Голосование за ходы

Пока над головой присевшей у ларца Иоланды строгая храмовница пытается установить с близняшками, по-умбрийски выражаясь, modus vivendi, в голове самой "ученой матушки" споро проворачиваются воображаемые шестеренки, формируя карту Мидгалии со всеми упомянутыми рядовой Роситой, дочерью Лады, пунктами.

Трофейные атласы внешнего мира, по которым рамонитка этот самый мир в основном изучала, не отличались, скажем прямо, особой точностью. Говоря откровенно, попытка пройтись по ним с циркулем, пытаясь сверить соотношение расстояний на бумаге со справочными сведениями о времени пути между разными городами, вела к полной путанице, и Иоланда давно уже потеряла веру этим картам, страдавшим к тому же очевидным разнобоем - судить по ним можно было лишь о самых общих очертаниях Понтии и Либии, о том, что Умбрия, очевидно, представляет собой далеко врезающийся в море полуостров, а Нумантия связана с Берберским Берегом относительно узким перешейком. Однако какое-то представление о географии окрестных земель она, конечно же, имела.



Располагавшийся на берегу Зеркала Торговцев богатый портовый город Массини имел в сочинениях митрианских жрецов образ весьма неприглядный - его клеймили как гнездо всевозможных ересей и пороков - и в этом была своя правда, с их-то точки зрения. Космополитичный торговый мегаполис (сорок тысяч населения - больше, чем во всех владениях Сестер), формально находящийся под рукой оксилонского герцога, постоянно бунтовал - то против своего сеньора, то и против самой церкви, в его стенах находили прибежище сторонники разнообразных синкретических культов (те самые "ереси" с точки зрения митрианского жречества), городская верхушка постоянно вступала в конфликт с герцогскими представителями по поводу своих старинных "вольностей", и как минимум трижды за последние два века Массини почти полностью уничтожался после очередного восстания. Однако проходили годы - и он снова возрождался из пепла, ненавидимый жрецами и феодалами, но необходимый им. Секрет могущества Массини был в его удачном расположении - у самого основания Виа Ильдеци, великой древней дороги, построенной еще в имперские времена, и соединяющей с морем внутренние области Мидгалии. Дороги, являвшейся главной торговой артерией всего королевства. Дороги, возле которой и возник двести лет назад постепенно расширяющийся Купол. Дороги, известной среди храмовниц Рамоны под название "Колея". Дороги, которую их четверке вскоре предстояло пересечь.

Память услужливо подсказывала Иоланде энциклопедический факт: от Массини до баронства Прив (с которым граничит ныне Купол) торговый караван на исправных повозках идет десять дней. Конный отряд без обременения в виде обоза, очевидно, одолеет такое расстояние за вдвое меньшее время. Пешая же группа, к тому же вынужденная идти не по самой Колее, да еще и ночами... Не нужно быть опытной путешественницей, чтобы понимать, что дело это долгое.

Однако до Хаакена, крупного города на востоке Мидгаллии, древней столицы королевства и места коронации его монархов, расстояние было куда большим. Однако в любом случае, как поняла углубившаяся в научные изыскания Ио, пока что расстояние между преследователями и преследуемыми не столь велико, чтобы обращаться к географии стран и континентов. Тут все карты в руки Кире, которая окрестные чащобы знает куда лучше жрицы. Наверное, надо будет встать на след - дойти хотя бы до мест расправы наемников над церковниками - а уж оттуда можно думать, где же планируют укрыться этим вечером косматые бандиты...

***

Крышка сундучка, изрядно заляпанного кровью снаружи, открывает, и взору четверки Сестер предстает его содержимое - также с обильными следами красного. Кира вспоминает, как Амира описывала, что от жрецов на холме остались лишь "кровавые кляксы" - в своем гневе Рамона была поистине страшна.

В сундуке находилось несколько амулетов со стилизованным изображением Солнечного Владыки - золотых или позолоченных, тут уж зависело от статуса и богатства конкретного клирика. Подобные "трофеи" группа Фиби, случалось, приносила из своих рейдов: за убитого жреца полагались неплохие надбавки к боевым дням. Заляпанные кровью палимпсесты были испещрены всякими хозяйственными заметками уже на тривиальном умбрике: что-то там про приход-расход золота, про вино и тому подобное. Туго завязанный кожаный мешочек в четверть ладони величиной был похож на ладанку, в которой, впрочем, могло содержаться что угодно - вплоть до волос из промежности какого-нибудь митрианского "святого", есть у них обычай подобное собирать и хранить. Некоторый интерес представлял треснувший надвое хрустальный (вроде как) шар, который мог быть особой фокусировкой или компонентом для какого-то ритуала - но визуальный осмотр его ничего примечательного не выявил.

Подняв голову, Кира бросила пару взглядов по сторонам. Отогнанные послушницы устроились на корточках в полусотне футов, пользуясь моментом для отдыха, и старались ничьего внимания не привлекать, а вот у Командоры с Амирой дискуссия явно кипела - храмовница не могла разобрать слов, но разговор явно шел на повышенных тонах, Самина что-то выговаривала своей помощнице, тыча ей пальцем то ли в грудь, то ли рядом, и совершенно не старалась сдерживаться, как с той же Кирой - похоже, ее, наконец-то, прорвало. Впрочем, судя по позе нумантийки, та не нуждалась особо в помощи, и временами, кажется, тоже огрызалась довольно резво.

- Понятно, - кивает Самина, и Росита не может прочитать по ее лицу, узнала она имя мамы Лады или нет. Вообще, трагическая история Франки в свое время здорово нашумела, и Старшие Крепости вспоминают ее и до сей поры, однако тут все-таки другая контора, сильно ли их интересуют дела армейских?

- Я так понимаю, у мамы вы одни? - догадаться было легко, наверное: хотя в историях появления на свет Искорок бывали определенные частности, в основном к Аэлис с мольбой о дочерях шли с такими же обстоятельствами, как у Лады. - Что ж, сестра Кира, это несколько усложняет ситуацию: хотя бы одну из них тебе надо будет вернуть матери живой.

Росита видит, как морщится Командора, словно от физической боли. Стоящая чуть позади Кира этого не улавливает, однако она понимает другое: бардесса попадает в их отряд не только из-за своих магических и иных талантов. Не только из-за объективной безысходности ситуации, когда непонятно, где же брать подходящих Сестер. Самина отправляет девушку за Колею, чтобы избежать утечки информации - прячет концы, если по-простому. Логика - скверная логика, очень скверная! - в этом есть, раз уж решили и в самом деле идти в благой лжи до конца, и что толку, что саму ее, потерявшую несколько часов назад единственную дочь, должно от такого изрядно корежить?

Их будет четверо. Четыре игральные кости в кулаке. Чет-нечет, жизнь-смерть. Командора сделала ставку и сейчас решительно швырнет их за Колею... Да:

- Ладно, стр... - очевидно, Самина хотела сейчас выстроить всех четверых в одну шеренгу и через "становись-равняйсь-смирно!" довести им задачу, однако, бросив взгляд на собравшийся контингент, решила, что это будет выглядеть глупо. - Так, слушайте приказ временной главнокомандующей: в целях проверки сведений, полученных рядовой Роситой, дочерью Лады, сформировать сводный добровольческий отряд в составе: Старшая - храмовница Кира, дочь Мирьям, заместительница - сестра Иол...

Тут пришлось прерваться, ибо вдали появилась, наконец, Амира с ларцом, который по-прежнему несли те самые изгвазданные в крови послушницы. Эта смуглокожая девица в приталенной совсем не по-полевому форме и в неестественно крепко сидящем на стянутых в пучок волосах малиновом беретике издалека была опознана Роситой как канцелярская. Ординарка какая-нибудь или как их там в Храме именуют. Прервавшаяся на секунду Командора все-таки озвучила списочный состав их отряда из четырех Сестер, а затем прокомментировала:

- Имеются возражения или уточнения? Нет? Тогда сейчас прямо и оформим на бумаге. Давайте там уже шире шаг! Пять раз можно было смотаться до Старой Крепости за это время!

Приближающаяся Амира, кажется, попробовала ускориться - но делала это явно не слишком старательно, на вкус той же Роситы, которой и самой не раз приходилось бегать под таким вот начальственным цуком.

- Все принесла обратно? - спросила нетерпеливо Командора.

- Так точно, - Амиру, кажется, не слишком беспокоило или интересовало порученное, на ларец она даже не обернулась. - Сестра Самина, я могу поговорить с вами наедине?

- Чегооо? - недоуменно протянула Командора, однако тут она натолкнулась на взгляд помощницы - непривычно жесткий и упрямый. Кира знала Амиру как особу достаточно покладистую и не отличающуюся дерзостью - собственно, учитывая крутой нрав Самины, без покладистости и с гонором никто возле нее больше пяти минут не продержался бы. Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы нумантийка смотрела в глаза своей начальнице вот так. И, кажется, обе пожилые храмовницы легко догадались, что же произошло.

- Ну добро, пойдем поговорим, - хмуро отозвалась Командора. - Так, сестра Кира, сестра Иоланда, мне нужно, чтобы вы еще раз изучили наши трофеи всеми доступными способами. И резвее, пожалуйста, время не ждет.

Самина и Амира ушли примерно в то самое место, где только что вела приватные переговоры с Командорой Кира. Повисшую не несколько мгновений тишину прервал смущенный кашель одной из порядком взмокших послушниц:

- Сестра Кира, так нам чего - ставить его или как?

Самина внимательно наблюдает за рассказывающей подробности своего смертного видения Роситой. Чрезмерно внимательно. Смотрит в упор столь пристально, словно прожигает в ней взглядом невидимую дыру - и заглядывает куда-то вдаль и вглубь. В какой-то момент распинающейся военной кажется, что Командора слышит ее, но не слушает - это особенно наглядно оттеняли жрица и храмовница, на чьих лицах как раз было легко угадать предельное внимание и интерес. А Бьянка, бросившая мельком на Самину взгляд, вдруг вспоминает одну из погибших рамониток, проверенных и отправленных ею в сестринскую могилу. Ту самую, с пробитым стрелой глазом. Что-то такое было в ее мертвом лице, неуловимое сходство с неживой физиономией этой большой начальницы. Начальницы, что теперь принялась осматривать с головы до ног саму бардессу.

Стоящая чуть позади Кира улавливает перемену настроения Командоры - не по лицу, само собой, скорее, по осанке. Вспоминаются те страшные мгновения, когда потерявшая Лану мать стояла перед ее телом на одном колене, едва касаясь ладонью лица дочери. Она почти не осунулась сейчас, однако храмовница почувствовала, будто у Самины на время исчез тот самый стержень, который только что поддерживал ее, заставляя легко бросаться страшными словами о том, как она легко пожертвует собой и любой из Сестер. И, когда Кира предлагает вернуться обратно к холму, она вскидывает левую руку в останавливающем жесте, еще раз обводит взглядом рыжих близняшек с головы до пят, и задает совершенно неуместный и не относящийся к делу вопрос обеим:

- Как зовут вашу мать?

Слушая Киру, Самина периодически одобрительно кивает: определенно, жрица кажется ей подходящей кандидатурой для рейда. Однако душевные терзания самой Киры не остаются для нее незамеченными. Храмовница понятия не имеет, известна ли Командоре история ее отношений с Ио и последующего разрыва - определенную огласку это дело в свое время получило, однако прошло уж четверть века

- Если бы мы наверняка знали, что за задача будет перед вами стоять - встать на след, догнать, убить, забрать и принести назад... Вот только мы этого не знаем, Кира. Эта девочка похвалялась, что вернет ларец со своим десятком, вот только выпустить за Колею хоть десяток обычных гарнизонных вояк без такой как ты, сто раз ходившей в рейды - все равно что швырнуть в реку мешок слепых котят... Но и ты можешь оказаться так же слепа, если дело зайдет о книжной мудрости и всяких затейливых тайнах косматых. А мы не... - тут Командора озадаченно хмурится, но в следующую секунду впервые за сегодняшний день по-настоящему улыбается.

- Проклятье. Эта рыжая балаболка так запудрила нам мозги, что мы до сих пор толком не знаем подробностей того, что нам хотела донести Аэлис. Надеюсь, что именно Аэлис. Идем, вдвоем мы больше ничего не решим.

За время, пока храмовницы вели приватную беседу, Иоланда, пусть и не без проблем, связанных в основном с правильным подбором разрезанных кусков шнуровки, успешно восстановила доспех рядовой Роситы, пока та пыталась предложить сестричке глоток крепленого тарзассо (вроде так именовала этот сорт Нэссина подружка) - без особого, впрочем, успеха. Вопреки репутации своего содружества, Бьянка не относилась к числу записных выпивох, предпочитая, раз уж повод и в самом деле имеется, что-нибудь легкое и ароматное - вроде изготавливаемого лишь в сожженных ныне дотла Выперках нумантийского белого. В солдатской же фляге могло оказаться вообще что угодно - от безобидной домашней гнилухи до того легендарного бабкина крепляка, что настаивается, по слухам, натурально на курином помете: неприхотливость военных в плане "что сегодня пьем-с" была общеизвестна, и Ситу этот порок-достоинство не обошел стороной. К счастью, Командора и Кира как раз в этот момент развернулись, так что вопрос был снят: бардессе еще предстояло доказать, что она здесь находится не зря и сестренку одну во внешний мир не отпустит, а дышать при этом на начальство дрянным алкоголем вовсе не придавало ее аргументам дополнительной силы... Впрочем, храмовницы совершенно не намеревались к ней сейчас принюхиваться - все внимание Командоры было вновь обращено на младшенькую:

- Так, рядовая, - сказала Самина. - Давай-ка попробуем начать сначала, по порядку. Во-первых: что произошло в твоем видении? Зачем наемники прикончили жреца и отняли у него этот самый ларец? Во-вторых - кто они вообще такие? Происхождение, состав, вооружение? На каком языке говорили? Что тебе удалось понять?

Обернувшись к закончившей разбираться со шнуровкой и как раз латающей прореху под воротом колета жрице, Командора позвала:

- Сестра Иоланда, будь добра подойти и послушать - нам нужны твои знания и твой совет, - говорить храмовница старалась ровно, однако Ио различила в голосе определенное неудовольствие тем, что "ученая сестра" отвлеклась на какую-то постороннюю ерунду.

С каждым словом Киры лицо Командоры темнеет и мрачнеет, кажется, еще больше - хотя куда уже? Храмовница вдруг осознала, что та борется с желанием взять ее за плечи и встряхнуть так же, как она сама только что приводила в чувство молодую. И все-таки усилием воли Самине удалось удержаться: она по-прежнему помнила, что такие вспышки ей не по чину...

- Ты правда думаешь, я собираюсь что-то скрывать и заметать под ковер? Ты думаешь, я боюсь каких-то последствий после сегодняшнего? Боюсь, что меня пожурят, отправят в отставку или заставят до конца своих дней выгребать навоз из свинарников за иждивенский паек?! - словно пар из-под крышки кипящего котла, в ее голосе прорывался наружу отчетливый гнев. - Чтобы Купол выстоял - я готова пойти на все, на любой позор, готова прослыть преступницей и заработать ненависть и презрение хоть Богини, хоть всех Сестер. Чтобы Купол выстоял - я готова пожертвовать любой из вас, но собой - в первую очередь. Рискнуть доверием Рамоны - проклятье, да! Рискнуть ее жизнью - нет. А риск остается, ты этого не имеешь права отрицать. И это значит - ты обязана вернуться обратно с этим проклятым ларцом. Как угодно. Вывернись наизнанку - но вернись. Опозорься, преступи любые наши законы - но вернись. Сдохни - но сделай порученное, хоть ходячим трупом возвратись обратно!

Голос Командоры срывается в какое-то клокочущее шипение, ей явно с трудом удается не перейти на крик. И все-таки - неимоверная сила воли дает о себе знать. На вопрос о пророчестве она хмуро усмехается и продолжает куда более спокойным тоном, как ни в чем не бывало:

- "Ценное знание"? Ну да, ну да. Ты читала "Катрены Анаэрины"?

Кира не читала, хотя и слышала. В конце своей жизни Прима Анаэрина, основательница Коллежа, увлеклась составлением поэтической хроники будущего Купола, и многие из ее учениц восприняли оставшийся после ее смерти незавершенным сборник четверостиший как буквальное пророчество грядущих бед и побед Сестер - тем более, что некоторые из катренов, говорят, вполне подходили к случившимся в дальнейшем событиям.

- Так вот - я читала, и могу тебя заверить, что любые пророчества такого рода бесполезны - безотносительно того, настигло ли Приму и в самом деле некое мистическое озарение, или же она, как считала наша Верховная Жрица, просто здорово сдала к старости... Они хорошо накладываются на уже случившиеся события, постфактум, но вот руководствоваться ими в практической деятельности - тут точно ничего не выйдет. И если эта Корина высказала нашим Богиням нечто в подобном стиле... я прекрасно понимаю, почему они не сочли нужным делиться. Что пользы, если бы под Куполом образовалась очередная секта свидетельниц еще одного пророчества - вроде того кружка экзальтированных бардесс и их подружек, которые носятся с Катренами как с писаной торбой? - и тут она вскидывает взгляд, смотря прямо в глаза храмовнице.

- А может быть - Богини берегли нас? Берегли со всей материнской любовью от знания, которое могло принести вред? Я понятия не имею, потому что подробности мне неизвестны. Но я знаю одно: мы тоже имеем право беречь Рамону от того, что может ее погубить. Это и отличает нас от смертных внешнего мира: мы - не рабыни, страшащиеся наказания. Не псы, чья вера - лишь результат дрессировки. Мы - свободные Сестры, и разум дан нам для того, чтобы самим решать, что же принесет пользу Куполу, а что - вред. И я бы очень хотела, чтобы ты решила это для себя сама, а не просто выполняла приказ. Сама. Потому что даже Фиби тебе в этом не указ, храмовница.

Кира только сейчас поняла, что за маской одеревеневшей лицом и сердцем Командоры в ее душе сейчас идет тяжелейшая переоценка всех ценностей - еще с утра ни одна из них, верных учениц Богинь, и не подозревала, насколько же Аэлис и Рамона уязвимы. И холодком по спине промчалось осознание: сколько же Сестер сейчас сломалось и разочаровалось в идеалах и законах Купола - после увиденного сегодня? И сколько сломается, разочаруется, упадет в полное безверие, если не исправить хотя бы что-то в ближайшее время?

Вопрос, на который не хочется отвечать.

Мадам Кхамали, позволив себе легкую улыбку, приветствует торопящегося к столу Йодрика. Его присутствию она непритворно рада. Это мужчина был, несомненно, одарен во всех отношениях, провидение обделило его лишь такой отвратительной в глазах каждой аферистки чертой как скептицизм. Прорицательнице почти не приходилось прибегать к магии, когда она в очередной раз раскладывала карты перед рыжебородым здоровяком, советуя избегать черной белки, не ранить затесями кору молодого бука и не проходить под ветвями битого молнией дуба - богатырь, выбравшись из очередной передряги в лесу, был свято уверен, что это именно ее советы спасли ему жизнь. И теперь, кажется, им суждено пойти в одной компании на опасное дело? Прекрасно, просто замечательно. Мадам Кхамали уже знала, кто именно понесет ее тяжеленную дорожную сумку - не говоря о таких элементарных вещах, как прикрывание дамы своей широкой спиной от хищных лесных обитателей или хозяйствование на привале в дикой местности.

Эльфа она поприветствовала куда сдержаннее. У этого столь неприятного всем своим видом для каждого картаканца субъекта были, разумеется, интересные для аферистки черты - и любопытство, и романтическая жилка, но, чтобы раскрутить его как следует, нужно нечто большее, чем легко обезоруживающие невежественных деревенщин дешевые трюки. Когда-нибудь Кхамали достигнет уровня, на котором станет щелкать как орешки подобных персонажей, но - не сейчас. Не сейчас.

Пожалуй, из всех собравшихся за столом немой вызвал у нее наибольший интерес. Даже сам маг-живописец укладывался в определенный шаблон, а вот почему здесь оказался городской убогий (имени которого она как-то не запомнила) - это понять оказалось куда сложнее. Однако определенные способы имеются - ты же не просто так зовешься прорицательницей, а, мадам?

Речь Тандора Кхамали выслушивала с понимающим видом, удовлетворенно кивая. По идее, на данном этапе потенциальным наемникам следовало засыпать своего работодателя вопросами, и таковые у гадалки имелись, однако образ ее не позволял вопросительных интонаций - только утвердительные. Она же все знает и понимает, духи давно сообщили ей о сути дела и любых возможных затруднениях на пути - так что пускай вопросы задают мужчины: среди них определенно хватает опытных путешественников. А вот она попробует наладить контакт с немым - заодно и покажет себя заботливой компаньонкой.

- Молодой человек, - обратилась она к Люку, проморгавшемуся от эффектов изолирующего заклинания. - Вы, конечно, можете доверить свои мысли бумаге, но, если хотите сказать что-то побыстрее - можете доверить их мне. - Я медиум, посредничество в общении - это моя работа. Просто скажите про себя то, что вы хотите до нас донести - заодно и познакомимся.

Приветливо улыбнувшись, мадам Кхамали возложила руки на череп (в пустых глазницах которого, кажется, мелькнули искорки?) и закрыла глаза, начав шептать таинственные слова, пытаясь коснуться своим разумом мыслей немого сапожника...

Женщина, известная некогда как Безумная Сказочница, не смогла бы ответить на вопрос о том, почему она появилась этим вечером в картакасской гостинице, преодолев многочасовую дорогу из Гармонии в Скальд с увесистым дорожным мешком за плечами в образе полноватой гадалки, известной большинству картакасских простушек, верящих в магию крапленых игральных карт и поддельного нефритового черепа. Не смогла бы по одной простой причине: каждое утро эта рыжеволосая короткостриженая полуэльфийка, просыпаясь, ощущала в первую очередь мучительную пустоту в том месте, где полагалось быть ее подлинной личности. И это не была простая амнезия: ужас вызывало то, что не только воспоминания, но и характер, и способ мышления оказались утрачены, оставив после себя зияющую дыру в сознании, и ужас продолжался, пока женщине не удавалось ухватиться, как за спасительную соломинку, за свой текущий образ. Личность заменили личины. Много личин, как прекрасно проработанных, так и набросанных лишь в общих чертах - каждая со своим мировоззрением, характером, прошлым и социальным статусом. В отличие от матерых пройдох и актеров, она не играла роль - она была каждой из своих ипостасей в текущий момент. В противном случае ей пришлось бы оставаться наедине с пустотой, дырой, бездной, ужасом небытия...

А вот у мадам Кхамали имелись свои весьма веские резоны откликнуться на призыв известного чародея. Как и многих аферистов, вынужденных оперировать в ограниченном и замкнутом мирке маленьких городков и деревенек, в определенный момент ее настиг творческий кризис. Сеансы спиритизма в затемненной комнате, сопровождающиеся простенькими иллюзиями, вызывание духов умерших мужей и сыновей, карточные фокусы с крапленой колодой и чтением поверхностных желаний клиенток - все это приносило свой доход, однако некоторые источники потихоньку иссякали: даже отборных дур нельзя доить до бесконечности, теряя берега, это может оказаться попросту опасно. С женами же самых богатых и уважаемых людей обоих поселений, этим лакомым кусочком, ухо приходилось держать востро - прежде всего из-за их муженьков, которым так-то палец в рот не клади. Да и в целом - аферистке, лишенной возможности кочевать с места на место, набегами разоряя доверчивых простаков и сразу же скрываясь за горизонтом, приходилось вести себя крайне осторожно с собственной кормовой базой.

Вот недавно, по рекомендации подруг, к мадам Кхамали домой инкогнито заявилась госпожа Гассар, пятидесятилетняя жена известного скальдского торговца шерстью. Зашла она с весьма интересным пожеланием - изготовить приворотное зелье, способное влюбить в нее ее собственного племянника, юношу, который едва разменял шестнадцатую весну. Сумма за это дело предлагалась столь серьезная, что заставила "Странницу Туманов" всерьез задуматься над комбинацией, которая удовлетворила бы клиентку и не привела к визиту в дом скромной прорицательницы делегации с вилами и факелами. Проблема состояла в том, что ее возможности была пока что весьма ограничены: известность и репутация - спорные и сомнительные, магические силы - скромные, финансы, которыми можно свободно оперировать в целях получения прибыли... нет, не будем об этом, тут все совсем печально.

И предложение Тандора давало возможность решить сразу несколько ее проблем: тут тебе и слава, и денежное вознаграждение, и - чем духи не шутят? - новые магические секреты. Разумеется, мадам Кхамали хорошо осознавала риски данного предприятия, однако у каждого афериста в глубине души скрывается романтически-авантюрная жилка, стремление поставить однажды все на карту - без таких качеств не стоит и пытаться встать на эту скользкую преступную дорожку.

***

Она не вошла в гостиницу, а, скорее, величественно вплыла - сразу же, как только привела себя в порядок после долгого и утомительного пути в Скальд. Обилие слегка шуршащих пышных юбок, темно-зеленая накидка на распущенных рыжих волосах, бесчисленное множество фальшивых украшений с разными мистическими символами, и, наконец, поддельный нефритовый череп в руках - по словам самой Кхамали, добытый в где-то в небывалом туманном запределье у сущности столь древней и могучей, что сам звук ее имени вселяет ужас в сердца отборных храбрецов...

- Поклон и почет незримым хозяевам этой обители! - выйдя на середину обеденного зала и привлекши к себе максимум внимания, провозгласила глубоким грудным голосом гадалка, воздев руки и кланяясь пустому пространству в одном из темных углов. В этот момент несколько свечей в люстре над головой женщины погасли, но тут же снова загорелись, будто ее приветствию кто-то все же ответил. Затем, обведя взглядом набитый зеваками зал, она с деланным недоумением добавила:

- И вам здравствовать, честные люди Скальда, - эту фразу, впрочем, мадам Кхамали произнесла довольно небрежно, давая понять, что "незримые хозяева" интересуют ее куда больше публики из плоти и крови. Она уже уловила взгляды узнавания и удивления своих клиенток - иные из них смотрели на нее с радостным восторгом, но большинство, особенно женщины, приходившие с делами скользкими и деликатными, делали каменные лица и отводили глаза. Госпожа же Гассар, старая сладострастница, и вовсе побагровела как свежесваренный бурак (на который она, скажем прямо, весьма походила и формой своей физиономии).

- Приветствую, мессир. Позволите? - прошествовав к столу легко узнанного мага, аферистка, не дожидаясь приглашения, сбросила свою поклажу и величественно устроилась прямо напротив потенциального работодателя, аккуратно поставив череп на стол и положив на него сверху холеные ладони. - Духи сказали мне, господин Тандор, а люди подтвердили, что вам нужна помощь в некоем деле. Мадам Кхамали, медиум и прорицательница из Гармонии, к вашим услугам.

Ответ Бьянки, совершенно очевидно, не рассеял недоумения Командоры. Говоря откровенно, она сейчас не очень хорошо понимала, что, собственно, делать вот с этой залезшей по колено не в свое дело гражданской - опыт общения внутри храмовой и армейской иерархии не давал ответа. Кисть Самины дернулась было ладонью плашмя к земле в странном движении - Иоланде показалось, что та хотела демонстративно махнуть рукой, но в последний момент сдержалась, поворачиваясь уже к Росите. И, когда рядовая произнесла имя Элиссы, на лице Командоры впервые промелькнула тень удовлетворения - она кивнула, очевидно, радуясь тому, что именно следопытке довелось оживить и выслушать первые слова Искры. А вот когда солдатка упомянула имя Жанетт - Самина на мгновение скользнула взглядом по Кире. И храмовница вспомнила. Вспомнила, как на сегодняшнем совещании, проясняя масштабы потерь и пытаясь выяснить, сколько же профессиональных воительниц, не мобилизованных, осталось в строю, самозваная главнокомандующая спросила:

- А что у нас с деревенскими гарнизонами? Вроде бы кто-то поспел к началу сражения?

- Да, полусотня Жанетт с Лощины, - ответила берберийка-кавалеристка с изуродованным лицом, представившаяся как Джамала. - Только их всех на копья насадили. Те уроды в зеленом, которые орали "За Домен!" Нас они только флангом зацепили, а девчонок - их всех в землю втоптали...

Поморщившуюся в очередной раз от боли ротную поправила Дальфина:

- Не факт, что все убиты, но да - как подразделения полусотни больше нет, это точно.

- Дерьмово, - отозвалась Самина. - Ладно, кто у нас еще по списку имеется?

***

В общем, после новости об Элиссе Самина как-то успокаивается, и уже с деловым интересом осматривает шрам Роситы, терпеливо кивая в такт пояснениям жрицы.

- Таааак. Вот это уже интереснее. Вот с этим уже можно работать, - слова Командоры звучат как эхо каких-то совершенно непонятных покуда мыслей в ее голове. На предложение Киры она отвечает отрицательно:

- Нет нужды. Элисса - женщина умная, у нас с ней были кое-какие общие дела, а Милана во всем ее сестринским умом живет, они лишнего не сболтнут, я уверена, - Иоланда понимает, что Самина и в самом деле отлично знает следопытку, раз так легко просчитала ее реакцию там, в палатке. Начальниц самой Роситы она не упоминает по причинам, очевидным только для Киры, и храмовница догадывается, что Командоре сейчас настоятельно необходимо перевести тему с этого вопроса, дабы не шокировать и не деморализовать и без того выбитую из колеи военную.

Впрочем, вместо отвлекающего маневра Самина, кажется, предпочитает временное отступление: обведя взглядом собравшихся, она говорит:

- Так, оставайтесь пока на месте, нам с сестрой Кирой надо посовещаться, - и отводит подчиненную за пределы слышимости Сестер.

***

- То, что я тебе сейчас расскажу, - начинает Командора после явных колебаний, - Из ныне живущих и находящихся в своем уме смертных знаю только я, похоже. Так что пообещай мне, Кира, что и ты эту тайну унесешь с собой в могилу.

Сто лет назад Рамона и Аэлис предприняли поход в Брендею, где обитала в телесной форме одна очень древняя сущность - племенное божество бреннов по имени Корина. Митриане столетиями уничтожали ее последователей и истребляли саму память о ней и других богах ее пантеона, так что была надежда на возможность некоего союза между этой силой и Куполом - хотя бы по принципу наличия общего врага. Однако переговоры не удались - эта самая Корина заявила, что скорее примет развоплощение из рук митриан, чем станет сотрудничать с нами, нарушающими законы природы, что велят самкам ложиться под самцов... она была богиней плодородия, если что, так что результат неудивителен. Разговор был острым, дело едва не дошло до драки, но благодаря Аэлис удалось разойтись миром.

Однако, пока они говорили - эта самая Корина произнесла некое пророчество. Предсказание чего-то плохого, что должно было случиться с Куполом и с самими нашими Богинями. Подробности мне неизвестны, однако было, очевидно, в ее словах нечто, заставившее Рамону и Аэлис поверить. С тех пор их походы во внешний мир стали происходить куда реже, пока не прекратились вовсе - это многие уже заметили. И, когда случилась эта история со злосчастной Фатимой, Рамона сперва изъявила желание лично пойти в Скверный Лес и порвать пасть оборотню, но потом... потом мы решили организовать полноценный рейд, и его подготовка стала как-то затягиваться. И вчера Богиня поделилась со мной своими опасениями. Ее угнетало очень скверное предчувствие, и она опасалась за судьбу Купола. Поскольку мысли ее были поглощены оборотнем - она и отнесла свои предчувствия на его счет. Кто же знал тогда, что бояться стоило совсем другого...

А потом было вторжение, и Богини не могли не выйти на поле боя - даже знай они наверняка, что обречены. Столько времени береглись - и все зря... И я боюсь - самое плохое еще не случилось, Кира. Купол пока стоит, так что нам есть чего бояться. С этой девочкой и в самом деле произошло чудо, вопрос лишь в его природе. Видение может оказаться ловушкой. Капканом для Рамоны. Если эта информация проникнет под Купол, если Богиня узнает - никакие доводы, никакие наши мольбы не удержат ее от того, чтобы броситься туда, за наемниками и ларцом. Выйти из-под защитного барьера - и попасть под новый удар дэвов. Понимаешь?

Однако все может быть и правдой. Сочетанием случайностей и взаимных просчетов, что дало шанс рядовой Росите изменить нашу судьбу и историю. Отряд, конечно же, надо послать. Вот только проблема в том, что мы не имеем права отбрасывать и вариант с ловушкой. А значит, придется все делать в абсолютной тайне - и от Рамоны, и от Сестер, которым нельзя в полной мере довериться. Если митриане и в самом деле приготовили нам капкан - голову в него придется совать именно тебе, Кира. Других вариантов у меня нет.

Поток слов от собравшихся в одном месте женщин заставляет Командору закипеть еще сильнее. Определенно, не таких объяснений она ожидала. На включившуюся в разговор Бьянку женщина смотрит с каким-то пренебрежительным недоумением: что это вообще такое и чего ей надо? Да и жрица явно говорит что-то не то, по лицу Самины это становится понятно с первых фраз. Когда же рот снова открывает Росита - тут Командора уже готова показать не самую привлекательную сторону своей натуры, властным начальственным криком заткнув фонтан каждой из перебивающих друг друга Сестер.

Но Кира все-таки успевает раньше.

Рамонитка и сама, возможно, не поняла, что же сделала правильно в рамках армейской логики. Храм, конечно, является полноценной военизированной организацией, однако в силу малого количества воительниц в подразделениях и специфики самих этих подразделений, в нем куда большее значение придается неформальным отношениям. На многие вещи в плане субординации, само собой разумеющиеся для той же Старой Крепости, в отряде Фиби, с его почти семейными устоями, смотрели с пренебрежением - что порядком бесило, кстати, Самину. А вот Росита... атакованная Росита сразу же распознала в Кире правильного унтер-офицера - фигуру, что во всех армиях всех миров и времен является связующим звеном между собственно офицерами и личным составом. Плох тот командир, что самолично орет на бойцов, а уж тем более рукоприкладствует (последнее, конечно, вообще не про вооруженные силы Купола, а так... вообще: косматым друг дружку в зубы тыкать кулаком обычное дело). У нормального офицера для этого есть специально обученные люди - и после того, как сестра-десятница после очередного залета всласть на тебя с подружками прокричится - Старшая гарнизона уже совершенно спокойным тоном озвучит полагающееся дисциплинарное взыскание. Большому начальству вообще самолично орать по чину не полагается - и ротные Старой Крепости, позволявшие себе такое в отношении личного состава на людях, вызывали брезгливость не только у рядовых, но и у других Старших.

В общем, в данной ситуации Кира здорово выручила свою начальницу - теперь уже не просто Командору, а главнокомандующую всеми силами Купола (до того недалекого, очевидно, момента, когда вскроется обман). Ее вспышка успокоила саму Самину, уже набравшую воздуха, чтобы всласть проораться, но теперь потихоньку выдохнувшую. Дождавшись, пока все взгляды вновь устремятся на нее, она, наконец, начала свою речь.

- Так, пока сестра Кира не вытряхнула тут из всех дух, - благодарный кивок в сторону храмовницы. - Давайте-ка проясним некоторые вопросы. Первое: какие у тебя, ученая сестра, доказательства того, что военная была... мертвой? Сама она говорит о том, что ее ранили, насколько я поняла. Самопроизвольное, или по божественной воле воскрешение из мертвых - это звучит сильнее, чем если ей дали по голове и она в бреду увидела Богиню. Вот с этого и стоило начать.

Переведя взгляд на Роситу, она продолжила:

- Второе: кто еще успела услышать от тебя эту увлекательную историю? Точнее - кто еще сумела понять и осознать, что ты увидела и узнала, пока была... "без сознания"? Не смей врать мне - это крайне важно, - давление, с которым Самина упирала на каждое слово, указывало на то, что этот вопрос заботил ее сейчас больше всего.

- И, наконец, третье: что здесь вообще делает бардесса? - зрелище сестринских обнимашек определенно добавило Командоре недоумения по этому вопросу. - У нее тоже были какие-то чудесные видения?

Из палатки в ответ на Иренкину подколку раздалось такое рычание, что Подмышка нервно рявкнула и покосилась на рыжую. Реджи смотрела на расхваставшуюся юницу со скептическим прищуром, однако Тис одним серьезным кивком подтвердила, что так примерно все и было.

- Так хворост вы приволокли или нет? - спросила брюнетка.

- Хворост бросить пришлось, куда ж мне раненой его тащить. А что? - лукаво спросила Тис.

- А что? - в тон ей ответила Реджи, хитро уставившись на Старшую, однако через несколько секунд она добровольно сдалась в этой игре в гляделки. - Ладно, давай посмотрю, что с рукой, лезьте в палатку уже.

Первой, как водится, отреагировала на слова "в палатку" Подмышка, нырнув внутрь мимо хозяйки, пока та пропускала пролезающих под полог "лесорубок".

Внутри Иренку встретил привычный по казарме жилой запах женских тел - хорошо еще, не набздели сестрички по оружию, ну да с походно-подножным рационом, на который они теперь все неминуемо перейдут, это лишь вопрос времени. Пока юная воительница снимала верхнюю одежду, Реджи сноровисто размотала руку Тис, негромко выругалась, глядя на следы укуса, а затем поднесла руку практически к губам и что-то начала шептать. Следопытские секреты - этой магии далеко, конечно, до умений посвященных жриц, но в походе тех, кто способны остановить кровь, ценят куда больше заурядных мечемашиц...

- Спасибо, - тепло улыбнулась текрурийка, а затем, покосившись на распластавшуюся задом кверху и накрывшую голову рюкзаком Соландж, негромко скомандовала:

- Все, отбиваемся! - и полезла к своему заблаговременно обустроенному на другом краю палатки гнездышку.

Спряталась под одеяло и брюнетка, в ногах которой уютно обустроилась собака. А вот у Иренки с уютным сном обстояло так себе. Когда ты только выпускаешься из учебки - как правило, ничего, кроме уставного спальника и кружки-ложки-котелка, не имеешь, так что обзаводиться всяким полезным в походе барахлом приходится по ходу службы. У девушки же элементарно не было времени на подобные заботы. У всех остальных участниц отряда хватало одеял, чтобы организовать на своем спальном месте настоящий "вошкин рай", как выражалась их ротная, Ирен же, похоже, должна была и в самом деле устраиваться почитай на голой земле. Или не должна?

Вопреки собственному приказу, Тис что-то завозилась, устраиваясь под одеялом, и с должной наглостью и сноровкой Иренка могла бы сейчас поднырнуть ей прямо под теплый черный бочок - сокрытый, конечно, нательной рубахой, однако и через тонкую ткань вполне ощутимый, вместе с иными подробностями рельефного тела...

Если бы Элисса присутствовала здесь, она бы наверняка жестоко пожалела о своем напутствии, решив, что сделала лишь хуже.

- Так, - поджав губы и нахмурившись, отреагировала на слова Иоланды Самина. Подводка была и в самом деле не слишком понятной. В то плане, что Командора и сама догадалась, что перед ней близнецы, однако какое это имело отношение к сказанному дальше... А дальше яснее не сделалось, и стало совсем плохо, когда слово взяла Росита. Выражение лица главнокомандующей менялось с каждой фразой от озадаченного к офи... очень удивленному, а на слове "пободос"... "подобосущном" она прерывисто заморгала, будто в глаза насыпали песку, а затем перевела взгляд прямо на Иоланду и больше до самого конца "доклада" его с нее не сводила.

Кира, лучше всех присутствующих знавшая Самину, даже не видя ее лица, почувствовала буквально шкурой, как Командора закипает. Фиби периодически любила подразнить свою начальницу, "докладая" ей об очередном происшествии в серьезном тоне, однако, как завещано в армейском фольклоре, с видом лихим и придурковатым. Однако при этом остальным "сумеречным сукам" Старшая строго запрещала повторять такие подвиги, говоря о том, что дергать ядовитую змею за хвост - искусство, доступное лишь посвященным. И вот сейчас девочка, с умыслом или без, играла с огнем - или, скорее, грозила своей рапирой грозовому небу посреди чистого поля. Неважно, было ли в ее рассказе что-то и в самом деле важное для их дела, или она просто пересказывала яркое околосмертное видение - если Самина сейчас взорвется, хорошо не станет никому.

- Так, - глядя в упор на Иоланду, повторила Командора. - Еще раз: зачем эти двое здесь?

Короли с кормирских львов были незнакомыми далеко не для всех присутствующих. Когда Эвелина училась в Школе Граций, в классе для занятий по истории была целая галерея рода Обарскиров. Центральное место занимала, разумеется, качественная репродукция парадного портрета ныне правящей королевской семьи: Азун Четвертый, королева Филфаэрил и две их дочери - на картине им было лет четырнадцать-пятнадцать. Любая образованная кормирская дворянка просто обязана знать в лицо своих монархов, тут двух мнений быть не может. В соседстве с этим портретом находились и предки нынешнего короля - разумеется, не все, родовое древо Обарскиров за четырнадцать веков разрослось настолько, что в классе попросту не нашлось бы столько места на стенах. Здесь имелись изображения непосредственных предков Азуна Четвертого (колена до пятого или шестого), а также наиболее выдающиеся правители Кормира за всю его историю. Ясное дело, лица древних королей были, скорее всего, порождены воображением художника (это маленькая Эвелина понимала уже и в десять лет), однако те, кто поближе к современности, рисовались, несомненно, с натуры. Нельзя сказать, что наследница Гринтауэров обладала выдающейся памятью на лица, однако за годы ежедневных занятий, гуляя взглядом по стенам, невольно научишься отличать Ригаэрда Второго с его волевой челюстью от Дхалмасса с его крючковатым носом.

Монеты из кошелька Хилла определенно не имели коллекционной ценности - слишком уж потертыми выглядели эти старинные львы. С уверенностью можно было распознать на них рельефные лица Азуна Третьего и Палагарда Второго - соответственно, деда и прадеда нынешнего короля Кормира. Ориентировочно - сотня лет и больше. Золотых с Ригаэрдом Вторым в кошеле вроде бы не было, и это заставляло задумываться о происхождении золота. Подобные монеты, по идее, могли храниться в какой-нибудь храмовой сокровищнице, где пожертвования прихожан скапливаются веками. Или в родовом хранилище какой-нибудь знатной семьи. Где-то на самом дне сундука в дальнем углу. И вопрос о том, как эти самые денежки попали за пазуху к культяпому душегубу, оказывался весьма интересным. Предположение о том, что Марголи так заплатил братцу Хирама за помощь, пришлось отбросить - слишком уж замызганным выглядел кошель, откровенно неподходящим к образу светского человека, да и в целом непонятно, когда и где он успел подхватить такой странный набор монет. А, отбросив версию с платой от покойника Силмона, Эвелина вынуждена была прийти к неутешительному выводу: Уилл Хилл обретался и кормился не в районе Лунного Моря, как считал Хорек, а где-то в Кормире. И наверняка где-то в Кормире скрывался и сам Хирам: где один братец, там и второй. А это значило, что история, в которую их втянул Дутарр, явно далека от завершения.

Как ни странно, к апокалиптическим откровениям Уилла задумавшаяся бардесса оказалась равнодушна. Она была хорошо знакома с этим сортом озлобленных душегубов, продающихся темным силам и путающихся со всякой нечистью. Изуверские культы, демонопоклонники и некроманты, желающие разом ниспровергнуть храмы добрых богов и извести все светлое и прекрасное в мире - они, признаться, мало различались в глазах опытной искательницы приключений, будучи ее хлебом и источником безбедного существования. Разумеется, в ближайшее время она основательно допросит пленника, не погнушавшись сломить его волю магией, а затем посовещается с Дутарром, что же предпринять дальше, но вот сейчас, после резонного замечания Мей, ее куда больше беспокоила та самая Силмонова дама, а также судьба оставшегося наверху и брошенного Далгрима. Как бы он не ломанул из поместья в поисках ближайшего патруля, или не стал жертвой убегающей из дома под шумок сообщницы лже-Нарбута. Дела наверху определенно нуждались в проверке.

- Так, друзья мои, - обратилась она к Джеку и Ораверу. - Когда Вейгела закончит перевязывать эту тушу - придумайте, как бы его вынести наверх. А мы с Мей пока поглядим, как дела у нашего строителя, и вообще...

Подойдя поближе к кара-турке, Эвелина негромко продолжила:

- Давай ты вперед, милая. Не хочется закрываться тобой, но, боюсь, я после всех этих приключений упаду от первого щелбана и уже не встану, - раны и в самом деле отчаянно саднили и местами кровоточили, пусть под маскировкой это было и не так заметно, а неизвестность наверху еще могла преподнести сюрпризы...

- Ладно, сестра Иоланда, - до поры молча сидевшая на небольшом походном стульчике Элисса грузно поднялась, уступая место Жрице. - Вижу, раненая в надежных руках, а дальше вы сами разберетесь. Пойду-ка я Милану нагоню, забыла ей сказать, чтобы меньше языком мела за дело ваше, оно, по всему видать, важное и секретное. Бывайте, в общем.

Уже откинув полог палатки, следопытка оборачивается, обращаясь к Росите:

- Ты, военная, как будешь Самине докладывать - лучше говори по-уставному, без этой самой... поэзии. Она тетка резкая, и крепко не любит, когда ей по мозгам зазря ездят. Не начни там опять - матушки-бабушки, веточки-корешочки... - не дожидаясь ответа, она вышла на улицу.

Пока Иоланда споро и не заботясь о каллиграфических изысках переписывала доставившее ей столько пищи для размышлений письмо, Росита с посильной помощью Бьянки одевалась и приводила себя в порядок. Засохшая корка крови на сорочке, в волосах, да и на коже - все это крайне скверно отмывалось обычными средствами, однако Бьянка обладала магическими способностями, полезными не только в театре или на поле боя, но и в быту. В конце концов, настоящая бардесса обязана содержать себя в порядке, однако сейчас Сите пришлось напоминать едва вышедшей из кататонии сестренке, какими заклинаниями та владеет. Очистка волос и одежды от крови оказалась не сказать чтобы идеальной, однако теперь рядовая Старой Крепости уже больше напоминала живую девушку, а не восставший из могилы труп. Вот с доспехом все оказалось куда хуже: целительницы в процессе оживления тяжело раненой военной распороли шнуровку кожанки так, что теперь ее можно разве что таскать в руках. Увы, с этим вопросом магия обеих Искорок ничего поделать не могла...

***

Самина в ответ на последние слова Киры недоуменно нахмурилась, и та, наконец, поняла, что она имела в виду. Не Рамона выбрала ее, а Фиби. Это отчего-то было важным для Командоры, и храмовница вдруг подумала, что отношения ее жены с Саминой могли быть даже куда сложнее, чем виделось ей самой. Впрочем, этот вопрос явно не стоило подымать здесь и сейчас - слишком болезненным было любое воспоминание о живых и здоровых еще этим утром боевых подругах... Наверное, именно поэтому их разговор угас - дальше он не обошелся бы без упоминания о личных потерях. Две пожилые женщины так и стояли молча, дожидаясь Амиры или Иоланды, пока жрица не появилась в сопровождении двух уже знакомых Кире девушек - той самой просившей помощи бардессы, и ее сестры, бледноватой на вид, однако самостоятельно передвигающейся и явно раненой далеко не так тяжело, как показалось храмовнице при первой встрече.

- Закончила с письмом-то? - нетерпеливо спросила Иолу Самина. - А эти здесь зачем?

Выражение лица у Командоры было озадаченно-выжидающим. Она, очевидно, ждала объяснений.

Как- то год назад, после очередного острого разговора за закрытыми дверями, Фиби покинула кабинет Командоры, и, оказавшись на улице, высказала Кире мысль, которую, видимо, уже довольно долго гоняла в голове:

- Знаешь, такие, как Самина, наверное, нужны Куполу... вот только до времени ее лучше бы хранить где-нибудь в сухом и темном месте, под замком. Может даже, в гробу, как упыря какого-нибудь, - жутковатое сравнение ее развеселило. - Да, до времени хранить где-то в строгой изоляции, чтобы она никому не могла испортить ни жизнь, ни настроение. Но если вдруг, не дай Богини, случится что-то страшное - треснет земля, разверзнутся небеса, загорятся леса вокруг Купола, а на нас полезут миллионные орды косматых, если никто не будет знать, что делать и куда бежать - вот тогда мы ее достанем из гроба, обдуем от пыли, встряхнем - и она сразу примется за дело, и все исправит. Не пожалеет ни себя, ни нас, но сделает все на совесть и как надо.

Этот застарелый конфликт двух невероятно сильных женщин, прирожденных начальниц, начался задолго до знакомства Киры и Фиби. Старшая "сумеречных сук" была нежно любима своим подразделением, она словно источала круглые сутки неистощимую позитивную энергию, от которой питался весь отряд - шутливые подначки, поднимавшие настроение воительницам, забота и готовность драться за любые нужды и интересы своих хоть с самой Верховной Жрицей, слова, для каждой подчиненной разные, но всех заставляющие чувствовать себя нужными и полезными группе... Не стоит удивляться, что женщины, разменявшие пятый десяток, совершенно искренне звали ее Мамой. Командора, со своими мелочными на первый взгляд придирками, с отсутствием малейшей душевной теплоты даже к собственной дочери, казалось, проигрывала супруге Киры во всех отношениях. Однако Фиби, лучше всех в храме знавшая свою старую однокашницу, все-таки пусть нехотя, пусть иносказательно, но признавала, что хоть в чем-то Самина была лучше нее...

И вот небеса разверзлись, а земля треснула. Фиби ушла, оставив Киру вдовой, Аэлис может уйти, оставив Сестер сиротами. Момент истины настал, и вряд ли стоит сомневаться в провидении, позволившем из всех больших начальниц на поле боя уцелеть именно Командоре. Однако остается вопрос, право ли было это провидение в отношении Киры?

Время покажет.

***

Самина явно не удивлена возражениями Киры, однако последовавшая за ними клятва заставляет ее посмотреть на подчиненную по-новому.

- Эти слова очень тяжело весят, - качает она головой. - Будь уверена, я их запомню. Что же касается остального... Ты знаешь принципы сестринства. Даже соотношение потерь в тысячу к одной для нас неприемлемо. Однако мы всегда несли эти потери, и шли на них сознательно - именно ради будущего, которое строим. Война - это всегда цепь плохих решений, выборов между ужасным и чудовищным. Рамона сегодня оставила нас наедине с баронским войском, потому что не могла допустить второй серой волны. Ей пришлось выбирать между жизнями сотен Сестер и самим существованием Купола. И как знать, не придется ли тебе, глядя в глаза пятнадцатилетней девчонке, говорить "умри сейчас ради меня, потому я ради тебя умереть не имею права"? Это реальность жизни Старшей в тяжелые времена. Я не желаю тебе прочувствовать и пережить это самой, но... и мне, возможно, придется сделать выбор, который поставит тебя перед подобными вопросами.

Поджав губы, Командора на несколько мгновений замолчала.

- Я уже давно так ни с кем не говорила. Разве что с Рамоной. Так что - спасибо, что осталась на ногах. Теперь я понимаю, почему она выбрала именно тебя.

В ответ на просьбу Ио Элисса ощутимо хмурится, косится в сторону Роситы и озабоченно поджимает губы. До Иоланды доходит, что с тем уровнем потерь, который она увидела собственными глазами, велика вероятность гибели что Старших юной Искорки, что ее подружек-сослуживиц, а этот момент поднимать в присутствии ослабшей и едва держащейся в сознании, судя по виду, воительницы - так себе идея.

- Добро, - с неохотой кивает она. - Насчет найти начальство в этом бардаке - ничего не обещаю, но можно поспрашивать по палаткам. Гарнизон Вересковой Лощины? Мил, займись.

Тон Элиссы в обращении к младшей сестре оказывается каким-то привычно-командным, и та без вопросов покидает палатку. А Иоланда тем временем приступает к осмотру раны Роситы. И сразу же понимает, почему именно к ней свелся разговор.

Жрице вспоминается избитый анекдот. Приходит на осмотр к аэлиситке престарелая воительница, раздевается до пояса - и та видит у нее на груди шрам от колотого ранения. Аккурат напротив сердца. И шрам от выходного отверстия - сзади, на спине. Арбалетным болтом насквозь. На резонный вопрос, как такое может быть, воительница отвечает: "Ох, сестра, сердце у меня в ту минуту просто в пятки ушло..."

Проблема, впрочем, даже не в самом характере ранения, хотя копье или острие меча, так вошедшее между ключиц, не оставляет шансов выжить (если, конечно, не применить моментально целебную магию). Проблема была в том, что эта самая смертельная рана зарубцевалась, и сейчас на горле Роситы зиял багрово-фиолетовый узловатый рубец, напоминающий чем-то жуткий второй рот. Шрамы такого рода образуются на теле в обычных условиях за несколько недель, если пренебречь наложением швов. Иоланда пыталась как-то рационализировать для себя происходящее и объяснить без привлечения излишних сущностей - ну, например, можно разрезать аккуратно кожу на горле, не задев артерий, и в итоге через месяц-другой добиться подобного эффекта, верно? Однако, еще раз вспомнив анекдот про сердце в пятках, она поднимает измазанные в засохшей крови волосы солдатки вверх... и нащупывает сзади, аккурат между четвертым и пятым позвонками шейного отдела, небольшой шрам от выходного отверстия.

Иоланда даже отвлекается на то, чтобы изучить кожанку и найти на ней следы удара. Итак, копье косматого этим утром прошило насквозь легкий доспех воительницы, вошло ей в горло, распороло все встретившиеся на пути артерии и трахею, и вышло самым острием сзади, разорвав позвоночник. Девушка после такого совершенно гарантированно и достоверно должна была умереть. И объяснение о небывалых жизненных силах, коими как будто обладали Искры, тут явно не подходило: Ио слышала массу историй о чудесах живучести некоторых Сестер, вроде той лежавшей два дня болоте с арбалетным болтом в голове следопытки, что в итоге самостоятельно вернулась к своим и прожила еще пару десятков лет, однако никакие чудесные способности к регенерации в этом случае помочь не могли. На воскрешение с помощью божественной магии это было столь же непохоже - шрамы месячной давности были для такого процесса совершенно нехарактерны.

- Видишь? - негромко спросила Элисса, и Иоланде стал понятен тот тон, с которым отставница произнесла слово "тяжелораненая". Лукавила ли девочка, или же просто не понимала до конца, что с ней произошло: ни о каком "тяжелом ранении" речи здесь точно не шло. Рамонитке явно предстояло либо пересмотреть устоявшиеся представления о медицине и способностях человеческого организма, либо... принять рассказанное военной хотя бы как рабочую теорию.

- Первое правило в покере - блефовать, так до конца, - парировала Эвелина, и потянула из ножен на поясе кинжал: ее основное оружие в такой тесноте было бы не слишком действенным. Карты и в самом деле сданы, пора выяснять, чья же комбинация лучше. Вот только оказалось, что банда детоубийц вытащила из рукава далеко не все козыри...

Имя "Моандер" не сказало баронессе ничего, но как-то легко было догадаться, что творящееся внизу явно выходит за пределы тривиального душегубства, которым прославилась шайка Хирама. А запашок, донесшийся из подвала, явно говорил о том, что этот самый Моандер та еще злобная и гнусная тварь. Дело принимало куда более серьезный оборот, и теперь Ораверу оставалось лишь держаться насмерть, пока не перекрошит всю толпу ходячих трупов - отступление с заманиванием в засаду в схватке с нежитью определенно теряло смысл. Впрочем, Уилл Хилл явно поспешил наречь себя самым прожженным шулером этого подземелья - у Эвелины тоже кое-что было припасено наверху...

- Вейгела, давай сюда, мы нашли врага по твоей специальности! - раздался звонкий и веселый бардовский голос, от которого так сладко становилось внутри у одной милой восточной красотки. А вслед за этим, перекрывая хрипы толпы злодеев и умертвий, по поместью разнеслись совершенно неуместные, казалось бы, в данной ситуации задорные куплеты ллииранки:

Кто поднимет мертвяка
Из сырой могилы,
Тот отведает пинка
Небывалой силы!

Полуросличий пинок -
Страшное явленье!
От него любой дракон
Сдохнет в изумленьи!

И Оравер с Мей сразу же ощутили эффект этих забавных, но совсем непростых бардовских куплетов - проясняющих сознание и придающих душевных сил в тяжелой ситуации...

Все на свете имеет свойство заканчиваться, и затянувшаяся лесная прогулка Ирен и Тис не была тому исключением. Подмывшись, умывшись, перевязавшись и вытершись, парочка отважных воительниц вернулась в лагерь, доложив дежурной о случившемся в чаще инциденте - само собой разумеется, без подробностей своих эротических игр. И как ни старалась текрурийка сгладить свой рассказ, дежурная, конечно же, здорово встревожилась, подняла караул в копье и долго уговаривала Летисию пойти в лазарет, чтобы там напичкали для профилактики всякой магией-алхимией. Разумеется, уговоры споткнулись о категорическое, хотя и не слишком здравое и логичное Тискино "я те чо, дурочка?" В общем, направить куда положено Сестер для изучения места сражения и лютоволчьей туши они направили, и на этом их обязанности Старшая разведгруппы первой копейной объявила выполненными - совершенно не желая идти докладываться своей ротной, вместо этого двинув в компании Иренки к месту отдыха своего подразделения, чтобы приступить там, собственно, к отдыху.

Вот и родное становище, их общая четырехместная палатка, в которой и дрыхнет остальной личный состав.

- Ладно, если сейчас повезет - затихаримся и часов восемь подрыхнем, - текрурийка уже откинула полог палатки, намереваясь проскользнуть внутрь, как вдруг из-под тента раздалось злобное рычание, а вслед за ним сонный голос:

- Бляха-муха, кто там лезет, щас собаку спущу!

- Свои, - ответила Тис.

- Командир, ты? - теперь Реджи окончательно проснулась. - Подмышка, твою налево, ты ёбу дала, на Старшую свою рычать? Без вкусняшек сегодня останешься!

Негодующий рявк был ответом на гневные обвинения. Полог распахнулся, и из палатки сурикатом выглянула заспанная короткостриженая брюнетка тридцати пяти лет. Реджина, следопытка и самая старая соратница Тис - и хозяйка той самой собаки, что так сурово отреагировала на попытку вторжения.

- Нет, Подмышка правильно тревогу подняла, - возразила текрурийка. - Только сейчас дошло - от нас с мелкой до сих пор кровью должно нести лютоволчьей. Так что не обижай ушастую...

Реджи не успела ответить, ибо мимо нее из палатки выскочила лопоухая беспородная сучка палевой масти, подбежала к Тис с Ирен, обнюхала им ноги и, развернувшись к следопытке, рявкнула с чисто человеческой интонацией - "я же говорила!"

- Лютово... - озадаченно хотела переспросить Реджи, однако вынуждена была переключить внимание на собаку. - Да поняла я, поняла, была неправа, мой косяк.

Подмышка тявкнула еще раз, с оттенком затухающей обиды - мы, дескать, еще об этом поговорим - и подставила загривок под ладонь уже принявшейся ее почесывать Тис. Реджина раскрыла было рот, чтобы все-таки переспросить насчет лютоволка и перевязанного запястья Старшей - как вдруг из палатки раздался утробный стон последней разведчицы:

- Бляяя, да вы издеваетесь?! Я только в сон провалилась, у меня сейчас глаза лопнут с вашего крика-лая! Рамоной клянусь, сейчас кого-то сапогом угощу! - в палатке послышалось беспорядочное, и, судя по звуку, малорезультативное шуршание - будто гигантского жука перевернули на спину и теперь он пытается вернуться в нормальное положение. Кажется, проснулась вторая следопытка отряда - двадцатидвухлетняя Соландж, девица симпатичная и своем деле талантливая, но по утрам форменная мегера.

Увы, вместо того, чтобы тихо завалиться спать до вечера, Тис умудрилась всех перебудить.

- Тихо, тихххо ты, опять отключишься же, - озабоченно комментирует Элисса попытки Роситы встать, однако быстро понимает, что пытаться ее удержать - значит сделать еще хуже. - Ничего, военная, теперь еще лет сто дымить будешь. Вот только...

И тут начинает свой рассказ Росита.

Лицо младшей сестры престарелой следопытки, Миланы, приобретает выражение полнейшего непонимания. Взметнувшиеся было вверх в очередном приступе изумления брови бессильно опускаются, и она лишь оглядывается с надеждой на Элиссу, которая должна вот это все объяснить и разжевать. Калечная воительница же, наблюдая за разговором Искорок и нежданно вернувшейся рамонитки, выпрямляется, чуть отступает и с хмурым видом скрещивает руки на груди. Первое, что она поняла - тот очевидный факт, что близняшки пылают друг к дружке совсем не сестринскими чувствами. Влюбленности такого рода не были под Куполом большой редкостью для отроковиц, однако считались признаком сердечной незрелости, и о подобных эпизодах не распространялись даже в содружествах самых свободных нравов. Будь у старушек построже с воспитанием - они могли бы и возмутиться сцене, устроенной Искрами, однако казарменная жизнь очень хорошо приучает не совать свой нос в чужую постель и чужие дела: без умения вовремя отвернуться или выйти, как прекрасно знала Росита, выживание в тесных кубриках Старой Крепости бывает откровенно затруднительным. Впрочем, рассказ девушки о встрече с "мамой Аэлис" в любом случае сразу же заставляет забыть о всяких несущественных подробностях личной жизни близняшек.

Репутация Искр под Куполом была... известно, какой. Одни Сестры снисходительно-иронично отмахивались от претензий дочерей одной матери на родство с Богиней, других это откровенно выводило из себя, однако большинства эта тема напрямую не касалась. Верующие в Рамону и Аэлис могли по-разному толковать те или иные моменты их учения, в рамках единой религии под Куполом возникали зачастую весьма неортодоксальные направления - и, в отличие от внешнего мира, их никто не записывал в "ереси" и не пытался давить в зародыше, так что и убеждения части Искр в своей божественной природе многие воспринимали именно как религиозные. Другое дело, что мало у кого из непричастных вызовут энтузиазм проповеди маленькой группы чародеек об их личной избранности и особости. В общем, на практике среди подобных Росите и Бьянке было мало таких дурочек, что выходили бы на площадь и орали во весь голос "я - дочь Богини!", однако именно такие получали свою долю весьма спорной известности и влияли на отношение к Искрам в целом...

Иоланда машинально вслушивалась в слова близняшек, отмечая детали. "Старшая гарнизона Жанетт" - значит, девочка из кадровых воительниц, ибо эта самая Жанетт, если ей не изменяла память, со своим подразделением стояла в Вересковой Лощине. Эту деревушку Иола посещала лет семь назад, прослышав, что там живет одна из носительниц аутентичного бреннского языка - доимперского наречия Мидгаллии, превратившегося со временем в тайную речь друидов. Увы, ее путешествие оказалось погоней за призраками, так что, убедившись в этом, она попросилась заночевать в расположении местного гарнизона (трактиром для путешествующих по служебным делам, вроде тех, что существовали в Выперках и Старой Болотине, эта деревушка за малыми размерами так и не обзавелась). Быть может, Иола даже видела мельком эту девочку, хотя сомнительно - очень уж молоденькой она выглядит, два-три года на службе, не больше. Эти детали, впрочем, явно не имели критического значения на фоне всего сказанного про видение и "маму Аэлис". Искры, стало быть. Вторая близняшка, бардесса со знаком Коллежа на одежде, очевидно, тоже была свято убеждена в своем божественном происхождении. Хм, бардесса? И тут невидимые шестеренки в голове Иолы, гоняющей параллельно диалогу здесь и сейчас совсем другую мысль, словно щелкнули, встав в нужное положение. Она вспомнила.

Одержимость дэвами является зачастую порождением отчаяния и страданий. Женщина, насилуемая взводом озверевших наемников до смерти, кричит от боли и бессилия, богохульствуя - и открывает свою душу безумной сущности, что уничтожает разом всех обидчиков. Другая, обвиненная в ведовстве, сгорает заживо на костре, и призывает порождения Хаоса в свое тело, выжигая вместе с собой пару городских кварталов. Подобные случаи, впрочем, исчезающе редки, обычно одержимость принимает формы относительно скрытые, однако отчаяние все равно является ее основной первопричиной. Отчаявшиеся же женщины часто бежали в направлении Купола, где униженным и обиженным всегда предоставлялся приют и убежище. И это превращалось в проблему, если с обидами и унижением беженки несли в себе зародыш одержимости. Скверные и кровавые случаи с участием одержимых привели в то время к созданию при Храме Рамоны специального отряда, занимающегося проверкой всех новых Сестер - и отряд этот спас в свое время немало жизней. Однако в какой-то момент эта угроза сошла на нет. Новые одержимые попросту перестали появляться в окрестностях Купола. Почему именно в те годы - оставалось нерешенным вопросом уже лет восемьдесят. Однако сейчас, увидев знак Коллежа на одежде одной из близняшек, она вспомнила о версии, которую продвигали как раз там: дело в том, что исчезновение одержимых совпало по времени со становлением содружества Анаэрины и с появлением в Закуполье существенного количества бродячих бардесс. То есть некоторые из последовательниц Преславной Примы считали, что присутствие бардов вызывает у отродий Хаоса ужас, заставляя тех держаться подальше от места их пребывания - ссылались они при этом на старые бреннские легенды и туманные места из знаменитых Катренов - сборника стихов основательницы Коллежа, которые многие почитали как пророчества. Версия эта выглядела, мягко говоря, натянутой и неубедительной, но проблема была в том, что оба Храма так и не смогли выдать за эти годы внятного объяснения феномену исчезнувших одержимых, так что и этот момент в истории Купола оставался вопросом личной веры.

Тем временем Элисса, прокашлявшись, подала, наконец, голос - обращаясь, что неудивительно, к вошедшей и вмешавшейся жрице Рамоны:

- Послушай, ученая сестра... Иоланда, верно? Ты, я вижу, женщина бывалая, в божественном смыслишь всяко лучше нас, темных. Так что помоги уж рассудить, что да как, раз так вовремя зашла. Но попервой, прежде чем мерековать за это дело, глянь-ко на рану нашей болезной - очень уж она меня удивила... А ты, "тяжелораненая", повремени-ка бежать сломя голову: надо будет для Купола - мы тебя и на закорках куда положено снесем, а пока подбородок вверх задери и дай жрице себя осмотреть...

***

Самина удовлетворенно кивнула, хмуро усмехаясь.

- Я тоже надеюсь, что не понадобится. Лет десять я бы еще вас всех побесила... Однако, на тот случай, если меня разжалуют и отправят убирать дерьмо в конюшнях пожизненно - ты должна кое-что уяснить. Правила игры теперь, после этой бойни, круто меняются. То, что произошло сегодня - результат наших ошибок, нашей самоуверенной экспансии без оглядки на собственные силы. Не знаю, какие резоны были у культистов, но они сумели собрать такую силищу лишь по одной причине: потому что мы наглухо перекрыли Виа Ильдеци. Перекрыли дорогу, которая связывает Южную и Центральную Мидгаллию, тем самым заставив обратить на себя внимание... раньше времени. И заплатили за это жестокую цену. Теперь же - теперь нам придется искать контакты и компромиссы с косматыми. С теми из них, кто заинтересован в компромиссах и любит... да хотя бы золото, больше, чем ненавидит нас. Придется учиться говорить и торговать там, где раньше было достаточно умения быстро резать глотки. Не то чтобы от Командоры храмовых воительниц в этом деле много зависело, но, став большой начальницей, ты должна будешь научиться мыслить как истинная Старшая. Понимаешь?

Самина кивает, выслушав соображения Иолы:

- Думаешь, эти твари заварили кашу, которой и сами могут подавиться? Что ж, будем иметь в виду. Так, ладно. Ты будешь мне непременно нужна, когда сюда притащат наши трофеи, а пока... минут десять у тебя есть, можешь и в самом деле заняться переписыванием... - Кира почувствовала, что Самина вполне охотно отпускала жрицу обратно в госпиталь, а это могло означать лишь одной - предстоит еще один разговор наедине.

И в самом деле, дождавшись, пока Иоланда их покинет, Командора обратилась к своей храмовнице:

- Я думаю над тем, как сейчас быстро и неотложно закрыть наши потери. Можно устроить досрочное посвящение двум старшим потокам послушниц - всем, кто старше четырнадцати. Это, получается, девять новых храмовниц. Если вернуть с пенсии тех, кто еще способен доспех нацепить и добежать до врага... Где-то пара дюжин мечей у нас будет. И этими яслями-богадельней я думаю поставить командовать тебя, Кира.

Устало прикрыв глаза, она продолжила:

- Только Рамона знает, что со мной будет, когда все вскроется. Но, думается мне, ничего страшного. Все страшное уже случилось, и каждая из нас, тех, кто выжили - теперь на вес золота. Какой уж там трибунал Совета Старших... Однако, может статься, Храму понадобится новая Командора. И других вариантов, помимо тебя, я не вижу. Так что, пока я при власти и силе, хочу понять, насколько ты готова к этому бремени. Потому что тебе придется забыть о мечтах вдоволь хлебать кровь косматых. Легко жить и умирать, отвечая лишь за собственную жопу, Кира, но о такой жизни теперь даже и не думай. Думать тебе придется о другом: как восстановить ударную силу Храма, имея под рукой... да ты сама уже поняла, кого.

***

Хоть Иоланда и в самом деле могла работать с бумагами в полевых условиях, все-таки большая столешница, на которой умещаются оба локтя, и приличное седалище под задницу являлись для нее существенным условием нормальной умственной деятельности - тем более с учетом возраста. У жрицы не было особых возможностей исследовать госпиталь за прошедшие часы, однако она подозревала, что небольшая палатка в центре как раз и являлась чем-то вроде походной канцелярии или штаба аэлиситок - а значит, именно там и можно поработать с документами. Однако какие-то разговоры были слышны уже и из-за этого полога - видимо, место оказалось также занято. Ну да ладно, вряд ли раненых Сестер станут размещать прямо на походном столике, так что место приткнуться и тихо поработать Ио себе все-таки найдет...

Сопли, слезы и слюни текут по лицу приходящей в себя Роситы, и обнимающая ее сестренка никак не помогает выровнять дыхание. Признаться, в какой-то момент юная воительница понимает, что буквально задыхается в объятих близняшки - и чувствует, как ту начинают оттаскивать от ее груди:

- Да успокойся ты, малахольная, придушишь же сестренку! - легкий шлепок по щеке. - Эгей, военная, глаза распахни! Живая уже, живая! Смотри на меня. Пальцев сколько?

Перед слезящимися глазами Ситы возникает искалеченная ладонь, и бедная солдатка вряд ли способна понять, три пальца ей суют под нос или все-таки шесть. Бьянка продолжает хлюпать носом. И в этот момент боковым зрением вернувшаяся к жизни дочь Аэлис ловит острый луч света - это откинула полог и всматривается в происходящее Иоланда. Столик со складным стулом, как она заметила сразу же, все-таки не заняты, раненую разместили на порядком искалеченном лежаке, непонятно зачем оказавшемся в этой походной канцелярии.

Осознав, как же они все-таки облажались, Эвелина с досады саданула кулаком в стену. Зверски хотелось огласить этот подвал пронзительным воплем на высокой ноте, чтобы у самой заложило уши. Хотелось на кого-нибудь наброситься с претензиями, что были нерасторопны, не успели, отстали на полшага. Но разумом Гринтауэр понимала, что винить ей некого, кроме себя. Это был ее план, ее цепочка ошибок, ее упущенный шанс.

Плохая новость - как лидер, координирующий действия отряда, она полностью провалилась. Очень плохая новость - заменить ее в этом качестве сейчас попросту некому. Так что придется думать над тем, что же можно сделать в текущей ситуации, чтобы превратить провал катастрофический в рядовой и заурядный.

Направление первое - рабочий кабинет мага: судя по тому, что копошился он там в большой спешке, и явно не собирался экстренно покидать поместье, там могла быть масса зацепок. Надо быть, конечно, полной идиоткой, чтобы надеяться на оставленную в секретере бумажку с паролем от потайного прохода, однако обыск был в данном случае делом первостепенной важности.

Направление второе: сам подвал. Точнее, вот этот любопытный проход, который мог быть хоть магической дверью, хоть полноценным порталом... Абсурд ситуации состоял в том, что главный в их группе знаток тайной магии не в шутку занемог, а главный специалист по закрытым дверям ушел прогуливаться по хазам-малинам. И теперь вся надежда была на Эвелину, потому что не с Джека же за это спрашивать? Увы и ах, нахватавшаяся в своей жизни по верхам в разных областях знаний бардесса в этот раз надежд не оправдала. Единственное, что она заметила - подвал совершенно не походил на тайную тюрьму или допросную: заурядный какой-то хламовник, она-то, лишь услышав, куда ее намереваются тащить, сразу представила себе полноценный застенок со всеми атрибутами.

Наконец - направление третье: допросы. Увы и ах, судя по всему, таинственный гость, который и побудил Эвелину совершить первую ошибку в этой разведке, оказался совершенно заурядным обывателем, и в самом деле не имевшим отношения к предполагаемой преступной деятельности Марголи. Однако он мог дать некие базовые сведения о Нарбутах и теперешней личине душегуба. Тех самых сведений, сбор которых они против всех правил пропустили, надеясь на легкую прогулку... Нет, баронесса, не "они", не "мы" - ты, ты здесь главная набитая дура, и не смей увиливать от этой ответственности даже в мыслях.

- Это все очень плохо, - сказала она, сумев, наконец, успокоиться. - Биться в эту "дверь", куда бы она ни вела, очевидно, бессмысленно без пароля. Мне надо подумать, что делать дальше. Оравер - ты можешь определить, когда примерно были выцарапаны эти символы? В смысле - пару лет назад, или непосредственно при постройке поместья? Это может оказаться важным, а может и нет. Как закончишь - поднимайся, вряд ли в этом хламовнике есть еще что-то интересное.

Перед тем, как пойти наверх, Эвелина сменила обличье. Сперва она хотела предстать перед гостем Марголи в виде той самой лайонары, что допрашивала Барта Бигса, однако потом поняла, что нет, так переход будет слишком резким. Шрам на щеке, коротко остриженные пшеничные волосы, знаки различия и кираса. Вот только мешковатые черные штаны остались от прежней маскировки - как будто она в подвале сбросила с себя верх, но до конца из комбинезона ночной шпионки так и не выбралась... Затем, будто вспомнив что-то, добавила соответствующие своим ранениям кровавые следы - не слишком обильные, впрочем, так, обозначить, что ее таки подранили.

- Легче, Первый Меч - уже в образе Эвелина поднялась к проходу. - Ты мне душу из него вытряхнешь. Кто таков-то хоть, выяснил? Или только страху нагнал?

Скривив губы в типичной начальственной гримасе неудовольствия, "лайонара" дала Джеку знак уступить ей дорогу.

Пробежавшись еще раз по тексту глазами, Иоланда решила обратить внимание не на саму историю с дэвом, не на то, что же хотел сказать автор письма своему ученику, а на форму, в которую он облек свои слова.

Упоминание открытым текстом в непочтительном тоне Отцов-Надзирателей - жуткой карательной структуры Культа, наводящей ужас на всю Понтию - казалось, убеждало в том, что переписка идет между людьми из самых высоких кругов. Иоланде приходилось читать рассказы беженок, чудом вырвавшихся из лап этих изуверов и нашедших приют под Куполом, однако ей было известно так же, что эти самые Надзиратели представляют существенную угрозу и для самих митрианских жрецов. Периодически внутри иерархии Культа случались жестокие чистки, в ходе которых одна группировка пожирала другую, а также массу простых клириков, поэтому животный ужас перед карателями разделяли почти все митриане. Почти. Человек, отзывающийся об Отцах-Надзирателях как о безграмотных деревенщинах и тупых костоломах, явно не испытывал перед ними никакого страха.

Однако в этих фразах Ио виделось нечто откровенно нарочитое, будто специально бьющее в глаза - для приватного письма. Когда же речь заходит о дэве и великом деле, за которое взялись великие люди - тут Климент словно начинает стесняться в выражениях, будто прекрасно понимая, что его слова все-таки прочтут посторонние, а в конце и вовсе переходит на некий шифр, ключом к которому служат общие воспоминания - неразгадываемый код для двоих. Он будто отчаянно пытается предупредить ученика, что дело-то на самом деле насквозь гнилое и грозящее гибелью - но может это сказать лишь в достаточно туманных выражениях...

Знания Киры о дэвах были, мягко говоря, неполными. И тому имелась веская причина: не только она лично, но и остальные храмовницы не сталкивались с порождениями Хаоса уже, наверное, лет восемьдесят. В материальном мире, как она знала, эти чудовища проявляют себя, в основном вселяясь в поддавшихся их влиянию смертных, наделяя их невероятными силами и сводя с ума - вроде так. Но происходит это крайне редко, и случается в основном с людьми совершенно отчаявшимися и находящимися без того на грани. В землях под властью косматых обвинения в служении дэвам или одержимости, судя по тому, что говорили в Храме, являются чаще всего родом пропаганды - так, служители двух самых влиятельных религий в известном мире, митриане и зиядиты, столетиями обвиняют друг друга в дэвопоклонничестве. И, разумеется, Отцы-Надзиратели в странах Понтии уничтожают врагов - Культа или своих личных - чаще всего по этим мотивам.

Что касается Купола... В давние времена бывали случаи, когда женщины обезумевшие, одержимые нечистыми духами, приходили в Закуполье - и случались истории жуткие и кровавые. Для служительниц Рамоны, тех, первых, что созидали Храм на заре истории Сестер, это было существенной проблемой. Однако в какой-то момент, по непонятной причине, одержимые среди беженок совершенно перестали появляться. Как будто окрестности Купола перестали быть для них чем-то привлекательными. Говорили о том, что это Богинь боятся мерзкие твари, что близость Купола действует на них угнетающе... Наверное, так оно и есть. К тому времени, как Кира приняла свою присягу, сестры, вживую сталкивавшиеся с дэвьей одержимостью, уже ушли на заслуженный покой - а сейчас, наверное, уже и не осталось живых свидетельниц тех времен.

Хмуро выслушавшая до конца перевод Иоланды, Самина прокомментировала:

- Хорошо. В смысле, хорошо, что мы знаем, с чем можем столкнуться и в каком направлении думать. А так дерьмово вообще-то. Косматые, конечно, не лучше дэвов, но от косматых хотя бы знаешь, чего ожидать. В любом случае, если кто и может почуять отродья Хаоса и выйти на их след - так это мы с тобой, Кира.

Храмовница поняла, что подразумевает Командора. Пусть она никогда в глаза не видела дэвов, однако была обучена, как и все воительницы Рамоны, входить в особое состояние сознания, позволяющее выслеживать как одержимых, так и живых мертвецов, если таковые вдруг появятся на границах владений Сестер. Сработает ли этот навык так, как нужно - Кира пока не знала, однако проверить где-то в знаковых местах определенно стоило.

- Улики, сестра Самина, - осторожно напомнила Амира о сундучке с собранными ею предметами, который также можно было исследовать божественным чувством храмовниц.

- Ты еще здесь? - спросила с оттенком удивления Самина, и ее помощница, прекрасно ориентирующаяся в переменах настроения Командоры, незамедлительно отозвалась:

- Уже нет, - и поспешила ретироваться за трофеями, столь необдуманно отправленными в штабную палатку.

Проводив Амиру взглядом, Самина сказала:

- Подождем пока здесь, нужно будет проверить вещи митриан. А затем - придется возвращаться к холму. Понюхать, так сказать. Только придется быть осторожнее, Кира, если дэвы и в самом деле там хорошо наследили - нас с тобой может вывернуть с непривычки... Ладно, разберемся. Что касается тебя, ученая сестра - ты определенно пригодишься в этом расследовании. Так что, если имеешь какие соображения - прошу, мы тебя с интересом выслушаем.

По голосу Командоры было сложно догадаться, но, кажется, Иоландой она была вполне довольна.

***

Услышав слово "Искра", Элисса поморщилась, будто прожевала добрый пучок щавелевых листьев.

- В смысле - Искра? - не поняла Милана.

- Так называют тех, кто считает себя дочерьми Аэлис, - объяснила Элисса.

- В смысле - дочерьми? - продолжала не понимать Милана: все-таки подобные Росите и Бьянке девушки были явлением довольно редким.

- Я тебе потом расскажу, - таким тоном мама пытается перенести разговор с маленькой дочкой, услышавшей где-то "взрослые" слова и приходящей с вопросом: "Мама, а как можно прыгнуть на пальчики? Они же сломаются?" - Ладно, будем с нашими головняками по очереди разбираться. Давай-ка мне пока бурую соль.

Перед тем, как откупорить пузырек с неким порошком, Элисса плотно обмотала лицо косынкой, затем вытряхнула на смоченную предварительно корпию несколько крупинок (от которых тут же потянулась струйка дыма), и поднесла эту самую бурую соль к носу неподвижной Роситы.

С первым же вдохом Искра сначала захотела выблевать легкие. Затем - высморкать мозг. Потом ей показалось, что вместе со слезами растворяются и вытекают ее собственные глаза. Ощущение, будто тебе залили в носоглотку раскаленный металл вперемешку с кислотой. Она слышала о подобных снадобьях, гарантированно ставящих на ноги находящихся глубоко без сознания воительниц. На солдатском жаргоне эта штука называлась, кажется, "в ухо с правой", ибо зачастую первым же побуждением ожившей пациентки было зарядить своей спасительнице по щщам. Неудивительно, что имеющая боевой опыт Элисса рефлекторно отпрянула в сторону, дабы не попасть под горячую руку. Вот только... не подействовало. И это шокировало старую следопытку еще сильнее, чем первое обследование Роситы.

- Опять не поняла, - проговорила она.

- Может, протухла, соль-то? - предположила Милана.

- Сказала бы я, что у тебя протухло, - с неожиданной злобой отозвалась Элисса. - Еще раз!

Новый кусочек корпии смачивается спиртосодержащей жидкостью, количество крупинок, насыпанных на нее, оказывается вдвое больше прежнего, от поднявшегося дымка режет очи у самой старушки, и она снова пробует привести в сознание бедную Искру - едва отдышавшуюся и отошедшую после предыдущего вдоха. Росита страшно кашляет, сгибается на походной кровати пополам, широко распахнув залитые слезами глаза... и только после этого понимает, что произошло.

Она снова контролирует свое тело.

Наш век пройдет. Откроются архивы,
И все, что было скрыто до сих пор,
Все тайные истории извивы
Покажут миру славу и позор.

Богов иных тогда померкнут лики,
И обнажится всякая беда,
Но то, что было истинно великим,
Останется великим навсегда.

Н. Тихонов.

И остановившиеся на несколько мгновений носилки снова тронулись в сторону госпиталя.

Услышав о содержимом первых строк письма, Самина скривила губы в том самом выражении, от которого, по словам покойной Фиби, у любой молоко в сиськах скиснет. По счастью, любоваться этим могла лишь давно привыкшая и приспособившаяся к начальнице Амира: Ио с головой ушла в чтение, а Кира как раз отвлеклась на разговор с юной бардессой.

"...Впрочем, мой милый, прости старика, что отвлекаюсь на эту лирику. Поговорить я хотел совсем о другом. В своем письме ты задавал вопросы, на которые сам же и отвечал, делился сомнениями, которые сам и развеивал. Могу ли я дать тебе из своего затвора хотя бы один дельный совет по великому делу, за которое взялись столь великие люди из Иерархии? Вряд ли. Я могу лишь, как всегда, поделиться с тобой знанием.

Разумеется, для служителя Митриоса твоего уровня нет ничего предосудительного в том, чтобы порабощать дэвов и пользоваться их услугами. Морализаторство по этому поводу оставим безголовым костоломам, что сдирают кожу с припадочных баб, возомнивших себя "ведьмами", и всем этим читающим по слогам деревенщинам из числа "отцов-надзирателей". Я обратил внимание на другое. В своем письме ты упомянул имя твари, которое вы употребляете в обиходе - Кубадан. Так он назвался после того, как был покорен, верно? Не скажу, что мне пришлось долго ломать голову над расшифровкой - для знатока Священного наречия отсылка вполне очевидна: ваш раб зовет себя Xuda-wang. "Повелитель". "Властелин тела и души", если буквально. И это меня тревожит куда больше тех вопросов, что задавал ты сам. Догадываешься, почему? Не сомневаюсь, что да - ты был моим лучшим учеником за все эти годы.

Порождения Хаоса органически отвергают любую организованную иерархию, живя подобно диким животным - и имена самых сильных дэвов переводятся обычно как Хищник, Пожиратель, Ужас, Ярость - но среди них нет никаких "владык" и "повелителей". Старая притча: чем отличается волк от Пастыря, если оба они употребляют овец в пищу? Очевидно - властью. Волк не организует и не устраивает жизнь стада, не заботится о его благополучии - он просто приходит, убивает и жрет. И опасность сил Хаоса является их же главной слабостью - слабостью, которой мы, Иерархия, легко способны управлять во славу Митриоса и к пользе его Культа.

Полагаю, ты уже понял, почему твое письмо меня так... озадачило и заинтересовало. Развить мою исходную посылку, полагаю, ты сумеешь сам - просто вспомни, что я сказал тебе в ночь твоей четырнадцатой годовщины, когда ты впервые сумел излиться без помощи рук, сопоставь с прочитанным - и пусть Солнечный Владыка хранит тебя на пути верного ему служения.

Твой друг и учитель
Климент Венетский."

***

Четверка ополченок с носилками, наконец, оказалась среди палаток госпиталя. Ажиотажа их появление, прямо скажем, не вызвало - в этот момент подошедшие чуть раньше отставницы и прочие наспех собранные Сестры были слишком заняты наведением подобия порядка - наконец-то появилась возможность уделить внимание и впавшим в кататонию аэлиситкам. Каких-то успехов в помощи ученицам Дарующей Жизнь добиться не удалось, но их хотя бы стащили всех в одно место, чтобы не приходилось постоянно переступать через недвижные тела с безразличными лицами. Вряд ли Бьянке удалось бы в этой ситуации быстро добиться помощи, однако имя Элиссы сделало свое дело - ей указали на пожилую дородную простоволосую крестьянку, устало утирающую пот со лба уже промокшей насквозь косынкой. Угадать ее военное прошлое было бы сложно, если бы не бьющие в глаза приметы вроде отсутствия двух пальцев на левой руке и шрама под нижней челюстью. Привычно отдающая распоряжения командирским голосом, бывшая следопытка нахмурилась увидев нуждающуюся в помощи Роситу, видимо, собираясь объяснить, что мертвых оживлять не умеет, однако все-таки нащупала пульс раненой... и нахмурилась еще сильнее.

- Так, тащите-ка сюда ее, - указала она на ближайшую палатку, а затем, вложив два пальца искалеченной руки в рот, коротко свистнула:

- Милана! Сумку с алхимией нашу принеси!

Притопавшая с массивным баулом женщина показалась Бьянке удивительно похожей на Элиссу - не столько внешностью, сколько повадками. Шрам у нее, правда, был другой - от виска к уху, и пальцы вроде бы все целые, в остальном же они походили на сестер по крови почти так же, как Бьянка с Роситой.

- Промыть надо, - прокомментировала Милана, пока Элисса ножом распарывала шнуровку доспеха раненой.

- А то я не в курсе, Мил, - отмахнулась беспалая, и вскоре Росита почувствовала, как на шею ей льется отдающая спиртом и полынью холодная жидкость. А дальше - дальше последовало долгое молчание.

- Не по-ня-ла, - по слогам произнесла, наконец, склонившаяся над телом юной Искры Элисса. - Это как вообще? Так, вы трое - идите-ка на улицу и помогите нашим жриц таскать: бабоньки уже притомились порядком.

Заглянувшая через плечо Элиссы Бьянка, кажется, отчасти уловила, чему удивилась старушка. На горле ее сестренки не было никакой раны, из которой, по идее, и натекло столько крови. Зато между ключиц отчетливо виднелся уродливый багрово-пурпурный шрам. Толстый и узловатый, какие бывают, если не пытаться зашить порез и пустить заживление на самотек.

Когда в палатке остались только две старые следопытки и близняшки, Милана снова прокомментировала:

- Не, это точно не магия. После магии шрамов не остается.

- Сама вижу. Так, дорогая моя, - обратилась Элисса к Бьянке. - Ты ее сестра, правильно? Вот теперь объясни-ка мне то, что сама я объяснить не в состоянии. Прежде чем нам думать, что с ней делать дальше. И если это вы решили подшутить над старушками - я вас обеих отделаю так, что родные мамы не узнают, Рамоной клянусь.

Судя по интонации - эта женщина, насмотревшаяся в своей жизни и на страшные ранения, и на трупы своих подруг, сама преизрядно обожженная жизнью, пребывала в состоянии полного... изумления.

Покинув палатку и отойдя чуть в сторону по уже хорошо утоптанной тропе, четверка рамониток остановилась, чтобы держать совет. Поток телег и добирающихся своим ходом раненых к этому времени уже практически иссяк, и Ио с облегчением отметила, что, похоже, выстояла на своем посту практически до конца, перевязав всех нуждающихся. Однако вопрос о том, зачем к ней пожаловала Командора, оставался открытым, пока та не протянула ей несколько слегка испачканных в крови бумаг с вопросом:

- Ты можешь это прочитать?

Взяв в руки грязные листы, Иоланда, еще не сфокусировавшись на буквах, машинально начала вычислять язык текста, с которым ей предстояло познакомиться. В основных наречиях Понтии рамониток натаскивали очень качественно (при участии, к слову, той же Иоланды, регулярно читающей свой курс послушницам младших ступеней). И, понятное дело, Самина вряд ли искала бы ее по всему полю боя ради какой-то ерунды. Алфавит умбрийский, стандартный, без диакритики. Значит, точно не мидгардские диалекты, а жаль, в этом деле она навострилась еще с молодости. Любопытно, вот это сочетание - tg - на странице встречается десятки раз, практически диграф. Ба, так это венетский!

Машинально вспомнилось, что она знала о языке и области его распространения. Космополитический портовый город на восточном побережье Умбрии, Венети еще со времен Старой Империи отличался стремлением к самобытности и особой атмосферой. Ну и еще - изобилием ересей митрианской веры, которые свирепо подавлялись официальным Культом, однако до конца, кажется, не были изжиты и по сию пору. Собственно, эти самые ереси и стали причиной того, что Иоланда смогла изучить венетский хотя бы в письменном его варианте: еще в молодости она обнаружила в библиотеке Храма толстенный том Солнечной Книги - главного священного текста митриан на венетском. В догматах Старой Перуги сам по себе перевод этой книги с умбрика на иные языки был неслыханным кощунством, так что легко было догадаться, как фолиант попал под Купол - наверняка с какой-то ныне безвестной беженкой, чудом спасшейся от преследований. Дальнейшее для неутомимой исследовательницы было делом техники: сопоставляя текст в томе на венетском и такой же - в томе на прекрасно ей знакомом умбрике, она смогла научиться пусть не говорить, но с грехом пополам хотя бы читать на новом языке. С чьей-то точки зрения - пустая забава и зря потраченное время, но вот сейчас Командора смотрит на нее так, словно от ее умений зависит судьба всех Сестер под Куполом.

