Голосование пользователя

— Старые хуже воспринимают проклятие, их разум уже слишком закостенелый, у молодых больше шансов пережить последствия... Впрочем, пока что ни одного успешного исхода, возможно я делаю что-то не так, но без экспериментов не выяснишь. — Габриэлла уважала ум Умбара, как впрочем и была захвачена его харизмой, никогда нельзя было понять, говорит он что-то с глубоким знанием дела, или лишь создает вид, при чем достаточно успешно чтобы даже самый тупой бред, мог показаться слушающему великой истиной. Хотя конечно, у тех кто дольше с ним общался, появлялся некий иммунитет, однако это лишь тогда, когда паладин не брался за свои речи серьезно. Так и сейчас, его слова посеяли зерно раздора в мышлении волчицы, она уже не была уверена в том что делает все правильно, не зря Эйб старался не позволять ей лишний раз экспериментировать с людьми, порой баронессе казалось что он просто защищает мясных ублюдков, а порой она начинала думать что он просто не доверяет ей в этом плане, что ж, с её психикой это было весьма предусмотрительно.

— Твоя правда, Умбар, я смогу взять и пленников, или преступников, но... Тц, но я не совру если скажу, что жители деревни мне нужны, очень нужны, и не только потому что я хочу стаю, но и потому что я хочу именно их крови и их страданий от проклятья, как когда-то страдала я, и если мы не найдем кого-то подходящего, то я не уверена что смогу сдержать себя в руках. — Габриэлла крепко сжала бокал, так что тот с протяжным металлическим стоном погнулся, в этот момент её гнев был направлен на себя, иногда волчица ненавидела эту часть себя, кровожадную суку желающую только крови и желательно страданий своей добычи, чаще всего она заливала эти чувства вином и безудержным утолением самых низменных желаний, после которых либо у неё появлялся новый мужчина, либо умирал один из старых. Это было частью её безумной жизни, поэтому её мужчина не мог быть слабым, он бы просто не пережил первую же ночь, при таких раскладах неудивительно что с ней обычно задерживались либо крепкие наемники из жарких пустынь, смуглокожие красавцы которые были весьма сведущи в сексе, либо зеленокожие варвары из степных долин, характер женщин которых не далеко ушел от того что был у ликанши.

Внутри волчицы всегда проходил конфликт, конфликт человека и зверя, чаще всего она держалась на грани между этими двумя кусками своей личности, бывало срывалась в звериную суть, но человеком.. человеком она становилась так редко, что даже Эйб не смог бы назвать даже пяти подобных случаев, а он был единственным существом, с которым Габриэлла делилась всем что у неё было на душе, и на уме, так как только отец мог понять её. И вот сейчас, слушая продолжение речи Умбара, она не знала кто именно слушает его, человек или зверь, или нечто среднее между ними, кем из них на самом деле она хотела быть. Его слова, задевали самые глубокие струны души, отзываясь теплом в груди, ведь она давно мечтала о том чтобы отец официально признал её как дочь, которой по сути она и была, с тех пор как он её приютил, забрав тогда из лап того ликана. Размышляла она и о детях, нет, у неё уже бывали дети, как минимум те которых она сожрала пока жила у своего насильника, и ешё несколько после, о судьбе которых она никогда не задумывалась с тех пор, как подкинула их в другие семьи, тогда ей некогда было ухаживать за детьми, а после волчица уже бдительно следила за тем чтобы на забеременеть снова, чтобы не оставлять Эйба без своей бдительной охраны, потому что с этим магом постоянно что-то случалось, даже до того как он стал некромантом.

