Голосование пользователя

Рука, ранее задумчиво бродившая по густым зарослям бороды плавно, все так же глубокомысленно поплыла ниже, выбросившись в итоге на широкий остров груди и замерев там, где обычно стоит, будто на пиратской карте, крест.
– Про решения да совет созываемый ты это верно, тут с тобой, Томка, соглашусь. Не верится правда, что наша пестрая братия хоть по какому-то вопросу вся посогласится, да и черти с ним. Главное только чтоб Моро-ста любимчиков себе не напридумал, от которых любая чепуха за приказ принимается. Ну да мы уж как-нибудь уследим.
Замок, правда, яб все же Варнерию оставил. Ну вот правда, что мы тут все - завоеватели иноземные? Какие такие ему от замка запредельные преимущества? Ну так и чего парня из родного панциря выковыревать, что слизня из мидии!
А вот о земле да народе ты это зря так. Я понимаю конечно, что тебе по судьбинушке военной все привычно кровушкой мерить, но одними походами жить не можно. Время нынче мирное, значится и правление нужно́ мирное. На смерть посылать не то что не надобно - вредно делу всему. Каждый селянин он ведь ценность великая, он жеж руки работящие. Обозлиш ты народ, если будешь по первой нужде жизнями да судьбами разбрасываться. Рыбаки так тебя точно не уразумеют. Не знаю уж как там твои вояки, а из моего народа ты верность насильно не выкуешь, обиду одну только. Да и чего тебе взъелся так этот приморский надел? Подь вон над лесорубами главенствовать, там уж точно от песков отдохнёшь. Меч опять же свой к делу применишь, заместо того чтоб попусту ржавить. –

Не сразу, но прорвавшись через покров сна, брат Мартин раскрыл слипшиеся веки и увидев в зале людей и обращенные на него взгляды с восторгом затараторил:
- Дети мои, вы уже все здесь, ая-я-я-й, а я, как видите, задремал от пасмурной погоды, ая-я-я-й ая-я-я-й, как неудобно. А я ведь так ждал, волновался, высматривал всё в окно, когда вы приедете, ждал ждал и задремал от переживаний... , - монах было попытался подняться но сонное состояние, грузность и уже не молодой возраст были не на его стороне, - ух... не пущают меня ноги, простите старика, что не могу, как подобает, встретить гостей... почему гостей? возлюбленных детей моих, детей моего возлюбленного брата во Христе и друга, моего доброго графа, который приняв святое причастие, отошел в Царствие Небесное и поручил мне, и доброму, верному Хоросу найти вас, что добрый Хорос и выполнил, не жалея ни своего здоровья ни средств своих, изучая все переписи и поместные книги, посылая гонцов во все области и селения, дабы найти вас, детей и наследников, и вручить всё то, чего вы были достойны всегда, но лишь сейчас получили к тому благословение. - в какой-то момент монах так увлёкся рассказом, что не успел сам за собой и потерял дыхание, от чего умолк и стал глубоко дышать, стараясь перевести дух и собраться с силой для новой террады.

В библиотеке графского замка нашлись фолианты, которые Адерин смогла расшифровать и правильно интерпретировать, так что не только фомор звал к себе супругу, но и ее родные - отец, названая сестра, спасенная Роландом любимая кормилица… И девочка ответила на зов семьи, вернувшись не одна, а с братом-фомором. Впрочем, этим уже никого не удивить из ближайшего окружения графа.

Первым с вернувшейся из безвременья принцессей фригольда говорил приглашенный погостить в замке Уолтербери Бринэйнн. Он нашел ее в саду на качелях и рассказал о своей судьбе - о жизни с любимой Фиорр, что родом из Зеленого Двора фоморов, о счастье в законном браке и об испытаниях, выпавших на их долю. О том, как нашел Шея Судру истекающим кровью в Лесу Лжи после того, как когда-то давно Амелия покончила с собой вместе с братом. О том, как исцелил его и подарил ему надежду. О том, как учил его, что значит быть светлым. И об их дружбе, пронесенной через века. Девочка слушала, все крепче сжимая перевитые золотым вьюнком веревки, и молчала, только глаза ее подернулись вдруг дымкой слез.

С этими новостями она отправилась к любимой сестре - Адерин, услышать, что же та обо всем этом думает. Старшая ши не видела смысла в мудрствовании и, обняв, ласково попросила младшую обратиться к своему сердцу: любит ли она фомора? любит ли она Лоркана? чего хочет сама? Нет правды в жертвах - хватит уже. Время жить счастливо. Амелия долго обнимала ее молча и долго потом плакала, не зная, на что решиться и надо ли вообще решаться?..

Наконец, ей нанес визит и Роланд в промежутке между сбором слухов и увлекательным сидением в библиотеке. Он передал слова Шея Судры - что участь Амелии и его участь, какой бы она ни была, - и рассказал, как Лоркан подорвался спасать ее по первому его слову, что Король Дальнего леса ждет ее терпеливо…
- Брат сказал, его должны были убить, - отчего-то она не могла произнести больше имя Лоркана, хотя раньше говорила о нем без умолку.
Она не винила себя ни в чем открыто, но явно задумалась о своей роли в произошедшем.

Наконец, граф выздоровел и пришло время что-то решать - с турниром, с наследованием, со свадьбами. Акира неотлучно жил в замке, помогал с восстановлением Джинтауна и в конце концов добился назначения даты их свадьбы с Адерин - решено было не ждать Бельтайна, а отпраздновать событие, которого он ждал тысячу лет, в первый день весны. Приготовления шли полным ходом, город украшался разноцветными фонариками и живыми гирляндами, повсюду выставили цветы в горшках и развесили венки с омелой. Однажды вечером за пару дней до торжества в спальню к Адерин заглянула Амелия - села на краешек кровати и несмело попросила сестру заглянуть для нее в будущее. Старшая ши начала готовить колдовство, но в самый последний момент девочка схватила ее за руку:
- Не надо. Я… не хочу знать.
Обрывки видений окружили Бомайн, заглядывая ей под ресницы, ероша мысли и чувства. Она увидела счастье младшей с фомором, но так ничего и не рассказала.

На свадьбу Акире и Адерин надарили множество волшебных подарков из Дальней и Ближней Грезы, они перед всем фригольдом и графом принесли друг другу свои клятвы, и сидевшая в первом ряду Амелия выглядела отчего-то ничуть не менее счастливой, чем сестра.

Обещанный заблаговременно турнир тоже состоялся, и Лоркан, как и обещал Амелии, пришел на него, но не было больше в наградах руки графской дочки, поэтому и его победы особого значения не имели. Победил, кстати, один из Дугалов, усиливший себя с помощью очередного своего изобретения. В состязании бардов неожиданно победил Тайки, спевший под аккомпанемент сямисена длинную балладу, посвященную воссоединению его господина со своим бывшим хранителем, а ныне - официальным младшим братом. Мо краснел, слушая, до корней волос, но остался доволен. Позже признался Адерин, что так ничего и не вспомнил из своего прошлого, но верит Тайки.

К вечеру, когда все уже расходились по домам, на площади у фонтана появился тот, кого никто не ждал, - помолодевший и посветлевший Шей Судра. Тьма в его облике почти ушла, уступив место темной бронзе и золоту - теперь он выглядел, скорее, как принц из очень старой сказки, нежели настоящий ужас. Как он и обещал графу и Роланду, его войско ушло из окрестностей Джинтауна в течение месяца после снятия с города сонных чар и никто о нем больше ничего не слышал. Все было тихо - до сего дня.

Амелия, задумчиво пропускавшая сквозь пальцы гламур в фонтане, даже не вздрогнула, когда он подошел и сел рядом. Они словно бы продолжили разговор, прерванный когда-то. Шей Судра начал с того, что ему было обещано Роландом: спросил, приняла ли леди решение. И когда она впервые за долгие годы посмотрела на мужа - ее синие глаза сверкнули отраженным в них золотом. И она начала говорить: рассказала о расправе над Скатахами, о предательстве Дер Тоа, о том, что видела младшего из близнецов с Мусеем, то приводившим своего новообретенного ученика в город, то пропадавшим с ним где-то на целые недели. Она спросила о Бринэйнне и Фиорр и узнала, что Роланд рассказал туате о портале и тот вскоре после разговора с ней отправился на поиски жены и дочери. Потом они долго молчали, вслушиваясь в затихающие шаги поздних прохожих и сердца друг друга.
- А правда, что ты простишь брата? - спросила вдруг она.
Уже не совсем фомор коротко кивнул:
- Ты можешь взять в свою свиту любого, тебе не нужно мое разрешение. Только убедись, что он не воткнет в кого-то из нас свое копье, как в прошлый раз.
Амелия зябко повела плечами. Она не была ни в чем уверена, но ей потихоньку становилось любопытно:
- Почему ты изменился? Выглядишь совсем нестрашно, почти красиво…
Он провел пальцами по золотым складкам своего плаща и взял ее за руку:
- Один Эйлунд сказал мне, что ты можешь меня полюбить…

Тем же вечером граф и Адерин узнали решение Амелии: она хочет посетить замок Шея Судры в Дальней Грезе и берет с собой брата. Фредерик воспротивился, сказал, что не отпустит ее без клятвы, и заставил ее мужа поклясться своей мечтой, что с ней все будет в порядке. Потом он долго не находил себе места, винил себя за то, что отпустил пусть и взрослую по меркам фей дочь, но все еще такого ребенка в представлении людей!..

Два года промелькнули незаметно. Амелия иногда писала отцу и сестре, и ее письма, приносимые крылатыми химерами, с каждым разом становились все длиннее. В последнем она пригласила родных и друзей на обновление их с мужем клятв.

- Им нужна твоя магия, - просто ответила Адерин, - возможно, она тоже провидица, и что-то поняла. Что-то большее, чем им стоило бы знать. Они захотят твоих знаний и силы. Интересно, что она оставила своего брата у Фонтана и поспешила к тебе. А он там... Видимо, понял, что дело не чисто и кошмаров выпустил. Надеюсь, Муссей знает, что делает, идя проверять как он там. Но, его он боится меньше, чем тебя.

