Голосование за ходы

Кровь Чумы ядовита - это известно. Бесчисленное множество болезней нашли свой дом в ее венах и объяснить, как сама Чума при этом может жить не смогут даже самые знающие мудрецы. Можно ли назвать ее человеком, если то, что для людей яд, для нее - жизнь? Пожалуй, нет. Залечить такое небольшое ранение не составило ни малейшего труда - это практически произошло само собой, непроизвольно как дыхание или как мысли, те самые, что роятся в разуме даже когда специально пытаешься избавиться от них.

Почти так же легко получается и направить собственную энергию в одну точку. Это не заклинание. Во всяком случае, те обрывки знаний о мире, что вам достались, не могут подсказать какого-то наименования для такого жеста. Не требуется ни рун, ни магических пассов, ни мистических слов на древних, угасших языках. Словно выдох, энергия струится легко и непринужденно, смешиваясь в разрушительном танце. Бушующее, яростное пламя. Коварный, всепроникающий яд. Бескомпромиссная, грубая жадность. И, конечно, смерть, само увядание.

Невидимые обычному взору потоки силы сплетаются, охватывая Танатоса и помогая ему прорваться через барьер - такой слабый, но сейчас представляющий для вас испытание.

В умах возникают обрывочные образы - не воспоминания даже, а ощущения воспоминаний о былой мощи, сметающей армии, разоряющей города. Мощи, которая представляла угрозу. Мощи, для которой целые империи смертных были ничем и перед которой трепетали куда более могущественные сущности, чем горстка солдат. Ничего. Не сегодня, но когда-нибудь. В мире, где каждый становится сильнее, так или иначе пожирая или подчиняя себе другого, вам повезло быть всеядными.

Сделав несколько шагов, Танатос словно мерцает, исчезнув из пространства на краткий миг, меньше удара сердца. Прорываясь через барьер, даже Смерть чувствует, что сейчас его сил не хватило бы - но рядом были сестры и брат. Магическое плетение барьера сопротивлялось всего лишь долю мгновения - и, в конце концов, рассеялось, освободив проход и оставив после себя лишь выгоревший амулет на полу. А за ним - целый новый мир.

Осторожно вы выходите наружу, прислушиваясь к тому, нет ли еще одной засады на улице. Не признаваясь даже самим себе опасаетесь - хватит ли столь слабых капель могущества, чтобы противостоять новому испытанию - но испытания нет.
Ваше место рождения оказывается на удивление скучным - это небольшое строение из серого песчаника, без каких-либо украшений или надписей. Просто каменная коробка с одним входом, находящаяся посреди огромных топей, ровных, словно стекло и лишь изредка пейзаж разнообразят сухие, изломанные, тонкие деревья изо всех сил пытающиеся выжить в этой неприветливой местности.

Время уже клонит к вечеру и солнце вот-вот сядет, отчего и небеса, и сами топи уже окрашены багрянцем, пляшущим в лужах и болотцах. Ветер, не сильный, но ощутимый, пробирает до костей и отчетливо пахнет ранней осенью - когда земля уже забыла летнее тепло, но еще не начались свежие морозы. Тишина вокруг почти звенит и лишь какая-то болотная птица, сидящая на деревце неподалеку, издав неприятный звук захлопала крыльями, улетая подальше от непонятных существ, пахнущих кровью и погибелью.

Небольшая твердая поляна перед строением пестрит следами - прочитать их не составляет труда и вы легко понимаете, что бежавшие воины уже покинули это место, забрав и лошадей павших товарищей. Отправились ли они за подмогой или просто убрались подальше в страхе за свою жизнь, увы, следы вам не подсказывают.

Простым жестом руки исказив воздух в магическую линзу, вы можете дотянуться взглядом и дальше. На востоке топи тянутся еще дальше и их края не разглядеть. На севере на самом горизонте виднеется тонкая темная полоска, похожая на лес, но законы этого мира пока непривычны для вас и сложно сказать, сколько до него идти. На юге топи кончаются гораздо ближе, но упираются сплошь в воду - море, океан, а может и просто большое озеро. Запад более интересен - там топи тоже ограничены водой, но это уже река, впадающая в водоем на юге. Вдоль излучины этой реки вы замечаете несколько поселений, раскиданных на лиги между друг другом. А вот посреди реки, на острове ближе к противоположному берегу, вы замечаете не то укрепленный город, не то крупную крепость, но весьма оживленную - на воде можно заметить точки лодок и намеки на мачты более крупных кораблей.

Кроме того, вы с удивлением отмечаете, что хотя внутри постройки и присутствовала достаточно сильная магическая аура, на самих топях потоки магии так слабы, что их едва можно почувствовать - как знать, может и в этом одна из причин вашей слабости. И, если это так, то где-то внутри душу начинает неприятно точить сомнение - что, если магия так слаба не только на этих болотах?

Бой наполняет восторгом. Новые тела не поражены болезнями, на них нет старых ран, которые могли бы отвлекать внимание на себя и даже отсутствие какой-либо одежды только добавляет свободы движениям и немного дразнит разум ощущением собственной беззащитности и словно бы даже хрупкости. После бездонной и безграничной черноты спокойной колыбели, что была небытием, наступил подлинный захватывающий карнавал эмоций - торжество ярости, ненависти, алчности и ликования.

Битва разгорается с новой силой, наполняя воздух запахом пота, крови и смерти. Пламя жаровни, потревоженное ранее Унгером, словно пытается поймать сложный, безумный ритм кровопролития и начинает плясать сильнее, то освещая комнату ярким светом, то наоборот - практически погружая всех в тени, отчего происходящее распадается на фрагменты.
Миг - и Скарлетт словно сама вспыхивает пламенем, притягивая к себе взгляды.
Миг - и Эйва едва сдерживает вскрик, обожженная холодной сталью клинка.

Пламя стихает, будто предвкушает кульминацию боя - в эту же секунду новая вспышка озаряет помещение. С руки Скарлетт срывается поток огня и, ударившись о камень стены, рассеивается - в этой вспышке видно, как падает замертво один из врагов - тот самый, что сумел ранить Эйву. В панике он бросает оружие и хватается за горло, последний его вздох оказался для него фатальным. Кожа на горле чернеет и расползается, пока несчастный в тщетной надежде пытается удержать руками распространяющееся по его телу гниение. Даже в суматохе боя еще пару секунд можно расслышать его шумные попытки дышать через огромную гнойную дыру в его шее.

Тут же рядом с ним из темноты появляется Танатос, в воздухе рассекая надвое - а затем еще пополам - его товарища, который даже не успевает осознать, что произошло. Жнец приходит за ним так, как и должно, неумолимо забирая то, что ему причитается.
Искупавшаяся в крови коса отсвечивает вспышки пламени красивым багряным светом и - Танатос это чувствует - словно бы поет, как напевает себе под нос песню ремесленник, занятый делом. В этом нет ликования, но в этом есть ощущение, что так и должно быть.

Не успевают останки упасть на землю, как ведомый волей Танатоса, мертвец делает шаг, занимая место одного из павших и точно так же, как и в прошлый раз - прямо, без каких-либо уловок, но с чудовищной силой тела, которому не нужно сдерживать себя - вонзает кинжал в горло одному из арбалетчиков. Удивленный кашель и болезненный хрип - мертворожденный крик - вырываются из горла стрелка, заливая марионетку Смерти брызгами крови.

Потерявший за несколько секунд почти половину воинов отряд явно дрогнул. Из глубины коридора раздается крик:
- Нам не взять их, БЕЖИМ! - и воины, еще не успевшие вновь сойтись с вами лицом к лицу, начинают спешно отступать, надеясь, что образовавшийся зазор между противниками позволит пока еще живым уйти хотя бы целыми.
Как только темнота коридора поглощает всех еще способных стоять на ногах солдат, еще одна вспышка света почти ослепляет вас на мгновение. Однако на сей раз это не свет пламени и не первобытная магия, что сейчас бушует в вас, хотя магию вы определенно чувствуете - она разливается волной из коридора, но не вредит вам и быстро стихает. Когда зрение возвращается к вам, вы видите, что коридор перекрыт тонкой, прозрачной, но хорошо заметной белой стеной, хотя точнее будет назвать ее даже каким-то покровом. Она словно колеблется на ветру переливаясь градиентом, вспыхивая ярче в одних местах и чуть угасая - в других. За ней вы можете видеть небольшой открытый амулет, лежащий прямо на полу - именно он и является источником этого света.

Разум рождается постепенно. Обычно для этого требуются многие месяцы, но магия - очень могущественная магия - может сократить этот срок.
Тем не менее, даже так любой разум рождается с малого, с искры. Она мелькает где-то в темноте и сперва новорожденное сознание неспособно осознать её, но с каждой новой ее вспышкой понимание нарастает все больше, пока не становится первой мыслью этого разума.

И она растет и крепнет, как и у всех - под звуки колыбельной. Только вот в этот раз колыбельная - это не нежная песнь матери, наполненная любовью. В нашей колыбельной звучат древние, тайные мотивы, воззвания к силам, недоступным простым смертным; эта песнь - не песнь упокоения, это одновременно обещание и молитва, с каждым звуком которой рождается все больше чувств.
Слово - и вот уже плывущий во тьме разум чувствует, как что-то тянет его вниз. Слово - и липкий холод пробирается внутрь. Слово - и кожа чувствует вязкую жидкость вокруг.

С каждым тактом мысли внутри сознания вспыхивают с новой силой, яркими картинами навсегда запечатляя несуществующие воспоминания - как рука держит меч, как губы шепчут тайные слова, наполненные великой мощью, как льется кровь, как перо скрипит, выводя на пергаменте цифры, как двигаться в седле, как разжигать костер, как...

Как и в другой, куда более светлой истории, в песню проникает диссонанс. Что-то идет не так и вспышки становятся все тише, все меньше, а смысл всплывающих в сознании картин становится таким далеким и размытым, что начинает ускользать, оставляя лишь чувство, будто у вас что-то украли.

В ранее четкий ритм вмешиваются другие звуки и вы чувствуете, как недовольно шевелятся ваши тела. Новорожденные сознания не способны осознать, что происходит, но одно известно точно - песня не была окончена.

Кто-то грубо хватает одного из вас, выдергивая из небытия и быстро проводит рукой по лицу, снимая липкую черную жидкость, в которой вы были созданы - новорожденная кожа тут же вспыхивает тысячей иголок. Глаза с трудом раскрываются - по ним все еще стекает эта жидкость, мешая видеть, но посреди мутного пятна света возникает лицо старого мужчины. Кожа его изрезана шрамами и морщинами, черная потрескавшаяся краска покрывает нос и лоб, а длинная борода, измазанная все в той же липкой жидкости, всклокочена.

Прежде, чем вы успеваете издать хотя бы звук, он подтягивает вас ближе к себе - так, что даже сквозь забитый жидкостью нос пробивается его зловонное дыхание - и произносит:
- Ищи птицу! Ищи грифа!

И прежде, чем тонущий в спектре новых явлений разум успевает осознать случившееся, старик с силой толкает вас вновь, в успокаивающие объятья темноты.

Песни больше нет. Звуки утихают. Одно событие за другим, разум переваривает случившееся за последние дни или секунды - хотя вам знакома концепция времени, но сориентироваться в нем сложно. Как, впрочем, и в том, кто вы есть - лишь имена отзываются благодарной пульсацией где-то в затылке.

Холодная тяжесть окружающих вас вод перестает быть приятной - тело начинает реагировать ознобом, а легкие отказываются вдыхать тягучую черноту, разгораясь огнем и кашлем.

Скорее инстинктивно, чем с полным осознанием ситуации, вы стремитесь наверх, прочь от глубины и выныриваете на воздух. Несколько секунд вам требуется на то, чтобы сделать несколько жадных, алчных глотков воздуха, еще несколько на то, чтобы очистить лица от плотной жидкости и получить возможность видеть окружающий мир. Вы оглядываетесь и видите тела, лежащие на полу. Каждый одет в черный балахон, под каждым уже растеклась лужица крови - эта картина не вызывает у вас особых чувств, ни жалости, ни сожалений.

Помимо мертвых тел в помещении есть еще люди - четыре обнаженные фигуры, каждая из которых стоит в каменной чаше высотой до пояса взрослому мужчине. Вы.

Вы смотрите друг на друга и в груди, в самой душе, что-то зарождается. Возникает ощущение чего-то правильного.
Так и должно быть. Не кто-то один, четверо. Так правильно.
Память подсказывает - то, что вы испытываете можно назвать родственными чувствами. По левую, по правую руку и напротив по диагонали стоят ваши братья и сестры.

Новорожденные делают первые шаги в новом для них мире. Первый ли он или позади вас осталось бесчисленное количество таких миров? Неизвестно, разум может вспомнить лишь короткое время, начинающееся внутри чаш.

Каждый шаг здесь неприятен. Шершавый, сухой камень раздражает стопы - это не ноги тех, кто топтал этот мир десятилетиями, это совершенно новая кожа, словно у младенцев. Не знавшая ни грубости камня, ни мягкости шелковых ковров. Вы - не дети этого мира в том смысле, в котором это подразумевают люди - это вам кристально ясно.

Но не только из-за неприятных ощущений на измазанной черной жидкостью коже.

Здесь что-то не так. Что-то неправильно. Все здесь, не только в этом месте, но и в этом мире - и вы готовы в этом поклясться - вызывает у вас антипатию. Нет, это не ненависть, не ярость, не желание разрушить это здесь и сейчас - это довольно холодное, даже расчетливое чувство. Это ваш долг - подготовить этот мир к чему-то новому, к чему-то правильному, к чему-то, что придет после.

Вы понимаете, что мир будет сопротивляться. Вы знаете, что здесь существуют люди и их государства, у государств есть короли, а у королей - армии. И они не будут рады вашему долгу - они просто не поймут.
Вы знаете, что у этого мира есть боги, хотя не можете вспомнить их имен - они тоже будут против, потому что люди - их пища, источник их сил.

Вы чувствуете, что вам должна была быть дарована огромная сила, но вместо нее вы получили лишь капли могущества - остальное было украдено. Ваших сил не хватит сейчас, чтобы выполнить долг - нужно быть осторожными, нужно копить силу, нужно понять, что пошло не так. Иначе - конец. Иначе люди в своей глупости уничтожат вас. Иначе боги в своей жадности развеют ваш прах ветрами этого мира.

Вместе с тем, вы чувствуете, что ваш долг - это не внутренняя потребность. Он наложен на вас кем-то, а вы, в свою очередь, его приняли. Лежит ли этот "кто-то" среди мертвых тел тут, в этом храме из скучного песчаника? Или это его голос вы слышали там, в темноте?

Ректа рванула через всю комнату к баррикаде, где вместе с Кайлом и Гильзой засела за перевернутым столом.

Гильза, Ректа, Кайл:

Окно взорвалось тысячами осколков. Помещение наполнилось тусклым, желтым светом, хлынувшим внутрь словно поток токсичной промышленной воды, дав возможность рассмотреть нападающих. Налетчик у окна - мужчина неопределенного возраста, неброская, немаркая одежда, похожая на промышленный фасон, непримечательные респираторы. Вооружен темной карбоновой битой, носит очки, одно из стекло которых заменено непрозрачной накладкой.
Первым разлетелось окно у баррикады, однако нападающий не стал наобум лезть в помещение, вместо этого укрывшись за стеной.

Сразу после в дверном проеме на секунду появилась голова той, что зашла с центрального входа. Забритые виски, очки с накладкой, такая же, как у остальных маска-респиратор. Оценив ситуацию, она вновь скрылась из поля зрения, оставив небольшой подарок - гранату.

Через мгновение раздался громкий хлопок. Взрывная волна и осколки изрешетили стол-укрытие, который и принял на себя основную часть урона, частично превратившись в ошметки. Сразу же вслед за этим раздался звон и через разбитое второе окно в помещение проник еще один нападающий, вооруженный гранатой.

- Ки, они еще живы, твою мать!

Сеттинг: психосадисты

Отцом психологии зовут доктора Зигмунда Фрейда. Он был не первым, но именно после него психология превратилась в научную дисциплину. На протяжении веков эта область науки рассматривалась как терапевтическая и исследовательская - большинство практикующих психологов стремилось либо помогать людям, либо изучать психику - а нередко и то, и другое вместе.

Как это часто бывает, военные и полиция использовали наработки ученых в своих целях, однако широкого признания это не получало. До недавнего времени.

Психосадисты появились уже после Восстания. Сперва - в качестве реакции на рост промышленного и корпоративного шпионажа, а затем им нашли применение и на улицах, в рядах Сил Сдерживания.

Столь неприглядное имя этой категории профессионалов дала народная молва, и со временем название прижилось, войдя даже в официальные бумаги части корпораций. Иные именования сильно разнятся: от "психокриминолог" до "психолог-интервьюер". Имена разные - суть одна.

Существующие на стыке психологии и гормональной физиологии, психосадисты, помимо обширного багажа знаний о психологии и физиологии человека, вооружаются "профессиональными" имплантами, чей рынок строго контролируется. Самые слабые и нефункциональные образцы таких имплантов - Афродита - можно найти на черном рынке, но более "тяжелые" модели производятся индивидуально и контролируются поштучно. Второй помощник психосадистов - системы распознавания феромонов. В зависимости от предпочтений владельца, они устанавливаются в слизистую носа или на язык и, по сути, представляют собой особо чувствительные искусственные обонятельные рецепторы, которые помогают психосадисту получить необходимую информацию о допрашиваемом. Полученные данные используются для корректировки химического состава феромонов, выделяемых "Афродитой" или её более продвинутыми аналогами.

У многих возникает ощущение, что психосадисты - это этакие профессиональные "пикаперы", психологи-читеры, которые мало что могут противопоставить воле человека. Увы, это не так. Очень часто психосадисты используются как инструмент пыток и насилия. Десять минут в одной комнате с таким профи - и ваш мозг сойдет с ума от непрекращающегося буйства гормонов в организме, а мгновенно сменяющие друг друга эйфория, ужас и невыносимая тоска смешаются в одну хаотическую эмоцию. И всё это - без малейшего удара, без следов и без эффективных методов защиты, за исключением герметичных противохимических костюмов и продвинутых респираторов, способных отсеивать не только взвесь частиц, но и крупные молекулярные соединения.

Сеттинг: ИИ

Искусственный Интеллект - опасное и завораживающее изобретение. Несмотря на то, что автономных машин с ИИ сейчас полно, ученые не до конца понимают, что именно заставляет код становиться разумным.

Как и живые дети, ИИ рождается, растет и учится. По сути являясь очень сложной нейросетью, работающей на процессоре из био-кремния, новорожденный ИИ мало чем отличается от обычного набора алгоритмов. С помощью сложного многочасового обучения ИИ развивается все сильнее, еще больше напоминая тем самым ребенка.

Самым важным событием для каждого ИИ является Абстракция. Это происходит в разном возрасте, чаще всего - в промежутке между 5-8 годами обучения. Абстракция - это явление, по сути, рождения сознания ИИ. Ученые объясняют это тем, что аутокод, которым пред-ИИ дополняет и усложняет себя становится настолько тяжелым и сложным, что внутренние алгоритмы отделяют матрицу сознания - "душу" ИИ от внутренних функций. С этих пор машина теряет доступ к ядру, но приобретает нечто гораздо большее.

ИИ растят чаще всего в лабораториях, где строгие и безэмоциональные ученые готовят машины к работе в опасных и тяжелых условиях. Второй вариант - усыновление. Бездетные пары или родители, не желающие или не могущие себе позволить тратить огромные средства на кислородные регенераторы усыновляют ИИ, воспитывают и растят так, как считают нужным. Обычно, во избежание роста числа "свободных ИИ" (хотя правильнее называть их "беглыми"), такие машины в юном возрасте программируются на полное затирание после смерти "родителей", однако некоторые умудряются обойти это ограничение.

ИИ не имеют прямого доступа в Сеть, поскольку их сознание не способно вынести такого объема информации единовременно. Подключенный к Сети ИИ неизбежно сходит с ума. Если никто не отключит такую машину, то в течение нескольких часов процессор и датацентры просто перегреваются и выходят из строя. "Суицид ИИ" - распространенное явление, особенно среди тех, кто живет с "родителями".

Закончив питаться и приходить в себя после драки, Саня, недовольно буркнув что-то в сторону Глеба, направился в дом вдовы, оставив на братьев приготовления к дальнейшей дороге.

План Ельцова прост и не замысловат. Найти подвал - желательно, в доме самой вдовы. Перетащить туда женщину и ребенка. Женщину связать, пацана просто положить рядом. На какой-нибудь бумажке написать напутственное слово для пацана - Саня же не совсем чудовище.


"Здарова, малой! Твая жизнь стала кошмаром такчто не мни сиськи и пользуйся этим. Как схаваеш мамку пораскинь мозгами. Жить тебе теперь по ночам, от сонца быстро откинешся. жри только кровь, от человеческай хавки блевать будеш. Ты мелкий, дави на жалость. Расти больше не будеш, зато от старости не умрешь. Раны на тебе зарастают как на сабаке, стоит толька захатеть. Ещо ты можешь пугать людей и сильный. Захочеш меня найти, ищи там где пиздец. Папробуешь убить меня я тебе все кости переламаю, сука. Давай, удачи.

А, бля! Забыл!! Другие кровососы тебе не друзья, особенно длинный такой, на пидора похож и говорит как училка истории."

На взгляд Сани вышло несколько сумбурно, но информативно. Довольный собой, носферату, отправился на улицу.

- Почти. - сдержанно ответил "Орков". - Щас пару автографов в протокол чиркнуть и всё. Подожди снаружи, тоже роспись поставишь. Нужно будет потом за вдовой одним глазом приглядеть, справишься?

Дождавшись, когда охотник покинет дом, Саня положил руку на плечо мальчугану и только сейчас подвинулся так, чтобы оказалось возможным открыть дверь в комнату. Нажав на ручку двери, Саня одновременно переместил руку, прижав пацана к себе и зажав ладонью ему рот - и только сейчас втолкнул мальчишку в комнату, не отпуская. Второй рукой Ельцов закрыл дверь на замок.

Так и удерживая парнишку, по необходимости усиливая нажим и давая понять: сопротивляться бесполезно, "Орков" куда как сильнее физически, Саня подвёл того ближе к обнаженному, искусанному и избитому телу всё еще живой матери. Пока что живой.

- Незавидная у тебя судьба, пацан. - тихо проговорил Саня. - Батя откинулся, теперь вот еще и мамка. А ты, мелкий, будешь жить. Не умрёшь этой ночью. Не так, как ты себе представляешь. Может быть, когда-нибудь, даже найдёшь меня, отомстить попытаешься. Если не двинешься раньше. Или если копыта не отбросишь. А всё знаешь, почему? Из-за тебя. Ты виноват. Ты.

Тем временем аура носферату проникала в сознание пацана. Всё новые и новые видения обманывали его мозг в угоду садистическому наслаждению проклятого мучителя. Потому что самое вкусное насилие - не физическое.

Вот отвратительный, жирный, мерзкий паук, кажется, пытается выбраться наружу прямиком оттуда, откуда когда-то выбрался сам Сашок, в одну ночь осиротевший. Целиком тварь не видно, но его длинные, коленчатые ноги, ужасные жирные жвала так и лезут наружу. Через секунду такой же оказывается и в пасти матери - из глубины блестят восемь крупных, круглых, злых глаз.

Но убежать, отвернуться Саня тёзке не даёт, крепко держит, заставляя разглядывать тело матери.

- Не думай, я твоих соседей не ссусь. Если черти сюда попрут, то откинуться, если еще не передохли. Но вот когда мне мешают, я не люблю. Да так и интереснее. Азарта, блять, больше, понял? А ты если заорёшь, я тебе черепушку проломлю. Так что заткнись и смотри.

Заняв позицию позади пацана, Ельцов даёт ему несколько секунд на созерцание, нагнетая, нагоняя в жилы паренька страх. А затем кусает. Жадно, быстро пьёт, так и не отпуская маленькое, тщедушное по меркам Ельцова тельце, высасывает его как когда-то небольшой пакетик с апельсиновым соком, доставшимся в качестве приятного бонуса после игры в карты еще там, на зоне. Не оставляет ни капли жизни в этом ребенке.
Опускает уже мёртвое тело на пол - и отдаёт ему жизнь свою, сломанную, изуродованную жизнь носферату. Всего пара глотков витэ и осколок души - этого должно хватить, чтобы пацан снова открыл глаза, такой же сломанный внутри, как и его создатель. А когда он откроет глаза, то первой жертвой его Зверя станет его же смертная мать.

Закончив ритуал, Саня покрепче привязывает мать - она не должна уйти, не должна закричать или позвать на помощь раньше времени. И только после этого - вновь приведя себя в порядок - выходит на улицу.

С каждой секундой всё больше распаляя себя, всё больше ярости и ненависти изливая из глубин души наружу, Ельцов нанёс несколько ударов ладонью по затылку и щекам вдове. С каждым ударом - несильным, недостаточным для того, чтобы нанести ощутимый вред, но чувствительным и унизительным, Зверь носферату ликовал всё сильнее, наполняясь столь приятным чувством - вседозволенностью, полным контролем над жертвой. В какое-то мгновение концентрация всей выпускаемой наружу монструозности Сани, в остальное время запертая, пускай и не очень надёжно, внутри достигла критической массы. Его Зверь пробудился. Не полностью, не взял контроль, но поднял голову и заявил своё право на насилие. Ельцов, пытаясь отдать команду "нагнись" вместо этого прорычал что-то невнятное, выпустив при этом клыки и силой, рывком поставил вдову в "коленно-локтевую", одной рукой при этом сорвав с неё одежду, нисколько не заботясь о её целостности. Оголив жертву и, затем, явив белому свету собственный член, Саня приступил к задуманному.

Насиловал вдову он жёстко, с силой зажимая рукой рот и периодически, на пиках сексуального и садистского удовольствия вгрызаясь клыками ей в шею и спину, разрывая кожу, напитываясь её кровью, пропахшей горем, отчаянием и страхом. Сам того не замечая, носферату издавал животный рык, максимально погружаясь в своё звериное состояние, но не отпуская поводок совсем. Не давая всё же жертве умереть зэк дошёл до кульминации, насколько это возможно - и в этот момент наклонился, практически лёг на женщину сверху так, чтобы его лицо было почти наравне с её лицом. Тихо, рычащим голосом, но с какой-то звериной почти-что-нежностью заявил ей: а теперь я с пацаном твоим потолкую. Еще не успев закончить фразу, перехватился, разжав ей рот, но сжав её шею между плечом и предплечьем, душа её - но и в этот раз не для убийства, нет. Придушив вдову до потери сознания, Ельцов поднялся, глянул на своё отражение в зеркало или окно, чтобы по необходимости стереть с лица и шеи кровь, заправил член в штаны.

