Голосование за ходы

— Там на краю цивилизации есть горно-степная местность, не помню как её называют, но городов у них и в помине нет, они селятся в разных доиндустриальных деревнях. Расстояние между ними очень большое и ездят они на таких двухколёсных штуках, которые называются велосипедами. И ездить нужно очень быстро.
— Хм... А! Потому что если ехать медленно, то приедешь только к вечеру и ничего не успеешь сделать?
— Нет. Потому что если будешь ехать медленно, то тебя сожрут волки.

С такого пустячного разговора и начались всевозможные исследования по диким зверям Дига, так что, когда он увидел первого хищника, то сразу же схватив первую попавшуюся ветку в руки побежал к Элис.

— Если на тебя бежит волк, то можешь не обращая на него внимания повернуться к нему спиной и стрелять вперёд на поражение. У них всегда такая тактика: первый просто отвлекает внимание и прыгает в итоге перед тобой, а второй в этот момент атакует сзади.

Но не успел Диг никак предупредить Элис, как и в самом деле за её спиной показался второй хищник.

— Интересный факт: в Африке маленькие дети при встрече с дикими хищниками хватают палки, или просто встают прямо, вытягиваются по струнке и разводят руки немного в сторону. Звери принимают руки (особенно удлинённые ветками) за рога и уходят. Потому что загнать дикого зверя очень сложно и опасно, в биологии есть даже такое понятие: мобинг, когда загоняемое животное будучи жертвой само на время становится хищником и пытается убить своих преследователей. А без жертв волки ни одного лося не возьмут, к примеру.

Сжав челюсть от осознания, что он не успел, Дэниель как мог вытянул вооружённую палкой руку и принялся ей размахивать над своей головой по кругу как можно выше и, набрав в грудь побольше воздуха зарычал протяжным звуком "ИИИИИИИ"...

— А ещё хищники определяют угрозу друг от друга по объёму лёгких. Если ты будешь рычать или издавать любой другой звук дольше, чем они, то зверь спасует и уйдёт. Да и в принципе любые громкие звуки их отпугивают.
— Диг, тебе заняться больше нечем? Иди работай, нам нужно перепроверить ещё бездну архивов!

Нащупав и нагрузив до предела критические сочленения башни, Кано разорвал их, знаменуя успех этой миссии. Но не успел он в полной мере осознать триумф, как ощутил необходимость ухода. Земля смещалась, вырванные и кристализованные в едином порыве ввысь недра земли перемалывались, трещали глубокими ссадинами минеральной породы, грозя придавить и упокоить его здесь навсегда. Шиноби сделал то, что было самым разумным решением: ушёл вглубь, и вскоре по возрастающим вибрациям и отголоскам надземного грохота, отпечатавшегося здесь подобно сокрушительному удару молота, ниндзя примерно сопоставил новую карту рельефа.

Было бы неплохо здесь и остаться, предоставив всё остальным, создать защитный купол в утробе матери земли и восстановить свои силы. Но наверху, в этом изменчивом надземном мире, была его спутница, которой возможно нужна была его помощь. А значит необходимо выбираться.

Лин не любила находиться в таком скоплении людей. Сразу столько разговоров, столько вопросов, столько мнений, что хотелось запереться где-нибудь, да отдохнуть в чистом спокойствии за книжкой или варкой какого-нибудь хитрого настоя, здесь же царился полный мрак. Вопросы к Вожаку, какие-то вопросы учителей, наносная манерность и показушность разных особ (как будто им нормально не живётся — всё нужно усложнять и превращать в какие-то церемонии с ритуалами), поэтому Лин просто сказала Диего:
— Да, мы будем примерными волчицами и постараемся вести себя соответствующе, — произнесла она с улыбкой и потянула сестру за руку, направляясь к Ариане, но внезапно обернулась:
— Ты ведь занесёшь нам наш рюкзак?

Не заметив даже превращения Мордигаэль, она вновь повернулась к Ари, как внезапно, почти лицом к лицу, столкнулась с молодым Волком, который был вне всякого сомнения знаком ей. Асура. Приподняв удивлённо одну бровь, она загадочно улыбнулась и, не говоря ему ни слова, потащила сестру дальше за руку к фее, вежливо протискиваясь через образовавшуюся на трапе толпу.

Услышав самое презренное и мерзопакостное слово, которое только можно было услышать по отношению даже не просто к волку, а к Волку: "Собачка"(!!!), а затем ещё и дальнейшие оскорбления, отпускаемые своей сестре этим высокомерным выскочкой, Лин приготовилась. Её боевая решимость была возведена в апофеоз, и она уже красочно представляла, как со всего размаху пробивает ему лопатой по голове (наконец-то взятый с собой предмет будет задействован по прямому назначению!), но внезапно враг всех Волков номер один превратился в... какого-то крайне странного... гигантского енота? Нет, это просто толстая куница. Или какой-то странный вид недомедведя, которого другие могучие властители леса прогнали с севера куда-нибудь в южные края во времена тысячелетней давности?
— Знаешь чем волк отличается от собаки? Он не лает без дела, — продолжило свои нападки существо, на что тут же получило ответ от Лин:
— Волки не лают, сам биологию подтягивай, ты, махровое чудовище!
Получатели: Ариана, Дейдре, Грин `Серебряная холка`, Мордигаэль, Квоут Ворон.

С хитрой улыбкой, видимой всем, кроме Диего, она подбежала к Вожаку и тут же залилась слезами:
— О... о... он оскорбляет мою сестрё... оо ... ооооонкуу... — всхлипывая пожаловалась она, — называет её собачо... оо... онкоооой, и говорит, что она... что она... лаа... аа... ает...

Вытерев слёзы, черноволосая близняшка перевела взгляд наверх, глядя на Диего, как на последнюю надежду перед гибелью:
— Ты вышвырнешь его за борт?

- Да не суетись ты, - ворчала Лин, подводя Алисандера к носу корабля. Весь горизонт уже заволок приближающийся шторм, но, похоже, магия их надёжно укрывала.
- Так, стой вот так, смотри вперёд на горизонт... — Лин ещё раз сверилась с бумажкой, — а теперь расправь руки в стороны, вот так.

И волчица развела руки в разные стороны, как будто балансировала на жерди, как циркачка.

- Р-р-р! Нельзя так много условий в одно действие впихивать! - Ещё одна сверка с бумажкой, - так, я встаю сзади...

Она обошла его со спины и печально выдохнула. По девичьей щеке покатилась слеза.

- Алисандер... - её голосок чуть дрогнул, - Алисандер...

Она тихонько подошла к нему чуть ближе, и взяла его руки в свои.

- Ты - единственный защитник моего сердца... Пожалуйста... Не уходи... Не покидай меня... Я буду твоей навеки, навсегда! Будь со мной, пока смерть не разлучит нас...

И девушка прижалась к спине рослого воина. На мгновенье. А потом с криком:
- Всё, сделала! Кыш все от меня! - побежала прочь, обратно к играющим.

— Уходим. Нужно идти к башне.

Кано взял Шигурэ за руку как раз в тот момент, когда голем рванул, и, дождавшись её утвердительного кивка, побежал в направлении к эпицентру происходящих событий, взбегая по крышам зданий для более скорого перемещения. Джонин Кагегакурэ специализировался исключительно на разведке и нестандартных миссиях, уже сейчас он перебрал порядка десяти планов по уничтожению источника башни, её сердца, что управляло големами издалека, но подходили далеко не все из них, требовалось нечто особенное, ведь наверняка создатель техники позаботился о защите своего творения.

* * *

      Бег. Сердце билось всё быстрее, тревожность неприятно покалывала в груди, не давала успокоиться, тёмной волной то накатывая, то утихая, неизменно держала в напряжении весь организм.
      Погоня. Заметание следов, ложные направления и вновь бег. Безжалостный преследователь, с лёгкостью раскрывавший все уловки. Чувства, обострённые до предела, раскалённые добела рефлексы, срабатывавшие уже на каждый шорох. Разум больше не думал.
      Затишье. Остановка. Пот заливает глаза, мышцы горят. Попытка вслушаться сквозь барабан отбивающего бешеный ритм сердца. Свист куная, метание в ответ, на звук. Промах. Землю под ногами немедленно начали украшать рубины крови. Собственной крови. Прыжок вверх и попытка убежать, но в следующее мгновенье сюрикены, соединённые металлической леской, арканом прибивают к дереву. Тьма...

"Когда он очнулся, всё тело, мышцы и сухожилия были натянуты до предела, равномерно горели, связаны и фиксированы верёвками, а пальцы жёстко сцеплены за спиной петлями, изолированы без шанса шевельнуться. Кровь давно отлила от них, судя по остаткам чувствительности и подступавшего паралича — связан он пару минут назад. Насколько мог, Кано повёл раненым плечом, скользящая ссадина открылась, заболела и вновь начала истекать струйкой крови. Подсчитав время регенерации своего организма, шиноби Кагегакурэ понял, что с момента потери сознания прошло 15 минут. Очертания окружающего пейзажа постепенно приобретали всё более чёткие очертания. Допрос?..

— Первая ошибка: неправильное использование личного снаряжения! Вывихни себе суставы, чтобы выбраться. Один час и повторяем! — Молодой генин послушно кивнул насколько смог. Сосредоточился... Хруст!.."

И вновь погоня: пот заливает глаза, мышцы горят, остановка с попыткой прислушаться к малейшему шуму сквозь бешеный стук сердца в груди. Свист куная, метание в ответ, но пальцы уже складываются в печати: концентрация чакры, крыса, птица, свинья, тигр: "Техника теневого копирования" и брошенный кунай тут же размножился, увеличившись до десяти свистящих, остро заточенных орудий металла, заставляя незримого преследователя резко уйти, отвлечься, сосредоточившись на уклонении от атаки, а Кано уже подпрыгнул вверх, чтобы заполучить лучшую точку обзора, мгновенье, и замысел вновь сорвался...

Его экзамен на чунина длился целый год. Целый год бесконечных пыток и мучений, вечного изнеможения, с короткими перерывами на самостоятельную охоту и добывание пищи, сооружение укрытий и короткую ночёвку, по первому шороху прерываемую погоней. Каждая неудачная попытка обмануть многоопытного джонина завершалась одинаково: указание главной ошибки, и всё вновь повторяется, но с боевой задачей исправиться. Боль — вот лучший учитель шиноби Кагегакурэ. В отличие от остальных деревень, здесь как в старые времена выживали немногие, и экзамен длился в несколько этапов по меньшей мере месяц каждый...

* * *

— Шигурэ... — забежав на крышу, Кано быстро продемонстрировал ей пять печатей: "Концентрация чакры, крыса, птица, свинья, тигр".
— Знаешь эту технику? Повтори... — И он вновь показал очерёдность печатей, — с вложением чакры в оружие, техника физического копирования метательного снаряжения, скоро пригодится...

Лин развоплотилась обратно в девушку, быстренько присвоила себе костяной гребень, доставшийся первоначально Грин, и убрала его в мешочек с травами. Украшенный птичками и веточками, там он будет смотреться гармонично, а ещё и запахом цветов наполнится! Она поблагодарила Дейдре взглядом и представила себя и сестру остальным:
- Я Лин, а это моя сестра Грин!

После чего вернулась мыслями к самому главному: еде. Добралась до рюкзака и практически полностью в него закопалась, попутно выкинув свой длинный плащ, сосновые палочки, северный худ, ступку и маленькое стальное зеркальце, пока, наконец, победно не извлекла довольно увесистый, герметично запакованный свёрток.

Невинно похлопав глазками попросила Диего убрать все вывалившиеся вещи и перенести рюкзак в трюм, а сама, попутно схватив за руку решительно пьющую из пиалы Дейдре, увлекла её за собой.

- Нельзя играть на голодный желудок! - Заявила близняшка и начала раскладывать рядом с играющими съестные припасы. Из вещмешка феи без её спроса, конечно! Поэтому вскоре аккуратными кучками были разложены разные виды орехов, сушёных яблок и других сухофруктов на окраинах импровизированного стола. Когда сервировка была завершена, она достала то, что было в свёртке. Это оказалось дивнопахнущее сыровялёное мясо: маленькими кусочками, пропитанными солью и зеленью по-остмаркски, затем особая порция, приправленная пёстрыми и яркими специями, с ароматом паприки, кориандра и других добавок по особому домашнему рецепту; значительная каталка сыровялёной колбасы с прожилками свинины и вкраплениями растительных вкусностей под клюквой по-северянски и ещё пара отдельных блюд. Всё это было аварийным запасом пищи, тщательно скрываемым от близняшки (чтобы она не съела всё за первые два дня), а теперь украшало центр накрытой поляны.

Когда всё было красиво разложено, Лин, с боевой решимостью и кличем: "За Хнакфеля!" вгрызлась в кусок мяса, начиная жевать и ожидая, когда расскажут правила игры.

Забравшаяся на палубу Лин с энтузиазмом восприняла слова Диего о стае и сразу же погрузилась в подсчёты. Дело в том, что иерархия волков динамическая, получается вожак - Диего, следом идут они с сестрой, а последняя - Мордигаэль. Жаль волчица пока не поняла, что её вожак сменился. Выходит, попадая в Академию, она будто становится независимым от него существом на всё время обучения, а уже потом - может снова обвыкаться под его началом... Лин очень-очень хотелось, чтобы догадка её близняшки подтвердилась и Гаэль оказалась оборотнем, ведь тогда у них появится младшая сестрёнка, которую можно затискать, с которой можно играться, заплетать ей косы и всем вместе устраивать бои на подушках! Чернушка уже изловчилась было наброситься на волчицу с новым приступом обнимашек, как заметила, что какой-то человек присел перед ней на корточки и начал смотреть глаза в глаза. Даже Лин, не сильно разбиравшаяся в волчьих повадках и невербальном языке понимала, что это означает. Этот наглец хотел сместить Мордигаэль в иерархии, а ведь тогда бы он угрожал в статусе им! Не мешкая ни мгновенья, она подошла к рюкзаку и принялась отвязывать одну из своих любимых вещиц. Краем глаза заметила девушку из Норски - как та представилась. А вот она была настоящей красавицей в своей манере поведения с волчицами и сразу понравилась Лин. К тому же она была родом примерно из их мест, правда жила на территории варваров, но зато как хорошо относилась к их стае! С таким уважением относясь даже к самой младшей среди них!

Увидев, что Грин превратилась в волчицу, Лин быстро смекнула, что и правда! И ей тоже полагаются подарки! И, забыв про рюкзак, обратилась в чёрную волчицу, выжидательно глядя на Дейдре.

Открыв дверь, Надирд моментально понял, что здесь ему делать нечего. Зато теперь он знал, как выглядят сомнительные забегаловки воочию. Обведя хмурым взглядом всех присутствующих, дроу уже накинул на лицо выражение: "Как же задолбали эти жрицы". Универсальный подход, чтобы слиться с недовольным населением, к тому же угрюмость зачастую была уделом ребят бывалых, а не мелких прыщей и прочих жертв, молящих о пощаде в переулках перед расставанием с жизнью. По хорошему надо было валить, но в подобной точке это вызвало бы подозрение, поэтому, не медля ни мгновенья, разведчик уверенно прошагал к хозяину заведения.

— Пива. — Буркнул он, вставая так, чтобы сзади от него никого не оказалось. — Работёнка есть?

Надирд полуразвернулся ко входу, ещё раз мрачно осмотрелся не снимая капюшон, затрачивая на все действия минимум движений: ещё один элемент, говорящий о профессионализме и засчитывающийся в копилку первого впечатления. Вернулся к хозяину взглядом.

— И в пекло насколько грязная. — Голос был тихим, но чётким, будто он отцеживал выжимку своего прежнего опыта, заранее отсеивая несерьёзные предложения.

Он трансформировался... ОН ТРАНСФОРМИРОВАЛСЯ! Значит это и в самом деле НАСТОЯЩИЙ ДИЕГО!.. Кхм... А она дёргала его за бороду... На какую-то долю секунды Лин устыдилась своих недавних действий, но увидев, что её близняшка не моргнув и глазом издала многозначительное (ведь многозначительное?): "КХМ!", поддержала её, прикрыв глаза и столь же многозначительно кивнув пару раз головой. Но потом не утерпела и, быстро оказавшись сзади Диего, отняла у него пряди и принялась наводить порядок в его косах:
— Как будто мы так быстро поверим, что вы настоящий, вот ещё, — проворчала она, — а вы могли бы уже и научиться косы р-р-расчёсывать. У меня с сестричкой волосы до пят и всегда в порядке. ВОТ!

Она быстренько завершила свой шедевр, успев вплести туда пару светло-зелёных стебельков, поднятых до этого с пляжа и тройку белых цветочков между ними из запасов своей поясной сумочки, а затем Лин развернулась к кораблю и, раскинув руки в стороны, быстро побежала в его сторону. Сколько раз она их видела, когда жила на побережье моря с матерью, но только теперь давняя мечта побывать на них была от ней в двух шагах, как можно было устоять? Так что через несколько мгновений Лин уже находилась в шлюпке, разглядывая бриг оттуда, а затем высунулась обратно, крикнув:
— Диего-о-о! Спасибо, что согласился отнести на корабль наш огроменный рюкза-а-ак!

- Хммм... - Лин наклонила голову чуть набок, прищурившись и внимательно рассматривая Диего, который тем временем подошёл к волчице, похоже общаясь с ней. Для Волка он говорил слишком странные вещи... Да он даже не знал, что он известен?!

- Хммм... - Лин наклонила голову ещё сильнее, а затем, выпрямляясь, одновременно со своей близняшкой ткнула пальцем в сторону Диего, с одновременным вопросом:
- А ты точно настоящий?!
- А ты точно настоящий?!

И интонация, и тембр голоса звучали удивительно точно и слаженно, будто говорил один человек, но голосок Грин был более боевой и решительный, а Лин - рассудительно-подозрительный. Совершенно не смущаясь, Чернушка подошла и подёргала его за бороду. Удостоверившись, что он не иллюзия, отошла к Грин, и теперь девочки-близняшки смеряли его одинаковым подозрительным взглядом, одинаково уперев руки в бока, и в один голос потребовали:
- А ну превратись!
- А ну превратись!

Для пущей убедительности и демонстрации серьёзности своих намерений, девочки топнули ножкой, призывая Вожака доказать, что он оборотень своим превращением.

Лин в основном занималась тем, что с восторженным взглядом смотрела, как Ячиру ловко управляется с копьём... или алебардой? В общем, той красивой штукой с ленточками! Поэтому когда её сестра представила их, а затем Ячиру что-то шепнула Грин на ушко, вызвав неистовство и святой раж сестрёнки, Лин, сразу же сообразив в чём дело, воздела очи к небу, повернулась к близняшке спиной и, скрестив руки на груди, с видом эксперта, вот-вот собирающегося раскрыть грандиозный обман, произнесла:
- Конечно же она не кровососка. Этому свидетельствует великое множество фактов. Например.

Пристукивая ножкой по земле, она подняла указательный палец.

