Голосование пользователя

      — Я не чувствую лжи в его словах, Элейна. А что касается чумы... мы с тобой переживем эту напасть, но что до моих людей... скоро мы все узнаем. — ответил Гуго девушке, а затем вновь повернулся к истерзанному вампиру.

      Рожденная серебряным лунным светом тень Гуго де Арванша падала на дверь. Но тень иного рода нависла в этот миг над Эрваном. Она порождала не темноту, но черные грозовые тучи. И хоть в комнате воцарилась зловещая тишина, Киасид слышал где-то над головой раскаты грома. Небеса вот-вот должны были разверзнуться, чтобы явить в ночи сверкающие молнии, призванные поразить непреклонного Эрвана, вдребезги разбив его гордость, граничащую с безумием. Но минута неумолимо сменяла минуту, а небеса хранили молчание. И лишь тяжелая тень давила на разбитого бретонца. Казалось еще чуть-чуть, и от вампира останется лишь кровавый след на чистом только что заправленном Ричардом для Элейны постельном белье, еще хранившем запахи мяты и лаванды. Эрван покосился в сторону окна. Воздушная белоснежная занавеска, повинуясь порывам весеннего ветра, вздымалась вверх и вниз в дальнем углу комнаты, являя собой то единственное, что не оказалось подверженным нависшей гнетущей тишине. И тень Гуго де Арванша не имела власти над ней. Этот простой кусок ткани, словно призрак свободы, то ли манил киасиада, то ли издевался над ним, маня недостижимой, такой далекой и желанной целью. Эрван с тоской вспомнил о слезе. Холодный таинственный амулет хранил ледяное молчание. А ведь Эрван хоть и невольно, но оказался внутри дома. Значило ли это, что детей Мендю все таки нет в этой обители? Или они спрятаны так глубоко под землей, что артефакт не в силах прочувствовать родную кровь? А может... он уже давно мертвы? Грубый, сиплый голос, почему-то звучащий как-то... по-отечески, заставил Эрвана вздрогнуть, отвлекая от гнетущих мыслей.

      — Возьми мою руку и пойдем.

Сталкерам Джексон сказал лишь коротко, что расклад меняется из-за смерти Дирка (про судьбу Джинна тоже упомянул), впрочем, вероятно несильно, так как исполнителя на такую роль найти несложно: должников в Рэде всегда хватало. Просьба "всё равно не расслабляться в момент выдачи Занозы" повисла в воздухе, возможно из-за своей очевидности. И как это только Ловцу удалось примерно теми же словами примерно о том же добиться разительно более сильного результата? Кажется, он тоже как будто бы не тот же, что вчера...

— Зашёл к Крючку ещё. Он отопрёт двери при стрельбе, вон там его дом, рядом, так что если что пойдёт не так, валим туда, он даже с обороной пособить обещал. Очень уж Солёных не любит.

Договаривать пришлось уже на ходу, но так почему-то было легче, словно твёрдый шаг прибавлял уверенности и словам.

— А что до Железки, то моя теория не подтвердилась. Не во всём, по крайней мере. С Сопаткой у них договор, с Наем у них договор, впрочем, на карлика я всё равно надавить хочу, так что подыграйте мол, "да-да, так и есть", говорить я начну.

Вдове Гейдж кивнул приветственно, взгляд её попробовал поймать... и отпустить, одними глазами показать, что сейчас не надо, не тот момент, не тот настрой. Совсем-совсем не тот. Его неожиданно разозлило что-то неуловимое, что в нём, в отличии от неё, за ночь не изменилось, хотя в чём тут дело он разобраться не смог даже отведя взгляд в сторону и задумавшись. Вместо ответа пришло лишь решение с напарницей сейчас ни о чём не говорить.

В "Одним махом" царила весьма враждебная атмосфера, и хоть то, что за сталкерами в этот раз тоже была немалая сила, Джексона немного успокаивало, но что бандиты с пушками в случае чего успеют порешить всех переговорщиков прямо в зале, сомневаться не приходилось. Он сел с краю, прямо рядом с Наем, намереваясь в случае чего использовать мелкого пройдоху в качестве живого щита.

Подождав, пока стихнут скрипы стульев, Джексон положил руки на столешницу, поднял глаза на Радиатора и начал говорить:

— Давеча на Железке случилось то, что давно должно было случиться. Выживания ради сбежал оттуда механик, выживания же ради пролезший туда сталкер был пойман и бит.

Сталкер говорил будничным, даже нудным слегка тоном, как о чём-то уже давно оскомину набившем.

— Об этом и хотели бы поговорить. О выживании. Скажу просто: пока за выход со свалки с найденным берут больше, чем за вход, всякие рисковые парни так и будут лазать туда в чёрную, хоть четвертуйте вы Занозу этого, всё равно будут. И пока продолжается эта свистопляска с ловлей-травлей этих рисковых, с прессованием механосов, с двойными для них поборами на Рынке, ну, механосы не будь дураками и дальше будут с Железки валить. Гнутый просто первый или один из первых. Сколько их загнулось уже? Не считают поди. А теперь вот что нарисую. Свалка больше не становится, а перекопали её за столько лет уже вдоль и поперёк. Сколько ещё чернопалые смогут ходовую собирать? Уже не машина-мотор соотношение... а сколько? С двух на один скребут? Будут с трёх. А дальше что? При нынешних порядках сталкерам запчасти с некрополей тащить дело неприбыльное. Механосов с Железки не выпускают, у самих бошки не всегда хватает чё надо вывинтить, даже если найдётся, а что-то слишком тяжёлое или габаритное, выгоды мало в Рэд тащить. Опять же, через Рынок всё проводить надо, за это на конечный ремонт наценочка случается, механосам ведь там же всё выкупать надо. Что дальше? Запчасти всё дороже, машины ломаются всё чаще, сталкеров всё меньше, механосов тоже - безработица, голодуха. Выживут артели, как у Сопатки, как у Ная, да только...

Переведённый на карлика взгляд был слепым - сталкер вроде и кивнул головой вежливо в сторону упомянутого, да только смотрел при этом сквозь него.

— За счёт чего и кого выживут-то? Кажется мне что-то, что у них самих, у артелей их непосредственных, дела хорошо будут идти, может порой даже слишком. А вот вокруг сколько человек останется, вопрос открытый. Думается мне, что в общем зачёте прибыль просесть может, а мы слышали, вам своих кормить надо... сколько банд под вами? Пять вроде бы?

Джексон впервые за разговор использовал прямое обращение.

— Чтобы до такого не дошло, можем подумать вместе и договориться. Мысли есть.

Все произошло молниеносно. Вылазка в деревню обернулась кошмаром на манер шипастого и злобного дуба, зачарованного Эоганном, когда Эрван притронулся к его посоху. Только на этот раз происходящее не было видением.

Гуго де Авранш оказался могущественным вампиром, он видел скрытое, повелевал каким-то колдовством из земли и бил ногой с силой крепостного тарана. "Неплохо для колдуна", - подумал Мендю. Но он и не ожидал другого от дворянина, чьего гнева боялись, видимо, даже в Герре. Это, очевидно, был Старейшина с многими сотнями лет за плечами. И звали его, наверное, не Гуго и не де Авранш.

Размышления прервали удары. После первого пинка в голове ужасно заболело, после второго - послышался тонкий звон. После третьего окружающее пространство стало погружаться во тьму.

Мендю не нашел в себе мгновенных аргументов, чтобы умерить гнев чужака. Он не знал де Авранша, и не располагал информацией, которая могла бы остановить расправу. Но такой характер вампир видел в прошлом многократно: быстрый на казнь, доминирующий, не терпящий пререкательств. Воин и местечковый феодал. де Авранш не задавал вопросов, и, пожалуй, не ждал от пришельца ответов. Скажи ему что-то без спроса - и получишь еще раз по голове. Мендю могли защитить только Шестая Традиция и любопытство старейшины, способного увидеть за любой тенью на своем дворе происки конкурентов. Ведь старейшины вечно играли в свои бесконечные конфликты.

Разбитая голова Эрвана хранила молчание покамест, а сам он на всякий случай приготовился к смерти. Если он умрет сегодня - то умрет с достоинством.

Мендю попытался абстрагироваться от происходящего. "Что происходит с духами Киасидов после того, как их тела уничтожены? Они погружаются в бесконечный сон, глубже чем Торпор?"

      — Как мне научиться стрелять быстро? — спросила как-то Никки у человека, учившего ее стрелять.
      — А тебе это не надо, — ответил он, как всегда спокойный и улыбающийся уголками губ. — Ты научись плавно. Плавно и уверенно. Револьвер — он как мужчина, как норовистый конь. Ты его приласкай как бы, но не сюсюкай с ним. Сделай ему приятно – и он ради тебя вышибет кому-нибудь мозги. А когда научишься делать плавно — скорость сама придет. Тут ведь какое дело... Если ты промазал — то неважно, как быстро ты выстрелил, сэвви?

      Ни одно из этих слов, даже его неизменное сэвви, не всплыло в голове Никки, когда она стреляла по Барри. Но рука помнила все и так.
      Барри пальнул первым — бутылка на столике разлетелась вдребезги.



До красотки долетели осколки стекла и брызги алкоголя, но она даже не заметила их.
      Большой палец плавно взвел курок, рука чуть опустила ствол, не тратя времени на тщательную доводку, палец дернул спуск чуть резче, чем обычно. Отдача приятно дернула кисть вверх.
      Барри охнул, взмахнул руками и скрылся за диваном.
      Пуля перешибла ему что-то чертовски важное в груди, хотя сперва ему показалось, что все ничего и что он сможет продолжить схватку. Было не столько больно, сколько обидно — всю жизнь засаживал цыпочкам, а эта сука сама ему всадила в душу-мать. Он попробовал встать, изогнувшись и упершись ногой в диван, но ничего не вышло. Внезапно, воздух в груди кончился, а вместе с ним кончилось и время. Барри отчетливо понял, что если он сейчас выдохнет, то уже больше не вздохнет. В голове его осталась одна последняя мысль. Потом, как ни страшно было это делать, Барри выдохнул. А потом все кончилось.

      Когда бандит перестал корчиться и елозить ногами по полу и предметам мебели, в салуне повисла тишина. Ее нарушили приглушенные голоса двух мужчин.
      — Это кто был-то?
      — Да этот тот прыщ, что посетителей избивал в "Суит Хэвн". Ларри или Гарри... Кстати, надо будет зайти туда теперь.
      — А это что за цыпа вообще? Кто такая? Она местная?
      — Спроси у нее сам, хы-хы-хы. Но я бы не стал...

      Потом Бобби, пианист, с белым, как полотно лицом, сидевший на винтовом стуле, подтянув колено к животу и закрыв голову руками, встал и со словами "К черту!" тремя глотками выхлестал полбутылки джина, стоявшие рядом на столике. Похоже, вся эта история, начавшаяся с "одолжи табачку", а закончившаяся дырами от пуль, его порядком потрясла.
      Прикончив бутылку, он кашлянул, похлопал себя по щеке и развязно объявил, обращаясь к Никки:
      — Мэм! Я должен заявить! Вы были великолепны! Следующая песня посвящается Вам! — он поклонился и зачем-то безбожно приврал:
      — Я написал ее сам!
      А потом сел и заиграл снова.

      ♫ ссылка

Рею над фортом, вещая через важноговорители громогласно.

ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ГРАЖДАНЕ! КОШМАРНАЯ ТРЕВОГА! КОШМАРНАЯ ТРЕВОГА!

Оцениваю ситуацию с высоты. Плыву. Обволакиваю форт Пиллоу чугунным гудением.

К ВАМ ОБРАЩАЕТСЯ СПЕЦИАЛИСТ ПО ДЕЛАМ КОШМАРНОЙ ОБОРОНЫ И ПОГРАНИЧНЫХ СИТУАЦИЙ.

Ищу острым взглядом маршруты эвакуации. Черчу неистовым прожектором линии по земле.

НА ТЕРРИТОРИИ ФОРТА ПИЛЛОУ СУЩЕСТВУЕТ УГРОЗА КОШМАРА. ВАМ НЕОБХОДИМО:

- ОДЕТЬСЯ САМОМУ. ОДЕТЬ #МАЛЕНЬКИХ И ДЕТЕЙ!

- ВЫКЛЮЧИТЬ ГАЗ, МАГИЧЕСКИЕ И РЕЛИГИОЗНЫЕ ПРИБОРЫ, ПЕЧИ, КОТЛЫ!

- ЗАКРЫТЬ ПЛОТНО СТРАХИ!

- ВЗЯТЬ С СОБОЙ: #ШТУКИНГОВ, ВОДУ, ЕДУ, ДОКУМЕНТЫ, СРЕДСТВА ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ ЗАЩИТЫ.

- НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО! ПРОСЛЕДОВАТЬ! ПО МАРШРУТУ! УКАЗАННОМУ НЕИСТОВЫМ ЛУЧОМ СВЕТА!

Отыскиваю взглядом верных Варцеллиттона, Мято и Бульге: наверняка где-то в самой гуще боя становятся героями, уж я-то их знаю. Но - не время. Ещё не время. Пока ищу, повторяю контузяще-громогласно (но так, чтобы посудные штукинги лопаться ещё всё-таки не начали).

- ПОВТОРЯЮ! КОШМАРНАЯ ТРЕВОГА! К ВАМ ОБРАЩАЕТСЯ ИСКРЯЩИЙ СПЕЦИАЛИСТ ПО ДЕЛАМ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ГРАНИ! ВСЯКАЯ ГИБЕЛЬ ВСЛЕДСТВИЕ НЕОРГАНИЗОВАННОСТИ ПРИРАВНИВАЕТСЯ К ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИЗМЕНЕ! СЛЕДУЙТЕ ЗА ЛУЧОМ! ПОВТОРЯЮ! СЛЕДУЙТЕ ЗА ЛУЧОМ!

- Ни сигарет, ни зажигалки... - тихо проговорил бродяга, осматривая тело и то, что удалось найти при нем.

Сорвав с руки резиновую бирку пациента, мужчина отбросил её в сторону и извлек ключи от наручников, чтобы избавиться от стального"браслета".

План в голове возник почти мгновенно. "Прощайте мистер Коннор, здравствуйте офицер Белфаст". Поменяться одеждой с мертвеом, взять его жетон, имя и документы, изуродовать лицо, превратив в кровавую массу, а затем, взвалив его на больничную койку, устроить пожар. Криминалисты найдут сгоревшее тело Коннора, а пока судмедэксперты разберутся в том, кому принадлежат останки, Белфаст уже будет далеко. Что же до случайного свидетеля, то люди умираю. Часто и внезапно умирают. Одним трупом больше, одним меньше.

Но то был лишь один из планов, что рождались в больной голове бродяги. Ему так и не удалось переступить через незримую внутреннюю черту.
Сняв больничную обувь, мужчина переобулся в добротные и теплые туфли, снял ремень с разгрузкой и всеми найденными вещами. Снял кобуру, привычно проверил оружие и спрятал его. По карманам отправились и иные блага, почти все, кроме носового платка, документов и жетона. Эти вещи были оставлены на спине покойного.

Сунув самодельное оружие в рукав куртки, бродяга не стал терять время и направился на выход из палаты. Выглянул за дверь, оценивая обстановку. Наверняка где-то на стене будет схема эвакуации, ведь при отсутствии электричества, лифт скорее всего не работает, а значит нужна лестница.

Следовало подобрать и сломанный смартфон.
В тот самый момент, когда акт мародерства был завершен, и Брайан взялся за ручки двери, чтобы покинуть свою палату и выйти в коридор, в дверь тихонько постучали.
На несколько ударов сердца Сид замер. Посетителей сегодня и так было через край и встреча с очередным не входила в его планы.
В голове мелькнула мысль, что это любопытный мужик из палаты напротив со старомодными усиками.
Как бы то ни было, застопорив дверь ногой, бродяга чуть приоткрыл её, чтобы узнать кого принесла нелегкая.
Догадка оказалась верна, это и впрямь был усатый мужчина.
Бродяга скользнул взглядом по лицу визитера, а затем ушел за его спину, осматривая коридор.
Не увидев ничего интересного или подозрительного, Сид сжал дубинку и открыл дверь шире. Что-то скрывать не было смысла, усатый итак видел, что он утащил тело, да и следы на полу никуда не делись.
Не произнося ни слова, Брайан двинулся в коридор, не собираясь задерживаться для выяснения отношений. Дорога была каждая секунда.
Мужчина отошел из дверного проема, пропуская Брайана в коридор, но полом чуть преградил ему дорогу - не чтобы помешать, но привлечь достаточно внимания:

— Эй, помоги мне, я помогу тебе. Я знаю, как выбраться отсюда на машине, возьму с собой, если поможешь забрать мои вещи из хранилища... - предложил Сид медленно повернулся и поднял серые глаза на говорившего.
- И куда же ты собрался меня взять с СОБОЙ? - его уже столько раз с собой брали, что очередной добровольно-принудительной поездки ему совершенно не хотелось. Выбраться он мог сам, а ехать куда-то... Улица она везде одинаковая, разницы нет где замерзать. Если только добраться до Вергилия и предупредить его? Можно это сделать и по телефону. Но телефон скорее всего в хранилище, а хранилище...
- Хорошо... равнодушно согласился бездомный. - мне тоже нужно заглянуть в хранилище... ты знаешь где оно?
После первого вопроса Брайана, в глазах мужчины блеснул на секунду страх, но он сохранил спокойствие и не бросился наутёк (хотя имел все предпосылки) и был вознаграждён остатком фразы бездомного.

— Я знаю, где хранилище, но там медсёстры. Тебе понадобится одежда копа. Мне она будет мелковата, — мужчина постучал по пузу, — Но тебе в самый раз.
- Не понадобиться... Пациент привлечет меньше внимания, чем коп. Парням на посту скучно и они флиртуют с девочками, так что те их знают в лицо. Белфаст, скорее всего примелькался. В прочем... всегда есть вариант "по плохому"... И ты не ответил на вопрос...
Брайан даже не повернулся, пристально вглядываясь в глубины коридора, словно чего-то ждал, а может просто искал.

Подходя к двери, Эрван снял с плеча мешок и закинул туда молоток, а наружу достал связку ключей. Со стороны это выглядело, будто он собирается открывать замок - замок на запретной двери, через которую феи не могли пройти много лет. Этого, как полагал Мендю, должно быть достаточно, чтобы карга подошла к двери вплотную вместе с ним.

Увидев нерешительность и осторожность хаги, уже перед дверью Эрван обернулся на нее и протянул руку в приглашающем жесте.

- Что же ты медлишь? Возьми мою руку и пойдем! Или ты хочешь сначала попробовать моей крови?

Это был момент истины.

Сражение для Скумри завершилось так же быстро, как началось. Вот он оседлал загривок врага, вот под когтями чавкнули, лопаясь, глазные яблоки. Несколько секунд балансирования на ходящей ходуном холке обреченного волка, подобных танцу драккара, вскарабкавшегося на гребень штормовой волны. Кровь, бьющая потоком из вскрытых глазниц. Мягкий соскок в покрасневший, ноздреватый снег. Бьющаяся в конвульсиях туша у лап. Кончено.
Гордый собой, Скумри уселся возле своего трофея. Подобрал хвост, принялся умываться, загребая мохнатой лапой усатую щечку и ухо. Чтобы, с одной стороны, ни у кого не возникло сомнения в личности убийцы, а с другой - всякому было понятно, что для него, Скумри, такой подвиг, в сущности, обыденная вещь.

Но никто не обращал внимания на черного кота. Никто!
Не восхищался его силой, умением и отвагой, помноженным на изящество и красоту. Даже в прозе, не говоря уже о хвалебных висах.
Превозносили какого-то несчастного Скегги, который еле-еле заполевал копьем шавку, вдвое меньшую, чем он сам. Печенью кормили, звали воином. Такие воины приличному хускарлу на один мах мечом.
Скумри ревниво примерился к "воину", прикидывая, осилил бы он человека один на один. Пожалуй. Без боевого железа - наверняка. Не было в Скегги повадки убийцы. В его хёвдинге - да, но не в Скегги-дренге.
Воин!
А Скегги, с довольной ухмылкой на измазанной роже, погружал зубы в мягкий багровый ком печени, не ведая о нелестном кошачьем мнении на свой счет.
Кот бы и сам отведал горячей, кровавой печенки. Но когтем не вспорешь толстую шкуру на брюхе врага. Уважить же викинга честным трофеем никому и в голову не пришло.
Даже у хозяйки не нашлось времни на своего компаньона. На то, чтобы латать всяких неумех и вертеть хвостом - нашлось. На Скумри - нет.

