Голосование пользователя

В тот день город был пуст. Серые улицы казались дорожками на пыльном ковре. Редкие прохожие спешили скрыться с глаз долой, влекомые лишь злыми мотивами и ветром. К слову, в тот день ветер был силён. Внезапно налетевший северный гость даже сдул несколько крыш где-то в южных районах города. Деревья шатались и болезненно скрипели, явно желая вырваться из осточертевшей иссушенной людьми почвы. Машин тоже было совсем немного: счастливые обладатели транспортных средств либо поспешили закрыть свои детища за тяжёлыми воротами гаражей, либо смыться куда-нибудь за город.

Алеся покинула своё уютное гнёздышко лишь с единственной мыслью: скорее вернуться домой. Каждый взгляд вверх, на безрадостное небо, ощетинившиеся тёмно-лиловыми тучами, давался с трудом: вот-вот грянет гром, и вода зальёт все сточные канавы. Но ливень ещё не начался, и дверь ближайшего гастронома брякнула обещанием спасения.

В магазине пахло, нет, несло сырым мясом. Тошнотворный запах обескровленной плоти резал глаза и мешал дыханию. Безумная духота редко проветриваемого помещения лишь усугубляла агонию посетительницы.

Дома закончился кофе. Как обычно, следом за нежданным опустошением запасов кофеина кончился и сахар, и хлеб, и сладости "к чаю", и сам чай. А когда кончаются столь необходимые товары, сидение за четырьмя стенами предсказуемо превращается в ад. Особенно без интернета, который девушка забыла оплатить.

Бывает.

Всё кончилось. Звезда, Кастуся ослепив сиянием чудотворным, исчезла. Высший растворился, и в пустом взгляде его читался... страх? Всякое действие прекратилось, казалось, само время встало. Почувствовав неясный душевный порыв, Кастусь обернулся на место водителя и увидел лишь мрак...

Двери автобуса распахнулись, и мужчина, ведомый чем-то, покинул транспортное средство. Перед глазами всё меркло. Смазывались очертания реальности: не разглядеть лица прохожих, не найти линию, где набережная в море переходит. Дышать было тяжело. Глубокий вдох, нисколько не утоляющий жажду воздуха. Отчаянный выдох, вызванный лишь с детства выпестованной необходимостью. После нескольких повторений перешёл на одни вдохи, без выдохов. Подошёл к краю. Руками опёрся на холодный бетон.

Море - вот оно. Чёрное, густое. Впереди набирают силу высокие волны. Кажется, моря здесь быть не должно. Разве это приморский город?..

Наконец мы подошли к финалу. Кастусь поднял голову и оцепенел, видя, как солнце, могучее древнее светило, меркнет.

Раз - и нету солнца. Кастусь остался один. А потом и Кастуся не стало.

Звезда ушла из этого мира.

Чей-то сильно недовольный голос проорал оскорбительно гневное:
- Всё, блядь. Закончили нахуй. Недочеловек, сука. Сука ёбаная, блядь. Заслуживал, каратель, блядь, пёс. Сука!

И всё погасло. Занавес обрушился на землю, сорванный неудачным движением пьяного работника сцены. Актёры, даже не поклонившись, сбежали. Режиссёр свалился с режиссёрского пульта, а сценарист застрелился в театральном сортире. Зрителей выгнали на мороз, уборщиц и кассиршу уволили за ненадобностью.

- Всё. Конец ёбаный, блядь. Всё перехуячили мне, пидорасы голимые. Блядь, души за них. Рвал нахуй. Суки.

Спросите, а причём тут вообще Фёдор Волков? Шёл себе фотограф, никого не трогал. Людей стрелял фотоаппаратом, за правду боролся, плохих парней гасил.
А Федя тут очень даже причём, ведь именно так его история и закончилась. Кара свершилась, погибли все, кто только мог погибнуть. Федя и глазом не моргнул. А потом Федю стерли, ибо неповадно людей так массово погибать. И не стало больше Феди, и в прах обернулись все старания его.

В тот же миг Вселенная (личная Вселенная Фёдора Волкова) схлопнулась, словно при Большом Взрыве (к слову, выдуманном людьми, об устройстве Вселенной имеющими весьма спорное представление). Всё закончилось, совершенно, абсолютно всё. Великий План завершился весьма ожидаемо.

И потому злой и раздражённый голос (кажется, предвидевший подобный Исход) повторял своё бессмысленно пошлое, грубое, низкое:
- Сука блядь. Ёбаная. Пидорасы. Говно. Блядь.

Что-то ощутимо изменилось в пространстве Башни. Интерьер расплылся в причудливых формах и соединился вновь. Мебель давила на психику, казалась огромной и созданной не для людей и не людьми. Мрак, конец которому не наступал с каждой новой открытой дверью, начинал видеться зловещим знамением Послушникам, осмелившимся бродить по хозяйским землям без ведома Колдуна. Где-то на задворках сознания бродили, ожидая, пока их наконец пригласят в гости, недобрые сущности...

Кемен, в надежде распространить тепло как можно дальше, открыл дверь в спальню. Сердце неприятно ёкнуло, когда парень поймал себя на мысли, что не уверен, что именно увидит за открываемой дверью, но в спальне ничего не изменилось. Всё так же сквозило из трёх (ведь именно три их и было, не так ли?) маленьких окошек. Кровати по-прежнему поражали своей бедностью, а два нераскрытых сундучка манили своими секретами. Впрочем, здесь путь молодого человека не прервался. Послушник двинулся дальше, следуя стопам храброго Инга и увлекая за собой Незеликса. Но ни с первым, ни со вторым не пожелал остановиться любопытствующий Кемен, решивший пробираться в темноте коридора ещё дальше, пока наконец не остановился подле очередной закрытой двери. Вздохнул. Закрыл глаза...

Когда дерево, болезненно застонав, перестало преграждать дорогу очам, Послушник увидел... мёртвую. Губы её были широко раскрыты, словно в причудливой улыбке смерти, живот распорот, и вид оголённых внутренностей вызвал резкий приступ тошноты, а вид растянутых на дыбе до чудовищной длины тоненьких ручек и некогда белоснежной, а ныне - окровавленной и грязной женской кожи холодил нутро. Глаза девушки (она была ещё очень молода), в страшной агонии замершие, до смерти напугали парня, отчего тот впал в некое оцепенение, и уже в этом странном чувстве его взгляд заскользил по новой комнате...

Последняя явно представляла из себя место длительного умерщвления жертв. Пыточная. Вдоль стены были расставлены различные орудия причинения боли, ни названия, ни принципы действия которых Кемен, очевидно, не знал (и не горел желанием узнавать). Если углубиться дальше, то можно было обнаружить четыре тюремных камеры, через решётки которых проглядывалось их скудное убранство: две койки и ничего более. В конце помещения было явно особенное место: прутья в этой камере были заметно прочнее остальных, пространство больше, а койка и вовсе отсутствовала. Тьма, едва-едва освещаемая тусклыми догорающими свечами, зажжёнными давно (несколько часов назад), была плохим подспорьем глазу и не позволяла увериться в том, что, помимо несчастной страдалицы, в новой комнате не было иных мёртвых. Или живых.

Покинув каминную залу, Незеликс не последовал за Кеменом и не присоединился к Ингу. Он остановился ровно напротив картины, первой открывшей ему свои краски. В полумраке было тяжело рассмотреть детали, и, несмотря на предостережение похолодевших губ, Послушник придвинулся поближе к полотну...

На картине было изображено некое гулянье, явно продлившееся достаточное время: лица празднующих выглядели устало и скучающе. Взрослые мужчины и женщины, голые и вымазанные непонятной краской, цветом напоминающую кровь, были запечатлены в самых прескверных и отталкивающих позах и действиях. "Оргия" - всплыло в голове грешное слово, и всё значение его мигом осенило разум зрителя. В этом некогда развратном и тлетворном сочетании пяти букв ныне заиграли совершенно новые краски грязи, стыда и боли. Люди не выглядели счастливо или хотя бы радостно. Они откровенно страдали от скуки и мук, причиняемых друг другу. Слегка отдалившись, Послушник обратил внимание, что вся толпа людей нарисована так, что при более дальнем рассмотрении, все участники презренного действа кажутся единым неделимым целом. И в их общем силуэты вырисовывались явно демонические очертания... Взгляд. Вдруг - дыхание застыло. Не продохнуть. Губы холодом обожгло. Один из... Одна... Кто-то там, на картине. Посмотрел. Прямо в очи заглянул мертвецким духом своим. Страх сковал все мышцы. КАРТИНА СМОТРИТ НА ТЕБЯ, НЕЗЕЛИКС.

Голос Инга звучал неуверенно и тихо, слишком тихо для такого огромного пространства. Глыба, на которой возлежало существо, теперь казалась ещё больше и ещё выше - Послушнику пришло в голову, что не каждому человеку удастся легко забраться на гладко отшлифованный камень таких размеров.

Теперь в беседу вступила темнота. Усилившись будто, она мешала встревоженному взгляду мужчины обнаружить наконец: изменилось ли хоть что-то в поведении неизвестного. Сначала казалось, что оно уже встало и смотрит на Послушника пустыми глазницами. Следующее мгновение - всё ещё лежит, не сменив дыхание. Потом - уже рядом, здесь, в двух шагах, протянуло руку и ждёт, пока человек ответит тем же. Вдруг - снова на камне, но задыхаясь в болезненных судорогах, вызванных голосом человека.

Наконец, в комнате возникла хоть какая-то определённость. Неожиданное движение и шум покатившегося камня на мгновение отвлекли глаза Инга от глыбы, и это стало роковой ошибкой: затуманенные очи не увидели источник звука среди слабых теней, но когда Послушник, переборов страх, вернул свой взор к глыбе, на той уже никого не было...

- А вот это действительно... хороший вопрос, Испытуемый. Отсюда нет выхода... И жизнь сюда не заходит... Только Пророк приходит и ждет ответов... Они не живут.- Старик горько усмехнулся вопросу Фусы.- Лишь существуют в ожидании жизни. Раньше... Впрочем, не важно. Смотрите, заблудшие. Я покажу вам свое мастерство.
Руки скульптора опустили молоточек, явив взору людей волшебную бабочку, задумчиво сидящую на каменном фонаре. Старик взмахивает руками, и бабочка оживает: словно вторя жесту творца, взмахивает слабыми крылышками и взлетает с загоревшегося теплым светом фонаря - вверх! Скульптор провожает свое дитя восторженным взглядом, но опускает глаза, когда насекомое замирает в темноте. С большим трудом распустив крылья еще раз, бабочка начинает стремительно терять высоту, пока не падает замертво в ладони изумленной Олы.
- Вот так всегда. Приходится ваять однодневок, чтобы... скорая смерть их была оправдана.

Он озирался по сторонам, пытаясь объять необъятное. Пустошь всюду. Он — один. Фактически, он уже проиграл битву с ней, однако все равно не останавливался.
Передернув плечами, он бросил торопливый взгляд на женщину, что замерла над книгой, и вздохнул, удивленный. Свет! Здесь, в этом забытом всеми месте, в этой Пустоши.. ему не было цены. Крохотный огонек в ночи. Капелька яркой краски на черно-белом полотне. Бриллиант в куче дерьма. Надежда? Или жестокая шутка Пустоши?
Пустошь. Но не Бездна. Ведь Пустошь — это лишь отсутствие всего, а Бездна — это отсутствие даже пустоты. Память его услужливо напомнила картину: он, стоящий на краю платформы, смотрит на шевелящуюся внизу тьму. И хоть даже она и под его ногами, он знал, что нет такой силы, которая бы смогла одолеть эту тьму всех ночей..
Внезапное движение вырвало его из неспешного потока собственных мыслей. Расплывчатые силуэты были уже совсем-совсем рядом — и как он только их проморгал?
Короткая заминка. Стоять и ждать? Попробовать поговорить? Или молча броситься вперед?
Он зло тряхнул головой — время для размышлений прошло!
— Разбирайтесь с книгой, — отрывисто бросил.
Вперед шагнул — раз, другой, третий. Даже когда между появившимися силуэтами и женщинами остался только он один, он не стал останавливаться. Говорить с ними тоже не стал — гары и Дор-мар начали разговор первыми, а то, что эти существа молчат, ясно показывает, что не ради беседы они предстали перед уставшими, заблудшими и окончательно запутавшимися странниками. И потому он шел вперед. Прямо и открыто, расслабленный, но при этом готовый к бою, как и подобает тому, кого отметил Ран-гар.
Он не боялся смерти, хотя Звезда влекла его не меньше, чем остальных. Однако он понимал, что есть вещи во сто крат более ужасные, чем встретить смерть физической оболочки, не пройдя свой путь до конца. Там, в зале Суда, он понял это, увидел это. И уже никогда не забудет.

Один из кочевников плотоядно осклабился подъезжая уже с обнаженным клинком поближе и внимательно глядя на ящера, он единственный на взгляд "охранника" представлял опасность, девушку он уже успел раздеть глазами, и полагал, что без труда сможет немного позже повторить проделанное руками.
- Хорош охранничек шипящий с хвостом, ящером пахнет ребята! - Расхохотался тот что был задрапирован на халифатский манер
- Ага, и хозяйку продает трусливая чешуя - Хмыкнул один из тех что были одеты по-проще. - Кочевники уже пустились в хоровод наезжая круги вокруг ящера и девушки постепенно сужая круг. Клинки мелькнули в руках уже у троих а парень в кожанке поглаживал висевший у седла аркан.
-Все мы здесь уважаемые всадники, хвостатый, а чем твоя невеста хороша кроме мордашки милой - решил подхватить комедию воин в доспехе, Сирокко приметил висящий у него при седле короткий лук.

- Добрый день, сын мой. Воля Божья стала причиной моего прихода. Все мы смертны под Его взором. Умирая, душе требуется избавление, а телу - омовение... Проведите меня к покойнику.- Достаточно самоуверенно завершил Бальтазар, впрочем, святой отец весьма наблюдательно подметил, что чем активней и настойчивей он проявляет себя в своём духовном сане, тем шире раскрываются перед ним все двери. Хотя, возможно, в данном случае придётся и попотеть...

На всё Воля Его.

Миг решимости, миг, в котором ты точно был уверен чего хочешь, миг, который подарил тебе уверенность и определённость. Всё исчезло.

- Игорь... - Скрипнул голос.
Тоска вновь накрыла лавиной, а инстинкт самосохранения, пробившись сквозь горы снега, вылез таки наружу, заставив вновь прижаться к земле, увлекая за собой несчастного попутчика.
- Бежать.. один уже добегался. Пули-дуры, за угол не свернули.

Вытянул голову, осмотрелся, и снова пригнулся, пустым взглядом в парня уставившись.
- Камень там, у сторожа... - Пальцем в бедолагу тыркнул. - Забрать его нужно.
Ты же не слепой, видел как они двигаются? Ведь видел, а? Видел?

А может это всё проекция моего больного разума? Моего воображения? Я сошёл с ума? Может бегаю сейчас где-нибудь по супермаркету, и бьюсь о стены? Привет "Джон Неш".

1: Дракон (Идущий, Лар)
Мужчина отпустил тетиву, и стрела, засвистев, вонзилась в цель. Частокол, поверженный метким выстрелом новоявленного лучника, остался стоять столь же ровно, сколь и стоял до того. Из неглубокой раны его не сочилась кровь, а жилы его не сводило от боли. Одним словом, ничего в его безжизненном положении не изменилось.

Что почувствовал в себе Идущий, окончив стрельбу? Покалывание приятное в давно ждавших подобающего напряжения мышцах, уверенность, растёкшуюся по всему телу. Испытуемый знал отныне: он лучник.

Жрица, достойно наблюдавшая за действиями спутника, поймала себя на мысли о том, что нечто, таящееся в ней, до сих пор не было вызволено достойным образом. Вид нашедшего своё неожиданное призвание воина побудил её к размышлению над тем, в чём же заключена её роль в этом мистическом спектакле.

К тому моменту время знакомства с местом действия и героями прошло, и пришёл миг знакомства с антагонистами.

Тяжёлые главные врата крепости издали протяжный скрип, и из донжона показались один за другим пятеро незнакомцев, оголённые и измазанные красной и синей краской по пояс и вооружённые мечами и щитами. Солдаты неизвестной армии не спешили замечать присутствие двух незваных гостей на внешней стене и, переговариваясь между собой, приступили к обходу территории, периодически оглядываясь, словно искали что-либо среди развалин.

2: Чудище Морское (zzappad)
Перехватив поудобней рапиру, Преступник направился в недра древесного покойника. Подойдя к якорю, мужчина быстро обнаружил в себе силы взобраться по якорной цепи до самой палубы и, ухватившись за край, ловко перемахнуть на борт. Оказавшись наверху, испытуемый настороженно огляделся: корабельные доски тревожно скрипели под каждым шагом, тёмную кожу леденил холодный ветер.

Был ли здесь хоть кто-то, через многие годы (годы ли?) после крушения? Ответ напрашивался сам собой, но тем не менее ускользал, не желая обманчиво успокаивать нараставшее чувство тревоги. Куда решит Преступник направиться теперь? Какие вопросы поставит он перед собой? Каким будет его следующий шаг?

3: Пустошь (Вера, illiren, sionann)
Единственный мужчина подошёл к книге и замер подле неё. Вера, остановившись рядом, оказалась смелее и, вооружившись пером, провела им по белой бумаге, и так в книге появился первый след человека: чёрточка, чьим наполнением стало желание написать хоть что-то. Словно в ответ на вопрос Послушницы, только что преображённая страница, беззвучно вздохнув будто, шелохнулась и сама себя перелистнула, явив глазам наблюдателей свежий набор из двух белых листов.

Отмеченный Ран-гаром, ощутив лёгкий приступ тревоги, огляделся, но Пустошь по-прежнему казалась безжизненной, лишённой всякого движения и внешнего смысла. И от этого колдовского чувства того, что окружающее - пустота, Преступнику становилось всё больше не по себе...

0: Место Казни (Док)
Шум возрастал, и вместе с ним рос страх в глазах Дока. Он вглядывался в Бездну, словно ожидал остаться в своём уме после того, что увидит Там, Где Нет Света. Будто созерцание этой Мрачной Пропасти как-либо успокоит и охладит его воспылавший яркими огнями испуга разум.

Оно поднималось. Звуки Его Подъёма становились всё более невыносимы. Отведёт ли испытуемый взгляд или будет до конца смотреть, пока не увидит наконец Того, Кто Рождён Во Тьме?..

Он близится. Он идёт, будь уверен в том, хоть и не видишь Его. Он - Тьма Воплощённая, Он - Смерть. Он - Пустота Без Очищения.

Он идёт.

- Ти-и-ихо здесь...- печально вздохнул старческий голос.
Вдалеке послышался стук молоточков по камню. Вверху некто зажёг потайные фонари, и те неярким светом высветили помещение, в котором оказались Госпожа и Раб.

Взгляд выхватывал из темноты странные изваяния.

Помещение не имело конца и края, продолжения его терялись в полумраке. Потолок был высок достаточно, чтобы, запрокинув голову, не рассмотреть источники света, вероятно прикрытые чем-то ещё.

Девушка и парень очутились в саду скульптур. Здесь не было зелени и дорожек привычного сада. Даже садом место это названо лишь ради красного слова. Скорее - мастерская старого скульптора, тут и там забывшего свои произведения.

Вдалеке, там, откуда слышались звуки аккуратной и кропотливой работы, прозвучал всё тот же голос старика:
- Ти-и-ихо здесь...

Карта:
Альфаверсия, ~1,9МБ. Будет дополняться и обновляться.
Легенда:
Серые дороги находятся под открытым небом.
Зеленые дороги - тоннели (дороги, над которыми срослись верхние этажи зданий, образовав таким образом "потолок").
Рынки обозначены пиктограммой с 3 монетками.
Церкви в городе обозначены крестами. "Ваша" церковь отмечена оранжевым кружком.
Если требуется, могу отметить положение Лоуренса и Бальтазара на карте. :3
ссылка

После паузы, вероятно потраченной на обдумывание полученной информации, безличный голос произнёс:
- Голосовая Идентификация произведена. Кемаров. Виктор Петрович. Уровень доступа: А-3. Куцая. Екатерина Дмитриевна. Уровень доступа: А-4. Центр Интеллектуального Сопровождения рад приветствовать вас в институте, коллеги. Если я вам понадоблюсь, я всегда... рядом. Удачной работы.

После чего шлюз издал громкое шипение и медленно раскрылся, открывая новоявленным господину Кемарову и госпоже Куцей громадное помещение, снова разбудившее странные воспоминания о затянувшемся спуске в темноте. Новое место представляло собой нечто вроде тела безумно глубокой и крайне широкой шахты, выкопанный вокруг огромной колонны из породы, причём из множества участков на теле колонны к телу шахты бежали десятки мостиков различной ширины, представлявших собой закрытые "трубы" с прозрачными стенками. На шлюзах, непременно преграждавших путь мостам, значились самые различные символы: Д-8, Г-5, Е-4, Б-2, А-10, З-32 и так далее. На шлюзах в теле колонны никаких обозначений не было.

Кастусь и Нина попали на, наверное, один из подобных мостов, соединявших стену шахты и центральную скалу. Вниз и вверх шахта уходила в совершенно неподдающиеся глазу области мрака, которые скудное освещение (лампы подле шлюзов с символами кое-где и вовсе отсутствовали) рассеять не могли.

Путей было также не особо много: вперёд, к центральному комплексу неизвестного назначения. Очередной шлюз, прикрывавший вход, был неисправен, открыт на половину и предпринимал нерегулярные попытки то ли закрыться окончательно, то ли наконец открыться.

Так и не дождавшись ничего от горбуна, отец Бальтазар выскочил на улицу и спешно пошел вперед. Более всего сейчас желал он убежать от настойчивой Лилы, дабы не отвечать на потоком хлещущие из ее уст требования отказом. Быстрым шагом добрался священник до перекрестка и там спешно свернул за угол, ища укрытия за стеной из ржавого выщербленного кирпича. Надо же было тому случиться, что именно тогда увидел он своими глазами молодую деву. Дева та была не дурна собой и носила чистые одежды, что говорило о ее каком-никаком, а заработке. Ее жемчужная кожа была слишком уж безупречна для простой девки, а темно-зеленое платье было совсем уж скромным для куртизанки. Отцу Бальтазару оставалось только догадываться кто же ему на пути повстречался. Дева эта ни много, ни мало, сидела посреди улицы прямо на грязных камнях и утирала слезы. Надобно заметить, делала она это не кулаком, как поступили бы многие доблестные служанки, а простым платком из грубой ткани.

Отец Бальтазар, конечно, с удовольствием остановился бы и расспросил деву о причинах ее горя. Только вот, сейчас его ум занимали куда более насущные дела. В первую очередь, надлежало пройтись по рынку - купить пищу. Такое обычно отец Бальтазар поручал своим подручным, покуда сам предавался молитвам. Но сегодня плакальщица Лила вновь просит у отца деньги, которые он не стремится отдавать ей.

- Как интересно... - Послушница довольно быстро пришла в себя после цепей и прочих приключений. Или сделала вид, что все в порядке.
Чудовища испугали, но скорее, по привычке. Всего такого большого, зубастого и противного следует бояться по умолчанию. Но чудовища - угроза явная, простая. А вот пустой мост... Опасен, но не понятно чем, тихий омут непредсказуемый.
А из всей истории с цепями Послушница сделала один не умный и недальновидный вывод - иногда стоит пойти по пути самому сложному и страшному.
- Ну пойдем, пустота не воняет и не кусается, - сказала она и шагнула к пустому мосту.

Идти... А куда идти? Четыре пути - выбирай любой. Дракон, чудище, червь и ничего. Странно все это. Странно и страшно... Наверное. Идущий не испытывал страха. Он просто Знал. Знал, что какой бы путь он ни выбрал, он куда-нибудь, да приведет.И знал, что неверного выбора быть здесь не может.
Послушник закрыл глаза и глубоко вдохнул. Восстановил в голове образы, связанные с путями. Теперь дракон стал настоящим, распахнул крылья и, казалось, был готов сию минуту взлететь ввысь. Морское чудище поднялось из глубины, по его темной чешуе лились потоки воды, а рот беззвучно открывался и закрывался. Червь... Червь лишь извивался, постоянно находясь в движении, сворачивался немыслимыми узлами и тут же разворачивался вновь. А на том пути, где раньше ничего не было, сгустился туман, непроницаемый для мысленного взгляда.
И с каждого, с каждого из путей доносились - не голоса, но нечто большее. Необъяснимое. Оно рождало желание идти туда, во все четыре стороны одновременно. Но он был один. И одно из желаний было чуть более сильным, чем остальные.
Дракон.

Чудо испарилось в воздухе, и души людей взвились, огни жизней воспылали, поражённые и возмущённые, испуганные и чужим искуплением обмытые, как телята в коровы-матери крови топчутся, слепые, беспомощные, но живые, дышащие...

Цепи узников были сброшены, последнее материальное свидетельство былой трусости на землю сложено. Был ли прошлый порыв трусостью, если сами "трусы" избежали наказания? Вопрос, ответом не удостоенный.

Вера искала Путь вовне и не находила его. Со спуском заключённых с цепей последний ориентир был потерян. Удивительная ирония: спасение тех, кто был обречён на Казнь, лишило всех испытуемых какого-либо понимания пространства, в котором они оказались. Память не помогала никому, кто желал ею воспользоваться, а таковых было достаточно. Молчала упорно в ответ на расспросы про тот самый мост, по которому все они прошли в начале.

После короткого замешательства уже решившиеся идти дальше люди, коим не доставало лишь конкретного направления, стали видеть Знаки.

Первым Знаком был Дракон, разверзший свою жадную, огромную, зубастую пасть в конце одного из мостов. Колоссальных размеров чудовище сначала двигалось, будто живое, затем замерло, словно мёртвое, словно лишь каменной плоти органичное продолжение... Так или иначе, язык его был первым возможным Путём.

Вторым Знаком было Чудище Морское, явившее свой облик из скалы и раскрывшее огромный свой единственный глаз в завершении другого моста. Оно было воистину велико, значительно больше Дракона, покрыто чешуёй и усато, словно сом, усы его, тонкие, длинные безумно, обвивали весь мост, став ему опорой и окружением.

Третьим Знаком был Червь, тело его бесконечно длинное брало начала с самой Бездны. Он был слеп, лишён ноздрей и всячески уродлив. Беззубый рот его обволок и поглотил весь мост, превратив последний скорее в тоннель, ведший в несомненно тёмную и мрачную пещеру нутра своего.

Четвёртый мост был лишён всяких Знаков и совершенно свободен от присутствия монстров древних, страшных и огромных. Тем не менее, он будто самой неизменностью своей вызывал в душе чувство тянущего страха, тоски и уныния, казался безжизненным и призрачным, мёртвым и неживым...

Звук то ли хлопка, то ли щелчка.

- У вас сейчас возникнут большие проблемы, мои дорогие друзья. Наша встреча, увы, завершена. Я найду вас снова, как только у меня появится такая возможность. А сейчас идите прочь отсюда, и поскорей - они скоро будут здесь. А, чуть не забыл. Это вам, по одному на человека. Когда станет совсем худо - бросьте в воду. Всё! Уходите!

Удивительно, но лицо и облик говорившего забылись, стоило входной двери громко закрыться перед носом весьма ошарашенных Кастуся и Нины. В руках они сжимали по камешку: гладкому, тёплому, маленькому (размером с грецкий орех).

Парень и девушка оказались на неизвестном этаже многоквартирного дома. Этаж отличался от обычной лестничной клетки тем, что представлял собой и лестничную клетку, и отходящий от неё коридор, вдоль которого и располагались двери квартир. Лестница предоставляла достаточно однозначный выбор: вверх или вниз.

Внутренний голос встревоженно молчал. В доме было тихо, слишком тихо. Лестница освещалась одиноко торчащей в стене лампочкой. Судя по отсутствию каких-либо иных источников освещения, время было позднее.

Чудо сейчас свершится...

Рукоять кинжала легла в руку Друга. Тело Олы покорно бросилось в сторону Дор-Мара. Чернокожий Раб ринулся следом за Госпожой. Вера, Идущий и безымянный Преступник сделали шаг вперёд. Отмеченный Ран-гаром развернулся и встал на краю платформы. Док широко раскрыл глаза. Распятая Послушница непроизвольно нахмурилась, думая. Лар закрыла глаза.

И...

ВОТ ОНО, ЧУДО!

Ола, а следом за ней и её Раб прошли через тело Дор-Мара насквозь, не встретив сопротивления, и упали в бездонный мрак в сопровождении мрачного смеха Ведающего. Отмеченный Ран-гаром узрел в темноте Бездны движение, и сердце его сжалось в страхе, ибо разум... нет, сам Дух его (ибо разуму подобное понимание не подвластно) понял, что из этой Тьмы ничего хорошего подниматься Вверх не будет; что-то шевелилось там, неуклонно приближаясь к платформе, что-то огромное (уже с этой далёкой дистанции оно казалось подобным горе) и чёрное. Кинжал в руке Друга запел визжащую, кровь холодящую магическую песню и, прежде чем Послушник успел что-либо предпринять, вонзился тому в сердце. Распятые тела трусов неожиданно провалились в воздухе, обрушив весь вес свой на камень платформы. Вид того, как тела Олы и Раба Её растворяются в мрачном одеянии Судьи, отчего-то вызвал в душе Идущего столь сильный ужас, что тот закричал, обуянный страхом. Вера, сделав свой шаг, вдруг сделала его снова, занесённая нога её вновь очутилась в воздухе и опять приземлилась; зрачки Послушницы отдали болью. Жрица, услышав песню кинжала, тут же погрузилась в гробовую тишину, и глаза её раскрылись ещё шире. Чернокожий Преступник выронил из руки меч, и тот упал на землю и разбился на сотни стеклянных осколков, которые тут же обратились в лужу багряной крови, такой же, как и та, что осталась на его кровоточащей ладони.

ЧУДО СВЕРШИЛОСЬ. ИСТОКИ ЕГО ТУМАННЫ. ПОСЛЕДСТВИЯ ЗАГАДОЧНЫ.

В пятом вагоне было непривычно свободно: малое число пассажиров положительно сказывалось на свежести воздуха и общей атмосфере помещения. Иван сразу же увидел того, за кем пришёл - в последнем открытом купе, уютно расположившемся подле туалета, на нижнем месте сидел мужчина, на коленях у которого лежал чёрный плащ. Студент направился к нему (к мужчине, но по совместительству и к плащу), ведомый то ли любопытством, то ли всевластным Провидением, причин своего порыва он не знал.
Достаточно быстро оба мужчины, принадлежащие, к слову, к совершенно разным поколениям, сравнялись. Незнакомец исподлобья посмотрел на Строгонова и взглядом указал тому на свободное место напротив. Иван сел. Тогда неизвестный сменил позу, расставил колени пошире, локти - на них же, пальцы сцеплены в замок. Склонился к Ивану и смотрит на него взглядом не моргающим. А Ваня в ответ тоже как-то так ошарашенно смотрит, как бы и пытаясь непринуждённо в игру вступить, а как бы и стремаясь столь чудаковатого собеседника. Наконец прозвучало слово, даже несколько слов. И слова эти были:
- Ну?.. Что смотришь, парень?

Тем временем за окном перестал мелькать пригород, и начала мелькать матушка-природа во всём своём великолепии. Солнце гасло, медленно уходя в закат. Ветви деревьев раскачивались, тревожимые буйным ветром.

Где-то поблизости от железнодорожных путей звенел ручеёк, но звона и шуршания его никому в поезде слышно не было - шум колёс подавлял подобные звуки.

Вера вышла и встала рядом с двоими решившимися. Довольно она колебалась и позволяла сомнениям занимать слишком обширное место в душе. Она исполнит всё, что должно, на своём Пути. Если нужно лишить смерти тех, кому суждено её лишиться — она сделает это.
Неважно, что двое уже шагнули вперёд. Она тоже делает шаг и демонстрирует готовность ко всему.

Выбор Госпожи - и, собственно, выбор самого Раба - отвергнут Ведающим. Казнь свершится, и палачом будет тот, кто отказался встать на место поверженных. Жестокость и железная логика, поспорить с которой Раб не мог и не хотел. Всё, что волновало его - сохранность Госпожи, воля её.
Еще недавно он всеми фибрами своей вечной души желал избавиться от незримых оков, определяющих его Судьбу, пишущих кровавыми чернилами историю его жизни. Теперь всё, о чем он может думать - как оставаться рядом с Ней, как помочь ей и исполнить любой её приказ.
Ирония Создателя умом Раба не познаётся. Неважно это, будто. Своей природе можно изменить, коль так приказывают Боги.

Лар пошатнулась, чувствуя, как её тело становится тяжелее, а внутри нарастает странное опустошение. Раненная рука налилась свинцовой тяжестью и тупая боль начала теребить порез. Как можно было вообще думать, что из этого что-то выйдет? Все обман и хитрость. Все ложь. Все - пустота и прах. Осталось только признать поражение и кануть в небытие...
Но было кое-что, что останавливало девушку. Трепещущий огонек веры, еще теплящийся внутри гаснущей души. Жрица лишилась практически всего, но вера осталась. И это давало силы держаться, пускай от неприятных ощущений и слов Дор-мара хотелось рухнуть камнем на пол. Ледяное безразличие охватило сердце Лар, замораживая кровь и пропитывая холодом тело. "Может довольно и одного предательства своей сути?" - пронеслось в голове у девушки. Зачем кому-то нужна недостойная Жрица? А сомнения в правильности поступков не оставят её, вместе с тяжелыми мыслями...
- Нет, Дор-мар, я не Палач. Я - Жертва. Ты можешь забрать мою Смерть, но не веру. - пересохшие губы раздвинулись в некоем подобии улыбки, - Это почти все что у меня есть, но второй раз я себя не предам...
Когда Ищущий с некоей озлобленностью в голосе вызвался быть Палачом, Лар выдохнула с некоей долей облегчения. Она чувствовала, что не уйдет отсюда, так зачем же тянуть за собой остальных? Пусть они идут к таинственной Звезде, пусть живут и горят... Определенно, ради других стоит умереть. Теперь Лар начала понимать Дор-мара, хотя бы отчасти, а потому протянула Ищущему изогнутый кинжал рукоятью вперед.
- Постарайтесь дойти... - и замолчала, оставшись наедине со своей верой, задержавшейся в погибающей душе.

