Нравы граждан Виндхельма суровы настолько же, насколько суровы ветры, стачивающие каменные укрепления столицы первой Империи Нордов. Жить там — то ещё испытание. Даже для бретонцев. У местных для них есть особое название — полудлинноухие, из-за бретонской связи с мерами. Тормод даже и не знал как спокойна была жизнь до его рождения, когда отец своим влиянием сохранял порядок в Каменном квартале. Но после его смерти мать оказалась бессильной против усилившейся вражды нордов, особенно в период вспыхнувшей гражданской войны.
Но для юного Тормода всё это было лишь глупыми детскими воспоминаниями, окрашенными в яркие цвета маминых сказок. Даже самый ярый норд не мог сломить детскую безобидность и беззаботность своими словами. Но всё же, как бы не утверждали некоторые из граждан Виндхельма — Тормод был не только бретонец, но также и норд, и мама часто сравнивала его с отцом. Сравнивала их руки, их нос и уши. Но чаще всего она напоминала, как они похожи с отцом Тормода - формой лица, стальным цветом глаз, слегка оттопыренными ушами, но больше всего повадками. Иногда, слыша его шаги в прихожей, она грешным делом нет да нет, но думала, что Бьерн каким-то неведомым чудом уцелел и после стольких лет вернулся домой
После смерти отца, пришлось туго, но они справлялись - она торговала на Каменной Площади травами, что собирала за стенами Виндхельма и целебными настоями собственного приготовления, а Тормод помогал зазывать покупателей. Местные недолюбливали их, считая потомками эльфов, но, благо, были те, к кому их ненависть была еще сильнее - жители Квартала Серых вызывали настолько жгучее презрение и ненависть, что на бретонов их оставалось значительно меньше. Впрочем, радикальные настроение витали не только среди взрослых, но и среди их отпрысков - Тормоду не раз приходилось пересчитывать зубы особо зарвавшимся сверстникам, решившим, что ему и друзьям-бретонцам "не место в Виндхельме". Матери не редко приходилось объясняться с родителями очередного покалеченного, но она никогда не ругала его - только смотрела грустным взглядом и говорила, что в нем течет кровь нордов, а значит Скайрим его дом, не смотря ни на что
Жизнь никогда не была легкой штукой, но Тормод не был один, а это - главное
«Сложные времена рождают сильных личностей» — так говорила мать Тормода. Она стала слишком мудрой с возрастом, это был плохой знак. Обычно, излишняя заинтересованность философией является последствием проблем. Люди угасающие копают глубоко, чтобы вновь найти искру жизни. Но мальчик тогда не понимал этого. И понял лишь когда мамы не стало. Всё случилось очень быстро. Сначала она заболела. Потом доктора приносили безутешные новости. Даже храмовые маги не могли добиться у богов сил для излечения больной. Другие детишки узнали об этом и говорили всякое: что она проклята, что её отравил кто-то из их знакомы и подобное. И Тормод верил. Злость внутри его росла и он прекрасно понимал её.
А потом мама умерла. Без лишних страданий с её стороны, но страдания были со стороны её сына. Лишённый уже всего, и ещё совсем маленький, он не мог не попытаться выполнить её волю. Она хотела, чтобы Тормод ушёл в Коллегию Винтерхолда, и так мальчик и собирался делать. Он дождался, когда извозчик начнёт собирать людей для поездки. Купил за сохранённые деньги место и ждал.
Путь к северному городку был долгим и непростым. Холода ночью пробирали до костей. Выли волки. Казалось, что в этих местах царствует дикая природа. Но это было заблуждение. На повозку напали разбойники. Это была аргонианская банда. Они пришли незаметно и действовали безжалостно. Тормонду повезло выжить благодаря его чутью. Он вовремя проснулся, когда почувствовал тривогу, и когда всё началось, был уже при снаряжении, чтобы улизнуть вниз по склону горы.
