны быть все кто идет в караване. Каждый! Проверьте всех своих соседей по палатке. Если кого-то не видите – громко кричите. Все ясно? Кто-то не видит своего соседа? Все? Все?! Все?!!!

План был, если удастся добиться выполнения этих инструкций, попросить всех следить за всеми, чтобы никто не мог ботинок переодеть, это все-таки нельзя сделать незаметно. И начать проверять подошвы правых сапог, по очереди у каждого. Само собой, пораньше вывести из подозрения следопытов, их можно и послать к ручью изучать отпечатки. Может, заметят то что маг пропустил. Всякое дело должен делать специалист, на том Орден основан.

(Граница Империи Всевышнего, крепость Умеренности, раннее утро)

Первый луч едва тронул зубцы самой высокой башни крепости – Орлиной, а в часовне собора Святой Юфемии уже забили колокола. Потемневшие от времени громадные стены – что первая крепостная стена, что вторая были около сорока футов в высоту собирали утреннюю росу в трещины, оставшиеся здесь после последнего штурма и ещё не везде заделанные. Отмостки от башен к парапетам на стенах, к проходам на них же, оплетали каменной паутиной всю крепость, отчего во многих уголках Умеренности вечно царил полумрак, накладываемой тенью от солнца, едва пробивавшегося через плотный строй облаков.
По размерам Умеренность могла посоперничать с любым хорошо развитым городом Империи. Объединённая архитектура гномов, людей и эльфов породила необычный сплав из монументальности Кланов, изящества Эльфов и принципов планировки Империи. Итогом стала эта крепость, чьи толстые колоссальные стены венчал сложный ансамбль башен с фасадами, которыми мог позавидовать иной дворец. Часовни и церкви походили на донжоны и укрепленные бастионы, казармы – на укреплённые жилища кланов, а наблюдательные пункты устремлялись на такую вышину, что, казалось, с них можно было коснуться холодных звёзд Невендаара.

Ещё одной "особенностью", кроме толстых, в десять-двадцать футов шириной, стен, отличавшей Умеренность от какого-нибудь богатого имперского города, были тесные улочки, переплетающиеся с друг другом. Удивительно, но при всех размерах, застройка внутри была столь плотной, что крепость едва-едва наскребла места на две площади, где можно было проводить необходимые учения, построения и, если придётся, праздники.
И всё это мрачное великолепие принадлежало только людям – нет, конечно, согласно новому договору, в крепости были и мастера Горных Кланов, и дипломаты Союза, вместе с небольшими охранными отрядами, но благодаря общей площади Крепости, столкновение было с ними редчайшей удачей, так что простые гарнизонные вояки предпочитали считать, что кроме них никого нет – тем более что за стенами, на многие и многие мили это было почти правдой. Редкие одинокие домики-хозяйства появились в пределах Умеренности совсем недавно: двадцать лет земля здесь была раздираема войной, и мирные жители надолго покинули здешние угодья, здраво рассудив, что мёртвым пашни и сады ни к чему.

Утро застало Освальта в казармах. Измученный вчерашней строевой подготовкой, он спал, подложив под голову для пущего комфорта локоть, прямо поверх подушки. Шёл последний летний месяц; сборы только что закончились, и сквайр наивно полагал, что имеет право выспаться. В здании, возведённом целиком из камня – только крыша была деревянной, частенько плохо топили: поэтому все кровати, выставленные в ряд, были укрыты достаточно толстыми меховыми одеялами, под которыми можно было спокойно спать, не боясь застудить себе шею или какую-нибудь другую часть тела. К несчастью, помимо настойчиво зовущих колоколов, ещё у одной причины по имени Григор были намерения не дать Ко’Драпу отоспаться. Усатый соратник и сосед по казарме растолкал воина и сообщил тому, что его хочет видеть на площади Юттона Благочестивого, ни много ни мало, собственной персоной Нигель Эйверн.
— Ну давай, увалень, просыпайся! Развалился тут, как огр посреди дороги! Руки в ноги и быстро на площадь Благочестивого, сбор через десять минут!
Только окатив себя из ведра холодной водой, сквайр вспоминает: точно, вчера им что-то говорили про посвящение. Григор тем временем будет Юрона, спящего неподалёку.
— Поднимайся, поднимайся, бес тебя за пятку! Тоже забыл, что у вас сегодня "выгул"?
Выгулом между собой солдаты звали то самое посвящение. Отряд новобранцев отправляли в "легкую прогулочку" недалеко от стен Умеренности. Жестокая тренировка подчас могла закончится и жертвами, но что Руперт, что Нигель, хоть и берегли своих бойцов, считали, что подобные жесткие условия – единственный выход держать гарнизон готовым к любой опасности.

На северной наблюдательной башне во всю гуляет ветер. За каменным балконом плещется зелёными волнами Великий лес, мешая Зардомасу вглядываться в алеющий горизонт. Ярко-зелёная листва дубов и ясеней переплетается с красно-жёлтым убранством клёнов и берёз, подсказывая знающему человеку, что в этом месте заканчивается царство людей и начинаются владения Союза. Образ зыбкий, как и сама граница: эльфы не держат постовых застав на своей территории, и сейчас, кажется, вообще её практически не контролируют, уединившись в своих зимних дворцах.
— Эй, Зад, чего замер, никак задремал, что ли? — тяжелая рука Конрада хлопает тебя по плечу, вырывая из оцепенения, — давай, друг, свободен. Смена караула. Тебя, поди, уже ждут. Говорят, Харл опять с возом дичины вернулся, так что Гунда сегодня закатит нам пир, так что не опоздайте к обеду! Клянусь Всевышним, если он и в этот раз не расскажет, где ухитряется столько настрелять, я донесу на него в Магистрат¹.

В соборе Святой Юфемии не спали уже давно: заутреня начиналась раньше, чем проходило построение, и сейчас в базилике расположился нестройный ряд синих капюшонов – послушницы, среди которых была и Цезария, молились Всевышнему о благополучии императора и императрицы, о воинах крепости и о тех, кто покинул этот мир. Высокий неф здания украшали множественные рисунки истории Невендаара, начиная с его создания, до низвержения Бетрезена. Утреннюю тишину нарушало мерное бормотание тридцати послушниц, проговаривающих полушепотом литании, да поскрипыванием деревянных скамеек, на которых им позволялось устроиться, хотя многие предпочитали молиться на коленях.
Когда огоньки свечей перед массивным алтарём, изображавшим двух архангелов, начали дергаться, свидетельствуя о том, что фитиль в скором времени догорит и они потухнут, послышался скрип массивной, обитой железом двери и в залу вошла собственной персоной Жюстина де Анж.
— Цезария, со мной, — негромко окликнула она послушницу, — остальные – продолжайте молитву.
Когда девушка вышла вслед за священницей за дверь, Жюстина, возвышавшаяся над ней чуть ли не на голову, положила руку на плечо и повлекла к выходу из собора.
— Тебя прикрепляют к разведывательному отряду "Вороное крыло". Сегодня у него первый выход, и тебе нужно будет отправиться с ними. Я уверена, что всё пройдёт гладко, но всё же, в твои обязанности входит как раз то, чтобы все они вернулись целыми и невредимыми. Поняла? – пара строгих синих глаз посмотрела на Цезарию сверху вниз.

А вот в Башне Таинств² кажется, не ложились совсем. Винфрид и Лотар сидели каждый за массивным столом, столешницы которых, кажется, в прошлом были дверьми в этих же башнях, и старательно изучали фолианты. Неизвестно, ложились ли они или просто встали пораньше, но караульные, пару раз прогуливавшиеся под бойницами – иначе не назвать эти маленькие немногочисленные окна в двадцатифутовом каменном великане, были готовы поклясться Всевышним, что свет в башне не потухал всю ночь.
Комната напоминала больше какой-то склад или лавку старьевщика, нежели магическую лабораторию: множество ветхих книг, засушенные растения, выцветший пергамент повсюду. Спокойному изучению таинств, впрочем, не было суждено случится – дверь распахнулась, принося с собой утреннюю прохладу (что-что, а вот камины в башне топили хорошо, поэтому пока сквозняк не начинал гулять по коридорам, в помещениях было тепло), и на пороге появился магистр Уоллстон. Вообще-то Винфрида и Лотара только недавно перевели в помещения, прилегающие к библиотеке, но магистр отказался "таскаться в такую даль", чтобы преподавать заклинания новобранцам. Маги в крепости выделялись даже на фоне остальных своих собратьев: казалось, посохи им нужны не для сотворения заклинаний, а для того чтобы орудовать ими как булавами – настолько крепкими и ладно сбитыми выглядели волшебники гарнизона, неизменно повергая в удивление новых учеников.
— Собирайтесь, — буркнул с порога старик, и бросил каждому в руки по одному кристаллу маны жизни, — это вам пригодится.

***

(Крепость Умеренности, площадь Юттона Благочестивого, те же, утро)

Обычно людная в любое время дня и ночи, в этот раз площадь пустовала. Встретившиеся здесь люди не были ни новичками, ни незнакомцами друг другу. Все уже бывали за стенами Умеренности, и не раз, но всегда с более старшими товарищами. В этот раз они идут в самостоятельный поход, чтобы доказать, что первый год, проведённый в этих стенах пошёл им впрок. Перед сформированным уже отрядом стоит Руперт Беретон, комендант крепости. Массивные доспехи защитника веры сами по себе напоминают небольшую переносную крепость. Рядом с ним, в сплошь черных одеждах, словно это в честь него назвали разведывательный отряд, стоит Нигель Эйверн. У него в руках список, с которого он зачитывает состав отряда, при этом слегка раскачиваясь, так что ножны мечей позвякивают, ударяясь друг о друга.

— Так, — голосом, будто бы не готовил отряд к первому самостоятельному выходу, а зачитывал, что сегодня будет на обед, произнёс Нигель, — сквайра – два, стрелок – один, магов – два, послушница… – он бросает исподлобья строгий взгляд, выискивая Цезарию.
— Я привела вам послушницу, Нигель, — слышится женский голос, и аббатиса Жюстина появляется на площади вместе с Цезарией, — ваш посланник слегка запоздал.
— Гм! — хмыкает Нигель таким тоном, что совершенно очевидно, что опоздавшему несдобровать: скорее всего теперь будет три дня чистить подземные казематы – вотчину охотников на ведьм. — В общем, все в сборе, командующий Руперт Беретон, — кивает мститель коменданту. Они старые друзья: вместе пошли войну, поэтому обходятся без формальностей.

Беретон кивает, и приподнимает густые седые брови, делая глубокий вдох. Задумчиво стучит по латной перчатке и начинает короткую речь:
— С сегодняшнего дня вы получите официальное право называться членами "Вороного крыла". При, условии что все вернётесь целыми и невредимыми, — он обводит разведывательный корпус из шести человек пристальным взглядом, — а по сему слушайте свою первую боевую задачу внимательно: продвинуться на шестнадцать миль точно на север вглубь леса, провести небольшую разведку, после чего доложить лично Нигелю Эйверну, который и вынесет вердикт о вашей пригодности к дальнейшей службе в таком качестве. Если всё пройдёт гладко, то успеете вернуться засветло. На вашем месте ночевать в Великом лесу я бы не оставался – поверьте, при всей его красоте в отношении наших казарм, он куда менее гостеприимен, чем может показаться с первого взгляда. Вас выпустят через главные ворота. У вас есть примерно час на подготовку, затем вас ждут на заставе у ворот. Лидером в этом походе будет… — он зачем-то посмотрел сначала на Нигеля, затем остановил свой взгляд на Юроне и произнёс, — Освальт Ко’Драп. Выполнять! И да поможет вам Всевышний.
Нигель кивком подтверждает слова коменданта, как непосредственный начальник, и отпускает восвояси, напоследок добавив:
— Ваше экипировка и оружие сейчас находятся там же, где и обычно – в общих оружейных ваших подразделений. Когда вы вернётесь, под ваш корпус будет выделена отдельная сторожка – так что не спешите по возвращению расставаться с вооружением, скоро у вас появится собственный склад.


Начинается новая веха в вашем служении Империи. И, словно в подтверждении этого, площадь наконец-то заливает лучами рассветного солнца, заставляя вас зажмуриться.

- Вряд ли люди моей профессии останутся без работы, магистр Рохо - непонятно, в шутку или нет, ответил Викто Демиану - но вот конкретную её направленность мне пока представить трудно. Если попадём в плохую погоду и застрянем - не исключены обморожения, грудной кашель. Ранения... Найдутся, думаете, разбойники, которые не побоятся трех десятков вооружённых людей?

