Голосование пользователя

Вы не можете просматривать этот пост!

Отдышаться мне времени надо бы,
На судьбу свою горькую сетуя,
Порыдать, поорать слова матерные,
Проклиная все это устроившего.

Приближается смерть моя лютая,
Неустанно и целенаправленно,
Отбиваться от нежити нечем мне,
Кулаком лишь, да пяткою голою.

В двух шагах я от склада с оружием,
В двух шагах и от лифта желанного,
Передышку сулящего, краткую,
Вероятность спасения, может быть?

На секунды счет, к черту оружие!
Поскорее бы створки раздвинулись.
Увернусь ли от жуткой конечности?
Отобьюсь ли от трупов ходячих я?

Сколько быть мне на свете отмеряно?
Коль умру я здесь, то не бессмыслено!
Жизнь другому спасу, вдруг получится?
Страшно, горько, а ВЫЖИТЬ КАК ХОЧЕТСЯ!!!

Каждому. Вцепился Тайрон в створки тугие пальцами, вмял ладони в холодный металл. Рывок. Чуть подались в стороны половины целого, щели провалом полусантиметровым разойдясь. И клином бы сунулся в него, окончательно сопротивление стопоров сломить попытавшись, если бы не сунула Налия в руки до боли знакомый браслет. Затараторил тут же "Фауст", в который раз за последние несколько минут в скорости со станковым пулеметом соревнуясь: - Отец!!! Аы-ы-ы... Шеф! (лучом фонарным осветил тупик, в которым вы зажатыми оказались) Лифт? Сделаю!

Гисборн. Катнулся он, протянула руку ты. Краткий миг единения. Уже не крикнул браслет, почти шепнул: - Конец нам. Сожрут

Удовлеворение. Сработало! Хорошо. Это его притормозит.
Нет? Оживает? Досада. Ну конечно же. Так было бы слишком просто... Гребанный урод!!!

Вопль браслета побуждает немедленно броситься к лифту, прямо таки душу рвет. А не, это другое. Опять это чувство. Пусть не человек. Но не могу его бросить. А надо! Вот, парень послушался, побежал. Значит оклемался. Радость.

Ай, да какая разница, где помирать - тут или там, у лифта?! Злость. Решимость.
- Кончай орать и катись сюда!!! - приказным тоном, как какой-нибудь сержант, рявкнула Налия на Фауста. Плюнув на смертельную лавину, приближающуюся из темноты, она попыталась схватить браслет, увернуться, и рвануть вслед за Тайроном.

Фай. Ли.
Сэгеймора – вечная чернота за пределами мира, пространство где нет жизни. Пустота. Смерть. Ледяная Кума, как ее еще называют на юге. Место, которого не существует и не должно существовать в природе, обитель смерти пронизанная вечной безысходностью. Ничто. Нигде. Никогда.

Последняя арка вела в пустоту. Плавучий островок раскачивался под ногами, болото охало и вздыхало, обдавая гнилым запахом разлагающихся трав. Вопреки логике и привычным законам мироздания, последняя каменная арка крепко стояла на этом шатком фундаменте, обломком острого зуба чернея на фоне бледно желтых небес.
Пахнуло дождем в этот миг, косые струи принялись рубить воздух с шорохом осыпаясь окрест. Зашептались травы между собой, тонкими голосами принялась перешептываться листва. Однако. Странный плавучий островок этот осенний ливень обходил стороной почему-то. Здесь по прежнему кружилась и немилосердно жалила голую кожу мошкара, гудели сотни мух и исчахшие кустарники прели в жарком воздух, распространяя вокруг себя едкую вонь.

Сегеймора, очарованное болото, прекрасное место для отвратительного стража сих запретных мест. ОН находился там. Он жрал, распространялся будто моровое поветрие, произрастал и вызревал, нечеловеческий, темный монстр. Безумное создание, которого не создавал в этом мире ни один Бог. Тот-кто-Видит. Тот-кто-знает. Великолепная тварь выпестованная чернотой, безликая и непостижимая.
Киршар живущий в своем логове и поглядывающий из черноты на долгожданных гостей своих.
...Ли увидела женщину, такую же как она, лунноликую странницу из потаенной страны. Лицо женщины пересекал отвратительный бугрящийся гноем шрам. Один глаз, одна ноздря, очаровательно пухлый ротик с чувственными лепестками губ - с правой стороны лицо было прелестным, милым и трогательно девичьим, почти идеальным как будто. Таким чертам хотелось верить. Левая часть, представляла собой кровавое месиво, отвратительную кашу из костей и бурого мяса. Противоестественное омерзительное уродство, насмешка над живыми людьми, злая пародия вырубленная недобрым кукловодом в насмешку над смертными созданиями. Бурая Королева.
Тонкое кружево Н’Мах укрывало изуродованную плоть девы, нижняя одежда аристократов в лунной стране, такие носят в спальнях и женских покоях изысканные первые жены. Императрицы и любовницы императоров.
Сквозь легкую ткань просвечивало обнаженное тело, так же разделенное на части и равномерно изуродованное. Нежные полукружия розовых сосков справа, частокол острых ребер на левой, - Содрогающиеся ткани и сизые нити вен, обилие гноя и отвратительных ран. Человек в подобном состоянии едва ли прожил бы более двух мгновение, Киршар однако не просто жил, он ухмылялся зазывая странницу в Сэгеймору. Он требовал дар, - боль и муку восточной женщины.
- Дай нам свою плоть сейчас, девочка! Дай нам палец, руку или ногу, девочка. жизнь своего нерожденного ребенка или имя его отца...Корми нас. Смеши нас. Или успокоишься навсегда, милая девочка– Промурлыкал отвратительный голос в ушах.

Фай увидел нечто жуткое перед собой, привычное и в тоже время неестественное. Скиталец Серых земель узрел в этот миг самого себя, более богатого, более успешного. И все же. Фай Люре рассматривал со смехом самого Фая Люре. Более наглый, надменный, одетый в тонкие южные шелка, препоясанный золотым пояском. Фай стоял пред Фаем отвратительно ухмыляющийся, жесткий, недобрый, черный. Такой...как его отец, безумный и жестокий.
- Ты пришел в Сегеймору Червь. Принес нам Череп, Червь. Принес себя. Что хочешь в дар Червь, какой желаешь оплаты в сей момент?

