Возвращение. Шаг второй | ходы игроков | Пир на весь мир.

Гнев Валара обжег Ульриха словно неожиданный удар. Дернувшись, словно от отцовскй пощечины, рыцарь отступил в тень. Угрозы поединка и злость. Не такого ответа он ждал. Впрочем, это достойное обращение с убийцей.

- Пы-прости...те, В-валар. Больше я вас не побеспокою с леди. Пы-ы-рошу прощения.

Отступив к лестнице рыцарь двинулся в ночь. Он дурак и ничтожество, он делает все только хуже. Он понятия не имел, чем именно так оскорбил Наемника и его женщину, но что-то выяснять сил больше нет.

Не ко двору.

О боги, верните разум в эту славную голову. Такая большая, и столько мыслей дурных, а порой и их отсутсвие, как тогда, когда рыцарь не мог найти слов, чтобы сказать леди Мэль о своих чувствах. Что-то творилось в его голове, но что именно оставалось загадкой не только для ведьмака, но видимо и для того бога, которому поклонялся крестоносец. Возникало желание стукнуть по этой дурной голове в надежде, что хотябы это вернёт ей ясность ума и трезвость мысли.

Похоже Валериец совсем потерялся, раз не может донести до собеседника своих мыслей и дать понять простую истину, что не следует плохо отзываться о дорогом человеке. И не важно любимая это женщина или тот, кого считаешь другом. Ляпни кто-то что-то плохое про Ульриха, Валериец, наделенный взрывным Иркландским характером, поступил бы точно так же с обидчиком ибо нефига говорить гадости про близких.

Да, пожалуй стоило отвесить оплеуху, вот только обе руки были заняты, да и не то время, чтобы начинать потасовку среди своих.

Сжав челюсти, человек сделал несколько шагов, обогнал рыцаря и преградил ему дорогу.

- Не меня, Ульрих, а женщину. Полагаю, в отношении леди Мэль ты поступил бы так же. Я не хочу с тобой ссорится, но никому не позволю думать или отзываться о леди Гвидичи и о тебе не подобающим образом.

Помялся, глядя вокруг в поисках спасительной соломинки и тихо прошептал:
- Не торопись уходить, мне нужно тебе кое-что рассказать, но чуть позже, без людей лорда.
И уже громче, пытаясь его приободрить.
- Идём, рыцарь, кто-то же должен будет мешать, читая молитвы, пока я буду пытаться уснуть...
И Вал двинулся ему на встречу, намереваясь оттеснить его обратно, поскольку терять мечника, друга и компаньона, было крайне глупо. Вообще глупости было через край, и возможно виной всему была усталость, но нужно было её преодолеть. Всё нормализуется, нужно только перетерпеть и выстоять.

- Эй, в чем дело? - вспыхнула Феари и, схватив Ульриха за руку, притянула обратно

- Ульрих! Валар! Что вы как дети малые? Отложите свои обиды и эмоции на потом. Сейчас у нас есть дела поважнее вашего самолюбия и гордости. Нам следует отдать Мел ее морю и хорошенько выспаться. Поэтому направим наши стопы в таможню и будем молчать всю дорогу, коли говорить вы уже не в силах. Ну же, вперед. Не делайте то, о чем потом пожалеете. Ради Мельи мы обязаны сохранить единство.

Для нее было все просто. Мелья погибла. Погибла в бою и заслуживала достойных похорон. А у мужчин просто сдавали нервы.

«Слова что одуванчики, ранить не могут…»

...Откуда взялась эта поговорка Ульрих не знал – может, однажды эти слова сказала ему добрая нянька, когда в очередной раз отец задал ему трёпку. Или мальчишка придумал её сам, чтобы найти хоть какое-то утешение для себя, когда его снова и снова обвиняли в том что он выжил.

Слова что одуванчики, ранить не могут.

Ты произносишь эту заветную фразу про себя, когда тебя зовут тупоголовым уёбком, когда называют тварью, ошибкой и ничтожеством. Ты говоришь себе: «это только слова».
Опасны отцовские кулаки. Опасны шутки Андреаса. Опасны удары мечом.

А слова, что они такое? Просто пышные одуванчики – пушистые как котята и такие же безобидные. Что на них обижаться? Они ведь не могут причинить боль...

Но это не правда. Слова что градины. Слова - это смертельно острые, крепко заточенные стрелы. Когда не ждешь их – злых, ранящих, беспощадных – слова вонзаются в самое нутро. Чужие слова могут ранить сильнее чем удар меча - мечу никогда не удастся поранить душу, а злые слова застывают рубцами на сердце, оставляя мучительную гнойную рану. И ты больше не можешь их забыть. Никогда не можешь.
...Что толку пытаться утешить одного измученного, уставшего Наёмника, если он видит в тебе лишь злое, испорченное существо? Если в каждой твоей фразе он хочет слышать яд. Это как с отцом – отец всегда хотел видеть дурака на месте младшего сына. А если сын был несогласен с мнением отца все решалось просто: Крепкая зуботычина, разбитые зубы – Молчи Улле, я всё знаю сам! Не пытайся оправдываться, не пытайся сказать мне хоть слово поперек. Проклятый заика. Заткнись, или я заставлю тебя заткнуться…

Рыцарь поглядел в глаза Валару. Прямо. Тоскливо. Потер покрытый синяками лоб, заставляя себя говорить правильно. Мучаясь. Выплевывая из себя звуки. С кровью. С хрипом. Потому что голова болела и ему было мучительно трудно объяснять своим мысли как следует.

- Х-хочешь п-поединка – я н-не стану защищаться. Бей. Мне п-пы-ылевать. Святое Небо мне Свидетель! Я н-не о-оскорбляю женщин. К-кы-конечно. Я д-дурак и м-меня нужно было о-оставить на м-морозе еще в детстве, н-но я н-никогда н-не стал бы о-оскорблять леди Феари. Н-ни ее. Ни любую ды-ыругую женщину.

Серые глаза сверкнули холодом. Синяков и ссадин на лице Ульриха было больше чем здоровой кожи, но он все равно заставил себя растянуть губы в дурацкой, вымученной улыбке.

