[C:tL] Kingdoms Of Rain | Партия

Маска: На вид парню лет 20-25. Он довольно высок и худощав, но жилист. Довольно красив. Темные, слегка взъерошенные волосы до плечей, загорелая кожа, европейские черты лица, на котором выделяются ярко-зеленые глаза.
Одет в застиранные и выцветшие черные штаны с большим количеством карманов, потертые кеды и черную же майку. На ремне штанов висит поясная сумка c изображением прыгающей черной кошки и надписью "Пантеры". Сумочка не большая, ровно чтобы влезли бумажник, мобильник и пачка сигарет с зажигалкой. Образ дополняют черная парка с капюшоном и старенький рюкзак. На руках черные кожаные перчатки беспальцовки и по нескольку тонких кожаных и веревочных браслетов на запястьях.

Облик: В истинном обличье Кейси остается все тем же взъерошенным парнем в видавшей лучшие дни одежде. Но чуткие кошачьи уши, поворачивающиеся на любой звук и длинный черный хвост, покрытый мягкой пушистой шерстью, откровенно указывают на то, что их обладатель не человек. А благодаря вертикальным зрачкам, равно как и резко выделяющимся клыкам и длинным ногтям, которые уместнее было бы назвать когтями, его внешность скорее вяжется с опасным хищником чем с милой кошкой.


Облик во время пребывания в Аркадии:


Keeper. Один из. Пусть пока повисит. Авось пигодится.

Кейси добрый, немного наивный, и некогда искренний и открытый парень. Он был бы не против снова научится доверять окружающим, но пока это слишком сложная задача для недавно вырвавшегося из Зарослей подменыша.
Парень стремится к теплу и уюту, мечтает о дружеской компании, ценит человеческое отношение и хотел бы снова почувствовать себя «своим среди своих». Но он не особенно верит, что это для него возможно. Не после всего того, что ему пришлось пережить, и не после всего того, что он сам сделал.
Не любит и не умеет врать. И сам прекрасно знает, что не умеет, а потому старается избегать ситуаций, в которых ему пришлось говорить неправду. В свою очередь лгунов и притворщиков тоже недолюбливает.
Вопреки своему опыту в Аркадии, Охотник не терпит насилия сильного над слабым и принуждения. Считает, что каждый сам волен выбирать свой путь, но не вредить при этом окружающим. Более того, Кейси не из тех, кто пройдет мимо и отвернется от того, что посчитает жестоким и несправедливым. Скорее, он вмешается, часто – без оглядки на последствия для себя самого. Импульсивность – еще одна из черт его характера.
Кейси бывает вспыльчив, но весьма отходчив. Может, повинуясь порыву, сделать глупость, о которой потом, возможно, будет жалеть.
Нормальной реакцией на страх для него является агрессия, реже побег. Он не из тех, кто ляжет, свернется в клубочек и будет беспомощно дрожать. Скорее, будет пытаться сопротивляться обстоятельствам. Кейси по-настоящему боится ощущения беспомощности, и оно же вызывает у него ярость.Тоже самое касается лишения свободы. Это – пара примеров страха, испытав которые он начнет драку или активное сопротивление. Страх противен персонажу хотя бы потому, что именно страхом и силой им пытались управлять там. Он понимает, что единственный способ преодолеть страх – это победить его причину.

Тем летом в город приехал цирк. По правде сказать, Кейси не помнил, какой именно это был город, его родители часто переезжали, и города и дома, равно как и школы слились в его памяти в бесконечную череду. А вот цирк он помнил отлично. Это был один из тех кочевых цирков с выцветшими палатками и яркими лампочками, грязными вывескам и сахарной ватой, аттракционами и дрессированными зверьми, что изредка до сих пор еще можно встретить бороздящими в разномастных трейлерах и грузовиках просторы Соединенных Штатов от канадской до мексиканской границы.
Цирк расположился на пустыре на окраине и каждый день давал представления. Естественно, во время каникул та немногая ребятня, кого не отправили по лагерям, да по родственникам, околачивалась там, и Кейси Саммерс не был исключением.
В школе у парнишки, переведшегося в середине учебного года почти не было друзей. Наоборот, ему часто приходилось «стоять за себя», а вот в цирке за лето они появились. Кейси вообще легко сходился с людьми старше его самого. А дети… Дети жестоки и консервативны. Он же бы вечным «новичком», куда бы не приезжала его семья. И когда его отец получал новое назначение – он редко жалел об очередном переезде. Только надеялся, что на новом месте будет лучше. Но стоило ему начать осваиваться – как история повторялась. Строительный бизнес в Америке, в котором и был занят отец нашего героя, очень не постоянен, и семья привыкла к кочевому образу жизни.
Итак цирк. Точнее Всемирно Известный Цирк Маэстро Дона Нельсона. Как уже было сказано выше, Кейси пропадал там целыми днями, пока отец был на работе, а мать занята с его младшей сестрой и по хозяйству. Он наблюдал за фокусниками и представлениями дрессированных зверей, бродил по коридорам с кривыми зеркалами, катался на аттракционах и уже привычно пугался в комнате страха. Мальчишка успел раззнакомится с половиной работников этого заведения, и даже знал большинство зверей по кличкам. Каждый день он брал с собой сендвич и каких-то лакомств для животных и шел в цирк, уже как на работу. Кейси был смышленым парнем и быстро схватывал увиденные фокусы, кроме того, он просто нравился людям, потому был здесь уже как говориться, «своим-в-доску».
А общем, он мог бы назвать это лето лучшим в своей жизни, но все хорошее когда-то кончается. Приближался сентябрь, а с ним и учебный год, и отъезд новых друзей в сторону более южных штатов, а потом и Мексики. «В страну вечного лета» - как они тогда выразились. Кроме того, отец начал поговаривать об очередном переезде, и в семье начались волнения, которые всегда были с этим связаны. Кейси был по-своему недоволен. Новый учебный год в новой школе? Что может быть хуже? Ну, разве что, перевестись в середине учебы. Он уже как-то привык к красно-черной куртке этой школы, с оскаленной кошачьей мордой и надписью «Вперед Пантеры!» Парень никогда не мог заработать хотя бы нескольких спортивных нашивок, предмета гордости любого американского школьника, для своей куртки. Не потому, что у него не сложилось с физической формой. Просто ни разу не проучился ни в одной школе достаточно долго, чтобы их заслужить. В общем жить в дороге Кейси нравилось, а вот переезды надоели.
В тот вечер Кейси пришел навсегда попрощаться со своими летними друзьями, ведь на следующий день цирк уезжал. Палатки уже были свернуты, огни погасли, и рабочие заканчивали паковать трейлеры. Место потеряло свое былое очарование, чего нельзя было сказать о цирковом караване. «Если уж жить в дороге, то именно так,» - подумалось парнишке, - «чтобы твои друзья и твой дом переезжали вместе с тобой.» Кейси бродил между машин, останавливался перебросится парой слов с товарищами, но у тех все не хватало времени. В конце концов парень присел отдохнуть на одну из платформ и заметил приоткрытую клетку. Эта почему-то пустовала. Глупые мысли приходят быстро. А может, к ним кто-то подталкивает. В любом случае, мальчишка не долго думая шмыгнул туда, забился в угол и уснул. Клетки накрыли тентам и караван двинулся в путь.

