Голосование пользователя

Несколько секунд Джон провожал Леди в красном глазами – а затем его взгляд перескочил на застывшее в удивлении лицо Гловера. Черт возьми, а он ведь даже не представляет…
-Нет ничего простого в том, чтобы отнять человеческую жизнь, даже если кажется обратное, уж тебе ли не знать, - Хэнд покосился на застывшего на месте Душителя и невесело усмехнулся.
-Но ты права – я засиделся на месте, и мне действительно пора навестить Реджину. Надеюсь, наша с ней следующая встреча и правда станет последней, - лавируя между застывших тел и висящих в воздухе осколков, Джон медленно добрался до выхода – и остановился на пороге.
-Все дело в цене, ведь так? – музыкант говорил спокойно, но каждое его слово разносилось в неестественной тишине застывшего во времени бара, не заглушаемое даже шелестом дождя снаружи.
-Ту, которую многие так радостно платят, не понимая, чем жертвуют. Обман старый, как мир, и даже тебя в нем обвинить не получится, ведь каждый обманывает сам себя. На этот раз я буду честен.
Хлопнула черная пола плаща – и дверной проход опустел, оставляя странную сцену разыгрываться по своим неведомым правилам: свою роль в ней Джон уже исполнил. Машинально закутавшись и подняв воротник, будто сейчас действительно лило как из ведра, он направился обратно, в сторону площади, на которой до этого повстречался с черноволосой незнакомкой. В голове роились мысли, галдели, перебивали друг друга – но Хэнд не слушал и просто шел вперед, позволяя ногам нести его по знакомым улицам.

  В этом что-то было. Воровство - оно как острый ножик в руках сорванца, получившего его впервые: так и просится, чтобы его подкидывали, крутили и так, и сяк, размахивали как фехтовальным оружием и всячески кривлялись. Но его лезвие было остро, и ты понимал, что однажды наступит момент, когда, неловко подброшенный, он порежет тебе пальцы, да сильно, так, что испуг от неожиданности будет сильнее, чем от самой боли. Но ты не успокоишься, пока этого не произойдёт, ибо ахарт - невероятно заразная, затягивающая штука.
  Что-то подобное и творилось в голове Арлакса, когда он забирался в чужой огород, лихо перемахивая через ограду и ныряя к грядкам как можно скорее, чтобы укрыться от случайных взоров листвой. А грядок тут было достаточно: помимо огурцов Канцу довелось прихватить и несколько помидоров, больших и красных, сочных-пресочных, что аж хотелось их прямо на месте схарчить, и пускай застрелят, но зато на губах будет эта вкуснятина. Мутант прихватил и ещё пару овощей, названия которых даже не знал, но которые выглядели спелыми и съедобными. Но всё это время он не переставал слушать, что же происходит вокруг, не спешит ли хозяин проверять, кто шарится по его огороду, и как вообще с отвлечение многого справляется напарник. И вот что он услышал.

  Стук по решётке с противоположной стороны провозгласил о том, что мусорщик и впрямь пошёл через парадную, так сказать, и привлёк к себе внимание. Затем из дома кто-то вышел.
  - Хули тебе надо, тварь? Уёбывай отсюда, пока зубы целы! Ружьё видишь? Сейчас башку снесу, если не развернёшься сейчас же и не упизду... а, что это у тебя? Ништяки принёс? Хули ты молчишь? Не мычи мне тут, ёбаный в рот! Показывай, чё притащил.
  Примерно в таких тонах и был слышен весь диалог, в рамках которого говорил только Сифон, а мусорщик за всё время не проронил ни слова. И было видно, что реднека это злит, но до сих пор был слышен его и только его голос. Впрочем, тебе какое дело, Канц? Собирай скорее огурцы!
  - Что ха хуйню ты мне приволок? Ты чё, язык в жопу засунул? Так высуни, блядь, а не то я сейчас сам его тебе высуну! Ружьё видишь? Видишь, сука, это злоебучее ружьё? Ты мне какого хуя это дерьмо принёс? Что это за блядские фантики? Отвечай! И в глаза, сука, смотри! Да сними ты этот блядский капюшон!... Ах ты же тварь, в рот тебя ебсти! Хочешь моих помидорок и огурчиков вот этим хавальником похрумкать? Иди шакалью щалупу похрумкай! Авось он тебе еблет отгрызёт, красивше станешь, ха-ха! Проваливай отсюда!
  Арлакс услышал слишком много информации, прочитав всю эту ругань между строк. Его напарник был мутантом - наверняка потому и лицо скрывал, уродство прятал, из-за которого наверняка и говорить не мог. А ещё этот Сифон был злобным куском дерьма, из-за чего воровать у него овощи становилось уже не преступлением, а вполне законным наказанием за такой характер. Но у этого куска говна было ружьё, которым дядька, во всей видимости, всё-таки соизволил обзавестись, и теперь сила его аргументации, равно как и скорость применения, существенно росли.
  Парень услышал звуки ударов, как что-то посыпалось, как кто-то болезненно охнул, и, судя по надменному смеху, это был не Сифон. Тот, должно быть, грубо спровадил мусорщика с порога, а после, треща соплями и харкая себе под ноги, направился обратно.
  - Огурчиков моих захотела, тварь пиздоротая. Хуюрчиков тебе, ублюдина выродская. Ну-ка, сейчас посмотрим, как вы там поживаете, зелёненькие мои...
  Нет, не обратно! Сифон шёл проверять грядки! Оставалось надеяться, что Канц к тому моменту был уже на пути сваливания, а не пытался из жадности набить мешок до отвала сочными, отборными вкусняшками.

Свинолюди всегда доставляли проблемы жителям Доджа и окрестных городов. Эта, как считалось, разновидность зверолюдей была настолько же обособлена, насколько дика и противна человеческому восприятию, что на их фоне шерстяные казались оплотом чистоты и культуры. И, увы, проблем от них было куда больше, чем могло показаться на первый взгляд.
Каждый ребёнок в Додже знал, что свинолюди опасны и подлежат немедленному уничтожению. Каждый ребёнок почитал за великий подвиг увидеть однажды свинолюда, забравшегося в огород, пока родителей нет дома, и вместо того, чтобы звать спящего деда, соседей или рейнджеров, снять со стены старое батино ружьё и лично застрелить уродца. Важный шаг на пути становления мужчиной, между прочим. Но не каждое дитя... да что там дитя, не каждый взрослый всегда понимал, что с виду неповоротливый и тупой мутант может оказаться куда проворнее и хитрее, чем принято думать. И тогда неумение пользоваться оружием, равно как и недооценка противника, играли со смельчаком злую шутку. Свинолюди нападали на жителей городских окраин, хозяев отдельных ранчо, иногда забивая на месте, а иногда утаскивая в своё логово, где либо расчленяли и жрали, либо издевались по-всякому, насколько позволял их маленький мозг. Хуже всего приходилось женщинам - мутанты знали в них толк, всегда старались захватить живьём и без лишнего шума. И тогда, если пропажу удавалось обнаружить вовремя, оперативно принять меры и совершить спасательную операцию, то девушку удавалось вытащить целой и невредимой. В противном случае... что же, о таких вещах в приличном обществе говорить не принято. Но таких жертв, естественно, замуж уже никто никогда не позовёт. Разве что за какого-нибудь вшивого зверолюда, но, знаете, в таких ситуациях говорят: если жизнь сложилась так, что под венец только с шерстяным, то надо помнить, что в каждом доме всегда найдётся верёвка, мыло и табурет. И никто не осудит.

Наглости свинолюдей в очередной раз хватило на то, чтобы заявиться в пределы Доджа. И не только наглости, но и хитрости, потому что они не просто подёргали брюквю на участке незадачливого фермера, но и похитили одну из его дочерей. Случилось это на заре, когда девушка вышла набрать воды из колодца, чтобы помочь мамаше в готовке завтрака. Никто ничего не слышал, но родительница вовремя спохватилась, что дочка возится непростительно долго. А когда увидела пустые вёдра, валяющиеся подле колодца и следы борьбы, тотчас подняла шум.

Рейнджеры отреагировали быстро. Не то что бы у них не было другой работы, но тут, во-первых, дело было срочное, а, во-вторых, но не в последних, речь шла о судьбе и жизни человека, который если чем и провинился перед законом, то только тем, что родился недостаточно внимательной бабой, позволившей похитить себя. Возможно, для кого-то это и было бы поводом махнуть рукой, но только не для ковбоев. К тому же, девушка была хорошенькая, незамужняя, и шансы на её спасение невредимой были весьма велики, и кто-то обязательно станет тем самым героем, что вытащит её из лап мерзких созданий, крепко влюбив в себя тем самым. Конечно, последнее вовсе не являлось основной причиной быстрого и решительного реагирования мужчин, но, будем честны, каждый из них, кому позволял возраст, хоть раз но усмехнулся бы мысленно от промелькнувшей в голове фантазии.

Но одно дело мечтать об успехе, и совершенно другое - добиться его. Шансы шансами, а действовать надо было и впрямь быстро, а, главное, точно. Никто не знал, где именно обосновали своё логово свинолюди, а потому, как только опытные следопыты вычислили примерное направление, в котором утащили бедняжку, большая группа боеспособных горожан под руководством рейнджеров выдвинулась на поиски, разойдясь в определённом спектре относительно предполагаемого направления. Стратегия, выработанная годами и дававшая наилучший результат в поиске пропавших - не должна она была дать сбой и в этот раз, особенно учитывая количество людей, взнуздавших коней и похватавших ружья, чтобы настичь проклятых мутантов и как следует им наподдать.

Был среди них и наш герой. Джонни не любил подолгу сидеть без дела, а потому, когда представился такой хороший случай, он уже был во всеоружии и готов к решительным действиям. В числе первых он выдвинулся в дорогу, и, когда ковбои стали разбиваться на группы и разделяться, дабы повысить ширину охвата обследуемой территории, он был на передовой линии. Ему не нужна была большая группа помощников, чтобы сделать доброе дело - ему вообще не нужны были помощники, если уж на то пошло, так как своего первого свинолюда он убил в далёком детстве, и с тех пор имел много практики по этой части. Но всё равно совсем одному по Пустошам скакать, да ещё в рамках такой ответственной миссии, было не сподручно, поэтому компанию ему составил один из рейнджеров. Усатый мужчины, ещё не дед, но уже стремительно седеющий, он был вооружён однозарядным рейнджерским ружьём, способным бить точно и мощно на огромные по меркам любого другого оружия расстояния. Прошедший войну ветеран, он мог свалить и богорога, и свинолюда метким выстрелом в голову с расстояния в полтысячи шагов - раньше он проделывал подобное с пустынниками, а уж эти ребята, как известно, куда мельче размером, и попасть в них труднее, особенно в условиях боя. Но то ли у старика день не задался по части здоровья, то ли он по жизни такой был весь из себя неторопливый, а Уокер мог рассчитывать на него лишь как на глазастого следопыта, мудрого советника и хорошую поддержку на расстоянии. Основная же огневая сила скрывалась в поясной кобуре в виде старой доброй шестизарядной красавицы, а также в её старшем брате, имевшем всего лишь на один патрон больший магазин, но зато с таким калибром, что мало не покажется. Да и сам по себе он тот ещё рубака, и верный конь не даст соврать - сколько раз он видел врагов своего всадника на расстоянии вытянутой морды, столько раз и всадник, и он уходили живыми и здоровыми, а вот враг уже никуда не уходил с того места, где повстречал их.

Они добрались до окраины сухой рощи. По одну сторону оная простиралась на несколько километров на запад, а на востоке от неё ширилась сеть каменистых расщелин и холмов между ними. И то, и другое было отличным местом для гнездовья свинолюдей, но обследовать их одновременно не было никакой возможности. Разве что по одному.
- Разделяться дальше - подвергать себя неоправданному риску. - высказался относительно этого старый рейнджер, сидя в седле прямо и вглядываясь вдаль пристальным, чуть сощуренным взором.
Полуденное солнце щедро напекало землю, и оттого желание оказаться в тени рощи возникало само собой. С другой стороны, в такую погоду каменистая местность расщелин будет отлично видна, да и напарник сможет максимально раскрыть себя в качестве поддержки на расстоянии. Но, каковы бы ни были личные желания, прежде всего хотелось узнать, где именно обосновались свинолюди, чтобы поскорее вытащить из их плена перепуганную и, будем надеяться, всё ещё невинную девушку.

Говорят, чем строже псы, тем смирнее овцы. Примм, каким он был во время войны и каким остался после, являл собой самое вопиющее исключение из этой верной, в принципе, поговорки. Более серьёзного отношения армейского командования к своей работе не сыскать было даже в центре столицы. Более организованного криминального мира не знал ни один другой город. Армия, которая осталась верна старым порядкам, но теперь нацеленная только на результат, и не важно, насколько грубы и резки будут её методы. Бандиты, которые научились действовать продуманно, изящно, филигранным образом вписавшаяся в гражданскую среду и ставшую не то что неотъемлемой её частью, но жизненно важным органом без которой та уже не могла обойтись. Но самым невероятным, пожалуй, было то, как два этих лагеря сосуществовали. И хотя найти точки соприкосновения, способы симбиоза и прочие логические объяснения при желании можно было, едва ли с помощью этого можно было как-то повлиять на общую картину. Вот только разменной монетой в этой схватке двух зверей, вцепившихся друг другу в глотки, и так живущих, всегда был, есть и остаётся простой человек. До определённого момента его хватает, он переносит тяготы и лишения, горе и несправедливость. Но однажды его мотивация жить по этим правилам заканчивается.

В "Грязном Гарри" сегодня многолюдно, несмотря на то, что до вечера ещё далеко. Но Мэри это не волнует. Ей важно то, что скажет мерзавец бармен после того, как получил полагающуюся мзду за информацию о нужных ей людях. Настоящий Гарри, что обозвал заведение в честь себя любимого, уже помер, передав полномочия мужу сестры - может быть, тот даже поспособствовал его кончине, но об этом мы никогда не узнаем, а даже если и узнаем, то что это изменит? Главным сейчас было то, чтобы этот тип не изменил своего решения выдать девушке информацию, потому как та уже заплатила ему, и заплатила много. Она сюда не за слухами пришла. Цена им - банкнота с одной цифрой номинала, не две и уж тем более не три. Выдать контакты с бандитами стоило уже двузначную сумму. А уж контакты с бандитами, которые не хотели, чтобы на них выходили... В общем, МакНил заплатила трёхзначную сумму, все свои сбережения, по сути, оставшиеся с дня, когда она решила попытать счастья самостоятельно. И если сейчас этот плешивый говноед откажется говорить, это будет самое провальное капиталовложение в жизни девушки. А он вполне мог это сделать. Кто будет слушать вопли какой-то девки в месте, где из других женщин только две немолодые официантки, и те здесь отнюдь не от хорошей жизни, а потому едва ли откроют рот. Более того, Мэри уже ощущала на себе две пары слишком любопытных и коварных глаз. Казалось, они появляются всегда, когда молодая девушка начинает искать работу. Люди Райта. После смерти Гарри это место теперь принадлежит им, и вот это как раз точнее некуда. Так вот, что касается информации и возможных осложнений - если сейчас Мэри не дадут информацию, ей придётся громко и чётко потребовать плату назад, а если не послушают и этого, то уж совершенно точно послушают её кулаки. Так она сможет отбить хотя бы часть расходов, отбить как в переносном, так и в прямом смысле.

- Я об этом пожалею. - мрачно пробормотал бармен и осторожно, но с опаской, стрельнул взглядом из стороны в сторону, - Ну, ладно, слушай...
Он бы пожалел ещё больше, если бы не стал открывать рот - рука в кармане девушки уже сжимала кастет, так что если у мужика был исключительно хороший слух, то, может быть, он просто услышал, как щёлкнули её костяшки пальцев. Так или иначе, ответ МакНил понравился.

Банда прибыла откуда-то с юго-запада. Тёртые калачи, возможно, давнишние дезертиры, но на вид и по повадкам слишком уж давнишние, так что уповать на это не следовало. Взяли кого-то из торговцев по дороге, сильно не щупали, но сработали чётко, так, что даже сам пострадавший, делясь впечатлениями в кабаке, чуть ли не сам их нахваливал за профессионализм и то, что, имея на то полную возможность, не стали обирать до нитки. Заявлялись в город, что-то купили из оружия и выпивки. С наркоторговцами не связывались, вели себя адекватно, ввязались в пару драк, выиграли. Но это было неделю назад, а теперь одного из них видели тут утром, и вроде как шла от него такая инфа, что банда не собирается задерживаться в городе, куда-то на север двигает, наверное, в Сёрчлайт, поближе к столице. Солдаты о них ни слухом, ни духом - рыбёшка мелкая, хотя и хищная очень, за такой не уследишь. А вот Райтам они как-то не понравились - не иначе как с их ребятами драка была, ну а поскольку местные бандиты проигрывать ой как не любят, особенно на своём же поле, такое отношение вполне резонно.

- Ребята собираются валить. Может, уже сегодня, не знаю. - заканчивал свой доклад бармен, и с каждым предложением становился всё мрачнее и испуганнее, - Один из них сейчас ошивается близ переулка на улице Байден, ну, знаешь, где яблоками торгуют. Ждёт кого-то.

Две худые крысы за столиком вдалеке все глаза протёрли о спину Мэри, наверняка во все глаза слушали, но та знала, что из-за расстояния и шума в зале до них не дошло ни словечка. По крайней мере, не сейчас, и хотя потом другие уши непременно донесут, к тому моменту она уже будет далеко. Но вот ребята зашевелились, один из них встал и зашагал на выход, на ходу доставая сигареты. С понтом покурить, будто не при делах вообще, но разве МакНил обманешь? Сама такая. Нет, она лучше - она не работает на Райтов и никогда бы не подумала. А вот этим двум шестёркам стоит поучиться шпионить.
- Всё, я всё сказал. Теперь проваливай, и я тебя не знаю.
Ну и паникёр, аж тошно. Впрочем, если те залётные и впрямь насолили местной мафии, понять бармена можно. И тем радостнее даже как-то на душе у девушки стало, особенно учитывая всё то, что она узнала об их похождениях. Рейдеры-отморозки так себя не ведут, с ними разговор всегда короткий, а в особо буйных случаях за дело с огромным удовольствием берутся солдаты - ещё бы, за каждого убитого рейдера Мелчетт лично распорядился утраивать паёк и делать единовременную выплату деньгами или снаряжением. Но эти тонкости девушке были уже ни к чему - нужно найти тот переулок, выйти на контакт с членом банды и по возможности не привести за собой парочку любопытных ушлёпков, положивших глаз на её русую головушку.

ЭПИЛОГ.

Кристина осталась в бункере вместе с Дунканом и часть наёмников, среди которых был Финн, а также осталась Луиза. Остальные уехали, каждый по своей причине, но это решение было единственным окончательным.
Ганнибал посетовал на то, что уже слишком стар, и меньше всего ему хотелось, чтобы кто-то из друзей тяготился его дряхлыми немощами, а потом скорбел и хоронил на совершенно чужой во всех смыслах земле. Тем не менее, пока силы и ясный ум ещё позволяли, он намеревался вернуться в Рэдволт, покуда тот переживал не лучшие годы, и постараться помочь столице, равно как и стране, и народу, лишившимся своего лидера. Прощание с ним было достаточно трогательным, но по-военному сдержанным.
Барбара и Реджина уехали без особых прощаний. У медсестры имелось огромное количество вопросов к ним, но она не могла не уважать их собственные желания. Реджина хотела увидеть мир, людей, что с ними стало. Барбара собиралась помочь ей в этом и присматривать за здоровьем спутницы - оное, к сожалению, обещало ей совсем короткую жизнь по целому ряду причин, и оттого желание красноволосой имело для ксенохакерши высочайший приоритет. Из-за этого и сборы их были недолго, и уехали они быстро, равно как и простились.
Попрощаться с Брэнниганом не удалось. Случившееся настолько сильно задело его, что блондин оказался в сильной депрессии, отказывался разговаривать, и с того самого момента, как Кристи объявила ему о судьбе Ричарда и Лилли, она больше не услышала от него ни слова. Когда стараниями наёмников "Нимбус" был отремонтирован (и даже модернизирован), он уехал в компании - вот неожиданность - того самого коротышки по имени Ким. Каким-то образом их прежние разногласия обратились вспять, но тот факт, что Ли даже не попрощался, оставил Хизер в некоторой печали.

Дункан и оставшиеся люди восстановили бункер. Там он продолжил работу в сугубо научном ключе, изучая аномалии и артефакты. Кристина помогала ему в этом, попутно приумножая свои собственные знания и раскрывая для себя секреты технологий Чужих. И хотя ей так и не удалось понять, каким образом человек мог бы повторить эти механизмы своими силами, она, тем не менее, научилась использовать многое из имеющегося. Но главным образом её работа заключалась в кропотливом занесении информации на бумажные и электронные носители. Несмотря на кажущуюся рутинность, эта работа была интересной, и девушка с большим удовольствием её делала. Но чем больше она погружалась в этом, чем больше узнавала, тем сильнее её одолевали сомнения - действительно ли это нужно человечеству? Со всей его злобой, несправедливостью, жаждой власти любой ценой, которое не щадит ни других, ни себя, ни весь окружающий мир. Хизер сполна вкусила этого на войне. Вдоволь получила во время путешествия в Могильник. Осознала самую суть в момент, когда ей была предложена сила, способная изменить мир. И отказалась от неё, понимая, во что всё это выльется, окажись она в руках даже правильно мотивированного, возможно, даже чистого сердцем, но, увы, не готового к этому человека. Тогда Кристина поступила правильно, и каждый день, приносивший ей знания нового, приносил и уверенность в том, что не было никакой ошибки. Но эти технологии, артефакты, обломки цивилизации, которых никогда не должно было оказаться в мире людей, ни за что не должны попасть в руки людей. В начале своего пути Кристина могла думать иначе. После её мнение менялось, пока не изменилось окончательно. И это было лучше, чем жить в блаженном неведении. Наверное.

Дункан ни разу не огорчил девушку ложью, она ни разу не уличила его в чём-то подобном. Он всегда говорил прямо, был скуп на эмоции и, как бы ни старался их проявлять время от времени, медсестру не покидало ощущение, что она разговаривает не с тем, кого видит перед собой. Но, заговаривая об этом, Доктор всегда молчал, равно как и молчал о других вещах, о которых не хотел говорить. Возможно, он и сам чего-то не знал, но на самом деле, скорее всего, он просто знал слишком много. Слишком много для человека, которым не являлся.

Луиза осталась спутницей Кристины до самой своей смерти. Она жила в бункере, ходила на разведку и всегда сопровождала Дункана и наёмников с Кристиной, когда они совершали вылазки в Могильник. Они проводили достаточно времени вместе - эта женщина с её крутым характером и запасом кипучей энергии могла поднять настроение и выдернуть из лёгкое депрессии, особенно когда накатывали воспоминания, и сознание начинали терзать, казалось, уже давно решённые пересуды, что было правильно в её жизни, а что нет. Кристина почти отучила рейдершу браниться, и могла назвать это своей маленькой победой. К наркотикам та больше не прикасалась.
Луиза действительно была рядом с медсестрой остаток всей своей жизни, вот только тот, к несчастью, оказался короче, чем предполагалось. Однажды она ушла на разведку и не вернулась - ничто не предвещало беды, равно как и не было никаких предпосылок к тому, чтобы заподозрить самовольный уход. Чуть позже, обрыскав местность, где она была и могла быть, Кристи нашла повреждённые части её лука и обрывки одежды. Скорее всего, женщина погибла, попав в аномалию. Нелепый конец, но, так или иначе, его риск присутствовал всегда и грозил каждому. С того дня Хизер почувствовала себя одиноко. Но она никогда не позволяла унынию взять верх.