- Дурак фон Бранден ходит по барделям. Жалок и гы-ылуп. Шлюхи. Вино. Все м-мои мысли о шлюхах и вине, о чем еще я м-могу думать? О своем члене, о том к-как п-пе-е-ереспать с ч-чужой женой и о том чтобы н-на-ажраться как следует. Так создан, ты-таким и помру. Но я н-не оскорбляю дам. Н-не веришь мне, спроси у ты-ырактирщиков. Я н-не бью женщин, н-не говорю о них гы-ыдости и не стал бы оскорблять леди Феари, к-когда М-мэлья м-мертва а ты едва дышишь. Я кы-кретин, но не настолько. Теперь дай пы-ыройти. Я д-дылжен п-потрахаться, н-напиться к-как свинья и провести ночь в гулянках. Сделать всё, что д-делают т-такие как я п-подобных случаях...

Вздохнув, рыцарь поглядел в ночь. Привалился спиной к стене вцепившись в Годельшедельваргхен. Горько было даже думать о корчмажках, горько было жить. Он не мог уйти. Он же обещал. Говорил. Дал слово.
"Я не уйду".
Ульрих не ушел, хотя очень сильно сейчас хотелось уйти и растровиться призраком в ночи. Исчезнуть и более не появляться.

- Я не уйду. Я о-обещал. К-кы-когда-нибудь...ты п-по-о-ймешь, Валар...Я д-дурак. Но я не стал бы о-оскорблять леди Феари. Н-никогда.

Чуть повернувшись, Валериец посмотрел на Шрагу. И хотя в его словах была доля логики, но вот доверия не прибавилось. В прочем, озвучивать свои опасения человек не спешил.
С задумчивым видом, он скользил глазами по собравшимся, пока не остановился на лорде Натцере.

- Простите милорд, последние несколько дней выдались достаточно сложными. Мы потеряли многих людей, а события вымотали уцелевших. Мы благодарны за ваше предложение и не хотели бы оскорбить вас отказом, но обычаи требуют проводить павших товарищей прежде, чем мы сами сможем воспользоваться вашим гостеприимством и отдохнуть. А судя по словам мейстера, вам и вашим людям, так же есть чем заняться. Сейчас не самый удачный момент для серьёзных разговоров. Осмелюсь напомнить про предстоящий турнир. Грядёт ещё один сложный день, для всех нас...

Валериец попытался учтиво поклониться, насколько это позволяла ему ситуация, но из-за тела лежащего на руках, вышел лишь учтивый кивок.

Вернувшись взглядом к Ульриху и утвердительно покачав головой, Валериец продолжил.
- Нам всем нужен отдых, но бой не закончен и война не проиграна, пока жив хотя бы один боец, способный держать оружие. А мы способны и на большее. Нужно пережить и осмыслить произошедшее. Мы встретимся с вами и обсудим интересующие всех вопросы. В ближайшие дни, не будем затягивать...

Отступив на шаг, Вал убрался с пути рыцаря оставляя ему место для маневра и став чуть ближе к Феари, закончил:
- Пора.

- Я не думаю, что у нас есть дни, - сказал Шрага, покосившись на Айронсайда. - В лучшем случае часы. Я хранил здесь некий артефакт, без которого натхо не способны размножаться. Прошлой ночью кто-то выкрал у меня его, когда вы, сэр Ульрих, сражались с лордом Нетцером. Я думал, это были они. Но нападения сегодняшней ночью заставили меня думать иначе. В дело вмешалась какая-то третья сторона. Если натхо пронюхали о ней, ей тоже не сдобровать, но по мне, так хрен с ней. Проблема в том, что артефакт не должен попасть им в лапы.

- Сэр Айронсайд, у вас здесь есть ды-домашняя ч-ча-асовня?

Ульриху не нравилась идея оставлять этот дом без защиты прямо сейчас, когда неясное зло клубилось над головой Айронсайда. Идти в Таможню это правильно, но с другой стороны, в особняке сэра Робина происходят довольно мрачные события.
Неправильно оставлять лорда Айронсайда наедине с его демонами. Недавно фон Бранден надеялся убить этого заносчивого гордеца красным Годельшедельваргхеном, надеялся отомстить за все унижения, размазать Нетцера в грязь. Бить, пока рука не устанет. Но теперь…Когда Нетцер оказался в столь бедственном положении, когда, казалось бы фон Бранден должен жаждать праведной мести и огня, в душе все омертвело.
Хватит и того горя что уже случилось.

Повернулся к Феари объясняя свою веру. Говорить было трудно, но женщина должна была принять мировоззрение фон Брандена. Оно не оскорбительно. Это всего-навсего точка зрения Ульриха фон Брандена, его стержень и его душа. И он никогда не откажется от своей веры.

- Леди В-валькирия, я н-не принимаю зелья и н-не лечусь в-волшебством. Т-та-аковы м-мои клятвы и м-моя вера. Г-господь со мной! И я пройду столько, сколько Господь потребует от м-меня. Но я н-не буду лечиться средствами Т-таможни, гы-грязной магией и прочими н-непонятными мне силами. Я п-поклялся не использовать волшебства, и я н-не буду его использовать. Я ры-ыцарь Святого К-кы-креста и воин своей Церкви! Это н-не мало. Я н-не стану и-использовать м-магию чтобы в-восстановить силы, М-мэлья об этом знала...Н-не волнуйтесь. Я е-еще не к-кончился, я фон Бранден и э-это и-имеет значение. М-мои руки еще могут держать меч…И без зелий. И! О-особенно если удастся н-немного передохнуть.

Помолчал, собираясь с силами. Почесал шрам на переносице, затем продолжил:

- Люди лорда А-айросайда м-могут о-отправить г-гонца на Таможню. Для птички М-мэльи время не имеет за-значения…но для живых оно всё еще ценно. - Дернув уголком губы, мужчина поглядел на Валара. – Мы м-можем п-положить Мэлью в ч-ча-асовне и остаться в этом д-доме н-на отдых. Читать м-молитвы. Спать. И когда сюда явится зло – м-мы будем здесь. В э-этом доме пы-происходит что-то мерзкое - и м-мы сможет это выяснить. П-пы-понять. Кы-кто наш враг.

