Голосование пользователя

- Ах, Миро, Миро, - притворно вздохнула Женьев, - кстати, можно я буду называть тебя так? Я же понимаю - у кого нет soldo, нет солдат. Но я не какая-нибудь изнеженная аристократическая клуша, которая думает, что все ей должны только по праву рождения, нет. Я - честная купеческая вдова и, хотя мой cazzo-муженек и был полным кретином, знаю о том, что все имеет свою цену.
Но так же, милый мой Миро, я знаю счет денежкам, и не собираюсь переплачивать. У вас и так служба будет не пыльная: порастрясти гузна, гуляя по нашему затхлому болоту, побяцать оружием и произвести впечатление на местных дворянчиков и их жополизов. Так что двести soldo и ни монетой больше.
Тебе справного конька я подберу, жилье твоим головорезам предоставлю. А вот жрать вы будете за свои деньги, и все неприятности, в которые вы влипнете, будешь оплачивать тоже ты. Я и не подумаю, котик, платить штрафы за разбитые носы и посуду, за кражу сукна и изнасилованных девиц. Это вы сами, без меня. И за ваши нарушения, подставляющие меня, я буду удерживать штрафы из вашего жалования - чтобы не дурили. Логично, не так ли?
Так что соглашайся, это не Рим и не Милан - тут вся сила будет у тебя, а значит, и у меня. Вопросы задашь вот этому пьянице, что рядом со мной, - Пикколомини потыкала похожим на сосиску пальцем в своего спутника, отошедшего после такой демонстрации на пару шагов, - он ответит тебе на все. Если понадобятся совсем уж непредвиденные траты - сообщай мне, я решу. Ну что, по рукам?

За время ночного привала не произошло ничего необычного, и criminale, которыми их стращал крестьянин, так и не появились. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: даже если какой cazzo издалека и понаблюдал бы за кондоттой, он бы наверняка мигом убежал в страхе, повизгивая и роняя дерьмо - лесные оборвыши, ясное дело, не чета отпетым головорезам из "Cacciatori".

Взошло над лесом солнце, зачирикали птички, зашуршала в кустах какая-то живность. Поднялся с постели и Рамиро - теперь ему оставалось только одно - ждать "нанимателя". Не прошло и пары часов, как по дорожке послышался дробный перестук копыт, а вскоре кондотьеры увидели и са запряженный парой гнедых раззолоченный экипаж. При виде этакого зрелища стоящий неподалеку от начальника Пьетро аж рассмеялся, и было понятно, от чего: в больших городах парни из "Cacciatori" повидали многое, были знакомы и с каретами знати. Приближающийся экипаж если и напоминал транспорт благородных римлян и миланцев, то весьма отдаленно: борта были выкрашенны в ядовито-розовый цвет, и везле были отвратительно аляповатые позолота и всякие разные рюшечки, демонстрирующие полное отсутствие чувства вкуса и меры. Даже кони, чья упряжь была украшена пышными султанами, только выглядели презентабельно: любой из солдат голову заложил бы за то, что этих перекормленных кляч обгонит любая нормальная лошадь.

Экипаж остановился, расфранченные с пошлым безвкусием лакеи, подобострастно поклонившись, открыли двери, выпуская пассажиров. Ими оказались одетая в пышное розовое платье с кринолинами и глубоким вырезом полная дама в летах, явно и в молодости не отличавшаяся даже хотя бы симпатичностью, а ныне и вовсе подурневшая; и подозрительно оглядывающийся по сторонам нервный мужчина, поверх камзола которого был накинут черный плащ с капюшоном (летом! в жару!), делающий его донельзя похожим на опереточного злодея.

Задрав подбородок, разодетая старуха, таскавшая на себе, по прикидкам кондотьеров, украшения не менее, чем на пятьсот-семьсот сольдо, обвела кондотьеров высокомерным взглядом и процедила:
- Я синьора Женьев Пикколомини, ваша новая хозяйка. И желаю видеть вашего командира. Кто он?
Криво усмехнувшийся Густаво, поглаживая рукоять клинка, громко цыкнул через дырку в зубах, и кивнул в сторону да Карманьолы:
- А вон он... синьора.
Поддерживаемая за ручку мужчиной в плаще (а, скорее, волоча его за собой на буксире), Пикколомини уверенной походкой подошла к главе кондотты и, не теряя времени на приветствия, расшаркивания и так далее, сразу приступила к делу:
- Так, котик. Я Женьев Пикколомини, твоя нанимательница. Можно просто Жени. Ты мальчик суровый, хоть и симпатичный, сразу видно. Мне от тебя и твоих пареньков нужна работка, не слишком сложная, но важная. Сейчас в Пьяченце три холостяка борются за графскую цепь, а мне очень пойдет стать графиней. Поэтому вы походите по городу, побряцаете оружием и всем расскажете, что верно служите мне и только мне. Ты спросишь, зачем мне это, лапушка? А я тебе отвечу, красавчик. Кто-нибудь из претендентов, увидев это, женится на мне, и я стану хозяйкой города. Но сейчас, милый мой Рамиро, - улыбнулась она со всем доступным очарованием и, словно невзначай, провела кончиками пальцев по своей груди, - сейчас я совершенно свободна и, надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
Поживете вы пока у меня дома: места там достаточно, а Кальдерони, - кивнула она в сторону спутника, - ответит вам на все вопросы. Стану я графиней - помимо обычной платы получите награду сверх нее. Согласен, красавчик?

День третий

Воистину, ныне в Пьяченце каждое новое утро не только приносило все новые и новые вести, но и было одно страшее другого. Стоило только солнцу взойти, как со скоростью молнии из уст в уста полетели новые слухи. Крестьяне, прибывшие с открытием ворот на городской рынок, подмастерья ремесленников, портовые рабочие и старые сплетницы и думать забыли о том, что Пьеро теперь, стараниями Жозетты, первейший рогоносец города, о том, что Макол-гуртовщик опять подрался в кабаке, а почтенного Луиджи, торговца шерстью, видели вдрызг пьяным в порту.
Произошло то, что затмило собой извечные разговоры: в Пьяченце пролилась кровь. В эту ночь был нанесен первый удар по благородным домам, борящимся за графскую цепь. Город замер - все понимали, что первые капли крови, окрасившие мостовую, могут стать сигналом к ужасающей резне, которая затронет не только претендентов, но и весь город. Каждый обыватель понимал, что теперь новые смерти - лишь вопрос времени. И время до них утекает, как песок сквозь пальцы.

...Когда гости дома Дестефани разъехались, собрались в недолгую дорогу и Фаррадечи - им, как устроителям вечера, правила хорошего тона велели покидать раут последними. Экипаж уже прибыл, и слуга услужливо распахнул дверь. Бальдассаре, погруженный в свои мысли, чуть задержался, а вот Антонетте явно нетерпелось поскорее покинуть гостеприимный дом и отправиться к себе. Но не успела девушка подойти к двери, как что-то просвистело, и с глухим вскриком она рухнула на колени, схватившись за живот. Все замерли, не в силах понять, что произошло. Несколько секунд все вокруг застыло, и на ночной улице воцарилась тишина, нарушаемая лишь прерывистыми всхлипами Антонетты.
Кучер пришел в себя первым, и спрыгнул с козел, подбежав к госпоже. Опустившись рядом с ней, мужчина в изумлении вскрикнул:
- Стрела!
Это простое слово разрушило оцепенение, все засуетились, подбежали к раненной, из особняка выскочила взволнованная хозяйка вечера, ахнувшая при виде скорчившейся гостьи и стремглав кинувшаяся назад.
Новый крик разорвал тишину:
- Стража, стража!
Слуги неаполитанки, поддержанные парой охранников замершего над сестрой Бальдассаре, ринулись на поиски убийцы, выбежавший из дома доктор Магдалены склонился над стонущей девушкой, невдалеке послышался топот сапог ночного патруля... Но все оказалось бесполезно: проникший глубоко во внутренности арбалетный болт смертельно ранил Антонетту и, не смотря на все усилия медика, Фаррадечи вскоре скончалась. Тело ее увез побледневший и дрожжащий Бальдассаре, не выпускавший из обьятий труп сестры. Не улыбнулась удача и ищущим убийцу - они вернулись ни с чем.
Разное судачил народ: кто-то видел в этом длинную руку одного из оппонентов Фаррадечи, кто-то подозревал республиканцев, а иные голосили, что семья Фаррадечи проклята, ибо не ученым они покровительствовали, а колдунам и магам. Но все понимали, как шатко стало положение дома: стоит умереть малолетнему Данте, сыну Бернардо, как эта семья будет устранена с политической арены города.

...На фоне эдаких ужасов почти без внимания осталась весть, принесенная прибывшими из-за города крестьянами: к окраинам Пьяченцы прибыла прибыла вольная кондотта, видимо, готовая предложить свои услуги тому, кто больше заплатит. А может, им уже кто-то заплатил?

Но во всей этой череде темных вестей было и светлое пятно: благородные и щедрые Джованни подарили Пьяченце толику прекрасного - с их благоволения сегодня будет показана народу новая пьеса - "Энеида". И это грело сердца людей, готовых заплатить невеликие деньги ради того, чтобы на время забыть об ужасах вокруг.


Получатели: Данте Эстакадо, Челесте Эстакадо.


Получатели: Матиас Джованни.


Получатели: Стефан Сальваторе.


Получатели: Доменико Колонна, Рамиро да Карманьола.

Мало-помалу эпицентр раута переместился из-за стола в центральную залу, где гости дома Дестефани закружились в танце. Теперь у стола осталась лишь развеселая компания игроков, которым ставки и алкоголь были интереснее танцев. Прочие же, не в силах противиться манящему ритму, целиком и полностью отдались вальсу.
Но вечер уже близился к завершению, и уже первые гости позволили себе раскланяться и отбыть. Ими оказалась троица республиканцев, так и не выползших до самого ухода из своего укромного уголка, где они все время о чем-то шушукались. Впрочем, их отсутствие никого не огорчило, а большинство, наверняка, даже не заметило, как они покинули светский вечер. Да и правильно - какое дело у благородных синьоров и синьорин может быть до тех, кому прибыль и торгашество интереснее веселой пляски под восхитительную музыку?

...Музыка на короткое время прервалась, но только для того, чтобы слово взяла хозяйка вечера, ослепительно улыбнувшаяся гостям открытой и солнечной улыбкой. Воздев руку с бокалом, неаполитанка обратилась с экспрессивной речью к почтенной публике:
- Синьоры и синьорины, я поднимаю этот кубок за вас и за нашу славную Piacenza! И да будет вечно царить в городе, равно как и в ваших ваших сердцах, радость и веселье, которое не смогут рассеять никакие невзгоды и житейские трудности.
Я с прискорбием сообщу, что буду вынуждена оставить вас на краткое время. Но, чтобы загладить свою вину, я бы хотела, - тут она звонко рассмеялась, - несколько откупиться от вас. Жалко, тут нет нашего главы над гильдией купцов и над советом - он бы по-своему оценил такой торговый оборот. Но мы с вами люди благородные, и понимаем, что это не аналог взятки вам, как подумал бы Альберти, а просто подарок, чтобы вы не скучали.
А теперь позвольте вам представить, - взяв небольшую театральную паузу, женщина дождалась появления из-за портьер невысокого бородатого мужчины явно арабской наружности, одетого в соответствии с обычаями своей родины, - славнейшего из достойных, рожденных в далеком Багдаде: почтенного Сулеймана ибн-Абдула, чья несравненная игра сейчас усладит ваш слух, равно как и тот танец, которому он обучил юных дев, прибывших со мной из прекрасного Неаполя.

Вслед за восточным мужчиной из-за той же портьеры вышли два мальчика, несшие с собой некие инструменты, похожие на флейту и барабан. Похожая флейта была и в руках ибн-Абдула. Араб поклонился в пол присутствующим, и произнес с неимоверным акцентом:
- Да прэбудэт с вами миласт всемилостивейшаго и всемагушего, пачтеннейщие. Волей его мая зурна будэт усладай слуху вашему, равно как и танэц юных дэв падарыт радост очам ващим.
Сам музыкант уселся а пол по-восточному, рядом с ним сели мальчики с флейтой-зурной и барабаном-дурумом. По залу поплыла медленная тягучая мелодия, и вскоре под звуки ее в зал впорхнули несколько прислужниц неаполитанки, одетых в чуждые для северной Италии пышные шаровары и расписные арабские жилетки. Руки их, шеи и головы были украшены блесящими монисто, издававшими при каждом движении мелодичное позвякивание. Те из гостей, что имел дело с восточными купцами, или слышал истории об этих дальних землях, могли признать в том, что творили девицы танец, известный как саиди.


Получатели: Доменико Колонна, Рамиро да Карманьола.


Получатели: Стефан Сальваторе.


Получатели: Матиас Джованни.


Получатели: Данте Эстакадо, Челесте Эстакадо.

Стефан слушал заупокойные речи с подобающе траурным выражением на лице. По крайней мере, он надеялся, что оно было в достаточной степени траурным. Несмотря на в высшей степени правдоподобные эмоции хозяйки дома, Сальваторе не верил ни единому слову последней. Но виду, конечно же, не подавал.
Выступление Фаррадечи и вовсе прослушал – некоторое время отстранённо изучал лицо одного из своих конкурентов, а после, когда это не слишком увлекательное занятие ему наскучило, принялся разглядывать других собравшихся. Конечно, сохраняя всё то же подобающее церемонии выражение мрачной торжественности.
К концу традиционной минуты молчания Стефан преисполнился уверенности, что о покойном в этом роскошно украшенном зале никто по-настоящему не скорбит.
Впрочем, официальная часть наконец-то подошла к завершению. Наступило то время, ради которого действительно собрались здесь все эти люди. Сальваторе задумчиво смотрел на красную жидкость, безмятежно плескавшуюся на дне его бокала – вино, к которому Стефан сегодня так ни разу и не притронулся. На губах мужчины играла загадочная улыбка – рассуждения Эмилио он, как обычно, слушал вполуха.
Явление Эстакадо в гордом одиночестве Стефана заинтриговало. Он не подошёл к Данте ради приветствия, даже не посмотрел в его сторону – наблюдал незаметно, делая вид, что крайне заинтригован словами де Боно. От внимательного взгляда Стефана, впрочем, не укрылась царапина, которую искусно пытались прикрыть прядью волос. Не ускользнули капельки крови, что алели на рукаве. Явление это представлялось в высшей степени интересным – в первую очередь оттого, что в городе не так давно определённо произошло нечто, о чём Сальваторе пока что не был осведомлён. А быть не в курсе событий Стефану совершенно не нравилось. Решив для себя разобраться с этим чуть позже, он пока что оставил Эстакадо в покое.

Он исподлобья взглянул на Эстеллу, желая лично удостовериться, насколько сразил девушку чрезвычайно «изысканный» комплимент Эмилио, сравнившего её с «дамасским клинком». В глазах дочери Стефан прочитал то же насмешливое выражение, что за улыбкой скрывал и он сам. Великосветские потуги де Боно, судя по всему, тоже до крайности её забавляли.
Стефан с трудом удержался от того, чтобы не расхохотаться при виде стоявшей чуть позади Марии, которая, по всей видимости, сгорая от стыда в компании отца, прикрыла лицо рукой.
- Не знаю, Эмилио, - удивляясь, как ему удаётся выдерживать настолько серьёзный тон в сложившейся ситуации, всё же проговорил Стефан. – Не похож он на человека, способного на подобное преступление.
Подавленный и запуганный Фаррадечи и правда представлял из себя крайне печальное зрелище. С какой целью Сальваторе продолжал этот спор? Он и сам толком не знал. Посеять искру сомнения, заставить Эмилио хоть немного подумать… Возможно.
От Стефана не укрылось и то, с каким выражением на лице смотрела Мария на танцующие пары… Он уже, пребывая в настроении крайне благоприятном, собирался совершить воистину рыцарский поступок и пригласить «даму» на танец, но… Что-то остановило. Быть может, здравый смысл. Быть может, внезапное отбытие одного из Джованни.
С холодной улыбкой Стефан взглянул на девушку, которую, насколько было ему известно, зовут Беатрис – жену Матиаса. В глазах Сальваторе сверкнули странные огоньки – пребывая в своём теперешнем настроении, потерянный вид Беатрис проигнорировать он попросту не мог.
- Я вас ненадолго оставлю, - извиняющим тоном, но, в то же время, не оставляя собеседнику выбора, сказал он Эмилио, оставляя того в обществе дочери.
И, подцепив со стола новый бокал, «нырнул» в хитросплетения светского общества.

Непринуждённо проскользнув мимо нескольких танцующих пар, Стефан, ощущая себя не меньше чем акулой в прибрежных водах, приблизился к оставшейся в одиночестве Беатрис с неизменно улыбкой. Вежливой и бесстрастной одновременно.
- Синьора Джованни? – начиная разговор осведомился он, хоть и, конечно же, прекрасно знал, каким будет ответ. Конечно же, он не мог не оценить красоту девушки – если память Сальваторе не изменяла, то раньше им лично встречаться не приходилось. Он вообще чертовски мало знал об этих Джованни.
- Стефан Сальваторе, - не дожидаясь ответа представился он. – Мне не выпадала честь встретиться с вами лично, а теперь… После всех этих событий… Я уверен, это недоразумение срочно необходимо исправить.
В каждой руке Стефан держал по бокалу. Он протянул один из них девушке, пристально глядя ей прямо в глаза. Внутри плескалось кровью вино.
- Позвольте предложить вам выпить…
Стефан – просто воплощение вежливости и обаяния. Располагающая улыбка, превосходные манеры. И лишь излишне пристальный взгляд внушает беспокойство. Заставляет задуматься. Подозревать угрозу в безобидной, на первый взгляд, жидкости, что безмятежно плескалась в бокале.

Впервые за века напряжённой прохладцы на южной динь-диньско-усингской границе появились люди без луков и привычки к молчанию, но со штандартами, медными бубенчиками, расписными горшками, подарками и звонкими голосами. То пришли послы. Великий день. Вершащаяся история.

- Мы принесли вам Мяудь, - начали дипломаты без долгих вступлений. - У каждого народа есть мечта. Мы рады, что ваша сбылась. Это подарок.

Разгружаются корзины. Выкладываются божественно гладкие увесистые слитки. Тяжёлая. Чистая. Великолепная. Мяудь. Воплощённое в металле будущее!

- Сейчас мы хотим, чтобы вы поговорили с послом из Эльсвейра.

Само собой, он тоже был приглашён на эту встречу. Пора прекратить братоубийственную распрь. Всякое путешествие хорошо, если хорош его конец. Не важно, как далеко ты забирался в своих блужданиях. Важно, чтобы ты вернулся домой.

Гай Антелий Ментар был богатым и уважаемым магнейским патрицием. Сфера его деловых интересов простиралась от Многокаменска до Нумадиция. Ему принадлежал прекрасный окруженный огромным садом белокаменный дворец близ Гелиополиса. И он никогда бы не покинул свое жилище ради забытого Творцом пустынного острова Кадаф, если бы не одно "НО".

Несколько недель назад на пороге Гая появился гонец с посланием от самого Иерофанта. Аватар рекомендовал торговому магнату колонизировать и присвоить себе остров Кадаф, пока это еще возможно. Зачем? Почему именно Кадаф? Ответов на эти вопросы в послание не было, впрочем, Гай решил послушаться совета - в конце концов, Иерофант еще никогда не врал. На самом деле, послание было отправлено не только Антелию, но и нескольким его конкурентам. Все они немедленно приказали снарядить корабли и отправились в плавание - кто знает, что известно посланнику Бога, а в крайнем случае, остров всегда можно продать сопернику, который все еще верит в его ценность...

Когда корабль Антелия причалил у берегов Кадафа, разведчики, отправленные осмотреть остров, обнаружили на другом его конце несколко кораблей. Весьма необычных кораблей... Что могут делать здесь хамари и дагоны?.. Есть всего один способ это узнать...

Магнейский посланник осторожно приблизился к делегациям двух рас и привлек внимание стоящего в стороне раба-урломари.

- Передай своим хозяевам, что на остров прибыл магнейский торговец Гай Антелий Ментар и, что он хочет поговорить.

Дождавшись ответа, гонец поспешил с новостями к своему нанимателю...

Тяжелый денек приключился у Кекка. Песчаный червь напал на пурра, когда тот помогал везти воду в Трркан из его маленького хива. Спокойный обычно пурр взбесился и начал драться с червем. Побил все горшки (драгоценная влага мгновенно испарилась на дневном зное), повалил Кекка на горячий песок. Что интересно - отбился, и сам цел. А червь ушелестел за добычей попроще.
Выжить-то выжил сам, что хорошо. Но как царице сказать? Приказала, чтобы вода была в Трркане к вечеру. Беда, беда. Заскрипев тихо от отчаяния, воззвал к ней. И рассказал все, как было. Сжался, гнева кашментари ожидая.
Но та была мудра и пожалела несчастного Кекка, ставшего жертвой таких вот обстоятельств. Пообещала не наказывать и не ругаться. А еще - похвалила его пурра, сказала обязательно привести назад. Сказала, что придется его отдать, что такой воинственный пурр не воду должен таскать, а жевать головы усулам на востоке.
Он привел и отдал. Грустно, конечно - к этому жучаре Кекк успел привыкнуть. Ну ничего, нового выдадут. А про этого он будет всем истории рассказывать, мол, пурр мой бывший - теперь солдат, защищает их. Может, его даже в Стражжи возьмут? Интересно, конечно, но у царицы такую ерунду спрашивать боязно. Не его это дело.
Его дело - работать. Возить груз из малого своего безымянного хива в большой шумный Трркан. И обратно. Горшки, тарелки. Воду. Сушеное пуррово мясо и кожистые яйца. Недавно добавились большие глиняные бруски - из них теперь все строят соты. Получается еще красивей, чем раньше.
Кекку нравится его работа. Шелест песка, жар, пробивающий сквозь толстые мозоли на босых ногах. Урчание пурра и звон увязанных горшков на жесткой хитинистой спине. Ощущение, когда царица его глазами следит за тем, аккуратен ли он с грузом. Кекку нравится его жизнь - пухленькая жена с милыми жужельцами на голове; детишки стрекочущие - четыре девочки (а одного мальчика забрали в солдаты - родился с большими жвалами и руками. Неизвестно теперь, где он), уютный маленький сот. И поездки в Трркан тоже нравятся - если быстро разгрузить пурра, то можно успеть поговорить с местными, сыграть в хешелюдих, просто поглазеть.
Недавно за игрой сказал Кекку кто-то, что где-то там у каких-то там чужаков с дурацкими головами есть хешти, которые не слышат цариц. И что они, мол, сильно несчастны. В это Кекк, понятное дело, не поверил - посмеялся только: "Ага, еще б они счастливы были"
Но что-то не шла у него история из головы. Беспокоился. Заметила это его кашментари - хив маленький, и каждый комши у нее под присмотром. Спросила, что такое. Он и рассказал.
- Чушь болтают в Трркане. - Пропела она нежно. - Не бывает такого. Как твой новый пурр?
Отлегло от сердца. Забыл историю эту противную мигом - принялся рассказывать про пурра. Кашментари слушает внимательно и советы дает. Хорошая она.
И вообще, хороша жизнь.

Эксперимент с покупкой о-э-шей был признан опасным. Появились средь комши нехорошие слухи. Царицы, не сумевшие скрыть грязной тайны, умерли по приказу Ньярлампотеп. С ними - их комши, неспособные держать жвалы на замке. Последствия для Общества стремительно ликвидировались - короток век комши. Велик авторитет цариц - их слово куда весомей слова сплетника из далеких южных земель. Работайте. Занимайтесь своим делом. Обо всем остальном позаботятся кашментари и Благословенная Ньярлампотеп.
Усилился надзор за торговлей с хамари - не то что царицы, даже комши теперь тщательно отбирались для походов с южными караванами. В тайных переговорах между Люмнати и хамарийскими купцами было поставлено условие, что в местах торга оэшей быть не должно.

Умер давным-давно Нунц. Но идеи его в не умерли. Много думала Ньярлампотеп Благословенная (а теперь ее звали только лишь так - ибо вот уж почти три столетия под ее мудрым руководством Общество цветет, словно кушт после дождя) над Ма-те-ма-ти-кой. Перед смертью Нунц сказал, что поможет она упорядочить все. И с каждым годом размышлений, раздумий, исследований Ньярлампотеп понимала, что он был прав. Уж ладно все складывалось с этими его... числами.
Математика стала одержимостью Благословенной. Чуть позже - и всех ее приближенных. А несколько десятков лет спустя - одержимостью всего Общества.
Высвободилось то, что так долго было скрыто в крови хешти. Инструмент Абсолютного Порядка. Как безумные, принялись хешти возводить новые Большие Хивы и стремительно перестраивать старые. Заполнились пустыни у селений неисчислимыми брусками глины, сушащейся на солнце - кирпичами. Кашментари-строительницы, знающие великую науку математику, со своими умелыми комши могли выстроить из них двух- и даже трехэтажный сот, поражающий своей шестигранной симметричной красотой. Лучшие же из них воздвигали пирамиды для верховных Цариц Больших Хивов, закрывающие собой солнце и великолепием своим затмевающие любые красоты природы.
Все стремились хешти перевести в священные цифры. Среди цариц выделилась отдельная каста - нумрментари, что всю жизнь посвятили числам. В огромных своих головах, подпитываемых жирными, неспособными передвигаться телами, стремились держать они всю жизнь Общества - от потерь в войне до количества вылепленных от дождя до дождя кирпичей. Были они настоящим чудом - живыми хранилищами бесценных знаний, к коим часто обращались другие кашментари.

Кстати, о войне. Она продолжилась. Над предложением хитрых кровожадных усулов никто даже не задумался - оно было отвергнуто. Никто из чужаков не сможет стать частью Общества. И тем более - никто из его врагов. Так что здесь ничего не изменилось - все так же маршировали но восток тысячи солдат, все так же гудели боевые пурры и приносили царицы-военачальницы вести о новых победах и захваченных землях.

Слишком дороги и ценны оказались подши. Не пришло еще их время - в седьмом веке Стражжи были элитной охраной военачальниц и Цариц Больших Хивов, внушающей страх и уважение гвардией, но не костяком войска Общества. Слишком мало их было - но работа велась. Ширились воинские соты; отбирались, размножались и непрестанно тренировались лучшие из этих солдат будущего. Общество терпеливо, и если где увидит потенциал - то не пожалеет нескольких веков на то, чтобы в полной мере его открыть.

Благословенная Ньярлампотеп Третья умерла в середине седьмого века. Умерла быстро, тихо и со счастливым сердцем. При жизни ее Общество не знало бед, а по смерти было преисполнено печали и благодарности. Все близкие запомнят ее за огонь молодости, что не угас даже в преклонные года. Все остальные - за ее дела, что так многое изменили к лучшему.
Статуя в честь Ньярлампотеп Благословенной, отлитая из дорогой хамарийской меди, будет вечно сидеть, скрестив ноги, у входа в царскую пирамиду Кеккта - и наблюдать за своим возлюбленным народом, который, вдохновленный ей, не будет больше знать горя.





Получатели:

Артефакты из других времен и, возможно, вселенных

МНОГОБУКВ. Журнал для успешных урлоков. Тема номера - успех и понт:


Агитационный плакат из серии "Приведем весь мир к Порядку", Хештийское производство.


Агитационный анти-хамарийский плакат. Происхождение неизвестно, предположительно сигларийское\иберийское.


Blood Sport. Спортивный журнал, посвященный мнарскому футболу, самому кровавому виду спорта (оттуда и название). Темой выпуска стала победа в XIII Кубке Мнара команды-дебютанта, Мародеры Инь.

Трехречье. Восток.

…С хряском, макуаитль вошел в живую плоть. Проломленная голова повисла на ослабевшей шее, - рыхлым, похожим на большую безвольную куклу телом занялись свиньи.
Новый хранитель Священного Меча был в ярости – собственноручно он убил сотню самых неудачливых воинов, сломав два искуснейших макуаитля.
- Аррррр!
Новости с фронта не могли порадовать. Поражение. Горький позор. Лесные пожары и большое отступление впервые за двести лет.

Что еще не могло порадовать молодого правителя, так это то, что священный Тань Чень он нашел чудом! Нашел брошенным в грязи во время большого отступления, когда перепуганные насмерть телохранители клана Ран Каган, оставили своего господина в беде. Неслыханный, отвратительный позор – несмываемый, бесчестный и…

Босая нога нового Хранителя со злостью принялась колотить дохлое тело безвольного куна. Разумеется, все опозорившиеся бойцы были обращены в рабов и лишены звания мужчин. За одним досталось и одной прожорливой, неповоротливой свинье – с визгом, несчастная хрюшка убежала под прикрытие корней.

Позже, уже придя в себя и напитавшись мудростью небесного Тан Ченя, - чудо-меча, который так приятно холодил руку, новый Хан понял, что он поторопился со смертями. Рены – существа простые и непритязательные. Честная и быстрая смерть от удара деревянными макуаитлем – слишком легкая для тех презренных трусов, которые посмели бросить Тань Чень в беде.
Царственной тяжестью давил на голову невиданный убор, созданный из тысяч люгерских перьев, - что ж, бить свиней и колотить трупы дело достойное презренного куна. Тань Чень же знает – всё и всегда служит на пользу делу. Проигрыш – это тоже победа…


Выгорали леса. Воздух пах золой и смертью, - множество свиней и их всадников приняли смерть в пламени, не успев спастись от невиданных, ползучих пожаров. Последние года выдались сухими и жестокими, ренский лес вспыхнул словно осиное гнездо брошенное в огонь. Дни и ночи воздух пах соленой гарью, паленой шерстью и жареным мясом. А когда, наконец, пожары отступили – рены сумели объедениться в подобие великой страны.
Разумеется – власть нового Тань Ченя как никогда крепка возле столицы. Людей пригнала друг к другу беда. В года огорчений – держаться друг возле друга легко
Однако. Если сунуть нос дальше, в более дикие края – младшие кланы вынашивают в сердцах мятежные мечты.
Не явился на праздник Большого Объединения престарелый Пан Чи, хитрый и сквернохарактерный старик, владелец приморских рощ. На редкость бошковитый и мерзопакостный рен. Не явились пред Ханом его дети, его солдаты и его рабы. Земля Пан Чи отказалась платить налог.

Второй мятежник, безмозглый, но крайне сильный вожак речного клана «Яростные убивцы кралобабых», развращенный жирдяй Ба Ву, передал через своего обреченного куна, довольно недружелюбное послание. Суть его сводилась к тому, что новому хану было предложено укусить себя за вуй. Воткнуть Тань Чень в собственную задницу и сдохнуть как последнему кастрированному куну от укуса собственной свиньи.
«Даже самая моя вонючая сопля не признает твою власть поганый выпердыш, не менее поганого Рен Кагана, клана кастрированных слабаков и вонючезадых трусов!»
…Говорят, несчастный кун, передавший слова своего господина слово в слово, умер от разрыва сердца как раз на фразе «вонючезадые трусы»

Вообще. Тяжелые неудачи преследовали нового хана и его ренов. Вспыхивали и подавлялись бесконечные восстания. Долгая жара опустившаяся на север Трехречья опустошила плодородные леса. Впервые над ренами навис призрак голода.
Дохли свиньи. Сражались между собой кланы.
Небольшим подспорьем стал лишь грабеж дракканисов и бхаратов – воровали свинячьи наездники всё до чего могли добраться их хваткие лапы: Воровали еду, рабов, женщин, коней.
Деревни от злости предавали огню, бхаратским кобылам ломали ноги, проклятым люггерам отрезали крылья, пойманным случайно панийцам острым камнем прорезали улыбку на лице.
К концу века, словно бы сжалившись над своим несчастным народом, великий Укунь даровал ренским женщинам искусство смешить грязь и получать из нее посуду.

Ренская посуда – насмешка над любой другой посудой, но самих орков устраивала. Кривые кружки, пузатые кувшины и дырявые чайники активно начали использовать на чайных церемониях.
Казалось бы, что это такое – церемония чая? Безделица да и только! Но именно за такими неспешными беседами улаживались споры враждующих кланов, а лояльные правители, приносили клятвы верности своему Хану.


В седьмом веке, невиданная жара обрушилась на Трехречье!
Вместо многослойной одежды панийцы в этом веке переоделись в легкие туники, впервые помянув могучий Ледник как своего друга. Впрочем, другом ледник не был. Вместо пронзительных ветров и долгих зим, проклятый ледник в седьмом веке наслал на людей потоп: Великое озеро Гондирай вышло из берегов, подтопив тлуга и деревни.

Чтобы укротить стихию, панийцы очень быстро освоили лодки, поразившись тому – как долго они могли обходиться без этого чудесного изобретения? Озеро Гондирай богато рыбой и разнообразными водными животными, полезными в быту растениями и красивыми камнями. А уж далекое море, так и вовсе неслыханные сокровища таит! Неслыханные перспективы и возможности…

Впрочем, над панийским морем в седьмом веке навис грозный рок.

Отношения с бхаратами совсем разладились, все обособленней становился панийский анклав. В иные годы, когда прибывали бхараты в дикости, панийцы спокойно ходили через их землю поддерживая связь столицы с отрезанной окраиной. В седьмом же веке, бхаратты стали для панийцев скорее врагами, нежели союзниками.

Анклав обособился. Упадок надежно обосновался в приморских землях. Прервался доходный торговый путь хлопком.
В годы ренских нападений когда орки и их свиньи выходили из лесов чтобы грабить бхаратов, панийцы могли приходить к морю, и даже пытались вести торг с иными чудными расами. Но стоило только ренским набегам ослабеть – как бхараты четко и злобно давали панийцам понять – они лишние на бхаратской земле.
Там где ненависть – стычки и пожары, насилие да липкая, льющаяся без меры красная кровь. Все более жестокими становились бхаратские нападения. Все более изощренней становилась панийская месть. Замерла торговля. На смену купцам пришли арлекины – пришли чтобы грабить, жечь, пытать и уводить грабителей в игровые ямы.

В седьмом веке, просвещенная панийская республика как-то очень быстро оказалась в кольце дикарей, желающих отхапать наиболее лакомые ее части. Бхараты желали для себя хороших тканей. Рены желали и тканей и бхаратских лошадей. Сами же панийцы желали восстановить связь со своим отрезанным анклавом. Бармоглот понимал – море это жизнь, море это процветающая торговля, море это связь с иными странами. Ни за что нельзя его терять!


Бхараты же в седьмом веке о морях ничего не ведали и в соленую воду заходили лишь по пояс, чтобы окунувшись с головой, очиститься перед молитвой Дарунешу.
Вообше, бхараты в седьмом веке ощущали сгущавшиеся над головой тучи. Предчувствие грозы. Когда пахнет в воздухе солью, когда с гомоном порхают над черными волнами чайки, белыми искрами падая в океан. Когда пронзительный ветер норовит содрать кожу с костей, а долгожданного облегчения так и не наступает. Только блеснет над отрогами Вечных Гор сизая молния да на душе станет еще тяжелее.