Быстро приведя себя в порядок, Саня привязал руки женщины к дивану её же разорванной одеждой и, из остатков, соорудил кляп. Не очень надёжно, но это даст пару минут времени, если вдруг дальнейший план не сработает. Закончив с этим, Ельцов вышел из комнаты и, стоя у самой двери, спиной к ней, громко позвал:
- Эй, стрелок! Тащи сюда мелкого, с ним мать поговорить хочет.

Чем больше говорил неклеймёный, тем больше ярости проявлялось на лице священника. Непроизвольно приподнятая губа оголила даже в невыдвинутом состоянии излишне длинный желтоватого оттенка клык. Слова Хейли, судя по всему, не добавили каиниту довольства и тот ответил Эмме холодным взглядом и ледяным голосом.

- Нет, сестра, остатки любопытства во мне не умерли. Просто сейчас они направлены на поиск предателей Секты. Тебе тоже стоило бы.
- А тебе следует отвечать на вопросы и делать это как можно вежливее, если ты не хочешь встретить рассвет в виде праха, неклеймёный. - на секунду священник замолчал, внимательно вглядываясь в лицо допрашиваемого. - Ты, верно, голоден. Чувствуешь в себе это, да? Не тот голод, что ты знал, будучи живым. И даже не ту ломку по крови, что познал, став гулем. Что-то гораздо более глубокое, гораздо более большое и опасное внутри тебя. Я обрисую тебе перспективу. Еженощно ты тратишь часть своего витэ на то, чтобы придать немного жизни твоим мёртвым конечностям. И если ты не будешь питаться - то не умрёшь, нет. Но и ожить, проснуться вместе с закатом ты не сможешь. Я слышал о Детях Каина, пролежавшим столетия в виде сморщенной иссохшей мумии в древних пещерах и гробницах. Столетия, неклеймёный. В сознании, но не имея возможности даже открыть глаза. Ночь за ночью в обществе самого себя, пока - и если - удача не улыбнётся тебе и кто-то тебя не найдёт и не избавит от этой пытки одиночеством, темнотой и безумием. Похуже Ада.

Генрих умолкает. Выжидает драматическую, почти театральную паузу. Наклоняется вперед. Тепло, почти по-отечески улыбается.

- Но если ты покажешь себя полезным, то избежишь этой судьбы. Мы не привыкли разбазаривать то, что приносит пользу. Будешь содействовать нам - получишь витэ. Ты сумел добыть немного крови, когда пробудился - но пил её не ты, а твой Зверь. Он получил все лавры. Ему досталось это блаженство, которое он и оценить-то толком не может. Поверь, то, что испытывает вампир, насыщаясь чужой кровью - с этим не сравнится никакая еда, никакая выпивка, ни один наркотик из тех, что ты можешь себе представить. Давай. Расскажи нам. Как звали того ассамита? Что вы делали здесь? Знаешь ли ты кого-то из соратников твоего хозяина? Что случилось в том домике? Это твой хозяин убил нашего товарища? И да, я действительно хочу знать - как тебя зовут?

Генрих резким движением поднимается, едва не роняя стул. От вчерашнего библиотекаря сейчас в нём нет ничего - от него веет Зверем и яростью. Он открывает рот, чтобы заговорить и вы видите, что его клыки выдвинуты, однако священник не произносит ни слова и, задержавшись на ногах на секунду, садится обратно.

- Хорошо. - когда Долманский всё же начинает говорить, то голос его спокоен. - Я слишком хотел как можно скорее поговорить с ним, - кивок на Честера, - а то, что делал ты было для меня слишком похоже на обычную игру "я тут самый сильный". Если это было не так - я приношу тебе свои извинения, брат Кайл.

Священник на миг замолкает, вновь, судя по всему, борясь с самим собой. Одержав внутреннюю победу - или поражение - он обращается уже к Эмме.

- Я понимаю, сестра, ваше недоверие. Вы мне знакомы не больше, чем я - вам и только мой Путь помогает мне пренебрегать этим недоверием и выполнять задачу. Нам по-прежнему необходимо будет выполнить все полагающиеся Ритуалы и в это время, я думаю, у нас будет возможность поговорить обо всём и пролить свет на белые пятна. Я бы не хотел пускаться в откровения сейчас, при неклеймёном - из соображений безопасности. Чем меньше он пока что знает о нас - тем лучше.

Замолчав еще на какое-то время, священник взял в руки череп со стола и, покрутив его, расположил лицом к себе.

- То, что было сказано, мной и вами - продиктовано не нашим разумом, но Зверем. - Генрих говорит, словно обращаясь к черепу. - Я был резок. Мне было сложно сдержать себя от вспышки ярости и найти внутренний выход от переполнивших меня эмоций - потому что избранная мной когда-то мораль не отличается гибкостью. И я не "правильный", - Долманский поднимает взгляд и смотрит прямо в глаза Хейли, - а вы - не "паршивые овцы". Шабаш открыт для любого, кто готов принять учение Каина, а многие догматы из Книги Нод можно трактовать по-разному. Мы все отличаемся - и в этом как наша сила, так и проклятие. Эта ссора должна послужить нам всем хорошим уроком.

- Нет, Кайл. - спокойно, но твёрдо проговорил священник. - Сперва мы его допросим, а твоими играми ты сможешь заняться потом. После того, как мы закончим нашу миссию. Если захочешь. Ты уверен, что мне нужно тебе напоминать, что когда ты получал своё клеймо - признание того, что ты понимаешь, что значит быть шабашитом и какое огромное значение имеет Джихад, ты клялся не ставить свои интересы выше интересов Секты? Ты уверен, что мне сейчас нужно повторить тебе Миланский Кодекс с чётким указанием той его статьи, что ты нарушаешь и за что Я! - как рукоположенный тёмный отец, несущий слово Первого Вампира и Регента - могу посчитать, что ты забыл о нашей цели и слишком упиваешься своими играми? Нужно ли мне тебе напоминать, Кайл, что одним из распространённых наказаний для шабашита, поставившего свои цели выше целей секты является лишение клейма? Верни. Неклеймёному. Возможность. Говорить. Сейчас. И больше не забывай о том, что твоё клеймо - это не символ вседозволенности, но символ того, что ты клялся бороться с врагами Шабаша.

Саня кивнул, соглашаясь со словами Глеба. Всю беседу носферату старательно сдерживал себя, прикладывая неимоверные по его собственным меркам усилия в такой малоизведанной сфере как самоконтроль. Потому что опасался. Опасался не драки с терионом, не доминирования - опасался того, что в решающий момент узы вновь возьмут своё и зарвавшийся перевентру вновь сохранит свою не-жизнь. И долгая, пафосная пиздоболия пойдет по второму кругу.

- Барб может и стелет красиво, понты кидает - но это от того, что сам по себе он годится только языком молоть. Я - то, я - сё, говорит Барб. Я, говорит Барб, учился в академиях и выучил классное слово "монумент". Да только Барб, брат Ион, забыл, что весь его типа понт, всё его типа положение в Своре - это то, что он получил в дар от нас по доброй воле, а не взял силой. Таких как Барб зовут пиздоболами и неспроста, братья.

- ЕДЕМ, БРАТВА. ВЫБЕРЕМ ДЛЯ ИОНА САМЫЙ ПОНТОВЫЙ. ИДИТЕ В МАШИНУ, Я МЕТНУСЬ МУХОЙ ПО ДЕЛУ И ЧЕРЕЗ МИНУТУ ПОДОЙДУ.

Обратившись на Языке к братьям, Ельцов пошёл в спальню. Подошёл к бабке, пользованной ранее Ионом. Глянул на её, бабкину, пещеру, за последние пару десятков лет исследованную только одним спелеологом. И с каким-то обречённым вздохом, поместил в эту самую пещеру мобильный телефон - способ связи с Агенобарбом.
"Символично, бля!" - довольный собой, Ельцов пошёл на улицу, чтобы присоединиться к братьям.

Эмма схватила стул, а Генрих, видимо, внявший словам Кайла, собрался было отойти, однако в последний миг передумал. Практически с воинской выправкой он развернулся на каблуках - лицо его, обычно укрытое маской умеренного равнодушия, изменилось. Теперь вместо мирного библиотекаря перед вами стоял разъярённый каинит - и это было видно. Выдвинутые клыки, бумажно-бледная кожа, глаза - два тлеющих угля в окружающем полумраке. Казалось, даже редкие волосы, обрамлявшие лысину этого священника вдруг превратились в ядовитые, смертельно опасные шипы.

- ХВАТИТ! - он произносит это слово твёрдо, но без крика, однако в ваших умах оно звучит громом, посланным Зевсом.

Мощь этой картины настолько неимоверно сильна, что не в силах находиться рядом, вы отшатываетесь в сторону: Эмма инстинктивно прикрываясь стулом, делает шаг назад, в коридор; Кайл, отшатнувшись, упирается в стену, освободив тем самым своё Дитя; Честер же - Птенец, вчера ходивший под Солнцем, несмотря на огромные размеры с каким-то стоном уползает в самый дальний угол недостаточно большой комнаты, спрятавшись за кроватью.
Вы испытываете настоящий страх. Такой же, как при виде огня или лучей солнечного света. К удивлению вашему, Зверь внутри практически не шевелится, затаившись.

- Это вы считаете поведением, достойным воинов Шабаша? - тихий голос священника звенит как натянутая гаррота. - Передраться из-за неклеймёного? За месяцы заточения вы забыли, что значит быть частью Меча Каина! Вместо того, чтобы бороться с проклятиями, что мы делим через кровь с Первым Вампиром, вы упиваетесь ими! Так ты хочешь показать ему силу Шабаша, Пандер? - Генрих смотрит на Кайла, но рукой указывает на Честера. - Такая у тебя тактика допроса? Показать, не наше единство, но грызню? Даже подстилки Допотопных из Камарильи и то хотя бы делают вид, что видят друг в друге собратьев!

Генрих делает шаг в сторону замершего за кроватью гиганта.

- Ты. Выбирай, либо ты остаёшься верен тем, кто манипулировал тобой - и тогда я лично позабочусь о том, чтобы от тебя остался лишь прах, либо показываешь, что в тебе есть хотя бы капля рассудка. Я знаю, что ты был гулем. Я так же знаю, что тебя, твоего брата и того ассамита кто-то послал, чтобы устроить засаду. Эти кто-то - враги секты и обвиняются Инквизицией Шабаша в ереси. Вы напали на клеймёных шабашитов, тем самым нарушив наши законы. Быстрая смерть твоего брата-гуля в таком случае - это просто благословение Каина, потому как за такой проступок - даже если он был сделан по приказу - сдирают кожу. Если ты будешь помогать нам, то, я уверен, сумеешь получить прощение и отомстить за того, кто был тебе дорог. Если нет - то знай, содранная кожа будет для тебя только началом. Тело дитя Каина может выдержать очень много боли.

Даже старик замолчал и с интересом уставился на молот, когда Ада положила его на землю и, наложив руки, обратилась к живущим внутри силам.

Несмотря на то, что оба вы представляли, что подобное может случиться, тем не менее это было для вас неожиданным. Из рукавов девушки к молоту заструились, заползли мерзкие, отвратительные щупальца, охватывая орудие, пролезая меж шестерней-украшений, обжигаясь и дёргаясь от боли, которую сама Ада даже не чувствовала. Молот, наполненный силой Бога-Машины, задрожал, засветился - раздался запах палёной плоти и угля. Там, где щупальцам Ады всё же удавалось закрепиться на молоте, оставить следы слизи, из раскалённого металла начали прорастать отвратительного вида конечности, более всего похожие на плод соития морской твари и какого-то механического паука. Многочисленные, несимметричные, разной длины и размера, они с трудом приподняли массивное оружие и, когда молот повернулся к вам боком, вы сумели разглядеть, что декоративные шестерни так же изменились - не иначе, как одно из щупалец задело и их. Ныне же они больше всего напоминают причудливую пасть, обе челюсти которой представляют собой зубастые диски, которые едва сходятся вместе, отчего между ними течёт и капает на пол тёмная маслянистая жидкость-слюна.

Едва только этому существу, вашему порождению, удалось более-менее крепко встать на свои ножки-щупальца, как оно тут же издало противный тонкий скрежет-визг и неожиданно юрко для такого противоестественного, нескладного конструкта, рванул прочь, в темноту шахты.

Старик, до сего момента затаивший дыхание, тихо и мерзко захихикал.

Все:
К тому моменту, как вы вышли на улицу, священник уже успел выбраться из колодца и теперь сидел на его краю, внимательно рассматривая тело новостановлённого пандера, лежавшее неподалёку. Дождавшись, когда вы приблизитесь, Генрих сообщил, что убежище, к вашей радости, осталось незамеченным - попасть внутрь и не оставить при этом следов практически невозможно, разве что злоумышленники умели бы телепортироваться.

По очереди вы спускаетесь внутрь - сперва Генрих, после него уже вы, направляемые командами Долманского. Вход в убежище, как оказалось, действительно расположен довольно хитро и не зная этого, можно угодить в ловушку - всё еще влажное и скользкое дно практически пересохшего колодца наклонено в сторону и там легко подскользнуться и угодить в яму с кольями. Истинная же дверь находится практически посередине колодца, в одной из его стенок и открывается серией нажатий и поворотов определённых камней в определённом порядке. Не исключено, что в деле обороны убежища задействована и кровавая магия, однако об этом вентру не сказал ни слова.

Внутри убежище оказалось достаточно комфортным, хотя и не слишком просторным. Судя по всему, в разрезе оно больше всего похоже на примитивный рисунок Солнца - и, вероятно, в этом есть определённый символизм, если не для его первоначальных хозяев-ревенантов, то уж точно - для вас. Достаточно длинный коридор с неровными стенами, выложенными из старых каменных блоков, влажных и холодных на ощупь, ведёт вниз и в сторону от колодца, продолжаясь на длину 10-15 метров и, судя по всему, где-то под домом переходя в большую куполообразную круглую комнату, в которой уже горят неярким желто-красным светом старые, начала двадцатого века, лампы, закрепленные на стенах между шестью коридорами, ведущими из этой залы - по одному пришли вы, остальные пять, как сказал вам Генрих, ведут в небольшие однообразные помещения-кельи с крепкими дверями.
В каждой такой "келье" стоят старые металлические кровати без матрасов - просто каркас и жёсткий лист стали, покрытые следами ржавчины. Помимо спальных мест в комнатах есть такие же светильники, как и в центральной зале - на этом все удобства этого укрытия кончаются. В самой круглой комнате, помимо светильников, имеется так же крупный круглый стол, явно антикварный и из хорошего дерева. По кругу рядом с ним расставлены так же массивные, в тон столу, стулья - всё это покрыто пылью и паутиной, не говоря уже о каком-то мистическом, но при этом почти осязаемом, ощущении старины - но не ветхости. Сдавленный воздух очень влажный и отдаёт запахом плесени и мокрой земли.

Когда вы спустились и увидели убежище воочию, священник попросил Кайла помочь с переносом тел вниз - одного из смертных заперли отдельно, новоявленное Дитя же составило компанию второму. После того, как все приготовления к днёвке были завершены вы, уже чувствующие лёгкую сонливость - не настоящую, не такую, какая бывала у вас в вашем смертном прошлом - но скорее исходящее изнутри предупреждение Зверя, выраженное наиболее привычным вам способом: скоро утро. Каждый из вас заперся в своей отдельной келье и вы провалились в сон.

Где-то высоко-высоко над вами деревенька близ Монреаля встречала рассвет, смертное стадо наверху просыпалось, занималось своими делами. Жаркий полдень, солнечный погожий день и, наконец, приятно-прохладный вечер. Город засыпает. Просыпаются монстры.

Честер:
Ты помнишь, как ярость застила твой взгляд. Как опустилась кровавая пелена. Помнишь это ощущение - когда твой молот легко, словно пушинку, откидывает в сторону того, кто убил твоего брата. Помнишь этот прекрасный звук ломающихся костей. А потом - потом всё случилось слишком быстро. Эта тварь - одна из тех, кого тебе велено было звать господами и перед кем тебе было велено кланяться, этот ублюдок, посмевший надругаться над телом, которое сам же и растерзал оказался рядом с тобой. Слишком быстро. Ты помнишь адскую боль, помнишь, как красная пелена сменяется чёрным туманом. Мир плывёт перед глазами, меняется - и вот ты уже чувствуешь жар адского пламени внизу, такой горячий, плавящий твою кожу - но тянущий тебя к себе словно магнитом. Высоко над собой ты видишь, как льётся с неба тёплый, целительный свет. Долю секунды ты можешь чувствовать его - и там, куда попадают его лучи твои раны заживают, а боль уходит. Но ты знаешь - этот краткий миг благодати не для тебя. Твоя жизнь была слишком наполнена жестокостью, болью и кровью. Твоя судьба ждёт тебя глубоко внутри разверзнувшегося внизу огненного торнадо.
Ты закрываешь глаза. Проходит миг - и ты чувствуешь прикосновение. Вновь подняв веки ты видишь, как сквозь толщу почвы, через которую тебя тянет вниз, проходит чья-то рука, хватает тебя, тянет обратно. Ты видишь мужчину - высокого, с длинными спутанными волосами и бородой. Он одет в какое-то самодельное рваньё, но на голове у него корона. Он вытаскивает тебя назад и ты видишь своё собственное тело, истекающее кровью на земле. Ты видишь своего убийцу, видишь, как с его рук срывается капля крови, затем другая - он поит тебя ей.

Ты поднимаешь глаза на своего спасителя. Легко замечаешь у него клыки, когда он улыбается тебе. Физически ощущаешь ауру силы, ауру власти, которая исходит от него. Он все еще держит тебя за плечо и слегка покачивает пальцем второй руки - нет-нет. Он не шевелит губами, но ты слышишь голос - ТЕПЕРЬ ТЫ МОЕГО ПЛЕМЕНИ, ДИТЯ!
Быстро и легко, словно пушинку, он поднимает тебя над собой и с силой запихивает обратно, в твоё тело. Почти сразу ты понимаешь - за то время, пока ты отсутствовал, кто-то другой стал здесь хозяином. Безумная, жестокая, голодная сущность буйствует в твоём теле и нет для тебя способа справиться с ней. Словно кто-то другой, ты смотришь на мир чужими глазами, ранее принадлежавшими тебе. Видишь какое-то небольшое помещение, в котором кроме тебя есть еще кто-то. Видишь, как ты хватаешь его, как он пытается отбиться, отползти. Его шея приближается и ты видишь, как пульсирует артерия на ней, слышишь бешеный стук его сердца. Когда твои зубы вгрызаются в несчастного соседа и первые капли его крови попадают тебе в рот, ты немеешь - ничего вкуснее ты никогда не пробовал. Ни один наркотик не давал такого удовольствия. Сладость секса меркнет перед этим великолепием.

Ты пьёшь, и пьёшь, и пьёшь, а когда пить становится уже нечего - рвёшь плоть, облизываешь мышцы, вытягиваешь последние капли этого божественного напитка из спавшихся вен. Чувствуешь, как этот безумец внутри довольно урчит, как он медленно, хозяйской походкой удаляется обратно в тот черный угол твоей души, откуда выбрался.

Ты приходишь в себя. Вокруг тебя небольшая, едва освещаемая какая-то старой лампочкой, комната в которой из мебели только железная кровать. На полу у кровати - обескровленная куча мяса и костей. Тяжёлая массивная дверь закрыта и выглядит достаточно крепкой.
В момент осознания и понимания, ты вдруг слышишь чей-то знакомый шёпот - "Добро пожаловать в ночь!"

Пока Глеб нёс Иона, Саня нёс трофейную шкуру. Ну, конечно на данный момент шкура была не совсем шкурой и шла в комплекте со всем остальным львом, ну да что уж теперь.

В ответ на вопрос брата Ельцов призадумался и решил, что припадками самолюбия он не страдает, да и красоваться в белой шкуре, как курица в шубе тоже как-то не хочется. Поэтому носферату заверил брата, что трофейная белая шкура достанется ему, Иону, а Саня её пока просто понесёт.

Когда браться успокоили сторожевого пса, Саня, гоготнув, сделал им жест "тихо" и жестом же велел отойти в сторону и не светиться у окон и дверей. После чего подошёл к двери и громко постучал.

- Э, алё! Доставка!

Пас:


Маркус:


Все:
Столь поздний час - не самое подходящее время для прогулки. Да и район слабо располагает к расслабляющему и спокойному ночному променаду с просмотром архитектурных изысков города. Что тогда тут делают те двое парней, остановившихся на углу неподалёку? На местных не похожи, да и смотрят в вашу сторону как-то подозрительно-внимательно. А у того, который повыше, рука, кажется, неспроста убрана под пальто. На местных не похожи, да и одежда у парней совсем не похожа на типичный туристический костюм.

Таксист давно укатил, а новую машину никто не вызывал - и, тем не менее, вдали на дороге виднеются два приближающихся огонька. Если те двое как-то связаны с автомобилем, то вряд ли они станут как-то действовать, не дождавшись своих друзей на колёсах. А это значит - что есть только пара минут, чтобы расставить все точки над i. Это, конечно, если в вас не паранойя так играет.

Бомжеватый мужик, засевший в трейлере, разбавляет наступившую тишину громким шёпотом - он, конечно, надеется, что услышит его только один, да вот в ночном воздухе его тихая речь разносится не хуже громкого разговора.

- Сэр, там парни какие-то, вид их мне не нравится совсем. На членов банды не похожи. Что делать?

Генрих попытался подняться, однако очередная вспышка боли помешала ему. Несмотря на явную интенсивность, продлилась она недолго и священник всё же сумел сменить положение на более подобающее.

- Да, спасибо, всё в порядке. Похоже, наш сбежавший гость был ассамитом - они умеют подобное. Не думаю, что это убьёт меня. Насколько я знаю, использование этой дисциплины изматывает Ангелов и вряд ли он продержится дольше, чем я. Довольно ссор, друзья, этим делу не помочь. Кайл, Шабаш ведёт разные войны и далеко не все они связаны с кровью и смертью. Секте нужны и те, чьи таланты развиты в другой сфере, но это не значит, что они - трусливы. Этот здоровяк, - Генрих кивнул на лежавшую у ног Солти фигуру, - едва не оторвал тебе голову ударом, я видел. Думаю, Эмма бы не сумела перенести такого удара. Бесславная и бесполезная смерть не принесёт пользы никому.

Подойдя ближе - и по пути еще раз остановившись, чтобы перетерпеть вспышку боли - Долманский посмотрел на сестру.

- Кайл действительно обратился к тебе излишне грубо и не прав в этом. Однако помни о том, что мы - создания эмоциональные. Зверь в нас гораздо сильнее, чем в смертных или гулях. Если они в моменты стресса могут сорваться и натворить дел, то что говорить о нас? Когда мы голодны и изранены, сложно сохранять холодный рассудок, Зверь берёт верх - таково проклятие, наложенное на Каина и унаследованное нами. Не стоит держать зла на соратника, который, возможно, спас тебе сегодня не-жизнь. Тебе сейчас действительно будет легче и безопаснее поохотиться и привести сюда пару смертных, чтобы мы могли попитаться и восстановиться, а мы с Кайлом в это время осмотрим дом. К тому же, неизвестно когда этот бугай придёт в себя, но когда это случится - он будет очень голоден и я не думаю, что кому-то из нас хотелось бы столкнуться с его Зверем сейчас. Мы будем тебе благодарны, сестра, если ты займёшься поисками пропитания.

- КУДА ПОШЁЛ, ГНИДА ПУШИСТАЯ! СТОЯЯТЬ! - Саня, слегка очухавшись после полученных от льва травм, окончательно вышел из себя. Зверь носферату диктовал ему необходимость оказаться на вершине и, возможно, схватка со львом была не самой умной идеей для достижения этой цели, однако в нынешних обстоятельствах выбирать не приходится. - Я ЗДЕСЬ ПАХАН, ПОНЯЛ!? РАЗОЙДИСЬ, БРАТВА, Я ЕМУ САМ ВЛОМЛЮ!

Ярость кипела и Ельцов непроизвольно перешёл на Язык Зверя. Когда животное дёрнулось, чтобы уйти, Саня воспользовался моментом и, схватив хищника за переднюю лапу, выкрутил её, повалив льва на землю и обездвижив. Впрочем, на этот момент самый страшный сон PETA не закончился и Саша, вместо того, чтобы просто насладиться своим положением, продолжил давить на зафиксированную лапу, пытаясь её сломать.

То чудовище, что появилось на месте старика-техномага, рвануло куда-то вглубь шахты, назад по тем коридорам, через которые вы так долго пробирались. Его тяжелые шаги заставляют осыпаться потолок, крошат камни, попадающие по стальные ноги. Шарлотта, стоявшая чуть в стороне, секунду спустя срывается и бежит за Малькольмом, бросив здесь и остальную группу, и пленного старика, отшатнувшегося в сторону и даже не пытающегося скрыть своё отвращение от увиденной им картины.

Малькольм, Шарлотта:
Вы оставляете позади товарищей и вновь продвигаетесь вглубь горы, забыв про усталость, волнения и страхи. Темнота расступается перед пылающим взором стального исполина и в этом малиново-красном сиянии кажется, что нет ничего невозможного, что любое зло отступит перед вами, ведущими свой собственный Поход Шестерни против зла. Окутанные религиозным экстазом, вы не замечаете, как мимо проносятся коридоры - те, в которых вы уже бывали и совсем новые. Какие-то стены рушатся под неистовым напором мощи пара и стали и на их месте возникают новые проходы, с грохотом возвещая всей шахте: МЫ ПРИШЛИ ЗА ВАМИ!

- Блять! - только и успел воскликнуть Саня, когда стальная дверь въехала любопытному носферату по лбу. По счастью, последствия сотрясения не грозили Ельцову и при жизни, так что после смерти на подобные удары можно внимания не обращать.