В этот раз Дор-мар слушал, словно знал, что вопросы не прекратить ответами. Когда же все испытуемые высказались, существо снова начало говорить, по-прежнему не совершая никаких действий:
- Жизнь того, чья Смерть забрана плачевна: в ней нет завершения и точки. У меня нет братьев, дерзкий воин. И у меня нет врагов... достойных врагов. Чернокожий Раб и белая Госпожа, ваши выборы приняты... Как и твой выбор, дрожащая от неуверенности... Как и твой, чернокожий молчун...Как и твой, недостойная Жрица... Как и твой, каменнорукий... Отмеченный Шан-гаром, пытаешься ходить тропами Лиса?.. Вы должны мне Смерти, потому что хотите возвыситься. Здесь нет иной дороги. Если вы пришли сюда, значит, вы идёте к Возвышению. Если вы хотите покинуть Обитель, вы тоже желаете Возвышения. Если вы хотите уничтожить Обитель, вы ищете Возвышения. Не ищут Возвышения лишь низвергнутые. И, я уверен, их участь вас не влечёт, люди. Ибо нет ничего страшнее низвержения, нет пути обратно, там, внизу, нет Жизни и Смерти. Но там нет и Пустоты. Там есть Ничто, а Ничто и Пустота различны: тогда как Пустота обитает сама в себе, Ничто существует лишь в отрицании. Обитание в Ничто убивает душу. На самом деле, душа умирает сразу же, как только вы падаете вниз. И всё, более не будет в вашей жизни любви и добра. И зла, и страдания. Будет лишь безвременье и одиночество. Не стоит путать Ничто с Пустотой, люди... Как бы вы не обманывали себя, низвержения - это не альтернативное продолжение Пути. Это - темница, из которой нет выхода, и в которой нет точки. Это вечная жизнь без... Впрочем, я и так сказал слишком много. Возвышение покупается Смертями тех, кто его не достиг. Таков закон. Тебе достаточно такого ответа, ученик Лиса?.. Что касается вас, трусы... ваша ложь в собственное спасение порочна. Как вы смеете оскорблять других испытуемых своим бахвальством!? Ты думаешь, распятый, что все эти... возможно ещё глупые, но уже очевидно достойные... люди - дураки? Это ты хочешь сказать в лицо тем из них, кто изъявили волю встать на твоё место? Это твоя благодарность за их милость!? А ты, девчонка, поменьше открывала бы свой рот. В тебе достаточно уверенности, чтобы спорить с маром, так ты считаешь?.. Моё право даровано мне самой Смертью и Обителью, и Старшим, и Звездой. Четыре властителя вотчины моей - все на моей стороне. И тот, кого ты зовёшь столь отчаянно, сейчас хмурится, видя твоё нежелание принять власть других... Отрицая власть Смерти над собой, чьим воплощением здесь я являюсь, ты отрицаешь и власть своего Отца, неблагодарная дочь... Ваше наказание... законно и верно. Вы предали сами души свои в схватке с судьбой. Умы ваши затуманены гордыней... Трое испытуемых готовы встать на ваше место. Ещё двое поддерживают этих трёх. Трое других желают вам Казни. Пятеро против трёх, вы скажете?.. Нет. Здесь трое против пяти. Ибо двое "поддерживающих Искупление" на деле желают вам Казни. Нет силы в подобной поддержке, отмеченные Шан-гаром и Ран-гаром. Если вы сами не готовы встать на место трусов, значит, ваше желание им Искупления ничего не стоит. В то же время, выбор вы совершили. Он ясен мне. Когда-нибудь он будет ясен и вам. Вы выбрали Казнь... Нет, трусы, вы не получите живительной воды Искупления... Свершится Казнь...- последние слова гулким эхом отозвались в зале. Были ли столь сильны и предыдущие - никто из испытуемых вспомнить не смог. Только последнее сказанное словно в сердце отпечаталось. Это значило, что так и будет.
Но мар молчал отчего-то. Пока он молчит, скажем ещё немного о людях.

Выбравшие Казнь (Вера; zzappad; Лар; illiren; Идущий).
Каждый из этих пяти чувствовал себя не в порядке. Время в этом странном месте шло как-то... вязко. И от этого на душе становилось тяжело. Раз от разу рваный ритм умирающего сердца гулким шумом стучал в голове. Здесь плохо. Здесь тело превращается в бренную плоть, а душа медленно гаснет. Чем быстрее люди покинут это мёртвое место, тем лучше. Но что-то подсказывало всем им, что этой страшной Казнью дело не завершится... Дор-мар не уйдёт так просто...

Выбравшие Искупление (Друг; Ола; Mafusail).
Трое храбрецов. Что чувствовали они, когда Дор-мар окончательно и ультимативно отверг их выборы? Друг не знал, сможет ли он победить Судью: тот словно бы не был ему противником. Как вообще это существо будет сражаться? Возможно ли победить его вообще?.. Мысли госпожи были полны самоубийственного отчаяния. Её злило это место. Раздражало. Пробуждало некий внутренний гнев. Всё здесь было ей чуждо и, более того, противно. Броситься вниз, в пропасть?.. Эта едва ли не маниакальная сентенция медленно захватывала её разум. Пока Дор-мар не сказал своё слово. Не рассказал про абсолютность низвержения. И про невозможность возврата и побега. Что-то тогда смутилось в бунтарском сердце Олы. Стоит ли побег из этого места вечной смерти без радости и любви?.. Ответ на этот вопрос ей ещё предстоит дать... Преданный Раб её едва сдерживался, чтобы не растеряться. Одной лишь мыслью о необходимости защиты Госпожи он выводил себя из непонимания и отвращения к этому месту. Слова Дор-мара возбудили в человеке новую, странную мысль: сможет ли он по-прежнему служить своей Госпоже в низвержении? Не будут ли они навечно разделены там, внизу, где законы Жизни и Смерти не действуют? Это ужасная, ужасная мысль. Госпожа будет покинута им навеки. Этого нельзя допустить, если там, внизу, всё действительно так.

Распятые (Док; sionann).
Док поймал себя на той мысли, что он ждёт чего-то. Какой-то подсказки. Какого-то совета. Чего бы то ни было. Ждёт. И ожидание длится. Страшно ли это? Да. Это как кричать и знать, что тебя никто не услышит. Никогда.
Другая Послушница же неожиданно обрела уверенность. Дор-мар сказал, что Отец хмурится? Врёт он или говорит правду? Она ждала чего-то. Чуда, может быть. И ей казалось даже, что Чудо свершится, но кто-то или что-то пока мешает этому. Оно обязательно свершится. Но сейчас отчего-то нет... Что-то мешает.

Какое-то время прошло. Дор-мар снова заговорил:
- Выбор совершён, а значит, никому из вас, испытуемые, не советую снова пытаться выбирать, жить или умереть трусам, распятым здесь. Теперь время другого выбора. Вы, пятеро, желавшие Казни. Та, кто дрожала от неуверенности. Тот, кто предпочитает молчание разговору. Тот, кто отмечен Шан-гаром. Та, кто знает Слова. Тот, кто отмечен Ран-гаром. О вас я говорю. Пришло время совершить ваше желание. Двое из вас станут Палачами. Пусть они выйдут вперёд.

Каменнорукий? Он поморщился: похоже, что великан, кем бы он ни был, и верно видел больше, чем дозволено простым смертным.
Он пожал плечами.
- Я собирался сам отдать свою.. - нарочно паузу короткую сделал, - смерть. Но раз уж меня опередили, то переживу как-нибудь.
Замолк, оглянулся на распятых. Затем на чернокожего посмотрел - не того, рядом с которым доказывал Гарам, что достоин пройти к Звезде, а на другого, с ошейником на шее. Удивился про себя, что он назвал стоящую рядом девушку своей госпожой и стал говорить за них обоих. Улыбнулся им обоим, сказал тихо, почти не слышно для остальных. Пока говорил, улыбка стерлась с его лица, он был предельно серьезен, даже мрачен.

Кивнул, отошел. Взгляд его скакал с фигуры в балахоне на распятых, затем перепрыгивал на двоих, решивших пожертвовать своей смертью, а потом обратно.

Кивнул, в глаза Оле заглядывая. Посмотрел туда, во мрак, что прячет маской тьмы лик Смерти. И произнес:
- Моя госпожа сделала выбор. Она займет место мужчины. А я прошу её занять место подле неё, - снова в глаза Госпожи-Рабыни заглянул преданно, зная, что не может оставить и бросить её, чего бы она не пожелала. Он всегда будет её тенью, куда бы она не пошла и на что бы не решилась. Такое вот у неё теперь Проклятье, такой Рок - обреченная на преследование собратом по касте лишенных воли и свободы.
- Такой выбор тебя устроит, Ведающий?

Иные (Ола; Mafusail; Вера; fil211).
Широкая улыбка появилась на морде человека-змея. Еса-гар сделал шаг вперёд к Оле, глазами-бусинами ловя её взгляд. Гар был стремителен и неумолим. Слева от него Нак-гар, до того стоявший неподвижно, тоже пришёл в движение по направлению к чернокожему рабу. Человек-тигр, видя улыбку Змея, сам оскалил пасть в недоброй ухмылке. Гары говорили по очереди и одновременно, чередуя и сливая звуки своих нечеловеческих голосов:
- Храбрость ведь не только в силе тела...- Прошипел Еса-гар.
- Наш способ нечестный...- Рыком ответил Нак-гар.
- Девчонка думает, что знает достаточно, чтобы учить гаров?..- Змей делает шаг.
- Возможно, она даже делает это прямо сейчас...- Тигр шагает вперёд.
- Только вот предложить ей нам нечего...- Еса-гар разочарованно пожимает плечами.
- Урок без созидания?..- Зрачки Нак-гара сужаются, как у большой кошки.
- Девчонка решила учить нас разрушению?..- Еса-гар звучит удивлённо.
- Нет, наверное, мы заблуждаемся, наверное, мы слишком жестоки к столь безразличному к смерти дарованию...- Человек-тигр звучит неуверенно.
- Да, мы заблуждаемся, да, мы слишком жестоки...- Еса-гар кивает головой.
- Нет, мы точно не правы, но... В чём правда тогда?..- Нак-гар оборачивает голову к своему товарищу.
- Мы не знаем, ведь мы не правы...- Шипит змей.
- Кто же знает тогда?..- В недоумении тигр останавливается.
- Тот, кто выдал нам урок...- Наклоняет голову вперёд и делает шаг Еса-гар.
- Но что она сказала нам?..- Следом за Еса-гаром шагает Нак-гар.
- "У меня нет способа отделить храбрецов от трусов" - это то, что она сказала нам...- В шипении слышна издёвка.
- Но ведь это правда...- Рычание еле слышно, тигр говорит уже глазами, этими огромными жёлтыми глазами, светящимися во мраке Обители и приближающимися к рабу.
- Но что мы сделаем с ней?..- Змей шипит эти слова быстро и замолкает, отвернув голову от тигра, смотрит в глаза девушке, давая той понять двусмысленность сказанного.
- Это правда без зерна...- Тигр раздавлен.
- Истина без жизни...- Подливает масла в огонь Еса-гар.
- Разрушение без возведения...- Вторит ему Нак-гар.
- Мы ждали правду, а получили...- И тут змей остановился. Он напротив Олы. Он рядом, она слышит вонь его чешуи, чувствует холод его плоти.
- Ложь!- Рокот могучего рёва Нак-гара разрывает медитативную тишину свершающейся сцены.
Громкое рычание, обвинение эхом уже звенит в воздухе, а гары всё стоят на месте неподвижно. Они как бы вновь обратились в камни, из которых и вышли. Но у камней этих живые злые глаза... После тяжёлой паузы вновь раздаётся шипение:
- Ты пройдёшь к Звезде.- И это радостное заключение не звучит освобождением.- Ты храбра, Ола, рабыня. Цена тому сейчас будет мной озвучена... Ты!- И холодный слизкий палец гара толкает девушку в грудь, не ожидавшая подобного Ола едва не падает.- Рушишь Обитель, кровью заливаешь стены Её, голосом своим режешь слова наши!.. И это достойно награды, ведь изменение старого - круговорот жизни... Ты могла сейчас изменить... всё здесь,- змей развёл руками в стороны,- но ты хотела лишь нас остановить, спасая свою и его души!.. И это достойно низвержения... Будучи гаром я знаю, что двигало тобой, и потому не могу казнить тебя, как казнил бы любого другого труса, ибо Той, Исконной Трусости Подлеца в тебе нет. В тебе есть лишь безудержная наглость выскочки среди людей. И это я у тебя отниму...- Тут Еса-гар замолчал, и следующие слова из его уст прозвучали приговором.- Я лишаю тебя того, чем ты в забытой жизни обнажала души и раскрывала сердца. Я лишаю тебя того, чем ты вне воли своей дурманила разум и подчиняла пороки. Я лишаю тебя того, что обратилось в Жало Разрушения, но не в Глагол Истины. Я лишаю тебя того, чем ты пользоваться не способна. Я лишаю тебя языка твоего!!!- Закричал змей и одним движением вырвал язык изо рта Олы, прежде, чем та успела даже вскрикнуть. Кровавый трофей был гаром брошен к ногами рабыни.- И это станет меткой моей на тебе в этом и в последующих рождениях, чьё число определят Обитель, Звезда и Смерть. Да будет так. Это сказал я, Еса-гар, Учитель Звезды и гар Обители...- Сказав это, Еса-гар, на чьём лице во время оглашения приговора не было ни единой лишней эмоции, сделал шаг назад и исчез в тумане.
Теперь пришла очередь Нак-гара, он смотрел на раба сверху вниз, выражая то ли насмешку, то ли сожаление. Кошачьи глаза его блуждали в темноте:
- Ты пройдёшь к Звезде.- Второй раз прозвучало в Обители.- Но приближение к Возвышению твоё - следствие не действий твоих, но реакций. И потому груз должен быть возложен на сердце твоё...- Следующие слова были озвучены так же, как и приговор Еса-гара: медленно и громко.- Ты Раб. Рождён им и наречён именем Раба. Но, лишённый Господина, ты потерян, как потерян котёнок в чужой стае. Я изменю это. Отныне ты слуга Её, а Она - госпожа твоя. Что она не скажет тебе, ты исполнишь, будет ли на то воля твоя, или будешь ты противиться этому. Ты во всём подчинён ей, и скажет она тебе отдать душу свою за неё - ты сделаешь это... Связь эту не разорвать ни твоей, ни её волей. Лишь в Служении теперь жизнь твоя, смерть госпожи - твоя смерть. Даже прикажет она тебе уйти, не сможешь. Единственное, чему воспротивишься - нежеланию Госпожи быть таковой. В твоём рабстве нет Освобождения вне Служения, запомни это... Это станет меткой моей на тебе в этом и последующих рождениях, чьё число определят Обитель, Звезда и Смерть. Да будет так. Это сказал я, Нак-гар, Строитель Пути и гар Обители.- Человек-тигр завершил приговор и шагнул в туман.
Жёлтые глаза его ещё долго светились во тьме Обители...

Тар-гар засмеялся в ответ на слова Разбитого:
- Ха-ха-ха! Он возомнил себя богом по праву становления! Он не рождённый, он ставший! Он возьмёт на себя раны других! Исцелит друзей и покарает врагов!.. О, невежда... Сколь велико твоё заблуждение...- Смех ушёл из речи гара, одна лишь суровая проповедь пробудилась в них.- Ты воистину достоин великого урока божественной щедрости... Ты! Человек! Мнящий себя божеством, но ограниченный телом рождения! Ты человек, не бог! Богами не становятся. Божественность - выше становления и рождения. Божественность не описывается словами, божественность шепчется устами душ...- Медведь приложил палец к губам.- Прислушайся... слышишь?.. Слышишь шептания Обители, в уши твои закрадывающиеся?.. Слышишь биения сердец иных испытуемых?.. Слышишь стон души, покинувшей тело?.. Лишь тогда,- и Тар-гар вновь встал в полный рост, весомо возвысившись над человеком,- когда чувства твои станут продолжением твоего Духа... Лишь тогда, когда разум твой станет орудием твоей Воли... Лишь тогда, когда познаешь ты величие и силу Вселенной... Тогда ты приблизишься... приблизишься лишь!.. к божественности. А пока... я наделяю тебя своей меткой. Ей станут раны твои, молотом моим нанесённые. Более того, Смерть отныне будет Жизнью твоей. Я разверну круговорот твоих рождений. От юности к старости обратишься ты. Даже дарованный радостью возрождения, не восстанешь ты из земли, в ней останешься, внешне среди живых блуждая. Уже не человек ты, ибо тот, кто называет себя человеком - живёт, а ты - нет. Умри же, плоть заблудшая, обратись навеки в прах, Смерть и урок гордецам, богами себя величающими. Ты не пройдёшь к Звезде. Это сказал я, Тар-гар, первый среди гаров Обители.
Бомм... Звоном колокола удар молота об землю слышится. Раны Разбитого сжались, в камень превратились будто. А потом уши его наполнили страшный крик и детский плач. Последним, что услышал он, были слова медведя, к тому моменту уже в туман ушедшего:
- Слышишь?.. Так кричит умирающая душа... Теперь. Ты. Мёртв.
Тело человека на землю пало. Без жизни. Без любви.
И Звезда отдалилась от него.

Ыр-гар разочарованно пожал плечами:
- Я вижу сомнение в глазах твоих. Это значит, что метка моя наружу вывернет кости твои, вскипятит кровь твою и саму душу твою в огонь смертельный превратит. Я не желаю тебе судьбы такой, Вера. А значит, иди с миром. Храни веру в сердце своём и помни урок испытания Обители.

Вступившие в бой (Идущий; Друг; Лар; illiren; zzappad; Кера Элизиан).
Шан-гар ответил Идущему спокойно, благожелательная улыбка в глазах его:
- Представь, что ты охотник. А впереди - твоя жертва.- Туман медленно обратился в лесную тропинку, где-то сверху сияла луна.- Ты идёшь по её Тропе.- Впереди что-то шевельнулось в кустах.- Если ты умелый охотник, то ты следуешь советам Дам-гара.- Человек вдруг увидел перед собой свои руки - лапы.- Настанет тот момент, когда ты вдруг сольёшься со своей жертвой.- Тропинка вывела Идущего в чащу, там же он увидел свою цель.- Тогда ты встанешь на её Тропу и схватишь её.- Клыки сомкнулись на шее зверя, и всё обратилось в странную картину множества цветов и зрелищ, образов и представлений.- Теперь же представь, что жертва твоя - ты сам. Изучай себя, познай всё, что есть в тебе, и я говорю не о глупом перечислении, но об истинном познании, словами которое выразить невозможно. Тогда лишь, когда Духом своим ощутишь себя - узнаешь, в чём Тропа твоя. Доверяй себе: не разуму, не инстинктам и не потребностям тела, а лишь Духу, который и есть ты сам. Тогда ощутишь этот блаженный миг, когда сознание твоё лишено всяких мыслей, ты... как бы увидишь тело своё во всей красе, посмотришь на себя со стороны. И тогда ты сам поймёшь, что ты идёшь по Тропе своей. Потом, в следующий же миг ты опровергнешь себя. Излишней радостью или удивлением ты собьёшь самого себя с Тропы. Тогда вспомни мои слова. И вернись на Тропу. И иди по ней смело. Иди.- Рука гара на плече вывела человека из странного транса, полного одному ему понятных видений. Гар растворился в тумане.

Ода-гар издал воинственный клёкот и, вытянув шею и бросившись вперёд, попытался укусить Друга за шею, одним рывком закончить эту схватку. Но что-то подвело гара, и тот, к величайшему удивлению своему, оказался полностью прижат к земле. Раз - дёрнулась рука с когтями, но испытуемый ловким движением отвёл её в сторону и тут же, согласно своему же плану, в висок ударил птицу. Голова орлиная мотнулась в сторону, а руки человеческие уже схватили её и о пол Обители ударили снова. Ода-гар кричит, безумство смерти прочно поселилось в глазах его освирепевших, но человек оказывается сильнее. Ещё один сильный удар в висок, и всё кончено. Гар повержен. Не мёртв, впрочем: мгновенно его тело вновь обретает былые черты могучей птицы. Ода-гар поднимается и смотрит недобро, но уважительно в глаза своему сопернику:
- Ты одолел гара, человек. Воистину велик подвиг чести твоей. Ты пройдёшь к Звезде. В качестве награды наделяю тебя меткой своей. Победа надо мной станет подспорьем тебе в делах грядущих. А сейчас - иди.
Но что случилось со Жрицей?..
'яр-гар замер, когда девушка начала перечислять известные ей Слова. Завороженно смотрел он, как она вдыхает силу в кровь свою, и как уверенно бросает она каплей это в лицо гара. Сама Лар впала в некий странный транс. Движения её обрели небывалую ясность и чёткость, кровь её обратилась в некую совершенно божественную эссенцию... И чудо свершилось её руками...
Алая капля к восторгу гара и удивлению человека обратилась в меч, будто сотканный из рубинов, костей и крови. Меч устремился по велению своей госпожи в атаку на варана, и тот едва успел увернуться, а после сказал что-то, и кровавый (в смысле: из крови созданный) меч успокоился, замер в воздухе подле своей создательницы. 'яр-гар оскалил пасть в радостной улыбке:
- Наконец-то я слышу Жрицу, а не заблудшую душу. Ты пройдёшь к Звезде. Награда моя не нужна тебе, ты достаточно получила в схватке со мной, не так ли?.. Знай только, что Слова не только подчинены, но и подчиняют. Помни это, когда будешь ткать новое чудо...

Ран-гар достойно отвечал человеку:
- Сейчас Обитель лишь проверяет на прочность плоть, из которой состоите вы, испытуемые. Это первые удары молота об наковальню, удары, которые выдержит не каждый. Прошедшие испытание будут скованы воедино, в независимости от их собственной воли, так что стой и жди второго Преступника, ибо этот поступок достойней ухода.
Йот-гар тем временем скалился всё шире, довольный гневом загнанного к пропасти соперника. Видимо, именно злобная улыбка помешала гару успеть перехватить человека, дёрнувшегося в сторону. Аллигатор заревел в боевой ярости, но был вынужден защищаться от нахлынувших, словно волны шторма, атак испытуемого. Йот-гар подставлял под удары шестопёр и отклонялся в бок, прыгал и извивался, всячески пытаясь перейти в наступление, но уже неумолимо близкий к смерти чернокожий преступник бился не на жизнь, а на смерть. Тогда Аллигатор поддался, позволяя клинку человека направиться к шее, и тут же отошёл назад, так, что оступившийся соперник упал на землю. Помимо собственной ошибки причиной падения послужила ещё и некая сила, испытуемый знал это точно, он почувствовал, как что-то резко потянуло его вперёд и вверх, отрывая ступни от земли. Гар, впрочем, не спешил кончать с человеком. Напротив, он подал тому руку и произнёс:
- Ты пройдёшь к Звезде. Когда жизнь твоя висит на волоске, мышцы твои наполняются бесконечной силой, и это великий дар человеку. Звезда научит тебя тому, что жизнь не бывает твоей или чьей-то ещё. И тогда ты станешь воином. Иначе ты сам станешь причиной смерти своей, так и знай. А теперь уходи. Я не дам тебе своей метки.

Последней из бьющихся была Кера. Она, увы, была обречена. И Пар-гар отсёк руку, которой рабыня пыталась защититься в последний момент. После, быстрее, чем девушка успела почувствовать боль, сталь пресекла её жизнь. Последним, что услышала она, был голос человека-волка:
- Твоя Стая ждёт тебя в новом возрождении.

Что же случилось с теми, кто бежал?.. О, об этой паре мы пока что забудем, ибо им будет достаточно отведено места в следующем акте...

Вы не можете просматривать этот пост!

Вступившие в бой (Идущий; Dialgvo; Друг; Лар; illiren; zzappad; Кера Элизиан).
Шан-гар удивлённо приподнял бровь в ответ на слова Идущего. Увидев же протянутую в уверенном жесте руку, воитель довольно ухмыльнулся:
- Что это? Неужели я наконец-то вижу перед собой мужественную длань воина, а не сверкающие пятки труса? О, как долго я ждал этого танца...- Произнёс человек-лис с радостным волнением в голосе, чуть сгибая колени и расставляя руки с боевыми топориками в стороны. Ожившее изваяние (теперь ничем не отличавшееся от живого существа) прикрыло глаза и замерло, словно вслушиваясь в окружившую человека и гара тишину...- Ты слышишь, Идущий? Слышишь это?.. Прислушайся. Ритм танца, бой сердца - всё сокрыто в тумане Обители... Не бойся, оставь страх. Я здесь не для того, чтобы пугать тебя. Мы оба здесь - наравне...- В правой руке вдруг отдало холодной тяжестью: к своему удивлению мужчина сжал пальцы на рукояти одного из двух топориков, только что лежавшего в руке Шан-гара.- Видишь?- И человек-лис улыбнулся.- Слышишь?- И воитель левой рукой легко описал в воздухе полукруг.- Ходишь.- Заключил гар и сделал шаг вперёд.
Рука Идущего словно сама выдвинулась вперёд, блокируя удар. Раздался звон, и бой начался. Ноги пришли в движение, пытаясь двигаться хоть сколечко столь ловко, сколь быстро и уверенно двигался лис, воистину кружившийся в смертельном танце вокруг человека: гар легко перемещался в пространстве, с большим удовольствием вертясь в воздухе и пригибаясь к самой земле во время своих безумных атак. Но атаки завершались не чавканьем впившегося в плоть лезвия, а лишь звоном двух лезвий, ударившихся друг об друга. В какой-то миг этого странного и очевидно неравного боя испытуемый окончательно отключил все свои мысли, обратившись в безмолвного и сосредоточенного ученика, блокирующего удары несравненно более опытного учителя. Было ли это удачей или некоей затаённой в мышцах памятью схваток, Идущий не знал. Он лишь мощно чувствовал, что с каждым новым нападением происходящее всё больше напоминает бой тренировочный, а не смертельный, и вот, когда на лице его уже начала пробиваться торжествующая и гордая улыбка, что-то подвело его, и топорик, вытерпевший немало проверок своей прочности, был выбит из руки и отброшен в туман, оставив после себя резкую боль в пальцах, запястье и локте правой руки, сам же Идущий упал.
Следом за потерей оружия и равновесия мужчина оказался на грани жизни и смерти, когда мимо его левого уха, срезав прядь волос, просвистел топорик гара, брошенный тем в сопровождении торжествующего возгласа:
- Ты силён, Идущий. Ты скорее удачлив, нежели силён, на самом деле, но удача никоим образом не противна истинному воину. Наоборот, везение обыкновенно отмечает тех из нас, кто следует своей Тропе...- лис замолчал, словно почувствовав, что излишне общителен с человеком.- Встань.- Сказал он после паузы и протянул мужчине руку.- Ты пройдёшь к Звезде.- И что-то было столь радостное в этом "приговоре", отчего боль прошла и мышцы вновь наполнились силой.- В качестве награды наделяю тебя своей Меткой.- Правое плечо отдало резким чувством жжения, быстро сменившимся приятным покалыванием.

Преступник, выступивший против Иор-гара, встал у края пропасти. Сердце его учащённо билось, и огромный человек с устрашающей головой вепря, медленно разгоняясь, шёл прямо на него. Было ли мужчине страшно? Да. Он утешал себя мысленным повторением речей гаров, словно пытаясь найти в них спасение от этого боя. Вдруг ноги его перестали дрожать, а сердце, на миг замерев, ударилось об грудную клетку более спокойно. Что случилось тогда?..
Страшная кабанья морда с воинственными клыками явилась прямо перед лицом бросившего факел парня. Парень бросился в сторону, весь натянутый, как стрела, ловкий, как кот, и гибкий, как змея, - это воистину был героический уход с линии огня. И повис на руке человека-кабана. Тот нежданно оказался ловчее, в последний момент схватив за шею беглеца. Гару это далось, впрочем, с заметным усилием - левая ступня, скользнув, едва не потеряла сцепление с землёй. Громко и обжигающе выдохнув пар из ноздрей в спину преступнику, Иор-гар раздосадованно произнёс:
- Он думает, что я настолько глуп, чтобы не заметить пропасть за его спиной. Дурак.- В сердцах воскликнуло чудовище и, подняв парня в воздух, бросило его на холодные камни пола.- Ты думаешь, я пришёл гнаться за тобой? Или, может быть, я здесь, чтобы броситься в бездну?- Шея мужчины болела, казалось, какие-то позвонки были безнадёжно сдвинуты железной хваткой вепря.- Нет, испытуемый. Я здесь не для того. Ты испытал моё терпение и потерпел крах. Ты не пройдёшь к Звезде.- Заключил он, и слова эти мертвецким холодом отдались в сердце. Иор-гар сделал последний шаг к распластавшемуся на животе человеку и, даже не удосужившись перевернуть того на спину, взвыл, высоко подняв над головой смертоносный моргенштерн...
Удар расплющил черепную коробку, как неумело сделанную игрушку. Кровь вперемешку с мозгами брызнула на ноги чудища. Но преступник уже не видел этого. Он был мёртв. Безнадёжно умер в дерзкой и храброй попытке спасения.
И Звезда отдалилась от него.

Теперь, миновав мост (случившиеся на нём события увидим чуть позже), обратимся к Другу, Послушнику, и Лар, Жрице. В ответ на слова Друга Ода-гар высоко подпрыгнул в воздух, издавая при этом странный звук, похожий на горловое пение. Следом в уши мужчине ударился орлиный клёкот, и человек-орёл атаковал: гар действовал резко, намереваясь разорвать человека смертоносными боевыми когтями. Но Друг неожиданно обманул воинственную птицу и, удачно выгадав момент, заехал той в челюсть уверенным апперкотом.
В то же время Жрица, произнеся Слово, произвела на варана весьма достойное впечатление, что было ясно из уважительного кивка гара, услышавшего "Лар". После чего, промолчав, будто ожидая чего-то, тот ухмыльнулся и ударил топором об щит, и, раскрыв страшную пасть, медленно произнёс:
- Девчонка знает Ссслова, но не знает, в чём их сссила, не так ли?.. Глупый человечессский детёныш забыл уроки отццссов и матерей?.. Пришло время их вссспомнить, называющая сссебя Сссловом. Или уйти!- Вдруг выкрикнул воин и в прыжке набросился на девушку. Та испуганно вскинула руку с факелом, совершенно растерявшись от внезапной атаки, и сталь топора ударилась о... сталь... изогнутого лезвия причудливо выглядящего кинжала, каким-то чудом оказавшегося в руках жрицы. Варан озлобленно зашипел, явно ошеломлённый таким поворотом событий, и выплюнул.- Обитель благоволит знающим, верно?.. Но ведь ты забыла волю сссновидений!- Разъярённый удар топором отражён неумелым движением кинжала, рука девушки отдала в плечо страшной болью, но она сдержалась, не выронила оружие.- Ты знаешь лишь Ссслова, но не знаешь их сссмысссла!- Проведя отвлекающий манёвр вбок, варан вдруг оказался совсем близко к жрице и оттолкнул ту щитом так, что она повалилась на землю.- Ты нема!- Топор метит в сердце, но натыкается на кинжал.- Нема!- Второй удар в то же место, гар весь брызжет слюной от ярости.- ГОВОРИ СССО МНОЙ!
Друг не мог помочь своей наставнице: Послушник был слишком занят ожесточённой дракой с Ода-гаром. Мужчина пытался разводить руки орла в стороны так, чтобы тот не мог схватить его за спину острыми когтями-бритвами. Орёл же всячески извивался под ним, намереваясь использовать свои когти на ногах, уже успевшие оставить пару кровавых борозд на теле соперника. Человек был уже весь изрезан и избит ударами, более похожими на укусы, человека-орла. Гар пытался откусить тому нос клацаньем клюва, едва не вырвал из плеча правую руку, удачно попав когтем в бицепс (Друг в последний момент успел, закричав от боли, вытянуть другой рукой предусмотрительно изогнутый коготь, глубоко вошедший в плоть, изведя в кровь левую ладонь) и всяческими иными мелкими, но меткими выпадами довёл Послушника до фактически полумёртвого состояния, в котором тот, впрочем, умудрялся ещё и восседать на гаре, явно смекнув, что борьба эта не на жизнь, а на смерть.
И ведь за спиной Жрица.