И вот, когда длинная речь закончилась, и Умбар застыл в ожидании какой-либо реакции, в глазах сидевшей напротив него девушки, он сначала увидел пульсирующие зрачки зверя, какие обычно были у неё за считанные секунды до трансформации, но тянулись секунды, и ничего не происходило, дрожащие глаза в итоге вылились не в яростную агрессию, а в вытекшую из век слезу, которая шустро скатилась по щеке и застыла каплей на краю лица волчицы. Секундная слабость, вылилась в то что она позволила кому-то кроме отца увидеть эмоции простой девушки на своем лице, а не кровожадной твари. Тряхнув головой, Габриэлла провела правой рукой по своему лицу, протирая когтистой рукой глаза, стряхивая с них влагу, после чего тихо рыкнула, прошептав какое-то ругательство на эльфийском.

— Какой же ты все таки мозгокрут, Умбар... Наверное и мертвого бы заставил плакать. — первой реакцией была защита, довольно нелепая попытка перевести все в шутку, которая закончилась тем, что бокал был окончательно уничтожен когтистой лапой, на этот раз из-за гневной вспышки на свою же тупую реакцию. — Что ж, могу лишь сказать, что я ещё не думала о замужестве, среди дохлых местных дворян, обросших жиром и забывших с какой стороны держать меч, вряд ли найдется тот кто сможет удержать меня, и уж тем более совладать со мной. Единственный шанс, это если кто-то из рыцарей погибели, за какие-то заслуги так же получит дворянство от моего отца, и вот тогда уже можно будет подумать и о партии, а пока... пока остается только трахаться с рыцарями, и надеяться что заклинания работают правильно и не дадут мне залететь без желания, так как дети не от породистого самца, мне больше не нужны, ибо мешают вести войну, если заниматься их воспитанием. Тем более, ещё не один из моих детей не перенял моего проклятия, а слабаки стае не нужны. — взяв себя в руки, баронесса вернула себе прежний оскал, и кровожадную ухмылку, чтобы с достоинством ответить на прозвучавший вопрос и последующие слова.

Хада

— Жизнь иногда бывает очень сложно и нестабильной, друг мой. Ты и по себе можешь судить. — Начал издалека Рататуй, когда к нему пришёл Хада. Крыс и новоиспечённая леди уединились на втором этаже таверны, в жилых помещениях.

Рон не пускал грызуна в общую залу, потому что посетители могли, даже признав в мелочи мага, сильно испугаться или же подумать что неладное, а потому гостья заведения и новый его совладелец сидели в тишины хозяйской вечи
Все окна в комнате были заторены, кроме одного, через который прорывалась линия света света. В ней завихрялась и кружилась пыль, пока за стеклом окна косой стеной лил дождь. Слепой, с почти что ясным небом, но холодный и липкий.
Под самое начало дождя Хада даже успел угодить, немного замочив ту простенькую одежду, что ему дали на поносить в гильдии до того момента, как бард нашёл бы себе что-то новое. Или купил. Деньги у него с продажи возвращенных вещей будут. А как он сходит на рынок — их станет ещё больше! Ведь должны же чего-то стоить самотыки… жаль, обратно Рататую их не продашь. Это всё упростило бы.
Крыс сидел в чашечке для чая, попивая шнапс из напёрстка.

— То, что произошло с тобой — всего лишь одна из нестабильностей жизни. Просто… случайность. Таких со мной и с моими знакомыми часто случалось. Магия, знаешь… — его милые бусинки глаз уставили куда-то в окно, меланхолично и грустно, — ...она делает тебя другим, даже если не меняет внешне. Если говорить конкретнее о том, что с тобой прозошло, то всё сложно. Ты повредил внешнюю оболочку хризалиды: контейнера, в котором содержалось ядро моей лаборатории. Произошёл сбой… весь объём энергии, что поддерживал разлом и питал хризалиду — он вылился на тебя! И по хорошему, ты должен был бы умереть. Но, тот, кто создал твоё старое тело, по всей видимости пришёл к очень схожим с моими дизайном строения магических каналов. И вместо того, чтобы изжариться и лопнуть, твоё тело приняло в себя всю информацию из хризалиды. И удалила ту информацию, что не была сейчас нужна — твоё сознание. — Отпил ещё шнапса. Тихо фыркнул. — По-хорошему, после такого ты должен был бы исчезнуть, но произошла ещё одна случайность… и твой разум одновременно с удалением из старого тела был записан на этот носитель. — Какое-то время маг молчал. Затем, медленно отставил напёрсток в сторону. — Это тело принадлежало мне. Точнее, я его создатель: продвинутая версия гомункула, которая должна была послежить оболочкой для ядра моей лаборатории. Однако… не всё всегда идёт так, как ты хочешь.