Дважды он сваливался и катился. А потом, когда за ним погнались, он взобрался на ледяную долину, где стал причиной лавины. Он буквально провалился в ледяную пещеру, и оказался погребён там под толщей снега и льда. Одежда промокла и не было возможности развести костёр. Мальчик быстро замерзал и очень хотел спать. Но как говорила мама — «тяжёлые времена рождают сильных личностей». Он всегда мечтал быть сильным. И не хотел разбивать надежды матери, которая уже наверняка смотрела за ним. Мальчик решил бороться не смотря ни на что. Он взял себя в руки и принялся с остервенением разгребать кашу из замороженной воды, не чувствуя ни рук, ни ног от адского холода. Одежда, которая совсем недавно хоть и не самым лучшим образом, но все же защищала его от мороза северного хребта, теперь только мешала - покрывшись ледяной коркой, она сковывала и без того непослушные конечности, совершенно их не грея. С шипением выдернувшись из окостеневших тряпок, Тормод продолжил исступленно грести снег, все сильнее ощущая, как тяжелеет его голова. Мало того, что силы были на исходе, его дух был надтреснут - он остался совершенно один в этом неприветливом крае. Единственное, что продолжало заставлять его жить была... ненависть.
Ненависть жгучая и леденящая, прям как куча, что он из последней мочи убирал с своего пути. Он ненавидел жизнь и то, через что она заставляла проходить его раз за разом - в родном краю он был всегда чужим, а единственный человек, что приносил ему мир и спокойствие был отнят людьми, считающими его мусором. И вот он здесь, медленно коченеет в преддверии конца.
Все было отвратительно настолько, настолько...Настолько, что именно поэтому, ни за что и ни при каких условиях, Тормод не собирался умирать. Точно не здесь, точно не сегодня, и точно не так. Сцепив зубы до хруста и яростно хрипя от напряжения, мальчик продолжал копать свой выход на свободу
Пребывание не холоде, вопреки всем историям, было не таким и ужасным. Ощущение усталости и желание сна было приятно отягощающим, а когда конечности отмерзали очень сильно, они и не ощущались вовсе, только иногда, при резких движениях, можно было ощутить покалывания в них. В этом и главное испытание — не поддаться этим обманным ощущениям. Любой сон на холоде окончится смертью. Особенно в ситуации, в которой оказался Тормод.
Но где нет большой физической силы, есть практический разум. Он был и у Тормода. Он знал, что противоречивая природа холода противоречива во всём, и чтобы согреться, нужно было снять одежду. Влага прикончила бы его за считанные мгновенья, а так он хотя бы имел шанс. И этот шанс оправдал себя. Тормод начал прокапываться наверх, пока силы постепенно покидали его. Но он успел и группа стражников, подоспевших из Винтерхолда нашла его. Тормод очнулся уже в самом Винтерхолде. Уже там, спустя несколько дней лечения, он познакомился с тем, о ком говорила мать.
Белег оказался очень добрым человеком и умелым зачарователем. Он ничего не делал без надобности, без серьёзной причины. По этому, у него всегда всего хватало и успешнее человека сложно было придумать. Тормод стал помощником Белега в бытовых делах. Дети в коллегии обучались с ранних лет, и даже старшие группы имели немалый магический опыт, которые решили подкрепить в известном месте. Тормод же был просто Тормодом, который вытерал пыль, сортировал камни и в свободное время читал книги.
Однажды, Тормод засиделся в библиотеке допоздна, когда все ушли. Толстый тринадцатый том сказок давался ему с трудом, по этому, в какой-то момент он уткнулся носом в страницы и начал дремать, пока странный шорох не разбудил его. Когда мальчик проснулся и пошёл на звук, то увидел человека в чёрном кожаном наряде. Он ковырялся в стопке скинутых на землю свитков. При боку у него был нож и саквояж с инструментами. Он спустился через окошко по верёвке, и Тормод понял, что это был вор. Нужно было что-то сделать с ним. Немного подумав, Тормод решил, что надо брать дело в свои руки - стражи в коллегии было не особо много, а уж пока он будет бегать и звать подмогу... Нет, воришка точно успеет смыться, да еще и прихватит с собой какую-нибудь ценную рукопись. Тихонько прокравшись за каменную статую атронаха, Тормод пригляделся к незваному гостю повнимательнее - он болтался на веревке прям так, не вставая на землю, видимо, чтобы в случае чего сразу начать карабкаться обратно в сторону окна. На жалкое мгновение в голове парня мелькнула мысль попытаться "оживить" махину, за которой он прятался, дабы последняя накинулась на врага и "разобралась" с ним. Но пусть в его кармане все еще лежал подарок Белега, который он таскал с собой повсюду как талисман, ему все-равно было невдомек, как им пользоваться - единственное, что он успел выяснить за время осмотра элементаля в свое время, что паз в его торсе был слегка больше, чем его волшебный камушек
В тяжкой ситуации можно долго гадать и выискивать хитроумные решения, но как говорил Белег - "будешь мудрить, пока враг заносит меч над твоей шеей - останешься без головы". Иногда у Тормода возникали серьезные сомнения, что его опекун, по его словам, "провел большую часть своей жизни в коллегии". Сжав покрепче тринадцатый том, он, задержав дыхания выдвинулся со спины к ничего не подозревающему похитителю - книга была скучной до смерти, но весила прилично из-за металлических вставок в обложке. Варт понятие не имел, кому взбрела в голову идея украшать подобным обычный гримуар, коих было как минимум штук двадцать, но сейчас это было как нельзя кстати - хоть какая-то польза от этой муторной макулатуры
Успех удара ознаменовал глухой звук. Из тысячи страниц посыпалась книжная пыль. Она осела уже на разлёгшемся воришке. Стража пришла спустя несколько минут — зевая и потирая глаза. Сам архимаг спустился в библиотеку из своей личной, и Тормода молча вывели, не сказав ни «спасибо». Но такова была реальность, в коллегии чтили членов коллегии, остальные были так — персоналом.