Сосредоточившись, жрица начала продираться через порядком, признаться, позабытые слова наречия, к которому не возвращалась уже лет двадцать.

"Дорогой Лучано!

Я отвечаю тебе на нашем родном языке не из стремления к конспирации - ты, слава Митриосу, уже достиг статуса, который позволяет не бояться, что твоя переписка попадет в руки к костоломам из числа Надзирателей. Просто сейчас, на закате дней своих, я тешусь приятными воспоминаниями о наших милых ночных играх, когда мы сбрасывали с себя, наконец, маски наставника и ученика, отшвыривали в сторону невыносимо скучную грамматику высокого умбрика и обожали друг друга со всей страстью истинных венетцев..."

И, пока Иоланда строку за строкой одолевала это, очевидно, глубоко личное письмо (в некоторых местах, признаться, больше реконструируя и додумывая, чем, собственно, читая), от места захоронения павших Сестер в сторону рамониток приближалась четверка девушек с носилками. Бьянка легко узнала в стоящих у тропы жриц и храмовниц. А жрицы и храмовницы, как она помнила даже сейчас - это целебная магия.

То, что так необходимо ее любимой сестренке, чтобы прийти в себя.

Бьянка и Росита. День Боли и Гнева. Сестринская могила.

Два года назад Бьянка и ее однокурсницы готовили свой дипломный спектакль - финальный совместный проект, по итогам которого они получали статус полноправных бардесс.

В большинстве сестринских содружеств выпускные экзамены такого рода, как правило, носят индивидуальный характер - каждая ученица демонстрирует свои собственные знания и умения, и по итогам испытаний решается, в каком статусе она войдет во взрослую жизнь. Но Коллеж имел свою специфику: хотя к старшим курсам каждая будущая бардесса избирала определенную специализацию, однако истинная последовательница Анаэрины обязана была в должной мере владеть всеми свободными искусствами, поэтому свои дипломы они получали по результатам совместной работы. Театральная постановка, сочиненная и сыгранная с нуля, давала возможность раскрыться всем их навыкам: поэтическим, музыкальным, хореографическим, магическим, в конце концов, организационным: для массовки в спектакль привлекались те самые участницы деревенской самодеятельности, которых Бьянка и ее сокурсницы натаскивали на практике.

Тема спектакля была не слишком оригинальной - героическая и трагическая история Восьмого Рейда Свободы, когда не меньше трех десятков воительниц и храмовниц погибли в лесах Оксилонии, прикрывая путь колонны беженок. Сохранив в целом известную из боевых донесений фабулу, будущие бардессы сдобрили ее пафосными стихотворными диалогами и монологами, зажигательными танцами с мечами, живописными декорациями и эффектными магическими фокусами - словом, всеми положенными атрибутами увлекательного зрелища. Зритель, плохо учивший историю в школе, должен был до конца надеяться, что главная героиня, командующая сводным отрядом рамонитка Катарина (в исполнении белокурой красавицы Шарлотты) останется все-таки жива, что помощь придет - напрасно, увы: храмовница в конце погибает, пронзенная десятком вражьих мечей, но перед смертью в финальной четырехминутной арии, орошая подмостки потоками иллюзорной крови, она завещает Сестрам свою любовь к Куполу и Богиням, уверенная в победе и торжестве их святого дела... Словом, такой себе, не хватающий звезд с неба спектакль воспитательного жанра, к которому многие бардессы, чего греха таить, относились с нескрываемой иронией. Однако выпускницы были вполне довольны - постановка получалась добротная, особенно для студенческого проекта, и Бьянка надеялась на высокую оценку их общего и индивидуального мастерства, и на то, что в итоге попадет в труппу Летнего Театра, минуя утомительную стадию сельских праздников: уж что-что, а ее часть работы, связанная с магическими спецэффектами, была исполнена на высшем уровне, такого разнообразия чар не было даже у специалисток с двадцатилетним стажем. Спасибо маме Аэлис за уникальное магическое наследие...

И вот, наконец, наступает день премьеры - ставятся декорации, переодеваются актрисы, последние наставления получает массовка. Но тут в гримерку заходит наставница курса, прима Элеонора, и огорошивает их известием о том, что на спектакле будет присутствовать последняя из оставшихся в живых воительниц, участвовавших в том походе. Это шокировало всех: Элеонора славилась своей любовью к нестандартным задачкам и обожала ставить учениц в неудобное положение, из которого надо изящно и лихо вывернуться (важнейшее качество для бардессы), однако такого удара выпускницы не ожидали даже от нее. Девушки почувствовали себя малолетками, застигнутыми за каким-то постыдным делом, перед глазами настоящей участницы той кровавой истории всех их выдумки, сюжетные повороты, магические эффекты - все это показалось чем-то нестерпимо позорным и нелепым. Паника охватила и Бьянку, и всех ее сокурсниц, и лишь остатки бардовской гордости позволили им все-таки выйти на сцену и начать представление. На остатках воли и самообладания, как ей показалось, они и отработали весь спектакль - хорошо еще, что игравшие косматых девчонки из массовки с накладными бородами были не в курсе ситуации, и падали под ударами мечей главных героинь со всей старательностью, пока эти самые главные героини ломали глаза, косясь на зрительниц и пытаясь уловить презрительно-недоуменный взгляд той самой престарелой воительницы, перед которой они ломали эту нелепую комедию...

И все-таки представление дошло до своего завершения. Беженки были спасены, а смертельно раненая рамонитка, стоя на одном колене и опираясь на свой меч в окружении полчищ поверженных врагов, пропела финальную арию, и ее душа, наконец, покинула истерзанное тело со всеми положенными визуальными эффектами, за которые отвечала, само собой, Бьянка. А после выхода на поклон за кулисы вновь пришла Элеонора, и привела с собой ту самую воительницу, встречу с которой с таким содрогание представляли себе юные бардессы последние пару часов. Однако реакция этой старушки, назвавшейся Адиной, потрясла их куда больше, чем сам по себе "сюрприз" от наставницы.

Бабушка Адина, как оказалось, побывала в театре впервые - и была потрясена до глубины души. Размазывая слезы по морщинистым щекам, эта бывшая солдатка, давно оставившая военную службу ради крестьянской жизни, причитала только: "Какие же теперь в армии замечательные девчата, какие храбрые, сильные, смелые, а в наше-то время..." Из разговора с ней выяснилось, что малокультурная и с трудом освоившая в свое время грамоту женщина не только приняла за чистую монету условности театрального представления, но и не смогла соотнести происходящее на сцене со своей собственной жизнью, посчитав, что нынче вот так воюют и умирают защитницы Купола. Готовившиеся к строгому разбору своей постановки на составные элементы со стороны наставницы и Старших Коллежа, юные бардессы впервые в своей жизни столкнулись с подлинным катарсисом и узнали реальную силу искусства.

Итоговый разбор, на котором выпускницы все-таки получили порядочно на орехи, состоялся потом, хотя в целом все прошло благополучно - Бьянка вместе с дипломом получила ожидаемое назначение в Летний Театр, еще три девочки, в том числе и Шарлотта, также сумели перепрыгнуть через стадию деревенских праздников, однако впечатления, полученные от встречи с Адиной, оказались столь сильны, что смазали даже радость от завершения обучения и вступления во взрослую жизнь. И на ночной попойке в честь всех этих событий девушки очень долго спорили об искусстве, его силе воздействия и значении в жизни Купола. Показательно, что к утру, как выяснилось, они уговорили меньше половины приготовленного заранее вина...

***

Лет через пятьдесят, когда повзрослеют внучки тех, кто выжил и погиб на поле у Выперок, об этой битве сочинят величественные поэмы, пронзительные баллады, вдохновляющие пьесы - и девочки, которые будут расти в те прекрасные времена, наверное, станут отчаянно жалеть, что им не повезло родиться так поздно, не довелось стоять плечом к плечу с легендарными воительницами прошлого, не пришлось лично задать трепку косматому воинству и стать героинями Купола. Через полвека, несомненно, так и будет. Потому что самые жестокие раны все равно заживают. Потому что жизнь все равно продолжается, даже когда кажется, что она кончилась.

Эта мысль не давала Бьянке сойти с ума сейчас, в окружении сотен тел павших Сестер, пока к железистому вкусу крови, так явственно ощущающемуся на языке, подмешивался сладковато-тошнотный аромат разложения. Это только кажется, уверяла себя бардесса, слишком мало времени прошло даже для жаркого июньского дня - и все равно она продолжала дышать через рот, периодически продавливая вниз подступающий к горлу ком.

Вопросами жизни и смерти под Куполом ведали, как известно, жрицы Храмов. Похороны погибших в бою возглавляли, как правило, рамонитки, умерших же от старости отправляли в последний путь ученицы Аэлис. Бардессы участвовали в этих церемониях больше на подхвате, например, пели соответствующие случаю прощальные песни (далеко не все храмовые сестры обладали приличными вокальными данными). Однако сейчас, после ранения Аэлис и ужасающих потерь среди жриц Рамоны, именно Коллежу пришлось взять на себя задачу погребения павших в самой жестокой битве за всю историю Купола.

Сводный отряд ополченок Первопоселения, в который была включена практически в полном составе труппа Летнего Театра, поспел к полю боя в переломный момент, когда атаковавшие строй косматых Сестры погибали в полуокружении, зажатые с трех сторон, а Рамона разбиралась с засевшими на холме церковниками. Они, ясное дело, без колебаний ринулись вперед, на выручку своим, но вряд ли могли бы оказать существенную помощь - слишком чудовищную массу войск пригнал сюда мидгалльский король, возможно, под Куполом вообще не было столько здоровых и боеспособных женщин, чтобы уравнять силы. Однако в сражение вмешалась Рамона, расправившаяся с угрозой митрианских жрецов и ворвавшаяся с тыла в ряды бородачей кровавым смерчем. Смерч - это в буквальном смысле, облако кровяных телец поднималось следом за разрубающей туши мужиков Богиней на десятки футов вверх, оставляя в воздухе характерный железистый привкус. Но кое-какую картину произошедшего в те минуты Бьянка составила лишь потом, из разговоров со своими коллегами, на поле боя же у нее не было времени рефлексировать - нужно было жечь живьем тварей, покусившихся на жизни ее Сестер, щедро сея смерть силой, полученной от рождения и приобретенной за долгие годы учебы в Коллеже. Она и жгла, ибо даже сейчас, когда чаша весов окончательно склонилась на сторону защитниц Купола, косматые все еще яростно сопротивлялись, нанося потери неопытным ополченкам. Метнувшаяся вперед, безрассудно размахивая шпагой, Шарлотта, ее сокурсница и гениальная арфистка, глупо теряет правую руку, и тут подбежавшая к ней для оказания помощи Бьянка понимает, что исчерпала свои магические силы, и кровь коллеге она может остановить лишь подручными средствами. И, пока она кое-как перематывает руку впавшей от болевого шока в прострацию Шарлотте, пока, пытаясь перекрыть шум сражения, зовет кого-нибудь с болеутоляющими снадобьями - бой откатывается куда-то в сторону вместе с запаниковавшими космачами и разъяренными Сестрами. Для Бьянки на этом сражение закончилось.

***

- Лита, дочь Эльмы и Гудрун, Вторая Копейная рота! Славная Сестра, мы запомнили твое имя! - провозглашает глубоким контральто стоящая над котлованом с мертвыми телами Ирис, актриса Летнего Театра, прославившаяся, впрочем, куда больше своими балладами, чем сценической игрой - самая, быть может, узнаваемая бардесса на сегодняшний день. Замотанное в рогожку тело передают вниз и укладывают рядом с соратницами, а возглавляющая церемонию бардесса уже читает, словно по партитуре, следующее имя из списка.

Решение хоронить погибших на месте, в удачно подвернувшемся недокопанном котловане под оросительный пруд для виноградников, которыми славились Дальние Выперки, было на самом деле выбором из двух зол. В условиях неизвестности, когда очередная атака косматых могла смести хлипкие заслоны Сестер на восточной дороге, обезумевшие от горя матери и жены, прорвавшиеся сюда за телами своих родных, могли довести дело до полной катастрофы. Удержать же их могла лишь божественная сила. И такая сила была у Рамоны, ушедшей с телом Аэлис под Купол. И, пока ополченки, взявшиеся за заступы и лопаты, наспех расширяли яму под огромную сестринскую могилу, бардессы занимались проверкой тел, сортировкой на опознанные и неопознанные, составлением списков погибших и руководили непосредственно погребением. Среди тех, кто обходил новые и новые поставляемые с поля боя трупы, была и Бьянка.

Она наклоняется перед очередной воительницей с пробитым, видимо, стрелой глазом, и подносит к ее губам полированное лезвие кинжала. Большинство ее коллег пользуются для этого карманными зеркальцами, однако Бьянка забыла свое в театре во время торопливых сборов. Впрочем, красивый и очень дорого выглядящий клинок служит отличной заменой зеркальцу - прежняя хозяйка, Ирис, постоянно использовала его, чтобы поправить челку изящным движением, заставляющим биться чаще сердца едва ли не половины труппы...

Из них с Ирис могла бы получиться очень красивая пара, как дружно утверждали практически все в театре - и плевать на девятнадцать лет разницы в возрасте. После двух недель ухаживаний Бьянка все-таки сдалась - интерес к жгучей брюнетке с пробирающим до самой сердцевины контральто привел ее в постель певицы, под одним одеялом с которой мечтали оказаться, наверное, сотни, если не тысячи Сестер. Правда, дальше начались обычные для мимолетных связей Искры дела: стареющая бардесса имела на нее весьма серьезные виды, а ее юная пассия, удовлетворив свое любопытство, быстро охладела к подруге. "Не знаю, кто засел у тебя в сердце, Бьянка, - выговаривала Ирис любовнице, - но ты сейчас не здесь, не со мной, и я так не могу, прости. Лучше ищи способ снова сойтись с той, память о ком у тебя осталась на запястье. Если я могу хоть чем-то помочь в этом - скажи, я все сделаю. Просто прекрати притворяться вмерзшим в лед бревном, я знаю, ты умеешь быть другой..."

Проницательность Ирис здорово испугала Бьянку: по одной татуировке угадать величайшую любовь ее жизни - в этом было что-то сверхъестественное. Они расстались по-доброму, прощальным подарком певицы и стал тот самый кинжал с отполированным в зеркало лезвием, однако именно после этой скоротечной связи на запястье Бьянки появился широкий кожаный браслет, каким по ее просьбе обзавелась и Росита.

И сейчас, проверяя тела погибших, бардесса старательно отгоняла от себя мысль, что подразделение Роситы могло поспеть к месту сражения. Пограничный гарнизон, скорее всего, удерживает позиции в Лощине, ибо вдруг накат пойдет и с той стороны? С чего им соваться к Выперкам-то? Да даже если они и выступили... сколько оттуда маршировать-то? Сестренка говорила - можно за день ноги оттоптать, пока до Купола доберешься...

Лезвие поднесенного к губам солдатки кинжала остается таким же холодно-блестящим. Что и неудивительно: в пробитой глазнице Бьянка легко угадывает кусочки разорванного стальным острием мозга. Большинство тел здесь вовсе не нуждается в подобной проверке по очевидным причинам, однако бардесса проверяет дыхание каждой погибшей: ей страшно стать причиной того, что какую-то Сестру похоронят заживо. Увидев наличие смертной бирки на запястье, она командует паре ополченок нести тело к походному столику за спиной Ирис, где составляются списки погибших для родных, которые с вестовой будут вскоре отправлены под Купол.

- Милана, дочь Тиры и Анны, Вторая Копейная рота! Славная Сестра, мы запомнили твое имя! - и очередное тело опускается на дно котлована...

Возгласы Ирис и собственные передвижения Бьянки среди тел создают некий парадоксальным образом успокаивающий ритм, заставляют сосредоточиться на важном деле, отвлечься от страшных мыслей, однако продолжается это недолго. В нескольких шагах от себя он слышит голос коллеги - нумантийки Мануэлы:

- Ох, дэвья с... Бьянка? Нет, Бьянка, не подходи, - осознав, что зря раскрыла рот, Мануэла с расширенным глазами, зажав рот рукой, смотрит на приближающуюся и пока еще ничего не понимающую Искру, отступая на несколько шагов и едва не спотыкаясь об очередное тело. Нумантийка старается отвести взгляд, но Бьянка уже поймала его направление, с холодеющим сердцем догадываясь, что же произошло. Сперва она видит знакомую шевелюру. Свою. Затем - свое-не-свое лицо сестры, в брызгах крови. Много крови, залившей шею, грудь и волосы.

Окровавленная Росита лежит среди трупов со смертной биркой на запястье.

- Ох, твою налево, - успевает произнести хватающаяся за голову Мануэла.

Словоизвержение Роситы заставляет Дарующую Жизнь улыбнуться печальной улыбкой, которая напоминает Искорке о маме Ладе. Те моменты из непостижимо далекого детства, когда пятилетние близняшки возвращаются домой после игры в войнушку, вовлекающую всех деревенских девочек, и Бьянка начинает отчитываться занятой ощипыванием курицы родительнице обо всех их сегодняшних удивительных приключениях, в которых она, понятно дело, играла ключевую роль. Именно она, будущая бардесса, возглавила штурм замка косматого барона, поубивала всех бородатых злодеев, освободила принцессу, которая была у этого барона женой, а потом на ней же и женилась. И тут завороженно слушавшая рассказ милой выдумщицы и воображули Росита до слез возмущается: они ведь с Бьянкой только вчера играли в невест и твердо решили пожениться, как только чуть-чуть подрастут, откуда вдруг между ними появилась какая-то принцесса? Мама Лада улыбается, споласкивая руки, но в глазах ее даже пятилетняя Сита легко распознает и страх, и затаенную боль. Гораздо позже она расскажет дочерям свою трагическую историю любви, пока же... пока она просто пытается подобрать слова, объясняющие, почему сестричкам по крови не положено жениться друг на дружке.

И что-то такое же затаенное и сокрытое Искра могла разглядеть в глазах Аэлис - хоть Росите было уже и не пять лет. Впрочем, молодая воительница приняла это на счет тех ужасов, что могли ожидать ее при воскрешении: как она ни хорохорилась, а очнуться в шести футах под поверхностью земли все-таки страшновато...

Дарующая Жизнь осторожно погладила по волосам уткнувшуюся в ее плечо Ситу, почувствовавшую глубокий вдох своей Богини, и, наконец, прошептала:

- Я тоже люблю тебя, дочь.

Сперва Росите показалось, что она ослышалась. Никогда еще Аэлис не называла ее так вслух. Да и никого из Искр за всю историю Купола. Впрочем, точно так же она ни разу не возражала, когда Росита или Бьянка звали ее мамой. Компромиссы такого рода были основой существования Купола, и многие, казалось бы, ребром поставленные вопросы Богини оставляли без ответа. Во всяком случае, до поры до времени...

- Люблю, горжусь и надеюсь. Что ж, надо спешить - лучше тебе прийти в себя раньше, чем... - было понятно без дальнейших объяснений, что, как бы ни шло время в этом странном месте, каждая секунда промедления приближает тело Роситы к могиле. - Садись так, и смотри мне в глаза. Что бы ни произошло дальше - не отводи взгляда и не дергайся. Боюсь, у меня всего одна возможность вернуть тебя к жизни.

Богиня и ее дочь садятся друг напротив дружки, Росита впивается жадным и сосредоточенным взглядом в лицо Аэлис - и лицо это начинает будто приближаться к воительнице, при этом оставаясь на месте. Или это удаляется куда-то заповедная полянка из ее воспоминаний? Странная оптическая иллюзия, которую сложно описать словами - будто видение из сонной предрассветной грезы. Однако через несколько мгновений ощущение реальности происходящего возвращается, когда зрачки Дарующей Жизнь неестественно расширяются, а лицо искажает гримаса боли:

- Не отводи взгляд! - хрипит она, а из раны снова фонтанчиком начинает бить кровь. - Не отводи взгляяааааад!!!

Крик ее, исполненный родовых мук и смертной агонии одновременно, оглушает Роситу, чувствующую, как рвется невидимая пуповина, связывавшая до этого момента две потерянные в неведомом измерении души - и ее отбрасывает за край той самой воображаемой поляны а сознание снова как будто гаснет...

***

Два ощущения вернувшегося тела обрушиваются на лежащую среди трупов сестер по оружию и косматых воительницу. Первое - нехватка воздуха в легких, какая бывает, когда, например, падаешь на спину с дерева, и из тебя буквально вышибает дух. В детстве неугомонной Росите довелось так приложиться во время игры в разведчиц, и это чувство запомнилось надолго. Рефлекторно Искра пытается что есть мочи втянуть воздух сквозь приоткрытые губы - и добивается частичного успеха. У нее хватает сил на полвдоха, и, кажется, смерть от удушья ей пока не грозит - однако это единственная реакция, которой удается добиться от, по всем ощущениям, несомненно собственного тела. В остальном она оказывается как будто парализованной - никакая попытка пошевелить руками, головой, даже просто моргнуть не дает результата.

Последнее оказывается существенной проблемой, потому что умерла Росита с широко распахнутыми глазами, и сейчас эти глаза, высыхающие на воздухе, невыносимо резало - до полной невозможности что-либо различить. Она не знает, сколько пролежала так вот, не моргая, и сколько времени ей осталось до того как глаза полностью высохнут, но животная паника уже подступает к сознанию девушки, драгоценного воздуха в легких перестает хватать - однако тут Сита слышит характерный скрип тележной оси, фырканье лошади, а затем знакомый, за шесть лет учебки намертво врезавшийся в память голос:

- Здесь всех собираем пока. Рил, Абель - подносите тела сюда сначала, потом позакидываем. Токо - бери бирки, я буду диктовать...

Сестра Эжени. Наставница учебного отряда Роситы. Ее голос сопровождал Искру все отрочество. По ее команде она становилась "смирно" и "вольно", отрабатывала приемы с оружием и наматывала круги вокруг тренировочной площадки, принимала пищу и оправлялась... А теперь, похоже, именно Эжени выпало руководить сбором тел павших воительниц, большинство из которых она и готовила к сегодняшнему бою.

Над головой лежащей на спине Роситы появляется размытое пятно - и ладонь неизвестной проводит, наконец, по глазам, закрывая их к облегчению Искры. Затем эта неизвестная пытается разжать пальцы павшей воительницы, которые, как оказалось, по-прежнему намертво сомкнуты вокруг рукояти рапиры. Впрочем, силенок у юной курсантки определенно не хватает - а может, ей просто не нравится касаться трупа.

- Сестра-​наставница! Она... не отдает! - плаксиво-​испуганным голосом комментирует свою неудачу девочка, и в дело вступает Эжени, которая молча, без обыкновенных для нее колкостей, извлекает оружие из руки Роситы и вгоняет ей же в ножны:

- Там пускай разбираются, - комментирует она. - Записывай: Росита, дочь Лады.

- Лады - и?.. - переспросила еще одна курсантка, судя по голосу, явно держащаяся куда достойнее сокурсницы. - А, поняла, из беженок.

- Нет, не из беженок, - отмела наставница самое очевидное предположение, почему у женщины Купола может быть всего одна мать. - Долгая история, грузите давайте...

Руку Роситы обвязывают веревочкой - очевидно, со смертной биркой, подростки подхватывают павшую воительницу за ноги и в подмышках, и в это мгновение, расшевеленная, она ощущает, как пропиталась едва подсохшей кровью одежда на груди, ворот, да и волосы тоже. Пусть чудовищная рана от копья косматого и зажила милостью Аэлис, однако сомнений в ее состоянии у похоронной команды не возникает. Обращаются с телом Искры бережно, но все-таки куда менее аккуратно, чем обходились бы с ранеными Сестрами: парализованная воительница при погрузке чувствительно прикладывается затылком о борт телеги, а затем на нее наваливают еще один ряд трупов.

- Сестра Эжени, а почему воительницы не носят какие-​нибудь бумаги, чтобы их вот так опознать можно было? - спрашивает одна из курсанток.

- Потому что это армия, - устало отвечает наставница. - Вы копья и щиты в полевых выходах по два раза на день умудряетесь просрать, а выдай вам с собой документы...

- Ну, тогда какие-​нибудь жетоны, из дерева, а лучше кованые, на цепочке, - не отстает девчонка.

- Ага, и за цепочку эту вас всех ко мне приковать, чтобы не про... Ладно, трогай давай, до вечера надо хоть пару сотен перевезти. Пшел!

Всхрапнув, получивший по крупу битюг потянул натужно скрипящую телегу с поля боя.

Много слез и крови утекло, пока мать и дочь, оказавшиеся за гранью жизни, все-таки успокоились и смогли продолжить эту странную беседу.

- Я не знаю, Сита, - покачав головой, ответила Аэлис на поток вопросов дочери. - Когда поднялась та серая волна, я... я больше почувствовала, чем поняла, чем она грозит нам. Не просто смерть - исторжение душ на вечные муки. У меня не было идей, как можно вас всех защитить, так что я просто... просто решила остановить ураган голыми руками. И, кажется, у меня получилось.

Дарующая жизнь зажмурилась, прижав окровавленные пальцы к вискам, будто вспоминая.

- Ларец - видимо, это моя темница. Нет, скорее, дверь от нее. Дверь в иные планы, куда меня отправили митриане. Был сон. Кошмар, в котором я оказалась как бы в середине смерча. Смерча из тысяч душ погибших на поле брани. Наших. Их. Бесконечный хоровод корчащихся от смертной боли лиц. А потом... Потом я увидела нечто... кого-то похожую на меня, будто часть моей собственной природы, и инстинктивно... как будто ухватилась и притянула к себе. Это... это была ты, Сита. Я не понимала, что происходит, была совсем не в себе. Поэтому ты и оказалась здесь.

Нежно улыбнувшись, Аэлис кладет ладонь сверху на руку Роситы.

- Моя защитница. Я горжусь тобой. Всеми вами, кто не дрогнул, когда меня не стало, и сорвал планы этих нелюдей. Не знаю, что именно они задумали, помимо всегдашней цели уничтожить нас, но, определенно, все у них пошло наперекосяк. Гнев любящих женщин страшнее любой черной магии. Я тоже видела то, что произошло на дороге.

Закрыв глаза, Дарующая Жизнь опускает голову и на полминуты замолкает - словно размышляя над очень нелегким решением.

- Ты права, нам сейчас нужно помочь своим. И я... я могу попробовать вернуть тебя назад. Это непросто, но я по-прежнему Богиня, а ты - ты моя Искорка. Вот только... вернуть тебя я могу лишь в твое тело. А что с ним сейчас - не имею представления. Быть может, его уже успели зарыть, и тогда тебя ждет лишь новая страшная смерть заживо похороненной, - ее саму передергивает от мысли об этом. - Но даже если повезет - я не знаю, как могут отреагировать Сестры. Истинное воскрешение - редкая вещь в нашей истории, а восставший труп, каким они тебя увидят... это может сильно напугать. Но я не знаю другого способа донести нашим то, о чем мы знаем. Если они не захватят этот ларец, пока он находится недалеко от Купола - тот может в итоге попасть в руки, для которых он предназначался. И чем это обернется для Купола...

Аэлис умалчивает о своей судьбе, но несложно понять, насколько жизни Сестер зависят от ее собственной. Если под Куполом перестанут рождаться дочери - Купол исчезнет через поколение. Если Сестры станут продолжать свой род подобно животным - Купол перестанет быть Куполом. Какую цену не заплатишь за то, чтобы это предотвратить? Однако Дарующая Жизнь никогда не приказывает. Выбор, от которого зависит история их общины, должна сделать и озвучить она, Росита, простая солдатка из удаленного гарнизона где-то в северных буревалах.

После решительных действий Киры будто проснулись и остальные: сперва крепко ухватили продолжающую биться Шарлотту послушницы, а затем в палатку вбежала полная пожилая женщина обличья совершенно деревенского, в косынке и простом ситцевом платье. Однако, невзирая на вид обыкновенной крестьянки, эта Сестра не только моментально оценила происходящее, но и сразу же показала свои впечатляющие способности. Подбежав к удерживаемой бардессе, она положила руку ей на грудь и выдала рифмованное двустишие на мидгалльском - что-то вроде:

- Подлая, злая кручина-печаль
Девоньке душу обратно отдай.

Поперхнувшись очередным криком, Шарлотта обмякла, а полная старушка, тяжело дыша, смахнула пот со лба собственной косынкой, и, обведя взглядом обстановку, наткнулась взглядом на Командору. Сразу же вытянувшись в струнку (ну, насколько позволяли возраст и комплекция), она отрапортовала Самине (в которой начальницу было легко опознать даже без знаков различия):

- Элисса из Ручейной Кузни, командора. Старшая разведгруппы первой копейной... в отставке.

- Я помню тебя, следопытка, - сухая корка Самина выдала, наверное, самую приветливую физиономию, которую способна была состроить, протянув руку Элиссе.

Кира тоже помнила. Тридцать лет назад имя следопытки Элиссы и ее отряда у многих было на слуху. Когда во время двенадцатого Рейда Свободы она со своими девчонками осталась держать оборону, прикрывая уходящую к Куполу колонну беженок, а спустя пять дней вернулась со своим отрядом, не потеряв ни одной подчиненной - о ней говорили много и долго. Сейчас, конечно, сложно было узнать в ней ту прославленную воительницу, которая, по известной поговорке, своей задницей волку зубы отгрызет. Хотя - отсутствие двух пальцев на левой руке и шрам под нижней челюстью напоминали о прошлом весьма наглядно.

- Нас тут десятеро приехало, - продолжала доклад Элисса. - Старые отставницы, кого собрали по-быстрому. Вам помощь с целебной магией требуется? Мы в этом деле не особо хороши, правда...

- Здесь считаться не приходится, - возразила Самина. - Так, вы двое, помогите сестре Иоланде привести себе в порядок. А ты, следопытка, принимай дела пока - магию расходуйте на самых тяжелых, тут таких хватает.

- Добро, - кивнула Элисса, а затем вышла на улицу, лихим посвистом созывая своих. - Бабоньки! Делимся на двойки и расходимся по палаткам, ищем здешних старших и останавливаем кровь у самых тяжелых. Валента! Ты куда? Кто-нибудь, возьмите ее с собой, у меня глотки не хватит, чтобы ей в ухо докричаться...

Иоланд тем временем поставили на ноги, отряхнули и привели в более-менее приличный вид. Ощущения у нее были как в детстве, когда, заигравшись, срываешься с крутого склона и долго катишься в заросли. Оглядев незадачливую жрицу с кисло-скептическим взглядом, Самина обратилась к ней:

- Мы за тобой, сестра. Сдавай дела и собирайся, ты нужна Храму.

- Больно... - невидящий взгляд Аэлис скользит в пространстве, не упираясь ни во что конкретное, и Дарующая жизнь совершенно не реагирует на слова Роситы. Заветная тайная полянка близняшек будто расплывается, оставаясь в то же время достаточно реальной и осязаемой - во всяком случае, тем боком, которым Росита все еще касается земли. И тут выражение лица мамы-богини меняется на удивленно-встревоженное:

- Вы куда... вы куда меня тянете?! Вы кто та... - она захлебывается кровью, которая начинает не просто литься из раны - бить струйкой прямо в руку потрясенной Росите, и образ Аэлис перед глазами ее Искры истаивает, словно сон внутри сна, заставляя ее снова терять остатки памяти и собственной личности...

***

По дороге к Виа Ильдеци движутся трое - тучный и плешивый сорокалетний жрец Митриоса в скверно сидящей кольчуге, прислужник Культа, подбирающий на бегу полы длинной рясы, и навьюченный мул. Точнее, "движутся" можно сказать лишь про двоих из компании - жрец неудобно сидит на покрытой лишь чепраком спине животного, упираясь ногами во вьюки, и бедному четвероногому очевидно не нравятся эти дополнительные двести с лишком фунтов на спине. Осел, пожалуй, встал бы намертво при подобной нагрузке, однако лошадиное наследие дает полукровке необходимую покорность для того, чтобы, спотыкаясь и пуская пену, двигаться вперед, пока столь же запыхавшийся прислужник хлещет по крупу, пытаясь одновременно не запутаться в собственном одеянии.

- Быстрее, кретин! - как ни устали мул и прислужник, но самая красная рожа, самые налитые кровью глаза, самое дикое выражение лица среди всех троих именно у толстяка-жреца, плюющегося фразами на мидгалльском. - Стегай эту тварь! Не отставай! Если сельди догонят нас - они скормят тебе твои собственные яйца! И всё окажется зря! Всё!

- Отец Флориан, - задыхающимся голосом жалобно произносит прислужник. - Ноги отнимаются... не могу больше...

- Так подыхай тогда, болван! - жрец пытается хлестать мула сам, по холке и крупу, тот начинает метаться, прихрамывающий сзади прислужник пытается направить его вперед, так процессия продвигается еще на несколько сотен футов, пока их не останавливает насмешливый оклик на мидгардском:

- Притормози-ка, святой отец, жопу натрешь.

Усмехаются появившиеся будто из ниоткуда вооруженные арбалетами и клинками мужчины в яркой одежде всех цветов радуги: кислотно-зеленые куртки с широкими рукавами, голубые штаны, малиновые береты - воплощение безвкусицы и уродства. Контрастируют с попугайскими цветами лишь черные ленты на рукавах. По повадкам и говору похожи на наемников. Во всяком случае, на челядь какого-нибудь феодала или ополченцев они смахивают куда меньше.

На мгновение жрец теряется, растерянно осматриваясь, прислужник судорожно всхлипывает, едва не врезавшись в круп мула. Всего вояк пятеро. Арбалеты трое из них держат у ноги, разряженными, четвертый поигрывает однолезвийным кордом, зато последний со взведенным болтом направляет оружие как бы чуть в сторону от товарищей и митрианских клириков - впрочем, поза показывает его боеготовность.

- Ааа, солдаты? Солдаты, вы должны сопроводить нас в Хаакен, к пресви...

- Мы не солдаты тебе, мразь долгополая, - холодно прерывает жреца один из наемников, тот самый, с кордом, тридцатилетний широкоплечий шатен с клиновидной бородкой и небольшим шрамом под левым глазом. Мы - вольные ландскнехты Черной Банды, и подчиняемся только своему оберсту и гауптманнам. А гауптманнов и оберста сегодня не стало. Не стало по вашей милости, твари поганые. Столько парней положили ни за грош...

В глазах жреца мелькает понимание того, в какую же ситуацию он попал. Воины, которых служитель Культа воспринимал как покорных псов, наверное, и бывшие такими до сегодняшнего сражения, пока им исправно платили по счету и обещали богатую добычу, сейчас выглядели голодными волками. И волки эти учуяли поживу. Взгляды двух мужчин сошлись, они поняли друг друга, так что вопрос состоял теперь в том, кто быстрее...

Шатен бросился наземь как раз в тот момент, когда из вскинутой руки жреца вырвалась вспышка света, прошедшая мимо цели и попавшая в стоявшего позади низкорослого рыжего наемника, что завопил от боли, выронив оружие и пытаясь потушить охватившее его невидимое пламя. Вовремя среагировал державшийся наготове здоровяк-блондин, моментально вскинув арбалет и разрядив его жрецу прямо в середину груди. Тяжелый болт, который при должной удаче насквозь прошивал рыцаря в латном доспехе, буквально вышиб тушу клирика из седла, заставив мула испуганно зареветь и взбрыкнуть.

- Не надо! - послушник инстинктивно бросается на колени, чем лишь облегчает работу для мечей ландскнехтов. Все заканчивается в считанные секунды. Матерится и богохульствует, сидя на земле, порядком осмаленный божественным огнем рыжий детина, кто-то удерживает мула, скидывая наземь вьюки, кто-то обшаривает труп жреца - и грабеж идет так слаженно и отработанно, словно и это ландкнехты тренировали годами наряду с приемами стрельбы и строевого боя...

- Что дальше, Гуннар? - спрашивает по-мидгардски шатена удачливый арбалетчик.

- Дальше? Дальше начнется охота там, вверх по дороге. Тех, кто побежит сейчас в Ильдецию, будут травить как зверье. Местные бароны со всей челядью, а может даже и вилланам разрешат попробовать кровушки... Мы же, когда сюда шли, ни в чем себе не отказывали. Помните ту деревушку, на границе Тарзаса? Так что теперь, без защиты короля и Культа, мы для них тоже... законная добыча. Может, местные и договорятся как-нибудь, но нам на севере точно смерть.

- О, гляди, мужики! Сундучок-то какой украшенный! И тяжелый. Точно с золотом, а то и с каменьями. Ключа не видели на туше? Ничего, сейчас я его... - один из мародеров прикладывается топориком к извлеченному из вьюка деревянному ларцу, намереваясь его взломать, но Гуннар останавливает его резким окриком:

- Стой, придурок! Ты что, про магические ловушки церковников не слышал? Мы тут все костей не соберем! - белобрысый великан в этот момент подходит, хватая за ворот незадачливого взломщика, и отшвыривает от ларца подальше.

- Наш единственный шанс вылезти из этой жопы живыми - отправиться на юг, к Массини. Туда вести о наших подвигах дойдут еще не скоро. Идти придется по ночам, как по вражеской территории. Ни с кем не связываться, ни к кому не прибиваться. Мы здесь сами по себе. Пока нужно найти место, чтобы отсидеться и отдохнуть дотемна...

- А с ларцом что делать? - спрашивает белобрысый великан.

- Возьмем с собой, - чуть помедлив, отвечает Гуннар. - В Массини хватает умельцев, которые смогут его вскрыть. Мула тоже прихватите - хоть на мясо пойдет, если по лесу с ним тащиться морока будет...

***

Росита вновь обретает свою личность - здесь, на полянке, лежа рядом с обнаженной Аэлис. Взгляд Дарующей Жизнь вновь становится осмысленным, она с удивлением смотрит на юную Искру - уже, очевидно, видя ее и понимая, кто перед ней.

- Росита? - только две женщины под Куполом уверенно различали близняшек. - Ты? Что случи... О нет.

Она садится, не обращая внимания на обильно стекающую по груди и животу кровь.

- Значит, ты погибла. Как и многие другие. Но почему именно ты оказалась здесь? Эта мерзость... она поймала меня, и должна была также взять в плен Рамону. Похоже... все дело в крови. Моя кровь в твоих жилах. Прости, Сита... - воительница видит, как по щекам ее Богини катятся абсолютно человеческие слезы.

Иоланда. День Боли и Гнева. Госпиталь.

Под Куполом не было более искусных целительниц, чем жрицы Аэлис.

Есть и в других содружествах Сестры, не чуждые медицинского искусства и целебной магии, однако чары и умения следопыток Крепости, бардесс Коллежа и даже учениц Рамоны оказывались откровенно слабым подобием сил, которыми Дарующая Жизнь наделила своих последовательниц. Не стоит и говорить о том, с каким уважением и любовью относились к аэлиситкам обитательницы Купола что в повседневной жизни, где те держали в своих руках жизнь и здоровье каждой Сестры - от новорожденных девочек до угасающих бабушек, что в боях и походах, где "никто не умирает, пока я на ногах!" Впрочем, нужно было попасть и в самом деле в отчаянное положение, чтобы увидеть кричащую эти слова жрицу Аэлис: последовательницы Дарующей Жизнь вели себя в быту так, словно находились у постели тяжелобольной. Успокаивающая интонация мягких и тихих голосов, плавные движения, готовые в любой момент перерасти в рывок на помощь агонизирующей сестре, неисчерпаемая забота во взгляде - служение придавало им ту неотмирность, которой, как казалось Иоланде, были начисто лишены те же рамонитки. Впрочем, она охотно допускала, что этот взгляд весьма субъективен, и последовательницы ее собственного пути выглядят в глазах аэлиситок не менее чудными и странными.

На жриц Дарующей Жизнь не надеялись - под Куполом все отлично знали, что они не подведут, пока живы. И, когда мидгалльская армия вторглась во владения Сестер - весь Храм поднялся во главе со своей Богиней. По отработанному плану боевые жрицы включались в состав строевых подразделений, в тылу же ставились платки и тенты большого полевого госпиталя. Целебной магии в столь жестокой и масштабной сече вряд ли хватило бы даже у аэлиситок, так что наготове у полевых санитарок были бинты и корпия, целебные мази и зелья - все, что поможет вернуть домой живыми как можно больше воительниц. Войска только разворачивались в боевые порядки - а Храм уже готов был к самому серьезному испытанию в своей истории.

И все рухнуло в одно мгновение, когда пала Аэлис.

***

Иоланда, разумеется, подлежала мобилизации по линии Храма Рамоны в случае полномасштабной войны, как и все посвященные жрицы, однако... однако пятидесятипятилетняя библиотечная бабушка явно не была первой на очереди для доставки к полю боя. Подвод для транспортировки личного состава катастрофически не хватало, и, ясное дело, первыми в очереди были храмовницы и боевые священнослужительницы. Топать же от Храма к Выперкам на своих двоих... и в лучшие годы это было для ученой жрицы незаурядным подвигом, а уж теперь - вряд ли она доберется к месту сражения хотя бы к вечеру. Ее время определенно прошло - это особенно остро чувствовалось сейчас, когда подгоняющие подчиненных начальницы боевых отрядов и групп безразлично скользили взглядом по стоящей в стороне Иоле, которой хватило ума не путаться под ногами загруженных оружием и снаряжением молодых храмовниц. Так-то и без путанья под ногами дел хватало: надо было сбегать в свою келью, извлечь из подкроватного сундука чешуйчатый доспех, последний раз подгонявшийся, дай Рамона памяти, лет пятнадцать назад, убедиться, что сидеть он стал на ней даже свободнее, достать кинжал и аккуратно попробовать пальцем остроту лезвия, при этом не порезаться, и, самодовольно улыбаясь своей сегодняшней ловкости и удаче, нелепо уронить на ногу окованным набалдашником боевой посох - прямо до слез из глаз...

В общем, к тому моменту, как Иоланда вернулась к тренировочной площадке Храма, откуда отправлялись подводы и верховые - большая часть транспорта, вместе практически со всем начальством, уже убыла на восток, и на открытом пространстве оказались без каких-то особых предписаний, что делать дальше, полтора десятка престарелых жриц, горевших желанием служить Куполу, но неспособных добраться к полю боя без того, чтобы не растерять по дороге изрядную долю своих костей. Пока судили и рядили, совещались и возмущались, мимо прогромыхала загруженная мешками с крупой, котлами, котелками и прочим кухонным скарбом телега, которой правила храмовая повариха Одетт, в компании пары послушниц из наряда по столовой. Война войной, а кушать будущим победительницам косматых что-то надо - и Ио не упустила возможности воспользоваться шансом, вцепившись в борт с просьбой подбросить до Выперок. Повариха, весом превосходящая субтильную жрицу раза этак в два с половиной, скептически окинула ее взглядом, однако вовремя вспомнила о некоторых услугах по переводу старинных рецептов и мелкой бумажной возне, которые Иоланда некогда ей бескорыстно оказала, так что никто из остающихся не успел отреагировать, а "библиотечная бабушка" уже примостилась в пространстве между мешком с пшеном и мешком с мукой, отмечая с некоторым неудовольствием, что левая половинка задницы будет к концу пути совершенно белой.

Она еще не знала, что вряд ли даже вспомнит об этом по прибытии.

***

А потом был форменный ад.

К сражению жрица, само собой, не поспела. Когда телега доехала до границы Купола, и их встретил первый тыловой кордон, увидев эмблемы Рамоны, ее и обеих послушниц армейские буквально выдернули на землю, сразу же отправив в госпиталь аэлиситок. По дороге Иоланда узнала жуткую историю с ранением Дарующей Жизнь, после которого все ее посвященные ученицы впали в состояние, похожее на кататонию. В госпитале среди палаток и тентов на земле сидели десятки жриц с погасшими и безразличными взглядами. Храма Аэлис не стало, однако некогда было даже скорбеть по этому поводу: ее, Иоланды, помощи ждало множество раненых, которым теперь могли помочь лишь в срочном порядке подтягивавшиеся из тыла рамонитки - старушки в отставке и пятнадцатилетние послушницы, те, кто не попали в страшную мясорубку боя с королевской армией и имели какие-то магические силы и умения, чтобы отчасти компенсировать невосполнимую потерю последовательниц Дарующей Жизнь.

Целебные чары были исчерпаны практически сразу. Зелья и снадобья, которые выгребались из медицинских сумок впавших в ступор аэлиситок, также вскоре оказались израсходованными, и в ход пошли немагические средства - по счастью, в бинтах и шинах недостатка не было. Иоланда потеряла счет времени в промывании и перевязке жутких рубленых и колотых ран, в успокаивании стонущих от боли раненых воительниц - по большей части не профессиональных солдаток, а мобилизованных ополченок, еще с утра и не мысливших, что им придется браться за оружие. Руки начали ощутимо дрожать - не от стресса, само собой, от чисто физической усталости. И в тот самый момент, когда Ио решила выдохнуть и в очередной раз сполоснуть пальцы, в палатку занесли ее племянницу, Шарлотту.

Самая младшая из многочисленного потомства ее кузин, двадцатидвухлетняя девочка была первой в их "клане", пошедшей путем Анаэрины, однако успехов в Коллеже она добилась прямо-таки выдающихся. В ее возрасте, миновав стадию кочевания по деревням, войти в оркестр Летнего Театра и стать в нем ведущей арфисткой - это было безусловное достижение. А уж получить на первому году работы персональный концерт, пусть и на небольшой площадке в городском саду Первопоселения - это, знаете ли, не просто "выдающееся достижение". Дочь Изабеллы была одной из немногих бардесс Коллежа, виртуозно владевших "трехрукой" манерой исполнения, используя для игры на арфе создаваемую при помощи магии кисть, и это позволяло исполнять ей специфические композиции, которые двумя данными богиней руками просто физически невозможно сыграть.

Мать не чаяла души в своей младшенькой, однако Иоланду очень много в поведении юной бардессы коробило. Прежде всего - невероятное самомнение и какая-то присущая лишь творческим личностям душевная черствость. Девочка сызмальства относилась к своим родственницам со снисходительным пренебрежением, считая их недостаточно культурными для задушевных бесед и вообще сколько-нибудь интересного времяпрепровождения. Странным образом сколько-то уважения она испытывала лишь к тете Ио, которая в свое время здорово поднатаскала ее в ходе учебы по языкам внешнего мира. На семейных торжествах, где собирались многочисленные дочери и внучки Иделлы и Изабеллы, она вела себя так, что у рамонитки всплывало в голове выражение из языков внешнего мира: "почтила нас своим присутствием". Когда дочери и племянницы Изабеллы, большей частью простые и без претензий женщины из трудовых содружеств, собирались большой и дружной компанией чинить маме-тете забор, перекрывать крышу или еще как-то помогать по хозяйству - Шарлотта отказывалась без каких-то вежливых отговорок, честно говоря, что ее нежные ручки не предназначены для столь грубого труда. Сестер это несколько раздражало, но мама стояла за младшенькую горой, так что до поры до времени отношения с ней выяснять не спешили.

Да, ручки свои бардесса берегла, и Иоланде сложно было вспомнить, заставала ли она племянницу хоть раз за какой-то тривиальной работой вроде принести пару ведер воды из колодца или дров из поленницы. Тоненькие и цепкие пальчики музыкантки были истинной гордостью Шарлотты, хватать ими топор или молоток являлось форменным кощунством. Шпагу или меч? Быть может, в качестве легкой разминки или развлечения, не стоит налегать на оружие слишком усердно, иначе заработаешь неуместные для арфистки мозоли...

***

И сейчас Шарлотта лежала перед ней, а на груди ее покоилась правая культя, наспех и крайне непрофессионально перетянутая и замотанная. Кисть бардессы была срублена чуть выше запястья, наискось, и тряпки, которые намотали на рану принесшие девушку товарки, уже порядком пропитались кровью. По своей воле или нет, арфистка все-таки в тяжелый для Купола день взяла в руки оружие - и жестоко поплатилась.

- Тетя Ио? - затуманенный взор и расширенные зрачки повернувшей голову к рамонитке Шарлотты свидетельствовали о том, что ее уже опоили каким-то обезболивающим отваром. И действие этого отвара (белладонна, скорее всего) было столь сильным, что бардесса ничуть не удивилась присутствию родственницы, считая ее, очевидно, частью какого-то наркотического морока. - Тетя Ио? Как так-то? Как это вот так? Вот как это так?

Заплетающимся языком она задавала один и тот же вопрос, качая головой из стороны в сторону, как вдруг - настроение ее моментально изменилось. Пронзительно завизжав, девушка забилась на лежаке, колотя культей по деревянной доске.

- Держите ее! - одна из пятнадцатилеток, чье имя Иоланде некогда было даже узнать, попыталась обхватить плечи бардессы, но куда там - та продолжала биться и орать на одной ноте свое страшное утробное "Вааааааа!".

Надо было срочно что-то предпринять.

Росита. За гранью.

- Я знаю, что было, что будет и что есть,
Но ничего из того не хочу изменить.
Мои ноги в земле, голова в небесах,
А тело здесь - растянулось в нить.

Уже со второго куплета Бьянка начала подпевать, и это слегка удивило Роситу, как, бывает, удивляют во сне некие совершенные несуразицы, порожденные твоим подсознанием - однако из удивления этого не следуют никакие выводы о нереальности происходящего. Воительница была твердо уверена, что в тот день ее сестричка не пела - просто блаженно улыбалась, лежа затылком на ее руке...

"В тот день?" А сейчас что за день?

И все же удивления не хватило, чтобы сразу отогнать морок. Сита и дальше пела и отстукивала ритм, с каким-то неприятным ощущением отмечая, что сейчас ей приходится подлаживаться под куда более сильный и приятный голос сестренки. Не зависть, нет - неестественность происходящего на их заповедной полянке начинала царапать изнутри. Все не так. Все было не так. А как? И почему - "было"?

Закончив, наконец, свое выступление, превратившееся в бенефис Бьянки, она, зажмурившись, потянулась к губам сестренки: поцелуи с ней уже много лет были лучшим средством успокоения нервов. Однако в последний момент, когда губы близняшек уже почти слились воедино, против воли самой Роситы ее глаза открылись - и она увидела перед собой лицо мамы. Мамы Аэлис, чья голова сейчас покоилась на ее руке, а невидящий взор широко распахнутых глаз был устремлен прямо в лицо Росите.

- Больно, - захрипела она не своим, страшным голосом. - Рамона, как же больно...

Отпрянувшая назад испуганная Росита увидела меж ключиц обнаженной Богини чудовищную рану, из которой слабой струйкой вытекала кровь, рефлекторно ухватилась за собственную шею... и все вспомнила. Три года тихой и скучной службы на дальней заставе, тревогу, поход с боями на юг, к главным силам Купола, серую волну, что разбилась о пожертвовавшую собой Аэлис, самоубийственную атаку на шестикратно превосходящие силы косматых... и смерть.

Свою собственную смерть.

В ответ на улыбку Киры Самина лишь хмуро усмехается.

- Планы... все мои планы полетели под хвост косматым с самого утра. Дальше остается только импровизировать, - тут она сразу посерьезнела. - Самое скверное - нам, похоже, не удалось взять ни одного приличного пискуна.

Пискунами на армейском жаргоне называли пленных мужиков. Всем известно, что голоса у косматых грубые и низкие, как у хищных зверей, соответствующие всему их скотскому облику. Однако, есть у мужиков особое место, волосатый мешочек под их отростком, к котором стоит только прикоснуться - и они сразу же начинают пищать противным комариным дискантом. Обычно во время форсированного полевого допроса Фиби набрасывала на этот самый мешочек с семенниками веревочную петельку, и тянула, пока мужик не выкладывал все необходимые сведения. Если же после допроса резко дернуть за веревочку, вырывая семенники с корнем, мужик умрет через пару минут, непрерывно оглашая окрестности пронзительным визгом - говорят, выглядит это забавно, хотя так в их отряде не делали: в тылу врага подобные развлечения чреваты, лучше прирезать пискуна быстро и без шума.

- Впрочем, если бы даже в этом аду кто-нибудь догадалась поохотиться за языками - толку от этого было бы немного. Судя по тому, что мне известно о митрианах, ни рыцари, ни герцоги, ни, скорее всего, даже сам король не понимали, что вообще происходит и какова истинная цель этого вторжения. Все секреты косматых - там, на том холме, - указала она на высоту севернее дороги, ту самую, где перед боем расположились жрецы Митриоса и куда устремилась, на время оставив свое войско, разгневанная Рамона. - И, боюсь, эти секреты нам уже никто не расскажет. Но я уже послала туда кое-кого, для расследования. Идем.

***

Они не успели подняться наверх - у основания холма их встретила помощница и делопроизводительница Командоры, двадцатипятилетняя нумантийка по имени Амира, в сопровождении двух послушниц, тащащих нечто вроде небольшого дорожного сундука.

Эта самая Амира славилась в Храме своей внешностью и ухоженностью. Всегда тщательно вычищенная, отглаженная и отпаренная униформа, приталенная сверх всех уставных требований. Роскошные смоляные волосы, забранные в тугой пучок столь тщательно, что казалось - она родилась в таком виде. Умеренный макияж и крепко сидящий на темени изящный малиновый беретик. Боевые сестры обычно таких канцелярских дев не сильно жаловали, однако Амира вместе со всеми своими внешними достоинствами обладала еще и нешуточной компетентностью в бумажных делах, а также безотказностью в плане помощи тем самым воительницам, и большой настойчивостью в выбивании внеочередных отпусков или недоданных два месяца назад пайков. Со всей бытовой ерундой, которая только настигала храмовниц в процессе службы, они шли, как правило, к Амире, и та решала проблемы максимально оперативно и грамотно, за что ей прощалось многое - и прилизанность с приталенностью, и отсутствие мозолей от оружия на ладонях, и этот бесящий всех беретик, прикрепленный к волосам изнутри парой булавок.

- Что у тебя? - нетерпеливо спросила помощницу Самина, даже не ответив на дежурное воинское приветствие.

- Немного, Командора, - дав послушница знак поставить сундучок на землю, ответила Амира. - От жрецов не осталось даже кусков тел. Только кровавые кляксы по всему холму.

- Документы? Артефакты?

- Все, что можно было отыскать в этой кровавой каше, здесь, - подняв крышку, нумантийка продемонстрировала содержимое сундучка - измазанные красным амулеты, треснувший надвое хрустальный шар и кожаный мешочек. Кира про себя отметила, что руки Амиры такие же чистые, как обычно, тогда как обе послушницы порядком изгваздались в косматой падали. - Есть еще несколько писем, только...

- Сюда, - почти вырвала бумаги из рук помощницы Самина, жадно вперившись в написанное, но тут же нахмурилась. - Это что? Не умбрик? Что за тарабарщина?

- Мне кажется, все-таки умбрик, - осторожно предположила Амира. - Построение предложений и морфология слов те же. Только... Это не тот классический язык, на котором пишут научные трактаты. Возможно, некий диалект? Я слышала, в разных городах Умбрии говорят настолько по-разному, что могут друг друга не понимать...

- Отлично, - выдохнула Самина. - Если они сами друг друга не понимают, как понять нам? Есть под Куполом хоть кто-нибудь, кто способна это прочитать? Не знаю, беженки какие-нибудь из дальних краев?

Амира нахмурилась, напрягая память в поиске ответа для своей начальницы, а вот Кира знала этот ответ еще до того, как был задан вопрос.

Чаша весов качнулись - и ложь Самины перевесила. Кивнув, Дальфина ответила:

- Хорошо. Ваши приказания, сестра Самина?

- Подождите-ка, серье... - попыталась возмутиться берберийка, однако поддержки не нашла даже среди своих сторонниц. Кто-то из взводных, взяв ее под локоть, стала шептать что-то несомненно разумное и резонное, на тему того, что не время брыкаться. Быть может, не все присутствующие были довольны, однако после Дальфины волей-неволей Командору приняли как свою Старшую и остальные. Впрочем, даже недовольные выдохнули: в конце концов, появилась наконец женщина, которая берет на себя ответственность за происходящее - и автоматически снимает ее с остальных. Есть все же в армейском и храмовом единоначалии свои преимущества, которые сложно оценить гражданским Сестрам...

Самина наградила Киру лишь сухим кивком - момент для выражения признательности и объяснений был не тот.

А дальше началось обычное рабочее совещание. Сам вид Командоры располагал к настрою деловому - может, у кого-то от ее взгляда и кисло в сиськах молоко, однако докладывали ей о потерях и обстановке четко и по-военному. И потери были ужасающие: две трети, три четверти отдельных рот были убиты. Оставшихся хватало для того, чтобы установить жиденький заслон у начала петляющей среди холмов дороги к Виа Ильдеци - но в случае серьезного наступления с востока удержать за собой поле боя было практически невозможно.

- Так что с разведкой, сестра Самина? - спросила озабоченно Дальфина, вызвав малоприязненный взгляд берберийки.

- Разведкой займется Храм, - ответила Командора. - Не думаю, что после такой резни у косматых остались боеспособные силы... Однако на дороге сейчас должно быть порядочное количество рассеянных беглецов - нет смысла посылать конный разъезд, чтобы пробиваться через них открытую.

- Это верно, - берберийка определенно была рада, что ее девчонок не пошлют туда, где они могут понести новые потери. - Кстати, Командора, поглядите, что у нас имеется. Лейла, дай мешок!

Порученка смуглокожей ротной, как оказалось, и в самом деле стояла чуть поодаль с пропитавшимся кровью мешком, который и протянула своей начальницу, а та вытряхнула... ну да все, впрочем, догадались, что, еще до того, как под ноги Самине упал кусок косматой дохлятины - бородатая башка в отделанном золотом и серебром церемониальном шлеме-венце. Церемониальный его характер был очевиден любой опытной воительнице - в бой в такой "шапочке" ходить глупо, определенно, этот мужик совершенно не планировал встречаться сегодня с клинками Сестер, а пришлось.

- Это ж король, правильно? Рядом с ним еще стяг был, белая тряпка с какой-то желтой сранью - то ли птица, то ли цветок, непонятно. Мои девки его на тряпки для подтирки пустить хотели...

Нагнувшись, Самина вытряхнула голову из шлема и бережно подняла ее.

- Такие вещи, - серьезно сказала она, осматривая драгоценный головной убор. - Надо собрать и сохранить. Чтобы наши внучки и через сто лет помнили, как мы дрались и победили.

При упоминании о внучках, которых у нее теперь не будет, лицо Командоры искажает гримаса боли, однако она продолжает:

- А падаль - это не трофей, падали здесь и без того полно, - Самина небрежно пинает голову в сторону носком сапога, вызывая смешки нескольких соратниц.

- А ведь через пару дней здесь дышать будет невозможно, Командора, - отзывается Дальфина. - Своих-то мы похороним, чин чином, а падали тут столько, что хоть весь Купол с заступами выводи...

- Кого-то да прикопаем, - отмахнулась Самина. - Кого-то зверье пожрет, и приятного аппетита. А кого-то... Есть у нас в храме алхимия интересная, можно присыпать, вонять, конечно, будет, но не до слез...

Совещание продолжалось еще несколько минут, и Кире казалось нереальным, как женщины, потерявшие только что стольких близких и родных Сестер, могут с таким спокойствием рассуждать о всяких бытовых и технических мелочах буквально над телами своих подруг. Все-таки женская (то есть человеческая) психика - удивительно прочная и гибкая вещь. Многие из тех, кто выжил сегодня, ошибочно считают, что больше не смогут смеяться, веселиться, заниматься любовью, да и просто жить. Однако жизнь все равно победит, когда родятся новые Сестры, что продолжат их путь. ЕСЛИ родятся. Если...

Тем временем совещание завершилось, ротные и "лица, их замещающие", получив приказы и свой фронт работ каждая, разошлись по подразделениям, и Самина с Кирой снова остались наедине.

- Ладно, вроде успокоила пока, - выдохнула Командора, а затем вновь болезненно втянула воздух сквозь зубы. - А дело-то дрянь, храмовница. Совсем дрянь. Остается надеяться на то, что у Рамоны получится спасти Дарующую Жизнь, вот только...

Кира поняла, что за "только". После случившегося здесь, на поле боя, вера в Богинь и сестринство может оказаться невозвратимо подорвана. Вера... Противоречивое понятие в той системе ценностей, что проповедовали Рамона и Аэлис, подарившие Сестрам мечту о мире, где богинями будут все. Однако... то, что имело мало значения для образованных и начитанных жительниц старого Купола, чьи прапрабабушки помнили времена, когда никто не называл не называл основательниц общины Богинями, оказывалось очень важным для крестьянок Закуполья, обученных, разумеется, четырем правилам арифметики и письму, однако вопросы философии и теологии воспринимавших весьма упрощенно. Вот их вера определенно может треснуть после сегодняшнего.

- И нам сейчас очень важно выяснить, какого дэва произошло на поле боя, и как с этим теперь жить. Понимаешь?

Самина лишь угрюмо кивает в ответ:

- Хорошо. Тогда пойдем. Пора брать власть в свои руки, пока тут все окончательно не развалилось, - Командора разворачивается и идет куда-то на юг, к правому флангу уже отгремевшей битвы. Идет наперерез едущим в тыл, к Куполу, подводам с ранеными (по две-три тяжелых в ряд) и убитыми (навалом, выше бортов) Сестрами. В воздухе стоит совершенно отчетливый запах свежей крови, и даже если дышать через рот - неуловимый железистый привкус никуда не исчезает... Даже с учетом подошедших подкреплений, мертвых здесь, перед Выперками, гораздо больше, чем живых. Разумеется, речь идет только о своих, о Сестрах - косматую дохлятину и считать не приходится. Прошедшая несколько раз кровавым смерчем через сомкнутые ряды мидгалльской армии Рамона разваливала ублюдков буквально напополам, и именно она подняла в воздух бесчисленное множество кровяных телец, что теперь, казалось, оседали на языке Киры с каждым вдохом...

Среди тех, кто занимается сейчас ранеными и убитыми на поле боя, большинство - еще девчонки. Курсантки и послушницы - тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет. Кто-то ревет, кто-то, бледная как мел, буквально качается на ветру, а кто-то, стиснув зубы, держится лишь на подростковом страхе налажать перед старшими и показать себя не воительницей, а размазней... Вот рыженькая курсантка-второгодка сидит на коленях перед телом красивой солдатки с залитой кровью шеей и грудью, судя по штанам и сапогам - из спешенных кавалеристок, пытаясь разжать мертвой пальцы, крепко стиснутые на рукояти рапиры. Получается плохо - и силенок у мелкой не хватает, и касаться трупа она откровенно боится.

- Сестра-наставница! Она... не отдает! - плаксиво-испуганным голосом комментирует свою неудачу рыженькая, и Старшая учебного отряда, сорокалетняя короткостриженая блондинка со шрамом на подбородке, отодвигает подчиненную и молча, без подобающих случаю колкостей, извлекает оружие из руки павшей воительницы и вгоняет ей же в ножны:

- Там пускай разбираются, - комментирует она и поворачивается к другой курсантке, чернокожей девчонке с грифелем в одной руке и пучком бирок из льняной бумаги. - Записывай: Росита, дочь Лады.

- Лады - и?.. - переспросила чернокожая, явно держащаяся куда достойнее сокурсницы - даже рука, держащая грифель, совсем не дрожит. - А, поняла, из беженок.

- Нет, не из беженок, - отмела наставница самое очевидное предположение, почему у женщины Купола может быть всего одна мать. - Долгая история, грузите давайте...

Уже пройдя мимо этой сцены, Кира услышала сзади вопрос чернокожей:

- Сестра Эжени, а почему воительницы не носят какие-нибудь бумаги, чтобы их вот так опознать можно было?

- Потому что это армия, - устало отвечает блондинка. - Вы копья и щиты в полевых выходах по два раза на день умудряетесь просрать, а выдай вам с собой документы...

- Ну, тогда какие-нибудь жетоны, из дерева, а лучше кованые, на цепочке, - не отставала текрурийка.

- Ага, и за цепочку эту вас всех ко мне приковать, чтобы не про...

***

Ближе к Выперкам запах крови стал постепенно вытесняться запахом гари. И именно здесь, в трех сотнях футов от обуглившегося частокола мертвой уже деревни, Самина нашла командиров подразделений. Наверное, не всех, но, как минимум большую часть - двух ротных и с полдюжины Старших взводов, плюс кое-кто из личного состава - десятницы и ординарки. И застали их Командора с Кирой в состоянии полнейшего разброда и раздрая, а точнее говоря - в процессе безобразного и громкого срача. По-видимому, все сколько-нибудь авторитетные Старшие, которые могли взять на себя бремя лидерства после гибели командующей, оказались также либо убиты, либо тяжело ранены, те же, кто остались на ногах, явно не могли прийти к общему мнению, что делать дальше, после этой страшной "победы". Две примерно равные группы воительниц сгрудились вокруг каждой из ротных, орущих друг на дружку, периодически вставляя односложные замечания и поддерживая своих. Наособицу ото всех стояли несколько Старших мобилизованных ополченок, и лица этих гражданских женщин выражали... да понятно, что они выражали. Ополченки пытались найти некий центр силы, Сестер, что объяснят им, как жить дальше, все организуют и уладят - а попали в эпицентр чужого конфликта.

Первую ротную, рослую блондинку с правой рукой на перевязи и луком в левой, Кира хорошо знала. Дальфина. Двадцать два года назад десятилетняя девочка из Старой Болотины, отправившись по ягоды, набрела случайно на лагерь косматых бандитов, обосновавшихся в землях, которые они посчитали "ничейными". Это было неспокойное время для Закуполья, контроль над новыми территориями только устанавливался, однако эти разбойники забрались во владения Сестер слишком глубоко. Маленькой девочке удалось незаметно ускользнуть и сообщить взрослым, из-под Купола прислали свежесозданный отряд боевых храмовниц под руководством Фиби, и Дальфина лично провела их к бандитскому логову. Ликвидация косматых прошла успешно, и храмовницы успели подружиться с бойкой и сообразительной малышкой, так что боевая группа по настоянию своей Старшей посетила деревенскую школу, где они при всех поблагодарили свою сияющую от гордости помощницу, определив тем самым ее жизненный путь. С Храмом Рамоны что-то не задалось на экзаменах, в итоге Дальфина оказалась в Старой Крепости, где стала лучшей курсанткой своего потока и впоследствии сделала неплохую карьеру, к тридцати годам дослужившись до должности командующей стрелковой ротой. Кире и Фиби приходилось пересекаться с ней несколько раз по службе и вне ее, как-то даже поучаствовали в общей попойке, и девушка, как оказалось, сохранила о старших подругах самую добрую память.

Вторая ротная была Кире незнакома. Сорокалетняя на вид берберийка со скимитаром на поясе имела вид не очень презентабельный: сломанный нос и буквально содранная с левой половины лица жутким ударом кожа - кажется, ее подлечили магией и остановили кровь, но магии было явно недостаточно, и она по-прежнему страдала от боли - расширившиеся зрачки говорили о том, что женщина явно употребила какой-то кустарный анестетик. И сейчас она кричала на Дальфину сорванным голосом, совершенно не заботясь о связках:

- А срать я хотела на такие соображения! Не отправлю никого! Ты видела, что от моего эскадрона осталось? Ты представляешь, как нам смотреть в глаза мамкам девок наших? Не командующей смотреть, земля ей пухом. Не штабным! С нас с тобой спрос за каждую, кто здесь легла! И что ж ты своих-то вперед не отправишь?

- Вот именно! - старается не сорваться на крик в ответ Дальфина. - С нас с тобой теперь за все спрос! И если по северной дороге сейчас идет хоть тысяча свежих космачей - они нас передавят как цыплят сейчас! Ты только за свой эскадрон стоишь или за весь Купол?

Все это выглядело совсем не по-армейски... и не по сестрински. Мало кто на этом поле боя был готов к тому, что сегодня случилось, и вести себя достойно в сложившейся ситуации не выходило даже у тех, кто по определению должны служить примером всему Куполу. Ожидала ли Командора, что все будет настолько плохо? Кира не знала, однако вмешалась Самина в происходящее с некоторой поспешностью:

- Отставить! - рявкнула она. - Старшие подразделений и лица, их замещающие - слушай мою команду!

- Чего? - обернулась на окрик берберийка. - А, Командора? А не много ты на себе берешь, храмовница?

- Не просто Командора, - холодно прервала ротную Самина. - А ваша новая главнокомандующая.

Тут вскинулись все присутствующие. Старые межведомственные терки, подумала Кира. Далеко не все в Старой Крепости любили храмовниц - частенько приходилось сталкиваться плечами в дверях, да и вопросы снабжения тоже были больным местом для всех боевых подразделений, что защищали Купол: очень многие армейские считали боевых жриц и паладинок чем-то вроде белой косточки, привилегированной прослойкой. И сейчас странным образом две только что яростно собачившиеся группировки разом обернулись против Самины. Не в том смысле, что они готовы были наброситься на пару рамониток, однако взгляды их явно были не слишком приветливыми.

- Вообще-то, - Дальфина попыталась прояснить ситуацию. - Главнокомандующую назначает Совет Старших Купола из кандидатур, предложенных на рассмотрение Военным Советом. А я что-то не помню...

- Это в мирное время, - отрезала Самина. - Главнокомандующей назначила меня лично Рамона, перед тем, как покинуть поле боя и отправиться решать проблемы под Куполом. И я вижу сейчас, насколько мудрым оказался ее выбор...

- Рамона? - брови Дальфины взлетели недоверчиво вверх, а берберийка подозрительно прищурила глаза, переваривая услышанное. Кира же поняла, что Самина совершает сейчас преступление, граничащее с кощунством, ибо ничего подобного Богиня, само собой, не говорила. Однако... если она сейчас скажет правду и разоблачит Командору - разве это не усугубит творящуюся здесь дичь? И разве не оправдывают Самину хотя бы отчасти сложившиеся обстоятельства?

Повисла долгая и тягучая пауза. И Дальфина, будто только что заметив Киру, вопросительно уставилась на нее, ибо супруге Фиби она доверяла, как старшей подруге. Храмовница осознала, что сейчас все застыло в неустойчивом равновесии, и именно от нее зависит, примут ли Самину в качестве главнокомандующей ротные и взводные Старой Крепости, или нет. Один лишь ее кивок - утвердительный или отрицательный - решал, быть может, судьбы сотен и тысяч Сестер. А быть может, этот эпизод не стоит и выеденного яйца. Но немой вопрос Дальфины определенно нуждался в ответе.

На мгновение на лицо Самины набегает выражение, в котором злоба смешивается пополам с презрением:

- "Отомстить"? "Убить всех"? Тогда почему ты не побежала дальше, преследовать косматых до Виа Ильдеци, рубить-кромсать, пока сердце не встанет или тебя саму не грохнут? А?

Отвернувшись, чтобы не выплеснуть в лицо Кире еще больше яда, Командора продолжила:

- Ты не в силах убить всех косматых. Всех их сведет с лица земли только Купол. А Купол сейчас в великой опасности, в какой никогда не бывал. Никто не знает, что теперь будет с Дарующей Жизнь, но Храма Аэлис больше не существует. А от нашего - остались в живых и на ногах единицы. Верховная Жрица мертва. Мертва и командующая Старой Крепости. Я даже не в курсе, остались ли у армейских живые ротные, и кто там сейчас в состоянии отдавать приказы. У самой меня теперь под рукой кучка послушниц пятнадцатилетних да бабушек, которым самое место в Обители Отдохновения. И ты думаешь, мне не насрать на то, в какой ты ярости и как тебе плохо?!

Несколько глубоких вздохов, и Командора вновь поворачивается к Кире:

- Если ты сейчас побежишь вперед, рубя мечом каждого косматого, что попадется под руку - ты не вернешь Фиби, убей хоть сотню, хоть тысячу тварей. Но если мы все не начнем сейчас работать своим умом, этим великим даром Богинь, то погибнет Купол, и погибнут все, кого мы поклялись защищать. Так что повторю еще раз свой вопрос: ты со мной, Кира?

Кира. День Боли и Гнева. Поле боя.

Пару недель назад Фиби подошла к Кире, держа в руках разлинованную грифелем маленькую дощечку - свой личный календарик:

- В этот раз всего два дня, слушай, - показала она жене табличку с зачеркнутыми числами. - Точнее даже - полтора. У мамы моей тоже как раз в этом возрасте месячные прекратились, да. Похоже, все, я официально старушка. Могу теперь совершенно законно сидеть на лавочке, щелкать каленые орешки и щемить вас, бестолковую молодежь, потому что в мое время...

Фиби весело рассмеялась, не отказав себе в удовольствии чмокнуть Киру в щечку, но прекрасно знающая супругу храмовница легко различила в беззаботном хохоте нервные нотки. Что поделать: этот период в жизни каждой женщины является, мягко говоря, непростым - сколько ни готовься к неизбежному. Кира последний год была особенно нежна и деликатна с женой - в быту, в общении, в постели, да и сама Фиби хорошо держалась, однако болезненные ситуации все-таки случались, и положение обострял тот факт, что, глядя на любимую, она начинала осознавать конечность собственной фертильности. Не так уж много времени оставалось у стареющей воительницы для того, чтобы получить благословение Аэлис зачать дочь. А первые роды в ее возрасте - дело сложное, что и говорить. Сложное и тяжелое. Ученицы Дарующей Жизнь наверняка будут все эти месяцы держать ее под неослабным контролем...

- Ну, не хмурься, девочка моя, ты сильная и здоровая, все у тебя получится. У нас получится, - исправилась тут же Фиби, и Кира в очередной раз удивилась тому, как за эти годы они научились читать мысли друг дружки. - Этот рейд - последний, я уже Самине рапорт написала, а она, ты знаешь, рада от меня избавиться. Мадлен пока справится, а там мелкая подрастет - ей самая дорога в командиры, и пошла Самина со своими загонами в...

Дело, на котором должна была завершиться карьера семейной пары храмовниц, касалось обитающего в лесу восточнее Выперок барона-оборотня, точнее - трагедии самочинного похода отряда молодых рамониток и примкнушей к ним аэлиситки под предводительством двадцатипятилетней жрицы Фатимы. Эта самая Фатима последние месяцы безвылазно обреталась в Закуполье, так что заговор ее прошел не только мимо Старших, но и мимо Богинь. Никто не понимал, что же она такого посулила молодым девчонкам, как убедила их зайти в лес в нарушение всех инструкций и приказов - но факт есть факт: четверка Сестер сгинула бесследно. Аэлис была твердо убеждена, что они погибли все до единой, даже "хуже чем погибли". Неосторожно брошенная при ученицах фраза привела к тому, что в обоих Храмах поползли слухи об изнасиловании - с самого начала этой истории с бароном Ойлем по Закуполью ходили легенды о жутких волчарах размером с быка, с вечно стоячими мужскими отростками длиной в пару футов, что бродят под пологом леса, прозванного Скверным, и страстно желают совокупиться с зашедшими в их владения Сестрами. Что в этих рассказах основывалось на реальных свидетельствах, а что было больными фантазиями мужелюбок, теперь уже сложно разобрать: после первых столкновений с явно находящимися под контролем ликантропа хищниками Рамона запретила боевым группам заходить в лес без ее ведома. Однако сама Богиня в последние годы очень редко покидала Купол по непонятной Кире причине, и эту проблему, не требующую быстрого и неотложного решения, все откладывали и откладывали... пока самовольный поход и гибель группы Фатимы не оставили выбора: Рамона твердо вознамерилась пойти в лес в сопровождении самых сильных и опытных своих учениц, чтобы уничтожить эту мерзость лично. Не стоит удивляться, что к этому походу были привлечены и Фиби с Кирой - может, силы у них были уже не те, но что касается опыта и чутья на опасность - кто мог тут поспорить с женщинами, убивавшими врагов Купола без малого тридцать лет?

Так или иначе, рейд в Скверный Лес должен был стать для них последним. Храм их, само собой, без работы не оставит - Фиби вот хочет уйти в хозяйственную часть и заняться плотницким ремеслом: одна из ее мам состояла в строительном содружестве, да и в целом руки у жены растут из нужного места. Кира ближайшие годы планировала посвятить воспитанию дочери (или дочерей? Аэлис добра, да и время еще есть...) Но даже материнство не является препятствием для легкого труда на благо Купола - хотя для той работы по перекладыванию бумажек с одного стола на другой, над которой так иронизировали боевые Сестры, придется заняться активным самообразованием. Возможно, придется чаще встречаться с Иоландой, и даже попасть под ее командование: она сейчас в библиотеке вроде большой начальницы...

За эти годы Кира, конечно, не раз прокручивала в голове события тех дней, что разрушили их с Ио отношения. Одним из самых терзающих вопросов был - почему Богини не остановили ее попытку устроить идиотскую и обреченную на провал интригу? Далеко не всегда Рамона и Аэлис уважали право каждой Сестры совершать жестокие ошибки, и в случае угрозы сестринству часто вмешивались в повседневную жизнь Купола - но только не в ее случае. Определенно, они знали и видели в ее душе нечто такое, что обрекало любовь к Ио на такой вот бесславный конец, и неудивительно: та Кира, какой она была в свои двадцать два, оказалась не готова к супружеству. И понадобилось самой себе разбить сердце, отвратить от себя чудесную девушку, которая все равно была для нее слишком хороша, чтобы повзрослеть и созреть для новой любви, любви на всю оставшуюся жизнь. Единственное, что ее царапало все эти годы - одиночество самой Ио. И эти терзания здорово сердили Фиби:

- Отставить кусать себя за жопу, рамонитка! Слов нет, однажды ты поступила с ней по-свински, но это не делает тебя ответственной за всю ее жизнь! Она живет так, а не иначе, потому что ей так нормально, а не потому что ты ее морально искалечила! Что за самомнение такое вообще - думать, что без тебя девчонка взяла и закончилась? У нее родственников целая рота, подруги, книги, занятия ученые - была б я настолько занятой, у меня бы и сил не осталось тебя под одеялом тискать...

Аргументы были так себе, но Ио, кажется, и в самом деле обрела определенную гармонию в жизни. Их отношения остались ровными и благожелательными, хотя куда больше общалась с первой любовью Киры ее жена, постоянно после рейдов обращаясь за консультациями либо, напротив, давая ученой сестре некие полученные в поле полезные сведения. Контролирует состояние - догадалась храмовница, которой и в голову не могли прийти ревнивые мысли. Фиби словно прикрывала ее с этого направления, чтобы первой узнать, если Иоланде все-таки плохо одной и причиной этому является Кира. Не сказать, чтобы две ее большие любви стали прямо близкими подругами, однако взаимным уважением, несомненно, прониклись. "Вот это голова, - говорила под впечатлением очередного разговора с Иоландой Фиби. - Если наша библиотека, не дай Рамона, сгорит к дэвам, она по памяти все восстановит, дай только время."

Так и шли годы ее новой жизни. Рейды во внешний мир, тренировки новобранок, драгоценные минуты уединения с любимой, очередные рейды... Отряд, ставший для Киры не столько второй семьей, сколько органичным продолжением первой, теперь уже был вполне жизнеспособным, и после ухода Старшей и ее заместительницы продолжил бы свою успешную деятельность по наказанию косматых, а для супружеской пары стареющих рамониток начинался новый этап их отношений, с новыми заботами и радостями... Так должно было быть, если бы не случился тот самый день, в который оборвались жизни сотен Сестер... а сломались, наверное, многих тысяч.

***

Кира вместе со своим отрядом была одной из немногих, воочию увидевших, что же произошло с Аэлис. Они стояли в центре выстраивающегося поротно войска Сестер, рядом с обеими Богинями, напротив горящих Выперок, в которых еще продолжалась резня и казни, а со стороны уходящей к Виа Ильдеци дороги тянулись и тянулись бесконечные ряды косматых на подмогу уже стоящим на противоположном конце поля королевским солдатам. Уже в тот момент было очевидно, что армия митриан превосходит наспех собранные силы Сестер в несколько раз, однако сомнений в победе ни у кого не возникало: Рамона и Аэлис будут рядом с ними, так чем же косматые могут их напугать? Однако сами Богини были серьезны и насторожены, пристально глядя на вершину одного из холмов на правом фланге королевской армии, у самой дороги. Рамона как раз подозвала Самину, Командору своих храмовниц и непосредственную начальницу Фиби и Киры, указывая ей в том направлении, как вдруг обосновавшиеся на холме жрецы Митриоса начали действовать.

С середины поля, разделявшего два войска, вдруг поднялась волна серого праха, высотой в два человеческих роста, двинувшаяся со страшной скоростью вперед, на защитниц Купола. В этот момент растерялись все - не только простые воительницы, не только самые искусные ученицы Рамона и Аэлис, но и сами Богини. Рамона выдернула из ножен кинжал, засиявший синим цветом, пытаясь, видимо, сплести некое защитное заклинание, но она явно не успевала, ей нечего было в этот момент противопоставить непонятной силе, несущей... определенно, смерть, ибо что еще могли нести косматые колдуны Сестрам? И в этот момент, когда растерянные воительницы готовы были дрогнуть, вперед, навстречу серому праху, метнулась Аэлис, не обращая внимания на предостерегающий оклик возлюбленной, метнулась, воздевая вверх руки - и серая волна не поглотила ее, а... будто была поглощена самой Дарующей Жизнь. Высокая стена праха буквально схлопнулась, стянулась к крошечной на ее фоне белой фигурке Богини, и исчезла без следа.

И в этот момент истошно, на разрыв связок завопили все присутствующие в войске аэлиситки.

Что было дальше, Кира помнила урывками. Количество потрясений в те минуты, видимо, перегрузило ее чувства, и мозг под непосильной ношей пытался вытошнить из памяти лишнее. Оправившись от шока и поняв, что с Аэлис произошло нечто страшное, Рамона набросила на всех Сестер чары ускорения и усиленным магией голосом скомандовала атаку. Это был, конечно, порыв гнева и ярости, но не только: наперерез рванувшим вперед защитницам Купола Богиня устремилась к проклятому холму с засевшими на нем жрецами, понимая, что одним убийственным заклинанием магический арсенал косматых может далеко не исчерпываться, и надо успеть не дать им сотворить новую серую волну. Впрочем, этого Кира уже не видела и не понимала, несясь рядом с Фиби вперед со скоростью скаковой лошади, врубаясь в бронированные ряды мидгалльских пешцев и щедро сея смерть своим двуручником.

Никакого правильного сражения "строй на строй" не получилось - бой разбился на мелкие схватки, имеющие подавляющее численное превосходство косматые давили массой и обходили с флангов, сестры падали одна за другой, и в тот момент, когда Фиби скомандовала жене бежать, у Киры не оставалось никаких шансов на спасение - она могла лишь крутить двуручник, не подпуская к себе врагов. А дальше случилось то, что так отчаянно хочется не помнить - хоть умерев, хоть сойдя с ума. Ее Фиби погибла, лишилась головы от топора косматой твари, и вместе с ней погибли все надежды, желания, мечты самой Киры. Наверное, в этот момент ее можно было брать голыми руками, и мужики не упустили бы такой возможности, однако тут в их тылу раздались крики ужаса, и над рядами королевского войска взметнулся самый настоящий кровавый смерч - это Рамона, расправившаяся, наконец, с главной опасностью, исходящей от митрианских жрецов, пробивалась к своим - и одновременно с ней ударили по врагу подошедшие из Первопоселения ополченки. И не было времени скорбеть и убиваться - была лишь возможность вдоволь проливать кровь дрогнувших и запаниковавших косматых...

Кира окончательно потеряла счет времени и не могла с уверенностью сказать, сколько длилось сражение - пятнадцать минут или полтора часа? Кажется, они одержали победу, вот только плохая это была победа. Не слышно было торжествующих кликов, лишь стоны, проклятия и плач. Когда схлынула боевая ярость и чары Рамоны, когда не осталось силы в ногах, чтобы преследовать косматых тварей, ни в руках, чтобы их рубить - она рухнула наземь, задыхаясь от веса доспеха и надеясь умереть от разрыва сердца, ибо у нее оставалось причин жить дальше. Однако тренированное тело сыграло с Кирой злую шутку, отказав в спасительной и милосердной смерти. Непонятно, сколько она пролежала в таком состоянии, прежде чем появились послушницы-рамонитки, оказывающие помощь раненым и проверяющие тела - и вместе с ними пришло нечто, похожее на чувство долга: как могла она, даже не раненая ни разу всерьез, валяться на земле, жалея себя, когда вокруг было столько нуждающихся в помощи? Не обращая внимания на собственные многочисленные порезы, Кира стала помогать раненым вместе с молодыми девчонками, щедро расходуя скромные целительные силы, дарованные ей Рамоной, пока не исчерпала свои способности к закрытию ран полностью. Идя по своим следам назад, ища нуждающихся в помощи, она и набрела на место последнего боя своего отряда, куда сносили трупы павших рамониток. И там, над телом Ланы, Кира увидела ее мать - Командору Самину.



Они с Фиби были одногодками, жили в юности в одной келье, укрывались одним одеялом, однако более разные характеры представить себе просто невозможно. Длинная и худая, словно жердина, рано поседевшая и как-то иссохшая, Самина всем своим внешним видом соответствовала характеру невыносимо требовательной сухой педантки, строгой придиры, от которой невозможно дождаться теплого слова. "Она умудряется поблагодарить за службу перед строем так, что у девчонок молоко в сиськах от тоски скисает" - как верно подметила острая на язык Фиби. И вместе с тем - была в ее поведении и суровая справедливость: Командора никогда не требовала от своих храмовниц знать и уметь того, чего не знала и не могла она сама, поэтому, даже разменяв полвека, она не бросила изнурительных воинских упражнений и не уставала учиться.

Удивительно, что у такой сухой корки была в свое время жена, и даже родилась дочь - впрочем, длилось ее семейное счастье недолго, и уже лет пятнадцать она не жила с супругой вместе, хоть до формального развода дело так и не дошло. Что там и как - Кира никогда особо не интересовалась, пока не выяснилось неожиданно, что молодая восемнадцатилетняя жрица, определенная к ним в отряд по настоянию Фиби, оказывается, дочь Самины. Командора, мягко говоря, была не в восторге от такого следования по ее стопам, ибо семейственности и всякому карьеризму за счет родственных отношений в Храме, как она сама неустанно твердила, места нет. Соответственно, ее собственной дочери не полагалось не то что никаких поблажек - совсем наоборот, во время каждого строевого смотра Лана подвергалась особенно суровой проверке. "Сестра Фиби, будьте добры объяснить на досуге своим подчиненным, что подобное состояние подметки ведет в дальнем рейде к фатальным последствиям." "Сестра Фиби", которую тыкали в чуть потертую подметку молодой девчонки, разумеется, злилась, иногда даже дерзила, а пару раз ходила разбираться к своей начальнице за закрытыми дверями. Кабинет командоры обладал неплохой звукоизоляцией, но когда две однокашницы начинали выяснять отношения, орать друг на дружку и бить по столу кулаками - даже в приемной дрожали письменные приборы, Кира видела сама. Единственная, кто не испытывала по поводу своего угнетенного положения никакого беспокойства - это как раз сама Лана, девочка на редкость покладистая и спокойная, полюбившаяся сразу всей группе, где каждая воительница годилась ей в матери. Кажется, именно ее не хватало отряду Фиби, чтобы окончательно превратиться в настоящую семью...

И вот теперь над телом Ланы стояла на одном колене сгорбившаяся и осунувшаяся мать, разом постаревшая лет на десять. Сложно было представить о чем она думает, о чем жалеет, что хотела бы исправить. Или, наоборот, не так уж сложно? Горе всех потерявших на этом проклятом поле своих жен, дочерей, матерей - оно ведь одинаковое, в сущности, одно на всех. Простая ты воительница, Командора... или Богиня.

Как раз в этот момент мимо них шла такая же осунувшаяся и погасшая где-то внутри Рамона. Остановившись рядом со своими ученицами, она выдавила не своим голосом:

- Я... я под Купол. Там сейчас тоже очень тяжело и страшно. И... Аэлис... Попробую сделать что-нибудь. Она не погибла сразу, значит, есть надежда, - и она поплелась дальше, то ли не имея сил, то ли не считая себя вправе давать сейчас какие-то наставления своим последовательницам. Но, как ни странно, именно такое ее поведение заставило ожить Самину. Встав на ноги, она скомандовала послушницам:

- Уносите, - заметив наблюдающую за ней Киру, дождалась, пока не останется посторонних, и обратилась к подчиненной:

- Когда-нибудь у нас будет очень много ночей, чтобы орать от боли, рыдать в подушку, раздирать себе в кровь лица, горевать как положено. Но сейчас мы такой роскоши не имеем. Сейчас мы с тобой, похоже, остались в Храме самыми старшими. И не только в Храме. Скажи, Кира, ты здесь? Ты со мной?

- Ах вот, значит, как, - нахмурившаяся Тис нажимает большим пальцем на дыхательное горло Иренки, вынуждая ту разжать зубы. - Хочешь спустить, но не хочешь быть хорошей девочкой? У тебя же есть достоинство, да? Или просто ничем не подкрепленная борзота тупой мокрощелки? А вот мы сейчас проверим...

Мозолистые ладони скользят по белой коже вниз, могучая воительница спускает штаны своей подчиненной с колен до самых пят. Связанная Иренка ожидает, что ее окончательно разденут, но не тут-то было - брюки на уровне щиколоток служат отличным предохранителем на случай бунта. Колено текрурийки тычется меж бедер сходящей с ума от возбуждения девушки, руки Тис ложатся на гудящие от недавних ударов ягодицы - она вынуждает рыжую пропустить между ног свою собственную ногу, которая сразу оказывается измазана в изобильно текущих из набухшего лона Ирен соках. Стопы дерзкой юницы окончательно отрываются от земли, и теперь текрурийка оказывается единственной твердой поддержкой и опорой связанного тела. Опора эта, впрочем, не слишком надежная: могучее бедро старшей любовницы едва-едва касается промежности молодой, рефлекторно сжавшей черную ногу, о которую ей уже приходилось тереться. Однако хорошо известный под Куполом способ удовлетворения (или все-таки самоудовлетворения?) в данном случае осложняло ее беспомощное положение. Оттрахать как следует ногу наглой бабищи можно было, лишь напрягая все мышцы изможденного тела: руки, спину, ноги (пятки Иренки сдавили наконец голень чернокожей - хоть какая-то опора). Ну, это если сама Тис не поможет, разумеется, а помогать она совершенно не была настроена - одна ладонь женщины обхватила шею рыжей, вторая же шарила в узком пространстве между их телами, цепляя периодически сиськи то свои, то любовницы и глумливо скалясь:

- Ну вот сейчас и поглядим, кто ты есть - воительница или мокрощелка, - подзадоривала чернокожая девушку, и Ирен показалось, что она в любом случае потеряет сознание - либо от самого яркого оргазма в своей жизни, либо от перенапряжения и сносящей крышу неудовлетворенной похоти...

За четверть века до...

- Эх! Полно вам, девчата, горе горевать!
Лучше бородатым головы сымать!
Головы сымать, эх, да на кол бы сажать,
Чтобы знали, гады, как нас воевать!

