— Ушки мои, ушки, что вы делали?
— Мы всё слушали.
— А вы, ножки, что делали?
— Мы всё бежали.
— А вы, глазки?
— Мы всё глядели.
— А ты, сердце?
— А я тебе мешало.
— А, ты всё мешало! Ну, постой же, я тебе задам!
Любовь. Иллюзия. Обман. Как же вязко, зыбко и неуверенно стало вокруг Мельи с закатом, со всей этой вереницей чертей, кружащих около отчаянную пляску. Черти и мраки внутри и снаружи.
Черти над ней потешались.
Черти ее пугали.
Звуки за спиной застревали в ушах.
Мел потерялась. Совсем.
Отчаяние как вcякое чувство имеет свои пределы.
Мел боролась сама с собой, и никто не побеждал. В такой борьбе равных проигрывали оба, проигрывали время и жизнь. Жизнь такую, какая есть, разную, темную и светлую, веселую и грустную, вот только всегда цветную, всегда интересную. Настоящую.
Мел стала замечать, вернулась к себе и стала смотреть и видеть. Людей около. Феари, которая сияла ярче тысячи солнц, Валора, чей спокойный, размеренный голос хотелось слушать, чьи движения, простые и правильные, казалось, можно было наблюдать бесконечно, Ульриха, грустного рыцаря севера, потерянного вне своей земли, блуждающего странника, изгнанника времени.
Всех их вышло принять сердцем, которое отпустило само себя, свои боль-любовь. Сердце всего лишь смотрело. Видела Мел.
И Мелья улыбнулась, просто и легко улыбнулась, хоть и невозможно было видеть улыбку за платком. И подала Ульриху руку, уверенная, что в этот раз рыцарь не отвергнет ее.
- Идем?
Коротко спросила женщина, спрятавшая сама себя от всех глаз, но ведающая абсолютную свою женскую силу. Эта сила спокойна и ласкова, такой не крушат города и не ломают сердца, сила созидательна, а не хаотична, сила-океан. Принимающая Мать. Именно такая смотрела сейчас на Ульриха и звала довериться.