Теперь посмотрим на двух преступников, встретившихся со своими судьбами не так уж и далеко от Слушающего и Говорящей. Чернокожий молча прыгнул на Йот-гара, вооружённый лишь факелом. Уже в первый миг полёта он понял, что деревяшка факела значительно тяжелее, чем ей следовало бы быть. В следующий миг он увидел удивление в глазах аллигатора, и это вдохновило его на сильный удар: раздался лязг стали об сталь. В руке преступника удобно пристроился короткий меч. Гар, клацнув зубами, прошипел в лицо мужчине:
- Думаешь, доброта Обители может уберечь тебя от смерти?.. Думаешь, можешь победить меня своим молчанием?!- Отойдя назад и скрывшись в дымке, воитель немедленно снова появился из тумана, бросившись на негра с левого боку, тесня человека к пропасти. С каждым следующим тяжёлым ударом шестопёра держаться за рукоять меча становилось всё сложнее, и наконец молчаливый воин понял, что через несколько ударов усталость и боль ослабят его хватку, и оружие упадёт на землю. Кажется, человек-аллигатор и сам предчувствовал этот сладкий для него момент, и усилил давление, оскалившись в зловещей ухмылке...
Другому же преступнику, более разговорчивому, чем первый, "посчастливилось" оказаться против величайшего воителя среди гаров. Ран-гар был медлителен и спокоен. Он не улыбался и не моргал: взгляд его, однажды упёршийся в глаза мужчины, не отвлекался на иные раздражители, коих стало предостаточно, когда в схватке сцепились двое других соперников. Ягуар встал напротив человека и снова повторил:
- Бейся.
И человек бросился на гара с одной лишь верой в Возвышение. Преступник отдался Пути в этот момент и почувствовал, как его тело окунулось в прохладный океан Покоя. Он не видел и не слышал, не дышал и не боялся, он шёл. Единение со своей Тропой пронизало всю сущность парня, осмелившегося атаковать Ран-гара, сильнейшего из гаров Обители. И он дрался, как истинный воин. Откуда и каково это он не знал, как и не знал Ран-гар, чьи спокойные прищуренные глаза широко раскрылись от удивления и волнения. Произошло воистину чудо, когда руки мужчины немыслимым образом отразили удары сабли ягуара, отскочившей от кожи, как от плоти мастерски скованного доспеха. Тогда бой захлестнул их: великого воина и прозревшего мальца. Сабля выписывала в воздухе сложнейшие пируэты, тело гара, казалось, находилось сразу везде вокруг преступника, разя отовсюду сильно и уверенно. Но каким-то образом человек успевал отражать удары руками, быстро узнав, что только кожа до локтя способна превозмочь сталь. Дальше - засечка на плече, и всплеском брызнувшая кровь с разбитой губы. Ран-гар был сильнее. Чудо было лишь фокусом, удивившим многое видавшего мастера. Но единичное чудо не стало вечным даром. Или же предпочло остаться самим собой на время. Бой продолжался, и преступник воистину почувствовал себя достойным соперником.
Но ягуар прекратил бой, схватив плечо человека и сжав его до хруста и боли так, что тот сел на одно колено:
- Ты бился храбро, но если мы продолжим, то ты падёшь. Звезда не заслужила такой утраты.- И в безэмоциональном голосе Учителя скользнули нотки одобрения.- Ты пройдёшь к Звезде.- Достойно произнёс гар, и по глазам его было ясно, сколь великой чести удостоился человек, однажды преступивший закон...

Мост сотрясся от шага от сна очнувшихся духов Обители. Хотя плоть их и обрела большую схожесть с жёсткой нечеловеческой кожей, поступь их всё ещё хранила в себе остатки каменного величия оживших изваяний. Кера единственная из четверых людей осталась стоять на месте, готовясь изловчиться и запутать Пар-гара до того момента, когда найдётся какой-нибудь выход из этой смертельно опасной ситуации. Волк идёт к ней навстречу, благородный профиль его непоколебим. Замечая волнение девушки, гар произносит:
- Зачем ты здесь, раба?- Выплёвывает последнее слово оскорбительно резко.- Что привело тебя сюда?- Делает очередной шаг вперёд, ударяя меч об щит.- Веками твоя кровь постигала четырёхслоговую мудрость Слу-же-ни-я.- Растягивает раздражительно обидное.- Привело ли рабство тебя к чувству Стаи?- Замолкает, остановившись в пределах вытянутой руки. В глаза смотрит глазами волчьими. Потом гнёт колени в желании боя. Скалит пасть животную.- Или ты навеки осталась узницей гордыни?!- И всё бы кончилось здесь и сейчас, если бы некая поразительная случайность не выступила бы на сцену и не уберегла Керу от рокового удара человека-волка. Девушка уклонилась, едва не споткнувшись. Новый выпад - и новое бегство. Она бежала от схватки, как тень бежит от света. Она боялась и убегала. Волк догонял её, разил и каждый раз промахивался - такова была воля везения. Её воля. Но это была лишь удача. И так не могло длиться долго...
Наконец мышцы её устали быть напряжёнными беспрерывно. Дыхание её окончательно сбилось и она пала ниц. Спиной чувствуя холодную плоть булыжников, рабыня в медленно усиливающейся истерике искала что-либо, что могло бы спасти её от смерти. Пар-гар прочёл её мысли. Нависнув над человеком всем телом, гар озвучил приговор:
- Зачем ты ищешь спасения сейчас, раба? Ты хочешь спастись от смерти? Умереть после? Зачем? Чем смерть отсроченная лучше смерти немедленной? Почему ты бежишь от неизбежного? Не беги. И не бойся.- И он заносит свой меч.
И он. Готов. Нанести. Удар.

Бежавшие (sionann; Док).
Двое других людей, послушница и послушник - бежали. И он, и она умудрились обхитрить и обойти "великих воинов" гаров. И он, и она скрылись в тумане за мостом, видя перед собой лишь Свет. Они бежали долго. Достаточно долго, чтобы заподозрить неладное. Они бежали вместе. Им казалось, что они уже прошли Врата и приблизились к Звезде предельно близко, но белесый плотный туман не давал повода увериться в этом (возможно) заблуждении.
Потом что-то произошло. Что? - это главный вопрос данного момента. Что-то случилось, чего они, умом не ожидая, ждали в сердцах своих. Это было очевидно для них. Иначе и быть не могло. Что случилось в тот момент? Что произошло там, когда взгляды их нежданно упёрлись в бездну пропасти. Снова ли вернулись они к мосту, или эта пропасть была новой, иной, более близкой к Спасению?
Это знают только они. Двое беглецов, бежавших от чудищ-гаров вместе.

Иные (Ола; Mafusail; Вера; fil211).
Ыр-гар, Хранитель Врат, издал странный звук, являвший собой смесь мычания и снисходительного фырканья. Он не верил в Веру, и она почувствовала это. С новым именем это звучало даже смешно. Гар не верил в Веру. Более сложно: гар не верил в веру Веры. О, какие удивительно простые и дурацкие одновременно мыслительные конструкции приходят нам в голову, когда мы столь близки к завершению нашего жизненного пути путём жесточайшего насильственного вмешательства инородной силы, чьё происхождение остаётся загадкой в месте, чья история сокрыта мраком, во время, о котором нельзя сказать ничего более точного, чем "сейчас"! Как несложен и искренен был этот предсмертный миг. Возможно, именно это спасло послушницу от смерти.
Оказавшись вплотную к воину, девушка впервые за всё время с момента пробуждения ощутила, что сердце её, между прочим, бешено колотится в груди. Что волосы её развеваются как-то по-новому тревожно и взволнованно, что беспокойной дыхание её значительно уступает дыханию умиротворённых жизнью людей. Что на волоске от гибели она. И что ей это даже немного нравится.
Она прошла мимо, не дрогнув. Она вся взмокла и мысленно совершила самоубийство от ужаса. Но внешне каким-то чудом умудрилась выстоять, не упасть и не споткнуться, даже не обернулась! Она прошла мимо, не дрогнув, и бык замычал иначе, чем в прошлый раз: громко и уважительно. Он более не пытался враждовать с ней, недоступной его нападкам. Вера прошла испытание.
- Ты храбра, девочка.- Сказал он, опуская двуручный топор.- Ты говоришь, как Жрица, но ты не слышишь, как она. Это большая ошибка.- Ыр-гар покачал головой, как бы добавляя таким образом серьёзности собственным словам.- Я одарю тебя своей меткой, если ты того пожелаешь, Вера.- Гар замолчал, внимательно глядя в глаза послушнице и ожидая её ответа, словно и негативный, и положительный ответы были равноценны.

Человек-медведь захохотал в ответ на слова Разбитого. Он даже остановил своё движение и будто раздумал нападать, удивлённый и заинтересованный поведением мужчины:
- Ты хочешь биться с Ран-гаром, потому что считаешь себя достойным соперником ему? Ты заблуждаешься. Ничто не случайно, а он борется с другим испытуемым. Я твой противник. Почему ты возомнил себя богом?- Сказал гар и встал в боевую стойку.- Думаешь, что стоишь выше нас? Выше гаров Обители? Выше самой Обители? Выше Звезды? Я заброшу тебя туда, где сияют Звёзды, если попросишь. Но сейчас ты здесь, на земле. И тебе предстоит сразиться со мной. Так бейся наконец!- Воскликнул Тар-гар и бросился в атаку. Первым ударом он отбросил человека в сторону, благо тот попытался кое-как увернуться. Вторым ударом он в щепки разбил факел и тяжёлым молотом расплющил (иного слова не подобрать) правую руку противника от плеча до локтя так, что Разбитый был брошен на землю с переломанными рёбрами, истекая кровью.- Как ты смеешь оскорблять меня, Старшего среди гаров, своей дерзостью!?- Ревел медведь, третьим ударом сокрушая правую ладонь мужчины в кровавую кашу.- Как ты смеешь противиться воле Обители, человек!? Зачем ты здесь!? Что ты есть!? Отвечай!

Последними в цепи параллельных событий были Ола и её случайный спутник, чернокожий юноша. Еса-гар изумлённо воскликнул:
- Девчонка дейссствительно безразлична к сссмерти!.. Удивительно видеть подобное посссле стольких двуликих трусссов. Ты, рабыня. Как твоё имя? Что ещё ты хочешь мне сссказать? Возможно, ты знаешь более достойный ссспособ отделить храбрецов от трусссов сссреди людей сссилами гаров? Говори же! Немедленно!
Второй же гар явно испытывал большие трудности в связи с действиями девушки, словно не мог или не хотел никоим образом прикасаться к ней, что было необходимо для того, чтобы вступить в бой ("укокошить") с негром. Вот Нак-гар и мялся с ноги на ногу возле Олы, беспомощно пытаясь запугать последнюю мрачным взглядом тигриных глаз. Получалось действительно весьма страшно. Но беспомощно.
Сложившаяся дурная ситуация придавала сил Оле и храбрости рабу. Гары были растеряны такой буйностью характера девушки, и это нравилось ей, и это защищало от смерти парня. Еса-гар смотрел на бывшую рабыню с явным интересом, а Нак-гар - даже будто бы с уважением.
Казалось девушке, что сама Обитель наблюдает за её действиями, жадно заглядывает ей в рот. Казалось девушке, что она теперь наконец-то способна сделать в своей жизни что-то действительно новое, важное, ценное.

Сделать что-то настоящее. Чудо спасения, например?

Едва забрезжил свет впереди, она поняла, куда надлежит стремиться. Не отрывая взгляда от туманного сияния, она дослушивала слова стражей. Всё правильно. Чистые помыслами и сильные духом пойдут по Пути Его.
Почти не смутившись, когда пространство вокруг заволокло плотной пеленой, она приготовилась идти наугад. Она помнила направление. И только фигура воина-быка, возникшая прямо перед ней, заставила остановиться.
Она мягко улыбнулась тому, кто задавал молчаливый вопрос:
— Нет, не значит, Хранитель. Теперь я вижу ясно, куда иду, — она указала рукой вперёд, сквозь толщу тумана, — И ничто не заставит меня сбиться с Пути. У меня нет оружия и нет брони, чтобы защищаться. Воля его могла бы лечь доспехом на меня, но и этого не нужно, — она пожала плечами, — У меня нет тела, которое ты можешь уязвить. Я — Вера, и имени иного, как и иной сути, у меня тоже нет. Если Он замыслил мне перейти этот мост, ты не сможешь остановить меня. Если наоборот — мне нет смысла тебе противиться и бояться тебя.
Слова стукались друг о друга, нанизываясь одно за другим, словно чётки на нить. И, перебирая нить эту, она сама становилась спокойнее и безразличнее. В конце концов, подняв факел повыше над головой, Вера сделала шаг. Потом ещё один. И уже не останавливаясь двинулась вперёд, намереваясь поравняться с воином, а затем просто обойти его, как препятствие.

Безымянный не был храбрецом. Как бы ему сейчас этого не хотелось бы. При виде воина с головой вепря, да еще и с ужасным оружием в руках у человека в кандалах начинали трястись колени, а внизу

"Я когда-то падал?" - совсем не вовремя, возникла в голове дурацкая мысль.

"Нужно попытаться взять себя в руки. Черт, ну и клыки же у этого зверюги. Что там они все говорили? Общая суть оставалась в том, что выживут только храбрые. Что же, если уж быть храбрецом не получается, стоит попробовать хотя бы казаться таковым. Чем не хитрость, про которую говорил шакал"

Преступник выпрямил спину, постарался угомонить трясущиеся ноги, чтобы это было хотя бы не так заметно, уставился самым хмурым и смелым взглядом, какой получилось сделать, в черные блестящие точки – кабаньи глаза воина.

"Еще этот туман, не свалиться бы в бездну. Кстати, это идея! Попробую увернуться, если он на меня побежит. Кажется, кабаны именно так атакуют. Глядишь, повезет, и тварь свалится куда-нибудь"

В снова всплыли слова шакала. Безымянный хватался за них, подсознательно пытаясь оправдать себя. Вдруг, вслед за шакалом в голове всплыли шипящие слова варана.

"Сон? Кошмар? Может быть, я действительно просто сплю? Тогда можно не бояться. Нужно просто проснуться"

Эта мысль успокоила преступника, предала не храбрости, но спокойствия. Ноги перестали предательски трястись. Напряженные плечи расслабились и опустились. Дыхание стало спокойным. Кажущийся теперь бесполезным, факел выпал из разжатой ладони. На губах возникла, не улыбка не, лишь её призрачная тень.

Замерев, он в восхищении смотрел на ожившие статуи, слушал, ловя каждое их слово, изо всех сил пытаясь запомнить и не запутаться, кого как зовут. Они были прекрасны. Каждый был подобен богу — загадочный, непостижимый, совершенный. Эталон силы и красоты. И очень жалкой на фоне гаров казалась их разношерстная и расколотая компания.
Увидев, как стена раскрылась, явив ослепляющий свет Выхода, он дернулся вперед — он был уверен, что не должен находиться здесь, мало того, что он должен находиться где угодно, но не здесь, однако натолкнувшись, будто на стену, на несколько тяжелых взглядов нечеловеческих глаз, остановился, покорившись.
Склонив голову набок, он смотрел и слушал. Нехорошее предчувствие быстро и неумолимо превращалось в уверенность, что скоро им всем будет очень и очень больно. Слишком часто звучали слова «смерть» и «поражение». И вроде бы еще было слово «испытание».
Когда сгустился туман и в зоне видимости остался лишь чернокожий мужчина с такими же остатками кандалов на запястьях, он поднял сжатые кулаки, перетянутые обрывками цепей, приготовился к бою. Он не имеет права умереть здесь и сейчас. Смерть по сути своей не так уж и страшна, но он чувствовал, что обязан выяснить кем он был и какое преступление совершил. А значит он должен жить.
Ягуар и аллигатор медленно — очень медленно — выходят, скорей даже выплывают из тумана. К нему — ягуар. Ран-гар. Храбрейший воин. Нет равных в бою. Смелость и спокойствие. Странно, именно на ягуара он обратил особое внимание, именно его слова вызвали какой-то отклик в сердце. Хотя пожалуй ничего тут странного и нет. Все, что тут творится — не случайно.
Бросил быстрый взгляд на товарища невольного, кивнул твердо, в глаза ему глянув. Повернулся к воину-ягуару.
— Разве я уже не искупил свою вину, если оказался здесь? — нарочито безразлично поинтересовался он, не ожидая, впрочем, ответа. — Хотя плевать. Я не стану бежать от тебя, гар; я выйду, — сказал он, сделав акцент на последнем слове. — И если для этого должна пролиться кровь — я не боюсь.
Конечно, он преувеличивал. Только откровенные сумасшедшие не боятся смерти — любой, даже самый храбрый, человек всегда будет чуточку бояться. Весь секрет в том, чтобы подавить этот страх, доказать себе, что ты сильнее его, и доказать ему, что он не сможет управлять тобой. Пригнувшись, он двинулся вокруг Ран-гара, плывя неспешно сквозь подсвеченный бледным сиянием Выхода туман, забыв обо всем на свете.
Несравненный воин. Кривое лезвие сабли. И он, Преступник, забывший свое имя.
Резко выдохнув, он рванулся вперед.
Лишь рискуя жизнью, ты поймешь её подлинную ценность.
Жизнь — это Путь.
Путь к Возвышению.

- Я готов. Но не с тобой я должен биться. Я не боюсь тебя и не ищу твоего поощрения. Зачем блага этого мира тому, кто был больше чем сам мир? Если гары считают, что я должен сражаться, пусть выставят Ран-гара. Его победит храбрый и спокойный? Вот и проверим правдиво ли предсказание.
Отступать? Прятаться? Искать выход? Зачем. Его путь должен идти только вперед. И если неведомый Старший послал гаров навстречу ему, то пусть они узнают, что сила не в камне, и не в оружии. Сила в уверенности в необходимости собственного дела.

- Слушайте меня, люди!- Громовым раскатом разнёсся по помещению, болью и властной мощью откликнулся в ушах людей голос воина-медведя.- Я Тар-гар, первый среди гаров Обители... Мы посланы Старшим, чтобы остановить трусов и поощрить храбрых на их пути к Возвышению!..
- Я Ыр-гар, Хранитель Врат.- Грозным мычанием раздался голос воина-быка.- Врата открыты.- Стоило каменному воителю сказать эти слова, как, к ужасу и немому восхищению собравшихся часть стены напротив моста, на той стороне помещения, на которой вернулись к жизни воины, отошла назад и в сторону, являя людям Свет. Врата вели в длинный проход, в конце которого словно сияло Солнце. Проход был наполнен туманом, его стены сокрыты в нём, но Свет видели все. Он ослеплял. И манил. Он был тёплым. И любящим. Он был Божественным.
- Я Нак-гар, Строитель Пути.- Прорычал воин с головой тигра.- Знайте же, испытуемые, что лишь смелым духом будет позволено пройти к Звезде.
- Я Еса-гар, Учитель Звезды.- Раздалось близко к мосту шипение человека-змеи.- Свет Звезды милостив и добр. Но трусов и подлецов он изничтожит. Из любви. Ибо не им было предназначено Возвышение...
- Я Пар-гар, Хозяин Стаи.- Взвыл голос человека-волка.- Помните: у каждого свой Путь и отдать свою тропу иному невозможно... но любое, от самого малого до бесконечного, число Путей образует иной Путь, называемый Путём Стаи. Идущим по такому Пути уготованы воистину великие свершения...
- Я Ран-гар, Храбрейший Воин.- Прозвучало в дальнем углу существо с головой ягуара.- Мне нет равных в бою. Лишь храбрый и спокойный одновременно выстоит в схватке со мной...
- Я Ода-гар, Властитель Небес.- Зашумел клёкот человека-орла.- Моя власть безгранична, ибо Небо вечно. Путь к Небу - Возвышение. Лишь чистые сердца познают счастье полёта ввысь... Порочные же будут сброшены на дно океанов...
- Я Йот-гар, Бредущий в Реке.- Грозно произнёс сквозь огромные челюсти человек-аллигатор.- Путь - Река. И я поджидаю в ней слабых. Слабость - удел побеждённых.
- Я Дам-гар, Свистящий, как Ветер.- Раздалось словно бы везде и сразу рычание человека-рыси.- Желая следовать за врагом - идите его следами. Желая догнать врага - слейтесь с ним. Желая настигнуть врага - следуя и слившись с ним, прыгните.
- Я Ёл-гар, Пёс Пустыни.- Завыл человек-шакал.- Хитрость и дерзость - спутники молодости. Познав и приняв их, станете зрелыми.
- Я Шан-гар, Знающий Тропы.- Достойно произнёс человек с головой лиса.- Не умея выбирать свою Тропу, вы обрекаете себя на смерть. Учитесь ходить Тропами всю жизнь, ибо умение это не имеет предела и быстро забывается.
- Я 'яр-гар, Живущий во Снах.- Прошипел после долгой паузы предпоследний воитель, человек-варан.- Путь - Сон. Жизнь - Путь. Чтобы не превратить Сновидение в Кошмар, постигните его природу, ибо нет иного способа надёжней обезопасить свой ночной покой...
- Я Иор-гар, Смотритель Обители.- Раздалась громкая и глубокая, хоть и повизгивающая речь человека с головой кабана.- Обитель ждала вас, люди. Мы ждали вас, испытуемые. Смерть ждёт вас, трусы.

Всё стихло. Все стояли молча. Воители неподвижно. Люди переглядывались или ошарашенно смотрели на говорящие камни. Потом одновременно случилось следующее:
Тар-гар взмахом опустил свой боевой молот на землю, и раздался грохот.
Дам-гар свистнул, и свист его словно растянулся во времени и пространстве, мгновенно перейдя в потусторонний гул.
Ода-гар подпрыгнул под самый потолок и скрылся во мраке.
Ёл-гар и Пар-гар взвыли, и туман, до того отступивший, вновь заполнил собой всё помещение, только теперь став ещё плотнее.
После этих четырёх событий наверняка произошли и другие, но белесый туман скрадывал шаги, замалчивал звуки и прятал в себе движение... Всё стало, как во сне.

Путь - Сон...

По ту сторону моста (fil211; Ола; Mafusail; Друг; Лар; illiren; zzappad; ).
Безымянный храбрец, осмелившийся говорить с гарами, так и не был награждён ответом. Тар-гар лишь пронзил его взглядом Учителя, поражённого наглостью Ученика. Когда же медведь стукнул по земле молотом, Разбитый потерял его из виду. Обернувшись, он не увидел за своей спиной и ушедшей Олы, прекрасной Рабыни. Он был один. По правую руку всё ещё была стена. Он помнил, что Врата где-то сзади, за спиной. Если идти по стене, можно будет наткнуться на них... Вдруг из тумана, метрах в десяти, вышел человек-медведь, волоча по земле свой тяжёлый боевой молот. Он шёл молча на человека, но в голове Разбитого прозвучал его голос:
- Твоя дерзость возмущает гаров. Приготовься к бою.

Ола, бросившаяся бежать от странных каменных изваяний, оказалась в тумане наедине с другим рабом, чернокожим юношей. Стена и Врата пропали из взора, и они остались совершенно одни наедине с белой дымкой. На несколько бесконечных мгновений. А потом из тумана, словно зажимая людей в клещи, вышли двое воителей: Еса-гар, державший в руках длинное копьё и Нак-гар, вооружённый одноручным мечом с причудливо изогнутым лезвием. Человека-змею увидела Ола, а человека-тигра - безымянный раб. Змей шёл к женщине. Тигр - к мужчине. В головах их зазвучали голоса. В голове Олы - шипение. В голове раба - рычание.
- Ты можешь бежать, но бег не спасёт тебя. Приготовься драться.

Друг и Лар были застигнуты туманом одновременно, едва сойдя с моста и обогнав бредших по нему Заключённых. Сердце Жрицы возбуждённо билось, разгоняя кровь по телу. Кровь - это "Кор". Тело - это "Нат". Снова всплыли в голове слова. Слово - это "Лар". Друг не знал того, что знала женщина, кроме истины, явившейся к нему несколько минут назад. Он первым увидел выходящего из дыма воина. Ода-гар, человек-орёл. Он не держал в руках оружия и брёл на Друга с обнажённым торсом. Но на руках его были длинные металлические когти. Такие же клацали на его ногах. Орёл был хмур. Лар увидела своего соперника позже. Это был 'яр-гар, человек с головой варана, вооружённый топором и щитом. Он шёл на неё спокойно, словно бы скользя. В голове её - шипением, его - клёкотом прозвучало:
- Твоя вера - ничто, если ты боишься. Не бойся. Сражайся.

Заключённые замерли у самого конца моста, уже ступив на эту сторону. Их противники выбрались из-под моста, Йот-гар, огромный воин-аллигатор сближался с чернокожим преступником, а Ран-гар, ловкий человек-ягуар нацелился на другого мужчину. Аллигатор сжимал в руке шестопёр, ягуар - саблю.
- Ты преступил закон. Ты умер. Ты наказан. Теперь ты должен освободиться. Бейся.

На мосту (Док; Кера Элизиан; bocca_chiusa; sionann).
Послушники и Кера, замершие на мосту, встретили целую шеренгу воинов. Здесь были Ёл-гар и Пар-гар, Ыр-гар и Дам-гар. Они шли единым строем, но остановились метрах в семи от людей. И начали расходиться, каждый вышел на прямую линию к своему сопернику. Ёл-гар шёл прямо на Дока, Пар-гар на Керу, Ыр-гар на на ту, что желала действовать быстро, но не спешно, Дам-гар - на девушку, не желавшую вступать на мост, но всё же вступившую на него, когда ей показалось, что иных выходов нет. Воители лязгнули оружием: Ёл-гар - парными кинжалами, Пар-гар - мечом и щитом, Ыр-гар - двуручным боевым топором, Дам-гар - алебардой. И услышали люди голос:
- Ты на мосту. Не значит ли это, что ты боишься идти дальше? Если так, я отправлю тебя вниз. Иначе - ты пройдёшь.

На этой стороне (Dialgvo; Идущий).
Идущему, застигнутому врасплох собственным удивлением, в голову пришли ценные мысли:
Они не люди, но и не статуи. Это не магия, а что-то большое. Или просто - иное. Они жили когда-то, но нынешние они - не живут. Но и не мертвы. Они не демоны и не призраки, не духи и не мертвецы. Они гары. Такова их воля.
Последняя фраза показалась наиболее важной, словно всё, происходившее здесь - следствие чьей-то воли. И это - основное. И самое главное. Думая над этим, можно постигнуть суть вещей, происходящих здесь, в тумане.
Но прежде Идущему предстояло увидеть Шан-гара, идущего прямо на него. Лис смотрел на Послушника с прищуром, держа в руках парные топорики:
- Ну что, мой друг, пришла пора нам биться. Ты верно мыслишь. Но верно ли ты ходишь, Идущий?..

Последний Заключённый поднял факел и оказался в тумане столь плотном, что от света факела уже не было никакого толку. Он почувствовал себя безумно одиноко, и в тот же миг его одиночество кануло в бездну, ибо из белой мглы вышел воин с головой кабана. Иор-гар был вооружён моргенштерном и шёл на преступника, молча смотря тому глаза в глаза исподлобья. Он молчал, но голос его звучал в голове:
- Кто ты? Ты готов умереть? Беги, и смерть настигнет тебя. Бейся. И смерть настигнет тебя.

Девушки занялись уборкой. Это успокоило их. Им стало легче, проще. Дыхание наконец-то выравнялось. Мысли осели на донышке сознания, перестав трепетать и тормошить всё вокруг, как безумные мухи.

Бумаги. Их было много разных: совершенно пустых листов и фотографий, исписанных штампами печатной машинки и от руки. Здесь мы приведём лишь некоторые, те, что попались на глаза и те, что не затерялись среди других в силу своей яркости.

Среди фотографий выделим целую серию фотоснимков некоего огромного судна, захваченного в процессе его постройки, от закладки судна до разбития бутылки шампанского. Судно (колоссальных размеров махина явно боевого назначения) носило гордое имя: "Нордлок". Слово это показалось Инге и Виктории знакомым. Пережиток прошлого. Нечто историчное. Но тем не менее великое. Нечто, чьими наследниками они здесь все были. Страна такая была. А теперь превратилась в нечто новое. Во что?..
Другая привлекшая внимание учёных серия: фотографии, сделанные в громадном полигоне (несравнимо больше увиденных), чей пол почти полностью занимал здоровенный бассейн. Вокруг бассейна ходили люди в белых халатах, мужчины и женщины в строгих костюмах, фотографы, подобно тому, что сделал эти снимки, а также большое число военных, как простых рядовых, так и чинных генералов. Всю эту толпу людей можно было понять: в водной ёмкости красовалось нечто действительно удивительное и потрясающее: судно, более похожее на продолговатую торпеду. Анализируя снимки, можно было обнаружить, что у судна словно бы было несколько различных состояний: в первом из его боков выдвигались чудаковатого вида установки, испускавшие свет, во втором в боках обнаруживались открывающиеся люки, внутри которых красовались странные машины (на одной из фотографий одно из них была взята крупным планом: гусеничный агрегат с крыльями и пушкой, на вид компактный и подвижный), в третьем же в носу подводной лодки (да, это была именно она, "Первый экспериментальный образец подводной лодки класса "I", "Чёрный змей") оказался открываемый шлюз, внутри которого можно было с большим трепетом и ужасом наблюдать верхушку многоступенчатой ракеты...
На заднике одной из фотографий Инга обнаружила запись от руки:
"10 подлодок класса "I", три подкласса: основной ("Чёрный змей"; 7 единиц); поддержки ("Красный змей"; 2 единицы); "I-2".

Среди документов было множество записей протоколов экспериментов (чьё число явно превысило сотню), выполненных по общему шаблону. Привлекший внимание просматривавшей их Беркут приведён ниже:
ПРОТОКОЛ ЭКСПЕРИМЕНТА № 29
Научный руководитель: Беляк.
Задействованные сотрудники: Кадамкут, Уиллиг, Нир.
Объект эксперимента: подопытный А-2, возраст - 6 лет, пол - мужской, состояние - здоров.
Поставленная задача: зафиксировать изменения объекта при введении экспериментальной сыворотки №29 (автор - Беркут, постороннее лицо).
ХОД ЭКСПЕРИМЕНТА
Выявленные изменения
Ранняя стадия (до пяти минут): учащение сердцебиения, приступы сильной боли в мышцах.
Средняя стадия (до 10 минут): потеря сознания (предположительно от боли), глазное кровотечение.
Поздняя стадия (до 20 минут): после длительной паузы объект самостоятельно вернулся в сознание, сердцебиение нормализовалось, состояние стабильное, глаза приобрели ярко выраженный красный оттенок. Объект ведёт себя необычно, не узнаёт людей, изучает бассейн. Через полчаса после покраснения глаз погибает от нехватки кислорода. Предположительно совершает самоубийство.

Феодор Вариосович нашёл чашки в шкафчике, на своём месте. На своём? Любопытно. Вода тоже была. Как и крепкий кофе "Ардагарский гамбит".
В чашках, стоявших на тумбочке биолог обнаружил странную субстанцию красноватого цвета. На запах было похоже на странную смесь чая с незнакомым компонентом. Кофе так явно не пах. На бейджике значилась весьма красноречивая надпись:
Профессор Беляк
Биолог

Разбитый и Ола (fil211; Tratata).
Ола подошла к стене первой. Рукой коснулась фигуры. Человек. Это человек, замурованный волей неизвестного каменщика в безмолвной плоти камня. Человек-животное. Его голова - голова быка. Это шлем. Рогатый шлем, столь искусно сделанный и столь мастерски скреплённый с остальными доспехами, что кажется, будто - голова.

Безымянный приблизился к другой фигуре, в полуметре от той, возле которой встала девушка. Человек-тигр. Страшная, звериная морда грозно смотрит куда-то по ту сторону моста, сжимая в правой руке меч со странной формой клинка. Это тоже шлем. Тело обнажено. Человеческое, сильное, красивое в своей мощности.

Были и другие фигуры. Много-много разных фигур. Больше десятка - явно. Были и другие животные. Но всё их многообразие двое исследователей постигнуть не успели: случилось страшное.

Резко, оглушив скрежетом всё помещение, один из людей-воинов сошёл со стены в окружении столпа пыли и грохота. Он был значительно выше ростом Разбитого, к которому и направился, механически переступая ногами, страшно и как-то мертвецки дёргая "затёкшей" в каменной крошке шеей. На плечах его была голова медведя, в руках - двуручный молот. Тело его, в отличие от многих других, было прикрыто кожаными, а не стальными доспехами. Он был бос.

Ола наблюдала за этим потрясающим и пугающим воскрешением в ступоре. В голове кружились стайки ворон-мыслей. И пустота. Одновременно голова была заполнена паникой напуганного мышления и пустотой. Словно белый, чистый, пустой лист скомкали. Он всё так же бел и чист. Но он не ровен. Он не гладок. Он болен. Так и её сознание в этот миг. Заболело.

А потом она пришла в себя. Когда за её спиной со стены сошёл воин с головой быка. Облако пыли и крошки было столь велико, что вся спина и весь затылок Олы оказались в пыли и крошке. Воитель был вооружён тяжёлым боевым топором. Тело его было защищено целой сетью стальных пластин, покрывавших наиболее важные и уязвимые места. Но притом не сковывавших движения. Бык издал громкий рёв, но всё ещё был замедлен после пробуждения. Он ещё был слаб.

Воины посыпались со стены на булыжник как капли дождя льются с неба на землю. Страшный шум и грохот наполнили помещение собой, а сердца людей - страхом...

Заключённые (zzappad; illiren).
Двое молчаливых преступников, вновь не сговариваясь, вместе пошли по мосту на ту сторону, спиной повернувшись к начавшей на этом берегу собираться толпе. Тот, чья кожа была самой темнотой, первым увидел своими зоркими глазами, что что-то не ладно с парочкой, ушедшей вперёд. В отдалённом свете факелов он разглядел движения (последовавшие за неожиданным скрежетом), явно не принадлежавшие ни Оле (хотя он ещё не знал её имени), ни её спутнику. Преступник замер.

Второй не видел того, что видел первый. Но слышал достаточно, чтобы сердце его ушло в пятки. И он тоже остановился, и тогда раздался новый шум, и новый хаос наполнил воздух. И уши его заложило, и ему казалось, что он слышит, как стонут и плачут его барабанные перепонки, придавленные тяжестью грохота...

Жрица и вокруг неё собравшиеся Слушающие, в том числе все пятеро Послушников, один Заключённый и двое Рабов (Лар; Док; Друг; sionann; bocca_chiusa; Идущий; Dialgvo; Mafusail; Кера Элизиан).
Речь Жрицы была оборвана пробуждением воинов (впрочем, об их существовании ни она, ни кто либо иной по эту сторону моста не знали) на слове "шансы". Здесь, в отдалении от источника шума, он отчего-то был слышен ещё сильнее, чем там, возле самой стены. Звук был достаточно силён, чтобы бросить на землю рабов, едва поднявшихся с земли, а так же третьего преступника, не удержавшего равновесие в момент чувствительного подземного толчка. Послушникам и Жрице удалось устоять, но в обмен на стабильность своей позы они отдали много своих сил, у Друга резким всполохом заболела голова, Идущий почувствовал страшное напряжение в животе, а губы Жрицы неожиданно обсохли и треснули, словно она очутилась в раскалённых песках пустыни.