Четверка послушниц-первогодок под руководством молодой наставницы направлялась к тренировочной площадке мимо храмовой библиотеки, отчаянно стараясь выводить бравурную строевую песню как можно бодрее и разухабистее, однако получалось... Да плохо получалось, прямо скажем. Как будто маленькие рысята, подражая матери, пытаются рычать в полный голос, а получается лишь писк и шипение. С другой стороны - самим отроковицам, очевидно, пока все нравилось. Нравилось чеканить шаг, широко отмахивая правой рукой и придерживая левой деревянный меч у пояса. Нравилось горланить не в лад песню, на которую пока что не хватало дыхания. Наверняка и сами они себе в этот момент нравились. Кира знала - она сама такой была меньше десяти лет назад. Первый год послушничества, пока все в новинку и в охотку, и ноги еще ни разу не сбиты, и глотки не посажены...

Наставница Динара, проходя мимо Киры, отсалютовала ей, само собой, по всем правилам (при молодых-то), однако незаметно для послушниц высунула язык набок и закатила глаза, изображая повешенную: дескать, что за салажата пошли, мрак и ужас, мы ж такими не были, и в ногу шли с первого дня, и пели так, что заслушаешься. Мелкие тоже засмотрелись на рослую храмовницу с небольшим букетиком в руках, в очередной раз сбившись с ноги, благо двадцатидвухлетняя паладинка обладала и красотой, и определенной репутацией среди рамониток: героиню недавнего штурма замка Ойль знали теперь в лицо далеко за пределами Храма.

Собственно, ничего особо героического в тот день не произошло: после того, как превратившийся в оборотня барон Гийом-Понс устроил в замке резню и сбежал в леса, судьба феода, и так уже усохшего из-за расширения Купола, была решена. Засевшие там остатки челяди, возможно, и сами бы разбежались в скором времени, однако Совет Старших принял решение очистить его, чтобы без помех и как можно скорее взять под контроль деревни на востоке бывших владений Ойлей. Будь за стенами приличный гарнизон с грамотным командованием - замок, скорее всего, взяли бы в правильную осаду, но тот факт, что его защитники после бегства своего обезумевшего сеньора были совершенно деморализованы, делал возможным дерзкий план быстрого ночного штурма.

К работе над планом привлекли бардесс Коллежа, владевших магией странной природы, которой Богини не наделили своих учениц. Смешанный отряд воительниц под чарами невидимости подобрался к самому барбакану, одна из последовательниц Анаэрины сотворила заклинание тишины где-то наверху, между зубьев станы, и забросила туда кошку, которая, как и планировалась, зацепившись, не издала ни звука. По очереди девушки забирались наверх, однако попытка скрытно вырезать стражу не удалась, была поднята тревога, и легковооруженным воительницам пришлось бы туго, если бы не бросившаяся со всей рамонитской яростью вперед Кира. Именно благодаря ее щедро сеющему смерть в рядах косматых двуручному мечу взять ворота удалось без потерь, а дальше бой превратился по сути в резню. Кира ту ночь запомнила как нечто похожее на игру в салки, когда ты догоняешь очередного показавшего тебе спину бородача, сбиваешь его с ног и пришпиливаешь к земле, чтобы приняться за следующего труса. Воевать таким манером оказалось на удивление легко, даже скучно, но после боя девушка была, разумеется, отмечена как отличившаяся и получила свою минуту славы, когда представительница Совета Старших обняла ее перед строем.

Часть захваченных в замке сокровищ выделили в качестве награды участницам штурма - золото и серебро не имели большой ценности под Куполом, однако из них можно было изготовить украшения для себя и своих любимых. Кире предложили сделать массивную золотую серьгу - это был относительно новый обычай, такие серьги носили пролившие кровь косматых, и размеры их были прямо пропорциональны числу убитых, однако храмовница со смехом отказалась: в ее мечтах и планах количество зарубленных мужиков оказывалось таким, что вскоре придется носить в ухе золотую бляху размером с тарелку. Вместо этого она взяла себе несколько серебряных монеток для подарка Иоланде. Говорят, во внешнем мире золото стоит раз в десять дороже, но золото шикарно смотрится на смуглокожих девушках, особенно текрурийках, конечно же. Ио, с ее холодной северной красотой, серебро подходит гораздо больше.

И сегодня, погожим июньским днем, у стоящей возле дверей храмовой библиотеки паладинки в кармане находилась коробочка с серебряным кулоном на цепочке - не просто куском металла, а подарком с секретом. Под Куполом была всего одна мастерица, способная изготовить подобное, и Кире пришлось списать все свои боевые дни, да еще ждать пару месяцев, но результат не заставлял жалеть. Ее возлюбленная получит достойное своей красоты украшение, а внутри хитрого медальона скрывается записка с самыми важными словами, которые Кира боялась не суметь произнести вслух. В конце концов, их отношениям давно пора переходить на новый уровень: теперь паладинка чувствовала себя достаточно взрослой и зрелой для этого. Рейдов и боев предстоит в будущем еще немало, мерзкие космачи продолжают строить козни и покушаться на владения Сестер, так что Кире просто жизненно необходим крепкий и надежный тыл, свой персональный Купол, где можно отдохнуть душой после жестоких сражений. Милая Ио, правда, иногда вредничает и спорит по этому поводу, но дело это вполне поправимое - рано или поздно она поймет, что по-настоящему важно для них обеих. Лучше, конечно, рано - и об этом Кира тоже планировала поговорить, после того как вручит кулон, само собой.

Мысленно повторяя первые слова, которые она скажет, раскрыв коробочку перед Иоландой, Кира улыбнулась в предвкушении реакции любимой.

***

Иоланда в этот день совершенно не ожидала визита Киры, и была поглощена важным заданием, над которым билась уже пару месяцев: составлением пособия по норгардскому диалекту мидгардского языка. И средства для этого дела были крайне скудными: под Куполом было всего три настоящих уроженки тех мест, причем две из них попали к Сестрам еще в отрочестве и почти забыли, как говорили их предки, третьей же, пятидесятилетней крестьянке из Старой Болотины Микаэле, которую четверть века назад продали как рабыню в Мидгаллию "соплеменники" из соседней враждующей деревни, Иоланда своими расспросами успела надоесть хуже горькой редьки, и последнюю неделю она постоянно сказывается больной и просит ее не беспокоить. Так что теперь молодая жрица, пользуясь своей феноменальной и приводящей в восхищение всех подруг памятью, пыталась обобщить полученные знания в едином структурированном тексте. Она совершенно не считала свою работу бесполезной или бессмысленной: Купол в последние годы стремительно расширяется, и как знать, не подойдут ли его границы вплотную к фьордам Норгарда уже при жизни их дочерей? Тогда точно понадобятся вот эти ее исследования, и обязательно будут извлечены из соответствующей секции архива, и как знать - не вспомнят ли ее имя с благодарностью те рамонитки, что станут налаживать взаимопонимание с женщинами Севера?

Но это будет когда-нибудь, если и будет, а пока ей приходится ломать язык и голову, думая, как представить на бумаге слышащиеся одновременно смешно и чудовищно громоздкие трифтонги, как объяснить, что значение слова может радикально поменяться из-за длительности произношения всего одной гласной, как научить будущих читательниц отбрасывать то прочтение шипящих, к которому приучены все знающие "высокое" наречие мидгардского? Ио чувствовала, что ей приходится идти по пути, который наверняка уже прошли митрианские миссионеры. Слов нет, они косматые морды и гнусные твари, но добраться бы до их собственных исследований, чтобы самой не изобретать заново ни колесо, ни тележную ось. Увы - пока библиотеки, в которых наверняка хранятся нужные ей источники, находятся вне досягаемости...

- Эгей, ученый бельчонок, хорош грызть гранит наук, твоя дама сердца, между прочим, мнется за дверями, будто очередь в нужник ждет, - из размышлений Иоланду вывела работающая за соседним столом бардесса по имени Клодетт. "Работающая", впрочем, это сильно сказано. Беспокойную рыжую девицу перевели в библиотеку для копирования нужных Коллежу книг после какой-то любовной истории, когда две экзальтированные поклонницы не сумели поделить ее между собой, и предмет их страсти пришлось по обычной среди бардесс практике прятать в надежном месте, которым и оказался Храм Рамоны. Почерк у новой "коллеги" Ио оказался и в самом деле каллиграфическим, однако с усидчивостью было очень печально. Клодетт хватало максимум до обеда, после чего она уже совершенно не могла работать, начиная ерзать на стуле, отвлекаться и отвлекать окружающих, доставать всех рассказами о своей личной жизни и расспросами о чужой - в общем, вела себя как нерадивая школьница в классе без учительницы. Впрочем, совсем уж берега рыжая все-таки не теряла, так что вызывала максимум легкое раздражение, а сейчас вот и вовсе оказалась полезной: кто знает, с чем Кира ее ждет и когда бы она зашла, если бы Иоланда продолжила свои ученые занятия?

- Ох и плечистая она у тебя, однако, - продолжала тем временем бардесса. - Слушай, ты не пробовала ей на ручки запрыгнуть с разгону? Мне кажется - вообще не качнется. Я бы запры... ну-ну, иди уже, а то украдет ее кто-нибудь вместе с букетиком, пока зевать будешь...

На том и порешив, компания вернулась к ожидающим их решения жрецу и Дутарру.

- Первое, о чем мы сразу хотим предупредить. Мы не берем на себя никаких твердых обязательств. Как наемники, мы заключаем контракты, и в соответствии с этими контрактами честно исполняем то, на что подписались, употребляя для этого все свои таланты и все допустимые средства. И для выполнения контракта мы можем и в лепешку расшибиться - иногда в самом буквальном смысле. Здесь речи о контракте, очевидно, не идет. Речь о нашей совести и чести, что побуждают браться за это дело. О справедливости. И о сочувствии, само собой. Это сильная мотивация, но это не контракт. И если мы поймем, что опасность или грозящие нам потери неприемлемы - мы отступим на любом этапе этой операции.
Второе. Вы, господин Аллумен, наверное, мечтаете о том, чтобы убийцы вашего сына как следует страдали. И здесь я спешу вас разочаровать: мы не станем ломать им кости, тянуть жилы или рвать зубы ради этой мечты. Скорее всего, эти... объекты, да, так вот, эти объекты умрут быстро, а может быть, даже не осознают, за что их убили. Это вопрос целесообразности. Вопрос нашей безопасности, а быть может - и безопасности сэра Дутарра.
К слову, о вас, сэр Дутарр. К вам у нас тоже есть определенные условия. Во-первых, раз вы нас сюда пригласили, и также заинтересованы в торжестве справедливости, то нам бы хотелось содействия и поддержки в этом деле. Я не говорю о таких самоочевидных мелочах, как снятие наблюдения с этого дерганого Барта, как только мы займемся им вплотную - никто здесь не заинтересован в столкновении с ничего не подозревающими служителями закона. Однако, может статься, эта задача принесет нам неприятные сюрпризы, и вам придется спасать нас из объятий кормирского правосудия, рискуя собственным положением. Мне бы хотелось, чтобы вы ясно понимали: мы с вами разделяем риски в этом деле, это одна из причин, по которой наша группа не отвергла подобное предложение с порога.
И к вопросу о судьбе золота: если нам и в самом деле удастся раздобыть что-то из храмовых сокровищ - мы собираемся передать их обратно церкви Тира. Эти деньги имеют не слишком счастливую судьбу, и покушаться на имущество церкви бога справедливости мы бы не хотели как минимум из чувства самосохранения. Однако вы, сэр Дутарр, употребите все свое влияние, чтобы процесс этой передачи прошел гладко и мы, во-первых, получили справедливое вознаграждение, во-вторых, не получили по голове за свою честность. Группу безымянных наемников легко обидеть или несправедливо обвинить, а вот Кормир и Корону в лице ее могущественного слуги уязвить гораздо труднее. Думаю, вы поняли, о чем я?

Оглянувшись на своих товарищей, она спросила:

- Я ничего не упустила, друзья мои?

Мелодичный звук серебряного колокольчика разносился по коридорам восточного крыла Обители Отдохновения, известной под Куполом больше как просто "богадельня".
- Динь-дон, мои милые! Динь-дон, мои хорошие! - дежурная сестра Петра, полненькая и низенькая рыжеволосая женщина лет сорока, будто не надеясь, что все ее подопечные правильно услышали сигнал, дублировала серебряный звон голосом. - Кушать собираемся, раз-два-три! Нам сестрички вкусного при-вез-ли!
В богадельне при храме Аэлис жили по строгому расписанию - вплоть до минуты, и для отсчета этих самых минут у персонала имелись все возможные средства. Под Куполом можно было по пальцам перечесть обладательниц дорогих портативных и сверхточных магических часов - и удивительный факт состоял в том, что, помимо командующей Старой Крепости и еще нескольких важных начальственных персон, доступ к таким часам имела и дежурная сестра Обители. Впрочем, сама Петра и ее помощницы не находили в этом ничего замечательного: уход за состарившимися, немощными, увечными и помутившимися рассудком Сестрами считался у аэлиситок самым тяжелым и почетным служением, требования к ученицам Раненой Богини, работающим здесь, предъявлялись крайне строгие - так что и сами они считали себя вправе ждать от вышестоящего начальства пристальнейшего внимания к нуждам своих подопечных.
Разные корпуса Обители жили с небольшим временным лагом, и сейчас настало время обеда у восточного крыла, где нашли приют престарелые и немощные Сестры, многие из которых страдали деменцией. Сейчас они собирались в обеденном зале - иные передвигались по коридору самостоятельно, других вели под руку, а нескольких катили со скрипом в громоздких креслах на колесиках. Две четырнадцатилетние послушницы Аэлис в белоснежных передниках и с полностью забранными под косынки волосами под строгим присмотром наставницы сосредоточенно разливали по мискам легкий куриный бульон и пшенную кашу на пахте, повторяя про себя размеры порций. У каждой их престарелой подопечной была своя строгая диета, в соблюдении которой был жизненно заинтересован и персонал, поскольку устранять последствия расстройства слабых старушечьих желудков - работа малоприятная даже для смиренных учениц Дарующей Жизнь.
Отлаженный механизм этого приюта угасающих жизней практически не давал сбоев - всем подопечным перед трапезой поддели чистые слюнявчики, способным себя обслужить самостоятельно выдали столовые приборы, неспособными занялись приставленные к ним аэлиситки. В числе тех, кого кормить с ложечки не было необходимости, выделялась необычно прямой для своего возраста осанкой одна из старушек в кресле-коляске. Впрочем, не только осанка привлекала свежий взгляд, но и весь облик этой Сестры, отдающий каким-то холодным величием. Одета она была в форменную голубую пижаму, однако голову ее венчал порядком выцветший и потертый малиновый берет, с которым Амира (так звали эту женщину, и имя говорило о ее нумантийских корнях так же выразительно, как и цвет кожи) не расставалась практически весь день.
Не так много знали об этой Сестре Петра и ее подчиненные, за исключением элементарных фактов: рамонитка на покое, попала в богадельню довольно рано - лет пятнадцать назад, когда у нее из-за загадочной болезни отказали ноги, и не оказалось никого из живых близких... и больше ничего. Сиделки Обители, как правило, через несколько лет знакомства со своими подопечными знали о них буквально все: пожилые женщины охотно делятся воспоминаниями далекой юности, и весьма ценным качеством для работающих здесь аэлиситок являлось терпение при выслушивании часто переходящих в бессвязное бормотание рассказов женщин с постепенно затухающим сознанием. Разум Амиры же был совершенно ясен, и она сразу же установила четкую дистанцию со всем персоналом, пресекая попытки вывести ее на задушевные разговоры. Недостаток общения она компенсировала книгами, регулярно выписывая из библиотеки Храма Рамоны по несколько томов - определенно, там эта женщина пользовалась уважением и доверием. Выбор книг, правда, так же давал мало понимания о ее характере и прошлом, ибо интересы Амиры были, судя по ее заказам, слишком уж широки: в одной подборке могли оказаться зубодробительный трактат по грамматике венетского диалекта умбрика, подборка эротической поэзии за авторством одного из эмиров Берберского берега (посвященная, само собой, любви этого эмира к малолетним евнухам), и тут же находилось пособие по сооружению тяжелых осадных орудий. Аэлиситки вскоре пришли к выводу, что сестра Амира просто задалась целью прочесть все наличествующие в храмовой библиотеке книги, впрочем, подтвердить эту гипотезу было нечем, ибо о книгах женщина отказывалась говорить точно так же, как и о своем прошлом...
В общем, за пятнадцать лет сиделки и остальные служительницы Обители кое-как обвыклись с необычной постоялицей, приноровились к ее характеру и установили вполне благожелательные отношения. Благо, Амира вовсе не обладала скверным характером, не привередничала и не капризничала - словом, не входила в ту категорию проблемных подопечных, сам уход за которыми требовал от аэлиситок мобилизации всего их терпения и смирения. Все назначаемые по болезни процедуры она проходила с хмурой усмешкой, иногда смущая юных послушниц хлесткой и временами злой иронией на темы здоровья и смерти, однако в целом считалась "хорошей девочкой" (правда, в глаза ей эту характеристику ни одна из сиделок повторить бы не осмелилась). И ставили ухаживать за ней, как правило, самых молодых и неопытных сестер, тех, кому более тяжелых подопечных доверять пока что было нельзя.

***

После обеда скрипучее кресло-коляску с Амирой выкатила на опоясывающую половину восточного крыла веранду юная белокурая сиделка по имени Лита, нашла для подопечной самое благоприятное для чтения в солнечный апрельский день место, заботливо укутала старушку пледом, подала ей очередную выписанную лишь вчера книгу из храмовой библиотеки. Затем девушка отошла на пару футов, словно оценивая проделанную работу, сцепила пальцы рук где-то уровне живота и спросила:
- Что-то еще, сестра Амира?
- Бутылку крепкого ликера и поднос жирнющих пирожных с кремом, - хмуро ответила нумантийка, берясь за закладку и открывая том. - Девочка, не нужно кушать меня глазами - я вовсе не планирую в ближайшее время съехать с катушек и зарезаться клочком бумаги, не собираюсь пока умереть от остановки сердца, даже обделаться не должна с такого-то рациона... Так что мой тебе совет, а заодно и просьба: найди какое-нибудь неотложное поручение и оставь меня на пару часов, пока Петра не допетрила, что у нее имеется подчиненная, не пристроенная ни к какому делу. Я бы с удовольствием отправила тебя еще раз в библиотеку, знаю, ты это любишь, но, увы - будет выглядеть слишком подозрительно, этот фокус проходит не чаще чем раз в неделю. Так что сегодня работай головой сама...
Вздохнув, аэлиситка подоткнула напоследок один выбившийся, как ей показалось, уголок пледа, и ушла обратно в здание. Однако взявшаяся за книгу Амира не успела толком погрузиться в чтение: меньше чем через четверть часа обескураженная Лита вернулась:
- Сестра Амира, к вам посетительница. Бардесса. Из коллегии знаний. Говорит, хочет записать ваши воспоминания о старых временах. Сестра Петра сказала, что допустит ее только с вашего разрешения. Может, надо позвать кого-то из Храма Рамоны?
- Бардесса, стало быть? Давно уже бардессы со мной не пытались знакомиться, весьма лестно, - кажется, Амира совершенно не удивилась. - Нет, не нужно никого звать, девочка, приватная беседа с последовательницей Анаэрины - удовольствие, которое начинаешь ценить с возрастом. Приватная, подчеркну.

***

Последовательница Анаэрины оказалась совсем юной девушкой с явной примесью текрурской крови. Напряженно-строгий взгляд темно-карих глаз из-под тонких бровей, старательно стянутые на затылке в пучок волосы, застегнутая на верхнюю пуговичку серая куртка - она не очень-то походила на типичных "бродячих" бардесс, очаровывающих публику разбитным поведением и творческим беспорядком во внешнем виде. Впрочем, больше всего Амире сказал не облик посетительницы, а отсутствие у нее, пришедшей записать старушечьи воспоминания о делах давно минувших дней, каких-либо письменных приборов. Окинув бардессу взглядом с головы до ног, отставная рамонитка спросила:
- Чем обязана вашему визиту, любезнейшая?
- Меня зовут Ханна, сестра Амира. Я из Коллегии Знаний, изучаю историю поздних Рейдов Свободы. После Дня Боли и Гнева, то есть. И я пришла к вам с вопросами, на которые способны ответить только вы.
- Только я? - иронично вздернула бровь Амира. - Дорогая ученая сестра, насколько мне известно, и сегодня живы и в здравом уме, наверное, десятки воительниц, непосредственно участвовавших в этих самых рейдах. Да даже здесь, в соседней с моей комнате, есть такая... хотя у нее с памятью преизрядные проблемы, но чем я-то могу помочь в вашей нужде?
- Вы были помощницей Командоры Храмовых Воительниц на протяжении десяти лет, - нахмурилась Ханна. - Вам в любом случае известно гораздо больше, чем любой рядовой храмовнице той эпохи. Но мои вопросы - не о тех рейдах, которые уже давно описаны и задокументированы. Я хотела узнать от вас о группе Киры.
Амира удовлетворенно кивнула, словно именно этих слов и ожидала.
- Откуда ты узнала о Кире, девочка? - официальный тон из ее голоса словно испарился.
- Моя... подруга... словом, неважно, она работает в архиве Храма Рамоны. Я попросила ее по знакомству поискать кое-какие материалы, и... в общем, случайно наткнулась.
- Разумеется, как еще бардессы добывают новые знания? Ну, не вскидывайся так. Это смелый поступок - прийти в гости прямо ко мне, но... Что ты собираешься делать со своим "расследованием"?
- Для начала я хочу узнать правду.
- Если ты добралась до тех самых документов, о которых я думаю... ты же видела официальную и правдивую точку зрения на то, что же случилось.
- Ваша "официальная точка зрения" - ерунда на постном масле, это даже ребенок поймет! - тонкие брови бардессы сошлись практически в одну линию.
- Хорошо, положим. Однако... Вот выяснишь ты настоящую, сокрытую до поры до времени правду. Что дальше? Что это даст тебе? Куполу? Сестрам?
- Правда нужна нам сама по себе. Этому меня учили в коллегии. А мы до сих пор не знаем, кто они, Кира с соратницами - героини или преступницы? Если героини - их имена должны быть выбиты на плитах у храма Рамоны. Если преступницы... это тоже правда, которую мы должны знать.
- А ты не думала, что эта правда может повредить Куполу? Повредить сестринству?
- Нет, - твердо ответила Ханна. - Правда не может повредить сестринству и Куполу, потому что сестринство - это и есть правда. И нет такой жестокой истины, которая бы нанесла ущерб Куполу - а вот ложь и умолчания...
- Что ж, пусть так. Однако... Тебе не приходило в голову, что ты не одна такая умная родилась за последние полвека? Что были и другие правдоискательницы?
- И что с ними стало?
- Разумеется, я убила и закопала их по приказу Командоры, - впервые в голосе Амиры послышалось отчетливое раздражение. - Ты не догадалась сама? Они узнали то, что хочешь узнать ты, девочка. И выбрали... да, выбрали сохранить тайну. Выбрали ложь и умолчание, говоря твоими словами. Ложь и умолчание - во благо Купола и сестринства...
- Все равно, - упрямо мотнула головой Ханна. - Я должна знать, что же тогда произошло. Если вы не расскажете мне - я все равно докопаюсь до истины, просто позже.
Амира вновь понимающе улыбнулась.
- Хорошо, ты узнаешь. Узнаешь - и решишь сама. Быть может, эту историю только так и можно закончить... Садись, вон тот стульчик вроде еще не до конца развалился, разговор будет долгим...

За три года до...

Плодовая Неделя в нынешнем сезоне выдалась на редкость теплой и солнечной.

Понятное дело, что светлый праздник урожая, с народными гуляньями и официальными церемониями, никто бы не определил на время слякотное и промозглое, однако в этом году вторая половина сентября была похожа скорее на нежаркий август, чем собственно на первый месяц осени - к радости всех жительниц сельского Закуполья, для которых Плодовая Неделя была главным событием года. В Первопоселении и поселках ремесленниц, где жизнь не так крепко привязана к смене сезонов, завершение полевых работ отмечали без особого энтузиазма, в качестве традиции, скорее. Но здесь, в Старой Болотине... да, здесь к этим дням привязано очень многое. На них назначаются свадьбы, к ним же приурочивают ритуалы зачатия дочерей, да и торжественное принятие юных Сестер в основные деревенские Содружества происходило именно на Плодовую Неделю. И близнецы Бьянка и Росита, оказавшиеся на малой родине в эти дни, очень остро ощущали, насколько же оторвались от деревенского ритма жизни.

Росита приняла присягу вместе со своим учебным отрядом еще в мае, однако до последних дней обреталась в Старой Крепости в непонятном статусе, пока где-то в штабе гуляли документы с назначениями для вчерашних курсанток - и только четыре дня назад она узнала о том, что направляется в удаленный гарнизон в северных буревалах, а пока имеет аж целых трое суток увольнения для посещения родного дома и матери. Преизрядное везение на самом деле: для курсанток, особенно деревенских, получить отпуск в Плодовую Неделю было особым поощрением, и ради этого, бывало, впахивали целый год - Сите так ни разу и не удалось заработать подобной награды.

Бьянке же только предстояло окончить свой курс в Коллеже, и в деревню она попала на практику - помогать местной любительской труппе и курирующей ее наставнице, бардессе по имени Тиана, девушке буквально на четыре года старше ее самой, но за недолгое время взрослой жизни явно уставшей от сельского быта и находившей утешение лишь в своем будущем Великом Творении. У каждой сколько-нибудь амбициозной бардессы есть в планах Великое Творение - неважно, театральная постановка, поэма или изваяние, главное, что оно должно перевернуть то ли с ног на голову, то ли с головы на ноги все господствующие под Куполом представления об искусстве, и показать всем этим старым кош... простите, уважаемым Сестрам из Совета Старших Коллежа, как надо на самом деле работать пером, резцом или смычком. Словом, Тиана с большим удовольствием передала все обязанности по кураторству, которые только можно было, юной практикантке, пообещала с легким сердцем, что, если не будет проблем, Бьянка получит от нее высший балл, и почти перестала появляться на репетициях. Справедливости ради, у девчонок и так все было организовано достаточно сносно, и студентке оставалось лишь вплотную заняться своей непосредственной специальностью - постановкой спефэффектов. Тут, скажем прямо, юная Искра проявила себя в полной мере, вызвав восторг Сестер, которые могли видеть подобное лишь на сцене Летнего театра в Первопоселении, да и то, уточняла про себя Бьянка, далеко не в каждой постановке. Простенькую комическую пьесу с переодеваниями под названием "Сказка о третьей невесте" пришлось буквально переписывать на ходу - труппа подкидывала все новые и новые идеи, как встроить фокусы и иллюзии Бьянки в действие, и премьера в первый день Плодовой Недели оказалась в высшей степени эффектной. Девушки были в таком восторге, что даже не обиделись, когда выяснилось, что магия Искры оказалась едва ли не самым главным действующим лицом на сцене - хорошее на самом деле качество, среди болезненно честолюбивых бардесс подобные вещи воспринимаются куда тяжелее. Словом, практика вроде бы формально еще продолжалась, но последние дни, как раз совпавшие с увольнительной Роситы, Бьянка скорее догуливала, чем дорабатывала. И это было в высшей степени славно.

Торжественный сбор всей семьи вместе, деликатные и целомудренные обнимашки и чмоки при маме, удивление, что с последней встречи обе так мало изменились (да, это не первые годы отрочества...), прогулка по деревенской ярмарке (называвшейся так лишь по традиции - никакой коммерцией здесь и не пахло), вольности гражданской жизни и Нормальная Еда, леденец на палочке, в который так по-детски вцепилась соскучившаяся по простым радостям бытия Росита... Не так уж скоро близняшки морально дозрели до мысли повторить те взрослые вещи, которые не положено проделывать друг с дружкой сестрам по крови. Лишь на третий день, с утра, они отправились "на пикничок" в свое тайное место в паре лиг от деревни.

***

Первая бутылка вина распита, первый порыв страсти удовлетворен, и близняшки лежат на покрывале, влажном от пота и иных следов недавних любовных игр. Сита, уткнувшись правой щекой в плечо старшей сестренки, щекочет подушечками пальцев упругий животик Бьянки, заставляя бардессу улыбаться, щурясь сквозь полуприкрытые глаза. На запястье шаловливой левой руки младшенькой близняшки виднеется свежая, вчерашняя татуировка. Покрасневший участок кожи вокруг растительного узора слегка болит, когда трешься им о ткань. Такой же рисунок украшает и лежащую расслабленно правую руку Бьянки. Татуировщица-берберийка Наджиба, чьи лоб, щеки, рукава, шея, в общем, все доступные обозрению части тела были забиты затейливыми орнаментами, лицами и даже целыми картинами, желая, видимо, смутить близняшек, пояснила с улыбкой, что парными тату такого рода украшаются, как правило, возлюбленные - однако настойчивая Бьянка уцепилась за слова "как правило", и в итоге добилась того, что "очень-очень-очень близкие подруги" тоже могут себя так обозначить. На том и сошлись, потратив целый вечер на выполнение симметричных рисунков, которые сливались в один, если особым образом взяться за руки...

Схлынувшее с первой взаимной разрядкой возбуждение оставило после себя ленивую истому - сквозь которую, впрочем, пробивались тяжелые мысли. Когда-то очень давно, после того, как они впервые поддались взаимному влечению, явившаяся Росите Аэлис посмотрела на нее без какого-либо упрека, лишь с печалью и сочувствием:

- Просто пообещай мне, Сита: как только Бьянка захочет уйти - ты сразу же отпустишь ее. Это моя единственная просьба. Ты свободна в своем выборе, я запрещаю тебе лишь единственное: причинять сестре боль.

Больше за прошедшие годы Дарующая Жизнь и ее непризнанная людьми дочь не говорили об этой любви - незапрещенной и неразрешенной, не имеющей будущего, но никак не уходящей в прошлое. В сущности, и между самими близняшками каких-то серьезных разговоров о ждущем их впереди почти не происходило - избегать таких бесед было легко, имея перед собой неясные перспективы впереди, собственную несамостоятельность и зависимость от воли начальства, одинаковую что для воительницы, что для бардессы. Однако теперь, находясь на пороге взрослой жизни, невольно начнешь задумываться о том, что же станет через годы - с тобой, с ней и с вами...

Долгий путь от "Орлиного Гнезда" Эвелина провела по большей части безмятежно улыбаясь.

Это уже была ее родина, Кормир настоящий (в Тилвертоне, номинально находящемся под рукой Короны десятый год, кормирским духом не особо-то пахло). Пусть снобам с юга Город Караванов кажется "неправильным", в Бездну - объездившая с цирком господина Дюваля в свое время всю страну Эвелина любила это место, и запах свежего конского навоза был для нее несравнимо слаще болотных испарений Марсембера. Это было волшебное чувство - она снова в Кормире, рядом с ней снова любимая девушка, и в голове ее роится уйма планов и прожектов на будущее. Последний раз нечто похожее она испытывала еще в Школе Граций, полжизни назад. И теперь, кажется, пятнадцать лет соскользнули с плеч бархатной накидкой - дочь Гринтауэров опять дома, и у нее снова есть будущее...

Встреча с кавалерственной дамой у Восточных ворот заставила понимающе усмехнуться. У Эв не было иллюзий на тему того, как Дутарр относится к наемникам: обстоятельства знакомства с ним в Долинах, где Гринтауэр и соратники спасли из рук жентских изуверов племянничка Старшего Меча - типичного беспутного барчука, решившего, подобно некоторым дворянским деткам, стать "искателем приключений" и едва здорово не подставившего этим своего высокопоставленного родственника, так вот, эти обстоятельства демонстрировали, что заставить себя уважать "дядю самых честных правил" можно, лишь самим буквально выпрыгнув из штанов. Дело - это, бесспорно, прекрасно, с учетом гуляющего в кошеле баронессы ветра она готова была браться за любую подкинутую работу. Вот только хотелось бы, чтобы в работе этой было больше разговоров с интересными людьми и расследования деликатных обстоятельств, нежели инцидентов типа того тычка булавой огриллона в середину груди, после которого у Эвелины едва не поменялись местами сердце с селезенкой. Сражения, слов нет, это хорошо - но такие, как вчерашняя эпопея, в ходе которой она проявила и героизм, и незаурядное тактическое мышление, и при этом не попала ни одной твари на зуб или в когти.

И вот они уже в городских стенах, пересекают, почитай, три четверти Арабеля, чтобы, наконец, обозреть свою собственность. Когда в качестве награды за героические деяния им предложили поместье в дорогом районе Города Караванов - Эвелина не питала больших надежд по поводу состояния особняка Иммердасков. Точнее, ей казалось, что не питала. Потому что как, Бездна вас забери, можно настолько загадить подобную красоту?! Ну хорошо, была осада, был погром жилища изменников - но за пятнадцать-то лет можно было придумать, что делать с престижным участком, помимо того, чтобы отдавать его на поток и разграбление бродягам?

- Образец государственного подхода, друзья мои, - едко произнесла спешившаяся баронесса, обведя рукой руины и позабыв в гневе, как непатриотично ругать кормирские порядки при чужеземцах. - Если судить с чисто финансовой точки зрения - эта недвижимость сейчас имеет отрицательную стоимость, так что мы стали с ее приобретением даже беднее, чем были. Старший Меч, слов нет, здорово сэкономил казенные средства, видно, что за державу наш покровитель болеет нелицемерно...

С перекошенным лицом баронесса Гринтауэр хлопнула кулаком по седлу Зефирки, заставив ту испуганно заржать и попятиться. И эта лошадиная реакция, по счастью, привела дворянку в чувство. Определенно, не все ее спутники понимали, что же происходит - иные были из краев, весьма далеких от местных дел...

- Пятнадцать лет назад в северном Кормире объявился бандит, провозгласивший себя потомком древних властителей и королем над половиной страны, а заодно и увесистой части Сембии с Долинами. Звался он Гондегалом, однако каким было настоящее имя, и откуда этот мерзавец вообще взялся - доподлинно до сих пор неизвестно. Купил себе целую орду наемников, отдал им окрестности на разграбление - и эта бандитская армия долго терроризировала Кормир, пока король Азун не выступил в поход против самозванца лично. Тогда тот и захватил Арабель, где короновался и провозгласил свою державу. И нашлись среди местной знати болваны и подлецы, решившие его поддержать. Вот владения одного из знатных домов, что решил бунтовать против законного короля, вы и видите перед собой. Мне тогда было, получается, лет четырнадцать, в нашей школе благородных девиц у меня было две подружки-близняшки из Арабеля - Кора и Ванора. На каникулы они уезжали домой, к родителям, но в тот год в конце элисиса в Сюзейл не вернулись. Когда я начала расспрашивать в первый день занятий классную даму, когда же они приедут, та крепко испугалась, отвела меня в сторону, и начала выговаривать, что дочери честного и почтенного рода Гринтауэров не стоит даже вспоминать, как она зналась с презренными изменницами. Вот так я впервые столкнулась с актуальной политикой Королевства...

Брезгливо обойдя вокруг фонтана, бардесса создала вокруг себя облако цветочного аромата, чтобы не чувствовать запахов, и продолжила:

- Гондегал правил меньше декады, а потом словно испарился - с ближайшими сподвижниками и большей частью награбленного. Город был освобожден практически без боя, но с предателями поступили по всей строгости. Принадлежавшие к изменившим Короне благородным домам дворяне, независимо от степени вины, были лишены всех прав состояния и записаны в крестьяне. Многие сбежали из страны, но кое-кто, как я понимаю, так и батрачит на окрестных фермеров. Боги, как же унизительно...

Вместе с нахлынувшими воспоминаниями баронессу посетила мысль, не найти ли Кору и Ванору Индесм - очень вероятно, они так и живут крестьянской жизнью где-нибудь совсем под боком? Однако идея эта ее совершенно не обрадовала: о чем говорить с подружками детства, которые полжизни прожили как мужички? Любой исход их встречи будет невероятно стыдным и унизительным либо для нее, либо для близняшек. Да и опасно это при ее покуда далеко не прочном положении в городе. Проклятье, зря только вспомнила. С другой стороны - вопрос о судьбе опальных аристократов вполне насущный: если Иммердаски присутствуют в окрестностях, им может не понравиться, что их родовое гнездо захватили какие-то наемники, и одни боги знают, на что могут решиться отпрыски дома изменников...

- Ладно, друзья мои, я полагаю, вы убедились, что придется вложить многие и многие тысячи львов, чтобы это место стало пригодным для жизни. Насущный вопрос ко всем пока один: едем устраиваться в гостиницу - или сразу посетим Дутарра? Хотелось бы сегодня успеть сделать побольше дел, денег нам теперь понадобится прорва, так что предлагаю сразу настраиваться на рабочий лад.

Заложив большие пальцы за боевой пояс, Эвелина нервно пинала носком сапога землю - было очевидно, что находиться здесь в данный момент ей не очень приятно.

Юная друидка как-то совсем по-детски сомкнула руки в объятьях за спиной Ясены, однако Старая Мать остановила прощание:

- Не торопитесь, Дочери Купола. Алира проводит вас после того, как мы с ней поговорим наедине. Лесные обитатели еще не в полной мере осознали, что порядки здесь поменялись безвозвратно, и вам может быть опасно ходить сейчас одним, - Корина повернулась к молчавшей все время Эйпадии. - Вас послали сюда ради прокладывания новой дороги, воительница. Это будет интересовать Старую Крепость в первую очередь. Что ж, передай своим старшим - нет нужды заходить в лес с пилами и топорами. Деревья, если их хорошо попросить - вполне могут сами передвинуться и уйти с вашего пути, это теперь в моей власти. Мне понадобится примерно день для того, чтобы решить все проблемы в своих новых владениях, и после этого я выйду на связь - через Алиру, или оставшихся пока под Куполом сестер своего Круга. Грядут нелегкие времена, и мы, возможно, еще увидимся - раньше, чем вы могли себе представить. Возможно даже, раньше, чем это представляла себе я...

Перед уходом Ясена едва успела вспомнить о порученном ее ответственности серебряном оружии - возродившаяся богиня, похоже, затмила в ее сознании образ сердитой Джемаймы. Заколки были отброшены взрывным ростом дерева, однако слишком ярко блестели в лесной подстилке, так что найти их девушки смогли даже без помощи Корины. А вот стрелы... тут все было безнадежно - они оказались поглощены гигантским дубом вместе с тушей ликантропа - впрочем, бардессу после всего случившегося реакция начальницы на потерю ценных экспонатов страшила куда меньше, чем с утра...

***

Покинув бывшее убежище мертвого бога, Ясена, Клио и Эйпадия некоторое время провели в молчании перед каменным жертвенником - делиться впечатлениями в этом лесу, у которого явно были уши, не слишком хотелось. Минут через пять на полянку вышла рыжеволосая друидка - и она производила какое-то странное, неуловимое впечатление: будто недавняя девушка, полуподросток по сути, разом повзрослела лет этак на десять. Теперь она была воплощением уверенности и понимания:

- Идемте, - бросила она на ходу. - Волки все еще там, так что я должна быть впереди...

Девушки пробирались обратно по собственным следам, и друидка постоянно оглядывалась по сторонам, будто готовясь прыгнуть в направлении, откуда появятся серые, встать между ними и своими соратницами. В этот раз они шли совсем не спеша, и обратный путь занял куда больше времени - не меньше десяти минут прошло, прежде чем Алира резко вскинула руку, останавливая отряд. Шум, издаваемый волками, теперь слышали все четверо, не исключая и горожанки Ясены. Раздвинув аккуратно ветки зарослей, девушки шагнули на ранее пройденную прогалину, где пара десятков серых пожирали тушу одноглазого лютоволка. В лесу со смертью барона-бога-оборотня произошел переворот, и некогда могучий командир волчьей рати явно оказался в числе чуждых новому режиму. Впрочем, одноглазый точно не дался без боя - рядом с ним валялись трупы как минимум трех противников. Остальные звери, однако, не спешили скорбеть по поводу последних потерь, вместо этого усердно вгрызаясь в требуху своего бывшего вожака. Один из волков, занятый мужским отростком лютого, поднял окровавленную морду на девушек и глухо зарычал. Вслед за ним и остальные отвлеклись от пиршества, шерсть на спинах серого воинства угрожающе вздыбилась, клыки оскалились - Алира явно не ожидала такой реакции, рефлекторно выставляя вперед посох и рыча в ответ. Сестры уже схватились было за оружие, как внезапно радужной лентой на поляну выскочила та самая волшебная волчица. Раздался щелчок клыков, второй - и завизжали с распоротыми ушами самые, видимо, решительно настроенные из серых. Коротко рявкнув на моментально притихшую стаю, нежданная помощница подошла к Алире, склонилась перед ней в демонстративном жесте покорности, выставляя незащищенную шею, и... заговорила человеческим голосом, на мидгалльском:

- Первая Сука, по воле Повелительницы мы покорны тебе, я и вся стая, - голос ее звучал не слишком приветливо: было видно, что волшебная волчица лишь подчиняется неодолимой силе, и, не исключено, охотно загрызла бы ту, кого назвала "Первой Сукой".

- Не Сука, - поморщилась друидка. - Алира. Зови меня Алирой. Нам придется много трудиться вместе ради блага леса...

- Я покорна тебе, Первая Сука Алира, - отозвалась радужная, и девушка лишь устало вздохнула. Определенно, на первых порах ей придется в этом лесу нелегко.

- Что ж, пусть так. У нас есть общее дело - надо спасти щенков, оставшихся без матерей, и... - тут друидка оборвалась, обернувшись к своим союзницам. - Я не прощаюсь с вами, девочки, не так уж далеко мы будем жить друг от друга. Быть может, я побываю еще у тебя в гостях, Клио - до Выперок ведь рукой подать, верно? Когда-нибудь, после победы, соберемся все вчетвером, посидим, поговорим...

Обняв Клио и Эйпадию, последней Алира подошла к бардессе, и во взгляде ее была некоторая неловкость:

- Яс, ты можешь поцеловать меня еще раз? Хочу напоследок почувствовать, как это - с женщиной? Я не хочу ничего отнимать у твоей Дины, желаю вам обеим счастья, просто... - тут она закрыла глаза, задрав подбородок и выставив вперед губы "уточкой". Ясена поняла, что будет ненавидеть себя до конца жизни, если не исполнит эту просьбу, так что поцелуй, который она подарила подруге, оказался из тех, какими обмениваются лишь в ночной темноте - бесстыдным и влажным, вызывающим сладкую истому и слабость в ногах... Следопытка и жрица были буквально вынуждены отвернуться, чтобы не таращиться бестактно во все глаза на подруг - и для них прошла целая вечность, пока Алира оторвалась, наконец, от губ бардессы.

- Спасибо, - кивнула она с блестящими от выступающих слез, словно утром у Дины, глазами, оборачиваясь к все еще лежащей покорно радужной волчице. - Веди меня к логовам, дочь Режущей Туров. У нас много работы.

Стая и друидка исчезли в считанные секунды, оставив троицу Сестер рядом с истерзанной тушей Одноглазого.

***

Обратный путь по пустому лесу прошел без каких-либо приключений - к моменту выхода девушек на опушку леса сумерки сгустились достаточно плотно, и владения Купола встретили их огнями, горящими буквально... Да вот прямо на месте бывшего лагеря лесорубок, получается. Как оказалось, информация об атаке волков на артель Гильды дошла с запозданием до Мариэлы, которая, узнав о том, как поменялись правила игры, выставила засеку прямо на опушке, и троица вышедших из леса охотниц на ликантропа застала здесь массу высоких начальниц, занятых самым натуральным скандалом, выясняющих, надо ли посылать за обреченным отрядом помощь, или это слишком рискованно? Излишне описывать, какой шок произвело появление троицы, которую многие уже успели похоронить...

После первых вопросов - о произошедшем и судьбе Алиры - через толпу обступивших троицу военных протолкалась Верховная Жрица Танита - главная ученица Аэлис, низкорослая и тоненькая сорокалетняя женщина с роскошной шевелюрой полностью седых волос. Крепко обняв свою подчиненную, она тихим, на грани шепота, однако поразительно отчетливо слышимым голосом сказала:

- Я забираю Клио в Храм, нам нужно будет многое обсудить. Сестра Мариэла, не возражаете?

Судя по выражению лица Мариэлы - она возражала. Она, дэвы вас всех побери, еще как возражала. Потому что жрица определенно куда лучше простых рубак понимала, что за дерьмо произошло в Скверном Лесу, и как к этому относиться, и, проклятье, могла бы на пять минут задержаться и объяснить это ей, Мариэле. Однако незримое могущество Храма никуда не подевалось за последние часы, так что Старшей Стражей Пограничья оставалось лишь нехотя кивнуть - по крайней мере, Эйпадию у нее никто не имел права вот так вот бесцеремонно увести. Следопытка и пошла в поставленную здесь же, за палисадом, палатку со своей командующей, излагать историю их короткого похода, как она сама ее поняла.

***

- Вот так, значит, - опираясь о столешницу походного стола кулаками, задумчиво проговорила Мариэла, когда Эйпадия окончила доклад. - Что ж, дела божественные - это, по крайней мере, не наша забота. Пусть и правда голова болит у тех, кому по должности положено...

Открыв походную шкатулку, она извлекла оттуда деревянную дощечку, политую сверху сургучом, с оттиском личной печати кастелянши Старой Крепости, такую же бирку со своей собственной печатью, и нарукавную повязку десятницы - армейскую, очевидно, в структуре Стражей подобной должности не существовало:

- По этому ярлыку получишь бочонок вина со склада сверх нормы. Советую найти собутыльниц, потому что увольнительную я тебе оформила всего на пять дней, за это время в одно лицо столько бухла не уговорить. А через пять дней ты должна быть как стеклышко, чтобы уже на рассвете принимать в Старой Крепости десяток лучниц-новобранок. Мне нужно, чтобы они за неделю научились попадать хотя бы корове в зад с десяти шагов. Эпоха маленьких отрядов на удаленных заставах заканчивается, теперь у Стражей будет много крепостей, и стрелков для их обороны понадобится тоже очень много...

Она отвернулась к карте, которая теперь не лежала на столе, а висела в свете пламени пары свечей на специальной перекладине:

- Я не прошу у тебя прощения, Эйпадия. Не прошу даже понимания. То и другое придет само по себе, когда уже тебе придется посылать на смерть своих сестер, и ты узнаешь, что никто не осудит тебя суровее собственной совести. А это рано или поздно случится - как я уже говорила, ты очень хорошо подходишь нынешнему жестокому времени. Значит, и сегодняшнее повышение для тебя не последнее...

***

Ясена в какой-то момент ощутила себя совершенно брошенной и ненужной. В самом деле, и для Алиры, и для уведенных Старшими Клио с Эйпадией продолжится служба высоким целям, борьба со страшной угрозой Куполу, продолжатся вот те самые приключения и подвиги, о которых грезила бардесса. Девочки еще не раз поучаствуют в разгадке тайн мироздания, узнают, невольно или по собственному интересу, много нового об окружающем мире - а что теперь будет с ней самой? Она просто вернется обратно в музей, сдаст оружие и дальше будет так же приходить на работу по расписанию, полировать клинки, готовить очередную выездную выставку, переклеивать пожелтевшие и истершиеся бирки на стеллажах, болтать в обед о всякой ерунде с Альбой и Лейре... и все? Как будто не она убила самолично древнее божество и круто повернула, пусть и неосознанно, историю не только Купола, но всего мира... Как будто все это оказалось сном, и завтрашним утром она едва вспомнит его подробности...

Ощущение нереальности происходящего, нереальности собственного существования, знакомое из детства, накрыло ее с головой. Это было то самое детское удивление простым вещам, что вот ты стоишь на земле двумя ногами, имеешь две руки, звать тебя Ясена и тебе двадцать пять лет, этим утром ты ласкала ртом лоно другой девушки, а под вечер тебе едва не откусил ладонь здоровенный волчара. Бардесса была занята как раз рассматриванием этой самой ладони, когда услышала знакомый и родной голос:

- Здравствуй, Ясенка, - мама Андреа, храмовница Рамоны, стояла перед ней, полностью вооруженная и экипированная, с отчетливой проседью в коротко остриженных каштановых волосах и на дюйм выше самой Яс. В ответ на растерянный лепет дочери она предложила отойти в сторону, и вдали от чужих глаз молча протянула ей клочок бумаги - сегодняшнюю записку родителям.

- Я успела перехватить ее до того, как Лея увидела, так что она до сих пор не знает, - начала рассказывать паладинка. - Не хотела, чтобы ее весь вечер колотило, как меня. Нам с тобой теперь очень здорово влетит, дочь, будь готова. Если она станет лупить тебя хворостиной - советую не закрываться руками. По рукам в любом случае больнее прилетает, чем по заднице или спине.

Натужная улыбка все-таки сползла с маминого лица, та посерьезнела, даже посуровела:

- Я здорово виновата перед тобой, родная. Знаю, ты так отчаянно хотела быть похожей на меня, так тянулась к моим клинкам, так желала, чтобы я тобой гордилась и любила тебя... Я горжусь тобой, Ясенка. Не только за сегодняшние твои дела, но и за то, какой ты выросла - сильной, смелой, доброй. Среди своих ровесниц в храме я уже много лет хожу королевой, твердо зная, что ни у кого из них нет такой замечательной дочки, как у меня. Но все же... Какие бы ты ни совершила славные подвиги на пользу Куполу, какие бы ни сочинила прекрасные песни... я не смогу любить тебя сильнее, чем люблю сейчас, милая моя... Потому что сильнее уже некуда...

На этих словах Андреа шестифутовая плечистая бардесса запищала совсем по-девчоночьи, ткнувшись лбом в бронированное плечо матери и обильно орошая ее табард слезами...

***

Мать и дочь еще долго говорили обо всех тех вещах, о которых и положено разговаривать близким людям в подобные моменты. Признаться, бардесса думала, что они отправятся домой, к маме Лее, однако Андреа пояснила ей, что сейчас находится на службе и вообще должна час как скакать в сторону Новой Крепости. Да, военное время не щадило даже самых святых чувств - и храмовнице пришлось все-таки попрощаться со своей родной Ясенкой.

Девушка сидела на одном из поваленных с утра деревьев, задумчиво изучая состояние церемониального топора. Если исходить из убеждений Черной Девы - вот эта выщербина на его лезвии тоже оказывается частью истории Купола, так что в некотором роде экспонат стал даже ценнее по возвращении, верно же, сестра Джемайма? Поглощенная остроумным мысленным диалогом с начальницей, Ясена едва не сверзилась с бревна, когда за ее спиной раздался голос воображаемой собеседницы:

- Итак, почти все получили свою награду, верно?

Обойдя подорвавшуюся с места подчиненную, Джемайма продолжила:

- Друидка получила повышение и личную звериную армию. Жрица Аэлис получила обнимашки, и, видимо, будет переведена из деревни в Храм. Следопытка, понятное дело, тоже выросла в чинах. И только тебя одну, моя дорогая, ждет по итогам сегодняшнего дня добрая порция колотушек, - Черная Дева распахнула балахон, под которым на ней оказалась надета кираса, и швырнула уставшей ученице пару связанных вместе деревянных мечей - стало быть, бой предстоял в полный контакт, с кучей синяков и прочих неприятных последствий. И престарелая бардесса выбрала отличный момент, чтобы наглядно продемонстрировать превосходство опыта и искусства над силой и напором молодости - после двух сражений и многочасового блуждания по лесу ее подчиненная буквально валилась с ног...

Отойдя на открытое пространство, Джемайма салютовала Ясене по всем правилам:

- Ты точно не жалеешь о выборе коллегии? Нет? Тогда - в позицию, сестра! Гордость и кураж! - выкрикнула она девиз следовавших пути Клинка учениц Анаэрины.

- Гордость и кураж! - отозвалась Ясена привычными словами, истинное значение которых ей только предстояло узнать, и в этот момент она почувствовала больше сердцем, чем рассудком, что возвращение к скучной и обыденной музейной жизни ей определенно не светит...

- Вот так вот! - торжествующе прокомментировала первый крик Иренки Тис, а затем почти сразу же тыльной стороной ладони огрела для симметрии и левую ягодицу. Шлепок вышел не настолько крепкий, однако чувствительная задница Ирен ощутила проскользнувшие по коже ноготки, снова вздрогнув всем телом и едва не соскочив с мозолистых толстых пальцев Старшей.

За спиной рыжеволосой обнаженная текрурийка встала в каком-то неправильном полуприседе, и со стороны, если кто-то сейчас за ними наблюдал, это выглядело больше смешно, чем эротично. Однако растянутая и напряженная как струна Ирен не могла даже толком обернуться, лишь ощущая на себе результаты стараний пристроившейся сзади Тис. А уж та старалась как следует, призвав на помощь все свое искусство и весь опыт. Неделя безумных потрахушек, в ходе которой они перепробовали, пожалуй, все известные под Куполом способы удовлетворения и самоудовлетворения, дала чернокожей понимание, как именно ее пальцы должны вести себя в гостях у Ирен, и да - вели они там себя весьма бесцеремонно и бесстыдно. А жгучие шлепки Тис заставляли рефлекторно сокращаться бедра, плотно обхватившие левую ладонь, вызывали сладкие конвульсии в истекающем влагалище, стенки которого старались все туже обхватить властно хозяйничающих внутри девушки вторженцев, и это, по замыслу коварной текрурийки, должно было закреплять в голове рыжей бесстыдницы связь между болью, унижением и удовольствием. И, по правде сказать, получалось у нее не так чтобы плохо.

- Запомни! - каждое слово сопровождалось резким шлепком, а любая попытка Ирен возразить лишь увеличивала силу удара. - Ты! Всегда! Будешь! Внизу! Потому что! Я! Сильнее! И буду! Всегда! Сильнее! Ты! Всего лишь! Очередная! Тупая! Мокрощелка! И это! Я! Тебя! Имею!

Беспомощность, боль, унижение - и крепкие мозолистые пальцы, так отчетливо ощущающиеся в самом чувствительном месте. Однако именно сейчас в голосе хозяйки положения Ирен почувствовала... надрыв? Да, явный надрыв. На слове "очередная". Что это ее сейчас вовсю имеют - было сложно отрицать. Что промеж ног у нее мокро - ну, это очевидно. И силу чернокожей признавать приходилось даже поневоле. Однако "очередная"... тут Тис явно лукавила. Лукавила, пытаясь обмануть прежде всего себя. Ирен определенно завоевала место в ее сердце, и именно это заставляло текрурийку так нервничать, боясь собственной слабости, именно поэтому она сейчас наказывала и унижала девушку, чувства к которой могли так жестоко подвести ее в нынешние опасные времена... Впрочем, все это могло только показаться связанной и беспомощной Иренке, чей разум, прямо скажем, был порядком затуманен в эти мгновения похотью и болью.

В какой-то момент град ударов, которыми осыпала задницу рыжей Тис, вдруг прекратился. Резким движением та вырвала свою ладонь из плена белоснежных бедер (лоно Ирен издало при этом характерный хлюпающий звук), снова появилась перед глазами любовницы и опять вставила измазанные женскими соками пальцы девушке в рот.

- Запомни, - свободная рука текрурийки ложится на гладкий лобок подчиненной. - Ты под моим началом, а это значит - смысл твоей жизни в том, чтобы делать мне приятно и весело. Твоя задница существует на свете, потому что мне ее весело шлепать. Твоя щелка нужна этому миру, потому что мне весело в ней елозить и смотреть, как ты корчишься. Твой ротик создан не для того, чтобы нести всякий бред, а чтобы я могла в него спускать. И глаза твои тоже нужны, чтобы смотреть на меня снизу, как на старшую, стоя на коленях... Уяснила?

Мнущие лобок возбужденной до предела Иренки искусные пальцы держали ее на грани, только поддерживая возбуждение, но не давая обкончаться преждевременно. Задницу, отходящую от шлепков, приятно покалывало. Занятая наказанием подчиненной Тис успела слегка вспотеть, и ее могучие плечи и бицепсы вновь напоминали о вскрытой лаком эбеновой статуе. И сейчас она пристально смотрела в глаза любовницы, надеясь именно там найти ответ на свой последний вопрос - рот рыжеволосой был снова занят...

По поводу вопроса Клио, выдающего ее с головой, Корина не выказала ни малейшего удивления - отвечая совершенно невозмутимо и по делу:

- Способ исцелить Аэлис существовал всегда, и Юные Богини хорошо его знали все эти полвека. Однако ваша Дарующая Жизнь никогда не пойдет на то, чтобы... - и тут ей пришлось остановиться, ибо Ясену прорвало, словно худой мешок, сыплющимися непрерывной скороговоркой вопросами.

Озадаченно покачав головой, богиня продолжила:

- Волчица, не волк. Один из осколков старого мира, что собирал вокруг себя Скверный лес. Таким волшебным созданиям нет места в мире под властью Митриоса, вот они и нашли спасение здесь, ибо в ином случае оставалось лишь принять смерть... Нет, Дочери Купола, нам, похоже, придется начать с самого начала - в противном случае разговор затянется как бы не до ночи. Но сперва...

Девушки ощутили вдруг, как рассасываются синяки на их телах и уходит боль из мышц. А затем Клио почувствовала шелест за своей спиной, и, обернувшись, увидела, как из-под лесной подстилки вырастают крепкие на вид лозы, быстро наращивая массу, стелясь вдоль земли и переплетаясь, и через несколько секунд позади девушек образовалось нечто вроде плетеной скамьи, выглядящей достаточно прочно, чтобы на нее присесть. Приглашающим жестом Старая Мать указала девушкам присесть, и, когда они аккуратно обустроились, начала свой рассказ:

- Это началось сто лет назад, в год Кровавой Луны. Старая Вера долгое время находилась в упадке, преследуемая служителями Митриоса многие века. Загнанные в самые глухие углы Брендеи, служители древних богов могли лишь в бессилии наблюдать, как озверевшие митриане оскверняют последние тайные святилища, убивают последних друидов, стирают самую память о нашей Шестерке. Боги и богини бреннов оказались на пороге развоплощения. Первой пала Дайана, Хозяйка Колосьев. Растворилась в небытии Фиала, Госпожа Глубин. Нас преследовали и в материальном мире, и на тонких планах бытия, полное истребление древних сил было лишь вопросом времени... шанс на спасение был лишь у меня, потому что на самом деле я чужая для бреннского пантеона, и пережила не одну подобную катастрофу. Об этом, впрочем, мои слуги говорят, не скрываясь, и под Куполом. Оставшиеся же боги - Теутат, Тарант и Эсс - решили дать открытый бой Митриосу. Божества войны и убийств, грома и ветра - для них нестерпимо было гнуть шею, таиться, приспосабливаться: это подрывало их силы и статус. И верные друиды этих троих сотворили ритуал, благодаря которому превратились в свирепых и неуязвимых для обычного оружия ликантропов, атаковавших храмы и замки Брендеи, чтобы потоками крови неверных придать сил своим владыкам...

Разумеется, это оказалось безумием и чистым самоубийством. Восстание было обречено. Вервольфов задавили числом, и на Тонких Планах жаждущий крови Теутат также потерпел сокрушительное поражение. На грани катастрофы оказался и круг Корины. Лишенная почти всех последователей, я начала умирать, и, откровенно говоря, смирилась с грядущим небытием по одной простой причине: я смертельно устала. Когда проживаешь десятки тысяч лет, привыкаешь к тому, что ничего нового в мире не бывает. Я была очевидицей расцвета великих империй, стала свидетельницей становления могучих цивилизаций, которые ждало неминуемое падение и скатывание обратно в дикость. Известно ли вам, что на дне Либийского моря находится материк, обитатели которого некогда преодолели земную тягу и создали в звездной пустоте целый город, чьи останки еще тысячу лет назад могли наблюдать умбрийские звездочеты? Что в джунглях Кванга до сей поры стоят руины великого города, верхушки башен которого всегда были погружены в облака, чье население превышало число людей во всей теперешней Понтии? Впрочем, это не имеет отношения делу. За прожитые тысячелетия я убедилась в одном: этот мир невозможно изменить. Он так и будет двигаться по кругу, проживая новые циклы рождения, взросления и умирания, и моя роль, роль Хранительницы Жизни в нем, не имеет никакого смысла. Придет к неизбежному концу и Митриос, и Неведомое, из руин построенного ими порядка вырастут новые, пока еще неизвестные империи и цивилизации, божества и владыки... Я же так устала от этой смены эр, устала от своего бесполезного всезнания и никому не нужной памяти, что приняла решение не сопротивляться небытию. Мир проживет и без меня, думала я, у меня не осталось перед ним никаких долгов...

Однако на пороге развоплощения меня посетило видение - у умирающих божеств всегда обостряются способности к прорицанию, самые точные пророчества, как известно людям из легенд, сделаны были на грани смерти. Уверенная в том, что ничего нового для меня ни люди, ни боги уже сотворить не способны, я увидела мир через тысячу лет. И поняла, насколько жестоко ошибалась.

Каким-то образом в будущем митриане и зиядиты истребили всю жизнь на земле. Не просто истребили, но и сделали невозможным зарождение новой. Они осушили все океаны, выкачали весь воздух, куда-то дели даже плодородную почву, ил со дна морского, оставив лишь голый камень. Никакого движения не осталось в этом мертвом мире - только по дну бывшего Зеркала Торговцев ползают стальные костяки, конструкты со светящимися ядовито-зелеными глазами... На этом видение обрывалось, но мне стало понятно, что умирать рано: такой судьбы мир не заслуживает, и тех, кто приготовил ему это будущее, необходимо остановить.

Существует древний и хорошо известный способ спасти умирающее божество. Для этого один из его последователей должен пожертвовать не просто своей жизнью - своей сущностью, став временным сосудом для того, кому поклоняется. Это крайне болезненный ритуал, в ходе которого человек испытывает чудовищные муки в течение нескольких дней, пока его душа буквально раскалывается на части... И еще один важный момент: подобное удается, лишь если человек идет на жертву добровольно и осознанно. Ни принуждение, ни обман здесь не пройдут. Одна из моих друидок, Ориана, решилась на то, чтобы стать сосудом для богини...

- Ориана? - прервала ее, не выдержав, потрясенная Алира. - Значит...

- Да, - кивнула Корина. - Несколько минут назад она умерла там, под Куполом, на руках у твоих сестер. Точнее, умерло только ее тело. Все это время ты обучалась у меня, девочка. И теперь именно тебе придется стать новой Верховной. Но об этом мы поговорим потом, пока же я продолжу. Ориана пожертвовала собой, чтобы спасти меня, свою богиню, ибо поняла, что же сейчас оказалось на весах - судьба всего живого в мире. Это дало мне шанс уйти с Тонких Планов и переждать сколько-то времени в поисках шанса для нового вознесения. Однако, как оказалось, не только мои служительницы выжили в той буре, что разразилась в год Кровавой Луны. Друид Теутата по имени Коннаин также избежал неминуемой смерти, и был полон решимости спасти своего бога, застывшего на грани небытия. Однако, в отличие от Орианы, он вовсе не желал принимать мучительную смерть и жертвовать собой. Многие годы он искал возможность обойти ненарушимые законы, перехитрить мироздание, и в конечном итоге, как ему показалось, придумал, что делать - вступив в сговор с дэвами Хаоса. Именно этот друид и явился в итоге к барону Ойлю, отчаявшемуся видеть, как его владения поглощал бурно растущий в то время Купол. В теле барона Коннаин намеревался возродить своего бога. Однако дэвы, чьей помощью он заручился, весьма своеобразно понимают договоренности со смертными - а уж когда ты хочешь обмануть порождения Хаоса, следует быть готовым к тому, что обманутым в итоге окажешься сам. Так и вышло: вместо полноценного возродившегося божества барон превратился в жуткую химеру, сращенную из личностей самого Ойля, Теутата и какого-то неразумного дэва. Химеру, с который вы только что столкнулись.

А в это время остатки моего Круга продолжали скрываться в диких землях, и я плохо понимала, что же предпринять дальше - разумеется, пока не вспомнила о Юных Богинях и их домене. Мне нелегко далось решение просить у Рамоны и Аэлис покровительства. Мы уже встречались однажды, вели переговоры о союзе, однако... скажем так, не поняли друг друга. Но иного выхода не оказалось, и четверть века назад останки общины во главе со мной в теле Орианы появились возле Купола. После непростого разговора на повышенных тонах нам было милосердно позволено остаться здесь, под защитой Сестер, и даже набирать новых последовательниц среди тех, кто чувствовал себя неустроенно и неуютно в вашем мире...

В остальном, впрочем, положение мое оставляло желать лучшего. В этом есть доля и моей вины, однако... однако ваши Богини оказались чрезмерно мнительными после Дня Боли и Гнева, когда их, уверенных в собственной неуязвимости, очень крепко удивили смертные рабы Митриоса. Так что мою свободу и мои возможности сильно ограничили, новый Круг, возникший под Куполом, представлял собой довольно жалкое зрелище, а моим словам о будущем, которое мы должны совместными усилиями предотвратить, они не то чтобы совсем не верили... просто слишком усердно искали в них второе дно. Не хочу их обвинять - в нашем прошлом общении были неприятные моменты, которые внушали ко мне явное недоверие. Однако мое положение полугостьи-полупленницы чужого домена явно не давало никаких возможностей исполнить свой долг перед миром. Выход оставался один: добраться до твари Скверного Леса, чтобы поглотить сущность Теутата, и тем самым обеспечить себе новое вознесение. План побега был разработан уже давно, проблема оказалась лишь с поиском подходящей возможности, однако Сестры вовсе не спешили после неудачных попыток полувековой давности разбираться с бароном-оборотнем. Только новое вторжение митриан дало мне шанс, и теперь я вновь являюсь полноправной богиней. Предвижу, что это доставит мало удовольствия вашим Старшим, но я совершенно не собираюсь ссориться с Куполом - напротив, наш союз теперь станет куда более плодотворным. Однако говорить с Юными Богинями мы теперь будем на равных. Не как полновластные хозяйки в своем доме с бесправной приживалкой, а как... Сестры? Больше сестринства, да, это определенно принесет пользу Куполу, - тут Корина позволила себе ироничную улыбку.

- А что касается ответа на вопрос, есть ли способ исцелить Аэлис, - обратилась она к Клио. - Думаю, из моей истории ты его поняла. И, разумеется, поняла, почему Дарующая Жизнь никогда на такое не пойдет. Они с Рамоной отчаянно цепляются за свою человечность - отсюда и все их регулярные явления каждой из вас, задушевные беседы, попытки обмануть себя самих, отрицать свою божественную сущность, одновременно дозволяя поклонение себе. Две девочки, запутавшиеся в противоречиях собственного замысла, отчаянно боящиеся своей судьбы, взвалившие на себя больше, чем способны унести, и совершенно не понимающие ни человеческой природы, ни божественного долга... Впрочем, простите, Дочери Купола - я вовсе не собиралась подрывать вашу веру и убеждения. Все мы еще будем сражаться плечом к плечу ради самого важного, что может быть в мире...

Богиня выжидательно замолчала, обведя еще раз взглядом слушательниц.

Семейство Блезов чем-то напоминало троицу братьев из бродячего сюжета народных сказок - только отзеркаленную. Если в типичной сказке старший брат является одновременно и самым умным детиной, то здесь он определенно играл роль дурака - это было понятно буквально с первых его слов. Двое молодых Блезов производили гораздо более благоприятное впечатление, даже не успев себя толком проявить, и Эвелина поняла, что "мозговой центр" компании, человека, с которым имеет смысл вести переговоры, надо искать в другом месте. Сейчас она изящно свернет разговор, оставив героического копьеносца с Маллом мериться копьями, жезлами и что там еще у мужиков принято вываливать при первом знакомстве на стол - а сама займется настоящим делом...

Эвелина уже думала о том, как поизящнее ретироваться, когда Арчибальд спустился с небес и переключил внимание Длотара на себя. Что ж, это вроде бы и к лучшему, лишь бы только не брякнул какую-нибудь дичь, а он может, конечно... В любом случае, интересный и плодотворный разговор следует вести с другими людьми.

И в тот самый момент, когда Гринтауэр вышла из облака амбре, источаемого старшим братцем, в голове ее шестеренки со щелчком встали на место: да, разумеется, как еще вызвать бесконтрольную ярость дикой твари? Изящный, надо признать, способ, даже более того - изысканный... В случае удачи отыскать какие-либо концы практически невозможно: смерть Блезов была бы списана на естественные обстоятельства, отвечающее за безопасность дороги начальство Пурпурных в Арабеле и Тилвертоне получило бы по шапке - и все, дальше бенефициарам остается лишь стричь купоны... Баронесса даже испытала извращенную гордость за свою страну: вот он, мой Кормир, мировой лидер в коварстве, вероломстве и стратегии непрямых действий. Где-нибудь в Сембии или Глубоководье тамошние интриганы дошли бы до такой идеи? Разумеется, нет, куда их скудным умишкам. И теперь вам, баронесса, нужно быть достойной дочерью Кормира, чтобы извлечь из текущей ситуации максимум выгод и перспектив для себя и своих компаньонов.

Тут с небес спустилась и Облачко, со всей своей очаровательной непосредственностью напомнившая, что леди Гринтауэр этим вечером придется подпиливать ноготочки на руках. Охохох, сколько дел и забот разом образовалось у скучавшей еще пару часов назад баронессы! Эвелина улыбнулась подруге, и только хотела объяснить сложившееся положение, как вдруг калека Кастерли сделал именно то, чего она боялась больше всего - вызвав незамедлительную реакцию прямолинейного Длотара. Да чтоб тебе на лету в зону антимагии попасть, болван сембийский! Зачем ты вообще рот свой открывал, так же хорошо общались?!

Мей определенно могла уловить изменения в лице Эвелины, когда та, чуть сместившись, посмотрела вниз:

- О, мои кинжалы, а я уже про них забыла. Верну, не возражаешь? - баронесса стала развязывать боевой пояс на артистке, не упуская, разумеется, удовольствия огладить ее талию и ягодицы, закрываясь при этом телом Мей от разговаривающих, и попутно творя бардовскую магию:

"Бездна вас разбери, Кастерли!!! - раздался в ушах волшебника свистящий шепот, сделавший бы честь иной змее. - Какого дьявола вы творите?! У нас даже лицензии нет, вы что, желаете, чтобы Малл прямо здесь арестовал нас за незаконную наемническую деятельность?! Засуньте лучше свой язык куда-нибудь, где ему будет тепло и уютно, и не смейте портить мне игру!"

Слова самого Длотара пришлось, к сожалению, проглотить: не то место и время, чтобы требовать сатисфакции, увы...

- Не беспокойся, дорогая, это не тебе, - прошептала уже вслух Эвелина, снова улыбаясь Мей. - Бой, слов нет, вышел славный, но, увы, я понятия не имею даже, где мы сегодня заночуем. Я бы с превеликим удовольствием как следует отметила победу, но, чтобы она была полной - нам еще предстоит немного поработать, дабы расположить к себе этих господ и сорвать куш. Ты поможешь мне?

Нацепив пояс уже на себя, леди Гринтауэр устремилась к подлеченному Вейгелой Фаэрну - исправлять ситуацию с Длотаром было уже поздно, там калека спустил в нужник все результаты ее стараний, только один раз раскрыв рот. Этому сембийцу определенно не хватает хорошего кляпа из пробкового дерева в снаряжении, на случай важных переговоров. Кивнув среднему Блезу, она озабоченно осмотрела его рану:

- Милорд, осмелюсь заметить, вы потеряли много крови. А при кровопотере все целители - верно, Вейгела? - советуют пить красное сладкое вино. В моих запасах, увы, есть только саэрлунский топаз* - но, я полагаю, в текущих условиях и он пойдет, чтобы укрепить жизненные силы. Вам, эйроны, и вам, сэр Онадар, я тоже хочу предложить немного вина - вы слишком много пережили сегодня, - голос Эвелины был наполнен сочувственной озабоченностью. - Мей, дорогая, если тебя не затруднит - приведи, пожалуйста, мою Зефирку, мы оставили лошадей неподалеку, там в седельных сумках четыре бутыли в походной оплетке. А я пока помогу милордам и миледи привести себя в порядок...

Подойдя к Фаэрну вплотную, она провела рукой над его раной, и, если та осталась прежней, то следы крови с одежды напрочь исчезли.

- Да, так будет лучше, - кивнула бардесса, повернувшись к Вейгеле. - Тебе тоже теперь удобнее осматривать пациента, не находишь? А теперь ваша очередь, миледи Мина. Вы уж не обессудьте, если я веду себя как дикарка - по правде говоря, я полжизни не была в Сюзейле и уже забыла, как выглядит настоящее светское общество. Молодость, молодость... Вот этот пояс - кара-турский шелк, верно? Было бы ужасно, если бы такое платье оказалось безвозвратно испорчено... Хм, знаете, мода со времен моей юности поменялась десять раз, а вот чувство хорошего вкуса определенно осталось прежним. Всегда питала слабость к марсемберским драпировкам подобного кроя, уж простите мою прямоту, но выглядит такая юбка просто великолепно... А теперь вы, миледи Даверна...

Лучший способ подбодрить мужчин - это, разумеется, вызвать у дам улыбки. А заставить дам улыбаться можно было, только приведя их внешний вид в приличное состояние. Впрочем, всем своим поведением Эвелина дистанцировалась от образа служанки, творя заклинания как бы ненароком, ну, будто на званом ужине при разговоре сметает с груди хорошей подруги невидимые соринки. Отпуская комплименты, она пыталась вовлечь Мину с Даверной в непринужденную светскую беседу, расположить к себе и заставить хоть ненадолго отвлечься от пережитых ужасов. Главное теперь - дождаться вина, оставалось надеяться, что Мей не подведет...

Вопрос Ясены будто снял оцепенение с друидки, подбежавшей, чтобы начать, наконец, суетливо помогать девушкам:

- Я не знала! - нервно выпаливает она в ответ. - Я правда не думала, что так все будет! Прости... Ох! - тут раздается еще один, особенно громкий треск изнутри ствола, и на коре дуба появляется длинная продольная трещина - от самой земли вверх футов на десять, не меньше.

- Осторожно! - чувствующая вину за то, что подруги пострадали, Алира оттаскивает Ясену с Клио подальше. - Он... он ДОЛЖЕН был погибнуть, мне так сказала наша Верховная! И лес сразу очистится от проклятия! Только... про дуб я ничего не знала, клянусь!

Что предпринять - было совершенно непонятно. Сжав оружие в потных руках, девушки готовились встретить любую новую опасность, пристально наблюдая за дубом. С деревом же происходило странное. Сперва кора, а затем и древесина в глубине стали расходиться с бьющим по ушам треском, меняя форму, будто становясь... пластичными? Ясена с топором наперевес, готовая к любой опасности, хоть даже к тому, что из расколовшегося дерева появится целый невредимый оборотень, вдруг удивленно проморгалась, осознавая, какую же форму принимает щель в дереве. В силу большего опыта, или бардовского склада ума, именно она первой увидела, что трещина на поверхности ствола превратилась в анатомически точную и крайне подробную копию женских гениталий - только в полтора-два человеческих роста. Вслед за ней поняли, что происходит, и Эйпадия с Клио. До Алиры, по понятным причинам, дошло до последней, и Ясена, покосившись на друидку, увидела, как, невзирая на всю остроту момента, девушка покраснела буквально до кончиков ушей.

И, как только женское лоно в дереве обрело окончательную форму - раздался очередной, особенно громкий треск, складки губ гигантской вульвы широко разошлись - и из темного пространства между ними вышла обнаженная рыжеволосая женщина.



Особой красотой, как машинально оценила бардесса, эта леди из дерева не выделялась. Однако от нее исходило другое ощущение - в голове Ясены всплыло слово "плодовитость". Налитые груди, широкие бедра - тело женщины буквально кричало о потребности рожать, производить на свет потомство, давать начало новой жизни вот прямо сейчас. Клио, которая на правах жрицы Аэлис отвечала за здоровье всех Сестер в своей деревне, также почувствовала: вот это - идеальная роженица, из тех, кто может хоть посреди поля самостоятельно разрешиться без малейших проблем. Вид вышедшей из дерева женщины вызывал у четверки охотниц какое-то сосущее чувство в промежности, не сексуальное возбуждение, а нечто совсем иное. Впрочем, длилось это наваждение недолго: друидка, наконец, поняла, кто же перед ней, и с криком "матушка Корина!" ринулась вперед, падая на колени перед своей богиней.

- Да, это я, - впервые раздался приветливый голос обнаженной леди, положившей ладонь на затылок Алиры. - Встань, моя дорогая, ты все сделала правильно, и я довольна тобой.

Подняв глаза и обведя взглядом троицу Сестер, она продолжила:

- Рада приветствовать вас в своем домене, дочери Купола.

Молния, прошившая насквозь тушу виверны-переростка, прошла в нескольких футах от Эвелины, наполнив воздух характерным запахом грозы. Баронесса хотела прыгнуть сверху на падающую тварь, однако остереглась летящих со всех сторон стрел - Бездна с ним, с эффектным добиванием, тем более что наземь ухнул уже бездыханный труп. Взмахнув клинками как следует, она стряхнула с них вниз капли ящериной крови, а затем иронично отсалютовала укрывшемуся за зонтиком Маллу:

- В следующий раз чур моя очередь командовать! - и незамедлительно принялась магией очищать полированные лезвия, с неудовольствием отмечая про себя, что успела вспотеть даже в искуственно охлажденной одежде.

Появившаяся пятерка благородных лиц, которых они, собственно, и спасали от кровожадных тварей, заставила Гринтауэр вздрогнуть. Не то чтобы Эвелина этого не ожидала и не готовилась мысленно, однако первым же ее побуждением было внимательно осмотреть дам: не старые ли знакомые из Сюзейла? Вот уж чего ей точно сейчас не нужно - так это встречи с однокашницами и всей сопутствующей этой встрече неловкости...

К счастью, женщины оказались явно моложе Эвелины - что, впрочем, не исключало опасности: крохи из младших классов, которых выпускницы практически не замечали и не различали, как раз были зачастую хорошо осведомлены о делах "старушек". Ладно, баронесса, хватит уже этой мнительности - вы себя ведете так, словно пятнадцать лет в Сюзейле только и говорят, что о вашей любовной истории и ее несчастливом исходе! Как будто едва избежавшим смерти Блезам есть дело до личной жизни захудалой провинциальной дворяночки... Все, хватит, раз, два, три...

- Таэ-ня Эвелина Гринтауэр с Восточных равнин, к вашим услугам. Приятно познакомиться, дамы и господа, хоть обстоятельства нашей встречи и... малоприятны, - синхронно загнав мечи в заспинные ножны, бардесса исполнила с безукоризненной точностью отработанный еще двадцать лет назад легкий полукивок-полупоклон: этакая демонстрация учтивости без угодливости, мол, милостивые государи, мы с вами хоть и разного состояния, но одного сословия. Получившие соответствующее воспитание аристократы должны легко уловить ее послание, а уж Блезы, она не сомневалась, воспитаны были как положено. Что не мешало, конечно, некоторым из них вести себя откровенно по-свински.

- Целительница среди нас есть, милорд, да такая, что способна вытащить человека и из-за смертной грани. Вейгела, милая, - обратилась Эвелина к подруге. - Ты знаешь, что делать, не сомневаюсь. А я пока займусь ранами сеньора Длотара...

Подойдя к разливающемуся соловьем старшему Блезу, баронесса постаралась изящно вклиниться в его препирательства со служивыми:

- Милорд, вы ранены. Позвольте вас подлечить? - прошептав фразу на селестиале, она направила поток исцеляющих чар к ранам Длотара. Не то чтобы его царапины прямо стоили магического лечения, но это был хороший способ хотя бы на несколько секунд утихомирить сварливого аристократа. - Осмелюсь заметить также, что все мы, как служивые, так и вольные люди, примчались по вашему призыву о помощи сразу, как только смогли - и вы видите наглядный результат наших усилий. Касательно же безопасности дорог... сэр Длотар, я боюсь, компетентность наших доблестных пурпурных воинов здесь ни при чем. Эти твари - не просто дикие горные хищники, что спускаются за легкой добычей и сматываются, прихватив с собой незадачливую корову или лошадь на обед. Они устроили жуткую бойню, потому что их вырастили и дрессировали для убийства людей - другие люди, разумеется. Иначе невозможно объяснить их поведение. Так что, милорд, прошу вас, не расходуйте напрасно свой гнев на солдат Короны. Лучше поберегите его для тех, кто послал этих "птичек" по вашему следу.

Эвелина пока и сама не понимала, какую выгоду для всего их отряда можно извлечь из произошедшего, однако разговор в любом случае надо было перевести в конструктивное русло - а для этого стоило сначала прекратить ор и ругань.

Лезвие церемониального топора проделывает глубокую рану на бедре оборотня, а затем последняя серебряная стрела впивается ему в левый бок, и тот реагирует на очередные раны уже... привычно?

- Вы бреете писечки, я знаю! А на попочках волосики оставляете? - в какой-то момент ликантроп удивленно распахивает глаза, словно пытаясь быть похожим на милого удивленного щенка, однако затем его пасть резко оскаливается, и он делает молниеносный бросок вперед, собираясь загрызть Ясену. Бардесса успевает лишь рефлекторно закрыться рукой, в которую и впиваются сломанные почерневшие зубы чудовища. Слепящая боль накрывает ее с головой, но когда оборотень заносит когтистую лапу, чтобы добить ее, девушка в отчаянии рвет запястье из челюстей твари, и ей удается отпрянуть, прежде чем когти распарывают незащищенное горло.

- Ой-ой-ой! - как-то по-деревенски причитает Алира, устремляясь вперед, пытаясь одновременно творить излечивающее заклинание и прятаться за спиной бардессы. Щедрый поток целебных чар практически исчерпывает ее магические силы, однако жестокая рана на левой руке Ясены мгновенно закрывается.

- Смотри, ты распорола ему шкуру, теперь можно ударить туда черенком! Давай, скорее, пока он нас не загрыз всех! - друидка указывает на распоротое серебряным лезвием бедро барона-оборотня, внутренне радуясь, что отдала божественное орудие сестре.

После поцелуя Ясены Алира густо покраснела, и, наблюдая расширившимися глазами за тем, как бардесса подбадривает следопытку, прошептала на грани слышимости:

- Это был мой первый поцелуй. С девушкой...

Ей отчаянно не хотелось развивать эту мысль: слишком велика была вероятность, что первый поцелуй станет и последним. Не медля, подготовившаяся к любой неожиданности группа двинулась по открывшемуся в хищных зарослях коридору, опасливо поглядывая на внешне успокоившиеся шипастые ветки.

Путь их, как определила Эйпадия, проходил по широкой дуге, так что увидеть и оценить обстановку впереди не представлялось возможным - оставалось лишь идти вперед, надеясь, что изогнутая тропа все-таки выведет группу к нужной цели. А может, не выведет? Может, нет там никакого ликантропа, никакого поработителя разума? Может, на той стороне волшебный портал, что выведет девушек обратно к Куполу? Напрасные надежды - еще через несколько футов пути тишину леса, в котором уже затихли волчьи завывания, разрезал омерзительный ломающийся дискант:

- ПЁЗДОЧКИИИ! О, ДАЙТЕ МНЕ ВАШИ ПЁЗДОЧКИ!

Этот вопль не походил на типичный низкий мужичий голос, напоминающий звериное рычание, но и от человеческого, в смысле - женского, он по тембру отличался очень сильно. Только Клио безошибочно узнала того самого мастурбирующего в замковом нужнике подростка. Да, это точно был сошедший с ума барон Ойль. До роковой встречи оставались считанные шаги, и, сжав до побелевших костяшек оружие в руках, готовые ко всему, охотницы вновь двинулись вперед. Однако то, что они увидели, выйдя, наконец, из тесного прохода на широкую поляну, превзошло все ожидания.

Эта площадка была буквально усеяна обглоданными костями крупных и мелких животных. Ощутимый запах гниения свидетельствовал о том, что питается хозяин убежища изрядно. Сам же пресловутый вервольф...



Трехъярдовый гибрид волка и человека сидел обнаженный, словно на троне, на пеньке в сотне футов от пришедших по его душу девушек, раскинув в разные стороны длинные шерстистые ноги, а из промежности его торчало нечто жуткое - раздувшийся отросток темно-фиолетового цвета, который чудовище яростно теребило передней лапой, вызывая у Ясены отчего-то ассоциации с процессом полирования клинка. Живущая в деревне Клио имела отдаленное представление о мужской анатомии и понимала, что этот самый отросток - просто наполненный кровью кожаный мешок, однако, судя по цвету штуки - кровь в ней определенно сильно застоялась. Выглядело чудовище в целом очень нездорово, это понимала даже далекая от медицины бардесса: шерсть во многих местах, где ей определенно полагалось быть, вылезла, обнажая покрытую струпьями кожу, даже зубы в пасти больше не сверкали белизной - непонятно вообще, много ли их там осталось. На девушек ликантроп не обратил совершенно никакого внимания, полностью поглощенный своим отростком:

- О, дайте мне посмотреть на ваши бритые пёздочки! Потритесь ими, а потом насикайте мне в ротик своей малафейкой! Как я хочу лизнуть ваши мокрые губки! Они у вас кисленькие или солёненькие?

Эту дичь здоровый волчара выкрикивал, задирая голову круто вверх, словно обращаясь к отсутствующей в дневном небе луне, и более всего поражало несоответствие между обликом жуткой твари и голосом детеныша мужика. Это было настощее воплощение безумия и одержимости, абсурдистское представление, пугающее куда больше, чем когтистые лапы и хищная пасть...

- Матушка Корина, во что же он превратился? - прошептала нервно сжимающая посох друидка. Оборотень не желал замечать даже ее, поглощенный безуспешной мастурбацией.

И группа, подхлестываемая раздающимся с трех сторон волчьим воем, устремилась вперед...

Прошло, наверное, не больше двух минут спорой ходьбы, когда четверка охотниц неожиданно для самих себя вышла на небольшую на чистую полянку в форме правильного круга, где-то тридцати футов диаметре, довольно странно смотрящуюся в девственной чаще. В самом центре поляны находился поросший мхом массивный валун высотой где-то по грудь Эйпадии. А на противоположной от девушек стороне поляны находилось нечто странное.

Более всего это походило на живую изгородь из лишенного листьев терновника, высотой футов в двадцать. То есть на терновник эти заросли походили только изобилием шипов, однако, в отличие от хорошо знакомых Эйпадии кустов "колючей сливы", эти густо переплетенные ветви более походили на старые виноградные лозы, толщиной иногда превосходя детскую руку. Стоит отметить, что и шипы у этих растений были достойного размера - длиной с мизинец самое меньшее. Впрочем, чем дольше девушки рассматривали это явление, тем больше сомнений возникало в его естественном, природном происхождении. Во-первых, лозы-ветви были начисто лишены какой-либо листвы, хотя в мае месяце в лесу зеленело буквально все. Во-вторых... они шевелились. Ясена сначала подумала, что ей мерещится, однако, сфокусировав взгляд, поняла, что нет, это вовсе не обман зрения. Ветви передвигались, перетекали, вели себя подобно клубку змей. Вялых, конечно, змей, и все-таки...

Изгородь эта тянулась вправо и влево, пропадая где-то за деревьями, так что обойти ее и не столкнуться с продолжающими подвывать, хотя уже и без особого энтузиазма, волками, не представлялось возможным. На лице Алиры, как заметила Клио, промелькнула отчетливая тень узнавания:

- Вот, значит, какие они - "кусачие ветки", - выдохнула друидка. - Я об этом только сказки раньше слышала...

Пробежав по упруго пружинящей лесной подстилке мимо камня к угрожающе зашевелившимся веткам, она осторожно, выставив вперед руку, стала приближаться к изгороди приставным шагом. Однако, вопреки услышанному от волков, хищные заросли отреагировали на нее отнюдь не дружелюбно. Как только рыжеволосая подошла достаточно близко, в ее сторону метнулись сразу две хищные плети - и девушка едва успела отпрыгнуть назад.

- Ого! По... похоже, волки что-то напутали. Мне здесь совсем не рады, - растерянно констатировала друидка, однако тут же ее настигло озарение. - Значит, все-таки эту дверь надо открыть самим... Вспомнила! Смотрите!

Подбежав к камню, Алира приглашающим жестом подозвала остальных:

- Это - жертвенник, у нас похожий камень стоит в святилище. Но здесь не только приносятся жертвы Старым Богам. Такие убежища, как это, были раньше в каждом большом лесу Мидгалии, и служители Старой Веры могли там укрыться от преследующих их митриан. Но лишь принадлежащие соответствующему Кругу могли проходить через барьер свободно. Остальные друиды должны были знать ключ. Есть шесть Старых Богов, три супружеские пары: Теутат, бог войны и мужской доблести, и Корина, богиня жизни и плодородия. Тарант, бог грома и молний, и Дайана, богиня земледелия. Эсс, бог земных недр, и Фиала, госпожа морских глубин... На этом алтаре нужно сжечь попарно шесть подношений, которые соответствуют природе того или иного божества. Кроличья лапка - для Корины, хвост ужа - для Эсса, тисовая ветвь - для Теутата... Но видов таких подношений для каждого божества десятки, и в сумме получаются тысячи комбинаций, - лицо Алиры постепенно менялось, когда она начала осознавать, насколько невыполнимой оказывается задача по мирному "вскрытию" вставшей перед ними преграды. В эти мгновения она машинально запустила руки в покрывшую углубление на верхушке камня палую листву, словно собираясь смахнуть по привычке весь мусор из жертвенника... и вдруг нащупала нечто.

Друидка вытащила из спрессованной палой листвы почерневшую от времени двухдюймовую дощечку прямоугольной формы, к которой определенно приложило руку разумное существо. Очистив ее насколько смогла, Алира пальцами нащупала вырезанный на одной из ее сторон символ:

- Это... это буква. Буква бреннского языка, - тут она произнесла вслух некое неудобоваримое сочетание звуков, что-то приблизительно напоминающее "влх". - Это тайный язык, конечно... Но сейчас-то какая разница? В общем, у каждой буквы в бреннском алфавите есть название. Название этой - "vlllh" - переводится буквально как... в общем, как женский орган. Лоно. Да, пусть будет лоно.

Тут друидка просияла и начала по-собачьи рыться в палой листве:

- Я поняла, девочки! Я все поняла! Ключ - здесь! "Лоно" - это подношение Корине! И остальные буквы, наверное, тоже имеют отношение к другим богам!

Однако результат поисков девушку привел в откровенную растерянность. Сначала она извлекла на свет еще одну дощечку с тем же самым символом "лона". Потом еще одну. И лишь после этого вытянула другой символ, который назвала "уста". А затем обнаружила еще одно лоно, что заставило ее обескураженно развести руками:

- Не понимаю, они должны быть все разные! В этом смысл ключа - у каждого из божеств свое подношение. Где же шестая? Вот она. Тоже "vlllh"? Слава Корине, нет. Это "ладонь". Все равно - не знаю. Их шесть, как и подношений, здесь должна быть связь, но я ее не вижу, все не так, как меня учили.

