|
|
- Напыщенная сволочь... - подумал Ричард в наступившей после их кратенького диалога тишине, - Впрочем, чего ещё ожидать от кровососа фраке?
Едва успев толком закончить мысль, Ричард зажмурился от ударившего в глаза ослепительного света. Охотник было подумал, что к замусоленным диалогам "Гринч" решил прибавить ещё и коронную фишку при допросах - тыкать лампой в лицо пленника, и, представив эту картину, негромко хохотнул... Однако, открыв глаза, он моментально стал серьёзен, как никогда прежде. С высоты своего огромного роста на него смотрела тварь, от одного взгляда которого внезапно захотелось бежать сломя голову, чтобы зарыться в какой-нибудь грязной норе на краю Вселенной. Сердце Ричарда бешено забилось, остервенело бросаясь на прутья грудной клетки, а глаза начали было предательски косить в сторону... И всё же Батлер нашёл в себе силы не отвести взгляда от глаз твари. Даже когда сталь с силой врезалась в кисть мужчины, он лишь с силой стиснул зубы, чтобы не доставлять монстру удовольствия своим криком, но всё так же продолжал смотреть кровососу в глаза.
Только когда тот отступил обратно в свою тень, Батлер нашёл в себе силы осмотреться и осознать полноту той жопы, в которую он попал. Впрочем, охотник и не ожидал что его будут допрашивать с глазу на глаз, а кровососом больше или меньше, ему было уже всё равно. Что-то внутри подсказывало, что его песенка спета и остался лишь финальный аккорд. И Ричард хотел, чтобы он прозвучал из стона хотя бы одной твари в этой комнате.
- Фу... Как ты эту мерзость пьёшь? - скривился Батлер, увидев как вампир лакает его кровь, - В этом вискаре же совершенно нет крови...
Мужчина краем глаза наблюдал за тем, как алая струйка резво срывается с его ладони на пол, образуя на ней всё увеличивающуюся лужицу. Он чуть приподнял кисть так, чтобы его кровь скользила по запястью и заливала путы, напитывая из влагой... Он понимал, что теперь время работает как "за", так и "против" него. Нужно было лишь немного... не слишком много, чтобы не сдохнуть, не слишком мало, чтобы не сдохнуть ещё быстрее.
- И это... Тот качёк у двери... Ну. Ты и он - нигеры... пардон, афросаксы. - беспардонно начал выигрывать время Батлер, - Надеюсь он не был твоим родственником? Хотя... Выж, как ёбаные Баптисты, все - братья и сёстры...
Рик опять краем глаза посмотрел на налившиеся его кровью верёвки и тихо ухмыльнулся - время пришло. Он глянул вниз, осматривая то, на чём сидел.
- Чудесный стул ручной работы... - протянул Батлер не спеша, а затем резко дёрнулся назад и вверх, помогая себе оттолкнуться носками...
|
|
-
Стильно, черт возьми!
-
Хорошая ночь, сладких князя \o
-
Песик опечален =(
-
...
-
Игра пока жива, да.
-
)) интересно нарисовал
-
Красиво
-
:,-(
-
Аж мурашки по коже. Супер.
-
«requiescat in pac» = (((( А вообще хорошо нарисовано )
-
Изысканный черный юмор ;)
-
Эко особенно удалась.
-
Ну это ж вещь. Это ж вещь!
-
:'( Красиво, да.
-
Ну что тут скажешь, хороший стиль...
-
+
|
|
-
Живой персонаж. Верю.
-
Да, не плох.
|
Губы Эвертье растянулись в благодарной улыбке. Она рада. Рада, что епископ понимает и не пытается осудить. Когда тебе самой позволяют наступить на грабли, не поношая и не выкрикивая вслед грозные слова брани, а, наоборот, предлагая поддержку и добрые слова напутствия - это стоит очень многого. Поймёт ли она? Безусловно. Падёт ли пред Ним на колени? Несомненно. Но стоять на коленях тоже можно по-разному. Выбор ведь будет не "пасть или не пасть", а в том "как именно пасть". Подобно червяку изворачиваться, каясь в своих грехах или же с достоинством предстать пред Ним. Эвертье знает, что за все свои поступки она заслужила Ад. Но, если всё сделанное не настигнет свою цель, то все эти смерти, эти муки, испытания, эта боль... Всё окажется бесполезным. Отчаянным криком в пустоту. Может ли она это допустить? Теперь нет. Сейчас истина не в правде, а в упорстве к достижении цели. И не надо извращать то, что она делает. Её цель вовсе не в том, чтобы изменить Богу. Её цель - не изменить самой себе. Это всё что у Эвертье есть и останется. Девушка даже не повернула головы в сторону тела. Не епископ его убил. Его убила... некоторая нелогичность размышлений. Ведь они пришли. Им озвучили цель, и очень важную. После попросили дать обет пред Богом, что примут они муки любые, дабы достигнуть её. Какой у них был выбор? Идти на задание или не идти? Нет. Хочет ли кто-либо умереть сейчас, не мучаясь, или же всё-таки попытается достичь её - вот как стоял вопрос. Ватикан никогда не даёт выбора. Точнее, даёт но лишь однажды: когда ты вступаешь в Орден. И ты либо сгораешь в огне, либо становишься им. И если ты выбрал второе, то должен понимать одну вещь. Ты - орудие. И оттого на службе ты у какого-нибудь торгаша или у церкви - твоя суть не меняется. Во втором случае ты просто утешаешь себя тем, что некоторые грехи делаются во благо. Медленно встав, мадам де Бриль поправила плащ и, продолжая жеманно промакивать платочком слезящийся сомоном глаз, покинула помещение. _______________________________________________________________________ Комната слабо освещалась и казалась какой-то более мрачной, чем обычно. Юрген сидел на мягком уютном диване и не мог найти себе места. Любая поза казалась ему неудобной. Света в комнате явно недостаточно. Ножки кофейного столика тронули угловатые пальцы ржавчины. Карминовое вино в хрустальном бокале почему-то сегодня горчит. Да как же ему надоело это проклятое итальянское вино! Почему не французский пастис? Юрген повернул голову в сторону окна. И посмотрел на неё. На ту, на которую весь вечер он не может поднять глаз. Внутри всё кричит, кипит, бушует. Держащая бокал рука резко взметнулась в воздух, расплескивая несколько капель красного прямо на маниакально-белую рубашку. Юрген разом осушил бокал и с шумом вернул его на столик. Хрусталь истерично звякнул. Кулаки мужчины крепко сжались, да так, что идеально наманикюренные ногти впились в мягкую поверхность ладоней, никогда не видевших тяжелого физического труда. Он не может больше показывать, что всё хорошо. Раскатистый баритон волной прокатывается, прерывая собой тихий звон убираемой посуды. А в комнате всё ещё запах: его любимая телятина с вишнями. - Эвертье! Тихий звяк поставленных на стол тарелок. Стоящая у окна женщина медленно поворачивается. Облаченная в красивое, но явно не отвечающее требованиям современной итальянской моды, платье цвета берлинской лазури. Мягкая бархатная ткань плотно облегает каждый изгиб, словно не желая оставить место для фантазии. Но именно эта девушка в сочетании с этим платьем почему-то всё равно неудержимо волнует. Будто он видит её впервые, а не каждый вечер на протяжении уже многих и многих лет. И Юргену даже не нужно подходить, чтобы знать как сильно и как притягательно от неё пахнет жасмином. Исступление. Вот чего она от него хочет. - Ты наконец решил заговорить со