Голосование пользователя

Дима ответил на поцелуй, все сильнее прижимая тело Елены к своему. Музыка звучала в крови, губы раскрылись навстречу неистовому напору. С трудом оторвавшись от поцелуя, Лена глубоко и часто дышала с улыбкой глядя на молодого человека...
- Я. Люблю. Тебя.
Девушка отшатнулась. Музыка перестала звучать на мгновение, окутав ее тишиной и холодом. Улыбка медленно сползла с ее лица,
- Нет, - вывернувшись из нежности его рук прошептала Лена, "Да что они сегодня, с ума посходили?"и прокричала, перекрикивая музыку, - Не любишь! Ты просто придумал это сам себе и меня придумал! Я тебя не люблю, ты мне не нужен, понимаешь? Я просто хочу тебя сейчас и все! Просто дружеский секс и не больше!
Резко развернувшись Елена заскользила сквозь толпу, подхватила со столика бокал и вышла из зала. В туалете выхихикивала пьяная толпа, под лесницей бурно целовалась какая-то парочка, ни чуть не стесняясь. Девушка отошла, найдя незанятый уголок и прижалась лбом к холодной стене. Ее потряхивало. Глоток коньяка обжег рот, горячей волной растекся по телу. Ну зачем? Зачем именно сейчас, именно сегодня? Ей уже было стыдно за брошенные в горячке слова, но извиняться или оправдываться она не собиралась. Любишь? Уверен? Ну посмотрим...

- С моим-то упорством получиться сыграть разве что на похоронах. И то - своих. И то - в ящик. - хмыкнув своей недоброй шутке, Дмитрий отошел к столу и взял с него блюдце с недоеденным тортиком, кружку с кофе и вернулся со всем этим к подоконнику.

Поставив осторожно свою ношу в ногах у сидящей девушки, Дмитрий положил ладонь на стекло и расставил пальцы так, чтоб каждый из них закрывал ему обзор на светящиеся окна противоположного дома:

- Это заблуждение, что сужая жизнь настолько интересно. Вот здесь, - парень оторвал один палец от стекла, - наверняка просто забыли выключить свет, слишком быстро заснув в кровати. Тут, - еще один палец, - какой-нибудь студент быстро доделывает чертежи к завтрашней сдаче. А вот тут - просто смотрели телевизор ночью, да так и заснули, с включенным телеком, уткнувшись затылком в мягкий подголовник кресла. Разве что вот здесь, - очередной палец, - сидит задрот и качает своего эльфа 80 уровня. И лишь одно окно, оно, как звездочка, светится на этом черном и мрачном фоне. Лишь там, наверняка, есть хоть что-то хорошее, человеческое. Это проснувшиеся родители успокаивают своё маленькое дитя, проснувшееся посреди ночи. Но и там, - Дмитрий сжал освободившиеся пять пальцев в кулак, - несмотря на всю благодать происходящего, нет ничего интересного. Пресно и старо, как сам мир, который тоже был кем-то и когда-то рожден.

Под конец Дмитрий отломал ложкой большой кусок торта и отправил себе в рот:
- Лучше жить своей жизнью, чем искать ответы в чужой.

Безвольное тело отказывалось подчиняться, от чего было одновременно и страшно и раздражающе. Непонятно. Неправильно. Невозможно. Нереально. На какое-то мгновение Елена замерла, пытаясь осознать происходящее. Может она просто еще спит и видит дурацкий, нереальный сон, навеянный напряжением последних дней? Нет, сжимающие тело дрожащие руки, грохот сердца, запах тела Димы были реальными, слишком реальными. Такими привычными и в то же время такими чужими. Его взгляд – блуждающий по ее телу, зрачки, расширившиеся так, что заполнили всю радужку, от чего глаза казались черными, горящими сумасшедшим внутренним огнем. Язык отказывался повиноваться, из горла вырвался лишь легкий полустон-полухрип, когда он положил ее на пол, и начал раздеваться, судорожными движениями срывая с себя одежду, не отрывая взгляда от ее тела. Лена пыталась поймать этот взгляд – «Дима, Димка…», но непослушное горло отказывалось издавать звуки, а взгляд ускользал от ее глаз. А дальнейшее слилось в один бесконечный кошмар, который отказывался воспринимать разум. Она будто видела все происходящее со стороны. Чувствуя каждое прикосновение. Губы, шея, плечи, грудь горели от укусов, словно сошедшего с ума мужчины, бедра уже перестали ощущать боль от впивающихся в плоть пальцев. Он то набрасывался на ее тело, причиняя боль от которой Лена безмолвно кричала и слезы текли по щекам, впитываясь в ворс ковра. Сколько длилась эта пытка, боль, перемежающаяся нежными, почти робкими прикосновениями, ласковыми поцелуями, дающими лишь небольшую передышку истерзанному телу? Свет за закрытыми шторами начал меркнуть, а Дима все не мог насытится. Лена уже не понимала, сколько раз он входил в нее, сколько раз она проваливалась в спасительное забытье, вырываемая из мягкой и нежной тьмы очередной вспышкой боли. «Боже, откуда у него столько сил?» - безмолвно кричала она, - «Боже, прекрати это!!!» Звонок в дверь, сквозь голос Кипелова, наполняющий квартиру, настойчивый, долгий, но Дима, сжимающий в руках ее тело, даже не заметил его, не заметил, продолжая кричать, шептать,
«Сучка, тварь, ты не понимаешь, я же люблю тебя! Ненавижу тебя! Ты никто, ты просто кукла, не чувствующая ничего! Нет, прости... Девочка моя! Люблю… Ненавижу…Моя…»
Пальцы шевельнулись, сжимаясь в кулаки, тело шевельнулось под телом, руки взметнулись, ногти впились в плечи, оставляя кровавые полосы на влажной коже. Злость, ярость вскипели в душе. Дима замер. Взгляд скользнул по телу, по лицу, нашел ее взгляд. В диких глазах мелькнуло знакомое выражение беспомощности. Ставшие послушными распухшие губы Елены сложились в презрительную усмешку и прошептали, - «Кончил, мальчик? А теперь вытри за собой и убирайся!»
Ногти прочертили четыре полосы на щеке, - «Убирайся!!!»
Взгляд Дмитрия вдруг стал яростно-колючим,
«Сука… Ты моя, слышишь, моя!!!!...» - пальцы сомкнулись на ее горле, мешая дышать. Он смотрел в ее глаза, но видел только презрение и ярость. Боль и темнота, медленно накатывающаяся. Почему же так больно? Тело выгибается, пытаясь сбросить тяжесть. Слабые руки взлетают, оставляя на коже красные полосы о которых он так мечтал.
«Дима…Димка…»

Денис видел всю эту боевуху краем глаза, но ему хватило. От чётких, балетных движений новичка создавалось впечатление, что это какое-то кино. Фантазия - не реальность. Да и сам этот Дмитрий - он как неживой. Пластмассовый какой-то. Человек-граммофон. Круто бьёт, круто разговаривает - как по сценарию.

Почему-то Денис больше не боялся. Его словно бы тут не было. Он встал, не дожидаясь окончания отвратительной сцены, и потопал на выход. Не оглядываясь. Только потом, уже в коридоре, его начало трясти.

Гадко. Было как-то по особенному гадко на душе. Что странно. Вроде бы и самозащита, и его обидчиков унижают, Денису бы радоваться. Но нет, радоваться нечему. Почему-то Денис понял, что больше не будет хотеть стать Терминатором. Умерла мечта. Пусть фальшивая и насквозь искусственная. Хотелось забиться куда-нибудь и почтитать Крапивина, смыть эту сцену голливудскую с памяти. А голливудскую ли? Ты же сам мечтал с ними разобраться, разве нет? Чтоб они усрались от страха? Было такое? Мечты сбываются, парень. Особенно идиотские. Мурашки пробежали у Дениса по спине. Это он призвал этого новичка своими мыслями? Да нет, ерунда. Я не такой.. я не хочу таким быть. Больше... больше не хочу. Он шёл, как обычно, по коридору, и понимал - что-то сейчас навсегда изменилось в его душе - это изменение назревало очень давно. Как имаго выходит из куколки, дотоле неподвижной, закостеневшей, так и какое-то новое нечто (чувство? ощущение? часть души? черта характера?) пробивалось из тесного кокона застарелого страха и давних обид. Это было больно - и одновременно захватывало дух. Мир поплыл перед глазами, и Денис, сняв очки, вытер стоявшие в глазах слёзы и вытер нос... Дурак, чего ты ревёшь? Он не знал. Но это новое чувство-ощущение-внутри никуда не ушло. Душевные переживания... какой я... как девчонка.

Денис до красноты натёр себе уши, чтобы прийти в себя и попытался вспомнить - какой там следующий урок? Эта перемена вроде бы короткая.

Раньше в этой комнатушке на цокольном этаже, окна которой лишь узкими щелями-бойницами смотрели наружу, на солнечный свет да на ботинки проходящих мимо людей, повсюду можно было найти следы легкого помутнения рассудка. Помешательства одного индивидуума человеческой расы — другим.

«Ее глаза... Ее взгляд... Он смотрел на меня со всех стен. Со всех сторон. Маленькие фотографии, большие постеры, даже вылепленный из гипса барельеф — она никогда о них не знала. «Еще чего — в гости в твою каморку, где сидеть можно лишь на пыльных колонках!». Чтож, теперь она о них не узнает точно. Больше никогда не узнает. Да и нет их теперь тут — когда эту реп.точку обнаружат, все ее изображения уже давно прогорят на свалке за городом... Нет, я не псих, нет. Я давно готов. Очень давно....»

Брюки и рубашка. Что же нам понадобится сегодня? Может быть... Это? Шелковая лента, подозрительной длины — на пару обхватов человеческой шеи — осторожно сложена и вставлена в карман рубашки. Красный шелковый платок — со стороны смотрится именно так. И так оно и есть для все вокруг. Лишь для нее он будет значить кое-что другое. «Лишь для нее — для моей куколки...»

Кружка, вечно не мытая, с переведенным на наружную поверхность автографом Кирка Хэммета, залпом лишилась своего содержимого — горячего растворимого дешевого кофе (как его.. Тестер'c чойз, вроде. Димка уже точно не помнил, что в последний раз засыпал в старую стеклянную банку из под Максима). Молодой драммер поморщился от обжигающей верхнее небо жидкости, и шумно сглотнул...

Блестящий одноразовый шприц с каким-то прозрачным содержимым, с закрытой пластиковой крышечкой иглой, нырнул со стола в барсетку. «Если мне из нее улыбку не вытянуть и клещами, то у меня они — клещи — как раз есть. Как раз с собой. Как раз для нее — для моей милой игрушки...»

Рука, убрав шприц, задела маленький шуршащий пакетик. Достал и, улыбнувшись, вскрыл презерватив. Молодой человек натянул податливую резину на палец, а затем, смеясь, стал надувать из резинового изделия воздушный шарик. Закончив, затянул открытый кончик и повесил под потолок. «Нет, сегодня он мне не понадобиться. Зачем? И о ком заботиться? О ней? К концу дня Ей будет уже все равно. О себе? Мне будет уже не важно... Символично — его я купил сразу после того, как познакомился с ней. Сколько лет прошло — а он мне так ни разу и не пригодился. Чтож, я отпускаю тебя!», - Дмитрий схватил надутый презерватив и выставил того в окно, развязал узел, а затем разжал ладонь. Со свистом из кондома вырвался воздух, и бесцветный кусок резины взмыл вверх, уносясь куда-то к небу. А может, и просто на балкон этажом выше — это было уже не важно.

«Так.. а что еще? Да вроде все. Если что, я все равно сильнее. Последний день, до отъезда в Швейцарию — никто и искать ее не будет. Этот, очередной, как его...» Взгляд побродил по помещению, затем Дмитрий щелкнул мышкой, и в вечно не выключаемом компе открылся файл Excel... “Алексей. Можно подумать, ему до нее есть дело. Хотя... Мне тоже до нее нет никакого дела. Кроме одного. Которое я сегодня и сделаю. Ведь такой удачный день сегодня — как раз под мои планы... Правда, пупсик?»

Сотовый. Смс: «Встретимся? Я заеду.» Ctrl+A, Shift+Del. “Что еще я знаю о ней? Кажется, лишь то, что у меня в голове. Пока хоть она еще со мной...» Хлопок дверью. Сиденье старой короллы...