Оскорбленный до самой глубины души пушистый воитель про себя послал всех к Хель, и скрылся среди сугробов.

Идея

В начале времен
не было в мире
ни песка, ни моря,
ни волн холодных.
Земли еще не было
и небосвода,
бездна зияла,
трава не росла.

В бескрайней пустоте, посреди Великого Ничто, некоторым образом зародилось несколько Сущностей, обладающих сознанием, определённым могуществом и некоторыми способностями к Творению всякого, как напрямую из ничто, так и из ничто уже переработанного в нечто, к управлению своими и чужими Творениями и вообще уничтожению их. Также всем Сущностям известно, что быть сильным и могущественным это хорошо, а слабым и жалким — плохо, а следовательно нужно стать самым сильным и могущественным, что и будет целью игры.

Нисходит тогда
мира владыка,
правящий всем
властелин могучий.

Окуми

- Доколе можно терпеть измывательство этих поземельников? Доколе страна наша покрыта будет как язвами гнездилищами грязных даэр? Рождённые в земле как мокрицы, они с рождения всей душой завидуют нам, бандерлогам, что подобно хелесикам снуют в кронах. Веками бесились бородатые в бессильной злобе, но теперь исхитрились они и придумали сети что опутали перепончатых. В трудное время приходят они с ложной помощью и речь их сладка как варинэловый сок и липка как жорэхэровый клей. Простой бандерлог верит в доброту тех кого пустили жить в нашу страну. И что же? Сколько не работай, какой урожай не собири, а всё приходится отдавать в уплату процентов. Мы из сил выбиваемся, а они жируют нашим потом и кровью. И ведь ни от кого помощи нету! Богатые и знатные продались за даэрское золото и в сговоре с бородатыми, вместе с ними пьют они кровь простых бандерлогов. Более того, самому Хилихалати влили гадкие бандерлоги отраву лжи в уши так что одурманенный не видит он страданий народа. Плохие советчики стали между Шестируким и Раматой так что ни стона не слышит Великий, ни слезинки не видит. До того задурили они ему голову что осмеливаются на всех перекрёстках вещать о власти над самой Раматой! О своём мироедском Окумийском Альянсе. Что бы значит была совсем уже ихняя власть.

- Что же делать, спросите вы. И я скажу что делать. Пора рассеять мерзкое колдовство. Пора сбросить узы наложенные даэрами. Хватит нам их логовищ в наших селениях! Хватит терпеть ростовщиков и менял! Хватит слушать старейшин что продались за подгорное золото! Слушай меня бандеолог! Бери лук и кусалку! Если нет, то бери нож и палку! Пришло время вспомнить как воевали наши предки! пришло время вновь отстоять страну! Кровью смоем нечисть с Высоты! Прогоним злых советчиков и освободим Хилихалати! Заберём у бородачей и предателей народное добро! Бей даэр, спасай Рамату!

***

С вершины пирамиды бил барабан и то был не мерный рокот молитв и жертвоприношений, а частые раскаты призывавшие всех кто слышит браться за оружие. Столь велик был тот барабан что двенадцать ши било в него одновременно и потому не было в Угаданьё живых кто не слышал его зова. К оружию! К оружию! Хторры прорвались на севере!

Карз бежал как и вся его сотня. Подбитые медью сандалии грохотали по брущатке, доспехи звенели в такт каждого шага. Долгие годы мирной службы за морем драос нганудит тратили начищая броню и ходя строем, а потом даже сейчас бежали нога в ногу. Длинную, сверкающую медью, гусеницу обгоняли ши. Ловкие, проворны, легко вооружённые они играючи оставляли за спиной союзников. Кзад с завистью смотрел как быстро удаляются мохнатые хвосты. Сам он едва выдерживал даже тот темп что сейчас. Что ж кто-то должен задержать врага. Кто должен встретить хторров первым. Жаль, только что почти что все воины из джамашей уплыли на север, так что теперь сражаться приходится молодым, старым и просто слабакам.

Может быть оставшиеся в угаданье ши и не были вонами, но зато точно не были трусами. Покуда даэры переводили дыхание Кзад смотрел на битву впереди. Спины и сутолка что ещё рассмотреть сзади в обычном бою, но сейчас над морем гокских и шийских голов башнями возвышались хторры, они размахивали каменными топорами на длинных рукоятях и там где это оружие опускалось летело кровавое крошево. Запрудившие улицу ши не могли совладать с таки противником и медленно оступали. сотня даэр выстроилась по центру широкой улицы оставив с обеих сторон проходы что бы союзники могли отойти.

Битва была всё ближе. Ши держались куда лучше чем ожидал Кзад и к тому времени когда пришлось поднимать щит дыхание у него уже выровнялось. Что ж, теперь очередь даэр.
- Покажем силу драос нганудит! Вперёд!

Ши это порыв, а даэры натиск. Даже в атаку закованные в медь воины не бросились, а двинулись не ломая строя и плотно сомкнув щиты. Кзад почувстввал как упёрся в что-то. Налег плечом, надавил в такт командам сотника. Вражеский строй поддался, медленно, тяжело, но пошёл чуточку назад. Слышны были крики и сопение. Но даэры не собирались играть в переталкивание. Битва не игра и не претягивание каната.

- Бей!

Больше всего даэры не любили воевать против стрелков и метателей, а вот сражения в рукопашную это их стихия. Тут им трудно найти равных. Добра половина воинов чуть отодвинула щиты и в образовавшиеся щели ударили тяжёлая медь. Брызнула кровь и закричали раненные токи, мёртвые и оглушённые тела упали под ноги сражающихся. Даэры сражались как работали – мерно, уверенно, без устали.

- Бей!

Огромные, длиннорукие хторы стояли во втром третьем ряду. Покуда драос нганудит вязли в стоящих впереди токах эти выжидали что бы потом взорваться вихрем страшных ударов.

Кзад отвёл чуточку щит и рубанул наискось. Вражеского удара он даже не заметил, просто вдруг вспухнуло перед глазами, а на голову будто скала опустилась. Зубы клацнули так что рот заполнился кровавым крошевом. Шлем выдержал, но промялся прорвав подкладку и раскроив лоб. Кровь текла по лицу. Кзад выстоял. Пришёл в себя, выплакал кровь и подловив момент ударил… В этот раз он успел увидеть удар и даже закрылся от него. Почти. В глазах не темнело, но голову пронзила острая боль. После этого сражение для Кзада превратилось в пытку. Он уже почти не бил сам, а лишь держал щит. Крепкая медь под ударами каменного топора сминалась всё сильнее. Рука дрожала от постоянного напряжения, мышцы пронзала тупая боль, но Кзад занл что будет если он опустит щит. Ещё пары ударов его голова не выдержит. Строй вело то вперёд то назад. Раненный даэр шёл вместе со всеми. Вперёд-назад, ему было всё равно. Сил давить или отбиваться у него не было, только стоять, идти по трупам, не споткнуться, держать щит обеими руками. Куда делся топор Кзад не помнил, но это и не важно. Главно не опускать щит, ни в коем случае не опускать. Он знал что случается с теми кто не выдерживал. Его соседи были такими. И те кто встал на их место тоже…

В конце-концов даэрское упорство победило. Хторры выдохлись, токи погибли под топорами. К вечеру стало ясно что ни прорваться дальше ни даже удержать захваченное корахотцы не смогут они отступили. Ши бросились в преследовать и много плоскоголовых и даже мохнатых погибло так у стен Угаданьё.

*** * ***

Шестнадцатый век стал для Вэй временем завоеваний. Конечно же многие другие народы назвали бы покорение Ба И воссоединением, возвращение в лоно родины, собиранием земель вэйский или ещё как. Но йонги в своей недалёкости не видели пользы в таком словоблудстве и называли вещи прямо и незамысловато – если мы против них, то это война, если мы их побили и заставили принять наши правила – завоевание. В начале казалось что варвары всё же отобьются поскольку половину сражения шли на равных, но затем в битве на Чёрной реке Чи-Доу устроили врагам такую бойню что большинство из мятежных йонгов просто не вернулось домой. Покуда в родных стойбищах подрастала молодёжь вэйцы смогли сломить сопротивление чёрных, а после этого додавить варваров не составляло особого труда. На 52 году шестнадцатого века войска Вэй вошли в Чи-Доу и поразились его убожеству. Предания упоминали великий город, а в реальности это оказалось ещё одно варварское стойбище лишь немногим больше остальных.

Покорив сушу четырёхрукие взялись осваивать море. Тем более что лодки уже два поколения как стали привычной, даже необходимой частью жизни на побережье. Добру треть всех йонгов кормила теперь не сельва, а солёная бездна. Лишённые излишнего ума, воображения и страха йонги не рвались за горизонт, но с другой стороны и не боялись отплывать от берега. И каково же было их удивление когда оказалось что там, далеко есть ещё земля причём полная чернокожих! Это открытие стало как нельзя кстати, ведь в конце века северо-запад был покорён, а значит молодым и честолюбивым йонгам нужен был ещё один источник славы и подвигов. И вскоре набеги на Леттэранд, Васети и юго-восточную оконечность Хеи вошли в обычай. Впрочем нашлись дела и у тех кто не любил лодок ведь рядом была страна пальцехвостых и набеги за головами и шкурками энэрегалей случались всё чаще.

***

В старые времена металл тёк из Кзардом Даэрит в другие страны, теперь же он дивигался в обе стороны. Конечно не каждый металл, а в основном тот из которого лили хары, ликли и диримы. Сперва они шли на чужбину в оплату за варинэл и бумодавов, шийские ткани и раматское масло, а затем возвращались домой в оплату за искусные изделия литейщиков и гончаров. После того как в жизнь даэр пришли руны одним из главных товаров стала кожа для пергамента. Натура подгорного народа требовала учёта и контроля, а значит просто таки огромного количества документов. Стасть к бюрократии породила новые торговые пути, а значит и новые потоки товаров и денег. А потом даэры научились сперва перевозить деньги по воздуху с помощью укарнов, а затем и добывать их из воздуха. Ссуды и проценты были известны и раньше, но расписки, вексели и счета ввели второстепенное прежде явление в основу хозяйствования. Выгоды были столь очевидны даже консервативным даэрам, что буквально за два десятка лет банки и их отделения были всюду не только в Кзардоме, но и у шийцев и у бандерлогов. Особенно в Рамате. Если консервативные и замшелые мохнохвостые не спешили брать в долг и вообще до сих пор торговали больше на обмен чем за деньги, то ловкие и смекалисты перепончастые слетелись к банкам как шестикрылки на цветок. Поток денег в Рамату и обратно усилился почти что в два раза. И чем дальше тем больше караванов с маслом шло в горы что бы сохранить баланс движения монет. Не могли даэры нарадоваться своей прибыли, своему уму и находчивости. Как оказалось зря.

***

Рамата процве… Трудные времена настали в Рамате. За столетия мира бандерлоги заселили всю територию страны, да так плотно, что куда ни глянь – всюду селения, посёлки, а то и вообще городки. Тиграны лишь кое-где на болотах уцелели, а так всюду на земле бумидорники, в кронах же подвесные тропки да канаты. Каждый плод подсчитан и завязан*, каждый клочок земли учтён и обработан. А если нет, так значит там постбище или ещё какое дело. Свободных земель не осталось. Совсем. В оборот пустили даже те угодья где работа едве-едва позволяла прокормиться. А что поделать? Рамата была основательн оперенаселена. Никогда прежде не было в ней столько богатств, да только никогда раньше не приходилось на них столько ртов. Только вот делилось всё это вовсе не поровну – кто жил припеваючи, а кто от голодовки к недоеданию. Неурожаи или природные бедствия ставили и так перенапряжённую экономику на грань краха. Тут даэры со своими банками оказались незаменимы. Только вот время шло, а ситуацяи не улучшалась и большинство должников не только не возвращали взятого, но и просили ещё. Множество бедных, да и не только бедных бандерлогов становилось безнадёжными должниками. Конечно, проблема была не в подгорном народе, а в общей ситуации, но как часто бывает гнев народа обратился на новое, непривычное и чужое.

К середине шестнадцатого века недовольство существующими порядками достигло предела и вылилось сперва в массовые погромы даэр, а затем и востания. К концу века Хилихалати контролировал лишь изначальную, восточную Рамату, западная же была охвачена где брожением, а где и прямыми восстаниями**.

* Письмо то узелковое.
** Вообще-то проблему аграрного перенаселения надо было бы сделать раньше, а проблему даэрами позже, но вышло как вышло.

***

С каждым веком всё больше и больше осваивали ши море. Пускай они не были прирождёнными мореплавателями как штэйвиты, но упорства им не занимать. Мохнохвостые поняли, что пока спор будет пирога на пирогу им не сравниться с другими народами, а потому взялись они улучшать свои суда. И теперь нету равных имперским кораблям размерами и высотой бортов, никто не сравниться с ними в умении плавать под парусами. Пускай хторры лучше чувствуют ветер, но даже они не могут плыть против него, а корабли ши способны и на такое. Раньше лодки с Окуми едва добирались до Джамапути, а оттуда до Тэрима, теперь же ши на Востоке Узкого моря чувствуют себя как дома. Более того они фактически вытеснили штэйвитов с рынка перевозок и теперь даэрские купцы плавают на север на кораблях ши. Если в сельтуских портах половина судов имперские, то в аксоских* семь из восьми.

Говорят боги карают за гордыню и самоуверенность. Ни то ни другое не характерно для ши, но видать успехи на море породили зависть вседержителей. Не было равного флоту что построили ши для штурма Мыса Ветров ни числом, ни размером кораблей, ни количеством воинов. Лучшие мастера вырезали украшения, лучшие мастера расшили алые паруса. Стяги Шикулькана реяли на мачтах, блестела медь, гремели барабаны. Всё Угаданьё высыпало на пристань провожать Великий флот. Как оказалось на смерть. В шхерах у побережья Корахота случилась великая битва в которой длинные боевые лодки хторров разгромили шийцев. Да так, что едва ли один из двадцати кораблей вернулся обратно. Опережая вести о поражении корахотцы атаковали Угаданьё и лишь благодаря даэрскому гарнизону удалось отстоять город.

* Имеются в виду маленькие порты на побережье Узкого моря, а не Талассы.

P.S. А события на Тэриме как всегда в отчёте о нём.

Когда бог перестал отвечать на молитвы избранных шаманов, когда души умерших перестали подчиняться естественному круговороту и всё больше появлялось мстительных духов не привязанных к материи. Многие возроптали и отчаивались. Но только истинно мудрые и верные сохраняли спокойствие духа. Это было испытание, проверка веры. Если продолжать крутить водоворот смерти, если молить Гротедарума о помощи - присутствие божества вновь проявится на Юне.

Многие верховные шаманы направлялись на путь поисков последнего следа бога, каждый из них выбрал особый способ.
Через несколько лет стали появляться слухи, они словно витали в воздухе появляясь то в одной *мануфактурии то в другой.
Разные приукрашенные версии стали ходить среди прихожан храмов, но в одном они сходились - Гротедарум не покинул Юну. Говорят он добывал совершенные материалы, в далёких и недоступных смертным планах или сидел на вершине багровых гор(скоро туда началось паломничество) окаменев и не заметив того в своих великих раздумьях. Иные говорили - там в заоблачных далях на берегу прародителя всех морей** бог строит себе новою лодку. Свой новый дом.

***

Долго страна цвергов жила в мире и теперь она словно разжиревший кроль едва могла двигать своими лапами. Те кто раньше тянули Цвергардум вперёд стали предавать заветы Предидущего. Торговые кампании не желали искать новые товары, они были больше озабочены пресыщением и уничтожением возможных новых конкурентов, которые бы могли потеснить их в будущем.

Не всё было хорошо и у династии даридов, по их авторитету больно ударила потеря связи с Гротедарумом. Только благодаря Страже Предков они удержали подобие прежней власти, теперь всё большую роль в принятии решений играл пресловутый Совет Важных Почти сведя царскую власть к номинальной и представительской.

***

Корахот.
Новые земли, врата в южные рынки и повод для кровопролития.
Дариды желали маленькой победоносной войны, вот почему личная гвардия династии была одной из первых введена в знаменитый город-перекрёсток. Совет Важных выслал войска едва послы хторов успели вернутся на родину. Поток торговых флотов и жаждущих быстрой наживы торговцы, наравне с армиями наводнили "крайний юг" как называли эту область цверги.

Получатели: Гротедарум.
***

"Птичье письмо" или чвардург, развился предположительно из рисунков по керамике, правила письменности сложилась во времена создания законов народов. Цверги уже с 16 века начали повсеместное протоколирование решений судов и ведение налоговых отчётов, о чём можно судить по найденным фрагментам глиняных табличек.



*Мануфактория - приближенные верховного шамана образующие лучших как считается мастеров.
**имеется ввиду звёздное небо

Волны облизывают каменистый берег ласково и неторопливо. Оглушительно пахнет солью, рыбой и вечерней грозой. Вольным ветром, опасностями, что скрываются в стылых глубинах. Горький запах крови и горечи, - горький аромат вечного моря царит над миром.
Тревожный запах этот въедается в алые корабли с резными носами, въедается в плоть, в кости, в душу. Медленно и необоримо. Для того кто живет в пасти Хааша, земля становится чужой и странной, море же рано или поздно подчиняет себе плывущего на корабле волка. Душа у него становится ветреной словно у Джамаша из Удаганьё. Для такого человека на земле уже не будет покоя, ступая на твердый камень, будет ощущать моряк покачивающуюся под собой почву. Будет он жить на земле словно в полудреме ощущая себя остро чужим. Будет выполнять положенные обряды и наслаждаться общением со своей семьей. Поползут гусеницами неторопливые дни на Окуми, но корабль с мрачной физиономией демона на носу, всё равно станет манить за собой.
…Тогда, морской человек станет вспоминать своих мертвых товарищей, станет вспоминать губительные шторма и кровь щедро проливаемую для Хааша, чтобы он пощадил плывущих по воде. Морской человек увидит на своих руках болезненные мозоли, вспомнит бесконечную усталость – когда приходится сидеть за веслами в мокрой тьме. День за днем. Ночь за ночью. Запах блевоты и плесневелая пища, один вид которой выворачивает нутро наизнанку
Морской человек припомнит разорванные паруса, припомнит пиратское нападение в одну из ночей Ц’Йоль. Припомнит истошные крики молодого энерегаля, которого добивали долго и мучительно а он всё никак не умирал; припомнит императорского солдата, захлебнувшегося своей кровью когда случайная стрела пробила ему глотку. Припомнит посиневшую ступню молодого Ойцхэйя и меч корабельного жреца, занесенный над зловонной конечностью. Припомнит раскаленную медь в своих руках, чтобы прижечь рану, и одуряющее отвратительный запах жареного человеческого мяса, смешанный с ароматом гнилой воды.
Морской ши припомнит свою клятву, - когда прокляв волны он отправился на Окуми. Когда возненавидев море и исстрадавшись по земле, спрыгнул на родную почву. Дав себе зарок никогда более не возвращаться в воды Хааши и не мочить свой хвост в соленых волнах.

…Дождь будет шуметь за стенами родовой хижины-мазанки, будет выбивать барабанную дробь и деревья будут тихонечко перешептываться между собой.
Рано или поздно, волк подчиненный морем не сможет противиться грозному зову Стихии. Пасть Хааша станет взывать к нему ночью и днем. Засыпая, будет слышать морской человек грозный рокот серых волн, будет чувствовать пену на своем лице, будет слышать мягкий скрип усталого корабля. Раз за разом будут сниться ему созвездия Шагашши ведущие ладьи небесной тропой. Когда море успокаивается, и в целом мире остается только бездна. Пылающие в небе огоньки. «Красный глаз», «Четыре варинэлы», «Большой паук». Божественные вехи для одиноких странников.
Тоскуя о море, такой ши не сумеет найти утешение в объятиях озера Ховодэру, - священный водоем покажется ему всего лишь мелкой лужей, и даже великие пирамиды предков не смогут облегчить тоски. Морской человек рано или поздно, простившись с семьей и оставив старшему из орашей свой деревянный амулет для молитвы, отправится в Айэньо. И еще дальше, в скалистое местечко Т’Кхцхъём, откуда уходят большие корабли на север. Ступит на борт, и первым делом отдаст почести вырезанному на носу демону. Щедро натрет оскаленную пасть Сарагалтана своей кровью здороваясь с деревянной ладьёй словно с родным приорашем.