мной? Лживо-безразличный голос. Как будто сегодня такой же день, как и вчера. А Юрген смотрит на неё и не знает как заставить себя не отвести взгляд. На виске бьется жилка. Кожа краснеет. Он чувствует, как на его шее выступает пот. Жарко. Негодование зверское. И там, где-то на задворках, он притаился. Страх. - Да! Да, чёрт возьми! Я не понимаю каким богам молиться, чтобы ты наконец сказала куда ты, сломя голову, собираешься! Куда? Зачем? Когда вернёшься? И почему в этот раз ты мне не можешь ничего сказать? Юрген не заметил как начал размахивать руками. Голос сорвался на крик. Обычно сдержанный, сегодня он был сам не свой. Почему? В этот раз она не сказала ему куда и зачем поедет. Орден всегда пользовался и его услугами, хоть и несколько реже. Но Эвертье всегда рассказывала о своих заданиях, словно не была связана никакими клятвами. В этот раз всё иначе, совсем не так. Но только в этом ли дело? Может, он просто завидует? Его Орден не призвал. А задание, видимо, очень важное, раз она не говорит ничего. И опасное. Якобы поэтому, в этот раз он должен позволить себе отправить её одну. А на самом деле что? Неужто в Ордене возомнили что он, Юрген Вандербилт, талантливейший врач и... Неужто он слишком стар? Его глаза потухли. Пальцы нервно, но будто бы невзначай, провели по серебряной шевелюре. Знает ли она о чём он думает? Скорее всего, знает. Но виду не подаст. Фигура в синем, словно полуночная тень, пересекла комнату и в одно мгновение оказалась рядом с неожиданно замолкшим мужчиной. Эвертье медленно опустилась на его колени. Будь она ещё чуть легче, он бы даже этого не почувствовал. Её чуть хриплый голос был совсем рядом, но, одновременно с этим, где-то очень и очень далеко. - Юрген... И много, действительно много, боли в одном этом слове. Сейчас он понял: она прощается с ним. По-настоящему прощается. Его руки в каком-то безумно-фанатичном порыве резко сжали её, словно пытаясь сломать хрупкую талию. Мучительное и дефектное объятие. Глаза сардонически сверлят гладкое девичье лицо, пока ещё не обрамленное сетью лучистых морщинок. Она ловит его мысли, хватает их, пресекает, не даёт им устремиться дальше. - Не дай своим глазам обмануть тебя. Немного горькая полуулыбка отражается на её лице. А он, будто бы не понимая о чём она, педантично достаёт монокль и вставляет в глазницу, зажимая его между бровью и щекой. Она думает, что это для того, чтобы выглядеть серьёзнее, хотя она никогда не говорит ему, что лицо его становится не столько серьёзным, сколько презрительно-надменным. А он всего-навсего хочет её лучше рассмотреть. Запомнить. Эвертье, будто не замечая враждебного объятия, наклоняется и берёт с кофейного столика второй бокал. Крутит его в руке, смотрит на свечи через эту хрустальную призму с карминовой сердцевиной. Вдыхает пряный виноградный аромат. Бросив хитрый взгляд на Юргена, она делает крохотный глоток и ставит бокал обратно. Лишь тогда Юрген берёт свой и начинает злобно изучать радужные разводы на дне, которых он не мог до этого видеть из-за отсутствия какого-либо оптического прибора. С губ его срывается рычание: -Что было в бокале? - От сердца... или от ангины. Не помню. Она улыбается. Хитро-хитро. И именно сейчас Югрен замечает, что её улыбка так и не коснулась глаз. У него нет больше сил злиться. Запах жасмина почти душит, такой он пьянящий. Она, такая тёплая, в его руках. Кожа влажная: слишком здесь жарко. Пот по спине. Тело горит и ноет. А она сидит и хитро улыбается, чёрт её дери! И тут он понял. Назвав её про себя чертовкой, он тихо выдавливает ту же фразу, что и всегда. - Эви. Я стар. Понимаешь, я уже слишком стар для этого... Его руки плавно разжимаются, соскальзывая на её бёдра, словно пытаясь противоречить тому, что он только что произнёс. А она наклоняется и в ответ твердит ему то же , что и всегда. - Мы, Юрген. Мы стары. Одна эта фраза низвергла все слова, которые ещё могли быть сегодня сказаны. В тяжелой нависшей над ними тишине, их могли выдать только глухие гортанные спиранты освобождающихся от тканей тел. _______________________________________________________________________ Эвертье покинула дом рано утром, пока Юрген ещё спал. Ей не хотелось участвовать в затянутой сцене прощания, которую он непременно запланировал. Возможно, потому что не хотела плакать. Но, скорее всего, она просто боялась, что останется. Потрепав своего коня, Реквиема, за растрёпанную гриву, Эвертье старалась не оборачиваться. Она не хотела уезжать с уверенностью, что никогда больше не увидит заросли плюща вокруг восточного окна, маленькую трещину в первой ступеньке... и самое страшное - не услышит храп Юргена. Тихо прыснув в кулак, Эвертье направилась к площади Сан-Пьетро. Уже завидев впереди возвышающийся обелиск, она поняла, что в кармане плаща что-то есть. Мягко бьется об её бедро. Маленький конверт. На обратной его стороне - три слова. Внутри лежит серебряный крест на серебряной цепочке. Металл уже потемнел от времени и кое-где в уголках сбилась пыль. Но она его сразу же узнала. Именно это крест был на ней, когда она приехала в Пенгану. Это его она сняла, когда утопила свой первый успех в Бассовом заливе. Видимо, пришло время надеть крест обратно. Дождался-таки своего часа. Торчать на площади всё оставшееся до встречи время не хотелось. А Собор Святого Петра грозно возвышался пред ней, упорно приковывая к себе всё внимание, словно суровый учитель, который одним только взглядом даёт понять, что ты неправ. И тут случилось странное. В собор зашла облачённая в чёрное девушка. Вида, надо сказать, опасного неблагообразного. Один глаз скрыт повязкой, плащ развевается, словно пиратский флаг. В общем, точно не религиозная и боящаяся Его личность. Однако, фигура решительно двинулась к капелле Святых Таинств. Опустившись на колени, девушка начала что-то сбивчиво нашёптывать, держа перед собой зажатый в руках крест. Губы её кривились, будто она просила о чём-то постыдном. Но дело вовсе не в этом. Просто сегодня она молилась в первый раз в жизни. Она просила у Бога за Юргена. Чтобы Он не оставил его. И раз она собралась отдать свою жизнь за Него, то пусть Он не оставит её Юргена и простит ему грехи, которые он совершил. Ей больше ничего не надо. Эвертье стояла на коленях и почему-то была уверена, что всё так и будет. Почему она не молилась раньше? Не потому что не верит, а потому что знает: если сильно просишь - сбывается. Пухлые, чуть обветренные губы опять растянулись в улыбке. Всё. Пора наложить добровольный секвестр на сентиментальные поступки. С ней её оружие, с ней Юрген. С ней Бог. Заглотив крохотную тёмную таблетку антрацитового цвета, девушка перекрестилась открытой ладонью, как символ открытости для Него. Внутри аж перевернулось всё от этого жеста. Она ещё помнит, что состязается с Ним. - Да не погубят меня спесь и гордыня... Amen. Фигура резко поднялась и двинулась обратно к обелиску.