На очищенном от листвы краю камня лежали шесть дощечек с забытыми символами бреннской письменности. Четыре "лона" (можно подобрать куда менее пристойный синоним). Одна дощечка с символом "уста" (или даже "рот", как пояснила друидка). Еще одна - "ладонь" ("длань"). Больше ничего интересного в углублении жертвеннике девушки, как ни копались, не обнаружили.

Тис не отвернулась от похотливого взгляда связанной любовницы - совсем напротив, хищно улыбнулась, глядя на то, как Ирен всосала пухлыми губками ее пальцы. Такая покорность со стороны норовистой кобылки заслуживала определенной награды - и чернокожая начинает ловко шарить левой рукой по чувствительному телу рыжей бесстыдницы, пропуская между мозолистыми пальцами напряженно стоящий сосок, спускаясь по талии и хватая всей пятерней упругую ягодицу, пока ладонь, наконец, не находит свое место в промежности, начиная легонько, лишь бы поддерживать на должном уровне возбуждение, растирать мокрое пятно на трусиках. И в то же время большим и безымянным пальцем правой руки Летисия обхватила челюсть Ирен - скорее всего, просто чтобы не дать болтливой подчиненной вклиниться в свою речь с неуместными замечаниями:

- Твоя наставница из учебки сказала мне неделю назад, что ты похожа на волосок с манды, - начала текрурийка, подушечками пальцев легко массируя лобок, зная, что такая стимуляция неминуемо отзовется у чувственной девушки в самом главном центре удовольствий. - Выпрямить - невозможно, легче порвать. Вот же сучки хитрожопые, решили проблем мне организовать. Думали, я об тебя зубы обломаю? Ага, щас!

Левая рука, уже успевшая слегка измазаться в проступающих сквозь ткань соках, вновь устремилась вверх, обхватывая шею. А вслед за этим Ирен почувствовала, как в рот, за компанию с уже обсасываемыми пальцами, устремляется еще один, безымянный. Рефлекторное сопротивление беспомощной девушки было подавлено умелым надавливанием на горло, после которого она приняла безропотно в растянутые губы чуть ли не всю ладонь, как показалось.

- Я долго думала, как же привести тебя к покорности Старшим и дисциплине. Слов человеческих ты не понимаешь. Избивать в кровь тебя не положено, да и Куполу от этого вред. Трахать - бесполезно: ты из тех кисок, с кого чем больше слижешь - тем больше натечет. А вот если попробовать всего понемногу? Бить, трахать, говорить, опять бить, опять трахать... Вот сейчас и попробуем.

Тис резко извлекла четыре облизанных пальца изо рта рыжеволосой, затем, наконец, стянула с нее трусики на уровень колен, и обошла ее сзади. Левая рука чернокожей нырнула промеж ног Ирен, и пара пальцев опять проникли в истекающее лоно девушки, а затем Тис показала, для чего же заставляла подчиненную слюнявить свою ладонь, когда этой самой ладонью от всей души, с оттяжечкой, всекла по упругой ягодице любовницы...

Ирен не раз приходилось получать по заднице - как в любовных играх, так и просто дурачась с подругами. И, говоря откровенно, немногие ее сверстницы обладали нужным умением и силой, чтобы от шлепка пробрало до самого нутра. Но к ее начальнице это точно не относилось: когда она приложилась к попе любовницы всей пятерней, правую ягодицу будто окатило кипятком, из глаз непроизвольно брызнули слезы, а на светлой коже, как с удовлетворением отметила текрурийка, остался багровый отпечаток ладони, что называется, в полный профиль...

- Спасибки, - благодарно кивнула Алира Клио, когда та наложила на нее защитное заклинание, а волки те временем продолжали переговариваться, заставляя лицо друидки вытянуться от удивления...

- Девочки, вожак говорит, что только Первая Сука сможет пройти через Кусачие Ветки... - в ее глазах отразилось понимание и узнавание. - Там убежище! Старое друидическое убежище! Оборотень сидит именно там! И если его распечатать, найти ключ - волки не смогут нам угрожать. Их там сейчас даже больше, чем тогда, в лагере лесорубок, они стянули сюда всех, и тех, что атаковали Сестер на востоке...

На лице девушки отражалась порядочная внутренняя, борьба, однако она выдохнула и решительно подошла к Ясене, стягивая с плеч свой рюкзак и доставая оттуда... деревянный черенок, аккуратно обтесанный, но не очищенный до конца от остатков земли.

- Это сеянец Изначальной Дубравы, - сказала она, протягивая его бардессе. - Он... он должен убить оборотня сразу же, если его предварительно обескровить. И это вылечит лес от проклятья - волки перестанут быть одержимыми, и... наверное, если все получится, хоть кто-то из нас вернется назад живой. Возьми его - я могу поддаться чарам твари, и подвести вас всех, так что тебе придется нанести решающий удар. Решайтесь, девочки. Те, кто погибли здесь до нас, не знали того, что знаем мы, и не имели оружия, которое есть у нас. Может бы, шансы выжить малы, но, пытаясь вернуться назад, мы точно погибнем зря.

Аккуратно зацепив палочкой, Алира извлекла из истлевших останков золотой медальон на цепочке - похожий был у Клио, вот только ее амулет сделан явно не из золота. Во времена до Дня Боли и Гнева с драгоценными металлами было в известном смысле попроще - никто еще на рассматривал их в перспективе торговли с внешним миром. На взявшемся окисью медальоне был изображен традиционный для аэлиситок символ - чаша. Целая чаша, не треснувшая, какой она стала после страшного ранения Дарующей Жизнь. Все это было вроде бы неудивительно и предсказуемо. Непредсказуемым оказалось то, что Клио при взгляде на медальон "поплыла" - стала оседать на землю с закатившимися глазами, даже не пытаясь рефлекторно цепляться за плечи подруг или деревья. Падала словно подрубленная...


Получатели: Клио.

И группа охотниц покинула исписанное дерево, двинувшись дальше вглубь леса - благо зарубки продолжали встречаться все с тем же интервалом, и с наработанной за час пути сноровкой друидке и следопытке по-прежнему было вполне удобно идти по чаще, даже невзирая на то, что солнце стало понемногу клониться вниз. Обиталище оборотня по-прежнему ничем не выражало своей "скверной" сути - могло даже показаться, что в этой первозданной глуши вообще никому нет дела до людских и божественных конфликтов, что эти места от самого начала времен не видели ни одного разумного существа. И живут здесь одни лишь звери, не одержимые, а самые обычные, с элементарными инстинктами и потребностями - догнать того, кого можешь сожрать, убежать о того, кто может сожрать тебя... Увы, оставленный позади бук и периодически встречающиеся зарубки все-таки не давали захватить этому ощущению девушек полностью.

Однако, через полчаса затеси внезапно кончились. Это стало некоторой неожиданностью для ведущей отряд пары Алиры и Эйпадии. Какое-то время они порыскали по окрестностям, однако вскоре стало очевидным, что все - пришли. Куда пришли - другой вопрос. Учитывая, что завершилась экспедиция их предшественниц печально, достаточно гнетущий.

К поискам каких либо следов или зацепок для того, чтобы продолжать разведку дальше, вскоре подключились и Клио с Ясеной. И именно бардесса случайно наткнулась на находку, которая ее вовсе не обрадовала. Заглянув в промежуток между двумя древесными стволами, она провалилась правой ногой в некую полость в земле, едва не вывернув лодыжку. Когда же она выдернула ступню из этой злосчастной ямки, вызывающей ассоциации со звериной норой, то поняла, в чем же дело. Обломки пожелтевших человеческих ребер осыпанные ржавчиной, недвусмысленно указывали на то, что перед ней истлевшая человеческая грудная клетка. Подбежавшая следопытка легко определила, почему костяк, который в обычных условиях растащило бы дикое зверье, остался цел - корпус трупа был некогда облачен в цельную стальную кирасу, с которой не сладить никаким падальщикам, поэтому он просто врос с годами в лесную подстилку, под которой плоть сгнила, а доспех насквозь проржавел. Нетрудно было сложить два и два и определить, кем же была покойница...


Получатели: Алира.

Для того, чтобы добраться до пуговок и как следует распалить воображение начальницы, Ирен пришлось предварительно избавиться и от доспеха. К счастью, для снятия кожаной брони не требовалось много времени - специфика службы разведчиц, которым органически противопоказаны кольчуги и прочая сложная в обращении амуниция. Однако девушка все-таки несколько излишне суетилась, готовясь к походу "за дровами", что вызвало ироничное замечание Тис:

- Нет, вот трусы пока оставь - нам еще через лагерь идти, - злоязыкая бабища продолжала подкалывать любовницу, однако... однако в ее голосе рыжеволосая разведчица уже слышала характерную хрипотцу, свидетельствующую о нешуточном возбуждении. - Ладно, готова? Тогда за мной шагом марш!

Стук топоров, обтесывающих пахнущие свежей древесиной колья, отрывистые команды взводных и десятниц, сдобренные неизбежными армейскими скабрезностями, протяжная матерная тирада воительницы, заступом с размаху попавшей по крупному камню - лагерь жил и готовился к смертному бою. Иные из работниц, порядком взопрев от усердного труда, вытянули из-под рубах нагрудные повязки, и теперь их стоячие сосочки отчетливо проглядывали через льняную ткань на утреннем холодке. Пожалуй, хорошо, что Ирен не додумалась избавиться и от этого уставного элемента одежды - ее собственные сиськи сейчас же с головой выдали бы хозяйку...

Добрались, наконец, до самого палисада, где взвод лучниц устанавливал заостренные колья под углом к земле, чтобы обрадовать атакующую кавалерию косматых по полной программе. Руководила этим делом слегка полноватая тридцатилетняя взводная с заплетенными в одну толстенную косу белокурыми волосами. Вяло раздавая указания, она сосредоточенно хрустела твердым яблоком какого-то зимнего сорта - ренет, кажется.

- О, Тис! Здорово, разведка! Ты где вчера обреталась, я тебя с утра не припомню?

- И тебе не хворать, Фиона. Мы как-то по тревоге неудачно попались на глаза Тельме, ординарке Мартининой, вот она нас напрягла ящики с бумагами штабными таскать. А потом еще туда-сюда... короче, в деревне так и провозились до самой ночи. - Летисия говорила тоном совершенно серьезным, ничем себя не выдавая. - Ладно, яблочком-то поделишься? А то все тебе достается самое вкусное.

- Держи, это сестренкины гостинцы, - Фиона определенно приняла рассказ Тис за чистую монету. - Она у меня в храме Аэлис, в саду новые сорта выводит. Это жалко, что тебе косматых не досталось. Видела бы ты наш первый залп! Голову колонны как ветром сдуло... А у тебя что-как вообще, давно не беседовали же? Что с пополнением, нормально?

Вопрос был задан максимально нейтральным тоном - при самой-то Ирен - однако смысл его был понятен и без выразительных переглядок между старшими: подоплеку попадания рыжей под начало Тис знала, похоже, вся Старая Крепость.

- В поряде пополнение, - текрурийка смачно впивается зубами в яблоко, заставляя поневоле любоваться собой даже в этот момент. - Ладно, бывай, нам в лес по дрова надо, будем обживаться потихоньку, сама понимаешь.

- По дрова, значит? Ну даешь, мать, у тебя ж для этого дела личный состав под рукой? А, или ты не только за... - и тут Тис с молниеносной быстротой и ювелирной точностью вставляет Фионе в открытый рот огрызок - так что окончание фразы превращается в недоуменное мычание выпучившей глаза взводной.

- Ты жуй яблочко-то, жуй, - комментирует чернокожая, глядя выразительно прямо в лицо блондинке. - Оно для здоровья полезно, особенно по весне. Ну, все, мы пошли.

Уже перескочив через палисад, Ирен слышит сдавленные смешки лучниц, явно наблюдавших за этой сценой.

***

И вот, наконец, они пересекают опушку леса, углубляясь в вожделенную чащу, где отважных разведчиц ждет жаркая работа по сборке сушняка. Текрурийка определенно уже загодя исследовала эту местность, так что вела любовницу по определенному маршруту в некое заранее присмотренное место. Пятнадцать минут - и вот они выходят к этому самому пункту, намеченному Старшей для любовных утех. На относительно свободной прогалине - два почти одного возраста старых бука, один из которых, пораженный молнией и расщепленный, лежит, опираясь на второе дерево, целое и живое. Ирен сразу оценивает выбор чернокожей: разумеется, это не такой роскошный трах-плац, как во вчерашней подсобке, однако, подстелив под задницу тряпку, на расщепе можно довольно удобно расположиться - всяко лучше, чем кататься дикими зверями по лесной подстилке...

- Раздевайся, - коротко бросает девушке Тис. - Ты была сегодня с утра очень плохой военной: обзывала непотребными словами свою Старшую, пыталась на нее напасть с целью изнасилования, одним словом - проявила вопиющую недисциплинированность. И за это тебе, милая моя, положено наказание, - текрурийка извлекает из рюкзака моток веревки и начинает, даже не глядя на рыженькую, вязать замысловатые петли. Игра ее очевидно заводит, Ирен понимает это уже не только по голосу, но и по языку тела: Тис непроизвольно свела ноги, напрягая бедра и пытаясь ласкать себя хоть таким способом, чтобы сохранить лицо и не запустить сразу же при подчиненной руку в сладко ноющую промежность...

У Эйда от омерзительного запаха не только подступал к горлу ком, но и ощутимо слезились глаза. Не выдержав, она выбежала из комнаты навстречу Золтару:

- Вашу мать! - топнула волшебница ножкой, держась за дверной косяк. - Я знала, что с этим эльфом что-то не так, но чтобы настолько не так! Что вообще с этой деревней происходит? Во что нас втянули?!

Чуть отдышавшись, гномка продолжила более спокойным тоном:

- Надо бы забаррикадироваться здесь, в коридоре, со всех сторон. Отдохнуть немного, у меня совсем иссякли магические силы. А потом... одни боги знают, что потом. Бежать отсюда надо - никаких денег за головы людоящеров мы, похоже, от этих людей не получим.

Исторический день, когда митриане после полувекового затишья впервые вторглись на земли Сестер, был для первой копейной роты банным. Без лишней буквы, которую так часто добавляли зубоскалящие курсантки, тем более, что буква эта выглядела в применении к армейской бане и в самом деле неуместной: здесь, натурально, мылись, и попытки даже в шутку полапать подружек могли привести к очень неудачному падению на попу с переломом копчика. Да и в конце концов, обилие голых сестринских ляжек самой разнообразной комплекции, обладательницы коих суетливо толкутся вокруг традиционно дефицитных шаек, совершенно не вызывает той бури эмоций, которые поднимаются в душе при виде удачно наклонившейся кавалеристки в обтягивающих лосинах. Загадка сексуальности взрослой женщины - мы ж взрослые теперь, верно?

Взрослые же воительницы любят баню за совсем другое. Это непередаваемое ощущение - когда надеваешь свежевыстиранное исподнее поверх растертой мочалкой докрасна кожи, после того, как все полагающиеся по уставу места аккуратно выбриты ("запомните, девушки: кусты промеж ног могут себе позволить только природные принцессы, которые тяжелее веера в жизни ничего не поднимали, и дальше, чем от кровати до ночного горшка, своими ногами никогда не топали"). Словно рождаешься заново в подобные моменты, даже лучше - новорожденные все-таки появляются на свет не такими сухими, чистыми и гладкими, какими выходят из бани воительницы. И это чувство обновления бывает особенно острым после недельных учений где-нибудь в северных буревалах, когда к концу беспрерывных маршей, забегов, засад и сшибок строй на строй явственно ощущаешь, что пованивает от тебя и сестрен не лучше, чем от дохлого мужика. Впрочем, и в обычные дни, когда занятия по боевой подготовке в крепости и лагере идут ни шатко ни валко, банька все равно нежно любима военными. Разумеется, пронзительное ощущение обновленности и свежести пропадет в считанные часы, когда белье притрется к телу, так что нужно его смаковать, наслаждаться, как в нормальных, гражданских условиях взрослые женщины смакуют бесценные минуты уединения за закрытыми дверями...

***

В Старой Крепости, понятное дело, говорить о "нормальных условиях" не приходилось. Ради любовных утех несчастные воительницы вынуждены прятаться по совершенно неподходящим закуткам, надеясь, что Богини не выдадут и взводная не съест, обнаружив тебя проникающей тремя пальцами в липкое и горячее лоно подруги прямо в темной нише бойницы на втором этаже барбакана. Любовный вопрос в армии всегда был делом сложным и запутанным: с одной стороны, Старшие прекрасно понимали, что бесконтрольное удовлетворение похоти ведет к деморализации подразделений - вплоть до безобразных разборок на почве ревности. С другой... ну, очевидно же, что сотни молодых здоровых девах, собранных в ограниченном пространстве, неизбежно станут лезть друг дружке в трусы - если только их не задрочить по службе так, чтобы не чуяли по вечерам ни ног, ни того, что между ними. Но, скажем прямо - с такой муштрой первыми возопят о пощаде сами Старшие, женщины в большинстве своем семейные и имеющие личную жизнь за стенами бывшего баронского замка. Опять же, все начальницы, вплоть до главнокомандующей Мартины, тоже были когда-то курсантками и рядовыми, и знают о девичьих тайнах куда больше, чем могут себе представить наивные юницы. Словом, в этом вопросе командование старалось поддерживать некий баланс - на какие-то шалости можно закрыть глаза, а где-то надо вмешаться и дать по заднице потерявшей берега военной.

Вот такой потерявшей берега на почве похоти Старшие сочли Ирен, имевшую не один залет в учебке из-за своего беспокойного характера, и пару раз очень близко прошедшую от отчисления и отправки обратно в деревню к мамам. К счастью, позора удалось избежать, но к окончанию обучения инструктора крепко раздумывали, куда бы пристроить этакое чудо, чтобы не нажить себе врагов из числа командующих строевыми подразделениями, ибо ни одна порядочная взводная подобному "подарочку" рада не будет. Подумывали было сбагрить ее Стражам Пограничья, являющимся отдельным родом войск со своим командованием - мол, пускай там, на удаленной заставе, занимается свальным грехом под руководством какой-нибудь бардессы хоть сутками - но тут уже взъерепенилась наставница от Стражей, заявившая категорический отвод подобной кандидатуры, вызвав нервный смех Старшей учебного отряда. Фраза "выгнали из борделя за разврат" очень хорошо могла бы охарактеризовать положение рыжей курсантки. Увы, как всякая родившаяся под Куполом девушка, Ирен смутно представляла функцию денег во внешнем мире, и уж подавно не могла постигнуть смысл обмена этих самых денег на любовные ласки, так что этой шутки она бы не оценила.

Выход, тем не менее, нашелся, когда вспомнили о разведгруппе первой копейной, точнее, о ее Старшей - Летисии. Беспокойная текрурийка в молодые годы очень сильно напоминала норовом Ирен, да и к четвертому десятку сохранила характер и репутацию. Обожающих Тис в Старой Крепости было куда больше, чем тех, кто терпеть ее не мог, но проблема заключалась в том, что ко второй категории относилось почти все армейское начальство. Так что идея отдать не в меру любвеобильную курсантку на воспитание текрурийке пришлась сестрам, принимающим решения, очень по душе: пускай чернокожая, изводимая подчиненной с шилом в заду, побывает наконец в их шкуре, пускай.

Знай Старшие заранее о том, какие искры полетят в итоге от этого столкновения косы и камня - вряд ли бы они так радовались своей придумке...

***

Искры полетели буквально с первых минут общения Ирен и ее новой начальницы. Когда Тис решила проверить ее общую физическую подготовку, приказав дать кружочек вокруг лагеря, рыжая заявила, что достаточно набегалась курсанткой, что напрягать себя, как жалкую салажонку, она не позволит, и что теперь, как полноправная воительница, она требует к себе сестринского отношения. Брови чернокожей удивленно поползли вверх, слово за слово - и вот уже они сошлись в спарринге на боевом оружии в кругу взволнованных зрительниц.

Оружием Летисии был боевой молот - не какой-нибудь мудреный "вороний клюв", а в буквальном смысле - дико тяжелая свинцовая кувалда, давно уже потерявшая форму первоначальной отливки от частого использования. Ирен казалось, что этой штукой совершенно невозможно наносить быстрые удары, но она жестоко ошибалась: в ее металлический щит свинцовый оголовок прилетал с потрясающей резвостью. Силищей Тис все-таки обладала чудовищной, рыжая воительница впервые заколебалась над вопросом, кто же победит в рукобое, если сойдутся за столом ее мама с ее новой начальницей. И каждый удар жестоко сушил левую руку - впрочем, чернокожая явно знала меру, наказывая строптивую подчиненную, так что первый бой обошелся без травм: довольно это представление остановили подошедшие Старшие. Однако на следующий день поединок возобновился - уже в стороне от лишних глаз, за лагерем, на потаенной лесной полянке. Ирен получала новые "воспитательные удары", от которых уже начинали непроизвольно брызгать слезы из глаз - но характер не давал возможности запросить пощады. И все же боль свое взяла: приняв очередной постук в свой щит, девушка метнулась вперед, бросая ненужный меч, и умудрилась-таки сбить Тис с ног. Мгновения яростной борьбы - и чернокожая оказывается сверху, придавливая Ирен к земле, однако та, даже обездвиженная, не собирается сдаваться, начиная атаковать Летисию единственным доступным оружием - словом. Получается, впрочем, так себе: в потоке ругательств от рыжеволосой ее начальница оказывается одновременно стремной уродиной, страдающей от хронического недотраха, и от этого такой злой, и фригидной стервой, которую, видать, на мужиков тянет, потому что она сама как мужик. Искры от столкновения, кажется, летят во все стороны.

- Ты, соплячка! У тебя молоко на губах не обсохло такое говорить!
- Это не молоко, это то, чего тебе в жизни попробовать не доведется! Стерва недотраханная, ненавижу вас таких, жизнь себе и другим пересираете!
- Это я недотраханная?! Малахольная, да что ты вообще в жизни соображаешь? У меня женщин было больше, чем тебя в школе считать учили!

И снова словесная пикировка перерастает в спарринг, только уже совсем другого рода...

***

В общем, за ту неделю перед началом новой войны Тис и Ирен выработали, по-умбрийски выражаясь, своего рода модус вивенди. Нельзя сказать, что после первого секса их отношения стали совершенно безоблачными, однако рыжеволосая юница не могла не признать, что текрурийка была ее лучшей на данный момент партнеркой. Сверстницы слишком часто пугались темперамента Ирен, были попросту не готовы к ее напору и страсти. Летисия же... ну, вы понимаете, да?

Так вот, в день вторжения, после того, как первая рота завершила помывку, к практически одевшейся Ирен подошла сзади начальница и тоном, не терпящим возражений, пригласила ее, такую свежую, чистую и сухую, на упражнения в любовных играх - чтобы сразу же после баньки превратить в потную и пахучую. Надо признать, что в плане поиска укромных местечек для подобных дел старая разведчица поднаторела куда больше вчерашней курсантки - подсобка возле кастелянной комнаты, забитая каким-то почти не воняющим тряпьем, ключ от которой Тис намутила у старой подруги, была по меркам Старой Крепости роскошнейшим трах-плацем, лучше не пожелаешь. Но... в тот день чернокожей, изрядно поспорившей накануне с Ирен насчет ее умений работать языком молча и решившей взяться за обучение подчиненной основам оральных ласк, не удалось зачерпнуть из горшочка с медом (дать бы по голове той дуре, что изобрела идиотский эвфемизм, напоминающий детскую сказочку про Медвежку-Сладкоежку). Только-только она стянула с рыженькой труселя, как раздался звонкий удар в подвешенное над замковыми воротами било. Нахмурившись, Тис отстранилась от любовницы, пытаясь понять, какой же сигнал отзвонит сейчас дежурная - и вздрогнула, когда после паузы раздалось три быстрых удара, а затем комбинация повторилась еще раз, и еще, и снова.

"БОММММММММ-​БАММ-БАММ-БАММ!"
"БОММММММММ-​БАММ-БАММ-БАММ!"
"БОММММММММ-​БАММ-БАММ-БАММ!"
"БОММММММММ-​БАММ-БАММ-БАММ!"

Черная Тревога. Знакомый распоследней желторотой курсантке роковой сигнал нового полномасштабного вторжения "косматых морд" во владения Сестер. Сигнал, которого полвека ждали и боялись.

А дальше началась обычная для таких ситуаций суматоха. Пока рота готовилась к выходу из лагеря, Тис успела раздобыть у своих знакомых точную информацию о происходящем. Оказалось, все далеко не так плохо, как можно было подумать: мужики атаковали восточный пограничный пост Стражей, и оттуда поступил сигнал тревоги по магической связи, до ближайшей деревеньки вторженцам с востока скакать несколько часов, их не десять тысяч, а всего-то двести человек конных - словом, все похоже не на полномасштабную войну, а на какой-то разбойничий налет с расчетом на внезапность. И теперь, когда эта внезапность оказалась утеряна, уничтожить дерзнувших грозить Куполу ублюдков было делом техники: как не побеждать на своей земле, которую Сестры десятки лет готовили к новому вторжению, вплоть до срытия неподходящих элементов рельефа и насыпания других, стратегически необходимых?

Единственная подходящая дорога с востока к деревеньке Дальние Выперки петляла лентой среди холмов, и небольшой кавалерийский отряд был обречен перед грамотно подготовленной засадой. Лучницы парой залпов щедро сеют смерть в вытянувшейся колонне, фланговая атака конницы Сестер окончательно опрокидывает строй косматых, так что копейным ротам, захлопнувшим капкан, остается, кажется, не так много работы...

Разведгруппа Летисии, впрочем, напрямую в этой сшибке не участвует - строевой бой не их конек, да и экипировка у них для этого дела неподходящая. Даже новенькая Ирен сменила разбитый молотом чернокожей металлический каплевидный щит на легкий и круглый деревянный, куда лучше приспособленный для пеших походов по тылам врага. В этом сражении разведчицы стерегут подходы к зарослям орешника, куда могут рвануть все-таки выскочившие из мешка косматые в поисках спасения - ни одна тварь не должна уйти, как наказала разведчицам ротная, поэтому они и ожидают в стороне, как бы ни подмывало одну рыжую девицу бросить засаду и устремиться прямо в гущу сражения. Они ждут - и рука присевшей за стволом бука Летисии лежит на плече беспокойной молодой "кобылки": она не без оснований опасается, что Ирен может рвануть вперед и все испортить.

Наконец, разведчицы все-таки дожидаются своей минуты славы: прямо на них бегут три спешившихся израненных мужика - один в полулатах и двое в кольчужных рубашках. Каким бы непостижимым способом они не вырвались из капкана Сестер - на этом их везение закончилось: Ирен не успела моргнуть, как смертоносные клинки и стрелы ее соратниц лишили косматых всякой надежды. Латника в шлеме взяла на себя сама Тис, влепившая ему свинцовым оголовком молота прямо в середину груди, так что тот отлетел футов на пять назад, не меньше. И, тем не менее, доспех спас его от мгновенной смерти: он упал на спину, суча ногами и руками по земле, беспомощный, словно перевернутый на спину жук, и из-под бацинета раздавались какие-то сипы и всхрипы.

- Добей, - бросила Тис рыжеволосой, которая одна не поучаствовала в пролитии вражеской крови. Остальные разведчицы ожидающе уставились на Ирен, и та поняла, что вот прямо сейчас лажать никак нельзя. Наступив на грудь мужику, чтобы не дрыгался, она вставила острие меча в прорезь его забрала и нажала сверху на эфес. Снизу раздались какие-то булькающие звуки, напоминающие хрюканье, агонизирующий космач дернулся еще пару раз и затих.

- Вот видишь - ничего сложного, - усмехнулась Старшая. - Как таракана на булавку насадить.

Действительно, убитый Ирен мужик был настолько хорошо бронирован, что можно было усомниться, что перед ней и в самом деле живое существо. Девушка так и не увидела лица своего первого убитого - разведчицы побрезговали снимать шлем, да и не слишком-то это интересное дело - рожи мужиков рассматривать...

***

На этом участие рыжеволосой в боевых действиях и закончилось. Вышло не слишком-то эпично и героично, но, с другой стороны - первый сексуальный опыт в свое время Ирен тоже не особенно впечатлил. Все еще впереди, утешала себя девушка, будут новые битвы и новые победы. И ее надежды были небеспочвенны: в ночь после сражения, когда вернулись живыми и невредимыми те самые Стражи, что предупредили Сестер о вторжении, первая копейная по приказу главнокомандующей Мартины выдвинулась вперед, к границе Закуполья - и в авангарде шли, само собой, разведчицы. Расположившись вокруг холма, на верхушке которого находился в свое время пограничный пост, теперь начисто сожженный, воительницы стали усердно огораживаться палисадами и рвами, подготавливаясь к обороне от могущих подойти подкреплений митриан. Теперь, на новом рубеже, отрядам защитниц Купола предстояло нанести мужикам ответный удар: вдалеке от защитного магического барьера командование планировало построить Новую Крепость, которая станет грозить самой важной дороге Мидгалльского королевства - древней Виа Ильдеци, связывающей юг и север страны и, на беду косматым, проходящей в опасной близости от владений Сестер. Об этом Тис узнала уже с утра от знакомой работницы штаба, и приходящие после рассвета новые подразделения сразу же включались в работу по созданию укреплений и разворачиванию лагеря.

Впрочем, разведгруппа Летисии в этой кипящей деятельности не участвовала. Не то чтобы подчиненные Тис находились на особом положении - отнюдь, заступы и топоры для них вовсе не были запретными орудиями. Однако на то был приказ ротной: отдыхать, набираться сил, по возможности выспаться после ночного перехода (ага, выспишься посреди гудящего ульем лагеря, как же). Приказ этот означал лишь одно: вечером их ждет первая операция на вражеской территории, однако о характере этой самой операции ничего не удалось узнать даже осведомленной по определению обо всем Тис. Сказано было лишь - ждите, а что может быть томительнее подобного ожидания? Как ни странно, соратницы Ирен не слишком сильно беспокоились по этому поводу, ибо, поставив палатку и приготовив наспех поесть, употребляли свободное время по прямому назначению, что называется, сопя в обе дырки на правом ухе. Рыжая, разумеется, так не могла: сидя у тлеющего кострища, она в данный момент была поглощена изучением острия своего меча, на котором после вчерашнего убийства образовалась существенная выщербина. Проклятье, определенно не стоило с такой силой давить сверху в узкую прорезь шлема, теперь даже непонятно, можно ли выправить клинок...

Где-то наверху, вне поля зрения Ирен, глумливо хмыкнула в ответ на ее словоизлияния Тис. Она подумала о том, что сравнение с сучками и в самом деле имело смысл: сразу представляется здоровенная спокойная черная псица, которая слегка прикусила за холку визгливо лающую растрепанную рыжую собачонку. Образ этот ее так развеселил, что, нагнувшись к уху молодой, текрурийка негромко проговорила:

- Не суетись под начальством, дурочка. Ерзаешь, будто скипидаром под хвостом намазали, так я и правда кончу с тебя не слезая. Кобылка тоже мне, - тут она чуть съехала с задницы Ирен на ноги, чтобы иметь удовольствие шлепнуть ту свободной рукой по открывшейся ягодице. - Что, успокоилась? Я вообще к тебе с ответственным поручением пришла - у нас дрова закончились, сушняка набрать надо в лесу. А то одни Богини знают, сколько будем еще без дела торчать, да и когда полевая кухня сюда доберется. Пока девчата спят - надо разжиться хворостом. Ну и... можно на пару часов протеряться с концами.

"Протеряться" - это особое слово в армейской жизни, целая, можно сказать, философия - искусство ничего не делать часами, а то и многими днями, при этом выглядя самой занятой и озадаченной во всей Старой Крепости военной. Вылезти вовремя перед глазами сестры из какой-нибудь хозяйственной службы, чтобы та затребовала тебя в помощь - и потом полдня валяться на тюках со свежим исподним. Попасть в отряд, оборудующий мишенями полигон для осадных орудий - и застрять там на недельку, аккурат в то время, когда твоя рота сбивает подметки на строевых. Словом, термин этот звучал нежной музыкой для уха любой военной. Вот только Тис его употребила не совсем корректно: у них и без того имеется законное освобождение от фортификационных работ, так что не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять - не только хворост собирается искать на лесной подстилке чернокожая, далеко не только...

Натершись как следует пастой из лесного чеснока и вдоволь наигравшись оставшимися дольками, наша компания двинулась под кроны деревьев, где главную роль стали играть умения следопытки и друидки. Алира еще на полянке сообразила изучить ствол дерева, дабы определить примерную высоту расположения зарубок на еще не срубленных деревьях - и это здорово помогло в их поисках, ибо лесовичка знала, насколько высоко надо задирать голову и куда примерно всматриваться. Нашли еще одну затесь, затем следующую... и где-то после пятой Эйпадия сообразила, что нет нужды задирать головы постоянно: отметки повторялись через практически одинаковое расстояние футов в тридцать, так что, выдерживая азимут, можно было лишь периодически поднимать голову. И дело пошло гораздо легче: вскоре отряд, ведомый двумя девушками, каждая из которых имела свой опыт хождения по лесу, взаимно дополняемый опытом соратницы, набрал приличную скорость - Клио и Ясене оставалось лишь с восхищением наблюдать, как не склонные к пустопорожней болтовне Алира и Эйпадия без слов синхронно определяют направление, периодически расходясь, держа каждая свой сектор обзора, по едва уловимым приметам угадывая, как лучше обойти вставшие на пути заросли или пару поваленных деревьев. Это была та работа - именно работа! - которой обе новоявленные охотницы на ликантропа обучались с отрочества, разными женщинами, с разным подходом к делу - но жить в лесу и жить лесом они умели одинаково хорошо. Бардесса, окончательно запутавшаяся в сторонах света минут через двадцать пути, утешалась мыслью о том, что, если завести необщительную следопытку или диковатую друидку за кулисы Летнего театра в антракте - они там потеряются так же легко, как любая городская девочка в болотах Западного Закуполья. Хорошо, что и у нее, Ясены, есть свой мир, где она чувствует себя как рыба в воде - увы, первые свои подвиги придется совершать далеко от этого самого мира...


Получатели: Эйпадия.

И, отшагав на юго-восток примерно с час, девушки оказались под кроной роскошного старого бука - но не очередная затесь, которой на нем и не должно было быть, привлекла их внимание. Весь ствол был испещрен грубо нацарапанными надписями на мидгалльском и, как распознала подошедшая Ясена, схожего содержания фразами на умбрике:

...ОООООО ЭТИ ПЁЗДОЧКИ ЛИПКИЕ И ТЕКУЩИЕ ДАЙТЕ МНЕ ИХ ПОДРОЧИТЬ И ПОСОСАТЬ...
...КАК ЖЕ ХОЧЕТСЯ ПОГЛЯДЕТЬ КАК ОНИ ИМИ ТРУТСЯ КАК ДРОЧАТ И СИКАЮТ СВОЕЙ БАБЬЕЙ КОНЧИНОЙ...
...СИСЕЧКИ ТОЖЕ ВКУСНЫЕ НАДО ИХ ТЕРЕБИТЬ ТОГДА ВСТАНУТ МАЛЕНЬКИЕ СОСОЧКИ ЧТОБЫ ИХ ТОЖЕ ПОДЛИЗЫВАТЬ...

Несмотря на естественную грубость работы, надписи были выполнены с тщанием и старательностью истинного безумца - на это дело определенно ушло очень много часов. На стволе буквально не оставалось свободного места футов на шесть в высоту - это была целая поэма о хлюпающих и мокрых вагинах, апофеоз больной фантазии, зачастую с очевидным непониманием женской анатомии. Какое бы существо не испоганило кору дерева - с мозгами у него было точно не все в порядке.


Получатели: Алира.

Как только зубастая кровать пала под совместными ударами их маленькой команды, измазанная слизью девушка несколько мгновений переваривала впечатления, а затем издала пронзительный, за пределами возможностей ее маленьких легких, вопль:
- ВААААААААА!
Обведя мутным взором окружающих, она пояснила:
- Эта! Тварь! Меня! Хотела! Сожрать! Заживо!
Истерика ее, впрочем, быстро закончилась, когда она увидела раненого гнома - тут студентка магической академии засуетилась, пытаясь очистить руку дварфа от остатков жгучей слизи с помощью нехитрого заговора:
- Помогите ему кто-нибудь, он же едва на ногах стоит! - и, еще раз взглянув на собравшуюся защищать ее компанию, она спросила, неожиданно вспомнив:
- А где этот... душнила, который богов все время ругал? Дорн? Он... его что, тоже убили?
Не то чтобы Эдельштейн так уж сильно сожалела о потерявшемся едва знакомом зануде, однако... если тот не проснулся от ее дикого вопля - с ним точно произошло что-то неладное. А если с ним произошло неладное - это означало, что опасность для оставшихся в живых наемников далеко не миновала.
- Надо глянуть, нет ли в его комнате второго мимика... если он ночевал тут вообще.

Рэйда даже не стала открывать глаза - моральная усталость от происходящего, от идиотских коленец, что выкидывали на каждом шагу ее горе-спутники. Нащупав лежащую рядом алебарду, она вытянулась на полу поудобнее, думая о том, что, если вдруг каким-то чудом выберется отсюда и сумеет обратить вспять смерть - больше не будет иметь дел с мужиками. Набрать отряд наемников из одних баб, чтобы при приеме главным критерием были не боевые способности, а здравый смысл и инстинкт самосохранения - в такой компании можно добиться больших успехов.

Бой разворачивался, прямо скажем, так себе. Лег, испустив преизрядное зловоние, Док, их теперь едва ли не самый бесполезный за отсутствием целебной магии компаньон. Однако в полный ахуй Головню привело не это обстоятельство, а действия рыжего, который, вместо того, чтобы броситься на гребаного некрофила, зачем-то грохнул одержимого новым другом Пинто кобольда. Судя по всему - окончательно развоплотив мелкого призрака. Ощущение было такое, будто Люц попал под контроль фиолетового, если бы не все его предыдущее поведение, свидетельствующее о том, что рыжий просто тупой. Тупой до полной несовместимости с жизнью. Сука, как такие вообще доживают до половой зрелости-то?

Смерть Саймона Головня восприняла гораздо менее эмоционально - видимо, сказывалась привычка - так что весь свой гнев она выплеснула на колдуна:

- Ебаная ты рогатая шляпа, ржавый кусок говна, какого хуя вообще творишь, это блядь наш кобольд был!

По большому счету, у них оставался всего один шанс: грохнуть некрофила. Тело жуткого кадавра, судя по его размерам, можно рубить-кромсать хоть час без особых результатов, а вот если все-таки уложить фиолетового - есть надежда, что поднятый им монстр упадет вместе с создателем.

Руководствуясь именно этой надеждой, Рэйда метнулась вслед за магом.

Получатели: Ясена.
Как ни прислушивалась стоящая на страже лагеря Эйпадия - никаких звуков возвращающейся стаи ей уловить не удавалось. Что было по-своему хорошо - значит, ломанули они на полной скорости в направлении, строго противоположном лагерю, который, к слову, начал наконец сворачиваться - все-таки бестолковые дурехи вняли голосу разума. Тут одна из чернокожих близняшек - то ли та, которая гнала на следопытку, то ли вторая, поди их разбери, встала со своим жалким подобием лука футах в пятнадцати от Эйпадии, демонстративно наложив стрелу на тетиву и столь же демонстративно воротя морду от воительницы. Такая прикроет, как же - скорее стрелу в жопу и в самом деле загонит, видела лучница "мастерство" этих близняшек...

Алира и Клио в меру своих сил и разумения помогали со сборами в лагере, пока Гильда вела какие-то приватные переговоры с бардессой, а затем уже бардесса опять беседовала с исцеленной лесорубкой. Что за "дела" у них были - догадаться легко, иногда складывается впечатление, что у учениц Анаэрины других дел и не бывает. Набрав из открытой бочки с водой ведерко, Алира затушила с позволения лесорубок костер, и, прочихавшись от шибанувшей в лицо волны дыма и пара, вдруг увидела на одном из двух больших бревен, уложенных возле костра, очень старую зарубку, которая сразу же заставила всплыть в памяти рассказ Мариэлы о погибшей полвека назад охотничьей партии. Стало быть, их путь начинался именно здесь, и другие отметки должны быть сравнительно недалеко - не с их ли поиска рекомендовала начать разведку командующая? Однако размышления наблюдательной друидки прервала вернувшаяся Гильда, обратившаяся ко трем из четырех слышащих ее охотниц:

- Ладно, сестренки, мы-то сваливаем, а что насчет вас? Не хочу никого учить, но вы видели, сколько там зверья-то? Туда не четверых надо посылать, а роту минимум, с магической поддержкой, ясное дело. Мне кажется, ваше начальство здорово попутало, как и наше - так что, может, пошли с нами? Вам наверняка тоже есть кому задницу надрать за такую-то подставу.

— Ой, да ладно тебе! Вы сами не промах, вон как храбро сражались! Так что даже не знаю, кто кого бы ещё сожрал

- Это Мама все - она у нас прирожденная командующая. Ей бы ротой в Старой Крепости рулить, не меньше, только она военных не очень любит... и теперь, похоже, будет любить еще меньше...

***

- Ну, приятно познакомиться, - слегка усмехается Гильда, умело располовинивая бинт и затягивая узел на противоположной от раны стороне ноги. Базовая медицинская подготовка у нее, как могла оценить Клио, была вполне на уровне. - Ладно, уговорила, жрица, куда ж я поперек слов аэлиситки что-то буду делать? Артель, слушай мою команду - сворачиваемся к дэвам и ходу отсюда! Милана, Инга - запрягайте вола! Остальные - снимаете палатки. Костер тушите в последнюю очередь, и топоры далеко не убирайте - пес их знает, этих серых. Лила - с луком иди стереги проход, почему там только эта... Эйп... ну вы поняли, короче. И бодрее давайте - мне не терпится кое-кого взять за челку да по столу повозить за такую подставу.

По команде лесорубки начали споро сворачивать лагерь, и в это время Гильда, наконец, обратила внимание на воркующих в сторонке Дину и Ясену. Подойдя к сидящей на бревне названой дочери, она положила ей руки на плечи, спросив озабоченно:

- Как у тебя дела, Дин? Нормально?

- Да все отлично, Мам, вон, погляди - даже следов почти не осталось, - встрепенувшаяся лесорубка хотела задрать безрукавку и продемонстрировать чудеса целительной магии Клио и Алиры, но Гильда остановила ее:

- Верю, верю - тем более за тебя есть кому беспокоиться, - обернувшись к жрице и друидке, она с искренней благодарностью сказала:

- Спасибо, сестрички, и извините, если я резковато говорила - без крепкого словца иное дерево и не свалишь, - и затем повернулась обратно к бардессе. - Отойдем на пару слов, красавица?

***


Получатели: Ясена.

Пиво порядком стукнуло в голову маленькой волшебнице, и возникло на секунду смутное подозрение - не мешают ли они его с чем-то более крепким? "Да не, ерунда какая-то" - ответил голос разума, и предложил распробовать эль для дальнейшего исследования. Еще одна кружка была опорожнена, и Эйда только собиралась проследовать за дварфом донимать трактирщицу, как вдруг неожиданно почувствовала, что пол под ней удаляется куда-то вниз - сползти со стула теперь было не проще, чем спуститься по стене двухэтажного здания. Стараясь не показывать своих проблем, девушка через весь зал скомандовала Ораверу слегка заплетающимся языком

- Спроси про трох... трофеи, солдат! От дикарей наверняка остались какие-нибудь трофеи, что-нибудь маги...епическое, что я могу изучить, и сделать ВЫВОДЫ, - последнее слово маленькая пьянчужка произнесла самым важным и значительным тоном, который только знала, затем обернулась к Асандре, и, собрав остатки самоконтроля в кулак, выдала:

- А правда, не осталось от чешуйчатых каких-нибудь примечательных вещичек? Не все же забрали наемники, а вы, я погляжу, любите коллекционировать памятные трофеи, - кивнула она на чучела.

Где-то далеко, в памяти моей,
Сейчас, как в детстве, тепло,
Хоть память укрыта
Такими большими снегами.

Если и было дело, в котором Вика как следует навострилась за время работы в "Кафе-Париже" - так это имитация восточноевропейского акцента английского языка. Собственно, годы жизни в Ист-Сайде, знакомство с эмигрантами самых разных поколений, плюс природная переимчивость - все это привело к тому, что чисто изъяснявшаяся на довольно тяжеловесном New York English'е девушка могла в совершенстве изобразить ту самую дочку московского коммерсанта, с которой три года занимался сын управляющего филиала одной американской фирмы. Не то что дубоголовые британские офицеры, для которых любой, кто не родился на Острове, по определению дикарь, разговаривающий на тарабарском наречии, совершенно не похожем на человеческий язык, но и американские дипломаты не могли распознать лицедейства. Впрочем, скорее всего, интервентам было попросту плевать на обслуживающий персонал и они не испытывали ни малейшего желания наслаждаться прононсом официантки. Это было Вике лишь на руку: она прекрасно понимала, что ее состряпанная на скорую руку легенда будет держаться до первой серьезной проверки - и девушка с содроганием ждала появления на горизонте какого-нибудь московского дельца, прекрасно осведомленного обо всех значимых купеческих фамилиях Белокаменной. Собственно, именно эти опасения удержали ее в свое время от опасной идеи внедриться в одно из посольств - возможности для подполья это открывало бы огромные, но риск засыпаться увеличивался на два порядка.

Но, идя сейчас по утренней улице, девушка думала не о том, как будет разыгрывать представление перед солдатней, не о том, как бы не попасться по глупости - мысли ее находились далеко, по ту сторону Атлантики...

***

Идея попасть в Европу на пароходе нейтральной Норвегии казалась группе русских политэмигрантов из Нью-Йорка прекрасной ровно до той проклятой стоянки в Галифаксе, где их всех и ссадили с корабля. Это были, наверное, самые острые мгновения в жизни юной Вики Аралович: демонстративно отказывающегося проследовать за британцами Троцкого тащат шестеро матросов, Левик и Сережа, словно маленькие волчата, бросаются на офицера, колотя его по ногам и животу, Вика на пару с Натальей Ивановной оттаскивают кричащих мальчишек, пока остальных мужчин блокируют, готовясь скрутить и уложить на пол. Момент, когда взбесившийся лейтенант бросает на нее свой взгляд, будто готовясь отдать приказ к избиению всех задержанных без разбору, на всю жизнь остается памяти будущей подпольщицы, поселяя в ее сердце жесточайшую нелюбовь ко всем англичанам в униформе - и несложно представить, какие чувства испытывала девушка, увидев полтора года спустя ненавистные the Armed Forces of the Crown на улицах Архангельска...

Впрочем, это было еще впереди, а сейчас, пока взрослые мужчины были интернированы и отправлены в концлагерь, жена Троцкого Наталья Ивановна Седова, двое их малолетних сыновей - Левик и Сережа, а также Вика Аралович, застряли в Галифаксе в совершенно непонятном статусе. Дальше была утомительная переписка с русским консульством и местным начальством, в ходе которой так пригодились познания Вики в английском - Наталья Ивановна языком, увы, не владела вообще никак. Собственно, именно Виктории пришлось взять на себя все бремя переговоров в чуждой среде - от ежедневных обязательных походов в полицейский участок, где им грозили то депортацией в САСШ, то помещением детей в приют, до бытового общения с лавочниками. Отношения между женщиной и девушкой на почве борьбы за права свои и заключенных близких, сложились самые теплые и сердечные - рано осиротевшая Вика инстинктивно тянулась к Наталье Ивановне как к материнской фигуре, с которой можно поговорить... да много о чем, хоть о большой политике в разрезе женской эмансипации, хоть о французском романтизме, хоть о тех вещах, которыми с папой, какие б у вас ни были доверительные отношения, никогда не поделишься... Времени для разговоров в те недели у них было предостаточно. Как и для прогулок - в свободное от препирательств с полицией время.

Однажды, гуляя по городу с детьми и беседуя о последних новостях из России, Наталья Ивановна с Викой услышали переговоры Левика и Сережи на их особом наречии. Волапюк этот, придуманный за время вынужденного путешествия семьи Троцкого через полмира, представлял собой чудовищную мешанину из как минимум пяти европейских языков, с совершенно произвольным синтаксисом, и приводил отчего-то бедную мать в полное отчаяние:

- Мальчики, да прекратите же вы изъясняться по-дикарски! Боже мой, - нечасто старая марксистка упоминала господина Саваофа даже в порыве эмоций. - Это просто какое-то проклятие детей русских изгнанников - скверно знать кучу языков и не владеть толком ни одним. Вам-то, Вика, в этом плане еще повезло. Кстати, хотела давно полюбопытствовать: на каком языке вы думаете - на русском или английском?

Вопрос Натальи Ивановны ввел девушку в такой ступор, что даже Левик с Сережей остановились в удивлении, с тревогой глядя на выражение лица Вики, которую уже давно воспринимали как свою сестренку и старались по-рыцарски опекать. А та попросту обнаружила, что до текущего момента совершенно не задумывалась о том, на каком языке звучат ее мысли. И, как оказалось, попытка выяснить это ни к чему хорошему не приводит. Следующую ночь молодая Аралович проворочалась в кровати, пытаясь слушать голоса в собственном мозгу - и, наутро, невыспавшаяся и с гудящей головой, со смехом отругала Наталью Ивановну, заклиная ее больше не сметь спрашивать такое у билингв...

***

Вика пришла в себя стоящей на тротуаре где-то метрах в пятидесяти от ворот. Кольнуло под сердцем, заныло в висках - и все это не получалось списать на недосып.

"Они ведь ничего обо мне не знают с августа месяца - ни папа, ни Наталья Ивановна, ни мальчики, ни Троцкий, ни Маркин. Для них я сгинула бесследно - закопана в какой-нибудь расстрельной яме. И, пусть надежда остается - она им причиняет куда больше боли, чем ясное и определенное известие о моей смерти. Весточку бы подать... Нет от, весточки будет только хуже, не говоря уже о риске для меня самой. Пусть лучше меня похоронят там, за линией фронта, раньше времени. Если и в самом деле провалимся - что ж, я уже буду оплакана..."

Мысль о безвестной гибели парадоксальным образом придает большевичке Владимировой душевных сил и необходимой сейчас сосредоточенности, и она решительно следует вперед, к воротам, нацепив на лицо маску растерянной мещаночки с овечьими глазками. Солдаты засыпают ее предупреждениями о том, что хода дальше нет, и она какое-то время по мысленной инерции и в самом деле пытается распознать диалект, на котором обмениваются репликами томми. Получается не особо, пока подпольщица не слышит слово "лэсси", вызывающее в памяти пятнадцатый год, один из ее первых митингов в защиту Джо Хилла, знакомство с парой на удивление интеллигентных докеров-уобблис, один из которых упорно именует ее именно "лэсси". С пятнадцатилетней девчушкой эти парни-профсоюзники носятся, разумеется, вовсе не по причине ее природного очарования (ха-ха-ха, вы себя в зеркале видели, Виктория Натановна?) Им просто интересно все, связанное с Россией и ее боевым революционным движением, они же, в свою очередь, готовы делиться собственным интеллектуальным багажом. Так и начинается продлившееся до самого ее отплытия знакомство, с обменом книгами, в ходе которого заношенное английское издание Кравчинского уходит за томик стихов Роберта Бёрнса, а Роберт Бёрнс, как известно, посвятил своим шотландским лэссиз не одно стихотворение (не все из которых допустили бы в американские школьные библиотеки даже в самых либеральных штатах). Словом, понятно, откуда вы, гайз, ох, простите, бойз. Многое ли это нам даст - хороший вопрос.

- Мистер ворриор, - начала она, старательно морща лоб, будто вспоминая полузабытый урок. - Сорри, мистер солджер. Екскьюз ми. Хау ду ю ду?

Покончив с британской вежливостью, будто собираясь с духом, она столь же старательно, буквально по слогам, выводит следующую фразу:

- Мэй ай си министер Лихатч?

Оставшийся в одиночестве израненный волк на юге пытается атаковать столь же израненную, хоть и немного подлеченную лесорубку, промахивается - и падает под ударами топоров. По крайней мере, с этой стороны опасность на какое-то время миновала. Дина с занесенным топором ждет волка, который, учитывая предыдущие действия группы, должен был в пару прыжков оказаться рядом с защитницами лагеря и попытаться атаковать. Однако на этот раз все происходит по-другому: вырвавшиеся вперед серые даже немного отступают назад, чтобы... выровнять строй? Да, они становятся в одну линию, и Эйпадии издали это напоминает построение кавалерийского эскадрона перед атакой: похоже, звери оставили надежду опрокинуть обороняющихся лесорубок с нахрапа и теперь готовят атаку всеми наличествующими силами. А сил этих осталось, определенно, не меньше, чем перебили Сестры: из зарослей прибывают все новые и новые хищники, выстраиваясь для последнего рывка. Еще полтора десятка, не меньше - и эти полтора десятка теперь не будут атаковать волнами, а налетят все вместе. А затем появляется и он - гигантский вожак. Следопытка только теперь понимает, что происхождение лютоволков определенно не совсем природное: у каждой особи гораздо больше отличий от других, чем среди обычных видов животных. Если вчерашний зверь с качающимся под брюхом стоячим отростком был с белой шерстью, то этот, напротив, темно-серой, почти черной масти, с единственным горящим красным глазом на морде. Этим самым глазом возвышающийся над строем своей армии "генерал" обозревает поле боя, готовясь завыть команду к атаке...
Получатели: Алира.

- Твою налево, лучницы - вперед! - командует Гильда, судорожно перезаряжая арбалет. - Сбейте скорее их строй, пока не разогнались!

Где-то в задних рядах две лесорубки извлекают из ножен и ременной петли Эйпадии топор и меч, устремляясь вперед, обгоняя близняшек, натягивающих на ходу тетивы. Сглатывает судорожно рядом с бардессой Дина, понимая, что нельзя показывать спину серым тварям, и в то же время прекрасно осознавая - слитного удара всей стаи им не выдержать. И вдруг - лютоволк пронзительно воет и разворачивается, проламывая тушей заросли. А вслед за ним ретируется и весь строй серых, исчезая в чаще.

Над полем битвы на несколько мгновений воцаряется тишина, в которой девушкам легко услышать даже сбившееся дыхание своих соратниц по оружию. В шоке замолкают все, недоуменно глядя друг на дружку. Наконец, на правах старшей тишину эту нарушает Гильда:

- Что это вообще было-то? - в ответ ей раздается несколько слитных стонов раненых и по-прежнему истекающих кровью лесорубок, и Мама понимает, что даже сейчас не может позволить себе долго стоять в недоумении:

- Милана, Инга! - приказывает она девушкам, не успевшим поучаствовать в бою. - Бросайте железо, тащите бинты, в палатке, в моей сумке, бегом!

Девушки, впрочем, не бросают оружие, а аккуратно кладут его на рогожку возле костра - особенно Милана, бросающая напоследок восхищенный взгляд на отливающий серебром меч.

Следопытка пытается выцелить волка через сразу двух девушек, оказавшихся на линии огня, однако это оказывается делом крайне затруднительным - лесорубки суетятся, двигаются, готовясь сдерживать новую атаку зверья, поэтому выпущенная стрела попадает в бревно между ног рослой шатенки, заставляя ту вскрикнуть и подпрыгнуть на месте:

- Близняшки, бляха-муха, вы че творите, в задницу мне стрелу всадить собираетесь?

- А мы тут при чем? - отзывается Лила, - Это вон... дерзкая чудит.

Шипящая от боли Дила все своим видом показывает, что "дерзкую" она бы поименовала куда более жестко.

В отличие от стрел, божественное пламя Аэлис не требует прицеливания, и юная жрица поражает хищников без опаски задеть кого-нибудь из своих Сестер. Едва стоящий на ногах после выстрела Гильды волк падает замертво, опаленный священным огнем - еще одна устраненная опасность, еще один не добежавший до ее соратниц клыкастый...

Дина недолго любуется изящными движениями подруги, и, пользуясь возможностью, раскалывает раненому серому череп своим топором, увы, совсем не так грациозно, как бардесса, но достаточно результативно. Во второй раз очистив пространство перед собой, она улыбается:

- А недурно у нас выходит, правда? - и Ясена вспоминает, как с той же интонацией лесорубка делилась впечатлениями этой ночью, после бурного взаимного оргазма, когда, к радости своей, не ударила в грязь лицом и доставила удовольствие столь опытной в любовных ласках бардессе. Как ни странно сравнивать постельные игры и битву насмерть, за жизнь свою и своих Сестер - нельзя отрицать очевидного сходства двух этих ремесел...

Годы тренировок опытной следопытки с луком дают о себе знать: в дыму расшевеленного лесорубками в поисках подходящих головешек костра Эйпадия безошибочно находит свободную от препятствий директрису, по которой и отправляется в полет смертоносная стрела. Рыжеволосая друидка еще не успела придумать, что делать с подкатившимся в упор волком, а старшие подруги уже блестяще решили эту проблему, оставив ее наедине с дважды пронзенным трупом.

Лиловые глаза деревенской жрицы загораются внутренним светом, когда она творит молитву Аэлис - и божественное пламя сжигает раненого Гильдой волка, еще больше наполняя воздух запахом паленой псины (как будто закиданного горящими ветками серого было недостаточно!) Дина вскрикивает от неожиданности, не сразу понимая, что это союзница из тыла избавила ее от проблем.

- Да, Яс, я прикрою тебе спину, - бормочет она взволнованно, примеряясь к оставшемуся в одиночестве серому. - Я прикрою. Тебе. Прикрою...

Других слов в эту секунду у нее не находится, но зачем нужны слова там, где говорить должно оружие? И топор лесорубки сказал свое: в тот самый момент, когда волчара собрался кинуться на нее, лезвие взлетело и встретило его жутким ударом прямо в пасть, отделяющим от тела верхнюю часть черепа. Извлекая из останков зверя верное оружие (орудие?), она улыбается в сторону Ясены:

- Надо же - я и в этом ремесле кое-что соображаю, оказывается.

Кажется, азарт сражения захватывает даже ее - во всяком случае, сейчас, пока защитницам лагеря удается успешно и минимальными потерями отбиваться от одержимого зверья.

Центральная группа волков вдруг оказывается объята зеленым магическим свечением, но лишь на двоих из стаи друидический огонь задерживается - остальные стряхивают с себя зеленые искры, и, не останавливаясь, бегут вперед.

Поджидающая первого из вырвавшихся вперед, объятых зеленым пламенем волков Дина крепко волнуется - несущийся на нее зверь выглядит и в самом деле жутковато в трупном свечении друидической магии. Упираясь ногой в бревно, она готовится развалить серому череп одним точным движением топора. Девушка не сомневается в точности и силе своих рук: этим самым лезвием она привыкла рассекать крепкие ветки толщиной в детскую руку с первого раза, однако волк, в отличие от дерева, оказался объектом весьма подвижным и юрким. Лесорубка почти попала - топор просвистел над прижатыми ушами зверюги, как показалось Ясене, даже срезав несколько волосков, однако - увы, первый удар пришелся мимо. Тем не менее, атака самого волка также не увенчалась успехом: удар Дины, что называется, сбил прицел, и серый, намеревавшийся вцепиться девушке во внутреннюю сторону бедра, распороть артерию, вместо этого нарвался на удар коленом в морду, от которого мячиком отскочил назад, перегруппировываясь и щелкая челюстями от злобы.

Тем временем нападающие определенно вознамерились теми силами, что уже подошли к месту сражения, взять лагерь в клещи: один матерый самец, заметивший атаковавшую их первыми заклинательницу, отделяется от основной группы и что есть мочи бежит вправо, притормаживая лишь у ног друидки, скаля на нее пасть и намереваясь лишить возможности творить беспокоящую его товарищей магию. Еще двое зверей огибают лагерь с юга - им не слишком нравится запах огня и стали, а вот вол, которого тянут за собой две двуногие самки, кажется, напротив, прекрасной целью.

Оставшиеся волки тем временем продолжают штурм лагеря с фронта - один из них, впрочем, останавливается, увидев прямо на пути своего следования костер, однако второй подлым охотничьим приемом вкатывается под ноги судорожно накладывающей стрелу на тетиву Диле - и вот чернокожая уже оглашает окрестности воплем от боли в распоротой икре. Однако это был последний раз в жизни серого, когда он попробовал на вкус человеческую кровь - увидевшие опасность, грозящую своей товарке, лесорубки с криками стали закидывать серого горящим головнями. Вспыхивает загривок хищника, буквально загорается земля под его ногами, и он начинает пронзительно верещать от боли и вертеться на месте, пытаясь сбить объявшее его пламя, однако топоры двух устремившихся вперед девушек прерывают его агонию.

- Они сейчас вола загрызут! - испуганно кричит одна из тянущих скотину за рога безоружных работниц, и вот уже наперерез решившим поживиться говядинкой зверям устремляются две девушки с топорами. Слитные удары достигают цели, и вырвавшийся вперед хищник валится наземь с разваленным черепом, даже не успев в своей агонии завизжать.

- Уйди назад! - кричит раненой сестренке Лила. - Помогите ей, сейчас кровью истечет!

- Твари! - вопит в бешенстве укушенная не только в ногу, но и в гордость текрурийка. - Поубиваю всех!

Выстрел Дилы, направленный в замешкавшегося перед костром волка, цели не достигает, даже с учетом смехотворного расстояния (ярость плохой помощник для лучницы), а вот ее более спокойная близняшка, сместившись чуть вперед, чтобы хоть своим телом прикрыть сестренку, прицелившись, попадает волчаре прямо в круп.

И в этот момент раздается протяжный вой скрывающегося в чаще лютоволка, заглушающий даже звуки прорывающейся на помощь своим сквозь заросли стаи.

После властной команды Гильды лагерь немедленно зашевелился: две ближайшие к волу девицы тут же подхватили его за налыгач, оттаскивая подальше от грозящей опасности. Озадаченное животное, не привыкшее к суете и беготне, тревожно замычало, не слишком понимая, что происходит и почему его пытаются заставить скакать молодым бычком, так что процесс спасения скотины от волчьих зубов проходил не слишком быстро. Чернокожие близняшки, кажется, первыми сообразили, что от них требуется, метнувшись к своей сваленной под палаткой поклаже, и вот уже Дила передает Лиле ее лук, одновременно накладывая стрелу на тетиву своего. Луки сестер явно не самые дальнобойные - из таких разве что мелкого зверя сшибать, зато у Гильды арбалет знатный, со специальным воротом, которым надо натягивать тетиву. Такая штука опасна и для медведя - если, конечно, иметь глупость ходить на медведя с арбалетом. Собственно, эти арсенал дальнобойного оружия лесорубок и исчерпывается, о чем Гильда сейчас определенно крепко досадует.

Остальная часть артели скопилась вокруг костра, разбирая подходящие палки: к счастью, опытные работницы не стали использовать в качестве топлива для костра свежесрубленные деревья, озаботившись сбором валежника, поэтому сунутые в костер сучья и ветки загорались практически моментально. Некоторые извлекали из-за пояса топоры, однако большинство, кажется, не верило, что даже матерые людоеды сунутся близко к огню. Это противоречило всему их опыту общения с диким зверьем, и опыт этот, как с готовностью подтвердила бы Эйпадия, мог сыграть с ними очень злую шутку.

Больше всех в этот критический момент растерялась, кажется, Дина, впрочем, тут сыграла роль и реакция Ясены на происходящее. Бардесса устремилась вперед, доставая свой ручной арбалет, и заняла позицию между бочкой с водой и полураскрытым мешком пшена. Пожалуй, веди она полноценный бой с двуногими, это укрытие давало бы определенные выгоды, однако в сражении со зверьем, не имеющим иного оружия помимо зубов, это явно не имело значения... Высматривая приближающихся серых, он почувствовала, подобно остальным свои компаньонкам, прилив бодрости: это жрица Аэлис благословляла сестер по оружию...

Вскоре уже все защитницы лагеря услышали шум пробирающейся сквозь чащу стаи, а затем и увидели зверье. От одного вида целеустремленно бегущих вперед серых становилось понятно: этих вряд ли напугаешь стандартными людскими приемами. Даже совсем оголодавшие волки, как правило, нападают лишь на одиноких, заблудившихся и раненых людей. Атаковать полную здоровых и сильных женщин стоянку, пахнущую огнем и железом - на такое безумие хищников способна подвигнуть лишь чужая злая воля, или бешенство, конечно. Но бешеные животные не бегут столь организованно и слаженно на своего врага, и за бешеным волком не станет следить из зарослей, будто генерал на поле боя, вожак размером с того самого уводимого в тыл парой лесорубок вола. Лютоволк, к слову, совершенно не спешил лично вступать в бой, предпочитая оставаться вдали под защитой деревьев.

Очнувшаяся Дина, поняв вдруг, что ее любовнице и чернокожим подружкам, встречающим зверье лицом с дальнобойным оружием в руках, грозит нешуточная опасность, устремилась вперед, к бревну, в которое был воткнут ее топор, и, извлекши свое орудие труда из коряги, встала рядом с бардессой, занося его над головой, приготовившись встретить добрым ударом первую же тварь, что посмеет тронуть ее подругу...

- Я здесь! - взволнованно сказала она, упираясь ногой в бревно. - Я прикрою, Яс, я с тобой!

Определенно, лесорубка больше подбадривала сама себя, чем любовницу: шестерка волков, бежавших вдоль просеки, вырвалась вперед, пока их товарищи на флангах приотстали, пробираясь через заросли. Это давало защитницам лагеря некоторое стратегическое преимущество, позволяя бить зверье по частям, однако для стоящих в первой линии этого спонтанно образовавшегося фронта девушек положение оказывалось крайне опасным.

Оравер, брутально расправившийся с останками членистоногого, удивил, признаться, даже Эйду: всякий дварф по определению знает толк в пиве, так что должен понимать и про закуски. Хотя кто знает, как у горных бородачей принято веселиться за столом? Опыт возлияний у самой Эйды был не слишком большим, но весьма бурным, как у каждой порядочной студентки, так что, когда зашли в таверну, она самым первым взглядом нашла стойку с пивом и всеми остальными положенными порядочному заведению атрибутами.

Проблема удобного обустройства за столом, известная всем малым расам в мире рас больших, была решена привычным способом: рюкзак с объемным одеялком был подложен на табурет, привычная к таким обстоятельствам Эйда оседлала эту неустойчивую конструкцию сверху. В более доверительной обстановке она обычно просто садилась на стол с ногами, но с этим ребятами пока еще не успела съесть пуд соли, да и таверна деревенская - это вам не привычные ко всякому пивнушки студенческого квартала...

- Дорогая, - подозвала она озабоченную накрыванием стола мисс Большие Сиськи. - Бросай пока это дело, тут и без тебя персонала хватает, а неси-ка нам вашего деревенского эля - это же эль по идее, не лагер? Все шесть кружек, никто же не возражает, надеюсь? А если госпожа трактирщица испугается спаивать "маленькую девочку" - то скажи ей, что я за свои полвека жизни выпила больше, чем она за свои пятнадцать лет работы клиентам нацедила.

Тут волшебница, разумеется, несколько преувеличила - не в плане возраста, конечно, а в плане алкогольного опыта. Ну да обстановка деревни и те взгляды, которые на них бросали жители глухомани, прямо-таки располагали строить из себя городскую штучку.

- Заодно научим дварфа правильно лущить конечности членистоногих вида Astacus - ибо другой такой закуски под хороший ячменный эль не сыскать даже не дне морском...

Гильда выслушивает сбивчивую речь Клио с усталым вздохом, однако статус аэлиситки делает свое дело: жрицы Раненой Богини не врут и ерунды не говорят, это всем известно.

- Вот знала же, что от работы на армию добра не жди, - хмуро усмехается Старшая артели. - Круглое тащим, квадратное катим - хроническое идиотство, еще в срочку насмотрелась. Без обид, если что...

Лесорубки как по команде расслабляются - накаленная до предела ситуация, кажется, благополучно стала остывать. Подошедшую Ясену Гильда слушала с любопытством и некоторым недоумением, совершенно законным, учитывая поведение бардессы в предшествующую минуту. В этот момент Лила, тронув "Маму" за локоть, шепчет ей что-то на ушко, женщина кивает, но от следующих слов чернокожей раздраженно отмахивается. До ушей Алиры и Клио доносится приглушенное: "Бляха-муха, взрослые девки все, мне-то какая разница, с кем вы, как и в какой позе? Не до того сейчас, не капай на мозги..." В это время Дина, словно беря Ясену под защиту, обнимает ее сзади за плечи, прижимаясь грудью к прикрытой дубленой кожей спине - это обращает на себя внимание некоторых ее товарок, однако Гильда вовсе не спешит выдавать то, что бардесса ожидала от нее получить (ну, в самом деле - не за челку же крашеную ей таскать нежданную "невестку"?). Слова друидки Старшая артели слушает уже не слишком внимательно, больше погруженная в свои мысли.

- Так, что ж нам теперь делать-то? - думает он вслух, но тут вдруг против здравого смысла и слов собственных компаньонок снова взбрыкивает Эйпадия. Челюсть шокированной женщины недоуменно отвисает на полуслове.

- Да она поехавшая наглухо, - комментирует потрясенная Дила, расслабившаяся было, когда переговоры стали принимать конструктивный характер. - Конченая совсем...

Дина еще крепче обнимает любовницу, и Ясене кажется, что биение сердца подруги можно ощутить даже сквозь доспех. Или это шум крови в собственных ушах? Поди разбери...

- Вообще-то, да, - отвечает оправившаяся от удивления Гильда. - Я. Здесь. Закон. Это. Моя. Делянка. И ходить, говорить, дышать вы тут можете исключительно моей милостью...

От этих слов, в каждом из которых клокочет нарастающее бешенство, вздрагивают даже подчиненные самой Гильды. Сглатывает, переводя взгляд с одной охотницы на другую, Лила. Сжимает до побелевших костяшек кулаки ее сестренка.

- Только не вмешивайся, прошу тебя, - шепотом выдыхает в ушко бардессе Дина.

И тут ноздри Алиры улавливают принесенный восточным ветерком из леса знакомый запах. Незнающие люди опознали бы в нем аромат псины, но друидка в курсе, как именно пахнут волки, так что иллюзий на этот счет у нее нет. Серые. Много серых - такое амбре должна источать целая стая. Бросив взгляд вдоль уже прорубленной просеки, девушка с замиранием сердца видит среди ветвей мелькнувший силуэт твари размером с молодого бычка. А на грани слуха она улавливает массу звуков, свидетельствующих о том, что вперед пробирается никак не меньше десятка хищников размером поменьше.

Похоже, Скверный лес все-таки решил дать отпор непрошеным гостям.

Провожаемая пристальными взглядами близняшек-болтушек и недоуменным - Гильды, Ясена приближается к Дине, чья улыбка с каждым ее шагом вперед все больше теплеет. Руки бардессы как-то сами собой оказываются в ладонях лесорубки, пальцы нащупывают уже ставшие родными характерные мозоли от топора. Мир вокруг словно замирает, когда две красивые рослые девушки встречаются глазами...

- Привет еще раз, - полушепотом говорит Дина, а затем по ее лицу словно пробегает тень. - Откуда ты здесь? Ты же говорила, что работаешь в музее?

Девушка пытается сохранить благожелательную интонацию, но в словах ее проскальзывает нечто похожее на подозрение. У бардесс в силу специфики их работы очень развита система защиты своих от нежелательных поклонниц. "Бродячую", в случае, если ее любовные дела приводят к проблемам, сразу же перебрасывают на противоположную сторону Закуполья, старательно пряча от источника тех самых проблем. С теми, что работают в учреждениях, бывает сложнее, но при визите на работу излишне назойливой сестрички оборонять тебя дружно встанут все коллеги. Образ Ясены сейчас совершенно не соответствовал тому, что она мельком рассказала о своем роде занятий при знакомстве, и, наверное, со стороны Дины мнительность по поводу того, не обманула ли ее бардесса, решив исчезнуть после первого свидания и дав ложные контакты, была пусть и несправедливой, но вполне понятной.

Когда пальцы девушек соприкоснулись, Ясена почувствовала сильный порыв обнять Дину. Но его пришлось сдерживать, и девушка просто чуть сильнее сжала ладонь любовницы.
— Привет, – голос бардессы был мил, но слова Дины задели девушку. Вопрос был простой и очевидный, но высказанные сомнения вот так сразу в лоб никому не нравятся. Можно встать на сторону Дины и понять её, что она всего лишь хочет определенности. А можно было спросить более тактично. Но Ясену, в отличие от лесорубки, обучали подобным вещам. Так что бардесса отнесла это к незначительному недостатку любовницы, ведь все сёстры, кроме богинь, не идеальны. Закрыв для себя тем самым вопрос, Ясена искреннее и тепло продолжила.
— Я вызвалась доброволицей на охоту за косматым ликантропом, представляешь! – не без гордости ответила девушка, слегка приукрашивая факты, — Музейное оружие из серебра.
Бардесса в очередной раз указала на серебряный церемониальный топорик на поясе. Всё же ему нашлось неожиданное применение – быть подтверждением её слов. Ясена обернулась, чтобы проверить своих спутниц по заданию. Театрально пожав плечами, вроде как справляются, девушка вновь повернулась к Дине и сменила тему, посчитав, что прежний вопрос закрыт.
— Я очень рада тебя видеть! По правде говоря, я не ожидала встретиться, хотя теперь картинка довольно очевидна. Но не поспешили ли с прокладыванием дороги? На опушке ещё ладно, но как я поняла, чем дальше, тем опаснее. А "очищение леса" только предстоит. И, возможно, это работа не на одни сутки.
На самом деле, Ясена совсем не представляла, с какой скоростью лесорубки будут прокладывать дорогу. Может это занимает очень много времени, поэтому так рано их сюда и послали. А если маленький отряд сестёр не убьёт ликантропа, а только разведает обстановку, а уже завтра лесорубки продвинутся настолько далеко, что громкими ударами топоров навлекут на себя беду? Свои переживания бардесса не скрывала. Тем более, что опасаться за жизни лесорубок и опасаться за жизнь лесорубок, когда одна из них твоя любовница, это совершенно разные вещи.

***

Вежливо выслушав слова жрицы Аэлис, Гильда уже собиралась задать очевидный вопрос по поводу странного поведения Ясены и Дины - кажется, она одна во всем лагере пока была не в курсе их отношений - однако реплика Эйпадии стерла с ее лица благожелательное выражение. От командного тона следопытки чернокожие близняшки сразу же покинули свои пеньки, вставая по бокам от своей старшей и делая картину нависающей над низкорослой лучницей массивной лесорубки еще более внушительной. Извлекши свою руку из ладони Эйпадии, Гильда заткнула большие пальцы за пояс, еще раз осмотрела вооруженных девушек с ног до головы, и спросила:

- Так. Значит, раз вы не из штаба, не от Тельмы - тогда кто вы вообще такие и что делаете на моей делянке? - ударение на слове "моей", очевидно, должно было продемонстрировать, кто, собственно, здесь хозяйка, и кому решать, сворачивать ли работы на опушке или нет.

Как по сигналу, после слов старшей артели, реагируя скорее на интонацию, к месту разговора стали подтягиваться заинтересованные лесорубки. Эйпадия только сейчас осознала, насколько абсурдной была идея мобилизовать кого-то из вольных артельщиц, с тем весьма непрочным авторитетом, что имела под Куполом Старая Крепость до вчерашнего нападения. Клио же почувствовала, что ее медальон аэлиситки - единственное, что удержало Гильду от того, чтобы послать наглую лучницу в путешествие к таким местам, которые не обозначены ни на одной известной карте.

И еще одно вспомнила следопытка: "мамами" в Старой Крепости называли командующих, пользующихся совершенно безоговорочным авторитетом. Чтобы Старшую так именовал за глаза личный состав - ей недостаточно быть просто грамотной и уважаемой взводной или ротной - надо реально быть готовой за своих вышибать лбом двери любых штабов и канцелярий, стоять горой за каждую вверенную тебе раздолбайку в ущерб собственной карьере. И, если на гражданке такое прозвище имеет похожее значение (а судя по тому, как без единой команды защищать Гильду подтянулись уже восемь Сестер - так оно и есть) - лесорубки ее просто обожали.

***

При ответе Ясены брови Дины удивленно ползут вверх:

- Ох, ну и... Я даже не подозревала, насколько ты... Прости, не знаю, что и сказать, - она и правда выглядит растерянной, и девушку можно понять: яркая красотка, которая вчера снизошла по счастливому случаю до ее компании, оказалась настоящей героиней из старых легенд. Только мгновение спустя лесорубка осознает, с какой смертельной опасностью связано то, о чем ей поведала бардесса, и в глазах ее появляется откровенный страх за подругу. Однако, эту сцену прерывает резкая реплика Гильды и движение, начавшееся там, где остались компаньонки Ясены.

- Ох, слушай, про это надо с Мамой говорить, - отвечает она, оглядываясь на Гильду. - Нас же вызвали как раз армейские, сказали - просеку рубить. Мы только начали, прилетает через час вестовая из штаба, говорит - отставить рубить, там стая волков-людоедов в лесу, могут напасть. Ну ладно, сели лагерь обустраивать, еще через полчаса опять вестовая - рубите, говорит, только потихоньку. Тут Мама, конечно, закусила: и правда, обурели совсем, пускай так с вояками своими обращаются, а мы вольная артель и над нами издеваться не надо. Так что дала команду - ни единого взмаха топором, пока они там в штабе сами не решат, чего им надо. Обещали вроде охрану прислать, час уже ждем...

Определенно, само нахождение здесь артели было результатом какого-то бюрократического идиотства: кто-то наверху кого-то неправильно поняла, когда согласовывали планы очистки леса и строительства дороги, и вот он - наглядный результат. С подобной дуростью Ясена не раз сталкивалась за время работы в музее, но одно дело - когда вы приезжаете с передвижной экспозицией в деревню, где вас никто не ждет, из-за путаницы в бумажках, и совсем другое - когда такая путаница подвергает смертельной опасности жизни Сестер.

Ситуация вокруг оставшейся разговаривать с Гильдой троицы выглядела не то чтобы угрожающе, но как-то неуютно. Повода для конфликта вроде не было, однако позы лесорубок выглядели очевидно напряженно.

Приняв бумажку, Виктория машинально пробежалась по словам в поисках какого-нибудь незатейливого шифра - вроде составленного из первых букв слов сигнала. Поди его разбери, конспиратора этого. Не обнаружив ничего подозрительного, она несколько секунд молчала, сосредоточенно поджав губы, а затем начала:

- К слову, вы в июле семнадцатого были же в Петрограде? Когда толпа взяла в осаду Таврический и едва не подвергла линчингу вашего Чернова? Товарищ Троцкий тогда единственный не растерялся и сумел переломить настроение митингующих, практически за ручку повел Виктора Михайловича в предобморочном состоянии обратно во дворец. А было страшно, если честно. Ваши запаниковали настолько, что собирались рубануть прямо по толпе из пулеметов, как я знаю. Один-единственный выстрел провокатора - такая бы бойня началась...
Так вот, когда я рассказала Янеку с Андреем об этой истории с Черновым - не тот бред, который распространяли при молчании гражданина министра газетенки, а как оно было на самом деле - мои товарищи сошлись в том, что Лев Давидович, слов нет, большой человек и великий революционер, но в данном случае крепко дал маху. А надо было Чернова, и не его одного, прямо в июле повесить на первом же попавшемся фонаре, даже далеко не увозить, чтобы бензин понапрасну не тратить. Многих бы, дескать, бед удалось избежать при таком радикальном подходе.
Разумеется, я их пожурила за политическую незрелость, но вот переубедить, похоже, не смогла. Поэтому, заклинаю вас тенями Герцена и Чернышевского - не накаляйте мне тут атмосферу. Я, к сожалению, сильно уступаю товарищу Троцкому в ораторских способностях, да к тому же вскоре оставлю вас тут наедине с мальчиками - так что лучше бы вам взвешивать тщательно каждое слово. Голодные люди, как правило, довольно резко воспринимают остроты в стиле Марии-Антуанетты, а у нас сейчас, почитай, у всего города животы подводит...

Подойдя к зеркалу в чайной, Виктория попыталась изобразить в нем выражение лица этакой кукольной барышни - губки бантиком, глазки овечьи - и, убедившись, что с ее физиономией получается преотвратнейшая гримаса, вздохнула, развернувшись, и покинула чайную, выйдя обратно в мастерскую.

- Так, вот эту штуку пока сохрани, - передала она Юрченкову записку Дедусенки. - Сейчас я прогуляюсь к англичанам, но сначала, пожалуй - оформлю себе документ для конспирации.

Загадочно усмехаясь, Владимирова поднялась наверх, в канцелярию, и, устроившись за письменным столом, набросала на бумаге текст следующего содержания:

Его Превосходительству министру труда Михаилу Александровичу Лихачу.

Милостивый гражданинъ!

Оказавшись въ тяжкомъ положеніи послѣ бѣгства изъ Совъ-​Депіи​, смиренно умоляю васъ о матеріальномъ вспомоществованіи сиротѣ и беженице, или хотя бы о предоставленіи достойной работы для старательной и талантливой дѣвицы. Нахожусь на грани голода, и не имѣю никакой иной надежды, кромѣ покровительства и милосердія новаго законнаго Правительства.

Смиренно припадающая къ стопамъ Вашего Превосходительства,

Елизавета ​Мармеладова​.

Уже дописав до конца, Вика пожурила себя за шалость с отсылками к Карамзину и Достоевскому, но переписывать не стала. В конце концов, бумажку эту она вовсе не собиралась предъявлять кому-то из русских, а для томми и так сойдет. Снова спустившись вниз, она обратилась к товарищам:

- Ну, я пошла? Не волнуйтесь, все пройдет как надо. Пусть я и не самая обворожительная барышня этой губернии, но уж заболтать соскучившихся по говорящим языком Диккенса девушкам солдатиков как-нибудь сумею.

- Блядь! - оглядела Рэйда своих спутников, пытаясь сообразить, что с ней сотворил преобразованный Пинто. - Вот нахуя, нахуя вы все это делаете? Нахуя ты попросил тебя кинуть в этого рогатого? А нахуя ты послушался и кинул? Нахуя вот он пулял в него огнем? И нахуя он не попадал? Два раза я вам вам, ебаный насрать, говорю, чего делать не надо - похуй, вы все равно умудряетесь все изговнять! И два раза мне же попадает по еблу огнем!

Поднеся руку к лицу, она по старой привычке понюхала ее:

- Сука, я теперь как пережаренный шашлык! - подумав и прислушавшись к своему состоянию, поправилась. - Хорошо, как недожаренный. Что ты там за снаряжение сказал? Моя Малышка Сэл на месте?

Головня было метнулась к двери, но потом остановилась, покосившись на Люца.

- Так, нахер, давайте сначала все проверим на предмет ловушек. Я не собираюсь думать жопой, даже если там мои шмотки. Еще одного такого взрыва никто из нас уже не пережи... не перенеживет.

Наконец, сводный отряд погрузился в телегу, потеснив портрет объекта своей будущей охоты, Альба, цокнув, щелкнула хлыстом над ушами Комарика, и повозка тронулась через пустеющий лагерь. Не без проблем выехали на торговую дорогу, и через несколько минут рыжая бардесса фыркнула "тпрууу!", потянув поводья. Поросший мохом массивный валун отмечал формальную границу Дальних Выперок, и от этого места до знакомого Эйпадии входа в лес было ближе всего.

Покинув телегу, девочки какое-то время разминали слегка растрясенные на ухабах мышцы, будто давая деликатно Ясене время попрощаться с подругой. Альба, впрочем, воспользовалась этим временем в своей манере. Подойдя к коллеге со строгим выражением лица, она хлопнула ее легонько в покрытую кожаной броней грудь:

- Так, милая моя, ты вообще соображаешь, что в случае чего твои мечи долбаные Джемайма на меня повесит? - но, не выдержав тон до конца, она просто обхватила руками талию Ясены, прижимаясь щекой к плечу, чтобы та, не дай Богини, не увидела предательского блеска в уголках глаз. - Ладно, двигай уже, не позорь там музей перед волками, пускай знают наших. И вы, девчат, бывайте тоже - потом еще может свидимся за бутылкой винишка, пообщаемся, вот это все.

С опущенной головой она взобралась на передок телеги, огрела Комарика по крупу уже по-настоящему, и под возмущенное ржание битюга тронулась вперед, покидая наших героинь. Что ж, пути назад не осталось.

***

Эйпадия вела девушек к знакомой опушке, надеясь, тщательно осмотрев сквозную тропу в самом ее начале, найти какой-нибудь признак тех самых старых затесей, что оставили полвека назад погибшие Сестры. Однако, подходя к лесу, она обнаружила, что опушка выглядит совсем не как вчера: возле нее теперь стоял самый настоящий лагерь - пара палаток, костерок с котлом, у которого суетилась несколько женщин. Чуть ближе к лесу - несколько сваленных деревьев, с которых уже обрубили сучья, и с помощью вола, собрав в пучки, оттягивали куда-то в сторону, по своему разумению. Очевидно, это было похоже на лагерь лесорубок, одну из приписанных к строительному сестринству артелей. Впрочем, работа здесь не сказать чтобы кипела: с волом управлялась только одна девушка, остальные же занимались обустройством лагеря, либо...

Ближе всех к нашим приближающимся героиням находились две темнокожие девицы с волосами, заплетенными в похожие косички (даже издали становилось очевидным, что они родственницы). Оседлав пару пеньков, на очищенном от дерна месте они бросали на землю игральные кости - видимо, рубились в три шестерки или что-то подобное. После того как одна из лесорубок, очевидно, проиграла кон, она, раздосадованно крякнув, повернулась ко второй задом, после чего ее товарка от всей души, с оттяжечкой, влепила подруге ладонью по попе. Шлепок вышел мировой, после такого менее закаленная девчонка повалилась бы наземь от боли, но проигравшая лишь, поморщившись, потерла ягодицу, а затем, заметив приближающуюся вооруженную компанию, закричала в сторону костра:

- Мааам, глянь, вояки пришли!



Ясена узнала в вопящей утреннюю девицу по имени Лила... хм, или Лилой была вторая, которая шлепала? Они что, близняшки, получается? В любом случае, очевидно, это та самая артель, в которой работает Дина - вот и другие девчонки из тех, кого она запомнила вчера...

От костра тем временем поднялась плотно сложенная женщина лет сорока в мешковато сидящей сорочке с закатанными рукавами и кожаной жилетке - и, как легко было догадаться, она точно не являлась родной матерью чернокожих сестренок:



Вслед за ней глаза на прибывшую компанию подняла глаза и другая суетившаяся у костра лесорубка - рослая широкоплечая девица лет двадцати пяти:



Увидев Ясену, Дина так и застыла с широко распахнутыми глазами, неловко улыбнулась, осторожно подняла руку и помахала одной кистью - очевидно, она не ожидала встретить музейную работницу здесь, в Закуполье, и при таких обстоятельствах. Сестрички же, узнав вчерашнюю красотку, которую так удачно закадрила их подруга, начали шептаться, будто девчонки-восьмилетки из начальной школы, только что пальцами не тыкали - это оживление заметили, пожалуй, все компаньонки бардессы.

Тем временем, женщина, названная Мамой (очевидно - старшая артели), подошла к отряду охотниц:

- Здорово, служивые. Это ж вы нас охранять теперь будете? Нам вроде говорили, вас с десяток явится? Что там ваше начальство решило-то, наконец - дают нам добро на вырубку сегодня или как? Меня Гильдой кличут, кстати, - протянула она первой руку Эйпадии, видимо, по пасмурной физиономии лучницы приняв ее за командующую отрядом.

Очевидно, произошло какое-то недоразумение - охотницы на ликантропа понятия не имели, о чем, собственно, идет речь. Однако сама по себе артель лесорубок, непредвиденно возникшая аккурат в месте предполагаемого входа в лес, представляла собой очевидную проблему для их плана - как бы такое количество девиц в самом соку (примерно с дюжину) не привлекло на свои задницы внимание одержимых волчар.

Мариэла так и не вышла проводить девушек в путь - то ли разговор с Эйпадией настолько не задался, то ли она просто уже сказала все, что могла, и считала бессмысленным давить своим присутствием дальше. А вот Альба, кивнув и помахав новым подругам своей коллеги, крепко призадумалась после слов Ясены о помощи.

- Слушайте, девчат, - обратилась он ко всем. - Если вам в лес - давайте я вас подброшу до Мохнатого камня. Вон, портрет этот проклятый на попа поставить - вы все аккуратно в телеге и поместитесь. Вам надо силы беречь все-таки, нечего лишний раз ноги стаптывать, верно?

Говоря откровенно - выигрыш во времени путь на телеге давал, но совсем мизерный. Однако Альба смотрела на новых знакомых с отчаянным желанием помочь и быть хоть в чем-то полезной, за которым скрывалось сочувствие попавшим в такой переплет девушкам... и явно могла сорваться, если идею сейчас не одобрить.

- Что ж, хорошо, - кивнула Мариэла еще раз. - Тогда идем дальше.

По карте она провела пальцем линию от Выперок до восточного пограничного поста:

- Вот по этому маршруту вчера Стражи успешно, хотя и не без проблем, дважды пересекли лес. А вот так, - она провела еще одну линию к центру чащи, - Более полувека назад ушла группа сводная группа, состоявшая из отборных жриц Рамоны и Аэлис. Никто из них не вернулся, но мы знаем, что они на протяжении своего пути оставляли затеси на деревьях. Вот по этим затесям вам и надо будет пройти. Как вы понимаете, проблема будет уже в обнаружении самих зарубок: даже старые деревья за полвека успели подрасти на добрый десяток футов, если не больше. Так что вам придется идти по лесу с задранными вверх головами. В любом случае, даже если вы не сумеете найти след пропавшей группы - направление у вас есть, а идти по направлению уж Эйпадия-то умеет. Словом, вам придется решать, как справиться с задачей, как поступать, исключительно самостоятельно. Старшей группы назначается... Клио, да.

Последние слова командующая выговорила отчетливо вымученно: после эпизода с потерей сознания подобное назначение давалось ей явно нелегко. Ясена знала о невидимой силе храма Аэлис, которая осеняет всех учениц Раненой Богини. Обидеть аэлиситку для Сестер было делом совершенно немыслимым: многие из суеверных женщин считали, что такой проступок навлечет великую беду на их дочерей. Колоссальный авторитет храма за годы службы осознала и Эйпадия: если тех же накосячивших по службе жриц Рамоны Мариэла не стесняясь песочила во все поля (Лайта не даст соврать), то на учениц Аэлис в подобной ситуации она не могла бы даже голоса повысить. Впрочем, последовательницы Дающей Жизнь, как правило, реже других давали поводы быть собою недовольными.