Если бы мог, Вал бы определенно улыбнулся. И вовсе не по тому, что ему было весело, а по тому, насколько напряжены были его нервы и иного способа скрыть это, кроме как за привычной улыбкой, у него не было.
Пришлось ограничится долгим взглядом, устремлённым к лорду. Он, после беседы с человеком, должен был понять, кто повинен в исчезновении артефакта, особенно после "признания" ведьмака.
А поскольку его бывший владелец не знал куда пропал артефакт, то и натхо, потребуется время, чтобы узнать, куда же он исчез. А все нити вели к Валерийцу. Вот только...

- Если таково твоё пожелание, Ульрих, пусть так и будет. Я приму любое решение, которые вы с миледи примете. О своих людях я в любом случае позабочусь и не оставлю их.

Валериец повернулся к Феари, ожидая её слово.

Айронсайд ответил, что, разумеется, да у него есть домашняя часовня. Конечно. И что тело леди Мельи можно положить там и выставить охрану, а также что можно послать конного гонца на Таможню хоть сейчас, вот только к кому тот должен обратиться на месте?

- Сэр, - осторожно сказал Шрага, - я прошу прощения, если мое предложение покажется вам э... совершенно бестактным, однако же ... самое разумное положить тело леди Мельи в клетку, в которой э ... она была тут, пока находилась у нас в плену. Дело в том, что клетка эта сделана особым образом и натхо не могут прикоснуться к прутьям, это причиняет им совершенно безумную боль. Поэтому именно там она будет в максимальной безопасности если они вторгнутся снова.

Феари была не прочь заночевать даже в часовне Айронсайда. С такими успехами в самочувствии и моральном упадке они до таможни могут и не дотянуть.

- Хорошо, давайте остановимся у сэра Айронсайда. В конце концов, я думаю, мы оказали ему услугу, поймав ту тварь и имеем право воспользоваться его предложением.

Выслушав пылкую речь Ульриха о клятве Господу, Феари едва сдержала усмешку. Где же был твой Господь, когда над тобой так измывались в детстве? Но спорить не стала. К чему? Если Мелья не смогла одолеть этого упрямца, Феари даже не станет пытаться. Пока не станет. Поэтому она покорно кивнула и отвела глаза.

Заслышав предложение Шраги о клетке, однако, сдержать своей пылкости юная дева не смогла. Это было слишком - возвращать сестру туда, откуда она до конца жизни хотела бежать.
- Мелью в клетку? Д-да вы понимаете о чем говорите? С чего вы взяли, что Натхо вообще есть до нее дело? А в особенности до ее трупа. Не думаю, что убийство было преднамеренным. Скорей всего, она просто попалась ему по пути, когда пыталась сбежать из этой чертовой клетки! Поэтому не нужно пытаться поместить посмертно освобожденную узницу туда, где ей не место. Я требую достойного места ее телу на время нашей стоянки. Иначе, мы просто разворачиваемся и уходим, оставляя вас с тем, что вы так жаждете встретить.

Сама не знала, отчего так вспылила. Мелье, по сути, уже было все равно. Не все равно было ее сестре, все еще живой, отчаянно не желавшей принимать то, что Мель уже не тело, и никакая клеть не способна отныне удержать ее дух.

- В-ваша безопасность не слишком-то пы-п-помогла, верно Шы-ырага? – невесело констатировал Ульрих. – В-воду в решете н-не удержишь, и н-нет смысла и-издеваться н-над телом беглянки. Если бы вы не посадили М-мэлью в кы-клетку – она бы н-не стала оттуда у-убегать. Но…Сделанного не воротишь…теперь у-уже слишком поздно для о-обвинений.

Вздохнув, рыцарь прикусил губу. Он понимал чувства Феари – все эти если бы, сводили сума.
…Если бы Мэлью не посадили в клетку. Если бы они успели раньше. Если бы Ульрих не был таким законченным идиотом…Если бы. Если бы. Проклятые, ненавистные если бы!
Безумно хотелось выпить чего-нибудь погорячее. Залить мучительный лед огненной водой, окунуться в спасительный хмельной жар - однако лорд Айронсайд не торопился распорядиться о выпивке, а значит оставалось только ждать.

- П-позвольте положить погибшую в ч-ча-асовню…м-место это почетное и единственно б-безопасное д-дыля тела и души. М-мы же станем н-находиться рядом. Отыщем способ к-как защитить этот дом! Леди М-мэль и самих себя. Е-если в-ваши н-натхо н-настолько о-опасные к-как вы говорите, за-значит п-прятаться в м-мышиной н-норе смысла нет. М-может мышка и верит б-будто нора станет ей спасением, но все м-мы знаем…у-умный к-кот всегда н-найдёт свою д-добычу. М-мечу я доверяю больше, чем всем в-волшебным клеткам вместе взятым. Но…Все м-мы устали. Время идет. Г-говоря по сердцу, б-было бы славно, если бы р-решение было принято п-пы-а-скорее

- Конечно, - Шрага спорить не стал, видимо, сам убедившись, что сказал глупость. Какой смысл натхо охотиться на труп Мельи.

Айронсайд велел провести их в часовню, сказав, что прийдет через несколько минут, когда полностью убедится, что непрошеные гости покинули его дом и поймет, сколько человек он недосчитался из своей челяди. Шрага ушел с ним.

Кто-то из слуг отвел их в небольшую часовню на втором этаже возле спальни Айронсайда. Это помещение напоминало христианские часовни, но какими-то мелкими деталями отличалось, гости Айронсайда вспомнили, что тут в ходу культ Спасителя, очевидно, вполне похожий на христианство, хотя изображений распятого Иисуса нигде не было видно и ничего похожего на них тоже.

Внесли кушетку, на нее положили тело Мельи, накрытое покрывалом. Принесли стулья, вино, воду и хлеб. Спросили, не хотят ли благородные господа есть или пить. Видимо, принимать пищу в часовне тут не возбранялось.