Помог снова Белег — ближайший человек Тормода. Он рассказал, что воришка искал целый ряд книг. Никто из магистров не мог найти связь между ними. Но Тормод из-за обилия времени прочитал две из списка, и этого ему хватило, чтобы понять, что мог искать воришка. Все книги могло связывать некоторое легендарное место — Эфириум. Это выдуманный город-утопия, который находится где-то под горами Скайрима и ждёт счастливчиков, которые откроют его для себя и мира. Город, наполненный двемерскими автоматонами, с поглощёнными в них душами тамошних двемеров, теперь достигнувшими условно вечной жизни. И хоть все книги были художественными, и данные о Эфириуме в них очень сильно разнились, гибкий ум ребёнка убеждал его, что всё может быть правдой. Но важным было не то. А подарок на свой следующий День Рождения. Белег, кажется, заметил заинтересованность опекуна в легенде об Эфириуме, по этому, он взял для него книгу из библиотеки — пятую в списке злосчастного воришки. К сожалению, на руки книги могли брать только студенты. Но Белег подготовился и к этому, подарив опекуну ещё кое что — робу ученика Коллегии Винтерхолда.
Магистры одобрили мальчика. За его упорство и за его потенциал. Последнее, по словам всех, скрывалось глубоко внутри Тормода. Это была сильная магия, но ещё накапливающая свои силы, развивающаяся. Обучение должно было стимулировать это развитие. Так он стал учеником и присоединился к младшей группе.
Теперь, из-за обучения, времени на книги было не так и много. Особенно на те, что интересовали самого Тормода. Зато толстые и скучные тома, окованные железом — заменили ему настойки из мяты и лаванды, помогающие уснуть. В отличии от других, Тормоду пришлось начинать с самого начала. Он должен был взрастить в себе первые проявления магии. Это произошло в самый неожиданный момент. Тормод как раз взбирался по лестнице к верхушке книжной полки за «Элементарные теологические апологии о магии, её природе и диалектической сущности магии», как внезапно, что-то толкнуло лестницу, и Тормод полетел вниз, прямо на те самые злосчастные тома с металлом, которые он собрал для изучения, и которые подпирали основание лестницы. Но перед столкновением, когда Тормод закрыл глаза и в ужасе попытался защититься, случилось нечто удивительное, что он и сам далеко не сразу смог понять - от резкого взрыва адреналина, вызванного свободным падением, его мысли вместо того, чтобы ускориться до небывалой быстроты, замерли, словно его мозг резко хватил паралич. Все, что он успел сделать, так это еще в начале своего падения перевернуться на живот и закрыть лицо предплечьями, дабы не приземлится им прямо на острый орнамент злосчастных талмудов. Какого же было его удивление, когда вместо того, чтобы раскроить себе руки и переломать кости, Тормод влетел во что-то мягкое и глубокое, что моментально поглотило его в своих недрах. “Выплыв” наверх и осмотрев происходящее глазами, в которых от перепуга все еще летали "метелики", парень понял, что лежит в огромной куче мягких подушек, сшитых из цветастых лоскутов. Подушек, подозрительно пахнущих пылью и пергаментом. К тому времени, когда Варт выполз из спасительного настила, большая его часть уже скукожилась в размерах и превратилась в знакомые книги. Но вот что было странно - никого из тех немногих, кто был в то время недалеко от места действа, подобное происшествие ни на грамм не смутило. Тормуд так и не смог наладить общение с местными, а потому спросить у кого-то из присутствующих о произошедшем постеснялся, поспешив ретироваться в дальний угол библиотеки с таки найденным пособием. Этим же вечером, с радостью и гордостью он поведал о произошедшему Белегу, не упуская ни малейшей подробности - парень и так не особо много смог запомнить, поэтому выжимал по максимуму. Тормод знал, что его опекуну стоило немалых усилий устроить своего подопечного учеником в коллегию, а посему он изо всех сил старался продемонстрировать, что они были не напрасны
Также, в этот день Тормод зарекся, что если он однажды напишет собственную книгу, ее обложка будет исключительно из мягкой кожи