В этом веке неунывающие бхараты строили Монумент Великого Объединения, исследовали лук и страдали от набегов вездесущих свинячьих наездников. Казалось бы, что могли взять рены у отсталых дикарей бхаратов? Но докучливые рены находили что воровать: угоняли коней, убивали пастухов, ради смеха перерезали маткам сухожилия, разоряли ничтожные бхаратские домишки и уводили рыдающих женщин и детей в вечное рабство.
Панийцы также добра не приносили. Все чаще в приграничье стали наведываться Арлекины. Твари эти, с размалеванными хамарями и жесткими улыбками на пресыщенных лицах, никогда не делали различий между настоящими ворами и невинными людьми. В плен забирали всех. Кого не забирали – того убивали. Вообще – панийцы оказались не такими кровожадными монстрами как рен с их свиньями, зато панийцы оказались методичными.
Рен появлялись эпизодически – словно прожорливая, трещащая саранча. Арлекины же приходили каждый год – приходили чтобы мстить за погромы своих ткачей и убивать невинных. Хуже арлекинов для бхаратов оказались только чеширы – свирепые эти котики подчинялись только панейцами, острыми коготками соскребая с белых бхаратских костей, вкусное алое мясо.

Все более отчаянные, все более жестокие сражения разыгрывались на востоке Трехречья. Все против всех. Каждый против каждого. К исходу века прекратилась всякая торговля между бхаратами, ренами и па. Все свелось к набегам, грабежам, карающим походам и яростным стычкам, в которых гибли и люди, и свиньи, и орки, и чеширы и бхараткие кони.

Трехречье. Запад.

Победа в большой войне – дело важное и великое! В этом веке уссулы были окончательно разбиты и конные отряды фоу, стремительной стрелой пронеслись с севера на юг.

Укрепилась страна, разрослись города. Фоусталия в далеких войнах не пострадала, - обошли ее стороной пожары и набеги, а победы принесли новые земли и новые неисследованные территории. Фоуветянам понравилось так воевать – не знали они голода, не ведали горьких лишений – большие сражения уносились грозами на юг. Невиданные карлики тревожили в кошмарах, приносясь духами отмщения да липкой ненависти. Но угасла ночь, исчез за горизонтом туманный Страж. Встречает людей солнце и тишина. Долгий период процветания. Детский смех и запах сладкого дымка!

Невиданными ветвями деревьев выросли дороги, протянувшись тонкими прихотливыми сетями по стране. Создавали фоуветяне для этих дорог сложный фундамент, укладывая землю на слой песка и небработанных каменных блоков. Поверх земли – аккурано вытесанные плиты. Двухколесные телеги легко бежали по этим дорогам. Иные путешественники, сложив нехилый свой скарб двигались по дорогам с одной тележкой в руках. Иные, запрягали в телеги лошадей. А у иных в хозяйстве появилось даже новое изобретение – здоровенные четырехколесные повозки запряженные парой крепких тяжеловозов.

Тяжеловозы эти - особое слово в мире Фоу! Появились мохначи у отрогов Великих гор, вблизь Древнего озера и скверной страны. На далеком севере простым лошадкам не выжить – земля там скалистая и недобрая. Дуют резкие ветра, частенько падают мокрые хлопья снега. Южным лошадкам здесь нет жизни. Зато крепконогие мохначи умеют сами добывать себе корм среди хилых трав - к быстрой скачке не способные, лошадки эти могут тащить тяжелый груз и выживать в самых суровых условиях. Выведенные долгими годами селекции – фоуветянские тяжеловозы вдохнули новую жизнь в священных животных Оверсира.

Царство фоу необъятное – простирается от великих гор до иссушенных пустынь. Люди ходят и рассказывают истории.
Первая история о колесе. Крутится фоуветянское колесо и улыбается Оверсир на небе. Гончары Древнего Озера познали новую науку!
Крутится колесо, создают мастера посуду – простую, каждодневную, без изысков. Вращает колесо ученик гончара, сам мастер занимается глиной. Крепкой ладной, всегда нужной в быту.
Горшочки чтобы томить мясо, пузатые кувшины для хранения запасов. Тарелки да кружки. Много всего. Не слишком изысканного, зато пригодного к каждодневной торговле внутри страны.
Появляются артели, школы, мастера. Этот лучше работает, тот хуже…Именитый. Бракодел. Многие ученики теперь стекаются к умелым мастерам.

Вторая история о пустынях. Ветренная, дикая страна. Мало кто будет жить в пограничье – там засуха непривычная фоу, там редкие племена рассеянных карликов, болезни и безводье. Там, проклятый Оверсиром край безнадежности и вечные владения пустынных демонов.
Оттуда люди принесли Желтую Хворь и Гнилые кишки. Первые неприяные болезни обрушившиеся на фоуветян. Оттуда приковыляли хешетяне – мерзкие, неприятные, дарящие боль одним своим присутствием.

Если ты говоришь с хешетянином – говоришь превозмогая боль и содрогаясь от муки - тебя будут уважать. У жуков можно покупать полезные товары, бывает да, бывает нет. Те, кто способен превозмогать боль становятся успешными купцами. Они быстро богатеют и быстро умирают.
У хешей можно купить разное и странное. Например, хешелюдиков – забавных, прытких жучков с которыми так любят играть дети. Плоды пустынных дынь – необычайно вкусный афродизиак наделяющий женщин плодовитостью а мужчин мужской силой. Приносили хештеки и иное что-то – дорогое и редкое – мягкие самородки рыжеватого цвета. Странную посуду из этого материала и даже оружие.
Материал этот был особенно желанен фоу – но мало что могли за него подарить коневоды. Жукоглавые толмачи называли материал – м-м-мх-ш-ш-х-тью. И не отдавали эту самую м-ш-ш-х-х-ть за просто так.



«Есть у тебя один бык и второй желанный стоит на соседнем берегу Орты. Тогда прилетает с неба черный ворон, злющий словно первая летняя гроза. Молвит ворон человечьим голосом: Иди человек, возьми второго желанного быка. Толстый он – словно удачливый год! Медоносный он – словно уста молодой иберийки! Злобный он – словно четырнадцатилетний ибер! Хороший бык. Годный.
Но всему цена, человек. Своего быка сейчас оставь здесь, переплыви ледяную Орту и возьми второго!
Тогда задумался человек. Тощ его собственный бык и жалок. Рога побитые, шкура гнилая. Старые ноги волдырями пучатся, тучи мух засидели глаза. А все ж родной бык, все ж хороший.
Думает человек и решение принимает – бросается в холодные воды Орты и плывет себе, плывет. Река студеная его на дно тянет, родной бык тяжело мычит на родную сторону зазывая. Зубы дробь выбивают. А там впереди богатство виднеется! И не может плыть человек, и мнется – и назад хочет повернуть, и вперед жаждет доплыть. Силы оставляют человека и в конце-концов тонет он в пенной орте. Бесславно умирает. Ни как муж, но как женщина.
Тогда выклевал ворон глаза у осиротевшего быка, тогда унесся на небо со злобным карканьем. Осталась эта история только - о чем же поет она? Прихлебни это вкусное ибериво, путник, и подумай сам»

Иберия в седьмом веке застыла над пропастью. Зависла. Задрожала. Напряглась и удержалась. Долгие годы пронзительных неудач и бескормицы сменились Торновой улыбкой.
Снова колосилась иберица, снова пенными реками струилось сытное ибериво и путешествовали по городам скальды, воспевая Величие дома Андалов. Снова двигались сквозь грязь тяжелые копыта тобосов, приминая траву и разбивая камни. Вереницей тянулись товары в далекую Фоусталию.

Иные товары шли к далеким Фоуветянам, - везли торговцы на продажу зерно и ибериво, меланхоличных кунов и музыкальные инструменты. Иные же торговцы возвращались домой после долгого путешествия в Фоусталию – вереница детей встречала эти пропыленные повозки, стремясь узнать что за странные вещички принесли с собой торговцы.
Пахли эти разбитые повозки сочными лугами, разбитыми дорогами да чужедальними краями.
А привозили торговцы всякое. Затейливые деревянные игрушки – если дернуть за нитку – дернется тонкий чужак фоу, отрубая уродливую голову невиданному черному человечку. Привозили добротную, невероятно искусно изготовленную посуду. Привозили конское молоко и невиданные, выменянные на множество зерна и пива, поблескивающее рыжим цветом слитки.

Слитки эти быстро попали к Андалам. Материал мягкий, ковкий, приятно посверкивающий. Таящий в себе множество возможностей!
Разбежались по городам и весям быстрые гонцы. Жесткий приказ Андалов– искать подобную диковинку в Иберийских землях! Однако, спустя пол-века, горькая весть пришла к высоким порогам дома правителей – В Иберики подобного материала нет. Найти его можно лишь в фоуветянских землях – да и там он крайне редок. Тонкие люди закупают его где-то на юге, в тех богом проклятых местах, где и сам Торн не ступал.

Вторая весть была от мятежников. На востоке Иберики появилось государство Асдхарт.
Не раз и не два ходили вожди с походами на границы Асдхарта – но крылатые люди вкупе с иберами, оказались врагами несокрушимыми. Мощным строем выстроились мятежные иберийцы – сверху же, сыпались на людей Андалов камни и дротики.
Множество боевых походов. Великие битвы, где ломались дротики и трещали кости…Однако, к концу века мятежники так и не были сокрушены. Асдхарийцы не отдали не пяди своей земли, выказав себя великими воинами.
Поднялся в обществе ропот: Сколько веков уже можно сражаться с этим Асдхартом? Сколько веков нужно лить родственную иберийскую кровь? Сами асдхартцы на Иберику не нападали, но бойцами оказались стойкими, вызывающими уважение. Скальды воспевали подвиги вальихирий, а чудесные и несокрушимые асдхатские фаланги, вызывали зависть у дружинников знатных пэров.

Вот бы и наши воины научились сражаться подобным строем! - поговаривали мудрые воины.

К концу века от Асдхарта пришли гонцы мира – требования были озвучены простые:

Никогда и не за что не вернется Асдхарт под крыло Андалов! Слишком страшное оскорбление было нанесено в древности и слишком много крови пролито за независимость. В древние времена основали Асдхарт мятежные иберы и люггеры, отвергнувшие Селестию. Устала эта цветущая земля от гниения трупов, воронова гомона и больших сражений. Асдхартцы желают мира и торговли.
Много веков дрались иберы друг с другом и более нет смысла истреблять единый народ. Асдхартцы согласны стать союзным государством для Иберики и Селестианских земель, но пред Андалами головы не склонят. И Селестии крылатые не покорятся. Ибо независимость – единственная правда за которую стоит умирать!

В обмен на мир, мятежники обещали торговый пусть сквозь свои земли и тайное знание лодок.
«Долгие годы совершая набеги на стан люггеров, учились мы плавать по воде. Отныне, нам открыт серкет лодок. Мы согласны обучить Андалов этому искусству. Но взамен требуем долгого мира. Не вечного – вечен только Торн в небе! Но долгого и честного. Честного, как слово иберийца!»

Надо сказать, что сама Иберика к седьмому веку давно уже желала нового врага. Века войн с несокрушимыми мятежниками тяжело сказались на самой Иберике В обществе все больше не хватало мужчин, все более обособленными и дикими становились города удаленные от столицы. Плели интриги пэры, чадным дымом выгорали тела мужчин на погребальных кострах.
Ибер на ибера, что может быть страшнее? Скальды сочинили такую историю:

«В торнов четверг, когда откладываются все дела и поют мужчины песни за длинными столами понимая павших, шел как-то себе аск по узкой горной тропинке. Страшен аск. Мерзок. Кто сильнее него в этом мире?
Каждый ворон знает. Сильнее одного аска только второй аск. Так и повстречались на дороге два чудища.
- Уйди! – молвит зеленый аск.
- Не уйду. Сам убирайся! – кричит красный аск.
-Битва. Битва. Битва!!!– раззадоривает чудищ торнов ворон.
Так и схлеснулись они – две громадины, несокрушимые и страшные.
Один удар – и хлещет у чудищ кровь горной рекой. Второй удар! И кости с хряском ломаются заставляя горы содрогаться. Обменялись третьими ударами гордые аски и издохли оба, обратившись грудой мяса. Тогда выклевал хитрый ворон глаза у асков, выел сердца и улетел себе ввысь довольный, чтобы рассказать Торну за обедом забавную эту историю»


Впервые за долгие века огорчений и потерь люггеры, наконец-то, могли наслаждаться мирными годами!

Словно грибы после дождя выросли праздничные ярмарки, серые дымки закурились над ладными деревнями. Но теперь, в отличие от прошлых лет, процветание это обеспечивала обученная армия. Не изменчивая удача, но сила собственной армии хранила крылатых!

Выстроившиеся в строй копьеносцы Селестии оказались страшной силой – когда в начале века из леса выскочили рены привыкшие к легким победам, копьеносцы сокрушили кавалерию гонь-чжу надев кабанов на копья. Раненых вылечили и отправили восвояси, мертвецов же похоронили, отметив место сражения несколькими памятными курганами в приграничье.
Селестианцы оказались сильными воинами привыкшими к тяжелым физическим нагрузкам. Мощные крылья поднимали крепкие тела люггеров в воздух – неожиданно для ренов – сражения теперь велись не только на земле, но и воздухе. Большой ошибкой для ренов стал поджог собственных лесов – люггерам теперь было где расправить крылья!
В едином порыве, армии крылатыхлюдей двинулись на сокровенный восток, отбив у орков старинные, нехоженые леса. Было это страшным позором для ренов. Зато люггеры расширили свою страну, явив грабителям силу всесокрушающего Добра. Аликорния теперь имела выход к двум морям – впервые получив доступ к новым дивным краям.

А грабители рены, меж тем, продолжали выходить из лесов и похищать гончаров. Набеги эти были дерзкими, злобными. Использовались изощренные пытки и запугивания – частенько рены вырезали целые деревни, оставляя раненых животным и птицам. Трупам срубали крылья, раненых же уродовали навечно – выламывая одно крыло и перебивая кость.
Пусть сострадание оркам неведомо, но люггерам не привыкать к жестокости дикарей. Иберские войны крепко вошли в память народа! Говорят, в одном из сражений сложил голову сам Вожак этих богом проклятых уродов. Впрочем, кто-то болтал, что не так все просто…
Ожесточенные воины говорили, что ренам пора бы показать настоящую силу Селестии! Если орки не способны понять добро, следует рассказать им о зле.

Западные иберы в этом веке люгеров не тревожили, в конце седьмого столетия одарив Селестию дарами мира. Принесли эти дары сами люггеры – впрочем, одетые по иберийской традиции, - отпустившие густые бороды и украсившие свои волосы косичками. Свои крылья они выкрасили в традиционный алый цвет, лица покрыли причудливыми татуировками и предложили мен.
Крепкие деревянные лодки в обмен на разноцветные горшки. Большой торговый путь с востока на запад в обмен на года мира!


Процветали в седьмом веке люгеры, процветали и неторопливые дракканисы.
Расширил свою деятельность орден Шифай Райха. Большая торговля зародилась меж люгерами и дракканисам – жрецы из Шифай Райха приходили к крылатым чтобы учить их языку и своим традициям. По мнению ящеров дракканисов – люггеры были слишком торопливыми, но все же вполне приятными людьми. Ящеры с удовольствием покупали цветную посуду для украшения своих храмов и жилищ, в обмен же посылали учителей. Рассказывая о своем мире.

А мир дракканисов прост и привычен! Неторопливое течение лет. Дни и ночи. Нет смысла за чем-то гнаться – даже горы стираются, само время боится неторопливых рогатых ящеров. Бьется о побережье торопыга-океан, и глупые смертные развеивают свои жизни понапрасну, вместо знаний предпочитая войны и пожары.
Дракканисы не такие.
Ближе к концу века ящерицы обучились медицине. Огромные и мощные учителя с большими рогатыми головами украшенными кусочками костей да разноцветных перьев, лечили людей, каталогизируя болезни. Гнилые ступни. Жаркое дыхание. Костяная хворь. Слабая кровь.

В каждом случае травники предлагали свои собственные методы лечения – пустить кровь, приложить пиявок, пожевать угля, поесть заварной тасимы, приложить к ране влажный компресс илизакалить огнем гниющее мясо…
Помимо искусства лечить болезни, дракканисы познали коварное искусство составлять яды. Прихотливые и жестокие отравы. Один яд мог вызвать слабую головную боль, другой же яд вызывал кровавый понос и смертельную рвоту. Рогатые ящерицы закованные в крепкую чешую, редко пользовались подобной выдумкой считая это мерзким, недостойным делом. Но рецепты ядов все же сохраняли. Используя отравленные дротики в охоте, а позже – прогоняя при помощи отравленного яда вездесущих ренов.
Эти рены и их проклятые свиньи, стали настоящим бичом Шимихара!

Волна за волной нападали лесные кочевники на мирные земли дракканисов. Сжигали мудрые книги, уводили в вечное рабство людей, разоряли храмы и резные алтарию
Суровы и сильны дракканисы, головы их покрыты мощными роговыми наростами, тяжелые капюшны отличают самцов от самок, Сильны дракканисы и высоки. Но к подобным суровым набегам ренов, дракканисы оказались все же не готовы…

Ковка еще не знакома хешти.
Тем не менее, долгие века они ковали. Ковали войну. Победу. Поступательно, неспешно, с потом и кровью. И теперь их изделие близится к завершению.
Пал город чернокожих карлов. Мертв до единого человека. За пару лет Пустыня сожрет то, что не заберут с собой запасливые жукоголовцы. Чернокожие не узнают, что произошло. Общество выкинет из памяти ненужные воспоминания, оставив лишь способные принести священную Пользу. Тактика и стратегия войны, сильные и слабые стороны врагов, удачные моменты строительства чужаков. Имя города, память о мужестве последних защитников - бесполезный хлам.
К северу от места сражения основан с благословения Ньярлампотеп Большой Хив Жжурч - "Вода". На берегах огромного озера стоит он в тени деревьев, и груженые пурры везут оттуда драгоценную влагу на юго-восток, к местам новых сражений.
А сражения продолжаются. Маршируют ряды хешти в глубину чужой пустыни, чтобы принести туда священный Порядок. Безжалостно обходятся с врагами и бережно - с их имуществом. Не горят города и деревни - но разбираются до основания рабочими комши и служат подспорьем для нужд Общества.
Не раз сама Благословенная посещала передовую, вдохновляя солдат на подвиги. Случилось ей даже получить шрам от меткой красной усуульской стрелы.
Много бесед вела она с боевыми кашментари и их солдатами, много смотрела на битвы сама, стремясь познать и упорядочить саму войну. И многого в этом достигла.
В Подише, городе солдат, были отобраны ей лучшие защитники, ветераны множества битв. Были то лучшие из лучших: высокие, тонкие, сухие погонщики боевых пурров, чей необычный разум позволял чувствовать зверя; было то множество низких, широких, выносливых Подши ("Панцири") - обладателей толстого серого хитина, маленьких глаз и огромных мощных жвал. Самые опытные военачальницы были поставлены над ними, а Ньярлампотеп подарила им лучшее оружие Пустынь и свое благословение. Огромные соты были построены для них в Подише рядом с самими царскими и храмовыми пирамидами, а за границами хива выделены широкие поля для тренировок. Наконец, дозволено было им иметь детей лишь от самых сильных и выносливых женщин, чтобы закрепить и приумножить в веках данные при рождении воинские способности.
Были то первые годы Стражжей - следующей ступени в касте Защитников. Была жизнь тех хешти посвящена войне еще больше, нежели жизнь обычных солдат.
Процветала торговля с хамари, и все больше контроля требовалось за ней. Весомая часть Люмнати занималась лишь ей. Все больше шло караванов на юг, все больше с юга. По запросам многих высокопоставленных хамари и хамариек к старым товарам прибавилось дерево.

Познакомились хешти и с новым народом. Неизвестно, как звали их - ибо до размеренных бесед дела не дошло. При виде Цариц чужаки кричали, падали и разбегались. Но встретились они на землях карликов, и явно были врагами их. А враги врагов - возможные друзья. И негоже будущим друзьям друг с другом так себя вести.
Долго ломали головы царицы над тем, как начать дружбу с новым народом. Думали Люмнати. Думала Ньярлампотеп. И придумала. Сама.
Приказом Благословенной собрали нескольких охотников-комши, что по долгу службы ходили глубоко в Пустыню, порой даже теряя связь с Царицами. Отправили их на северо-восток с дарами и указаниями, и строго-настрого запретили кашментари вступать с ними в Контакт, пока те не вернутся. Указания были просты и легко исполнимы - отдать незнакомцам подарки и попробовать понять их намерения. Если же и от простых комши будут бежать чужаки - то просто оставить дары на их территории и вернуться назад. После - вернуться на то же место и посмотреть, не оставили ли что-то они. Был это интересный и необычный эксперимент, в который были посвящены немногие.
Был и еще один, о котором вовсе знали лишь единицы. Под контролем Самой были куплены у южан-хамари несколько "о-э-шей", как те их звали. Были то изуродованные, молчаливые и слабые хешти, никогда не слышавшие и не способные слышать Голоса Цариц. Сознательно забытый позор Общества многовековой давности. В строжайшей тайне небольшим караваном переправили их к местам, где видели странных северных людей, попутно обучив простому языку комши. С тем же заданием, что и партия охотников, были отправлены они налаживать новую дружбу.
Чувствуя себя необычайным новатором, Ньярлампотеп Третья сгорала от любопытства и ждала результатов.

Но никто не заметил бы этого. Юная Говорящая С Нештек перестала быть юной. Обрела гордость и стать, подобающие ее положению. Царственно восседала она на огромном пурре, проезжая по главной радиальной улице Большого Хива. Без лишнего восторга и без лишнего презрения принимала почести от тысяч комши, вышедших увидеть ее - принимала так, как надо. Этим заслужила она уважение старых ворчливых кашментари - и теперь стала по-настоящему всенародно любимой.
Впрочем, огонь молодости все еще горел в ее вековой душе. Она любила все новое и часто приближала к себе комши и кашментари, предлагающих то, чего до того мало было в Обществе - свежие идеи. Вот и сейчас фаворитом среди них был Нунц - мастер строительства сотов, предлагающий что-то непонятное, странное и, по его словам, универсальное. Что-то, для разума выглядящее сомнительным и трудным, но почему-то находящее отклик в сердце, в самом хештийском естестве.
Ма-те-ма-ти-ка. Так он это называет.
Странный чудак. Нужно навестить его сегодня.




Получатели:

Из жизни урлоков:

Урлоки очень любят послушать сказки. Понятное дело - на сытое брюхо.
Вот только сказочники-урлоки в народе не самое частое явление ибо занимаются этим делом исключительно жрецы. Им даже отличительной шапки не выдадут, если те не способны придумать и рассказать сказку, хотя бы одну. А сказочники других народов обычно не живут достаточно долго. Потому и сказки у урлоков очень короткие.
Впрочем, другие сказки и не очень-то нужны. Ведь главное в любой сказке для урлока - это вдоволь повеселиться.

Для того сказка и существует.

- Сказка о том, как урлоки добычу делили:

Однажды два урлока поймали две хрюшки и стали их делить. В этом месте урлоки-слушатели улыбаются, ведь все они лучше знают, как делить добычу
Один урлок сказал, что он съест обоих хрюш, а второй пусть ловит себе новых. Мудрое решение героя сказки громко одобряется слушателями
Второй урлок ответил, что он сам съест хрюшек, а если первый не согласен, то он съест и его в придачу. Еще более мудрое решение одобряется еще более бурно
И пока урлоки делили добычу, хрюшки убежали. Урлоки слушатели бегут ловить убежавших от неудачников хрюшек

- Сказка-загадка об охоте:

Однажды урлоки-охотники отправились на охоту.
Каждый охотник поймал добычу и съел её.
Ни один урлок не вернулся домой.

- Сказка о пещерной фее:

Почему урлок не убирается в пещере.
Потому что когда места в пещере не останется даже для самого урлока в пещеру явится Фея и уберется за самого урлока.
Никто никогда не видел эту фею, потому что она четкая, как и сами урлоки, и за рыбоглазых убираться не будет.
Единственный случай когда урлок убирается в своей пещере - когда Большая Ма перестает помещаться в своем логовище.
Есть мнение, что Больша Ма и есть Пещерная Фея.

- Сказка о дагоните и хрюшке:

Поймал однажды дагонит хрюшку. Дагонит. Поймал. Хрюшку. Урлоки смеются громко-громко
Поймал потом урлок сразу и дагонита, и хрюшку. Урлоки приветсвуют умение сородича
Стал решать, что сначала съесть, а то вдруг первым нечаянно наестся. Урлоки улюлюкают. Одно надо есть, вторым закусывать, и думать нечего.
Но пока урлок ел дагонита, хрюшка убежала Урлоки падают от смеха. Ибо только очень глупый урлок позволит пойманной еде бегать и вообще куда-то рыпаться.

- Сказка о споре

Поспорили как-то два урлока, что один ленивей другого.
И легли поперек дороги.
А по ней шла Большая Ма и споткнулась.
Не бывает настолько ленивых урлоков.

Умерла Ньярлампотеп Вторая. Ньярлампотеп Яростная. Ньярлампотеп Защитница. Умерла, вопреки прозвищу, тихо и мирно, в прохладном подземелье своей пирамиды. Пусть под конец ее обуревали страхи и беспокойство, но в Царство Вечного Труда она уходила спокойно. Потому что, бросив последний мысленный взгляд на Общество, она поняла - для Порядка Защитницей сделано все, что можно было сделать.
Не было траура. Не было поминальной церемонии. Нет таких традиций у хешти, что отрывают от праведного труда.
Но многие, очень многие в тот день в храмах молили Нештек принять Защитницу как подобает. Молили горячо и страстно, молили искренно.
10 лет спустя, как было предсказано жрецами, появилась на свет Ньярлампотеп Третья. Как было наказано Защитницей - немедля под опеку взяли ее высшие из Люмнати. Задачей их было воспитать достойную преемницу Второй, и задачу эту они выполняли с рвением. С малых лет они учили ее быть мудрой, вливая в разум новой Царицы Цариц истории о прошлом. Узнала она и о Новом Порядке, и о том, как возникало Общество. О том, как долго и больно строилось взаимодействие с хамари и о том, какие это плоды начало давать. О злых усулах и озерах крови, что прудят Пустыню на востоке. О прохладных западных лесах. О высоких горах и великолепных Больших Хивах.
Упивалась этими рассказами Ньярлампотеп Третья. Упивалась и горела желанием проверить все самой. Недовольны были старые Люмнати такой прихотью. Но кто они такие, чтобы запрещать что-то говорящей устами Нештек?
Лишь выйдя из совсем детского возраста, новая Ньярлампотеп начала путешествовать - не только разумом, но и телом. В этих путешествиях она взрослела, с каждым годом все больше набираясь опыта. Тело ее стало сухим и смуглым, а ноги - достаточно крепки даже для небольших переходов пешком. Она познала на себе голод и жар, она напилась из лесного источника в Чечуле и отведала пустынной дыни в Трркане, она побывала у подножья гор и сыграла в хешелюдикову игру с солдатами вооруженного до жвал Подиша. Говорят, в каком-то маленьком хиве она вместе с несколькими комши даже сама построила сот - но это, скорее всего, вранье.
Не понимали ее старые царицы, что служили при Защитнице. Не понимали, но стремились понять и воспитать молодых под стать ей. Ведь везде должен быть Порядок.
Впрочем, подобные народные развлечения вовсе не приносили делам Общества вреда - ибо время у молодой и активной Царицы Цариц находилось на все. Поначалу не стала она вносить что-то новое в правила жизни и Труда - не по годам мудро рассудив пока что просто поддерживать дело Второй. Продолжалась травля хамармина, увеличивался оборот торговли с хамари, впрочем, все так же строго контролируемый сверху. Росли молодые кашментари, искренне преданные делу Нового Порядка.

Словно под стать своей новой правительнице, активизировался и весь благословенный народ. Целых три новшества плотно вошли в жизнь хеш в пятом столетии - пурры, щиты и глиноделие.

Пурры были давно знакомы жукоголовцам. Эти огромные и меланхоличные странники Пустыни издавна были объектом охоты - прочный хитин и много безвкусного, но питательного мяса; зловонная, но столь драгоценная вода из внутренних мешков были хорошей платой за риск при битве со столь большим существом.
Но был пурр редкой добычей, ибо нечасто встретишь его в пустыне и не всегда победишь. Скоро все изменилось.
Говорят, что однажды в безымянном хиве пара хешти принесла из Пустыни яйца пурра. Большие, овальные и кожистые - были они долгохраянящейся, противной и очень питательной едой. Запасливые комши отложили их на черный день в угол своего сота и забыли о них, ибо черный день все не приходил(спасибо Нештек). Какого же было их удивление, когда однажды яйца лопнули и из них вылезли здоровые осклизлые твари, похожие на переевших хещелюдиковых цариц!
Развеселились комши, представив, сколько они смогут выиграть на хешелюдных играх с такими-то бойцами. И оставили зверей у себя.
Правда, замыслу их не суждено было оправдаться - ибо играть с ними никто не стал. Куда там - через пару месяцев такая тварь могла уже затоптать комши, не то что мелкую матку! Правда, юные пурры (а это были они) никакой агрессии не проявляли, а были очень даже ласковыми.
- Пурр-пурр! - Говорили они и лезли щекотать всех своими здоровенными ветвистыми усами.
Такая забава не могла миновать внимания цариц. Ручных пурров забрали в Кеккт, и очень быстро там они превратились из развлечения в очередной инструмент Пользы. Горячо одобрившая такую инициативу Третья сразу издала указ всему Обществу - пусть комши ищут пурровы яйца и приносят их в хивы, чтобы пурров взрастить подобно собственным детям. Пусть их крепкие спины несут поклажу через пустыню, пусть они дают мясо, яйца, панцирь и жилы.
На удивление стремительно вошло новшество в жизнь хешти. Уже не мыслили пути меж хивами без пурров ни комши, ни кашментари. Первые радовались такому помощнику и считали пурра животным чуть ли не более священным, нежели хешелюдика, ибо пурр и груз таскать помогал, и от голода избавлял, и от жажды и успокаивал вообще. Вторые забыли о носилках и по улицам хивов и великой Пустыне передвигались теперь исключительно на широкой жучиной спине, освобождая руки рабочих для труда и явно показывая свой статус.

Щиты стали следствием приручения пурров, а также затянувшейся кровопролитной войны. Они просто вдруг появились - за пару лет у каждого солдата помимо копья, дубинки и собственных жвал в арсенал добавился ростовой бугристый щит из толстого хитина. Был он груб, тяжел, некрасив и в войне с усулами незаменим. Вся война для хешти теперь строилась на щитах и умении боевых кашментари.
Как и прежде, хешти наступали ровными рядами. Шли молча и в ногу - так, чтобы трясся песок, а с ним в ужасе и враги. Но теперь вместо мягких тел встречала наконечники стрел непробиваемая стена серого и коричневого пуррова панциря. Стена, что ощетинивалась острой смертью, когда неспешно и неумолимо доходила до врага. Все шли, как один; били, как один; защищались, как один. Позади них с высокого пурра оглядывала царица поле боя, давая указы, напевая в горячих головах солдат ритмичную боевую песнь и превращая столпотворение вооруженных жукоглавцев в идеально отлаженную машину убийства.
В пятом веке вместе со щитами хешти принесли в войну священный Порядок. И каждая битва с их участием теперь была молебном Нештек и триумфом над Хаосом.

Глиноделие стало внезапным открытием, так же почти целиком принадлежащим сметливым комши. По легенде, некая пара хешти хотела заиметь в своем соте хешелюдник, чтобы молиться Нештек. Но вот беда - почему-то именно у них маленькие зверьки селиться совершенно не хотели и не могли. Жукоголовцы усердно молились и ударно трудились, и неясно было, чем был вызван это гнев бога. Отчаявшись, они решились слепить себе хешелюдник сами. Хоть и пустой - может, хоть немного он поумерит недовльство Нештек.
И слепили. И принялись ему, пустому, молиться. И во время этих молитв внезапно в жучьи их головы пришла идея. Ассоциация. Прямо таки бередящая ум.
Комши поняли, что было то настоящее благословение, а вовсе никакой не гнев божий. И принялись лепить. Плошки, чашки, украшения и, главное, толстые кувшины с узким горлышком, что не дают воде уходить в жару.
Польза подобных вещей была очевидна и огромна. Моментально дошла весть об изобретении до Ньярлампотеп, и блаженные комши были удостоены аудиенции с Самой.
Незначительное время спустя идея лепки вещей из глины была признана, ни много ни мало, священной. Великое множество хешти принялось производить кропотливо, с любовью сделанную посуду из разноцветной глины, тщательно украшенную изображениями благословенных хешелюдиков. Хеш рады были показать достижения своего труда богу и соседям - дары в храм носили исключительно в лучшей посуде; а в каждом караване на юг теперь как минимум один пурр был доверху гружен звенящими тарелками, кувшинами и прочим рукоделием.

Вот так начался для благословенного народа пятый век. И было бы здорово, если бы продолжился он столь же хорошо.



Получатели:

Фоу IV Век

Оверсир взирал на фоу без удовольствия. Как придумать что-то полезное, так их нет, а как еретически извратить учение Оверсира, так нате вам - за один век аж три ереси! И ни одного нормального культа. Ну ничего, пусть повоюют. Война идеям товарищества учит лучше любого мира. Заодно и лук подучат, а то без стрелы в заднице ничерта не понимают.

Мир
Фоу оказались весьма изобретательны в разного вида толкованиях заветов Оверсира. В попытках обуздать ереси Медиаторы, как хранители заветов Оверсира убеждали каждую из выделившихся групп, меняя мировоззрение, чтобы приблизить их к уготованному Оверсиром единству.

Ибо в спорах рождается истина, общерассовая философия. Философия, которая поможет фоу в суровой жизни Обители.

Чтобы сблизить все три направления мысли фоу, Медиаторы ввели в учение дополнительно концепцию "достоин помощи". Тот, кто живет, помогая другим - достоин, кто живет не помогая, не достоин. И чем больше ты помог, тем более достойный ты человек. Важно еще не только то, что ты помог, но и кому помог. Помочь достойному фоу в беде - очень достойно. Помочь недостойному лентяю - мало достойно. Помочь жадному и потому недостойному богачу - совсем недостойно.

Проще всего было с Искушенными. Концепция "без жестокости в мире не обойтись" не вызывала у Медиаторов никакого возражения. Но кто достоин жестокости? На кого направить острие копья? На вторгшегося в земли фоу чужака! На ужасного монстра северных земель! На черных захватчиков!