«Зайца» обнаружили только на третий день, когда голод таки выманил пацана из его укрытия на одной из стоянок. К удивлению Кейси, на него почти не ругались, и не сдали в полицию. Циркачи даже спорили, что делать с «приблудой» не долго. Мальчишке позволили остаться, с условием, что он не будет высовываться из своего убежища, пока они не пересекут минимум еще два штата. «Это судьба» - сказал кто-то из них. А потому довольный Кейси днями напролет тихо прятался в своем убежище и отсыпался, завернувшись в школьную куртку, либо фантазировал, как станет великим циркачом. Иногда он выглядывал из-под тента на дорогу, но выходил он только ночами и после условного сигнала.
Однажды ночью такого сигнала не последовало. Да и обычных сендвичей и чая ему никто не принес. Кейси решил, что, возможно они проезжают очередной «опасный участок», где их могла бы поймать полиция, но на следующий день мальчишка заметил, что трейлер очень сильно поменял свой ход, и таки решился выглянуть в щелочку из-под тента. Тогда-то он и понял, что они не только пересекли два штата, но и уже явно не в той Америке, которую он знал. В последствии парень узнал, что тот густой терновый лес, по узкой тропинке которого странные звери тащили несколько повозок с клетками назывался Зарослью. Он попытался выбраться, и понял, что заперт. Сперва Кейси решил, что это какая-то ошибка. Он пытался звать своих якобы товарищей, но те не обращали на него внимания, вообще старались не смотреть в его сторону, отводили глаза. Да и выглядели они теперь совсем по другому. Будто иллюстрации из детских книжек его сестренки. Вот только сказки были совсем не добрыми.
Пару раз парня били, объясняя, что если он не заткнется, то накличет сюда таких тварей… Впрочем, Кейси даже видел каких тварей. Временами они подходили к самому краю зарослей и провожали караван голодными глазами. А несколько раз даже осмеливались нападать, но «циркачи» всякий раз отбивались.
- Может все же дадим пожрать ему, Найджел. – услыхал Кей одного из своих похитителей на четвертый день, по крайней мере, ему казалось, что день был четвертый, - Помрет ведь чего доброго. И тогда плакало наше соглашение. Опять в зверинец захотел?
- Ты сам знаешь, что чем меньше у него будет сил, чтобы сопротивляться, тем быстрее он примет ее условия. И сам знаешь, что ее условия лучше принимать быстро.

Свою первую Хозяйку Кейси помнит смутно. Голод и долгий путь через заросль слишком измотали его, похитители оказались правы. Долго сопротивляться он не смог, а потом человеческое сознание заменили инстинкты зверя, через которые Кейси Саммерс пробивался лишь изредка и не на долго. Он помнит «Хозяйку Зверей», одетую в меха, или покрытую шкурами, каждый раз он видел ее по-другому, с волосами из павлиньих перьев, длинными когтями и звериными, но прекрасными чертами лица. И глазами, взглянуть в которые решались далеко не все из ее подопечных. Он помнит длинные ряды клеток в подземелье, куда редко проникал солнечный свет. И ее мурчащий голос, часто срывавшийся на злобный рык. Еще он помнит ее Кнут. И помнит, что это было далеко не худшее из наказаний.
Кейси не запомнил какой именно магией его заставили стать тем, кем он стал. Не помнил даже почему для него выбрали именно этот образ. Иногда ему кажется, что виной всему стала школьная куртка с пантерой. Или судьба.
Ирония заключалась в другом, Зверь из Кейси получился хороший. Дикий, злой, и не особенно-то покорный. А вся звериная суть хозяйки была лишь напускным фарсом. Впрочем, разве можно понять, что истинное, а что напускное, когда имеешь дело с Истинной Феей. Иногда вроде Кейси вспоминает, что ей нужна была грациозная цепная кошка. Но он не уверен, потому что в других воспоминаниях, он выступает уже ее телохранителем.
Так или иначе, но скоро она его променяла. Без малейшего сожаления. Как надоевшую игрушку. Ушла не оглянувшись, оставив его одного в тесном загоне на Зверином Рынке под бдительным присмотром местных кабаноподобных сторожей.

Здесь дни тянулись долго. Никого особенно не интересовал дикий и злющий пантер, предпочитавший отлеживаться в дальнем темном углу загона, если только его не выгоняли оттуда палками. Да и выгонять его было делом небезопасным. Тот, кого когда-то звали Кейси Саммерс не только огрызался. Однажды, он точно это помнил, к нему вернулось на долю секунды сознание, когда он стоял над телом свиноподобного сторожа со сломанной шеей и вырванным горлом. Он с урчанием ел что-то очень вкусное, но от этого занятия его отвлекла резкая боль… А больше об этом парень ничего не помнил. В следующий раз, он пришел в себя в темном углу, голодный и уставший. Болело все, что могло болеть в теле молодой пантеры, и даже больше. С тех пор Кейси предпочитал влезать из своего угла осторожно и под покровом ночи. Впрочем делал это все реже и реже.
Все изменилось в один прекрасный день, ну или как здесь называлось очередное светлое время? Он услыхал запах. Запах незнакомый и близкий одновременно. Пантер выбрался из своего угла и прохромал к ограде. В миске с водой он увидел свое отражение, и смутно понял, что с ним что-то не так. Дело была даже не в больном взгляде потухших зеленых глаз, и не в свалявшейся, давно не вылизываемой шерсти. Но в чем – Зверь не понял. Запах, а затем и рычащий голос отвлек его. В тот момент пантеру показалось, что он смотрит на самое родное существо. Их глаза встретились. Его и его нового хозяина.
Не стоит и говорить о том, какой ценой Зверя продали Черному Охотнику. Кажется, еще и приплатили, чтобы умерить его гнев.