За окном громыхнул раскат грома. Рататуй дёрнулся, кажется к чему-то прислушиваясь: его шерсть встала дыбом.
Прошло несколько минут, прежде чем он успокоился. Сел опять спокойнее в чашку, прижав к себе лапками свой хвост. Какое-то время тот сидел, слушая вопросы Хады о том, сможет ли он когда-либо вернуть своё тело. И где оно вообще. Рататуй медленно повернул мордочку к девушке, фыркнув:

— Ты так спрашиваешь, как будто я должен знать! Я могу только предполагать, где твоё тело… точнее, когда твоё тело… это сложно объяснить, но в данный момент оно в Башне, а когда вернётся в подвал и колодец вновь станет стабильными вратами мне не известно. — Какое-то время он глядел на Хаду о чём-то думая. — Вернуть тело назад возможно… через какое-то время, пускай это и может быть проблематично.

— В ушах у тебя звучит, потому что ты всё ещё не может настроиться на функционал тела. Ты не представляешь, чего я добился в своих исследованиях! — Возвёл лапки к потолку крыс, явно оживившись и повеселев. — Твой разум куда стабильнее против психических атак благодаря пара-психическому симбионту. Ты можешь общаться с другими существами силой разума, даже не зная языка. И даже более!..

— Вполне возможно, у тебя даже есть такие силы, о которых я не знаю… — глазки крысёныша горели азартом, — ...мне так и не удалось провести тесты с успешно интегрированным псиоником. Столько времени было потрачено в пустую. Ах, если бы всё прошло тогда гладко, я был бы уже самым великим магом, которого знал этот город! И этот выскочка Ванфарис утёрся бы и обзавидовался бы… ах, какой позор!

— Видишь ли, некогда я был магом. Асраи невероятного ума и таланта! — Рататуй напышился. — Можно сказать, что я один из первопроходцев целой новой отрасли магии — автоматоностроения. Видишь ли, меня можно было назвать тогда эльфом не только с виденьем, но и с большой мечтой! Очень рано, ещё в своей юности, мне открылась главная проблема нашего общества и всю свою сознательную жизнь я пытался её решить, тем или иным способом.

— Как думаешь, почему мы сражаемся? — Начал с риторического вопроса маг. — Почему мы грызём друг другу глотки, как звери? Что толкает нас на совершением самых низменных и злых поступков? — Крыс склонил голову на бок. Ответил сразу же после слов Хады. — Инстинкт, мой дорогой. Жажда собирать ресурсы, размножаться, приумножать достаток своей стаи… поверь, пробыв крысой с моё, ты очень чётко видишь эту закономерность как в стае грызунов, так и в обществах большинства так называемых “разумных”.

— Корень всех проблем нашего общества лежит в этой нашей животной части — в том, что мы и окружающие нас существа не могут отринуть её. — Активно толкал тот речь. — С одной стороны, так как она же позволяет нам выживать. С другой стороны, потому что быть животным — это приятно. Какими бы ни были ужасными слабости плоти, даже так, они приносят с собой и возможность наслаждаться этим сладким “пороком” и “бессилием”. — Перевёл дыхание. — Кроме того, — продолжал маг, — ...ресурсы не бесконечны. За них мы всё равно будем сражаться. В том числе и двуногие ресурсы. Отсюда рабство, захват чужих территорий и народов.