И сейчас невидимая до поры сила храма Аэлис проявилась во всей наглядности: девушку из другого содружества Мариэла бы без колебаний сняла с этого задания. Смиренная просьба верховной жрицы Таниты обернулась приказом, а тонкая ручка этой хрупкой маленькой женщины на практике оказалась тяжелее пудового кулачища какой-нибудь семифутовой ковальщицы.

- Впрочем, тебе бы я посоветовала учитывать мнения и знания всех своих соратниц, - Мариэла даже нашла силы на несколько вымученную ободряющую улыбку. - Каждая из вас имеет свои сильные стороны, и способна выручить при случае всех остальных - именно по такому принципу мы всегда комплектовали отряды Стражей Пограничья. Ну а пока...

Командующая извлекла из стоящего в углу рюкзака два знакомых каждой воительнице пузырька с красной жидкостью:

- Все, что удалось выбить, - увы, косматые могут напасть в любой момент, и все целебные зелья решено было передать в распоряжение тех, кто держит оборону на границе. Это сейчас в приоритете. Так что придется вам обойтись тем что имеете в запасе - полагаю, в целебной магии у вас недостатка не будет? Предложила бы вам также поесть перед дорогой, но, увы - полевая кухня тронулась к Виа Ильдеци еще утром - здесь вам тоже придется соображать самим. Вопросы какие-то имеются?

Пузырьки с характерным бряканьем были поставлены прямо на карту, прямо в то самое место севернее деревни, где и располагался военный лагерь.

После совершенно невинной и нейтральной просьбы миниатюрной волшебницы началось ожидаемое - "ути-пути, какая холёсенькая", "кто такую маленькую ко взрослым пустил?" и так далее. Ох уж эта дерёвня, ну да приходится привыкать: хочешь получить много звонких кругляшей - не возражай против роли чудной маленькой зверушки...

Ойкнув от неожиданности, когда Оравер подхватил ее на свое широкое плечо, Эйда быстро адаптировалась, ибо, в общем-то, ей ничего другого не оставалось: обозрев выставленные на подносе яства, она макнула в соль маленькую рыбешку и отправила ее в рот, всем своим видом демонстрируя удовольствие.

- Благодарю, - ответила она сисястой. - Ты тоже ничего такая. Природа, я погляжу, вас тут балует.

Взгляд гномки скользил по подносу, изредка перебегая на грудь и лицо симпатяжки, так что было сложно понять, о каких именно дарах этой самой природы волшебница говорит в данный момент.

Схарчив еще пару рыбок, Эйда решила попотчевать и своего ездового воителя: левой рукой, не глядя вниз, чтобы не потерять равновесия, нащупала его нос, а правой ухватила рачью клешню и ткнула ее в губы дварфа:

- Ооооткрой-ка рот, Оравер, глянь какая вкусняшка, - взгляд гномки в этот момент был направлен чуть выше подноса, на "вкусняшки", не предназначенные для употребления в пищу. - А, и за ожерелья спасибо, мы их примем с благодарностью, очень актуальный дар для ваших краев.

- А, ну всегда пожалуйста, удачи там в ваших делах, - Сона и Ольта приняли поводья заводных коней, привязали их к своим седлам и с отработанной годами кавалерийской сноровкой погнали лошадок к известному им местоположению собственного подразделения. Норовистый вороной битюг еще немного подергался в объятиях Альбы и успокоился.

Мариэла тем временем осмотрела обеих новоприбывших с головы до ног, и вид их ей явно не понравился.

- В палатку проходите, - кивнула она внутрь своего шатра, продолжая удерживать полог.

- Я тогда пока это насекомое постерегу, - уведомила всех Альба.

Внутри палатки все собрались вокруг стола, и, пока командующая Стражами Пограничья прочищала горло перед речью, девушки смогли разглядеть друг дружку поближе. Пожалуй, из всей четверки только Эйпадия представляла себе положение дел с составом группы заранее - а вот ее гражданские сестры были изначально уверены, что каждая из них окажется единственной новенькой в компании суровых и опытных воительниц... Но даже следопытка не представляла, насколько все будет плохо.

По жрице Аэлис было совершенно непонятно, что она вообще здесь забыла: судя по ее виду и выражению лица - вряд ли эта милашка способна из своей пращи убить хотя бы енота, не то что здоровенного волчару, которого не берет даже честная сталь. Эйпадия знала, что среди аэлиситок полно заправских боевых дев, способных надрать в одиночку полдюжины косматых задниц, одновременно вытаскивая из объятий смерти своих подруг, но эта - она выглядела слишком уж по-штатски... Такой жрице надо в богадельне поить горячим бульоном старушек с деменцией, но никак не шляться по проклятым лесам.

С друидкой дело обстояло не лучше. Будь на месте рыжей какая-нибудь крючконосая старая карга - можно было бы по крайней мере поверить, что она, натурально, знает толк в тайнах природы и имеет доступ к мудрости прошлых веков. Но лесные жительницы прислали в помощь Куполу девочку-подростка, по сути вчерашнего ребенка: дикарка дикаркой, глаза нараспашку, спина неестественно прямая - видно, что большое начальство видит в первый раз и смерть как боится ударить в грязь лицом.

Новоприбывшие тоже не упустили возможности посмотреть на своих будущих соратниц. Бардессу можно было легко угадать даже без знака Коллежа - настолько эффектной, роскошной, ухоженной она предстала перед ними. Высокая, фигуристая, с парой клинков, топором и маленьким арбалетом на поясе, она выглядела самой грозной боевой силой их маленького отряда, и на фоне ее низкорослая лучница в неброском наряде как-то терялась - хотя Алира и сумела заметить на ее бедре характерные следы от волчьих укусов, повредивших кожаные штаны. Похоже, кое-кто здесь уже успел познакомиться с зубами лесных жителей - интересно, с каким исходом?

Мариэла тем временем, прокашлявшись, начала:

- Так, значит, ты Ясена, ты - Клио, ты - Алира, а это у нас Эйпадия, - перечислила она имена всех участниц операции. - Познакомились? Замечательно, тогда приступим. Внимание на карту:



- Итак, ваша задача, как вы знаете - обнаружить и найти способ убить оборотня Скверного Леса, чтобы снять с этой территории проклятье. Ликантроп, как было установлено еще полвека назад, практически не появляется на окраине лесного массива, прячась где-то в его середине. Собственно, в этом и заключается загвоздка - вам будет необходимо проникнуть в самое сердце проклятой чащи, населенной весьма недружелюбными зверями. В это деле мы можем вам помочь одним: прямо сейчас на противоположной стороне леса, возле поста, наши армейские немного... шумят, чтобы привлечь внимание волков и прочей нечисти. Больших надежд на это дело не питайте: заходить в лес и ввязываться в бой ваши сестры не станут - слишком рискованно, а нам еще беречь силы для новых сражений с косматыми. Так что полагаться вам придется на собственные силы и умения. Как я понимаю, ты, друидка, знаешь особые знаки и приметы, по которым можно выйти на логово ликантропа? Что ж, постарайся расшифровать их правильно. Полвека назад объединенная экспедиция двух храмов шла на монстра, надеясь сокрушить его магией и грубой силой - и не вернулась. А вот вы должны вернуться, ибо идете туда не ради мести, на ради славы, но ради интересов всего Купола. Нам очень нужна дорога через лес, но нам не нужна еще одна пропавшая без вести в чаще группа. Так что, вашей главной задачей является - понять, как сокрушить монстра, как до него добраться. И уж потом на вашей ответственности будет решение, вступать ли с ним в бой или отступить, чтобы вернуться снова.

Мариэла отошла назад, к стоящему в углу портрету:



- А вот это, собственно, объект вашей охоты. Барон Гийом Понс-Ойль, бывший хозяин Старой Крепости. После своего обращения в ликантропа был прозван окрестными феодалами Неблагим Рыцарем. Ну да эту историю, полагаю, в том или ином варианте вы все слышали. Я демонстрирую вам эту рожу, ибо есть мнение, что после убийства к нему вернется человеческий облик, и его станет возможным опознать. И еще - нам до конца неясна природа этой твари. Я проконсультировалась с рамонитками - они мне сказали, что не знают о случаях, когда ликантропия сама по себе увеличивает срок жизни зараженного. А этому самому "Неблагому" сейчас должно быть хорошо за девяносто лет...


Получатели: Алира.


Получатели: Клио.

- Эй-эй, что это с тобой?! - отведя глаза от картины, девушки обнаруживают, что Клио с закрытыми глазами начала оседать на стол, но, как только обеспокоенная Мариэла ухватила ее за ворот, чтобы удержать, она встрепенулась и пришла в себя, на мгновение окинув помещение и сестер в нем непонимающим взглядом.

- Ты себя как, нормально чувствуешь-то? - убедившись, что девушка твердо стоит на ногах, старшая Стражей Пограничья отпустила ее. - Что это было-то?

Выслушав бардессу, объяснения которой растянулись не на одну минуту, Мариэла задумчиво кивнула:

- Что ж, подход основательный, хвалю. Как будто снова на экскурсии в музее побывала, - губы блондинки трогает легкая усмешка, впрочем, он быстро вспоминает о дипломатичности:

- Полагаю, раз тебя сюда прислали, ты прекрасно знаешь, с какой стороны держаться за клинок, так что вопросы по этому поводу бессмысленны. Учить взрослых девочек, как им делить игрушки, - она кивнула на серебряный топор, который Ясена уже повесила на пояс. - Тоже считаю глупым, разберетесь сами. А со всем остальным - придется подождать остальных ваших будущих соратниц, чтобы, собственно, приступить к делу. Как-то они запаздывают...

***

Разговоры конной четверки как-то сами собой затухли: Клио все-таки прилагала усилия, чтобы удержаться на лошади, и сосредоточенность мешала затяжной болтовне, Алира была не склонна проявлять в этом плане инициативу, и даже неутомимым Ольте с Соной поднадоело трунить друг на дружкой: шутка ли - путь от могильного кургана к выселку занял два с половиной часа, а обратный путь к лагерю окажется и того дольше. Молча миновали Первопоселение, проехали мимо Старой Крепости и могильного кургана. Будь при аэлиситке вся ее экипировка - маленький отряд, наверное, махнул бы в объезд деревни, но сейчас ей необходимо было захватить свои вещи, ибо задание от Верховной Жрицы застало девушку в свое время врасплох...

В сватилище ее встретила обеспокоенная трудница по имени Сильвия - подслеповатая пожилая женщина, мать одной из боевых аэлиситок-Стражей, что вчера прославились уничтожением косматых диверсантов. Похороны погибших во вчерашнем бою сестер были назначены на этот вечер, тела до времени вернули в семьи, возвращающимся из эвакуации беженкам, и присутствие деревенской жрицы, знающей слова утешения и знающей лично большинство погибших, было очень важно в такой день... но сейчас у Клио была куда более важная миссия, так что для вечерней церемонии храм выделил добрую дюжину учениц Раненой Богини, которые... наверное, справятся и сделают все как надо. Наверное.

Нацепив с помощью трудницы полагающийся каждой служительнице Храма кожаный доспех, Клио достала все имеющееся в святилище оружие. Оружия, признаться, оказалось негусто: короткое метательное копье, кинжал да праща с добрым запасом снарядов - рядом с вооружением Ольты и Соны таким "арсеналом" только голодных енотов отпугивать, а уж здорового лютоволка размером с быка, способного перекусить и куда более крупную женщину пополам, бедная аэлиситка могла разве что до смерти насмешить. Ну что ж, в конце концов, ее взяли в этот отряд вовсе не из-за выдающихся боевых качеств...

До лагеря добрались за считанные минуты: как оказалось, в планировке этого лишь вчера возникшего временного расположения подразделений Старой Крепости Ольта разбиралась превосходно, и поэтому им удалось просочиться в похожее на снимающийся с места гудящий улей палаточное поселение без особых проблем, да и найти место, где стоял шатер командующей Стражами Пограничья Мариэлы, удалось достаточно легко. Возле него стояла легкая телега, запряженная крепким вороным битюгом, который, завидев четверку лошадок, подъезжающих спереди, радостно заржал и двинулся им навстречу с явным желанием пообщаться.

- Эй, Комарик, ты куда это намылился? - выскочившая из-за палатки рыжая кудрявая девица в ярком желто-красном наряде попыталась сначала вцепиться в борт телеги, чтобы затормозить ее движение, затем, сообразив, насколько бессмысленно и глупо это выглядит, обежала ее спереди и схватилась за поводья, недовольно глядя на новоприбывших. В этот момент полог шатра откинулся в очередной раз, и на входе появилась облаченная в доспехи светловолосая женщина.

- Здравия желаем, сестра Мариэла, - козырнула ей Сона. - Все, жрица, вроде как приехали. Мы что, теперь свободны? Надо просто отряд догонять, наши уже небось с утра к границе выдвинулись...

Последнее предложение было сказано в воздух, как бы никому не адресованное: с одной стороны, Мариэла была высокопоставленной военачальницей, и, хотя кавалеристки ей не подчинялись напрямую, но не учитывать этого факта они не могли. С другой - в данный момент они напрямую подчинялись аэлиситке, так что вроде бы спрашивать добра на то, чтобы покинуть лагерь, должны были у нее.

Подтянувшаяся к месту сбора Эйда, порядком запыхалась. Известная проблема малых рас - когда спрашиваешь большого, сколько до того или иного пункта в городе или за городом пешком, ответ чаще всего дают в минутах или часах пути, а не в милях, и далеко не всегда удается перевести такой ответ на язык своих собственных ножек. Вот и сейчас юная Эдельштейн определенно не рассчитала время пути, и едва не опоздала к вожделенной повозке, что должна была увезти ее подальше от властно надвигающейся пустоты в кошельке. Подзапыхавшаяся девица стояла, восстанавливая дыхание, чуть в стороне от остальной компании, впрочем, прислушиваясь к разговорам, которые ей не очень-то понравились с самого начала. Наиглавнейшие правила общения разумных существ говорят, что нехорошо поминать в негативном контексте три вещи, касающиеся собеседника: его религию, его родственников и его расовые особенности. И вот разговор баалита с огмитом начинал опасно приближаться к нарушению этих самых правил, а еще один хуман и вовсе открыто переступил черту. Видимо, следовало вмешаться, пока не началась глупая свара.

- Эйда Эдельштейн, студ... вольная волшебница на вольных хлебах, к вашим услугам. - сделав подобие книксена, гномка разгладила воображаемые складки на своем изобилующем пропалины и вообще видавшем виды платье. - Я же правильно понимаю - это здесь дают золото за решение проблем с двуногими рептилиями?

Золото, в отличие от религии, расовой принадлежности и родителей - замечательная тема для плодотворного диалога. Не то чтобы разумные существа не убивают друг друга ради этого вовсе не презренного металла, однако умереть в процессе поиска сокровищ куда менее обидно, чем погибнуть после того, как изъявил вслух желание вступить в интимную связь с чьей-то матерью...

Покосившись на Дока, решившего... воскресить кусок кобылы, похоже, Рэйда занялась делом более практичным - подошла, нагнувшись и вынужденно отклячив задницу, к замочной скважине второй двери, пытаясь рассмотреть происходящее в следующем помещении. Как оказалось, в новом раздутом состоянии, центр тяжести туши Головни значительно сместился, и это непривычное ощущение вкупе с необходимостью держать равновесие в позе якобы полы моючи, делало открывающийся мальчикам вид скорее нелепым, нежели соблазнительным. Разогнувшись и обернувшись, женщина в ответ на взгляды соратников по несчастью разразилась саркастической тирадой:

- Вот почему с моим везением надо было попасть в руки не просто сумасшедшего некроманта, а еще и рукожопого сумасшедшего некроманта? - кивнула она на останки лошади. - Что это за кустарь-самоучка вообще? Окажись мы в плену у настоящего мастера - он бы сделал из нас нормальных вампиров там или ревенантов... В общем, на той стороне, похоже, не коридор, а еще одна "лаборатория" с каменным столом вроде этого и новой дверью. Будем двигаться дальше?

Ясена и Эйпадия

Погрузив, наконец, все необходимое музейное имущество в принадлежащую музею же подводу, Альба и Ясена тронулись на восток, в направлении Выперок. Дорога, в общем-то, была знакомая, хотя этим утром обстановка на ней оказалась более чем непривычная: гоняющие туда-сюда вестовые, армейские повозки - признаки войны проявились на их пути уже на окраинах Первопоселения, а уж ближе к деревне стали совершенно наглядными. Объехав Выперки с севера, бардессы приблизились вплотную к лагерю, где обстановка была... сказать, что "оживленная" - значит ничего не сказать. Там все гудело ульем, какие-то колонны, конные и пешие выдвигались вперед по Торговой дороге, сворачивались поставленные вчера палатки, гасились костры - не меньше половины воительниц снимались с месте, чтобы... видимо, чтобы выполнять какие-то поставленные начальством задачи.

- Ну и движуха, слушай, я даже не знаю, где тут эту Мариэлу нашу искать, - озабоченно промолвила Альба. Однако... язык бардессу кормит, как бы двусмысленно это ни звучало, но любая ученица Анаэрины из тех, что путешествуют по окраинным деревням Закуполья, прекрасно знает, как спрашивать сестер, чтобы те тебя сориентировали на незнакомой местности. И теперь девушки, поговорив со служивыми на одном из въездов в лагерь и убедив их в том, какую важную миссию выполняют, в целом поняли, куда примерно нужно ехать, чтобы добраться до штабной палатки командующей Стражами Пограничья. Правда, добраться до этой самой палатки было задачей весьма нетривиальной, ибо ехать пришлось в буквальном смысле через разоренный улей, постоянно сталкиваясь с весьма занятыми и озабоченными своими делами воительницами, выслушивая их мнение по поводу уместности присутствия телеги в том месте, где она сейчас присутствовала. Ну да что уж там - с грехом пополам, как и полагается бардессам, они таки выехали в тот сектор лагеря, где располагались подразделения Стражей.

- Так, вроде сюда повернуть-​то сказали? - ткнула пальцем в направлении искомого большого шатра без каких-либо признаков караула на входе Альба. - Вот, блин, заехали, предупредил бы кто, мне ж теперь обратно телегу не вывезти, пока они ту здоровую палатку не снимут. Слушай, Яс, как думаешь, где тут пописать можно? Меня что-​то в дороге здорово растрясло...

Полог палатки неожиданно откинулся, и перед бардессами предстала облаченная в доспехи светловолосая женщина с не слишком приветливым (а скорее - офигевшим не по-хорошему) выражением лица. Обе девушки скорее почуяли, чем поняли, что перед ними то самое искомое начальство, вот только Альба отреагировала несколько невпопад, пока Ясена слезала с телеги, обвешанная своим личным и музейным арсеналом, держа в руках пресловутый декоративный топор, который надо было срочно сбыть кому-нибудь более опытному в обращении с ним.



- А, здрасьте, - улыбнулась она прямо в лицо воительнице. - Мы тут вам картину привезли. И оружие. И, это... где у вас отхожее место?

С явным трудом подавившая эмоции женщина молча ткнула в сторону длинной тканевой ширмы, за которой, очевидно, скрывался полевой сортир (Альба не замедлила бодро ускакать в соответствующем направлении), и наконец обратила внимание Ясену:

- Стало быть, ты у нас та самая знаменитая специалистка по оружию?

Выражение ее лица недвусмысленно говорило о том, что ответ "нет, это вон та рыженькая с вами в поход пойдет" эту женщину (Мариэлу?) категорически не устроит.

А из-за плеча воительницы выглянула одетая в зелено-коричнево-серых тонах, в которых так хорошо теряться на фоне мидгалльских лесов, миниатюрная полногубая девица с топором на поясе, держащая в руке весьма внушительно выглядящий лук.

В пограничном состоянии беспокойной полудремы Виктория пыталась выстроить стратегию намечающихся выступлений - профсоюзные организации представали перед ее мысленным взором в виде полков и дивизий, послушных единому мановению руки и бьющих в самые уязвимые места контрреволюционной, будь она неладна, гидры - однако девушка прекрасно понимала, что будет все далеко не так просто, как получается в воображении генералов во время штабных игр... Да, куда важнее списочной численности организаций настрой и мотивация на борьбу - а здесь пока слишком много неизвестных. Интереснее всего вопрос с разгромленными и раздавленными лесопромышленными рабочими: с одной стороны - их давили очень демонстративно, будто делая примером для будущих расправ. Опубликованная в газета резолюция собрания буржуев отрасли - это по сути плевок в лицо пятнадцати тысячам человек, и после такого кто-то, конечно, утрется... а кто-то ооочень крепко озлобится. И вопрос о том, как выйти на контакт с озлобленными и готовыми полыхнуть верховым пожаром пролетариями - архиважный...

В несколько глотков Вика одолела подставленный заботливым генерал-губернатором стакан уже остывшего чая. Да, непроизвольно вышло так, что она оказалась в роли "доброго" жандарма из описанной сотни раз игры - и столь банальный книжный прием сработал: Дедусенко психологически к ней потянулся. Какие из этого факта можно извлечь дивиденды - черт его знает. Однако где-то в глубине своей души большевичка Владимирова обнаружила с неприятным удивлением, что и сама прониклась чем-то похожим на сочувствие к этому сломленному и оказавшемуся в наисквернейшем положении человеку - как бы он ни раздражал своим нытьем и занудством... Вот ты какая, стало быть, бабья жалость? Впрочем, судя по поведению Индриксона, ничего специфически женского в ее чувствах не было: все-таки они вместе пережили нешуточную опасность, и проникнуться эмпатией после этого было делом совершенно естественным...

До прихода Теснанова Вика так и пребывала в полуоцепенении предрассветной дремы. Работа в ресторане имела немаловажным плюсом то, что, пусть не обеспечивала их с Аней возможностью есть от пуза, однако по крайней мере снимала проблему постоянного сосущего чувства нехватки калорий, которая у работающих мужчин в это лето-осень стояла особенно остро, а уж у неработающих, вроде Сержа - тем более... Так что вопрос "есть чего пожрать?" если и не произносился вслух на каждом собрании, то стоял почти у всех в глазах. А ведь многим ее товарищам надо и семью с детьми кормить - и, вспоминая об этом, Вика испытывала острое чувство неполноценности: вряд ли сама она сумела бы вести сколько-нибудь продуктивную политическую деятельность с такой нагрузкой, если даже сейчас, имея сытную и не самую тяжелую работу в хлебном месте и не имея особых житейских забот, частенько валится от усталости с ног после смены.

***

Поздоровавшись с Карлом Иоганновичем, озаботившимся сразу же конспиративными вопросами, она вздрогнула от осознания того, что да, напортачили. Вопрос был в том, стоит ли об этом говорить прямо сейчас? Дедусенко и так фатально много узнал и понял. А как отреагирует Теснанов - было неясно. Очень не хотелось бы прямо сейчас дурацкой безобразной сцены в стиле того нелепого нечаевского убийства. Дедусенко сейчас нужен, и, пока он в их руках - может принести немало пользы... Так что - стоило рискнуть. Погрешить против партийной дисциплины, против базовых правил конспирации - и рискнуть. Главное, чтобы он сам не ляпнул языком то, что может его убить. И чтобы в самом деле в критический момент у самой Вики не всплыла проклятая бабья жалость...

- Я думаю, Карл Иоганнович, в мешок его отправлять пока преждевременно и политически нецелесообразно, - осторожно начала Виктория. - В данный момент он твердо уверен, что его сопартийцев расстреляли чаплинцы, мы действительно слышали выстрелы от общежития. Я не знаю, что там произошло, кто, кого и при каких обстоятельствах убил, но развеивать это его убеждение точно плохая идея. У нас возникло... некоторое взаимопонимание, и я думаю, есть возможность использовать его связи на пользу нашему делу - главное это поумнее провернуть. Сейчас он в наших руках не только физически, но и во многом морально. Что же касается угрозы конспирации - Дедусенко тут тоже не самая большая проблема.

Вика перевела взгляд на Сержа, потом на Теснанова, потом опять на Сержа.

- А, то есть он вам до сих пор не сказал? Фрица арестовали, товарищ Теснанов. Ну, что ты молчишь-то? Докладывай, это твоя история.

Бросаемые украдкой на своих подруг взгляды легко убедили Ясену в том, что горячего желания идти в проклятый лес драться с монстрами никто из ее коллег не испытывает. И в этом, собственно, не было ничего удивительного: смотрительницы музея в основном были далеки от мира приключений с риском для жизни. Взять хоть Лейре, которая даром что рамонитка, но рамонитка "гражданская", вовсе не из тех, облаченных в тяжелую броню и оснащенных всяким экзотично и жутко выглядящим оружием Стражей Пограничья. Она в совершенстве владела семью языками - по сути, всеми, которые только можно было изучить под Куполом, имела незаурядный талант к каллиграфии, была чрезвычайно эрудирована, однако очевидно, что на воинские упражнения у нее попросту не было времени. Да и та же Альба - невзирая на простительную бардессе безалаберность, она обладала очень цепким умом и незаурядным литературным талантом: ее эссе-исследование о налаживании трофейной службы в первые месяцы после Дня Боли и Гнева обратило на себя внимание Совета Коллежа, однако с мечами девушка так и оставалась на "вы". Первый же дружеский ее поединок с Ясеной, в котором та трижды выбила у сестры оружие одним и тем же "детским" приемом, был остановлен, дабы не унижать рыженькую дальше: в конце концов, чтобы стать истинным украшением Коллегии Знаний, Альбе вовсе необязательно слыть великой фехтовальщицей, так что пусть развивает свои сильные стороны...

С остальными сестрами дело обстояло не лучше, так что значение взгляда, который метнула на Ясену при встрече Джемайма, становилось очевидным - вопрос о доброволице был задан, в сущности, из вежливости: не было среди персонала музея девушки, более приспособленной для того, чтобы кромсать серебряными клинками шкуру оборотня в компании отважных воительниц.

- Дорога, - ответила на вопрос бардессы ее начальница. - Они собираются прокладывать прямую дорогу к Виа Ильдеци и восточному пограничному посту, для военных нужд - война явно только начинается. И для этого необходимо очистить лес от проклятия, ликантроп же является его источником. Признаюсь, подробностями со мной не поделились - это был, хм, непростой разговор.

Торопливая и резкая фраза Ясены заставляет вздрогнуть ее товарок, однако Джемайма явно не удивлена: кажется, уголок ее губ даже обозначает... улыбку? Да нет, быть не может, просто показалось.

- Замечательно. Без твоего участия в любом случае не обошлось бы: где в данный момент обретается требуемое от нас оружие, знаешь ты одна. Так что - жду через десять минут у себя, со всем, что у нас имеется порадовать армию. Так, а мы с вами, Альба, Лейре, пойдем исследовать запасники Зала Картин - меня, говоря откровенно, озадачили не только мечами...

Увлекая за собой жестом рамонитку и рыжую бардессу, старшая смотрительница направилась в сторону Зала Картин - чем, собственно, ее реакция на благополучно отыскавшуюся доброволицу и была исчерпана. В подобные моменты было очень легко понять, почему Джемайму так не любят в Совете Коллежа, состоящем из женщин искусства, весьма эмпатичных и не скупящихся на эмоции. С другой стороны, быть может, именно такая женщина и необходима в руководящем органе бардесс - разумеется, в единственном экземпляре...

Обижаться и удивляться в любом случае было бессмысленно - оставалось лишь вспоминать, что же такого отливающего серебром, чем можно убивать, Ясена держала в своих руках в последние дни?

***

Первое, что приходило в голову - это так называемый "экспериментальный" меч сестры Деллы - рамонитки, которая настолько озаботилась в свое время проблемой барона-ликантропа, что и в самом деле кустарными методами, по старинным книгам, сумела удачно посеребрить стальной клинок с помощью горячей амальгамы серебра на основе ртути. Огневое серебрение - кажется, так это называется. Сначала клинок необходимо покрыть медной основой, вроде грунта в живописи, а затем уже можно приступать непосредственно к "вывариванию" лезвия в растворе столь нелюбимого оборотнями металла. Процесс довольно долгий, на один клинок ушло не менее семи дней, но самое главное - это было чрезвычайно опасное ремесло. То ли учившаяся по старинным трактатам изобретательница слабо представляла, насколько ядовита выпариваемая в ходе серебрения ртуть, то ли сознательно шла на этот риск... словом, она очень тяжело отравилась буквально накануне Дня Боли и Гнева, когда на полгода потеряла сознание от жестокой раны Аэлис, а ее обезумевшие от горя ученицы были почти все убиты в жестоком сражении - и выходить талантливую ремесленницу оказалось некому. Ее имя и дело не было забыто, конечно, и меч попал в итоге в музей - но за потерей актуальности повторять эксперименты по серебрению больше никто не решился - определенно, в Старой Крепости сейчас по этому поводу здорово кусают локти...

Во-вторых, были три серебряные стрелы, захваченные в свое время у мидгалльской армии. Серебряные, к счастью, не буквально - но в материале наконечников сомневаться не приходилось. Такими стрелами во время воинских игр по традиции награждались лучшие королевские лучники, и для поражения ликантропа они вполне подходили. Была лишь одна загвоздка: эти боеприпасы был очевидно декоративными на вид, так что попадать ими в цель может оказаться делом затруднительным.

В-третьих, имелся еще один чисто декоративный предмет: серебряный топор пажа, сугубо церемониальное оружие, которым были вооружены смазливые мальчики, сопровождающие мидгалльского короля, якобы обеспечивающие его безопасность, а на деле служащие ему наложниками. С одной стороны - уязвимому к драгоценному металлу ликантропу придется плохо, если этим оружием приложиться от души по черепу. С другой... церемониальный топор был очевидно несбалансирован, да еще, вдобавок, довольно хрупок на вид - неизвестно, сколько ударов он выдержит, прежде чем рукоять переломится у обуха...

Наконец, было два предмета, чье происхождение до сих пор оставалось загадкой. Восьмидюймовые посеребрёные заколки нумантийского происхождения, второе назначение которых не сразу угадывалось по внешнему виду. Да, это было орудие профессиональных убийц - замаскированные под украшения метательные стилеты с полостями внутри, в которых находились, видимо, играющие роль балансира капельки ртути, что давало куда большие возможности для дальней атаки, чем использование простого ножа или кинжала. Однако драться подобными штуками в ближнем бою было не лучшей идеей: никакого подобия гарды на гладкой серебряной поверхности стержня, плюс пара декоративных цветочных венчиков на "эфесе" - да, тут изготовители "заколок" дали маху. Или, быть может, потенциальные жертвы неведомого убийцы попросту никого к себе не подпускали на расстояние удара? В любом случае, и эти штуки в ее будущем походе были нелишними.

Наспех наведя "творческий беспорядок" на рабочем столе, разложив с помощью магического помощника ждущие своей очереди клинки, Ясена приступила к работе над тем самым тарзасским кавалерийским мечом - шестигранное сечение, два дола, качественная мидгардская поковка. Судя по виду - принадлежал он достаточно зажиточному феодалу, так что в стеллаже смотрелся красиво, если поддерживать его визуальное состояние на нужном уровне. Сегодня ей осталось дообработать долы - самая муторная работа с традиционно спорным результатом: придется долго щуриться на дневном свету, чтобы убедиться в том, что меч выглядит безупречно, и сама Джемайма лишь удовлетворенно кивнет, инспектируя стеллажи...

Собственно, именно для того чтобы проверить качество полировки, Ясена и вышла из своей каморки в выставочный зал, вращая клинком под разными углами и стараясь поймать глазами вожделенные солнечные зайчики. Выглядел меч вроде бы неплохо, хотя... нет, это уже ее личный перфекционизм, для стеллажа более чем сойдет. За раздумьями о том, стоит ли приступать к новому клинку, ее и застала ворвавшаяся в зал в сопровождении Альбы еще более хмурая, чем обычно, Джемайма. И, надо же такому случиться, особенно яркий лучик солнца, отразившись от полированного лезвия, попал начальнице прямо в глаз. Вышло, признаться, неловко, ибо кто знает, как мрачная старая дева воспримет подобное: может, решит, что молодая смотрительница подобным образом хвастается, или вообще дразнится? Однако Черная Дева лишь вздернула бровь, оглядывая задумчиво Ясену, затем кивнула каким-то мыслям в своей голове и бросила Альбе:

- Собирай всех.



Собирать, впрочем, долго не пришлось: в зал уже заходили сотрудницы музея, усиленно делающие вид, что буквально вот только что отвлеклись от усердной работы по подготовке Дворца Щитов к неделе школьных экскурсий - хотя любопытство на лицах некоторых из них говорило о том, что они менее всего сейчас озабочены повседневными делами музея. Девять женщин разного возраста, бардесс и храмовых, собрались вокруг своей начальницы.

- Утром меня пригласили в Старую Крепость, - начала свой рассказ Джемайма. - Пригласили, чтобы... отдать приказ. Приказ на изъятие из музея и передачу в армию всего серебряного и серебрёного оружия. Цитирую дословно - "всего, что отливает серебром и чем можно убивать". Разумеется, я сразу же объяснила любезным сестрам-воительницам, что приказывать одной из Старших Коллежа Свободных Искусств они могут разве что в своих эротических сновидениях.

Смотрительницы обеспокоенно зашевелились - сцену с их начальницей и командирами Старой Крепости они представляли очень хорошо. С формальной стороны, Джемайма была права: в сложной политической структуре Купола, с его столетиями выстраиваемым балансом между разными сестринскими содружествами, давить на полноправную участницу Совета Коллежа, пусть даже в этом самом Коллеже к ней относились ой как непросто - было явным нарушением правил хорошего тона. С другой - все-таки война на пороге, отчаянные времена требуют отчаянных мер, быть может, не так уж и неправы были те неизвестные "сестры-воительницы"? С третьей - правильно ли поняла их сама Джемайма? Общаться с этой женщиной ой как непросто даже тем, кто работает рядом с ней десятилетиями.

- Они немного покричали, потопали ножками, помахали ручками, одним словом, вдоволь повредили Куполу словами и мыслями, пока не пришла, наконец, командующая Мартина - единственная из тамошних сестер, кто умеет иногда думать головой вместо седалищных полушарий, - продолжала тем временем Джемайма. - С ней мы, наконец, пришли к компромиссу: музей одолжит нужное им оружие из своей коллекции, однако сопровождать эти предметы, и следить за их сохранностью, должна будет квалифицированная музейная сотрудница. Одна из нас, очевидно, как это всегда делается на выездных выставках в Закуполье.

- Подождите, сестра Джемайма, а зачем им нужно именно серебряное оружие? - озадаченно спросила Лейре.

- Ну, это очевидно: армейское командование хочет убить ликантропа, живущего в Скверном Лесу, а простая сталь его не возьмет. Так что придется кому-то из нас сопровождать боевой отряд, и проследить, чтобы коллекции бесценных предметов, которым предстоит пострадать в этом походе, был нанесен все-таки самый минимальный урон.

Повисла тишина, в которой женщины потрясенно переваривали услышанное.

- В смысле... нужно идти с армейскими на ликантропа, которого полвека назад не смогли убить отборные служительницы двух Храмов? - потрясенно уточнила Лейре. - Идти для того, чтобы следить за сохранностью желе... простите, бесценных музейных экспонатов? А ничего, что в этом лесу очень легко сложить голову?

- Есть вещи куда дороже наших голов, - резко ответила Джемайма. - Сожалею, что не смогла тебе этого донести. Не железки, даже не экспонаты - мы с вами оберегаем коллективную память нашей общины. И если ради сиюминутных нужд позволить разорять коллекцию, которую собирали еще наши бабушки и матери - это станет очень скверным прецедентом. Для армейских, живущих вопросами сегодняшнего дня, не будет препятствий и дальше налетать на музей коршунами, пусть поколения спустя их глупость станут проклинать наши правнучки. Именно поэтому я не отдам им ни одного кинжала без бдительного надзора с нашей стороны. Я бы пошла в эту экспедицию сама, но меня очень любезно и прямолинейно поименовали слишком старой для таких дел. Так что нам необходима доброволица. Знаю, что в этом вопросе я не имею права кому-то из вас приказывать, и, если охотницы идти на оборотня не найдется - что ж, мне придется еще раз попытаться заставить их изменить мнение о моих боевых возможностях. В конце концов, в коллегии Мечей нас обучали не только площадным танцам и прочим забавам...

Алира.

Во дворе выселка к приходу Алиры находились только дети - Дениз, налив курам в поилку воды, теперь лущила тыквенные семечки, явно находясь в размышлениях, куда бы сдернуть, пока взрослые тети, занятые готовкой, не припахали к какому-нибудь делу, а Камилла продолжала возиться со щенком.
- Виввойф, кази ав! - командовала малышка, и ласковый песик, счастливый от того только факта, что на него обратили внимание, весело тявкал и неистово махал хвостом, подымая порядочный смерч дворовой пыли.
- Дениз, следи за маленькой, чтобы собака не покусала! - это беременная Габриэла выглянула из дверей хижины.
- Вервольф, что ли, покусает? - изумилась девочка. - Да его можно в узел завязать и сверху сесть, он только от счастья визжать будет, ты что, Габи?
- Смотри за сестрой, меня же мать твоя убьет, если ее собака покусает! - категорично отрезала Габриэла.
Дениз закатила глаза так демонстративно, как это умеют только девочки-подростки, и обратилась к приблизившейся Алире:
- Вот же выдает, была ж нормальная девчонка, вроде на нас с тобой, пока не завела себе постоялицу в пузике, а теперь не пойми во что превратилась, строит из себя взрослую тетю, требует, чтобы ее все слушались, скоро с хворостиной за мной бегать станет. Слушай, Лир, давай сгоняем в лес, за Кривую балку? Я слышала, там хмелем все поросло, а от отвара из хмеля, говорят, эти самые здорово растут, - она показала руками, что за "эти самые" подразумевала. - Я так-то не для себя, у меня все в порядке, девчонка одна в деревне есть, ей уже четырнадцать, а сама воробей воробьем, вот я и...
- Вряд ли Алира с тобой сегодня погуляет, - Марта, вышедшая из-за угла пятистенка, заставила увлекшуюся разговором Дениз порядком смутиться. - Вот что, дорогая: бери-ка маленькую со щенком, и иди сама прогуляйся в окрестностях. Габриэла возражать не будет, я тебе обещаю.
- Аааа... Спасибо, теть Март, - Дениз явно испытывала двойственные чувства, ибо, с одной стороны, ее деликатно прогоняли из разговора взрослых, с другой - именно разрешения свалить и шарашиться по окрестностям она и добивалась, просто со старшей подругой за компанию этого добиться было куда проще.
- Ты уже потолковала, стало быть, с Верховной? - как только девочка отошла к младшей сестренке, спросила друидка, явно желая добавить что-то к тому, что было сказано Орианой, и это было странно для несклонной к разговорам по душам женщины. Однако разговор по душам не состоялся: прежде чем Алира сообразила, что ответить, раздался голос указывающей на дорогу Дениз:
- О, гляньте, верховые едут!
И в самом деле - с востока приближались три всадницы с заводной лошадью в поводу. Марта, взглянув на них, только устало вздохнула:
- Ладно, надеюсь, Ориана знает, что делает...

***

Клио

Скакать пришлось часа два - быть может, путь к выселку удалось бы одолеть быстрее, но воительницы жалели непривычную к седлу Клио, так что особо не разгонялись. Солнце уже порядочно поднялось, припекая неприкрытую короткими волосами шею, однако позвякивающие амуницией кавалеристки явно ничуть не утомились от этой скачки - во всяком случае, подкалывали друг дружку всю дорогу так же, как и в самом начале знакомства с аэлиситкой.
- А, вон и выселок, - машинально поправляя на ходу щит, указала Сона на двор с парой бревенчатых хижин и несколькими хозяйственными постройками, окруженный с трех сторон густой дубравой. - Командуй давай, нас жрицы при каждой инспекции инструктировали, будто в первый раз: чего искать, как себя вести и так далее. А у тебя, похоже, дело к лесовичкам какое-то другое?
- Другое, конечно, - отозвалась Ольта. - Время-то военное, вот и проверить надо, нет ли какой измены? Ты только скажи, жрица: мы не арестовывать кого приехали? А то стремное это дело, знаешь ли, хоть они и мужелюбки...

- Белая, говоришь? - кажется, Альба восприняла слова Ясены буквально, и ненадолго призадумалась, перебирая в памяти всех их общих светловолосых знакомых, так что на вопрос о войне ответила Лейре:

- А вот тут одни Богини знают, чем все обернется, серьезно. У Старших суета всю ночь и все утро, движения всякие непонятные, войну они себе точно не так представляли. Может, и правда сейчас всю музейную коллекцию раздадут ополченкам, если всерьез воевать придется, а может - ничего и не поменяется.

- Да фига с два Джемайма хоть один меч уступит без боя, - возразила Альба. - Вся на черную желчь изойдет скорее. Как бы нам тут не пришлось в музее держать оборону против всей Старой Крепости...

Бардесса даже нервно хохотнула, ибо пришедшая в голову мысль, учитывая характер их начальницы, не казалось совсем уж нелепой, и когда Лейре попыталась ее урезонить, чтобы та не говорила глупостей, она не упустила возможности подколоть рамонитку:

- Не, ну тебя, конечно, это вообще никак не затронет - будешь и дальше переписывать свои эротические романы, - и, отметая всякие возражения, Альба стала декламировать:

- Попервой ведьмы оные тычут друг дружке перстами в срамные дырищи, покель те не намокнут и не станут смердить рыбьей требухой. Опосля того лезут в срам устами нечестивыми да лакают бабье семя, аки псы. А как напьются вдосталь - так ложатся одна на другую, чтобы срамом соприкасаться, и мокрыми теми дырами трутся, но, распаленные дэвьей нечестивой страстью, не могут похоть свою погасить, и начинают тогда сызнова друг дружку тыкать, потом лизать, а потом опять щелями грязными потираться... - рыжая кудряшка наизусть цитировала омерзительные слова, ни разу не запнувшись и не отвлекаясь на попытки Лейре ее перебить.

Во Дворце Щитов была своя небольшая библиотека, состоявшая в основном из дорогих на вид фолиантов, которые эффектно смотрелись в музейных витринах, однако содержательной ценности не имели. Эти фолианты Джемайма категорически не позволяла выносить за пределы здания, мотивируя это тем, что в других библиотеках со старинными томами никто не умеет обращаться достаточно бережно. Поэтому в штате музея состояла рамонитка Лейре, чьей задачей как раз и был разбор книг из хранилища, их копирование и учет для Храма. Сейчас она работала над манускриптом под названием "Правдивая повесть про град нечестивых язычниц, зовомый Куполом, про нравы и обычаи его насельниц, которую со слов свидетелей составил брат Геронтий Массинийский". Книга эта, написанная сто лет назад, во времена, когда практически никаких достоверных сведений о Сестрах во внешнем мире не было и быть не могло, не имела ровным счетом никакой познавательной ценности: почти все в ней описанное было выдумкой того самого Геронтия. Например, Куполу там отчего-то приписывался феодальный строй, при этом автор утверждал, что пашущие землю Сестры называются баронессами и герцогинями, а те, кто управляет ими, напротив, мужичками и крестьянками. Некогда захваченная в замке барона Ойля, "Правдивая повесть" была надолго забыта после первого ознакомления с нею рамониток, и только сейчас до нее дошли руки у переписчицы, ибо даже такой вздор должен иметься в храмовой библиотеке минимум в одном экземпляре. Как оказалось, Геронтий Массинийский более всего обожал описывать религиозные ритуалы и формы поклонения Сестер Богиням, причем все эти ритуалы имели сексуальный характер. Порой трактат выглядел как форменная порнография, в совершенно блевотном стиле. На беду, Альба поинтересовалась, чем же занимается ее коллега, прочитала кое-что из переписанных фрагментов, и пришла в форменный восторг. С ее памятью было легко заучивать "Повесть" целыми страницами, и за рабочий день она могла к месту и не к месту процитировать Геронтия минимум раз пять.

Лейре дослушала подругу, сложив руки на груди:

- Слушай, давай я тебе перепишу отдельный подарочный экземпляр, но с условием: ты перестанешь зачитывать это вслух, а? Яс, а тебе лучше идти разложить все свое на рабочем месте, чтобы было видно, что ты все утро усердно работала. Тебе, ленивая задница, к слову, тоже - или ты всерьез надеешься, что брони из музея конфискуют, и чистить их больше не понадобится? Кираса стальная умбрийская, выгравированный герб, инвентарный номер 1986, сама себе не начистит - а ты ее клятвенно обещала сдать еще на прошлой неделе, забыла? - рамонитка продемонстрировала, что не одна Альба имеет прекрасную память и достаточно свободного времени, чтобы интересоваться чужой работой.

Скривив такую физиономию, будто ей надо пережевать целый пучок щавелевых листьев, рыженькая отправилась в свой зал: у нее и в самом деле забот с чисткой доспехов было не меньше, чем у Ясены с клинками, а вот с усидчивостью и терпением были очень большие проблемы.

Слова Ясены заставляют Дину улыбнуться, и все-таки бардесса перешагивает порог под пристальным взглядом своей любовницы. Кажется, порог отделяет не только дом от улицы, но и является важным психологическим рубежом: переступив его, Ясена окажется совершенно свободной от обязательств перед лесорубкой, которой останется лишь надеяться на ее слово, и Дина это слишком хорошо понимает. Задерживаться и травить душу девушке явно не стоило, однако, когда нерадивая смотрительница музея уже ухватилась рукой за запор калитки - раздался оглушительный разбойничий свист, вслед за которым звонкий голос возвестил на всю улицу:

- Динкаааа! Собирай барахло, Мама артель созывает!

Вопившая это кудрявая девчонка с явной примесью текрурийской крови была одной из тех вчерашних подруг Дины, в компании которых Ясена и увидела лесорубку впервые. Коллега, очевидно.

- Лила, какого дэва, ты что, с ума сошла? - высунувшись по пояс в окно, спросила Дина. - Мы месяц в лесу втухали без передыха, они не имеют права нас вообще неделю трогать!

- А нас армия мобилизовала, - с неуместным весельем пояснила Лила. - Просеку в лесу рубить будем, для новой дороги, все выходные теперь отменяются!

- Да ети их под маточку! - выругалась Дина, только после этого сообразив, что бардесса еще не покинула ее двор. Исчезнув в окне, она торопливо покинула дом, выбралась на улицу, подошла к Ясене с опущенными глазами:

- Прости, кажется, с обедом у нас теперь нескоро получится, сама видишь - гребаные косматые со своей поганой войной... Но я тебя найду обязательно, когда освободимся наконец, ты ж в музее работаешь, верно? В первый же день отпуска обязательно забегу, хорошо?

- Встречаемся на дороге, короче, как всегда - вмешалась Лила. - Не тормози только, там сейчас все на нервяке, Мама сказала - лес пьяный будет, затрахаемся не по-хорошему...

***

К зданию Дворца Щитов Ясена добралась спустя десять минут, и музей являл собой островок стабильности посреди встревоженного Первопоселения, где, судя по обрывкам разговоров, всех куда-то мобилизовали или переводили по работе. По столичным улицам мчались в разные стороны верховые, кто-то с кем-то обнимался на прощание, устраивались импровизированные собрания на всех свободных площадках - словом, оживление было для рабочего дня весьма непривычное. Стоило ли, впрочем, этому удивляться? Времена после вчерашнего боя точно будут такие, каких никто, кроме ветхих старушек, и не помнит уже...

Музей же... а что ему станется? Он по-прежнему сиял широкими и дорогими окнами из прозрачного стекла (вопрос освещения являлся в данном случае критическим) а между окон по-прежнему висели те самые щиты, что дали ее месту работы свое название. Сейчас, наверное, после выволочки от Джемаймы, бардесса снова вернется к бесящей и напрягающей работе по полировке клинков, и к концу рабочего дня от этих однообразных движений думать забудет про любые исторические события...

Мысленно приготовившись к хорошей головомойке, Ясена вошла в здание, и сразу на пороге была встречена светловолосой рамониткой по имени Лейре - переписчицей музейного архива:

- Уфф, пришла наконец, ну где ты шляешься-то, Джемайма с минуты на минуту вернуться может, как нам тебя прикрывать? Девки-девки, чем вы думаете вообще?

- Известно, чем, - подошла рыженькая кудряшка Альба, смотрительница из зала доспехов. - Приветствуем новую королеву пьянчужек и блудодеек. В этот раз ты меня уделала с опозданием, признаю. Колись-ка: кто тебя могла настолько задержать? Неужели Жасмин, негодяйка похотливая? Или ты подцепила кого не из наших? Я вчера и не заметила, как ты улизнула. А с Джемаймой тебе повезло - наша Черная Дева с утра и не появлялась на работе.

- Ее вроде в Старую Крепость вызвали, - добавила Лейре. - Неужели наш музейный фонд теперь к войне приспособят?

- Ау! - вскрикивает Дина от неожиданного шлепка, рефлекторно выбрасывая руку, чтобы схватить кисть шалуньи, но затем соображает, что обе ладони бардессы у нее на виду. - Ах вооот оно что...

Она глубоко вдыхает от нежного поцелуя в шейку, благодарно гладит Ясену по мокрым волосам, затем с чувством "перед смертью не надышишься" впивается в губы любовницы. Чуть отстранившись, хмурится, потом пальцами снимает с липкой щеки бардессы светлый изогнутый волосок:

- Это, кажется, мое? Я помогу тебе, конечно, только нам надо сначала ополоснуться, а то вода уже кончается, - кажется, поток из кадки и в самом деле начал слабеть.

Подмывшись наспех, девушки покинули душ и вернулись в дом. Сборы Ясены много времени не заняли, хотя без забавных моментов не обошлось. Собирая с табуретов, кровати и пола одежду, Дина подняла две пары совершенно одинаковых трусиков - льняных, белого цвета, стандартных, с ткацкой мануфактуры под Старой Болотиной. Учитывая схожую комплекцию девушек, определить, какие кому принадлежат, было весьма затруднительно: сестры из ткаческого содружества умели делать прочное и удобное нижнее белье, но вот разнообразием их изделия, мягко говоря, не отличались. Словом, не без шуток и подколок, но девушки кое-как сумели рассортировать одежду по принадлежности и приготовиться к новому дню - рабочему для бардессы и выходному для Дины. Когда Ясена застегнула последнюю пуговицу, повисла ненадолго неловкая пауза. Наконец, лесорубка решилась:

- Слушай, я понимаю, ты бардесса, да и у меня тоже образ жизни такой, что... В общем, все с нами ясно, но ты бы не хотела как-нибудь еще встретиться, посидеть?.. Ты очень... яркая, да. Наверное, и подруги у тебя тоже все яркие и интересные, и каждая готова скрасить твой вечер, но, если тебе было со мной хоть немного хорошо, если ты не против повторить - было бы здорово, - отведя глаза, Дина обхватила пальцами края столешницы и сжала их до побелевших костяшек.

Обернувшись со вздохом к подруге и ее пиву, Эвелина, шептала слова заговора, пока фляжка не покрылась конденсатом:

- Держи, хитрюганка, этак все мои секреты сдашь под выпивку, - но даже сурово нахмуренные брови не могли спрятать теплоту во взгляде. Тут, впрочем, заиграла свирель, так что пришлось отвлечься от собирающейся компании выпивох ради дела куда более интересного.

Мелодия была не слишком знакомой - в том смысле, что Эвелина слышала подобные восточные ритмы, однако плясать под такое не доводилось. Однако лучшей танцовщице школы Граций и лучшей ученице великого маэстро Стрелолиста не пристало ударять в грязь лицом даже перед неведомыми звуками далекого Кара-Тура. Тем более что законы музыки универсальны и всеобщи.

Девушка на мгновение застыла, положив обе руки на кинжалы, как будто впитывая мелодию, согласуя с ней свое дыхание и биение сердца. На самом деле, в этот момент она шептала на селестиале слова стимулирующего заклинания - вполне позволительная хитрость, когда речь идет о таком серьезном деле как танец. Затем Эвелина широко расставила руки, сделав в нужный момент пару щелчков пальцами, из-под которых, будто из-под кремня, стали вылетать магические искры.

Кружась в ритме зажигательной сальтареллы (разумеется, пришлось импровизировать и адаптировать плясовую под чуждую музыку), она то приближалась к Мей, то отдалялась, впрочем, чувствуя, что чего-то для идеального выступления не хватает. Конечно! Не хватало центра, той самой оси, вокруг которой и положено перемещаться танцовщице. И этой осью, ясное дело, станет Мей. Не прерывая своих па, Гринтауэр мягко подтолкнула кара-турку из-под навеса на середину импровизированной танцевальной площадки, и тут началось самое жаркое. От сумасшедших вращений вокруг собственной оси непрерывно перемещающейся по спирали то к музыкантке, то от нее Эвелины голова могла закружиться даже у зрителей, но поймавшая кураж Ласточка и не думала останавливаться. Первое приближение на расстояние вытянутой руки - и кончики пальцев ненароком проходят по талии, от пупка до середины спины. Второе - и ладонь бывшей циркачки ложится всей плоскостью на аппетитную ягодицу Мей, впрочем, заметить это мало кто успевает, кроме самой дочери Востока: находящаяся в непрерывном движении Гринтауэр уже снова закружилась на почтительном отдалении от девы, под чью дудку вызвалась плясать. Еще одно движение - совсем невесомое объятие за плечи, чтобы, не дай Ллиира, не сбить музыкантку с ритма - и опять отступление по спирали. И, разумеется, магические искорки - из-под каблуков, из-под щелкающих периодически пальцев, из-под бьющих по лицу волос...

Приближение завершения аккомпанемента Эвелина больше почувствовала, чем осознала. И финал танца тоже пришел в импровизации: вновь приблизившись вплотную, на последнем выдохе Мей она застыла рядом с ней вплотную: левое бедро кара-турки - у ее правого бедра, рука на талии артистки, взгляд карих глаз сфокусирован на чуть раскрасневшемся от игры на свирели лице - впрочем, и у самой Гринтауэр кровь наверняка прилила к щекам. Негромким голосом, чуть запыхавшимся, баронесса шепчет:

- Да, вот теперь стало жарковато, признаю. Впрочем, погода тут явно ни при чем...

- Ты, конечно же, - кивает Ориана. - Кроме тебя и некому, в сущности.

Пожалуй, да, ответ на вопрос, кому идти в этот опасный разведывательный рейд, был слишком очевиден. Сестры, называющие себя друидками, с трудом могли с помощью чар распалить небольшой костерок или на несколько минут обратить вспять течение мелкого ручья, Алира в изучении божественной магии уже давно оставила позади женщин на двадцать лет старше себя, да и связь ее с дикой природой была куда теснее, чем у остальных в Круге. Иногда она ловила себя на мысли о том, что ее сотаинниц по Кругу в старые времена вряд ли сочли бы за полноценных служительниц Корины...

Ориана тем временем продолжала:

- Вряд ли тебе, девочка моя, стоит обольщаться насчет того, с какими чувствами приняли наше предложение начальствующие Купола. Нам по-прежнему не доверяют, сколько бы мы ни подлаживали свои обычаи под нравы и законы Купола, сколько бы ни отказывались от сомнительных с их точки зрения обрядов... И это недоверие будет сопровождать тебя в походе. Боюсь, те девушки, которых ты поведешь в чащу, будут больше наблюдать не за следами на земле, не за тайными знаками и лесными приметами, а за тобой - не учинишь ли ты нечто такое, что способно повредить их драгоценному сестринству? И тебе придется быть предельно осмотрительной в словах и поступках, моя дорогая. Прежде всего - потому что тебе и в самом деле будет что скрывать.
Не пугайся, речь не идет о каком-то вреде Куполу или Богиням. Это, ко всему прочему, принципиально невозможно на территории домена Аэлис и Рамоны: любые злые помыслы в отношении своих дочерей, в отношении того мира, что они обустроили, Раненая Богиня распознает сразу же. Именно поэтому наша община располагается здесь, а не в Закуполье, где свободного места для выселка гораздо больше. Нам не доверяют, и с этим недоверием пока мало что можно сделать. Но его тебе придется учитывать, планируя свои дальнейшие действия.
Прежде всего - мы не можем поделиться с Сестрами знанием об истинной природе твари Скверного леса. Когда они поймут, что речь идет о божестве - воспримут это куда серьезнее, чем необходимо, и в итоге сделают какую-нибудь глупость, вроде засылки большого отряда боевых жриц, что неминуемо закончится бойней с большими потерями, и совершенно не гарантирует уничтожения проклятия. Нет, туда должна идти именно небольшая группа, ведомая друидкой Корины - так вы не только разведаете местность, но и получите шанс добраться до монстра лично. И - убить его, что представляется мне делом куда более легким, нежели это может показаться на первый взгляд... А подай-ка мне свой кинжал - я вижу, ты с утра без железа не можешь?

Получив клинок, старая друидка обошла алтарь и статую сзади, и последовавшая за ней Алира увидела за ним нечто, отсутствующее на соответствующем месте в мире живых: молодой десятилетний дубок, толщиной в полтора пальца, уже дорос до бедер деревянной Старой Матери. Ориана, совсем не по-старушечьи наклонившись, парой ударов кинжала срубила толстенький ствол на полторы ладони у основания, затем рванула его вверх, и стесала лишние корни. Определенно, в этом странном месте законы с законами природы было не все ясно: подобной толщины ветку даже топором располовинить с первого раза надо уметь. Однако, на самом деле, стоило ли удивляться такому фокусу после всего произошедшего? Разогнувшись, Ориана протянула Алире футовой длины черенок с пояснениями:

- Твои будущие соратницы наверняка запасли убийственные боевые заклятия и серебряные клинки - и все это пригодится вам в бою с ликантропом. Однако главный удар придется нанести тебе - вот этим сеянцем. Не сразу - сперва необходимо будет его обескровить, нанести достаточно ран, чтобы он ослаб и стал уязвим. А затем - воткнуть в одну из ран этот черенок, происходящий от желудя Изначальной Дубравы, великого древнего святилища бреннов, сожженного еще во времена Старой Империи... Так ты очистишь лес от проклятия и подаришь искаженной и покалеченной божественной сущности Теутата развоплощение. Возьми и хорошенько спрячь до времени в своих вещах.

- А, значит трупы жрать ты не ебнутый, да? Жмись-ка ты подальше от меня с такими аппетитами, - Рэйда теперь старалась держаться в стороне от упыря.

Подобрав в одной из комнат ветхий щит (в ее ситауции лучше чем ничего, правильно?), воительница вместе со всеми прошла в соседнюю комнату. И содержимое этого помещения наводило ее на нехорошие мысли:

- Так, я предлагаю медленно и аккуратно выйти отсюда, ничего не трогая. Ибо ну на хер. Медь, ты говорил что-то за дверь на той стороне коридора? Пошли посмотрим.

Пятясь задом и на всякий случай выставив впереди себя щит, женщина покинула комнату. Говоря откровенно, надежды на то, что трупоеды услышат голос разума и не попытаются распробовать мясные закрутки, практически не было. Ну так пусть сами и разбираются, в случае, если лихо, которое они разбудят, окажется слишком лихим - можно снова попробовать их запереть.

Обернувшаяся в большое полотенце Ясена вытянула голозадую Дину в одной безрукавке во двор, навстречу майской утренней прохладе. Летний душ представлял собой несложную конструкцию - дощатый короб, на крыше которого была закреплена просмоленная деревянная кадка со специальной поворотной пробкой в днище. Бардессе понадобилось несколько прикосновений, чтобы равномерно нагреть воду и не испортить при этом самую не вызывавшую доверия емкость, и затем, к полному восторгу Дины, из отверстий в пробке полилась горячая водица, в которой можно было и голову помыть (лесорубка перед выходом из дома успела подхватить специально для подруги коробочку с пахнущим травам мыльным порошком). Непосредственно гигиенические процедуры, впрочем, заняли у девушек считанные минуты, и вскоре они перешли к вожделенным любовным играм в мыльной пене...

Распаленным бардессе и лесорубке не потребовалось много времени, чтобы от поцелуев и объятий перейти к самому интересному. Пальцы Ясены скользнули вниз, накрывая лоно любовницы, в ответ и Дина направила свою руку в промежность подруги. Однако бардесса твердо решила сейчас взять всю инициативу на себя: судьба рассудит, станет ли этот акт любви ее прощальным подарком, или, напротив, началом крепких отношений, но сделать все надо по высшему разряду, так, чтобы о сегодняшнем утре у той, кто подарила ей ночь, остались лишь самые сладкие воспоминания...

Прижав рослую лесорубку в углу, она прошептала ей на ушко, чтобы та ничему не удивлялась... а дальше призвала на помощь все свое магическое искусство. Пока вставшая на колени Ясена впивалась губами в сокровенные местечки Дины, воздух вокруг нее наполнялся сладкими, сводящими с ума мускусно-цветочными ароматами, тихими мелодиями, вся обстановка наполнялась атмосферой волшебства... Отработанные многими поколениями бардесс маленькие хитрости действовали далеко не всегда: важно было настроение момента, отношение твоей партнерши к тебе - и с этим Ясена, кажется, подгадала идеально. Насаживаясь на юркий язычок, Дина начала заходиться в стонах, ерзая по гладко обструганной, по счастью, стенке душа спиной и попкой, так что и сама бардесса вновь, как минувшей ночью, порядком завелась. Хотелось потянуться пальцами к своему лону, однако это означало потерять контроль над истязаемой ее собственными прикосновениями любовницей, поэтому Ясена снова призвала на помощь магию. И вот уже волшебная рука, атрибут, наверное, каждой из учениц Анаэрины, пробирается в промежность бардессы, накрывая бесплотными пальчиками набухшие и истекающие соками губки... Не так часто у Ясены выходило кончить подобным способом (концентрация на поддержании заклинания порядком убивает настроение, будем честны), но сегодня...

Наверное, Дина очень сладко пахла. Или как-то по-особенному стонала и извивалась. А может, у лесорубки просто были красивые глаза, в которых бардесса могла увидеть отблеск своей судьбы? Одним словом, у Ясены получилось почувствовать приближение ее оргазма, и магическая рука, которой она сама себя ласкала сзади, принуждена была ускориться, чтобы обе девушки могли кончить одновременно. Опыт в сочетании со страстью дал свои плоды: Дина издала свидетельствующий об оргазме полукрик-полувсхлип, насаживаясь на язык любовницы, за считанные мгновения до того, как своей кульминации достигла сама Ясена. Опустившаяся по стенке из-за разом отказавших ног лесорубка, едва отдышавшись, благодарно впилась в измазанные ее соками губы бардессы, затем отстранилась от лица подруги, и та вдруг явственно увидела, как по красной щеке катится не капля с мокрых волос, а настоящая слеза:

- Я ведь никогда не сумею сделать тебе так же, - всхлипнула Дина, которая сейчас, невзирая на свое мощное телосложение, казалось такой отчаянно слабой. - Но все-таки попробую, я ведь тоже могу хоть что-то, верно?

Она протянула руку к горячему влажному лону Ясены, однако та вздрогнула от прикосновения к столь болезненно чувствительной после оргазма вульве, и лесорубка тут же испуганно отдернула пальцы.

- Ты... уже? - с расширенными глаза Дина смотрела в лицо любовницы. - Но... когда? И как? Тоже... м-магия?

От первых прикосновений бардессы к руке Дина глубоко и с присвистом вдыхает, и едва не выпускает воздух прямо в рот накрывшей ее губы своими Ясены. Рука лесорубки ложится сначала на ягодицу любовницы, затем испуганно перемещается на талию, потом к спине - она как будто боится сделать что-то не так в этот памятный момент. Когда бардесса отрывается от ее губ - они видит на щеках Дины легкий румянец, и в ответ на ее предложение та расплывается в улыбке:

- Отличная идея, если ты никуда не спешишь! Правда, насчет завтрака - боюсь, вряд ли я тебя чем-то впечатлю, только вчера из леса вернулась, - Ясена, чье лицо находится так близко от лица Дины, вдруг замечает в уголках ее глаз характерный влажный блеск.

Встав с кровати и ступив на дощатый пол, лесорубка стала натягивать на себя черную полотняную безрукавку, пока бардесса получила возможность получше при дневном свете осмотреть как жилище своей любовницы, так и ее саму. Небольшой бревенчатый пятистенок производил знакомое впечатление достатка без уюта, столь типичное для обиталищ молодых неженатых девушек, работающих вдали от родных стен. Много добротной и крепкой мебели, красивая посуда на столе, даже пара окрашенных гипсовых статуэток футовой высоты - репродукции "Купальщиц" из знаменитой серии примы Франчески - все это свидетельствовало о том, что с вещевым довольствием у Дины дела обстоят замечательно, и невеста она завидная. Вот только не было в обстановке ее жилища тех характерных деталей, что свидетельствуют о привязанности женщины к своему дому - даже черные купальщицы были задвинуты в угол к стене, когда понадобилось, видимо, достать что-то громоздкое из шкафа, да так там и остались, и теперь эти несчастные девушки напрасно принимали соблазнительные позы, пытаясь привлечь внимание хозяйки...

Со спинки кровати Дина подобрала полотенце, сыгравшее определенную роль во вчерашнем вечере. Чистоплотная и заботливая девушка подложила его под свои бедра, чтобы в процессе любовных игр не испачкать простыню, которую стирать будет всяко сложнее - и надо было видеть ее глаза, когда Ясена с помощью простенькой магии вернула измазанному женскими соками куску ткани первозданную чистоту. Вот и сейчас она с удивлением рассматривала вышитый рушник, едва удержавшись от того, чтобы погрузить в него свое лицо, надеясь-таки уловить терпкий аромат - свой или своей любовницы.

- Душ у меня за домом, на заднем дворе. Вроде бы соседки особо не подсматривают, но случайно увидеть могут, так что имей виду - мне-то без разницы в принципе. Только сейчас, наверное, там водичка холодная с утра, нам может быть не очень удобно, но я могу вскипятить котелок на очаге, если потерпишь, - Дина подошла к большому деревянному ведру, стоявшему на одном из неиспользуемых по назначению табуретов, да так и застыла в ожидании ответа, давая возможность собой полюбоваться. Маленькие грудки с просвечивающими сквозь ткань на утреннем холодке сосками (хм, или не в холодке вовсе дело?), широкие плечи, очень развитые и рельефные мышцы спины (Ясена даже украдкой щупала ночью особо выразительные выпуклости), узкие, но крепкие бедра (при ходьбе ягодицы движутся довольно эстетично и выразительно), красивые прямые ноги - да, девушке было чем похвастаться. Светленький лобок за время работы в лесном лагере зарос ровно настолько, чтобы при ласках ртом мило щекотать нежный носик Ясены - и это было гораздо лучше, чем царапаться о трех-четырехдневную щетинку. Словом, если решить вопрос с водой - ничто не помешает приятному завершению их знакомства.

Вот только взгляд самой Дины вызывал сомнения в том, что ей хочется именно завершения.

В общей сложности на построении собралось около шести десятков Стражей - менее трети личного состава. С другой стороны, даже столько незадействованных в усилении пограничных постов групп - это было достаточно много, и Эйпадии оставалось до времени лишь строить догадки, отчего такое количество имеющих весьма специфическую подготовку бойцов обретается именно в армейском лагере. Пока строились, было время перемолвиться со знакомыми, впрочем, никто из девчонок пока не знал, какова повестка дня на сегодня - ну, за исключением того, что станут подводить итоги вчерашнего...

- Становись! Равняйсь! Смирно! - прозвучал зычный голос старшей наставницы Салимы - той самой, что вчера вместе с группами Эленвен и Адели принимала участие в памятных событий на посту у Виа Ильдеци. После доклада о готовности личного состава подошедшей Мариэле и прочих необходимых церемоний чернокожая стала чуть позади своей командующей, а та, хмурым взглядом окинув строй, начала свою речь:

- Стражи Пограничья! Совет Старших поручил мне передать вам благодарность за верную службу на благо Купола и за проявленную доблесть при отражении атаки митрианских бандитов!

Подобные слова, очевидно, положено произносить в мажорном ладе, но интонации Мариэлы были от него очень далеки. Так что две шеренги Стражей даже не сразу сообразили, что им высказали нечто приятное, и не сразу отреагировали как надо: первые хлопки в щиты или в ладоши у тех, у кого щиты отсутствовали, раздались спустя несколько мгновений после того как командующая взяла паузу. Дождавшись окончания ликования, та продолжила:

- Старшие и рядовые бойцы групп, принимавших непосредственное участие в боевых действиях, представлены к наградам в виде ценных вещей и дополнительных порций вина. Пролившие кровь, свою и врагов, получат по старинному обычаю почетные золотые серьги. Кроме того, с сегодняшнего дня всем Стражам будут увеличены нормы вещевого довольствия - конкретные цифры пока обсуждаются.

Новая порция хлопков - это прозвучало уже куда предметнее, и радость за Сестер и самих себя была вполне искренней. Только Зарифа прошептала с некоторым сожалением:

- А ведь за волков нам серьги не положены...

- Кроме этого, рассматривается вопрос о присвоении Стражам статуса отдельного сестринского содружества. Вашу командующую, то есть меня, уже сегодня включили в состава Совета Старших с правом совещательного голоса.

Снова звучат хлопки в щиты и ладоши - девушки рады чести, оказанной их командующей, хотя вопрос с отдельным содружеством оставляет непонимание: по факту все Стражи принадлежат к какому-​либо из объединений Сестер, и как будет на практике реализовываться создание нового сестринства, придется ли покидать свой родной Храм или Коллеж - неясные перемены всегда вызывают больше тревоги, чем радости...

- А теперь - о самом интересном. В целях укрепления обороны Купола и ликивидации митрианской угрозы подразделениям Стражей Пограничья и Старой Крепости приказывается занять оборонительные рубежи в районе бывшего восточного поста, приступить к строительству укреплений и перекрыть Виа Ильдеци. Также на господствующей высоте в течение лета будет построена Новая Крепость - вторая военная база, куда переместятся лучшие отряды наших войск. Стражам в выполнении этих задач отводится ключевая роль - за счет вашей подготовки и знания местности. Именно вам предстоит обучать строевые армейские подразделения специфике несения службы в Закуполье. В конце Салима объявит, кого именно переводят на постоянную дислокацию к восточной границе.

- Это точно про нас, - пробормотала слева от Эйпадии Карина - еще одна подчиненная маленькой бардессы, рослая рыжая девица, уступающая в комплекции Иванне, однако обладающая сумасшедшей силой ударов в рукопашном бою. - Теперь домой только после победы...

- Так вот, дорогие мои, здесь-​то у вас и начинаются проблемы, - голос Мариэлы, и без того хмурый, резко посуровел. Кажется, теперь, по выражению Адели, разобравшись с "награждением непричастных", она приступала к "наказанию невиновных". - Потому что все эти годы вы, пользуясь спецификой своего положения, привыкли слишком много себе позволять на боевых дежурствах - думая, что инструкции писаны для нерасторопных дурочек, что авось как-​нибудь обойдется. Некоторые из вас знают замечательную магию, чтобы оставаться хоть целую неделю чистенькими и свеженькими без мытья, но мозгов, чтобы не ляпать языком на каждом углу за свои маленькие шалости - этого у нас всегда был дефицит. Мне сегодня, после того как я рассказала обо всех вчерашних подвигах, о пролитой крови - своей и чужой, о том, как мы годами затыкаем своими задницами дырку в плотине, задали массу неприятных вопросов, и я прямо-​таки была поражена, сколько о нас знают наверху. Я, например, узнала замечательную историю, случившуюся восемнадцать лет тому назад, еще когда сама была в рядовых - о том, как одна бардесса, поев веселых грибочков, выжрала от страха все зелья лечения из постового неприкосновенного запаса, а затем начала лаять на передающую шкатулку, пытаясь атаковать ее заклинанием "Злая насмешка".

По рядам Стражей пробежал взволнованный гул, перемежающийся нервными смешками. Эйпадия хорошо знала, что многие ее сестренки - далеко не самые образцовые служаки, что в разных группах бывает по-​разному, и на удаленных пограничных постах мелкие отступления от инструкций, пока гром не грянул, были в порядке вещей. Но вот с грибами - это, пожалуй, нечто вопиющее, и оставалось лишь надеяться, что подобная херня больше никогда не повторялась. Одна лишь Салима, стоящая позади Мариэлы с независимым видом, хмуро усмехнулась - кажется, эту историю она знала уже давно...

- Так вот, как я уже сказала, многие из вас будут переведены для постоянного несения службы в будущую Новую Крепость, и это значит, что вы будете постоянно находиться в центре пристального внимания как армейского командования, так и комиссий Совета Старших. Комиссий будет много, это можно гарантировать. И работать придется как взрослые, это я вам обещаю. У вас подчинении будут, возможно, целые взвода строевых воительниц - и это вовсе не значит, что нужно в первую же неделю всех их перетрахать и набухать...

- А чо все на меня так косят? - негромко, но отчетливо произнесла не сдержавшаяся-​таки Адель.

- Рот закрой! - рявкнула Мариэла, так, что из груди маленькой бардессы от неожиданности со странным свистом-​писком вылетел весь воздух. - Вы уже совсем опизденели, я погляжу.

Подойдя к строю почти вплотную, она продолжила голосом более тихим, с какой-​то усталой болью:

- Вы не сеете, не строите, не пашете, при этом жрете и пьете от пуза - за счет того, что ваши Сестры каждый день спозаранку бегут выгребать говно из коровников или гнуть спину на виноградниках. И теперь, милые мои, пришла пора отрабатывать доброту тех, от чьих милостей вы живете. И вламывать вы теперь должны так, чтобы ног по вечерам не чувствовать! В противном случае - можете катиться в жопу из гордых рядов Стражей Пограничья: я не сомневаюсь, что по коровникам найдутся лишние лопаты для говна, раз вы больше ни на что не способны. У меня все. Салима, зачитай список.

Вышедшая вперед наставница извлекла на свет какую-​то бумажку и начала:

- Так, названные мною собирают все личное имущество и в составе колонны армейских мы выдвигаемся к Виа Ильдеци, время готовности - двадцать минут. Эленвен!

- Я! - отозвалась старшая группы вчерашних героев.

- Ирма!
- Люси!
- Анна!

Названные девчонки покидали строй, чтобы незамедлительно начать паковаться в дальний путь. Уходили целыми группами, что, собственно, и логично - сохранять структуру отрядов до времени надо даже при новых порядках. Однако, с группой Лайты эта логика оказалась нарушена: назвав имена самой рамонитки, Зарифы и Эстерии, Салима пропустила отчего-​то Эйпадию. Та сначала подумала, что где-​то в списке ошибка, или нарушен порядок, однако чернокожая наставница закончила называть имена, когда в строю осталось не более дюжины девушек - и в их числе оказалась и следопытка.

- Остальным - разойтись и ждать дальнейших распоряжений! - скомандовала Мариэла. - Кроме Эйпадии. Ты давай за мной, бодрым шагом...

Развернувшись, старшая пошла к своей штабной палатке, и следопытке оставалось только гадать, для какой цели она снова понадобилась начальству. Пасмурное настроение Мариэлы наводило на нехорошие мысли, но в последних ее словах все-​таки не было гнева - только усталость.

Памятный день вторжения выдался для Ясены каким-то на удивление заурядным.

Точнее говоря, он обещал быть крайне насыщенным: Дворец Щитов, главный, да и, в сущности, единственный настоящий музей под Куполом, под руководством старшей смотрительницы Джемаймы готовился к неделе школьных экскурсий, которая начиналась вот аккурат через десять дней. В обязанности Ясены, как самой большой в коллективе любительницы оружия, входил уход за трофейными клинками - ежегодная полировка и обработка лезвий. Она сама легкомысленно вызвалась заняться этим делом, ибо помнила, каким медитативным и расслабляющим бывает уход за своим личным оружием, как успокаивают эти простые движения промасленной фланелевой тряпицы вдоль острия меча... Однако, оказалось, что подобное занятие здорово теряет в своей привлекательности, когда тебе надо обработать без малого три сотни мечей и кинжалов. И вот уже несколько дней девушка занималась уходом за клинками, ощущая, как ее труд из расслабляюще-медитативного превращается в накаляющий и напрягающий - и грозило это занятие растянуться как бы не до первых походов школьниц из Закуполья, с их хватающимися за сердце от обилия орудий убийства учительницами. Девятнадцать из двадцати девочек, пришедших в музей и радующихся возможности провести целый день не за постылой партой, наверное, забудут содержание экскурсии сразу же по выходу из Дворца. Зато двадцатая, может быть, одна из тех большеглазых тихонь, которых и не замечаешь в толпе шумных восьмилеток, несомненно, запомнит все, что расскажет Джемайма о боях и походах полувековой давности, сохранит в своем сердце на долгие годы, чтобы связать в итоге жизнь с армией, и тот факт, что реальные клинки строевых воительниц выглядят далеко не столь красиво, как музейные экспонаты, что с боями и походами в нашу прозаическую эпоху вообще грустновато выходит - все это не заставит ее свернуть с пути, намеченного в далеком детстве...

Вот для этой девочки, одной на весь класс, мы и работаем, как однажды мудро заметила старшая смотрительница.

Но вообще, она была странной, эта беспокойная шестидесятилетняя нумантийка в бесформенном черном балахоне и с неизменным беспорядком в пепельной кудрявой шевелюре. Иногда Ясене казалось, что их старшая любит вещи гораздо больше, чем кого-то из Сестер, и подобное отношение здорово коробило. Для пополнения коллекции музея она была готова на многое, и часто выманивала у семей героинь прошлого фамильные реликвии, не чураясь крайне сомнительных средств и манипуляций. И добро, если бы во Дворце экспонировались только стоящие вещи, которые действительно заслуживает сохранения и изучения, вроде второй лютни Примы Анаэрины. Так нет же - за те десятилетия, что Джемайма возглавляла музей, она успела наполнить его всяким захваченным у косматых хламом, готовая лично обшаривать окраинные деревни в поисках рыцарских шлемов, переделанных под ночные горшки, и тому подобных "артефактов". Говорят, из-за своего упрямого нрава эта женщина успела поссориться со старшими Коллежа, с начальством Старой Крепости, и едва не зацепилась с самим Советом Старших. Мало кем любимая, тем не менее, она оставалась бессменной старшей смотрительницей - ибо как раз работу свою любила как никто другой.

Наверное, в этом тоже можно обрести своеобразное человеческое счастье...

Словом, Ясена сидела над очередным мечом (тарзасский шестигранный клинок с двумя долами, инвентарный номер 3042), когда до Первопоселения докатилась тревога из Старой Крепости. Война. Война, которую все считали неминуемой - и к которой никто оказался не готов. Первая мысль, пришедшая в голову бардессе при известии о нападении, была не о маме, которая должна была сейчас выдвигаться к Дальним Выперкам встречать непрошеных гостей, а о том, что премьера грандиозной эпической постановки Большого Летнего Театра "Щиты наших матерей", в которой девушка играла эпизодическую роль одного из бородатых злодеев, атакующих главных героинь, скорее всего, не состоится. Да и много чего из летних развлечений теперь придется отменить, очень много. Судя по растерянным взглядам ее сестер, девушек и женщин, разом оторвавшихся от работы и повседневных дел и собирающихся в толпы возле самых важных общественных зданий столицы, мысли в их головах роились столь же нелепые и столь же несоответствующие моменту...

Часы протекали в напряженном ожидании. Добраться до Выперок и разведать, что там и как, гражданской девице было нереально: да же если пробиться сквозь встречный поток беженцев, на границе Купола тебя неминуемо завернут пикеты воительниц Старой Крепости, злых как дэвы, ибо они вынуждены держать "оборону" здесь, в тылу, вместо того чтобы встретить косматых на поле боя. И когда прискакала, наконец, конная вестовая, с какой-то намотанной на копье тряпкой, чтобы объявить о сокрушительном поражении митрианских разбойников - всеобщее облегчение вылилось в стихийное ликование, которое переросло в общегородские народные гуляния, ибо рабочий день ведь все равно уже безнадежно сорван...

Тряпка, которую привезла вестовая, оказалась ни много ни мало личным знаменем возглавлявшего нападавших баннерета Дюваля, и радостная воительница бросила его прямо под ноги толпе на топтание и осквернение. Однако именно в этот момент в дело вмешалась Джемайма, предпринявшая один из самых, быть может, глупых и отчаянных поступков в своей жизни: мало того, что выхватила из-под ног Сестер предмет высокой исторической ценности, так еще и стала выговаривать женщинам, находящимся на порядочном взводе, чтобы не портили будущие музейные экспонаты. В этот момент слегка оробела даже Ясена: не то чтобы она допускала возможность физического насилия со стороны Сестер, но, проклятье, судьбу лучше не искушать. Старшую смотрительницу удалось увести, операция по спасению знамени и пополнению коллекции музея увенчалась успехом, рабочий день по факту был закончен, а репетицию и так отменили - словом, у бардессы не было никаких оснований для того, чтобы не присоединиться к общегородскому празднованию. Как-то быстро улицы оказались усеяны столами с едой и выпивкой, в городском саду началась импровизированная танцевальная вечеринка - Сестры сбрасывали напряжение как могли, стараясь не думать сегодня, после победы, о том, что война теперь - это надолго, и тяготы ее и лишения неминуемо коснутся всех...

Ясена, просто и непринужденно подхватившая с одного из столов полбутылки вина, сидела под деревом в стороне от стихийного пикничка, погруженная в свои мысли, когда мимо нее проходила стайка рослых и крепко сложенных девиц, обративших внимание на знак Коллежа. Ну а дальше - сценарий известный. Что бардессы умеют делать лучше всех под Куполом? Пить и трахаться, очевидно. Значит, зацепившиеся за тебя взглядом сестрички либо предложат посоревноваться, кто быстрее упадет под стол, либо...

Девушка, отделившаяся, наконец, от компании (и отогнавшая знаками своих любопытных товарок) начала, разумеется, с предложения выпить, но обе они прекрасно понимали, к чему придет в итоге дело. Ее звали Диной, и она работала в артели лесорубок - отсюда и широкие плечи, и характерные мозоли, ощущающиеся при рукопожатии. Ногти, впрочем, тщательно острижены, что сразу прибавило новой знакомой очков в глазах Ясены.

Девица не вызывала у бардессы раздражения, вела себя вполне корректно, и, прислушавшись к своим чувствам, Ясена пришла к выводу, что не против закончить этот день в чужой постели. В конце-то концов, надо поддерживать квалификацию и репутацию Коллежа. Ну и вдобавок - не так много у нее было девушек, на которых можно посмотреть снизу вверх...

Репутация, впрочем, часто играла с бардессами злую шутку. Дина поначалу именно что старалась не ударить в грязь лицом перед Ясеной, и старанием этим, разумеется, делала только хуже. Пришлось приложить определенные усилия, чтобы она, наконец, смогла отдаться своей новой любовнице самозабвенно и без остатка. Усилия Ясены, впрочем, не прошли даром: бурно кончающая на ее пальцах партнерша смогла завести и саму бардессу, так что под крышей дома Дины в ту ночь недовольных женщин не осталось...

***

Она проснулась в объятиях лесорубки, упираясь коленками в стену. У живущей холостой жизнью Дины кровать была сама что ни на есть односпальная, и расположиться на ней посвободнее не получалось при всем желании - так что двум рослым девицам пришлось устраиваться спать "ложечками". На шевеление Ясены ее любовница отреагировала сонным щекочущим поцелуем в шейку, когда же девушка, наконец, ухитрилась повернуться лицом к своей новой знакомой - работница пилы и топора, встретившись с бардессой глазами, быстро отвела взгляда куда-то ей меж ключиц, проговорив застенчиво:

- Оу, доброе утро.

Известная история утренней неловкости двух едва знакомых женщин: сейчас Дина, должно быть, вспоминает самые интересные моменты вчерашней ночи, и при свете дня переоценивает некоторые вещи. Так бывает, наверное, со всеми, кто хочет попробовать, какова же бардесса Коллежа на вкус. Должно быть, именно поэтому такие связи ни во что не развиваются - второй ночи, скорее всего, не будет.

- Ни хрена я не гнию! Мне просто слегка нездоровится, - к неловкой шаркающей походке раздавшейся в талии воительницы очень подошла бы типичная для быстро движущихся тучных людей одышка, однако дышать она по-прежнему не дышала, и запыхаться не могла. Доволочив свое тело до собрата по несчастью, женщина саданула по нему костями, которыми была вооружена, и, приглядевшись к врагу, объявила ему:

- Ну ты и образина.

И затем, не поворачивая головы, на весь коридор возмущенно заорала:

- Медь, гад, ты этого урода со мной сравнил, что ли?

- Я погляжу, без штуки промеж ног у тебя и руки стали прямее, - одобрительно прокомментировала Рэйда. - Слушай, что-то мне страшно туда соваться, я покойников с детства боюсь. А в теперешнем моем состоянии точно нашумлю. Давай ты попробуешь прокрасться в соседнюю комнату поискать что-нибудь посущественнее эти костяных мечей? Хотя как валить призрака даже честной сталью - вообще не представляю. Там серебро, наверное, нужно?

Об историческом без преувеличения событии - новом вторжении митриан на земли Сестер - Алира узнала довольно поздно. Собственно, расположенный в густой дубраве на северо-​западной стороне Купола друидский выселок (пара бревенчатых хижин плюс кое-​какие хозяйственные постройки) боевая тревога в тот роковой день вообще могла бы не затронуть - кто вспомнит об этих молящихся пенькам чудачках в такое время, кому они вообще нужны? Однако, кое-​кому в это тяжелое время поддержка друидок была необходима, так что под вечер выселок все-​таки был поднят на ноги, когда именно Алира увидела пробирающихся по лесной просеке троих сестер по вере из Выперок: зареванную двадцатитрехлетнюю рыжеволосую скотницу Габриэлу, беременную дочерью на восьмом месяце, тринадцатилетку Дениз и трехлетнюю Камиллу. Матери обеих девочек - еще одной их сестры по имени Ивонн - рядом не наблюдалось, и это было более чем странным делом, даже если не считать прихода общинниц в неурочное время.

Женщина и девочки (по правде сказать, Дениз говорила куда понятнее не перестающей реветь Габриэлы) сообщили о начале новой войны: полчища мидгалльских рыцарей должны были вторгнуться в Дальние Выперки, как полвека назад, поэтому армейские эвакуировали из деревни всех неспособных держать оружие, а тех, кто выглядел здоровыми и нестарыми, мобилизовали в ополчение, которое должно было принять смертный бой с нечестивыми митрианами - в том числе и Ивонн. А что касается мужей обеих общинниц, их, как и остальных проживающих в деревне мужчин, по причине невозможности эвакуировать загнали в общий барак, пригрозив сжечь живьем в случае малейшего сопротивления. И их наверняка, добавляла плачущая Габриэла, сожгут, как только митриане прорвут оборону Сестер...

Стали судить и рядить, что ж теперь делать. Сестра Марта, энергичная сорокалетняя брюнетка, являющаяся неформальным лидером Круга в последние пару лет, в связи с тем что Верховная Друидка Ориана, последняя из пришедших под сень Купола четверть века назад, по болезням и старости устранилась от дел, сказала, что поедет в храм Аэлис и выяснит у тамошних жриц актуальное положение дел. Она это могла - Марта выделялась в Круге именно своим умением заводить связи во внешнем мире, отстаивать интересы общины перед официальными лицами, именно она занималась распределение материальной помощи для сестер и братьев-​единоверцев, хозяйственные заботы тоже во многом лежали на ней, и быть бы ей Верховной Друидкой после смерти Орианы... если бы Корина наделила ее соответствующими божественными силами. А с этим у Марты обстояло прискорбно: она едва освоила пару простеньких заговоров, и те давались ей туговато. Быть может, это не стало бы препятствием на ее пути к власти: в конце концов, среди нынешних сестер Круга немногие по своим силам ушли от нее далеко, однако тут появилась новая проблема - Алира. Девушка в высшей степени талантливая и одаренная, давно превзошедшая всех своих учительниц, кроме старейшей, научившаяся даже совсем было позабытому умению обращаться в зверей - она являлась, невзирая на свой возраст, слишком сильной соперницей для Марты. Пока Марта старалась держать себя перед юницей с холодной вежливостью, однако неприязнь местами проскакивала - как и сейчас, когда Алира предложила сбегать тайными тропами на разведку прямо к Выперкам, обернувшись каким-​нибудь быстроногим зверем. Только та собралась отклонить эту идею как неразумную о опасную - послышался голос Орианы, возникшей словно из ниоткуда. Странной была эта старушка, в высшей степени странной. То она еле передвигалась с охами и ахами, будто готовая отдать душу Старой Матери прямо сейчас - а то возникала за спинами разговаривающих сестер столь бесшумно, что с ней не мог сравниться никакой лесной зверь. Сколько себя помнила Алира, общинницы всегда говорили, что их глава доживает последние месяцы - в результате та живет под Куполом уже четверть века, похоронив многих своих куда более молодых товарок...

Словом, впервые за многие месяцы старая друидка вмешалась в повседневные дела Круга на стороне Алиры. Тут уж Марте пришлось отступить, и юная девушка, обернувшись оленихой, незамедлительно поскакала хорошо знакомым маршрутом на восток.

Дважды в дороге она принимала дикую форму, но последний час пути по лесам все же пришлось пройти пешком в человеческом облике. К тому времени, как девушка подошла к Выперкам, сражение уже было окончено, и оказалось, что беженки определенно сгустили краски: вместо великой вражеской армии на деревню пытался налететь небольшой вражеский отряд, двести всадников, если точнее, они были полностью разбиты с минимальными потерями, и деревня, включая запертый барак с мужиками, ничуть не пострадала в бою, проходившем дальше по торговой дороге. Удалось даже найти в импровизированном военном лагере среди ополченок Ивонн, оказавшуюся живой и здоровой и толком даже не увидевшую врагов. Общаться помимо сестры по вере было не с кем - не хотелось вызывать подозрения, так что, собрав необходимые сведения, девушка поспешила домой, где пешком, где на попутных телегах добравшись таки затемно к друидскому выселку.

Всех успокоив и умиротворив, девушка, порядком вымотавшаяся за день в пути, была отправлена спать, в полной уверенности, что ничего для Круга и для нее лично эта история не поменяет. И стоит заметить - еще никогда в своей недолгой жизни Алира так не ошибалась...

***

Проснулась она в этот день куда позже, чем привыкла, причем проснулась не сама, а от голоса трясущей ее за плечо Дениз - белокурой девчушки-​подростка с веснушчатым лицом.

- Лииииир! - разница в возрасте с девочкой у них была слишком незначительной, чтобы намертво блокировать возможность фамильярничанья. - Лиииир, тебя баб-​Ориана зовет. Сказала, чтобы ты шла немедля к святилищу, она там молится сейчас.

Окинув взглядом знакомую обстановку общей хижины-​пятистенка, Алира приподнялась на лавке, пытаясь сообразить, отчего это старая друидка, которую в последние пару лет было совсем незаметно, вдруг сделалась такой активной? Связь со вчерашним вторжением была очевидна, однако более существенных выводов сделать не пока не получалось. Скорее всего, дело прояснится в разговоре - в любом случае, это утро обещало ей возможность вырваться из привычной рутины Круга навстречу чему-​то интересному - стоило надеяться, что Ориана не разочарует...