Игривый солнечный зайчик скользнул между задернутыми шторами, закружил в воздухе пылинки и погладил теплой лапкой щеку спящей девушки, нежным касанием скользнул по лицу, запутался в разметавшихся по подушке волосах.
Будильник издал тихую трель и замолчал и заиграл уже громче что-то блюзовое. Елена потянулась прислушиваясь к знакомой мелодии. Глаза, еще подернутые дымкой сна распахнулись, на губах появилась довольная улыбка. Взгляд обежал комнату, остановился на открытых еще чемоданах. Девушка одним движением соскользнула с кровати и закружилась по комнате,
- Завтра, завтра, завтра, - напевала она в такт мелодии, широко улыбаясь. Отъезд на работу в Швейцарию, так давно планируемый, наконец, завтра состоится. Билеты на утренний рейс куплены и сегодня был полностью свободный день, что бы закончить все дела и сборы. На вечер запланирована встреча с друзьями и прощание с Лешей. Лена нахмурилась – вот без этого точно можно было бы обойтись, ну не любила она этих прощаний, неисполнимых обещаний, о которых она забудет, только за спиной захлопнется дверь. Ну, это ладно, можно будет сославшись на занятость, отделаться телефонным разговором.
Алена скользнула в душ и минут двадцать нежилась под упругими струйками дождя. Завернувшись в широкое белое махровое полотенце, она поставила вариться кофе и уселась на кухне на подоконник у распахнутого окна. Летний ветерок ласковыми прикосновениями высушивал капельки воды на ее коже. Звякнул мобильный, сообщая о пришедшей смске – Димка, друг-приятель, верный поклонник, временами надоедающий своими признаниями, но всегда находящийся рядом. Очень удобно и практично. Елена улыбнулась, завтра он везет ее в аэропорт, а сегодня хотел увидеться, почему бы и нет, вполне можно использовать его в качестве водителя.

Ташка поднялась со скамейки. Чем занять себя, что сделать, что бы перестать впадать в хроническую осеннюю рефлексию, перестать тонуть в воспоминаниях. Был бы рецепт, сходила бы в аптеку, купила микстуру, десять капель на стакан воды и, глядишь, совсем другой человек. Солнечный такой человек, позитивный…
Постояла в раздумьях, можно, конечно, вернуться домой, по дороге зайти в магазин, купить коньяка, да вкусного чего-нибудь, дома задернуть шторы, зажечь свечи, устроить себе свидание с самой собой. Только к чему это приведет? А тому же и приведет: очередной приступ воспоминаний и рефлексии. Вздохнула, пошла по аллее туда, откуда детский смех звучал. Хорошая пора детство, память еще не хватает тебя за пятки, как злобливая дворняжка.
Жизнь сильно меняет тебя, точит как вода камень, вроде не заметно, а в какой-то момент ловишь себя на мысли, что ты уже не та как была год, два, три назад. Что ты уже не готова смеяться так же беззаботно как раньше, что ты уже не так легка на подъем, что говорить «нет» становится все легче, а прощать и забывать все сложнее.
Спустилась к реке, рябь на воде от теплого ветерка, играю блики, слепят глаза. Ласковое осеннее тепло проникает под кожу, впитывается, вдыхается.
В мелкой воде у берега плавает кем-то брошенный желтый с красными полосами мяч. Чуть поодаль пара стариков с удочками, сидят на раскладных стульях.
Ташка достала блокнот, устроилась на ступеньках, спускающихся к воде с набережной. Нарисовала рыбаков, медленно пыхтящую по реке баржу нарисовала, мяч в воде, неровный холмистый контур противоположного берега в легкой дымке.
Солнце уже давно перевалило за полдень. Ташка погрелась еще немного, сидя на теплых ступенях. Убрала в сумку блокнот.
Все же нужно по дороге домой зайти в магазин, коньяк не помешает точно, и Куське взять чего поесть, да и себе.

Вместе с визгом тормозов в мир вернулись прочие звуки. Видимо, в качестве компенсации за минуты тишины, Юлия теперь слышала все очень отчетливо. Звуки странным образом не накладывались друг на друга, казалось, что вой сирены и ровное дыхание мужчины существовали в разных, нигде не пересекающихся плоскостях. Заглох двигатель, «музыка» смолкла. Приехали.
Похоже, пациент спал. Спокойно так, будто не выдернул только что из собственного тела иззубренный обломок непонятно чего. Тихое дыхание, умиротворенное лицо. Никаких закушенных губ, стонов, метаний по каталке, просто сон, а не тревожное забытье.
Пока санитар открывал двери, Юлия осторожно вынула иглу капельницы из свободной, расслабленной руки пациента. Удивительно, конечно, что никем не придерживаемая игла не выскочила сама, когда мужчина выгнулся, выдрав застрявший в боку обломок. Юлия попыталась разжать пальцы спящего, чтобы осмотреть неизвестный предмет, но у нее ничего не получилось. Он вцепился в обломок, как в руку друга, держащую над бездной. «Или, наоборот», - отстраненно подумала Юлия. – «Как в руку врага». Ей почему-то казалось, что если мужчина хоть на секунду ослабит хватку, кость тут же воспользуется этим, чтобы вновь вгрызться в его внутренности.
Она помогла санитару выкатить каталку и выбралась из машины. На крыльце приемного кто-то курил. Ждали. Впрочем, торопиться было уже некогда, даже без измерений было видно, что мужчина не собирается умереть вот прямо сейчас. Пока везли каталку к приемному, Юлия с содроганием подумала о том, что ей сейчас предстоит. Все-таки, объяснять другим, что произошло, не имея об этом не малейшего понятие – то еще удовольствие.

Вы не можете просматривать этот пост!

Что там такое? Глаза сами впились в вечернее небо. Черно-фиолетовые тучи, подсвечиваемые багрянцем заходящего солнца, зависли над головой. Одновременно красиво и мрачно, как жаль, что нет с собой фотоаппарата. Но в следующее мгновение из груди вырвался приглушенный вскрик, мозг отказывался воспринимать реальность - на какие-то секунды вдруг показалось, что над городом летит дракон, именно такой, каким она всегда его себе представляла. В горле пересохло,
- Ирка, - прошептали непослушные губы, - Ирка, ты видела это?
В ответ раздалось что-то не совсем подобающее начальнику отдела, но Светлана не повернулась, она продолжала смотреть в небо, ожидая продолжения чуда.
Но нет, небеса потемнели, скрываясь за свинцом туч и оставив людей в странном оцепенении. На какой-то момент воцарилась тишина, сменившаяся хором возбужденных голосов. Света с трудом отвела взгяд от неба и остановила его на пареньке с мобильником. Оставив тележку на попечение Иры, она подбежала к нему,
- Ты снял это? - с надеждой в голосе спросила она, доставая свой мобильник, - Перекинь мне.
А сердце колотилось бешенно, как в детстве, когда 31 декабря в душе начинали бороться надежда и сомнение - существует или нет Дед Мороз, прийдет или нет? А потом не спать, почти до утра, ждать его прихода и уснуть, когда небо уже начинает светлеть, а утром, едва открыв глаза, броситься к елке и закричать от переполняющего все тело восторга,
- Маааамаааа!!!!! Дед мороз приходил!

Юлия мельком подумала, что это только в книгах герои, утомленные чередой поразительных событий, теряют способность чему-либо удивляться. Эта ночь нездоровых чудес и не думала завершаться, и девушка почему-то была уверена, что ей еще не раз придется испытать удивление. Брадикардия вместо ожидаемой тахикардии, мозг отказывался не то чтобы понимать – верить в происходящее.
- Давление меряй, - только и успела ответить девушка, когда рация легка ей в ладонь. Юлия поднесла к лицу переговорное устройство и быстро проговорила.
- Это пятнадцатая, две колотых раны, большая кровопотеря, готовьте операционную.
Юлия мысленно обругала себя за вопиющий непрофессионализм – пребывая в шоке, она совершила непростительную ошибку. Вместо того, чтобы узнать у пациента группу крови, наличие аллергических реакций и иные факторы, могущие вызвать осложнения, она смотрела на него во все глаза, да соглашалась с тем, что все будет хорошо.
Впрочем, еще не поздно это исправить. Она быстро сунула рацию обратно водителю и склонилась над пациентом.
- Группу крови свою знаешь? Резус-фактор? Аллергии есть? – на мужчину Юлия по-прежнему не смотрела, предпочитая контролировать то, что делали ее руки.
В принципе, сейчас эта информация ничем не могла помочь доктору, она и спрашивала-то для того, чтобы сообщить в приемный, какую кровь готовить для переливания. А довезти пациента до больницы Юлия могла и без этого сокровенного знания. В первую очередь нужно было восстановить объем циркулирующей крови, благо полиглюкин – универсальный кровезаменитель - под рукой. Это потом, в больнице, когда дойдет до переливания эритроцитной массы, понадобится знать группу и резус.
Умелые пальцы легко нашли вену, и, несмотря на периодические сотрясения машины, игла попала с первого раза. При такой кровопотере капельными вливаниями уже не поможешь, но чудовищно низкий пульс пациента удержал Юлию от того, чтобы ввести раствор струйно. К тому же, пока пациент ничего не сказал про аллергии, следует перестраховаться, посмотреть, не будет ли реакции на препарат. На такой случай она подготовила еще одну капельницу – с физраствором.
В голове стучало две мысли «Что происходит?» и «Не навреди!». Юлия старалась абстрагироваться от них и просто работать. Просто сделать все, что можно, чтобы спасти очередную жизнь.

Агата тут же ответила:
Ты мне работу даешь или загадки загадываешь?. Подумала "Козел", но прибавлять это не стала. Незачем. Пока.
Затем набрала на кодовом замке ту самую дату. Возвращение к событиям тех лет мало пугало ее, она даже удивилась собственному спокойствию. Улыбнулась, набира код. Человек, давший ей эту работу знал о ней слишком много, а кто много знает либо очень силен, либо долго не живет. Агата подумала, что второе устроило бы ее куда больше. Кое-кто в полиции подозревал, что в тот день дело было нечисто и что Агата не говорила всей правды. Но ведь ее не поймали, а не пойман - не убийца. Адвокат ее был хоть куда, молодец парень. После того, как все кончилось, у них был короткий, но довольно бурный роман.
Сидя перед кейсом с открытым замком, Агата мысленно перебрала имена всех тех, кто мог иметь доступ к уликам по ее делу, но список был слишком велик, чтобы можно было указывать пальцем на того, кто мог... впрочем, она подумала, что вряд ли кто-то из полицейских или судейских сам занялся шантажом. Скорее, кто-то слил информацию. Или кто-то слишком уж старательно наводил о ней справки. И то и другое ее не устраивало, но в данный момент делать было нечего. Эта загадка и будет главной для нее, а пока пора открыть кейс и притвориться, что она пошла на поводке у своего таинственного нанимателя.

Так, наверное, чувствует себя бегущий первым спортсмен, у которого за несколько метров до финиша отнимаются ноги. Это происходит с рекой, которая неожиданно встречает на своем пути неодолимое препятствие. Это – мелодия, оборванная на взлете, это – голос оратора, севший на пике зажигательной речи. Это – энергия, освобожденная от силы, направлявшей ее.
Еще секунду назад, до того этого странного – страшного? – волчьего взгляда, Юлия двигалась. Спокойная внешне, она обрабатывала рану, улаживала формальности, но внутренне вся она была движение. Как электрон, размазанный по орбите, Юлия была и здесь, на месте вызова, и ехала уже мысленно в машине скорой, держа в длинных пальцах тонкую нить чужой жизни. И на ходу докладывала в приемном обо всех обстоятельствах и показаниях, стараясь успеть до того, как перед ней захлопнется дверь операционной.
Теперь же, заглянув в непроглядный мрак этих странных зрачков, она остановилась. Нерастраченная энергия, бурлившая в ней, выплеснулась в кровь в виде адреналина. Дыхание перехватило.
Девушка не могла взгляда отвести от этих немыслимо золотых глаз. Слов мужчины она не услышала. Почувствовала.
- Да, - сказала она, не слыша собственного голоса.
Все рациональное знание, которым она так гордилась, которого так искала, в одно мгновенье вылетело из головы. Не совсем сознавая, что делает, девушка коснулась пальцами раны на шее мужчины и повторила:
- Да.
Оцепенение, охватившее разум Юлии, начинало проходить. Еле удержавшись от инстинктивного желания помотать головой, чтобы придти в себя, она усилием воли перевела взгляд на санитара. Девушка прочитала в его глазах недоумение: что, мол, дипломированный врач, творишь? Юлия одернула руку и хриплым, еще не вернувшимся полностью, голосом сказала:
- Все, поехали.
Девушка подавила желание вновь заглянуть в глаза пострадавшему. Испугалась, что снова попадет под власть этого странного взгляда. По спине пробежал запоздалый холодок, внутренности скрутило. Девушка постаралась взять себя в руки, успокоиться, думать рационально. Возможно, это какая-то болезнь, редкая мутация. Всему можно найти объяснение. Наверняка.
Но происшествие выбило ее из колеи: сначала такая невероятная живучесть, теперь еще и это. За время работы на скорой она повидала всякое, но ни один буйный пьяница или невменяемый псих не пугал ее так, как взгляд золотых глаз этого слишком спокойного человека.