-
Шикарный пост)
З.ы. Не шаман, а медиум, все таки :3
-
Браво! Словно книгу читаю...
-
Вдохновляюще
-
очень круто.
|
Под серым стальным небом. Закрытым покровом толстых облаков. Невидящим и ослепшим. Стоит, распластавшись во все стороны света - Ватикан. Обитель Веры людской. Оплот Надежды людской. Дом Мудрости людской. Дом Силы. Тишина. В заметенной от снега главной площади. Под купелью резных потолков. Под сводами фресок. Меж колоннадой. За капителями. Под мраморной плиткой полов. Гуляет по залам. Правит этим миром. Закрывает глаза вошедшим. Заставляет прислушаться к едва различимому гулу славы Божественной.
- Отродья сатаны да возрадуются в сей час, видя павших служителей Бога нашего! Да вознесутся к небесам и прорвут клыками светоносные храмы! Как смеете вы, что присягали жизнью своей, кровью своей, Душою своей! Единому и бессмертному! Сейчас пасть ниц и дрожать в страхе, предавая все, чему веровали?!
Ни одна живая Душа не нарушает вечный покой. Ибо все они собрались в третьем Зале за потайным ходом. В помещении без окон. Без света дневного. Лишь с дрожащим пламенем канделябров и восковых свеч. В небольшом кругу из тридцати шести монахов, упавших ниц и целующих отполированный каменный пол, стоит фигура в простой серой рясе. С непокрытой головой и растрепанными волосами, седыми волнами упавшими до самой поясницы. С бородой всклоченной. Ногами босыми да в кровь сбитыми. И с крестом на шее длиной в ладонь. Золотым. Тяжелым. Походкой дерганной перемещается он меж монахами, не смеющими взор поднять. Оставляет следы кровавые в неверном свете свечей – черные. И голос его разносится под стенами тайной залы, что гром в преддверии весенних бурь. - Как смеете, вы! Вы! Служители Господа! Сейчас отдавать Души свои сомнениям? Сейчас. Падать на колени пред злом, достигшем греховного апофеоза в сию годину? Вы! Опускается старец рядом с одним из монахов. В руки лицо берет его. За бороду тянет. И в глазах его ярость Божья. - Вы, которые кровь его пили, - шипит в лицо испуганное. Крест в пальцах сжимает. Бросает, словно сатанинское распятье, и дальше идет, вознося негодование свое. - Когда мир на грани. Когда рушится Земля святая. Когда ангелы поют о конце. Вы являетесь единственной надеждой людской. Все эти века-а-а! Кричит голос в хрип срывая. Глазами бешено вращая. - Все эти века мы собирали по крупицам силу святую! Железный кулак Божий, готовый нанести удар последний и спасти павших. И сейчас. Сейчас… Наступает ногой на спину одного из монахов. Вдавливает хребет к камню самому. Не слышит хрипа болезненного. Не видит крови, из уголка рта показавшейся. - Сейчас вы струсили!!! Лопается хребет. Хрустят кости. Издает последний стон монах под пятой старца. Корчится. И отдает душу свою Богу. - Архиепископ… мы ничего не сделаем. Нам нечего противопоставить… Бросается растрепанный старик к посмевшему голос подать монаху. Падает на колени рядом с ним. Сжимает в руках крест золотой. И вонзает его острым ребром в лоб прервавшему его. Охает неверный. Падает на спину. Прижимает пальцы к ране кровоточащей. - У нас есть, что противопоставить, - шипит старик. Встает на ноги. Глаза к потолку обращает. - Соберите лучших из них. Не медлите ни дня. Соберите их. Смотрит на распластанные тела. Кривится от бешенства. - Сейчас же! И крик этот вырывается за стены тайного зала.
Наш мир пребывает в глухом неведении. Он спит, не открывая глаз. Все эти долгие века людей касались лишь мимолетные слухи. Легенды. О зле, воспевающем свои греховные молитвы. О страхе, поселившемся в сердцах. О демонах, ползущих в ночи и пожирающих души наши. И большинство из них не догадываются, что слухи эти – истина святая. Что миром правит безумие в тот день, когда воля Господня слабеет и истлевает. Мы берегли наш мир. Нашу веру. Мы хранили заветы и соблюдали бесчисленные правила. Но не от нас, монахов, зависит хоть что-то в этот час. Сейчас все зависит от негодяев и беглецов. От убийц и преступников. От демонов в обличье людском. От изгоев, ставших на путь служения и отдавших за это свои жизни. Да будет вознесен каждый из них в Обитель Святую после завершения последнего контракта. Да будут прощены грехи их. Да будет слава их пронесена сквозь страницы истории и не забыта, в церковных архивах. Дай Силы им, Господи. Благослови их, Отец. Ибо от их решений и деяний зависит слишком многое. Освети их своим взором, не покинь в час сомнений. Не позволь повернуть назад, Отче. Да будет слава Твоя, пропитанная кровью, во веки вечные. Аминь.
- Приемный зал готов, Архиепископ, - тихий голос монаха врывается в мысли седого старца, стоящего в одной рясе на верхнем этаже главного здания Ватикана. Взгляд его устремлен на серебристую площадь, словно в надежде увидеть тех, кого он ждет. - Они могут задержаться, - продолжает монах, теребя озябшие руки. Он одет в шерстяную хламиду и искренне не понимает, как Епископ сейчас может стоять в простой тонкой тряпке, босиком на ледяном полу. - Вы оденетесь? – Спросил он, выждав еще несколько минут тягостного молчания. Старик оборачивается, впиваясь взором в монаха. Тьма в глазах его – давит. В тишине покидает он свой пост у окна и проходит во мрак лестницы, а монах, словно молчаливая тень, тихо следует за ним.
