Невольно сжимая кулачки, Анни переминалась на месте, наблюдая за клоуном — заводной куклой в картонной коробке телефонной будки. Когда он вышел — разноцветный и раздосадованный — девушка дёрнулась к нему навстречу, и тигры на брошенных листовках взлетели следом за её ботинками.
— Ну? То есть… — циркачка смутилась своего напора, ведь никто ничего ей не обещал. — То есть, что вам сказали?
Но вместо того, чтобы ответить прямо, клоун сунул ей в руки бумажного тигра, и девушка расцвела.
— А я Джек! — она помотала головой и тут же поправилась: — То есть Анни, — и рассмеялась, положив ладонь на сгиб его руки.
Девушка была счастлива идти под руку с Пэнни и слушать его голос; голос, привыкший взлетать до верхних рядов, под самый купол, и шептать о чудесах в уши случайных прохожих. Анни было даже немного жаль, что навстречу почти не попадались люди, потому что она вспоминала, как здорово было перед представлением выходить из шатра и вальяжно прогуливаться в костюмах, зазывая будущих зрителей; не столько словами, сколько одним своим видом суля им море красок, блёсток и огней. И теперь она думала, какими глазами смотрели бы прохожие, увидев её и клоуна, неторопливо идущих по ночному городу.
Она шла и думала, что Пэнни рассуждает совсем как старик-в-картинках, и это было забавно — слушать такие слова от совсем даже не пожилого человека. Сама Анни ещё не задумывалась над такими проблемами. Она была ещё слишком юна для этого, у неё была мечта, а потому девушке казалось, что у каждого есть мечта, что каждый любит новые города и страны, и людей, которые носят разноцветные костюмы и не сидят на месте. Но гимнастке нравилось всё, что говорит клоун, и она даже не думала его перебивать. Анни чувствовала себя как человек, наконец-то вернувшийся домой.
Лишь один раз она вставила несколько слов, которые, захлебнулись и утонули в пучине звучного голоса Пэнни.
«Вы любите цирк…» — звенело в ушах гимнастки.
— Я родилась в цирке, — застенчиво улыбаясь, словно не желая хвалиться, но не в силах смолчать, заявила девушка.
— Анни, меня зовут Анни, — улыбаясь, повторила она, задирая голову, чтобы получше рассмотреть деревья, теряющие листву в разгар лета. Девушка с интересом оглядывалась на тёмные дома и пасти подземных переходов, сквозь которые они с клоуном проходили, и с каждым шагом всё крепче сжимала локоть Пэнни. Ей не то чтобы было страшно, но узкие тёмные переулки навевают определённые мысли о чудовищах и выстрелах в спину.
Но когда они вышли к фургонам в окружении мрачных домов, сердце циркачки ёкнуло и забилось с удвоенной силой. Их цирк колесил по стране точно в таких же. Анни отпустила локоть своего провожатого и стала оглядываться, ожидая увидеть старых знакомцев: клетки с животными, походную кухню; быть может, распластанный на земле шатёр, приготовленный к сборке… Но всё заслонила собой громадная фигура.
Девушка обозрела сперва сапожищи, потом — засаленные джинсы, громадный живот; широкую, как бампер грузовика, грудь; и, наконец, запрокинув голову, рассмотрела лицо великана и бочком шагнула за спину Пэнни. Наблюдала с безопасного расстояния, глядя заинтересованно, не отводя глаза под взглядом толстяка, и осторожно молчала.
Анни не знала, пора ей уже разочароваться или нет. Всё, что она увидела, было слабо похоже на цирк. Но здесь был силач и… волшебник? Девушке очень хотелось верить в чудеса. Да и отступать теперь было бы глупо.
Она лишь немного помедлила на пороге театра. В горле пересохло, очень хотелось пить. Да и к тому же…
— Пэнни, — Анни остановилась, заставив притормозить и тянувшего её внутрь клоуна. Улыбнулась, наморщив нос. — А он не превратит меня в лягушку… ваш Мерлин?