С тех ор у Пантера жизнь начала налаживаться, насколько она могла наладится в компании Знатного Лорда и его свиты Черных Пантер. Так или иначе, Зверь начал улавливать какие-то взаимосвязи поощрения и наказания со своими действиями. Научился понимать, чего от него хотят, и мальчишка Кейси все реже смотрел его зелеными глазами.

След. Запах. Бег. Пружинистые, почти бесшумные движения его гибкого и сильного тела. Преследование. Запах. Кейси уже не помнил, сколько это продолжалось. Казалось вечность. Нет, были еще жестокие драки, как внутри стаи, так и с другими хищниками. Было теплое и родное мурчание в логове и мягкие тела его братьев и их отца. Была еда. Теплая, вкусная, соленая еще трепещущая еда. Жизнь была прекрасна. В ней были охота и бег. И запах.

Запах почему-то казался ему смутно знакомым. Ну да, запах добычи. Но тем не менее именно этот запах заставил мальчишку вновь взглянуть на окружающих мир глазами Зверя.
Кейси вырвался далеко вперед от всей своей стаи. Пошел по одному из многих разделившихся следов. И вышел к реке. Запах был повсюду, но он не мог найти его источника, пока берег под его лапами не обвалился и он не упал прямо перед испуганной… Девушкой? Девчонка, настолько красивая, что Зверь не мог себе такую вообразить сидела перед ним, прижавшись к склону и смотрела на него огромными фиолетовыми глазами. Зверь принюхался и тихо зарычал. Он уже был готов огласить заросль своим победным рыком, оповещавшим о том, что он первый настиг жертву, когда она протянула ему что-то в сложенных лодочкой ладонях и тихо заговорила:
- Вот. Бери. Ты наверно голоден? – незнакомка осторожно придвинулась к нему. – Ешь. Только не трогай меня. Хорошо?
«Как это не трогать? Я же охотник! Ты… Я должен…» - хотел сказать Кейси но вместо этого принюхался к тому, что было у девушки в руках и осторожно ощупал усами.
Запах. Яблочный пирог, который так вкусно готовила его мама, и который они с сестрой так любили наминать с мороженным перед телевизором. Запах свежего яблочного пирога. Распакованных картонных коробок. Нового дома. Отцовского одеколона. Домашнего яблочного пирога.
Зверь испуганно отпрянул. Образы неслись перед его глазами, а Кейси вспоминал. Вспоминал кем был до того, как стал Охотником. Как он не любил переезды но любил путешествия. Как они с отцом ходили на охоту и рыбачили в летнем охотничьем домике на озере у его дедушки, в Миннесоте. Как ему надоедала частая смена школ. Девчонку с соседней парты, которая ему очень нравилась, и которую он пригласил в Баскин Робинс прямо перед тем как пойти прощаться с цирком… Чертов яблочный пирог.

Близкий рык заставил парня вернутся к реальности. Он оглянулся и прислушался, а потом схватил девушку за руку и рыкнул:
- Бежим. Через реку. Единственный шанс – пересечь воду.
И они побежали. Вернее сперва он тащил ее, ничего не понимающую и упирающуюся, кричащую что-то про речных хобгоблинов, а потом они плыли и бежали, и кажется дрались. И снова бежали. Прорывались через терновник зарослей и снова шли вперед, помогая друг другу.

Они практически не размыкали рук, даже спали обнявшись и свернувшись в один клубок в выемках у корней плюща, будто боялись друг друга потерять. И тем не менее Кейси точно не помнил как именно они расстались. Просто в определенный момент он понял, что вышел из кустов на пустырь. За много лет этот пустырь почти не изменился, только дома подступили к нему ближе. Одиннадцать лет назад, парню еще предстояло узнать, сколько лет прошло со дня его побега, двенадцатилетний Кейси Саммерс на этом самом пустыре залез в открытую клетку бродячего цирка.

С момента возвращения Кейси прошло два месяца. За них он так и не смог найти свою подругу, и уже почти уверился в том. Что она ему только приснилась. Вновь обретенный мир тоже не был особенно приветливым к Охотнику. Да и не верит Кейси, что его так просто отпустили. В любой момент ему приходится быть готовым к тому, что все происходящее окажется всего лишь очередным сном, возможно, навеянным его очередным Хозяином, а возможно, еще и проверкой на лояльность, которую он с успехом провалил. И даже если это не так, даже если он смог вернуться домой, кто может гарантировать, что за любым поворотом не откроется проход в Заросль, где его уже будут ждать? Кто может гарантировать, что посланники Знати снова не придут за ним, как пришли когда-то? И пусть даже этого не случится, вернувшись, он оказался в очень чуждом и безразличном мире. В мире, где его никто не ждал, где у него не было никаких прав, не было даже имени, не говоря о документах, деньгах, жилье и работе. И если завтра Кейси Саммерс умер бы от голода или болезни в ближайшей канаве – этому миру было бы плевать. Миру плевать, что он голоден и у него нет денег на еду, но миру резко перестанет быть безразлично, если парень вдруг украдет какую-то мелочь в супермаркете. И миру будет не наплевать, если кто-то из новых знакомых донесет на бездокументного странного парня в полицию. А что последует за этим лучше не думать.
Побродив по ночлежкам и кухням для бездомных, Кейси все же нашел себе работу разнорабочего на железнодорожной станции. Вместе с ним трудится десяток нелегалов, и ни у кого из них не спрашивают документов. Это парня устраивает. Он даже смог снять себе небольшую квартиру и перестать скитаться и полагаться на милость добрых людей. Он немного раззнакомился с соседями, но за редким исключением, парень старается не слишком сходится с ними. Это может оказать слишком опасным для него. Кейси пытался найти свою семью, но пока у него ничего не получилось. Слишком мало он может сказать о себе, чтобы обращаться в официальные архивы, а в том доме, где они жили когда-то, теперь живут только БОМЖи. Строительный городок за эти годы превратился в самую настоящую заброшку. Кейси даже ночевал однажды еще до того, как нашел работу и обзавелся квартирой, в своей бывшей комнате. Но это ему мало чем помогло.

Люди, с которыми связан на данный момент:


Семья (их не нашел, возможно, только пока).


Школьные друзья.



Соседи.



Знакомые.