Проводив взглядом подошедшего к машине Гарри, Саша задумчиво почесал репу в том самом месте, где эта самая репа встретилась с металлом двери.

- Да что произошло, блять. Хуйня произошла. Барб опять кинул понты и доминированием велел Гарри тормознуть, как я понял. Не по-братски это, пацаны нормальные такой мути не творят. Ну так и решил его припугнуть слегка, потому что за свои действия расписывать он не стал, когда я его спросил за бардак на трассе. И такая злоба меня взяла на него, я думал, порешу там к чертовой матери - но тут американец, видно, еще больше разозлился. Оно, блять, и понятно, я бы Барбу давно хавальник сломал за такой беспредел. Ну и американец начал его пером валить, пока я его держал. - Саня на секунду отвлёкся от повествования и крикнул в сторону Гарри. - Эй! Американец! Ты чего там? Бля, пацаны, переведите ему кто-нибудь, а? А, ну так вот. Смотрю я на эту картину и чота как-то не по себе мне стало. Барб - косяк, конечно, но так, чтобы прям сходу наглухо валить - это лишнее уже, общая кровь, как-никак. Ну и швырнул его через лобовуху, подальше от Гарри. Потом слышу - ржёт, падла. Ну я от греха подальше и шуганул его Кошмаром, чтобы опять хуйни не натворил. Может, блять, почувствует на своей шкуре и осадит с беспределом.

Саня рассказал историю, как сам её видел и как мог. Чего Саня не сказал, так это что после всей этой ситуации что-то внутри оборвалось. Зверь стал сильнее и его прерывистое, неестественное дыхание стало будто ближе. Кровное родство очень уважается в криминальной среде, но так сложилось, что для Ельцова его родственники из мира смертных - не более, чем назойливые мухи, звон которых слышен где-то в голове, покуда они сами живы. А вот кровь Стаи - действительно важно. И подняв руку на собрата Саня сам не заметил, как перешёл важную для себя черту и теперь звук очередного лопнувшего звена будет долго еще эхом гулять по сознанию носферату.

В дороге Саня молчал. Заниматься пустой болтовнёй он не особо любил - это еще из тюрьмы пошло. Неверное слово, неправильное обращение, неосторожно оброненная мысль - всё это в среде арестантов может грозить совсем нешуточными последствиями. Назови кого-то хуесосом безосновательно - и сосать хуи вполне возможно, что придётся тебе, в петушиной касте.
Правда, это было давно и в другой жизни. Сейчас, уже какое-то время пробыв в новом, более высоком состоянии, Саня помаленьку начал забрасывать свои привычки, адаптируясь к быту и обществу Сородичей, однако прогресс был не сказать, чтобы велик.
И речь не о близости к Зверю. Своего Зверя Саня знает и, в какой-то мере, любит. Зверь - единственное существо, если можно его так назвать, которое Саню понимает. Понимает этот гнев, эту злобу, это ощущение опасности, ярости и страха, которое возникает у смертных в присутствии носферату. Агенобарб устраивает резню, а Гарри ему помогает - и оба они, похоже, считают, что близость к Зверю состоит в убийствах и купании в чужой крови. Убить человека - это та черта, которую Саня морально перешагнул для себя. В конце концов там, в Краснодаре, его ждут-не дождутся обожаемые родственники из мира смертных. Два брата, которые ещё не знают, как близка наша встреча. Их жизни Саня бросит на алтарь своего внутреннего Зверя и Белиала - потому что они действительно заслужили это. Своим мудачеством, неумением держать слово, вечными предательствами и ложью.
Однако же убивать смертных, которых ты впервые видишь - просто так, ради чего? Веселья? Нет, Саня этого не понимает. Что весёлого в том, чтобы перерезать незнакомцу горло? Совсем другое дело - это насладиться своей силой. Своим преимуществом. Своей властью. Видеть страх в глазах. Наблюдать за тем, как меняется в лице какой-нибудь бык, как сползает самодовольная ухмылка и начинает дрожать нижняя губа. Или разгромить магазин - устроить хаос и развал. Наверняка у каждого была такая мечта - вломиться ночью куда-нибудь и громить, рушить стеллажи, бить стёкла, ломать технику. Саня эту мечту воплотил и периодически любит повторить свой опыт.
Возможно, у нас просто разный Зверь.

От мыслей Ельцова оторвал голос Барба. И резкое торможение.
Саня почувствовал, что в нём поднимается ярость. Зверь где-то в глубине издал низкий, угрожающий рык хищника. Ты можешь доминировать смертных, манипулировать ими как куклами. Но такое отношение к своей же братве - это то, что оставлять безнаказанным нельзя.
А голова Барба так удобно торчит между креслами. Ты хотел увидеть моего Зверя? Познакомься, вот он.

Саня протянул руки к голове териона. Быстрым, четким движением обхватил голову ладонями, положив большие пальцы на глаза вентру, пока тот не успел среагировать. И надавил. Сильно, так, чтобы кончиками пальцев достать до самого дна глазниц. Любой косяк должен быть наказан.

- Никогда! Так! Больше! Не! Делай! Сука!

Саня, несмотря на увещевания териона, всё же немного пожрал жирного, после чего поставил авто на нейтраль и закатил на обочину.

- А Глеб-то дело говорит, Барби. "Резня станет монументом мне и Белиалу" - ты не охуел, часом? - Саня, оставивший машину в покое и переключившийся на териона, шаг за шагом приближается к Агенобарбу. - Ты, может, попутал чего? За бичей нас держишь? Или как, решил, что в Своре все равны, а ты - поровнее нас будешь? Ты, Барби, походу реально головой больно ударился, раз теперь так много на себя взваливаешь. Хребет-то, блять, не треснет?

- В натуре, фокус! - громко усмехнулся Саня. - Оп-па, и у нас появился повод вызвать гайцов!

Низкий, грубый, неприятный смех носферату разлетается по ночной автостраде.

- Эй, Барб, ты там второй раз не откинулся? Хорош уже хернёй страдать, мы так никогда тачку не поймаем. Ион, оттащи жмура в кусты нахер и прорычи американцу, чтобы голосовал, а то с нашими рожами только кирпича и поймать, бля. Ща я умника с дороги уберу только.

Ельцов выходит на дорогу, идёт к Агенобарбу. Приблизившись, критически осматривает изломанное тело товарища.

Узнав от мисс де Фуа о ситуации с соклановцами в этом городе, Фокс мыслями ушёл в себя, вполуха слушая последующий разговор. В силу своего состояния, клан Носферату всегда являлся одним из самых сплоченных - так, во всяком случае, было в тех городах, где Джеймс и Вильям задерживались. Впрочем, ситуация неудивительна. Общество Сородичей само по себе является бурлящим котлом интриг, тайной вражды и козней и, несмотря на то, что Крыс ценят везде за определенный способности к поиску информации, даже в Элизиумах на Носферату зачастую смотрят косо. Понять это легко - мало кто может действительно в открытую смотреть на наши изуродованные морды без отвращения.
Поэтому в тёмных глубинах канализации, там, где Носферату устраивают нередко общие Убежища, такие как Фокс находят определённый покой. Можно спокойно скинуть все маски и не опасаться услышать стон ужаса от того, что с тебя всего лишь слезла кожа. Среди соклановцев ты всегда можешь найти собеседника, полезный контакт или просто помощь. Нет, конечно ни о каком гуманизме и, хм, сородичелюбии речи не идёт - редкий Носферату окажет услугу соклановцу действительно не требуя в ответ никакой оплаты. Но цены, как правило, ниже.

Слова гуля отозвались смутным подозрением. Если Князь так сглупил, что оскорбил клан Канализационных Крыс, то они вполне могли попытаться отомстить. Не факт, что напрямую, но слухи ходят разные - в том числе и о том, что многие Носферату Камарильи не гнушаются связями со своими собратьями из - как там его? - Меча Каина? За свою пока недолгую не-жизнь, Фокс еще не успел узнать достаточно много о Шабаше - но их религиозный фанатизм и жестокость неизвестны в Камарилье разве что совсем глухому птенцу. Правда, показывать излишнюю осведомленность действительно опасно, так что большинство старательно притворяется, что вообще ничего не слышали про этих психопатов.

- Мистер Хогарт, вы могли бы сказать, кто пострадал? Были ли у них враги, недоброжелатели? Что-то общее? И, самое главное, почему Князь подозревает, что нападающих могли координировать местные?

- Хорошо стелешь, птенец. - Прайс, кажется, сумел умерить свой гнев. - Ник обычно своё слово держит. Дам ему еще один шанс.

Эдгар вновь достает телефон и набирает номер.
- Ну как, объявился? Тогда жди. Стой там до упора, так, чтобы успеть этой ночью ко мне. И позвони Карлу, пускай подгоняет машину, да побыстрее. Раз уж тут такая история случилась, я не смогу сегодня всю ночь провести в Храме.

Закончив короткий разговор, носферату некоторое время задумчиво расхаживает кругами. В углу истекает кровью труп девушки, а сверху, если прислушаться, можно различить ритм клубной музыки. Куча людей килограммами и литрами потребляет алкоголь и наркотики, сношается и уходит в забытье наркотического трипа, не подозревая, что в каких-то десяти метрах от них находятся те, кто видит в смертных лишь скот.

Видимо, приняв какое-то решение, Прайс прекращает нервно расхаживать.

- Так, смотри. Расклад такой - либо твой Сир меня кинул, либо с ним что-то случилось. Оба варианта мне не нравятся. И поскольку сам я в эту помойку, которую твой Сир зовет убежищем, не полезу при любом раскладе, это придется сделать тебе. Если не найдешь Сира, то ищи книгу, которую он мне должен был отдать. Очень старая, чёрная обложка, сделана из кожи. На оболожке тиснёная надпись "Nigrum Libro Christi". А попробуешь свалить - я тебя из под земли достану, понял?

Прайс умолкает на секунду. Улыбается какой-то своей мысли, после чего жестом подзывает подойти поближе Эрнесто.
- Меня тут посетила отличная идея. Убьём, так сказать, двух нигеров одним выстрелом. Ты, испанец, пойдёшь с ним. Будешь моей гарантией на случай, если этот гений конспирации решит свалить. В случае, если почуешь неладное - что он меня наебать пытается, например - грохнешь его. А я пока поищу информацию, которая тебе там нужна была. Принесёшь мне книгу, вне зависимости от того, будет жив твой новый товарищ или нет - я покапаю кому надо в уши насчет твоего клейма. Усёк?

Благоразумно решив не комментировать услышанное, носферату присоединился к товарищам по несчастью и проследовал в автомобиль Мишель.

- Не сочтите меня грубым, мисс де Фуа, но у меня есть вопросы, которые я просто не могу не задать в такой ситуации. - Фокс сел в машину. Отчасти чтобы не задерживать остальных, отчасти чтобы самому поскорее убраться от убежища Князя. Так или иначе, вслух носферату никакого согласия не озвучивал и мысленно оставил за собой моральное право просто попросить его высадить, если ответы на вопросы будут звучать подозрительно. Конечно, сама Мишель может не согласиться с этим моральным правом, но эту проблему имеет смысл решать тогда, когда она появится.

- Во-первых, мне хотелось бы узнать, почему выбор пал на нас. Учитывая запрет Князя на выезд из города, можно сказать, что подозрения с нас еще не сняты. Вы же говорите о неких полномочиях. Не слишком ли рискованно давать полномочия тем, кто теоретически может быть замешан в случившемся преступлении? - вновь носферату говорит так, что похоже, скорее, что он просто рассуждает вслух, а не расспрашивает собеседника. - Во-вторых, не разозлит ли это Князя? Он выглядит и без того достаточно нервным и мне бы не хотелось почувствовать на своей шкуре его гнев, тем более, наверняка у него есть гораздо более доверенные Сородичи. Ну и в-третьих, каковы выгоды? Наши, само собой, и ваши.

Пас:
- Сама мысль о том, что кого-то из Детей Каина могут заинтересовать пара грамм кокаина уже оскорбительна для всех нас, птенец. - из-за твоей спины зазвучал голос. Другой голос. Тот самый, который ты слышал по телефону. - Некоторые могли бы трактовать это как предположение о мелочности. А теперь развернись и сядь в кресло.

Солти, Хейли:
Снова прохладный ночной воздух. Снова нависающий громадой высокоэтажных домов Монреаль. Освеженные и частично переодетые, вы ныряете в его тёмные объятья.

Поиски подходящего для Кайла прохожего несколько затянулись - в этот поздний час большинство смертных здесь спят, а сам район находится слишком далеко от туристического центра, чтобы представлять собой хоть какой-то интерес для местных. После получасовых блужданий по улицам микрорайона, вам всё же удаётся наткнуться на одинокого мужчину. Простые джинсы, футболка и клетчатая рубашка, на голове - шляпа с противомоскитной сеткой. Не смотря по сторонам он загружает в минивэн рыболовные снасти и ланч. Рыбак проснулся сегодня пораньше, но поймать ему удалось совсем не то, на что он надеялся.

Первый удар обеспечил свидание головы рыбака с корпусом машины. Второй подарил ему на память перелом рёбер. Третий стал следствием второго свидания головы с машиной. Больше не понадобилось - мужчина с окровавленным лицом скорее свалился, чем сполз на землю. Слабое шевеление и тихие стоны - вот и всё, на что он сейчас способен.

Что ж, теперь у вас есть ланч.

Хейли:
Удары раз за разом гулко отзываются эхом. Кажется, что от производимого тобой шума должен был бы проснуться весь дом, но нет - вокруг никого и соседские двери не открываются и не появляются в дверных проемах любопытные заспанные рожи. Уже возникает ощущение, что тебе никто не откроет - по доброй воле, по-крайней мере - однако между ударами в дверь ты слышишь шаркающий нарастающий звук потертых тапок по полу.

- Слышу, блять, слышу! Вы время вообще видели? - раздается низкий мужской крик из-за двери. - Совсем охуели!

Дверь с железным скрипом открывается и ты видишь твоего соседа - плотного лысеющего мужика за тридцать. Крупное волосатое пивное брюхо приветливо покачивается в такт дыханию, выглядывая из-под потасканного халата. Неопределенного цвета семейники, растянутые до потери какой-бы то ни было формы вообще. Небритая харя с двойным подбородком, мелкие глаза без проблесков интеллекта, зловонное дыхание и ударная волна запаха прокуренной холостяцкой квартиры впридачу.
- Ты еще кто такая? Чего тебе надо? - сонный взгляд с трудом фиксируется на твоем лице и лоб собеседника порождает глубокую морщину. - Погоди, ты ж та девка из соседней квартиры, не?

Солти:
Достаточно просторная ванная комната оставляет в целом приятное впечатление. Белый кафель, светлые стены, почти нет пыли. На полке перед зеркалом неоправданно большое количество разнообразных бутылок и пузырьков. В зеркале - ты. При взгляде на себя ощущаешь, как на долю секунды твой Зверь беспокойно поднял голову. Теперь с тобой часто такое происходит. Твой зверь видит сам себя в отражениях и ему нужна доля секунды, чтобы понять - это не другой хищник.
Кран начинает дико дребезжать, когда ты включаешь воду. Словно туберкулёзник, смеситель чихает и кашляет чем-то красно-рыжим, пока, наконец, не разрождается нормальным потоком воды - сперва ржавой, но помаленьку светлеющей. Несмотря на то, что ты выкрутил кран горячей воды почти на полную, вода чуть тёплая.

Пас:
Татьяна слегка мотает головой из стороны в сторону, словно пытаясь скинуть внезапно напавшее на неё марево, так быстро развязавшее язык. Действие Дисциплины уже кончилось, но даже такой демонстрации, кажется, хватило.
- И-идите за мной, пжалста! - создание рьяно замахало рукой в подтверждение своих слов и не особо быстро захромало куда-то в сторону, периодически оглядываясь на тебя и проверяя - не отстал ли.
- Уж прстите, чт' так грубо начала. Нужн' быть осторожной.

Краем глаза ты замечаешь, что компанию на балконе явно развлекает разворачивающаяся сцена. Впрочем, со стороны это действительно должно выглядеть странно - хорошо одетый молодой парень вдруг решает завести беседу с отвратительным местным бездомным - а потом и вовсе, следует за ним.

Хейли, Солти:
Лампочка светит тускло из-за пыли. На полу видны чьи-то старые следы - давно засохшие овальные пятна грязи. Возникает ощущение, что квартира будто одичала за время отсутствия и сейчас выглядит не просто покинутой, а прямо таки забытой. Зайдя внутрь и проведя быструю инспекцию, вы не обнаруживаете внутри никого, кроме вас. На столе лежит записка: "Хороший пёс. Пощада".

Пас:
- Чего, бл'...- бомж уже начинает огрызаться, но ты ловишь его взгляд, подавляешь своей волей его волю и хриплый пропитый голос с надломом и словно удивлённо отвечает, - Я... я - Татьяна.

В город вы въезжаете уже под покровом темноты. Старая кляча, впряженная в телегу, уже едва идет и постоянно запинается к этому времени, так что ваш извозчик, седой мужчина глубоко в летах и практически не отягощенный набором зубов, из которого вы едва ли сумели вытянуть пару фраз, высаживает вас неподалеку от ворот, предоставив самостоятельно идти к местной гостинице. По чистой случайности или воле Богов, все вы примерно в одно время прибыли на ближайшую железнодорожную станцию в городке Айронпорт и сейчас, преодолев достаточно длинный путь на перекладных в Нью-Хоуп, впервые переступаете границу этого умирающего поселения. Повсюду здесь чувствуется налет упадка и запустения - единственная мощеная улица города утопает в грязи, а взгляд то и дело натыкается на черные провалы разбитых окон в заброшенных домах. Те немногие постройки, в которых еще живут люди, выглядят старыми и ветхими и, идя к месту вашего сегодняшнего ночлега, вы периодически ощущаете на себе взгляды местных жителей, наблюдающих за чужаками через щели в закрытых ставнях.
Вас не покидает навязчивое ощущение нереальности происходящего, которое лишь усиливается из-за медленно заполняющего город болотного тумана, заволакивающего собой те немногие источники света, что здесь есть. Фонари напоминают те самые болотные огни, о которых повсюду можно услышать мрачные рассказы. И вправду, раз или два вы сворачиваете с улицы не туда, попадая в очередной заброшенный тупик этого всеми забытого поселения в самой глубине Страны.

Уже почти что смирившись с перспективной провести ночь в одном из покинутых домов и проклиная местных жителей за отсутствие указателей, вы все же добираетесь до гостиницы-таверны. В столь поздний час здесь уже нет посетителей и хозяин - лысый и неприлично жирный мужчина неопределенного возраста, проводит вечернюю уборку. Поначалу он с подозрением к вам относится, явно удивившись визиту такого числа гостей, но узнав причину вашего прибытия, проявляет радушие. Он представляется вам Грантом и, занявшись приготовлением ужина, отсылает своего сына - полную противоположность отцу в плане телосложения - за мэром.
Вы жадно набрасываетесь на еду, хотя она и не слишком богата.

К тому моменту, когда вы заканчиваете трапезу, в дверях гостиницы появляется мэр Тимоти Бёрч. Низкий, слегка полный, одетый в потертый, но приличный костюм, он напоминает вам одного из тех вечно пронырливых торговцев, что постоянно шастают по домам в больших городах и сходство лишь усиливается из-за длинных, залихватски подкрученных, усов. Очевидно, ваше прибытие его чрезмерно обрадовало - не успевает еще последний из вас отставить пустую тарелку, как мистер Бёрч уже накидывается с деловым разговором.

По его словам, Нью-Хоуп некогда был важным пунктом добычи угля для всего графства, однако с годами уголь в шахте практически кончился, а шахта, само собой, осталась. На долгое время о ней практически забыли, но несколько лет назад одна семейная пара отправилась внутрь, чтобы найти хотя бы небольшое месторождение для нужд города. Увы, они не вернулись, оставив в Нью-Хоуп дочь-сироту. После небольших поисковых работ жители города решили, что с родителями Агнес произошел несчастный случай и они захоронены под каким-нибудь завалом, однако кое-кто из местных жителей утверждает, что видел их совсем недавно - и спустя почти семь лет после их пропажи. После этого городок недосчитался еще нескольких жителей. В числе пропавших оказался один из местных стариков, что еще помнит времена расцвета города и трое детей, что для столь маленького поселения является трагедией гораздо более значительной, чем могла бы быть для крупного города. Произошло это около года назад и за эти месяцы покой горожан неоднократно нарушался ночами - кто-то слышал ужасные, леденящие душу стоны и крики из шахты, иные сталкивались со странными фигурами на болотах, которые исчезали, едва к ним кто-то приближался. Немногочисленный скот захворал и город погрузился в крайне нервозную и отчаянную атмосферу - те двери, что никогда не запирались, ныне каждую ночь закрыты на тяжелые засовы. Люди напуганы, а наиболее суеверные во всем видят знаки проклятья, опустившегося на город, указывающие на шахту. Лицо мэра, освещаемое лишь неверным пламенем нескольких свечей, сковывает гримаса ужаса и беспокойства. Сын трактирщика, примостившийся на одном из черных от грязи и жира местных стульев неподалеку, обхватывает руками колени, будто пытаясь сжаться в как можно менее значительный комок. Трактирщик давно уже хмурится, от чего его тяжелые брови сливаются в одну линию, нависающую над провалами мелких глаз. Вы сидите в таверне за несколько десятков миль от ближайшего города и вы окружены людьми, которые действительно боятся. Это читается в их лицах, в их глазах - и они даже не пытаются скрыть свой трепет перед неким мистическим и злым проклятьем, охватившим их и без того вымирающий дом. После долгой паузы мэр обращается к вам надломленным голосом. Его прежняя энергия, с которой он вас встретил, исчезла, испарилась. Была вытянута вязкой от тумана зловонной ночью. Бёрч просит вас, от лица всех и каждого, кто живет в Нью-Хоуп, войти в шахту и прекратить этот кошмар.

Когда ваш разговор был окончен, мэр Бёрч настоял на том, чтобы окончательный ответ вы дали утром. Он понимает, что никто не стал бы ехать так далеко просто так, но все же он оставляет вам шанс с чистой совестью бросить это дело и не рисковать головой. Выходя из таверны, мэр плотно закрывает за собой дверь, но вы успеваете заметить, как плотные клочья тумана тянутся внутрь, в здание. Трактирщик задувает почти все свечи и практически в полной темноте отводит вас в ваши комнаты. Ночью никто из вас не спит спокойно. Возможно, дело в новом месте и новой кровати, возможно вас взбудоражил рассказ мэра. Так или иначе, в те редкие минуты, когда вам все же удается ненадолго провалиться в сон, вам видится, что за окнами летают болотные огни, заманивающие вас куда-то вглубь лесов, откуда за вами уже наблюдают желтые светящиеся глаза местных волков и одичавших собак.

Утром город выглядит не сильно привлекательнее. Благодаря ударившим ночью холодам уличная грязь, покрывающая дороги Нью-Хоуп слоем толщиной с палец, превратилась в твердую антрацитово-черную крайне неровную поверхность. Как вы позднее узнали, в окрестностях города практически вся земля и глина такого темного цвета - все из-за огромного количества угольной пыли, которую до сих пор ветер выносит из шахты и разбрасывает по окрестностям. Поздней осенью ветер настолько силен, что мелкая угольная крошка, разносимая им, оставляет штрихи на домах и деревьях, придавая этой местности еще более неприглядный вид. Кажется, что за годы существования Нью-Хоуп эта черная крошка дотянулась абсолютно до всего - и особенно до людей, лица которых покрыты мелкой контрастной паутиной, бросающейся в глаза при свете дня.

Проходя через городок, вы постоянно ощущали на себе взгляд местных. Для этих людей, привыкших жить своей маленькой и обособленной общиной, вы - диковинка, вызывающая настороженность. Казалось, они не видят в вас спасителей, не видят тех, кто избавит от нависшего проклятия - в отличие от их мэра, который явно гораздо лучше держит себя в руках во вторую вашу встречу. На сей раз разговор был значительно короче и, еще раз удостоверившись в вашем согласии на работу, Бёрч проводил вас до дороги в шахту.

Небольшая тропа, идущая в гору, явно была значительно шире - много лет назад. Если всмотреться в застывшую грязь, покрытую желто-зеленой порослью, которую крайне сложно назвать травой или мхом, можно заметить две колеи, идущие справа и слева от тропки. Прямо над вами нависает одноименная с поселком гора, от подножия которой по самому центру вверх идет трещина, в основании которой и расположилась шахта. Мэр Бёрч остается позади и вы начинаете свой путь. Холодный ветер терзает вас, пробирая до костей даже через одежду и завывая в провале шахты, отчего гора будто бы стонет от ей только ведомых страданий. Дойдя до входа в шахту, вы на мгновение колеблетесь, прежде чем шагнуть под едва различимые в темноте своды, поддерживаемые лишь гнилыми и погнувшимися под титаническим весом деревянными балками.

Солти, Хейли:
Такси вновь трогается с места. Только вот за рулем уже не пожилой водитель, а ужасный ночной хищник, в глубине которого живет жестокий, садистичный Зверь - который был рад напомнить о своем существовании. Машина вновь встраивается в не столь уж напряженный транспортный поток и везет вас по улицам города, давая возможность вовсю ощутить ту гнетущую тишину, которую сами же вы и создали и наслаждаться обществом практически собрата - еще одного трупа в этом автомобиле, который, в общем-то, тоже является делом ваших рук.
С широкой дороги вы съезжаете к более узким и старым улочкам и Эммануэль не может не обратить внимание на мрачную красоту царящей здесь архитектуры. Многие здания словно сошли с иллюстраций книг о Дракуле и возникает впечатление, будто они обладают собственной душой, отчего атмосфера становится еще более давящей. Спустя несколько поворотов вы замечаете цель вашей поездки - остро выбивающийся из общего архитектурного оргазма остов недостроенной гостиницы. Даже с расстояния заметны граффити, оставленные на стенах Олбридж Хилтон местными подростками, а мрачные черные провалы незастекленных окон обещают долгожданную темноту и убежище от глаз назойливых гостей города, даже в такое время неосторожно снующих по извилистым артериям Монреаля.
Наконец фары гаснут и такси мягко останавливается неподалеку от берега реки.
Ограбив, напоследок, таксиста, вы выходите из машины, оставив её на нейтрали - и, после некоторых усилий, следы вашей ночной прогулки с плеском пропадают в темных водах.