Ветра наполнят паруса и понесут судно в сторону грозного Удаганьё. А затем отнесут еще дальше, в те заколдованные места где воды неизведанны и опасны, где чуждые вихри сражаются с моряками насмерть, и самый светлый день по воле Шагашши, в одно мгновение, превращается в жестокую бурю.
Нос корабля врезается в волны, дерево кричит человеческим голосом, а моряки привязывают себя веревками, чтобы не унесло в ночь. Демон охраняющий корабль радостно скалится со своего носа, и ши скалятся в месте с ним. Смеются и поют боевые песни. Горячат кровь чтобы прогнать страх:
- Шикулькаааан! – Разносится над волнами. – Шикулькааан! Сарагалтан! Ятцмукан!!!
И чем страшнее буря, тем более яростной становится песня. Ради таких мгновений стоит жить! Токи-гребцы бросают весла и падают на пол цепенея от ужаса; ши гребут сами стирая кожу в кровь. А там наверху, демоны сражаются друг с другом, убивают друг друга и разрывают на части. Сизые молнии вспарывают мир, накатывает гром и холодные волны окатывают всех кто находится на корабле. Ради этого живёт каждый волк порабощенный морем, такие бури украшают его жизнь.
...
А когда море успокоится и Хааши выдохнется, корабль достигнет берегов Северной земли. Белых колоний Императора, новых охотничьих угодий для Союза.
...
Столетия назад здесь содержали несколько временных гарнизонов и воины сменяя друг друга несли постоянное дежурство. Земля эта была чуждой, и волки не слишком доверяли новым просторам. Только Окуми был их родиной, только отчий материк владел сердцем. Прошли годы. Теперь здесь живут поселенцы, и появились дети, видевшие Окуми только в памяти глазами своего родителя. Дикие места облагораживаются, прокладываются шийские дороги, - армии теперь двигаются не поразбитой земле, но по императорским трактам. Все больше становится «рончу» - семейных деревень, ощерившихся частоколами и заборами. В диких местах не зевай! Рончу круглосуточно охраняют сами поселенцы. Места здесь все ж неспокойные. Война бродит рядом.
Местные ши в большинстве своем пошли от Огненных червей и называют себя Белыми Червями, под волчьим знаменем Императора, развиваются флаги Северного Дома. Большая часть поселенцев состоит из Огненных червей, вторую же половину составляют выходцы с острова Джамаш и различные мелкие рода, мечтающие о славе в новом мире. Там на Окуми – всё уже давным-давно разделено между семьями; охотничьи угодья поделены и внимательнейшим образом посчитаны. Здесь, на новой земле – даже малый дом может стать Великим. Империя войдет войну - тот, кто первым займет новые просторы, возвысится.
От первых годов поселения, шийцы на Тэриме живут морем – торговля, промыслы, само существование зависит от кораблей. Это на Окуми большинство волков относятся к соленым водам пренебрежительно отдавая всю свою любовь озеру Ховодэру. Море для них красивая сказка, но не более, - леса и рощи, горы, храмы и варинэлы занимают волков на Отчей земле много больше.
Клан Джамаш из Удуганьё называет себя по настоящему морским, но с детства окружены. Джамаши роскошью: веселое щегольство в их одеждах и повадках. Любимцы императора, пираты и верные друзья штейшинов-высоколюдов; жители двух миров вольготно проживающие на острове в лучших условиях! Нет, даже Джамашам не понять Тэримцев.

Для Белых Червей море не роскошь, и не залог веселого удальства, - море это залог выживания. Кормитель, даритель. Опасный противник и единственная защита. По волнам может придти друг, а может подкрасться враг. Места близкие к морю щерятся заградительными крепостями. Народ здесь обитает суровый, недоверчивый, словно в первые годы первых волков, ши, проживающие на Тэриме не ожидают от жизни каких-либо приятностей. Готовятся к войне ежедневно. Простейшая лодка – лучший друг, меч у пояса да лук на спине – лучшие защитники.
Одеты местные люди неброско и даже тускло – ибо ткут сами. Разноцветные ткани с Окуми пройдя пастью Хааши стоят слишком дорого, - редкой роскошью становятся драгоценные камни, медные украшения и яркие перья. К рабам токам здесь относятся более сурово, - бесполезный тлакотли это линий рот, слишком глупый ток лишняя обуза для семьи. От такого избавляются без всякой нежности. Это на Окуми своих тлакотли балуют и лелеют, Белые Семьи не могут позволить себе такой расточительности.

Выходца с Тэрима приехавшего для молитв на Окуми, узнать очень легко. Наряд у него неяркий и даже грубый, пирсинг и украшения из простых костей и деревяшек. Желая же показать свою значимость – тэримский шиец собирает свои волосы в высокий роскошный хвост, щедро используя накладные пряди и самодельные украшения. Волки на Окуми расплетают свои хвосты в мирной жизни, волки на Тэриме вкладывают в прическу всю душу. Не имея возможности украсить как следует тело, носят сами удивительные головные уборы.
Оружие почитается особо – это для каждого ши свято, и на Окуми и на Тэриме. Ты – это твой меч; твоя честь - умение убивать. Количество черепов у семейного алтаря – престиж семьи. На Окуми оружие более дорогое и замысловатое, - здесь во всю ходит медь, здесь народ развращен роскошью - искусство порой ценится больше чем функциональность. На Тэриме оружие простое и надежное. Семьи живут войной и охотой. Охота на Тэриме это настоящее сокровище! Каждый ши мечтает поучаствовать в такой. Родовая память обесцвечивает это древнее искусство. Накопленный столетиями опыт делает леса Окуми слишком известными, слишком предсказуемы стали повадки местной дичи. Даже тиграновые охоты, теперь лишь дань традициям, нежели настоящий риск. Другое дело Тэрим! Здесь нет родительских знаний, - предки никогда не ходили этими тропами. Здесь сражаешься с дичью как в древние времена, инстинктами, умением. Здесь кроется настоящая опасность ибо животные не изучены, а любая ошибка может стать роковой!

…Страшна шийская родовая память – дарит и отбирает одновременно. С каждым веком становясь все более крепкой, вбирая в себя все больше опыта – память эта отнимает у шийца самое главное – возможность удивляться. Блаженны токские дети с улыбкой сующие пальцы в огонь. Каждый ши узнает об огне задолго до своего рождения. Сейчас, в шестнадцатом веке, впервые, перед нацией встал странный вопрос – что такое родовая память? Благословление Шикхкурлакхана или жуткое проклятие Хааша? Радость народа или беспощадная пустота Шагашши выедающая нутро?

Идут года. Новая земля манит людей своей неизвестностью. Аристократы с Окуми готовы дорого платить за возможность удивляться на чужой земле. Охотиться и покорять чуждые леса, ведь для ши это Святое. Даже война вторична, ибо Охота зародилась первой! Для тех кто ведет происхождение от Великого Охотника, возможность убивать новую, непонятную для себя дичь является ценнейшей. В Айэньо и Шио-Кадаме ходит поговорка: «Ты не видел настоящей охоты, если не бывал на Северном материке! Чего стоит твой тусклый алтарь, если на нем нет черепов сарколаншей и прочих диковинных тварей?»

Получатели: Шагашши.

Война вспыхнула и затихла, как сухая труха в костре. Жестокие встречные сражения сменились стоянием на границах. Больше в домах и на площадях не говорили о войне и смерти. Впервые за долгое время Атаквирию поразили мирные новости. И какие!

Много раз в Этельпе начинали строить великое книгохранилище, способное вместить всю мудрость, накопленную атаквири. Много раз начинали, и столько же раз бросали. Лучшее - враг хорошего, и в то время как другие города просто организовывали библиотеки, жительницы Этельпы хотели сооружения величественного и ошеломляющего взгляд, достойного столицы страны. Но постоянные войны, а затем и фактический переезд столицы поближе к фронту, в Тарию, вместе со ставкой Верховной Матери, каждый раз прерывали строительство, недостроенные здания распределялись под жилища, учреждения и склады, и когда приходил мир, все приходилось начинать сначала.
Все изменилось в шестнадцатом веке. Верховная Мать Ясела переместила свою ставку обратно в Этельпу и лично курировала создание новой библиотеки.
И что это была за библиотека! Вместо того, чтобы подыскивать подходящие деревья, знахарки приложили все свои знания о магии земли и вырастили идеальный хрус. Центральный ствол и боковые побеги этого дерева вместе образовывали идеальный круг, хотя рассмотреть его сверху и убедиться в этом могла разве что сама Великая Мать. Три яруса ветвей соединяли центральный ствол с боковыми, и четыре лестницы из живых веток, размещенные по сторонам света, соединяли их друг с другом и с землей. Стены и перегородки великой библиотеки были сделаны, как принято у эльфиек, из эйровой плетенки на бамбуковом каркасе, а крыша уложена в три слоя для пущей водонепроницаемости. Помещения для книг располагались в центре, а по окружности здания проходили кольцевые читальные галереи с большими окнами. И велела Верховная Мать сделать копию с каждой книги, достойной копирования, чтобы сохранить ее в Этельпской библиотеке. Но первыми рукописями в ней стали оригиналы - записи знахарок, растивших основу библиотеки, о том, чему они научились за этим делом. И не будет неправдой сказать, что за это относительно недолгое время научились они большему, чем за века до того. Теперь можно направить рост любого дерева так, как нужно, срастить две ветви вместе или заставить одну разделиться надвое; заставить ветви расти там, где они не растут, и не расти там, где растут; изогнуть или выпрямить их как угодно. Это ли не свидетельство силы, даруемой Великой Матерью?

Вот что происходило на севере, в колыбели эльфийской цивилизации. На юге же творилось иное, и не менее важное.
В каждом городе атаквири есть священное дерево, у которого справляют ритуалы поклонения Великой Матери. В каждом - кроме Лаисы. В городе не было ни могучего хруса, ни даже ньярглотика, чтобы посвятить его Матери. Откуда им взяться посреди эйрана? Эльфийки обходились особо крупным кустом эйры, но это все-таки совсем не то.
Поэтому стоит представить удивление и радость жительниц Лаисы, когда прошел слух, что на юго-востоке, у самого моря, среди эйры растет хрусовое дерево! Как его семя попало так далеко от родного леса? Как выросло на непривычной почве? Как не обломали его прожорливые сетусы? Известно как - по воле Богини! Это знак, и ничто иное. Если это не поистине благословенное дерево, то что тогда?
Десятками и сотнями тянулись эльфийки из Лаисы сначала посмотреть на это дерево, затем провести несколько жертвоприношений и ритуальных танцев около него. А затем просто снялись с места, разобрали свои дома, погрузили на сетусов и перевезли на юг. Не все сразу, конечно. Первыми переехали жрицы с семьями. За ними их родственницы. Затем провинциальная канцелярия со всеми работницами. А затем поток переселенок стало не остановить, и соседка спрашивала соседку, не о том, поедут ли, но о том, когда. Так случился Великий переезд Лаисы.

Получатели:

Окуми

Нихиники потянулся к бутлю. Он был уже настолько пьян что плохо ощущал каков тот на вес. Потряс присулшиваясь к плеску. Ага, есть ещё. Странно, ему казалось что всё уже выпил, а оказывается.
- Это надо исправить!
Никого рядом не было, но старому варипалати захотелось сказать это в голос. Он довольно засмеялся. Налил в старую деревянную чашу паламнэрового вина. Оно было далеко не лучшим, чуток кислило, что заставляло вначале недовольно морщиться, но сейчас всё уже было хорошо. Нихиники пил большими глотками, делая перерывы между ними и рассматривая как отблески лун играют на тёмной поверхности жидкости. Из головы у него всё никак не шли бухайцы. Вот ведь нелепость. Ведь с какой стороны не глянь – зверьё зверьём. И живут на земле и спят в кустах и жрут ведь сырые бумидорыи ума немноги больше чем у бумидава. Хелесом клянусь, такие же они твари как бумидавы или варинэлы. Даже на вкус ничего особого. Только орут много. Звери когда ранены часто кричат. Только мелкие визжат жалобно, а большие ревут. Так и бухайцы. Крику столько же. Только от зверей и близко так не штынит.

Нихиники поморщился от неприятных воспоминаний. Даже на средних ветвях паламнэры и то ощущалось так что хотелось отбросить кусалки и схватится за голову. Многие не выдерживали. Но не он конечно. Он старый варипалати и его просто так не проймёшь. Только теперь слушая песни о войнах с ши он не понимает как предки могли такое выдержать. А ещё он пристрастился к вину.

Нихинки протянулся к бутлю. Тот был лёгок и пуст. Бандерлог пьяно расхохотался и швырнул посудину из промазанной клеем коры вниз. Так конечно нельзя, вдруг в кого-то попадёт, но ему было всё равно. Скоро снова в поход. Снова придётся усмирять даиких сородичей вверху и убивать бухайцев внизу. Впрочем метать кусалки во взрослых особей он оставит молодняку, а сам с такими же ветеранами займётся куда более сложным делом – охотой на молодняк. Оно и опасно и хлопотно, но зато выгодно – ручные бухайцы в цене.

***

- …что пользы от бесчисленности нашего войска когда оно тут, на Окуми, а враг на Тэриме? Трусливые корахотцы боятся встретиться с нами на твёрдой земле и предпочитают сражаться на море. Они бьют наших воинов стрелами ещё на лодках. Те же кто добирается до далекой земли на севере оказывается в чужой стране полной врагов. Вот в чём причина наших поражений. Доблесть не изменила ши, но с Корахотом нельзя воевать по старому. Нам нужен флот! Нам нужны не просто храбрецы, а те кто может покинуть свой дом на много лет. Разве может масеуаль* бросить жилище своё и варинэл на года? Мысли о хозяйстве и детях для наших воинов опаснее страха сметри, ведь мы ши презираем боль и опасность!

Говорящий от войны был красноречив. Слова лились из его горла подобно прянному к’чхе. Хотелось слушать и слушать. Говорящий от мира поморщился. Да, его извечный оппонент прав. Но за словами он видел последствия. И траты. Разве мало делается по всей стране? Разве мало сил тратится каждый год на строительство дорог? А сколько потречено было на стены в Угаданьё? А ведь сейчас к этому хотят добавить не меньшее. Единственные настоящие моряки в Союзе это джамаши, да вот незадача – на их острове растёт лишь эйра. За деревом для своих лодок плавают они на Окуми, а значит для флота надо будет доставить множество молодых паламнэр. Но это всё мелочи по сравнению с главным нововведением – превращением войны из повинности в дело жизни. Тем кто будет жить пролитием крови мало отменить налоги, им надо будет платить. Ведь кроме джамашей для всех остальных эта война слишком далека для ополчения.

* Масеуаль (мнж. масеуалли) – простолюдин.

*** * ***

За первые же два века поклонения новому божеству Вэй изменилась более чем за одиннадцать веков до того. Не зря всё же Геф занимался. Впрочем множество изменений было связано с тем что собственно йонги составляли теперь лишь меньшинство населения.

Токи, эти мелкие плоскоголовые уродцы, расплодились без меры. Теперь у каждого уважающего себя йонга было не менее 2-3 этих слабаков, а у многих так и по десятку, а то и двум. Токи считались дефективными младшими братьями. Или точнее сёстрами, потому что не мужское это дело яйца нести. Так что любой взрослый йонг, пускай даже без пары, считался семейным. А в семье как известно младшие повинются старшим. Уж с этим то проблем с токами не было у любого йонга старше пяти лет. Бывали конечно исключения, но таких дефектных родичи быстро сами со свету сживали, и вообще, током ударенный – одно из грубейших оскорблений указывающее на крайнюю слабость и тупость названного.

Общество йонгов строго иерархично. Каждый йонг владыка своих токов. В свою очередь он подчиняется старшему (сильнейшему) в своей семье. Семьи одного клана выстраиваются в строгую иерархию. Ну, а кланы уже грызутся между собой за положение в племени. Вожди же племён борются за то что бы опередить соперников. Если на нижних уровнях иерархия очень строга и любое сомнение в ней безжалостно подавляется или же проявляется в открытой схватке за власть и смене лидера, то на уровне кланов, а тем более племён всё не так однозначно. Чем выше тем большую роль играют хитрость, дипломатия и благоволение великого Йика. В этом собственно и кроется секрет власти и влияния аватары Гефа. Йик стоит над всеми, Йик – недоступная вершина, Йик – судья в спорах. Никто не претендует на его место, ведь это просто невозможно, но за право оказаться среди приближённых идёт лютая борьба и соперничество. Одни вожди спешат выполнить приказы что бы угодить ему, другие что бы не потерять расположение.

Изобретение атлатля и бумоводство шли у йонгов рука об руку. Точнее надо сказать так – покуда йонги с увлечение опробовали новое средство охоты их токи упорно выращивали медвежат и пасли взрослых уже зверей. Охота с атлатлем была проще, безопаснее и эффективнее. Стада диких бумодавов редели с ужасающей быстротой, а вместе с тем стремительно росла роль скотоводства. К концу века именно мяс и жир домашних животных стали основной пищей йонгов, а стада бумодавов основным богатством. Но пасти бумодавов можно и на одном месте. Крупные кочевья стали стремительно распадаться сперва на делянки отдельных кланов, а затем и семей. Отношения индивида с большой группой равных заменялись иерархическими с соседями.

Установление новой структуры вэйского общества сожралдо столько времени и сил, что на внешнюю экспансию его уже не осталось. Несмотря на несколько походов соседние племена дикарей смогли отстоять свою независимость. Впрочем ясно было что дни их сочтены – новая Вэй окрепла, йонги, токи и стада бумодавов размножилась и теперь многие вожди смотрели на соседей уже не по приказы Йика, а просто как на свободные угодья.

Если экспансия вширь у Вэй застопорилась, то вполне успешной было развитие ввысь. Многочисленным и неприхотливым токам для жизни всё же нужно бы чуть больше чем вода и бумидоры. Но на земле вся добыча крупнее мокрицы принадлежала йонгам. И тогда плоскоголовые полезли на деревья. Там правда были уже свои обитатели. Что ж, тем хуже для них. Во множестве мест разгорелись схватки между токами и бандерлогами. Как правило плоскоголовые проигрывали, но их попытки повторялись одна за одной. Появились леса без бандерлогов. Их становилось всё больше и больше и умный ясно что полный контроль Вэй над всей сэльвой лишь вопрос времени. Ведь токи не живут на деревьях, они лишь поднимаются на них собирать плоды и охотиться на варинэл и гуринэр. Паламнэры не стали отдельным миром, а лишь дополнительным ресурсом. Покорные токи даже носят йонгам сладкие плоды и отдают часть добычи так что те частенько сами организовывают набеги своих «младших» на бандерлогов в спорных всё ещё лесах.

***

Тринадцатый век стал для Раматы очередной веком мира и процветания. Ну не считать же войной усмирение звероподобных бухайцев и приобщение сородичей к благам цивилизации? Итак Рамата процветала – наливались соком сладкие паламнэры, сгибались бумидоры под жирными плодами, паслись бумидавы.

Появился новый вид скота – бухайцы. Да, послабее бумидава и привередливее, но право же тягловая тварь которая понимает приказы, способная тянуть, толкать, грузить, копать и делать множество другой тяжёлой и грязной работы весьма полезна в крупном хозяйстве. Да и тянуть телегу как оказалось способны только они. Во влажной сэльве любая дорога под колёсами превращалась в море грязи, а потому без возможности вытащить застрявшую арбу из болота пользы с неё никакой. Впрочем и так многие предпочитали не возится с дороги и ненадёжным изобретением, а по старинке возить грузы на спинах старых добрых бумодавов.

С запада приходят странные слухи – будто бы йонги Вэй приручили бумодавов, без сомнения под влиянием благостного влияния раматской цивилизации, а также что среди них развелось множество токов, таких же как у ши. И что эти жёлтые изгоняют бандерлогов с паламнэр. В это конечно не верится, но слухи слишком уж навязчивы. Говорят что некоторые даже беженцев оттуда видели.

Впрочем есть новости что достигли уже границ государства. Рохо продвинулись вдоль захваченного энэрегалями куска сэльвы вплоть до пределов Раматы. Уже случаются стычки между ними и раматскими штэйвитами.

***

По всей стране ши шло великое строительство. Мохнохвостые и их тлакотли трудились без устали срубая деревья, выламывая камни, засыпая щебёнкой грязь. Сил и средство было потрачено не меньше, а пожалуй даже больше чем в древности на великие пирамиды хотя то что строили сейчас было куда как ниже. Ниже, но зато длиннее. Дороги стали покрывать страну ши. Великй тракт протянулся от Тысячи Слёз до Айэньо, а оттуда к побережью. Но то было лишь начало. Вдвое, втрое, вчетверо больше надо было сделать что бы осуществить великий замысле императора. То был труд не одного поколения и не одного века.