Зимний Лес.
Жемчужными нитями стелется под ногами туман, плещется, словно ветреное беспокойное море. Вздыхает. Северянин Лес, будто корабль, скользит в этой сырой пучине, тонет в зеленом сумраке, в искристом этом многоцветье хвойных чащоб задыхается – запахи окружают его со всех сторон. Обволакивают. Кружат голову чуждые ароматы, внушают смутную тревогу привычные звуки. Шепчутся между собой костлявые деревья, хрустят и ломаются сучья под ногами, мелкие лужицы увлеченно булькают промозглым дождем, птицы тонкими голосами перекликаются. Эхо, чудное далекое, какофонию вносит в стройный хор – бормотание и вздохи, хриплый рык да тяжкий стон мерещатся, - провалы вертикальных зрачков, мокрых клыков алый блеск. Чувство, словно некий, опасный зверь притаился неподалеку. Ждет. Следует по пятам, осторожно, переступая с ноги на ногу, крадется потихоньку, Зло...
Неправильные края, исковерканные. Словно липкое болото нагоняют страх, обнимают закисшим илом, норовят проглотить, со смаком, с чавканьем, затиснуть в гнилую свою утробу. И над всем этим дождь: долгий, докучливый, бесконечный кажется. Царит. Бормочет, поет, разрезает острыми иглами серый воздух, напевает хриплым голосом себе под нос: Утоплю, погублю, загублю, плю-плю-плюх…

Хорошо, хоть хейкао бодрит, распроклятый это напиток. Дарит тепло, сладость и горечь одновременно, а еще гниль в костях и вечное желание…пить еще, брать еще, падать раз за разом в темную пропасть. Не останавливаться никогда. Еще!
Пес рядом бежит: хвост баранкой, внимательный нос обнюхивает землю, опустил голову, острые уши прижал к черепу, тявкнул разок, прислушался, дальше побежал.
Земля вниз идет, кренится неторопливо, к Пьяному озеру устремляясь словно корабль на дно – здесь родников прохладных полным полно, ключей кипучих и лесных ручьев изобилье. Но пса не волнуют случайные родники, ищет внимательно нужное озерцо рыжий зверь. Еще разок тявкнул, ухо задней лапой почесал, остановился, возле неприметного водоемчика присел. Подозвал Леса. А водоемчик, что?
Ну, папоротники пышные его окружают, по южному зеленые и кустистые растения блестящими каплями дождя, будто алмазами сбрызнутые. Окаймляют водоем. Рядом мраморная колонна на земле лежит, разбитая скамейка и перевернутая клумба. Ни знаков, ни гробниц, только торжественные руины забытой беседки о былом величии напоминают. Только темное зеркало стоячей воды блестит на ветру. А в озере шкатулка, на песчаном дне, россыпь монет золотых и причудливый меч, доспехи древних лет и обглоданные временем желтоватые кости. Мерещатся. Руку протяни, возьми. Или не бери ничего, пей хейкао и на большее не посягай… Но…Сквозь воду деревянный мяч отчетливо виднеется - простой мяч, кругленький такой, ладный - в такие дети на юге играют, простая южная игра "Так-так", называется…
Мяч на дне, сокровища и темная вода, густая, смолянистая жидкость – отражает черное озеро сумрачные руины, гнилые стены и проклятые замки, грязной крови потеки, уродливые лестницы, червями вгрызающиеся в плоть земли. Леса нет. Пса нет. Башня есть, темного железа мертвая глыба покрытая струпьями неизвестных механизмов, грязными чарами запретной магии оплетенная будто сетью. Башня Ржавого железа, грязный перст, липкая рука, желающая осквернить чистое небо, болезнь, неотвратимо расползающаяся с Запада, старая легенда…


Ли. Фай Люре.
Мертвяк проводил северянина смешливым взглядом, потом к Фаю обернулся разом посерьезнев. На Ли поглядел, нахмурившись тяжко:
- Я слыхивал вы вчера вопросами о Запретных баловались, ну о Киршарах знаетели ли, или Ведунах как их еще бысь зовут…Те-что-Видеть поставлены, Провидцы былых времен. Слуги порядка… Тварюшки они неприятные, но если решили искать, так слушайте внимательно знакомца Прая. Пришли они издалека, пришли, спасаясь от Беды, такой страшной беды что людям и вообразить ее невозможно для себя. Откуда знаю вам не скажу, за что купил, за то и продаю. У Киршаров души нет, сердца нет и костей тоже. Потомки мертвой расы они, обломки былой славы. Древнее Отцов, славнее предтечей…ничтожнее тоже. Раньше вместе жили, теперь поодиночке доживают свои убогие дни. Знают Ведуны много, а говорят мало, любят жрать очень, потому-то и осторожным следует быть. Ежели попал к ним в лапы, пощады не жди – они грехи видят, боль чуют и зло тоже. Этим и кормятся. Раньше люди у них часто просили, теперь редко просят – усвоили урок видать накрепко. Киршары всегда норовят погубить. Врать на прямую слухачи не могут, зато юлить и смущать, сколько угодно. Сыны коварства – это тоже про ведунов. Чтобы найти логововище киршара, нужно верную дорогу знать, особливый тайный путь. Раньше люди знали, теперь ничего не знают, а я вот что скажу– «чтобы найти, нужно искать; чтобы искать, нужно позвать; чтобы просить, требуется дать.» Вот и всего делов…- Смутился мертвяк, замолчал, принявшись свои вещи укладывать. Помолчал, потом неохотно дальше сказал…- Будь я на вашем месте, я бы к Проклятому Озеру двинулся, там сердцевина гнили самая что ни на есть. Там где Добрейшая спит, зло более всего разрослось аки поганый гриб на белом дереве. Люди в окрестностях червивого озера пропадают, дети рассудка лишаются, старики покоя. В самых черных местах Королевства обитают киршары, в самых теневых норах. Имперская столица Нра, серая граница, Лунная пустыня, Бурые холмы, Пьяное озеро…Чем мерже место, чем гаже…Тем лучше для киршаров край. Ежель крепко решили, следуйте за мной, но помните о своей душе...Да! Киршаров не зря зовут пожирателями грехов, ежель что мерзкое вы в жизни сотворили своей, ежель что-то покоя вашему сердцу не дает израненному, если совесть не чиста…Сами понимаете, тогда Провидцы опаснее всего…Они любят грешников, почитают, поедают с особым смаком знаете ли…

Уложив вещи свои, собрав нехитрый свой скарб, Незнакомец двинулся вперед по дороге, доверяя собственную Судьбу королевскому тракту и древним архитекторам, что проложили эту великую тропу, в былые, более счастливые времена.

Надо бежать, бежать дальше, пока мутант занят, хотя там и очень темно (почему кстати нет аварийного освещения?). Он ведь сам это предложил, сам! Пойти первым. Знал ведь на что идет. Он поймет. Поймет ведь? Он бы и сам так сделал. Правда ведь? Да?
Налия разрывалась на части - инстинкты вопили одно, а сердце требовало другого.
Черт. Черт. Черт. Не могу. Не могу! Не могу его просто так бросить! Он ведь еще человек. Не заражен. Я должна ему помочь! Должна... помочь.
Но как? Как его оттащить, не пропав самой?
Жало - оно пока самое опасное, что мне грозит. Нужно его как-то заблокировать. Отвлечь... Был бы нож, отрубила бы. Тут Налию осенило. Китель!
Пошарив по карманам (пусто), она сняла единственную серьезную одежку и с мыслью "мне хана" пошла на штурм. Нужно было так накинуть китель на голову твари, чтобы и жало прижало, и обзор закрыло. А потом, волоком, или если в сознании, подняв на ноги, оттащить техника подальше.