Стоя в кустарнике у не самого высокого ограждения отеля-недостроя, вы наблюдаете, как случайная жертва ваших натур находит свое последнее пристанище. Эта поездка несколько отдалила вас от квартиры Эммы, но ночь практически в самом начале и времени у вас еще уйма.

Пас:
Оставив Монику лежать в грязном переулке, двигаешься прочь. Внимательно оглядываешь встречающихся прохожих, стараясь найти среди них подходящую жертву - и, спустя несколько кварталов, замечаешь подходящего смертного. Примерно твоего роста парень, одетый в хорошую рубашку, брюки и туфли, выходит из такси и, дождавшись, когда машина отъедет, двигается в сторону какого-то тихого сквера. Судя по тому, как он выглядит, ты можешь предположить, что он приехал в расположенный неподалеку клуб "Nightlife", который ты прошел буквально минуту назад. Однако в клубах такого уровня достаточно внимательно следят за тем, что гости принимают внутрь, а потому ночной тусовщик, видимо, решил принять кое-что заранее.

Эмбер:
"Библиотекарь" состроил скорбную мину. Впрочем, довольно сложно сказать - искренняя ли это эмоция, или он прикидывается, однако голос его звучит приглушенно и вкрадчиво.

- Люциан - твой Сир? Состайник? Надеюсь, с ним все хорошо. Я знаю, каково это - терять тех, с кем успел, не побоюсь этого слова, подружиться. С кем проливал кровь. К сожалению, наше проклятье делает искреннюю дружбу чем-то, что встречается очень и очень редко. Гораздо чаще мы относимся друг к другу как к инструменту или оружию. Надеюсь, с ним все будет хорошо. С Люцианом.

Генрих смотрит тебе в глаза. Неотрывно, словно выжидающе. Не моргая. На краткий миг это доставляет тебе дискомфорт, но потом ты вспоминаешь - вам моргать нет нужды. Во всяком случае, в обществе своих.

Сеттинг:

О богах и мироздании:


О магии:


Алхимики:

Монреаль, Канада. Ночь с 11 на 12 сентября 2016 года

Даже ночью на улицах Монреаля многолюдно. Смертные гуляют, смеются, пьют кофе и алкоголь, не подозревая и не задумываясь о том, что всего ли один поворот отделяет их мир от мира гораздо более темного и жестокого. И этот поворот ведет в темные подворотни, в которых любая уединившаяся парочка может оказаться далеко не воплощением современной романтики и сексуального экстрима, а чувство, будто из приоткрытых канализационных люков за тобой следят внимательные глаза хищника - отнюдь не фантомным.

У подножия высоких небоскрёбов из стали и стекла, там, где ютятся старинные здания из камня иные двери ведут туда, где не захочется оказаться ни одному здравомыслящему человеку. Каиниту, впрочем, тоже.
Даже зная, что по этим бесконечным и едва освещенным коридорам одного из технических тоннелей Подземного Города вас ведут наверх - к обещанной свободе - вы нервничаете здесь. Эти стены словно давят, хотя не меньше давит неизвестность. Вам сказали, что для вас все закончилось - и долгие ночи, наполненные болью, криками и повторяющимися вопросами, и выматывающий суд, на котором не было адвокатов - лишь судья и обвинитель. Осталось лишь нанести визит Его Высокопреподобию, Архиепископу Монреаля Альфреду Бенезери. Что хочет услышать от вас бывший Инквизитор? Что еще не было произнесено ранее? Какие вопросы еще не были заданы?

После того, как ваши цепи были сняты, вам даже дали время привести себя в порядок. Наверное, это - скорее обычай или традиция, потому что те ошметки, что остались от вашей одежды, не годятся даже для половых тряпок.

Вышагивая по коридорам Подземного Города - и позднее, уже сидя в длинном черном лимузине, пролетающем по улицам города, вы ощущаете на себе холодный взгляд золотоволосой девушки-Тореадора Сабрины, состайницы Его Высокопреподобия. Несмотря на то, что в машине она сидит напротив вас, каким-то образом вы ощущаете её взгляд у себя на затылке. Второй ваш сопровождающий - Носферату по имени Рафаэль, все из тех же Пастырей Каиновых - значительно более равнодушен к вам и всю дорогу со скучающим видом смотрит сквозь тонированное стекло автомобиля на улицы города.
Там, за окном - обещанная вам свобода, провозглашаемая Шабашем для всех и каждого. Очень непривычно сейчас звучит в голове мысль: а ведь я сегодня смогу просто уйти. Выйти на улицу, испить Витэ - и не почувствую жара раскаленного металла на коже.

В салоне висит гнетущее молчание. Ваши спутники (или вернее сказать - конвоиры?) прерывают любые попытки завести разговор, впрочем, воспоминания о случившемся с вами за последние месяцы еще слишком ярки и вести светские беседы сейчас почему-то не хочется.

На Нотр-Дам-Восток вы попадаете в небольшую пробку. В театре Дениз Пеллетье завершился ночной спектакль и сейчас во все стороны от него разъезжаются зрители. Дети Сифа воистину по-детски счастливы и беззаботны. Довольно теплая для сентября погода побуждает смертных легко одеваться, а вы иной раз с трудом отрываете взгляд от целого пира, расхаживающего по ночным улицам с самодовольным видом Хозяев Природы. Как давно вы не пили Витэ вдоволь? Как долго питались какой-то разбавленной кровью, которой давали ровно столько, чтобы вы не впали в Торпор?

Водитель петляет, словно давая вам время полюбоваться видами Монреаля. Слева все еще виден отблеск огней на водах Флёв Сен-Лоран. Вы поворачиваете на Партене и, спустя еще несколько минут, приезжаете в один из многочисленных парков города. Для таких как вы - для Детей Каина - этот парк значит куда больше, чем для смертных. Самодовольные люди гуляют здесь, назначают свидания и кормят голубей, а под ними раскинулось одно из самых опасных мест для человека в этом городе - Храм Вечных Шепотов, общее убежище и место проведения крупных праздников и церемоний.

Сабрина и Рафаэль выпускают вас из машины и Носферату, накинувший капюшон, делает вам знак - идти за ним. Сабрина следует позади вас и звук её шагов далеко раздается по тихому парку. Вы подходите к небольшому и старому каменному строению. Вероятно, некогда оно было склепом, однако с годами кладбище стало парком, а склеп зарос плющом и кустами. Носферату негромко стучит в дверь и через секунду она открывается. Внутри склепа вас встречает высокий бледный мужчина, одетый в старомодный кожаный плащ - Николас ван дер Мерве, Тамплиер Архиепископа. Он присутствовал на вашем суде - но лишь в качестве наблюдателя. Вместе с вами ван дер Мерве спускается вниз по древней винтовой лестнице, освещенной слабым желтым светом старых электрических ламп.
Вы улавливаете слабый, на грани слышимости, гул поезда метро.

Вы спускаетесь все ниже и ниже, пока не достигаете очередных тоннелей. Судя по виду кладки, эти еще старше, чем технические тоннели Подземного Города. Рафаэль уверенно ведет вас по многочисленным поворотам и ответвлениям, мимо множества склепов в которых, как вы знаете, покоятся останки особенно известных воинов Шабаша. Наконец звук ваших шагов постепенно заглушается все нарастающим протяжным пением - и под такой аккомпанемент вы попадаете в Мавзолей. Огромное помещение украшено витражами, на которых изображены сцены из числа тех, что вы могли слышать на проповедях и Черных Мессах. В дальнем от вас конце Мавзолея несколько мужчин и женщин в одеяниях ноддистов а капелла поют какой-то религиозный гимн, не обращая на вас внимания. Редкие зрители, расположившиеся в открытых криптах, что в два яруса построены вокруг Мавзолея, тоже игнорируют вас.

Рафаэль ведет вас направо - через еще один небольшой коридор, который выводит в Часовню Каина. Удивительной красоты помещение значительном меньше Мавзолея - и дарит вам ощущение покоя. Прямо перед вами стоит высокая статуя, изображающая Отца. Его взгляд направлен на вас и вы ощущаете - пусть не физически, но Он присутствует здесь. В левой руке Каина вы видите Анкх, в правой же он держит меч, в основании которого латиницей что-то написано. У одного из многочисленных святилищ, установленных в Часовне - по одному на каждый Путь, признанный в Шабаше - вы видите Архиепископа. Высокий смуглый мужчина в длинных черно-красных одеждах, он смотрит на вас, но во взгляде его не читается угрозы. Но угрозу вы ощущаете.

В паре шагов от Архиепископа стоит молодая с виду девушка. У нее короткие волосы, зачесанные вверх, грубые черты лица и резкий, неприятный взгляд. Пощада. Рыцарь-Инквизитор и самый страшный ваш кошмар в течение последних месяцев. Практически каждую ночь она спускалась к вам и задавала вопросы - и наслаждалась этим. И, несмотря на то, что тех ответов, которые ей хотелось бы услышать, она не получила - именно она выступила вашим обвинителем на Суде. При виде вас Пощада морщит нос и всем своим видом демонстрирует - несмотря на долгие месяцы, несмотря на Суд, она вам не верит.

Рафаэль и Сабрина останавливаются у входа, пропуская вас внутрь Часовни. Николас занимает место позади Архиепископа, в то время как сам Бенезери делает несколько шагов навстречу.

-Я рад видеть вас этой ночью, Братья и Сёстры. Надеюсь, вы понимаете, те процедуры, через которые вам пришлось пройти - на благо, в первую очередь, вам самим. - голос Архиепископа звучит негромко, но твердо. Легкий восточный акцент едва пробивается, но разум упорно обращает внимание на эту мелочь.

Спустя какое-то время священник появился из "спальни" уже в совершенно новом виде. Чёрные, в пол, одеяния напоминали одежды католических священников и не носили на себе каких либо украшений, кроме небольшого анкха, вышитого на ткани бронзовой нитью на шее Игоря.

Голова Цимисха напоминала голову мумии - обернутая в слои льняных бинтов, которые оставляли небольшие щели только для глаз и рта, концы де их уходили куда-то под воротник, скрываясь под одеждой, чтобы появиться уже из рукавов - из них было сделано что-то, вроде манжет.

Каждый сантиметр этих бинтов покрывали черно-красные письмена, рассказывая внимательному - и достаточно образованному - наблюдателю историю Каина, историю его Проклятий и встречи с Лилит.
Но записана она была на языках столь древних, что человечество даже не помнит об их существовании.

В руках священник держал кубок - необычной неправильной овальной формы он, по негласной традиции клана Извергов, был сделан из кости. Этот же, однако, был так же обтянут кожей, по ободу кубка формировавшей губы - что, вместе с костяными шипами - "зубами" заставляло думать, что у кубка есть свой собственный рот с выпущенными клыками каинита.

На поясе Кракова был заметен кинжал - вопреки всей картине, он не был сделан из какого-то особого материала и не нес каких-то символов - не более, чем крепкий охотничий нож.

Увидев, что дети Сифа полвешены на крюках и обнажены, Цимисх удовлетворенно кивнул.

-Дети Сифа, - с улыбкой сказал в ответ Николаю Игорь, - склонны верить в сказки, будто на кладбищах по ночам ходят упыри, вурдалаки и призраки. И потому боятся заходить сюда. Ну а кроме того, мы в нескольких метрах под землей. Однако, думаю, они будут мешать...

Последнюю фразу священник сказал уже шагая к подвешенным пленным. Каждому из них Цимисх провел рукой по рту, смазывая, деформируя плоть, заставляя губы срастаться между собой.

-Итак, братья и сестры, приступим. Встаньте рядом со мной. Сегодня мы проведём несколько Ритуалов. Первый и самый важный - Ритуал Британия. Наше священное витэ смещается, чтобы затем быть испитым. Каждый из нас станет кровным родственником остальным. Многие полагают, что это - то, что делает вас стаей. Это, и формальное согласие. Однако же, существуют Ритуалы Принятия - во время которых братья и сестры формирующейся стаи принимают одного из своего числа как дуктуса и священника. Лишь с момента Ритуала принятия решения дуктуса становятся решениями стаи, а ритуалы проводимые священником - религией для нового кулака Шабаша. До тех пор, пока не было принятия, эти обращения - ко мне или к Николаю - не более, чем пшик, сотрясение воздуха. Шабаш - свободная секта и никто, даже сам Регент не может назначить одного из нас лидером или духовным пастырем. Лишь мы можем выбрать, за кем пойдём. Поэтому сейчас любой может изъявить желание занять место дуктуса или священника - поскольку фактически оно свободно. Остальные же, испивая витэ из чаши во время братания, сообщат о своём решении.
Кроме того, нам нужно имя. Название, которое объединит нас. Любой может предложить вариант - не стесняйтесь. Мне в голову пришли слова "Дети Костей". Мы - каиниты Петербурга, что был, согласно легенде, возведен на
костях его же строителей. И этой ночью, в моем убежище, среди мертвецов, призраков и кости, мы перерождаемся, становясь единой стаей. Таково моё слово, слово Игоря Кракова, крови Драконов. Сим, - священник поднял чашу выше, - во имя Каина и во славу Шабаша, на погибель Допотопным и их марионеткам из Башни Слоновой Кости, я говорю, что вы - братья и сестры мои и смиренно прошу для себя сан священника.

Закончив речь, Игорь резким движением рассек зубом чаши ссобственную руку, слив туда Витэ, после чего передал чашу влево.

Дорогу до убежища Священник провел в молчании, обдумывая грядущий ритуал и тот сюрприз, что задумал для новых состайников, лишь изредка поглядывая на дорогу и давая указания - как лучше, быстрее и незаметнее проехать.

Чем ближе стая приближалась к убежищу Цимисха, тем лучше становилось и его настроение - окружающая почва словно наполняла Изверга силами и энергией; мелкие духи земли, коих не могли видеть остальные, игриво скакали по кладбищу, то неожиданно появляясь словно из ниоткуда, то снова пропадая во влажной и комковатой местной почве, щедро удобренной поколениями похороненных. Несколько раз Краков кивал пустоте и с пустотой же здоровался - так выглядело это для остальных.

Наконец, открыв потайную дверь внутри саркофага, Цимисх широко улыбнулся и тихо произнес:
-Прошу, дорогие братья и сестры, будьте моими гостями этой ночью.

После чего шагнул на лестницу первым, волоча за собой одного из пойманных смертных.

Спустившись внутрь, Цимисх совсем уже счастливо заулыбался и пробормотал себе под нос "хорошо очутиться в домашнем уюте", затем потащил связанного потомка Сифа в угол, в котором уже лежало несколько тел - впрочем, досуха выпитых. Жестом велел остальных оставить там же.

-Думаю, было бы вежливо представить вам моих временных... соседей. - Игорь кивнул на стол в дальнем и практически не освещенном углу помещения, за которым виднелось два силуэта фигур. - Тот, что справа - Андрей. Умер от инфаркта миокарда, при жизни был искусствоведом, так что он - отличный собеседник. Рядом с ним - Елена, мать троих детей и их же первая жертва. Семь ножевых ранений, а все потому, что отказалась давать сыновьям деньги на наркотики.

Те, кто наиболее внимательно глазели по сторонам - если таковые были - могли заметить у одной из стен трое тел, принадлежавших молодым парням. На полу, рядом с ними, лежал медицинский лоток, в котором виднелся жгут, шприцы и десятка два пустых ампул. На лице и груди тел виднелись белые следы рвоты.

Пока Игорь рассказывал гостям о "соседях", сам он подошел к телам за столом и "поздоровался" с ними. Мужчине он потряс руку, женщину же осторожно погладил по плечу.

Затем скрылся в темноте своей "спальни" и вернулся оттуда с несколькими крепкими крюками для мяса - на таких висят коровьи туши на скотобойнях - развешал их под потолком на примерно равном расстроянии, после чего повернулся к состайникам.

-Мне нужно несколько минут для подготовки. Вы же пока развесьте смертных на этих крюках. По возможности, постарайтесь не убить их, хотя это и не критично. Чувствуйте себя как дома, братья и сестры.

И, вновь широко улыбнувшись, священник скрылся в тени "спальни".

-А ведь я видел ее. Аманду. Она была среди толпы провожающих, там, в космопорте. Каждый раз бывает. Столько лет - а я до сих пор не могу понять, откуда она узнает? Я никогда не указываю ее в медицинских документах. А в качестве "человека-на-всякий-случай" всегда записываю своего юриста. Нет, конечно, я не исключаю возможности, что сотрудники Корпорации уведомили ее, в конце концов, официально она все еще является моей женой. Но ведь она приходила и раньше, даже тогда, когда мои экспедиции были не совсем официальными - ну ты знаешь. И я бы понял, если бы она подошла, отвесила мне пощечину, накричала, устроила истерику - хотя последнее, пожалуй, не в ее стиле. Но нет же! Она просто стоит и смотрит прямо на меня своими вечно осуждающими глазами. А я избегаю ее взгляда. Не могу понять, какой посыл в нем содержится - "возвращайся скорее" или "сдохни уже на каком-нибудь планетоиде, сволочь". Потому и избегаю.

-Вайлд, Найтвиш, одевайтесь и следуйте в рубку. Жду всех в кают-компании после посадки.

-Что? Ты вообще слушаешь, что я говорю тебе?

-Всем доброго утречка. Слушаюсь, капитан. Алекса, догоняй!

-Капитан!?

Очертания собеседника размываются. Глаза наполняются неярким белым светом, кожа бледнеет, контуры меняются, принимая формы какой-то лампы. К горлу подкатывает комок, тянет вырвать, голова идет кругом и трещит так, словно во время полета Фокстрот провел не во сне, а в длительном запое.
Свинцовая рука кое-как нащупывает край фуги и пальцы сжимают его до боли в костях. Мимо снуют люди, слышатся разговоры, плеск каких-то жидкостей, потуги - и снова плеск.

Лицо Собеседника снова проявляется на фоне равномерного белого света.

-Не торопись, дружище. Вдохни глубоко. Расслабься.

Его голос успокаивает. Рука отпускает край фуги, межреберные мышцы и диафрагма потихоньку начинают воспринимать сигналы, электрические импульсы, бегущие со скоростью несколько метров в секунду по миелиновым нервным волокнам, комнатной температуры воздух послушно устремляется в легкие, наполняя их живительным кислородом. И слюной. Кашель сотрясает Фокстрота, лишь усиливая головокружение. Тело снова расслабляется, глаза закрываются и лишь рука вяло дает отмашку всей комнате - мол, я в порядке, идите. Если вы, конечно, вообще на меня смотрите. Если нет - отлично, мне же лучше, просто оставьте меня в каком-нибудь темном и теплом углу и дайте отойти.

Через пару минут, когда шум утихает, Фокс снова открывает глаза.
-Уже лучше. - пока еще хриплый голос ксенобиолога звучит в пустоту помещения.

Вторая попытка встать все же удается. Ноги все еще ватные, руки слегка дрожат, а дышать больно - но чувство гордости за себя - будто снова в первый раз пошел на своих двоих - все же есть. Не спеша оделся. Не торопясь присел на край фуги, давая себе отдохнуть. Собрался уже было встать, когда начался второй раунд испытания.
Пол ожил. Задергался, зашевелился, словно стараясь подбросить Фокса к потолку, стены заходили, воздух наполнился шумом, скрипом, скрежетом переборок, стонами металла, чья прочность сейчас активно испытывалась. Первая минута этой пытки. Вторая минута этой пытки. Третья. Сколько всего? Тряска сменилась еще более ощутимыми толчками, рывками, пока, наконец, они не стали утихать - и, с последним, наступило спокойствие.

Отдохнув еще пару минут после посадки, Фокс неуверенно поднимается на ноги. Так или иначе, но встряска оказалась полезна - надпочечники активно вбросили в кровь адреналин, сердце забилось быстрее, разнося насыщенную кислородом кровь по организму, давая просыпающемуся мозгу благословенную пищу, приводя разум в сознание, насыщая мышцы глюкозой, добытой трудолюбивым гормоном глюкагоном из жировых депо, давая организму силы для деятельности. Походка все еще нетвердая, словно у пьяного матроса в качку - но хотя бы целенаправленная и даже дающая весьма значительные результаты в виде продвижения по узким коридорам в сторону кают-компании.

В которой, как оказалось, все уже собрались. Выбрав окончательной целью непростого путешествия свободное кресло между капитаном и медиком, Фокстрот, придерживаясь за спинки попутных кресел, вышел на финишную прямую и даже успешно окончил свой путь, захватив по дороге банку сока и несколько крекеров. И только усевшись, поднял взгляд на остальных членов экипажа, внутренне надеясь, что мертвецкая бледность уже прошла, а мелкие капилляры глаз уже прекратили окрашивать белки в кроваво-красный цвет.

-Надеюсь, я не пропустил ничего важного? Слишком увлекся наслаждением мягкой посадкой. Эдвард, мне кажется, или от тебя уже пахнет сигарой?

Вот. В принципе, все логично, да. Ты, Игорь - боец какого-нибудь спецназа. Или нет, судя по всему, S.W.A.T. Стоишь в странном коридоре, голос сержанта орет про каких-то "ЕБУЧИХ ТВА". Все логично.
Вздохнул глубоко.
НЕТ БЛЯТЬ! Нихуя не логично! Какой еще боец!? Какой нахуй сержант Джейкобс? Какие биосигналы?
Мозг мыслями судорожно кричит, разрывается.
Господи, Цингер, чем ты в этот раз таким упоролся-то? ТЫ ОХУЕЛ!?
Звук смачной пощечины по коридору.
Больно. Хорошо ударил. Слезу аж вышиб. Зато успокоился, вроде. Оглянулся снова. Стену потрогал. Фонарик тронул. Настоящее все. На груди - черным транслитом - фамилия. Своя. Своя ли?
Снова вздохнул. Истерику прекратил.
Ладно, Бармен. Или, правильнее, Солдат? Думай, в общем. С кашей в голове - это к психиатру надо. И чем быстрее - тем лучше. А тут психиатра нет. Текай, хлопец.
Вперед шагнул осторожно. Остановился на секунду, оружие крепче сжал. Психиатр психиатром, а "ебучих тва" лучше все-таки опасаться. Чем черт не шутит.

Вдохнул глубоко, несколько раз. Сначала - судорожно. Потом уже спокойнее. Опыт научил, что здесь, в Зоне, любая беда должна восприниматься как нечто само собой разумеющееся, запланированное. Бег этот напролом в случайном направлении, крики, слезы - глупость. Глупость, которая вполне могла бы закончиться смертью самого Цингера. А так - есть шанс еще выбраться. Не в первый раз в Зоне, что-то, да знаешь. При известной доле везения скоро будешь за стеной - и снова в ледяной душ, а потом в бар, да так, чтобы совсем в дрова. И письма потом напишешь. Матери Ефима напишешь. Семье Кота. А рысь что же? Рысь про себя ничего не рассказывал, так что его рюмкой водки помянуть разве что можно.

На компас посмотрел - да толку от него, как оказалось, никакого. Выбросить бы его, но кто знает, что в Зоне пригодиться может? В крайнем случае, вместо болта можно будет бросить.
Пока стоял и размышлял, окончательно успокаиваясь, посреди шума листвы и дождя - будто голос чей-то. Не поверил сначала Цингер, думал - померещилось. А может быть и нет. Только вот хорошо это или плохо - в Зоне чужой голос услышать - вопрос еще тот. Далеко не все сталкеры порядочные люди, готовые вывести заблудившегося путника. Большинство пристрелят, даже и не спрашивая, кто такой и какого черта тут шляешься.

И тем не менее, пока что это - единственный вариант. Потом припал Цингер к земле снова и аккуратно, согнувшись так, как только мог, двинулся в сторону голоса. Совсем медленно, высматривая каждый камень, каждую трещину в земле, каждый всплеск от капель дождя - и стороной обходя то, что хотя бы слегка не понравится.

А дождь, все-таки, не такая уж и плохая вещь. - подумал ученый. - Мокро, конечно, но зато гравиконцентрат проще заметить.

Дождь. Слякоть. И мы - по колено в грязи. Цингер - замыкающим. Прямо перед ним - Кот, Слава Котовский. Хотя "Кот" - не от фамилии сокращение, так его Игорь за тихую походку прозвал. Даже в тяжелых сапогах пройдет по сухим веткам без единого шума. Перед Котом - Ефим Холостых. Молчаливый, словно немой, пока из Зоны не выйдет. После этого его часа три не заткнуть просто - болтает без умолку, шутит, про семью рассказывает, про дочку свою, которая в Одессе осталась с женой, пока отец на заработках по Зоне шастает. Но это нормально. Цингер, вот, после походов в Зону в ледяном душе часа по два сидит. Чтобы отпустила она. Ну а во главе отряда - Рысь. Сам так назвался и иного имени не сказал. Цингер долго сомневался, идти ли с ним - уж больно молод. А идти пришлось. Впрочем, сталкер, вроде, неплохо свое дело знает, пока все целы.
Ногу правую холодом, словно электричеством пробило - на секунду даже показалось, что наступил куда-то, куда наступать не следовало. Но нет - всего-лишь вода попала в сапог. Остановился на секунду, штанину поправил. когда поднял голову - успел лишь заметить, как всех троих попутчиков скомкало, будто лист бумаги - и нет их. Из-за дождя даже и не слышно было ничего. А может, просто сам не захотел услышать.
Сначала ничего не изменилось. Словно оцепенение какое. Словно все в порядке. Потом - соль во рту, от слез. Крик, как будто чужой. Имена все выкрикивал. И, наконец, страх. Ноги сами оттуда понесли, подальше от проклятых гравиконцентратов, подальше от "студня" - но Зона будто хотела, чтобы Цингер здесь оставался - шаг, второй, третий - и завяз сапог в грязи, упал физик в лужу, да так там и остался, боясь пошевелиться.

Сколько Цингер в этой грязи пролежал, прежде чем духу хватило шевельнуться - неизвестно. Но страх отступил, наконец. Мысли наконец выстроились в логичную линию.

-Так, Игорёк, - сам себе зашептал - Один ты остался, значит одному тебе и выбираться. Страх-страхом, а помощи в Зоне ждать не от кого, разве что если помереть захочется. Вставай, дружище и обратную дорогу ищи. И дочке Ефимовой премию за отца не забудь отправить...