Неудачная северная война привела к важным реформам в армии ши.
Во-первых, у Союза впервые появились постоянные войска. Пускай их было меньше чем ополченцев, но зато они были лучше вооружены и подготовлены, а главное готовы воевать где угодно.
Во-вторых, на смену прежней лёгкой пехоте и граду дротиков пришла стена копий. Вместо подвижных толп сражались новые отряды ощетинившимися острым обсидианом рядами*. Блестит новое войско медью щитов и доспехов. Двигается в ритм барабанов. Нету ведь ничего проще для ши чем идти в ногу, нету ничего естественнее чем двигаться как все. Странно даже что лишь сейчас стал этот народ воевать так.
В-третьих, стало ясно что без настоящего флота не одолеть врага.

* Наконечники копий хотя и укреплены медью, но по старинке обсаживаются бритвенно острыми обсидиановыми вкладышами.

***

Много веков назад вышли даэры на поверхность, но до сих пор не перестали они осваиваться в этом странном мире. В тринадцатом веке этот процесс продолжался.

Даэры создали Гальдиу и вскоре стала она такой силой среди соседей что лишь немногим уступало её влияние самому Кзардому. Правда надо признать не особо любили Гальдиу ши и бандерлоги потому что с её появлением меньше стали привозить даэры товары, а продавать дороже. Не раз и не два возникали конфликты между купцами и случалось что запрещала Гальдиа продавать медь в той или иной местности, случалось и соседям объявлять о конфискации даэрских товаров и вводить запрет на сделки с подгорными купцами. Так в переговорах и столкновениях росла торговля между народами.

Н не только товары из Кзардома расходились по миру. Впервые за века отправились за пределы своей страны и воины. В знак дружбы и союза с ши отправились мастера Лаэдин Доргарид что бы помочь строить стены Угаданьё, а драос нганудит что бы защитить их. И хотя не довелось им сразится с врагом, но ши оценили помощь союзника, а сами даэры впервые целым отрядом оказались за морем.

На осколках Элисиона

Пиратство широко распостранилось среди судемоагов распавшегося Элисиона стало настоящей традицией. За каких-то два поколения уже и не верилось что когда-то оно было другим. Большинство синекожих хотя бы раз в жизни плавали ловить удачу, многие до полудесятка раз и в каждом посёлке знали того кто пиратсвовал каждый или почти каждый год. Давным-давно не плавали в море торговцы – только ловцы и пираты. Одни охотились на тварей морских, а другие на людей. Именно селения были основным объектом нападения. Там брали добычу, славу и пленников.

Пиратсво достигло таких масштабов что всякая торговля вне союзов племён полностью прекратилась и единственным источником не местных товаров были набеги. Особый размах приобрели набеги на Корасон и Южный Осколок за необходимым для лодок деревом. А ведь надо учитывать, что жителям Авененмы приходилось проплывать мимо Северного и Южного зубцов. Пройти это расстояние без остановок было крайне сложно, а потому селения горели по пути туда и назад. Судемоаги с или Невезения нашли другой путь – их лодки повернули на юго-восток в сторону Селемы. Синекожие равно грабили что забраков что гитов.

Кроме пиратства крепко вошло в жизнь судемоагов рабовладение. Началось все с тысяч гальегов которых как добычу разделили между победителями после захвата Каштела. Затем были угнанные с Лекатана во время осады Брагансы. Во времена же пиратства каждый регион имел свой излюбленый источник живого товара. Трифорсцы промышляли главным образом на Луго. Корасонцы и осколки опустошали восточное побережье Лекатана. Судемогаи Фаримеев ходили на Суэньос. На Северном зубце каждая семья имела по паре-тройке рабов токи, а уж сюда «за желтокожими» плавали с Невезения и с Авенанмы. Рабы с Тэрима хотя и попадались, но были редкостью. Много брали в плен и самих судемоагов, но таких пленников меняли либо же они за пару лет убегали. Для тех кто может спать на плаву и прожить декаду на морской воде слишком легко освободиться. Калечить или же держать взаперти судемоага нету смысла – зачем он нужен если его в море не выпускать? Токи лучше для тяжёлой работы, гальеги для тонкой, фарфали для постели. К концу века рабы составляли уже заметную часть населения прежде чисто судемоажских островов.

Надо сказать, что не только синекожие бежали. Другое дело что представители других народов искали спасения вовсе не там. Судемоаги бросались в море, остальные же убегали вглубь суши. Больше всего гальеги которые жаждали свободы, но бывало что жестокое обращение доводило до такого даже токи и фарфалей. Последние правда вскоре вновь возвращались к судемоажьим селениям, где искали себе добрых хозяев. К концу века беглые и их потомки жили уже на всех элисионских островах.

В аливсовых лесах Осколка гальеги ловили сетями пращами радужных птичек и охотились на лонгосов. Они лепили своими ловкими пальчиками изящные кувшины и наполняли их аливсовым соком и вино получалось лучше Суэньоского.

На Южном зубце токи промышляли варинэл и лонгосов, собирали эйру и бумидоры. То же и токи с Авенанмы и Невезения. На последнем это были уже не просто отдельные более или менее многочисленные селения, а настоящий небольшой, но крепкий союз племён организованный беглецом гитов. Даже поклонялись они не столько Тумму, а больше некоей Мировой Справедливости.

На западе Фаримей вдали от моря в эйране тут и там разбросаны мелкие деревни гальегов в которых они живут так же как некогда на Суэньосе, только без письменности, культуры, законов, а также сборщиков налогов, цивитасов и трудовых повинностей.

Пуща Корасона вновь услышала голоса людей. На этот раз то были уже не мохнатыехторры, а ловкие гальеги. Они не смели подходить блеже чем на пол дня пути к морю, но и судемогаи знали что те кто уходит слишком далеко в лес – не возвращается. Правда надо сказать. что основу гальежского населения составляли старые колонисты бежавшие вглубь острова, но именно бывшие рабы и их потомки позволили заполнить равнины и холмы великого острова.

Гаргутовые леса центрального Трифорса наполнились фарфалями. Среди угнанных с Луго попадались не только низкорождённые, но и уважаемые капого и даже цивитасы. Жизнь в рабстве не для них. Они беждали в лес. Большинство умирало с голоду или возвращалось на берег отдаваясь в руки судемоагов, но были и те кто научился охотится на каукорн. Нигде на островах до того не ели фарфали столько мяса. Они росли куда крепче и сильнее обычного. Привычные к охоте и крови были они свирепыми и кровожадными. Они любили убивать и умели это делать. Трифорские фарфали стали набегать на побережье грабя, теша души свои жестокостями и угоняя в глубь острова соотечественников и гальегов. Там смелые становились охотниками, а трусы и слабаки так и оставались рабами лишь сменив хозяев.

Корхакорноводство

Кор-Хакские плоскогорья были местом, исключительно благоприятным для развития корхакорноводства. Тем не менее, ленивые и бестолковые штиры за прошедшие восемь веков ни на полшишечки не приблизились к освоению этой технологии. Без помощи Фия и за будущие восемь веков ничего бы не изменилось. Чтобы как можно быстрее создать ресурсную и экономическую базу для быстрого социально-культурного развития Шатиры, юному богу пришлось изрядно попотеть. Что ж, он не собирался прятать от козлоногов своих заслуг. Каждый день Гиперсикер вещал: грядет чудо. Это будет великолепно и потрясающе. Это изменит вашу жизнь. О, штиры, славьте прекрасного Фия!

Первыми корхакорн приручили штиры с севера. То ли сказалось соседство с эллинами, которые уже держали домашних каукорн, то ли на бескрайних равнинах, вдали от городов, наблюдая за пасущимися стадами, проще уловить и освоить идею, что вложена богом в твой разум. Не совсем понятно, как именно они это делали, но то тут, то там появлялись штиры, кочующие по пустыне не в поисках хорошей охоты, а со своим собственным маленьким стадом. Корхакорны никогда не разбредались далеко, шли подле хозяина, а рядом всегда семенили маленькие телятки. Животные сами ложились на убой когда приходило время, а также давали вкусненькое молочко. Шкуры их лоснились, а навоз почти не вонял. Чудо! Настоящее чудо!
Весть о диковинке быстро разлетелась по городам. В Кол-Дур, Кур-Ток, Трах-Тор, Мар-Дын приезжали счастливые обладатели прирученных животных, показывая их публике. Гигантскую процессию возглавлял златорог. Из зевак строился огромный коридор. Штиры улюлюкали, а корхакорны мычали, как будто пытаясь перекричать столпившийся народ. Так технология и двигалась по Шатире, щедро оставляя за собой массы почти что совсем не воняющего навоза.

Козлорогий люд, насмотревшись как оно все это, выходит, делается, потек в пустыню, чтоб и себе найти дойную корову. Даже города на какое-то время как будто опустели. Арканили штиры корхакорн, старались не убить и не упустить. Кормили их, поили, вошек выбирали. Все равно строптивы были животные. Поначалу. Потом попривыкли. Дерьмо их лучше пахнуть не стало, и молока они не давали, но вырываться вроде перестали. Спали рядом со штирами, телят иногда рожали.
Некоторые козлороги умудрялись даже на животных по Кор-Хаку ездить. На спине у ней распластается, руками в шерсть уцепится, копыта в воздухе, врастопырку. Куда корхакорна, туда и штир. А что, удобно. Ни ноги напрягать не надо, ни голову, чтобы решать куда идти. На все воля Фия, и весь мир лежит перед ним.




Кастовый бульон

Активно менялась, формировалась Шатира, догоняя другие государства Юны. В этом изменчивом хаосе самозарождались разные социальные группы. Некоторые из них впоследствии сливались друг с другом, какие-то быстро исчезали, а какие-то со временем укреплялись.

Торгаши
Животноводство стало для них манной небесной, привнеся возможностей для прибыли больше даже, чем растущие города. Они не бегали и не укрощали диких корхакорн, но выкупали самых смирных и мясистых. Любого штира рано или поздно тянет в город, а в городе для корхакорны нет места. Так торгаши рассредоточились по периметру стойбищ, ловя штиров, которые вели за собой выращенное животное. Они меняли корхакорн на хижину, заготовку дров и даже на трехразовое питание в течение недели. Девать животное было больше некуда, вот козлороги и соглашались на сделку. Хотя торгашей не любили и были уверены, что те всегда обманывают. Иногда владелец не продавал корхакорну, а забивал ее на подходе к городу. Тогда у него можно было купить свежего мяса, которое иначе бы быстро пропало.

В таких условиях, когда штирам приходилось полностью продавать все свое состояние (корхакорну), необходимы были миниатюрные, легко транспортабельные средства обмена. Для этого использовались, например, корхаконьи рога. Их было много, поэтому ценность была очень низкая. Цыкские головы тоже ходили как валюта, но не широко, так как понты дороже денег: мало кто хотел расставаться со своими трофеями. Однако, цыков на юге по-прежнему бегало немало и жадные козлоногие удальцы совались туда в надежде не только сыскать понтов, но и разбогатеть. Самым ценным обменным ресурсом стал янтарь. В совсем маленьких объемах находили его в горных речушках, стекающих с Диакопов. Но каждый камушек был желанным: его ценность видели все штиры. Иметь такой тоже было понтом, но немного иного рода.

Торговцы в Шатире, к сожалению, не могли безопасно накапливать добро. Очень уж много было мародеров, для кого менялы были главной целью. Поэтому всю добытую маржу очень быстро проедали. От того, сколько сожрал штир, прямо зависит его рост и ширина плеч. В итоге предприимчивых торгашей отличали довольно внушительные габариты. Конечно же, они не жалели еды и для беременной самки, и для ребенка. Поколение детей менял, выросшее в девятом веке, возвышалось над своими братьями и сестрами на целую голову. Повзрослев, они слабо помнили отца и никогда его больше не видели, но наследие его богатства в них было видно всем вокруг.

Кооперативы
Эх, корхакорноводство! Что может быть лучше для штира? Глядишь, чтоб красавица твоя далеко не ушла, да сам сидишь, чего-нибудь пожевываешь. Красота.
Некоторые козлоноги даже на какой-то срок оседали на одном месте. Собирались компанией, штиров с десять-двадцать у которых есть прирученная корхакорна, строили несколько небольших хижин-мазанок, к примеру, у речушки, стекающей с гор, или у озерца. Для скота делали общий загон. Милой идиллии у штиров все же не выходило. Члены кооператива и бузили друг на друга, и ссорились, и дрались, и до крови дрались. Но несмотря на эти мелочи, такой вид поселений себя оправдывал. И животных пасти удобно, и от банд защищаться. А еще можно оставить свою корхакорну товарищам, пока сам тусишь в городе. И самое главное, найти ее потом на том же месте.
А еще такие кооперативы нравились самкам. Когда родишь ребенка одному из штиров, тебя тут же с удовольствием начнет трахать один из его товарищей. А то и двое. А там глядишь и еще одного ребеночка заделаешь. В итоге одни и те же самки оставались в такой компании надолго. Но что наиболее поразительно: некоторые юные штиры, выросшие в таких поселениях, даже знали своих отцов.

Государственное стадо
Когда пыл по поводу изобретения корхакорноводства подостыл, но не до конца, Фий устами Гиперсикера объявил о масштабном национальном проекте: корхакорньем стаде, принадлежащем всей Шатире. И говорилось, что чем больше корхакорн в стаде, тем круче. Тем более велик народ, что живет в такой клевой Шатире.
Мммм... по правде сказать, много не собралось. Ну как, около тридцати голов у каждого города - это много или мало? С точки зрения прокорма населения очень немного. Но ведь это представляете, штиру надо было вдохновиться идеей, пойти приручить кое-как корхакорну, а потом расстаться с нею ради всеобщего блага. С такой перспективы это много.
Зато впоследствии эти стада увеличивались многократно. Гиперсикер посылал вооруженных парней бороться с бандами пустыни и конфисковывать их добро. Иногда можно было отобрать животных и у слишком наглых спекулянтов. А торгаши поумнее сами жертвовали часть своего скота в общак, чтобы получить протекцию.

Но самый интересный вопрос в том, кто за этим стадом следил. Еще когда только стали зарождаться города, были всегда штиры, особенно радушно принимающие златорога, желающие отличиться перед ним, показать услужливость. Постаментик поближе подвинет, пыль сотрет, над шуткой посмеется громче всех. Гиперсикеру такие парни нравились, конечно. Он брал их с собой на приемы, где им тоже иногда чего-то перепадало. Хотя до девятого века никаких бонусов от своего подобострастия они не получали. До девятого века. Теперь они заботились о стаде. Не сказать, что задача самая простая, но главное, у них было покровительство златорога. А значит охрана и безопасность. И халявное мясо. Более того, таких заботящихся было много. Они из-за этого конечно грызлись между собой, но зато работы на одного приходилось не ахти сколько. Через какое-то время они вообще перестали ухаживать за корхакорнами сами, 'нанимая' работать других штиров и оплачивая работу, естественно, мясом из этого общего стада.

Военщина
После войны с цыками Гиперсикер уделил много внимания вышедшим оттуда штирским героям. Много особого внимания. Брал их с собой на выступления. Они стояли рядом с ним, на возвышении, и тоже толкали речи (короткие, по сравнению с тем, сколько говорил златорог). А самым-самым, что вызвало наибольший успех, были звания, которыми их наградил национальный лидер.
Убер-Генералиссимус Кордак, приветствуем! Славный Полковник-Майор Орест, ура, товарищи! Старший Фельдшер-Адъютант Пемений. Слова, которым научил Гиперсикера Фий, отлично легли на ухо штирам. Вот это действительно круто. Вот это понты!

Кроме того, военщину щедро кормили из общего стада. Если какой-нибудь из служащих не мог найти свежего мяса для Убер-Маршала, не удержаться ему больше при кормушке.
В то же время новонагражденные были ответственны с одной стороны за охрану корхакорньего общака, а с другой за экспроприацию с бандитов и спекулянтов. Эту работу, правда, по большей части выполняли не сами ветераны, а их многочисленные шестерки. Бывшие воины же много жрали, рожали детей и показывали на своем примере как круто в Шатире быть генералиссимусами. А штиры помоложе готовились к новой войне, о которой объявил златорог.


Война за новый город

На этот раз Гиперсикер собирал штиров не просто завоевывать новые угодья, но отбивать место, чтобы построить на нем новое городище. Козлоноги просто писали кипятком при мысли об этом. Более того, земли непосредственно вокруг города и вдоль великой реки он обещал поделить и раздать новоиспеченным убер-адмиралам. Большие куски земли в собственное пользование. Причем, какой земли! Парковый ландшафт, ммммм. Гиперсикер множество раз повторял это слово перед жующей толпой. Он смаковал его, звуки сладко лились с его красивых губ. Парковый ландшафт. Не важно, что это означает. Вице-Кавалермейстер, владеющий землями в парковом ландшафте - это такие понты, которые могут стать целью всей жизни.
Да, козлоноги активно делили шкуру не убитого тнага. А тнаг не был слабаком. За всю историю народа штиры никогда еще не ходили на штурмы. А сейчас их ждал настоящий город, укрепленный стенами, из-за которых несомненно будет лететь множество гитских стрел. Что ж, захочешь чего-то очень сильно - найдешь способ, каким бы трусом и ленивцем ты не был, нужен только хороший мотив.

P.S. Можно отметить, что к гитам у штиров отношение было спокойное. Не, они конечно ко всем относились прямо скажем не лучшим образом, даже друг к другу. Но недосуществами, как например цыков, этих врагов они не считали. Главным двигателем этой войны была жадность.

P.P.S. Картиночка того, кем бы среднестатистический штир мог быть, если бы не был ленивым трусливым дрыщом.



Получатели: Фий.

Тэрим

Ньянья смотрел на север, туда где за лесами находился Элсвейр. Конечно он не мог его увидеть, ведь до города добрых два дня пути, но мысленно он был там. Ладонь сельта то разжималась, то вновь крепко обхватывала древко копья. Он злился. Он волновался. Он думал. Уши его и усы подергивались от обуревавших душу эмоций. Ньянья знал что делать с врагом который приходит воевать потрясая оружием и грозя убийствами. Он не боялся. Но как бороться с тем что произошло за последние два года воин не знал.

***

Появление социальной стратификации у штиров датируется рубежом первого и второго тысячелетия* Второй эпохи, хотя некоторые историки относят его к девятому или даже восьмому векам. Надо отметить что столь ранняя датировка не выдерживает проверки источниками, в то время как более осторожная подтверждается археологически.

Первые могилы с инвентарём известны по находкам в предгорьях Зубастых гор. Ранее они интерпретировались как результат усложнения и обогащения материальной культуры штиров, как признак технологического развития. Однако последние находки в Дентамонтэс богатых погребений окружённых одновременными безинвентарными заставляют по новому взглянуть на события тех давних времён. Всё больше историки склоняются к мысли о том, что подобных захоронения являются следствием прежде всего социального развития и усложнения самой структуры штирского общества в котором постепенно происходит выделение военно-племенной знати из среды простых общинников.

Именно рубежом тысячелетий ведущие филологи датируют древнейшие образцы эпоса штиров, так называемые Цикские песни. Эти необычайно архаические произведения позволяют нам заглянуть в мир той далёкой эпохи. Конечно надо понимать, что само повествование о борьбе с мифическим народом злых демонов нельзя воспринимать буквально, но как и прочие подобные произведения Цикские песни наполнены реалиями тех далёких времён. Судя по ним воинский этос вращался вокруг понятий славы и чести. Именно славой и честью определялось положение штира в обществе. Агональный дух героев древности заставлял их соперничать на этом поприще. Цикские песни пестрят такими речевыми оборотами как «великая слава ценнее жирного мяса», «метание славы перед соратниками», «брать на честь», «прославляться». Честь, слава – главный, а зачастую и единственный мотив всех поступков этих древних героев, «нарезателей чести» как называет их эпос. Давно доказано, что само появления понятия героя, человека возвышающегося над общей массой есть чёткий признак социальной стратификации…

* Тысячелетие на Юне, это десять веков, то есть 800 лет, а не тысяча.

*******

Не утихает война вокруг Талласы, не кончается распря на Бескериаре. Двое на двое воюют на юге, двое против одного на севере. Натиск встретил стокость в одной войне, сила сломила силу в другой.