..

Слушая поток речи гоблинки Викто улыбнулся - мелкая охотница могла бы на ярмарка выступать - а её вопрос заставил лекаря задуматься.

- Думаю, стоит натереть тушку белки солью - рассудительно начал молодой человек - и завернуть её в толстый слой листьев - крапивы, хрена, дикого тмина, чеснока, мяты, ягод каких-нибудь - малины, брусники, рябины. Можно также натереть раздавленными ягодами. Получившийся свёрток закопать. Назавтра мясо должно стать мягче и пропитаться запахом. Кстати, если не хочется есть белку сырой, можно прямо поверх закопанной развести костёр, только тут надо проследить, чтобы та не сгорела. Здесь я не помощник, не знаю, как соотнести размер костра и время его горения.

Music: (ссылка)

Весь переход Мор проделала молча, периодически кутаясь в плащ с меховым подбоем, да ощупывая шерстяную подложку под доспехами, словно регулярная проверка помогала бороться с подступающим холодом. Пару раз всплывал в памяти короткий разговор, состоявшийся после того, как "переговорщики" вернулись от Аргасто. К новостям будущая храмовница отнеслась безучастно: девушка ни на мгновение не сомневалась, что их, волею судьбы образовавшуюся компанию, возьмут в переход. Так что охов радости и шуток она тогда не разделила – было бы из-за чего, вот правда. Десятичасовой переход, результат которого, казалось, напрочь отсутствовал, мог бы утомить кого угодно. Титаны всё также мрачно и величественно нависали вдали, пронзая пиками небосвод, создавая иллюзию, что из него вот-вот хлынет потоком настоящая кровь. Однако осознание того, что вместо сидения на месте в ожидании, пока пройдёт сезон непогоды, они всё-таки возвращаются в Амбрию, помогало двигаться вперёд не оглядываясь.

Вспышка среди деревьев привлекла внимание храмовницы и та остановилась. Оперевшись на Иритиль, она подняла непокрытую голову к верхушкам сосен и неслышно прошептала слова молитвы Прийосу. Тихий и туманный лес ожил, преобразился в одно мгновение: где-то пронзительно зазвучала свирель сойки, зашуршала прелая листва, закачались ветви деревьев от перелетающих туда-сюда птиц. И всё это живое великолепие залило золотом рассветного солнца. Ощутив прикосновение первых лучей на своём лице, Мор Рин задержалась на мгновение, пока с губ не сорвались последние слова литании, и двинулась вперёд, раздвигая ветки деревьев мечом в ножнах. В детстве ей иногда казалось, будто лес с ней разговаривал, но тот лес был далеко, да и любоваться природной красотой времени было мало. А вот присмотреться к отряду было полезно: оказывается, здесь был и теург – что, впрочем, неофиту Умирающего Солнца было неудивительно, ведь она видела, на какие чудеса был способен Беремо, и наоборот, скорее обеспокоилась бы, если в отряде не нашлось эмиссара Прийоса. Конечно, среди них был лекарь, но целительские навыки церкви помогали оправиться воинам куда быстрее. К огру и гоблину Мор Рин отнеслась спокойно. Если они в команде Аргасто, значит, заслужили это право, как это пришлось заслужить Кару и Руфио.

... И всё-таки мрачные и суровые Титаны привлекали к себе всё внимание, задавая тон происходящему. Хотя Мор уже наслышалась о тайнах и кошмарах, скрывающихся в Давокаре, а чему-то была и косвенной свидетельницей, образ гор, от которого веяло холодом, будто ветра, поселившиеся в их расщелинах, долетали сюда также легко, как здешние птицы порхали с ветки на ветку, воскрешал в голове мрачные образы из страшных сказок. Тряхнув головой, словно пытаясь выкинуть дурные мысли на прохладный воздух осеннего леса, Мор упрямо двинулась вперёд и плюхнулась к ближайшему котлу. Зачерпнула ложкой варева, плеснула в тарелку и принялась совершенно "не по-благородному" уминать еду за обе щеки, не стесняясь окружающих.
— Неплохо! — кивнула гоблину, откусывая от припрятанной горбушки, — конечно, не жаркое из баранины, но набить живот для перехода очень даже сойдёт. На мой взгляд встречаться с опасностями перевала Баньши на пустой желудок куда паршивее, чем на полный.

Как минимум в одном Хьюз, или, если называть его настоящим именем, Илаяс, был прав. Ни его, ни кого-то из присутствующих сэр Генри не воспринимал как подчиненного Ларкина. Они были гостями, некоторые из них были его партнерами или представляли партнеров… но никто не состоял с ним в отношениях, подобных тем, что Ларкин имел с Мендосой, отношениях, названных Нейтаном вызывавшим неприятные ассоциации с торгашеством и криминалом словом "босс". Поэтому оценивать слова Илаяса можно было по трем критериям – законам гостеприимства, степени правды, которая в них содержалась, и, разумеется, намерениям темнокожего «культуроведа».

И, по правде говоря, эта ситуация относилась к той довольно редкой категории, где Дэвенпорт не мог принять решения сразу. И поэтому, прежде чем высказаться, он решил посмотреть, что скажут остальные члены экспедиции. Какие-то факты он не мог подтвердить сам, но некоторым из присутствующих ложь была не нужна в принципе.

В словах Деверё ощущалось недоверие. Американцы также склонялись к недоверию, хотя каждый по-разному. Единственной, кто оказал какую-то очевидную поддержку темнокожему писателю, пусть и после ухода последнего, была мисс Монтгомери. И ее выводы частично соответствовали тем, к которым пришел сам сэр Генри.

- Леди, джентльмены, как вы могли заметить, у мистера Илаяса нет доказательств. Однако, как заметила мисс Монтгомери, он существенно рисковал, рассказывая свои подозрения нам. Я предлагаю отдать должное если не истории мистера Илаяса, то хотя бы его намерениям. Законы Перу не слишком ограничивают иностранцев в ношении оружия, и если у вас есть средство самообороны, то прошу вас им не пренебрегать.

После этого он поднялся, готовясь уходить. Все самое важное было сказано. Пожалуй, кроме одного.

- Мистер Макмаллен, я хотел бы обсудить с вами один вопрос…

Если там в шатре Кар действительно сказал лишнего, то сейчас ему прилетела ответка.
С одной стороны глупо было полагать, что новость о прошедшем поединке не облетит весь лагерь, да и прятать совершенное насилие от девушки, носящей на поясе меч — как-то глупо.
С другой... Как она встала во весь рост. Как посмотрела, глаза в глаза, принимая розу... Дело было даже не в том, что она не поймёт необходимости насилия. Дело в мечте. Несбыточной мечте быть для кого-то не просто метателем смертоносных стрел, кем угодно только не еще одной железной сволочью, для которой не существует ничего, кроме присяги... Быть веселым парнем, создающим из воздуха цветы...

"Пакт важнее тебя. Важнее того, что ты есть, важнее твоих желаний, важнее даже чем мечты" — Слышится в ушах голос Маэль-Теаны — "Тебя вырастили с одной целью, чтобы ты убивал врагов Пакта. И что бы ты не делал, это твоё предназначение"

И уже готов ответ на языке, готова обычная шуточка, которой обмениваются друг с другом следопыты после боя: "Зато представь, какого стражника получит Индарос!" — Но слова не покидают рта.

"У меня не было выбора" — Хочется сказать — "Аргасто поставил условие!"
Но ведь выбор был, верно? Ты мог просто оцарапать стражника, мог попасть в руку, держащую меч, но вместо этого ты прострелил ему колено. Искалечил человека, даже не задумавшись о том, что именно делаешь. Просто рефлекс.
"Ты слышишь его. Ты знаешь где он. Просто убей" — Так воспитала Кара госпожа Тара-Мелиан.
И когда Аргасто сделал знак своим стражам, когда те обнажили клинки, а Руфио сделал шаг навстречу недругам.
"Возьми лук. Держи крепко. Натяни тетиву"
Что случилось в тот момент?
Вспомнить. Повторить.
Одно мгновение, когда время будто останавливается.
Секунда, разделяющая натяжение и выстрел.

Ты даже не целился. Помнишь? Ты услышал, как тяжелый сапог Корво опускается на пол шатра.
Ты не хотел его убивать. Только нейтрализовать.
И ты выстрелил, Карнеол.
Это был целиком и полностью твой выбор.
"Ты знаешь где он. Тебе надо просто его убить"

— Я не хотел этого.
Тихо ответил похищенный, и больше ничего не сказал. Впереди долгая дорога, надо бы выспаться.
Он не помнил как попрощался с товарищами. Как лег в палатке на привычное место, повернувшись лицом к полотняному своду.
"Ты слышишь его. Ты знаешь где он. Тебе просто надо его убить"
Зачем, мама? Зачем ты научила меня тому, как просто решить любую проблему?
Достаточно одной стрелы....

Очередное яркое проявление болезни Ларкина отчего-то не родило в Сэме обычного для таких случаев сочувствия, лишь беспокойство за собственное благополучие, вручаемое под ответственность этого человека. Перспективы того, что организатору экспедиции станет ещё хуже в процессе исследования джунглей, где некому будет оказать ему квалифицированную медицинскую помощь, казались вполне реальными. Неудивительно, что после ухода организатора оставшиеся за столом немедленно принялись обсуждать Ларкина за его спиной. Устав от вина и теперь только покуривая сигарету, Макмаллен расстегнул ворот рубашки и ослабил узел галстука. Он молчал и внимательно следил за беседой, стараясь собрать воедино разбегающиеся мысль. Всё-таки выпил он за этот вечер изрядно, да и устал с дороги. Свои домыслы и сомнения о личности Ларкина Сэм придержал при себе, по крайней мере до того, как уточнит ряд моментов у брата.

Когда же мистер Хьюз, а точнее Илаяс, сделал неожиданное признание, молодой ньюйоркец уставился на него и так и просидел с тлеющей сигаретой до конца его рассказа, не отводя глаз. Слог у чернокожего джентльмена был и вправду писательский, с толково выстроенным повествованием, педантичным вниманием к деталям и умением подать историю так, чтобы даже такой прагматик как Сэм испытал тревожность. Более того, в памяти всплывали некоторые фрагменты похожих историй, возможно, как раз за авторством Илаяса. Вот только предпочитал Сэм такие рассказы, как развлекающие страшилки для скучающей публики.

- Знаете, мистер, - обратился молодой человек к Илаясу. – Если избрать объектом своего интереса что-то тёмное и загадочное, уделяя этому немало своего времени, то думается мне, это тёмное и загадочное станет вам мерещиться в обыденной жизни. Вы столь охотно демонизируете Мендосу, приписывая ему вполне конкретные и весьма жуткие преступления, основываясь на чём? На свидетельствах малограмотных селян, искренне верящих в этих ваших жировых вампиров? Думается мне, данный господин – малоприятный человек, к тому же чужак в этих краях, а этого, полагаю, в определённых обстоятельствах хватит, чтобы автор с фантазией отвёл ему роль чудовищного злодея. Какую же роль в этой истории вы отводите нашей славной компании, дорогой мистер Илаяс? Впрочем, не стану отрицать некоторую вероятность того, что вы правы. Признаться, мне даже хочется, чтобы за этой скучной экспедицией к индейским древностям скрывалось нечто большее. Что до моего согласия составить вам завтра компанию, то оно по-прежнему в силе.

Макмаллен довольно улыбнулся. Его опасения, что поездка получится страшно скучной, оказались напрасными. Сейчас он ощущал себя участником детективного повествования, а к этому жанру всегда питал особый интерес.

Чем дольше "культуролог" и "знаток культуры народа тиуанаку" говорил, тем больше искривлялось лицо Нейтана. К концу он едва не выронил сигарету изо рта на пол.

Убрав её и прокашлявшись, он рассерженно начал говорить:

- Мистер Хьюз, или Илаяс или как вам там зовут, ваша любовь к мистификациям и театральности выходит из категории забавляющей и начинает меня сильно раздражать. Что это за нелепица про кровавые культы конкистадоров? Звучит как сюжет для дурацкой книжонки в бумажной обложке, пугать впечатлительных девиц! Конкистадоры были практичными людьми, и они прибыли сюда ровно с той же целью что и мы - за золотом. Они нашли его, и построили этот город, - он развел руками вокруг, - целую империю, которая еще века питала метрополию золотом и серебром. Нелепые байки местных крестьян - это оправдания проигравших, которые не смогли отстоять свою страну и теперь рассказывают, что их лишили всего ценного не такие же люди, как они, а мифические вампиры, прости Господи, жирососы. Закон истории известен: vae victis!