За всё время сталкеры приходили дважды. Первый раз медсестра узнала соотечественников сразу. Они говорили о тяжёлом положении дел в Красных Землях, о гражданской войне и прочих ужасных вещах. Сценарий, какого Кристи ни за что не желала бы своей родине, осуществлялся.
Когда, спустя годы, сталкеры пришли снова, женщина не узнала в них никого, кто был её народом. В моральном плане. Другие люди, другой формации, иного склада ума и жизненных ценностей. Они не были её соотечественниками даже номинально, потому как страны, откуда они пришли, уже не существовало. И Кристина не хотела знать, как так произошло, потому что, в принципе, знала и так. Если бы она захотела вернуться, то возвращаться ей было бы уже некуда.

А ещё через несколько лет стало ясно, что больше не придёт никто. В бункере осталось немного людей. Дункан сутками сидел в бывшей мастерской Барбары, словно приросший верстаку, что-то делал, иногда односложно отвечая на вопросы, иногда отмалчиваясь. Он уже ни о чём не просил женщину - та прекрасно знала, что ей надо делать. Продолжать исследования, записывать результаты. На складе скопилось достаточно артефактов, изучать которые можно было вечно. Вот только кому были нужны эти знания? Рэдволту? Его уже нет. Бандитам и дикарям? Даже подумать об этом страшно. Людям в целом? А остались ли они вообще? Люди не как живые существа, а как образ человека, с душой и сердцем, исполненных человеческой морали, совести, понятия о добре, о собственной будущности?

...нет...

.

Кристина сидела под навесом беседки и устало смотрела вдаль, за горизонт Могильника, где всё ещё виднелся далёкий, почти недосягаемый обелиск саркофага. Этот вид и кружка тёплого кофе в морщинистых руках внутренне согревали давно уже не молодую женщину и физически, и в душе. С того самого дня, когда она последний раз была там, не было ни одного Сияния - Хизер видела его лишь однажды, и тогда же испытала на себе. Аномальная волна, прокатывающаяся по всей округе, более не повторялась, хотя изначально говорилось, что она приходит раз в месяц с предсказуемой точностью по времени. Но, видимо, после того, как саркофаг опустел, закончилась и сила, запускавшая этот механизм, чем бы он ни был. Дункан так и не дал ответа на этот вопрос, только лишь подтвердил, что это действительно имело прямое отношение к Реджине. Реджина. Барбара. Эти имена уже не всколыхивали в памяти той массы переживаний, что были прежде. Изгладились, забылись, хотя и не до конца. Женщина чувствовала, что уже слишком давно одна, словно оторвана от всего мира, от происходящего вокруг. Ей и не хотелось возвращаться, потому что возвращаться было некуда и незачем, но чувство одиночества всё равно давало о себе знать. Луиза. Она была слишком яркой, но слишком кратковременной вспышкой. Брэнниган... наверное, он не пережил того, что стало сначала с его друзьями, а затем и страной, ради которой воевал, и ради которой, в общем-то, отправился в то путешествие. Майор Арчер... наверняка не дожил до того дня, когда всё рухнуло. Пожалуй, ему повезло больше всех, если, конечно, можно назвать это везением. Дункан молчал, что-то писал, над чем-то работал, но молчал, буквально ничего и никому не говорил. Это было тяжело, но, как ни странно, привычного ритма не нарушало, будто бы он и впрямь сказал столько, что иные слова уже не требовались. Финн сейчас в бункере, моет посуду и наверняка вот-вот отправится гулять с дворнягой, прибившейся к группе в прошлом году. Его улыбка и весёлый лай собаки скрашивали серые будни всем. А кому "всем"? Кроме него и Кристины в бункере больше никого не осталось. Но им это не мешало. Возможно, это была та жизнь, которую они заслужили. Спокойная, тихая...
Кристи поставила пустую кружку рядом с собой и облегчённо вздохнула, откинувшись на спинку скамейки. Здесь, в беседке, было хорошо - свежий воздух, ветерок, мирные шорохи. Кажется, она могла бы просидеть тут вечность. Ничто не внушало беспокойства, ничто не угрожало.
А вдалеке, над горизонтом неведомой и непонятной земли, с всё нарастающей силой вспыхивали голубые огни, свидетельствующие о том, что, казалось, давно забылось. Сияние.

.

.

.

КОНЕЦ?

Последний шанс, последняя возможность - когда ладонь медсестры нащупала потрескавшийся бакелит рукоятки пистолета, она уже потеряла чувствительность настолько, что холод металла и ребристость насечек не воспринимались никак. Благо, нащупать спусковой крючок и навести ствол на цель Хизер ещё могла, и этого ей было достаточно.

Узоры светились и горели как раскалённое добела железо - казалось, вот-вот начнут капать на голову и жечь подошву.

Указательный палец ослабел настолько, что не смог выдавить крючок. На помощь ему пришёл большой, взведший курок и тем самым снизив необходимое давление на спусковой механизм до минимума. Только бы патрон был в патроннике. Но он ведь там был, верно?

Жёлтые, яркие как солнечные лучи в отблесках начищенного хрома, молнии ударили в инвалидку со всех сторон. Заискрились и рассыпались в труху экзопротезы на её ногах. Однако, девушка продолжила стоять, озарённая сверхъестественными всполохами, ударявшими и в неё, и в ту, что была в гробнице.

Бах! В рёве, заполнившем комнату, выстрел обычного пистолета прозвучал глухо и почти незаметно, но нельзя было не заметить то, что этот звук принёс с собой. Как бы Кристи не хотелось, но она воочию увидела, как ксенохакерша, просто по воле случая в тот момент прекратившая светиться от очередной вспышки и ненароком оглянувшаяся в её сторону, дёрнулась, а в её груди, в том месте, где, должно быть, находится сердце, появилась слабозаметная тёмная точка.

Всё стихло. Огни по всей комнате горели ярче яркого, но тишина воцарилась просто гробовая. Быть может, её нарушил бы и второй выстрел, но, увы, на это умирающей медсестры уже не хватило.
Девушка опустила голову и взгляд, и с дрожащей от страха рукой коснулась пятнышка на груди.
- К...крис...кх... - попыталась она произнести имя спутницы, но изо рта вырвался лишь болезненный кашель, от которого на губах образовались брызги крови.

Снова вспышка, и на этот раз оно было больше похоже на удар огромной молнии, слепленной из нескольких десятков желтых пучков, собравшихся воедино с разных концов зала. После него на месте Лилли не осталось никого - та словно испарила женщину.

Ещё удар! И ещё! Первый угодил в саркофаг, и оттуда был слышен болезненный возглас, принадлежавший, скорее всего, Реджине. А следом второй, в то же место, где стояла ксенохакерша. И она снова появилась там. Улыбалась и смотрела на вытянутую перед собой руку. В пальцах была пуля, а на груди девушки не было и следа от попадания. Лилли широко улыбнулась во всю ширину своего рта, и хотя сделала это от радости, выглядело оно всё довольно зловеще.
- Кристи, ты не... Я могу! Я могу это изменить! Ты даже не представляешь, насколько это прекрасно! Это прекрасно, Кри...
Радостный возглас потух в очередной вспышке молнии. Девушка вновь стояла с вытянутой рукой, на этот раз без пули, но обагренной собственной кровью, а на простреленной кофточке расплывалось тёмно-красное пятно, и изо рта капала кровь. Радостной лицо вновь скривилось в гримасе страдания.
- Это... я не...
Серия молний пронзила инвалидку снова, поочерёдно. Казалось, ту начало метать из одного угла зала в другой, от пола к потолку, и каждый раз там словно взрывалась маленькая жёлтая звезда. Мощное, трансцендентное зрелище, не передаваемое словами.
И вот очередной удар, и тело Лилли подает к подножию саркофага. Теперь уже её всю покрывают росписи, подобные тем, что были повсюду на стенах, и они тоже светились, равно как и светились её глаза как два фонаря. И это свечение, по всей видимости, вызывало сильную боль - едва Блэкмор материализовалась, она закричала, закричала так, словно её жгло изнутри и по всей поверхности кожи. Тем не менее, повалявшись немного на полу, она нашла в себе силы подняться сначала на колени. В спину ударил разряд, едва не заставив лечь обратно, но девушка, хрипя, всё-таки поднялась. С трудом держась на ногах, она пережила ещё несколько ударов прежде, чем кое-как добралась до оброненной Открывашки. И снова удар, но теперь таинственные знаки перешли и на инструмент тоже, и тот засветился, загудел, заработал как никогда раньше. Всё ещё рыча от невыносимой агонии, Лилли подступила чуть ближе к саркофагу, в который тоже ударяли молнии, но без видимого эффекта (казалось, что они бьют не туда, а как раз исходят оттуда), и приготовилась использовать артефакт.
- Я... всё... исправлю... не... отдам... никогда... не... - процедила она сквозь рвущийся крик жесточайших болей.

Кристина всё видела. Всё видела и слышала, и даже не понимала, почему до сих пор жива. Возможно, какая-то сила, чья-то робкая воля поддерживала её на плаву, не давала дыханию прекратиться, а века опуститься. Возможно, она просто была живучее, чем всегда думала. Возможно, нанесённые ранения вышли исключительно удачными - бывало ведь, что люди и после большего количества попаданий выживают. Но, как бы то ни было, понимание, что это всё равно последние минуты её жизни, не оставляло сознание.
А потом она увидела Барбару, бегущую в сторону саркофага. В сторону Лилли.
От активации разрушительного действия Открывашки ксенохакершу отделяли, наверное, считанные секунды. А затем в неё врезалась та, с которой они имели общий дар. Не то что врезалась - коршуном налетела, как может это сделать только человек в приступе ярости, заряженный всплеском адреналина и, конечно же, обладающий физическими способностями, превосходящими человеческие. Хизер увидела на мгновение, в каком виде были руки Уотсон - она превратила их в форму оружия. А затем увидела кровь, и хлесткий удар. Несколько ударов. Она собиралась убить Блэкмор.
Открывашка сработала. Но вместо направленного разрыва пространства он произошёл по площади в руках ксенохакерши и зацепил их обоих. Женщин раскидало в разные стороны. Брызнула кровь, очерчивая россыпь багряных следов в направлении, куда отлетело тельце инвалидки. Посыпались фрагменты искусственной плоти, образуя дорожку из осколков в сторону Барбары. Женщина, словно поломанный и обожёный манекен, упала недалеко от Кристи, но, воерки ожиданиям, быстро, почти мгновенно пришла в себя и, кряхтя и сдавленно стеная, принялась спешно собирать обломки себя самой, тотчас приторачивая их на место. Все собрать не удалось - половину точно раскидало по всей площади зала, и времени на тщательные поиски явно не было. Барбара принялась восстанавливать себя из тго, что было, и хотя это уже не выглядело как что-то изящное, оно, тем не менее, позволило ей худо-бедно встать на ноги. На Кристину та не обратила внимания - ковыляя, сверкая искрами короткого замыкания то в одной, то в другой части изувеченного искусственного тела, она подошла к автомату Лилли, быстро подняла его и, взведя затвор, направила на ксенохакершу. Тело той валялось в углу без движения, тёмным окровавленным мешком, по которому всё ещё бегали жёлтые огоньки, но, кажется, они постепенно затухали. Подождав пару секунд, Барбара всё-таки не стала стрелять - должно быть, решила, что теперь с той точно покончено. А затем она бросилась к саркофагу.
Можно было ожидать, что ксенохакерша попытается произвести какие-то манипуляции по обретению божественной силы или что-то подобное, начнёт уговаривать "богиню" одарить теперь уже её. Да, она действительно заговорила с нею, но этот разговор... он был о другом.
- Реджина! Реджина! - с нескрываемым беспокойством закричала Барбара, бросившись в спешке, но с нескрываемой заботой вытаскивать тело женщины из гробницы, и Хизер могла поклясться, что это было самое эмоциаональное восклицание, какое она когда-либо ожидала услышать от этой женщины.
А вот Реджина уже не была на себя похожа. Красное платье пропало, сменившись каким-то рваным, ветхим комбинезоном, облепленным то ли электроплатами, то ли какими-то механизма или, может быть, элементами медицинской аппаратуры. Красные волосы на её голове были скомканы, грязны, а лицо... оно не было старым или каким-то дряхлым, но выглядело невероятно болезненным, полумёртвым. Наверное, как-то так сейчас выглядела сама Кристи.
- Рэд. Рэд... это я... Это я, посмотри на меня. Открой глаза, пожалуйста. - если бы барбара могла плакать, то, без сомнения, она бы сейчас рыдала, но пока что, держа девушку на покореженных руках, уселась вместе с нею подле саркофага и тихонечко покачивала, оглаживая упавшие на лицо реджины алые пряди, - Ты меня помнишь?
Женщина приоткрыла глаза, чуть шевельнула губами и вновь закрыла веки. Потом снова открыла, уже чуть шире.
- Бар... бара?
- Да, это я. Это я, девочка моя. Я тебя вытащу. Я больше не совершу ошибки. Всё будет хорошо. - ксенохакерша, едва проговаривая слова в приступе чувств, прижала Реджину к раскуроченной груди, - Ты будешь жить, Рэд. В дивном добро мире. Всё будет хорошо. Я помогу тебя. Прости меня. Прости.
- Как ты... столько лет...
- Прости, Рэд, я больше не ошибусь, никогда, точно. Клянусь. Обещаю, что угодно, только живи. Я не могу снова тебя потерять. Пожалуйста...
Что-то блеснуло в уголке искусственного глаза ксенохакерши. Хизер не была уверена в том, что это. Возможно, капелька крови Лилли или блестящая деталька. Возможно.
- Барб... - прошептала Реджина, и в тот момент её взгляд упал на медсестру, - Ты давала... клятву... врача?
- Д-да... да, давала. Ты ведь помнишь меня, Рэд, да?
- Помоги... ей... пожалуйста...
- К-кому... а... - Уотсон встревоженно покосилась на тело Лилли, но вовремя опомнилась и посмотрела на Кристи, - Да, конечно, как скажешь. Сию секунду.
И это была не ирония. Быстро и аккуратно уложив красноволосую на пол, и не единожды потом оглянувшись на неё, словно боясь, что ту украдут, Барбара кинулась к медсестре. Та не сопротивлялась - просто не могла, чего уж тут - но когда механические щупы ксенохакерши, как лапки гигантского паука-сенокосца, вонзились в её плоть, та заворочалась от нового приступа боли по всему телу и жжения. Но раз болит, значит, ещё живое, верно?
Грязные чёрные камешки с проблесками латунного цвета оболочки попадали на пол из ран один за другим. Раны Кристины были очищены от пуль, и затем ещё некоторое время врачевательница сшивала их какие-то своеобразным, но, тем не менее, эффективным образом.
- Сильная кровопотеря. Нужен донор. - строго, уже в более привычной для себя манере, проговорила ксенохакерша, заканчивая процедуры, от которых Кристи и правда стало легче, причём настолько, что та даже смогла шевелиться, крутить головой и говорить, пускай и хватая ртом воздух через слово-другое.
- Ты знаешь... универсальная... - прошептала, но достаточно громко, Реджина.
Была ли она такой изначально, или то были последствия ударов молний при попытке передачи силы, но красноволосая выглядела и впрямь едва ли лучше, чем Хизер.
- Реджина, нет.. Нет-нет, тебе нельзя, ты погибнешь. Нельзя. - запротестовала Уотсон, вновь бросаясь к ней.
- Барб... надо...
- Рэд...

- Внимание! Не делайте резких движений!
Голос Ричарда разрезал воцарившуюся тишину в зале, прозвучав с другого его конца, из того места, где в своё время перед Кристиной открылся лифт. Он был не один - по правое плечо стояла Луиза, которая, надо сказать, сразу же двинулась решительным, грозящим перерасти в бег, шагом. Она держала в руках лук с натянутой стрелой, и её целью были две женщины возле Саркофага. Мужчина тоже целился в них.
- Луиза, стой, это опасно! - окликнул он рейдершу.
- Я щас эту опасность в рот выебу! - в голосе женщины звучали самые суровые тона, остро граничащие с агрессивным нервным срывом, и даже оставалось загадкой, почему до сих пор не начались взрывы и пальба, - Я вас, блядей, выслежу везде! Спряталась? А хуй там!
- Подожди. Сперва поговорим. - Ричард пытался воззвать к благоразумности, и какой-то успех это возымело.
- Крис! Кристина! - завидев медсестру, Луиза выскочила перед нею, заслоняя собой от потенциальной атаки со стороны ксенохакерши и той, что была у неё на руках, - За тебя всех выебу, гондонов, всех до единого сук! Какие разговоры?! Что они с тобой сделали?!
- Где Лилли? - грозно спросил Блэкмор, приближаясь и не сводя с Барбары и её подруги оружия.
Старый добрый автомат висел у того за спиной. Мужчина подготовился хорошо, и потому сейчас в его руках было артефактное оружие, что-то, похожее на открывашку, но всем своим видом дающее понять, что стреляет оно без разогрева и очень, очень больно, а тем более в руках не слабой девчонки, но профессионала.

Можно было не сомневаться, что наёмники бросятся в погоню. Шум от сапог с улицы приближался, и мужчины, либо кто-то один из них, грозился выйти на огневой рубеж. Кристина подготовилась к этому моменту как могла.
Металлические фракции отделились от браслета, образовали левитирующий рой мелких шариков, зависший перед девушкой, а потом спешно рассредоточились по всей комнате. Поведение их было хаотичным - какие-то ударялись о стены, выбивая крошки, какие-то ныряли в щели между кладкой и просветы корней. Спустя несколько секунд медсестра заметила, что мелкие камешки и старые щепки были подняты в воздух силами этих самых фракций. Возможно, как оружие это была сущая чепуха, но как средство отвлечения внимания было именно тем, что ей было нужно. Хизер уловила логическую взаимосвязь между тем, что она хотела мысленно, и тем, как это воплотил в жизнь инструмент Чужих. Она почти уловила суть... но нет, всё-таки нет, это было слишком сложно для её понимания. Или нет? Ах, если бы было больше времени и возможностей потренироваться.
- Так а зачем убегаете? - голос остановился где-то не доходя до прохода, что девушка держала на прицеле во всех смыслах, - У нас приказ, задание, чтобы к боссу привести живыми и невредимыми.
- Насчёт невредимости базару не было. Только что живыми. - это уже был голос того здоровяка, что нагнал напарника, но также не спешил показываться на глаза, совершенно здраво понимая, что его там может ждать пуля Кристины или что-то похуже.
Металлические фракции грозно загудели, и поднятые ими куски камня и древесины задрожали. Медсестра не чувствовала в этом угрозы для себя - они её защитят, как угодно, но только не наоборот. Так или иначе, у неё был автомат, пистолет и, что не менее важно, умение этим пользоваться. Вот бы ещё ту штуку применить, что использовала Лилли. Может, у Кристи тоже получится?
- Давайте говорить. Говорить - это хорошо. Это лучше, чем стрелять. Только злодеи сперва стреляют, а потом задают вопросы, а мы не злодеи, мы наоборот. В смысле, злодеи точно стреляют, а мы, если хорошо поговорим, то и стрелять не будем...
- Финн, затрахал уже. - здоровяк явно был настроен куда менее дружелюбно, но после того, как он это сказал, Кристина по звукам смогла определить, что мужчина куда-то отошёл.
Они всё ещё стояли вне поля зрения, и девушка могла слышать только того белобрысого. Он казался ей другим, сильно отличающимся в моральном плане от своего напарника. Впрочем, обманываться на этот счёт тоже не следовало - стоило только вспомнить, что он первый стрелял в Лилли, пусть и транквилизатором, но вместо него могла быть и настоящая пуля, верно?
- Мэм, мы не знаем, что там с этой Барбарой, и какое вы к ней имеете отношение или не имеете, но у нас задание - остановить вас двоих и принести боссу живыми и здоровыми. Он мужик умный, ерунду требовать не стал бы, а, значит, вам явно стоит прекратить то, что вы задумали. Ну а раз ничего против не имеете, так почему бы вам просто не прекратить бегать и не вернуться? Мы бы вас нормально проводили. защитили, ибо места тут опасные и для прогулок ну никак не предназначены. Сергей, расскажи, как ты руки поте... Сергей? Ох блин.
Кажется, наёмник только что "сдал" своего приятеля с потрохами. Похоже, этот винландский мерзавец решил под шумок обойти девушек с фланга. И действительно - в комнату, где находились девушки, был ещё один проход, квадратный лаз сверху, куда, должно быть, когда-то уходила лестница, а теперь от неё осталась только эта дырка и остатки крепежей в стене. Оттуда всё ещё не было никаких звуков, но Хизер уже нутром чувствовала, что ещё чуть-чуть, и либо оттуда спрыгнет верзила с автоматом, либо, что ещё логичнее, но при этом ещё хуже, он забросит через это отверстие гранату.
- Ну правда, давайте сделаем всё как в хорошей книжке. Сдайтесь, и никто вас пальцем не тронет больше. Эвакуируемся отсюда как должно, и никто не пострадает.
И он звучал довольно убедительно. Не столько аргументами - те были вполне типичны и даже какой-то оригинальностью не отличались - но в интонации присутствовала какая-то простодушная наивность, будто человек верил в свои собственные слова ничуть не меньше, чем хотел, чтобы и Хизер в это поверила.

- Да.

- Всё не так просто, как кажется, братан. Вот ты думаешь, что всего лишь надо поджечь тряпку на горлышке, размахнуться хорошенько и метко бросить. Да, но этого недостаточно. Ты ведь не будешь постоянно держать зажжённой зажигалку, верно? А тряпку и тем более не выдержишь - умные люди её слегка смачивают в горючей смеси, чтобы от ветра в полёте не затухла, и эта жижа будет капать с конца что твой трипперный хер, а уж жечься при этом будет ничуть не хуже. Надо подгадать момент, верно выбрать время, всё чётко рассчитать, чтобы не запалить раньше и не сделать этого слишком поздно. Ну и только конченый кретин будет кидать бутыль врагу в мягкое пузо - она же так не разобьётся нихуя.
- Вот бутылки, а вот канистра машинного масла. - Сэм принёс всё необходимое и даже сверх того.
- Видишь, мой братец не такой тупой, каким какжется. Даже он знает нюансы Как думаешь, зачем нам машинное масло? Ну-ка, вруби котелок, Щупальце, я в тебя верю.

Вы не можете просматривать этот пост!

Кристина запахнулась в куртку, но это не дало ей желанного тепла. Но и не сказать, чтобы она сейчас мерзла или испытывала какой-то физический дискомфорт - кажется, это сейчас было совершенно не важно, как часто бывает неважно что-то во снах. Зыбкое ощущение - а, может, то просто песок под ногами? Но откуда он взялся, когда в комнате нет ни окон, ни дверей, ни даже малейшей щелочки, через которую тот мог бы просыпаться?
Она посмотрела на куклу. Та сидела на стуле ровно, словно кто-то очень постарался посадить её так, чтобы это казалось совсем по-человечески, но у медсестры уже не было никаких сомнений, что та сделала это сама. Но всё ещё молчала, несмотря на вопрос.
И тогда Кристина услышала шелест. К её ногам позади упал лист бумаги, в котором Хизер без труда узнала ту самую бумагу, что клала в рюкзачок Лилли - даже помята таким же образом, как была. Но это сон, неудивительно. Кристина подняла лист, перевернула его и увидела надпись, сделанную, по всей видимости, карандашом. Большие, неровные буквы, словно выведенные кем-то с чрезвычайно слабой хваткой, а, может быть, вслепую, наощупь:
У Х О Д И Т Е
Тогда у Кристины появилось совершенно естественное желание вновь обратиться к кукле и попросить разъяснений такому сообщению. Но когда она обернулась и подняла взгляд с листа бумаги, то увидела черноту, бросившуюся ей в лицо. И в этот же самый момент ей показалось, что она столкнулась лицом к лицу с кем-то, в кого превратилась кукла, должно. Но всё это случилось так резко и быстро, что Хизер испугалась, ступила назад и тотчас опять провалилась в омут, опрокидываясь на спину.