Сотрудники.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

По карманам и в поясную сумочку рассованы:
- Пачка сигарет Camel
- Зажигалка
- Дешевенький мобильник
- Записная книжка и карандаш
- Швейцарский нож
- Немного налички на его первые ресурсы
- Початая упаковка мятной жвачки
- Ключи от квартиры

В рюкзаке:
- Небольшая аптечка
- Фонарик
- Моток строительного скотча
- Пара бутербродов в целлофановой упаковке
- Бутылка минералки без газа
- Мультитул
- Пакет леденцов
- Шоколадка «Сникерс»

Жилье
Снимает небольшую обшарпанную квартиру, видавшем лучшие виды доме в не самом благоприятном районе. Документов тут у него не спросили, как не спрашивают их и у других постояльцев. Главное, чтобы платил вовремя.
На третий этаж четырехэтажного дома, где живет Кейси, ведет скрипучая, еще деревянная лестница. На этаже четыре квартиры, по две с каждой стороны полутемного коридора. Лампочку в коридоре часто воруют предприимчивые соседи, и временами он бывает освещен только светом, пробивающимся из окна, расположенного на торцевой стене напротив лестницы.
Квартира Кейси – 3В, дальняя по правой стороне, к тому же, угловая. В нее ведет обычная деревянная дверь, на которой черным маркером и написан номер.
Квартира однокомнатная. Гостиная-студия, совмещена с кухней и спальней. Довольно бедная обстановка. На стенах – выцветшие зеленые обои. Часть мебели - явно самодельная. Другая часть давно просится на мусорник.
Кухня отделена от «гостиной части» стойкой. На кухне – обычная кухонная мебель, шумный холодильник, плита, старенькая микроволновка и древний тостер. Шкафчики для посуды. На полу – линолеум.
В холодильнике – пара замороженных пицц, несколько банок газировки и пара бутылок минералки, батон колбасы и упаковка тостерного хлеба, десяток яиц, пучок салата, кусочек сыра, бутылка молока и пачка майонеза.
В шкафчиках – сухие завтраки, по упаковке зеленого и черного чая, банка кофе,, корба рафинада, макароны, пара початых пакетиков специй и дохлых тараканов.
В гостиной части деревянный пол, покрыт ковровым покрытием, чей изначальный окрас уже не определить, диван, припавший пылью телевизор, на журнальном столике –пара газет и журналов. Рядом с диваном - тумбочка, в ящике которой лежит будильник. Судя по всему, засунут туда недоброй рукой. Напротив входной двери – стенной шкаф. В шкафу – одежда. Самая обычная. Джинсы, несколько сменных футболок, пара «кенгурушек», белье, понятно. Там же подушка и пара одеял.
Окна занавешены выгоревшими желтыми шторами. За окном кухни – пожарная лестница.
Ванная комната, совмещена с туалетом.
В ванной – ванна с душем и шторкой, зеркало, шкафчик с мыльно-рыльными, корзина для грязного белья и стиралка-полуавтомат.

Маской Леонард напоминает некоего выходца с Ближнего Востока. У него смуглая кожа, карие глаза и жесткие черные волосы, напоминающие обугленную проволоку. На лице очень характерно выдаётся нос с горбинкой, который и является главной причиной сходства.
Телосложение у него сохранилось армейское – минимум жира, минимум волос на теле, мускулы в тонусе. Ростом Леонард не вышел – он всего лишь средней длинны, около метра семидесяти с кепкой. На левом плече красуется крупная татуировка, изображающая череп с кинжалом в зубах с подписью «ПЕХОТА». Другой особой приметой служит заметный шрам на груди, похоже от довольно опасной раны.
Облик же Сворна представляет собой джинна - существа из невидимого бездымного огня. Под Маской его плоть полупрозрачная и подрагивающая от дуновений воздуха, поскольку это уже не настоящая плоть, а живой огонь. Черты Леонарда смазываются и его окутывает дрожащий от жара воздух. Он становится больше похож на силуэт человека, идущего вдали по раскалённой автомагистрали. Разумеется, его одежда остаётся прежней, хотя создаётся впечатление, что язычки пламени на ней шевелятся как настоящие. В остальном Леонарда всё еще можно узнать в этом мареве – его нос слишком выдающаяся черта, чтобы быть так просто смазанным дрожащим воздухом. Его улыбка тоже остаётся прежней и отлично видимой – проблема только в том, что улыбается он только после дождичка в четверг. Хорошо, что осенью дожди идут целыми неделями…

Virtue: Fortitude
Vice: Wrath

Леонард был очень целеустремлённым человеком. Его бытие в плену надломило эту целеустремлённость, но обломки её остались, и придают ему сил. Леонард искренне считает, что хуже чем на войне быть уже не может, так что всё, что бросит на него мир можно преодолеть. Сворн с трудом формирует социальные связи, но построив дружбу один раз, он становится другом на всю жизнь - либо самым заклятым врагом, если кто-то предаст его дружбу.
Однако если кто-то сомневается в этой простой истине, или в способности самого Леонарда справиться с выпавшим на его долю испытанием, его терпение сгорает со скоростью запального фитиля. Его первым побуждением становится применение насилия - обычно прямого соединения своего кулака с лицом неверующего. Леонард честно старается не доводить до такого, но порой случается.
Также он старается не афишировать тот факт, что он честно ненавидит мусульман - частью из-за войны, частично из-за опыта, причем его постоянно тревожит тот факт, что он не может понять привито ли это чувство его пленителями или это его честное отношение к ним. При этом от него самого явно веет не христианским духом.
Вообще он много чего ненавидит. Войну, например. Песок, яркое солнце - если бы он дал себе волю, он бы начал ненавидеть весь мир и стал бы жутким эмо-джинном. К счастью, Леонард нашел способ вымещать накопившуюся агрессию, что очень благотворно влияет на его психическое состояние.
Он прекрасно помнит большинство основных событий, происходивших с ним в плену, и, что характерно, тоже ненавидит это. Особенно звуки, которые издавали его друзья при смерти. Однако по сравнению с иными подменышами у него чрезвычайно невозмутимое отношение к перспективе снова встретиться со своими пленителями. Большей частью это связано с тем, что он лично видел как их убивали как собак. И хоть есть отличная от нуля вероятность, что за ним всё-таки придут (те, кто убивал), он обычно на это хмыкает "Ну, они в своём праве". Что, впрочем, не значит, что он не стал бы с ними биться за свою жизнь.
В целом Леонард идеальный кандидат для Летнего Корта, и присоединиться к нему без задних мыслей при первой же возможности. Либо, в качестве эмоциональной противоположности, к Корту Восхода, ибо его "мирное" мировоззрение весьма точно совпадает с их мировоззрением.

