Последний день на заставе — «белый», как его принято было называть у Стражей — приближался к середине. Ещё с утра, позавтракав без горячего, патрульные разбрелись каждая по своим делам. Сегодняшняя рутина была пропитана ожиданием скорого возвращения: Иванна хлопочет по хозяйству снаружи домика, Карина приводит его в порядок изнутри, Адель дежурит на вышке, но делает это больше для порядка, потому что все знают — когда в лесу Вивиан, мимо не проскочит и белка. Редкие моменты одиночества, обычно недостижимого в замкнутом пространстве самодельного форта на вершине холма.
Карина, впрочем, не чувствовала себя одиноко. Она улыбалась, а мысли её под мерное шуханье войлочной тряпки по клинку были сейчас заняты своим маленьким отрядом.
После разгрома, который почти три года назад учинила ей Салима, ожидать хоть какого-то расположения от Содружества было глупо. Карина это понимала, но упрямо продолжала гнуть свою линию, кусая губы в кровь и обивая все возможные пороги, так что, когда внезапно добилась желаемого, остановилась не сразу. Оказавшись в команде Адели, она делала всё, чтобы не провалить драгоценную вторую попытку: сама вызывалась делать любую работу по хозяйству, проводила больше всех ночей дежуря на вышке, а если спала в домике, то раньше всех поднималась на рассвете — словом, изматывала себя и выкладывалась, как никогда в жизни. С Аделью и Вивиан она старалась особо не сближаться, чтобы не рисковать. Иванну же формальные отношения и вовсе как будто устраивали.
Через пару месяцев под ногой у Вивиан, спускавшейся по лесенке с вышки, проломилась доска. Адель сразу отпустила несколько шуток подряд на тему лишнего веса, и пока она уворачивалась от жреческого посоха, Иванна успела осмотреть всю постройку и объявила, что одна из опор опасно изъедена насекомыми. Чинить повреждения такого масштаба патрульным, в общем-то, было не по силам. С другой стороны, невозможность пользоваться вышкой ставила под угрозу весь их наблюдательный пост, а значит, и Купол. Следующим утром Иванна принялась за ремонт, а помогать ей вызвалась, конечно же, Карина. Они возились с починкой до заката, прерываясь только на перекус, и, когда новая подпорка была надёжно установлена, без сил уселись по разные стороны от неё. За всё время работы они обмолвились хорошо, если десятком слов, и удивление Карины было безмерным, когда Иванна накрыла её ладонь своей и сказала: «У меня такой подруги с детства не было».
Завершив смену, патрульные вернулись под Купол, где удивила уже Адель, когда после доклада в Старой Крепости устроила праздник в честь дня рождения Карины, про который та в суете последних месяцев начисто позабыла. Праздник — громкое слово для деревенской попойки, но у командирши был явный талант: к полуночи Карина размякла настолько, что когда Адель заговорщическим тоном предложила ей сбегать на речку, чтобы искупаться там голышом, позволила утащить себя из шумной избы. Они плескались и брызгались в темноте под мигающими звёздами, визжали, поскальзываясь на гладких подводных камнях, хором начинали что-то петь, взявшись за руки и забывая половину слов, хихикали и немного целовались, сидя на ещё тёплой траве, потому что это казалось очень правильным в такую славную летнюю ночь, а потом Адель шепнула: «Расслабься», — и растворилась где-то внизу, и только звёзды долго вспыхивали в небе над Кариной, пока сама она не стала одной из них.
На следующее утро голова у Карины с непривычки болела так, что лечить её пришла жрица. Пока пациентка с тупым видом выбирала из горячего отвара разваренные кусочки овощей, Вивиан сидела рядом и бубнила что-то настолько же неинтересное, насколько невкусной была еда. Но когда чашка опустела, Карина почувствовала, что голова почти не болит, а Вивиан доверительно рассказывает ей о том, какая жизнь у неё была до Купола, показывает шрам на руке, оставленный волками, наконец, вспоминает о матери, сестре и брате. Если раньше Карина могла жалеть только себя — хотя никогда бы в этом не призналась — то теперь, увидев, как спокойно Вивиан несёт собственный позор, прониклась к подруге невероятным сочувствием. «Я никому не расскажу», — поклялась она тогда, охотно связывая себя обещанием.
Позже она поняла, что Вивиан совсем не комплексовала из-за брата, наоборот — любила его. Именно это чувство сближало их маленькую команду до ухода Лотты, а после неизбежно притянуло и поглотило Карину. А была их взаимная любовь дружеской, страстной или родственной — различить было почти невозможно, да они и не пытались.
* * *
Когда через приоткрытую на улицу дверь до Карины донёсся уверенный голос Салимы, она осталась сидеть на месте, лишь уши её стали понемногу краснеть. В душе у неё, однако, поднялась буря. Теперь, когда всё было так хорошо, встречаться с бывшей наставницей Карине не хотелось никогда в жизни. Долгое время ей с этим везло — но не сейчас. «Она напьётся и уйдёт», — думала Карина, прикусив губу, — «а мы потом вернёмся в деревню, а она останется тут».
— Здравствуй, Салима, — с холодной вежливостью ответила Карина, не поднимая глаз, но чуть повернув рукоять меча, чтобы видеть отражение Салимы в блестящей стали клинка. — Дела идут на пользу Куполу, — ответила она максимально безопасной формулой, продолжая стирать уже несуществующие масляные пятна с металла.