Медсестра проснулась. Глаза открылись резко, и сна не было ни в одном из них. Ощущение, что она упала откуда-то с потолка прямо в кровать, и та лишь каким-то чудом погасила обещавший быть сильным удар, не отпускало её ещё несколько секунд, а затем прошло бесследно. Кристина находилась там же, где и легла спать вчера - в своей комнате, выделенной им с Лилли на двоих, в кровати, прикрытая покрывалом, какое накинула на себя чтобы не замёрзнуть ночью.
Как только Кристина окончательно пришла в себя и осмотрелась, то увидела инвалидку бодрствующей. Та сидела на койке, упёршись спиной в стену, и расчёсывала свои длинные чёрные волосы простым деревянным гребешком. Памятуя свежий сон, Хизер инстинктивно попыталась найти в её прядях намёк на красноту или отсутствующий кусок волос - ничего подобного не обнаружилось. Зачем это надо было делать? Все моменты из сна, предшествовавшие последнему, комнате с куклой, должны были быть ничего не значащей прелюдией.
Но вечно лежать в постели было бессмысленно. Заворочавшись, Кристина почувствовала, что под боком ей что-то мешается, а когда сунула туда руку и вытащила помеху, обнаружила Красную Розу. Одновременно с этим она привлекла внимание Лилли.
- Утречка. - приветствовала та её, а затем обратила внимание на игрушку и разулыбалась, - О, значит, ты всё-таки нашла её? Блин, меня вчера так разморило под вечер, что я вырубилась практически мгновенно... а, это, слушай, Кристи, если ты сейчас в туалет, можешь меня захватить с собой?

Комиссар и его помощник ещё долго смотрели на то, как Джон пьёт предоставленную ему воду прямо из большой солдатской фляги - сейчас эта жижа казалась молодому человеку, побывавшему на том конце жизни, особенно вкусной. А затем мужчины переглянулись и кивнули друг другу.

Что же, при ином раскладе, Хэнд запросто мог оказаться в наручниках, либо, что ещё хуже, в смирительной рубашке. К счастью, расклад был совершенно иным, и вместо всего этого музыканта ждало сопровождение в гостиницу, где ему уже в свою очередь и был приготовлен кофе - как обычно, с изрядной долей цикория, и он наверняка заменял бы собой напиток целиком, если бы Генри не подсуетился. Странно, но именно сейчас юноша ощущал какую-то сакральную потребность именно в кофе, в его самом настоящем и реальном воплощении, словно это был не просто вкусный и бодрящий напиток всех времён и народов, наследие предков в самой своей кофейной сути, а самый настоящий элемент головоломки, скрепляющая субстанция, без которой не сложится мозаика.
"Гарцующая кобыла" - и вновь ты собираешься дать усталому музыканту приют. Впору назвать тебя вторым домом, и на сей раз со всей ответственностью, ибо, если раньше её апартаменты разделяли лучшие моменты в жизни парня или же просто нейтральные, то за последние дни она стала свидетелем горьких событий. Сначала утрата любимого музыкального инструмента, а теперь ещё и непонятная, но в то же время совершенно понятная по своей природе опасность, от которой нет никакой защиты. Впрочем, защита была, но пустая тесёмка в кармане, в волокне которой застряло несколько деревянных крошек, некогда бывших амулетом, напоминали, что и эта броня хрупка и недолговечна. Стоит ли вновь наведаться к Ронде? При всех своих странностей, женщина не была шарлатанкой и умалишённой - да, она всё ещё производила впечатление такой даже в воспоминаниях о недавней встрече, но это, по всей видимости, было не иначе как плодом реальной встречи с тем, с чем Джон сталкивался на протяжении своей жизни, используя дар. Дар, сродни проклятью. И как же его сейчас, наверное, понимал Уотсон. Старый хирург верил Хэнду, и верил осознанно, но каждый раз огорчался, чувствуя своё бессилие в попытках помочь. Ни медицинская квалификация, ни комиссарский револьвер - ничто из этого не могло помочь экстрасенсу, когда угроза приходит оттуда.
Но вот что комиссар понимал точно, так это то, что вести Джона в гостиницу нельзя. Вместо этого, вовремя изменив курс, чтобы не случилось сильного крюка, они пошли к нему домой.

Аромат варящегося кофе перебивал пряный дух цикория в составе бурлящей на плите смеси. Как и ожидалось, Генри не стал жадничать и смешал всё в равной пропорции, но даже он не мог шиковать слишком часто - всё-таки дорогое удовольствие, даже на фоне вот уже несколько лет как закончившейся войны.
На этот раз музыканту посчастливилось пройти дальше стоматологического кабинета, что располагался сразу после входной двери. Благодаря этому пациенты не топтались по личному пространству, ограничивая себя лишь пятачком коридора, да и неохота им было лишний раз подле комиссара задерживаться. Хэнд же этого нисколько не боялся, но так уж вышло, что в непосредственном жилище доктора он бывал впервые. Стоило подивиться скромному окружению - Уотсон не обременял себя излишествами, даже имея нормальный оклад, соответствующий своей важной государственной должности и учитывая прибыль от медицинской практики. Неужели так много тратил на кофе? Ну, как одна из причин, вполне возможно, но усматривалось в этом также и самостоятельное стремление к тому, чтобы не баловать себя попусту. Ещё до того, как воздух наполнился ароматами готовящегося напитка, Джон услышал знакомую больничную атмосферу, не такую явную, как в самом кабинете, но довольно заметную. А куда деваться, когда ты по жизни доктор, и на одной полке с мукой и крупой у тебя стоят бинты и дезинфицирующие средства? Нет, конечно, всё не настолько ужасно, но тенденция прослеживалась - в доме кожевника всегда будет дубильней, в доме водителя соляркой, а в доме музыканта... красивыми женщинами, наверное? Если честно, обычно в их домах пахнет бедностью, а нередко и алкоголем - да, это Хэнд талантлив и харизматичен, и все ему всегда рады на сцене, готовые осыпать марками, но далеко не всем так везёт.
Потягивая кофе из большой эмалированной кружки и наслаждаясь его вкусом и ароматом, обещавшими дарить это наслаждение ещё очень долго ввиду большого объёма тары, Джон вынужден был долгое время просидеть в молчании и почти полной тишине. Оставив Гурина искать бумаги на Перкинса в архивах, комиссар, должно быть, в какой-то момент решил, что сержант сам не справится, и хотел было вернуться в участок, оставив парня дома, ибо доверял ему как порядочному гражданину, однако, уже в дверях был застигнут двумя посетительницами. Немолодые дамы жаловались на зубную боль самой старшей из них, и так настаивали, что хирургу пришлось согласиться и пустить их в кабинет. Следующие полчаса музыкант слушал тихий, сильно приглушённый толстыми стенами бубнёж, постукивание инструментов и короткую работу бормашинки с механическим приводом - должно быть, какой-то простой, пустяковый случай, но вот в этом музыкант уже не разбирался. Куда интереснее ему сейчас было под более громкий и мерный звук ходиков больших настенных часов разглядывать обстановку зала, где проходила вся закулисная, исполненная житейской рутины жизнь комиссара. Комиссара, что в прошлом, должно быть, был просто блестящим хирургом, о чём красноречиво говорили не один, а целых несколько дипломов, выписанных в разное время, что в свою очередь значило, что хирург развивался на протяжении всей своей многолетней практики и уж навыка точно не терял. А ещё очень интересным было большая военная фотография. Их редко делали большими, только по особым случаям, но вот тут, видимо, был как раз один из таких. В простой, но очень большой рамке половину площади занимало групповое фото докторов и медсестёр какого-то учреждения, госпиталя, должно быть. Джон как-то видел фотографию ведущих докторов столичного госпиталя - так буквально кучка людей, все солидные, в халатах, с лихо накрученными усами позируют фотографу. А это прямо весь-весь персонал засняли, всех медсестёр и, наверное, даже наёмных прачек. Почему их тоже? Потому что вторую половину рамочного пространства занимал лист бумаги, где было подписано, что это работники военного госпиталя в Примме, и что фото сделано во время войны, во второй её половине, когда сход сражений уже повернулся в другую сторону, но работа медиков продолжала кипеть, и текущих кадров не хватало. Разумеется, всё это было напечатано мелким шрифтом, ну а дальше ещё более мелким шло перечисление всех и вся. Хэнд, после того, как рассмотрел лица всех молодых сестёр милосердия, попытался найти среди мужчин самого Уотсона - вне всякого сомнения, он должен был там присутствовать - но так и не справился с этой задачей. Однако, для того, чтобы убедиться в этом наверняка, от безделья принялся читать имена и фамилии. А их было очень много:

...В. Абрамс, медсестра
С. Энистон, медсестра
А.А. Борнхейм, санитар...

Список шёл в алфавитном порядке, но, зная косяки некоторых писарей, парень решил не упустить ни одной строчки, идя от начала к концу.

...Л. Хартман, санитар
К. Хизер, медсестра
Б. Химейер, медсестра...

Уотсон должен был быть где-то в конце списка, так как, несмотря на идущие впереди инициалы, последовательность явно определялась по первой букве фамилии.

...М. Уорхолл, водитель
Б. Уотсон, санитарка
Г. Уотсон, старший хирург...

Ага, вот он! Удивительно, но, лишь убедившись, что комиссар реально есть на фото, Джон тту же нашёл его физиономию - слегка замыленную из-за огреха фотографа при проявке, и явно менее седую и более волосатую, чем ныне, но это точно был он. В халате, на среднем плане. Наверное, то, что врачи не стояли одной отдельной линией, а находились кто где, среди простых санитарок, не стремясь ни к какому разделению по классу, и не позволило отыскать его сразу. Однако, какие были времена, какие были люди - все делали одно дело и не смотрели, кто врач, кто офицер, кто простой солдат, а кто копает могилы. Все делали свою работу во имя великой цели, и цели отнюдь не честолюбивой, а самой что ни на есть простой - победить, чтобы выжить. Жаль, не подписано всё-таки, кто под какой фамилией скрывается, только знаючи в лицо можно отыскать, а то было интересно узнать, кто такая Б. Уотсон и насколько родственницей она является Генри. Хэнду иногда встречались однофамильцы, которые друг к другу вообще отношения никакого не имели, но такое случалось очень редко, и предчувствие музыканта никогда не обманывало. Впрочем, сейчас это не самая важная задача.

Кофе кончился. К счастью, случилось это ровно в тот момент, когда на порог тяжело ухнула нога Леонида, а затем он не менее громко хлопнул дверью. Комиссар был с ним - закончив в женщинами, он незаметно ушёл, оставив парня одного, но время пролетело незаметно, и вот они снова все вместе. Сержант с папкой в руках проследовал в зал вместе с Генри и ухнул пыльную, пожелтевшую папку на стол в центре комнаты.
- Вот всё, что есть на Эйба.
- Не густо. - прокомментировал комиссар малые объём и толщину документов.
Папка выглядела так, что её открыли, подписали, заполнили документами, закрыли и сложили в архив в один и тот же день, и с тех пор та так и лежала. Подобная судьба постигала многие документы, но надо было отдать должное рэдволтским бюрократам - как бы их не ненавидел простой народ, их вклад в сохранение истории, порой очень неприятной, но зато правдивой и проливающей свет на всё и вся, был просто колоссальным. И вот один из их трудов, способный дать ответы. Пожалуй, стоило дать специалистам, то есть Гурину и Уотсону, сперва покопаться в этом деле.

- Я буду ждать вас. - с заботой в голосе проговорила девушка.
В последний момент, когда двери фургона закрылись за спрыгнувшей наружу Кристи, та, кажется, заметила, что с одного из ящиков на неё пялятся два глаза-пуговицы. Но, пожалуй, не стоило этому придавать сейчас много значения.
Они обошли машину спереди. Брэнниган уже копался под капотом. По характеру манипуляций было видно, что ничего серьёзного он не делал, просто осматривал двигатель, щупал соединительные шланги, проверял затяжку болтов и хомутов.
- Собираешься всё-таки спуститься туда? - спросил он обеспокоенно, всё ещё погружённый в работу.
- Иначе мы не сможем продолжить путь. - совершенно спокойно и уверенно отвечал Ричард.
- Я бы не стал на вашем месте соваться туда. Это всё слишком загадочно и пугающе.
- Ли. - Блэкмор деловито закинул ремень автомата на плечо, - В тебе умирает дух авантюризма. Говоришь как какой-нибудь зажравшийся штабной генерал. Может, пришла пора сдать значок?
Брэнниган недоумевающе высунулся, и его вопрошающий взгляд встретился с улыбающейся физиономией напарника.
- Шучу, друг. Шучу.
Ли ещё несколько секунд глупо хлопал глазами, силясь оценить шутку, но так и не смог. А вот Хизер, кажется, впервые видела Ричарда улыбающимся. Впрочем, это тоже продлилось недолго.
- Товарищ генерал, разрешите отправиться на разведку? - Блэкмор нарочито театральным движением поднёс сложенную по-солдатски ладонь к виску.
- Да ну тебя. - обиженно махнул рукой блондин и вновь погрузился в подкапотное пространство.
На такой странной, но, надо сказать, довольно забавной ноте пара выдвинулась дальше.
И вот они подошли к месту, где в прошлый раз мужчины долго стояли и что-то обсуждали. Практически сразу Хизер обнаружила, что здесь земля резко уходит вниз - крутой обрыв, словно лихо срезанный мощнейшей эррозией, уходил вниз. Заполненное туманом, дно выглядело настоящей бездной. Но затем Ричард указал на едва видневшийся краешек дерева дерева, торчавший над бледной завесой.
- Спустимся и перейдём на ту сторону. Не бойся, просто иди за мной.
Всё-таки отвес был не такой уж и крутой. В особенности, глядя на то, как лихо мужчина начал нисхождение, медсестра тоже исполнилась уверенности, и по его следам действительно смогла проделать то же. Грамотно используя тяжесть ружья как противовес и заранее подвернув полы шинели, чтобы не путались под ногами, Кристи очень быстро не только поймала баланс, но и в какой-то момент даже обогнала Блэкмора, заставив поторопиться уже его.
Но вот склон резко пошёл на выравнивание, и наконец-то необходимость в балансировании пропала. Но не полностью - на дне этого здорового оврага мох разросся ещё больше. Иной раз нога утопала по щиколотку, грязно чавкая в мутно-зелёной жиже, и тогда на память невольно приходились армейские сапоги. В армии люди делились на три типа по части сапогов - те, кто их не любил, те, кто к ним привык, и те, кому они реально помогали не обращать внимания на последствия непогоды. Последние годы третья категория отсеялась по причине того, что дождь и грязь более не являлись извечными спутниками воинов в поле, но прямо сейчас Хизер ощущала естественное желание примкнуть к ним. Её ботинки с трудом выдерживали натиск дремучей, воняющей тиной жижи, так и норовящей залиться внутрь. Но пока обходилось - девушка выдёргивала стопу раньше, чем та успевала погрузиться на опасный уровень. И всё-таки это была не трясина - под мхом чувствовалась твёрдая почва, так что мокрые носки были, по сути, единственным, чем угрожала медсестра эта зелёная поросль. Но вот о том, чем угрожал сгустившийся не на шутку туман, можно было только догадываться. И лишь глядя на то, как уверенно шагает вперёд Ричард, девушка невольно гнала страх. А тот, словно ему было мало, даже начал говорить на отвлечённые темы - впрочем, оставаясь сосредоточенным. В воздухе то и дело материализовывались тени, которые по мере приближения превращались в редкие кустики и деревца, и точно так же исчезали, растворяясь позади.
- До того, как на наш мир напали Чужие, он выглядел совершенно иначе. - Ричард давно снял винтовку с плеча, держа её наготове, но не настолько, чтобы это казалось излишне осторожным, - Их оружие не было оружием в привычном нам понимании. Оно по большей части изменяло всё вокруг, превращало в совершенно чуждое человеческому глазу, пониманию. Когда случилась Великая Война, едва ли можно было просто прогуляться вокруг дома - всё было настолько изуродовано, изменено и перевёрнуто с ног на голову, что оно бы сразу тебя убило. Но, возможно, этим Чужие сами себя и погубили. Возможно, наши предки всё-таки смогли дать им должный отпор. Может, всё сразу повлияло. Но если меня спросят, действительно ли я считаю, что они прилетели воевать, я отвечу "нет". Они прилетели за чем-то другим. А то, что мы видим сейчас - результат некой трагической ошибки, непредвиденного фактора. И последующей попытки вновь собрать разбитую мозаику. Нечеловеческой попытки.
Что-то хрустнуло под ногой Кристины, и этот звук резко выбился из ставшего уже привычным чавканья. Девушка отняла стопу, и в очертания быстро заполняющегося влагой следа ей почудился рельеф лицевой части человеческого черепа. Свежие останки так легко бы не раздавились - должно быть, давно здесь лежит.
Хизер вновь устремила взгляд вперёд, в спину напарника, следовавшего впереди, и вдруг поняла, что её заминка стоила того, что тот сильно ушёл вперёд. А через мгновение туман поглотил силуэт, и вместе с ним отзвук речи. И как только это случилось, женщина ощутила чудовищное давление, навалившееся на неё со всех сторон. Она непроизвольно отступила назад, как в тот же миг увидела в каждом из своих следов по черепу. Лишь на мгновение - грязная вода, перемешанная с соками мха, заливала ямку до самого края.
- Но мы не должны бояться. - голос Ричарда ясно зазвучал уже со спины, и тот непонятно как вышел из-за Кристины, - Там, где начинается страх, кончается жизнь. Ты совершаешь ошибку, и она действительно может дорого обойтись. Кто-то скажет, что людям свойственно ошибаться. Это правда. Но правда также и в том, что даже при таком раскладе они не имеют права этого делать.
Сразу полегчало. Под ногами ничего не было кроме мха, сырой земли и старых гнилых веток, что иногда попадали под пяту и хрустели как кости.
- Ближе, чем кажется. - проговорил мужчина, на секунду остановившись, но затем двинув вперёд с куда большей уверенностью.
Он имел ввиду противоположный "берег" оврага - тот только что показался впереди. Такой же отвесный, как бы даже не круче. Будучи более подготовленным по части одежды к похождениям в грязи, мужчина первым бросился форсировать земляной утёс. С первого раза не вышло.
- Но не так-то прост. - отряхнув грязно-зелёные комки с колен и сапогов, Ричард оценивающе посмотрел вверх, - Ты сама не заберёшься. Я могу подбросить тебя на руках.

Вы не можете просматривать этот пост!

Стрела проносится у шлема противника Карвена, пролетает мимо и застревает в доме за стражником, разбросав в сторону мелкие щепки, отлетевшие от деревянной стены. Арбалетчик правого фланга посматривает на крепость и облизывает солёные губы, но переводит взгляд на своего товарища и вздыхает, взводя арбалет в боевую готовность:

- Проклятье, Калеб. Не могу я бросить тебя здесь одного, ублюдок ты эдакий. Отступай сам, скорее! А я уж прикрою!

Другой стражник, что увернулся от выстрела Карвена, приподнимает свой шлем, откинув назад намокшие русые волосы, с явно читаемым выражением на лице говорящим без слов: «пронесло». Развернувшись, он выходит из досягаемости атаки Косса, и, убегая прочь от вас, задерживается на секунду и кладёт руку на плечо раненного соратника справа от себя:

- Извини, Остин, ты мне никогда не нравился, так что тебя брошу. Но ты ведь всё равно тоже прикроешь моё отступление, ага? Бывай, бродяга. Передам привет твоим родным.

Убрав руку с его плеча, он бежит в сторону проёма меж домами справа. Как раз в тот момент, когда из строений слева выходит священник Тиамат. Тёмная красная мантия служителя церкви Королевы Драконов доходит до самой земли, позолоченные цепочки и амулеты с драконьей атрибутикой позванивают при ходьбе, ударяясь друг об друга. Медленным шагом он подходит к Огдену, склоняется перед ним и касается рукой, полностью залечивая раны полуорка. На драконьем языке он заговаривает с Огденом грубым и властным голосом:

- Вставай, жрец Госпожи! Ибо наша миссия ещё не выполнена. Тиамат дарует тебе исцеление.

С развевающимися в свете зари
Знаменами из конских хвостов,
Примчался варвар-гонец
На жеребце, черном как ночь.

"Великий Хан пощадит солдат,
Если офицер прикажет им сдаться!"
Тревис ответил насмешкой,
И солдаты мужественно вторил ему.

Брэнниган продолжил за Кристиной сразу же, как только та замолчала, и это так здорово попало в такт, что песня нисколько не прервалась. Они оба знали слова, и оба осознавали их смысл, посыл и приуроченность к реальному событию.

Пустынник побагровел от ярости.
«Байдэз лытъюдай!» прокричал он и ушёл,
"Вы не дождётесь пощады,
Каждый будет пронзен мечом!"

Сто восемьдесят пять человек
Сдерживали тысячи,
Пять дней, шесть дней, восемь дней, десять,
Тревис давал отпор вновь и вновь.

. . .

Солдаты выстроились на площадке перед госпиталем. Медсёстрам и прочему персоналу не было нужды присутствовать, так как пора было собираться и эвакуироваться дальше, в Сёрчлайт, но из уважения и чувства долга они задержались, чтобы в последний раз побыть с теми, кто, возможно, уже не вернётся домой, и послушать, что скажет комиссар Пинкертон. В конце концов, то, как говорил этот лейтенант, заслуживало отдельного внимания, ибо было решительно, проникновенно и пробуждало боевой дух даже в самом измождённом бойце, хотя сами слова и не были какими-то особенными, но силу внушения имели огромную.
- Бойцы! Распинаться попусту не буду. - комиссар стоял на плите у коновязи, так как подиума для него, конечно же, никто специально не сооружал, но всё равно чуточку возвышался над всеми присутствующими, - Враг собирается захватить гору Редрок. Вы все знаете, что там наша артиллерия, наше грозное оружие против супостата. И теперь оно может попасть в руки врага. Нам отступать больше некуда. Позади Сёрчлайт, а оттуда и до столицы рукой подать. А уж пушки, обращённые вспять, и подавно достанут. В наших же силах сделать так, чтобы не наступил тот день, когда наши родные и близкие, пребывающим в Рэдволте в эвакуации, услышат приближающийся свист снарядов высоко в небе.
Среди солдат прошёл встревоженный гул, но когда комиссар кашлянул, все замолкли.
- Я вижу среди вас солдат, прошедших бои ранее. Ребята из 707-го, на вас вся надежда. Хочу увидеть ваш танк на улицах Рэдволта, на параде в честь победы. Действительно хочу, потому как других у нас уже... да.
707-й мотострелковый дружно отдал капитану честь. Хизер слышала, что от первоначальных мотострелков там мало кто остался в живых, и отряд являл собой сборную солянку из пехотинцев, сапёров и даже танкистов. Среди них была женщина, Ольга, водитель-наводчик, что большая редкость для представительницы слабого пола, но назвать её слабой что духом, что телом язык не поворачивался. Кажется, она тайно искала гинеколога в госпитале, но хотела удержать это в секрете, как и причину поисков, да так и не нашла. А теперь они идут в бой, из которого вряд ли вернутся. Даже с танком.
- Я вижу среди вас бойцов, кто увидит врага живьём впервые в своей жизни. - комиссар взглянул на молодое пополнение необстрелянных юнцов, и те все как один постарались выглядеть как можно мужественнее под его суровым взглядом, - Ребята, даже если рожи пустынников будут последним, что вы увидите в жизни, пусть во лбцу каждой из них будет по пуле. Вашей пуле.
Ребята прободрились пуще прежнего. В действительности, мало кто из них представлял, что будет на поле боя, но сейчас они были готовы даже к самому сатане.
- Я вижу рейнджеров и джентльменов. - Пинкертон кивнул двум пожилым господам, старичку в ковбойской шляпе и рваном тренче и почтенному джентльмену в шляпе-котелке, из-под рабочей куртки которого виднелась жилетка из дорогой ткани, чьи карманы были битком набиты патронами, - Кто-то скажет, что вы оказались не в том месте и не в то время, и будет по-своему прав, но... чёрт возьми, если мы мужчины, то для нас это то самое место и то самое время, чтобы доказать это...
- Алан! - кто-то окликнул лейтенанта, и тот был вынужден прерваться, - Капитан Мелчетт уже уезжает. Извини, что так не вовремя, но машина тебя ждать не будет.
- Не будет, значит... - сдержанно прохрипел комиссар, но было видно, что внутри него уже закипает злость, - Ну тогда... знаешь, передай ему это.
Лейтенант снял фуражку и вложил её в руки мужчины.
- Передай это Альберту и скажи, чтобы потом вернул мне лично, когда приеду к нему верхом вон на той гусеничной дуре с пушкой.
- Алан, как брата прошу, сейчас не время...
- Не брат ты мне. - отрезал комиссар, - Я остаюсь и пойду с этими ребятами. А ты смени фамилию.
Мужчина ничего не ответил, лишь кивнул и спешно удалился вместе с фуражкой. А комиссар вернулся к своей речи, которую все присутствующие, даже те, кто менее чем через час уже будет ехать совсем в другую сторону от фронта, стали слушать с утроенным вниманием, помноженным на огромное чувство уважения к офицеру...