Человек недоверчиво глядел на людей Айронсайда и не торопился отдавать тело погибшей чужакам. Вот только больше передать его было некому. Леди Феари и Ульрих, который испытывал проблемы с ногой, были не самыми лучшими кандидатами, чтобы доставить леди Мэль на верхние этажи.
Поколебавшись, Валериец всё же расстался с ношей, рассудив, что два мужика тело не уронят, а если что дурное задумают, то меч Ульриха им будет хорошим назиданием и острогой чтобы не проявлять глупости.

И хотя люди лорда вели куда-то внутрь дома, Вал следовал за ними до кухни, пропустил вперёд, а сам остался. Не знал он ни молитв, ни причитаний. Своих людей хоронил быстро и без лишних эмоций, ведь на месте покойника в любой момент мог оказаться кто-то из них, даже он сам. Сейчас же была несколько иная ситуация и Валериец решил не мешать, дать возможность Феари и Ульриху проститься так, как они считают нужным. Да и были ещё незаконченные дела во дворе.

Покопавшись в кухонной утвари, человек выбрал один из разделочных ножей, деревянную ложку и пару более-менее чистых полотенец. Не смотря на усталость и немеющие руки, он всё же вернуться во двор, где уже во всю полыхал костёр. Присел рядом.
Протянув холодные пальцы, буквально коснулся огня, но не почувствовал ничего. Лишь спустя некоторое время, разминая ладони, он ощутил как к ним возвращается чувствительность.
Попытался снять оборванную куртку, но она прикипела к спине из-за запекшейся крови. Кровью было перемазано всё тело, своей и чужой, да так, что даже отличить где-чья, было невозможно.
Зажав рукоять деревянной ложки зубами, Вал убрал нож с углей и рванул прикипевшую одежду. Ложка захрустела, а кровь вновь потекла через множество мелких ранок на спине.
Заведя нож за спину, человек пытался выковырять застрявшие осколки.

На вкус Ульриха часовня была немного легкомысленной – местному помещению не хватало грубой монументальности.
Рыцарю припомнилась его родная детская комната – сводчатые пололки, оскаленные гаргульи, вязь черепов и заботливо отрисованная фреска напротив тяжелой кровати: «Чадо, всегда помни о смерти. Детские души тоже попадают в ад». Зубастый скелет с песочными часами, коса, языки пламени и маленькие фигурки корчащихся в пекле грешников, которых сама Смерть бросает в геенну огненную.
В Гемландии, в личных покоях и часовнях всегда размещались картины адских мук. Еще гемлы уважали надписи – философские мудрые наставления, которые должны были напоминать о бренности жизни. Под надписями, для неграмотных людей размещали картинки или барельефы.
Ульрих плохо читал, но все эти мудрые предупреждения помнил на память.

…В пиршественном зале Фон Бранденов над камином находилась философская фреска: «Тот кто предается легкомысленному веселью, падает на жаркие сковороды». В часовне фон Бранденов центральное место занимала постоянно подновляющаяся фреска детально изображающая загробные муки – злорадно ухмыляющиеся черти жарили грешников на сковордках, варили в котлах, колесовали и отрубали руки. «Нерадение – грех!»
Гемландцы не сильно любили изображать миролюбивые сцены. Особую любовь мастера этой северной страны питали ко всевозможным сценам насилия и картинам грядущего Судного Дня.
Ульрих не знал отчего так повелось, но так вот оно все и было.
Местная часовня была на взгляд рыцаря слишком простой, маленькой и лишенной грубой мощи.

Они поднялись в часовню. Здесь же и уложили птичку Мэлью со всеми почестями и осторожностями. Сейчас можно было наконец отдохнуть и прочитать положенные молитвы, но Валар остался где-то внизу, а значит время для отдыха так и не пришло.
Вздохнув. Рыцарь поцеловал руку Мэльи, прикоснулся к холодной коже своим горячим, болезненным лбом пытаясь объяснить погибшей всю силу своего горя, а затем направился вниз.
Он не мог позволить себе чтобы кто-то еще погиб в одиночестве.
Или умирать всем, или никому!
Для доброй девочки Ши Со Ли время более не имеет значения, а живые все еще принадлежат этому проклятому, скверному зверю.

- Это ча-асовня. В м-моих кы-ы-раях это тяжкий гы-ырех…п-принимать пищу в доме Господнем. Я н-не могу здесь есть и пить. Это н-неуважение к Святому Духу. П-пы-ыренисите выпивку во двор. Т-там и отдохнём. И будем рядом, если что-то случится. М-мэлья…п-пусть спит. Д-девочка…
И поза-заботьтесь об Уго и к-конях. Они з-за воротами…

Ульрих ушел не оглядываясь.
Вниз. Вниз. Волоча за собой подбитую ногу, цепляясь за стены, за выпуклый шершавый камень.
Как презренный калека.
Рыцарь хотел встать в тени, чтобы не нарушать покой Наёмника. Не ладилось у них что-то. И обвинения Валара, непонятные, неожиданные, неприятно жгли душу напоминая об отце и брате.

Впрочем, долго смотреть на мучения Валара сил не было.

- П-пымочь, к-кы-ы-амрад? О-одному-то н-несподручно спину к-кы-ыворять…

Они направились в часовню в полном молчании. Феари размышляла о том, как странно все получается: сначала все ненавидят Айронсайда, выслеживают его, хотят уничтожить, а потом вдруг принимают его предложение остаться на ночь и это не взирая на то, что их подруга была убита в его же доме. Что-то тут не сходилось. Где-то была ошибка, или ей так казалось. Одно она знала точно - сейчас они поступают правильно. Как ни пытались ее настроить против Айронсайда, она не считала его последним мерзавцем. В этом странном сильном мужчине, на которого свалились все несчастья, чувствовался стержень, обглоданный всеми ветрами, изъеденный всеми правдами и неправдами, но прямой и упрямый. Впрочем, то же самое она могла сказать и об Ульрихе, и о Валаре. Все они, так или иначе, были мучениками.

