Фьерн не сразу мог припомнить, когда в последний раз встречал Верхушку Зимы в бесснежных землях. А тут - парадокс и ирония дороги - думал, что идет в ледяную обитель, а вошел практически в лето.
Впрочем, поначалу, все шло, как и предполагалось, лёд застывшей реки, бураны и сугробы, и среди них - прекрасные, жестокие и безжалостные создания, словно скользящие на порывах колючего, острого ветра. Ледяные эльфы, белые лисы... Их красота завораживала, и, как казалось Фьерну, чудом, что они, дав увидеть свою безупречность, оставляли его в живых раз за разом, колдун обязан ледяной стихии, текущей в его жилах и благословению Ледяной Девы. Он не раз возносил Ориль слова благодарности за время своего пути, так и не научившись молиться по канону, заведенному у жрецов, да и не испытывая в том нужды, Фьерн знал, что Принцесса Зимы слышит его слова почтения.
Всматриваясь в снежинки, ложащиеся на ладонь в те редкие моменты, когда ветер утихомиривался, Фьерн думал о том, как же на самом деле прекрасна Зима, чиста и чарующа, и даже самые жестокие её дети обликом напоминают духов, сотканных из грез, звеняще чистых, восхитительно смертоносных.
А еще зима и холод отрицают тлен и гниение. Зима чиста даже в своей жестокости, прекрасна в хаосе и благословенна там, где ей место и время.
Именно поэтому, Фьерн и был сейчас здесь. При всем его почтении и любви к зиме, он чувствовал, что произошедшее - действительно аномалия, неправильная, искаженная... И эта неуместность никому не принесет пользы. Жрецы в Нешкеле, откуда шел Фьерн, изредка останавливаясь в попутных городах и весях, были возбуждены новостями об аномалии. Для Фьерна, знавшегося с духовенством с Ледника, не составляло труда понять, что служители Нешкеля в смятении, и, хоть и возносят всё новые и новые хвалы Белой Принцессе, на самом деле находятся в сильнейшем смятении.
Впрочем, идти на Ледник сейчас времени не было, а молодой колдун все таки не был вхож в ближние круги Леляного духовенства, и собственные сомнения предстояло разрешить самому. И пока ему казалось, что он на верном пути. По крайней мере, Ориль пока что не выказывала никакого явного или чуемого недовольства Фьерновым самоуправством.
И вот теперь такая оказия...
Повесив куртку на сгиб локтя и распутав воротник белой рубашки, Фьерн плечом к плечу с новым знакомым-друидом шагал по мистическому лесу, полному фейских огней, в направлении обелиска Эйлистри. Иней носился вокруг, то и дело шныряя под ногами эльфа и человека, гоняясь за светляками и огоньками. Белоснежная шерсть кота ловила отблески всех цветов радуги, и он переливался подобно хрустальному шару. Похоже, питомец Фьерна был в полном восторге.
Приглядывая то за котом, то за дорогой, Фьерн думал о том, что ему уже открылось здесь. Пытался прикинуть, с чего начать поиски причины аномалии. Сравнительно уверенная наводка была одна - возможное наследие архимага Эроана, что могло сохраниться в таинственном Доме Камня. Молодой Чародей ворошил свою память, пытаясь припомнить хоть что-то еще об этом маге и названном месте.
Так же, он держал в голове тот факт, что двое исследователей уже отправились в бывшую обитель древнего архимага. Интересно, нашли ли они что нибудь? Если и так, Фьерн надеялся, что сможет убедить их поделиться найденным знанием. В конце концов, оно ему нужно было не корысти ради.
Впрочем, проблем здесь хватало и других, с которыми, не исключено, что в дальнейшем придется столкнуться. Элдрет Велуутра, например. С нехорошей усмешкой Фьерн думал, что уж они-то вряд ли примут его за стихийного родича, как белые Лисы. Что ж, в случае, если дойдет до конфликта, Фьерн без всякого сожаления был готов заморозить парочку другую радикальных эльфийских националистов.
Однако, сейчас проблемы и задачи на время отходили в сторону. Ожидался праздник Высокой Охоты и это обещало быть... неординарным.
Наконец, за из-за поворота показался во всей своей красе агатовый обелиск. Фьерн с интересом осмотрел его, и задержался взглядом на темном эльфе устроившимся рядом. Это тот самый герой Эйлистри, о котором говорила жрица?
Фьерн хотел поприветствовать незнакомца, если тот не спит. Но, вспомнив, что сам является здесь чужаком, уступил первое слово Сайонару.