Ташка машинально кивнула соседскому пареньку, мысли в голове звенели потревоженным осиным гнездом, но все как-то вскользь, ни о чем, думать о важном не было сил. Куська подошла, ткнулась носом в колени, оставляя на коже брюк мокрое пятно, села у ног и замерла. Ташка присела на корточки, обняла собаку за шею, Куська довольно засопела ей в ухо, замела в пыли хвостом. Ташка могла вот так запросто обнять дворовую собаку, обнять человека было несравнимо сложнее. Солнце слепило глаза, щедро отдавая тепло, в ожидании зимы. Ташка перебирала пальцами шерсть собаки. Подумала, что нужно купить сена и постелить в будку.
Ташка встала, собака посмотрела на нее снизу вверх, словно спрашивая: «Ну и куда ты? А кто мне за ухом чесать будет?» Ташка еще раз потрепала ее по голове и направилась к выходу со двора, Куська потрусила следом, но у арки грузно уселась и лениво зевая, почесала задней лапой левый бок.
Ташка любила и ненавидела осень. Любила за ласковое солнце, за призрачное тепло, за шепот осыпающихся листьев и запах дыма, за серость унылого дождя, за светлую печаль. Ненавидела за хрупкую грань неопределенности «сегодня», незримо, но осязаемо перетекающую в «завтра», за предчувствие зимы, за невозможность сохранить в себе это чувство обреченности, которое приходило с осенью и с ней же уходило бесследно, как тает утренний туман, еще минуту назад густой как молоко. Осень пахла медом, умирающей травой, солнечной пылью, дождем и ласковым ветром, восточными пряностями, оставалась на губах горечью полыни. Нарисовать все это не было возможности, рисунки были лишь неумелым слепком чувств, абстрактным образом, который каждый мог трактовать, как ему вздумается.
Ташка зашла в закусочную в квартале от дома. Обрадовалась тому, что в обеденное время есть свободные столики, подсаживаться к кому-то она очень не любила. Ташка частенько здесь обедала, кухня была вполне приличной и ценник не грабительский. Заказала себе мясо по-французски, салат греческий и кофе. В ожидании заказа рассматривала посетителей. Достала из сумки блокнот и карандаш, машинально, не глядя, рисовала в нем что-то, какие-то каракули, это успокаивало. Ощущение карандаша в руке, как ощущение реальности. За окном, в звездопаде березовой желтой листвы, стояла девушка, молоденькая совсем, тоненькая как эльф, ждала кого-то. Ташка машинально начеркала в блокноте ее профиль с маленьким вздернутым носом, волну светлых волос, линию плеча и листья, листья. Ташка любила красивых людей, но любила их неодушевленно, отрешенно, как красивые вещи, не признавая за ними возможность действий, поступков, мыслей.
Пришел тот, кого ждала девушка, такой же молоденький, тоненький мальчик, длинные до плеч волосы. Объятия, поцелуй. Ташка смотрела на них и думала о том, что сколько-то лет спустя все сказочное очарование этих «юных эльфов» исчезнет без следа в водовороте жизни, которая будет лепить из них то, что ей вздумается, а от этого мгновения останется лишь набросок в блокноте. Ей вдруг очень захотелось вырвать листок с наброском и отдать им, стоящим за пыльным стеклом закусочной, в листопаде своих чувств, не видящих ничего вокруг, отдать просто так, просто чтобы они не забыли.
Ташка решила, если они зайдут в закусочную, она отдаст им набросок, ну а если нет – не судьба.
Принесли заказ.

Саундтрек =) ссылка

Вы не можете просматривать этот пост!

Заныло под левой лопаткой. Ташка зажмурилась на минуту. Солнечный свет свербит затылок, как прицел снайпера. Захламленная квартира показалась чужой, Ташка будто застряла в гостях, вот только хозяева куда-то делись. Беспричинная тоска, сжимающая сердце, накатывала осенью с особым упорством. Казалось, осенний воздух таит в себе некий вирус тоски. Хотя, у всего есть причина, просто так сложно признавать это.
Ташка много раз пыталась нарисовать это чувство, тоска, тревога, страх, ожидание, такая странная смесь... но ничего не выходило. Карандаш замирал над листом бумаги. А что может быть страшнее чистого листа? Только жизнь, похожая на чистый лист, не заполненная ни чем... пустота. Все чаще Ташка думала, что ее жизнь и есть чистый лист. И она могла бы его наполнить, но боялась. Это было все равно, что нырнуть в темную воду, не зная что там в глубине.
Нужно было выныривать и жить дальше. Ташка открыла глаза. Встала из-за стола, взяла ноутбук и потащила в комнату. Сдвинула на столе чашки, карандаши, подключила к ноутбуку сканер. Достала из-под дивана коробку, открыла. Коробка доверху была забита рисунками, эскизами, набросками. Она была наполнена Ташкиной мечтой. Это был ее Остров. Ее мир, живущий на бумаге...
С каким-то тихим остервенением Ташка высыпала содержимое коробки на пол. Тщательно отобрала самые лучшие работы, не только эскизы и наброски, но и чертежи строений, планы разбивки ландшафта.
Сканируя их, Ташка чувствовала себя пассажиром тонущего корабля. Она сливала свою мечту в интернет. Годы своей жизни отправляла на адрес "до востребования". Может кто купит? Может быть... Да, черт возьми, есть же люди у которых есть не деньги, а ДЕНЬГИ! Пусть ее мечту воплотит кто-то другой... пусть так. Пусть ее Остров будет принадлежать не ей. Но он будет Существовать! Последний эскиз лег на стекло сканера... призрак надежды...
Ташка собрала все и засунула обратно под диван. Руки дрожали. Она торопливо оделась, словно бежала с места преступления или от спящего случайного любовника. Под левой лопаткой уже не ныло, тревога разлилась по всему телу, наполнила Ташку до краев темной водой. Ташка схватила сумку, выскочила из квартиры, зазвенела ключами. Скатилась по лестнице, словно за ней гнались. Распахнула дверь подъезда. Задохнулась от ударившего в лицо солнечного света. Мир вспыхнул и обрел реальность, наполнился звуками, заиграл цветами. Ташкина тоска прокатилась волной по телу и ушла, растворилась в воздухе смытая светом осеннего солнца, словно и не было ничего. Только привкус меди во рту...
Солнце, сожги настоящее во имя грядущего, - но помилуй прошедшее!.. (с)

Ранние лучи пробивались сквозь занавески и расползались по полу точками и полосочками. За окном заливался Кощей. Прижилась приблудная псина. Сам с болот пришел зимой. Гарпий только и рад ему был, а то зимними вечерами скучно, одиноко. Темнеет рано, во дворе-огороде толком ничего не сделаешь. А тут хоть какая компания. Куры-то дуры. Не интересно с ними. Долго думал как пса назвать. Сначала хотел Тузиком окрестить, а посмотрел на него. Облезлый весь, в лишаях, пришел. Тощий. Какой тут тузик, так семерка трефовая в лучшем случае. Трефовая, потому что крест на нем можно было ставить. Но ничего оклемался. Вон как звонко горланит. Потом думал Шариком звать. И опять же, взглянул на пса, какой там шарик. Шерсти клоки торчат, лапы тонкие дрожат, хвост, и тот облез. Не шарик, а многоугольник какой-то. Вот и назвал Кащеем. Пес с радостью откликался. Откликался на всех, кто мимо решил пройти. Скорее всего от того, что редко кто тут ходил. А ныне, смотри, с утра кто-то бредет.

Гарпий посмотрел на часы. Старые с кукушкой. Те показывали без десяти девять.
- Тьфу ты, - сказал смотритель и встал, вернее сел, на край кровати. Забыл спросонья, что часы второго дня встали. Батарейка того. Геля должен сегодня привезти.
Потер руку. Ноет предплечье, зараза. Погода что-ли меняется. Кащей что-то не унимался. Встал-таки окончательно Гарпий, потянулся. Широко, с удовольствием. Быстро оделся, да во двор. Здесь на березе умывальник висит. За ночь до краев налило. Водица хороша, прохладная. Остатки сна смылись на березовые корни. Ветра почти не было. Солнце тепленькое. Приятно.

Кащей вынырнул из-под забора и виляя хвостом побежал к хозяину. На пол пути остановился. Сел. Развернул свою башку в сторону калитки и еще пару раз гавкнул.
- Что ты разтявкалась, псина - Гарпий потрепал Кащея по загривку, - пойдем посмотрим, что там.

Он не спеша двинулся в сторону ворот. Надо выйти на дорогу посмотреть. Заодно ворота глянуть. Собака семенила следом.

Гаденыш, вышедший им навстречу, пытался, видимо, быть великим белым эльфийским архимагов в великой белой башне архимагии, но выглядел жалко и убого, от этого становясь еще более страшным.
Почему-то зло, которое обладает хоть каким-то достоинством и обаянием, уже трудно считать абсолютным злом, в то время как вот такие вот пародии на величие и ужас совершают самые омерзительные поступки, руководствуясь своими мелкими пакостническими взглядами на мир, который им что-то задолжал.

Оно было и к лучшему: вряд ли у кого-то из бойцов дрогнет рука, когда они будут пытаться придавить слизняка. А вот помирать от такой дряни - все равно, что сдохнуть от обычного гриппа.
Бросившись в сторону от копья и упав на блеклую "землю", Левина с большим удовольствием открыла по мерзавцу огонь, наблюдая, как взяли его в кольцо ее товарищи.

Вы не можете просматривать этот пост!

Внезапно:
Взвизгнули истошно, распахнутые изнутри порывом шквального ветра, ворота пагоды.
И десяток извивающихся копий, сплетенных из измененных магией воздушных потоков, рванулись из них к вам.
А на пороге воздвигся высокий и тощий хмырь неопределенного, как часто бывает у магов, возраста, одетый в роскошную шубу из белого песца, небрежно наброшенную на голое тело, застиранные голубые джинсы, с темным мокрым пятном на левой штанине и висящий на шее серебристый плеер.
Колдун не утерпел. Сам вам навстречу вышел.
Выглядит он, надо отметить, премерзко.
Брови выщипанны. На левой скуле, переходя на подбородок сложная рунная татуировка голубыми чернилами. Крашенные белые сальные волосы свисают неопрятно.
Лицо женоподобое, но, судя по черной щетине, мужское. Истощенное до крайней степени.
Бледное нездоровой бледностью и выражение имеет злое и неприветливое.
Сосредоточен колдун.
Смотрит на вас мрачно бледно-голубыми глазами, с красными прожилками лопнувших капилляров, скалится бешено, искривив тонкие синие губы.
Не хихикает больше над вами и шутки не шутит.
Кончились у него шутки.

Получив столь прямой ответ, Дракон лишь вздохнул:

- Конкретные предложения - это очень замечательно, но в данный момент меня заботит другое. Как ты, скорее всего, догадался, но не счел нужным мне подыграть, я хотел аппелировать к мнению опытного воина (авторитет кошатников в нашем неидеальном мире постоянно подвергается сомнению), что без кардинальной смены стратегии наша война будет наверняка проиграна. И даже когда мы отобьем нападение этой армии, следующая не заставит себя долго ждать. Посему я предлагаю обсудить оборону крепости в последнюю очередь, тем более...

Дракон остановился, не окончив фразу, и вздохнул еще раз - глубже, чем в первый. Он оставил в покое кота и сложил руки в замок, положив локти на колени; его спина при этом согнулась, точно внутри не было ни одной косточки:

- Идея Кзадарбента мне весьма импонирует, однако он избрал неверную цель для атаки. Лорд Гарамонд - лишь формальный лидер войска, а не его вдохновитель. Его убийство станет отрубанием не глазастой и носатой головы, а, приношу извинения за грубость, детородной. Потому что его место с радостью займет любой генерал, а на место мертвого генерала встанет любой капитан. И так далее, вплоть до рыцарских коней и посудомоек. И вы сколько угодно можете смеяться над тем, что людскую армию возглавляет кухарка - при поддержке Трижды Сожженного она обречена на победу. Рано или поздно мы все будем мертвы, если только, - он почесал кончик носа, - Не найдем способ убить людского Бога.

