Голосование пользователя

  Верные псы сорвались с цепи, они нападали на Стеклянного Глаза, зажимая его со всех сторон, преследуя единственную цель - прервать его существование. Капитан Мендес был уверен, что после такого напора он увидит во взгляде заклятого врага хоть каплю всех тех эмоций, которые испытывал он сам: когда его бывшие братья по оружию кинули Хавьера связанным на колени; когда они же, схватив офицера за волосы, заставили его наблюдать за казнью своего брата - адмирала Иниго Мендеса.



  Страх? Сожаление? Мольба о пощаде?

  Отнюдь.

  Хавьер видел только безумие. Он видел человека, заигравшегося с жизнью, высокомерного, наплевавшего на честь и заповеди Божьи. Длинные волосы, убранные в косу, совсем растрепались. Подобно тине, что чавкала под ногами, они свисали сосульками, закрывая часть лица, падали ему на плечи. Потрескавшиеся губы растянулись в маниакальной усмешке. Совсем не то выражение, которое должно было отразиться на лице человека, загнанного в угол чредой неудачных маневров.

  «Ты думал, будет так просто?» — Читал в его взгляде Хавьер. В этот момент капитан понял, что задумал безумный - забрать всех с собой.

  Рука, крепко сжимавшая пистолет, затряслась, но Стеклянный Глаз еще сильнее впивался пальцами в оружие, которое так и не выстрелило. Из дула шел дым, сталь стремительно нагревалась. Стоявшие поблизости моряки ощутили запах горелой плоти. Его рука покраснела и пузырилась от жара. Но немец сквозь зубы кричал:

      O Princeps Tenebrarum,
      Domine Naturae,
      Numen Sapientiae,
      INVOCO TE SATANAS!

  Превозмогая боль, он наслаждался кульминацией этой схватки. Прилипшие к раскаленному металлу пальцы почти не шевелились, но Стеклянный Глаз смог в последний раз нажать на спусковой крючок механизма. Раздался выстрел, а затем… пистолет взорвался вместе с рукой его обладателя. Мощная ударная волна сбивала с ног, оглушала. Кипящая плоть оросила капитана и боцмана с навигатором.

  Хрустальный протез вместо глаза переливался всеми оттенками безумия. Однорукий, он все еще был вооружен саблей.

Карта:

Хавьеру были чужды колебания и нерешительность невинности, а потому огромные глаза на загорелом лице юнги, в которых ясно читался протест, вызывали внутреннее отторжение, раздражали. Потому что глубоко в душе испанец знал, что потерянного уже никогда не вернуть... Впрочем, мир взрослых мужей, завоевателей и победителей, не терпел подобные придатки. Когда-то Хавьеру помог избавиться от балласта старший брат, ввергнув его в новый мир, теперь настала очередь Мендеса помочь юному шведу. Если уж им будет суждено ходить по морям под одним парусом, капитан хотел, чтобы его спину прикрывала надежная рука.

В воздухе разливался запах крови, глухие булькающие хрипы заполняли залу, пока капитан Мендес взирал с высоты своего роста на Олле. Испанец подтолкнул юнгу к всё еще храпящему "камзолу", и подступил к юнцу сзади, так что между их телами оставалась лишь пара дюймов. Олле мог спиной отчетливо ощущать близость чужого тела, разгоряченного боем. Гарпуны были скинуты в сторону, чтобы ничто не помешало действу.

Капитан вложил свой клинок в ладонь мальчишке и сжал его пальцы на рукояти своими. Юнга должен был почувствовать как острая сталь проникает в податливую плоть, как кровь обагряет кожу убийцы. Должен был взглянуть в широко распахнутые глаза поверженного, в которых в последний миг отразится лик смерти.

— Удар в сердце, — послышался негромкий, но настойчивый голос капитана над ухом юнги, — быстрый и точный, чтобы не мучился. Нужно бить сильно, чтобы добраться до цели.

Жесткие мазолистые пальцы бывшего испанского офицера сжали ладонь юнца, поднимая обе руки разом для одного верного удара.

— И не смей закрывать глаза...

Кинжал, сжимаемый двумя ладонями сразу, устремился к цели...

  За рассказами о пропавших дварфах и волшебниках время прошло достаточно быстро. Отважная шестерка героев вместе с Сильдаром вышли на Триборскую тропу и отправились в сторону селения. Вскоре на горизонте показалась знакомая повозка, запряженная двумя мулами. Им на встречу ехал взволнованный Гутфрит. Обрадовавшись, что все товарищи остались в живых, он достаточно живо помог погрузить ящики в телегу.

  — Мы вернули мальчика родителям. С ним все хорошо, — сказал варвар, глядя в сторону новых знакомых. — А вот когда приехали отдавать припасы Бартену он сказал, что до сих пор никто из братьев Роксикеров не вернулся. Сдается мне, творится что-то неладное в округе, — хмыкнул воитель и мрачно похлопал набитый деньгами кошель. — И все же нам заплатили за выполненную работу.

  — Проклятье! — Выругался Сильдар, но достаточно быстро собрался и уже более сдержанно обратился к героям. — Вы все показали себя достойными воинами, а главное отзывчивыми и не безразличными к чужой беде. Могу ли я рассчитывать на кого-то из вас в деле о спасении дварфов?

  Решая, как быть дальше, герои двинулись в город. Нужно было многое обдумать, а главное - наконец-то перевести дух и отдохнуть. Для одного дня произошло слишком много событий.

  Тайна забытого рудника Фанделвера осталась нетронутой. Она и поныне ждёт своего исследователя в тишине серебряных залов…

  «Опасное это дело — выходить за порог: стоит ступить на дорогу и, если дашь волю ногам, неизвестно, куда тебя занесёт» (с) Народный халфлингский герой.

  …но иногда случается так, что дорога сама находит героев, не дожидаясь покуда они соберут в кулак свою решимость и сами сделают первый шаг. И порой делает она это весьма необычным образом.

  Уже несколько недель четвёрку незнакомцев одолевали по ночам странные сны, видения мест и событий, свидетелями которых они никогда не были, о многих из которых никогда не слышали. Товарищи Астрис по трупе, с кем девушка искренне делилась своими переживаниями, списывали это на впечатлительность и развитое воображение исполнительницы, в то время как наставник Аленара видел в его видениях знак прогресса и единения с Природой, что щедро делилась с его учеником «памятью земли», хранившей крупицы сведений, которых не найти ни в одной библиотеке мира. Но вот Хиссару грешить было не на что – «память крови», о которой ему доводилось читать в старинных трактатах, признавалась всеми известными историками и философами мифом! Да и среди родни, как близкой, так и далёкой, не было ни одного, кто мог бы похвастаться пробуждением фрагментов прошлого. Однако же, день за днём… ночь за ночью, сновидения, большая часть которых ускользала из их памяти по утру, преследовали героев, не давая им покоя, сея сомнения в их душах, глубинный страх приближения чего-то древнего, опасного… и неотвратимого!
  «…снись… про… Вставай!!!»

Музыкальное сопровождение: ссылка
  Женский крик болезненным набатом раздаётся в ваших головах, заставляя вздрогнуть… от холода. Прозрачная ледяная вода омывает ваше тело, плечи, затылок, а острые грубые камни упираются в спину, мигом прогоняя пелену сна. Вы открываете глаза и видите над собой высокие своды природной пещеры, озаряемые бледно голубым светом, разливающимся вокруг. Кажется, эта иллюминация постепенно становится всё тусклее и тусклее.
  Вы лежите на дне небольшого водоёма, одетые, но промокшие. Вдалеке раздаётся плеск волн, эхом разносящийся меж каменных стен. И вот если двуногим не грозит захлебнуться и утонуть, то вот маленькому крылатому существу, тоже, как и все, проснувшемуся под толщей воды, в самый раз, чтобы полностью погрузить своё тело с головой. Выпустив череду пузырьков, мгновенно устремившихся к поверхности, дракончик фыркает и встаёт на задние лапы, выныривая из воды и расправляя влажные крылья. Беда миновала, и он сам сумел с ней справится!
  Вот только… где они? И кто все эти люди? И что за кошмарные сны их преследуют?!

Просьбу пиратки он начал выполнять с большим воодушевлением. "Шестеркой" Рикку попугай себя не считал - рвение оправдывалось желанием не сидеть без дела, тем более, что девчонка часто предлагала Шмыге интересные занятия. Вот и сейчас он старательно перекусывал веревки одну за другой, не особо беспокоясь о том, причинит ли он какой-то вред жертве гноллов или нет.

К моменту, когда эльфийка была совершенно свободна, Мафусалий сидел у нее на боку и, нахохлившись, хлопая крыльями, оповестил всех о выполненной работе.

— А-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! КХЕ-КЕ-КЕ-ХУЕ-УЕ-ХЕ! ХА-ХА-ХА! — Шмыга истошно завопил на всю поляну, а затем резко ощутил то, чему не мог сопротивляться. Он расслабил мышцы и, со свистом пукнув, освободился от обременяющих его отходов. После содеянного перелетел с грязной пленницы на плечо хозяйки, которая, словно находясь в ювелирной лавке, выбирала себе добычу покрасивше.

Действительно, команде хватило узреть лишь один его силуэт, чтобы сразу узнать великого и ужасного - Шмыгу. Повернув голову на девяносто градусов, он сурово оглядел заключенных. Надо же, все живы. Уже неплохо. Попугай одобрительно кивнул капитану и оставил его разбираться с решеткой.

Зловеще расправив крылья, какаду спикировал на все еще теплое, но уже бездыханное тело стражника. Измерив шагами труп, Шмыга бесцеремонно наступил ему на лицо. Какое-то время попугай разглядывал его, а затем черный клюв вонзился в глаз погибшего. С ювелирной точностью, он вырвал глазное яблоко и, чавкая, раскусил пополам да проглотил. Облизываясь, попугай с прищуром глянул на свою команду, как бы давая понять, что так будет с каждым, кто встанет у него на пути или на пути команды Королевской Удачи.

Довольный своим злодеянием, белокрылый герой подлетел к Рикку. За нее он переживал больше всех. Эта юная особа часто баловала попугая пищей топтунов. Забравшись к ней на плечо, Шмыга ласково вытер окровавленный клюв о ее волосы, а затем нежно промурлыкал ей на ушко слова нежности.
— Залупа Кракена!!! — Что значило “Вот видишь, я вернулся спасти тебя. Смотри, я даже привел Марека. А теперь почеши мой животик!!”

- Вы, городские, слишком доверяете своим бумажкам, - подал наконец голос долго молчавший Шквал. - А ведь они ничего не дают, не больше, чем слова. И если кто-то не хочет их слышать, то это его глупость и не более. И отвечать за эту глупость ему, пожелавшему остаться глухим. Ты, Лифен, говоришь, что мы торопимся предупредить многих, которые могут и не прислушаться. Но чем больше ушей услышат, тем больше шансов, что хоть кто-то услышит! Даже если здесь будут считать наше предупреждение чем-то не сильно страшным, они все равно чуть усилят бдительность, а это уже хорошо. А если они сглупят, то... что ж, слабейший всегда погибает. Это закон жизни, закон выживания. Следующие поколения зато будут сильнее, умнее! Ваши каменные стены слишком размягчили ваши сердца и ослабили руки. Я пойду дальше, даже если один! Это важнее, чем убеждать в чем-то тех, кто не хочет быть убежденным, кто не хочет слышать. К тому же, я сомневаюсь, что нас призвали для борьбы с локальными вторжениями каких бы то ни было сил. У этого вторжения, как и у многих других, всегда есть причина. И, сдается мне, именно поиски и устранение этой причины наша цель! Пусть с вторжением справляются те, кому это предназначено: судьбой ли, по праву выборного советства или еще по какой причине. Это не наша задача! А вот потеря времени на пустые разговоры может повлечь гораздо большее зло, что будет уже нашей виной! И виной куда глубже и страшнее, чем просто захваченный город или деревня. Всех не спасти, такова суть Природы. Те же, кто выживут, справятся, станут лишь сильнее! Так давайте не будем дальше тратить время и, собрав что нужно для пути, отправимся в дорогу, пока не стало слишком поздно!

— Ты серьезно? - Непонимающе взглянула канданка на паладина. - Я в смысле, ты слышал, что я сказала? Куда ты так рвешься, я не пойму? Я помню, что было сказано в той записке, и что всего девять дней осталось, но лишняя спешка ни к чему хорошему не приведет. Что толку будет от того, что мы обежим все горда на этом острове, за эти девять дней, если ни один город не внемлит нашим словам? Мы предупредили, но ты же видишь что этого мало. Они не осознают всей угрозы. Мы не можем, это просто так оставить, бросив незаконченное дело. Потому что, если мы не сумеем убедить хотя бы Лайчгейт, то что вообще можно будет сказать о других городах?
Почему ты сам ничего не предложишь? Я же сказала, с какими проблемами мы столкнемся, если просто отправимся по городам с предупреждением, которое у нас есть, только в словах. А все что ты предлагаешь в ответ, это опять слова про то, что мало времени и надо отправляться. Я не знаю, что у тебя за «важный» человек, но - Лифен ударила обеими ладонями по столу, и приподнялась над оным, словно прожигая серьезным взглядом отверстия в глазах полуорка. И это, несмотря на разжигающееся негодование, что увеличивалось по мере наращивания тона, в словах чародейки.
- ПО ТВОЕМУ, Я НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЮ?! То что я пытаюсь достучаться до их умов, и сообщить об реальности угрозы, это даже не что-то?! Я что, по твоему, просто лежу, и поглядываю на пролетающие мимо облачка?

Лифен закончила свою тираду, и уселась обратно в свой стул, продолжая сверлить недовольным взглядом Азариона. Но потом закрыла глаза, и уже повернувшись к Эплджеку, успокоившись обратилась к нему.
— Извините, я, да и мои товарищи, очень ценим то, что вы нам верите, что вы ощущаете грядущую опасность, но нам этого будет мало. Я, как и любой из совета, не могу довериться, просто своим ощущениям, без каких либо доказательств. И благо, я видела их воочию. И вы наверное, не так меня поняли. Я не прошу какого-то документа, что дал бы нам какую-то власть, или полномочия. Всего один лист, который подтверждает, что Лайчгейт признает существующую угрозу. Не нужны письма в каждый город, или грамоты. Один лист с подписями, все чего я хочу попросить. Мы не можем заставить другие города нас слушаться, но даже если между городами нет каких дружественных отношений, они не смогут игнорировать то, что происходит с соседями. И если сосед готовится к опасности, то они инстинктивно напрягутся, и возможно тоже начнут готовится. Каждый боится бед, поэтому будет ограждаться от них, даже если они будут просто рядом, а не прямо перед ними.

Азрион молча выслушал Лифен и Тёрна. Подумать было над чем: костный городской совет, похоже, будет обсуждать не один день текущую обстановку и в итоге порешит лишь усилить бдительность и ничего больше. Впрочем, много ли они могли? Лайчгейт, скорее всего, способен обороняться от небольших набегов, но если дело дойдет до полномасштабной войны, долгой осады город не выдержит. Тем более, если среди дуэргар есть маги.

