Голосование пользователя

➕ 𝕸аранта ➕
Смутная, сладковатая тоска продолжила звенеть в призрачных словах, когда новое послание сменило прошлое. «Хм. А ты думаешь, что знаешь, зачем вы здесь? Он тебе очень доверяет, коль рассказал такое. Хочется верить, что у него по прежнему есть товарищи. Бедняжка всегда с таким трудом заводит новых друзей, а уж с доверием у него какие проблемы… Впрочем, можно ли винить человека, прошедшего через..?» Оборвавшись на замысловатой интонации, текст на пару секунд туманом повис на границе взгляда, расплываясь и путаясь в мыслях, словно говоривший сам для себя неожиданно о чём-то глубоко задумался, оставив тебя наедине с невнятным обрывком воспоминаний, вогнав разговор в неловкую паузу. Возобновившись, послание приобрело прохладный, неожиданно решительный тон. «Прости, милая, я много болтаю, а дело-то не ждёт. Да, у меня есть всё, что нужно Ди. Я приму нашего дорогого гостя сейчас-же, да и тех двоих своих товарищей тоже можешь привести. Иди, милая, позови их». Едва твой взгляд подцепил в переплетениях древесины последние слова, всё тело объяло странное чувство падения, будто письмо Госпожи подрубило сосну под тобой и повергло вас обеих на милость земному тяготению. Однако ты не падала. По крайней мере, не вниз. Быть может ты падала влево или вправо, назад или даже вверх, как бы взлетая, или и вовсе двигалась в какое-то ранее непознанное направление, для которого в известных тебе языках нет названия. Факт в том, что когда тебе удалось отлепить взгляд от (как казалось) всё той же самой сосны, ты была уже совсем не там, где раньше. Ветка, ничем не отличавшаяся от той, на которой ты сидела ранее, теперь находилась не на пол пути к вершине, а всего в паре футов от земли. Да и крепилась она теперь не ко мрачному древу из самой чащи, а к безобидному деревцу у опушки. Упала ты, если это вообще можно было так назвать, почти у того самого местечка, с которого начала поиски животных. Чуть приглядевшись, ты поняла, что именно здесь оставила первую метку. Вот поганки, примостившиеся в сени вяза, вот низенькая ёлочка — редкий островок зелёного в общей серо-буро-чёрной палитре, вот тот самый дуб, на котором ты собственноручно вырвала для товарищей метку. Только вот метки на нём уже не было.

🦅 𝓓икек 🦅
Знание омерзительного нутра окружающих домишек давило на сознание постоянным тревожным комком, не давая как следует сосредоточиться. Высматривая на пустых улочках опасность ты вдруг осознал, что находишь её в каждом бревне. Взгляд сам бросался к каждому шороху, предвкушая угрозу в разочаровывающе безвредных пустых вёдрах, попусту опадающих переспелых помидорах и ветхом тряпье, вальяжно прокатывавшемся по заброшенному двору. Подозрения путались в пустых опасениях а пустые опасения оказывались, на поверку, беспочвенными тревогами. Это место давило на тебя. Что ты вообще мог усмотреть теперь в этих плотоядных жилищах, кроме прямой угрозы?! Мысли невольно потянулись к запретным мышцам, подняв перья на дарованных крыльях. Быть может, стоит осмотреться с высоты? Стены и стволы не станут преградой, стоит лишь воспарить над ними. В конце-концов, это ведь Твои крылья. Сколько лет ты пользовался ими, не смущаясь мистической природы своего исцеления? Неужели ты сможешь вот так легко отказаться от Небес? Принести в жертву убеждениям свист ветров под перьями, зов предков-охотников, головокружение пируэтов и финтов? И ради чего? Это всё равно уже не спасёт обречённых Графом. Не от них самих. Не от расплаты. Не от тебя.

🍾 𝓓исмас И 🏑 𝕶ейн 🏑 И ✨ ℨодиак ✨ И ⊙ррин 🎯
Едва переведя дыхание после столкновения с чудовищной природой, разукрасив домишко кривоватым и расплывчатым подобием святого символа, не успев толком задаться вопросом о судьбе пропавшей воительницы, вы неожиданно обнаружили её всего в тройке дюжин футов от себя. Первый взгляд не приметил дикарку, но второй предположил её местоположением опушку леса, чуть в стороне от деревни, и третий подтвердил эту мысль, хотя все три они и были устремлены к одной и той же сосенке. Маранта проступила на буро-чёрном фоне словно одна из тех странных картин, которые порой рисует на изнанке полена чудачка-природа: вот в один момент видна лишь мешанина полос и пятен и пустот, а вот уже взгляд узнаёт рисунок улыбающегося лица или скачущего коня, или же забавно танцующего медведя. Только вот на этот раз изнанкой представал целый лес, а причудливым пятном — ваша товарка. Не помогала ситуации и неочевидность цели, с которой дикарка взгромоздилась на низкую сосновую ветвь и с нездоровой пристальностью всматривалась в морщинистую кору своего хвойного насеста…

    Окликнули её — кивнула, повернулась. Сама энтузиазм, чуть не лучится им. Ещё кивнула — мол, слушает. Спина выгибается в поклоне как будто сама… Неловко — вросшие и укоренившиеся за жизнь привычки не истребляются единомоментно. Так что Ульрике ещё очень в новинку отношения номинального равенства: но выручает Крюгер! Шутеечка, конечно, скабрезна и не отполирована (кто понял, тот поймёт), но Ульрика по-свойски, совершенно по-простонародному, ржёт-заливается. Болт свой достать! Да на такой-то мороз! О-хо-хо!
    И согнулась как будто от смеха.
    Она хорошо выдрессирована запоминать списки. И этот недлинный ряд вещей осилит затвердить наперечёт: мётлы, вёдра, тряпки! Пепел, сажа, мыло в лапки. Мётлы, вёдра, тряп

–О-о-о-о да, о-сука-да. Пожещь так, щоб в Авернуще прощладой повеяло!
В отличии от друида, паладин особо долго ждать не планировал: он уже снял с пояса фласку с маслом и даже выдрал из неё зубами затычку, от чего и без того специфический акцент Трости приобрёл лёгкую аристократическую шепелявость.
Не от того слуга Темпуса хотел пожечь это чудище, что оно самой природой своей мерзко его патрону. И не от того, что даже природе оно не мило. И не опасность для заблудших путников вызвала у рыжего воителя столь бурную реакцию. И – честно говоря – даже не то, что оно чуть было не поело его и его нового beifahrer. Причина гнева паладинского была проста:
–Эта щука мой ломик щпищдила! Щ-ща пщмотрим, що быщтрее переваритщя: ломик у тебя в щелудке, щука, или ты щамо в огне!
С этими словами Кейн принялся поливать стену этой чёртовой Газебы маслом. Притом, поливать как-то фигуристо, будто рисуя маслом что-то на стене. Приглядевшись, можно было разглядеть что-то похожее на круг со срезанной верхушкой(будто бы от яблока кусок ножом отрезали), а внутри был какой-то перевёрнутый крест. Что это значило – понять не представлялось возможным, но "Рисовал" Кейн это дело явно с душой, пусть и без таланта, брызгая в стену маслом для ламп.
–Щука, падла, тщварь...–Сказал он, после чего выплюнул пробку от масла в "Изрисованную" стену и обернулся на Зодиака.–Жги, борода! Как раз туда-обратно метнуться успеем, как это говно в пепел превратится и можно будет в нём ломик поискать!

Можно ли удивить того, у кого всё есть? Вопрос, ответить на который по силам только самому удивляемому. Но – к чести слуг Повелителя – они постарались придумать нечто нетривиальное…



Такая вот коробочка – небольшая, из хорошего картона – была первым, что Неисчислимый увидел, пройдя сквозь красную дверь. Коробочка лежала на столе, стол стоял в просторных апартаментах. Обстановку Тразин мог оценить как архаичную: что-то вроде того, чем пользовались его сородичи в лохматые до-переносные годы. Впрочем (коллекционер как-никак; знаток самых экзотических культур!), мог и аналогию среди известных культурно-исторических пластов подобрать: малоизвестное небесное тело в системе Эс-Кей (обитателями называемое «Земля»), первые десятилетия двадцать первого века. Словом – примитив, как ты его ни верти.

За крошечными окошками кипели густо-багровые тучи, мелькали неясные тени. В слуховые сенсоры настойчиво скрёбся тихий рокот; пол, стены, обстановка едва заметно дрожали. Сопоставив эти странности, Неисчислимый вправе был сделать вывод: красная дверь привела его на борт летательного аппарата. А возьми некрон за труд ещё и как следует осмотреться, в соседней комнате он бы мигом заметил перила уходящей куда-то вниз винтовой лестницы: значит, под ним была ещё хотя бы одна палуба. Выходит, аппарат был не из крошечных; что-нибудь вроде Airbus A380 или Boeing-747, наверняка присутствующих в коллекции Тразина.

Вторая палуба, кстати, не пустовала. Напряги некрон органы слуха (чай совершенная механическая форма жизни, а не пошлый мешок кишок: тугоухостью не мается!), он без труда разобрал бы, как этажом ниже кто-то вдохновенно ораторствует. Да как ораторствует! Слушают демагога не абы кто, а «нетопыри багрового неба, герои в багровых беретах» – и летят они не абы куда, а «яростно бить гнусные паладиньи рожи» & «вызволять прекрасных пленниц из волосатых паладиньих лап». За пленниц Неисчислимый, однако, мог не волноваться: невидимый любитель жечь глаголом уверял, что вот-вот «багровые молнии обрушатся на паладинов, как ангелы – и опустятся, как одуванчики», после чего «полетят от наймитов Фонда клочки по закоулочкам».

Окружающая действительность бессовестно кишела информацией самого разного толка. Какие же выводы сделал лорд Тразин? Что предпринял?

Воистину, Отмеченные кровью сражаются с темными силами, не гнушающимися самыми низкими и подлыми трюками, когда загнаны в угол. Как крысы! Алан даже не ожидал такого подвоха, хотя явно должен был.
Грязный, грязный трюк, недостойный истинных мужчин! От злости, МакДуфф сам боднул своего визави в голову, да так, что линзы у того в противогазе треснули.
- Что, крутой да? - спросил Алан хоботяру, после чего схватил за грудки и закинул в танк-кабриолет. После чего перекинул туда же второго, еще не пришедшего в себя недомерка, а потом подтянулся и пристроился на своем противнике.
- Ну ладно, посмотрим как те понравится это... - с этими словами, он достал палаш. И грифельную доску.
Грифельная доска оказалась в в левой лапе агента, а вот правая медленно впила в блестящую поверхность кончик лезвия. Раздался визг уродуемой поверхности, полный ужаса и боли, когда палаш начал медленно разрезать ее нежную часть.

–Твою... Опять?
Скольких паладинов сгубили эти подлые твари. Бывали паладины, которые, в порыве собственной алчности, прыгали в море золотых монет, едва убив охранявшего их дракона, и ломали себе кости. Бывали те, кто катили подлого чудища в виде валуна в гору, чтобы скинуть его сверху, но не выдерживали по пути и сами оказывались ими раздавлены. Бывали паладины, что впотьмах в очередной таверне не замечали коварную тумбу и бились о неё мизинцем – обычно таверны после такого сгорали, И ПОДЕЛОМ! Кто-то проваливался в подвал под весом доспехов, на кого-то обрушался ветхий потолок, кто-то, дремля в тех же доспехах, проваливался в вероломно сломавшуюся кровать и не мог выбраться до самого прихода верных соратников. И это ещё не говоря о зубастых сундуках, которые всякий раз стремились сожрать... Ну, обычно плутов. Но то только потому, что на паладинов огрызаться боялися!
Но этот – этот злодей особливо подлым оказался! Заманил, хищно заманил прям в пасть сразу двух паладинов! Ну, точнее, одного очевидного паладина – Шеймус-то, еттиху мать, очевидный "воин добра", "блюститель порядка" и прочая хрень, которой паладины лоховитым толстосумам свои услуги впаривают. А вот новичок более на ворюгу смахивает. Но ведь если бы он был ворюгой, то его бы ящик сожрать захотел, логично? А если его жрёт цельная, мать его, избушка, то значит, что он – паладин!
–Эрик... В смысле, Дисмас! Выметаемся отседова!–Крикнул "Трость", с силой вырываясь из опутывающих его... Хреновин. Замахнувшись ломом, он, с плеча, вонзая свой инстрУмент в щель межу дверью и косяком, к которой та ржавыми петлями крепилась. Та хищно лязгнула о монтировку, но закрыться более не смогла – даже затрещала древесиной.–Так ты эту гадость не победишь! Уходим, у меня несколько фляг управы на них – на Газебов этих проклятых!!!

Когда-то давно, когда мир был юн, жизнь Повелителя Кошмаров была легка & безоблачна. Примитивным обезьянам с палками (предкам разумных видов, населяющих мироздание) нечем было ответить выходящим из ночного мрака воинам тьмы. Но шли годы – и собирать кровавую дань становилось всё трудней. Обезьяны спускались с деревьев, украшали себя обережными символами, познавали тайные искусства, щетинились оружием. Задумался тогда Повелитель: не останется ли он – если так пойдёт и впредь – с носом? Нос-то, конечно, штука хорошая… да только свежей, дымящейся крови плеснуть в чёрную чашу тоже хочется!

Задачка выглядела неразрешимой – но хозяин Багровой крепости не достиг бы своего положения, имей он привычку отступать перед трудностями. Не сразу, но Повелитель нашёл решение: столь же гениальное, сколь простое. Кто знает вчерашних обезьян лучше… чем сами вчерашние обезьяны? Никто. А раз так, Повелителю оставалось лишь собрать под своим чёрным крылом души тех разумных, что держали зло на сородичей – и поручить тем душам планирование новых операций & оперативное руководство легионами кошмара и тьмы.

Летели столетия – чёрных душ под рукой Повелителя становилось всё больше. Обезьяны ведь не стояли на месте! Вчера какой-нибудь смертный клоун догадался украсить обережным знаком верный клинок, чтоб без труда рубить им тёмных воинов – завтра его далёкий потомок сообразит, как нанести тот же символ на сгусток перегретой плазмы: чтоб уже не кромсать, а расстреливать посланцев Багровой крепости с высокой орбиты. И как прикажете жить в таких условиях без постоянного притока свежих кадров? Без таких кадров, которые накоротке с любой новинкой мира смертных просто потому, что при жизни пользовали ту в хвост & в гриву?

Хрен без таких проживёшь. Вот и пришлось Повелителю Кошмаров отстроить своим верным слугам Чёрную цитадель: чтоб величайшие злодеи всех времён не сидели друг у друга на головах (как частенько бывало в Багровой крепости), совещаясь, какой приказ лучше отдать очередному посланцу тьмы. И чтоб не делили его, Повелителя, шкуру. Он ведь был мужчиной видным-завидным; чёрные же души как одна при жизни были – а в посмертии остались – прекрасными, амбициозными, ненасытными женщинами. Такой вот у Повелителя был подход к кадрам.

₽ ₽ ₽

Как не все реки впадают в море – так не каждая дверь ведёт в безлюдный коридор. Просторный кабинет, куда привела Отмеченных кровью выбранная Палачом дверь, оказался полон нежити. Тех самых чёрных душ. Штабисты Повелителя, должно быть, собрались на какое-то важное совещание (одно из тех мероприятий, где присутствующие сидят за безразмерным столом – непременно из чёрного дерева & на когтистых ножках! – и с умным видом глазеют на выступающих, думая при этом о посторонней лабуде всех мастей & калибров), но сейчас во все глаза таращились на великолепную четвёрку. А кто б не вытаращился, когда к нему в гости лезут такие красавцы?! Да не откуда-нибудь лезут: из приткнувшегося в углу шкафа – где места от силы на вешалку под чёрный плащ хозяйки кабинета да на ящичек бутылок с марочной кровью. Надо же чем-то обмывать принятые решения, чтоб хорошо исполнялись!

- …! – выразила, должно быть, общее мнение чёрная душа, развалившаяся в массивном кресле во главе стола. Голос, пожалуй, был из приятных: чувственный, сочный, с лёгкой хрипинкой. Говорившая, статная и высокая – из тех, кого легче всего представить с хлыстом для верховой езды в руках да покорным муженьком у ноги – смотрела на мир сквозь непроницаемо чёрные стёкла стильных очков Ray-Ban Aviator. Почитывай кто-нибудь из Отмеченных на досуге трактаты о внешности неупокоенных духов, по такой примете он без труда бы понял: перед смертью, как бы давно та ни наступила, хозяйке кабинета насильственно удалили глазные яблоки.

Немая сцена кончилась – и понеслось. Опрокидывая стулья, вскакивали с мест чёрные души. Бежать штабисты не собирались, напротив: выхватывая церемониальные клинки (не слишком длинные, зато острые & чертовски стильные), надвигались на «киллеров из шкафа». Не бездействовал и составленный из тёмных воинов почётный караул – обязательный, должно быть, на собраниях такого уровня: не сделав и лишнего движения, антропоморфные сгустки мрака вскинули своё оружие и вот-вот должны были дёрнуть спусковые крючки.

Для Отмеченных кровью настало время показать: из какого теста они сделаны и чего вообще стоят.

Убить Повелителя Кошмаров и защитить свое бесценное "сокровища" от того, что таиться во мраке – Сато не задавала вопросов, потому что задача была понятна. Она была в какой-то мере рада числу людей здесь – в конце концов, они будут отвлекать лишних врагов, пока сама Сато будет двигаться к этому ублюдку. Как-то сама собой она выделила нескольких кандидатов, который можно использовать как живой щит. Огромное огненное нечто, от грохотания которого у Сато начинала болеть голова. Кажется, он собирал армию – там наверняка будет много противников, но и в толпе скрыться легче... И легче защититься. С ним же здоровое нечто, отдаленно похожее на человека – за таким будет удобно прятаться.

Целых два рыцаря в футуристических доспехах – разве что один серый, другой зеленый. Ими тоже можно было прикрыться... "Если повезет, они посчитают, что меня важно защитить", – Сато знала, что её облик... Может быть обманчив. Возможно, эти рыцари на самом деле благородны и будут добры в случае чего пожертвовать ради неё жизнью... Идиоты. Две девушки, одна из которых её возраста... Если их сюда призвали, значит, они умеют сражаться. Втереться к ним в доверие, прикинуться глупой школьницей и подругой... Могло сработать.

И, наконец, странный робот. Такого нельзя очаровать... И кто сказал, что он не захочет уничтожить людей, как это часто бывает? Сато приняла решение, что эта железяка точно не вариант – людей куда проще обмануть, чем разумных бесчувственных машин. В конечном итоге, Сато приняла решение... Обратиться к серому рыцарю. Он выглядел достаточно здоровым, чтобы прикрыть своим телом, и достаточно опасным, чтобы навредить врагу. Поэтому легкой и беспечной походкой, Сато двинулась в его сторону и постучала фалангой указательного пальца по броне, как бы прося внимания.

– Рыцарь-сан, – милый голос, кроткая улыбка, немного прищуренные глаза-улыбки... Все насквозь лживое. Сато привыкла носить эту маску. – Может быть... Мы могли бы вместе сразить этого злодея? Мне одной немного... Страшно.

Разумеется, это не так. Но подыграть и добавить в голос страха было необходимо. Пусть она будет для этого рыцаря просто девушкой, которую надо защитить.

🏑 𝕶ейн 🏑
На то чтобы припомнить этот механически щёлкающий и сладко-пьянящий запашок у тебя не ушло и секунды. Магия Графа была здесь — в этой безмолвной деревушке. Её было мало, намного меньше чем на заоблачном пике и меньше в тысячи крат чем в поместье. И всё же она была здесь. В первую очередь ты заметил ту, что принесли с собой вы сами. Мелкие частички поблёскивали на ваших телах как налипший золотой песок, поскрипывая на зубах мгновением телепортации. Крылья Дикека были прошиты ей, словно заштопанная неподходящей по цвету ниткой рубаха. Она пробивалась сквозь накидку Маранты разводами северного сияния, проступившего на угольно-чёрном небе. Флегматичный пацан, назвавший в своей речи Графа «дядей», светился, пожалуй, сильнее вас всех вместе взятых, словно несколько лет подряд пролежал засыпанный в засахаренном миндале и глазурном печенье, ежедневно умываясь звоном механических часов и мелодиями музыкальных шкатулок. Но стоило вам чуть расступиться, как ты начал замечать, что не вы одни здесь отмечены назойливым благоуханием. Насильно исключив товарищей из мироощущения ты стал нащупывать магический след. Запах был слабым, словно ты пытался понюхать крепкую выпивку не вырвав из горлышка её бутылки пробку. Он обвивал каждый домик невидимой паутиной, налипавшей на взгляд, пролезал под ставнями и дверной щёлкой как свет прогорающей свечи в тёмную, ненастную ночь. Он шёл по единственной улице как призрак давно смолкшего парада, едва различимый за плотным саваном времени. Он шёл прямо на вас, готовый втоптать в опавшую листву и проходил насквозь, оставаясь на языке крупицей прикушенной за вчерашним завтраком гвоздики. Он уходил из деревни, теряясь в глубоких тенях хмурых, древних дубов, сонных сосен и узловатых вязов. Что бы это ни было, либо оно ушло в лес, либо пришло из него…

🦅 𝓓икек И 𝓓исмас 🍾
Как всегда, у судьбы было своё собственное, непостижимое чувство юмора. Один из вас был сыщиком, второй — разбойником. Один совершал преступления, другой раскрывал. Но очутившись вдалеке от привычных жизней, ваши цели неожиданно совпали, создав причудливый но весьма эффективный дуэт. Разумеется, напрямую вы не помогали один другому. Даже не сговаривались толком. Однако каждый взгляд, за которым можно было проследить; каждый вывод, отражавшийся проступавшими на лбу морщинами или прищуром зорких глаз; да даже сам факт присутствия другого, пытающегося опередить тебя в твоём деле — уже это удваивало эффективность каждого из вас. Сыщик, разумеется, был более чем привычен вглядываться в прошлое места по его настоящему. Глядя на опустевшую, молчаливую деревушку он видел многозначные улики и ценных свидетелей. Зажмурившиеся ставнями дома были немыми очевидцами некоего преступления и он неслышно заговорил с их молчанием, выуживая подсказку за подсказкой. Говоря о давности разорения этого места он полагался более, чем на интуицию — запущенность дел красноречиво подтверждала эту догадку. Что бы не принесло в это «гнездо» несчастье, оно случилось давно. Не первую и не вторую зиму билась оземь давно молящая о чистке и обновлении черепица, не первый урожай огородиков гнил у родных корней нетронутый садовником, не впервые эти покосившиеся дома встречали листопад в запустении. Впору было предположить о моровой эпидемии или подобном ей естественном бедствии, заставившем людей покинуть насиженное место и позабыть обратную дорогу, однако улики, за которые столь ловко цеплялся оценивающий сопернический взгляд опровергали подобную гипотезу. Разбойник не отставал, компенсируя меньший следовательский опыт опытом житейским. Бродячая жизнь и необычные знакомства, влекомые ей, позволили ему на голову обогнать сыщика в понимании природы этого места. От толстенных стопок дров, подпиравших домишки высокими пирамидами; до единообразия сортов древесины, составляющих этих же домишек стены и чёрных силуэтов, составлявших собой близлежащий лес; до меланхолично отгородившей собой неслышную но видимую отсюда речужку лесопилки; всё в этом месте буквально кричало о лесозаготовочном ремесле, которым жило когда-то это поселение. Среди опавшей листвы в одном из маленьких двориков даже удалось различить тускло поблёскивающее лезвие подёрнутого ржавчиной топора, забытого кем-то из здешних лесорубов. Однако всё из того же брошенного орудия удалось сделать и ещё один, куда менее лицеприятный вывод. Некогда ухоженные инструменты были раскиданы по земле и уже пожирались ржавчиной. Чья-то полусгнившая одёжа валялась вокруг жерди для сушки. Калитки не были заперты а загоны скота словно бы прорвала изнутри живая волна. Очень напуганная волна. Озарение посетило вас обоих одновременно: отсюда не ушли — отсюда бежали. Бежали не оглядываясь, бежали бросив все дела и пожитки. Бежали чем-то подгоняемые. Нет. Кем-то подгоняемые. Следователь, незнакомый с традициями романтиков большой дороги, или излишне цивилизованный горожанин, не сходивший с проезжего тракта дальше, чем в засаду; наверняка предположил бы набег. Осмелевшая шайка, слизнувшая с карты плохо защищённую деревушку, или доведённая голодной зимой до отчаянья стая волков — «чего необычного?», сказал бы он. И грубо ошибся бы. Ведь нападающие — не важно, четвероногие ли или двуногие — оставили бы по себе явные следы, которые не скрыло бы до конца даже неотвратимое время. Следы борьбы. Ни валяющихся трупов, ни пятен крови, ни застрявших стрел, ни сломанных предметов, кроме тех, над которыми потрудились годы. Даже царапин и сколов, которые могли бы оставить неосторожным взмахом клинки ни один из острых взглядов найти не мог. Хуже того. Чем дольше вы вглядывались в плотно затворенные двери и окна домов, тем больше находили в них схожестей. Все двери и все ставни были захлопнуты. Каждая. Кроме, разумеется, той самой, что тщетно пыталась нарушить гнетущую тишину своим протяжным скрипом. Исключив же её… Их не заколотили, даже не заперли — просто захлопнули и оставили так. За прошедшие с того дня годы всепроникающие ветра должны были отворить хоть одну ставенку, если не распахнуть все до единой, но сколько бы вы не оглядывались вокруг, во всём селении не находилось одного дома с приоткрытым окошком или неплотно закрытой дверью. Наконец, бросив широкий осмотр и сосредоточив орлиный взор на одной единственной ставне, сыщик наконец понял, что же удерживало их на месте все эти долгие годы. К тому моменту, грабитель уже заметил это и даже перепроверил. В силу профессиональных привычек, он лучше других умел по одному взгляду определить, возможно ли поспешно миновать ту или иную дверь или (в случаях особенной поспешности) оконце. Но в этой деревушке… Немногочисленные ржавые гвозди впивались в древесину глубже, чем мог забить молоток, местами уходя в неё со шляпкой, оставляя в память о себе лишь глубокие вмятины. Щели меж досок сузились до столь тонких щёлок что о том где кончалась одна поверхность и начиналась другая можно было лишь предполагать. Бесхозные домишки, валяющиеся без дела ведёрки и инструменты, заборы, оберегающие заросшие огородишки — всё деревянное насколько хватало взгляда разбухло, словно досыта напившись давно забытыми древесными соками. Как будто весь посёлок был вырезан из цельных поленьев каким-то полоумным кукольником, или и вовсе сам вырос в формах человеческих жилищ на пустовавшей поляне. Ни одного оконца и ни одной двери здесь уже нельзя было открыть — только выбить, как пробку из бочонка. Ни одной, кроме той самой.

