— Кому спинку потереть? — встрепенулась Шозия, тряхнув головой и явно желая сменить тему. — Чиа, я выбираю тебя. Не боись, кто утонул, тот уже не сгорит. Ну-ка, Сэра, удиви нас, — и она ловко поймала неожиданно мягкий на ощупь кусочек диковинного мыла, пахнущего и правда удивительно: на первый нюх, компотом из груш, а ещё — да, смородиновым чаем, хотя погодите — это же сладкий клюквенный морс! А когда Шозия почти перестала различать оттенки бодрящего запаха, то уловила слабый, но каким-то образом доминирующий в этом букете цветочный аромат розы.
Пару лет назад Шозии довелось выступить в своеобразной роли сводницы, обеспечивая тайную связь между Алиар, доченькой местного кузнеца, и Рейном, сынулей местного же лесоруба, которые задумали вопреки воле своих семей пожениться и сбежать из Больших Бобров. Целый месяц она разносила записки и подарочки, изобретая всё новые предлоги, чтобы проникнуть в кузницу, так что мать Алиар всерьёз стала подозревать саму Шозию в нескромном интересе к своему мужу. Вспышка страсти между влюблёнными завершилась, когда коробка с невиданным подарком — алой шаармидской розой — попалась на глаза отцу будущей невесты. Роза попала в печь, Алиар под домашний арест, а Шозия, совсем не удивившись такому концу, вышла из ситуации с несколькими засушенными лепестками. Запах этот она с тех пор обожала.
— Ах, — с наслаждением выдохнула Шозия. — Сэра, я тебя люблю. Пойдём, тебе понравится, — обратилась она к Чиад, по-детски взяла её за руку и уверенно повела к наполовину погружённому в воду мощному кленовому стволу, ограждавшему запруду со стороны нижнего течения. Гладкая его поверхность, выскобленная солнцем и ветром, была лишена коры и выглядела бы совершенно мёртвой, но кое-где, не подчиняясь законам природы, — а может, наоборот, смело провозглашая их, — торчали на тонюсеньких веточках пятипалые листочки. Видимо, не все корни были выворочены из земли во время падения.
— Садись, как на лошадь, — распорядилась Шозия, небрежным шлепком по тёплому дереву разогнав пёстрых бабочек, устроивших собрание на самом нагретом участке ствола, — и ложись на живот.
Пока Чиад ногами к берегу осторожно укладывалась на старом клёне, Шозия разделила волшебное мыло на две части и заговорщически шепнула ей:
— Расслабься.
Делать массаж Шозию научил, как это ни странно, Федек. Дварфом он был внешне вполне типичным: от поседевшего кончика бороды до окованных железом каблуков тяжёлых сапог. С оружием он обращаться умел, про своё участие в битвах рассказывать любил и делал это так красиво, что даже опытная врушка Шозия не сразу поняла — ни на какой войне Федек и близко не бывал, а подвизался в лучшем случае где-нибудь в городской страже. Но вот откуда у него таланты совершенно в другой области — дварф упорно говорить не желал. А открылось это вот как: спрыгивая с ослика во дворе Федека, Шозия подвернула ногу. Лодыжка тут же опухла и покраснела, а больно было ужасно. Шозия разрыдалась, вообразив, что навсегда теперь останется хромоножкой, но Федек отнёс её в дом, напоил чаем с сонной травой, а когда несчастная Шозия притихла, стал разминать больное место своими корявыми пальцами, ставшими вдруг необычайно чуткими. К вечеру Шозия ушла домой на своих двоих, а следующим утром изводила дварфа, пока тот не показал ей всё, что знал.
Длинные и ловкие пальцы Шозии путешествовали по загорелой спине подруги. Где-то они задерживались и словно вплетались в упругие мышцы, а какие-то места пробегали, только ласково погладив. Фруктово-цветочная смесь, вбирая в себя капельки воды с гладкой кожи Чиад, быстро превращалась в тёплую пену, под которой совершенно пропала гордая (и до боли знакомая!) татуировка сокола на лопатках, и без неё юная степнячка, ничком обхватившая ногами старый клён, казалась теперь до дрожи уязвимой. Сложив пальцы в замок, Шозия медленно прошлась сверху вниз по ложбинке позвоночника, невольно заставив Чиад прогнуть спину, и без остановки, лишь расцепив ладони, перешла на ягодицы. Здесь она позволила себе усилить напор — привычные к верховой езде мышцы поддавались тяжело. Но душистая пена, мягко сползавшая теперь между ног Чиад на широкий ствол, продолжала демонстрировать очередной удивительный эффект — буквально за несколько широких движений Шозия почувствовала, как взмыленная под её ладонями Чиад начинает обмякать.
— Ты как? — глубоко дыша, спросила Шозия, оставив одну руку на бедре Чиад, а второй трогая её за плечо. Настоящий массаж («наложение рук», как называл это Федек) всегда был довольно изнуряющей штукой для мастера.