Откинувшись на спинку кресла, юноша принял вид весьма довольный собой:

- Что скажете, господа?

Вы не можете просматривать этот пост!

Вас когда-нибудь тошнило в состоянии свободного падения вверх? Теперь Тихон мог с уверенностью сказать, что это состояние мало чем отличается от обнимания с унитазом после попойки. Не важно как именно это с тобой происходит, важно только что происходит. Его ситуацию усугубляло только одно. Он не смог снять шлем. Говорунов отчаянно пытался отстегнуть его, как только понял, что его вот-вот вывернет, но ветер вертел его так, что руки не смогли нащупать необходимую застежку. Только оба пистолета выронил. На секунду стало очень-очень противно. Потом стало все равно. Тихону казалось, что его буквально вывернет наизнанку. И уже было не важно куда, в пространство голубого неба или себе за шиворот. А потом все потухло. Его ударило о "потолок" спиной и затылком.
"Хорошо, что я не успел снять шлем", - подумал Тихон проваливаясь в темноту.

Он стоит по стойке "смирно" перед широким столом. По стенам комнаты развешано множество плакатов патриотично-военного содержания. Перед ним, в мягком кресле, сидит полковник Могила. Рассматривает какие-то бумаги прошитые толстой ниткой. В форме, при всех своих орденах. Медленно поднимает на Тихона глаза. Во лбу аккуратненькая дырочка. Ровная, круглая.
- Тихон Говорунов, - начинает он, еще раз сверяясь с бумагами, - До меня дошли слухи, что вы обладаете уникальной способностью левитации. Проще говоря умеете летать. Это так?
- Никак нет, товарищ полковник. Не умею, - чеканит Тихон.
- Жаль, очень жаль, - Могила огорченно качает головой, - нам бы пригодились люди с такими способностями.
"Птах" молчит. Это только показалось или через дырку во лбу и правда видно стену за полковником.
- Ну что ж, - продолжает он, - тогда свободны. Пригласите следующих.
Тихон отдает честь. На пол пути к двери оборачивается. Не удержался.
- Разрешите вопрос. А у вас с затылком все в порядке?
Глаза полковника наливаются кровью и становятся красными.
- Да ты охуел. Ты, блять, у меня сейчас летать прямо здесь научишься. Полетишь парашу чистить до полной, блядь, самадхи. Вон!
Дырочка во лбу задымилась даже.
В дверях "Птах" столкнулся с сержантом "Егерем". Тот тоже в дыркой. Только в виске. Вышел. Из-за закрытой двери слышен голос Могилы.
- Сержант... Прохор... Посмотри, у меня с затылком все в порядке? А то, что-то покалывает последнее время.
Узкий коридор, темный. Рядом с дверью деревянная скамья. На ней сидят "Ворон" и "Молчун". Напротив окно.
- Могила, следующих зовет, - бросил им Тихон, глядя в окно.
Ребята молча кивнули, встали. В окне, через мощеную площадь с одиноким киоском, стоит темное здание. Окна забиты. Над входом высокий козырек на тонких ножках колоннах. Стекло в окне дрожит от порывов ветра. Видимо скоро будет гроза. На площадь выруливает черный автобус. Мелкие мурашки пробегают по спине Тихона.
- Ребята, где мы? - он растеряно смотрит на боевых товарищей.
- Не важно где мы, - оборачиваясь отвечает Паша, - тебе здесь не место.
Оборачиваясь... Одну голову повернул, словно филин какой. Как стоял спиной так и стоит и в глаза смотрит. "Птах" начал даже родной пистолет на поясе нашаривать. Нету.
- Не место. Не место. Не место. - хрипло вторит ему "Ворон" и разваливается на множество черных птиц...

Вокруг белым бело. Высокое здание колышется в порывах ветра. В носу и во рту кислый запас собственного желудочного сока. Живот сводит, но тошнить больше нечем. Шлем в сторону. Утерся. Огляделся. Голова гудит. Рядом Мавр в себя приходит. Сержанты совещаются. "Валькирия" озирается. А "Ворон"? А "Молчун"?
- Сука, - зло прошипел Тихон в сторону пагоды.
И уже в общий эфир. Громко, почти криком, потому-что не ясно как тут общий канал работает.
- У кого-нибудь запасной пистолет есть? Неуютно без оружия тут...

Кзадарбент, вырванный из размеренной жизни своей обособленной Крепости, был недоволен нарушением покоя и вызовом на "совещание". Посланник утверждал, что произошло нечто слишком значительное, чтобы переносить это, скажем, на неделю вперед. Конечно, за дерзость он был примерно наказан Старшими Братьями, но на собрание Вечно Прекрасный все-таки явился.
И очень, очень рассердился.
О приготовлениях к некоему большому походу Отец Отцов знал давно, о том, на что именно собирается нападать этот сброд - около двух или трех недель назад. Армии уже давно не пугали Кзадарбента - жизнь армии зачастую зависела от жизни одного человека, а человек ужасающе смертен. К тому же, Ключник - крепость неприступная в принципе.
Но Дракон, этот проклятый юнец, редко ошибается. Тут все непросто. Очень непросто.
Задумчиво постучав пальцами по столу, Кзадарбент медленно проскрипел из-под капюшона:
- Семья считает, что достаточно будет ликвидировать Лорда Гарамонда и основных командующих армии. В ближайшее время Семья будет обладать детальным отчетом о ситуации в армии. Отец Алоад превратит их существование в увертюру того Ада, что ждет после смерти тех, кто не принял власть Семьи. Семья не склонна поддерживать концепцию открытого сражения. Совет Отцов выступает за обезглавливание армии.
Семья. Семья. Семья. Можно уловить легкие вздрагивания фидаев, слышащих священное слово. Душа каждого из них бьется внутри их тела, подобно бабочке в руках отрока, стремясь выполнить свой священный долг и отправиться в Царствие Небесное, проводив врагов и неверных в Ад.
- Кровососы бесполезны. Семья предлагает им погибнуть с честью, уменьшив численность противостоящей нам армии. Семья готова замолить грехи кровососов по заветам Тайного Знания и избавить их от вечных страданий.

Крылья сломались, разлетевшись сотнями перьев, а тело сотряслось от жестокого удара. Темно в глазах. Виски режет болью. Скривившись, Алексей тяжело задышал, про себя уговаривая стонущий организм потерпеть и подняться. Встал. Пошатнулся, но удержал равновесие. Ничего, нормально...
Взглядом поискал товарищей. Один, два... Пятеро. Птаху и Тени кажется тяжелее пришлось. Лежат, моргают, как будто только в сознание пришли. А где же еще двое?

Январские пушистые снежинки кружились и таяли, падая на лицо. По снежному полю, пыхтя и увязая в высоких сугробах, бежал отряд неофитов в полной выкладке. Я шел поодаль, наблюдая за каждым, по радиосвязи подбадривая крепким словцом отстающих слабачков. Пашка Молчун бежал в первых рядах, вроде и не думая уставать. Крепкий. С характером. Выйдет толк. Только подумал и на тебе. Крякнул боец и повалился кувырком, скрывшись в снежных брызгах. Секунда, другая. Сейчас встанет и скорее догонять, но нет. разлегся чего-то. Ну я в эфир: "Подъем, боец! Ты чё, припух что ли?!". Подошел, брови нахмурил, набрал воздуху: "А ну встать! Быстраа, блядь!". А он мне: "Ногу подвернул, товарищ сержант...". И тут я зарычал, как тигр: "Да ты охуел!!! Хоть без ног на руках ползти должен, чтоб товарищей поддержать огнем!!! Меня не ебет!!! Встал и пошел!!!". Дернулся он, зыркнул зло из под забрала, но закопошился. Поднялся и заковылял, постанывая, вслед за группой. Молодец. Точно толк выйдет.
А потом через месячишко примерно, заходит как-то в палатку - мы тогда на учебном восьмидесяти километровом марш-броске были - бледный такой, смурной, и говорит: "Тащ сержант, у вас это... выпить есть?" - у меня челюсть так и отвисла. Молчун говорит! Даже слов сразу не нашел, а он продолжает: "От меня девушка ушла, сейчас только звонила. Сказала больше так не может. А ведь год уже жили...". Я промолчал, глядя на него. Потом вздохнул. Так же молча достал из рюкзака ноль-семь "Русского стандарта", разлил в два стакана граненых. Кивнул на ящик, служивший табуретом.
Долго тогда говорили с ним, хорошо, душевно. Вторую бутылку тоже достали. Помню смотрел в глаза его близко, руку на плечо положил и говорил: "Пойми, ну нельзя нам этого... Всем можно, а нам, пиздец, нельзя... Мемориальную плиту видел же.. Какой из тебя муж, если не сегодня завтра шлепнут...". И самому больно так стало. Вспомнил тех, кого любил взаимно. С кем рука об руку мог всю жизнь пройти. Яру вспомнил...
А по возвращению он уже на губе сидел, я - на ковер к полковнику за неуставные. Лейтенант, сука, капнул.

ссылка

Кулаки сами собою сжались. Внутри заныло тоскливо так. Плечи поникли под весом усталости навалившейся. Подошел к Самбе и глядя в глаза сказал тихо и хрипло - Что ж так, Назия. Ведь мы виноваты. Сами еле выжили, а они зеленые совсем... Может подкрепления надо было ждать? Не знаю...

Вы не можете просматривать этот пост!

- Выдра, я имела в виду: "покажи сам!", - вырвалось у Ульяны от ужаса, когда она оказалась в каком-то вихре, который поднимал ее все выше и выше, к самому небу.
Ветер не позволял поговорить, он не позволял кричать. За пределами колодца, как таращася в аквариум в зоопарке, за которым плавают чудные рыбки, толпились астральные твари. Она знает их, она уже начала общаться с ними. Это единственное, за что можно было зацепиться, пока ее несло и размазывало по лифтовой тонко-путевой шахте.
- Бэл!!! - истошно звала она и протягивала руки тварям за стеклом. - Вы же знаете меня, я с Бэлом! Демогоргон! Крыса! Мать вашу, я тут местная почти, с пропиской!
Хорошо, что эпоха космических полетов закончилась, не начинаясь толком. Подобные перегрузки вызывали не желание покорять далекие планеты, а желание обнять астральный унитаз.

21:14

Джулия:

Плевать на опасность – быстро, быстро к выходу, ведь всё самое важное происходит там, и на приличия тоже плевать: бабушка Лян Чуньгэ пришла бы, наверное, в ужас, увидев внучку, которая вместо того, чтобы мелко-мелко семенить приличествующими девушке из хорошей семьи шажками, со всех ног мчится через весь зал, как какая-нибудь простолюдинка по деревне за курицей. Впрочем, бабушка Лян Чуньгэ не смогла бы совершить подобного спринта по причинам чисто физиологическим – изуродованные десятилетиями бинтования ступни не позволили бы и широкого шага сделать, не то что бежать. Всё-таки не зря отец и прочие реформаторы начала века боролись за эмансипацию, не зря!

Не одной Джулии пришло в голову посмотреть, что происходит в вестибюле: пока сидящие за столиками и о чём-то беседовавшие между собой господа и дамы удивлённо и непонимающе оглядывались, несколько человек так же, как и журналистка, бросились к выходу из зала, откуда как раз донеслось ещё два выстрела.

Джулия бы, конечно, влетела в вестибюль первой, если бы её почти у самого выхода не опередил какой-то японский офицер, молодой, стройный, с тонкими усиками, проскользнул сапогами по паркету, ворвался в дверной проём

Трис:

Евангелина не обращает внимания на происходящее: надо продолжать петь, что бы ни случилось, нельзя прерывать номер, а что там происходит – не её дело, само образуется. И певица прикрывает глаза и продолжает:

Then you’ll spread your wings

и на какую-то долю мгновения кажется, что сейчас всё снова будет хорошо, что всё войдёт в норму и успокоится, потому что и Чарли снова начинает вести ритм, как ему и полагается, и контрабас вступает в нужном месте, и Евангелина поёт дальше, не обращая внимания на то, что откуда-то спереди, из вестибюля, доносятся ещё два хлопка, а Евангелина всё равно поёт

And you’ll take to the sky

Но не играет Дэйв, совсем не играет, и Чарли опять останавливается вслед за Дэйвом, и мелодия рассыпается, умирает. Евангелина оборачивается к музыкантам, и контрабасист Уош понимает голову и вопросительно смотрит на Трис и Дэйва.

