|
|
Итак, второй день, второй рассказ. Этот, слава владыкам ада, покороче.
Как всегда отмечу, что Магистра не читал и не буду. Пусть его Калавера читает, мне за это не платят.
Потому что сразу хочу сказать, что читать тяжело.
Монстр откидывает иномарку, ревет, за несколько секунд преодолен десяток метров, проскальзывание под ногами, ножом в правой руке бьет в бедро, призывник останавливается, ведет нож в сторону и вырывает оружие с кусками мяса, тварь приседает на одну из рук-кинжалов, нож глубоко входит сбоку под позвоночник, хватается двумя руками с ощутимым напряжением дробит надвое кость, заставляя демона завыть.
Это одно предложение. Одно предложение, Карл! Причем, заметь здесь "призывник останавливается, ведет нож в сторону", которое например резко контрастирует с тем, как описываются действия призывника большую часть времени: "Подтянуться за голову, совершить перекат по телу твари, упасть на асфальт". То есть, по действиям, временам и стилям описания тут идет дичайшее смешение. Возможно в этом была задумка автора - писать действия солдата в одном стиле, а демонов в другом, но пример выше показывает, что если задумка и была, она не воплощена правильно.
А на это еще и накладываются такие перлы, как приснопамятные "загнутые врага". Тут я больше виню принимающих сие творение - стоило посоветовать автору перечитать еще раз и не выкладывать до приведения текста в более живое состояние. Но мы имеем то, что имеем.
К чести рассказа, скажу, что когда я начал задаваться вопросом, какого фига солдат так бодро мочит демонов, автор выступил с экспозицией на эту тему. Своевременно, и не слишком рано. Хотя без экспозиции в целом не обошлось. Вообще, в плане экспозиции автор совершает распространенную ошибку, которую я сам делаю постоянно - начиная с экшена, чтобы завлечь читателя, он через пару абзацев переключается на описание, что и почему так.
Причем, первое же описание очень неудачно начинается с конструкции типа "Почему ... ? Хороший вопрос." Как будто вопросом задается сам читатель, но как мне кажется, это ненужная попытка общаться с читателем. Просто расскажи, если хочешь рассказать. Хотя, первая экспозиция вообще кажется несколько лишней, и говорит больше об авторе.
Перечень городов. Стандартные кино-места Америки, зачем-то Амстердам (при том, что это один из более мирных европейских вариантов) и аж 4 города России. С Омском конечно же. Знаю, что это мелочная придирка, но если мы хотим самые греховные города, этот список очень сильно далек от того, который мог бы претендовать на какую-то реальность. Ну и конечно же перекос в сторону той страны которая ближе, да.
Последнее, что я считаю лишним стилистически - слова песни. Они не делят повествование на какие-то реальные главы, и они не отражают поведение героя. По виду, они просто для красоты, и не в тему.
Сюжетно, автор выбрал дум-стайл, и даже сумел обосновать этот дум-стайл. Душу забирают на время службы, чтобы не досталась врагу. Это неплохо, это тема. С другой стороны, там есть упоминание, что ему помогают души погибших кадровиков, и тогда не понятно, как это работает. Он не носит с собой свою душу, но носит другие? Тогда, грохнув его, демоны получат неплохой куш. Но тем не менее, сама концепция неплоха, готова объяснить нам как он так бодро всех мочит, и даже объясняет общую его безэмоциональность. В целом, вполне неплохое допущение сеттинга.
К сожалению, эта безэмоциональность играет злую шутку в первой части рассказа, когда у нас есть только бой и ничего кроме. Это логично с точки зрения повествования, но из-за отсутствия нормальных переживаний у героя, мы не можем и сопереживать ему. А потом отсутствие эмоций играет злую шутку и во второй части, когда солдат внезапно остро реагирует на фамилию, помогает подметать, у него дрожат руки, он задается вопросом о том, надо ли испытывать эмоции, что уже является эмоциями. По-настоящему безэмоциональный военный, убедившись что девочка не демон, пошел бы дальше. Здесь вторая часть повествования подрывает первую, от чего возникает сильный диссонанс между ними. Полагаю, от этого же и сильное ощущение, что девочку всунули туда только для соответствия теме рассказа.