. . .

...Затем он попросил о подмоге,
Заменить раненых и покалеченных,
Но войска, отправленные на помощь,
Так и не пришли, не пришли, не пришли…

Дважды он пытался трубить в горн,
Но в третий раз
Пустынник пробил их стену
И убил всех, одного за другим.

И теперь горн молчит,
И ржавчина покрыла мечи,
И небольшой отряд солдат
Уснул на руках у Господа…

Последние куплеты медсестра и водитель допели уже вместе. На лице мужчины застыла едва заметная улыбка, но щёку уже грозилась расчертить белстящим следом скупая слеза. И ещё долго они потом молчали, катя вдоль широкой грунтовки. Лишь спустя некоторое время был подан голос, и принадлежал он Лилли.
- Ребят, я это... если можно, конечно... - прошептала она украдкой, боясь нарушить затянувшуюся минуту молчания, - Скажите, когда радио можно будет включить, а то мне прямо жуть как неловко теперь просить.
- Ох, дитя, да ради всего святого, слушай на здоровье. - всхлипнул расчувствовавшийся Брэнниган и включил приёмник.
Заиграла музыка, и на душе стало чуточку легче.

- Знаешь, я когда маленькой была, сама делала себе игрушки, и вот таких кукол тоже. ОниЮ конечно, поганенькие выходили, потому что ни материалов, ни инструментов, ни тем более умения толкового не было, и сейчас даже немножечко стыдно за отдельных уродцев, но тогда они казались вполне красивыми. Целые истории им придумывала, биографию, строила домики из коробок, различные сценки разыгрывала, ну чтобы как в кино. Но Красная Роза не моих рук дело, я её нашла. Вернее, её нашёл Ричард в одном убежище, куда он залез во время войны. Хех, ни за что бы не подумала, что он со всей своей серьёзностью мог заинтересоваться такой игрушкой. Спроси его, и он скажет, что понятия не имеет, как она оказалась у него в сумке, но не подкинули ему её, верно ведь? А потом он подарил её первой попавшейся девочке уже по возвращению в одно из представительств гильдии. Так мы и познакомились, ха-ха! На самом деле, мне ужасно не нравится красный цвет. Он похож на кровь, на пустошные камни ввечеру, ну ты знаешь, эти короткие минуты, когда солнце заходит за горизонт, и всё становится алым-преалым, жутким таким. Только не говори никому, это не патриотично, хе-хе. Но она мне дорога как память, даже несмотря на то, что Красная Роза имеет привычку вечно прятаться по углам, и вспоминаешь о ней уже в самый последний момент, вот как сейчас. бьюсь об заклад, всё время, пока ждала ребят, даже краем глаза её нигде не замечала. Как думаешь, игрушки могут оживать? Было бы здорово.
Лилли говорила весело и непринуждённо. Было очень комфортно её слушать, от чего на душе становилось теплее и спокойнее. И это было довольно информативно. Так Хизер узнала некоторые детали знакомства Лиллит и Ричарда, из чего сразу сделала вывод, что они всё-таки не родственники - если, конечно, под первой попавшейся девочкой колясочница подразумевала себя. Но будь она его сестрой или кем-то в этом роде, вряд ли бы та выразилась в таком уничижительном тоне. И, к счастью, девушка не старалась скрыть и ответа на этот вопрос, а обстоятельно всё рассказала.
Лилли рассказала интересную историю о том, как она, начиная с раннего подросткового возраста, загорелась мечтой стать авантюристкой. Долгое время этого не удавалось сделать, так как по возрасту она не подходила, да и в первые годы войны, ещё грохотавшей слишком далеко, нехватки кадров что в Гильдии, что в Красной Армии, не было. Сильно мешал и тот факт, что не было поручителей, коими могли бы выступить родители, но и тут была серьёзная загвоздка - мисс Блэкмор была вовсе не Блэкмор, и не Смит, и не Джонсон, и вообще фамилии не имела, ибо числилась сиротой на попечении детского дома в Сансет-Вэлли. Ей требовалось как минимум достигнуть совершеннолетия, чтобы получить право подать заявку, но до того момента девочке лишь оставалось вздыхать каждый раз при посещении представительства Гильдии и слушать рассказы других авантюристов. Однако, всё начало меняться, когда в больницы и места реабилитации стали массово поступать солдаты с фронтов. Одним из таких был и Ричард. Лилли уверяла, что на тот момент он был в ужасном состоянии - то ли контуженный, то ли ещё каким-то образом пострадавший, но вроде как он едва ходил на костылях. И, тем не менее, каким-то чудным образом нашёл в себе силы побороть недуг, да так, что впоследствии начисто от него избавился. Помогавшая больным и раненым, Лилли видела всё если не от начала до конца, то, по крайней мере, достаточно, чтобы составить однозначное мнение. Однако, возвращаться на фронт Блэкмор не стал, а вместо этого подался в авантюристы. Но об этом девушка узнала уже когда тот обрёл известность в интересных ей кругах, и тогда возжелала встречи. Пришлось подождать, но когда это произошло, их пути сошлись в один. Ричард помог Лиллит устроиться авантюристом под своим руководством. Тут-то и пришлось впервые озадачиться, так как для подачи заявки надо было обязательно указывать фамилию, но так как своей девушка не знала, то взяла фамилию Блэкмора, представившись его сестрой. Он не возражал. Вот только на задания новоиспечённую родственницу брал крайне неохотно - мотивировал это осознанием опасности и отсутствием у той опыта, приплетая сюда и ситуацию в мире, и вообще всё, что угодно. Дорожил, ценил, оберегал. Но душа авантюристки жаждала приключений, и однажды мужчина всё-таки сдался под её требовательным напором. Но этот единственный раз... в общем, где-то в этом моменте словоохотливость Лилли резко поубавилась, ибо она давно вышла за рамки заданного вопроса об их с Ричардом степени близости. Но, как поняла медсестра, то злополучное задание столкнуло парочку с кучкой рейдеров-дезертиров, которые вроде как даже пленили их и вдоволь поиздевались, особенно над девушкой. Кристине, не понаслышке знакомой с тем, какие зверства учиняли рейдеры, равно как и с результатами их "работ", даже стало немного дурно от мысли, что могли сделать с мисс Блэкмор. Но она до сих пор не осмотрела девушку, и хотя та была, в общем-то, не против показаться специалисту и рассказать о случившемся в деталях чисто как женщина женщине, лучше было оставить эти расспросы на более позднее время. В конце концов, им ещё до Могильника ехать, а это не ближний свет, и времени в дороге будет точно предостаточно.
- За последние годы всё так круто изменилось, что сейчас, наверное, невозможно найти человека, у которого за душой не висел бы хоть один тяжкий груз, который он при всём желании сбросить не в состоянии, - Лилли наконец-то убрала последнюю вещь в рюкзачок и крайний раз осмотрелась, не забыла ли чего, - Но мы затем и отправляемся в путь, чтобы исправить это. Не факт, что получится, и получится так, как нам бы этого хотелось, но мы попытаемся. Пустошь благоволит тем, чьё сердце такое же большое, как она сама, а помыслы чисты, как песок Мёртвой Пустыни... эвона как загнула, а? Но Кристи, ты ещё достаточно молодая и очень красивая, милая девушка. Не то что я, болтающая без умолку проблема на колёсиках, хе-хе. Мне-то уж и парни не нужны, наверное, хе-хе... Но ты ещё найдёшь себе родственную душу, и всё у вас будет хорошо. Я, конечно, ни на что не намекаю, но, кажется, Ли ты очень нравишься. Но это так, к слову.
Снаружи послышались звуки открываемых и закрываемых дверей фургона, а спустя недолгое время громко прозвучал клаксон.
- О, за припасы нам беспокоиться не нужно уже. Ты ведь слышала, ребята сказали, что обо всём позаботятся. И, кажется, нас уже зовут на борт, а то мы что-то тут разговорились, так разговорились...
Лилли широко улыбнулась, а затем подкатила к Кристине в упор и крепко обняла за пояс, как обняла бы за шею, но, увы, позиция не разрешала, да с таким энтузиазмом, что чуть из кресла не выпала.
- Всё будет хорошо. Верь мне. - проговорила она, - Все мы пострадали достаточно, чтобы в конце концов заслужить кусочек счастья. Пусть маленький, но вечный. А для меня достаточно и его, чтобы поделиться со всеми без исключения.
Хизер лишь оставалось принять эти искренние объятия и не менее искренние слова с благоговением и умиротворением. В такие моменты хотелось жить, жить без оглядки на прошлое. И всё было хорошо... кроме зелёных глаз-пуговиц куклы, блеснувших из полутьмы рюкзака за спинкой кресла-каталки. Уж насколько медсестра питала пристрастие к таким игрушкам, но эта вызывала у неё... неоднозначные чувства, очень неоднозначные.
Клаксон прозвучал снова и чуточку протяжнее. Снаружи стоял какой-то непонятный галдёж, и, похоже, надо было поторопиться. Людской шум это не всегда хороший знак. Далеко не всегда.

  Отодрав от дракона семь чешуек (почему именно семь - никто конкретно сказать не смог) и дождавшись, пока Майолин ударами палача дорубить лапу дракона своим серебряным мечом, группа двинулась обратно. Рунольв весело рассуждал о том, что хвост обязательно надо будет отпилить и запечь - наверняка чрезвычайно вкусный, на что Агам замечал, что рептилии, дескать, не особо вкусны, но на морде явно была написана усмешка. Корис по пути старательно очистил дроу от кровищи, в которой она едва не выкупалась, пока убивала дракона, а потом рубила лапку, ну а Фрея вслух размышляла, что для ужасного предсказания дракон был каким-то не слишком ужасным. Мул же послушно тянул тележку с сундуком и лапой за собой, лишь время от времени насторожено оглядываясь на груз, но относясь к нему со здравым пофигизмом.

  Спустя два часа группа достигла реки и моста к дому Сокола. Сам Сокол как раз возвращался с противоположной стороны и, едва завидев их, стремительно подскочил ближе:
  - Что случилось? - В голосе мужчины явно сквозило волнение.
  - Мы убили дракона! Настоящего, а еще там были...
  Дальнейшие объяснения Майолин, которая цыкнула на Кориса, патетически заявившего, что это была лишь гигантская курица, для Сокола были словно покрыты туманом. Он некоторое время разглядывал пустую дорогу, затем перевёл взгляд на меланхолично жующего куст мула, а потом на залитую кровью с головы до ног Майолин. В заблестевших глазах его отразились печаль и страдания, совершенно неподходящие ни моменту, ни его образу сурового и несгибаемого мужчины. Он мягко взял девушку за плечо и покивал, увлекая за собой в крепость.
  - Вот как? Дракон, значит? Ну пойдём, вы мне всё расскажете внутри.
  Закатные лучи солнца, пытающиеся пробиться сквозь высокие кроны древних деревьев освещали дорогу алыми бликами. Две человеческих фигурки медленно шли к мосту через узкую лесную речушку, а следом за ними ковылял послушный мул, тянущий тележку с сундуком и лапой.
  Где-то в другом месте, вокруг бездыханного трупа дракона застыли четыре ледяных статуи, выполненные изумительно натурально и в полный рост. Их эмоции гнева, страха и сожалений - выглядели столь правдоподобно, что невольно можно было задуматься, кем же был этот гениальный скульптор.
  Огромная тень мелькнула, на секунду скрыв статуи от закатных лучей солнца, а затем исчезла, словно её тут никогда и не было.

            Конец.

- Глупости! Несусветные вещи! - уверенно и резко отвечал офицер, с остервенением стряхивая пепел и грозно поворачивая голову к девушке, - Ты идиотка, и это наверняка уже неисправимо. Но ты тем самым подставляешь окружающих под риск огромной опасности. Взять хотя бы твою послденюю выходку - зачем, ЗАЧЕМ ты полезла на борт? Ты понимаешь, что могла убиться? Ладно, тебе плевать на себя, но на других плевать нельзя. Ты живёшь в обществе. Общество даёт тебе еду, воду, кров, одежду и всё то, что ты получала всё это время и благодаря чему выросла. Взамен от тебя требуется выполнять правила поведения и гражданином, а не вредителем. Зачем ты разделась у колонки? Можешь дать мне вразумительный ответ?

.

Мужчины были всецело заинтересованы в том, чтобы радио играло, и играло как можно громче. Но если Виктор реально слушал передачу, то вот водитель, кажется, всё-таки усматривал в нём некий элемент вторичного шума. Он даже сделал чуть громче. А радио продолжало вещать, и ведущий с хриплым, но приятным, бархатным голосом, говорил со своими слушателями.
- Но вот интересный вопрос задаёт один из вас. Я уверен, многие задавали его себе мысленно, а кто-то даже и вслух. Нужна ли нам армия? Нужна ли нам орава вооружённых ртов, которых надо кормить, одевать, обувать, организовывать их деятельность и бездеятельность, тратить силы, время и ресурсы на обучение и обмундирование? Почему армия должна быть одной на всю страну? Ведь, если так посудить, ребята из Джейкобстауна и Клэймора неплохо справляются. Из Рэйвенхольма по-прежнему никаких вестей, но, думаю, у них тоже всё хорошо. А что до других регионов? Что-то не припомню, чтобы из Винланда доносились слухи о каких-то волнениях. Живут себе ребята обособленно и в ус не дуют. Аркадия? Кто знает, что там на этих болотах, кто держит шишку в тамошних джунглях, но вроде бы и с той стороны ничего не слышно. Каркахас... ну, тут, думаю, и так всё понятно. Но у нас ведь хватает своих проблем, верно? Столица живёт полной жизнью, близлежащие города стараются соответствовать, и эта близость им здорово помогает. Но вот дальше... а дальше, дорогие мои, разруха полная. Куда ни плюнь, всюду бедность и нищета. Но вот что поразительно - чем дальше люди от центра, чем ниже их уровень жизни, тем они меньше переживают из-за того, какие налоги в Гильдии Торговцев, что с военными пошлинами и чем обернётся очередная реструктуризация заводского предприятия. Да некоторые из них даже не знают, что старина Маршал мёртв, и его место занимает совсем другой Грант! Впрочем, они от этого не страдают, и если так посмотреть, они даже в каком-то смысле... счастливее что ли. Хотя, нет, неверное слово я употребил. В них больше человеческого, знаете ли. Они не гонятся за деньгами, у них свои приоритеты, и они словно существуют в отрыве от привычной нам городской реальности. Да, их жихнь опасна и трудна - мутанты, рейдеры и много чего ещё. Но они по-настоящему свободны. Они могут говорить что хотят и делать, что хотят, но при этом не ударяться в анархию и деградацию. Люди с невидимым внутренним стержнем, который даже сами не осознают, но который, однако, направляет их по жизни. А вы? Кто из вас может похвастать этим? Вы, встающие с утра и не знающие, какую из пар туфлей надеть. Вы, переживающие из-за того, что в вашем кофе стало чуть больше цикория, чем обычно, и что продавец в лавке, падлюка, обсчитал вас на пару марок. Вы, идущие на утреннее построение не из патриотических соображение, о нет! Вы ведь идёте отбыть вахту и дожить до зарплаты, верно? Да-да, я о вас говорю, товарищи военные. Вы ведь наша доблестная Красная Армия, гордо носящая цвет нашей Родины. Вы защищаете нас... даже нет, не так. Вы ДЕЛАЕТЕ ВИД, ЧТО ЗАЩИЩАЕТЕ НАС, а на самом деле, стоит только перестать платить деньги, разбежитесь и, что ни видно, подадитесь в бандиты. Вчерашние фермеры, мигранты со Свалки, неустроенные по жизни дети простых трудяг, озлобленные на окружающий мир и не видящие других перспектив, кроме как податься в услужение господину в погонах за чашку казённых харчей и драную шинель. Вы наши защитники? Или, может быть, зажравшееся офицерьё в пузатых кителях с лопающимися пуговицами на брюхе, протирающих штаны в отделанных резным деревом кабинетах, переставляющих фигурки на карте как пешки на шахматном поле. Эти будут нас защищать? Да, видели я среди них тех, кто был белстящим стратегом и просто толковым командиром в своё время, но остались ли такие? Недавно проводил в последний путь отставного майора, ветерана. Простой гроб, латаный костюм, а сам худющий - всегда таким был. И я всё смотрел на стадо заплывших жиром кабанов с большими звёздами на плечах, и ждал, когда же покойный откроет глаза, метнёт в них молнии гнева и уличит во всех смертных грехах. Такие люди уходят. И я скоро уйду, друзья. Все мы уйдём. Но речь не об этом, а о том, с чем именно мы туда уйдём. Какой груз ответственности лежит за нашими плечами? Действительно ли мы выполняли свой человеческий долг или притворялись до самого конца в рассчёте, что большой папа увидит наши кривляния и поделится конфеткой? Я бы предпочёл уйти в пустошь и жить там, нежели быть прихлебателем и лицемером...

  - Я рада, что ты тоже так считаешь, мой рыцарь... - она нежно провела коготком вдоль подбородка Микиэля, но в ответ на следующий вопрос смешалась и отвернулась. - Не тот, кого можно убить. Этого тебе знать не нужно, мой дорогой. Иди же, я буду ждать твоего возвращения! Но у меня тоже есть дела.
  Мягко отпрянув, медуза взяла посох и удивленно воззрилась на столь близко подкравшуюся к нему Ривер. Несколько мгновений чудовище буравило шифтерку взглядом с чуть наклонённой на бок головой, а змеи задумчиво перешептывались. Но момент напряжения спал и, не обращая больше внимания на гостей, Ллайра скользнула в воду, вскоре исчезнув под её темной поверхностью. Спустя еще несколько мгновений на водной глади даже не осталось маленьких волн, а друзья услышали приглушенный стон Рудольфа, который выглядел так, словно его настигла лихорадка.

  - Я... - Медуза опечаленно задумалась на мгновение, а потом неожиданно... разрыдалась. - Я просто хотела быть красивой! Но он обманул меня, обманул! Ненавижу, НЕНАВИЖУ!
  Шипение Ллайры аж заложило на мгновение уши присутствующим, а сама она, в бешенстве метаясь из стороны в сторону вызывала, на самом деле, довольно жуткое впечатление. Пока медуза была апатичной, она совершенно не смотрелась, как угроза, а теперь, с сонмом ядовитых змей, не менее яростно шипящих на голове, с острым кончиком хвоста, злобно бьющим о землю, гибкая, быстрая и, кажется, довольно сильная, медуза могла начать пугать по-настоящему.
  - Но ты пришел, чтобы спасти меня, - гнев женщины утих так же быстро, как разгорелся. - Моё кольцо... да, ты ведь пришел, чтобы вернуть моё кольцо? Кто-то украл его не так давно, - она бросила подозрительный взгляд светящихся глаз на остальную троицу. - Я чувствую, как мой разум начинает рассыпаться. Оно нужно мне, дорогой Юриан. Найди его, прошу, иначе я окончательно превращусь в чудовище.
  Она заглянула ему в глаза с такой страстью и так нежно сжала его лицо в ладонях, ласково поглаживая коготочками, что отказать ей в такой момент было просто невозможно. Их губы едва не сомкнулись в поцелуе, но в последний миг Ллайра отстранилась с улыбкой настоящей принцессы, расхитительницы сердец и вообще коварной змеи впридачу.
  - Оно безо всяких украшений, из белого золота, ты легко узнаешь, вряд ли будет второе такое. Не знаю, кто мог его украсть, но может быть те крысы, о которых вы упоминали. Прошу, убей их всех для меня, если они запятнали мою честь! А если нет... не могу же я жить с крысами, мой сладкий и такой галантный рыцарь, правда? Такой храбрый, с сильными и отважными друзьями...
  Всё это время резной посох совершенно непринуждённо стоял на земле в вертикальном положении там, куда Ллайра его поставила.

  Холод подземного озера приятно холодил тело Ривер, которое и без того слегка нагрелось от волнений. Конечно, температура воды была далека от комфортной, но приглушение боли с лихвой компенсировало холод, постепенно пробирающийся к костям девушки. Кровь медленно расходилась вокруг растворяющейся дымкой, и хотя водная гладь оставалась ровной (если не считать движений самой Ривер) шифтерка ощущала подводные потоки, плавно обходившие её тело и укатывающиеся куда-то вдаль. От этих ощущений её отвлекло появление сладкой парочки из тоннелей.
  Вопрос Рудольфа, заданный заговорщицким шепотом - был по-настоящему разумен. В конце концов, какие твари могли водиться в подземных водоемах? Явно самые жуткие из возможных. Фантазия нарисовала Ривер жуткого краба-пиявку с телом тунца, хотя ни крабов, ни тунцов, конечно же, тут водиться не могло. А вот какие-нибудь жуткие пираньи или червяк-кровопийца - за милую душу.
  Тем временем, за спиной сидящей в воде девушки прошла волнообразная рябь. В этот раз только остроглазый Микиэль уловил это движение, но не успел он и рта раскрыть, как в метре за Ривер вода выплюнула из себя невероятное создание, окатив ту градом брызг. Длинный и мощный змеиный хвост удерживал на себе изящное тело с кожей, чьей гладкости и холодной красоте мог бы позавидовать и алебастр. Изящный, но обладающий всей сексуальностью изгибов и форм стан принадлежал молодой женщине. В пальцах, оканчивающихся зловещего вида длинными когтями, она держала некий посох, покрытый рунической вязью. А до боли прекрасное лицо было обрамлено темным ореолом извивающихся змей, хищно оскалившихся на непрошенных гостей. Змеиные глаза, чуть светящиеся в мраке грота - смотрели отстраненно и словно бы насквозь. Однако взгляд этот манил и в то же время вызывал холодок между лопаток.
  Глаза женщины опустились на Ривер...