- Это она тебе сказала? А ты видела её выражение лица при этом? Внимательное и полное любопытства, как будто она оценивала твою реакцию - я так тысячу раз делала, когда разыгрывала окружающих. Но самый главный аргумент...

Превращение сестрёнки в волка было завершено, и Лин резко обернулась, чтобы схватить её за хвост и удержать на месте, договаривая на ходу с искрящимися от восторга звёздочками в глазах:
- Она такая классная, что просто не может быть кровосоской!

После успешной телепортации Лин с облегчением выдохнула, а увидев сколь прекрасен окружающий пейзаж (и сколько вкусностей с интересностями в себе содержит), живо вернулась в прежнее состояние безмятежного счастья. Единственная добравшаяся до них эндриага была тут же пронзена каким-то удивительно красивым древковым оружием: на чёрном лакированном дереве виднелось три золотых узора, а там, где начиналось лезвие, колыхались красивые-красивые красные ленточки! Вскоре спрыгнула и его обладательница, Лин тут же острым взором эксперта оценила сколь эффектно та смотрится: чёрные колготки с золотистым узором, прекрасно сочетающиеся с оружием и дающие такой восхитительный контраст с бледноватой кожей, цветочное платье цвета осеннего листопада, необычно скреплённое между собой красными ленточками, в этот момент она твёрдо поняла, что хочет сшить себе такое же!

А в это время её сестрёнка, не теряя зря времени, с боевым кличем: "Обнимашки!" кинулась на волчицу. И только Лин собиралась последовать её примеру и напрыгнуть на Ячиру, как та сама запрыгнула в образовавшуюся кучу малу, но не-е-ет, от Чернушки так просто не убежишь...

— О-О-ОБНИМАШКИ-И-И!!! — Прыгнула она сверху, на местную девушку, стремясь заодно окончательно придавить неизвестную волчицу весом уже трёх девушек...

Пока жрица спрашивала бедолагу, Надирд пристраивал себе на поясе новый кинжал, изъятый у грабителя. Прослушал быстрые ответы зеленокожего, но смотрел теперь куда больше на крыши, внимательно оглядывая и стараясь уловить движение любой тени на них. И снова пучеглазые нарушители. Это могло быть и уловкой для отвлечения внимания (наименее вероятный вариант) и простым мародёрством рядовых членов организации (наиболее вероятный). Вопрос только в том действительно ли они не знали, что находятся на территории их патрулирования? Ведь в таком случае, видимо, количество их подпольных ячеек можно охарактеризовать словами: "Много есть весьма". Но тогда и связь между некоторыми из них налажена не так хорошо, как хотелось бы лидеру Чёрного глаза. Это могло сыграть им на руку.

— Талзакай, — негромко произнёс дроу, подходя к нему и, кинув вопросительный взгляд на жрицу, присел перед зеленокожим на корточки, — посмотри на меня, Талзакай, — разведчик внимательно смотрел в глаза представителя низшей расы, иблит, дерьма. Ему самому вдруг стало противно, когда он вспомнил, с кем общается, но поставленный навык невозмутимости оказался непрошибаем: ни один мускул на лице воина не дрогнул. Надирд спокойно разглядывал все оттенки страха на зелёной морде, его сопение и судорожное дыхание. Он держал на руках заряженный арбалет и смотрел на перепуганную жертву.
— Всё верно, Талзакай. Вы должны бояться. — Пауза, молчание. — А вот они не боялись. И это их ошибка. Запомни своё место. Оно здесь. Прямо под нами.

Дроу продолжал смотреть на строителя, а затем вдруг слегка улыбнулся и пару раз хлопнул его по щеке.

— Держал сумку до последнего. Молодец. — Улыбка расплылась чуть шире. — А теперь ступай обедать, — и разведчик встал, освобождая путь рабочему. Когда тот проскочил, вытер руку об штаны и повернулся к жрице.

— Недавние знакомые, госпожа, — кивок в сторону обладателей метки Чёрного глаза, — надо доставить одного для допроса в караульный дом...

Разведчик подошёл к тому, которого обыскивал. Скинул свой рюкзак на землю, цепляя арбалет за пояс, стянул плащ с пребывавшего в бессознательном состоянии неудачника и накинул на себя, застёгивая.

— А второго оставьте мне, — сообщил разведчик жестами и подошёл к тому, кого избил Кетан. Перевернул его на спину и, что есть силы, влупил пару раз под левый глаз. А затем ещё разок. Осмотрел результат. И снова: с силой и замахом, до кровоподтёка. Удовлетворённо кивнув, Надирд вернулся и объяснился со жрицей жестами.

— Скоро глаз хорошенько опухнет, создав слепую зону, так что мне удастся без труда в ней держаться. Я прослежу, куда он пойдёт, — разведчик накинул чужой капюшон и, получив одобрение жрицы, взял преступника за ноги, оттаскивая того в переулок, со словами:
— Вот, что значит разведка госпожи Эльшабет...

Скинул тело в удобную позицию. Немного подумав, подошёл и слегка прорезал недавно добытым кинжалом плащ у бандита на спине, чтобы, если тот попытается скрыться в толпе, его было проще выследить по этой метке, и, вернувшись к хорошей скрытной позиции, замер в ожидании, разместившись аккуратно позади со стороны опухающего глаза.

Когда играешь в саву, не всегда нужно играть безупречно. Ониксовые и карнеоловые фишки, расставленные на игровой доске в форме паутины, передвигались по её нитям в соответствии со своими возможностями. Матрона, жрица, маг и мастер оружия, рабы — у всех были свои особенности по дальности и направлению хода. Разумеется дроу, ценившие хаос, сумели внести сюда его элементы, делая игру куда более вариативной. И во всём этом хитросплетении ходов нужно было уметь распознать индивидуальный стиль другого игрока, методы его мышления. Каждый ход выдавал об игроке немного больше информации или подтверждал существующую. Склонен ли игрок к опасным и рискованным ходам, предпочитает ли жертвовать или, напротив, до конца бережёт свои фигуры? Понять всё это возможно, лишь действуя и наблюдая его реакцию.
Именно поэтому, когда играешь в саву, не всегда нужно играть безупречно. Даже глупый ход нужно уметь использовать для сбора информации, повернуть в свою пользу. Пускай эта партия будет проиграна, но к следующей он сможет подготовиться лучше, воспользовавшись полученным опытом.
Теперь Надирд признавал ошибочность своего поведения, когда он без разрешения своей госпожи облачился в доспехи, но он оставался спокоен. Его действия послужили катализатором, в какой-то мере ускорили проявление индивидуальных особенностей у некоторых собравшихся, а на кого-то никак не повлияли, и это тоже было информацией. Кто-то оценил его действия как нервные и непроверенные, и это помогло ему чуть лучше понять, как этот игрок мыслит: Надирд перекладывал свои ходы на игровую доску и начинал понимать, как играла бы против него Айлвин. Кто-то лёг спать, и это бездействие тоже было личным ходом Кев'Рена на доске в форме паутины, разумеется именно в данном сложившемся контексте. Действия Ксариуса, действия Малииры: у всех был свой мотив, своё понимание всей происходившей ситуации, и все они действовали, как они первоначально считали, наилучшим образом.
Отстранённо он заметил, как Эрайа умело уклонилась от манипуляции Миртерана, разведчик оценил это. Но наблюдая, как досталось Малиире, он начал понимать, что и его возможности совершать ходы в этой игре в будущем придётся урезать. Подкорректировать под руку мастера, которым теперь была его новая госпожа.
Он вздохнул, понимая, что теперь становится просто фигурой. Фигурой, возможности ходить которой теперь будет определять его госпожа: будут ли его ходы ограничены как у раба, или станут более высокими и свободными, как у фигур высших мастей? Теперь это решает другая воля.
Надирд молчаливо воздал молитву Лолс, чтобы эта воля оказалась благосклонной к нему, и позволила ему использовать его таланты в полной мере. В конце концов Паучья Королева благословляла практичность. И он хотел быть практичным в игре своей госпожи. Какой бы она ни была.

Увидев краем глаза жесты Ната, он коротко показал и обозначил ему Малииру и их госпожу Эльшабет, объяснив кто есть кто в статусе. Если бы он выдал чуть больше информации, то мог бы привлечь к себе ещё больше внимания, что теперь уже было недопустимо с учётом его шаткого положения.

5 минут назад она застыла от ужаса, а душа спряталась куда-то в район пяток при одном только упоминании об огромных мохнатых пауках. 5 минут спустя все её спутники были вынуждены слушать одну и ту же весёлую песенку, впрочем, не слишком громкую, дабы не потревожить слух дрыхнущих эндриаг. И тем не менее задора хватало, чтобы показывать каждой обнаруженной твари язык и строить разные гримасы, вновь возвращаясь к одному и тому же припеву:
— Кто молодец? Я — молодец!
— Кто молодец? Я — молодец!

Лёгкой пританцовывающей походкой Лин продвигалась по подземным пещерам, пребывая вне себя от счастья и демонстрации своих талантов. Её внутренний эмоциональный маятник, широко качнувшись от деления "панический ужас", сейчас мерно застыл на прямо противоположном делении "высшая экзальтация", однако чем дальше они шли, тем больше теней стало ползать мимо них, да и огоньков, освещающих дорогу становилось всё меньше и меньше, так что песенка потихоньку изменилась на:
— Кто молодец? Ты — молодец!
— Кто молодец? Ты — молодец!

Подтолкнув сестрёнку идти первой, молодая девушка чувствовала себя куда более уверенно, когда впереди шла её близняшка, периодически направляемая ею в нужный поворот, и, когда, наконец(!), в поле зрения оказался уже знакомой конструкции портал на платформе, а победоносное пение, восславляющее их поход по мрачным гнёздам, подходило к финально-триумфальным аккордам, она, с ещё большим энтузиазмом, пропела:
— Кто молодцы? Мы — молодцы!
— Кто молодцы? Мы — молодцы!

И тут она увидела бегущую девушку (выразительно подняла одну бровь в удивлении: откуда она здесь?), бегущую волчицу (приветливо помахала рукой), бегущих-огромных-высоких-ядовитых-эндриаг-стражей?!!! (Там где только что стояла Лин, её уже не было, ввиду крайне быстро включившегося инстинкта самосохранения). Бежать! Бежать! Бежать!!!

— Все на борт! Все на борт! Просим вас занять фиксированные места и не двигаться. Ручным насекомым вход воспрещён! — Черноволосая близняшка, ворвавшись на платформу, тут же взяла на себя роль помощницы телепортационных дел мастерицы и, скинув в сторону непослушные пряди, сама замерла, отчаянно собрав в руки весь свой стоицизм, и стараясь, по возможности, выглядеть невозмутимо и эффектно.

"Академия временно недоступна" - эти слова охарактеризовали всю тяжесть их нынешнего положения: при одной только мысли о том, что им придётся дальше топать с этим огромным рюкзаком, на девушку напала апатия. Что может быть хуже, чем тащить на себе весь этот колоссальный багаж? Да разве может быть хуже??? И худо наступило, характеризуясь одним ёмким словом: "Гнёзда". Пещера, укутанная тёмно-синей мглой и... мелькающие многоногие тени?! Близняшка медленно осела на платформу, всё ещё опираясь спиной на рюкзак. После той мерзкой выходки сестрички, когда она подсунула ей паука в сумку, она до оторопи боялась этих презренных, мерзопакостных, многоногих, ненавистных, отвратительных чудовищ. А вдруг это они бегают вдалеке?

- Гри-и-ин... Гри-и-ин... - притихшим голосом прошептала она, - проверь тут всё на нюх, пожа-а-алуйста... Вдруг здесь целые гнёзда этих... этих...

Слова застревали в горле. Подобрав поближе ноги, девушка обхватила руками колени, стараясь хоть как-то успокоиться. Отчего-то именно сейчас вспомнилась та детская колыбельная, которую пела ей мать в особенно тяжёлое время, когда смерть выходила из пустошей, спускаясь к форту, и взрослые отчаянно цеплялись за свои жизни, спасая их. Повинуясь спонтанному порыву, Лин тихонько-тихонько пропела её, певуче и плавно:

Мир укрылся плащом тишины,
Всё живое уснуло в ночи...
Дыханье спрячь, себя утаи,
Шелест смерти услышав молчи...

Длинные чёрные волосы ниспадали донизу, закрывая её со всех сторон. Побледневшая, девушка подняла взгляд, привстала на коленях, и отцепив от пояса перчатки с засохшей грязью, медленно растёрла её до состояния пыли, подбросила перед собой, наблюдая как ещё в полёте она принимает формы различных символов: зверей, предметов, теней и силуэтов, складываясь на полу в ритуальный узор прорицания. Наклонилась, чтобы рассмотреть поближе... А затем подняла голову, с какой-то отстранённой улыбкой.

Кано же, оставшись теперь наедине с самим собой, понял насколько просчитался в определении её искушённости. Она была намного более... Не желая более думать обо всём произошедшем, ниндзя встал и направился к выходу, но не вышел, а поднял оставленный у стены меч и вновь устроился там же. Бесшумно достал из рюкзака набор для ухода за кодачи и принялся терпеливо и методично разбирать своё оружие, начиная с хвостовика, из которого вынул и сложил в поясную сумку пару дымовых бомб. Размотал обмотку рукояти из чёрной ткани, обнажая за ним кожу белого ската с двумя серебряными изображениями воронов, прорезающихся через неё по бокам. Отделив кожу от рукояти, ниндзя начал вычищать её от невидимой грязи, стараясь не думать ни о чём. То, что здесь произошло, было победой эмоций над разумом. И безусловным проигрышем Кано. Эта девушка не в первый раз обвела его вокруг пальца и, судя по её жестам, манере общения, интонациям - ниндзя тут же постарался очистить голову от нахлынувших образов - это будет продолжаться. Скрипнув зубами, шиноби сложил кожу сбоку. Едва слышимо выбил бамбуковую втулку, крепившую клинок к рукояти, и полностью отделив рукоять, снял гарду - цубу, в виде трёх сплетённых и накрывавших друг друга морских волн в бесконечной круговерти стихии воды, принявшись активно оттирать её мягкой тканью, с особым усердием и жестокостью протирая труднодоступные места опытными движениями ловких пальцев. С каждым движением, он будто стремился напрочь очистить самого себя от того вихря мыслей, что кружил над ним подобно стае воронов-стервятников, чувствующих скорую гибель своей жертвы... Быстро доведя деталь до блеска, положил её у ног на одеяло. Достал баночку с пудрой из природного полировочного камня и, собрав её немного на круглый мешочек на палочке, начал им потихоньку постукивать по обуху, а затем и лезвию, на протяжении всего клинка, благо мешочек мягкий и выходило всё беззвучно. Это был настоящий медитационный процесс, позволивший наконец, сосредоточиться на самом себе, Кано просто наблюдал, как пудра равномерно ложится на металл, проступая наружу из мешочка, как постепенно весь кодати полируется и доводится до совершенства, а затем, одним движением от муфты до кончика меча удалил все излишки порошка, отложив его рядом. Чуть полюбовавшись практически зеркальным блеском, он развернул клинок то в одну, то в другую сторону, осматривая степень чистоты под всеми углами, как вдруг внезапно увидел в отражении меча повернувшуюся к стене девушку. Держа смертоносный, изострённый металл в руке, шиноби помедлил, переведя взгляд на неё. Некоторое время просто смотрел, вслушиваясь в своё дыхание, а тени мыслей мелькали на его лице, пока наконец, он не опустил руку. Достав последний элемент: маленькую баночку с маслом для меча, ниндзя открыл её и в небольшую каюту тут же проник тонкий, едва ощутимый аромат гвоздики и благовоний. Он дышал глубоко, наполняясь им, размышляя, что-то решая, но так и не успел нанести этот последний штрих на оружие: веки постепенно отяжелели под грузом насыщенных событий, и он уснул, прислонившись спиной к стене, погружаясь в сладкое, спасительное забытье.

Лин с широко раскрытыми глазами внимательно изучала изобилие шкафа, и когда процесс изучения добрался до целой пачки перьев с чернильницами, она перевела взгляд на исписанный листок на столе, сообразила, что хозяйка до сих пор не произнесла ни слова, но общалась с помощью жестов, и сразу же задала вопрос хозяевам:
— Ой, а можно нас тоже научить так общаться? — Идея разговаривать с Грин на только им понятном языке показалась ей очень увлекательной и забавной: если они не захотят, то никто и не узнает, что они друг-другу говорят и что обсуждают!

Она уже собралась потянуться к бумажным свиткам, но неожиданный вопрос про еду сразу сбил это желание: в животе урчало и волчица моментально очутилась рядом со своей сестрицей. Присмотрелась к ней. Что-то изменилось... Что-то с волосами... Она причесалась! Сразу же захотев тоже привести в себя порядок, близняшка обнаружила расчёску и уже почти взяв, замерла, переведя взгляд на хозяйку с молчаливым вопросом: "Можно?".

Вечер третьего дня — вечер пятого дня.

По окончании патрульной смены, когда госпожа в финальный раз проходила мимо всех, Надирд пребывавший где-то в горних сферах дальнейших планов, краем глаза заметил мелькнувший чёрный предмет. Непроизвольный охотничий рефлекс и пальцы ощутили шёлковую ткань, что вызвало скорее... чувство нереальности происходящего? Опустив взгляд и поняв, что же ему досталось, разведчик ощутил тот самый всплеск адреналина, когда в мгновенье ока оказываешься в смертельной опасности, и рефлекторно спрятал платок за пояс под плащ. Посмотрел на руку, что схватила трофей. Дрожала. Посмотрел вслед своей жрице. Своей жрице? Тысячи вопросов немедленно окружили его разум, подобно смертельным хищникам Подземья, почуявшим ослабленную жертву, безостановочно мелькали в голове: почему? Что он сделал? Это какая-то уловка? Дыхание немедленно участилось, а сердце билось как после дикой охоты, так что только многолетняя выдержка позволила разведчику сохранить лицо и выправку перед остальными членами отряда, и спокойно уйти в военное крыло. До первого поворота. Чувство нереальности происходящего накрыло его с головой, дроу просто не верил, что стал фаворитом этой госпожи, ещё какой-то час назад он и вовсе бы в лицо рассмеялся тому, кто скажет ему о таком шансе, но теперь... Теперь тактик отряда стоял, прислонившись спиной к стенке, и радовался только тому, что его никто не видит. Что никто не видит этой лихорадочной работы мысли, этого состояния, которое он и вовсе никак не мог опознать, этих совершенно не классифицируемых эмоций, не поддающихся пониманию чувств. Скорее фаворит Эрайи, да даже Малиира могла догадаться взять его в фавориты! Но эта женщина?..