🎯 ⊙ррин 🎯
Той, к которой ты успел подойти и заглянуть, пока эти «умудрённые опытом» с умным видом стояли в сторонке и ловили ворон. Вообще, догадаться что этот домик особенный можно было даже и без волшебной палочки, однозначно показывавшей, что он — единственный, на который никто не накладывал заклинаний трансмутации и некромантии. Да они поди и догадались, но как это обычно случалось со взрослыми просто подойти и заглянуть в открытую дверь не решались, то ли труся то ли ещё чего. Домишка был большой, уступал только лесопилке, так ещё и сделан был не из подогнанных брёвен, как остальные, а из камня — на городской манер. Внутри, правда, дом оказался не шибко интересней, чем снаружи. От дверей было видно только коридор, делящий домище на три комнаты, кусок одной из этих самых комнат (судя по темневшему у противоположной стены камину — гостиной) да закрытые двери двух других — слева и справа, как на зло отгораживая бó‎льшую часть внутреннего убранства от твоего праведного любопытства. Самым интересным, что удавалось разглядеть не заходя в каменные хоромы был раскинувшийся на весь коридор коврик, серый от пыли и времени, да чёрный, уже пару лет как прогоревший зев уже помянутого камина. Хоть владельцев кричи.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Старая Мурра выбрала на палубе такое место, чтобы никому не мешать. Суровые мужи севера не шибко жаловали женщин на своих боевых кораблях. И она поначалу нет-нет да и ловила на себе недовольный взгляд, отвечая впрочем при этом материнской полуулыбкой.

Благодаря своим морщинам, Мурра могла не опасаться за то, что кто-либо на нее покусится за время путешествия. К тому же, вплетенная в ее ожерелье пара вороньих черепов также была неплохой защитой не только от похоти, но и от желаний лишить колдунью жизни. Что, как известно, почти гарантированно навлечет на убийцу гнев неуязвимого для меча духа убиенного. Поэтому ей оставалось лишь стойко ждать прибытия корабля к берегу.

Когда вперед смотрящий прокричал о приближении другого корабля, женщина лишь поплотнее укуталась в черную шерстяную накидку. Пока не последует команды «брони вздеть», опытные воины не считают ситуацию достойной сражения. А стало быть можно вернуться к своим мыслям и немножко вздремнуть.

Северное море ласково приняло ладью Олафа. Помогли и жертвы богам, принесенные при отплытии, и выбор примет по погоде - Олаф знал, что иной раз лучше потерять на берегу две недели, но сохранить корабль и команду. Крепкий ветер наполнял парус, и ладья шла по широким валам, оставляя за собой белый след из морской пены. По подсчетам Олафа, умевшего считать путь по звездам, через два дня должен показаться берег страны Бриттов. Он нарочно взял севернее Линдисфарна, чтобы не входить на вотчину Рагнара. Во-первых, не хотелось брать то, что предназначено конунгу по праву, во-вторых - на севере той страны еще не успели побывать крупные дружины. Быть может, северяне не только окажутся богаче, но и укреплений серьезных не успели отстроить. Так думал Олаф, когда Арне Песнопевец, стоявший в тот день на носу ладьи, дал сигнал - приближается корабль!



По виду то была ладья северян, похожая на ту, которую сработал себе Олаф. Но парус, подобранный к рее, был изодран в клочья, да и сидела лодка слишком близко к волне. Гребцы орудовали веслами вразнобой, так что лодка постоянно рыскала носом из стороны в сторону. Этим воинам точно нужна была помощь, но кто они? Олаф не знал никого, кто мог бы возвращаться этой дорогой с запада.

- Что скажете, дружина? Будь я на их месте - я ждал бы помощи, как пресной воды посреди океана! Но это могут быть наши враги или оборотни. В этих местах не должно было быть другой лодки, кроме нашей.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

- Для меня смысл этого боя - тренировка и самосовершенствование. - ответил Гелиодор, пригибаясь и уворачиваясь от удара. Предвидя следующий замах, гоплит увидел возможность для контратаки. Пропустив мимо себя головку молота, воин двинулся в наступление. Внезапно его сбил удар в бок. "Обманный удар" - с горечью подумал он, поняв, что попался на уловку.

Отбросив вражеское оружие, копейщик нанёс удар из близкой позиции. Копьё метило во внутреннюю сторону предплечья. Следующим должен был быть удар щитом, но вместо этого, Гелиодор направил остриё копья в ноги и попытался попасть туда. Смысл этой рисковой атаки был не только в том, чтобы нанести урон. Гоплит надеялся нарушить прочность стойки слона, и после щитом оттолкнуть от себя, тем самым разорвав расстояние.

Широким размашистым ударом, Гелиодор попал прямо в стопу противника. По вибрации и звуку, гоплит понял, как точно и больно пришёлся его удар. Не теряя времени, воин навалился на здоровяка всем своим весом, отчаянно желая оттолкнуть его от себя. Слон поддался. Потеряв равновесие из-за невозможности нормально опереться о больную ногу, Оорон не смог вовремя встать в боевую стойку. Гелиодор не упустил момента, и разбежавшись, прыгнул на локсодона, в воздухе совершив последний удар. Деревянное копьё пришлось точно в грудь. Светел Молот упал на песок. В последний раз за этот бой.

По инерции пробежав ещё несколько шагов, он остановился и оглянулся на массивную фигуру, лежащую на песке и тяжело вздымающую свою грудь. Гелиодор воткнул копьё в песок и снял шлем, убрав пот с лица. Они оба уже давно работали вместе. И Гелиодор без сомнений мог назвать Оорона своим боевым товарищем. Так что подойдя к нему, воин протянул локсодону свою руку.

- Этот раунд за мной. - без злобы сказал он. Помогая паладину встать, Гелиодор уважительно склонил голову - Это был достойный бой. Ты сильный воин.

Пастук. Что ж может быть приятнее для жизни простого орка? Только ВЕЛИКИЙ ПАСТУК, ради которого не жалко и умереть.
Видимо эти правилом и руководствовался мек Афанасей, выпрыгнув из летящего корабельного шаттла с обнажёнными клинками в естественных и механических руках.
БУХ!
Приземление было крайне удачным - похоже, под прыгнувшим орком кто-то стоял, и, соответственно, смягчил его падение. Впрочем, довольно быстро набежали другие юдишки - в высоких меховых шапках, с красными глазами и в начищенных медных панцирях. Больше деталей было не разглядеть - шумевшая вокруг жёлтая песчаная буря мешала.
– Za Imperatora, tvou mat! – кричали они что-то на таком искажённом готике, что даже учёный мек их ясно не понимал – Vostroyann First, ataka odinochnimi!
Впрочем, тут им помешал второй "оркоснаряд", на этот раз лечила, приземлившийся с такой силой, что оставил от себя небольшой кратер. Вздувшаяся пыль просто-напросто смахнула пару бойцов с их мест, попортив остальным прицел.
Тем временем, совершив самый дерзкий авиаманёвр в истории человеческого шаттловождения (орочье вождение знавало ещё и не такие подвиги), Ракгаз сумел вывернуть корабль из пкиирования, и направить его в сторону вращающегося в поисках целей ствола огромного орудия.
Раздался жуткий механический треск, и шаттл взлетел в небеса вновь - а орудие было так изуродовано, что повторному использованию, похоже, не подлежало. Да и сам шаттл, честно, на такой скорости спасло лишь чудо - второго такого удара кокпит кабины, покрывшийся трещинами, обещал не пережить.
Грим вместе со своей оравой штурмбойзов врезался в группу люде, обслуживающих орудие, направленное в сторону улетавшего Гены. Беспорядочные выстрелы из чоппашутты заставили их оглянуться и сбиться в кучу - в которую и врезался отчаянно вопящий орк.
Это была бойня. Всюду летели куски тел, медных панцирей, красноглазых голов, рук и ног. Кровь, высоко поднявшись, заляпала орудие в "самый быстрый цвет" аж на три метра.
Тем не менее, каким-то образом гвардейцы не потеряли боевого духа, и с не уступающим по леденящести души воплями помчались на зелёнокожих, тыкая в них острыми штыками.
В то же время от "уничтоженных" орудий прибежала ещё две толпы пехоты. Увидев неловко упавшего, лежащего на боку чудилу, они открыли по нему огонь, весьма метко уродуя его бренное тело лазболтами. Высадившиеся вместе с ним нобы, рыча, бросились на гвардейцев.
Тут землю потряс ещё один взрыв - гретчин всё же исполнил свой последний долг.

Долго ли, коротко ли собиралась зелёная орда в дорогу, но вот раздался громогласный окрик Наздрега, и орки немедленно, улюлюкая и толкаясь, повалили в шаттлы.
Их забилось столько много, что периодически раздавался недовольный рёв кого-нибудь с отдавленной ногой, удар чоппы о чужую башку или одинокий гулкий выстрел из огнестрела, с единственной целью - всем устремиться НА ПАСТУК!

Открылись ангары, раздался свист всасываемого воздуха - и долгожданный час пробил. Пятеро человеческих кораблей, мерно спрыгивая в черноту космоса, несли в себе заразу на одинокую, не подозревающей планеты снизу.
Красный лик становился все больше и больше. Можно было наконец разглядеть многочисленные развалины, даже с такого расстояния похожие на оплавленные куски метала, и правильный пятиугольник крепости, к которой по приказу Наздрега и направлялись шаттлы.
Вот она близко... ещё ближе... все приборы, которые указывают на входящие вокс-сообщения, мигают и мигают...
Внезапно вокруг начали рваться снаряды.

- Начальнег! По нам стриляют! – запищал гретчин в корабле Афанасия – кажись, нас раскусили, начальнег! Чё делать та?!

Один из транспортов, получив попадание в крыло, завертелся, и затем на предельной скорости ушёл в пике. и взорвался о землю внизу, подняв на собою фонтан жёлтого песка (а также, вероятно, фонтан зелёнокожих орочьих тел, которых просто было не разобрать на таком расстоянии).
Что же надо было делать героям Вааааргх!, чтобы вывести батареи из строя раньше, чем те сделают то же самое с ними?

Афанасей был простой по жизни орк. Вот что он говорил о себе молодым снотлингам:

- БИСКАНЕЧНА ДОЛГА МОЖНА ДЕЛАТЬ ТРИ ВЕЩЕ! СТУКАТЬ, ДЫШАТЬ КРАСНЫМ АКРИЛАМ И СМАТРЕТЬ НА АГОНЬ СВАРАЧНАГА РИЗАКА!

На левой руке Афанасея был выбит профиль Морка с подписью ГОРКА!, а на правой - профиль Горка с подписью МОРКА. На серворуках все наоборот.

- ПАСТУК! ПАСТУК! ПАСТУК! ВАААААААГХ! - шум и возбуждение в орочьей толпе нарастали, когда, наконец, объявился варбосс.

Афанасей не стал лезть вперед всех на свалку. Чо он там не видел? Чоппы в каждую культяпку он уже забрал, и к одной чоппе приделал крак-гранату.

События на Эквестрии-прайм получили противоречивую оценку у историков. Большинство, однако, сходится на том, что штурм был необходим и неизбежен. Псайкерская десятина Эквестрии помогла скомпенсировать растущие потребности Астрономикона, и многие видят в этом знак избранности человечества. Интеграция брони и фурри в Империум была негативна воспринята пуританами, но даже они понимали, что только так можно сохранить приток психически одаренных на планете. Освобождение осколка одного из К'тан, произошедшее в процессе инцидента, запустило активность некронтир и эльдар в субсекторе, как будто других проблем было мало. Кроме того, у двух других святилищ планеты пришлось выстроить мощную эшелонированную оборону, так как различные культисты и ксеноагенты стремятся выполнить темное пророчество, требующее освобождения всех трех осколков Эквестрии.

Впрочем, некоторые имперские провидцы утверждают, что некая сущность уничтожила эти осколки с той стороны,но командование гвардии империалис не считает такие сообщения основанием для снятия режима охраны с объекта.

Инцидент дал Империуму двух отличных командиров - Шенрона Фабригистуса и Витторио Ронаса. Эти комиссары и их подразделения сыграли значительную роль в подавлении ксеноугрозы некронов и восстановлении порядка в секторе. Количество имплантов в теле Шенрона постепенно превысило объем плоти, за что Фабригистус получил благословение Омниссии, уважение Механикус и прозвище "равный враг" у некронтир.

Наступление грохотало по всем фронтам. Материалы, полученные агентом Пифосом, позволили подобрать нужные аргументы, и поднять крестьянское восстание местного населения Эквестрии. Народы, называющие себя "брони" и "фурри" смогли сбросить тысячелетний гнет рабства, и теперь жаждали свободы не меньше, чем бойцы корпуса Смерти - Искупления. Осада оплота чародейства, академии "Кажеция", была решена одним тактическим ядерным ударом.

Пифос, все еще прикованный к койке и искуственному легкому, получил благословение своего инквизитора на собственную розетту. По крайней мере, так казалось самому Фандориану, в перерывах между капельницами и посещениями безымянных солдат Крига, контрабандой приносивших инквизитору шоколад.

Место первой высадки теперь именовалось Форт Шенрон. Сам же комиссар довольно быстро шел на поправку - еще молодое тело хорошо приняло новый имплант, заменивший комиссару его голосовой аппарат. Вокс-кастер издавал жуткие хрипы при простом дыхании, но команды, отданные стальным голосом, заставляли солдат выкладываться на 146%, а врагов - трепетать от ужаса и задыхаться в бессильной злобе.

Витторио Ронас оказался единственным, кто с начала и до конца прошел путь особого отряда, и при этом был в хорошей физической форме для доклада. Ротный комиссар Шпейр решил наградить бойца, тем более после характеристики, полученной на него по воксу от Фабригистуса. Рядом со Шпейром стоял и другой человек - в форме полковника,с лаконичной нашивкой "Sharp". Шпейр произнес наградную речь, во многом повторяющую прежние слова Шенрона, и вручил Ронасу именной наградной болтер, освященный экклезиархией.

"Сейчас - или будет поздно"

Ардант утолил свою жажду, проглотив еретика одним долгожданным залпом. Пифос был готов выскочить из-за своего укрытия чтобы повторить выстрел, отыскав для ненасытного орудия новую жертву, но тяжёлая кленовая ветвь и нечестивое чедьмовство оборвали этот порыв. Сдавленный между рокритовой наковальней и древесным молотом, инквизитор перестал воспринимать поле боя слухом и взором, оставаясь наедине с чувством тревоги и сотню раз рециклированным запахом шоколада. А потом, он перестал ощущать и запах.
– Решил убедиться лично? – Хрипотца выдавала в голосе годы, минувшие с их знакомства. Кожаный плащ был, разумеется, новым - старый разодрало во время очередного покушения - но выполненным в точном соответствии предшественникам. А вот шляпа была всё та же. Инквизитор на отрез отказывался снимать её, а любые прорехи любовно зашивал своими руками. Возможно, он носит ее до сих пор.
– Я понимаю твои опасения, но экстерминатус не переживают даже микроорганизмы. –
– Учитель, почему мы сожгли этот мир? – Голос дрожжал не смотря на жар, исходивший от земли. Пифос ещё не обзавёлся тогда своим теперешним мастерской работы доспехом, пользуя стандартный карапас милитарум темпестус. Его серебристый металл покрывался серо-голубым пеплом, медленно опадавшим с небес. В спецификации администратума этот цвет значился как 73-73-90-0.7-"Отпущенные грехи".
– Проверь респиратор, Пиф, тебе видать мозги пеплом забило. Мы спалили эту планету потому, что тут, Император побери, демоны на каждом углу шастали! Ты же сам вел расследование против культа, который их призвал! Погоди... Так это ты себя винишь?! Придурок, ты совсем из ума выжил? Ритуал же начался в день твоего прибытия, когда было разпутать это дело! С тем же успехом Я могу начать бить себя розгами, потому что не спас вармастера Махария!
– Не смейся! Случившееся - вина всей инквизиции. Мы убили планету, полную жизни, потому что не были достаточно хороши в нашей работе. Ты видел какие розы росли здесь? Уникальный сорт, прекрасный как лик Сангвиния и нежный, словно новорожденное детя. И мы истребили его.
– Чем оплакивать утраченные цветы, порадовался бы спасению миллионов гвардейцев, которые были бы убиты, попытайся мы отвоевать планету силами астра милитарум.
– Людьми полнится ещё пол галактики, а таких роз не найдёшь больше нигде. Редкость определяет ценность.
– Именно по этому людская жизнь - величайшее сокровище. Каждый из нас уникален. Будь мы все прекрасны как розы, это быстро бы наскучило. Уроды, подонки, сволочи и трусы - без них не было бы ни героев ни храбрецов. Не сгорай некоторые розы, мы не знали бы, как сер в сравнении пепел. – Где-то в апотекарионе "Pala Fatum" израненный аколит Фандориан улыбнулся, вспоминая как ярко горели в эту ночь три прекрасные розы цвета фельдграу.

Витторио Ронас чувствовал, что его ведет судьба, но только сейчас осознал, почему он в этом уверен.

Он сидел в "гнезде", которое выкопал еще в первые часы своего присутствия на Эквестрии. С этой точки он сделал выстрел, уничтоживший демонхоста. Здесь он принял свое имя от комиссара Шенрона. Чуть впереди все еще ждала его лестница, за которую он расписался в журнале. Если он переживет эту ночь, то даже сможет возвратить ее на склад, чтобы порядок восторжествовал. Но все это можно было объяснить совпадением, делом привычки... Кроме одного. Витторио вел ураганный огонь из стаббера, не снимая пальца с гашетки - и тем не менее, его совершенно открытая позиция до сих пор не была пристреляна. Он был жив, боеспособен, и даже не ранен. Видимо, Император берег его для особой цели. Других объяснений просто не могло быть. И пусть в этот раз пегас успел уйти от трассы снарядов, Ронас сразит его секундой позже. Лишь бы комиссар продолжал жить!

Шенрон и в самом деле не планировал умирать. Отрубив цепным мечом копье, торчащее у него из груди, он сплюнул кровью в лицо врагу. В тот же миг перед глазами комиссара полыхнул зеленый огонь, и плоть на голове рыцаря сгорела, подобно оберточной бумаге, обнажая кость и обугленные ткани. Мертвое тело все еще держалось в седле пегаса, который в ужасе пытался убраться как можно дальше от этих бессмертных бойцов.

Йохан на миг вернулся в реальность. Там, в эмпиреях, он увидел единственно верный выстрел, и произвел его нажатием на курок. Голова одного из рыцарей в окопах не пережила столкновения с дробью, и теперь напоминала видавшую виды защиту картера после долгой поездки по гравийной дороге. Труп врага заполнил окоп, и капрал, наконец, почувствовал, что его жизнь прошла не зря. С чувством, которое знакомо лишь солдату, после десятилетий войны увидевшему приказ о перемирии, капрал, номер 1234, умер.

Фея в небесах вновь напомнила о себе. Темное колдовство подхватило обломанную ветку клена, растущего рядом с базой, и запустило ее в инквизитора с ужасной силой. Острое дерево едва не достало до сердца амолитианина, вышибив из него дух. В глазах инквизитора на миг померк свет, и прошло три долгих удара сердца...

БЛАМ!
Гром в небесах, теперь уже прямо над полем битвы! Дроп-капсула Астартес на сверхзвуковой скорости вошла в атмосферу, раздирая собой воздух этой еретической планеты. Маяк наведения на базе еще работал, и космодесант использовал его для точной высадки. Под дымящимся днищем капсулы, разбившей бетон площадки, угадывались руки и ноги феи, раздавленной при приземлении, подобно мухе под солдатским сапогом. Дробный перестук тяжелых сабатонов и тяжелое буханье болтеров звучали музыкой в ушах тех, кто выжил. Комиссара и инквизитора тут же подхватили руки, усиленные сервоприводами, и перенесли в медблок, чтобы подключить к системе жизнеобеспечения. Завершающим аккордом над поляной прозвучал рев реактивных двигателей, и весь ближний окоп озарился заревом огнесмеси. Воздух наполнился ни с чем не сравнимым ароматом...

Это был запах победы.

Карта, она же финальный аккорд.

К авианалету:
ссылка

Сердце номера 1234 под панцершоколадом и собственным адреналином бухало, как кузнечный молот на фабрике Культа Механикус. Мощь чистой, неразбавленной человеческой ненависти к любой скверне струилась в его жилах. Йохан становился легендой, живым воплощением о криговце, который СМОГ.

БУХ! Сапог солдата ударяет в рокритовую плиту, а колено сгибается, чтобы запасти энергию для впечатляющего прыжка.
ВЖУХ! Торс воина проворачивается почти на девяносто градусов, заставляя скрипнуть позвонки и отводя зажатый в руках Углубитель назад для мощного замаха.
БУБУХ! Отпружинив, солдат Крига взлетает в воздух мощным прыжком после короткой пробежки и повергает мерзкую ксенолошадь к варповой матери одним сокрушительным ударом, выбивая ведьму из седла и заставляя обоих врагов испытать ужас, которого они прежде не знали. Фонтан крови и мяса! Искаженные страхом лошадиная морда и гламурное личико феечки, отраженные в линзах противогаза!

Но к сожалению этого решительного натиска не хватило и, хотя Углубитель страшно изуродовал монстра, залив всё вокруг его кровью и ошмётками плоти, тварь не подохла, а всадница сумела вовремя избежать гнева Йормунгарда, поспешно вспорхнув прочь на своих крылышках. А к Йохану уже приближались две светящихся кометы, собирающиеся покарать дерзкого чужака, и времени избежать встречи с ними не оставалось...

Полыхнуло! Световая вспышка затмила все прочие источники света и на время скрыла своей белой сферой серую фигуру солдата. Потерянный для других, Джо-Джо в этот момент испытывал величайшую боль в своей жизни, хотя и притупленную эффектами панцершоколадной плитки, ибо два колдовских копья одно за другим разорвали ему артерию на шее, едва не отделив голову от туловища, а затем и пробили печень, заставив бок гвардейца лопнуть и оросить рокрит кровью, отбросив его в сторону, словно смятый изорванный фантик. В любой иной ситуации любая из этих ран была бы смертельна для обычного человека, не обладающего невероятной физиологией Астартес, но...

– ПААААДЪЁЁЁЁМ!!! – донёсся до затухающего сознания Джо-Джо ангельский голос вместе с божественным сиянием Императора, которое он никогда бы не спутал с демоническим светом проклятых ведьм и лошадей. Только почему-то ангел в плывущем взоре солдата имел очертания не прекрасной Сестры Битвы с ангельскими крыльями, а комиссара Шенрона Фабригистуса. Свет Императора же изливался из включенного фонарика комиссара.

– РЯДОВОЙ ЙОХАН, ПОЧЕМУ МУТАНТ ЕЩЕ НЕ МЕРТВ? ПОДНИМАЙТЕСЬ И ДОБЕЙТЕ ОСКВЕРНЯЮЩЕЕ ВСЕЛЕННУЮ СВОИМ СУЩЕСТВОВАНИЕМ СУЩЕСТВО!!!! – и Йохан сам не поверил тому, что делает, но поднялся. Его трясущаяся рука в резиновой перчатке что-то до боли сжала в кулаке. Это была освященная гильза, которую боец сохранил до сих пор. Боль, которую принесли острые кромки благословенного металла, заставила его забыть о той боли, которую причинили еретики. "ВСТАТЬ!" – скомандовал сам себе №1234.

И действительно ВСТАЛ. Шатаясь, продолжая фонтанировать кровью из двух чудовищных ран, но – ВСТАЛ. Кивнул Шенрону и махнул "под козырек", а затем оглядел вздымающих ветер крыльями пегасов и их всадников, в глазах которых, кажется, постепенно просыпался тот же ужас, что и в глазах феи и единорога незадолго до этого. Под своей залитой кровью маской противогаза Джо-Джо УЛЫБНУЛСЯ. Вокруг него было так много врагов... Идеальная позиция, можно атаковать в любом направлении!

– Omae wa mou shindeiru! – прохрипел криговец, поймав испуганный взгляд изуродованного единорога, выронил покореженный и отслуживший своё Углубитель, а затем выхватил с пояса фраг-гранату-"колотушку" на длинной рукояти и с хорошо слышимым "ДЗЫНЬ!" выдернул её чеку. На зубах хрустнула последняя плитка панцершоколада и её вкус смешался с вкусом собственной крови солдата.

"ЗА МАРИНУ... ТЬФУ, НЕ ТО!... ЗА БУЛОЧКУ И ТРАМВАЙЧИК... ПРОКЛЯТЬЕ!" – проносилось в голове криговца. Мысли его были спутанными и явно держались на одной только верности долгу, исчерпывая все возможные и невозможные резервы существования. И наконец его озарило чувством, что он сумел в последний момент вспомнить Правильное: "...ЗА ИМПЕРАТОРА!..."

А потом Йохан Йормунгард обрёл своё Искупление.