Сила порождает ответственность. У каждого было детство, в котором о тебе заботились, у каждого будет старость, когда забота будет нужна тебе. Ты можешь быть сильнее двоих, троих, десятка, но сотня всегда сильнее тебя. Поэтому истинная сила только в Единстве.

Конечно, у Искушенных были вопросы:
- Почему я должен помогать ему, ведь он лентяй и слабак?
- Помогай не ему, помоги тому, кто достоин твоей помощи!
- А если никто не достоин меня?
- Чем больше сила, тем больше ответственность. Будь снисходителен к слабым. И... помогай им.

Когда же пришла война, вопросы у Искушенных вообще кончились. Мир стал простой и понятный.

С Покорными было сложнее. Вроде бы они говорили все верно, но совершенно не горели желанием защищать свои идеи. А без дел идеи оставались только пустыми мыслями. И Медиаторы постепенно говорили Покорным - надо не только жить по заветам Оверсира, но и помогать другим фоу постигать их. Делами и личным примером. Пусть иногда жестокими, пусть иногда и ломая чужое мнение или костные традиции.

Конечно, у Покорных были вопросы:
- Почему я?
- Потому что вклад каждого фоу важен для Оверсира и именно без твоего участия мир будет беднее. Чем больше вложит каждый, тем богаче будут все.
- Почему я не должен помогать ему, ведь у него нет ничего?
- Потому, что он стремиться жить за счет других, а не стремиться помочь сам. Он недостоин помощи.

Сложнее всего было с Толстунами. Это учение больше всего искажало заветы Оверсира и било по самой уязвимой точке его учения. Единственное, что спасало от впадения в эту ересь - это открытость фоу друг к другу. Сложно убедить другого, что ты питаешься росой, если все видят твои мысли о копченой конине. К тому же фоу крайне неохотно отдавали последнее, этого учение практически прямо запрещало.

Но и с Толстунами говорили Медиаторы, стыдили их за то, что они извращают веру и объясняли им, что они не правы. Ведь в сущности, Толстуны были не злодеями, они были просто заблудшими душами, запутавшимися в своих заблуждениях.

Чтобы принять помощь от других - ты должен быть достоин ее, дать что-то в замен, говорили они им. Вы ничем не можете помочь другим? Вам нечего научить? Тогда вы недостойны помощи и не можете ничего принимать у других. Хотите быть достойны - помогайте другим.

И Толстуны, как ни странно, смогли что-то предложить. Ведь мир не заканчивается на жратве или коне. Есть в мире что-то, что невозможно пощупать руками, но способен оценить только разум. Оценить и насладиться.

Многие Толстуны оказались отличными сказителями и рассказчиками историй, исполнителями песен, сочинителями сказок. Создателями новых мыслей и идей. Распространителями новостей среди общин. И простые фоу делились с таким Толстунами едой или кровом, считая что те, кто делятся своим богатым миром вполне достойны.

А т.к. история с каждым повтором все меньше интересна, а новости хороши свежими, Толстуны редко оставались на одном месте надолго, и служили дополнительной скрепой, что связывало общины фоу между собой.

Так Медиаторы настраивали общество фоу, постепенно сводя все толкования учения Оверсира в единое понимание. Понимание, полезное всему народу в целом.

Дела
В четвертом веке население фоу росло. Были построенные новые города - Агартал и Бхалук. А вскоре в окрестностях Бхалука нашли первый лунный камень*, который пока ценности для фоу не имел. Города, как и прежде это больше религиозные центры, места для праздников, мена, сбора общины, обсуждения новых идеи и, конечно, место сбора ополчения для войны.

Покорные продолжают торговать с иберами - в торговле возникают новые товары - яйца асков, а также награбленное из земель уссулов. Фоу стараются понять своих партнеров и продать им то, что им надо. А также учатся не задевать их черезмерное самолюбие, даже играют на нем (лесть помогает в каждой второй сделке).

Аски
Аски стали настоящим бичом Дайхупа. Порой целые стойбища* в окрестностях города разорялись ударами чудовищ, а уж потерь среди лошадей и фоу было не счесть. Каждая из управленческих ветвей общины пыталась решить проблему по своему. Толстуны поначалу призывали покорно принимать свою судьбу, но вскоре как-то вокруг Дайхупа из Толстунов почти никого не осталось. Практика, увы была не в их пользу. Искушенные собирали ополчение города и уничтожали особо наглых монстров, а также организуя походы в плохие земли, чтобы выжигать гнезда (особо глубоко впрочем не углубляясь).

А вот Покорные пытались с асками договориться. Ведь каждый может поговорить с лошадью. И пусть мысли у них простые и примитивные, образы и эмоции, но даже ребенок фоу знает, как успокоить лошадь или напугать (чтобы заставить скакать очень быстро). Почему же не сработает так же с страшными асками. К сожалению, те, кто пытался "договориться" с асками - задобрить их или напугать очень быстро умирали злой смертью - ибо монстры были вредные и свирепые.


Война
Общество фоу не было готово к полномасштабной войне, поэтому Оверсир руками Медиаторов провел долгую подготовку. Прежде всего прекратились заселения южных предгорий, и плотность населения фоу выросло. Следующим шагом было пересмотр старых границ с уссулами. Медиаторы стали говорить людям, что уссулы заняли земли, которые Оверсир создал для фоу - широкие поля вокруг озера Куч-Бехара, плодородные равнины южнее Эсты.

Собранные ополчения фоу ходили на юг и юго-восток, чтобы прогнать уссулов с обещанных земель, а если те будут несогласны, то и перебить их. Тактики как таковой у них не было, как и общего командования. Только натиск, острота копий, физическая сила фоу и быстрота их коней. Война была для фоу в новинку и открывала множества открытий. Оказывается уссулы владели злой магией - убивать на расстоянии. Оказывается, если быстро скакать, то можно обмануть магию. Оказывается, лошадьми можно топтать. Оказывается - с разоренных деревень можно взять богатую добычу, диковинных, невиданных вещей. Множество новых идей и смыслов несла война фоу. И это было прекрасно.


Получатели: Оверсир.

Дороги и колесо
Война выявила не только возможности, но и проблемы. Оказалось, что война это не сколько сражения, сколько маневры, подвоз припасов, и транспортировка раненых и добычи в родную общину. И, как это часто бывает на войне, спящий разум одного из фоу придумал простую и гениальную вещь - колесо и тележку. Конечно, первый телеги были просто ужасны и представляли собой плетеные корзины, в которых везли запасное оружие и припасы. Но война заставляет разум шевелиться в десятки раз быстрее, чем размеренная мирная жизнь. Вскоре эти тележки уже стали цеплять к лошадям, а также увеличивать в размерах. Чтобы телегам удобнее было проходить из одного города в другой Фоу размечали пути на которых было минимум препятствий для телег.

Изобретатель колеса остался известен в истории фоу под именем Движитель, за то что сумел заставить неживое двигаться как живое.

Дорогами стали пользоваться и в мирное время, особенно для внутренней торговли или взаимопомощи между общинами.

Бай усмехнулся.
- Бесплатным может быть только скорпион в постели, и то вряд ли. Но решение проблемы с анклавом назревало давно. Такие ненасильственные меры пойдут на пользу всем.
Камул-баши потер большой и указательный палец друг об друга в инстинктивном жесте.
- Для таких решений нужна дружба к которой мы стремимся уже сотни лет. Поэтому у нас будут несколько сопутствующих условий, - Сотник чувствовал, что сейчас он сорвет куш и весь напрягся, как минхочау готовящийся к броску.
- Во-первых, отныне ни один представитель моего народа не должен быть убит. Если вы ловите нарушителя ваших законов на своей территории, то вы плените его и мы проводим совместный справедливый суд, определяя меру его наказания.
- Во-вторых, хив, который вы передаете нам будет сохранен, не нарушено его устройство, никто не тронет королеву, жрецы Самума ознакомят хешей с нашими верованиями, а баи достижения. Конечно, сборы с хива будут больше, чем с обычной территории хамари, но это для того, чтобы обеспечить охрану от хаммармина. Это будет продолжаться ровно до тех пор, пока ваш народ не покушается на наши земли. При первой же попытке хив будет уничтожен.
- В-третьих, хеши уходят с земель тех, кто называл себя Вечными трудящимися.
- В-четвертых, для наших воинов будут выделены проводники из хешей, которые сопроводят нас к землям ваших врагов и обратно.
- В-пятых, мы оставляем за собой право выйти из войны, если понесем большие потери или вы закончите войну раньше нас.
- В-шестых, торговцы не торгующие хаммармином не будут подвергаться гонениям. Даже те, что продают мушт.
- В-седьмых, лично я за проведение этих переговоров получу партию королев хешелюдиков численностью, допустим, в сто голов и слуг хешей, которые смогут заботиться о них.
- Вот наши условия. Соблюдите их и воины нашего народа отправятся в путь.

Трудно шли дела благословенного народа. Множество испытаний дал ему Нештек в этом веку. И мало - благоволения.
Очевидно, бог был чем-то недоволен.
И острый, не затуманенный хашмином разум набравшейся мудрости Ньярлампотеп быстро сообразил, чем именно. Быстрее других, могущих сообразить иначе.

- Кашментари, что забыли, кто они есть - они вызвали гнев Его! Кашментари, чья сила в разуме - убивают его!
Странствуют Люмнати, окруженные крепкими солдатами. Странствуют - и разносят мысль эту.
- Одурманенные хештеком, утопающие в пороке, презревшие труд и Порядок - Нештеку они не нужны!
Разносят среди простых комши. Потому что именно они были Первыми Двумя. Они - Хешти; тогда как жирные, отупевшие, презревшие свои Обязанности существа, что когда-то звали себя Царицами - больше нет.
- Простой трудяга-хеш! Впусти Царицу Цариц в разум и дай ей увидеть свою кашментари, курящую тек! Позови в разум любую из нас, когда учуешь зловонный проклятый дым! Это - твоя Обязанность! Это - твой Долг! Это - воля Нештек!
Те, кто не может работать - не Хешти. Те, кто не может руководить работой - не Хешти.
- ...Они - больше не Хешти! В отвращении своем Нештек отверг их и наслал засуху, которую переживут лишь те, кто трудятся! Так трудитесь! И избавляйтесь от тех, кто тянет Благословенный Народ назад!
Так сказала Ньярлампотеп. А говорит она - устами бога.
- Возьми дубину и убей разжиревшего, ленивого хеша! Съешь его плоть, построй из костей его основу для сота* - пусть принесет Пользу! Позови Ее и укажи на преступление своей кашментари! Каждый из вас - Народ! Каждый - строит Порядок! ТЫ - строишь его! Сегодня и сейчас!

Странствуют Люмнати, разнося Новый Порядок. Ликуют рабочие, чувствуя близкие перемены к лучшему. Идут в ногу по хивам солдаты, яростно скрипя жвалами и сжимая дубины из крепкого пуррова хитина. Нельзя причинять вреда священным Царицам - но что делать, если вред начинают причинять они сами?
Уносят в Пустыню носилки с ожиревшими, отупевшими, визжащими от возмущения или мрачно молчащими кашментари, что так любили хештек и презирали свой народ. Сохнут и покрываются пузырями под палящим солнцем их бледные, изнеженные тела. Их крики слышат комши - но Голос Ньярлампотеп запретил помогать. Она - Враг. Ее смерть - Праздник. Скоро к вам придет новая Царица - и она о вас позаботится.
Через пару дней рабочие заберут ее иссохшее тело. Мясом можно будет накормить пару семей, а из костей выйдет крепкий фундамент для хорошего сота.
Ведь даже Враги теперь приносят Последнюю Пользу благодаря гениальному уму Ньярлампотеп.

Стекаются комши, лишившиеся кашментари, в другие хивы, занимая пустующие соты и выстраивая новые. Вырос на западе, особенно подверженному проклятой зависимости (а потому и чисткам), Большой Хив Чечул - "Чистота". Там правят царицы, миновавшие Ее немилость - и воспитывающие молодых Духовных Матерей так, чтобы и их она не коснулась: так, как требует Новый Порядок.
Так, как нужно Обществу.*
Чем страшнее гроза, тем сильнее после нее цветет Пустыня.




Получатели:

Ньярлампотеп Первая замолчала. Замолчала надолго, и все уверились в том, что она умерла где-то в глубине великой Пустыни.
Так и оказалось. Жила она еще тогда, когда появились первые из хешти, и уже тогда она была стара, ведь не выжили бы те под руководством молодой и неопытной Царицы. Пришел ее черед, и милосердный Нештек* забрал великий разум из дряхлого тела.
Десятки лет продлилась вызванная этим апатия. Десятки лет царицы были заперты в своих хивах, лишь изредка беседуя друг с другом и с леностью глядя, как плодятся их комши*; видящие все беды своих духовных детей, но безразличные к ним.
Говорили, что где-то на западе родилась Ньярлампотеп Вторая, как и было предсказано. Говорили мало и с неохотой - ведь кому нужны перемены в устоявшемся Порядке? А она, словно эти назойливые Люмнати, наверняка их захочет.
Но - не захотела. Услышавшие пусть узнаваемый, но необыкновенно по сравнению с Первой тихий и скромный Голос новой Царицы Цариц, все словно бы вздохнули с облегчением. Еще так молода - а уже понимает заветы Нештек! Уже знает, что к чему!
Не могли нарадоваться на Ньярлампотеп Вторую обленившиеся, зажравшиеся, самовлюбленные царицы. Ньярлампотеп Стабильная, вот как звали ее. И всячески окружали заботой, чтобы ни она, ни ее хив не знали беды, смерти и голода. И, конечно, не слушала этих глупых Люмнати.

Но однажды все изменилось.

Сидя в прохладе внутренностей своей пирамиды, Величайшей Среди Всех Хивов*, Ньярлампотеп Вторая наслаждалась сочной мякотью цветка кушт, и не знала забот ни сейчас, ни ранее. Но что-то внезапно уловил ее чуткий разум. Неспешно отложив цветок, Царица Цариц прислушалась.
Показалось?
Нет. Вот снова. Это был стон. Тихий стон комши, полный такого страдания, что Ньярлампотеп содрогнулась. Как? Откуда? Что это?
Полная любопытства пополам с ужасом, Стабильная указала нескольким своим защитникам место, где стоило поискать несчастного.
Полдня спустя он предстал пред царственными очами.
На плече у него багровел жуткий гноящийся шрам. Один глаз выколот. Деревянный ошейник стер шею до мяса. Тело покрыто синяками. Бывший защитник, бывший солдат - сразу видно. Но бывший им бесконечно давно.
Сейчас он умрет. Но перед этим первый раз за свою недолгую жизнь преисполнившаяся решительности Ньярлампотеп Вторая узнает все, что знал этот комши.

------

Крик этот был подобен хору тысячи громов, лишь один из которых заставляет содрогаться Пустыню в сезон Дождя. Настоящим вихрем пронесся он по единению разумов, калеча слабых цариц и оглушая сильных. Сложно было в нем узнать смиренный голосок Стабильной - скорее, так подобало нести свою волю всемогущему Нештеку-Защитнику. Даже простые хешти слышали отголоски его - и слушали очень внимательно.
Яростный импульс пылающими словами впечатал в разленившиеся умы волю Ньярлампотеп:
"Та, кто дает убивать своих комши и забывает о мести - не Духовная Мать и заслуживает мучительной смерти."
"Та, кто не слушает своих комши* и, запершись в пирамиде, думает лишь о себе - недостойна, чтобы кто-то слушал ее. Бессловесная Царица годна лишь в корм Великой Пустыне."
"Та, кто вызовет мой гнев - умрет."
Не "Стабильной" будут звать ее потомки, о нет!
Ньярлампотеп Яростная, Ньярлампотеп Защитница родилась в этот день.

------

Неспокойно стало в жукоголовом царстве. Неспокойно и - радостно. Быстро подчинились несгибаемой воле Царицы Цариц одна за другой повелительницы каждого хива.
"Она наведет Порядок." - говорили все.
"Она защитит нас."
"Она даст нам пищу."
Все пустынники говорили так. "Все" - значит все. И царицы в звонких разговорах умов, и самые последние рабочие своим стрекочущим языком. А лесовики - радовались за своих братьев и сестер.
"Она победит смерть."
Ведомые вдохновляющей, деятельной злостью Защитницы, разгневанной тем, как легко могут могучие царицы путать Порядок с Ленью и Косностью, с радостью хешти ринулись на новые земли, что лежали прямо под боком. И лучшие из Люмнати шли с ними и пели им торжествующую песнь, и сотни солдат словно единое целое двигались рядом, готовые ко всему. Воистину, это было время Больших Перемен.
Да здравствует благословенный народ! Да будет горе тем, кто попытается остановить его!




Получатели:

Западные Пустыни.

- Умный оэш-баю, прекра-а-а-асный оэш-баю. Ах-ма! Возьми, дорогой, такого трудолюбивого работника оэш-баю! Себе в убыток почти отдаю, такого сла-а-а-авного оэша. Ая-яй, дорогой, говоришь, он уже умер? Ну…такое случается иногда (притворно цокает). Жесток и беспощаден наш проклятый Самум. Вечная ему слава! Хочешь я приведу другого оэш-баюна, брат? О-о-о брат (облизывает губы)! Здесь ты не прогадаешь, клянусь своими тремя женами, этот славный оэш-баю не умрет никогда. Кушает всего лишь раз в день, а работать может за троих! О-о-оо (тон истинного завиральщика), а может даже за четверых. Нет? Что-ты, дорогой?! Ой-вай, бесстыдник (шелестит раздвоенным языком). Покарай меня Самум, если я вру (самым бессовестным образом, торговец врет). Зачем ты говоришь с оэш-баюном, брат? У его нет языка. Зачем оэш-баю язык? (удивленно) Маленький трудолюбивый оэш-баюн любит работать, другого ему не нужно! Поверь мне, Ты осчастливишь его самым тя-а-а-жким трудом (самодовольно кряхтит)!

…Хорошо родиться истинным хамари, трудиться каждый день от рассвета до заката, зарабатывать уважение и престиж, кочевать среди песков, ковыляя в раскаленных пустынях вместе с гаремом собственных многоедливых жен. Стонать от укусов вездесущих скорпионов да лютых змей, задыхаться в песчаных бурях сплевывая собственные легкие на землю. Покрываться гнойными, липкими коростами от невыносимый жары. Прожить лет тридцать или сорок, состариться, умереть и отправиться на личную встречу с Самумом Беспощадным, чтобы там, на великом торжище, дать ответ Самому главному Вору Пустынь: насколько трудолюбиво и правильно, сумел прожить ты эту жизнь? Хорошо существовать подобным образом, да не очень…
Так примерно думали несколько хамарийский вождей обмазанных жиром с ног до головы, толстых торговцев, привыкших к успеху и почету, к ежедневному куску мяса и плошке теплой воды поднесенной верным слугой. Упаси Самум, перечить великому Червю и нарушать его священный договор! С другой стороны, лишившись потрохов проклятых жукоголовых, прекрасная торговля очень скоро разладилась. Над жирными, умасленными торговцами, нависла мрачная перспектива похудеть и растерять былой блеск…

Как известно далеко не каждому, - хамари живут мало, а думают много. Поэтому торговцы назвали себя скромно – вечные трудящиеся. «Вечные трудящиеся» отправились в горы, туда, где земля твердая и каменистая, туда, где к подножиям великих Костей многоуважаемый, прекрасный Червь никак не сможет добраться. Конечно, они будут присылать ему богатые дары, шкуры убитых животных и своих самих некрасивых сыновей в вечное услужение – но карлики очень долго простукивали землю, убеждаясь что земля под ногами чистая скала, а вовсе не мягкий песочек пустынь…
«Вечные трудолюбивые» быстренько заняли небольшую и весьма зеленую территорию, принявшись заниматься браконьерством. Разумеется, приказ Червя (что б его!) выполнялся строго – никто не должен убивать жукоголовых как животных. Жукоголовых вообще нужно не убивать, их нужно делать рабами! Это не нарушение приказа. Это его исполнение. Жукам нравиться трудиться, жукам нужно хорошо поработать на благо хамари, чтобы в следующей жизни родиться истинным человеком…

Второй век стал для хамари весьма прогрессивным временем. Рабовладение прижилось в обществе чудесно. Прижилось среди «вечных истинных», и среди людей чтущих Великого червя тоже. Только в зеленой местности предгорий захватывали жукоглавцев, а в окрестностях чудного и свободного Джи-рага-хада, да будет стоять он вечно! в рабство стали обращать самих хамари. В отсутствие иной подходящей работы, в отсутствии жучиных потрохов и талисманов, новый институт рабовладения привлек многие изысканные умы. Теперь любой мелкий торговец, недостаточно успешный и неспособный защитить себя и свою семью, мгновенно попадал в вечный плен к более успешному сородичу.
Рабовладение, как оказалось, очень хорошее изобретение. Да и совесть спокойна! Оэш-баюн приговорен к такой позорной судьбе вследствие своей ленивости, а значит, каждый истинный хамари должен помочь оэш-баюну искупить свой порок. Оэш-баю можно бить, можно отнимать у него воду, можно отнять у него еду. Если ты стал рабом – значит, ты слишком виновен перед Самумом, значит, вся твоя жизнь должна стать покаянием. Значит, никто не должен уважать тебя и долг каждого истинного хамарийца, сделать твою жизнь трудной и страшной. Если оэш-баюн умирает от непосильной, тяжелой работы – значит он искупил свой долг и в новой жизни сумеет родиться жирным, тучным и успешным человеком.

Торговцы с удовольствием приняли новую религию. А главное, - это не нарушало приказа великого и умного Червя. Ведь никто больше не убивает жукоглавцев…


…Он долго и мучительно пил солоноватую воду, стараясь растянуть каждый глоток. Оазис этот недолговечен и уже засыхает - вода уже солена и горька, но каждый глоток - жизнь.
Покрытое синяками тело вздрагивало, деревянный ошейник болезненно натирал шею. Ему не прожить долго. Он голый, избитый, он повидал в стране проклятых карликов много страшного. Поскрипывая жвалами, одинокий хеш двигался сквозь пески к своему хиву, двигался медленно. Спотыкаясь и надеясь услышать голос царицы в своей голове. Шаг за шагом, мечтая вернуться в родные пески.
Давным-давно, когда он был еще крепким и сильным солдатом, лысоголовые предатели напали на мирный хив. Они пришли под видом мирных учеников, - сказали что хотят учиться языку и традициям - а потом, когда их стало слишком много, начали захватывать простых работников в плен. Деревня была чахлой, солдатов оказалось слишком мало…

Варварская страна хамарийцев стала домом для хеша на целых десять лет. На плече у него багровел гноящийся шрам, - вырезанный по живому мясу знак одного из успешных хамарийских торговцев. Один глаз выколот. Второй почти ничего не видит – солнце пустынь съело зрение. Впрочем, хеш помнил. Бесконечные цепочки рабов: умученных работой хешей и цепочки самих богомерзких карликов. Однако, трудно было ненавидеть этих карликов, обращенных по воле соплеменников в вечных пленников: Рыдающие дети, цепляющиеся за ноги толстые жены. Рабы. Вонь. Цепочки умирающих от жажды и невыносимого голода людей, обреченные таскать камни и разгребать руками жгучий песок, чтобы основать в пустыне памятную стоянку, во имя какого-то там Самума…

Проклятые лысые карлики говорили, будто это угодно самому Червю. Они говорили, что это наказание за праздность. Они заявляли: «Мы вас больше не убиваем, мудрые хеши. Мы видим – что вы не звери. Мы вас учим! Червь знает, как лучше вам жить. Червь желает, чтобы вы искупили свою ленивую жизнь хорошей работой! Но мы вас не убиваем! Мы помогаем вам искупить грех праздности!»
…Если бы умирающий хеш мог рассмеяться, он бы наверное сейчас расхохотался. Их действительно не убивали. Не-убивали! За годы службы хешу сломали три пальца, отбили внутренние органы и выкололи острой щепкой глаз в наказание за неповиновение. От непосильной работы высохло тело, кожа превратилась в одну большую гнойную рану. Но хеша не убили. В неком извращенном смысле, лысые карлики действительно обучили жукоглавца своим традициям и своему языку.
Постанывая, одинокий жукоглавец тяжело поднялся на ноги и поковылял дальше – прежде чем жизнь его закончится, царицы должны услышать рассказ о нравах и обычаях новых южных друзей...


Так складывались дела южных хешти. На севере же, люди Ньярланпотеп широко расселились вдоль гор, и однажды, столкнулись с маленькими черными варварами. Черные варвары оказались необычайной силы магами - пронзенные силой мысли карликов, тела простых хешей были нашпигованы десятком острых деревянных прутиков. Смерть была мгновенной. Карлики не подходили близко – карлики послали острые деревяшки издалека, поразив солдатов и всех людей одной из меньших цариц с расстояния!


Маленькие прыткие уссуулы в этом веке совершили ряд великих открытий.
Прежде всего, во славу великого удава были основаны три города. Разумеется, люди приходили сюда лишь на время, чтобы посетить святые места. В более жаркие же и голодные дни, Уссуулы уходили дальше. Но в городах стали жить священники великого Удава. Созданный из больших валунов и желтоватых черепов соплеменников, в прекрасной Нганассулле был выстроен первый храм: Освященный кровью десяти юношей и кровью пятидесяти девственниц, храм этот сделался местом паломничества тысячи людей. Уссуулы несли сюда пищу и кости своих родственников, несли красивые камни и удивительные головы зверолюдей, объявившихся на востоке великих пустынь.
Здесь, в священном круге камней именуемым храмом, мальчики становятся воинами, а женщины принимают обрезание, чтобы верно служить своим мужчинам.

Вторым открытием стало изобретение лука. Имя Бомги будет прославлено в столетьях!

Согнутая палка скрепленная жилой животного, способна была посылать стрелу на далекое расстояние. Луки эти правда вышли не очень совершенными, - по-первости не выдерживали долгих усилий и даже у самых умелых охотников, ломались уже через несколько дней. Стрелы хрупкие, ненадежные птицы. И все-таки, это было прекрасное новшество! Добычу можно убивать с расстояния!
Каждый истинный охотник и воин дорожил своей тетивой – священной деталью лука, не выдерживающей сильного зноя или слишком обильной влажности. Бомга придумал сгибать лишь палку. Кто-то, предположил, что если использовать два вида дерева и укрепить лук костяными пластинами, оружие станет более прочным и совершенным...

Третье открытие подарило усуулам новых врагов. В первое же десятилетие после основания Баяссулы, в одно из кочевий, на стойбище обрушились орды варваров и нечестивцев. Тупые, прожорливые варвары не способны были внимать разумной речи. Даже нашпигованные ядовитыми стрелами – варвары продолжали бежать и убивать. Разрывая мужчин на части, варвары тут же пожирали их сочное мясо. Уссуулы и сами могли напиться крови врага, в один из священных дней в великом круге черепов, но даже бывалых воинов выворачивало наизнанку, глядя на урлоков пожирающих своих и чужих мертвецов прямо на поле боя…

И пришли к фоу Медиаторы. Точнее, они вначале были просто фоу. Может быть их разум был чуть сильнее, чем у других. Может быть, чуть более открыт. И однажды они узрели ЕГО. Он бы велик, могуч и мудр. И прониклись Медиаторы его мудростью и позволили ЕГО голосу звучать у себя в голове. И вскоре стали они терять себя, ибо редкий разум может вместить в себе ЕГО мудрость и не потерять свою. Но когда сливаешься с божеством, сам становишься божеством, а что может быть лучше этого?

Вскоре медиаторы стали чувствовать друг друга и, влекомые волей ЕГО собрались они в одном месте, и пришли с ними фоу, которые тоже хотели узнать, что открылось медиаторам.

И собралось народу больше, чем собиралось когда-либо. И открыли фоу свой разум и через Медиаторов смогли увидеть тень величия ЕГО. И был единый вопль тысячи немых глоток и повалились на колени все фоу, и только медиаторы остались стоять гордо задрав голову, ибо они в тот миг сами были ИМ и его волею.

Так пришел Оверсир к фоу и дал им то, что не доставало этой расе - смысл существования. И построили на месте сбора фоу город, чтобы собираться там раз в год и узнавать что им делать дальше. А т.к. Оверсир не мог да и не хотел по каждой мелоче ответ давать, то частенько медиаторы что-то от себя добавляли. И вскоре целая каста возникла, которая жила только тем, что приказы отдавала. Конечно, никакой диспотией тут и не пахло, ибо что может один разум, даже усиленный мудростью медиатора, против сотен других. Но какие-то решения, особенно полезные, уже могли быть приняты, а после принятия воплощаться в жизнь.

Медиаторы построили город гармонии на берегу теплого моря, в котором и поселились. А сами принялись планомерно заселять южные и западные равнины, расходясь широким кругом от новопостроенного города.

О том, кто был Сезом, различные источники говорят по-разному. По мнению одних - высокий мощный жед, носивший дубинку из клацтовой жвалы и не боявшийся, если не удастся договорится, сойтись в бою лицом к лицу с кем угодно. Другие - что был Сезом хромой коротышка и славился тем, что как раз в бою ни с кем никогда не сходился, а умел всегда устроить все так, чтоб никакого боя не было, да еще и остаться при своих.
В одном источники сходятся - Сезом был изрядно хитрожоп и стал первыми жедом, чье имя сумело остаться в веках.
Что же он такого сделал?
А вот что: сумел объединить все сколь-нибудь большие жедские семьи и отправить их навстречу единой цели. Неплохо для неолита, а?

____

- Мне было видение! - Размахивал дубинкой из клацтовой жвалы Сезом. Весь клан Шошвичей его внимательно слушал - ведь только что крепкие братья Сезома разбили такими же дубинками голову самого лучшего их воина. Пообещав оставить их на свободе, взамен Сезом потребовал лишь выслушать его. Возбужденные от столь явной и легко достающейся прибыли, Шошвичи радостно согласились.
- Видение, что послал мне сам Прошефт! Видение о землях... ээээ... там! - Ткнул рукой в сторону реки импульсивно.
- И говорил в своем видении мне он, что там есть все. Все, братья и сестры! У реки и за рекой ждут нас БЕСХОЗНЫЕ (!) земли!!! - Шошвичи ахнули и принялись бормотать, обсуждая такие невиданные дела.
- Разве не выглядит это как благословение самого Прошефта? Разве не ясно, кому предоставил он сии владения? Нам!
- Те земли богаты, те земли прекрасны, те земли хотят, чтобы жеды жили на них. Хватит жевать шек, пытаясь напиться - мы же не бурахи! Напейтесь чистой воды из реки! Хватит менять яйца на панцири и обратно! Там ждут нас новые товары для мены! Собирайте юрты и вьючьте жуков - мы идем за прибылью для нас, для наших детей, для всех! А кто не хочет туда идти, братья - сломайте им ноги камнями. Потому что не жед тот, кто отказывается от такой прибыли - а таска-переросток. Вот пусть и ползает.
Под ликование толпы Сезом, хромая, сошел с широкой буражьей спины. Оказалось, что ростом он невелик и довольно таки уродлив.
Сутулясь и ковыляя к своим, подумал: "Надо бы прикупить еще клацтовых дубинок. Вон с каким страхом на них смотрят. А Рабинчи мало того, что дерутся с клацтами, так еще и дубинки из них отдают за пару красивых панцирей! Прибыльные безумцы."

____

А пока кое-кто трепал языком, были и те, кто делал дело. Да, у жедов бывает и так.
Некто Йон из клана Шема, в веках, конечно, не оставшийся, сидел на берегу моря и напряженно думал. В море, видел он, полно всякой вкусной еды. А какие красивые панцири у амонитов! Набрать бы таких панцирей, да двинуть на север, где их еще не видели. Вернется богачом. Но как их набрать, если они в море?
Среди своих Йон прослыл чудаком - не раз и не два он выплывал в соленую воду на всяких безумных вещах, не раз и не два его бесчувственное тело волны выносили назад. Все смеялись над ним. Но если бы знали, что им движет - смеяться бы прекратили тут же. И ринулись бы сами покорять море. Но они не знали - слишком тупы. Вот Йон - умен. Он еще им всем покажет.
Как же не тонуть? На куче переплетенного гашека - пробовал. На бурахе - пробовал (и утопил единственного бураха, проклятье!). На буражьем панцире - пробовал. Кстати, почти получилось. Может, еще попробовать?
И тут его взгляд упал на одинокое дерево гаргашека, растущее почти у самой воды.
Ага! Вот на чем не пробовал!
"Снова чудак Йон что-то мастерит" - Благодушно смеялись его братья и сестры, слыша стук камня о дерево. "Пойду, что ли, яиц ему продам - а то ведь с голоду помрет."
А потом довольный Йон притащил целую гору амонитов и вывалил прямо перед главой Шема, самим Шемой. "Теперь ты - мой наследник." - не растерялся тот. "Как ты добыл их?"
Йон показал, как. Вот так:


И теперь все смекнули, кто таков был Йон на самом деле - пророк. И понесли его на руках, предчувствуя своему клану славу и богатство, каких мало кто видывал.

____

Шли на север жеды со всех земель, ведомые Сезомом. Насильственно, хитростью или честной сделкой сдвинутые с обжитых мест, шли они со всем своим скарбом, стеная, проклиная, уважительно о лидере рассуждая или распевая радостные песни. Многие из них останавливались для отдыха и мены рядом с приметной горой, высившейся посреди степей. Гора Босс - было ей имя.

И конечно, не могло не найтись того, кто не попытался бы извлечь прибыль из ситуации вокруг сей горы.
Там случалось все - были кланы, объявившие, что место это они купили и теперь им надо платить налог. Были кланы, действительно это место купившие - вот только не у тех, кто им владел. Были и те, кто пытался удержать гору силой - и переставшие существовать потому, что никто с ними из-за такой наглости не торговал.
Совсем скоро Босс стала настоящим священным местом. Уставшие от соперничества окрестные кланы наконец решили договориться и создали свод правил поведения у подножия Босс, за соблюдением которого поклялись неустанно следить. А чтобы это было удобнее делать - большинство из них поселилось прямо здесь.
И, кстати, неплохо наварилось на предоставлении жилья и всего необходимого кочующим семьям.
Ах, да. Так возник первый первый жедский город. Босс.

Эй вы! Соседи! Даже если вы какая-то сраная неразумная нелюдь, вы все равно слышали о Кампании Вендрика. Потому что нет тех, кто не слышал. Да-да, мы те самые ребята, что не проиграли ни одной битвы, зато выиграли все остальные.

Ну, тогда, под Грюнвальдером, не в счет. А Бахенбахен - это вообще пиздец, я до сих пор, мать его, не понял, как так вышло.
Мом, ты что, пишешь это? Дурак совсем что-ли? Вычеркни это нахер! Господи-Император, что за идиот!