За четверть века до...

Весенний мистраль на западных болотах Закуполья, конечно, не настолько зол, как промозглые зимние ветры, насквозь продувающие сторожевые башенки, заставляя меняться дозорных едва ли не каждые сорок минут, однако и сейчас стоящая на вышке дежурная зябковато куталась в плащ, чуть покашливая в кулак и посматривая на подругу, суетящуюся над похлебкой у летнего очага. Скоро будет горячее и возможность поваляться на лежаке в бревенчатой хижине, а пока... пока надо дотерпеть. Не первый же год вроде, и не самая скверная весна, хотя бабушка рассказывала - в старые времена под Куполом и про снег-то не знали...

Когда на расчищенном пространстве перед самым постом появились с десяток человеческих фигур, задумавшаяся и даже слегка оцепеневшая в сосредоточенной задумчивости дозорная отреагировала не сразу, а когда сообразила, что же происходит, прокричала вниз своим "тревога!" - и тут же закашлялась, поперхнувшись...

Они едва держались на ногах, эти десять старушек в поношенных шерстяных платьях и плащах, с сучковатыми кривыми деревянными посохами. Впрочем, даже не обо всех можно было сказать "держались" - самая старая из женщин, возраста на вид столь древнего, что Стражи не решались и угадывать, лежала на носилках, которые тащили ее более молодые товарки. Из особых примет у этой компании было разве что обилие шкур и меха в элементах одежды, а так на вид - обыкновенные крестьянки внешнего мира. Хотя живут ли там столько-то женщины? Самой молодой явно на вид хорошо за шестьдесят.

- Мы служительницы Корины, Старой Матери, месяц идем из брендейских лесов, - каркающим голосом по-мидгалльски начала одна из беженок. - Нечестивые митриане разгромили наше последнее святилище, и мы пришли просить у Юных Богинь приюта и защиты... Наша Верховная Друидка, сестра Ориана, находится при смерти... Кажется, она не доживет до завтрашнего рассвета.

Старшая поста, выдвинувшаяся навстречу старушкам по прикрытием оставшихся за частоколом на безопасном расстоянии лучниц, озадаченно поджала губы. Друидки, значит. Это были явно не несчастные беженки, эти старушки могли оказаться поопаснее каких-нибудь разбойников на службе местного барона. По инструкции во двор поста такую толпу пускать никак нельзя - вдруг решат обернуться зверями и напасть? Вот только до нападения ли им? Та, самая старая, и впрямь кончается, остальные выглядят вымотанными до предела. Ааа, к дэвам все! Неужели мы не люди, или эти бабушки мужики, чтобы к ним по-людски нельзя было относиться? Пока помощь идет - надо их согреть и накормить, тем более что похлебка как раз сварилась.

- Валента! - закричала старшая своим. - Отправь сообщение в Крепость, пусть высылают тревожную группу - с телегами и целительницей. И открывайте ворота - у нас гости. Проходите, сестры, поешьте с дороги, наша жрица посмотрит вашу больную...

***

Караван с лежащими и сидящими на телегах друидками, в сопровождении всадниц из полуэскадрона постоянной готовности, двигался от Старой Болотины в сторону Купола, над умирающей старухой склонилась одна из жриц Аэлис, глядящая в лицо Орианы с сочувственной озабоченностью, впрочем, разумом прекрасно понимая, что ничем она здесь помочь не сможет: женщине пришел срок, выглядела она явно старше сотни лет, и ничего трагического в ее смерти не было: смертны все мы, кроме Богинь, разумеется.

Последняя телега втянулась в пределы невидимого барьера, когда вдруг мир вокруг вдруг застыл в неподвижности, словно на картине. Утихли разом все звуки, перестало трясти повозку. Ощутившая изменения умирающая друидка Ориана вдруг открыла глаза, и, не отрывая затылка от изголовья, спросила:

- Это полная остановка времени? Да, Юные Богини, вы поистине всемогущи в своем домене.

- Не остановка, - ответила появившаяся словно из ниоткуда брюнетка в охотничьей одежде и с луком в левой руке. - Скорее - сильное замедление. Но это неважно, если результат один. Зачем ты явилась сюда, "Старая Мать"?

Тон, которым девушка обратилась к старухе, сложно было назвать теплым.

- За меня уже было сказано - я пришла за приютом и защитой, - устало проговорила Корина, она же Ориана. - Мои последователи истреблены, последнее святилище осквернено. Я на пороге развоплощения, Рамона. И смиренно полагаюсь на вашу с Аэлис милость.

- Полтора века назад ты не боялась небытия, - с другой стороны телеги появилась хрупкая блондинка в платье со страшной незаживающей раной между ключиц. - Когда мы пришли к тебе, предлагая сестринский союз, ты отвергла нас с презрением. Ты сказала нам, Корина, что наши цели и мечты - чудовищны, противны природе и всем основам, на которых стоит мир. Что Митриос - зло знакомое и привычное, ты видела таких сотни на своем веку, а вот мы - мы небывало омерзительны и ужасны. И ты действительно готова была принять развоплощение, если судьба вынесет тебе приговор. Что же изменилось за эти годы, о Старая Мать? Зачем ты сегодня здесь?

- Ты права, Аэлис, - горько вздохнула старуха. - Я действительно говорила все это, и я готова понести наказание сейчас, находясь целиком в вашей власти. Вот только... много ли проку будет от моей смерти?

- Ты обвиняешь нас в том, что мы способны убить беспомощную женщину, Корина? - голос Рамоны принял зловещие интонации. - Тебе были заданы вопросы: что изменилось и почему ты здесь сегодня?

- Я... мне было видение, Юные Богини. На пороге смерти у меня обострилась способность к прорицанию - это общее свойство богов, самые безошибочные пророчества сделаны умирающими. В этом видении я узнала, что станет с миром, когда в борьбе за владычество над ним сойдутся Митриос и Неведомое. Что станет с человечеством, когда один из них победит. Я видела мир через тысячу лет. Мир, из которого ушла жизнь. Люди... кажется, сначала они научились ловко управляться с сложными механизмами, затем эти механизмы заменили их труд и плоды ума, невероятно усовершенствовались, а затем... некто придумал заменять механизмами и несовершенные человеческие тела. Был великий... катаклизм, после которого в мире не осталось ничего живого. На такой земле не смогут жить даже дэвы. Из мира куда-то был выкачан весь воздух, выпарена вся вода, даже великие океаны. И спустя тысячу лет по иссохшему дну Зеркала Торговцев ползают стальные костяки, скелеты, в черепах которых горит ядовитый зеленый свет. Так будет, если кто-то из двух надмировых сил завоюет господство над человечеством. К этому ведет нас неведомыми путями рок. И единственные, кто теперь может помешать такому будущему - вы...

- И чего же ты хочешь от нас?

- Повторю еще раз: приюта и защиты, - ответила Корина. - Я на пороге небытия, это правда. И сейчас я понимаю, что не имею права на развоплощение, когда речь идет о защите жизни во всем мире. Дайте моим служительницам восстановить Круг в вашем домене - и я стану вашей преданной союзницей. Придет время - вам понадобятся мои знания для победы над умбрийскими нечестивцами. Я... я прожила немыслимо долго, так долго, что и сама забыла свои истоки. Помню времена, когда люди даже не были в полной мере разумными существами, и сознание их блуждало в потемках животных инстинктов... Быть может, лучше для всех было бы, если бы так и оставалось...

- Ты знаешь, как исцелить Аэлис? - с неприличным для Богини нетерпением спросила Рамона, так непростительно демонстрируя свою слабость и болевую точку. Светловолосая девушка даже вздрогнула, от этих слов.

- Увы - источник боли, что терзает твою возлюбленную, находится слишком далеко, и сегодня ваших сил не хватит для того, чтобы с боем взять проклятую Перугу. Но мне известно многое о методах митриан, и я могла бы подсказать... - с последним словом Корины мир резко пришел в движение: закрипели колеса телег, захрапели лошади, зазвенела сбруя, заговорили люди. "Тише-тише-тише" - зачастила аэлиситка, взяв бессознательную на вид друидку за руку и творя успокаивающий заговор: ей показалось, что та агонизирует.

Однако Старая Мать знала, что телу Орианы теперь еще долго не суждено быть опущенным в землю.

*****

Клио обнаружила себя лежащей ничком в клевере у основания старого могильного кургана, в котором захоронены героини Дня Боли и Гнева, тяжело дышащей от шока очередного внезапного видения. Давно к ней не приходила столь длинная и отчетливая греза, очень давно. После вчерашнего же это было неизбежно: видения посещали девушку, когда ее Раненая Богиня испытывала особую боль от своей раны, а такое случалось, если кто-то из Сестер погибал неестественной смертью - как вышло вчера во время боя в Выперках. За полный разгром рыцарского отряда митриан из двух сотен косматых пришлось заплатить жизнями двенадцати женщин - в основном местных ополченок, на которых пришлась отчаянная попытка прорыва части всадников. Где-нибудь там, во внешнем мире, эту победу сочли бы поистине блестящей, однако для женщин Купола даже размен "одна к тысяче" был неприемлем - жизнь каждой сестры бесценна. И для Аэлис, дарующей эти жизни, для Аэлис, благословением которой рождаются дочери двух матерей, эти смерти несли особенно жестокую боль.

Впрочем, можно ли вообще измерить каждодневное страдание Раненой Богини, едва не умершей в День Боли и Гнева? Жрицы обоих храмов потратили массу времени и сил на поиски способа вылечить Аэлис, заживить страшную рану - все впустую. Многие, многие бы без колебания пожертвовали своими жизнями, чтобы их богиня вновь стала прежней, довоенной, чтобы услышать ее заразительный смех, о котором столько рассказывали бабушки. К сожалению, как знала из своих видений Клио, пока исцеление было невозможно. А ведь она знала еще одну вещь, единственная из смертных Купола: Аэлис не просто страдала от раны, она умирала. Медленно, нечеловечески медленно, быть может, через несколько веков - однако силы неминуемо покинут ее, и Дарующая Жизнь развоплотится. И этой тайной аэлиситка тоже не могла ни с кем поделиться: страшно представить, какое безумие охватит жриц Храма при этом известии. Да, они без колебаний пожертвуют ради Аэлис своими жизнями - но это не принесет ей ничего, кроме новых страданий...

И тут только начавшая подниматься жрица услышала стон боли. Сев на колени в траве и сфокусировав взгляд, ибо в глазах еще плясали разноцветные блики, Клио увидел перед собой едва держащуюся на ногах Аэлис. Не сразу сообразила она, как та оказалась перед расположенным в Закуполье курганом, куда пришла для того, чтобы выбрать место сестринской могилы вчерашних погибших. После жестокой битвы с мидгалльской армией Богини не покидали барьер уже более полувека - это могло оказаться смертельно опасным, особенно для Аэлис. Однако объяснение быстро нашлось в памяти: вчерашним вечером, прямо во время боя, Купол спонтанно и неожиданно расширился, что привело к смерти прорвавшихся было из окружения Сестер косматых, превратившихся в черный пепел прямо во время бегства. Так что теперь и могильный курган с тысячей погибших пятьдесят лет назад сестер находился в безопасной зоне, куда нет хода мужикам...

- Тебя снова... "накрыло"? - вхлипнув, спросила Аэлис. - Прости. Я держалась как могла, не хотела причинять боль еще и тебе. Но... это слишком тяжко...

Раненая Богиня, прижимающая руку к шее, осела в клевер на колени. Немногим Сестрам доводилось видеть дарующую жизнь столь слабой и уязвимой, и этой привилегии жрица была отнюдь не рада. Она видела, как сквозь пальцы, прижатые к ране, просачивалась кровь, струйкой стекая в ложбинку между грудей - незаживающая никогда рана, похоже, открылась, и девушка бессильна была чем-то помочь Аэлис. Разве что вытереть платочком грудь и руку, чтобы не запачкалось платье, и просто прижать страдающую Богиню к своей груди.

Долгий майский день заканчивался как-то странно.

Как бы не шестнадцать часов за последние сутки Стражи из группы Лайты провели в седле и на ногах, выполняя одну за другой две ответственнейшие задачи на благо Купола. По итогам этих путешествий гудели ноги, гудели головы, гудели и задницы, по правде говоря... Саднили наспех залеченные посреди леса раны - особенно досталось в том бою именно Эйпадии, хотя морщилась от боли и Зарифа. И вместе с тем - при всей внешней насыщенности событиями, день оказался поразительно пустым в плане результатов: посланницу Кристину после выходки похмельной бардессы Вентриль у них перехватили Бальбина с помощницами, а миссия по спасению своих сестер-Стражей обернулась бесполезным хождением по кругу, пока у Дальних Выперок шло жестокое сражение с захватчиками... Волкам вот разве что напинали, но этот подвиг явно не смотрелся рядом с делами, которыми себя прославили девчонки из групп Адели и Эленвен.

А дела они провернули в тот день и в самом деле славные: умудрились выявить и уничтожить диверсионную группу, которая должна была вырезать пост, разоблачили и перетянули на свою сторону шпионку митриан, притворявшуюся беженкой, взяли пленного, который с готовностью выдал все планы врагов Купола, провернули хитроумную комбинацию по обману и заманиванию отряда косматых в засаду Сестер, и на закуску - захватили и приволокли целый сундук, наполненный серебром и секретными документами. Об этом в общих чертах поведали сами героини дня, тепло, хоть и не без юмора, встретившие своих несостоявшихся "спасительниц", пока Лайта была на докладе у Мариэлы. В другое время Эйпадия, несомненно, жадно выслушала бы этот рассказ, старательно вытягивая подробности из словоохотливой бардессы Адели, однако сейчас... Сколько она вообще не спала-то? Тридцать часов? Тридцать шесть? Даже закаленной следопытке настоятельно требовалось хотя бы полсуток сна, как, впрочем и всей остальной группе Лайты, и их сослуживицы вскоре сообразили, что у девушек уже нет сил на поддержание разговора...

Вышедшая из палатки Мариэлы Лайта, зевая на ходу и еле волоча ноги, скомандовала - отдыхать, и девчонки повалились на землю неподалеку от костра, где собрались все стянутые к полевому лагерю войск Купола Стражи Пограничья. Из последних сил Эйпадия стянула сапоги, разложила прямо на земле спальник, и, не утруждая себя тем, чтобы в него забраться, повалилась на подбитый птичьим пухом мешок сверху, утыкаясь лицом в рюкзак и проваливаясь в абсолютную черноту беспробудного сна.

Последнее, что она помнила - как кто-то из Сестер набрасывает на нее сверху одеяло, заботливо укутывая оказавшиеся на земле голые ноги. Все-таки майская ночь особым теплом не отличается.

***

- Эгей, сестрены, встаем! - голос маленькой белокурой бардессы, трясущей ее за плечо, выдернул следопытку из сладкой дремы.
Эйпадии показалось, что в забытье она провалилась буквально на пару минут, прежде чем ее начали трясти за плечо для какой-то надобности, и даже бьющее в левый глаз из-за слезшего с головы одеяло солнышко не сразу развеяло это убеждение.
- Встаем, ну вы и придавили, конечно, на неделю вперед уже выспаться должны, - Адель продолжала трясти за плечо Эйпадию и одновременно с ней - будить невнятно мычащую что-то Эстерию. - Мариэла вернулась с Совета Старших, и что-то она ни фига не радостная. Объявила построение, сейчас нам будет, похоже, по армейскому порядку - наказание невиновных и награждение непричастных...

Солнышко, конечно, припекало изрядно, однако баронессе Гринтауэр было вполне комфортно в ее эффектной черной кожаной куртке и облегающих кожаных лосинах. Даже слегка зябковато, если уже отвечать на вопрос Мей: кажется, последний раз, когда она подновляла чары охлаждения на одежде, немного перестаралась, и теперь вместо приятного холодка по спине шел порядочный такой морозец.

Она обернулась с задумчивой полуулыбкой к музицирующей артистке. Ее непосредственность умиляла: имеющая весьма обширный опыт любви с женщинами, бардесса помнила, как осторожен и пуглив обычно флирт трибад, как долго и аккуратно устанавливаются отношения в мире, наполненном условностями и запретами... ну, если речь не идет, разумеется, о таких пропащих и битых жизнью, как сама Эвелина. Но не в данном случае: да, пока она сама еще искала подходы к Мей, та решила проявить инициативу первой. Интересно, это станет началом чего-то большего, чем последние истории отношений леди Гринтауэр, заканчивавшиеся, как правило, распитием очередной бутылки в компании лучшей подруги - рыжей мисс "Яжепредупреждала" - и торжественной клятвой думать в следующий раз головой, а не тем местом, что находится поближе к седлу Зефирки?

Обычно Эвелина в такого рода флирте не лезла за словом в карман, но тут, чуть призадумавшись, не успела ответить, как вмешался в свойственной ему манере Арчибальд. Ох, боги, ну неужели нельзя было воздержаться от комментариев именно в такой момент? Мужчина, вас здесь не стояло! Наверное, на кого-то другого девушка могла бы и огрызнуться, но калека... он вызывал у нее слишком сложные чувства, чтобы можно было обидеть его с легким сердцем, так что бардесса предпочла попросту игнорировать волшебника.

- Мей, чтобы раздеться, нужен повод более веский, чем флеймрульский зной, - загадочным тоном ответила Эвелина на предложение кара-турки. - Во всяком случае, сейчас мне не жарко, а совсем даже наоборот. Я бы не прочь сплясать, чтоб хоть немного разогреться. Серьезно, сыграй-ка что-нибудь такое, бодрое-плясовое-ритмичное на свирели. Чтобы ноги сами дух из земли выколачивать стали.

"Ну-с, дорогая, мячик на твоей стороне, бросай. Вдобавок отвлечешься от опасных мыслей о взятке Драконам - ты, конечно, милое облачко, но вполне можешь погубить все дело у самого порога моего дома..."

- Это вы что, типа оставили мне на ночь хозяйку? - чуть приотставшая дебелая тетка с алебардой на плече вмешалась в переговоры совершенно невпопад, отвечая на давно уж позабытую и самим Саймоном реплику. - Катитесь-ка в жопу, два мудака, у меня правило не путаться с замужними. Ваши невесты - кобылы с конюшни, а еще можно парнишку за два серебряка на отсос развести, куда вам охмурять таких чудесных леди?

В любое типично мужское обсуждение "за баб", которые в их компании по понятным причинам всплывали постоянно, Рэйда вмешивалась со всей властностью и бесцеремонностью старой вояки - и выходило, по ее словам, что женщин за свою жизнь она удовлетворила больше, чем вы, обиженцы, способны сосчитать, что язык у нее будет всяко длиннее Саймонова отростка, и это вовсе не значит, что язык такой большой и во рту не помещается. Уютный междусобойчик мальчиков на тему пышных женских форм стареющая трибада превращала в идиотское обсуждение того, у кого из ее соратников не стоит даже по утрам, кто является короткостволом и по меркам своей малорослой расы, а кто любит тайком гатиться по тузу и только притворяется матерым ловеласом. Причем все это озвучивалось совершенно беззлобно и с невинным видом, так что обижаться на злоязыкую бабищу было как-то неловко - оставалось лишь принимать ее такой какая есть: с алебардой, жутким ожогом на поллица и отвратительными речами, которые мужик мужику по идее спускать не должен...

- А, пройдоха, ты уже нашел себе рыженького на вечер? - подойдя к столу тифлинга, Головня хлопнула Саймона по плечу. - Ладно, раз дело пошло - надо бы его сполоснуть...

Пошарив по залу глазами в поисках ближайшей служанки, Рэйда подозвала девицу и совсем другим тоном, нежели обычно общалась с мужиками, попросила:

- Дорогая, мне вашего фирменного пива, а этим бандитским рожам... ээээ... да тоже пива, наверное?

В этот момент Пинто, начинающий свое выступление, застыл на драматической ноте, и Головня не могла не дополнить его повествование, в том кендеру объявив на весь зал:

- ...И шпага нашего героя уж сотню лет неизменно смотрела острием в землю.

— Про Фрица-то? — переспросил Индриксон. — Ну да, знали… — отвёл он взгляд. Чего-то он, кажется, не договаривал.
— Кто? Дедусенко? — не поверил Индриксон, когда Вика продолжила говорить. — Переворот? Ерунда какая-то.
— Поползли, — тем временем заметил Янек, выглядывающий на улицу через щёлочку в занавесках на соседнем окне.
— Куда поползли? — не понял Индриксон.
— Наружу, — сказал Янек.

За окном, на узком кусочке улицы, видном между краем окна и тёмной стеной дома в паре сотен шагов на противоположной стороне улицы, были видны люди с винтовками. Выглядело это, как будто группа товарищей поздней ночью гурьбой вывалилась из ресторана и сейчас бессмысленно торчит на панели, никак не умея сообразить и договориться, куда дальше отправиться кутить.

Зыркнув подозрительно на Индриксона (что у них тут еще за самодеятельность творится, точно надо с Теснановым по этому поводу поговорить), Виктория ответила:
- Ладно, сейчас заведу своего протеже, пока он не додумался еще убежать куда-нибудь. Будьте наготове, я пошла.
Вернувшись на улицу, и просунув голову в дыру, девушка сообщила генерал-губернатору:
- Все хорошо, можно заходить.

Дедусенко, беспокойно озиравшийся у забора, руки в карманах пальто, ждать себя не заставил. Вместе прошли в мастерскую: Янек с Индриксоном подозрительно и молча глядели на Дедусенко, тот — растерянно оглядывался по сторонам. Снял мокрую кепку, ударил ей пару раз о бок пальто, сбивая капли. Выглядел генерал-губернатор сейчас как чужак, зашедший в какой-то бандитский кабак и обнаруживший, что разговоры все внезапно прекратились и все смотрят на вошедшего.

- Что ж, Яков Тимофеевич, думаю, вы поймете, если мои товарищи не станут представляться по форме и пополнять вашу коллекцию визиток, - начала негромко разговор Виктория. - Обстановка, знаете ли, нервная, а путчисты буквально за окном, так что просьба ко всем не повышать тон в последующих переговорах и дискуссиях.
Нечаянный обман с партийной принадлежностью спасителей незадачливого генерал-губернатора зашел, признаться, далековато, и Виктория обнаружила, что ей непросто будет его раскрыть. Поэтому сначала надо внушить Дедусенке простую и совершенно верную со всех сторон мысль: кричать и брыкаться в наличествующих обстоятельствах - самая плохая идея в его жизни.

Янек с Индриксоном молчали, всем видом показывая, что действительно, представляться не собираются. Индриксон, оценивающе разглядывая Дедусенко, обошёл его кругом, привалился к косяку у двери.
— Визитки-то там остались… — выдавил Дедусенко, жалко и заискивающе улыбнувшись. По нему было видно: генерал-губернатору очень страшно.
Вдруг снаружи, от дома, грохнул пистолетный выстрел, а за ним следом ещё один. За окном толком было не разобрать, кто стрелял, в кого: видна была только всё та же гурьба стоявших у ограды правительственного общежития.
— Расстреливают! — жутко прошептал Дедусенко, и тут же, будто в подтверждение его слов, пистолет грохнул ещё дважды.

- Ffffuckin shit! - выдохнула от неожиданности Владимирова, метнувшись к окну и выдергивая из кармана на ходу браунинг. Дело определенно пахло жареным, и переворот приобретал вовсе не опереточные черты, как ей мнилось в начале этой тревожной ночи. И все же - было в этом и преимущество в плане обработки господина эсера: после такого поворота из него и в самом деле можно веревки вить. Обернувшись к генерал-губернатору, Вика констатировала:
- Значит, с посольствами у Чаплина все схвачено. Даже с американцами, скорее всего. Сомневаюсь, что он бы осмелился на такие художества без санкции со стороны союзников, понимаете?

— Да, у нас все знали, что Чаплин уже давно с потрохами продался англичанам, — быстро согласился Дедусенко.
Из-за окна тем временем доносился взволнованный гомон. Слов было не разобрать, но, кажется, кто-то там, у общежития встревоженно голосил.

Ах ты патриот хренов, подумалось Вике. Как будто в вашем правительстве каждый первый не целовал под хвост Джона Буля. Ну да ладно, настроение у беглого губернатора сформировалось подходящее, так что настал хороший момент раскрыть карты:
- Словом, понятно, что апеллировать к Антанте теперь бессмысленно: сдалась ей ваша демократия, из-за которой ни дела с концессиями быстро не решить, ни мобилизацию толком не провести. Сильная рука военно-морского крепостника устраивает всех. Значит, помощи в защите родины и революции придется искать в неожиданном месте...

Дедусенко настороженно глядел на Вику, то ли не догадываясь, а то ли боясь догадываться, к чему она клонит. Стоящий рядом с Викой Янек усмехнулся, показав жёлтые зубы. Усмешка на его обтянутом кожей, как у мумии, нездорово бледном лице выглядела жутковато.

Не выпуская из рук выхваченного по вполне уважительной причине браунинга, девушка продолжила:
- Не в вашем положении, сами понимаете, отказываться от сделки даже с дьяволом, если тот предлагает помощь и поддержку. Тем более, что за дьяволом далеко ходить не придется. Добро пожаловать в архангельский подпольный комитет Российской Коммунистической Партии... большевиков, - добавила она последнее слово после эффектной паузы.

Дедусенко выслушал это, как выслушивают давно ожидаемый страшный диагноз. Тяжело выдохнул, кашлянул, некоторое время молчал.
— Вы позволите присесть? — показал он на ящик в середине помещения.

- Разумеется, - кивнула Виктория. - И не стоит так сокрушаться, Яков Тимофеевич. Я ведь вас по сути ни единым словом не обманула, и вскоре вы познакомитесь с профсоюзными лидерами, к которым так жаждали попасть. В том числе и с Бечиным - куда уж без Бечина в таких делах... Мы с вами сейчас объективно в одной лодке со здоровенной пробоиной посередине, и это обстоятельство списывает пусть и не все, но многие наши разногласия...

— Я одного не понимаю, — вскинул Дедусенко взгляд на Вику, понуро усевшись на ящик. — Откуда вы-то здесь? Вас же здесь нет!
Индриксон от двери фыркнул, давя смех.

- Как сказал мистер Твен по схожему поводу - слухи о нашей смерти немного преувеличены, - позволила себе усмехнуться Вика. - Мы есть, и с нами придется считаться. И да - в торжестве господина Чаплина мы заинтересованы куда меньше вас по очевидным причинам.

— Ну что ж… — сказал, наконец, Дедусенко. — Похоже, товарищи большевики, мы и правда опять в одной лодке, как до семнадцатого года.
— Викуся, — развязно подал голос Индриксон. — А может, нам товарища генерала обыскать, как считаешь? Боюсь, огорчение он нам может сделать.
Дедусенко беспокойно обернулся на Индриксона.

- Нет нужды, - отозвалась Виктория, поморщившись от фамильярности. - Положим, вытащит он сейчас из подштанников наган и расстреляет нас всех троих в стиле Дока Холлидея. Дальше что? Побежит жаловаться господину кавторангу? Нет, Яков Тимофеевич, обыскивать мы вас не будем, но вы можете в качестве жеста доброй воли самостоятельно выложить свои козыри на стол, если таковые имеются, конечно. Ребята очень нервничают и могут неправильно понять, обнаружив у вас оружие по ходу разговора.

— Оружие у меня действительно есть, — немного воспряв духом от поддержки Вики, заявил Дедусенко, — но обыскивать себя я не дам, а отдавать его не собираюсь.
— Вот цаца, — покачал головой Индриксон, угрожающе улыбаясь.

- Отдавать и не нужно, - Вика с внешним равнодушием пожала плечами, про себя все же изругав нахального эсера. - А вот выложить на общее обозрение было бы неплохо. Вы все равно желаете дождаться общего собрания наших товарищей, верно? Вот тогда можете держать оружие хоть у сердца, это уже не будет иметь значения. Пока же - не будем друг друга нервировать, хорошо?

— Вот, глядите, — Дедусенко полез в боковой карман пальто и вынул маленький чёрный браунинг, какие делали для ношения в дамских сумочках. — Мне всё-таки будет спокойней, если он будет при мне. В конце концов, раз мы союзники, давайте друг друга уважать.
— Ты вынул, а теперь положи вон туда, — с ласковой угрозой сказал Индриксон, показывая на соседний ящик. — Не отберём, не бойся, генерал. У самих есть.

- Да, положите рядом, отбирать мы у вас ничего не собираемся. В конце концов, какой эсер без бомбы или револьвера-то? - девушка хмыкнула. - Вот эта надежда на порох и нитроглицерин вас в конце концов и привела к тому прискорбному положению, в котором оказалась нынче ПСР обеими своими фракциями.

— Вы, можно подумать, не в прискорбном положении, — огрызнулся Дедусенко и, окинув взглядом стоящих вокруг него, отложил браунинг на ящик, бок о бок стоящий с тем, на котором сидел генерал-губернатор.
Тут же из-за спины Вики вышел Янек и, не успел Дедусенко что-то сделать, взял пистолет с ящика и сунул себе в карман. У Дедусенко глаза на лоб полезли.
— Верните мне мой браунинг! — закричал он, вскочив на ноги.
— Вернём, вернём, — заверил его Индриксон, одобрительно глянув на Янека.

Да чтоб вас всех перевернуло и подбросило, эссхолсы и писофщиты! Воистину - дурак хуже провокатора. Вика ожидала подобного дурости от распустехи-Индриксона, но никак не от Янека, которого оценивала как парня стоящего и соображающего. А тут... оба - как дети, честное слово. Да нет - хуже. Левик и Сережа, сыновья Троцкого, и то не доставляли в Галифаксе им с Натальей Ивановной столько беспокойства...

- Янек, - подойдя к Розенбергу, Вика положила ему ладонь на запястье. - Верни игрушку на место.

— Он пешеный какой-то, — с сомнением сказал Янек.

- Мы мило беседуем, Янек, мило и тихо. Ты хочешь криков и возни? Хочешь, чтобы те ребята с улицы заинтересовались, кто этот тут суетится? Хочешь погубить вообще все наше дело? Я не позволю, Янек. Положи на место игрушку, пожалуйста.

— Ладно, — флегматично согласился Янек, положил браунинг на ящик, и теперь уже Дедусенко схватил пистолет и вернул его себе в карман.

— Бандитские приёмчики! — оскорблённо оглядывал большевиков генерал-губернатор. — Какие вы революционеры? Вы бандиты! И всегда были такими!

- Прекратите истерику, - устало отмахнулась Владимирова. Как же ей самой в этот момент отчаянно хотелось вдоволь поистерить или сотворить какую-нибудь глупость! Сперва Серж с Аней, теперь еще эти двое - Карл и Фридрих, с кем приходится делать революцию! Скорее бы явился Теснанов - хотя теперь Вика уже начинала бояться, что и вожак профсоюзников учудит что-нибудь столь же идиотское, только уже в своем масштабе и на своем уровне...
- Бандиты из нас, как вы видите, никчемные. Покажите мне такое разбойничье логово, где вы после своих слов не расстались бы не только с пушкой, но и с жизнью, - холодно продолжила она. - Речь сейчас вообще не об этом, а о том, как организовать сопротивление путчистам на общей платформе, которая бы в равной степени устраивала всех социалистов в городе. Ну, или не всех, а лишь тех, кому с Чаплиным заведомо не по пути.
Янек с Индриксоном, конечно, испортили настроение момента безвозвратно, однако Вика продолжала питать надежду, что еще можно вернуть беседу в рамки собственно политической дискуссии.

— Это хороший вопрос, — мрачно сказал Дедусенко, всё ещё подозрительно оглядывая Индриксона с Янеком. — Я считаю, надо ехать в Исакогорку, поднимать Капустэна. У него крестьянская дружина, она сможет встать на нашу защиту.

- Да, Капустэн - это сила, - задумчиво кивнула Виктория, крепко, впрочем, сомневаясь, не обернется ли эта сила против них самих? - Насколько я понимаю, он вовсе не горит желанием отдавать своих дружинников в армию и идти крестовым походом на Москву? Я сейчас думаю о платформе, которая перед лицом правого переворота устроит нас всех, как бы нелепо это ни звучало. О платформе вполне реализуемой хотя бы потому, что без поддержки массовых социалистических партий Чаплин просто британский ландскнехт, не более... Как ваши сопартийцы отнесутся к идее однородного социалистического правительства, к устранению из политической жизни дискредитировавших себя буржуазных деятелей, и, наконец - к перемирию с Советской Россией по причине тотальной невозможности мобилизовать окрестных крестьян, не взбунтовав их?

— Вы… — Дедусенко взглянул на Вику с оттенком непонимания, — вы не слишком далеко заглядываете? Нам надо в первую очередь добиться освобождения арестованных членов правительства, а если их всех уже расстреляли — наказания виновным.

- Освобождения ВСЕХ арестованных за политику, - поправила Виктория. - Без этого и речи не может быть о нашей поддержке. А насчет поддержки народной... здесь самый сильный козырь как раз вопрос мобилизации. Поднять рабочих на стачку удастся, если мы докажем им, что Чаплин всех забреет в солдаты и бросит пушечным мясом отвоевывать Россию. Так что уже здесь возникает практический вопрос: готовы ли вы корректировать свою политическую позицию и включаться в срыв мобилизации ради борьбы с монархистами?

Увы, сейчас, наверное, сложно было понять, что на самом деле думает экс-губернатор: выходка Янека разрушила хрупкое доверие, которое установилось между Викой и Дедусенко, так что теперь он, должно быть, готов соврать что угодно, лишь бы оказаться подальше от логова красных...

— Всех политических, — быстро согласился Дедусенко. — А насчёт мобилизации… нет, вы ошибаетесь. Портовые рабочие мобилизации не боятся: без них остановится порт.
— Как ты за всех рабочих-то запел… — не переставая ухмыляться, заметил Индриксон.
— А… — Дедусенко окинул взглядом мастерскую. — Мы ведь в союзе транспортников? Понимаю, да…

- Да, за портовых рабочих можете не беспокоиться - это наша забота, - кивнула Виктория. - Однако сам по себе вопрос остается: согласны ли вы бороться с путчистами всеми наличествующими средствами?

— Всеми наличествующими? — переспросил Дедусенко. — Вплоть до вооружённого восстания?

- До вооруженного восстания дело еще довести надо, - уклончиво ответила Вика. - Я говорю о срыве мобилизационных мер и требовании мира с Москвой.

— Виктория… простите, не знаю, как вас по отчеству, — Дедусенко просяще сложил руки перед грудью, — вы кажетесь здесь здравомыслящим человеком, — он бросил взгляд на безмолвно стоявших рядом Янека с Индриксоном, — но вы не видите текущего момента. В городе войска союзников, тысячи, буквально тысячи американских солдат, которые сейчас направляются на Двинский фронт, чтобы воевать с большевиками. Подобное требование будет воспринято как прямая измена, со всеми вытекающими. Одно дело — если мы выступаем против зарвавшегося офицерья, совсем другое — если против союзников.

- Союзники и так вас предали, Яков Тимофеевич. Собственно, именно поэтому вы здесь. Поймите, ваш демократический эксперимент провалился именно потому, что не устраивал союзников. Антанта здесь не для защиты интересов революции, даже не затем чтобы втянуть Россию снова в войну с кайзером, а для того, чтобы вернуть национализированные предприятия их иностранным собственникам и обеспечить и возврат всех тех кредитов, которые царь-батюшка нахапал до войны и во время ее. Я не говорю о том, чтобы нам сейчас с браунингами наголо бросаться на американские полки. Однако демонстрация реального настроения народа поможет этим господам скорректировать свои позиции - от идеи священной войны с большевиками до последней капли крови последнего русского к идее переговоров. И в Кремле, к слову, сидят далеко не дураки, но люди, готовые к компромиссам... если к ним готова противоположная сторона, - сложив руки на груди, Виктория выжидательно посмотрела на Дедусенко.

— Вы не можете сейчас говорить за Кремль и вообще рассуждаете не прагматично, — Дедусенко, кажется, уже успокоился и теперь рассуждал привычно, легко. Было видно, что такие темы обсуждать ему было не в новинку. — Дело не в том, кто кого предал, а что сейчас делать. Выступать напрямую против союзников — самоубийство. Причём в буквальном смысле. Этим мы только поможем офицерам.

- Вы сейчас пришли по сути к той самой позиции, с которой и были низвергнуты в свое нынешнее прискорбное положение, - Вика уже начинала уставать от этого хождения по кругу. - А в рамках этой позиции вам попросту нечего противопоставить Чаплину в глазах тех же союзников. Чаплин предлагает "порядок", мобилизацию и войну до победы? Надо показать Антанте, что при Чаплине не будет никакого порядка, и воевать за него точно никто не поднимется. Если желаете, можете воспринимать лозунг мира как средство убедить самых твердолобых представителей союзного командования и дипкорпуса - до чего доходит дело при попытке посадить крепостника на царство в новой России.

— Я повторяю вам, что лозунг мира сейчас будет самоубийством. Для вас, для меня, для ваших товарищей, для тех, кого вы поднимете на стачку! Вы готовы взять на себя ответственность за новый Ленский расстрел? Пожалуйста, Виктория, давайте будем реалистами. Давайте не требовать невозможного!
Но, не успел Дедусенко договорить, из-за окна послышалось что-то вроде песни — так поют солдаты на марше. Слов было не разобрать: кажется, пели не по-русски, но, на каком языке, Вика понять не могла.
Дедусенко, настроенный было продолжать спор, снова испуганно заозирался. Индриксон достал наган из кармана.

Звуки военного марша заставляют набравшую воздуха для очередного ответа Дедусенке Вику вздрогнуть.
- Это еще что за... - повисает в воздухе вопрос девушки.

— Там кто-то… — громко прошептал Янек, отпрянув из окна, и тут из-за стены послышался взволнованный мужской голос:
— Окружают! А англичане сейчас еще и стрелять начнут! Куда, Боже мой? С линии огня! Дырка в заборе! Дамы, сюда, скорее!
Вика поняла, про какую дырку в заборе говорил этот человек: двор профсоюза был отделён от Троицкого проспекта забором, отходящим от боков здания, и в заборе действительно была дырка, через которую во двор можно было пролезть, если калитка была заперта (она обычно и была заперта — ввиду наличия дырки, открывать её и не требовалось).

- Тише всем! - прошипела Виктория, и, приблизившись к Дедусенко, выдохнула ему в ухо:
- Голоса узнаете? Это может быть кто-то из ваших?

Все притихли, как при игре в прятки, Индриксон с Дедусенко даже головы втянули в плечи, будто страшась, что их кто-то заметит здесь, хотя занавески были плотно задёрнуты.
— Это, кажется… — горячо зашептал Дедусенко, — кажется, кто-то из офицеров…
— Офицер, — подтвердил Янек таким же шёпотом. — Кто-то с ним. Шенщины.
И тут Вика вспомнила, где могла слышать этот голос: это был голос юнкера Осипова — она, конечно, не знала по голосам каждого из офицеров, но этот вспомнила: прошлой ночью этот юнкер кутил в кафе «Париж» так, что позавидовали бы и гусары пушкинской поры, — набрался за чаплинским столом, неоднократно лез к самой Вике, к Ане и другим официанткам, пытался схватить, обнять, потом ходил блевать в сад, а часам к четырём ночи, совсем уже набравшись, полез на сцену к танцовщицам кордебалета. Сидевшие в зале иностранцы восприняли такое представление с восторгом, начали ему аплодировать, другие офицеры с подачи Чаплина стащили его со сцены, уложили спать в углу на стулья. Там он и спал, помнила Вика, ещё утром.

Понять, кто и кого, собственно, окружает, от кого бежит незадачливый юнкер в сопровождении дам - в существующих условиях представлялось совершенно невозможным. Проклятье, какой дьявол подсказал ей идею собирать людей именно здесь, под боком у путчистов? Теперь остается одно - сидеть тише воды и ниже травы, дабы не погубить себя и все подполье.
- Ладно, - прошептала девушка. - Тогда пускай себе идут мимо. Главное сейчас - не попасть в какую-нибудь мясорубку. Дьявольщина, где там Аня с Сержем пропадают? Надеюсь, эти здесь надолго не задержатся. Янек, проследи по окнам, пока не уйдут, вмешиваться только если сейчас нарвутся на кого-то из наших во дворе. Андрей - давай к дверям с фонарем, на случай если им вдруг придет в голову идея сунуться. Сразу постарайся без шума обезоружить, стреляй только в случае крайней необходимости. А мы с вами, Яков Тимофеевич, пока будем контролировать проспект - там какая-то непонятная каша заваривается...

Янек кивнул и, скрипнув дверью, прошёл в соседнее помещение, где была чайная: окна её выходили на ту сторону, куда, судя по голосам, собирался лезть Осипов с неведомыми дамами.
Установилось напряжённое молчание. Янек скрылся в двери тёмной пустой чайной, Индриксон с фонариком в правой руке и наганом в левой стоял у внутренних дверей сенец, готовый проделать тот же фокус, что и когда в доме появилась Вика. Даже Дедусенко стоял в середине мастерской, вобрав голову в плечи, пригнувшись и подсобравшись, с рукой в кармане — очевидно, сжимал рукоятку своего браунинга.
Вдруг в двери, ведущей в чайную, появилась бледная бритая голова Янека. Почти беззвучно он зашептал:
— Хотят идти сюда!…
— Не орите вы так!… — таким же тоном зашептал ему Дедусенко и достал браунинг из кармана.

За эти великие и жестокие месяцы Виктории еще не приходилось обагрять свои руки кровью врага, хотя смерть людскую видеть доводилось, и не раз - в июле и в ноябре прошлого года. Она, впрочем, понимала, что в жестокой схватке со старым миром ей рано или поздно придется лишить жизни человека, и, кажется, привыкла к этой мысли. Но никогда она не думала, что первый ее бой будет таким. И все-таки - убивать придется. Как минимум юнкера. Она не имеет право на ошибку в такой момент, ставка куда больше чем ее жизнь, ставка - сохранность всего коммунистического подполья: ведь уже сейчас, наверное, Теснанов и другие товарищи спешат к месту сбора в родные мастерские. Значит - юнкер Осипов умрет. Что же касается тех неизвестных "дам", которых он сопровождает - тут все-таки можно рискнуть...
Скользнув взглядом по верстаку, девушка подхватила с него увесистый молоток - оружие понадежнее пистолетной рукояти, "Венечке" должно хватить - и протянула его Янеку, перед этим хлопнув себя дважды по плечу и выразительно проведя головкой молотка под подбородком. По совести, смертоубийством ей бы стоило заняться лично, но она понимала, что сейчас не до таких материй - а Янек не подведет, в него Виктория верила.
- Становись в дверях чайной, офицеру сразу по голове, как только все трое войдут в мастерскую. Андрей - мы с тобой становимся по обе стороны двери, хватаем женщин и сразу затыкаем рты. Можно дать по голове рукоятью нагана, если тяжело будет. Дедусенко... спрячьтесь пока за верстаком, страхуете и помогаете с женщинами, если не удастся сразу скрутить. Все, по местам, - и Владимирова прижалась спиной к стене слева от дверного проема, затаив дыхание, пока кровь яростно пульсировала в ушах, а сердце в груди ухало так, что, наверное, и марширующим полякам было слышно...

Янек коротко кивнул, принимая молоток, встал у косяка ведущей в чайную двери. Дедусенко зашёл за верстак, но прятаться за него не стал, а встал, чуть пригнувшись.

В тёмной мастерской повисла плотная, напряжённая тишина: все, кажется, и дышать перестали. Узкие щели в шторах желтели бледными прорезями, почти не давая света, и только привыкшими уже к полумраку глазами различались смутные очертания верстаков, ящиков, колоды с вогнанным в неё топором, ряда винтовок у стены. У косяков дверного проёма в сени застыли Вика с сосредоточенным, собранным Индриксоном, в двери чайной смутным очертанием проглядывалась костлявая фигура Янека, сжимающего молоток. Дедусенко был где-то за спиной и тоже, конечно, молча, с браунингом в руке, следил за чёрным проёмом дверей в сени.
Голоса людей во дворе приблизились: можно было предположить, что они стоят перед самым входом. В острой, нервной тишине можно уже было отрывочно разобрать слова: « Сударыни!»… «как славный Роланд!», — это, конечно, был юношеский ломкий голос Осипова, — и в ответ ему неразборчивый женский шёпот: славному Роланду, кажется, что-то сердито выговаривали.
И всё стихло, только ровно шумел усилившийся дождь, барабанили по жести капли с крыши, и тут — снова злобно и надрывно забрехала уже знакомая Вике соседская псина.

За растянувшиеся в целую эпоху мгновения ожидания Вика успела пережить в своем воображении многое. Вот незадачливая компания заходит в мастерскую, Янек широким шагом перемещается к юнкеру Венечке и с размаху утапливает молоток в его голове. Вот она набрасывается на незнакомую женщину сзади, пытаясь заткнуть ей рот ладонью, и, когда та, испуганная, впивается ей в руку острыми зубами, не выдержав, ломает несчастной шею, уперевшись левой рукой в затылок... А вот Осипов, почуяв неладное, пронзительно визжит, стреляя из нагана сквозь бревенчатую стену прямо Вике в спину, пробивая легкое и печень. А вот они убегают, отстреливаясь от интервентов и подставляя своих товарищей под арест, чтобы хоть ненадолго спасти собственные жизни...
Словно натянутая до предела струна лопнула в груди девушки с осознанием того, что опасность миновала, и Владимирова с продолжительным полувздохом-полувсхлипом оседает по стеночке на пол.

Индриксон осторожно выглянул из-за косяка в сени, хотя увидеть там ничего не мог — входная дверь была прикрыта. Склонился над Викой.
— Викуся, ты чего? — встревоженным шёпотом спросил он и хотел было, видимо, положить руку ей на плечо, но обе руки у него были заняты, так что он мягко ткнул Вике в плечо фонариком.
— Соберись, — мрачно сказал Янек и отложил на верстак молоток: звук этот всем показался очень громким.
— Ушли, кажется, — полувопросительно сказал Дедусенко.
А с улицы тем временем доносились новые звуки: военная, ровная поступь множества людей, встревоженные пшекающие голоса, — отряд проходил мимо окон мастерской. Когда поляки уже миновали мастерскую, со стороны общежития послышался гортанный оклик, поляки что-то крикнули в ответ — но слов уже было не разобрать.

Виктория шумно выдыхает, поднимается на ноги, которые вновь начинают ее слушаться, и вместе с силами возвращается характер, благодаря которому ей и подчинялись, пусть не безропотно, парни сильно постарше и местами поопытнее.
- Забавно, - хмуро усмехаясь, проговорила она. - Вспомнила. Этот самый юнкер Осипов прошлой ночью, напившись, лапал меня за задницу, называя Юдифью, Эсфирью, прекрасной жидовочкой, и предлагал голову на отсечение, если я подарю ему свою любовь... Так что даже не знаю, рада я или разочарована. Ладно, к делу. Янек, что там у нас со вторым этажом? Если забраться повыше - можно ли подсмотреть, чем занимаются поляки и англичане? И, главное: можно ли будет контролировать наш черный ход - чтобы, когда товарищи начнут подходить, знать об этом заблаговременно?
Контроль за своими эмоциями Вика вернула, однако осталось какое-то скверное скребущее чувство опасности: не догадался ли юнкер Осипов или кто-то из его сообразительных спутниц о содержимом хитрого дома? И не приведут ли они сюда нежелательных гостей в количестве от взвода и более?

Оставшийся без поддержки своих миньонов, израненный до полусмерти лютоволк едва держится на ногах, и, кажется, теперь, на пороге гибели, он начинает руководствоваться не злой мистической волей, что довлеет над Скверным лесом, но обычным звериным инстинктом - тем самым чутьем, что подсказывает: четверка двуногих с острым железом в руках и жестокими магическими проклятьями на устах, явно не годится в качестве семейного обеда. Единственным вариантом спасения было рвануть в чащу, пока еще жив и способен передвигаться. И вожак рванул... точнее, попытался: как только он повернулся незащищенным боком к Зарифе, та, сосредоточенная на одной мысли - не дать клыкастому обрушиться на израненную подругу, сделала молниеносный выпад мечом в мягкое брюхо, выпад по всем правилам, с оттяжкой, выпуская наружу всю требуху лютоволка. Рухнувший набок хищник протяжно и совсем не по-волчьи завизжал в агонии, переходя постепенно на хрип, затем дернулся в последний раз, суча огромными лапами, и издох.

Под пологом Скверного леса наконец-то воцарилась тишина.

Она сидела в одиночестве, в тиши отделанного финским шпоном номенклатурного кабинета - громоздкий письменный прибор "XXV съезд КПСС", бюст Ленина, уставленная томиками "Известий ЦК КПСС" книжная полка - кажется, здесь не так уж много поменялось года этак с тысяча девятьсот восемьдесят девятого: во всяком случае, сама товарищ Генеральный секретарь ВКПБ вовсе не просила подобной "реконструкции". Это окружение вызывало у бывшей советской преподавательницы химии скорее неприязнь, чем ностальгию: в конечном счете, именно мерзавцы из подобных кабинетов в свое время продали и предали великую идею и великую страну. Ей же, отнюдь не стремящейся к власти, не жаждущей тех номенклатурных привилегий, ради которых рвались наверх горбачевы-яковлевы-ельцины, предстояло эту страну возрождать из пепла и развалин - из состояния во многом куда более безнадежного, чем то, в котором Советская Россия пребывала после Первой Гражданской или Второй Мировой...

"Итак, снова приходиться изворачиваться, идти на компромиссы, отступать... пусть не от принципов, от неких казавшихся незыблемыми позиций - ради сохранения хрупкого единства партии и армии. Ох, милые мои фракционеры, вы же погубите своей грызней государство раньше, чем до его сердца доберется враг... Что ж, нам необходима такая партийная линия, которая, строго следуя духу ленинизма, будет устраивать весьма разных в понимании его, ленинизма, товарищей.

Война. Маршал Язов, бесспорно, большой человек, верный великой идее, вот только армия слишком часто становится деструктивным механизмом в кризисную эпоху, когда генералы начинают считать себя умнее политиков. И еще: невоюющая армия лучше всех умеет творить военные перевороты: все эти латиноамериканские пиночеты и виделы тому наглядный пример. Так что - Красная Армия должна заниматься тем, для чего мы ее и создавали, ни в коем случае не политикой. И лучшим вариантом ее использования будет освободительный поход на захваченные безумными ультралибералами земли Поволжья: прежде всего, промышленную Самарскую область и Ульяновскую, разумеется - родина Ильича должна быть освобождена в первую очередь. Рабочие советских автозаводов наверняка встретят нас как освободителей, и многократно усилят промышленный потенциал Советской России. Там же - авиапром, военные базы, недалеко и до Казани...

Однако - в том кольце фронтов, в котором оказалась наша молодая Республика, нельзя обойтись без союзников. И единственным вариантом таковых будут, видимо, граждане из НБП. Нельзя испытывать иллюзий по поводу Лимонова - полуфашист, полуэсер, эталон мелкобуржуазной дурости - однако в его партии имеются и честные революционеры - те, с кем можно и нужно говорить. Обратиться к ним с открытым призывом о создании единого антиипериалистического фронта. И пусть лапинцы не зудят - большевики многократно блокировались с подобными субъектами, когда надо было уничтожать куда более опасного врага...

А экономику определенно придется перестраивать на военные рельсы, это факт. Слишком много врагов, слишком много фронтов. Пушки сейчас важнее масла, благо с маслом пока критических проблем нет, а отобьем Кубань - закроем продовольственный вопрос напрочь...

Что же касается порабощенных земель Халифата - это отличная точка для приложения сил Лапина сотоварищи, их революционному энтузиазму там найдется применение. Пусть организуют подпольные райкомы - не в Чечне, конечно, на Кубани и в Ставрополье, там, где у бородатых фанатиков и так земля под ногами горит..."

Клио
----------------------------------------------------------------------
2 уровень, 450/900 XP

ХП 13/13 // КД 15/17 со щитом
Костей здоровья: 2к8

Боеприпасы: снаряды для пращи 20

Ячейки заклинаний: 1ур. 1/3 (продолжительный отдых)


Божественный канал: 1/1 (короткий отдых)
----------------------------------------------------------------------

Эйпадия
----------------------------------------------------------------------
2 уровень, 650/900 XP

ХП 15/18 // КД 14
Костей здоровья: 2к10

Боеприпасы: стрелы 17
Серебряные стрелы: 2

Ячейки заклинаний: 1ур. 2/2 (продолжительный отдых)

----------------------------------------------------------------------

Ясена
----------------------------------------------------------------------
2 уровень, 450/900 XP

ХП 19/19 // КД 15
Костей здоровья: 2к8

Боеприпасы: болты 19

Вдохновение барда (к6) 1/3 (продолжительный отдых)
Ячейки заклинаний 1 ур. 2/3 (продолжительный отдых)


Вдохновение Влюбленной: 1

----------------------------------------------------------------------

Алира
----------------------------------------------------------------------
2 уровень, 450/900 XP

ХП 19/19 // КД 12/12
Костей здоровья: 2к8

Дикий облик: 1/2 (короткий отдых)
Естественное восстановление 0/1 (продолжительный отдых)

Ячейки заклинаний 1 ур. 0/3 (продолжительный отдых)


Вдохновение Мистресс: 1

----------------------------------------------------------------------

- С транспортом сейчас решим, не беспокойся, - ответила Мариэла Лайте. - И со связью тоже: не будете же вы в самом деле шкатулку эту несчастную через весь лес переть? Есть у меня вариант куда понадежнее - пусть наша Мартина делится своими игрушками, раз нас так озадачила...

Шкатулку тащить на своем горбу через лес было теоретически возможно, но не слишком удобно: несмотря на название, она походила на солидный ларец фунтов как бы не семьдесят весом, так что обещание предоставить альтернативное устройство звучало крайне обнадеживающе.

На замечания Эстерии же командующая Стражами терпеливо ответила:

- Ясное дело, сейчас отправляются отряды для прикрытия деревень по всей границе - не слышала команду Мартины? Но наката с запада ждать не стоит - это вопрос коммуникаций. Никакая стоящая армия не пройдет через болота и буревалы, даже если сумеет тихо вырезать посты Стражей. А про торговку и говорить не стоит - если бы она что-то недоброе замыслила здесь, под Куполом - это вскрылось бы сразу же... - очевидно, Мариэла подразумевала, что Рамона и Аэлис в своем домене распознают любую опасность - в это свято верили все Сестры. - Ладно, уж о чем, а об этом не вашим головам болеть. Идемте - до деревни я с вами проедусь, сейчас только с дежурной поговорю напоследок - и пойдем транспорт добывать...

***

Раздобыть транспорт оказалось задачей весьма нетривиальной, даже для Мариэлы: Мартина уже успела ускакать, так что насчет выделения лошадей пришлось договариваться с командующей вторым эскадроном. Лайте оставалось лишь радоваться тому, что это не является ее проблемой, и, пока Старшие чуть в стороне что-то друг дружке пытались доказать на повышенных тонах - она со своими подругами могла полюбоваться на выезд пяти отборных всадниц в пластинчатых латах - ударного кулака эскадрона. Мощные девицы на массивных боевых конях, больше похожих на грузовых тяжеловозов, чем на обычных верховых лошадей - да, они могли бы на равных потягаться с рыцарской кавалерией... Впрочем, хвалиться пока не стоило: увы, последней женщиной с реальным боевым опытом в армии Купола была ее престарелая командующая, а вот среди бородатых разбойников, решивших напасть на Сестер, наверняка имелись матерые вояки.

Наконец, вопрос с лошадьми был решен, и четверка Стражей вместе с Мариэлой поскакала вперед, обгоняя колонны лучниц и копейщиц, навстречу первых телегам с эвакуируемыми жительницами деревни. Ясное дело, никто не планировал подпускать врага близко к Выперкам, но эвакуация детей, старушек и остальных небоеспособных жительниц была делом обязательным. Вот промелькнула мимо телега, на которой совсем ветхая бабушка с испуганно-непонимающим взглядом отчаянно дрожит, пока ее хмурая и лишь чуть более молодая подруга держит за руку и шепчет что-то успокаивающее. Эйпадия знала этих двоих - старые следопытки Джина и Стефания, их часто можно было увидеть в "Женском клобе" - знаменитом трактире, где останавливался каждый уходящий на дежурство отряд Стражей. Вот еще одна телега, в которой сидит с полдюжины детей возрастом не старше восьми лет, и одна смуглокожая малышка донимает свою подругу вопросами о том, что такое война, и почему столько незнакомых нарядных теть приехало в их деревню, а они зачем-то должны из нее уезжать, а ведь наверняка война - это так же интересно, как ярмарка на праздник урожая, и там, быть может, станут раздавать сладкие крендельки и ленедечики в виде зверушек, хотя проехаться на телеге тоже интересно, правда же, Эммочка? Эммочка не отвечает: в школе ей, видимо, достаточно доходчиво объясняли, что такое война - Лайта помнила, что есть такие не в меру усердные учительницы, после рассказов которых особо впечатлительным девочкам долго не удается спокойно поспать...

Стражам повезло проскочить к деревне, пока поток телег с временно эвакуируемыми гражданскими еще не успел плотно забить дорогу. Именно здесь, на пути к Выперкам, они в полной мере прочувствовали реальность подступающей угрозы. Вроде бы дети и старушки не были теми беженцами, что под угрозой неминуемой смерти вынуждены бежать куда глаза глядят, однако безысходность и испуг на лицах многих представительниц старшего поколения, тех, кто лично пережил вторжение королевской армии - да, это задавало мрачный настрой, который передавался и идущим навстречу воительницам. Никто не пытался затянуть строевую песню, хотя на прошлогодних учениях те же самые роты бодро распевали в несоответствующем словам мажорном ладе "Осталась я лежать в чужом лесу одна..."

Огороженная порядком уже покосившимся за мирные годы частоколом деревня встречала защитников все той же мрачной сосредоточенностью. Почти все оставшиеся крестьянки были вооружены и экипированы - разумеется, с доспехом и оружием у них было куда хуже, чем у профессиональных воительниц: стеганки, короткие клинки односторонней заточки, копья и рогатины, более похожие на сельскохозяйственный инвентарь, чем на орудия убийства или охоты, луки, явно приспособленные лишь к охоте на мелкую дичь - да уж, хорошо, что к реальному бою этих ополченок подпустят в последнюю очередь...

***

В здании деревенского Совета, наспех переоборудованном под штаб, уже кипела работа - Мартина стояла перед развернутой на широком столе картой с топографическим циркулем в одной руке и парой цветных фишек - в другой:

- Так, пробежимся еще раз по плану. Длина колонны в двести всадников, по масштабу - вот отсюда и досюда. Как только голова ее оказывается здесь, между холмов - подается первый сигнал рожка, стрелковые роты, засевшие на вот этих высотах, дают два залпа. Шока и непонимания по времени вам хватит ровно настолько. После этого - второй сигнал, по которому наша кавалерия бьет воот отсюда во фланг, рассекая колонну надвое, но ни в коем случае не ввязываясь в рубку: важно опрокинуть центр их построения и внести дополнительную панику. И только после этого копейщицы закрывают ловушку, приступая к полному уничтожения противни...

- А нам чего делать? - вмешалась дебелая тетушка из местных, по-видимому - старшая ополченок, в кожаной бригантине, слишком туго обтягивающей пышные телеса.

Главнокомандующая поморщилась от столь бесцеремонного обращения, однако сдержалась:

- О, у вас будет очень важная задача. Нужно собрать самых голосистых женщин, расположиться вот здесь, за холмом, и кричать. Кричать так, словно вас не меньше пары тысяч идет на подмогу, понимаете?

- Понимаем, ясное дело, - солидно кивнула деревенская. - А когда косматых бить бежать?

Одна из офицеров Старой Крепости фыркнула, вызвав резкий окрик Мартины: "Не вижу ничего смешного!", и именно в этот момент о своем присутствии заявила Мариэла.

- А, вот и наша стратегическая разведка, - кивнула главнокомандующая. - Я все помню, вот, держи, - и седовласая воительница передала старшей Стражей Пограничья пару плоских двухдюймовых камушков, на поверхности которых были выгравированы человеческие губы. Собственно, кроме этого от Мартины ничего не требовалось, и девушки покинули штаб вслед за Мариэлой. Уже на улице та передала один из камней Лайте:

- Это будет получше шкатулки, хотя принципе действия тот же. Нужно сжать этот камушек, сосредоточиться и прошептать сообщение, которое услышит владелица второго камня, то есть я. Когда поймешь, что происходит - информируй меня, но помни - эта штука тоже работает раз в сутки, и длина послания ограничена...

- Эгей, сестрены! - всех заставил вздрогнуть знакомый голос, который здесь они меньше всего ожидали услышать. Вентриль?! Она еще здесь откуда? Именно этот вопрос раньше всех успела задать потрясенная Мариэла, обнаружив, что мать Эленвен, которой сейчас положено сидеть под замком, стоит перед ней в проклепанной кожанке, с парой коротких клинков за спиной, и с неизменной лютней на ремне сбоку. По улице в это время проходила колонная аэлиситок-целительниц, с которой, очевидно, бардесса и попала в деревню.

- Я... Я говорила с Аэлис, она и сказала отпустить меня, когда все началось. Я... девочки, я прошу прощения за то, что случилось. Это было... глупо. И стыдно. Богиня попросила меня оберегать своих учениц, и... я бы хотела быть достойной имени своей дочери. Чтобы, когда она вернется домой, могла бы посмотреть ей в глаза без стыда.

- Ну-ну, - покачала головой Мариэла, явно не уверенная в том, вернется ли дочь бардессы домой целой, однако озвучивать свои сомнения вслух посчитала неразумным, как и упоминать о миссии Лайты и компании. - Удачи, сестра, какие у нас обиды в такое время?

- Спасибо, - кивнула Вентриль уже не столько Стражам, сколько мыслям в своей голове, и скорым шагом отправилась догонять свой отряд.

- Аэлис, конечно, не ошибается, - подумала вслух Мариэла. - Но как бы эта мамочка не убилась с таким настроем напрасно... Ладно, милые мои, провожать я вас не буду, не маленькие, мне сейчас в крепость надо, отпускниц распределять, так что дальше сами. Контрольный срок - три часа, этого вам должно хватить, чтобы выйти к посту и понять, что же там происходит. Если до этого не подадите весточку - я буду связываться с вами сама, но тогда не смогу выдать инструкции, что делать дальше...

Разговор уходящих Ани и Закемовского о Теснанове заставил Викторию вспомнить то самое место из "Что делать?" Ильича, вокруг которого интеллигентами-эмигрантами было в свое время сломано так много копий. Действительно ли интеллигенция должна привносить в рабочий класс социалистическое сознание? Действительно ли самые передовые рабочие не обойдутся без указки от очкарика с брошюркой в кармане? Или же - это было завязанное на контекст своего времени замечание, полемическое преувеличение в борьбе с экономистами и адептами стихийности? Некогда Виктория, уже плотно пообщавшись с американскими рабочими-социалистами, все же питала некоторые иллюзии по отношению к русским пролетариям - тем, что делали революцию не в девятнадцатом веке, а уже после ее рождения - славную, прекрасную революцию, разбитую, к сожалению, но разбитую в жестоком бою, и заставившую социал-демократов всего мира с надеждой смотреть на страну, некогда имевшую нелестное прозвище европейского жандарма. И нынешнее столкновение с реальностью, с тем самым передовым русским пролетариатом, оставляло двойственное впечатление. С одной стороны, если такие, как Теснанов, становятся коммунистами - значит, наше дело наверняка победит (меньшевики обожали в своей полемике хвастаться, что за ними идут все серьезные и грамотные рабочие, а за Лениным - лишь голытьба и малолетки). С другой... да, не раз уже случалось, что Владимирова, процитировав некое общеизвестное место, по ее мнению, место из Маркса, сталкивалась с непониманием в глазах сознательного пролетария, каковое при дальнейшем разъяснении оборачивалось затаенной обидой. Как будто Виктория нарочно тыкала своей образованностью в лицо весьма уважаемому ею, по большому счету, человеку! Она вовсе не ощущала в себе призвание к идеологическому лидерству - всю свою жизнь дочь Натана Араловича росла прилежной ученицей, жадно ловящей слова знаменитейших марксистских интеллектуалов, и с удовольствием проходила бы в ученицах еще лет десять... вот только не оставила ей революция столько времени для образования и воспитания. Теперь она сама должна учить и вести за собой людей вдвое старше, подбирать к каждому соратнику свой ключик, разрешать трения и конфликты, зарабатывать свой авторитет, не подрывая чужой... К счастью, в данной конкретной ситуации у нее были все шансы достичь с Теснановым единомыслия, и, возможно, даже наладить несколько напряженные отношения. Главное - найти правильные слова на каждом этапе этих ночных переговоров...

***

- Да успокойтесь вы, ради... - Викторию уже начинало раздражать нытье "его превосходительства", до такой степени, что пришла в голову первая мстительная мысль: не пустить ли его в расход, списав на проделки офицеров? Пусть хоть тушкой послужит делу борьбы с контрреволюцией. - Мне что, по-вашему, организовывать городскую межпартийную конференцию в собственной спальне? К сведению - марксисты тоже люди, у всех моих товарищей есть работа, у большинства - семьи, и по ночам они имеют обыкновение спать. Сейчас мы идем к ближайшему месту общего сбора, в мастерской союза транспортных рабочих...

Девушка не сразу сообразила, чего так испугался Дедусенко, а поняв, удивилась сама:

- Хм, действительно - вон общежитие... Что за город такой - просто бычья шкура карфагенской царицы: все сконцентрировано на крошечном пятачке, - фразу привыкшей к масштабам Нью-Йорка или хотя бы Петрограда Виктории было сложно понять явно не получившему классического образования генерал-губернатору. Смешно - сама Вика на днях при составлении текста очередной листовки выговаривала любителям к месту и не к месту поминать "гидру контрреволюции" товарищам: "Что, по-вашему, будет представлять при слове "гидра" малограмотный холмогорский крестьянин, который слыхом не слыхивал про Геракла и двенадцать его подвигов? Каждая буква в листовке - это пуля, которая должна попасть в цель, вы же палите в белый свет как в копеечку..." - Ладно, давайте и в самом деле сделаем крюк: в любом случае мы будем на месте раньше, чем Аня и Серж соберут людей...

- Ну что ж, раз самоотводов нет - тогда за мной, - Мариэла снова отправилась обратно к штабу Стражей, в свой кабинет, где извлекла из шкафа небольшую полевую карту Восточного Закуполья. Говоря откровенно - в этом не было большой нужды: Лайта сотоварищи неоднократно ездили по Торговой Дороге к Виа Ильдеци, знали окрестности Дальних Выперок и в целом хорошо изучили местность за время службы. Может быть, не так хорошо, как девчонки из отряда Адели, десять лет обживавшиеся на одном месте, однако достаточно, чтобы задачу в данной местности им можно было ставить на словах. Но - порядок есть порядок: все изобразили внимание, собравшись в кружок над картой.



- Итак, вторжение, понятное дело, будет идти по Торговой Дороге - Мариэла провела пальцем по изгибающейся серой линии. - Нас предупредили, что прибудут косматые через четыре-пять часов. От поста до Выперок скакать где-то три часа... Хм, значит, по факту, вторжение еще и не началось. Хотела бы я знать, что там произошло, как и Мартина. Так вот, девушки, вашей задачей будет воспользоваться путем, которым уже давно никто не ходит. Напрямую, через лес.

Командующая провела пальцем прямую линию от Выперок до поста. Линию, которая проходила через безымянный лесной массив. И это сразу заставило напрячься Эйпадию: вот он значит, в чем подвох задачи выйти из одной точки на карте и попасть в другую. Зарифа же вспомнила историю, которую не слишком-то часто рассказывали старшие Сестры, ибо мало в ней было славного и вдохновляющего маленьких девочек...

***

... Когда Купол расширился настолько, что граница барьера пролегла совсем рядом с замком барона Ойля, нынешней Старой Крепостью, тот впал в отчаяние: его родовые земли переходили во владение нашей общины, и сделать с этим ничего было нельзя - ни наемные маги, ни клирики Митриоса не были в силах остановить экспансию Сестер. И тогда он обратился к древним и темным силам, повелевавшим этими землями за тысячи лет до основания Умбрийской империи. Откуда-​​то из Брендеи достал недобитого друида, который придумал, как помочь делу. Узнав, что через барьер не могут пройти только мужчины, а животные же обоих полов ходят сквозь него вполне свободно, этот друид предложил обучить барона и его дружинников превращаться в зверей - не посредством магии, ибо такая трансформация была бесполезной, как уже выяснилось опытным путем, но изменив саму человеческую природу, иначе говоря - превратив их в ликантропов. Не все, конечно, обрадовались такой перспективе, однако добровольцы нашлись. Первым решил пройти через ритуал сам барон. Однако... что-​то пошло не так, в ходе превращения тот обезумел, устроил жуткую бойню в собственном замке, а затем, перепрыгнув с его стены прямо через ров наружу, убежал в неизвестном направлении.

Как оказалось - поселился он в том самом лесном массиве южнее нынешней Торговой Дороги, что позднее назовут Скверным Лесом. Когда Купол уже поглотил замок Ойль, и владения Сестер влотную подошли к этой чаще, следопытки, разумеется, стали ее исследовать - и тут начались очень плохие вещи. Если бы он просто убивал девушек... Нет, он их перед этим жестоко насиловал - судя по состоянию трупов. И это - это внушало не только ненависть, но и ужас. Его не брало простое оружие, а до жриц он добирался раньше, чем они успевали сотворить свои чары. Когда стало понятно, что без божественного вмешательства не обойтись - Рамона решила лично выйти на охоту, чего к тому времени уже давно не делала, однако ее планы сорвало вторжение королевских войск.

Годы шли, и за эти годы барон, скорее всего, умер своей смертью (хотя это достоверно не было известно). Однако злой дух, что овладел им, явно никуда не делся: Скверный Лес по-прежнему оставался смертельно опасным местом. Эйпадия, как любая следопытка, знала, что обычно лесные волки не слишком-то стремятся к встрече с людьми. Разумеется, в голодную пору, или на человека раненого и одинокого, серые вполне могут напасть, но точно не на отряд готовых к бою вооруженных Сестер, которые вдобавок ко всему, подобно Эстерии, могут владеть эффектной магией вроде разжигания огня прямо под твоими лапами. В Скверном Лесу все было не так: тамошние хищники нападали на любых людей, при любом соотношении сил, словно их толкала к этому злая сила. И вели этих волков зачастую жуткие твари раз в два больше обычных серых - лютоволки, чье природное происхождение было весьма спорной историей.

Наверное, этот лес, какое бы зло в нем ни жило, было вполне реально зачистить в ходе полноценной войсковой операции. Однако существовало два соображения, которые пока удерживали Сестер от этого. Во-первых - волки почти никогда не выходили за пределы четко очерченного ареала, не появлялись в окрестностях Выперок. Во-вторых - лес с его неприветливыми обитателями был лучшей защитой для деревушки с востока. Торговый путь, который связывал Купол с владениями барона Прива, пришлось прокладывать севернее, в холмах, и была эта дорога, прямо скажем, не слишком удобной, однако и для предполагаемого противника она была единственным вариантом наступления - что позволяло сейчас Сестрам организовывать засаду в самых благоприятных условиях. В этой местности, изученной и подготовленной к приему "гостей", умылась бы кровью даже сильно превосходящая численно Сестер армия, отряд же из двух сотен всадников был обречен на полное уничтожение.

***

Однако все эти соображения теперь становились боком отряду Лайты, которому предстояло прорубиться через этот лес любой ценой, а цена могла оказаться очень даже высокой: начиная от выдранного из чьей-нибудь ягодицы мяса и заканчивая смертью в бою с огромной стаей всей четверки. Но другого пути, очевидно, не было: по прикидкам Эйпадии, пересечение леса в самом узком месте займет пару часов, карабканье же по холмам в стороне от дороги - на этой уйдет как бы не весь день...

Разумеется, мизансцену, которую пыталась наспех соорудить для разговора с отставным генерал-губернатором Виктория, сразу же порушили продолжающие свои препирательства голубки. Да чтоб вас, бестолочи тупые, так, разэтак и три раза наоборот! Девушка чувствовала, как задыхается от гнева, понимая, что напрочь потеряла инициативу, и сейчас любое ее действие или бездействие будет одинаково плохим решением.

Чем-то это заставляло вспомнить абсурдистско-пародийную пьесу Блока "Балаганчик". Во всяком случае, Пьеро с Коломбиной - налицо, и сама Вика напоминала себе нелепо выскакивающего на сцену автора, чей замысел оказался вывернут наизнанку. В какой-то момент у девушки возникло острое ощущение, что, если пальнуть сейчас ради интереса в Дедусенко - из него брызнет клюквенный сок... Мотнув головой из стороны в сторону, словно сбрасывая подступающий соблазн, Виктория, наконец, дождалась окончания суеты с визитками. Все-таки придется выбирать из двух зол...

- Так, друг мой, - обратилась она к Сержу самым зловещим тоном, на какой только была способна. - Ты, я погляжу, охерел совсем не по-хорошему, и с этим делом пора кончать. За то, что подвел Фрица под арест - пойдешь на партийный суд, я добьюсь его организации, уж будь уверен. И о том, за чей счет вы, голубки, крутите свой бульварный роман - партия теперь тоже узнает. Я раньше не понимала, что делать с вашими маленькими шалостями, а теперь вижу: если не давать за них вовремя по рукам - эти шалости ведут к большим бедам. А сейчас помолчите, пожалуйста, оба-две - ваше мельтешение начинает утомлять.

Взяв со столика визитку, она продолжила обращаться уже к Дедусенко, одновременно невидящим взором вперившись в гравировку.

- Можете называть меня Владимировой. Только не "товарищем", пожалуйста, товарищей у вас здесь пока что нет. Я только недавно из Питера, местной обстановкой еще не особо владею, так что начнем с насущного вопроса: откуда у вас адрес Фрица и кто еще может туда явиться? Уж извините - нам тоже не хочется лезть в чаплинскую петлю, даже в вашей приятной компании.

У отца Виктории, Натана Араловича, была одна очень характерная привычка. Всякий раз, работая в редакции и изучая последние известия Европы из газет, он, натолкнувшись на интересную новость, декламировал вслух известное двустишие Мицкевича:

Ciemno wszędzie, głucho wszędzie,
Co to będzie, co to będzie?

Этим "цё то бендзе?" были встречены известие о сараевском убийстве, австрийский ультиматум, голосование в рейхстаге по поводу военных кредитов, и многие другие события, истинного масштаба трагичности которых не подозревал еще никто по обе стороны Атлантики. Менялась лишь папина интонация при произнесении давно уже ставших крылатыми польских слов: от скорбной или негодующей до обнадеживающей. Не стоит удивляться тому, сколь часто за последние пару лет "цё то бендзе?" всплывало в памяти Вики. Последний раз - вчерашним вечером...

***

Работа в кафе имела как свои преимущества, так и недостатки. Бывшая столовая общества "Питомник", вновь приведенная к старорежимному виду, имела большую потребность в обслуживающем персонале со знанием иностранных языков, в официантках, способных объяснить бестолковому бритту, что прославленный Маяковским загадочный рьябчшик - это всего лишь особый russian pheasant, и, напротив, что пожарская котлета - это, кхм, не совсем та cotelette, которую вы, господин офицер, могли бы обнаружить своем родном хэм-энд-биф шопсе. За великолепное знание языка Вике до времени спускали многое - и отсутствие отработанной годами сноровки, с какой та же Аня сервировала стол, и отсутствие тех самых округлостей, которыми порядочная официантка обязана радовать взгляд клиента... В разговоре с офицерами и посольскими, правда, приходилось старательно имитировать акцент: ее нью-йоркское происхождение вызвало бы куда больше вопросов, чем легенда, с которой она легализовалась в городе - стандартная история дочери московского коммерсанта из выкрестов, к которому одним нехорошим вечером пришли люди из ЧК, и больше никто его не видел.

Проблема была в том, что изначальный план, с которым товарищ Владимирова устраивалась на эту работу - крейсировать по залу, выхватывая из воздуха важные сведения, каковыми расслабившиеся в непринужденной обстановке офицеры и дипломаты станут сыпать на каждом шагу - не то чтобы провалился, но явно в полной мере не реализовывался. Большинство служащих посольств и интервентов интересовалось исключительно вопросами личной наживы: скупка за бесценок драгоценностей и мехов у беженцев, планы участия в коммерческих делах города и области, ловля рыбки в мутной воде - кажется, это было основной темой всех разговоров. Оставался, правда, вариант с расположившимся в отдельном углу штабом Чаплина, но, во-первых, русские офицеры не были сферой ответственности Вики как официантки, во-вторых, как раз они отличались звериной подозрительностью, и при любом сколько-нибудь важном разговоре прежде всего заботились об удалении посторонних.

Именно поэтому не иначе как счастливым случаем нельзя было назвать тот факт, что именно Вика, а не ее напарница, подслушала обмен репликами между импульсивным кавказцем Ганжумовым и самим "главнокомандующим". Собственно, именно в этот момент в ее голове отчетливо послышался отцовский голос - "цё то бендзе?". Что-то будет?

Вопрос лишь в том - что? Внимательно наблюдавшая за происходящим в городе девушка прекрасно понимала, что дело движется к некоему аналогу прошлогодней корниловщины в Питере. Столкновение между столь разнородными силами, как "демократические" контрреволюционеры с одной стороны, и промонархическое офицерство - с другой, было объективно неминуемым, и единственным сдерживающим фактором (которого не было в 1917 году) здесь являлись интервенты, не заинтересованные покуда в масштабной сваре. Однако котел противоречий явно закипал, и вопрос был лишь в том, насколько достанет сил у теперешних хозяев города из Антанты держать на месте крышку? Изначально Виктория была настроена по этому поводу пессимистически: интервенты даже по соотношению сил выглядели главным игроком, способным загнать в свою упряжку реакционеров всех мастей, и для этого у них имелся нужных размеров кнут и приличный пряник. Однако подслушанный разговор явно свидетельствовал о том, что "цё то бендзе", и "бендзе" без вопросительного знака...

Вопрос был в том, как обернуть ситуацию в свою пользу, увеличив влияние большевиков в городе. Как организовать в случае необходимости выступление рабочих, чтобы не дать офицерью установить открытую военную диктатуру - и в то же время не сыграть на руку эсеровско-энесовской контре? Чтобы в равной мере ослабить и условного "керенского", и обобщенного "корнилова"? Еще одной проблемой было собственное положение Виктории в подполье: она ведь далеко не выглядела его общепризнанным лидером. Слов нет, репутацию девушки среди провинциальных революционеров здорово укреплял статус столичной штучки, видевшей живых Ленина и Троцкого, но возраст в сочетании с незнанием местной обстановки играл не в ее пользу. А многие идеи, которые она планировала реализовать в случае начала открытого конфликта между эсерьем и монархистами, несомненно, вызовут у некоторых узко мыслящих товарищей отторжение, и надо иметь поистине ленинский авторитет, чтобы заставить всех принять ее предложения.

Увы, Вика Владимирова была пока всего лишь Владимировой, но никак не Лениным и не Троцким. У нее сейчас не хватало власти даже призвать к более ответственному поведению в подпольных делах свою соседку по комнате Аню, хотя многие вещи в их с Сержем отношениях уже начинали откровенно раздражать. Положим, с какой частотой загонять паровоз в депо - это их личное дело, хотя после каждого такого вечера любви Вике приходилось очень долго проветривать комнатку, чтобы избавиться от характерного запаха. Но вот денежные дела - это уже другой разговор, и сейчас девушка находилась в крепких раздумьях насчет того, как бы прервать эту аферу Закемовского, не вызвав крупного скандала и ссоры с товарищами, ибо Серж в своих махинациях начал уже откровенно наглеть. Просто пойти к Теснанову и выложить ему все начистоту было точно не вариантом - ей ведь еще очень долго жить с Аней под одной крышей. Мда, Виктория Натановна, куда вам сбрасывать в море контру с интервентами и восстанавливать Советскую власть на территории размером с полторы Франции, когда вы не можете даже дисциплинировать парочку любвеобильных "железнодорожников"?

***

После первого шока от зрелища физиономии Закемовского в окошке еще не до конца проснувшаяся Вика снова услышала в своей голове отцовские слова. "Цё то бендзе." И, пока она одевалась и нацепляла парик, не забыла извлечь из под подушки браунинг: черт знает кого мог притащить на хвосте явно влипший в историю Серж? Предоставив Ане перебранку с возлюбленным, Владимирова прорабатывала в голове варианты действий на случай непредвиденных обстоятельств, приходя пока к одному выводу: что бы ни произошло, кого бы ни притащил с собой Закемовский - инициативу и командование сейчас необходимо перехватывать именно ей. По очевидным причинам. Она молчала, пока "железнодорожники" бранились и суетились, не желая до времени соваться вперед - надо оставаться для незнакомца большей загадкой, чем он был покуда для нее. Но, когда, наконец, прозвучала фамилия ночного гостя, Вика все поняла до пояснений "генерал-губернатора". Началось, стало быть. Самое главное - нельзя сейчас демонстративно удивляться и суетиться: именно ее поведение должен оценивать в первую голову этот отставной козы барабанщик, именно с ней он будет говорить как с законным представителем большевистской партии в городе.

- Ну что ж, этого следовало ожидать, - с некоторой скукой в голосе произнесла Виктория. - Серж, вон там, в углу, веник, совок и тряпка. Подметите, пожалуйста, и оботрите обувь, пока не разнесли грязь по всей комнате. Затем передайте нашему гостю. А вы пока садитесь, гражданин генерал-губернатор, вон табурет, пододвиньте его сюда.

Сама Виктория садиться не спешила, встав в тусклом свете керосинки так, чтобы левая рука с зажатым в ней браунингом (предусмотрительно снятым с предохранителя) оказалась в глухой тени. Не то чтобы она собиралась доводить разговор до смертоубийства здесь и сейчас (это было бы форменным идиотизмом), однако кто знает, как все повернется...

- Ну что, Яков Тимофеевич, - начала она беседу. - Как я понимаю, пришло время, когда контрреволюция стала пожирать своих пасынков? Чаплин решил, что со сворой бесполезных болтунов пора кончать, покуда они не погубили дело борьбы с большевизмом? И вы, стало быть, перед перспективой неминуемой петли явились сюда...

И тут Вика сообразила, что понятия не имеет, о чем говорил с Дедусенко Серж и в курсе ли "генерал-губернатор", что оказался в большевистском логове. Да что за болван-то, хвостом тебя по голове? Неужели нельзя было хотя бы оставить эсера чуть позади и предварительно договориться о том, как ему представляться? А теперь же - теперь предстояло импровизировать. Для начала следовало дождаться реакции гражданина социал-предателя.

Ответ Симеона был достаточно предсказуемым - в том плане, что именно эти слова она ожидала услышать от него в ответ. В совершенстве владеющая искусством манипуляции людьми, девушка легко считывала чужие попытки манипулировать ею самой. С человеком менее умным правильным было бы играть в поддавки, изображать заинтересованность - но игра с Ирлентри предстояла куда более сложная. Больше цинизма, больше прямолинейности - охотник и сам не заметит, как превратится в жертву...

- Все это довольно спорно, - прошептала Эльмира в ответ. - В супружеской жизни кто-то всегда должен быть рабом другого, в противном случае это не брак, а клуб по интересам на двоих. Из меня рабыня очевидно получится скверная, из вас - аналогично. С другой стороны...

Прервавшись, девушка смерила Ирлентри оценивающим взглядом.

- С другой стороны, Сун, насколько я помню, никогда не заботили условности семейной жизни или чистота супружеского ложа. И если мне вдруг наскучит замужняя жизнь в кругу скучных людей - в изнанке Верхнего Города хватит интересных мужчин для удовлетворения моих... амбиций? - пожав плечами, словно и сама не поняла до конца, что имела в виду, Эльмира решила сменить тему. - А вот насчет "агента" - хотелось бы понять, что вы под этим подразумеваете? В конце концов, продажная служанка, за пару серебряных согласная подслушивать под дверями господской спальни, тоже в некотором роде... агент.

Брезгливо поморщившись при последних словах, девушка сложила руки на груди. Кое в чем Симеон был точно прав: ее амбиции отнюдь не ограничивались перспективой замужества с Ричардом. Правда, даже этот пройдоха не подозревал, как же далеко они простираются. И чего он точно не подозревал - так это чем обернется для него тривиальная попытка вербовки благородной девицы с нешуточными денежными затруднениями...

Как обычно бывало с группой Лайты, это задание свалилось на Стражей в момент самый неожиданный и неудобный.

Девушки как раз благополучно завершили боевое дежурство на одном из северных постов, в глухом буревале среди пологих холмов, откуда, наверное, хоть три дня скачи - ни до какой деревни не доскачешь что в нашу, что в "их" сторону. В отличие от других подразделений Стражей, их отряд не имел закрепленного за собой поста, находясь в резерве, на замене в случае каких-то экстремальных ситуаций. Вот и сейчас - у старшей группы, что выбыла из игры, как оказалось, рожает жена, и родить она может именно в тот момент, когда ее супруга будет нести службу на границе, а это, сами понимаете, проблема хуже ножа у горла. Лайта подозревала в сложившейся ситуации чье-то раздолбайство - то ли аэлиситок, не сумевших точно рассчитать дату родов, то ли штабной канцелярии, что не учла вовремя семейные обстоятельства командира отряда. Впрочем, это было неважно: именно в целях затыкания подобных прорех всегда наготове имелась резервная четверка...

И вот целую неделю Лайта, Эйпадия, Зарифа и Эстерия патрулировали непролазный буревал, пробираясь между поваленных и расколотых деревьев с проклятиями в адрес всего окружающего ландшафта, в котором шею можно было свернуть в самом буквальном смысле. Неся службу со всей положенной уставом тщательностью, Стражи, тем не менее, сошлись на том, что здешний пост не имеет существенного значения, ибо всякий враг, решивший подобраться к Куполу с севера, раньше переломает себе все кости, чем доберется до мест, обжитых Сестрами. Из примечательных происшествий, о которых имело бы смысл докладывать в Старую Крепость по передающей шкатулке, было дурацкое "ранение" Эстерии, умудрившейся во время очередного обхода оступиться и присесть мягким местом на обломок толстого сука. Впрочем, подобные вещи Лайта оставляла внутри группы, строго предупреждая своих соратниц, которые и не имели склонности к сомнительному остроумию, чтобы не смели подтрунивать над новенькой. Этой странной девушке, дочери бардессы, поступившей в храм Рамоны прислужницей в том возрасте, когда большинство прислужниц уже становятся полноправными жрицами, а год назад пришедшей в их давно сложившийся коллектив, и без того было тяжеловато. Извлекая осколки дерева из ягодицы своей подчиненной, Лайта думала о том, что вот сейчас бы стоило подпустить какую-нибудь идиотскую шутейку из разряда пошлого солдатского юморка, разрядить обстановку общим взрывом смеха, тем весельем, что в итоге сплачивает коллектив - ее учили подобным приемам, как и всякого будущего командира. Однако - не одарила Рамона чувством смешного свою ученицу, так что операцию она провела с совершенно невозмутимым лицом, и это, вкупе с демонстративной серьезностью Зарифы и Эйпадии, кажется, встревожило чародейку куда больше, чем если бы ее осыпали насмешками и упреками...

Больше, пожалуй, в этом скучном дежурстве и вспомнить было нечего. Благополучно сдав пост и отчитавшись в штабе Старой Крепости, четверка Стражей отправилась в заслуженное увольнение. Дел у них хватало: Эстерия спешила помочь матери готовиться к грандиозной премьере Большого Летнего Театра - эпической пьесе "Щиты наших матерей", с полусотней актеров только в основных ролях. В этом действе так или иначе принимала участие большая часть бардесс Коллежа, с привлечение самодеятельных кружков - и рук для подготовки все равно катастрофически не хватало. На премьеру, которая должна была состояться через пять дней, чародейка усердно зазывала и своих соратниц. И если следопытка с воительницей были просто не против сходить и развеяться, то для Лайты эта идея была интересна с еще одной стороны: выход с невестой в театр словно переводил их отношения на новый уровень - театр дело серьезное, это не ярмарочный балаган, где они смеялись над выкидываемыми мимами коленцами, щелкая калеными орешками, в театр ходят взрослые, солидные женщины, настоящие супруги. У большинства Стражей с семьей складывается, признаться, так себе: года три назад девчонка из отряда Адели оставила службу именно ради полноценной супружеской жизни - не всякая жена способна выдержать подобное. Однако Рея, кажется, хорошо понимала, на что она идет, и готова была к браку даже на таких условиях. В общем, сделать ей настоящее предложение ("совсем как у взрослых бывает"), во время представления, в котором, по словами Эстерии, нашлось место и любовным сценам, и лирическим музыкальным номерам - это казалось прекрасной идеей.

И именно в момент вечерней прогулки по роскошному парку, разбитому в окрестностях Первопоселения, неофициальной "столицы" Купола, с которой община Сестер, собственно, и начиналась, когда Лайта излагала возлюбленной идею посетить Летний Театр, ее и настигла конная посыльная - совсем молоденькая девчонка, явно испытывающая неловкость от понимания того, какие дурные вести она несет только вчера сдавшей пост рамонитке. Вручив жрице предписание немедленно и вот прямо сейчас явиться в Старую Крепость, вестовая едва не сгорела со стыда, когда Лайта наградила ее взглядом в духе "да вы издеваетесь?!" Хорошо еще, она не успела застать их с Реей в постели - вот это было бы полной катастрофой. Обняв подругу, смиренно улыбнувшуюся в ответ на извинения, рамонитка села на приведенную посыльной запасную лошадь и поскакала навстречу новому заданию...

***

Справедливости ради, командующая Стражами Пограничья Мариэла вовсе не по злому умыслу сорвала девушкам законный отпуск. Собственно, она сама была вынуждена исполнять приказание, поступившее прямиком из Совета Старших. В Совете же Старших узнали о том, что им срочно и неотложно необходимо испортить отдых группе Лайты, буквально за несколько часов до того, как вестовые помчались разыскивать четверку воительниц. Собрав, наконец, всех четверых в своем кабинете, Мариэла пригласила знакомую нашим героиням по многим прежним делам дородную пожилую женщину - Бальбину из Содружества Продавцов. Каждый год на исходе лета, когда открывалось большое торжище на Виа Ильдеци - великой трансмидгалльской дороге - именно группа Лайты занималась организацией охраны торговых обозов, отправляемых из лежащей на востоке от Купола деревни Дальние Выперки. А провожала эти обозы в путь именно сестра Бальбина, с которой у рамонитки сложились довольно ровные деловые отношения. Оценив выражения лиц собранных Стражей, Бальбина начала свое объяснение с извинений, лишь затем приступив к сути дела.