А потом последовал второй выстрел: со стены сошёл второй воин. А следом за ним грянула вся батарея: неимоверный лязг и гул, и шум, и скрежет привели в движение пол, и тогда на землю попадали все, кто оказался по эту сторону моста в эту самую минуту.

И было им страшно, и был в их глазах ужас, и билось их сердце так, как бьётся сердце рыбака, оказавшегося в лодке посередине бушующего океана.

И тогда на этой стороне моста вновь поселилась гробовая тишина.

И только сердца бились.

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук...

Она вздрогнула, переживая вторжение такой неожиданной и такой глубокой мысли в свой разум. И почувствовала, как сердце сжалось в груди, когда она прочитала ровно то же в глазах молодой женщины напротив. Даже царящий вокруг полумрак оказался не в силах скрыть самое важное.
В порыве радостного волнения и нежности она наклонилась и поцеловала девушку в щёку, а затем крепко обняла. Будто встретила родного человека после долгой разлуки.

Когда раздался голос мужчины за спиной, она разомкнула объятия и обернулась к нему.
— Он повелевает так, как Его Ученики дышат. А это значит, что их Дыхание — Его Воля. А это значит, что жизнь Их — Воля Его, — низким звучным голосом процитировала она в ответ, сверкая глазами.
Если бы кто-то спросил сейчас, чему она радуется, какова природа её воодушевления, она бы ответила: что рада оказаться здесь по Его Воле (кто бы её сюда ни поместил) и получить шанс исполнить Его Замысел (с какой бы целью их здесь не собрали). Что это огромное счастье на самом деле — сделаться свободной от любых лишних воспоминаний и помыслов, стать чистым Служением... Но к тому моменту, как она додумала этот мысленный ответ, эйфория понемногу начала сходить на нет, религиозный пыл улёгся и истовый блеск во взгляде погас.

Уже совсем по-другому она огляделась вокруг. Покосилась на новообретённую подругу, немного смутившись.
— Пойдём к остальным, — следует отдать должное, голос её звучал всё так же уверенно и глубоко. Она цепко ухватила ладонь спутницы и повлекла её за собой.

Что есть отсутствие Бога? А отсутствие света? А отсутствие всего, даже пустоты?
Ответы - убийцы вопросов.
Но Вопрос поставлен. И нельзя задать Вопрос Пустоте. Нельзя задать Вопрос чистой энергии. Чистой Воле. Если, конечно, ставящий Вопрос хочет получить Ответ. И идеальная в своей чистоте и простоте энергия обрастает тем, чем обладают люди. Мысли. Образы. Понимание.
Вопрос поставлен. И ты награжден - или наказан? - возможностью дать ответ. Ты благословлен или проклят? Почему именно ты? Имеет ли это значение? Учитель ждет Ответа.
Жизнь?
Картины оживают, всплывают на поверхность. Проносящиеся с бешеной скоростью неоновые огни ночного города; прохладный воздух обдувает лицо; чьи-то глаза, чуть расширившиеся, глядящие прямо тебе в душу.
Восторг? Счастье? Любовь?
Жизнь?
Мужчина с тусклым взглядом, держащий за горлышко бутыль с виски, смотрит с выражением непробиваемого презрения на собственное отражение в зеркале; размытые силуэты уходящих куда-то вдаль людей; стиснутый до боли кулак молнией летит к лицу какого-то мужчины, в кровь разбиваются костяшки о правильные белые зубы.
Отчаяние? Боль? Ненависть?
Жизнь?
Да.
Уверен ли ты?
Ответы - убийцы вопросов. Но..
Да.

Кулешов и отряд подготовленных бойцов ГСМН, плюс, отряд зачистки прибыли двумя минутами позже. Через десять минут на месте уже работали псионики и мозгоправы, стирающие воспоминания свидетелям произошедшего; с записями на видеокамеры и телефоны было сложнее, но сверхсекретная информация, как и водится, была сокрыта, а те песчинки, что выскользнули сквозь пальцы ищеек и специалистов, были признаны незначительными - многочисленные размытые фотографии летящих по небу демонов, которые можно было принять за обыкновенных птиц, например.
Крушение многоквартирного дома - неаккуратное обращение с газом. Воронка и шторм - редкое аномальное атмосферное явление, о котором даже сняли репортаж, и один из неявных представителей ГСМН в прессе, служащий эдаким щитом от внимания журналистов, с важным видом на одном из центральных каналов пояснял физические процессы, приведшие к возникновению крошечного смерча.

Связи между разрушением жилого дома и аномальный атмосферным явлением не установлено. Премьер-министр принес искренние соболезнования родственникам погибших. Независимые эксперты проводят собственное расследование. А сейчас о погоде..

Шестнадцать человек, включая двух неофитов, погибли в тот день. Обезглавленное тело Савина нашли под обломками и изъяли из протокола, вывезли из морга и тайно захоронили. Тело Смита найти не удалось, были обнаружены лишь грязные обрывки полицейской формы недалеко от места трагедии.

Выжившим неофитам на месте оказали первую помощь и отвезли в центр реабилитации.
Чернова Кулешов, после телефонного разговора с кем-то из начальников непосредственных, лично телепортировал на своих руках в операционную. За жизнь неофита боролись семь светил науки. Он выжил, но изменился.
Вы все изменились.
Первая операция нередко становится для нестрелянных неофитов последней. Кто-то срывается. Кто-то сходит с ума. А кому-то в прямом смысле сносит голову.
Но вы выжили.
Заслуга куратора? Превратности судьбы? Счастливая случайность или злой рок?
Вы видели, как Врата Ада раскрываются над вашей головой, видели, как полчища демонов кружатся в диком танце смерти, привнося в человеческий мир только боль и разрушение. Чем еще вас теперь можно удивить? Что может заставить любого из вас содрогаться в ужасе, когда вы уже вдыхали ноздрями серный запах чистейшего зла и наблюдали за смертью собственных товарищей?
Время покажет.

Чем ближе Травен подходил к городу, тем меньше он его узнавал. Сначала Старые ворота оказались Новыми, сделанными из какого-то ранее ни разу не виданного им металла, затем неожиданный допрос при входе...
- Крэд Орин. Архимастер Фогт. Сектор 1/3; 6-ая линия; 18-ый дом. Ну и адрес, Травен такого никогда не слышал. Кстати, их спутник оказался самим Архимастером, кто бы мог подумать! Правда было не понятно, куда делся предыдущий, которого знал Травен*, но задавать этот вопрос Крэду Орину он не решился.
Потом эти воины вооруженные непонятным оружием и в одежде из непонятного материала с таинственной змеей. Вскоре список непонятного пополнился высокими домами, правильно расположенными (перпендикулярными - вспомнилось услышанное ранее, теперь уже кажется давным-давно, в другой жизни, слово) улицами, зеркалами, излучающими свет...
В общем к тому моменту как они дошли до дома с табличкой "С-1/3, Л-6, Д-18" Травен перестал удивляться и лишь стиснув зубы мрачно смотрел по сторонам. Он уже понял, что чуда не произошло. Это не тот Город, где он жил и откуда несколько часов назад спасся. Не встретить тут ему Флаю, Занстера, родителей, не посидеть с друзьями, не прогуляться по старым знакомым улочкам родного кхама.
- Вы же из службы? Какой тариф сегодня?
Расстроенный сделанным открытием, Травен даже не сразу понял суть заданного вопроса. Какая служба, какой тариф? Ученик леигена непонимающе посмотрел на Айглондура, может тот сообразил что к чему.

Тац. Руки матрас разложили. За окном вагона - тац. Клац. Поезд двинулся. Засвистел, зашумел. Непривычно. В самый раз будто - стоп. Вперёд. Разложилось пространство на "перед" и "зад". Всё - в движении. Вектор задан. Обозначен. Воля человеческая сформирована, оживляет механизм безжизненный. Жизнь - во всём. Теперь. Светится всё. Электроны по лампам-светильникам разбегаются, малые, глазу не видимые. Они - всё здесь. Цари. Боги...

Ваня выдвинулся из вагона, проводницу настиг в её рабочем кабинете, если так можно назвать эту каморку. В ответ на вопрос о белье та взмахнула руками и шикнула недовольное: "Не до тебя сейчас, парень, вот билеты проверю, там и подходи с бельём своим, хорошо?"

Тогда же. Откуда-то сзади разнеслось протяжное, стонущее, болезненное:
- Ох уж че-е-ерти-демоны... Заколебали вы меня-а-а... О-о-о-о-ой!..- Стоны. Возгласы совершенно странные. Проводница вперёд побежала, оттолкнула к стене Ивана. Чтобы не мешался.

В то же время на перроне Ладожского вокзала, с которого только что отошёл поезд №043С, следующий маршрутом "Санкт-Петербург - Новороссийск", появился мужчина в чёрном плаще, скрывающем его с головой от внезапно начавшегося несколько минут назад дождя. Незнакомец проводил взглядом в путь отправившийся состав, вздохнул и, пожав плечами, вытянул из кармана пачку сигарет. Вынул одну, между губ положил. Достал зажигалку. Не отечественную. Иностранную. Щелчок - загорелся огонёк. Затянулся незнакомец...

... и выдохнул дым сигаретный во влажный воздух дождливого города.

Капли одна за одной расшибались об перрон.

Было холодно.

На Флаю побег, да и все случившееся сегодня в целом, оказало неизгладимое впечатление. Ощущение полной потерянности обступило несчастную дварфочку со всех сторон. Откуда ждать опасности, где лучше скрыться, куда вообще можно податься в их положении?
Она всю сознательную жизнь считала Скалу своим домом. Домом, где нет чужих. Сегодняшний день смыл это чувство, кажется, на всегда. Вряд ли теперь Флая сможет считать себя где-либо в безопасности.
Сейчас ей хотелось лишь одного, вновь оказаться ребенком, о котором всегда найдется, кому позаботиться в большой дружной дварфийской семье. Но реальность заставила ее взвалить на свои хрупкие плечи не просто повседневные хлопоты, а вопрос выживания собственного и своих друзей. Да, именно друзей. Иначе и не скажешь о тех, кто оказался вместе в подобной передряге, и готов пройти этот путь вместе до конца. Остается лишь надеяться, что он будет не столь печальным, сколь свидетельствует начало.
Вопрос о выборе пути она вполне могла доверить мужчинам. Хотя на ее взгляд у обоих возможных вариантов были недостатки. В первом случае - под скалой проще затеряться среди своих, кроме того, знакомое окружение и обстановка могут быть на руку. Но не известно главное: кто здесь свой, а кто чужой, и это опаснее всего. Ведь оставшись здесь, соблазна довериться кому-либо, не избежать. И кем этот доверенный окажется, шанс пятьдесят на пятьдесят. Во втором варианте: ее не смущала поверхность, она часто там бывала, вполне сможет найти кое-что съестное в лесу, да и трав полезных там много. Одним словом не пропадут. Но туда имеют выход разведчики, которые намного опытнее юных дварфов, а на чьей они стороне также не известно. К слову прятаться от них весьма сложная задача. Так пусть уж лучше решат мужчины, а у Флаи была и более важная тема для размышлений.
Торн был ранен. Флая даже не глядя на него, чувствовала это. Сейчас настало самое время разбудить свои истинные способности леигена. Хотя, если она чувствует чужую боль, значит, они уже проснулись, осталось лишь воспользоваться ими. Но сейчас они не могут сделать остановку, чтобы перевести дух. Поэтому основательную помощь надо отложить на потом. Но кое-что можно сделать и по пути. В потайном карманчике жилетки у нее всегда было с собой несколько листиков Силенции (растение обладающее противомикробным и заживляющим эффектом). Отец часто напоминал Флае о чудодейственных свойствах этого цветка. Достав один из листочков, дварфочка сжала его ладонями, поднесла к лицу и прошептала несколько лишь ей известных фраз. Обращенных к славному духу Силенции, дабы попросить у него помощи в усилении лечебных свойств растения. Все это было сделано на ходу. Потом она буквально на секунду задержала Торна, слегка потянув его за рукав здоровой руки.
- На счет пути ребята Вам решать. А вот это, - вложив Торну в руку целебный листочек, - приложи к плечу и прижми, как следует, только подожди минутку, - Флая разорвала посильнее рубаху в месте ранения, чтобы к нему можно было приложить лекарство. А потом опасливо оглянулась на преследовавших их стражников.

Торнгар бежал, насколько это было возможно в толпе, стиснув зубы от боли в плече. Рядом с ним была Флая, да и, чуть запыхавшийся, Брэм нагнал их наконец. Бросив взгляд на его сосредоточенное и хмурое лицо, Торн решил подождать с вопросами.
Юный плотник знал что следом за ними, на некотором расстоянии, следуют двое воинов с, в чем он не сомневался, явно недобрыми намерениями. К счастью эти вояки пока не осмеливались напасть на них при стольких свидетелях, чему Торн был весьма рад.
Однако надо было решать как быть дальше. И, для начала, куда им пойти. Где сейчас было более безопасно? Торн не знал. Первой его мыслью, когда он приметил слева лагерь плотников, было немедленно броситься на поиски старого Архимастера, но возможно лучше было-бы убраться как можно дальше отсюда - например на поверхность: учитывая что большинство дворфов, за исключением плотников, разведчиков да, изредка, фогтов не особо-то любили (мягко говоря) выходить в "верхний мир" - это, возможно, был лучший выход.
Сам-бы он пожалуй выбрал все-же первое, но сознавая что он не вправе решать за других, Торнгар тихо - так, что-бы его слова услышали лишь Флая и Брэм - спросил, не прекращая идти:
- Я не знаю куда нам идти дальше. Возможно нам стоит найти Архимастера - я думаю он мог-бы нам как-то помочь. Или-же лучше бежать наверх? Что думаете? - Торнгар осторожно достал из коробочки на поясе свой "амулет", показывая его товарищам, - Это поможет отыскать лучший путь к цели... По крайней мере так обещал Архимастер Арин. -

Информация по генерации.
1. Генерация мира.
Выбрать между ворохом карт с историческими названиями (от 1 до 4 городов на карте, ещё различаются в доступе к "иностранным рынкам"). Или - запустить случайную генерацию по заданным параметрам: число городов, уровень взаимодействия со внешним миром ("плохо", "средне", "хорошо"), уровень развитости каждого города в отдельности ("плохо", "средне", "хорошо"). Количество других семей определять не дают. С заданием здесь тоже определиться нельзя.
Рекомендую оформить генерацию мира в виде голосования: каждый из играющих выскажется, чего он хотел бы выбрать (образно описывая), и да победит большинство.

2. Генерация персонажа.
Характеристики (пояснения взяты из Сети).
"Телосложение" - очки жизни (HP), число ячеек в инвентаре.
"Ловкость" - скорость движения, уклонение от ударов во время боя, карманное воровство, взломы, уклонение от выстрелов на дуэлях.
"Обаяние" - постоянный бонус в расположении окружающих, объятия, поцелуи, ухаживания (брак и любовные отношения).
"Боевые навыки" - атака во время боя/дуэли.
"Ремесло" - скорость производства в ремёслах (личная и подопечных).
"Скрытность" - сокрытие незаконных действий и собственной тушки при желании.
"Эмпатия" - обнаружение риторики в политике, суде, дуэлях и взятках, обнаружение скрытности.
"Торговля" - бонус при покупке товаров (продать дороже, купить дешевле), дешёвые займы.
"Риторика" - ухаживания (брак и любовные отношения), оскорбления, угрозы, политика, судебные процессы, оскорбления на дуэлях, дача взяток, понимание бюрократической машины.
"Тайные знания" - артефакты, святые предметы, мистические школы.

Знаки зодиака.
Овен - телосложение +1;
Телец - риторика +1;
Близнецы - ловкость +1;
Рак - эмпатия +1;
Лев - боевое искусство +1;
Дева - тайные знания +1;
Весы - обаяние +1;
Скорпион - скрытность +1;
Стрелец - тайные знания +1;
Козерог - ремесло +1;
Водолей - торговля +1;
Рыбы - эмпатия +1.
На хар-ки даётся 500 XP, изначально по 1 уровню в каждой хар-ке + 1 уровень за знак зодиака. Второй уровень стоит 75 очков, третий - 150, четвёртый - 225 и так далее.

Классы и наиболее (!) необходимые им хар-ки (почерпнуто из Сети):
Производственные профессии:
Фермер - телосложение, торговля, эмпатия;
Ремесленник - ремесло, телосложение, ловкость, торговля;
Священник; - тайные знания, риторика, обаяние.
Травник - тайные знания, ловкость, ремесло.
Непроизводственные профессии:
Солдат - телосложение, боевое искусство, ловкость, эмпатия.
Наёмник - телосложение, боевое искусство, ловкость, эмпатия, скрытность.
Торговец - торговля, обаяние, риторика, эмпатия.
Преступник - телосложение, ловкость, скрытность, эмпатия, боевое искусство.

Так же на том же экране генерации персонажа нужно определиться с полом (м/ж), вероисповеданием (католицизм, протестантство, православие), именем и внешностью (можно "сфотографировать" самого себя, а после опционально "адаптировать" (Осредневековить) весьма рандомным образом; а можно чего-нибудь себе и подкачать).

В процессе выбора фамилии для семьи разрабы вновь внедрили механизм голосования.

Ну что же. Хватит. Не нужно более шероховатых неровностей в непонимании. Только истина, сила.

Действие отныне выходит на передние планы, и только посмейте перечить его грациозному порыву!

Что произошло в тот момент, когда Флинн резко выкрикнул: "ПРЫГНИ!"?
Что случилось тогда, в тот самый единственный миг откровения?
О... Случилось многое...

Кухарка Зина на кухне на сковородке блин перевернула - солоноватый. Солдат Арсений воинское приветствие произвёл. Кузнец Иннокентий добротно по болванке молотом бухнул. Герцогиня Галина веер раскрыла в радостном жесте своему фавориту. Служанка Елизавета бокал разбила, краской заливаясь в смущении. Дворецкий Константин мрачно сплюнул на особняка пол. Крестьянин Василий широко размахнулся косой.

Хозяин города, дух, глазам человеческим неведомый, скривился, изо рта выплёвывая зубами затупленными пережёванную крысу.

Катакомбы под городом (знает ли кто об их существовании?) наполнились скрежетом, грохотом, ибо где-то, вдалеке, у моря, на набережной Востока зашумели вдруг волны, неведомой силой гонимые не к берегу, а прочь, вдаль от него...

Робинкроф случившееся видел ясно. В момент крика он вдруг, сам того не ведая, сжался и... прыгнул.
Прыжок - условное обозначение перехода. На прыжок это было мало похоже. Скорее - на падение в пропасть. Дух захватывает. И - здесь. Увидел новый мир.

Новый мир был весь какой-то тёмно-синий, серый. Пустой и призрачный будто: через стену была видна другая стена, а через другую - третья. И дальше, и дальше, вплоть до моря, которое отчего-то было видно столь ясно, и было оно столь поразительно красным... А возле моря, на набережной, значит, оранжевый всполох - огромный и страшный, а в стороны от него, будто спички, муравьи разлетелись. Внутри всполоха что-то шевелится. Дух огня? Дракон спустился-вернулся из детских сказок про далёкие земли? Что бы ни было это, оно развернулось, взмахнуло огненными своими членами и под землю зарылось. В земле же, будто огромный червь в почве дождевой, испарилось. И всё - спало видение. Ушло. Снова - падение. Назад. В реальность прежнюю, знакомую...

Назад... Пол на глаза надвинулся, нос больно об камень ударился. Потери сознания не было.

Одно лишь прискорбное чувство жжения.

Последующие события развивались крайне стремительно. Младший лейтенант Дарн удивлённо посмотрел на выдавшего такую невнятно наглую околесицу Стивена, его напарник, фыркнув, поудобней перехватил шпагу, видимо желая наказать наглеца, сами Томкэт и Виллоу замерли, затылком почувствовав близость опасности.

Потом. Снимем этот кадр медленно. Вот - план. Сцена. Часть улицы слева, часть улицы справа. Отрезок вырезан сознанием, наполнен фигурами. На переднем самом плане - лошадиные морды. Чуть выше и дальше - господа полицейские. А дальше уже - стены домов. Окна там. Общественные движения где-то слева, в кадре их нет.

И вот теперь - смотрите. Огромный огненный всполох со скоростью крыльев колибри маха мощным разъярённым метеоритом пролетел ровнёхонько за спиной господина Дарна, опалив тому спину, и снёс с коня его напарника, поглотив последнего с головой, будто зверь на жертву набросился. В следующий момент со своего коня свалился уже Дарн, рукой левой пытаясь потрогать свою огнём поражённую спину (зрелище действительно жуткое: вся одежда сгорела моментально, спина - чёрная, обугленная, шипит, волдырями кроется). Лошадь его, которой как следует подожгло круп и хвост, заорав истошно, бросилась вперёд, прямо в воду, безумная, Луи едва успел отскочить в левую сторону. Лошадь прямо в пути своём смела головой, будто бык, падавшего лейтенанта, в связи с чем тот спиной оказался под копытами лошадиными, и раздался ужасающий звук смертельного хруста, взвизгнул офицер и тут же погиб, безжизненной куклой улёгся на мостовой...

Огонь, поглотивший напарника Дарна уже отстал, точнее - угас, только маленькими огоньками по телу попрыгивая. Тело - чёрная масса углей. Черепушка лысая, рот раскрыт в непонимающем крике.

И только сейчас до нас доносится звук. Только сейчас ультразвуковой фон, мешавший нам слышать и соображать прежде, уходит в никуда, открывая "радость" звука.
Первое - звук тел, кожи тлеющей мерно, как дрова на костре.
Второе - ржание обезумевшей скотины, бегущей с подпалённым хвостом прямо в море.
Третье - визг и крик со стороны торгового представительства.

Взгляд туда, влево, в толпу. Толпа лютует, кричит, орёт. Много погибших, очень. Много людей, истёртых в порошок наполовину. А другая половина - живая и стонет от боли. Жалкая пара всадников (вместо целого отряда) гарцует рядом, явно не решаясь выбрать между бегством и помощью раненным. Единственные, кто цел и невредим - полицейские. Хотя умом те явно тронулись.

По лбу Томкэта течёт, в морщинки забираясь, жаркая капля пота, вот она падает на кончик носа, вот попадает на обсохшие губы, на подбородок и, собравшись в большую и сильную каплю, падает на землю.

Пшшш!.. Раздаётся шипение. Капля испарилась мгновенно.

Жарко.

От лица Брэма отлила кровь. \
-- Воевода, неужели вы поверите этим перепуганным детям? Один из них мой брат. Младший брат. – Он указал на притихшего Торна. Затем обернулся к нему и заговорил увещевательным тоном. – Торн, братишка, ну зачем ты выдумываешь, а? Я понимаю, что смерть отца потрясла тебя, но зачем врать? Зачем ты привел сюда этих ребят, зачем заставляешь и их врать тоже? Отец бы не одобрил подобного поведения, ты же знаешь.
Слова старшего Кхагалорна были оскорблением. Никто, никогда не ставил честность Брэма под сомнение. А потому, сейчас он с трудом удерживался чтобы не накинутся на эту земляную крысу с кулаками...
- А тебе есть что скрывать Торинн Кхагалорн - Он посмотрел прямо в глаза тому, кто обвинил его во лжи. Его, кто вместо того, чтобы искать пропавших родичей находится здесь, пытаясь предупредить... - Или может ты хочешь меня оскорбить? - Вкрадчиво поинтересовался он. - Нужно держаться если он начнет драку, то шансов убедить воеводу в своей искренности будет сложно.
Я готов ответить за свои слова перед предками и советом! - Прорычал он. - А ты готов прилюдно обвинить меня во лжи?
-Придется идти на крайние меры подумал молодой Фогт. Брат Торна имел более высокое социальное положение, но в то-же время он явно слишком упорно пытался замять это дело, вплоть до обвинения во лжи собственного брата, и девушки из другого рода, что явно не делает ему чести... Но главное... ОН обвинил во лжи его! Брэма Грэмботтла! А всем извесно что фогты являются летописцами, и просветителями народа дварфов, и они не лгут, не имеют права...

- Основа механизма - ковш, приводимый в движение мускульной силой через систему блоков. Это устанавливается на тележку с противовесом, дабы нагруженная повозка не перевернулась. Кто-нибудь, дайте линейку, циркуль и мел! - попросил дварф. Тотчас кто-то подсунул чертежные инструменты и Ульрик начал чертить схему и делать расчеты прямо на камнях.
- Итак, ковш можно сделать из досок, простой призматической формы с треугольной основой без одной боковой грани... Необходимы выступы, чтобы лучше зачерпывать обломки... Угол необходим острый... Тут все ясно. Теперь блоки... Если учитывать его массу и трение веревки... Прикинуть усилие одного среднестатистического дворфа... Вроде, трех подвижных блоков и одного неподвижного на одного гнома должно хватить, тогда гномов нужно... Два целых и шестьсот семьдесят три сотых? Будем считать, что три. Теперь повозка... Центр тяжести... Где-то так. В общем, вот общая схема, - продемонстрировал Ульрик чертеж. - Нам нужно будет тринадцать крепких досок на ковш, двенадцать колес с желобами, крепкой веревки метров тридцать, телега, гвозди, десяток балок на каркас... Для сборки должно хватить пятерых. Вроде бы так. Но сначала, - дворф обратился к мастерам, - необходимо проверить чертеж на ошибки, а то я не уверен в прочности конструкции...

Если вы действительно думаете, что Петербург - город дождей, вы никогда не задумывались о том, что такое Петербург. Потому что Петербург - это город дождей. Но не нужно думать об этом как-то "действительно".

Действительно, не нужно.

Тем солнечным (да нет, вру, конечно - на улице лужи по колено, машины в грязи, пешеходов (даже кратковременных: выходящих из машины, например) от яростного ливня не спасает никакая одежда) днём (хотя правильней было сказать: вечером, на часах было уже полседьмого, но тогда читатель может счесть героев нашей истории за трудоголиков, засиживающихся на рабочем месте допоздна, что, с одной стороны, в фактической сфере никоим образом не противоречит истине, но трудоголизмом этих слюнтяев лучше не пугать) ничто не предвещало беды, кроме молчаливо-мудрой статуи Будды с кровожадной ухмылочкой, подрисованной каким-то умником несмываемыми чернилами, обитавшей на своём обычном (точнее - вечном, никто не осмеливался её трогать) месте - в прихожей, прямо напротив входа.

Большинство людей, впервые знакомящихся с обиталищем славной команды бета-тестеров, долгое время грозного Будду не замечает: посетитель может прийти раз, два, три - и не обратить ни малейшего внимания на Просветлённого. Но статуэтка (в полный рост годовалого младенца) знает себе цену: она не выдаёт себя ни шорохом, ни отблеском, наслаждаясь собственной мистической невидимостью, она ждёт, выжидает в ярком свете люстры, прекрасно понимая, что чем менее скрытным её поведение будет до момента обнаружения, тем больший эффект она произведёт.

И она производит. Человек, впервые наконец-то рассмотревший в привычно нейтральном лице Будды кровожадную ухмылку, сначала не верит своим глазам. Биение сердца его резко переходит на первую космическую скорость, отчётливо ухая без всякой на то причины. Наиболее впечатлительные падают в обморок. Наименее - не могут отвести глаз. И потом, каждый раз, когда несчастному прозренцу вновь придётся посещать логово тестеров, он будет с ужасом и содроганием вспоминать тот страшный момент, когда Это свершилось. Увиденное навсегда перевернёт жизнь несчастного, лишит его сна и отдыха. Взгляд золочённых миленьких глаз будет преследовать посетителя повсюду - в отражениях, зеркалах заднего вида и даже отблесках церковных куполов.

Он станет другим. И Будда улыбнётся тёмной ночью, мысленно прибавляя себе ещё одну жертву в долгий послужной список. Будда не спит ночами: Будда считает, пересчитывает, вспоминает имена тех, кто видел его истинную сущность...

Конечно, сами тестеры смирились с присутствием в прихожей столь демонического создания. Но байки (байки ли?) про тихие напевы мантр, слышные, когда сидишь в туалете поздней ночью, часто всплывают на кухне. Некоторые улыбаются искренне. Другие - через силу. Ведь они прекрасно помнят, как то же самое слышали и они. Поздней ночью. В туалете...

Когда новоявленный Заказчик (его имя: Фёдор Иванович Пуцков) явился в офис, Будда сразил его с порога: взрослый уже ("за пятьдесят") мужчина громко сглотнул, инстинктивно потянулся за фляжкой на поясе, фляжки не обнаружил (ибо на работе не пил) и тогда, подумав недолго, схватился за сердце, и начал медленно садиться на пол, остекленевшим взглядом смотря глаза в глаза статуэтке...

Это был лучший день в его жизни! Работа складывалась как нельзя лучше, а вот и Целестина вновь тащит его за таверну.
-Дорогая моя Целестина! Ты сегодня прекрасна как никогда! Клянусь камнем ты самая замечательная девушка на свете! - дварф сиял от счастья.
Целестина ничего не ответила, а только обняла его, крепко крепко! Белвар в свою очередь решил воспользоваться ситуацией и пощупать пышногрудую девицу. Одна рука тянулась к ягодицам, а вторая к груди, ну а губы свернулись в трубочку и требовали поцелуя!

Половину беседы Брэм просто пропустил погрузившись в рисование, он пытался в мельчайших деталях, насколько только мог изобразить крылатую ящерицу разрушившую его город, и того подонка что управлял ею в тот миг. Ведь давным давно, он слышал легенду о существах со столь могучей волей, что им покорялись самые могучие из созданий.
Конечно ученик фогта всерьез не верил в правдивость этой сказки... По крайней мере до этого момента. Но, он наверное единственный идиот что позволил себе разглядывать огнедышащую смерть столь долго, и столь внимательно что стоило только слегка напрячь мозги как перед ним снова становилась картина перехода эпоса на сцене в трагедию что поглотила город, а потому, он не слышал истории Торна, не видел Флаи, а иссупленно наносил на лист образ из глубин своей памяти. Вот хищный обвод шеи, вот глаза, вот набор небольших шипов на чешуйках головы, а вот и всадник. Быстрыми штрихами рисунок ложился на бумагу становясь все более живым, оставалось сделать всего несколько движений, но тут в комнату вошел воевода бесцеремонно оборвав поток воспоминаний, и вдохновения
- Я уже чуть не десять минут тут, а никто мне сказал, что в шатре для Совета делают эти трое юнцов?
Властный, привыкший командовать голос воеводы великолепно возвращал к реальности, поняв что обращаются к ним Брэм немного стушевался, но его выручил неуверенный, хриплый голос Торна.
- Мое имя Торнгар Кхагалорн, ученик плотника. Я сын Хагрима Кхагалорна - Архимастера Каменщиков, и младший брат Торинна.
А после присоединившийся к нему звонкий, уверенный голосок Флаи
Флая Даравинг, ученица Легиена. Взяла на себя задачу доставить пострадавшего Торна до безопасного укрытия. Если мое присутствие более не требуется, буду рада помочь, чем смогу в лечении раненых.
Внутри молодого ученого был странный коктейль бурлящих ощущений, адреналин после разрухи отпустил, но остался осадок, который только подогревал кипящую в душе ярость и раздражение что не удалось закончить рисунок, ведь он мог чем-то помочь, в тот же котел нырнуло смущение и неуверенность, которые тут-же были растворены кипящими страстями. А потому отвечал молодой фогт уверенно и без сомнений.
- Мое имя Брэм Грэмботтл, мастер-воевода. Я ученик фогта, и доброволец который помогал добраться сюда пострадавшим. А так-же думаю один из немногих кто смог хорошо рассмотреть что произошло. - С этими словами он сделал пару шагов к воеводе и протянул ему рисунок, только почему-то мысль почтительно опустить при этом глаза абсолютно не мелькнула в голове у парня, он был слишком возбужден чтобы следить за приличиями, и просто таки впился ожидая реакции воеводы.
- Это то-что я заметил, и если не ошибаюсь, подобный всадник был не один. - Выдал он на остатках смелости. И на судоржно таявших запасах гордости вернулся к товарищам по спасению.

Нешуточный поворот событий разогнал кровь по венам и артериям, напряглись мышцы, забегали глаза, чесались кулаки. Мозг дварфа работал на утроенных оборотах. Страх и... Ненависть. Ко всему. Урист схватил Варрога за лацканы жилетки, потягивая на себя и вверх:

-- Дварф Варрог из рода Барадинов, потомственных воинов! - на повышенных тонах, но не срываясь на крик, с твердостью кузнецкого молота Урист пытался достучаться до духа товарища, - Род не простит тебе, если ты в первом же месте проявишь трусость! Это наше с тобой первое испытание на суровом пути к праву зваться воинами, ибо не в щите и мече воин, но в твердости и непоколебимости духа своего!

Отпуская Варрога, он повернулся в сторону запасника. Его поразила внезапная паника товарища, но не менее тревожным оказалось поведение Белвара. Хоть Урист и не знал его, но тот явно не выглядел сумасшедшим до того, как записывался в добровольцы. Урист ухватил Варрога за бороду и с силой, граничащей с пределом разрыва дварфийских волос, потянул его в сторону запасника.