Возможно, Майя хотела добавить что-то ещё, но в конце концов не стала, а только задумчиво кивнула, выслушав ответ офицера. Сама подумала о другом: "У них всех здесь какие-то очень уж странные проблемы с пониманием вроде бы таких понятных вещей. Вот-вот!" - именно этому-то невысказанному замечанию и был на самом деле посвящён кивок. Однако чуть погодя, когда уже разыгралась сцена с Виктором, девушка про себя добавила: "Или это я чего-то непонимаю - пока неясно. Вот-вот..." - Её сомнения возросли ещё больше, когда рассказ офицера начал слишком явно повторять слова Виктора: "Интересно, что это за место такое - Форт Грант?" - В итоге Майя решила не продолжать попыток найти общий язык с людьми из армии, хотя фраза "там до сих пор половина командующего состава из ветеранов" её тревожила в плане: "Неужели там все такие же скучные?" - тем более, до этого момента девушка думала о месте своего с сестрой назначения как о каком-то совсем захудалом лагере с максимум десятком солдат населения, сейчас же получалось, что там полноценное поселение. Конечно, оставался вариант, что плотно взаимодействовать им придётся только с несколькими определёнными личностями, но Майя не успела вдохновиться этой надеждой до того, как её внимание переключилось на водителя: "А ведь с ним-то я ещё говорить и не пробовала! Вот-вот-вот":
- Неплохо сделано! - она вдруг оказалась прямо перед его лицом, аж встав на цыпочки, чтобы подтянуться глазами к его глазам почти вплотную - настолько, что мужчина должен был чувствовать дуновение воздуха от произносимых девушкой слов, зато шёпот (а похвалу девушка произнесла именно так) мог слышать отлично. Но тут же Майя встала расслаблено и даже сделала короткий полушаг назад: - И как там в форте? Опасное место?
Возможно, блеснувший огонь расплавленного металла в глазах - обжигающий пурпур, запечатанный в холодной чернильной тьме, - или, скорее, жидкое стекло, искрящееся чёрным, - выдал её. Ведь в этот момент перед внутренним взором проплывали картины извращённой энтропии. Битва нескольких солдат с группой пустынников, резко начавшаяся и так же стремительно обратившаяся побоищем: точные выверенные действия с одной стороны и фанатичная отвага - с другой - всё сразу же вырождается в отчаяние, отчаяние сменяется смертью, остаётся только горячий песок, медленно поглощающий изувеченные тела, лишёнными выражения глазами смотрящие в небо, пока единственным свидетельством распада не оказывается пятно сварившейся под жаром пустынного солнца крови на кривом камне, да и оно истончается и облетает сухими чешуйками - и уж тогда теряется всё. Разрушенное здание - его остов, изрешечённый пулями, но единственная деревянная дверь выломана чем-то тяжёлым и острым, что потом прошлось по конечностям и телам спрятавшихся внутри людей, ломая их руки и вдавливая во влажные лёгкие рёбра, - в конце концов выживших добивали вырванными из их же тел костями, торчащими теперь из широко раскрытых измазанных в кровавой рвоте ртов, или сдирая с голов кожу, - и только потом наконец сработало взрывное устройство, убившее самих убийц - они валялись у противоположной стены: трое рейдеров с противоестественно переплетёнными изломанными телами и хищными ухмылками, задеревеневшими на рваных лицах. У всех мёртвых людей в сознании Майи были знакомые лица - отец, мать, люди из охотничьего отряда, миссис Норрис из школы, оба сегодняшних армейских офицера, женщина-врач, сам водитель, Виктор и даже Лизбет. И даже сама Майя. Голос девушки пульсировал, ей не хватало воздуха, но она забыла, как дышать.

Медицинский осмотр Майю нисколько не тронул. Ей было разве что любопытно, но, в конце концов, бюрократические стандарты - пусть даже и медицинского характера - казались ей одной большой чушью. Перечить женщине-доктору она не стала и выполнила все требования настолько старательно, насколько могла (хотя, конечно, тридцать приседаний было для неё многовато - после десятого девушка уже не могла скрывать чрезмерного напряжения, а все после двадцатого доделала уже совсем "деревянными" движениями, раскачиваясь так, что по крайней мере трижды едва не упала набок). Гинекологический осмотр после такого Майя восприняла как отдых и даже не стала пытаться изобразить стеснения (которого она и не испытывала). Зато её заинтересовал сам кабинет - настолько, что она порывалась задержаться здесь и задать несколько вопросов докторше, но события развивались слишком торопливо - вместе с сестрой Майя уже оказалась перед офицером. И вот к этой встрече девушка была готова:

- Я помню войну, - заговорила она после Лизбет тихо, почти зловеще. - Даже помню, как не знала войну. Я родилась как раз с приходом войны, но долго была ребёнком и ничего не понимала. Потом узнала и теперь уже не забуду. Увидела её в глазах тех, кто возвращался, услышала в голосах. А вот ты, - вдруг почти закричала девушка, вытянув правую руку и указывая растопыренными пальцами офицеру в лицо, - похоже, забыл это: шеренги выживших, радующихся уже тому, что вернулись. Половина - вчерашние дети, которых вы в конце уже брали всех подряд и отправляли умирать, но у всех, - она сделала выжидательную паузу, - глаза стариков. Они и умирали. Забыл, почему возвращавшиеся шли нестройной толпой? На одного живого по четверо мёртвых приходилось, и мёртвые шли между ними! Все молчаливые, все равнодушные, - голос Майи сорвался на хрип, - просто шли уже не зная куда сквозь толпу между товарищами, пока те смеялись - пели и хохотали! - что друзья умерли вместо них, и повторяли "Спасибо, что не я", никак не могли заткнуться. А вот мёртвые молчали весь день и закричали только ночью, да так, что ночь потонула в их плаче. И меня тогда охватила их злоба, я заразилась от них и тоже стала кричать, - для пущего эффекта Майя изогнулась назад и пальцами впилась в свои щёки, раздирая их в кровь. И затем затараторила почти скороговоркой: - Мы кричали до самого утра, а потом они ушли, ведь что ещё им тут делать-то оставалось. Ушли в сторону Могильника, где им теперь единственное место. Все умерли по вашей вине, потому что вы тогда брали как можно больше - то есть добирали остатки. И не таких, как мы с сестрой сами пришли сейчас, а и детей поменьше - слабых, глупых, неготовых. Забыл, да?! - почти что взвыла Майя. - Или предпочёл забыть? - продолжила медленнее: - А мёртвые помнят. Они и сейчас где-то кричат - в Могильнике - или что там за ним - и однажды вернуться взять своё, и тогда умрёт Рэдволт, - девушка указала на офицера, - вымрет Додж, - махнула рукой в сторону Доджа, - опустеет Свалка, - раскинула руки в стороны так, будто бы Свалка была не там, где она есть, а повсюду, - и вы в один голос с пустынниками и рейдерами будете визжать от ужаса, пока мёртвые будут волочь вас в Могильник. И тогда-то ты вспомнишь. Вас не простили, мёртвые никого не прощают! - Майя наклонила голову, словно бы обессилев, - Поэтому я здесь - не стать обречённой, а обрести силу, обрести мужество, обрести уверенность и в конце концов умереть так, как надо умирать, а не давясь проклятиями в бессильном отчаянии. Исправить ту вашу ошибку и к моменту, когда мёртвые придут мстить, встретить их полной решимости на стороне живых. И мне всё равно, - скептически покачала головой, - согласен ты брать нас с сестрой в армию или нет, ведь это ты всё на свете забыл. Не хочешь сделать солдатами, слабое тело? - Майя кисло ухмыльнулась. - Смотри, вот это тело! - девушка рванула платье вверх, снимая его через голову и оставаясь в одних шортах. - Дери его столько, сколько нужно, и скажи выдрать своим нынешним солдатам. Я нарожаю детей - хотя бы они вырастут и пополнят армию! А если и этого не хочешь, то лучше убей меня прямо сейчас и накорми моим мясом своих солдат. Дай, - исступлёно захрипела Майя, - дай этому телу послужить хорошему армейскому делу за живых и в память о мёртвых. Прогонишь - я всё равно даже неумелая без оружия пойду в Могильник сражаться, - ноги Майи подкосились, она рухнула на колени, ударившись даже сквозь тряпки. Согнулась вперёд и так застыла, только проскрипев сорванным (действительно сорванным из-за чрезмерной экспрессии монолога): - Даже за тебя я буду сражаться... за всех, кто кому-то дорог.

Конечно, Майя не сочиняла на ходу и даже не была автором настолько вычурной речи. Больше всего взяла от одного участника последней гражданской войны, с которым незадолго до окончания боевых действий что-то случилось - попал под взрыв, получил удар или другое - так или иначе, это повредило ему мозг. Майя не помнила, как звали бедолагу, потому что никто его в следующие два года до его смерти) по имени не называл - над ним смеялись и его жалели. Лицо травмированного солдата потеряло всякое выражение, левый глаз неморгая смотрел вниз и чуть-чуть в сторону, руки совершали непроизвольные отрывочные движения, а когда мужчина напивался (то есть его поили желающие развлечься), то впадал в озлобленную, но безобидную ярость и громогласно вещал вперемешку лозунги, воспоминания и пророчества. Текст и смысл раз от раза менялись, но в целом всё повторялось, и Майя, тогда едва обучившаяся базовой грамоте, после многих прослушиваний смогла выписать для себя два десятка показавшихся особенно смачными фраз. Несколько лет спустя, когда настало время собираться в армию, Майя вспомнила о тех записках и сочинила на их основе свой монолог и, согласно задуманному, выплеснула на усатого офицера. Монолог, который последние три месяца девушка упорно репетировала во время прогулок вдали от дома, чтобы не видела даже Лизбет (хотя, возможно, сейчас она и могла узнать фразы того травмированного солдата). Впрочем, первоначальный импульс гнева Майи был совершенно искренним - она догадывалась, что в приёме в армию им с сестой откажут или, по крайней мере, сделают вид, будто отказывают, и ожидала этого, как и ожидала своего ответного негодования. Пусть злоба сойдёт на нет за несколько минут - Майя не умела задерживаться на таких переживаниях, - но по мнению Майи эта эмоция отлично дополнит отрепетированную речь. А уж за живостью выражения эмоций переживать точно не стоило.

"Ну что, ну что? Что ты после такого ответишь?" - думала Майя. Лёжа на коленях и уткнувшись лицом в пол, она скрывала беззвучные приступы смеха. А так со стороны (лица-то не видно) должно бы напоминать плач.

- ...сделай тридцать приседаний, быстро. Раз, два, три... двадцать восемь, двадцать девять, тридцать. Сюда, живо. - холодный металл стетоскопа обжёг было кожу на оголённой груди, но быстро согрелся температурой тела, и более не беспокоил всё время, пока врачиха слушала ритм, - Не густо. Мало каши ела. Сестра твоя по-крепче будет. Не одевайся, проходи за ширму...

Бюрократический аппарат касался многих аспектов жизни людей на Красных Землях, но армию он затрагивал одной из первых. Комиссия по приёму новобранцев тоже сюда относилась. И было довольно странно наблюдать за тем, как сначала потенциального кандидата ощупывают со всех сторон, простукивают и прослушивают, словно молодого телёночка перед покупкой, и только потом, в самом конце спрашивают, на кой чёрт он, собственно, припёрся к пункт вербовки. Сёстры Спаркс были уверены, что это должно было работать с точностью до наоборот. Но злая тётка Бюрократия имела на этот счёт иное мнение и начала с того, что сразу взяла их голенькими и за живое. Буквально.

- Ложись на кушетку, на живот. Ноги чуть шире... шире держи, кому говорю.
Хорошо, что обследование проводила женщина - девушки сгорели бы со стыда, если им пришлось щеголять нагими телами перед мужиком, даже если бы тот хранил каменное лицо и строго следил как за языком, так и за руками. И если Майя в определённом смысле была чиста и непорочна, то Лизбет было чего устыдиться, когда с виду мозолистые и небрежные, но на поверку довольно аккуратные руки врачихи обследовали её там.
- Выпороть бы себя как драную козу, да в пансион. В свои-то года, и уже с мужиками знается. - женщина возмутилась и недовольно зацокала языком, моя руку в тазике после того, как обследование было завершено.
Должно быть, бывшая сестра милосердия, а, может и действующая - тьут уже не понять. После войны их много осталось не у дел, и кто-то вернулся домой, кто-то остался служить при храмах, а кто-то всё-таки нашёл работу по медицинскому профилю.
- Одевайся. - строго сказала врачиха, выплёскивая ненужную уже чистую воду в окно и начиная собирать инструменты в саквояж.
В бывшей перевязочной, где поочерёдно проходил общий медицинский осмотр девушек, было холодно, и Спарксы были искренне рады, когда им наконец позволили одеться. Но прежде, чем покинуть помещение, старшей из сестёр пришлось выслушать небольшую лекцию, от которой ей стало стыдно.
- Если вас возьмут в солдаты, то послушай хотя бы добрый совет. Я тебе как мать говорю: если будешь кувыркаться со всеми подряд, наживёшь себе проблем. Ни один нормальный мужик тебя уже не взял бы в жёны, коль ты себя не сохранила. Но если вас завербуют, будет уже поздно, и тогда тебе одна дорога - сама знаешь куда. Блудливые девки в одной казарме с солдатнёй подолгу счастливы не бывают. Раньше мужики были как мужики, порядочные, со стыдом и совестью. Мы могла при всех переодеваться, до гола раздеваясь, и никто бы в нашу сторону не посмотрел - и то мы простынями отгораживались, чтобы не смущать никого. А уж ваше поколение, поди, начисто распустилось. Так что знаю я, чем ты кончишь. Сама пропадёшь и сестру свою втянешь. Но хотя бы послушай старую женщину. Если случится так, что забеременеешь, никого не слушай и носи его до конца. Никакую химию не пей, кто бы тебе не предлагал, только хуже сделаешь.

Но вот лекция старомодной врачихи была давно позади, и, казалось, что это было самым тяжёлым испытанием. Вот только самая напряжённая часть была ещё впереди. После всего, через что они прошли, им ещё могли отказать. И сейчас, судя по скептически настроенному и осуждающе смотрящему исподлобья взгляду офицера, сидящего в полумраке комнаты, едва освещённой лампой в области рабочего стола, девушкам казалось, что ничего не получится.
- В армию, значит, хотите? - спросил мужчина, покручивая ус и поправляя очки, которые то и дело норовили свалиться, пока он бегал взглядом по свежеиспечённым бумажкам в личных делах новобранцев, - Вы себя в зеркало вообще видели, девки? Какая вам армия, вы сдурели что ли?
Его тон был суров и спокоен. Сидя на табуретах в тёмном углу кабинета, они видели его тяжёлый взгляд, словно у старой ящерицы, выползшей погреть брюшко на камне в закатных лучах солнца. Если бы он орал и был более энергичным, экспрессивным, это было бы не так тяжко. А тут словно всё действительно пронизывалось безысходностью. Их не возьмут, они слишком молодо выглядят. Наверное, та подлая врачиха понаписала про них гадостей в бланке медицинского осмотра. Хотя, тут и без докторов видно, что сёстры тощие и доверия в этом плане совсем не внушают. А этот офицер действительно был тем, кто решал их судьбу, и, судя по его настроению, можно было хоть самим орать, хоть в слезах под ногами валяться - его бы не проняло. Но, может быть, стоит попытаться?

Топоры Логаша вихрем промчались сквозь рой, оставляя за собой прерванные визги и трупы гигантских крыс, отчего сам полуорк оказался с ног до головы забрызган кровью своих врагов. Затем две последние крысы кинулись было на Рудольфа, но тот в последний миг успел занести палочку и сияющие снаряды вонзились в недругов, отбрасывая их в стены и завершая битву. Лишь пузырящаяся лужа кислоты посреди места битвы, которая медленно проедала деревянный пол - теперь напоминала о тяжелой схватке...

Внизу, большие ушки Ривер ощутили, что шум битвы стих. Кажется, её друзья одолели мерзкий рой.
Когда шифтерка заглянула внутрь прогрызенной в досках дыры, в которую едва смогла бы протиснуться сама - она увидела нечто странное и прекрасное одновременно. За щелью открывалось куда большее пространство. Очевидно, что эрозия почвы постепенно создала этот тоннель за годы, и не так давно он обрушился, открывая доступ к подвалу, которым и воспользовались живущие внутри крысы. Далеко впереди, на самой границе восприятия девушки, она слышала тихое "кап-кап", наверняка означавшее, что за поворотом чуть светящегося ползучими мхами тоннеля некий подземный грот. Однако поворот мешал оценить что-либо еще, да и если она собиралась идти посмотреть - нужно было выломать чуть больший проход. Ну и позвать друзей, вестимо.

Мадам Шеррф, кажется, потеряла сознание от ужаса, так что её сын аккуратно уложил её на пол и достал из какого-то шкафа маленький пузырёк. Поднес к носу шифтерки и дождался, пока она резко сядет, закашлявшись и ошалело озираясь вокруг.
- Спасибо вам, - обернулся парень к героям. - Это... было ужасно. Никогда таких огромных крыс не видел? Откуда они?

***

Где-то наверху, мужчина с серебряной рукой встрепенулся и резко сел, убирая шляпу с лица. Прислушался.
Подошедшая к нему дочь хозяйки (очень милая, между прочим, шифтерша) вежливо улыбнулась и вопросительно приподняла брови.
- Я, кажется, слышал некий шум?
- О, это небольшой ремонт, вам совершенно не о чем беспокоиться.
- Ремонт? Хорошо-хорошо, - он задумался на какое-то время, глядя в немного нервное лицо девушки, а затем улыбнулся. - Я так и подумал.
Натянул шляпу обратно на лицо и откинулся назад, засопев.

  Ксандрар был изумительно унылым и захолустным для пограничного города. Особенно если учесть то, что городом он был довольно крупным, окруженным крепостной стеной и некогда доблестно отразившим несколько осад. Особенно если учесть, что он стоял на берегу пролива меж двух крупных озер. Особенно если учесть, что через него шли торговые тракты. Увы, времена славы прошли вместе с последним годом войны. Лавки кузнецов, бронников и лучных дел мастеров начали закрываться, поскольку теперь никто уже не заказывал оружие и доспехи для армий. Кожевенники и прочие ремесленники сумели переобуться в последние годы, но и у них дела шли не слишком хорошо. Мало было крестьян, возделывающих окрестные поля, еда с каждым годом должна была становиться дешевле, но, к сожалению, не становилась и ремесленных дел мастера терпели убытки.
  Гарнизон с каждым годом сокращали, на улицах становилось всё больше пьющих, потерявших смысл жизни ветеранов, которые были или слишком горды для того, чтобы построить уютный домик в какой-нибудь деревушке и пасти коров, либо слишком обижены судьбой и пытались сражаться с ней единственным доступным способом - заглушая боль и рассудок спиртным.
  За последние пару лет Ксандрар превратился в серого призрака. Многие дома стояли пустыми, улицы пестрили лавками с заколоченными окнами и дверьми, а на ступенях местных трактиров и церквей сидели некогда храбрые люди, герои, от начала и до конца жизней помнившие лишь войну. Мало кто понимал, что же делать теперь - когда Тронхолдский договор исчерпал конфликты. Кто-то подался в бандиты, иные просили подаяния, тем, кому повезло чуть больше - стали вышибалами в замызганных постоялых дворах, совсем отчаянные уходили в наемники, где обычно процент смертности оставался примерно на том же уровне, что и поступление рекрутов. О последнем свидетельствовало множество развешенных по забытым магазинам листовок, говорящих о том, что тому или иному отряду головорезов, расквартированному в том или ином месте - требуются крепкие бойцы. Призракам войны были безразличны мирные договоры королей. Сто лет постоянных сражений оставили Кхорвайр израненным, окровавленным и продолжающим сражаться. Разве что теперь бились люди из плоти и крови, а не могучие создания из дерева и стали, которые, впрочем, тоже не слишком понимали, куда себя деть в новом мире.
  Были, впрочем, и просветы надежды. В каждом работающем трактире красовались пергаменты с объявлением о программе реабилитации для ветеранов. Обещалась еда, удобная койка, друзья-ветераны и возможность послужить на благо страны. Не совсем ясно было кто эти самые листовки писал, но буквально каждое такое объявление отправляло рекрутов на тридцать миль севернее - на самый берег Галифара. В шумных, практически всегда переполненных залах тема рискнуть и попытать счастья в программе реабилитации - была самой популярной для болтовни.
  Конечно, по большей части в трактирах Ксандрара наливали пойло чуть вкуснее ослиной мочи, но наши герои были не лыком шиты, да и деньги у них водились. Впрочем, не сказать что в достатке, поскольку работы на границах Бреландии становилось всё меньше, а еда стоила всё дороже. Так что четверка таких же, в общем-то, бывших ветеранов и тёртых дорогами калачей остановилась в самом приличном заведении города - Игривой Эльфийке. Надо отдать должное тому, что заведение это было скорее борделем, но именно по этой причине местное вино можно было хотя бы пить без опаски проснуться с раскалывающейся головой неизвестно в какой канаве. Цены, однако, качеству ну никак не соответствовали.
  Ушлый и хитрый до разнообразных стартапов Микиэль, бросивший сидящему на ступенях храма ветерану последний медяк, узнал, что в Ондейре, дескать, дела обстоят куда как лучше (и мужчина никак не усомнился, что его родина во всём обставит Бреландию). Платят мол больше, а пиво стоит дешевле. Так ветерану рассказывали товарищи, служившие на границах королевства. И принеся столь добрую весть, мужчина без особого труда убедил друзей сменить место жительства на ближайшие месяцы и отправиться ловить удачу за хвост в Пассаж - практически такой же город на берегу Галифара, как и Ксандрар, но... НО! На территории процветающего и богатого Ондейра. План был надежен, как шарнские часы и абсолютно ничего не могло пойти не так. Во всяком случае, сам Микиэль был в этом твердо уверен.

  Тот же ветеран порекомендовал друзьям сделать быстрый дневной переход, переночевать где-нибудь в глуши, а на следующий день перейти границу, чтобы к вечеру оказаться у приятного и довольно крупного постоялого двора, именуемого "Черный Единорог". Заведение это стояло там чуть ли не дольше мол, чем длилась война и солдаты всегда обходили его стороной, считая территорией сугубо нейтральной, так что известно это место было обоим сторонам как своеобразное око бури.
  Нагрузив повозку нехитрым скарбом, друзья выехали из мрачного, забытого богами (да и людьми тоже) Ксандрара и, под веселое бренчание струн гитары Микаэля и зычный армейский бас Логаша двинулись в путь. Первые сутки прошли абсолютно скучно и без приключений, а поздним днем вторых, фургон, наконец, достиг бреландско-ондейрской границы.
  Выглядели пограничные посты невероятно живописно. Границу, по сути, отмечали вбитые в землю столбики, находящиеся на расстоянии порядка ста футов друг от друга и связанные для верности веревкой. Столбики эти шли прямиком от побережья Галифара и уходили далеко на восток, куда только глаз хватало. Вполне вероятно, что таким идиотским способом была поделена даже территория гор, которые ондейрцы называли Черноголовками, а бреландцы - Черношапочными. Смысл и даже произношение слов были практически одинаковыми, но дискуссии по этому поводу велись не на жизнь, а на смерть даже в университетских залах. Между солдат же, подраться за название гор - считалось делом чести.
  Со стороны Бреландии был выстроен небольшой форт и несколько удобных землянок. На башне виднелась фигурка смотрящего, но гарнизон, по большей части, бесцельно слонялся по округе. Только группа солдат в черно-красных мундирах, облепившая изящного мужчину с бледной кожей и белыми глазами оживленно спорила и скидывалась монетками. Проехав чуть ближе к границе, друзья увидели, наконец, в чем дело.
  Прямо под веревкой, отмечающей раздел территорий, разместилась доска для игры в Завоевателя. Причем одна часть часть доски занимала территорию Ондейра, а другая - Бреландии. Два коменданта сидели над партией, задумчиво изучая ситуацию на поле и делая осторожные ходы голубыми и красными фигурками. Именно это послужило, судя по всему, причиной ставок бреландских солдат.
  Не в пример своим противникам, нарядные солдаты Ондейра в голубых плащах, лихих шляпах и черно-белых мундирах, стояли рядом с командиром и перекидывались неслышными комментариями, изучая происходящее на доске. Либо у них не было денег на ставки, либо они были, что называется, лучше воспитаны. Но вероятнее, всё же, что ставки уже давно были обозначены, и теперь менялись лишь словесно.
  Пограничник бреландской стороны, тоже краем глаза наблюдающий за битвой, быстро просмотрел документы путников и махнул им рукой, не став даже проверять фургон. Но когда они въехали на территорию Ондейра, содержимое их повозки изучили более тщательно, пусть и вновь не так внимательно, как следовало бы. Форт "голубых" выглядел не намного внушительнее "красных", но длинные бараки вызывали куда больше ассоциаций с удобным местом для жилья.
  Один из несших караул солдат вдруг заглянул в лицо Микиэлю и радостно хлопнул его по колену. Выяснилось, что его зовут Жильмар, и они вместе сражались в какой-то битве. Узнав, куда друзья держат путь, Жильмар радостно попросил их передавать привет мадам Шеррф, и что он, мол, через пару дней как раз собирается заехать с парнями в Единорога и пропустить пару кружек доброго эля на выигранные деньги. Ничего более их тут не задержало и группа двинулась дальше, предвкушая вкусное пиво и добрую еду, поскольку плохое заведение чистокровный ондейрец похвалить попросту не мог.