На миг, свет померк в глазах аколита инквизиции. Услышав из шоколадных губ горьковатого стимулятора секреты великие и прекрасные, Пифос ощутил холодное прикосновение к затылку гниющей лапы тайн, которое предпочёл бы не знать. Точное число тиранидов в пространстве между галактиками. Сколько ещё сможет прожить Император. Что стало с инспекторами, посланными проверить чистоту геносемени Космических Волков. Каковы на вкус гнойники чумного десантника. Почему серые рыцари так любят сражаться бок-о-бок с сестрами битвы. Были ли отчёты об инквизиторе Жаке Драко правдой. Эти и другие ужасы не предназначенные для смертного разума вторглись в сознание Фандориана внеочередным чёрным крестовым походом, визжа и вереща сотнями демонических крикунов тзинча о необходимости съесть ещё одну панцершоколадку. Нажав шпиндель выдачи на пару раз больше, чем нужно было бы, амолотианин смог умерить поток разрушительной истины до выносимого напора, однако урон уже был нанесён, и подсознание, временно взяв на себя контроль, принялось за попытки его минимизировать.
– НА МАРСЕ СПИТ К'ТАН! – Яростно прогудел противогаз, озаряя намеченный целевым участок траншеи слепящим от неожиданности фонариком. Заготовленная граната полетела на поиски своей цели.
– ПОТЕРЯННЫЕ ПРИМАРХИ БЫЛИ ДЕВУШКАМИ! – Инквизитор не вполне понимал, зачем всё это произносит, а тем более орёт, но останавливаться, позволяя всему вот этому остаться в *его* голове не собирался.
– Именем священной имперской инквизиции, вы объявляетесь ведьмой, еретиком и мутантом, на основании чего приговариваетесь к очищению огнём и мечом. ГОРК И МОРК - СИЛЬНЕЙШИЕ БОГИ ХАОСА! – На бегу объявил аколит фее, указуя на неё обвиняющим перстом и в рамках пары секунд переходя от панического вопля на пафосную речь на повышенных тонах и обратно.

Пока прелат беседовал с отцом Клементом и другими, Ярвем сосредоточенно старался сидеть на одном месте. Тавру было откровенно скучно, он полностью понимал тонкости намеков и предположений, которыми обменивались священнослужители. Вроде их снарядили искать друидов. Но угрозой была чума, а не друиды. Но все-таки друиды, и нужно было найти этому доказательства. Ну так надо тогда идти и найти какого-нибудь друида и расспросить его! Чего тут-то лясы точить. Но люди продолжали разговаривать и Ярвем, боясь показаться и глупым, и грубым, держал язык за зубами. Но сидеть неподвижно становилось все сложнее. Тавр начал слегка покачиваться взад вперед, поймал себя на этом, остановился. Через минуту-другую он начал постукивать копытом об пол. Снова оборвал себя. Теперь заерзал на скамье, скользя взглядом по интерьеру кельи. Попытался рассмотреть то, что происходит за окном, но оно было слишком высоко и открывало вид только на клочок голубого неба. На какое-то время Ярвем занял себя ожиданием, пока там пролетит птица, но это занятие ему тоже быстро наскучило, и он снова перевел взгляд на прелата

Всадница выслушала хорошо поставленную, театральную речь Шенрона, и рассмеялась

- Не учла тебя? Долговязого, непопулярного парня в смешной фуражке? Да еще и маску нацепил, наверняка потому, что у тебя проблемы с кожей! Фуууу!

Фея скорчила рожицу, а после совершенно изменившимся голосом приказала:

- НА КОЛЕНИ!

В глазах у Шенрона померк свет собственного фонарика, и колени действительно непроизвольно задрожали. Хуже всего было то, что случись ему и в самом деле упасть - лететь будет довольно далеко. Все-таки комиссар стоял на краю обрыва, и это тоже было частью плана операции. Краем глаза Фабригистус успел заметить, что задумка удалась - внимание всех еретиков действительно приковано к нему, а свет фонарика, несмотря на колдовскую тьму, отлично выхватывает его фигуру. Похоже, враг действительно не догадывался, что наступление идет по нескольким фронтам.

Свет померк не только для Шенрона. Йохан тоже ничего не видел, но ему и не нужно было - для этого есть Устав. Ведь согласно Уставу, всякий гвардеец должен хранить гранаты в подсумке, в четко выверенном положении относительно тела. То же относится не только к гранатам, а вообще ко всем частям экипировки - и именно поэтому гвардеец Крига может с закрытыми глазами не только собрать и разобрать автомат, но и обшарить другого гвардейца Крига - за те же нормативные 5 секунд.

Похоже, самоотверженный поступок комиссара выиграл немного времени для всех остальных. По крайней мере, ваше присутствие до сих пор не замечено - а карманы уже наполнились важными трофеями.

Инквизитор кивнул словам из вокса, и наконец решился снять противогаз. В конце-концов, зачем ему скрывать клеймо пред тем, кто носит его в самом сердце?
– Ну чтож, Лайво, отныне эти земли принадлежат новому рыцарю. Самому доброму и сильному рыцарю: Золотому рыцарю Императору. И мы - его глашатаи. Если тот рыцарь, которому эти земли принадлежали раньше, придёт и станет требовать от тебя что-либо, просто покажи ему вон в ту сторону. Там - один из замков Императора. Там ему всё объяснят. А теперь бывай. Наш рыцарь зовёт нас. –

    Такова плата!
    Битвы прошедших дней пронеслись перед глазами №3448. Искорёженный смятый металл, копоть гари на бронестекле. Дым пламени подбитой техники, взвивающийся столбами прах и эпилептическое проблесковое мерцание. Кровавая каша внизу, багрово-розовящейся жижей месиво влажного следа, в который стиралась пехота, давленая под колёсами и гусеницами. Растекается, впитываясь в пыль и песок, лужами чёрное — масло ли, кровь ли иль просто дождь, смывающий копоть с отстрелянным порохом. Жёлтым, красным мигают индикаторы на приборной панели. Красные, жёлтые круги под глазами в осколке маленького зеркальца: обезвоживание и стресс, ставший фоном. Марш-бросок, ночная переправа, обстрел. Красные трассирующие следы, жёлтая полуразряженная лазбатарея — подобрать. Серо-свинцовые небеса мятежных колоний, высокие и неприветливые, угрюмые леса и жёлтые травы. Потом, но не после, а наоборот — родные тёплые туннели, мотки торчащих многоцветных проводов, рокритовая крошка и чудный питательный субстрат в начищенной металлической миске. Рокритовая крошка в субстрате — на зубах весело хрустит. И, на контрасте, цветущая пасторальная зелень Эквестрии Прайм, свежая и фантасмагорически яркая — всё это в последний раз.

    Метафора кобры плюёт в глаза ядом, прежде чем совершить смертельный бросок. Пальцы уже знают, где прыгнет философская кобра, уже первая готовность сомкнуться их там, возле основания змеиного черепа, где кожистый капюшон переходит в тело. Этот яд скверны реален, но глаза больше не понадобятся — вырви и брось от себя, избегни соблазнов. Избегни страха: страх это только капюшон змеи. Найди мужество, сердце, и будь верной, рука, не дрогни теперь — чем бы ОНО, тело тёмное, ни было, ему не уйти отсюда, не проскользнуть змеёй мимо криговской гвардии офицера номер тридцать четыре-сорок восемь. Марина давно не была одна: голоса, сонм которых множился в её голове, также тянулись к жизни, тянулись прочь, метались. Черви в земле тянулись к жизни, в особенно глубокой норе где-то рядом комочками сбились землеройки. В трещинах между скал копошилась какая-то мелочь, которой не было даже названия, а на конюшне за холмами ржал эквестрийский народ. И всему этому было суждено сгинуть, если Марина повернёт, если не найдёт смелости сейчас. Если даст уйти тому тёмному.

    Марине было страшно, но она продолжала брести и собирать себя по кусочкам, как идёт квартирмейстер по колено в трупах и собирает амуницию с убитых.
А потом головой вниз сиганула в море тьмы.

    „— Новая тюрьма тебе — это я; иди же ко мне без остатка, слейся, подчинись!
Е Д И Н О Й С Т А Н Ь

…
…
жить“

Чтобы позволить оказать себе первую медицинскую помощь ("Медицинскую! Помощь!" – сокрушенно подумал Йохан. – "Ветераны бы засмеяли: в былые времена солдату была положена лишь Милость Императора, да и то её еще заслужить надо было..."), Джо-Джо пришлось снять боевую шинель с бронепластинами и даже форменный китель любимого криговцами цвета "фельдграу", на который вечно жаловались поставщики красителей из Муниторума, мол "чё это за цвет такой вообще, нет чтобы оливковый или серый, чертовы противогазники...". Сверкая мускулами отбитого копытами торса под светом враждебной звезды, Йормунгард молча позволил перевязать себя, а потом снова облачился в мешковатое снаряжение, ибо вдруг война - а он не одетый!

Но будучи ненадолго оставленным после перевязки в покое, Джо-Джо вдруг испытал чувство, заставившее его внезапно смутиться и даже слегка покраснеть. Урчание в желудке требовало поддержать силы солдатского организма пищей насущной, но тогда придется снять противогаз! И у него будет НЕУСТАВНОЙ ВИД!

Нет, такого афронта, тем более в присутствии комиссара, он допустить никак не мог - и потому лишь тяжело вздохнул и лишь бросил взгляд на питательный батончик из Индивидуального Рациона Питания (по слухам иногда изготавливаемого из переработанной человечины - но Джо-Джо был твердо убежден, что эти слухи наверняка распускают враги Империума), тут же убрав его подальше с глаз долой.

"А у Космодесанта, говорят, пищевые пасты с трубочкой есть..." – некстати подумал солдат, в то время как его фантазия под воздействием стимулятора воспарила ввысь, рисуя в воображении огромную и похожую на суповую миску ёмкость с питательной смесью, к которой он, порхающий на полах своей шинели Йохан личный номер 1234, опускает "хоботок" своего противогаза, словно большой мотылёк цвета "фельдграу"...

"СТРЕЛЯЙТЕ! ЕДИНОРОГ! ВАРП РАЗДЕРИ!" – после всех этих криков и пальбы контуженный и скованный болью Джо-Джо окончательно перестал понимать, что происходит. Но он твёрдо знал одно: если командир приказал - надо выполнить приказ! Поэтому криговец в очередной раз сменил Углубитель на "Ванхейм", кое-как прицелился (борясь с темнотой в глазах и двоящимся в окулярах противогаза изображением окружающего мира) и послал порцию дроби туда, куда палили все остальные.

Инквизитор не затруднялся в определении, был ли комиссар сумасшедшим. Сомнения вызывал вопрос более ли он сумасшедший, чем обычно, или всё такой же. Вырвать археотехническое оружие из рук агента инквизиции, чтобы сжечь из него некого иллюзорного врага, которого видишь только ты - действие достаточное для двух справок о слабоумии, трёх смертных приговоров и пяти клеймлений еретиком. Однако комиссар Фабригистус уже показал себя как наглухо поехавший тип, от которого можно было ожидать и такого.
– Рядовой 3448, ваши рассуждения в высшей мере еретичны и как приверженец пуританского пути я должен отказать. – Алые линзы злобно зажужжали, пытаясь обнаружить угрозу, о которой твердил комиссар.
– Однако как слуга золотого трона, желающий служить Империуму и ни чему иному, я вынужден принять вашу правоту. Выдвигайтесь на указанную позицию! – Скрежет инквизиторских зубов отдался в воксе зловещими помехами, а выстрел разгневанного безцеремонностью комиссара Chambre ardente прозвучал рыком дикого зверя.
– Рядовой Ронас - прикрыть! И ликвидировать, если рядовой 3448 всё же шагнёт дальше, чем следует. – Пифос понимал, что преступает сейчас не только кредо империалис, но свои собственные светлые идеалы, однако поделать с этим ничего не мог. Чтобы очистить этот мир силой, его придётся выжечь до тла и заселить колонистами. На это уйдут сотни, если не тысячи лет. На то, чтобы привести имеющееся население к повиновению может хватить декаты. Им придётся вступить в диалог. Им придётся пойти на уступки. Многие достойные смерти будут жить, и многие невинные умрут. Но этот мир выживет. Империум выживет. А значит нет цены слишком высокой.

Бросив последний сомнительный взгляд на предметы в руках, Пифос натянул противогаз и водрузил на макушку шлем, убеждаясь в правильной функции прицельной матрицы. Сколь бы не претила амолотианину перспектива быть похожим на этих суицидальных гвардейцев но был вынужден отметить превосходное техническое оснащение полков Крига, и упускать возможность использовать его во благо Империума граничило бы с ересью. Особенно уже запросив с орбиты позволение на таковое использование. Куда проще и быстрее было бы попросить о доступе комиссара Фабригистуса как полевого командующего. Просто подойти и поговорить. Поговорить. В смысле сказать что-то Шенрону и дождаться ответа. Ответа комиссара Фабригистуса. Вокс передатчик ещё никогда не вызывал у инквизитора такой благодарности жречеству Марса.
- Не сочтите за оскорбление ваших командирских качеств, сэр, комиссар, сэр. - Пробубнило последнее пополнение рядов носителей устрашающей маски под напоминающий тревожный колокол архаичного мира звон в ушах спрыгивая с амфибийного катера в прибрежную водицу и добывая из чехлов оружие. Контакт с чем-либо живым на Эквестрии-прайм (пусть и с кажущимися простыми рыбаками) - повод насторожиться.
- Но разве не будет логичнее оставить гвардейца Ронас на "Касторе" для обеспечения снайперской поддержки? -

— Рядовой Троний Разокус, в ваше распоряжение товарищ старший сержант-ротмистр прибыл, сэр! – прокричал, как можно более браво, свежеиспеченный гвардеец, едва лишь сходни его шаттла опустились и он увидел в грузовом тамбуре усатого детину в такой же броне как у него. Знания имперских рангов Троний заучил ещё до входа в атмосферу. Его всегда хвалили за ум и крепкую память в приходской школе! Правда священник обычно хмурился и говорил: "Не забывай придурок, в незнании – вся сила человечества!".

Сержант с усами и дымящейся сигаретой лхо зажатой между зубами, только хмыкнул и поманил зеленого новичка за собой. Этому пацану ещё только предстояло пройти адские тренировки и усвоить полковые традиции, чтобы считаться чем-то большем чем смазка для пиломечей. Разговаривать с такой шантрапой было ниже достоинства бывалого ветерана.

Последующие дни рядовой Разокус столько раз получал по башке, что малость поехал головой. Он стал чем-то неуловимо напоминать интеллектом огрина, но при том всё-таки сумел уложится в ГТО-норму по потрошению тиранида заточенным куском консервной банки. Тиранида "играла" на экзамене половинка туши грокса. По идее тварь должна была живой и сопротивляться, но капитан проголодался, лейтенант дал добро и сержант решил превентивно разделать "ксеноса" до прохождения теста.

Короче – повезло! Троний был бы рад, но плохо соображал от счастья и все его силы обычно уходили на то чтобы не дать слюне сбежать из рта. Увы, притворятся дебилом чтобы быть как все – это единственный рабочий метод вписаться в коллектив который он сумел изобрести за все время "учебки". И так уж он вжился в роль, что иногда терял себя самого в этом лицедействе. Ни об этом ли ему говорил старик священник?

  Было одиннадцать. Стало двенадцать. Тело меняется. Стыдно, боязно… следы крови привлекают крыс, мерзких насекомых и злых людей, которые будто бы чуют анемичную слабость.
  Меняется, но не меняется. Тонкие ручки всё те же, ножки-веточки. Только и остаётся прятаться, истончиться ещё больше, развоплотиться, сливаясь с грязными роркритовыми стенами, а если нечаянно заметят — сразу драпать. Не привыкать!
  Стырю пирожок. Довольная. Не поделюсь с друзьями, у меня больше нет друзей. Раньше были, но они бегали медленнее меня. Виллем был быстрее, но я подставила ему подножку, он упал. Дурак: всё хвастался, что он воплощение золотого бога, даб даб даб — вот и иди к имперцам, там твой золотой трон.
  Гейл сказала двум гвардейцам-инвалидам, топавшим из санблока залитыми зелёнкой, что они глупые оркбои. Её на месте забили прикладами и изнасиловали. Именно в этом порядке. Джонас прослышал об этом и заболел, он просто не вставал больше с зассанного матраца. Мы его трясли, переворачивали, кормили насильно, орали, но ничего не помогало — он просто не хотел дальше. Несколько недель спустя он задохнулся во сне.
  А Марни Калхаун отравился индустриальным очистителем, приняв его за вкуснейший ферментированный напиток. Его последними словами были: „У, газява“.
  Мне сон снился. Красивый сон, в нём я видела самую-самую лучшую сказочную принцессу. У неё лицо ангела, и талия такая тонкая — по форме как песочные часы. И на голове что-то умопомрачительное, не знаю, как корона, или как рога, или может то и то сразу! Её лилейная кожа фиалкового цвета, её губы пахнут дождём после грозы. Её зовут Лейла и я буду верно ей служить, а потом обязательно стану как она, и мы навсегда подружимся… Я люблю тебя, Лейла!
  День через день. Мелкие заботы, грустные проблемы. Жизнь — во мрачной темноте далёкого будущего есть только она. Но удача изменчива, и даже жизнь слишком легко потерять.
            🞵🞵🞵
  Пирожок стал совсем жёсткий раньше, чем доела. И какое-то серое пятно неприятное… Ничего, я его тесаком счищу. Доем. Вкусненько.
  Ой, теперь такие пятнышки и на мне. Серая россыпь на руках, на лице возле рта. В уголках глаз.
  Я заболела. Счищу тесаком и всё пройдёт. Ранки зарастают, и рубцы на их месте красивого фиалкового цвета. Буду как Лейла!
  У меня что-то с зубками. Они не болят, но у них как будто корни обнажились, или это третий ряд зубов растёт? А почему так далеко, на середине рта? Мне уже трудновато говорить, язык горячий и распух, и изо рта постоянно сочится какая-то жидкость. Как кровь, только не красная: желтовато-прозрачная с серыми, коричневыми и чёрными комочками. Бээе.
  Что-то шевелится в глазах, сухость и очень больно. Я едва вижу и стала медленной. Как мне найти еды?
  Пошла просить помощи. Получила сапогом под рёбра. Говорят, „заразная, заразная“.
  Всё-таки решили помочь. Привели к костру. Но еды совсем нет. Только какая-то арматурина торчит.
  Примотали. Подожгли. Удаляющийся смех. Треск пламени, облизывающего обмотанные вокруг меня тряпки.
  Почти выпуталась.
                Лейла…

- Яргх... Я... Да, конечно... -
Инквизитор смотрел на комиссара с ужасом, которого не демонстрировал даже перед лицом демонических князей и самых безобразных отродий варпа.
- У него же таз сломан... -
Пробормотал агент трона, провожая Шенрона полными непонимания серо-зелёными глазами.
- Он же даже стоять не должен быть в силах!.. Храни Император тот мир-кузню где куют таких сумасшедших, и тот беспокойный мир-святыню где их хоронят... -
Ещё не до конца оправившись от шока, вызванного переизбыточным контактом с комиссаром Фабристусом, Пифос достал щипцы, обычно используемые при сварке, и осторожно поднял с земли оброненную одной из еретичек спицу, задумчиво любуясь её переливами в свете обманчиво приветливого солнца этого причудливого мирка.
- Что это? -
Предмет с лязгом упал на металлический стол, разделявший экзекуторскую на две неравные половины - узкую, освещённую излишним количеством наровящих светить прямо в глаза люмен-прожекторов сторону допрашиваемых, упёртых плечами в холодные стены и разделённых доброй полудюжиной дюймов; и куда более просторную, плохо освещённую сторону, на которой сидел инквизитор. Вернее, инквизитор и плазмаган, чьё дуло сверлило двух заключённых ни чуть не менее пронзительным взглядом, и подарок магоса Хенинга, которым единственный в помещении человек недвусмысленно поигрывал, вскудывая и ловя так, чтобы его плавящее жерло было как можно чаще направлено на подсудимых.
- Это не пси-фокусировка, я чувствую это в имматериуме. Это оружие, которым вы атаковали одного из моих люд... моих солдат. Как далеко летят снаряды? Они пробивают, скажем, молодой дуб? ... И распространены эти "палочки" в армии вашего государства? ... А другие виды оружия? ... Как устроена ваша армия? ... Сколькие в ней владеют ведьмовством вроде вашего? ... Какая её часть менее, чем в дне пути отсюда? ... Каков ближайший населённый пункт? ... Он далеко? ... Численность населения? ... Эти четвероногие крылатые создания, вроде того, на котором пыталась улизнуть ваша коллега. Вы можете коммуницировать с ними? ... Они разумны? ... Сколько их? ... Они единственный ваш транспорт? ... Какой ещё у вас есть? ... Есть ли у вас боевые машины? ... Крупные производства? ... Кто правит вашим государством? ... Ваше государство единственное вам известное? ... Опишите своих богов и методы поклонения им. ... Что такое тшай? -

- Жаль... -
Не успел агент трона как следует опечалиться внезапной гибелью прекрасной аборигенки, как громкий командный лай комиссара вернул его в нормальное состояние рассудка - в ярость.
- Как чертовски жаль. -
Опущенный было плазмаган взметнулся в прежную позицию, озаряя пласталевую кирасу инквизитора кровожадным малахитовым сиянием, заставляя золочёную "-][-" отбрасывать зловещие тени.
- Как жаль, что теперь я у вас в долгу, комиссар. -
Бросил на бегу демоноборец, проносясь мимо единолично вернувшего отряд в строй политрука. Недавние планы экзекуции ретивого не-криговца тихонько прогорали на задворках сознаия, давая дорогу профессиональным инстинктам: видишь ведьму - сожги. Встав так, чтобы между убегающей нечестивицой и мерно вибрирующим чудом ризианского военного гения оставалось всего одно деревцо, Пифос спустил курок, пуская яркий сгусток раскалённого гнева императора в след беглянке. Не убьёт так хоть замедлит.

- Если мне дозволено будет чуть разбавить ваше шипение толикой связной речи, уважаемые доньи мартовские кошки. -
Нарочито бесстрастно вклинился в спор лекарь, продолжая поддерживать Диего одной рукой, и выуживая из переднего кормана зажатого в подмышке саквояжа склянки другой.
- Если бы вы слушали кого-то кроме собственных предубеждений вы знали бы, что причиной гибели существа послужили подмешанные мной в источник реагенты. Донья Ревнительница, не слышали ли вы о добродетели терпения? О святости смирения? А вам, донья богохульница, я как медик настоятельно рекомендую перестать провоцировать двух из трёх человек с оружием в этом зале. Вредно для здоровья. Я отнюдь не прочь провести вивисекцию вашего трупа, однако предпочту делать это в комфорте своего операционного стола. -
Отчитывая враждующих дев, лекарь не забывал о деле - удостоверившись в сохранности жизни обожжённого слизью ветерана, форбийский аколит принялся деловито собирать останки уничтоженного слизня в небольшую пробирку, для будущих исследований.
- Как не прискорбно соглашаться с человеком подобного безрассудства, донья грешница права - люду Таранто необходимо озаботиться сохранностью своего живительного источника. В следующий раз четверых заезжих воинов может и не найтись. -

Шлёт фон Грок на вас пехоту,
Сотни пушек и мортир,
И спецназовскую роту…
Окуните всех в сортир!

На что способны юные, дерзкие, храбрые? По силе им встать против тронвера: против автоматов и пулемётов, напалма и артиллерии? Да! Когда разум полон светлых идей, в сердце бурлит молодая храбрость, а в лёгких булькает коктейльчик из новейших боевых вирусов – тогда по силе и не такое.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Уже когда в него летели малодецки посвистывая болты, Риенс понял, что представление не удалось. Больше следуя инстинкту, нежели чему-то ещё, старый солдат метнулся в сторону, в тщетной попытке увернуться от снарядов. Первый болт проскользнул мимо, и пожилой чароплёт уже успел обрадоваться. "Помнют ыщё ножхи как от стрел текать!" подумал он. А потом, старый сустав натяжно заскрипел, словно ось плохо смазанного колеса, и нога, очевидно возгардившаяся от похвалы, замерла, отказываясь подчинятся хозяйской воле. Не успел кислевит от души выругаться, как новая стрела угадила ему точнёхонько в шею, чуть повыше грудной клетки. Ветеран замер, бессмысленно уставившись в пространство, и стоял словно снежная скульптура, пока второй и третий снаряды не завершили дело, опрокидывая старика наспину. Румянец схлынул со щёк еретика, вытекая тонкими струйками из мест попадания стрел, окрашивая белую рубаху в сочный алый оттенок. Хитрый огонёк погас в глазах старого культиста, а рот отворился, безвольно повиснув, как будто раненный колдун хотел сказать что-то во всеуслышание. Рассказать одну из многих своих баек, пошутить или дать непрошенный совет. Но пробитое горло не издало ни хороша, а бессильно повисшый на краю челюсти язык не повернулся. Может раскосые, покрытые тонкими белыми волосками уши перебежчика ещё успели услышать, как с диким рёвом падает, сражаясь до последнего Крагг, как шелестит на бегу Лоавеева одежда, как звонит последний свой звон падая оземь Карлов колокол и как ему вторят загадочные алхимические склянки, как поспешает прочь царская охрана, стуком солдатских сапогов отдаваясь в затухающем рассудке горько-сладкими воспоминаниями о товарищах, с которыми ему теперь едва ли позволят воссоединиться. Последней мыслью Риенса Рогеллека - ветерана-отступника, богохульного колдуна и одинокого старого солдата стало простое, до смешного обыденное "я жеж камин у хате не затушил..."
• • •
Звенел колокол. Вокруг метались и кричали по цепочке передавая ведро за ведром люди. Словно на зло честному народу Кислева, именно в эту ночь ветер разошёлся не на шутку, разнося пожар, начавшийся с одинокой старой лачужки на отшибе по всей улице. Яркие огни плесали, отражаясь в бездонных синих океанах Милсдаревых очей сверкающими кляксами янтаря. В общей суматохе одинокого рыжего котяру, сидящего и пялащегося на пожар никто не замечал. Не замечал люд и то, что именно ел то и дело наклоняя морду хвостатый наблюдатель. Не отрывая взгляда от зрелищного разрушения, зверь откусил от щетинистой щеки ещё клок, задумчиво пережёвывая жесткое мясо. Задание Азавара провалено, в этом никаких сомнений. Призвавший, как и его товарищи, мертвы или сбежали. Печально, да, однако личному ему это многих проблем не доставит - контракт писало отнюдь не глупое существо, вроде человека что его подписывал. Да, мясо не лучшее и ритуал откровенно говоря не практичный, однако за возможность остаться в материуме можно и потерпеть. Сглотнув и поведя хвостом, зверь принялся за нос, про себя проклиная кислевитскую привычку не стричь волосы в ноздрях. Скоро он доберётся сквозь эту малоприятную шкуру к мякотке, и как только мозг будет усвоен, условия контракт будут выполнены, и изгнать его смогут в лучшем случае охотники на ведьм, да и те ещё поймать должны будут. Упиваясь предвкушением веселья в мире смертных без оков договора и глупых человеческих хотелок, Милсдарь продолжил свою трапезу, лениво поглядывая на горящую хибару, в которой одна за другой обращались в пепел чародейские книги, травы, наградные ленты и столь бережно хранимые немногочисленные портреты и письма от близких Риенса Рогеллека.