Мы тут недавно, но я видал всякие дела и уверен, что вы тут большие любители резать друг другу животы. Куда ж без этого. Так-то нам плевать, но мы можем помочь тем, кто заплатит больше. Золотишком, вином, жратвой, черт, да даже бабами своими.
Короче, вы поняли. Мы наемники. Дайте нам плату, дайте нам пограбить ваших врагов - и мы дадим вам наши мечи. А они пиздец какие острые, вот. Жду послов. Надеюсь, вы умеете читать.

А, да. На Добряков мы, наверное, не будем нападать. Нормальные вроде ребята. Ну или эта, короче, дороже выйдет. Вот.

Вендрик Трезвый.

Ну как, нормально получилось? Ага, рассылай. Нахера ты это вписал, придурок? Вычеркни. И пожрать принеси чего-нибудь.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Тэрим

Кзабракшахи в начале века возродили Теримбек и подчинили Холивор, но затем успехи сменились тяжёлыми поражениями. Война с Элликой была долгой, но закончилась поражениями почти что на всех направлениях. Тэримбек ожил лишь на для одного поколения, что бы потом быть разрушенным вновь. Более того от постоянных вторжений и набегов эллинов запустели предгорья Полемей между Ирасием и Минасом, а также между хаджами Холивор и Сомнеш (гексы 17.04, 18.05, 19.06). Кзабракское население уцелело там лишь у самого побережья и жило не столько собственными стадами как данью судемоагов. Остальные земли стали прибежищем для эхекатлей и отрядов воинов. На востоке же эллины вернули себе кусок родных гор (21.07) и даже вторглись в Кор-Хак и осаждаоли Флеврет. Но тут Ушур и Пирос не отвернулись от своих детей – город устоял, а врагов в конце концов прогнали назад в горы. Потери и поражения семнадцатого века поколебали авторитет шахов чья власть теперь держалась крепко в трёх городах – Ушуре, Пилоше и Флеврете. На юге приходилось постоянно удерживать вечно недовольные Ездберек и Гирштану, на северо-западе лишь страх перед эллинами заставлял старейшин Холивора признавать власть шахов. В Сомнеше же местные вожди давно уже считали себя равными Пирхам (это уже полностью отдельное государство, пускай и родственное).

***

Семнадцатый век после кровавого шеснадцатого стал для Забрии временем отдыха. Впрочем таким он казался лишь после ужасов войны с гитами и Великого восстания. Монархи силой покорили Ашбор и правнуки видели почти что то же что и предки. Правда кусок северной степи (19.10) был потерян – опустевшую было землю заняли кзабраки, а сорится с таким свирепым, опасным и полезным соседом, полуврагом, а полусоюзником было не с руки. Да и древний Ашбор за время смуты. а главное блокады заметно обветшал и пришёл в упадок (потеряны порт и амбар). Зато под защитой воинов были заселены отвоёванные у гитов искони забракские угодья на юго-востоке (23.12).

P.S. Юя считает неудачным и во многом неестественным описание дел в повстанческом Ашборе. Савачика уверенна что в таких условиях произошёл бы откат к древним формам хозяйствования и превращением страны в край свободных скотоводов владеющих землёй сообща, а стадами лично. И с боеспособностью у ополчения всё было бы хорошо. Но спорить не буду.

***

В Эллику вместе с Атаной вернулись и другие божества – Фортуна и Ника. Эллины отвоевали все свои исконные земли в горах (21.07), смогли разрушить Тэримбек и опустошить земли краснокожих до самого моря. И только вернуть степи посреди которых стоял древний Таврос так и не удалось. Что ж будет за что вовевать в будущем.

Надо отметить что попытки царей Эллики отправить торговцев на запад, в край откуда по словам пленных кзабраков привозят чудо оружие не увенчались успехом. Мерзкие синекожие грабили лодки и убивали купцов, а потому вскоре среди цвергов не осталось желающих попытать счастья на западе. Среди эллинов находились такие смельчаки, но даже доплыв до чудесных островов они не могли найти общий язык з тамошними жителями. Зато самые проницательные и любопытные из народа обратили внимание на красновато-бурые камни что встречались в окрестностях древнего Акриноса.

***

Долгие века длилась война шийцев с Корахотом. То была война свирепая, жестокая, но дальняя и какая-то… неяркая. Не было в ней того размаха что в сражениях древности. Даже сами воины понимали, что дела их велики и славны, но всё же не сравнимы с деяниями древних. Но в семнадцатом веке случилось то что не уступало подвигам старого времени. Великое войско вышло воевать Корахот. Шли сверкая перьями и шёлковыми плащами шийские копейщики, гермели блистающей медью даэры. Вышли им на встречу отряды одетых в кожу цвергов похожих и не похожих на подгорный народ. Вышли высокие и могучие хторры ведя за собой орды токов. Множество битв случилось на Мысе ветров. Сражений в лесах и на пожарищах, битв на переправах и дорогах. И почти что равны оказались противники силой и доблестью. Но к концу века окумийцы захватили все леса и почти всё побережье (28.13). Лишь сам город Корахот остался у прежних владельцев. Но не мог он даже прокормится так зажали его со всех сторон. Город так и не был покорён. Просто однажды хторры и цверги ушли забрав лучших из токов. Прошёл почти месяц прежде чем ши поняли в чём дело и вступили на улицы ещё населённого, но уже умершего города.

Странное дело победа над Корахотом подорвала решимость народа вовевать дальше. Враг повержен, земли его отошли нам, сородичи в диких лесах вновь стали частью державы. Чего же ещё желать? Бедные северные берега не манили более воинские кланы. Что тут искать кроме рыбачьих посёлков энэрегалей и диких племён в лесах? Ловить креветок можно и дома, а наместниками да сборщиками налогов всем не стать.

***

Век прошёл для Сельтусии мирно. Она торговала, пасла каукорн, выращивал моркварность и востроягоду. В помощь союзникам гитам были отправлены отряды воинов, но в больших сражениях им поучаствовать так и не довелось, они возвращались без особой славы, но зато и без особых потерь зато полные воспоминаний о временах проведённых в окрестностях Элкоса или на Селеме.

***

Дариды, во власти которых осталось меньше трети прежних владений всячески старались распостранить свою власть на соседей. И не только соседей. Вместо того что бы сражаться с другими цвергами цари решили сперва откликнуться на зов своих номинальных подданных на юге и помочь Корахоту. Десятки лет плыли к Мысу Ветров корабли полные воинов. Богатых отправляли туда отрывая от привычной комфортной жизни, бедных – от работы что давала пропитание их семьям. Когда стало ясно, что великие походы это надолго, что добычи мало, а вернутся далеко не все, подданных стало собирать в походы куда труднее прежнего. Шла или голыбтьба которой нечего было терять дома, или же отправлялись в путь третьи-четвёртые сыновья которых выпихивала из дому родня снарядив напоследок лучшим оружием и доспехами. Власть Даридов была слишком слаба что бы заставить, а потому они прибегли к старому приёму – подкупу. И чем дальше тем чаще среди ополченцев встречались воины для которых война стала ремеслом. И среди них были не только цверги. Это народ всё же слишком осмотрительный и умный, но и свирепые эллины, могучие хторры, отчаянные изгнанники ши и даже отдельные энэрегали. Но отстоять Корахот не удалось. Битвы выигрывались и проигрывались, но год за годом ши подчиняли себе леса и берег и в конце концов великий Корахот стало просто бессмысленно удерживать, ведь в его последние годы почти что половину провината приходилось вести из Рготкота и Намилиса.

Но как бы там ни было, а Южные походы не прошли бесследно. Пускай полуцвергский Намилис держался особняком, но вот энэрегальский Рготкот полностью признавал власть Даридов. Трудно не признать власть тех кто может прислать отряды в помощь против свирепых шийцев.

* Тут в имеется в виду страна, а не государство.

***

Жизнь в Шатире кипела, пенилась и пузырилась. Юдьяры обштырились, токи заняшились, мерзкий, но крепкий кофей шатирской выделки коричневой рекой потёк в Цвергардум где стал напитком простецов в противовес аристократическому кзабракскому зелью. Хорошо! Ну разве что с войной не сложилось. Забраки были слишком заняты своими внутренними делами и на юг отправили куда меньше войск чем могли, да и то худших среди своих или наёмников. Гиты в семнадцатом веке воевали преимущественно против одного противника, а потому сосредоточились на Шатире. Навстречу коелсницам на которых сверкая медью разъезжали чернокожие, а порой и четырёхрукие крутяки они выставили стену щитов.

Прошли времена когда основу гитского войска составляли лучники или легкие копьеносцы, теперь сила и слава это бошой щит и тяжёлое копье. Об эти подвижные стены разбивались атаки колесниц, от них откатывались орды каукорноногих грабителей. И только один отряд остался вооружён по прежнему – старые костяки как имногие века до того были верны луку и малому щиту. Даже свои палицы и секиры снаряжалаи они лишь камнем, хотя многие из старых воинов вполне могли себе позволить заморскую медь или даже бронзу.

Многажды вторгались штиры в пределы Аксоса, не раз прорывались к стенам Телефа, но те кто не ломался о стену щитов гиб на валах от стрел старых костяков. Так что несмотря на всю бурную историю походов и набегов границы в целом остались в конце века такими же как были в его начале.

Вы не можете просматривать этот пост!

Старое.

- Все пришли, царь. - Длинным изукрашенным когтем эцлоп указал в сторону дверного проема. - Мы ждем.
- Хорошо. - Рокочущий голос из тьмы, окружающий яровый трон в конце зала. Наклоняется вперед громадная шипастая голова, блестя глазом. С жутким звуком ощеривается в ухмылке пасть. - Очень хор-р-рошо.
Медленно Вождь Вождей встает. Звеня сотнями украшений из кости и тумбаша, направляется к завешенному шкурой выходу. Остановившись на мгновение, вздохнул так, что огонь костра посреди зала затрепетал. А потом - сорвал шкуру и резко шагнул наружу.
Свет Яры, многократно отраженный от блестящих доспехов и оружия, встретил его. Свет и напряженное молчание тысяч воинов, собравшихся у дворца и лагерями окруживших весь Ронгаш.
Медленным взглядом провел Вождь по рядам своего войска, своего народа. Задышал тяжело. Когти судорожно сжал, на кровь, из ладоней брызнувшую, внимания не обращая. А потом - резко вскинул руки, и крик его громом разорвал тишину на куски:
- РААААААААААААААААААААААААААВВВВВВВВВВВВРРРРР!!! ОТОМСТИИИИИИИИМ!!!
Подобным этот клич стал одному упавшему валуну, что начинает громадный горный камнепад. Взревели в ответ собравшиеся, а вместе с ними взревели и все ньярглотища:
- ВОЙНАААААА!!!

Ярость, злоба к чужакам и радостное ликование заполонили Ньяронгу. Ни дня не медлил народ Хелшша, засидевшийся без войны. Р'нукх собрал ополчение гор, как только пришел гонец с вестью о вероломном нападении эльфиек. Жители Нижних ньярглотищ в первую же неделю взяли оружие и отправились на восток, не теряя ни мгновения и не советуясь ни с кем. Блестя тумбашем, тысячи жаждущих мести воинов шли из городов на юг по новопроложенным дорогам, в зарослях скользили тени глоштов и визжали боевые злобусы.
Век мира сделал вкус пришедшей войны слаще, чем прежде. В первые дни нередко можно было увидеть, как, узнав весть о войне, суровые охотники словно теряли себя, хохотали, дрались друг с другом и катались по земле от счастья. Лихорадочная радость, граничащая с безумием, обуревала воинов. На юг шли с песнями и под бой барабанов, восхищенные возможностью наконец жить так, как жили предки; так, как начертало ньяронгам само мироздание. Жить смертью и войной.



Новое.

Нагретый солнцем серый камень приятно грел ступни. Тяжесть большой палицы на плече придавала уверенность. Комчок, Шуухтский эцлоп, шел на войну вместе со своими сыновьями. В душе его ворочалось древнее и кровавое, весь он был погружен в грядущие битвы. Они обещали быть прекрасными.
Внезапно один из сыновей предупреждающе зашипел, поднимая щит и выставляя копье в сторону зарослей. Мгновение, и оттуда, не издав ни шороха, выходит с десяток фигур. Кожаные листовидные щиты, изрисованные кровью, копья без оковки древка, скудные доспехи из неполированного тумбаша - глошты. "Не местные" - сразу отличает наметанный глаз Комчка. А потом замечает среди внезапных гостей знакомого:
- Гбнехр Тощий из глоштов, мой старый враг. - Цедит сквозь зубы после паузы. Обстановка заметно накаляется - поднимаются дубинки и щиты, перехватываются поудобнее ньягинаты и копья. Палица соскальзывает с наплечника и падает в тут же сжавшуюся ладонь левой руки.
- Комчок Эцлоп, шуухтский сын. - Произносит, словно сплевывает, вождь глоштов. Признал. Еще бы.
Долгая напряженная пауза. В воздухе витает дух кровопролития. Тишину нарушает вопрос одного из собеседников:
- На войну?
Напряжение достигает пика. Ответ решит, что произойдет дальше.
- Да.
Опускается оружие. Теплеет в глазах. Появляются зубастые улыбки.
- Мы тоже. Моя кровь - твоя кровь.
- Так победим вместе. Срубим немало двуглазок, хе-хе. А когда вернемся, я тебя убью.
- Конечно. Только тебя убьет гнилой палкой первая же безрукая баба на хромом сетусе. Ты не вернешься.
Мирно переговариваясь, идут бок о бок на войну с чужаками старые враги не только здесь, но и по всей Ньяронге. Мелка личная месть рядом с громадой мести целого народа, не время для внутренней кровной вражды, и это понимают все, не сговариваясь.

Расплодились ньяронги больше, чем когда бы то ни было. Каждый из них - воин и охотник. Мужчинам нужен доспех, женщинам - украшения, всем нужно оружие, качественное и красивое. Все больше ярого и кровяного камня доставали из гор, все меньше его становилось на поверхности. Углублялись добывательные ямы, рылась нехитрым инструментом земля и дробился камень, образуя причудливые темные пещеры, наполняемые звоном кирок. Где-то работали пленники и слабаки, где-то считалось необходимым воину самому добыть камень для своего снаряжения. За век изрыли пики Ньяронга сотни ходов на месте выработанной породы. Путем проб, ошибок и множества жертв научились одноглазые брать дары гор в полной мере, и дары эти оказались щедры.
Доказало богоизбранность Ронгаша открывшееся под землей невиданное обилие ярого камня. Сколы горных пород блестели золотом, и столица Ньяронги просто тонула в нем. Густой ярый узор блестел на каждом нагруднике, браслете и маске, вышедшей из мастерских Первого Города, любое лезвие сверкало красновато-желтой вязью ронгашского золота. Даже камни, что составляли дворец Р'нукха, были покрыты толстым слоем позолоты. И все равно ярый камень не кончался.
Через несколько лет после начавшегося изобилия в горах при обмене стали мелькать небольшие золотые пластинки - кцэ, служащие довеском при неравноценном бартере. Кцэ имели невысокую цену, зато на них можно было выменять все, что угодно. Как ни странно, но подобное новшество прежде всего распространилось в Верхних городах, а только потом - в Нижних. Появление своеобразного универсального товара здорово помогло обмену, что оказалось особенно важным во время войны, когда спрос на вооружение был высок и мастерицы были переполнены заказами.

"Честь для любого ньяронга - победить в неравном бою. Но честь для шуухта - победить, когда неравенство в его пользу." - Шутят о воинском духе жителей нижних городов жители городов верхних. И действительно, в эти годы были среди нижних даже те, кто не горел желанием идти на войну. В основном такие встречались среди прибрежных семей рыбаков, тех, кто вырос не на жестком мясе опасных злобусов, а на мягкой плоти безобидных амонитов.
Вместо того, чтобы швырнуть трусов на алтари, некоторые нижние эцлопы поступили гибко и необычно. Рыбаков обложили данью в еде, утвари и (позже) кцэ, обязав содержать себя и своих детей за то, что они будут воевать вместо тех, кто этого делать не захочет. Снабжаемые эцлопы не нуждались в охоте, а освободившееся время уделяли боевым тренировкам, стараясь уподобиться ронгаштским Первым. Некоторые такие дружины даже, подобно Детям Р'Нукха, обзаводились однообразным снаряжением, украшениями и татуировками, стремясь приблизиться к своему прообразу.
Довольны оказывались все - и прибрежные жители, которым не приходилось идти вглубь незнакомой суши ради того, чтобы полечь в нежеланной битве; и молодые эцлопы, которым отречение от быта и полная специализация на войне дали возможность тренироваться и превзойти в боевых навыках простых охотников и этим потешить гордыню, а также, впоследствии, жажду славы. С презрением смотрели на такое разграничение и насилие над природой ньяронга жители Верхних - но сказал Р'нукх, что не время сейчас разбираться в этом и война покажет, кто прав.
О да, война всегда покажет, кто прав. Хи-хи-хи!




Получатели:

Кирай и слепой

Кшатрии


Рàджаны


Кастовое устройство Югорзорсага


Жизнь юдиар


Есть время для мира и есть для войны.

Тэрим

- Братья, разве не видите вы что страна наша сошла с пути Пироса? Что Стиллы погрязли в гордыне, а лорды в скупости, а эрлы в алчности? Что керры стонут под гнётом налогов, но и сами опускаются до грабежей и бунтов. Что гизиты воруют, анты же готовы продать детей своих в рабство за мешок зерна. Что говорить о том что каждый из вас видел! Зачем мне повторять то что каждый из вас многажды слышал?

- Некогда была Забрия благословенной странной, прежде были забраки народом избранным. Но те времена прошли. Грязь грехой разьела всё вокруг. Продали наши сородичи первородство за мешок зерна и кусок меди. Даже нас, древнейший орден что служил стране с самого момента создания прогнали со двора. Не нужны больше Стиллам древние добродетели, не нужны наши доблесть и служба. Что ж, не они создали Искр, а Пирры. И я скажу вам братья, что пора вернуться на службу к Пиррам.

- Да, я говорю о Кзабракшахре. О стране что испорченой гнилью роскоши, о народе сохранившем древнюю суровую простоту нравов, о правителях из рода Пиррова.


***

Энэрегали не собирались сходится с пришельцами в рукопашную. Нет, они слава Воспитателю не безумцы. Пускай юнцы распаляются выкрикивая угрозы и храбрясь собираясь в поход, опытные же воины лишь промолчат не пытаясь одёрнуть глупцов. Те кто не видел врагов не поймут, тем кто видел ничего говорить и не надо.

Войско ши выглядело страшно, страшно и необычайно красиво. Сверкали на красной медью доспехи, яркими красками рассыпались плюмажи из перьев неведомых южных птиц, невиданные узоры украшали плащи офицеров и вымпелы отрядов, мерно поблёскивали каменные ожерелья и подвески. Ши одевались на войну как на праздник. Как молодая гаргутовая поросль на пожарище возвышались над их строем копья. Блестели гранённые медные острия, скользили лучи Яры по красновато-чёрным обсидиановым лезвиям зажатым в металлических пазах. Издали это всё выглядело восхитительно. А когда строй приходил в движение. когда опускались копья и под мерный рокот барабанов и бубнов отряды начинали двигаться вперёд, тогда в душе сам собой зарождался страх, трепет, ужас.

Не раз и не два энэрегали бежали даже не выпустив ни одной стрелы. Позже они приспособились. Главно было в том что бы не встречать врага на открытом месте и в строю, главное не подпускать на расстояние удара. Засады и внезапные удары, стрелы и дротики не ближе чем с полусотни шагов. Конечно с такого расстояния надо ещё попасть, причём не в центр медной пластины на груди, но рано или поздно это случалось. И тогда из под плащей и перьев текла кровь. Тогда спотыкались раненные и ломался строй. Тогда пальцехвостые радостными криками выгоняли из себя страх. Можно ведь, можно воевать с ши. Главное не вступать в рукопашную, главное не стоять на месте, отступать и метать, бить и бежать. Так они и делали. И лилась на землю кровь ши и спотыкались раненные и падали мёртвые. Но всё дальше и дальше двигались окумийские шикипилли. На место убитых становились уцелевшие, раненные шли дальше, а сломавшись строй сразу же восстанавливался. Ши воевали будто работали. Не обращая внимания на стрелы и дротики. Мерной поступью шли копьеносцы, заставляя энэрегалей и токов пятится всё дальше и дальше. А ведь отступая оставляли энэрегали врагу всё новые и новые деревни. Малой кровью давалась война корахотцам, но зато дорогой ценой. И тогда решено было дать врагу сражение, но разбили окумийцы врага в поле, а на побережье одно за одним падали укреплённые селения.

Тогда корахотцы решили поднять восстание в тылу врага. Не большим войском, а множеством мелких отрядов ударить по южанам. И вначале это принесло некоторый упех, но тогда отлижили ши копья и доспехи и лишь со щитами, макуавитлями и охотничьими дротиками вышли на тропы лесной охоты, на путь древней войны. Откуда же было энэрегалям знать о памяти кровавых дней зари Юны? О древних стычках в бумидорниках с даэрами и йонгами. О тех сражениях тени которых жили в шийских снах. Гаргутовая пуща не сэльва, но есть в них что-то общее и в лесной войне мелких отрядов ши оказались лучше и энэрегалей и токов.

***

- Благословенна ты, Забрия, среди земель поднебесных, славна ты среди стран людских. От Селемы на западе, до Зубастых гор на востоке раскинулась ты. Растянулась нефритом вдоль лазури Талласы. Нету земель плодороднее твоего приморья, нету пастбищ лучше твоих степей. Чист воздух и сладки воды твои Забрия. Подобна ты прекраснейшей из корхакорн – стройны ноги твои и крепка спина, молоком же твоим кормятся первейшие из людей. Нету равных тебе красотой и силой, совершеннейшее из творений Пироса. И пришло время твоё. Время жертвоприношения…

***

Мужчины рассмеялись удачной шутке. Великий кзабракшах редко мог позволить себе расслабится и общество Даджаша приносило ему истинное удовольствие. Старый воин, весь покрытый шрамами, герой эллинских походов трижды мывшийся в солёной воде северного моря, удачливый полководец и остроумный собеседник, заядлый охотник и хороший поэт. Мало было людей чьей верностью шах так дорожил, а ещё меньше тех чью дружбу ценил. Лишь один недостаток был у великого витязя – страсть к вину. Всю добычу, все дары шахов спускал он на покупку заморского напитка и пиры что славились на весь Ушур своим весельем и буйствами. Правитель закрывал глаза на жалобы жрецов и ревнителей порядка, но всё это беспокоило Пирха. Его друг отсупал от законов богов и подрывал своё здоровье.

- Даджаш. Ты же знаешь, я могу приказать тебе, но я попрошу тебя. Ради нашей дружбы, ради всех даров что я делал тебе, ради меня – общей не пить более вина.

Помрачнел воитель от неожиданной просьбы. Видно было что не ожидал такого от носителя хавара.

- О великий, я не отказался от вина ради Ушура и Пируша. Бич покарает меня и огонь сожжёт, но так тому и быть. Не проси же меня о том чего я не сделал ради богов.

***

Старый Александрос всегда ходил с копьём. Конечно опираться хромой мог и на простую палку, но разве есть для воина что-то лучше копья? Тем более что длинное, сверкающее остриё привлекало внимание. Дети просили показать его, юноши попробовать в руке, мужчины постарше вежливо вспоминали что это за оружие, такие же старики как он сам пускались в воспоминания о походах. Повод для разговора, для того что бы рассказть ещё одну из множества историй. Что бы не надоедать собственными подвигами и не прослыть хвастуном Александрос пересказывал услышанные от других байки, вспоминал древние истории, пересыпал свою речь шутками и удачными словечками. Речь его была гладкой и красивой, а истори интересными. Сам Александрос уже и не помнил что правда, а что он добавил для красоты. Когда-то он чуть привирал что бы показать себя героем, теперь подправлял истории что бы они звучали ярче и красивее.

Сам сказитель, из чьих рассказов через век вырастет целый жанр саг, удивился бы узнав историю своего копья. Сто семнадцать лет назад гальеги отлили из бронзы меч. Через четырнадцать лет как трофей он попал к судемоагам переделавшим «длинный нож» в наконечник копья. Сменив семь владельцев это оружие уплыло с беженцами на Тэрим. Там было поднесено в дар одному из нойонов, а тот подарил его своему дружиннику. Воин проиграл копьё в азар одному сомнешцу. Сын удачливого купца пошёл войной на помощь инферанцам. После кровавой битвы он в знак побратимства обменялся оружием со спасшим его жизнь местным. Через два года тот воин попал в засаду, но смог вырваться хотя и оставил оружие схваченное каким-то эллином. Молодой и болтливый фалангит очень переживал, что в первой схватке не убил ни одного кзабрака. Хоть трофей взял. Он переставил роскошный наконечник на своё древко, а во время маршей придумал семь историй о том как оно к нему попала. Конечно же ни в одной из них дело не сводилось к тому что он случайно выпустил копьё, а затем с перепугу схватился за чужое оружие.

*** * ***

В шестнадцатом веке не было на Юне места кровавее Тэрима, на самом же северном континенте без сомнения ни одна земля не страдала более Забрии. На востоке и западе полыхали войны, а внутри страну раздирали голод и восстания.

Начало новой войны с гитами ознаменовано было победами, но первая осада Ногода затянулась и окончилась неудачей. Год за годом ходили забраки опустошать вражеские земли и осаждать ненавистый город. Время побед и добычи сменилось потерями и лишениями войны в разорённой стране. А ведь дома тоже беда – небывалый неурожай из года в год преследовал страну, особенно её центральные районы. Керры стонали под бременем налогов и повинностей. Первые годы монарх мог отменить сборы и приказывал выдавать голодающим зерно из амбаров, но время шло. Ненасытная война требовала всё новых средств, а неурожаи не позволяли пополнять житницы. И когда ямах для зерна стало пусто пришлось отбирать последнее и отказывать просящим. А беды не унимали, на каждый урожайный год приходилось по два, по три плохих. Война с гитами шла не только на востоке, но и на Селеме где аксосцы и их мохнатые союзники перешли в наступления разоряя земли до самого Ричмонда. Так и получалось что центральная Забрия не могла прокормиться, в восточной все уходило на войско, а западная была разорена войной. Такой ноши держава не выдержала и если в полном воинов приграничье хотя бы сохранился старый порядок, то внутренние, центральные земли поглотили мятежи, бунты, а затем и восстания.

Не раз и не два выбирал Майрон Стилл, а затем и его внук* между войной и миром, между победой над врагами внешними или же внутренними. Больно было смотреть на то что творится в государстве, но отступить когда за победу над гитами уже заплачено столькими жизнями? Уже целые поколения эрлов выросли на этой войне. Поредевшие воинские семейства пополнялись приёмышами и выходцами из других сословий, но что новые, что старые эрлы не знали другой жизни и не видели другой цели кроме войны с гитами. И монархи не знали поймёт ли войско приказ уйти из под стен Ногода. Забраки остались и вражеская твердыня пала. Удалось отстоять и земли на Селеме, но самая серцевина Забрии была потеряна. Ашбор и все земли к востоку от Стиллтона и к Западу от Пирстенда оказались в руках восставших. И зря надеялись многие, что бунтовщики перегрызуться между собой и станет село против села, а кочевье против кочевья. Не случилось. Много было междоусобиц и крови пролилось много, но посреди древней страны родилась новая Забрия. И это новое считало себя старым. Как в древние времена не было там ни эрлов ни лордов ни ронов. Как в древности владели забраки всем имуществом сообща**. Как в древности каждый мужчина был воином. И пускай не сравниться мятежникам с эрлами, но их сила в числе и ярости. Хорошо хоть, большую часть своих сил тратят бунтовщики на отражение набегов кзабраков. В разорённой стране нечем платить наёмникам, зато ослабевшая Забрия приманивала налётчиков. К концу века кзабраки из союзников вновь ревратились в большую беду, и пускай от их вторжения страдала прежде всего центральная Забрия, но случалось всадников на корхакорнах видеть прямо со стен Стиллтона и Пиррстенда.

* Вообще-то после действительно длинных царствований трон переходит уже не детям, а внукам, а то и правнукам. Да и века у нас куда длиннее правления одного монарха.
** Это представление о древности у них такое.

***

В шестнадцатом веке шахам удалось вновь объединить под своей властью все южные племена кзабраков. Правда ни в Езде ни тем более в Гирштане их слово не было законом, приходилось тщательно выбирать что и как приказывать что бы не вызвать открытого недовольства и неподчинения. Как и прежде езды и гиршты больше думали о том как бы пограбить забраков чем про войну с эллинами. Но всё же отряды воинов шли на далёкий для них север, да и шахские стада пополнялись южной данью. С плохой каукорны хоть молока каплю.

Великое войско из ушурийцев, пилошцев, усиленное отрядами ездов и гирштов обрушилось на пределы Эллики. Под их неистовым натиском пал Таврос и опустели южные предгорья. До самого Колпоса доходили ватаги всадников всюду неся смерть и разрушения. Тысячи пленников угнали в Кор-Хак, множество добычи увезли, скота угнали без числа поскольку даже юдьяры и те не знали счёта таким количествам.

Добившись успехов на юге и востоке, Кзабракшахр был неудачлив на севере и западе. Возрождённый Тэримбек стал пограничным хаджем, поскольку земли за ним уже не признавали власти шахов даже номинально.

Изменялись не только границы странны, понемногу менялся и сам Кзабракшахр. Усилилась власть шахов. Не потому что сами Пирхи стали другими, вовсем нет, просто теперь слово их несли не только гонцы, но и бичи и серые святые. Больше стало ртов что говорят волю шахов, больше стало глаз что следят за её исполнением, больше ушей слушающих разговоры среди людей, больше рук способных сражаться и наказывать.

А еще больше стало в Кзабракшахре чужаков. И это не только писцы юдьяры, незаменимые, но немногочисленные, но и лунные люди. Множество их приплывало из-за горизонта прося у места для поселения. Что ж, ни шахи, ни нойоны не были против – селитесь, платите оброк и признавайте наши законы. Синекожие скрипели зубами, но соглашались. Не по нраву было им подчинятся, но видно было что возврата назад им нет. То что прогнало их с далёких островов было страшнее пустынного берег Кор-Хака и дани сушёной трескоселёдкой. К концу века почти что всё побережье было усеяно селениями синекожих. Рыба и прочие морские твари стали привычной едой для кзабраков живущих вдоль моря, да что там – размоченная в кислом молоке тарань теперь одно из традиционных блюд по всей стране. Судемоагов же мало интересовало молоко, мясо или кожа, но зато им полюбился кофей, а за лодкам они плавали на Селему.

Тамошние кзабраки раньше других сами научились их строить. Целые селения теперь жили там морским промыслом и продажей пирог судемоагам. И не только. Гальеги привозили с запада чудесный напиток – вино. Кзабраки очень быстр пристрастились к нему, но стоил он дорого и быстр окончался. К счастью мелкие торгаши проговорились что вино делается из аливсов и вскоре после этого местные кзабраки сами научились его делать. Конечно с настоящим осколочным не сравнить, но краснокожим и селемское пришлось по вкусу*. Так теперь гончары из Ричмонда половину своих амфор продают варварам соседям.

Надо сказать, что вино сего расслабляющим действием, столь не похожим на кумыш, хаш или кофей многие традиционалисты восприняли весьма враждемно. Более того серые святые проповедовали что напиток этот противен великому Ушуру и что недостойно кзабрака пить эту заморскую отраву. Многие жрецы поддержали эти проповеди и к концу века уже официально считалось что пить вино грешно. Что ж, кзабраки знали толк в грехах и покаяниях.

В шестнадцатом веке расцвела торговля. Вожди и нойоны прибрежных племён получали в виде дани столько рыбы что оставалось на продажу. В северных походах была захвачена огромная добыча. Селемские вина пили на пирах и свадьбах по всей стране. А главное наконец-то в Кзабракшахре появился товар для торговли с гальегами. Теперь купцы с запада в обмен на бронзу и керамику брали кожаные мешки с кофеем.

* Аливсовое вино по вкусу что-то среднее между сидром и красным вином. Градус там 10-12. Осколочное сухое и богатое, селемское попроще и полусухое, даже порой почти что полусладкое.

***

В шестнадцатом веке сельты освоили лодки. Великими мореплавателями они за один век не стали, но зато научились извлекать из воды куда как больше пользы. К концу века на южном побережье амонитов и креветок ели не меньше чем мяса, а на северном сломос вообще стал основной пищей. Купцы же начали осваивать воды Внутреннего и Узкого морей. Плавали они правда в основном на судах штэйвитов, шийцев или энэрегалей, но зато теперь сельтов можно было встретить на рынках Рила'н'эры, Унамакалли, Удаганьё и Моранэры. Сама Сельтуссия мало что могла предложить богатым странам, но зато ловкие сельты легко включались в торговлю чужими товарами. Тут купишь, там продашь, а там гляди и есть с чем домой возвращаться.

Сама страна жила в мире, но в помощи лучшим своим соседям и союзникам гитам не отказала. Отряды свирепых воинов переправились на Селему и отправились на восток. Правда воевали коты неудачно. Селемский поход обернулся большими потерями, а до восточных границ Аксоса большинство воинов просто не доходило. На западе тоже было много охочих вернуться с чужой войны, только вот между аливсаром и родной пущей плескались волны Талласы. Но как бы там ни было, а сказания о Джахре ибн Фаруде пополнились новыми историями.

Благодаря торговле в жизнь страны всё больше входит металл. Правда гальежская бронза редкость. А вот меди довольно много. Каждый год прибывали с юга шийские корабли с даэрскими купцами что меняли медь на кожи.

***

Шестнадцатый век стал для Аксоса временем тяжёлых испытаний. С севера и востока обрушились на страну захватчики. Вдоль берега накатывались волна за волной огненосные отряд ярлов, с Зубастых волн скатывали орды штиров. И не сказать даже кто был опаснее. Искусны забраки в битвах и страшен их огонь, но пожалуй ещё страшнее неистовые штирские колесничие. Кто не стоял на их пути тот не ведал настоящего ужаса, кто не выстоял, то не знает что такое истинное мужество.

В войнах с тяжёлой вражеской пехотой и колесницами гиты менялись. Пельты и дротики оказались не лучшим оружием. Им на смену пришли огромные, от подбородка до колена щиты и ударные копья. Вместо прежнего рассыпного строя пришла привычка сражаться плечом к плечу. Теперь колдовское пламя било в кожаную стену, а колесницы носились вдоль окованного медью частокола. Новой силой страны стали аксоские щитоносцы. Но за эту силу пришлось заплатить дорогую цену, новой войне научились гиты после тяжёлых поражения. Полегли старые костяки защищая стены Ногода, колесницы втоптали в землю воинов из Телефа и Вомоса под валами Корифи. Аксос потерял не только земли завоёванные уже века назад, но и священные истоки Потами, край искони бывший родиной гитов.