---------------------------
Если на рыжий юг отправиться, шагая навстречу солнцу, и день, и два и три, собственную тень ногами попирать, в пыли и усталости двигаться, рано или поздно, небо над головой приобретет густо салатовый оттенок. Выцветет затем, побледнеет, опадет слезами утреннего тумана. За горизонтом. Холода тронут душу, горячка и черная цинга мучить начнут, зубы зашатаются в деснах, обтянутся бледной кожей, загниют в лунках своих. Выступят кровавые корки под носом, земля жесткой костью застынет, травы исчезнут, желтая унылая пыль, сменит южный суглинок. Города, люди, деревни и молебные храмы со временем останутся позади. Увидишь тогда, бесцветный край, безжизненный берег растянувшийся далеко вперед - унылое море, грязное такое да вонючее, с клочьями пены, желтовато рыхлой, оседающей на липком песке. Рудный край. Разрушенные полисы, колонны да статуи, заброшенные шахты, ядовитые болота. Безглазые дома и старые Боги. Червивое безлюдье поет свои песни здесь. Никто не живет испокон веку в этих местах, черная смола, лишь, просачивается из под земли, отравляет душу, наполняет воздух смертью и удушьем, выжигает легкие, убивает потихоньку.
Место Предтеч.
Другое дело, если на север шагать. Великий лес, Рунный край. Горюн-трава, издревле, границей изумрудной, две земли разделяет, - здесь север, там юг, угодья фей на северо-западе располагаются, - многие смельчаки ищут эти легендарные владенья. Вечнозеленый лес, на северо-востоке шумит густыми кронами своими, обманчивые тени скользят меж зеленных стеблей. Среди цветов и корневищ, золото можно найти, позеленевшие монеты лепреконского клада. Отыскать. А еще, говорят, единороги живут, плотоядные оборотни и спящие драконы сей край охраняют: гвардейские сосны подпирают голубое небо, нагоняют страх уродливые вязы, клены изгибаются, звенят сережками грациозные березы девы. Белой лентой королевский тракт скользит. А дальше могильники только, и полоса вечно-ледяной ночи.
Говорят, что более ничего нет, но это неправда.
Первопроходец, Торванльд Рыжий, забирался в самые дебри: заброшенные дворцы минуя, секретные лазы, полуразрушенные башни гнилые, пропуская, забрался на самый край земли человек со своим отрядом. Здесь холода, здесь ветра воют стаей кровожадных волков, серпом острым, берег Серого моря выгибается. Последний край людей, а дальше только зубастый месяц ползет по сапфирной простыне небосклона, лютый месяц рыдает кровавыми слезами, бесконечные пустыни белого снега простираются. На морозе, при свете мрачных звезд, обжигают глаза нагоняя куриную слепоту, эти удушающе-бледные пустыни. Там живет пустота. Там…истории разнятся.
Синего короля, скажем, первопроходец Торнвальд, храбрец из храбрецов так и не нашел, и отряд его не видел черных умертвий и прозрачных ведьм, ледяных цветов потеющих ртутью и омерзительных химер, охраняющих падшие звезды. Все это оказалось на поверку лишь бабкиными сказками, суевериями пустыми. Впрочем. Отряд, не нашел так же мертвых тел, и людей, пропавших незадолго до прихода рыжего южанина в эти края, экспедиция посланная Ашханом два года назад, исчезла без следа, не было животных, не было живых. Только ветра выли. Многое осталось в секрете, многое осталось неразгаданным, Край-ночи, надежно оберегал свои тайны.
Зато!
Видел Торнвальд серебрянную ладью, намертво застывшую среди голубых льдин.
Призрачный корабль, творение предтеч, - навеки сросшееся землей судно без парусов и весел. Корабль изгибается, повторяя очертания костлявой луны в вышине, свет факелов скользит по гладким бортам его. Мутные окна отражают испуганные, замерзшие лица людей, внутрь не заглянешь, колдовские стекляшки не пропускают света, тени скользят по блестящим доскам. Черный страх по капле, начинает протачивать душу. Отчего-то. Вблизи ощущаешь мурашек стайку, ползущих по ладоням, чуждая, неприятная энергия сочится от ладьи. Огромный корабль, без прошлого и без будущего лежит среди льдов. Разлагается. И не известно зачем…Чтобы рассмотреть его целиком, нужно поднять голову и прищурить глаза, - увидишь крючья зубастых матч, уродливые изгибы лестниц и минаретов, сферы синеватых окон, - нет дверей, нет входов и лестниц, скользкое железо жалит руки сквозь плотную ткань перчаток. Если оставаться вблизи небесной ладьи слишком долго, рано или поздно, придет черная болезнь. И будет тогда цинга снова, будет лихорадка. Все те же хвори что и на юге одолеют, только там они от брошенных городов приходят, от грязного моря поднимаются гиблыми парами, а здесь, источает зло, глубинное, спокойное властное зло, серебряный корабль.
И. Как говорится. Если и есть что-то на севере, среди бездушных каменных плит да загробного сияния небесной ладьи, то вряд ли это магия запада, или магия королевства вообще. Здесь гниют механизмы, здесь умирают мечты. Мертвые остовы железных башен, пустые гробницы призраков Предтеч. Мудрые люди говорили…что земля эта осиротела задолго до великой войны и начала Эпохи Осени. Говорили…что Запад никогда не имел здесь своей власти. Что башня, напротив, была поставлена чтобы охранять срединные земли.
Слухи, как и было сказано, сильно разнились…
------------------------------
* Со слов Шегхалти Кея. Записанино Имагеном-южным, собирателем мифов.


- Я не причиню вам вреда! – Произнес Николас, рассеянным взглядом обшаривая окрестности. Руку он по прежнему не отпускал, черная боль, бросила Леса на колени. Глядя на старика, на ошметки черной, загустевшей крови, неторопливо вытекающей изо рта, и из носа бывшего ученого, Лес ощутил, что смерть, пожалуй, не самое худшее в это мире.

А дар шегхалти? Правда или нет…Говорили, странный дар приходил к людям в разное время, знаменитый Альм-Юный стал шегхалти в девять лет, южный старец Иоргем, напротив, ушел из дому лет в шестьдесят, почуяв зов пыльных дорог…Совсем старым будучи, именитым сановником. Оставил угодья, павлинов, финиковую рощу и двух смуглых жен. Пошел странствовать босяком и петь странные сказки. Это именитые, всем известные шееги. А есть много безымянных, стариков чаще всего, иногда бледных девиц, иногда, нескладных парней, бродящих по тропам этого гибнущего мира в поисках пропитания. Некоторые, притворяются конечно, некоторые просто бездельничают, клянчат еду и погибают по глубому в ближайшей канаве. Считается, что притворщики долго не живут. Не живут долго и те, кто отказывается признать свой дар. Отмеченные тенью истинной силы, обязаны следовать простым правилам. А какие там, правила-то? Странные вообще-то: не иметь дома, не поддерживать связи с семьей, не писать истории собственной рукой (только петь и рассказывать устно), не пользоваться деньгами, жить в бедности до самой кончины. Быть. Шеегом…