Вот теперь даже относительно "по плану" ни черта не шло. Кто ж знал, что охрана у царевича такая профессиональная, а новые коллеги такие криворукие! Нет, ну он конечно предполагал, можно даже сказать ожидал чего-то подобного, даже, возможно, был бы не против, если бы этого старого мудо... Звонаря с его склянками так и вообще прирезали, однако настолько былинного провала в плане выполнения первоочередной миссии Риенс точно не ожидал - малец целее прежнего, а двое из четырёх горе-коллег наоборот вот-вот откинутся. Необходимо было срочно спасать собственную репутацию и одного (ну ладно, двоих) из небольшого круга потенциальных слушателей.
- Именем усехо рохатого да пернатого! -
Выдал свою позицию Риенс громким возгласом, стараясь перекричать шум битвы и донести свой вдохновенный бред до всех участников стычки, а лучше до боярина.
- Уорожба лечебельна перейди на враха творевца своехо! Уорожба добрая перейди на слуху силушки злой! Со аттин хьяна ринæрут! -
Провыл-проорал ветеран-перебежщик. Хотелось добавить ещё пару веских словечек на родном, но опыт показал что с заумным норсским колдуйством простая кислевитская "курва" не уживается, а потому седовласый чароплёт был вынужден прикусить язык. По своему, конечно, логично - куда там этому заполярному кряхтению тягаться с увесистой народной мудростью - однако всё равно не приятно. Этим предложением вообще всю ситуацию можно описать. Как, в прочем, и той самой кислевитской мудростью.

Гоблин обернулся на голос лича, недоумевающе мол "Куда делась медуза?"
Костяная дубинушка додумался оставить змееголовую скучать в одиночестве или они уже закончили? Было бы жаль упустить возможность, потому как чисто колбасная вечеринка, это конечно хорошо, но если есть вариант разбавить мужскую компанию, то Гранк был только "за". Змеи это, конечно, на любителя. Но, не попробуешь - не узнаешь! Кто его знает, когда следующий шанс поработать вместе выпадет.
Пока нежить завел разговор про сильных попутчиков, глядя не мигающими взглядом и т.д, гоблин отсалютовал двумя пальцами в знак приветствия Кассандре и расплылся в улыбке. Наверное, это должно было выглядеть обаятельно, но на самом деле было скорее хищно.

Костлявый в балахоне положил руку на темечко, разве это не мило? Аж до мурашек пробрало.
Шепот явно подействовал и Гранк заткнулся, успокоился так сказать (с миром), соображая что бы такое сказать по этому поводу. Давать себя лапать кому-попало это не по-пацански, но это еще вопрос с кем на самом деле страшнее связываться с огром или с личем. Нежить априори страшная, хотя есть, конечно, существа по-опасней, но не их лапа сейчас лежит на башке... Большой мозг гоблина судорожно выдумывал достойный ответ; нельзя оплошать перед будущими соратниками, тем более дамами
- Ч-что, тоже отцовский инстинкт проснулся? - голос у Гранка, кстати сказать, был неожиданно низкий с хрипотцой, не как у мальчишки. - Отвянь.
Гоблин попытался скинуть руку скелета. Но остановился на пол пути.
" Стоять! Может быть это как раз и есть будущий соратник? На свете есть конечно существа по-опасней, но... "
- Хотя... слышал когда-нибудь выражение "в ответе за тех кого приручили"? - гоблин покосился на лича снизу вверх и обнажил свою зубастую улыбочку.
- Мур-мур.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

- И могу уверить, что армия Империи не всемогущая. Скорее она сильна числом, чем качеством.

- Ха, утешай слезливых местных вдов, жрец, скоро их будет много, и утешение им понадобится, - криво ухмыльнулся дварф, тряхнув хвостом на своей выбритой голове, затем вдруг резко вспылил: - Ты что же, решил, что набрел на горстку слабаков,а?! Да пусть твой хрен сгниет в пасти старого осла, если дварф когда-нибудь будет нуждаться в утирании соплей! Ха, "армия Империи".... да срать на нее - мне был знак разобраться с кислевитами, да и тварь в плаще говорит тоже самое. Срать на Империю, Кислев впереди.

Однако, если они подойдут, то проблем создать они могут очень много. Значит, нам надо действовать быстрее и нанести удар в сердце Кислева, чтобы союзники из Империи уже не могли успеть изменить что-​то. Предлагаю сразу, без словоблудия начать обсуждение того, как и куда нам бить.

Тут дварф смягчился, перестав крепко сжимать топорище своей зловещей секиры "Изгонятеля Печали" (так Крагг называл свое оружие) и кивнул: - Ага, это дело. Думайте, "темные" головы, как проберемся - это не мое дело. Решай, жрец.

- Я видел тебя в видениях.
Сообщил посланнику богов жрец, который успел за день сделать немало, вследствие чего немного позевывал. Чтобы не выдавать себя раньше времени, ему приходилось заниматься обычными для священников делами, такими так проведение молитв лжебожеству и лечение раненых, так что поспать перед встречей удалось всего пару часов. С другой стороны, подобная занятость давала Освальду довольно приличную свободу действий в городе, поскольку обычные горожане не видели ничего необычного в жрице Сигмара, который спешил куда-то по своим делам, да и тренированное тело мужчины вполне могло выдержать еще пару дней без долгого отдыха.
- И могу уверить, что армия Империи не всемогущая. Скорее она сильна числом, чем качеством.
Мельком оглядев остальных собравшихся, жрец остановил взгляд на мускулистом дварфе, и особенно на людоящере. Если дварфы вполне встречались в рядах армий хаоса, более того существала целая подземная империя гномов хаоса, то второй был более чем необычен - по факту, имперец никогда раньше не встречался с людоящерами, хотя видел много кого в жизни. Про остальных собравшихся он пока не мог ничего сказать, поэтому решил подождать и поглядеть на них в деле.
- Однако, если они подойдут, то проблем создать они могут очень много. Значит, нам надо действовать быстрее и нанести удар в сердце Кислева, чтобы союзники из Империи уже не могли успеть изменить что-то. Предлагаю сразу, без словоблудия начать обсуждение того, как и куда нам бить.
Несмотря на сан, все-таки Освальд был воином, поэтому не очень любил пышные приветствия и речи, предпочитая переходить к делу как можно быстрее.

  За рассказами о пропавших дварфах и волшебниках время прошло достаточно быстро. Отважная шестерка героев вместе с Сильдаром вышли на Триборскую тропу и отправились в сторону селения. Вскоре на горизонте показалась знакомая повозка, запряженная двумя мулами. Им на встречу ехал взволнованный Гутфрит. Обрадовавшись, что все товарищи остались в живых, он достаточно живо помог погрузить ящики в телегу.

  — Мы вернули мальчика родителям. С ним все хорошо, — сказал варвар, глядя в сторону новых знакомых. — А вот когда приехали отдавать припасы Бартену он сказал, что до сих пор никто из братьев Роксикеров не вернулся. Сдается мне, творится что-то неладное в округе, — хмыкнул воитель и мрачно похлопал набитый деньгами кошель. — И все же нам заплатили за выполненную работу.

  — Проклятье! — Выругался Сильдар, но достаточно быстро собрался и уже более сдержанно обратился к героям. — Вы все показали себя достойными воинами, а главное отзывчивыми и не безразличными к чужой беде. Могу ли я рассчитывать на кого-то из вас в деле о спасении дварфов?

  Решая, как быть дальше, герои двинулись в город. Нужно было многое обдумать, а главное - наконец-то перевести дух и отдохнуть. Для одного дня произошло слишком много событий.

  Тайна забытого рудника Фанделвера осталась нетронутой. Она и поныне ждёт своего исследователя в тишине серебряных залов…

Взлетая Уррик задел девушку крылом, Кира не стерпев подобного, быстро взяла контроль и отвесила пендель улетающему птицу.

- что б летел, @#*&, ровнее, - пояснила она сестре, - что, погнали?

- М-может н-не стоило... - вяло промямлила Алира.

"Ладно в ближний бой я тебя пока заставлять не буду, это всегда успеется, морозь вон того"

Девушка кивнула и проговорив формулу махнула посохом, с которого затем сорвалось заклинание.

  Несмотря на всё его очарование, пса по имени Грик всё же оставили в логове бандитов. Сделав небольшой привал, отряд спасителей направился обратно в Фандалин, докладывать матери о выполненном задании по обнаружению и доставке Карпа Олдерлифа. Когда они вышли из логова, начался дождь, и тонкая тропинка оказалась совсем размыта. Боро шёл, покачиваясь из стороны в сторону. Ему казалось, что он лучше остальных понимает, куда держать путь, однако его всё же поставили в середину отряда, чтобы приглядывал за Карпом (или скорее чтобы Карп приглядывал за дяденькой рыцарем).
  Ночной дождь всё увиливался, факел Айвора то и дело тух, а потом совсем вымок, и надежда оставалась только на магию волшебницы Никки. Удивительно, как незатейливый заговор способен иногда спасти жизнь... или нет. Спустя несколько часов блуждания по лесу, ночью, под дождём, герои поняли, что безнадёжно заблудились. Было решено сделать привал и отправиться в путь завтра днём, с новыми силами и, желательно без дождя.
  Дождь и правда поутих к рассвету. Как следует отдохнув и разделив нехитрый завтрак с Карпом, компания двинулась дальше блуждать по лесу. Днём и без потоков воды с неба он был заметно приятнее. Солнце постепенно подсушивало траву и землю под ногами, между делом подсушивая и промокшую одежду путешественников, так что к полудню и земля, и путешественники практически высохли. Однако Фандалина всё ещё не было видно. Местный лес Карп не узнавал. Он неплохо ориентировался по солнцу и знал, где север, а где юг, но после стольких часов пути было непонятно, идти им на север или на юг? Быть может, они случайно прошли мимо Фандалина и теперь надо возвращаться? Или вообще отклонились в сторону Серых Пиков и вот-вот нарвутся на блуждающий отряд орков?
  Как будто в ответ на эти опасения, перед ними вдруг оказалась большая пещера, не предвещавшая ничего хорошего. Из зева пещеры тёк мелкий ручей, всего два фута глубиной, но холодный, что ноги сводило, и на одном из берегов ручья, в зарослях шиповника был обустроен небольшой расчищенный участок, где расположился теперь уже не очень скрытый дозорный пост. Посреди кустов были разложены деревянные доски, которые приминали шиповник, тем самым обеспечивая стражам место, на котором можно присматривать за территорией из укрытия.
  Вот только стражей тут не было. Вернее, они были... точнее было то, что он них осталось. Тело одного было порублено на куски крупным клинком, вроде топора или глефы, а голова второго превратилась кровавое месиво, разлетевшееся на ошметки, словно тыква на конкурсе во время празднования Осеннего сбора урожая. В изувеченных телах герои кое-как узнали гоблинов.
  — Бу!... — тихо крикнул в пещеру отошедший в сторону Карп.
  — Бу!... Бу!... Бу!... — отозвалось эхо, радуя мальчика.

Не прошло и минуты, а туман, сгустившись до молочной белизны, обступил группу, заставляя их неосознанно прижаться плотнее друг к другу.
Любое место, в котором есть жизнь, не бывает тихим. В полях шуршат мыши, а ветер шелестит травой, в которой стрекочут насекомые. Лес -
скрипит и потрескивает деревьями, ухает и чирикает птицами. В любом месте, в котором есть жизнь - есть звуки. Не было исключением и болото, по которому шла двадцатая группа. Квакали лягушки, лопались зловонные пузыри в болотной грязи, хлопали крыльями птицы и летучие мыши, жужжала мошкара. И шумы эти были настолько привычны, что замечать их все давно перестали. Только вот туман, казалось, не просто скрыл болото от взгляда. Он словно вовсе поглотил его, оставив двух хобгоблинов и гоблина на крошечном, словно последнем в мире, клочке земли. Повисла звенящая тишина, разрываемая только приглушенным плеском воды. А вместе с влажным, плотным туманом пришло и неприятное, липкое и холодное чувство страха. То, что подобных туманов естественного происхождения не бывает - было ясно уже не только сведущему в магии Храфну, но и остальным его спутникам.
И только прижавшись друг к другу, став спиной к спине, они вдруг осознали, что их осталось трое. Багбир, до того как туман сгустился, прохаживался по берегу в поисках следов аллигатора и никто из его спутников сейчас не смог бы вспомнить, где именно он стоял.

И будто вторя этому осознанию, из молочной белизны донёсся рёв, сопровождаемый громким плеском. Плеск, хлюпанье, хлопки и звуки ударов продолжались всего несколько мгновений, а потом всё стихло. Туман искажал и поглощал звуки, а от неестественной, неправильной тишины начинала кружиться голова. Что бы не случилось там, за границей видимости, ничего хорошего это не сулило.

Когда багбир нагнулся к Сморчку, тот уже подумал, куда бежать, но тот неожиданно заинтересовался барабаном. Это были совершенно новые ощущения для молодого гоблина. Потому что остальные считали, что это только баловство, а сам Сморчок ленивый и глупый, раз тратит свое время на него. Хоть бы охотиться научился, честное слово!

Обрадовавшись, Плюм крякнул, упал прямо на траву и примостил барабан на ноги, и стал выбивать несложный ритм:

— Комбифорос, дядя комбифорос я...*

Эту волшебную фразу Плюм услышал у шамана, когда тот проводил какой-то странный обряд. Ну, гоблин по крайней мере думал, что она магическая. Потому что звучала жутко и таинственно. Правда, что она значила, Плюм не понимал, но вряд ли ею можно вызвать демона... Или все же можно? Эта мысль пришла в голову гоблина как-то слишком поздно, когда он уже пел строчку раз пятый. После нее замолчал, конечно, но ведь заклинание произнесено! Так что гоблин стал прислушиваться, вдруг что изменилось в нем самом или хотя бы в медведе. Ну или на худой конец хоть птичка дохлая с ветки упадет.

А тут еще хобгоблины стали говорить про каких-то аллигаторов. Неужто охотиться на них нужно? Жуть какая! Плюм стал судорожно вспоминать, что вообще знает про этих чудищ, чтобы не попасть им на зуб.

Сморчок смотрел на действо, которое разворачивалось перед его глазами и искренне восхищался. Шаман вообще казался каким-то божеством, что ворочает судьбами гоблинскими и не только. Кстати, почему Сморчок? Имя Плюм, данное мелкому барабанщику при рождении, было красивым. На гоблинском означало "пловец". Одна беда только - оно не подходило Сморчку никак. Он плавал не лучше, чем топор, был хилым и мелким даже для гоблина. А когда был еще совсем мелким, часто простужался и ходил с соплями, сморкаясь на каждом углу. Так и прилипло прозвище, и очень скоро никто его иначе как Сморчок не называл.

Плюм искренне веселился, наслаждаясь зрелищем. Вот выбирают чемпионов, которые или покроют свои имена гоблинской славой, или сдохнут где-нибудь в канаве. Но все веселье закончилось, когда шаман схватил его самого за руку. Сначала мелкий подумал, что в чем-то провинился и его публично накажут. Но когда шаман назвал его имя, у гоблина приключилась истерика. Как? Что? Зачем? Чемпионам нужен гоблин для битья? Не хочу! Нет! В мыслях Плюм уже прокручивал, как половчее убежать, но вот вырваться из хватки шамана так и не получилось.

Страшно было - жуть. И если честно, от сковывающего члены ужаса Сморчок бы просто обделался, если бы заблаговременно не сходил в лесок. А уж когда шаман притянул его к себе, тот и вовсе застыл словно каменное изваяние, боясь, что шаман просто сейчас выпьет его душу.


Наконец, посеревщий от страха, Плюм стал чуть осторонь остальных чемпионов. Здоровые они были... и страшные. Пришибут и не заметят. Это чуть не сыграло с ним дурную шутку. Когда охотник вел их через болота, никто даже и не смотрел, где там мелкий. А тот не успевал и отстал. За секунду он успел испугаться еще больше, подумав, что сделает с ним шаман, если он потеряется и вернется назад. Вскрикнув, гоблин кинулся со всех ног по тропке и, слава богам, догнал остальных, чуть не врезавшись в задницу багбира.

Наконец, от длительного бега у гоблина стали болеть ноги. И когда казалось, что через лес они идут уже вечность, то они наконец пришли. Куда - было абсолютно непонятно. Охотник сунул какую-то бумагу в руки хобгоблинам и скрылся. Плюм даже и не пытался что-то рассмотреть, потому что остальные были вдвое, а то и втрое выше. И нужно было вылезать на дерево, чтобы быть с ними одного роста. Один из них представился, второй тоже. И прежде чем Плюм сообразил, что к чему, из его рта вырвалось:

— Сморчок. Не знаю, зачем я тута. Я на барабане стукать умею.

  Догатс, укрываясь за железной маской, внимательно осматривал новых друзей.
До сих пор, несмотря на все многотайные дела, у него не было нужды в партии для достижения цели. Нет, были струсившие в бою начальники знамен, которых выдавали их собственным озверевшим от гнева воинам, были священнослужители, замеченные в противлении воли самого Маглубиета, надзиратели, за деньги помогавшие сбежать человеческим рабам.
  Все такие случаи Железные тени не решали кулаком на месте, а обращались по иерархии. Концепция же равных существ, с которыми следовало путешествовать долгие дни, сражаться спина-к-спине, и полагаться на их компетенцию во время миссий, была блюстителю закона совершенно в новинку.
  Насчёт компетенции - старичок-гоблин вызвал неожиданное самим Догатсом уважение. Теперь ясно - хотя, не имевшему представление ни о какой магии кроме теневой (и то чисто теоретически) монаху было ясно лишь наличие силы - почему ему доверили, в сущности, составление разведгрупп-отрядов, которые, из-за разношёрстного состава были бы приспособлены к любой ситуации.
  А состав их отряда был разношёрстным буквально. Черноволосый, назвавший себя Храфном из Думспаира, лысый гоблин, тёмно-бурый великан-багбир. Последние двое не удостоились особенного места в личной вселенной Догатса, поскольку навряд ли гоблиноид-гора претендовал на иные роли, кроме как мускулов группы. Таинственного и до сих пор не изученного нилбогизма же Железная Тень не боялся. Он бы не стал монахом, если бы не возвел совершенствовал подавление своих эмоций до некоторого рода идеала.
  Остался лишь один. Сородич.
Со странным звуком Догатс прочистил горло, и уважительно, как равный равному, кивнул своей рогатой маской Храфну:
– Догатс, Академия Железных Теней. Не справляешься с картой? Тебе помочь?
И с тем же внешне равнодушным видом, с каким он разговаривал секунду назад, он протянул руку в жесте, который обозначал "отдай карту".

Маленькая, но очень гордая гоблинша с честью приняла метку от старого прорицателя. Властно кивнула на поклон, сдержала детскую улыбку восторга, со стариком связанную. Она – дочь вождя, она воин, она Ыынк и она на важном испытании. Возможно после он еще расскажет сказок...
Ыынк сурово зыркнула по сторонам на тех, кого подписали в её отряд. Нахмурилась. С одной стороны хорошо, что это сильные и крупные багбиры да хобгоблин, а не мелкие гоблины. Но с другой стороны… Надменные и крупные. Сделать так, чтобы ее уважали те, кто считают себя выше гоблинов, будет непростой задачей.
Последующий ритуал Ыынк слушала в пол-уха. Бла-бла-бла, жаба, бла-бла-бла, команда, бла-бла-бла, идите сражайтесь… Принцессу волновали более важные вопросы. Еще до ритуала выяснилось, что ни Пыра, ни даже Тыра было с собой не взять. Испытание могло занять как пару часов, так и неделю. Кто будет готовить принцессе еду? Кто будет помогать одеваться? Кто в конце концов потащит дорожное барахло? Правая рука нервно сжимала рукоять кнута, свернутого на поясе.
Наконец вступительные слова закончились и можно было выдвигаться. Ыынк наигранно печально вздохнула и подняла на багбиров большие темные глаза - всё как учила Нана:
- Ах, вы такие большие и сильные! Вам мой рюкзак пушинка. А мне камень. Но без него никак. Несите.
Хлопнула ресницами, развернулась и пошла за проводниками.

- Ни разу не видел что бы крушителя вот так вот на атомы... Марко оторвал взгляд от останков Цветка и ошеломленно посмотрел на Виктора. - Ты опасный человек, - знаешь? Ладно, я помогу тебе пока лагерь еще цел. Скажи своей печи, что признаешь меня, Марко Каменика, своим союзником и отправь образ Цветка на мою печь. У меня выплавка всего лишь семнадцать минут так что успеешь печку вытащить.

Сияющая корона сверхмассивной черной дыры все так же ровно и прекрасно сияет вокруг ее абсолютно черной пасти. Длинные щупальца гравитационных токов тащат все больше материи, коверкают время и пространство, превращая его в один тугой узел. Лишь тепловая смерть Вселенной закончит этот бесконечный процесс.
А пока отважные и обреченные астронавты раз за разом вылетают прочь с Кантовочной, пытая удачу среди наполненной опасностью пустоты. Кто-то возвращается, кто-то исчезает навсегда. Подвиги и провалы выстраиваются в длинный ряд, бесконечный и яркий. Чудные имена, странные события, невероятные совпадения.

После того как Лина спасла жизнь Лео, Александр выдохнул с облегчением.
- Лина, не стоит его тут оставлять, давай положим его в коридоре или будем тащить? Вкалывать адреналин который может привести к более худшим последствиям я думаю не стоит.
После этих слов Александр посмотрел в сторону коридора в который ушли Энрике и Марта.
- Хотя Лин, давай я его потащу, а ты нас прикроешь.
Александр взял Лео словно раненого солдата на войне и потихоньку отправился в сторону Энрике, стараясь идти аккуратно что бы сохранить силы.
- Фух, Лео точно надо сесть на диету.

Механик отдал свое оружие рядом стоящем рядом Александру и начал возится с грудой хлама что оставила после себя винтовка после встречи с пастью собаки. Лео ругался на оружие, а оружие ответило взаимностью. После слов:
Не все потеряно...
Как на зло в этот момент случайно замкнуло питающие кабели что привело к детонации батареи. Раздался громкий хлопок и яркая вспышка окутала лицо техника. Ударной волной разбросало остатки винтовки по всему коридору, а лицо горе инженера покрылось копотью и дымилось. Голова гудела, уши заложило. Травма не особо тяжелая, но точно вывела его из игры на некоторое время. А в руке лежала разбитая линза.
Как будто нарочно раздался еще один взрыв, уже со стороны мостика. Снова встряска, но все смогли устоять на месте, ну кроме техника. Он приложился лицом об пол. Очень неприятно.
Сразу же потухло освещение, но включился аварийный свет. Раздался голос:
- Внимание, нарушение герметизации отсека: мостик. Критические повреждения отсеков 1,4,5. Отказ двигателя. Включено аварийное питание.
Как только корабль перестало качать, повисла тишина. Гула движка исчез.
При первой возможности Лина и Энрико взглянули из-за угла готовые стрелять, но целей не нашлось. Была только гермодверь на мостик. Через окошко было видно пробоину в отсеке, но панели вроде целые.
Дальше по коридору нашелся шкафчик со скафандрами, но внутри остался только один.

Там много народу в жизни не видел Фрэй, но это его совсем не пугало, ведь они союзники. А с такой армией можно захватить весть свет, и даже ночь. Не успев даже присесть и про мочить горло пенным напитком как сразу получил приказ.
- Будет сделано, капитан.
Подтвердил Фрэй и отправился на поиски пополнения. Хотя среди шатров и войнов, он наткнулся на несколько мужиков. Было видно что они не из армии. Подошёл, присел рядом и говорит:
- Здаров будем, хочешь заработать гульденов? Знаю ради них ты сюда и пришёл. Дело не пыльно, но очень грязное, хотя что в Вакнии не грязное? Так вот суть такая, выполняешь приказы - получаешь монеты. Даже броню и оружие дадут в качестве подарка. Соглашайся это лучшее предложение в целой Вакхании, не просто умереть за гульдены, а с шансом выжить.
От мужика пахло рыбой... Хотя рядом было ещё пару человек....

- Уточнение. Четыре малоразмерных цели. Скорость - ноль. Находятся в дрейфе. Излучений энергии не обнаружено. Это всё. Доклад окончен.
С чувством исполненного долга, Паскаль продолжил играть в свою любимую игрушку на портативном устройстве, целью которой было угадать вещество по изображению молекулы. Вот, к примеру, O,O-​диметил-​O-​2,2-​дихлорвинилфосфат. Ну, это любая личинка знает...