Началось полноценное обучение. Теперь Тормод не был посмешищем в группе. Белег не ленился доставать свитки и даже устраивать встречи с известными магами для занятий после основных. Это отняло всё его время, но зато Тормод начал быстро совершенствоваться. Быстрее остальных. И причина этого была не только в целеустремлённости, но и в естественном потенциале. Обучение, по совету известного герметика Апшиси состояло первоначально из поиска источника магии. Это были изнурительные тренировки с сознанием, выявление самых жутких воспоминаний из детства, полная открытость перед малознакомыми магами. Они казались унизительными и тяжёлыми, но по итогу, Тормоду становилось проще. Как оказалось, его корень был во вспыльчивости. В неумении терпеть и в желании постоянно изливать свою чувства физически. То чувство, когда мышцы горять от напряжения, сухожилия натягиваются как тетивы эльфийских луков и хрустят суставы — оно пробуждает и направляет грубую, неоттёсанную, но очень эффективную магию изменения.
Спустя два года такого обучения, началось другое, практическое. Тормод начал изучать магию изменения. Познал суть основной её части — видоизменения своего тела посредством физического напряжения, а также вторую, не менее важную — часть о ритуальном изменении вещей по принципу подобия. Вот почему ему требовалось и сильное тело и сильный дух. Догонять своих сверстников он сумел лишь на пятом году, а потом стремительно шёл вверх, оставляя всех конкурентов позади. Даже не смотря на пошатанное здоровье, он сумел компенсировать его своей магией. В свободные дни, Тормод ездил в снежные горы, где медитировал целыми днями голышом, а потом взбирался по влажным скалам, укрепляя пальцы, либо протискивался в острые и узкие ущелья пещер. Магическая энергия наполнила его полностью, и его же не хватало, чтобы удержать её всю, в результате — он все равно быстро уставал по итогу и стал чаще болеть после использования заклинания. В этом ему помог один пилигрим, которого он встретил по пути в Данстар. Он дал ценный совет — «позаботиться о богатстве ума». Так Тормод и решил сделать.
Он вернулся в Коллегию и снова стал прилежным учеником. Немного уменьшил количество практических занятий и занялся чтением книг. Чтение требовало много концентрации, и ему это давалось особенно сложно, он понимал, что все научные труды не касались его. Но однажды, когда он проходил мимо аудитории Энетелэхиологии, где изучались магические свойства различных материалов, в первую очередь — материалов для посоха. Там он увидел её — Сапфо Спринг — студентку группы на год младше его. Она усердно состругивала брусок древесины, внимательно изучая его состав. Раньше Тормоду всё это казалось скучным и лишним знанием, но теперь он ощутил какое-то восхищение этой заинтересованностью в науке. Тогда они подружились с Сапфо и она влюбила Тормода в науку, которая только усилила его магические способности, это была математика - царица наук, королева относительностей, и повелительница измерений. Еще во время бесед с учеными магами школы Изменения, Тормод уже замечал ее присутствие, пусть тогда еще и не понимал этого - движение трансмутации было не абы каким, а "фрактальным", точка применение силы не первая попавшаяся, а в примерном расположении "золотого сечения" предмета. Весь мир вокруг был не так просто, как могло показаться с первого взгляда - он подчинялся законами, которые, в отличие от веры, были четко выверенными и работали как часы. Впрочем, распознать их без должного знания было настолько же легко, как наугад сказать, сколько звезд на небе - вместе с Сапфо они не мало упражнялись в арифметическом счете, поиске площадей поверхностей и объеме пространств, а иногда, даже в решении несложных логических вычислений
Тормуда поначалу сильно сбивало это с толку - неужели, подобные знания и умения нужны для того, чтобы просто сделать посох? Берешь палку потолще да попрямее, обтесываешь поровнее, потом пихаешь в навершее камень подороже - делов-то! Но нет, все было значительно сложнее: нужно подобрать правильный диаметр стержня, определиться с его материалом, найти породу камня, соответствующую будущему использованию, да еще и форма огранки играла не последнюю роль в результате... У парня практически не было свободного времени, но он всецело тратил его наблюдая за тем, как Сапфо работала над своим "проектом", помогая ей в меру своих сил - она так и не рассказала, для себя ли его делает, или на продажу, хоть Тормоду это было не важно, ибо впервые, с времен глубоко детства, у него был друг, помимо матери или Белега. Девушка была не сильно разговорчива, часто выглядела так, словно мысли ее были где-то очень далеко, но и у Варта язык был не без костей - они часто занимались делом вместе в полном молчании, и оба при этом чувствовали себя комфортно, даже без лишней болтовни