Леонард выглядит как выходец с востока, однако на самом деле он самый что ни на есть коренной американец – ну, в насколько американцы вообще могут быть коренными, не являясь одновременно индейцами. Он родился в 1971 году, на ферме "Суонн" на северозападе Мэриленда. Его родители еще в конце шестидесятых стукнулись головой о самодостаточность и в результате детство Леонарда прошло в попытках понять, как работать на ферме, если родители сами этого не понимают. Было хорошо, впрочем. Семидесятые были отличным временем – Суонн на всю жизнь запомнил как они всей семьёй пять часов стояли в очередь на премьеру Звёздных Войн, и просмотр стоил каждой минуты.
Со временем семья Суоннов всё-таки смекнула, что фермеры из них как из трактора массажист и бросили это дело, тем более, что отпрыску настала пора идти в колледж. И в колледже тоже было классно – много бухла, много травы, Led Zeppelin, AC/DC и протесты вместе с хиппи против корпорационной войны во Вьетнаме… Или против экспериментов над животными… Всё скрывалось в терпком дыму, память подводила немного. В любом случае это была жизнь, отличная, полная саморазрушающего поведения и внебрачных связей. В конце концов шанс так перебеситься представлялся только один раз, и однажды Лео понял, что ему надоело беситься. Это был переломный момент в жизни студента, когда он осознаёт, что иногда нужно что-то делать, чтобы зарабатывать на жизнь. Проведя некоторое время в поиске себя, в конце концов Леонард решил послужить своей стране и пошел в армию. В то время это решение казалось гарантом стабильности – Вьетнам был давно позади, да и эти русские теперь же друзья, так что можно было бы спокойно сидеть и плевать в потолок, так? Не так. Панама подкралась незаметно, и часть Леонарда только по чистой случайности не полетела убивать потных латиносов. Однако во второй раз увернуться не вышло, и Леонарду пришлось лететь через океаны освобождать жаркий Кувейт от Ирака.
На этом стоит остановиться поподробнее, поскольку в этот момент начинается собственно сама история. Война в Персидском Заливе была довольно грязным делом. И даже не потому что Ирак сливал в море нефть – любая война грязное дело. До сих пор Леонард в жизни никого не убивал. Первый опыт отнятия жизни дался ему тяжело, но быт войны помог сгладить впечатления. Большей частью из-за того, что иракцы были более чем рады запульнуть им ракету в зад по самые гланды. За сто дней Леонард увидел больше смерти, чем за все предыдущие тридцать лет жизни. Он успел пожалеть, что не слишком активно протестовал вместе с хиппи в молодости. Солдат начинал скатываться в черную депрессию каждый раз, когда размышлял о том, что хуже быть уже не может. Однако станок судьбы коварен, и каждый раз припасал для него новый узелок, сочащийся кровью разбомбленных гражданских кварталов.
А потом всё стало еще хуже.
Уже не к чему скрывать тот факт, что для всего мира Леонард не вернулся с войны. Он был официально записан в число двухсот девяноста четырёх американцев, погибших при исполнении своего долга перед родиной. Всё случилось 25 февраля 1991 года. Иракская ракета СКАД попала в американский барак около Дахрана, где был размещена группа Леонарда, унеся жизни двадцати восьми солдат, тем самым нанеся наибольшие единовременные потери американской армии за время войны. По крайней мере так было сказано по Би-би-Си общественности. Разрушения действительно были сравнимы с попаданием ракеты – и может быть иракцы действительно запустили что-то в эту сторону – однако Леонарду не повезло узнать наверняка, что это только половина правды.
Истина начиналась гораздо безобиднее и оказалась гораздо ужаснее. Многие солдаты заглядывали на арабские базары за сувенирами. Не нести же домой ожерелья из ушей иракцев, да? Однажды рядовой Дженкинс притащил в казарму запечатанный ларец, купленный с рук у какого-то барыги, который обещал, что в ларце сидят джинны, и он принесёт удачу. Ради смеха парни начали ковыряться с замком, и что бы вы думали? В ларце действительно оказались джинны.
Невидимый огонь вырвался из ларца и разметал казарму не хуже ракеты. Восемь человек из двадцати восьми действительно умерли на месте, предоставив кровь и ошмётки для опознания. Лериан оказался среди тех, кому повезло не так сильно. Он вместе с остальными девятнадцатью солдатами был взят. Они очнулись в тёмной холодной пещере, все в разных камерах, вырезанных по кругу, все закованы в кандалы и прикованы к стенам. Вскоре солдатам прояснили их положение – методом выбивания из них дерьма до полусмерти невидимыми огненными кулаками. Потом, когда побои и ожоги немного зажили, «объяснение» повторили. А потом повторили еще раз, и еще раз. И постепенно, по мере того как тела солдат покрывались ожогами, они постепенно начали понимать язык своих пленителей. Это стало сигналом для них, и огненные ублюдки приступили ко второй фазе. Рацион еды начали урезать на одну порцию. Решение с их точки зрения было простое – голодный должен был биться с бывшим товарищем за его еду. Никто разумеется не стал вцепляться друг другу в глотки. По крайней мере в первые три дня. Но постепенно, люди начали ломаться.
Леонард быстро потерял счет дням. Он не видел солнца, не чувствовал холода ночи, вокруг был только жар и огонь. В какой-то момент он перестал чувствовать боль от побоев. Ему даже начало казаться, что на самом деле он уже сам горит незримым огнём, как и его тюремщики-шайтаны. Он боялся оглядываться назад, особенно после того как подошла его очередь драться за выживание. Он не хотел признаваться себе в том, что решение убить бывшего товарища пришло слишком легко и быстро. Когда из двадцати человек осталось только пятеро, режим снова сменился. Были еще поединки, но на этот раз их противниками были сами шайтаны. Они обещали, что победителю будет дарована свобода – и Леонард старался. Он боролся с яростью горного льва, день ото дня бросая себя на огненные кулаки шайтанов, с каждым разом замечая, как сам горит ярче и горячее. Мир начинал наливаться новыми красками для него. Он чувствовал, как его ярость питает огонь вокруг него, сам воздух вокруг наполнялся новыми звуками и шепотами.
И однажды произошло что-то странное. Однажды, Леонард победил. Он не знал, что уронило его противника на горячий песок арены – может быть это была простая слепая ярость, с которой он сеял удары, может быть это уже был чистый навык, выработанный годами истязаний, или может это была слепая удача. Однако этот момент триумфа наполнил его таким ликованием, что вся боль, все страдания исчезли в одной яркой вспышке, оставив только чистое блаженство от победы. И отношение шайтанов после этого переменилось кардинально – они начали хохотать, улюлюкать и похлопывать его по плечам, но Леонарду было уже всё равно. Было много вина, много мяса, больше не было голода и боли. Было хорошо. Все проблемы были позади, и он был среди друзей. И потом пришла его очередь испытывать пленников. Жалкие американские людишки всё еще отторгали дар, предложенный им. Но ничего, Леонард был здесь, чтобы объяснить им всю глубину их неправоты.