Небесная Лань, двигаясь в лунном танце, в ритме плавной восточной битвы, нанесла несколько рубящих ударов, очарованным своим клинком, желая уничтожить старика. Клинок, словно горячий нож в масло, вошел в мясо. Раз, и еще раз и еще один. Танец ускорялся, движения становились смертносными и быстрыми. Кровь брызгала, старик не пытался уклоняться. Запахи пустыни и корицы, жемчужной дымкой наполнили воздух, дух фимиама и красных комнат распространился по поляне. Барханы. Дюны, померещились в пыльном воздухе, долгий шепот песка наполнил вселенную. Впрочем, позвоночник Ли так и не сумела перерубить, здесь, лезвие казалось ударилось о крепкое железо, нежели о кость - клинок едва не вырвало из руки, рукоять завибрировала, Ли отшвырнуло на землю Николас замолчал, захрипел, пережевывая своя вялый язык во рту, медленно потекла густо черная кровь из пробитой шеи. Новое тело, казалось не замечало рубящих ударов Ли, впрочем, мертвец все же отступил. Отпустил руку северянина, попытался напасть на дочь дракона, обманчивый маневр используя, дернулся было вперед, потом в сторону резко отскочил, и двинулся по направлению к дороге, пятясь, желая скрыться видимо.
Медленно-медленно потопал. Все-таки, Ли нанесла ему порядочный урон, двигался старец тяжело, нашаривая путь словно слепой. Что-то сказать пытался, ворочая своим губчато-фиолетовым языком, тени судорожно дергались возле его ног.
Лес увидел, что вместе с ошметками черной крови, вылетают мелкие белесые черви, толщиной с волос, копошатся в прелом мясе. Маленькие белые паразиты, скользили и плавали, спаривались и размножались стремительно, в черной крови старика. Ползли изо рта из носа, крошечные, почти неуловимые невооруженным взглядом, белесые личинки. Опасные. Виноватые в том, что произошло с несчастным южанином...Возможно.
Сквозь багряную дымку боли, Лес разглядел, как несколько червей, вместе с брызгами черной крови, попали на бледную кожу восточной Ли. Увидел живые волоски, извивающиеся на клинке и жадно тянущиеся к живой, вспотевшей коже. Девушка была уже вся забрызгана отвратительной жидкостью, и не замечала, кажется, своей опасности, - глаза ничего не видели, а черви были слишком легкими и невесомыми, чтобы почувствовать их. Зато Лес заметил.
Рыжий, мерзкий пес, тоже заметил, шарахнулся в сторону от нежностей Фая, еще больше. От угольев затухшего костра, мелкую палку поджег, подскочил к Фаю, прорычав хриплым испитым голосом:
– Жги ко всем блядьям эту заразную суку!

Каждому. Дженсон. Вдох. Ткнулся провод-жгут браслета в заглушку панели боковую. Девчонка – ступню из объятий "Императора" хрипящего выдрала. Выдох. Моргнул дисплей сенсорный, краснотой сияющей наливаясь. А медик, она – шаг в твою сторону сделала. Другой. Третий. Кисть взбесившаяся. Следом за ней засеменила. Вдох. Клацнуло что-то в стене. Зеленый свет. Зашуршали глухо шестерни подъемного механизма. Ушло вверх полотно двери. Ты – за порог шагнул. Комната. Монстры. Офицер. Последняя живая душа. Там, за гранью незримой, которая плитой бронированной в любую секунду стать может. Потянулся тут же "Фауст" хлыстом розетки многогранной к внешнему замку, бормоча что-то сосредоточенно-невнятное. Подключился. Скорпионообразный силуэт чудовищно изменившейся конечности. На спину беглянки вспрыгнул. Дернула плечом она. Тряхнула рукавом, уродца с себя сбрасывая. Шаг. Шаг. Будто в съемке замедленной. Бежит. Рвется. Вот. Сейчас. Почти. Шаг. Обрушился на нее полуголый мужчина, взвизгнув надсадно. Пошедшая волдырями и начавшая расползаться кожа лица, безделушки серебряной искра – на шее, и пустота бессмысленная – в глазах. Взмахнул рукой, вцепиться в отворот кителя пытаясь. Опоздал на мгновение. На полы грузно шмякнулся, равновесие потеряв. Еще шаг. И она пересекла черту. Моргнул экран. Упала дверь. Почавкивания глухие, утробное шипение – за спиной, в полном зараженной плоти складе. Впереди – холодная тьма коридора. Не тьма. Мягкий свет прожектора запястного. Тоннель. Серость стен шероховатая. Пол. Потолок. Т-образной развилкой оканчивается. Шепот браслета, едва ли не до чуть слышного шелеста низведенный. Затараторил: - Так. Шеф. Ну, и вы, товарищ лейтенант. Краткий отчет по итогам увиденного. Сразу говорю, многое – не претендующие на аксиомичность допущения. Так. Что? Неконтролируемая вспышка высоковирулентной органической инвазии. Где? Явно принадлежащий Военно-Космическим Силам Терранской Федерации корабль. Гравитация – норма. Центрифуга активна. Значит, и реактор функционирует. Также, уровень кислорода в подаваемой воздушной смеси указывает на то, что системы жизнеобеспечения работают. Между тем, прекращение подачи электроэнергии и отключение систем поддержания заданного температурного режима, в комплексе, могут быть мерами, предпринятыми экипажем для сдерживания дальнейшего распространения инфекции. Эта гадость, судя по всему, инфицированные тела изменяет так, что жизненно важные органы если и остаются в них, то без аутоп… Хрм… Без вивисекции не понять, что и где теперь в них понапихано. Самостоятельно передвигающаяся конечность с хвостом – как яркий пример. Огнеметы тут нужны, не автоматы. Хм. Способы заражения – тактильные. Через физиологические жидкости – подтверждено. Учитывая степень агрессивности носителей, для обеспечения максимального уровня защиты требуются не стандартные медицинские изолирующие костюмы, а боевые или инженерные скафандры. Нужно двигаться к шлюзам. Стволы, скорлупа, челноки. Если тут стандартные планировки, то всё это будет ближе к бортам расположено, а склады – в глубине несущей конструкции (ударило в двери, накрепко опечатанные, что-то) Аминь

Двигались на север спорым шагом, быстрым, да не очень - ибо, обходили ямки и корневища, провалы и бугры, осколки породы вулканической да случайные деревца, решившие проклюнуться сквозь каменную кладку древнего тракта.
Королевская дорога все еще угадывалась в этих местах, вопреки разрухе, все еще веяло от нее благодатной эпохой и светлыми временами, - прямая как стрела эта лента, ни на дюйм не отклонялась от магнитных линий земли, шла точно по звездам, ориентируясь на красный месяц, - шестигранные плиты по сторонам, до сих пор лежали как влитые, попадались порой Росные Ели, деревья белых королей, мелкие алтари безглазых божков, увитые плющем и виноградом диким, пучками мха, и траурно фиолетовыми вьюнками. Колонны, долженствующие знаменовать собой великие события, заброшенные трактиры и дворы, щедро когда-то гостей принимавшие, холодные исполины мраморных статуй и накренившиеся обелиски, повествующие о событиях Годов Черных.
Королевский тракт. И над всем этим сырость да пустота царит, навязчивые комары, мелкий гнус жалящий непрестанно потную шею и удушливая влага, намекающая на то, что море уже близко совсем. Серое море близко, могильники близко и полоса гиблого тумана, значит, за которым царство вечной ночи лежит…