Марсианин погиб... тот благодаря которому Бенджамин все ещё стоит на ногах погиб. Гибса начала переполнять ярость, он вскинул пушку и хотел что-то закричать... как вдруг он понял что не может. Бывший сотрудник отдела безопасности опустил голову, и увидел зияющую дыру от луча смерти. Не способный больше держаться, безликий мутант упал на землю.

Бенджамин Гибс закончил свой путь

Генри был ещё больше доволен. Второй новобранец, по примеру первого сам нашёл отряд.
- О! Вот тебя-то я ищу! Пошли, перетреш с капитаном, авось и наймем. Говоришь вилами орудовать умеешь? Ет полезно. Меня Генри звать. Я большой и у меня есть альпчхис. Этот в маске - Саломон, его еубошили так больно, что теперь он ебанутый. Бомж с луком - Булько, он ебёт овец. Вот этого, который с бренчалом и в моднявых штанах - Джо Ваня, он значица ветеран, его надо уважать. -
Объяснял на ходу Генри. Найдя наконец капитана громила показал на него пальцем.
- Это капитан Йонас Шнитцель. Вот с ним сейчас будем говорить за наем. Здравия желаю, капитан. -
Великан отсолютовал.
- Мы тут новобранцев нашли. Этот вот с луком, говорит стрелять умеет, а этот с вилами обращаться. -
Дородный уроженец Дурчфола улыбнулся. Ну, как "улыбнулся"... Скорее обнажил миру зубы, подозрительно похожие на таковые у коней, спуская губу как извращенец спускает на людной площади штаны.

Вакнахская крепость была не так изящна, как милые глазу красные черепицы и пузатые белые башни Италии, но защиту кое-какую обещала. А что самое главное, к запаху лагерных нечистот примешивался аромат походных кухонь, смех маркитанток и перезвон гульденов: реальных рыночных и грядущих, если они не просрут возможность их заработать.

Ещё издали заприметив палатки и стены, Джованни распрямил плечи и, выгнув грудь колесом, снял с пояса лютню. Наконец-то было время на секунду забыть, что смерть всегда рядом. Слегка прочистил горло, а затем спел для ободрения слегка запылившейся в пути кондоты.

Послушай меня, и стар, и млад,
Барон или сын кузнеца,
Спою я сейчас вам про храбрый отряд,
Что трудится в поте лица.

На поприще бранном врага мы крушим
При свете луны иль дня,
Никто не уйдёт, коли так мы решим,
Не спасёт никакая броня!

Наш братский союз неразрывен, как сталь,
Как золото доблесть блестит.
Ты звонкой монетой сполна нам подай,
И вот уже Торрент в пути.

Но только ты лонгбоу нам не дари, проклятые луки хлипки…
Давай сюда пику иль рунку гони, что Вакнахии носят сынки!

Сквозь горечь потерь мы прошли, как в огонь,
Но лишь закалило нас пламя.
Порвали Свиней и других мы порвём,
Никому не топтать наше знамя!

Как-то так под треньканье лютни добрались таки до самой крепости, где Йонас вкратце описал диспозицию дел. Итальянец покивал, ведь ему уже становилось привычным дело плаща и кинжала, которым надо было поразить женское сердце...

Поправив шлем на голове и пожалев, что у него нет залихвастской шляпы с пером, парень кивнул командиру и тенью скользнул на звуки женского смеха, оставив отряд заниматься хозяйственными вопросами. В конце концов, надо было и отдохнуть за более приятной работой, чем пускание чёрной крови и облепливание подорожником, которым только и занимался в дороге Джованни, следуя заветам монаха из ветхой книжонки.

Идёт по лагерю Джованни, лютней потренькивает да приветливо на смазливых баб поглядывает. А песня сама собой запевается.

Под звёздным светом ласковым
Тебя я повстречал,
До самого рассвета с тобою лишь болтал,
А утром этим ясным, уснули мы вдвоём
Тебя забыл одеть я, об этом и поём!

А, кто же знал, а кто же знал, что братьев у тебя,
Ни два, ни три, ни даже пять, а десять и с дубьём!
Кричат они, поди сюда, жениться будешь ты,
Но хитро палец им кручу с седельной высоты.

Ты плачешь, руки заломя, и зло братки глядят,
Но где же им догнать меня да бравого коня!

А, кто же знал, а кто же знал, что братьев у тебя,
Ни два, ни три, ни даже пять, а десять и с дубьём!
Кричат они, поди сюда, жениться будешь ты,
Но хитро палец им кручу с седельной высоты.

В соседний город прискакал, в трактир с коня сошёл,
Но тут же сталью на плече перчатку я нашёл,
Твой батя-рыцарь сзади был и мрачно говорил
Ты девку портил или нет, мне в общем наплевать,
Поедешь тут же ты со мной – вам свадебку справлять!

Теперь покорный ваш слуга под тяжестью венца,
С чего советую, друзья,
Сперва узнайте
про отца!

Генри уже какое-то время наблюдал за кондоттой из угла комнаты. Под "наблюдать" Генри понимал пялиться не моргая, периодически оттопыривая и без того здоровые уши, чтобы лучше слышать о чем говорили ландскнехты. Внутри его черепной коробки, тот проспиртованный сморщенный комок жижи, что заменял Генри мозг, производил непривычное и сложное действо известное в простонародьи как Мышление.
"Енто ладскн- лаксн- ландс-кне-хты."
Думал комок.
"Ландс-кне-хты ходят по стране, дерутся, и грабят... Я любю драться и грабить... Я хочу стать ландс-кне-хтом... Ландс-кне-хты сейчас ищут новых ландс-кне-хтиев, чтобы вместе драться и грабить..."
Лоб Генри сморщился от столь тяжких раздумий, и теперь напоминал грецкий орех с ушами.
"Надо подойти и сказать что я хочу стать ландс-кне-хтом..."
Генри просиял, придя к долгожданному умозоключению.
"И тогда можно будет бить и грабить, и за это не посадят в тюрьму...!"
Встав со стула, громила нерешительно подошёл к столу за которым заседала кондотта, и усердно применяя всё своё красноречие (не матерясь и склоняя слова) сказал:
- Я енто, услыхал как вы тут слова говорите, что значица вам нужны ещё новобранцы. Можно я буду новобранцем? Я уже однажды был! В Армии. Там меня научили колоть палками так больно, что аж смертельно. -

Йонаса и правда выбрали капитаном. Ощущение момента нахлынуло на юношу, нет, уже молодого мужика на мгновение и валом.
Несостоявшийся послушник моргнул.
Вот они с Йоганном играют на лужке возле дома. Как всегда в разбойников и стражников. Им было тогда легко и беззаботно.
Но в следующее мгновение мальчик видит рыдающую мать, стоящую на коленях над зарубленным кнехтом отцом.
И снова мирное мгновение. Поврослевшему Йоганну, наследнику рода - дядя, старый усатый ветеран дарит набор кузнечных инструментов и отводит в соседнюю кузню - быть подмастерьем кузнеца.
Ему же, задав несколько вопросов и не получив ни одного верного со вздохом говорит - идти к каменщику, помогать таскать камни, раз умом не вышел.
Йонас опять моргнул.
Новое нападение бандитов, горит их родной дом. Погиб дядя, кто- то проткнул ветерана копьём насквозь. Изчезла мама, а Йоганн куда то сбежал из разоренной кузни...
Мальчик похоронил дядю на той же лужайке, где играл с братом. Йонас оплакал маму и стал искать брата. После недели поисков, его, босоногого и чумазого, но с мечом дяди, который он по малолетству нес на плече - увидел храмовый рыцарь.
Чем глянулся рыцарю малец? Сходством историй? Стальным взором в глазах? Или храмовник просто пожалел парня? Ветцель так и не узнал.
Слеза покатилась из края глаза и Йонас снова моргнул.
Муштра, физические упражнения, занятия с оружием, помощь храмовому каптеману... Дни летели как птицы...
Первый учебный бой, первая победа, первая кружка Эля... Первая девица, утащившая парня на сеновал... Опять муштра и жизнь послушника
Провинность. Попытка оправдаться, усугубившая ситуацию. Позор и изгнание.
Слеза высохла быстро, как и появилась. Ветцель снова моргнул
Обретение брата. Торрент. Первое настоящее сражение, а не тренировка в монастыре.
Первая жизнь, которую забрал. Упоение боем. Первые раны и потери товарищей.
Йоганн. Как классно он пасанул волколака чья шкура теперь лежит в обозе под удар Йонаса.
И как потом другой волк порвал брату спину, сквозь доспех. И темнота.
Бешенство. Ярость. Гнев. Прощание с братом. Разорение деревни, ещё один бой. Снова потери, и снова судьба хранила его. Для чего? Может для этого самого момента?
Йонас очнулся из задумчивости и окинул взглядом присутствующих за столом.
Он потерял Йоганна, но нашел трёх других братьев. Генриха, Мацала и Джованни.
Они конечно те ещё ублюдки и отморозки, но... Родные ублюдки. И теперь ЕГО отморозки.
И за каждого он теперь в ответе как за Йоганна. Это теперь его новая семья.
Ветцель улыбнулся, встал за столом и поднял кружку с пивом
- Спасибо, братья за доверие! Постараюсь его оправдать и не подвести вас! И конечно же, заработать нам всем гульденов! И много!

– Куды поперек батьки в омут?
Кураж заставил Окти попытаться войти в поворот с эффектным заносом, не скидывая скорость.
После удара кулаком по какой-то приборной панели, из недр машины послышалась бодрая музыка. Чей-то голос начал петь песню про то, как то ли пел асфальт, то ли горел. Но песня была очень подходящей, и Окти оставил её.

- Пфф, да вы все с ума посходили. Ну какое нападение, какой налёт?..- вздохнул Энки. Он смирненько сидел на козлах, вертя башкой по сторонам. Кинул позади себе, полуэльфу в повозке,- Эй, Карвик… Карвик! Тут какая-то веселуха, кажется, нас сейчас будут убивать,- весело засмеялся бард. Спросил у парня в шутку,- Ты же ведь сиганул в тюки чтобы и вправду поспать, а не чтобы спрятаться от страшного нападения бандитов?- поинтересовался тот. Спокойно поправил края своего плаща, оглянувшись. И продолжил,- Знаешь, тут отличные места. Часто проезжал по этой дороге со своей труппой, когда ещё выступал в цирке. Эта дорога ведёт на мою родину…

-…Ну, не совсем родину. Места, где я жил с… родителями, наверное… в детстве. Хэй, а где живут твои родители, если не секрет? У них какая-то беда?- поддерживал тот оживлённую беседу с парнем за спиной, не ожидая, что тот ему ответит. Просто что-то говорил себе под нос, пока извозчик засыпал себе спокойно в тюках. По крайней мере, парню так казалось. Он выудил из-за пазухи дудочку, и начал на ней играть. Просто чтобы развлечься чуточку, и развеять ситуацию. Даже если на них нападут – он вряд ли много сделает. Однако, руку на кинжалах, спрятанных под плащом, тот всё ещё держал порой, прямо как на пульсе…

Все эти дни Йонас, пообщавшись с новыми бойцами, сделал сам для себя неожиданное открытие. Оказывается он не такой тугодум, как его вечно шпынял старший Йоганн. По сравнении с неграмотным Хью, тугодумом Башкой и психованной Марусей - Ветцель-младший был просто охуенен.
Правда когда он попытался поделиться этой здравой мыслью с капитаном, тут же получил от него воспитательный тевтонский пендель в пятую точку. Йонас не обиделся, просто подумал, что ему еще надо поработать над словарным лексиконом.
Кроме того проблем хватало. Воительница к примеру, оказалась совершенно дикой дамой. Ветцель дотронулся рукой до еще ноющей челюсти и обернувшись посмотрел на сверкающего разноцветными цветами спадающий фингал Йоганна.
Йонас чуть не споткнулся, вспоминая этот момент...
///
- ... так! Капитан сказал выдать по списку: шапель, меч, гульфик... это а кстати зачем он девушке, у нее же нет этого... ну ладно
К Йонасу подошел старший брат, также вздрюченный командиром на предмет скорейшего выхода кондотье за новым контрактом.
В отряде было куча новобранцев, а у половины не надставлены бока доспеха.
...И вообще не подогнанная кольчуга это мука для бойца. Не закрепленный металл натирает какие-то места, неподтянутый подбородочный ремень может слететь в самый неподходящий момент. Как у Йонаса в первом бою, когда он в потемках, чуть не саданул своим мечом Кназе.
А перетянутый - быстро натрет скулы.
Казначей отряда не заметил гневных искр в глазах девушки.
- Да не крутись ты! Брату вот мерку надо снять под кольчугу. Подмышку промерить!
- Да не нужны мне твои сиськи! Ровно стой! Без кольчуги волки сразу отгрызут все, что будет выпирать...

Видимо терпение у воительницы кончилось быстрее чем Ветцели на пару смогли донести до нее важность многократного измерения мерок под кольчугу и лапания воительницу за грудь в разных местах, стало быть, измерения. И все исключительно в практических целях защиты от лесной напасти.
В общем предприимчивый Йонас первым полетел на землю от удара в челюсть, следом на него же приземлился братан Йоганн, также получивший по морде...
Дикая женщина, в общем... что с нее взять-то?
///

Неожиданный вой прервал ретро воспоминания экс-послушника. Это отрядный пес обнаружил засаду и предупреждал своих новых хозяев.
Волки появились. Мать честная! Какие громадные! Тут бля не только сиськи откусят - голову легко!
Но что больше всего не понравилось Йонасу - два зверя возникли сразу возле брата. Сердце защемило, ну нах!
- Йогги, держись нахуй! Попробуй подтащить эту тварь поближе ко мне!

- Приветствуем представительниц Великого Матриархата! - загудел в ответ Яобаб+. - Я, скромная монашка Яобаба, возглавляю группу паломников в ритуальных скитаниях во славу Квантовой Иисусы. Воля нашей богини требует путешествовать по космосу, каждый час поворачивая наугад, и возносить молитвы Неимоверной на каждом встреченном небесном теле, пока посланный ею случай не вернет нас домой. Посему смиренно просим разрешения приземлиться на вашей благословенной планете для проведения краткой молитвы. Обещаем, что, как только закончим то, для чего мы прилетели, сражу её покинем и продолжим наше странствие. Да пребудет с вами благословление Неизбежной!

– НовоУральского Роботостроительного Завода им. Виссариона Ильича Стленина ЭИ "Объект 333" докладывает о проведении диагностики!
...
...
...
– Диагностика прошла успешно! Все системы работают нормально! Нахожусь в полной боевой готовности! Долой капитализм! УРА ВЕЛИКОЙ МЕЖГАЛАКТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ!

Повертев "шлемом" из стороны в сторону, определяя свое местоположение советский киллбот, которого неизвестно какими звездными ветрами занесло сюда из родного СССР, удовлетворенно кивнул обнаружив себя в окружении сплоченного интернационального (и даже интервидового) коллектива революционных пролетариев и поспешил представится остальным трудящимся, пока какой-нибудь несознательный реакционер, не решил приложить внезапно оживший "скафандр" до того мирно стоявший в углу, чем-нибудь тяжелым.
– ТОВАРИЩИ! Меня зовут "НовоУральского Роботостроительного Завода им. Виссариона Ильича Стленина ЭИ "Объект 333"", но вы можете звать по простому, по пролетарски – Ньютоном! Как никак, может нам завтра вместе погибать за социалистическое Отечество, в войне с проклятой контрой и космическими империалистами! Могу я спросить, к кому мне примкнуть для скорейшей отправки на фронт, для борьбы с фашистой заразой и буржуазной мразью?

Лак посмотрел на шатер нормальных размеров. Затем на количество кожи. Затем обратно. Затем на свои столбы. Открыл гримуар на страницах с расчетами.
...
Спустя девять минут он нашёл ошибку. Об этом узнало все племя, а может и за пределами, тк полминуты ругани некроманта были выполнены на одном дыхании. Очень-очень глубоком.
Ноль. Ноль. НОЛЬ!!! Он просрал в расчётах НОЛЬ, переводя из драконьей системы в королевскую! И его не смутило вообще ничего! Боги, что вообще происходит?
...
Проведя все расчеты повторно, Лак немного изменил форму шатра. Должна была получится пятигранная призма высотой 3-4 метра и базой в 15 кв.м. с конусообразным навершием, на... треть высоты периметра или чуть меньше выше, чтобы вода стекала. Это означало, что... Угол в 2 пи, разделить на пять... На один треугольник приходится 3 кв.м... Радиус базы приблизительно 6,3... Расстояние между столбами по периметру 7,5... А, логично. В шестиугольнике же равенство между радиусом и длиной стороны базы, после происходит перевес радиуса. Значит сейчас радиус должен быть меньше стороны. Теперь рассчитываем материал - на одну стену уйдёт 4х7,5 30 кв.м кожи. Таких стен 5... 150 метров2. На вершину... Высота вершины от потолка 1,5 м, радиус 6,3... Примерно 6,5 м образующей конуса. Пи*R*l... 123 кв.м кожи на вершину.
Теперь берём везде для краев лишние части, вернее чуть ужимаем постройку. Все. С кожей разобрались.
...
Лак ещё четыре минуты искал таблицу переводов из драконьей в королевскую. Вроде как на 3,3 для метра в фут. Тогда для кв.метров на 10+1. Итого: Пять 4*3,3 = 13 футовых столбов. Один 16 футовый потолще. 275*11 = 3025 кв.футов кожи. Все на самом деле пониже и поближе.
...
Лак ненавидел королевскую систему.
...
Боги.
...
Ещё колышки.
...
И стол.
...
Лак скопировал размеры шалаша Джахруха в книгу и пошёл покупать на него материалы.

Я... убил ее. Как это могло получиться? До сих пор не могу поверить. Мои воспоминания разрознены, я сижу и пытаюсь сложить все в одну кучу. В голове туман, но я должен справиться. Должен понять, как так вышло.

После того, как все это произошло, я не общался с Сельмой. На меня слишком многое навалилось... бессонница, ночные кошмары. После того как мать сходила к знахарке, мне стало немного легче. Я все равно спал мало, но обрел что-то вроде душевного равновесия. Стал отдыхать хоть немного, да и тени как будто отдалились. Но каждая ночь все равно была слишком длинной для моего забытья. Я повадился брать лук и ходить в лес. Возможно, я надеялся встретить волка, это было бы несомненно фатально для меня, но поставило бы точку в моих метаниях. Однако вместо этого, я чувствовал, насколько я един с тенями. Они даже подсказывали мне, кто шумит в кустах, кто сейчас вылетит из гнезда. Явственно видя птицу, даже в безлунную ночь, я мог с легкостью ее застрелить, иногда это и делал. Но чаще я просто слушал шорохи, скрип ветвей, ловил взгляд филина или присутствие белки в дупле. Спящей белки, я почему-то точно это знал.

И в одну из ночей я, бессмысленно бродя по округе, подошел к дому мэра.

Это было добротное строение из камня, одно из немногих таких у нас. Большинство строилось из дерева. Я знал, в какой комнате спит Сельма, и встал под окном, мечтая о том, чтобы снова ее увидеть. На крыльях грез мне казалось, что я могу видеть сквозь стены ее лежащую на кровати фигурку, ее раскинувшиеся светлые локоны, чувствать ее дыхание. Что она видит во сне? О чем сейчас думает? Передо мной вереницей раскинулись смутные образы которые, как я тогда думал, были плодом моей собственной фантазии. Там даже были моменты из наших детских игр, как же они меня тогда обрадовали и вдохновили! Я простоял так всю ночь, и с рассветом, когда тени начали слабеть, вышел из своего странного ступора, поспешив домой. Еще не хватало, чтобы меня застукали здесь.

Удивительно, но хоть этой ночью я и не спал, ощущал я себя несказанно более бодрым. Живым! Веселым. Даже мать улыбалась, слушая мои шутки. Наверное, она думала, что я выздоравливаю. И сложно было ее винить в таком заблуждении: глядя в зеркало я видел несомненные перемены. Исчезли синяки под глазами, пропала бледность. Следующей ночью я снова был на том же месте. И через ночь. И снова. Мне даже не надо было днем искать компании моей любви, мне хватало этих потайных встреч. Я знал, что она рядом, за стенкой, мы были с ней одним целым, и этого было достаточно! Иногда в ее снах - постепенно это стало само собой разумеющимся: мы видим одни с ней сны - появлялся Аллен, и... каждый раз это было как ножом по сердцу. В первый раз я прервался и ушел домой, настроение у меня было раздраженное. Второй раз я попытался думать о чем-то другом, что могла видеть и Сельма. Вспомнилась нелепая речь подвыпившего мэра на свадьбе, он тогда выглядел крайне комично. Судя по всему и дочь его разделяла мое мнение, она легко сменила сон. Этот легкий успех окрылил меня. Может быть... я могу направить ее мысли в нужное русло?

В следующую ночь ей снова приснился Аллен. Они сидели в библиотеке, он говорил ей глупости про язычников из Мирктора, их запретную магию. В ее мечтах он взял ее за руку, глядя ей в глаза, и конечно этого я стерпеть не мог. Я попытался представить себя на ее месте. "Это я, Сельма, только я тебя люблю" - произнесли мои уста... и что-то пошло не так. Я ощутил себя снова стоящим у ее окна, голова гудела, кружилась. Сонное лицо показалось в окне.
- Ты? - вживую ее голос показался мне удивительно неприятным. Каким-то истеричным, что ли. Хоть и было темно, а сознание мое все еще было спутанным, чувства мои удивительно обострились. Ночная тень стала будто прозрачной, я ясно видел синяки под ее глазами, красные глаза, встрепанные волосы. Ее будто трясло.
- Теперь я поняла, что Аллен был прав насчет тебя, - прошипела она. - Нелепый, никчемный идиот. Как ты вообще посмел залезть мне в голову! Ты всего лишь ошибка, зачем он вообще пощадил тебя!

Я никогда не видел ее в таком гневе. Кровь бросилась мне в лицо. Я задохнулся от обиды, что она вообще говорила? Она... она не понимала что несет! Она ошибалась! Это было подло! Неправильно! Надо было что-то с этим делать!

Я схватил ее за руку. Она должна перестать. Ее глаза некрасиво выпучились, как я вообще мог влюбиться в нее? Глупая, никчемная истеричка, пусть забудет все что здесь было, лучше бы ее вообще никогда не было!

Волна моего отвращения и обиды была так сильна, что с легкостью сломала ее шаткое сопротивление. Я ощутил ее ужас, гнев, ее слабый магический дар, который она пыталась развить вместе с Алленом. Мне это все было противно. И вместе с тем, это вызывало дикую жажду, какой-то ненасытный голод. Миг единения, который я ощутил в тот момент, был восхитительно прекрасен. Я мог видеть всю ее жизнь одним взором, все ее глупые надежды, сны, замыслы. Я до сих пор могу это видеть, если захочу. Хотя воспоминания тускнеют слишком быстро. Еще быстрее погасли ее глаза. Зрачки закатились, она рухнула на пол, а я бежал, наполовину в ужасе, наполовину в упоении от случившегося.

Я прибежал домой, рухнул в кровать, и забылся мертвым сном. Утром я готов был петь... если бы не жуткое ощущение того, что я сделал что-то непоправимое. Мой разум защищался: я же ничего не сделал, просто взял за руку... но она упала в обморок? И я знал, что сам себя обманываю. Случилось куда большее.

Очень быстро стало известно, что Сельма умерла. Никто не знал - как. Лекарь разводил руками. Знал правду только я. И мне нужно было научиться с этим знанием жить.

- Факт номер один, подтвержденный: в телескопах используется система зеркал. Факт номер два, неподтвержденный: вампиры не отражаются в зеркалах. Следствие: в случае наличия вампиров в космосе, узнать это путем наблюдения в телескоп, невозможно. Шутка. Существование вампиров научно не доказано.
Произвожу сканирование.

Прекрасный в своем безумии танец оборвался глухим чавкающим ударом, выбившим дух, сбившим ритм. Земля норовистым рысаком качнулась, бросилась под ноги, закрутилось спиралью сошедшее с ума небо. Словно бы ставшая живой и ужасно тяжелой, алебарда выскользнула из ставших отвратительно неловкими пальцев и глухо упала на землю, взметнув фонтанчики пыли.
Там, где было сыро от пота, разлилось тепло. Поначалу даже больно не было, и Деянира пыталась подняться, недоумевая, почему аквитанка не атакует беззащитную цель. Но сил не было, и когда она неимоверным усилием воли подняла руку, та была вся в крови. В ее крови. И тогда амазонка почувствовала, как из груди, разрывая мышцы и ломая кости вырастает БОЛЬ. Давящая, калечащая, перекручивающая словно старую тряпку мучительная боль.

Упав головой в песок, царапая пальцами и взбивая каблуками землю, она еще силилась подняться, хотя угасающий разум понимал, что это бесполезно. В этот миг она не думала ни об арене, ни о погибших соратниках, ни о родном лесе. Даже о себе не думала, судорожно пытаясь ухватиться за обрезанный Пряхой кончик нити. Но с каждым толчком, с каждой каплей крови живительные соки оставляли ее, превращая еще недавно живое тело в трухлявый пень.
А над головой бежали все так же равнодушные ко всему серые облака, так и не пролившие ни капли дождя. Может, именно поэтому она не смогла. Может, целительная сила небес не наполнила ее корни, оставив только губительную засуху тени. «Может, может, может…» - рефреном бьется слово, пока тучи не заслоняет на короткий миг черное солнце в виде тонкой женской руки. А потом остается только тьма, и даже ветер словно стихает.