В целом - главный смак в мочилове, но его очень очень очень тяжело читать из-за выбранного стиля. Теме рассказ формально соответствует, но именно что только формально и не более.
|
Третий рассказ, вновь слишком большой.
В этот раз вместо критики Магистра буду видимо игнорировать критику ОХК.
Честно говоря, мне сложно что-то написать, потому что рассказ для меня вышел очень скучным. И в попытках ответить на вопрос, почему так, я склоняюсь к может быть двум или даже трем причинам.
Во-первых, я уверен, тут уже говорили, но написано все это какой-то единой экспозицией. Да что там, даже финальный экшен читается больше как продолжение экспозиции, отчасти уже просто по инерции, ибо после всех этих блоков текста, выстраивающего нам сцену, другого ты ничего не ожидаешь.
Во-вторых, тут не ощущается завязки и развязки. Понятно, что весь рассказ об одном боевом столкновении, но оно выглядит настолько рутинным, и завершается так же буднично, что я не чувствую, что произошло что-то важное.
В-третьих, главный герой здесь ощущается еще более безэмоциональным чем герой соседнего рассказа с демонами, в результате его переживаний нет ни в тонне экспозиции, ни в перестрелке.
То есть, рассказ очень и очень не цепляет.
Кроме того, все эти тонны экспозиции написаны местами странно. Для примеров:
повстанцы из десятка религиозных группировок — чувствовали себя здесь весьма уверенно
Зачем здесь дефис?
мечты об отдыхе в тени банановых пальм с чашкой крепкого кофе и сигарой в зубах: стоит оставить в прошлом
Тот же абзац, зачем там двоеточие?
у него тоже появились нехорошие предчувствия и он не, смыкая глаз, смотрел
Что это вообще такое?
Короче говоря, иногда глаз спотыкается об эти коряги, и ты выбиваешься из повествования, если это можно так назвать, еще больше.
Как мне кажется, вместо сухого описания ситуации, расстановок, размещения и прочего, стоило бы уделить текст чему-то более личному, душевному что ли. Если вспомнить какой-нибудь военный фильм, нас всегда знакомят с бойцами, мы видим какие-то их разговоры, незначительные события, и так проникаемся симпатией к персонажам. После чего, когда начинается экшен, мы можем переживать, не зная, кого убьют, а кого нет.
Здесь я не могу оценить внезапное высказывание ефрейтора Григория, так как о его характере и вообще существовании узнал вот только что, перед тем как его фраза стала важна для истории. И, сказав фразу, он тут же пропал, чтобы снова появиться для того чтобы ему оторвало голову. Но я не успеваю испытать какую-то симпатию к персонажу, и мне все равно, что с ним происходит. Как, впрочем, и с самим героем-рассказчиком.
В целом, здесь нету именно того что в военных произведениях должно цеплять даже тех, кто далек от военной темы.
Соответствие теме есть, больше про это также сказать нечего.
Ну и напоследок:
В тесте имеется завуалированный мат, не прикрытый тэгом, так что кто-то в итоге должен получить баллы.
|
Спасение рядового Сычика – Применим красноармейскую смекалку. Сбегаю в эскадрон, возьму топор и этот вопрос урегулирую. Вы пока достаньте длинную бельевую веревку, и птица будет вынута.
– А как это?