  Самым, пожалуй, необычным, было то, что на пути им попался только гремящий фургончик коробейника-кованного. Кованный проводил их ничего не выражающим взглядом голубых глаз и поддал ходу, легонько шлепнув вожжами медитативно топающего мула. Скорость от этого не изменилась, но кованный явно остался удовлетворен произведенным впечатлением. Вероятнее всего он ехал как раз к пограничному посту, поскольку в Ксандраре ему делать было совершенно нечего. Впрочем, кто знает, что творится в головах у этих кованных?
  Причиной такого безлюдья, очевидно, было наличие молниевой дороги, да и более удобного тракта по другую сторону гор, следующего почти от самого Роата до самого Фэйрхевена. Дорога от Пассажа к Ксандрару выглядела хорошим планом только в том случае, если ты не мог нанять дешевую весельную ладью, которая покрывала то же расстояние за куда меньший промежуток времени. Впрочем, корабли на озере друзья видели буквально пару раз. Торговля захиревала.

  К исходу дня фургон, наконец, докатился до весьма живописного залива, на берегу которого расположился крупный постоялый двор. Вывеска немного пооблупилась, но голова черного единорога угадывалась безошибочно. Напротив, в миле от берега высился небольшой лесистый островок. Лодок, правда, на песчаной отмели как-то не наблюдалось. Факт вполне вызывающий удивление, поскольку ловля рыбы в озере должна была стать очевидным и легким способом заработка для хозяев гостиницы.
  Седой, подозрительный полуэльф принял у группы лошадей, заводя в небольшую конюшню, но фургон пришлось оставить снаружи, хотя наученный войной Логаш предусмотрительно снял передние колеса, оставив повозку на специальных распорках, чтобы гениальный вор не сумел угнать транспорт при всём своём великом желании. Помимо их фургона за постоялым двором стояла еще одна повозка поскромнее и другая - наоборот, весьма внушительного вида, накрытая прочным брезентом.
  Двери Единорога были двустворчатыми, однако открывалась только одна, а оказавшись внутри негромко освещенного зала, друзья смогли отметить, что зал почти пуст. В самом дальнем и темном углу расположился крепкого вида мужчина, мирно посапывающий под крутой шляпой с загнутыми вверх полями на лице . При особо внимательном осмотре на его поясе можно было заметить пару необычных аркан-пушек, а левую руку мужчины покрывала серебристая чешуя. Недоеденный обед и кружка с, вероятно, пивом - дополняли картину. Мужчина и женщина сидели у окна, весело переговариваясь и держась за руки, а за самым близким к барной стойке столом пили и что-то обсуждали одетые, как торговцы мужчины: эльф, дварф и два человека, у одного из которых были изумительно красивые и загадочные глаза.
  - Да говорю же, призраки живут на острове, - заявил рыжий хуман.
  - Да просто туман, - в очередной раз закатил глаза эльф.
  - Ба, туман, туман стелется по земле, а там колышется и собирается в странные фигуры, как пить дать говорю вам, - возмущенно пробухтел дварф и махнул дымящейся трубкой. - Сам видел, когда поссать выходил.
  - Мало ли что тебе привиделось, попоица, - скупо улыбнулся блондин с красивыми глазами. - Не водится на Галифаре призраков.
  - Ага, щас, а про озерное чудище слышали?
  - Ой да сказки это всё, чудище.
  - М-мда? А чего тогда лодок нет, а? Местные че-то знают, точно вам говорю.
  - Знают, что течения местные опасны, и что рыба в Галифаре - дрянная на вкус, - улыбнулся эльф.
  Продолжение диалога расположившимся за столом друзьям было уже не слышно, поскольку в этот момент к ним подошла непосредственно хозяйка Единорога. Это была хищного вида шифтерша в немолодых уже годах. Глаза её, однако, сверкали жизнью и каким-то скрытым беспокойством. Она по-деловому осмотрела своих гостей и задумчиво хмыкнула, сжав пальцами прижатый к животу поднос так, что тот аж едва слышно хрустнул.
  - Приветствую вас, добрые странники. Рада, очень рада оказать гостеприимство в Черном Единороге, - затараторила она, но на удивление тихим тоном. - Правда у меня совсем нечем угостить вас, потому что буквально утром случилась беда. Большая беда, ох, большая. Вы выглядите такими сильными, крепкими... я очень попросила бы вас помочь мне с этой проблемой, и тогда ночь и еда с выпивкой за счет моего заведения. Честно-пречестно! Понимаете... - видимо произнести это стоило ей огромных душевных трудов и она воровато оглянулась, не слышит ли кто еще. - Понимаете, в подвале, где я храню все припасы - завелись крысы. Огромные, огромные крысы. Я едва убежала от них, когда спустилась сегодня. Ужасное, ужасное дело, никогда такого не было. Такое горе на мою репутацию... настоящее горе. Прошу вас, вы выглядите очень сильными людьми, помогите мне разобраться с этой проблемой, пока никто не узнал, что в моем достойном заведении завелись ужасные крысы. П-прошу вас, очень прошу.
  Глаза шифтерши буквально источали душевные страдания, а голос то и дело едва не срывался в плач. Ведь нет ничего более угрожающего для репутации достойного и недешевого заведения, чем крысы, и уж тем более крысы, способные сожрать человека заживо. Особенно если твоё заведение стоит на территории Ондейра.

  Она даже не стала дожидаться, пока Салима договорит, засунув кляп обратно и, для надежности, влепила засранцу мощную затрещину, словно показывая, что у смазливость её мордашки ни шла ни в какое сравнение с силой удара. Затем оглянулась, осматривая Карину, Салиму, Иванну, Анну и Ирму и коротко бросила, не задерживая взгляд ни на ком надолго:
  - Вам лучше отвернуться. Умеющий целить... - Эленвен не стала заканчивать.
  Несколько секунд девушка выбирала с чего начать. Взгляд её опасно упал вниз, вызывая на лице хищный оскал, но если отрезать пленнику самое ценное - вряд ли у него останется стимул выжить, верно? У нее не было много опыта в таких делах, зато была неприкрытая ненависть, воспитанная Рамоной (как сама Эленвен считала) и умения, которые были присущи её рукам. Сестры говорили, что нет рук более нежных и умелых, чем у нее, и в основном речь шла совсем не о постели. Дар целительства, которому жрица училась сразу у всех - стал её талисманом, маленьким оберегом, который помогал ей ощущать себя не только лишь тупой воякой, способной колоть чурки одним ударом топора, но и умелым и заботливым лекарем. Однако, как и любой лекарь - она слишком хорошо знала, как создать невыносимую боль.
  Разрезав рубаху на груди пленника, Эленвен задумчиво осмотрела его грудь и кивнула сама себе. Принесла ближе свой медицинский набор, следовало бы смазать лезвие спиртом... но зачем? Она всё равно не собиралась давать говнюку жить, правда знать ему об этом явно не стоило. Тем не менее, клинок девушка всё же в чем-то вымазала. Совсем чуть-чуть, по бородке лезвия, но улыбочка её явно говорила о том, что больше - могло бы просто убить негодяя.
  Она начала с малого - несколько аккуратных круговых надрезов на левой груди, чтобы слегка пустить кровь и освободить пространство между мясом и кожей. Так часто делала Анна, когда снимала шкуру со зверя. И ей, как и другим, понимающим в таких делах, уже на этом моменте могло стать совершенно ясно, что последует дальше. Увы, это и правда было совсем не приятным зрелищем... для большинства жительниц Купола.
  Тем временем, несмертельный яд, которым обычно Эленвен нагревала внешний эпителий - начала разжигать кошмарный огонь под кожей пленника, но жрицу это особо не волновало. Она не просто пытала его... она жаждала крови.
  Первую полоску кожи она сняла даже не особо стараясь. Плоть не всегда отделялась свободно, так что жрица не стеснялась добавлять более грубые надрезы, отчего мясо пленника издавало мерзкий хлюпающий звук и брызгало кровью. Пульсирующая обнаженная плоть еще живого существа смотрелась абсолютно кошмарно даже для подготовленного зрителя, но такой вид не был способен вызвать у целителя помутнение рассудка или желудка.
  - Постарайся не вырубиться, говнюк, у нас с тобой мало времени, но я обещаю, ты ощутишь это - как вечность.
  Проворковала Эленвен ему на ухо, а затем резким движением оторвала первую полоску кожи, бросая её наземь. Затем нож пошел в дело снова. Самым ужасающим было то, что каждый надрез добавлял всё больше кипящего жара бедняге, всё больше яда проникало под кожу, растворяясь в крови и воспаляя обнаженную плоть. Пульсирующие вены, которые Эленвен мудро обходила стороной, выглядели, как какая-то пародия на реальность. Пост словно превратился в портал в преисподнюю, а жрица, кажется, даже не собиралась останавливаться. Она даже не предлагала ему вытащить кляп и сознаться, хотя, кажется, он был чрезвычайно близок к этому. Лишь сняв с груди бедняги еще три полоски и начав надрезать его сосок, аккуратно отделяя шишечку от плоти, Эленвен заметила, что её жертва перестала подавать признаки жизни.
  - Я с тобой еще не закончила, тварь, - зло прошипела она и метнулась к сумке.

  В итоге... всё что ей оставалось, это наблюдать за нелепым кудахтаньем вокруг не местной девки. Вздох Адель даже вызвал на лице Эленвен почти презрительную гримасу: "Видела бы тебя моя мать... именно такие как ты порочат славу о ученицах Анаэрины". Но вслух ничего не сказала. Ей не была интересна эта "новенькая", к тому же она доверяла другой жрице. Вряд ли истинная дочь Аэлис способна была притащить в лагерь предателя. А даже если и так... предстоящее представление заставит её говорить откровенно.
  - Карина собирала, спроси её, - коротко ответила жрица Салиме и поднялась. - Спасибо, я займусь ублюдком.
  Оставив полэкс и щит на скамье, Эленвен, ощущая себя уже значительно лучше прежнего, медленно подошла к пленнику, доставая из-за пояса загнутый в режущую сторону кинжал, а затем приподняла повязку на глазу, которым было бы максимально неудобно смотреть в сторону гостьи. Вид у девушки был слегка усталый, так что первое впечатление она умудрилась упустить, но постаралась позже исправиться и придать голосу зловещий оттенок, хотя достаточно проницательный человек уловил бы в нем скорее едва сдерживаемую кровожадность:
  - Итак, у тебя есть выбор без выбора, - Эленвен повторила фразу так же мидгарде и умбрике, дождавшись осмысленной реакции и затем продолжила на выбранном языке. - Я могу поддерживать в тебе жизнь очень и очень долго. Как минимум часы. Возможно дни, но вряд ли захочу так долго. В конце концов ты будешь умолять меня остановиться, но я не остановлюсь. Твои слова в какой-то миг просто перестанут иметь смысл. Останется лишь боль и моё удовольствие. Ты будешь страдать, а я... резать и кромсать твою плоть, затем старательно залечивать, а затем снова кромсать... - её лицо на миг стало кошмарным. - Выбор в том, скажешь ли ты всё, что я хочу знать сразу, или...
  Улыбка могла бы ужаснуть любую сестру, но, возможно, не произвела бы впечатление на прожженного наемника, как этот, увы. Тем не менее, Эленвен четко дала ему понять, что куда больше обрадуется сопротивлению.
  - Итак, вопросов всего парочка: кто вы такие и зачем нарушили наши границы? Если ответишь честно и быстро, я обещаю даже подумать над тем, чтобы тебя отпустить.

На отчет Анны Эленвен, чье настроение итак было далеко от радужного, заметно поморщилась и с отвращением посмотрела на пленника.
- Варвары, - сплюнула она почти без эмоций и добавила. - Молодец.
Как только они оказались в поле зрения вышки, жрица подняла левый кулак к небу, превозмогая боль, неудобство и затекшую правую сторону тела, затем раскрыла в ладонь и сделала пару жестов, которые, согласно учению Крепости, означали: "Всё в порядке, мы живы, открывайте ворота". По счастью, оставшийся путь прошел без приключений, хотя девушка могла бы ооочень многое рассказать соратницам по поводу неудобств и страданий, однако это не было тем, что должен был и мог позволить себе делать командир, поэтому она не проронила ни единого стона, даже когда неудобно наступала на пульсирующую ногу. Лишь морщилась и целеустремленно шагала вперед, оставив фланги Анне.

Сбросив тушу шпиона во внутреннем дворе, Эленвен с наслаждением распрямилась и потянулась, сверкая кольчугой в свете высоко забравшегося солнца. Она глубоко вздохнула, прикрыв глаза, подняла ладонь и медленно выдохнула, разворачиваясь ко всем.
- Пленника связать и привязать к столбу вышки. Руки над головой, ноги так, чтобы ему было максимально неудобно ерзать. Проверять путы каждые пятнадцать минут, и посматривайте на него почаще. Глаза завязать, уши тоже, мне не нравится, как он поглядывает... и кляп в рот засуньте, на всякий случай. Допросим его чуть попозже, - в глазах девушки снова мелькнул кровавый огонек, но быстро исчез. - Адель, ты же владеешь этой певучей магией чистоты? Ирма вся в крови, потом меня, если не иссякнешь. Ты Вивиан, верно? Я Эленвен - жрица Рамоны, осмотри раны нашей Ирмы, я подарила ей поцелуй богини, но лучше, чтобы более компетентная в такой магии жрица осмотрела её снова. Люси, замени Салиму на вышке, она мне нужна внизу. Карина, расскажешь своим, что случилось. Мастер Салима, взгляните на этого, хочу услышать ваши умозаключения исходя из вашего опыта. А я... мне нужно немного отдохнуть, пока вы вводите друг друга в курс дела.
Забрав у Ирмы полэкс, девушка медленно добрела до скамьи и очень аккуратно опустилась на нее, вытягивая ногу с едва заметной гримасой. Она внимательно наблюдала за происходящим, готовая вставить нужное пояснение в рассказ или ответить на вопросы. Ситуация и ответственность давили на нее, и хотя она совершенно не была готова к таким потрясениям, внешне Эленвен старалась выглядеть так, словно произошедшее никак не удивило её, не выбило из колеи, что ей совсем не больно и что она абсолютно готова к чему угодно. Оставалось надеяться, что она не выглядит в глазах остальных, особенно Салимы, как посмешище с глупыми указаниями. Именно поэтому, в основном, она остро и внимательно наблюдала за всеми, но немного со стороны, хоть и не отделялась от них явно. Девочкам надо было выговориться, это то, в чем она была уверена абсолютно точно. Вот пусть и поговорят, пока она сражается с болью.
Отстраненно потянувшись к ноге, жрица снова попросила Рамону дать ей искру и влила еще немного магии в растянутые сухожилия. Стало капельку легче. Самое нелепое в этой ситуации было то, что она отлично знала травы, способные ей помочь... но достать сумку лекаря, означало показать слабость. Поэтому Эленвен лишь сжимала зубы и старалась выглядеть невозмутимой. Лидер не должен казаться слабым, иначе за ним никто не последует, будь он хоть трижды жрецом Рамоны... как идиотка Адель, которая даже караулы не выставила, как надо. Взгляд девушки опасно блеснул сталью, но она не хотела унижать бардессу при всех, особенно при Салиме. Может... позже, когда они будут вдвоем.

  Эдельвейса Армитаж - имя героя прошедшее через столетия. И пусть он действительно получил рыцарство, сам был более известный как обычный авантюрист, прошедший невероятные приключения и вошедший в легенды. Но было это так давно, что его приключения являются скорее сказками, такими невероятными они были. И герцогиню спас, и королю помог, и орочю орду отвел, и темным богам противостоял. И при всем этом, он не был могучим воином, или мудрейшим из волшебников, а смог все совершить благодаря своему блестящему уму, хитрости и скорее всего невероятной удаче. Которая тем не менее, и приводила его в самые, как он говорил в своей легендарной фразе "Жопошные ситуации". Однако было ли все из его приключений правдой, до селе неизвестно, ибо слишком давние эти предания.

  Насколько знал Аллан, войска королевства не имеют никаких подразделений, корпусов, или хотя бы отрядов с волшебниками. Здесь в почете рыцарство и соответствующие доблести, с которыми у большинства волшебников бывают несовместимости. Некоторые рыцари, правда, совмещали свое воинское искусство с магией. Немало дворян, было волшебниками, и была еще академия на одном из островов с запада, но она имеет собственную структуру и не подвластна королевству.

  В само здание командования, Миуми не пустили. Там стоял постовой, который не пускал всех гражданских (А так как Миуми еще не состояла даже в ополчении, ее за такую и приняли и вообще сослались на то, что ее впервые видят). Поэтому, ее выпроводили за дверь и оставили на улице, с которой она зашла.
  Зверолюдке ничего не оставалось, как попытаться подслушать всю ругань с улицы. Она встала у стены под окном на втором этаже, из которого и доносилась не разборчивая речь. Окно было еле открыто, но тонкий слух Миуми смог разобрать речь происходящую там. Очень грубую и агрессивный разговор со стороны мужчины, к началу которого она не успела.
— ... Вот в чем, правда! Вы сорвали дорогостоющую операцию, и эти затраты будут вычтены из вашего жалования. И ВЫ БУДЕТЕ СЛУЖИТЬ, ПОКА ВАМ НЕ ИСПОЛНИТСЯ ПЯТЬДЕСЯТ ОДИН ГОД! ПОТОМУ ЧТО ВАМ ПОНАДОБИТСЯ ИМЕННО СТОЛЬКО ЛЕТ, ЧТО БЫ ОПЛАТИТЬ ПРОВАЛ ДОРОГОСТОЮЩЕЙ ОПЕРАЦИИ, ЗАДЕЙСТВУЮЩЕЙ МНОЖЕСТВО СТРУКТУР!
— Но диверсант...
— ИДИОТИНА! - Прервал голос Эмили командующий. - Вся ваша выходка, была бессмысленной. Заведение принадлежит влиятельному человеку и без ордера, вы не имеете права, что-либо совершать. А теперь, все произошедшее не является законным, и мы ничего не можем ему предъявить.
— Но этот имперский ублюдок...
— ПОЧЕМУ ВЫ НЕ ДОЛОЖИЛИ В КОМАНДОВАНИЕ НЕМЕДЛЕННО? Вы уже не в армии, вы отвечаете за ополчение! За сборище силюков и фермеров. И знаете что, это уже не в первый раз когда ваши безответственные действия приводят к проблемам. Но в этот раз вы превзошли саму себя! ИЗ-ЗА ВАС, погибло двое ОТЛИЧНЫХ ПАРНЕЙ И НАСТОЯЩИХ СОЛДАТ КОРОНЫ. Мне уже надоело ваше головотяпство, и я лишаю вас этой должности, ПОТОМУ ЧТО ТАКАЯ ТУПАЯ БАБА КАК ТЫ, НЕ СПРАВЛЯЕТСЯ ДАЖЕ С ТАКИМИ ПРОСТЫМИ ОБЯЗАННОСТЯМИ. Свободны.

Вопрос Анны заставил Эленвен обернуться к ней с удивленным выражением лица, как бы говорящим: "ты что, ставишь под сомнения мои действия?" Но буквально за секунду лик жрицы кошмарно преобразился в кровожадную улыбку, а девушка сладко проворковала:
- И как ты будешь вытряхивать всё, что он может сказать из трупа? Я хочу, чтобы он протянул достаточно долго, чтобы развлечь меня как следует, пока я его пытаю.
Во взгляде ореховых глаз не было никакого сочувствия или нежности, только мерцающая в глубине бездонных зрачков жажда крови и насилия. Она ненавидела мужчин. И не питала к ним никакого, даже номинального сочувствия, как некоторые другие. Богини никогда не ошибались, и если они сделали их мир лишенным этой нечисти - значит так было правильно. Остановить Эленвен от жестоких пыток с последующим убийством могло сейчас очень немногое. И очень немногие.
- Заканчивайте обыскивать их и выдвигаемся. Тело... Карина, тащи с собой. Свяжи ему ноги веревкой, он не заслуживает большей чести. Анна - держи фланги, я не хочу, чтобы на нас внезапно выпал отряд авангарда. Остальные - не расслабляться, это может оказаться лишь началом.
Для Анны могло показаться удивительным и пугающим то, как незаметно тон и настроение голоса Эленвен преобразились до деловитого и командного. Она словно и не смотрела на нее тем жутким взглядом пустых глаз. Словно морок отделяющий привычный образ лидера от какой-то другой, поддельной Эленвен. Или же наоборот?

Разум эльфийки перенес эту смену тела так легко, словно это были времена, когда все они следовали за Отцом, подражая ему в прекрасной вечноизменчивости. Опустилась на четыре лапы - теперь всего лишь по пояс Йарвейну, а не меньше, чем носок его сапога. Встань она на задние - смогла бы передные лапы закинуть следопыту на плечи. Но это было бы слишком угрожающе, и Митреласс старалась выглядеть как можно более дружелюбной - она все та же, лишь немного переоделась в белую шкурку..
Охотник опустился, и их глаза теперь были на одном уровне. Мех - густой, скрывающий жилы мышц; в напоенным жаром киторна городе ей было бы худо, но ночь принесла прохладу. Ласс замахала хвостом, ощутив ласку - чувства зверя были просты и очищены от людских сомнений и тревог. Ее новый облик был крепкой, сияющей броней от всего ими сейчас пережитого, и она была нужна и Йарвейну. Как хотелось все забыть, и так стоять, урча ему на ухо, но собственные чары отзывались в голове, запрещая забыться. Когда Йар тоже отстранился, волчица лизнула его в щеку, повторяя свою вчерашнюю выходку, и он мог бы поклясться, что морда ее была хитрющей.

Кровь стража. Кровь женщины. Гарь. Неуловимый, не имеющий слов для описания запах магии - ее дождя и инея Ивани. А вот это.. Пчхивуф!
Волчица неожиданно даже для себя чихнула от запаха алхимической смеси, оставленной Монтароном. Она замотала башкой - да вот же след, чистый, как лунная дорожка и острый, как коготь. Она буквально видела его, но к подобным звериным чувствам друидка не была готова, и боясь, что запах развеется, устремилась в погоню.
- Вуф! Вуф! - "Я нашла, вперед!"
Бесстрашный, свободный бег по ночным улицам; жаль, что не по лесным тропам. Коротышка мог обмануть ее стаю своими словами, мог отвести стражам глаза, но она прекрасно различала, какими местами он бежал из дома, чтобы забиться в другую нору. Маленький, толстый кролик смешно прыгает и трясет ушами. Прячься, пока можешь!
А потом она наконец-то остановила бег. Волчица с гордостью посмотрела на спутника, но после похвалы перевела взгляд обратно на дом. Нору Монтарон выбрал хорошую. Может, это даже что-то из собранных слухов - сама Ласс еще плохо знала город, чтобы пройти без карты или помощи людей, а тут и вовсе не различала, куда они сворачивали. И сейчас она могла только надеяться, что ее друг сможет своими словами подсказать ей, как поступить. Потому что сейчас юная эльфи осознала, что в своем плане она продумала только выслеживание и погоню, но не то, что делать дальше. Тем более - вдвоем вместо семерых.