Дворан любил лес. Казалось бы, это больше приличествует всяким худосощным эльфам, носиться посреди пеньков и сосенок, как бешеным зайцам и трястись над каждым листочком. Дворф должен любить камень, любить горы, но, разумеется, их нутро - пещеры и каверны, подземные галереи с их реками и каменными лесами.
Борент же считал, что это он домоседства. Да кто такой этот самый "приличный дворф"? Просто деревянный болван, который дальше своей мастерской и боится сунуться. Но это не мешает ему напыщенно говорить о том, кому и что приличествует. А после - валяться под лавкой, вымачивая в пивной луже свою бороду.
Именно поэтому, Дворан не чувствовал себя как дома, когда возвращался под свод своих комнат. Пустота и одиночество. Конечно, он любит одиночество, но не такое. Одиночество посреди заснеженного и прекрасного леса или одиночество у костра с трубкой где-то на горном пике - это совсем не такое же одиночество, как в пустой квартире у верстака с единственной свечкой.
Возможно, будь он женат... Но, к чему эти пустые слова и прочие "бы". Он женат на своих крепких ботинках, толстом шерстяном свитере крупной вязки, плотном рюкзаке и отличном ухватистом топоре. Он женат на дорогах, горных перевалах и лесных тропинках. И эта любовь точно взаимна.

Когда показалась хижина, именно там, где и должна быть, Дворан улыбнулся ей, как старому другу. Почти не проронивший и слова за всю дорогу, он принялся отдавать указания молодому спутнику:
- Пришли, Оттар. Тут есть и еда, и шкуры, и крепкие стены. Здесь и переждем ночь, закат уже близко, а ночь будет холодной. Так что слушай меня внимательно. Сейчас, первым делом, оставляем вещи в доме и занимаемся необходимым - я растоплю очаг, а ты натаскай воды из колодца в бадью. Она в доме, рядом с ней найдешь и ведро с палкой, чтобы разбить лед в колодце. Ты парень крепкий, я как погляжу, справишься. Потом запремся изнутри и будем готовить еду. Говорю заранее, ночью на улицу ни ногой! Видал я в лесах таких тварей, что и магия не могла усмирить. -
Ну, а больше и говорить было нечего. Все сказал пока, все объяснил, что делать надо, что не надо. Нужно будет что-то еще - добавить всегда можно, так подумал Дворан, снимая рюкзак и склоняясь над очагом. Дрова нарубят утром, перед уходом.

Флинн.
Сегодняшнее утро Мартина младшего, не сильно отличившись от любого другого, началось с доброго глотка виски. После чего, зарядившись позитивной энергией, мистер Флинн проследовал на кухню, где разочарованно хмыкнул, осознав тщетность своих пищевых запасов. Завтракать пришлось в ближайшей пивной с хорошим пивом и неплохой жареной рыбой.

Там его и нашел Старший. Его звали не иначе, как Водолей (причины этого прозвища, ровно как и причины многих иных вещей, Мартину известны не были). Он был высок, хорош собой, атлетично сложен и со вкусом одет. Лицо его не выражало ровным счетом никаких эмоций, и потому напоминало лицо древнего бога, увековеченного в скульптуре из кожи, костей и крови. Он молча дождался, пока фазер обратит на него внимание (Водолей появился весьма неожиданно и бесшумно, вероятно, вышел из фазы), и произнес три слова, резко изменившие положение дел в пивной:
- Ты сегодня работаешь.
Он всегда это делал. Каждый долбаный раз одно и то же! Все вокруг померкло, так как яркий свет зажженной люстры вдруг будто приглушили, и... сверху полилось уже не желтовато-оранжевое, а бело-голубое сияние.
Синяя фаза. То еще местечко. Тот же Ардагар, только в синем спектре. И мертвый, разрушенный.
Водолей часто перемещал к себе гостей, не спрашивая их согласия и не боясь опасности: в первом он попросту не нуждался, а вторая ему не грозила: найти Синюю фазу самостоятельно не так-то просто, не зря именно Водолей занимался сокрытием Обители от посторонних глаз.

"Ты должен найти и защитить двух новорожденных: их фамилии Робинкроф и Гринсток, прямо сейчас их пытают рыцари во главе с Лордом, впрочем, им удастся убить двух солдат Добра, но Лорд и оставшиеся двое достанутся тебе. Пытать их будет бессмысленно, ликвидируй сразу же. После расскажи правду. Открой их дары. И будь в Обители вместе с ними на вечернем собрании. Один из них отмечен Голосом. Другой в фазовой камере. Сам разберешься, что это такое. Твой сегодняшний урок."

В Синей фазе Флинн бродил довольно долго: исчезнувший по своим делам Старший не удосужился проводить Младшего члена Сопротивления до точки выхода (у Мартина не хватало сил и знаний выйти из этой фазы самостоятельно, и да, Водолей был об этом прекрасно осведомлен). Пока не обнаружил разрушенное здание Собора, сразу же привлекшее его внимание. Своему вниманию фазер привык доверять и потому достал револьвер, предчувствуя близость перехода...

Робинкроф, Гринсток.
Командир тупо смотрел в глаза благородному боксеру, не спеша открывать рот. По правде сказать, взгляд его был скорее отстраненным, нежели "тупым", но такими тонкостями Эрл Грю отчего-то пренебрег. А вместе с ним и его товарищ по несчастью.

И зря.

- Помни меня,- шепнул в голове Грю знакомый Голос. И завертелось...

Спектакль аномалий разыгрался вновь: что-то взвизгнуло в воздухе и, прежде чем разговорчиво-молчаливый мужчина успел широко раскрыть глаза в удивлении, тело его пронзила одинокая пуля, после плоти сумевшая пробить и дерево скамьи, на которой сидели наши герои: как раз между левым плечом одного и правым плечом другого.
Раненный в ногу не успел даже отреагировать на первый выстрел, как второй лишил его шансов на выживание. Стрелявший в Робинкрофа погиб от третьего хлопка.

На самом деле, хлопки произошли столь стремительно, что все это было больше похоже на один длительный выстрел, нежели на серию.

А потом перед глазами детектива и ученого возник третий мужчина, вооруженный револьвером с дымящимся дулом. Одет он был весьма просто, выглядел довольно грозно. Глаза его первые несколько секунд блестели ярко-голубым, после чего яркость спала.

Этого мужчину звали Мартин Флинн.

Брэм вошел на площадь, одним из первых *если конечно считать участников церемонии а не праздных зевак* Он умудрился поспеть к фонтану до начала толчеи, и допив содержимое наполнить флягу отличнейшим пивом. После чего всерьез заинтересовался театральным действом, и так бы и остаться ему вместе с другими зрителями теарта, но зов природы можно сказать фактически спас дварфа от верной гибели. Когда он вернулся на площадь его зрелищу представилась огромная башка над театром, и начало обвала. После чего началась катавасия. Брэм в просто не мог пошевелится все таращился и таращился на дракона, его тренированная память молодого фогта запоминала каждую деталь морды и впоследствии появившихся частей тела твари, а так-же маленькую фигурку нелепо смотрящуюся на спине дракона. А спустя миг, его кто-то сбил с ног, каким чудом беда все это время обходила Грэмботтла стороной он так и не понял, но когда в него вперился голодный взгляд одного из драконов Брэм сам ошалев от подобной храбрости выдал полную тираду в которой пересекалась вся линия родичей дракона, с доброй половиной плавильных веществ, после чего как ему показалось дракон промазал только потому, что заслушался, струя пламени прошлась по домам в стороне от него, а сам дварф с неведомо откуда взявшейся проворностью подхватил под мышку неведомо куда несшегося дварфенка, с дикими глазами как говорил его любимый папаша *свалился на сапог* и припустил по улице во всю доступную ему прыть. Брэм никогда не был особо быстрым бегуном, но когда за спиной такой отличный стимул как ковать его через коромысло ДРАКОН то любой дварф обгонит что угодно. Старые легенды рассказывали что дварфы никогда особо не ладили с этими существами, но чтоб настолько... Ведь город вроде-бы как должен быть неприступен... Или... Кто-то допустил невероятно неприятную ошибку, а расплачиваться теперь за нее им всем.
Юноша и сам не заметил как добежал до верхних палат, и тяжело дыша припал на одно колено, ошалевшего дварфенка он отпустил только когда к нему подошли два горных пехотинца, которые, как он понял обеспечивали эвакуацию города. Он спросил где он может записаться добровольцем, и отметившись отправился помогать другим, которые более чем он пострадали от этой катастрофы, параллельно, он прогонял в памяти все увиденное, и делал зарубку, по возможности припомнить дорогим "гостям" этот визит. Пока он не знал как он сможет это сделать, но в сердце молодого, и мирного в общем Брэма поселились ярость, и горечь за погибших соплеменников. Только сейчас он понял, что не знает где его семья, но подавил в себе порыв нестись на поиски. Сейчас он был нужнее здесь. Этот момент важен для истории, а он сам, важен для других, тех, кому он еще может помочь.
Он успел принести в верхние палаты, где был арендован госпиталь еще двоих, после чего немного успокоившись пошел в третий раз, когда к нему прося помочь подбежала взъерошеная дварфочка и попросила помочь, когда он пошел за ней он и сам увидел порядком пострадавшего от обвала парня. Примерно его ровесника, что в принципе было не редкостью если учитывать причину праздника. Вытащив беднягу из фонтана, Грэм закинул его на плече, и понес, пока Торн, как выяснилось так звали беднягу не подал признаков жизни, после чего молодой фогт только помогал ему идти думая над случившимся, правда одолевали его не так проблемы города, как нахлынувшие вопросы.
Интересно, а разве драконами можно управлять? И как наездник не свалился пока дракон ломал стену? А как он им управляет, каким образом драконы могут выдыхать огонь не обжигая рта? Как выжил этот парень, почему Флая бродила по площади после погрома? Что теперь будет делать совет? Как восстановить город? Чем закончилось бы представление если бы не драконы? - В общем, можно сказать что в голове у Брэма вертелась невероятная буря вопросов, на которые у него не было ни одного ответа.
Поток его размышлений был прерван просьбой найти кого-то из Кхагалорнов, а потому оставив пострадальца с Флаей, фогт отправился искать нужного дварфа по дороге спрашивая каждого встречного о Кхагалорнах или Грэмботтлах. К огорчению Брэма найти удалось только первого, и тот был довольно плох. Кое как доведя Торна до места где лежал его брат Брэм не зная что делать присел, и добыв из поясных кошелей чернильницу перо и лист бумаги принялся детально зарисовывать то, что хранилось в его памяти, а именно дракона, вместе со всадником, когда магистр предложил чашу с чем-то чт поможет дварф подождал пока Флая напьется, и тоже в свою очередь не отвлекаясь от рисования отхлебнул после чего не глядя кто предложил ему чашу молча протянул свою порядком уже помятую, но почти полную флягу праздничного пива.
- Спасибо уважаемый Мастер. Я не знала, что драконами можно управлять. Кто напал на нас? Почему?
Перо накладывавшее очередной штрих замерло, Брэм немного ошалел когда до него дошло КОМУ он собственно говоря так вот простецки без надлежащего уважения предложил выпить. Он вжал голову в плечи и виновато поднял взгляд.
- Прошу прощения Мастер... Я не видел... - Сгорая от стыда промямлил он. Отец всегда учил уважать старших, и за неуважение отвешивал первоклассные оплеухи.
- Это были драконы? Я видел кого-то верхом на них! Архимастер?! Да что происходит?!
-Ага. Значит, всадников видел не один я... - Довольный подтверждением своего открытия подумал фогт

Дворф был шокирован произошедшим. Сцена всеобщей радости превратилась в ад земной. Ульрик все время бежал, уклоняясь от обвалов и драконов. К сожалению, он не был настолько проворен, и не смог уберечь свою бороду от огня. Каким-то чудесным образом он сумел сбить пламя. Дворф забежал в какое-то здание в районе Лиги Леигенов. Шок от нападения наконец-то победил адреналин в крови, и Ульрик оцепенел...
Будучи ещё совсем маленьким, он слышал множество сказок от матери. Его любимой была сказка о Хьялпи Длинные Руки, который сумел обмануть дракона.
- И вот из-за гор вылетел дракон! Взмах его крыльев сметал целые деревни, чешуя его была крепче вороненой стали а когти пробивали горы! Насквозь! А зубы!.. - красочно описывала мама внешность сей бестии.
Каждый раз при этих словах Ульрик зарывался поглубже под одеяло и дрожал, как кролик, учуявший волка рядом. Зато потом он одобрительно визжал, когда Хьялпи хватал его за язык гигантскими клещами.
- Мам, драконов ведь уже нет? Им всем Хьялпи языки оторвал, правда, правда? - спрашивал дворфенок.
- Конечно, сынок, - лишь ухмылялась мама.
Она ошибалась. Не всем драконам Хьялпи оторвал язык. И вот они пришли сеять смерть и разрушение. "Мама... Папа... Альфрик... Йорген..." Не услышит малыш Йорген сказку о Хьялпи Длинные Руки. Не сможет Альфрик расширить свой дом. Не наденет мама то прекрасное оранжевое платье, подаренное ей на юбилей. Не завершит своего проекта механической посудомойки отец... Они мертвы. Их больше нет.
Впервые в жизни Ульфрик плакал. Все, что у не было, обратилось прахом. Остался лишь он, последний Штальбер, с огненной птицей на груди.
"Драконы. Я. Уничтожу. Драконов". Слезы высохли быстро из-за горячей ярости, что огненной птицей взлетела в его груди. "Но нужно много сделать... Нужно много железа. И заклепок. И дерева. И вода, много воды. Каменные ядра. Уголь. Это все принесет им погибель. Но нужны и дворфы, которые это соберут".
Дрожа от всех этих мыслей, пропитанных необузданной ненавистью, Ульрик нашел в себе силы стать и пошел на главную площадь. Там он заметил тучу раненых и бросился им на помощь. Он как раз мастерил тент вместе с Белваром, когда услышал призыв Архимастера.
- Я могу создать механизмы, чтобы упростить разбор завалов. Руками это будет очень долго, а у нас каждая минута на счету. - обратился дворф.

Услышав приглашение Травена, Флая даже вначале не поверила в свою удачу. Но упускать шанса прогуляться на праздник в компании с новоиспеченным Леигеном, она естественно не собиралась. Ее глаза вновь зажглись, безмятежной игривостью, и даже если сейчас этот несчастный охранник скажет столь неприятное слово "нет". Это уже не имеет никакого значения. Ведь Флае уже не терпелось расспросить своего нечаянного спутника о впечатлениях, которые должно быть одолевали его до и после испытания в Башне. А так же у нее на языке уже крутилось море вопросов о его зелье и о том, чем же он планирует заняться теперь, когда стал настоящим Дварфом. К тому же появиться на празднике в его компании, это будет такой сюрприз для ее знакомых и даже для родителей, которые еще недавно отозвались о нем, как о весьма способном юноше.
В общем, перед взором Флаи уже вихрем проносились возможности, которые открывает ей это нечаянное стечение обстоятельств. "Все-таки не зря говорят, что худа без добра не бывает. Все, что не делается, к лучшему" - про себя оптимистично заключила дварфочка. Несмотря на то, что ее переполняли эмоции, она достаточно сдержанно кивнула в ответ Травену.
- Благодарю за приглашение. Я всегда рада прогуляться в хорошей компании, - скромно призналась Флая. И конечно не упустила из виду и того, что он предложил в другой раз подняться на поверхность вместе, что явно было отличным началом для крепкой дружбы.

Поскольку решение идти на поверхность возникло у Травена довольно спонтанно и никаких особых дел наверху у него не было, он совершенно не расстроился из-за сегодняшнего запрета. Гораздо больше он огорчился, наблюдая над реакцией Флаи на ответ стражи. Глядя на ее поникшую фигурку и враз погрустневшие глаза, у Травена кольнуло сердце, как-будто это он сам запретил ей прогуляться наружу.
- Не переживай, Флая, в другой раз сходим на поверхность, не надо расстраиваться, тем более в такой день. Пойдем лучше внизу прогуляемся, а потом на праздник, - предложил Травен соседке.

Белвар утер рот рукавом своей рубахи и улыбнулся своему новому товарищу, да ещё вдобавок они были из одного луча, а значит служили одному делу.
-Смотри, все уже двинулись на площадь! Давай допиваем пиво и надо быстро бежать на площадь! Ведь все невесты кончатся, а мы что? Разве мы хуже длинноухого эльфа? - улыбнувшись произнес новоявленный кузнец - Надо занять места в первых рядах, иначе нам точно ничего не достанется!
Допив одним залпом пиво, Белвар дождавшись своего товарища Ульрика, дварф быстрым шагом помчался на площадь, дабы не пропустить самого интересного.
Не то чтобы Белвар жаждал женитьбы, но в его семье он был единственным продолжателем рода, так как его сестры продолжали совсем иной род дварфов. "Если сегодня ничего не выйдет, то хотя бы наслажусь праздником!" подумал Белвар и с улыбкой побежал с удвоенной силой к фонтану.

- На природе... - Айглондур улыбнулся. Он видел настоящее нбо всего несколько раз. Редко, но и сам он ещё молодой, успеет налюбоваться. Пока же для него были роднее своды, привычные дворфу... Да. Пожалуй, ему стоит сходить домой, обрадовать близких. Шутка ли, первым пройти испытание, да ещё и чистеньким. Им точно будут гордиться.

До дома было пара минут ходьбы - причём Айглондуровой ходьбы, не обычного дворфа. Он уже привык так быстро двигаться, что и не замечал, как петляет по тракту, обгоняя других соплемеников - вот и сейчас он влетел домой с воплем "Поступил!". все, кроме Айглондена были - брат, похоже, делал что-то важное, явно намереваясь тоже вот-вот стать мастером. Ну а пока юный дворф рассказал (и показал) про испытание, в подробностях и с голосами. Закончив же, и наконец нормально пообедав, Айглондур проспал пару часов - дома. Это же не ночёвка, к тому-же не хотелось пока возвращаться в кхам - ещё успеет там належаться. Хотя, если он с отрядом Фурнира будет вечно на поверхности - врят-ли он будет там частым гостем. Как и дома, впрочем - но дворф уже примирился с этой мыслью.

Проснувшись за час до начала гуляний, он привёл себя в порядок, и одев привычные одежды, двинулся отдыхать. Брат уже вернулся, и сейчас вся остальная семья тоже собиралась - ну а он не привык ждать. В любом случае, это время он, скорее всего проведёт с другими подмастерьями из своего кхама - очень хотелось послушать, что стало с теми, кто пришёл в укрытие в перьях. Ну а потом, под пару кружечек пива ,можно будет что-нибудь спеть хором и поиграть, например, в дворфский дартс - небольшими топориками в мишень. У Айглондура выходило вполне замечательно - сказывались частые "упражнения" в таверне. Так что даже капелька хмеля едва-ли смогла бы перебить его отточеные за несколько лет умения.

Когда началась движуха, Барадин схватил свою кружку и принялся вливать в себя содержимое с такой скоростью, словно не в рот он вливал, а в бездонную бочку. Допив, смачно крякнул и с громким *Хлоп* водрузил пустой сосуд на стол.
- Ну, друже, будем тут праздник праздновать, и...*ИК*ли в центр пойдём? Там я слышал и еда и пи.. п*ИК*во отменное и эль... Кулачные бо*ИК*. Да что такое? На мечах бои и на секирах... И ух!!! Колдунство кудесн*ИК*ков будет! И, и... *ИК* Да что такое с этим пивом сегодня?

Набрав в грудь больше воздуха, Барадин затаил дыхание в надежде избавится от икоты. Продукты брожения пенного напитка попытались найти выход через нос, от чего дворф прослезился, но рта не открыл и чести кхама не опозорил! Разве что лицом чуть побагровел.

Оттар молча шёл чуть позади разведчика и Старшего. Он прекрасно понимал, что от него сейчас не требуется говорить, и потому молчал. Точнее, слушал и размышлял над ответом огненноглазого.
"Интересно", подумал Мадвауг, разглядывая фигуру Брата, "А Вы умеете читать мысли, Старший Брат?"
"А может быть Вы к этому способны, мастер разведчик?" не менее заинтересованно подумал Оттар, переводя взгляд на спину мастера Борента.

"Сегодня такой знаменательный день для многих из послушников нашего кхама" - думала Флая выходя с родителями из Центральной башни, где проводилось испытание будущих леигенов. "Как это, наверное, волнительно быть там, среди них. Знать, что на тебя все смотрят и при этом сосредоточиться лишь на своей работе. Как мне хотелось бы поскорее испытать это на себе".
- До вечера не ждите, - обратилась Флая к родителям и, уже убегая, махнула им на прощание рукой.
"Думаю, сейчас можно было бы прогуляться. В нашем кхаме сегодня выходной, так что тут не протолкнуться. Ведь тут столько талантливых личностей. И кстати они вовсе не так горделивы и заносчивы как, к примеру, разведчики. Но возможно им и должно быть таковыми, все-таки и работа у них поопаснее нашей будет. Хотя я никогда не наблюдала за ними. А вот за отцом я могла бы наблюдать вечно. И сегодня в башне мне показалось, что я увидела такой же блеск тайной магии в глазах одного из новоиспеченных легиенов, когда он творил свое зелье. Вот бы у меня был такой старший брат" – задумалась гномочка и попыталась вспомнить, что ей еще известно о нем. – "Его зовут Травен. Мы общались всего пару раз, да и то мельком. И я никогда раньше не видела его работу. Но мне бы хотелось справиться со своим выпускным заданием так же просто как он "
"Сейчас бы найти какое-нибудь уединенное место и еще немного помечтать о своем неблизком будущем. Может направиться к любимому старому дубу" – подумала Флая.

Покуривая трубочку, Дворан рассматривал башню Часов. Многие наземные бы удивились, узнав, что под землей тоже есть башни. Экая шутка. Но вот она, перед ним, и выглядит очень внушительно, а уж кто там внутри обитает - совсем дрожь пробирает.
Но разведчик стоял спокойно, пуская терпкий дым, почему-то отдающий хвоей и запустил руки в карманы штанов. Он вообще всю свою одежду выкроил и сделал сам, ни у кого такой больше не было, кроме некоторых разведчиков. Они решили, что карманы гораздо удобней, чем постоянные сумочки и мешочки, которые использовались в походах, потому обратились к Дворану, в тот и рад помочь.
Долго ждать не пришлось, послышались шаги и показались двое - Старший Брат, фигура тайная, могущественная и, что уж говорить, зловещая. А вместе с ним молодой парень, борода у него была еще короткая, но сопляком он не выглядел. Это радовало, все же идти до Доммель-Драга не близко пришлось бы.
Вытряхнув остатки табака, постучав трубочкой о стену, Дворан пошел вместе с прибывшими:
- Да, все верно, обучался магии я именно у Праимаса. Повезло, как кому-то может показаться, - абсолютно спокойным и ровным тоном говорил мастер разведчик, широко и свободно шагая по дороге. - Мы видимся с ним иногда, но редко, часто бываю в рейдах, сами понимаете. Тут уж времени с друзьями за пивом сидеть нету. Да и как-то, на пиво звать духовного лидера Города, кхм. Шутка ли! - развел руками Дворан.
- Так что, почтенный Брат, за книгами и обратно? Больше ничего не нужно будет? Лучше уж сейчас уточнить, чем потом, перед выходом. Сами понимаете, вещи собрать еще надо, а экипировка к каждому заданию нужна важная. Возьмешь много - помрешь от усталости все волочить, не возьмешь то, что надо - помрешь уже в прямом смысле. Всякое бывает. -

В принципе, Ульрик не особо волновался перед церемонией Он и так уже практически чувствовал себя кудесником, а Путь Мауга он рассматривал лишь как формальность. Но несмотря на это, под знаменем коленки предательски дрожали. После церемонии он направился домой, где его ожидал праздничный обед, сопровождавший вступление любого из семейства Штальберов в Лигу. Там уже его ожидали родители и брат.
- Йорген приболел, так что моя жена не пришла, за ним смотрит, - молвил Альфрик брату, когда наконец уселся за стол. Ульрик с жаром в глазах описывал виденные чудеса и сразу же приступал к рассуждениям о принципе работы этих механизмов.
- Угомонись, сын, всему свое время! - лишь усмехался отец.
Обед подошел к концу, и дворфы разошлись готовиться к вечеру. Что-то стрельнуло в голову Ульфрику, и он решил заплести свою бороду. Мать лишь улыбалась, наблюдая за его бесплодными стараниями. Провозившись, дворф плюнул на плетение и просто аккуратно зачесал ее. Перед выходом отец отдал ему цепочку и огненной птицей - такую каждый из семьи получал при совершеннолетии.
- Носи с гордостью, сын! - торжественно произнес отец. Мать вытирала скупую слезу.
И вот Ульрик Штальбер, ученик кудесника и полноправный член дворфийского общества, направился в город, чтобы начать новую жизнь.

-- Я - Воин! - неистово горланил Урист, пронося былую жизнь сквозь призму воспоминаний. Он готовился к этому дню и наконец достиг заветной мечты...


...Согласно человеческому календарю на поверхности сейчас стояла зима. Разведчики приносили вести о буранах и вьюгах, небывалых холодах, сугробах в три зрелых дварфа ростом и черном-черном небе. Но под горой погода была всегда одна: над головой высились статичные скалистые своды, поддерживаемые колоссальными колоннами и искусно ограненные каменщиками-архитекторами во времена легендарных свершений и освоения земель, а воздух стоял теплый, спертый, где-то суховатый, где-то влажный, но одинаково знакомый и родной каждому подгорному дварфу. Здесь не светили ни солнце, ни луна - огни факелов и масляных ламп поддерживали привычный жителям полумрак круглые сутки. И здесь велось свое летоисчисление.

Согласно местному летоисчислению, на дворе стоял сто двадцать первый, будний день тысяча восемьсот шестого года от основания града сего. В луче Древесного Стебля, в воинском кхаме снова вечерняя гульба. Отмечали радостную весть, что принес воин Бранн Макторвальд, которому в свою очередь ее принесла его жена Хельма, которая с благословения Предков и Земли, а также по воле далеко не случайной пополнила состав города очередным дварфом. Началось все с того, что посыльный из оруженосцев нашел Бранна в кабаке за ежедневной порцией и нашептал ему что-то на ухо. В кабаке повисло молчание, и далеко не один и не пара десятков пар глаз братьев-воинов обратились на Бранна. Оруженосец, не дожидаясь реакции, вышел наружу, спеша к очередному адресату.

-- Сын родился... - ошеломленно уставившись в пол, пробормотал сквозь рыжую бороду новоявленный отец, - Уристом назвал.

"Ура! Ура! Ура!" - четко и слаженно, как по команде прогремело в кабаке, и заколотились кружки, и полилось пойло рекой, и пошло веселье по новому кругу!...


...Согласно местному летоисчислению, на дворе стоял шестьдесят седьмой, выходной день тысяча восемьсот двадцатого года от основания града сего. Бранн, возвратившийся с утреннего построения, тренировал Уриста в обращении со щитом. Его брат, Урсин, всего на год моложе, наблюдал за занятиями и делал для себя выводы - он следующий в очереди. Блистательно отразив серию ударов и проведя контратаку, Урист неожиданно даже для себя перешел в наступление и повалил отца на землю.

-- Вот это настоящий Макторвальд! - восторженно воскликнул Бранн, отряхивая пыль с мундира, - Тебе бы его выдержку, Урсин! Но мечник из тебя получше Уриста, это уж бесспорно. Тебе следует больше тренироваться с братом на мечах, Урист! Наш род никогда бы не обосновался столь крепко и устойчиво под горой, если бы не отбил эти земли из лап разномастной твари, и по сей день мы продолжаем расширяться!

-- Да уж, пап, редкий дварф не расширится, если с твое пить будет, - скептично проговорил Урсин. Весь в покойную мать, редкое высказывание обойдется без его ехидного комментария.

-- А ты послужи с отцовское, еще не так загуляешь! - рассмеялся Бранн, а вслед за ним и сыновья...


...Согласно местному летоисчислению, на дворе стоял сто двадцать пятый, выходной день тысяча восемьсот тридцать шестого года от основания града сего. Гудели всем кхамом на весь же Стебель: справляли совершеннолетие всех созревших на этой неделе будущих воинов. Гуляния шли с первой половины дня - проводили торжественную часть, где назначенные от лиги дварфы в рангах воинов и мастеров поздравляли будущее пополнение с этим знаменательным днем, декламируя бессменные веками торжественные тексты, все еще находившие отзывы в сердцах воинственных дварфов, чувственных дварфов, и даже самых черствых и брюзгливых дварфов. Во второй половине дня на центральной площади кхама под игру барабанов, труб и лютней с тренировочным снаряжением напоказ состязался молодняк. Ближе к вечеру же уже творилось то, что любому гостю показалось бы безумием, но обитателям Стебля уже приелось. Это было на удивление дружное мероприятие, казалось бы, как после такого объема выпитого не возникло ни одной драки? Ответ крылся в закутках истории, социологии и даже физиологии дварфов, и любой фогт-школяр мог без запинки рассказывать о духе единства нации, но сводилось все к трем словам: это подгорные дварфы...


Основательно продрав горло, выплеснув сдерживавшийся в строю кураж, Урист забегал глазами по строю, отыскивая своего товарища Варрога Барадина - потомственного воина, храброго и умелого бойца и голосистого вокалиста, которому Урист аккомпанировал на лютне.

-- Оруженосец Варрог! - от души хлопнул он ладонью по плечу товарища, - Поступила негласная директива совершить марш-бросок до ближайшего кабака, реквизировать трофейную лютню основавшихся там союзнических сил и поддержать мораль и боевой дух войск отличной игрой и пением!

С древних времен лес был верным помощником дворфов. На протяжении веков они использовали дерево для самых разных нужд. Без дерева жизнь дворфов была-бы куда менее "удобной". Просто удивительно что большинство соплеменников не понимали этого. Этот удивительный материал и сам по себе притягивал внимание, им можно было любоваться до бесконечности.
Торнгар хорошо помнил тот миг когда он, поднявшись на поверхность вместе с наставником и другими послушниками, впервые увидел дуб: высокий ствол, крепкий как дворф, устремлялся высоко в небо, красивая раскидистая крона, казалось, закрывала солнце…
"Так надо!" - таковы были слова отца когда он отправил Торнгара в кхам плотников. Впрочем, сейчас юный гном был благодарен отцу за это. В конце концов, кому нужен этот холодный камень если есть дерево?!
Быстро все-же пролетело время. Казалось что еще недавно он впервые переступил порог мастерской, а вот уже и последняя церемония.
Торнгару еще предстояло вырезать какую-нибудь фигурку, из которой Архимастер затем изготовит амулет для новоиспеченного члена лиги плотников.
"- Что ж, Торн, отныне ты плотник, плотником и останешься." - эти торжественные слова еще звучали в его голове. Когда наставник ушел, оставив его одного, Торнгар плотно закрыл дверь и с гордостью осмотрелся в своей новой мастерской. Он знал что не может провалить это задание.
Пройдя вдоль стола он осмотрел свои инструменты (наличие хорошо наточенного и направленного инструмента играет большую роль): топор (подарок Торинна, старшего брата-воина), скобель, различные ножи и клюкарзы, стамеска и набор долотов, несколько пил и новое точило, линейка и мел (привозимый откуда-то сверху)...
Пора было приниматься за работу, времени было не так-уж и много.
Торнгар знал что может вырезать фигурку любого животного, птицы или даже растения, на свое усмотрение. Но он уже давно знал что это будет. Орел. В одном из походов на поверхность он однажды видел эту удивительную птицу и с тех пор решил что в день официального признания его плотником обязательно вырежет именно фигурку орла.
Подойдя к небольшому шкафчику в углу мастерской, он достал оттуда сверток в котором хранилось его "сокровище" - дубовый брусок. Торнгар медленно провел рукой, чувствуя тепло дерева.
Этот брусок он нашел на главном складе пару месяцев назад: идеально ровный, идеально высушенный, без трещин или неровностей.
Не зря мастера-плотники шутят: "Все начинается с бревна". Главное - смелее вперед, преодолевая страх начала.
Одев новенький фартук, Торнгар аккуратно закрепил брусок на столе и, глубоко вздохнув, принялся за работу: для начала он, припоминая виденную птицу, наметил мелом приблизительную форму изделия.
Затем, взяв стамеску придал грубую приблизительную форму. На это ушло чуть более часа - совсем немного времени. Однако основная работа еще только предстояла.
Еще раз осмотрев получившуюся заготовку Торнгар, обливаясь потом от страха загубить изделие, стал медленно вырезать из нее фигурку орла используя ножи и клюкарзы.
Время шло. Торнгар осторожно вырезал фигурку, временами чуть-ли не тыкаясь в нее носом. Когда он закончил резьбу день уже склонялся к вечеру. Торнгар осторожно взял свое творение дрожащими от напряжения руками и придирчиво осмотрел. Все было идеально. По крайней мере на его взгляд. Оставалось надеяться что на взгляд мастеров это будет так-же.
Оставалось еще несколько часов до возвращения наставника, а Торнгару еще нужно было успеть отшлифовать изделие и покрыть его лаком. Лак этот, насколько было известно, впервые изготовил для плотников кто-то из фогтов. Лак был почти прозрачный, с легким серебристым оттенком. Благодаря лаку готовое изделие могло сохраняться веками независимо от сырости или чрезмерной сухости.
Вообще плотники и фогты часто сотрудничали. Вот и для шлифовки часто использовали их изобретение - шлифовальную кожу. Это действительно был кусок мягкой кожи на который с помощью какого-то клея нанесли алмазную пыль.
Оставалось совсем не много...
Когда Торнгар закончил был уже поздний вечер и с минуты на минуту должен был прийти наставник.
В ожидании этого Торнгар опустился на стул и, рассматривая готовую фигурку на столе, налил себе пива (к счастью полная фляга была всегда при нем)...