— Я подумал о том, создание альтернативы какому ресурсу позволило бы мне максимально легко и быстро исправить это плачевное положение в обществе, да ещё и таким образом, чтобы сильные мира сего не убили меня за инициативу, а наооборот, помогли бы мне. И я нашёл ответ!.. — Рататуй взобрался по руке Хады ей на плечо. Сел рядом с ухом и прошептал ей по секрету. — Компания. Вот чего жаждет любой мыслящий индивид. Даже если не осознаёт этого.

— Даже самые одинокие. Даже самые закостенелые. — Он спрыгнул на стол. — Даже те, кто тренируют своё тело быть крепче стали, слабы и уязвимы против понимания и любви. И я начал создавать автоматонов и гомункулов: как безопасную и не такую сомнительную замену труду работниц и работников кварталов любви и рабов. Пока что только в сфере любви за деньги… но затем и как замену трудящихся в шахтах или же на опасных факториях… а после и как замена слуг.

— Я производил созданий на любой вкус и цвет. Мои автоматоны, то, что ты видела — просто незаконченные образцы. Голый каркас с минимумом команд. Законченные мои детки по своим навыкам, обаянию и сочувствию могли бы превзойти в богов — в некоторых из них мои клиенты даже влюблялись, хотя они были машинами или конструктами… в ходе своих исследований, мне удалось даже шагнуть за пределы этого, но… всё пошло прахом…

— Рой… временно останется у Рона, я уже договорился, чтобы они работали в подвале. После им придётся переселиться либо глубже в подземелье, благо в катакомбах города всегда рады ещё одному выводку крыс, либо куда-то ещё в городе. Они довольно самостоятельные малые, не волнуйся. — Ответил ей Рататуй, явно расстроившийся от завершения истории о своей работе и своих мечтах. — В конечном итоге, это я их создал. С ними ничего дурного не может случиться.

— Тебе же я посоветовал бы немного передохнуть… и попробовать прислушаться к новому телу. — Предложил Хаде хвостатый старичок. — Оно говорит с тобой, поверь. Просто на том языке, что ты пока что не знаешь. На куда более тонком и нежном, высоком и звонком. Прислушайся к тому, что тебе кажется звоном или дискомфортом… и оно покажет все те новые возможности, что открыты перед тобой. Насладись сполна! — Успехнулся. — Такой шанс, как тебе, выпадает всего раз в жизни.

Фарн и Алира

Ночной Оукхарт спал лишь частями. Тишину его улиц нарушали голоса из районов, спящих днём и просыпающихся с первыми сумерками, хрипами загулявших бродяг, лаем собак и скрипом мостовой под ногами, что всё ещё покрывалась инеем по ночам. Ночью город… нет, вовсе не спал. Просто жизнь в нём менялась. Менялся темп и голос, с которым говорили улицы.
Фарн, прогуливаясь по ним, ощущал полное опустошение и какое-то единение с этим местом. Его природой. Да, у города тоже была своя экосистема, в которой он пока был чужим.
Днём следующего дня парень отправился в обход по городу, он нашёл себе работу в лавочке дедушки Норака. Приятный старичок радушно принял сатира. Он был рад новому гостю, а главное — приятному собеседнику! Достаточно быстро парень смог договориться о том, чтобы собирать травы и обговорил цены за работу в этой лавке. Норак предупредил, что не сможет заплатить больше стандартной ставки, у него и так уже несколько работников, которым надо платить.