***

На поросших лесом холмах Бескериара, на полянах и палах схлестнулась эллинская пехота и югорская каукорница. Великую славу добыли себе амайтири аспидес сокрушая врага покуда не встретили фиатоль и не нашли себе смерть под стрелами. Но в последней битве победа досталась детям Алея. Сам царь Танос вёл их в битву и все воины горели желанием отомстить за павших и отличиться на глазах у правителя. Сокрушили они юдьяр и разметали каукорницу по холмам как ветер листья пумилы.

Глубоко вторглись эллины в Югорзорсаг, омыли они своё оружие в свежих водах Каулерпоса и в солёных волнах Восточного моря. Неисчислимые же дварфы окружили Идек-Филькюр и заморив голодом захватили и сожгли на радость древнему своему богу.

***

Невиданная война велась вокруг Талассы поскольку и забраки и гиты нападали там где у врага было меньше всего сил и защищались там где противник был наиболее силён.

В силах тяжких пришёл Лайнелл Стилл под Нис-Дипрагмат. Были с ними копейщикми, маги и кор-хакские наёмники. Дивились гиты числу врагов. Но не только в грудь було направлено забракское копьё. Было у него много острий и било оно и в бока и в спину. Высадились на Селеме воины из столицы. Осадила Пилтипалас армия из Элсвейра. Страх великий объял западных гитов. И не было им помощи от Аксоса потому что ладьи рогатых стерегли море. Тогда слабые плакали, а сильные уповали на мировую справедливость. И в жестоком бою устоял Пилтипалас, но после кровавого штурма пал Нис-Дипрагмат. И хотя сам Лайнелл Стилл велел сохранить город, но не было управы на воинов жаждёщих мести, потому что тяжёлой ценой досталась победа и первому из Стилов пришлось самому сражаться как некогда последнему из Пирров. Ни одного гита не осталось в живых в Нис-Дипрагмате, всё что могло гореть поглотило жадное пламя.

Если на западе пала твердыня гитов, то на востоке – великая святыня забраков. Пал Ларпирон. И захватив его гиты вознамерились совершить святотатство. Вошли они в великих храм и увидели что не горит там священный огонь. Но мало им было этого. Решили они разрушить святыню. И ломали её днём и ночью и тогда вдруг прогремел гром невиданной силы и вспыхнуло всё вокруг храма страшным пламенем и не осталось там ничего целого и никого живого и лишь огонь бил столбом посреди руин. Тогда поняли гиты что место это проклятое и ушли и поставили на пол дня пути вокруг столбы с оберегами.

***

В восьмом веке Эллика вела две войны. Одна на западе, а другую на востоке. Но если воевать югру ушёл и сам царь и увёл с собой кровавых щитов и прочих лучших воинов, то для покорения земель между Ирасией и Минасом осталось многочисленное, но не лучшее войско. Слушая рассказы о подвигах на востоке вожди на западе тоже горели желинием прославиться и повели дело энэргично. Сперва удача сопутствовала детям Эллея и они прогнали забраков из анклава между захваченными ранее землями. Но как оказалось так они лишь дёрнули мегалокатля за хвост. Беженцы разнесли по племенам не страх перед эллинами, а ненависть. Как пламя распространялся по Кор-Хаку кличь войны с безрогими. И орды краснокожих атаковали врага с севера, из Ирасии, и с юга, из Минаса. И за шестьдесят лет кровавых боёв выгнали элллинов прочь в горы. Да так крепко, что пришлось уже детям Эллея защищать свои коренные земли. Тяжёлой была война с кзабраками, много в ней было крови, но мало славы и совсем не было ни добычи ни земель.

***

Восьмой век стал для Забрии порой потерь и приобретений. Сладость победы над гитами перебивалась горечью потери Ларпирона. Захвачены были земли на Селеме, но пришлось отдать кзабракам кусок плодородной степи. С болью смотрели жившие там роды на родные земли в последний раз, но грозен был великий Лайнелл Стилл и не посмели его ослушаться. Целые племена переселялись в чуждый аливсар. Забраки разрешали гитам остаться на старых землях если те признают их власть и не будут более охотится и не откажутся от копья и лука что бы жить корзиной и удочкой*. Гиты однако предпочли уйти к сородичам и захваченые рогатыми леса стояли пустыми до прихода поселенцев с востока.

Но не только копьём и огнём добывали себе забраки новые угодья. Умели они делать это также договорами и миром. Добились разрешения от сельтов воссоздать Элсвейр. Но в новом городе звучала забракская речь и большинство жителей в окреге было рогатыми прибрежниками, а не мохнатыми лесниками. И когда Лайнелл Стилл прибыв в город объявил его частью Забрии то было лишь подтверждение словом настоящего положения дел.

Файрбрингеры не теряли времени. Большинство из них сменило заплечные кожаные мешки, на лодки полные всякого товара. Из Элсвейра и от берегов покорённой Селемы оплыли они. И на северо-западе достигли они острова Невезения чьё побережье полно синекожими, а на юго-западе берегов Унапхэра и Яулу что кишат пальцехвостыми. Удивлялись чужаки краснокожим и рогатым людям, а те цветастошерстым и хвостатым коротышкам.

* То есть морской ловлей и собирательством.

***

Штиры пошли завоёвывать угодья и, о чудо, им это удалось! Война была долгой, весёлой и куда более опасной и тяжёлой чем они рассчитывали. Но она давала угодья. кроме того она давала… как бы это сказать… понты. Вот! Точно! Война давала понты. Когда у тебя в шкуре две дырки от цыкских сулиц и три сущённые головы на поясе у тебя есть понты. Это как уд по колено, только ещё круче. Можно смотреть на всех у кого шкура целая как на говно.
- Ей, ты, молокосос, когда ты на площади подрачивал у меня цыкские сулицы над головой свистели.
Так что дырка в шкуре это круто. Только больно. Ну это такое, ради понтов можно и потерпеть, но тут главное меру знать, а то цыки ведь и убить могут. Так что больше всего понтов не у самых бесбашенных, а у тех у кого некоторая храбрость сочетается с чутьём и хитрость. В конце концов шрамы себе и ножом сделать можно, а вот цыкские головы сами на пояс не прыгают.

Надо сказать, что угодья в Зубастых горах были хорошие. Даже очень. И так они понравились штирам что много было охочих туда перебраться. Ну не совсем конечно, а так что б охотиться там, а пару раз в год в Трах-Тор, благо до него недалеко совсем. Вот штиры туда и ломанулись. Да только там уже занято было. Ну теми которые с понтами, шрамами и привычкой решать дело сулицами. Сперва они новичков гнали. Их меньше конечно было, но один такой полудесятка обычных штиров стоил. В общем скоро получилось что штиры в Зубастых горах делятся на понтовых и безпонтовых. И хотя вторых куда как больше, но верховодят во всём первые. И за каждым понтовым бегает целая свора простых. И скоро количество таких прихлебателей стало не меньшим понтом чем дырки в шкуре или цыкские головы. А понтов как известно много не бывает…

***

Временем тяжёлых битв стал для цвергов восьмой век. Тяжёлых битв и большой победы. Пал город четырёхруких. Расширились владения гномов. Теперь граница Цвергардуму море на востоке, горы на западе да земли союзников эллинов на севере. Неужели конец войне? Вроде как не в кого уже пускать стрелы, не от кого закрываться щитом. С воинственными и горячими элинами мир и торговля. На юге вроде как соседи появились, но и размером с тощего цверга будут и нравом куда мягче свирепых северян. Живи себе, рыбу лови, дома и лодки строй. Или нет?

***

Восьмой век стал для Корахота эпохой превращения из союза разбросанных по побережью редких посёлков в настоящее полнокровное государство. Приморье заселили энэрегали вперемешку с токами, леса освоили ши. Уже не сотни их и не тысячи, а десятки тысяч. Заполнили воды и горы и теперь потомки поселенцев сами посматривают в сторону новых угодий. Если раньше корахотцы селились на Мысе Ветров и к северу от него, то теперь, когда Цвергардум поставила предел дальнейшей экспансии, начинается движение к югу. Впрочем перед этим поворотом Корахот делает настоящий прыжок в море и его колонисты достигают Намилиса. Хотя там уже были многочисленные цверги, но места всё ещё оставалось вдоволь, а многодетностью и быстротой роста энэрегали и токи многократно превосходили карликов. Так и вышло что в основном цвергский в середине века остров к его концу числился уже за новой страной.

Надо сказать, что намилиские цверги, почти поголовно изгнанники или беженцы из Цвергардума были не против. Тем более что посетив сам город Корахот карлики нашли в его правителях, хторрах, воистину родственные души. Непохожи они были ни видом ни нравом, но и те и другие жили долго и не жалели времени и сил на совершенствование в ремёслах и искусствах. И делились они умениями и учились друг у друга.

***

Дикари сельты попадают под культурное влияние более развитых соседей. Если на севере доминирует забракская колония Элсвейр, то на востоке кошколюди многое перенимают у гитов. Впрочем Аксос влияет не только опосредовано, но и прямо рассылая проповедников из Номиниктес. Благодаря их стараниям сельты не только узнали Рогара, но в приграничных племенах стали ему поклонятся.

***

Страшная опасность нависшая над последними владениями западных гитов на Селеме заставила старейшин Пилтипиласа признать верховенство Аксоса в надежде на помощь. Впрочем расстояние и лодки забраков делали что эту зависимость что помощь весьма призрачными.

Кроме войн были у аксосцев и другие способы общения с чужаками. Во многих селениях появились воспитанники из врагов – забраков или же горных циков. А ещё завязалась торговля. Она и раньше было, но не сравнить с теперешней. Из Вомоса ходят караваны через пущу к морскому побережью торговать с мохнатыми энэрегалями. Торговцы из Корифи встречаются в лесах с мохнатохвостыми ши что бы сменять у них удивительные изделия таинственных хторров и цвергов. Народ же из Фройро поднаторел в мене с дикими сельтами. Хотя почему дикие. Некоторые уже даже кое-что о Мировой Справедливости понимают.

Алькальд Каштела неторопливо потягивал каольо. Здесь, на Корасоне нормального альворадского каольо было достать тяжело, но благодаря своим связям среди торговцев, в его доме никогда не переводился наилучший. Стук в дверь прервал его размышления, и в комнату вбежал взмыленный слуга
- Господ-дин, з-з-здесь, эс-с-с, эс-с
Прежде чем он успел произнести слово, дверь распахнулась вторично,
- Эсколлидо Луис Гарсия. Встать!
Резкая команда, сопровождаемая недвусмысленным жестом заставила алькальда подскочить.
- Сеньор, какая честь для меня, я не ожидал...
- Нет времени, я слышал, у вас здесь живут хторры, те самые хторры, которые.
- Но они, они, два дня назад уплыли...
Эсколлидо переменился в лице. Все слухи, которые до него доходили, оказались правдой. Горькой правдой. Отрывистый кивок альгвасилам и перепуганного алькальда, нет, уже бывшего алькальда, тащат на улицу. Что же, теперь Луису не войти в историю, но по крайней мере он может испортить жизнь тем, кто подвел его и его страну.
А через год появилась Песнь о великом исходе.


Налей-ка, трактирщик, мне полную чашу,
На дно я ее опущу всю печаль.
Тебе расскажу о скитаниях наших,
Великом походе в манящую даль.

Сулили богатство могучие хторры,
Что слава с достатком придут нам под кров.
И с Элисионом презрев договоры,
На борт тайно взяли мы Тумма сынов.

В безлунную полночь отчалив с Каштела,
Курс взяли на место где был Токахот.
Наш шкипер, Да Борха, он знал свое дело,
И вскоре мы в скрытый причалили грот.

Там токи толпились, народ безобидный,
Зачем они хторрам сдались - не пойму.
Конца их и края нам было не видно,
И кто-то остался гнить на берегу.

Стремительно ветер наш парус наполнил,
Клянусь Сондельмаром - то был первый раз,
Когда расступились пред нами все штормы,
Тот путь, что день длится мы брали за час.

И вот уже мыс вдалеке показался,
"Конечная точка", - сказал старый хторр.
Тепло с ними наш капитан попрощался,
И отплыл ткать дальше судьбы полотно.

Налей-ка, трактирщик еще одну чашу,
Каольо дурной не дает всплыть тоске.
Поведаю я о том, что было дальше.
В Каштел, как ты знаешь, вернулись не все.

Отчалили только - разгневалось море,
Как будто нас вдруг прокляла Глаблали,
Когда прояснилось - мы поняли вскоре,
Что очень далёко теперь от земли

Лучами своими палила нас Яра,
И парус безвольно тряпкой поник,
Судов из двух дюжин осталась лишь пара,
Отчаянья с уст вырывается крик.

Фернан, обезумев, поднял кверху руку,
Как шуго блеснул черный камень ножа.
- "Да Борха обрек нас бесчестьем на муку,
Взъярилась на нас темных вод госпожа!"

Да Борха заслуженно был капитаном,
Шаг влево, уклон, в воду кровь полилась.
И лишь капля красная в море упала,
Как землю увидели все мы тотчас...

К Каштелу обратно мы плыли полгода,
Людей повстречав, что о четверо рук.
И мы кровожадней не знали народа -
Эллины зовутся и гость им не друг.

Но только на землю вступив Корасона,
Да Борха тотчас же попал под конвой.
Измену свершил он, нарушил законы
Казнен был, но он не преступник - герой.

Вот кончилась так вся история наша,
Продали мы жизни за кучку монет,
Налей-ка, трактирщик, последнюю чашу,
Ее пью за тех я, кого больше нет.

По возвращению в Альвораду из Коморры, эсколлидо немедленно распорядился о вводе войск в Коморру для защиты местных жителей от войны.


Получатели:

Что же происходило на юге, в землях ньяронгов?
Ничего необычного - вечная война.
Но и тут не обходилось без некоторых подвижек - среди сонмов врагов искал одноглазый народ и его Вождь друзей. Но не абы каких, а подходящих. Должны были друзья быть воинами по духу, как сами ньяронги, но на земли их не покушаться или покушаться умеренно. Что ж, доносили некоторые из Хопшей, что живут в зарослях рядом с ними такие люди. Были они хоть черные и двуглазые, но в бою почти не уступали одноглазым бойцам.
Поручил Р'нукх собрать охотников поспокойнее и вождей помудрее, чтобы пошли вошли она в заросли с дарами и танцем мира, а вышли - с хорошими новостями. И, как обычно, поручение его было исполнено.

А еще некоторым жрецам было странное знамение от Хелшша. Шипел он зло и плевался, гневаясь на то, что воины получают раны, от которых умирают не сразу.
Ньяронги знали, что делать в таких случаях - волочь умирающего на алтарь и там приносить его в жертву. Но сказал бог, что куда милей ему тот десяток жизней врагов, которые воин заберет, если выживет, чем одна - если его прирежут у ритуальных ям. И приказал он, чтобы не умирали больше от гниющих царапин. И показал, как этому поспособствовать.
Удивлялись вначале ньяронги, раны странными настоями промывая и края их оторванными мурашовыми головами стягивая, при этом молитвы напевая. Но - делали, потому что божественная воля. А потом оказалось - помогает. И каждый охотник вскоре умел себя лечить. И теперь еще меньше боялись одноглазые вражеских копий - ибо не могли они убить воина одной лишь мелкой царапиной, как порой раньше бывало. Теперь копья могли дарить лишь желанную честную смерть.


Получатели: Сетсубо.

Хея

Кртук так смеялся удачной шутке что чуть язык себе не прикусли, а слюна из-за поломанных зубов летела во все сторны, в том числе и на рассказчика. Кикурм, огромный первый, весь покрытый шрамами полученными в боях с хэйше делал вид что не замечает этого. Подобного хамства, пускай и нечаяянного он не стерпел бы ни от одного из своих братьев, не говоря уже о простых охотниках. Но Кртук был ненавидящим, а к ним надо особый подход. Только дурак станет ловить маронга за хвост или станет на пути у сетуса. Сетуса. Хм, неужели все эти рассказы о странных ушастых пришелицах правда? Когда собеседник наконец отхохотался Кикумр спросил об этом.

- Говорят что зелёные двуглазки повелевают сетусами.
- Да, брешут такое.
- Что ты будешь делать? Ведь даже твоя палица против такого зверя лишь игрушка.

Кртук задумался. Поковырялся когтем в зубах, провёл рукой по спинным шипам. Добрая половина и того и другого была обломана в битвах. Поднял свою палицу –роговой шип с хвоста маронга утыканный острыми кусками обсидиана.

- А я не буду бить сетуса. Я буду бить двуглазок. Говорят, что большинство из них воюет как и хэйшэ.
- Но сетус, сетус! Что ты ему-то сделаешь? Ведь эти ведьмы рассказывают сидят у них на спине.
- Я залезу на большой ньярглотик и прыгну сетусу на спину. Посмотрим, разберёт ли тварь кто там у неё бегает по хребту.

Кртук был доволен своим ответом и хищно оскалился. Он хотел сказать ещё что-то когда издалека послушались странные звуки. Скоро можна було уже различить треск сминаемых огромными тушами ньярглотиков, какие-то ритмичные удары, заунывное свистение и пронзительные вражеские выкрики . Похоже пришло время проверять слова делом. Он вытер руки о свежий скальп хэйше и поднял с земли палицу.

***

В этот день тучи затягивавшие прежде небо разошлись и лучи Яры проскальзывая между ветвями ньярглотиков доходили до самой земли. Гремели барабаны, играли флейты, воительницы шли по лесу пританцовывая и пели отбивая ритм дротиками по щитам.

Торои была как все. Вместе с товарками двигалась она просекой которую буквально проламывал перед их отрядом огромный сетус. Она пела и едва ли не подпрыгивала от возбуждения. Она чувствовала себя единым целым со всеми этими храбрыми эльфийками впереди и позади. В едином ритме покачивались белые костяные острия дротиков, в едином ритме поднимались и опускались на сырую землю и гнилые ньярглотики босые ноги. Смазанные жиром тела эльфиек блестели в сетке света и тени, лучи играли на волосах. Разве есть сила способная противостоять дочерям Великой Матери? Торои видела черепа одноглазых на столбах у хижин хэйше. Если даже дикари смогли победить этих зверей, то уж атаквирям они и подавно не страшны. Пускай выходят из своего гнездилища! Пускай отведают острой кости! Пускай почувствуют как трещат их кости под руками сетусов! Эльфийка представила как она поражает одного врага, как пробивает единственный глаз другому! Как её хвалит страшая! Как завидуют подруги оставгиеся дома, какими глазами смотрят на неё их мужья. У Торои даже уши стали двигаться в такт песне от возбуждения. Лишь бы побыстрее вылезли эти няроняги или как их там! Хорошо, что союзники проиграли. Оставили атаквирям больше славы!

Впереди раздался громкий треск и огромная туша сетуса вдруг стала чуть ли не втрое ниже. Донесся ёго рёв, только не привычный спокойный, не гневный и даже не угрожающий, а полный боли. Песни и музыка разом смолкли. Что такое? Что случилось? Что… Ловушка? Яма? С кольями? Бедный сетус кричал так что хотелось закрыть уши. Стараясь не пропустить того что говорят другие Торои не заметила когда это началось. Просто услышала крики подняла голову и увидела их. Чудища. Демонов. Неописуемо ужасных зверей шипастых зверей. Двуногих хешшмиктов. Как нарлыки на цаплянок накинулись они на эльфиек презрев град дротиков. Даже если и попадала в такого монстра сулица, но никакого толку. Зато сами они разили насмерть.

Торои метнула дротик, потом ещё один. Без толку. Этих кровожадных чудищ не остановить! Огромный няроняг несшийся прямо на неё вдруг свернул вправо. Послышался вопль прервавшийся страшным хрипением. Не меня! Спасибо тебе, Великая Мать, не меня! Спасибо… следующий враг буквально вырос перед ней. Без щита, вооруженный огромной шипастой палицей он был похож, да нет же, это и был ужаснейший демон из тех какими матери пугают непослушных детей. Эльфийка сжалась от страха. Тело её действовало само, а разум метался и вопил в ужасе.

Удар и её последняя сулица щепками разлетается во все стороны. Удар и она едва успевает закрыться щитом. Второй и полуразорванная плетёнка из бамбуковых планок и эйры летит прочь открывая сплошь красное от крови предплечье. От третьего удара Торои спаслась немыслимо изогнувшись. Шипы на палице срезали несколько предей её волос. Эльфийка отпрыгнула и побежала. Прочь! Прочь!

