"Вафли не можно, а нужно" - говорили глаза собаки. Она потянула носом в направлении лакомства, но наглости не проявляла.
- Сладкое собакам нельзя, - заметил владелиц голубоглазой красотки, устраиваясь на своем сиденье, как на диване, подложив рюкзак под голову. Сказал тихо, не понятно, то ли запретил кормить собаку вафлей, то ли просто так истину изрек.
Руку одну под голову положил, вверх куда-то уставился, поглощенный своими мыслями.
- Таба, - это уже к собаке. - Отстань от девушки.
Таба на пол шажка назад отступила, оглянулась на хозяина, махнула роскошным хвостом, мол, конечно-конечно, уже отстала. Но глаза ее говорили совсем другое. Таба хотела и вафлю, и чтобы за ухом почесали. Все сразу. Ткнулась украдкой прохладным носом в руку Иртье, подбивая на нарушение не озвученного запрета. "Давай вафлю, он не смотрит!" - читалось в голубых ярких глазах.
Владелец собаки и правда не смотрел, глаза закрыты, задремал может.
Поезд вдруг вздрогнул всем своим железным телом. Не так как раньше, при торможении или начале движения, нехорошо вздрогнул. Так от испуга или неожиданной боли вздрагивают.
Собака непроизвольно отскочила назад, напряглась, шерсть на загривке и вдоль спины, до самого хвоста, поднялась дыбом. Глаза прищурила, зарычала глухо. Владелец собаки подскочил, взглядом в глубь вагона полоснул, рюкзак подхватил.
- Таба, рядом, - сказал хоть и тихо, но у собаки не возникло желания ему перечить. Отступила назад, к нему, к самым ногам его прижалась. Напряженная, готовая рвать любого, кто приблизится.
Вагон кренился набок. С дальнего его конца послышался удивленный возглас. Картежники перестали играть. Карты поехали на пол с накренившегося столика.
А за окном вагона было море. Далеко внизу. Синее-синее, на горизонте сливающееся с безмятежным небом. И металлические ребра моста, по которому полз поезд, кренились вместе с поездом как пластилиновые.
Тетка картежница обернулась, и Иртье узнала в ней давешнюю цыганку, что липла к ней на улице, там, где был киоск с шаурмой из бабочек.
- Давай погадаю, - предложила она, хихикая. - Всю правду, как есть, скажу.
Потянулась руками. У Иртье на ладони тут же зачесалось вышитое лицо - Тами.
Пол вагона под ногами Иртье затрещал как картонка, расползаясь. Ширилась рваная щель. Посыпались вниз карты, упал стакан с чаем.
- Ну же, глупая, руку давай, - занервничала цыганка, зыркая хитрыми прищуренными глазами. - Быстрее. Акулам на корм пойдешь.
Собака рычала все громче, выбрав цыганку своей целью. Владелец собаки смотрел вниз, на лбу проступили морщины, о чем-то он думал напряженно. Собаке на загривок руку положил, удерживая ее от прыжка, на избранную цель. Взгляд на Иртье перевел.
- Прыгай, не бойся. Нельзя тебе здесь.
- Что ты мелешь, что ты мелешь, - зашипела на него цыганка. - Сгинет девчонка. Утопнет.
- Уходи, - владелец собаки смотрел Иртье в глаза.