Придя в себя и взяв себя в руки, Надирд отправился туда, куда хотел. Посетил сталагмит патрульных, собрав нужные себе сведения и записав имя ещё одного значимого дроу в список: Фаэрил. В иное время сын Ивианары бы непременно остался, сыграв партию другую в излюбленную савва игру, но перед глазами до сих пор стояла неразгаданная загадка... С гранатовыми глазами, с губами, дрогнувшими в улыбке... Что подарила ему свой чёрный шёлковый платок... И которой он до этого имел удовольствие завуалированно дерзить... В чём причина? Есть ли хоть какая-то связь? И как ему теперь себя вести с ней? Это было самое большое проклятье, обернувшееся настоящей мукой для разума, не дававшей никакого отдыха. Даже полуночная медитация, во время которой разведчик всегда держал свой разум в кристальной чистоте, отдыхая телом и духом, прошла больше в каком-то полутрансовом бреду...

— Простите, госпожа, я не озвучиваю всех своих наблюдений, поскольку вы и без того весьма проницательны, но не могу не заметить вслух, насколько прекрасна сама ваша сущность.
Он произнёс ей это в самый первый день их встречи. Но это было элементарное прощупывание почвы, в тот разговор он задавал много вопросов, выходящих за сферы компетенции обычного дроу, выискивая мельчайшую возможность расправить плечи и встать в полный рост, а этот комплимент был всего лишь заключительным аккордом, проверкой, как она относится к подобному... Но тем не менее... Он произнёс это искренне...

Тренировка. Упереть арбалет в землю, натянуть тетиву, наложить стрелу, выстрелить. Снова. Быстрее. Ещё быстрее. Ночью отдохнуть не удалось, так пусть неустанную мысль собьёт хотя бы физическое напряжение... Такая простая последовательность, стрелять, перезаряжать, стрелять, вновь и вновь, быстрее, ещё быстрее! Наконец разогнавшись, Надирд не заметил, как учебные стрелы закончились и спустил пустую тетиву. Вытерев пот со лба, дроу подошёл, чтобы забрать стрелы из мишени, но была какая-то мысль: он же занимался этими дополнительными тренировками на скорость не просто так, был какой-то умысел, ведь они начались только со вчерашнего дня... И снова неожиданная догадка пронзила его разум. Ради жрицы. Своей жрицы. Ведь если бы он умел перезаряжать арбалет быстрее, то не попал бы впросак, и сумел бы убить и того орка, ранившего... её? Выругавшись про себя, Надирд вновь приступил к тренировке, однако теперь незримое присутствие госпожи вплелось до самого конца...

Шак'Сен. Уже дойдя до самой таверны с ним, и узнав большую часть нужных сведений, Надирд, с самого начала не доверявший своему спутнику, вдруг настойчиво ощутил, что хочет жить. Он не отпил грибного эля, пока этого же не сделал боец напротив, он не сводил глаз с двери и окружающих, да и оставшийся диалог не заладился и свёлся к болтовне ни о чём, просто из-за того, что дроу помнил о чёрном шёлковом платке, теперь всегда бывшем с ним. Он просто не мог умереть и не имел права на ошибку, так что вскоре покинул Белаэрн, возвращаясь домой. Омыл своё тело, смывая всякую грязь и запахи Белаэрна... Конечно он любил чистоту, но сейчас в этом очищении был особенный смысл: как нельзя входить грязным в храм, так нельзя являться в неподобающем виде к своей госпоже... Однако вместо того, чтобы отправиться к ней напрямик, он свернул к арсеналу следопытов. Прошёл мимо целой стойки стрел, бочек с арбалетными наконечниками, завершавшимися пустотелыми гильзами, стрел со спиральным оперением, двухперьевых боевых, вытянутых, с зазубренным остриём, остановившись напротив трёхперьевых ловчих. Тупые, они летели недалеко и в Подземье применялись преимущественно работорговцами. Чтобы будущий живой товар не умер по дороге. А Эльшабет были нужны живые пленные... Эльшабет... Запоздало Надирд обнаружил, что все действия последних двух суток были для неё, и не в силах более терпеть в своей голове мысли о ней, отправился в её покои.

Постучавшись на свой уникальный манер, он вошёл...

— То же самое случится с тобой, если тронешь меня хоть пальцем. Кровавая расправа и резня! Понял?!

Кано чуть отклонил корпус назад во время последних слов Шигурэ, но как только мечница неожиданно отвела взгляд, замер, а затем вернул себе щепотку прежнего самообладания, выпрямившись.

— Как пожелаешь... — произнёс он, но вспомнив, что вопрос был другой, поправился, — я понял.

И, чтобы избежать уже этой неловкой ситуации, притворился, что что-то делает: открыл свой короб, снял рюкзак, убрал в него моток стальной лески, скрыв всё в двойном дне короба. Встал, и собрался уже идти за Шигурэ, как вспомнил о преступниках. Оставлять их одних было нельзя, в конечном счёте ниндзя способен на что угодно, а эти, похоже уже оправлялись от потери брата...

— Не хочу давать вам никакого повода к побегу, ничего личного, — произнёс он, разворачивая их, а затем ломая пальцы. Один за одним, все по очереди, холодно и методично. После экзекуции, он дополнительно лишил их возможности двигаться, намертво привязав к стене. Убедился, что они не могут упасть, а ноги не способны и пошевельнуться. Проверил нет ли никаких посторонних предметов, которые можно было бы хоть как-то использовать для разрезания пут, и только после этого вернулся к Шигурэ.

Лин, обнаружившая сколь длительное время её игнорирует занятая разговором с туманным путником Грин, стремительно теряла энтузиазм, никак не отреагировав на сообщение об опасностях на болоте. Вот ещё: у них, на границе с пустошами Норски, тоже хватало опасностей, они - волки! Так что встрепенулась близняшка, только когда сестра сказала про домик из сладостей и, что они (наконец-то!) решили идти с Киннамутом. Хм...
- А ваше имя должно склоняться наоборот! - Вдруг уверенно заявила Лин, - Акиннамут, с Мокиннамут, Укиннамут. Конечно мы пойдём с Мокиннамут! Грин, помоги уже с рюкзаком, р-р-р!

— О-о-о, — удивлённо протянула Лин, слушая о том, как Киннамут использует серебряные монеты. Раньше волчица считала, что вампиров просто нужно рвать на части и потрошить чем быстрее, тем лучше, а теперь узнала, как много интересного можно придумать используя самые обычные с виду вещи. Её удивило и то, как он разглядел через свою шляпу их фею, неужели у него там такой хороший обзор? Киннамут так и не ответил на вопрос, умеет ли колдовать, значит наверняка умолчал, чтобы не врать, хитрец! А когда путник дал совет не оставаться на своём месте, она тотчас же поблагодарила туманника и развернулась к своим вещам, но тут же встретилась со спустившейся феей. Выслушав её и узнав, что Тиберий уже вошёл в какое-то помещение, а они всё ещё здесь, она буквально стремглав, быстро-быстро перебирая ногами, добежала до рюкзака и впряглась в свою лямку, подгоняя сестру:

— Скорее, Грин! Побежали в Академию, я знаю направление, мы должны успеть первыми! — И её слова тут же с энтузиазмом поддержало ворчание желудка.

Но внезапный прилив сил и попытка сдвинуть рюкзак с места неожиданно прервалась остановкой и размышлением вслух:
— А почему туман разошёлся? Потому что я гадала? Ари! Ты умеешь колдовать? — Спросила она у феи, оборачиваясь.

Меткий выстрел из арбалета сразил цель в десятку, глубоко вогнав оперение в деревянную плоть манекена.

— Четыре-четыре, — констатировал счёт Надирд, но не успел он договорить, как стрела тут же вонзилась в соседнюю мишень.
— Пять-четыре, — ответил дроу-разведчик, глядя на свой результат. Наблюдение за состязанием этих двух скаутов было одним из излюбленных занятий учебной группы разведки во время ожидания своего инструктора.
— Согласен, твой короткий лук неплох. Тетиву на ночь снимаешь? Она, случаем, не из жилы рофа? — Короткий свист и звук точного попадания, — пять-пять.
— Из жилы ящера. А дуги твоего арбалета не из того ли гнилого гриба, что манит на себя помочиться всех рабов в Финдаре? — Свист стрелы и пение тетивы лука, — шесть-пять.
— О-о-о, мой друг, они созданы из превосходной древесины высшего качества, что и в Белаэрне не каждый торговец продаст, — вскидывание арбалета, прицел... — шесть-шесть.

Надирд уверенно посмотрел на соперника, и оба дроу расхохотались. Оба работали в паре, оба были стрелками, но безостановочные дружеские шутки по поводу излюбленного вооружения друг друга были практически неотъемлемой частью их времяпрепровождения. Но то были неподвижные мишени...

Воспоминания мелькнули со скоростью выпущенного болта, успешный выстрел поразил живую цель. Враг, подбежавший совсем рядом. Госпожа, ушедшая в сторону с атакой. Движение, движение, движение... Диспозиция на поле боя постоянно менялась и невозможно было просчитать ничего заранее, но лишь, пользуясь моментом, подлавливать врага на слабостях, безжалостно атакуя...

Надирд отбросил арбалет, моментально вставая на место отбежавшего Кетана и, достав рапиру, стремительно атаковал противника, пользуясь тем, что они вместе со жрицей взяли его в клещи...

— Ты не бойся! Это Лин гадает на грязи. Старинный такой способ. Предсказывает, когда Лин пойдет мыться, и больше ничего.
— Р-р-р!

Молодая волчица продемонстрировала своей сестрице язык, обернувшись через плечо. Гордо подбоченилась, вскинула голову:
— Я — гаруспик! Р-р-р-р! Мы потрошим зверей и гадаем по их внутренностям. Но так как звери не всегда под лапой, то приходится гадать по песку, грязи, остаткам травы из выпитого чая, сорванным и подброшенным вверх стеблям растений — всему, что образует узоры!

И торжественно сообщив эту важную, на её взгляд, информацию, она преспокойно вернулась к процессу гадания. На самом деле образовавшийся рисунок больше напоминал какую-то корявую рожицу... Лин нахмурилась, вглядываясь внимательнее, и внезапно просветлела, хихикнув: да это же вылитая Грин с высунутым языком и глазами, смотрящими в разные стороны!

— Я должна вам кое-что сказать! Мы здесь не одни!

Поначалу Лин не отреагировала на эти слова, но как только услышала в продолжении речи феи про мага, и что: "Он позволил сообщить вам о его присутствии!", удивлённо обернулась. В иной раз Чернушка высказала бы всё что думает о каких-то там заплутавших бродягах, "благородно позволяющих" сообщить о своём присутствии, но в памяти всё ещё стояла презабавная рожица Грин, до сих пор смешившая близняшку, так что косточки мага остались целыми и не перемытыми её возмущением. Тем временем сама Серебряная Холка, похоже, что-то себе надумала и, обратившись в белую волчицу, протяжно завыла. Пожалев, что лопата осталась в рюкзаке, Лин вручную набросилась на сестру, начав грызть её за ухо, в промежутках между этим новым занятием крайне выразительно и эмоционально тявкая на свою близняшку. На мгновенье, услышав ответный вой, она остановилась, но только на мгновенье, так что сестре пришлось немного потерпеть, пока процедура отчитывания не была завершена.

— Хватит выть на всю округу! Я знаю направление, куда нужно идти, быстрее придём, быстрее поедим! — Завершила она уже с энтузиазмом, тормоша и поторапливая сестру. Рюкзак же ей нести! А теперь ещё и мыться, учитывая чистоту перчаток.

Когда заговорили о том, чтобы идти, Лин, уплетавшая за обе щёки свою порцию корма, тут же остановилась, почувствовав угрозу своей, не успевшей ещё образоваться, репутации знатока.

- Фы наэм... ута итти... - Самоуверенно провозгласила она с набитым ртом, после чего, подскочив к рюкзаку, начала усиленно в нём рыться, откапывая какой-то одной ей ведомый предмет. Наконец из недр сестринских вещей были извлечены перчатки, в которых она работала с травами. Хитро прищурившись, близняшка чуть отскакала от остальных, погрузила руки в грязь и с восторженным вскриком взметнула в воздух пару горстей, уворачиваясь от тех комков, что хотели её испачкать. В следующий миг Лин уже склонилась над тем местом, куда упала основная масса грязи, испещряя лоб небольшими горизонтальными морщинами, от напряжённого движения мысли.

- А-а-а-а, мммм, э-э-эммм... - сопровождал её голос процесс размышления, - тонкие линии - магия и непонятное, большие комки - существа, а разорванные кучки - опасности, значит нам надо-о-о...

Сняв перчатку, она, нахмурив лоб, чуть прихватила зубами указательный палец, прибегая к последнему методу из репертуара помогающих думать приёмов.

"Мы перестарались", — подумал Кано, полностью проявляясь из воздуха рядом с Шигурэ уже в обычном облике. Клоны исчезли, и только его теневая копия осталась возле корабельного колокола.
— Тебя испугались, — укора от союзницы он не услышал, но имел веские основания опровергнуть такое предположение, — или твоих Анбу?..
— Да, идея воссоздать некоторым из них облик элитных охотников за преступниками и нукенинами сыграла против нас, — моментально выдал Кано, смотря на свой короб-рюкзак торговца. Не повреждён. В отличие от своей союзницы, самое важное снаряжение он частенько оставлял в стороне и этому были причины...

Услышав решительные шаги уходящей куноичи, Кано моментально пришёл в себя, чуть наклонился корпусом вниз как для быстрого рывка за ней, однако та неожиданно остановилась и, сообщив что вернётся, скрылась из виду. Его лицо, до этого момента напряжённое и слегка натянутое в той безэмоциональной манере, что наиболее сложно прочесть, расслабилось. Ниндзя буквально плюхнулся на палубу, вытер рукавом проступивший на лбу пот.

— Выбрать мужа... Наши дети... Скрепить союз браком, — бормотал он то, что было для него наибольшим психическим потрясением, — эта женщина — буря по сравнению со штилем трёх мелких преступников S-ранга.
— Женись, — уверенно произнёс подошедший теневой клон. Вот, бездельник! Ему-то ничего не грозило...
— Иди ты, — прогнал его Кано, но тот и не вздумал уходить, — я бы тоже не прочь просто так появляться на некоторое время, делать что-нибудь эффектное и исчезать. У вас всегда самая интересная часть плана.

Оба помолчали. Один размышлял над сложившейся ситуацией с союзницей. Другой спокойно осматривал окрестности, людей за бортом, корабль с дымом. Наконец взявший себя в руки ниндзя Кагегакурэ встал и пошёл в направлении к своему коробу, кивнув своей теневой копии. Тот знал, что делать, ведь их интеллект был развит одинаково.

— Право руля! Освободить место в трюме для пленников! Несите линь, верёвку, трос, что угодно! Надо связать нападавших на корабль!

И пока клон занимался делом, Кано подтащил короб к палубной надстройке, чтобы можно было удобно сидеть спиной к стене, и начал доставать снизу из скрытого дна тубус, поясную сумку, небольшой меч и свой личный рюкзак, раскладывая всё аккуратно вокруг себя, проверяя и приводя в порядок.

Музыкальное сопровождение: ссылка

      Ансенцу Сендзюцу Токусю Бутай. Специальный отряд тактики и убийств. Их маски выражали застывшие крайности эмоций: горесть, апатию, отчаянье, панический ужас, ибо так устроен человеческий разум, что видя гнев, он сам становится гневным, видя тень кровожадности на лице врага, им самим овладевает имя действия и стремление прикончить противника как можно быстрее. Но как только он видит испуганное лицо, наученный многократным жизненным опытом, что это лица не могущих сражаться, его разум попросту разрывается на две части, с одной видя совершенно несвойственную испуганному или вялому лицу активность, неумолимое стремление убить тебя, а с другой психика не верит, что такой человек способен на подобные действия, ей требуется время, чтобы перестроиться и осознать пугающую и противоречивую реальность... Доли секунды замешательства... Но что значат столь ничтожные крупицы времени в мире шиноби? Скорость, реакция, близость смерти — молниеподобные всплески в реке времени прячут изгибы смерти, завораживают, выигрывая время для гибельной ловушки...
      АНБУ в один миг бросили обеспечение безопасности пассажиров. Успех миссии превыше всего, превыше любых жертв. Развернувшиеся к возникшим на подъёме воды врагам, они моментально поделились на три группы, две из которых уже спрыгнули с корабля. Первая — с носа, вторая — с кормы, и теперь бежали по воде в разные стороны, низко пригнувшись и заходя с боков к противникам. Бежавшие не отличались ни особой скоростью, ни мистической грацией движений, но будучи воплощениями призраков тумана, этих неуловимых демонов ночи, облачённых в броню, частично скрытую удобным матерчатым хаори древесного цвета, они представляли собой такой разительный контраст с цветами безбрежной морской стихии, какой образует только бледный лик смерти над чёрной пучиной, будто бы в злую шутку перевернувший эти противоположности и одаривший живую смерть цветом тьмы... Они не рвались к своей цели хищными рывками, и не скользили подобно ослепительным вспышкам молнии... Но то, как они двигались относительно друг друга, та слаженность, с которой они постепенно разъединялись: изначально три шиноби в ряд, а затем дальний от вражеских ниндзя ускорялся, ближний к ним отставал, и они вытягивались в небольшую линию — подобно крылу летящей птицы — получая возможность одновременно атаковать с дальней дистанции, и с мелькнувшими в лучах солнца приготовленными для точного броска иглами, то, как они периодически разрывали строй: уходя резкими скачками-зигзагами и делая продвижение куда более непредсказуемым для атаки по ним, но сохраняя возможность одномоментно атаковать самим, постоянно меняясь в дьявольской круговерти хищных масок, то, как красиво с высоты птичьего полёта они брали в клещи своих возвысившихся было противников: ещё чуть-чуть, и этих двоих уже можно будет атаковать с трёх сторон, всё это выдавало в них несомненно высокие познания в области искусства войны...

      Исчезнувший же было в толпе пассажиров Кано, последний АНБУ, выделяющийся среди остальных своей принадлежностью к Охотникам Киригакурэ, тем временем сформировал третью группу, находящуюся сейчас на середине палубы, и спокойно наблюдал за развитием событий, как и подобает командному звену специального отряда убийств, выжидал момент для атаки. Сейчас он был демоном. Заточенным убивать инструментом, полностью оправдывающим своё прозвище "Наследник Кровавого Тумана", и одетая на лицо бездушная маска демона отражала его истинную суть куда больше, чем всякое отсутствие маски...
      Всё это происходило крайне быстро, но общий финал, развязка, заключительный аккорд этой драмы был ясен и неумолимо приближался... Масса движений, заходы с разных сторон, мелькающее оружие и начавшиеся складываться печати — все эти потоки информации обрушивались на противников, заставляли их считать, просчитывать траектории и направления, безотрывно следить за происходящим, чтобы уловить момент атаки, и в тот самый заключительный момент, когда разум облегчённо улавливает происходящее, понимает, когда грянет страшный удар и готовится предпринять ответные действия, на судне внезапно, раскатываясь в пространстве резким, раздражающим звуком, зазвонил корабельный колокол. Подлинный Кано находился там, возникая прямо из воздуха и перехватывая к себе внимание, он сложил руки в печать, развернув свою незримую технику...