Он выдохнул после своей тирады.

- Есть одна вещь, в которую верят представители всех рас, народов и вероисповеданий, и этой вещью Ларкин сегодня нам успел блеснуть. Я уже сказал, что у меня нет иллюзий по поводу Мендосы, я знаю его тип, я знаю, кто он такой. Преступник со склонностью к насилию, несомненно. Но Мендоса здесь за тем же, за чем и мы. Я не знаю, что он пообещал Ларкину: помощь с местными, деньги, а может, что-то еще, - Нейтан взглянул на англичанина Дэвенпорта, который мельком упомянул "лекарства", - это плохо, что у него есть влияние на начальника экспедиции. Но мы с этим справимся, если не будем вести себя как стадо испуганных куриц, а будем действовать четко и слаженно, единым фронтом, как я уже сказал. Ну а на сегодня с меня достаточно фантастических баек и нелепых историй. Доброго вечера, леди и джентльмены. Увидимся завтра.

С этими словами он, сердито мотнув головой, начал собираться. "Хьюз" его сильно разочаровал. Только фанатика, охотящегося на свои таинственные культы с зубом на Ларкина ему не хватало, для полного счастья.

Профессор слушал долгую тираду Хьюза — или, как он предпочитал сейчас себя называть, "Джексона Илаяса" — в смешанных чувствах. С одной стороны, ему, конечно, очень претил неприкрытый расизм чернокожего, не могущего удержаться от всех этих выпадов в сторону белых людей и колониализма. Также неприятных, хоть и ожидаемым, было то, как Хьюз набросился на своего покровителя и его секретаря с фантастическими и нелепыми обвинениями, едва те вышли за дверь. С другой — и этого нельзя было непризнать! — этот blacky что-то да понимает в этнографии и антропологии.

Так что же это такое? С чем профессор имел дело сейчас? Откуда Хьюз знает все, что он знает? Почему у него так хорошо получается сойти за образованного человека?

Хм-м, уж точно у него не может быть университетского образования! Даже в Европе они, должно быть, не настолько либеральны, чтобы пускать в дома учености чернокожих!

Что остаётся тогда? Самообразование? Вряд ли. Черный человек не способен воспитать и обучить себя сам — он не обладает дисциплиной и должным душевным складом для этого.

Может быть, какой-то праздный богач взял Хьюза к себе, когда тот был ребенком, и позаботился о его воспитании? Они учили карликов играть в шахматы в старые времена, и они учат обезьян и макак выделывать трюки до сих пор. Возможно, здесь тоже имело место нечто подобное. Но в такую версию Деверё тоже как-то слабо верилось.

Одним словом, в какую сторону не гляди, Хьюз, этот blacky, был для профессора загадкой. Загадки должны быть отгаданы, впрочем. Этот простой девиз, так или иначе, был фундаментом, на котором стояло здание западной науки — Синтиан будет мудр следовать ему и сейчас.

В любом случае, в одном и в одном только профессор был сейчас уверен. Хьюз не может быть Джексоном Илаясом, знаменитым писателем-этнографом. Эта его ложь была шита белыми нитками. Книги Илаяса были изданы в Нью-Йорке, если Синтиана не подводила память. Да, точно. Prospero Publishing — так называлось издательство. Небо было голубым и иногда серым. Вода — мокрой. Ни одно уважающее себя американское издательство, тем более ни одно издательство, публикующая научную и научно-популярную литературу, никогда бы ни унизило себя тем, чтобы публиковать книгу чернокожего. Значит, Илаяс-писатель никак не мог быть чернокожим. Значит, он никак не мог быть Илаясом-лжецом, который сидел сейчас перед профессором.

— Пара вопросов, если вы не возражаете, мистер... ах-ха... Илаяс. Всё же после всего, что вы нам сказали, нельзя ожидать, что их у нас не будет, ведь так? Прежде всего... Возможно, я в чём-то наивен, но почему, если вы подозреваете господина де Мендосу в преступном прошлом и преступных же намерениях и числите молодого мистера Ларкина в его подельниках, вы с профессором Санчесом до сих пор не обратились в полицию?

На душе у Демиана в последние недели было беспросветно погано. А может, даже не недели а месяцы. Он как незадачливый игрок, все ставил на кон неделю за неделей, в надежде отыграться у судьбы. Если еще немного времени посвятить экспериментам? А еще? По хорошему, уходить надо было вместе с Учителем. "Магистрат Жомилиус Аромей Калицетти, временный исполняющий обязанности мастера Капитула Серебряной Цепи, имеет честь явиться в расположение центрального Капитула, в сопровождении учеников и библиотеки, и просит предоставить прибывшим средства к проживанию, соответствующие занимаемому положению в иерархии Ордена." Было бы вполне прилично.

Но не для Демиана Рохо. Он возжелал большего, но грезил наяву явиться не учеником при учителе, а соискателем степени адепта. Не еще одним беженцем из умирающих земель, просящим Орден взять его под свою опеку, а равным, приносящим с собой крупицу знания, наполняя сокровищницу Ордо Магика тем что ценнее золота. Ради этой мечты он на себя сократил и так небольшую свиту Учителя, представляющую в-общем третьестепеной важности капитул. И вот, что же теперь? Свой отъезд из этих земель Демиан уже затянул насколько можно было, и даже сверх того. Исследование? Как не было успеха так и не случилось. Похоже, нужно было отказываться от выданного самом себе аванса: не соискатель степени адепта, жалкий послушник. И беженец, к тому же.

Вот так Демиан оказался в караване. И Всеблагой создатель, как же здесь все бесило! "Орден" происходит от "порядок", и именно такое мировосприятие и впитывается с каждой прочитанной страницей. Суть блага есть порядок. Власть лучших в интересах многих. Людей нельзя предоставлять самим себе, в отсутствии авторитета они уподобляются скотам диким. Кто достоин вести людей? Вассалы Ее Величества, в случае отсутствия юрисдикции конкретного сеньора – старший по иерархии среди присутствующих, при необходимости – члены клира Церкви Прийоса либо Ордо Магика как коллективных вассалов Ее Величества. Так должно было быть. В теории...

В реальности же здесь творилось черт знает что, и Демиану была очевидна его неспособность хоть как-то упорядочить этот хаос. Юноша, конечно же, давно был осведомлен, что при необходимости на плечи любого члена ордена может лечь и ноша командования простолюдинами, но озаботиться получением потребных для этого навыков тогда казалось не первоочередным. По пальцам можно было пересчитать случаи, когда Рохо выпадало быть прикомандированным от Ордена к городской страже, да и тогда все решалось как-то само собой. Был приказ, командир представлял прикомандированного стражникам. На этом, в общем-то и все, дальше каждый делал свое дело; что он, Демиан, был с этого момента вроде как вторым в цепи командования не было необходимости, да даже и случая, вспоминать. Едва ли в жизненном опыте послушника набрались бы пара десятков слов, сказанных своим эпизодическим подчиненным.

Здесь же все было не так. Тут не было уполномоченных лиц. Эта толпа текла сама, никем не управляемая, как могла, в меру своего весьма смутного понимания задач и возможностей. Способствовать организации этого движения хоть и требовалось, но не было решительно никакой возможности. Кажется, уже в первый день всякий оборванец в караване знал, что с ними идет маг – едва ли это хоть чему-то помогало. Демиана дергали по всякой возможной глупости, вроде вопроса, не можно ли как-нибудь магией срастить сломанную ось телеги. Он вызывал любопытство, редко легкий страх, часто насмешки, но точно не готовность воспринимать наставления; все запросы, в конечном счете, оказывались не по адресу, сливаясь в один бесконечный фарс и раздражая. Какое-то время юношу искренне забавляла ребятня, когда полуголодные мальчишки, едва разжившись куском хлеба тотчас насаживали его на прутик и пытались пожарить от Огненного Слуги.

На этом фоне удивительно светлой находкой оказался Кар. Про этого юношу Демиан не до конца понимал, кто он, да и не сильно интересовался, "Кар. Демиан." – вот и все знакомство, в своей апатии молодой маг тогда уже начинал пренебрегать нормами этикета. Не блещущий эрудицией или образованием, едва ли из дворян или хотя бы грамотных, однако Кар умел удивительный природный талант договариваться. С тех пор как они сошлись, Демиана стали меньше дергать по раздражающим пустякам, появилась возможность наблюдать и размышлять, при желании прерываемая беседами, неторопливыми и спокойными. О той стране, куда они держат путь. О возможных опасностях; об эльфах, о варварах.

Что же до наблюдений, Демиан приметил вокруг не так много лиц, способных возложить на себя ответственность за судьбу беженцев. Около десятка способных сражаться, годных солдат но что они значат без командира; одна молодая храмовница, даже хоть и не представлявшаяся, а опытный взгляд ординца почти что коллегу различит в любой толпе. Похоже, такая же деморализованная обстоятельствами, как и сам Демиан, раз до сих пор не заявила о своем согласии принять на себя командование. По уставу, в сложившейся ситуации Рохо был обязан представиться ей, осведомиться, имеет ли она специальные директивы иерархов касательно происходящего, и в случае отсутствия таковых, они вдвоем должны были бы решить, что делать дальше, в зависимости от относительных чинов обоих. Впрочем, ниже его, Демиана, храмовнику, путешествующему самостоятельно, оказаться было невозможно, так что вариантов: выше или вровень. Впрочем, своими обязанностями Рохо уже который день откровенно манкировал. Мысль подойти и представиться послушником Ордена вызывала откровенное отвращение. В конце концов, темпларка уж точно приметила мага, и ее устав наверняка обязывал к примерно тем же действиям. Так что, пусть она и действует, ему что, больше всех надо? Он послушник, черт возьми! Даже не адепт.

Впрочем, это была упрощенная картина ситуации. В их караван какая-то нелегкая занесла рыцаря. Впрочем, дьявол разберет, рыцаря ли. В такой толпе слухи распространяются быстро, как последний оболтус сейчас знал, что с ними идет магус Ордена, так и Демиан знал о "рыцаре". Впрочем, насколько достоверно было это знание? Если достоверно, то рыцарь по какой-то причине изволил путешествовать без знамени, с чего бы это? Может, опозорил себя чем-то. Так или иначе, в караване был некто, номинально занимавший положение более высокое, чем сам Рохо, да и вероятно более высокое, чем молодая храмовница. Означенному и следовало в первую очередь отвечать за все происходящее. Что же, да будет так, послушник ордена имеет все основания умыть руки. Хотя, нельзя не признать, неказистый какой-то на вид рыцарь попался. И все-таки, надо бы представиться храмовнице, нехорошо как-то. Впрочем, сейчас вроде не горит, а потом может она сама.
***
Вот таким мыслям предавался у костра Демиан, когда ловкий на язык Тэлк, прервав уже у всех сидящую в печенках тему разговора, о том, можно ли перейти сейчас титаны, обратил общее внимание на рыцаря. Рохо скользнул ехидным взглядом по Руфио, предвкушая наконец-то узнать, как сэр способен исполнять представительские функции. Помогать представителю знати, само собой, послушник не намеревался.

Тем более, Кар заговорил и весьма к месту представил всем присутствующим как самого Демиана, так и третьего в их компании – молчаливого здоровяка Йорофа. А тут и храмовница откликнулась, и сразу сказала весьма много проясняющих картину деталей. Как и предполагал Демиан, темпларка тоже была деморализован ситуацией, оказалось, больше чем он сам. И больше, чем он считал возможным допускать для связанного присягой.

Воспользовавшись тем, что скучающая толпа получила зрелище в виде вытащенного из молчания рыцаря, Демиан, заботясь о том чтобы не расплескать миску похлебки (зачем же еще можно появиться вблизи костра?), пригнувшись перешел так, чтобы оказаться подле леди Рин.
– Демиан из рода Рохо, послушник Ордо Магика. – Скороговоркой и вполголоса отрекомендовался юноша. Разговор представлялся не настолько приватным, чтобы просить отойти от костра, но все-таки лишнее внимание ни к чему. Незачем чернь от потехи отвлекать.
– Вижу о чем вы думаете, леди Рин. По моему мнению, так не должно. Мы не имеем права бросать подданных Ее Величества здесь, наш долг – способствовать переходу как можно большего количества людей через Титаны.
И в этот момент, услышав кое-что важное, маг на секунду обернулся, чтобы встретиться взглядом со сказавшим. Да, так и оказалось: лекарь. Тот, с кем Демиан тоже не собрался свести знакомство. А ведь одна фраза раскрывает человека: коротко и по-делу, подрезал пустозвона правильным вопросом. Непрост лекарь, непрост. Но маг тотчас вернулся к разговору с храмовницей, подобное к подобному.