В часовне было слишком тихо. Феари не привыкла к такой священной тишине. Ей сразу вспомнилась заброшенная часовня в поле за лесом. Найдена она была случайно и когда о ней узнали родители, то сразу отправились вместе с маленькой Феари прямиком туда. Там было также тихо и спокойно. Феари помнила те священные мгновения. Тогда она почувствовала всем своим существом, что есть что-то выше всего, что она знает. Есть такая сила, которая всех светлей. Она молчит и светится.

Примерно то же почувствовала она и в часовне Айронсайда. Священный трепет перед неведанным и непознанным. Она думала, что тогда это было лишь детской впечатлительностью, но волею судеб снова встретилась с этим чувством и прониклась им. Время тут текло незаметно и Феари не помнила, сколько они пробыли там, и, когда вслед за вышедшим Ульрихом показалась Феари, она была тиха и смиренна. Завидев Валара за этим ужасным занятием, она попросила помочь ему, и они с Ульрихом принялись аккуратно вытаскивать осколки. Затем Феари достала средство для обеззараживания и принялась обрабатывать раны, мысленно жалея израненного ведьмака. Закончив с этим нехитрым делом, попросила его выпить антибиотики, а затем тихо и осторожно попросила его позволить ей воспользоваться аптечкой, чтобы проверить его состояние. Надежда на то, что он окажется сговорчивей Ульриха, была мала, и все же..

Тиха и прекрасна была эта проклятая земля в пред рассветный час и только потрескивание углей костра, да смрад палёной плоти, напоминали о том жутком месте в котором оказался человек.

Стистнув зубы, он медленно пытался завести руку за спину, правда сделать это было не просто. Один или несколько осколков застряли где-то в районе лопатки и не позволяли отвести руку достаточно, чтобы дотянуться до них. Те же, до которых удалось добраться, Валериец выковыривал пальцами, а вот дальше... В слепую, с остро отточенным разделочным ножом, ковыряться в собственной плоти было очень больно. Нож то и дело соскальзывал в сторону, прорезая в краях и расширяя ранки. После первого же извлеченного таким образом осколка, человеку потребовалось очень много времени, что-бы отдышаться и не потряться среди болевых ощущений. Даже голос рыцаря, звучавший где-то рядом, казался отголоском жуткого гула, что звучал сейчас в голове.

Валериец постарался выпрямить спину.
- Пожалуй...
Из разжатой челюсти выпала деревянная ложка и упала на колени ведьмаку.
- Не могу дотянуться до правой лопатки, сильно мешает...
Попытавшись перебросить нож на ладони, человек едва не полоснул себя по пальцам, поскольку тремор нарушал координацию движений. Только и успел отдёрнуть руку, роняя нож рядом с ложкой.
"Дурной знак..." Подумал мужчина, поднимая упавший нож за лезвие и протягивая его рукоятью вперёд Ульриху.

- Не помешала бы мазь из выпаренной коровьей или лошадиной мочи, свинного сала, смолы и лесных трав...
Подтянув колени к груди, Вал обхватил ноги руками и хмыкнул.
- Пахнет эта дрянь ещё хуже чем звучит... зато помогает...

Обмякнув, человек облокотился грудью на собственные колени, попытался расслабиться и не думать о том, что происходит за спиной. А происходило мное, что заставляло напрягаться тело и мышцы, вздрагивать и кривится от неприятных ощущений. Можно было вновь воспользоваться ложкой, но пока момент был подходящий, Валериец решил успеть рассказать о важном своим спутникам. Закрыв глаза, Вал несколько раз выдохнул собираясь с силами.
- Стрела... девушка в лесу... Мартин... ты должен помнить, Ульрих. Они исчезли без следа... искали, не нашли... тварь... сегодня...болт похожий... одного металла... клетка... узнать кто мастер... для кого делал... почему тварь не может пройти... лорд знает, что... я взял перевязь... на меня нити выведут... как размножаются... как черви... из части вырастает целое... гнездо найти и уничтожить... запечатать... металл...
Рассказ был сбивчивый и постоянно прерывался короткими вдохами, пока Ульрих с Феари выковыривали острые осколки.

- Не верьте никому... кто-то предатель. На... натхо не чувствуют артефакт иначе бы не полезли снова... не нашли... вернутся снова... будут искать того, кто знает... где... оставить селеды... искать по следу... всем разная информация... смотреть где проявят себя твари...
Зашипев, Вал подался вперёд, когда из под лопатки потащили длинный и плоский осколок.

На миг Валерийцу показалось, что мир вокруг исчез, но он появился вновь через несколько ударов сердца. Вернулся из небытия вместе с болью, треском костра и запахом палёной плоти.

- Ворд но мор... миледи... всё, что захочещь и как захочешь... Я в твоей власти...
Подобрав с травы ручники, Валериец чуть повернулся и протянул их спутникам.
- Dum spiro spero...*

Феари тщетно пыталась понять о чем говорит Валар, пока обрабатывала раны, в то время как Ульрих бесстрашно вытаскивал осколки. Вопреки неподходящему моменту ее терзало желание погладить его, по шее, по голове, поцеловать в плечо. Но она снова и снова обрабатывала раны, стараясь как можно нежнее касаться его. Чтобы хоть как-то донести до него свои желания. Только ему было сейчас не до романтики. Он едва держался, чтобы не рухнуть оземь от боли и усталости.

Все, о чем он говорил, краем касалось Айронсайда и напрямую натхо. А может она опять все напутала. Всегда любила четкие команды и старалась избегать тайн. Дворцовые интриги были не ее коньком. Мелья с этим справлялась куда лучше. В любом случае, она целиком полагалась на догадливость и осведомленность Ульриха. К тому же скоро она подлатает Валара и, быть может, у него будут силы ей все рассказать. А у нее будет возможность его выслушать. А может не только.

В одном она была чертовски ему благодарна. В позволении помочь ему. Никогда не думала, что кто-то может отказываться от помощи после битвы. Ульрих был первым случаем, и здорово сбил ее с толку. Теперь приходилось просить оказать помощь, а не наоборот. Рано или поздно, но Ульрих одумается. Она хотела в это верить также как и в то, что однажды все беды закончатся и она сможет спокойно уснуть, не думая ни о чем, в крепких объятиях.