— Шигурэ, — произнёс ниндзя, глядя ей прямо в глаза. Произнёс спокойно, с тем самым тоном, словно собираешься сообщить нечто важное... Но в данной ситуации это был апофеоз его навыков общения, а за апофеозом, как известно, следует спад, так что, некоторое время он просто смотрел на неё, размышляя, как ему закрыть свою оплошность и ответить на её изначальный вопрос. "Говорят, высокие женщины созданы для работы, а низенькие — для любви". Кано тут же оценил рост Шигурэ, почти столь же высокий, что и его, и рост огненной девушки, что сейчас стремительно озвучивала на едином выдохе какую-то мысль капитану. Мозг услужливо напомнил ему, что есть ещё пара незавершённых участков речи: ещё до того, как он складывал технику... Корабль с дымом... "Ваши печати... Что это?.." Наконец, все связи сформировались в единый мысленный, совершенно отчётливый архитектурный каркас, и он продолжил речь, начиная с самых фундаментальных мыслей:

— Я говорил, что Вы будете первой, кто из внешнего мира увидит хидзюцу Кагегакуре. То, чему Вы сейчас стали свидетелем — простейшая разведывательная техника для наблюдения на сверхдальних дистанциях. Эти печати... позже я обязательно расскажу их истоки, сейчас это слишком долгая история, — он задумался на миг, воспроизвёл заново мнемонический каркас речи и продолжил, — да, вы разные. Ваше сравнение интересно, вы как действие и выжидание, глубокая сапфирная чистота вод и лёгкое, поверхностное пламя, стремительно разжигаемое ветром. Я совершил оплошность, делая технику и совершенно не знаю, как люди заглаживают такие вещи, по моим наблюдениям они пожимают плечами, совершают лёгкий поклон с извинением или делают вид, что ничего не произошло. Как моя союзница, Вы должны знать, что тонкости общения для меня — неведомые и совершенно непонятные мистерии. Теперь...

Всё это время Кано совершенно спокойно смотрел ей прямо в глаза, ни на мгновенье не отводя взгляд. Вот и сейчас он лишь дал ей время осмыслить всё уже сказанное перед завершающей долей информации.

— Подозреваю, что дым имитирован. Я не рассмотрел никаких внешних повреждений и сомневаюсь в том, что есть внутренние. Людей на палубе мало, внешних повреждений корабля нет, шлюпок на воде нет. Предполагаю это или тактика: "Зажги дым с востока, напади с запада", или попытка заманить наш корабль в ловушку. Если, конечно, у них там нет вражеского шиноби, что уже провёл большую часть зачистки экипажа во внутренних помещениях, а на палубе остались недобитые. И да, если Вы желаете скрепить союз, я буду за.

"Могло быть хуже, — подумал Надирд, увидев подошедшую жрицу, — однако гонец пробежал свою дистанцию с отменной скоростью. Надо будет запомнить этот метод стимулирования атлетов".

— На патруль жрицы Линир напал отряд дома Рилин, — доложил разведчик, чуть морщась от того, что имя жрицы и дома друг друга дополняли подобно неблагозвучной анаграмме, — данное тело так же принадлежит к данному Дому, но, как видите, без нижней челюсти оно не очень общительно. Его обезобразили, предполагаю, чтобы не опознали, хотя лицевые кости не повреждены и облик можно восстановить. За исключением челюсти, конечно. Это убийство в нашу смену, к тому же благородного дроу, я подумал, что вы хотите знать, а Кетан имеет предположения и теорию, как происходило убиение и предлагает взять след по запаху.

Надирд постепенно постарался по ходу разговора скинуть внимание жрицы с себя на воина, внимательно разглядывая следы убийцы с высоты своего роста.

— Но по запаху брать след могут только багбиры и ящеры, — добавил он.

Глядя на улыбающихся людей в преддверии праздника, слыша искренний смех, шутки и беззаботное веселье, Кано размышлял. Большую часть ранних миссий он проводил в обычных городах, жил среди мирных жителей, но совершенно не разговаривал и не общался с ними, шиноби его клана всегда выделяли ему напарницу, которая брала на себя все моменты взаимодействия с обществом, и это было крайне понятно и логично: мужчины-ниндзя — всего лишь инструмент, заточенный до совершенства на успешное выполнение миссий. Их жизни принадлежат клану, старейшине, Деревне. Женщины-куноичи же как раз в первую очередь овладевали умениями и тонкостями общения, способностями понимать других людей, сочувствовать им, входить в расположение и выуживать нужные сведения, а уже во вторую очередь — клановыми техниками. И такое разделение работало безупречно: ведь каждый город представлял собой огромный информационный океан, со своими течениями сведений и слухов, со своими рыбными местами, наиболее крупной и ценной морской живностью, а так же вездесущим планктоном, что не имел никакой цены сам по себе, но многое видел и слышал. Ни одно известное ему ниндзюцу не позволяло вылавливать информацию из этих круговоротов информации, но их куноичи могли, владея умением общаться. Ему же оставалась самая интересная часть работы, требующая обширных познаний, предварительной подготовки и его уникальных навыков.

Но теперь всё было не так. Он отправился в одиночку, и глядя на тонкости общения, полуулыбки, кивки и всевозможные оттенки жестов, Кано словно видел совершенно иной мир, какую-то церемониальную мистерию с бесконечным множеством непонятных действ, тайных правил и неписанных законов. А между тем ему следовало как-то взаимодействовать с жителями этого города, где-то останавливаться на ночлег, что-то вызнавать... Поэтому львиную долю путешествия Кано просто наблюдал за обычным человеческим общением, силясь понять непостижимые ему ранее законы, по которым общались люди... Однако, как он ни разгадывал эти мистерии общения, а всё же старая проверенная техника хождения парой была лучше одиночных попыток.

Кано отметил для себя двух возможных кандидаток, с которыми можно было бы попытаться построить подобное взаимодействие. Первой была самая настоящая и ослепительная жемчужина — женщина, которую он знал по справочнику шиноби как восьмую мечницу тумана, Шигурэ Андо. Но ослепительной она была не из-за своей внешности: объём её чакры был настолько велик, что казался Кано ярчайшим океаном, постоянно движущимся в её теле по многочисленным каналам и меридианам. Шиноби даже не мог долго смотреть на неё: подобно взгляду на слепящее полуденное солнце у обычного человека, у которого образ светила оставался светящимся пятном на сетчатке, её слепящий образ буквально отпечатывался в его глазах.
Второй была огненно-алая женщина, и хоть её чакра была весьма тусклой, по сравнению с мечницей, однако его глаза безошибочно отмечали, что система циркуляции чакры довольно развита, да и её неуловимые навыки общения, на его безыскусный взгляд, казались просто божественными...

Сам он был облачён в обычную белую рубаху-кимоно, штаны и соломенные сандалии, за спиной красовался большой деревянный рюкзак, что обыкновенно носят бродячие торговцы и аптекари. Содержимое рюкзака тщательно собрано и упаковано куноичи его Деревни, а каждая деталь была им тщательно изучена, как и места, где их можно продать: особые приправы для мисо-супа, смесь из маринованных овощей и морепродуктов для приготовления лапши, редкая выжимка из корней жень-шеня для чайной церемонии, палочки для благовоний для чайной же церемонии и даже пара секретных рецептов приготовления рамена, запечатлённая в свитках. Фундаментом и, одновременно, двойным дном во всём этом и многом другом богатстве и изобилии, являлось его снаряжение и военная форма. Кано выжидал. Сложная диллема выбора между спутницами решалась весьма элементарно. В тот самый момент, когда огненная женщина по своему обыкновению вышла из каюты, он направился к мечнице.

Длинные тёмные волосы, однако, начавшие приобретать более светлый оттенок, завершались довольно длинным хвостом. Черты лица, тонкие, но правильные, будто хранили какую-то внутреннюю гармонию, лишь почти сплошь чёрные глаза выделялись в его облике.

— Шигурэ-доно, — кажется здесь следовало поклониться и молодой шиноби, примерно её возраста, отвесил лёгкий поклон. Однако говорить дальше было сложновато из-за простого незнания, как же строиться общение. Все его проведённые на корабле наблюдения подсказывали только, что неплохо было бы представиться и именно это он и сделал:

— Меня зовут Кано. В вашей Деревне я известен как Касуми-Гакурэ...

— И хоть из-за отданных мне приказов, жители вашей деревни меня не... не хотят видеть, — Кано с трудом подобрал нужное слово, хотя говорил весьма спокойно и гармонично, — я бы хотел вас сопровождать на время этого турнира. В конце концов мы оба несём волю Тумана и при таком скоплении ниндзя имеет смысл держаться вместе.

Он завершил свою речь, ожидая её реакции.

В это же самое время...

— Надеюсь для турнира не надо будет несколько человек, а то будет обидно.

— Уверен, вы легко сможете найти себе напарников ниндзя, — раздался рядом с Тено голос довольно высокого темноволосого человека, одетого в серое рабочее кимоно с грубыми руками обычного трудяги. Растрёпанные волосы, перевязанные лентой, несколько шрамов на суровом лице, вот и весь его облик. Саюри могла видеть его раньше среди матросов.

Надирд быстро просигналил Кетану, чтобы он обыскал тело, добавив жестами: "Это Рилин", а сам тем временем подошёл к ящику и развернул его той стороной к себе, где обладатель неимоверной силы должен был схватить его, чтобы проломить незадачливому дроу череп. От удара такой силы должны были остаться явные следы хвата, возможно даже ящик поддался и надломился в тех местах, где огромные пальцы (а в том, что они были огромными, Надирд не сомневался, увидев, что стало с челюстью) держали грибную плоть ящика. Он сопоставлял и анализировал, запоминая размеры, чтобы впоследствии, собрав всё воедино, создать портрет убийцы. Мельком просмотрел возможность оставшихся отпечатков шагов: запомнить расстояние между ними, планируя на скорую руку приложить рядом локоть, чтобы по нему хоть как-то запомнить наиболее точный размер отпечатка ноги. И самое главное: челюсть была выдрана и, скорее всего, это было финальным аккордом в этой маленькой драме... А теперь проверка на интеллект её суровых исполнителей: при его наличии, они должны были замотать челюсть в тряпицу или что-либо аналогичное, дабы скрыть кровавые следы, что рубиновыми каплями могли указывать их неисповедимые пути. Если же следы крови были, то можно легко вычислить рост того, кто уносил челюсть, из-за периодичности, с которой кровь плела свой узор на поверхности. Правда для этого нужно было быть следопытом. Или... иметь доступ к письменным источникам их знаний, а последнее у Надирда было.

Закончив быстрый осмотр, и выжав из этого места всю информацию, что ещё истекала в нём последними живительными соками, разведчик, выйдя из того скрупулёзного ража, в который с головой окунулся его разум, намеревался уйти.

— A'dos quarth, Yathrin.*

Тень. Пограничное состояние между светом и тьмой. Убежище для скрывающих свои тела, тени, замыслы. Вечно меняющийся, но непременно копирующий своего хозяина спутник.

И состояние Надирда с тех пор, как госпожа отдавила ему ногу. Небольно, учитывая плотную и тяжёлую кожу тёмных сапогов. Не больно для ноги... Однако для той части сознания, что теперь принялась перематывать все его действия и искать просчёты, пытаясь понять причины неудачи, извлечь опыт, вырасти на этой ошибке, это было ударом.

"Мой маленький глупый брат... Избавься от своей импульсивности... Иначе конец твой будет близок".

Мимолётное воспоминание недавнего разговора тут же нанесло второй удар, окончательно заставив Надирда уйти в состояние тени на всё время, оставшееся в таверне и на пути к сдаче поста.

Тени всегда видны, если есть хоть маленький источник света, однако никто не обращает на них внимания. Бесплотные. Они молчаливое порождение тьмы. Тьма же... Zhah tuth abbil lueth ogglin**. Нечто непознаваемое до конца.

Тело, снаряжённое к бою, сокрытое плащом, молча следовало по маршруту, лицо, хранящее печать тишины, не отбрасывало никаких признаков ни эмоций, ни мыслей. Минимализм движений достигал своего апогея, даже взгляд, казалось, был прикован к одной точке, периодически меняющейся на протяжении всего пути исключительно из практических соображений: отмечать происходящее вокруг, но работало лишь периферическое зрение, холодно изучая происходящее вокруг, а не в прямом направлении алых глаз.
Лишь разум принялся за методичную и скрупулёзную работу, тщательно обдумывая каждую мельчайшую деталь собственных действий, отыскивая уязвимости, ошибки и просчёты в собственных действиях. Он рассчитал всё верно: никто из случайных наблюдателей не мог физически видеть той информации, что он сообщал жрице, однако, получил за передачу сведений. Но не только это... Он должен видеть шире, дальше, глобальнее... Разум неумолимым ткачом собирал и сплетал полноценный архитектурный ансамбль всех его действий, всего увиденного, услышанного, воспринятого. Разведчик, заброшенный волей Лолс из Подземья в социум дроу. Сколь синхронным он был со звучанием своих сородичей, с музыкой их устройства? Vel’uss zhaun alur taga lil quarval-sharess?*** Но чересчур явным, это факт...

Lil alurl velve zhah lil velkyn uss.**** Следовало уйти в тени. На время самому стать тенью. В поведении. В речах. В мыслях.

Надирд один за одним приходил к одному ему ясным выводам. Мелькнувший издалека отряд их смены, прервал нить его размышлений, и он произнёс куда тише, чем обычно:

— В карауле принято говорить: "За время несения службы никаких происшествий не обнаружено", госпожа-жрица, — разведчик осторожно подсказал верную формулировку, пока отряд был далеко. Когда же он приблизился, тактик лишь бегло оценил их вооружение, едва заметно одобрительно кивнул, оценив выбор вооружения.

Игровая доска в форме паутины... Сменялись участники, летело время, но игра шла всегда... Каждое мгновенье... Сейчас был ход жрицы, не его...

Несколько мгновений Вальтер недоумённо смотрел на библиотекаря, после чего заговорил тихо, но твёрдо, потрясённый.

- Я думал, вы образованный человек. И понимаете. Что победу может даровать только вера. Но веру дарует слово. Воплощённое из духа слово может поднять воинов, только сила слова способна заставить придти под стены крепости оставшихся вассалов короля, только глагол может зажечь сердца людей и вдохновить их дать отпор врагу!
Неужели вы думаете, что двести потерявших надежду воинов сладят с десятком смельчаков? Особенно хорошо укрепившихся. Ибо сказано: "Имеющий веру с горчичное зерно прикажет горе сдвинуться, и гора сдвинется". Только вдохновлённые защитники смогут удержать крепость, только воодушевлённые люди соберутся под стяги и придут в крепость снять осаду, отбросить захватчиков. И только здесь - лучшее место, чтобы я смог понять, что мне нужно сделать, как мне применить свои таланты и с чего начать, для того, чтобы воплотить всё это в реальность.

Вальтер говорил всё более твёрдо, с непоколебимой уверенностью, соблюдая, однако, необходимую тишину.

- Я умею договариваться с людьми, привлекать их на нашу сторону. Вы говорите, что разослали голубей, но написали ли вы то, что нужно, чтобы люди пришли? Сыграли ли вы в письмах на их страхах и выгоде, на тех фактах, что вдохновят и зажгут их сердца биться за своё королевство? Я прекрасно знаю струны человеческой души, и считаю, что только словом мы можем получить победу. Помимо призыва вассалов есть много вариантов, в которых сила слова может даровать нам благословение. Просто скажите мне, что нужно сделать, где и как применить свою дипломатию, и я сделаю это, или я покину эти священные залы навсегда, уйдя искать другие способы выковать нам победу, - завершил он со сталью в голосе, ожидая ответа и намереваясь уйти с достоинством, если придётся.

На самом деле первоначальное недоумение он сыграл, чтобы выиграть время обдумать речь, но получилось слитно и красиво, похвалил Вальтер сам себя.

Наблюдая за тем, как идёт бой, разведчик сразу же скорректировал свои дальнейшие действия, быстро набросав в уме разные варианты завершения стычки. Участь трёх противников была предрешена, а вот оставшийся вдалеке лучник вероятнее всего попытается сбежать. И лучшим кандидатом для его беспощадного уничтожения сейчас был Нат, которого, однако, завязал в бою недобиток.

Надирд извлёк из ножен рапиру. Витиеватый эфес, что защищал кисть, был выполнен из отдельных полосок металла, идущих параллельно друг другу и сходящихся, подобно радиальным нитям паутины, к навершию, напоминал сюжет её плетения: сам паук располагался прямо над клинком, словно свисая над землёй для закрепления очередной нити, в практическом же плане, давал большую защиту для пальцев.
Многие разведчики с сомнением смотрели на подобный выбор оружия: ведь рапирой можно только колоть, и брали себе более соответствующие профессии лёгкие кукри и сабли. Те же, кто подобно ему, всё же вооружались рапирой, затачивали её клинок, чтобы можно было наносить рубящие и секущие удары, хоть само оружие и не предназначено для этого из-за своего баланса.
Однако Надирд был уверен в совершённом выборе. Уверенность была с ним и сейчас, хотя максимум, что он мог сделать по отношению к манекену, это маленькую аккуратную дырку, либо едва заметную царапину при секущей атаке, что никак не помогло бы высвободить Нату путь до лучника. Поэтому...

Разведчик быстро переменил хват с колющего на рубящий, для чего требовалось всего лишь переместить указательный палец на другую сторону крестовины, выходящей перпендикулярно клинку из эфеса в обе стороны, и развернуть кисть, после чего побежал вперёд, разгоняясь и просчитывая, сколько шагов ему остаётся до врага.
Оказавшись на расстоянии удара, дроу отказался от безопасной классической атаки с выпадом, вместо этого резко пригнулся, разорвав ещё больше расстояние, выставил левую ногу под углом, буквально в полутора футах от врага, сделал её опорной, и вытянул всё тело по направлению удара в одну линию: мышцы голени, распрямление колена, мышцы бедра, затем мышцы таза вместе с разворотом и вытягиванием корпуса, вектор удара и сумма всех мышечных усилий прочертила свою прямую наискосок через спину дроу, от левой ноги к правой руке, после чего, окончательно распрямляясь, Надирд ударил, вытягивая руку, словно в кулачном ударе под дых, однако атака пришлась острым, выходящим из эфеса усом, предназначенным для парирования, в горло манекена, прорвав отверстие в грубо сколоченной коже. Набранная скорость движения, объединённая работа мышц, вложение всего веса в удар-тычок, тщательный расчёт угла атаки, чтобы манекен упал, всё сработало вместе, роняя древесного противника в сторону Кетана.

Надирд тут же развернул руку, чтобы рукоять оказалась над его головой, а острие рапиры смотрело в пол между ним и Кетаном, переместил левую ногу вперёд правой, схватил свободной рукой клинок рапиры ближе к краю, одновременно освобождая Нату дорогу до лучника и выставляя защиту, если манекен после своего падения-атаки на Кетана решит упасть обратно.