-
Суровый Епископ) Одобряю)
-
))))
-
Хороший старт
-
С почином.
-
За пафос! Ну и за сладкие вопли некоторых анонимных олдфагов )))
-
Круто-круто. Даже несмотря на несколько — о ужас! — недостающих запятых :)
-
Умница. Как всегда)
-
Молодец ты, все таки
-
Отлично!
-
не зря я сюда вписалась:)
-
Красивый пост.
-
Отличное начало.
-
Всплакнул. Улыбнуло. Опичалило.... Бывает.
-
Хорошее начало. )
-
Хотел бы я так уметь =)
-
+1 Этому посту место на главной)
-
Шикарно, по моему.
-
Предвкушая гневные отзывы, мол, "Зачем ты, новичок, который нигде не отметился, критикуешь несравненного лидера хит-парадов, я все-таки скажу и заранее предупрежу, что в холиварах участвовать не буду и это единственный мой комментарий к этому посту. Начну с того что с первых же строк данного "произведения" веет пафосом не добротным и эпическим, который иногда бывает очень даже к месту, а дешевым, клишированным.
Хромает также построение фраз. Такое ощущение, что автор не прочел в своей жизни ни одной нормальной книги или это школьник, который под страхом смерти пишет сочинение. Чего только стоит предложение "В заметенной от снега главной площади" и это далеко не единственное. Лев Николаевич крутится как волчок на том свете, да так, что к нему можно подключить динамо-машину и добывать бесплатное электричество для всего земного шара.
Опять же писать в стиле мастера Йоды - это что, так модно теперь??? Йода - отличный персонаж, но я начинаю его потихоньку ненавидеть после таких "подражателей".
В общем, если люди, которые ставили плюсы, действительно, считают, что этот пост достоин занимать лидирующее положение, то я искренне не понимаю, к каким чертям катится наш язык и наша литература. Если такие горе-авторы начнут еще и книги бешенными тиражами продавать, то мне на этой планете делать нечего.
P.S. The Best! "Под серым стальным небом. Закрытым покровом толстых облаков. Невидящим и ослепшим. Стоит, распластавшись во все стороны света - Ватикан" Ну кто. Так пишет. Предложения? А Вообще в планетарных масштабах или даже в масштабе Италии Ватикан не так уж и велик, чтобы раскидываться или как у вас "распластываться" во все стороны света.
"Обитель Веры людской. Оплот Надежды людской. Дом Мудрости людской." Ну на фига столько раз повторять "людской", если вы думаете, что это красиво и драматично, то спешу вас заверить в обратном.
"В заметенной от снега главной площади" Это мое любимое! НА заметенной СНЕГОМ площади!!!!!!!!!!!
"Под купелью резных потолков." Полный разрыв шаблонов!!! Верх и низ в мире автора, наверное, имеют одинаковое значение.Если же купель была перевернута, тогда с натяжкой можно согласиться.
"Кричит голос в хрип срывая. Глазами бешено вращая." Без комментариев. Кто не понял в чем "красота" этих предложений, сам дурак. Да простит мастер Йода этого автора. Но ДЕЕПРИЧАСТИЯ-то запятыми выделяются блин.
|
|
|
|
Анджела Доурадо 13 мая 2035 г. 19:52 Гавеа, ул. Маркуса де Сао Виценте, 220
Вечер складывался удачным. Позвонил синьор Риккардо, один из «близких друзей» Анджелы, договорился о встрече. Пришлось спешно корректировать планы – синьор Риккардо звонил редко, но его посещения не только солидно увеличивали месячный доход Анджелы, но и являлись гарантией спокойного существования ее маленького предприятия – во всяком случае, со стороны закона. Дело в том, что этот пожилой, похожий на птицу мужчина, с узким, морщинистым лицом, длинным носом и пронзительным взглядом темно-серых глаз, всегда немногословный и, несмотря на возраст, прекрасно сложенный и находящийся в отличной физической форме – он был начальником Policia Militar Рио де Жанейро. Казалось бы, такие люди должны были находится явно за пределами досягаемости синьоры Доурадо, но судьба и не в последнюю очередь, полезные знакомства, однажды связали обстоятельства нужным образом. Это случилось больше года назад – с того времени синьор Риккардо посещал Анджелу не реже раза в месяц.. Платил хорошо, никогда не разговаривал о работе – то, какую должность он занимает Анджела узнала много позже их знакомства и из стороннего источника. Изначально, синьор Риккардо обратился к ней, сославшись на рекомендацию другого ее высокопоставленного клиента – чиновника администрации штата. Синьоре хватило ума не расспрашивать нового клиента о его прошлом. Самой по себе, такой рекомендации было достаточно. Но позже, женское любопытство (а вместе с ним и деловой интерес) Анджелы были удовлетворены. Не было прямых подтверждений, что синьор Риккардо оказывал Доурадо протекцию, но она была умной девушкой, здраво предполагая, что такой человек не позволит случайному полицейскому рейду вскрыть такой специфический участок его личной жизни. Женщина подходит к окну, осторожно отодвигая штору. С высоты тринадцатого этажа двор внизу виден как на ладони. Вот из-за угла выезжает машина – ничего примечательного, синяя тойота с тонированными стеклами. - Как всегда вовремя, - тихо улыбается себе она. Все просто – эта машина никогда раньше не появлялась здесь – за автовладельцами дома в котором она жила Аннджела предпочитает следить. К тому же, синьор Риккардо всегда приезжает к восьми часам вечера. Машина останавливается на стоянке, водитель выходит и открывает заднюю дверцу. Сухощавая фигурка, с высоты кажущаяся игрушечной не спеша выходит из машины и отправляется к дверям дома. Терпеливо дождавшись пока прозвонит сигнал домофона, Анджела привычным жестом поправляет прическу и нажимает сигнал приема. Знакомое худое лицо появляется на экране. - Bom tarde, sinyora, - стандартное приветствие, никогда вне безликой вежливости. - Bom tarde, - кивает Анджела и нажимает кнопку открытия. Лицо на экране исчезает. Через несколько минут он уже в квартире. В руке букет цветов, будто он пришел на свидание, а не к проститутке. Это тоже привычно – возможно, за таким отношением кроется какая-то история? Кто знает. Синьор Риккардо много разговаривает, но никогда не говорит лишнего. Все происходящее возведено им в некий ритуал, протекающий при этом просто и естественно. Они садятся на небольшой кожаный диван, на стеклянном столике рядом с которым уже ждет разлитое по фужерам вино и фрукты. Разговор как всегда начинает он, легко, непринужденно, словно со старой подругой. Анджела много сил потратила на то, чтобы клиенты могли так разговаривать с ней – и этот труд окупился стократ. Разговор неспешно перетекает к делу. Сначала руки, потом губы… Процесс давно не вызывает в синьоре никакого душевного трепета – его заменяет мастерская игра чувственности, которой дышит ее тело, но только тело – послушный инструмент, хорошо тренированный и послушный. Они переходят