Ши усмехнулась, но было видно, что она нервничает. Ей не нравилось то, что Отшельник ушел один.
- Ладно, по порядку, - тихо проговорила Адерин, развязывая узкую ленту, которой была зашнурована горловина ее рубашки. Чтобы вынуть шелковую полоску полностью девушке пришлось запустить руку за шиворот доспеха.
Адерин связала концы ленты и накинула получившуюся петлю на руки. Несколько ловких движений пальцами, и между ладонями ши сложилась сложная фигура из лент.

- Помогите мне, - попросила она. Глупо было расчитывать, что Акира или Бринейн знали простую десткую игру, но Адерин ничего другого не оставалось.
- Перехватывай нити, которые я показываю, - Ши пошевелила пальцами дав провиснуть некоторым из отрезков ленты, - И надевай на пальцы. Вот так. Только не распусти фигуру.

- ONE for death and TWO for birth, - начала считать Бомайн, перехватывая ленту теперь уже из ладоней Акиры, и странным образом магия отозвалась на слова детской считалочки, - THREE for wind and FOUR for earth.
Другой, более сложный узор очутился растянутым между ее пальцами. Роланд хотел свою петлю, он ее и получил. Роланд любил петлию Все время пыталс ловить их в прошлом, которого не помнил. А теперь сам завернул прошлое в петлю. Алерин же оставалось увидеть, в чем она заключалась, и что именно сделал Эйлунд.
- Теперь ты, - обратилась она к Бри, - не спорь.
- FIVE for fire , SIX for rain, - узор, из лент, меняясь, снова перекочевал с ладоней на ладони, - SEVEN's joy and EIGHT is pain.
Ши улыбнулась, и принялась подбирать уже сама
- NINE to go, TEN back again! - уверенно произнесла она, растягивая получившийся узор на манер открывающихся ворот.

Волк весело тяфкнул пару раз, то ли подтверждая, то ли опровергая сказанное. И они помчались - быстрее ветра, быстрее птиц, чувствуя на щеках осеннюю свежесть, а самих себя - воплощением скорости. Роланд без труда вырвался сначала вперед, но уже достигнув опушки, Родди длинным прыжком через овраг опередил его и на мягких лапах рванул далеко вперед, вернувшись, впрочем, когда стало не очень ясно куда бежать - если ши еще как-то ориентировался в Грезе, через которую он недавно прошел, то волк, кажется, был в этой ее части впервые и больше смотрел на Роланда, чем предпринимал какие-то самостоятельные шаги по поиску пути. А может, ему было наказано следить за безопасностью юноши - кто знает?.. На стылой равнине Полет снова обогнал сомневающегося оборотня, но когда впереди замаячили золотые стены и башни - да, в Дальней Грезе, Джинтаун был Золотым городом, - Родди вдруг наподдал так, что только пятки сверкали. Ши остался далеко позади и уже мог начать размышлять о собственном проигрыше, когда волк вернулся, перекинулся обратно в человека и принялся делать отчаянные пассы руками, пытаясь привлечь внимание Роланда.
- Хэй! Эй! Остановись! Разговор есть.
Возможно, он хотел поговорить о раскинувшемся у городских стен некоем подобии ярмарки? Разноцветные шатры, веселая музыка, развевающиеся флаги. Это все подготовил граф?.. Или?..

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Мозг взорвался воплями химер:
- Владыка!!! Ты где??? Мы тебя не видим!!! Я тебя не вижу!!! Аааа, владыку похитили!!! Что же делать??? Да вот же он!!! Где??? Да это не он!!! АААА!!! ООО!!! ЫЫЫ!!!

По пути Роланд встретил часть из тех, кто вопил у него в голове, и всех, кого он встретил, он увлек за собой, так что к концу этого величественно-неловкого путешествия к тщательно запрятанному входу, который химерам пришлось показывать личным примером - то есть залезанием внутрь, иначе они не могли его разглядеть за свисающими лианами, - в убежище, представлявшем из себя систему сухих и просторных пещер с глинистыми сводами, здесь и там посверкивающими звездочками гнилушек, оказалась хорошо если четверть всех существ, которых туда надо засунуть. А если сейчас уйти - надо же еще придумать, как до них донести мысль, что выходить нельзя... Иначе ж разбегутся, как пить дать. Слишком неорганизованные. Все, как сказал Лоркан, - неумные дети.

null

А белка и сама понимает, когда помалкивать следует, и пока Полет, кивнув Роланду, величественно к ней поворачивается, уже сама перепрыгнула разделявшие их несколько футов и приземлилась тому промеж ушей:
- Ну, пойдем, хвостатый? Впрочем, и я не безхвостая, так что стоит договориться о терминах... - они удаляются.

- У меня нет величества в отличие от сиятельных ши, так что зови меня Лорканом, но ты это и так знаешь, раз пришел. Слушаю.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Они вышли из города, миновав высокие крепостные стены, и стража на воротах отдала им честь. Греза сегодня была солнечной и счастливой, и если в городе небо еще было подернуто тусклой дымкой жаркого дня, то за его пределами ничто не нарушало волшебной идиллии - бездонная голубая синь вверху, редкие барашки облаков, несколько внушительных размеров грифонов парят над скалистыми вершинами на западе. А их путь лежит на юг и восток, но все же больше на юг. Был соблазн срезать часть пути по Тропе Семнадцати укусов, но та последнее время проявляла своеволие и могла доставить к ведьме с ветерком, чего им, конечно, было не надо, поэтому пришлось топать на своих двоих, дважды подлезая под этот трод, чтобы все же избежать встречи с ведьмой. О ней много нехорошего болтают. Выжженные солнцем алые прерии к полудню плавно перетекали в колосящуюся травами и золотым ковылем степь, на которой фирчлис частенько рисовал капли рощ и прохладных гротов. Они прошли, обдуваемые со всех сторон свободой, и углубились в мшистый лес, где по красноватым сосновым стволам стекали слезы воды и смолы. Здесь почти не было травы, и еще меньше - звуков, и любое сказанное слово немедленно тонуло в тишине, которую неспособно было нарушить, лишь изредка далеко-далеко ухали местные химеры, и их перекличка заставляла нервно вздрагивать и оглядываться. Дальше владения графа кончались, и Греза становилась еще более нестабильной.

Опушка встретила их рваным морем тумана, в котором то и дело плескалось нечто большое и неприятное, вызывающее холодок вдоль позвоночника. Адерин знала, что это Море душ можно обойти слева и уверенно повела Роланда по самой границе фригольда, где с одной стороны неприступной стеной стоял настойчиво молчаливый бор, а с другой плескался туман, то и дело ластясь к подменышам жадными белыми лапками. Трава покрылась инеем, на лбу выступила испарина, - здесь было одновременно и жарко, и холодно, и хотелось идти быстрее, но в этом и таилась опасность - легко поскользнуться, если бежать не разбирая пути.

Обогнув туман, ши вышли на широкую проселочную дорогу, ведшую к деревням на востоке, но и это удобство было обманчиво - как и многое в Грезе. Дорога путала и петляла, ей нельзя было следовать слишком долго, безопаснее идти рядом - тогда через пару минут можно заметить, как резко она уходит на север, чего, конечно, не видно, если следовать ее широкой и удобной колее. Здесь возделанные поля перемежались деревенскими домиками, отовсюду из труб шел дым, изредка слышались голоса местных - здесь жили фир-болги. Резковатые, грубые, не любящие быть должными и редко приглашающие кого к себе. Они обошли их владения стороной, благо стоило им войти в них, как Море душ за спиной исчезло, сменившись унылыми пейзажами вересковых пустошей со стоячими валунами здесь и там.

Потом было кладбище с серовато-белесыми склепами, полуобвалившейся оградой и крапивой на каждом перекрестке. Его они прошли насквозь - чуть ли не самая безопасная часть пути, и вот уже жемчужный полог выхода в Осень замаячил впереди и справа - в вековом дубе на перекрестке. Здесь все еще стояла вечная ночь, но, как и на кладбище, ярко светила луна, изредка стыдливо закрываясь в вуаль полупрозрачной дымки. Загадка в дупле проста - всего лишь назвать месяцы года в обратной последовательности, в каждом слове переставляя буквы задом наперед, и вот уже брызжет золотом контур двери, открывающейся в заброшенном доме на стройке...

- Я люблю утесы над морем, и ночные пляжи, когда волны шуршат и светятся сами собой, и лесные поляны, залитые светом блуждающих огоньков, - улыбнулась Ши, - Бранли люблю, гавот, да много чего. На самом деле их и в этих бальных залах танцуют, но... Но я люблю более старые вещи. Звездное небо в тысячу раз красивее любой хрустальной люстры, а вековые сосны - лучше стен. Ну и венок мне нравится больше, чем бутоньерка. Он более настоящий. Когда-то праздники были такие. С кострами, играми, охотой, огоньками и лентами. Я помню, но уже смутно. Это было в те времена, когда замки еще не сменились дворцами. Как-то так.

Ши вздохнула. они почти пришли. она знала один надежный сопсоб вспомнить, ненадолго, но вспомнить. Но не рассказывать же его ребенку. Он ведь попробует. И не справится.

- Ты много расспрашиваешь о прошлом, когда у тебя есть настоящее и будущее. Почему?