Огонёк, что теперь висел над Надирдом, метнулся к Нату, а затем быстро полетел от него и замер над лучником.

— Именно. Я рассчитал маршрут таким образом, чтобы по пути мы перехватили Малииру, — Надирд говорил уверенно и спокойно, но вдруг задумался и выразил своё сомненье вслух, — если она не направилась сразу к себе в покои... Впрочем, — в голос снова вернулась уверенность, — перехватим и в этом случае. Пора развеяться и проверить наши навыки, отработать парочку военных хитростей, пустить набивку манекенам. Повеселимся.
"Заодно рапорт допишу", — мелькнула мысль.

Надирд улыбнулся, ничуть не смущаясь своего состояния. Тело, конечно, болело, но на его движениях боль не сказывалась. К тому же, вскоре ему будет оказана помощь.

— Вперёд, — сказал он, улыбнувшись, и зашагал в направлении тренировочного зала.

Практичность, победа любыми средствами, один из столь ценимых Лолс принципов. За этот день он всплывал уже трижды. Ещё утром разведчик хотел быть практичной фигурой в руках мастера, и вот этот момент настал. Его мастером была госпожа Эльшабет, и ей нужен был Белаэрн. Надирду же была дарована огромная свобода и самостоятельность в ходах, и когда вокруг него на переговорах начал возникать хаос, он оказался перед жёстким выбором. И сделал его, выбрав единственный верный ход, что вёл к победе его жрицы, даровавшей ему право голоса.

— Воля госпожи Эльшабет исполнена, — лицо и голос Надирда были непроницаемы, — ей достаётся Белаэрн.
Он повернулся к бойцам, и увидев вооружённого Кетана, показал ему знак "убрать оружие".

Ната и Кетана Надирд выловил в коридоре. Он стоял в отдалении от покоев госпожи Эльшабет, и назвал им точное время и место сбора. К Малиире он зашёл позже, когда жрица отпустила всех, и сообщил ей ту же информацию. Всем надлежало собраться раньше отведённых остальным отрядам двух часов. Нату и Кетану — в полном боевом облачении. Малиире — в чём удобно.

Положение дел стремительно менялось. Другие… Те, кто отобрали их на это задание, кто вынул разведчика из его Подземья, и поручили остальным эту миссию, теперь дали его жрице новое неотложное задание.

И сейчас он ждал, будучи будучи облачённым в доспехи, в несвойственной ему манере: словно меряя шагами комнату и о чём-то усиленно размышляя.

Фактов, равно как и собранной информации, за один только этот день было чрезвычайно много. И всё было необходимо свести в целостную систему, в единую картину из множества мелких осколков разного рода сведений.

Огромное количество догадок и множество предположений витало в воздухе, но снабжать свой отряд неподтверждённой информацией он не мог. Сейчас была важна точная дозировка сведений и дальнейших указаний. Для всех них и каждого в отдельности. От этого зависело положение госпожи Эльшабет и положение каждого.

Моне с вниманием и благожелательностью посмотрела на Неффи. От неё даже исходило какое-то душевное тепло, что-то живое и жизненное.
- Это невозможно передать словами, - улыбнулась она, а затем полуобернувшись посмотрела на мерфолка.
Он немного пошевелился, медленно и неторопливо, а затем поднёс ладонь к своей одежде, вернее той её части, что Неффи приняла за водоросли, и из них заструилась вода. Мягко, плавно, переливаясь, она приняла форму сферы рядом с его ладонью. Он направил ладонь на Моне, с улыбкой прикрывшую глаза, и вода словно перетекла радугой в направлении к ней, переходя в другую форму, форму невесомой энергии, она исчезала, приближаясь к ней.
И вдруг всё мироздание исчезло.

В следующий миг, Неффи парила. Среди парящих скал, её руки были разведены в стороны, легко и без усилий удерживая верёвки небесного планера, огромными крыльями распростёршегося за ней.
Она парила, и это чувство было действительно непередаваемо, ей было легко и радостно, её наполняла лёгкая эйфория и яркая осознанность.
Повсюду были небесные скалы, и нужно было свернуть. Ничуть не напрягаясь, Неффи одной мыслью представила, что тело немного провернулось влево вокруг своей оси, и планер внезапно описал изящную дугу, разворачиваясь и спугивая стайку небесных рыб, белесых и сизых. Управлять им было так легко и захватывающе! Она явственно почувствовала его частью себя, каждое её мельчайшее движение ощущалось целостным и вызывало чудесную лёгкость, направляя полёт дальше.
Она ловко пролетела над огромным небесным угрём, имевшим по меньшей мере шесть метров в длину и затаившимся за скалой. Вдалеке плыла стая огромнейших медуз с голубыми шапками и длинными красными щупальцами.
Её накрыла тень - это над ней пролетал ещё один кор-аэронавт, а вместе с ним крепился ещё один. Миг, и он спрыгнул, держа в руках один только крюк с вьющейся над ним верёвкой. Он исчез в облаках, и в следующее мгновенье, верёвка вдруг натянулась до предела, из-за чего планер сверху пошёл на снижение, однако кор легко поймал восходящий поток и вынырнул вновь наверх...

А потом всплыло другое воспоминание - её собственное. Один из тех редких случаев, когда Тит показывал ей магию иллюзий: в просторной пещере с водой, он вызвал к жизни несколько воздушных существ: небольшой вьющийся небесный угорь, плавный скат и морской дракон.
Они плыли в воздухе - каждый со своим ритмом, со свойственной ему манерой.

- Кто тебе нравится больше? - Мягко спросил Тит.

Надирд всё это время сидел прямо, но без напряжения. С тех пор, как заговорила Малиира, он не сводил взгляда со своей новой госпожи, ожидая её ответа, но тем не менее отмечал всё происходящее боковым зрением.
Вот его кузен Тал'Атар попытался незаметно ускользнуть, но даже с его навыками сделать это в столь открытой комнате не удалось. Это оказалось тем событием, что запустило целую цепочку последующих. Бойцы перетасовались, занимая свои позиции вокруг жрицы Эрайи. Кев'Рен вышел из дрёмы, так же заняв своё место подле Альлиррин. Они обменивались жестами, не совсем ясными Надирду. Возможно разработали свою личную вариацию именно для своего отряда, возможно ему не до конца было видно отсюда их точное положение, но то, что за этот месяц они успели сработаться было предельно ясным.
Резкий удар со стороны Эльшабет. Вот это уже вызывало удивление со стороны Надирда. Нет, знание боевой анатомии не было редкостью: этому обучали не только у них, в учебном отряде разведки, это изредка давали и на общих тренировках, просто преобладающее большинство учеников не уделяло этому должного внимания, а тихо оттачивалось молчаливым меньшинством. Куда больше его удивила та точность и навык, с которыми этот удар был нанесён. Это уже должно было быть делом практики, а не теории. Чуть нахмурившись, Надирд прикинул несколько вариантов прошлого их госпожи, но вскоре вновь обратился весь во внимание, когда она заговорила. Но и это была не речь. В его понимании это были предельно точные уколы отравленной рапирой. Да ещё и в самые болезненные точки сознания Айлвин. Теперь ей ещё долго придётся оправляться от попавшего в её разум яда. Но у него не было сейчас времени на сочувствие знакомой. Госпожа продолжила говорить. Каждым предложением она уклонялась от назревавшей стычки, подчёркивая и приводя в аргументы благородство, дом и всё высокопрочее, и намеренно противопоставляя этому грубость дикарей и низших рас: её речь была рассчитана на жриц. Хорошо рассчитана. Если она так же хорошо умеет задавать вопросы и докапываться до сути происходящего...
Надирд впервые отвёл от неё взгляд, переведя его вниз, туда, где должны были располагаться её каблуки. "Как же не хочется оказаться там, под ними", — подумал он с неудовольствием, вновь поднимая взгляд на госпожу.

Зато происходящее на периферии нравилось ему больше. Его кузен, Ксариус, выкрикнул заклинание, но Надирд не испытывал к нему враждебных отношений. В этом зале и вовсе не было тех, к кому он питал враждебность. А вот Шак'сен лишь сжал покрепче рукоять своей глефы: ошибка новичка. Вот именно в такой напряжённый момент и нужно было расслабляться, изо всех сил стараясь экономить силы перед боевыми действиями. Впрочем, это можно списать на нервозность.

И вот финальная развязка. Речь жрицы Эрайи. Каждое предложение... Каждое слово демонстрировало и умение вести себя достойно, и скрытую угрозу, и одобрение слов его госпожи. Всё переплеталось между собой. Одно сменяло другое, красиво и плавно, и, в конечном счёте именно она вышла победителем, оставив все варианты развития событий открытыми.

Мысленно Надирд вздохнул (не внешне же проявлять сколько тяжких мыслей начало собираться над ним). Он уже видел себя окружённым множеством нитей паутины. Тронешь одну — вызовешь неудовольствие у паучихи. Две — интерес в качестве тела, куда можно впрыснуть яд. Больше — рискуешь стать жертвой. И Айлвин, и Ксариус, и Малиира уже задели своё. А с учётом того, что паучиха здесь не одна... Он вновь мельком глянул на каблуки госпожи Эльшабет. И почему его забрали из (теперь казавшимся таким уютным) Подземья, где количество жриц и их приказов сводится к минимуму?

Надирд начинал входить во вкус своей новой жизни после выпуска. Ещё бы, ведь его мечта, наконец, начала осуществляться. В Подземье он был в своей стихии, и все его навыки оказались востребованными. Чувства обострялись благодаря царящей рядом опасности, он чувствовал какое-то родство с этими мрачными подземельями, и частенько позволял себе исследовать и заглядывать чуть дальше, чем решались остальные, когда им всем приказывали сутки выживать. Всё его внимание было направлено на то, как больше и лучше отточить свои навыки, чтобы стать незаменимым разведчиком, а однажды — к чему он и стремился — и командиром разведки.
Возвращаясь домой, иногда он встречался с соседом по комнате, но сил после изматывающих учебных походов уже не было, так что он ограничивался простым приветствием, отмывался и шёл отдыхать.
Комнату свою он всегда содержал в чистоте и порядке. Этому способствовала и военная выучка, и склонность к порядку, и то, что в конце концов он был благородным.
И когда Надирд узнал, что был выбран другими для новых задач, он не особенно обрадовался, хотя внешне и оставался спокойным. Покидать свою стихию для того, чтобы прислуживать жрице не входило в его планы. Он и на таинстве совершеннолетия попытался противостоять одурманивающему разум наркотику, и не смотреть на могущество жриц, проводящих ритуал вызова. Незачем лишний раз отпечатывать в сознании женское превосходство.
И тем не менее, раз из всех разведчиков отобрали именно его, то это признак доверия, это ответственность и шанс проявить себя с лучшей стороны, доказать свою полезность дому, так что этим нужно было воспользоваться.
Поинтересовавшись, кто ещё входит в отряд, и узнав, где они расположены, он с удивлением обнаружил, что его сосед так же входит в их число, как и ещё один из его знакомых в процессе обучения — Нат. Он попросил посланника подождать его, чтобы они смогли вместе известить его о новости.
Ещё раз проверив чистоту и порядок в комнате, он расчесал волосы, оставив их распущенными, как это делали благородные илитири, но и собрал часть в небольшой хвост, чтобы не выделяться. Одетый в ближе к тёмному, чем серому камзол, такого же цвета штаны и высокие кожаные сапоги тёмно-коричневого оттенка, Надирд накинул на плечи тёмный плащ, и отдельно прикрепил к нему сверху тёмный же капюшон. Взял свою рапиру, подвесив к поясу. Проверил нет ли сбоя в натяжении тетивы арбалета, взведя и выстрелив без болта. Протёр тканью дерево, спрятал арбалет под плащ. Свою кольчужную рубашку он аккуратно сложил в походный рюкзак, закинув его за плечо.
И отправился вслед за новостями к Нату. Периодически они встречались в процессе обучения, и этот парень оставил после себя хорошее впечатление. Над надеялся, что это было взаимно.

Едва Иллиор приложил руку к двери, вся его накопленная мощь сорвалась, обжигая и затягиваясь в место выхода. Это было быстрым и грубым плетением потоков, жёстко срывающих материальную действительность, разжигающую деревянно-металлическое покрытие двери, и когда вся энергия практически вышла, краем уха до него донеслось: "Отойди", после чего твёрдый, измаранный в грязной жиже и отвратительно пахнущий мёртвой плотью убитых канализационных чудищ сапог Радегаста с усилием радостного целеустремлённого барана, наконец нашедшего долгожданную цель: новые, чистые, едва построенные с таким трудом ворота, со всей мощью натренированных ведьмачьих мышц впечатался в хрупкую, чистоплотную, покрытую витиеватым орнаментом дверь из красного дерева, уже понявшей, что ей конец, снёс её, распахнувшейся с такой скоростью, что даже петли дали трещину при её ударе о внешнюю стену. Сдвоенная мощь ведьмаков...
На миг им открылся чудесный пейзаж на трёх стражников, чьим челюстям грозил серьёзный перелом, если они так и будут стоять с открытыми ртами и выпученными глазами, но уже в следующую секунду по всем законам физики дверь, оттолкнувшись от стены, ударила обратно, закрываясь...

Приложив руку к козырьку, Арье поприветствовал похитителя пирожных с радостной улыбкой.
- Приятного аппетита, теневик!
Ловко, ничего не скажешь. Невольно Арье испытал уважение к этому человеку, сумевшему так лихо обставить его. Даже если судьба не сведёт их вновь, он уже запечатлел его в своей молниеносной, но насыщенной всем великолепием красок жизни, запечатлел как мастера, которых, к сожалению стало так мало.
"Итак, здесь и сейчас".
- Простите...
Не скрываясь Арье взял яблоко с ближайшего прилавка, отделявшего обладателя драгоценной яблони от него полуметром дерева, и одарив его бывшего хозяина своей лучезарной улыбкой в награду, быстро и уверено вышел из толпы, оказавшись в восьми шагах от бугаёв...

Недавно созревшее, его едва оторвали от матери, бросив сначала в мешок, а затем на прилавок, и затащили в грязный город. Все ранние волшебные ощущения свободы - когда ты паришь в нескольких футах над землёй, видя как растёт каждая травинка, как расцветает каждый цветочек, ползают разноцветные букашки, а сам ты надёжно укрыт спасительными тенями бесконечных зелёных листьев, радуясь своей жизни, и с каждым днём наливаясь всё большими соками, всё ярче развиваясь и созревая, отмерли. Вместо спасительных теней - палящее зноем Солнце. Вместо ласковых рук листьев - грубые руки покупателей, ради забавы подкидывающих его в воздухе, норовя выронить на камень. Вместо тёплой, дарующей спасительный уют и защиту матери - человек-хозяин, грубым хриплым голосом что-то орущий на прилавке. А рядом - такие же умирающие братья, вырванные жестокими людьми... Ради чего?
Вдруг чья-то рука взяла его с прилавка, утаскивая в тень рукава. Ещё не осознавая что произошло, яблоко вместе с новым хозяином прошло через всю толпу, и поблескивая на Солнце, поймало на себе сочувствующий взгляд этого странного темноволосого человека. В следующий миг, он поднёс его к своему лицу, и шепнув: "Прости", отвёл куда-то назад, за спину.
Внезапно все ощущения обострились, его куда-то понесло, и поняв, что рука этого человека быстро разгоняется, яблоко вдруг почувствовало вновь эту свободу. Свободу полёта, головокружащую стремительным дугообразным полётом. Это было волшебно: краски смывались, звуки со всех сторон непрестанно менялись: старые оставались далеко позади, в то время как новые неожиданно возникали рядом, с невероятной быстротой рассекая толщи воздуха, оно внезапно столкнулось с лицом какого-то напряжённого одноглазого человека, с силой оттолкнуло его назад, и приготовилось к новому падению. Вниз. В спасительные тени.

- Эй! Лизоблюды! - Наглости Арье не было предела, - даже кошки, в отличие от вас, лижут задницу только себе, а кому лижете её вы? Жалкому хозяину? - Уже театрально обращаясь ко всей толпе повернулся он, ненадолго остановившись взглядом на стройной девушке, стоявшей под охраной двух вооружённых мужчин на другом конце улицы, - простите мне мой грубый язык, миледи, - коротко вставил он, вновь вклиниваясь в недавно начатую роль, - хозяину-толстосуму, богатеющему на наших, - обращаясь ко всем простолюдинам (к которым, кстати, себя не относил) выкрикивал он, - страданиях? На нашем тяжком труде? Я выступаю за вашу честь, господа... Эй, вы - двое! Понравилось яблочко нашего труда? Хотите ещё накормлю? - Наглой улыбкой начав, наглой улыбкой завершил он.
"Провокация. Провокация. Мне нужна провокация..."

Слова Эсми, слегка взбаламутили мысли Арье в новом, ещё самому ему непонятном направлении, в предчувствии духом чего-то ещё неведомого, и он, стараясь запомнить для себя это ощущение, наблюдал за тем, как утончённые ручки Эсми ускорив темп набирали ему пирожных. Некоторые из них были чернее ночи, что приятно всколыхнуло в нём всю прелесть и благоухание ночной поры, но вот - весь букет выпечки был собран - драгоценные мгновенья утекли, подобно золотому песку в спирали стеклянных времён, подобно цветам, расцветающим самыми яркими всполохами звёзд, и в тот же миг увядающими, оставляющими после себя только память своего взлёта, как само его Искусство.
Наполнив до краёв своё сознание созерцанием эстетического великолепия сути всего, что его окружало, он вдруг обнаружил скованность в жестах Эсми.
Взглянув в её глаза, он увидел попытку отчуждения, и, поняв, что своими действиями затронул что-то ей больное, какую-то запретную тему, уколол себя укором.
Запоздало сообразив об оплате, он немедленно спохватился, бросив правую руку в карман своей тёмной куртки. Достав оттуда десяток медяков, он незаметно нырнул той же рукой в ещё один карман, и в следующий миг деньги перекочевали в ладонь Эсми, а вместе с ними и что-то более тяжёлое, холодное, круглой формы. Закрыв второй рукой ладонь подруги так, чтобы ни она, ни кто-либо другой не видели этого предмета, он наклонился и едва слышно прошептал:
- Змеевик. Говорят что защищает от людской лжи, и поглощает тяжёлые мысли, защищая своего владельца. Этот, правда ещё в художественное серебро оправлен.
И, собрав в узел все свои пирожные, круто забрал влево, вырвавшись из толпы.
Всё, что было его прощанием - это полный восхищения её Божественной сущностью взгляд, в котором, однако, не скрылась затаённая в сердце боль от того, что он задел в ней слишком чувствительную струну её души.
Обратившись лицом вперёд, он буквально нырнул в спасительную тень, делая всё возможное, чтобы лучей Солнца, падающих на него, не было вовсе. Равно как и чужих взглядов.