***

В шестнадцатом веке в Шатире досталось два больш8их блага. Первое – военная победа, а второе юдьяры. Хотя это ещё вопрос что из них важнее. Гиперсикер давно уже нуждался в помощниках. Нет, не в тех кто будет править на месте как ему вздумается прикрываясь золотыми рогами, а внастоящих проводниках своей воли. Или уж прямо скажем воли Фия, поскольку в делах государственных бог аватаре самовольничать не давал. И тут юдьяры! Умные, послушные, дисциплинированные, грамотные, кумыш не пьют, хаш не курят, воруют в меру и по чину. Воистину чудо! Впервые в Шатире появилось чиновничество и при том подчинённое центральной власти. Да что там, скажем прямо – именно юдьяры и стали центральной властью. Конечно во главе всего этого стоял Гиперсикер, конечно же на местах было полным-полно полунезависимых крутяков, но всё равно приказы и распоряжения, списки налогов и учёт стад, прошения и постановления о присвоении титулов, всё это вращалось, текло, создавалось внутри замкнутой корпорации четырёхруких чиновников. Корпорации которая была вне шатирского общества и над ним, в которую не было доступа и которая подчинялась напрямую только самому Златорогу.

Конечно же сами штиры видели главным событием того времени вовсе не в появлении четырёхруких чинуш, а в громких победах над гитами. О как наши коелсницы их раскатали! О скольких мы убили! Среди тех кто присоединялся к этим восторгам мало было владельцев колесниц или сражавшихся на лугах у Потами. Оно и понятно – крутяков колесничих едва ли по одному несколько сот простых штиров, а среди тех кто ушёл воевать на с гитами большинство не вернулось назад. За победы надо платить. Впрочем сколько бы ни погибло черных и копытных, а им на смену из Кор-Хака приходили новые. Особенно после падения Корифи когда стало ясно чья взяла. Охочим пасти корхакорн на зелёной траве и чесать брюхо в тени гаргут конца и краю не было. Правда делать это приходилось на земле того или иного крутяка. Это в Кор-Хаке только скот чей-то, а тут и земля вся поделена до последнего холмика. И не между простыми штирами поделена. Там живёт Гикар Трехколесничий, а там Гурапаг Сломаное колесо, а вот этот луг принадлежит Бубару Пальцелому, а ты чьих будешь козёл?

***

Цвергардум разжирел. Разжирел и загнил. Когда с юга приплыло посольство хторров с просьбой взять под свою руку ещё и Корахот Дариды конечно же не отказались. Да разве от такого отказываются? Случись такое в правящем клане быстро бы позаботились о смене главы. Новые земли, новые рынки, новые подданные, новые дани и подарки, новая власть. Правда Корахот воевал с какими-то совсем уж южными варварами, но самой славы Цвергардума хватит что бы прогнать их прочь.

Цвергардум прирос Корахотом и надорвался. На новые земли хлынули спесивые вельможи и жидные купцы, началось грызня за чины и налоги в которую втянулись не только пришельцы, но и местные хторры. Борьба гильдий вскоре перешла к открытому противостоянию, корахотские интриги достигли двора. Произошёл переворот, затем ещё один. На море один купцы топили и грабили других. Лесные цверги восстали. Племена как в древние времена в спорах за угодья стали доходить до кровопролития. Власть быстро сменяющихся царей становилась всё призрачней, а вражда фракций всё кровавее. Неудачники в борьбе за престол бежали из столицы в дальние города где объявляли себя единственными истинными правителями.

К началу семнадцатого века единый Цвергардум не существовал более. Когда чехарда двух- и трёхлетних царствований наконец прекратилась держава сократилась до трёх городов у Амдарского залива. Только там по прежнему крепка была власть правителей. На севере же и на юге каждый город, да что там часто каждое племя жило само по себе. Тут и там между ними вспыхивали стычки, а порой и целые сражения, хотя общая рассудительность цвергов уберегала их от всеобщей большой войны.

***

Тяжёлые беды обрушились на Эллику. Кор-Хак был будто море, а орды кзабраков будто волны. И как мере без устали швыряет волны о берег так и яростные краснокожие дикари раз за разом накатывались на страну. После того как пал Таврос варвары как потом разлились по равнинам степи грабя и убивая. Не раз и не два доходили они до самого Колпоса и омывали в его водах своё оружие.

Эллины из тех народов что получив удар по правой щеке в ответ бьют в левую. Покуда один эхекатль вцепился каукорне в подбрюшье, сама она подняла на роги второго. Войска эллинов во главе с самим царём пошло отвоёвывать священные руины Акриноса. Зубами, ногтями дерржались кзабраки за эти земли. Ведь тут жили уже те кто и не помнил Кор-Хака, кто привык к яблочному вину и мягкому мясу выросших на асими корхакорн. Эти забраки были выше ростом, мускулистее и шире в кости чем их пустынные родичи. Может не такие выносливые и отчаянные, но зато сильнее. Но сила ломает силу. Эллины победили. Большинство кзабраков погибло под копьями ,немногие уцелевшие бежали в Кор-Хак, на родину предков.

Терим. Кзабрашахр XVI век.

Что в сущности жизнь кзабрака? Брести по бескрайним просторам прожженного солнцем и иссохшим огневиком Кор-Хаку. Пить вечно теплый кумыш из мягкого упругого как молодой сыр бурдюка. Спать под открытым небом, наблюдая как сменяют друг друга одна луна за другой. Высматривать подкрадывающегося к табуну экхекатля. И сражаться.
Сражаться, так же привычно и сноровисто как и все, что приходится делать живущему здесь. Сражаться друг с другом - за стада, за кочевья, за хорошие стоянки, за воду, за женщин. Сражаться со зверем, что движимый голодом и жаждой, жаждой которую в этих безводных просторах может утолить только кровь, подстерегает все что есть у кзабрака - его скот, его родных. Сражаться с чужаками, с теми что бесконечно давно напали на рожденный от огня народ, народ вобравший в себя всю жестокость и жар этих земель.
Вот жизнь кзабрака - кочевье между небом и землей. Скрипящий на зубах песок. Запах запотевшей от полуденного зноя корхакорны. Плохо разведенный кофей с молоком и сыром, твердым как камень у Пирушевого Престола. А потом переход. Переход и сыр с мясом на обед. Кумыш тонкой тугой струйкой. А потом снова переход. От огневища к огневищу.
Бредут так стада, чтобы урадились новые корхи, чтобы было что доить и из чего делать новый сыр. Эти бредут шумно, объедая своими мягкими сдвоенными губами все на своем пути - все эти жалкие иссушенные, и казалось бы - совсем безжизненные, колючки.
Бредут караваны, везя в одну сторону - ракушки, жемчуг, вяленую, сушеную, соленую рыбу и таких диковинных гадов, при виде которых кзабракские дети визжат наслаждаясь своими испугом и удивлением. А в другую, в другую сторону караваны везут кожи, горькие курительные травы, и головы. Головы, отрубленные, вымоченные в соках, высушенные в тени, зашитые жилами, страшные, вечные. Тсантсы - головы, лица на которых не стареют.
Бредут армии. Джагуны. Минганы. Тумены. Тьмы и тьмы рогатых воинов пересекают пустыни чтобы обресть славу, стада, власть и смерть.
И так - ото дня в день. Из года в год. От хаджа к хаджу. Лишь изредка - серую (а точнее - песчаного цвета) размеренность разрывается грохотом праздника или боя.
Праздника с его яркими красками и восхитительными, невозможными, неземными танцами и молитвами одетых в человеческую кожу жрецов. Боя - с его вторящем сердцу перестуком барабанов, заглушающим вопли раненых вое рогов и бесконечно острым, перекрывающим все на свете, и обращающим поле битвы в тишину, чувстве опасности. Чувстве, от которого в душах кзабраков просыпаются древние демоны, зовущие, воющие, скалящие зубы, просящие, требующие отбросить все то что за последние века стало сутью кзабрачьей жизни - всё, всё говорило о достатке и культуре. все эти стада, сыры, ракушки - все это следовало отбросить. Отбросить и признать свою истинную природу. Природу хищников и убийц.

Торговля. Запад.
- Тьфу... - Юдьяр выплюнул струю густого темного напитка и сморщился. - Помои. Горечь то какая. Буээ...
С лица старика кзабрака не слезала хитрая улыбка.
- Это ничего. Это бывает. Всем поначалу слишком горько.
- Да брось ты это, я этой дряни больше и глотка не сделаю. Она же чуть ли не скрепит на зубах. Уэээ...
Юдьяр гримасничал, словно пережевывая невидимую жвачку и пытаясь прогнать перебивающий все вкус жженого корня. Господи-боже, эти рогатые бедолаги жарят все, даже огневик. Совсем спятили от своих курений.
- Ну не сделаешь - не надо. Арпад, ты же знаешь - насильничать не в моих правилах.
Горечь медленно отступало и дошедшее послевкусие навело торговца-юдьяра на какую-то мысль. Мысль тоже неуловимо отступала, как призрак или видение. Этот особый тонкий запах, нет не запах - аромат, тонко-тонко истаивал на самом кончике языка, в небе, где-то... где-то там. Юдьяр на секунду замер, прислушиваясь к ощущениям. Нет, вкус не изменился, горечь огневика не может перестать быть горечью, но послевкусие было как минимум новым и необычным.
Кзабрак хихикнул. Нет, не каждому он предлагал попробовать это. Эти четырехрукие в большинстве своем бездушные умники, даром только что четыре руки. Тут ведь не ум нужен, тут душа нужна, чувство, страсть. Да, думал Касаф, у этого Арпада есть душа, есть вкус, есть фантазия. Этот сможет оценить. А потом раскрутимся, старик Молох здорово это придумал.
Лицо юдьяра в это время вытянулось и он, в задумчивости, потянулся за теплым еще бурдюком Касафа.
- Чегой-то, передумал? - Поддразнивая торговца-приятеля старый кзабрак поспешно подал бурдюк.
Арпад зделал еще один мелкий глоток. Вкус был все тот же но уже не казался таким ужасным. Зато голове как то сразу прояснилось. Эта бесконечная жара отошла на второй план и отчего-то захотелось встать и пройтись. Пройтись вот так вот значит туда. А потом сюда.
Юдьяр нервно забарабанил пальцами на трех руках. В четвертой он сжимал бурдюк.
- Так ты это... кофей... говоришь?
- Ага, кофей, кофей.
- Ну и дрянь твой кофей, Касаф. Дрянь редкостная.
- Ага, дрянь. Дрянь, тьфу...
- Ну так и горький он...
- Ага, горький, гадость.
- И ты я так понимаю, хочешь его мне продать.
- Ага, ага, продать значит...
Арпад задумался на мгновение, но вскоре его голос приобрел привычные нотки бывалого дельца.
- Послушай, Касаф, ты же понимаешь что это не может стоить много, да и я не могу много за это заплатить, но только ради тебя, Касаф, только ради нашей с тобой старой дружбы...
И двое таких разных по своей природе человека - старый, сгорбленый сухой старичек кзабрак и крепкий, толстошеий великан юдьяр пошли вместе вдоль берега, как двое влюбленных, о чем то оживленно беседуя, страстно споря, увлеченно размахивая руками...

В Кор-Хаке, в Минасе, в Ирассии - всего что так нужно для жизни и цивилизации очень мало. Мало воды. Мало еды. Мало зелени. Мало, пригодной к обработке земли. Много только солнца, песка и огневика. Огневика, который издревле употреблялся кзабраками в самых разных формах. Чего только не проделывали с ним народные умельцы в периоды особого голода, когда стада корхакорн редели и лишь голодные худые экхекатли рыскали среди огневищ. Листья и стебли огневика сухи, жестки и мало питательны. Зато корень может быть довольно крупным и сочным. Но корень таит в себе другую опасность. Безумие. Ярость, неконтролируем всплеск энергии и прилив сил, опустошающий до конца и разрушающий в своей слепоте все вокруг. Но народ мудр. Не в смысле - один народ мудрее другого, а в смысле - много простых людей за много веков сделают то, что не удастся ни какому умнику в одиночку. Кзабраки искали способы применения огневика и находили.
Одним был хаш, тот самый курительных хаш что от начала времен шаманы и жрецы употребляют для вызова видений и общения с миром беспокойных духов. Да, духи, если прийти к ним с хашем, становятся беспокойны. А что еще можно ожидать от огневика? Только нет этой ярости, нет силы буйства, хаш дарует расслабленную истому в которой мелькают картины из других миров.
Другим был кумыш. О, этот славный напиток воинов пьянил головы и веселил сердца. Воистину то был дар богов и радость кзабраков.
Третьим способом употребления корня был кофей. Все сводилось к перемалыванию между плоских каменных жерновов в пыль, высушиванию этой муки в тени, а затем очень осторожному обжариванию на плоском камне. Измельченный корень темнел, терял маслянистый блеск, менялся на вкус и запах. Но главное - он переставал теребить душу и беспокоить ум. Кофей вселял лишь бодрость, дававшую жизни особую ценность. Если ты богат, знатен, здоров - что еще тебе хочется? Бодрость, ясность ума, энергия. И не важно на что - пить со знатными друзьями, любить женщин, драться или охотится - выбор за тобой.

Кожаные мешки с густо-коричневым кофеём заполнили все свободное место на лодке Арпада. Тот помахал рукой, все так-же хитро улыбающемуся Касафу, и отчалил.

Культура. Восток.
- Ай, да мать вашу на кол, - злобно ворчали застрявшие в Шатире послы.
Вокруг был отвратительный мир внешне и внутренне мерзких существ. Похотливые, склочные, уродливые, жадные... У кзабраков не хватало слов, чтобы описать все богатство душевного склада своих восточных соседей. Их привычка трахаться со всем что двигалось, теряя драгоценную энергию и влагу, казалось ущербной тем, кто от сотворения мира подчинял себе пустыни. И как только эти мохнозадые дожили до сих пор? Ответом было "пищевое поведение" штиров - жадное, неумеренное, до состояния "ща лопну" когда еда была, и столь не притязательное, до приступов тошноты у стороннего наблюдателя, низкое - когда еды уже не было.
В результате "культурного обмена" в среде кзабраков не могло не возникнуть реакционного движения, призванное защитить исконно кзабракский, подлинный образ жизни, то здоровое отношение к себе и своему телу, что помогала выжить этому народу на протяжении стольких веков и которое было бы полностью противоположно всему природно-штирскому, что могло бы дурно повлиять на краснокожий народ.
Когда, проведшие не один год на чужбине, послы вернулись, а между государствами потянулись в обе стороны груженные караваны, посол Сенекай бросился своего повелителя и попросил разрешение снять с себя знаки власти шахин шаха и уйти в храм. Став жрецом Сенекай пошел проповедовать по хаджам и кочевьям учение о стойкости духа, бравшее начало во вдохновленном Уршуром учении Уфира, и подкрепленное неприятием увиденного в Шатире. Сенекай клеймил теперь не только трусость, жадность и неподчинение, теперь небрежность, лень, похоть и расхлябанность стали объектами пламенных проповедей и клеймления. И как он это делал! Впервые перед народом выступал не только опытный воин и вождь, не только жрец облаченный ореолом божественной власти, но и образованный искусный в ведении беседы кзабрак, из чьих уст не выходило не слова лукавства, лжи и притворства.
Сенекай учил уважать и ценить свою первозданную природу, оберегать и укреплять ее умеренностью и физическим трудом. Кзабрак не должен быть празден или ненасытен в еде и питие, кзабрак не должен искать утех и услад там, где их не давала пустыня его предкам. Даже этой их пресловутой "демократии" досталось, и каждому становилось ясно, что нет более глупой, более нелепой и менее эффективной формы правления.

А между Кзабрашахром и Шатирой одна за другой появлялись прочные цепкие связи караванных путей. Из одной стороны в другую они везли товары с запада на восток и с востока на запад. Груженные вереницы корхакорн с восседающими на горбах краснокожими караванщиками. И не менее груженные вереницы арб, с позевывающими чернокожими штирами на верхах. Арб, появление которых непременно вызывало интерес в каждом встреченного племени. Дети обступали причудливые конструкции из дерева, женщины смотрели издали с любопытством, а старики, думая о чем-то своем, лишь цокали языком.

Сердце Кзабрашахра. Ушур.
- Нет, ты мне объясни все-же, люди они или демоны! Кого убивают бичи вдоль берегов?
- Демонов. И людей.
- Ну вот, ты опять за свое, Кайам, ты утомляешь меня.
Кайам, не старый еще но уже занимавший пост советника при молодом господине кзабрак, терпеливо ждал, пока нетерпеливый шахин шах успокоится и сможет слушать.
- Мой повелитель, с лунными людьми на наши берега прибывает множество других народов - желтые чешуйчатые существа, белокожие безрогие коротышки...
- Демоны, это все я знаю.
- Не только. Желтокожие совсем безобидны, они уродливы, глупы и бесконечно послушны. А белокожие... белокожие бывают разные - и демоны и люди...
- Так как же их отличить? Как, я спрашиваю? А, Кайам?
- Я не знаю.
- Так зачем ты опять начал этот разговор?! Зачем, Кайам, зачеееем?
- Чтобы просить вашего заступления за токов, мой господин. Они могут пригодиться и не причинят вреда.
- Токов? Это которые желтые? Ну пусть. Да? Ну пусть. Пусть, Кайам. Эй! Писарь! Иди скорей сюда!

***

Безвременная кончина, постигнувшая молодого правителя через несколько лет, открыла путь к престолу и хавару его ближайшему родственнику Лерайе Пирху, при котором к созданным его предшественниками официальным силам с помощью которых управлялось государство добавились еще и тайные.
Кзабрашахр все больше усложнялся. Новые народы, новые концепции и учения, новые пороки и соблазны, новые товары. Война и голод на юге. Отголоски страшных проклятий далеких богов. Новые страны на востоке - штиры, цверги. Новые земли на западе - пока еще незримые, но такие близкие со слов беженцев. Кзабрашахр бурлил и рос. И в этом хаосе становления, в этом бесконечном развитии и росте должна была появиться сила, способная направить умы вольных кзабраков в нужную сторону. Кзабраков, привычных к свободе, кзабраков привыкших жить своим умом. И именно на эту их последнюю особенность решил сделать ставку многомудрый Лерай. То что пришло в голову кзабраку уже не выбить оттуда бичами, так пусть в головы его верноподданных (наиболее ценных из них, если быть точным), приходят только нужные Ему мысли.
Серые Святые стали новым и по структуре и по методам оружием в руках правителя. Хитрые, незаметные, умелые - они заполняли собой все щели, все трещинки огромного государства и связывали его, объединяли своими незримыми клейкими нитями.
Получатели: Урсу.

Тэрим

- …тем же кто говорит что гиршты стоят слишком дорого я отвечу следующее. Да, цена которую запросили в Грестане за одного воина велика. Но разве одного воина мы обретём? Нет, не одного а троих! Ведь каждый дикарь что пойдёт воевать вместе с нами не придёт воевать против нас, а значит у нас станет на одного врага меньше. Что бы отразить набеги нам пришлось бы держать эрлов на границе и отрывать гизитов от стад, а значит мы не смогли бы отправить этих бойцов на Селему. И наконец заплатив кзабракам мы пополним ими своё войско. Каждый умный витан поразмыслив над моими доводами согласится с ними, не одного, а трёх воинов покупаем мы в Грестане! Не только война на Селеме, но и спокойствие наших границ зависит от этого! Потому призываю я вас, отцы народа, проголосовать за введение сбора с полей и стад на оплату наёмников…

***

Корхакорна хрипела, глаза её были налиты кровью, а из раскрытой пасти текла вязкая слюна. Гугур с нетерпением смотрел как один из его слуг доит связанную скотину. Крепкие ремни глубоко врезались в ноги животного. Четыре дня корхакорну кормили только корнями огневика, а поили отваром из них же. Жадные кзабраки, обходились двумя днями, но крутым штирам было плевать на скот. Когда у тебя сотни, а то и тысячи корхакорн одной можно и пожертвовать ради того что бы напиток был настоящим. Краснокожие делали кумыш, но чёрные предпочитали огненное молоко сырым.

Гугур смотрел как в кожанное ведро перестало лится молоко. Раз за разом дергали пальцы соски, но из них не лилось более ни капли. Пора. Острый обсидиан вскрыл яремную вену и кровь ярко-алой струй полилась в кожаную посудину. Сома готова. Слуги наполнили священным напитком изукрашенный кожаными апликациями толстостенный бурдюк. Нельзя что бы шальная стрела пробила вместилище святой влаги. Покуда возница возился с кожаной посудиной сам Гугур жадно припал к на треть полному ещё ведру. Пил он жадно, большими глотками. когда на донышке осталось чуть-чуть вылил остатки на землю.

- Это твоё Фий!

Отбросив ведро Гугур пошёл туда где ждала его колесница. Хрупкая и лёгкая конструкция жалобно заскрипела когда огромный штир взошёл на неё. Небольшой и худощавый возница был на две головы ниже и вполовину легче.

- Езжай.

Послушные поводьям и бичу скакуны сошли с места выезжая из лагеря. Вокруг кишели штиры, блеяли корхакорны, скрипели колёса. Вот и товарищи. Не слуги, а такие же крутяки как он сам, на колесницах. Не друзья, нет. Сотрапезники. Соратники. Соперники. Те кого надо превзойти и чьё уважение, а ещё лучше зависть надо заслужить. Позади же шумела неспокойна толпа пехоты. Гугур презирал их. Он приветствовал и колесничих и смотрел как на другом конце долины строятся к бою гиты.

Хороший сегодня день. Яра палила как всегда, но ветерок с гор приносил прохладу. Хорошо. Гугур чувствовал как огненная сома расползается из живота по телу. Ждать становилось всё труднее. Небо поменяло цвет став куда глубже и темнее, свет Яры теперь ярче, а тени резче. Тело то бросало в жар, то охватывала дрожь. а главное Гугура переполняла сила. И ярость. Хотелось сжать зубы так что бы они треснули, впиться кому-то в горло, что-то сломать, орать и смеяться. По соседству раздался хохот. Не он один причастился сомы. Когда же? Когда? Гугура охватила дикая похоть. Он хотел трахаться, драться и жрать, двигаться и сражаться. Член стоял так что поднял повязку, а мышцы буквально болели от неподвижности. Штир покачнулся на ногах. Как можно упасть? Ха, колёса теперь его копыта, а ноги корхакорн он чувствовал почти как свои. Вся колесницы теперь лишь продолжение его тела.

Кто начал первым? Кто-то справа? Или слева? Или это был сам Гугур? Какая разница. Стоило первой колеснице сдвинуться с места, как все они сорвались будто эхекатли почуявшие кровь. Вперёд! Вперёд! Гугур ревел и кричал, он пел и плевался. Глаза его были налиты кровью, а из пасти струйками текла вязкая слюна. Земля не стала ровнее и колесница подскакивала на каждом камне, но Гугура казалось что он несётся над равниной. Ряды врагов становились всё ближе, он видел их всё чётче, гиты сбились друг к другу закрываясь щитами и выстаив копья. Он видел из напуганные глаза, их открытые в криках рты. Они двигались медленно, будто застыли от страха. Гугур расхохотался. И вскинул огромный лук из ветвей гаргуты и корхакорньих рогов. Обычно даже ему было тяжело натянуть его. Обычно но не сейчас. Под покрытой липким потом чёрной кожей плавно перекатывались могучие мышцы. Колесница подпругнув на очередной кочке кажется застыла в воздухе. Гугур словил глазами цель и отпустил тетиву. Огромная стрела, побольше иного дротика, рванулась вперёд, скользнула между щитами и остановилась глубоко встряв во что-то.

Крики, стук копыт, свист стрел и бичей. В тот момент когда колесница чуть не перевернулась разворачиваясь перед вражеским строем Гугур пустил вторую стрелу прошив навылет гитский щит. Он занл что попал. Не мог не попасть! Перед глазами у него промелькнула картинка как падает на колени и харкает кровью раненный гит. Восторг!

Покуда возница отводил колесницу на второй заход воин орал похвалы сам себе. Тело его содрогалось от сладкой дрожи. Похоть битвы слаще той что вызывают женщины. Гугур открыл бурдюк и сжав его с двух сторон выдавил себе в глотку струю сомы. Хорошее начало! Хорошая битва!

*** * ***

Постоянные войны вместе с изменением социальной структуры существенно повлияли на воинов Забрии. Теперь эрлы составляли не просто главную силу, а основу войска. Хотя рядом с беспокойными соседями из Кор-Хака ополчение пастухов просто не могло отмереть, но она потеряло былую славу и заметно уступало тому что было во времена Пирров. Оно было полезно, даже незаменимо против подвижных налётчиков из Кор-Хака, но не более. Эрлы вот кто воевал теперь на суше и на море. Тяжеловооружённые воины готовые к прямой рукопашной – слава страны, страх соседей. Не раз и не два монархи пытались организовать специализированные отряды, как то лучников или легких пехотинцев, но те неизменно получались менее престижными да и менее эффективными обычных эрлов, а потому такие инициативы не переживали своего создателя. Так что в пятнадцатом веке Забрия воевала войском состоявшим из эрлов и огненных магов. Хотя последних было немного, едва ли в одну двадцатую от прочих воинов, но их влияние было весьма велико, а вклад подчас решал исход битв. Именно наличие огненных магов позволяла эрлам не обзаводится дротиками и прочим оружием метательного боя.

Имея хорошее войско состоящее из потомственных воинов Забрия просто не могла не найти ему применения, тем более что Аксос из мимолётного союзника вновь стал старым врагом. Были собраны дружины лордов и наняты дикари из Кор-Хака. Гиты не посмели даже выйти в поле против такого войска отдав центральную Селему на разграбление краснокожим. Но удачи начала войны сменились трудностями – осада Пилтипаласа была тяжёлой. Еды в разорённой стране не хватало, в лесах вокруг лагерей кишели отряды гитов, а на помощь осаждённому городу приплывали корабли привозя припасы, а главное отряды сельтов. Подлые кошки лицемерно заявляли что не вооют с Забрией, а лишь помогают союзнику, но как бы там ни было, а сражались они хорошо. Несмотря та тяжёлые потери с обеих сторон Пилтипалас устоял.

Очередная* Селемская война дала занятие буйной и честолюбивой молодёжи и обеспечила кроме дополнительных налогов и смертей большой кусок благодатной земли, приток рабов и добычи. Среди прочей были и карликовые безрогие корхакорны или как говорили гиты, авусы. Гизиты откровенно презирали эти жалкие подобия нормального скота, но вот керры, особенно самые бедные из них быстро оценили животное едящее в десять раз меньше корхакорны. Так что к концу века авусов разводили даже рядом с Пирстенндом. Правда лишь земледельцы. Скотоводы как и прежде пасли исключительно корхакорн**.

Кроме авусов среди черни распространялся также куль Фата Флоре. Пускай пироманы клеймили его как вредное и бесплодное суеверие, но это мало помогало. Как и авусов разводили те кому не хватало пастбищ завести корхакорн, так и в Богиню верили те чью мысли были об урожае и поном желудке, а не о долге, власти или законе.

* Юя честно признаётся, что лень поднимать какая по счёту.
** Кроме всего прочего корхакорна куда менее требовательна к водопою, более подвижна и не так уязвима для эхекатлей. А надо учитывать что самые влажные области в Забрии уже давным-давно распаханы и стада гизитов пасутся вдоль границы Кор-Хака.

***

Кзабракшахр воевал. Впрочем разве был хотя бы век когда он не вовевал? Воины шахин-шаха покорили мятежный Ездберек и прогнали эллинов из Кор-Хака. Год за годом ходили они походами на север разоряя Полемеи и пригоняя с севера стада гигантских корхакорн и пленников. Вещи оседали в стойбищах, вражеский непривычный к огнёвищам скот резался на пирах, а эллинов приносили в жертву или продавали файрбрингерам. Война шла удачно, если в предыдущем веке всё чаще кзабракам приходилось оборонятся, то сейчас они сами перешли в наступление. Но шахин-шахам было о чём задуматься. Века северяне признавали их власть, но века же жили без прямого управления. И сейчас они внимали приказам с юга, но лишь в делах войны, а в делах мира не обращали на них никакого внимания. Более того посланцы говорили, что ещё немного и дойдёт до прямого неповиновения. Иноферан и Холивар смотрят на Сомнеш и замышляют последовать за ним.

Кзабракшахр развивался, усложнялся, всё более превращался из союза племён во главе с полубожественными шахами в настоящее государство. А что за государство без письменности? Надо ведь вести списки дани и воинов. Без учёта и записи вся стройная система туменов, минганов и джагунов превращалась в фикцию. И выход был найден. Юдьяры, вот кто вел всю необходимую Кзабракшахру документацию. Писали они правда югзорулостом и по юдьярски. Со временем что бы не зависить полностью от хитрых четырёхруких, их письмо и язык стала учить кзабракская знать. К концу века ставке каждого из нойонов было парочку жёлтых юрт – жилище писцов юдьяр. Сооружённая же при Саошьянт-Хане громада Юдьяр-Сарая стала чем-то вроде школы для знати где старые опытные секретари не только учили молодых кзабраков премудрости письма, но и делились своим опытом. А тем кто десятилетиями слушал всё что говорили правителям и записывал все приказы было о чём поведать.

Кроме юдьяр, появились в Кзабракшахре и другие чужаки. Толи прослышав о приказе шахов, толи прост гонимые бедой прогнавшей их с родины приплыли к пустынным берегам синекожие люди. Немногого просили они – места для поселения у источников. Не нужен им был Кор-Хак и даже воду они могли пить настолько солёную какой не всяких краснокожий не побрезгует. Не собирали они молюсков и водоросли на побережье, а добывали себе пропитание в море ныряя на дно или забрасывая сети. Обильную добычу развешивали они на берегу и было её столько что хватало затем сушеной рыбы и щупалец и заплатить оброк и торговать. Те из старйшин кто прогнал чужаков позже с завистью смотрели на то как богатеют соседи на синекожих. Кзабраки прозвали их лунным народом поскольку те не переносили света Яры и днём отлёживались в своих тёмных хижинах, а делами занимались лишь после захода светила при свете лун*.

Среди первых пришельцев были не только синекожие, но случались и белые недоростки**, но предостережённые пророчеством кзабраки перебили их. Белых по завету, жёлтых ради предосторожности. Многие из лунного народа плакали и горевали над трупами. Некоторые даже умерли с горя, другие бросили побережье, но большинство осталось и смирилось. Так и жили судемоаги отсыпаясь в сырых постелях в день и выходя в море ночью.

* В Кор-Хаке жарко. Очень жарко. Тени нет, а вода в дефиците. Так что ночной способ жизни для судемоагов предпочтительнее.
** Среди рабов были не только фарфали, но и гальеги и токи, однако кзабраки на всякий случай убили / прогнали всех.

***

В пятнадцатом веке в жизнь Шатиры буквально ворвались колесницы. На первый взгляд это были нелепые двуколки, ненадёжные и подскакивающие на каждой неровности из коих буквально состоит Кор-Хак. Но такой могли бы увидеть колесницу лишь рациональные циники коими штиры не были. В глазах рогатого и копытного народа колесницы стали воплощением идеи понтов. Нестись на колеснице запряженой корхакорнами, изукрашенной ленточками и обвешанной бубенцами, под рёв рогов, под гиканье и завистливые взгляды, когда позади бегут обливаясь потом твои шестёрки. может ли быть что-то круче? Нет. А ведь колесница дорого стоит, поскольку сделать такое мало какой штир сможет – приходится заказывать колёса и оси у цвергов. А ведь гончую корхакорну еще вырастить надо и натренировать. И пускай впряжено их только две, но над оведть иметь заводных что-бы менять одуревшую от перегрева скотину, а значит надо шестёрки.

В общем колесница это не просто понты, а дорогие понты. Причём самого богатства мало – надо ведь ещё меть ездить что бы не упасть, не откусить язык от тряски, а даже умудрятся получать удовольствие от процесса. А дальше больше. Надо уметь стрелять на скаку, причём не просто пускать стрелы, а даже в кого-то попадать. А потом надо показать всем соперникам, тоже колесничим разумеется, у кого повозка круче, стрелы острее и вообще кто тут второй после Гиперсикера.

Вообще-то без поддержки старой доброй пехоты, отрядов тех же самых быстроногих грабителей колесницы малоэффективны*, но впервые за всё время существования Шатира обрела настоящую ударную силу. И не замедлила её воспользоваться. Зубастые горы не лучшее место для колесниц, а всё же их натиска хватило что бы разбить гитские войска из Телефа, Корифи и Вомоса. Отвовевав свои древние угодья штиры спустили на равнину, но повернули не к Телефу, а к Потами опустошив и разорив тот край.

Кроме колесниц колесо мало что поменяло в жизни штиров. Разве что появились массивные арбы. Строить дороги ведь коукорнорогим лень, менять же сломанные колёса дорого, потому делают они их сплошными. Грубо конечно, но зато надёжно.

* На будущее – чисто колесничие армии делать нельзя, обязательно должна быть ещё одна специализация, проще и массовее.

***

В пятнадцатом веке Сельтуссия вела две войны. Во-первых, коты решили положить край постоянным набегам цыков, что и было сделано. Зеленокожих варваров перебили всех до одного – ни в степи, ни в рощах, ни в плавнях мелких рек не было им спасения. К концу века последние из ыцыуугов погибли под копьями и стрелами сельтов. Второй же войной стала Селемская. Коты согласились помочь защитить Пилтипилас. Мало кто думал тогда что означают подобные клятвы. Когда приплыли гитские лодки что бы перевезти воинов через море те готовились к путешествию, пирам и охоте. Они ждали схваток на границе и мелких стычек, а попали на войну подобной какой никогда не вели сельты. Рассказы вернувшихся были полны ужаса, крови и огня. Огня пожаров и разящего пламени забракских магов. Вообще-то гиты просили помощи и на востоке, но это было слишком далеко для ополчение сельтов, а в западный Аксос враг не вторгался. Лишь отдельные смельчаки соблазнившись богатыми дарами ушли к предгорьям Зубастых гор и поучаствовали в сражениях со штирами.

В том же веке сельты окончательно освоили степь. Вдоль рек были разбросаны постоянные деревни с огородами морквы. Тут коты жили в сухой сезон, а во время дождей большинство жителей вместе со стадами бросало луга и окочёвывало в глубь степи. Когда же трава там начинала выгорять сельты возвращались к лучам и рощам у водоёмов. И теперь уже не древние леса, а именно степь считалась лучшим угодьем. Тем более что мегалокатлей там почти что не было. На очищенные от грязных цыков земли хлынули поселенцы.

***

В пятнадцатом веке как и в древности гиты вовевали на западе и на востоке, воевали с забраками и штирами, воевали в Аксосе и на Селеме. Обе войны были тяжёлыми и обе войны закончились поражениями. Не большими, нет. Пилтипалас устоял и не один из городов Аксоса не захвачен, но и краснокожие и чёрные отхватили по жирному куску. Страна была как раненная каукорна – может убежать разметав эхекатлей, а может эти раны начало конца.