в спальню. Приглушенный свет, щекочущий ноздри дым ароматических палочек – без наркотиков, синьор этого не любит. Шелковая простынь, приятно холодящая кожу… Сейчас начнется. Это спектакль – хорошо поставленный тщательно отрепетированный. Здесь, как и в профессиональном театре, талант и квалификация актрисы играют важную роль, создавая неумолимую градацию. Анджела считала себя талантливой актрисой – список ее клиентов мог бы однозначно подтвердить это мнение. Если бы она кому-то его предоставила. Но молчание – еще одна благодетель ее профессии. Молчание – золото, но слово – бриллиант, если оно произнесено в нужное время и в нудном месте. В зеркале на потолке – причудливая игра света и тени, созданная мягкими светильниками. Блики на шелке, мягкое свечение кожи, замысловатые полутени создаваемые движением. Каждый раз должен быть произведением искусства – если более не дано получать от этого плотское удовольствие, то пускай его заменит удовольствие эстетическое. Теперь синьора Доурадо может себе это позволить. Когда мягко щелкает замок, она не реагирует – квартира на сигнализации, скорее всего за тонкой стеной излишне резко повернул ключ кто-то из соседей. Непрошенный звук сменяется тишиной и все продолжается. Только когда ноздрей касается посторонний запах – едва уловимый, женщина вздрагивает, напрягается. Клиент не замечает этого. Она открывает глаза, глядя через его плечо. В проеме комнаты – мужская фигура, контрастно очерченная электрическим светом гостиной. Поза трактуема однозначно. Выстрелы звучат оглушающее громко. В такт каждому из них тело синьора Риккардо конвульсивно вздрагивает, будто продолжая любовный акт. Раз, два, три… Незнакомец опускает руку, резко разворачивается и исчезает из поля зрения. Тело клиента, внезапно ставшее непереносимо тяжелым, словно припечатывает Анджелу к кровати. А ведь все начиналось так хорошо.
Эрнст Иоганн Нагель 14 мая 2035 г., 00:00 Гавеа, Муниципальный госпиталь Мигеля Коуто, rua Mário Ribeiro, 117
Ночные дежурства в госпитале Коуто – не самое приятное времяпровождение, которое можно себе представить. Особенно, если ты хирург. Редкая ночь обходится без двух-трех пуль которые нужно вытащить из тел местных жителей – и очень хорошо, если тела эти переживут момент извлечения. Случалось всякое – неделю назад привезли начальника местной пожарной охраны – молодого парня, ему еще не исполнилось тридцати. Его беременной жене ночью захотелось клубники. Как настоящий мужчина, он сел в машину и отправился в ближайший супермаркет. Когда клубника была уже куплена, а он садился в машину, подошли двое кариока, накачанные наркотиками так, что они просто сочились из вен. Один из них достал пистолет и выстрелил мужчине в голову прямо сквозь боковое стекло. Слабая броня не выдержала выстрела в упор, но достаточно ослабила его. Пуля срикошетила от черепа, сильно раскроив кожу и сняв кусок скальпа. Крови было достаточно, к тому же мужчина потерял сознание. Отморозки выкинули его из машины, в которой тут же и уехали. Их остановил ближайший патруль – простреленное стекло, забрызганный кровью салон. Они даже не сопротивлялись, не смогли и толком ответить, зачем это сделали – ведь достаточно было просто пригрозить пистолетом, чтобы им отдали машину. Тот же патруль нашел мужчину и доставил его в госпиталь – к Эрнсту. Этот случай не был самым мерзким в его практике. Резкий свет ртутной лампы отгонял мысли о сне. Да спать было и не с руки – накопилось много работы в частном кабинете. Противной работы, бумажной. Нужно было подбить месячный баланс, прикинуть закупки на следующий, проверить, всем ли уплачено за молчание и безопасность. Такой бизнес, как у Эрнста был важной составляющей жизни фавел, ведь официальная медицина стоила дорого и задавала слишком много вопросов. Те кто предпочитал оперативность, конфиденциальность и испытывал стеснение в средствах – обращались в черные клиники. Заведение Нагеля, хоть и небольшое, все же выглядело крайне выгодно, во всяком случае по сравнению с тем, что ему довелось видеть. С немецкой основательностью, он поддерживал у себя идеальные санитарные условия, скрупулезно относился к качеству материала и никогда не соглашался на невыполнимые условия. Это несколько снижало поток клиентуры, но отсеявшуюся часть Эрнст и сам бы не хотел видеть в списке своих клиентов: искалеченные в войнах банд кариока, одаренные венерическим букетом проститутки, жаждущие превращения в боевых киборгов лейтенанты местных трафиканте. Лежащий рядом с лаптопом телефон беззвучно вибрирует. «Ленардо Фирмину», - подсказывает экран. Один из клиентов Нагеля, кариока, вожак небольшой банды из Росиньи – самой крупной фавелы в Zona Sul, которая граничит с кварталом Гавеа на юго-западе. Не самый приятный клиент, но довольно спокойный и надежный. - Я слушаю, - прикладывает аппарат к уху Нагель. В голосе Фирмину чувствуется некоторая неровзность. - Ola, alemão, - этим словом, «немец», нагеля называло большинство кариока. Не то чтобы это стало его прозвищем, но все же успело порядком закрепиться за молодым врачом, - Узнал? - Узнал. Говори, что нужно. - Ты сегодня дежуришь в клинике? Скажи что «да», alemão, давай же. - Да, Ленардо, - поколебавшись немного, ответил Нагель. Вопрос был неожиданным и странным. - Отлично! Иисус не оставил нас! – в трубке раздается нервный смешок, - слушай меня и слушай внимательно. У тебя появился шанс заработать. Хорошо заработать, слышишь? Сейчас патрульные привезут в твой госпиталь раненного. Кариока. Его зовут Мигель, это мой человек. Ему долго не протянуть – поганцы прострелили ему легкое, кажется. Лишь бы только дожил, пока они везут его – чтобы к тебе, а не в морг, в участок, слышишь? - Слышу, Ленардо. - Так вот, слушай дальше. В голове у него чип. Несколько чипов, на самом деле, но важен только один – чип памяти. Ты должен его забрать. Или стереть. Что сможешь. Короче, он не должен попасть к копам. Пароль на удаление – «туннель». Запомнил? «Туннель». Если сделаешь – тысяча реалов. Скажи, что услышал? Ситуация была сложная: с одной стороны, тысяча реалов не были достаточной компенсацией риска. Если копы уже проверили его голову, то они наверняка знают, что чип там есть – а значит украсть его будет делом опасным. Стереть его проще, но тоже дело неприятное – если рядом посадят одного из них, то сделать это на глазах полицейского… С другой стороны, отказывать Фирмину было не менее рискованно – кариока – люди злопамятные и мситетльные. - Не молчи, alemão, скажи что-нибудь! – сипел в трубку Ленардо. Аппарат внутренней связи уже сигнализировал о прибытии нового пациента в приемный покой.