Кем были ещё работники?.. Ну, он упомянул что попросил помощи у гильдии на один из предстоящих дней.
В помощь к нему выделили Алиру. Девушка, как и многие новоприбывшие авантюристы, заполнила бумаги и кратко поведала о своих навыках и предпочтениях, получив значок авантюриста (к сожалению — фарфоровый, в силу отсутствия серьёзного боевого опыта) и была уведомлена, что команду для первого пробного задания ей подберут в течение недели.
Всё это время ей надо было где-то работать, так что девушка взяла пару заданий с нулевым уровнем опасности. Помочь старичку собрать травы в лесу… прибраться в самой гильдии… ухаживать за гигантской жабой, ставшей питомцем гильдии…
Девушка последующие дни была вся в работе, постоянно чем-то занимаясь, вставая с первыми петухами и возвращаясь в постель без сил с сумерками. В гильдии же ей подсказали что и где есть в городе, дав грубую карту всего нового поселения.

Оукхарт оказался огромным. Намного больше, чем Алира могла бы себе представить! Но всё равно, работая в гильдии, знакомые лица она встречала очень часто. Например, часто видела одинокого парнишку-сатира, крутящегося то тут, то там по поселению: он даже один раз ходил в тот же лесу, куда и она, за сбором трав. Или к примеру с мелким вредным халфлингом она сталкивался много раз. Он тоже что-то делал у стен гильдии, постоянно с кем-то договариваясь.

Узнала девушка так же и о месте, где собираются местные друиды. Малая роща Вестриге… зона беззакония.

Ей следовало сходить туда хотя бы для того, чтобы засвидетельствовать своё прибытие в город для местных членов Круга Луны — стоит знать своих на новом месте.
А кроме того, в принципе познакомиться с ближайшим источником природных сил. До ближайшего нормального леса пешком от города два часа хотьдьбы, а тут роща под боком.
Примерно такими же мыслями вооружился и Фарн, что после первой половины недели, проведённой в поту да в работе на всё больше и больше ценящего нового работника Норака, решил познакомиться с местными достопримечательностями и с тем, что представляет собой эта самая малая роща…

Чтобы попасть в малую рощу, что Алире, что Фарну, пришлось пройти через западные ворота города. Как обычно, у них их встретили хмурые стражники города.
Усталые стражи порядка, не в стёганках как патрульные, а в полном комплекте брони да при карапасах, быстро узнавали у каждого встречного, на кой чёрт им переться в такую дыру, как старый город: на слова о том, что кому-то надо в рощу или он просто хочет прогуляться, эти бравые мужички напоминали, что не впускают и не выпускают никого в новый город без особого разрешения после наступления сумере. А потому, им лучше вернуться до захода солнца, а то они останутся в старом городе до рассвета!
Выйдя за ворота, парочка по отдельности вступила в Пристанный город. Здесь нестерпимо воняло рыбой, жирной пищей, а на языке стоял вкус пыли и грязных тел, что буквально лип к нёбу. Сюда стекались все те, кому не по карману или не по духу было жить за высокими городскими стенами. А потому, они скопились тут — на берегах реки.

Дорога к роще заняла у парочки где-то около часа ходьбы по старому городу. Разруха и нищета стали для них спутниками на всём протяжении пути, и всюду на них глядели здания с пустыми окнами без стёкл, словно попрошайки потерявшие глаза, что глядят провалами глазниц на прохожих и просят милостыню. Таких тут тоже было на удивление много.
Но постепенно, с приближением лесу, всё стало меняться. Здания проредили. Число бедняков и в принципе живых существ резко упало, словно кварталы начали пустеть.
А обветшалость зданий резко увеличилась. Порой на дороге встречались лесные звери, которых совсем не должно был в городе. Подувший с запада ветер принёс дух влаги...



Малой в роще было только название.
Почти одновременно Фарн и Алира остановились напротив непроходимой дремучей чащи, закрывающей пространство где-то в глубине трущоб старого города сколько хватало глаз. Остро пахло лесом и чем-то сладким… Корни деревьев здесь взрывали землю, почти полностью покрывая её, как и густая трава с многочисленными кустами.
Всё было захвачено зеленью, проростая прямо поверх многочисленных зданий. Там, где когда шла улица, сейчас плескалась неглубокая речка.
Там, где высилась башенка небольшого храма, теперь осталось лишь полторы стены от неё и здоровое дерево, проломившее своды алтарной части часовни.