***

У юго-восточных берегов Тэрима неспокойно. Дуют там злые ветры, пенятся воды под веслами, летят брызги от разбивающихся о борта волн. Длинные узкие корахотские пироги стаями плавают вдоль берегов перехватывая высокие южные корабли. Не раз и не два случались морские битвы, в одних побеждал искусный манёвр и меткие стрелы, в других же размер кораблей и свирепая ярость. Была великая битва у Гульих островов когда джамаши разгромили флот корахота, но было и побоище у Черного мыса когда уцелела лишь малая часть из посланных к берегам Корахота алых зубов. Но хотя в целом море оставалось за северянамИ, остановить южан они не смогли. Армия из копейщиков ши и закованных в медь даэр высадилась на побережье и довольно быстро покорила энэрегалей что в прошлом веке пошли под руку хторров. враг дошёл до древних пределов страны и остановить его можно теперь лишь на суше. Проливы между Окуми и Дапомопотом и между последним и Тэримом слишком далеки от баз корахотцев что бы они могли мешать имперцам переправлять свои войска с одного континента на другой. Берега мыса Ветров флот защитить может, а вот берега Тэрима – нет. Многочисленные команды нуждаются в воде и пище, а где их взять если всё побережье контролируют враги?

***

Цвергардум как и прежде существует себе на окраине мира, пребывая как будто во сне.

Четырнадцатый век оказался веком больших перемен внутри Ньяронги. Разделились города на Нижние и Верхние, пролегла между ньяронгами тех и других линия, разделяющая одноглазый народ на две половины. Могут эти половины показаться очень непохожими друг на друга с первого взгляда. Но на самом деле это не так.
Будь ньяронг твердым хозяйственником-шуухтом, заносчивым эцлопом-ронгаштом или свирепым диким глоштом - всегда он останется ньяронгом. Останется ярым ксенофобом и патриотом, чужака могущим уважать, но всегда ставящим ниже себя.
Издревле любые одноглазые не пускали двуглазых в свои земли. Сами были частыми гостями на ярмарках чужеземцев, но вглубь Ньяронги позволяли проходить разве что послам и некоторым высокопоставленным рохо. Торг шел на границах и побережьях, либо же в чужацких хрусовниках.
И, конечно, ясно, как относились ньяронги к тому, что в их ньярглотищах обосновались эльфийки, давний враг. Плохо относились. Кипело общественное мнение даже на далеком севере, и даже самый последний отожранный торгаш-шуухт был если не сам готов пойти на войну, то отправить сына или дочь.
С такими условиями начать новую войну было легче легкого. Ну, как обычно, впрочем, у ньяронгов. А Хелшшу с Р'нукхом только этого и надо.
Вновь забили барабаны войны, вновь кровь хешшмиктов оросила алтари, вновь двинулись на юг орды шипастых ньяронгов. Ведомые праведной ненавистью к чужакам, жаждой крови, славы и новых земель.

Помимо новой войны, пятнадцатый век принес в ньяронгу и несколько ценных изобретений. Точнее, заимствований.
Приморские жители, например, освоили производство лодок. Множество их они видели у двуглазых, но попытки сделать свои из бамбука или ньярглотиков заканчивались провалом. Из бамбука получался плот, из ньярглотика - трухлявая ерунда. Но однажды какой-то светлый хр-шуухтский ум догадался сделать лодку из шкуры лонгоса, натянутой на бамбуковый каркас. Практически мгновенно распространилось нововведение по берегам Ньяронги, и вскоре множество широких и легких листовидных лодок, украшенных раковинами, иглами и рисунками, бороздили просторы Крайнего моря*. Оказалось, кстати, что богато оно не только чужеземными торговцами, но и осклизлыми съедобными морскими жителями. Свежее мясо амонитов на столах в прибрежных городах стало встречаться едва ли не чаще злобусятины; копченое доходило до самого Ронгаша и считалось там эдакой диковинной редкой едой.
Горные города также внесли свою лепту в развитие. Обилие металла и любовь ньяронгов к украшениям превратили последние также в элементы защиты - вначале несознательно, конечно. Где-то большой и широкий браслет защитил руку от удара, где-то копье не нашло путь сквозь кипу тумбашовых амулетов. Подобные рассказы появлялись все чаще, и многие хотели стать их героями. Конечно, старики ворчали и говорили, что воин должен рассчитывать на свои умения, а не защитные побрякушки - но мнение о том, что чем дольше ньяронг живет и здравствует, тем больше врагов он сможет убить, преобладало, подкрепляемое, к тому же, чувством самосохранения.
Итогом стало распространение доспехов среди эцлопов и богачей как Верхних, так и Нижних городов. Даже некоторые вожди глоштов ныне блестели тумбашем. Литые изукрашенные нагрудники, широкие браслеты на ноги и руки; маски и полумаски, ощерившимися мордами чудищ прикрывающие уязвимые глаза - стали обычным явлением среди зажиточных воинов.
Более того, горные эцлопы и Первые, доспехи могущие себе позволить поголовно, отказались от ручных щитов. От ударов и стрел теперь защищал тумбаш и легкие квадратные щиты на плечах**, сплетенные из игл и легко откидываемые за спину. Освободившаяся рука позволяет лихо орудовать двуручной палицей или ньягинатой - стремительно набирающим популярность среди ньяронгской знати тяжелым копьем, чей наконечник представляет собой широкое изогнутое лезвие, подобное большому ножу.
Отличительной чертой зажиточных злобников, помимо прочего, стали юбки из длинных широких кожаных полос, усеянных тумбашовыми пластинами. Они защищали ноги и бодряще звенели при быстрой езде.

Война приостановила бурление внутренней политики. Пусть и не всегда житель Верхних сядет за стол с Нижним, но в бой совместный пойдет непременно. Вопрос же: "А пойдет ли житель Нижних на войну?" чаще всего имел положительный ответ - ибо что за ньяронг пренебрежет войной? Какой шуухтский сын не прельстится землями и трофеями? Не найдется таких. А если и найдутся, то Р'нукх быстро их уговорит. Ну, или поубивает.



Получатели:

Карта



Срок до вечера суботы. Да, я знаю что мало, но в начале игры 16-17 человек из двадцати подавали заявки за первые полтора дня. Так что реально. Кроме того в дествительности срок больше, но Юя бы хотелось увидеть вечером суботы / утром воскресенья хотя бы один готовый к обработке регион. Надеюсь на Хею и особенно на Окуми.

Джесси поправила пистолет-пулемет на боку и оглянулась на остальных соратников. Джеймс кивнул и махнул рукой Майкуту, подзывая его к себе. Снайпер, в свою очередь, с пониманием ухмыльнулся и вскоре все трое спецназовцев стояли рядом. Не сговариваясь, словно они давно отрепетировали все это (в сущности, так и было), наемники приняли эффектные позы, а Джеймс даже зажал в зубах добытую откуда-то розу (судя по неестественной свежести - искуственную).
- Проблем хотите? - начала Джесси, словно ненароком взглянув в сторону охранника.
- Вдвойне получите! - подхватил Джеймс, мимолетом касаясь винтовки.
- Чтобы мир спасти от разрушения, - Джесси взглянула на Джеймса. Джеймс в ответ вручил ей розу и подхватил. - Чтоб сплотить всё наше поколение, - партию вновь приняла Джесси, - Правду и любовь навсегда изжить, - Джеймс, с изящным поворотом головы забравший розу обратно из нежных рук Джесси, закончил. - Чтоб вершин достичь, в бой идём мы!
- Джесси! - девушка прижала кулак в груди и уставилась куда-то в горизонт.
- Джеймс! - стрелок вытянул руку вперед и принялся смотреть туда же, куда и Джесси.
- Команда S на службе Эстонии, выбор твой — сдаваться или же сражаться, - последняя фраза была высказана хором, и только до этого момента сидевший и молчавший Майкут в самом конце добавил "И это так!".

Наконец эстонцы, не обращая внимания на реально странные взгляды охраны переглянулись и отошли друг от друга.
- Теперь быстро, побежали, - Джеймс указал направление бега. Джесси кивнула.
- Окей, окей. Майкут ищет информаторшу. Короче все все знают, Джеймс, - Майкут кивнул, подтверждая. Джеймс вздохнул.
- Тогда пошли, пошли! - и они пошли. Точнее, побежали.

В один чудесный день они заметили, что взрывающиеся ошейники на их шеях больше не мигают красным огоньком. Что это значило? Это значило, что они отключены. Что их можно снять. А потом разнести здесь все к чертовой матери.
Это значило, что Король больше не имеет власти над ними.
Это значило, что они свободны и наконец покажут, что такое месть.

Но хладнокровный Первый не дал собратьям поддаться порыву. Когда-то Шестой смог обезвредить свой ошейник. Он снял его, и охранники, это заметившие, несчастного тут же пристрелили согласно строгой инструкции от Короля.
Шестой... Шестой был слишком горяч. А теперь он мертв. Они не повторят его ошибки.
Первый сказал не снимать ошейников. Лишь ослабить, быть готовыми сбросить их в случае, если они снова включатся.
Все согласились. А потом, не сговариваясь, разбежались, радостно улюлюкая. Охранники лишь головами качали - опять Король их балует, разрешает где попало бегать.
Но на самом деле под прикрытием купания в фонтане и пожирания кухонных запасов карлики проводили рекогносцировку. Внутренние помещения и количество охраны они знали давно и прочно - теперь пора ознакомиться с внешними факторами, что привели к отключению ошейников.
Внешние факторы оказались благоприятны - Третий доложил о них и подал условный сигнал к сбору. Каким образом? Да просто завизжал на весь дворец:
- О БОЖЕ МОЙ ТАМ КАКИЕ-ТО МУЖИКИ ПРИСТРЕЛИЛИ ОХРАННИКА СПАСИ НАС КОРОЛЬ!!!
Крик этот, согласно давно проработанному плану, подхватили и остальные, устремившись, тем временем, в сокровищницу. Важной частью плана было убеждение ее стража покинуть пост тем или иным способом. А потому бедняга охранник подвергся настоящему писклявому словесному штурму от Первого и Пятого. Те размахивали ручками и наперебой кричали что-то о нападении, постепенно приближаясь.

Острова

- ¡Patria ou Morte!
За спиной раздавались недружные крики стражей. Сыны Удачи ответили во всю мощь аскаскатских глоток и все как один, а не в разнобой. Пора!
- ¡Patria ou Morte!
Куулау, прорычал это на выдохе. И полез вперёд. Сердце бешенно колотилорсь, а в голове крутилась подленькая мысль о том что повезло, он всё же не первый и даже не второй. Теперь главное не споткнуться, не…
- ¡Patria ou Morte!
В щит ударилось что-то тяжёлое да так, что Куулау едва удержался. А затем страшно хрипящий товарищ соскользнул дальше. Второй. Вперёд. Аскаскат уже не лез, а буквально взбегал по лестнице. Отбил рукоятью копья направленный в него гарпун.
- ¡Patria ou Morte!
Благословенная тень сменилась свирепым блеском Ярры. То кто шёл впереди с рёвом прыгнул вперёд через колья стены. Прыгнул на копья. Куулау видел как синекожие словили его на свои гарпуны и трезубцы, на острия из шипов и костей морских тварей. Как волна копий напрягласб, а потом буквально выбросили окровавленное тело за стену. Первый.
- ¡Patria ou Morte!
Он был наверху. Лестница торчала над краем частокола на добрых два локтя. Теперь надо было боятся ударов не сверху, а снизу, с платформы заполненной судемоагами. От них можно было закрыться щитом, да и верное копьё… Простые воины так бы и застряли на стене, играя с врагом в кровавые салочки, но Сынов Удачи учили другому. Аску и Сондельмар…
- ¡Patria ou Morte!
Куулау прыгнул. Прямо на копья. Кость и хитин ударили в щит, скользнули по меди доспехов, нашли щели, впились, закрепились… На мгновение ему показалось что он тоже попался. Нет, Сондельмар уберёг и Аску сохранил. Слишком мало попало, слишком крепок и тяжял оказался аскаскат. С треском сломался один наконечник, потом второй. И лишь на мгновение застыв в воздухе Куулау обрушился на судемоагов. Он чувствовал как под ногами дёргаются тела и прежде чем враги успели прийти в себя вонзил копьё в шею одному из лежащих.
- ¡Patria ou Morte!
Воин вскочил и выставив овальный щит вдоль земли навалился на него всем тело отодвигая синекожих. В спину что-то ударило. Ещё раз и ещё. А затем сверху посыпались Сыновья как креветки из сетей. Куулау сбили с ног и он бы погиб раздавленный под кучей тел, но сделанная из плавника платформа не выдержала и сломалась. Мешанина из брёвен и человеческих тел рухнула на добрых пять локтей вниз.
- ¡Patria ou Morte!
Куулау не помнил как спасся, как выбрался, как достал меч. Помнил только как распадались под его ударами синие тела, как брызгала кровь и летели прочь отсечённые руки и ноги. Аску хранил его, Сондельмар спас его, теперь же пришло время Хелшша.

*** * ***

В четырнадцатом веке штэйвиты не вели большой войны – её заменило множество малых. Ведь никуда не делись рохо и не счесть было набегов. Пускай с шарншагоголовым был заключен мир, но какое это дело чёрным дикарям. Даже их деды и прадеды не видели Марзуха. Если раньше опасность приходила в Рейн с Хеи, то теперь с Окуми. А народ великой воли не привык терпеть такое. Как встарь забили барабаны и запели флейты, сплетены были новые паруса и зарезаны лонгосы на мясо в путь и шкуру для доспехов. Южные дикари дёргали шинхофу за хвост, что ж теперь он повернётся к ним пастью.

Год за годом ходили штэйвиты походами на энэрегальское побережье, били чёрных, защищали цветношкурых, селились на освобождённом побережье. Энэрегальские племена, давно уже отрезанные от Энэргальеры легко подчинялись власти фюреров. В конце концов лучше иметь дело с теми кто тебя не ест. Да и селились штэйвиты не в сэльве, а на побережье откуда вытеснили рохо. Окумийские энэрегали и забыли уже как по морю плавать так что от смены соседей с врагов на союзников только выиграли. Да и торговля была хорошая. Штэйвиты же не только уничтожили самых свирепых налётчиков и уберегали родные острова, но и получали место для поселений. Вновь были у Штэйнрейна собственные паламнэры на лодки. А ещё своё вино. Ну то есть не своё, но кроме вина энэрегалям то и предложить нечего было в обмен на все те богатства что привозили купцы из-за моря.

Пока ополчение и таафейры завоевывали место для жизни и мир для родных островов швардвасс искал на войне добычу. Отряды по нескольку, а порой и по паре десятков пирог плыли на северо-запад или же на восток – грабить домов или же корахотцев. Эти штэвиты видят в добыче не меньше славы чем в отрубленых головах. Впрочем и головы режут умело. Чёрным конечно – глупо хвастаться энэрегальскими или токскими. Хотя на востоке иногда и сельты попадаются. Причём крупнее и сильнее обычных. Черепа таких очень ценятся, некоторые их отвозят на юг и там заказывают даэрам украсить их камнями и золотом. Такой череп настоящее сокровище.

В походах на север швардвассы встретили много удивительного. Например им попались синекожие люди живущие морем и меднокожие крепыши у которых каждая жинщина имеет пять мужей и недомерки ростом с мелкого подростка. Бывало что штэйвиты грабили чужаков, особенно синекожих оказавшихся вассалами чёрных. Но случалось и торговать. Тем более что союзниками хилых гальегов оказались аскаскаты. А с этими лучше дружить. Да и купить есть что – вещи не уступающие изделиям даэр.

***

Четырнадцатый век стал для Гальегии веком крови и бронзы, веком поражения и победы. На далёком юге пала под натиском чёрных Ватиилана и не осталось более аскаскатов на древней их родине. Многие погибли или попали в плен, но немало было и таких кто спасся за морем. И было куда. Ведь пока одни аскаскаты помогали сородичам или защищали свои дома, другие во главе войска гальегов обрушились на Южный Зубец. Первых же боёв было достаточно что бы стало ясно – не устоять синекожим под градом пуль, не сдержать натиск сыновей удачи не убежать от керраскатов. Мясом судемоагов кормили всадники своих ящеров, скальпами седемоагов укращали щиты свои аскаскаты, из синей кожи делали ловкие на рукоделье гальеги плащи.

У берегов равнинной страны не было мелких островкав и негде было укрыться детям Глаблали. Строили они стены и заставляли токов копать землю роя рвы и насыпая валы, но это не спасало, а лишь оттягивало гибель. Мелкие поселения пали под набегами керраскатов и гальежских пращников. Судемоаги стянулись в крупные, окруженные валами и стенами, но враги брали их одно за одним штурмом или измором. Таких городков было много, а потому война растянулась почти что на век, но судьба судемоагов была одна – смерть в бою или на рудниках. Гальеги освободили не одну тысячу сородичей и те быстро объяснили им что и как надо делать с захваченными в плен синекожими.

Даже после Корасона Южный зубец оказался благодатным краем. Пускай тут не было лесов, но зато не счесть эйровых рощ и бумидорников. На земле полно жирных варинэл и лонгосов, в небе летают вкусные тафити и гули, а море кишит рыбой. Сюда потянулись галежские переселенцы с Лекатана и Корасона, они быстро смешались с освобождёнными из рабства соплеменниками и фарфалями. Последних сперва недолюбливали как судемоажских подстилок, но среди поселенцев было слишком много молодых парней и мало женщин, а потому к концу века почти что у всех местных гальегов фарфали числились если не среди предков то уж точно среди родственников. Второй большой групой поселенцев стали беженцы с Хеи. Впрочем аскаскаты ветераны тоже нередко оседали на новозавоёваны землях, но как ни странно не среди сородичей с Хеи, а среди гальегов. Вообще же хотя гальегов было больше в западной части острова, а аскаскатов на востоке, но в целом селения и тех и других стояли вперемешку. И те и другие промышляли в море, собирали эйру и бумидоры, пасли авусов.

Впрочем новые земли принесли и новые, точнее старые опасности. Судемоаги соседних островов, среди которых было немало беженцев с Южного Зубца регулярно набегали на побережье. Не зря поэтому новые поселенцы обосновывались в руинах старых судемоажских городищ всё ещё окружённых осунувшимися рвами и валами.

Что касается токов, то жизнь их очень и очень изменилась. В старые времена судемоаги мало интересовались тем что происходит в глубине острова теперь же пришли новые хозяева. Они забрали у токов землю превратив плоскоголовых в пастухов своих стад и подёнщиков в своих рощах, но главное они наложили на желтокожих миту – трудовую повинность. Каждый год несколько тысяч токов отправлялись на работу в рудники Лекатана и Корасона, но лишь десятки из них возвращались назад годы спустя.

***

Сотни лет Гальегия была лишь жертвой для судемоагов. Трусливые наземники только отбивались и прятались за своими деревьями вдали от моря. Так было всегда. Ну кроме того чёрного часа когда ведомые злым проклятием обрушились они на Сонеарл. Но это было давно. Слишком давно и судемоаги забыли что нападать могут не только они.

Когда пришли вести о поражении под Корунией архагент метался по дворцу и не раз и не два видели как бился он головой о деревянные колоны восклицая:
- Куутулу! Куутулу! Верни мне моих воинов!
Он не прожил долго. И вскоре его сменил другой избранный, но доля доставшаяся новому правителю была столь же сладка. Неисчислимые орды гальегов обрушились на Южный зубец, а вместе с ними шли свирепые сухопутные шинхофу и отряды закованный в звонкий камень аскаскатов. И сколько не плыло с Фаримей отрядов на юг, а города и селения судемогов гибли один за другим. К чести этого архагента он не вопил и бился головой хотя приближённые не раз и не два видели как смотрит он на колонны дворца явно вспоминая предшественника.
- Куутулу! Куутулу! Верни мне мой остров!
Несказанные слова эти звенели в ушах. Потеря Южного Зубца была началом конца. Судемоаги не могут жить без моря, но где взять льну и дерево? Даже экспедиции на Осколок превратились в отчаянные походы, а уж про Яулу теперь только в песнях пелось. Набеги на соседей шли уже не ради богатства или славы, а ради лодок и сетей. Ради жизни, ведь без них море прокормит едва ли треть теперешнего населения побережья.

***

Долгие века жила Энэргальера спокойно. Жила как будто во сне. Вял и апатичен стал Великий Воспитатель, не учил ничему новому, да и старое повторял без былой страсти. Энэрегали жили как привыкли – собирали эйру, ловили амонитов и креветок, торговали с соседями. Даже в порты Раматы не заходили не столько из старой ненависти как по привычке. Нельзя туда и всё. Единственное что изменилось за века – появилась в столице стража из поселенцев аскаскатов что спаслись из гибнущей Ватиилы. Не несколько тысяч чужаков не изменили жизни миллионов пальцехвостых. Штэйвиты вновь стали друзьями, рохол так и не напали, с эльтами, ши и далёкими даэрами торговля. Судемогаи как и раньше приплывают за льной, пускай их и в разы меньше. На громадном рынке Рила'н'эры толкутся рогатые краснокожие незнакомцы предлагая непривыные товары и скупая даэрские диковинки. Ну и что. Всё равно завтрашний день будет такой же как и сегодняшний.

Но и в сонном мире пальцехвостых появилось новое. Когда Великий Воспитатель спит на яву, когда молитвы в громадном храме остаются без ответа, когда дорога повторённая тысячи раз становится рвом появляется желание странного. Возникает ощущение, что всё.. всё идёт как-то не так. Нужен другой, правильный путь. Нужен тот кто укажет его. И Указующий путь пришёл и пришли пророки его и молва о них ширилась по всей стране.

***

Победа! Победа! О как давно Альворада не чувствовала её вкус! Вкус мяса и крови, вкус когда проводишь языком по раскрошенным зубам и смеёшся. Долгой и кровавой была война на Трифорсе, но Аэсим пал и не осталось больше на острове непокорных судемоагов. Кто не склонился перед пинкааном те погибли или бежали. Всюду у моря живут теперь мирные синекожие под управлением капого. Тут и там разбросаны городки гальежских ремесленников что делают своими ловкими пальцами прекрасные вещи. Топоры валят столь нужную на Луго и Суэньосе гаргуту. Разве что племена в гуще лесов не проявляют должного почтения к альгвалисам из столицы. Впрочем что с них взять с дикарей этаких. На них как гляднешь так и не поймешь издали это фарфали или асккаскаты какие-то настолько грубы и свирепы. Впрочем воины они хорошие и сражаться за Альвораду не прочь. За соответствующее вознаграждение разумеется. Хорошо хоть дикаря можно купить за сущую безделицу.

Мир с Гальегией принёс свои плоды. Прежде всего расцвела торговля. Как бы ни хвалились мастера из Баргансы, а повторить изделия гончаров из Альворады им было не под силу. Но и во владения диктадоро не было ничего подобного меди, олову и бронзе. Потому плавали туда и сюда лодки полные товаров. Альворадская посуда стала знаком зажиточности в гальегии, а конквистадоры и легионеры одоспешились бронёй на гальежский манер, сменили каменные топоры и ножи из раковин на сверкающую бронзу. Впрочем металл не остался уделом знати – плотники и каменотёсы работали теперь бронзовыми топорами и зубилами, даже в деревнях во многих домах были привозные ножи.

***

Югра собиралась воевать Невимол, но судьба распорядилась иначе и вместо похода на запад пришлось раз за разом отбиваться от нашествия с юга. Казалось сама столица падёт, но в битве под стенами Аавенаша юдьяры разбили врагов. Однако до самого конца века не утихали большие и малые набеги. В пожаре войны сгорели селения судемоагов на Северном зубце, на Авенанме же они уцелели. Это не удивительно, ведь благодаря скотоводству и земледелию население Зубца увеличилось в несколько раз, а на засушливой Авенанме как и прежде югру кормило в основном море.

Сильное влияние на Югорзорсаго оказало завоевание Гальегие Южного Зубца. Раньше торговлю между двумя народами сдерживали судемоажские пираты, теперь же лодки могли плавать почти что свободно – лишь самые отчаянные из синекожих осмеливались заплывать в пролив между Зубцами. И как оказалось у двух народов есть множество интересного друг для друга. Главной приманкой для четырёхруких был конечно же металл. Он попадал к ним и раньше, но в мизерных количествах, а теперь изделия из меди и бронзы стали предметом вожделения всей югры. Они были крепки, удобны, красивы, богаты. Странно как раньше юдьяры обходились без них!

Ах, война! Нет ничего приятней для ньяронга. Ведь где еще сыщешь столько кровавых убийств? А это дело ньяронги любили, ибо бог создал их по подобию своему. А может, даже, по подобию того, кем он сам хочет себя видеть.
И в этой войне хэйше ждало поражение. Маленькие белокожие существа забрали всю их силу, очевидно - и город Стргар, что всегда стоял во времена древних войн, пал. Само воспоминание о нем Р'нукх постарался стереть как свидетельство своей ошибки. Город сровняли с землей, он не возродится более никогда.
Множество ньяронгов привел Вождь в новые земли, еще большее множество - пришли сами. Первые становились гаштами и их эцлопами, вторые - сцепились за новые угодья, коих было множество.
Вырос за ничтожно малый срок город Туршух - с самых первых войн здесь было множество поселений ньяронгов, разрастаться которым мешали только хэйше, ибо те самые первые войны здешних одноглазых сплотили и друг с другом они практически не воевали.
Стали Туршухты полноценным домом, и часть совета эцлопов его заняли близкие к Ронгашу горные глошты. Множество семей их прибыло в Туршух и сказал Вождь, что теперь они живут здесь. Схватились поначалу коренные туршухты за топоры, но разъяснил Р'нукх, что сами они слабаки и без помощи жителей верхних ньярглотищ и дальше бы жили в зарослях, а не в прекрасном приморском городе. Звучало вполне разумно, а потому после нескольких кровавых стычек все улеглось. Горные глошты быстро освоились, неприязнь к ним практически сошла на нет и стали они образцовыми туршухтам.
И оказалось, что образцовый туршухт не любит шуухта. Говорили в Туршухе, что ньяронг должен с чужеземцем уметь воевать и торговать. А шуухт - только торговать умеет, а значит он - полньяронга. Конечно, до убийств редко доходило, но мимо берегов друг друга шуухты и туршухты маленькими группами старались не плавать.
Вот такая местная специфика.
Появился и еще один город на бывших землях бывших друзей. Имя ему было - Хту, и никто не знал, что оно значит. Говорят, что когда пришли на то место глошты, то начали воевать друг с другом, и победила остальных одна единственная семья, семья Хту, во главе с сумасшедшим вождем. Основал он этот город, и собирался единолично им править, назвав себя Вождем Вождей Вождей и Царем Эцлопов.
Но, кажется, не сложилось. Потому что теперь живут здесь самые разные глошты, и средь эцлопов в основном те, кто недалеко от Тургаша жил. Глошты-то самые разные, а про семью Хту никто и не знает. Ни одного ее члена, по крайней мере, никто никогда не видел, а вождя уж тем более.
Зато Р'нукх теперь не только Вождь Вождей, но и Царь Эцлопов. Так он нынче приказывает себя называть.
Кстати, об эцлопах. Известно, что должность эта, как и должность вождя - хоть и пожизненная, но прежде всего выборная. Наследственность, конечно, играла свою роль, но неформально. Старый эцлоп хочет, чтобы дети его стали эцлопами, и всячески их к этому готовит. Но если находится кто-то получше - то ньяронги, да и сам старый эцлоп, без раздумий выберут его. Дети же эцлопа, хорошо обученные, вооруженные, богатые - формально власть имели немногим большую, чем обычные охотники. Кто-то, будучи честолюбивым, отрекался от семьи, собирал друзей-родственников и уходил воевать в Нижние, надеясь там обрести славу и влияние. Но это, конечно, путь не для всех. Многие оставались со своим домом. Такие ньяронги, как и другие богатые умелые воины, оказывались приближены к правителям, становились своеобразной гвардией и имели право советовать вождям. В конце концов, их тоже начали называть эцлопами, разом увеличив численность этой касты в несколько раз. И так вышло, что главных эцлопов впоследствии начали выбирать в основном именно из этих приближенных.
А еще - переговорил Р'нукх с эцлопами Ронгаша и Тургаша, созвал вождей горных глоштов. Разговор шел о Хр-Шуухе. И результатом его стал такой вывод - шуухты слишком хорошо живут для подобных им торгашей.
В итоге отправился Вождь Вождей и Царь Эцлопов вместо со своими вождями и эцлопами, а также многочисленными армиями горцев прежде всего на запад, к соленой воде. И сказали шуухтам, что отныне и вовеки будут те платить дань горным городам, ибо слишком уж много взаимодействуют они с чужеземцами и возникает вопрос: "А правильные ли они ньяронги?". Кстати, к горцам, что пообещали сровнять Хр-шуух с землей в случае неуплаты, присоединились и ньяронги Тукхриика, причем бескорыстно. Видимо, тамошних эцлопов пугало соседство с усиляющимися шуухтами и они были рады присоединиться к силе, что поставит наглых приморских на место.

Успешная война встряхнула ньярглотища. Множество глоштов двинулось на юг, соблазненные картиной жизни гаштов и желая стать оседлыми. Эта война была главным занятием ньяронгов в XIV веке, главным предметом обсуждения и темой песен.


Если одноглазый народ уже многие сотни лет воочию не видел своего бога и лишь пел о явлениях его песни, то жители Последней Ватилааны сей чести удостоились. Ибо смогли Хелшша удивить. Весь век провел он на севере Хеи, изумляясь и наслаждаясь происходящим побоищем. Волна за волной ложились черные, наполняя рвы телами, а пики на стенах - головами. Стояли аскаскаты стеной, что невозможно было ни разрушить, ни преодолеть. Горевал Хелшш, что не достались эти идеальные убийцы ему в годы рассвета. Грустно ходил ночами в образе Татуированного вдоль скалящихся черепами стен, нежно проводя по ним руками и что-то бормоча. Срывал ягоды растения, себе посвященного, в рот бросал одну за другой. Видом своим пугал случайных ночных зевак. Являлся жрецам, вдохновленно рассказывая о том, что аскаскаты поднимаются с колен, что скоро весь мир падет перед ними.
Но - не больше. Не помогал Татуированный своему народу. Может, сил не хватало. Может, вмешательством своим боялся нарушить идеальный механизм, что создали собою последние из истинных аскаскатов. А может, не любил их просто. Хотя последнее - вряд ли.


Получатели:

Источники вдохновения

Сперва Юя хотела выложить это в комментариях, но затем поняла, что глупо играя в богов, народы, войны и пафос обходить всё это в реальной жизни. Собственно я надеюсь все понимают, что мастер такой игры не может игнорировать некоторые события? Впрочем игроков это тоже касается. Юя видела своими глазами как сквозь современность стали пробиваться прошлое, порой недавнее порой архаика. И это были не скелеты, нет, эта древность оказалась куда живее современности. Это не была некромантия, а просто титаны напомнили карликам что основа культуры, а что лишь наслоение на нём.

Итак чуточку натуры:

Начало – есть надежда, но нету веры
ссылка

Конец – те кто будят Майдан должны понимать что он проснётся
ссылка

Суть
ссылка
ссылка

Огонь
ссылка
Юя в шоке от разницы того насколько буднично всё это выглядело вблизи и насколько пафосно издали.

Кровь
ссылка
ссылка

Цена
ссылка

Ну и на последок чуточку текста потому что видео не нашла. Единственная молитва которая понравилась атеистке Юе. И которая в ночь с 18 на 19 действительно помогала.
Почуйте всі до країв землі. Бо з нами Бог.
Могутні, покоряйтеся. Бо з нами Бог.
Бо хоч ви й знову повстанете, знову подолані будете. Бо з нами Бог.
І коли раду врадите, зруйнує Господь. Бо з нами Бог.
І що ви проголосите, не здійсниться вам. Бо з нами Бог.
Погрози ж вашої не боїмося і не захитаємось. Бо з нами Бог.
Господа Бога нашого будемо боятися і Він буде нам на страх. Бо з нами Бог.
І якщо буду на Нього надіятися. Він буде мені на освячення. Бо з нами Бог.
І покладатимусь на Нього й спасуся Ним. Бо з нами Бог.
Ось я і діти, що мені дав їх Бог. Бо з нами Бог.
Люди, що сиділи в темряві, побачили Світло Велике. Бо з нами Бог.
Ви, що живете в країні й тіні смертельній, Світло засяє вам. Бо з нами Бог.

И Савачика не удивилась, что оказывается эту молитву в древности использовали как боевую песню.

Тэрим

Фаланга дергалась под его пламенем, Каяраш слышал крики, ругань конечно, но сквозь ярость проступала боль. Только вот всё равно вражеский строй держался. Изогнутый, неровный, а всё равно неразрывный. Щит к щиту, плечо к плечу. Копья торчат наружу скалясь кремнем или обсидианом вкладышей. То что враги стоят так плотно было пожалуй хорошо. В бою с нормальным противником удача попасть в самую гущу, как правило пламя пропадало зря, тут же промахнуться было почти невозможно. Чернели щиты, пахло палёной кожей и волосом, но боевой огонь, этот дар Пируша находил самые малые щели и куски голой кожи. И тогда эллины ревели как раненные быки. Но фаланга держалась. Случалось что кто-то из воинов подавался назад, иногда даже бросая щит, но его место сразу же занимал другой.

Каярашу казалось он сражается не с людьми, а с огромным тысяченогим многоголовым чудищем покрытым броней из щитов и наставившим на кзабраков бесчисленные рога-копья. Он знал что ему не убить его. Что ж, не один эхекатля валик корхакорну, а стая. Покоритель собрал остатки пирушевого огня и сам удивился мощи что покинув его вырвалась в мир.

- У-у-ш-ш-ш-у-у-у-р-р-р!

Саошьянитам не надо приказывать. Как эхекатли на охоте, без знака, ведомые лишь чутьём и жаждой крови бросились они в атаку. Туда где пламя пробилось сквозь броню фаланги. Туда где билось в судоргах чёрный, но всё ещё живой кусок плоти.

- Хо! Хо! Хо!

Фаланга дрогнула и двинулась навстречу выставляя бесчисленные копья. Удар. Крики. Треск ломающихся древков и скрип сухой кожи. Вопли и кличи. Ноги вминающие асими в землю, пыль и кровь перемешанные в грязь и густо-голубое горное небо над тысячами сражающихся.

***

Тактика старых костяков была опробована веками – сперва на врага обрушивался град стрел, а затем, если противник каким-то чудом устоял воины отложив луки бросались в яростную атаку размахивая палицами. Так было раньше, так случилось и сейчас.