Торговля с внешним миром была толком налажена лишь в последние пару десятилетий, и для непризнанной никем общины Сестер именно торговля являлась единственно доступной формой дипломатии. Формально Культ Митриоса запрещал своим чадам вообще любые сношения с жительницами Купола, грозя страшными карами тем, кто этот запрет нарушит, на деле же для местных феодалов маленькие золотые солнца в кармане были богом куда более почитаемым, чем великое солнце в небесах. Основным покровителем торговли с Сестрами был барон Прив, имевший со всех сделок солидный процент, основным же торговым партнером Купола являлся купеческий дом Гарбино с оксилонского побережья. И барон, и купцы с юга пользовались своим монопольным положением в полной мере - бизнес они вели откровенно несправедливо, если не сказать - грабительски. Товары, завозимые под Купол, покупались Сестрами с сумасшедшей наценкой, вино же и хлеб, экспортируемые во внешний мир, сбывались за деньги совершенно смехотворные. Поделать с этим положением ничего не получалось: даже такая торговля была лучше полной изоляции, очень много критически важных для обороны общины изделий и магических компонентов нельзя было получить иначе чем за золото. Однако Совет Старших неустанно искал возможность покончить с монополией, и, кажется, теперь в этом вопросе был достигнут определенный прогресс. Вдова главы купеческого дома Инаки, Лаура, оказалась женщиной весьма энергичной и предприимчивой, и, оказавшись после смерти мужа владелицей большой торговой компании, стала искать способы подорвать влияние главных конкурентов - Гарбино. В числе прочего она окольными путями вышла и на Сестер с деловым предложением о создании еще одного канала сбыта - уже на западной границе Купола. Переговоры длились два года, и, наконец, Лаура выдвинула сверхнеобычной предложение: она собиралась прислать непосредственно под Купол свою помощницу и наперсницу по имени Кристина, которая была уполномочена вести диалог с Советом Старших лично. И вот буквально несколько часов назад Совет Старших получил известие о том, что посланница дома Инаки в сопровождении вооруженной охраны ожидает в условленном заранее месте, когда ее примут и переведут через границу.

И вот этим крайне важным поручением предстояло заняться группе Лайты, для чего ей выделили пару верховых лошадей, а также великолепную, хотя и несколько потрепанную временем карету под четверкой лошадей - военный трофей очень давних времен. Для посланницы купеческого дома, сколь бы важной ни была ее миссия, такой транспорт выглядел, признаться, неуместно роскошным, однако других вариантов не просматривалось: либо карета, либо какая-нибудь убогая телега, в которую эта самая Кристина могла побрезговать садиться...

Добравшись до находящейся в западном Пограничье деревушки с живописным названием Старая Болотина, главные героини этой истории оставили экипаж и лошадей у местных, ибо дальше пробираться приходилось по местам, куда конному соваться нечего думать - окраинное поселение свое название вполне оправдывало.

Дальше было много хлопот: переход по потайной тропке через болото, разговор с дежурными Стражами, отвечавшими за этот участок границы, затем - путь к месту встречи, снова переговоры, теперь уже с мужиками из числа вооруженной охраны, которых необычность ситуации напрягала не меньше, чем Лайту с ее подругами. Пожалуй, их отряд лучше всего подходил для такой миссии: им куда чаще других Сестер приходилось контактировать с теми, кого под Куполом звали "косматыми мордами", причем чаще всего контактировать без смертоубийства и членовредительства, что даже в нынешние спокойные времена было делом весьма необычным. Словом, после утомительной беседы с оружием наизготовку передача Кристины из рук в руки была наконец-то завершена, и можно было начинать путь в обратно направлении и порядке: сперва пешком, потом верхами и на колесах...



Кристина оказалась молодой и не лишенной миловидности рыжеволосой женщиной с живым взглядом, скорее всего - тоже вдовой. Вряд ли девице или замужней где-то во внешнем мире позволена такая свобода перемещения. На удивление Стражей, проблем в пути по болотам с ней было не слишком много, хотя все-таки пришлось забыть о главном правиле, высказанном Бальбиной: избегать физического контакта с посланницей из внешнего мира, даже мимолетных прикосновений. "Они смерть как боятся покушения на свою честь, учтите это. Любая женщина из внешнего мира серьезно считает, что вы ей готовы юбку задрать при первой возможности..." Ну да, легко сказать - не прикасайся, а как вы предлагаете проводить по старым гатям горожанку в наряде совершенно не предназначенном для прогулок по болоту? Словом, прикасаться в пути к неприкосновенному посольскому телу приходилось не раз, и особых претензий по этому поводу рыжеволосая не высказала - что явно располагало в ее пользу.

К утру Стражи с Кристиной, порядком выбившейся из сил и уже еле переставляющей ноги, вышли к Старой Болотине, и после недолгих приготовлений процессия двинулась в путь: Лайта - внутри кареты с пассажиркой, на передке с кнутом в руках - Зарифа, Эстерия же с Эйпадией оказались в роли верховых сопровождающих. Прием вышел достойный и порядком ошеломивший рыжеволосую посланницу, впервые в жизни катающуюся в экипаже, достойном герцогини.

Зарифа правила необычным транспортом со всей аккуратностью: такой экипаж ей в руки еще не попадался. Однако изготовленная лучшими мастерами Мидгаллии карета двигалась по высохшему к маю проселку достаточно ровно, лошадки, заботливо подобранные самой Мариэлой, бодро летели вперед, так что сидящим внутри пассажирам не на что было пожаловаться. Воительнице даже не приходилось пускать в дело кнут, хотя она бы и не стала охаживать настоящим боевым бичом, предназначенным для убийства мужчин, ни в чем не повинных животных. Лишь пару раз, на касаясь спин, щелкнул в воздухе сыромятный ремень - так, для придания нужного темпа...

Следопытка еще в Старой Крепости нашла контакт со своей кобылкой, что-то пошептав ей на ухо, и сейчас сидела верхом как влитая, с непринужденностью, достигаемой многолетними тренировками. Чего нельзя было сказать об Эстерии, у которой с навыками верховой езды было не очень хорошо, да и конь достался... норовистый. И сейчас, поглядывая на то, с каким ощутимым напряжением чародейка трясется в седле, как пытается удержать контроль над жеребцом, девушки жалели о том, что в ночной суматохе не догадались предложить ей пересесть на более покладистую лошадку. А теперь было поздно - можно только сделать хуже, предложив помощь, которая может быть воспринята слишком болезненно.

Лайта, на правах старшей оставшаяся с гостьей, поначалу думала, что путь пройдет в таком же молчании, как и ночной переход по гатям. Однако, чуть отдышавшись, Кристина принялась изучать окрестности в окно, и засыпала ее массой очень специфических вопросов: а сколько мюи зерна получают с вот этого поля, как вы думаете? А овечки-то у вас - нумантийские мериносы, верно? Только вот рожки у них сильно покороче... Рамонитка мало того что не сильно разбиралась в хозяйственных вопросах, так еще и понятия не имела, какие сведения в этой области являются секретными, а какие - не очень. Однако, мобилизовав все свое обаяние, она перевела вопрос от тем узкоспециальных к тому, о чем была по крайней мере наслышана. Повторяя слова, подхваченные во время торжищ, жрица с энтузиазмом стала нахваливать товары, произведенные под Куполом, в частности, вино - нумантийское белое было поистине гордостью Сестер, которые не сегодня единственные владели культурой его производства, "спасибо" зиядитам. Как оказалось, и в этом отношении Кристина была достаточно компетентна - неясно только, в теории или на практике тоже? Словом, разговор определенно удался, и рамонитке удалось составить о себе достаточно приятное впечатление, да и сама посланница показалась ей особой интересной, и совершенно непохожей на тех забитых овечек, какими слишком часто предстают женщины внешнего мира в глазах Сестер.

От деревни они отъехали от силу на лигу или полторы, как Эйпадия увидела впереди женщину, машущую рукой. В черной рубашке с кружевной оторочкой на вороте и манжетах, в обтягивающих штанах самого непрактичного кроя, она походила на бардессу не только благодаря торчащему из-за плеча грифу лютни - вся стать ее говорила о том, что перед вами ученица Анаэрины. Подъехавшая, не переставая бороться с норовистым конем, Эстерия вспомнила имя: Вентриль. Одна из "бродячих" бардесс, что так и не могут осесть, найти свое место, и продолжают дрейфовать от одного поселения к другому в поисках вечного праздника. Хотя... вроде бы эта бродяга не самая обычная - от кого-то она слышала, что у нее есть самая настоящая жена, причем вовсе не из Коллежа. И это делало черноволосую женщину той еще белой вороной...



- Эгей, сестрены! - окликнула она Стражей на фимэлике. - Подбросьте до Старой Крепости, а? А то я что-то топать немножко притомилась. Хотя какое там немножко...

Чародейка, подъехавшая ближе, уже увидела признаки недавнего праздника на красивом в общем-то лице - жизнь в театре научила ее подмечать такие вещи. Видимо, свадьба - что-то такое вчера говорили местные крестьянки. Да, как ни изощряйся с приведением себя в порядок после обильных возлияний - следы все равно останутся. А Лайта, высунувшись из окошка, чтобы узнать причину остановки их процессии, думала над тем, стоит ли брать попутчицу. С одной стороны - это было против полученных инструкций, в которых указывалось о том, что никоим образом нельзя тревожить или провоцировать Кристину. С другой - она кучу этих инструкций уже нарушила, начиная с прикосновений к неприкосновенной персоне. А оставлять сестру на дороге, когда в экипаже полно свободного места - это в высшей степени некрасиво.

И, судя по тому, как на нее обернулись верховые соратницы - решать этот вопрос предстояло именно Лайте.

Бок продолжало колоть, и Эвелина пропустила мимо всех спутников, укоряя себя мысленно за дурацкий спринт. С другой стороны... Что там творится-то на поляне? Кажется, вместо боя ее компаньоны налетели... на кого? Очередной эльфийский знакомец? Или... А что там Мор говорила про неведомую штуку, которая сманивала и утаскивала гоблинов? Вот же положеньице, хвостом вас по голове, дорогие соратники...

Продолжая идти, девушка судорожно размышляла над тем, как ей поступить. Если под маской эльфийского путника скрывается какая-нибудь плотоядная загробная жуть - явно не стоит торопиться и выбегать на полянку вслед за спутниками. Хотя пока вроде бы все идет спокойно - кажется, Ариэль вступила с незнакомцем в разговор, и звуков чавканья и могильного завывания бардесса еще не услышала...

Не то чтобы Эвелина испытывала большое желание спасать синевласого питомца пумы (наверняка того еще засранца, не лучше рыжей лучницы), однако она понимала, что смерть его очень огорчит ее остроухих компаньонок, а от их огорчения в их отряде путешествовать станет еще некомфортнее. "Так, миледи, не будьте врединой - раздался в ее голове воображаемый голос Ариэль. - Спасать эльфа надо, потому что надо. Потому нельзя допустить, чтобы какая-то злая хрень умножала в мире боль и страдания - разве Ллиира учит другому?" Вздохнув, бардесса устремилась вслед за Моргейн, не заметив даже, как оставила следопытку позади: пусть ходить по лесу ей еще учиться и учиться, но вот бегать по нему - это для старой циркачки не слишком большой подвиг. Однако примерно на полпути Гринтауэр почувствовала колотье в боку и поняла, что эта дистанция в таком темпе для нее все же чрезмерна. Перейдя на шаг, девушка пыталась восстановить дыхание, параллельно прислушиваясь, что же творится на поляне. Если это в и самом деле ловушка, то хотелось бы надеяться, что пума, попавшая в нее, успеет издать хотя бы удивленный мявк...

Викаса застала Эльмиру в игральном зале - хоть до обеда еще было порядочно времени, но она изнывала от нетерпения, спеша доложить, что поручение ее доброй мисс Эльмиры успешно выполнено. Изначальный план юань-ти предполагал, что прислуга станет читать ей вслух во время парикмахерских процедур, однако, раз уж газета оказалась в ее руках - как было не просмотреть, что же там пишут?

От броских заголовков, напечатанных заглавными буквами, от изобилия восклицательных знаков прямо-таки несло овеществленным плебейством. Новости были составлены в таком стиле, чтобы щекотать чувства простецов и будить их самые низменные инстинкты, держать непрерывно в состоянии зависти, страха и неприличного любопытства одновременно. Эльмира не раз по ходу чтения ловила себя на том, что ощутимо морщится при чтении от явного неудовольствия, что давало повод задуматься: так ли уж лишены эмоций люди-змеи, как об этом писалось у Воло с чужих слов? Ее патриарское раздражение дичью, которую несли мерзкие журналистишки, лишь усиливалось от того, что у дичи этой была реальная основа: да, Великий Герцог давно уже превратился в тень самого себя, вдобавок ко всему и герцогиню Стелмэйн разбила непонятная болезнь - итого лишь двое из четверых правителей города представляют собой хоть что-то стоящее. Стоит ли удивляться, что верховная власть подвергается таким неприкрытым насмешкам со стороны всякой сволочи?

Статья об упырях вызвала определенный интерес: нет ли тут связи с недавней бойней в кафе? Пожалуй, мертвяк, загнанный в угол при утреннем свете, мог учинить резню такого масштаба. С другой стороны - никаких следов укусов? Нет, слишком сложно, скорее всего, это дело рук смертных изуверов - может быть, культистов или еще кого. Во всяком случае, расовый аспект на это намекает: обычные упыри не видят особой разницы между плотью эльфов и людей...

Просмотрев по диагонали статью о новом хозяине башни Рамазита (ничего помимо давно известного всем имеющим хоть какое-то отношение к магии), леди Пуреноти опустила глаза ниже... и впервые за сегодняшнее утро ощутимо вздрогнула, а затем жадно впилась в содержимое статьи, стараясь не упустить ни одной мелочи. Это было СЛИШКОМ похоже на деятельность ее родственничков с материнской стороны - а единственным, пожалуй, серьезным страхом молодой юань-ти было как раз столкновение с соплеменниками: возможно, не все члены ячейки людей-змей были уничтожены семнадцать лет назад, и не исключено - о ней знают и помнят где-то в затерянных по джунглям городах...

Когда отец выболтал Эльмире о ее происхождении, она, разумеется, при первой возможности явилась в библиотеку Великого зала, запаслась книгами и несколько дней изучала историю своей расы. Понятное дело, в этих книгах история юань-ти рассматривалась через призму человеческого восприятия - и все же полученная информация позволяла сделать твердый вывод: то, к чему стремятся люди-змеи под руководством своих жестоких богов - форменный бред и идиотизм. Однажды они уже погубили свою великую империю, восстановив против нее все окружающие народы чудовищными гекатомбами, убийством тысяч рабов ради перехода на новую ступень существования - а кем, собственно, предполагалось править после таких массовых жертвоприношений? Нет уж, Эльмира, лишенная промывающего мозги воспитания в змеином городе, прекрасно понимала, почему людишки, то самое жалкое "мясо", являются теперь хозяевами Фаэруна, а "высшая раса" прячется по джунглям или глухим городским закуткам. Был и личный момент: в обществе, которое мечтают построить юань-ти, такие как она, похожие на людей "чистокровные", будут гражданами третьего сорта, чуть выше зомбированных рабов - стоило ли менять на это положение ее нынешний статус аристократки, хозяйки своей жизни? Эльмира любила свой город, любила человеческую цивилизацию, любила по-животному, как змея любит уютное теплое гнездо. Люди со своими эмоциями и страстями представлялись ей послушными марионетками, зверушками, которых можно приручить и заставить прыгать ради себя хоть в огонь. Происхождение давало ей все возможности для того, чтобы взобраться на самую вершину человеческой социальной пирамиды, и она приняла твердое решение: в случае, если за ней придут однажды соплеменники, сделать все, чтобы сорвать их планы по разрушению этой самой пирамиды.

"Итак, наркотик, значит? Вряд ли это похоже на эликсир, которым опаивают людей ради превращения в стражей выводка - да и делаются такие дела, по идее, куда более тихо. Быть может, змеиный культ? Болваны из числа мяса, всерьез считающие, что за верную службу их превратят в юань-ти? Опять же - зачем все делать настолько демонстративно? Проклятье, даже безотносительно присутствия дорогих родственничков, Бездна их забери, это может стать проблемой - мои зрачки слишком похожи на описанное там, и далеко не каждому дураку докажешь, что это у меня от драконицы. Хорошо еще хоть цвет не совпадает - льдисто-голубой сложно спутать с желтым. Да, леди Пуреноти, это теперь твоя проблема. Вопрос лишь в том, можно ли ее решить с моими возможностями и ресурсами. И стоит ли в это дело мешаться? Как же некстати все на меня свалилось..."

В размышлениях о новой опасности время до обеда пролетело незаметно. Эльмира резко вскинулась от стука в дверь, словно змея, которую застали врасплох, однако, когда эльфийка вошла, она уже натянула на лицо привычную маску вежливости.

- Приветствую, - кивнув мастерице, девушка пошла к большому зеркалу, где уже был приготовлен удобный стул. - Знаете, любезнейшая, я полистала кое-какие пособия, и пришла к выводу, что с моим ростом и шеей модные ныне высокие укладки совершенно не идут - не хочется быть похоже на диспропорциональную башню Рамазита. Однако, в прошлом сезоне в Глубоководье местные селунитки придумали любопытную прическу, которая мне весьма глянулась. Смотрите, две пары трехрядных кос пропускаем здесь и здесь, скрепляем, внизу волосы идут под завивку морской волной - получается скромно, но элегантно. Это, конечно, просто схема - у вас остается простор для творчества, ну и в целом я понимаю, что мастеру лучше знать, как хотелки светской леди воплощаются в жизнь. Но пока...

Звякнув в колокольчик, Эльмира дождалась, пока на ее зов явится неизменная Викаса.

- Это моя горничная, - пояснила она эльфийке. - Если понадобится какая-то помощь, не стесняйтесь, любезнейшая... эмм...

Тут леди Пуреноти замялась, ибо остроухая так и не назвала ей свое имя.

Золотое правило хорошего игрока, артиста, да и дипломата - в самой дрянной ситуации надо сохранять хорошую мину при плохой игре. Вот только на на практике это бывает очень сложно, особенно когда двенадцать поколений благородных предков, гонявших таких вот презренных дикарей по Штормовым Рогам, буквально вопят в твоей крови, что еще никто из Гринтауэров не сносил подобного оскорбления просто так. Ладонь девушки после слов гоблина непроизвольно стиснула рукоять кинжала и медленно, словно преодолевая сопротивление, стала тащить его из ножен. Потемневшие глаза уже измеряли расстояние до вожака, прикидывали возможность захватить его в плен, чтобы использовать как живой щит, и тут... Тут вмешался Эмбрин.

Где-то глубоко внутри Эвелина сначала облегченно выдохнула - предложение паладина могло спасти ситуацию, а затем содрогнулась, когда он вызвал на бой разом двоих. Однако - спектакль должен продолжаться: взялась играть бездушную маларитку, так играй. Поэтому, состроив при вмешательстве паладина гримасу неудовольствия, в конце их с вождем диалога девушка вдруг рассмеялась:

- Ха! Значит, все решит бой безоружных самцов? Даже не до смерти? Это же скучно. Но ты в любом случае просчитался, вождь. Даже слабый человеческий самец легко отделает твоих коротышек, а я слабых в своем отряде не держу. Но это может быть забавно, да...

Комментируя происходящее, бардесса медленно извлекла кинжал из ножен и как бы непроизвольно стала вращать его в левой руке с непостижимым простыми смертными искусством. Порхающий меж пальцев совершенно невозможным образом клинок сверкал на солнышке, словно гипнотизируя как гоблинов, так и ее компаньонов, а Эвелина продолжала беззаботно улыбаться, как будто происходящее здесь было и в самом деле невинным развлечением...

После первого мгновения шока (вот уж нарвались как неудачно!) Эвелина едва не удержалась от того, чтобы рассмеяться. Не от апломба, с которым выражался вожак коротышек, и даже не от нервов - просто ей подумалось, что в известном смысле гоблин ведет себя подружелюбнее рыжей эльфийки. Моргейн моментально наложила стрелу на тетиву, но по соотношению сил... мда, есть риск оказаться в первую же секунду боя похожей на подушечку для булавок. Эмбрин чуть отстал, а ситуация требовала мгновенной реакции. Что она знала про дикарей? Они уважают силу, разумеется, так что лизоблюдствовать перед ними точно плохая идея. А еще у них есть четкие представления об иерархии, так что отсутствие лидера у противоположной стороны будет воспринято как слабость. Быть может, паладин куда лучше подошел бы на роль "вождя" их маленького отряда, однако речь идет о мгновениях, за которые он должен сориентироваться и сымпровизировать - и не факт, что поймет ее идею. Значит - придется тянуть этот спектакль самой, надеясь на то, что компаньоны поймут ее задумку...

Повторяя за гоблином, Эвелина вышла из-за спины Моргейн, встала перед вожаком, расставив ноги на ширине плеч, положила одну руку небрежно на рукоять кинжала, большой палец второй загнала за перевязь на груди на случай, если придется быстро извлекать меч.

- Я - Эвелина, - начала она, внушительно нависая над гоблином. - Я - командир. Я веду этих людей. Я великий воин, и я без страха иду по лесу. Три луны назад я убила много воинов-коротышек во славу Малара Чернокровного, и мои люди тащат за мной доспех их вождя. Я люблю охоту на двуногую дичь, люблю выпускать на землю теплую требуху, люблю собирать трофеи с трупов врагов. Коротышка хочет говорить, а не биться? Пусть говорит, но недолго - у меня нет времени, я три дня не пробовала на вкус крови двуногих, три дня не знала славной охоты, Малар Повелитель Тварей будет гневаться, если я и сегодня никого не убью.

- Пусть коротышка скажет, если не понял моих слов, она переведет их на ваш язык, - небрежно ткнула баронесса Гринтауэр большим пальцем за спину, в направлении Моргейн.

Этой ночью Эвелине снилось странное.

Она взбирается по крутой монолитной скале высотой с пару тысяч футов где-то в Штормовых Рогах. Взбирается без какого-либо снаряжения или страховки, однако в своем костюме для выступлений, в том числе и в совершенно целых лосинах (момент с лосинами во сне удивляет куда больше, чем собственно зачем она решила лезть с риском для жизни на такую верхотуру). От подъема и сумасшедшей высоты буквально перехватывает дыхание, пару раз она повисает на одних руках, готовая сорваться - и все-таки успешно одолевает монолит. Осмотревшись, бардесса видит вдали сокола Кора. Облетев вокруг одинокой скалы, тот бросает ей под ноги очки, тут же удаляясь за горизонт.

Девушка подбирает подарок птицы, надевает его - и перед ее глазами в волшебных кристаллах предстает лицо чародейки Ласпиры Интре:

- Доброе утро, мисс Гринтауэр, ваше задание на этот раз - найти некий похищенный предмет под кодовым названием "Тисейн Гала". Двух помощников подберете сами, кандидатура третьего утверждена, это Ариэль из Дипингдейла, гражданское лицо и профессиональная волшебница. У вас двое суток, чтобы добиться от нее согласия на сотрудничество, затем - инструктаж в Баттлдейле. Как обычно, в случае провала мессир Вандерагаст будет отрицать вашу связь с Советом Чародеев. И, мисс Гринтауэр, когда в следующий раз решите совращать одноклассницу - потрудитесь поутру заменить простыню на чистую...

- Это сообщение самоликвидируется через пять, четыре, три, - стал отсчитывать металлический голос, пока Эвелина безуспешно пыталась сорвать очки с лица, чувствуя, что сейчас произойдет нечто ужасное, однако те, кажется, намертво засели у нее на переносице, и по счету "ноль" девушку поглотил расцветший пунцовой розой огненный шар...

***

Баронесса Гринтауэр просыпается, вздрагивая от яркого солнечного луча, бьющего сквозь щель в палатке прямо в глаза. Как всегда, судя по всему, самая последняя. Выбравшись из-под тента, Эвелина входит в курсе дела с лесным проказником, совершенно не разделяя благодушия Эмбрина:

- А я вот за то, чтобы затравить этого поганца. Он же вроде большой крысы, а с крыс начинали свой героический путь многие великие искатели приключений, - девушка хотела еще упомянуть про славную жертву для Малара, однако подумала о том, что здесь, в Долинах, ее аристократическое чувство юмора слишком часто давало сбой. - Ладно, давайте уже собираться, вижу, наш пернатый друг останется сегодня без утренней разминки...

Эту ночь Эвелина долго ворочалась, пытаясь одновременно сочинить две песни: вдохновленную их походом и вдохновленную лично Моргейн - и, если третий куплет походной песни все-таки был с горем пополам дописан, то подобрать даже рифму к двум беспокойно вертящимся в голове строчкам не выходило никак. Стоит ли говорить, что утром она проснулась последней, не застав ни прощания с эльфами, ни ухода следопытки по следопытским делам. Заспанная физиономия наспех застегивающей крючки рубахи бардессы, показавшаяся из палатки, могла бы заставить сопартийцев улыбнуться - хотя они, кажется, занимались всякими лагерными делами, ну и еще подаренным ястребком...

Прокашлявшись, полностью извлекшая свое тело из-под тента Эвелина поприветствовала товарищей, воровато оглянувшись в поисках Мор. Не найдя ее на горизонте, девушка сочла подходящим момент для первого исполнения своего нового творения:

- Так, почтеннейшая публика, всем доброго утра. Хотя для вас оно может оказаться не таким добрым - потому что я, кажется, почти домучила свою новую песню, и теперь хочу вас порадовать первым исполнением. Бежать бесполезно, затыкать уши не вежливо - прошу любить и жаловать...

Усевшись возле кострища с измятым листком бумаги, артистка, известная в Кормире как Ласточка, начала:

Моя дорога в тысячу лиг
Словно стопка толстых незнакомых книг.
И мир бесконечный я буду читать,
Хоть бы сто подметок мне до пят стоптать...

Хэй, подруга, вперед!
Вон, смотри - поворот!
Нас за ним, наверно,
Приключенье ждет...

В бою покрепче сжимай свой клинок,
Стань спина к спине, чтобы не сбили с ног.
И ярким днем, и во тьме ночной
Против зла всего мира - только мы с тобой!

Хэй, подруга, вперед!
Вторгся враг в наш оплот!
Моего меча
Отведает урод!

Логика стихосложения требовала третьего куплета, но проблема заключалась в том, что третий куплет нельзя было спеть по соображениям самоцензуры - все-таки не для ушей паладина и волшебницы пассажи про встречу горячих женских губ и жаждущего женского же лона. А слушательница, которая могла бы оценить красоту песни в полном объеме, скорее всего, даст Эвелине по голове, если не дай Ллиира услышит ее пение посреди леса...

Эвелина не была большой мастерицей в обращении с животными, так что к ослу, которым раньше занимался исключительно паладин, подходила с некоторой опаской:

- Ну, ну, не дергайся, не ори - у тебя хоть ушки и в небо смотрят, но ты же не такой тупой и упрямый как некоторые? Смотри у меня - станешь брыкаться, расскажу всей твоей ослиной родне: Огр ведет себя как корманторский эльф, а не как порядочный осел - стыда не оберешься. Что, испугался? То-то же. Ну, прекрати дуться. Ладно - извини. Добрый ишак и в самом деле не заслуживает такого сравнения.

Под успокаивающего тона речь вымещающей в расистских шуточках свою обиду и боль бардессы осел и девушка благополучно вернулись к соратникам, уже делившим добычу, с каковой, в сущности, за исключением присвоенного эльфами золота, оказалось негусто. Впрочем, принявшая твердое решение игнорировать присутствие хозяев леса девушка решила не вмешиваться даже в этот откровенно несправедливый момент.

Объятия Моргейн были не то чтобы неожиданностью, однако привели к той почти машинальной реакции, которая срабатывала у баронессы Гринтауэр при столь близком присутствии приятного девичьего тела: правая рука, скользнув по талии, легла на попу следопытки.

- Спасибо, - произнесла она, глядя в лицо Моргейн чуть снизу вверх. - Я ведь боюсь вовсе не твоих глаз. Они у тебя очень красивые.

- Получай, сволочь! - рубанув мечом убегающего жреца, девушка уже собралась устремиться за ним, однако...

Почему-то во всех легендах и балладах эльфы приходят на помощь добрым и благородным героям как раз в тот момент, когда они бьются насмерть, захлебываясь в собственной крови - ни секундой раньше. Вот и эти остроухие появились именно тогда, когда паладин и штаны Эвелины уже успели пострадать от рук мелких поганцев. То ли соблюдают законы эпического жанра, то ли...

Предубеждение бардессы по отношению к незваным "спасителям" усилилось еще больше, когда лунный эльф стал разговаривать с ее остроухими подругами так, словно самой Эвелины рядом не было. Или как будто она не понимала, о чем идет разговор. Ясное дело, общаться с эльфами надо было тем, кто с ними знаком, однако один момент все-таки следовало прояснить.

- Доброго дня, почтенные стражи леса, - церемонно присев в реверансе, девушка поморщилась от боли в свежей ране. - Меня зовут Эвелина Гринтауэр из Кормира, а наш раненый товарищ - Эмбрин, паладин Чонтеи. Просто хотелось бы сразу обозначить, что ваш язык я прекрасно понимаю, во избежание недоразумений...

Под "недоразумениями" бардесса понимала употребление распространенных среди остроухих словечек, которые знающего человека могут обидеть вплоть до вызова на дуэль - вот уж чего бы не хотелось в ее нынешнем состоянии. Высказавшись, Эвелина пошла осмотреть паладина, рана которого уже по степени усилий, приложенных к ней Моргейн, вызывала большую тревогу, хотя и ее собственное тело болело как еще никогда в жизни.

- С ним все будет нормально? - негромко спросила бардесса у следопытки, приседая рядом с распростертым мужским телом и чувствуя, как сочится кровь из свежего пореза.

Разглядывая наконечник стрелы, целившей ей примерно между глаз, Эвелина оказалась в очень сложном положении. С одной стороны, хотелось высказать проклятой дикарке: ах ты ж, дорогуша, такая храбрая? А хочешь не в трижды раненую хуманку целить с безопасного расстояния, а сойтись на мечах, когда она соберется с силами? Однако это было бы слишком неразумным предложением: стрела вполне могла сорваться с тетивы вопреки приказу лунного. Поэтому девушка сделала единственное, что позволяло сохранить достоинство: демонстративно отвернулась до того, как рыжая успела опустить вскинутый лук: снова сработала та самая дворянская гордость, что постоянно побуждает бардессу действовать очевидно себе в убыток.

Решив игнорировать остроухую троицу до самого конца их совместного времяпрепровождения, девушка лишь кивнула в ответ на просьбу Моргейн. Обтерев клинки о рясу долгополого мертвяка и вложив их в ножны, она пошла по своим собственным следам назад, за ослов, чувствуя как штанина наполняется кровью еще сильнее, а с левой стороны спины пульсирует какая-то странная боль - уж не ребро ли сломал проклятый коротышка?

Старинная поговорка, приписываемая Азуну Третьему, гласит: Гринтауэры сначала умирают, потом падают, и только после этого прекращают сражаться. Так что, преодолевая боль, беглая баронесса шла вперед, стараясь не подволакивать ногу хотя бы пока не скрылась из виду оставшихся на поле боя.

И снова легкое ранение в штаны, тьфу, в ногу. Зашипев от боли и стараясь удерживать мечом на расстоянии наседающих коротышек, истекающая кровью бардесса оглядела поле боя в попытке увидеть что-нибудь обнадеживающее. И с обнадеживающим было плоховато. Самое скверное - полуэльфийская волшебница осталась совсем без оружия, и, судя по ее активности в метании кинжалов - магию она тоже вычерпала до дна. С другой стороны - как раз Эвелина дефицита оружия для метания не испытывала, так что...

- Лови! - швырнула она кинжал в сторону Ариэль, затем сразу же выхватила из ножен на поясе второй, и развернулась к отвлеченному нападениями сокола вождю, чтобы как можно быстрее покончить с рогачом и выйти из скверного стратегического положения...

- !!! - выдохнула Эвелина вместе с вышибленным из груди воздухом выражение, абсолютно неподобающее кормирской баронессе с четырехсотлетней родословной. Вот теперь ей было больно именно за себя, а не за одежду. Слезы непроизвольно брызнули из глаз, а в самих глазах заплясали такие кровавые блики, что обреченному в другой ситуации убегающему волку досталась лишь легкая царапина кинжалом по крупу.

Однако, как ни странно, удар сыграл и благотворную роль: теперь бардессе совершенно расхотелось умирать. Нет уж, гады, я вам не буду дорого продавать свою жизнь, я ваши заберу - за любую цену!

- Эмбрин! - хриплый выкрик слабо напоминал мелодичный голос артистки, которым она в это роковое утро распевалась под загадочным деревом. - Помоги!

Развернувшись к своему обидчику, она взмахнула клинками, ставя на карту все и надеясь, что паладин прикроет с тыла...

- Ну что ж, - доев, Эльмира встала, сняла с головы полотенце и села на стул перед зеркалом, распустив высохшие волосы и позволяя Викасе расчесать их. - На сегодня у меня для тебя два поручения. Первое - надо будет раздобыть до обеда свежий выпуск "Уст Балдура" - я вообще не очень хорошо представляю себе, где в Верхнем городе его берут. Это, конечно, премерзкий листок, в котором поливают грязью наше сословие, однако там бывают новости, а новости - прекрасная тема для салонного разговора, понимаешь? И после обеда, когда мне будут делать укладку, ты сядешь рядом и почитаешь эту газетенку вслух на предмет всяких интересностей. Хороший способ не помереть со скуки, пока над моим волосами будет колдовать приглашенная мастерица...

Довольная своей идеей, леди-змея полезла в лежащий на трюмо кошель за чаевыми для служанки. С одной стороны - в чтении газеты перед званым вечером и в самом деле был смысл, даже куда больший, чем она объяснила прислуге. С другой - это был еще один метод психологического привязывания Викасы: выдать ей "особое" поручение, чтобы она преисполнилась осознания своей важности и нужности.

- Ладно, все, пока просто перехвати лентой, - встав со стула, девушка взяла за руку горничную, положив на ладонь чаевые. - И последняя просьба: больше не зови меня наедине "госпожой" - это так безлично, вроде того, когда тебя богатый болван вызывает в духе "эй, прислуга, как там тебя..." В личном общении я - мисс Эльмира, идет?

Это был, наверное, предел допустимого в общении между слугами и господами - так молодую девушку могла называть горничная, прислуживающая в доме десятилетиями.

- Ну и, разумеется - это все строго между нами, ты умная девочка, и понимаешь, что о сегодняшней беседе не должен знать никто, даже (и тем более!) - твои здешние подружки, - продолжая держать служанку за руку, серьезно отметила леди Пуреноти. - Сама понимаешь: слово - серебро, молчание - золото.

Напоследок Эльмира заговорщически улыбнулась, ибо на ладони Викасы под серебряной монетой лежал невидимый со стороны золотой чуть меньшего размера.

После того, как горничная покинула ее покои, молодая юань-ти снова подошла к зеркалу, застыв перед ним в оцепенении, словно гипнотизируя свое отражение пристальным взглядом змеиных глаз с вертикальными зрачками. Идея с номером городского листка пришла леди-змее в голову не просто так, однако необходимо было убедиться в том, что он выглядит в точности как она себе представляла. Это еще сыграет свою роль, как и прикормка служанки, которая отработает вложенные в нее средства до последнего медяка...

Придя в себя, девушка будто нацепила на лицо новую маску - веселья и приветливости, и, не забыв одеть зеленый бархатный жакет, который очень убедительно подчеркивал линию ее талии и груди, покинула комнату, чтобы скоротать утро в общении с посетителями общего зала.

Пока паладин суетился вокруг театрально ругающейся Эвелины, Моргейн нашла, признаться, хороший способ заткнуть фонтан артистки. Карие глаза баронессы Гринтауэр встретились с зелеными очами следопытки, и в немом обмене взглядами, кажется, произошло слишком много непонятного их остальным спутникам. Эвелина кое о чем начала догадывать еще в первый вечер их знакомства, однако не спешила с окончательными выводами - бывали в ее жизни случаи неправильного понимания женских взглядов и намеков, от которых и по сию пору стыдно. Однако теперь сомнения пропали - кажется, остроухая дикарка из наших. А значит... ох, нет, сначала надо бы пережить этот идиотский день...

- Нееет, Мор, при тебе я штаны снимать не буду, - замотала демонстративно головой Гринтауэр. - Я стесняюсь. Сэр паладин, пройдемте-как вооон за тот кустик.

Куст, указанный Эвелиной, как раз прикрывал ее где-то по грудь, так что Моргейн не увидела бы процесс оказания первой помощи в подробностях, однако представить его себе очень даже могла - бардесса не сомневалась, что воображение следопытки прекрасно работает в эту сторону. Под защитой лесной растительности девушка расстегнула и спустила штаны, представ перед последовавшим за ней паладином от талии до колен даже в более чем первозданной наготе, ибо лобок ее примерно неделю назад был аккуратно выбрит и лишь теперь стал покрываться характерной "щетинкой". С демонстративным отсутствием какой-либо застенчивости Эвелина деловым тоном сказала чонтейцу:

- Я так понимаю, ногу придется обматывать? Постарайся не перетянуть, пожалуйста, может быть, нам еще от этих гоблинов бегать весь день придется, вдруг их тут десятки?

Добивающий удар кинжала, увы, запоздал - мелкий уродец все-таки успел ткнуть своим уродливым ковырялом в то самое место, которое только что счастливо избежало встречи со стрелой Моргейн. Ну а дальше бой превратился в быстрое избиение, и мечу шипящей от боли Эвелины уже не осталось работы, так что она, не успев выйти из боевого ража, с размаху воткнула его в распростертое тело своего обидчика. Быстро сняв перчатку, она прижала голую ладонь к ране, сначала ужаснувшись тому, какие рваные у нее края... но в следующий момент баронесса Гринтауэр осознала, что это не ее кожа цепляется за пальцы, а разошедшаяся на крепкой зад... бедре порезанная кожа лосин. И боль от осознания того, что одежда оказалась безвозвратно испорчена, пересилила даже ту физическую боль от самого пореза.

- Да Малар вас всех сожри! - возопила бардесса, оглядывая измазанную кровью руку. - Ну почему, почему именно здесь и именно сейчас!? Посреди этого глухолесья остаться с порезанными штанами? За какие грехи меня сюда вообще занесло?

Как бы дико ни выглядело это в глазах ее спутников - наполняющая кожаную штанину кровь беспокоила девушку гораздо меньше. В конце концов, человеческие раны чаще всего как-нибудь да срастаются, а вот лосинам конец пришел окончательный и бесповоротный.

Солнечный луч, пробежавший по щеке Эльмиры, заставил ее блаженно улыбнуться. Да, рептилии обожают как раз вот такое утреннее, еще не припекающее яростно солнышко. Тяга к теплу, доставшаяся от матери, в ее крови боролась с любовью к холоду, полученной от куда более далекого предка - серебряной драконицы, чье дыхание могло превратить в кучу сосулек целую орду монстров. Да, густой коктейль намешала судьба в жилах леди Пуреноти, густой и крепкий. Для кого-то, может, статься, и вовсе ядовитый.

Сев на постели, любившая спать обнаженной девушка на полминуты застыла в странном оцепенении. Вертикальные зрачки-щели сузились до предела, а на лице появилось... нельзя назвать это выражением, ибо неживая маска, в которую превратилось миловидное личико Эльмиры, не выражала ровным счетом ничего - никаких человеческих эмоций. Многие из ее добрых знакомых, увидев чародейку в подобном состоянии, здорово бы испугались, так что она могла себе позволить расслабиться подобным образом исключительно в одиночестве. Расслабиться, чтобы погрузиться в свои думы...

Говоря откровенно, званый вечер у герцога Сильвершилда был ее последним шансом окольным путем пробиться в высший свет. Деньги, полученные в свое время в качестве платы за изгнание, подошли к концу пару месяцев назад, а сейчас девушка уже исчерпала все имеющиеся у нее законные возможности для заработка. Статус и уровень жизни дворянки стоили слишком дорого, и все же она поддерживала их изо всех сил, понимая, что, опустившись на ступеньку ниже в социальной иерархии, уже не сможет подняться обратно. Отсюда и жизнь в престижнейшей гостинице Верхнего Города, хотя можно было здорово сэкономить, поселившись в несколько более скромном, но столь же комфортном месте. Отсюда и великолепное платье для званого вечера, в котором она станет сегодня блистать, роскошная парфюмерия, словом - весь набор вещей, делающих ее в глазах окружающих ноблей дорогой штучкой, статусной леди, той, ради чьей благосклонной улыбки не стыдно потратить целое состояние... Да, девушка очень хорошо освоила правила игр, ведущихся в высшем свете, и жалела лишь о том, сколь ограничены в этих играх ее собственные возможности.

Милый папочка, Бездна забери вас с твоей квочкой и обоими выродками! Когда-нибудь я доберусь до тебя, поверь... но не сейчас. Сейчас я сама слишком уязвима, ты легко можешь уничтожить мою жизнь. Но я помню, папочка, я ничего не забыла. Ты говорил, что глупо было пригреть змею на своей груди? Но еще глупее вышвырнуть ее из тепла родного дома в холод и мрак...

Полминуты прошло, зрачки молодой юань-ти вернулись в нормальное состояние, а на лице проступило сосредоточенное выражение благородной девицы, готовящейся к важному дню. Поднявшись с постели, она, позвонила в колокольчик, и стала дожидаться прислуги голышом, хотя рядом и лежала и шелковая сорочка, и расшитый гостиничными эмблемами баньян. Проступающие сквозь белоснежную кожу на лице, шее и животе чешуйки отсвечивали розовым в лучах утреннего солнца, приковывая к себе взгляд и несколько отвлекая от тех частей тела, которые у обнаженной молодой девушки должны привлекать внимание в первую очередь. Впрочем, ни о каком стеснении речи сейчас не шло: истинная леди никогда не стыдится своей наготы в присутствии прислуги, а уж леди-змее такое чувство и вовсе незнакомо.

Как, впрочем, и остальные чувства, называемые "человеческими".

Реакция госпожи Литрин несколько смутила припозднившуюся дворянку. Ну что ж, по крайней мере, она приняла огонь на себя, зато теперь очаровашка-паладин, который тетушке явно глянулся, сможет ее как следует охмурить. А вот ей явно не следует теперь давить на всякие любопытные подробности.

Выслушав экскурс в эльфийскую лингвистику и философию музыки, а также обмен мнениями будущих компаньонов, девушка задумалась. В местной географии она разбиралась как истинная леди, которой вовсе не нужно знать местоположение тех или иных земель - кучер все равно куда надо довезет.

- Что ж, имея за душой хотя бы восемь львов - можно приятно провести время в дороге. И да - я за путь по обжитой местности, разумеется. Насколько это в принципе возможно. Не могу сказать, что я прямо выдающийся менестрель - за меч в последние годы приходилось держать куда чаще, чем за лютню, да и лютни у меня сейчас нет. Однако постараюсь всеми силами поспособствовать охмурению местных селян, сытному ужину и ночлегу для всех. И еще один вопрос, - тут девушка заговорщицки понизила тон. - Эмбрин, ты бы не мог деликатно и, возможно, наедине, узнать у нашей нанимательницы какие-то подробности истории ее гейса и связи ее с арфой? Не то чтобы я думала, что она недоговаривает, однако... не хотелось бы в процессе выполнения задания столкнуться с какими-то неприятными неожиданностями. Лазанье по эльфийским руинам - дело деликатное, даже с учетом того, что мы не собираемся из них ничего брать.

Эвелина от природы не была склонна к режиму "жаворонка", а жизнь артистки приучила ее к тому, что утро примерно до полудня разумнее потратить на сон. И даже с твердым желанием заснуть пораньше, подкрепленным чашей доброго вина, она долго ворочалась в палатке, после чего, не выдержав, зажгла свечу и с час корпела над листом пергамента, пытаясь выдавить из себя походную песню для завтрашнего путешествия. Ничего удивительного, что наутро она слегка... припозднилась. Ну а чего еще ждать от светской леди и представительницы богемы в одном лице? Смущенная выражениями лиц предполагаемых компаньонов и нанимательницы, баронесса коротко кивнула паладину (хм, а в песне для него места не нашлось, получается) и внимательно выслушала диалог Литрин со следопыткой.

- Тисейн Гала. "Шепот хрустального ручья"... - задумчиво проронила девушка. - Дословно, кажется, так? Высокое наречие, я его до конца никогда не понимала, эльфийский все-таки сам по себе устроен по-другому...

Продемонстрировав ненавязчиво, что она тоже кое-чего соображает в теме эльфийских древностей, Эвелина решила обратиться к теме, которая интересовала ее сейчас больше всего. Насчет географии будущего путешествия - для этого есть следопытка, а вот как быть с авансом?

- Что ж, госпожа Литрин, предложение восьмидесяти львов каждой и каждому звучит весьма заманчиво. Однако у меня есть один насущный вопрос. Я здесь приезжая, как и вы, и в местной географии не слишком сведуща. Однако, очевидно, путь нам предстоит неблизкий, а, например, у меня в кошеле образовалось в последние дни слишком много тоскливой пустоты. Нам определенно будет необходим аванс для закупки припасов. Сможете ли вы выделить некоторую сумму из предполагаемого вознаграждения вперед?

Щекочущее чувство в подмышках и под коленями, учащенное дыхание, ухающая в ушах кровь - все это не помешало Эвелине привычно раскланяться перед пережившими нешуточный шок зрителями.

- Ллиира, дева радости и свободы - спасибо тебе, и спасибо вам, почтеннейшая публика! - в вопиющем контрасте с мрачным образом "обрученной со смертью" радостно прокричала леди Гринтауэр. Надо было успокоиться, дождаться, пока жуткое зрелище себя любимой, нанизанной на меч, уйдет из головы, однако именно в тот момент, когда бардесса так отчаянно нуждалась в эмоциональной стабилизации, к ней с претензиями подошел Мириллис. В другой момент его слова вряд ли вызвали бы бурную реакцию, но сейчас, с разболтанными нервами после представления, выслушав трусливого болвана, Эвелина презрительно скривилась:

- Вот именно поэтому ты будешь до самой смерти медяки подсчитывать. А дела делаются именно так, скоморох несчастный, - кивнула она на выразительно блестящую кучку набросанных зрителями монет, - В Долинах, в Кормире, везде. Милил свидетель, таких денег вам больше в жизни не видать, так что гуляйте, босяки, - и, небрежно отшвыривая носком сапога попавшиеся по ноги золотые, девушка ушла с помоста за кулисы собирать свои вещи, пока ее душу скребло осознание того, от какого куша она только что отказалась. Наверное, ни одна артистка, даже самая гордая и заносчивая, подобным образом не поступила бы. Но вот для кормирской дворянки отказ от денег был хорошим способом продемонстрировать свое презрение.

"Итого - сорок две серебром. Ллиира, какая же я все-таки бестолочь! Если чего-нибудь не придумаю - скоро придется опять крепко затягивать пояс. И про покупку лютни можно теперь позабыть очень надолго... Так, какие у нас варианты-то? Поискать любителей бриджа? Ага, в этакой глухомани картежников вилами, наверное, гоняют. Или, может, наняться к кому-нибудь в охранники? А ведь дело: если кто из торговцев видел меня на сцене - может купиться..."

Упаковав рюкзак, Эвелина покинула балаганчик в столь расстроенных чувствах, что даже забыла снять полумаску, так и оставшись после представления в сценическом образе.

- Почтеннейшая публика! Добрые поселяне! Торговцы и землепашцы! Весь честной народ этой славной Долины! - надрывался с наспех сооруженного помоста гном-зазывала у небольшого балаганчика. - Спешите увидеть - единственный раз в году, только на нашей сцене, прославленная баронесса Гринтауэр, она же Обрученная со Смертью, самая опасная диэстро Сюзейла и Арабеля, продемонстрирует таинственную боевую технику Шелестящего Меча, разработанную легендарным маэстро Стрелолистом! Меч, покаравший десятки обидчиков слабых и убогих на западе, в Лесном Королевстве, будет обнажен сегодня перед вами - редкий случай, когда за этим не последует быстрое и жестокое убийство очередного врага Обрученной со Смертью! Спешите увидеть!

Надевая и выравнивая на лице черную шелковую полумаску, та самая "Обрученная со Смертью" (ну что за болван, даже здешняя деревенщина на такую дешевку не клюнет!), она же баронесса Гринтауэр, устало вздохнула. Стоило ли уходить из цирка после смерти учителя, чтобы в итоге подрабатывать в откровенно низкопробных труппах на сельских ярмарках? Кажется, в своем путешествии она искала чего-то другого? Возможности, оказавшись за пределами Кормира, не скрывать своего имени и титула? Ну да, и в итоге балаганные побродяги считают, что "баронесса" - не более чем сценический образ. Подвигов, достойных имен ее славных предков? Но как же так получается, что все ее подвиги сводятся к героической победе в бридж над очередным самонадеянным сембийским толстосумом? Может быть, свободы от ограничений аристократического общества, которые некогда едва не погубили юную Эвелину? Ага, уж с ограничениями известного рода в патриархальных сельских Долинах оказалось куда круче, чем в Школе Граций...

И все-таки - представление должно состояться. То, что вбили в нее много лет назад Стрелолист и господин Дюваль, хозяин цирка, ставшего беглой баронессе домом: если ты подписалась на выступление - значит, на арене у тебя не может быть плохого настроения, на арене ты всегда по умолчанию на кураже, на арене нет места вопросу "зачем?" В противном случае - пожалуйте на улицу, леди Эвелина. В мире есть масса куда более почтенных занятий, чем крутить клинками на потеху толпе.

Она вышла к зрителям с первыми ударами бубна - из всех наличествующих в этом дрянном балаганчике инструментов бубен оказался самым подходящим для задания ритма. Три отполированных до зеркального блеска кинжала в руках - ей нравилась работа не с декоративными ножами для жонглирования, но с реальным оружием. Впрочем, в жонглировании девушка сегодня решила не выкладываться до конца - это была не более чем разминка перед главным зрелищем. Так что, продемонстрировав пару трюков с бросанием через спину, девушка с нарочитой небрежностью метнула кинжалы в специально установленный щит, перед которым, впервые в ее сценической карьере, не стоял живой партнер - убогий балаганчик был убог во всех отношениях, и добровольца для обогатившего бы представление момента в нем не нашлось. Ну что ж, пора заканчивать с игрушками и приступать к самому интересному.

Правая рука в черной перчатке сомкнулась на рукояти меча в заспинных ножнах, а левая коснулась ремня перевязи - и ножны упали на землю, соскользнув с клинка. Эффектный прием, небесполезный и в бою, однако сами ножны было все-таки жаль валять по помосту. Удары бубна начинают ускоряться, и синхронно с ними раскручивается и оружие. Начинается танец-бой, в котором убийственные комбинации ударов и выпадов комбинируются с откровенно пижонской работой ног: закручивая отполированный клинок в бешеную восьмерку, Эвелина одновременно творит па из сальтареллы. Сочетание несочетаемого, казалось бы, но движения, отработанные многими поколениями артистов, совмещаются удивительно органично: девушка, словно окруженная стальным вихрем, с ускорением начинает перекидывать оружие из руки в руку, подчиняясь лишь ритму бубна, забывая обо всем на свете, кажется, даже не думая, прямым или обратным хватом она выхватила меч из воздуха в очередной раз.

"Для Клинка люди делятся на две неравные части: профанов и профессионалов. Профаны заблуждаются, считая нас самыми искусными убийцами на свете - и платят за это заблуждение из своего кармана. Профессионалы ошибаются, считая наше искусство сплошным обманом и показухой - и также платят за свою глупость головой."

Состояние куража, азарта, вдохновение - самое прекрасное чувство на свете для любого артиста. Однако иногда оно может сыграть и роковую роль. Эвелина видела, что выступление идет неплохо, однако для эффектного завершения было необходимо нечто запредельное, лежащее на грани ее собственных возможностей, какое-то спонтанное и неотработанное действие. Уже не очень хорошо понимая, что же она творит, бардесса неожиданно перехватывает меч за середину лезвия... и с размаху подбрасывает его вверх, прямо над собой, в то время как сама стоит неподвижно, расставив пошире ноги.

Безупречно сбалансированный клинок на мгновение зависает в высшей точке своего полета... а затем устремляется острием вниз, прямо в затылок артистки, и на глазах у зрителей... протыкает несчастную сверху?! Однако в следующий момент публика осознает, что девушка жива и здорова, более того - умудрилась не только неуловимым образом сместиться вперед, уходя от удара, но и, забросив руку за спину, перехватила меч в полете прямо за лезвие.

В этой позе - с рукой, аккуратно сжимающей клинок, девушка и застыла с последними ударами бубна, чувствуя, как шелковая полумаска и рубаха стремительно промокают холодным потом: только сейчас она поняла, насколько близко оказалась от состояния нанизанной на булавку мухи.

"Обрученная со Смертью, да? Накажи меня Ллиира, если я стану возражать."

Сражение с растениевидной ящерицей было в самом разгаре: мальчики получали жестокие удары, но и сами в долгу не оставались, так что Хэлли охватил азарта битвы, невзирая на жуткий рев чудища.
- Эй, мне оставьте немного! - крикнула она, устремляясь с двумя клинками прямо на оскверненное лесное создание.

Время разговоров, наконец, подошло к завершению. Начиналось время дел. Дел не слишком радостных, надо признать, особенно для группы Адели, так основательно обжившейся на этом посту за годы службы. Пара часов для подготовки в запасе еще оставалась, хотя приближение неминуемой развязки и ощущалось в полной мере. Именно поэтому девушки проделывали все одновременно: пока Адель под руководством Салимы стилусом выписывала буквы на экране передающей шкатулки, Вивиан и Ирма собирали все ценное имущество, которое имелось в хижине, а Эленвен с Кариной и Иванной уже поливали бревенчатые стены маслом снаружи. Лишь однажды рамонитку отвлекли от ее дела - Салима позвала командира для одобрения составленного послания, которое должно быть отправлено в штаб Старой Крепости.

ЧРН ТРВГ 200 ВСАДНИКОВ НАЛЕТ ВЫПЕРКИ ВРЕМЯ СОПРИКОСН ОРНТ 4 5 ЧС ЦЕЛЬ ВЗЯТЬ ПЛЕННЫХ РЕШИЛИ ПРОПУСТИТЬ ПРИМИТЕ ГОСТЕЙ КАК НАДО ЭЛЕНВЕН

Бардесса начала было распространяться, что это наилучший вариант выдержать баланс между понятностью и информативностью сообщения, однако Эленвен и не стала придираться, с общего согласия отправив донесение в незримый полет.

***
И где-то за многие мили от поста начала приходить в движение громоздкая армейская машина. Стражи легко представляли, как в специально оборудованной комнатке возле громоздкого короба со светящимся экраном скучающая дежурная из учениц Анаэрины поднимает глаза на пришедшее в неурочный час сообщение. Как эти самые глаза расширяются, увидев роковые слова о "черной тревоге", как севшим голосом связистка зовет старшую смены - и как начинается суета по всему донжону. И вот уже колотит без передыха что есть мочи в подвешенное над замковыми воротами било караульная, и орут командиры подразделений, собирая своих, что тревога совсем не учебная, и пронзительно ржут лошади полуэскадрона постоянной готовности, который с криками "дорогу!" уже пробивается из похожего на встревоженный улей лагеря... И где-то в глубине донжона адъютантка командующей Старой Крепости холодеющими пальцами тащит из шкафа прошитую кипу бумаг с планами оперативного развертывания войск...
И вскоре встанут от страшной вести на уши Выперки, жительницы которых окажутся разделены на способных носить оружие, и всех остальных. Воинские отряды на границе Купола столкнутся с телегами, на которых трясутся эвакуируемые под защиту магического барьера девочки и старухи. Где-то там, на одной из телег, дрожа, пускает слюни изо рта встревоженная Джина, не понимающая, зачем такая резкая смена обстановки, отчего ее подняли из уютного кресла и везут неизвестно куда. А рядом с ней, утирая подруге рот платком, сидит хмурая Стефания, слишком хорошо понимающая, что же происходит, и, как знать, не проклинающая в связи с этим свой ясный ум и твердую память?
А где-то рядом едет маленькая Жанна, которой, напротив, ужасно весело и интересно катиться по забитой людьми и транспортом дороги. Она не очень хорошо понимает страшное слово "война", и пытается выяснить его значение у своей любимой Эммочки, которая совсем большая и все знает. Эмма же, понимающая лишь, что происходит что-то очень плохое, изо всех сил сдерживается, чтобы не обидеть бестолковую малышку: перед отправкой ей сказали быть взрослой, ответственной, и крепко следить за Жанночкой, раз мамы обеих девочек остаются драться насмерть с косматыми мордами...
И в "Женском клобе" озабоченная пышнотелая трактирщица Умара снимает с себя золотые украшения, которые могут послужить помехой в грядущем бою. Перед ней на стойке лежит кожаный доспех и тесак односторонней заточки - видимо, все положенное ополченке воинское имущество. Проверив лезвие клинка, женщина остается довольной, что же касается колета из вываренной бычьей кожи - просто приложив его к груди, Умара лишь качает головой: нечего и думать спустя пятнадцать лет натянуть его на, увы, невозвратимо изменившееся тело. Хмуро усмехнувшись, она щупает себя за бедра и живот, произнося вслух: "что ж, я слышала - сало тоже неплохо останавливает стрелы" - а затем неожиданно роняет голову на стойку в почти беззвучных рыданиях. Но вовсе не об утраченной молодости или фигуре ее плач - совсем не об этих пустяках...
Пожалуй, тяжелее всего было представлять происходящее в деревне Ви, ибо она знала, как вторжение отразится на ее семье. Слишком явственно перед глазами вставала картина того, как бойцы Старой Крепости сгоняют всех "семейных" мужиков в барак, где они будут заперты до конца сражения, в случае же малейшей попытки бунта - там и будут сожжены заживо. И страшно было думать о том, как растерянного Бриана отрывают от родной матери, которой полагается эвакуация под Купол, какая сцена разыгрывалась там с двумя беспомощными и растерянными людьми, ближе которых у нее не было никого. Однако - законы войны одинаковы для всех. И слишком многое сейчас лежит на весах, чтобы те, кому вскоре предстоит проливать свою кровь, заботились о чувства безымянного космача...

***

В общем-то, других дел на посту не оставалось, и рамонитка хотела уже отправить Салиму вместе с гражданскими в деревню, однако чернокожая, что-то про себя подсчитывавшая, пока молодежь возилась со шкатулкой, сказала:
- Слушайте, если у этих ублюдков хорошие рыцарские кони - они нас могут по дороге и догнать. Будь мы одни - я бы точно знала, что окажемся в деревне раньше. Не зря же я вас столько гоняла? Но вот с лошадками, барахлом и гражданскими на плечах... Не уверена. Эленвен, нам надо в лес идти. Хотя бы чтоб переждать, пока эти уроды на приманку не клюнут. И, кстати, - опустила наставница глаза вниз. - Яблочки лошадиные с дороги поубирайте - меньше будет вопросов...
Настал решающий момент. Отведя всех на безопасное расстояние, Эленвен подожгла дорожку горючего масла, и спустя две минуты огонь, охвативший хижину и пристройки, добрался до взрывного снаряда. Раздавшийся бабах превзошел все ожидания Стражей - стоявшей ближе всех рамонитке порядком заложило уши, так что остаток дня она провела с изрядным звоном в голове. Столб пламени, взметнувшийся вверх, когда разгорелась поленница, столь впечатлял, что Вивиан даже засомневалась: успеет ли застава прогореть до приезда гостей? Ведь это в ее руинах они должны были прятаться, следя за разговором Виктора и захватчиков?
Однако время шло, и пожарище понемногу затухало. Настал час - хотелось надеяться, недолгого - разделения группы. Обнявшись напоследок с остающейся троицей, под предводительством Эленвен Стражи и беженцы спустились с холма, укрывшись под пологом Скверного леса, рамонитка нашла удобное место в зарослях для наблюдательного поста, и, расположившись сваленных в кучу рюкзаках, стала внимательно наблюдать за происходящим в развалинах так недолго бывшей ее домом заставы.

***

- Едут! Едут! Вон, на открытом участке дороги!
- Да не суетись ты, быстро на позицию, увидят же!
Адель подходит к Виктору, пристально смотря ему в глаза:
- Еще раз: есть что-то пойдет на так - пусть я даже умру второй, но первым сдохнешь ты. Обещаю.
Томительные минуты ожидания: увидев сгоревший пост издали, рыцари посовещались, и от сгрудившегося у основания холма отряда отделились несколько конных фигур, чтобы двинуться наверх по крутой тропе.
- Сюда! Сюда, благородные господа! - показательно прихрамывая на перевязанную ногу, махал рукой прислужник.
- Что у вас тут? Где отец Бенедикт? - старший рыцарей с треугольным щитом-экю, на котором была изображена оскаленная волчья голова, подъехал к порядком измазавшемуся в саже Виктору. Затаившаяся за обгорелой стеной Анна наложила стрелу на тетиву.
- Отец Бенедикт пошел в угон за сельдями, - торопливо зачастил Виктор. - Вышло так, что пост не просто взорвался, а загорелся - похоже, здесь хранилось что-то горючее. Сельди погорели живьем, разведчики лично видели. Но из-за пожара нам пришлось выступить вперед, чтобы упредить тех, кто шел на смену дозорным. И хорошей засады не вышло - завязался бой.
- Болваны! Вы что, их упустили?!
- Ни в коем случае, ваша милость! Нам удалось загнать их в северные леса, и теперь отец Бенедикт со всем отрядом гонит их дальше, от деревни. Тревогу никто подать не успел. Мой наставник велел передать вам, чтобы его не ждали.
- Идиотство! Чуть все не просрали! Я еще выскажу этом кретину, и плевать мне, какие там у него в Перуге друзья. - круто повернув коня, баннерет со свитой поскакали вниз, к своим.
- Это оказалось слишком легко, - прошептала бардесса. - Мужчины... Им всегда настолько плевать друг на друга?

***

- Ну что, мы в расчете? - мешочек с бодро позвякивающими золотыми Виктор опустил на дно походной котомки, которую заблаговременно с разрешения сестер стал собирать из не пригодившихся Стражам трофеев.
- Даже не знаю, кто из нас глупее, - глядя на явно довольного результатами сделки прислужника, задумчиво сказал Адель на фимэлике.
- Насчет проклятья-то - вы его снимете? - спросил юноша аэлиситку. - Я ведь все сделал как надо, разве нет?
- Он, - ответила на вопрос бардессы Анна. - Он глупее. А если ты про деньги - за жизни наших сестер мне никакого сундука с золотом не жаль. Пусть валит, все, что будет дальше - его личные проблемы...

***

Быстрее было бы идти через лес, однако Эленвен настояла на том, чтобы возвращаться под Купол прямо по следам вторженцев. У рамонитки были свои соображения: если какая-то часть рыцарей вырвется из засады - ее отряд станет той пробкой в бутылочном горлышке, которая навек запечатает и похоронит косматых тварей в этих холмах. Так что долгие часы девушки шагали в боевой готовности, со выдвинутыми вперед дозором в составе Анны и Ви, мысленно даже ожидая еще одного боя - особый энтузиазм тут проявляла снова Адель. Однако путь домой прошел без происшествий - до того самого момента, когда Анна наткнулась на пикет сестер Старой Крепости.
После первых острых мгновений, когда в наступающих уже сумерках девушки едва не угостили друг друга стрелами, последовали бурные объятие и иные выражения радости: о судьбе Стражей пограничья с восточного поста в подразделениях ходили самые скверные слухи. Старшая пикета, кудрявая мулатка Токо, приходившаяся Салиме родственницей, ведя Эленвен с компанией домой, делилась подробностями сражения - и следы на земле хорошо дополняли ее рассказ.
- Вот тут мы тварей и зажали - с того холма их зашибись стрелами сбивать. Ты бы видела, как первая шеренга рухнула - в размандень просто. А потом наш эскадрон с фланга им прямо под микитки бьет - и все, обосрались косматые, сразу затрубили отход. А сзади уже мы с пиками - вот тут они стали с коней валиться и пощады просить - херушки! Я одного такого опрокинула - и в смотровую щель шлема, как ты учила, тык! Чвак - и готово. А всего я сегодня лично четверых грохнула - представляешь, какая мне за это серьга положена? Больше твоей, - возбужденно повествовала мулатка.
- Наши-то потери какие? - перебила ее нетерпеливо Салима.
- Двенадцать сестер, - вздохнула печально Токо. - Там такая тема вышла, у них один командир сообразительный оказался - рванул не назад, а вперед. Толку им, конечно, немного, но удар его пришелся туда, где ополченки местные стояли - вот человек восемь из убитых как раз деревенские...
Только Салима открыла рот, чтобы ответить, как раздался крик:
- Живые!
Из-за наспех выстроенных рогаток бежала, звеня кольчугой, трактирщица Умара. Телеса ее выразительно колыхались даже под прикрытием железа, однако скорость она набрала приличную, и чернокожей воительнице пришлось применить всю силу и ловкость, чтобы помягче тормознуть и принять в свои объятия старую подругу.
- Живая! Салима! Родная! - мокрые спутавшиеся волосы Умары липли к лбу, сама же она, слезы текли по щекам, мешаясь с потом - женщина издала полуписк-полувой, уткнувшись головой в бронированную грудь чернокожей. И Салима, кажется, впервые за этот день выглядела по-настоящему растерянной, гладя нумантийку по голове. Девушки даже деликатно отвернулись, не мешая паре пережить момент истины, который, возможно, нес им обеим большие перемены в жизни...
- Слуууушайте! - делая вид, что ничего особого не происходит, произнесла Токо. - Я ж вам про главное не сказала! Купол-то расширился! Разом прыгнул до самой деревни!
- В смысле? - у Вивиан внутри все похолодело. Бриан! Бриан жив или нет?!
- Ну, точнее, не до деревни, но до виноградников почти. Эти уроды когда наших смяли и на прорыв пошли - мы за ними в угон ринулись. Они, видать, по дуге хотели Выперки обойти и из кольца вырваться. И могли бы, пожалуй, но тут - раз! - врезаются со всего размаху в барьер. И все двадцать космачей в черный пепел превратились в один миг. Девчонки-кавалеристки обалдели совсем: Купол за милю отсюда должен быть. Расти-то он растет, но не такими же скачками?
- Мне бардесса одна сказала - это оттого мол, что сотни Сестер осознали сегодня, за что они бьются и ради кого, - оторвавшись, наконец, от Салимы, вмешалась в разговор Умара. - Дескать, военные с деревенскими друг дружку увидели - и еще крепче возлюбили. Ви, родная, с твоими все хорошо. Мама твоя эвакуироваться отказалась, сидела все время под бараком. Я ей... соврала, в общем, что лично слышала, как вы все живые остались и едете благополучно домой. То есть, получается, не соврала - и славно...
Новый поток слез на груди Салимы. Благодарно обняв трактирщицу, аэлиситка оглянулась на своих подруг.
- Иди, - кивнула ей Адель. - Без тебя управимся. Давай, маме ты сейчас нужнее.

***

Осталось последнее дело на сегодня: найти Старшую Старой Крепости, доложить ей о произошедшем - и ждать. Ждать того, как оценит их действия командования, а группе молодых еще и ждать заключения о том, достойны ли они гордого звание Стражей пограничья.
В импровизированном, сросшемся одним краем с деревней лагере царила нормальная для бывшего замка Ойлей суета: до прояснения обстановки и полной ликвидации угрозы вторжения войскам так и предстояло здесь находиться, и с этим самым прояснением могла здорово помочь Эленвен. Отряд споро продвигался среди палаток и костров, однако девушки задержались в одном месте. Там, где скопилась толпа плачущих женщин, где на рогоже лежали двенадцать тел, возле каждого из которых в молитвенной позе склонились жрицы Аэлис или Рамоны.
На импровизированном возвышении из пары ящиков молодая командующая кавалерией, Эмилиана, кажется, держала речь:
- ...Все мы скорбим о наших сестрах, отдавших жизни за свободу и счастье всех женщин мира, но надо помнить одно: они будут похоронены в земле - той самой земле, которая навсегда останется нашей. И, если понадобится, мы умрем ради того, чтобы на этой земле никогда не было бородатых господ...
Кажется, с речью выходило не очень хорошо. В том смысле, что ни скорбящие родственницы, ни даже собравшиеся бойцы Эмилиану не слушали. Правильные слова в ее устах звучали как-то... не очень. И вот в тот самый момент, когда кавалеристка замолчала, исчерпав запас высоких слова, за ее спиной послышался перебор струн лютни:

Под курганом, поросшим пахучей травой
Мы лежим в тишине полстолетья.
Сквозь глазницы и ребра сочится вода под землей,
Шмель жужжит над медовым соцветьем...

Эленвен сразу узнала этот голос. Вентриль. Ее беспокойная бродяга-мать - каким ветром она оказалась занесена в Выперки в этот судьбоносный и страшный для всего Купола момент? И песня... этой песни рамонитка не знала. Похоже, баллада рождается прямо сейчас - судя по раздумчивому и осторожному тону бардессы - той предстоит еще долго ее шлифовать. И сейчас она продолжала петь, почти не трогая струн:

"Пусть молчат мертвецы там, где дети играют в войну",
Мы на это совсем не в обиде.
Мы молчим - это ветер в траве поднимает волну,
Шепчет лишь одно слово: "живите!"

Повисла долгая пауза, и красивая сорокалетняя женщина, в которой Стражи легко могли уловить сходство со своей рамониткой, вышла из тени, привлекая к себе общее внимание, заставляя вслушиваться в слова, произносимые от имени погибших пятьдесят лет назад на этом самом месте женщин. Все ждали продолжения, все сосредоточились на выступлении певицы - умение обратить на себя внимание было одной из самых сильных сторон матери Эленвен. И вот, когда совсем стихли разговоры, вместо очередного куплета акапелла, Вентриль резко ударила по струнам, в совершенно другой манере подавая припев:

Так раскройте же ветру навстречу глаза,
Пусть осушит он скорбные слезы!
Ничего в моей жизни не сделано зря,
Если дальше живут мои сестры!

- Пока мы живы - мы правы, - прошептала одними губами Карина. - Так говорила Ви. И все же - в этом была не вся правда. Те, кто лежат полвека под курганом за виноградниками, и те, кого оплакивают прямо сейчас - они такие же живые, как и мы, с нашими бьющимися покуда сердцами. Можно убить каждую из нас, можно, наверное, убить даже Богинь. Сестринство убить невозможно. А значит - мы будем живыми и правыми до скончания веков.

Прислужник смотрел на манипуляции Эленвен с выражением нескрываемого страха на лице, однако... Помимо страха было и еще кое-что. Решимость, возникающая по ту сторону отчаяния, когда все мосты уже сожжены, и выбор между позором и смертью сделан.
- Да, я знаю, что со мной могут сотворить, оборотись я перед рыцарями и отцами-надзирателями в бабу. Знаю: ничего такого, чего не проделывали сотни раз, едва начал ломаться голос, - горько усмехнулся Виктор, и слышалось в его словах какое-то абсолютно алогичное чувство превосходства: смотрите, сельди, вы предназначены природой удовлетворять мужскую похоть, но даже с этим мы, мужчины, справляемся куда лучше. - И, если я решил продать своих, это не значит, что я желаю провести остаток дней у вас рабстве.
- Не нравится мне что-то такой разговор, - угрожающе надвинулась Салима. - Мы с тобой почти как с человеком говорить начали - или ты хочешь как с этими двумя?
- Не хочу, - отчаяние в лице митрианина, кажется, окончательно побороло страх. - Но без меня у вас ничего не получится, и эти рыцари, уйдя сегодня, обязательно вернуться, чтобы убивать вас и ваших товарок. После того, как я обману баннерета и завлеку его в засаду - я исчезну. Навсегда. Но для этого мне понадобится золото. Вы взяли ларец Бенедикта, а у него золота было предостаточно. Я даже прошу все, хоть и знаю, что вам оно ни к чему. Мне хватит сотни золотых...
- И куда ты собираешься деться? - с некоторым даже интересом спросила Адель. - На тебя же после этого Культ такую охоту объявит, что...
- Куда угодно, - пожал плечами Виктор. - Солнце-то светит по всему миру, но слугам его рады далеко не везде. Отсюда до северной границы с Нумантией не так далеко. Пойду на службу султану, и Неведомое меня защитит. А, может, подамся на Кремневые острова, к вольным пиратам, там вообще все равно, кому ты молишься...
Парадоксально, но факт: достоинства и храбрости перед лицом смерти этому тщедушному червяку придало такое низменное чувство как жадность - жадность безумная и совсем сворачивающая мозги набекрень. И было очевидным, что ради своей сотни золотых и шанса на новую жизнь Виктор готов принять даже те самые пытки, которых только что отчаянно боялся.
- Так что будем делать? - спросила бардесса на фимэлике Эленвен. - С такими условиями - я не верю, что твой фокус сработает. Но у меня есть идея понадежнее. И если он нас предаст - мы по крайней мере сумеем грохнуть кого-нибудь из командиров этого отряда.
Усмешка ее была из тех, что Виви, знавшая свою старшую полжизни, совершенно не могла распознать - но, кажется, растерявшаяся поначалу бардесса после всего, что ей довелось узнать, перестроилась на самый боевой лад.
- Вам, девчата, сегодня досталось самое интересное, а мне после всего тоже хочется завалить какую-нибудь косматую тварь. Если дело пойдет наперекосяк - у меня хотя бы будет с кого шкуру содрать: давно хотела завести себе небольшой барабанчик...

После слов об ужасном ритуале в глазах пленника мелькнуло недоверие: все-таки юный служитель культа относился к религии куда прагматичнее, чем какой-нибудь загнанный суеверный крестьянин. Привыкший слушать жрецов, грозящих пастве с амвона ужасными карами за грехи, которые они с удовольствием шли творить после богослужения, он приобрел к своим невеликим годам порядочный скептицизм в таких вопросах. Да и не тянула девятнадцатилетняя девушка на "всемогущую заклинательницу"... Кажется. Потому что взгляд Вивиан заставил Виктора снова сглотнуть, и... поверить? На вздернувшую бровь лишь на мгновение Салиму, как и на оказавшуюся, к счастью, за его спиной Адель, не удержавшуюся от гримасы, обозначающей сомнение в здравомыслии рамонитки, прислужник Митриоса внимания не обратил.

- По-подождите с проклятьями! Мы можем договориться и без этого! - он снова зачастил взволнованно. - Я... Я могу убедить рыцарей Дюваля, что все прошло как надо! Что вы были убиты и проход свободен! Тогда они ринутся в деревню, а там вы их и разобьете!

- Ты совсем, что ли, идиот? - Салима внимательно посмотрела на прислужника: уж не переборщила ли Карина, когда дала ему по голове? - Как это ты их убедишь, когда ваши горе-диверсанты валяются по лесу с выпущенной требухой?

- Они не узнают об этом! Вы сожжете пост, сымитируете удачное нападение и оставите меня здесь, на пожарище, дожидаться передового дозора. Я доложу, что все прошло успешно, но, когда пришли сменщики, засада не удалась, и они ушли... допустим, на север, и тогда отец Бенедикт со всем отрядом погнал их подальше от деревни, чтобы они не смогли предупредить своих. А меня, раненого, оставил дожидаться основных сил! Трупы этих двоих мы можем использовать как доказательство - если их хорошенько обжечь, они сойдут за ваши тела, - Виктор даже позволил себе слегка улыбнуться, словно довольный собственной смекалкой.

Это, пожалуй, было неожиданностью не только для Эленвен. Жажда жизни в тщедушном тельце молодого митрианина была настолько сильна, что он готов был продать с потрохами собственных братьев и свою веру, определенно, не слишком боясь гнева "солнечного владыки". Интересные там отношения к понятию религии, и... возможно ли нечто аналогичное сестринству у мужиков?

- Если бы вся эта дичь не звучала настолько бессмысленно, - высказалась, наконец, Салима. - Я бы сказала, что в этом есть смысл.

Судя по выражению лица чернокожей - она сейчас вполне серьезно просчитывала преимущества и выгоды этого предложения.

- Спасибо, - признательно кивнула юная жрица. - И никаких "если", слышите? Мы будем жить, а эти изуверы отправятся кормить рыб. Или крыс, неважно. А теперь пойдемте, работы сегодня будет очень много.

Взяв под локоть сестру, Лафнинонна открыла дверь авиария, однако перед этим шепнула одними губами:

- Насчет... хм... сосульки. Потерпите немного, я постараюсь сбагрить ее сразу же как покинем храм - золото все-таки не пахнет. А пока старика лучше не обижать отказом, хорошо?

Вернувшись к месту собрания, она теперь уже с полным правом озвучила свою позицию:

- Итак, почтенные братья и сестры, мы приняли решение. Церковь Селунэ во Вратах берет на себя миссию покарать нечестивцев, само существование которых противно взору как Лунной Девы, так и Сун, Валкура и Чонтеи. Полагаю, нам есть чем удивить эту орду морских чудищ, так что, если других вопросов у уважаемого собрания не осталось - позвольте откланяться, времени на подготовку к бою отпущено, увы, не так много. Сестра Амаласунта, мы отправим к вам нашу послушницу, ее зовут Констанс, и у нее будут определенные поручения на тот случай, если удача нам все-таки изменит. Попрошу в таком случае приютить девочку и помочь ей чем сможете, пока не представится возможность связаться с нашими сестрами в Аскатле...

Селунитка прервалась, словно обдумывая следующие слова:

- И да, насчет помощи от амберлитов. Хотелось бы все же отметить, что церковь Амберли - часть не решения, но проблемы. И проблема эта как раз в том, что Королеве Глубин всегда будут милее не встроенные в цивилизацию "официальные" храмы, а вот такие вот полоумные маньячки вроде Цефреи, воспитанной как раз официальной церковью. Из респектабельного внешне храма и дальше будут выходить новые и новые изуверы, как из дохлой рыбы выползают наружу мерзкие черви. И далеко не всегда рядом будет оказываться кто-то, способный поломать их планы. Подумайте над этим, уважаемые. У меня все. А теперь, Бран, я бы хотела посмотреть, каких дел наворотила ваша "леди-рыцарь". Это сейчас самая неприятная неизвестная в уравнении, которое нам предстоит решать...

Внимательно следившая за прислужником Эленвен видела, что тот явно не врет. И все же... жажда жизни у него явно преобладала над трусостью и паникой, сейчас он лихорадочно перебирал варианты спасения, прекрасно понимая, что пощады от боевых дев не будет (в его мире, во всяком случае, после допроса пленнику одна дорога - на тот свет). И одна Рамона знала, можно ли извлечь из этого пользу...

- К замку сейчас подходит еще около пятисот воинов, - Виктор чуть помешкал с ответом, словно решая что-то про себя, переходя невидимый рубеж, после которого возврата не будет. - Как я понимаю - в основном пешцы. Замок барона же был взят хитростью - его челядь перерезали пьяными после пира. Теперь его земли и имущество переданы в распоряжение Культа - так всегда делают с теми, кем недовольны в Перуге...

- Ну вот и все, - хмуро усмехнувшись, сказала Салима. - Тридцать лет гладили бешеную собаку по голове - а закончилось все равно тем, что она нас попыталась цапнуть. Какая неожиданность!

На этот пассаж наставницы можно было много возразить: все-таки цапнуть их собиралась совсем не та псина, которую прикармливали десятилетиями, однако чернокожую тоже можно было понять: слишком часто она сталкивалась с таким отношением к вопросам защиты Купола, которое продемонстрировали сегодня в деревне местные старшие. Впрочем, возражать быстро стало некому: развернувшись, Салима отправилась в хижину.

- Нет-нет, нескольких жертв будет мало, - замотал головой пленник. - Нужно не меньше сотни живых душ, хотя говорят, что у жен... простите, словом... Ваша... властительница была ранена в бою с королевской армией, верно? И рана эта до сих пор не заживает. Все потому, что заклинание, которым ее ранили, оно вроде гарпуна. Зазубренное оружие, которое не вытащишь из раны - таким бьют большого морского зверя...

Это было дико наблюдать, но, описывая бесчеловечные планы своих хозяев, Виктор непроизвольно принимал какой-то радостно-учительский тон - с таким энтузиазмом их школьная учительница по хозяйству и технологии, сестра Эльмира, объясняла подросткам принцип действия конной молотилки. Должно быть, и у митрианских жрецов были такие преисполненные любви к своему предмету преподаватели, с горящими глазами рассказывающие студиозусам... что? Как сдирать живьем кожу с женщин, обвиненных в ведовстве или ереси? Или как пороть друг дружку под хвост?

- В общем, этот гарпун... не в буквальном смысле, конечно, а в астральном... именно им собирались воспользоваться в Перуге. Я не знаю подробностей детально, но принцип такой: все, кто живет в вашей стране, появились на свет противоестественным способом, не как люди. И, чтобы вдохнуть жизнь в своих созданий, ваша властительница делилась частью своей сущности с каждой из вас. Отряд баннерета Дюваля должен был налететь на деревню, захватить не меньше сотни пленниц и скорее везти их в замок. Там же над ними собирались проделать этот ритуал... подробностей я не знаю, но он бьет по самой сущности человека, раскалывает душу на части, развоплощает ее - и, поскольку в каждой жертве находится частица той, кого они считают богиней - это должно было нанести удар по ней самой, через тот неустранимый гарпун Митриоса. И тогда ваши властительницы были бы вынуждены выйти за пределы защитного барьера, чтобы спасти своих - иначе одна из них точно умерла бы...

И Вивиан, и Эленвен прекрасно понимали, что пленник не врет. Неважно было даже, возможно ли убить Аэлис таким затейливым способом, есть ли хоть слово правды в истории про "гарпун". Если бы косматым мордам удалось схватить сотню женщин из деревни - это поставило бы Богинь перед выбором между плохим и очень плохим. Купол и в самом деле держится на осознании того, что тебя никогда не бросят. Выйти из своего домена для Рамоны и Аэлис значило бы вновь подвергнуться смертельному риску, как пятьдесят лет назад, зная, что в этот раз псы Митриоса подготовились к встрече куда лучше. Не выйти же, оставить Сестер умирать в страшных муках, в руках чудовищ и изуверов - от такого Купол действительно мог треснуть по-настоящему.

- А о том, кто должен был проделать все это... Я не знаю, но в замке видел несколько жрецов...

- Я знаю, - ответила на фимэлике Адель, и Вивиан, поглощенная рассказом, неожиданно обнаружила, что уже некоторое время Виктора слушает и вышедшая из хижины бардесса с зажатым в руке пучком бумаг. - Как вы думаете, что самое интересное? В этот раз на войну не явился ни один прелат Культа. Они прислали сюда Бенедикта с этим чмом, и полдюжины провинциальных "отцов-надзирателей". Тут у "сладкой попки" интересные записи - вроде как черновик неотправленного письма. Кажется, его такое дело тоже крепко насторожило. Он пишет, что ритуал развоплощения могут проводить даже рядовые жрецы, главное тут - умение мучить людей, любовь к пыткам. И здесь он намекает... хотя не знаю, с умбриком у меня не так хорошо дела обстоят... так вот, он говорит, что, возможно, они все тоже будут разменной монетой в игре высших сил. Понимаете, что это значит? Они нас все равно до смерти боятся. Гнев Рамоны был так силен, наши матери и бабушки задали им такую трепку, что она до сих пор отдается в их гнилых потрохах!

- Все это чудесно, однако надо решать, что будем делать с двумя сотнями мужиков, которые совершенно не в курсе, что их хитрый план накрылся? - появилась в дверях хижины Салима. - Ваши мнения, девушки?

Говорила она на фимэлике, но вопросительные интонации в речи были слишком очевидны, так что именно в этот момент вмешался пленник:

- Я! Я знаю, как вам помочь! Но вы должны пообещать, что отпустите меня, - удивление, с которым Стражи на него уставились, явно сбило Виктора с делового настроя, и он замолк, испуганно сглотнув.

Лафнинонна знала за собой массу недостатков, однако чем она никогда страдала - так это брезгливостью. Ну, разумеется, если речь идет о брезгливости физиологической, связанной с покойниками, экскрементами и прочими телесными выделениями, в общем, всем тем неприятным, что крутит большинству разумных двуногих желудок в узелок, как бедной Валоре. Она аккуратно провела ладонью вблизи "лезвия" этого необычного кинжала, ощущая явный холод: определенно, получить такой клинок в живот врагу точно не пожелаешь...

Итак, подведем итог. За то, чтобы я самолично полезла в пасть мегалодону, дорогие союзнички предлагают немного чонтейской алхимии, большую кучу золота и мерзлую какаху. При этом они настолько напуганы сами, что будут сидеть на осадном положении, пока я не принесу им головы Цефреи и Адельфи на блюде. Перспектива, конечно, та еще. Однако... Учитывая, что "избранная" уже наверняка рассказала про нас культистам - нападение на святилище, увы, просто вопрос времени. Ну что ж, тогда придется исходить из наличествующих ресурсов и драться тем, что дают. Дают какаху - принимай какаху с благодарностью. Надеюсь, он не заставит меня целовать это "оружие", как кормирские рыцари делают при посвящении...

- Что ж, любезные братья и сестры, благодарю, - кивнула селунитка удовлетворенно. - Ваша поддержка очень важна для нас. Однако окончательное решение - за сестрой Валорой, и, если позволите, мы немного посовещаемся...

Покинув авиарий, в коридоре юная жрица нашла свою эльфийку, изрядно бледную и опирающуюся о стену.

- Сестра, вы как? - снова поддерживающие объятия, снова сребровласая оказывается в руках рослой блондинки. - Нужно дать им какой-то ответ, и у меня нет права голоса в данном случае. Это ваше святилище, вы наша старшая, и поэтому решать - вам. Я же приму любое решение. Могу пообещать одно: если мы все-таки подпишемся на это предприятие - я останусь обороняться, и сделаю все возможное, чтобы никто из сестер не погиб... Потому что... этого я и сама себе никогда не прощу...

Закрыв глаза, Лафнинонна опустила голову, чуть ткнувшись лбом в лоб Валоры. Она ведь тоже была совсем не железной, эта юная селунитка из маленькой тетирской деревни. И ей тоже в критические моменты была необходима такая же поддержка, которую она старалась оказать только что своей старшей. Потому что сестринство - оно именно об этом: ты не упадешь, пока рядом есть та, о чью руку можно опереться.

Спеша к месту собрания, Лафнинонна слушала Брана уже вполуха. В принципе, это было неважно. С такой организацией безопасности не только хитроумным образом внедренная в человеческое общество "избранная", до поры до времени не подозревающая о своей природе, но и какая-нибудь девчонка с улицы с трофейными религиозными символами без проблем могла прийти в храм Огневолосой и выведать любые его тайны.

- Я должна потом осмотреть место убийства, - сказала селунитка, надеясь, что слуги Сун не додумались замыть следы произошедшего - однако открывшееся ей зрелище нанесло этой надежде жестокий удар. Нет, серьезно?! Они вообще хоть отдаленно в курсе происходящего? Жрица представила себе, что бы творилось в Лунном Зале Аскатлы, если бы за сутки одна из сестер была жестоко убита, а вторая оказалась предательницей. Нет, покушать вкусняшек в приятной компании - это всегда здорово, но все-таки всему есть свое время!

И все-таки... Все-таки стоило успокоиться. "Сестра, с таким лицом тебе никто денег не даст" - любимое присловье Арин Гэллоугласс, женщины, которая в добывании денег разбиралась лучше всех на Побережье Мечей. Так что - делаем лицо поприветливее, и мысленно радуемся счастливой идее отослать Магду обратно: вот уж кто высказался бы по поводу происходящего со всей откровенностью... Вежливо прокашлявшись, добившись тем самым привлечения внимания, Нино начала:

- Приветствую всех, братья и сестры, меня зовут Лафнинонна, я жрица Лунной Девы из Аскатлы, и, видимо, именно мне стоит объяснить, ради чего мы все здесь собрались. Пока я понятия не имею, насколько вы в курсе событий, так что рассказ свой буду вести с самого начала.

Итак, вчерашним ранним утром произошло жестокое убийство молодой служительницы Сун по имени Тиана. По случайному стечению обстоятельств, мне и моим... товарищам довелось оказаться рядом с местом этого злодеяния, однако ни спасти сестру Тиану, ни покарать убийц мы уже не успели. Впрочем, живодеры особо не скрывали своих намерений: на стене одного из домов они оставили послание, написанное кровью покойной, из которого следовало, что принадлежат эти живодеры к радикальной секте абмерлитов, поклоняющихся Кракену. Послание это, по сути, было объявлением войны, и под ударом оказались все те добропорядочные церкви, с которыми синие бандиты традиционно враждуют. Собственно, вы, собравшиеся здесь сейчас - и есть объект их агрессии.

О произошедшем я, разумеется, немедленно сообщила сестре Валоре. Связавшись с храмом Сун и вернув и тело и имущество Тианы, наша церковь пообещала помощь и содействие слугам Огневолосой в отражении этой агрессии - собственно, как всегда это было на протяжении столетий, мы вместе выступаем против общего врага. Не буду утомлять вас подробностями вчерашнего расследования. Попутно мы выяснили, что вчерашнее нападение было не первым: несколько дней назад едва не была убита одна из ваших, Адель, сестер, и мотивация убийцы-кракенита была той же. Нам удалось обнаружить логово этих культистов, точнее - место их ночных собраний. Дальше вопрос решала сталь и боевая магия, - подойдя к месту пиршества, Лафнинонна извлекла горсть окровавленных кракенитских медальонов и эффектным жестом высыпала их прямо на уставленный яствами столик.

Медальоны рассыпались как попало, часть их со звоном скатилась со стола, один по полу прокатился прямо к ногам госпожи Амаласунты - все-таки любовь к эффектным жестам была одной из слабостей Лафнинонны. Обведя взглядом всех присутствующих, девушка обратилась уже непосредственно к главной сунитке:

- Спешу уведомить вас, сестра, что непосредственные убийцы Тианы в данный момент кормят канализационных крыс. Все до единого.

Что ж, стоило перевести дух. Для дальнейшего рассказа девушке требовалась какая-то реакция почтенного собрания - хотелось надеяться, что ей-таки удалось растормошить этих гедонисток. "Волосатые подштанники", кажется, был мужиком более серьезным - впрочем, первое впечатление может быть обманчивым. "Адельфи" не даст соврать.