– Полтора дня пути, – задумчиво повторил паладин, не обращаясь ни к кому конкретно. – Полтора дня... с учетом общих девяти, это солидная часть, боюсь, что даже ожидание до утра уже существенно замедляет нас и... – полукровка посмотрел на Лифен и Шквала, после чего негромко добавил, – выходить нужно прям сейчас. Я понимаю, Лифен, что многое здесь нам самим неизвестно и до конца не понятно то, что мы знаем, чего уж говорить про местных правителей. Но в одном я уверен наверняка: все что произошло, не было случайностью. Моё мнение таково, что даже находясь в полной темноте неведения, мы должны делать шаги не останавливаясь. Один важный для меня человек говорил, что в подобных ситуациях нужно делать хоть что-то, начать с чего-то простого, сделать какое-то движение. Я думаю, что этим самим движение будет поездка до Скарсмора.

Трупы местных остались лежать в нескольких метрах от героев. Молчаливое напоминание о скоротечности бытия - ничто не вечно в подлунном мире. Мир ждут перемены, теперь уже не было никаких сомнений, что это рано или поздно захлестнет и другие страны тоже. От этого становилось не по себе.

Азрион, сидя на обочине дороги, посмотрел на свои ладони. Маленькие ссадины, стертая местами кожа, мозоли. Это вполне могли бы быть руки пахаря, кузнеца или плотника. Полукровка сразу вспомнил о родной деревушке. "Как там матушка?", - разум непроизвольно извлек из памяти образ уже не молодой женщины. Не молодой в силу нелегкой жизни. Волосы её были всё так же темны, всё так же закручивались в локоны, которые она всегда убирала под платок. Отчетливее всего полукровка помнил её глаза: да в них читалась усталость человека, встающего с восходом солнца, чтобы провести ещё один день в трудах, но так же в них ещё можно было увидеть искру жизни. Что-то внутри воина на мгновение сжалось, так что вздох застрял в глотке - увидятся ли он с ней ещё? С момента их расставания утекло много времени и если под крылом лорда Дондрина Азрион ещё имел возможность изредка видеться с матерью, то переезд в храм Арана поставил на подобных встречах точку. Иронично, но в тот далекий момент полукровка не смог понять о чем льет слезы мать... "Надо...надо написать ей письмо, пожалуй", - посетила Азриона внезапная мысль. Только вот как его отправить? Да и кто знает, удастся ли вообще ещё посетить Йоганнум?


– Приветствую Терн Эпплджэк, меня зовут Азрион, я воин храма Арана, – представился полуорк, поднявшийся на ноги, как только завидел всадников. Оружие и щит были убраны в знак добрых намерений. – А это мои спутники: человек, что держал слово - Шквал, а эта сударыня - Лифен Сан-Рен. Мы держим путь из Бронса и, увы, подкрепляя слова моего товарища, с дурными вестями. Мы готовы помочь здесь, если это требуется, Терн, но я буду благодарен тебе, если мы сможем встретиться с местными властями как можно быстрее.

Первую часть пути Шквал думал о том, что, возможно, он привел их отряд к тому, что они разделились. Но те вопросы должны были быть заданы. У каждого всегда будет свой путь, и только на какое-то время эти пути могут пересекаться. Они разделились, причем разделились поровну, по мнению самого друида, даже по примерному уровню сил. В этом он не мог не увидеть еще один признак стремления к равновесию. Да и за жителей Бронса и лично за Бронсона теперь можно было не слишком сильно переживать. Звезднорожденные, как между собой все чаще называли себя неожиданные герои, итак достаточно сделали для этих деревенских, а теперь еще и обеспечили им безопасную дорогу туда, где их может ждать новый дом. Наверное. Ведь это будет зависеть только от них самих.
Но вскоре мысли и чувства друида были всецело заняты окружающей природой. Наблюдая за животными и птицами, за особенностями роста трав и деревьев, разговаривая с обитателями леса, Шквал не только узнавал дорогу, ведя всех к цели, но и учился. Здесь, в лесах, так не похожих на несчастные, искореженные ледяными ветрами и стужей пятачков северных кустарников, многое было ново и интересно друиду, раньше только слышавшему о подобном. Вон там пчела опыляет цветок, там белка прячет в дупло орешек, здесь червь прогрызает ход в ножке гриба, а вдалеке слышится вой волков, загоняющих свою добычу. Природа радовала генази, наполняла его ощущением безмятежности и спокойствия, утерянного было в последних событиях. А потому он не упускал возможности помочь походя распуститься цветку, вырасти новому ростку на начавшем погибать деревце, давая ему надежду на новую жизнь, и слушал. Новые способности, открывшиеся ему после приобретения Плаща Карстена, дали ему возможность слышать и общаться не только с живой частью природы, но и ее защитниками из числа духов. Их он и слушал, внимая мудрость, принимая проблемы. Не только люди были достойны защиты от Тьмы, все в Природе заслуживало этого. Эту защиту и обещал дать, по мере сил, Шквал.
К вечеру, когда навалилась усталость и пора было останавливаться на ночлег, духи помогли найти небольшой ручей и подраненного кролика, который все равно бы погиб. Это и несколько трав, корешков, плодов да ягод и составили их нехитрый ужин. Ночь же прошла спокойно и без видений.
Поутру отряд вновь двинулся в путь. И вот, когда уже начали показываться признаки человеческих поселений, им попался один из них, кричавший о помощи. Азрион тут же приготовился к худшему, Шквал решил последовать его примеру, отвязав от рюкзака щит и взяв его в руку. Верный посох же не покидал его рук весь путь. Однако, друид отступил от паладина на пару шагов, понимая, что тот куда лучше него в делах общения с людьми. Не все принимали северного дикаря как ровню.

- Река? - Лидия удивилась такому сравнению, пожалуй, не меньше, чем словам друида в целом. Выбрал же он время для проповедей. Ну то есть вот этих вот задушевных бесед. Им с Даромой в горах, наверное, больше не было чем заняться у очага, кроме как оттачивать мастерство в философии. А теперь... Героям этот котел расхлебывать.
- Нет... Река это про кого-то другого, - задумчиво ответила девушка, что ей умышленно или случайно попался на глаза Лорин: он подсчитывал ворон в сторонке. Молодой человек не казался в этот момент радостным, хоть они сделали большое дело - задержали вторжение темных сил. Но все еще был симпатичен. Лидия вернула свой взгляд друиду и продолжила, будто с новой силой.
- Я теперь героиня. И певица клинка. Фехтовальщица... Я - ветер. Потому что всегда там, где должна быть. Впереди, на острие рапиры. И я долго учусь компромиссам. А вода... Легко смогла бы. Не-а, это точно не про меня...

Кволлийка смерила глазами тени. Казалось, они вошли в эти шахты утром, но теперь на землю опускался вечер. Это не было, конечно, правдой, но вот именно так чувствовалось. Поспать бы. Отдохнуть хотя бы часок. А потом выдвигаться со всеми в путь. Но на этот счет у магессы были собственные непредсказуемые планы. Ветер...

- Я отправлюсь в Лайчгейт с беженцами. Чувствую, должна быть с ними. И тело лучше захоронить в Бронсе. Должно же у них быть кладбище, - взгляд светлых девичьих глаз прикоснулся на это раз к трупу убитого мытаря. - Я заварила эту кашу, мне и расхлебывать. Хочу довести это дело до конца. А вы - вернете медальон женщине. Если конечно на все это найдется время. Берегите себя, ладно? Все вы. С нами добро. С нами любовь. С нами мечты всех тех людей, которых мы с вами защищаем... И если вы вздумаете, что вам не верят... Что готовы махнуть рукою на нечисть... Просто вспомните мои слова. Они придадут вам сил.

Кволлийка постояла еще мгновение, будто и не хотела никуда уходить немедленно. Но затем обернулась и зашагала прочь, в сторону эвакуирующейся рыбацкой деревеньки. Зеленое уходящее пятнышко с хохолком цвета соломы.

Пожалуй, одной уходить было грустно.

    Их вновь ждала теснота тоннеля, вновь открылся обрыв в черноту. Но кое-что отличалось. Теперь они не двигались навстречу неизвестности, а отступали с тяжёлой, но всё-таки вырванной из лап секты победой. Подвал за их спинами пылал. Каменное подземелье выдержит огонь, но Гарольд старался сжечь не столько кирпичи, сколько нематериальную связь, родившуюся из осквернённых икон и кошмарных снов. Одну бутылку он бросил в иконостас, глядя, как сгорают изуродованные лики святых, как загораются бумаги на столе Иосифа. Другая отправилась в стеллажи, превращая главный зал в ревущее инферно. Большой костёр, который Самуил Варнас зажёг на развилке, стал преддверием зажжённого Гарольдом и Бартеном большого пожара.

    Ибо сказано: сжигайте своих мертвецов.


    * * *


    Вскоре в лица дохнули свежесть и холод. Вдали мерцал Новый Фандалин, освещённый необычно большим числом фонарей — наверняка, каждый житель слышал стрельбу. Чтобы обойти холм, потребовалось время. Часов не было, но шли, по собственным ощущениям, они медленно. Без Каспера (вернее, с Каспером на закорках) приходилось продираться сквозь плотные кустарники, оставляя на них целые нити одежды, а потом долго искать подходящий поворот на дороге от особняка к городской площади. В полном мраке добиться успеха было не так просто.

    Засада в холодной ночи, на мокрой земле, среди густого тумана, сама по себе стала нелёгким испытанием, но принесла плоды. Сначала Бартен и Дендер перехватили брата Уолтера, спешившего из города. Тот пытался было удрать, но смирился с судьбой под направленным в нос дробовиком. Потом Гарольд взял на прицел двух моложавых парней, тайком пробиравшихся по обочине. Питер Брайтон и его спутник сдались без боя, да так усердно, что пальцами царапали звёзды.

    Когда неровная луна коснулась окрестных лесов, от города двинулась процессия. Длинная лента огоньков — факелов и фонарей — плыла в предутренних сумерках, взрезая фиолетовый мрак как алая чинкуэда. Её возглавляли судья Холлвинтер, нонна Гараэль, мисс Бойл, хозяин сыроварни мистер Трикстер с ружьём, отец Варнас, несущий Догму, факел и обрез, и хмурый мистер Уолден в неизменном смешном кафтане, похожем на пижаму или халат. Он, наверное, согласился стать городским представителем только ради возможности первым всё записать. Но радость при виде живого Гарольда сотоварищи была искренней.


    * * *


    Выяснилось, что в десять, когда загремели выстрелы, судья приступил к действиям. Вместе с Уолденом и священником они арестовали двух сектантов у чумного дома, отобрав одноствольное ружьё для утиной охоты — то, которое досталось мистеру Трикстеру. Оказывается, вечером в салуне пастор не просто вызнал новости, но и готовил почву для ночного переворота, договорившись с вторым по вменяемости городским бизнесменом. Естественно, потому что самый вменяемый (и самый толстый) городской бизнесмен уже развлекался в подвале Энквитуров.

    Недолгий допрос, учинённый на месте, приоткрыл новые стороны головоломки под названием Красные Колпаки. Брат Уолтер рассказал, зачем ходил в город. Описание «чёрной женщины» совпадало со словами мисс Леноры Бойл. Образ одинокой дамы, грызущей куриную ножку перед очагом, встал перед глазами Гарольда. Он видел неведомую Веронику, видел прямо там! Но в «Каменной деве», конечно, уже никого не было — загадочная постоялица исчезла, оставив нерасправленную постель и нетронутую воду в умывальнике, успевшую заледенеть. Мисс Торнтон, а позднее и Джаспер Уолден, оба знавшие лусканский диалект, перевели последний приказ викария однозначно: «Чёрный паук, исполни обещанное». Так обрело лицо это странное то ли имя, то ли организация.

    Натаниэль не знал почти ничего. Он просто нашёл Брайтона и Стоунхилла, которые готовились защищать лестницу до последнего патрона, и позвал их с остальными. Разъярённый гибелью брата, Стоунхилл отказывался уходить. До тех пор, пока разгневанные горожане не взяли особняк в кольцо, отказывался он и сдаваться — потребовалось немало усилий, чтобы заставить «колпака» сложить оружие. Возможно, ветеринар предпочёл бы видеть Стивена мёртвым, но будущее угрюмому детине и так предстояло незавидное.

    Итого — шесть арестов и четырнадцать убитых за двое суток. В совокупности — двадцать человек. Секта викария была разгромлена, Фандалин освобождён, но сколько бы ни обыскивали особняк, сколько бы патрулей ни вставало у дороги на Трибоар, след безумного священника потерялся в ночи. Не приходилось сомневаться, что Красные Колпаки, сохранив своего лидера, ещё дадут о себе знать. Бой за Новый Фандалин завершился абсолютным триумфом, но руины Старого Фандалина обрели подкрепление. С собой ушедшие «колпаки» забрали один револьвер и два ружья, зато Гарольду и Бартену достались остальные игрушки, включая магазинную винтовку Стоунхилла, снабжённую скобой под спусковым крючком для перезарядки.


    * * *


    Наутро в сгоревший подвал спустился губернатор Роше в компании Гарольда, отца Варнаса и сестры Гараэль. Вместе с неугомонным Нильсом, который и рассказал об удивительной находке, они вошли в камеру, где держали пленников. Всё вокруг покрывала копоть, а в почерневших грудах обломков едва угадывались винные стеллажи. Углекислый газ так щипал ноздри, что без платков и долгого проветривания войти в подвал было невозможно. Сапоги пришлось обмотать несколькими слоями мокрой ткани, иначе подошвы охватывал нестерпимый жар. Тем не менее, среди сажи Нильс нашёл нужную каменную плиту в своей бывшей тюрьме. На ней были выбиты два слова: «Агата Роше».
    Мэр Фандалина долго смотрел на эту надпись, а потом, не говоря ни слова, вышел. На одутловатых щеках блестели слёзы.

    Преподобный Варнас задержался, прочитав заупокойную молитву, а потом долго бродил по сгоревшему подвалу, бормоча под нос псалмы, изгоняющие Дьявола. И Гарольд мог поклясться, что периферийным зрением он видит гирлянды быстрых искр, пробегающие по стенам. Будто обряды священника сжигали то, что не успел поглотить огонь...


    * * *


    Торнтон собиралась уезжать через сутки и позвала мистера Бартена с собой. Торговец, снабжённый письменной благодарностью окружного судьи штата Невервинтер, стал для компании более ценным активом. Наёмница предлагала мистеру Бартену взять жену, чтобы присоединиться к ней и Джесперу — её караван наконец-то шёл на Трибоар. Потом Компания пришлёт на торговый пост иного представителя.

    Ветеринар Роберт Дендер, ставшим вторым местным героем, в основном отлёживался, но уже довольно бодро прыгал на костыле. К нему заходили горожане, интересуясь выдуманным им рецептом борьбы с чумой. Он не давал настоящих результатов, но вместе с прижиганием гнойных каверн и приёмами фтизиатрии помогал замедлить болезнь. Правда, ненадолго. Неощутимое зло, живущее в воздухе, продолжало наступать на Фандалин.