Хронология
1977 - Родилась Рене (будущая Адерин)
1979 - Родился Этьен (будущий Роланд)
1980 - Родился Этан (будущий Арт)
1990 - Роланд появляется в Джинтауне.
1991 - ранней весной Адерин появляется в Джинтауне в Танце Грез (14 лет). У Роланда начинается Танец Грез в начале лета (12 лет). В середине лета Танец Грез начинается у Арта (11 лет), и когда он осенью появляется в Джинтауне, его с дядей по просьбе графа встречает уже более-менее освоившаяся, но еще не нареченная и не прошедшая Фиор-Риг Адерин, чей Танец Грез уже закончился.
1995 - Совершеннолетие леди Амелии (ей 13 лет). Адерин 18 лет, Роланду 16,5 лет, Арту 15 лет

Доспех какое-то время молчал, видимо глядя на ши и соображая, что тот имел в виду. Потом отрицательно помотал головой:
- Откажусь. Идем.
Он повернулся и пошел прочь, дальше на северо-восток, по кромке фригольда, внимательно оглядывая каждый чахлый кустик, каждую кочку. Холмы вдалеке то удалялись, то приближались, и, наконец, химера остановилась.
- Здесь.
Видимо, ничего не изменилось, хотя вторым зрением Роланд видел истоньшение реальности - как будто некий занавес, за которым колыхалась другая картинка, более темная, менее радостная.
- Откроешь рат? - поинтересовался доспех у ши.

Роланд вспомнил зимнее утро, когда он был приглашен в гости к сэру Арнольду ап Дугал пару лет назад. Их ждали кексы, дымящийся кофе и разговоры о Густаве, который в очередной раз отказал Дугалам в праве вмешиваться в его работу в цехе с нокерами. Вежливо отказал, спокойно, но отказал. И кому?! Ши! Арни явился совсем недавно и сохранил яркую память о временах, когда такое было невозможным. Граф просил Роланда примирить новичка с суровой действительностью. В середине не очень приятного разговора - Арнольд постоянно срывался на "а вот раньше было лучше!" и уже начал немного раздражать своей косностью - раздался звонок в дверь и Роланд вместе с химерой пошел проверять, кто пришел - хотелось пройтись, привести мысли в порядок и как-то развеяться от досадливой обязанности. У порога топтался Билли, самый младший из почтарей, с ворохом словесных поручений, двумя запечатанными конвертами и корзинкой от одной воздыхательницы. Пока Билли начитывал послания химере, Роланд делал вид, что слоняется по огромной прихожей - у Арнольда был настоящий дворец с высокими потолками, богатой мозаикой на полу и ростовыми зеркалами. А после возвращаться сразу к хозяину не захотелось, и Роланд дал ши время разобраться с перепиской, пока он сам немного поболтал с Билли за жизнь. Оказывается, что почти все раты на границе Дальней Грезы открываются ответом на какой-либо личный вопрос, который надо угадать. Некоторые подстраиваются под открывающего, чувствуя его эмоции и открываясь, когда те достигают определенного пика, другие же хотят узнать что-то вполне конкретное, и чтобы узнать, чего же те хотят, иногда приходится поиграть с ними в "да-нет", рассказывая самые разные факты из своей жизни. Говоря это, Билли как-то неуверенно косил глазом в сторону, как будто повторял за другими то, во что не очень-то и верил сам. Ну, учитывая его возраст и запрет графа, может он сам никогда и не пытался выйти в Дальнюю Грезу. Всяко бывает.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Увидев хрустальный клинок, направленный ему в горло, фомор остановился. В зеленом взгляде мелькнул какой-то расчет - быстрый, как росчерк пера, и неумолимый, как гнев Грезы.

- Не убивай, - Амелия снова бросается к врагу. - Брат.
Она пытается сшибить его, вывести из-под прицела короткого прозрачного меча, спасти... ее мучает отвращение и привязанность. Ей бесконечно больно видеть брата таким, изменившимся. Но она и сама - не такая, какой была прежде. Вопрос в том, кто принял каждого из них. Ее - граф из Дома Скатах, светлый ши, пусть и не без некоторых проблем, его - видимо, взял в свою свиту фоморский владыка. Был ли у каждого из них выбор?..

Фомор протягивает руку и насаживает ее на хрустальное острие, капает, дымясь, черная кровь, рассыпается клинок золотыми искрами, и те окутывают двоих измененных, сплетшихся в тесном объятии: зеленоглазый обнимает кинувшуюся к нему сестру за талию и прижимает к себе, прежде чем исчезнуть в водовороте гламура. Но Роланд - маг, он знает, что у открытого фомором портала есть еще пара секунд, прежде чем он будет вести в никуда, подвергая любого, кто захочет последовать за ними, смертельной опасности. Попытается ли он прыгнуть следом, надеясь на ловкость и удачу, или сделает то, о чем ему говорит фомор, исчезая:
- Ищи ее там, где нет времени. И избранника ее приведи, если хочешь заклятие снять.

Видели вы когда-нибудь добротные романские замки? Приземистые, с округлыми башнями и двором, провонявшим навозом. Тут так и было. Четыре низких, всего в три этажа, башни, напоминающие, скорее, высокую бочку, чем собственно башню. С узкими бойницами высоко-высоко под самыми зубцами. На крайней левой - флаг леди Амелии, на крайней правой - герб графа (сейчас приспущен) и знамя фригольда, две другие - просто двуцветные праздничные вымпелы, по случаю готовящегося торжества (тоже приспущены).

Полет кивнул - он всегда на стороне хозяина. Отвод глаз закончился, и когда Роланд подобрался к открытому в небольшой пристройке окну рядом с замком - ненадежная и хлипкая, она казалась воздушной и ненастоящей рядом с солидным и серьезным замком, который, казалось, собирается стоять здесь вечно. Внутри... ши увидел все через окно - низкое и широкое, можно залезть, если хочется, но без коня. Полет не влезет, он слишком могучий и статный.

Миссис Аккен - пожилая, дородная богганша в черном платье и белом кружевном переднике, настоящая горничная, как их изображают в искусстве, - заслоняла собой хрупкую дочь графа. Ну как заслоняла - болталась в воздухе, поднятая могучим зверем, и кажется, была при смерти, но еще жива. Роланд чувствовал, ее еще можно спасти, если придумать как - ведь на фоморов не действовали чары, только клинки, лучше - из холодного железа, а их не пронесешь в Грезу. Впрочем, в этом звере чувствовалось что-то иное - свое, родное. Чем-то он был близок... изысканной красотой? Лунным серебром, струившимся с шерсти? То, что это не оборотень, ши понял сразу и без сомнений: в детях народа Гару чувствовалась страсть, ярость, желание, буйство. В этом - лишь бесконечная холодная расчетливость, с которой нельзя договориться. Ей можно подчиниться или бежать от нее, по-другому - она не поймет.

Амелия... больше не была леди. Ее волшебно-розовое платьице затрещало и разорвалось, опадая хлопьями на дощатый пол. Ее трансформа была уродливой и жестокой, она беззвучно кричала, изгибаясь в самых нелепых позах, - Роланд увидел пару прозрачных слез, в уголках изменившихся глаз. Но когда все закончилось, стало видно: они пара с тем зверем. Оба ладные, плотные, настоящие, красивые. Он - черный, она - снежно-серая, с золотыми кисточками на ушах и жемчужными разводами на шерсти. На шее видна цепочка, но она спиной к окну, неясно, что там - кулон или нет, на талии - красивый пояс с символами, смутно знакомыми.
- Отпусти ее!!! - прорычала Амелия, готовясь к броску.
Несмотря на измененный облик, сделавший ее и выше и плотнее, она все равно была ниже и слабее противостоявшего ей фомора, просто уже не так сильно, как прежде.

Вы не можете просматривать этот пост!

Комната графа в Мире Осени было невыносимо, до приторности обычна. Грязно-коричневые обои с тусклыми кленовыми листьями неопределенного цвета - то ли желтые, то ли бурые, смятая кровать без покрывала, белье несвежее - темно-лиловое, с многочисленными разводами и аккуратно поставленными заплатами. Явно старое, выбирала явно женщина. Конечно, может быть, продавщица. Пыли и сора нет, в комнате регулярно прибирают. На стене у кровати - ковер с выцветшим слоником в джунглях. Комод, крюк для одежды с парой старых костюмов, на полу - плетеный коврик, застиранный до невозможности. Письменный стол, увешанный и уставленный фотографиями жены. Из окна вид на непрополотые грядки. Отчего-то дышать здесь тяжело и душно, несмотря на открытое окно. Кажется, будто внимание к этому месту давит все светлые порывы, заставляя мыслить взвешенно и рационально. Остается странное чувство нереализованности и упущенных возможностей.

Комната Амелии светлее, с розовыми, а не серыми занавесками, высокой, не продавленной кроватью с тремя матрасами - самая настоящая принцесса на горошине! Много мягких игрушек, много кружевных салфеток и фотографии родителей, кормилицы с нею самой. Много книг - разбросанных в беспорядке, но в основном невероятно детских, с большими и красивыми картинками. На кровати устроилась трехцветная полуоблезлая кошка - явно сиганула через открытое окно. Мольберт и пастельные мелки рядом, но неоконченный рисунок обычный - так, кто-то гривастый и квадратный, с мощным торсом и буйволиными рогами. Кто-то, чьи черты совершенно невозможно разглядеть. Никакого таланта нет и близко - или практики. В ее возрасте можно рисовать гораздо красивее, если много и прилежно заниматься. Ноты и флейта на стеллаже у двери. Одежда очень обычная, подростковая и не очень девчачья, не особенно кокетливая - лосины, шорты, пара темных кургузых платьев, больше джинсов и маек. Не очень женственна юная ши. Письменного стола нет, зато ковролин - шикарный, темно-серый с синими отливом, - загнан под плинтус и по углам даже какие-то подушки видны в плотных кружевных чехлах. В комнате девушки дышится легче, но и здесь чувствуется безнадежность и отчаяние Осени, мечты, которым не суждено сбыться. Проклятие, которое невозможно снять.

Изначальность? Нет, не похоже. Колдовство пахнет не так. Изначальность - это сырость летнего дождя и набухшего семенами мха, это подгнивающая кора и терпкий запах смолы, это подснежники на снегу и легкое дыхание распускающегося жасмина. Здесь пахнет смертью, отчаянием и безысходностью. Кажется, здесь и правда кого-то убили. Или очень хотели убить. В Грезе.

