Через силу Тайвин поднялся, посмотрел прямо в глаза друиду. Взгляд выражал, кроме усталости, ещё и злость какую-то.
- Арандель, да хранят вас Боги, вы знаете, сколько невинных душ из-за этого камня погибло? Я весьма надеюсь, что он того стоит.
Глаза от усталости закрываются. А перед глазами снова оскаленные серые морды, снова кровь товарищей, проливающаяся на снег, снова в ушах слова на том языке, который он предпочитал бы не слышать, не иметь с ним ничего общего...
Его вина. Не удержал паладина и ДэДа. Не прикрыл людей. Недостаточно усердно молился в бою. Все эти погубленные души - его вина. Не камня. Камень тут вообще не причем, он всего лишь вещь. А Тайвин мог спасти, мог хотя бы сказать, чтоб людей уводили... А теперь они лежат там, на пустошах, на поживу падальщиков. Не вырубить им могилы было, не погрести, как Элисиона, того, кто первый по его вине погиб. Можно было утешать себя тем, что из товарищей вроде как никто не погиб необратимо, но чем жизни тех людей менее ценны? Тем, что их имена никогда не попали бы в песни? Рывком жрец открыл глаза. По щекам пробежали две одиноких слезы.
- Простите. Слишком много всего случилось. Я слишком много всего... не успел. Камень был с нами. Он где-то... в обозе. Давайте я пойду и покажу вам.
И устало поковылял к обозу, чтобы дать друиду то, что он ищет. Сейчас он все равно никому не мог помочь.