Последние несколько недель Лилия заплетала волосы в две косы. Дурной знак. Кажется, та смирялась с чем-то.
Братец, которого она вовсе ни в чем не обвиняла, нет-нет, всего лишь раз в день вызывал в ней бурный приступ лихорадочного гнева. А не далее как за две недели до этой ночи, гневаться Лилия перестала. Очень дурной знак.
Стало быть, держала всё в себе, копила, а ещё их с Лиилем кормилица говаривала: «В себе держать - горе познать».
Девушка бродила вечерами по сторожке и выглядела не особо счастливой. Худшее предзнаменование из всех возможных.
Ночами зато жила по полной - охотилась, как в последний раз, на мерзость всякую, иногда напивалась до послезавтрашнего утра - нечасто, раз в месяц, на полнолуние, и костерила Арчибальда, а уж потом всех братьев по очереди в порядке уменьшения возраста и регалий.
Последним шёл Лииль, но на него сил уже не хватало и Лилия засыпала мертвецким сном. До послезавтра. Таким образом, пару ночей братец был настороже один и девица была уверена, что без неё он очень даже неплохо справлялся.
Главное, чтоб в поход не собрался в одиночку, оставив её в качестве залога местному старосте.
Сегодня же был самый ужасный день. День ее падения. Начало конца. Возвращаясь от старосты, Лилия поймала себя на мысли, что без отвращения улыбнулась местному кузнецу - мужику безродному, вдовому, но вполне в её вкусе. Выглядел тот, как будто жену не потерял, а съел, вот и вырос на три головы выше Лииля.
Сейчас Лилия сидела, вспоминая, какие предложения рук и сердец она отвергла и внутри снова разгоралось...нет, не сожаление - как можно свободу променять на тех родовитых индюков, помилуйте! - а самое,что ни на есть, твердое намерение.
- Надо что-то делать, - задумчиво протянула она. Эта фраза звучала почти ежедневно, как молитва запуганного нежитью крестьянина, но дальше этих слов план спасения не развивался.
Поэтому Лииль вполне мог дальше заниматься своими делами, но тут...
- Я взвесила все варианты. Осталось два. Из них лишь один - тот, где мы гарантированно не умрем, - Лилия говорила быстро, не была пьяна и не бредила во сне, что иногда с ней всё же случалось.
Вообще, надо отдать должное её характеру - вся в близнеца своего пошла! Тошно ей, а не признается. От голодной жизни вон как исхудала, пока в эту деревушку не угодили, но не жаловалась и уж тем более не собиралась обратно, чем изрядно попортила кровушки Лиилю. А теперь вон чего - даже придумала план.
- Я в волшебницы пойду, - не моргнув и глазом, заявила. И не улыбнулась вовсе, значит, решила твердо. Или тронулась всё же.
- Мы с тобой наведаемся к Менелтору сами, раз он сюда не торопится. И я лично попрошу его меня обучить. Не зря же его Волшебником кличут...называют, - она наконец замолчала, оценивая реакцию брата. - А тебя он, может, возьмет на службу, как тех парней, помнишь? Которые приезжали давеча... недавно, -поморщилась, еще одно словечко деревенское выплюнув, будто своё родное.
- Только уходить надо ночью. Сейчас. И Вульфиллу придется оставить, а то староста шум поднимет, мол, воры, единственного волкодава - защитника и того утащили и тогда от феодала тоже работы не дождешься, - ей всегда особенно удавалось изобразить старосту.
Глаза на худом лице казались особенно большими и сейчас впервые за многие дни светились осенившей Лилию идеей.