- Буду. Обещаю вам.
И улыбнулась на прощание.
Только когда они вышли, сжала кулаки. Мелья не из тех, кому нравится ходить по острию ножа. Здесь по всему выходило именно так - опасно.
Грузные, как будто даже не женские шаги вперед, откинуть полог, закрыть полог, шаги назад - возвращает лицу платок и вьет замысловатые фигуры хождением по шатру, отмеряет шагами расстояние, а, может, жизни, вновь вперед, вновь назад. Остановиться. Приказать себе остановиться, заставить не задумываться глубоко, остаться наблюдать, остаться смотреть со стороны.
Какое-то время она стоит внутри шатра и ей все еще сложно дышать.
- Эээх! - громкий крик и столь же громкий жест руками, будто сбрасывает с себя все, расплескивает, отряхивается.
Тогда ложится на подушки.
"Как это он сказал? Роскошной женщине! Как это он вкусно сказал..." - хитрая, самодовольная, какая-то кошачья улыбка заполняет лицо девушки, здесь в подушках мягко и приятно думать не об Айронсайде и Турнире, не о тысяче жаждущих крови зрителях и тупоголовых устроителях и участниках, здесь хорошо быть роскошной женщиной. Это приносит удовлетворение, это успокаивает, это нежит и обнимает. Это не слишком правдивое, иллюзорное, как и всякое воспоминание или вымысел, но насыщает ее, дает возможность дышать. Она дышит мягко и ровно, бесконечно спокойно вздымается и опускается грудь, затянутая в удобный корсет.