Законы войны везде одинаковы: нанеси врагу максимальный ущерб, что не сможешь взять с собой - то уничтожь. Так что решение Эленвен сломать фургон было абсолютно оправданным. И, пока старшая отряда крушила повозку, Анна успокаивала лошадок, а Карина примерялась, как бы их поудобнее навьючить подручными средствами (благо габаритной добычи у четверки стражей было предостаточно), Вивиан тем временем с согласия рамонитки открыла ларец. К счастью, тот не взорвался и даже не выстрелил жрице в палец отравленной иглой - подобные ловушки крайне неудобны в быту. Открывшееся же взору аэлиситки содержимое заставило ее охнуть. Прежде всего, разумеется, деньги, столбиками рассортированные в бумажных свертках. Было сложно подсчитать точную сумму сразу, но в ларце оказалось не меньше сотни золотых и восьми сотен серебряных монет в специально отведенном отделении. В других хранились разнообразные канцелярские принадлежности: походный письменный прибор, запас бумаги, кусок красного нумантийского сургуча с маленькой сургучницей, и личный перстень-печатка, который по какой-то причине Бенедикт избегал носить на пальце. Разумеется, здесь же были и документы, очевидно, важные, но вся деловая переписка велась, увы, на умбрике, а этот язык Виви так за годы обучения при храме толком и не освоила. Но ничего - ведь рядом есть рамонитка, а у рамониток с изучением языков дело поставлено куда лучше, так что девушка указала на бумаги Эленвен, как раз закончившей крушить фургон. Мельком глянув в бумаги, старшая группы обратила внимание не письмо, предписывающее всем верным слугам Солнечного Владыки оказывать полное содействие подателю сего, но углубляться в документы времени не было - пора сваливать с вражеской территории.

С помощью веревок, найденных в лагере мешков и нескольких замысловатых проклятий на трех языках Стражам удалось навьючить всю собранную добычу на лошадок, так что место хватило даже для хныкающего сына Клеменс. Ведя тяжеловозов под уздцы, девушки без особых приключений пересекли дорогу и направились обратно к посту. Вивиан, кажется, удалось отвлечь мальца от всех перенесенных страхов и обид, даже получилось разговорить его на тему того, катался ли он раньше на лошадке, а кем хочет стать, когда вырастет, а каких еще зверушек любит, а вот посмотри - белочка, а это птичка сойка, а здесь живет семейство ежиков, нет, сейчас они вышли на прогулку... Разговаривал они все же вполголоса, и малыш постоянно косился на жестокую рамонитку, однако, кажется, освоился в новом положении - во всяком случае, митрианские псы с ним говорили совсем по-другому. Эленвен косилась на Ви с некоторым удивлением - разговаривать с выскребышем как с маленькой девочкой ей казалось делом в высшей степени странным, однако она не могла не признать, что аэлиситка по крайней мере избавила их от ноющего источника раздражения на время пути.

И, выйдя на более-менее проходимую звериную тропку, где нет нужды все время смотреть под ноги, рамонитка решила проглядеть прихваченную кипу документов. Язык, который она изучала в храме, имел явные отличия от того, на котором говорили в обиходе во внешнем мире, так что через некоторые отрывки приходилось пробираться не без труда, однако в целом разобрать написанное более-менее удавалось.

Дорогой Бенно!

Новости, полученные от тебя, показались мне одновременно радостными и тревожащими, однако твою просьбу оказать содействие в прошении к Тайному Совету я, разумеется, выполнил. Слава Митриосу, в Перуге у меня еще остались друзья, помнящие сделанное некогда добро. И все же - твоя идея использовать сельдей в борьбе с другими сельдями кажется мне в высшей степени спорной. Мой мальчик, ты вырос в стерильной атмосфере мужского братства, и, как следствие, недооцениваешь это племя. Да, они недалеко ушли от животного состояния, руководствуются в своей жизни примитивными инстинктами - однако даже загнанная в угол крыса больно кусается. Я понимаю твое положение, Лисенок, и знаю, как после той нелепой истории с зарезавшейся еретичкой тебе хочется вернуться обратно в Иерархию, однако твой план имеет слишком много прорех. Сразу несколько неизвестных, которые ты не в состоянии контролировать, сразу несколько "если бы"... Это может оказаться фатальным для всей операции, и только отсутствие других подходящих вариантов убедило членов Тайного Совета включить тебя в работу. Однако... Прошу тебя помнить, мой милый: если вдруг ты оступишься - лучше тебе погибнуть от стрелы какой-нибудь полизухи из "купола", чем попасть в руки к дознавателям Тайного Совета. Впрочем, прости нагнетающего ужасы старика: я беспокоюсь о тебе, но твердо верю в успех нашего святого дела. Солнечный Владыка с тобой, и мои молитвы - тоже.

Мысленно шлепая по сладенькой попке,

Валериан Венетский, твой друг и наставник.

Приложилась Эленвен к маленькому мужику от души, всей пятерней, со звонким щелчком, от которого голова несчастного дернулась, а сам он протяжно завыл, забиваясь в угол. Сцена эта, при всем ее внешнем безобразии, не вызвала протеста ни у кого - даже славящаяся своими нестандартными взглядами и личными обстоятельствами Вивиан предпочла никак не комментировать произошедшее. Быть может, окажись в фургоне и в самом деле девочка, лошади отца Бенедикта узрели бы совсем другу сцену - трогательно суетящихся вокруг маленькой Сестер, наперебой пытающихся обнять, утешить, пожалеть, угостить завалявшейся в рюкзаке вкусняшкой (Виви на собственном опыте знала, что дать сладенького "бедной маленькой девочке" - одно из самых доступных и в то же время практичных проявлений нежности). Пусть далеко не у всех, но у некоторых из сверстниц аэлиситки уже подрастают дочери такого же возраста... Впрочем, бессмысленно рассуждать на тему "если бы". Война, которую Купол вел уже двести лет, имела свои законы и свою логику, как и мирная жизнь в незащищенных барьером деревнях - и мелкому выскребышу, раз уж он стараниями четверки Стражей сохранил свою голову и "бубенчики", надо бы сразу эти законы усваивать.

Закончив заниматься (приказы командира не обсуждаются, верно?) столь сомнительным делом, как сажание на цепь уже сидящего на веревке мальца, всласть проблевавшись непереваренными впечатлениями первого дня службы, Карина приступила к систематическому сбору боевых трофеев. Имея недвусмысленные планы реквизировать все, что имели митрианские псы, девушка подхватила копья и щиты бойцов (в Старой Крепости в дело пойдет), выгребла мелочевку из кошелей покойников, но все же вовремя остановилась, когда прикинула, сколько времени займет драть железо с дохлятины. И все-таки над престарелым командиром воительница решила постараться: очень уж качественно сделанной выглядела его кираса. Телосложение покойника было не слишком выдающимся, так что кому-то из девчонок после подгонки доспех будет очень даже впору. Лучше всего, наверное, отдать его Ане - в ближнем бою лучница, как показала практика, много страдает и претерпевает. Кстати, ей же пойдет впрок и палаш - достаточно легкое оружие, совсем не полэкс плечистой рамонитки, и в любом случае отбиваться им от копий будет куда сподручнее, чем кинжалом.

Эленвен, закончив перевязывать раны Анны, сконцентрировалась на осмотре повозки. Из интересностей там, помимо хлюпающего носом в углу звереныша, наличествовал небольшой походный ларец, для своих скромных размеров весьма солидно весящий. Кряхтя от натуги, рамонитка выволокла его наружу, уронив на землю с характерным звоном. Выглядел сундучок весьма солидно: окованный стальными полосами, с хитрым встроенным замочком - наверное, несколько ударов полэкса могут его развалить, однако как внутри не оказалась предусмотренная на такой случай ловушка: фальшивые сиськи Клеменс и то, каким чудом они избежали больших неприятностей, не выходило у старшей отряда из головы.

В это время Вивиан, покопавшись в кустах в порядке сестринской помощи хозяйственной Карине, приступила к изучению самого интересного на этом месте происшествия тела. И самого, уж спасибо боевой подруге, скверно выглядящего. Зрелище было в высшей степени неаппетитным, и аэлиситка ограничилась бы реквизицией булавы и золотого священного символа Митриоса, однако долг требовал самого основательного обыска, так что, отслоив остатки кольчужной рубашки, служительница Раненой Богини попыталась понять, что же ценного и важного Бенедикт держал у самого тела. Сначала ей, не сумев остаться с чистыми руками, удалось выудить небольшой кожаный мешочек, висевший на разрубленном богатырским ударом Карины кожаном шнурке. С нетерпением развязав его, она высыпала на руку содержимое, но, когда осознала его природу, едва не извергнула непереваренный завтрак вслед за броблевавшейся только что Сестрой. Это были... волосы. Причем волосы той характерной формы, которые у людей растут, как правило, в паху или подмышках. В голове всплыл факт из лекции в храме: по слухам, высокопоставленные митриане состригают с задницы и гениталий своих усопших праведников растительность, используя ее в качестве то ли просто фетиша, то ли компонента в магических ритуалах. Бормоча вполголоса отборные ругательства на мидгалльском, девушка пыталась очистить окровавленные ладони от налипших волосков, стараясь проделать это максимально скрытно от увлеченных обыском в других местах подруг. После такой мерзости хотелось закончить со всем этим делом немедленно, и все же - нельзя было оставить дело сделанным наполовину. Хмуро усмехнувшись нежданному каламбуру, Виви приступила к пристальному изучению второй половины Бенедикта - и предчувствие ее не обмануло: пальцы нащупали кусочек металла характерной формы, и, когда аэлиситка подняла глаза, она как раз увидела, как Эленвен примеряется полэксом, что разбить ларец и не повредить по возможности его содержимое.

Встретившись глазами с рамониткой, Виви с улыбкой подняла над головой маленький ключик.

Было в лице Эленвен что-то такое, что заставило бы зашуганного мелкого и без замаха забиться с воплем дальний угол, однако дальнейшая чехарда временно отвлекла девушек от спасенного ребенка и иного содержимого повозки.

Машинально выпалив поздравление, Вивиан в некотором изумлении выслушала объяснения рамонитки, которая, кажется, так ничего и не поняла в этом нежданном подарке(?) Раненой Богини.

Эти кольца, сделанные из редкой драгоценной платины, были атрибутом самых сильных и опытных боевых жриц Аэлис. Слишком большая ответственность и опасность заключались в этих маленьких кусочках серебристо-белого металла, опасность именно для аэлиситок, чья тяга к самопожертвованию ради Сестер у Купола принимала иногда слишком фанатичные формы. Если дать одно из колец подруге по оружию, а второе надеть самой, то, активировав специальное заклятие, можно частично защитить Сестру от любого урона, однако платой за это становилось высасывание собственных жизненных сил. Урон как бы разделялся на двоих: если Сестру ударили мечом - рана откроется и у тебя, если опалили магическим пламенем - загоришься и ты. Эмпатия, доведенная до логического предела - эти кольца, наверное, лучше всего воплощали следование пути Аэлис. Вдобавок, удобно с тактической точки зрения: воительница, сражающаяся впереди, будет стоять на ногах куда дольше с таким прикрытием. Проблема, как всегда, состояла в том, что молодые аэлиситки не знали меры в самоотречении и зачастую истекали кровью куда раньше закаленных бойцов Старой Крепости. Именно поэтому такие кольца выдавались только самым опытным, ответственным и дисциплинированным жрицам. В нынешние спокойные времена, впрочем, их практическое значение все чаще вытеснялось символическим, так что многие из носительниц даже не знали нужного заклинания. Сама Вивиан, протекай ее служба в Стражах Пограничья ровно и без нареканий, получила бы такую пару лет этак еще через десять. И тот факт, что молодой рамонитке эти кольца достались за просто так лично от Аэлис, говорит... да не очень понятно, о чем говорит. Уж точно не о том, что Богиня решила помочь жениться явно не обделенной сестринским вниманием эффектной брюнетке.

Неловкая пауза длилась достаточно, чтобы мальчишка пришел к определенным выводам о произошедшем. Самым очевидным же для воспитанного во внешнем мире ребенка было то, что перед ним четыре молодых женщины. Женщины же, как он помнил из старой безбедной жизни, не представляли собой опасности и уж тем более не грозили смертью - да даже в тюрьме находились сердобольные старушки из числа прислуги, которые старались облегчить его нерадостное существование за решеткой. Уложить в голове происходящее логически не выходило, но чутье подсказывало, что самое страшное позади. Так что первой осмысленной реакцией мальчишки стало любопытство с легкой дозой превосходства - ибо разговаривать приходилось все-таки с бабами:

- А вы кто? Вы сельди или полизухи? - судя по тону, мелкий понятия не имел о значении этих ругательств, однако отчего-то разделял оба понятия. - И где моя мама?

Эленвен, с опаской откинувшая полог и всматривающаяся в глубину фургона, была, кажется, готова ко всему - хоть к еще одному взрывоопасному сюрпризу (почему бы и нет, от этих косматых всякого можно ожидать). Однако никаких фатальных неприятностей внутри, к счастью, не было. А было там сидящее, подобно собаке на поводке, зареванное дитя с петлей на шее, которое щурясь на свет и прикрывая инстинктивно руками лицо, завопило по-мидгалльски:

- Добрый святой отец, пожалуйста, не отрезайте мои бубенчики!

Никто из стягивающихся к фургону девушек еще не понял, что же происходит - кроме Вивиан. Потому что только она знала, как звучат голоса маленьких мальчиков, которые все-таки отличаются от девичьих даже до полового созревания. Остальные же вряд ли могли сразу припомнить, как по-мидгалльски одним словом называется детеныш мужчины (на фимэлике для слова "мальчик" не было адекватного эквивалента). И это многое объясняло в произошедшем на поле боя. Например, почему митриане даже не попытались воспользоваться ребенком как заложником или живым щитом - страшно подумать, в какую ситуацию они могли бы попасть, если бы Клеменс не соврала насчет дочери. Однако, если пол ребенка и упростил спасательную операцию, то результат ее мог вызвать у подруг по оружию самую непредсказуемую реакцию - как только до них дойдет, что своими жизнями им пришлось рисковать ради маленького "выскребыша" (жаргонное словечко из деревенской жизни, где "естественные" зачатия периодически все-таки случаются, однако рожать сына ни одна сколько-нибудь разумная женщина не станет).

И надо решать, как преподнести эту новость Сестрам в ситуации, когда вопросы военно-стратегические и морально-этические переплелись столь тесно, что одно от другого придется отдирать как бы не с мясом...

Атака тяжелой кавалерии в лице Карины увенчалась блестящим успехом: удар меча, усиленный инерцией вставшей на дыбы лошади, раскроил последнего косматого от ключицы к подмышке, оставив жуткую рану, которую вряд ли смогут зашить все королевские белошвейки, однако точный удар не принес девушке особой радости - откровенно говоря, ей, пытающейся удержаться и не упасть под копыта испуганной кобылки, было совсем не до подсчета трофеев и убитых врагов.

- ГРИВУ ОТПУСТИ! - не слышала бедная лошадка увещеваний аэлиситки. Это был порочный круг: вцепившаяся в лошадь Карина делала ей все больнее, что заставляло непривычное к такому обращению животное кружиться на месте все быстрее - и так продолжалось, пока Карина не улучила момент, чтобы спрыгнуть (хотя, скорее, все-таки сверзиться) с кобылы, ловко откатившись от уминающих дерн копыт.

Устала лошадь попробовала было ломануться в заросли, но орешник на ее пути оказался слишком густым, так что она развернулась, загнанно оглядывая поле боя и оставшихся в живых девушек.

Стучала кровь в ушах у тяжело дышащих Стражей. Храпела загнанно лошадка. Постанывая, пыталась перехватить наспех кровоточащую рану Анна. Звякая железом, поднималась с земли Карина. И все-таки, можно было сказать, что, наконец-то, наступила та самая тишина после боя - тишина, о которой рассказывали бабушки, вспоминая День Боли и Гнева, тишина, о которой было спето так много песен и написано столько поэм ученицами Анаэрины. Легендарная тишина, ставшая сегодня реальностью для юных защитниц Купола.

И в этой тишине со стороны повозки неожиданно отчетливо послышался детский плач.

Нельзя сказать, чтобы Лафнинонна была совсем уж выбита из колеи вторыми сутками ночного ритма жизни: все-таки служение Селунэ предполагало само по себе массу полуночных бдений, и сейчас жрица перестроилась на новый режим дня без особых проблем. Дело было скорее в обилии пережитых впечатлений - такое количество событий, спрессованных в короткий промежуток времени, явно нуждалось в переваривании. И, пока Инглор растекался мысью по древу, эти самые впечатления усердно обрабатывались где-то в белокурой головке, новые кусочки добавлялись к мозаике, делая представление о происходящем в городе куда более оформленным, и неожиданная идея о том, что же теперь предпринять, идея, посещавшая селунитку этой ночью уже не раз, кажется, оформилась окончательно. Однако это вовсе не значило, что девушка не следит за разговором: выслушав коан, она важно покивала, не сумев, впрочем, удержать улыбку:

- О, коаны, эта мудрость веков. Знаешь, у нас рассказывали одну такую историю в Горелых Пнях - тоже про большого мудреца и учителя. Было у этого мудреца, значит, два сына, и не было между теми сыновьями согласия ни в чем - вечно они ссорились да дрались. И вот призвал их как-то отец, чтобы уму-разуму поучить. Взял веник и говорит: выдерните и него прут и попробуйте сломать. Ну, выдернули они пруток, поломали. Тогда отец и говорит: а теперь попробуйте сломать веник целиком. А сыны лбы здоровые, веник ухватили - и хрясь его пополам! Сломали - и смотрят на батьку: чего сказать-то хотел? А тот увидел такое дело, плюнул и закричал: "Катитесь вы в Бездну, болваны! Такую притчу мне испортили!"

Пересказав пародирующий монастырскую мудрость анекдот, девушка тут же с некоторой озабоченностью покосилась на эльфа: не обиделся ли? Впрочем, Инглор, судя по тому, что Лафнинонна о нем знала, ценил хорошую шутку, если та приходилась к месту, так что селунитка продолжила уже более серьезным тоном:

- Я это к тому, что если развивать эту идею про баланс, круговорот теней и света, то придется признать, что и у Фрота-живодера, и у Кзара-некроманта с его нежитью тоже должно быть свое место под солнцем. Как и у всех тех ублюдков, что готовы устроить многотысячную гекатомбу ради обретения божественного статуса... Я понимаю. Я все-таки выросла в эльфийской семье, и знаю, как для вас, с вашим сродством с природой, притягательна идея природного баланса. Есть, мол, трава, есть зайцы, есть волки, и все три вида зависят друг от друга, находятся в... как это?.. вот, в Динамическом Равновесии, - сосредоточенно произнесла она почерпнутый в одной из книг Арнаэль термин. - Вот только в мире говорящих двуногих это не работает. Безумцы, поклоняющиеся злым богам, жадные до власти колдуны, призывающие в наши мир всякую дрянь с иных планов - это вовсе не хищники, регулирующие численность разумных видов. Потому что многих из злых богов не устраивает существование нашего мира как такового, и их конечная цель - обратить Торил в первозданный хаос.
Можно бесконечно спекулировать на тему того, кто прав - волки, зайцы или трава, но когда в лес приходит некромант, который шутки ради обращает все живое в нежить, я не могу поверить, что он это делает ради природного баланса. Если ЭТО - баланс, тогда лучше бы Селунэ не жертвовала в начале времен своей сущностью, чтобы оживить наш мир и вдохнуть в него жизнь. Потому что, выходит, это она нарушила равновесие, превратив Торил из мертвого камня в дом жизни...

Будто опомнившись, девушка прервалась на полуслове, негромко засмеявшись:

- Да уж, как хорошо, что некому закатывать глаза по поводу навязчивых проповедей этой двинутой религиозной фанатички. Мой добрый друг детства готов безропотно перетерпеть и это, - тут Лафнинонна посерьезнела, словно вспомнив о чем-то. - Кстати, насчет закатывания глаз и вот этого всего. Знаешь, я наверное, нам придется расстаться с бандиткой и ее ручным котом. Возможно, для их же блага. Я боюсь, что рано или поздно выдам пожирателю мозгов свои мысли - и так уже ощущаю себя, как тот мужик, который пытался целую ночь не думать о белой обезьяне. Нам в любом случае надо добраться до дневника раньше иллитида, и, думаю, с помощью Арфистов и наших новых друзей мы сделаем это куда быстрее, чем с ходячим мозгом на хвосте. А Винки... Одна она мало чего добьется, так что, может, и откажется от этого дела. Что думаешь, Os'Tan?

Эленвен, выслушав самую старшую по возрасту в их небольшом отряде сестру, только махнула рукой - мол, вперед, и жрица Раненой Богини, не забыв сотворить указующий заговор на Карину, растворилась в зарослях, вызвав уважительный кивок со стороны следопытки. А вот поведение воительницы, ломанувшейся следом за подругой, заставило ее раскрыть рот от удивления: ты-то куда в своем железе? Однако Карина, твердо решившая не упускать из виду Ви и не дать косматой морде угостить стрелой одну из самых для нее родных женщин на свете, вряд ли послушалась бы сейчас кого-то из новеньких, так что сейчас ступала след в след за сестрой - и, слыша глухое звяканье металлических колец за спиной, аэлиситка успела подумать о том, что не такой уж хорошей идеей было вдохновлять мечницу магией...

"УЙДИ! УЙДИ! УЙДИ!" - вопила неистовая сойка, и жрице казалось, что голос матери-защитницы ощутимо подсел: сколько же она кричит непрерывно, что даже птичье горло начало сдавать?

Звяк, чавк, грюк, стук...

Выбравшись на мощеную булыжником дорогу, Карина стала шуметь еще больше. Виа Ильдеци, одно из чудес Старой Империи, порядком поизносилась за столетия непрерывной эксплуатации в отсутствии сколько-нибудь приличного ремонта. Выложенная безукоризненно подогнанными некогда друг к другу камнями, сейчас она зияла кучей дыр, в которые был небрежно ссыпан битый щебень, колеи на идеальном столетия назад покрытии уже ощутимо выделялись - словом, хоть впечатляющее сооружение и продолжало служить новым владыкам, оно являло собой жалкие остатки былого величия и красоты. Это хорошо объясняло, почему простой переход этой дороги представлял собой нетривиальную задачу. И от каждого издаваемого Кариной звука у Ви бежали по спине мурашки. Однако - оставалось лишь надеяться на яростную сойку, которая одна могла перекричать все подозрительные звуки, издаваемые Кариной: теперь, посреди дороги, явно не стоило поворачивать подругу назад...

И вот, наконец, долгожданные заросли: кажется, обошлось, или их уже ждет засада - охотниц, превратившихся в жертв? Вивиан ныряет под защиту листвы с неизменной бесшумностью, но, как только Карина решила исчезнуть в кустах орешника вслед за подругой, а Анна с Эленвен на другой стороне дороги приготовились страховать сестер на случай столкновения с превосходящими силами противника - раздался бьющий по нервам вопль:

- Сельди! На нас напали сельди! Тревога! - и медведем ломанул через кусты косматый дозорный. Увы, план внезапного нападения сорвался, однако был шанс, что дозорного удастся догнать и прикончить раньше, чем он доберется до лагеря - хоть какая-то польза от провалившегося плана...

- Можно? - Лафнинонна взяла аккуратно том из рук Тамиаса, вышла под лунный свет, открыв его наудачу где-то посередине:

«Потомки Лорда Убийств обречены идти к наследию отца через кровь и страдания. Такова воля Баала. Лишь один останется жив, и он станет преемником его. Истинно вижу я, что дети Баала уничтожат друг друга в кровавой резне…»

Что ж, дело ясное. Выписки из пророчеств, касающихся ублюдков Лорда Убийств, ей в свое время нараспев, кэндлкипским мотивом, читала верховная жрица Аскатлы Арин Гэллоугласс - дабы ввести в курс дел, что недавно творились во Вратах и, собственно, привели селуниток к мысли о расширении своего влияние в городе.

Пожалуй, основная проблема всей этой истории заключалась в том, что она, похоже, выглядит посложнее, чем кажется. Если Кзар, допустим, мог теоретически являться потомком Баала, то насчет иллитида... КАК? Таким образом, борьба за божественный статус явно выходила из рамок семейного дела баалитов. Что же такого открыл этот трижды проклятый Саревок? Что успел обнаружить? Ох, госпожа...

- Книга, конечно, интересная, - ровным голосом прокомментировала Лафнинонна. - И нуждается в детально исследовании. Но это лучше на свежую голову. Спасибо, возьми. Так где мы, значит, условились встретиться?

Пожалуй, пора было расставаться - слишком о многом она сейчас хотела поговорить с Инглором, прежде чем добрести до святилища и провалиться, наконец, в сон...

Салима обводит молодых Стражей усталым взглядом - ей произошедшее явно далось нелегко.

- Это действительно война, ты права, Эленвен. А война - она не терпит пафоса. Не терпит раздувшегося чирьем на заднице эгоизма, не терпит театральных истерик, всего того, что и под Куполом-​то в мирное время не одобряется. Не терпит и личных обидок, верно, Карина? Война - это когда вы вечером после боя пьете впятером вино, отпущенное на полсотни Сестер. Кто-​то из вас может себе представить такое? Я - тоже не могу, хоть кое о чем и догадываюсь. И еще я вижу, что мы очень плохо готовили вас к этой войне. Сейчас бы мне снять с дежурства вашу группу, объявить о провале испытания и расформировании, а затем особым докладом отправить Иванну на суд Старших. На это у меня хватит власти и полномочий, можете не беспокоиться. Как хватило бы в свое время полномочий сделать так, что Карине не то что оружие - вилку с ножом в руках держать не доверили.

Слова эти заставляют девушек вздрогнуть, хотя, наверное, только Карина понимает их истинную тяжесть.

- Однако, война имеет такое свойство, что она все списывает и обнуляет, - продолжила наставница. - Мы все уже сегодня можем обернуться цифрами в отчете о боевых потерях, так что... лучше не будем портить друг друг жизнь и настроение, хорошо? Не ради Купола, который устоит и без нас. Не ради Богинь, которые будут и тысячу лет спустя после нашей смерти. Ради самих себя, ради тех, кто рядом.

Чернокожая резко оборачивается к выбежавшей Вивиан, жадно выслушивая ее сумбурную речь, и собирается уже ответить, как на зов аэлиситки отзывается неестественно севшим голосом выходящая из-за поленницы маленькая храмовница:

- Я здесь, сестра, - от природы белая кожа приобрела какой-​то меловой оттенок. - Простите, для меня, кажется, это слишком как-​то...

Реплики же молодых воительниц, решивших вот так, с порога ломануть в лес, заставляют Салиму вновь нахмуриться:

- Так, - обращается она к Вививан. - А теперь еще раз, и по порядку: что мы знаем о противнике? Количество, местоположение, состав? Куда вы намылились-​то, вояки, или я с вами два месяца впустую потратила?

После тирады Вивиан Клеменс, кажется, испугалась еще сильнее - и рефлекторно прижалась к Адели. Та так же неосознанно поглаживала ее по голове, бормоча что-​то утешительное:

- Давай по порядку, не спеша, Ви у нас крепко разозлилась и волнуется, но тебя больше никто не обидит, моя хорошая, - кажется, бардесса знала более одного способа утешить женщину, потому что Клеменс удалось, наконец, собраться с силами и мыслями.

- Я на самом деле не крестьянка никакая, - начала она свой рассказ. - Мой муж и отец были купцами из города Массини, это на берегу моря. Наши семьи тайно исповедовали учение Светлых Лучей, запрещенное перугианами. Жречество считает нас еретиками хуже зиядитов и прочих язычников. Полгода назад Отцы-​Надзиратели выследили и схватили почти всех братьев и сестер нашего луча. Нас долго и жестоко мучили, выведывая тайны организации и ее связи. Меня, впрочем, пытали просто так, наверное, для развлечения - в луче все говорили, что женщинам доверять серьезные дела нельзя, они по своей слабости все могут разболтать...

Клеменс поежилась, поправляя платье на плечах. Кажется, речь шла об одной из митрианских ересей, в свое время господствовавших на побережье Оксилонии. Судя по всему, разгромленные в открытой войне, они продолжают тайную войну в подполье - впрочем, эти дела Сестер мало интересовали, ибо вряд ли какая-​то из разновидностей митриан будет лучше относиться к Куполу и женщинам в целом.

- Я... я не хочу вспоминать, как все было, простите. Но где-​то месяц назад меня выволокли из темницы и привели к отцу Бенедикту. Он по происхождению точно из Умбрии, не наш, это я по разговору сразу поняла. И еще они привели мо... - тут голос несчастной задрожал. - Мою дочь, Жозефину. Сказали, что я могу заслужить прощение от Культа жизнь для себя и своего дитя, если покаюсь в грехах и выполню одну работу во славу Митриоса. Рассказали о вашей стране, что есть посреди Мидгаллии такое гнусное место, где женщины живут в нарушение всех божеских и человеческих законов, без сеньора и истинной веры, творят гнусный срам... простите, я не хотела вас обидеть, но он так сказал, отец Бенедикт. У меня, конечно, не было выхода. Сюда меня везли в закрытой повозке, и дочь тоже была рядом - чтобы я не вздумала их предать, мне дали возможность находиться с ней. Я не знаю, что происходило снаружи - вроде бы мы где-​то останавливались, с кем-​то общались. Этим утром мы прибыли к замку местного барона, кажется. И там были следы боя - много трупов челяди и слуг. Когда я еще сидела внутри повозки, один из стражников спросил другого: что, со старым ублюдком не вышло договориться? А второй и ответил: зачем договариваться, если есть законный повод отнять столько земли в пользу Культа? Отец Бенедикт поговорил с теми, кто захватил замок, и велел двинуться дальше, но уже не по большой дороге, а проселками. Мы въехали в лес, кажется, и стражники стали разбивать лагерь. Жозефина осталась у них, а меня повели куда-​то, пока мы не оказались на опушке большой дороги. Там мне велели перейти ее и идти вглубь чащи, дескать, рано или поздно меня найдут те, кто должен найти. Вот я и пошла.

Всхлипнув, Клеменс подняла глаза, глядя на Ви:

- Отец Бенедикт говорил мне, что вы я должна втереться к вам в доверие. Мол, если вы станете тыкать меня пальцами снизу, или заставите целовать свое срамное, я должна подчиняться и грешить как вы укажете - все это к вящей славе Солнечного Владыки...

- Вот тварина! - Адель аж передернуло от отвращения, для бардесс тема домогательств в силу их репутации была особенно больной. - Ни хрена он о нас не знает, это поганый говноед, все врет!

- Да, наверное, - согласилась Клеменс. - Но если вы хотите от меня чего-​нибудь - я это сразу сделаю, только помогите, спасите Жозеф... Жозефину! Ей семь лет всего, а они пригрозили ей горло перерезать!

- Тих-​тих-тих, - словно заговор, зашептала Адель. - Девочку мы в беде не оставим, и точно что-​нибудь придумаем, у нас тут такие матерые вояки есть, Салима четверых в свое время уложила, да и молодые вон тоже в грязь не ударили, сейчас мы все вместе сообразим, что и как...

***

Под неторопливую речь купеческой вдовы Вивиан стала изучать кожаный мешок. Собственно, определить алхимическое происхождение его содержимого не составляло труда: если задачей Клеменс было уничтожить шкатулку, чтобы лишить Стражей возможности поднять тревогу, это сразу исключало использование магии. Состав с характерным запахом серы заставил в памяти всплыть название: далматическая смесь. Кажется, это вещество изобрели еще в Старой Империи, и вроде бы использовали для проделывания проходов в горах и других инженерных работ - взрывное дело, в общем, это бы у рамониток лучше спрашивать. Пробовали его вроде бы и в качестве оружия, но боевая магия была в данном случае все же вне конкуренции - хотя вот, нашли специфическое применение наконец-​то.

Взрыв такого количества адского состава, наверное, не развалил бы хижину, но внутри все разнес к дэвам - это точно. Вопрос был только в механизме, поджигающем состав. Аккуратно поддев секатором и разрезав перетягивающую два отделения мешка веревку, жрица сумела извлечь тот самый шнур с петлей, дернув за которую, Клеменс должна была дать деру. Понятно, механизм, основанный на трении. Шнурок с горючим составом ходит внутри медной вроде бы трубочки, изнутри тоже смазанной чем-​то. Дернешь за него - загорится. Вот только...

Только не было в конструкции этого устройства никакого намека за замедлитель. Оно должно было взорваться в руках Клеменс сразу же, как только та потянула бы за петлю. Бедная женщина была изначально смертницей, и свою дочь не увидела бы в любом случае. И это обстоятельство исключало боевое применение взрывного снаряда против отца Бенедикта и его прихвостней - ну, если только не привязать ему эту штуку к яйцам на длинной веревке и не взорвать с безопасного расстояния...

Слова Карины словно хлещут по лицу чернокожую наставницу. Она даже отступает на шаг.

- Так ты считаешь, что мне это удовольствие доставляет - кого-то отбраковывать? - сильно сбавив тон, спрашивает она. - Втаптывать в грязь чьи-то там детские мечты, потому что им не место на границе? Управляться с кучей эгоистичных девочек, сосредоточенных на своих личных обидках, пытаясь приспособить их к общему делу? Она ведь тебя не слышит, Карина, не обольщайся, я дольше ее знаю. Вы все уже друг друга не слышите...

Слова накладывались поверх слов, реплики перекрывали друг друга, девушки уже старались перекричать сестер, чтобы донести свое видение ситуации. А в это время Иванна, единственная, кто не стала участвовать в сваре, скользнула между опорными бревнами вышки за спину привязанному мужику.

Говорят, клинок входит в сердце с характерным звуком, который никто из слышавших его в жизни не забудет. Карина, кажется, первая услышала, как кинжал ее подруги прошел через грудную клетку бессознательного бородача сзади и вышел из истерзанной груди. Резко обернувшись, она все поняла, только встретившись взглядом с Иванной: та крайне болезненно воспринимала любые ссоры среди Сестер, то, что может повредить Куполу, и еще она боялась за ту, кого назвала лучшей подругой. Боялась, что Карина сорвется, и срыв этот станет для нее роковым. И в короткие мгновения немой сцены, последовавшей за ее поступком, богатырша излила всю свою боль от происходящего на ее глазах:

- Нехорошо это, когда Сестры кричат на своих! Неправильно! Нельзя так, от этого Куполу вред, и Аэлис еще больнее!

- Твою налево... - только и выдохнула Салима, покачав головой. - Ну что ж, мы в дерьме. Что дальше?

В хижине.

Приглушенное мычание из забитого кляпом рта истязаемого пленника доносилось даже в хижину, однако Клеменс воспринимала это на удивление спокойно - привыкла к подобным сценам и звукам там, во внешнем мире? И, как ни парадоксально, именно пытки, которым Эленвен подвергла мужика, стали для девушки решающим доводом поверить Вивиан: не из страха, но из понимания, что та и в самом деле говорит правду - в противном случае ничто не мешало Стражам точно также мучить и ее саму в попытке выбить информацию.

- Хорошо, я вам верю. Если... если вы помогаете женщинам, то поможете мне? Я тоже вам помогу всем, что сама знаю. А насчет груди - тут ты права, Вивиан...

Она стала расстегивать крючки платья, освобождая декольте и обнажая плечи. Плечи, покрытые жутковатого вида рубцами. Следы плети, отметила Вивиан. Как только нужное количество крючков было расстегнуто (инстинктивно девушка все же опасалась, что Стражи в чем-то подобны мужчинам и охотно станут творить на ней срам без ее согласия), Клеменс извлекла из-под белой ткани перетянутый посередине и набитый чем-то сыпучим кожаный мешок, который и имитировал ее роскошнейшую грудь. Протянув его жрице, она пояснила:

- Мне было приказано незаметно проникнуть в вашу хижину, положить его рядом со шкатулкой, и дернуть за вот этот шнурок, а затем быстро убегать. Я не знаю, что должно было случиться дальше - наверное, что-то плохое. Для вас всех. Я... Я сожалею. У меня не было выхода. Да и сейчас, наверное, тоже нет, если только... если только вы не поможете, - по щекам девушки полились слезы без рыданий - явный признак чудовищной душевной усталости и морального истощения.

И в этот момент Адель, зашедшая Клеменс за спину, потрясенно воскликнула:

- Струны Анаэрины! Да какая нелюдь это с тобой сотворила?!

Выслушивая Карину, Салима не могла не улыбнуться:

- Ну, все-таки не "Жаба", а Гильом-Драть-Его-Дэвам-Под-Хвост-Четвертый-Герцог-Оксилонский, - поправила она. - Моя тетя в День Боли и Гнева прославилась тем, что зарубила его знаменосца и опрокинула герцогский штандарт в грязь. А вот кто ему лабрисом хлебало на две части расколол - об этом спорят до сих пор, не меньше полудюжины Сестер на это дело претендовало...

Тут наставница оборвалась, вспомнив, с чьей внучкой говорит. Да, так было всегда - считай, со времен младшей школы. У многих ее одноклассниц бабушки сражались в той знаменитой битве. Некоторые из них были живы во времена детства Карины, и, разумеется, их часто приглашали в школу, чтобы ветераны поведали маленьким девочкам о страшном и славном дне, когда Сестры нанесли жестокое поражение мидгалльскому королю. Ясное дело, девочки, которым повезло быть внучками таких отважных воительниц, ходили потом по школе форменными королевами. И, разумеется, бабушку Нессу с ее рассказом никто на воспитательные и торжественные мероприятия не звал...

Нет, их семье никогда не припоминали произошедшего много лет назад. Однако - Карина привыкла к тому, что умолчания иногда ранят больнее, чем высказанное открыто, а попытки проявить деликатность оказываются куда оскорбительнее, чем собственно оскорбления. Впрочем, однажды ей действительно высказали все в лицо - во время той приснопамятной ссоры на посту в западных болотах, когда старшая ее группы, после продолжительного разговора на повышенных тонах, в приступе раздражения выдала: "То есть это я тупая, да? Может, ты сама покомандовать желаешь? Ага, отличная идея - с твоей-то родословной..." Последнюю фразу и услышала Салима, входя с улицы в хижину, а увидела Карину уже с рукой на эфесе меча и с перекошенным от ярости лицом...

Но это было тогда, и это она постаралась забыть. А сейчас - сейчас как будто снова вернулась в мир неловких умолчаний...

- ...Если в деле замешан культ Митриоса - это может быть очень серьезно, - решила сменить тему наставница. - Прошлый накат на Купол шел с этой же стороны, и тоже по инициативе жрецов. Как бы не вышло, что хорошие времена опять закончились... Так что, резьбой по мясу будете заниматься? Ладно, послушаем, что этот волчара провоет...

Последние слова были сказаны без какого-либо выражения - теперь, когда ближайшая опасность миновала, Салима снова вернулась к предписанной роли "невидимки", и Эленвен вместе с остальными девушками отчетливо поняли, что предстоящее живодерство тоже станет для отряда Эленвен экзаменом.

***

Когда Вивиан и Адель завели "беженку" в хижину, притворив за собой дверь, маленькая блондинка начала торопливо шептать подруге:

- Слушай, Ви, мне эта смазливая мордашка совсем не нравится, - аэлиситка сразу поняла, что речь идет об Эленвен. - Она отбитая какая-то, ты ее глаза видела? Дэвы с ним, с мужиком, но если она с сестрами станет по-скотски обращаться? На меня тут наорала как бешеная, строит из себя невесть что. Короче, если она и дальше борзеть будет - я молчать не стану...

Из торопливой речи бардессы Ви не получалось понять, что же именно произошло на посту до ее прихода, но то, что напряжение между двумя командирами грозило вылиться в открытый конфликт, было очевидно. Однако сейчас главной ее заботой все же была Клеменс, со своей лживой историей и фальшивой грудью. Выслушав обращение жрицы, лжекрестьянка словно надломилась изнутри. "Артистка", бухающаяся на колени и называющая стражей "добрыми госпожами", пропала без следа: в хижину девушка проходила словно на казнь, и, оказавшись внутри, без всякого интереса обвела обстановку помещения взглядом (задержавшись, впрочем, на так и оставшейся стоять на столе шкатулке), и сказала лишь одну фразу:

- Вы меня убьете теперь, да?

Вопрос, в котором почти и не было вопросительных интонаций - скорее, констатация факта. Во всем облике Клеменс была теперь приводящая в содрогание обреченность, усталость женщины, слишком многое претерпевшей, чтобы проливать слезы над своими последними минутами, и не верящей в возможность какого-либо милосердия.

Адель, никогда не лезущая за словом в карман, уже открыла рот, чтобы возмущенно опровергнуть очевидную неправду (не бывало под Куполом такого, чтобы женщина убила умышленно другую женщину), однако поперхнулась первым же словом, покосившись на Ви. Одни Богини разберут, что творится в головах пришелиц из внешнего мира, а за отсутствием Богинь есть жрица Аэлис, которая давно уже зарекомендовала себя знатоком тамошних обычаев...

***

Наверное, дело было в ее лице. Или в голосе. Или разом во всем внешнем облике - те качества, что заставляли многих, слишком многих Сестер как храме, так и в Старой Крепости вздыхать о благосклонности Эленвен, делали ее угрозы звучащими не слишком внушительно и достоверно. При все безнадежности своего положения мужик, как ни странно, скептически ухмылялся, выслушивая ее тираду, а после слов о многих часах мучений даже кивнул каким-то своим мыслям. И рамонитку обожгло изнутри озарением: время. Он будет тянуть время, ибо считает, что оно работает на него. Чего он ждет - это главный вопрос, быть может, даже важнее, чем кто его послал.

Дождавшись окончания речи жрицы, бородач ухмыльнулся, собираясь, видимо, сказать что-то в его ситуации безумно дерзкое - однако, только лишь открыл пасть, как в ребра ему саданула кулачищем Иванна:

- Если ты, вонючий выскребыш, скажешь что-то не по теме - я тебе твой стручок откручу, понятно? - произнесенные вновь без особой злобы слова в сочетании с хорошим ударом подействовали, как ни странно, куда эффективнее изощренных угроз Эленвен. Приходится признать, что есть ситуации, когда красивая физиономия больше мешает, чем помогает в общении.

- Ладно, - вдоволь половив ртом воздух, слишком картинно (тянет время?) помотав головой, мужик, наконец, снизошел к конструктивной беседе. - Мы охотники, из вилланов барона Прива, решили побить кабанов в Запретной Стороне. В баронские леса не сунешься - там егеря любого на месте повесят...

Вранье было слишком уж очевидным, да бородач и не старался придать своему ответу убедительности. Сложив руки на груди, Салима неторопливо протянула:

- Да уж, без резьбы по мясу тут точно не обойтись. Суньте ему только в рот сначала чего-нибудь - а то все зверье окрестное распугаете, - чернокожая кивнула в сторону двери хижины: она определенно уловила, что и там, внутри, происходит нечто важное.

Это уже было в ее жизни - правда, в куда более малых масштабах. Запах разлагающейся плоти и запах роз. Цветы из крови и плоти, прекрасные цветы, созданные чудовищным способом, парили вокруг головы безумного эльфа...

"Разве ты не видишь, как уродливо твое тело, эти поры и железы, бугры и выпуклости, тошнотные выделения? Но за уродливой оболочкой я вижу неземную красоту - ты станешь волшебным цветком в моих руках, лучшим в этой оранжерее..."

Оцепенение, накрывшее Скар, было не столько результатом телесной слабости, сколько ударом из прошлого - воспоминания о безумном маньяке, порядком попортившем некогда ее шкуру, очень неудачно наложилось на нынешние обстоятельства. Впрочем, жрец довольно быстро вывел охотницу из ступора, и хотя способ, которым он это проделал, вызывал желание упороть аасимара, Хэлли ограничилась лишь выразительным взглядом в его сторону, стараясь сориентироваться в происходящем.

А обстановка на поле боя была так себе: и Бездна с ними, с цветочными волками, которые были уже практически старыми знакомыми, однако летающие растения вызывали полное непонимание, как с ними, собственно, бороться-то с помощью клинков? Оставалось одно: сокращать дистанцию, тем более что случай выдался удачный: одна из лоз опутала их нового механического друга, и по ней, пользуясь возможностью, женщина начала взбираться наверх. Цепляясь за все выступающие детали порождения Талоны, Скар подтянулась, "оседлала" летучую тварь, и, вынув рапиру, стала лозу отчаянно кромсать. Выглядело это со стороны как попытка порезать салать вязальной спицей, однако, кажется, одна из атак цели достигла...

- Можно, конечно, приделать к шашкам длинный фитиль, - кивнула Хэлли. - Но тут такая засада: эти ребята в курсе, как они работают, судя по тому сюрпризу, что мы получили у лифта. Так что самые смелые могут попробовать метнуть их нам обратно. Лучше всего использовать их с коротким фитилем - чтобы хватило для броска, не больше.

И тут охотнице за головами пришла в голову идея. Шарики. Металлические шарики, стандартное плутовское приспособление для ловушек и отрыва от погони. Если грамотно прикрутить их к шашке с динамитом, а лучше к связке шашек - поражающий эффект сразу резко возрастет. Порадовать культистов такого рода подарочком - прямо отличная идея.

- Так, ждите здесь и не подходите, я тоже немножко поколдовать хочу по-своему, - внушительно сказала Хэлли спутникам, подхватила три шашки, достала из сумки мешочек с шариками и кусок веревки, и отошла подальше в сторону. В своей пряморукости Скар была совершенно уверена, однако хотела, подобно многим магам, напустить на свои действия ореол значимости и опасности.

Разорвам мешочек на части, она использовала его в качестве обмотки, чтобы распределить шарики поравномернее. Каждую шашку приходилось обматывать отдельно, и это, вопреки первоначальной задумке, оказалось достаточно сложной задачей. "Из говна и палок" - вспомнилось старое выражение, означающее изготовление полезного предмета из всего что имеется под рукой. Две шашки были уже готовы и заблаговременно отложены подальше, ибо мало ли, а вот на третью материала почти не осталось. Попытка же натянуть на шашку остатки ткани привела к тому, что динамит выскользнул из успевших вспотеть рук охотницы за головами, упал на острый край камня, и...

Характерный "БАХ!" заставил всех подорваться со своих мест. Кто наблюдал за происходящим, тот увидел, как женщина исчезла в облаке взрыва, однако подбежавшие помочь поняли, что все не так страшно, как показалось в первые мгновения: Хэлли просто опрокинуло и отбросило в сторону. Гораздо больше самой охотницы пострадало ее самолюбие: самостоятельно подорвавшись с земли, Хэлли отвела руки тех, кто пытался ей помочь. Видок у Скар был тот еще: обожженные брови, жуткое состояние шевелюры, но никаких более серьезных повреждений не наблюдалось. Обведя взглядом сопартийцев, она сплюнула пыль, тряхнула головой и сердито буркнула:

- Да динамит у них не той системы! - после чего стала собирать в связку те шашки, которые остались целыми.

Присев на бортик вагонетки, охотница за головами стала разминать правую руку, в которой до сих пор чувствовалась немота после удара током.
- Уж не знаю, стоит ли злоупотреблять этими штуками в замкнутом пространстве, - сказала она, глядя на добытые взрывчатые вещества. - Но если что - я в деле, интересно будет опробовать. На всякий случай, кто не в курсе - перед взрывом в тесной пещере рекомендуется либо затыкать уши, либо открывать пошире рот, но ни в коем случае не то и другое одновременно.
Взяв одну из шашек, Скар решила пока отдохнуть и дождаться, пока подготовятся не слишком скорые на руку господа маги.

На поле боя.

Глухо зарычав от боли, пришедший в сознание разведчик на удивление быстро успокоился - разгневанная Эленвен не прочитала в его взгляде ни паники, ни даже страха. Это действительно был матерый волчара, вовсе не собиравшийся выть от ужаса, попав в капкан - и осматривал он воительниц больше с интересом, чем с ненавистью. Какое-то подобие сильных эмоций промелькнуло на лице бородача, когда он увидел труп своего напарника, утаскиваемый Кариной в кусты. Тут он проводил воительницу внимательным взглядом, словно делая зарубки в памяти. Примечает место, чтобы... чтобы вернуться?

- Пойду, - все еще морщась от боли, но совершенно спокойно внешне сказал косматый. Он явно не считал, что все пропало и впереди его ждут лишь пытки и смерть. С запоздалым сожалением Ирма подумала, что в плен надо было брать другого, молодого - с ним бы больших проблем при допросе не возникло, этот же был слишком уверен в себе... или в чем-то еще?

В процессе обыска Карина и Анна получили примерно одинаковые результаты: у каждого из нарушителей, что у мертвого, что у (пока) живого, было одинаковое оружие и экипировка: длинный лук, колчан с парой десятков стрел, короткий меч, засапожный нож, легкая кожаная броня. У молодого в потайном кармашке на поясе Карина обнаружила четыре серебряных монеты, пару медных и одну золотую, следопытка же нашла у бородатого кошель с двумя десятками монет. Было при них две фляги с вином, которое употреблялось нарушителями по сути вместо воды, а также небольшое количество бисквитов и сушеного мяса - обычной походной пищи солдат и охотников, в количестве, впрочем, явно недостаточном для долгого рейда по вражеским тылам.

Карина с интересом разглядывала металлические кругляши с портретами разнообразных косматых морд, затем взяла кошель у Анны, чтобы ссыпать всю добычу вместе. Деньги, полученные в качестве трофея, полагалось сдавать командованию - при нынешней активной внешней торговле монетам всегда найдется применение. Однако так было далеко не всегда: в День Боли и Гнева Сестрам удалось захватить походную королевскую казну - несколько сундуков с золотом и менее драгоценными металлами. Но в тот момент это барахло казалось настолько ненужным, что деньги были пущены на украшения, и украшений в последующие годы было отлито огромное количество. Те же мониста Умары, или браслеты Адели - это все старое наследство от бабушек и мам. Впрочем, вскоре эта практика прекратилась, ибо были заключены первые хрупкие договоренности с местными феодалами, и понадобились деньги для торговли, однако до сих пор на руках у многих Сестер остаются в качестве эха войны такие безделушки. Еще Карина подумала о том, что в награду за первый бой из добычи могут выделить пару серебряков, чтобы сделать памятные сережки участницам схватки: такая серьга, скажем, красовалась в ухе Салимы, лично прикончившей в молодости четверых разбойников в западных болотах - и, в отличие от бабушкиных монист и браслетов, подобное украшение дорогого стоит... Тут взгляд воительницы зафиксировал некоторое отличие между монетами из кошеля и тем единственным золотым, что был у молодого мужика.

Бородач, которого поставили на ноги, тем временем внимательно прислушивается к полемике девушек. Фимэлика, ясное дело, он не понимает, но по интонациям легко уяснить, что у Стражей плоховато с единомыслием и единоначалием в рядах. Поймав взгляд, в котором мелькает нечто похожее на насмешку, Эленвен понимает, что допустила еще одну ошибку. Точнее, допустили они ее все вместе. Ссоры и раздоры среди Сестер не должен видеть никто из косматых - даже те, кто об этом уже не сможет рассказать...

- Таааак, мне кажется, он с нами не хочет дружить, - прокомментировала последние манипуляции конструкта охотница. Делать было нечего, и пришлось делать то, что у нее получалось лучше всего. Проскользнув под хлопающим крыльями фамильяром, женщина всадила железяке рапиру в сочленение где-то в "паху" - ну, то есть там, где стальные ноги присоединяются к корпусу. Однако, как только клинок с хряпом и чваком вошел в этот самый механический пах, по лезвию скользнул, ужалив девушку в руку, дуговой разряд, заставив ее вскрикнуть и выдернуть рапиру, тряся кистью, прошибленной молнией до локтя.
Вспомнился анекдот о человеке, узнавшем про существование молниеотвода, однако не понявшем его принципа и ставшем угрожать шпагой грозовым облакам посреди чистого поля, дабы отпугнуть их острым металлом - с закономерным и плачевным результатом. И почему эта история не пришла ей в голову до того, как она решила вступить в этот бой?
- Сволочь! - вскрикнула Скар. - Аккуратнее, он током бьется!
Надеясь, что в данный момент она временно "разрядила" конструкта, Хэлли попробовала повторить удар, однако теперь рапиры лишь с лязгом скользнули по корпусу, поэтому охотница приняла решение отступить, чтобы поискать другие пути уработать железяку - а заодно дать простор для действий мальчикам.

В лесу.

Вивиан совершала свой последний обход, следуя вдоль незримой границы, что отделяла подконтрольные Сестрам территории от владений барона Прива, однако это было не единственной ее целью. Традиционно именно в майское дежурство она шла на давно облюбованную полянку нарезать сморчков. Конец весны для грибников не самый лучший сезон, однако, зная места и приметы, даже в мае легко прийти из леса с полной корзинкой вкусностей. Вот и сейчас ученица Аэлис, перехватив эту самую корзинку поудобнее в левую руку, с удовлетворением ощущала тяжесть собранного "урожая". Дотащить бы до Выперок теперь, а там можно сдать на руки брату, он сморчки здорово навострился вываривать, а отваром поит маму, у которой в последнее время здорово сдали глаза...

При воспоминаниях о брате, суетливо хозяйничающем на кухне, на губах Ви появляется усталая улыбка. Да, сегодня в деревне задержаться не выйдет, последний день дежурства она полностью отдает службе и своему отряду, но завтра - завтра она со всей возможной скоростью устремится в деревню. Хотя нет - не со всей. Потому что завтра за ней обязательно увяжется Адель, нашедшая себе в Выперках очередную пассию, а с короткими ножками маленькой бардессы придется соразмерять свой шаг и рослой аэлиситке...

***

... Первые месяцы в Выперках семилетней Вивиан все казалось нереальным - забота, с которой ее лечила деревенская целительница (руку удалось сохранить чудом, попади она к Сестрам на два-три дня позже - пришлось бы ампутировать); большое количество женщин, заинтересованных в ее судьбе - едва ли не каждый день приходили делегации соседок, справляющихся о здоровье, приносящих всякие вкусности и сладости "для маленькой", и каждый раз спрашивающих, кем же хочет стать "бедная девочка", когда вырастет. На родине Вивиан могла стать только невестой, здесь же ей рассказывали наперебой о том, что, если хорошо учиться в школе (а в школу она должна была пойти ближайшей осенью), то стать можно вообще кем угодно. Можно, например, строить дома и дороги - одна из самых уважаемых профессий. Можно пойти в один из храмов и славить Богинь. Можно даже записаться на военную службу. И, разумеется, всегда можно найти себе самой невесту, да. Вивиан легко представляла себя в роли каменщицы с мастерком или воительницы с мечом, однако слова про невесту оставались для нее долгое время загадкой - а для ее матери остались таковой и по сей день.

Первые сомнения появились, когда девочка увидела, как старательно игнорируют нежничающие с ней гостьи ее старшего братика. Бриан вообще пребывал в эти дни в растерянности - на него смотрели как на неодушевленный предмет. Однажды в дом, где поселили их семью, пришла очень некрасивая женщина - косоглазая, с впалым носом, и имела с мамой разговор при закрытых дверях, но на повышенных тонах. Как оказалось, женщина эта предложила маме попросту сдать сына в мужской барак и забыть о его существовании. Потому что все мужчины - потенциальные убийцы и насильники. Потому что Бриан, как только подрастет и наберется сил, станет напиваться и избивать свою мать точно так же, как это проделывал его отец. Потому что, в конце концов, мальчишка, живущий рядом с двумя девочками - одна Аэлис знает, к какой беде это может привести.

Осознание того, насколько уязвим ее сын в этом мире, прибавило маме не один новый седой волос. Очень долго она боялась, что Бриана у нее попросту отнимут, не спрашивая согласия, однако за братиком Вивиан никто так и не пришел. Ему только было предписано подстричься наголо, как всем мужчинам в Выперках, а еще маму попросили научить его, что означают предупреждающие знаки с перечеркнутой мужской головой, которыми изобиловала деревня, и куда мальчишке не стоит заходить, чтобы не нарваться на неприятности.

Выздоровевшую Вивиан подхватил водоворот веселой девчоночьей жизни: школа, новые подруги, новые игры, немыслимые в прошлом. Например, игра в войну, где она со своими одноклассницами изображала подразделение Стражей Пограничья, храбро сражающихся с "косматыми мордами", то есть мужчинами, желающими поработить Дальние Выперки. Поскольку изображать мужчин никто категорически не желал, роль врага играли заросли крапивы на краю деревни, которые девчонки отважно секли деревянными мечами. "Враг" этот имел еще то преимущество, что при особо яростной атаке мог довольно больно ужалить детей в ответ, что несомненно прибавляло игре драматичности. Ви досталась в отряде (вот уж совпадение!) роль жрицы-аэлиситки - у нее был длинный посох, которым необходимо было касаться "раненых" Сестер, произнося затейливые заклинания на фимэлике - хорошая языковая практика, кстати. И, наверное, не от большого ума ей пришло в голову пригласить в эту игру старшего брата - скандал, случившийся, когда взрослые увидели мальчишку с деревянным копьем наперевес, крепко испугал Бриана. Да, мужчина с оружием в руках - пусть даже мужчине восемь лет и оружие это игрушечное - это смертельная угроза. Да, "косматая морда" всегда будет источником опасности для окружающих женщин. Нет, исключения недопустимы.

Все свое детство в деревне Вивиан чувствовала мучительную раздвоенность. Обида за брата, сносившего свое положение с завидным смирением, соседствовала в ее душе с пониманием того, что стало причиной этого положения. Та самая женщина с косоглазием и впалым носом, бывшая главой местного Содружества Пчеловодок и самой яростной гонительницей мужчин, неустанно придумывающей новые и новые меры для ограничения прав "косматых морд", родилась от тринадцатилетней девочки, которую изнасиловали и заразили дурной болезнью баронские дружинники. Кого же еще ей обвинять в своей болезни? Кого обвинять десяткам искалеченных душой и телом женщин, что убежали в свое время к Сестрам от жизни совершенно невыносимой и чудовищной? Кого винить в том, что после Дня Боли и Гнева Аэлис, испытывающая ежедневную неустранимую боль, совершенно разучилась смеяться?

Вот только... в чем же здесь вина милого, безобидно, заботливого парня, который любит своих сестер и маму, который в жизни своей мухи не обидел, который даже скверным словом за двадцать лет никого не обозвал?

***

Из воспоминаний аэлиситку вырвал далекий хруст веток, заставивший даже вздрогнуть от неожиданности. Не кабан, и уж тем более не серый - те так по лесу не ходят. Нет, этот гость определенно двуногий. По договоренности с бароном Привом, Сестрам запрещалось приближаться к дороге ближе чем на тысячу футов, зато и его подданные не имели права заходить на территорию Сестер: браконьеру из Висельников Стражи могли со спокойной душой всадить стрелу промеж лопаток. Хотя и браконьер вряд ли станет покорно дожидаться этой самой стрелы...

Аккуратно поставив корзинку на землю, девушка достала лук из-за спины и приготовилась к бою. Безошибочно определив азимут, она стала заходить к нарушителю тишины с фланга, по широкой дуге.

Предполагаемый враг оказался девушкой с каштановыми волосами в простом крестьянском платье, которая явно не выглядела зашедшей в лес по грибы или ради какой-то еще практической надобности. Выглядела та скорее испуганной и морально истощенной, в волосах легко было различить листья и хвою - пробиралась она через чащу явно наугад и не слишком заботясь о своем внешнем виде, хотя на вид была вполне симпатичной. В фигуре ее более всего в глаза бросалась весьма выдающихся размеров грудь - выделялась она скорее некоторым несоответствием талии и бедрам. Даже в закрытом платье грудь эта выглядела настолько пышной и круглой, что невольно наводила на всякие неуместные по службе мысли.

Укрывшись за стволом раскидистого бука, аэлиситка наблюдала за поведением девушки. Та как раз в очередной раз остановилась в растерянности, не слишком хорошо, видимо, понимая, куда вообще идет и чего, собственно, хочет. Неужели и в самом деле беженка? В последние годы таких, кто своим ходом добирался до владений Сестер, было не слишком много - мир и стабильность в прилегающих баронствах, с одной стороны, обеспечивали надлежащий контроль за решившими податься в бега, с другой - давали куда меньше поводов для того, чтобы рвануть с отчаяния под Купол. За все время службы Ви ни разу с подобным не сталкивалась. Но если подумать - когда-то же это должно было случиться в первый раз? В конце концов, ее собственную семью подобрали как раз где-то в этих местах (увы, по малолетству и будучи раненой, жрица не запомнила подробностей).

В общем, следовало решать, что же делать, пока девушка в очередной раз не ломанулась бестолково через заросли.

Сознание вернулось вспышкой боли, на первый взгляд, во всем теле: три незакрывшихся толком раны на многострадальных боках, гудящая словно котелок после поцелуя с полуорочьим кулаком голова, отвратный привкус во рту, словно туда кавалерийский эскадрон нагадил - все это свидетельствовало лишь об одном положительном факте: Эмили была неоспоримо жива.
- Бляаааадь! - прорычала Нейман, еще не разомкнув толком глаз. - Сука, уссаться можно!
Склонившихся над ней спутников было шестеро: две ушастые зеленовласки, две ехидно ухмыляющиеся плутовки, целых два окровавленных рыцаря. Отставнице пришлось мотнуть головой из стороны в сторону, чтобы в эту самую голову вместе с очередной порцией боли вернулась четкость зрения. Шестеро спутников превратились в троих, но, несмотря на такую ощутимую убыль личного состава, следовало признать, что потерь во импровизированном подразделении не имеется - даже Миуми, пропавшая куда-то в начале боя, оказалась на месте. Значит, драку все-таки кое-как вывезли, и даже без существенных потерь, если не считать лирического настроения Эмили, которая теперь определенно больше не будет петь в пути эльфийских песенок на боевом задании. На хер это лирическое настроение, сопли-хуепли и всякую там дипломатию. В следующий раз захваченному в плен имперскому языку она собственноручно перебьет ноги, даже если потом понадобится волочить его с десяток миль - так оно надежнее.
- Ебаный в рот! - поднимаясь по стенке и сплевывая накопившуюся во рту кровь, прохрипела лейтенант. - Меня так лет пятнадцать не отделывали!
Подумав немного, она поправилась:
- Меня так в жизни никогда не отделывали! Надеюсь, вы взяли этого говноеда? Клянусь, я ему сейчас простату вытащу через глотку! - тяжело дыша, воительница стала осматриваться в коридоре в поисках того, с кем можно проделать упомянутую анатомическую манипуляцию.

Помимо жажды, Салима имела еще одну причину пойти в хижину раньше всех, пока молодежь у ворот занята знакомством. Причину эту звали Кариной, и она была моложе других девушек из группы Адели лет на семь. Это было в высшей степени нехарактерной ситуацией - обычно отряды Стражей комплектовались из ровесниц, однако два нетипичных происшествия, случившихся в один год, сделали подобное возможным.
Первым был уход из отряда Адели в мирную жизнь лучницы Лотты - девушка нашла свою любовь с дочерью прославленной династии гончаров. Семейная жизнь Стражей - штука достаточно проблематичная, а тут еще вопрос был поставлен ребром, кого Лотте выбрать: службу или семью? Жаль, конечно, впустую потраченных на подготовку воительницы сил, но, кажется, у нее все сложилось - осенью ждут вторую дочку, может быть, она лет через пятнадцать окажется в ученицах у той же Салимы...
А вот вторая история была куда более неприятной. Очередная группа новобранцев, которую Салима провела на одну из застав, оказалась собранной на редкость непродуманно. Если под Куполом девушки, страстно стремившиеся стать Стражами, могли еще изображать подобие дружбы и сестринства, то за его пределами начались проблемы. Во время очередного спора в отсутствие наставницы страсти накалились настолько, что командир группы упомянула печально известную бабушку Карины, а та в разговоре на повышенных тонах позволила себе положить руку на эфес меча. Именно это зрелище застала чернокожая воительница, неожиданно для всех вернувшаяся в хижину.
Дело было жуткое и немыслимое - это можно было расценить как прямую угрозу Куполу. Салима, разумеется, прервала испытания, ибо провал их был слишком очевиден, однако про руку на мече в рапорте не упомянула, пожалев девочку, которой и так не повезло с предками. Однако она высказала Карине свою оценку ее способности быть Стражем - со всей квалифицированной жестокостью, на которую только способна многие годы проработавшая с подростками наставница. Ибо есть вещи, для которых не может быть вообще никаких оправданий. Даже малейший намек на угрозу насилия в отношении Сестры - один из таких проступков.
Однако, твердо уверенная в том, что девушка откажется после всего ей высказанного от военной карьеры, Салима просчиталась. Маловероятное стечение обстоятельств, в сочетании с милосердием наставницы, дало ей второй шанс, и Карина его не упустила. Осколок ее судьбы был внедрен в чужую треснувшую мозаику, и юная воительница стала частью отряда Адели, влившись в компанию старших удивительно органично. И теперь Салима пребывала в крайне специфическом настроении, не понимая особенно, какие чувства ей испытывать по отношению к Карине, и кто из них перед кем больше виноват. Раньше у них практически не было возможности пересечься, но теперь таковая подвернулась. Значит - надо получить ответ на все вопросы.
Войдя в хижину, Салима застала девушку одну, как и ожидала: Вивиан наверняка бродит где-то в близлежащем лесу. Та сосредоточенно чистила меч, на котором даже сейчас при не самом лучшем освещении легко было различить крупную выщербину - след от сокрушительного удара, которым она три года назад развалила на спор крепкий тренировочный манекен. После этого, правда, Карине пришлось неделю ходить с перебинтованным запястьем, но больше уже никто в Старой Крепости не сомневался, что она способна наносить удары такой безумной силы. А в конструкцию манекенов пришлось внести некоторые изменения.
- Здравствуй, - поприветствовала Карину чернокожая женщина, пройдя к бадье у очага. - Я выпью с дороги, не возражаешь?
Дожидаться возражений Салима, впрочем, не стала, вместо этого отодвинув крышку и зачерпнув стоящей рядом деревянной кружкой свежей родниковой водицы. Постояла немного в задумчивости, и, наконец, спросила ровным обыденным тоном:
- Как у тебя сейчас дела, Карина?

Наспех поздоровавшись со своими сменщицами, Эленвен сразу же устремилась во двор. Пост и в самом деле не слишком впечатлял - бревенчатая хижина с узкими слюдяными окошками, изрядно почерневшая от времени, но достаточно крепкая для того, чтобы коротать в ней промозглые оксилонские зимы, которые с каждым годом становятся все сквернее: в бабушкины времена мало кто под Куполом слышал о такой штуке как снег. В полуоткрытую дверь рамонитка видит Салиму и силуэт еще одной девушки из отряда Адели - кажется, они о чем-​то беседуют. У одной из стен - поленница, рядом с которой возле здорового пенька валяется пяток колотых чурбачков: очевидно, ими занималась только что Иванна. Где-​то в глубине огороженного дворика виднеется нужник. В общем, при первом взгляде, и все "хозяйство" поста. Самое интересное, разумеется - вышка, к которой и устремилась с нетерпением желающая получше обозреть окрестности жрица...

***

Ретировавшись, Эленвен произвела неизгладимое впечатление на малышку Адель. Та в немом жесте протянула вслед уходящей рамонитке руку, затем повернулась к ее спутницам с легко читающимся на лице вопросом "Какого здесь, собственно, происходит?.." Движение челюсти девушки недвусмысленно говорило о том, что она этот вопрос собиралась озвучить вслух, однако сдержалась, только разведя в недоумении руками. Выслушав ответ Анны, она даже присвистнула:
- Да вы везучие. Там, между прочим, настоящие лютоволки бродят, Иванна вот видела своими глазами прошлой осенью такого, не даст соврать. И воют они еще так характерно, не как обычные серые...
- Не дам соврать, - оборвала свою старшую великанша. - Я сама не знаю, кого видела. А воют все серые одинаково, когда жрать хотят.
Иванна прервалась, и повисла неловкая пауза. Девушки ждали развития темы, но для рыжеволосой воительницы произнесение длинных речей, видимо, было чем-​то вроде тяжелого труда - она не отказывалась от него, но и не испытывала большого удовольствия. Адель взглянула на подругу с кислым выражением лица, затем улыбнулась, хлопнув ее по плечу (для чего пришлось высоко задрать руку), и произнесла:
- Ладно, ума палата, за подрыв командирского авторитета получи взыскание - будешь вводить девчонок в курс дела по хозяйственной части, а я пока догоню вашу красавицу: есть у меня к ней серьезный разговор, - и маленькая блондинка устремилась во двор, вслед за Эленвен.
Оставшаяся наедине с юными Стражами Иванна ничем не изъявила своего неудовольствия, только махнула рукой в приглашающем жесте:
- Пойдемте, дрова вам покажу.

***

Наверху дозорной вышки хорошо продувал свежий ветерок с северо-​востока. Из удобств там имелось только грубо сколоченное седалище, устроенное так, чтобы на нем невозможно было клевать носом. А вот обзор открывался хороший - прекрасно было видно массив темной чащи Скверного леса, петляющий меж холмов основной торговый маршрут, по которому должна была двигаться к месту назначения их группа, и, самое главное, небольшой участок Виа Ильдеци на юге - там, где дорога делает подобный речной излучине поворот. Собственно, этот открытый невооруженному взгляд отрезок великого торгового пути представлял для наблюдения наибольший интерес: с их высоты можно было без проблем контролировать транспортный поток с юга в Ильдецию, что определенно представляло большой интерес для начальства Старой Крепости и Совета Старших в целом.
Строго на востоке, судя по изученным Эленвен картам, располагалась принадлежащая барону Приву деревушка Висельники, но ее за лесным массивом угадать не получалось. Да и башни замка Прив на юге увидеть не представлялось никакой возможности - слишком далеко.
Итак, во всех этих необъятных просторах на ближайшую неделю Эленвен является главной представительницей Купола, обладающей полномочиями совершенно беспредельными и властью абсолютно неограниченной. Другое дело, что власть эта распространялась только на трех подруг, но ответственность, которую она налагала на рамонитку, от этого нисколечко не уменьшалась...
- Эгей, сестрен! - внизу раздался голос Адели. - Куда ты рванула-​то так с места, подожди, разговор есть!
Споро взобравшись по лестнице наверх, маленькая блондинка обратилась к Эленвен:
- Слушай, такое дело. Раз вы пораньше пришли, может, реально отпустите нас по-​быстрому? Это ж у нас, получается, будет перед докладом окно по времени часа в три, а у меня есть кое-​какие дела в Выперках, - машинально, или же с намеком, девушка потерла указательным и средним пальцами правой руки ладонь левой. Эленвен была уже достаточно взрослой, чтобы знать, что означает этот жест среди Сестер. Дела Адель были определенно сердечными, в их плотском аспекте, если выразиться корректно. Знак Коллежа маленькая бардесса не носила на виду, но жрица уже догадалась о ее профессии по повадкам и манерам - отчаянно стремящиеся подчеркнуть свою индивидуальность и нонконформизм, ученицы Анаэрины удивительно походили друг на дружку...

***

Подведя своих новых знакомых к поленнице, Иванна подобрала оставшиеся валяться чурбачки и сложила их в нее.
- Дрова нам везут из деревни, но неколотые. Так приказано в штабе, чтобы мы сами этим занимались. Говорят - если Стражи будут колоть дрова, у них будет меньше времени выяснять отношения, - пояснила кратко воительница. - Считается... да, считается хорошим тоном в конце своей смены заполнить поленницу для тех Сестер, что придут за тобой. Это доброе дело, оно несет пользу Куполу. Еще мы наносили вам воды - ключ у основания холма, там тропка протоптана специальная. Это тоже несет пользу Куполу. И если станете пользоваться большим котлом - перед уходом его почистить надо, с песком. Песка я тоже наносила. Это...
Девушки уже хотели машинально сами повторить фразу про Купол, но не стали. Вновь повисла неловкая пауза. Определенно, для Иванны выдавит из себя столько слов было ничуть не легче, чем наколоть дров хоть на месяц вперед. Простота великанши обескураживала, но это явно не была какая-​то врожденная недалекость: напротив, ее забота о сменщицах показывала огромную бытовую мудрость - и девушки, в представлении которых их будущая служба была наполнена приключениями и подвигами, замерли в удивлении перед незатейливой мыслью о том, что Куполу можно помогать и так - облегчая жизнь своих подруг лишним ведром воды перед сдачей смены.
- Если у вас есть какие вопросы - спрашивайте, - завершила свою речь Иванна, с сочным хеком воткнув колун в пень.

Оказавшись под кронами деревьев, все Стражи ощутили пусть слабую, но отчетливо гнетущую ауру. Для Анны, любящей лес и умеющей по нему ходить, это было ощущением совершенно новым, вызывающим тревогу, словно вся окружающая среда тебе нескрываемо враждебна. Некоторое узнавание возникло у Ирмы, которую в храме учили распознавать присутствие злых сущностей, однако прямой угрозы она не ощущала, так что оставалось лишь положиться на знания и умения следопытки.

Рыжеволосая вела отряд по одной лишь ей ведомой логике: периодически девушки выходили на относительно широкую просеку, затем углублялись в просвет среди кустов, чтобы выйти на неожиданно широкую поляну. Со стороны это должно было казаться беспорядочным блужданием, однако Эленвен, внимательно наблюдающая за подругой, постоянно фиксировала, как та беглым взглядом осматривает то лишайник на старом стволе, то вмятину в лесной подстилке, кивая сама себе, и принимает вполне осознанные и обоснованные решения. Периодически следопытка останавливалась, чтобы облизнуть тыльную сторону ладони и подставить ее под слабые потоки воздуха, мечущиеся среди деревьев, сосредоточенно шевелила крыльями носа в попытке уловить намек на одной ей ведомые запахи, прикрывала глаза, и будто представляла себе объемную карту окрестностей. Да, это была целая наука - ходить по лесу, и ученица Рамоны умела эту науку уважать...

Очередная неожиданная остановка. Анна изучает следы вокруг большого двухфутового муравейника, докладывая Эленвен, что минут двадцать назад здесь прошли трое волков - пара здоровых трехлеток, а вот третий... крупноватый экземпляр для обычного серого, про таких следопытка слышала разве что байки всякие нехорошие. Командир, которая так-то не прочь подраться, все еще сконфужена своими неудачно оброненными при Салиме словами, поэтому принимает вполне разумное решение: на встречу не нарываться. Обойти предполагаемую траекторию движения стаи по широкой дуге с подветренной стороны не составляет большого труда, и молодые Стражи выходят из леса несколько южнее, чем планировала Анна. Однако вдали, на горизонте, уже виднеется холм с обнесенной частоколм расчищенной вершиной, над которым можно было различить небольшую вышку, контролирующую окрестности. Взглянув на положение солнца в небе, Салима сосредоточенно поджала губы и кивнула каким-то мыслям в собственной голове. Непонятно было, одобрила она решение девушек срезать путь или нет, однако действиями Анны, судя по брошенному на следопытку взгляду, инструктор была вполне удовлетворена.

К том моменту, как девушки преодолели склон и подошли к своему жилищу на ближайшую неделю, у ворот их уже поджидала, небрежно поигрывая зажатым между пальцев кинжалом, белокурая короткостриженая девушка в кольчужной рубашке с яркими браслетами на руках.



- Салимаааа! Здорово! - звонким голосом поприветствовала она инструктора издали. - Вы откуда так рано? Ночью, что ли, вышли?

Когда девушки подошли поближе, Ирма воззрилась на незнакомку с удивлением: привыкшая в любой компании взрослых сестер оказываться самой маленькой, аэлиситка не сразу осознала, что приветствовавшая их девица ниже ее на добрых четыре дюйма.

- Угу, стану я как дурочка посреди ночи до Выперок пилить, - усмехнулась Салима. - Так, Эленвен, это Адель, старшая ваших сменщиц, Адель, это Эленвен. Дальше давайте сами, как взрослые леди. А у меня что-то смерть как в горле пересохло, вы ж натаскали с утра водички похолоднее?

Однако, прежде чем чернокожая ушла, в воротах появилась еще одна незнакомка, являющая собой полную противоположность первой.



В пропитавшейся потом полотняной рубашке, с внушительных размеров колуном на плечах (на подходе к посту наши героини неспроста слышали характерные звуки топора), рыжеволосая выглядела более чем внушительно - на полголовы выше Эленвен и гораздо шире в плечах.

- Иванна, - коротко представилась она, опустив колун на землю. Салима тем временем пропала в воротах, оставив юных стражей наедине со старшими подругами.

- Ладно, молодежь, будем знакомы, - загнав кинжал в ножны, Адель протянула руку. - А все-таки - как вы умудрились так резво добраться-то? Мы вас еще часа три не ждали.

Эмили шла рядом с телегой, вслушиваясь в слова бардессы, считывая их смысл и значение, улыбаясь и кивая словам "та, что будет жить".
- Хорошо. Это настоящее искусство, да. Ты далеко пойдешь, артистка. А скажи - сумеешь подобрать мелодию к словам на ходу? У меня тоже есть песня в запасе - но она не такая уж известная... Очень старая, быть может, из тех времен, когда эльфы только потеряли свою родину, еще не зная, что потеряли навсегда... Попробуем?
У песни был и перевод на торговый, не слишком качественный, однако Нейман решила петь ее на эльфийском - возможно, для одной Астрис. Прежде всего - из-за наличия рядом детей, да и испуганной крестьянской чете слова могли не понравиться. Карие глаза воительницы встретились с голубыми очами бардессы, и женщина начала нараспев:

- Ты, дочь своей угнетенной земли,
Встань, и борись - видишь, всюду враги!
Зов святой злобы в бессонной ночи
Давит и рвет, жжет тебя изнутри.

Если бы ненависть могла убивать,
Мы все равно продолжали бы рвать!
Рвать на куски, чтоб текла через край
Грязная кровь, свою землю спасай!

В этот огонь надо вместе идти,
Если ты борешься - нам по пути.

Ураган - рваный туман
Под крыльями древних богов,
Путь ведет туда, где течет,
Где течет кровь наших врагов...

Песня боевой ярости и священной ненависти происходила из времен, от которых даже памяти не осталось. Однако не было ничего странного в том, что она так хорошо ложилась на нынешнюю ситуацию: история, к сожалению, слишком часто ходит по кругу. Лейтенант не надеялась, конечно, пробудить в зеленовласой память крови, той ее части, что подарила девушке острые уши, однако... Быть может, очень скоро слова эти, которые артистка, несомненно, запомнила наизусть с первого раза (ну, если Эмили вообще что-то понимает в бардах) могут стать опорой в положении, от которого иным хочется опустить руки и сдаться...

- Птичка моя, вот когда ты перестанешь влезать в свой доспех - тогда Умара, может, забеспокоится, что ты ее объедаешь, - улыбнувшись, пояснила трактирщица, которой аэлиситка явно глянулась. Ну а кто под Куполом и в окрестностях вообще плохо относится к ученицам Раненой Богини? Отправившись обратно за стойку, Умара извлекла еще одну бутылку нумантийского белого, но этим не ограничилась, и вдобавок к хмельному воздуху предгорий она навалила целый котелок каши с поджаркой:
- Покушаете на посту, а то знаю я тамошнюю кухню - дичина да сухой паек.

***

- Ой, это просто, - ответила Эмма, поболтав соломинкой в чашке с мыльным раствором и выпустив в воздух очередную серию переливающихся пузыриков. - Надо только соломинку аккуратно надрезать, вот здесь и здесь, и тогда пузыри будут большие-​пребольшие. Меня мама научила...
- ... Так, перекусили уже? - увлекшаяся разговором с девочками Люси даже не заметила, как подошла Салима. И верно, как раз полчаса где-​то прошло. - О, Линчфилд, у тебя тут родственники? Сестренка, что ли?
Маленькая Эмма удивленно воззрилась с широко раскрытыми глазами на сидящих на лавочке Люси и Жанну, будто только что заметив их поразительное сходство. Смуглокожих брюнеток незнакомцу действительно легко было принять за двух сестер, или за тетю с племянницей.
- Тетя, а ты правда сестричка Жанны? - Эмма автоматически перешла на "ты", ибо сестра ее подруги уже не была незнакомой взрослой, с которой необходимо соблюдать определенную дистанцию. И пока две девочки осознавали степень своего сходства, из "Женского Клоба" вышли Эленвен, Анна, Ирма и Умара единодушно подтвердившие, что маленькая Жанна сильно похожа на их воительницу.

Попрощавшись с трактирщицей, двинулись в путь, не слишком, впрочем, поспешая: увязавшимся за ними малышкам походный темп ходьбы был определенно противопоказан. К счастью, девочки отстали на первом же повороте, когда Эмма объяснила, что с этой улицы ей не разрешает уходить мама.

Местные жительницы занимались своими делами, впрочем, приветствуя незнакомок по деревенскому обычаю. Происходящая раз в неделю пересменка стражей была событием достаточно примечательным, чтобы разогнуть спину от поленницы и проводить гостей из-​под Купола взглядом, однако не настолько выдающимся, чтобы ронять челюсть или тыкать в девушек пальцами. Впрочем, это казалось лишь взрослых: стайка девочек раннеподросткового возраста, обсевших галчатами крепкую жердину изгороди возле одного из дворов и щелкающих лесными орешками, завидев вооруженную компанию, стала не стесняясь оживленно обсуждать их амуницию:

- Вон, видишь у белой ножик на палке? Это пика называется. А у здоровой молоток, так его зовут чеканом.
- Не, чекан же - это вроде дубина такая.
- Много ты понимаешь! У меня тетя Марта в Старой Крепости служит! И сама я туда через год поеду поступать!

Люси успела порадоваться, что хотя бы в Пограничье среди мелкоты сохраняется определенный пиетет перед воительницами. Собственно под Куполом отношение к ним не отличалось большим уважением. Вот Содружество Каменщиц там, или Гончарное Сестринство - это да, тамошним работницам и уважение, и почет, и невесту найти не проблема. А про Старую Крепость разговоры ходят совсем другие: дескать, почти тысяча женщин, пребывающих в праздности - это слишком много для эффективной охраны границ, и сократить численность бойцов можно без проблем как минимум вдвое. Два поколения без больших войн - и вот на тебе...

... Подойдя к восточной окраине деревни, девушки увидели большой общинный амбар, и, судя по движению вокруг него - работу с починкой крыши срочно сворачивали. Хмуро усмехнувшись, Салима пояснила:

- Пришлось стукнуть кулаком по столу и опрокинуть чернильницу. Надеюсь, Куполу это сильно не повредило. Нельзя же и в самом деле быть такими полевыми мышами? Будь их воля - они бы с этим частоколом тянули до самой зимы, а потом отложили на следующий год. Вроде взрослые все бабы, матери, как и мне, наверняка про войну рассказывали... Но разговор у них - дерёвня дерёвней, прости меня Аэлис...

***

И вот, наконец, они вышли на торговую дорогу, огибающую прилегающие к Виа Ильдеци холмы. А у дороги той находился так называемый Мохнатый камень - приметный валун, имеющий для юных стражей большое символическое значение, которое в очередной раз озвучила сама Салима:

- Ну, наконец-то все. Дальше можете считать, что меня нету. Теперь вы взрослые девочки, так что даже если решите прямо здесь, на дороге, напиться и устроить пьяную оргию - я вам слова не скажу, но все запомню и внесу в рапорт. А может, и не запомню. Зависит от того, понравится мне ваша оргия или нет, - тут чернокожая, скрестив руки на груди, позволила себе улыбнуться, показывая, что действительно, она больше не их начальница, и это значило, что отношения с ней, возможно, придется выстраивать несколько по-​другому.

Истыканные как дикобразы колючками от взорвавшегося монстра шериф и гоблин могли бы в другой ситуации вызвать улыбку у женщины, не терявшей присутствия духа даже с жутким кривым кинжалом маньяка Флориста в боку, но в рассказанном Дэннисом смешного было мало. Будь под рукой скальпель или какой еще тонкий инструмент - Хэлли скорее всего доверила бы дело кому-нибудь сведущему в медицине, но из подходящих для извлечения заразы орудий самым лучшим оказался ее нож.

- Так, пожелайте мне удачи и приготовьте огня, - сказала женщина соратникам, и почувствовала благословляющее прикосновение к плечу от аасимара.

У Дэнниса в основном пострадали незащищенные доспехом руки, и тут требовался верный глаз, чтобы не цепануть ни вены, ни сухожилия - словом, не испортить важнейший рабочий инструмент всякого воина. Руки же самой Хэлли не должны были дрогнуть во время этой тонкой работы. Говорят, есть некоторое сходство между кистями хирурга, карманника и шулера, и если о медицине Скар имела лишь самое общее представление, то умение ловко цепануть кошелек или безошибочно нащупать крап осталось с ней со смутных времен далекой юности. Однако, без магической поддержки и мотивации товарищей, вероятно, так ничего и не вышло бы.

- ...Одна, две, три... восемь. От души же ты их наловил-то. А теперь дайте ему в зубы что-нибудь деревянно, будет немного печь. Максимилиан, присядьте шерифу на коленки, ибо он может начать слегка брыкаться. Крэйн, а ты сядь здесь, зафиксируй Лютоволку шею, ну, как девушку обнимают обычно, только жестче, чтобы не вырвался. Все готовы? Раз, два, три.

И раскаленный докрасна кинжал прижался плоскостью к первой ране, распространяя в воздухе запах печеной человечинки и сдавленный вой удерживаемого товарищами шерифа.

Люси едва успела задать свой вопрос, как из-за угла легким ветерком к ней принесло целую гирлянду мыльных пузырей, а вслед за ними, кажется, тем же ветром принесло еще одну девочку, русоволосую, лет восьми, с размочаленной на конце соломинкой в зубах. Заметив рядом с подругой незнакомую тетю, она на секунду оробела, а в это время смугленькая малышка прокомментировала:
- Это Эмоцька, она умеет делать тлубоцьку, стобы пузылики получались холосые.
- Здрасьте, тетя! - сказала наконец юная Эмма. - Очень приятно познакомиться, меня зовут Эмма. Так, Жанна, а ты поздоровалась с тетей, прежде чем начинать ей докучать?
- Забыла, - стушевалась смугленькая малышка. - Здрасьте, тетя!

***

Доевшая свою порцию, Джина снова погрузилась в полусонное состояние, а ее подруга с облегчением выдохнула.
- Спасибо, - с искренней благодарностью обратилась она к Ирме. Затем, задумавшись на полминуты, продолжила:

- Вы, наверное, хотели бы услышать от меня историю, правда? Одну из тех, которые хорошо рассказывать молодым у походного костра, чтобы полностью завладеть их вниманием? Самое интересное - есть у меня для вас история...
... Когда Купол расширился настолько, что граница барьера пролегла совсем рядом с замком барона Ойля, нынешней Старой Крепостью, тот впал в отчаяние: его родовые земли переходили во владение нашей общины, и сделать с этим ничего было нельзя - ни наемные маги, ни клирики Митриоса не были в силах остановить нашу экспансию. И тогда он обратился к древним и темным силам, повелевавшим этими землями за тысячи лет до основания Умбрийской империи. Откуда-​то из Брендеи достал недобитого друида, который придумал, как помочь делу. Узнав, что через барьер не могут пройти только мужчины, а животные же обоих полов ходят сквозь него вполне свободно, этот друид предложил обучить барона и его дружинников превращаться в зверей - не посредством магии, ибо такая трансформация была бесполезной, как уже выяснилось опытным путем, но изменив саму человеческую природу, иначе говоря - превратив их в ликантропов. Не все, конечно, обрадовались такой перспективе, однако добровольцы нашлись. Первым решил пройти через ритуал сам барон. Однако... что-​то пошло не так, в ходе превращения тот обезумел, устроил жуткую бойню в собственном замке, а затем, перепрыгнув с его стены прямо через ров наружу, убежал в неизвестном направлении.
Как оказалось - поселился он в том самом скверном лесу, который вас интересует. Когда Купол уже поглотил замок Ойль, и наши владения влотную подошли к этой чаще, следопытки, разумеется, стали ее исследовать - и тут начались скверные вещи. Если бы он просто убивал наших сестер... Нет, он их перед этим жестоко насиловал - судя по состоянию трупов. И это - это внушало не только ненависть, но и ужас. Его не брало простое оружие, а до жриц он добирался раньше, чем они успевали сотворить свои чары. Когда стало понятно, что без божественного вмешательства не обойтись - Рамона решила лично выйти на охоту, чего к тому времени уже давно не делала, однако ее планы сорвало вторжение королевских войск.
Говорят, ликантроп умер естественной смертью - что и неудивительно, вряд ли его способность превращения могла спасти его от старости. А вот лес... Лес остался скверным. Неизвестно, что за дьявольщина там поселилась, но местные животные куда более агрессивны по отношению к людям, куда смелее нападают, чем в естественной среде - видимо, темный ритуал барона Ойля как-​то подействовал и на них.
Почему вам об этом избегали рассказывать? Думаю, все дело именно в том, что барон-​оборотень умер своей смертью. Это ведь основа сестринства - понимание, что тебя не бросят, а если ты погибнешь - обязательно отомстят. Это понимание держит наш Купол. Мы с Джиной бывали в ситуациях, когда казалось, что все - пришла наша смерть, но мы всегда были железно уверены в том, что за теми, кто убьет нас, придут наши сестры, которые достанут гадов из-​под земли и затем снова вобьют в землю. И поэтому мы не боялись ни богов, ни дэвов, ни их рабов - никого на всем свете.
Охохох, вижу, зря я вам все это выложила. Ну что ж, на всякий случай... Анна, да? Смотри, вот здесь, наискось, идет балка, в которой часто встречаются волчьи логова. Промышляют серые обычно здесь, южнее, но по весне на их логова нарываться - сама понимаешь. Обойдешь с подветренной стороны - этому-​то тебя учить не надо? Впрочем, эти могут напасть даже не с голодухи - там у зверей свои повадки. Но если тебя по лесу ходить учили те, о ком я думаю - глупостей ты наделать не должна.
А больше я и не знаю, что сказать. Разве что... Когда вы состаритесь и решите обменять шило в заднице на спицу в руке - при работе с темной пряжей стелите на колени светлое полотенце. Глаза будут меньше уставать, - Стефания занялась оставленным было вязанием, давая понять, что разговор окончен.

Важное о внешности персонажа

Поскольку все ваши персонажи без исключения - женского пола, а это располагает к нездоровому и, главное, нереалистичному фансервису, мы вводим специально для склонных к излишней сексуализации героинь товарищей специальный хоумрул:

В полевых условиях неподходящая к ним одежда дает существенные игромеханические дебаффы.

Конкретный пример - решили вы, допустим, создать чародейку (в данном модуле неразрешенный класс, но очень уж наглядный пример). Чародейки на картинках из пинтереста почему-то всегда одеты довольно странно для профессиональных авантюристок, лазающих по всяким неприветливым местам. Вот так, к примеру:



Что это означает в нашей ситуации? При входе в лес вас, скорее всего, так жестоко покусают комары, что вы будете неспособны держать концентрацию на заклинании, автоматически проваливая ее на каждом ходу.

А вот, например, еще более наглядный пример - амазонка в бронелифчике:



Нет, вы можете, разумеется, записать в инвентарь чешуйчатый доспех, а также поставить похожую картинку на аватарку. Однако в бою на каждом ходу одно обычное попадание будет превращаться в критическое, а один промах по вам будет превращаться в попадание - по очевидным причинам.

Правило это вводится потому, что я не собираюсь формально запрещать фансервис, однако очевидные последствия, быть может, заставят кого-то задуматься - вы-то сами как идете в поход в лес, например? Так, может, не нужно издеваться над своими персонажами, заставляя их топать по чаще в бронесапожках на двенадцатисантиметровой шпильке и в chaimail bikini?