Шли вперед, иногда отдыхали, вытянув уставшие ноги, перекусывали по быстрому а все больше убивали надоедливых кровососов, ощущая себя кормом для мелкой пакости. Снова двигались вперед, отдавшись во власть лесного этого царства. Вечерело между тем, слегка запаздывали путешественники. Удлинялись тени, тихонько перекликались между собой птицы, государевы сосны шептались в вышине, раскинув гордые ветви над головами путников, заросли ежевики шипами щерились, уродливые пни корчили страшные рожи; людей здесь не было совсем, как и прочих живых существ на пути. Разок, только, олень пересек дорогу, огромный, черный самец с ветвистыми рогами своими – рога эти были покрыты бугрящими мясистыми шишками, гнойными нарывами и прочей разной пакостью, на которую радостно слетались мелкие кровососы, наполняя воздух омерзительно тонким звоном.
Странный олень в общем-то был, куда как странный, человечьим глазом поглядел на путников издалека, оскалил пасть мелким частоколом желтых зубьев усеянную, фыркнул утробно и пропал.
Шаг, еще шаг, и еще разок тоже, хорошо идти по прямой все-таки, в сухости и удобстве относительном, мерить ногами землю, когда под подошвами твердый камень, а не топи какие-нибудь или лужи. Добротная порода, верная старым заветам. Хорошо. Только сходить с Королевской тропы все ж таки нужно, дальше к сожалению, не куда вести этой дороге, - возле Пьяного озера обрывается она, - круглого такого водоема наполненного до верху грязно-салатовой стоячей водой, напоминающей до жути, недобрый, воспаленный глаз отчего-то. О тех местах дурные слухи ходили, разные всякие байки. Если уж крестьянским сплетням верить, вода в Пьяном озере была тягучая как кисель, омерзительно теплая на ощупь, наполненная длинными, извивающиющимися червями к тому же. В общем, та еще дрянь. Иные выдумщики, говорили даже, будто озеро живое на самом деле и умеет мыслить по особому, - в дни Голода, возле самых отдаленных хуторов, можно услышать близкое журчание и почуять мерзостный запах гнилого болота. Тогда. Неизбежно кто-то пропадает из живых, странные, мокрые видения, донимают по ночам местных жителей, а животные бесятся и кричат. Потом, через пару трудных дней, проходит вся чертовщина кое-как, уминается, забывается в головах. И до следующих Голодных Дней, королевский тракт свободен и безопасен, и идти по нему можно хоть день, хоть два, да хотя бы и три, и четыре дня, так и не повстречав ни единой души своем на пути, двигаться напрямую сквозь сквозь одичавшие эти дебри.

Вот уж и статуя Лепры показалась, статуя эта - безглазая старуха повелевающая болезнями да мором, в сухих руках удерживающая человечий череп и крюк, признак собственной власти. Здесь, условились встретиться с проводником. На этом месте, должен их встретить человек из местных в условленный час. Час прошел давно, опоздали они сильно, впрочем, пока никого не было видно. Только слепая Лепра стояла, жадными провалами мертвых очей, вперившись в голубизну чистого неба. Потная жара стелилась по земле, укутывая в грязное одеяло непереносимой влаги, утомленных людей. На теплом камне грелись стрекозы и зеленоглазые, полосатые слепни, терли задними лапки слюдянистые свои крылья. Комары продолжали жалить радостно. Проводника не было видно нигде.

Обманывать инспекцию? Это было явно то, чего не стоило делать этим подонкам. Хоть Николо и не был таким уж яростным поборником честности с властью, но здесь он являлся обманутым.
Он резко догнал Воллиса, схватил его за плечо и развернул, а затем схватил за грудки и проговрил тихим голосом спокойного человека:
- Мальчик, ты видишь моё лицо? Видишь? Оно стало таким вот из-за таких как ты! Врунов и подонков, которые ради лишней галочки пропустили серьёзный недочёт. И если ты хоть капельку разумен, то сейчас же побежишь за нами с мистером Фолксеном. А во время нашей маленькой прогулочки до той девочки с мамой, расскажешь о том, чего нам реально надо опасаться здесь. Ты меня понял?
Затем он отпустил его и, развернувшись в сторону девочки, пошел.
Когда он подошел к девочке, то спросил мать:
- Что здесь происходит?
А затем достал из сумки заводного слоника и протянул девочке:
- Бери, это подарок. О какой собачке ты говоришь?

- Странно... наш ночной гость пришёл к нам с сортировочной.
Непонятно, то ли она это Воллису, то ли просто мысли вслух.
Мисс Адлер шла и, не обращая внимания на перепалку коллег, рассматривала жилые строения. Воздух влажный и немного затхлый, выдающий большие проблемы с вентиляцией. точнее, с её отсутствием. Это очень и очень плохо. Когда на уровнях слишком сыро, образуется плесень. Она не только разрушает, например, строения, на которых поселилась, но и также продуцирует различные вещества, многие из которых весьма ядовиты. Самые очевидные - миотоксины и патогены. Первые вызывают нарушения иммунологической реактивности, вторые вызывают лёгочные патологии и многие другие заболевания внутренних органов. О том как плесень влияет на урожай и домашний скот - даже говорить не стоит. И так понятно, что со знаком минус.
- Мистер Воллис, а как вы справляетесь с плесенью и прочими грибными поражениями?
О том, что справляются они из ряда вон плохо говорит не только воздух, но и мертвецки-бледный цвет кожи местного населения. Да, в первую очередь дело в отсутствии света. У местных, семьи которых тут живут хотя бы пару поколения, даже радужка глаз светлее, не то, что кожа. Но, когда кожа приобретает серый или зеленоватый оттенок - это свидетельство недугов и чахлого здоровья. И как в них вообще душа держится?
Ирэн задержала взгляд на мамаше, тащившей дочку, в которых тыкал пальцем мистер Поло. Лицо её передёрнуло от отвращения. Отвернувшись, она сделала вид, что рассматривает какой-то прогнивший и обветшалый жилой домик, после чего снова обратилась к Жаку:
- Биокоррозия, наверное, чуть ли не самая главная ваша проблема?

Девушка, вытянувшись в струнку, следила за Вервольфом. Ччерт, как двигается!.. Кажется, и секунды не прошло — он уже возле мужика. Выверенный удар, второй — оп!.. Противник сполз на пол бесформенной грудой. Пусть и в тревоге, пусть и зыркая по сторонам, Тим-Йонг все же нашла мгновение восхищенно усмехнуться.
А капитан как будто бы сразу забыл, что хотел. Уставился на свой кулак, еще сжатый. И будто сгорбился. Ноль-Пять обдало холодом. И когда Вервольф подозвал ее, она аккуратно опустила дверь и шагнула к нему, уже догадываясь, что услышит.
Брякнуло об пол содержимое карманов кителя.
— Забирай все, я заражен. Скоро стану вот такой же тварью.
— Нет! — вскрикнула Тим-Йонг. Рефлекторно отшагнула на шаг. — Блять! Дерьмо! Как же так, капитан... Как же так... — прошептала горько.
Присела, нашаривая-собирая выпавшее. Бегло пригляделась, не запачкались ли вещи в крови; рассовала по своим карманам.
— Сколько у нас времени? Я вряд ли смогу тебя отрубить голыми руками, максимум удрать успею! — заговорила быстро. — Ты ж бычара здоровенный, супербоец... Но я попытаюсь.
«Вот и перешли с капитаном на ты. Поздно. Не поболтать уже по душам», — вдруг всплыло неуместное. Как же дико это — смотреть на человека, обреченного на смерть. Нет. Хуже, чем смерть. Быть бессмысленным, агрессивным инкубатором для какого-то сраного паразита — разве это то, для чего живет такой отличный дядька, как Бламберг? Несправедливо. Какая дрянь. (Труп на полу гадко, нечеловечески взбрыкивал то мускулами, то глазными яблоками. Что это, что это, блять, сколько времени осталось, пока капитан не превратится в такую же кучу рассыпающейся биомассы, какого хера, а?)
Ноль-Пять схватила с пола китель (капитан явно уже не собирался его надевать). Нашарила нагрудную планку, дернула со всей силы. Сунула в карман. На долгую память.