Леонард не знал с каких пор ему стало плевать на побег. Он был даже рад, когда ему поручали добыть верблюдов на жаркое, и даже после прогулок по палящему солнцу у него не возникало побуждений просто не возвращаться в каменное убежище. Со временем к Лео присоединились и остальные четверо пленников – и когда празднование конверсии последнего из них было закончено, лидер Шайтанов провозгласил, что теперь они готовы и можно возвращаться к джихаду и познать славу. В просветлённом мозгу Леонарда это затронуло первые струны тревоги, запевшие тихим «Huh?».
И потом всё стало еще хуже.
Помните, как Лео однажды узнал, что война это ад? Сейчас он узнал, что в Аду тоже есть своя война. Оказалось, что Шайтаны и Джинны это немного разные люди. И они не очень любят друг друга. И данные конкретные шайтаны с большим удовольствием бы вырвали джиннам глотки и скормили бы их юным джиннам, параллельно раскрашивая лица их кровью. Ну знаете, обычное дело. Ячейка Леонарда пронеслась над пустыней огненным смерчем, выжигая всё живое и неживое на своём пути, до тех пор пока перед ними не выросли высокие городские стены. В этот момент Суонн как-то краем сознания отметил, что уже годами не видел ничего кроме одного бункера и пустой пустыни. Потом они ворвались внутрь и начали жечь и рубить без разбору. Суонн начинал погружаться в больший и больший конгитивный диссонанс. Он чувствовал как его огненные бичи начинали наливаться тяжестью, как его руки теряют волю нести смерть и разрушения. А потом их настиг ответный удар. Силы ячейки террористов были явно не равны силе организованной армии, и Леонарду представился отличный случай наблюдать, как его соратников убивают одного за одним, как животных. А потом и до него дошла очередь. За то время, как острый ятаган погрузился в его грудь и вышел обратно, перед глазами Лео пролетела вся его жизнь. В один момент он вспомнил, как ненавидел всё происходящее, всю боль, которая привела его в это положение, все три эпизода Звёздных войн, просмотренных с семьёй… Он почувствовал, что когда-то он был человеком, и сейчас, в момент смерти ему отчаянно захотелось быть человеком снова.
К сожалению, смерть не особо торопилась принять его в свои объятия. Сквозь булькающую в лёгких кровь он мог слышать как джинны проклинали подлые методы шайтанов. Набирать смертных на пушечное мясо – варварство! Сквозь черные точки он видел как тела его соратников выволокли на площадь для расследования. Когда поволокли его тело, рана на груди снова расцвела болью и Леонард издал тихий стон. Это вызвало ответную реакцию – кто-то крикнул что-то вроде «Эй, этот еще живой». Сознание начинало ускользать от живого покойника, когда в него вперился взгляд самого большого и важного из джиннов. Осмотрев Суонна, джинн хмыкнул и, поднеся саблю к его горлу, спросил, есть ли у Леонарда последнее желание. Леонард всего лишь хотел вернуться домой. У него уже не было сил на эмоции, когда джинн расхохотался и сказал «Исполнено.»
Когда Лео пришел в себя, он лежал в Изгороди, на мягкой песочной поляне, обрамлённой на удивление мирно выглядящей растительностью, с которой свисали сочные плоды. Грудь ныла, однако это была боль плоти. То, что Лео мог чувствовать свою плоть, наполняло его гораздо удовлетворением, глушащим любую боль. Кое как, бывший солдат добрался до края полянки и сорвал один из плодов – он был сухой на вкус, как песочное печенье, с тянучей, похожей на нугу мякотью. От него мгновенно накатила жажда, и Лео поспешил найти другой, более сочный. На этот раз вкус больше напоминал арбуз, и лёгкая горчинка наливала тело силой. Боль истаяла, и позволила Суонну разобраться в своём положении. Выход из Изгороди он нашел на ощупь через несколько часов плутаний по стремительно темнеющим тропинкам, и когда он вывалился через прямоугольный портал, Леонард с замиранием сердца узнал в вечернем пейзаже его родную мэрилендскую ферму.
Акклиматизация к реальному миру заняла время. Для начала Суонну потребовалось вспомнить, что блага цивилизации вообще существуют в этом измерении. Например газеты. И за них еще надо было платить. И за еду надо было платить. За всё надо было платить. Порой жизнь в пещере казалась настолько проще и изящнее… Но к этому Леонард привык. Сложнее было переварить дату. Он не знал, сколько времени он был огненным моджахедом, но сейчас он мог подсчитать, что прошло больше двадцати лет. Его родители скорее всего уже были мертвы – просто от возраста. И даже если нет, они в том возрасте, что его появление может просто убить их одним инфарктом. У него никогда не было постоянной девушки, так что некому было ждать его из Ирака. Жизнь Суонна официально подошла к концу двадцать пятого февраля девяносто первого года. Но это было нормально. Леонард всё равно уже не чувствовал себя тем же человеком, который улетал из дома на казённом самолёте. Ему предстояло начинать с нуля, и он был вполне согласен с этим.
Было непросто, конечно. Нормальные документы он смог купить только через несколько месяцев. Он оставил в них старое имя, только немного изменив фамилию – Sworn – чтобы отражать свою цель начать новую жизнь. С документами же всё стало гораздо легче – с документами можно было легально снять квартиру и даже легально устроиться на работу. Честно прикинув свои навыки, Леонард решил продавать свои услуги в качестве инструктора по борьбе. В конце концов, именно борьба привела его в это положение, так что было бы только честно, если она будет кормить его и впредь.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Одежда заслуживает упоминания - Леонард старается всегда носить что-нибудь с изображением пламени - например красно-оранжевую футболку или "горящие" джинсы, чтобы не тратить слишком много Гламура на Контракты Огня. Для этой же цели у него по карманам рассованы две-три одноразовые зажигалки - с их помощью всегда удобно поджечь свою огненную форму и извлечь немного дополнительного пламени. И они дешевые.
Леонард снимает квартиру-студию, в которой спальня, кухня и гостиная представляют собой одну комнату. Ванная немного отгорожена, но только ради туалета и душевой кабины. Обставлена квартирка небогато, но основные вещи там есть - большой телевизор, маленький компьютер, супер-нинтендо у телевизора с коробкой картриджей.
Поскольку он жил в этой квартире уже довольно долго, входная дверь уже превращена в портал в Изгородь и может быть открыта простой просьбой. На случай, если Леонарду нужно всё-таки туда сунуться, то в шкафу в "прихожей" устроен небольшой тайник в котором лежит пистолет, Кольт М1911 и патроны к нему.