    Власть в городке перешла к судье, который занял ратушу. Он отправил с Торнтон письмо в Невервинтер, которое начиналось с обстоятельного отчёта о произошедшем. Не приходилось беспокоиться о том, что вскоре мэр Роше будет вынужден или выполнять свои обязанности, или уйти в отставку.

— Ты не прав Шквал. Я верю в твои слова, я доверяю... всем вам. Но... Разве вас это не пугает. Не та самая тьма, не ее служители, а сама это неизвестность? Вся это недоговоренность? Неужели я так многого прошу? Я просто хочу знать, что мне делать, к чему готовится и как с этим справится. Я не требую прямого указателя, или легкого пути. Но хотя бы ориентир, цель, к которой можно двигаться. Потому что сейчас, я словно ступаю в туман и не вижу дальше своей руки. Твой артефакт должен посчитать нас достойными, но достойными чего? Того что бы рассказать, насколько плоха эта тьма, что она зло? Разве для этого так много надо? "Рыбы могут плыть против течения, но в мутной воде они выжить не смогут". Так говорят, у нас в Кандангане.

Поникшая и расстроенная чародейка развернулась от входа в шахты и отошла на пару шагов. Ее взгляд устремился, куда-то вдаль, хотя не смотрел на что-то конкретное. Она обхватила себя руками, что бы унять дрожь по телу, но не смогла избавиться от дрожи, что проявился в ее голосе.
— Мне страшно... - после чего она повернулась к паладину, что бы сказать следующее. - Начать с малого, да? А почему то что нас призвало сюда, не начало с малого. Я уверенна, что у каждого из нас было свое место, было то, чем он занимался, были планы и цели. И нас просто вырвали из нашей привычной среды, не спрашивая хотим мы того или нет. И просто оставили с фактом, который мы даже не можем осознать. А что если завтра нас опять возьмет, и перенесет опять куда-то. На очередной остров, к очередным камням и мы не в силах будем это как либо остановить. И ты считаешь, что это нормально?! - Пусть и начавшаяся с дрожи речь, закончилась на повышенных тонах со стороны чародейки. Но потом она остановилась, понурив взгляд и вернувшись к нормальной речи.
— Прости. Просто... Меня не покидает ощущение, что моя жизнь уходит из моих же рук. Словно я кукла, которой играют, и которая не в состоянии на что-то повлиять.

"ВЖУХ!" - перед носом зазевавшегося Лорина, словно молния, блеснул клинок. Ну, не перед самым, и не то чтобы блеснул, ведь лезвие изрядно потемнело с годами, но звук произвело, как новое.
- Тебе нравится? - поинтересовалась у мага Лидия, разрезав надвое воздух. - Страшненькая, конечно, но в деревне другой нет. Я не нашла, во всяком случае...

Девушка сосредоточила внимание на рапире, держа ее на вытянутую руку острием в сторону Лайчгейта (хоть сама об этом не догадывалась). Затем снова взглянула на юношу, перед которым откровенно хвасталась обновкой. Рыжей, рябой от старости и, наверняка, не особо острой, но намного длиннее и внушительней, чем простенький кинжал с распродажи. Прежде чем использовать, о ней нужно было позаботиться.

- Слушай, Лорин, а "Фокусы" умеют очищать от ржавчины? - Лидия взмахнула клинком еще раз, едва не срезав бельевую веревку, на которой сушилась чья-то сорочка, высоко над ее головой. Затем прижала ведущую руку к телу. Это была одна из фехтовальных стоек, что их волшебница подсмотрела у старших там, в эльфийском лагере. Вот бы и ей научиться со шпагой...

За спиной воительницы виднелся рюкзак, которого раньше у нее не было. Ее собственный, как и туфли, остался в известной кволлийской таверне, но в Бронсе Лидия разжилась новым, когда все жители к ним подобрели. В рюкзаке же лежала броня, которую девушка показывать не решалась. Сперва охарактеризовав ее как плед из оладьев, слегка подгоревших и почему-то квадратных, она посчитала доспех ужасным. Старым и не красивым. В таком показываться ей было стыдно, но лучшего опять-таки не было... Между защитой и образом Карстена, которого часто изображали одетым в захудалую броню не по размеру, блондинке было выбрать сложно, поэтому Лидия предпочла не выбирать. На случай сражения она "стеганку" взяла, но положила к себе в сумку, чтобы теперь не пришлось краснеть перед единственным достойным кавалером. Чем только не пожертвует для красоты барышня... В зеленом платье ей было вполне комфортно.

Филин сидел немой тенью на плече у Лорина и наблюдал за происходящим из-под едва приоткрытых век. Деревенское вече и признание Шквала новым хозяином древнего артефакта, казалось, не особо его волновали. Лишь тогда, когда застёжка плаща тихо щелкнула на шее друида, он негромко прокомментировал произошедшее короткой фразой: «Проклятье Карстена» и сочувственно взглянул на генази.

— Знаешь, почему Круги Друидов при всей своей чрезвычайной мощи до сих пор не правят этим миром? — мысленно обратился он к своему магу. — Их неофиты постоянно просят у своих учителей обучить их понимать животных, вместо того, чтобы учиться понимать людей.

В ответ на свои слова Азрион получил от Бронсона лишь недоумение в той же степени, которое присутствовало и у всех остальных. Ропот, а где и откровенное переругивание заполнили пространство, покуда синекожий здоровяк бился в конвульсиях на траве.

– Дак а делать то что?! – огрызнулся на слова магессы воин, не до конца понимая спокойствие Лидии и рассуждения о каких то там выбросах энергии. – Все вы книжные черви одинаковы...чтоб вас. – Последняя фраза была уже добавлена тише - полукровка сфокусировался на теле Шквала, время от времени содрогающееся в конвульсиях. Надо было что-то делать. Может оно и было не опасно для друида, всё это "выбрасывание", но выглядело так, будто кронландский дикарь вот вот отправится на встречу с своим божеством. Вон, даже ногами засучил, будто бежит куда-то. Не долго думая, Азрион решил сделать то, на что у него хватало сил.

– Силой Господа нашего я исцеляю тело и душу, – забормотал вполголоса слова молитвы полукровка, опустившись на оба колена перед Шквалом. Одна ладонь легла на лоб друида, вторая - на грудь. Пришлось приложить усилие, чтобы хоть как-то прижать здоровяка к земле. – Свет Лорда Зари да укажет тебе путь во тьме забвения, да озарит он дорогу обратно...

Знакомое товарищам мистическое сияние вновь окутало пальцы паладина Арана. Толика божественной благодати коснулась тела потерявшего сознания. Дерганья и конвульсии начали стихать, что для Азриона стало следствием его вмешательства.

Правда, то что произошло дальше, заставило полуорка застыть в замешательстве - прийдя в себя Шквал первым делом принялся кричать, что убил паладина и последний должен быть мёртв! "Вот так сказка", - недоуменно хмыкнул воин, не находя сил высказать это вслух. Судя по лицам вокруг, ничего не понял не только полукровка.

– Да что вообще произошло? – Когда друид поутих и явно пришел в себя, паладин поднялся на ноги. Всё резко стало с ног на голову, стоило только появиться плащу Картстена. – Шквал, может хоть ты можешь объяснить что это было?

Вода. Падение. Маленький мальчонка, ныряющий впервые в холодную глубину. Растянувшееся, казалось бы до невозможности время. Впереди, там, куда гребут руки, тьма, где-то над головой толща воды и озабоченный Дарома, а ещё выше Вахун, с интересом смотрящий за взрослением почитателя. Хотя стоп! Нет, все не так!
Он падает, бесконечно долго и всего считанные мгновения. Он - это Шквал, тот, кто с товарищами помогал в поисках детей и обнаружил угрозу. Или же нет? Куда он падает? Что там впереди? Тьма или спасение? Кто он? Вопросы, одни лишь вопросы. Видения, иллюзии, пророчества...

Лежащее на земле на небольшой площади деревеньки Бронс тело синекожего генази на глазах у сотни её жителей периодически билось в конвульсиях. Руки щарили по земле, словно пытались ухватиться за спасительную соломинку, могущую предотвратить неминуемо падение. А то вдруг ноги начинали немыслимую пляску, словно Шквал куда-то бежал. Или от кого-то. Но куда и зачем?

Несколько минут, которые, казалось, тянулись вечно, содрогания прекратились. Грудь друида вновь начала равномерно вздыматься. Все говорило о том, что он вот-вот придёт в себя. Лишь из уголков глаз стекли несколько слезинок.

Ещё несколько мгновений и Шквал открыл глаза. Едва завидев склонившегося над ним Азриона, он широко раскрыл глаза, явно удивившись увиденному.
- Ты... - прохрипел друид, - ты... Но ведь ты должен быть мёртв. Я сразил тебя. Неееет!
Одновременно с сорвавшимся с губ криком, Шквал торопливо, словно находясь в ужасе, стал отползать от паладина, даже не пытаясь подняться. Руками он пытался шарить по земле вокруг, словно желая обнаружить оружие, которым он мог бы защититься от видимой только ему опасности.
- Убирайся! Ты мёртв! Я справился, я не мог ошибиться! Жертва не была напрасной!
В ошеломлении друид крутил головой, силясь понять где он находится и что происходит.

Постепенно ясность сознания стала возвращаться к нему. Он - Шквал, друид из Кронланда. Вокруг общая площадь деревни Бронс. Ещё совсем недавно здесь было вече. Вон, кстати, и жители Бронса, которые собрались на вече. Отдельно на возвышении сидят местный староста и отец Бронсон. Неподалёку стоят с озадаченными и озабоченными лицами его товарищи, связанные пророчеством. А тот, на кого он совсем недавно кричал, был Азрион. На лице паладина легко было рассмотреть недоумение и опасение. Опасение за судьбу и здоровье Шквала и недоумение от его недавней реакции.
- Прости, Азрион. Это... это было... В общем, я сам ещё не понимаю, прости.
Шквал медленно поднялся, отряхиваясь, и неожиданно замер, смотря на свою руку, в которой по-прежнему сжимал плащ. Плащ. Вот в чем дело! Вот зачем они здесь!
- И что теперь? - негромко произнёс друид, протягивая руку с плащом в сторону Бронсона.
- Что теперь? - уже громче повторил он.
Затем Шквал внезапно схватился за голову и сел на землю. Так он и сидел, обняв голову руками, практически укрыв её плащом.

    Но кузнец расхохотался. Изуродованной рукой человек-гора выставил деревянный талисман Илматера... и чёрный водоворот разбился о него, как прибой разбивается о скалы. Раскалённый молот поднялся, чтобы навсегда окончить путь Гарольда де Фуко, сына невервинтерского алхимика и Марианны Энквитур, прямой наследницы рода Авраама.

    Одним перекатом Урсула оказалась у пистолета, схватила его и выстрелила с колена. Пуля ударила в бок великану, пробила кожаный фартук, раздробила нижнее ребро и желудок. Осколки кости вонзились в мягкие ткани кишечника, делая выстрел смертельным если не сейчас, то завтра. Даже гениальный хирург Корсаков не смог бы исправить подобное. И тогда огромный молот с грохотом выпал из ослабевшей руки. Здоровяк закачался, не дойдя до Гарольда лишь шаг.

    Может быть, та, кто называла себя Урсулой Латту-и-Энквитур, не имела отношения к сложной генеалогии Роше-Энквитуров. Может быть, она ехала в Фандалин за своим серебряным счастьем, а вовсе не за Глорией или от глубины родственных чувств. Может быть, то и уберегло её от наследия Авраама, что она никогда не была частью проклятой семьи. Но если что умела знаменитая мошенница Шарлотта Перини, мастерица обмана и грима, так это стрелять. Плакаты с её очередным лицом можно было встретить от Лускана до Балдурс-Гейта. Все они были Шарлоттой, но она не была никем из них.

    Мерцающая матрица из многих крохотных цифр опутала великана, подчиняясь едва слышному шёпоту Эспера. Кузнец рухнул на колени, встретившись глазами с глазами пастора. И в этот миг священник понял, что вера Гарри Кларга была истинной. Не амулет, а вера защитила его от магии Гарольда. Не алчность, а вера заставляла терзать судью калёным железом. И Самуил Варнас усмотрел в этой вере то, что заставило его возложить худые руки на плечи гиганта. Ибо не только чудотворцем был измождённый мужчина в старой сутане, но и экзорцистом. Не одно лишь сострадание привело его в Фандалин.

    — Илматер простит, — шепнул Варнас, заслонив, загородив собою недавнего врага. То, что предстояло сотворить, касалось лишь его, Гарри Кларга и их безгрешного Господа. Самуил начал читать слова изгоняющей молитвы: «Non draco sit ihi dux»...
    — Нет... — кровавыми губами просипел великан, склонив гривастую голову ко лбу Самуила. Но священник был непреклонен:
    — Numquam suade mihi vana... — бормотал он.
    — Нет...
    Мягко, почти просительно Самуил возгласил:
    — Vade retro, Tiamat! Vade retro, Tiamat!

    Золотое пламя брызнуло из-под его рук. Там, где стоял кузнец, теперь пылал светоч. Арно с криком бросился прочь из залы, попутно ухватив за плечо чью-то тень. Его отчаянные вопли ещё долго не замолкали в гулких коридорах усыпальницы. Не выдержав, Гарольд заслонился рукавом — так ярко пылал очистительный огонь.

    Свет рукотворного солнца упал на мозаику, где Плачущий Бог протягивал к пастве изломанные руки. Страшный знак привлёк внимание Варнаса. По сложенному из мелкого стекла лицу Илматера текли кровавые слёзы. Икона смотрела на преподобного, который не отрывал рук от горящих плеч атамана. Илматер смотрел на него.

    Подняв потемневшие от чада ладони к своим щекам, Самуил увидел кровь на них. В памяти восстал образ перепуганной матери, которая почти силой заставляла нескладного, хмурого мальчишку переступить порог сельской церкви. Он вспомнил страстный шёпот преподобного отца, чьё имя ускользало от него, но чья молитва восславляла Творца сущего, подвижника миров. А вот молодой Самуил, согнувшись, входил в тесную хижину на окраине, где кричала и извивалась дворовая девка, привязанная простынями к кровати. Самуил открыл требник... Самуил нырял в бездны памяти.

    Кровавые слёзы текли по каменной иконе. То было знамение.


    * * *


    Судья Северин Холлвинтер смог добраться до Фандалина с помощью нежданных спасителей. Этот тёмный, мрачный город был охвачен страхом и паранойей. У моста, ведущего в Фандалин, возвышались столбы с сожжёнными телами. На их груди болтались таблички: «Богохульствовал!», «Укрыл скот!». С недальнего холма на Фандалин взирал особняк, спрятанный за ночной мглой и дождём. Семейное гнездо Энквитуров, ныне полуразрушенное и заброшенное, продолжало напоминать о былых властителях этих мест. На главной площади был сооружён косой крест, где обвисло прибитое гвоздями тело крестьянки с очередной табличкой: «Она воровала еду!». Тощий пьяница, качаясь, выкрикивал вслед фургону бессвязные лозунги и строфы песни:
    — Чума — наказание за ваши грехи! Догма Илматера нарушена, и смерть ныне скачет по Фандалину! Да-да! Да-а-а!