Успокоился от звука голоса собственного. Приподнялся. Неуверенно, поначалу, потом - решительно. Огляделся по сторонам, ища путь.

Улыбка. Теплая. Добрая. Почти отцовская - та, которой никогда не доводилось видеть тому, кто был рожден мертвым от проклятой связи. Прикоснулся - и почувствовал Болемир, как быстрее начало биться бессмертное сердце. Почувствовал согревающее пламя посреди вечного холода.
Господи Иисусе, прости нам наши грехи, избави нас от адского огня, и приведи в рай все души, особенно те, которые больше всего нуждаются в Твоем милосердии. - мысленно повторил вампир слова Его Преосвященства. "Особенно те, которые больше всего нуждаются в твоем милосердии". Есть ли существо на этом свете, что погрязло во грехе больше, чем носферату? Есть ли тот, кто меньше Нойманна заслуживает прощения?

-Amen. - повторил вампир. - Благодарю Вас за ваши слова, Ваше Преосвященство.

Один отказался дать обет. Захотел уйти. И пал от руки епископа. Чуткий взор вампира уловил едва заметное выражение лица девушки-ангела, пропавшее спустя мгновение. непривычно ей видеть подобное. Для себя же вампир давно уяснил - спасутся те, кто живет в невежестве. Те, кто ничего не знает о силах, наполняющих этот мир. Простые крестьяне, исправно ходящие в церковь и чтущие Законы Божьи. Тем же, кто дал обет охранять покой и незнание простых людей уготована прямая дорога в Ад - ибо крови на руках не избежать. Несколько душ в Аду в обмен на сотни тысяч душ, попавших в Рай - неплохой размен.

После "церемонии" все разошлись - каждый мог заняться своими делами до поры отъезда. Болемир после коротких сборов - дел-то всего и было, что проверить снаряжение, да сбрую у коня - купил на рынке свинью и несколько кожаных фляг, после чего за городом пустил животному кровь, наполняя сосуды пищей для себя. Закончив приготовления и отнеся фляги к остальным своим вещам, носферату отправился на il Cimitero acattolico di Romа, Римское Некатолическое Кладбище. Несмотря на то, что на этом кладбище похоронены иностранцы и протестанты, слава его известна по всему миру - главным образом из-за красоты и разнообразия надгробий - именно это искусство больше всего и ценил вампир, что и не удивительно.

Касание пальцев Его Святейшества для вампира - словно удар молнии. Но не убивающий, нет - дарящий надежду. Свежи еще воспоминания о том, как разбегались люди, стоило ему лишь появиться вблизи их деревень, как кричали в ужасе и молили, как плакали дети и женщины. Помнит вампир еще те мысли, что посещали его во время очередной трапезы - что люди лишь скот, низшие создания, нужные только для того, чтобы быть пищей. Помнит свое разочарование в собственном существе и осознание того, что он, не они - тварь, которой нет места в этом мире. От того лишь ярче и сильнее та радость и благодарность этим святым людям, что принимают его за равного, не выказывая свое отвращение к дьявольскому происхождению Болемира.
И Болемир не единственный. Рога на голове одной из Охотников - явное подтверждение тому, что отнюдь не человеческая кровь течет в ее жилах.

-Ваше Преосвященство, я даю обет и клянусь своей верой, что выполню ваше поручение, сколькими бы смертями мне не пришлось замарать мою и без того черную и недостойную душу и какой бы ценой не дался мне успех. - склонив голову проговорил носферату, - единственное, о чем прошу Вас - так это о благословении.

Небольшое помещение без окон, освещаемое лишь несколькими свечами. Из мебели - только небольшой стол, сделанный из двух сбитых вместе гробов, "кровать", для создания которой так же был использован гроб и бадья с водой, красной от крови, смываемой с рук. В крупных нишах в стене комнаты, в которых раньше и лежали гробы, разложены вещи - рапира, окровавленный лесничий топор, несколько книг. На самой нижней - куча истлевших костей и недавно отрубленная оскаленная голова какого-то вурдалака. Над бадьей стоит высокий человек, смывающий с рук кровь.
В тишине, нарушаемой лишь плесканием воды, раздается стук в тяжелую, обитую железом деревянную дверь. Человек несколько секунд медлит, после чего громко говорит слегка шипящим голосом: - Войдите!
Дверь открывается и на пороге комнаты, некогда бывшей склепом, появляется низкий человечек, закутанный с ног до головы в меховой плащ - он заходит в склеп, торопливо закрывая за собой дверь, чтобы не впустить пургу.
-Милсдарь Болемир фон Нойманн, у меня для вас письмо.

Ясно. Посыльный. Смелый малый, не побоялся полезть за вампиром даже на кладбище ночью. Либо он такой храбрец, либо дело слишком важное.
Вытер руки какой-то тряпкой, взял письмо, распечатал и прочел. Посыльный все это время стоял в углу, опасливо косясь на трофей - голову вурдалака. Когда письмо было прочитано, Болемир, все так же не произнося ни слова, быстро оделся, собрал вещи и, подойдя к двери, негромко произнес, - Можешь переночевать здесь, это безопасно. - после чего скрылся в ночной пурге.

Долгие дни бесконечной дороги, практически не прерываемой сном и едой. Если в письме, написанной на классической латыни и скрепленной печатью Ордена стоит фраза "Cito!", значит дело безотлагательное.
Наконец, мощеные камнем улицы Рима, в глубине которого расположился Ватикан, в коем, в свою очередь, скрыта от людских глаз обитель Ордена. Монах встречает носферату фразой "дитя мое", словно равного себе - приветствие тепло греет темную душу вампира и тот беспрекословно следует за монахом на балкон, где стоит старик, который, пожалуй, старше самого Болемира. Епископ, значит. Вот как.
Стараясь не отвлекать Его Святейшество, вампир преклоняет колени, шепотом зачитывая Pater Noster, в ожидании, когда соберутся остальные.

Убил жирную мразь, замер на секунду, приходя в себя. Огляделся. Студент. Парень молодой. Генри, кажется. Огнетушитель. Мертвец. Есть ли смысл поливать мертвеца пеной из огнетушителя? Блэк не знал, а проверять на практике слишком рискованно. Глянул снова на площадку, на дверь, которую оборонять вызвался - есть ли кто-то (хотя правильнее было бы сказать "что-то") на подходе? Глянул на Генри снова. Не струсит ли парень? Сможет ли защитить себя? Вздохнул, сделал выбор. Давай, Блэк, делай, что должен.

Странное впечатление произвел Аббен на немого убийцу. Двойственное. С одной стороны - здесь всегда бурлит жизнь. Не та пафосно-возвышенная, какую можно наблюдать в Крихтэнгарде. Не та, что встречает приезжего в Эмбельге - осовремененная, механизированная. И совсем не та, к которой Кеншин привык, когда жил в Аль-Гире. Аббен - город небольших лавок, напичканных запыленными раритетами. С другой стороны, Аббен - город-бритва. Острая бритва, приставленная к горлу, способная в любой момент перерезать его, оставив беспечного странника истекать кровью в грязной траншее вдали от нарядных рынков. Аббен - город опасных убийц, влиятельных наркодельцов и сутенеров.

Медленные, размеренные шаги по выложенной булыжниками мостовой, в тени пролетающих в вышине аэрокаров. Аббен - город контрастов. Смерть соперничает за место на узких улочках с оживленностью торговых рядов. Красота неизбежно оттеняется грязью шлюх и наркоманов. Современность блекнет перед величием и разнообразием прошлого. Сколько времен смешали в себе улицы этого города?
Впрочем, двойственность города, придававшая ему такое очарование, не меняла того факта, что Синода Аббен ненавидел. Город раздражал его с самых первых шагов по этим узким улочкам. С самых первых взглядов торговцев, видевших в каждом приезжем еще один кошелек с деньгами. С самых первых соблазнительных взглядов шлюх. Связать свое отвращение к Абену с чем-то конкретным Кеншин не смог бы даже под угрозой смерти - было что-то отталкивающее в притягательности этого города, но вот что: ответ на этот вопрос оставался для убийцы загадкой. Возможно, впрочем, дело не в городе. Возможно, дело в том, что с тех пор, как Синода здесь оказался, неудачи преследовали его по пятам.

Когда Синода очнулся от гнетущих размышлений, взгляд его уперся в магазинчик Хаббы Сансо. В который раз ноги сами принесли Кеншина к этому месту - словно робота, чьей судьбой управляет тот, чье присутствие робот просто не в силах осмыслить. Вдохнув, Синода постучал три раза, гадая, что же преподнесет ему судьба на этот раз. Отсутствие четких сроков смущало Кеншина и на ум непрерывно лезли слова Хаббы о неудачах убийцы - вряд ли Сэнья позволяет просто подать в отставку тем, кто уже не приносит организации пользы.

Улыбка Сансо и последующие его слова так же не вселили уверенности в сердце ассасина, но тот все же не подал виду. Вежливый поклон в качестве приветствия быстро сменился открытой ладонью, мягко указавшей на Хаббу - приглашение к разговору. Убийца приготовился слушать.

Вот она, дева. Темная, пустая, бездыханная оболочка, лежащая на горячем песке перед некромантом. Тело ее найдено, но это лишь малая часть предстоящего дела - духи бывают весьма капризны, когда кто-то желает забрать то, что они посчитали уже своим.

-Не бойся, Бьянка, твое время еще не пришло. - голос стигийца дрогнул, но лишь на краткий миг.

Пальцем на песке вокруг тела Нахти начертил пентаграмму. Будь здесь змея, было бы гораздо проще - иногда и самое жестокое божество может ниспослать своему верному слуге милость. Однако на помощь Сета сейчас рассчитывать не приходится, а потому придется обратиться к самым коварным из всех духов - к морским демонам.

Горстью воды оросил тело девы. Каплей собственной крови скрепил мистические узы. Сам встал в том углу пентаграммы, что смотрит на север.

Черный ветер, веющий над морем и сушей, сегодня ты собрал хороший урожай. Однако среди всех душ, есть одна, которая тебе не принадлежит. Явись мне и внимай, ибо через мои уста к тебе обращается сам Сет, Отец Змей!

На вопрос Каллизена Гинваэль ответил не сразу. Секунду постояв на месте, он подошел ближе и осмотрел всех троих рыцарей с головы до ног, словно только их увидев.

-Можно и так сказать. С натяжкой. Гинваэль аэд Цирран, ведьмак. - эльф слегка кивнул рыцарям и бросил взгляд на трупы. - Здесь все спокойно, пан Каллизен. С этими господами уже все улажено и больше они никого не побеспокоят. Вы сюда не просто так прибыли, я полагаю?

Когда все произошло, некромант спал.

И снилось ему, как он бродит по Болотам Пурпурного Лотоса, в поисках редких цветков, растущих посреди смрада и грязи. Ноги по колено утопают в болотной жиже, гниющей и, в то же время, изобилующей жизнью. Вокруг роем летают надоедливые насекомые - лишь специальный яд, купленный у встреченного по дороге сюда старика, помогает не сойти с ума от сотен укусов. Сколько он уже здесь? Часы? Дни? А может, он уже умер и обречен вечность скитаться по этим Болотам в поисках спасения, принявшего форму лотоса? Но нет - еще десяток шагов, каждый труднее предыдущего - и сквозь болотный туман виден лотос, качающийся на волнах кристально-чистой воды, что налита в небольшой каменный бассейн, чьи стенки украшены замысловатой резьбой, навевающей тоску и страх. Однако стоит только коснуться воды, как из глубины ее появляется змея - огромная до того, что каждый зуб ее - словно кинжал.

-Чего ищешь ты, некромант, в этих болотах? - изо рта змеи вырывается едва слышное шипение, однако Нахти, к своему удивлению, разбирает в нем слова.
-Я пришел за Пурпурным Лотосом. Кто ты, дух?
-Зачем тебе Цветок? Ты желаешь покоя или смерти?

Грохот. Обернувшись, Нахти увидел развалины Птейона и сражение, в котором бились воины забытого ныне времени. Однако бассейн со Змеей и Лотосом уже исчез - теперь уже стигиец находился прямо между двумя армиями, наступающими друг на друга. Снова грохот, и чьи-то крики, и землетрясение...

Никакого Птейона не было. Был лишь корабль, "Быстроходная", буря, беснующаяся вокруг корабля, молнии, пираты и треск ломающегося дерева - стоило некроманту только выскочить наверх, как молния ударила в корму судна - и следом волна сбивает с ног и тащит всех куда-то в море, заставляя стигийца вспоминать самые грязные выражения и самые ужасные проклятия, что он только знал, посылая их на голову тех, чьей виной стало крушение.

Толстый силен оказался, словно и не жирдяй вовсе, а чемпион по реслингу какой. Дернул сильнее, палец ему сломал - никакой реакции совершенно, словно так оно и надо. Но девушка зато смогла вырваться из железной хватки, в сторону отошла. А этот, лежащий, кажется уже к Блэку руки свои протягивает. Неужели и правда - мертвец оживший?
-Ну ничего, гнида, ты у меня второй раз ноги протянешь... - пробормотал под нос себе охранник. Не всерьез, пожалуй, скорее чтобы себя успокоить как-то, звуком голоса своего заглушить барабанную дробь сердечных сокращений.

А бомж рядом сидит на заднице и орет что-то. Прислушался, глянул на бомжа, потом - туда, куда тот рукой указывает.
Зомби. Хуета какая-то. Чушь полная. Но - вот оно доказательство, прямо перед тобой лежит и шевелится. И вон еще двое приближаются. Зомби - сказки для подростков, которым лишь бы побольше мяса и треша. Их не бывает и быть не может. Однако другого объяснения происходящему Блэк дать не в состоянии.

-Эй, ты, не истери - и без криков твоих ясно, что мы в заднице, понял? - на бомжа снова глянул, потом на остальных пассажиров. - Поезда ждать мы не будем - девушка права, неизвестно, что там. Уходим в служебные помещения, запремся изнутри и...

Что "и", Блэк так и не договорил - отчасти потому, что сам не знал, что делать дальше. Тронул девушку-медика за локоть, подталкивая в сторону дверей служебки, протянул руку бомжу, помогая подняться, махнул остальным, чтобы не отставали. Сам - замыкающим пошел, оглядываясь назад, на "зомби", на ходу рацию снова доставая.
-Диспетчер! Говорит Джеймс Блэк, станция "Брукпарк". Срочно требуется помощь, повторяю, срочно требуется помощь! Пришлите копов, морпехов, национальную гвардию - да хоть личную охрану Папы Римского, хоть кого-нибудь!

Вздохнул Блэк. Впрочем, ничего удивительного. Если бы все нарушители сваливали по первому требованию, он бы давно остался без работы.

-Ты проблем не хочешь. И я их не хочу. В общем, ты либо сейчас своим ходом на выход отправляешься, либо я тебя туда волоком потащу. А так как ты грязный и от тебя воняет, то я буду очень злой. - на дубинку взглядом красноречиво показал. - Намек, я думаю, ты понял, верно?

День не задался с утра. Хотя, если быть честным, он еще неделю назад не задался.
Сперва ушла Джейн. С одной стороны, Блэк этому оказался даже рад - на поверку рыжеволосая милашка с третьим размером оказалась той еще сукой, но вот хозяйка из нее была отменная. Впрочем, ничего неожиданного тут не было - за те три месяца, что мисс Джейн Салливан жила у Блэка, ругаться они переставали только когда трахались. Особенно неприятным оказался тот факт, что ушла эта стерва не просто так, а к какому-то негру. На следующий день позвонил владелец квартиры и сообщил о том, что со следующего месяца платить надо будет больше, потом сдох телевизор, а еще через день на работе Блэка облевал какой-то бухой мудак, пока Джим его выпинывал на улицу. Так что да, неделя определенно была дерьмовой. Но самой последней каплей стало вчерашнее поражение "Индианс" - и не от кого-нибудь, а от поганых "Тампа Бэй Рейс"! Так что теперь придется еще отдавать сотню этому говнюку Биллу, что не радует совершенно.

Сегодняшнее рабочее утро, как и стоило ожидать, началось совсем не с чашки горячего кофе - хотя бы из автомата. Скамейка. Бомж. Бутылка. Прямо поэзия какая-то. Вздохнул тяжело, дубинку достал - просто чтобы пьянь всякую не руками трогать. Направился в сторону бомжа, суетливо прячущего бутылку из под вискаря, по пути взглядом скользнул по какой-то красотке с коробкой в руках. Вряд ли там что-то запрещенное, но почему бы не проверить? Глядишь, там и разговор приятный завяжется. Но красотку оставим на сладкое - сначала бомж.

Подошел ближе, дубинкой по плечу постучал.
-Здесь нельзя спиртное распивать, дружище. Шел бы ты отсюда и не устраивал проблем нам обоим. На улице тепло, так что переночевать можно и на парковой скамейке. - взгляд строгий в бомжа упер. Дубинкой по плечу настойчиво постукивает.

Скрылись все, затаились. Йошимо мгновенно в сторону мелькнул. Фриц вслед за ним. Инвертон не спеша укрытие нашел. Вито Арчи подтолкнул слегка - глянул на Марцинкези старлей с благодарностью. Себя мысленно укорил - дал волю эмоциям, на минуту забыл о товарище. Нехорошо. В будущем - внимательнее будь. Знаешь же, что хладнокровие - главный союзник твой. Что в операционной, что тут, головы терять нельзя.
Дал зарок себе на будущее и, насколько положение позволяет, на дорогу смотреть стал, замерев совсем.
Фургон бронированный. Судя по колесам - повышенной проходимости машина. На крыше - "Рельса". По бокам - ПРО. Не лучший способ познакомиться с действующими на Эдеме группами - а это явно не Мидмир и не Федерация.
Залег, дыхание задержал, чтобы ни малейшего движения не было. Ждет Фриц.

-Из нас двоих, Харольд, не я вбил себе в голову ебанутую мысль потянуть всю группу под бомбы и пули. - Фриц ухмыльнулся. - Это если говорить о тупости. Это при том, конечно, что ты даже не удосужился пояснить, какого хера тебя туда тянет. Идти на самоубийство из-за твоей упертости - вот, что было бы тупо. И уж всяко не тебе меня упрекать в категоричности, с твоим "иди, куда я скажу, или я тебе сверну шею".

Чувствует Фриц, как злобой наполняется. Неприятно. Но разговор этот закончить надо. Так или иначе.

-А если ты, рядовой, меня еще раз заткнуть попытаешься, пожалеешь. Дошло?

Вот так вот, Фриц. Знаешь, к чему дело идет. Не хочешь - но приходится. Одно радует - среди офицеров таких, как Харольд, не встречал ни разу. Были продажные. Были выродки, с которыми говорить - себе дороже. Но чтобы вот так с товарищами - не было.

А коли ты, Фриц, понимаешь, что к чему, будь готов.

-Да ты, Харольд, никак с ума сошел. - Фриц с удивлением глянул на Инвертона. - Идея лезть под бомбы - далеко не самая удачная мысль. И знаешь, почему? Нас могут убить! Солдаты не будут смотреть, что за кучка идиотов шляется по району бомбардировок. И даже если мы каким-то чудом не превратимся в ошметки от того, что в паре метров от нас рванет артиллерийский снаряд, мы можем наткнуться на бойцов. Скажи мне, Харольд, будучи на поле боя, ты станешь разбираться, что там за неизвестная группа людей движется? Нас пристрелят раньше, чем ты успеешь сказать "Федерация" - просто потому, что мы можем оказаться силами противника. Никто не станет разбираться, свои мы или чужие и какого черта забыли на поле боя - во всяком случае до того, как нам всадят пулю в голову.

Фриц замолчал, переводя дух и глядя куда-то в сторону зоны бомбардировок.

-Кроме того, - продолжил старлей, - даже если мы будем аккуратны и решим обойти зону огня, точность при артиллерийской бомбардировке далеко не сантиметр-в-сантиметр. Допустимая погрешность при бомбардировке наземной артиллерией достаточно велика, чтобы нельзя было провести четкую границу для безопасной зоны. А если бомбят с орбиты, то я бы и на несколько километров не стал подходить к зоне бомбардировок.

-Хорошо, дух, на этот раз я тебя отпущу. Закон - есть закон.
Но знай, что я могу призвать тебя снова, чтобы задать вопросы. - Нахти провел рукой по глазам головы, закрывая веки и позволяя духу покинуть мир живых, после чего повернулся к Бьянке. - Орден Кровавого Восхода, значит. Ты слышала о таком, дева?

Секунду подумав, некромант подошел к Бьянке почти в плотную и тихо, чтобы никто не мог подслушать, заговорил.
-Но об Ордене мы можем подумать позже. Сейчас у меня есть для тебя предложение. Ты сказала "моя шхуна". Хочешь получить корабль, дева? Я могу тебе помочь - если ты поможешь мне. На судне полно мертвецов - всего лишь парочки из них хватит, чтобы до смерти перепугать всю команду. Я дам им новую жизнь и велю слушаться тебя - ты вселишь страх перед собой в сердца команды и устроишь бунт. Я, естественно, поддержу тебя - в том числе и новыми мертвыми союзниками. Убив капитана, ты получишь корабль - а в ответ ты прикажешь схватить Саида и отдашь мне статуэтку. Потом ты отвезешь меня туда, куда я велю - и на этом твой долг будет оплачен. Ты согласна, дева?

Спокойный разговор рыцарей прервали самым бесцеремонным образом - в корчму влетела какая-то тетка, охая и расплескивая по полу воду из и так уже полупустого ведра.

-Милсдари лыцари! Тама вашего парнишку бандюки местные того, обобрать пытаются! Вы бы поспешили, покуда они мальца совсем не пришибли!

Двери открылись снова. Однако, к удивлению - а может и облегчению господ - в дверях оказались не официанты со сменой блюд или еще чем-то, а снова мажордом. Остановившись в дверях, он громко объявил, перебивая зычным голосом незатейливую мелодию барда:
-Его Величество, Король Аэдирна Демавенд!

Маэно тут же вскочил и склонился в раболепском поклоне, приветствуя вошедшего монарха. Выглядел монарх, впрочем, совсем не по-королевски.
Богатая, расшитая золотом, одежда, конечно, никуда не делась, равно как и украшенная каменьями корона и мантия из какого-то диковинного пушного зверя - однако под глазами у Демавенда наливались огромные мешки, щеки его впали и лицо приняло нездоровый вид.
Войдя, он никого не поприветствовал, сразу перейдя к делу.
-Роос, я очень ценю, что император прислал сюда тебя в качестве ушей и глаз Нильфгаарда, пусть и под предлогом советника, однако от твоих услуг вынужден отказаться. Слишком свежа память о том, как императорский трон помогал нелюдям - и живое тому воспоминание прямо у меня под боком в виде Францески Финдабаир. Выгнать я тебя не выгоню, но не вздумай докучать мне. Мажордом покажет тебе твои покои.

Эмиссар выслушал Демавенда молча, после чего снова поклонился и так же молча вышел из комнаты вслед за мажордомом. Дождавшись, пока двери вновь закроются, монарх вновь заговорил.

-Теперь вы. Если не ошибаюсь, Зигфрид фон Ведель? Орден обещал мне полную поддержку в этом конфликте и со дня на день в Венгерберг должны прибыть ваши силы. К сожалению, все мои генералы оказались подлыми и трусливыми свиньями и теперь висят на эшафотах в центре города, так что командовать армией Аэдирна будете вы. Я прекрасно понимаю, что задумали Фольтест, Хенсельт и Радовид, когда подвели свои армии к моим границам, равно как и понимаю, что Аэдирну может настать конец. Этот сучий выродок, Анджей, движется прямо на Венгерберг и если вы сумеете удержать город, господин фон Ведель, можете быть уверены - я вас вознагражу. Титул и земли - как само собой разумеющееся. Что ска... - монарх замолчал, заметив, наконец, барда. - А ты, мать твою, еще кто такой?

Нильфгаард:
Крупнейшее государство мира Ведьмака больше всего похоже не на толкиновский Мордор, а на Древний Рим с элементами Германии (скорее кайзеровской, нежели гитлеровской) и наполеоновской Франции. Агрессивная война для нильфов всего лишь возможность стать абсолютным политико-экономическим лидером.

Империя занимает южную часть континента. У ее истоков стоял полис-государство Нильфгаард, иначе Город Золотых Башен, распространивший свою власть на окрестные земли. Собственно нильфгаардцами имеют право называться лишь уроженцы столицы и ее ближайших областей, расположенных в долине Альба. Остальные нильфы — обитатели соседних земель (Маг Турга, Гесо, Метина, Маэхт, Эббинг, Виковаро, Этолия, Геммерия, Назаир), которые после завоевания превратились в провинции Империи. Нильфгаард — очень богатое государство. Его флорен ходит по всему миру. Среди источников процветания — рабский труд и торговля людьми, которые, как правило, запрещены в землях нордлингов.
Волшебники Нильфгаарда занимают исключительно подчиненное положение. Фактически они лишь государственные служащие, обязанные использовать свои магические таланты на благо Империи. И выбора у магов нет. Попытавшиеся сохранить независимость друиды были вырезаны службой безопасности под корень.

Имперская элита возникла в результате смешения человеческой и эльфийской крови. Так, аристократы носят эльфийские имена и титулы, активно используют Старшую Речь. Иметь родство с эльфами считается предметом гордости. Однако имперцы использовали эльфов в войне против нордлингов вовсе не по родственным причинам, а исключительно из политической необходимости. Хотя нильфы чтут своих эльфийских предков, это вовсе не повод начинать священную войну за восстановление прав длинноухих.

В настоящее время Нильфгаард, судя по всему, растерял свой интерес к Северу и ныне его политические и экономические векторы направлены либо внутрь империи, либо на соседние южные земли. Однако несмотря на некую пассивность в отношении последний событий, эмиссары Нильфгаарда все же являются непременными сопровождающими как королей-союзников, так и Анджея Свободоносца. При этом все послы императора как один твердят, что их цель здесь - всего-лишь наблюдение и вмешиваться Нильфгаард не собирается.

Прошел товарищ, не оступился. И ты, Фриц, пройти сможешь. Если понадобится. Запомнил, да так, походу, запомнил, что и в старости помнить будешь эти мины посреди Степи и Ямоото среди них. Если доживешь до этой самой старости.