-- Карауг Травен.
Сердце дварфа на мгновение замерло, а затем заколотилось с удвоенной силой. Его приняли, он не подвел родителей и дедушку Казбо! Хотя Травен изо всех сил старался оставаться серьезным, его лицо все равно расплылось в радостной улыбке. Еле дождавшись окончания оглашения результатов, он поднялся наверх к зрительским рядам, где его ждали родители.
- Мы очень гордимся тобой, Травен, - похвалил его отец, а мать ласково потрепала по голове.
- Трава! - это перепрыгивая через ступеньки, по лестнице мчался младший брат. Его по малости лет сначала не пустили в зрительный зал и мальчик все это время околачивался снаружи, ожидая завершения испытания. Теперь же, когда все закончилось, он прошмыгнул внутрь и торопился поздравить старшего брата.
- Да, меня приняли, приняли! - Травен подбросил вверх радостно вопящего мальца.
...
Через некоторое время, когда закончились первые поздравления и восторженные обсуждения вступительного испытания, родственники ушли, оставив Травена предоставленным самому себе. По возвращении к родному очагу его будет ждать приятный сюрприз, но по семейной традиции до окончания вечерних гуляний дома ему показываться было нельзя. Неожиданно Трамен понял, что совершенно не знает что делать. Вроде так ждал этого момента, думал о нем, а как пришло время - и непонятно чем занять себя эти несколько часов до общегородского праздника.
В конце концов молодой дварф решил просто прогуляться. Травен любил бродить пешком. Ходьба успокаивала, помогала лучше думать, да и вообще поднимала настроение. Правда в сегодня в этом не было необходимости. Итак новоиспеченный ученик леигена отправился на поверхность.

Ах ты!.. Извращенная кровососущая тварь впилась в его голову своими острыми зубами-иглами и поглощала кровь, литр за литром высасывая, осушая бренное тело, не подозревающее о таком подвохе. Выедала мозг, вскрывая череп ласковыми пальчиками с желтыми когтями, из-под которых тек гной с амбре, способным свести с ума чертей в аду. Прекрасный ингредиент для супа из грешников. Что и кому ты сделал, Стивен, что эта ублюдочная тварь не дает тебе покоя? Она была. Там. Наверно. Нет, почти наверняка. Когда он лишился части памяти. Она его лишила. Зачем? Что за странное наказание. Вечность мучаться, пытаясь вспомнить. Стоять по горло в воде и не иметь возможности ее испить, мучаясь от жажды.
Тошно. Если я до тебя доберусь, сучка, не жди пощады. Съем твой мозг и верну себе свой. Не ждешь? Зря. Папочка уже идет. Шаг в пустоту…

…полет в пустоту. Падение в неизбежность. Страх и боль покидают изможденное тело. Остается только радость и удовольствие полета. Пронзительный крик превращается в смех безумца, решившего свести счеты с жизнью. Избавиться от боли таким вот способом. Предпочтя смерть боли. Ну же, где ты, гребаный пол. С нетерпением тебя жду. И кто-то во мне тоже с превеликим нетерпением дожидается момента столкновения плоти с холодным камнем. Быть может, художник, алчущий увидеть картину смерти, написанную плотью и кровью. Мазок кисти – и…

…и что-то долго я лечу, удивленно подумал Виллоу. Пора бы уже. Как бы пора упасть. Куда-нибудь. Открыл глаза (и когда успел закрыть?) и огляделся. Куда лечу. Зачем лечу. Подобно извилинам в коре головного мозга… стоп, это уже было. Прокрутим пленку чуть вперед. Вспомнилось незнакомое устройство. Он его видел перед тем, как шагнуть в пропасть. А пропасть оказалась… твою мать, норой Белого Кролика. Все страньше и страньше, как сказал бы один известный персонаж, который, как и Виллоу, любил бесконечно падать.
Огни были, несомненно, красивы, и напоминали вытекающую из ушей кровь.
- Район красных фонарей, агагагага, - эхом разлетелся хохот обезумевшего жулика.

А потом все кончилось. Шлеп. Нет шлепа? Как это – нет шлепа? Непорядок. А может, я хотел шлепнуться. Насмерть. И распластаться в неестественной позе, улыбаясь этим красным фонарям.
Впрочем, такие мысли быстро вылетели из головы Стивена Джона Виллоу. Потому что ему вдруг стало интересно. Знаете, это такое любопытное чувство, когда хочется узнать что-то, чего раньше не знал. Или знал, но забыл.
- Мысли - не твоё. Твои лишь сердце, плоть и кровь. И те - напополам со мной. Мысли - всё. Помни. Меня.
- Пшел нах, - рассердился Виллоу. – Уйди из моей головы! Тварь! – он стукнул себя кулаком по голове.

- И куда он так ушел, интересно... - ни к кому не обращаясь, задумчиво пробормотал Джек. Не нравилось ему все это. Ни отсутствие проводника, ни лагерь пустынный. И даже солнце не нравилось. Какой, спрашивается, с него толк, если светит только так, а тут все равно холод мертвецкий.
Чтоб ему пусто было.
И, как назло, только подумал Джек эту мысль, как сразу где-то хлопнуло что-то, да так, что мужчина даже вздрогнул от неожиданности. А что хлопнуло - неясно. Только шатер стоит, темный, неосвещенный и со входом раскрытым - входите, мол, гостями будете. Ага, конечно. Стоит - и пусть стоит.

- Эзотерической, экстрасенсорной или же магической практики...- Задумчиво повторил я, во второй раз проглядывая текст утреннего приказа.- Гвоздиков...

Всегда считал, что фамилии наших семей имеют определённое мощное влияние на наши жизни, как бы мы и не пытались этого не замечать.

Никогда не поверю, что человек с глуповато-нежной фамилией Гвоздиков способен быть действительно опасным магом-практикантом...

Впрочем, не стоит недооценивать предполагаемого противника. Если Институту есть дело до этой персоны, значит она может быть действительна опасна сама по себе или же... связана с чем-то по-настоящему опасным. Ах, сколько подобных баек я уже слышал: слабый маг-неудачник в ходе своих бессмысленных поисков вдруг натыкается на что-то действительно стоящее, и тут... и тут-то в жизнь его и врывается Магическое Безумие верхом на каком-нибудь Бесплотном Пожирателе!.. Получите, распишитесь. Желательно кровью.

Ну да ладно, не место праздным размышлениям, начальство прислало приказ, ячейка этот приказ исполнит настолько быстро и эффективно, насколько это вообще возможно.

Покинув Штаб, я прислушался: до ушей моих донеслась слезливая история очередной жертвы нашей легенды. Придав своей с утра, как и всегда, умиротворённой физиономии предельно командирский вид, я быстрыми шагами продвинулся к Вике, положил перед ней папку с приказом и сам, буркнув что-то про ребят, которых нужно вызвать, отошёл в свой кабинет. Официальный кабинет.

Этим утром меня преследовало чувство юмора.

- Крамольный!- Громко воскликнул я в трубку, предположительно будя своего подопечного.- Кончай свою антигосударственную деятельность,- интересно, оценит ли он такую тонкую аллюзию на собственную фамилию,- допивай чай/кофе и дуй в офис, группе по очередному спасению России не хватает только твоей интриганской физиономии для полного состава!
- Туманов!- Не менее громогласно рявкнул я Виктору, намереваясь разбудить или же отвлечь от дел насущных и его.- Родина в опасности! Преступный мир не спит! Завершай свои повседневности и живо в офис, пришло время заняться героической работой!- И резко бросил трубку, будто бы находясь в предельном возбуждении.

Да, меня можно назвать самодуром. Да, это немножко глупо. Да, однажды один из них может не оценить мою шутку и увериться в том, что шутки у меня тупые. Возможно, это уже произошло. Возможно, давно.

Но, чёрт возьми, как же это весело.

23.03.2013 г.

Дежурить в офисе субботним утром выпало Вике. Строго говоря дежурить полагалось по двое, но командир сегодня, впрочем как и обычно, был на месте, так что Игорь и Виктор могли отдыхать.

Костя "учился" с маниакальным упорством - социология, йога, руническая магия - далеко не полный и не окончательный список интересов командира. В последнее время Чёрный заинтересовался шаманскими традициями и наверняка сегодняшнее дежурство превратилось бы в очередной урок-тренировку, если бы не клиент. Точнее клиентка.
Да, детективное агентство "Чёрный квадрат" несмотря на основные задачи, стоявшие перед ячейкой сорок шесть тринадцать, иногда вынуждено было брать обычные дела.

Константин был где- то в глубине офиса - собственно там уже был не офис, а "база", так что общаться с клиенткой пришлось Виктории.

Типичная бизнесвумен средних лет Софья Витальевна Шварц пришла с типичной же проблемой. Нет оказался не муж - "коллега". Некий Алексей Петрович Гвоздиков взял плановый отпуск и должен был с "подругой" отправиться на Тенерифе, но пропал. Менты естественно заявление не приняли - "нет трупа, ждем 10 суток" да еще и цинично намекнули мол "может вы ему надоели и он таки улетел, но не с Вами?"

Собственно, похоже так оно и было - Виктория уже подумывала как бы вежливо отказать клиенту - времени и сил отнимет много, а толку мало, как из "подсобки" появился Костя.
Командир хмурился, он коротко поздоровался с несостоявшейся клиенткой и буркнув "вызову ребят" положил на стол Вики папку.

В том, что клиентка несостоявшаяся Виктория уже не сомневалась - она знала , что это за папка и знала, что теперь у них точно есть работа. Повинуясь какому-то глупому порыву Вика сразу же приоткрыла папку, хоть этого и не стоило делать при клиенте, но это ведь уже не клиент, нужно лишь отшыть...

Верхним лежал знакомый листок, пробежав который глазами Виктория удивленно приподняла бровь

В ответ на вопрос догнавшего его Джека, Волк хохотнул:
- В прошлый раз здесь весь берег был усеян молчаливыми трупами. Притом, судя по физиономиям, одни умерли от удушья, другие от жажды, третьи от голода, а некоторых так раздуло, будто их из реки подняли, только какой же храбрец пойдет на такое? И еды в лагере было предостаточно, ровно как и воды питьевой. Вот и думай, какая дурь им так навоняла, хе-хе. С тех пор здесь никого и не было. До этих героев...- Сказал проводник и запнулся. Мужчина остановился, и Джек, остановившись следом, понял почему: в лагере было пусто.

Ни одной живой души. Нет следов, вообще никаких. Ни боя, ни паники, ни ноги человеческой. Будто все преднамеренно так расставлено было, как в скомороховой повозке декорации.

Проводник прошел еще пару шагов с закрытыми глазами, совершая странные движения руками и шепча что-то. Снова остановился возле одного из костров и протянул Джеку флягу:
- Я пройду вперед, осмотрюсь. А вы чтоб ни шагу мне от костра не сделали! Это,- кивнул на флягу,- только если сунутся!- Грозно посмотрел Хейзу в глаза и ушел вглубь опустевшего лагеря.

Осторожные шаги его скоро смолкли. И набросилась на героев нашей истории страшная тишина Бродячего лагеря.

Лишь Кон шумел вдалеке.

Двенадцатый

Заглядываешь за бортик вновь осторожно. Не наклоняясь слишком. Не опираясь о край. Там, та-ам - будь уверена. Что-то есть. Посмотришь на него – посмотрит на тебя. Играешь в такие гляделки? Пока не играешь. Отошла, чтобы окрестность разведать. Остовы жилищ покинутых. Настолько давно, что не сохранили вещей. Голые стены. Провалы неожиданные их, явно не зодчим задуманные, а временем оставленные. Блуждаешь среди них пятном живой черноты среди Тьмы неживой. Поверхностный поиск. Мало что можно обнаружить, вот так просто гуляя. А между тем, наверняка что-то есть. Ходы. Предметы. Жильцы? Возможно. У руин часто есть население. Не то, первое. Нет. Те, кто приходит следом. Или не «следом», а – «на место». Не раз и не два замечала, как в твоих блужданиях вплетаются в тишину ещё чьи-то шаги. Но ты замираешь – и исчезают они. Ты оборачиваешься резко – и видишь только неподвижную темноту. Пусто. Глухо. Мёртво. Даже не мёртво. Слишком старо, что бы быть мёртвым названо. Это место – не кладбище. Просто гигантская окаменелость. Причудливая без меры, но потерявшая связь со своими создателями. Просто часть природы теперь. Как странной формы шахта или необычный сталагмит.

То, что случилось там, куда мы сейчас переместимся, до сих пор скрыто множественными грифами секретности. Мало кто из ныне живущих знает об этом инциденте.
Впрочем, мы знаем.

Мы-то его вам и расскажем.

Это было неизвестно когда неизвестно где. Пять человек на двадцать пять квадратных метров. Огромные шлюзовые двери закрыты, аварийное освещение еле-еле выхватывает из темноты бессознательные лица. Вдруг - толчок.

Лампа мигнула, потухла, мигнула снова, замигала часто, и вдруг яркий свет заполнил помещение. Зажглась красным кнопка возле шлюза.

Люди проснулись.

Хламец бордил по базару, брякая только что приобретенной коробкой гаек. Теперь для полноты комплекта ему не хватало еще коробки болтов, но это подождет, ибо сначала надо купить коробку шайб, ведь если накрутить гайки на болты, то шайбу уже не вставишь, как ни старайся. Хламец много раз пробовал, у него ни разу не получилось, так что ему можно поверить - раз не получилось у Хламца, значит, не получится ни у кого.
Однако, после того, как Хламец приобрел коробку с шайбами, ему пришлось прервать свои похождения. В коробке с гайками гаек пятьдесят, а шайбы продавали коробками по сорок. Сорок шайб на пятьдесят болтов тоже не получится надеть. Хламец ни разу не пробовал, но он был положительно уверен в этом. Иначе и быть не могло.
Можно, конечно, купить еще коробку шайб. Тогда шайб на всех хватит. Но шайб станет восемьдесят, а тогда не хватит болтов. Купить еще болтов? Но их будет сто!
У Хламца закружилась голова. В какой-то старой книге он читал, что если ты столкнулся с такой проблемой, нужно считать Наименьшее Общее Кратное.
Миньон достал из уха огрызок карандаша и начал что-то черкать на собственной коже. Задача давалась с трудом, но гоблин не отступал. Сквозь кровь, пот и слезы...
- Четыре коробки гаек и пять коробок шайб! - триумфально крякнул, наконец, он и оглядел окружающее пространство в поисках кого-то, кто похлопал бы его по плечу за хорошо выполненную работу. Вокруг было пусто, но наметанный глаз его заметил валяющуюся в пыли оброненную кем-то металлическую шайбу. Хламец не мог оставить такое сокровище просто лежать в пыли. С довольным видом он подобрал деталь.
И только через несколько секунд до него дошло, что он натворил.
Ведь теперь у него сорок одна шайба.
Сорок один - это Простое Число. Когда ты считаешь Наименьшее Общее Кратное, это твой злейший противник. Из-за него количество требуемых коробок будет настолько большим, что его расчет займет еще больше времени и сил.
Не выдержав несправедливости Математики, миньон просто сел на землю и заплакал в голос.

В гневе на самого себя раздувая ноздри и хмурясь пуще прежнего, доктор Робинкроф шел по улице... Неизвестно куда. Лишь солидность и чувство собственного достоинства сдерживали его от того, чтобы не ругаться под нос, словно какой-нибудь портовый рабочий.
Идиотский день.
- ...На прием к господину Робинкрофу?
На мгновение Эрлу Грю перехватило дыхание. "Они придут за вами". Мозаика из двух фрагментов сложилась, получилась дурацкая, но относительно цельная картина.
Невозможно! Оголтелые антинаучные бредни!
Но лица сего джентльмена господин Робинкроф, определенно, не помнил. Хм. Да он вообще ничего не помнил, черт вас дери! Даже того, давал ли он приемы.
Мгновение размышлений, и Эрл Грю сдался. Нет, скорее, решился. Логичность, последовательность и научный подход ученого отошли на задний план, с долей стыда наблюдая за происходящим. В дело вступил боксер. И он видел простой и элегантный путь узнать, что происходит.
В конце концов, потом всегда можно будет извиниться.
- Да. Пройдемте. - Резкий голос. Глаза быстро окидывают улицу, примечая реакцию прохожих. Левая рука доктора, дворянина и боксера берет правую руку таинственного незнакомца под локток, ноги делают широкий шаг...

Действительно!

Господину Робинкрофу не подобало вести себя образом, подсказанным Голосом. Да и был ли он вообще! Пошлые выдумки дурного сознания!

А если...

Никаких если!

Храбро (несмотря на всю свою уверенность в беспочвенности угроз, описанных "Голосом", Эрл всё же чувствовал храбрость в своём поступке, храбрость, граничащую с безрассудством) шагая по широким ступеням, антрополог зорко оглядывался, выискивая глазом... нет, не гостей, конечно, злых. Просто, что-нибудь подозрительное... Авось?..

Спустившись по лестнице (не хотели об этом писать, но всё же напишем: один раз доктор споткнулся, отчего на висках его выступил холодный пост, от неожиданности), Робинкроф в полной мере осознал всю живость своего настоящего и вздохнул с облегчением: вроде не сбылось. Выйдя через парадный вход и пройдя футов пятьдесят, Эрл Грю остановился и оглянулся. Покачал головой: почудится же.

Вот здесь-то чудо и стало явью.

Появившийся рядом из неизвестного пункта отправления мистер в чёрном пальто вежливо улыбнулся господину Робинкрофу усатой физиономией и в крайне интеллигентной форме спросил, нет подскажет ли тот заблудшему путнику, как ему пройти на факультет человековедческих наук, на кафедру антропологии, на приём к господину Робинкрофу?

Хейз.
- Джек Хейз... Ардагар...- угрюмо повторило существо следом за человеком.- Ты пришёл узнать секреты холмов?..- Спросил дух, и на лице его резкими всполохами рыжих эмоций один за другим отразились вопрос, гнев и скорбь.
Тем временем все другие вспышки прекратились и над рыжими холмами нависла наконец чёрная ночь. Только подле места привала наших героев светился будто малый брат Солнца...
И ни одной живой души вокруг...

Мацоне.
Глаза Мо слипались от навалившейся усталости, но шанс услышать что-нибудь ценное пока пересиливал желание сна.
"О... Мои секреты воистину достойны слушателя."- Голос дерева неуловимо изменился, стал бодрее.- "Слушай же... Там, где быль сходится со сном, живут те, кто даст тебе ответ на тот вопрос, который задашь ты, услышав мой секрет... Но есть иное место, лишённое обличья в яви, где спят те, кого не трогают печали, и жизнь их - вечная весна... Попасть туда ты сможешь, лишь глаза сомкнув и моим ветвям отдавшись в радости... Позволь мне тебе открыть секрет мой драгоценный, позволь увлечь тебя туда, где день и ночь и сон, и явь - лишь цветные пятна на волчьей шкуре хозяина тех мест... Спи... И увидишь сон желанный..."

Шестой

Выбрал удачный по всем параметрам сталагмит. Возишься с ним сейчас. Не поддаётся. Оглядываешься иногда: как там бой?
Нет. Не можешь сломать. Не оставляет ощущение… Обернулся.
Он наблюдал за тобой. С самого начала. Просто стоял и смотрел. Как ты ушёл сюда, подальше от основного «театра действий». Как натужно корячился над сталагмитом. Как наблюдал с любопытством его бегущих сородичей. Поднимаешь взгляд от узких стоп к макушке, чем-то заворожённый. Удивительное существо. Мягкой кожи чешуйки. Как у варана. Блестят переливчато в блёклом свечении обильно разросшегося здесь мха. Впалая грудь. Пурпурные лже-глаза. Чахлые жилистые руки передние. Складки дряблые зоба висящего. Лоб зелёно-жёлтый. Широкий. В шею и спину переходит. Гвозди редких зубов в открытой пасти. Улыбается тебе. Хвостом чуть шипастым качнул, словно к диалогу тебя приглашая.

Вот и кончилась сцена. Секунда, другая. Движения точные Агаты, от Симона уходящей в танце. Не помогли ей. Другие вмешаться попытались. Не успели. Конец. Погибла актриса. Хорошая игра коротка. Роль её сыграна. Конфликт, драматизма добавить призванный, внимание зрителя зрителя привлечь должный, исчерпан. И новые из пепла его рождаются. Кто прав, кто виноват - покажет время. Да и не мне о том судить. Я их запечатлеть должен. Кивнул словам того, что Пророком назвался. Запомнил.

Один из тех, что предотвратить смерть пытался, возразил Симону. И бросился на выход, задачу летописца усложняя. Печаль. Идти - за ним? Не стоит, нет. Ведь это лишь сюжета ответвление. Одно из тех коротких, что почти не отравляют жизнь нам ожиданьем, пока идут на сцене и без нас. Узнать придётся всё же, много позже, о том, что там произойдёт. Но не сейчас. Сейчас я здесь нужней.

Других я осмотрел. Не ясно, в чём их Суть. Что суждено им Драматургом. Лишь роль Агаты мне понятна. Проснуться, станцевать и умереть, тем фактом сея меж героев рознь. Экспромт? Возможно. Или нет. Цветок пришёл на память мне. Однажды в зал спустился я и человеку отдал тот цветок. Ошибка? Может быть. Но только в том, что не тому его я подарил. Увы. Симон чего-то шепчет. Ещё один за Максом побежал.

Тем временем, Симон задумался о чём-то. И вновь тираду из себя изрёк. О гибели богов фальшивых, что нам исполнить суждено, сказал. Раздал приказы. Безумен он, возможно, ну и что? Каноны жанра ясно намекают, что хоть сомнительны слова его, но истину несут. Пророк. Ко мне он подошёл. И за собой увлёк. Иду за ним, не мне ему перечить. Куда? К другим, решившим убежать. Сказал им, чтобы возвращались. Не нужно ответвление сейчас. Уж лучше вместе, в тот же час, нам выход обрести и после разойтись. Прислушались к нему. Ну, вроде. Слова согласия от Макса прозвучали. Неплохо это, очень хорошо. Ведь бой любой мне может помешать исполнить роль свою и сохранить сценарий. Не дело летописца быть солдатом. Хотя... И летописец сильным может быть. Актёр же, воинов игравший - точно.

Да какая тебе разница, от кого мы бежали, пень ты трухлявый?! - чуть было не возмутился Хейз. Но все же промолчал. Сдержался. Решил послушать, куда же заведут старика эти его рассуждения. Послушал, да. Эх, предлагал же он сказать, что от разбойников ускакали. А то ж сейчас действительно в город отправят и неизвестно, что лучше будет, это или "в колодец".
Помолчал, ожидая, что же дальше старик им расскажет. Послушал с интересом даже. Они, значит, нам приют, хлеб, припасы, проводника и пуд соли. А мы - к лешему пойдем. Да на таких условиях Джек был согласен не то, чтобы к лешему, к самому дьяволу убираться! Лишь бы только подальше из этой деревни ненормальной.
Да и Мо, кажется, был такого же мнения.
- Отнесем, как не отнести!
Согласился, а сам все равно какой-то подвох пытался найти. Ведь нет же здесь никакого лешего, это же правда все сказки бабкины... Но, чтоб ему пусто было, что тогда его так напугало на совершенно пустой дороге?

- Простите?..- Старик страшно выпучил глаза.- Простите!? Не думали!? В городе!? Я не ослышался? Мы не ослышались!?- Уже откровенно рявкнул он, обращаясь к собравшимся. Помолчал, взгляд свой сверляще-суровый с одного на другого беглеца переводя. Вздохнул. Выдохнул. Закрыл глаза. Поднял левую руку, большой, указательный и средний пальцы соединив в троеперстии.- Глупые. Городские. Жители.- Медленно, с паузой произносил он слова, рукой левой будто отмеривая что-то.- Бросили город. Загнали лошадей. Бежали от кого-то? Ждали чего-то?..- Говорил он, принявшись теперь и шагами пол мерить, под ноги себе глядя.- Наказания?.. Преступники?.. Преступники... Бег-ле-цы!- Заключил староста, остановившись прямо напротив Гиллермо, взгляд глаза в глаза.- Беглецы!- Объявил мужчина во всеуслышание, руки подняв, триумф свой отмечая.
- Вернуть их в город! Пускай их там судят!- Раздалось вдруг из толпы тоненьким голосом совершённое предложение, мигом развеявшее всю тишину в помещении.
- Да заткнись ты наконец, Авдотья, кошка плешивая!
- А что,- первый голос неожиданно оказался женским и продолжил,- городским городское наказание!
- Они пришли на нашу землю и осквернили её! Наша земля будет судить их!- Вмешался в перепалку хриплый мужской баритон.
- Мешкалов, тебе сказать нечего - молчал бы, стулья свои стругал. Ты вообще хрен ли пришёл, криворучка, кто мне дверь будет запиливать, ленивая твоя рожа!?
- Эй-эй, а ну не гони на моего мужа, Нароныч, тебе ли, пьяница, его учить! Вон иди жену свою поучи, видала я, как она к Кольке Дмитровому шастает!
- Лес их рассудит, окаянных!- Вошёл в "беседу" очередной заунывный бабский голос, и вдруг всё смолкло.
В повисшей в воздухе тишине староста, ухмыльнувшись, повторил следом за женщиной:
- Лес рассудит... Точно так! Решено!- Воскликнул он и притопнул.- Вы, путники,- сказал он и пальцем ткнул в грудь Джека,- дел наделали. Вам же их и расхлёбывать, верно?! Авдотья, тащи пуд соли! Грузить наших хлопчиков будем!- Авдотья, расплывшись в улыбке, стремительно куда-то ускакала, герои истории нашей почувствовали вдруг, как спадает среди окружающих напряжение, как расцветают физиономии деревенские лыбами. Вроде и легче дышать стало (на части здесь же не разорвут), а вроде и напряжения больше стало - будто судьбу без их участия решали здесь. Впрочем, в этом наши герои не ошиблись: так оно и было.- Вы лесу насолили мертвечиной своей? Вы! Вы лошадей загнали несчастных, беглецы?! Вы! Вы путниками представлялись?! Представлялись! Вот вы в лес и пойдёте! Правда...- Вдруг приостановил сам себя старик, и деревенщины заметно посуровели.- Как же вы пройдёте с гостинцем... Вам не должно в чаще сгинуть...- Огляделся.- А!.. Мы пошлём с вами проводника. Да, проводника. Он вас проведёт... Ну? Мы вам приют и хлеб, припасы в дорогу. А вы лешему пуд соли отнесёте, чтоб он лес задобрил, успокоил. А? По рукам?- Будто совсем уже ситуация разрешилась, сказал дед, ещё шаг к Мацоне сделал и протянул руку.

Торопливо нырнув в свою квартиру, надёжно отгородившись дверью от всех возможных соседей и прочих неприятностей, Ксюха зажмурилась и замерла, приготовившись испытать облегчение.

...Ни облегчением, ни успокаивающим домашним уютом даже не пахло. Зато повеяло чем-то другим. Ксюха открыла глаза и, вся какая-то придавленная, слушала, как молчит и стынет квартира. Она стояла, как цапля, зябко поджав ногу, которую уже успела разуть, а рядом, так же приуныв, сползала, теряла форму и жалась к её щиколоткам мандариновая сетка.

Между прочим, он сейчас уже должен быть дома, — в внезапной обидой подумала Ксюха. Вынула мобильник из кармана и, почти сердито тыча в кнопки, набрала: «И где ты есть? Я тут с мандаринами», — она поколебалась с мгновение и добавила, — «Вообще-то».

Отправила и не спеша уже доразулась, поволокла продукты на кухню, щёлкая по дороге каждым выключателем. «Включатели. Они должны быть включателями — так позитивнее», — праздная мысль прошуршала и канула: додумывать её никто не собирался. Может, если зажечь везде свет и поставить хотя бы чайник, будет получше?

Мерзость какая, черт возьми. Точно стоило напиться. И ведь хотел же. Эта мысль почему-то первой промелькнула в мозгу. Скривив губы, Алексей на некоторое время оставил попытки подняться, чтобы лучше осознать свое состояние. Почему-то казалось, что что-то такое уже было. Во сне? Этот сон чертов явно не от хорошей жизни. Точно стоило выпить. Цветы. Вонь от них настолько сильная, что ощущается едва не физически, даже кажется, что ее можно разглядеть — тошнотворная гнилостно-зеленая вуаль словно бы колышется перед глазами. Но он уже давно не покупал цветов, да и раньше не слишком часто — Катя их не слишком любила. Бред. Но вот она — увядающие, рассыпающиеся тленом в ее руках хризантемы, лицо... Алексей внезапно понял, что не может вспомнить, какое у нее было лицо во сне. Раньше он часто смотрел на него. Любовался. Сам слегка стыдясь этого, называя про себя слюнявым романтиком, но все же. Может быть, она не была красавицей с внешностью модели, но порой, поймав взглядом ее профиль — в кино, сосредоточенный, освещенный мерцающим светом от экрана или ночью, безмятежно-расслабленный, залитый неверным лунным сиянием — чувствовал, как екало сердце. Наверное, он действительно ее любил.

Мальчик девочку любил, мальчик девочку убил. Или девочка мальчика? Попробуй теперь разбери. Черт. А что если, этот сон, ну, необычный? Во всякую чушь типа вещих снов и предсказаний будущего Алексей не верил, но когда увидев такое, просыпаешься с болью груди и мыслями о смерти, поневоле пересмотришь свои взгляды на подобные вещи. Мысль о том, что Кате может угрожать что-то плохое — увиденное явно не было добрым предзнаменованием — заставила его вздрогнуть. Да, она ушла от него и сейчас все его данные самому себе обещания заботиться о ней и защищать ее не должны уже его волновать. Но вот что-то есть же. Кроме боли в сердце. А значит, надо узнать, что с ней. Позвонить? Хороший же привет его ждет за звонок после всего случившегося, да еще и посреди ночи. если вообще возьмет трубку. Но попробовать надо. Номер он должен помнить.

Ксюха зажмурилась и сжалась в комок, почти уткнувшись в дверь лбом. Сердце билось с каким-то отчаянием. Нет. Не с отчаянием — с горечью. С сожалением даже, наверное. Ей было жалко чего-то или кого-то. Или всего сразу. Типа, всё на свете — мимо неё. И ещё странное чувство, будто бы узнай она точнее, чего жалеет — тут же разревелась бы в голос.

Но секунды, одна за другой, проходили, а никакой конкретики в мыслях не возникало. Оставалось только вот это гнетуще-щемящее нечто. Ксюха прижала к себе сетку с мандаринами — крепко, как-то даже слишком. Словно кто-то намеревался их отобрать.

От звука открывшейся двери стало совсем плохо. Это было похоже, скорее, на «дежавю», но только было не совсем им, конечно. От дежавю не бывает страшно. Ну, по крайней мере, не так, чтобы хотелось с воем подорваться с места в поисках угла, где бы её никто не достал.

С усилием взяв себя в руки, Ксюха, не оглядываясь, провернула в замке ключ, вытащила его и торопливо протиснулась в приоткрывшуюся дверь. Дома, наверное, станет лучше.

Чертовщина какая-то. Может, он все-таки еще спит? Это было бы самым лучшим и самым логичным объяснением всего... этого. Захотелось ругаться. Захотелось понять что, черт возьми, происходит. Кто там на крыше? Почему она посмотрела в его окно? Чего она испугалась? Слишком много вопросов, ни одного ответа. И времени мало. Алексею показалось, что он слышит, шорох, с которым оно утекает сквозь пальцы подобно песку. Глупо, наверное, но ничего другого в голову не пришло.

Дребезжание звонка заставило его вздрогнуть, громом отдалось в голове, болезненно ударило в уши. Он успел и забыть про "скорую". Быстро приехали, диспетчерша не соврала. Бывают иногда в жизни чудеса. Хотя, наверное, все, что сейчас происходит — одно большое чудо. Кто сказал что чудеса бывают только добрые и радостные? Страшные и злые случаются чаще. Может быть даже постоянно, просто люди не все замечают. Кое-как, опираясь на стену, он добрался до двери. В какой-то момент, переставляя дрожащие ноги, Александр почувствовал даже что-то вроде ненависти к себе. Точнее, к подведшему его телу. И с чего же?..

Открыл дверь. Появление доктора с медсестрой принесло как облегчение, так и новую вспышку злости. Шутят еще, ш-шутники. Нет, блин, просто так вызвал, время засечь за сколько приедут и потом жалобу накатать что долго тащились. Закусив на мгновение губу, он посторонился, открывая пошире дверь:
— Вызывали. Будем. — На долгие речи тратить силы не хотелось. Краем глаза заметив приоткрывшуюся дверь, он криво усмехнулся. Видимо, соседям любопытно. Будет им развлечением, полуночный сериал-лайв. Нда, что-то он стал слишком злобным, так и до проблем с печенью недалеко. От этой мысли он чуть не рассмеялся. Самое время беспокоиться об этом, конечно.
— Тут вот что получилось... — набрав воздуху, начал он рассказ о своем состоянии.

С совершенно неприличным вниманием, но не в силах оторваться, Ксюха продолжала какое-то время наблюдать происходящее (судьба у неё такая сегодня, видимо — подглядывать всякое), а в первую очередь — всматриваться в лицо мальчика из одиннадцатой. Подавила в себе желание спросить у него прямо тут же, что случилось. Явно ведь — не травма. Ну, насколько можно сказать, окинув парня взглядом сквозь распахнутую дверь.

Надо же. Ксюха, хоть и не общалась с соседом, частенько сталкивалась с ним на площадке да во дворе и почти уверенно могла сказать, что на торчка он не похож. Что она, торчков не видела? Да и болезненным особенно, вроде, не выглядел. Может, отравился чем-нибудь?..