Симпатичный такой, приятный на вид, парень, лет двадцати семи. Глаза выразительные, волосы темно-каштановые, прямые совсем. Чувственные губы. Легкая небритость на лице присутствует. В общем, не красавчик глянцевый, но. Определено симпатичный, дамочкам нравится

Марк хищник, любитель произвести впечатление, любит выпендриться, значит. Эффектно сигаретку прикурить, на дорогую выпивку последние деньги спустить. Чтобы внимание женское к себе привлечь. Еще тусить любит, по клубешникам там, дискотекам всяким разным ошиваться. С девочками коротать время в сладкой постельке, тоже хорошо.
Все хорошо -если весело это. Харизматичный, с чувством юмора паренек, разгильдяй слегка. Транжира. Любит деньгами сорить.
Это раньше, это До.
Сейчас напуган слегка, задерган. Снятся ему кошмары, разная пакость в голову приходит. Не очень хорошая.
Чаще. Мысли гадкие совершенно допекают, о убийствах там, о крови, ярко-алой, горячей вскусной такой и классной жидкости. О том, как хорошо было бы свернуть гребанную шею, этой потной толстой сучке. Которую сначала отыметь нужно, а потом...!
Марк сживает ладони до боли, страясь прогнать дерьмовые мысли из головы. Черт! Это ни куда не годится.

...Холодный дождь безжалостно лупит по оконному стеклу.
Грустная серая квартирка, где бардак царит уже лет пятьсот, неприбранная и одинокая. Тени по углам шарахаются, штукатурка отваливается, в холодильнике плесневеет бутерброд с мясом. Старый одноглазый хомяк, подарок лучшего друга, сидит в аквариуме, среди катышков собственного дерьма. Пенсионер такой.
Мрак возвращается из клубешника вдрызг пьяный. Долго блюет над унитазом, потом засыпает в туалете со спущенными штанами, -сегодня ему снова будут сниться неприятные сны. От него разит мочой, дорогим одеколоном и свежей блевотиной. Спокойной ночи, Марк Шедоу.
Хомяк грызет новую рубашку Марка, выбравшись из своей загаженной клетки. Свернувшись клубочком, засыпает возле человека, его подслеповатый единственный глаз говорит, как будто - "А я про тебя что-то знаю, дружище"

Марк, стонет, скрипит зубами во сне. Хрипит. Помнит привкус изумрудной хвои на своих зубах, поджарое легкое тело, и влажный хруст, с которым ломаются кости. Древний колдовской лес вокруг него, покрытые туманом, опасные тропинки. Влекут. Что же там дальше? Властный окрик Хозяев и золотой ошейник, который носить приходилось. Сегодня он отправится на бал, свободы не дано. На шее Марка поводок.

Бред! Листья под ногами и серая волчья шкура. Этого не было. Это психоз был, или еще что-то. Марк глушит виски, приглядываясь к очередной девочке, которую ему так хочется...
Хочется...Чтобы кричала громко, чтобы скулила, молила о пощаде тварь, писклявым слезливым голосом. С-сука! А он жрать будет, пинать ногами, глотать боль...Чтобы...чтобы стало хорошо, чтобы кошмары отпустили. Встать на четвереньки и перегрызть горло, оставив окровавленное тело позади. Это будет правильно.
Марк вздрагивает и убегает, напивается и запирается дома, дожидаясь очередного визита своего дружка Гая. Пытается прогнать плохие мысли. Мучается бессоницей, щелкая пультом от телевизора - смотрит тупые передачи, силясь прогнать кровавые картинки. По телеку рекламируют тампоны и новые тачки...

Раньше, он был успешным малым. Папа гордился и мама, богатые такие родаки, сладкие. Кредитка всегда полняком была. А теперь...теперь они и не вспоминают о нем. Марк и сам-то, вспоминать о себе не хочет, вообще-то. Пьет. Грязный. Одинокий. Бродит под дождем, надирается в стельку. Денег пока хватает, барахло из квартиры всегда можно пристроить...В конце-концов. "Добрые дяди" подсунут хрустящие бумажки, дозу продадут если надо, Гай вот знает точки сбыта...
Пойло становится все более дешевом, воспоминания все более яркими. Воображаемый лес шумит в ушах, асфальтовая дорога оборачивается туманной тропинкой. Марк стоит на четвереньках, кто-то из вне, приказывает ему. "Убей"

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

- Фляжка
- Жвачка
- Пачка презервативов
- Канцелярский нож
- Кредитная карта
- Кошелек с деньгами

Так было (облик феи, Аркадия): ссылка (наш герой - слева, указывает вперед, девушка справа - его хозяйка, как она выглядит - он помнит)
Так стало (маска, сейчас): ссылка

Внешность Кэриала сложна тем, что по ней нельзя сказать, мужчина это или женщина, юноша или девушка. Конечно, Кэриал - парень, но его слишком легко принять за молоденькую девушку. Нежная кожа, беспомощная улыбка, слишком высокий голос, даже выражение лица - какое-то детское и бесконечно-печальное, - всё это легко может ввести в заблуждение кого угодно. Даже его самого. Нет, не так. Особенно его самого.

Маска показывает Кэриала высоким и мрачным, с тонкими, правильными чертами лица, безукоризненно белой кожей, по-девичьи длинными ресницами. Всегда задумчивый и печальный, он производит впечатление человека одинокого и всеми покинутого.