Яра играла светом и тенью в подлеске рощи, покрывала пятнами блестящее от жира и пота тело бегущей. На свету кровь текущая из раны на руке была ярко красной, в тени казалась почти что чёрной. Торои неслась напролом, не разбирая пути, падала, спотыкаясь о коряги или трупы, поскальзывалась на гнилый стволах и брошенных щитах. Она не смотрела что там внизу – грязь или кровь или чьи-то кишки. Она бежала. Прочь! Прочь из этого леса полного чудищ! Где отовсюду слышны вопли эльфиек и крики, рёв попавших в ловушки сетусов и крики чудиш. Леса где няроняги устроили настоящую резню атаквирям.

Торои бежала. Бежала. Бежала покуда ноги её не подломили, а лёгкие чуть не разрывались. Она свалилась в какую-то яму полную грязной жижи. Когда кровь в висках перестала заглушать звуки мира она прислушалась. пришлось на мгновение задержать дыхание. Ничего. Какие-то едва слышные крики вдали и больше ничего. Она спаслась. Она выжила. Эльфийка зарыдала. О Великая Мать, спаси меня! Я хочу домой! Я не хочу славы! Не хочу новых земель! Я согласна есть одну цаплянку в месяц и взять себе некрасивого мужа, но я хочу домой! Я хочу жить! Спаси меня Великая Мать!

***

Пояс Кртука бул буквально увешан длинноухими головами. Он ходил чуть пошатываясь от потери крови. Всё тело его было истыкано дротиками. Что бы не упасть приходилось опираться на палицу.

- Эти зелёные двуглазки оказались слабачками! Куда им до хэйшэ! Куда им сражаться с ньяронгами! Они то думали, что война это умение прятаться за сетусами! Ха, стоило им встретить настоящих воинов и мы только задницы их увидели! Пускай бегут! Моя руки устали их убивать! А если хотят пускай возвращаются. Я к тому времени отдохну!

И они вернулись.

Кртук видел как погиб Кикумр. Ослабев от потери крови он утратил скорость и не смог уклониться от сетуса. Огромная ладонь сгребла ньяронга и сжала так что даже с десятка шагов ненавидящих слышал треск костей. А затем вторая рука ухватила за торс. Рывок и Кикумра буквально разорвало на две части, кровь и кишки его разлетелись вокруг, а на землю упали лишь кровавые ошмётки того что только что было великим воином. Кртук послушал какой-то мерзкий хохот у себя за спиной. Развернулся и побежал. Он не хотел себе такой смерти, даже сквозь безумие ярости не хотел. Искал противников с которыми можно было схватится. И на пылающих улицах нашёл. Вновь с визгом отпрыгивали остроухие и засохшая кровь на маронговой палице покрылась свежей. Удар! Ещё удар! Одна из двухглазок вдруг рванулась впрёд выставив щит. Получай! Противницу буквально развернуло от удара… но вместо того что бы отпрыгнуть она шагнула вперёд. Кртук увидел как оскала оно свои мелкие зубы. Смелая успел подумать ньяронг, а затем глаз его пронзила нестерпимая боль.

***

Няроняга был давно мёртв. Соратницы уже ушли, а она всё тыкала и тыкала сулицей в труп. Огромный глаз превратился в настоящую кровавую дыру. Торои ничего не могла с собой поделать. Глупо конечно думать что это тот же самый враг что и тогда, три года назад, но всё равно это он. Страх. Она встретила его и убила. Наконец то! Слава Великой Матери! Слава тебе создательница жизни! Слава тебе хранительница! Слава тебе сокрушительница, что сохранила меня и дала отомстить. Торои чуть успокоилась. Достала хэйшурский обсидиановый нож и взялась снимать кожу с добычи. Освежёванный няроняга казался обычным зверем, а вовсе не страшным чудищем. Эльфийка набросила на себя кровавый трофей и пошла по руинам города. Бой уже кончился. Всюду догорали хижины, валялись тела погибщих и бродили толпы радостных атаквирей. Они восторжено встречали Торои. Многие носились с одноглазыми головами и трофейным оружием, некоторые набрали полные горсти выковырянных на ожерелья зубов, но ободрать няронягу кажется первой догадалась именно она. Эльфийка бродила туда и сюда. Она была счастлива. Победа. Смерть врагов. Слава. Но чего-то не хватало. Очень не хватало.

- …я уклонилась и ткнула его сулицей. Видишь вот кровь? Это его! И это не от броска, я держала дротик за самый кончик и даже вытащила назад. Нас было всего пятеро…

Торои ухмыльнулась неловкой похвальбе молодой атаквири. Хотя скорее всего они почти что одногодки. Только вот эта пришла сюда с последней армией, а Торои была из тех немногих что уцелели после первого штурма. Юной эльфийке явно было лестно что такая воительница заинтересовалась её рассказом который никто не хотел слушать. Она продолжала в подробностях описывать один эпизод за другим. Как метала дротики, как ранила няронягу, как тот пытаясь убежать споткнулся и упал прямо внутрь горящей хижины, как… Торои согласно кивала. Она не слушала. Она смотрела. У молодой эльфийки были большие детские глаза, гладкая, не покрытая шрамами кожа, от неё сладко пахло домом. Она была мила, но некрасива. Узкие бёдра, маленькая грудь. Похожа на мужчину. Наверное дело в этом. Торои прервала очередной рассказ поцелуем. Юная атаквиря сперва пыталась вырваться из цепких рук воительницы, но затем поддалась. Они нашли чудом уцелевшую хижину. Логовище няроняг было грязным и залитым кровью нескольких детёнышей. Но эльфийкам было всё равно. Сегодня они победительницы и это надо отпраздновать.

*******

Пятая ньронго-хэйшураская война стала также первой ньяронго-атаквирской. И то был час славы. Начало века ознаменовалось успехами одноглазых. Внезапной атакой вышедшие из хрусовников отряды захватили и уничтожили Лансур прежде чем туда прибыли эльфийки. На побережье ньяронги разбили войска из Строгара и опустошили прилегающие к Шалифу земли. Но кульминацией войны стало не это, а наступление хэйшэ и атаквирей на Хэйшрек в середине века. В кровавых сражениях вокруг окружённого ловушками города ньяронги разбивали одно вражеское войско за другим, но в конце-концов Хэйшшрек был взят, а все его защитники перебиты до единого. Из первых ньяронгов не уцелел ни один. Но няронги не были разбиты, вокруг города сорались их армии и с боями пробивались эльфийки на юго-восток. Много песен было сложено о том походе и о великой Торои Шипастой что из простой атаквири стала главой воинств и провела остатки эльфиек сквозь толпища врагов, а затем смогла организовать оборону новоприобретённых земель. Но даже в песнях видно, что не победой окончился поход, а поражением, пускай и славным.

***

Разгром этой войне стало тяжёлым ударом для Хэйшура. Плата за помощь эльфийкам была высокой, но даже сетусы не помогли разгромить Врага. Вера и надежда хэйше были поколеблены.

***

Несмотря на поражения Атаквирия приросла новыми землями. Эльфийки осваивались в ньярглотищах. Вместо сбора хрусов жили они там охотой и пастьбой сетусов и хотя плотност населения было на порядок меньше чем в хрусовниках, но зато сами западные эльфийки были выще, сильнее и крепче лесных, был то народ смелый и гордый, а восточных родственниц частенько называли они мужиками за мягкость и нерешительность.

Атаквири торговали с хэйшами, но по правде говоря несравнимо важнее была торговля внутри страны между хрусовниками, эйраном и ньярглотищами. Последние стали поставщиком злобусовых шкур, но самое главное обсидиана который добывали в предгорьях. Очень скоро до самого Внутреннего моря не осталось ни единой семьи у которой не было бы в хозяйстве обсидианового ножа.

***

На севере в вековой вражде Дэлладура и Ватиилы наметился перелом. И хотя аскаскаты разбили своих врагов почти всюду, но силы их были подорваны. Всеми силами осаждали домы и дэлы Саамию, не раз ходили на штурмы. не раз прорывались внутрь стен, но каждый раз их отбрасывали. И в конце века по прежнему стоял знаменитый храм и кричали в нём пинкааны. Но за век войн опустели земли от Саамии до хрусовников. Не осталось там более стойбищ и людей. И хотя стояли в Саамии воины и приходили в храм паломники, но прихидолось им гнать с собой авусов или охотится в окресностях. Домы же наоборот заселили западные равнины.

С юга вторглись в Ватиилу рохо. И хотя атаку на святой город ополчение разбило, да так, что мало кто из чёрнокожих вернулся к сотавленым на берегу лодкам, то земли на юго-востоке между морем и лесом были потеряны. Дикие союзники рохо – эльты поселились там и теперь охотили на авусов и злобусов. Понравилась им земля эта несравнимо более богатая чем родные хрусовники. На побережье же расселились рохо.

***

Несмотря на страшные потери рохо после заселения западных ранвин полны решимости воевать дальше, а вот дэлы окончательно разуверились в северных походах. В конце концов что им дело до того сколько пастбищ будет у домов? У них свои заботы. Всё большую роль в жизни дэлов начинает играть разведение тэдо. Всё чаще лук и стрелы охотников сменяются топором земледельца. Ведь что надо тэдо? Влага, тепло и мёртвая древисина или листва. Потому приходится залазить на деревья, рубить ветви и алему, сбрасывать их вниз и сваливать в лужи. Затем утрамбовать эти кучи, закопать в них несколько кусочков тэдо и через 2-3 месяца всё что надо это прити и собрать урожай. Земледелие может прокормить куда больше народу чем охота, но и труда требует несравнимо больше. Кочёвки дэлов становятся всё упорядочение, они теперь привязаны к расбросаным по лесу полям. Города, в которых раньше мало кто жил постоянно кроме немногочисленных жрецов, теперь обзаводятся постоянным, в основом земледельческим населением. При рубке ветвей дэлы всё больше знакомятся с миром под которым жили веками, с миром крон. Всё чаще они расставляют там силки на цаплянок, разоряют гнёзда тафитей и собирают хрусы. Впервые за сотни лет численность дэлов начинает расти хотя они всё ещё самый малочисленный из всех населяющих Дэлладур народов.

Судемоаги заселили всё побережье Дэлладура и хотя характер у них не авусов и соры с соседями не редкость, но именно они контролируют большую часть внутреней торговли страны. Ведь вести товар лодками по морю куда проще чем нести на себе по тропам через лес или даже грести против течения на лодке. Зато дэллы доминируют в торговле в хрусовнике и Занзарой. Большая часть торговли на Куанзе в их руках и не редкость они на рынке в Этэльпе, столице зеленокожих ведьм.

Тяжёлым ударом для фарфалей стали новые приказы Великой Тени. Несмотря на все старания в отдельных посёлках в хрусовнике они жить не смогли. Одни вернулись на побережье или в саванну, другие продолжали жить с дэлами. Тем более что фарфали годятся не только для постели, но и для работы. В отличие от самих дэлов которых тянуло на охоту, фарфали хотя и были довольно ленивы, но не видели ничего плохого в сборе ветвей и прочих нудных работах. Пускай это было нарушением воли самой Великой Тени, но хрусовник велик и даже Она не уследит за всем.

***

Долгие века не воевали рохо и это скзалось. Руки их ослабели, копья притупились, кровь охладела. Войны пятого века прошли для них неудачно. На севере провалился поход на вражескую столицу. На юго-востоке после ряда поражений на море им удалось высадится на Вэстэн Пла и сжечь вражеский город, но ударжать завоёванное рохо не смогли. Собрашись с силами враги выгнали их с острова.

Множество лодок спустилось в своё время по Куанзе к морю, но мало, очень мало воинов возвращалось домой в Гизу или Квул. На реке полыхнуло восстание и лишь верная Старая Кровь смогла залить его кровью в самом зародыше и восстановить порядок. Потому что не воля Марзуха причина бед рохо, а их собственная слабость и трусость. Те кто поют песни о великих предках должны и сами быть готовы к подвигам.

Единственным успехом стал захват земель на краю саванны. Многие сетовали на ничтожность этого завоевания по сравнению с приложенными усилиями, но люди опытные знали, что шарншагу главное схватить злобуса хотя за ногу, а уж потом он утащит под воду его целиком.

Неуспешные войны со штэйвитами неостановили продвижения рохо на юг по берегам Хеи. Они добрались уже до эйрана. И пока самы горячие из юношей присоединялись к северным воинствам, други рохо ходили на великие ярмарки к лесным ведьмам в Лаису и Угату.

Окуми

В небе созданном Локрэном
сияет Яра им сотворённая

Посылает Яра на землю Локрэном сделанную
свет свой как было им задумано

Таков путь энергии Локрэно измышленный
таков его божественный замысел

На земле растут паламнэры величайшее Локрэна изделие
высятся жорэхэры прекраснейшее его создание

Под деревями теми живут дети Локрэна
энэрегали венец его творения

Многочислены они по воле Локрэна
умны и разноцветные его милостью

Жили энэрегали слушая Великого Воспитателя
множились прославляя бога своего Локрэна

Увидал злой ничтожный Хелес великое творение
изошёл злобой от ненависти

Не умел создавать ничтожный Хелес ничего хорошего
умел извращать и портить замыслы Локрэна

Создал ничтожный Хелес насмешку над народом избранным
извращённое подобие детей Локрэна

Расплодились бандерлоги в своей мерзости
предавались они пороку и разложению

Дикие и грязные хелесопоклонники творят гадости
чистые и яркие локрэнопочитатели живут праведно

Гадят с веток бандерлоги друг дружке на головы
внимают энэрегали благой энэргии

Увидали бадерлоги народ избранный
возрыдали о своём ничтожестве

Сердца их гнилые заполнил Хелес жгучей ненавистью
печень их вонючая течёт лютой злобою

Головы их плоские болят от зависти
глаза у бандерлогов горят ненавистью

Мысли энеэгалей о мире и энэргии
дети Хелеса же измышляют вредоносное оружие

Напросились бандерлоги в гости к локрэнопочитателям
замыслили совершить мерзейшее предательство

В руках хозяев цветы и паламнэры не умещаются
лапы подлецов полны луками и кусалками

Напали бандерлоги на мирных энэрегалей праведных
убивали их не в силах смириться со своей убогостью

Заняли всю страну благословенную Локрэном
захватили все земли энэрегалям обетованные

Всюду бандерлоги творили злодеяния и мерзости
везде тешили жестокостями ничтожнейшего Хелеса

Лишь Лэн'эра светлая осталась незапятнанной
только город этот опора народа Локрэна

Окружили её орды бандерлогов презренные
куда ни глянь вокруг шайки мерзких хелесопоклонников

Не одолеть трусам стен созданых по велениб самого Локрэна
Десять грязных бандерлогов одолевает один энэрегаль праведный

Но огорчали Великого воспитателя смерти праведных и грешников
гибель энэрегалей и бандерлогов его печалила

Хотя мог сокрушить врага своим воинством
пошёл говорить с бандерлогами посланец Локрэна

Но не знают чести вонючие животные
не известно благо подлецам ничтожнейшим

Подняли лапы свои они на Великого Воспитателя
метнули кусалки свои в избранника божьего

Взмолился тогда Великий воспитатель к Локрэну
воззвал он к своему создателю…

*******

Война бандерлогов и энэрегалей быстро превратилась в избиение последних. Не знали бадерлоги ни жилости ни усталости. Неисчислимы были их воинства и поднаторели они в войне и свирепости. Не мирным энэрегалям было тягаться с теми кто воевал с ши. В ужасе бежали энэрегали в столицу и заполнилась Лэн'эра народом так что ступить нельзя было не задев никого. Спать же можно было только в повалку. Город окружили бандерлоги и много месяцев держали в осаде. От голода энэрегали дошли до крайности. Множество их умерло, а выжившие вынужденны были питаться их трупами. И когда пошли бандерлоги на штурм не устоли защитники, не остановила Великая стена захватчиков. Страшная резня и убийства были в городе. Сам Великий Воспитатель попал под град стрел и дротиков. Мало было выживших, ещё меньше было спасшихся. Не осталось к концу века энэрегалей на родине. Не живут они более на Окуми.

***

После победы на энэрегалями завоёванные земли были быстро заселены как выходцами из Раматы так и семьями добровольцев. Те же кто решил вернуться на родину несли с собой множество подарков и были встречены как герои. Отныне в час опасности Рамата может рассчитывать на помощь диаспоры.

***

Энерегали потеряли родину, но уцелела Энэргальера. Теперь она вся на островах. И надо сказать что приспособились хвостатые к новой жизни. Пускай рощи паламнэр на берегах невелики и лишь место поклонения, но и без сладких плодов есть чем жить. Главной едой стали плоды эйры. Множество селений на берегах живут ловлей морских тварей. Во многих местах море прямо таки кишит креветками. Так что хотя в песнях всячески прославляется утерянная земля полная паламнэр, но в действительности энэрегалей к концу века не меньше, а то и больше чем жило когда-то на Окуми.

Оставив Окуми оставили энэрегали и страх перед бандерлогами, но море полно своих опасностей. Шторма и шинхофу губят лодки, ураганы ломают хижины, а к концу века на побережье Рила'пхэра (Яулу) высаживались несколько раз ужасные незнакомцы. Были они высоки, черны и свирепы и похожи на штэйвитов. Но с теми хоть можно было говорить эти же нападали сразу, сжигали селения и убивали оставляя после себя пепелища и оглоданные кости энэрегалей.

***

Штэйвиты с помощью энэрегалей заселили Вестен Пла, а потом уже без их помощи Штэйнрейн. Там уже были кое-где посёлки пальцехвостых, но как-то два народа не ужились и к концу века на Штэйнрейне энэрегалей не осталось. Но в целом отношение штэйвитов к мохнатым вполне дружественное и традиционно хорошее. А что бы кое-какие конфликты по поводу острова, так что поделать. У вас вон на севере сколько их, а нам земля нужнее.

После того как сотни, даже тысячи штэйвитов пересекли морские просторы на лодках союзников они и сами усвоили что это такое и успешно повторили из найденного на побережье плавника.

Острова лишь сперва казались бедными и негостеприимными. И хотя беженцы с востока Рейха до конца жизни вздыхали о мясе бумодавов, но уже их дети не понимали этого. Ведь эйран полон лонгусов! Орехи эйры вкусны, а в море множество добычи. Может тиграны действительно так страшны как описывают, но сразится с молодым шинхофу подвиг, а со взрослым – невиданное деяние. Вместо добычи бумодавов хвалятся теперь тем как взяли ракоскорпиона или огромного амонита.

После первых десятилетий счастливой охоты поголовье лонгусов сильно поредело и штэйвиты до того уходившие вглубь островов вернулись к побережьям. Но постепенно эйран заростал неясно откуда взявшимися бумидорами. Особенно густо вокруг стоянок. В этих новых зарослях лонгусы могли прятаться да и пищи для них стало куда больше так что численность их вновь росла, хотя охота и не позволяла ей достичь прежнего максимума.

На равнинных островах было плохо с деревом и камнем, не было и костей и шкур бумодавов. Штэйвиты перешли на кости лонгусов, широко используют ракушки, панцыри и прочее морских тварей. А за деревом для лодок, гарпунов и столбов жилищ плавают на Окуми. Пока что пироги выжигают из молодых паламнэр, но постепенно подбирают деревья побольше. Не редкаость уже лодки на 20-30 гребцов. Некоторые говорят о том что будет если сделать лодку из взрослой паламнэры. Пока что над таким смеются. Пока что.

К концу века на сотровах выросли поколения штэйнвитов чьи родители уже родились здесь. Они знают местную жизнь, для них уже сэльва чужой мир. Но они помнят что являются частью Штэйнрейха. Они знают что их враги – четырёхрукие варвары. Впрочем появились и новые соперники. В море к западу от Вестен Пла видели штэйвиты лодки людей похожих отчасти на них самих, но чёрных и уродливых. Кто-то сжёг несколько селений на берегу и следы врагов было трудно отличить от штэйвитских. Рэйнкнехты словили несколько банд чёрных на берегу и перебили их, а потом носили по сёлам уродливые головы и показывали всем хвастаясь подвигами.

***

Вэй после блестящей победы над Рейхом развернулась на восток, против возомнивших о себе хвостатых. Могучее войско йонгов прогнало хвостатых с земель между Говодэрой и морем и вернуло руины Яо Сая. Впрочем это не более чем оборот речи. В действительность эти руины так плотно заросли что обнаружить их не удалось.

***

Недолго ши жили раздельно. Не в природе этого народа существовать в одиночку. Новая стая-над-стаей образовалась на севере и звалась она Союз Истинных Волков. В Айэньо зародилась она и мудрые Т'Цхэйлахи-Эрешененавистники стоят во главе ей. В середине века они покорили также Тысячу слёз и поставили ультиматум Исфериару. И поняли тамошние ши что не устоять им против такой силы и позвали на помощь южан и признали верховенство ШиоДао.