– А вы достаньте, а я вам покажу фокус.ссылкаПо ссылкам на ДМе, конечно, никто не переходит, но по этой я советую перейти, если кто-то не помнит видео, кадр из которого вставлен выше, и хочет найти ключик к этой шкатулочке. Если переходить всё-таки лениво, поясню: тут мем пересказан. Не дословно, но отсылка вполне очевидная. Ну смешно, да. Не то чтобы прямо животики надорвёшь, но забавно. История здесь — с обманкой. В начале рассказа Павлину отправляют искать домового, что сразу настраивает на какую-то славянскую мистику, а оказывается, что мистики никакой нет, а домовым называют просто сычика, засевшего в печи. Впрочем, как и в прошлогоднем «Долгом пути домой», автор здесь интригу не тянет до конца (хотя мог бы), а поясняет, что речь о птице, уже к середине рассказа. Можно было подольше тянуть, я думаю. Возможно, эта обманка у автора вовсе случайно получилась. Это, впрочем, не совсем и бытовуха. Это что-то на полпути от бытовухи к фэнтези: с одной стороны, домовой здесь — просто сычик, с другой — семья Павы поклоняется какому-то древнему огненному богу Яви и живёт поэтому в погорелом доме. Не уверен, что в погорелом пятистенке можно пережить русскую зиму, но Яви с ним. Куда любопытней вопрос, зачем здесь эти огнепоклонники, что они забыли в сеттинге русской деревни раннесоветского периода? Может быть, задумывался какой-то совдеповский Лавкрафт? Но и на Лавкрафта это непохоже. На Лавкрафта было бы похоже, если бы, скажем, красноармейский эскадрон вступил в молчаливую деревню с покосившимися тёмными избами, от которых веет неизъяснимым ужасом, — со стороны если бы показать этих огнепоклонников, вот был бы Лавкрафт. А тут вроде и ужасов нет никаких: ну залетел сычик в печку, ну достал его казак и все довольны. Странно, непонятно, к чему это всё было. Не сочетается мемасик про спасение рядового Барсика с Лавкрафтом, ну никак не сочетается. Но не могу не отметить — сеттинг выглядит любопытно. Есть проблемы и со стилем. Рассказ — про деревню начала двадцатого века, и некоторые словечки, обороты сеттингу не подходят: Сложив воедино компоненты коварного плана
рванула по снегу завершать операцию по поимке блудного домового,Я не к тому, что, раз пишешь о деревне, то должно быть «инда взопрели озимые» через строчку — тем более что и деревня у нас уже не патриархальная, а советская, куда умные городские слова активно проникали, но проникали они не так. Эта эстетика полуграмотости, манера говорить и писать человека, который не знает, что такое гидра, но активно использует выражение «гидра капитализма» — эта эстетика, например, хорошо показана у Платонова и Бабеля, они её ухватывали и видели в ней красоту: такую жуткую, сумасшедшую красоту. Не удержусь, процитирую из «Конармии», из, я считаю, гениальной главы «Жизнеописание Павличенки» ( ссылка): — Будет у нас тихо, благородно, — отвечает мне тут один человек, по выговору, замечаю, землемер, — будет у нас тихо, благородно, но ты, товарищ Павличенко, скакал, видать, издалека, грязь пересекает твой образ. Мы, земельная власть, ужасаемся такого образа, почему это такое?
— Потому это, — отвечаю, — земельная вы и холоднокровная власть, потому оно, что в образе моем щека одна пять годков горит, в окопе горит, при бабе горит, на последнем суде гореть будет. На последнем суде, — говорю и смотрю на Никитинского вроде как весело, а у него уже и глаз нету, только шары посреди лица стоят, как будто вкатили ему шары под лоб на позицию, и он хрустальными этими шарами мне примаргивает тоже вроде как весело, но очень ужасно. Образованные люди так не говорят, мы так не говорим, нам это кажется чудовищной почти что бессмыслицей, — а они на этой жуткой смеси простонародного и умного, с замысловатейшими конструкциями вроде «грязь пересекает твой образ» — так они говорили или уж по крайней мере писали, и это тоже красиво. В рассказе, впрочем, есть кое-что, что попадает в эту эстетику, что верно ухвачено: подала голос пятилетняя Нина, которая не так давно узнала о смерти как об идее — вот это хорошо, это Платоновым отдаёт. Какая-то странно сочетающаяся с общей отсталостью глубокомысленность рассуждений, как у человека, который, вчера выучившись грамоте, сегодня взял в избе-читальне Гегеля и сейчас пытается употреблять вычитанные слова. У Платонова вся проза такая — эстетика полуграмотности с привкусом безумия на фоне русского захолустья. Или вот: "Не бойся, это наш сын полка, кавалерии пес Туз Бубнов. Он лаптежников лаем пугает,"«Кавалерии пёс» — то, что надо, прямо из Бабеля, ну или из Гайдара. И кличка тоже в масть. Вдобавок, казаки бы и не одобрили жертвы: они наверняка были атеисты.Завершение отличное. Такое, с бесстрастной констатацией: сычикам своим молитесь там как хотите, а Красная армия никаких богов не знает и выступает дальше курсом к мировой революции. Тоже раннесоветской литературой сразу пахнуло (это комплимент). с великим скепсисом косился