Попытка выследить спешно покидавших дом хозяев привела к неутешительному выводу: их здесь не было уже очень давно. Оно и понятно: какая бы трагедия ни произошла в Грезе, до рата отсюда минут десять хода, так что если хозяева в курсе случившегося, то они не заходили в дом в Мире Осени и не уходили из него здесь. Они пользовались ратом, а дом, чувствуя их растерянность и отчаяние, среагировал в обоих мирах. Или здесь был кто-то еще. Кто-то, кто умеет уничтожать за собой следы, но почему-то не стер кровь на кухне. После этого осмотра переходить в Грезу без мер предосторожности казалось немыслимым.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Самурай указал на циновку, приглашая Мори и Чио составить ему компанию в трапезе.

- Всё хорошо, Кицуки-сан. Дороги нынче темны и опасны, как сердца людей, способных воспользоваться доверием ближнего. В лучшем случае они заберут у вас ценные вещи, а в худшем... кто знает, что на уме у таких негодяев? - в голосе Хитоши слышалось неподдельное участие, словно он волновался за благополучие следователя... или же лично встречался с подобными злодеями. После недолгой паузы, он продолжил. - Говорят на пути в Койо заметили банду разбойников. Печальная картина.

Закончив выражать обеспокоенность благополучием и устроенностью местных порядков, буси опустился на ковёр и прежде чем вернуться к еде, он поднял взгляд на собеседницу.

- Как скоро вы собираетесь покинуть Белый Дым, Кикуки-сан?
Упражнения в красноречии изрядно утомляли и молодой Скорпиона с куда большей радостью занялся бы обсуждением насущных вопросов.

Мое любимое время года это - сейчас, когда вы и я под одной крышей, Чио-сан, и не важно идет на улице снег или дождь. Подумал с легкой грустью Ноэ, понимая, что никогда не сможет произнести подобное в слух или раскрыть свои истинные чувства.

- Очень интересно, Кицуки-сан, позвольте мне подумать над вашими словами, надеюсь у нас еще будет возможность продолжить этот разговор.

Зима, да. Девушка и сама напоминала ему свежее морозное утро.

- Так трудно выбрать... Каждый из сезонов прекрасен по своему. Лето сытой усталостью, осень трагичностью и красотой, зима чистотой, - начал он придерживаясь достаточно формальной формы, отдавая дань каждому из времен года. И все же, на вопрос девушке ему хотелось ответить на столько искренне, насколько это было возможно не выходя за рамки светской беседы, - Весна. Когда все еще холодно, но в воздухе уже чувствуются надежда и обещания новой жизни, теплых ночей, знойных дней.

Вы не можете просматривать этот пост!

Нетлы, конечно же, устроили настоящий переполох - с тонюсеньким визгом, брызганьем воды друг в друга и в Роланда и быстрым-быстрым звенящим смехом, отскакивающим от стен подобно бубенцам. Не обошлось и без невинных заигрываний, требований жениться как честный джентльмен и легкого смущения всех участников.

Шаги и в самом деле звучали знакомо, и это тук... тук... тук-тук! - тоже. Кто же это?.. Вертится на языке, вот еще чуть-чуть, еще немного - и назовет! Но - нет. Дверь распахнулась раньше, и с губ ши невольно сорвалось тихое восклицание: "Эль!" Конечно, это было она - Эльсин, его младшая старшая и самая строгая сестра, с которой ему всегда было легче всего находить общий язык - даже несмотря на ее чересчур прямолинейный характер (а может, благодаря ему? кто знает). Она хорошо понимала в искусствах и еще лучше читала чужие души, но никогда не могла понять, чего же хочет сама, что заставляло ее вечно чего-то желать, к чему-то стремиться, вечно быть недовольной и все равно искать свой "грааль" везде, куда ее непоседливая натура могла дотянуться.

- Роланд! Ты, что же, забыл?! - начала она с порога. - Сегодня к нам приезжают лорды Туманной Долины! Мама просила всех быть в конюшне в полдень. Ты же не собираешься пропустить это событие? - и она очень строго принялась сверлить брата синим, как горное озеро, взглядом. Не знай он, что она шутит, наверное, испугался бы.

Механикус ответил:
- Согласно ячейке памяти, данный человек попытался напасть на меня в переулке. При попытке выколоть млй глаз его шейные позвонки пострадали. Рекомендуется изготовление сервочерепа и переработка тела в питательную биомассу.

Вы не можете просматривать этот пост!

Зарзу лазал по деревьям лучше всех в племени. Там, наверху, ему нравилось больше: ветер завывал в ушах, и никакие старшие не мешали. Обычно стражам не разрешалось задерживаться на месте дольше одной доли хода Светила, но Зарзу очень не вовремя задремал. А когда проснулся, дунувший ему в лицо ветер принёс с собой запах Древних.

И страха.

Маленькую человечью фигурку он заприметил ещё издалека. Вгляделся, прижал ладонь к пухлым губам и заколотил вдруг по толстым ветвям, завыл во всю мощь своей глотки:

— Бежит! Возвращается!

Слишком поспешно спускаясь вниз, незадачливый Зарзу едва-едва не свалился с дерева. А потом, потряхивая копьём, устремился вперёд, всё ближе и ближе к черте. Туда же — только с другой стороны — опрометью мчался старый друг. В племени его называли Тернэ. Тернэ Пропавший, который ушёл проходить испытание семь дней тому назад, возвращался домой.

Вот только за ним, кажется, шла погоня.

Криками Зарзу собрал толпу. Сбежались на знакомые вопли друзья-стражи, пара охотников, вооружённых копьями покрепче, и даже кто-то из детей вождя. Все они стояли у черты и смотрели, не осмеливаясь ступить за её пределы. Не осмеливаясь, потому что за Тернэ гнался Древний.

У Древнего были длинные крылья, крепкая, словно панцирь, шкура и острый клюв. Древний летел за Тернэ, а Тернэ убегал, топтал землю быстрыми ногами, молил о помощи. Зарзу слышал его голос. Тернэ никогда не плакал при других стражах, но сейчас ему было по-настоящему страшно. Жутко до дрожи в коленях, как и всем им.

Зарзу проглотил застрявший в горле комок. Зарзу тряхнул копьём и сжал зубы. Зарзу обернулся к остальным и зарычал так громко, как только мог:

— Впер-р-рёд!..

И все действительно побежали.

Кто-то подхватил Тернэ — исхудавшего, грязного, дрожащего Тернэ — на руки, прижал к груди и тут же устремился обратно за черту. Кто-то остался на месте, карауля Древнего, корча страшные рожи и сотрясая кулаками. А сам Зарзу побежал дальше. Прямо на противника.

Ладонь, которой он сжимал копьё, не дрогнула. Как учили старшие: отставить ногу для опоры, замахнуться как следует, сосредоточить всю силу в каждом из пальцев и...

Не хватило сил. Лишь немного задело копьё крепкую Древнюю шкуру: оцарапало бок и упало в кусты. Зверь взмахнул крыльями, рванув выше, и совсем скоро исчез. Позади охали мужчины и плакали женщины. Тернэ остался в живых и вернулся домой. Это хорошо. Зарзу слабо метнул копьё и не отомстил за друга. Это плохо.

— Будь проклято всё ваше племя, — процедил он тогда, кусая губы и хмуря брови в отчаянии.

— Будь проклято всё ваше племя, — сказал спустя дюжину дней совсем другой мальчик по имени Вахво, отводя в сторону пожилую собирательницу.

Так её называли теперь. «Пожилая». Не больше четырёх десятков странствий прошло Светило, следя за ней своими очами, но за последние ночи она сильно изменилась. Обросло морщинами некогда гладкое и крепкое лицо. Согнулись плечи под гнётом тяжёлых мыслей. И руки начинали дрожать всякий раз, когда мимо проходил молодой загорелый страж — один из тех, кому удалось завершить испытание. Его звали Тернэ.

Пожилую собирательницу просили замолчать. Умоляли оставить стража в покое, не донимать одинаковыми вопросами. А некоторые (нетерпеливые охотники — чаще всего) говорили: она погибла. Нет смысла скорбеть, нужно двигаться дальше. Двигайся дальше, пожилая собирательница. Забудь о своей маленькой дочери по имени Венге, ибо она ушла.

— Будь проклято всё ваше племя, — рявкнул тогда Вахво, и ретивые охотники мигом замолчали, потому что Вахво был сыном вождя.

Он дал пожилой собирательнице напиться и проводил до шалаша. А потом отправился к костру — туда, где сидели отец, мать и братья с сёстрами. Все они смотрели Светилу в глаза — таков был обычай Самой Короткой Ночи. И Вахво тоже сел смотреть, думая о своём. О том, что из светлых перьев забитого накануне Древнего выйдет корона отцу, а крепкая панцирная шкура пойдёт на одеяние охотникам. О том, что когда-нибудь вернётся Йарру — так же, как вернулся недавно Тернэ. Может быть, Лахме приведёт его домой.

Светило смотрит на него каждым из своих светлых очей, и Вахво становится спокойнее.

Так же, как становится спокойнее многим другим. Тем, что сидят у племенного костра под ночным маревом. И другим, согревающим у Сердца свои хвосты, уши и мягкие шерстяные бока.

— Лахме, — говорит одна из них, поднимая косматую голову высоко-высоко в небо. — Где твой маленький брат, Лахме?

Длинный тонкий клюв показывается на миг из-под крыла. Смотрят улыбчиво на старую знакомую все четыре глаза. Лахме сегодня весел и безмятежен: вот ещё отдыхает у костра, укрывая весь лагерь Древних широким, заботливым крылом, а в следующее мгновение взмоет под самые небеса. Раньше он слыл могучим, но мрачным, нелюдимым, холодным, будто бессмертное изваяние. Теперь — иной цвет заиграл в прежде чёрных насквозь перьях.

Задирает Лахме голову, вторя собеседнице, и чуть склоняет набок. Там, наверху, носится меж очей Светила крошечная тень.