Школа изменения и так была полем вольного творческого полёта для упорного студента, но Тормод открыл её заново, когда придал её обёртку из понятых законов числа и Гармонии, благодаря математике. И в случае именно со школой изменения, этим законы не ограничивали возможности, а наоборот — расширяли их. Так, Тормод уходил весьма далеко в своём волшебстве, покуда не стыкался с естественными последствиями — магия изменения требовала много энергии тела и часто попросту утомляла настолько, что энергии на достаточное усилие не хватало. Но и это всё постепенно менялось, ведь не смотря на подкошенное здоровье, тело у Тормода было не самым слабым — кровь норда.
***
Коллегия превратилась для него уже в нечто другое, нежели просто место обучения. Он перестал быть студентом и после тяжёлых экзаменов стал равноправной частью уже самой Коллегии, получил новые привилегии и обязанности. Сапфо закончила обучение на следующий год, но тот год стал печальным для Тормода. Сапфо уехала в Солитьюд по велению дяди, где она надавала магические услуги в его магазине. А потом, летом, сильно заболел и упал в тяжёлую кому Белег — это было последствие его неосторожности в чаровании, и вся пыль камней душ, накопившаяся в лёгких, дала о себе знать на восемьдесят первое лето. Но он предчувствовал это, потому сумел передать Тормоду информацию, которая напомнила ему о его прошлом. Он рассказал о гробнице семьи Иглобрюх, которая находилась далеко на северо-западе от Виндхельма, среди снежных гор. Там отец и хотел умереть. Но Тормод даже не знал, что у его отца и у него самого есть родовая гробница, и это стало началом постоянно появляющихся вопросов.
Он нашёл её. Гробница была в страшном внешнем упадке, но внутри казалось чисто и ухожено. Когда Тормод дошёл к криптам, то среди них увидел крипту с именем отца. Она была пустой. Но в храмовой части гробницы были остатки костра с ещё тёплыми угольками. Значит, кто-то был внутри. Но кто — ему так и не довелось узнать, ведь когда он изучал барельефы в крипте других родственников семьи, дверь за ним закрылась и крышки гроба начали открываться в полной темноте. Времени на магию не оказалось. Что-то схватило Тормода и повалило на землю. А потом начались песни — ужасные распевы на древненордском языке. которого Тормод понимал с трудом. Слова были настолько сильными, что они оглушили Варта, сделали его беспомощным, но не убили.
Он проснулся в таверне Солитьюда. По полу комнаты пробежала жирная крыса, кажется, она улыбалась Варту. Как он оказался так далеко от Виндхельма? Ещё один вопрос. Как оказалось, он прибыл в таверну самостоятельно, трактирщик отвёл его в комнату, видя его ужасное состояние. Тогда Тормод заметил, что он весь был в грязи, крови и прочих других субстанциях. Такое не отмывалось. Но денег у него не было. И что-то странное наполняло его изнутри, будто та встреча в родовом склепе оставила свой отпечаток на нём. Тормод чувствовал жжение, но в то же время, жжение вызывало трепет, но не страх. И лишь когда он вышел на улицу, яркое солнце Одинокого города так сильно ударило ему по глазам, что он невольно зажмурился и прикрыл руками лицо, дабы хоть как-то защитить свое зрение от беспощадного светила - его не слабо мутило, а слепящий свет не приносил ничего, кроме раздражения и усиление головной боли. Он был в полной растерянности и фрустрации - проблемы, которые до этого он предпочитал "заминать" самообманом в виде показного безразличия, наконец переполнили его, не позволяя больше себя игнорировать: Белег умер, Сапфо также покинула его, уехав обучаться к черту на куличики, а в том злосчастном склепе... голова Тормода услужливо отказывался вспоминать, что конкретно там произошло - на него напали мертвецы в фамильном захоронении, что-бы... Что-бы что? Варт понятие не имел, да и не особо того хотел - его больше волновало, как он оказался на другом краю провинции. При этом не имея малейшего понятия, как долго, каким образом, да и вообще - как?