Они словно оказались в ином мире...

Руби

Первые пара дней были как один: в сплошной дымке и забытье, по крайней мере для Руби. Чтобы было с остальными девушками — сложно сказать. Но над всеми тремя хлопотала какая-то из жриц средней руки и её несколько помощников.
Искупать и оттереть, потом натереть маслами, затем перепеленать — приятные и медленные, даже медитативные процедуры, и пускай с ними возились как с детьми, никто не мог пожелать большего в такой ситуации. Из всех процедур Руби чётче всего запомнила, пожалуй, лишь две вещи: всепоглощающие тепло и заботу, пронизывающие их до самых костей. Что это вызвало? Может быть магия, может быть просто труд жриц. Но эти чувства отпечатались в ней надолго.
Под медетативный бубнёж и молитвы она засыпала и вновь просыпалась, и с каждым пробуждением разум её был чище и яснее, чем в прошлый раз. Волна за волной, каждую девушку из троицы окутывал свет лечащих заклинаний.
А горечь проведённых в плену дней выходила вместе с липким потом и вместе с мучающими по ночам кошмарами.
Нет, плохие воспоминания не ушли… просто магия как бы закрыла их за ширмой, чтобы они не всплывали сами по себе. Руби всё ещё могла вспомнить каждый из дней пыток. Каждую из своих обид. Но они не преследовали её: жрицы Мишакаль лучше других знали, как посадить внутренних демонов на цепь, чем их кормить и как за ними следить.

Девушки пришли в себя только на четвёртый день.
Келья, в которую поселили Руби с подругами, представляла собой небольшое помещение с узкими окнами-бойницами. Это объяснялось тем, что во времена прорывов в город или длительной осады, храм Мишакаль в форте использовался как самое укреплённое место — для женщин и детей.
Убранство кельи — истинно аскетичное. Два стула. Два стола. Три тумбы у трёх кроватей без ножев (тюфяк кровати лежал на деревянном коробе, который чуточку пружинил под телом — это была эксклюзивная разработка жрецов Мишакаль, использующаяся в их храмах… и некоторых публичных домах).
Вставали жрецы Мишакаль достаточно рано, умывались в фонтане и делали гимнастику во дворе, а после шли на утреннюю молитву, длившуюся около получаса. Молитвы и бдения занимали у местных священнослужителей около восьми часов в день, ели они четыре раза в день, небольшими порциями. Отдельное внимание в храме уделяли физическому состоянию работников и служителей. А точнее их форме.
Особым условием для жрецов и жриц Мишакаль была привлекательность. Это достигалось как с помощью магии, что мяла плоть как глину, так и диетами и упражнениями.
Совершенство духа и тела часто ставили в один ряд с такой ценностью священнослужителей, как и помощь нуждающемуся. А это порождало строгую дисциплину внутри храма.

Руби увязла в этот круговорот забот и работы. И кто тянул её за язык предложить свою помощь?! С ночи до зари она была занята работой от настоятельницы храма и могла поболтать с Фрэялой только под ночь, когда у Руби заканчивалась работа, а жрица приходила с вечерней молитвы. Валь всё так же спала на протяжении недели, не приходя в себя.
В основном, в обязанности Руби входила простая работа. Принеси. Подай. Почисти. Ничего сложного! Но порой, ей давали в работу помощь с какими-то мелкими поручениями.
К примеру, она помогала однажды подготовить алтарь для еженедельного принесения жертв жителями города. Ну как “жертв”? Просто раз в неделю, перед выходными днями, горожане со всего Оукхарта приходили в храм, чтобы приподнести статуе Мишакаль какие-то дары и что-то у неё просили. У каждого было какое-то маленькое желание.
Кто-то приходил за возвращением мужской силы, кто-то просил лёгких родов или здоровья детям, кто-то молился о скорой поправки родича после долгой болезни, кто-то делился с божеством своими желаниями и мечтой встретить любимого…
Все эти мелкие молитвы и желания Руби слышала, как и другие слуги храма принимая подношения божеству и складывая их в основания алтаря, что занимал собой значительную часть центрального помещения храма.