добрых сорок минут фрустраций прошло.А вот это, может, в текущем варианте и не к месту смотрится, но смотрелось бы к месту, если бы эстетики полуграмотности было в тексте побольше. И я не к тому, что Бабеля или Платонова нужно было обязательно воспроизводить, копировать их, — но тогда уж умные слова употреблять вообще не стоило. Можно же заменить на нейтральные, «косился с великим сомнением», «сорок минут бесплодных попыток». А вот что откровенно нехорошо, так это то, что казаки попеременно называются то казаками, то солдатами. Он лаптежников лаем пугает," – пояснили ей казаки. Двое солдат спрыгнули с седел. В тот момент в дверь постучал солдат, обходивший село в поисках бензина. – Много ты понимаешь, ребенок? – Отмахнулся казак. – Солдат и убийца – это не одно и то же.— и ещё места есть. А ведь здесь у нас то ли Гражданская война, то ли ранний Советский Союз в какой-то альтернативной истории (раз там война идёт). А тогда слово «солдат» применялось только к врагам. У капиталистов и белогвардейцев солдаты, у нас бойцы-красноармейцы. Слово «солдат» восстановили в правах только после Великой Отечественной, даже позже слова «офицер». При проклятом царском режиме солдаты, конечно, были, но то солдаты, а это казаки. Можно, конечно, сказать, мол, чего ты придираешься, фэнтези же — вон там и Яви какой-то поклоняются. Фэнтези-то фэнтези, а впечатление портит, цельность образа разрушает. Не надо так. А вот ещё: но тот успокоил ее словами, что командир-политрук дядька добрыйКомандир — это командир, а политрук — это политический руководитель. Он отрядом не командует, а присматривает за бойцами и командиром, чтобы контры какой в отряде не было, политбеседы проводит, всё такое. Фактурное слово, сразу лезущее в голову, когда об этом времени думаешь, — но вот употреблять его стоило бы к месту. Ну и эскадрон — это у неказачьих кавалерийских частей. У казаков вместо него сотня. Правда, в советское время, конечно, по-разному могло быть: может, это просто красная кавалерия, в которой много казаков, — как Первая конная та же. Так что здесь не придираюсь. Ну и кое-что по частностям: Бесцветно-серое заметенное поле, над которым клубится снегопадНе уверен, что снегопад может клубиться. Позёмка могла бы клубиться, метель, вьюга — могли бы. А снегопад, что он делает? Ну, валит, наверное, сыплет. Снегопад — это тихий, влажный, густой снег: чему там клубиться-то? И, кстати, в начале рассказа у нас снегопад, а в середине тётя Тоня говорит, что на улице стоит мороз. Снегопадов в мороз не бывает, но мне тут говорят, что всё-таки бывает и такое. Ну, где как, видимо. Я никогда снегопада в мороз не видел, но если кто-то видел — поверим. Победным взором одарив равно сельских баб и боевых товарищей, он будто бы еще помялся недолго и скатился с крыши на задуТак помялся или не помялся? Зачем здесь «будто бы»? Девочка за свои восемь без году лет видела коней только на цветных картинках,Живёт в деревне и ни разу не видела коней? Не, не верю. Дело, конечно, во время войны (неясно, какой) происходит, и лошадей, наверное, на фронт мобилизовали — но не до единой же. Какие-то лошади должны были остаться, хотя бы у предсельсовета, у милиции, проезжие опять же. Здесь уже столпилось небольшое собрание скучающих казаков и усатого коневода, что по виду годился им в отцы.Странное разделение: казаки и усатый коневод. А казаки что ж, не усатые? Да как же казаку без усов-то? Бабы засмеют! В целом — очень любопытный сеттинг (это личные предпочтения, конечно), забавная отсылка на мем, немного непонятно, к чему вставленное язычество и небезупречный язык — с отдельными, однако, яркими проблесками. Могло быть лучше, могло быть хуже. А в завершение отзыва обзову-ка я Дракона земляным червяком — всё равно ж не прочитает :)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|