А взгляд у Йошимо недовольный. Повертел головой Фриц и недовольство командира понятным стало - ты бы еще посреди поля встал бы, старлей. Чтобы при взрыве органы красивым "розовым туманом" по Степи пролетели.
Вестимо, за все то время, что ты, Фриц, в медблоке Таурмана, да на Имахе-2 провел, знания, вбитые в голову в учебке военной, совсем из этой головы выветрились. Практика медицинская - это да, это есть. В операционной - уверен всегда, что справишься. А вот на поле боя - есть ли от тебя, Фриц, толк теперь?

Отошел в сторону, хоть и поздно уже отходить-то.

-Улетим? Улетим!? - где-то в глубине души у журналиста что-то словно оборвалось. Мысль о том, что жить осталось только три дня настолько прочно засела у Игоря в голове, что он, пожалуй, даже и не допускал возможности каким-то чудом выбраться с Офелии, и даже более того - эта мысль теперь казалась Цингеру какой-то противоестественной. Он уже свыкся с тем фактом, что через три дня огромных размеров метеорит превратит его - и всю Офелию - в радиоактивный космический пепел и теперь эти три оставшихся дня стали наполнены большим смыслом, чем вся его, Игоря, предыдущая жизнь. А теперь все стало так просто - нужно лишь добраться до верфи, улететь на Хейердал и опубликовать полученные данные - картина просто идеальная, иначе и не скажешь. Он, Цингер, останется жив, меркантильные и продажные ублюдки, продающие право на жизнь за три сотни тысяч кредитов, получат тюремный срок, а жизни людей, которые так и не смогут выбраться, окажутся отмщены. Так в чем же дело, почему ты еще не прыгаешь от счастья и не бежишь паковать чемоданы, журналист? Почему стоишь посреди улицы с разинутым ртом, не зная, что ответить? В любом случае - решай, потому как на раздумья у тебя осталось мало времени. Кто знает, может быть этот шанс - единственный и больше счастливого билета тебе не выпадет.

-Эм, да, хорошо. - Игорь наконец вновь обрел дар речи. - И во сколько старт? Мы можем встретиться где-нибудь и поговорить, прежде чем ехать на верфь?

На самом деле, помимо твердолобых корпоратов и продажных администраторов, ответственность за тех, кого не смогли эвакуировать с Офелии, лежит на мне. Я мог прибыть сюда раньше и на орбите дрейфовали грузовые корабли, собранные в соответствии со всеми требованиями. Возможно это звучит слишком уж самовлюбленно и слишком уж по-рыцарски, но статья бы произвела должный эффект, уж в этом-то я точно уверен.

Я же выбрал отпуск и краткие очерки в местные издания Хейердала.
Раньше(да и сейчас, частенько), Марк постоянно говорил мне быть осторожнее. Мол, не стоит переходить дорогу влиятельным людям - они очень не любят, когда им портят репутацию. Кто знает, может быть Марк был прав и фамилии "Цингер" нет в списках именно потому, что так захотел кто-то влиятельный. Что ж, ему очень повезло, потому как выбираться с Офелии я не намерен. Вокруг меня восемь тысяч замечательных смелых и трудолюбивых людей, которые не заслуживают гибели в результате столкновения планеты с астероидом.
Местные новости включать тошно - на каждом канале вовсю расписывают прекрасные перспективы прибытия помощи с Хейердала и обещают едва ли не вечную и безбедную жизнь, лишь бы только предотвратить беспорядки. Хотя, кого сейчас волнуют беспорядки? Кого волнуют остановившиеся заводы Офелии? Через несколько дней все это будет просто звездной пылью. Единственное, что их волнует - так это перспектива захвата частных кораблей, на которые они продают билеты. Интересно, сколько стоит сейчас человеческая жизнь?

Рядом затормозил транспорт.

Затянулся поглубже, сигарету выкинул. Рожу натянул понаглее. Пусть лучше воспринимает меня эгоцентричной акулой от журналистики, чем идеалистом, как Марк говорит. Уверенной походкой подошел к транспорту, на ходу сунув руку в карман - будто бы зажигалку убрал. На деле - нажал кнопку коммуникатора, включив диктофон. Зачем? Понятия не имею. Скорее всего - просто привычка. Ведь внешней связи здесь нет и записанный разговор вскоре полетит в тартарары вместе со всеми заводами, парками развлечений и восемью тысячами человек.

Не особо церемонясь открыл дверь и сел рядом с чиновником.
-Давайте пропустим прелюдии и перейдем сразу к делу. В течение какого срока я смогу покинуть вашу милую, но, увы, обреченную колонию? - голос резкий, не допускающий никаких возражений и демагогий. - И во сколько мне это влетит? Я надеюсь, мне не придется снимать с себя последние штаны.

-А я? Я ничего. - Цингер потянулся за сигаретой и тоже закурил - Она отрубилась до того, как я что-то сказать успел. Ионная буря, блять.

Вообще, если подумать, то Игорю даже нравилось вот так вот сидеть в какой-то раздевалке с Папаем. Хотя, быть может, это все табак. Сизым канцерогенным дымом врывается в легкие и успокаивает, как какой-нибудь афобазол. Это, во всяком случае, уж точно лучше, чем одному бегать по хер-пойми-каким коридорам.

-Сказал, что думал, будто я подох. - по спине пробежали мурашки - Про то, что биосигналов от меня не поступает, говорил. И еще что-то. Что же...А, точно! - Цингер подскочил на ноги и еще раз крепко затянулся - Про пост охраны еще он говорил. Бэ-14, вроде. Мол, там наш взвод засел. Щас мы его...

Пальцем снова по комлинку щелкнул. Голос свой в эфир послал - "Сержант Джейкобс? Это Цингер, прием!" - и, на миг кнопку комлинка отпустив, Папаю:

-Слушай, чувствую себя редкостным долбоебом, как будто в войнушку вдруг поиграть решил! Сержант, прием!

Утро могло бы выдаться неплохим, однако с самого разговора с Саидом стигийца преследовало плохое предчувствие. Опасения подтвердились сразу, как только некромант поднялся наверх - какая-то молодая девка направо и налево раздавала подзатыльники команде. Девка! Женщина на корабле! Каким местом только думал капитан этого всеми ветрами гонимого судна, когда брал на борт эту девку!? Впрочем, раздавала пинки Бьянка, как назвал ее капитан, весьма неплохо и, судя по всему, занимала весьма высокое положение на судне - так что с выводами Нахти все же решил повременить.

От варвара, первым вызвавшегося дежурить, толку оказалось немного - все, что заботило его тупую голову - это тряпка, так что некромант, чего и следовало ожидать, принялся осматривать берега в одиночестве.

Первым подох какой-то моряк - потеря, слава змеям, невеликая. Один из нападающих - неуклюжий, словно пьяный в хлам жирдяй, с топором кинулся на Нахти - но, естественно, промахнулся и выхватил кинжал. Стигиец не преминул ответить тем же, не забыв использовать и свой козырь в рукаве - гипноз.

Взгляд - из глаз не человека, но искушенного в хитрости и обмане змея. Голос - не иначе, чем глас самого разума.

-Что за сокровище ты ищешь? За что бьешься? Сказал ли тебе Истину твой хозяин? Или солгал? Стоит тебе лишь добраться до статуэтки - и твои товарищи по оружию тут же убьют тебя, чтобы забрать себе все блага, что она дает. Они обманули тебя, купили за тридцать серебряных монет - разве этого ты заслуживаешь? Но те люди, что защищают этот корабль - они хотят раскрыть всю силу этого артефакта и они тебя не обманут! Но твой хозяин не потерпит, если ты попробуешь уйти от него - так убей его сам! Его - и его приспешников, тех, кто с радостью вонзит кинжал тебе в спину!

Помолчал Фриц. Послушал всех внимательно. Подумал хорошенько. На Степь посмотрел.
Верно сказал Йошимо. И остальные его поддержали тоже. Лидером старший по званию должен быть. Оптимальный вариант, лучший. И Фрица устраивает - не зря в армии в солдатские головы дисциплину вбивают. Как раз для того, чтобы в сложной ситуации действовать могли, а не вели себя как стадо паникующих гражданских. Старших по званию двое - он, Фриц, и Йошимо. Но! Ты, Фриц, врач. Хирургической командой руководить должен. Операцию провести. Диагноз поставить. У Ямоото боевого опыта больше должно быть. Остается надеяться, что не оплошает.

-Соглашусь с тем, что вести нас должен старший по званию. - помолчал Фриц секунду, потом на Йошимо кивнул - Надо полагать, старший лейтенант Ямоото не за красивые глаза звание получил.

Снова тишина. Снова на Степь посмотрел.

-Хотя я по прежнему считаю, что мы по возможности должны отыскать капитана Мафусаилова и тех бойцов, что с ним - хотя бы потому, что еще один врач нам не помешает - право решать предоставлю Йошимо. Естественно, поиск Ильхама ни в коем случае не должен быть связан с излишним риском и не должен помешать нам выбраться к чертям с этой ебаной планеты. Если это вообще возможно, конечно.

Долго сидеть не пришлось. Подошел какой-то бородач, позвал наверх - причем не одного Нахти. Наверху - зал, наполненный полным сбродом. Довольно быстро - стигиец даже не успел воткнуть кинжал в спину самому раздражающему из находящихся в комнате выродков - явился еще один мужчина. Укрытый с головы до ног тканью плаща, он, судя по всему, и был истинной причиной, по которой здесь все собрались. Что тут же подтвердилось - он начал разговор. Заговорил он о магии. Ну что же, магия - это его, Нахти, стихия. Косая ухмылка перерезала лицо мага надвое, когда часть трусливых псов бежала, лишь услышав о том, что дело придется иметь с тем, что слишком сложно и могущественно для их понимания. Впрочем, такая же реакция у них была бы и если бы им рассказали о том, что жрать, пить мочу, которую они называют пивом и трахать пьяных трактирных шлюх - это еще не вершина того, чего может добиться мужчина.
Увы, ушли не все. Осталось несколько человек, но среди них, похоже - ни одного мага. Так какая из них конкуренция?
-Поверь мне на слово, джунгли с демонами - далеко не самое ужасное место, где можно побывать. - голос стигийца звучал надменно и гордо - Лучше перейди уже к делу и скажи, чего хочешь от нас и сколько за это заплатишь.

-Рана у тебя, Инвертон, хорошая. Зарубцевалась уже. А если бы инфекция попала - то мы бы это раньше заметили. Жара не чувствуешь? Может быть, боль в области травмы? Ощущение пульсации?

Марцинкези, как и Фриц, тоже ничего особого не увидел. Кроме холмов, конечно. Манят холмы к себе. Все лучше, чем в степи, у всех на виду торчать. Но и азиат прав - дорога рано или поздно куда-нибудь выведет.

-К крестоносцам мы, конечно, не пойдем. Не внушают они доверия, я с тобой, Йошимо, согласен. Так что лучший вариант, думаю, действительно пойти по дороге. Осталось только решить, в какую сторону. А насчет истории - тут я затрудняюсь что-то сказать. Я из местных только мидмирцев встречал. Харольд, Вито - есть идеи?

Про китель - это, конечно, тоже правильная мысль. Незачем тут на всю степь офицерскими погонами светить. Жалко, конечно, но что делать.

Снял китель. На всякий случай - по карманам еще прошелся. Мало ли, забыл, может, чего. Не в том положении, чтобы даже бумажками скомканными пренебрегать.

Пока раздевался, Арчи удивил. Три раза. Себе по роже.
-Сверчок, ты чего?

Еще не успел заснуть. В кресле у окна сидел, лениво перелистывая страницы "Фауста". Отец с матерью в гостях - вот и славно. Можно хотя бы день не улыбаться блаженно, с щенячьей преданностью глядя в глаза бюсту Ленина. И соседу напротив можно кинуть не привычное уже "здравствуйте, товарищ!", а "привет, дядь Коль".
Стук в дверь. Как ритм боевого марша. Книга отправилась обратно на полку. Даже закладывать ее не стал. Предчувствовал будто этот стук. Не предчувствовал даже - предвкушал. Даже раздеваться сегодня не стал - ботинки только скинул, да пальто со шляпой. Пока шел к двери - снова посыпались нетерпеливые удары нетерпеливого кулака на дверь. "Не смей заставлять ждать Советский Союз, товарищ! Не привлекай на себя гнев Сталина!". Заставил уже. Привлек.

-Да, Гаврилов. Игорь Алексеевич, верно. Одиннадцатого года рождения, первого-ноль-второго. - пальцы по пуговицам пальто пробежались, шляпу на голову водрузили.

Сквозь метель в правительственной машине, под робкими осуждающе-сочувствующими взглядами соседей, которые, чуть что, тут же снова прячутся под подоконник, откуда им и так едва смелости хватает нос показать. Сквозь метель - и в "статистику". Никак, учет ведут. "В феврале-месяце план по убийствам был выполнен точно и в срок, товарищ Сталин. Вот бумага отписная, из Управления Статистики, печати все на месте, как просили."
Бросили в коридоре. Не одного. Рядом - еще трое таких же как я. Говорить, правда, не о чем. И не хочется. И не успелось - вышли к нам сопровождающие наши. Экскурсию предложили. "Ночная Москва глазами политического"? Хотя нет. Судя по всему, финансирование у них слабое. Просто заморозить решили, чтобы лишние деньги не тратить. Сами, правда, тоже стоят и мерзнут - чтобы не убежали, видимо. Набрался было смелости спросить что-то - как тут же заскрипел снег под колесами еще одного автомобиля. Нас внутрь, автомобиль - за город. И к церкви какой-то. Или к чему-то, на церковь очень похожему.
В здании - как в Зимнем Дворце. Роскошь везде. У меня, значит, в квартире лишний шкаф поставить нельзя - зачем мне, мол, такие излишества, а здесь - мрамор и резьба. Вот это я понимаю - коммунизм. В чистом, неприкрытом идеологией виде. И посреди этой неприкрытости - двое сидят. Оглядели придирчиво, как лошадь какую. Вопросы задавать начали.

-А то вы сами не знаете. Когда посреди ночи меня на улицу из квартиры забирали, все прекрасно знали. - Вырвалось с языка. Хуже уже, впрочем, некуда. - Гаврилов. Игорь Алексеевич. Умею учиться, как завещал товарищ Ленин. В троекратном объеме. Журналистом стать хочу. Лично, так сказать, нести свет социалистической идеологии в массы. Вот и все.

Пожал плечами. Ничего такого уж, вроде бы, не творил совсем уж ужасного. Мысли - мысли да, были. Но ведь и Сталин - не Бог, мысли знать не может. Если только кто-то из ребят не проболтался. Но это я позже выясню. Как - не знаю пока, но выясню. А когда узнаю, кто - тоже много чего рассказать сумею, это уж точно. Подыхать - так не в одиночестве.
Про леших с чертиками, правда - странно совсем. Может, в употреблении наркотика какого обвиняют? Если так - то точно ошиблись. Или правда, наврал кто про меня. Хорошо бы, если так.

-Товарищи, позвольте, а в чем нас обвиняют?

Взрыв боли в голове заставил камеру пошатнуться и на бок упасть. Руки инстинктивно голову охватили, зубы до боли в деснах сжались. Кто-то что-то вскрикнул и махина Инвертона расплывчатая появилась. Обхватил старлея рукой-лопатой, повернул слегка - и темнота наступила.
А среди темноты - голос с мидмирским акцентом. "Ррано умьиррат тебье". Гулко в черепной коробке отдались удары по щеке - хотя и не сильные совсем. Стон непроизвольный вырвался - и боль в пальце тут же, сопровождаемая воплями малопонятными. Кто-то поднял, куда-то понес, пока старлей сообразить пытался, как глаза открывать нужно. На мягкое положили - и свежий воздух тут же появился, который Фриц принялся жадно глотать, периодически начиная кашлять.
Наконец, глаза открыл. Осмотрелся. Весь в одеялах укрыт. Рядом - Марцинкези и девушка незнакомая, из новеньких. Коротко стриженная. С потолка - свет какой-то и кто-то бубнит постоянно. Фильм идет. Странно. Прям таки не Эдем, а просто одно из этих странных заведений, куда приходишь на ночь с пижамой, а тебе полночи фильм крутят или спектакль показывают. Чтобы спалось лучше. Для зажравшихся жителей мегаполисов, которые без антидепрессантов поссать нормально не могут, чтобы на ком-нибудь не сорваться.
А людей меньше стало. На сколько, правда, не понять - новоприбывших Фриц так и не посчитал. Видать, добила их боль окончательно. А ты, Фриц, живой еще. Снова. Почему? Кнехт был. Да, точно он. Мидмирец. Снова федералу жизнь подарил. И как будто должен ему - дважды теперь. И сокамерники тоже позаботились. Всем ты, Фриц, должен.
Приподнялся на локтях, подал признак жизни окружающим. Хотел сказать что-то. Рот уже было открыл. Выговорить, правда, не смог. Вместо этого - захрипел, прокашлялся, снова взглядом всё окинул, будто впервые увидел.
-Что за фильм идет? - только и выдавил из себя.

Уснул старлей. Мягко в сон тревожный провалился. Вновь увидел образы старых друзей - как печальный зов из потерянного прошлого. Не выберемся мы с Эдема, Сверчок. Погибнем, уйдем из этого дрянного мира, как Елена ушла. Как я от Марии ушел. Потому как не на что нам надеяться, кроме как на милость мидмирской Жрицы. А эта самая мидмирская милость - что? Дым пороховой на ветру, не больше.
Проснулся с головной болью и голосами вокруг. Как в тот раз, когда, еще студентами будучи, баллон закиси азота раздобыли и ей надышались. Полминуты смеха - и сразу же боль адская, будто мозг раздуло и в череп он больше не помещается. Вот и сейчас примерно так, но полегче. А вот голоса не почудились - Фриц быстро пробежался глазами по новоприбывшим - аж десятеро их. Славный урожай мидмирцы собрали, да.
Глаза наконец окончательно открыл. Присел. Рядом Инвертон с какой-то женщиной языком треплется. Про Мидмир, про "Таурман" погибший.

-Доброе утро. Я - старший лейтенант Итан Тенненбаум. Лучше просто - Фриц. Врач. - козырнул девушке - "Мы" - федераты. Как тебе Инвертон сказал, с "Таурмана" все. Боевой Десантный Корабль, гордость Федерации. Был. Раньше. Сейчас - куски металлолома на поверхности планеты и ошметки выживших. Такие дела.

Помолчал секунду. К себе прислушался. Знал ведь, что когда-нибудь мучиться из-за этого буду. Так нет ведь, блять.
-Эй, есть у кого-нибудь сигарета!? - громко так, чтобы все услышали. Чем космический дьявол не шутит - может, у кого и найдется.

Старлей с удивлением уставился на Инвертона. "Имя уже дано". Прям Жрица мидмирская. Только без сисек и страшноватая.

-Ты, рядовой, не морочь девушке голову. Сама вспомнит. Так ей лучше будет. Сначала - как зовут, а там уже - и остальное.

Сказал - и снова на матрас упал. Вроде, спал, но не выспался ведь. Как будто всю ночь в бесплатной клинике вкалывал. Или к экзамену какому готовился.

Дайон, Кастет:
Прибавили ходу, чтобы от ублюдков оторваться. Второе дыхание, вроде бы, открылось. Уже по перрону рванули, когда сзади крик Рыжика услышали. Обернулись оба инстинктивно - запнулся парень, упал, а зомби его уже на части рвут, жрут нещадно.

В рот попал кусок грязи. Скорее даже, гнили какой-то местной. Соленая на вкус. Отвратительная. Выплюнул.
Сука. Ублюдок. Напоминает презерватив светящийся. Вроде, весь такой выебистый, а по сути - гондон обычный. Только с гранатами и в броне. Подумалось, что имей я возможность - я бы его тоже убил. Не давая случая спастись. Сестру свою вспомнил, из-за разгерметизации погибшую. Может, у него тоже сестра есть? Живая? И не хочет он вот так вот в болотах пленного федерала мордой в грязь тыкать. Тьфу ты. Ага, Фриц, может еще его по голове погладишь и к груди волосатой прижмешь? А чтобы ему попроще было, еще вдобавок укажешь, в каком направлении сержант с бойцами срулил. Нет, брат, война - это война. Тут хочешь не хочешь, а сукой последней станешь. Винтовку на соотечественника наставишь. Безоружного убьешь. Чтобы выжить.

-Рай, говоришь? Кто был тем наркоманом, который этому куску дерьма такое название-то дал? - снова грязь выплюнул - И знаешь, тебе не обязательно меня харей в болото тыкать. Я безоружен, да и убежать от тебя не смогу.

Пальцем по шраму провел. Фраза чья-то вспомнилась - "а давай, Фриц, кабель этим мудакам перережем, чтобы они вообще без электричества сидели? Скальпель где-то был...". Уж не Мафусаилова ли? Не помню. Вообще, плохая идея была, да. И смешивать спирт с легкими седативными - тоже не из лучших. Честно говоря, мысль идти служить - тоже гениальностью не попахивает. Сейчас, во всяком случае. Когда сидишь в дерьмовой капсуле, посреди дерьмовой планеты.
Снова кто-то от мыслей оторвал. Вообще, вырисовывается довольно херовая закономерность - если кто-то от мыслей отвлекает, то это явно не к добру. Может, ну их к чертям, эти воспоминания?
Омар. Мидмирцы. Глайд-щит. Херь какая-то. Мидмирцы. Мид-мир-цы. Слово еще такое, неприятное. Слух режет. Кстати, о слухе - как бы по ушам не отхватить. Потому как речь явно не о своих идет. Ну, Фриц, теперь выбор у тебя очевидный. Хуячить по говнам, или быть килькой в консервной банке. Сложный, надо сказать, выбор. Хотя мужики, вон, уже разбегаются потихоньку.

-Держи, Сверчок. - подал канистру - Надеюсь, еще увидимся. С меня пиво тогда, имей ввиду.
Ухмыльнулся. Руку подал, на прощание. А сам - следом за Арчи, вниз и куда подальше от этой чертовой капсулы, глаза б мои ее не видели. И от мидмирцев с их глайд-щитом. И от волков, надеюсь, тоже.

Санни-Хилл, штат Колорадо, США.
19:17, суббота, 30 мая.
Эпизод 2.

Все:
-Просыпайтесь! Время не ждет, господа. - приятный баритон как будто бы изнутри головы говорит. Или откуда-то из стен, по которым тонкими журчащими струями стекает ржавая вода, тут же впитываясь в землю. Помещение какое-то неизвестное. Небольшое, грязное, на какую-то темницу средневековую похожее. Не просто помещение - подвал. В самом верху, под низким потолком - окно, совсем маленькое, заделанное толстой решеткой, дающей на полу "зебру".

Риккер:
-Уважаемые пассажиры, рейс на Нью-Йорк по техническим причинам отменен. Администрация аэропорта убедительно просит вас сдать свои билеты в кассы. - голос женский, равнодушный, скучный даже. На весь аэропорт вещает. Люди задвигались в сторону касс, ты с ними в толпе. Билет сдал. Деньги получил.
У здания аэропорта такси стояло - за десятку какой-то латинос довез до отеля ближайшего. Там - мини-бар, телевизор с нудным кино. Потом - стук в дверь. И мужик какой-то на пороге. Солидный весь, в костюме. На лацкане пиджака приколот значок с желтой рожей, в улыбке растянувшейся.

-Здравствуйте, мистер Риккер. Я представляю компанию "Счастье инкорпорейтед". Вы не против, если я вам представлю несколько наших новинок? - хорошо так говорит, в номер его буквально на автоматизме впускаешь. Он все рассказывает, рассказывает и не слышно его совсем. Потом - рука с таблеткой, на ладони лежащей. Стакан с водой. Наш лучший антидепрессант, вот увидите, мистер Риккер! Головокружение, вроде упал куда-то. И сразу - подвал этот.

Голова странная какая-то. Тяжелая. Но не болит. Как будто пакет травы в одну харю скурил.

Геррера:
Хмурый дальнобойщик, за всю дорогу так и не сказавший ни слова, получил причитающееся и высадил Хосе перед каким-то мотелем. Хреновая жратва, драная мебель, облезшие обои. Но лучше, чем на заднем сиденье раздолбанной тачки, пойманной на дороге спать.

Скудный ужин из какой-то блевотины и дрянного пива. Шлепок по заднице горничной - и полное отсутствие реакции с ее стороны. Дрянная промокшая насквозь сигарета, тянуть которую - сущая мука. И стук в номер. Сначала - как будто федерал. Или головорез Пабло, киллер наемный. Со значком идиотским - харя какая-то улыбающаяся.
-Мистер Геррера? Хорошо, что я вас нашел. Компания "Счастье инкорпорейтед" рада представить вам наши новые чудодейственные средства. Я войду? - нет желания спустить наглеца с лестницы. Наоборот даже, вежливость в разговоре, стул ему предложил, пива. Потом - жгут на руку и укол. Довольный, не дожидаясь, пока гость уйдет, упал на кровать, не обращая внимания на впившуюся в бок пружину. Приятное головокружение - и сладостный сон. Теперь - подвал только. Как кошмар ночной. Того и гляди, войдет амбал с окровавленным фартуком и начнет мстить...

Майлз:
Концерт в каком-то кабаке. Официантку за задницу пощипал - получил пощечину и довольный продолжил играть. Что еще для счастья надо, когда есть пьяная в хлам публика, смазливая девка, крутящая перед сценой задницей, халявное пиво и сотня зеленых за выступление. Да еще к тому же один из местных фермеров оказался поклонником, пригласил к себе. Самогонки обещал. Хороший мужик!
Старый разбитый деревенский грузовик небесно-синего цвета, дорога проселочная, большая кровать, пахнущая почему-то свежим молоком.

Ночью уже кто-то потормошил за плечо. Не хозяин, правда. Мужик какой-то солидный. Уж не альбом ли записать хочет? Нет. "Счастье инкорпорейтед". Лекарства какие-то. Таблетка с шипением в воде растворяется и весь стакан - залпом, как три часа назад самогон. Потом - снова спать. Или нет? Проснулся совсем не в мягкой кровати, под которой нашел пахнущие течкой трусы хозяйки. Проснулся на куче тряпья какого-то.

-Давай палец сюда, сейчас посмотрим, что там. Болит-то сильно? - Омару говорю, ощупывая осторожно больное место.