- Трис, - обеспокоенно говорит Дэйв и поднимает указательный палец. С противоположного конца зала, из-за прохода в вестибюль доносятся ещё два хлопка, раздаётся пронзительный женский визг, ещё один, один за другим поднимаются со своих мест мужчины, сам генерал Ёсидзуми встаёт из-за стола и громко что-то говорит по-японски.

Чарли оглядывается назад, за кулисы, откуда

Чао Тай и Джейн:

Совсем молодые парни и девушка тоже молодая, всем троим лет по двадцать, не больше. Невысокие, не выше Чао Тая все, девушка-то и вовсе Джейн по плечо. Взгляды недружелюбные, но не тупо-озлобленные, не пролетарии, на студентов каких-то похожи. Одинаковые дешёвые чёрные однобортные пиджаки на трёх пуговицах, сразу видно, что из магазина готовой одежды, белые рубашки с тёмными галстуками, тоже, кажется, одинаковыми. Скромное тёмное платье длиной ниже колен с длинными рукавами и высоким воротом, с левой стороны приколота серебряная брошь с цветочным узором. Короткое каре, густая чёлка, симпатичное по-азиатски круглое лицо, маленький нос, плотно сжатые губы. Гладко выбритые безусые лица, у одного волосы на пробор зачёсаны, у другого, с гранатой, – стрижены под короткий ёжик. Глаза у него чуть косят.

Парень перекладывает гранату в левую руку, лезет за пазуху. Девушка выглядит более всего взволнованной, перехватывает маленький чёрный тупоносый револьвер двумя руками, исподлобья глядит на Чао Тая с Джейн, бросает короткий взгляд на парня с пистолетом. Этот тоже озадаченно смотрит на Чао Тая с Джейн, переводит взгляд с одного на другую, видимо, размышляет, как поступить.

А потом

Джулия:

и тут же рухнул на пол, опрокинутый выстрелом в грудь, и ещё выстрел прогремел сразу же за первым, и пуля звонко чиркнула о блестящий металл колонны, и вот уже пронзительный женский визг раздаётся совсем рядом: какая-то дама в серебристом коктейльном платье оседает на пол, зажимая рукой правое плечо, и в зале поднимаются из-за столиков, и к крику раненой женщины присоединяется один, другой, третий, и какой-то мужчина уже бросается к выходу в вестибюль, но его останавливает другой японский офицер, хватая за плечо и оттаскивая к стенке у прохода, у которой уже стоят Джулия и ещё несколько человек.

- Что происходит?! – требовательный китайский голос над ухом, начальнический такой, как у Леманна: какой-то седеющий мужчина в очках стоит рядом с Лян Чуньгэ у стены возле выхода в вестибюль, оглядывается на неё, будто ждёт, что девушка сейчас ему всё объяснит. Джулия смотрит по сторонам: музыка остановилась, певица на сцене с озадаченным видом оборачивается к пианисту. Из вестибюля раздаётся длинная автоматная очередь: стреляют не сюда, похоже, на улице.

В этот момент с другой стороны зала

Чао Тай и Джейн:

делает движение стволом в сторону лестницы – идите, мол, идите.
- Go! Go! – громким шёпотом говорит девушка и повторяет жест парня, указывая на дверной проём за лестницей. Сложно разобрать акцент в этих двух коротких словах, но английский ей явно не родной.

Чао Тай и Джейн не дожидаются повторного приглашения и боком обходят молодых людей, поднимаются по лестнице в пустой коридор: налево должна быть сцена, направо – чёрт его знает, что направо, гримёрки, что ли? Двери какие-то, может, и гримёрки. Чао Тай оглядывается по сторонам, куда идти? Джейн дёргает его за руку и указывает налево, где в коридоре за углом

Трис:

широким шагом на сцену выходят двое: молодые парни, азиаты, один в тёмном свитере с брюками, второй в костюме, у обоих пистолеты в руках, направляют поочерёдно на Трис, на Дэйва, на Чарли (поднял руки вместе с барабанными щёточками), снова на Трис, подходят к краю сцены и – бах! бах! палят куда-то в толпу, один раз, другой, третий, что-то грохает снизу и слева, многоголосый вопль проносится по толпе, ещё пистолетный выстрел, ещё один, не только здесь, под сценой тоже.

Трис видит, как на сцену карабкается охранник, стоявший у одной из дверей в засценное помещение, как к нему оборачивается молодой человек в свитере и стреляет. Охранник (кажется, его Владимир зовут) взмахивает руками и падает со сцены назад в зал. Второй молодой человек стоит в двух шагах от Трис, куда-то стреляет, не целясь, похоже, оборачивается к девушке, кричит радостно:

- Чук-ым ильбон-о!

Чао Тай и Джейн:

ничком лежит тело: верхняя часть туловища скрыта стеной, из-за угла торчат ноги в кожаных ботинках, видны размётанные в стороны полы пиджака, неестественно завёрнутая рука. Бах! бах! – в этот момент оттуда же, слева по коридору, доносятся выстрелы – один, другой, третий. Бабах! – грохот взрыва из-за спины, из-за двери, в которую вошли они с Джейн. Снова выстрелы, один за другим, приглушённый стенами крик – паника в зале, должно быть, начинается паника. Справа раскрывается одна из дверей, молодой азиат в смокинге выглядывает из комнаты.

- Что такое?

Джулия:

один за другим раздаются несколько выстрелов и сразу же за выстрелами – взрыв, справа от сцены, видимо там, где стол генерала Ёсидзуми, какое-то движение там, отсюда плохо видно. Видно зато, что на сцене появились два человека с пистолетами, проходят к краю сцены прямо мимо певицы, охранник лезет на сцену, один из нападающих направляет на него пистолет, стреляет, охранник валится назад, нападающий поворачивается, стреляет в толпу.

Крики, вопли, визг, ругань заполняют зал, рядом – японский офицер с мечом в руке, оглядывается по сторонам, кого рубить? некого! люди бегут через танцевальный пол, куда бегут? кто к лестнице на балкон бального зала, кто к выходу в бар, выстрел! валится бегущий через зал человек в костюме, падает на пол, об него запинается бегущий следом, падает на четвереньки, ползёт.

- Что происходит, сяоцзе?! – истерично кричит девушке в ухо седовласый господин.

Вы не можете просматривать этот пост!

Сколь бы милой ни была девушка-журналистка (хотя ей все же немного не хватало присущей и подчас необходимой людям ее профессии дерзости), сколь бы чарующим и чистым ни был голос певицы, ласкавший ее слух так нравившейся ей мелодией, сколь бы на удивление вкусным ни было пригубленное ею шампанское, Джейн ни секунды не колебалась, принимая приглашение Тая. Она любила сюрпризы. Особенно приятные – а от любимого она пока других не получала. Поэтому она с готовностью приняла предложенную руку, поднялась из-за стола, чуть кивнула оставшейся сидеть Джулии и последовала за Таем, увлекавшим ее в строну одной из дверей. Любопытно, что он мог приготовить? Закрытую каморку со случайно оказавшимся в ней диваном? Интересного человека, который смог бы увлечь скучающую в последнее время по живому и остроумному общению Джейн? Особый подарок? А вдруг… она боялась об этом думать, но вдруг он все же решился сделать ей предложение? На губах ее играла улыбка, воображение подбрасывало один за другим варианты, один другого любопытнее – а, когда они оказались одни в закрытом пустом коридоре – один другого непристойнее.
Впрочем, ТАКОГО она не могла и предполагать. Трое вооруженных людей в узком прямом коридоре – вот это сюрприз. Судя по реакции Тая, для него появление этой троицы тоже было неожиданностью. Повиновавшись нежной, но непреклонной руке мужчины, даже сейчас, в минуту опасности, почти инстинктивно ласкавшей ее тело, она стала у него за спиной и чуть сжала его пальцы – «Все в порядке».
Вдох.
Конечно, все было не в порядке. И она, как и Тай, понимала, что никакая это не охрана. Впрочем, отдавая должное выдержке и находчивости любовника, Джейн похвалила предложенный им вариант – пускай они за него ухватятся, пускай примут их за дурачков. Конечно, уже уходим, извините, не знали, не хотели, искали туалет – да мало ли… Им ведь тоже не нужны лишние трупы… Впрочем, наличие гранаты ставило последнее утверждение под большой вопрос.
Выдох.
Она не была склонна паниковать. Но и решительно действовать в подобных ситуациях ей тоже не приходилась – она попросту не оказывалась еще никогда в подобных ситуациях. Поэтому, силясь побороть страх, разогнавший ее сердце до какой-то немыслимой скорости, увлажнивший ладони и как-то уж совсем по-детски смягчивший колени, она внимательно и сосредоточенно наблюдала за неожиданными встречными – молча, чуть прищурив глаза, запоминая каждую черточку на лицах уже давно переставших казаться ей одинаковыми азиатов, ловя каждое их движение и почти чувствуя, как упруго напрягается каждый мускул на теле стоящего перед ней мужчины. Любимого мужчины. По краю сознания прошелестела ужасом не до конца оформленная мысль о том, что будет, если кто-то из них сейчас выстрелит…
Вдох…

Тяжелая тишина тревожила Тихона.
Терпеливо тёк точный, тикающий темп титановых "Tissot". Только-только, туманное торнадо, терракотовой тенью, терзало тёплые тела, танцевали трассирующие, трескучим, торопливым тембром тараторила таинственная тварь. Трагичная таборная тактика.

"Тот тип таскается тонкими тропами", - толковали товарищи.

"Толку твоих талантов, Тихон. Теперь трясите тонкую ткань тьмы", - темечко тянула тупая тяжесть.

Тишь. Трупы. Тошно.

Вы не можете просматривать этот пост!

Рваный ритм скачков и резких смен направления бега в сочетании с диким хохотом сумасшедшего очень скоро сбили дыхание и потому, когда Алексей остановился и обернулся посмотреть, что происходит у него за спиной, то почувствовал как тяжело стучит кровь в висках и сердце рвется из груди, будто у припадочного. Как оказалось злой ветерок отнюдь не гнался за ним и вообще плевать хотел на приглашение поиграть. Вместо этого он продолжал убивать. Быстро, эффективно и беспощадно. То, что открылось взору Дементьева, было поистине ужасающим.

Зал залит кровью, и какими-то омерзительными обрывками. Брызги крови на вентиляторах. Брызги крови на кондиционерах. Брызги крови на свисающих с крыши бумажных журавликах счастья. И на потолке брызги крови. Две дюжины трупов. Изломанное оружие. Стоны умирающих. Тихо хныкает в углу неофит. Суетливо пытается кровоточащими культями запихнуть выпущенные кишки обратно в окровавленную дыру живота. Еще один из неофитов, которому Титанид оторвал ноги сорвал кожу с лица, вырвал глаза и выдернул нижнюю челюсть, хрипя и оставляя кровавую полосу за собой ползет к лестнице. Из багровой раны, бывшей ранее его лицом сиротливо свешивается искусанный язык.

Беркут как громом пораженный застыл на месте. Закрыл глаза. Он не хотел им верить, не ощущая себя в силах выдержать страшную, как кошмар безумца, реальность... Затем снова открыл, оглядываясь в поисках диковинного разумного ветра. И не сразу нашел. Вероятно это те несколько еле различимых глазом кружащихся сквознячков, что метались по залу взад и вперед, и судя по всему уже не содержали в себе никакой угрозы.

Значит справились все-таки. Но какой ценой...
Алексей пошел по залу, с дрожью оглядывая лежащие тут и там тела. Вываленные наружу внутренности, оторванные конечности, головы, глаза, обломки костей с кусками мяса на них, сплошь залитый кровью пол... Вот и Прохор недвижный, словно прилег отдохнуть - никаких видимых повреждений, кроме маленькой, сочащейся кровью, дырочки во лбу. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять - никого не спасти. Но и оставлять так нельзя.

Достал, поднял пистолет, прицелившись в голову стенающего в углу неофита. Рука ощутимо подрагивала, как и нижняя челюсть. Стиснул зубы и нажал на курок... Отвернулся. Отчего-то защипало в глазах.
В несколько шагов приблизился к тому, у которого снесло половину лица. Подошел вплотную и выстрелил ему в затылок. Пуля прошла насквозь, выбив из пола кусок деревяшки. Неофит замер... Сняв перчатку, Беркут вытер рукой глаза и увидел Назию, занимающуюся одним из двух, находящихся рядом с ней оперативников. Этого он опознал сразу - Паша, Молчун. Тут же резкая боль пронзила губу - зубами прикусил до крови. Но нет - жив боец, в сознании. Отлегло немного. Поймал взгляд Самбы. Как же хотелось утонуть в ее бездонных глазах, пропасть без следа и не видеть, не чувствовать больше ничего. Просто исчезнуть...