— Как же я тут без тебя, а? Пропаду, — вздохнула наигранно-бодро. — Ну, где ебучий медотсек?
Пропадать Тим-Йонг не собиралась. Глядела то по сторонам, то на Бламберга. Усиленно вспоминала план корабля. Соображала, куда бежать, когда заражение подчинит себе капитана. Иллюзий по поводу того, чем кончится дело, если Вервольф на нее нападет, она не имела.
Двинулась за командиром. Поодаль. Неизвестно, сколько времени понадобится заразе, чтобы свести его с ума. Хорошо, если полчаса-час. А если пять минут?

– Может, передать что кому из близких? – спросила зачем-то.

"Император". "Скворец". Каждому. Схватил браслет ненавистный. Девчонка в запястье вцепилась. Она и ты. Смех. Ты сильней, в разы. Рванул. Вот и нет захвата. Взмах. Удар. Что есть силы - в пола металл. Что есть духу. Так, что даже рука загудела. Луч света яркого – точно в лицо. Голоса звон: - Ублюдок. Я – ударопрочный!

«О да мистер Фолксен, чем больше контраста будет в нашей компании, тем больше мы сможем сбить их с толку!» -- не довольно подумал Альфред . Но что еще можно было ожидать от сумасбродного и принципиального копа , с головой ушедшего в свою маленькую вендетту. Хотя с другой стороны пусть бояться. Это даже на руку. Но в любом случае Фолксен еще та заноза.

- Ни кто и не подразумевает иной ход событий! – улыбнувшись, поспешил поддержать полисмена Альфред, после чего, повернувшись к доктору, добавил:

- Закон — это не паутина, сквозь которую крупные мухи пробираются, а мелкие застревают. Не так ли мистер Фолксен? Мы все одинаковы перед "взором" слепой богини.

Какой интересный человек. Этакий милый кусок дерьма. И ведь не только сам уверен, что он милый - всех вокруг убедить в этом старается. Мерзость.
- Оставьте вашу тавтологию и улыбочки для более удобного случая - отчеканил Джез, тоном не терпящим возражений. Так он обычно разговаривал с допрашиваемыми - Уверяю, что дело пойдет гораздо дальше формальностей и поводов для беспокойства у вас гораздо больше, чем вы вообще можете себе представить.
Да, капитан Фолксен в полной мере разделял фразу сказанную кардиналом Ришелье "Дайте мне шесть строк написанных рукой самого честного человека, и я найду, за что его можно повесить."
На вскидку, полицейский уже нашел минимум четыре статьи по которым местное руководство можно покарать различными мерами от простого штрафа с выговором, до нескольких лет тюрьмы.
Никаких иллюзий Джезерайя не питал, и сам их создавать в глазах местного руководства не собирался, все просто - он коп. Злой, вредный, сварливый, сующий свой нос везде где надо и не надо, докапывающийся до самого последнего скелета в шкафах обитателей этого городка, не берущий взятки, противный коп с поверхности, чтоб его черти забрали. А они - местная администрация, подданные Империи. Они должны подчиняться имперским законам, жить по имперским законам, и проверку принимать тоже по имперским законам, с полным докладом, как полагается, а не как гид на экскурсии "Здравствуйте детки, бла-бла-бла...". Даже торговать они должны по имперским законам. А значит и судить их надо тоже по тем самым имперским законам, чтоб они в Аду горели. Да здравствуют имперские законы и имперский суд - самый гуманный суд в мире!
Вся зародившаяся буря эмоций вызвала на лице полицейского весьма недвусмысленную улыбку, которая не предвещала ничего хорошего на самому Воллису, ни шерифу, ни тому Брожеку, кем бы он ни был.
- Так что мне не терпится поскорее встретиться с вашим начальством и в конце концов приступить к исполнению служебных обязанностей.
Тон стал чуть более мягким, но доброжелательности в нем не прибавилось. Великий негласный стандарт полицейских проверок - прихлопни проверяемого сразу, заткни ему рот и заставь нервничать, а потом смотри что будет.

Окно скрипнуло и через щёлку показались заспанные глаза мистера Райтса. Неужто он там спал при включенном-то свете? Она же отчётливо слышала, как он ворочался и шуршал в соседнем купе. Ну да ладно. Какая, чёрт возьми, разница? Ну не захотел человек выходить на выстрелы. А, может, ему под них засыпается хорошо, в конце концов.
- Не переживайте, мистер Райтс, к утру "местная фауна", которая по-меньше, оставит нам лишь кости...
Девушка улыбнулась и преисполненная какого-то воодушевления зашагала обратно в вагон. По пути остановилась, посмотрела на прожектор. Очень внимательно, изучающе и как-то... нехорошо. После чего ещё раз обернулась на тоннель, ведущий вниз. Во взгляде её проскользнуло что-то не совсем благочестивое и хитрое. Очевидно, что она что-то задумала. Когда в голове женщины возникает дурная мысль или замысел, это сразу видно по её взгляду. Появляется какой-то холодный и спокойный блеск, не оставляющий никаких сомнений в качестве и свойствах намерений барышни, чья голова имела неосторожность сии намерения, так сказать, родить.
Блуждая взглядом по спутникам, мисс Адлер медленно поднялась по кованым железным ступенькам.. Сейчас ей тут делать нечего.
- Доброй ночи, господа.
И исчезла в пыльной темноте вагона.
Надо сказать, её насмешило, как доктор и инспектор накинулись на старого смотрителя. Неужто они вправду думают, что старый дед подкармливает крысолюдов случайными путниками? Нет, он ведь не нанимался им в охранники, так чего они от него хотят?Подсвечивая фонариком себе под ноги, чтобы не наступить на хвост какой-нибудь писклявой крысе, она направилась к своему купе.

Бум! И стало тихо. Ну, вернее, не совсем - из-за стены послышались людские голоса, и - вроде бы - это были его люди, братья-инспекторы и добрый-добрый доктор. А значит, можно больше не прятаться. Вздохнуть полной грудью, оправить одежду, привести в порядок голос, прокашлявшись и тихонько проговорив пару слов в слух, чтоб убедиться, что он больше не дрожит, а затем открыть окно рывком и высунуться наружу, с интересом разглядывая происходящее и потирая заспанные глаза с видом человека, которого только что разбудили:

- Господа, не соблаговолите сказать, что тут произошло? Меня разбудили чьи-то выстрелы. У нас начались проблемы уже с первого дня инспекции?

"Не слушать. Просто не слушать. Это ведь так легко - закрыть глаза и заснуть"... Шкряб! "Это кажется. Может, там, снизу, растет какой-нибудь куст и сквозняк из туннелей раскачивает его, заставляя тереться жесткими ветками о краешек оконного стекла. Всего лишь ветки.." Шкряб! "Черт! Не вставать. Не открывать окно. Если оно там - то пусть там и остается. Сдашься, откроешь окно - тут-то и тебе и конец. А здесь, за закрытыми дверями и окнами, ты в безопасности..." Шкряб! "Лежать! И не выходить посмотреть... Есть два варианта - это либо ветки, и тогда можно будет успокоиться и проспать до утра, либо - не ветки, и тогда лучше бы вообще не выходить. А из вариантов "бессонная ночь" и "смерть" я предпочту выбрать..." Шкряб! "Жизнь! Любо ценой - жизнь. А утром уже проверим, что там и как. А сейчас... Блин, ну какой к черту спать.." Шкряб! "Где этот чертов рассвет! Господи, почему я не остался наверху, ну почему?" Шкряб... Шкряб... Шкряб...