Холодно. Внутри еще ледянее, чем снаружи. Боль и усталость каменной плитой давят на грудь. Тяжело дышать. Тяжело говорить. Даже веки поднять нет сил. Но сказать надо. Так ли важно почему, если просто надо? И невнятно, негромко, сквозь кровавую пену на губах она бормочет:
- Я-ми. Ро-за. – слова прерываются хриплым стоном, а в невидящих глазах зарождаются яркие пляшущие круги, - Твой. Цветок. Бери. Ты…

Круги превращаются в маленькую девочку с пепельными волосами и лицом, до боли напоминающем Деянире ее собственное. Одетая в простое беленькое платье, она идет к амазонке и слышно, как шуршит под ногами трава, как разговаривают потревоженные маленькой фигурой листья. Девочка смеется колокольчиками, протягивает ей маленькие тонкие ладошки:
- Вставай, пойдем! Я тебя заждалась! Мама…

Дом стоял высоко на холме, так высоко, что людям проходившим мимо него, чтобы увидеть флюгер на верхушке северной башенки, приходилось задирать головы.
Каждый раз, когда Якуб поднимался вверх, по изумрудному северному склону, он сворачивал с асфальтированной дорожки, петлявшей и проходящей по спирали вдоль холма, прямо в траву, поднимаясь вверх, и тяжело пыхтя. Для школяра было тяжким испытанием каждый раз штурмовать холм, принадлежавший его бабушке ещё с прошлого столетия, но у него не хватало терпения просто взять, и пойти долгой дорогой.
Ах как же мне всегда хотелось оказаться там, у подножия холма, и ещё разок увидеть весь этот дом целиком. Ведь, как навивали мне далёкие воспоминания, это строение притягивало взгляд к себе не исполинскими размерами или вычурным оформлением, а горделивой осанкой.
У Якуба в среднем уходило пара минут, чтобы дойти до входных дверей дома, так как каждый раз, кога он поднимался к вершине дома, он садился на каменный фундамент витой ограды.
Забор этого здания, представлявший собой множество стальных прутьев, перекрученных чугунными змеями, и растущих прямо из основания старой крепостной стены давно порос плющом и вьюнками.
На каждой металлической жердочки забора висело по несколько дюжин замков, самых разных размеров, форм и сложности: бабуля даже не пыталась запретить местным их вешать.
Встав с каменного основания забора, Якуб устало плёлся вдоль границы внутреннего двора к массивным и витым воротам, никогда не закрывавшимся для гостей.
Со скрипом отворив врата, тот как обычно заходил в царство прекрасных розовых кустов и надоедливых ласточек, что образовали себе гнездо под самой крышей поместья.
Сей сад давно уже порос, и находился в глубоком упадке, но не потерял ни капли былого лоска. Как жаль, что я не могу его убрать, сорвав лозу с десятка величественных постаментов предков.
Якуб бодрым шагом шёл к родному дому, такому знакомому и яркому. Сей особняк был оформлен в стиле «Королевы Анны», и выкрашен давно потрескавшейся и обвалившейся краской, поверх бежевых досок и серого кирпича, а крыша его была выложена давно уже выцветшей и поблекшей розовой плиткой (в тот же цвет окрашены были ставни и дверь). Три этажа старинного великолепия вздымались из джунглей полных роз, и возвышающаяся над ними на ещё один этаж угловая комната-башня взирала полу-зашторенными окнами глаз на любого гостя на удивление неприветливо. Виной тому, наверное, было лишь воображение!..
Но вот, он зашёл в здание, отворив тяжелые двери, и моё нутро снова наполнило нетерпение. Потому что, возможно наконец настал тот славный день исполнения моего предназначения.
Я в который раз окидываю кухню взглядом, прощаясь с каждой поварёшкой, каждой кастрюлей и модным журналом, что составляли мне компанию за прошедший день, и стараюсь «навонять».
Сейчас мой аромат распространиться в зале, и он обязательно меня доест!
Якуб заход в дом! Я слышу его шумные шаги, приближающиеся на кухню.
Загорается свет: ах, как прекрасен этот парень, и каким удобным кажется его рот.
Он ставит чайник и идёт к холодильнику, доставая масло! Да, наверняка это оно, момент истины настал! С каждым шагом, как тот приближался с ножом к моему подоконнику, мой религиозный экстаз лишь усиливался. Кульминация моего существования была невероятно близка!..
-…Ммм, яблочный пирог,- проговорил тот, снимая с подоконника пирог, и отодвигая меня в сторону тупой стороной ножа. Я заорал внутри: «ААААААААА! ТВАРЬ! НЕБЛАГОДАРНАЯ СВИНЬЯ! ТВОЯ БАБУШКА ТАК СТАРАЛАСЬ, А ТЫ ПРЕДПОЧИТАЕШЬ ЕЁ ВЫПЕЧКЕ ДЕШЕВКУ ИЗ МЕСТНЙО ПЕКАРНИ?! ЧТОБЫ ТЫ ПОДАВИЛСЯ, СУКА!». Конечно же, он меня не слышал, но, знаете, даже мне порой нужно спустить пар. Кто я такой, спросите вы?..
Ох, я что же, не представился?..
Добрый день. Или вечер… да, скорее всего вечер, раз солнце ушло с видимой стороны моего окна.
Я – БУХАНКА! Свежеиспеченный и крайне обаятельный хлеб, а так же хранитель этого мрачного поместья.
Весь смысл моего существования сводится к тому, чтобы меня съели… но, после некоторых событий, случившихся в этом доме, у меня что-то не получается умереть.
Кто бы знал, почему?..

Нынешняя веха: 1
Следующая веха: 1+(6-3)=4

Октябрь 1698 г.
Москва
Веха 6

Спускались на Москву серые осенние сумерки: отзвонили уже к вечерне колокола со звонниц, расходились с Торга последние приказчики, увязывая товар. Прятался за высокими тёсаными заборами народ, ночные сторожа перегораживали рогатками улицы, тёмные как погреба. Святой человек Игнашка Ветлужский, чему-то посмеиваясь, как часто с ним бывало, в густой темноте мимо покинутых рядов лавок пошёл на обычное место — стоять ночь перед Иверской иконой в стене ворот Китай-города. По пути его приметили: хлопнув грубой рогожной пеленой, открылась дверь кабака, из пахучего дымного полумрака выглянула шалава Манька — с натёртыми свёклой щеками, в медных монетных ожерельях по белой коже.
— Игнашка, Игнашка! — позвала она. — Подь сюда, поесть дам!
— Не надобно мне! — отмахнулся Игнат. Он иногда, виду ради, брал еду, которую ему носили, но не любил: человеческая пища проваливалась внутрь как бумага или трава, не насыщая и не давая радости.
— Так хоть помолись за нас перед Богом! — попросила Манька, приваливаясь молочным, дряблым плечом к косяку.
— Помолюсь, помолюсь, — кивнул Игнат, поправляя на плече ветхое, рваное, измазанное грязью рубище. — Сучий Евин ваш корень, а ведь и за вас кто-то должен угодников просить. Ты, Манька, знаешь, я за вашу блядскую сестру завсегда усердней всего молюсь.

Конечно, Манька это знала: все на Москве знали, что страстней и дольше всего юродивый Игнашка, проводящий ночи в навозной луже перед Иверской надвратной иконой, молится за тех, кому молитва нужней более прочих: за блядей, ночных татей, нищих, калек, лиходеев, висельников. Он это делал не без умысла: Игнат знал, что выходящий непроглядными ночами на улицу лихой народ никогда не тронет своего заступника — и действительно: разбойники со свинчатками в рукаве, глухой полночью возвращавшиеся с дела с мешком добра, частенько останавливались за спиной Игната, проверяя, не спит ли тот, а когда видели, что нет — не спит, а повторяет слова молитвы, уважительно обходили его и удалялись дальше по своим делам.

К таким проверкам святости Игнат уже давно привык: на Москве было много юродов, но святость большинства из них была фальшивая, как позолоченный медяк — одного ловили на том, что он убил калеку за видное место на паперти, другого под презрительный хохот изгоняли за то, что поддался на соблазнительные уговоры Маньки, решившей проверить, так ли крепок духом юрод, третьего лишали почёта за любовь к вину, четвёртого — за неусердие в молитве, пятого — за зябливость. Только Игната Ветлужского никто не мог ни в чём упрекнуть. Все видели — этот стоит ночами у иконы, не смежая глаз, молится, холода не страшится, усердно постится, а плоть умерщвил так, что смердит хуже дохлой крысы: воистину святой человек. Многие приходили посмотреть на то, как он молится ночью.

Поэтому стоящий на коленях Игнат и не удивился, когда услышал за спиной тяжёлые шаги. Была глухая промозглая октябрьская полночь: глазок луны одиноко светил через бледную кошму низких облаков, чернильные лужи в буграх грязи расходились кружками под мелким дождём, красно горела лампадка под иконой на грязно-белой стене, откуда-то издали доносилась усталая перекличка ночных сторожей. Шаги подошли ближе, и Игнат подумал, что человек сейчас прислушается, что там юрод шепчет, и начал отчётливей выговаривать слова молитвы, — и совсем не ждал, что под левую лопатку ему вгонят железное остриё.

Филимон нанёс удар деловито, не примериваясь: это был не первый раз, когда он бил человека ножом в спину, это был не первый раз, когда он убивал человека. Он знал, что ему, левше, удобно бить как раз под левую лопатку: кривой зазубренный нож, переделанный из косы, пройдёт до самого сердца, жертва упадёт, не вскрикнув. Дальше должно было быть совсем просто: извлечь нож, упершись лаптем в труп, быстро вытереть об одежду новопреставившегося, сунуть за пазуху и — шмыг в тень. Но сейчас всё пошло не так: удар вроде бы и получился, но вошёл в тело как в дерево, тяжело, неотзывчиво, и убитый — странное дело! — не повалился навзничь, а лишь пошатнулся, как от пинка в спину, упёрся рукой в липкую грязь, а потом, к ужасу Филимона, — начал оборачиваться.

Филимон сперва не понял, почему убитый оборачивается, не желая падать. Филимон подумал, что удар просто не получился, ушёл не туда, — но нет, нож глубоко, по рукоять, сидел в спине юрода, но тот будто бы и не чувствовал боли. Поняв это, Филимон захолодел, застыв на месте, боясь даже перекреститься — а юрод в это время поднимался с колен, оборачиваясь.

— Ты чего! — сорванным сипом завопил Филимон, пятясь. — Ты как?
— Ты как на меня руку поднял?! — гневно, визгливо вскрикнул юрод, и Филимон беспомощно оглянулся по сторонам, а потом, сам не понимая, зачем это делает, сорвал с головы облезлый лисий колпак, метнул его в юрода, а сам, по-заячьи, пригибаясь и вереща, кинулся прочь. Игнат не стал его преследовать, да и не смог бы догнать.

—

Игнат ждал возвращения убийцы и следующую ночь, и следующую за ней, но тот не приходил. Игнат не переставал гадать, зачем его хотели зарезать, перебирал в памяти лихих людей с белогородских печур, из-за Яузы, но не мог понять, кому бы он помешал так, чтобы потребовалось его убивать. Он поспрашивал у знакомых татей по трактирам — те ничего не знали: они предложили святому человеку защиту, но Игнат отказался, заявив, что его хранит Бог. Он действительно не боялся: рана под лопаткой чесалась, постепенно затягиваясь зеленовато-белой тканью, и Игнат знал, что так и будет: ему уже и разбивали череп кистенём восемь лет тому назад на костромском тракте, и резали горло как-то зимой во Владимире, и прошлой весной ещё топили с мешком на голове в Москве-реке (топил как раз юрод, которого Игнат согнал с Торга — Игнат потом даже кровь его пить не стал, позволив своим заступникам растерзать несчастного). Поэтому повторного покушения он не боялся, но вопрос, кто это был, занимал Игната, не давал покоя. В его теперешней жизни редко случались любопытные вещи, а когда случались, они до крайности захватывали внимание Игната.

Наконец, на третью ночь убийца появился. Игнат услышал его шаги издалека: убийца крался осторожно, медленно, не поднимая шума, мягко опуская лапти в чавкающую грязь, но Игнат его слышал и внутренне замирал от радости, что сейчас наконец-то узнает, в чём тут дело. Шевеля губами под холодным мокрым ветром, он выждал, пока шаги приблизятся, зайдут ему за спину, остановятся, а затем резко обернулся — только чтобы увидеть, что давешний убийца, бледный и перепуганный, стоит без ножа, высоко подняв руки, отстранившись от Игната, как от огня. Игнат и сам опешил от такого.

— Тебе чего? — грубо и как-то очень по-житейски гаркнул он на убийцу. — Что, за ножом пришёл? Выкинул я твой нож в реку.
— Чего мне тот нож? — выдохнул убийца. Теперь Игнат мог рассмотреть его ясней: это был молодой, лет тридцати, мужик с клочковатой рыжей бородой, одетый с нарочитым дешёвым и фальшивым шиком мелкого разбойника — в кафтан с парой медных пуговиц, оставшихся от прежнего владельца (с первого взгляда было ясно, что одёжка с чужого плеча), и остальными костяными разномастными, без шапки, в стоптанных почернелых лаптях вместо сапог, штопаных полосатых шароварах. Судя по тому, как тяжело отвисал рукав на поднятом левом предплечье бандита, там у него была припасена свинчатка. Игнат криво усмехнулся.
— Так чего пришёл-то? Прощенья попросить?
— Ну… — неожиданно кивнул бандит.
— Бог простит, — ворчливо сказал Игнат, сразу потеряв интерес к незнакомцу. Он отвернулся, собравшись уже снова приступить к молитве, разочарованный тем, как скучно всё вышло: хотел убить святого человека по дурости, не удалось, поверил в чудо, раскаялся.
— Отче Игнате, — жалобно позвал бандит и, переступая по лужам, начал заходить сбоку, чтобы Игнат мог его видеть. — Это ж не я тебя убить-то хотел.
— Ну? — слегка заинтересовавшись, повернул голову Игнат. — А кто ж ножом-то тыкал?
— Это ж… отче Игнате, это ж мне поручили так. В Преображенском приказе-то. Сказали, чтоб я тихонько тебя, того.
— Что, в Преображенском? — удивился Игнат.
— Так, так, — усердно закивал бандит. — Я сам-то сидел в темнице на Варварке, с фальшивыми ефимками попался, а тут заходят ко мне, говорят, пойдём. Я пошёл, а меня к самому князю-кесарю ведут!
— Ну? К Ромодановскому? — переспросил Игнат. История бандита становилась всё любопытней.
— А, а князь-то говорит, — торопливо, радуясь, что заинтересовал святого человека, продолжал лиходей, — что, мол, надо юродивого убить, а то народ на бунт мутит, царя погаными словами кроет. Я-то весь охолонул: как так, думаю, святого человека, юрода Божьего, убить! И кто приказывает-то! Сам князь-кесарь! Я уж и так, и так: говорю, мол, избавьте меня, Христа ради, от сего греха, не хочу на душу брать, а тот мне — а не хочешь, так на плаху пойдёшь, а сделаешь, так мы тебе всё простим и на волю отпустим. Ну я, ну я чего… — бандит не выдержал и повалился коленями в грязь, — пошёл! На какое дело-то решился, какой решил грех взять! Мне они и нож сами выдали, говорят, иди, и чтоб через три дни Игнатки этого на улице не было! И только Бог, только Бог да заступница наша пресвятая, пречистая Матерь Божья, не довела до греха, чудо сотворила! Прости меня, прости меня, отче! — с подвыванием, простерев руки, бандит грохнулся в грязь перед Игнатом. Игнат, не поднимаясь с колен, хлюпко переступил ближе к бандиту.
— Ну, ну, поднимись. Поднимись, сыне мой, — тать, по-собачьи заглядывая Игнату в глаза, поднял голову. Игнат протянул к нему руки, обнял. — Ничё, ничё, сыне мой. Убить ты меня и не мог, потому что меня благодать Божья хранит, зато вишь, как всё обернулось. Тебя как звать-то, болезный?
— Филимошка меня звать, — слабо пролепетал бандит. — Я прощения попросить пришёл, потому что сам драпать буду: нельзя мне тут оставаться, раз я тебя не убил.
— Ничё, ничё, — повторил Игнат, — вместе, значит, пойдём. Мне в Москве тоже уж поднадоело. Вместе пойдём, Филимоша.

Игнат почувствовал, как Филимон перестал дрожать, подсобрался. Это предложение ему не понравилось — понял Игнат, — одно дело покаяться перед святым человеком, униженно вымолить прощение, залиться чистыми, опустошающими слезами, после которых душа будто умытая — лёгкая, безгрешная, как у младенца; и совсем иное — связывать свою жизнь, привольную, лихую, с вонючим вшивым юродом, проводящим дни в молитве и посте.

— Я, отче… — начал было Филимон, но Игнат не дал ему договорить.
— Хочешь, чтоб тебя тоже нож не брал? — быстро спросил он, отстраняясь от бандита. Филимон вскинул голову на Игната:
— А что, можно?
— Можно, — заверил его Игнат. — Нож, кистень, стрела, пуля, яд — ничего меня не берёт, потому что я секрет знаю.
— Какой? — выдохнул Филимон.
— А, всё тебе скажи да покажи, — усмехнулся Игнат. — В услуженье мне пойдёшь, скажу, как срок выйдет.
— Какой срок? — быстро спросил Филимон, уже внутренне согласный.
— Семь лет, семь месяцев, семь дней, — ответил Игнат и, обернувшись к надвратной иконе, широко перекрестился. — Вот те крест, Филимоша, коли верно отслужишь мне этот срок — скажу слово, не возьмёт тогда тебя ни сталь, ни свинец, ни яд.
— А… — Филимон задумался, ища в предложении какого-то подвоха. Наконец, нашёл: — А огонь?
— И огонь не возьмёт, — уверенно кивнул Игнат.
— А вода?
— И вода.
— А что возьмёт?
— Ничего. Ничего, Филимон, не берёт того, кто знает слово заветное. Вот ты меня ножиком ткнул — а меня ножик не взял. И тебя не возьмёт, коли слово знать будешь.
— Семь лет, значит? — Филимон приложил грязный заскорузлый палец к щеке.
— И семь месяцев, и семь дней, — скрупулёзно добавил Игнат.
— Я согласный, — наконец, с чувством выпалил бандит.
— Побожись на икону, — потребовал Игнат.
— Чем божиться?
— Всем животом земным и жизнию грядущей на небеси, клянись, что будешь делать, что я скажу, пока срок не истечёт, — вдохновенно сказал Игнат. Ему нравилась эта комедия, он весь внутренне трепетал от захлёстывающего восторга. Филимон исправно побожился, троекратно перекрестившись с земным поклоном.
— Двумя, двумя перстами крестись, не кукишем! — дал Игнат Филимону подзатыльник, забавляясь тем, как покорен ему этот разбойник. — Заново всё повторяй, не приму клятву с крестом щепотью! Вот, то-то же, так-то оно лучше. Не боись, в чёрном теле держать тебя не стану: мне еды, одёжи, денег дают, да мне мало надо. А теперь пойдём мы с тобой, Филимоша. Ты на Волге бывал?
— А как же, — ответил лихой человек, — я с Волги сам, тверской я.
— Да что за Волга в Твери? Так, название одно, — насмешливо сказал Игнат. — Нет, Филимоша, мы с тобой на настоящую Волгу пойдём, на низы. Вот там раздолье, давно уж я туда пойти хотел. Я буду проповеди читать, ты — людей резать.
— Что? — не понял Филимон.
— А ничего, ничего, Филимоша, — мягко сказал Игнат, поднимаясь с земли. — Тебе ж не впервой? А клятву дал, значит, обязан, — Игнат повернулся и пошёл по чёрной пустой улице прочь.
— Так… — непонимающе воскликнул Филимон, поднимаясь вслед за Игнатом, — как так, людей резать? Ты же святой человек?
— А мы с молитвой, — через плечо бросил Игнат.

После того, как я обратил свою дочь в существо, подобное мне, я на несколько лет отошел от дел, пытаясь найти себе оправдание. Стыд, нестерпимый стыд гнал меня прочь от Лидии, и я отппустил бразды правления той организацией, которая была созданна мной, и поколениями моих слуг. Я с головой ущел в живопись, изучение языков и развитие сиротских приютов. это заглушало боль моей души. Всё изменилось, когда Лидия, которая до этого уважала мое затворничество, не пришла ко мне за советом. Дело в том, что она столкнулась со странным заговором, который дыл нацелен против нашей подпольной сети. Мне пришлось вернуться к оставленным когда-то делам, вскоре я заметил, что некая личность, обладая огромным влиянием в среде тех отбросов преступного мира, с которыми мы когда-то брезговали работать, устроила настоящюю войну с моими людьми. Этот неизвестный каким-то неизвестным образом убеждал "людей," которые с ним работали, отдавать всё, что у них было, борьбе с нами. Вчерашние трусы, которые забивались в крысиные норы на самом дне при малейшем намёке на угрозу своей шкуре, вдруг бросались в самоубийственные атаки на мечи охраны моих людей, лишь бы хотя бы ранить важных членов моей организации. Мелкие жулики, что тряслись над каждой монетой, готовы были продать всё, что у них было, даже собственную свободу, лишь бы перекупить нужных нам чиновников, или дать взятку судье, лишь бы навредить моему делу. Этот неизвестный был истинным мастером манипуляции людьми, но в скором времени я понял, что он хочет сделать. Он таким своеобразным способом пытался отчистить страну от тех, кого считал преступником. Организовав армию из отбросов, он хотел убить её об нашу организацию, тем самым обескровив нас, а затем, когда мы бы ослабли, но хотел нанести удар с неожиданной стороны и сломить мою организацию. И его план работал с такой необычайной точностью, что мне хотелось аплодировать этому неизвестному мастеру. Однако в расчётах своего плана неизвестный не учёл одной маленькой детали. Он не принял в расчёт меня. Понимая, что армия отбросов это только расходный материал, который должен был отвлечь нас от приготовлений к основному удару, я решил немного подыграть своему оппоненту, а сам начал собирать всю возможную информацию о основной атаке. И я не ошибся. Мой противник прокололся, когда обратился к элитным наёмникам. Я знал, в каких тавернах обычно наёмники обсуждают свои контракты, а дальше было дело техники. Надавить на хозяев этих забегаловок, пристроить на работу парочку своих людей, которые ждали своего часа в тайне от большинства остальных моих людей именно для такого случая, исчезновение нескольких важных человек, пара внезапных смертей от старости в своей постели или от ножа в драке с каким-нибуть пьянчугой в подворотне... Надо отдать должное моему врагу, он в какой-то момент заметил надвигающийся крах, но было уже поздно. Мои люди несколькими точными ударами уничтожили ключевые фигуры этого заговора, без которых всё рассыпалось. Однако этот неизвестный кукловод оказался не так прост, и никакое оружие не могло нанести ему урон. Однако мои люди смогли связать моего врага, и принести его мне. Оказалось, что это один из ущебти Осириса, личного войска этого бога, которыедолжны охотиться за чудовищами. мнего веков назд, ещё до моего изгнания из Фив, он был одним из тех, кто выслеживал меня. Тогда я смог улизнуть, и он по ошибке погнался за моей племянницей Мегарой, приняв её за меня, сменившего облик. Благословение, данное ему Осирисом, защищало его тело от оружия или времени, но заставляло его регулярно пить кровь злодеев. Во время охоты на Мегару, он оказался заперт огромным обвалом в одной из пещер, в которой он спал до недавнего времени, но какие-то путешественники нашли его и случайно разбудили. Так, от страшного голода ушебти пал, вызвал на себя гнев Осириса, выпив кровь невинных. Снедаемый раскаянием, он пришел в Фивы, и случайно наткнулся на деятельность моей организации. Желая заслужить прощение своего бога, он начал свою войну, стыдясь связываться с другими ущебти. Выслушав его историю, я выпил его душу, и забрал с трупа книгу Мертвых, в которой хранился ключь к силам ушебти. После этого я потратил много лет, работая над конспирацией для моей организации, чтобы такого больше никогда не повторилось...

- РаЗрУшАтЬ! кАлЕчИтЬ! НаСиЛ... бульк, ОшИбКа ДоСтУпА! - подергиваясь, Хэнк продолжал палить в сторону преследователей. И что удивительно, периодически попадал в цель.

Аквитанка все шутит и словно бы намеренно ведет себя несколько неуклюже. Но то, что могло послужить хорошей маскировкой вначале, сейчас уже не имеет смысла: и зрители, и Первосвященница, и те, кто стараниями Ями даст жизнь новым травам, и сама Деянира знали, сколь умела и искусна эта хрупкая девушка в бою. На «советы» тенеходицы, если можно так назвать эти в общем-то провокационные слова, амазонка только повела плечами да грустно улыбнулась: что тут можно ответить, если весь ее путь наверх – череда случайностей и решений других?
Она, впервые за долгие годы, старалась идти своим путем, но жизнь, как и прежде, уводила ее тропой чужого выбора прочь от гибели. Вот только сейчас такой удачи нет и не предвидится: слишком многое на кону. И Куница поставила бы золотой против затертой медной монеты, что на лепестках розы росой застынет именно ее кровь. Знала – но шла дальше.

Этот бой будет и вправду безумно тяжелым. Против нее – Тень, а ведь это ласка и сумрак, покой и отдохновение, тайны и скрытая угроза. Там, в песках, тень была желанна лишь чуть менее, чем вода, а здесь, на песке, она смертельно опасна. Тень есть всегда, тень есть у всего, и крона любого древа отбрасывает ее. Лишь солнце в зените может сжать тень до ничтожных размеров, но это солнце, чьим именем на арене было Катон, преждевременно закатилось.
Тень могла сгинуть под слепящим блеском снежного покрова – но славные воины Севера: Бальдр, Тром, Хёдингер, Ульф и прочие пролили багрянец своей жизни на равнодушный песок. Тень могла быть пожрана смертью – но те, кто были ее олицетворением на арене, либо пали, либо сражались в другом бою. От тени могла спасти слепая фортуна – но ее любимцы, Глориус, Эркран и Лукреция, проиграли свои ставки. Тень могла быть испепелена жарким маревом пустыни – но славнейший из сокрытых ушел с последним караваном на небо.
Что могла противопоставить Тени она – дух от духа и плоть от плоти этого мира, одна из тех, кто шел по вечному круговороту жизни и смерти? Тень была такой же составной частью всего мироздания, и остановить ее было попросту нечем. Достойная и искусная Электра, славная воительница, попыталась и не смогла: Пряха бестрепетно обрезала нить ее жизни.
А что может она, изгнанница, странница, солдатка противопоставить этому мастерству и уверенности? Веру в необходимость донести до Хана слова мертвеца, которого она почти не знала? Надежду, что она вернется под сень вечных древ в круг сестринства? Или, может быть, простое упрямство и нежелание отступать? Ничего из этого не могло противостоять Той-что-ходит-между-мирами.