Но дело еще не сделано. Где-то прятался этот трижды проклятый маг и хоть осталась лишь горстка солдат, найти его было необходимо. Словно в ответ на мысли Беркута снова раздался ненавистный голос и понес какую-то невероятную ахинею. Скривившись, Алексей заметался на месте, пытаясь понять откуда доносятся звуки, затем быстрым шагом прошелся до брошенного им автомата, затем поднял и надел свой шлем.

"Мы доберемся до тебя, сучье ебанное! И тогда ты за все ответишь..." - с остервенением перезаряжая Р90, подумал Дементьев. Потом подошел к Левиной.

- Взрывать пока рано, наверное, - сказал он, покосившись на зажатый в ее кулаке детонатор, - Как думаешь, твоя зверушка сможет обнаружить эту сволочь? Ты как-то говорила вроде, что он у тебя бегает по другим измерениям или что-то в этом духе...

Битва заняла несколько секунд.
Несколько полных боли, крови, смерти и ужаса, бесконечных секунд...
Зал залит кровью, и какими-то омерзительными обрывками. Брызги крови на вентиляторах. Брызги крови на кондиционерах. Брызги крови на свисающих с крыши бумажных журавликах счастья. И на потолке брызги крови. Две дюжины трупов. Изломанное оружие. Стоны умирающих.
Отвратительно воняет дерьмом, кровью и блевотиной.
Тихо хныкает в углу неофит. Суетливо пытается кровоточащами культями запихнуть выпущенные кишки обратно в окровавленную дыру живота. Еще один из неофитов, которому Титанид оторвал ноги сорвал кожу с лица, вырвал глаза и выдернул нижнюю челюсть, хрипя и оставляя кровавую полосу за собой ползет к лестнице. Из багровой раны, бывшей ранее его лицом сиротливо свешивается искусанный язык.
Передышка. Вероятно недолгая.
Привалились к стене. Оружие не выпуская из рук. Отдышаться. Надо... Хоть секунду... Или две...
От адреналинового отходняка все трясется. Руки, ноги, шея, спина. Под броней все мокрые. Пот в глаза лезет. Во рту привкус железа.

И вновь по ресторану раскатился голос мага, уже откровенно злой:
"Праастите, отвлекался, Почту проверял."
Утомленно:
"Нууу, что вам надо у меня дома, А?"
Ветер хлестнул по вам. Раздраженно, но безвредно.
Маг хихикнув, внезапно, странным тоном, словно пародируя кого-то, истерично и энергично проорал:
"Лоол, Неофиты, свалите отсюда, блядь. Чего вам надо у меня дома?! А! вы меня не видите чтоли? А зачем вам меня видеть? Чё вы мне Титана выпилили, вы че, беспределом чтоли занимаетесь? блядь?"
Залился блеющим и дурным хохотом. Истеричным и захлебывающимся.:
"Ихихихихихи. Вы посмотрите. Посмотрите, сколько трупов, сколько крови, блядь! И там убили, и здесь убили. А щас я соберу ману в кулак и вновь Ветер на вас натравлю. И Пиздец вам всем.
А ваши кровавые ошметки я потом сфоткаю и буду вайпать двачик вашим гуро.

Это было страшное побоище, абсолютно безумное. Новобранцы остервенело палили по смерчу, не разбирая ни своих, ни чужих. Не замечая пуль, звонко щелкающих о броню, впивающихся в тела. Будто гонимые амоком, они стреляли и падали, один за другим, сраженные своими же товарищами. Падали - кто беззвучно, кто - давясь последним всхрипом.

Лесник, отчаянно рванувшийся в самый центр этого шквала огня, беспомощно осел, растерзанный серебряным градом.

- Что ж ты так, Макарыч.., - прошептала Назия горестно покачав головой. - Да пребудет с тобой милость Аллаха...

И уже тащили, волокли раненых - только двух. Двое из 30, какая страшная арифметика.

- Раненых сюда, - выкрикнула она, привычно раскладывая чемоданчик. Ловкие пальцы уже вскрывали ампулы, распарывали упаковки с бинтами и стерильными салфетками.
Перевязочные пакеты неофитов и их аптечки тоже пошли в ход.

- Джанго, надо искать мага. Гони всех вниз, взрывай второй этаж, потом расстреляем тут всё, если не учуем гада. Я сейчас закончу перевязку и еще раз попробую.

Вы не можете просматривать этот пост!

Похоже титан нарушил какие-то неведомые струны души в отряде, потому что иначе, чем Безумием Мавр не смог бы охарактеризовать произошедшее в те несколько секунд, пока он выполнял свою работу. Один сержант принялся кататься по полу, пока шальная пуля не закончила его существование, жаль, похоже Мавр зря испытывал к нему хоть какое-то уважение, раз так легко умер. Другим участником данного представления был Беркут, действия которого было сложно охарактеризовать не используя таких слов как: "Безумие", "Идиотизм", "Дурачество" и "Суицид".* В общем пока все остальные пытались что-то сделать сержант решил поиграть с титаном в вышибалы. Глупость. Так-с... Кто ещё? Ну, о том, что Ворон вместо того что бы совмещать разные методы нагло оторвал часть неофитов от выполнения долга и направил на чистку маг. круга также говорить не стоит. Действия американского канадского ниндзя говорили сами за себя. Про действия Валькирии можно сказать всё тоже, что и про действия Ворона, только с поправкой на то, что она тратила только своё время, не отрывая никого другого от работы. Назия же пыталась пойти другим путём и судя по всему попыталась как-то "повлиять" на титана. Похоже безуспешно. Всё-таки в чём же заключается её способности? Телепатия наверное... Ну и наконец Молчун. Они вместе с Птахом были теми немногими, кто решил сосредточится именно на уничтожении демона и следовании приказам начальства. Жаль только что действовали они не слишком успешно: Птах убедительно показал своё мастерство стрельбы по македонски ни разу не попав в Титана, в то время как бравого подрыника-Молчуна подстрелили в половине процесса. Устало вздохнув и проводив взглядом пролетевшего мимо Титана, который уже не представлял угрозы, Мавр произнёс в рацию:
-Нас взрывать не надо. Мы уже справились со своей задачей.**

Так-с... кто остался? А, точно. Остался Изя, чья кличка была дана ему явно для того, что бы она звучала иронично, судя по маленькому количеству дырок на его теле он пока что жив. Что ж, говорят удача любит скуцов, а Изя был самым скупым из всех, кто собрался здесь, наверное потому и выжил. Что ж, тем лучше для него. Мавр оглядел поле боя и сосредточил взгляд на Молчуне, а потом на Изе, в итоге подошёл к Изе. Проверил пульс. Точно живой. После этого он громко крикнул:
-МЕДИК! Куда отнести неофита с ироничным позывным?

Горячая кровь неофита брызнула во все стороны, окропив пол и черную броню бойцов. Голова другого пролетела мимо Алексея. Пораженный, он проводил ее взглядом, живо представив жуткое, искаженное агонией лицо солдата под закрытым забралом шлема. Еще двое. Люди боролись и погибали за отчизну не щадя себя, а он... как он мог уберечь их? Ведь не маг, не волхв, не Сакральный Полковник. Ни сил нет, ни мудрости, а только одна огнем на сердце выжженная уверенность, что должен невозможное сделать и привести к победе, ибо поражение в бою с такими силами означает лишь смерть для всех.

Смерч-убийца был совсем не большим в отличие от тех завихрений, что были на улице, но отчего-то даже более злым. Точно маленький неуемный "ребенок" в сравнении со сдержанными и словно ленивыми "взрослыми". Фантазию дополняли развешенные тут и там журавлики-оригами. Право слово - детская. Однако игры в ней для людей кончались быстро и трагично. Игры...

«Геннадий... Без игрулек только...»

Пришедшая следом мысль показалась абсолютно безумной, однако разум Алексея и так уже дошел до крайней точки. Поиграть со смертью, дергая ее за усы? Почему бы и нет...
Бросая на пол один за другим оба ствола, включил рацию.

- Все кроме Молчуна на выход! Паша, разложи пластид по залу. Взорвем его к чертовой матери.

Затем снял шлем и свистнул громко, как только мог.

- Эй, Гена, малыш! Хочешь поиграть? - крикнул он торнадо-озорнику, подбрасывая шлем точно мячик. Весело захохотал, хотя последнее, что сейчас им владело, это желание веселится - Держи-ка! Попади в меня!

С этими словами Дементьев бросил шлем прямо в смерч. И не переставая хохотать, со всех ног бросился от него к дальней стене, петляя, подпрыгивая и пригибаясь. "Время... Нужно выиграть время, чтобы люди успели отойти, а Паша смог заложить взрывчатку..."

- Попади-и, попади-и!!! - орал он заражаясь безумием, но при этом концентрируясь на своих способностях.

Вы не можете просматривать этот пост!

Прохор раздражённо поморщился. Ну вот почему все маги такие ебанутые? И ведь чем сильнее они становятся, тем больше сходят с ума. Может вся сила у них в голове хранится и мозг вытесняет? Вообще вроде нет, мозгов по стенкам размазывается столько же сколько у остальных людей. Или может быть сила мозг выжигает, вместе с голосовыми связками?
Впрочем неважно, пожалуй стоило даже благодарить бога за такое приятное свойство магии. Не будь колдуны столь ненормальными и убить их было бы в сотню раз сложнее, а так...
Этот вот сказал что идёт, и молодец что сказал. Мы тут как раз подготовимся чтобы встретить с распростёртыми объятьями.
Высунувшись из-за стола Прохор чуть ухватил идущего мимо Беркута за ногу. Показал руками крест: не иди мол туда. Шепнул тихо для надёжности:
-Вначале огневую подготовку провести надо. Может сработает.
Отпустив ногу товарища Прохор вместо неё ухватил с пола перечницу, да и метнул этот импровизированный снаряд вверх по лестнице. Мало ли что враг учудил: может там щит какой, или ветер волшебный утащил бы гранату, да прям в неофитов. Это было бы опасно, а так в худшем случае лоб кому-то разобьёт. Для надежности вслед за перечницей полетела и солонка, мало ли что там враг удумал. Но вот догадаться что вслед за приправами полетит граната... Нет, на такое не был способен даже извращённый разум магов.
Хороших людей обычно встречают с хлебом, солью, а плохих Прохор встречал вот так, правда обычно всё же без соли...

Вы не можете просматривать этот пост!

Ворон спокоен. Снаряд полковника уничтожил многоэтажку, а сам Могила оставил мозг на полу и стенках фургона. Ворон спокоен. Началась паника, один из неофитов получает пулю в лоб, а сержант Дементьев убивает снайпера. Ворон спокоен. Ветер врывается в машину и уносит его боевого товарища в воздух. Теперь, Ворон ВЫГЛЯДИТ спокойным. Летающие неофиты - это что-то новенькое. Да, их два года готовили к таким трюкам, да, он с детства был научен сохранять спокойствие в любых ситуациях, но то, что произошло сейчас, вызвало в нём нотки религиозного страха. И это было очень знакомое чувство. Именно его он испытал, когда его впервые его отправили в тёмную пещеру, где проверяли его стойкость, его уверенность в своих силах. Мастера клана скрывались в темноте и делали всё, чтобы испугать мальчишку. Но узнал Ворон об этом только после окончания теста. А там, во мраке ограниченного пространства ниндзя казались ему призраками, вампирами, демонами... Всем, что может нафантазировать себе поддавшийся панике разум ребёнка.
Воспоминания о прошлом вызвали у него улыбку и успокоили окончательно. Не потребовалось даже влияние Назии. Приказы. Сержанты приказали убираться из фургона. Но снаружи их ждёт ветер, что только что утащил человека вверх и ещё неизвестно кто.
- Доброволец есть, товарищ сержант, - сказал Ворон, рывком закрывая дверь автобуса, когда все вышли, - Начинаю выполнение задания.
Онн устроился у одной из бойниц, внимательно всматриваясь в здание ресторана через прицел винтовки.

Вы не можете просматривать этот пост!