Когда мистер Хьюз начал возносить похвалы профессору Деверё, сэр Генри бросил короткий взгляд в сторону пожилого доктора наук. Лесть Хьюза и научные заслуги профессора не особо интересовали англичанина, но в совокупности подтверждали мнение о том, что негр-культуровед действительно имел право сидеть за этим столом. И он единственный из "организаторов" экспедиции (хотя, возможно, его стоило считать приглашенным специалистом, как и большинство собравшихся здесь) не вызывал у Генри подозрений. Пока что. Почти. Его присутствие, согласно его собственным же словам, было результатом совпадения, а совпадения там, где задействованы большие деньги, всегда подозрительны. От соблазна желтого металла не является защитой ни положение в обществе, ни цвет кожи, ни даже имеющееся состояние.

И, если задуматься, вся эта ситуация была полна совпадений. Полгода назад Огастес, скучающий сын железнодорожных магнатов, берет в услужение малоприятного мистера Мендосу, и уже через несколько месяцев находит расположение пирамиды с несметными сокровищами, и, только-только он начинает планировать экспедицию, обаятельный темнокожий мистер Хьюз узнает о ней…

Генри сморгнул.

Все это были пустые домыслы, и не стоило отпускать в свободный полет воображение и подозрительность. Эта экспедиция не требовала ничего больше простых предосторожностей, и не было оснований ждать предательства. Пока не было. Усилием воли заставив себя сосредоточиться на беседе, Дэвенпорт выслушал детали экспедиции, очень бегло обрисованные Огастесом. Точнее, Ларкин в деталях описал путь по условно цивилизованным регионам Перу, но самое главное – маршрут экспедиции после Пуно не упомянул ни словом.

Зато не преминул подчеркнуть, что точная локация руин ему неизвестна, и что в их поиске придется полагаться, помимо расчетов самого организатора экспедиции, на слова местных. После чего перешел к описанию суеверий, окружавших руины. Понимая, в чем причина недомогания Ларкина, сэр Генри не мог не отдать ему должное – на месте самого Огастеса он был бы куда менее многословен и придавал бы существенно меньше роли элегантности переходов от одного предмета разговора к другому.

А после общих деталей экспедиции перешел Ларкин к предмету суеверий. Полностью разделяя пренебрежение к примитивным верованиям и бессмысленным традициям народов, которых не коснулась рука цивилизации, Генри, тем не менее, считал, что у многих абсурдных страхов есть какие-то основания, которые примитивный ум дикарей не смог воспринять иначе чем как проявление сверхъестественной силы. Похоже, Огастес из множества местных источников слышал, что в руинах обитает нечто, что пожирает людей – поедание души наверняка являлось чем-то иносказательным. И игнорировать эту опасность было не проявлением цивилизованности, а проявлением самонадеянности. Разумеется, превратившийся в легенду зверь мог давным-давно сдохнуть, оставив после себя лишь превратившиеся в предрассудки воспоминания, но если это не так, и там обитает стая достойных превращения в местные легенды тварей…

Хищную улыбку, рвавшуюся на лицо при мысли об охоте на нечто подобное, сдержать было нелегко.

Тем временем беседа, похоже, подходила к концу. На личный вопрос, Огастес ответил, хотя явно без энтузиазма. Хьюз, тем временем, предложил присутствующим задержаться после ужина. Нельзя сказать, что возможные истории культуролога особо интересовали сэра Генри, но вежливость требовала их выслушать.

И вежливость же заставила его несколько смягчить как тон, так и количество вопросов, которые он решил задать Ларкину:

- Мистер Ларкин, суеверия дикарей иногда имеют вполне практичные обоснования, которые просто превратно понимает их примитивный мозг. Хищник, враждебное племя, скопление ядовитого газа… я хотел бы обсудить вопросы организации экспедиции более детально, но разумеется, не за ужином. Но до тех пор прошу удовлетворить мое любопытство касательно трех вопросов…

Нервирующий взгляд сэра Генри застыл на Огастесе. Он был готов оказаться в ситуации капитана Смоллета из романа Стивенсона, но хотел точно знать, что наниматель хотя бы не знает, что нанятый кок является бывшим пиратом.

- Владеют ли нанятые вами водители английским языком достаточно, чтобы в опасной ситуации быстро подчиняться приказам? Предусмотрено ли в грузовиках место для людей, помимо присутствующих и водителей, если нам понадобится дополнительная охрана или, скажем, личный переводчик? И, согласно вашим расчетам, какое расстояние отделяет Пуно от предполагаемого местонахождения пирамиды?

Услышав обращение к себе, рыцарь заметно напрягся. Он бросил короткий взгляд на оруженосца, с невозмутимым видом курящего свою трубку по соседству, но сразу понял, что здесь придется выкручиваться самостоятельно. Пирхоспатио, или Пиппо, как Руфио привык звать его про себя, в силу своих лет и опыта был скорее наставником или даже опекуном, нежели слугой, и уж кто-кто, а он не постеснялся бы ответить за господина, а то и перебить его, если бы ему вздумалось. Но сейчас он выглядел вполне невозмутимо, лишь иронично поднял одну бровь, поймав взгляд сюзерена, и слегка пожал плечами. По правде говоря, старик был скорее обузой и неудобством для рыцаря, но бросать его тут было жалко - пропадет. Да и прикипел к нему Руфио душой, в чем никогда бы не сознался даже себе.

Сам-то Руфио не имел ничего против общения с простолюдинами, особенно с веселыми и толковыми, как этот болтун Тэлк. Напротив, он обычно мрачнел и замыкался в себе в компании благородных или представителей духовенства. Он до сих пор не мог простить им того, что они так легко оставили погибающую страну и первыми ушли в более благополучные края, чтобы закрепить за собой земли и титулы уже там. Но разве не долг рыцаря умереть за то, что он клялся защищать? Разве не за то они получали свои богатства и привилегии, когда в королевстве царил мир и достаток? Именно поэтому Руфио делил всю знать на предателей (тех, что ушли) и покойников (тех, что остались), но никак не мог решить, к какой категории отнести себя.

Они с Пиппо прибыли в лагерь одними из последних, и еще не успели толком оглядеться и познакомиться с его обитателями. Неудивительно, что публика здесь подобралась самая разношерстная. Нужно было держать ухо востро - у Руфио хватало врагов по эту сторону гор, и уж конечно, шанс встретить здесь кого-то из них был немал. С другой стороны, в толпе беженцев и представителей самых разных профессий было легче затеряться. Лишь только бы поскорее в поход, а там уже будет все равно, все окажутся в одной лодке. Поэтому, весть Тэлка о возможной задержке встревожила и огорчила Руфио, уже в мыслях видящего себя идущим через горы. Долгие зимние месяцы в этом лагере совершенно не входили в его планы.

— Язык, он ведь как кнут, мастер Тэлк. Кому же, как не погонщику работать им, раз основной инструмент не при делах? — вяло отшутился Руфио после недолгой паузы, — А что же, неужто не найдется храбреца, готового рискнуть еще в этот сезон?

Из многих костров в лагере каравана, Эамон оказался сегодня именно у этого. Почему? Наверное, большей частью из-за Тэлка и его историй. Здесь, среди людей чуждых ему, юный житель Леса, ощущал себя неуютно, одиноко. В купе с произошедшим, с той пустотой, что внезапно образовалась внутри, это заставляло мышцы быть в перманентном напряжении... это изматывало, по крайней мере в первые дни, пока Эамон не свыкся с тем, в какой ситуации он оказался, и не смог уцепиться за позитивные моменты. Тэлк и его байки были одним из таких моментов. Большая толпа народу, вооруженные люди - ещё один момент. Здесь хоть какая-то безопасность в этих проклятых землях...

Юнец сидел так, чтобы видеть и слышать кучера, но не быть слишком близко к остальным - сказывалась привычка. Все они выглядели одинаково. Не в плане лиц, но как чужаки. Амбрийцы. Может ещё кто-то, но не Лесной Народ. Этого было достаточно, чтобы не совать нос в их личные дела. Впрочем, и быть всё время "на отшибе" Эамон просто не мог - сейчас как никогда ему не хотелось быть одному. Это обескураживало.

Парнишка сидел, подобрав ноги к груди, обняв руками колени и уперев в них подбородок. На плечах, на манер плаща, одеяло, которое ему отдала ещё в самый первый вечер какая-то добрая душа. Посох был рядом, за спиной горбом топорщилась сумка - парень чуть ли не постоянно таскал вещи с собой, как будто собирался уйти в любой момент. Отчасти, это было правдой: поняв, что караван не собирается двигаться в ближайшие дни, Эамон всерьез задумался над тем, чтобы отправиться дальше одному - его дело не ждало, по крайней мере не столько, сколько медленные обозы будут тянуться через горный перевал впереди, когда придет время. И каждый раз, с приходом сумерек, он передумывал: что-то сжималось в груди от воспоминания о пережитых ужасах ночи в мертвых землях, так что дикарь ощущал физическую невозможность выйти из тусклого света костров за пределы лагеря. И так повторялось из вечера в вечер.

Эамон с шумом выдохнул, услышав слов Тэлка о возможной задержке. Опустив лоб на колени, парень начал тихо раскачиваться взад-вперед, погружаясь в собственные мысли. Не смотря на то, что холодно не было, юноша почувствовал как ноги и руки мелко дрожат. Полгода! Он не может остаться здесь на полгода! О чем там начали говорить остальные люди, он уже особо не вслушивался.

Йороф был не из тех спутников, что считались душой компании - он был из тех спутников, что помогали сохранить свою. И не только душу, но и жизнь. Вот и теперь он исполнял свое предназначение. По-своему. С душой. Чтобы быть хорошим человеком, не обязательно убивать монстров или исполнять приказы... Можно просто приподнять телегу вместе с поклажей и ребятней, пока мужчины меняют сломанную ось; забороть ударом кулака прибившегося бычка на радость голодавшим детям, собрать редких цветов для венков кому-то из девчонок; прижучить за дальним камнем молодую вдовушку... Лишь изредка он бросал обеспокоенный взгляд себе за спину, ожидая чего-то нехорошего. Мощного. Злого и подлого. Ожидал, но наверно зря себя доводил, злобно одаривая новой жизнью очередную спутницу.

Шагая вдоль каравана, бывший солдат с улыбкой осматривал происходящее. Новые лица, прибивавшиеся день за днем оживляли пейзаж, пока Титаны не обступили все вокруг. Печально. Чем меньше места для маневра, тем уже становиться безопасный от тварей коридор. И если какому-то зверью приходилось поднимать визг ребятни или баб, Сардарос молча мчался туда. Но иногда он не успевал. И если сам себе наемник был молчалив, то после таких эпизодов он становился еще мрачнее.
Положив копье древком себе на плечи, свесив с него руки, бывший солдат сохранял дистанцию по длине копья, не подпуская к себе никого, кто носил оружие. Это в армии можно было положиться на своих соратников. Они имели общие цели и взгляды на жизнь. Но сейчас все стало иначе...

***
Если бы на собрание у костра рисовали картину, то ее назвали бы никак не меньше, чем «Совет негодяев». Общее настроение и так было не особо радостным, а уже после слов Тэлка о проведении, кто знает, последних дней своей жизни в этой компашке и в этом месте... Самоизоляция какая-то. Наемник не поднимая взгляда от костра, выдернул копье из промерзшей земли и острием расшевелил угли, поднимая в воздух облако пылающих угольков. Те, как и люди, потянувшись к холодным небесам, сгорели, отдав свое тепло окружающему миру. Грустно. О чем-то опять начал зудеть Кар. В ответ Сардаросу пришлось опять улыбнуться и кивнуть. Может быть потом, когда ему станет грустно, он прислушается к словам хитромудрёного человека, но сейчас он лишь с досадой сдерживался, чтобы не зевнуть. Ну и храмовница. Йор не раз ловил на себе заинтересованные взгляды, но больше списывал это к размерам плеч, чем его копью. Все и так знают, что приосцам удаляют любовь к своей жизни, но наделяют любовь к чужой смерти. Ну и будь он в прежней компании солдат удачи, то непременно пошутил бы про ... увы, те ребята наверняка уже сдохли и вспоминать тех, кто должен был ему было горше, чем тех, кому был должен он - поэтому к храмовой женщине он относился с уважением, без скаберзности. Хотя, при обоюдном согласии обагрил бы свой... С костром что ли что-то не так? Откуда берутся эти мысли? У нее меч. У нее отличный меч. Меч... Костер вновь озарил небо угольками.