Ощущая, что сейчас его голова не фигурально треснет, как переспевший арбуз от точного щелчка, мужчина взвыл, схватившись за виски, пытаясь унять головную боль. Само собой, легче от этого не стало, а от шума еще и засаднили уши. Окончательно взбесившись, Тормод из-за всей мочи закричал, вложив в свой полу ор полу рык всю ту ненависть и разочарование, что накопились в нем за последние полгода
Неожиданно, от подобного легкие садануло так, словно они лопнули, как туго надутый кожаный пузырь, по которому долбанули пяткой, а землю под ногами Варта неслабо тряхнуло, от чего последний плюхнулся на пятую точку, полностью обескураженный и частично оглушенный своим же криком. Произошедшее было нонсенсом - само собой, он знал, что с помощью магии можно было усилить свою глотку, дабы звук из нее шел значительно громче, но что-бы от него тряслась земля?! Да такого быть не может! В Коллегии, Тормод несколько раз слышал разговоры о Ту'уме - древней магии чистокровных нордов-воителей, чей род с древних времен имел тесную связь с легендарными драконами. Но он не был чистокровным нордом, как его отец, да будет его пир в Совнгарде вечным - плоть мужчины не была настолько непробиваемой, он не мог спать на снегу, да и внешностью на северный народ походил лишь отдаленно. Впрочем, как и на бретонов, к коим относилась его матушка, земля ей пухом
У него не было ни гроша с собой,- и где он успел посеять свой кошелек? - но ему определенно нужно как можно скорее вернуться обратно в Коллегию. Если он и думал о месте, где он сможет найти ответы на животрепещущие его сердце вопросы, так оно находилось среди самого мощного и компетентного собрания заклинателей в Скайриме
Ответы доставались Тормоду очень непросто. После произошедшего, он потерял часть ранее накопленных знаний. Ему пришлось стать наёмником, чтобы получать деньги на поиски информации. Жить в Коллегии он больше не мог, ведь знания не ограничивались Коллегией. И это было правильное решение. Жизнь наёмника закаляла и тело и дух. С самых низов он поднимался всё выше и выше. Зарабатывал не много, и всё тратил на информацию. Так, он узнал, что Ту’ум не является оружием исключительно нордов. Акавирцы использовали Ки-ай, что было тем же самым, хоть и кричали они по-другому. И были слухи, что крик встречался среди Аргониан — они получали знания вместе с соком Хист; данмеры обучались крику от Даэдрических Лордов и даже орки в пылу битвы, поддаваясь ярости, могли издавать могущественные крики, хоть всё это встречалось не часто, и среди нордов ту’ум сохранился лучше всего. К тому же, крик не был связан с кровью так, как считали многие. Это также была магия. Одна из тех, что изучалась в Коллегии либо имперских Гильдиях.
Но если Тормод достиг успеха в раскрытии полученных сил, то не разузнал почти ничего о своём отце. Родовая гробница после первого посещения оказалась завалена, внутрь было не пробраться. Может, ответы стоило искать в самом крике? С этими надеждам Тормод наткнулся древнюю Нордскую стену, где увидел описание битвы между нордским героем и драконом. В истории герой изрёк крик, чем дезориентировал дракона, а после победил его. Но важным в этом было упоминание место погребения дракона. Кажется, битва происходила в древнем эльфийском городе, где-то среди болот Морфала.
Тормод отправился туда — в Морфал. Там он узнал о деревне Милкфолл и болеющих жителях, страдающих от болотных газов. Может, если он поможет местным, то кто-то расскажет ему информацию о том городе?