— Ты же видишь его, Певчая, — отвечает он неспешно. — Он там, наверху. Ему ведом звёздный язык, он мудрее любого, кто ступал на эти земли; таков мой маленький брат. Вошёл гордым воином, а остался — родителем мира, провозвестником тиши. Сияет огонёк в вышине, одно странное отличное от прочих око, а рядом — два крыла; видишь? Это наш Йарру. Наш Йарру — и его друг.

* * *

Когда пожилая собирательница заканчивает задавать вопросы, то всегда смотрит в небо. И Тернэ тоже направляет туда внимательный взгляд. Пожилая собирательница видит: там, в поднебесной ночи, кто-то рождает причудливый танец. Одно из очей Светила ярче всех прочих, будто из огня его сплели, будто из самого Сердца взмыло оно в поднебесные объятия. Живое. Не Древний то, но уже и не человек. И если иные очи кажутся хрупкими и холодными, то это горит истым теплом. Защищает. Может быть, и Венге он защитит.

— Может быть... — начинает она вслух, но не заканчивает.

Тернэ кладёт ладонь её на плечо, но не помнит, как касался мягких перьев таким же движением. Зато, вновь поднимая взгляд к Светилу, невольно ахает: распахивает что-то в поднебесье пару широких крыл, и ещё ярче загорается тогда странное око, ещё теплее становится у костра.

— Может, — говорит он зачем-то, не отнимая руки, а потом исправляется: — Наверняка.

Назад пути нет.
Будто что-то внутри обрывается, будто тонкий стебелек рвется: вот ты, цветок неприкаянный, ещё связан с родной землей, а вот – уже паришь по ветру.

Тернэ не видит её больше. Точнее, видит, но не так. Видит одной из этих древних, видит жуткой и пернатой, ладони собственные все больше похожи на крылья, сквозь мутную пелену слезящихся глаз.
Обещала же не плакать. Глупая.

Венге клюёт Стража в щёку поцелуем и отступает. Пусть бежит. Пусть уходит прочь, пока может ещё. Тишь здесь, Йарру здесь; Венге оборачивается на них растерянно – а ну как помогут, подскажут путь? Йарру говорит
вещи, правильные и жуткие вещи, и понять невозможно: бежать ли прочь он на самом деле велит или просит остаться здесь, с ним.

– Если Тернэ в деревню пойдёт, я с ним вернусь, – она склоняет голову и говорит тихо. В любом случае – терять. В любом случае, всё кончится сейчас. Всё, что знала – кончится. Родному и привычному нет здесь места больше. – Одна не пойду, наверное. Боюсь. Но оставаться не хочу.

Отец поймёт. Отец знает, каково это: дочь потерять. Отец такого никогда для матери не пожелает. Пусть пернатая, пусть с крыльями, но она – Венге. И мать почувствовать должна!
А если не почует – так тому и быть.

- Я хочу сделать игрушкой ее, - процедил он сквозь зубы.
— Справедливое желание, — согласилась Ирэн, кивнув. — Тогда не советую вам прибегать к ритуалу порчи внешности. Вам же самому неприятно будет играть, если игрушка будет уродливой, — лукаво улыбнулась она. — Подчинение красивой женщины доставляет гораздо большее удовольствие, не находите?

В словах ирландки слышалась уверенность, которая свойственна людям, говорящим не теоретически, а со знанием дела. Красота, как правило, вызывает у окружающих желание ей обладать. Имея эффектную внешность, Ирэн не раз на собственном опыте приходилось ощущать верность этой закономерности.

— Вдобавок, Сибилла имела возможность воочию лицезреть эффект сей порчи на бывшем князе и быстро догадается, кто исполнитель. А заодно и кто заказчик. Неподходящий вариант, если мы с вами планируем плодотворно сотрудничать к обоюдному удовлетворению и не посвящать никого из окружающих в детали этого сотрудничества, — напомнила ведьма условие Роберто о конфиденциальности, которое он сам же и выдвинул в начале беседы.

Она задумалась, что-то прикидывая в уме.

— К слову о конфиденциальности. Вам действительно настолько нужен кабриолет Morgan, за который вы на недавних торгах отдали полмиллиона? Чтобы не вгонять вас в дополнительные расходы, предлагаю сделать его платой, а заодно средством, маскирующим наши с вами деловые отношения.

Ирландка улыбнулась своему коварному плану и тому, как быстро в её хорошенькой голове сложилась эта многоходовка.

— Помнится, на аукционе госпожа горела желанием заполучить его во что бы то ни стало. Представляете, как она будет рада узнать, что я готова ей его уступить? Сибилла получит машину. Вы получите Сибиллу. Я получу плату. И определённое алиби для нас с вами. Ведь в глазах Примогена после такого Тремеры будут выглядеть благодетелями. Друзьями, готовыми прийти на выручку.

В самом деле, обставить дело можно было весьма красивым жестом: клан Тремер спешит на помощь безутешной госпоже и, воздействовав на своенравного итальянца, возвращает ей желанную вещь. За «символическую» плату, разумеется. Дабы ещё больше запутать следы, сбить с толку и усыпить бдительность, для этой сцены можно заслать в гости к Тореадорше Микаэля, которого она так любит. Заодно и ритуал Очищения от внутреннего демона над ней проведёт. Двух зайцев одним выстрелом. Ах, нет, зайцев насчитывалось уже... четыре. Рыжая ведьма не любила размениваться по мелочам.

Если же машина Сибилле уже не нужна, всегда можно её продать. Так что долги покроются, так или иначе. Вот только сделать это надо до конца текущей недели, время поджимает, счёт идёт на ночи… Может, попросить в долг у Стефана? Всё равно к нему нужно будет ехать: ритуал по защите от Присутствия был пока не под силу Ирэн. В нантской капелле им также никто не владел. А значит, нужно спешно отправляться в Париж и просить об услуге Торстена. Словом, все дороги ведут к лорду.

— Вы любите шейные платки, Роберто? — спросила ведьма итальянца. — В самое ближайшее время вам нужно будет пройтись по магазинам и приобрести себе такую деталь гардероба. Обязательные условия — купить его должны вы сами, не поручая это задание вашим слугам, и он должен быть из натурального голубого шёлка, новым, не ношеным. Коллекционные, антикварные варианты, уже побывавшие у других владельцев, не подойдут.

Вообще, неплохо бы выучить ритуал Щита для их капеллы... Когда у власти сразу трое лиц, способных применить на тебя Присутствие, умение противостоять этой дисциплине — на вес золота. Особенно Примогену, по роду своих обязанностей часто вступающему в контакт с данными лицами. Решено. Только вот кого с собой взять для обучения, Эдгара или Каору? Про этот незаменимый ритуал ей рассказал Кавендиш, так что, по справедливости, ему и перенимать знания от лорда. Но спросить мнения соклановцев не помешает.

— Далее вы приносите этот платок мне — и через пару ночей сможете насладиться видом Сибиллы у ваших ног. Позже я скажу, что нужно будет сделать.

Йарру останавливает оторопело, глядит вперед - вглядывается в лица и не верит тому, что видит. День и ночь смешиваются в странную мешанину цветов и красок - так бывает, когда уронишь алый цветок в грязь и глядишь, как он втаптывается, прекрасный, в вязкую темень. Лица перед ним - цветок; но грязью кажутся Дебри, и чернотою подступает к сердцу мысль о том, что случилось тут.

Йарру глядит пристально в глаза.
Получатели: Йарру.

И качает медленно головой, и кладёт ладонь на плечо взъерошенному Тернэ.

- Не спеши, - шепчет, не приближаясь слишком близко, зная, что у Тернэ никому нет веры. - Пойдешь первым - потеряем Стража, совсем беда будет. Я... Пойду вперед, - вздыхает. - А вы стойте здесь, и если я... В общем, выведи их, - Йарру ловит взгляд Стража и удерживает его, не позволяя отвести глаз.

А потом, подняв сперва ладонь к своему племени, выходит в круг света - и, подняв руку на уровень плеча и согнув её в локте, проводит раскрытой ладонью слева направо, подражая ходу солнца. Он лишь однажды видел этот жест - когда ему повезло подсмотреть, как отец приветствовал Охотников, вернувшихся из Дебрей с добычей.

-Мы пришли к вам, - кажется правильным сказать. И глядит на каждого поочередно, будто спрашивая: а к кому это, к вам?

Кивнул Тишь увидев, что листья указали путь к огню.
Плащ вернулся к нему, пусть будет так. Значит пришло время. Встал гордо выпрямившись, оглядел всех взглядом спокойным будто знает он много чего. Хорошо ему, пусто в голове.
Наклонился, вдавил пятерню в землю. Обвел вокруг нее круг, дорисовал лучики вокруг круга, да четырех человечков, что за руки держаться.
Поднялся, сорвал ветку с листья, поднес конец к кругу, а затем поднял и потряс перед глазами всех листвой, извивая ее на кончике ветки.
Указал рукой в сторону дыма. Сорвал листочек с ветки, давая ветру унести его в нужном направлении.
Сложил руки на груди. Ну вроде все сказал, понятно. Главное, чтобы Йарру опять Древних не считал, отвлекшись на что-нибудь.

ссылка

За чертой Светило всегда ярче, чем в её пределах. Так вам рассказывали старшие. А сейчас и того хуже, потому что единственным источником света вам служит костёр: крепкое, могучее сердце племени. Никогда вы ещё не подбирались к нему так близко. У самого пламени дозволено сидеть только вождю, шаману и лучшим добытчикам; а ваши руки ещё слишком коротки, чтобы утащить с собой целую пригоршню плодов, ваши ноги слишком слабы, чтобы угнаться за Древним, и сами вы — только-только готовитесь стать взрослыми.

Но уже скоро.

— Скоро, — говорит вождь, отгоняя собратьев-охотников от костра. Те покорно уступают вам место.

Трава мягкая. Вождь следит за тем, чтобы каждый из вас лёг на спину и коснулся затылком тёплой земли — так, чтобы многочисленные глаза Светила смотрели на вас с высоты. Они действительно смотрят. Так всегда начинаются ритуал — об этом вам тоже говорили.

