Шел бродяга по Восходу. Невзирая на погоду. Вплавь пересекая воду. Не меняясь год от года. Не пойми какого рода. Без начала, без исхода, шел, топтал ногой природу. Шел в заплатах словно в латах. Спал под небом и в палатах. Не искал отблесков злата. Не боялся каземата. От заката до заката, от порога шел к порогу. Улыбался встречным строго. И фигуркою треногой, посохом клевал дорогу. Без конца, зато с итогом. Шел не мало и не много. Ровно всю дорогу к Богу.Ливень хлестал страну восхода плетью о семи тысячах хвостов. Жестокий, неумолимый любовник он не пропускал ни одного участка тела, возлюбленной: крыши, леса, рисовые поля, все ложилось под его удары, блаженно расслабляясь и напитываясь влагой. Человек, пришедший в монастырь слепых пророков должен был промокнуть насквозь, но вода словно не могла удержаться на молодом анбу в маске капы, как будто от кончиков длинных волос до пяток он целиком был натерт воском. Монастырь был закрыт, но у дверей незваного гостя ожидал один из тех, кто всегда заранее узнавал о подобных визитах. В отличии от визитера, словно и не замечающего дождя, встречающий, как гусеница в кокон замотался в балахон из плотной ткани. Даже носа наружу не высунул, что уж о глазах говорить…
- Тот, кто лишен имени не должен одевать маску… – Недовольно проскрипел старческий голос, при виде посетителя.
- …иначе как он узнает, его ли под ней лицо? – Закончил невысказанное Император, снимая неугодившую слепому пророку деталь одежды. – Я спрошу у своих подданных. В этой стране каждая собака знает меня в лицо.
Из рук в руки перекочевал сверток грубой ткани. Человек без маски капы, задумался о том, что все это должно было происходить иначе: в процессе трагически-торжественной церемонии, которая затянулась бы на десяток часов, если не дней, при большой концентрации народа и вымученных речей чиновников всех мастей. Именно поэтому он пришел сюда ночью в облачении простого оперативника своей новой тайной стражи, а не завтра вместе со всей дворцовой челядью.
В отличии от его отца, плававшего в атмосфере дворцового этикета как крупная щука в мелком водоеме, тот кого раньше звали Кекусики Итта Нобунаги, а ныне просто Император, терпеть не мог официальных церемоний. Возможно, это проходит с возрастом. К сожалению, мир снова и снова клал гирьки ответственности на чашу весов его судьбы, не спрашивая, готов ли он к возложенной на него ноше.
Умер отец, шелковое сердце своей империи, и кому пришлось занять его место? Умерла Кицуне, призрачная тень тени, которой боялись даже те, кто сами были страхом, и на кого оставили ее людей и нелюдей? Сгинул вместе со своей стальной сотней генерал Бэнкай, надежная опора власти, кто теперь встанет во главе армии? Даже Ходячей Горы, от века хранившей Хокай от опасностей континента больше нет. А ведь это малая родина нынешнего Императора, к кому пойдут Хокайцы бить челом? Кто взвалит на себя еще и это?
И вот, теперь он снова в роли получателя наследства. Юноша, на плечах которого лежала вся страна, развернул сверток и осмотрел два самых драгоценных и самых бесполезных сокровища Восхода. Клинки его учителя, казалось бы, ответили ему оценивающим взглядом. Кто этот мальчишка, и по какому праву он нас касается?
- Я подержу их у себя, пока он не вернется. – Выдавил из себя наконец визитер, понимая, что ответа, тем более ответа понятного от своего собеседника он не дождется. И ошибся.
- Он не вернется.
Кекусики, на мгновение позабывшему, что он Император, захотелось ударить старика. Вместо этого, сжав побелевшими от напряжения пальцами ножны черного меча, он произнес, словно вколачивая каждое слово в окружаюше его пространство, излагая свою Императорскую Волю, проклятому старику, бушующему вокруг него ливню, Восходу, всему миру.
- Учитель вернется. – Вода льющаяся с небес текла по его лицу, даже если бы он заплакал, никто бы никогда не узнал об этом. Но он не станет плакать, для этого нет причин. Просто учитель ненадолго оставил ему свои вещи. - Он всегда возвращается.
- Не вернется. – Ровно повторил старик. Плевать он хотел капризы молодого императора. Развернулся да пошел себе назад в храм, к миске теплого супа и сухой постели. Видит Небо, в такой ливень нет ничего их важней. – Кэнсай никуда не уходил.