Был один лишь шанс, маленький и сморщенный, как цветок под палящим солнцем – ударить первой, до того, как аквитанка войдет в Сумрак. Ударить без злости и ярости, а просто точно и смертельно, как она била не раз. Коротким уколом ли, с оттяжкой от плеча рубящим, или дробящим ударом снизу окованной металлом пятки – не важно, это будет зависеть от действий противника. Но сорвать с удачи фиговый листочек так, чтобы она стыдливо прикрылась, определенно стоило.
А если не повезет… Что же, она возродится не в потомках, а цветком или травинкой. А если станет березой белоствольной прямой – будут под кроной собираться девушки да петь. А высокой сосной – так можно гроб крепкий сделать для кого-либо или мачту для корабля. Ну а коли из тела ее могучий дуб прорастет – замечательное древко для новой алебарды выйдет, а если стройным тисом – то лучник будет благодарить и молить, чтоб стрелы летели в цель. Из крепкого вяза, быть может, выйдет прекрасное супружеское ложе, а ясень с резной листвой спасет путника от ненастья и дождя. Как бы то ни было, даже после смерти она не умрет, черно?

Так к чему медлить, если ты бессмертна? Шип смотрит в лицо сопернице, шаги уверены и равномерны, словно бы она в строю с полусотней отборных молодцов, беспокойный ветер ласкает кожу а тугой песок поскрипывает под коваными сапогами. Чего еще желать?

Получатели: Деянира `Куница`.

Год 1830.
Это был хороший год. Я успешно не был изгнан из университета вот уже второй год подряд, отец заключил очередную сверхуспешную сделку и грозился в очередной раз женить меня на одной очень хорошей девушке, а впереди было длинное лето и поездка по Европе, которую я планировал еще с прошлого октября. И вот, вещи собраны, конь стоит под седлом, а Жан все продолжает стонать, что это все дурацкая затея и стоило бы взять экипаж, а еще лучше - каюту на каком-нибудь судне и перемещаться со всем комфортом. Глупый мальчишка, неужели он не понимает той свободы, которую дает моя затея?! Двое лучших друзей, два коня, некоторое количество личных вещей - без излишеств, конечно - и дорога длиной в 3-4 месяца или как повезет. Покидаем Францию, через Германию либо в Австрийскую империи, либо в Пруссию и наконец - царство Польское, а там может быть и до остальной Российской империи доберемся, посмотрим на их медведей, расхаживающих прямо по городским улицам. Мечта, а не путешествие!

Да и других вещей в тот год случилось немало - скончалась королева-консорт Португалии, Карл X заявил о нерушимости абсолютизма - он, конечно, еще не знал что меньше чем через четыре месяца на улицах Парижа прольется кровь, а к концу лета ему придется уйти на покой - и всерьез собирался ограничить свободу прессы, а где-то далеко с востока приближалась то ли чума, то ли холера... А еще в тот год я умер, хотя и не очень серьезно.

Да, именно в тот год началась история существа, которую так или иначе рассказывали многие и многие классики. История кровожадного монстра, убийцы и извращенца, ночной твари и других, приятных и не очень определений.

Мы с моим другом тогда путешествовали через уезд Хунедоара, что находится в регионе Трансильвания. Местный люд был весьма приветлив и практически ни разу не пришлось нам ночевать без крыши над головой. Что меня поразило - так это даже то, что даже местный властитель, назначенный здесь ответственным за добычу руды, барон Леопольд оказался настолько добр к путникам, что предложил нам заночевать в его замке, суля сытный ужин и интересное общество. Уж не знаю, откуда он прознал про бытность мою студентом, но в числе прочих благ, предложенных бароном, было и посещение его библиотеки. Знания всегда манили меня и я не смог отказаться. И даже друг мой, дергавший меня за рукав и напоминающий о дурной славе барона не мог меня остановить. Это даже немного злило - вечно ему не нравятся мои затеи, вечно нужно делать по-другому! Да, я и сам слышал о том, что в этом замке были заживо похоронены пленные турки - господи, да кого они волнуют, были бы приличные люди, а тут... Тьфу! Слышал я и то, что барон некогда самолично участвовал в постройке этого замка, четырнадцатого века, между прочим, и что в нем живут некие Корвины, пожирающие трупы. Последнее, впрочем легко объяснялось - очевидно, крестьянин, рассказывавший об этом, где-то нахватался умных слов и испугался обычных воронов. Нисколько не напуганный байками местных, я отправился в замок, прекрасно поужинал и, признаться честно, в первую ночь накрепко запер дверь и затворил ставни.

Это не помогло. Первая ночь под кровом барона стала для меня последней на этом свете. За завтраком, в наглухо занавешенной шторами гостиной барон, уже не скрывая клыков, мило поприветствовал меня:
- Мне понравились твои вчерашние рассуждения о Боге. И что же ты будешь делать теперь, когда я привел тебе нагляднейшие доказательства того, что его нет?
Я тогда еще не совсем понимал его. Я хотел поскорее закончить с завтраком и покинуть этого грубого человека, но пища не насыщала меня, а как будто просто проваливалась внутрь, оставляя лишь неприятный привкус на языке. А Леопольд просто молча смотрел на меня с каким-то странным выражением во взгляде. Поднявшись наконец из-за стола, он налил в мой бокал нечто, похожее на первый взгляд на вино, и протянул мне:
- Думаю, это тебе поможет.
Жидкость была теплой и чуть солоноватой на вкус и гореть мне за это вечность в аду, но она показалась мне самым вкусным из того что я когда-либо пробовал, я был готов убить за неё. Впрочем... Если вдруг барон все же ошибался, гореть мне вечность в аду придется и без этого.
- А после завтрака, - продолжил барон, - я бы рекомендовал все же наведаться в библиотеку. Некоторые труды могут показаться тебе очень полезными. И, кстати. Отныне можешь называть меня "мастер Янош".

Янош, Янош... Я был уверен что где-то уже слышал это имя, что-то связанное с замком, что-то не очень правильное... Может быть мне и в самом деле стоило прислушаться к совету хозяина.

- Ты меня не убедил шаман. Твой поступок глуп и не достоин орка. Освобождать чужих рабов, делать это за спиной вождя, равносильно воровству. Тем хуже портить отношения с и так не многочисленными союзниками. Этот остроухий не стоит ничего по сравнению с тем, что делает для нас Де Флер. И самое главное насколько же ты плох как шаман, если не можешь оценить силу и могущество существа против которого ты смел злоумышлять? - Грустно подытожил вождь.
- Барк, кажется твой шаман хочет стать чуточку ближе к Груумшу. Давай, я научу его манерам перед смертью. - В мгновение ока в руке волшебника появился кривой клинок покрытый рунами.
- Ты имеешь полное право, но этот баран из моих, с ним я разберусь сам. - одним резким движением вождь обрушил могучий кулак на многострадальную голову Малека.
Удар вождя прилетел словно молот о наковальню, звук был схожим. От сильного удара, Малек припал на колено. Мир перед глазами орка расплывался, вскоре тьма и обида вытеснили сознание орка.
______________________________________________________________________________________________________________________________________________
Таклак и Кром нагнали эльфа довольно быстро. Охотник с трудом пробирался через густой кустарник и одновременно пытался отбиваться от назойливого ворона.
Беглец повернулся лицом к преследователям. Он совсем не выглядел удивлённым, лицо выражало глубокую скорбь и смирение.
- Орк, драконид, я не пойду с вами. Вы вернете меня этому человеку, а он убьет меня и вернет обратно в виде разлагающейся нежити. А я...я..просто хочу увидеть дочурку там. - Полуэльф со слезами на глазах ткнул пальцем в небо. - Я пообещал тому шаману, что я приду к вам в племя покорным рабом. И я клянусь, на крови клянусь. - остроухий порезал свою ладонь, топориком, что вручил ему Малек - так и будет. Только не возвращайте меня тому человеку. Или убейте и спрячьте тело...мне нельзя становится живым трупом, нельзя.
Полуэльф выглядел слабым и безнадежно подавленным.

Куда идём мы с АрЛакóм - большой-большой секрет!
И не расскажем мы о нём. И нет, и нет, и нет!

- пел Кром, шагая к цели. Тянуть мешок было скучно, и он развлекался, как мог.

Кто ловит нежить по утрам, тот поступает мудро:
Ещё трезв жрец, я спальник дал - на то оно и утро!

Ржавь обвязал скафандр викинга, чтобы в следующее мгновение выпрыгнуть с ним в космос. В горячке боя никто не заметил, что броня была вся в трещинах, дырах, и более того, этого не заметил даже сам Эйнар. Просто в какой-то момент скафандр улетел, а призрак прошел сквозь собственный доспех и остался на месте, среди вполне телесных трупов. Но и сам Угги преобразился. Сейчас это был здоровенный бугай в ржавой, мятой и разбитой кольчуге, из-под которой торчали грязные лохмотья и темное мясо. Клочья рыжих волос кое-где налипли на желтый череп, а глаза все так же сверкали яростью. Да, наконец-то среди всего этого бесцветного адского существования Эйнар смог ощутить всепоглощающую злобу, жажду крови, и азарт битвы.
- За Одина! - вскричал он, вцепляясь голыми руками в шею ближайшего драуга, и с хрустом ломая ему шею. Посыпались голубоватые искры, запахло горелым проводом. - Проклятые ублюдки, сдохните! А я попаду в ВАЛЬХАЛЛУ! - удары обрушились на его призрачное тело, а призрак, уже истаивая, только разевал зубастую пасть, дико хохоча и радуясь чему-то своему, призрачному.
- Один... Вальхалла... - воздух растворился в окружающем вакууме и крик стих.

      Наблюдая за неудачными попытками их киллбота к дорогому другу кинулся Эрнест:
      – Ч-черт подери, дай я! МЭДИЖ-ЖИВИ! Лоренц, добавь хэштэг.

Пути отступления перекрыты. Отмена протокола паники. Реинициализация протокола атаки.
- Питайтесь биомассой и фотонами!

- Возвращаемся, - хмуро согласился Эйнар. - Расплатимся с цвергом, и подумаем что делать дальше.
Однако он задержался ненадолго, чтобы волшебным мечом накорябать несколько злых рун на стенах обиталища.

Маневрируй. Адаптируй. Корректируй. Короткие команды быстро летели по полуразрушенным нейронам мозга, заставляя что пилота, что мех выкладываться на полную.


Получатели:

Теперь, когда все опасности Планеты Динозавров остались позади, Джен могла спокойно выдохнуть и осмотреться. В пассажирском отсеке оказалось всего трое "искателей". ТРОЕ!!! Получается, что остальные не выжили? Или их не подобрали, потому что те просто штук не нашли? И ещё неизвестно, что хуже.
"А ведь я уже дважды еле-еле успела получить обратный билет. Не-е, с такой выживаемостью среди агентов, от Рубезоида точно надо сваливать! Тем более, он что-то там говорил про похищение землян... Нет, ну его нахрен! Как вернёмся на Кантовочную - всё, ноги моей больше не будет на этой посудине! И надо будет зайти в бар, помянуть Логана, Чакку и остальных "БОМБЕЗНЫХ ТОРПЕД"... Эх, Ворона... А ведь послушайся я тебя тогда, ещё неизвестно, как бы всё обернулось. Ещё никогда штуки не доставались мне так легко. Подумать только, какой-то невзрачный обруч..."
- Эй, парни! - окликнула Джен слизняка с кузнечиком. - Вы растворы этилового спирта в качестве антистресса употребляете? Может, в честь нашего успешного возвращения, сообразим на троих?

Во время речи вождя Ухан придвинулся поближе, чтобы не пропустить не одного слова Барка. Вместе со всеми он радовался каждому слову, и когда в толпе радовались крики одобрения, Ухан кричал вместе со всеми и размахивал над головой полуобглоданной лошадиной костью. Когда вождь упомянул о успехах их отряда, Гоблин гордо выпрямил спину и оглянулся на остальных соплеменников. Увидев, как меняют имя Робину, Ухан немного поморщился, ощутив волну необузданного хаоса, которая накрыла парня с головой.
Но вот речь закончилась, и Ухан подошёл к заметно помолодевшему чародею.
– Здравствуй, Длабо. Я хочу сказать тебе, что в твоих жилах течёт сила хаоса. Старайся не поддаваться панике и страху. Эта сила далека от Зла или Добра. И с ней очень трудно договориться. Она всегда хочет помочь тебе. Прислушиваться к ней, но сдерживай ее. Если хочешь, приходи ко мне послезавтра. И да, переименование это отличная мысль. Во первых, войны будут больше уважать тебя, раз сам вождь дал тебе имя. Во вторых, многие чародеи скрывают свои истинные имена. И твое старое имя стало теперь тайным. Никому не говори его.

После этого Ухан, пошатываясь пошел в сторону костра, чтобы насладиться прекрасными песнями и танцами. В этот момент кто-то затянул старинную песню, и Ухан начал подпевать.

Ты вычеркнут всеми из списка живых,
Но молва в этот раз поспешила,
Ты взял передышку и тут же копье
Тебе в пузо вонзили.
Растерзанный болью прижался к земле,
Чтоб вымолить новые силы.
Груумуш не откажет, поможет тебе –
Поможет! Ведь раньше так было.

Рано стучать копьём по щиту
Груумуша тревожить впустую!
Если ты можешь – встань и иди,
Ведь жизнь не подарят другую!

Последнее дело о прошлом вздыхать –
Туда заколочены двери,
И встречным, как прежде, ты смотришь в глаза,
Но в их покаяние не веришь.
Ты должен доказывать право на жизнь,
Реальность хватая за горло,
Твой нерв оголённый струною звенит,
Вторя волнам тяжёлых аккордов.

Рано стучать копьём по щиту
Груумуша тревожить впустую!
Если ты можешь – встань и иди,
Ведь жизнь не подарят другую!

Пусть снова возносят и вновь предают,
Молитвы с проклятием мешая,
Урук этим дышит и этим живёт
В жестокие игры играя.
«Ещё повоюем!» – ты скажешь себе,
Гоня прочь минутную слабость
И смерть занесёт тебя в списки для тех,
С кем спорить до срока не надо.


И тут... Взгляд Ухана наткнулся на нее. Гоблина, прекрасная, как сон, танцевала в лучах костра. Прекрасные волосы сбились от танца и были в живописном беспорядке на прекрасных плечах. Разгоряченная кожа приковывала взор своим безупречным цветом, а капельки пота, выступившие на лбу, мерцали словно драгоценные камни в свете костра. Ухан понял, что это его шанс. Остановив пробегавшего мимо Вупсеня с двумя чарками Орловского, Ухан дал ему лошадиную ногу, и забрал одну из чарок.
– Спасибо, друг. Ты как раз вовремя.
После чего ,с чаркой, Ухан направился к жрице. Протянув Орловское ей, покрасневший гоблин тепло улибнулся девушке и сказал:
–Привет, красавица. Ты сегодня неотразима. Позволь, я тебя угощу чарочкой прекрасного пива? В такой праздник, почему ты одна? Давай я составлю тебе компанию?

Удар впустую. Обжигающая боль в животе. Анчар наносил такие удары сам, и знал, что после них не выживают. Чёрная, будто плоть Изнанки, кровь пролилась на арену. Удар копья был страшен, и кажется разорвал крепление катаны. Кулак по привычке сделал движение, наматывая бесполезную цепь. Собрать её в кулак..

- Ветер подвёл меня. - эти слова были произнесены ещё тем же, расслабленным и спокойным тоном. Словно не было раны.

Нового удара не будет. Красная и чёрная кровь вновь окрасила белые одежды, но в этот раз кочевник проиграл свой бой. Шаг назад. Надо опустится на колени. Смерть - старая добрая знакомая, и негоже принимать такую гостью валяясь словно куль с дерьмом.

Но для убийцы этот бой не был последним. Он чувствовал, как к нему тянутся призрачные длани того, что за гранью. Он знал это чувство. Это уже было. Только рядом нет пророка, чтобы одёрнуть страшного ворога. Где-то на трибунах горестно вскрикнул птенец, лишившийся учителя. Пришло ему время становится коршуном.

- Генри. Платит тот, кто может заплатить. - Хрип упавшего кочевника на удивление чёток, хотя единственный глаз уже смежен. Вставленная между зубами капсула с наркотиком наконец поддалась, и ядовитая горечь уносила боль. Давая возможность связно мыслить. Стоило её разгрызть перед последним раундом, а сейчас даже она не могла остановить смерть Абдулы.

- Небо падает, Генри. - короткий стон павшего воина пустыни. Кажется бред уже застил его очи, и он сделал характерное движение, будто стряхивал чью-то хватку. Но рабы были ещё далеко. - Нет! Рано! - шипит Абдула, в прошлом Чёрный, ныне Анчар. Будто змея, которая попала под удар булыжника.

- Заставь Его подставить плечо под небо. Или убей. И подставь сам. - речь Абдулы слабела вместе с покидавшей его кровью. - Изнанка...проклятая изнанка смотрит. Катана твоя. Я..пригляжу..за исходом. - всё-таки не удержавшись на коленях, коршун свалился со стоном на бок и скорчился в клубок боли. Ладонь в агонии сжала песок.

Запах лаванды сводит с ума. Цветочный аромат и карие глаза, в которых читается игра, вопрос, и улыбка. Что выберет человек, пошедший платить за чужие грехи? Какая разница, ведь он уже мёртв. Мёртвая хватка сухих ладоней, стальная змея, потерявшая направляющую руку.

* * * * * *
Вечером этого дня клан будет жечь большой погребальный костёр. Затем, согласно инструкциям оставленным в запечатанных свитках, коршуны покинут Столицу после рассвета. Так или иначе, но воля пророка исполнена, а значит их место на родине, встречать лицом к лицу бушующую бурю. Новый глава клана выберет того, кому будет доверена честь вновь одеть чёрную маску и кто будет внушать страх цепью. В эти годы им вновь нужен будет ужас.

"Твоё оружие молот- оружие твоего бога топор- от чего так служитель?"
"Там в вечности наши предки бьются в бесконечном сражении....каждый нужен для битвы там."
"Мы орки воюем кроваво, лишится этого- лишиться своей сути."




"Никто вместо нас не сделает грязной работы
Не ткнёт в печень павшего чтобы добить
Никто вместо нас Орчатам не сделает боты
И наших женщин
никто
так сильно
не будет
любиииить!
Как мы!

Много ли мало, бед повидала моя орда.
Много ли мало потеряла своих сыновей
Эй встань с нами рядом.
И будет с тобою вся наша орда.
И мы не уйдём нет доли священней
Потому что -никто кроме нас."

Вопрос про команду был интересным и заставил Свикальбо задуматься, а слизень не замедлил телепатией на эти думы отозваться:
«Я тебе уже говорил, Свикальбо, тебе думать ещё рано. Ты озвучивай мои мысли пока, а вот думать будешь, когда вырастешь» — про рост было особенно обидно, ведь карликовые мутанты не растут.
Ну, делать нечего, телепатической команде особо не посопротивляешься, и Ёгбе ответил моллюску:
— А что команда? Они как трицератопсов увидели, так мне и заявляют: «Извини, Свикальбо, нам такие карликовые уроды в команде не нужны, мы тебя в жертву динозаврам отдадим». А я бластер достал и отвечаю: «Не, друзья сами будьте жертвами», ну и перестрелял их всех там. И команду, и динозавров. А потом к вам, в одиночку тот купол точно не вскрыть.
Звучало, вроде бы, правдоподобно.

Чот как-то не вышло затиранить эти сраные джунгли. Кажется, джунгли Чакку Ворону сами затиранили.
Плывет перед глазами. Столько всего не сделано. Отравленные мозги заставляют всплывать давно забытые картины - ну, или просто глюки.
"Чакка Ворона, вы приговариваетесь к кризаморозке в течение 800 циклов... Многочисленные случаи разбоя на галактических дорогах в секторе Блурп... Кража Си-Лучей у Ворот Тангейзера... 7 подтвежденных убийств... Рыботорговля... Мухлеж в пазаак. Ваши последние слова?"
- Я вас всех... На своем джагоне вертел.
Тогда, перед заморозкой, он радовался. Радовался, что проснется в мире, где никто не будет его знать. Можно будет рассказывать что угодно, а уж рассказывать он горазд. Да, он думал, что через 800 циклов проснется, отряхнется и попрет рассказывать самочкам про то, как был Президентом, попутно загребая звонкие кредиты от изнеженных мушшиков будущего, привыкших к чистой и белой жизни будущего. Да, все так и было бы - но он проснулся на сраной Кантовочной.
О ш и б о ч к а.
- Удачи там, мясцо. Брллл. Норм стреляешь. Закинь за меня потом стаканчик.
Свои ушли, киллбот сдох. Пора и Чакке. И так, чтоб потом хер кто сказал, что он ушел без стрельбы. И чтоб точно так не сказали эти говняные пауки!

Тут к бойцовской яме ввалился Лак. Именно ввалился. Некоторых могло передернуть, но он явно был трезв, просто немного не в себе.
-Отрод, а я тебя парву. Вот да, парву. Верно, Птиц? Парву? Парву!
Следом за ним влетел ворон. Странный ворон, голова сухая как черепушка, и душок шел от него странный. Не носом чующийся, но нутром.
-ДЕБИЛ!
-Сам такой, Птиц! Отрод, это он тебе, на самом деле.
-ДЕБИЛ!
-Цыц!
Птица явно говорила с Лаком. А знаете... Похоже Лак все же пригубил немного... Вина, судя по красному уголку рта. Немного.
-Или боишься, а? Двадцать, нет, тридцать золотых, что парву!
Птиц махнул крылом и отлетел повыше, кружась над полем предстоящей брани. Лак же стукнул себя кулаком о грудь, проявив синеву магической защиты.
-Тащи свою зеленую задницу на поле брани!

Великий праздник
Когда стемнело орки разожги большой племенной костер. В отличие от обычных дней туда закинули огромные сухие поленья. Так что их костер завился до небес. Пару гоблинов стояли рядом и непрерывно закидывали туда хворост и иногда дурманящие травы.
- Эй, чудак ты все спалишь за час! - крикнул Снуфлс одному из гоблинов
- Но в этот час станет всем теплей. - глубокомысленно изрек старый гоблин
- Мне не жаль огня и Груумш хранит меня... - прошептал он едва слышно вдогонку.
Из шатра вождя выкатили 10 бочек орочьего горлодёра. Пойло от которого настолько плохо, что хорошо. Отличный напиток для поднятия настроения. Дхуизир всё ещё колдовал над своими бочками. Порадует ли он орков своими пивоварным искусством? Стоило признать, что еда была однообразной, развлечения грубыми и жестокими и без должного одурманивания праздник бы проходил совсем не весело.

Хотя в целом обычному орку было чем себя развлечь на этом праздники жизни:

Бойцовская яма:
Посреди лагеря развернулась бойцовская яма. В ней орки бросали друг-другу вызов и дрались до полусмерти. Другие же в это время делали на них ставки, как только мордобой завершался, шаман хранитель ямы исцелял покалеченных бойцов.
Так же в бойцовской яме стояла клетка с пойманным медведем. Оркам предлагалось сразиться с медведем голыми руками. Ставки тут были 1 к 5 на победу медведя.
Королем ямы считался Градон. Вторым фаворитом был Отрод. Многие сегодня ждали именно этой битвы. Каждый год она была напряжённее и кровавее. Так же заявился учавствовать и Тег Болтун. Он был не лучшим бойцом и почти сразу сдавался в битве с сильными соперниками, но его называли грозой новичков. Он издевался и унижал молодых и неопытных войнов, всегда бил в слабые места и пользовался самыми грязными приемами.
Что бы привлечь внимание к происходящему действу маленький гоблин колотил по огромному боевому барабану и громко кричал:
тум-туртум-тум-тум
- Зима без бед!
тум-туртум-тум-тум
- Ставки на спор!

Бочка сильных рук:
Вторая бесхитростная забава зеленого племени. Настолько простая и азартная, что прижилась даже у людей, а дворфы таки вовсе всех обманывали, что это они это придумали. Рука-борьба была тоже на деньги и тут так же были свои герои.
Однорукий Джимбо был извечным победителем. Джимбо был известен тем что побеждал врагов одной левой. А так же тем, что освободил по молодости из капкана бобра. Правда, тот в благодарность оттяпал ему правую руку. Если появлялись новые сильные игроки сюда не гнушался прийти Градон или Даже сам вождь.

Гоблинские прыжки через пламя:
Гоблины не могли похвастаться силой или умение сражаться, но в ловкости и скости они не уступали лучшим оркам. Когда пламя костра немного притихло, они начали прыгать через него. Каждый кто хотел участвовать, кидал по одной монете в общий котел. Постепенно они уменьшали расстояние разбега и тот кто падал или трусил прыгать, тот проигрывал и выбывал. Если кто-то загорался они сразу обливали его водой из приготовленных ведер и мерзко смеялись.

Позорная яма:
Позорная яма была изобретением лично Снуфуса. Те кто опоздал к началу праздника или воовсе его как-то расстроил были обречены быть униженными.
Выгребную яму углубляли не просто так. На метровой высоте над ней на ветке массивного дерева верх ногами подвешивали провинившихся.
Празднующим предлагалось стрелой попасть по веревке что бы провинившийся упал в нечистоты. За выстрел нужно было заплатить не много не мало, а целых 4 золотых. Две забирал себе Снуфус, а две другие шли в призовой фонд. Попасть было сложно и горшок с призовыми монетами быстро накапливался. В прошлом году победитель унес с собой 30 монет. В этом году провинившихся было в разы больше. Снуфус предчувствовал наживу. с Снуфус полагал, что Ухан и Гримли отлично будут смотреться подвешенные верх ногами над ямой, жаль что они вернулись вовремя.