Ритуал — он всегда перед испытанием, и после него тоже. Четверо ложатся вокруг костра, совсем близко, в самом сердечнике племени, и спят до утра. В первый раз им снятся одни сны, детские, а потом — совсем другие. Но рассказывать об этом нельзя. Сны — великая тайна.

Сегодня всё племя поёт вам колыбельную. Шершавые ладони отбивают ритм по земле, топчут траву, ведут за собой остальных. Тихий голос становится громче, взвивается ввысь вместе с сердечником-пламенем, посылает мурашки вниз по вашим спинам. Сегодня нет на свете никого важнее вас.

— Йарру, — искрится уголёк в костре.

— Тишь, — шелестят перья в волосах шамана.

— Тернэ, — стучат о землю наконечники копий.

— Венге, — воет ветер далёким эхом.

А потом, наконец, приходят они.

Сны.


Йарру

Огонь лижет твою щёку длинным, горячим языком, но ты знаешь: подниматься нельзя. Даже если на какую-то долю секунды жар становится нестерпимым, ты всё равно держишься. Как бы невзначай касаешься прохладного амулета на груди. Сопишь, поджимая пальцы ног. Вслушиваешься в песню племени, чтобы отвлечься. И засыпаешь — одним из последних.

* * *

— Бейся, — говорит тебе отец. У него большие губы, большие кулаки, большой подбородок — и голос тоже как будто бы очень-очень большой. Больше обычного.

— Бейся, — повторяет он.

Перед тобой человек. Нет, страж. Нет, не человек и не страж — что-то другое. Тьфу, глупости... Человек. И выглядит по-человечески: повыше тебя, покрепче, с тронутыми Светилом плечами и жаркой уверенностью в глазах. Тянет к тебе руки, сверкает свирепым оскалом. Отец хочет, чтобы вы бились — и это, видно, какая-то проверка. Братья рядом склоняют головы, настороженно ждут. Отец хмурит брови. Большие, косматые.

А ты... Ты совершенно не знаешь, что делать.


Тишь

Племя звучит, костёр полыхает, тысячи очей Светила смотрят на тебя в вышине, но ты никак не можешь заснуть. Почему — не знаешь. Ты специально бодрствовал последние ночи, повторяя наставления учителя перед испытанием, но сейчас сомкнуть глаза почему-то не удаётся. Слишком жарко. Вдыхаешь множество запахов: гарь под костром-сердечником, пот чужих тел, терпкий травянистый аромат как будто из ниоткуда, запах пламени, запах знакомых, запах их песни...

Жарко.

Неожиданно прохладная ладонь ложится тебе на лоб: ладонь знакомая, морщинистая. Учитель касается горячей кожи своими спокойными пальцами и вкладывает что-то в твою ладонь. Что-то холодное. А потом шепчет — только это и позволяет тебе заснуть.

* * *

Узнаёшь в щуплом мальчишке Йарру, в нависающей над ним фигуре — вождя. А того, кто стоит напротив них, не узнаёшь. Он страшен: заросшее шерстью лицо, толстые лапы, крепкие зубы, и каждый — шириной с твою собственную ладонь, не меньше. Боишься.

— Помоги ему победить, — шепчет голос учителя совсем рядом. Ты знаешь, что спишь, но указание исходит от настоящего шамана. От того, что дал тебе прохладу и помог погрузиться в сон.

— Спой ему яростную песнь, — говорит он снова.

Ты знаешь все песни на свете.


Тернэ

У костра тепло. Ночами ты иногда замерзаешь, но сейчас всё в порядке. И племя поёт специально для тебя, и присутствие остальных ощущается почти кожей. Твои ступни смотрят в макушку Йарру, а позади шуршат в траве пятки Венге. Чувствуешь покой. Чувствуешь усталость.

Чувствуешь дом.

* * *

А потом всё вдруг застывает и темнеет. Ни света костра, ни песни соплеменников — ничего. Только тёмная чаща — одна из тех, что виднелись иногда за чертой — и ты посреди неё. Один.

А тот, другой, догоняет.

Ты точно не знаешь, кто он. Страшный — да. Опасный — тоже. Иной. Такой, с каким тебе пока не совладать. Молодые стражи любили хвастать, но ты не из таких, ты точно знаешь, когда противнику лучше уступить. Остальные обозвали бы тебя трусом за такие мысли.

А может, Тернэ, ты и вправду всего лишь трус?


Венге

Трава щекочет тебе спину, шею, мочку уха. Пробирается ловко меж пальцами, шелестит в такт песне. И ты тоже чуть-чуть шелестишь. Тебе нравится всё это: общий ритм, общее дыхание, бережно обнимающий за плечи огонь и то, как наблюдает за тобой Светило. Всеми глазами одновременно. Однажды ты подслушала слова шамана. Теперь знаешь: из этих глаз можно составлять причудливые узоры, и каждый обязательно будет значить что-то важное.

Пробуешь наугад. Соединяешь одно не мигающее око с другим, второе — с третьим, третье — с четвёртым...

И погружаешься в сон раньше всех.

* * *

Мать кричит тебе вслед:

— Венге!

Мать, кажется, плачет. Когда она плачет, над носом у неё появляется морщинка — тонкая и глубокая, как ручеёк в знакомом тебе залеске. Но сейчас у тебя своя дорога, и мать стремительно остаётся позади. А ты жадно вдыхаешь травянистый запах и быстрее взрываешь землю пятками.

— Вернись!

Точно плачет. Обычно тебе хватает одного слова, чтобы понять, как она себя чувствует, но сейчас все смыслы ускользают в свистящих порывах ветра. Это всё потому, что ты бежишь очень быстро. А мать продолжает плакать.

Колючки врезаются тебе в плечи, листья больно шлёпают по лицу, и ты не можешь сказать наверняка, за чем гонишься. Зато точно знаешь: это «что-то» нужно тебе.

Очень. Нужно.

Вы не можете просматривать этот пост!

Как и обещала, пост про жизнь Шакти :)

Шакти тем временем пребывала в твёрдой уверенности, что попала в кошачий рай. А как ещё вы бы назвали место без стен клетушек (которые люди гордо называют апартаментами и домами), утопающее в просторных лугах? Идёшь по ним — словно по мягкому ковру ступаешь из травы и свежевспаханной земли. А если затаиться да присмотреться получше — сколько мышиных нор в этой молодой поросли! Через каждые два прыжка. Да эту хвостатую мелочь тут со времён постройки фермы никто, кажется, не шугал. Разве что несколько местных собратьев… А, нет. Эти уже пресытились охотой. Им парного молока подавай, пока они будут бока греть на солнцепёке.

Впрочем, при виде гостьи с блестящей шубкой, ухоженной стараниями любящей хозяйки, местные кавалеры несколько приободрились. Это тебе, конечно, не городские щёголи — те слова в простоте не скажут: всё бы им мур-мур да лямур, особенно по весне. Фермерская братия манерами попроще. Зато сразу поведали новоприбывшей, что к чему и как: кто из двуногих посговорчивей насчёт парного молочка и мяса, а к кому и смысла нет соваться, в какой части луга норы с полёвками пожирнее на случай желания развлечься охотой. Ну а уж если захотелось экстрима — тут поблизости и змеиное гнездо имеется!

Даже странно, что хозяйка сменила тесноту и шум города на сельские тихие пейзажи. То есть с позиции Шакти, давно бы так! Но всё же, чего это с ней… Ухажёра нового из этих краёв завела, не иначе. Интересно, уж не того ли, который её кататься верхом учил? От которого ещё так сильно пахнет лошадьми. И ещё собаками. Разумеется, Шакти как всякая уважающая себя кошка начала утро нового дня с горделиво-вальяжного променада под носом у блохастых, а когда терпение созерцать такую красавицу у псин кончилось, дала дёру на ближайшее дерево. Уж как они звонко заливались лаем, уж какими ругательствами и угрозами не осыпали! Просто музыка для ушей. И ещё называются породистыми немецкими овчарками. Да парижские дворняги и то воспитанней. Фыр! Деревенщины как есть.

По правде сказать, и у Шакти были времена, когда она вела себя не как благовоспитанная леди. Это были долгие месяцы скитания по помойкам и общения с сомнительного вида сородичами. Тогда-то она и встретила будущую хозяйку. Та зачем-то сгребла её за шкирку, обнюхала самым бесцеремонным образом и назвала «подходящей». Стыдно и вспоминать, но в Шакти тогда будто бес вселился — только ка-ак вцепилась она всеми когтями и зубами в эту незнакомку! С перепугу. Решила, что та её есть собралась. И как только в голову пришла такая глупость... Двуногие ведь не едят кошек. Или едят? В общем, как бы там ни было, а эта рыжая леди лопать её передумала (может, сработали ещё жалобные завывания?), забрала домой, отмыла, блох вывела, колтуны выстригла, называла красавицей и кормила вкусностями. Даже доктора на дом вызвала, чтобы паспорт оформить. Кстати, а вот доктора-то хозяйка знатно укусила тогда… Это всё оттого, что охотничий инстинкт у неё ярко выраженный. Случается с ней частенько это кусательное настроение. И всё к себе подобным. Ничего не скажешь, настоящая хищница! За мелкую дичь даже не берётся.

Нет, а всё-таки староват для хозяйки тот конюх. И что она в нём нашла… Раньше-то всё высокие да чернявые были. И все на одну морду. Поначалу Шакти пыталась различать их по голосам и запаху. Но потом махнула лапой — стало ясно, что по части амурных дел эта рыжая кошка переплюнет любую кошку мартовскую: сегодня один, завтра другой, а то и дама случится. Так что всех её пассий и не упомнишь. Разве что всех их объединял чёрный цвет… Уж больно падка на него хозяйка. Шакти до сих пор совершенно уверена, что и её сердце она покорила исключительно оттенком своей шубки.