- Спасибо, - нежно шепнула она ему и достала аптечку. Теперь та должна была провести диагностику и .. дальше Феари едва могла догадываться о ее функциях.

Ульрих, как чистоплотный человек своего времени, знал, что лезть грязными пальцами в открытую рану не слишком хорошо. Потому рыцарь слегка поплевал на ладони и тщательно вытерся о свою дорогую тунику, чтобы стереть грязь с пальцев.
Доставал осколки рыцарь вполне уверенно, стараясь не доставлять Валару лишних мучений. Вид кровавых ран, фон Брандена не пугал, - орудуя ножом и собственными пальцами, мужчина довольно успешно справился с большей частью осколков.

- М-мартину пы-помню. Мы к-кы-ыривой нож потом в сторожке нашли…Интересный кы-ылинок! Я его себе взял…он еще кы-как будто о-обладателю н-несчастья пы-ыриносит…

Ульрих разговаривал не из-за своей догадливости, он пока что мало понимал из озвученного Валаром – просто бойца, чья спина нынче представляла собой одну кровавую рану, нужно было чем-то отвлечь. Последний кусок стекла попался особенно вредный – никак не желал выйти на свет, пошевеливаясь с противным чаканьем где-то в алой мокрети свежего мяса.
Наверное, Валару было чертовски больно в этот момент, но он молодец – терпел как мог! Скрипел зубами и вздрагивал в особенно «приятные» моменты, когда острый нож впивался в красную плоть. Ульрих знал пару героических юнцов, которые рыдали в три ручья от первой же полученной в бою царапины…

Выдохнув, рыцарь смахнул челку со лба, откидывая свою лезущую на глаза косу назад.
Осталось домучить последний, самый болезненный осколок. Наёмник был едва жив и рыцарь чувствовал, что нужно поторапливаться…

- Сы-ылушай Валар. К-как на грех вспомнилось. У-ужасно смешная история, твою м-мать! М-мэлья простит – она хохотушка...раньше г-гемлы на тризне смеялись, чтобы д-душе легче было рай найти...Вот у Андреаса же шутка была, к-когда я еще мелким был, хы-хыватать меня сзади со спины и душить за-значит, чтобы силу пы-показать. Ну п-пару раз-то получилось, я ты-тогда еще м-мелким скворцом был…болел. У-уже чернело все перед глазами, а он все руки не убирал. Ждал, п-пока я уже обмякать не начну. А п-потом, значит, он дурак м-меня за шею схватил, когда мы в-возле лестницы были. Ну я взял, да н-назад со всей дури и бросился чтобы его о-отучить от этих игр. С-со всей дури спиной вниз. Д-да вместе с А-андреасом! М-мы, м-мать его так, хрен знает сколько ступенек кы-кувырком и пролетели. Хы-ыватаясь друг за друга. Вниз и вниз! Ч-через все ступеньки....а их м-много, безумно много! А потом за-значит лежу я н-на полу и ржу. У Андреаса п-полный рот кы-ырови, орёт дурниной...я б-бошкой к-как следует ударился. Н-ничего сказать не могу, руки свои не чувствую, ноги не чувствую, п-перед гы-ылазами пятна черные носятся, лежу и ржу к-как ненормальный. В-вот такая шутка. Бы-брат-то меня тогда и стал бы-бояться. П-потом, к-как-то раз сказал мне, что я с-совсем больной п-придурок…Ха! Гы-готово, Валар.

Ульрих вытянул последний кусок стекла, передавая Наёмника в заботливые руки Феари - женщины они во все времена рыцарям раны промывают и суровым мужикам от этого в сто раз приятнее, когда кто-то добрый и красивый вроде Феари, бинтует жуткие порезы, мягкими пальцами убаюкивая лютую боль.
Леди Вальикирия она тоже молодец – тяжело это смотреть, когда спину любимого ковыряют! Пусть Валар и дальше продолжает упрямиться, отказываясь верить будто эта женщина может его любить как равного, но фон Бранден все по глазам видел – чувствовал боль женщины, когда она прикасалась к плечам Наёмника. Ощущал, как вздрагивает красавица всем телом, остро переживая чужие муки...

- Д-добро, В-валар! Н-никому н-не доверять, н-никому не верить. М-монстры м-могут еще раз прийти. Хы-хорошо. – Рыцарь щедро приложился к кувшину с вином, который забрал из часовни. – П-понимаю…п-пить н-не буду…т-только чтобы с-сума не сойти. Чтобы П-память почтить. Леди М-мэль…И ты выпей!

Протянул кувшин Человеку.

- К-когда боли м-много, в душе что-то ломается…кы-крепкие м-мужики у-умирают от этого, т-там что-то внутри рвется. Я в-видел. К-когда одному бойцу н-ногу оторвало, он в одну секунду умер. Сначала кричал, а потом всё. Выпей. Э-это н-не для пьянства. Чтобы жить!

Подошёл Шрага. С минуту смотрел как спину Валора.
- Разрешите, я помогу. Каждый должен заниматься своии делом, верно? Сэр Ульрих, к сожалению, имел несчастье убедиться в том, что я умею врачевать раны.

Потом он увидел в руках Феари аптечку и добавил :
- Хотя после того, как мы вытащим осколки, лучше этой штуки ничего быть не может.

Одеяние Шрага было темным, как ночь без Луны, но это не говорило ничего о цвете его души.

- Возможно, удобнее будет пройти в дом. Запах...- он впервые поморщился. - К тому же внутри больше света. А люди лорда проследят, чтобы эта тварь сгорела без остатка.