***

Псоле веков под землёй вышли наконец даэры на поверхность. Вышли что бы остаться. К востоку от Фалических гор тоже есть плодородные земли. Холмы покрытые серпентисовым лесом и эйран. И там и там расслелялись помалу даэры. Собирали они плоды и орехи, охотились на местную живность. Правда непривычен был им новый мир. Местные грибы были не вкусны, зато на деревьям росли странные плоды, отвратительно приторными казались они тем кто впервые их попробовал, восхитительно сладкими их детям. Наземные даргимы были меньше, мягче и быстрее. Вкусные, но с ужасающим укусом. Мелкие дору жили на листве высоко и собирать их было почти невозможно. Юркие звери были так быстры что и не словить. По ночам выходили на охоту полосатые чудища и узнали даэры что такое страх темноты. И жались друг к другу. И позже научились делать крепкие жилища что защищали жителей от тигров. И долго не умели делать крыши и лишь к концу века придумали как защитится от падающей с неба воды. На равнинах же было проще. И хотя страшно смотреть на невообразимо высокий свод голубой днём и чёрный ночью и не закрытый кронами серпентисов, но зато полно в той земле лонгосов что бегают медленнее даэр. Множество вкусных орехов растёт на эйре. Понятна даэрам пища которая прячется в скорлупе подобно даргимам.

И хотя много даэр живёт теперь на поверхности, но всё равно то лишь мала толика всего народа. Мелкими общинами приходится жить тем кто привык к крупным родам. Много жилого пространства там, но бедно оно по сравнению с жаркими, влажными и всегда светлыми пещерами. За привычными вещами ходят колонисты под землю неся с собою наземные диковинки. На есть товар коему нету замены и без которого не мыслят уже жизнь свою даэры. Древесина. Не понятно уже им как обходились предки без рукоятей из серпентисовых веток. Неужели и вправду делали их из хуршрума?

Вылазки воинства на западе особы резльтатов не давали. Ловкие и быстрые хвостатые враги всегда успевали убежать, пускай и бросив ветхие свои жилища из коры. А зато назад даэрам потом приходилось идти под градом дротиков. Не понятна была подземному народу сама идея воевать на расстоянии, но в честной рукопашной ши как правило избегали.

Окуми

Сколько стоит победа? Сколько стоит мир?



***

Нету деревьев больше паламнэр. Ужасающе высоки они, впечатляюще толсты, неимоверно живучи. Бандерлогам в их ветвях кажется что эти деревья вечны. Но и для них приходит время умирать. Время уступить место молодой поросли что десятки, сотни лет карликами ютится у корней гигантов, а когда приходит их час вырастает до полного размера на глазах разумных. Однажды в сэльве раздаётся оглушительный скрип, затем треск, потом грохот. Великан упал. Но горе его соседям потому что мелочь давит он своим стволом, ветвями обдирает кору с равных ему. Там где были его корни возникает яма в которой скапливается маленьким озерцом вода, там где корни его теперь возникает холм. Даже трухлявый ствол паламнэры подобен валу который легче обойти сделав крюк в пару сот шагов чем перелезть.

***

- Неужели вы забудете о своих братьях и сёстрах? Неужели вы кровь от крови, плоть от плоти Раматы допустите что бы погибла страна нашего народа? Что бы изуверские ши уничтожили священный город? Разве хотите вы слышать плачи о падении Камалаплути? Разве не сюда потом придут ши чтобы повесить вас на хвостах? Не надейтесь на защиту тех дикарей что живут у корней деревьев. Не вам ли знать их малочисленность? Не вы ли плюёте на их головы? Недостойно бандерлога зависеть от подлесковых варваров! Возьмите луки свои и кусалки! Возьмите щиты из коры паламнэры! Насыпьте жорэхэр в сумку, накоптите гусениц, принесите в жертву Хелесу жирных котовушек! Идите на восток! Идите на помощь своим братьям! Обрушьте на врагов дождь стрел! Пролейте на них гнев свой кусалками! Спасите Камалаплути! Спасите сородичей своих сегодня! Обеспечьте спокойную жизнь детей своих завтра!

***

Великий день сегодня в ШиоДао, особый. Последний день этот город столица Стаи-над-Стаей. Последний день стоит он во главе Красной Руки. Сегодня унесут отсюда священные реликвии. Сегодня покинет город Охотник-над-охотниками потому что могучий Айэньо теперь его логово. Потому что ради мира должны покинуть ши южные земли где появился их народ. Ради мира должны прекратить войну с йонгаши. Ради мира в великой пирамиде пустуют нишы что недавно совсем белели вражескими черепами. Трудно было понять это. Память ши заполняли войны. Память ши удерживала то как убивал Охотник-над-охотниками говорящих о мире. Всё ради мести, всё ради войны, всё ради Стаи-над-Стаей. Нету я, есть только мы.

Смолк грохот барабанов. Тишина воцарилась на ШиоДао. Над его стенами и рвами, над хижинами и центральной площадью полной народа, над пирамидой по краям лестниц которой стоят эрэши, на вершине которой жрецы и Охотник-над-Охотниками. Махнул Сам рукой и медленно стал спускаться вниз, а за ним потянулись служители со святынями на плечах. И взирал народ с трепетом ибо все понимали, что творится что-то неведомое, что-то новое, невиданное предками, то что запомниться на поколения, то о чём будут рассказывать у костров и выстукивать по праздникам.

И когда спустился Охотник-над-охотниками на середины вышел вдруг из рядов эрешей один и голос его резким криком прозвучал в тишине.

- Разве не Стая-над-стаей превыше каждого ши? Разве не я ничто, а мы всё?

И остановился Волкоголовый услышав такие слова.

- Разве не мы есть стая над стаей? Разве может Стая-над-стаей отдать врагу часть самое себя? Разве не ты поставил себя на нами? Но раз мы всё, то ты ничто. Ты предавший Стаю-над-стаей. Ты, тело захваченное мерзкой демоницей йонгашей!

Три копья пробили тело святотатца. Быстры эрэши и крепки их руки. Двадцать копий пробило тело Волкоголового. Потому что глаза эрэшей видят, а сердца чувствуют где правда, а где ложь. И взорвалась тогда тишина воплями и боевыми кличами и одни ши убивали других. И к ночи опустел ШиоДао.

***

Не бывает победы любой ценой потому что всегда есть то без чего победа не нужна. Не бывает мира любой ценой потому что есть то чем не заплатишь ни за какой мир.

*******

Тяжела была война для Раматы. Шиматака была разрушена и подлые энэрегали нарушив договор вторглись в её земли вступив в сговор с ши. Но затем настала смута в стране проклятых ши и ушли их стаи. Тогда обрушили шипаллати на врага град стрел и метнули варипалати свои кусалки. И бежали трусливые энэрегали, но мало кто из них спасся. И пришли с западных земель добровольцы. И было их множество и сказали они Хилихалати.

- Мы луки твои и кусалки твои. Направь нас рукой своей. Пожелай и вторгнемся мы в земли проклятых ши. Прикажи и сокрушим мы подлых энэрегалей.

***

Во Внутреннем море энэрегали заплывали всё дальше и дальше открывая всё новые острова. Где-то там, далеко на западе был основан новый город – Рила'н'эра, и пускай сейчас это всего лишь рыбацкая деревушка чуть более прочих, но Великий Воспитатель ясно видел в ней будущее. А вот судьба Лэн'эры терялась в кровавом тумане. Войска посланные на юг были разбиты, а союзники предали энэрегали. Дикари ши внезапно бросили воевать и вместо бандерлогов принялись резать друг-друга.

***

Война сотрясала запад Окуми. Штэйнрейх воевал с Вэй. Отряды воинов сражались в сэльве с такой свирепостью что на день пути разбегались во все стороны бандерлоги лишь бы не слышать той ярости и ненависти что бушевала внизу. И сокрушили четырёхрукие врагов. И погибли в бою штейншреки и пал в битве сам фюрер Адаберн. И захватили йонги столицу рейха и сожги её. Вторглись с юга в земли штейвитов и там где жили люди теперь охотничьи угодья четырёхруких. То была великая победа народа Ву-Ши. Но кроме запада есть восток.

***

После восстания и убийства Охотника-над-охотниками в ШиоДао власть захватили эрэши. Был объявлен великий поход что должен был смыть позор предательства. В него пошли если не все, то добрая половина ши юга. Как потоп затопили они земли что отдали когда-то йонгам. Яо Сай был сожжён, а земли за ним опустошены. До самых стен Шенг Хуо доходили хвостатые. И как оказалось убить и тем более пленить йонга куда труднее чем бандерлога, но зато и живут они под пытками дольше. Не часы, а дни можно сдирать с них кожу и вытягивать жилы, пронзать кольями и пихать в пузо хелесиков. И нету силы которая бы испугала ярость эрэшей! И пускай большая часть воинов погибла в боях и от голода, но те кто вернулись были чисты. Кровь смыла стыд. И нарожали они щенят и эрэши отменили запрет на рождение.

В Айэньо не признали новой власти. Город объявил себя по праву новой столицей. И что с того что остальные стаи не признали его верховенства. Нету ничего важнее Стаи-над-стаей и кто мешает ей, кто стоит на пути объединения те враги горше бандерлогов. И полилась щедро на землю кровь. Кровь ши.

***

Когда вышли из пещер даэры встретили их не союзники, встретили их не дары и не новые земли. Невыносимая высота вынимала души из тел. Болезненно яркий свет слепил глаза. А затем приходила тьма и ужасные огоньки сверкали над головами. Странные звери нападали из тьмы. А потом и враги. Чем-то смутно похожие на самих даэров, только тоньше, быстрее и с хвостами.

Острова

- О Вечноживущая Сенаяла, Императрица Элисиона и Навсегда Лучшая из Лучших. Вечно правишь ты нами волею всемогущей Глаблали! Молим мы тебя о помощи! Злобные хторры расплодились на Северном Зубце. Донимают они нас своими набегами. Забыли мы что такое спокойствие. Неведома нам уверенность. Увидим ли мы день завтрашний или придёт ночью свирепый хторр и поразит копьём и вырвет горло? Нету мочи терпеть! Приди о Вечноживущая! Защити свой народ о Лучшая из Лучших! Потому что ещё немного и бросим мы берега Северного Зубца, погрузимся на лодки и поплывём искать лучшей доли.

******

Тяжёлые испытания обрушились Элисион. Волны обрушились на побережье Южного Зубца, Осколка и острова Невезения. Множество поселков было смыто в море, многие тысячи лодок утонуло, десятки тысяч судемоагов погибло. А не будь народ Глаблали создан для моря счёт бы шёл на сотни тысяч. В Сонеарле был уничтожен порт и храм, сам город едва возродился после потерь. Калаэн лишь к концу века стал напоминать прежний. Ханераал так и не оправился от удара.

Но беду на том не кончились – страшное землетрясения обрушилось на западные Фаримеи. И хотя волны что набегали на берег были не в пример меньше, но зато теперь сама земля качалась подобно морю. И хотя погибших было мало, а повалившиеся хижины вскоре отстроили, но участия в западном походе армия с Фаримей не брала.

Лишь с Трифорса добрались воины до Луго Фарфали. Они высадились на севере острова. Дымы пожарищ поднялись в небо. Страх бежал перед ними и толпы беженцев. Сенаяла и её приближённые за ними. Земля краснела от крови и устилалась трупами там где судемоаги настигали фарфалей. Не знали они ни пощады ни жалости. И тогда не выдержали фрафали и вышли из-за стен Риссо что возвели по велению Фата Фиоре и дали врагам бой. И не знали руки паццо сангуа усталости. И любили они врагов в кровопролитии. И разметали судемоагов. И сама Сенаяла едва спаслась бежав в страхе.

Но то было лишь начало великих свершений. Потому что высадились на Луго Фарфали бесчисленные орды гальегов. И навалились они с двух сторон – с юга и с севера и как гули обсели побережье. И двинулись к Риссо. И геррамары хотели отступить к городу, но паццо сангуа настояли на битве в эйране. И разбили фарфали гальегов на севере и лишь малая часть их добежала до лодок своих. И говорят случилось это лишь потому что задержались паццо мучая пленных. И вопли пытаемых доносились до небес. А затем двинулось войско на юг и под стенами Риссо разгромило подлых гальегов что огнём и копьем прошли по югу острова. И почти никто из них не спасся. И был праздник что длился месяц. И паццо убивали и мучили пленников в знак победы. И смотрели на это фарфали и радовали и ужасались.

В честь победы был организован ежегодный фестиваль, что длится декаду и в честь него молят Фата Фиоре, приносят жертвы в храме, поют и танцуют. А паццо каждый день организовывают показательную казнь. Поскольку гальегов или судемоагов в мирное время на островах не достать, то как правило жертвами становятся неугодные сангуа фарфали.

Года мира и процветания пришли на Луго Фарфали. Забыли они что такое голод. Невдомёк было его жителям что сыты они лишь потому что стало их куда меньше. Но не прошло и десяти лет как численность их вернулась к прежнему и вновь стало не хватать эйры на суше и молюсков на побережье.

***

Когда немногие выжившие вернулись на Лекатан и Одинокий вести о поражении и гибели родственников вызвали погромы фарфалей и множество их было перебито. Но затем убоялись гальеги мощи Фата Фиоре и раскаялись. И принесли жертвы и просили прощения.

Но фарфалям было запрещено жить в селениях гальегов. Должны они были обитать отдельно и лишь приходить к гальегам на службу. И так и было. А поскольку питались фарфали лишь милостью гальегов, то сперва царил среди них великий голод от многодетности. Вошло в обычай у фарфалей что мужчины и женщины спят вместе лишь изредка, а страсть свою удовлетворяют с фарфалями того же пола или с гальегами. Но от связи с гальегами во множестве стали рождаться полукровки. Так что к концу века чистокровных фарфалей в Альвораде уже не осталось. Впрочем и среди гальегов Лекатана и Одинокого теперь встречаются такие у кого волосы не чёрные, а глаза не карие. Но о человеке судят не по внешности, а по семье в которой родился. Когда научились гальеги отмечать знаками вещи и события первым делом описали они владения родов и племён. Составили списки селений и живущих в них. И занесено было на веки вечные кто благородный гальег, а кто низкий фарфаль.

А ещё пригодилась письменность купцам что бы вести учёт товаров и отмечать заказы. Потому что торговали гальеги по всем островам кроме Луго Фарфали. И на рынках Элисиона было их купцов больше чем синекожих. Но особенно выгодной была торговля с хторрами. Потмоу что нету среди островов равного Корасону своим богатством. Нету древесины и красок равных корасонским. И не только себе покупали их гальеги, но и для перепродаже судемоагам.

Приказ не поклонятся другим богам кроме Сондермара остался в туне. Как не уважить Фата Фиоре чью мощь все видели? Как не поклонится Глаблали по чьим водам плавают лодки?

***

Неугомонные хторры Корасона вновь вышли в море. На этот раз уже не на плотах, а на лодках которые позаимствовали и гальежских купцов. Жрецы Тумма подгадали с хорошей погодой и плаванье прошло успешно. Но на берегу Северного Зубца ждала уже армия судемоагов. Приказано им было защищать побережье от набегов из глубины острова, а довелось отражать вторжение с моря. На песчаном пляже произошла битва в которой хторры были разгромлены. Но остатки их бежали в саванну и была та победа синекожих равна поражению.

Отстроили хторры город Токахот. И покорили всех токов и набегами изводили поселения судемоагов на побережье так что взмолились они о помощи к Сенаяле.

***

Тяжёл был третий век для Элисиона. Хотя и основано было два новых города, но уничтожен Ханераал. Множество судемоагов погибло в вонах и лишь к концу века население стало многочисленнее прежнего. Война с фарфалями была проиграна. И немногие уцелевшие разнесли все позорные детали поражения.

Но главное – покачнулась вера во всемогущество Глаблали. Ведь оказывается Фата Фиоре может колебать волны! Да ещё как! Многие бы подумали что это гнев самой Глаблали, но разве не Сенаяла своими устами предупредила что это не воля Шупальценогой сотрясла море! На трифорсе восстала секта диких фиорепоклонников. Её разгромили, но их еретические речи зародили сомнения в души судемоагов. Конечно синекожие не могли отречься от создательницы или же презреть её избранницу. Но только глупец забудет при случае почтить Фата Фиоре. Пускай она и соперница Глаблали, но мощь её очевидна, а помощь нужна. Урожай алламантика и легкие роды нужны каждой семье.

К концу века новая беда пришла. Хторры расплодились на Северном Зубце и ясно стало что если ничего не делать, то этот остров будет потерян подобно Корасону.

***

Хторры возрождают Токахот и полностью покоряют внутренние районы Северного Зубца. В довольстве и богатстве они плодятся и размножаются. Все сильнее атакуют они побережье заселённое судемоагами.

На Корасоне процветает торговля с гальегами. На западном побережье есть несколько посёлков для жителей которых торговля важнее охоты и морского промысла.

Острова

- О эсколлидо, прийди к нам на Лекатан. Приди и возьми под свою руку! Пускай братья наши старшие с Суэньоса защитят нас! Всё чаще высаживаются злые синекожие на наших берегах. Уже несколько раз возникали их сёла по западному побережью! Мы сбросили их в море из которого они вышли, но нету им числа! Спаси нас! Говорят что вы тут на Суэньосе договорились с ними и вместо крови между вами мир и дружба.

Эсколидо мрачно смотрел на южных послов. Да, он договрился с самой Сеяналой. Только вот она сама не владычицам всем судемоагам. Да, с Фаримей перестали приплывать новые поселенцы, но это стражи остановили синекожих с востоного побережья, а не договор. Гальегун объединил весь Суэньос и дал гальегам силы. Так не пора ли сделать его ещё сильнее и прирастить Лекатаном?

***

Первый век* Второй эпохи стал для судемоагов веком открытий континентов. Лодки не только позволили поднять плотность населения на побережье в полтора раза. Судемоаги заселили наконец остров Невезения. Они открыли Одинокий. Но главное их лодки дошли до пустынного побережья Тэрима и плодородных берегов Хеи. На востоке судемоагов ждали лишь свирепые дикари кзабраки пытающиеся напасть в открытую на тех кто явно слабее или же внезапно под утро на тех кто силён. А вот на юге с аскаскатами или домами можно было говорить. Первые контакты не привели ни к чему, но то что народы смогли разойтись без крови говорило о том что будещее у этих связей есть.

На островах Гальего складывалось по разному – если судемоаги Элисиона торговали с гальегами Суэньоса и Лекатана, то племена с восточного побережья Суэньоса продолжали свою войну с аборигенами, а роды с Трифорса беспокоили набегами западный берег Лекатана.

Новосозданная держава судемоагов Элисион охватила Осколок, Южный зубец, Невезения, Аменанву, к велениям Лучшей из лучших начинали прислушиваться на Фаримеях. Но были и неудачи. И какая! Хторры, эти сухопутные уродцы вышли в море на своих плотах. Сенаяла предупреждённая богиней велела флоту бросится на перехват, но как будто специально дул мощный юго-западный ветер препятсвующий боевым пирогам и способствующим вражеским плотам. Флот прибыл слишком поздно. С грустью смотрели воины на сотни брошеных на берегу неуклюжих плотов, на сожжённые деревни судемоагов. Враги ушли. Ушли вглубь Северного зубца.

***

Гальегун занимает весь Суэньос. Благодаря договору с Элисионом гальеги освоили лодки. Благо 2/3 побережья Суэньоса всё ещё принадлежат им.

***

Дерзкий план Ходара полностью удался. Сотни плотов хторров вышли в море. Не все доплыли, некоторые рахзвалились в пути, друге отстали и попались свирепым синекожим, но большинство доплыло. Вялые, измученные сошли хторы на берег. Но их было много. Они убили врагов, они сожгли их сёла. А завидев что море потемнело от вражеских узких плотов они ушли вглубь острова. Непривычного Северного зубца. Вместо сплошноголеса тут были постоянные поляны, даже больше того – казалось это мелкие рощицы растут на огромной поляне. А ещё тут были странные мелкие звери похожие на корунн только размером с варооху и короткошеие. И их было что криля в море. А ещё тут были токи. странный народ трусливых охотников…

Хторы захватывают запданую половину Северного Зубца. Точнее внутренние районы. Они покоряют и порабощают токов численность которых сокращается тут на треть. Беспокоят набегами прибрежные сёла судемоагов. Численность самих хторров к началу нового века составляет там уже 15 тысяч. Связи с Корасоном у них нету.