-
А всё начиналось так хорошо...
-
Круто завернул с самого начала!)
-
Нравится. Рада, что ветки-таки открытые.
-
Зачет вообще. Классно все, дядька
-
Очень круто)
-
Круто.
-
+
|
Twenty-seven, everyone was nice. Чёрный, как сама Тьма, Darkhorse мчался по узким улочкам медленно просыпавшегося городка, пребывавшего в блаженной дрёме последних часов сна, извещая о своём приближении грозным рёвом дикого зверя и несмолкающим гомоном, доносившегося из натужно дребезжащего на пределе возможностей динамика, Металла, в купе с оглушительным рыком стального хищника бесцеремонно срывающим тонкое покрывало блаженной неги с жителей провинциального захолустья и изливая на них потоки ледяной отвратно пахнущей воды. Gotta see'em make'em pay the price. Батлеру было плевать на то, что он мог ненароком потревожить чей-то мирный сон, потому что он желал чтобы это произошло нарочно. Мужчина не ненавидел ленивых и заплывших жиром обывателей, просиживающих свои потные задницы на мягких диванах, впитывая дерьмо, удачно сервированное и подаваемое им из зомбоящиков по бесконечно длинному шлакопроводу, и рассуждающих о том, какая отстойная у них жизнь и что Вашингтон нихрена не хочет с этим делать, пока сам Рик, купаясь во внутренностях и кровище упырей вырезает очередное гнездо, находящееся под тем самым потным задом ленивых ушлёпков. За что ему было ненавидеть природой обиженных дебилов? See their bodies out on the ice. Нет, Ричард просто хотел, чтобы о его прибытии знали. Чтобы упыри, тырящие обрюзгших засранцев на тёмных улицах поняли, что настало их время. Время с большой буквы "П". "Предупреждён - значит вооружён", процитировал бы какой-нибудь придурошный охотник с черепушкой в виде яйца или фолианта, а может монитора - что там принято сейчас говорить про этих "умников". Батлеру было откровенно плевать. Он не собирался прятаться по углам, выслеживая кровососов по одному, словно зашуганный школьник. Чёрта с два. Take my time. Ричард привык сразу же расставлять все точки над "i", ещё даже не увидев цель в лицо. Он был охотником, а они - его дичью. Он - грёбаный Царь Зверей, а они - всего-лишь ошибка природы, взращивающая украшения для его чудесного ожерелья. Знают? Пусть дрожат. Вооружены? У него есть винчестер. Рик затормозил прямо у лестницы, ведущей к парадной чёрного здания, остановившись на середине расчищенной от мусора дорожки, брезгуя оставлять свою лошадку около завалов смердящих на все лады пакетов. Он подождал, пока голос взорвёт динамик его любимой частью песни, во всю глотку проорав, перекрикивая даже подвывание солиста: - Am I evil? Yes I am! - слезая с рычащего ещё зверя, с сожалением протягивая руку к ключу зажигания, добавил, нисколько не изменив интонации, - Am I evil? I am man, yes I am. И вновь Батлер быстро повернул ключ, обрубив зазвучавшую дальше музыку, не желая слышать нового куплета, соблазнившего бы мужчины бросить бесполезное сопротивление и продолжить подпевать солисту, повторяя пробирающий до мозга костей текст. Страшный рёв мотора и завывание музыкальных инструментов, заполнявшие утренние сумерки улочки, враз смолкли, уступая место нахлынувшей на одиноко стоящего посреди куч с мусором мужчину оглушительной тишине, через несколько мгновений всё же наполнившейся звуками медленно пробуждающегося городка. Рик, привычным движением выхватив чехол с гитарой и накинув брезентовую перевязь на плечо, быстро взбежал по короткой лестнице и занёс уже было правую ногу для своего коронного пинка, открывающего любые двери, как краем глаза заметил наскальную живопись местных австралопитеков, или, если быть точнее, Ричард, как дипломированный специалист в области истории, отнёс бы их, исходя из интеллектуальных показателей имбицилов, наваявших такое, к роду деятельности рамапитеков. Охотник, недовольно поморщившись, зашагал к торцу ближайшего здания, на котором красовались шедевры псевдосатанинской живописи, и, перекинув чехол за спину, обнаружив единственно похожее на настоящее изображение, являвшее миру провонявшего отбросами захолустья лик Зверя, встал около заинтересовавшей его мазни. - Дебилы грёбаные... - пробурчал Батлер, зло сплюнув на землю, впрочем, из-за сложности вообще найти таковую под здоровым слоем мусора, угодив в проржавевшую консервную банку, - Тупые тины... Рик, не мудрствуя лукаво, неспешно расстегнул ширинку и стал справлять малую нужду, стараясь попасть прямо в алчущую до людских душ распахнутую пасть рогатой твари. Хоть весь запас переработанной жидкости Ричард благополучно слил в туалете зачуханного бара, всё же, поднатужившись для благого дела, мужчина смог выжать из себя последние капли, под звучащую из его уст на этот раз мелодию "Moon river". Выказав окружающему миру своё отношение, касательно тупых подростков в целом и сатанистов в частности, Батлер пошёл в обратном направлении, то и дело перешагивая словно бы разраставшиеся на его пути кучи хлама, по дороге рассуждая, разглядывая чёрное строение клуба: - Может подпереть дверь и поджечь этот гадюшник к чёртовой матери? И плевать, что там упырей нет, зато избавлю мир от приличной кучки долбанутых на всю голову мудаков... Всех спалить, а Господь пусть разбирается... Вновь взойдя по ступеням лестницы, охотник на мгновение остановился, всерьёз размышляя не воплотить ли ему свой план в жизнь, а затем, махнув рукой и решив что есть сейчас дела поважнее, нежели носиться вокруг здания с факелом и канистрами бензина, Рик, со всей дури саданув ногой по дверному полотну, сделал шаг вперёд, приняв свой обычный в такие моменты "нучтонеждалисуки" вид.