Феари неодобрительно покосилась на кувшин с вином, из которого отпил Ульрих. И о каком недоверии и осторожности могла идти речь, когда ты пьешь вино того, кому не можешь доверять? Впрочем это их дело, пить или не пить. От предложения пройти в дом пока отказалась. Решила сперва подлатать Валара, а уже потом принимать решения. Как ни отказывались глаза верить в происходящее, а все же раны Валара стремительно зарастали. На лице проступил здоровый румянец, дыхание выровнялось, глаза просветлели, а усталость, должно быть, как рукой сняло. Сердце девушки ликовало. Ну хоть за одного из них она будет спокойна. А если с Ульрихом что случится, то Валар сможет прийти на помощь. Это главное.
Сердце ее сжималось от рассказа Ульриха. История была отнюдь не смешная. Сердце ее обливалось кровью, когда он рассказывал что-то о своем прошлом. В такие моменты она видела в нем большого ребенка, который сам еще не понял, через что прошел. И в этом было его благословение.
После исцеления Валара, Феари использовала аптечку и на себе. Ей особо помощь и не требовалась, но мало ли как могла отразиться на организме эта встреча с натхо. Предлагать Ульриху помощь не стала. Откажется и опять начнет говорить о Боге. Феари предпочитала помогать себе сама, а уж где совсем не справляется, там уже и просить. Когда процедуры были окончены, она посмотрела на своих мужчин, вопрошая, что же им вздумается делать теперь.

Каждый во что-то да верит.
Одни верят в бога, другие в дьявола. Третьи в приметы, а иные в неотвратимость судьбы. Так или иначе, вера есть неотъемлемая часть жизни и когда теряется всё, человеческое существо взывает к единственному, что у него остаётся- к вере в нечто, что способно облегчить страдание в последние минуты перед неизбежным.

Валериец знал множество богов, многим служил, выполняя грязную работу их адептов и последователей. Все сулили блага и покровительство, и сам человек соглашался и принимал благословения в виде золота, драгоценностей и серебра. Вот только не было в нём веры иной, кроме образа рыжеволосой девушки. Ведь именно она приходила в самйе тяжелые моменты, когда другие боги, щедрые на обещания, отворачивались. Именно она появлялась, протягивала руку, манила за собой, давала силы подняться, чтобы сделать шаг, и ещё шаг. Он знал её всю жизнь. И хотя в этой жизни было множество наложниц, но не было ни одной женщины, поскольку именно своей рыжей богине он принадлежал без остатка. Не подпускал никого близко и не стремился сблизиться. Он знал что она есть, где-то далеко, возле врат Вальгаллы она будет его ждать, она заберёт его с собой и они будут вместе. Но пока она гнала его вперёд, это значило, что время ещё не пришло и Каин Редклиф находил в себе силы подниматься снова и снова. Устав, он засыпал с мыслью о ней, представляя её нежные прикосновения и горячее дыхание влажных и мягких губ.

Она.

Всё что происходило с ведьмаком до, уже можно было бы назвать чудом. Но все чудеса меркли по сравнению с тем, что сейчас его богиня находилась за спиной, а кожа ощущала её прикосновения и благодать.
Чудо поймёт и примет только тот, кто ждёт его, кто готов. Вал не просто был готов, он не сомневался в рыжей женщине. Чувствовал, что она та самая Огненная Айрин, что приходила раньше и пришла сейчас. Ей и только ей человек мог вверить свою жизнь и от неё принять любое чудо, которое она захочет сотворить. Ведь она богиня, она помогала раньше, помогала и сейчас.

Вал не знал и не видел, что творилось с его спиной, какие чудеса вершила она и что делал рыцарь. Всё что он мог чувствовать это боль вынимаемых осколков, обжигающее прикосновение к ранам и собственную дрожь, которая медленно отступала, возвращая телу тепло и желание двигаться дальше, за своей судьбой.

Разум и тело были измотаны, но Вал и не думал сдаваться. Он держался изо всех сил. И когда экзекуция была закончена, он едва не рухнул на бок, оседая, опёрся на руку, обернулся и благоговеянно посмотрел в глаза своей богини. Он хотел поблагодарить её и убедиться, что она не исчезнет как это обычно бывало.
Натолкнувшись на взгляд голубых глаз, человек судорожно кивнул и осторожно взял её руку, чтобы уткнуться лбом в её ладонь и прикоснуться губами к пальцам, которые успели изрядно испачкаться в крови.

Подняв взгляд, но по прежнему не отрывая руки от щеки, Вал попытался улыбнуться, когда встретился с серо-льдистым взглядом рыцаря.

- Спасибо за участие, но мы справились самостоятельно. Из Ульриха вышел не самый плохой аббат милосердия... Пожалуй к нему можно обратится если в спине окажется пара лишних стел или Гангрел решит отгрызть руку... А миледи... Я никогда не сомневался, что она способна творить чудеса...
Сказал человек Шраге, после чего вновь поцеловал ладошку девушки и наконец то выпустил выпустил из своих обьятий.

- Мейстер, вы можете распорядиться принести в дом несколько вёдер воды? Не хотелось бы осквернять убранство помещений собственной кровью. Мне нужно немного времени отдышаться, а затем неплохо бы смыть кровь с наших рук, пока она окончательно не засохла.
Валар учтиво кивнул, как кивает обычно просящий и благодарный гость, после чего попытался прилечь, пристроив голову на коленях леди Феари.

Прежде, чем возвращаться вдом, Вал дейсвтительно хотел немного передохнуть. Силы хотя и возвращались, но требовалось немного времени, чтобы их накопилось достаточно для самостоятельного перемещения, а не на руках у Ульриха или леди Феари. К тому же, хотелось поговорить со спутниками с глазу на глаз, без присутствия посторонних.

Чтобы потянуть время, Вал сменил тему на нейтральную, обращаясь к рыцарю, намереваясь так же поделится забавной историей:
- Несколько лет назад, с отрядом, прибыли в один небольшой городок на окраине Керворта. Отряд тогда был небольшой и решили остановиться в трактире. А трактир тот, находился на одной улице вместе с церковью. Первую ночь гуляли. Затем вторую. Церковников это не устраивало, по понятным причинам, и днём на каждой проповеди они призывали горожан молиться, чтобы бог покарал нашу гуляющую братию. И вот на третий день, точнее ночь, случилась сильная гроза, молния ударила в трактир и он сгорел дотла. Люди кто в чём повыскакивали на улицу забыв про имущество и одежду. Церковники обрадовались, но ненадолго - утром мы обратились к местному лорду с требованием компенсации ущерба. Церковники, естественно, все отрицали. Выслушав обе стороны, Лорд заметил: "Я пока еще не знаю, какое решение принять, но из сказанного следует, что какие-то Вольные клинки верят в силу молитвы, а церковный епископат - почему-то нет..."