***

В первый век Второй эпохи фарфали продолжали жить так же как и раньше. Да у них появился великй город Рисо, а в нём храм. Появился всефарфальский фестиваль когда длящийся всю срединную декаду третьего месяца. Но в целом жизнь на Луго Фарфали осталась такой же как и была.

А вот на Трифорсе она постепенно менялась. Неясно уже как и когда появились там фарфали, но к началу второго века по прибрежным деревням их было по голове на 5-6 судемоагов. Они помогали синекожим убираться в домах, смотреть за детьми и веселится. Судемоаги не могли нарадоваться на новоявленных слуг и наложниц, служанок и наложников. Такие покорные, такие приятные, безотказные. С ними не надо соперничать, они всегда рады услужить и сделать как им велять. А что их становится всё больше, так оно и лучше. Говорят что некоторые селятся во внутрених районах. Это хорошо. Всё равно мы там только за деревом для лодок бываем. Будет где отдохнуть после охоты.

Острова

Жителей деревни спасло то что их вскормило – море. В страхе и ужасе бежали они по пляжу туда где поблёскивала в свете двух лун родная стихия, где мягко шуршали набегая на берег волны. Добежали не все. Враги были свирепы и беспощадны.

Победители отрезали от тел судеомагов куски и нанизав на палки жарили их прямо в огне догорающих хижин. Многие впрочем предпочитали есть такую свежатину сырой. Всюду звучали хвастливые рассказы о подвигах. Хшур пристыжено молчал. Он убил двоих, но то были дети и они даже не успели проснуться. Разве таким похвастаешся. Правда на самом берегу, уже на мокром песке его копьё срезало ухо крупной самке, но та даже не вскрикнув бросилась в воду. Ну не хвастаться же ухом. Хотя…

- Там где море бьётся о берег! Там где солёная вода смачивает землю Корасона! Во свете двух лун! В сиянии пары месяцев! Там Хшур ударил копьём жирную самку! Ударил в голову! Поразил её! Обагрил копьё кровью! Молча рухнула она в тёмные воды! Безмолвную её поглотили морские волны!

***

Шире всех распространились по островам дети Глаблали судеомаги. Покуда прочие народы бродили от одного края острова к другому эти не интересовались внетренними районами и жили только вдоль побережья. собирали молюсков, ловили всяких вкусных ракоскорпионов, били острогами лонгосов, а камнями гулей. И плавали. Для обычной жизни им хватало собственных рук и ног, но что-то такое в крови заставляло их делать плоты и отправляться за горизонт, в новые воды, на новые земли. Пустые ещё земли.

К концу эпохи судеомаги населяли побережье Осколка, Южного и Северного зубцов, Авенанмы, Фаримей и Трифорса. Были их села и на восточном берегу Суэньоса где судеомаги постепенно утверждались в войнах с кроткими гальегами. Но кроме успехов были у народа Глаблали и поражения. По непонятным причинам их колонисты умирали на берегах безымянного острова (13.08) как будто какое-то проклятье их поразило. Но куда горше была потеря Корасона откуда изгнали судеомагов кровожадные хторры. Беженцы разнесли по всем островам рассказы об ужасающей свирепости этих выродков. Матери пугали маленьких детей хторрами. О Корасон, земля неискупленная, воды полные рыбы и вкусных вароох, мы никогда не забудем вас!

Хторры захватили весь Корасон.

Токи живут по всем внутреним районам Северного Зубца, но побережье полностью принадлежит судеомагам. По договору ставшему традицией, токи не должны идти дальше едва увидят море.

Гальеги закончили заселение Лекатана, но на востоке их родного Суэньоса высадлись судеомаги и вот уже не одно столетие продолжаются стычки, набеги и войны. Пришельцы постепенно отхватывают всё новые и новые участки побережья. Те племена что живут рядом с районом их первой высадки уже забыли даже как выглядит море. А беда не ходит одна. Говорят что плоты судеомагов видели возле западных берегов Лекатана.

Фарфали как и раньше живут на Луго Фарфали. Их правда расплодилось там столько, что лонгосы стали редкостью, коруны пугаются собственной тени, сарколаны выкармливают детёнышей фарфалятиной, а неурожай эйры приводит к голоду среди фарфалей. Плоты судеомагов ничего не изменили на этом острове. Не раз и не два основывали голубокожие свои деревни на берегах Луго Фарфали, но каждый раз вскоре они запустевали, а в соседних посёлках аборигенов появлялись судеомаги готовые на всё что бы ублажить своих любовников и любовниц. Фарфали были рады таким помощникам. У них даже появился обряд в честь Фата Фиоре когда стоя по колено в воде они молили её прислать им из моря побольше сильных и трудолюбивых судеомагов.

Пять семян жизни проростила Великая Мать на Хее, творя растения и животных. Шестое же семя до поры дремало в ее лоне. Но вот, когда время пришло, Великая Мать понесла, и стала тяжка.
И родила она Атакви, первую из эльфиек, и сказала ей: "Вот, я создала этот лес, и населила его, и он полон жизни. Знай, что это твоя вотчина, ибо ты любимая и избранная моя дочь, и твои дочери, и дочери твоих дочерей, и их дочери во веки веков будут любимы и избраны, и вся земля, что видна, и та, что за ней, предназначены вам. Плодитесь же и размножайтесь, и несите волю мою во все края, а мое благословение всегда будет с вами. В помощь же тебе и для расплоду я создам мужчин, чтобы трудились для вас." И так Великая Мать создала мужчин, и Атаквири взяла их, и поселилась в месте, называемом Нгана, Исток Жизни, и родила множество дочерей, и расселились они по лесу, и так стали быть лесные эльфийки.

Глаблали уже долгое время не вылезала на поверхность. Не только потому, что нужды не было, но и потому, что она была занята другой, очень важной вещью. Да, кормление кальмара с рук - это очень важная вещь. Ведь это руки бога... А потому кальмар рос прямо на глазах, что заставляло Глаблали умиротворённо подбрасывать ему ещё туш косаток, шинхофу и китов. Скоро он станет достаточно большим, чтобы покинуть родную впадину и отправиться на самостоятельные корма. И там он будет жить долго, очень долго...

- Укрепление брода даст нам преимущество, только если Мелич решит переправляться через него. Но имея на другом берегу вражескую армию он этого делать не будет, он не дурак. Скрыть же наше присутствие не удастся, слишком много народу. Просто же сидеть на берегу, дожидаясь, пока Кутха* проснется, нам тоже не с руки - долго удерживать гоблинов вместе мы не сможем, а к врагам, напротив, могут прийти подкрепления.

- Поэтому, на мой взгляд, лучше всего будет вступить в бой с Меличем как можно быстрее, а для этого надо разбить лагерь не на западной стороне Мерка - а на восточной. Разобрав деревеньку по бревнышку, мы сможем выстроить укрепления между зарослями тугаев, которые нас прикроют с боков, с четвертой же стороны у нас будет брод, который тоже можно дополнительно защитить. Это даст следующие преимущества:

- Во-первых, нам не придется беспокоится об элимах, они останутся с запада, по другую сторону реки, и если нам повезет мы даже можем успеть разбить Мелича прежде чем он сможет соединиться с ними.
- Во-вторых, у нас больше легковооруженных воинов, а им нужен простор. Если все сведется к бою за маленький пятачок земли, мы не сможем реализовать преимущество в скорости и многочисленности.
- В третьих, в этом случае, Мелич будет вынужден атаковать наш лагерь. Причина проста - у нас опять-таки больше легковооруженных воинов и стрелков, плюс машины Еорга. Бой на расстоянии ему не выиграть, стоять под обстрелом он тоже не будет. Поэтому все, что ему остается - это лезть на наши укрепления.
- Атакуя же нас, его боевые порядки неизбежно растянутся, слишком уж разные войска он собрал. Если легконогие элимы и не обремененные броней лугимийцы оторвутся вперед, то гораздо более тяжелым гурабенийцам и, тем более, карликам придется их догонять. Мы же, собрав наши силы в кулак, сможем расчленить их ряды и разбить врагов по частям.
- Ну и в пятых, множество битв было проиграно не потому, что у воинов кончились силы, а потому, что в какой-то момент ими овладело позорное малодушие. В нашем же случае, если кто и побежит, то обратно в лагерь, ведь впереди будет враг, а через заросли тукаев так просто не продерешься. А значит, у нас останется шанс, что добежав до укреплений, они одумаются и вернутся в строй.

Нелегко бохатуру под прилавком ползать! Во-первых, стыдно это. Пришёл на бой, а сам короля наг изображаешь. Во-вторых - неудобно. Раны болят сильно. Кровь течёт. Цепляются плечи богатырские, широченные, за что ни попадя. И щит тоже. В-третьих страшно. Орк-то вслед за тобой идёт, лапой перевёртывает прилаки, саблей достать хочет. В-третьих... В-третьих, перца нет! Шайтан меня дёрнуть сказать забросить нас в ряды специй и благовоний! А это как раз благовония, а не специи! Амбра, мускус, сандал, розовое масло, драгоценная мирра и ладан... Всё это швыряемо было страшного в преследователя, но даже увесистой крынкой пахучей жирной мази какой-то (амбра с чем-то намешана) - не попал. А орк вслед идёт, переворачивает столы! Удары страшные свистят, чуть ноги не обрубая!

Там! Туда! Там специи! Вот! Тут! Ай! Аяяяй! Правоверные! Аллах!

И вот наконец чуть не лбом бохатур врезался в то, что искал. Мешок. Перца. Молотого. Того самого, что надо. "Дыхание ифрита". Плотно запакован куль драгоценный. Наверное, на прилавке были и сосуды, и образцы. Да только отбросило прилавок иблисово гадкое порождение! Нет сосудов, нет ни одного! И дальше под лавку не заползти - впереди всё завалено ещё какими-то кулями!

Ситуация: орк догнал Мустафу, перевернул и отбросил назад прилавок. Мустафа стоит на карачках задом к орку и прямо перед ним - вожделенный перец. В плотном куле весом, наверное, как ведро воды. Никаких пиал, тарелок, чашек под рукой не видно, искать нет времени. Путь прямо под прилавками более недоступен, направо свернуть в соседний ряд можно, скакнув через лавку, но Мустафа не совсем в той кондиции, чтобы скакать, хотя слегка очухался уже.

Клёвый пацан Тони Фрикшоу. Когда в Большом Яблоке по раёну на своём кадиллаке открытом проезжает - все хотчиксы с ног валятся. Из окон выпадают. Из трусов выпрыгивают. Потому что крут. Первый в качалке и в уличных махачах. В паркуре тоже. Банды нигерские Тони так боятся, что даже с калашами не рискуют к нему подступать. О копах я вообще молчу. Эти папой Тони давно куплены. Он мультимиллионер, папаша-то Фрикшоу, коллекционер редкостей, интеллектуал и вообще мудила. Сыном не интересуется - вот и вырос Тони, как дурная трава. Трава, кстати, тоже интересует Тони иногда. И прочая дурь. Но более всего - оружие. Холодное. Огнестрел - не признаёт. Это для лохов. То-то было веселье, когда в очередном махаче с негрилами Тони две немецких даги достал из бардачка в кадиллаке. Против выкидух-то, вот умора! Пистолетов Тони не боится. Быстрый потому что от природы, резкий и внезапный. Как понос от алычи. Словом, крут со всех сторон. С духовностью у парня тоже всё в порядке, вы не думайте. Гистограмма с черепом на шее это ясно обозначает. Что, не знаете, что такое гистограмма? График такой условный. Он символизирует. Вкупе с черепом. Что-то. Глубоко духовное значение, во. Вам не понять. Ну и татушка модная на руке, как без этого. Дракон. Ориентальный. Атакующий, не какой-либо.

Носит Тони обычно моднявые спортивные штаны (мотня до колен, шоб яйца влазили), в которые искусный портной по заказу бронепластины вшил. Такие, знаете, их ещё охранники в супермаркете носят на костюмах. Чтоб в колено коварный враг не выстрелил, не оборвал карьеру. Резинку в штанах пришлось укрепить, чтоб не падали. А то прорезью на жопе подмигивать и трусы показывать не очень клёво. Было. Пока Тони так делать не начал - теперь все так делают. Негрилы даже. Всё от Тони пошло. Да, на ногах у Тони - крутые кроссовки от кутюр. Кожаная подошва. Тройная. Ну и шо, шо скользит? Зато понты! На руках - браслеты. Типа наручи, но локоть не прикрывают. Металл. Жаль, татуху скрывает частично. Ну и низ лица шарфиком моднявым заматывает, если на дело идёт. Жилетку тож иногда надевает - тонкую, тканяную. А иногда и не надевает. Или не застёгивает - кубики на прессе видно чтоб было.

Характер у Тони нордический. Он пессимист и реалист, хотя на вид ему годков девятнадцать всего. Он знает, что он крут (круче всех ваще), но сомневается, что остальные об этом догадываются. Вспыльчив, но отходчив. Простодушно к жизни относится. Не верит, не боится, не просит. Волосы в красное красит. Или не красит, неважно. Вобщем, пацан - золото.

Короче, такие дела. Как-то завалился Тони на вечеринку. К себе же. Там, травка, девки, все дела. А папаша у Тони, как мы упоминали - антиквариатом интересуется. И был у него значит манускрипт древний переведённый. Умники, дружки Тони, накурившись анаши, полезли в сейф, нашли манускрипт, прочли перевод и суть даже поняли. Короче, манускрипт был для крутых пацанов. Как Тони. Надо было чего-то там распевать и бить себя пяткой в грудь. Но только если крутой. У лохов, сказано, не сработает. Ясное дело, Тони полез доказывать, что он не лох. А самый крутой ваще. Пропел, побил где чем надо и - хоп! Он уже в приёмной у Гермеса. Тот парня умаслил и добазарился с ним по-пацански. Гермес-то тоже в доску пацан. Короче, три боя на арене - и Тони получает справку шо он самый крутой пацан ваще. И притом этой справке все верить будут. Даже копы. Даже его папаша. Ну, трёх лохов каких-то наш Тони уделает несомненно же. Тем более верные даги при нём.

И вот вышел Тони на ту самую Арену. Идёт, ступает пацанской походкой красивой. Руки растопырку изображают, лица выражение невозмутимо. А против него какой-то лох в красном. Короче, расфуфыренный. Гомик, наверное. Тоже какой-то там у него стиль моднявый, но не пацанский ваще. С рапирой. Тони не зря холодным оружием увлекался - рапиру сразу опознал. И стиль фехтования гомика - тоже. Как два пальца об асфальт. Итальянский стиль, классический. Значит, без пера во второй руке. Тока рапира. Ничо, шустрый Тони ща этому педику сунет даги по самые помидоры - думает скромно пацан. Но - не расслабляться. Мало ли. Длинная железяка всё ж. Острая. Как бы штаны не попортил.

А тут нигга. Мать его! Тони чуть не блеванул, но сдержался. И тут негры, прям Нью-Йорк! А негрила глянул так сурово, подбросил свою палку и спрашивает:

- Жнец или Дева?

- "Если кормить их лишь хлебом"? - поднял бровь Небукад, - Верно ли я понимаю, что ты предлагаешь кормить твоих воинов сверх денег, которые они получают за службу? На всех берегах Моря наемник покупает свой хлеб сам, из серебра, полученного за службу. Если на Западе дело обстоит иначе, то вы воистину распоясали своих людей.

- Далее, ты говоришь, что твои воины-храхоры обладают репутацией. Пугающая репутация хороша, когда известна противнику и может сыграть носителю на руку. На Востоке мало кто слышал о Доме Заката и единственные топороносцы, чья слава там известна, называются кеземши. Храхоры не успели прославиться на восходном берегу, а потому не будут внушать страха перед собой, - продолжал меридазмах, не впервые сталкиваясь с безудержным прославлением своих воинских качеств наемниками, - Я не могу приплачивать за то, что не принесет пользы.

- Рогатые твари, носороги... Я слышал, что у тебя они есть, но не думай, что я ими очарован. В Имнегедде мы предпочитали слонов, и, клянусь милостью звезд, не зря. Носорог не так велик, но прежде всего туп и мало что видит. Если на вашем берегу они не какой-либо особой породы, то они могут причинить больше вреда тебе самому, чем твоим противникам, и, я слышал, ты так и не пробовал их в бою. И не ты ли толковал о холмах Лурии, где мало пространства для маневра?
- От метательных машин может быть больше толку, - согласился Небукад, - однако это больше зависит от врага, с которым предстоит столкнуться, и от воли небес. Хотя я использую любые игрушки, которые попадут мне в руки, являются ли они земными зверями, произведением математики или иного волшебства.

- Что ж, вернемся к разговору о серебре. Не будем даже говорить о том, что бы считать еду для твоих людей отдельной статьей, ибо это немыслимо. Если платить твоим воинам по 30 и по 10 для тяжелых и легких, выйдет как раз тридцать тысяч за луну. Я могу предположить, что твои легковооруженные стоят дороже десяти, и что тебе нужно кормить твою лагерную обслугу, равно как платить укротителям твоих носорогов и стрелкам из твоих машин - ведь не скажешь же ты, что платишь самим своим зверям серебром. А звери твои, как я слышал, повторюсь, не испытаны в битве. Я готов прибавить тебе треть предложенной цены и дать сорок тысяч, что заставляет меня усомниться в моем уме. От этой цены ты можешь продолжать свою торговлю, но я не прославлен пока ни щедростью, ни глупостью, ни бездонными карманами - хотя клянусь, прославлюсь в ближайшее же время.

- Что касается добычи, то она будет поделена весьма просто - согласно праву заполучившего. Все, что захватит твой отряд, будет твоей добычей, за вычетом пятой части мне и пятой части захваченных съестных припасов в общую долю армии. Эту добычу - ценности из домов, пленников или доспехи с мертвых врагов - ты волен делить между своими воинами, десятниками и сотниками согласно твоему разумению. Как видишь, в вопросе добычи я щедр, и нигде ещё ты не услышишь такого. Я же буду судить споры о добыче между отрядами, полагаясь на справедливые свидетельства и мудрость звезд.

Жарко, чхужыр-галла! И почему солнце так любит этих южных слизняков? До сих пор к жаре не привык. К вину привык, к еде привык. К бабам начал привыкать.
А учхи вон до сих пор с кружки пива ужираются. Дурные становятся и бесполезные. Пришлось даже разбить парочку голов их тупых. Остальные вроде как присмирели, при Эзаре теперь пьяными не ходят, в лесу прячутся или еще где, когда пьют.
Знатно опохмелившийся Эзар совершал утреннюю прогулку по лагерю северян. Лагерь выглядел беспорядочно. Многие учхи не стали ставить юрты - мол, жарко в них, потому просто стелили на земле. Хотел было вначале Эзар разгневаться на такое, да как-то лень стало. Ну и вправду, жарко. Вон, даже Рогача остричь пришлось. Стоит теперь лысый, такой странный и смешной, травку щиплет. Ну, духи - дело серьезное, тут если только волосами отделаешься - повезет.
Размягчает и развращает проклятый юг.
Мысль эта пришла в голову Эзара внезапно и пробрала до глубины души. Вспомнилось, как вел себя в том странном большом селе из камня. Как вели себя его слуги. Как закончилось все серебро. Да он же, зырр-нна-галла-кырч, вел себя как южанин! Отвратительно! Гро не покупает у слабаков - он у них забирает! Он - гро!!!
Сжав зубы и заблестев глазами, гро широкими шагами направился к своей юрте (как и полагается, самой большой, сплошь обвешанной всякими трофеями). Большой и блестящий шлем со скальпами надел. Взял в руки оружие - щит окованный и молот. Вышел наружу. Глаза выпучив, молотом в щит саданул, да как заорал:
- ГРОООООО!!!
Повскакивали учхи, к юрте главной побежали. Откуда ни возьмись, появился сын шаманский, Дург Ыр Хуртор. Глазами восхищенными на Эзара глядит, а в руках рог держит. Хороший Ыр.
Выхватил Эзар рог и дунул в него пару раз во все свои могучие легкие. Звук громовой разнесся по поляне, где лагерь стоял. И дальше. Учхи, что в лесу охотятся, должны услышать и вернуться. Им потом расскажут, что гро сказал. А сказал он вот что:
- Собирайтесь. Мы идем брать.
И, пошатываясь, в юрту свою ушел. Где выпил полбурдюка вина и упал пьяный.
Когда проснулся, все уже было готово к походу.