Гиты не ожидали нападения высадившись на берегу уже под вечер, но всё же выставили охрану. Не зря. Утром, еще до восхода Яры по тревоге подняли часовы спящих прямо на песчаном пляже бойцов. Первые лучи заискрились на морской ряби, осветили берег, уткнувшиеся в него лодки, неровную линию стрелков, а дальше приближающий строй щитоносцев.

Как и многие века до того били боевые бубны и стрелы стаями срывались с тетив. Густым дождём сыпались они на врагов. Но эрлов это не остановило. Как мегалокатль сквозь молодые деревья шли они вперёд. В этом бою всё решила рукопашная. Бой был недолгим, но кровавым. Едва ли половине старых костяков удалось спустить на воду лодки. Они сражались храбро, но сила ломает силу. Огнём и щитами столкнули забраки врагов в море.

***

Гимн оберег против игральных костей

Дрожащие ветви гаргуты опьяняют меня,
Рожденные на ветру, перекатывающиеся в углублении.
Как глоток воды в степи,
Показалась мне бодрствующая игральная кость.

Не бранила меня, не сердилась она.
Благосклонна к друзьям и ко мне была.
Из-за одной лишней игральной кости
Оттолкнул я преданную жену.

Ненавидит свекровь, отталкивает жена.
Несчастный не находит сочувствующего.
Как в старой каукорне на продажу,
Не вижу я пользы в игроке.

Другие ласкают жену того,
На чей разум накинулась игральная кость.
Отец, мать, братья говорят о нем:
Не наш он! Уведите его с глаз долой!

Когда я решаю: Я не буду играть с ними,
Отстану от уходящих товарищей, -
То стоит брошенным коричневым подать голос,
Как я спешу к ним истосковавшейся любовницей

В собрание идет игрок, спрашивая себя:
Я выиграю? (и) подбадривая себя.
Игральные кости рушат надежды, пресекают желания,
Отдают они счастливые броски сопернику.

Ведь игральные кости - цепляющие крючьями, колющие,
Порабощающие, мучающие, испепеляющие,
Дающие мимолетние дары, вновь поражающие победителя.
Пропитанные жиром, они мощно держат игрока.

Резвится их стая числом трижды пятьдесят -
Каждая кость голодный эхекатль,
Стая же подобна мегалокатлю
Даже вожди им кланяются и еле сдерживают дрожь.

Они катятся вниз, прыгают вверх.
Без рук они одолевают того, у кого есть руки.
Небесные уголья, брошенные в углубление,
Они сжигают сердце, хотя и холодные.

Страдает брошенная жена игрока
Мать сына, бродящего неизвестно где.
Обремененный долгами, испуганно ищущий у кого бы занять,
Идет он ночью в дом других.

Игрок стал мучиться, увидев женщину -
Жену других и уютный домашний очаг.
Но ведь он с раннего утра навьючил гаргутовых каукорн,
Вечером лег он перед огнем, как приёмыш.

Кто есть полководец вашей великой армии,
Вождб, первый в содружестве,
Ему я протягиваю десять (пальцев)
При нём произношу эту клятву: Я не удерживаю богатства!

Не играй с костями, охоться в пуще!
Наслаждайся имуществом, ценя его высоко!
Вот каукорны, о игрок, вот жена, -
На это указывает мне Кинаахи’сини.

Помириться с нами! Помилуйте нас!
Не привораживайте нас дерзко ужасным колдовством!
Да уляжется ваша ярость и гнев!
Пусть другой будет теперь на вашем крючке!

*** * ***

На севере Тэрима сцепились два мегалокатля. Но если в прошлом веке наступал молодой и голодный пустынный хищник, то в этом Эллика показала противнику всю свою мощь. Яростные атаки кзабраков разбились о стену щитов. Даже огонь и тот не сломил стойкость эллинов. Множество воинов полегло с обеих сторон, но земля вокруг руин Иллидора осталась за прежними обитателями. Эллины не только смогли удержать её, но вновь заселили. Как в прежние времена прошла граница по предгорьям Полемей.

Если на юге горцы только защищалит свои земли, то на севере сами перешли в наступление. В жестоких схватках разбили они кзабраков и спустились на равнины. Вновь, как и век назад пришли эллины под стены Теримбека. Долгой и кровавой была осада, но в конце концов пал Тэримбек и от гор до самого моря не осталось в той земле ни одного краснокожего. Не посрамил Неокл Кор-Хакский своего имени и омыл оружие своё в соленых волнах как некогда Неокл Древний в свежих водах Каулерпоса.

Но все воины знают, что судьба переменчива и кто сегодня радуется победе завтра будет горевать от поражения. Горькой вестью встретила царя-победителя Эллика по возвращении – пока воевал он Кор-Хак, дикари из Сомнеша захватили и сожгли древнюю столицу – Акринос. Где стояли дворцы и храмы ныне среди руин стоят шатры варваров, пасут кзабраки корхакорн на горных склонах и собирают пумилы в долинах.

***

Кроме войны важнейшим событием тринадцатого века стало для Эллики распространение гончарства. За одно поколение керамика из привозной роскоши стала обыкновением. Впрочем это касается лишь горшков эллинской работы, а вот изделия цвергов и дальше ценились высоко. Кувшины и кубки работы местных карлов были признаком достатка, керамика же привезённая из-за моря означала богатство и знатность владельца.

Вместе с керамикой обычными стали запасы оливкового масла, а главное мелитиса. Напиток этот настолько пришёлся по душе эллинам что скоро не представляли они уже жизни без него. Особенно любили его воины. Скоро уже по всей стране не только делали пумиловое вино, но и знали разные его виды. В одних краях мелитиса была крепче, в других вкуснее, в третьих слаще или кислее обычной. Торговля её процветала – по всей стране из конца в конец двигались караваны гружённые мехами с вином. Впрочем маслом, сыром, мясом и оливами тоже торговали весьма бойко.

Осевшие в больших прибрежных городах цверги сперва занимались лишь торговлей. Они брали товар у приезжавших с родины купцов, а затем продавали его. Позже среди них стали оседать ремесленники. К концу же тринадцатого века многие из местных цвергов взялись за вёсла. Ведь одна большая лодка повезёт товара не меньше чем целая вереница каукорн.

***

Тяжёла была война с Элликой, подалась она под напором Кзабракшаха в прошлом веке, а в этом же сама навалилась на него всей тяжестью своих фаланг и опыта бесконечных войн. Храбро сражались саошьяниты, не ослабли чары покорителей, но не осталось у сынов Алея былого страха перед огнём. Изгнали кабраков с гор, пал Теримбек. Удар этот рассёк страну на двое и весь север был потерян для шахов. Их там и дальше признавали верховными правителями, но о реальной власти говорить не приходилось. И как будто что бы посеять сомнения и проверить веру даровали боги глупым мятежникам из Сомнеша великую победу над эллинами. Когда весть о том достигла Ушура и Пилоша, где оплакивали как раз падение Теримбека лишь саошьяниты не усомнились в богоизбранности шахов. Пускай краток был час сомнений, но почувствовали Пирхи дрожание хавара. Ведь без побед и подвигов затухает святое его сияние.

Были трудности и на юге. В мятежной Гирштане те кто вырос в Кзабракшахре не прислушалась к послам, а уж дети их и подавно не покорятся власти шахов иначе как под принуждением. Непокорный Езд крепко держали Пирхи своей рукой, но война требовал их присутствия на севере. Сложно воевать у предгорьях Полемей живя на границе приталасских степей. И так шахи больше времени проводят в Ушуре и Пилеше чем в Езде. Оставаться на юге нельзя, но если покинуть Езд, не присоединится ли он к Гирштане?

Несмотря на войну, южный Кзабракшахр зстал куда многолюднее. Охота окончательно стала уделом самых бесплотных участков Кор-Хака, в остальных же местах паслись стада корхакорн. Кроме больхих жаджевых городов в оазисах возникло множество мелких постоянных поселений в которых регулярно останавливались племена при перекочёвках. Если бы война не забирала большую часть буйной молодёжи не миновать больших междуусобиц, а так жизнь текла относительно мирно. Впрочем схватки за пастбища и колодцы случались всё равно. Прежде пыстынное морское побережье стало заселятся. Появились так называемые водяные кочевники – кзабраки что жили кочуя вдоль моря, собирая выброшенное на берег волнами и то до чего можно было дотянуться не умея плавать. Корхакорн у солёных кзабраков было немного – не так для пропитания как для перевозки вещей, да и те кормились наполовину огневиком, а наполовину выброшенными на пляжи водорослями. И только на плодородном побережье северной Селемы возникали первые постоянные деревни.

***

Долгие века воевали забраки с гитами, случалось им сражаться с штирами или родичами кзабраками. Разве что с сельтами никогда не доходило до большой крови. Теперь же биться приходилось против всех. С востока надвигались бесконечные орды черных*, с юго-востока шли охристые гиты, с севера красные кзабраки, с юга же мохнатые сельты. Забрия сразилась со всеми ими.

Проще всего оказалось с сородичами. Сложнее всего было выдержать их набеги не отражая со всей мощью. Безнаказанными уходили разбойники с богатой добычей, а вслед их монархи слали ещё большую в подарок. И не прогадали. Богатсвами и грубой лестью купили они щиты и дротики варваров из Гирштаны и повернули те оружие своё на восток.

Со штирами договориться не удалось. Да и что с этими скотами разговаривать. Без боя отдали забраки крайние земли на востоке. Пылали покинутые ими селения и поля, гнали огромные стада корхакорн, спины людей и животных гнулись под тяжёстью вещей и припасов, но нельзя было унести и трети. Монарх приказал отдать мягкое что бы защитить твёрдое. Пирстед должен был стать камнем о который враги сломают зубы. Так и случилось. За тринадцатый век случилось семь осад города, сперва пять штирских, затем две гитские и все они окончились одинаково – залитыми кровью стенами и трупами во рвах. Древняя столица устояла.

С гитами воевали забраки не только на суше, но и на море перехватывая их суда что плыли к далёкой Селеме. Тех же кого не удавалось словить в море встречали уже на твёрдой земле. Лодки, щиты эрлов и огонь Пироса уберегли берега Талассы от вторжения.

Из всех врагов меньше всего боялись забраки сельтов и лишь им они проиграли. Неудачной была первая осада Элсвейра, позорным поражением для котов окончилась вторая. Нельзя было уморить его голодом, а брать стены сельты как следует не умели. Они учились, но каждый такой урок стоил большой крови. Удача или опыт тому причина, но на третий раз после кровавого штурма пал Элсвейр. Озверевшие от потерь и ненависти котолюды перебили всех его жителей не разбирая ни пола ни возраста ни народа. Своих сородичей убивали едва ли не быстрее чем нанависных забраков.

* Я надеюсь все помнят, что штиры чернокожие?

***

Как бы не расписывал Гиперсикер благостное сосуществование гитов и штиров назвать его безоблачным можно было только с большой натяжкой. Штиры всегда были и остались для гитов грязными скотоподобными чужаками обделёнными Мировой Справедливостью. С ними можно было иметь дело, порой это было выгодно, порой необходимо, но частенько опасно и всегда неприятно. Омовение после разговора со штиром считалось крайне желательным, а есть со штиром из одной посуды или отрывая мясо с одного куска прямо запрещалось ввиду их нечистоты. Те же из младших сыновй кто в погоне за мирским богатством брался работать на штиров по возвращении должны были пройти месячное покаяние постом и молитвой дабы вернутся в лоно Мировой Справедливости.

Впрочем нельзя сказать что гиты в тринадцатом веке относились к штирам хуже чем в двенадцатом. Нет. И уж без сомнения лучше чем в те века когда воевали с ними от самой Талласы до Зубатых гор.

P.S. Жить свободным штирам у себя гиты никогда не давали. О продаже земли и речи быть не может хотя бы потому что гитам она вообще в принципе неизвестна. А воспитанники из рогатых были такой редкостью что умирали так и не найдя себе пары.

***

Рынок в Акитосе был и остаётся крупнейшим местом торговли между разными народами Талассы. По хорошему внутренняя торговля Забрии ещё больше, но в тринадцатом веке, когда война разорвала веоквые связи рынки Стилтона или Ашбора для Сельтов и гитов доступны не более чем торжища в Гизе или Унамакалли. Акитос стал основным местом торговли сельтов с гитами, а также перевалочным пунктом в торговле Селемы и коренного Аксоса.

***

Война, торговля и дипломатия вот то чем занимался в посление века Гиперсикер. И надо сказать довольно удачно. Точнее хотя бы что-то из этой троицы у него получалось. В двенадцатом веке успех был полный. В тринадцатом… хм, пожалуй получилось с торговлей и дипломатией. Всё таки мир с эллинами дорогого стоит. И торговля что с цвергами что с гитами шла явно хорошо.

Подвела война. Всё таки не зря Фий бог удовольствий, а не этого опасного занятия. Среди извращений были и такие где удовольствие получалось через боль, но война… нет, пожалуй это уже слишком. Хотя Фий любил повещать через Гиперсикера про опьянение в бою, но ни он сам ни его аватара лично к такому не стремились. Наверное это чувствовалось. Или может дело в том что враги попались законченные извращенцы отдающиеся кровпролитию без малейшей задней мысли и при том искренне считающие убийства и причинение боли другим достойным делом. Как бы там ни было, а с войной не сложилось. Покуда штиры заполняли своими телами рвы Пирстеда или гибли от голода в его разорённой округе забраки из Гирштаны сожгли и разграбили Кол-Дур, да так основательно что не только сам город, но и его округа совсем запустели.

***

Цвергардум процветает и нечего к этому добавить. Нету в нём войн, не случилось землетрясений, великих извержений вулканов и огромных вол с моря. Не о чем складывать эпос. Время это затеряется среди других веков. Но пожалуй большинство цвергов живших в те времена были ими вполне довольны.

***

В тринадцатом веке Корахот защищался и нападал. Стали стеной лодки между Дамопотом и Корахотом и не пустили врага на берег. Не помогли ши ни доспехи из сверкающей и звонкой красной кожи, ни многочисленность, ни свирепость. Энэрегали и цверги покрыли себя славой в морских сражениях. Совсем по другомус сложилась судьба токи что отправились к берегам Сельтусии грабить кошек. Флот их попал в шторм и был выброшен на незнакомый берег. Большинство плоскоголовых утонуло, из хторров же вообще никто не уцелел. Остатки войска легко добили свирепые сельты.

Невозможно скрыть очевидное. Невозможно спрятать огромное. Нельзя терпеть то, что жжет душу целому народу.
Хэйше оказались слабы. Огромное двухвековое заблуждение Р'нукха, а потом и остальных ньяронгов рассеялось, когда бывшие "друзья навечно" перегрызлись сами с собой из-за отвратительных белых чужаков, когда хэйше пошел против хэйше ради того, чтобы защитить своих порабощающих подстилок из далеких земель.
Не смог сердар удержать свою власть среди ополоумевших от похоти западников. Не смог сдержать весть об этом Р'нукх от своего народа. Да и не пытался.
В презрении уходили ньяронги из юго-восточных земель, вся слава и честь этой войны превратилась в позор. С ненавистью говорили вожди о бывших союзниках, жаждал мести одноглазый народ. Считать друзьями, воевать бок о бок с теми, кто не имеет воли противостоять белым дьяволам? Кто способен пустить чужаков в свои земли и дать им развязать братоубийственную войну? Два века назад ньяронги чудовищно ошиблись, посчитав хэйше достойными дружбы, и сейчас расплачивались за это бесчестьем.
А за бесчестье ньяронг привык платить кровавым убийством.
Собирали влиятельные вожди армии, сходились в города жители лесов. Не играла музыка войны, но висело всюду молчание ненависти. Древняя, первобытная злоба поднималась в одноглазых, стирая налет цивилизованности. Чужаки задели честь. Убить.
Р'нукх заперся в своем дворце и никуда не выходил. Круглые сутки в жаровнях курилась дым-трава, заволакивая все облаками дурмана столь густыми, что только Вождь Вождей мог находится в сознании здесь. Дым притуплял ненависть и горечь. Развалясь на троне из костей, он думал, как чудовищно ошибся. Он обманул свой народ, он шел по неверному пути больше двух веков. Лишь он, вечно живущий, мог осознать, насколько он глуп.
Признать слабаков равными ньяронгам. Признать чужаков своими. Нет, лучше не думать об этом. Надо подкинуть еще ветку в огонь.
Холодная ладонь ложится на огромное красное плечо. Голова вмиг становится ясной, а с ясностью приходит убийственное презрение к себе.
- Зачем?.. - Хрипит Вождь.
- Затем. Хватит просссишшживать сссзадницу. В чесссть меня убивают лишшь злобусов да иногда - эльфок и одноглассзых слабаков. Мне ссскучно. Я решшил вернутьсся и напомнить вам, кто вы ессть.
- Я ошибся. Я хочу умереть.
- Нет, ты хочешшь кровавых убийссств. Их-хи-хи! - Звонкий щелчок пальцами в тишине темного помещения.
Мысли меняются, уходит самобичевание. Теперь он знает, как исправить ошибку.

Они пришли в Ронгаш, чтобы убить Вождя Вождей. Множество ньяронгов, ветеранов недавнего похода, пришли спросить с Р'нукха за обман, ведь придя с войны, обещанной им как "славная",войны, полной голода и смертей, они встретили лишь презрение. Со всех ньярглотищ собрались они, и не было шанса у Первых защитить дворец. Их перебьют, а потом вытащат этого запершегося в отчаянии труса и заколют копьями, как огромного сетуса. Так будет.
С грохотом рушится стена дворца. Чудовищный рев оглашает окрестности. Разлетается в сторону, разбегается стража из Первых, за ней и те, кто подошли слишком близко.
Вождь явился.
- Нет у нас больше чести! Нет славы! Нет силы! Гррр! Только кровью смоем позор, нанесенный серокожими! Их кровью! - Разносится крик. Все внимают.
Р'нукх окидывает налитым кровью взором сотни ньяронгов вокруг, сжимающих копья. Бросает раскатисто:
- Уже собрались. Хорошо. Мы идем в Нижние. Сегодня. Сейчас.
Одноглазые воины опускают оружие. Раздаются восхищенные голоса. Нет, они не убьют Вождя. Они пойдут за ним и убьют врагов, как в старые добрые времена.


***
Хоть и вернулся в Ньяронгу древний обычай - тотальная война, но не прекратились и мирные дела. Все шло своим чередом, и цивилизация проявлялась повсюду.
Окончательно разделились городские ньяронги и дикие. Первые теперь зовутся гашты, а вторые - глошты.
Гашты ведут оседлый образ жизни, активно торгуют с чужеземцами и развивают ремесла. Городские семьи объединились в дома. Пять домов в Ньяронге по числу городов - Ронгашты, Тургашты, Хриикты, Шуухты, Хэйшшеркты (да, снова сменил название древний город. Все возвращается на круги своя). Совет вождей от каждой семьи дома правит городом, регулируя как внешнюю политику, так и решая внутренние проблемы. Члены совета зовутся эцлопы и имеют большую власть во всей стране, ибо город, объединяющий множество семей, является силой.
Глошты кочуют в поисках более богатых охотничьих угодий и пастбищ. Если живут не на границах, то торгуют в основном с гаштами, меняя дым-траву и откормленных злобусов на керамику или мягкий кровяной камень, о котором позже, либо же на камень твердый и черный. Фактически они, как и встарь, представляют собой множество разрозненных семей, набегающих друг на друга и порой на гаштов, но обычно эцлопы ближайшего города имеют над ними некоторую власть.

Возник еще один интересный феномен - разделение занятий гаштов по половому признаку. Все реже женщины ходили на войну и пасли злобусов, зато все больше среди них встречались ремесленницы и мастерицы. И богатели они стремительно, ибо к делу своему относились ретиво; а еще потому, что куда удобнее было заказать горшок или топор у местной умелицы, чем пытаться сделать вещь самому или идти в долгий поход на торги к чужеземцам.
Впрочем, у глоштов большей частью все было по-прежнему.

И, наконец, о главном. Издавна, помимо боев и убийств, страстью ньяронгов было оружие и украшения. Каждый воин стремился украсить свою дубинку резьбой, а себя - татуировкой и пирсингом. Но непросто было на черном камне вырезать желаемый узор и придать ему нужную форму; трудно было обработать кость так, чтобы она красиво смотрелась в ухе или носу.
Мягкий кровяной камень, увиденный у хвостатых черных чужеземцев, сразу стал мечтой любого ньяронга. Имея подходящие инструменты, ему можно было придать любой желаемый вид. Украшения! Оружие! Украшенное оружие! Все, чего хочет охотник!
Огромным ажиотажем пользовался новый товар, но только самые богатые могли себе позволить покупать его у черных. Все изменилось, когда в Ронгаше сообразили, что маленькие красные куски, всюду валяющиеся под ногами и особенно часто встречающиеся при рытье ритуальных ям - и есть кровяной камень, только необработанный.
Что после этого творилось в Верхних Ньярглотищах - не передать.Кратковременный хаос. Множество семей из низинных глоштов двинулись в горы войной, полные жажды богатства. Большинство, конечно, потерпело неудачу, но кто-то и зацепился на новых землях. Потери обеих сторон были невелики, ибо война была одной крови, но масштабы впечатляли. Даже на Ронгаш случались набеги (депрессивное затворничество Р'нукха тому поспособствовало). Зато это помогло горным гаштам и глоштам сблизиться перед угрозой - и к концу медной лихорадки дикари гор жили уже почти как гашты, в каменных домах и со всеми удобствами.
Впрочем, все утряслось. Кровяного камня оказалось очень много и его обработка стала главным занятием в Ронгаше и Тургаше. Этим две столицы обогатились и укрепили свою власть пуще прежнего.
К концу эпохи каждый ньяронг мог позволить себе копье, топор и гору украшений из кровяного камня. Формы и размеры, благодаря вариативности обработки чудесного материала, очень разнились от семьи к семье. Стандартом, впрочем, стал длинный топор с узким изукрашенным бойком и копье, чей наконечник вытянулся и был подобен длинному ножу, способному и колоть, и рубить. Среди украшений были популярны браслеты на руки и ноги, а также кольца, стягивающие иглы на голове и спине в модные пучки.
Уж совсем отличились в украшательстве Ненавидящие - кровяной камень, сказал им Хелшш, есть камень благословенный, а потому увешиваться им надо с ног до головы. Не было места на коже нынешнего Ненавидящего, свободного от блестящей красным металлической штучки, воткнутой в плоть. А ритуальные палицы окунались в расплавленный священный металл полностью, приобретая в весе и эффектности.

Те же Ненавидящие занимались не только самоукрашением, но и делами полезными. Кроме непосредственного участия в новой войне исправно доносили они до одноглазого народа волю Хелшша. И, помимо криков о том, что надо убить всех хэйше, почему-то говорил бог о сетусах. Да-да, сетусах. Мол, не нужно охотиться на них ради еды - хоть и большие они да мясистые. Мол, сетус теперь - животное войны, животное врага, как хешшмикт у ньяронгов, и нельзя его просто вот так есть. А надо устраивать ритуальные охоты периодически. Скажем, раз в год. С празднествами и посвящением молодых ньяронгов в настоящие охотники. А когда хочешь просто поесть - поймай что-нибудь другое. Или домашнего злобуса прирежь.

Высоко цениться стали низовые ньярглотища, не заросшие деревьями и кустарниками, ибо очень удобно было в них выпасать злобусов. Но таких мест - немного, и частенько за них случались стычки. Ну и тут помог чудесный кровяной камень! У каждого низового злобусовода из гаштов, а потом и из глоштов среди обязательных предметов, помимо топора боевого, стройного да острого, появился топор бытовой, широкий и тяжелый. Легко рубил он нежную древесину высоких ньярглотиков, и падали огромные деревья, освобождая пустоши для выпаса. А из поваленных стволов при помощи того же топора можно было сделать себе отличное временное жилище.


***
Знали ньяронги века крови и поглощающей разум ненависти. Знали века мира, чести и цивилизованного развития. В XIII эпохе Юны и то, и другое сплелось воедино.





Получатели:

Хея

Камия вскочила на ноги. Пограничница уходила уводя за собой Тарика. Тот обернувшись жалобно смотрел на жену. У него вырвался полустон-полувздох, но сказать что-то в голос, а тем более скинуть со своих ягодиц огромную лапищу он не посмел. Трус. От этой мысли Камии стало горько. Что с него взять. Он мужчина, это она тут женщина. Надо было крикнуть им вслед, надо было готовиться к драке, но… но она промолчит. Пограничница почти на две головы выше, вдвое шире, а её рука немногим тоньше ноги Камии. Эльфика почувствовала непривычный вкус на губах. Не горечь нет, кровь из разбитых губ. Сглотнула, а потом упала на колени и разрыдалась. Взрослые женщины не должны так себя вести, но сейчас ей было всё равно.

Услышав за спиной плач Тарик дёрнулся. Пограничница почувствовала это, прижала к себе, взъерошила волосы.
- Жаль, что такой красивый мальчик достался такой слюнтяйке. Пора тебе узнать что такое настоящая женщина. Тебе правда не повезло – через два дня я в поход, так что скоро вернёшься к своей слабачке. Она меня ещё благодарить будет. Нам ведь нельзя рожать детей от всякой мелочи, так что я научу тебя кое-каким штучкам.
Воительница расхохоталась и смачно шлёпнула Тарика по заду.

***

Хрус стонал под ударами топоров. Твёрдый камень выел в стволе настоящие ямы, но дерево стояло всё ещё крепко. Огромное, толстое, раскидистое, но возвышалось посреди саваны как злобус между авусами. Раньше аскаскаты ценили пдобные за тень и сладкие плоды. Раньше, но не теперь. Пришло время когда большие деревья срубают те только на берегу но и за день, два хода от него. Чем больше ствол, тем он тяжелее, тем труднее его срубить, не говоря уже о том что бы дотянуть до берегов моря. Но аскаскатам надо лодки. Большие лодки. Народ копий не может полагаться более на стрелы – вся надежда его на вёсла.

***

Не сговариваясь противники разошлись. Боевые кличи стихли и лишь стоны раненных время от времени перекрывали звуки тяжёлого дыхания. С права и слева неслись звуки боя да и тут передышка была временной. Крках, подвинул плечём бойца и вышел вперёд. До врагов было не больше десятка шагов. Он хорошо видел как напряглись зеленокожие плотнее сомкнув щиты и подняв дротики. Десятки острых жал смотрели прямо на ненавидящего. Крках заревел и потряс над головой огромной маронговой палицей. И его вызов приняли. Её было видно издалека. Это остроухая возвышалась над прочими как сетус. Высокая, длинноногая и длиннорукая, под блестящей гладкой кожей перекатываются гибкие мышцы. Древко короткого копья было толщиной с рукоять палицы. Зелёнка что то сказала своим противно-звонким голосом. Кривила губы, демонстартивно смотрела сверху вниз, на приземистого по сравнению с ней ньяронга. Крках зашипел, выкрикнул ритуальные оскорбления. Он уже понял что встретил противницу равную себе и бой с ней станет подвигом. Даст Хелшш не последним! С резким воплем ньяронг бросился вперёд.

***

Неизвестно кто и когда завел этот обычая, но весть о нём разошлась по Ватииле. Весь народ копий, от мала до велика, знал что надо делать в последий миг когда челны лишь кормой касаются песка, а ноги стоят мокры от солёнолй воды. Тогда надо сделатть несколько десятков шагов, покуда пляж не сменится травами саванны. Там принести в жертву авусов и попеть молитвы Аску, затем порезать скулы и молча оплакать потерянную страну. Плакать кровью. А потом будь это день или ночь, пред лицом Яры или лун вдруг говорят аскаскаты одно слово. Не сговариваясь, не по сигналу, а когда сердца их созреют. Скажут и развернувшись идут к своим лодкам что бы покинуть страну свою навсегда. То слово они не забудут никогда и передадут его своим детям, а те своим. Будет оно клеймом и печатья, будет опорой и обузой, будет судьбой и проклятьем. Слово которое аскаскаты не забудут никогда, слово что впиталось в воздух Юны и проникло в её воды, слова которые можно услышать в шорохе волн о северный берег Хеи.
- Ваанавэра*.
Да будет так.

* Мы вернёмся.

*******

Не такой ждали враги, не такой. Хотя о чём-то подобным ньяронги втайне мечтали и молили богов. Что ж их услышали. В двенадцатом веке на стала Атаквирия ждать удара, вышли эльфийки навстречу противнику и стонала земля под ногами сетусов, дождём летели стрелы и дротики, а неистовые пограничницы щедро поливали землю чужой и своей кровью. То было не время засад и манёвров – грудью сходились враги.

Ударили атаквири на север и на запад. В кровавых боях перебили они отряды хэйше и сами прирождённые не смогли остановить натиска зелёнокожих. Подступили остроухие к стенам Рангара и после нескольких неудачных штурмов захватили город. Бежали хэйше на запад, а в бывшей их твердыне угнездились эльфийки. Только не бывает война из одних побед. На севере в кровавых битвах сточились отряды пограничниц, гибли в ловушках и от ран сетусы. И когда пришёл час не хватило атаквирям сил сдержать натиск первых ньяронга. Как сель спустились они с гор и прорвав оборону захватили земли что многие века уже принадлежали эльфийкам.

***

Ньяронги мечтали о великой войне – они её получили. Пожалуй даже слишком. Из трёх воинов что ушли сражаться с двуглазками возвращался лишь один. Много славы было у этих ветеранов, много было сложено песен и расказано историй о подвигах. Но не хватало добычи, захваченных земель. Не давала эта война ничего что можно было бы оставить своим детям. И про себя многие старики с горечью провожали детей жадущиъх славы. Впрочем сами молодые ньяронги знали за что воюют. За честь и славу. Без них ты никто, не быть тебе не то что вождём, а даже старейшиной, не будут слушать тебя на советах и не найти себе пару. Тем кто выживет достанутся стада и невесты погибших. И лишь одно пугало – слишком многие гибли в той войне не в бою, а от голода, лишений и холодного горного тумана.

Разведение злобусов с одной стороны будто увеличило угодья ведь там где раньше могла с трудом кормиться одна семья, теперь легко могло жить две, а то и три. С другой же стороны слишком большой ценностью стали низкие ньярглотиша – там и пастбища лучше, и злобусов пасти куда как легче. Не то что в лесу или зарослях кстарника. А последних становилось всё больше. Расплодившиеся няьронги всё чаще охотились на сетусов, особенно ловки в этом деле были ветераны атаквирских войн. Уж им то не надо объяснять что такое сетус и с какой стороны к нему подход. Но чем меньше сетусов тем меньше лесов и зарослей становилось ньярглотовыми пустошами*.

Торговля дым-травой, то есть копчёным** вонючим ньярглотиком пошла так бойко, что одноглазые даже не верили что когда-то их предки не возили её на продажу. И если в торговле с рохо главным товаром оставался обсидиан, то у владеющих звонким красным камнем дэлов куда лучше шла дым-трава.

* Ньярглотовая пустошь – местность, как правило относительно равнинная заросшая мелкими ньярглотиками. Лучшее пастибще для злобусов, ну а заодно и маронгов.
** А иначе в тамошнем климате и не высушиш.

***

Никогда прежде не находился Хэйшур в такой опасности. Никогда прежде не попадал он в такую беду. На востоке неистовые эльфийки захватили Рангар сделав внутри древних стен своё логовище. Но главная беда случилась на западе. Там произошло то чего не было никогда прежде – брат поднял руку на брата и хэйше открыто убивали друг-друга. Мерзкие бунтовщики подстрекаемые совратившими их фарфалями подняли мятеж против законной власти сердара. В то время как честные хэйше гибли защиащая свою землю на востока, на западе вэннарцы резались с бунтовщиками. И случилось немыслимое – волею злых демонов фарфалеложцы победили. Вроде не так уж и много потерял Хэйшур, а силы его от двойного удара почти что уполовинились. Старый страх поднялся из глубин и как в древние времена истово звучали молитвы Сетсубо.

***

Величайшим творением знахарского круга стали пограничницы. Отныне обладали они врожденным безстрашием и свирепостью. Последнее правда породило массу проблем в мирной жизни, но ради победы атаквири были готовы смириться и не с таким. Раз за разом подходили великие искусницы к воительницам и понимали, что ни отнять ни прибавить не способны более ничего. Разве что сделать и так больших пограничниц ещё крупнее*. Но и так были эти эльфийки неудержимы в бою и не ровня им были простые няьроги, подвигом для первых или ненавидящих было выжить в поединке с ними.

Без пограничниц и речи не могло быть о наступлении, они были костяком тех войск, что заставили нряронгов истечь кровью и захватили Ранагару. Беда только что без присмотра мудрых знахарок и оказавшись отрезанными от страны смешались тамошние пограничницы с прочими атаквирями и дети их мало чем отличались от остальных эльфиек. Хотя некоторые считали что дело не столько в нарушении чистоты крови, сколько в отсутствии у детей должного питания и ухода.

Не менее знахарского круга повлияли магички, что лечили жизненной силой. Теперь каждая эльфийка знала – если она не погибнет, то её спасут, а если не потеряет руку или ногу, то вновь будет сражаться против ненавистных ньяронгов. Впрочем даже свежеоторванные конечности иногда удаётся прирастить, а уж пальцы или уши так и подавно. Это знание помогает воевать отчаянно и бесстрашно. Правда ходят слухи что некоторые трусихи специально калечатся что бы их отослали домой. Потеряв руку бегут к врачам забыв подобрать конечность. Выбрасывают отрубленные пальцы в кусты. Трудно поверить в то что эльфийка может жизнь свою поставить выше целей державы. Что предпочтёт жить в позоре, а не погибнуть со славой. Что бы пресечь подобную ложь, Верховная мать распорядилась переводить калек в сетусерию. Сидеть в корзине можно и без ног, метать дротики со спины сетуса можно и одной рукой. Воистину несокрушима Атаквирия – страна всеобщего подвига!

* Юя глянула на пограничниц и ужаснулась.

***

Загнанный враг сопротивлялся со свирепым отчаяньем. Битвы последней войны, как назвали её в Дэлладуре, были победоносны, но кровавы. Многими смертями приходилось платить за каждое поле саванны, за каждую лозовую лощину или хрусовую рощу. Не лишней, ох не лишней оказалась помощь присланных Марзухом эльтов из Ахади. Но к концу века лишь Ватиилана и её окресности остались от некогда великой страны. Тут должна была произойти последняя битва. И она случилась. Но не суждено было пасть последнему оплоту аскаскатов. Как и века назад под Саамией откатились дэлы и домы. Красен был от крови вал Ватииланы. Чернела телами саванна. Смертельно раненный керр всё ещё опасен – челюсти его не ослабли, зубы не затупились.

Аскаскаты в большинстве своём предпочитали бежать или пасть в бою лишь бы не попадать в руки своих извечных врагов. Не всем удавалось. Пускай и много меньше чем рассчитывали южане, но удавалось чёрные захватывать пленников. Как соль в воде растворялись они в огромном Дэлладуре. Рабов из аскаскатов были тысячи, даже десятки тысяч, но фарфалей несравнимо больше. Из буквально за несколько поколений аскаскаты растворились в этом море. И не осталось никого помнящего аску. Но среди дэлладурских фарфалей случаются непривычно высокие и крепкие.