Music: (ссылка)

Весь путь Мор Рин проделала в состоянии спокойной замкнутости: взгляд её отрешенно гулял по верхушкам раскинувших ветви деревьев. Это походило на похороны или какое-то прощальное празднество: умирающие земли Альбретора, которые она до этого знала лишь по рассказам отца, приоделись в своё самое пышное убранство, на которое только была ещё способна эта медленно увядающая земля. Но несмотря на буйство красок, которыми не всегда могла похвастаться даже Амбрия, мысли Мор были обращены на север... через Титаны, через заселенные просторы Амбрии — к Давокару.

В руинах Симбароума мне было видение — колодец... или котёл... или впадина. И из её глубины выползло чудовище. Скверна во плоти, жестокость, выточенная из костей...

Не раз и не два неофит Храмовников задавалась вопросом – что она делает здесь, вдали от своей цели? И каждый раз к ней приходил один и тот же ответ: "Пути Прийоса не должно обсуждать; им должно следовать, как следует за светом всякое разумное существо, ибо свет — есть благо". Её наставник-теург любил цитировать церковные книги. Будучи начитанным и глубоко верующим человеком, он находил в писаниях о Едином всё: утешение, пищу для размышлений, вдохновение, чтобы двигаться вперёд. Иногда Мор Рин завидовала ему: путь теурга Беремо лежал к Свету, а её цель скрывалась во Тьме. И всё же... и всё же, она не отчаивалась. Какими бы извилистыми путями под сенью зловещего Давокара не вела её дорога, как далеко бы она не завела воительницу — пусть даже и в Альберетор, она не отступится. Ведь в конце концов, эту дорогу избрала сама Мор.

Улыбнувшись своим мыслям, девушка подтянулась и сорвала с кленового дерева лист, задумчиво повертев его в руках. Прожилки на нём причудливо искривлялись, напоминая её недавние мысли: не сбавляя шага, Мор продолжала любоваться листком на ходу. Наконец, что-то прошептав над ним, она бросила его в воздух и проследила, как его подхватывает порыв ветра и уносит куда-то далеко. Поудобнее перехватив ножны Иритиля — в щели между ножнами и крестовидной рукоятью сверкнула неестественно холодным цветом сталь, воительница взобралась на очередной пригорок, нагоняя самые первые телеги, и, отсчитывая про себя ритм, зашагала рядом с движущимися кибитками.

В пути было скучно. Мор Рин не стремилась заводить знакомства, так что из примелькавшихся лиц, выделяла только Дэмиана – он был из Ордо Магика, и также владел искусством магии, хотя, как небезосновательно предполагала неофит Умирающего Солнца, был куда более умелым заклинателем, да Йор, охотник на монстров, по выправке явно когда-то служивший в регулярных войсках. Больше девушка никого толком не знала, да и не особо пыталась узнать – ей хотелось поскорее сопроводить караван к перевалу Баньши и освободиться от обязательств, которыми она уже начинала тяготиться. Не в последнюю очередь потому что твердо знала: просто всё бросить она не сможет – не в характере Мор Рин было бросать дело на полпути, и уж тем более, которое было вопросом чести начинающего храмовника ордена Умирающего Солнца.

* * *

Глядя, как алое пламя медленно пожирает поленья, Мор Рин настолько ушла в собственные мысли, что до неё даже не сразу дошёл смысл слов, сказанных Тэлком. А когда дошёл, девушка чуть не подавилась элем, который, как справедливо заметил всё тот же проводник, она потягивала из кружки.
— К... как п-полгода? — осипшим от удивления голосом поинтересовалась Рин, мотнув в сторону мужчины головой, так что пряди иссиня-черных волос рассыпались на наплечниках брони из лакированного шёлка, — нам нельзя полгода.
Пара серо-синих глаз уставилась на Тэлка, будто он мог своим ответом что-то изменить. Наконец, очнувшись от ступора, в который вогнал её мрачный прогноз собеседника, она откашлялась. и, промочив горло элем, наконец представилась.
— Мор Рин. Неофит Умирающего Солнца, да благословит всех присутствующих Единый. Сопровождаю вас по указу своего наставника, теурга Беремо.
При этих словах рука в перчатке невольно легла на эфес Иритиля. Перед её отъездом, она упросила Беремо меч благословить — единственное удававшееся ей чудо, Молот Ведьм, требовало, чтобы оружие было освященным, но сама девушка этим ритуалом так и не овладела.
— Может... как-то можно пройти через перевал одним? — неуверенно предположила она, заглядывая на дно деревянной кружки, — терять полгода в этих землях... — она осеклась на полуслове, чтобы не выдать ненароком свои мысли.

Трата времени, так Кар мог бы охарактеризовать всю эту идиотскую затею с караваном. А как прекрасно всё казалось, ну, когда продумывал! Эльфы ведь, значится, наверняка пошлют преследователей, им ведь не хочется, чтобы Кар рассказал кому-то, где искать их лесные крепости, тайники с оружием, дозорные посты... А так, явятся преследователи, ну и услышат, де, ушел клиент на юг, в дохлые земли Альбертора. Туда ни один следопыт из Темного Давокара уже не сунется. Классическая стратагема, номер, кажется, тридцать семь, больше известная как "Прятаться в логове монстра", смысл сводится к тому, что если кто-то желает тебя убить настолько, что преследует, а ты не можешь или не хочешь убить его, лучше влезть в максимально гадкое место, те, кто не боятся тебя, испугаются опасностей, там таящихся.
Звучит круто, да?

А вот совсем не круто.
Несколько месяцев дерьмовой жизни в бесплодных землях — достаточная плата за жизнь. Но вот перспектива остаться здесь еще на зиму, в окружении голодных беженцев, день за днем ощущать, что сбежал из леса только для того, чтобы стать еще более незначительным, гнить заживо, тратя короткий век людской на разбор ссоры между двумя крестьянами...
Нет, не для этого всё затевалось. Не для этого…

Страшно подумать, до чего унылым получилось бы шествие, если бы не Йороф. Эта медвежья туша с нелюбовью к долгим беседам и сомнительными моральными принципами совершенно внезапно оказалась для Кара идеальным компаньоном. Когда ты кому-то что-то говоришь всегда лучше чтобы рядом был такой вот старина Йор, которому говорить ничего не надо — всё и так понятно. В свободное же время, с монстроловом всегда можно было побеседовать о животных и их повадках и, что еще важнее, можно было не говорить о том, кто ты и откуда.
"Иногда, ты будешь находиться на задании в мире твоих бывших сородичей" — Говорила госпожа Тара-Мелиан — "Словно волк в овечьем стаде. Помни, в том кто стоит один, люди всегда будут видеть чужака, видеть угрозу. Окружи себя союзниками, и помни — ничто так хорошо не скрывает человека от посторонних глаз как пара других людей. Ты заходишь в таверну, видишь шумную компанию, они выпивают, травят байки. А неподалеку сидит одинокий путник в черном плаще. Кто выглядит подозрительнее?"
Бывший раб наверняка воспользовался бы любой возможностью, чтобы отругать своих господ.
Свободный человек хоть и не слишком уважал их за похищения детей, всё же не мог не признать, что его нынешний ум в значительной степени заслуга эльфов.
Все эти посиделки, расспросы, утомляют, но в то же время необходимы чтобы скрыться на виду.

Конечно, у Кара была заготовлена внятная история происхождения, но даже лучший рассказ может столкнуться со случайными последствиями произнесения. Например кто-то из караванщиков мог жить в выбранном для происхождения городе и возжелать обсудить детали. Служил в армии в тех местах, где по его словам, работал лжеамбриец. Самая надежная защита — тишина.
Но как уж тут отмалчиваться, когда тебя спрашивают в лоб?

Был еще один фактор, который заставил Кара высказаться. До него совершенно случайно дошел слушок о том, что возможно Ордо Магика собирают что-то вроде реестра подменышей. Зная свой возраст, охотник мог добраться до разгадки тайны своего происхождения, ведь много ли среди похищенных полукровок! Возможно, это всего лишь слухи.
И в данный момент поблизости был лишь один человек, которого можно было ненавязчиво убедить подвердить или опровергнуть зацепку.
Иан.
Если можно было представить некую полную противоположность Йору, так это Иан. Нескладный, потрепанный подросток, который абсолютно ничего не обещает внешне — зато скрывает многое внутри. Кар приложил большие усилия, чтобы юный магик влился в дуэт, теперь превратившийся в трио или даже квартет (вместе с латным придатком), и оказался вознагражден — теперь юноша сидел по правую руку довершая общую картину внушительности небольшой компании, с которой даже спьяну никто бы не рискнул попытать удачу.
К тому же... Трое у костра не считая доспеха — что может быть естественнее?

— И верно, Тэлк.

Усмехнулся охотник. Имена из четырех букв звучали непривычно, хоть и приятно, но имя "Тэлк" звучало так, словно у матери кучера после родов началась икота. "Как Вы назовете младенца?" — "Т... Элк!"

— Хотя я не думаю, что мы действительно задержимся здесь надолго. Надеюсь, дружище, ты поправишь меня...

Легкий кивок Сардаросу

— Если армия наступает, а огромный обоз грозит сорвать поход, то армия бросает обоз и совершает быстрый марш. Хотя, конечно, я ничего не понимаю в военных маневрах. Кто не знает, я Кар. Большую часть жизни работал проводником в Давокаре, заодно изучая нелюдей. Хотя мне конечно далеко до этого парня

Легко похлопать магика по плечу. Просто жест приязни. А заодно демонстрация всем сплоченности компании. Ничего подозрительного. Абсолютно ничего подозрительного.

— Иан из Ордо Магика, организации с амбициями куда серьезнее чем все мои любительские потуги познать мир. Я слышал у вас даже есть реестр абсолютно всех подменышей, верно? А, да...

Не акцентировать на самом главном. Просто проброс. Стрела в колчане. Иголка в стоге сена. Расслабленный поворот в сторону монстролова.

— Медвежья туша слева от меня это Йор. Знаю, внешность бывает обманчива, вам кажется: "Это не Йор, это медведь, который съел Йора". Но вы ошибаетесь...

Пауза.

— Это Йор съел медведя. А если без шуток, то перед вами один из самых крутых сукиных детей, какого я когда-либо встречал в жизни. Он убивает чудовищ. И я чертовски рад, что в этом походе он прикрывает мне спину.

Когда взаимные представления и выбор блюд были закончены - Питер решил последовать совету Ларкина и заказать севиче, эскабече и к ним вино "по рекомендации повара", а на самом деле ему было все равно - Кревски получил возможность составить впечатление о других участниках предприятия. Они выглядели... необычно. Впрочем, относилось это не ко всем.

Ларкин. Белый молодой человек,ищущий в тропиках успеха, на деле же идущий в могилу. Знакомый типаж. Кревски и сам такой.
Де Мендоса. Местный. Должен же быть в экспедиции хоть один местный?
Деверё. Профессора Питер просто знал. Несмотря на облик убежденного обитателя старой, доброй Новой Англии тот не вылезал из экспедиций и присутствие его здесь и сейчас было неудивительно.
Дэвенпорт-Карпентер. Британский охотник-джентльмен как он есть, сочетание чопорности, гордости, хладнокровия и отваги. Питер встречал похожего человека - он был даже лордом, лорд Джон Ростон или Росток - и он оставил у него самое лучшее впечатление. На него можно было положиться.
Симмерс. Похож на бизнесмена немного ниже средней руки со Среднего За... Нет, из большого города. Могут быть и Побережья, и Запад - но обязательно большой город. В принципе, его присутствие объяснимо, если здесь пахнет деньгами.

Но дальше были сплошные загадки.
Хьюз. Негр - культуровед? Необычно. По меньшей мере.
Макмаллен. Похож на человека, у которого очень много - всегда было очень много денег. И совсем не похож на ученого. Что он здесь делает?
Буше. Походил бы на еще одного искателя счастья в тропиках, просто не такого пожеванного жизнью как Ларкин, но костюм более напоминает европейского студента... прошлого века... по мнению Кревски, который в европейских модах разбирался также, как в рентгеновских лучах. Странный костюм, в общем.
И, наконец, мисс Монтгомери. Она гармонично смотрелась бы рядом с Макмалленом в ложе театра где-нибудь на Бродвее... И, несмоненно, украшала собой здешнее общество. Но в джунглях Питер ее себе представить не мог.

Получается, пятьдесят на пятьдесят. Впрочем... Питер без колебаний отнес себя к первой половине списка - людям, чье присутствие вопросов здесь не вызывало. Пятьдесят пять на сорок пять.

