Мир меняется. Все вокруг точно откликается на его слова и мысли, заставляя мечтательно осмотреться вокруг, оглядывая жизнь в последний раз... В глазах - пустота. Прошли секунды терзаний, остался лишь покой. Безмолвно течет Стикс сквозь подземное царство, унося память, жизнь, всё то, чем они еще могли угрожать ему... Доктор поднялся.
Тролль на коленях. Судзуми бьется. Кровь-кровища льется, льется... Что же, у него никогда не было таланта сочинять стихи, но может... нечто иное? На измученных губах проступает улыбка. Кем он был? Кем он мог быть? Ничем. Никем. Лишь пустотой, которую бренный мир пытался удержать в себе как планеты сжимают космос своими гравитационными полями. Эта жизнь держала его в когтях, сжимала, точно за горло стальной перчаткой. Была ли у Судзуми власть рассечь цепи, сжимающие его? Выпустить то, что лишь он один в себе чувствовал, ради сохранения чего готов был даже умереть? Такой была его религия, культ Мориона Готорна, великого божества, пророка и верующего в едином лице... Для него не было ничего того, чего он не мог бы совершить. И если есть в мире иная власть, высшая чем его собственная, смеющаяся над ним раз за разом, будь то боги или собственное сумасшествие... Одному из них придется исчезнуть. Ноги, укутанные белым сумраком, точно идут по воздуху. Вопрос задан. Вопрос заслуживает ответа. Эта жизнь... Он любил ее всеми фибрами души, любил как можно любить не природу, но женщину... Он овладевал ей вновь и вновь со всей страстью, которую могут породить ум и безумие... Он дарил ей подарки, достойные ее прелестей... А главное как всякий мужчина лепил из нее что-то угодное лишь ему... Но как всякий истинно любящий мужчина ощущал жгучую ревность, абсолютную неспособность делиться... Сейчас она откликалась на его ласки, в ней пробуждалась животная похоть, жажда абсолютного единства, но пройдет несколько секунд и она вновь отдастся другому, другим... Судьба. Рок. Вселенная. Самая большая в мире шлюха ибо не может благоволить лишь одному. И если Морион Готорн безвластен посадить ее на цепь... Она не сделает с ним того же. Легкие наполняются свежим ночным воздухом, пропитанным прелестным ароматом свежего мяса... Так пахла его работа.
- Какая же красота...
На фоне коленопреклоненного тролля он казался маленьким, просто надгробие на фоне выкопанной могилы. Камень, который можно было лишь сломать. А могилы... Могилы засыпаются. Рука в белой перчатке ложится на щеку гигантского создания, заботливый, почти нежный жест...
- Бедное дитя. Брошенное. Забытое. Одинокое. Лишенное цели и смысла, сведенное к простой добыче пропитания точно животное... Этот мир был создан для тебя, ты воплощенная сила и как с тобой обошлись... Но теперь я с тобой, Том. Ты больше никогда не будешь одинок.
Губы легко коснулись уже окаменевшего лба. По уродливой морде, навеки застывшей в неестественном, жутком выражении блаженства, побежала одинокая капля, ее собратья падали по щекам из черных глаз на белые перчатки.
- Как они одиноки, Судзуми... Как потеряны... Но чем мы лучше? Посмотри на них...
Бывший робот сражается с Бертом. Волколак рвал Билла... Морион Готорн плакал.
- Убивают друг друга ради выживания... Разве такой должна быть жизнь? Разве ради этого мы здесь? Зачем столько боли... Столько крови... Столько жестокости...
Теперь доктор шел к хоббиту, немало не заботясь тем, что был на две головы его выше. Шел, чтобы обнять. Участь собратьев его больше не волновала.