Облик феи резко снимает у него несколько вершков роста, добавляет коже золотисто-белое свечение, неяркое, как зимнее солнце, тщетно пытающееся пробиться сквозь пушистые облака; меняет цвет глаз - с черного на пронзительно-фиолетовый, неистовый, горящий. В истинном облике Кэриалу сопутствует запах дождя и промерзшей земли, чувство печали и бесконечных сожалений. Не всякому будет приятно находиться рядом, но эти ощущения и не давят - они просто есть. Как дождь и снег, как луна и ветер.

17 лет.

Сдержанный, но лишь когда это дается без труда. Слишком молод еще, чтобы скрывать чувства. Слишком фея, чтобы по-настоящему любить людей. Слишком человек, чтобы попробовать понять фей. Слишком жесток, чтобы прощать других. Слишком горд, чтобы просить помощи. Слишком потерянный, чтобы быть счастливым.

Конформист.

ссылка

Кэриала похитили в шесть лет. Он хорошо запомнил тот ненастный день, когда отец взял его с собой на праздник в ближайший город.* Вот уже третью неделю безостановочно моросил дождь, дороги по осени развезло, и ехать было противно и мерзко, на душе скребли кошки. Трактор, который отец собирался отдать в починку, то и дело останавливался, увязая в дорожных рытвинах, и отец с Джейсоном часто выходили, копались в машинных внутренностях и возвращались обратно, грязные, промокшие, пахнущие машинным маслом и приближающейся грозой.

Кэриал оставался один и боялся. Барабанящих по крыше капель, далеких вспышек молний и собственного одиночества. Иногда он даже начинал поскуливать от безысходности. И тогда, в одну из таких остановок, он увидел слева, за стеклами, чей-то смутный облик - высокий, прекрасный и ужасающий в своей чуждой холодности. Что-то внутри него отозвалось на присутствие феи. Была ли то радость или боль? Надежда или разочарование? Кэриал не помнит, зато помнит, как потянулся навстречу незнакомцу, когда тот открыл дверь в машину, хотя точно знал, что это не отец и не брат. В тот миг мальчик хотел, чтобы его забрали. Куда угодно - только подальше от этой промозглой октябрьской ночи, отцовской ругани и бесконечного одиночества.

...

Плен Кэриал если и помнит, то смутно. Кажется, он был чьей-то игрушкой - кого-то невероятно, умопомрачительно красивого и бездушного. Делал, что скажут, и радовался каждому полученному приказанию. Было ли это жестоким волшебством его хозяйки? Почему-то он уверен, что это была именно хозяйка... Или это лишь шутки его обкорнанной, измененной памяти? Возможно ли узнать правду и, если да, то как?

Кровать под балдахином с простынями из белого шелка. Кисти на шторах цвета спелого персика. Зеленый океан шумит за окном. Листва или волны? Или и то и другое? Приглушенная музыка и разговоры шепотом. Шаги. Позволение хозяйки. Алые розы в хрустальной вазе и кровь. Надежда и сомнение. Вера и предательство. И ужас, всепоглощающий ужас от того, что он совершил нечто недозволенное.

От таких кошмаров он иногда просыпается, и днем, при свете ламп или солнца, ему невдомек - что такого в его ночных снах? Почему они навевают на него такую тоску и такое отчаяние? Но по ночам, в темноте, он сжимается на постели, зажимая уши руками, и молит безразличное небо об окончании этой муки. Хоть как. Он готов вернуться. Он готов исполнить то, в чем поклялся страшной клятвой. Но так до сих пор и не исполнил... потому что сбежал. Испугался? Очнулся? Дом позвал его? Нет. Правда страшнее, и он не хочет знать ее. Он малодушно предал свою хозяйку, возжелав одним лишь глазком взглянуть - что там, за Изгородью... Банальное любопытство. Будь оно проклято. Навеки.

Теперь ему никогда не исполнить свою клятву. Никто не простит его поступка. Он никогда не восстановит свою честь. Он обречен скитаться, не зная сна и покоя, до тех пор, пока не решится проститься с жизнью и пройти через Изгородь снова.

Сколько раз он, в порыве отчаяния или надежды, шел к пресловутой преграде и пытался продраться сквозь нее обратно? Бродил, без цели и смысла? Но ни разу так и не решился. Он знает, как вернуться, но боится. Наказания. Отмщения. Возмездия. Мести. Боится увидеть лицо хозяйки и понять: вот та, кого он предал. Боится познать ее чувства. Ее беззащитное стремление к красоте и печали. Боится, что наказание будет много хуже смерти.

Но жизнь здесь, опозоренным и униженным самим собой, своим собственым малодушием, ничем не лучше. Разве что... он свободен. И одинок.

Жизнь - яркая, кипучая, страстная, бесконечно красивая, почти совершенная, - всего этого Кэриал желает всей душой. Но... имеет ли он на нее право? Может ли он наслаждаться дарами жизни, будучи всего лишь жалким предателем, до полусмерти боящимся себя, своего собственного прошлого, своих поступков? Какое будущее он заслужил? Он, предавший сначала отца, мать, сестер и брата, а потом и ту, что заботилась о нем и опекала его? Едва ли то, в котором он счастлив. В этом Кэриал абсолютно убежден.

Кэриалу близка идеология следующих Дворов (в порядке убывания):
Юг
Восток
Запад
Осень
Сумерки (Dusk)

Семья Вивингов
*Вивинги - фермеры, живут на бескрайних просторах Техаса, выращивая и продавая турнепс и кукурузу, чем и живут.



Убежище (Hollow)


Технические подробности

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

- Фонарик (найден на помойке, почему-то работает; выкинули, видимо, из-за общей обшарпанности)
- Старый матрас (найден на помойке)
- Одеяло (позаимствовано у родителей, но старое и местами драное)
- Постельное белье (украдено)
- Смена одежды (украдена)
- Дождевик (украден)
- Сломанный портсигар (найден на помойке; в нем Кэриал хранит мелкие вещи, наподобие иголок и ниток; при должном старании его можно использовать как зеркало)
- Иголки и нитки (позаимствованы)
- Нож без ручки (с помойки)
- Несколько ручек и пара пухлых блокнотов для записей (позаимствованы)
- Небольшой запас непортящейся еды типа сыр, печенье, пара бутылок воды по 2 л, колбаса (украдено, ага)
- и еще по мелочи (пардон, что-то не могу сейчас придумать, что еще надо, если можно - я бы с разрешения мастера дописала позже или подумаю еще пару дней)