-
harder, Roald, harder ну, слушай, определенно корона-то твоя)
-
Отличные посты. Жжешь)
|
|
|
|
Темнота. На дне окена темно даже днём - через казалось бы прозрачную толщу воды не проникает солнечный свет. Медленно-медленно поднимается надувшаяся вокруг Кости спасательная капсула. Он знает про перепады давления, кесонную болезнь - и понимает, почему нельзя выскочить из воды как пробка, даже в случае смертельной опасности. Ему остается лишь барахтаться в черной пустоте и ждать. Темнота навевает страхи - морские глубины изучены плохо, и вдруг именно здесь проплывает какой-нибудь гигантский спрут? Нет, Костя, нет - это всё сказки, ты смотрел слишком много страшных голливудских фильмов. И вот, пространство вокруг мальчика начинает светлеть, светлеть - и движение неожиданно прекращается. Капсула на поверхности, она начинает сдуваться до размеров спасжилета, в открывшиеся уши ударяет резкий шум, от которого быстро отвыкаешь под водой. --Эй, смотрите, ещё один. Вон он, вон там! - вас уже ищут, вас уже спасают, видимо, какой-то корабль оказался рядом. Сильные надежные мужские руки вылавливают Васильева, беспомощного, из воды и затаскивают в шлюпку. -Не ссы, малец, выбрался! Всё в порядке теперь будет. Эй, давайте к кораблю, в лазарет его быстро!!
Всего с подводной лодки Наутилус спаслось тридцать два человека, пятеро из которых скончались в больнице. Из экипажа - двое: инженер-механик Шумилин и старший помощник Иващенко. Согласно показаниям выживших Васильева, Голд и Шумилиной, а также по результатам расследования, Иващенко был обвинен в пренебрежении служебными обязанностями, повлекшими за собой смерть, уволен, лишен доступа к серьезным кораблям и осужден на 5 лет лишения свободы.
Костя, которого добрый капитан вытащил из лодки первым, пострадал меньше всех. Хотя, конечно, и молодой организм его был слабее. Однако никаких отрицательных последствий - физических - произошедшее не вызвало. В своем родном городе он стал ещё большей знаменитостью, чем после победы в олимпиаде и получения путевки на "Наутилус". К сожалению, в какой-то момент - может когда он барахтался в воде, может позже в лазарете - визитку с адресом Шалмаева он потерял. Вспомнить про поручение и найти адрес Шалмаева он смог только спустя месяц, и долго не решался позвонить - в результате написав письмо. Ответа на него он так и не получил.
Жизнь Дианы после произошедшего практически не изменилась - всё та же элитная шлюха, которая понимает что старость не за горами, всё то же пренебрежение к "так называемым мужчинам", которые от неё хотели лишь удовлетворения своих постыдных страстей и желаний. Лишь иногда, в одиночестве, по вечерам, Диана вспоминала произошедшее на Наутилусе и капитана Полавского, и думала, что возможно, её сегодняшняя жизнь - не верный выбор.
Шумилин в процессе подъема потерял сознания от недостатка кислорода и в таком состоянии проделал большую часть пути наверх. Его выловили и спасли, но у него ещё добрых полгода жутко болела голова - врачи хмурились и не могли. Работу пришлось сменить и остаться на берегу - медкомиссию пройти не получалось.
Труп оставшегося неизвестным мужчины в очках был самой большой загадкой - он не числился ни среди пассажиров, ни среди экипажа. Опознать его тоже не удалось. Кто он, как попал на Наутилус, что он там делал и имел ли какое-то отношение к аварии? Все эти тайны он унёс с собой.
Мощному организму Полавского кислорода не хватило. Он умер от удушья где-то на полпути. Его последними осознанными мыслями были крайне рациональные: "Всё правильно сделал. Добро." Впрочем, об этих мыслях никто никогда не узнал. По итогам расследования Полавский был посмертно награжден почетным орденом, на доме где он жил была установлена мемориальная доска.
Тело Исраила Шалмовича так и не нашли - может быть, отнесло в сторону подводным течением, может утащил тот самый ужасный спрут. А может быть Исраил распался в прах и сразу же предстал перед всемогущим Создателем, который судил его за дела его и отмерил то, что Исраил заслужил за свой жизненный путь.
Корпус подводной лодки достали со дна очень не скоро. Из-за долгого пребывания в воде, воздействия радиации, ожогов опознать тела визуально было сложно, помог лишь анализ ДНК. Матиаша Каца похоронили в закрытом гробу. О его самоубийстве никто никогда не упоминал.
-
Хороший итог хорошего модуля.
-
Хороший модуль.
-
За отличный модуль)
-
Спасибо большое за игру! Напряженную, интересную, захватывающую.
-
Доброта
-
Понравился модуль. Лаконично и хорошо.
|
Уходит. Уходит последний живой человек, которого я вижу перед смертью. Это... это должно сближать, наверное. Но сближает ли? Не знаю. Нужно... нужно что-то сказать на прощание. Что-то... не знаю, что. Но надо. Да. Что-нибудь важное. Быстро, быстро придумать что-нибудь важное! Времени нет. Нужно сказать... - Знаешь, я - латентный гей. Блядь. Какая-то чушь сорвалась с языка. Делиться секретами перед смертью? Черт. Это не то, что нужно было говорить. - Э... черт... бля... как в детстве - ничего не могу сказать нормального, когда момент важный и сентиментальный. Так... э... знаешь... э... прости, что оскорбил твои религиозные взгляды. Да. Э... прости. Да. Пока. Да. Херня какая-то. Как всегда, блядь. Ладно. Пусть уходит. Лучше бы я ничего не говорил. "Оскорбил религиозные взгляды?" Ох, вырвалось. Хотя, наверное, стоит признать, что религия - это не так плохо, как я всегда считал. Нет, моё отношение ничуть не изменилось - жизнь бессмыслена, бога нет, чудес не случается... но дух религиозного человека силён, без шуток силён. Да, и на лжи может держаться нечто грандиозное. Ладно. Перед смертью это всё пустые философствования. Так что же не пустое? Свинец не пуст, скажу я вам. Он несёт успокоение. Как лучше умирать - в мучениях и агонии, когда радиация даст свои плоды, а кислорода будет становиться всё меньше и меньше? Или же все-таки за ту долю секунды, пока пуля пробурит мозг, вырвется из затылка и оставит кровавый след на стене коридора? Думаю, второе лучше. И что же? Развернуть кулёк. Взять пистолет. Всё просто. Развернул кулёк. Взял пистолет. Просто. Вставить его в рот. Надавить на курок. Просто. Просто ли?.. Вставил стальной ствол оружия в рот. Резкий вкус и запах металла тут же родился на языке, в глотке и носу. Обхватив губами ствол, невольно вспомнил про латентность. И сразу ассоциации, ассоциации, ассоциации! О да, огромный стальной член прямо у меня во рту! А когда я нажму на курок, он кончит мне в рот, повергнув в вечность бесконечного экстаза! Блядь. Стресс, похоже, окончательно убил душевное здоровье. Да и решимость. Стало сложно. Почему-то сложно. Но почему? Ведь на судне остались только трупы. Я - труп. Тело без духовной оболочки. Теперь я понимаю, зачем была нужна эта чертова религиозность - забить свою пустоту внутри чем-то, что даёт успокоение. Если думаешь, что после смерти будешь вечно жить, тогда и умирать легче. Если думаешь, что из-за дурных проступков ты можешь попасть в Ад и гнить там на веки вечные - ты становишься праведнее, чище. Боишься провести вечность в геенне огненной, разве я не прав? Страх рождает праведность. Забавно. А вообще, по-моему, всё это хуйня. Живи как живёшь, а главное - будь уверен в себе. Иначе никогда не решишься. А решаться нужно быстро и незамедлительно. Закрыть глаза, нащупать курок, надавить пальцем... Привет, вечная тьма.