Подождав первой уместной паузы в еде и разговоре, Питер обратился к Огастесу:
- Мистер Ларкин, за многими моими соотечественниками закрепилась слава бесцеремонных людей, ценящих время и без обиняков ведущих деловые разговоры. Я именно таков. Что именно мы будем искать, где и почему вы решили, что оно находится именно там?

А может, то была не такая уж блестящая идея...
Вода была повсюду: снизу, сверху, мельчайшей взвесью висела в воздухе, оседала на волосах, пропитывала одежду, придавала изысканным творениям корабельных шеф-поваров неуловимый оттенок морской соли. К концу путешествия я изрядно подрастеряла уверенность в том, что мне стоило ввязываться в эту авантюру. Возможно, нужно было начать с чего-то поближе: с Мексики, например. Там тоже есть пирамиды, наверняка не хуже здешних. А добираться в два раза ближе.

Малодушие покинуло меня, стоило разглядеть с палубы далёкие очертания гор. Надвигаясь с неумолимостью литосферной плиты, они в конце концов заняли полгоризонта. Никогда прежде я не видела ничего столь величественного и прекрасного! Ни одно творение человеческих рук не способно поспорить красотой и мощью с созданным природой. Пожалуй, ради этого стоило вытерпеть качку, тошноту, одни и те же унылые лица в салоне, тесноту кают, которые хоть и предназначались для первого класса, не шли ни в какое сравнение с моими аппартаментами на Манхэттене. Я, как могла, скрашивала путешествие светскими разговорами, игрой в бридж, чтением и ведением дневника, куда решила записывать каждый шаг будущей экспедиции, а также финансовые расходы. Описание корабельных будней разнообразием не отличалось, но я рассчитывала впоследствии это исправить.

Кальяо обрушился на нас духотой, специфическими ароматами, резкими выкриками, чаечьим гвалтом, обилием смуглых лиц. Пока я разглядывала с палубы многообразие черт и одежд, мои американские сотоварищи один за другим спускались по трапу, растворяясь в толпе. Одна я понятия не имела, куда идти, жалея в тот момент, что не взяла Бетти с собой. Бедняжка героически выказывала желание отправиться в дальнюю поездку вместе с lady, но я решила, что она обойдётся без этого испытания, и даже обещала не давать расчёт, пока Бетти не найдёт другое место. Она бы мне ничем не помогла, разве что вдвоём было бы повеселее. Впрочем, скоро у меня будет целая толпа спутников! Мысль эта согрела душу, и я решительно попросила стюарда, подхватившего мои чемоданы, помочь даме отыскать свободного таксиста. Мысль о том, что придётся трястись в трамвае с объёмистым багажом, приводила меня в ужас, как и необходимость обращаться к одному из этих людей с вопросом, как добраться до "Маури". Я была готова заплатить грабительскую цену таксисту, лишь бы оттянуть знакомство с аборигенами, оказавшимися соершенно не такими милыми, как я представляла.

***

Гостиница тоже ожиданий не оправдала. Я была уже слишком уставшей от духоты, впечатлений, необходимости вспоминать подзабытый испанский, отвечая на вопросы таксиста, и рассчитывала на нечто большее, чем просто чистые комнаты. Мне жизненно необходимо было нырнуть в горячую ванну, чтобы расслабиться и подготовиться к вечеру. Первое впечатление - самое важное, я должна не ударить в грязь лицом. Позволив себе расслабиться в тёплой воде, прикрыв глаза, я прокручивала в мыслях лики домов, живописные улочки, которые проносились за окнами автомобиля, пёстрые одежды местных, причудливые фасады, обрывки фраз. Здесь всё было не таким, как в Нью-Йорке: слишком ярким, слишком громким, слишком избыточным... слишком живым. Я словно попала в центр гигантского сердца, пульсирующего в своём ритме, заставляющего этому ритму подчиниться. Сложно было найти что-то привычное, родное. Город врывался в душу, не спрашивая разрешения, крутил в танце, окатывал непрошенными эмоциями, рассказывал свои истории, не интересуясь, хочешь ли ты их слушать. Мне необходимо было время, чтобы привыкнуть - и как раз времени у меня не было. За два часа, оставшиеся до встречи, я обязана была привести себя в порядок.

Что отняло несколько больше времени, чем предполагалось. Стрелка городских часов предательски быстро ползла к отметке "VII", прекрасно зная, что я не успеваю. Собираясь в путешествие, я ограничилась всего тремя платьями, выбирая по принципу "чтобы занимало меньше места и не мялось" (что означало - никаких перьев) о чём сейчас жалела, ибо ни одно не удовлетворяло торжественности момента. Остановившись в итоге на длинном чёрном с кремовым лифом и нитке жемчуга не шею, я отправилась искать бар "Кордано".
После дневной жары стало ощутимо прохладно, я зябко куталась в пальто, удивляясь столь резкой смене климата. Свет фонарей придавал городу зловещее очарование. Где же его истинное лицо - дневное или то, что я вижу сейчас? Ускорив шаг, я поспешила укрыться за распахнутой дверью, рассеяно бросив "Buenas noches" швейцару.

Компанию белолицых людей не заметить было невозможно. Приблизившись, я остановилась в замешательстве, переводя взгляд с одного мужчины на другого. К счастью, мистер Ларкин быстро рассеял сомнения, представившись и отрекомендовав своих спутников.

- Добрый вечер, джентльмены, - я смущённо улыбнулась, постаравшись, чтобы улыбку мог отнести на свой счёт каждый. - Лилиан Монтгомери. Прошу простить мне маленькое опоздание. Надеюсь, вы не успели обсудить ничего важного?

Присев на стул, я сложила сумочку на колени и затихла, прервав молчание лишь для того, чтобы попросить официанта принести бокал белого вина и севиче, решив положиться на знание Огастесом местной кухни. Говорить я собиралась потом, когда яснее пойму, что из себя представляет каждый джентльмен.

Несмотря на комфорт, который предоставляли каюты первого класса, и общество, обеспечиваемое салонами, в которые попадали лишь люди достойного социального круга, морские путешествия не относились к любимому виду странствий сэра Генри. Когда-то он восхищался ими, тем, как за столько короткий промежуток времени человечество смогло подчинить себе стихию и в разы, в десятки раз сократить риск и время трансатлантического путешествия. Но открытия и изобретения этого века заставляли тщательно выверенный, лишенный долгих простоев в бессмысленных портах путь в Лиму казаться черепашьими бегами с эстафетой, роль палки в которой исполнял сам сэр Генри. Покорив землю, опутав ее (во всяком случае, цивилизованную часть) сетями автомобильных и железных дорог, покорив море плавучими колоссами межокеанских лайнеров, человек обратил свой взор на небо, и, за считаные года с полета братьев Райт, проделал огромный путь. Полтора с небольшим года назад был дважды покорен Атлантический океан, и, что немаловажно, честь эта принадлежала подданным короны. Генри хорошо помнил, что, прочитав про эти подвиги в газете, поднимал тост за Алкока и Брауна*, спустя менее чем месяц, за майора Скотта**.

И, воистину, солнце эпохи путешествий на самолетах и дирижаблях как через Атлантику, так и внутри цивилизованных стран, уже освещало золотистой зарей прогресса горизонт.

Но пока еще оно не взошло, и недели приходилось проводить в борьбе со скукой, вечным противником людей, осознавших, что ни в облаках на горизонте, ни в волнах, ни в повседневной корабельной суете нет ровным счетом ничего интересного. Еще с африканских времен Генри осознал одну простую вещь – если хочешь забыться в какой-то рутине, то ее надо превратить в привычку. И он расписал свой день до минуты, и следовал этому расписанию.

Неизменно ранний подъем, без которого невозможно поддержание бодрости духа. Чашка крепкого чая, чтобы разогнать остатки сна. Водные процедуры, ибо чистоплотность – признак джентльмена. Легкий завтрак с еще одной традиционной чашкой горячего чая с молоком, причем, следуя наиболее классическому методу, налитым до чая. Непременное прочтение свежей утренней газеты, если ее доставляли своевременно, что, увы, было возможно лишь во время стоянок в портах. Короткий, но продуктивный отдых за книгой одного из классиков, а также корреспонденцией, в случае ее наличия. Ровно час спортивных занятий с гирями. Повторение водных процедур и прогулка по кораблю. Ланч, неизменно и всегда ровно в два часа. Чтение газет и журналов в салоне. Стрельба в тире. Вист с избранными партнерами. Ужин. Если того требует вежливость и ситуация, вечерние визиты (не то, чтобы часто возникала на корабле), или вечер за книгой и разбор накопившейся за день корреспонденции. И, под конец, вечерний туалет и отбытие ко сну.

Это позволяло занять день достаточно плотно, чтобы устоять перед приступами скуки и блужданиями мысли, свойственными безделью. Генри слишком хорошо знал последствия последнего.

И долгое ожидание наконец-то подошло к концу. Последняя пересадка, последний рывок, и, вот она, Лима!

Город, некогда являвшийся проводником силы другой, старой Империи, которой не хватило сил удержать его.

И, сходя на берег, Генри испытывал смешанные чувства. С одной стороны, столетие независимости не пошло городу на пользу. Он выглядел человеческим муравейником, а не цивилизованным городом. С другой же, прогресс выталкивал его из прошлого, и, как это нередко бывает, не имеющие ничего куда смелее идут вперед, чем те, кому есть что терять. Хотя, чтобы полностью оценить изменения, здесь нужно было жить годы (чего, разумеется, сэр Генри делать не собирался), все вокруг кричало о переменах и росте. Новые, построенные с помощью современных методов и машин дома, планировка улиц, безжалостно вскрывавшая плоть старых районов, будто бы сражающиеся за право попасть на глаза богатому, только что сошедшему с корабля путешественнику магазины, грохочущие по улицам трамваи и канализационные люки…

Последнее смягчило точку зрения англичанина на город и, приказав носильщику тащить вещи за собой, он направился к консулу. На корабле он уже навел справки о надежных местах для сна и хранения вещей, а также местах, где можно было поискать переводчиков и проводников, но не в его привычках было не проверять полученные сведения. Представившись, познакомившись, подтвердив достоверность информации, получив штамп в новенький темно-синий паспорт от тридцати двух страницах, который только-только начали выдавать в метрополии, и задав свой регулярный вопрос насчет присутствия некоего Орсона Райли в стране, он отправился в три раза уже рекомендованный отель.

Который оставил его довольно равнодушным – хотя Генри старался брать самое лучшее, отсутствие избыточной роскоши его не смущало, равно как и не привлекал местный колорит, причудливо смешивавшийся с европейскими гостиничными традициями. Важным было то, что Ларкин не экономил на членах экспедиции – обратное заставило бы Генри задуматься о целесообразности участия в ней. От предложенного напитка он вежливо отказался.

До встречи оставалось не так уж и много, и, расплатившись с носильщиком, умывшись, переодевшись в подходящую вечернюю одежду, и, совместив умерено щедрые чаевые с просьбой портье отправить срочное письмо пресловутым переводчикам и доставить свежие английские газеты в номер сейчас и каждое утро, он отправился по указанному адресу.

К счастью, для этого не был необходим ни проводник, ни какие-то особые познания в испанском языке. Бар был совсем рядом. И, войдя внутрь, Генри сразу же почувствовал себя не в своей тарелке. Запах воска и вид горящих свеч навевал дурные воспоминания и дурные мысли. Генри предпочитал электрическое освещение не только из любви к прогрессу. А тут… стараясь не подавать виду, он прошел к человеку, который с наибольшей вероятностью являлся Огастес Ларкин, он оказался перед сложной дилеммой.

Дело в том, что формально он никого из присутствующих не знал, карточку заранее не присылал, а сейчас вручать ее или действовать иным традиционным для знакомства в кругу джентльменов обществе было невозможно. Поэтому Генри, мысленно обругав себя за то, что не обзавелся письмом консула, которого Ларкин наверняка знал, совершил то, что называют позаимствованным у французов словом faux pas:

- Мистер Огастес Ларкин, я полагаю, Генри П. Дэвенпорт-Карпентер, к вашим услугам.

Но, судя по приветствиям, собравшееся здесь общество не придавало существенного значения традициям. А некоторые не беспокоились и об иных нормах приличия. Впрочем, большинство из них, похоже, было американцами. Оставалось лишь занять предложенное кресло и выслушать руководителя экспедиции.