— Нет, всё в порядке, — ответил Адам в то время как Збышек осматривал кубрик.
Последнему довелось увидеть всё то же, что и Виору: пустое пространство под палубой для размещения команды, по бокам — борта, спереди — нос корабля, а сзади судя по запаху кухня. Дерево, дерево и ещё раз дерево, протяжно скрипевшее во время очередного наплыва безграничной стихии воды, но скрип здесь не был показателем ветхости судна, скорее он демонстрировал удаль мастеров, давших кораблю возможность "дышать", не быть статичной мёртвой конструкцией, говорят, что мастера-корабельщики — это что-то вроде особой касты, знающей нечто, неведомое остальным людям. Под палубой висели гамаки, все кроме одного (на котором сидел Адам) были убраны, многие из них отделялись парусиной, сейчас тоже убранной.
— Знаете, — произнёс после долгого молчания Адам, обращаясь к новоприбывшим, — корабль символизирует тело, сосуд души, а его плавание — жизнь, путешествие по её водам
Он ещё на некоторое время умолк, уперев взгляд в покачивающийся пол.
— Может быть то, что вы оказались здесь символизирует новый этап вашей жизни, ведь это не случайность. Новые горизонты.
Он часто прерывал свою речь, позволяя своим мыслям течь плавно, созерцательно, было удивительно, как охотничему человеку, которого обычно всегда характеризуют как резкого, скорого на руку, может быть присуща подобная неспешность, больше подходящая земледельцу.
— Однако, не всегда корабль идёт под управлением экипажа. Внутреннее течение океана, бури, шторм, ветра, скрывающиеся под толщей вод ужасы, неизвестность.
Тишина повисла даже на всём корабле, волей случая замолк даже капитан, но очевидно это всего лишь совпадение, никто ведь не мог обладать таким острым слухом, чтобы уловить тихую вдумчивую речь матроса.
— Какой силой и крепостью должны отличаться мы, чтобы справиться со всем? Какой разум должен отличать нас, чтобы понять происходящее вокруг?

Альрик начал падать, а мага, убить которого он пытался, окликнул высокий холодный голос:
— Хватит заниматься мелкой дичью, следует сдавить сопротивление на внутреннем дворе. Готовь заклинание лишения динамических стереотипов на седьмой квадраллиант, поддерживай звено первым.
— Слушаюсь, Кобрал.
Только после этого тело отказалось повиноваться, и рухнуло на влажную землю, забытое.

Парализующая боль скрутила рассудок Арвори, прошлась судорогой по телу, и только после этого отпустила в беспамятство. Последнее что он видел — врывающаяся внутрь Крепости разъярённая толпа, но звуков боя он уже не слышал. Похоже чародеи осознали всю опасность подобных ему единичных бойцов в своём тылу, и крепко взялись за них, в любом случае объединённой мощи уже хотя бы трёх магов не может противостоять никакой ведьмачий Знак. Чародей, которого Касеу использовал в качестве защиты, упал на него сверху, и дальше прикрывая своим телом.

Элрин успел сгруппироваться в воздухе, и даже совершить кульбит после падения, чтобы обойтись без серьёзных повреждений, но в следующий миг что-то весьма тяжёлое опустилось ему на голову, разум пронзила тупая боль, а веки налились свинцовой тяжестью. Ведьмак лежал на животе, и чувствовал как бешено рвётся под ним медальон, чертя на земле пульс своих колебаний. Руки ноги были скованы заклинанием, глаза закрылись, и он мог только слышать звуки боя, устанавливая по ним местонахождение всех существ во внутреннем дворе. Уже через минуту он оказался погребён под павшими кметами.


____________________________________

Арвори Касеу.
Лёгкая дымка окутала сизое небо, раскинувшееся серой пеленой над бесконечным горизонтом. Равнина. Бесконечная во все стороны, она ничем не отличалась ни в каком направлении: везде странная высохшая трава, покрытая росой, доставала по колено, везде она изредка шуршала, как от поступи невидимых существ, но не было слышно их дыхания. Здесь было хорошо: никакой боли, усталости и ... ощущений собственного тела. Только вот одно направление не нравилось и тревожило: это странный, едва уловимый на грани слуха истошный вой впереди, постоянно усиливающийся стук копыт, лошадиное ржание, всё больше и больше разрастающиеся людские голоса, безумные, душераздирающие крики, могущие принадлежать только умопомешавшимся. Хотелось бросить всё и бежать, но странное, нездоровое любопытство заставило остаться на месте, и вскоре догадка подтвердилась: клочьями тумана впереди показались призраки, идущие сплошной стеной, рвущей, мнущей, поглощающей в себя всё живое. Дикая Охота.

Альрик.
Холод пробирал до костей словно гравейр, гложущий новую падаль; сковывал движения. Крики воронов. Заря. В небе над головой преобладали алые краски, что по эльфийским поверьям гласило, что ночью пролилась кровь. Лучи солнца застали ведьмака лежащим на том месте, где он потерял сознание. Приподнявшись на локте, он увидел что величественная, некогда смотревшаяся непоколебимой Крепость была разрушена едва ли не до основания. Сонм трупов оставался непогребённым, привлекал вороньё, и тварей, что селились на подобных местах. Чавканье слева. В двадцати футах от него, не обращая на ведьмака никакого внимания, гуль разделывал тело чародея, сложившего голову в дуэли с магами Крепости. Зоркое зрение зацепило движение там, где некогда находился подвесной мост. Одна или две фигуры ходили, переворачивая трупы, но издалека нельзя было понять кто это.

Элрин.
— Как думаешь, на остальные Крепости тоже напали?
— Думаю да, маги ведь не дураки. Нужно обезопасить себя от возможного ответного удара.
— Они всё равно заплатят за это. Я возьмусь за них лично.
— Не стоит. Наш долг другой.
— Это решит Тордеш.
Треск пламени костра, знакомые тембры голосов. Элрин приоткрыл глаза, и увидел удивлённо разглядывающего его козодоя, сидящего прямо на его правом плече. Чуть левее сидели Сигурд и Иврар, увлечённые разговором, они не заметили его пробуждения, подкидывали дров в костёр, хотя был уже рассвет. Элрин был всё там же — во внутреннем дворе, но как же изменилось это место: замок рухнул, а от высоких крепостных стен осталась только груда камней метра два высотой.
Козодой повернул голову налево, наклонился, пристальнее разглядывая лицо ведьмака, странная птица.
— Уже пришёл в себя? Крепко же тебя приложило, из десяти только ты один пережил это заклинание, свезло. Как сам?

- За мной, - произнёс глухой голос Дариуса, прошедшего внутрь трюма вперёд Виора. Однако же ничего примечательного внутри не было. Подобную расстановку можно увидеть в любом судне. Каэдвенец шёл вперёд, пока не остановился перед люком, ведущим вниз, в противоположной стороне от каюты капитана, - сюда, - ничего прежнего от холодной бледности на лице Дариуса уже не было. Перед Веймом вновь предстал обычный рубака, прошедший немало битв, и наученный морскому делу, он даже улыбался, и улыбка эта была искренней. По крайней мере трудно было поверить в её лживой природе.

Через некоторое время в переулок завернула кляча с полупьяным извозчиком. Спрыгнувший с возниц Люц подошёл к нему, заплатив пару монет из своего кармана, после чего тот забыл обо всём увиденном. Если учесть что деньги эти пойдут на продолжение попойки, то так оно и будет. Да и извозчику этому вряд ли интересно кого и зачем здесь убили, в конце концов таковы взгляды на мир большинства людей: "если меня это не касается, никоим образом не задевает, то пускай свершится хоть трижды". Да, люди в последнее время все как один становятся адептами подобных взглядов: сформировать вокруг себя скорлупу интересов, задач, выполнение которых приносит деньги, и замкнуться в нём. И в самом деле: всё что дальше уже ненужно и вредно. Вредно давать нищим деньги, если ты не верующий - своё благосостояние теряешь, вредно кормить голодного и давать приют сироте, если ты не благотворитель - сам без крова останешься. А уж человечество позаботится, чтобы подрастающее поколение пошло по "правильному" пути. Мальчишка, звонко и весело зазывающий покупателей в лавку своего отца наверняка бы заинтересовался видом усопших, но какое любопытство у него это вызовет? Какие чувства вырвет из недр ещё не сформировавшейся души? Ведь всё, что сейчас он имеет: это детскую беззаботность, желание порезвиться, какие-то отрывки мыслей о зазывании людей в лавку - тогда отец будет добр. Но то всего одна судьба, а в городе их сотни. Сколько же в нём переплелось подобных взглядов? Как же они действую друг на друга? Ведь по природе своей противоречивы и подавляют друг друга за место под солнцем. Становилось понятно, почему Aen Seidhe так презирали людей, краснолюдам на них в большинстве своём плевать, дриадам же Брокилона глубоко безынтересна природа людских душ, но важна сохранность леса, за которого они и будут нести смерть, разящую стрелой.
- Так куда их, говоришь? - Прервал нить образа Скромник.

Появление Скромника особого эффекта на кмета не произвело, по сравнению с остальными своими сородичами Люц вообще был святошей. Обычно услуги извозчика начинались с ведра воды, выплеснутого на несчастного, так что тот, смерив взглядом краснолюда, устало кивнул, понемногу отходя от выпитого и всё больше внимания уделяя внешнему миру, а не пьяным бредням, штурмом взявшим его разум.
- Каэдвенские марки, разумеется, добро, - проговорил он невнятно себе под нос, после чего с недюжинной техникой осадил старую клячу, приводя ту в божеский вид, и готовясь следовать маршрутом, - однако новиградские кроны лучше бы было. Хотя... если знать где сбыть... - Дальнейшая речь стала неясным бормотанием, и похоже увела извозчика в совершенно иную степь мыслей. Ну хоть вопросов лишних задавать не будет. Колымага тронгулась.

- Гуннар сейчас будет. Лучшая каюта... Хм... Давненько негоциант так не благоволил нашим гостям, видать ты как-то уж проявился перед ним, - усмехнулся Радосвет, но усмешка вышла немного иронической. Пропуская воинов за борт, Радосвет вернулся к незавершённому делу - чистке клинка, более не обращая внимания на новоприбывших.
Внезапное громотворение, а иначе это никак назвать нельзя было, нагрянуло на них отборным морским матом, которым заинтересовался бы и не самый последний краснолюд, серьёзно подумав, а не стоит ли включить только что услышанные слова в свой лексикон. Отличительный признак капитана корабля - Гуннара - предвосхитил его появление, подобно тому, как молния предшествует грому. Выйдя из трюма, тот вперил свой взор в Виора, после чего перевёл взгляд на Клинка.
- Давненько я тебя не видал, кракен вас облюбуй. Что это? Новое подношение морскому Дьяволу?
Гуннар разговаривал даже вежливо, по сравнению со своей обычной речью.

Воры погибли быстро, не успев даже приготовиться к своей гибели. Что ж, перед смертью не надышишься. Закончив резню - больше это никак нельзя было назвать - Лаэрнасс медленно процитировал Пророчество, после чего бесследно скрылся, растворившись в ночи. Днём награда за его голову увеличится, и в дело наконец встрянет государственная разведка, но Кваэрталанасс об этом не узнает; проведя целую ночь в седле, спустя какое-то время он окажется в придорожном трактире "Богатый мул", где "чутко выспавшись", тронется в путь дальше. Ему удивительно повезло: ни одной бестии в дороге не встретилось, не было совершено и никаких нападений, хотя тут конечно возникает спорный вопрос кому больше повезло - разбойникам или эльфу. Улыбнулась ему удача и при первых же контактах с местными жителями. Те, видно приняв его за какую-то видную фигуру, приняли его благодушно, быстро рассказав о последних слухах и событиях. Раньше не проходило недели, чтобы на утро не обнаруживали убитого Aen Seidhe, теперь же убийца, именуемый Ларадэном, как в бездну канул. Некоторые языки говорят что его культ Львиноголового паука забрал, принеся в жертву, другие яростно отрицают это, говоря что убийца творил богоугодное дело - убивал нелюдей. Слыша эти слова (а лицо Лаэрнасса было скрыто капюшоном) "Два Клинка" сжимал руки в кулак, стискивая зубы, но виду этому не подавал. Сейчас нужны были сведения, любая утечка информации из кметов шла только на пользу, а уж потом можно и показать им свои чувства к роду людскому и Вечному Огню.
Вскоре речь пошла и о методах боевых стилей Ларадэна: как оказалось, он был неоспоримым мастером в метании кинжалов, часто его жертвы оказывались пригвождёны к стене, в бессилии распростершие руки в стороны. Причём скорость и координация Ларадэна даже начала входить в местные пословицы и байки, рассказываемые в основном шёпотом. Говорили так же, что он метает оружие столь быстро, что ранит руку человека, потянувшегося к рукояти своего оружия.
Но вскоре кметы закончили обсуждать и это, и наконец один из них обмолвился, что видел похожего на знаменитого убийцу человека, входящего в лес, раскинувшийся неподалёку. Тут же все наперебой кинулись обсуждать тропу, куда мог свернуть Ларадэн. Люди мыслили как стадо. Стадо животных, с радостью делившихся информацией и догадками о том, кто по их мнению был им глубоко противен, более грязен чем он, и начинали всё больше и больше проклинать этого убийцу нелюдей, радуясь, что есть на свете существо, которое хуже них.
Дальнейший разговор уже не имел никакого смысла, а Лаэрнасс понял месторасположение тропинки, куда несколько недель назад свернула его жертва, понял он и что место, куда она вела, было временным прибежищем его собратьев - эльфов, оставивших в сердцах Дол Блатанну и презирающих людей...

Виор Вейм проснулся от шума пьяной драки внизу. Потянулся, встал, спросонья оделся, вышел в коридор. Вторую неделю его будят звуки мордобоя, ставшие для него своеобразным будильником. Как ни в чём не бывало, он подошёл к стойке, лишь мельком взглянув на творившееся вокруг. Всё как обычно: наёмники теснят пиратов, попутно избивая подвернувшихся под руку ремесленников. Раздался звук разбивающегося стекла - в окно вылетел очередной сапожник. В тот самый момент, когда Вейм открыл рот, чтобы поприветствовать хозяина с добрым утром, мимо него проскочил молодой человек, судя по виду негоциант.
— За стекло и кружку, о гостеприимнейший! Правду говорят, что это лучшая таверна в порту: тут и хлеб, и зрелища. Не позволите ли гостю воспользоваться чёрным выходом? Боюсь, иных путей для меня не осталось.
Блеск и звон золота, а человек скрылся на кухне. Не успел Виор ничего предпринять, как мимо него пробежал ещё один посетитель, судя по виду воин. Что удивительно, - он вышел удивительно невредимым из мордобоя.
Двери с грохотом распахнулись - ещё один наёмник покинул заведение без помощи ног. Миг, и сквозь занавес дерущихся, пробился краснолюд, эффектно вышибив пару зубов какому-то кузнецу. Его Вильгельм знал - именно благодаря этой, несомненно скромной персоне, таверна начинала своё утро с подобных разминок. Краснолюда звали Люц, а называли просто - Скромником. Ему повезло меньше - гостеприимнейший преградил ему путь, с улыбкой требуя компенсации за причинённый вред имуществу.
Карадону повезло меньше Попытавшись пролезть сквозь сошедшихся в драке, он получил пару раз по зубам, причём один из зубов похоже вряд ли будет теперь украшать его улыбку.
Организованная поначалу драка, всё больше стала походить на стычки отдельных личностей: пара сапожников использовали кузнеца как таран, для каких-то непонятных целей раскачивая из стороны в сторону. Пираты, наконец, начали одерживать верх, и ещё двое наёмников вломились в стол к патрициям, не выдержавший такого напора и подбросивший в воздух пару блюд со свиной головой и бутылку боклерского белого.
И когда настал кульминационный момент, массового зубодробительства, в таверну вошла, вернее даже вбежала доблестная городская стража, и драка потихоньку сама собой утихомирилась. Теперь Карадон мог видеть, что краснолюда не пускает хозяин таверны, и кислые мины большинства участников обращаются к страже...

Жизнь кипела. Элрин и Альрик, вернувшись в крепость, не ожидали увидеть здесь такое количество новых учеников. Не проходило и минуты, чтобы кто-нибудь не пробегал по Пути, иначе именуемого Мучильней. Как сказал мастер Тореш, сейчас в Школе обучается около пятнадцати учеников, проходящих Отбор, тринадцать - готовящиеся к Испытанию Травами, и пятеро - к Третьему этапу. И это не считая старых товарищей, пришедших перезимовать, не нашедших себе места среди людей. Некоторые правда ушли безвозвратно, как Ярун, павший в схватке с амфисбеной под Аэдирном. Впрочем, зима прошла быстро. Немногочисленные деревья, в основном высаженные на Пути, сбросили свои одежды, заслужив немало благодарностей от учеников, теперь видевших большую часть сучьев, во время скоростного преодоления лесного участка по кронам; выпал снег, замёрзли скальные поверхности, резко увеличив число травм и ушибов, а заодно повысив умения держать равновесие у подрастающего поколения. Наставники могли гордиться своими учениками - вопреки статистике, Отбор прошли все до единого, Испытание Травами выдержало семеро - больше половины, и ещё двое стали ведьмаками, пройдя Третий Этап. Долгие зимние вечера разбавлялись белыми чайками, вылазками на монстров, предпочитающих холода, особенно бруколаков местных, совместными тренировками и вспоминанием молодости - взбиранием на практически отвесные горные пики. В лабораториях жизнь тоже не стояла - алхимики и чародеи начали разрабатывать новые экстракты, фиксируя свои наблюдения в бесчисленных записях и дневниках, изредка выходя в холл к остальным ведьмакам и ведьмачатам, или путешествовали, создавая порталы, судя по всему в иные Школы с целью поделиться опытом или узнать что-нибудь новое. Хотя самым хвалебным их достижением стала "Чёрная Чайка" - тяжёлый галлюциноген, ещё более сильно разбавляющий долгие вечера, прямо-таки в концентрированных количествах. Но и это славное время закончилось. Снега растаяли, уступая место голым скалам и обнажённой земле. Появились первые почки на деревьях, первые птицы возвращались в свои насиженные гнёзда из дальних краёв, а ведьмаков ждало их ремесло, торопя, заставляя собирать вещи, проверять снаряжение, комплектовать недостающие эликсиры. Некоторые смотрели на это со смутными мыслями, всё реже улыбка появлялась на лицах ведьмаков, но вслух никто не высказывал своих мыслей....
Один из юных ведьмачат оказался достаточно иммунизирован для прохождения ещё одного Этапа, что вызвало неописуемый восторг среди магов, получивших возможность проверить действия всех отрав, что были ими недавно разработаны, и угрюмое настроение Мастера Тореша, почти переставшего разговаривать с остальными. Юного Арвори уже как неделю забрали для экспериментов, и вестей оттуда всё не было.
Всё бы и пошло как обычно, если бы не не незваные гости, замеченные пробегающим Вартапом, случайно кинувшем взгляд на ущелье...

