Комната для танцев, как и всё остальное в приюте, совсем не изменилась — с поправкой на отполыхавший четыре года назад пожар и полную с тех пор заброшенность. От таблички с гордым названием «Бальная зала» на почерневшей и облупившейся двери остался кремовый прямоугольник чистой краски. Тамиас помедлил в коридоре, бросил взгляд по сторонам — никого — и шагнул на когда-то отполированные до блеска, а теперь закопчённые и рассохшиеся доски. Он прошёл в самый центр, расслабленно держа боевой топор почти у самого обуха — знал, что в случае чего успеет не только удобно перехватить этот, но и достать из широкой петли на поясе второй. К окнам Тамиас приближаться не стал, чтобы не заметили с улицы, и верёвку решил не трогать. Если полуэльф вернётся тем же способом, что сбежал, то сам себя поставит под угрозу.
Без особой надежды он огляделся. В этом помещении Тамиас по очевидным причинам практически не появлялся, и даже если бы где-то в приюте его ждала волшебная коробка с надписью «Лекарство для Тамми», она явно находилась не здесь.
Взгляд Тамиаса пересёкся с собственным отражением в перепачканном сажей зеркале. Человек в тёмной одежде был довольно рослым, но не слишком плечистым, так что предсказать его настоящую силу могли немногие. Молодое и гладкое лицо, совсем не грозное, несмотря на небритость — а может, именно благодаря редким усам и бородке. В неряшливо зачёсанных назад волосах виднелись седые пряди, а правый глаз пересекал тонкий белёсый шрам. Парень из зеркала смотрел на него пристально и свободно, и Тамиас отвёл глаза первым.
Следов на полу было множество, словно комната всё это время продолжала работать по назначению. Интересно, многим ли выпускницам приюта во взрослой жизни пригодились уроки танцев? И для чего — вилять полуголыми бёдрами где-то в портовой таверне под скверную музыку? Тамиас отвернулся от зеркала и направился к останкам пианино. Инструмент этот был редкой работой какого-то знаменитого мастера, и потому танцевальную комнату всегда запирали на ключ, чтобы воспитанники не осовременили произведение искусства на свой лад. Теперь это были трухлявые обломки, руины былого великолепия, всеми позабытые и никому не нужные. Тамиас присел перед телом старика и поднёс лезвие топора к его ноздрям. Холодная сталь помутилась от слабого дыхания.