    Фандалин в беде!
    Скачет смерть к тебе!

    Группы мрачных мужчин в красных клобуках патрулировали ночные улицы, а двери немногочисленных лавок были где заперты, а где заколочены досками. Даже одноэтажная городская ратуша уже не принадлежала городу: эдикт, висевший на её дверях, был подписан вовсе не бургомистром Фандалина, а именем преподобного Иосифа Гристы. Лишь пост торговой компании, похожий на маленький форт, продолжал функционировать под защитой Эдвина Бартена и хмурой женщины по фамилии Торнтон. Оба они, вооружённые мушкетами и трапперскими ножами, долго отпирали стальную дверь и выспрашивали бумаги. Там нашли приют странники, слишком уставшие, чтобы задавать вопросы.


    * * *


    Лишь Гарольд беспокойно ворочался на старом топчане. В его ушах вновь и вновь звучал крик великана. Во сне юноше казалось, что на его руках лопаются красные бутоны, а из окон старого особняка выплёскиваются лианы тьмы. Это живая тьма. Они извиваются, становятся длиннее. Они ползут по улицам, огибая пятна редких фонарей, окружают торговый пост и всасываются в щели под крышей, чтобы... чтобы...

    Среди лабиринта, состоявшего из непроходимых зелёных изгородей, мерно билось огромное сердце. Сотканное из снов и недобрых грёз, из листьев и живой плоти, оно вздрагивало в объятиях колючих лоз, и безглазые глаза смотрели в пустоту. Вскинувшись под тонким одеялом, измотанный Гарольд вдруг увидел Эспера, который беседовал с судьёй при свете лучины. Мадам Торнтон врачевала ожоги его чести оливковым маслом и бальзамами Корсакова. Почему-то эта картина успокоила Гарольда. Съёжившись под одеялом, он пытался не уснуть и поймать слова тихой беседы:

    — Что успела поведать вам леди? — продолжал нумеролог.
    — Шахта «Фанделвер» упоминается в реестрах вместе с двумя другими шахтами, «Надеждой» и «Коронацией», — сквозь боль отвечал судья, постоянно кривясь. — Как известно, последние стали основными источниками серебряного богатства Энквитуров.
    — А что же с первой?
    — Разработка первой шахты началась в то же время, но никаких налогов с неё не платилось, а объём выработки соответствовал запасам только двух шахт.
    — Вы имеете сказать, что о ней просто забыли? — недоверчиво улыбнулся Валден-Рой. — Не верю. Это же тысячи марок упущенной выгоды. Это сравнимо с доходом от Горы Уотердип.
    — Впоследствии подтвердилось, что Авраам законсервировал шахту, сообщив об ошибке геологоразведки — мол, серебра там нет. Однако в последнем письме Теодор передал леди, что шахту «Фанделвер» он обнаружил в более чем подготовленном состоянии. Она просто была закрыта. Но по неизвестным причинам молодой мастер пришёл к мысли, что эта шахта — вовсе не серебряный рудник.
    — Но что же?!
    — Что-то иное, — Холлвинтер в очередной раз охнул. — Но что именно... неизвестно. Новых писем от Теодора не поступило.


    * * *


    Встреча в Фандалине стала совсем не такой, как планировали путешественники.

    — Я согласен, — поспешно шепнул Эспер, глядя на сделанный девушкой рисунок. — Это софистицирует ситуацию для наших оппонентов. Они окажутся в деранжементе.
    — Как и мы! — с покровительственной ноткой возразил Гарольд. — Надо же кому-то видеть?

    Пальцы на обнажённой руке Самуила, кажущиеся жёлтыми из-за его нездоровой кожи, медленно затягивали узел. Далёкие стенания судьи казались недобрым преддверием к тому, что замыслил священник.

    — Но если фонаря не станет, то и вызнать наше местоположение не выйдет, — продолжал торопливо бормотать маг. Эспер казался уверенным в идее Урсулы.
    — Если загасим фонарь, — хмуро возразил Гарольд, готовясь к худшему, — мы уж точно ничего не лицезре...
    — Хватит. Тише.

    Гарольд поспешно схватил брошенный пастором клобук и надел его на лампу. Сам фонарь он поставил на каменный выступ в широкой части пещеры, найдя подходящую расщелину. Теперь масляный свет едва мерцал под тканью, а пещера погрузилась во тьму. Спустя считанные мгновения её пронзил жуткий и тяжкий стон. Камни дрогнули под ногами, а отблески костра вдруг замерцали, будто среди них плясал неясный золотой сполох.

    Голоса в алтарной зале резко стихли. Петля ещё раз обернулась вокруг ладони пастора Варнаса. Почти как в те бессонные ночи, когда он назубок учил Слова Догмы, и те слова казались ему бесконечными.

    — Вы... вы слышали? — неуверенно спросил кто-то из «колпаков».
    Гулкий, заунывный стон вновь прокатился по коридорам усыпальницы. Откуда-то посыпались крошечные камешки, щёлкая друг по другу.
    — Вы слышали?! — теперь в зале звенела паника.
    — Это оттуда!
    — Нет, оттуда!
    — Илматер, храни нас...

    Лязгнули брошенные щипцы. И снова пещера дохнула холодом, который промчался по лицам затаившихся спасителей. Лишь ряса Самуила осталась недвижимой. Петля мерно вращалась в его пальцах. Как тогда. Как в те ночи, когда семисвечья крохотной сельской церкви вспыхивали золотым светом, пока нескладный подросток повторял слова Догмы.

    — Это там!
    — Неужели сам старый Авраам восстал? — ахнул кто-то, и этот возглас заставил кузнеца взять дело в свои руки:
    — Затвори дурной рот, брат Квентин, — рявкнул он. Что-то заскрипело. — Ты знаешь не хуже мойнего, как поступили с поганым безумцем.
    — Но это... вот опять! А-а-а!

    Ручей зашумел пуще прежнего, вплетая в свой шум неясный шёпот. Лишь Эсперу, который затаился близко к отцу Варнасу, почудилось, что этот шёпот похож на голос пастора и повторяет слова простой молитвы. Маг почти с восторгом наблюдал за событиями, отчаянно жалея, что не может взглянуть в хрусталь своего шара и прочесть сочетание духовных и естественных энергий, образованное священником. То, что творил пастор, не было магией или ярмарочным фокусом, но разум внушал Валден-Рою, что ответ существует. Разве не верили далёкие предки в богинь грозы? До того, как изложили штормы через понятия эфирных разрядов? Впрочем, ещё никому из его малочисленных коллег не удавалось воочию убедиться в том, что миф о чудесах церкви — никакой, на самом деле, не миф.

    Последний спазм потряс склеп Энквитуров и затих, но у алтаря поднялись шум и крики.

    — Ты и ты. Глаз со старика не спускать, — приказал бас и грубо заорал: — Шесть свечей! Шесть свечей!.. А, чтоб вас побрал. Квентин, Емик. Возьмите головни и проверьте там.
    — Я туда не полезу! — завизжал Емик, и сразу стало ясно, про какое именно «там» говорит атаман бродяг.
    — Полезешь, коли веруешь, — с необычным спокойствием возразил бас... и протест моментально стих. — Арно, ты отопри двери и взгляни, что на перекрёстке. Много зла таится в ночи, но свет Илматера бережёт нас!
    Что-то затрещало там, вторя словам фанатика.
    — Храни Илматер... — нестройно отозвались голоса.

    Послышалось шарканье, света в узком тоннеле прибавилось. Вскоре к ним присоединились пыхтение и треск импровизированного факела. Его с трудом хватало, чтобы подсветить неровные своды пещеры.

    — Спаси и охрани... — бормотал идущий впереди Емик, которого Урсула помнила стоящим со щипцами. — Спаси и охрани от духов злых, отец небесный... тут никого нет, видите? Видите?
    — Лезь давай, — буркнул второй.
    — Я... я не хочу... ты что, не слышал, как мёртвые завыли?..
    — Там нет никаких мёртвых, мы сто раз всё обошли. И сам преподобный туда заходил, а где Гриста — там свет. Впереди только плотина и пещера у ручья.
    — Вот именно. Но кто же выл? Ты представь, как...
    — Лезь! Али пером подсобить?

    Заскрежетал тесак, покинувший ножны, а шаги Емика становились всё ближе. Вскоре проём закрыла коренастая тень невысокого мужчинки, по виду — типичного селянина. Он вёл перед собой горящей палкой, которая роняла огненно-алые искры. Свет выхватывал из темноты картофельный нос, перепуганное лицо и выставленный впереди себя большой охотничий нож. Он протопал мимо Урсулы, даже не заметив согнувшуюся возле плотины девушку. За ним следовал второй «колпак», тот Квентин, что заподозрил возвращение патриарха. Этот шёл скорее злобно, чем боязливо, и свой тесак также держал наготове.

    — Ну?! — требовательно рявкнул бас.
    — Здесь ничего нет! Совсем пусто! — проблеял Емик, но всё-таки заглянул в широкую пещеру. Свет упал на бледного Гарольда, стоявшего во тьме будто призрак. Глаза бродяги начали округляться.


Получатели: Преподобный Самуил Варнас.

Косая тень расползлась по полу таверны. На пороге, окутываемый лучами заката, стоял барахольного вида монах. В грязной дырявой робе, с мешком вонючих пожитков за плечом. Лица под капюшоном словно не было, одна только спутанная борода. Подмышкой он нёс настолько же жалкую курицу с мрачным бездомным взглядом…

При любых других обстоятельствах, оборванца бы тотчас же выпроводили в море, надавав попутных тумаков. Его облик казался удручающим даже для хадхеймского захолустья! Но, так уж сложилось, что именно в этот вечер всем было просто начхать. Проблем ведь и без того хватало.

Бродяга доковылял к ближайшему столику, за которым, к слову, уже сидели уважаемые люди, достал из мешка дурно пахнущий свёрток и шмякнул его об пол, да так, чтобы все видели.

— В могилах было вот это! — триумфально пробурчал Харнден, скинув наконец нелепый пропахший дымом капюшон. Дварф указал на разлагающуюся тушку зайца, почему-то завернутую в азрионов плащ… Прочувствовав на своём лице недобрый взгляд паладина, старик поспешил объясниться:

— Да ладно, Азрион, не серчай! Не фасон, конечно… но это ж ради дела! Ты только глянь, сколько всего влезло, — старик развернул пропитанную кровью ткань и продемонстрировал спутникам слова эпитафии, переписанной со стен гробницы, — Это же искусство, братцы!

— Слышь, Лорин, чего-то мне не нравится, как твой филин на мою курочку поглядывает. Ты его кормишь вообще?

– Дуэргар, – повторил вслед за птицей Азрион и попытался вспомнить хоть что-то, что отзывалось на этот строй букв, но ничего не всплывало в сознании полукровки. Даже отдаленно похожего. – Так же не слышал ничего подобного. Да и если никто из присутствующих никогда о подобном не слышал, откуда нам знать, что это не твоя очередная выходка? Откуда тебе знать то, чего не знают остальные?

— Отделившись от тела, твоя милая головка спустя месяц выглядела бы не намного лучше той дуэргарской, — заметил Хугин. — Но это не отрицает того факта, что они больны навязчивыми идеями и живут под землёй. Отсутствие солнца не лучшим образом влияет на цвет кожи. В общем, от этих ублюдков могут быть только неприятности и — поверьте мне — вы не хотите с ними встречаться.

    — Я думаю, это лучшее из предложений, — с лёгкой дрожью в голосе поддержал Эспер. — Тем паче, это напоминает униформу с-сих г-господ...

    Приблизившись, элементалист с тревогой следил, как Урсула поочерёдно наклоняет головы бродяг, стягивая алые шапероны. К счастью, никто не проснулся: заговор Гарольда, каким невероятным ни был факт его существования, работал. Часовые храпели, будто отрубились добрый час тому назад. Так и в Старых Богов поверишь, и в волколаков.

    Броская деталь гардероба впрямь казалась странной. Колпаки больше походили на предмет культового облачения, чем на опознавательный знак. Ещё большей странностью оказались грубо, но старательно вырезанные из дерева ладони, висевшие на груди оборванцев. От их хозяев пахло выпивкой, чесноком и травяным отваром с привкусом мяты, который горожанке Урсуле был неизвестен. Зато знакомый с азами врачевания пастор опознал багульник — бодрящее растение, из которого заваривают тонизирующий чай, хранящий от простуды. Ботинки негодяев довершали их образ. Ботфорты с гвоздём приколоченными подошвами никак не могли быть обувью путешественников — в них скорее пальцы поломаешь, чем натопчешь лиги на тракте. «Красные колпаки» жили поблизости, и никак иначе.

    Урсула вручила последний колпак священнику, а Гарольд вытряхнул порох в ручей и бросил мушкет к тесакам. Подхватив вместо него фонарь, беловолосый юноша шагнул под своды пещеры: теперь даже Эсперу ничего не оставалось, как последовать за всеми.

    Дождь оборвался мгновенно. Тёмный тоннель поглотил новоиспечённых «колпаков», вынужденных с осторожностью пробираться по узкому бортику над ручьём. Сапоги то и дело скользили по влажным камням, а мрак из глубины дышал сыростью. Семейная усыпальница Энквитуров оказалось необычно большой и сохранилась хорошо, несмотря на забвение потомков. Земляная крыша, зацементированная кормирской смесью, почти не текла. Тоннель шёл вперёд без уклона, отказываясь кончаться, и свет фонаря играл на мраморных стенах.

    — Над тростником реки Ардип, — неожиданно мягким голосом проговорил Эспер, ведя пальцами вслед за своей тенью, —
    Где выдры лишь живут и птицы,
    Скрывается забытая могила
    Преступной, но пленительной девицы.
    Ночная мгла несёт свои обманы,
    Встаёт луна, как грешная сирена,
    Бегут белесоватые туманы,
    А из пещерной тьмы...

    — Тс! Нашли время, тоже мне!
    — Это Джозайя Хиллкрейг, — смущённо пробормотал Эспер. — Известный поэт новой школы Побережья. У меня была его книга, и вот, что-то вспомнилось.
    — Да хоть святой Илма... кхм. Лучше назад смотрите, вот что делайте.

    Последние слова отдались неожиданно гулким эхом, а круг света выплеснулся на широкую каменную площадку, от которой расходились три пути. Ручей убегал в искусно сделанный под настилом жёлоб, чтобы продолжиться в северном тоннеле. Восточный и западный были оформлены в стиле входного портала: треугольные портики над двумя полуколоннами, потрёпанными временем. Из темноты в западном проходе вдруг донеслись отзвуки голосов, заставив путешественников вжаться в стену, с напряжением вслушиваясь. И когда, казалось, всё стихло, звуки повторились: чьи-то голоса, грубый хохот, дружный свист...