Немногим позже она встречала гостей, приходящих в храм.
Таких было не много, но и не мало. По словам старшей жрицы, особенно много посетителей бывает в начале сезона, перед первыми выходными, или в конце сезона — когда в храме проходит ритуальная оргия. Последнюю Руби пропустила (в день оргии она с подругами всё ещё валялась в постели), но событие это было и вправду эпохальное.
Говорят, его даже посетили трое авантюристов из Большой Дюжины! А они, кроме аристократов, самые влиятельные существа во всём городе.

Так, незаметно, пролетела неделя...

  ВААЙ-РА

  Ваай-Ра вцепилась в ногу данмера острыми зубами и потянула её на себя. Взрослый охотник вскрикнул и рукой отбросил ребёнка от себя. Этого мгновенья хватило, чтобы капитан спрятанным в сапоге ножом проткнула врага на смерть. Но судно качнулось в момент, когда Ваай-Ра отбросили и она полетела прямо на борт, охваченный огнём вражеским магов. Пламя вмиг обхватило одежду юной аргонианки и её кожа начала обугливаться. В панике она пыталась выпрыгнуть за борт, но ноги её зацепились в развешенные тросы. Лишь спустя время сильная рука Шади-Вирру вырвала ребёнка из магической стихии.
  Тот день оказался победным для пиратов. Но Ваай-Ра запомнила его на всю жизнь по другой причине. Те секунды в пламени казались её долгими часами. Часами настоящего мучения, адского страдания. С тех пор огонь вызывал лишь такие чувства. И, возможно, этот страх вынудил её заняться собой. Шади-Вирру сказала, что для аргонианина нет более верного оружия, чем они сами. И это оказалось правдой. Обучаясь рукопашному бою, Ваай-Ра быстро стала одной из самых сильных воинов, а когда ей выполнилось 14 лет, она побеждала даже многих взрослых. Её зубы были сильные и острые, такими же были когти, а также прочное и выносливое тело. Ваай-Ра не требовала ничего, чтобы заставить врага пасть, а значит никто не мог обезоружить её.

  Наступившая взрослая жизнь стала тесно связанной с пиратством. Когда её собственные родители уже не так часто ступали на палубу судна, она всё реже сходила с него на твёрдую землю. Вода стала самой близкой стихией для неё, а слава, добываемая в успешных походах совмещала приятное с полезным. Всё шло лучше некуда, покуда успех вновь не ослепил всех.
  Капитан решила отправиться за пределы Морровинда, где была меньше конкуренция и богаче суда. Это было необжитое поле для выходцев Чернотопья, и оно стало последним для Шади-Вирру и её команды. Первый же торговый корабль оказался набитым военными для перевозки в Скайрим. Любые попытки вырваться после неудачного нападения оказались тщетными. Все, кто не умер, был схвачен и заточён на том же судне. Пиратский корабль потопили во избежание политических конфликтов, а пленников увезли в Скайрим, где и отдали в заточение в городке Вервид, вблизи Солитьюда. Ваай-Ра пришлось врать, что ей больше её же настоящего возраста, иначе её могли забрать в личное рабство к каким-то лордам, а она ни за что не хотела вновь становиться рабом. Сырая темница была лучшим решением.
  Жизнь в темнице была трудна, но вместе с бывшими членами одной команды протекала не так и плохо. Муравейник, где они находились, был той ещё дырой, но всё там напоминало жизнь разбойника. Только это была жизнь среди других разбойников. Однажды, друга Ваай-Ра схватило трое нордов из другой банды. Девушка заметила эта. Ничего хорошего это не предвещало. Аргонианка...