Жил-был Пёсель.
- Кто у нас тут "хороший мальчик"? - хитро спрашивали его люди.
- Кто? Кто? - мучился от бесконечных догадок пёсик, хотя окружающие слышали лишь "Гав! Гав!"
- Конечно же, ты! - льстили ему люди.
- Да! Да! - радостно соглашался простодушный собакен, подставляя голову, чтобы её погладили.
Сиба-ину жил когда-то внутри настоящей американской мечты. Частный двухэтажный дом на краю речки, из окон коего открывались замечательные виды на пейзажи Аляски. Семья, полная любви и заботы. Вежливые соседи. Состоявшиеся родители. Подающие надежды дети. И счастливый Пёсель. Возможно, он тогда имел настоящую кличку. Но история запомнила его лишь как хорошего мальчика.
Внутренняя и внешняя гармония пронизывали этот маленький мирок.
Его идиллия разрушилась за пресловутые "Пять Минут Судьбы".
Пёсель тогда проснулся с чувством смутной тревоги, пронизывавшей атмосферу Матануска-Суситна. Тихая ночь, стрекот жучков. Иррациональный страх. Бессмысленная беготня по спящему дому, те самые "тыгыдык-тыгыдык", и слова из комнат домочадцев "ох, Пёсель, дай поспать". Внутренний компас собаки бешено вращался из стороны в сторону, не давая той сориентироваться в собственных ощущениях. Когда пёс в отчаянии выглянул в окно, в ту же секунду ночь сменилась днём, а быстрое цунами видимой глазом ударной волны прокатилось по всему видимому пейзажу Аляски и врезалось в дом, перевернув в нём всё вверх дном.
Свет опять сменился тьмой. Бездна поглотила Аляску. Лето превратилось в зиму.
Американская мечта разрушилась, как зубы, вкусившие мороженое сразу после горячего чая.
Семья распадалась прямо на глазах. Члены дистанцировались друг от друга, разлагались морально, изменялись физически. Ссоры, стенания, вспышки гнева и порывы безумия, жуткие изменения в телах и ужасающие чёрные пятна, что проступали и сочились из кожи. Пейзажи за окном деградировали. Среди всего этого жил несчастный Пёсель. О нём забыли. Его пинали, как вещь. Он не понимал, что происходит. Ему было страшно. И больно смотреть, как некогда близкие люди превращались в чудовищ. Они больше не кормили и не гладили его, не выгуливали и не убирали за ним.
И тогда он ушёл из дома.
Он скитался по мёртвым улицам неизвестного ему города. Искал, что бы сожрать. Голод скручивал его живот, и дошло до того, что он готов был съесть даже шину машины. "Я хочу есть", - думал Пёсель, - "пусть эта штука будет моей едой!" И почувствовал Пёсель, как что-то изменилось внутри него. Хватанул зубами за резину, да и оторвал ту от колеса. И понял он, что это вкусно...
Святоша притормозил Рысь от поспешных решений. В своём стиле напомнил о том, что в одиночку гулять под Куполом опасно, а олень, как и собака, особой защиты от разрушения психики не гарантировали, не считая чисто психологического успокоения. А оно легко превращалось в обман. Счастье животных было в их тупости, она же лишала их того, что люди называли "душой". И пусть способность к разговору имелась у сиба-ину, это лишь говорило об её странной особенности. Очень необычной, но не более любопытной, чем стремление общаться только с Ковбоем.
В итоге, Рока отпустили погулять одного по округе. Олень безо всякого флюгера понимал, куда ветер дул, отчего убежал искать добычу в одном ему только известном направлении. Собакен тоже бродил туда и сюда, живя своей жизнью, но показывал себя существом социальным, в том плане, что всегда возвращался к Ковбою, чтобы попросить того решить какую-нибудь проблему, попутно выдавая случайные комментарии по незначительным событиям и окружению.
Дорога к Анкориджу, когда-то вымощенная жёлтой линией на карте.
В серых тонах Зоны она смотрелась невзрачно, негостеприимно, но хотя бы до сих пор вела к хоть и совершенно не изумрудному, но всё-таки городу. Или же так казалось путникам. В свете недавнего события отличение реальности от вымысла собственной головы требовало напряжения оной. Они шли по дороге, и созерцали следы безумия ландшафтного дизайнера. Те из них, которые проглядывались сквозь туман. Там, за его завесой, среди белых пятен света возвышались большие тёмные силуэты размытых разломов, что выпячивали наружу деформации земной коры.
Аномалии... ничего особенного, что нельзя было бы обойти. Хотя Рысь понемногу начинала ощущать, что чем дальше в Зону, тем интереснее сюрпризы, которые могли поджидать там. В том числе, неприятные. Но пока что обходилось без эксцессов. Даже случайных и не очень встреч в первые пару часов ходьбы не намечалось. Зона снова опустела. Относительно, если не считать редких Потерянных и других животных, что иногда мелькали между стволами мрачных деревьев. И всё-таки вокруг было тихо и спокойно.
Пока в какой-то момент сталкеры не увидели, что навстречу к ним приближается что-то массивное.
Силуэт всё более чётко оформлялся в тумане, пока перед глазами компании не сконцентрировалась потрясающая в своём сюрреализме картина. Знаменитая БМП армии США, старый добрый "Брэдли". Машина, хорошо зарекомендовавшая везде, в том числе и Ираке. Кэмэл легко узнал её уже по одной только форме корпуса. Ему доводилось как-то побыть на месте механика-водителя, хотя чаще парень ездил в отделении для десанта.
Это был целый "Брэдли"... он ехал... на силе трёх огромных кабанов. Они тянули машину мощными тросами, которые закусили в зубах посредством импровизированного ярма. Гусеницы БМП, скребущие по асфальту, создавали невыносимый для ушей звук, но "кучера", казалось, это нисколько не смущало. Крупный мужчина, солдат по форме США, сидел на лобовых бронелистах "колесницы" и гнал троицу скотин при помощи кнута.
- Шевелитесь, свиньи войны! - зычным басом орал безумный сержант, - проклятые мексиканцы скоро поработят Великую Америку!