Внешность которого несколько беспокоила Генри. Он всегда настороженно относился к признакам болезни, а Ларкин за несколько минут знакомства успел продемонстрировать немало – в не самом лучшем освещении видны были лопнувшие капилляры глаз и мешки под глазами. Хотелось верить, что это лишь следы усталости, связанной с подготовкой экспедиции, но опыт подсказывал, что всегда стоит предполагать худшее.

Тем временем Ларкин, отпустив не самую уместную шутку в адрес подданных короны и особ голубых кровей, предложил отобедать, и начал перечислять блюда, которые, по его мнению, стоило бы отведать будущим участникам экспедиции. Вкусы Огастеса и Генри не совпадали. Последний оставил рыбалку и не притрагивался к рыбе, да и остальным морепродуктам уже несколько лет. Причиной был последний улов его, рыба, из глаза которой торчал червяк длиной в несколько дюймов.

- Стейк, полной прожарки…

Он повернулся к Ларкину.

- Прошу простить меня за то, что не следую вашему совету, но я не ем рыбы.

И, когда официант с принятым заказом отошел от стола, Ларкин наконец-то перешел к делу. Правда, пока что обошелся без деталей, ограничившись намеками и представлением своих спутников. К своему удивлению, Генри обнаружил, что лучшее первое впечатление из них производит негр. Несмотря на свое подлое происхождение, он сидел с ними за столом, и, возможно, даже имел на это право. Луис де Мендоса походил не на традиционного секретаря, а на представителя особой прослойки людей, которые служат связующим звеном между аборигенами и колониальной властью. Она часто бывала необходима, но к составляющим ее людям Генри испытывал отвращения – слишком мало было исключений, которые не пользовались бы своим положением, чтобы набивать карманы или злоупотреблять властью. Большинство было ничем иным, как паразитами в человеческом обличье, которые пользовались слабыми местами колониальной системы и предавали своих сородичей.

Но первое впечатление нередко бывает обманчиво, и какие-то далеко идущие выводы на основании приятной улыбки или злобных взглядов делать, определенно, не стоило.

Что стоило сделать, так это вежливо поприветствовать представленных, и подождать перехода к настоящей сути дела.

За минувшие полгода Лима с её тропической жарой и влажным воздухом порядком утомила профессора Синтиана Деверё. Полгода назад он и несколько его коллег расположили себя здесь, в столице Перу, для стационарного этнографического исследования. Отсюда же они сделали несколько «вылазок» вниз по Косте и в предгорья Анд. Теперь эта работа была закончена или почти закончена. Коллеги профессора и собранные ими материалы, как о том свидетельствовала пришедшая из Аркхема телеграмма, успешно добрались до Мискатоника ещё в средине прошлого месяца. Скоро в путь должен будет отправиться и сам Синтиан. Прежде того он предпочёл задержаться в Сьюдад-де-лос-Рейес, Городе Королей, исключительно в силу нескольких малозначимых, личных причин. Сейчас они уже потеряли свою значимость.

Или, вернее сказать, так дела обстояли всего лишь несколько недель назад. До публикации в «Нью-Йорк Таймз» и последующих за ней нескольких раундов корреспонденции.

Теперь для профессора было очевидным, что ему придётся потерпеть эту влажную жару, кажется проникающую в самые его кости, ещё какое-то время. Новый свет озарял дорогу Синтиана теперь. Новая запись была сделана в Книге Судеб: он, этот свет, и несущий его незнакомец с именем императора увлекут старого ученого за собой и вновь заставят его подняться в горы на встречу солнцу. Все так. Все так. Там, где другие говорили бы лишь об интересном стечении обстоятельств, заставившем две заинтересованные друг в друге стороны оказаться в одном месте и в одно время, профессор в своей романтичной интеллектуальной игривости предпочитал видеть руку Ана́нке, Неизбежности.

В последние дни или даже недели профессор покидал свои трёхкомнатные апартаменты с видом на центр Лимы с её соборами и дворцами только по вечерам. В этом он казался себе каким-то подобием вампира из рассказа Джона Полидори или лордом Байроном, что, в общем-то, было одним и тем же. К счастью, сегодняшняя встреча не заставит профессора изменить своим предпочтениям по поводу времени. Сверх того, учитывая похолодание воздуха на улице, ему не придётся даже изменять себе в выборе костюма: Синтиан Деверё сможет одеться так, как он и привык, так, как это подобает. (Право слово, вся эта тропическая шерсть и льняная ткань, из которых шили себе одежду перуанцы, никоим образом не сочетались с чувством вкуса и эстетическими предпочтениями профессора!)

Как бы там ни было, на этом хорошие новости заканчивались. О злоключения! О грубость! Встреча с Ларкином и его людьми была назначена в одном из местных баров! Как убеждённый прогибиционист и трезвенник профессор считал, что алкоголю и связанному с ним роскошествующему разгулу следует остаться на страницах литературы минувших веков. Им не было места в современном мире. Чем быстрее страны и народы цивилизованного мира поймут это и введут по примеру ответственного правительства США в действие соответствующие запреты, тем лучше.

Но нет, увы, требования были выдвинуты. Обстоятельства — или нет, напомнил себе профессор, хитросплетения Судьбы; не будем забывать, что он решил считать все происходящее промыслом Судьбы — выдвинули их.

Деверё проследует указанным ему путём. Он разместит револьвер в кармане пиджака, впрочем. Неджентльменская, грубая вещь, этот комок блестящей стали, да. Но питейные заведения, как всем известно, собирают в своих стенах все разновидности и разряды дегенератов человечества. За время его пребывания в Перу наличие оружия в руках и способность произвести соответствующее устрашающее впечатление помогли профессору уже не раз. Только так он смог избежать ряда неприятных встреч и знакомств — особенно там, в предгорьях. Револьвер был для него верным и надежным спутником во время путешествий по странам обоих полушарий. Он будет верным и сегодня, в Лиме.

...

— Мистер Ларкин, я полагаю? — сказал профессор, оказавшись в «Кордано» и освободившись должным образом от шляпы, перчаток и плаща.

— Моё имя — профессор Синтиан Чарльз Деверё. Из Аркхема, Массачусетс. Рад, наконец, встретиться с вами. Могу я присесть?

Сойдя с трапа Нейтан аккуратно вытирал себе лоб платком. Он позаботился о том, чтобы сменить традиционный темный костюм на хлопковую белую рубашку, белые брюки и, поддавшись романтическому инстинкту, повязал на шее красный платок в духе покорителей Дикого Запада. Разве что оставил старую добрую шляпу. Получилось неплохо, но от непривычной влажной жары вместо пот стекал ручьями и голова гудела.

Город его с одной стороны завораживал, с другой - нервировал. Было потрясающе наблюдать за смешением модных архитектурных веяний и следов испанской колониальной культуры. Казалось, что прошлое здесь не уходило никуда, и, свернув на какую-нибудь боковую улочку, увидишь на коне самого Франсиско Писарро со свитой, в нагруднике и шлеме-морионе, с клинком из толедской стали на поясе. Ведь он когда-то и основал этот самый город. Такое бережное отношение к истории поразительно контрастировало с домом, где все были одержимы идей построить новый мир с чистого листа. Так что здесь Симмерсу нравилось. И конкистадоров он уважал, их бесконечную энергию, изобретательность и способность преодолевать препятствия.

Но все же конкистадором он не был. Нейтан был очень далеко от дома. Дальше Мексики он не забирался, да и там бывал лишь пару раз по делам. Здесь же - практически другой мир со своими законами и обычаями, которого он совсем не знает. Его поле битвы - кабинеты солидных людей и богато украшенные гостиные, где дела делаются чинно и мирно, хотя и не без щепотки лжи, то тут, то там. А здесь практически край цивилизации. Еще немного - и за этими горами дикие пустоши, не сильно изменившиеся со времен старины Писарро. Именно туда и собрался этот несчастный Ларкин. Что же он там забыл?

Проблема была в том, что Симмерс немного зашел в тупик. Он выбил себе нишу на своем рынке, но потолок для роста был исчерпан, больших прорывов не получалось, все лишь рутина, медленное и упорное продвижение вверх. Отец его бы сказал, что в этом и состоит стезя достойного трудолюбивого американца. Но Нейтана это все тяготило. Он кожей чувствовал, что крутится где-то рядом та самая большая сделка, которая выведет его на новый уровень. И когда он читал про объявление Ларкина в газете, по ладоням аж пробежали мурашки. Шансы были сомнительные, но он чувствовал - вот оно. Надо хвататься обеими руками и зубами прихватить было бы неплохо. Поэтому он здесь, в Перу.

Нейтан встряхнулся и собрался. Даже если Ларкину действительно повезет, этого еще мало, нужно провернуть все дела как следует. Для этого нужно быть предельно собранным и держать ухо востро, чтобы не упустить момент. Лучше всего начинать потихоньку, познакомиться, включиться в состав экспедиции, оказывать небольшие услуги, создать доверие, заставить почувствовать себя важным и нужным членом команды. И тогда уже взяться за Ларкина конкретно, когда будут лучше понятны перспективы в плане находок. А пока все как обычно, работаем.

...

Он добрался до отеля, обворожительно улыбнулся девушке и принял предложенный напиток. Заселился, разобрал вещи, помылся и прилег немного отдохнуть. Слоняться по городу особого смысла пока что не было. На первый день такие прогулки всегда даются тяжело, организм еще не адаптируется к местной среде, впечатления смазываются. Будет еще время.

Когда пришло время, привел себя в порядок как следует. В номере уже ощущался ледяной воздух, который спускался с гор, поэтому Нейтан переоделся в свой "парадный" костюм и решил на всякий случай прихватить взятое с собой шерстяное пальто, хотя бы набросить на плечи, чтобы не продуло. Не хватало еще свалиться с какой-нибудь болячкой здесь. Задумчиво покрутил свой "смит-вессон" с укороченным стволом 38-ого калибра, но брать с собой не решился. Все-таки не ковбой он, бар был совсем рядом, в престижном районе, грабителей тут водится не должно, а пушка на важной деловой встрече будет мешаться. Зато взял с собой небольшой выкидной нож. Всегда полезная вещь.

Вышел Нейтан как раз чтобы успеть к семи. Местная вечерняя прохлада, если можно её так назвать, неплохо бодрила и приводила в чувство, хотя контракт с дневной влажной жарой тяжелым гулом отдавался в голове, которую словно сначала засунули в таз с горячей водой, а затем окунули в ледяной ручей. Ничего, придется привыкнуть.

Место выглядело, конечно, своеобразно. Нейтан ожидал, что все-таки такое роскошное место должны электрифицировать, но у местных, похоже, был фетиш на тему свечей. Найдя Ларкина взглядом, Симмерс вздохнул и решительно направился к нему.

- Мистер Ларкин? Нейтан Симмерс, из Чикаго. Должен признаться, мистер Ларкин, новости о вашей экспедиции наделали немало шума дома! Музеи, энтузиасты древних культур, все с нетерпением ждут результатов вашего удивительного приключения. Для меня будет честью принять вместе с вами в нем участие.

Продолжительное морское путешествие стало для молодого Сэма Макмаллена неприятным испытанием. Во-первых, он, до того ни разу не проводивший столько времени в море, много нового узнал о своём организме, в частности о том, как скверно тот переносит качку. Во-вторых, будучи до мозга костей горожанином, да не просто горожанином, а потомственным ньюйоркцем, привыкшим к высокому качеству жизни, Макмаллен тяготился предложенными ему как пассажиру условиями. Увы, его отправили в путешествие столь поспешно, что не озаботились вопросом личного комфорта. И в-третьих, хуже всего на Сэме сказывался разрыв с привычной ему социальной средой, в которой он без труда находил людей, с которыми у него были сходные интересы. Найти среди пассажиров лайнера интересную компанию Макмаллен так и не сумел. Все, с кем он пытался завести знакомство, оказывались до невозможного скучны.

Все свои яркие впечатления о путешествии Сэм изливал на бумагу, что ему было абсолютно несвойственно. Весьма содержательное письмо, адресованное старшему брату Томасу, было отправлено из ближайшего порта. В нём молодой человек, не ограничивая себя только лишь литературным английским, во всех деталях объяснял, что думает о идее отправить его столь внезапно в загадочную глухомань на задворках цивилизации с миссией, бесполезность которой была очевидна с самого начала. Выплеснув злость вместе с чернилами, Сэм немного успокоился и постарался настроиться на позитивный лад. В конце концов ему даже удалось найти партнёров для игры в покер и хотя бы на время разогнать скуку.