    Восточный тоннель оставался тёмным. Пугающее безмолвие хранили его своды. Поддавшись неясному наитию, Гарольд вышел в центр площадки, осветив фонарём проём. Декоративные чугунные ворота, прежде перекрывавшие его, были давно сломаны. Прямо за порогом теснились несколько больших бочек и коробов из свежего дерева, штампованных трафаретными надписями на лусканском: «Handelsbedrijfseigendom!». За ними виднелись два мягких тюка и пара бочонков с хмельным ароматом. Однако импровизированный склад занимал несколько ярдов коридора, после чего проступали очертания ниш в стенах — кажется, эта сторона вела в усыпальницу. Далее жёлтый свет истощался.

    Эспер, оглядываясь как велено, уже не мог разглядеть даже очертаний выхода. Только ручей показывал направление в темноте.


Получатели: Преподобный Самуил Варнас.

    Недолгое совещание, пока горел костёр, окончилось почти единогласно. По словам пастора, нападение и убийство произошли незадолго до их появления. Терять время было нельзя. Хотя Эспер, вторя голосу разума, предупреждал о трудностях предстоящего пути и советовал добраться до Фандалина, опасения за жизнь похищенных победили. Впрочем, у математика хватило времени, чтобы наспех пересмотреть сделанные днём записи. По-видимому, среди балансировочных уравнений, подходящих для этих суток, оставалось ещё одно, теоретически сохраняющее свой трансфигуративный потенциал. И Валден-Рой рассчитывал на него больше, чем на всю эту сомнительную затею. В конце концов, люди неразумны, но цифры разумны всегда.

    Конвой, превратившийся в спасителей, оставил животных и фургон неподалёку от костра, рассчитывая на то, что никто не поедет по глухой лесной дороге в чумной край. А если и поедет... что же, кирки и бочки против двух жизней: приемлемый риск. Поводья мулов набросили на ветви ближайшей осины.





    Возглавляемая Гарольдом и Урсулой, четвёрка медленно пошла по тропе, провожаемая грустными взглядами животных. Солнце окончательно скрылось, погрузив кладбище в синий туман. В нём проступали острые пики оград и белые тени монументов. Священник снова поднял щит, начавший светиться, и стало ясно: тропу окружали стелы и давние склепы, давно поросшие мхом и глубоко просевшие в землю. Деревянные кресты клонились друг к другу, а многие могилы казались то ли разорёнными, то ли просто заброшенными. Среди них стояли глубокие лужи стылой, пробирающей до дрожи воды. И чем дальше заходила процессия, тем старше становились даты и хуже читались эпитафии на могилах. Многие относились к рудникам: «Добытчик Йонка из Кониберри, ум. 1649». «Рональд, сын Роланда, 1576–1620, в шахте родился и в шахте погиб». «Вкнт. Алексей Стравишников из княжества Рашемен, маркшейдер, 1531–1586»... Жёлтый свет показывал летопись чужой смерти. Некоторые из гробов, которые оголились в мягком грунте, казались разбитыми изнутри.

    Могил оказалось намного больше, чем ожидалось от маленького шахтёрского городка. Гарольд, знакомый с местной историей лучше других, озвучил предположение, что захоронения остались со времён Старого Фандалина. Тогда жизнь кипела на серебряных рудниках. Искатели счастья и мойщики руды стекались к «серебряной лихорадке» на столбовых участках треста Энквитур. С той поры минули века, а кладбище пришло в запустение вместе с историей былых хозяев этих мест.

    Тропа поднималась под небольшой уклон, петляя между могил. Оказалось, что кладбище изрезано оврагами и представляет собой неровный, вечно ребристый ландшафт. Ни ровных аллей, ни чинного благолепия городских погребений. Здесь и там поднимались густые рощи сытых могильных деревьев, окружая шелестом листьев мраморный сумрак. Иногда на земле встречались прелые листья, пережившие зиму, и даже пятна нерастаявшего снега, покрытого чёрной коростой. Ливень сделался холодней, сколько ни ёжилась Урсула и ни поднимала воротник мундира. Луна едва пробивалась сквозь тесные тучи, выхватывая из тьмы лица ангелов. Слёзы блестели на мраморных щеках святых.

    Внезапно священник с предупредительным возгласом схватил её за локоть, указывая вниз. Прямо под сапогом девушки обрывалась узкая яма, усеянная на дне острыми обломками гробов и костей. Девушка едва не свалилась в безымянную общую могилу.

    Вскоре к дождю присоединился другой звук — неразборчивое ворчание во мраке. Вскоре стало понятно: это шум воды, быстро бегущей среди камней. Буйный весенний поток ярда в два шириной хлестал по небольшому оврагу, который спускался обратно к оставленной дороге и нырял в лесную чащу. Скорее всего, то был один из притоков реки, вдоль которой лежал путь на Фандалин. Как ни странно, следы сапог тянулись по краю оврага, иногда пропадая в зарослях. Недавно сломанные ветви подтверждали, что Урсула не сбилась с пути.

    Вскоре тропа вырвалась на небольшую поляну, образованную полукругом старых каменных саркофагов. Могильники будто в стеснении отдалились от широкого мраморного зева, поддерживаемого двумя старинными колоннами и треугольным порталом в античном стиле. Речушка ныряла в портал, оставляя между собой и стенами два явно рукотворных каменных бортика — а затем пропадала в темноте этого искусственного грота.

    Портал был не просто возведён над естественным руслом, но и удачно вписан в ландшафт. За ним поднимался холм, облицованный понизу панелями белоснежного фандалинского мрамора — и этот великолепный склеп, практически дольмен, не шёл в сравнение с многочисленными забытыми могилами, усеивавшими кладбище. Было очевидно, что над ним поработали архитекторы, а не простые гробовщики. Из земли проступали края древних плит, которые некогда устилали площадку перед входом.

    Что-то заставило шагавших впереди повернуться к священнику и жестами потребовать убрать свет. Слабый проблеск мелькал в темноте пещеры. Пока они ждали, оттуда показался фонарь, а с ним два оборванных бродяги мрачного вида. Поверх рваных рубах и свитеров они носили странные пелерины с колпаками из багровой ткани, на бёдрах болтались ножны с короткими тесаками, а лица терялись в неровных бородах. В свете чужого фонаря проступили огромные буквы, выбитые на треугольном портике. Они гласили:

    «Здесь обрёл мир и покой отец-основатель, почитаемый нами владыка Авраам Энквитур, отец Якуба и Исидоры. 1502–1574».

    Из тени колонны выступил третий бродяга, возникший словно из ниоткуда.
    — Илматер хранит! — громко прокаркал он. — Шесть свечей?..
    — И шесть апостолов, — нестройно отозвались вышедшие из пещеры. — Иди отдыхать, брат. Мы тебя сменим. Гриста обещал вернуться до рассвета.
    — Тяжкий вам выпал пост. Ночь будет недоброй, — хмуро заметил первый часовой, сняв с плеча длинный мушкет. — Мёртвые бродят среди этих могил. Я видел их дурное сияние.

    С этими словами он скрылся в тоннеле, а новые караульные устроились под каменным карнизом, не спеша вылезать под дождь и передавая друг другу оплетённую бутылку. Ружьё лежало на коленях одного из них. Стало ясно, что между колонн портала натянута бельевая верёвка, на которой сушились штаны и ещё два багровых клобука. Старинное захоронение превратили в дозорный пост. Следы вели сюда.

Внезапно Азрион вновь почувствовал как тело будто бы обожгло факелом, после чего мышцы напряглись и их свело холодной судорогой. На долю секунды всё стало тихо. И больно. Боль жгла и саднила где-то в районе груди, где заклинание седовласого мага нашло брешь в обороне паладина. Полукровка ощутил, как тело кренится под тяжестью плоти и металлических колец кольчуги. "Это...конец?", - спросил внутренний голос. Ответа не было. "Это конец?!", - голос показался Азриону чужим. Будто бы и его собственный и какой-то другой одновременно. Грубый, по звериному рычащий, ...оркский. Пальцы воина до боли сжали рукоять боевого молота. Зубы сцепились, а дыхание стало учащенным. Полуорк не собирался умирать так просто. Только не здесь. Только не сейчас в этой грязи, под молотящим дождем...только не с вжимающимся во внутрь от голода желудком. "Это...ещё...не конец!", - рявкнул голос, а в груди, вдруг, зародилось маленькое обжигающее солнце гнева.

Буквально почувствовав приближение бородатого здоровяка с дубиной, Азрион с яростным криком замахнулся левой рукой и неимоверным усилием отправил щит в короткий полет - стальная кромка врезалась в живот головореза. Не так уж и критично, но этого хватило, чтобы сбить дыхание человека и во все глаза уставиться на полуорка. Этой маленькой задержки было вполне достаточно, чтобы паладин, распрямившись, взялся за молот двумя руками и по широкой дуге, снизу-вверх, отправил оружие на встречу с челюстью разбойника. Удар вышел такой силы, что здоровяка на добрый фут подбросило в воздух, а закончил он свой непродолжительный полет рухнув в грязь спиной.
Будто чувствуя как жизнь покидает человека, Азрион, тяжело хватая ртом воздух, перестал обращать на него внимание и начал осматриваться по сторонам, выискивая тех врагов, что ещё держались на ногах. Огонь внутри требовал топлива. И единственный кто сейчас подходил под это - седовласый маг, укрывшийся за деревом неподалеку...

Сраженный огнем арбалетчик вселил в сердце кволлийки надежду. И пусть ее тонкий росток еле теплился, уповая целиком на удачу, все могло обернуться на много хуже. Один противник сражен, бородач испугался ее иллюзии, а главный бандит промахнулся! Вот бы еще арбалет удалось отобрать у павшего... Но это уж точно было бы слишком.

Лидия видела, как двое селян рванулись атаковать колдующих, но, к сожалению, вынуждена была оставить обоих без помощи. Маг по-прежнему был опасен. Настолько, насколько она и предполагала: одним махом разделался с Шквалом и серьезно потрепал паладина. В то же время напуганный ее заговором бородач открылся для удара в спину. Волшебница рассудила про себя так (и это решение было принято почти мгновенно), что атаковать нужно пытаться наверняка. И вместе с тем составить компанию волшебнику... Возможно, удастся как-нибудь ему помешать...

Лидия стиснула рукоять кинжала и молча рванулась в бой, не ожидая для себя легкой участи. Ведь направилась сразу к трем противникам. Возможно, это было одно из худших ее решений. И тем не менее просто стоять в сторонке, наблюдая, как бандиты убивают Азриона, магессе не позволяли принципы...

Спустя несколько быстрых шагов девушка очутилась за спиной бородатого и произнесла уже знакомый ее спутникам заговор:
- Йорн фламма!

    01. ВСТРЕЧАЕМСЯ В ФАНДАЛИНЕ





      Десятый день месяца штормокогтя
      Сыро и холодно
      Дорога на Фандалин
      Вечер

«Дорогой отец, мне горько наблюдать твои страдания. Если мы увидимся вновь, вряд ли это будет тот сын, которого ты помнил когда-то. Прощай».
        — из письма профессору де Фуко
«Тот заключил, что причина вовсе не в расстройстве разума: с мальчишкой говорит Илматер. Верующие шли из соседних деревень посмотреть на чудотворца».
        — из доклада легата Церкви в Невервинтере
«Могу я взять дешевое вино? На нормальное что-то денег не хватает».
        — из трактирной беседы
«Естественный матерьялизм, друг мой, составляет лишь часть нашей Системы Мира. Один увидит случай, другой обратит взоры к геометрии».
        — из «Введения в современную Школу Трансфигурации», издание второе, дополненное

    * * *


    Фургон покинул Невервинтер в четвёртый день штормокогтя. Северная весна не спешила: по ночам с Хребта Мира спускался ледяной ветер, оставляя на траве иней, а в плечах — дрожь. Тент над фургоном скрипел, а двух деловитых мулов приходилось укрывать попонами. Только с восходом тепло напоминало о том, что через считанные недели лето примет негостеприимный лесной край в долгожданные объятия. Так продолжалось один день за другим.

    Они оставили Невервинтер в тревожном, хмуром настроении. Жемчужина Севера привычно кипела торговлей и промыслом, но видящие глаза усматривали за повседневной суматохой признаки грядущей беды. Многопушечные фрегаты выстроились на рейде городской гавани. Среди парусов трепались на пронзительном ветру вымпелы правящего Дома Алагондар. На юг по Большой дороге маршировали колонны в изумрудных мундирах, взяв мушкеты на плечо. Порой они шли и шли часами, обгоняя фургон. Урсулу солдаты встречали весёлым посвистом, а сумрачного святого отца — почтительно прижатой к груди ладонью. Не скрываясь, Невервинтер готовился к тёмным временам. Иллускан с севера, Уотердип с юга, вольный союз Эвермита к востоку. Всюду видел врагов мрачный патриарх Алагондар, всюду искал союзников. Меркантильные перемирия и фамильные унии трещали по швам. Одним утром, поднимая тучи пыли и сгоняя редких путников на обочины, по тракту промчался эскадрон драгун. Это наёмники Торговой компании Побережья спешили на зов своего золота.

    А на четвёртый день политика осталась позади. Последние путники исчезли. Виллы феодалов и сельскохозяйственные латифундии покинули склоны холмов. С каждой милей земля окрест приобретала всё менее дружелюбные черты. На горизонте поднимались Меченые горы, а север застлала тёмная пелена Невервинтерского леса. Здесь встречались дозорные башни, но вскоре они исчезли. Величественное безземелье, что занимает тысячи лиг между Невервинтером и Уотердипом, вступило в свои права.

    Там, где от большака — того, что именуется на старый манер Торговым трактом — отделялась дорога на Трибоар, стояла едва ли не последняя дружественная засека. Полосатый шлагбаум был опущен, а по-утреннему пьяный гренадёр грозил мушкетом и требовал вернуться. Пришлось дождаться, пока из землянки вылезет небритый унтер, оденется, рыгая, и прочтёт условия контракта, заглянет в бумаги Урсулы и осведомится о деле преподобного Самуила. После объяснений лицо офицера вытянулось, а презрительно-усталое выражение сменилось сочувствием:

    — Проезжайте, — позволил он. — Но знайте, что в тех землях добра нет. Проезд по частной надобности закрыт до особого указания. Никого не касайтесь, нигде не вставайте постоем. И дышите, коли есть, через чесночный куль. Илматер в помощь... дураки.

    С этим напутствием, которое не тянуло на счастливые пожелания, четверо путников въехали в графство Фандалин.


    * * *


    Шестой день пути. Дорога, день ото дня всё теснее, вывела фургон к косогору над бледной рекой. Здесь всё казалось бледным, бесцветным. Цвета потерялись в этой земле серых полутонов. Ветви застыли в облетевших кронах. Чёрные, подобные мазуту воды влачили себя к тусклым откосам. Будто крючья склонялись к дороге сухие терновники. А та, несчастая, петляла у берега, сражаясь за угасающую жизнь. И когда стылый туман восставал среди древних деревьев, холодный голос весны шептал о минувших днях Фандалина.