Мавр спокойно сидел и наблюдал за разворачивающейся драмой. Полковник показал впечатляющий магический трюк, однако пуля переборола всю его магию. Хмф. И это славный полковник? Столб магической силы и власти? Фигуры, перед которой следует трепетать и замирать в священном благоговении? Пока что все замерли разве что от отвращения, что их запачкало мозгами. И ЭТО гордость Матушки России? Даже сержант показал свои умения с куда лучшей стороны. Даже НЕОФИТЫ показали себя компетентней, чем он. Хотя нет, не все. Один стал делать искусственное дыхание одному из трупов. Идиот. А потом его унесло ветром. Тем более идиот. И вот, после небольшой заминки и гибели двух неофитов, да исчезновением одного, их стали организовывать. всё, значит можно нормально работать. Прекрасно. Мавр снял АК-47 с предохранителя. Поправил шлем, после чего пошёл вслед за Дементьевым во тьму, прекрывать . Ну а тень его, оставшись в одиночестве, как будто раздумывая над перспективами и тем фактом: надо ли ей это вообще, спустя мгновение двинулась следом за своим предполагаемым хозяином. Оставаться в автобусе не хотелось. Хотя и улетать тоже не хотелось, но Мавр надеялся что тень его удержит хозяина на земле, неизвестно почему.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Ночь, улица, не единого работающего фонаря, как собственно и аптеки - в этот час закрыто все, кроме подпольных логовищ каких-нибудь незарегистрированных магов, мать их за ногу... Практически с момента отправления Алексей сидел неподвижно, скрестив руки на груди. Абстрагируясь от внешних раздражителей он крепко и глубоко думал о предстоящей операции.

Маги, маги... Сколько их? Какой у них уровень по классификации Сварогина? Каков накопленный на данный момент энергетический потенциал? Короче, попросту, сколько бойцов Ордена в прямой видимости они могут шлепнуть? Ни на один из этих вопросов не было ответа в короткой, как приговор, формулировке задания. И только один совет: рекомедуется быстрый штурм. Быстрый и решительный... Очень быстрый и решительный...

Приятное и такое полезное для концентрации внимания и псионических сил состояние легкого транса, которое какие-нибудь невежды могли принять за обычный сон, внезапно прервалось донельзя задушевным и в чем-то наивным припевом знакомой по посиделкам с гитарой у большого пионерского костра песней. Ничего нелепее в данной ситуации зазвучать не могло. Алексей покосился на водителя, странным вкусом которого был продиктован этот выбор, но ничего не сказал. Просто вставил в уши свои неизменные белые наушники и легкими касаниями подушечки указательного пальца организовал себе свой собственный музыкальный досуг. 

Композитор: Доменико Скарлатти (1685-1757).
Произведение: Sonata in B minor, Allegro.
Исполнитель: Эмиль Гилельс.

Чарующие звуки с первых нот увлекли его в сферу тонких чувств и поэтики музыкального языка. Записи выдающегося пианиста прошлого века никогда не разочаровывали его, что бы тот не играл.

Любовь к музыке. Как говорили знакомые Алексею музыканты, настоящим мастером без нее, безусловной и всеобъемлющей, не станешь. Искренне стремиться исполнить каждую ноту идеально, так, как ты только способен ее себе представить, даже когда занимаешься целыми днями, допустим, при подготовке к важному конкурсу, и тебя уже буквально тошнит от твоей программы. Все равно любить... 

Пальцы покоящейся на предплечье руки ощутили ребристый узор красующихся на броне сержантских шевронов. Вот и ему, чтобы стать мастером, следовало научится любить этих желторотых птенцов, в том смысле что знать о них все. Абсолютно все. Их способности, слабости, привычки, неврозы, психозы, или, к примеру, болевой порог. Чтобы знать, что и как они будут делать. Чтобы как можно больше их сохранить живыми.

Алексей повернул голову и принялся разглядывать сидящих в салоне неофитов, переводя взгляд от одного к другому. Такие разные. У каждого сейчас свое настроение. Кто-то вероятно предвкушает эпическую битву Добра со Злом и представляет как в сверкающих доспехах он будет крушить монстров и выродков. Кто-то волнуется, думая о неизвестной угрозе, кто-то просто собирается исполнить свою работу, как будто первое задание Ордена может как-то с ней сравниться. Но вряд ли кто-то из них думает обо всем отряде. Скорее всего только о себе. А вот Алексею подобной роскоши оставалось только позавидовать...

Взгляд остановился на Светлане. Она не состояла в его группе обучения, но он читал ее личное дело. Подобный интерес мог показаться странным кому угодно, но только не выжившему в той операции на захваченой базе Ордена когда в числе прочих погибла Яра, сестра Светы. Алексей так и не смог узнать, была ли Света в курсе, что ее ближайшая родственница тоже служила в Ордене. Сам же он не решился подойти и пообщаться. Не смог. Наверное чего-то боялся. Например, такого простого вопроса: почему она умерла, а он выжил?
В общем, не подходил и только наблюдал. Незаметно так, со стороны. 

На других членов Ордена, которые выжили после чудовищных событий той осени снизошло озарение, открытие чакр и познание себя. На Ульяну снизошел Бэл-Демогоргон, которому гораздо больше подходило имя "Выдра".
- Конечно, - шептала она меховому комку, проявившемуся сейчас в реальном мире от скуки, - Мне стоило столько лет учиться дрессировке умных собак, чтобы в конце-концов связаться с мохнатой подслеповатой крысой.
Бэл-Демогоргон кусал ее легонько за руку и уворачивался от пальцев, которые так и норовили пощекотать ему пятку.
Их спор продолжался бесконечно: дух утверждал, что хорек пролезет, где угодно, обладает отличным нюхом и вообще он милый. Ульяна отвечала, что он просто аттракцион для девочек, а хороший нюх не позволит ему почувствовать бетон. Бэл-Демогоргон при этих словах стихал и серьезно уверял, что титана он учует, она может в этом не сомневаться. Это меньше, чем бетон. И больше, чем он же. Мол, каждый титан - почти пятимерное пространство, которое проецируется в реальный мир, как бетонная конструкция.
От обилий слова "бетон" на единицу мысли, Левина обычно махала на бестолкового спутника рукой и радовалась хотя бы тому, что она больше, как ни странно, не чувствует себя одинокой. Бэл не был Джанго. Никто не заменит нам потери. Но с ним она могла о своих потерях вспоминать с гораздо более легким сердцем.

Наверное, думала Ульяна, для сидевших в салоне она казалась странной: спокойная молчаливая женщина, играющая с ручным хорьком. Только часть из них понимала, что представляет из себя Бэл, но старалась не обсуждать этот момент.
Сияющая Назия со своими влажными южными глазами вновь отправилась ставить свои психологические эксперименты на новичках, Егерь ругался на дыру в стекле, а Алексей был молчалив и мрачен. Новая оперативная группа, старый Волгоград и Могила вместо Зеленцова...

Первое задание, настоящее, наконец-то! Света сидела спокойно, внешне спокойно, а внутри все замирало от ожидания чего-то… Уже 5 лет она тренировалась наравне со всеми, когда снова научилась ходить без помощи, когда Отцы Ордена, посовещавшись и покачав с сомнением головами выпустили ее из палаты, больше напоминающей клетку. Когда защелкнули на ее руке браслет. Как же давно это было и вместе с тем так недавно.
Сегодня брат Олексий долго и пристально смотрел ей в глаза, хотел что-то сказать, но промолчал, лишь потрепав ее по плечу и пожелав удачи.
Отвлекшись от мыслей, девушка обвела взглядом салон автобуса. Ветер, врываясь в дыру, по-хозяйски шумел в салоне, кружа какой-то занесенный с улицы мусор. Трепал выбивающиеся из-по шлема прядки, которые Светлана безрезультатно пыталась вернуть обратно.
Автобус несся по темным улицам, будто прорезая светом фар пространство впереди, выхватывая какие-то детали - кусты, столбики, которые тут же уносились обратно во тьму.
Тридцать неофитов, таких же как она, напряженно молчали, скрывая эмоции. Что ее поражало в их отряде – все были одиночками и за пять прошедших лет тренировок и совместного проживания так и не стали друзьями, так, знакомые-приятели, не больше.
- Блядский сквозняк… - раздался знакомый ворчливый голос. Света перевела взгляд на Павла и улыбнулась - в его стиле. И вполне ожидаемо, он почти сразу опустил забрало, отгораживаясь от всего мира.
Девушка взглянула в начало салона – там находились, можно сказать, ветераны, говорили, что они встречались с титанами и выжили после этого. На базе они не встречались – тренировки проходили отдельно, что было вполне естественно и сейчас девушка с интересом разглядывала эти живые легенды: восточная красавица, девушка играющая с хорьком, мужчина запоминающейся внешности с огромной окладистой бородой и усами, будто сошедший с картины о жизни помещиков 18 века, и молодой человек в спокойном взгляде которого отражались опыт и знание.
Как же медленно тянется время, как медленно ползет автобус и напряжение, будто скапливается внутри него, и даже резвящийся ветер не в состоянии его разогнать.

Сначала Тихон пытался смотреть в окно, но разглядеть что-либо, в грязной черноте осенней ночи, которую никто не удосужился подсветить фонарями, было решительно невозможно. Поэтому забросив это занятие, парень просто откинулся на жесткую спинку своего сидения, с неудобными выступами в районе почек и закрыл глаза, стараясь подстроится под неровный ход их автобуса. В звуковом сопровождении слились свист ветра и хриплое радио, поочередно вытесняя друг друга.

Волновался ли он? Наверное нет, хотя присутствовало то странное ощущение, будто в эту ночь что-то изменится и уже не будет возможности вернутся в, теперь уже, прошлую жизнь. Хотя почему "что-то". Что-то не измениться. Как были эти осенне/весенние выбоины на дорогах, так и будут. И нас они переживут, обрастая новой тонкой шкуркой асфальта каждый сезон. И фонари эти, которые стоят где-то там вдоль дороги, так и не зажгутся. Здесь все стабильно. А вот ты сам станешь другим. И глядеть на это все будешь по другому и думать иначе. Сам даже еще не знаешь как, но точно иначе. По лицу Тихона скользнула улыбка. Вот точно так же он трясся в стареньком грузовичке по похожей на эту, как близняшка, дороге когда его загребли в армию. И думал так же. Что все, старая жизнь перечеркнута безвозвратно, а при этом хрен поймешь, какая она будет, эта новая твоя реальность. И рядом так же сидели такие же как он зеленые юнцы. Только тогда их называли "лохи небитые", ну или, те кто добрее был, "дУхи зеленые", а теперь они "неофиты". Разницы сейчас он не чувствовал.

Его мысли прервал удар в спину. Атаковала спинка его сидения. Это автобус попал в яму чуть большую, чем все предыдущие и словно кузнечик прыгнул вверх, что бы через секунду с грохотом обрушиться на дорожное покрытие, возможно даже, оставив пару новых ухабов. Тихон поудобнее устроился на сидении, так что бы больше не подставляться под удар. Спина ныла. Устроиться получилось как-то криво. Полубоком к проходу.

А еще слова. Перед выездом. Собрали их, выстроили в зале в ряд и речь сказали. Как там было:
- Ситуация критическая! И конечно отпускать вас, не обстрелянных, не обкатанных юнцов, на боевой задание это жопа, и вам и заданию, но других вас у нас нет. А если бы и были, то мы бы и тех отправили. Теоретическая подготовка у вас хорошая, а практики без практики не будет. Так что подтяните все свое мужество и готовьтесь к тому что будет херово.
Говорилось все это спокойным строевым голосом, отражавшимся от стен зала в окна, которые трепетно дрожали от такого обращения. Сразу после, когда они манатки свои боевые собирали, кто-то из неофитов бросил, мол, мы и сдохнуть там можем. "Можем", - ответил Тихон без всяких эмоций. Он уже раза три мог сдохнуть, за свою недлинную жизнь и еще множество раз ему это обещали. Привык.

Новый молодецкий прыжок автобуса и к спине присоединилась задница. Лишние мысли из головы тоже вытрясло и он снова уставился в темноту окна.

Погода была отвратительной.
Песня была омерзительной.
Самочувствие было никаким.
Равнодушная пустота болталась где-то между головой и желудком. Энтузиазм, сверкнувший было на некоторое время, выдуло сквозняком.

Назия бесцельно рассматривала полковника Могилу и вспоминала Зеленцова. Страшные сны почти ушли, осталась благодарность к харизматичному волхву. Она до сих пор не понимала, почему он решил отдать за них свою бесценную жизнь. Он - могущественный маг, за них - неумелых неофитов.