Сойдя на твёрдую землю, Сэм испытал немалое облегчение. Его представления о Лиме были крайне скудны и основывались на школьных уроках истории. В его воображении столица Перу так и осталась в далёких временах Боливара. Тем радостнее было ошибиться в ожиданиях и обнаружить перуанскую столицу вполне современным городом, в своём развитии мало отличающимся от крупных городов Соединённых Штатов. Макмаллен мысленно поставил себе задачу выбраться в город на изучение местных очагов культурной жизни, если позволит время. Также ему определённо требовался переводчик с испанского, ведь его скромного словарного запаса едва хватало на то, что объяснить цель своего путешествия. И наконец Сэм осознал, что его гардероб плохо подходит для местного климата. Он всегда считал жалобы на погоду уделом стариков, но, столкнувшись со здешними температурными перепадами, подумал, что сам уже далеко не так здоров и полон сил, как в юности.

При заселении в отель «Маури» Сэм не отказался от предложенного ему экзотического коктейля. Для разнообразия и знакомства с местным колоритом напиток годился, но в этот момент американец предпочёл бы бокал освежающего джина со льдом. Приняв ванну и переодевшись в чистую одежду, он потратил немного времени на расспросы администратора касательно городских достопримечательностей и возможности обновить свой гардероб, затем посетил банк и обменял часть долларов на местные соли. С наступлением вечера Сэм вернулся в отель и ещё раз переоделся, нацепив зимнее пальто, которое взял для путешествия в горы. Перед тем, как отправиться на встречу с Ларкином, он достал из чемодана пистолет, зарядил его и сунул в карман пиджака. Неразумно было выходить в тёмное время суток в незнакомый город без каких-либо средств самозащиты.

Макмаллен прибыл в «Кордано» как раз к семи часам, даже удивился тому, что в кои-то веке не опоздал на встречу. Сдав на входе пальто и шляпу, он направился к столику Ларкина. Не имея понятия о том, как выглядит руководитель экспедиции, Сэм принялся гадать, кто из двоих обладателей европейской внешности, усталый блондин или смуглый брюнет, зовётся Огастесом Ларкином. На негра он даже думать не стал.

– Сэм Макмаллен из Нью-Йорка, – представился американец и, сделав ставку на блондина, протянул ему руку.

До встречи с Огастесом было ещё больше часа но молодой человек уже покинул свой номер. Одетый в сюртук и почти мгновенно промокшую под мышками белую сорочку с аляповатым кружевным воротником, оккультист вышел на шумную улицу.

Душная жара, обилие запахов и гомон смеси языков и диалектов обрушились на него. Отойдя на несколько домов от отеля, Арчибальд снял цилиндр и спрятал его в мешок. Из самого мешка появился лёгкий, небесно синий платок, который он обмотал вокруг шеи, полностью спрятав белизну рубашки.
После этих нехитрых махинаций, которые как надеялся Арчибальд смогут обмануть случайный взгляд, он медленно побрёл по улице в направлении сокало.

Лима набросилась на молодого человека с яростью жгучего солнца. Жаркий воздух напоённый запахами готовящейся на улицах пищи, ароматом непривычных цветов и растений принесённым с недалёких гор, казалось впитывался в каждый сантиметр отвыкшей от солнца кожи. Шумные, быстрые на смех, живые люди, шли мимо идущего Арчибальда. Они смеялись, хлопали друг друга по плечам, о чём-то оживлённо спорили. В пыли бегали дети и худющие собаки.
Всё это отдавалось в сердце Арчибальда каким-то ностальгическим теплом. Этот мир так сильно отличался от того откуда он прибыл. Казалось что он находится не на расстоянии корабельного путешествия, а как минимум на другом конце света.

Пока Арчибальд делал вид что рассматривает высокий храм и здание ратуши, солнце село и город затопил холодный воздух. Это произошло так внезапно, что молодой человек задрожал. Пот пропитавший тело под сюртуком мгновенно стал ледяным.

Обычно сильный страх может заставить человека покрыться холодными мурашками. В этот раз случилось наоборот. Холодный пот и дрожь от дыхания гор, принесённого мутной водой Римака, запустили ассоциативные цепочки и Арчибальд вдруг испытал страх. Не тот панический ужас, что заставляет нас бежать не разбирая пути, а тот что селится где-то в низу живота и ледяным угрём стягивает все внутренности. Ещё несколько минут назад величественный кафедральный собор Лимы, теперь же стал мрачным чудовищем нависающим над городом, в узорах керамических изразцов на стенах зданий, Арчибальду почудились таинственные, злобные знаки.

Тряхнув головой, пытаясь сбросить наваждение, Арчибальд быстрым шагом пошёл к ресторану.
Однако заходить внутрь не спешил. Отойдя немного в сторону, он прислонился к стене одного из зданий, так, чтобы тень скрывала его, и принялся наблюдать за теми кто входит в ресторан.

У этой слежки не было какой-то особой цели. Скорее ему хотелось увидеть участников встречи, до того как они будут знать, что на них смотрят и наденут маски. Да, много информации это конечно не даст. Но Арчибальд свято верил в огромную силу первого впечатления. И если есть возможность, то почему-бы не попытаться получить это впечатление основываясь на более "честной" информации?

К тому же ему не хотелось являться на встречу первым - дабы избежать лишних вопросов.

Минут через пять, после семи Арчибальд оторвался от стены, спрятал платок с шеи в мешок, поправил воротник сорочки, нахлобучил на голову цилиндр и вошёл в ресторан.

Подойдя к столику с уже собравшейся достаточно большой компанией, он приподнял цилиндр и отрекомендовался:

- Арчибальд Буше, к вашим услугам! - с этими словами он уселся, и принялся вежливо слушать беседу и внимательно разглядывать сидящих за столом. Особенно уделяя внимание Огастусу и его спутникам.

В мой первый год на службе угодили мы в засаду к востоку от Менадорских гор. Тамошние разбойники настолько обнаглели, что не побоялись тяжело вооружённого военного патруля. Ох, и здорово же нам тогда досталось, чудом отбились. Вот только наш старый капитан Керсерри скверную рану получил, копьём ему ногу пробило насквозь. Кое-как вытащили старика, рану его заштопали, а дальше лекарям передали. Но от ранения капитан так полностью и не оправился, каждый его шаг сопровождался гримасой боли. А через несколько месяцев он и вовсе куда-то пропал. Сержант нам сказал, что Керсерри "отправился в Лонгакр". Мы решили было, что это такой завуалированный способ объявить о кончине капитана, мало ли какие там осложнения вызвала его болезнь. "Не помер... хуже", – ответил нам сержант. – "Вышел на пенсию. Отправился в край дрянного пойла и вечных сожалений". Тогда-то я и понял, что бывают вещи похуже смерти на поле боя. Например, Лонгакр.

— Видман Линклер, Прорицатели Рока, армия Челийской империи


Городок Лонгакр лежал в центральной части Челийской империи, на границе Шепчущего леса и относительно недалеко от столицы. Несмотря на это он являл собой глухое провинциальное селение, не игравшее решительно никакой роли в жизни империи. Традиционно это захолустье являлось местом ссылки для отставных вояк, не способных более принести пользу Челии. Многие ветераны доживали в Лонгакре свой век на жалкие гроши, которые звались военной пенсией. Немудрено, что любой челийский солдат предпочёл бы погибнуть на поле брани, чем оказаться брошенным всеми в этой глухомани.

Впрочем, из любого правила имеются исключения. Таковым исключением стала группа недавно прибывших в Лонгакр индивидов. В отличие от большинства местных обитателей они были молоды, амбициозны и имели ещё шанс оставить свой след в истории. Но до великих свершений оставалось ещё немало времени, пока же их перспективы выглядели куда более приземлёнными. Этой группе выпала возможность провернуть в Лонгакре одно дельце, и все пятеро, каждый по своим причинам, за эту возможность ухватились.

* * *

Ночь вступила в свои права, и Лонгакр погрузился во тьму. Фонари светились лишь на главной площади да на прилегающих к ним улицах, а ещё у храма Иомедэй. Большинство горожан давно уже отошли ко сну. Стояла такая тишина, что можно было расслышать разговоры за поздним ужином в доме через пару кварталов, или негромкое ржание рысака, которого конюх Дили Фортмайл запирает в стойле. Но это там, в полусонном городе, а здесь, на окраине было совершенно темно и тихо. Здесь безраздельно правила ночь.

Плутовка Кимри, подбившая своих новых знакомых на соучастие в ночном налёте, избрала местом встречи одинокий холм в нескольких сотнях ярдов от городской стены. Она прибыла сюда заранее и подавала соучастникам сигнал при помощи фонаря. Хотя при первом знакомстве девушка показала себя той ещё болтуньей, подробности предстоящего дельца она наотрез отказывалась раскрывать до того, как на холме собралась вся группа из шести человек.

Убедившись, что все в сборе, Кимри без лишних предисловий указала на одиноко стоящее за полем в миле к западу от Лонгакра невысокое здание, окружённое забором. С большого расстояния в слабом свете звёзд силуэт его был едва различим.

– Это наша цель – дубильня Старого Луслика, – пояснила Кимри. – План такой: вламываемся в контору хозяина, хватаем всё ценное и быстро сматываемся. Сбор на рассвете у Пепельного дома.

Выдавая эту короткую и явно заранее заготовленную речь, девушка проверяла, насколько хорошо ходят в ножнах её кинжалы. Удовлетворившись состоянием оружия, она повязала на шее шарф.

– И запомните, – добавила она. – Если вас схватят, молчите как рыбы. Тогда я смогу вас вытащить, у Разелаго..., – Кимри осеклась, выдав из-за волнения имя, которое не собиралась произносить. – Но, если проболтаетесь и сдадите остальных, пеняйте на себя. До конца своих дней будете жрать только тюремную жрачку.

День, ночь, или же солнце не заглядывало в эти места? Но откуда свет, если и луны не видать сквозь густую плоть тумана? Быть может он, скрывая мир вокруг, и являлся насмешливым источником сияния?
Копыта глухо ступали по гниющим телам ржавых листьев, сорванных своевольными и беспощадными порывами ветров. Какое дело ветру до плоти деревьев, если она встречается на его пути?
Не в состоянии определить пору дня, вполне можно было определить воздух. Он был сырым и прохладным. Столь привычным для весенних ночей, или же для осенних дней.
Сабин не видела ничего ниже своих колен, так как всё ниже для неё утопало в тумане. Она едва видела гриву своего коня, а уздечка тонула в белизне тумана, скрывая голову животного. Воздух стоял, и лишь слабые его колебания от движения самой Сабин касались её лица. Но она не ощущала этого из-за душащей прохлады тумана. Природа его была известна, и она не была естественной. К чему приводит желание пройти тайную тропу?
Комок надежды теплился в груди, и вырисовывал в разуме мысль о том, что создатель этой западни не был слишком жесток, и не обрёк попавшего в неё путника на вечные скитания. Но бесчётные секунды утекали, а горло волшебницы всё ещё не было вскрыто. Мезутелах, её конь, вёл себя смирно, даже не смотря на то, что шёл в саму пустоту. Сперва Сабин посчитала, что она ослепла, или что это сон. Но быстро избавилась от подобных мыслей. Приходили ли в лошадиную голову подобные догадки? Приходили ли они вообще? Или же коню хватало воли своей хозяйки, дабы везти её не смотря на вырезанное восприятие?
Если идти вперёд, можно достигнуть края. И следуя такому решению, Сабин в итоге вышла на край тракта. Нельзя сказать, что она не удивилась столь обыденному объекту, рассчитывая увидеть скорее непомерные для разума смертного сооружения, нежели истоптанную дорогу.
Девушка неторопливо осмотрелась. В её лазуритовых радужках плясали крошечные серебристые искры, что нашёптывали её восприятию о магии, окружавшей их.
Спешившись, Сабин осмотрелась вновь. Она испытывала прохладную радость от того, что ей удалось покинуть белесый лабиринт. Его отчётливые контуры не были открытием, ведь магия способна и не на такое. Но факт её нахождения здесь мелкими когтями царапал естество, сея настырное чувство страха в сознании.
Недовольно поджав краешки губ, Сабин перевела своё внимание от нараставшего дискомфорта в душе на сам тракт. Поведя Мезутелаха за узду, она вышла почти на середину дороги, и присела на согнутых коленях. Сняв перчатку с левой руки, обнажая молочно белую кожу, девушка неспешно и осторожно провела пальцами по высохшим бороздам и контурам следов. Иллюзия либо была настолько искусна, что могла обмануть даже прикосновение, либо же её не было вовсе. Но убеждение в реальности окружавшего её мира не придавало духа, так как учёная до сих пор не знала где она. Она знала точно, что находится не там, где должна. Или же именно сюда она и шла?