В процессе мысленных рассуждений Ксюхе всё-таки удалось заставить себя сдвинуться с места в направлении собственной квартиры. Отвлекшись от созерцания деловитых людей в белых халатах, заходящих в соседскую квартиру, она привычно чмокнула мужа в щёку:
— Встречаешь? — понизив голос, Ксюха кивнула в сторону одиннадцатой, — Что там с ним, не в курсе?
«Наверное, стоит потом, как скорая уедет, постучаться. Спросить, не нужно ли чего. Ну и что, что не общаемся — ему же плохо», — Ксюха не знала точно, забота ли о ближнем говорит в ней, или это всё ещё любопытство продолжает нашёптывать способы поглазеть поближе. Да и не стала она заморачиваться по этому поводу. Решила заглянуть-поинтересоваться — и всё.
— Есть хочу, умираю, — заявила она, скидывая кеды в прихожей.

- Мда, - потёр Марк саднившие глаза. Потряс головой, дабы прогнать странное в голове ощущение. И вздрогнул от звуков хаоса, начавшегося в комнате.

- Бля, - прокомментировал он падение стула. - Бля, - повторил он, наблюдая за падением вазы, осколки которой придётся убирать. - Блин, - Марк попытался поймать хотя бы часть бумаг, улетающих в окно. Сильный ветер. Сквозняк, точнее, иначе не было бы таких разрушений. Закачалась люстра, от шума, поднятой пыли и, может быть, выпитого пива заломило в висках. Марк поднялся, замочив ноги, и, стараясь не наступать на осколки вазы, подошёл к окну. Нужно было закрыть его, выпить таблетку от головной боли и попытаться привести всё в норму. Хотя хозяйка за порчу подарка обидится, конечно.

Вы не можете просматривать этот пост!

Ого. Внезапно. На самом деле ей даже нравились такие забавные совпадения. Ну вот же: стоило в кои-то веки выползти на крышу, а тут жизнь кипит, как ни в чём не бывало. Ксюха взбодрилась и принялась изучать незнакомцев.

Пара из старичка в яркой шапочке и девочки в одеяле смотрелась сюрно, а в таком антураже (Ой, это что, и телевизор вдобавок работает? Винтажненький такой...) становилась даже живописной в каком-то смысле. Ксюхе пришла мысль поискать глазами фотографа. Человек с зеркалкой сходу не обнаружился, но это лишь означало, что Ксюхе его просто могло быть не видно со своего места. Или отошёл куда-нибудь. За кофейком, например. Холодно ведь. Девочка, вон, явно мёрзнет.

Вдруг Ксюха едва не подскочила — настолько неожиданно для неё зазвучала весёленькая старая мелодия. Это для фотосессии было уж совсем необязательно. Блин, а может, свидание у них тут? Извращенская романтика, своя атмосфера. А она подглядывает. Вообще нормально.

Уже готовая тактично отвернуться, Аксинья уловила вдруг что-то знакомое в стариковских чертах. И снова цепко вперилась взглядом. Кто такой?.. Никак не вспомнить, даже обидно. Телефон прожужжал о входящем сообщении, заставляя Ксюху опомниться. И правда, надо домой. Вот там она у мужа, кстати, и спросит про дяденьку. Опишет, как следует — благо, наружность у того примечательная. Может, сообща им удастся личность установить... Нет, стоп. А как она ему объяснит, что делала на крыше? Залезла, чтобы, подчинясь порыву, уничтожить десять килограммов свежекупленных мандаринов? Не надо такое рассказывать, муж станет волноваться.
Пфф! Скажет, что просто на улице этого старичка увидела. И теперь мучается, не может вспомнить, откуда его знает. Делов-то.

Быстро набив в ответ: «На подступах», Ксюха спрятала мобильник в карман и направилась к выходу с крыши. По пути через чердак она вдруг озадачилась размышлениями на тему: а не было ли кого внизу, когда она швырялась мандаринами? И что, если бы попала? Ксюха без особой надежды попробовала вспомнить что-нибудь про силу удара при падении. Скудных остатков школьных знаний, неуклонно испаряющихся с годами из ксюхиных «гуманитарных» мозгов, хватило только чтобы понять: прежде чем кидаться, стоило как минимум взвесить мандаринку и засечь время полёта. Но вероятнее всего, и этими цифрами она не сумела бы воспользоваться, как надо. Оставалось только надеяться, что летящий с крыши трёхэтажного дома мандарин бьёт не очень больно.

Незнакомца Данин вид явно позабавил. Ну и хорошо, ну и славно, главное, что псих, судя по всему, оказался неагрессивным. Или не псих. Черт его знает, этого старичка, что у него там в голове творится, у этого киномана-любителя. Пока девушка решала, что же такого ответить – или вообще не отвечать – незнакомец засобирался. Приемник достал. Чтобы, значит, веселее было. От выбора музыки Дане почему-то стало еще больше не по себе: старомодная мелодия окончательно дополнила атмосферу веселого безумия.
Ладно. Нормальный этот старик или нет, но в одном он, кончено, прав – все-таки надо отсюда уходить. Нет, не в пешее романтическое путешествие по крышам с незнакомым дядей старшего пенсионного возраста. Просто – отсюда. Тем более, что кино, судя по всему, кончилось. Интересно, чтобы это означает для человека в доме напротив? Мысль эта Дане почему-то совсем не понравилась. Плохая была мысль. Злая, резкая и колючая. Если на экране проходит жизнь человека, что же будет, когда он погаснет? Явно ничего хорошего мужчину-из-телевизора не ждет. Скорую ему вызвать, что ли? На всякий случай. Но она даже не знает, куда ее занесло. Вид с крыши здорово мешает нормально ориентироваться.
Дана попыталась сделать три дела одновременно: достать из кармана мобильник, определить, где она все-таки находится и распрощаться со старичком.
- Спасибо. Может, как-нибудь, в другой раз.
Вежливость требовала смотреть на собеседника, когда с ним разговариваешь, но взгляд девушки намертво прилип к экрану. Вытащив таки мобильник, она, повинуясь непонятному порыву, шагнула к телевизору и повернула переключатель каналов.

Когда первые звуки голоса пробились сквозь шипение в трубке, стало легче. Почему-то, он так и не понял, почему. Вообще все отошло на задний как-то. В голове пусто, мысли путаются и не получается ни на чем сконцентрироваться. Может кто-то, врач какой-нибудь или еще кто с нужным образованием смог бы сказать, что и почему так... А, ладно. Какая теперь разница-то. Осталось немного. Вообще всего — немного. Времени, песком утекающего сквозь пальцы. Вещей. Они вообще уже теряли смысл.
— П-привет. — Сказать первое слово было труднее всего. Говорить вообще было трудно. И физически, и... Ну, вообще. Он не знал что сказать, а времени оставалось мало. — Ты прости меня, ладно? Все будет хорошо, ага. Извини, что разбудил. Спокойной ночи.

И отключиться раньше, чем успеет ответить, задать какие-то вопросы. Смысл? Хотя. Можно попробовать позвонить в скорую. Хотя бы попытаться. Пальцы снова вдавили кнопки. Позвонить. Ну, чтобы знать, что он сделал все, что мог. А то потом стыдно будет. Хм, потом. Вот так и начинают верить в загробную жизнь, надо же.

- Элис - легко, - отозвалась Элис, - а что, мистер Эстерхази, у нас будет вся эта фигня с повязками на глазах и типа мы не знаем, куда нас везут, или же вы просто в силу того, что вы джентльмен, присылаете за дамой машину с водителем? Если второе, я с большим удовольствием доеду сама, только скажите, куда. Я, как вы знаете, вожу лет с тринадцати, и до сих пор тащусь от этого. Ну, а, если первое, то я буду ждать в самом начале Оксфорд-стрит, там, где останавливается туристичекий автобус ровно через час. Что вам больше по душе?

Элис откинулась в кресле, вытянула ноги и принялась ждать ответа. Ответ может многое прояснить. Даже слишком.

Человеку стало плохо прямо в собственном подъезде. Человек, между прочим, в критическом состоянии и, может быть, даже умирает, а его не спасает никто. Никто не расталкивает плотную толпу зевак, торопясь помочь. Да и толпы нет на самом деле. Вообще никого нет. А если бы и был — плохо человеку внутри, а снаружи, наверное, и не заметно ничего. Человек по имени Ксюха точно так же, как и минуту назад, стоит у двери, правой рукой обнимая и притискивая к боку огромную продуктовую сумку; ключом, зажатым в левой, продолжая пенетрировать замочную скважину.

Что-то вот такое произошло ровно за мгновение до того, как ей откликнуться на знакомый голос. Ксюхе не было видно соседку из-за мандаринов. И та, наверняка, могла наблюдать сейчас только авоську, да чуть пониже — ксюхины ноги. И это хорошо, поскольку никаких сил ни отвечать Ирине, ни даже глядеть на неё, вдруг не стало. И домой заходить — не вариант. Ксюха ещё ковырялась в замке, по инерции, но уже поняла, что не стоит ей сейчас внутрь. Если прямо сейчас ещё и четыре стены вокруг... Нет.

Пусто. Вообще ничего не жалко, не страшно, не хочется. То есть, хочется, но только одного: сделать что-то, чтобы перестало быть вот так. Взгляд почти сразу упал на авоську — благо, та маячила перед самым носом. Ксюха едва не шагнула к тёмному провалу между лестничными перилами, но остатков здравомыслия хватило, чтобы удержаться. И ещё — чтобы аккуратно вытащить ключ и сложить в карман. И на то, чтобы наконец пробормотать что-то в ответ Ирине. Нейтральное, вроде. А потом они, остатки, закончились, и Ксюха устремилась прямо к чердачной двери.

Выкинуть сраные мандарины. Сбросить их сверху, так, чтобы осталось только одно огромное ярко-оранжевое пятно. Почему-то это было сейчас настолько важно. Необходимо.

Сначала это показалось продолжением сна. По виску еще стекала капля вязкого пота — от жара, в который его то и дело бросало во сне. Руки наоборот были покрыты мурашками — от того нереального холода, которым его окатывал сон. Негнущиеся ноги даже не почувствовали боли, когда колени ткнулись в пол. Во сне боли не бывает, ты успеваешь проснуться раньше, за секунду, за мгновение до того, как должен ее почувствовать.

Однако потом она пришла. Не от отбитых ног, не от ушибленного бока, что было бы ожидаемо. Изнутри, прогрызая грудину подобно глупому инопланетянину из дурацкого фильма, вырываясь наружу. Пальцы вцепились в ткань футболки. Боль нельзя бесконечно долго удерживать внутри, как нельзя бесконечно долго задерживать дыхание. Видимо, в нем накопилось ее слишком много. На секунду стало страшно. Не так, как пишут в хоррор-рассказах или бульварных романах, а просто, на физическом уровне страшно. Но это быстро прошло. То ли отбоялся уже за эти дни, то ли страх умер раньше.

Умер. Ну да, вот он впервые и явственно подумал об этом. Почти как произнес вслух. Это было... обидно. Да, наверное именно так. Страх уже отгорел и рассыпался пеплом как те цветы из сна, а обида, глупая, наверное, даже детская, осталась. За что? Почему? Наверное, странно задавать такие вопросы в такое время и в такой ситуации. Но от этого не меньше хочешь получить ответы. Даже если их не было в принципе.

Но оставалось еще одно. Может быть, он даже успеет... Если получится. Это показалось очень важным. Да нет, не показалось, оно и было самым важным, на самом то деле. Почему-то это и понимаешь только в такие моменты. Закусив губу, надеясь что боль поможет встряхнуть затекшие мышцы, Алексей полез в карман за телефоном. Номер матери должен быть на быстром наборе.

Небо. Крыша. Холод. Стул этот неудобный. Что она вообще делает здесь? Вернее, это-то как раз понятно – судя по тому, с каким упорством она смотрит в экран старенького телевизора, на котором намертво застыло изображение спящего человека, Дана пришла сюда проверить правдивость очередной городской легенды. Вопрос в другом – как она вообще здесь оказалась? В ее памяти не было ни намека на то, как она поднимается на крышу этой старой четырехэтажки. Как будто она просто появилась здесь. Одна. Жуть. Страхота. Если бы девушка уже не тряслась, как осиновый лист, она бы вздрогнула. По-хорошему, стоило бы убраться отсюда, но то по-хорошему. Чувство страха притупляется любопытством. Не полностью – но вполне достаточно для того, чтобы остаться и смотреть, тщетно пытаясь согреться под тонким клетчатым пледом.
Мужчина на экране просыпается. Поднимается и неловко падает. Как и некто в окне напротив. Вот оно. Необычное. Выходящее за рамки. Она, наконец-то, нашла его. Хотя, скорее, наоборот, это самое выходящее притянуло ее сюда. Здравый смысл снова подсказывает лучший выход из положения. К черту. Она слишком долго искала. Теперь, действительно с этим столкнувшись, она понимает, что была не готова к этому. Что каждый раз подсознательно считала, что такого просто не может быть. А теперь – вот. Телевизор, отражающий жизнь человека. Или, наоборот, его жизнь идет так, как показывает экран? Мелькает лихая мысль – переключить канал и посмотреть, что будет, но Дана не торопится. Боится, что не сможет потом вернуть картинку. Боится провалиться в белый шум. Поэтому смотрит. Пока – просто смотрит.

- Прошлое? - задумчиво растянула Сидни, будто пробуя слово на вкус. - Я не совсем тот человек, что будет вообще задумываться о прошлом. Я живу настоящим и немного будущим.
Девушка едва заметно усмехнулась. Она явно не видела ничего плохого в своем довольно поверхностном отношении к жизни и уж тем более к прошлому, которое нельзя изменить.
- Жаль что вы так скоро уходите, - Сидни небрежно оглядела сидящих в кафе людей, буквально на миг задержавшись на каждом из столиков, что попали в ее поле зрения. -Все уже нашли себе интересных собеседников и я вряд ли окажусь к месту... Наверное мне тоже стоит отправиться восвояси.
Сид уже давно оплатила свой фреш на стойке, предвкушая собственные передвижения по залу, которые наверняка только сильнее напрягли официанта, взявшегося обслужить милую девушку.
- Кстати! - чуть не поперхнувшись соком воскликнула Сид, когда Бомонс уже собрался раскланяться. - А у вас в полиции еще остались связи?
Девушка наплевав на всякие приличия бросилась вслед за Андре к выходу, по пути куда-то поставив не до конца осушенный стакан. Сид точно знала что знакомство с полицейским, который поможет ей в случае чего отмазаться от всяческих нарушений ПДД, было очень кстати и именно сейчас она могла находиться всего в одном шаге от столь удачного расклада.
- Вы же пили алкоголь, да? Значит вы не за рулем, - демонстрируя чудеса дедукции выдала Сидни, при этом не забывая о традициях социального бартера. - Может я вас подвезу?

Молча шел некоторое время за ним. Затем все же не удержался:
-Ну ладно, с огнивом мы разобрались, огонь это плохо. Но все же зачем ты миску то выкинул?! Как никак может все же пригодиться, там воду наливать для питья или различные травы смешивать вместе. Неужто лес обидеться если я воду что он предложит соберу в небольшой сосуд, озерцо сделаю там? И ты мне так и не ответил - что же стало такого со мной приключаться?
Немного поотстав от Чагая, спустил Балгайра на землю. Надо бы найти хотя бы ложку, вдруг и вправду пригодится...

- Очень. - Бомонс постарался воздержаться от излишнего сарказма в тоне, еще раз посмотрел на часы и позвал официанта, попросив счет. Время-время. Надо бы наконец перейти уже к активным действиям.
- Но иногда, кхм, я жалею, что в свое время не остался в полиции. Там все было куда... интереснее, что ли? Не сказал бы, что все было совсем хорошо, но по крайней мере у меня было ощущение, что то что я делаю - это реально. А теперь... - Андре пожал плечами и улыбнулся - Ну, да черт с ним. Прошлое - прошлому. Вы так не считаете? - Ну, вопрос этот был скорее адресован самому Бомонсу, который в этот момент слегка призадумался. Скотч и красивая мордашка, не так уж много нужно, чтобы развязать мне язык, а?. Мысленно обругав себя за излишнюю откровенность, сыщик решил, что если он не хочет поведать Сидни все тяготы своей жизни, которых хватило бы на немаленький трехтомник и небольшое приложение с набросками рассказов, то пора закругляться. Ему принесли счет, он пошарил в бумажнике и достав пару помятых банкнот, вложил в меню.
- Что ж, Сидни. Было приятно познакомиться, но к сожалению мне пора.

Элис пригубила виски. Гребаный потомок гребаного Дракулы. Или тот был румыном, а этот - венгр? Элис точно не знала, и эта подробность интересовала ее меньше, чем судьба выхлопа из ее машины. Куда больше ее интересовало, зачем сильным мира сего понадобилась ее скромная персона. Подобные вещи ничем хорошим не заканчивались обычно, и, что еще хуже, реши она повыделываться, результат будет только плачевнее. Однако. Вот нахрен тот дядя, который может заткнуть прессу и выдать гребаное неизвестночто за взрыв газа. Интересно, что там натворили эти мудаки и почему такая большая шишка вдруг покрывает это дело... И ее напарничек... теперь ясно, чего он струхнул. Впрочем, она тоже. Элис улыбнулась. Она не любила откладывать проблемы напотом:
- Весьма приятно слышать вас, господин Эстерхази. Вот уж не думала, что моя скромная персона привлечет ваше внимание. - она старалась, чтобы голос ее звучал мягко и без иронии. Какая тут нахрен ирония. - Мне удобно любое время. Хоть прямо сейчас. Так что мяч на вашей половине поля.

Посмотрим, чем закончится для нее внимание господина Э...

Домкрату нечего было сказать. Его дедукция отказывалась работать. Он вопросительно посмотрел на тренера, ожидая реакции.

От подобного потока слов, извергнувшегося на него из уст девушки, бравый сыщик поначалу опешил, но тут же поспешил собраться обратно. Вежливо улыбнувшись в ответ своими белыми зубами, так ярко выделяющимися на угольно-черном лице, он произнес
- У всех свои проблемы, Сидни. У кого-то больше, у кого-то меньше. - "Мда. Ну, по крайней мере она подумала, что я гну спину из-за груза жизненных проблем. Победа. Мне удалось успешно замаскировать свой похмельный синдром."
- Впрочем, не буду отрицать, проблем у меня много. По работе часто приходится общаться не с самыми приятными людьми. Кто-то нагрубил, кто-то решил повесить на меня все свои беды. Кто-то звонит в три часа ночи только для того, чтобы узнать, не забыл ли он у меня в офисе розовый поводок своей любимой собачки Фифи. Ведь малышка наотрез отказывается идти гулять с другим поводком! И все, только затем, чтобы потом обнаружить этот поводок на сиденье своей машины два часа спустя. Наверняка вам это знакомо, работа с людьми иногда может сильно действовать на нервы. - Андре слегка пожал плечами, и, потягивая свой скотч, продолжил
- Ничего особенно серьезного. Так. Накопилось. Хм. Что у нас со временем? - Бомонс посмотрел на часы. Немного времени еще есть. Виновато посмотрев на Сидни, произнес - У меня скоро встреча, а в приятной компании и в хорошем месте вроде этого время летит совсем незаметно. Со временем все хорошо. Спасибо, что меня выслушали, мне действительно стало легче. Если хотите, я могу оказать вам ответную услугу.

- Надеюсь услуги юриста мне еще не скоро понадобятся, - звонко рассмеялась Сидни. Явно получив «зеленый свет» от нового знакомого в виде встречного вопроса, Сид решила не упускать возможности узнать нового человека.
- Честно говоря я тут впервые, - вроде бы смутившись проговорила девушка, но тут же на ее улыбчивом лице не осталось и тени этого смущения, лишь приветливая полуулыбка. - Эмми посоветовала мне.... оу, простите, вы же не знаете кто такая Эмми, правда? - Сид слегка хихикнула. - Это моя подруга с работы. Та еще леди, но я ее в некотором смысле люблю.
От внимания Сидни не ускользнул бокал Андре с крепким содержимым и взгляд девушки как-то сиротливо скользнул по собственному бокалу с явно безалкогольным свежевыжатым соком.
- Ну, в общем, Эмми посоветовала мне зайти в это кафе, обещая новые знакомства. Правда я почему-то не спросила собирается ли она сама сюда прийти, - кажется собственное упущение озадачило девушку, хотя, как и в случае со смущением, прочие эмоции отступили под натиском доброжелательности и хорошего настроения.
- Андре, я так понимаю вы тут впервые. Вас что-то тревожит? Вы не похожи на замкнутого человека, скорее на человека с тяжелым грузом на плечах, - может уроки психологии давались Сидни не слишком просто и холерика от сангвиника она отличала не лучше чем кенийца от камерунца, но постоянное общение с разными людьми давало девушке чисто интуитивное понимание человеческого поведения. Может не всегда в точку, но все же:
- Может вам выговориться? Такие кафешки хороши еще и тем, что тут не слишком много завсегдатаев и встретившись раз — во второй можно никогда и не увидеться. Как вам идея? - не смотря на казалось бы серьезное предложение, Сид все так же приветливо улыбалась и мило потягивала фрэш.

Итальяшки. Суетливые люди, очевидно, из Италии. Места, похожего на сапог, славящегося макаронами, падающей башней и мафией.
А что такое итальянская мафия? Многие фильмы показывают мафиози, как суровых людей в костюмах, шляпах и с сигарами.
Сигарами, которые тощий итальяшка узнал. Иначе бы так не волновался. А вот босс его не волнуется. Но на то он и босс, верно?
Двинувшись следом за Денни, Стив хмуро молчал. Было немного обидно, что шанса ударить стулом в ухоженное итальянское лицо, и выбить таки правду, не представилось. Но Стив понимал, что за такие выходки его прикончат и, потому, унял всплывшую вдруг, кровожадного.
- Закончим с этим дерьмом – нажрусь. – Устало выдохнул Молоток, покидая заведение.

Буто по причине малолетства не совсем понимал причину некоей злости своей подруги. Более того, он данную злость и не замечал вообще. Жрец, всё-таки. Спокойный.
Буто хотел попробовать что-нибудь сделать мечом. Бэлла не дала. Ну что ж. Печально, наверное.
Бэлла позвала в храм. Мальчонка склонил голову на правое плечо. Новое приключение в божескую обитель показалось ему увлекательным. Тем более, что он там никогда не был.

Да и вдруг всё-таки Бэлла даст меч.

Когда же пред глазами детей оказались явно тайные помещения и без того древнего храма, юный Дар'Кар восторженно открыл рот, не издав, впрочем, ни звука (таким образом Буто выражал крайнее удивление), а затем украдкой обернулся на девчонку, явно понял, что хочет сделать первый шаг и, набравшись смелости, сделал его. Прямо в глубину коридора.

Вдруг всё-таки даст.

Лето 1950 года от пришествия богов

По лесу шел молодой Альв, казалось, что он осматривает каждое деревце. Сам Альв выглядел довольно интересно, он был высокий и имел серебристые волосы, которые на свету отдавали синим цветом, а в его зеленых глазах отражалось течение времени и жизни.
Через пару минут прогулки он остановился и посмотрел вперед через лес.
- Хаос. - сорвались первые слова с его уст за долгое время и существо быстро побежало в том направлении, где он, что-то почувствовал. Его бег напоминал течение ручья, словно капли дождя проходящие сквозь листья, так и Альв неся сквозь лес. Этот бег не мог остановить и заметить никто. Через полчаса или час, существу было все равно , он оказался рядом с поселением Альвов. Даже беглый взгляд дал понять, что все деревья мертвы , хоть и стояло лето ни на одном дереве не было даже листочка, а сок, что был кровью не тек. Медленно Альв вошел в поселок и осмотрелся, везде были мертвые и они были поражены болезнью, одним из орущий, что пользовался в древней войне аспект Хаоса. Возле одного из деревьев Альв остановился и произнес:
- Живой, здесь кто-то выжил. - и быстро вошел в дом, который находился там. На полу лежала женщина, но она была мертва, наклонившись странник дотронулся до живота, той женщины и улыбнулся: -Ты еще жив.
Через минуту в руках Альва был ребенок, которого он быстро вынес из поселка, на выходе стоял еще один Альв. Красные волосы и рубиновые глаза.
- Здравствуй, Эльфровер. Я вижу выживший. - произнес огневолосый.
- Да я его отправлю к другим, а ты займись здесь - ответил Дренс и отправился в лес, а оставшийся лишь улыбнулся и с фразой хорошо вошел в поселок.

Лето 1966 Ан`Керриару 16 лет
Место: Лес около поселка Альвов
Действующие лица: Антейл, Элериона.

Антейн сидел на холме, а рядом с ним был старый волк, в деревне говорили о том, что он с ним с самого рождения и действительно, тот старел очень медленно, но скоро придет и его время. Молодой Альв наслаждался пением птиц, журчанием ручья и танцем Элерионы внизу холма на поляне с белоснежными цветами, иногда взгляд Ан`Керриара обращался на чистое небо, на котором не было ни одного облачка. Через некоторое время танец прекратился и Элериона подошла к Альву и села рядом с ним.
- Пойдем домой или еще хочешь посидеть здесь. - произнесла она.

- Домой... Куда еще-то? 4 квартала туда хреначь - и налево - там и сбросишь... около магазина. - Хейз покосился на тачку, побрел к правой дверце и забрался внутрь. На задние седушки мельком глянул - нет ли там кого лишнего. - Только туда чтоб сразу. - тут Хейз решил уточнить на всякий случай. - И учти сразу - свободной койки у меня нет.

Церберос. И что? Что мне это должно говорить? Или кому-то из спутников, собратьев по несчастью? К слову, их прибавилось. Здоровенный лысый бугай, и еще один парень поменьше, но не сказать, что менее опасный, если судить по внешности. Кто мы такие, кто они такие, и черт, почему у меня опять нехорошее предчувствие? О да. Большая каменная хреновина на горизонте, в которую, бесспорно, все мои благородные компаньоны решат ринуться. Такова их порода, и я такой же, наверное. Не понимаю. Решительно ничего не понимаю. Черт.
- А вы еще кто? - И осекся. Как будто задал вопрос, но вспомнил ответ раньше, чем закончил предложение до конца. Слегка покраснел, замолчал.
- Церберос. - Повторил, уже себе под нос. И вдруг озарение пронзило. Может быть, это название отряда?
- Идем к замку, или нет? Мне кажется, что темные, мрачные замки сокрытые в тумане всегда, практически всегда имеют каких-то, не менее мрачных хозяев. Колдунов, например. Вроде того, что птаху говорящую сотворил.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вискарь-вискарик, дружище. Сколько раз помогал, сколько кидал... А все равно ничего лучше не придумали - ну нет на свете дерьма дерьмовее чем скотч.
Пустой стакан брякнул о стойку, бычок сиротливо глядел из пепельницы последней гаснущей искоркой. Не долго думая Боба прикурил вторую сигарету, продолжая вносить свою лепту в душную атмосферу заведения.
Значит так. Письмо отдали, убедить - убедили. По-жесткачу конечно вышло, ну так хуле... сами эти придурошные нарвались, никого Боба спецом мочить не собирался. А боров этот сам говорил, мол - че хотите делайте, но чтоб хмырь согласился. Насчет без мокрухи разговора -то не было? Не было! Кстати - он, гандон , говорил, что дома мужик один будет. Вроде бы. А на деле вышло - мелких целая хата. Жалко их конечно, мелких...
До Бобы наконец начало доходить, что сегодня, хоть и случайно, он убил несколько детей. В смысле - убивать-то доводилось - тоже ненамеренно. Но не "малых". От мысли от этой стало Бобе вдруг неуютно - прям стены надвинулись, бычок прошипел злобно, затушенный в лужице у дна стакана прямо на стойке.
Чтоб он хером подавился, мудозвон. Из-за него-то мелких порешил... Так что нихера он не скажет, и заплатит как миленький. Пусть сука попробует, повыеживается...

Больше пить Боб не стал, просто остался за стойкой сидеть, зыркая на дверь, откуда должна была появиться девчонка. С хрена ее прислали? Экскорт-хрензадери-услуги от Слайби? Вроде как не катит она на шлюху. Сильно борзая...

Сердце тоскливо сжалось. Споры, препирание. Все это было ненужным, но это происходило прямо сейчас. Искать нужно было выход, разгадку, память, но никак не по полчаса топтаться на одном и том же месте.
"Может он намеренно держит здесь?"
Саломея нахмурилась. Раз этот упертый пень стоит на своем, пусть так и продолжает стоять, пока с Кондратием не поздоровается. Хватит уже это терпеть!
- Все. Иди уже шагай к озеру и не мельтеши перед глазами.
Женщина пошла в темноту вдоль своей стены, соприкасаясь с поверхностью ладонью, чтобы не потеряться в темноте.
- Придется искать выход на ощупь, - сказала жрецу Саломея двигаясь вдоль стены.

Домкрат сначала подумал, что, можт он и правда зря на человека нарулил. Но потом решил, что не, не станет нормальный лондонец на него так нагло пялиться, как пялился это хмырь.

- Ага, у себя, говоришь, дома, и надел эти говнодавы, чтобы выйти на лестнице покурить? - кивнул Джереми на гриндера. - Двигай копытами, брехун, а то не так отделаю!

"Какой я, оказывается, умный!" - внезапно с гордостью подумал он. - "Прям, мать его, Шерлок! Этот, как его... Продуктивный метод! Слыхали, придурки!? То-то."

- Ммм...забавная птичка. - Пробормотал я. Руки слегка затряслись. Крепче сжал лук. Совершенно спонтанно в голову лезли совершенно неожиданные мысли. Колдовство! Я даже не знаю, пугаться факта существования говорящих птиц, или нет. Может быть в прошлом я был довольно близко знаком с колдунами. Или сам был колдуном? Ну, нет, это пожалуй вряд ли. Если бы я был колдуном, наверняка оказался бы достаточно умен для того, чтобы не подвергать свою черепушку подобным сотрясениям.
- Эй, командир! - Командир. Неожиданно легко вышло. - Ты только что птичку видел? - Я предпочел быть уверенным в том, что все это не было бредом моего воспаленного воображения. И вдруг накатило...
Такое же ощущение бывает, когда в трактире тебе хотят перо в спину загнать. И что характерно, когда оно возникает, его обычно таки загоняют.
Я бы назвал это "чувством собственной задницы".
- Я отойду отлить, пожалуй. - Слегка нервно, ну да ладно.
И отошел. Далеко отошел. Даже не просто отошел, а побежал. Быстро вниз по холму, стараясь не споткнуться обо что-нибудь, прямо туда, куда говорила бежать говорящая птичка. На бегу я начал слегка осмыслять ситуацию. Если есть говорящая птичка, значит можно допустить, что вся разруха вокруг - заслуга чьей-то морщинистой и вонючей, крючковатой лапы. И если я правильно услышал, птичка хотела, чтобы все следовали за ней. И могу допустить, что в целях ограничить наши перемещения, эта самая лапа установила какое-то заклинание. И шансов остаться в живых следуя указаниям птахи кажется гораздо больше.
- Командир! Что-то нехорошее сейчас случится с этим холмом. А может и не только с этим холмом, я не долбаный ведун, я не знаю. Короче говоря, я бы посоветовал вам тоже быстрее сваливать оттуда, мне подсказывает это моя задница, а я, хоть и не помню нихрена, похоже, привык доверять своей заднице. - Остановился, чтобы проорать все это. Исполнил свой долг. Побежал дальше.

Девочка села на кровати. Рывком.
"Кто я?"
Эти слова гудели в голове, бились о стены черепа, не давая ей покоя.
"Кто я?"
Девочка с ужасом обнаружила, что не помнит, как ее зовут, где она, и где ее папа и мама. Следующая мысль была настолько жуткой, что предыдущая по сравнению с ней казалась ласкающей. Девочка поняла, что не помнит, как выглядят ее папа и мама. Она знала, что у детей бывают братья и сестры, но не помнила, есть ли у нее сестра или брат.
"Кто я?"
Она закрыла лицо ладошками потому, что поняла, что сейчас заплачет. Девочка знала, нет, она не знала, точнее, не осознавала этого, скорее, ощущала на уровне подсознательном, что она не плачет на людях. Это стыдно, это делает ее слабой, уязвимой, это... это нечто недопустимое и она изо всех сил надавила пальцами на лоб, чтобы ей стало больно и от этого перехотелось плакать, чтобы подлые слезы убрались обратно туда, откуда взялись. И, когда это получилось, она села, подтянув ноги к подбородку и обхватив их руками, и стала думать о том, кто она такая и как попала в это странное место со странными дядями и тетями.
"Кто я?"
Девочка знала, что чужие дяди и тети могут сделать ей много плохого. И хорошего тоже. Она опасалась, но не боялась, четко понимая разницу между первым и вторым. Она, однако, не отдавала себе отчета и в этом, она просто не умела думать таким образом, она была чужда логике, и понимала мир на уровне чувств и образов скорее, чем на уровне мыслей и формул. Девочка была полна понимания, что выглядит безобидно и что многим будет хотеться взять ее под опеку, защитить, уберечь от дурного, и это понимание вместе с чувством уверенности в том, что она не так уж и беззащитна и безобидна, давало ей возможность испытывать только опасение, но не страх. Девочка оглядела комнату.

- Придержи коней, Див. Лично я пока что никуда ввязываться не собираюсь. Но если есть возможность повысить шансы сохранить свою шкуру - я ими воспользуюсь, - сделав небольшую паузу, Халиль продолжил, - Причем теми шансами, которые выпадут раньше.
Теперь он окончательно не знал, кому верить. Даже Див, раньше казавшийся излишне эмоциональным, но, в сущности, безобидным, теперь начинал смотреться крайне подозрительно. Проклятый фанатик, надо же. И когда это песочник так начал разбираться в людях, которых он лишь мельком видел? А если не мельком - то это еще подозрительнее, пожалуй. Но мы же отринем его дурное влияние и пойдем вслед за песочником, в страну свободы и любви, тьфу! Связанные узами одновременного освобождения! И бытие апостолами неведомого бога минует нас, мы пройдем сложной и опасной тропою отрицания и обретем волю назло всем преградам. Конечно, как иначе-то?
Не был ли ты параноиком, Халиль?
Человек уже даже и не знал, кому верить. Одно он знал точно - нужно будет воспользоваться первым же шансом оказаться подальше от всей этой компании. От разбойников, от священника, от древнего города дварфов... Да и от Якоба с Дивом заодно, пожалуй. Просто на всякий случай.