Вагончик вполне приличный попался, на взгляд Джеза. Ему-то приходилось бывать в местах куда менее пригодных для ночевки и ничего - пережил.
Пока Шашлык насчет спирта торговался, а затем Итон выспрашивал разную псевдополезную лабуду, и решался вопрос уборки в вагоне, Джезерайя облюбовал себе ближнюю к выходу полку. Кинул на нее свой тяжеленный походный рюкзак. Плечи размял. Хлопнул ладонью по карману брюк - коробок спичек отозвался характерным шорохом. Маленькие радости жизни.
К этому времени декорации на сцене сменились. Ник уже предлагал выпить - будто не знает, что Джез на работе не пьет. Ну если только самую малость. Тощий глупую шутку толкнул про мочу в бутылке. И помаленьку начал подкатывать к мисс Адлер, которая решительно отшила ухажера. Браво, Милочка. Хотя павлинчик вроде бы не сильно расстроился.
Шашлык завалился спать, а Кощей и мистер Райтс обсуждали поиски пылесоса.
Как же все это утомительно.
Прихватив с собой трость, Джез вышел из вагончика, бросив остающимся что-то неразборчивое, что можно было толковать как "Пойду подышу".
На седьмом уровне царила вечная темнота, которую лишь немного рассеивали редкие огоньки вроде прожектора смотрителя и чьего-то маленького фонарика в отдалении.
Мыслями Джез был далеко отсюда. В операционной палате. Сраной палате хирургического комплекса. В той гребаной палате. Кожа покрылась мурашками и Джез постарался убедить себя, что это от прохлады, царящей на уровне.
- ..Черным перьям - белый снег
Пьяной крови - русла рек...
Слишком сложно быть собою,
И так просто быть как все... - попробовал тихонько напевать полицейский. Он любил эту песню, хотя и не помнил ее дословно. Там, наверху, все слушают какую-то напыщенную дрянь, по недоразумению называемую классикой. Раньше Джез тоже ее слушал, но сейчас он не понимал, как это было возможно. Раньше слушал, потом перестал, когда понял, что его тошнит от самого себя в такие моменты. Ему пришлась по душе иная музыка, которую слушали еще до первой Катастрофы. Слушали не все, но многие. Грохот ударных установок. Переливы гитарных риффов. Ритм. Текст. Смысл. Но любителей "классики" выворачивало от подобной музыки и... мистер Фолксен находил в этом своеобразное удовольствие.
Палата. Вечный полумрак. Мерцающее освещение. Самая дрянная палата. В самом дальнем конце сраного комплекса! Все думали что он уже не жилец! Все так думали! Его навещал только майор, да и тот сомневался, что Джез выкарабкается. Но он выкарабкался. Выкарабкался назло всем. Навстречу дневному свету, новой жизни, ночным кошмарам и медленному сумасшествию.
Палата. Палата №2311, центрального хирургического комплекса. Мерцающий свет. Запах гниющей плоти. Запах разложения. Тупая боль. Одиночество.
Левая рука заметно дрожала, но он все-таки достал из кармана пачку сигарет, сунул одну в рот. Затем в темноте чиркнула спичка - сноп искр и пламя от воспламеняющейся серной головки. Прикурил. Дым наполняет легкие. Сосуды судорожно спешат сужаться. Горло стискивает спазм. Табак забористый.
Палата. Хирургический комплекс. Операционная. Он дал согласие. Терпеть больше нет сил. Будь что будет. Местная анестезия - он сам так просил. Визг циркулярной пилы и брызги крови вперемешку с гноем. Сознание затуманивается. Больно. Последняя мысль - "Будьте вы все прокляты".
Джез брел по темным просторам седьмого уровня, ориентируясь на прожектор смотрителя. Он курил. Тело била крупная дрожь. Нужно было с кем-то поговорить, не важно о чем. Просто поговорить. Выкурить по сигаретке. Поболтать. Сбросить напряжение.
- Поговори со мной, Джез! - голос позади.
Доктор Циршер. Иммельман Циршер. Проклятый мясник с чертовой пилой!
Но его тут нет. Это просто разыгравшееся воображение. Добро пожаловать в театр галлюцинаций! Билет в первый ряд, для мистера Фолксена, будьте добры! Свежий бред от больной фантазии озлобленного калеки, дамы и господа!
Прожектор смотрителя стал ближе, но идти все еще далеко. Да и сигарета уже выкурена.
Дымящийся мерцающий окурок летит в темноту, подобно багрово-оранжевой комете. Идти к смотрителю расхотелось. Кровь бурлит. В таком состоянии можно много лишнего наговорить. Да и ногу немудрено в такой темноте сломать. Лучше пойти спать.
- Черным перьям - белый снег,
Пьяной крови - русла рек...
Тихонько напевая Фолксен бред обратно к вагону. Место у выхода он не зря выбрал - если остальные уже спят, то он их не разбудит. И это хорошо. Незачем им смотреть на перекошенную злобой гримасу единственного квалифицированного медика в округе.

Опустив карту, Ирэн с неприкрытым интересом слушала как препираются почтенный доктор и такой же почтенный механик. Очаровательно. Нет, понятное дело, спуск с поверхности - дело невесёлое. Усталость, лёгкий голод, отсутствие солнечного света, да и компания не настраивает на дружественные беседы о чае и погоде... Как следствие, появляется некоторая раздражительность. Но, чёрт побери, они сюда работать едут или устраивать петушиные бои? Ладно, Фолксен. Он известный задира и скандалист, готовый драться на дуэли по любому поводу. Бретёр, чтоб его. Но он это скорее по привычке делает, чем из реального желания досадить кому-либо. Но кто бы мог подумать, что владелец магазина механических игрушек окажется таким... вспыльчивым и несдержанным? И не смекнёт, что это провокация.
В общем, мисс Адлер сделала вывод, что ни мистер Поло, ни мистер Фолксен профессионалами своего дела не являются. Хотя бы потому, что у них отсутствует понимание зачем они здесь. А потому держаться этих двоих не стоит. А раз не стоит...

В противовес мнению мистера Уайлса, который Итон, Ирэн тоже решила поучаствовать. Уж слишком вкусная дискуссия.
- Если господа не против, я, как лицо незаинтересованное, с удовольствием буду секундантом.
Мисс Адлер попыталась сохранить невозмутимое лицо, но получалась не совсем хорошо. Уголки губ предательски подрагивали, так и норовя устремиться вверх. Видимо, происходящее доставляло ей некое удовольствие, хотя, надо сказать, она всё же не находила это смешным. Девушка ткнула пальцем в плотную хрустящую бумагу:
- Кстати, судя по карте, недалеко от станции берет начало подземная река. Тихое место, без жилых и торговых строений. Идеально, и будет куда деть тело в случае какого-нибудь печального рокового инцидента.
А вот это она уже, похоже, совершенно серьезно.