Нда. Вот тебе и жизнь офицера медицинского. Вот тебе и спокойная стерильная операционная и мирный писк аппаратов жизнеобеспечения. Вот тебе и разбавленный медицинский спирт после смены вместе с Мафусаиловым. Врач, блять. Врач - это не только мозги и руки, но еще и лекарства. Антибиотики, спазмолитики, седативные, снотворные, анальгетики. А тут что? А тут - связка бинтов индивидуальная. Эх, выживу - дойду до тех, кто в эти капсулы рассчитывал количество необходимого. И бинты эти иппшные в задницу им засуну.

Смотрю - Сверчок в руках фальшфейер вертит - то немногое, что не спиздили бойцы сержанта. Десантура, блять. Элита, блять. Хм. Элита блять. Элита - блядь! Головой тряхнул, чтобы отогнать мысли пошлые, Стокс касающиеся.
-Взять бы этот фальшфейер, да засунуть суке в жопу. - со вздохом говорю - Тогда-то уж точно искрить перестанет. А парашют...Нет, Омар, в парашют его - слишком опасно. Был бы один - тогда еще можно было бы попытаться. А тут помимо него еще твари есть. Хотя если их всех разом накрыть получилось бы...

-Ну что же, не бросать же его тут. - с этими словами оседлать вороного попробовал Витторе - Ну давай, мальчик, не брыкайся. лучше покажи нам, где ты хозяина потерял. Будь молодцом.

Алекс:
Щелчок пистолета незаряженного как сигналом послужил - из облака сигарного дыма, как НЛО проклятый, стул вылетел. Дернулся было, да нога дикой болью отозвалась, стоило на нее наступить. А за этой болью - другая, от стула по харе прилетевшего. А потом еще в затылке - когда упал и головой об пол.

Капалди:
Выстрелил. Мозги по асфальту размазались, да так, что казалось, слышно неприятный чавкающий звук какой-то, будто дробина в мозг влетает. Но выстрел заглушил все, громом по проулку пролетел, так что только показалось. А вот топот ног, раздавшийся сразу после выстрела, явно не показался. Бегут откуда-то сзади, откуда Дайон пришел.

Кастет:
Коп из дробовика мозги каннибалу вышиб. Теперь, походу, точно притих тот - от головы одни ошметки. Девка пока двигается - хотя едва-едва, как улитка. На месте почти топчется. Хотя заметил, что нога ее откушенная дернулась пару раз. Как если курице голову отрубить, она какое-то время шевелится.
А на другой стороне проулка толпа показалась. Человек десять, наверное. Бегут, расталкивают друг друга. Только странно как-то бегут, сразу видно, что ничего хорошего от них не жди. И быстро - намного быстрее тебя, например, или брата твоего.

Рыжик:
Тошнит дико. Да нечем уже. Брату крикнул, да тот не услышал, наверное - оглушительно ебанул дробовик коповской, нарика по асфальту размазал. А позади копа типы уже какие-то бегут и сразу ясно, что пока вставать будешь, уже добегут. И ничего хорошего в этом нет.

Капсула ходуном заходила. Страшно, конечно. А кому не страшно падать на поверхность планеты с орбиты в капсуле, требующей ремонта? Потом - неожиданно, будто всего секунда прошла с момента, когда тряска началась, хлопнул парашют. Дернуло слегка, но мягче. Потом - земля. Тишина. Как после шторма - в штиль.

В ушах зазвенело, все вокруг ходуном. Головой помотал. Кто-то заговорил. Кто? Цезарь. Спросил что-то - слышу только "разрешите кресло осмотреть". Киваю, осматривай, мол. И правда, надо двигаться как-то. Выбираться.
Динамики пробормотали что-то про несброшенный маяк и токсины в атмосфере. Хреново.

Отстегиваюсь, едва из кресла не выпадываю. Держусь, вроде.
-Помощь кому-нибудь нужна?

-Чур, я несу грудь! - Сиире залился смехом истинного психопата и направился на кухню, где начал осматривать все шкафы - Эй, где у тебя тесак? Или хотя бы нож для мяса? И найди какой-нибудь кляп - слушать твои вопли я не собираюсь.

На секунду оторвавшись от раскидывания по полу кухонной утвари Кэт, демон бросил на нее пронзительный взгляд.

-И будь другом, всю дорогу молчи. Последний раз, когда со мной разговаривала отрубленная голова, меня и Баррета чуть не съело африканское племя. Сейчас, кстати, местные ту деревушку называют деревней мёртвых... - и, вновь скрывшись в глубинах какого-то шкафа, выкрикнул - И еще, нитки-то с собой брать?

На дороге до заправки никого не было, разве что по дороге, ведущей из города на восток промчался черный Land Rover, завернув как раз к цели бойцов.

Быстро подобравшись ближе, Ольхов заметил странную картину у магазина.

На земле, прикрытый со стороны восточной дороги кустами, лежал явный труп. У него отсутствовала половина шеи, а в радиусе метра вокруг все было забрызгано кровью - вероятно, кровью убитого. Около него на коленях стоял еще один парень в форме заправщика и... ел его.

Элрину уже порядком все это надоело. И слишком истеричный, для взрослого, Брайан, и споры о том, кому куда и зачем идти, и эти глупые пророчества. Все это напоминало глупые военные советы, о которых рассказывал отец - на неделю обсуждений приходилось два дня сражений, а ведь россказнями драконы не побеждаются. И впечатление на девушку так не произвести - так мама говорила всегда.
Поэтому юный паладин решил оставить споры другим и просто взять, да разобраться в происходящем. И если Рикардо прав и родители действительно в резиденции, рассказать им о пророчестве и странном Брайане.

-Можете спорить сколько угодно, родителей вы болтовней не найдете. - буркнул парень остальным - Да и вы, Брайан, могли бы быть более решительным. Тоже мне, путешественник.

Рассердившись окончательно, парень схватил Ташку за руку и потащил ее в лес - по короткому пути в резиденцию Короля.

-Это я-то не умею? Думай, что несешь, Руск! - в голосе Элрина слышалась страшная обида на друга - Уж я-то, в отличие от тебя, коня с коровой не перепутаю.

Развернулся, сделал пару шагов в сторону дворца.

-Ты идешь? - пожалуй, излишне резко, все еще на волне обиды, спросил Ташку.

Элрин всегда любил такие поездки на Рубиновое Озеро. Здесь не было деревенских детей, которые всегда смотрели на парня то с восхищением, то с завистью. Здесь не было нудных наставников и не нужно было подолгу упражняться во владении оружием или натирать задницу на лошади, а можно было просто побегать с друзьями, похвастаться, чему научился за последнее время и вволю накупаться в Озере.

Вот так и этим утром - раньше Элрина проснулась его улыбка, предвкушающая сегодняшние развлечения. Что же будет сегодня, - думал он, - может быть, дядя Вильгельм призовёт диких зверей и попросит их дать детям покататься? Или дядя Малак устроит в воздухе грандиозный фейерверк, как в прошлый раз?

Так или иначе, чтобы все-таки перестать мучиться любопытством и раскусить все замыслы взрослых, нужно было открыть глаза, умыться(а то мама будет ругаться) и приступать к развлечениям, поэтому решительно тряхнув головой, Элрин разлепил глаза и занялся утренними процедурами. Как говорит отец, гиена очень важна. Хотя, если честно, при чем тут гиены, Элрин не знал.

Закончив с умыванием, парень обнаружил, что в домике никого нет. Должно быть, отец таки уговорил чернокнижника Амонита пойти с утра на рыбалку, да еще и мать с собой захватил. Впрочем, тем лучше - никто не будет заставлять убрать локти со стола и говорить, как нужно вилку держать.

Наскоро съев свой завтрак, Элрин выбежал в лагерь и замер. Солнце еще не было в зените, но было уже не меньше десяти утра - а лагерь был абсолютно пуст.

-Эй! Ээй! Где все? - никто не ответил.

Удивленно озираясь по сторонам, Элрин двинулся к ближайшему домику, собираясь получить там ответы на все вопросы. Парень был очень зол, так как, несомненно, все дружно пошли в лес, ведомые друидами, которые хотят показать что-то интересное, а про него, Элрина, забыли.

Санни-Хилл, штат Колорадо, США.
4:03, суббота, 30 мая.

В небольшом однокомнатном номере придорожного мотеля было накурено. Рон сидел в старом потертом кресле перед телевизором, курил сигару, потягивал пиво и критично смотрел, как какая-то немецкая девка потрясывая сиськами прыгает на "кардане" у мускулистого негра.

Пожалуй, даже хорошо, что колесо лопнуло. После долгой езды было приятно провести ночь не на изъеденном клопами матрасе какой-нибудь заправки, а на более-менее приличной кровати, в спокойной обстановке. Хотя без шума мотора, конечно, непривычно.

Стоны немки прервал настойчивый стук в дверь, не стихающий ни на секунду и иногда переходящий в скрип. Поганое обслуживание, уже час несут заказанный бифштекс к пиву!

Бич Ада, приняв форму плети-семихвостки, змеей обвился вокруг и так связанной девушки, надежно захватив ее руки и прижавшись одним из шипов к шее.

Сиире с неприязнью посмотрел на "гостью" - для представителя столь короткоживущего вида она слишком слабо ценила собственную жизнь.

-Пожалуй, мы тоже добавим ситуации немного пикантности. - в наступившей тишине щелкнул курок, но выстрела не произошло. Амбал вручную прокрутил барабан - Если ты будешь пытаться использовать свои маленькие чудесные знаки, мы будем играть и дальше. Как думаешь, насколько хватит твоей удачи?

Один из хвостов Бича Ада дотянулся до подбородка девушки и слегка потрепал ее, оставив за собой тонкую царапину, на которой тут же выступили капли крови.

Цингер улыбнулся, вспомнив друзей - Николая, довольно взбалмошного и сумасбродного, но не раз вытаскивавшего Игоря из неприятностей; Вику - его, Бармена, вечный роман-Санта-Барбару, который, однако, не мешал Вике и Игорю делиться меж собой совершенно всем, что случается у них в жизни. Видел их вроде сегодня с утра, а кажется - что уже целую вечность и будто бы забыл про них совсем.

-Есть. Только вот я не знаю, в каких отношениях с ними местный Игорь, но попробовать их найти можно. Все лучше, чем сидеть здесь и ждать Студента. Тем более, что его, быть может, и вовсе в живых уже не осталось.

-Станция "Титан", на связи грузовой корабль "Гермес-034". Стыковку подтверждаю, перехожу на автоматику. - Цингер улыбнулся азиату и, отсалютовав двумя пальцами, отключился.

Холодная тишина инерционного полета сменилась нарастающим гулом тормозящих и корректирующих двигателей. В дело вступила автоматика и участия Игоря пока что не требовалось и пилот смог прикрыть глаза, откинувшись на спинку кресла. Лицо Игоря тронула улыбка - сегодня вечером его будут ждать в одном местном баре. Но сначала - работа. Нужно подписать накладные, подтвердить перевод денег со счета С.E.С на счет "Зевса" и не забыть зайти к Джонни, чтобы забрать нелегальный товар - одним и плюсов работы с С.Е.С является отсутствие таможенных проверок - предполагается, что это на себя берет компания-поставщик, равно как и ответственность, если бы Цингер, скажем, решил привезти на станцию бомбу, которая сдетонировала бы тут.

-Эй, Стив! Просыпайся, жирный ублюдок, мы уже прилетели!

Молитву Болемир оборвал на полуслове. Длинные тексты были хороши, когда одержимый накрепко привязан к кровати и у инквизитора есть время их читать.

Слегка обреченно вздохнув, Нойманн взял стул и, примерившись, чтобы в "радиус действия" не попал ни Виктор, ни ван Рибак, что есть силы ударил одержимую стулом по голове, отчего тот разлетелся на мелкие щепки.

Первые несколько секунд Болемир сидел абсолютно недвижимо, не дрогнув даже, когда мимо пролетел осколок оков - и лишь губы его едва заметно шевелились, проговаривая вступление, коим необходимо начинать ритуал экзорцизма.

Exsurgat Deus et dissipentur inimici ejus: et fugiant qui oderunt eum a facie ejus.
Sicut deficit fumus, deficiant: sicut fluit cera a facie ignis, sic pereant peccatores a facie Dei.*

Виктор принялся избивать одержимую, чем и воспользовался Нойманн - на какое-то время демон отвлечется и не сразу заметит того, что инквизитор проводит ритуал.
Поднявшись со стула, Болемир сделал шаг к сцепившимся в кучу ван Рибаку и девушке, после чего приступил ко второй части ритуала.

Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine et virtute Domini Nostri Jesu Christi, eradicare et effugare a Dei Ecclesia, ab animabus ad imaginem Dei conditis ac pretioso divini Agni sanguine redemptis.**

Читал молитву Болемир громко, отчетливо выговаривая каждое слово и каждую букву, будто бы направляя свой голос на одержимую, не забывая при этом время от времени чертить над ней крест.

Лежа с закрытыми глазами на траве, Элрин вновь и вновь проигрывал в памяти случившееся. Со стороны сквозь гул кровяного давления доносился плач Таины, заставляя разум ведьмака все больше верить в случившееся.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Элрин не был настроен так же мирно, как и его собрат по цеху.

Ведьмаков боялись всегда - и пять, и десять лет назад, и когда Элрин впервые вышел на большак - этот страх жил с момента, когда появился первый ведьмак. Неуловимо быстрый, нечеловечески сильный, живущий за счет того, что станет ядом, стоит выпить это кому-то другому - объяснить крестьянам причины таких изменений кажется практически невозможной задачей - а крестьяне всегда боятся неизвестности.

Однако первый камень в свой адрес ведьмак увидел совсем недавно - в конце осени.



Историю эту Элрин не стал рассказывать другим ведьмакам и, видимо, зря.

-Если маги сумеют пробить ворота, беды не избежать. - покачал головой ведьмак - Нужно дать им бой на мосту. Если ренегаты смогут противостоять атакующим чародеям, кметы не выдержат и побегут.

С трудом, но Нойманн все же сохранил самообладание. Аккуратно он поставил бокал с вином, поднялся с кресла и, сделав несколько шагов, внимательно оглядел вновь прибывшего.

-Не так. Инквизиция ведает за тем, чтобы честные католики могли верить в истинного Бога, не рискуя быть обманутыми катарами, не боясь колдунов и ведьм, слуг Сатаны. Церковь - единое живое существо, а Инквизиция - это лекарь, который призван, чтобы изничтожать ту заразу, что желает разрушить сложившийся порядок. И задача моя, как Инквизитора - не убивать людей, чьи души были соблазнены, но исцелять их от скверны. Ты знаешь это не хуже меня, но трусость и подлость заставляют тебя лгать, запугивать тех, кого ты выбрал своей целью. Сын мой, - епископ обернулся к катару - Теперь ты видишь, насколько заблуждался в своем убеждении? Что этот выродок Дьявола обманул тебя? Католическая Церковь не проклятие, но дар - если ты умеешь воспользоваться этим даром. Стремясь запутать таких, как ты, наши враги искажают речи католических священников, пытаются найти "скрытые смыслы" в Писании, оборачивая светлые слова Библии себе на пользу и во зло людям.
-Зачем ты явился сюда, нечистый? - инквизитор вновь обращался к Квинтемониусу - Дабы помешать очищению этого заблудшего? Отвечай мне!

Задержавшись взглядом на обоих пленных, епископ сел в свое кресло, стоящее в отдаленном от пленных затененном углу.

-Агний, будьте добры позвать палача. Пускай он казнит этого старика, - короткий кивок в сторону бормочущего пленного - на главной площади города. Под предлогом ереси и множественных богохульств. Пригласите так же врача, если таковой имеется в распоряжении. К допросу второго приступайте, как только вы будете готовы, если он не будет отвечать на мои вопросы. Но прежде закрепите его на дыбе.

Взгляд епископа любовно прошелся по местному "инструментарию" - простая дыба, австрийская лестница. Присутствовало здесь и "Бдение", а так же несколько видов плетей и розг.

-Здравствуй, сын мой. - несколько цинично прозвучал голос епископа, обращенный к пленному - Я - епископ Святой Инквизиции, Болемир фон Нойманн. Будь добр назвать мне свое имя и рассказать, чем ты занимаешься.

Голос инквизитора был мёдом, льющимся рекой. Не было в нем ни капли зла, ненависти или даже неприязни. Казалось, стоит заглянуть ему в глаза - и можно было бы увидеть лишь сожаление и отчаяние от невозможности освободить пленного, обвиняемого в ереси - будто бы те люди, что стоят над епископом пристально следят за его действиями и не позволят отложить этот "разговор".

Из-за спины доносится голос этого актера. Интересуется. Спрашивает. Как будто выпытывает - а ведь мне совсем, совсем не по душе происходящее. Что я вообще тут забыл? Этот здоровяк совсем уж странный какой-то, вот.

-Если честно, совершенно не понимаю происходящего. - отвечаю - Знаю только, что меня ради этого цирка на сто рублей нае... кхм, простите, обманули. А в кассу докладывать из кармана пришлось.

Как ни скрываю эмоций - видно, что недоволен. Видно - разозлен. Видно - думаю, что лучше бы сидел дома и пил чай. Или просто пил бы. Или позвал бы Семиколю. Или Вику. Или обоих сразу.

Зато потом смогу похвастаться, что знаком с самим Павлом Розенкранцем. - проносится в голове оптимистичная мысль. Проносится, впрочем, самолетом, терпящим бедствие - вспоминаю, что в жизни не слышал о таком актере, да и театр не особо перевариваю.

-Закурить у вас, кстати, не найдется? - спрашиваю. И руку тяну - Цингер. Игорь Цингер. Бармен.

А то некультурно как-то, вот.

Остатки человечности пытались закрепиться на ключевых позициях, прятались в окопах и укреплениях разума, но демоническая танковая колонна нашинковала их в кашу, выбросив на задворки сознания.
В мигании стробоскопов никто и не заметил, как усталое лицо Баррета расплылось в фирменной ухмылке Сиире, плечи его стали шире, да и сам он как будто вырос. На ходу натягивая перчатки, дабы скрыть измененные руки, демон протиснулся сквозь толпу истерично дергающейся под ритмичную музыку молодежи к барной стойке.
-Две текилы, будьте добры. - тихий голос Сиире будто по волшебству весьма отчетливо раздавался в окружающем шуме.
Дождавшись заказа, Иллюзионист прошел вдоль стойки вглубь клуба и остановился у весьма миловидной шатенки в облегающем вечернем платье.
-Вы позволите угостить вас, мисс? - вновь обворожительная улыбка, слегка приоткрывающая кончики белоснежных и на удивление острых зубов, соблазнительный взгляд и легкое прикосновение к руке девушки - ей нравятся длинноволосые блондины? Пожалуйста!

Девушку нисколько не удивил тот факт, что черноволосый парень в один миг отрастил шевелюру и поменял цвет волос и она с благодарностью приняла угощение.
Немного поболтав с ней, Сиире записал цифры телефонного номера и двинулся дальше.

-Что ты делаешь? Мы и так ослабли, а ты, вместо того, чтобы восстановить силы, клеишь тёлок! - человек внутри демона бесновался, сознавая свое бессилие.
-Пред трапезой неплохо аппетит нагулять, друг мой. Уже скоро.

Баррет прав. Пора и отужинать.
Перчатки аккуратно убраны в карман. В походке более нет элегантности английского денди, а в улыбке - соблазнительности, лишь кровожадность.
Легкий жест рукой запечатал дверь - обмануть человеческий разум очень и очень легко, стоит лишь пожелать.

Крики появились не сразу - Сиире успел прикончить троих, прежде чем обдолбанная экстази молодежь поняла, что кишки, вываливающиеся из живота - это совсем не нормально и грозит большими неприятностями.
Вокруг в панике сновали люди, а демон спокойно вылавливал их из этого хаотичного потока, вгрызаясь острыми, словно бритва, зубами в шеи, вырывая и пожирая куски плоти, разбрызгивая повсюду кровь.
Его немного мутило - верный признак того, что этот идиот, Баррет, пытается взять тело под свой контроль. Зачем? Вечно боится, что их поймает пресловутая человеческая полиция. Что в этом плохого? Чем больше людей, тем больше пищи.

В начале зала скопилась огромная толпа, а несколько здоровяков из всех сил пытались выбить и без того открытую дверь. Глупцы.

Удивительно, но его никто не пытался остановить. Всего пару сотен лет назад здесь бы уже объявились охотники на демонов, обремененные весьма нездоровыми идеями утыкивания его, Сиире, арбалетными болтами, а пара-тройка крестьян посмелее уже пытались бы насадить его на вилы - безуспешно, естественно. O tempora! O mores!

Отбросив философские мысли, Сиире поднял с одного из трупов сигарету, прикурил и с улыбкой направился к спешащей покинуть клуб толпе...

Не обращая внимания на удивленный взгляд охранника, дернувшегося было остановить перепачканного в крови человека, но передумавшего, Сиире вышел на свежий ночной воздух. Во рту был сильный привкус алкоголя, а голова приятно кружилась - наркотики как приправа к людям, оказались весьма недурны!

Каинель, на некоторое время выпавший из поля зрения остальных путников, занятых своими, несомненно важными, делами, оказался не в таком выигрышном положении - защищая магика, он успел получить ранение, причем не одно - левая рука сильно кровоточила, а на левую же ногу эльф старался почти не наступать. Все это делало его способности фехтовальщика настолько слабыми, что его противник попросту играл с эльфом, не убивая его лишь из желания поиздеваться над жертвой.
Что ж, возможно, не будь наемник таким садистом, он бы успел парировать удар ведьмака. Возможно.

Кровь брызнула не сразу, а с секундной задержкой - а после спина наемника будто взорвалась длинной, плавно изгибающейся линией разреза. Вслед за трупом на землю опустился и сам Каинель - ему нужен был отдых.

Второй раз проявить чудеса акробатики у убийцы не вышло и тот, кратко вскрикнув, упал на землю, схватившись за перерубленное Ахиллово сухожилие - боль, впрочем, прекратилась довольно быстро - шамшир Эйда пробил сухожилия на задней стороне шеи, перерубив спиной мозг.

Руки Серпентеса дрожали, сбивая заклинание и потому магу пришлось повторить "обезболивание" несколько раз, чтобы добиться хоть какого-нибудь эффекта, однако болевой шок давал о себе знать - даже так извлечь наконечник самостоятельно не удавалось.

Лагерь они разбили небольшой. Вокруг поляны, где стояли три их палатки и горел костер, шумел листьями лес, а чуть ближе к западной границе поляны весело журчал ручей с питьевой водой.
Их было шестеро - помимо Черного за костром сидели братья Давид и Голиад Вринади - постоянно смеющиеся краснолюды, эльф Занаир и Шаддар - молчаливый наемник-зерриканец.
Первые двое во всеуслышание читали дневник Риты - миловидной и несколько наивной девушки, представить которую наемником было сложно даже для тех, кто бился с ней плечом к плечу - хотя луком она владела отменно.

Мое новое задание очень необычно для меня - мы должны найти пропавшего сына богатого новиградского купца. Бедный мальчик сбежал, когда на обоз отца напали бандиты - жив ли он? Если честно, то я очень боюсь найти лишь его безжизненное тело.
Моля компания на этот раз очень радует меня - с Давидом и Голиадом весело, Шаддар одним своим видом отпугивает неприятности, Занаир молчалив, но его слова всегда очень мудры, а Черный(странное имя) - хороший врачеватель.
Когда я путешествую вместе с ними, мне снятся хорошие сны... - чтение оборвалось, потому как Давид начал дико смеяться, не в силах продолжить. Брата смехом поддержал и Голиад и казалось, даже Шаддар пытается сдержать белозубую улыбку.

Из леса на шум выглянула Рита. Заметив в руках краснолюда дневник, она быстрым шагом подошла и сердито отобрала заветную книжку.
-Идиот! О чем ты только думал? Нельзя читать чужие дневники!
-Да ладно тебе, девочка, успокойся. - попытался привести в чувство Риту второй брат, но тут же получил пощечину.

Развернувшись, девушка кинулась в свою палатку.

-Ты думаешь, - неожиданно для всех, включая Ниарру, заговорил Каинель - Что тебе, ведьмак, найдется место в новом мире, который Нильфгаард построит на обломках Северных Королевств? Уверен, что Черные с распростертыми объятьями примут убийцу чудовищ? Как можно быть настолько наивным!? Нильфы режут всякого, кого заметят держащим в руке меч, не заботясь о том, нейтрален он или нет. Ты сможешь выстоять против десятка латников? А против сотни? Тысячи? Для того, чтобы выжить в этой войне, нужно либо уходить все дальше на север, либо попасть на юг - в тыл Нильфгаарда. Но если мы просто оставим эти земли и уйдем, со временем Эмгыр доберется и туда.

-Довольно. - прервала монолог эльфа Ниарра - Он прав, Гинваэль. Император Эмгыр вар Эмрейс не желает поработить нас. Он хочет нас уничтожить. И хочешь ты того или нет, ты - один из тех, на кого направлено острие меча Нильфгаарда. Решай сам - бежать от опасности, чтобы в итоге оказаться загнанным в угол, или нанести удар.
-Твое условие, Эйд, мне понятно. Василиск движется сейчас по тракту на север, в Темерию. Бежит от войны и не только. Ты - не единственный его враг, который желает смерти этого подонка. Что же касается тебя, маг - неужели, ты даже не назовешь свою цену, как это сделал Эйд? Не потребуешь причины? Вы будете работать на меня - в этой войне гораздо больше сторон, чем кажется. Однако, цель у всех нас одна, мотивы только разные.

Чувствуя себя едва ли не самим Богом, епископ указал на фигуру, давая короткий приказ - "взять".
Не желая, да и не имея права оставаться в стороне, Болемир во главе остальных двинулся к фигуре, взяв в руки массивный крест из церковного серебра.

Улыбнувшись, маг открыл глаза - теперь он знал, куда идти. Кивнув ведьмаку, Серпентес направился к зарослям камыша, находящимся в некотором отдалении от основной переправы.