Бездонная бочка:
Орки были бережливым народом и не выкидывали выпивку даже если та испортилась.
Если бочка с орочьим горлодером была открыта и не выпивалась в течение 8 часов он начинал бродить. Жидкость становилась вязкой и крепче раза в два. Какие-либо вкусовые качества она само собой теряла. Забродившее пойло сливали в бездонную бочку. Бочка была в два раза больше обычной, но на этом её особенности заканчивались. Бездонной же её назвали потому, что осушить её до конца племени не удавалась уже несколько лет. После каждого праздника её постоянно пополняли испортившимся напитком.
Но и на этом ушлые гоблины нашли способ заработать. Тут проводилось состязание кто кого перепьет. Призом было зелье снимающее похмелье и ставка соперника. Самое желанное и востребованное магическое снадобье в орочьем племени. Секрет его изготовления в тайне держало высшее шаманство. Возможно, это и составляло одну треть их влияния в племени.
- Браги для Бога Пьянства! Кружек для трона кружек! - Кричал какой-то юный орк зачерпывая пойла из бездонной бочки.

Кости злого рока:
В племени Сломанного копья существовал свой очень редкий артефакт.
Два шестигранных кубика были высеченны из человеческой кости.
Поговаривали, что этот предмет забрали у мертвого культиста Бешабита.
Этими кубиками было принято решать имущественные споры.
Если один орк хотел себе вещь другого, он должен был поставить вещь такой же ценности и кубики должны были рассудить вопрос.
Однако, существовало некое поверие. Те кто выбрасывал две единицы, теряли часть своей удачи.
Так глава кобольдов выкинул две единицы прошлой осенью, а зимой его народец весь сгинул в снегах.
Поговаривали, что пару лет назад Снуфус выкинул две шестерки и из гоблина углубителя выгребных ям стал правой рукой самого вождя.
Предмет считался опасным и кроме как в день праздника его держали под замком.

Состязание бардов:
У главного пленного костра, собирались те кто умел петь и те кто думал что умел.
Гоблины и орки прихмелев хором подпевали выступающим. Щедрость не была в характере орков, но вот в день этого славного праздника они без раздумья кидали золотые к ногам выступающих.
Очевидным фаворитом сегодняшнего вечера был гоблин Людвиг. Тихий и неприметный на протяжении года, он демонстрировал весь свой талант на празднике предстоящей зимы. Его песню “Гоблину заплатите едою до лета” знало и любило всё племя. Часть про вождя, где пелось про то что он бьет не в бровь, а в глаз, был ранен много раз и оркам товарищ, пели хором. Кто пел тихо или путал слова, получал палкой по хребтине.
Был ещё один юный орк Брок Отчаянный, бунтарь из числа не чтящих старые порядки.
Его немудрёная поэзия, переходящая в бойкие песни, вдохновляла молодняк племени и раздражала стариков.
"И нет пути тем старикам,
Что смотрят как на тех драконов,
Что одолеть всем нужно нам,
На новичков."*
Возможно, орки не понимали всего смысла, заложенного не глупым орком, но там было что-то про убийство драконов, а этого было достаточно что бы достучаться до самой черствой зеленой души.
Урвет ли ещё кто-то себе славы в этом творческом состязании?

Падает на песок искорёженный скафандр. Его путь подошёл к концу. Забрало разбито, но нет ни разноцветицы искр, ни бьющих в небо лучей.
Призрак уходит безмолвно, как уходил бесчисленное множество раз. А вместе с ним уходят Гаал и Сикорски, Мак Сим и Быков, Румата и Юрковский. Уходят, чтобы вернуться. В другое время и в другой Вселенной. Потому что нельзя растоптать мечту, уничтожить идею. И пока в мире есть хоть один человек, для которого штуки не главное, будет жить и Призрак. И миллиарды людей, ставшие его частью. Отдавшие жизнь за то, чтобы однажды, в полдень, над ещё одной маленькой планетой взошло настоящее Солнце.

  –Хэй, Рубезоид, - снова по комм-линку отозвался Ша-а, - К чёрту пугание! Врубай Хэви-металл! Помирать, так стильно!

Голова Васи маслом. (Мини зарисовка, до того как он стал чёрным)

Рубезоид лихо трогается с места, закрывая на ходу трюм. Громадина дереликта удаляется, становится меньше, теряется на фоне роскошной короны Обжоры. Возможно, еще вернетесь сюда, в другое время и в других обстоятельствах. А пока что можно наслаждаться окончанием приключения.

Конец!

- Вот зараза. - беззлобно проговорил эльф, снова натягивая тетиву и пуская очередную стрелу в предводителя этой шайки, немного повернувшись и целясь точно в колено, болезнено и запомгится ему на всю жизнь. Такие попадания сломали судьбу не одному приключенцу.

- Пошел в сфинктер! Транклюкирую нахрен!

Аквитанцы считают, что истинные мастера выигрывают бой до его начала. В таком случае, Хёдингер и сэр Генри наверное по их пониманию должны быть полнейшими дилетантами: прошло уже больше десяти минут сражения, а победитель всё ещё не ясен. Но тот, кто воочию видит этот бой, не мог бы не отметить, как умело сражаются претенденты. Жутко становится, когда над ухом свистит, пролетая, увесистый шар на цепи. Зрители давно затихли – напряжение схватки передалось и трибунам. Молчит Ториус. Даже Хан сменил свою позу, прищурив глаза и внимательно наблюдая, как сталкиваются на арене северянин и рыцарь.

Хёдингер на деле убеждается, почему Империя простирается так далеко. Если обычный воин имеет хотя бы десятую часть сил и навыков сэра Генри, это грозная сила, способная пройти от океана до океана и поработить каждого, кто встанет на пути. Оружие рыцаря не даёт ему передышки, только он успевает защититься от одного, как вынужден уклоняться от следующего. Не позволяет нанести хотя бы один удар, хотя с такими доспехами, Лонгэйксу ещё надо постараться, чтобы нанести хоть какой-то видимый урон. Нужно что-то придумать, но атаки противника не дают и мгновения на раздумья.

Викинг всё держится. Странно – не производит он грозного впечатления, как его сородичи из тех, что прибыли на турнир, и тех, кого рыцарю приходилось видеть. Не отличается ростом, не бугрится мышцами, как другие. А между тем, всё ещё стоит на арене. Держится дольше и лучше, чем его земляки, которые уже выступали. Отмахивается от наступающего Хёдингера сэр Генри и отступает, эффектно уклоняясь от последнего удара. Вдыхает горячий воздух Арены и вдруг чувствует, как небосвод придавил его, рухнув вниз. Закружилось в глазах закатное солнце, смешалось с песком и трибунами. Спёрло дыхание, не пошевелить рукой. Сейчас пропустит удар викинга... но где же он? Сэр Генри видит поношенные сапоги напротив и наконец осознаёт, что он упал. Рядом с викингом в песок закопался и шар его грозного оружия. На песке едва заметный след крови. Голова раскалывается так, будто в ней взрывается тысяча солнц разом. Он проиграл. Тишина. Темнеет в глазах, но воин всё ещё сохраняет сознание. Чувство стыда перебивает неподдельное удивление – где викинг смог выучить этот приём?

— ЭТО НЕВОЗМОЖНО! СЕВЕРЯНИН ХЁДИНГЕР ПОВЕРГАЕТ СЭРА ГЕНРИ! — первым находится Ториус Раммель, — АРЕНА, ПРИВЕТСТВУЙ СВОЕГО ПОБЕДИТЕЛЯ!

Слышатся глухие хлопки. Судя по тяжелым ударам, это хлопает сам Хан. Зрители, оторопевшие от неожиданной развязки, постепенно начинают подхватывать. Начинают кричать. Приветствовать победителя. Поносить проигравшего. Молить за последнего. Требовать у первого. Ещё есть надежда, что вчерашний любимчик толпы всё-таки будет спасён.

Хёдингер таращится на упавшего рыцаря. Всё ещё толком не верится, что удалось сразить эту груду металла. В последний миг он ухитрился отбить цеп сэра Генри и, боги знают, как, и нанести ответный удар достаточной силы. Удивление смешивается с торжеством. Это была славная битва.


Получатели: Сэр Генри, Хёдингер `Лонгэйкс`.

Сцена 1.
Действующие лица: Кром, Дхуизир
Маленький гоблин носится среди спящих орков. Зеленый уродец казался крошечным по сравнению с огромными орками, однако это не мешало ему вести себя с ними нагло и совершенно бесстыдно. Снуфус был правой рукой самого вождя Барка Крошителя черепов.
- Поднимаетесь ленивые животные!
С этими словами гоблин ловко пнул сонного Крома в живот и запустил в Дхуизира шишкой прямо промеж глаз.
Всё это произошло практически мгновенно, маленький гад обладал удивительным талантом совершать подлости с известной степенью мастерства и изящества.
______________________________________________________________________
Сцена 2.
Действующие лица: Ар’Лак, Зонол Говорящий с Костями
Утро Ар’Лака тоже проходило далеко не спокойно. Никто не тревожил и не беспокоил его. Внезапно он почувствовал могильный холод. Множество голосов тихим и злобным шепотом заполнили его сознание. Он чувствовал холодную расчетливую ненависть, которая продолжала возрастать. Это не была его ненависть, это была ненависть Юртруса - бога смерти.
Его божество взывало к нему, такое было в первые. Даже не совершая никаких ритуалов и молитв, он чувствовал его негодование, потребность в нем. Что-то не на шутку взбудоражило бога смерти в этом новом месте.
Один ли он почувствовал это? Оглядевшись вокруг Ар’Лак заметил странное поведение друида, Зонола Говорящего с Костями.
Зонол чувствовал как звериная ярость рвется наружу. Раскатистый рык в его голове оглушал. На миг все его чувства обострились до животных пределов. По краям губ начала скапливаться пена. Малар хотел что-то сказать ему, он ищет и зовет его. (Малар - бог диких зверей, убийста и крови).
______________________________________________________________________
Сцена 3.
Действующие лица: Джахрук Потрошитель
Джахрук в эту ночь был в дозоре. Он знал, что когда солнце полностью взойдет ему нужно быть у шатра вождя, что вождь не выносит опозданий и что в гневе он страшен.
Однако мерзкий неприкосновенный гоблин Снуфус (личный помощник вождя), подкинул проблем, в целом как обычно.
- Вождь поручил тебе выгулять его черного ворга. Раз ты уж так хорошо ладишь со своей псинкой. - С этими словами Снуфлс попытался щелкнуть Азазаель по носу (Азазель - ворг Джахрука).
Черный ворг был раза в два больше Азазель и пожалуй раза в три глупее. Все время прогулки Джахрук с трудом удерживал цепь, служившую поводком для этого чудовища. И вот когда солнце начало подниматься из-за горизонта, глупый черный ворг уткнулся носом в землю и рванул вглубь леса, пытаясь утащить следопыта за собой.
______________________________________________________________________
Сцена 4.
Действующие лица: Малек
Малек спал очень плохо. Ему снился жуткий сон.
Кошмар о том как на него упало огромное дерево, он изо всех сил пытается выбраться, поднять его или отодвинуть, но все бесполезно. Постепенно он перестает чувствовать ноги и начинает задыхаться от ужаса и беспомощности.
Малек проснулся в холодном поту. Вокруг суетятся орки, дружной ватагой они направляются в сторону шатра вождя. Внезапно орк понимает причину своего кошмара. Огромный белый ворг улегся на его ногах, видимо он спал так всю ночь и свои нижние конечности урук действительно не чувствует.
Белый ворг - вторая любимая собака вождя. Огромный, свирепый и не слушающийся никого кроме вождя.
Соплеменники проходящие мимо и, не смеялись над Малеком лишь по одной причине. Они боялись разбудить это непредсказуемое и страшное животное.
______________________________________________________________________
Сцена 5.
Действующие лица: Гроузер
Утро Гроузера началось лучше чем обычно. После почти месяца постоянных кочевок с места на место они наконец остановились. Черепах был крайне обаятельным, выглядел сильным и зеленым, что каким-то непонятным образом почти исключало расовую дискриминацию со стороны орков.
Гроузер направился искупаться. Очень удачно, что так рано утром ещё никто не проснулся. У многих орков возникли бы вопросы зачем он идет мыться сегодня, если они переходили в брод реку неделю назад и помимо этого пару раз попали под дождь в пути.
Лесной пруд рядом со стоянкой орков был чудесным. Вода была небесно-голубой и прозрачной. Единственный минус, что рядом с прудом находилась яма в которой спали гнолы. Их всегда выгоняли за пределы основной стоянки из-за сильного запаха псины и мерзких звуков которые издают эти гиеноподобные существа.
Дабы избавится от невыносимого присутствия гнолов в воздухе Гроузер нырнул под воду, благо под водой он мог находиться больше часа без каких либо неудобств.
В лучах восходящего солнца, он что-то заметил на дне озера. Распухший человек с привязанными к ногам камнями безвольно болтался под водой.
Мешок, который он при жизни носил за спиной, запутался вокруг его шеи. Видимо в мешке ещё остался воздух, поэтому он тянул своего хозяина на поверхность, в то время как камни не давали всплыть.
______________________________________________________________________
Сцена 6.
Действующие лица: Ухан, Гримли
Снуфус, будучи помощником вождя, и вторым самым важным в племени (с его точки зрения), искренне призирал всех остальных гоблинов. Больше всех он ненавидел Ухана и Гримли. Первый поганый гоблиноид умел в сильное колдунство и казалось даже вождь иногда замечал его ценность. Второй же просто умел драться и частенько поколачивал Снуфуса до того как тот стал таким важным.
Самую грязную и сложную работу он всегда поручал им. Первой мыслью было поручить им выгулять черного ворга вождя. Но если бы он убежал от этих идиотов досталось бы и Снуфусу.
Поэтому несчастных гоблинов подняли по утру пинками и отправили драить котел племени Сломанного Копья. Пожалуй самую большую ценность племени. Котел был тяжелый и два гоблина могли поднять его разве что вдвоем. Он был весь в саже снаружи и с пригоревших остатках еды внутри.
Но на этом поручения не заканчивались.
- Раз уж вы все равно идете в ту сторону, то разбудите за одно и гноллов..Ах, да ,
если опоздаете к построению или не приведете с собой гноллов, я повешу вас верх ногами на дереве до следующего утра.- противно проскрипел Снуфус
Гноллы спали за пределами основно лагеря, сразу возле небольшого озера. Их туда выгнали, потому что они всем мешали. Что бы спрятаться от ветра гноллы вырыли себе довольно большую яму и похрапывали там прижавшись друг к другу.
Чаще всего эти гиенобразные создания охотились по ночам и засыпали ближе к рассвету. Разбудить их сейчас было сложно и довольно опасно.
______________________________________________________________________

Андрей

Отойдя от фургона мужчина оглянулся... Нет, чудовище ещё не полезло от горящей кибитки в попытке сожрать его. Однако к потрескивание огня, добавился новый звук, в этот раз идущий изнутри полыхающего транспорта. Треск ломающегося дерева, сначало был тихим, однако теперь становился всё громче и громче... Словно, что-то крупное рвалось изнутри кибитки.... Андрей понял, что чудовище начало прорываться...

В это же время
Да-Ни, что сидела вместе с Рией укрываясь от дождя под шкурой начала действовать... Резко подскочив на ноги... Та спеленала лисичку в подобие кокона, и склеив концы очередным заклинанием прочно прикрепила ту к себе...

После разведя руками в сторону, она вновь буркнула какое-то слово и всех разумных, что находились вокруг окутало синеватое свечение, и те почувствовали в своих ногах невероятную силу и лёгкость...

-За этой лисой человеки!

15.00. Четвертый день, третьей седмицы сентября.

Вид из кабины

Серая пелена затянула небеса, а лес укрылся в осенние цвета. Переливы красного и оранжевого то и дело мелькают вокруг. Начинает накрапывать лёгкий дождик, что вполне может вскоре разразиться мощнейшей грозой....
Старая церковная повозка лёгкой рысцой катиться по грязной и полуразмытой грунтовой дороге... Жутко скрипят колёса... При каждом обороте они то и дело издают душераздирающие звуки, а само транспортное средство, лихо подскакивает на очередном ухабе и с легким грохотом переваливается дальше...

Рядом с бричкой на лёгком отдалении также легкой рысцой следуют всадники. Четыре фигуры в кольчугах с мечами и доспехами. Видимо ружья и арбалеты доблестным войнам церкви не положены... Кучер же, представляет собой крайне странное зрелище. В черной рясе и с богатым поясом, что украшен каменьями. С наплечной кобурой в которой покоиться архаичный кремнёвый пистолет, исписанный ликами святых и словами молитв. Бородатый и с распятием на шее. Он правит лошадьми то и дело бубня себе под нос слова молитв и изречения святых. Сам вид, этого "нестандартного" раба божьего очень напряжен, это говорит о том, что он очень страшиться того, что едет в кабине брички...

Вид в кабине брички

Внутри этого транспорта для пленных магов царит прохлада и полумрак... Лучи света, что пробиваются сквозь решетку на двери не дают достаточное освящение, однако даже при таком скудном свете, вполне можно различить тёмные фигуры пленных, что привалившись к жестким лавкам пребывают в стране снов... На всех чародеях можно различить одну неизменную деталь. Белый ошейник с каменными шипами, изготовленный из странного материала, напоминающего застывший белоснежными разводами мрамор, его называют "Папским камнем" от имени Папо Фенора, монаха святой церкви, что открыл это вещество. Впрочем... Знание о материалах не сделает положение пленных легче... Хотя некоторым приходиться ещё хуже, один из пленников замотан в тяжелые стальные цепи, лежит на полу закованный в колодки, без возможности пошевелиться... Когда кибитку вновь тряхнуло на одном из ухабов, наши пленные очнулись ото сна и начали медленно приходить в себя...

Кибитка.

Почти все советники Дейенерис, если бы они были уверены, что никто не расскажет, что они могут сказать, согласились бы с тем, что последняя представительница Дома Таргариен иногда ведет себя излишне самоуверенно. Мало того, что она действительно верила в то, что её судьба - править всем Вестеросом. Нет, это было не так странно, даже для представителей менее благородных Домов. Но иногда она вела себя так, словно ничего в мире не способно ей навредить.
Вот и сейчас, взяв с собой в путь лишь небольшой отряд Безупречных, она приказала телохранителям держаться позади, не мешая её мыслям. Теперь Безупречные вынуждены были остановиться посреди поля, так как их госпожа решила дать коню отдых у небольшого озера. Драконы в данный момент также были предоставлены сами себе - они оставаясь в пределах видимости, но, все еще будучи подростками, больше были заняты притворной борьбой в небесах. Дрогон, конечно же, побеждал любого из братьев, и потому Визерион и Рейгаль объединились, и один пытался цапнуть черного дракона за хвост, пока другой отвлекал его спереди.
В некотором роде их поведение было похоже на поведение многих Домов - столкнувшись с противником сильнее их, они стремились объединиться и вместе побороть соперника. Лишь только для того, чтобы после вновь схватиться друг с другом. Конечно, для драконов такое поведение было игрой, но тысячи жизней на обоих континентах сейчас зависели от правителей, многие из которых играли так всерьез.
За этими мыслями Дейенерис не заметила, как с Безупречными поравнялся и, перекинувшись парой приветственных фраз, продолжил путь Даарио. Воин наконец-то нагнал королеву, и теперь собирался вновь возглавить её охрану. Но, хотя Дейенерис еще не заметила его, прибытие телохранителя заметила другая пара глаз.

Лошадь Арьи была оставлена за ближайшем холмом. Последние несколько суток она следила за Матерью Драконов, выжидая наилучший момент для нападения, но Безупречные несли охрану хорошо, и нападение на лагерь Дейенерис ночью не гарантировало успеха. Однако, ожидание убийцы увенчалось успехом - её цели надоело быть окруженной охраной, и она отослала их, после чего остановилась для раздумий. Арья не знала, о чем может думать Бурерождённая, но эта остановка была ей шансом. Оставалось только надеяться, что её мысли будет занимать ей достаточно времени, чтобы приблизиться незаметно.
Многие думают, что в поле тяжело спрятаться. Это было не так. Высокая трава может скрывать в себе сотню солдат. Золотые Поля могли спрятать в себе тысячу Безликих. Или кого-то, кто обучался у них. Ни Дейенерис, ни её драконы с возбуха, ни тем более находящиеся слишком далеко Безупречные не могли заметить убийцу. Она почти добралась до цели, но прибытие Даарио путало все планы. Арья увидела его, и знала, что он не отойдет от своей госпожи. А значит, её шанс избавить от последней Таргариен сейчас ускользал, как песок между пальцев. Она могла оставаться на месте, дать им уехать, ждать следующего шанса. Или она могла рискнуть.

Когда в паре десятков метров из травы поднялась одетая в черное фигура и кинулась на нее, Дейенерис пришла в себя достаточно быстро, чтобы пришпорить коня.
- Sōvētēs, - изо всех сил крикнула она, одновременно понукая скакуна к более быстрому ходу, и призывая своих драконов, надеясь, что они услышат её.
Конечно же, убийца была готова к тому, что её жертва попытается спастись. В руке Арьи уже был метательный кинжал, который она кинула еще до того, как сама начала бежать. Оружие воткнулось в основание шеи лошади. Убийца не целилась в наездницу - её скакун был более легкой целью, поэтому она метала кинжал с четким намерением остановить жертву от бегства. Встав на дыбы, конь сбросил наездницу и завалился на бок, а в руке Арьи уже был другой кинжал.
Даарио также увидел фигуру в траве, когда та перестала скрываться. Пустив лошадь галопом, он крикнул Безупречным, привлекая их внимание. Те также поспешили к королеве, но они безнадежно опаздывали. Даарио сам был уверен в том, что он опоздал, когда увидел, как Дейенерис упала на землю. Он видел, как она поднялась и попыталась бежать от убийцы, но та была слишком быстра. К счастью, она все еще двигалась медленнее лошади и, когда Арья уже заносила кинжал для удара, Даарио, соскочив с лошади, просто свалился на нее, сбивая её в сторону.
Они перекатились, приминая траву, и вскочили почти одновременно. Воин схватился за ножны меча - подарок из Вестероса еще не покидал ножен, кроме как когда он смотрел на него в первый раз, но теперь Даарио готов был использовать этот подарок, чтобы избавиться от угрозы из тех же земель. Но Арья, уже держа кинжал в руке, кинулась на него, делая несколько быстрых взмахов и не давая ему времени выхватить меч. Увернувшись от первых ударов, Нахарис вдруг понял, что все это было лишь уловкой - убийца не собиралась сражаться с ним, но она убрала его в сторону, и теперь Дейенерис, не успевшая убежать далеко, слова была перед ней. И Арья вновь заносила кинжал для удара. Выхватив наконец меч, Даарио вновь кинулся на защиту госпожи. Первый его замах - снизу вверх и направо - заставил убийцу отпрыгнуть в сторону. Она уклонилась от второго удара, который рассек воздух по горизонтали. Но когда Даарио поднял меч над головой для третьего удара, Арья неожиданно кинулась прямо под его меч и воткнула кинжал ему в сердце.
Даже умирая, Нахарис попытался схватить убийцу, чтобы не дать ей атаковать Дейенерис, но та ожидала этого и, быстро выдернув кинжал, ударила его по ногам, заставив упасть на землю. Не тратя время на то, чтобы добить противника, который и так уже был почти мертв, Арья вновь кинулась вперед, на этот раз используя тело Даарио как подпорку. Оттолкнувшись от его спины, она прыгнула на Дейенерис, почти взлетела в воздух, в третий раз занося кинжал для удара, который должен был стать смертельным.

И в этот момент её сбил дракон.

Все три дракона услышали призыв матери и спешили на помощь, но Рейгаль успел первым. Он поймал Арью в полете, как голодная чайка хватает кусок хлеба, и приземлился, раздирая зубами её плечо, и полосую её бедра когтями передних лап. Дрогон и Визерион, приземлившись между ним и Дейенерис, тогда рычали и завистливо щелкнули челюстями. Кто бы ни был победителем в их игре ранее, сегодня Рейгаль был первым драконом.
Дейенерис второй раз пришлось оправиться от шока. Она не ожидала нападения убийцы, и она уже не ожидала спасения, особенно после смерти Даарио. Но теперь она сделала несколько шагов вперед, к раздираемой на части убийце.
- Daor! - приказала она.
Рейгаль прекратил терзать жертву, и отступил к братьям, облизывая окровавленную морду. Первые Безупречные наконец-то прибыли, большая часть из них окружила Арью, а двое бросились к Даарио. Перевернув его, один из Безупречных покачал головой. Воин был мертв.

Дейенерис не нужно было смотреть на кого-либо, чтобы знать, что её телохранитель уже мертв. Так же, как скоро будет мертва убийца.
- Я не буду заставлять тебя страдать, - сказала она девушке. - Но я заставлю страдать тех, кто тебя прислал. Убейте её, - последняя короткая фраза предназначалась Безупречным, один из которых тут же ударил Арью копьем, мгновенно оборвав её жизнь.

Среди вещей убийцы был найдет герб Старков. Теперь Дейенерис знала, кто из Великих Домой решил объявить ей войну. Голову убийцы отрубили, дабы отправить нанимателям, вместе с предупреждением, а тело её предали огню.

Даарио был похоронен там же, где он отдал свою жизнь, защищая Дейенерис. Она задержалась в Золотых Полях на несколько суток, пока Безупречные собирали курган, в котором вместе с телом был погребен и Валирийский Клинок. Своими действиями Даарио Нахарис доказал, что достоин владеть им и при жизни, и после смерти, и никто не имел права отобрать этот последний подарок.
Покидая Золотые Поля, Дейенерис более не останавливалась. Она точно знала, куда ей нужно отправиться.