Двенадцатый век стал эпохой когда дэллы открыли для себя медь. Они знали её и раньше, но прежде его было слишком мало что бы изменить их жизнь, а теперь он использовался всюду – от наконечников копий до топоров и мотыг, всё теперь делалось из красного металла который в огромных количествах добывали в рудниках возле Алтан-зара. Там сгинула добрая половина захваченных в плен аскаскатов, там каждый год таяли жизни тысяч фарфалей. Но зато не было в Дэлладуре недостатка в меди и много её продавали ловкие хвостатые купцы в Занзару и Ньяронгу. Кроме старых торговых путей по река устоялись и новые – по морю. Правда в обход Хеи мимо Ватииланы деээладурцы плавать не решались, но вот в Хрр-шуух вполне. Да и с Гальегией вновь завязалась торговля. Теперь дэллы смогли оценить не только знаменитую альворадскую посуду, но и работу тамошних медников. Да. было чему поучится. Жаль только что к концу века отношения с гальегами сильно ухудшились из-за нападений на северных купцов под Ватииланой. Тогда пострадали не только гальежцы, но ещё и коморрцы, ведь никто больше особо и не плавал к полуострову Первого Зерна с запада*.

* Само собой с востока дэлладурцы никого блокировать не могли.

***

Халатран. Раньше так называлась лесная страна эльтов, теперь же большая их часть живёт в саванне. Не стало котолюдов меньше в лесу, но несравнимо больше их на просторах где пасутся авусы и корунны, где прячутся в зарослях лозы злобусы, где рыскают кузьки и керры. Счастливый край охоты. Страна верных Атуму эльтов. Впрочем у их лесных сородичей тоже есть причина обратится с молитвами не к безответному Элтаниэлю, а Атуму. Некогда к западу от Халатрана растилался такой же хрусовник в котором жили дэллы. Когда-то их было не больше чем мохнатых. Но это было давно. С тех времён чащу заполонили чернокожие и светловолосые. Для грядок тэдо они срубают столько ветвей, что хрусовник стал светлым и земля прежде знавшая лишь гниль и грязь стала покрываться зеленью. С жадностью смотрели соседи на тёмную и девственную пущу Халатрана. Раз за разом вторгались они в его пределы основывая всё новые и новые деревни. И столько пришельцев что и глупцу ясно – не устоять перед ними лесным эльмам. Вся надежда на бога и на посланца его на земле.

P.S. А война будет в островах.

Хейше
Не впервой было маленькому народу встречаться с ненавистью и презрением власть предержащих. От Сенаяллы Элисионской и Кутуулу-аскаската, от эсколидо Альворад и до Марзуха, грозного царя рохо, всюду преследовала фарфалей ненависть правителей и указы об изгнании или убийстве. Боялись владыки юнские первенцев Веселой Богини, боялись порой сами не зная почему, словно по наущению свыше и чтобы отогнать эти мысли придумывали нелепые объяснения и оправдания.
Но к счастью находились и те (в основном среди простого народа), кто заступался за светловолосых детей богини Любви. И вот уже пошли по западному Хейшуру шепотки о том, что и сердаровой власти должны быть пределы и что и у правителя перед народом долг есть. Они хейше запада, отправляли своих сыновей на восточную границу сражаясь за клочок земли, от которого им то все равно проку никакого не будет, а где был сердар и его воины когда одноглазые набегами ходили?
Конечно не ускользали шепчущиеся от бдительного ока Всевидящих, но становилось их все больше - а шепот, все громче. Мол, где уж сердару рассуждать о слабости и силе воинской, когда ему смелости не хватает против одноглазых выступить! Кричит о исконных землях Хейшура, которые надо отобрать у атаквирей, да только есть еще те, кто помнит где были земли хейше - по которым сейчас ньяронги бродят. Прадед мой воевал с ньяронгами и прадед его тоже воевал - бок о бок с зеленокожими, а нынешний сердар перед чудовищем одноглазым стелется - ну и кто здесь слаб и труслив? Это не из-за фарфалей, это из-за него шмикта, ослабли хейше и стали подстилками ньяронговскими, а сердар дрожит от страха за свою власть и Всевидящие закрывают глаза свои на набеги одноглазых на наши земли - а мы должны детей наших на войну с атаквирями на востоке отправлять, от которой нам ни толку ни пользы! А не пора ли показать сердару каковы на самом деле воины хейше?
Суетятся конечно Всевидящие, стараются выполнить сердаров приказ, да только их мало, а хейше на западе много. Раз - и нет сердарьего слуги. И никто его больше не видел. Мы то хейше простые, не всевидящие вовсе.
Но слава Виэли пока и не одноглазые.

Коморра
Вольный город между тем процветал, на радость новому аманту. Рискованная авантюра его предшественника обернулась полнейшим успехом (не считая разумеется бежавших вглубь острова гальег) и теперь во власти Коморры был целый остров. Скромный задел, для грядущих свершений - однако вместе с тем воодушевляющий. Среди полуразрушенных государств островов, грызущихся между собой и враждующих с внутренними врагами, Коморра стабильная и хорошо защищенная выглядела довольно выигрышно. Разумеется её легко было взять с суши, пожелай того Великая Тень, но хитроумный амант уже принял некоторые меры по установлению самых дружественных отношений с грозным Дэлладуром и теперь Леесо Мудрый (так прозвали аманта) мог дать волю своим амбициям. Мелко мыслили предшественники и предшественницы, мелко. Не один вольный город - целая держава, великая и сильная произрастет из этого корня, объединив все острова. Когда склонятся Лекатан и Корасон, со всеми своими несметными богатствами, никто в море не сможет сравниться силой с амантами коморрскими.
Но приятнее всего чванливому судемоагу было другое. Сильнее всего грела ему душу мысль о том, как повторяется, в тоже время однако искажаясь до полной противоположности история. Когда то Альворада покорила Коморру. А теперь Коморра покоряет бывшую Альвораду

Йонг-ши
Вошедший в храмовый зал четырехрукий не приносил жертв массивной уродливой деревянной статуе, изображавшей Ву Ши. Не возносил он и молитв, несмотря на то, что в жилах его текла кровь избранника Голодной Богини, великого Сянь Ю и следовательно он являлся верховным жрецом. Нет, многорукий великан лишь молча стоял, вглядываясь в грубо вырезанное лицо деревянного идола, терявшееся во тьме (скудного света факела который гигант нес в одной из своих рук было явно мало чтобы разогнать тьму)
- За что, мать? - Наконец спросил четырехрукий - За что? За что бросила? За что оставила? За что наказала? Прошу тебя мать. Я слышал, что предки мои слышали твой голос и что великий Сянь Ю, даже видел тебя, но ко мне ты не обратилась ни разу. Прошу тебя мать - Йонг-ши рухнул на колени и низко склонил голову - Прошу тебя, не о милости, не о спасении - прошу тебя, ответь! Скажи - за что?! Скажи, где мы прогневали тебя? Скажи - в чем мы ошиблись? - Он вскинул голову, впившись взглядом в "лицо" идола и кусая губы, но ничего не произошло, только шумел ветер в кронах паламнэр
- Да пусть и нет причин, пусть лишь прихоть твоя, скажи! Мать... Ответь! Дай силы! Дай веру! Дай... дай знать что ты есть, что ты слышала меня, что не растратил я свою жизнь, кланяясь проклятому КУСКУ ДЕРЕВА!
Последние слова гигант прокричал вскакивая с ног и бросаясь вперед, явно сам не понимая что делает, а затем замахнулся рукой в которой держал факел на истукана, но в этот момент, резкий порыв ветра погасил факел. Йонг остался в темноте, в которой было слышно только его тяжелое дыхание... но неожиданно он понял что кроме него здесь был кто то еще. Щеки великана словно коснулись чьи-то тонкие пальцы, он отпрянул в сторону, но почувствовал что что-то словно держит его на месте. Гигант открыл рот чтобы закричать, но понял что не может даже вздохнуть. Мягкие теплые ладони обхватили его голову, нежным, почти материнским прикосновением.
А затем острые зубы впились в горло последнего верховного жреца йонг-ши

А где-то далеко-далеко, на другом континенте, юная София из рода Аксос с криком проснулась от тяжелого сна о чужой смерти.


Получатели: Виэль, .

Когда императорская власть пошатнулась, чтобы величественно упасть, словно небоскрёб на футуристическом поле битвы, где вертолеты с обеих сторон поливают свинцом друг друга и пехоту противника, а ревущие танки и БТРы палят со всех орудий, судемоаги были в полном смятении и хаосе. Так продолжалось несколько веков неудач и куда более мелких поражений, за время которых рабство прочно вошло в жизнь бывших элисионцев, как и пиратство, однако слово "торговля" было почти забыто. Единственным островком закона и порядка оставались Багряные Дома, которые, несомненно, были единственным ключом к спасению притесненного с двух сторон народа, прежде вольгодно занимающего едва ли не большую часть островов.
И, как и следовало ожидать, рано или поздно это спасение пришло - а если быть точнее, то только ключ к нему. Вполне логично, что сначала нужно найти замочную скважину и провернуть этот ключ, однако начало было положено. Когда Леклас подмял под себя свой остров, объединив два города под своим началом, жившие там красноглазые ободрились, чуя, что вскоре настанет подъем. Несмотря на то, что вокруг были одни враги, лекласцы были бодры духом, что, однако, ни в чем не выражалось, по крайней мере среди простого народа. Жрецы же, одев свои загадочные одеяния, выглядящие, как парус, который намотали на человека и покрасили в красный цвет, одев сверкающие камни, подвешенные на кожанных шнурках, водили более таинственные и многочисленные хороводы, чем обычно, ища ответа от таинственной морской богини, которая, хотя и почти оставила их на предыдущие два века, была все еще рядом.

Однако ответ первыми получили не жрецы, что весьма смутило последних, хотя в последствии им и было объяснено, что это лишь хитрый план и все идет правильно, а раз так, то они могут пойти по домам и есть свои щедрые пожертвования. В первую очередь ответ получил Багряный Дом, стоящий в Лекласе, а если быть точнее - его Верховный Судья, пожилой судемоаг, уже ищущий, кому бы передать свои рекомендации на пост Верховного Судьи, когда сам он погибнет от старости или копья недоброжелателя, даже несмотря на охрану.
При омовении почудилось ему, что он утонул на дне моря, в нежных объятиях кракена, ласкающих измученное временем тело, а вода теперь для него заменяет воздух, хотя и мертв он. В этом видении увидел он, что должен вознести следующего Судью на роль между императором и Верховным Судьей, дабы тот сел разом на две лодки. Едва не захлебнувшись в море от того, что перестал управлять телом, старик успокоил встревоженных подчиненных и провозгласил, что ему было видение, содержание которого он и пересказал, вместе с тем, что по его мнению, императоры теперь уже не те, что была когда-то, и что новой власти нужно название, которое удовлетворит и Багряные Дома и всех остальных.
В течении некоторого времени, которое осталось ему до смерти от старости, Судья занимался тем, что искал подходящего избранника - молодого, активного, умного, находчивого, уверенного в себе, справедливого и еще много чего. Тем не менее, в итоге этот судемоаг нашелся, и хотя по мнению старикана он был немного мрачноват, после совещания с менее высокопоставленными красноглазыми, его кандидатура была установлена, а прежний Верховный Судья отправился доживать свой век в тишине и покое, хотя какой-то маньяк всё равно убил его насильственной смертью, когда старик вышел на прогулку, что стало весьма запутанным делом, с которым, однако, весьма неплохо справилась юная неофитка Леано, что позволило ей вне очереди шагнуть на ранг дознавателя, к некоторой, несомненно белой, зависти своих коллег.

Новый же Верховный Судья по имени Джеалл, сразу же занялся своими новыми обязанностями, в чем ему помогало множество судемоагов, не имеющих ни малейшего понятия, что им нужно сделать, чтобы Джеалл занял еще и императорский трон. Более того, некоторые из них были против данного решения, а еще некоторые, не со зла, конечно же, считали то видение лишь бредом старика.
Однако новый Верховный Судья был молод, активен, упорен, хотя и несколько мрачноват, так что просто заставил всех делать то, что он сказал, пока это не будет выполнено. Там, где прочие ожидали поддержки от окружающих, Джеалл орал на них до тех пор, пока они его не поддержат, ну а в крайних случаях - приставлял им к горлу нож. Не со зла, конечно же.
Таким образом он заставил нынешнего императора сначала слушать свои просьбы, потом - подчиняться приказам, а потом и вовсе сместил с должности, упразднив параллельно императорскую власть, раз уж она все равно исчерпала себя.
Тогда он нарек себя уже не Верховным Судьей, а Архагентом, объявившись одновременно и правителем судемоагов, и управляющим Багряного Дома, тогда как прежние императоры были куда менее властны над красноглазыми, тем более, что те и без управления прекрасно справлялись, ну или по крайней мере, сами так считали.

Тем не менее, пользуясь тем, что теперь он мог направить силу своего маленького государства в ту или иную сторону, он позаботился об увеличении штаба Багряного Дома, выделив из них большее количество маленьких винтиков госудрства, вооруженных немаленькими копьями и ножами, а так же луками и гарпунами с щитами, поставив их заботиться о том, чтобы какие-либо бунтовщики и непокорные рабы на территории их маленького, но гордого государства, отринувшего старые названия ("К чему Элисион? Он пал давным давно! Скажите, как мы зовемся сейчас? Судемоаги? Нет, нас зовут пиратами и разбойниками, но мы будем ОРГАНИЗОВАННЫМИ пиратами и разбойниками, и дабы все видели это, мы назовемся именно так - пираты, живущие в Пире!"), были тщательно истреблены, а за сам бунт полагалась смертная казнь, и никакого вам "но я же никого не убииил!".

Устранив проблемы с лишним населением во внутренней части островов, Джеалл принялся за прочие работы. Главной из них стала организация всех тех пиратов, которые теперь были пиратами дважды. Пиратов было много, у них всех были хорошие лодки и много подчиненных, так что он не стал долго думать. Ему нужна была армия для его задумок, и он набрал её из самых настоящих пиратов, предварительно объяснив им, что будет с теми, кто будет плохо слушаться.
Собрав же флот, он направил его на извечных врагов пиратов - гальегов. А удачная это была затея или нет, мы узнаем на следующей неделе. Не переключайтесь!


Получатели: Савачика.

Одиннадцатый век для хэйшэ оказался сложным. Впрочем, когда им было легко? Собственные военные поражения совпали с победой союзников-ньяронгов, и половина потерянных земель была возвращена под эгиду Хэйшура. Погибших, конечно, было немало, но нет ничего особенного в смертях воинов – в конце концов, они большую часть жизни тратят на обучение и подготовку к гибели или победе. Власть истинного правителя снова укрепилась, города перестали напоминать сборище сделанных на скорую руку построек, а охота стала уступать разведению лонгосов. Казалось бы, все прошло достаточно удачно, причем с этим были согласны многие.

Но не девятый сердар. Властитель клял себя последними за словами за то, что считал величайшим провалом. Речь, как ни странно, шла не о проигрышной войне с эльфийками, не о, говоря откровенно, предательстве бывших союзников и не об ослаблении многих родов. Нет, все это в итоге пошло лишь на руку правителю и стране. Проблема была в другом.

Весть с запада. Та самая, что он проигнорировал несколько десятилетий назад, когда счел, что война значительно важнее, чем сообщение о каких-то немногочисленных представителях сразу двух рас, поселившихся возле Строгара. Сердар был уверен, что без проблем сможет взять их под контроль. В конце концов, сколько человек может приплыть на торговых кораблях? Вряд ли много.
Это была первая ошибка правителя.
Да, он не мог знать, что короткоживущие фарфали способны иметь большое потомство, очень быстро увеличивая свое количество. Это было крайне неприятно и даже опасно. Сердар уже тогда понял, что проблему нужно решать как можно скорее. Но он снова не решился направить на запад Всевидящих и других своих слуг, которые все еще были слишком нужны в других частях страны. Вместо этого властитель послал на запад своего сына, Прирожденного, который был ранен в одной из битв, но выжил. Даже не верится, что когда-то он считал это ничтожество своим наиболее вероятным наследником.
Откладывание решения проблемы фарфалей и почти совершенный выбор преемника стали второй и третьей ошибкой сердара соответственно. В результате избежать войны с ньяронгами удалось лишь благодаря Вечному Р'нукху, решившему немного подождать.

Окончательно правитель осознал серьезность ситуации лишь когда его сын вернулся и, захлебываясь от впечатлений, начал рассказывать о доброых и дружелюбных фарфалях, всегда готовых принять и утешить любого неудачника, оказавшегося неспособным найти партнершу среди своего народа. Не веря своим ушам, сердар слушал, как его отродье всячески нахваливало каких-то шлюх, совсем забыв о том, как всего лишь три десятилетия назад оно умоляло отца позволить ему взять в жены дочь старейшины одного из слабых родов, которая, как показали годы, оказалась достойной супругой для возможного наследника.
Сердар не убил ублюдка на месте лишь потому, что не хотел создать впечатление, что в божественной династии возник раскол. Нет, он всего лишь снова отправил сына на войну, не забыв отдать соответствующий приказ одному из Призраков. Как ему потом доложили, Прирожденный погиб в бою сам, кажется, даже успев убить две или три противницы. Это, в некотором роде, утешало. Выходит, война все же способна вновь пробудить в бесхребетном слабаке воина.

Больше ждать правитель намерен не был. Атаквири так и не перешли в наступление, поэтому у него появилось время для подготовки нового наследника, который, как и отец, до этого был Всевидящим, и выселения фарфалей с территории Хэйшура раз и навсегда.

Впрочем, глиняная посуда оказалась полезной и удобной. Не стоит отнимать ее у хэйшэ, уже успевших к ней привыкнуть.

Получатели: Хелшш.

Р'нукха мучили неприятные предчувствия. Все сильнее становились чужаки из темных зарослей, все многочисленнее. А ньяронги оставались прежними. И Вождь не понимал, что нужно делать для того, чтобы народ его побеждал всегда, как прежде. Не было свежих идей в его голове, и мудрость прошедших веков не помогала в придумывании чего-то совершенно нового.
Сидел Р'нукх на своем троне в Ронгаше, тяжкими думами одержимый, пока кипела повсюду война. Разрушен Тукхриик, сгинули армии в зарослях, где живут черные. Захлебываются в крови неисчислимые орды зеленокожих баб, захватывая с собой жизни лучших из Нижних ньярглотищ. Щедро удобряется пограничная земля мертвой плотью, быстро зарастают ньярглотиками белые кости. Полнятся жертвенные ямы, увешиваются трофеями памятные столбы. Пустеют семьи.
В общем, все как обычно. Робкие мирные контакты с двуглазыми и нарастающая дружба с хэйше не в счет.
Но однажды случилась мелочь, которая все перевернула.

_________

- Итак, наша сегодняшняя тема - ранняя Ньяронга. Как мы уже знаем с прошлой лекции, период Дикости продлился вплоть до Х века, несмотря на рассуждения некоторых эксцентричных историков о том, что длится он до сих пор. - Учительница улыбнулась зубастой улыбкой. - Не будем принимать это во внимание.
Класс захихикал.
- Но вначале проверим, как вы усвоили предыдущий материал. Так вот - что же случилось в Х веке? Что послужило переломным моментом для всей нашей страны? Что так сильно изменило жизнь наших предков? М, П'тров?
Молодой ньяронг с выкрашенными в оранжевый иглами и сложным объемистым пирсингом в носу отвлекся от предыдущего занятия (он пытался вырвать сережку из уха впереди сидящего) и поднял наглый глаз на учительницу. Неспешно встал и с нахальным видом заявил:
- Ой, да мне насрать. Эта ваша история, да и вы сами - полный отстой.
Класс замер. Кажется, в этот раз П'тров перегнул палку. Понял это и он. Сжался, побледнел, когда глаз учительницы налился кровью, а рука ее потянулась за клинком. Дело запахло дуэлью чести, и все знали, что шансы П'трова невелики.

__________

Кхм-кхм, так вот. Ответ на вопрос - ньяронги додумались разводить злобусов.
Как уже случалось, многие молодые охотники ушли на войну, оставив в селениях лишь тех, кто не способен сражаться. Как уже случалось, немногие вернулись. Когда охотиться некому, возникает голод. Тоже обычное явление. Досыта едят лишь те, кто охотится и беременные. Старики же и дети кое-как перебиваются объедками, костями и растениями. Многие умирают, истощенные. Обычное дело.
Но голодающие, само собой, умирать не хотят. Старики, бывшие охотники, утратили быстроту рук, но не потеряли остроты разума. И он стал их орудием для добычи пропитания, как уже бывало. Кто-то делал ловушки, кто-то доедал за хищниками, спугивая их огнем; кто-то тайком ел детей. Но все это хоть и помогало выжить, но от голода все равно не спасало.
И вот однажды в Верхних ньярглотищах один старичок-ньяронг (никогда, кстати, хорошим охотником не бывший, он всю жизнь претворялся, будто слышит Хелшша. Успешно, раз дожил до своих лет) увидел, как детишки вынули из только принесенной туши злобуса маленького осклизлого визжащего злобусенка и собираются его сожрать, сорванцы. Видимо, злобус был беременной женщиной.
И внезапно старичок (имя его, к сожалению, не сохранилось) почувствовал то, в чем всегда всех уверял. Он услышал Его. Он сказал:
- Привет. Нет-нет, не умирай от ссстраха, ты мне пока нушшжен. Прогони их и спасси тварюшшку. Корми ее, пока не вырасстет. И не шшжри. И другим не давай. Потом...
- Потом... - Еле шевелящимся от страха беззубым ртом прошамкал старичок, осененный догадкой. - Потом мы найдем ей другого злобуса и они сделают детей? И я их съем?
- Ух ты. Да. Неплохо, хшшш. И чего они все говорят, что вы тупые...
На этом Голос Его исчез. Простояв мгновение в ступоре, старичок схватил копье и древком разогнал детишек. С благоговением подошел к злобусенку. Он чувствовал, что стоит немного потерпеть - и голода больше не будет. А терпеть он умел.
Прошло время. Питомец подрос, а другие старики, покрепче, убежденные горячностью речей Услышавшего, поймали для злобуса самку. Появилось потомство, и пусть плоть его, добытая не охотой, была не так сладка, но насыщала неплохо.
Но случилась проблема. Вернулись с войны охотники и охотницы. Немного их осталось, но дух их закалился, копья оросились кровью, а пояса узнали вес трофеев. С ними пришли и пленные, связанные колючим ньярглотиком, истекающие кровью.
И, увидев, как старики с детьми копаются в дерьме, выращивая себе злобусов, молодые ньяронги обозлились. "Разве вы достойны теперь называться охотниками, мерзкие твари?" - Кричали они, потрясая копьями. Начали они, полные отвращения, убивать стариков и их злобусов. Ибо не пристало ньяронгу добывать себе пищу без охоты; и если он не может больше охотиться и некому с ним делиться, то лучше умереть, чем заниматься... таким вот.
Но вновь случилось неожиданное. Вышли из леса Ненавидящие. Отшельники, живущие на краю деревень, а то и в зарослях, их видели только на войне и только поодиночке. Здесь же шли они слаженной группой, как другие охотники, и красными, как кровь, были их сильные тела. И сказали они, что слышат голос Хелшша, и ясно слышат, что он говорит пощадить злобусоводов.
Не поверили им молодые охотники и погибли под шипастыми палицами. А старики принялись благодарить Ненавидящих и дарить им своих питомцев.

Прошло время. Повсеместно теперь распространено злобусоводство среди одноглазых. Где-то это занятие считается зазорным, им занимаются лишь слабаки, старики и рабы. В Верхних Ньярглотищах так.
А в Нижних, особенно в Хр-шуухе, издавна славного небоевитым нравом тамошних ньяронгов, и молодняк, в один поход сходивши, с удовольствием занимается выращиванием злобусов, на охоту теперь выходя лишь по праздникам, а на войну - по принуждению.
А Ненавидящие, как оказалось, сильно изменились. Уже долгое время они - не разрозненные одиночки, а будто бы даже отдельная семья. Оказалось, места есть, где небольшие их группы живут, тренируются, охотятся вместе, жертвы Хелшшу возносят. И от обычных ньяронгов они теперь отличаются даже внешне - кожа почти каждого их них полностью красная. Как у самого Р'нукха. И оказалось, что, пусть и странные они, но зато Хелшша слышат все как один и куда лучше, чем разношерстные прежние жрецы. А потому уже через пару десятков лет везде вместо местного охотника у жертвенных ям принимал ритуал суровый краснокожий Ненавидящий, потрясающий огромной дубиной. И удачи, приносимой Хелшшем, стало намного больше, ибо не найти было лучших жрецов для такого бога.



- ...И говорил со мной Татуированный! И открыл мне глаза, что нет у нашего народа друзей, и злые чужие боги шлют аскаскатам лишь врагов! Не смогли они убить нас черными тварями и их копьями, обломали зубы, потому что Хелшш дал нам силу победить! И тогда послали они злую пародию на нас - богомерзких фарфалей! И приказали разбавить сильное семя аскаската слабым фарфальским! И пожрать наши души, и сделать нас слабаками, сделать уязвимыми перед черными!
"Уууууу!" - Зло закричали высокие аскаскаты, потрясая луками, копьями и факелами. Одноглазый старик, пусть и был полной развалиной, но вещал складно и говорил то, о чем думали многие. Впрочем, они это уже слышали. Сегодня ночью в каменном круге все эти воины собрались не для того.
- Так пойдем же! Очистим наши земли от этой заразы! Стряхни пелену с глаз, брат аскаскат! Бери нож, бери копье, убивай врагов! Ха-ха-ха!
А вот для этого. Ревущая толпа хлынула в город. Метались непримиримые в масках, поджигая хижины фарфалеложцев; вытаскивали на улицу низкорослых и, оглушив, волокли к храму, чтобы там подарить их жалкие жизни Татуированному.
Славная была резня. После этого жрецы сказали, что Хелшш подарит удачу в войну. Еще бы.
Уже утром все еще пьяные от крови воины пошли за добавкой в земли черных. И чувство было у них, что ничто на свете остановить такую силу, как они, не сможет.




Получатели:

Острова

- …можем ли мы и дальше терпеть это? Нам говорят что мир лучше войны, но разве уже не идёт война? Разве не пропадают наши лодки в спокойном море? Разве не находят соседи опустощённые селения? Разве не стали занятием подлых элисионцев разбой и убийства? Доколе мы будем терпеть Трифорс, это гнездо разбойников? Разве можем мы оставлять всё содеянное населяющими его преступниками без наказания? Нет! Альворада должна воздать за этой сволочи за все прегрешения!...

- …разве месть порождает что-то кроме мести? Разве ответом на ненависть не является ещё большая? Нельзя умножать зло! Надо разорвать этот порочный круг! Нас призывают отправить флот на Трифорс ради смерти и разрущений, я же говорю – не бывать тому! Не зло должно лететь на наших пулях*, но добро! Не месть и злобу должны мы нести, но справедливость и порядок. Да, нельзя мириться с тем что зелёный Трифорс стал прибежищем бандитов и грабителей, но разве можем мы опуститься до уровня элисионцев? Разве можем мы подобно этим варварам предаваться бессмысленному кровопролитию? Как можно говорить, что злодеяние у судемоагов в крови когда на Одиноком и Луго Фарфали живут вполне законопослушные и верные нам синекожие? Конечно же Трифорс должен быть покорён, а пираты и их сообщники наказаны смертью! Но никакой резни! Никакого бессмысленного убийства! Покарав разбойников и разорив бандитские логова мы должны будем принести этим дикарям свет альворадской культуры. Их буйство надо будет сдерживать твёрдой рукой наших воинов, а их нравы мы смягчим с помощью фарфалей. Ведь эти не зря же наши судемоаги сожительствующие с ними столь отличаются от своих элисионских собратьев. Внутренние же области Трифорса должны быть заселены охотниками с Лекатана, привычным к таким лесам. Так мы подарим многим нашим старым согражданам новый дом и получим силу за спинами судемоагов. Тем же из них кто неспособен по тупости своей воспринять нашу цивилизацию надо разрешить покинуть остров. На их место надо пригласить синекожих с Луго или Понферады. Оставшиеся вскоре смягчаться под воздействием фарфалей и нашей могучей культуры и вскоре станут столь же покорны как добрые судемоаги Одинокого…

Великая библиотека Альворады, архив, «Речи и выступления Великого Собрания»

*Пули для пращи само собой.

*******

Ни приказ учить детей письму ни славный поход на Саамию не повлияли так на жизнь судемоагов как пиратство. Сперва восприняли его с радостью. Благо купцов альворадских на море было полно. Но шли года, охочих поживиться добычей становилось всё больше и больше.

А потом всё как-то изменилось. Ещё совсем недавно смеялись пираты над теми кто повинуясь велению Вечноживущей плавал походом на юг. Большинство так и осталось гнить под Саамией, а кто вернулся привёз множество добычи из которой одна половина хлам, а из второй половины большинство интересно лишь как заморская диковинка. Не то гальегов грабить! Только вот всё меньше и меньше купцов плавает из Альворады на восток. К середине века они стали в Сонеарле редкостью. Да и те приплывали большими караванами и товар свой продавали задорого. Приходилось теперь уже сами на запад плавать, ловить купцов уже в чужих водах. Ну трифорсцам хорошо, у них гальеги под боком, ещё корасонцам и невимольцам. А остальным судемогам со всего того пиратства никакого толку. Наоборот торговля вся в упадке и цены такие высокие что шея затекает голову задирать когда хочешь к ним присмотреться.

***

Восьмой век стал эпохой большим перемен для Альворады и трудно даже сказать какая из них была больше и важнее.

На Лекатане гальеги научились обрабатывать новый камень. Был он мягкий и красный и тёк в жарком огне и можно было из него делать что угодно и вещи из него начищенными сияли подобно Яре, а оставленные без присмотра зеленели как гаргута. Очень скоро украшения из меди стали популярны по всей стране, а в Корунии к концу века медники стали наравне с лодочниками*.

Огромным ударом для Альворады стало элисионское пиратство. Мало того что из-за него почти что свернулась восточная торговля, но и внутренним путям страны угрожала постоянная опасность. И не только корабли в море должны были боятся чужих судемоагов, но и селения по берегам. Тем кто привык грабить всё равно где брать добычу. Торговцам приходилось сбиваться в большие караваны и нанимать охрану, но этим дело не ограничивалось. Ведь известно что камни летять в обе стороны. К концу века гальеги стали и сами нападать на врага. Ловить судемоага в море, что пинкаана в небе, но зачем это когда под боком Трифорс побережье которого усеяно деревнями? Те чьи родственники ушли в море и не вернулись, те чьи селения разграбили пираты собирались сами в отряды что бы нести свою месть судемогам. Были ли это те самые или нет? Да какая разница, ведь те кто не мешают разбою – его сообщники! Кровь за кровь!

На далёком юге у Альворады появилось новое владение – Коморра. Теперь не только над островами, но северную оконечность Хеи простерлись пинкааньи крыла**. Не было в государстве более странного владения, если не читать Луго. Ведь гальегов в Коморре только присленные из самой столицы чиновники, проезжиие купцы да совсем редкие поселенцы. Большинство же населения судемоаги и фарфали. Что бы держать в порядке новых подданных стоит в Коморре гарнизон традициооно набираемый из конквистадоров. Так что большинство коренных альворадцев тут в действительности лужане. И это сказывается. Цивитасы стали заводить в Коморре привычные им порядки. Вскоре уже все фарфали знали как надо вести себя с господами. Судемоаги и те выучили как вести себя с этими «не фарфалями». Надо сказать, что служили на далёком юге молодые воины не из самых лучших семей, а потому многие не спешили возвращаться на перенаселённую родину и оседали на месте. Они обзаводились целыми гаремами любовниц и множеством слуг и становились главами целых родов. Правда побережье было всё занято, а судемоаги могли уступить в поведении, но ни в куске своих угодий. Но не беда, вдали от моря было множество пустой земли. Правда эйра там почти что не росла, но зато было полно лозы с её кисло-сладкими плодами и паслись огромные стада диких авусов. Цивитасы уводили свои роды в саванну где жили охотой и собирательством заходя в Коморру или к побережью лишь для торговли. Своих сыновей они отправляли служить в гарнизон что бы научились письму и чтению, а также правильному поведению, а за одно что бы получали от властей альвону на управление пустошами.

* Лекатан как самый лесистый остров славится своими лодками.
** Мастерским произволом пинкаан национальная альворадская птица.

***

В предыдущем веке штэйвиты защищались от орд чёрных, в этом же сами атаковали. Их боевые лодьи не раз и не два опустошали побережье Хеи и хотя далеко не все походы были удачными, но всё же это чёрным приходилось боятся врага из-за моря, а не наоборот. Горячие головы стали говорить о походе к самому устью величайшей из рек. И действительно в конце века по приказу фюрера собрался великий флот что должен был сжечь вражеские города, раздавить яйца шаршага в самой кладке. Славный то был поход. Славны и несчастливый. Великие битвы случились тогда и на солёной воде победили штэйвиты, но в протоках плавней удача изменила им и немногие возвратились на открытые воды. О той войне была сложена «Песня о Халтарском походе» и нету среди штэйвитов ни одного кто бы её не знал.

Торговля между штэйвитами и бандерлогами дополнилась настоящей дружбой. Рамата позволила основать на своём берегу поселения насельники которых жили морем и деланьем лодок. Купцы же из Рейха плавали теперь не только в Унамакалли, но самые ушлые до самого Джамапути. И в этих восточных вояжах почти не было своего товара, но зато бандерлоги щедро платили за перевозку.

Но трудно дружить с двумя врагами. Вторжение энэрегалей прервало торговлю с бандерлогами и задело поселения штэйвитов. Те отказались пропускать пальцехвостых вглубь Раматы. И хотя до прямого столкновения с ними не дошло, но отношения были испорчены и дружба и союзничество между Рейхом и Энэргальерой остались в прошлом хотя торговля и продолжалась.

***

Когда-то Великий Воспитатель учил о мире и гармонии, но то было во времена когда листва паламнэр шумела над его воспитанниками. Сейчас волны плещутся в такт его словам и учит он о войне и ненависти к бандерлогам. Вся жизнь страны подчинена великому походу и возвращению. Строятся на Тэриме лодки, готовится оружие, изучают воины энэргию войны. Не уловом и не изделиями своих рук и хвостов гордятся теперь энэрегали, а искрами на кончиках стрел и умение разить без промаха. Дрожи Рамата! Бойтесь жалкие бандерлоги потому что вся Энэргальера идёт на вас!

Занзара

Васети

Северный Халатран