Услышав шум ломающегося камыша, Эдвин резким движением обернулся на звук. Меч его мягко выскочил из ножен, но с нападением контрабандист повременил - любопытство в нем было очень сильно.
Гости выглядели весьма странно - первый, худой, темноволосый, больше походил на торговца, только вот бледный был ужасно - будто чем-то болел; второй доставлял Эдвину гораздо больше беспокойства - одет в кожу, причем кожу дорогую и добротно сшитую - торговцы такое не носят. Для солдата тоже слишком дорого, да и меч висит не сбоку, а за спиной - так что больше всего похоже на наемника, причем весьма профессионального.

-Петр! Скажи нашим, что гости идут. - тихо проговорил Эдвин товарищу.

К этому времени странная пара подобралась достаточно близко, чтобы увидеть Эдвина.
-Ты хозяин лодки? Нам нужно перебраться на ту сторону. - черноволосый говорил надменным тоном - ну точно торговец!
-Тогда ничем не могу помочь, эээ, милсдари. И лучше бы вам сейчас свалить отсюда, подобру-поздорову. Пока я добрый.

Раздался тихий звон стали - кто-то из контрабандистов неаккуратно вытащил меч. Похожий на наемника тип моментально насторожился - сменилась стойка, движения стали скупыми и продуманными.

-Ну нет, милсдарь. Думаю, это вам лучше валить, как ты выразился, "подобру-поздорову". Потому, как я - совсем не добрый. - "торговец" повел рукой, быстро нашептывая при этом что-то нечленораздельное - и в Эдвина ударило волной воздуха. Контрабандист спасся финтом, так что его лишь слегка толкнуло, заставив поменять опорную ногу. Оставив магика друзьям, он резко ударил из нижнего декстера, стараясь зацепить безоружного наемника под ребра - однако тот мягким, но молниеносно-быстрым движением отступил назад и тут же ударил невесть откуда взявшимся мечом на выходе из пируэта.

Магик же успел утопить двоих подельников Эдвина - остался Петр, отчаянно старавшийся зацепить противника кинжалом, не давая ему ни секунды на заклинание. Окончательно разозлившись, Серпентес сумел оттолкнуть преступника, скинув того в воду - и сейчас метал заклинаниями в скачущего словно лягушка врага.

Несколько секунд происходил обмен парированиями - наемник был нечеловечески быстр и Эдвин несколько раз едва успевал убрать шею, когда противник метил в сонную артерию.
-Ты скоро? Я уже троих успел прикончить.. - бросив взгляд на мага, Эдвин отвлекся, результатом чего стала раненая рука.
В следующую секунду наемник, вместо того, чтобы нанести удар мечом, выкинул вперед левую руку, сложив пальцы странным способом.
Прежде чем удариться головой о ствол дерева, Эдвин успел вспомнить, как ему рассказывали о удивительный воинах-мутантах, что в бою полагаются не только на великолепное владение оружием, но и на боевое колдовство - Знаки.
***

Голова последнего с хрустом сломалась, ударившись о твердую кору дуба, отчего тот окрасился в красновато-серый цвет.
-Надо же, не думал, что у него там что-то есть. - съязвил маг.
-Нам не стоит задерживаться. На звуки драки могут обратить внимание солдаты.

Обшарпанная, но добротно сделанная лодка мягко отошла от берега и, направляемая рукой мага, бесшумно поскользила по водной глади к южному берегу Яруги, навстречу войскам Нильфгаарда..

Дракон фыркнул.

Я - тот, чей путь окроплен кровью врагов. Тот, что дал своему народу величие и власть. Тот, кого предали, чей кровью осквернили Священный Вулкан. Я - Мортисанмат Свирепый и я желаю выместить свою ярость, ибо иначе она выжжет меня изнутри. Желаешь ли ты помешать мне, незнакомец? Желаешь защитить от моего гнева тех, кто даже не принадлежит к твоему роду? Тех, чей век для нас - как один короткий миг?

Мортис ходил из стороны в сторону, не упуская странной внешности собеседника из вида, хлопая крыльями, сдерживая собственную жажду крови и битвы и проникаясь интересом и, одновременно, отвращением к этим странным традициям.

..Окровавленный рыцарь брел по дороге, не замечая суеты и вздохов прохожих. Доспех его был напрочь разбит, правой рукой он нес на плече странного вида меч, измазанный кровью и маслом, в левой же руке волочил по земле ужасного вида отрубленную голову, лицо которой застыло в выражении боли и ярости.
Раздался плач ребенка.

Казалось, по морде вампира пробежала дразнящая улыбка - давай, мол, человек, твои уловки тебе все равно не помогут.
Смазав меч, Зигфрид застыл напротив врага - так они и стояли, отдыхая и набираясь сил и ненависти.

Перемирие окончилось так же неожиданно, как и началось - вампир издал фирменный визг и прыгнул на рыцаря, сбивая его с ног..

Тело отзывалось ужасной болью на каждый шаг, уши ужасно ныли от окружающего шума, а глаза покраснели и слезились от назойливого солнца.
В удивлении расступились двое рыцарей, охранявших вход в обитель Ордена.

Мышцы, казалось, действовали самостоятельно - быстрый шаг в сторону, замах - и на спине монстра появилась новая рана, вырывая из легких вампира стон боли и ярости. Оборачиваясь, он вновь ударил лапой - молниеносно - сбивая рыцаря с ног, отбрасывая прочь.

Открылись двери обители, откуда вырвался приятный прохладный ветер-сквозняк, отбрасывая слипшиеся от крови, пота и грязи волосы со лба.
-Они справились, справились! - раздался радостный крик кого-то, ответом на который был всеобщий смех облегчения.

Фледер прыгнул на лежащего рыцаря, пытаясь дотянуться клыками до пульсирующей артерии на шее - несколько минут враги боролись, пока рыцарь не ударил вампира кулаком, скинув с себя. Наступила очередь кровопийцы защищаться, отбиваться костистыми лапами, парируя удары меча.

Сверху послышался топот - Август и Рудольф, увидев друга живым, не стали сдерживать эмоций и кинулись обнимать воина, не обращая внимания на кровь и трофей, что тот держал в руках.

Вампир сумел подняться на ноги. Он, наученный опытом, не пытался более укусить врага - новой тактикой монстра были попытки задеть рыцаря острыми, словно бритва, когтями, что ныне мелькали перед его лицом, грозясь выколоть глаза.

-Вы только посмотрите на него! Живой, справился! Да еще и трофей принес - будет висеть в гостиной, прямо над камином! - раздавались радостные возгласы Августа.

Защищаясь от очередной атаки, рыцарь пнул врага, откинув его прочь. Издав ужасающий визг, тот собрал силы для смертельного прыжка и взвился в воздух.., чтобы налететь на острый фламберг.
Лежа на земле, умирающий вампир, казалось, вновь улыбался - но улыбкой другой, не насмешливой - улыбкой облегчения.
Говорят, что после смерти изверги и безбожники обречены становиться призраками ночи - ужасными вампирами-фледерами, вынужденными искать кровь живых, чтобы хоть чуть-чуть облегчить свои муки. Так ли это? Никто в Ордене, да и во всем мире, сказать точно не может. А что говорит улыбка поверженного монстра?Нет никакой улыбки - лишь предсмертный оскал на катящейся прочь отрубленной голове.

-Еще бы! Пример для подражания всем вам, молодежь - настоящий герой! - Рудольф гордо приобнимает ученика.

Проснулся Шандор посреди ночи - его разбудил хлопок двери. Осторожно подойдя к лестнице, он услышал разговор на повышенных тонах.

-Что? Ты с ума сошел? Прикончи его, иначе он всех нас сдаст!
-Так сразу я не могу. Как-никак, мы очень долгое время были друзьями.
-Тебе деньги не нужны? Мы не можем позволить себе работать с ненадежными поставщиками.
-Я пока ваших денег и не видел.
-Скоро увидишь. Того оружия, что ты нам уже продал, хватит на ограбление торгового каравана, что придет в Цинтру с утра. Через два дня приходи в лагерь - получишь свою оплату. Но твой "друг" к тому времени уже должен быть мертв. Понятно?
-Ээх..хорошо. Значит, таково Предназначение.
-Я бы на твоем месте не был слишком уж религиозным, Глен.

Они вышли под луну квартала нелюдей, обошли сторон только что закончившееся побоище, стараясь не смотреть на то, что осталось от сражавшихся, вышли к торговой площади и неожиданно для себя оказались в парке, что находился близ дворца Калантэ.

Долгое время шли в молчании - Войцех боялся даже кинуть взгляд на Ниенну, чья ладонь спокойно лежала в его. Дойдя до лавочки, одиноко стоящей посреди парка, девушка села на нее и, взяв в руки мандолину Жуса, начала играть, напевая тонким красивым голосом, какой, казалось бы, бывает только у эльфок:
Мается, мается маятник,
Хочет мне душу рассечь пополам,
Из холода в жар,
Из-под плети в объятья,
Из праздника снова в бедлам!..
Это так больно! -
Бомба внутри,
Если можешь - забудь,
А не можешь - в глаза посмотри...

Этот путь от истока к исходу -
Огненной нитью сквозь наши живые сердца,
Мы однажды вернемся
В то пламя, откуда мы родом,
Но сначала пройти
Семь кругов
До конца!!!...

О, тик-так, друг-враг,
Сам дурак...
Тик-так, свет-мрак,
Дайте мне знак...

Каждой птахе по палхе,
На версту по кресту,
Наше небо молчит -
Мы идем в пустоту...

Мается, мается маятник,
Крутится-бьется пружинка в часах,
Сколько еще мне осталось, кукушка?!
До взрыва вселенной
И ветра в моих волосах.
Неужто так мало? -
Святое ничто...
Вот колодец с живой водой,
Да в руках - решето...

Этот путь от истока к исходу
Кровью начертан на рваном парусе неба,
Эй, привратник, открой мне ворота! Домой!
Но сначала пройти
Семь шагов
Для разбега!!!...

О, тик-так, сон-мрак,
Что-то не так...
Тик-так, боль-страх,
Пепел и прах...

Это так больно! -
Сердце в груди,
Если можешь - терпи,
А не можешь... Нет!
Нет, подожди!!!...

Этот путь от истока к исходу
Был предначертан на картах всех дальних путей,
И откроется Дверь, и вперед на свободу,
Но сначала пройти
Все, что должен.
Успей!

О, тик-так, свой-чужак,
Сам себе враг...
Тик-так, боль-страх,
Волю в кулак...

Каждой птахе по плахе,
На версту по кресту,
Наше небо не ждет нас -
Мы идем в пустоту...

Она пела, а голос ее обволакивал Войцеха, лишая сил даже сдвинуться с места, чтобы сесть, а лунный свет, что, казалось, исходил от Ниенны, не давал даже глаз отвести, околдовывая, подчиняя неведомой воле Предназначения - так в тот момент думал бард.

-Я просила за тебя Авиценну потому, что ты, Войцех, нужен здесь. - прозвучал ее тонкий голос среди еще существующей тишины, когда даже цикады и ночные птицы прекратили свое пение, чтобы послушать конкурентку за ночную публику.

-Пингвинов, начиненных взрывчаткой. - улыбнулся Алекс - я всегда уважал некую linux'овость в своем деле.

Наконец, все переговоры были окончены и клиенты ушли, оставив Никки праздновать выгодную сделку.
-Эйд, дружище..и-ик..тута это..гонорея..тьфу ты! Гонорар, вот.. - низушек уже едва держался на ногах, но он был торговцем и даже в таком состоянии не забывал о своих долгах. Мешочек, врученный им Эйду был побольше первого и, по словам самого нанимателя, содержал премию.

-К-коли есть желание, затра отбывай со мной..и-ик..а я пошел спать..

Больные притихши, внимательно слушали - и даже дети, несмотря на плохое здоровье носившиеся вокруг, вместо того, чтобы лежать, притихли.

Войцех закончил петь и ему громко зааплодировали, надеясь на продолжение концерта. Однако, Авиценна уже стояла в дверях, строго скрестив руки. Не сказав барду и простого "спасибо", она выгнала его из палаты, кинув лишь "иди есть".

В коридоре и правда тянуло чем-то вкусным - молодые лекарки разносили по палатам еду и среди них - Лилиана, которая смущенно заулыбалась, увидев Войцеха, но искушать судьбу не стала, а вошла в палату.

Хотя день и подходил к концу, за витражного окна на статую Мелитэле, стоявшую в конце коридора - обязательный атрибут любой подобной лечебницы - падали лучи света, красиво золотя ее. На скамейке перед статуей сидела знакомая Войцеху фигура. Присмотревшись, он понял, отчего с утра было плохое настроение - это была Ниенна, сокурсница Жуса, конкурентный ему бард и единственная девушка на курсе, что ни разу не легла с ним в койку.
Она сидела на скамье и быстро, едва дотрагиваясь до струн, перебирала их, наигрывая какую-то легкую мелодию. Голова ее была слегка наклонена и длинные золотистые волосы, спадая, закрывали пальцы девушки, так что Войцех не мог сказать, что именно она играет.

Дракон издал неистовый рык, ослепленный болью и яростью, повернув морду с обнаженными клыками в сторону Киу, однако сдержал злобу - с этим юнцом он разберется позже, а сейчас есть гораздо более насущные проблемы.
Пустив струю кислоты прямо в скопление противников, Мортис рванул вперед, в образовавшуюся брешь среди копий, чтобы смять людишек весом собственного тела, рвать их зубами и когтями.

Жалкого копья и попыток этого мага-неудачника недостаточно, чтобы сразить Мортисанмата Свирепого! - гордо ответил дракон Морите.

Вандар и Арна ударили одновременно - меч сита пронзил старого кел-дор насквозь, однако, вторым он сумел блокировать удар джедая - переключив внимание с умирающего магистра на Краска, Геронни провел сложную серию ударов, каждый из которых, впрочем, был отражен.
Дуэль двух мастеров длилась не долго, но была сложной и динамичной - ни один из сражающихся не допускал ошибки.
Удар.
Парирование.
Удар.
Вольт.
Удар.
Блок.
Отбив меч сита, Вандар применил удар Силы - и Арна, стоящий на самом краю крыши, полетел вниз. Молча, без единой эмоции. В полете старый Демон Страха дезактивировал мечи и убрал оружия на пояс.

Оглянувшись на Тара, Вандар заметил, что тот еще жив. В груди у него зияла огромная рана, не оставлявшая шанса на выживание.

-Нет. - возразил епископ - Дети чисты душой и в них нет зла. Зло появляется со временем - едва перед ребенком встает возможность сойти с истинного пути, как приспешники Дьявола искушают его. Слабые духом со временем сами становятся приспешниками Люцифера, сильные же с честью проходят все испытания, не опорочив себя. Увы, выстоявшие против козней люди со временем становятся ловушкой для других, менее сильных духом. Их доброта - прекрасная возможность согрешить и остаться безнаказанным. Я вижу твои сомнения, однако, хочу уверить тебя, что тебе ничего не грозит - если ты не станешь мне лгать и утаивать от меня истину.

Тон Болемира сменился. Теперь это был уже не суровый инквизитор, это был ментор и отец, поучающий свое дитя.

Вид девушки будто бы что-то пробудил внутри гангстера.

За десятилетия управления огромной криминальной империей, где все жили во "волчьим законам" - которые он же и поставил во главу, где каждый старался ради себя, удерживаемый в общем русле только страхом, чувством вседозволенности и властью над простыми людьми, Алекс совершенно отвык от самопожертвований. Каждый из них представлял себя великим грабителем. Между ними сформировывались жалкие любовные парочки из проституток и воров - и каждая из них считала себя новыми Бонни и Клайдом. На самом деле великими и великолепными в его империи были всего несколько человек.

Нельзя было назвать мотивы девушки слишком благородными - она мстила и старалась, прежде всего, не для их победы, а для поражения Джо.
Но ни один из привычных Ф. "Бонни" и "Клайдов" никогда так не сделал. Они, все до единого, сейчас были просто жалкими червями в сравнении с Линдой - жертвой политики и чьего-то самолюбия. Это вызывало уважение.

И голос Джо..Странный голос. Если бы он не был таким самовлюбленным эгоистичным ублюдком, можно было бы даже подумать, что он..Но нет. У него нет чести. У него нет совести. У него нет никого, кроме клонов. Теперь нет - хотя всего несколько дней назад была Линда. Однако, президент должен уметь видеть разницу между "удерживать под замком" и "удерживать рядом". Джо не видел.

Разум был кристально чист - управление целым миром подлецов и шлюх закаляет ум - однако, в душе бурлила ярость. Не стоит больше жалеть свое механизированное тело.

Воспользовавшись тем, что внимание очередного клона экс-президента было направлено на Линду, Алекс пнул его по ноге - и этому пинку, его технике, мог бы позавидовать любой футболист.
Удар большеберцовой костью пришелся чуть ниже колена Джо, с задней стороны. Ф. вложил в этот удар всю силу, не заботясь о том, что его собственная нога может не выдержать нагрузки - оставалось надеяться, что таких дефектов в организме нет.

Сиире развернулся к падшему. В жилах у него сейчас текла чисто демоническая кровь, наполняющая его хаосом и яростью.
Присказка принадлежала одному из кланов Геенны - основному противнику клана самого Сиире.
Рывком он подскочил к падшему и схватил его за горло:
-Где ты это услышал, падший? - утробным голосом прорычал он в лицо Варфолоилу.

-Да, вижу. - задумчиво сказал магистр - Иди к ним. Это твоя битва и я ничем не могу помочь. Ты опытный джедай, Вандар. Однако, отрицание Кодекса и твои скитания сделали тебя уязвимым для Темной Стороны. Все, что мы видим - порождение твоего разума и памяти, стократ усиленные кем-то могущественным. Я предвижу нашу с ним встречу и опасаюсь ее. Единственное, что мы можем - как можно лучше подготовиться, победив внутри себя свои страхи и сомнения. Иди к своему учителю, Вандар и да пребудет с тобой Светлая Сторона Силы. А я буду ждать тут.

Гангстер стоял совсем близко от Аугусто.
-А ведь я же говорил, я предупреждал. Твои бездомные друзья, отребье, гордо зовущее себя партизанами, не научили тебя правилам хорошего тона, сынок? Я-то, может, тебя и не догоню - и то, лишь потому, что отвешу тебе хорошего пинка для скорости.

Не дожидаясь ответа, Алекс со всей силы ударил коммуниста. Подло. В висок.

Лирондир улыбнулся и наигранно-мистическим голосом сказал:
-Конечно! Мы от рождения умеем читать мысли и управлять разумом слабых волей. Стоит мне только провести у человека перед лицом рукой и сказать "Мы не те, кого вы ищете" - как он повторит мои слова и уйдет. На моей родине есть даже специальный орден, которые развивают в себе эти способности, а так же учатся владению специальными мечами.

- "Что ж, я же говорил - эти люди будут защищать своих и тех, кто внутри их круга. Если кто-то из них сунется в логово медведя и будет убит им - они во всем обвинят медведя - ведь он другой. Животное. Чужой им и лишний на их землях." - полуэльф улыбался своей правоте - "Они наставили себе рамок и напыщенно-пафосно обозвали их "кодексом чести" и якобы все ему следуют. А по сути, когда никто не видит, спокойно режут друг друга да вешают. Интриги строят. О да, интриги - их любимое занятие."

Кирон поднялся с пня. Кинжалы он уже держал в руках.

-"Я уйду." - громко обратился он к толпе - "И они, если захотят, последуют за мной. А если захотят - останутся. И я не советую вам причинять им зло - потому, что тогда я перережу горло каждому из здесь присутствующих. Бесчестно. Ночью, когда вы будете спать. Такая вот паскудная натура у нас, полуэльфов. И не дадут Боги вам приблизиться ко мне меньше, чем на сто футов, когда я буду уходить."

Лирондир развернулся и пошел прогулочным шагом вдоль рельс в сторону движения поезда. несмотря на видимую расслабленность, он был напряжен. Вслушивался в шум, был готов услышать свист стрелы, топот ног. Вор не знал, пошли ли за ним Матиас и Луиза - но по шагам мог определить - стоит только эти шаги услышать. В Полисах без хорошего слуха, зрения, реакции не прожить - поэтому они у Кирона должны были быть хорошими. И поэтому были таковыми.

К удивлению Баррета, Сиире не ответил. Казалось. он попросту затаился где-то в глубине сознания и придается воспоминания о древней битве, где его народ одержал позорное поражения из-за своей гордыни и хаотичности.
В такие моменты у человека возникало ощущение, будто демон вышел из комнаты - он не воспринимал окружающий мир, ничего не слышал и не говорил. Он будто находился в собственной камере для медитаций, огороженной от окружающего мира.
- Знаете, - заговорил Баррет, пользуясь "отсутствием" демона(Сиире почему-то не любил разговоры на такие темы), - раньше, до того, как я объединился с Сиире, я представлял демонов ужасно жестокими, кровожадными тварями, которые только и мечтают превратить Землю в Ад. Нет, в принципе, так и есть - но вот человечности в них больше, чем они выставляют напоказ. Было бы неплохо, если бы Натиэль рассказала нам о демонах - Сиире редко что-то говорит об этом..
Внезапно демон "вернулся".
- Хочешь узнать о моем народе? - мысли демона звучали с некоторой злобой - Зачем? Это не поможет тебе выжить. От ангелов тоже не спасет. Бессмысленная информация. Впрочем, быть может, ты просто хочешь найти способ разорвать наш договор..
- Договор? - удивился Баррет, - Я не заключал с тобой никаких договоров, демон.Ты просто оккупировал мое тело.
- А ты думал, что существуют какие-то расписки с подписью кровью? Покупка души - как в ваших глупых сказках? Бред. Демоны обманывают, лгут и делают все, чтобы достичь выгоды для себя.
На сей раз настала очередь Баррета молчать.
Со стороны он странно выглядел, наверное. молча стоял и менялся в лицах - с разъяренной мины человека на раздражение демона.

Полностью вытащив каталку, хирург долгое время просто смотрел на девушку. При жизни она была суетливой, энергичной - ни секунды не могла устоять на месте, хотела везде принять участие. Поэтому выбрала общую хирургию.
Сейчас она была спокойно - пожалуй, впервые за все годы, что Александр знал ее. Когда они были вместе, даже во сне она не выглядела спящей - она часто ворочалась, глаза ее метались из стороны в сторону под закрытыми веками - а сейчас на бледном лице наконец было ощущение умиротворенности.
И вот, на враче - хирургическая форма. В руках - скальпель. Разрез за разрезом - все как в учебнике по хирургии, все как на практических занятиях-вскрытиях. С точностью до миллиметра.

- Мастер Гаспар! Какая г'адостная встреча. - произнес Кирон так, что не было понятно - просто ли он поперхнулся или в словах был скрытый смысл - У вас есть для меня хорошие новости? Лично у меня для вас есть.

Болемир пожал плечами.
- Я не стану докладывать в Ватикан о случившемся здесь. Они пришлют еще одного Инквизитора, который ничего не обнаружит. Инквизицию мало кто любит - поэтому часто те, кого Папа Римский посылает в отдаленные районы до мест назначения не добираются. Кардиналы решат, что я пал жертвой разбойников и изрядно прочистят эту часть Польши от преступников. так что Елене ничто не угрожает. Что же до меня - я, пожалуй, отправлюсь в Пиренеи. В свое время я встретил там странную группу людей, практикующих магию. Не знаю, почему я тогда пощадил их - они несли то, что показалось мне тогда полным бредом. Добровольцы, взявшие на себя часть вашей, Купала, работы. - Нойманн говорил с неким умиротворением в голосе. - Думаю, я нашел себя.

-А, дьявол! - выкрикнул Болемир, не особо заботясь о богочестии, кидаясь вслед за Еленой, впрочем, пробежал не дальше Яна, осознав тщетность этой затеи.
Затем быстрым шагом подошел к колдуну. Инквизитор был страшен. Глаза пылали истинным огнем и разбрасывали искры, по телу время от времени пробегали отдельные всполохи. Подойдя к Яну, Болемир схватил его за грудки и заревел в лицо: Кто это был? Отвечай, паскуда! - затем, не дождавшись ответа, буквально швырнул мага в сторону, со злости спалив еще одно дерево, стал ходить кругами, уйдя в раздумья.

Остаток ночи Болемир не спал, но и не пытался найти того человека - просто сидел перед камином в гостиной Наславского, потягивая вино. Времени и вина было много и утром слуга, спустившийся дабы подготовить столовую к трапезе, обнаружил инквизитора в стельку пьяным. Впрочем, подойти к себе епископ слуге не дал, пригрозив тому сожжением и единственное - велел принести еще вина.

-Необычного? Нет-нет, своих девочек и мальчиков оставь другим посетителям. Мне вина принеси - но не церковного, а лучшего, что у тебя есть - и постарайся не опрокинуть туда стакан с водой, а то мне уже встречались такие неуклюжие корчмари - сейчас болтаются на эшафоте где-то под Прагой.
Себе тоже налей - так и быть, за мой счет. И составь мне компанию.

Войдя в дом, Инквизитор какое-то время критично его осматривал. При этом губы его едва шевелились, рука сжимала крест и, если бы кто-то стал вслушиваться в шепот Болемира, то он бы услышал следующее:
"Princeps gloriosissime coelestis militiae, sancte Michael Archangele, defende nos in proelio et colluctatione, quae nobis adversus principes et potestates, adversus mundi rectores tenebrarum harum, contra spiritualia nequitiae, in coelestibus. Veni in auxilium hominum, quos Deus creavit inexterminabiles, et ad imaginem similitudinis suae fecit, et a tyrannide diaboli emit pretio magno. Proeliare hodie cum beatorum Angelorum exercitu proelia Domini, sicut pugnasti contra ducem superbiae luciferum, et angelos ejus apostaticos: et non valuerunt, neque locus inventus est eorum amplius in coelo. Sed projectus est draco ille magnus, serpens antiquus, qui vocatur diabolus et satanas, qui seducit universum orbem; et projectus est in terram, et angeli ejus cum illo missi sunt."(молитва изгнания демона[экзорцизма]) - прочитав молитву, епископ стал внимательно смотреть на старика.

Болемир кивнул и отдал слуге плащ, после чего стал осматривать гобелены и оружие в комнате.
Коллекция понравилась Инквизитору - здесь были и палаши, и клейморы, стилеты и моргенштерны. Гобелены, впрочем, не произвели такого впечатления на него.
В ожидании пана Наславского, Болемир сел в кресло и приказал слуге подать чаю.