Элрин.
Сидя в оружейной, ведьмак проводил пальцами по лезвию своего клинка. Пара разрубленных надвое манекенов, красовалась у него за спиной, разрезанные мешки, прикреплённые к ним с целью имитировать мышцы человека высыпали своё содержимое на пол, подняв в воздух завесу, попадающую в глаза, лезущую в ноздри, но Элрин терпеливо осматривал лезвие, ища взглядом неровности, царапины, и вновь шлифуя его до состояния идеальной боеготовности.
Закончив работу, он с удовлетворением убрал его обратно в ножны. Вновь молниеносно выхватил, дёрнув левой рукой за перевязь на груди так, что рукоять клинка сама легла в правую руку, и ещё один раз рассёк грубое дерево манекена, окончательно приводя его в негодность. Задержавшись на секунду в таком положении, он ощутил едва уловимое колебание медальона. Одиночное, словно в стакане с водой от далёкого сотрясения. Непохоже на бестию. Сосредоточившись на внутренних ощущениях, Элрин ощутил источник возмущения - вход в ущелье. Ошибиться было невозможно - магия, причём далеко не средней руки...

Альрик.
Худощавый парень двадцати лет от роду, в момент происшествия находился около входа в крепость, проверяя выдержал ли зиму подвесной мост. Контур человека... вернее ведьмака, ибо человек не мог двигаться с такой скоростью, быстро пересекал поле зрения Альрика, но внезапно остановился.
- Не тормози, молочная кислота сожжёт!
Воздух вокруг странно сгустился, насытился чем-то непонятным, давно забытым. Альрик выругался, сообразив в чём дело и резко крутанувшись на месте, уже всматривался в место, куда смотрел Вартап. Люди. Ведьмак ясно видел красноватое свечение, образующее уродливое облако над ними, оно и было источником изменения воздуха, но Альрик знал, что никто кроме него не видит этого. Виной всему был непредвиденный поворот в мутациях, когда вместо лишения эмоций (атрофированности лимбической системы) его восприимчивость к ним усилилась в несколько раз.
Увиденное означало только одно - люди были в состоянии неконтролируемой ярости, причём целью их были ведьмаки.
Медальон дрогнул, и вспышка молнии ярко осветила Крепость. Без магиков не обошлось. Эффект устрашения? В любом случае ослепить не удалось - зрачки автоматически сузились...

Арвори Касеу.
Этап начался с простых настоек, подготавливающих организм к новому преображению, называемому алхимиками с восторгом "Великим Деланием". Впрочем настойки не приносили практически никакого эффекта. Гораздо больше Арвори донимал безостановочный скрип перьев: шестеро или семеро человек с неумолимой яростью что-то строчили в своих длинных свитках, безостановочно подходя к нему, всматриваясь в зрачки, трогая пульс. Через три часа настойки закончились, и словно подводя итог своим стараниям, люди сложили исписанные свитки в старый сундук, взявшись за новые и ожидая продолжения процесса.
Эссенции - простейшие зелья, заключающие в себе сущности растений, животных, минералов, ждали своего часа на столе, и вскоре пошли в ход. Эффект от них почувствовался сразу - выступил холодный пот, участилось дыхание, зрачки сузились, погружая окружающее его пространство в темноту, пока ещё с разбираемыми силуэтами. Вновь скрип перьев, усилившийся в разы. Эссенцию за эссенцией ведьмак принимал сидя, но появившаяся головная боль заставила его лечь. Ещё около получаса его не оставляли в покое, и, наконец, когда желудок заполнился практически полностью, его оставили. Глубокое беспамятство.
Очнулся он будучи вновь, как в Испытании Травами, прикован к столу, надёжно связан. На этот раз здесь были чародеи, которые должны были следить за ходом изменений в организме, и в случае чего направлять их в нужное русло.
На этот раз на столе были эликсиры. Пузырьки ядовито-зелёного цвета, иссиня-чёрных тонов один за одним открывались, и процедура повторилась.
Испытав ужасную боль после первого же глотка, Арвори едва не извергнул содержимое обратно, но один из магов быстро устранил раздражители, снизив восприимчивость осязания до минимума. Ещё целый день мук, на этот раз ощущаемых гораздо более сильно. Ведьмак был бы рад забыться, потерять сознание, но не мог, возможно из-за опеки чародеев, возможно из-за своей иммунизированности...
На следующий день сознание ведьмака не выдержало, наконец отключившись...

- Внимание. Последний экстракт, господа.
Десятки глаз наблюдали за тем, как капля за каплей вливалась в рот Арвори, давно не приходящего в себя.
- Готово.
Несколько облегчённых вздохов, внезапно сорвавшиеся возгласом:
- Сердце остановилось! Переправляй! Переправляй в восьмой квадралиант!
Кутерьма, поднявшаяся вокруг стола, ужасный шум вскоре вновь сменился тишиной.
- Нет. Всё в порядке... Но разве может быть пульс настолько медленным?
Одинокий стук сердца. Через три-четыре секунды ещё один.
Арвори открыл глаза.
Несколько лиц, смутно узнаваемых вглядывалось в него. Комар, неимоверно медленно расправлявший крылья, назойливо мозолил глаза, пролетая мимо. Разве могут они перемещаться настолько медленно?
Рот одного из собравшихся открылся, но двигался чрезвычайно медленно, ужасно растягивая слова. Арвори ничего не понял.
Медальон дрогнул, - он не расставался с ним и здесь, и собравшиеся начали отводить глаза, начав чрезвычайно медленно что-то кричать друг другу.
Боль словно от магического удара начала закрадываться в подсознание, тоже очень медленно. Источник боли был во входе в ущелье.
Ощущения невероятной лёгкости сквозили в мышцах. Ведьмак попробовал напрячь руку. Он чувствовал, как одна за одной напрягаются мышцы, как растягивается упругий ремень, и не выдержав рвётся, обращая внимание всех собравшихся на него. Двигая рукой словно в толще воды, Арвори отцепил второй ремень, с такой же лёгкостью порвав его, присел...

Истинно, истинно говорю вам, придет век Меча и Топора, век Волчьей Пурги. Придет Час Белого Хлада и Белого Света. Час Безумия и Час Презрения, Tedd Deireadh. Час Конца.
Мир умрет, погруженный во мрак, и возродится вместе с новым солнцем. Воспрянет он из Старшей Крови, из Hen Ichaer, из зерна засеянного. Зерна, кое не прорастет, не проклюнется, но возгорится пламенем. Ess'tuath esse! Да будет так! Внимайте знамениям! А каковы будут оные, глаголю вам: вначале изойдет земля кровью Aen Seidhe. Кровью Эльфов...
Придет Час Презрения, древо сбросит листву, почки завянут, сгниют плоды и прогоркнет зерно, а долины рек вместо воды покроются льдом! И грядет Белый Хлад, а за ним Белый Свет, и мир умрет в пурге.
Трепещите, ибо близок Тот, Кто Уничтожит Народы. Земли ваши истопчет он и веревкою их отмерит. И разрушены будут города ваши и пустынны. Нетопырь, ворон и филин поселятся в домах ваших. И змей угнездится в них.

Когда эльф с Синих гор сойдет,
И небеса пошлют комету,
Нильфгаард познает свой восход -
Мы больше не увидим света.
На Севере мира то царство восстанет,
И войско придет, чтобы биться до смерти.
Убьет брата брат и свой меч не оставит,
Пока не умолкнет последнее сердце.

Aen Ithlinnespeath, пророчества Ithlinne Aegli aep Aevenien.


Свеча догорала, освещая неровным, тусклым светом пожелтевший пергамент, большую часть рун на котором затемняло огромное пятно, видимо оставленное от пива.
Седовласый старец нахмурился, быстро переписывая содержимое пророчества на новый лист. Глубоко изрезанное морщинами лицо то улыбалось, то становилось темнее тучи, но глаза так и горели любопытством, интересом... Страхом.

Истинная история эльфийской чародейки Лары Доррен Аэп Шиадаль и человека-волшебника Крегеннана из Леда уже никому не известна, но широко распространены её фальсифицированные переложения, одни из которых были сотворены в угоду людям, иные – эльфам. Во время первой войны между этими расами, они несмотря на расовые предрассудки, полюбили друг друга, но их собратья не смогли смириться с этим, и Крегеннан и Лара Доррен были жестоко убиты, но плод этой любви остался - дитя, Рианнон, впоследствии удочерённая королевой Редании Керо. Ребенок рожденный Ларой стал носителем спящего гена Старшей Крови, крови эльфов, который возродившись в одном из потомков, может быть через тысячи лет, сможет отомстить за жестокость мира к любви. Мир будет разрушен и построен заново, мир будет другим. А вот каким – покажет время.

Старец тяжело вздохнул, вытерев рукой лоб осмотрелся. За окном уже давно царила ночь, заглушая привычные шумы драк, ругательств и говора простого люда. Вот и выходило, что сосредоточиться можно только пока город спит. Книжные полки уже заполнены полностью, и несколько фолиантов даже лежало на полу, за неимением им места. Пыльные, овеянные стариной, большая часть из них уже забыла прикосновение человека, летописец по праву мог гордиться своей библиотекой. Но, скорее к счастью, нежели к сожалению, с королевской службы его выгнали за свободомыслие. Он терпеть не мог переписывать историю такой, какой она была угодна королю, расписывая прежде всего действительно произошедшее. Со стороны улицы послышались какие-то стоны, могущие исходить от какой-нибудь бестии, а может быть и от пьяницы, не успевшего доползти до дома, впрочем они быстро утихли. Летописец мельком кинул взгляд на относительно свежую запись в своих дневниках:

Когда к костру преступницы поднесли огонь, и её охватило пламя, принялась она осыпать оскорблениями собравшихся на плацу рыцарей, баронов, чародеев и господ советников словами столь мерзостными, что всех объял ужас. И хоть костёр тот мокрыми поленьями обложили, дабы дьяволица не сгорела быстро и крепче огнём терзания познала, теперь же быстрее велено было сухого бревна подбросить и казнь докончить. Но воистину демон сидел в оной ведьме проклятущей, ибо хоть она уже и шипела зело, однако ж крику боли не издала, а ещё более ужаснейшие ругательства выкрикивать почала. «Возродится Мститель из крови моей! – возвестила она во весь глас. – Возродится из осквернённой Старшей Крови Истребитель народов и миров. Ответит он за муки мои! Смерть, смерть и мщение всем вам и всем коленам вашим!» Одно токмо это успела она выкрикнуть, прежде чем спалилась. Так сгинула Фалька, такову кару понесла за пролитую кровь невинную.

Неприятная судорога прошлась по лицу старика, на своём веку помнящего мятеж Фальки, однако же не отбила желания закончить свой труд.

"Мятеж Фальки.
1163 год. Рождение детей Фальки и Рианнон в замке Гутборг, которых в дальнейшем перепутали. Ген Старшей Крови был, казалось, утерян, но я сумел проследить его носителей".

Окно с грохотом отворилось, заставив старика вздрогнуть, а холодному ночному ветру ворваться в помещение, погасив свечу устроить настоящий хаос, сорвав многие бумаги со стола. Летописец резко дёрнулся от страха, обернулся, сразу же зажмурившись от яркого света. Контур человека в одеянии мага был едва виден сквозь пелену в глазах.
- К-крэйден?
- Всё верно, - ответил чародей как ни в чём не бывало, - по делу важному. Нужны мне твои бумаги по... крепостям ведьмаков. Я и мои собратья решили... Что без них мир будет светлее.
Старик инстинктивно сжался, зажимая голову руками, пряча мысли о Старшей Крови, но не помогло... Словно тысячи раскалённых игл вошли в сознание, заставляя его вскричать от боли, перебудив добрую половину города, извлекая отрывки воспоминаний, тех далёких воспоминаний, когда будучи молодым, летописец бывал в ведьмачьих Школах, фиксируя их в своих исторических бумагах, затем дальше - от самых мелких неприятностей, до увольнения со службы и... к Пророчествам Итлины.
- Ты отслеживал гены Старшей Крови? - Раздался удивлённый голос в комнате. Старик уже не мог осознавать мир как целое, он не знал, что за человек стоит перед ним, его разум уже был наглухо разбит, а потому он не видел, как его труды забирали, забирали данные о возможных потомках гена Старшей Крови, забирали месторасположение Крепостей ведьмаков. Не расслышал он и задумчивых слов "Двух зайцев...", не видел он и начавшего поглощать комнату огня.

Серпентес приземлился гораздо быстрее, нежели воспарил, но равновесие удержал, оставшись стоять на месте. Увиденная картина прочно засела у него в голове. Разум, ещё не привыкший к ужасам войны, шелохнулся, в глазах потемнело, и маг едва сдержал порывы только что принятой пищи, пытавшейся найти выход наружу.
- Её Величество Смерть во всём своём великолепии царит на поле впереди, - произнёс он, глядя в землю, - умерщвлены все: и люди, и нелюди, всех сословий без разбору...
" - Ведьмак, - утвердительно и немного сухо произнёс я, - что привело вас в этот терзаемый войной край? Наслышан о вашем ремесле, и, если не ошибаюсь, в человеческих сражениях вы не участвуете? Знаменитый нейтралитет. Это немного аморально, вы не находите? Наживаться на убийстве монстров, в обилии наполняющих поля былых сражений, падальщиков, идущих следом за войсками".
Мысли о первой встрече с Вороном всколыхнулись в сознании Серпентеса, заставляя его сожалеть о своём поведении по отношении к ведьмаку. Слишком грубо, непочтительно и бестактно он себя вёл. Только сейчас до него дошло каково это - быть ведьмаком. Только сейчас до него дошла ничтожность собственных доводов, попыток понять его, поставить себя на его место. Сосуществование, жряг его сожри.
"Если не можешь изменить ситуацию, измени своё отношение к ней".
Это правило, которым пользовался маг до недавнего времени, и которое он попытался вдолбить в голову Ворону и Aeddan'у было неприменимо к ним обоим. Ведьмак, выполняющий свою работу, совершенно не ценится у своих нанимателей. Он отвергаемый изгой, которого гораздо чаще обманывают, нежели справедливо платят за выполненный контракт. Его бросят на произвол судьбы, если он будет серьёзно ранен, украдут все его пожитки, его лошадь. Когда мир так реагирует на тебя, совершенно невозможно "изменить отношение к ситуации", к этому проклятому, оставленному Богами миру.

Осознание собственных ошибок, являвшихся теперь для него верхом глупости, вызвало на лице мага презрительную ухмылку. Но не презрение к ведьмакам отображало оно, не к войне. А к себе, к магам, ненавидящим этих самых ведьмаков. К магам, увидевшим в ведьмаках соперников, более близких к народу, нежели сами чародеи. К магам, устроившим нападение на их крепости, - мысли презрения вызывали у него гнев по отношению к своей "братии". Сейчас он терпеть не мог самого себя.

Картина бойни, висевшая перед глазами, уже не вызывала никаких эмоциональных откликов в душе мага.

- Со мной всё в порядке, - произнёс Серпентес, - не в порядке с теми, кто лежит мёртвым впереди...

Охотник рассмеялся, видя характер юного рыцаря, уперев руки вбок посмотрел тому прямо в глаза, без злости, без неуважения.
- Добро, Генрих, добро, на ночлег остаться можешь, денег не надо, лучшей наградой здесь ценятся рассказы из жизни своей и стран заморских. Угощайся, пей, веселись, сейчас начнутся выступления лучших скальдов.
Рыцарь не знал, как хорошо принимают в этих краях странников, гостей. Смотря в какое время правда они приходят. Но их рассказы о странствиях, о своих путешествиях, наблюдениях всегда ценились. И часто гость мог оставаться подолгу в деревне, поочерёдно ночуя в разных домах и глаголя о жизни своей долгой, о путях, что встретились ему, пересказывая сказки из иных мест, своих. Грамотный гость всегда был в почёте.
Отец вновь исчез в толпе йордлингов, подхваченный давними знакомыми, которых он не видел уже, посчитай, зим двадцать. Только и успел кинуть тёплый отеческий взгляд на свою дочь, всё никак не успевая насмотреться на неё, вернувшуюся, вновь оставшуюся наедине с рыцарем. Если на этом празднике вообще можно остаться "наедине".

Распевания уже закончились, и на помост взошёл нордлинг - странное племя, верующее в совсем других Богов, но послушать которых всегда душа просит. Впрочем, старцы говорят, что именования Богов просто разные, а сами они одни и те же. На празднике вдруг стало тихо. Совсем тихо, словно и не было столь огромного обилия народа, и не верилось, что когда-то здесь могло быть столь много звуков. Запела первая струна, вторая, третья, мелодии сливались в удивительное повествование, а нордлинг открыл рот, собираясь запеть, и что ещё более удивительное - запел он дивным в этих местах высоким голосом - тенором.

Разыгралося снежное море,
Бьётся так, что его не унять.
У Биргитты огромное горе:
Едет Хальвард её воевать.

Взгляд любимого синий до боли,
Дышит смелостью весь его вид.
«Ну, давай поцелуемся, что ли,-
На прощание он говорит.-

-Мы с друзьями в далёкие страны
Уплываем равниною бурь.
Мы уходим туда, где туманы
Прячут дивную неба лазурь.

Вой ветров, лязг мечей нам привычны,
Сердце викинга рвётся на бой.
Мы плывём, чтоб с богатой добычей
К нашим семьям вернуться домой.

Если вдруг верный щит мне изменит,
И копьё меня вражье пробьёт,
То Валькирия спустится с неба
И в Вальхаллу меня унесёт.

Во дворце за столом сидит Один
В окружении павших в бою.
Каждый молод, силён и свободен.
Все смеются и песни поют.

Один начал Великую Битву,
Не страшась облаков грозовых…
А вообще, если честно, Биргитта,
Я хотел бы остаться в живых.
Помолись за меня, дорогая,
Чтоб я помнил: ты любишь и ждёшь,
И за чёрные ленты – я знаю,
Поутру ты их в косы вплетёшь,

А ещё не забудь помолиться
За сосновой ладьи моей борт.
Тот, кто смел, и рыдать не боится,
Тех, кто верит, стрела не берёт».

И Биргитта несчастная плачет,
В очи синие смотрит ему,
Вся в слезах. Разве это не значит,
Что война не нужна никому?

Грозно стонут холодные волны;
Хальвард ищет в походе борьбы,
А вернётся ли – знают лишь Норны,
Три печальные пряхи Судьбы.