Протекающий храм

  - Огнеокая... ты что же, намекаешь, что мои глаза пылают пламенем Флегетоса? - округлила девушка зеленые очи, но тут же рассмеялась. - Сказать по-правде, я уже как-то отвыкла от такого количества комплиментов за один час. А ты смел, если столь бесстрашно осыпаешь ими жрицу, жрица ведь может не только благословлять.
  В глубине глаз её мелькнуло веселое коварство, но общий тон Лелиана Линдисфарн оставила добродушным и спокойным. Она аккуратно разлила ароматный подогретый чай по двум чашкам и, покосившись на явно заскучавшего драконорожденного, задумчиво протянула:
  - Ну... люди, положим, могут, но видели дракона не люди, а я. Конечно, с такого расстояния я могла бы спутать двух летающих четырехлапых созданий... но склонна считать, что мантикора скорее жертва, чем реальный враг.
  Отпив немного ароматного отвара, судя по всему сложенного из множества целебных и не очень трав, жрица откинулась на спинку стула и задумчиво погладила кончиком пальца какой-то кожаный томик, лежащий у её левой руки.
  - Но я не понимаю одного - почему дракон еще не здесь. Это не очень свойственно драконам - не обозначить сразу свои владения. Или же... - глаза девушки блеснули настоящим адским пламенем и вонзились сначала в Агама, а потом и в Кориса. - Он уже здесь, но мы видим его совсем не как дракона, - но почти сразу же после этого её губы тронула улыбка. - Но не думайте, что я подозреваю вас. Однако известно, что дракон может принимать облик гуманоидов, да и много чего еще умеет, если силен в магии. Прошу вас не рваться к этой легенде слишком рьяно. Странники куда искуснее вас заканчивали дни бесславно и безвестно в клыках летающих чудовищ. Но скажите, Агам, почему вы не носите символы Бахамута или одного из Семи? Вы стыдитесь своего происхождения или предпочитаете иных богов?
  Резко перевела она тему, с живым интересом разглядывая гостя.

Влажная кузня и экзотические припасы мэтра Бартена

  - Ну... Бартен ремесленник. Но иногда приторговывает экзотикой, типа ежевичного винца. Говорят, он его где-то в землянке в лесу варит, хитрец, но пока мы его на этом не поймали, хе-хе-хе. - Горвин мечтательно огладил бороду, но тут же встрепенулся. - Ну и вообще, связи у него всякие, со Стрелком он на короткой ноге, говорят, что и с Халией и с Адаброй, да и как надо на ярмарку менестреля да торговца позвать - это всё через Бартена, хотя люди думают, что это Харбин такой умный. Но не так дела обстоят. Половина Фандалина держится на простой житейской смекалке старины Бартена, да. Он первым придумал возить снаряжение для рудокопов и старателей сразу сюда, чтобы тут же и продавать. А потом и вовсе сам начал делать его. Башковитый человек, башковитый. Уважаю его очень. И настоечка вкусная, хе-хе, не знаю, чего он её вином то кличет. А касательно ярмарки, то вроде как вчера на полуночном собрании постановили, что ярмарке всё таки быть, но когда точно - пока не знаем того. Однако вы не пропустите, надо будет, так мы перенесем. Только ты там аккуратнее, лицом то не свети сильно, а то мало ли какое дело...
  Проводив её взглядом, Горвин покурил еще немного, поразмышлял и, глубоко вздохнув, принялся снова лупить размякшее в домне железо.
  - Ну и жизнь у меня стала. То темные эльфы, то полудраконы, а ведь выбирал то самое захолустное местечко. Эх, правду дядя Бренор говорил, не важно в какой глубочайшей жопе ты поселишься - приключения и новости тебя сами найдут, - он даже приостановился на мгновение и задумался. - Тоже, что ли, в странники податься, как дядя? Хотя ну его, засмеют ведь. Я ж ничего не умею, только подковы руками гнуть, кому я там такой нужен. Гоблинов и без меня на ломтики покрошат.
  И, похохотав сам над собой, продолжил ковать, оглашая окрестности площади мерным и успокаивающим металлическим звоном, к которому все в Фандалине уже привыкли, словно к шуму торговой площади в больших городах...
  ***
  Ливень, равно как и раскатистый грохот, низвергшиеся с пасмурных небес, настигли её как раз к тому моменту, как она подходила к покачивающейся вывеске, так что внутрь Майолин залетела едва ли не пулей, чем вызвала удивленные взгляды лысеющего мужчины в годах и двух его молоденьких помощников, которые складывали какие-то коробки и ящики в угол весьма просторного магазинчика.
  Магазин, в целом, напоминал скорее лавку для охотников и скалолазов, чем место, где торгуют всякой всячиной. Во всяком случае Майолин обнаружила довольно большое разнообразие луков, стрел и даже пару новеньких легких арбалетов с изящными крыльями, а так же аж три разновидности болтов к ним. Так же она могла наблюдать разнообразие веревок, крюков, зацепов, шлямбуров и прочей всячины, которая нужна человеку, собирающемуся штурмовать горные вершины. Дополняли вид разномастные капканы и даже рыболовные снасти. Чего она не увидела, так это бутылок с горячительными напитками.
  - О, леди, добро пожаловать в мою скромную лавочку, - почти мгновенно улыбнулся лысеющий мужчина и кивнул помощникам продолжать. - Не отвлекайся, Андер. Твистл, потом сложи туда десять новых тетив и забери коробку со стрелами со склада, на этом пока закончим. Итак, леди, что привело вас сюда и чем я могу вам угодить?
  Парни, несмотря на замечание, всё же продолжали на нее пялиться исподтишка, отчего вскоре столкнулись лбами и получили недовольный взгляд от Бартена, поскольку никем, кроме как Бартеном этот невысокий человек оказаться не мог.

Жаркая мельница

  Она наблюдала за ними почти с самого начала. Правда как-то упустила момент, когда могла бы спуститься вниз никого не засмущав, да так и осталась сидеть на верхнем лестничном пролете, скрытая темнотой и молчаливо наблюдающая за слишком увлеченными друг другом гостями. На губах Адабры мелькала задумчивая улыбка, а сама она, немного скучающая от жизни отшельницы, находила эту сцену совсем не беспокоящей, а скорее добавляющей в её мерную жизнь какой-то живой искры. Наверное, чего-то такого ей не хватало здесь, но она не жаловалась, поскольку всеобщая зависимость от её умений более чем устраивала жрицу. И всё же... люди были так восхитительны в своей яркой, пылающей, но короткой жизни! Это питало её лучше, чем ежедневная рутина, но всё же ей было приятнее быть свидетелем таких вот редких случайностей, чем жить среди людей постоянно. Порой она просто не успевала запоминать и реагировать на всё то множество мелких событий, что происходили вокруг. Люди были воистину удивительны, и женщина по-своему любила их, хотя для кого-то эта любовь и могла показаться пугающей.
  - Знала, да, но ничего страшного, что вы приехали так поздно, хотя, признаться, я не ожидала, что вы будете согреваться так активно, - с улыбкой проговорила жрица, спускаясь вниз. - Однако вам не стоит смущаться, вы меня совсем не стеснили этим. Наоборот, я рада, что моя мельница соединяет сердца, ибо нет ничего прекраснее любви. Надеюсь похлебка была вкусной?
  Она старалась не слишком пристально пялиться на них, но и не отводила взгляд совсем, как бы показывая, что её не беспокоит их нагота. Вообще, в городах обнаженное тело беспокоило людей куда сильнее, чем в местах вроде Фандалина. Люди сельские не привыкли слишком стесняться себя, но Адабра отдавала себе отчет в том, что её появление могло шокировать бедную пару, так что старалась свести внимание к минимуму.
  - Думаю, дождь вскоре прекратится. - Пространно заметила она и подошла к развешенной одежде, напевая себе под нос какую-то мелодию на неизвестном языке. Её пальцы коснулись тканей и вода как бы схлынула вниз, исчезая на полпути к полу. Эту манипуляцию женщина провела над каждым элементом их одежды, включая обувь и победоносно улыбнулась, уперев руки в бока, что можно было уже признать её фирменным жестом. - Ну, вот и всё, можете одеваться, если хотите. Боюсь, что бани у меня нет, однако в полумиле от мельницы есть река. Она прохладная, конечно, в это время года, однако... а, впрочем, я могу подогреть для вас бадью, если хотите. Правда вдвоем вы туда не влезете. Как там Гефестион, кстати?

Корис и Агам.

Девушка спрятала улыбку за ладонью и некоторое время понаблюдала за перепалкой явно смущенных друзей. Расы, которые жили короткий век всегда были довольно забавными, если смотреть со стороны, и Лелиане нравилось наблюдать за ними. Их жизненный путь, их скромность или пылкость - были удивительными проявлениями великой жизненной силы, заключенной в печально малое число лет. Долгий путь эльфов же, делал их зачастую медлительными и велеречивыми, но редко когда представитель её народа ощущался по-настоящему живым после разговора с людьми.
- Думаю, у всех мужчин есть хвост, просто он не всегда виден невооруженным глазом, - со смешком прокомментировала она и махнула рукой, отвлекая от темы. - Тимора благодарит вас за подношение, а я благословляю. D'an t-slighe a thèid a bright, agus do ghnìomhachas a bhios soirbheachail.
Закончила жрица благословение по-эльфийски и осенила обоих странников жестом удачи. Оба они ощутили какой-то духовный подъем и удивительную уверенность в своих силах. Агаму даже показалось на секунду, что кто-то стоит позади, укрывая его плечи плащом, но обернувшись - никого не обнаружил.
- Итак, вы хотите знать историю храма. - Лелиана задумалась на мгновение. - Почти сто лет назад я пришла в это поселение и был в нем лишь маленький алтарь Чонти за городком. Однако вокруг Фандалина добывают золото и драгоценные камни, пусть и не столь успешно, как хорошую сталь, а значит, решила я, Тимора должна полюбить это место. Поначалу я просто благословляла старателей и торговцев, живя в маленьком доме на отшибе, но со временем жители начали просить отвести какое-то место под храм. Посовещавшись с тогдашним старостой - матроной Мелузиной, я предложила реставрировать этот дом и превратить его святое место. Дварфы-шахтеры из золотой шахты к востоку приняли немалое участие в этом деле, так что мы смогли придать храму действительно приятный вид. Моей заслуги в этом мало, я лишь носила воду и благословляла работников на выносливость и упорство. И вот, уже два поколения храм стоит, а я являюсь его бессменной смотрительницей. Хотя однажды, конечно... это изменится.
Пасмурная тучка нашла на лицо Лелианы, но девушка быстро улыбнулась, прогоняя наваждение.
- Но, боюсь, гореть тут просто нечему, разве что крыша в сильные дожди изрядно протекает... но это дела житейские. Если бы дварфы на золотой шахте не устроили забастовку, я бы, наверняка, уже справилась с этой проблемой, - девушка забавно надулась, скрестив руки на груди, явно недовольная этим фактом, но потом лицо её стало задумчивым и тревожным. - Пожар и храм на холме... пожар... А не можешь ли ты, достойный Корис, говорить о святилище Савраса - бога судьбы? Лет десять назад или около того - его разграбили и сожгли орки с гор. Тогда погибла монашеская община, которая хранила его для паломников. Храм этот, даже, скорее, монастырь - стоял в двадцати милях к северо-востоку, недалеко от Триборского тракта. Там, в паре миль еще ранчо Альфонса Калазора стоит, думаю он может сказать, куда точно следует идти. Правда, я не слышала, чтобы кто-то жил в том месте с тех пор. Оно считается печальным и проклятым. А люди весьма суеверны.

Май-Май.

- Тот самый, тот самый, - проворчал Горвин. - Я слышал о нем такое, что впору сомневаться, один это темный эльф, или целая банда. Но король Бренор очень уважает его и несмотря на моё здравое опасение - я тоже стараюсь воспринимать его героем. Во всяком случае Дзирт До'Урден сделал для мира больше, чем многие другие, величающие себя героями. Но нельзя же сравнивать его с Эльминстером, или Шторми Серебряной Рукой, или Дав Соколицей? Впрочем, я человек провинциальный, так сказать, много на себя не беру, но показался мне этот Дзирт весьма ушлым и хитрозадым типом. Но чего еще ожидать от дроу? То ли дело их светленькие товарищи, которые танцуют нагишом по лесам... - он мечтательно задумался, отдавши всё внимание трубке, но быстро встрепенулся и поднялся с места, уходя куда-то в дальний угол кузни. - Я вот чего думаю, у тебя на поясе, кажется длинный меч? Значит таким оружием тебе владеть как раз с руки. Ну, вы, эльфы, хотя силой редко отличаетесь, почему-то большое уважение к длинным клинкам имеете. Благородное, стало быть. Так вот, есть у меня тут кое-что, что я давно не знаю куда пристроить.
Он вытащил из какой-то тайной ниши (ох уж эти дварфы) длинный деревянный короб и торжественно водрузил на стол, сдувая пыль, а затем подзывая девушку ближе.
- Подвиг твой достойный, это точно, но еще больше благодарности он у меня вызывает, потому что ты спасла моих балбесов. Ну, вы все спасли, но оружие дворян и великих воинов я только у тебя заприметил, к тому же ты нанесла последний удар, что немаловажно, весьма-весьма. Этот клинок когда-то был венцом жизни моего деда, но так уж вышло, что ни кому из нашего народа он по руке не приходится, от того и передается уже третье поколение по наследству, как реликвия, толку от которой не много. И я вот что думаю, может быть он ждал достойного воина? Тебя, стало быть. Вот тебе я его и дарю.
Под откинутой крышкой в алом бархате девушка увидела удивительной красоты изящный длинный меч. Рукоять из полированного черного дерева, украшенная резным серебряным яблочком, переходила в прочное и уже более лаконичное перекрестье с парой острых шипов на концах. А сам клинок, поразительно узкий, был покрыт волшебными рунами дварфов, отливающими всеми цветами радуги, поскольку усилены они были разной драгоценной пылью. Такое оружие вполне могло бы сойти за ритуальный символ верховного жреца Эйлистри, поскольку внешняя легкость и изящество были действительно достойны именно эльфийской руки. К тому же, именно длинный меч был символом её богини, в чем несложно было усмотреть знак свыше при желании.

- В том смысле, что хвостатому! - рассмеялся Корис, подшучивая над товарищем.
- Какой же ты дракон, если у тебя нет хвоста?
Конечно, о том, что хвоста у Агама не было, бард был прекрасно осведомлен - где-то с первой совместной бани или первого купания в дороге, но отказаться поподначинать очень серьезного и правильного драконида он не мог.
И в самом деле, каким тот мог быть драконнорожденным, не имея хвоста? Корис думал, что за правильный ответ он может схлопотать и по шее, но если чародей поведется, молчать он не будет.

-Это просто.. Спасибо большое! - Ирма одарила хозяйку "клоба" лучезарной улыбкой и, как-то порывисто и очень искренне, как обычно умеют только дети, обняла женщину. Приняв из её рук котелок и бутылку, осторожно поставила их на стол. Затем извлекла из походной сумки несколько отрезов ткани и, аккуратно обложив"ветер предгорий", убрала его внутрь. Последним отрезом она бережно накрыла кашу, чтобы та не заветрилась по дороге, и перевязала котелок голубым шёлковым шнурком, который вытянула из волос, тут же разметавшихся по плечам серебряным водопадом.

Покидая трактир, Ирма ещё раз обернулась и подняла ладонь в знак прощания.
-До скорого, сестра. Надеюсь на скорую встречу.
На крыльце же.. Она попала в засаду. Вот уж чего-чего, а подобного коварства от следопытки паладин точно не ожидала. Ладно хлопок по плечу.. Банальный жест одобрения. Но вот сдвинутая в сторону прядь волос.. Губы почти касающиеся мочки уха, обжигающее дыхание.. Ирма почувствовала, как от уха на шею и дальше побежала немного колючая волна мурашек. Что за?.. Это просто благодарность или подруга играет с ней? За предыдущие два месяца белоголовая аэлиситка не то, чтобы замечала какие-то особые знаки внимания в исполнении Анны - лишь обычные, ничего не значащие подколки.. Или она что-то упустила?

-Пожалуйста.. - Прошептала она в спину подруге чуть осипшим голосом, после чего слегка прочистила горло и, вздрогнув, воровато оглянулась в надежде, что никто не заметил её позорной оторопи. Слегка тряхнув головой в попытке привести мысли в порядок, Ирма на мгновение поставила котелок и заправила непослушную прядь за ухо, неосознанно прикоснувшись к тому месту, где на коже ещё оставались лёгкие мурашки от так и не коснувшихся её губ. Подхватив обратно вручённую Умарой кашу, девушка заспешила вслед за отрядом, то и дело бросая задумчивые взгляды на спину шагающей впереди разведчицы. В одном она была точно уверена: за своё вероломное нападение Анна обязательно поплатится.

Сидящие выводком галчат на заборе девчонки заставили Ирму непроизвольно улыбнуться. Когда же их небольшой отряд остановился и Салима произнесла свою речь, блондинка фыркнула на словах о пьяной оргии на дороге:
-Что мы, какие-то мужики, чтобы в пыли валяться? Зачем, если оргию можно будет устроить уже на месте со всем комфортом? Да и силы нам пока нужно поберечь.

  Адабра некоторое время смотрела вслед телеге, задумчиво теребя край пояса, а затем перевела взгляд на небо, сощурившись и нахмурившись:
  - Дракон, значит? С этим надо будет разобраться.
  Потом еще раз оглянулась на дорогу, улыбнулась чему-то и ушла в дом, закрыв дверь на засов.



  Фандалин встретил их поначалу шоком, а затем бурным восхищением. Половина городка вывалилась на главную площадь, окружив телегу с убитым чудовищем и чествуя героев не иначе, как убийц дракона, не взирая на любые их протесты. К тому же Дезлин и Норбус подлили масла в огонь, пока гордый участием в предприятии Дезлин рассказывал о невероятной битве сначала во тьме подземелий, а потом и в воздухе у мельницы. Надо отдать ему должное, что он практически ничего не перевирал и себе заслуги не крал, а Норбус, известный своей циничностью - кивал рядом, так что в самое ближайшее время жителей обуял дикий восторг.
  Рунольва, которого теперь именовали не иначе, как Лучник Рун - подняли на руки и, несмотря на его возмущение - утащили в трактир, где Тоблен быстро охладил пыл жителей и предложил герою сначала принять баню, пока они заколют поросенка по такому случаю. Майолин с Норбусом, под шумок улизнули в кузницу мастера Горвина, где (вместе с присоединившимся позже Дезлином) пересказали дварфу из клана Бэтлхаммер всю историю с гробницей. Тот лишь важно покивал головой и поблагодарил закутанную в плащ девушку, не став спрашивать лишнего.
  Фрея, поотвечав на вопросы жителей, сменила Рунольва в бане, и толпа с новыми силами накинулась на варвара, выпытывая подробности и подливая ему еще и еще эля в кружку. А Корис с Агамом, поднялись в ратушу к Харбину и вкратце изложили суть истории. Тот, без особых вопросов, заплатил им, как и было обещано, а затем отсчитал еще сто золотых в серебряном эквиваленте и добавил к сумме, как уплату за летучую тварь. На их сомнения, что это дракон, он лишь покивал и сделал знак, что поразмыслит обо всём. Когда парочка вернулась, телеги на площади уже не было, но их уверили, что все трофеи в безопасности, а завтра утром повозку поставят перед трактиром, чтобы они смогли вернуть её.
  К сожалению, Агам Ру не сумел разыскать Халию, поскольку Рудная Биржа была уже закрыта (он успел отметить, что во всем трехэтажном здании не было окон) а искать её по всему Фандалину оказалось гиблым делом. Так что, когда Агам, Фрея и Майолин вернулись, Корис уже во всю наигрывал улучшенную версию истории Дезлина, а Рунольв сидел за столом в окружении поклонников и поклонниц. Всем им, однако, так же было заготовлено место за столом и куча самой разнообразной еды, начиная от зажаренного с яблоками порося и до тающих во рту кексов, которые принесла одна из крестьянок. Даже неизменный Дон-Джон, сидевший в другом углу, каждый раз поднимал кружку вместе со всеми, когда звучал тост за героев.

Тучи сгустились, а следом сверкнула молния, ударившая в землю прямо рядом с ней. Крылатая тень её хранителя нависла сзади. Фрея обернулась, успела увидеть капюшон без лица, наклоняющийся ниже и шепчущий ей что-то, но не разобрала - что именно. Затем сквозь тучи ударил яркий солнечный луч и осветил какой-то храм на холме, окутанный дымом, вздымающимся из пожарища. Ангел простер руку в сторону храма и снова что-то сказал. А затем она проснулась. Жутких драконьих крыльев она в этот раз не увидела.

  Ночь, в целом, прошла довольно мирно, а позднее утро встретило постепенно просыпающихся героев легким завтраком и мелким дождем, шедшим практически до полудня. К Корису заглянул посыльный от Харбина и заявил, что они сложили трофеи в погреб одного из не до конца восстановленных домов, указав его местоположение, а так же заверил, что мантикора пущена в расход, а телега отмыта и готова к отправке на заднем дворе "У Камнехолма". Других посетителей не намечалось.

- Мне хочется понять, что такая женщина забыла в этой глуши, - медленно сказал Корис, вернув лютню себе на колени и начав играть уже руками. Мелодия сразу стала живее, - я про Халию, если что. Да, все эти великие герои, отходящие от дел в мирный сельский домик, но...
Он помолчал.
- Насколько я могу судить, для нее время пенсии еще не пришло.

- Лаз удильщика, похоже, был проходом вниз, - заключил он, - да, как будет возможность, давайте туда вернемся.

Корис задумался, перебирая струны. Если совершить подвиг, а потом открыть, что подвиг совершила жуткая дроу...
- Если подвиг совершит страшная дроу, простые люди придумают и поверят во все, что угодно, чтобы сохранить свои предубеждения. Нужно быть неординарной личностью, чтобы признать за чудовищем из сказаний право быть героем, - заговорил он вслух, - другое дело, если их знакомая, добрая женщина, их защитница, целительница и творительница добра, окажется дроу. Нужно просто стать такой, настолько, чтобы их признание, любовь и веру в тебя не поколебал даже цвет твоей кожи. Фандалин, - бард улыбнулся, - кажется прекрасным местом, чтобы начать тренироваться.