|
-
Хорош, во имя Пророка (Да благословит его Аллах и приветствует)
-
Гурии ждут тебя, о мудрейший из достойнейших!
-
кошерно, да. вкусный старый мудрец, мне нравится.
-
Отлично)
-
Это же отлично. Плюс.
|
|
-
Голос за сообщение в игре На дне (Tuchibo):
Зачет xD
+1 от igroman222, 25.05.11 16:33 Тащемто, это не "зачёт", это всего лишь Туч. В своём репертуаре.))))
-
Зачет xD
|
|
Оглядев творящийся в лесах беспорядок, Грайд сплюнул и что-то пробормотал. Его предшественник явно запустил свою работу. Либо делал её спустя рукава. Пора взять всё в свои руки. - Ладно, - сказал он, убрав длинный лук, державший в руке, за спину и хлопнул. - Пора заселить этот зелёный кусок... земли. Топнув ногой, вознёсся он вверх на высоком земляном столбе. Грайд вновь окинул свои владения взглядом. Ни зверей, ни птиц, ни насекомых. Сложив руки вместе, он глубоко вздохнул и посмотрел на верхушку ближайшего дерева. - Значит так... - молвил бог, ткнув пальцем в ветку. - Ты будешь летать по округе, питаться нектаром цветов и, попутно, опылять их. Для этого дарую тебе маленькие размеры, длинный тонкий клюв и крутые крылышки. Ну и цветастое оперение для виду. Так как "колибри" уже занято, то будем звать тебя... Нектарка! На ветке, куда бог указывал, сидела маленькая птичка с длинным клювом. - Далее... Ты, - Грайд указал на соседнюю ветку. - Будешь поедать особо вредных жучков, гусениц и прочих вредителей деревьев. Дадим тебе... хм, цепкие и сильные лапы для возможности удерживаться в любой плоскости, гибкую шею, чтобы из любого положения мог достать и... ну, вероятно, острый и слегка загнутый клюв, которым можно выковыривать жучков из щелей. Размеры у тебя пускай будут средними, сантиметров пятнадцать-двадцать в холке. Оперение пускай будет строгим, чёрным, и лишь на пузе белым. Следующий! И таким вот образом он по быстрому создал основы всех птиц своего леса. Особливо хочется выделить маленькую хищную пташку, которая имеет маскировочное оперение, острый клюв и когти. Предназначена для охоты на Мелких грызунов и птиц. Есть хищники и побольше, которые могут ухватить и зайца. Острый взгляд, способность разглядеть добычу среди деревьев и большая скорость на коротких дистанциях. Отличная пташка. Имеются и водные пернатые, но ввиду специфики местной флоры, питаются они в основном рыбой. Могут нырять на небольшую глубину и ловить рыбу зазубренными клювами. Ввиду отсутствия возможности жевать, ловят мелкую рыбёшку, коей в воде теперь полно. Остальные, думаю, в представлении не нуждаются. Стандартные охотники на насекомых, цветочки, зёрна и прочее. Встречаются даже не летающие, но быстро бегающие образцы. Далее пошли животные. Первыми были созданы всеядные Омномномы. Круглые комки шерсти и мяса на коротеньких ножках с огромной пастью и мелкими зубками. Едят всё. что попадётся, так что не пропадут. Чтобы не съели всё, дал он им функцию переваривания только когда внутренние запасы энергии иссякают. Так что Номы вполне могли не есть и месяцами, если их никто не преследовал. Передвигаются, в основном, за счёт перекатываний. Так же появились тут и хряки всякие. Большие и малые кабаны, кабанихи и иже с ними. Из хищников стоит отметить больших волков (максимум 2 метра в холке) и Ли - огромных ящериц (три метра от кончика носа до кончика хвоста, метр в высоту) с большими роговыми наростами на морде и хвосте. Имеет способность перемещаться по вертикальным поверхностям за счёт присосок на лапах и огромных когтей, который без труда пробивают каменную породу. Самый опасный хищник в джунглях и в то же время его легче прочих приручить. Не нападает без угрозы и если не голоден. В остальном стандартные кошачьи, псовые, грызуны и зайцы. Парнокопытные, непарнокопытные... Больших травоядных и хищников на самом деле мало, так как в лесах им не место. Исключения, как уже было сказано, являются Ли. Среди ночных жителей есть и птицы, и звери. Отметить стоит только маленьких птиц с большими, яркими глазами, светящимися в лунном свете, которые могут напугать ночью случайных прохожих. И летучие создания, которые умело маскируются под этих безобидных птичек. Маленькие, зубастые, крылаты нападают только на зазевавшихся животных, подошедших к ним достаточно близко. За раз их может быть до сотни. И чем их больше, тем большую добычу они поджидают. Охотятся лишь ночью. Так же привлекаются ярким светом и громкими шумами. А что? В каждом лесу должна быть своя ужасающая тайна. Где их логово - никто не знает. Кроме того появились несколько маленьких видов приматов. И так Грайд создал каждое животное в своём лесу, лично давая указания их представителем. Затем лёгкий хлопок - и по джунглям пронеслась музыка жизни. - Ну вот и всё, - Грайд упёр руки в бока и улыбнулся. Хотел было уже уходить, но тут, словно что-то вспомнив, щёлкнул пальцами и испарился. По лесам начали расти гнуллы - хищные растения, цветки которых достигают полутора метров в диаметре. На каждое расстение - один цветок. Истончает ароматный запах, привлекая к себе жертву, а после - бутон закрывается и... всё. Начинается переваривание. Выделяют дурманящий сок. От одного цветка сока хватает для того, чтобы споить пару сотен человек за раз. Полученный сок просто в нужных пропорциях разводится с подготовленной смесью на основе воды. Ничего сверхсложно в приготовлении нет, так что при наличии прямых рук гнулловый сок можно приготовить и в домашних условиях. Улетая, Грайд не забыл и про сожжённые участки леса.
|
|