Невозможно описать взгляд раскаявшегося вора, пойманного с поличным на краже в церкви, на которую его толкнула крайняя нужда.
В этом затравленном взгляде всё. Отчаяние, мольба о помощи и быстрой смерти, презрение к самому себе, надежда и страх, обреченность и вечность. Начало и конец пути. В них бескрайний океан разочарования в собственной жизни и поступках. Именно таким был взгляд Валерийца, когда его застукали работники Таможни.
Вынырнув из лоханки, он смотрел немигающим и колючим взглядом, не произнося ни слова и не шевелясь. Язык онемел, не находя не только слов, но и мыслей, способных оправдать поступок, который даже среди наёмников считался постыдным - крысятничество.
Человек покорно ждал своей участи, как палача ждёт приговоренный. И тем больше было его недоверие и душевная боль, когда вместо удара кнутом, мечом или кинжалом, вошедшие оставили на полу некие вещи, а затем удалились.
Крупные капли текли по волосам, огибали брови и скулы, очерчивали овал лица и скапливаясь на подбородке, падали на пол. Вцепившиеся в края лохани пальцы побелели, а подбородок задрожал. Слёзы раскаяния предательски хлынули из глаз. Закусив губу, человек уселся на пятки и согнулся, прижимая руки к груди. Его тело содрогалось в немом рыдании.
Медленно растягиваясь на полу, он потянулся к кинжальной паре. Дрожащими пальцами дёрнул за рукоять и пододвинул поближе. Бледная ладонь сжала клинок и провела длинную, узкую линию вдоль предплечья. Алые капельки крови, маленьким водопадом заскользили по руке. Скапливаясь на костяшках пальцев, срываясь в воду и расцветая в ней причудливыми цветками, так напоминающими цветки лугового клевера далекой Иркландии.
Но не долго человек любовался чарующим зрелищем. Сверкнувшая сталь поднялась к горлу, скользнула к уху и замерла возле самой мочки.
Дрожащие губы зашептали нечто неразборчивое и вздрогнув в последний раз, человек с силой дёрнул клинок в сторону, отрезая часть длинных волос, собранных для удобства в косу. Ещё несколько движений, срезающих лишнюю растительность на голове, придавая некое подобие короткой, рваной причёски.
Со звоном нож падает в окровавленную воду, а человек берёт одну из склянок, откупоривает зубами и даже не пригубив и не понюхав, выпивает. Для него перестала существовать разница между такой жизнью и смертью, которую ему може принести сталь, яд или когти неведомого существа. Нет разницы, так зачем беспокоиться понапрасну?
Собрав ладони лодочкой, ждёт, когда они наполнятся кровью, поднимает над головой и начинает втирать в белёсые, выцветшие пряди, возвращая им давно утерянный цвет.
В жилах медленно начинает закипать зелье, движения человека становятся более уверенными и резкими. Он соскабливает с себя грязь, глядя в собственное отражение в мутной воде, скоблит шею, подбородок и щёки. Бреется на сухую, лишь изредка умываясь. Терпким вином омывает лицо, заставляя отступить мертвецкую бледность и наполнится румянцем. Доводит себя до приемлемого состояния и окончательно смывает грязь из стоящей рядом ёмкости с чистой водой. Смывает кровь, споласкивает волосы. Вычищает грязь из под ногтей, срезает лишнее, приводя руки в человеческий вид. Встаёт и распрямляется, глядя в собственное отражение в зеркале. Ещё несколько штрихов, утереться на сухо, подсушить волосы, перевязать руку, подогнать платье по фигуре, на чистить сапоги, спрятать кинжальную пару и повесить рапиру на видное место.
Лицо-маска, чужая жизнь - роль. Наёмник, человек с тысячью имён и тысячью лиц примеряет на себя облик Джоната Блейка. Придирчиво осматривает, тщательно подбирая мельчайшие детали. Взгляд, плечи, осанка, всё должно быть выверено и не вызывать сомнений. Айронсайд, да и многие могли видеть служку, но они не должны даже допустить мысли, что Джонатан Блек имеет к ней хоть какое-то отношение.
Подсохшие волосы, господин Блек подравнивает всё тем же кинжалом, аккуратно укладывает их в причёску. Фиксирует при помощи фруктового сока. Облачается, не забывая спрятать под одеждой кинжалы. Немного работает над костюмом, придавая ему облик чистого, но слегка помятого облачения. Долгий путь проделал Джонатан Блек...
Присаживается на стул, пробуя сесть и так и эдак, пробует кушанья, гримасничает, словно беседует, шутит или флиртует. Грациозными движениями угощается лакомствами, чтобы выглядеть максимально эффектно. Тело помнит движения, ему нужно лишь напомнить роль. Когда же человек остается доволен результатом, он замирает неподвижно, словно каменное изваяние и сидит так несколько минут, приводя разум в соответствие с обликом. Легенда должна соответствовать облику.
Примерно час спустя с момента, когда в здание на опушке леса явился нищий оборванец, его покинул молодой аристократ, щеголь и франт, решивший развеять тоску родового имения странствиями по необьятному миру. Он достаточно резво спустился по ступеням, взял под уздцы расседланного коня и пешком направился в город. Добравшись до означенного места, он небрежно кинул поводья конюху и деловито распорядился.
- Нап'ить, нак'ормить и расч'есать, саваж маг'гот!
Рука достала из кошеля монету и звонко отщелкнула её конюху.
На этом Джонатан Блек потерял всякий интерес к простолюдину и направился к стоящему у дверей человеку.
- Сак'н'дизель, маг'гот! Краи'к... Сообщит'е Улер'икх фон Бранд'ен...
Джонатан пощелкал пальцами, подбирая подходящее слово...
- Джон'атан Блэк кеад миле фаил'т... Пер'дает тыс'ча прив'ейтов! Бъяг'ом маг'гот!