Валериец улыбнулся и принял кувшин из рук рыцаря. Поднёс к лицу, принюхался. Глаза блестнули золотом, проявляя дар ведовства, который поможет распознать отраву или сонное зелье, будь такое добавили в вино.

Шрага сказал, что распорядился подать воду, но можно организовать помывку в бане, что проще и удобнее, чтобы не делать этого на глазах у слуг...

Выглядел он вполне добродушно, несмотря на свои густые "злодейские" брови и вообще производил впечатление человека, тщательно пытающегося скрыть чувство вины и неловкости.

- Мы будем благодарны, если сможем как следует отдохнуть и попариться в бане. Слишком утомительный был день, да и последние события нужно хорошенько обдумать и переварить. Посему распорядитесь, чтобы в бане нас ждал ужин и вода для помывки. И да, одеяние банное, думаю, тоже потребуется. - Феари улыбалась натянуто, только из вежливости, но голос был мягок, вопреки серьезному, казалось, стальному взгляду.

Потирая перепачканные в липкой крови руки, Ульрих отошел чуть подальше. Кровь Валара мешалась со своей собственной, просачивающейся сквозь ранки на разбитых костяшках. Нужен был бинт, или какая-нибудь тряпка - не вытирать же снова кровищу своей дорогой туникой?
Поскрипывая зубами, шипя и ругаясь себе под нос, рыцарь кое-как устроился на ближайшем чурбачке стараясь лишний раз не тревожить больную ногу. Воткнул меч в землю. Зевнул. В конце-концов, очень и очень сильно хотелось спать...

Поглядел на Валара и Феари. Прикрыл глаза представляя себе Мэлью. Живую. Славную. Добрую птичку Мэлью. Представил себе как бы все у них могло получиться…

…Верная жена, дети, любящий муж. Кони в стойлах, счастье под серебряной крышей. Им всегда было бы о чем поговорить, о чем поспорить, чем раззадорить друг друга. Это ли не мечта – найти среди ледяной пустынной жизни – среди этой тёмной жизни, где ты рожден для страданий и мук, суметь найти свою единственную женщину?
Рыцарь скривился от невыносимой боли. Перепачканная в крови рука легла на грудь.
Больно! Слишком больно.
«Когда вернусь в Бранденсбург приму церковную присягу. Стану рыцарем монахом. Умру защищая интересы Церкви. Так будет правильно. Семья Бранденов мертва. Нужно будет освободить людей…всех тех, кто оказался заложниками Андреаса. А потом я постараюсь разыскать бастардов Болд. Если Небу будет угодно – они продолжат наш род. Но нет. Я не смогу взять себе другую женщину. Больше никогда не смогу. Святой Господь, она была Единственной! И она ушла…И я не смог ее удержать…Не смог спасти птичку Мэлью. Разрушил ее жизнь. Убил. Пусть и не при помощи клинка…Но она мертва из-за меня. Это я сидел за столом на проклятом пиру и это от меня она упорхнула.»

Вцепился в рукоять меча, разглядывая старую спасительную надпись. Сколько раз она уже спасала ему жизнь, возвращала рассудок и придавала душевных сил?
Номине Домине. Во Имя Господа.

…Что бы не происходило, всё и всегда происходит по Его воле.

Ульрих с серьезным лицом выслушал рассказ Валара.

- Что ж, и т-такое бывает. – Рыцарь вздохнул. – Когда я одел свою ту-тунику со Святым Кы-ы-рестом, сэр Годри пы-ыредупредил м-меня, что однажды К-крест прорастет в самое сердце. Что я не смогу снять э-эту о-одежду также л-легко, к-как снимаю о-обычное платье…Я тогда был д-дураком. Д-дя м-меня э-эта одежда б-была скорее вызовом, способом о-отомстить…м-может даже я хотел посмеяться н-над и-иными рыцарями. Н-нелюдь в обличье к-кы-рестоносца! Один из фон Бранденов в-вышел за Веру. Это выглядело н-нелепицей. Но…потом я п-понял слова Г-годри. М-может только под Илионом или даже п-позже. Я п-почувствовал тяжесть кы-красного креста на тунике. А вот епископы из твоего ра-ассказа…в них это еще не п-проросло. Иногда н-нужна целая жизнь чтобы п-понять и принять.
Задумчиво потер переносицу.
- А и-иногда и всей жизни н-не хватает. Епископы думали только о д-деньгах, хотя у них н-на глазах произошло и-истинное Чудо. Ты-такое бывает. Но ч-чудо все же пы-произошло! Т-ты сам был его свидетелем...и…я д-думаю даже деньги в и-итоге п-получил? Н-неисповедимы п-пути Н-небесные!

А дальше они заговорили о какой-то помывке и бане, и Ульрих уже не слишком понимал о чем речь.
В Гемландии нет бань, не существует терм и комнат для умываний. Гемландцы почти не моются – любовь к телу считается пороком. Плоть должна страдать! Многие люди верили что слишком частое мытьё и вовсе способно убить – вроде как шкура может не выдержать воды и просто отслоится от костей изза обильной влаги. Вдобавок, в холодном климате это может вызвать болезнь. Что-нибудь страшное...вроде простуды, которая рано или поздно может перейти в грудную горячку или в грудную гниль...
Шрага предложил куда-то пройти, но Ульрих с трудом понимал зачем это нужно. Умываться дозволяется только там? В банях?
Протянул Валару осколок стекла извлеченный последним из его спины.

- В-возьми н-на память, к-комрад! З-засел в твой спине о-основательно, в-вытаскивался трудно…н-но все ж ты п-перетерпел, а я вытащил. З-забавная безделушка будет! И…Что такое баня? - Рыцарь насторожился.- Что там делают? З-зачем нам туда нужно? П-париться…это к-как, леди Феари? М-мое платье сы-сгодиться чтобы и-идти туда? Ткань за-запачкана. Э-эта одежда м-может выглядеть о-оскорбительно д-ды...д-для бани.