И все же настал тот момент, когда все начали разбредаться по комнатам. И Дэнни, уже забывший о том, что сегодня не собирался пить много, прихватив с собой какую-то из бутылок, галантно предложил Динаре проследовать с ним куда-нибудь в более тихое место. И все остальные для него попросту исчезли. А потом в окна начал тихонько заглядывать рассвет.

Эх, Динара… Кошка, кошка, kitty-cat, и не сказать иначе. Дэнни лежал рядом, задумчиво играя с прядью темных волос. Сегодняшняя ночь унесла его на годы назад, в то время, когда ему было 16, он был молод, наивен и еще верил в человеческую доброту, порядочность и крепкие чувства. Кэтрин, да, так ее звали. Начиная с имени-прозвища и заканчивая темпераментом, две девушки были весьма похожи друг на друга. Только разница – в том, что это всего лишь на одну ночь, что впоследствии Дэнни не потеряет голову из-за ерунды. Прошлое – в прошлом вместе со всеми ошибками и заблуждениями. Он больше не такой мечтатель, каков был раньше. Живи сегодняшним моментом и все будет в норме.
Ладонь парня пробежала по спине проститутки. Нет, он вовсе не был тем сопляком, строящим воздушные замки. Он просто сидел, с улыбкой вспоминая те моменты, которые стоило вспомнить. Как почти целую ночь, позабыв про все, сидели вдвоем посреди аллеи, потому что не хотелось никуда идти и лишь приближение рассвета заставило сдвинуться с места. Как, взяв на вечер машину, сидел с ней вдвоем на заднем сидении, а мир неожиданно сжался до нескольких квадратных метров, а все люди в нем исчезли. Все, кроме них двоих. Как почти месяц он каждый день ходил одним и тем же маршрутом, чтобы вроде как случайно встретиться с ней. Никто не удивлялся тому, что дорога длиной чуть более километра занимала не менее часу времени. Да, пожалуй, тогда он был по-настоящему счастлив.

А ведь все началось с того, что двум хорошим друзьям было одиноко. Да, он знал эту девчонку уже пару лет, но по-настоящему тесно общаться они начали лишь в последние полгода. Он видел, что у нее никого не было, она – что никого не было у него. Произошедшее потом казалось Дэнни вполне естественным. Нервный, вечно раздраженный подросток нашел человека, с которым ему было спокойно и хорошо. Человека, которому было хорошо с ним. И больше ему ничего не было нужно.
- Прекрасное было время, а? – задумчиво прошептал себе под нос Дэнни, перевел взгляд на лицо лежащей рядом девушки и с удивлением обнаружил, что в полумраке спальни ее волосы сложно отличить от, например, рыжих. Или это у него так разыгралось воображение? Да нет, это всего лишь такое освещение – хоть найденное тут же объяснение слегка успокоило парня, но растущее чувство того, что Динара – вовсе не Динара, а та самая, казалось, навсегда потерянная и забытая… Это чувство пугало. Сколько раз он себе говорил, что не нужно ни о чем жалеть, что нужно все забыть и оставить в прошлом… Все бесполезно.

А в голове всплывали все новые воспоминания. Небольшая книжонка в простой обложке, изданная в таком количестве, чтобы хотя бы окупить тираж – не то пятьдесят, не то сотня экземпляров, она попалась ему в руки совершенно случайно. Беглого взгляда хватило, чтобы парень понял – он возьмет ее. Он возьмет эту книгу, поставит на полку у себя над столом и будет время от времени ее перечитывать. Через год, через два или через пять – неважно. Важно лишь то, что первое ощущение было правильным. Среди всего прочего, в душу юноши запала одна из фраз, прочитанных в ней. На первый взгляд, весьма дико составленная, нескладная и не особо возвышенная, она, тем не менее, совершенно сверхъестественным образом производила впечатление. И, как и сегодняшним вечером, они точно так же лежали вдвоем, болтали ни о чем и ни о чем не задумывались. Тогда-то, по мнению Дэнни и наступил подходящий момент.
- Никуда ты не денешься. Я буду держать тебя вечно. Звезды выгорят и погаснут. Кости последнего сумчатого волка рассыплются в прах, - Кэт тогда крайне удивленно смотрела на него. Но, как ни в чем не бывало, он обнял девушку и продолжил:
- Ангелы поседеют. А я буду держать. И никогда не отпущу, - девушка расплакалась, а он лишь крепче ее обнял. Она все же улыбалась, а по ее глазам даже такой остолоп, каким был тогда Дэнни, мог догадаться – она счастлива. Момент был определенно удачным. Она лишь улыбалась, а по ее щекам текли слезы – на взгляд парня, это была самая чудесная картина из всех, что он когда-либо видел. А когда она чуть успокоилась – была его очередь слушать слегка торопливый, сбивчивый шепот, почему-то не желавший складываться в осмысленные слова, но, тем не менее, приятный.
- Что это за язык?
- Потом скажу. Может быть… А вообще, попробуй сам угадать!
Он угадал. Чуть позднее, правда, вспомнив, что его любимая девушка увлекается восточной культурой. Японский. «Я безумно тебя люблю». Уже тогда это было ложью. Но, к сожалению, тогда Саммерс этого не понимал – да, в общем-то, у него и не было причины понимать. Она появится гораздо позднее.

-Ски…
-Что? – парень чуть не подскочил на кровати. Черт возьми, он отчетливо слышал те самые слова, исходящие от Динары. Здесь и сейчас. Как? Как это возможно? Послышалось. По-слы-ша-лось. Показалось. Не было такого. Поразмыслив немного, парень решил что лучше было бы поскорей заснуть, но сон не шел.
Все становилось лишь хуже. Сперва рассказы про молодых людей, которые у нее когда-то были или могли быть. Зачем ему эти рассказы?! Дэнни не понимал. Возмущался, требовал прекратить издеваться… В результате – полные слез глаза и дрожащий голос девушки, как будто не понимающей, что именно она сказала.
- Но ты не думай, я не такая… У меня с ними ничего не было… Ты у меня только второй.
Это было началом конца. Первый, как оказалось, сейчас учился где-то за границей и должен был вернуться менее, чем через месяц. Она обещала его ждать и регулярно переписывалась. Только теперь до парня дошло, что об их романе, в общем-то, знают только они двое, для остальных же – они всего лишь друзья. А что же до самого Дэнни…
-Спасибо тебе. Без тебя я бы сошла с ума от одиночества.
«А я? Что мне теперь делать? Я без тебя не сойду с ума от одиночества?» - хотелось кричать, но он этого не сделал. Ведь он был спокойным, уравновешенным юношей, не проявляющим так эмоции. Он спокойно попрощался и ушел. А вечером спер бутылку виски, забился в какой-то переулок, выпил в одиночестве почти треть и в кровь разбил кулаки о ближайшую стену.

«Любовь не заканчивают дружбой. Разрыв есть разрыв» - Эрих Мария Ремарк. И любовь не закончилась тогда. Кэт пришла к нему первой. Убеждала, что любит, что бросит все ради него, надо только подождать. Ведь это неправильно, то, что он приедет, думая, что его тут ждут, и увидит такое. Я с ним расстанусь очень скоро, ты только подожди. И тогда Дэнни тоже промолчал. Не сказал про свои сомнения в том, что она так сделает, не сказал про то, что «неправильно» было вообще затевать всю эту историю. Он лишь кивнул, подтверждая, что будет ждать.

Прошло время. Тот молодой человек вернулся, но ничего не изменилось. Дэнни лишь больше уверился в своих подозрениях, стал меньше выходить из дома, потерял аппетит. Сложилась ситуация, которую мог сдвинуть с мертвой точки лишь случай. И он произошел – в лице общего друга, притащившего пару билетов на весьма неплохой концерт и позвавшего туда Дэнни и Кэт.
Полночи в дороге – и целый день парень был счастлив. Все омрачало лишь присутствие друга, но он был согласен терпеть его – ведь альтернативы представлялись еще худшими. Целый день. Так много и так мало одновременно. На смену дню пришла новая ночь, которая все расставила по местам. Они опять должны были провести ее в пути, все были уставшими, поэтому завалились спать, едва только погрузившись в транспорт. Но, каким бы уставшим ни был Дэнни, спокойно ему удалось выспаться всего час. А потом он проснулся, увидел Кэт, спящую в объятиях того друга, позвавшего их с собой. Разбудил, потребовал объяснений. И, к своему удивлению, услышал, что им было хорошо вдвоем, но все в прошлом, и вообще, «кто он такой, чтобы ревновать»? И, самое главное, теперь, когда все уже случилось так, как случилось, какие у нее еще могут быть варианты? Угадайте, что сделал вконец ошарашенный Дэнни? Да, он снова ушел. Пожелав напоследок доброй ночи, он попытался вновь заснуть, но сделать этого ему не удалось. Последующие четыре часа были адом, наполненным размышлениями, непониманием и сожалением. Ни к чему хорошему, как водится, это не привело.

Очевидно, она все же была такой. Ясное дело, врала. Со сколькими еще она спала? Юноше очень хотелось верить, но он просто не мог. Шлюха. Двуличная блядь. Он ненавидел эту тварь… И все равно не представлял себе жизни без нее. Без гнусной обманщицы, направившей когда-то его жизнь в более спокойное и мирное русло. Избавившей от одиночества и ненависти к счастливым вместе людям. А теперь - загнавшей его еще в эту яму озлобленности еще глубже, чем он был там когда-то.
А утром, по прибытию в Лондон, ей хватило ума обратиться к нему с каким-то вопросом. Дэнни не слышал ничего. Сам факт того, что она, как ни в чем ни бывало, что-то от него снова хочет, совершенно вывел его из себя. Глаза застилала кровавая пелена. Он не был спортсменом, но разницы в десять килограмм хватило, чтобы прижать схваченную за горло девчонку к стене так, чтобы она даже и не думала дергаться.
- Варианты есть всегда. По крайней мере, вариант «быть честной». Скажешь мне еще хоть слово – задушу, - он отпустил ее и ушел, не оглядываясь. А она осталась, и с того дня, действительно, не сказала ему ни единого слова. Даже несмотря на то, что у него в тот день окончательно слетела крыша, он заявился к парню-из-за-границы и попытался набить ему морду. Тишина. В чем-то этому, безусловно, помогли оборванные контакты. Стертые адреса и номера телефонов. Стертые, но не забытые. Не забытые и не используемые. Но и во время случайных кратких встреч – а были и такие – обе стороны хранили молчание. До этого вечера.

- А я тебе говорил, сука. Лучше бы ты молчала и дальше, - того факта, что вместе с ним в постели лежит уже совершенно другая девушка, Дэнни, ослепленный выпивкой и злостью, уже не понимал. Он обещал собственноручно задушить Кэт и он это сделает. Прямо сейчас. Прямо здесь. Ведь он же не был глупцом, мечтателем, живущим в своем иллюзорном мире, вовсе нет. Он понимал, что прошлое не вернуть, а раз так – то лживую шлюху должна была ждать смерть.

Сев на кровать, я отдышался и пришел в себя. Потом, скрестив руки на коленях, подумал, а чего это меня все так из колеи выбивает? Видения, всадник. Вроде бы не мальчик уже, седина в волосах, а все равно.
- Не делаются так дела. Так дела не делаются, - пробормотал себе под нос. Глаза прикрыл, посчитал до десяти и выдохнул. На свете есть много вещей и с большей их частью можно справиться арбалетом и мечем. А в остальных случаях главное не терять голову и бежать со всех ног.
Рывком поднявшись, я оставил шкатулку не развернутым свертком лежать на кровати. А потом, подхватив арбалет и вытащив меч, вышел в коридор. Старый гоблин - это не то, что должно меня испугать.
- Это я! И ты, старик, не в том положении, чтобы что-то здесь лепетать! Очевидно, что мы здесь заперты, наверху. На окнах решетки, выход закрыт. На улице всадник на черном коне, а перед тобой очень, блять, недобрый мужик с арбалетом в руках и мечом. И я нихуя не рад тут оказаться! Но, - я склонил голову набок. - Вроде бы я припоминаю, что к старшим надо обращаться учтиво. Потому, - сделав насмешливый книксен, - Майки Величественный, расскажи мне, что ты знаешь об этом месте, кто ты и где мы находимся. Все, что помнишь. Будь так любезен, - закончил уже вполне серьезно.

Мерс продирался сквозь пелену дождя знакомыми лондонскими улочками. Вопрос Бобы остался без ответа - впрочем ему и к этому было не привыкать. Ничего. Спросить еще раз успеется, пускай пока Фляга с ней терки трет. А пока можно вполглаза прикимарить в теплоте в такт дорожным ямкам- глаза сами туманились...
Только вот в самый последний момент Бобу посетила мысль.
- Э. - ткнул он подельника в бок, призывая заценить "детективские" свои способности. - А ты, красавица, как поняла когда мы к хмырю заявимся, а? Слайби не в курсах был, так что явно не от него.

Стив провожал летящий стакан взглядом человека, потерявшего что-то непостижимо дорогое. Так смотрит скульптор, чью работу всей жизни раскалывают о мостовую варвары. Так смотрит старик, чей дом пожирают языки пламени, всполохи которого отражаются в слезах на морщинистых щеках.
Так смотрел Стивен, на летящий в итальяшку стакан. Стакан, всего пару секунд назад вмещавший то, что могло привнести хоть немного радости в этот ублюдочный день, состоящий из английского дождя, вонючих русских, снова дождя и итальяшек.

Но что теперь? Надежды растоптаны, содержимое стакана стекает по итальянской роже, а Молоток остался без выпивки.
Мир, где возможно такое, страшно, просто чудовищно, несправедлив и жесток.

Вложив всю свою глубочайшую грусть о потерянной выпивке, в один-единственный, глубокий вздох, Стив отпрянул от стойки и потянулся во внутренние карманы.
За стилетом. На всякий случай.

- Передали-передали. И даже ответ получили. Но ты давай полегче на поворотах, красотка. А то живенько переберешься в багажник
Шон поудобнее развалился на широком кожаном сиденье "мерса".
- Куда едем-то?

Все тело ломило, словно оно всё еще помнит тот прыжок с обрыва и хрусталь костей, вдребезги разбивающийся о хрусталь воды. Разбивающийся - и возникающий вновь, в диком, смешанном метаморфозисе воды и суши, света и тьмы, рождении Мертвого Хребта где-то в позвоночнике и плечах. Словно он и был тем самым мертворожденным, увечным, слепым богом, что просыпался, шаря вокруг незнакомой рукой и натыкаясь вокруг лишь на камень своей тюрьмы-колыбели, выросшей вокруг пока он спал, ставшей второй кожей, удушливым доспехом-скорлупой...

Момент изначального смятения быстро проходит. Ничто и никто не пытается его убить. Рядом и привычная тьма, и успокаивающий свет. Он может дышать. Он в безопасности.

Он в большой пещере, рядом горит факел, чьего света не хватает чтобы достигнуть стен. Этот факел - первое что он видит, открыв глаза, и, даже в девяти шагах, глаза тут же начинают слезиться от нестерпимой яркости. Моргая, он переводит взгляд на тьму, где пляшут призрачные чудовища, надевая и сбрасывая обличья титанов, механизмов и смертных, но ему интересен этот танец не меньше чем успокаивающий, необходимый огонь. Никто и ничто по-прежнему не пытается его убить, поэтому можно задаться вопросом что чудовища пытаются показать ему, бродя там, в темноте.

Прикрыв глаза, он привыкает к свету. Разминает плечи, растирает руки и ноги, прогоняет прочь закостенение, заново привыкает к телу. Как долго же он спал?

Он еще плохо видит в этом ярком свете, но вокруг холодный камень и едва слышимые пещерные звуки - эхо капающей воды, эхо небесного ветра, что сквозь каскад расселин в скалах проник в эти стылые глубины, - слабые звуки, среди которых его громкий голос был бы кощунственным. Не подземелье рук человеческих, в этом он уверен. В воздухе нет ни намека на людей, кроме запахов факела и его собственного тела. Никто не возводил этих тяжелых стен, зубило не касалось шершавого пола, а в воздухе был тот едва уловимый привкус известняка, словно некогда огромная река промыла эту пещеру в толще скалы.

Горы Побора, рожденные морем? Вероятно. И если да - это было правильным. Он должен был быть здесь, там, в этих горах. Но почему - не помнил.

Откуда он это все знал? Про горы, про битвы, про богов, - откуда? Чья рука разбрасывала обрывки видений, чьи голоса рассказывали древние легенды ему, ныне безымянному и незнакомому даже себе, где он переворачивал увиденные страницы? Эй, старик с шершавым голосом, что там написано в твоей книге на этот счет?

Пустота. Пустота вместо ответов. Ни имен, ни воспоминаний.

Это было правильным и неправильным одновременно. Он должен был забыть, это было правильным, необходимым в каком-то смысле, даже желанным.

Но он не должен был забыть всё. В полном забвении была тревога. Опасность. Неправильность. Недостаточность, потеря. Ущербность какого-то замысла, о котором он более не имел никакого представления.

Нахмурившись, человек вновь перевел взгляд на факел. Поднялся на ноги, пошатнувшись, но тут же обретя равновесие. Сделал пробный шаг, затем второй, привыкая к движению, вечному падению с одной ноги на другую. Подошел к факелу поближе, поколебавшись, попытался вытащить его из гнезда-держателя. Осмотрел, все еще щурясь от яркости, но теперь упрямо не отводя взгляда. Как долго горело это дерево с намотанной на нем промасленной тканью?

Сон...лес...
Мерзкий сон. Такой, что оставил мерзкий привкус во рту и холодный пот. Мерзкий, зловещий...а сон ли это был? Чтобы все это значило? Хорошо, что этот... сон развеялся. Это хорошо. Но где это я? Столько странных запахов...и самое главное - КТО Я?! Так, я живой, и видимо некто. Мужчина. Что же, это уже радует. Хоть какая-нибудь определенность
Так, не надо торопиться и паниковать... это плохо, да. Сначала надо просто встать и осмотреться...вдруг найду что-нибудь что поможет мне узнать обо мне.
Дом. Чей-то. Мой? Или нет? Если не мой, значит рядом кто-то есть...
Чуть приподнявшись с кровати, я громко сказал, осматривая комнату.
-Эй! Здесь есть кто-нибудь?

- Эй вы, оба - потише. И ты, Бобби, и вы, миссис. Не драться! И друг друга не лапать!
Шон, хоть и прифигел немного, но соображалку не отключил. Слава Богу, что был вполне трезв.
- Миссис, а вы не прихренели немного? Мы вашему мужу письмо принесли, а вы на нас бобби натравливаете? А если к вам санитарный инспектор придет - вы десант SAS запросите?
Более спокойно обратился к Фрэнку:
- Мистер Брайан, что это ваша супруга так разнервничалась? Успокойте ее, пожалуйста!

Такой вот он оказался сукин сын - пушку завел понимаешь. Сытый хмырь, любитель пострелять по банкам да помахать блестящей игрушкой перед носом таких же как сам хмырей. Но наглый и борзый - а борзых Боб уважал. И в глубине души побаивался - особенно ежели за борзостью что-то кроме "пшика" могло быть. Но в любом случае пушка - это пушка...

Как бы невзначай, Боб шагнул.. два шага... ближе к хмырю - но в сторону от Фляги. За двумя волками погонишься - от обоих огребешь... А у ствола дула одно.

Подобрав таки автомат себе по вкусу (именно этот, например, красовался весьма и весьма странными выемками на прикладе, о назначении которых, в этом чуде русского оружейного гения, можно было лишь догадываться), Стив, произнеся что-то вроде "вот он, автомат моей мечты", принялся, на пару с Цементом, паковать русских в аккуратные мешки.

Неизвестно, что именно вывело Молотка на идею осуществления серии ударов прикладом по одному из мешков, но остановился он, только когда в мешке что-то отчетливо хрустнуло. Возможно нос или даже челюсть. А может, череп и шея.
Сие происшествие, хмурому и недовольному Цементу, мистер Линч объяснил тем, что «Этот русский мужеложец пытался освободиться!» в вольном переложении в выражения попроще, но, несомненно, сохраняя достоинство настоящего джентльмена.

В общем, дальнейшее путешествие в Цех, Стив и Цемент коротали в полном молчании, так как Молоток считал деньги прямо на коленке и раскладывал их в три разные стопочки, а Цемент просто вел машину, груженную «медведями» и изделиями русских оружейных заводов.

Примерно через 40-45 минут, Цех был достигнут, деньги давно посчитаны, а битый русский, похоже, мертв.
- Так, держи. – Стивен протянул Цементу равную долю от денег в 1800 фунтов – И еще за бензин. – Добавив сверху 149 фунтов и широко улыбнувшись.
Завидев Денни, Стивен протянул сверток фунтов и ему – Поровну бабло поделил. Да. – После Стив поскреб затылок ногтями и несколько смущенно произнес – Ден, я, походу, грохнул одного. Это ничего? – Спросил Линч с искренней надеждой.

- Ну, я то прям бежать не собирался. Я же не француз, Ден.– Пожал плечами Стивен, в ответ на недовольство Денни – И Микки тебе… Поможет ведь. В любом случае нам торопиться надо, а то стрельба да ворота выбитые... – Последнее Молоток, довольно многозначительно, говорил, уже протискиваясь к одному из автоматчиков и подбирая автомат, коим и собирался глушить русских.
- Цемент. Друг. У тебя же есть мешки? – И приклад опустился на голову русскому. Легко, почти нежно переводя его в положение «выключено».

Невежливый америкос толкнул Денни и повернулся к Стиву, рискуя нарваться на прямой куда-нибудь в челюсть, но Молоток вовремя поймал взгляд напарника и лишь смерил взглядом нерешительного усача, криво, но недобро, улыбнувшись углом губ. И этого хватило.
Денни же просто, душевно так, приложил американца лицом об стойку и все ему разъяснил. Денни сегодня добрый.

-Ну, кто же тебе откажет. – Ухмыльнулся Стивен и приготовился тащить упирающуюся тушу америкоса до машины.

Толчок. Ка-ак грубо. Глянул на Стивена, когда тот обернулся. Глазами отрицающее движение сделал. А потом пятерней своей ковшовой затылок янки обхватил, когда он ко мне обратно голову поворачивать стал. И с силой в стойку впечатал. Неожиданно, верно. Грубо, разумеется. Но толкать незнакомого человека - это просто невежливо!
Поэтому просто лицо невежливого мужчины на свидание с крепкой, добротной стойкой отправил.
Еще и рукой прижал сверху, надавил.
- Я ведь вежливо предложил, да? Не грубил, - нагнулся ниже. - Не стоит толкать джентельмена в хорошем пальто, это может привести к неожиданным последствиям. Берем его, - кивок Стивену. - мистер не против с нами поговорить. -

Вы не можете просматривать этот пост!

Что-то загудело в затылке. Недобро. Полезли мысли, и не сдержать их.
"Я - демографическая единица Федерации. 1. Рядовой. Класс второй. 2. Номер 5-98-9447-17."
Зачесалась татуировка. Начал скрести. Все сильнее. Сквозь рубашку.
"Упал вчера. 1 день назад. В спасательной капсуле номер 04 было 10 человек. 6 человек ушло. 4 осталось. 1 ушел. 3 осталось. 2 ушло. 1 остался. 1 взрыв прозвучал. 0 осталось. 2 человека были пойманы кнехтом Хадаром. 2 осталось. 2 человека были помещены в камеру, где было еще 2 человека. 4 осталось. В камеру пришли Жрица и кнехт Хадар. 4 человека и 2 постчеловека осталось. Жрица и кнехт Хадар покинули камеру, но в нее попал еще 1 человек. 5 осталось. 5 осталось. 5. 5. 5."
Закатал торопливым движением рукав рубашки. Сил нет, страшно зудит каждая выбитая циферка. Или даже жжет. Числа. Кругом числа. Поток чисел в голове. И вне ее. Закруживает. Все быстрее куда-то влечет. Поглощает. Смывает собой налет личности с разума. Чисто.
"В камеру поместили еще 10 человек. 15 осталось. 3 человека упало. 12 осталось. В камеру зашли 2 послушника. 12 человек и 2 постчеловека осталось. 1 послушник вышел, но вошел кнехт Хадар. Без изменений. Кнехт Хадар выкинул 1 послушника, включил кино, кондиционирование воздуха, и вышел из камеры. 12 человек осталось."
Заморгал часто. Свет яркий такой. В небе же целых два солнца. 2. 2 солнца. 2 звезды. Света в 2 раза больше. Прерывисто бьет в отчаянно хлопающие глаза. Пятнышки радужные проступают. Дыхание учащается. Удары ускорившиеся сердца чувствуются в затылке. Не пятнышки это. Цифры.
"12 человек вывели из камеры один кнехт и два послушника, и повели на трибунал. 0 осталось. 12 человек из камеры 1 кнехт и 2 послушника привели в зал, где была Жрица и 1 болотный волк, и затем 2 послушника привели еще 8 человек...8? и начался трибунал. 12. 8. 1. 2. 1. 1. 20 человек...20?, 4 постчеловека и 1 животное осталось."
Поселяется неуверенность. Необратимость. Память. Память - слабое звено. Память подводит. Нет памяти о нужных вещах. Нужно было запомнить много, а запомнилось так мало. Жжет руку. Свет прерывисто семафорит в глаза. Опаляет. Потерянность. Память - предатель.
"В помещении потолок заменяли тысячи цепочек. Тыся...чи. Некорректно. Порядок. 1. 10. 100. 1000...10000? было цепочек в качестве потолка в зале, где состоялся трибунал. Жрица произнесла 44 слова приговора...44?...43?...45? слов приговора. 1 окно разделилось на 2 части. Свет. Степь. Осталось 5 человек. 5? Остался 1 Фриц, 1 Инвертон, 1 Вито, 1 Йошимо, 1 Сверчок, 1 дорога, 2 солнца..."
Надо обязательно сосчитать травинки. Сухие травинки, что по обе стороны дороги. Голова влево - голова вправо. Надо сосчитать, обязательно. Прекратил моргать. Даже дышать прекратил. Важное дело. 1. 2. 3. 10. 26. 58. 154. 423. 742...2151? Сбился. Сначала. Но так не получится.
Не получится.
Не выйдет.
Невозможно сосчитать.
Бессильно повисли руки. И голова тоже склонилась. А там - ботинки. Высокие. Пара, одинаковые. Левый, правый. Шнурки. И дырки для шнурок. Надо посчитать. Обязательно. Или нет? Считать - плохо? Голова болит. Глаза от солнца устали. Считать нет сил. Считать плохо. Нельзя считать. Поднял руки ладонями к себе. Очень похожи, как ботинки. Одинаковые. 1 палец, 2 пальца, 3...нельзя! Нельзя считать! А еще призывно чернеет татуировка. Расчесана рука. ГОДЕН. И номер. Много цифр. Много. Нельзя считать. Цифры - плохо. И читать их нельзя. И складывать. Вычитать. Умножать. Делить нельзя. Нельзя, нельзя, нельзя!!!

Истекли обещанные пять минут, а за ними еще пять, но Мария понимала, что послушник вернется. Ему просто не зачем было врать. Ждала. Не спокойно, а отрешенно как-то. Смотрела, как на ее глазах тело капитаново оживает. Само по себе. Никто его не трогал, ни она, ни мидмирец, а вот он, дышит уже. Сперва подумала, что сам собой механизм включился, но потом поняла Руммердар не обманул. Обещал Ильхама оживить – и оживляет, хоть и неясно как. Незачем ему было врать, да.
Когда сухостой затрещал, Мария подняла голову, ожидая увидеть вернувшихся мидмирцев, но пришедшие были людьми. И, к своему удивлению, она тут же об этом пожалела. Одним из них оказался тот азиат, из лагеря, который еще при разгрузке к ней приставал. Иленсол хорошо запомнилась эта мерзкая одноглазая рожа. Тогда ей другой крестоносец помог, но здесь-то нет никого, кроме капитана, что только-только дышать начал.
Дуло у лба. Нож у горла. Слова хуже лезвий режут. Сглотнула с трудом. Порадовалась, что выгорела вся, что нет чувств никаких. Пустота одна. Благословенная сейчас пустота. В голове мысль одна, последняя, бьется. Что надо время тянуть. Вернется Руммердар… и что? Поможет ей, или не будет вмешиваться в дела людей? Неизвестно. Но это, пожалуй, все, на что надеяться можно. На мидмирцев. Охренеть.
Рассмеялась бы, но не стоит сейчас. Не так поймут. Подумают, что над ними она насмехается. Еще больше озвереют. Облизала губы сухие. Заговорила наконец.
- Мидмирская суровость – опасная вещь, Такеши, – надо же, имя вспомнила. Сейчас бы лишь бы не ошибиться, ни со словами, ни с интонацией. Хорошо хоть, голос ровно звучит. Спокойно. Уверенно почти. – Они были здесь. Отлучились ненадолго. Руммердар, послушник, знаешь его, может? Вернется сейчас. Не знаю, зачем, но я ему нужна. Сам понимаешь, он не сильно обрадуется тому, что увидит. Отпусти. Всего лишь один паршивый отсос, Такеши. Он стоит конфликта с мидмирцами? Не веришь мне, да? Они вернутся через пару минут, убедишься. Подумай пока, что командиру своему скажешь, если мидмирцам не угодишь. Он у вас суровый мужик.
Трудно вот так говорить, когда одна смерть ко лбу приставлена, а вторая – к шее. Шевелится Ильхам. Время идет потихоньку. Продержаться бы. Да.

Вышел. Тело в переулки людские бросил. Человеческие организмы. Машины. Фонари. Лавочки. Бомжи. Старухи, историю бранящие за то, что молодости годы сладкие у них забрала безвозвратно. Прохлада узеньких улочек. И простор проспектов. Русский автопром. Зарубежный. Люди, всюду люди. Важные. Гнилые. Добрые. Злые. Один вот. За рулём такой. В костюме, галстуке. Гонит. Опаздывает на что-то важное. Другой просто так. Лицо кавказской национальности. Едет, катается. Словно кровь по вене циркулирует - легко, привычно.
Дома застройки советской. И лишь ложкой чайной рассыпанная роскошь архитектуры времён императоров. Парки. Деревья. Воздух свежий, сочный, грудь заполняющий свободы дыханием. Лавочки. Под солнцем и в тени: на любой вкус. И фонтаны ещё. Столпы воды. Из трубы - вверх. Под напором. Красота.
Дома пятиэтажные. На верхних молодёжь часто. Ребята загорелые. С патлами немытыми. Гитарами вооружившись, рубят жесть назло режиму. Внизу пенсионеры. Ветераны ещё. Возмущаются. Негодуют.
А где-то ходят поклонники американской хип-хоп культуры. В штанах таких, словно до туалета добежать слабо было. Или воспитанники идей "Моей Борьбы". Бритые, рослые, сильные. Душу выбивают из "нелюдей". А где-то похожие. Только наоборот. Но суть та же. Душу только выбивают из слишком чистокровных. Или за нелюбовь к грузинам. Борьба за власть. Агрессия.

Но не всё так плохо. Вот тот парень в костюме девочку маленькую за ручку через улицу переводит. Улыбаются так. Девочке смешно: такой добрый дядя, хоть и казался таким важным. А дяде смешно, потому что девочке смешно. И хорошо. И всюду добро.
По улицам растеклось неровным слоем, гниль очищая. И когда-то станет хорошо. И жизнь - процесс без морали и нравственности. Просто серия действий. И счастье. В конце и в начале. И посередине. Везде.

Чарльз смерил Бобби пустым взглядом и промолчал.
Дождавшись возвращения Ларри кивнул, забрал мачете, положил мешок рядом с боксёром. Подошёл к телу, чуть пнул его, чтоб бедняга алкаш лежал точно на спине.
Задумчиво выпустил облачко дыма.
Окинул взглядом помещение.
Недовольно хмыкнул.
Двинулся к лестнице.
Вынул телефон. Пощёлкал.

Резко - музыка. Быстрая серия по барабанам. А потом - размеренный джаз. Только громко. Очень. Глушит звуки, особенно в подвале.
'zat you, Santa Claus?!
Вернулся к телу.
Gifts, I'm preparin'
For some Christmas sharin'
But I pause beca-a-ause
Достал откуда-то из пиджака револьвер.
Hang-in' my stockin'
I can hear knockin'
'Zat you, Santa Claus?!
Sure is dark out,
Ain't the slighest spark out
Pardon my clackin' jaws
Who is there?
Раскрыл барабан. Широко расставил ноги.
Who is it?
Вогнал патроны. Тело зажато между ногами, лежит на спине.
Stop for a visit?
Револьвер - дулом вниз. Крутанул, вогнал барабан.
'Zat you, Santa Claus?!
Выстрелы. Шесть. В область сердца, шеи, плеча.

Взял мачете, "слез" с тела, встал сбоку.
Are you bringin' a present for me,
Something pleasantly pleasant for me,
That's what I've been waitin' for.
Would you mind slippin' it under the door?
Примерился. Чуть помахал.
Four winds are howlin'
Or maybe that be growlin'?
Сталь - кожа шеи.
My legs feel like straws
Сталь в воздух - повыше.
Oh my, my, only my
Kindly, will you reply?
Мачете - вниз.
'Zat you, Santa Claus?!
Удары. По телу. На выдохе. Шея, грудь, руки, ноги. Но так, чтоб пулевые ранения остались.

Закончил, кивок в сторону разрубленного тела. Мачете - чуть поводил по мешку, тонко намекая, затем бросил - на мешок.
Смахнув пот, опять вставил в рот сигару. И куда он её прятал?
Двинулся к телефону. Джаз ведь ещё играет.
Взял, пощёлкал.
Всё.

'Zat you, Santa Claus?!