Нет, невозможно слушать это жуткое радио. Нази вынула усыпанный бриллиантами Вертум, подвесила к уху гарнитуру, пощелкала кнопками. Хотелось чего-то душевного, русского. В последнее время она полюбила русскую музыку - широкую, вольготную, искреннюю. Не поп-музыку, нет. Вот, например:

ссылка

Hа календаре - Hесмеянин день,
Все грустит царевна у окна.
Только лед в воде, только снег везде,
Да вращение ее веретена.
Царевна грустит, вот опять в стекло
Заскреблись метели,
И белым-бело, даже зайцы серые побелели.

Посмотрев на новобранцев, идущих в свой первый бой, Нази невольно улыбнулась. Нервничают, храбрятся или хотят что-то доказать, себе и другим. Вон тот бледный парень, сидящий сбоку - точно. Она, кажется, его уже видела. Интересно, о чем он думает? Назия пристально впилась взглядом в его лицо, пытаясь почувствовать настроение.

А где ж ее Иван? Он напился пьян
Из бутыли мутного стекла.
И ни меча, ни лат,
И лицом в салат - до утра, вот и все дела.
И только снится ему, то идет он во тьму.
И походка его легка.
И скоро трубы споют, и будет место в строю
Для Иванушки-дурака.

Бард бархатно ворковал в ухо, отвлекая от невесёлых мыслей о её том, первом задании. Сейчас можно уже бравировать опытом, трижды в неделю орать на неофитов. Это правило Нази выполняла неукоснительно, полагая, что хорошая доза муштры и дисциплины укрепляет дух молодёжи, повышает веру в старших по званию и приучает думать прежде, чем делать глупости.

Вот опять на снегу тени от фонарей
Расстелила розовая звезда,
И я опять не могу догнать кареты твоей,
Лишь иду, как собака по следам.
И стоять невмочь, и дойти - слабо,
Завершая неравную игру,
Hатянула ночь на колки столбов
Чахлый строй телеграфных струн.

Новобранец со странным именем Маврикий всем своим видом демонстрировал презрительную надменность неузнанного Наполеона, случайно отбившегося от своих маршалов. Интересно, насколько верны её наблюдения?

И вот у белых скал висит Иванов скальп,
В облака упираются следы.
И застыла мишень моего виска
В перекрестье розовой звезды.

Назия пожала плечами и пересела к нему, приглушив звуки музыки.

- Предвкушаешь триумф? - усмехнувшись спросила она.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

И когда, когда надвигается буря
Они смотрят где лучше расставить кресла,
Чтобы видеть, как антарктический смерч
Свинтит нам руки и вырвет нам чресла.
Именно эту песню напевал старший провидец Беловодья, когда залез на церковную колокольню, дабы впоследствии спрыгнуть с нее, тем самым прервав свою жизнь. Надо отметить, что мучительность прерывания жизни и общую кровавость процесса сильно увеличили заостренные прутья церковной ограды.

Со времени жутких событий на волгоградской базе Ордена прошло около двух лет.
О Титанах ничего не слышно, хотя большая часть орденских аналитиков занимается их обнаружением. Или обнаружением следов их деятельности.
Выжившие неофиты прошли ритуал раскрытия способностей. Вернулись в строй и продолжили Служение на благо России.
Окрепнув в сражениях и заматерев еще больше.
А между тем,
Количество метафизических угроз, возрастает.
Культисты, различных мастей и видов, безумные маги и жуткие монстры.
В бою отряда с Урюпинским Людоедом, помимо десятка неофитов был убит Сомов.
Орден продолжает модернизировать вооружение.
Плотно занимается банковскими и биржевыми операциями, восполняя все увеличиваюуюся нужду в финансах.
Провидцы начали умирать. Слишком сильные видения.
От выживших безумцев, удается добиться только воплей о том, что Титаны близко.
Обстановка нервная.

Сакральный полковник Сигизмунд Карлович Могила.
Направлен в Волгоградскую Базу Ордена, для оперативного реагирования в случае ЧП.
Вместе с ним на базу направлены уже сталкивавшиеся ранее с проявлением титанов, Деменьтьев, Назия, Левина и Прохор, заслужившие многими подвигами уже звание Сержанта твердости.
И отряд из сорока неофитов, проходящих финальное обучение.
А Так же пятеро псиоников-аналитиков в звании ефрейтора. И безымянный обслуживающий персонал.
Ничего не предвещает беды, это не верный комментарий. Правильно будет сказать:
Все предвещает беду.

Неофиты: Тренировки. В основном вы занимаетесь тренировками и обсуждением жутких слухов о начальстве и врагах ордена. А еще часто копаете. И слушаете по Орденскому радио старые советские песни.
А еще каждый день вам снятся кошмары.

Сержанты: Часть дня вас тренируют. Сам полковник. Лично.
Остальную часть дня вы тренируете неофитов. Методичка младшего командного состава рекомендует орать на неофитов не менее трех раз в неделю.
А еще в комнате отдыха есть компьютер с интернетом, Цветной телевизор и стол для настольного тенниса.
А еще каждый день вам снятся кошмары.

Ашот подкрутил регулятор и слышимость значительно улучшилась. Кажется, переговаривались два человека. Разговаривали непринужденно, вяло, с длинными паузами между репликами.
- А слышал такую шутку?
Через секунд 20:
- Нет...
- Ну тогда слушай.
- Как английской “Интеллидженс сервис” удалось поймать в
Лондоне советского агента, считавшегося неуловимым?
- Было приказано схватить человека, который выйдет из
общественного туалета, на ходу застегивая ширинку.
Сквозь смех:
- Эти русские вообще неотесанные дикари...
"Меня слышно? Ответьте кто-нибудь!" - сказал Ашот в маленький микрофон, торчавший из корпуса рации. Но те двое продолжали говорить как ни в чем не бывало. Тут Селене на глаза попался тумблер. Она однажды видела, как один связист на войне перед тем как говорить, щелкал тумблер, говорил, а потом возвращал его в прежнее положение.

- Я ... хм.. - Эшли немного замялась, она понимала, что Марк не ответил на ее вопрос, "туда-сюда", "долго рассказывать" - это простая отговорка, её не устраивал такой поворот событий. Возможно совсем скоро придут Пол, Селена и Ашот с рацией, возможно уже сейчас они вызывают помощь, возможно сейчас решается судьба их дальнейшего пребывания на острове.
- Значит, так ? хорошо Марк, давай поиграем - подумала про себя девушка и лукаво улыбнулась своему собеседнику.
- Я - актриса, плыла за большими ролями в город ангелов.....но сам видишь на сколько судьба к нам благосклонна - Эшли пододвинулась к Марку поближе и на мгновение прикоснувшись губами к его уху тихо прошептала:
- Куда ты спрятал колье..... сам понимаешь, мы сейчас в затруднительном положении, у нас ни еды и нормальной защиты, кто знаешь, может завтра ты не проснешься?

Айка со смесью испуга и надежды всмотрелась в черты лица возникшего в этом тесном страшном мире, в который она вдруг окунулась с головой едва не захлебнувшись.
Оно казалось смутно знакомым, даже родным.. и страх прошел, разливаясь по телу теплой приятной волной - это Он, пришел, не забыл.. и теперь все будет хорошо. "Ведь правда?", - словно спрашивали ее глаза, следящие за каждым движением мужчины.
- А я жду тебя, - прошептала она пересохшими губами и подарила спасителю вымученную, но вполне искреннюю улыбку.

Рация работала и это уже само по себе было замечательно. И все же особой надежды этот невзрачный неуклюжий ящик не внушал. Крупица цивилизации в богом забытом месте казалась такой бесполезной. Но Ашот попробовал. Взялся за большой регулятор посередине. Треск и неразборчивый шум сменились волнообразными звуками вроде "фьюи-фью". Он наугад покрутил остальные регуляторы и вдруг услышал слова, слабо пробивающиеся через хаос других звуков. От неожиданности у Ашота сухарик выпал изо рта. Он и Селена переглянулись и замерли, прислушиваясь к динамикам - не показалось ли им это? Не показалось, Ашоту и вправду почти удалось настроиться на переговорную частоту. Говорили на английском, но шумы не позволяли разборчиво воспринять речь.

- Сел, как же работать без любимой миски под рукой! – Ашот улыбнулся и, схватив пакет сухарей, а также открытые консервы, пошел к рации. – Это два неразделимых процесса – есть за работой и работать с едой!

Выдав эту довольно бессмысленную тираду, Ашот скинул брезент с рации и сел перед ней, сложив перед собой ноги.

Осмотрев прибор, Ашот включил рацию в начальном состоянии, послушал шум в динамиках… И наугад крутанул регуляторы.

- Кстати, Сел, какое твое любимое число, в пределе от 22 до 50 включительно? – весело спросил Ашот сквозь стиснутые зубы, в которых был зажат сухарь, повернувшись через плечо в сторону женщины.

Я покачнулся и с трудом устоял на ногах. Все происходящее - не сон. Это кошмар. И об этом некогда раздумывать. Тело взорвало болью от резкого рывка. Я снова бежал со всех сил туда, где умирало мне сердце.
Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Пять песчинок вечности просыпалось мимо.. Ведь время так неумолимо равнодушно ко мне, к людям, ко всем. Ну же! Я все равно успею к тебе!

В голове у Рэя крутилась всякая чушь, обыденные радости вроде стакана воды или запаха жареного бекона, ощущался лишь холод, голод и тошнота.
Эй ты? далеко собрался? - крикнул он в след незнакомцу - Я смотрю ты прям упиваешься своим бесстрашием...и тебя вроде не было на корабле???
Не дождавшись ответа от этого странного типа, Рэймонд взял за ошейник скулившего Кинга, хорошенько ухватился и попытался подняться, это удалось ему с трудом, но, похоже, силы еще оставались в его теле. Валятся в беспамятстве и, ожидая от кого-то помощи, было бессмысленно, даже если бы он находился в городе и лежал на тротуаре, то вряд ли кто-то помог бы нуждающемуся наркоману с дозой, ясно, что действовать снова придется одному. С этими мыслями Рэймонд потихоньку побрел вслед за незнакомцем.

Селена открыла глаза и села, осторожно высвободившись из рук Ашота. Песок за ночь остыл и неприятно холодил тело, а песчинки, забившиеся под одежду доставляли неприятные ощущения. Девушка огляделась. Рассвет еще не наступил, но небо на востоке уже посветлело, небольшие облака окрасились в нежно розовый свет. Гладь океана манила. Селена встала и скинув грязную обежду с разбегу забежала в воду, нырнув с головой. Вода смыла остатки сна и наполнила каждую клеточку тела каким то нереальным чувством. Девушка плыла под водой, пока хватило воздуха, потов со смехом вынырнув, легла на спину, наслаждаясь покоем. Первые солнечные лучи показались над горизонтом, окрашивая небо и море невероятными красками. Скоро глазам стало больно от солнечного света и Селена, несколько раз нырнув, вышла на берег. Воздух уже достаточно прогрелся и ветерок приятно освежал, высушивая кожу. Отжав волосы, девушка оделась и, присев на брезент рядом с Ашотом, легко задела его плечо,
- Просыпайся...

Ложь... Ложь... Ложь. Я вновь оказался в столь знакомой пустоте, слушая столь знакомого собеседника. Бусидо ложь. Жизнь ложь. и даже это состояние, столь похожее на смерть то же ложь."Смерть и слёзы ты несешь своим мечом, ты ронин, ты человекоубийца, а теперь ещё и предатель" Но ведь я всего лишь исполнял указы, и действовал согласно ситуации, я пытался закончить дело миром. "Значит ты пытался недостаточно" произнёс голос приговор. Зачем бежать от своего даймё? Зачем бежать от себя? Почему ты не пытаешься оборачиваться? Остановись и оглядись вокруг. Для чего? Что бы понять что ты в пустыне и вокруг тебя ничего нет, а позади тебя есть только кровь и кости. Ты просто убиваешь и убиваешь и убиваешь. И будешь продолжать убивать пока кто-то не убьёт тебя. Раскрой глаза. Вернись домой. Оглядись вокруг. И попытайся оглянуться назад. Подумать и вспомнить что-то, что ты забыл давным-давно. Раскрой глаза. Раскрой... И почему этот голос меня постоянно мучает? Почему он пытается говорить такие страшные вещи. Потому что никто больше об этом тебе не скажет. Прежде чем ты уйдёшь из этого места, призадумайся над этим: почему ты остался жив, когда должен был умереть?