Видя назревающую опасность, Ательстан понял, что затея провалилась. Полностью. Или нет? Быстро сообразив свои собственные расчёты, давно смирившись с той участью, которая его ждёт, Зверотроп удерживая рычаг одной рукой, второй потянулся за секирой, заблокировав её в устройстве поднятия моста, которое минуту назад тянул собственноручно так, чтобы не съехало. "Один! Тор!"
Быстро схватил лежащий топор, ранее принадлежавший Ангантиру, погибшему прямо здесь, и метнул его в того лучника, которого не удалось добить Ульриху, оглянулся в поисках оружия, - Сигнальте Рагнару, сожри вас Нидхёгг! И перенимайте рычаг! - после этого, разражаясь отборной руганью, ринулся в атаку, подхватив первый подвернувшийся под руку предмет.
- Эйи скаль ек тин хунд спара ат дрепа! Хвар ерит пер ракка? Комир ут! Тролль таки юдр олл! Хейль ок сэль Ниффльхейм!

ссылка
Битва, вернее безжалостная бойня рода людского завершилась быстро. Часовня осквернена, в ней нашли свой последний приют сильнейшие доминиканцы, но и демону похоже досталось: покачиваясь он вышел, и только тут обратил внимание на лежащую девушку.
- Спасибо, что проводила, - сказал он голосом отдалённо похожим на человеческий, странные гортанные, хриплые и низкие звуки могли встревожить любого, - да и твоя душа мне не помешает... Убивать.
Он взял клинок обратным хватом, встал над девушкой, взявшись обеими лапами за рукоять, медленно и высоко поднял над своей головой оружие убийства.
- Кровь во имя Крови!
Стремительно, даже не раздвигая воздух, разрубая на части мельчайшие частицы воздуха, клинок летел вниз. В этом молниеносном броске ясно выделялось две воли: жажда крови хозяина-демона, и жажда убийства самого клинка, словно тот был живым существом. За ту несчастную долю секунды, что смерть приближалась к Изабо, хранительница ясно прочувствовала всю сущность её убийцы, он был чужд этому миру, не из него, да и вообще было непонятно, где во Вселенной могут жить столь кровавые создания. "Кровь во имя Крови!", "Бесконечная война!", "Почему не убиваем?!", бессчётные битвы - его пища, время без сражений - томительное ожидание, отбирающее радость, силу, волю, беспокоили этих тварей больше всего, и тогда они начинали убивать друг друга, как они попали сюда? Неизвестно...
Маленькая алая лента виднелась в сознании твари. Кукла? Но где же кукловод? Где тот, кто затащил сюда эту тварь? Где?!
Вопросов всё больше, неужели так и придёться умереть, не зная на них ответов?

Так же быстро как Ательстан оказался в середине строя французов, столь же быстро он из него и вышел, косив ряды насквозь, не останавливаясь на одном месте ни на секунду, подобно драккару, пересекающему штиль, когда команда налегает на вёсла, он самозабвенно рубил, косил, убивал, уже даже не распевая песню, хотя она до сих пор держалась у него в голове, отбивая один ему ведомый ритм, подгоняя кровь течь быстрее, если она там была... Ибо он не чувствовал ничего, кроме гнева, ярости, желания убивать. Он уже не казался Смертью. Он был Ею.
Удар-смещение, удар-смещение, удар-волчок-и снова в строй пытающихся собраться французов-удар, удар, удар. Ательстан видел всё хуже и хуже. Только контуры паникующих французов сквозь сплошное марево кроваво-алого тумана, осевшего неведомо откуда на глазах. Но вместо зрения он слышал. Слышал, как быстро бьётся сердце рядом стоящих, слышал их сбивчивое дыхание. Да даже и не столько слышал, сколько чувствовал их страх, их передвижения и бросался на них, как голодный волк отбивает от стаи наиболее больных, так и он отрезал их друг от друга, не давал встать плечом к плечу по одним ему известным инстинктам. С каждой смертью он вдыхал отчаянье оставшихся врагов, боль погибшего, а из глотки его вырывался ужасающий вопль, никак не могущий принадлежать человеку. Подобно Дьяволу, питавшемуся душами, он ещё больше возбуждался, раззадоривался, получая силу от совершения убийства за убийством.
Как только численность отряда, на который он напал сократилась, он рванулся колоссальными рывками к другому, что был больше, благо новых французов оказалось ещё много. Единственное чего он жаждал - была битва.
Славы достоин и бессмертных сил
Ты в поле воин всегда один!
Ательстан уже не знал, что здесь есть свои, что он приплыл сюда под командованием Рагнара, всем мирозданием для него была лишь эта крепость. "Где хорошо текла кровь, где было много радости, где вдоволь разгуляется его секира. Его секира? Волк Раны - единственный друг, известный ему. Да, вдвоём мы выживем! Лишь бы никогда не кончались враги, лишь бы никогда не кончалась эта война, лишь бы не переставала течь кровь, вываливаться внутренности после укуса Волка Раны, лишь бы не улетучивалась агония этих недоносков, попытавшихся сразиться со мной, не заканчивалась эта сладостная жажда, страдания, муки, боль жалких людишек".
В битве лишь радость, в Нифльхейм уют!
Скальды в балладах подвиг воспоют!
Славная гибель - вот мечты предел!
Старости тихой ты бы не хотел!
Вопль звериный в клочья глотку рвёт,
Непобедимый, рвись берсерк вперёд!

В это утро всё происходило как обычно. Вернее так говорить нельзя - ведь каждый день чем-то по своему уникален, привносит в нашу жизнь что-то новое, неведомое ранее, каждый новый день - это возможность улучшить жизнь людскую, жизнь народа Божия, сделать её радостнее, а не "очередной рабочий день, который лишь бы пережить", - мрачный настрой, в последние два дня установившийся в городе Альби. Изабо он очень не нравился, тревожные, нервные жители, из которых каждого третьего можно было подозревать в связях со Святой Инквизицией, пытающихся проникнуть в доверие к катарам, и составляющих картину жизни города. Но глядя на де Роземонд ни у кого и в мыслях не было уличить её в связях с еретиками. Ну так вот, мы отошли от темы - в последние два дня по городу пронеслась череда суицидов, жители боялись некой потусторонней силы, по разному называемой в слоях общества - кто Сатаной кликал, а кто - Демиургом. Говорили что со словами следовало обращаться осторожней - а то что ляпнешь, - то и получишь, не дай Бог сказать "Разрази меня гром" или "Чтоб я кровью изошёл", - печально известные слова торговца, да и кмета любившего кричать "Разорви меня горгулья!" что-то давненько не видать. В чём была причина всего происходящего? Пока неизвестно. В полдень решила пройтись по окраинам города, странно затихнувшего в это время. На этот раз её никто не сопровождал, когда раздался взрыв - со стороны дома одного из новообращённых катаров. Заглянув за угол Хранительница увидела лежащих в крови трёх тамплиеров, и достаточно большую группу иных альбигойцев, подозреваемых в связи с той самой Inquisitio.

Корабль чужеземцев медленно плыл по руслу реки. Усталые и недовольные варяги неторопливо, но равномерно налегали на вёсла, продвигая свой драккар вперёд - прочь из чужой Гардарики, к родным северным берегам. Надо было как можно скорее убраться из этих земель, с тем чтобы нанести удар по ним следующим заходом. Но то что уход отсюда скорее похож на бегство и было причиной недовольства команды.
Кормчий прохаживался вдоль палубы, кидая взор то на лес, то на берега, то восходя к носу корабля и вглядываясь в оставшийся путь. Правил Чёрным Словом - как звался этот драккар - его сын, так что опасаться было нечего. В очередной раз осматривая команду, одетую от жары в одни штаны, оголённых по торс и покрытых ритуальными татуировками, в их унылые хмурые лица, он сплюнул про себя, и вцепился в борт, начав уделять всё внимание окрестным лесам, дабы не взвыть от тоски.
Аскольд стоял неподалёку, всё так же сжимая в руке полученную реликвию.
- Так что, ты говоришь, нам необходимо сделать с Крестом, дабы извратить его силу на служение себе? - Обратился он к стоящей рядом фигуре, облачённой в серый плащ с капюшоном, скрывающий лицо несмотря на жару, - пустить кровь русичам?
Но ответа не дождался. Кормчий вдруг заметил, - Аскольд, недавно над лесом далече позади нас на несколько мгновений поднялся дымок, и сразу погас. Немного позже то же самое поднялось уже не так далеко, а только что дым виднелся впереди, похоже они подают сигнал своим.
Одетый в серый плащ человек отреагировал немедленно, - так легли кости судьбы, вас ждёт битва.
- Налегли на вёсла живее! Окропить щиты кровью, облачиться в доспехи! Мы здесь не одни, пустим кровь врагам! - Крикнул конунг, смотря как ожила его команда, как пробудила в себе воинственный дух и как быстро улетучилась их усталость. Сейчас варяги были счастливы...

- Моей силы вполне хватит, чтобы воздать каждому здесь живущему по заслугам его. Или ты сомневаешься в ней? - Выказывая раздражение произнёс Хирреадан, но довольно быстро успокоился, - чтож. Можно и так сказать. У каждого человека есть миссия, когда он спускается на землю. Катары полагают, что надо очиститься и вернуться на небеса, в свои астральные тела. Но и они не правы. Та цель, которая присуща человеку, не может быть открыта разумом. Это есть Чёрный Цветок. Многие пытались найти его. Но и он растёт в Сердце. Вот, послушай прелюдию к исполнению этой цели, раз уж зашла речь об этом:
- Кидать крепкое зерно - из хорошего зерна не вырастет, что ни попадя.
- Растение само поднимается, главное - не переусердствовать.
- Как окрепнет стебель, так прищепим макушку и будет пышный куст, а если хочешь дерево - ничего не делай.
- Дай опору растению. Не хвались, а то сглазишь.
- И пошли листочки дивные, красивые, а за ними колючки острые, опасные.
- Когда наступит весна и пойдут цветы, то надо оставить три самых невзрачных из них.
- И придёт пора, завянут они, но не огорчайся; они ещё зацветут.
- Появится первый бутон из зелёной почки. Сильный цветок, но никто не может сорвать.
- Появится второй бутон из красной почки. Хорошо пахнет, но никто не может его понюхать.
- Появится третий бутон из синей почки. Очень маленький, никто не может разглядеть его.
- И сплетутся в гирлянду все три цветка. И сплетутся стебли их, и распустится Чёрный цветок.
- Но никто их не увидит до той поры, пока не почувствует, что это сердце твоё, глаза, руки, ноги.
- И будет цвести до тех пор, пока ты в это веришь.
Учитель замолчал, видимо вспоминая давнее.
- Ну не совсем покой тебя будет ждать после смерти. Сначала ты как судия просмотришь всю свою жизнь, ибо нет судьи страшнее своим собственным поступкам, нежели ты сам. А дальше уже решишь: выполнил ли ты своё предназначение, нет ли. Если что-то покажется тебе недоделанным - возможно ты снова спустишься в этот мир.

- Так-с, - быстро сказал я, вставая, - вижу Боги ниспослали мне хорошую компанию, ничего себе. Ни-че-го се-бе, - медленно повторил я, - два, погрязших в бедах и несчастьях нелюдя, один - со своими моральными кодексами, несчастной судьбой, кознями Предназначения, прямо-таки глобальная отчуждённость, другой ничем не лучше, бежавше-ушедше-отступивший из Цинтры Белк.
Я быстрыми шагами мерил пространство взад-вперёд около костра, расхаживая перед собеседниками. Усталость сменилась любопытством и желанием разрядить обстановку, толкнув речь и показав Хмуро-Хмурым-Хмурецам их жалкое существование и путь наверх, к изменению.
- Вы влачите свою шкуру, ежесекундно осыпаемую новыми бедами. Мир ведёт себя жестоко по отношению к вам, а вы и рады отплачивать ему той же монетой. Вот ты, ведьмак, - я остановился, мельком взглянув на него. На моём лице не было и тени улыбки, - спокойно себе режешь монстров, недобитков, оставшихся от Сопряжения Сфер, соблюдаешь свой неписаный ведьмачий кодекс, и огрызаешься, глядя на кметов, испытывающих чувство боязни, перерастающей в ненависть по отношению к твоему образу действий в этом мире, вечно ропчешь на свою тяжкую жизнь, которую когда-то крепко обломали, забрав тебя в ученики к ведьмакам. А не доходило ли до твоей заезженной головушки, - я стал постепенно отходить от него, опасаясь ответной неадекватной реакции, - одно простое правило: "если не можешь изменить ситуацию, измени своё отношение к ней". А? Слабо перевести ту энергию, которую ты тратишь на противостояние миру, в более благое и полезное дело? А ты, эльф? Сидит, всемирно погружённый в свои мировые проблемы, центр мироздания нашёлся, чёрт тебя побери. Ни ответа, ни привета. Ау! Ты слышишь меня? Да-да, с тобой чародей беседу ведёт. Кончай свою клоунаду, и давай, убери свою кислую мину так далеко в то место, на котором ты сидишь, чтобы все сирены мира искали её там три недели. Что было то быльём поросло, забудь свои беды, тревоги, взгляни на мир по-новому. Он не так уж агрессивен к вам обоим, это вы сами, своими субъективными воззрениями творите его в воображении таковым. Только вы можете разглядеть в улыбчивой физиономии нищего ухмылку убийцы, презирающего вас, а что на поверку выходит? Что выходит на самом деле? Он вас уважает. Во-во! Потому что по сравнению с его жизнью, - вы - просто легендарные везунчики и счастливцы фортуны.
Постепенно ретируясь ко входу в шатёр, я отходил от них всё дальше и дальше, ожидая в ответ чего угодно...

- Мы плывём по морям
Как престало Богам, - вода, захлёстывавшая меня мешала читать стихи, сочинённые в столь нестандартной обстановке, однако чтобы хоть как-то сократить время плавания, я продолжал их чтение:
- В нашей власти есть всё:
Воды, Солнце, - кинул взгляд на Чака, - кино,
Наш Великий Творец
Убрал смерти венец,
Неминуемый час
Отсрочил он от нас.

- Успокойтесь, дочь моя, встаньте, - я встал со скамьи, чтобы помочь ей подняться, - вы не сошли с ума, я верю вам, ибо, - я перешёл на вкрадчивый шёпот, перестав улыбаться, - я сам разыскиваю сейчас этих исчадий, могущих причинить ещё не мало вреда народу Господнему, - священный трепет наполнял мою душу пока я произносил эти слова, безграничная вера в Творца вытесняла всякую тревогу перед доселе неизвестными мне тварями, до краёв наполняя моё сознание умиротворением, счастьем единения с Богом.
На миг я о6озрел всё, что происходило вокруг меня с какой-то иной стороны: эти облака, разверзнутые своим неземным великолепием, тянули ввысь, завораживали, напоминая о вечном, бескрайнее небо отвлекало от земного, синева... И как я не замечал всего этого каждый день? Приветливо светящее солнце, ласкающее всё живое, всё созданное Отцом, улыбалось мне...
Я любовался пышностью небесного, казалось, веками, но на деле же пролетел всего один краткий миг.
"И что меня могло в такой ситуации нагнать на столь возвышенные мысли?" - запоздало влетела в голову мысль, и тут же исчезла, уступив место реальности.

Картина в сознании пропала, и я вновь увидел девушку, которую хотел поднять с колен. Миловидное личико, заражённое отчаянием, смолянистая коса, перекинутая через правое плечо.. Слёзы, стекавшие с щёк из прекрасных глаз, вынудили меня несколько мгновений созерцать её, прямо-таки, блистающую красу, ещё более яркую и безбрежную благодаря - невольно - тому состоянию души, в которое она оказалась ввергнутой. Только тут я понял, что стало причиной моих мыслей.

"Она сама прекрасна как Богоматерь, тугая коса медленно плыла в моём воображении как облака, свет её глаз подобен лучам солнца, осеняющих меня".

Несколько мгновений я так и стоял полуприсядя, протянув ей руки, чувствуя как бьётся её сердце, слыша её прерывистое дыхание. Стоял, потеряв дар речи, утопая в красоте этой девушки, уносясь с ней словно щепка, бурным течением реки.

- Я вам верю, - почему-то глуповато повторил я и, стараясь выйти из нелепого на мой взгляд положения, спросил, чтобы хоть как-то разорвать воцарившееся молчание- как ваше имя?

Я широко улыбнулся своей лучезарной улыбкой. Конечно, эти имена ему ни о чём не скажут, он совсем не похож на тех ведьмаков, которых описывал учитель, значит из других краёв. Да ещё и внешность-то, внешность-то! Он ещё меньше похож на людей, чем остальные.
- Я ни мгновенья не имел ввиду нашу с тобой схожесть из-за моего несогласия с собратьями-магами, ведьмак, - начал я, мгновенно убрав улыбку и перестав его разглядывать, словно потерял к его персоне весь интерес, насытившись сведениями о нём. "Он тоже в душе человек", - промелькнуло в голове. - А что касается моего рационализма и нравственности, - беспристрастность ведьмака поражала. Он казался каменной, лишённой эмоций статуей, големом, его выдавал лишь смысл сказанных им слов, - то тут и так всё должно быть предельно ясно. Что я имею право проводить вивисекцию на любом встречном человеке? Нет. На нелюдях? Нет! Так почему же я должен уничижительно относиться к ведьмаку? Ставить на нём опыты? Извини, конечно, но я тут без сегрегаций. И вы, профессиональные убийцы монстров, имеете такое же право на жизнь, как и вот этот бравый паромщик, - я отыскал его взглядом, - и как вон тот вшивый кмет, - указал я в сторону, - и как король Фольтест, чёрт возьми. А я не имею права вскрывать ни того, ни другого, ни третьего, потому что это противоречит всем морально-этическим нормам. Так почему я должен ставить на тебе свои эмпирические опыты, если ты имеешь такое же право на жизнь, как и они?
Отбросив свои первоначальные детские манеры, я смотрел на ведьмака снизу вверх, как на равного.

Я оглянулся на подъехавшее нечто.
- Ведьмак? Ведьмак... Ведьмак! - Слово, ранее не употреблявшееся мной, было весьма приятно на вкус. Что-то кошачье прослеживалось в незнакомце, какая-то дремлющая сноровка, грация, не видная мало внимательным простолюдинам. Но мой намётанный глаз обмануть было нельзя. И посадка при верховой езде, и манера держать себя при людях, и отблеск раздумий в глазах, всё это было мне ново. Хоть учитель и рассказывал мне о ведьмаках, и очень даже подробно, выводя свои теории на их счёт, мне захотелось самому понять что они из себя представляют. Я очень не люблю предубеждённые мышления и пренебрегаю чужими теориями. Надо будет обязательно рассказать об этом наставнику. Медальон. Он говорил об их медальонах. Так-с, мечи. Ага, вот они. Интересно, интересно...
Я стал внимательно осматривать ведьмака свои знаменитым требовательно-взыскательным взглядом.
- Ведьмак, - утвердительно и немного сухо произнёс я, наконец, - что привело вас в этот терзаемый войной край? Наслышан о вашем ремесле, и, если не ошибаюсь, в человеческих сражениях вы не участвуете? Знаменитый нейтралитет. Это немного аморально вы не находите? Наживаться на убийстве монстров, в обилии наполняющих поля былых сражений, падальщиков, идущих следом за войсками. Ну да не берите себе в толк. Это я о своём. Так что привело вас сюда?