Итан сидел в одном из передних кресел вагончика, глядя в окно. Иногда он вновь перечитывал письмо, содержание которого знал уже, наверное, наизусть. Иногда прерывался на прием пищи, иногда на какое нибудь еще совершенно бесполезное занятие. Ему было очень и очень скучно. Раньше Итану ни разу не забирался столь глубоко. Только однажды он добрался до третьего уровня, проведя там всего лишь день. А о поездах, которые могли бы возить между уровнями, их группа могла только мечтать. Поход, собирание всяких полезных и ценных предметов прошлого, еда, сон. На развлечения попросту не было времнни. И Итон, разумеется жалел теперь что не додумался взять с собою какую нибудь книжку, скука же смертная! Вот где они сейчас? В первый день Итан еще пытался считать пролеты, прикидывать глубину, сколько им осталось. А на сто пятнадцатом, кажется, пролете он неожиданно для себя заснул. С тех самых пор о ходе путешествия он не имел ни малейшего понятия. И даже в книгах не было, кажется, ни слова о том сколько может длиться этот проклятый спуск. Может еще день, может может два, а может неделя.
На второй день путешествия Итан, как раз после того инцидента с засыпаннием, он решил начать вести дневник. Читал когда-то о таком в книгах. Как какие-нибудь путники находят скелет, а при нем дневник. А внутри всякие ужасы. Точнее вначале-то все хорошо: "Дорогой дневник, мне определенно нравится это путешествие...". А под конец: "Оно сожрало Генриету. Мы все спали, а оно ее жрало. Аааааа!!!!". В общем грустные перспективы рисовали для их группы любимые книги Итана, но вид из окна успел уже осточертеть, так что альтернатив ведению дневника попросту осталось. За первые пару часов Итан смог выдавить из себя целую одну строку: "Прошло 17 часов, скучно...". Потом стал рисовать. Первый десяток попыток теперь лежал на шпалах далеко позади, теперь вот начало вроде получаться. Конкретно сейчас ученый был занят попытками изобразить Ирен. С мужчинами получилось, вроде бы, не так уж плохо. Вероятно просто из-за того что Итан был не слишком разборчив в этом вопросе. А вот теперь чувство прекрасного настойчиво твердило что из-за кривого носа этот рисунок похож не на Ирен, а на ведьму из народных сказок. Взяв в руки резинку Итан принялся стирать нарисованное. Надо было что-то сделать по другому...

Сидя на видавшей лучшие времена скамейке Альфред Уайлс лениво изучал старую надпись вырезанную кем-то на давным-давно потертом дереве - "Здесь был Эрвин" .

"Надо же времена меняются , а люди всегда остаются людьми "- удивленно подумал он ."Каждый из нас так или иначе желает увековечить свое имя перед потомками, так сказать оставить свой след - вот он я, был такой." Посмотрев на свое отражение в темном окне Альфред печально добавил: " Вот и Я так же."

Уже несколько дней они спускались в глубь уровней и из всех своих компаньонов , кроме брата, он не знал ни кого. На поверхности им лишь сообщили , что все они утверждены руководством , а значит архи важны для успешного завершения экспедиции. Ну что ж будем верить в это. Сам он доверял лишь себе, своей шпаге и своему добродушному братику.

Вагон легонько тряхнуло, а вместе с ним и мысли в голове молодого барона. Что ждет его на низу? Рутина и скука? Поголовная нищета? Сокровища? Или же там вообще все будет мертво и пустынно? В любом случае это шанс если и не разбогатеть, то уж сделать прыжок в карьере это точно. От этих мыслей Альфред заметно повеселел. Получив порцию позитива Уайлс решил в очередной раз более по подробнее рассмотреть своих попутчиков - компаньонов.

Райтс - лощенный вид , красивые пальчики. Как он вообще попал сюда? За какие такие заслуги могли сослать этого дамского угодника в этот ад? Альфред лукаво улыбнулся.

Никола Поло - о ужас!!! Полная противоположность первому. Встреть я такого в темной подворотне, с мокрыми штанами не дожидаясь команды отдал бы все. Явно придан группе как элемент устрашения.

Доктор Фолксен - даже если бы и не знал кто он, то сразу определил , что фараон. Надеюсь нас он лечить будет лучше чем себя.

Ну и наконец Ирэн Адлер - единственный цветок среди репьев. Муза для наших трепетных мужских сердец. Ах Доктор Фолксен держите меня, лечите меня. Я вкусил аромат любви. Но как понял за то не долгое время пути- нектаром любви нашей розы можно недурственно отравиться. Альфа - самец в юбке.

Итон Уайлс- посмотрев на него Альфред мысленно махнул рукой. А что Итон? Брат он и есть брат, хоть и не кровный. Конченный романтик. Эх!!!

Закончив свое шуточный анализ барон фон Курц поудобней прислонился спиной к стенке и закрыл глаза, отдаваясь монотонному стуку колес.

Вы не можете просматривать этот пост!

Котёнок лежал на земле, мордой в грязи. По лбу текла кровь. Что ж вы, суки, доебались до головы моей многострадальной, и так мозгов не осталось почти. А вокруг умирала Яма. Люди жили себе. Продавали хабар, покупали короткоствол. Развлекались, пили. Как это там, "кидали чике на клыка". Строили планы, продвигались по пацанской теме, шли к успеху. И вот - хлоп. Не повезло, не фартануло. Хоть они были изрядными сволочами, Котёнок не питал к ним зла. Ему было их жалко. Так же, как и себя. Все мы на этой планете случайные гости. Как и в этом мире. Все выживаем, как можем. Теперь, вот, похоже, все таки отправимся на тот свет. Там уже поди охуели. Летает, понимаешь, веселый нигра, то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Супермен, блядь. Может быть, пора угомониться? Песня такая была. Вроде бы.

Он лежал и ждал смерти. Но она не приходила. Раздался голос. Женский. Он немного подумал, что делать дальше. Выбор - оставайся или ползи. Он чертовски устал, повидал кучу всего. Хотелось отдохнуть просто адски. За сегодняшний день не отдохнул почти ни минуты. Но жизнь, она такая. Двигайся или сдохни. Твой выбор. И оно как "Space Invaders", вроде заебывает, а оторваться не получается.

-Сейчааас - прохрипел он - подожди...подождите меня...блядь...мисс.

Роман как обычно проснулся с первыми лучами солнца, хоть ночью в пустоши и небезопасно но днём погреться на солнышке могут вылезти совсем уж неприятные твари.
Он быстро обошёл вокруг лагеря скорее по привычке проверяя наличие следов существ пустоши, не обнаружив ничего кроме следов пары собак (впрочем, этих мутировавших тварей, периодически встречающихся в пустоши, назвать собаками язык поворачивался с большим трудом. шерсть торчащая клоками, мускулистые лапы с крепкими когтями, деформированые челюсти развитые и мощные, способные не остнавливаясь откусить руку ребёнка, белые слепые глаза, и потрясающе развитый нюх благодаря которому они выслеживают добычу) которые покружили вокруг лагеря, но похоже сбежали, отогнаные часовыми. Роман вернулся к месту своего отдыха. Караван потихоньку начал оживать, сонные люди сворачивали спальники и палатки, кто то сидел и завтракал, кто то проверял оружие. Поняв что голоден охотник достал из своего мешка пару полос сушёного мяса и с удовольствием впился в него зубами. Через пару минут уже практически закончив трапезу Роман заметил как к нему, лавируя между суетящимися каравнщиками двигается
девушка, настаивашая на похоронах старика. -Хмм интересно как она вобще прожила до такого возраста с таким представлением о мире- это была последняя мысль охотника прежде чем девушка подошла к нему.

Общее.

Вы не можете просматривать этот пост!