    О времени, когда добро оставалось добром, а зло было злом.

    С самого утра, если утро ещё существовало над раскисшим половодьем, лил дождь. Хмарь затянула небо, проглотив бледный нимб солнца. Прятаться от воды у Урсулы получалось только в самом фургонне или сидя на козлах. Дрябло и низко плыли облака, цепляясь за чёрные колья деревьев. Недобрый, ненастный лес гудел и поднимал за колёсами старого фургона ворохи прелых листьев. Их вид подсказывал, что они гнили в земле с осени. Копыта чавкали, оставляя в кипящей дождём грязи отпечатки, а вода немедленно затягивала их — как торопливая горничная, прибирающая за незваным гостем. С реки по левую руку тянуло холодом. Водянистая мгла вздымала белёсые пальцы в немой мольбе, но Бог не отвечал.

    Рассечённый старой дорогой, тонувшей в глинистом месиве, лес ждал, не скрывая ожидания. Кора его сосен и тополей казалась струпьями на больных плечах. Горячечным кашлем оборачивался сырой туман, а капли дождя, градом катившие по рукавам и жалкому навесу над козлами, пахли горько и невкусно. Так и ехал фургон, отчаянно и упрямо продираясь сквозь редколесье. Кустарник царапал ноги усталых мулов. Те печально шагали под ржавый скрип осей да болтающегося на крюке фонаря. Близился закат, слабым золотом подрезая тучи над рекой...

    Даже разговоры поутихли. Молодой Эспер упрятался в кузове вместе со своими книгами. Он что-то беспрестанно записывал. Как-то раз, подсмотрев в его заметки, Гарольд нашёл знакомые по Университету рассуждения на темы истории и тайных наук. Не так уж, к слову, дурно изложенные. Сделав чуть позже то же самое, Урсула разобрала что-то про параболы, деление на ноль и эквивалентность материй с энергиями.

    Преподобный Варнас, разумеется, никуда не подсматривал. Всю дорогу священник казался отягощённым недобрым предчувствием, но только в Фандалине стала ясна хотя бы часть его мрачности. Конечно, ещё никто не видел весёлого пилигрима со знаком Догмы, но преподобный отец, кажется, лучше прочих предвидел, что именно их ждёт: мрак и пустота. Теперь он шагал вровень с мулами, вглядываясь в заросли близ обочин и не обращая внимания на дождь.

    Как-то сами собой Гарольд и Урсула остались за возниц. Во-первых, над скамьёй был натянут тент, а во-вторых, беловолосый франт легче прочих переносил насмешливые манеры девушки и не лез за словом в карман. Уж лучше перекидываться остротами, чем пялиться в окрестную муть. Впрочем, что-то неясное удерживало Латту от пущих откровений — что-то более сильное, чем давняя привычка к осторожности. Ни презентабельная внешность, ни высокая культура в повадках не заставляли опасаться Гарольда. Но что-то было в нём. Что-то заставляло интуицию девушки паниковать, стоило ей встретиться взглядом с измождёнными, украшенными синяками глазами Гарольда. Нездешняя тень кралась след в след за этим человеком, а интуиция умоляла Урсулу бежать без оглядки. Хотя бы тут присутствие святого отца ободряло. Да и слишком велик был куш.

    Так продолжалось из часа в час. Зачем, почему — кто бы знал? Был фургон, были дорога и лес, и казалось, что эта печаль записана в вечности: такой неизменной, такой постоянной она врезалась в память людей, сутулившихся под тяжестью мокрой одежды. Тот, кто хотел найти хоть малое укрытие от дождя, мог бы откинуть рваный полог из джута и убедиться, что в фургоне свалены кирки, заступы и лопаты, а в дальней части кузова составлены конопаченные бочонки с маслом и консервами. Не самый достойный товар.

    Впрочем, у большинства присутствующих имелись свои причины продолжать путь.

    На очередном повороте в листве блеснули камни редких надгробий. Могилы и покосившиеся ограды проступали среди леса как потусторонние призраки, пропадая в дожде так же безмолвно, как возникли. Косые кресты Илматера чередовались с безликими стелами, с которых время давно стёрло имена и даты. Железные прутья пропадали среди мха и кустарника. Это кладбище не имело конца, впитав судьбу многих и многих поколений.


    * * *


    Впереди дорога раздваивалась. Относительно широкая колея, по которой мог протиснуться воз, вела вперёд и исчезала в стене кустарника. Направо, в гущу могил и деревьев, ныряла узкая тропа, залитая жидкой глиной. Над развилкой нависал исполинский чёрный дуб, казавшийся обугленным; и лишь спустя секунду пришло понимание, что глаза не обманывают. Кора величественного гиганта спеклась и почернела от пламени, глина у корней затвердела, а с пузыристых ветвей на путников пялились пустые черепа, обглоданные огнём. Пять или шесть скелетов, сожженные до своих костей, висели на дереве как мрачное предупреждение.

    «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ОБИТЕЛЬ ТЬМЫ. СЖИГАЙТЕ СВОИХ МЕРТВЕЦОВ» — гласил на скорую руку сколоченный щит, цепью прикованный к дереву. Другая рука выцарапала на этом же щите слова поменьше: «Или умрите сами».

    Как продолжение ужасного натюрморта, шесть лошадиных трупов тонули в грязи у развилки. Кони лежали будто сломанные игрушки, выпростав грациозные ноги под дождь. Их седельные сумки были выпотрошены, а попоны и сбруя однозначно выдавали принадлежность наездников — чиновники Невервинтера. Все, кто помнил леди Глорию и её эскорт, узнали этих лошадей. Молодая хозяйка фургона и окружной судья Холлвинтер встретили свою судьбу здесь.

    Четыре человека в обрывках изумрудных мундиров сгрудились над одним из конских трупов в тесный кружок, поедая гниющую плоть и руками помогая срывать сырое мясо с костей. Треуголка, сбитая с головы одного из них, открывала затылок. Между жидких волос издалека виднелись багряно-алые опухоли, смутно схожие с нераскрытыми бутонами цветов. Вены и артерии, оплетавшие шею, казались набухшими нездоровой зеленоватой лимфой, которая пульсировала в такт движениям. Сквозь кирасу другого солдата прорвались сочащиеся гноем наросты, что выглядели не просто въевшимися в металл, а будто вплавленными в него.

    Мигнув, погас фонарь над козлами. Дымная змея изогнулась над фитилём. Стихли колёса. Мулы встали, напуганные тенью чудовищного дерева. И только шелестел дождь, накрыв мир тоскливой вуалью. Колеи позади фургона таяли, сливаясь с жидкой глиной.

    Смеркалось.


Получатели: Гарольд.

Получатели: Урсула Латту.

– Да, согласен, – кивнул Лифен полуорк, – всё указывает именно на это: убиенная душа, не нашедшая покоя из-за неправильного погребения. Или же его отсутствия.
Паладин постарался припомнить, как о подобных случаях рассказывали наставники в храме: человек, умерший насильственной смертью, может остаться на земле, привязанный или к месту своего убийства (отчего на полях сражений можно было иной раз встретить призраков павших воинов) или же к некой идее, своему желанию, что было так сильно и осталось не исполнено, что привязывает душу к бренной земле и не дает покоя. "Кажется так", - кивнул в тон собственным мыслям Азрион.
Впрочем, слова Лидии показались ему достаточно разумными: было нечто такое, сродни тому самому чутью, что указывало на какие-то общие детали, связывающие шахты и "стражников". По слухам те были здесь и после запретили селянам появляться в рудниках.
– Только сперва пусть Лидия осуществит свою мысль. Как понимаю, это не займет много времени... Остальные, могут с девочкой продолжить подъем - негоже ребенку смотреть на такое.

— Не трогайте его, и он не тронет вас, — поделился крупицей мудрости филин, меланхолично рассматривая призрака. — Ему от вас нужна помощь. И деревенским нужна помощь, вернуть детей. И хобгоблины от вас тоже ждут помощи. Все тут в чём-то нуждаются. Вы так и будете на побегушках выполнять прихоти каждого встречного, или, наконец, займётесь тем, что Она снизошла вам доверить?

- Не бойся, моя хорошая, - попыталась успокоить девочку Лили. - Мы уже видели этого призрака, и он совсем не злой. Хоть и страшный. Даже победили его один раз. Но вот... Он все равно здесь...
С этими словами и заодно с Азрионом волшебница бросила взгляд на Шквала.
- Если разумен и понимаешь, пожалуйста, покажи рукой вверх. О том, что нам нужно вниз, мы уже поняли... - добавила к словам остальных Лидия. В самом деле, с перерезанным горлом общаться гораздо удобней жестами. Но способен ли на это призрак?

- Олма? - позвал девочку Шквал. - Нас за тобой и братом послала мама и отец Бронсон. Пойдем домой. Дилверта мы завтра тоже проводим к маме, я тебе обещаю.
Увидев, что Токвиз дальше решил общаться с Азрионом, друид благоразумно решил не вмешиваться. Они уже прилично повстревали в разговор, создавая впечатления беспорядка в планах и действиях их маленького отряда. И если раньше в этом не было ничего совсем уж страшного, то сейчас некоторые действия лишь чудом не закончились ненужным кровопролитием. И возможной окончательно потерей детишек. А это уже грозило оказаться невыполненным обещанием и провалом всех их начинаний.
- Видишь вон ту милую девушку в платье? - вновь обратился к девочке друид, показывая на Лидию. - Уверен, вы подружитесь. Такие как я производят впечатление страшного чужака, не то что она. Я по ее глазам вижу, что ты ей понравилась - Шквал улыбнулся девочке. - Меня она тоже побаивается, хоть и зря.
Генази на мгновение прикрыл глаза, взывая к искусству друидов, и на его посохе появилась молодая почка, из которой вскоре вырос молодой зеленый листочек. Он аккуратно оторвал его и протянул Олме.
- Держи, это тебе. А по пути сделаем тебе венок из цветов.
Шквал глазами показывал Лидии, чтобы она взяла девочку под свою опеку, чтобы она успокоилась. Магичка более остальных была расположена к детям, проявляла больше беспокойства о них, а значит лучше всего справилась бы с ролью старшей подруги для испуганного ребенка.

- Спарта? От чего же, бывал. Где еще встретишь двух царей разом, да и цариц к слову. А что за дивный обычай, звездочетам выбирать царей! Гражданам у вас вполне не плохо живется, хотя гражданки мне лично понравились гораздо больше. В отличие от спартанок, спартанцы сатиров не жалуют. Зависть наверное... - последние слова сатир прошептал воительнице и подмигнул.

- А сам я с Наксоса конечно. Мой пра-пра-пра дед первым нашел Ариадну спящую на берегу и по...мог её. Ну в смысле спас! Во всяком случае начал спасать первым! То же самое рассказывает половина сатиров Наксоса... якобы их прадеды тоже спасали Ариадну и по нескольку раз... Верить им или нет, не мне судить. Хотя от чего бы и не спасти спящую на берегу моря принцессу! Я и сам бы её пару раз спас! Но на моем веку Ариадны на остров не завозили. Вот и приходится скитаться по миру в поисках принцесс. Но слава Дионису! Мои поиски окончены. Меня окружают настоящие принцессы! - пока Скиртос рассказывал подробности спасения Ариадны, он не терял времени даром и вынув содержимое своей сумки, напяливал на себя невзрачный пеплос покрывающий голову. Закончив свое перевоплощение, он как две капли воды походил на обычного беженца. Уставший, грязный, с палаткой за плечами и еще каким-то скарбом.

- Моргнуть не успеете, как я вернусь с информацией, а пока расслабьтесь и отдохните, можете даже доспехи снять - бросил Скиртос уже через плечо, направляясь к дороге ведущей из Сиракуз.

Оказавшись в толпе беженцев, сатир выискивал тех, что тут торчат как минимум с утра и задавал им наводящие вопросы: "Как вам слон? Не каждый день увидишь да?", "Мамертинцев так без очереди пустили, а мы чем хуже?" и тому подонбные, ожидая реакции беженцев. Некоторым он откровенно лгал, что отстал от каравана, в котором был слон и несколько повозок.

Не наёмники и тираны, но полуденное солнце - вот истинный бич всякого живого существа. Стонет под тяжестью поклажи мул, падают впряжённые в колесницы кони, изнемогают в панцирях храбрые воины, и даже капли уксуса и выжатый в воду лимон не в силах смирить жажду.
Амальтея, ценившая белую кожу поболе прямого носа и маленькой ножки, поспешила укрыться от гнева Гелиоса. Устроившись под сенью струй, она избавилась от поножей и чешуи доспехов (отчего обрела вид вольный и неприличный) и в ожидании новых стратегем занялась стихосложением.
Был ли тому виною острый на язык сатир, неприступная амазонка или сочный персик, выходило весьма недурно.

Халамар: Будучи изгнан из своего народа, ты ушел в дальний путь, очень дальний. Леса твоего народа сейчас в сотнях или тысяче миль, где-то очень далеко на юге, а дальше идти на север некуда - там лишь море. Что ты нашел среди людей, чему хорошему научился или в чем разочаровался? Отличается ли Галбиар от других людских городов, в которых ты побывал?

Морган: Ты и твои спутники не так давно в Галбиаре. Шумный город, но при этом достаточно примитивный и малообразованный. Совсем немного блеска и, как и почти везде, много грязи, нищеты, бездельников. Здесь идет бойкая торговля, но торгуют все больше зерном, шкурами, вином, а не действительно ценными вещами. Но каково твое отношение к Галбиару, Морган?

Лейранси: Твой питомец-любимчик (кстати, а есть ли у него имя?) вполне сносно переносит прибывание в городе. А ты, эльфийский странник? Есть ли что-то в этом людском городе, что заставляет тебя нервничать, напрягаться или напротив - здесь есть что-то, что позволяет тебе расслабится и отдохнуть?

Сорока: Ты всегда знаешь, где найти в городе "нужных" тебе людей. По знакам, по словам, по татуировкам или жестам. Ты здесь ты уже не первый день, успела ли ты уже пересечься с представителями "теневой власти", если ли среди них те, кого ты уже знаешь? Они - простые "шестерки" или ты успела познакомиться с кем-то по-настоящему из важных (пусть и не самых влиятельных) людей (если так - опиши его и расскажи, чем он занимается).

Дирк: Как тебе жизнь приключенца, молодой человек? Каково это, спать у костра холодными ночами, целыми днями питаться сухарями, водой и, если повезет, вяленым мясом? Не иметь возможности помыться неделями даже после того, как вспорол брюхо какой нибудь твари и на тебя буквально хлынули её внутренности. Ты привык к этом или начинаешь жалеть о спокойно жизни в городе (или поместье)? Если приключения тебя всё ещё привлекают, то чем?

