Устав ходить взад-вперед и чувствуя себя все более нелепо, Эвелин снова опустилась на холодный пол в углу и обхватила замерзающими руками колени. Шут по-прежнему не двигался, глаза его были скрыты в темноте, но она чувствовала его неотрывный взгляд. Это было одновременно жутковато и приятно. Оттого, что не понять, что творится в его голове. Кто знает, может, он сейчас представляет, как вспорет ей горло и напьется ее горячей кровью? А может, как его руки и губы ласкают ее обнаженное тело? От этой мысли стало теплее. Она так давно не была с мужчиной... От стыда за собственную слабость стало еще немного теплее и почему-то легче. Она уж готова была ухватиться за эту предательскую мысль и заставить плотские инстинкты снова проснуться и ускорить ток крови по венам, чтобы разогнать этот пронизывающий насквозь холод, но странный звук заставил вздрогнуть и подобраться, превратиться в зрение и слух, нащупать непослушными пальцами в кармане угловатую рукоять ножа...
Шлеп. Шлеп. Шлеп... И будто эхом по всему коридору чуть тише: шлеп-шлеп, шлепшлепшлеп... И легкий скрежет по замершему полу - кто-то волочит ногу с обнаженной костью...
Пальцы застыли, сомкнувшись на ноже, облачко теплого пара вырвалось из губ почти с облегчением. Зомби. Существа, в которых так странно сочетается жизнь и смерть. Люди, которым не дано было уйти навсегда. Они всегда пугали, всегда отталкивали, о них старались не думать. Наверное, именно потому, что понимали - их всех, вероятно, ждет такая же участь. Неприкаянными душами брести из ниоткуда в никуда. Шлеп-шлеп босыми вечно гниющими ногами по бесконечным коридорам. Невидящие взгляды, часто изуродованные тела... Шлеп-шлеп... То же бессмысленное движение, что и в последние годы жизни. Есть ли тогда разница между жизнью и смертью?
Одно в них было хорошо - в отличие от адских тварей, они были не агрессивны. Шли себе и шли, без видимой цели. Вот и сейчас они один за другим проходили мимо. Шлеп-шлеп. Куда-то вглубь коридора, куда несколько минут (часов?) назад ушли русский с электриком. Что там, во тьме? Стонов уже слышно не было, но они так и не вернулись...
Шут вдруг вскочил, скорчил жуткую рожу, став сам похож на одного из зомби, и поплелся вместе с ними прочь. Что он, черт возьми, делает? Зачем? Возникший словно из ниоткуда мертвец вдруг укусил его за руку, и кровь брызнула из свежей раны, но он сдержал крик и продолжал идти...
Эвелин вдруг испугалась, что останется здесь совсем одна, и поняла, что не выдержит одиночества, что среди всех этих страхов, чудовищ и ходячих мертвецов оно запросто сведет ее с ума. И она собралась было встать и последовать за шутом, как вдруг стены дрогнули, и пол пересекла изломанная трещина. А потом все случилось очень быстро. Громада завода рушилась, складывалась, как карточный домик, из основания которого какой-то шутник вынул несущую карту, крошилась, как песочный замок под ногами небрежного ребенка. Зомби падали в щели, скользили по срывавшимся в пропасть плитам – им было все равно. А девушке хотелось жить. Все еще хотелось жить. И судорожно двигались ноги, скользя по обледенелому полу, вдруг ставшему стеной, и ломались ногти о бетон стены, и до боли сжимались зубы...
А потом последние пальцы соскользнули, и тело упало в бездну, а вслед за ним – намного быстрее – полетел огромный кусок остроконечной бетонной плиты.
Последней умиротворяющей мыслью было «Свобода…»