Ладно. Не в ухажёрах вообще-то дело. Нет, не так. Это вообще не её, Шакти дело, ухажёры тут или что иное. Главное — ей устроили самый настоящий санаторий! Поэтому как любое нормальное существо, способное к благодарности, кошка занялась своим первоочерёдным делом —
Так что по пробуждении в первый вечер Ирэн ждал апперитив — полёвка обыкновенная в натуральном соку. Ещё живая, аккуратно зажатая в зубах у терпеливо ожидавшей её пробуждения Шакти. Вообще-то подарок был чисто символический, своего рода подношение в качестве знака благодарности за неожиданно приятные каникулы на природе. Но каково же было удивление кошки, когда хозяйка с явным аппетитом принялась за него.

— Говорю тебе, двуногие терпеть не могут мышей и всячески стараются от них избавиться: кто мышеловками, кто ядом, кто к нам за услугами обращается, — просвещали Шакти новые знакомые. — Некоторые их ещё и боятся до ужаса, при одном виде верещат на всю округу. Но чтобы избавляться от грызунов их поеданием…

Словом, поведение Ирэн создало в Экви-арс прецедент и значительно подняло авторитет рыжей двуногой в глазах кошачьей братии.

— Тут одно из двух: либо она тебя очень уважает и ест через силу, либо она сама кошка в душе, просто не повезло родиться двуногой. Стремится к гармонии со своей натуральной идентичностью, так сказать, — здраво рассудил черно-белый кот «в манишке» по кличке Арчибальд.

Шакти лично нравился третий вариант: хозяйка её — всем хозяйкам хозяйка и поедает мышей из любви к деликатесам и, разумеется, уважения к ней, Шакти. Пораскинув коллективным мозгом во время собрания на заборе, на том и порешили.

Ну то есть как поедает. Только кровь выпивает, прямо досуха, до последней капельки. А тушку отдаёт ей, Шакти. Делится, стало быть. Всё по-честному, по справедливости. Приятно до невозможности! Кому-то вот собутыльник нужен. А кто-то мышей совместно поедает. В компании оно всегда приятней. И ведь как удобно! После того, как приложится хозяйка к угощению, у Шакти мордочка потом в крови совсем не пачкается. Эстетично и время экономит — умываться после трапезы почти не нужно. Так, облизнуться пару раз, для проформы больше.

Но это всё лирика. Одна мысль беспокоила чернышку: а ну как хозяйка и впрямь голодает? Тут ведь ещё вот какое дело. Она же леди городская, к тамошнему комфорту привыкшая, в деревенских условиях не жила никогда. Не то что Шакти. Та в юности и по местечкам похлеще обреталась и ещё не на такой диете сидела. В общем, дело надо брать в свои лапы и спасать хозяйку. Подкармливать хотя бы, а то пропадёт без неё совсем!

И кошка с удвоенным рвением принялась таскать мышей. А там и на белок заглядываться начала…

Погиб последний внутренний оплот, на который до последнего надеялись Корсары. Пали последние Волки, до конца защищавшие свою честь и страну с оружием в руках. Последние, уже ненужные драккары уносили пламя и души, второй год подряд провожая мёртвых на тот свет. А на маяке, стоящем у входа в гавань, горел огонь, словно не теряя надежды этим теплом и светом вернуть тех, кому уже никогда не суждено было подняться.
Вечерело, и в наступающих сумерках можно было заметить вереницы людей, одна за другой входящих в маяк. Сторонний наблюдатель, проникнув в их ряды, мог бы обнаружить, что за дверью маяка была ещё одна лестница, ведущая куда-то в подземелье под маяком. Пройдя несколько минут по постепенно спускающемуся коридору люди попадали в огромный зал с каменными стенами и богатой золотой отделкой. Повсюду горели факела, свечи и лампады, не оставляя ни один уголок в тени. Особенно светло было возле некоего подобия алтаря, предназначенного для сжигания жертв. Зал постепенно наполнялся, и вот уже он полон, а перед толпой стоит высокий Жрец в полумаске, что-то говоря людям и временами указывающий на алтарь. Вскоре к алтарю вывели и жертв - взрослого мужчину, связанного по рукам и ногам, и молодого быка, совсем недавно покинувшего возраст телёнка. Жертвоприношение началось с того, что несчастных решили расчленить, а уж потом сжечь и умертвить. Празднество смерти начиналось.
Детелилион сидел в самом конце и мрачно хмурился, практически не глядя на всё это. Его жены, Лилиан, с ним не было - сегодня она нехорошо себя чувствовала и не смогла прийти. К корсару никто не подходил - все знали, что сейчас его лучше не беспокоить, если не хочется отправиться к праотцам. А в голове Чёрного Нуменорца витали весьма неприятные мысли о возможных раскладах в будущем. Сейчас любая ошибка могла стать последней. И для Детелилиона, и для всего Умбара. Под вспыхнувшее пламя и крики ещё живой жертвы Корсар покинул храм.

Детелилион сидел в своём кабинете, больше похожем на тесную каюту с широким гамаком и небольшим оконцем-иллюминатором, за столом, поверхность которого была погребена под залежами бумаг и прочих письменных принадлежностей и вносил какие-то поправки в свиток, лежащий прямо перед ним. Пока он писал, пальцы правой руки неспешно выбивали дробь, словно предводителя корсаров занимали ещё какие-то мысли, кроме той бумаги, по которой скользило его перо. Хоть последний поход обернулся разрушением Харада и полным его грабежом и выносом всего ценного(конечно, оставив часть трофеев войскам Гондора), но Предводитель Корсаров от чего-то не чувствовал удовольствия или радости. Он вообще ничего не чувствовал, раз за разом возвращаясь к свежим воспоминаниям о том, как он стоял в первых рядах, как врывался в город, как убивал мирных жителей, словно простой солдат... Ничего. Всё это проносилось, не вызывая отклика. Внезапно Детелилион понял, что устал. Устал от всего этого. Войны, грабежи, грабежи, торговля, снова войны...
- Неужели я постарел? Рановато ещё... - усмехнулся он сквозь зубы.
Скрипнула дверь и в комнату вошли двое. Мужчина и женщина. Лилиан и капитан войска Волков, того, что пропустило первый поход, оставшись оборонять Умбар. Военный начал с ходу, не дав заговорить открывшей было рот жене предводителя.
- Мои парни требуют, чтобы дал им наверстать упущенное! Я с ними единственные, кто не участвовал в последних двух кампаниях подряд, а потому требуем...
- Ты не можешь ничего требовать от моего мужа и главы Корсаров! - прервала его Лилиан.
- Да!? И треть общего войска тоже не может, скажешь?! - начал кипятиться военачальник.
Они уставились друг на друга, похоже, готовые начать яростный спор.
- Довольно. - голос Детелиона разом заставил их замолчать. - Если Волки хотят, то я разрешаю им показать свои клыки. Охота начнётся ближе к середине зимы, так что подготовь ребят. И я пойду с вами.
- Есть, Капитан! - просиял военный и бодрым шагом покинул комнату.
- Лилиан, пошли, прогуляемся. - Корсар поднялся, и взяв свою жену под руку, растворился в надвигающихся на город сумерках...

- А я... - произнесла Летна, и задумалась: а что ей, в самом деле, делать в чужом городе, в чужом мире, где у неё нет никого, и в котором она оказалась не по своей воле?

- А я чёрт его знает, что буду делать, - честно призналась она. - В своём родном мире я была певицей, а получится ли быть ею в этом - я не знаю... - про себя девушка мысленно приготовилась к перспективе, что ей придётся работать в чужом мире посудомойкой или кем-то в этом роде.

И внезапно, отбросив мрачные мысли, Летна запела - без сопровождения:

- Солнце встаёт, просыпается город.
Рабочих зовёт на работу гудок.
Кетцалькоталь, бог из железа,
Требует вновь для себя вашу кровь.

Начиная спокойно, в каждую следующую строфу девушка вкладывала всё больше экспрессии, всё больше эмоций.

- Города сердце железное бьётся,
Лёгкие города харкают дым.
Чтобы шестерни машины крутились,
Кетцалькоатлю нужна ваша кровь.

Текст песни не хватал звёзд с неба, рифма отсутствовала как класс, ударения иногда стояли не на своих местах, и с грамматикой певица обращалась достаточно вольно - но всё это исполнительница словно старалась скомпенсировать экспрессивной манерой пения.

- Жалких людишек безликая масса
Трудится в чреве стальных пирамид.
Тысячи их — своим потом и кровью
Смазают сердца стальной механизм!

Кровью и потом политы шестерни,
Жизни сгорают в доменных печах.
Сотни людей не увидят заката -
Сотни им завтра на смену придут!

И, чуть сбавив накал эмоций, Летна пропела с нарочито фальшивой торжественностью:

- Жертвы кровавые нет, не напрасны -
Солнце машинное поят они!
Если иссякнет река людской крови,
Солнце погаснет, разрушится мир!

А следующую строфу певица почти выкрикивала, словно вкладывая в слова всю ненависть к неведомому железному владыке:

- Железнопёрый дракон-миродержец!
Волею одной его город живёт!
Чтобы отсрочить на день Армагеддон,
Требует он человеческих жертв!

И - закончила вновь спокойно:

- Солнце заходи, и град засыпает.
Спит змей пернатый, довольный людьми.
Завтра, чтоб день ещё прожил сей город,
Новые жертвы потребует он.

- В общем, вот так, - смущённо закончила певица и, не удержавшись, сделала рукой "козу". - Как вы думаете, я могу на что-то рассчитывать в вашем мире с таким... репертуаром? Увы, моя группа... мои музыканты остались в моём родном мире...