Брадун: Мало кто понимает ту пользу, которую может принести инженерное дело. Даже твои собратья - дварфы крайне неохотно внедряют новые технологии, а люди... Да, они быстрее усваивают новые знания, но среди них крайне мало опытных инженеров, а их изделия не очень точны, не слишком крепки. Ты уже несколько дней (или недель?) в городе, как ты думаешь, мог бы ты что-то улучшить, "механизировать", будь у тебя такая власть?

...

Цук: Галбиар - не город праздных пьянчуг и не оплот искусства. Но и здесь должен найтись благодарный слушатель. Ты выступил несколько раз перед людьми и скажи, кто твоя основная аудитория здесь? Молодые, старые или вовсе дети (хотя на детях не заработаешь)? Люди среднего, невысокого достатка или бедняки? Больше мужчины, женщины или примерно поровну? Кто они - эти горожане, готовые тратить своё время, слушая тебя и бросать тебе монетки?

Лэйн: Ты ведь давно в Галбиаре, уже несколько лет? Кто твой лучший друг (или уважаемый наставник или самый ценный твой подопечный) здесь, где он живет и чем занят, чем увлечён? А есть ли у тебя знась, в Галбиаре кто-то из родных и если да - очень коротко расскажи о них.



Несколько дней в городе, а дел особо никаких. Деньги неспешно тают, но надолго их не хватит. Надо бы взяться за какое-то дело... Найти себе нанимателя и стоять перед его домом (или внутри, сразу за дверью или ещё хуже - постоянно возле охраняемого тела)? Или податься в ремесленники, продавая крестьянам да мастеровым разные целебные мази да приворотные зелья? Нет, это не для вас, не для тех, кто предпочитает рисковать своей жизнью в самых опасных местах Лии - королевства Лии и других земель континента.

И вот, наконец, что-то интересное. Вас пригласил советник барона Галбиарского, лорда этих земель и правителя города. Пригласил настоящим письмом, с печатью и с посыльным, который доставил вам его поздно вечером в таверну, в которой вы остановились. Короткое письмо, всего лишь приглашающее на встречу следующим утром для обсуждения важного задания. Не дожидаясь вашего ответа, посыльный быстро ушел.

В намеченное время вы явились в замок, где вас уже ждал тот же человек, что и доставил вам письмо. Молча он попросил следовать за ним в одну из башен, где как кто-то из вас мог знать, и живет, и работает, Теодор Скарс - личный советник барона и человек, желающий видеть вас. О Теодоре говорят, что сам он не богатого рода, но сумел сделать успешную карьеру при бароне и стал его правой рукой, при том не лестью и подхалимством, а остротой ума, мудрыми советами и верностью баронству.

Советник встречает вас в своем рабочем кабинете. Маленькая комната с одним большим столом, креслом хозяина, несколькими шкафами для бумаг и парой кресел для посетителей. Из украшений - лишь большой ковер на стене, на котором вышита карта баронства. Пахнет горевшими свечами и старой бумагой. Комната кажется очень тесной, вы едва умещаетесь внутри. Сам советник Скарс уже далеко не молодой, за полста лет, ссутулившийся, в очках (пожалуй, сейчас это самый дорогой предмет его гардероба), на миг поднимает на вас тяжелый взгляд, затем продолжает что-то быстро писать. Проводник так же молча выходит, прикрыв за собой дверь, а хозяин кабинета закончив своё писать кладет перо в чернильницу и обращаясь к вам говорит:

- Благодарю, что приняли мое приглашение, дамы и господа. Я пригласил вас по поручению самого барона Эдронта для того, чтобы поручить вам одно серьезное и не требующее отлагательств дело. Итак, примерно неделю назад у наших берегов потерпел крушение драккар морского народа. Сами варвары, на сколько нам известно, большей частью спаслись и высадились на берег. Затем эти разбойники начали нападать на фермеров, убивая мужчин и грабя запасы. Мы выслали против них солдат, но пираты оказались хитрее, заманили наш отряд в ловушку, где почти всех перебили. Учитывая некоторые обстоятельства, мы не можем себе позволить отвлечь новых солдат, как и не уверены в их успехе, однако, оставить такую дерзость без внимания было бы крайне неблагоразумным. Поэтому я предложил барону воспользоваться вашими услугами с тем, чтобы перехватить и уничтожить этих пиратов, коих по нашим сведениям, должно быть около дюжины. Да, все они - умелые бойцы, но то, что я знаю о вас говорит, что каждый из вас стоит троих воинов. Судя по сообщениям, варвары следуют южнее Галбиара и двигаются в сторону Солии, если вы выдвинетесь по западному тракту и пройдете по новой дороге, то сможете их перехватить до того, как они покинуть баронство. Разберитесь с этими пиратами и получите награду.

Во время небольшой паузы, Теодор отпил воды из стакана и продолжил:

- В награду барон пожалует вам волшебное кольцо, а так же достойную награду золотом каждому из вас*. И, конечно, все трофеи с преступников, если эти трофеи не принадлежали ранее его сиятельству. Собственно, мы рассчитываем, что вы примете это щедрое предложение и не позднее полудня выступите, а ещё лучше - если выступите незамедлительно. Если у вас есть вопросы - спрашивайте, я постараюсь ответить.

Хугин с интересом наблюдал за иллюзорными картинками, сопровождаемыми ломанными фразами, и обдумывал что-то в своей птичьей голове.

— Дайте им вместо еды водки, и они будут вашими рабами навечно, — внезапно произнёс филин безо всякого акцента, но вдруг осёкся, сообразив, что сболтнул лишнего. — Ой, то есть, «хууу», — закончил он типичным совиным звуком и как ни в чём ни бывало принялся рыться клювом в перьях.

Каменные ворота Норбоса, будто бы подпирающие собою небо, остались далеко позади, на западе. Говорят, этот город строили дварфы, с которыми пра-пра-какой-то там дед короля Элеозора заключил торговое соглашение. Много воды утекло с тех пор... Но камень все равно помнит. Лица коренастых строителей, широкие, с бровями-балконами и взглядом устремленные в горы, кирки и молоты предков, ничуть не измененные временем, широкие ладони каменщиков, обнявшие свои инструменты, словно бы последнюю надежду дварфов обрести вечную славу и память... Дварфы не делают ворота маленькими. И статуями работящих предков украшают их даже если никто не просит. Чтобы носами их любовались века... Люди или потомки - не важно. Это первое, что видит приезжий, независимо от расы и возраста. И последнее, когда покидает город. Впрочем, только если по суше. Просторная гавань Норбоса хоть и знаменита своим гостеприимством, иными достопримечательностями не богата. Однако швартовка и отбытие судна, если оно хоть немногим больше люггера, для местных превращается в праздник. С фейерверком, зеваками, торжественностью, как это бывает при отправлении караванов... С тем, что делает Норбос незабываемым. Да, еще и пивом угощают задарма! Провожая, желают удачи и заступничества капризной Тиморы, а встречают по толщине карманов... Но больше всего здесь чтят умельцев, прокладывающих дорогу в горы.
- Молодцы! Молодцы ребята! - нахваливал городовой Бужка, заглядывая под тенты повозок и хлопая по плечу охранников, когда те, проходя мимо, не пробовали избежать любезности. - Караван-то у вас хорош. В полторушку длинней предыдущего... Вот только не станет ли в перекор погода? Наш астролог, знаете ли, предрекал бурю... Да и Належка, жена моя великоразумная, отчего-то вообразила с утра ненастье, хоть за порогом - весна весною. С другой стороны, горы сами знаете...
Бужка отвлекся не надолго от разговора, приглаживая коричневые усы. Стало быть, заприметил в телеге красотку: рыженькую деваху с лютней. Она ехала, подперевшись бортом, и живо перебирала пальцами глухие, пережатые струны. Лиире известно зачем. А городовой... Городовой это всего лишь человек. Заглядываться на красивых женщин Бужка видел своей обязанностью. Не меньше, чем вникать в курс дела, хоть был он человек женатый, степенный и не привередливый в пище. Сейчас он утратил слово, передавая инициативу собеседнику, коим значился Голова отбывающего каравана - дварф по имени Кологор.
- Остаться никак нельзя! Торопят больно заказчики... - говоря, барыга перекрыл ругательство хрипотцой, а затем откашлявшись продолжил мысль. - Мое имя и репутацию знаете! Заведу караван и выведу. Хоть меж ляжек этой вашей мегеры. Ауриль, коль не вру... Я ж племянник самого Мартаморра - это все знают. Трижды ему вознес молитву, а уж он-то своих не бросит. Кроме того, в лошадях я уверен гарантировано. Как в своей маме... Об заклад с Вашим благогородием побьюсь, а? Коль бури на неделе не будет, как в Норбос вернемся с Вас баня. Забористая такая! Знатная. С девчатами и пивом... А будет - разопьем ту бутылку стаута, что хранится у меня в подвале. Лучшие сыны Дардангала отдали бы не раздумывая руку за глоток этой благодати!

Оказавшиеся в ту пору рядом, ехавшие мимо в повозках - многие стали свидетелями той маленькой опрометчивой сделки, предложенной городовому караванщиком. Двое пожали друг другу руки. Распрощались, и все на этом... Врядли тогда кто думал, что слово бывалого Кологора против Бужки с женой и астрологом не продержится до конца недели...

***

Стеною стоит метель. Воет в ушах ветер, часто переходя на свист. Навстречу смотреть, как пытка: режет и обжигает холодом. Да к тому же всеравно ничего не видно. Десять шагов, а дальше... Молоко. Непроглядное, серое. Ни края, ни горизонта. Ни черной земли под ногами. Подхватит поток, утащит - а сам ни-ичего не почувствуешь... Разве что перекрутит вверх тормашками. Снег. Везде снег. Во рту, в ушах, в обуви. В глазах... И в смурных мыслях: не станет ли дорога в горах или же глубокий каньон у подножия для всех вас погостом? "Проскочим. Уляжется скоро", - приходит само собою. От страха это. Не от ума...
Но есть среди вас и смелые - бывалые проводники из Норбоса, cтаршего из которых величают на севере Кологором. Там он, впереди колонны, растянутой тугим серпантином вокруг третей по счету вершины. Саргат, белый всадник, будто бы одевший на шею бусы...
Из шлейфа ледяной стужи выныривает приземистая фигура, и то, что секундой ранее выглядело снежным комом, оказывается одним из дварфов. Тех самых, от кого, наверное, зависит сейчас жизнь.
- Могло быть хуже! - кричит проводник под ветер, барахтаясь в белоснежном болоте, но вынужден повторять снова. Нихрена не слышно...
- ГОВОРЮ, КХРМ!... ХУЖЕ МОГЛО БЫТЬ!!
Снега гостю - под шубу, под самые ее полы, облепленные ледяными хлопьями, как всякий открытый волос. Брови его и ресницы, усы, борода лопатой - с утра еще были черными. Теперь это едва заметно. В красном от мороза лице с трудом узнаете Чолдрина. И то, скорее, по голосу...
- ЛЕДЯНЫЕ ТРОЛЛИ... ЛАВИНА... ГОРЫ - МЕСТО ОПАСНОЕ!
Рост и статура дварфа, казалось бы, не лучшее подспорье в бурю, однако ж тот намечивает себе путь и оказывается в телеге так быстро, как эльф взобрался б на дерево.
- Ху-у-уг-бр-р, - то ли говорит, а то ли рычит Чолдрин, выдыхая клубок пара и следом обращается к вам.
- Кологор говорит, разворачивать... Не пройдут лошади дальше. И мы не пройдем, коль останемся. Так и замерзнем в этой холодной сраке... Ниже должно быть не так сурово... А золото, понятно, плакало... Но житуха, поди, дороже? Ха!..
Его смех переходит в кашель, пока дварф скручивает крышку с фляги какого-то своего пойла. Пьет... Много. Взахлеб. А затем без тени сомнения, без заминки снова выбирается наружу. Только один он с повозками не справится - это ясно.

Сапоги с хрустом пробивают корку вылежавшегося вечного снега, над которым сверху насыпано еще столько же - все благодаря буре. Шумные языки ветра набрасываются на вас, как собаки. Следы впереди идущих, таких же повозок, как ваша, уже стали для них добычей. И теперь вы... Вы следующие. Холод пробирает сразу же, немилосердно устремляясь к сердцу - враждебному источнику тепла, через рукава и сквозь жерло куртки. Одеты вы, как капуста, в обмотках и мехах слоями, но толку все равно мало. Спереди, как с коровьей задницы, вываливаются в снег такие же...

Девушка в волчьей шубе с черной пушистой шапкой - явно не по ее размеру. Развиваются на ветру волосы, белые, как у дроу - персонажей пугающих сказок. Серые глаза и кожа, темная, словно у южных варваров, лишь усиливают нехорошие подозрения. Но сейчас совсем не до этого... Следующим из крытой телеги обрушивается в снег мужчина. Рослый, широкоплечий. Одежда, как у жителей севера: меховые сапоги и куртка, только лишь голова укрыта капюшоном. Здешние так не делают...

- РО... КАК ТАМ ТЕБЯ?! - вгрызаясь в ледяной ветер кричит здоровяку Чолдрин. К вашим соседям спереди дварф захаживал немного раньше.
- ЛЕВУЮ БЕРЕШЬ ПОД УДИЛА, А ТЫ, МАЛАЯ, ЗА ПОДПРУГУ! И РАЗВОРАЧИВАЙ... К ГОРЕ, ЯСНО ВАМ?! МЕСТА МАЛО! АК.......НЕЙ!
Дварф оглядывается и видит за спиною вас.
- ВСТАЛИ ЧЕГО, МАТЬ ВАШУ?! С......Л, РАЗВОРАЧИВАЕМ П......И! ВСЕ ВМЕСТЕ! Я ПОЙДУ ДАЛЬ.....! ВНИЗ!
Ветер заметно усилился с той поры, когда вы показывали нос наружу в последний раз. Кожа быстро краснеет, уступая жестокой стихии. С повозок продолжают высыпать пассажиры, гуськом покидая укрытие. Одна из них - та рыжая, с голыми до колен ногами. Лютню она, кажется, бросила впервые за всю поездку...

Чолдрин уходит дальше, вниз по узкой дороге, опоясывающей каменистую гору. А здесь... Каждый принимается за работу в той или иной степени, ведь без вас лошадям легче справиться со своей ношей. Сейчас они больше напоминают верблюдов, укрытые овечьими одеялами специально для холодной погоды. Но, нет, не настолько... Лошади явно нервничают, колошматя копытами снег, когда первые из ваших усилий оказываются почти напрасными. И все же, ценой долгих "уговоров" и брани, животные наконец поворачивают, норовя попятиться или рвануть вперед на каждом метре дороги. Но и это не так-то просто с забитыми снегом шорами - едва ли хоть что-то видят, врезаясь в сугробы ногами. Счет идет на минуты, а затем гул оборачивается свистом, что глушит любые звуки. Ржание. Крики. Грохот...

Только что, вроде бы, получалось, но теперь нервы напряжены до предела, а разум кричит: все кончено. Не выдержала часть дороги - обвал под напором ветра и тяжести на плечах Саргата. Все это позади, на склоне. Там, куда отправился Чолдрин. Назад пути больше нет. Дрожь сотрясает ноги, но хуже всего - лошади, они тоже ее чувствуют. Испуганная до того скотина становится теперь неуправляемой, дергая и толкая упряжь каждой, куда вздумается.

- РУ...И!... !!! - выкрикивает незнакомец в тулупе, не придумав ничего лучше, чем выпустить из ведущей упряжки взбесившегося вороного "дьявола". И первый же взмах саблей оканчивается ужасной трагедией. Взволнованная происходящим лошадь валит своей тушей соседнюю. А та, избегая падения, тащит упряжку к обрыву с удвоенной страхом силой... Люди пытаются предотвратить неизбежное, бросаясь к взбешенной четверке, но первое же тело героя (рыжей бардессы из Норбоса) вкатывается плашмя в снег от сокрушающего удара копытом... Другой улетает вниз, хватая руками воздух. Поздно, брат, поздно... Белая пелена метели проглатывает лошадей с повозкой и с теми, кто не бросил их вовремя, словно никогда их и не было...
Пережив минуту хаоса, вы решаетесь укрыться в расщелине, из которой убежище в общем-то так себе. Последнюю из доступных повозок вы ставите ко входу заслоном, животных обрекая на гибель...

Скрюченные когти смерти пока не властны над этим местом: узкой треугольной брешью, образованной несколькими громадными валунами и колкой скалистой породой. Изредка задувает ветер, обдавая лица уцелевших морозом и россыпью белого снега... По сравнению с тем, что творится снаружи, здесь спокойно и даже тихо. Достаточно, чтобы перевести дух и, возможно, придумать, как выжить.

"Золотой Самородок"



Порядок хода:

Особенности орков и их племен.

♦ Орки не тупые. Орки зачастую очень даже умные, порой хитрые и при этом сильные. Конечно в семье не без дебила, но это нормальное исключение для всех рас.
♦ Орки первородная раса, появившаяся самой первой в этом мире. Спустя сотню лет в мир явились темные эльфы, прототипы орков, но куда меньше и с темной кожей. Их клыки так же выступают наружу как и у их старших братьев.
♦ Орки живут в лесах, степях и горах. Основной добычей для них являются зуувулы, мясо которых кормит орков круглый год, шкуры и кости которых используются для постройки жилищ и создания оружия.
♦ В восемь лет орк достигает зрелости и либо становится воином, либо рабом для племени. В среднем орки живут около сотни лет, иногда дольше, но в крайне редких случаях.
♦ Детей которые достигают возраста 1 года, забирают у родителей и селят в специализированные казармы. В них они проходят обучение у шамана обычаям племени и понимаю духов предков, знаменований и того как ориентироваться по звездам, попутно тренируясь на арене между собой или используя для отработки ударов рабов. В восемь лет проходит инициация, испытание Силы или Духа. Испытание силы для воинов, духа для тех кого в свои ученики отобрал шаман. Провалившие испытание имеют право в течении месяца доказать свою силу, к примеру уйдя из племени и добыв знатную добычу, которая могла бы послужить предлогом для повторного испытания. Все не прошедшие испытания становятся либо рабами гладиаторами в случае мужчин, либо общедоступными самками в случае женщин. Однако если ты прошел, становишься полноправным членом племени и гордостью своих родителей.
♦ Воином племени может стать как мужчина орк, так и женщина, если докажет свою силу во время испытания которое проходят все члены племени. По итогам испытания решается будешь ли ты полноценным членом племени или рабом в загоне. Зеленокожих рабов ждала почти та же судьба что и остальных, мужчин в бойцы на арену, женщин в общедоступные самки.
♦ Чистокровные орки поголовно являются превосходными воинами, именно они становятся вождями, шаманами и великими полководцами племени.
Орки с смешенной кровью в 1 поколении реже достигают высоких постов, их кожа зачастую слегка меняет пигмент, и есть вероятность 25% что в их крови пробуждается талант к магии.
Орки с смешенной кровью в 2 поколениях, почти никогда не допускаются в высоким постам, их кожа куда заметнее выражает принадлежность к полукровкам, и с вероятностью в 50% в их крови пробуждается талант к магии.
Орки с смешенной кровью в 3 и более поколениях, никогда не занимают важных постов в племени, их кожа практически полностью меняет пигмент, и с вероятностью в 100% в их крови пробуждается талант к магии.
♦ Чистокровные орки имеют зеленый, серый или коричневый окрас кожи. При смешивании крови с темными эльфами, кожа орка принимает черный окрас. При смешивании крови с троллями, кожа орка принимает синий окрас. При смешивании крови с ограми, кожа орка принимает желтый окрас.
♦ Главным в племени считается Вождь. После него идет Верховный Шаман. Затем полководцы, коих обычно в племени бывает четыре. Следом за ними идут ученики Верховного Шамана и приближенные воины полководцев. После них воины племени и простые шаманы. Затем следопыты, плуты, чародеи и прочие им подобные. Ну и в самом низу находятся общедоступные самки и рабы племени.
♦ Рабы выполняют функции размножения, выполнения грязной работы и развлечения. Самки и самцы выбранные для размножения отселяются в отдельные юрты и имеют подходящий им уход и внимание, пока они могут выполнять свою работу. Гладиаторы и мешки для тренировок так же обитают отдельно и имеют гораздо больше привилегий, иногда даже их освобождают от ошейников и разрешают покинуть племя или остаться в нем жить на равных с следопытами и им подобными. Ну и низшее положение среди рабов занимают те кто ухаживает за скотом, убирает дерьмо и выполняет прочие подобные работы.
♦ В былые времена в трудный час орки выбирали Верховного Вождя и собирались в огромную орду, чтобы справится с возникшими трудностями. Однако вот уже более пятидесяти лет такого не было, и в целом орки стали намного разрозненными, все дальше отдаляясь от ранее дружественных племен и предпочитая обособленное существование.

Боги.
♦ Верховный Шаман выбирает бога, которому поклоняется все племя. Инаковерие возможно, но к таким оркам будут относится с подозрением. Бонусы богов работают только после проведения ритуалов, нанесения красок в случае с Груммашем перед боем или танцы с плясками вокруг трупов в случае с Гнуззом.
♦ Груммаш - верховный бог пантеона орков и повелитель войн. Дает всему племени бонус +2 к КД и +1 к модификатору бросков атаки
♦ Гнузз - бог грибов и плодородия. Позволяет шаманам племени собирать шайтан грибы с трупов убитых во славу Гнузза врагов, дающих съевшему их невосприимчивость к смерти на 2 хода, критическое попадание от каждого удара и вынуждающих атаковать всех кто попадает в поле зрения, не разбирая своих и врагов. Племя так же получает в 2 раза больше пропитания во время заготовок еды.
♦ Шуб - бог жадности и добычи. Дает всему племени бонус к добыче с боев и большее количество добычи во время охоты.

Отношения с другими расами.
♦ Люди. Орки ненавидят людей и считают их своими главными врагами. Любые договоры с людьми запрещены, и каждый орк считает себя обязанным либо убить встреченного человека или пленить его. Слабые женщины и мужчины сразу же идут на мясо или в качестве приношения богам. Сильные же используются либо для оплодотворения, либо для работы или для боев. Другие отношения с людьми попросту невозможны.
♦ Темные эльфы. Вечные противники орков, с которыми те то заключают мирные договоры, то снова развязывают войны. Нередки случаи когда темные эльфы служат следопытами в племенах орков, и договоры с ними не считаются чем-то плохим. Однако чаще все же темные эльфы выступают в качестве трофеев и служат либо для оплодотворения, либо для боев, причем в последнем орки отдают им куда больше предпочтения чем людям.
♦ Дварфы. После нескольких неудачных походов в подземелья дварфов, орки решили что с этими бородачами лучше торговать и сожительствовать, а не воевать. Именно поэтому орки нередко появляются в городах подземников и частенько используют оружие и броню купленные у них.
♦ Тролли. Живущие в лесах и степях тролли, никогда не враждовали с орками, предпочитая скрываться от них и изредка торгуя с ними. Именно поэтому синекожий раб большая редкость в племенах и зачастую большая гордость всего племени.
♦ Огры. Этих здоровяков побаиваются даже орки, особенно их могущественной магии, способной стереть в порошок целую армию зеленокожих. Орки предпочитают держаться от них в стороне, впрочем как и остальные расы, стараясь изредка вести с ними торговлю и нанимая их магов в свои военные походы.
♦ Гоблины. В прошлом рабы, ныне почти вымершая раса, встретить которую крайне сложно. В качестве рабов эти зеленокожие проныры ценятся очень высоко и при всех их недостатках, орки предпочитают иметь хотя бы одного ушастика в племени.

Великие Драконы (они же местные боги)

Фрориус - белый дракон-страж
Калеб - синий дракон шторма
Шерра - теневая драконица тени
Сальена - бронзовая драконица преград
Аттор - золотой дракон учения
Линнел - серебряный дракон пути
Блейд - стальной дракон созидания
Грельза - красная драконица исцеления
Моркал - черный дракон открытий
Велла - зеленая драконица укрощения
Самур - пурпурный дракон радушия
Отроден - медный дракон расследования

Организации Последнего города:

Дворянство - старое дворянство Вильенты, достаточно сильно изменившееся за триста лет жизни под Барьером. В него входят люди, эладрины, девы, калаштары. Там регулярно плетутся мелкие интриги, но основную власть в железном кулаке держит человеческое семейство Равенов. Глава семейства - Клемент Равен, по сути, является главой города.
Серая инквизиция - полусекретная организация, отвечающая за зачистку города от демонопоклонников и некромантам. Известных обывателям представителей и мест пребывания не имеет.
Драконья Стража - привилегированные элитные войска, обычно не вмешивающиеся в происходящее в Городе, если это не касается демонов.
Духовенство - достаточно молодая драконья религия прочно обосновалась в Городе. Пока еще не слишком коррумпированная и безаппеляционаня. В ней достаточно много фанатиков, истово преданых драконам-богам.
Городская Стража - коррумпированная и расхлябанная. Призвана защищать жителей от внутренних дрязг и преступлений, но на деле сама представляет собой опасность для мирных жителей.
Воровская гильдия - кое-как организованный сброд. Постоянный дрязги и смена лидеров привели к упадку некогда достаточно мощной организации. Кое-как на плаву держатся лишь отделения, взявшие под контроль проституцию и игорный бизнес.
Радужная Академия - гильдия магов, подмявшая под себя почти все проявления магии в городе. Имеет множество факультетов и отделений по всему Последнему Городу.
Купечество - а скорее, ремесленная гильдия. В связи с ограниченным количеством ресурсов и земель, власть взяли те, кто смог развить наукоемкое производство. Отвечают за круговорот товаров внутри города и являются самыми богатыми жителями Города.
"Искатели" - самообразованное сообщество авантюристов, занимающихся вылазками за Барьер в поисках древних артефактов и сокровищ.
Подземная стража - охраняет сеть пещер и подземелий под городом. В основном состоит из глубинных гномов и прочих темновидящих существ. Защищают Город от дроу, продавшихся демонам еще в начале вторжения.
В зависимости от класса и предыстории персонажа ему может быть предоставлена дополнительная информация.
Необычные кварталы:

Лесной - занимает самую большую площадь в Городе. Здесь производится лесозаготовка, а также проживают все "природные" создания вроде пикси, дриад и оставшихся диких животных. Совместно они образуют особую коммуну, следящую за вырубкой леса и помогающую его восстановлению и росту. Но некоторые обособленные группы все же проживают в многочисленных парках по всему Городу.
Порт - Барьер захватывает кусочек океана и прилегающий к нему квартал, разумеется, назвали Портом. Здесь выращивается и добывается рыба и водоросли, а также ловится жемчуг. В глубинах океана под защитой Барьера проживают водные существа, которые не слишком-то дружелюбны к наземным. Но они также вынуждены сотрудничать с ними из-за ограниченного пространства.
Центральный - несмотря на название, находится не совсем в центре Барьера. Это - бывший центр города Вильента, попавшего под Барьер и являющегося прародителем Последнего Города. Здесь находятся административные здания, главная площадь, суд и главные храмы.
Драконьи кварталы - по одному на каждое семейство драконов. Эти кварталы прилегают к Барьеру, там проживают драконы, близкие им драконорожденые и Драконьи Стражи с семьями. Рядом к этим кварталам обычно прилегают самые бедные трущобы, т.к. молодые драконы из свежих выводков иногда ведут себя не слишком дружелюбно и могут спалить дом-другой.

Драконорожденные:

Данная раса появилась совсем недавно. Когда драконы пришли в мир и поставили Барьер, они поселились рядом с ним, а благодарные им расы помогли им обосновать собственные логова (у каждого семейства оно свое). Начав размножаться, драконы воздействовали силой, полученной от веры смертных, на часть яиц. Под действием этой силы появились драконорожденные. Они не обладали крыльями или имели достаточно жалкие их аналоги, также и другие драконьи особенности у них были более слабыми, зато развивались драконорожденные куда быстрее и уже через десять-пятнадцать лет могли считаться взрослыми. Рожденные с помощью веры людей, они сами не слишком-то верили в собственных прародителей, как богов, поэтому обычно становились воинами или колдунами, в зависимости от семейства и способностей. Первое время смертные считали их пророками божеств-драконов, но позже поняли, что новая раса была создана для борьбы с демонами и лучшего понимания смертных, а не для того, чтобы нести веру в массы. Существуют даже некоторые кощунственные теории, что сами драконы несколько удивлены таким поведением смертных по отношению к их помощи, что, впрочем, не мешает им пользоваться полученной силой в их интересах.
Драконорожденные проживают в логовах драконов и регулярно общаются с ними. Многие из них после обучения становятся членами Драконьей Стражи, хотя часть уходит от этой судьбы в Город, занимаясь чем-то другим. Несмотря на странность возникновения этой расы, они больше похожи на людей по поведению, чем на драконов. Сейчас драконорожденных уже достаточное количество для поддержания численности расы, поэтому эксперименты драконов с воздействием веры на собственное потомство прекратились. Некоторые драконорожденные чувствуют себя уязвленными, считая себя чем-то вроде "недоделанных драконов", другие, наоборот, гордятся собственной важной миссией и считаю себя частью драконьего общества. Каждый вид драконорожденных живет обособленно и во многом, перенимает отношение с другими видами у драконов. К примеру, теневые драконорожденные зачастую скрытны и недолюбливают белых драконов и драконорожденных.

Вампиры

В довторженческой Империи вампиры были дворянством и правили другими смертными. В отличие от эльфов и прочих долгоживущих, не особо гонящихся за властью, вампиры наслаждались ею, но при этом не притесняли своих подданных, правя зачастую мудро и дальновидно. Способные пить кровь без летального исхода для жертвы, они превратили свой способ питания в своеобразную награду, одаряя ей лишь достойнейших.
Будучи куда быстрее, сильнее и выносливее людей, вампиры встали во главе войск при первом вторжении демонов и считается, что почти все они погибли.
Помнят о них немногие, но отношение к вампирам, пусть и вымершим, у людей достаточно восторженное.