- Скотина! - довольно громко и ни на кого не глядя произнес волшебник, услышав сентенцию некроманта о невиновных и мятежниках. Затем он нарочито заинтересованно посмотрел на кусок говяжьей отбивной, словно замечание было констатацией того, кем отбивная была некоторое время назад.
Услышав вопрос принцессы, Висогаст ответил, загибая пальцы по мере перечисления и отметания возможностей.
- Уважаемый коллега из Дан'Тонка уже обрисовал сложности касательно проверки горожан. От себя замечу, что жителей в городе несколько больше, чем вместит центральная площадь. Проверка затянется. Что касается оружия, то дома его никто не хранит. Почти все оставшиеся жители записались во временное ополчение, и оружие при них. Те, у кого не было собственного, получили из городского арсенала. Более быстрые и массовые способы получения ответа на интересующие вас вопросы могут включать чтение ауры. Здесь велика погрешность, поскольку темный фон может быть обусловлен не мятежными замыслами горожан, а в первую очередь личными заботами и тем, что уже несколько дней город перестал жить по обычному распорядку. Также ваше высочество может поручить, - тут Висогаст подумал, какое употребить слово, и выбрал более жесткое, - допросить часть горожан, чтобы понять, откуда взялись слухи о некоем мятеже, и что Ригвин как таковой эти слухи не распространяет и не поддерживает. Но, вероятно, наши представители уже успели рассказать, как обстоят дела. Если же ваше высочество решит прибегнуть к такому способу, особенно с участием отделяющей ложь магии, я просил бы поручить это людям, заботящимся о благе государства, а не желающими выслужиться и опровергнуть явные признаки своей некомпетентности.
При последних словах Висогаст удержался и не взглянул на некроманта, хотя по невольному движению ладони в его сторону и так было все понятно.

Доктрина бездействия гласит "Действовать было бы ошибкой". Согласно изучаемой нами теории, эффективность любого действия прямо пропорциональна достигнутому результату и обратно пропорциональна затраченным усилиям. В метрической системе Горациуса можно ввести показатель результативности, равный отношению результата к усилиям и легко увидеть, что в случае нулевого результата данная пропорция стремится к минус бесконечности. Таким образом, несложно понять (в этом месте на достке появлялась затейливая вязь многоэтажных выкладок, иллюстрирующая что именно надо понять), что следует избегать любого действия, которое не приведет к достижению значимой выгоды или вероятности получения значимой выгоды.
Перед мысленным образом Кетана предстал образ инструктора-преподавателя Тензорила, рисующего жирный символ минус бесконечности на доске. К вящей славе Тензорила, над идеями которого частенько посмеивались молодые дроу, на практике его доктрина сработала как нельзя лучше. Любые попытки что-то сказать и сделать оказались посрамлены, а Кетан, который не произвел ни одного лишнего движения, сохранил не только силы, но и приобрел заряд хорошего настроения на весь день. При одной только мысли о том как именно жрицы будут объяснять прикладной смысл доктрины будущим адептам недеяния, приходилось сдерживать улыбку.

С уменьшением количества участников, напряжение, разлитой в воздухе спало и Кетан, лязгнув доспехом, поднялся. Кажется, подходящий момент представиться и теперь уже бездействовать было бы ошибкой. Он зашагал к маленькой жрице, которая в ближайший месяц и, вероятно, гораздо дольше, будет вершить его судьбу. Подойдя к Эльшабет, он поклонился.
— Кетан к твоим услугам, госпожа, — выпрямившись, он встал в стойке "вольно", ожидая вопросов или распоряжений.

Как только Ши разбежались из кухни: Морье был в хлеву, Альва куда-то улетучился, а Нольвен вытирала полы, Мауэз-Ноз украдкой пробежала к себе в комнату и вернулась, держа в руках двух жаб, рыжую в пятнышках и худую белую. Она положила их в два ведерка, затем начала читать заклинание.

Будь ты жаба иль невеста,
Становись к обеду тестом!
Ну а к ужину давай,
Пирожок мой, поспевай!

Глядь - а на столе вместо жабы стоял белый и румяный пирог. Мауэз посмотрела на рыжую жабу жалостливо. Потом начала загибать пальцы, шепотом считая - за себя (раз), за Миранду (два), три, четыре, пять. Шесть? Нет пять. Некоторое время колебалась, потом прорычала что-то и убрала эту жабу обратно с выражением решимости - мол, не отдам! Достала из подмышки грязную маленькую тряпицу. На ней бесшумно шевелился маленький красный червячок с черными точками на голове, видимо, уползая подальше. Мауэз-Ноз с любопытной улыбкой взяла его двумя пальцами, покрутила перед носом, подышала на него как рыбак перед ловлей, приплюнула и положила на стол.

Благородные без мяса
Будут строить мне гримасы.
Чтобы всех их накормить,
Я должна тебя убить.

Становись-ка ты главным блюдом, строптивая!


Червяк начал расти и превратился в большую гусыню с черным хохолком. Старуха ловко схватила ее за клюв и шею и сжала локтем, а затем позвала Миранду. - Девочка, я пойду приготовлю птицу на ужин, ощипаю, а ты пока пирог поставь в печку. И крути его хорошенько, чтобы все стороны равномерно пропеклись.

- Э... добрый вечер, уважаемая мертвая голова, - Нольвен не забыла скрипучую тетушку дверку при комнате Клер. Эти сторожевые химеры вовсю пользуются пользуются служебным положением. Сейчас платы за вход будет требовать, а за информацию - наверняка услугу попросит.
- Мы ехали по своим делам, но заблудились, - без подробностей ответила она. - Промокли, замерзли, устали. Нам бы отдохнуть и согреться. А кто в этом домике живет? Вы гостей принимаете или лучше вас не беспокоить?

- Нольвен! Это просто булыжник, опомнись, - недобрым словом поминая Бедлам и спешку - не могли оправиться!, криком прошептала слуа, - сер Кормак, не давайте ей наделать глупостей.
Слуа повернулась к непонятной твари. Вот так вот, только-только наметилась какая-то романтика - так вылазит нечто с тентаклями, и все портит. Ладно, сейчас попробуем.
Из под курточки, цепляясь усиками, слепо шаря листочками, рванули Серые Лозы. А Миранда, чуть согнув ноги в коленях стала делать вращательные движения рукой, будто раскручивала над головой лассо. При этом, слуа еще нараспев бормотала "вернись, я все прощу, Гвилерм Эстелар!"

- Принцесса, - Кормак услышал странный звук и насторожился. Пока они были под защитой Пути, особо опасаться не стоило, но кто знает, чего ждать от этой взбалмошной Фионы? Альва собирался сказать, что она его совсем не слушает, что он говорил о защите беззащитных, что все так или иначе помогают друг-другу, он ради того чтобы помочь, отложил помолвку и прилетел в Бретань... Но Нольвен явно не соьиралась его слушать, а собиралась убежать с Пути в туман, к этому, чем бы оно не было.
Кормак попытался схватить Фиону за плечи. ("Да что же такое, что им всем так хочется бежать куда-то, что приходится ловить?" - промелькнуло у него в голове.) И быстро заговорил:
- Вы не сможете помочь всем. Морье может быть нужна помощь, но он опытный воин, Мелиссе в Кошмарах так-же нужна помощь. Вы должны решить. Я последую за вами, но вы должны понимать, что можете не успеть везде.

Как ни скверно чувствовала себя Нольвен, но оказавшись на руках сэра Альберта, она таяла от блаженства, не смея шевельнуться. Ей совсем не было холодно, даже наоборот... Остановись, мгновенье. Ради этого стоило утонуть еще раз.

На его предложение заняться поисками меча она отрицательно замотала головой.
- Нет, сэр Альберт, я не хочу, чтобы Вы рисковали собой из-за моей оплошности. Это моя клятва и моя вина. Ничего, я потом наколдую так, чтобы встретить этот меч на своем пути. Тогда-то я его не потеряю. Он слишком ценный, чтобы его потерять!
Тут она сообразила, что ее слова о клятвенной связи с мечом могут восприниматься как лихорадочный бред.
- Этот меч носил Эрван, хоть и недолго. По моей просьбе Мелисса говорила с ним... с мечом, она умеет говорить с вещами. Я просила, чтобы он помог найти лесной лагерь - тот, что вверх по течению ручья от водопада, близ черных скал Дуарнене, Вы, наверное, знаете... Меч потребовал за услугу год служения, и я обещала ему. Мелисса подтвердила бы... а куда ушла Мелисса, вы заметили? Она что-нибудь сказала?

Кормак наконец вылез на берег и смог оценить ситуацию. Стена тумана неумолимо приближалась. Нужно было что-то предпринимать немедленно, и уходить как можно скорее уходить. Ши полез в свою сумку и извлек оттуда пузырек чернил. Затем подумал, положил пузырек обратно, резко сорвал с Миранды одно из этих странных болотных животных и не задумываясь, раздавил его в руке, образовавшейся массой, не задумываясь, начертил на лбу Альберта Морье руну "жизнь"
- В тишине рождается плеск, из плеска крик, из крика дыхание. - Закрепил Гвидеон руну. - Торопить Альберта, пока тот проводил реанимацию, не стоило, но помочь ему было необходимо. Помочь, и убираться отсюда.

Расставшись с объятиями трясины, Миранда, вылетев как пробка из бутылки, приземлилась на какую-то кочку, причем довольно жесткую. Кочка оказалась галантной и поставила девушку на ноги, отчего слуа вдруг осознала, что это не кочка, а Гвидеон. Первая мысль была о том, что в болоте как-то спокойней: топь не бегала, не размахивала колюще-режущими, не отдавала команд... Впрочем, мысль о Серебряном Пути была очень верной, благо Альберт как раз подсветил. Миранда вцепилась в поводья одной из оставшихся лошадей, почти повиснув на них. Рассудив, что лошади тоже едва ли оценят активность вокруг, она быстро вывернулась из курточки, и накрыла тканью голову лошади. Ничего кроме стресса животное от окружающих видов и звуков все равно бы не получило, а ломиться вслепую вряд ли рискнет, лошади панически боятся переломов ног. Слуа зашептала, как могла успокаивающе:
- Пошли, ну давай, хорошая, а туда лучше вообще не смотри, дойдем до места дам яблоко, ну давай, идем.... Ничего там интересного происходит, и вообще, нефиг порядочной лошади на это безобразие смотреть...
Миранда тянула повод, понукая лошадь с закутанной курткой головой идти, куда ведут. Кстати, себе под ноги тоже не лишне бы смотреть.