  Норбус покосился на Фрею слегка хмурым и очень задумчивым взглядом, в котором можно было прочитать одновременно: сомнение, возмущение, печаль и легкую примесь мечтательности.
  - Мы не знали, что там такое. Нам просто заявили, что где-то в этих местах есть дварфийские руины, вот что. Но вообще, - он задумался, сморщив большой нос. - В гробницах королей обычно лежит древнее оружие или артефакты, так что вскрыть их в час нужды - поступок отважный. Вот грабеж - это плохо. Но нам в любом случае хотелось бы узнать, кто именно там лежит и почему там. В горах Меча, конечно, есть Аскхольм - покинутая крепость нашего народа, а Фандалин стоит на руинах Харрового Рога, но оба этих поселения куда моложе, чем гробница, и я бы хотел узнать, почему.
  Следом за этим дварф ушел в себя и накуксился, так что на вопрос Агама лишь выдал какой-то неопределенный жест.
  - Не надо тварей всяких по лесам разбрасывать, лучше, хм, сожгите её, например, где-нибудь. - Неуверенно поморщилась Адабра и запустила пальцы в светлые волосы, задумчиво смотря в стол. - Волки итак размером с овец вымахали, охотников боятся всё меньше. А еще лучше увезите её в Фандалин, аргумент будет покрупнее для Харбина, да и пусть сам решает, чего с ней делать. Мужик он башковитый, только суровый вне всякой меры... Что? Ядовитая? Да ну, будь она ядовитая, бард бы уже крючился под столом и исходил пеной изо рта, в него же прям воткнулись шипы, разве нет? А он вон какой здоровый и светящийся.
  Она какое-то время понаблюдала за играющей сама по себе лютней и Агам, с некоторой неловкостью, заметил в её взгляде что-то мучительно знакомое. Возможно... жадность? Желание заполучить себе волшебную лютню? Или может быть музыку, которую она создавала? Для всех остальных же Адабра выглядела, как задумавшаяся над игрой девушка, слегка выпавшая из реальности. Лишь повторение вопроса вернуло её в реальность и она виновато улыбнулась, а странный морок с драконорожденного спал.
  - Лелиана? Ну, жрица и эльфийка, а еще красивая женщина. Она живет тут о-очень давно, но иногда отлучается на месяц или больше. Говорят, так было всегда, так что обычно в Фандалине есть еще один жрец или целитель. Теперь это вот я, а до того был старик Люк, дядя Харбина. Но не думаю, что вас сильно интересует история городка, к тому же о том лучше там и порасспрашивать. Что до моей связи с богом... бог - он всегда внутри тебя. Он как бы рядом и в то же время повсюду. Думаю, многое зависит от аспекта и того, кем ты был рожден. Эльфы описывают это, как удобный плащ, вселяющий уверенность, который ты всегда носишь с собой и никогда не покупаешь новый, хотя тот уже стар и множество раз залатан... Дварфы, вот, например, говорят, что это ощущение силы в мышцах, уверенности в движениях и силы ума, поддерживающей их. Боги всегда неподалеку, они окружают нас. Совсем не обязательно быть жрецом или даже фанатично поклоняться ему, чтобы бог покровительствовал тебе. У каждого есть тот, кто наблюдает и оценивает, а затем кладет твои деяния на чаши весов Келемвора, который решает, достоин ли был ты того, кто избрал тебя, или отправишься в безвестность и растворишься в Нигде. - Она ненадолго замолчала, немного мрачная, вздохнула и продолжила. - Тем не менее, те, кто явно отрекаются от богов и отвергают их - не подвергаются суду, их судьба быть забытыми и стертыми из памяти времен. Увы таким. Это участь куда страшнее смерти, ведь для некоторых смерть может стать лишь началом пути, или же вечным отдыхом в садах пантеона.
  Улыбнувшись, жрица легонько хлопнула в ладоши и поднялась с места.
  - Но не будем о грустном, ведь сегодня вы - победители. Что до работы, то с Годом Чумы у нас тут хватает забот, от орков в холмах, до простых разбойников и даже волков. Если вы завернули сюда случайно, то, конечно, дело не слишком прибыльное, но если вам как раз некуда податься, то переждать зиму в Фандалине делая грязную работу мечами - то, что нужно таким людям, как вы. Ну ладненько, я пойду подготовлю Гефестиона к пути, а вы пока болтайте.
  За сим жрица покинула их, и довольно скоро они услышали веселые и гневные одновременно вопли, на которые с места снялся и Норбус и побежал то ли помочь Адабре, то ли своему товарищу. Дверь хлопнула, звуки голосов сместились куда-то далеко и вскоре странники остались одни, сидя под звуки простой, но изящной мелодии Кориса.

Вы не можете просматривать этот пост!

- Известно не всем, к тому же, многие предпочитают закрыть глаза на некоторые истины. Но я всегда была девочкой любопытной и много читала, - увильнула от прямого ответа Адабра. - И, конечно же, я понимаю, что танцы несут ритуальный смысл. И всё же... это красиво. В некоторых регионах Чонти поклоняются похожим образом, правда танцуют вокруг костра не совсем нагишом, но после - разбредаются по парам. Она богиня плодородия, в том числе и такого.
Девушка ухмыльнулась, выкладывая на тарелки ложки, и хотела было уже ответить Агаму в особо язвительной, судя по лицу манере, как вмешался Норбус:
- Она поэтому и живет. Потому что молодая и красивая, в смысле. На мельницу к ней приходят только по нужде, а в Фандалине у Адабры отбоя от кавалеров не было. Она то говорит, что уже посвятила себя богине, но...
Покраснев под внимательным взглядом повитухи, дварф резко замолчал, а та сцепила пальцы в замок на поясе и задумчиво кивнула.
- Это правда, но не вся. Я поселилась здесь всего лет шесть назад, или семь, точно не помню. И поначалу и правда жила в Фандалине, но если Лелиану трогать боятся, поскольку она эльф и жрица удачи, то со мной таких проблем почему-то не возникало. Устав от излишнего внимания, я поселилась тут, как только узнала о легендах, окружающих холмы. К тому же - эта мельница, как моя башня. Я живу высоко и вижу всё окружающее. К тому же, я никогда не бываю одна. - Девушка загадочно улыбнулась и махнула рукой. - Конечно, любви и простого человеческого секса иногда не хватает, но мне слишком нравится своё положение, и слишком не нравится в Фандалине, чтобы что-то менять. Во всяком случае до тех пор, пока меня не начнут называть ведьмой. А когда-нибудь это обязательно произойдет.

"Ты чувствуеш-шь? С-с-сила с-синего дракона теч-чет в твоих-х венах-х. Доверьс-ся ей, прими с-своё нас-следие!" - послышалось в голове Агама Ру. Впрочем, он не сразу осознал, что это голос в голове, настолько по-настоящему драконьим и реальным он казался. Однако, глянув на товарищей, чародей быстро понял, что никто кроме него ничего не слышал. Оставалось лишь теряться в загадках, чтобы это могло быть...

Мантикора ощутимо дёрнулась лишь от атаки Агама, а в ответ на слова Фреи снова мяукающе расхохоталась и... кажется, показала ей язык. Длинный, жуткий язык. Хорошо, что слюна так далеко не долетает, а то наверняка бы еще и плюнула.
- Да что вы мрожете, жалкие букакашки!
Хвост чудовища вновь поднялся, готовый обрушить град игл... как внезапно дверь мельницы хлопнула, и на пороге встала их недавняя знакомая, простирающая ладони к небесам и заводящая какой-то стройный, пронизывающий до самых глубин добрых сердец гортанный напев, который закончился резким:
- Прочь с моей земли, исчадие! Силой солнечного венца - сгори, тварь!
Руки Адабры окружило теплое сияние, а затем, с солнечного диска сорвались три пылающих ярких луча, два из которых ударили в тушу мантикоры и опалили её шкуру, вызывая гневный мяукающий стон. Чудовище извернулось в воздухе, бросило что-то на непонятном языке и с неожиданной для своих размеров скоростью ринулось прочь - на юг. Вокруг разлился едва заметный запах озона.

Мантикора неожиданно вспыхнула (правда, большинство этого уже не успели увидеть) и злобно заревела, расправив крылья и сиганув с крыши в небо.
- Боги не пом-рогут вам-р, глупцыы!
Хвост чудовища вновь дернулся и град шипов устремился к застывшей посреди поля фигурке Кориса, которая спустя миг смешно дернулась, а затем повалилась наземь. Пламя, освещавшее чудовище - мигнуло и рассеялось дымкой, а летучая дьявольская кошка залилась мяукающим хохотом.
- Последний шанс, гррабители моих земель!

- Что? Какой еще дракон? - Адабра чуть высунулась из окна, пытаясь рассмотреть небо. - Какая мантикора? Вы что, надуть меня пытаетесь?
Однако в это же время, пикирующее со скоростью брошенного камня существо, наконец, влетело в радиус её обзора, заложив вираж вокруг мельницы на достаточной высоте, чтобы стрелять по нему было максимально неудобно. Адабра практически в тот же миг скрылась в окне, а мантикора сделав полный круг и рассмотрев всех, включая убежавшего за холм Дезлина - приземлилась на крышу мельницы. Теперь все могли рассмотреть её чудовищный облик. Это было нечто вроде огромного льва с крыльями летучей мыши и шипастым хвостом. Но ужасала скорее её морда - похожая на человеческую, но отвратительно гротескная, с широким ртом, усеянным острыми зубами.
Тварь спокойно улеглась на скат и махнула хвостом, изучая странников. А затем проговорила странным, мяукающим голосом, вызывающим мурашки по коже:
- Мрр, вы прришли на мои земрли. Заплатите нналог, и я отпущщу вас, мрелкота. Уверрена у вас ессть какая-нибудь цеенность. И не пытайтесь драттся, вамр мреня не одолеть, нет-нет.

Они шли к мельнице еще добрых полтора часа. Солнце уже давно минуло зенит и начинало медленно катиться к горизонту, хоть дни еще и не стали совсем короткими. Корис весело обменивался с Дезлином анекдотами впереди группы, где-то по кустам маячил Рунольв, вынюхивающий следы. Следопыту удалось даже разок найти следы орков, но довольно старые и совсем маленькой группы. Норбус шел рядом с тачкой, поглядывая искоса на вспотевшую от груза Майолин и Фрею, время от времени подталкивающую воз дальше. В самом конце плелся Агам, мечтая о драгоценных камнях и разглядывая камушки, которые дал им гоблин.
Наконец, они вышли в холмистую местность, лишенную деревьев и Дезлин покивал головой, пыхая трубкой и указывая на небольшие пригорки справа.
- Во, это я про них говорил. Древние дварфийские курганы. Говорят тут когда-то шла великая сеча между кланами. Никто уж не знает, чего там короли не поделили, поскольку было это так давно, что даже эльфы уж не помнят, - он покосился на Майолин и хмыкнул. - Вон мельница, там живет Адабра. Только вы особо на теплый прием не рассчитывайте, она женщина... так скажем, с характером. Я, пожалуй, за тачку спрячусь.
И, словно не сказал ничего странного, Дезлин стремительно переместился за тележку, выглядывая из нее только время от времени, чтобы проверить, как далеко еще до мельницы.
Мельница же представляла из себя трехэтажное здание, видавшее виды. Нижний этаж был сложен из мощных каменных блоков, а второй и третий из соснового бруса. Огромные лопасти крыльев медленно крутились, следуя за ветром и издавая протяжный поскрипывающий звук. Где-то в пристрое заржала лошадь, когда искатели приключений выбрались на ровную, утоптанную площадку перед дверьми мельницы. Норбус покосился на товарища, буркнул что-то нелицеприятное и, набрав в грудь воздуха, крикнул:
- Госпожа Адабра, к вам добрые гости пожаловали!
Довольно долгое время ничего не происходило, и Норбус даже с неуверенностью обернулся, как вдруг окно на втором этаже приоткрылось и из него выглянула симпатичная блондинка не старше двадцати пяти по человеческим меркам. Для деревенской повитухи она была, пожалуй, даже слегка вульгарной, а уж взгляд, которым девушка окинула их группу - явно не предвещал ничего хорошего. Арбалет, который она выставила следом лишь подтверждал эту мысль.
- Вы еще кто такие? А, Норбус, где твой подельник? Он обещал вернуть мне фляжку еще неделю назад! Чего вам надо? Если никто не рожает - убирайтесь прочь с моей земли, или я вас болтами нашпигую, начиная с мелкого.

Гоблин нахмурился и махнул рукой двум оставшимся в живых соратникам, чтобы они отошли к нему в комнату, после чего прищурился и, некоторое время формулировал мысль:
- Buraya canavardan kaçmak için geldik. Ana salonun arkasında. Onu öldürürseniz, cücelerinizdir, biz de aşağı ineriz. Yüzey bizim dünyamız değil. Kabilenin küçük kalıntılarını korumak istiyorum. Aldatmayacağım, drow'un intikamı herkes tarafından bilinir. Ama canavar orada otururken gidemeyiz!
Он немного грустно посмотрел на товарищей и приподнял голову дворфа над полом, прижав лезвие прямо к его горлу, глядя на Майолин и сделав крайне серьезную морду. Загнанный в угол гоблин был ничем не лучше озверевшего волка, однако, кажется, в них он видел шанс на спасение остатков своего маленького отряда, и, как действительно мудрый вождь - собирался этим шансом воспользоваться несмотря ни на что... или умереть так, чтобы его жутким богам не было стыдно. Нетипично для гоблина, вёл он себя скорее как хоб, хотя и для них такая дальновидность казалась неуместной. Очевидно, кровь баргеста воздействовала не только лишь на их тела.
Eğer kabul ederseniz - ateşi kaldırın, ama katılmıyorsanız-onları öldürmeden önce, ve sonra sizden birini almaya çalışacağız. Vashrak kabilesi korkuyu bilmiyor. Ama diyaloğu takdir ediyor. Biz mağara serserileri değiliz, biz büyük bir soyuz. Benim sözüm sizinkiyle aynı şekilde inanılabilir.
К чести дварфа - страха он не выказал. Но посмотрел на странников со странным выражением лица, которое можно было описать и как надежду на вызволение, и как надежду на то, что они пожертвуют им. Языка, судя по всему, он не знал. Впрочем, лишний раз дварф старался не дергаться, лишь с беспокойством поглядывая на тело сородича, которое лежало рядом.

  Когда группа приближалась к опустевшему городку, она вдруг почувствовала как на них налетел холодный осенний ветер, что вызвал гусиную кожу на каждом из пассажиров повозки. броский взгляд на восток, кинул тень на лица приключенцев, ведь они увидели как на Каридад надвигалась огромная темная туча. Похоже, наступившая осень, решила о себе напомнить и дала еще один повод, сделать вынужденный привал.

  Каридад, выглядел даже еще более пустым и разрушенным, чем когда они покидали этот город. А Джули, видя, чем в итоге стал ее родной город, чуть не срывалась на плачь, но теперь уже зеленовласая эльфийка, оказала девушке моральную поддержку и та смогла удержать себя в руках. Похоже, Каридад теперь стал городком призраком, и разве что разные птицы и падальщики, сейчас наполняли его.
  Остановится, они решили в том же доме в котором ночевали до выхода к шахтам. Дом теперь пустовал полностью, и похоже оставшиеся жители, взяли с собой все, что могло показаться полезным. Что в свою очередь, лишило этих вещей приключенцев. Оставив лошадь и повозку, в одной из найденных конюшен, группа разделилась на две части. Одна, которой требовался отдых, остались в доме, в камине которого развели новое пламя, а другая отправилась порыскать по городу в поисках разных припасов. Шалирр, следуя своему характеру, пошел в дом и улегся на полу, недалеко от распаленного камина, греясь теплом огня. К нему, уже по обычаю пристроилась Твикси, которая считая, что ее задача по разводу огня была выполнена, взялась за более подробное изучение Литературы. Помимо дневника того колдуна, там была разная литература по магии, проведении разных ритуалов и собрания разных источников по демонам и бездне. Последние, включали в себя, больше художественной литературы и всякой теоретики, чем чего-то существенного.
  Пока Джули отправилась со второй группой по городу, причем она ушла, потянув за собой Лиссу, словно знала что делает, перейти в дом, раненой эльфийке помогла Клэрмонд. Служительница солнечной, проследила, что бы нуждающаяся в помощи жертва, находилась в подходящих из имеющихся условиях, сама так же решилась наконец-то отдохнуть. Пока воительница отложила свое снаряжение и понемногу кемарила и восстанавливая свои силы, к ней обратилась Кайзана.
— А, а из моих товарищей. В городе кто выжил? Кого вы встретили? - В ее глазах, читалось какое-то переживание и возможно, она ожидала услышать чье-то конкретное имя.
  Во второй группе, каждый отделился искать что-то свое. Первыми вернулись Лисса и Джули, принесшие собранные одеяла, простыни и немного одежды, что помогло добавить их импровизированному простою комфорта и позволить жертвам события, одеть что-то получше, окровавленных и грязных одежд. Затем вернулась и Линда, которая ходила на пустой рынок, в поисках припасов. Отправлялась она туда, в поисках хоть какой-то свежей еды, которой она могла хотя бы приготовить. К сожалению, большую часть рынка, или уничтожил пожар, или все просырело после дождя. Но к счастью, она принесла корзину с небольшим количеством картошки, яблок, буханки черствого хлеба и даже... два колечка целой колбасы, до которой еще не добрались ни крысы, ни кто-либо еще. И дольше всех, уже задерживалась Киирэ.
Она ходила по незнакомому ей городу, в поисках хоть какого-то источника воды. Колодца, бочки, да хоть корыта, но в незнакомом городе, ей пришлось изрядно побродить, пока она не обнаружила столь желанный колодец, во дворе какой-то кузницы. Но она тут же бросилась к этому источнику воды, бросила ведро и стала его поднимать, когда почувствовала, что на ее голову что-то капнуло. Затем еще, и еще. Капли воды стали литься все чаще, пока не начался полноценный дождь.

  На завтрак улыбчивый Тоблен подал им тарелку ржаных блинов, горшок пшеничной каши, масла, твердого сыра и внушительный ржаной каравай, которым можно было бы, в случае необходимости, прикрыться, словно баклером. Всё было абсолютно свежим и означало, вероятно, что Камнехолм встал задолго до своих гостей или же тщательно подготовился еще вчера.
  Тем не менее, камин еще не горел, а утренняя прохлада подбирающейся к дверям осени весьма приятно освежала и настраивала на походное настроение. Так же, как и ведро ледяной воды, которое Тоблен оставил на стуле рядом с их столом, чтобы каждый мог умыться и ощутить себя бодрее, чем чувствовал на самом деле.
  Дополнял завтрак душистый травяной чай, который можно было черпать из второго горшка удобным деревянным ковшом и разливать по простеньким глиняным кружкам, приятно согревающим ладони.   Позже Камнехолм принес небольшое блюдце с медом, предлагая либо добавить сладость в чай, либо есть, окуная в него блины.

  Снарядившись в путь и оставив Лося в конюшне, пятерка отправилась к высящимся вдали горам Меча. По пути они заметили, что вывеска, которую не сумели разглядеть раньше – изображала весы, а подпись под ней гласила «Припасы Бартена». Городок уже потихоньку просыпался, группки людей уходили на поля, с интересом оглядываясь на необычных гостей города, хотя, казалось бы, могли бы уже и привыкнуть после вчерашнего.
  Следуя дорогой, вьющейся среди холмов и распадков, странники замечали время от времени пастухов, следящих за стадами, которые проснулись, похоже, раньше всего города и уже успели пригнать подопечных на пастбища. У одного из таких пастухов – милого, играющего на дудке беловолосого юноши, пастушья собака оказалась… лисой. Или почти лисой, поскольку Рунольв быстро пояснил товарищам, что таких странных лис не бывает. Остальные же, что встречались им на пути – были вполне обычными для этих мест.
  Пару часов спустя они миновали поворот к старой ветряной мельнице, которая на карте была подписана как зловещий «Холм Раздора», а через милю дорога резко ушла через просеку к западу, подойдя почти к самому подножию гор. Изучив местность, Рунольв довольно быстро нашел след колеи и тяжелых дварфийских башмаков, за которыми товарищи и последовали, поднимаясь всё выше по плоскогорью, пока не оказались у скальных отрогов, меж которыми прорезалось удивительное ущелье.
  На карте это место называлось «Разбитая Корона», и когда странники присмотрелись повнимательнее к узору острых скал – они поняли что к чему. Отроги действительно создавали почти идеальной формы узор рогатого венца, который был рассечен ущельем прямо под центральным зубцом. Именно в этот рубец и вели их следы, вынуждая следовать за дварфами прямо в сердце короны, от которой веяло чем-то жутким - словно бы зловещим предупреждением непрошенным гостям.
  Ступив под тень древних гор, группа оказалась в довольно широком и удобном проходе, который хоть и был открыт небу, но все же лежал в тенистом мраке. Удивительно, но земля под их ногами была весьма ровной, пусть и состояла большей частью из песка и щебня, а когда Майолин осторожно разрыла его, то обнаружила на глубине двух пальцев ровный каменный пол, который никак не мог иметь искусственное происхождение.
  Путешествие их закончилось так же неожиданно, как и началось. Вот, они медленно идут по загадочному ущелью, поворачивают за угол и… внезапно оказываются перед величественными приоткрытыми каменными дверьми, высотой в два Кориса, не меньше.
  Створки были украшены древними рунами дварфов, а по резьбе и характеру петель Майолин безошибочно определила, что подобная кладка характерна лишь для самых могущественных и древних королевств бородатых карликов, о которых ныне помнили лишь единицы. Последним таким был Мифрил Халл в Серебряных землях, и то, что Дезлин и Норбус нашли здесь нечто подобное – было воистину удивительным открытием.
  Однако куда более удивительным и менее приятным открытием стали два трупа в луже крови, лежащие рядом друг с другом прямо перед створками врат. Это были гоблины, но какие-то необычные. Их кожа отливала темным, почти черным оттенком, а тела были более сильными и крепкими, чем обычно ожидается от гоблинов.

Кажиитка дёрнулась, будто ужаленная, широко раскрыла глаза и закашлялась, ухватившись руками за горло, выплёвывая мутную солёную воду пополам со слизью, силясь втянуть воздух между приступами. Когда ей всё же удалось отогнать стремительно обволакивавшую взор тьму, она уселась, опираясь ладонями на холодный мокрый песок, переводя дыхание. Внутри болело всё, всё ещё саднил ушиб от того, первого удара о прутья клетки, но больше всего жгли лёгкие, так сильно, как будто она случайно поперхнулась щупальцем нетча, но, кажется, она ничего не сломала и не разодрала, что было, само по себе, маленьким чудом. Откашлявшись ещё раз, С'Шаакрин огляделась. Нет, она не умерла. Пока. Ноги облизывал своим ледяным языком прибой. Она была на берегу. Одна. Как она сюда попала она не помнила... Долго барахталась, стараясь удержаться на плаву, вцепившись всеми конечностями сначала в ящик, а потом в мачту... Их рядом тоже не было, зато вот остальными обломками побережье пестрило то тут, то там.

— Заткнись, — прошипела кажиитка в сторону. — Ты этого не знаешь.

Раздражённо рыкнув, она попыталась подняться на ноги, но, покачнувшись, упала в мокрый песок, поскользнувшись на обмотавшей правую ногу водоросли. Ударив кулаком по земле, С'Шаакрин резко сдёрнула с себя склизкую морскую растительность и всё же встала в полный рост, пусть и пошатываясь от ставшей для неё обыденной, хотя и больше уже не существующей качки. Местность вокруг была совершенно незнакомой, не было видно даже дыма от Красной Горы, значит, это никак не мог быть Морроувинд... Куда же её прибило?

Только тогда кажиитка осознала, что её бьёт крупная дрожь, которую она не могла бы унять, даже если бы очень постаралась. На неслушающихся ногах она проковыляла несколько шагов подальше от прибоя, кое-как сняла с себя промокшую насквозь одежду и старательно выжала. Не весть что, особенно учитывая, что весь мех всё ещё был мокрым до последней волосинки, но что ещё она могла сделать? Эх, вот если бы она умела испускать огонь из рук, как маги, она бы уже была сухой и в тепле.

— Тихо, — уже чуть более спокойно произнесла она, отвечая непонятно кому. — Надо понять, где я... Может быть, кто-то ещё выжил.

Механика:

- Мог бы запихать в кошелек золото, сраный мудак, - пробормотала бардесса себе под нос, вылавливая десять медных монет и кривя губы. - Чай кризис давно прошел, пора бы начинать зарабатывать честным трудом стоящие чего-то суммы. Ох уж эти лентяи, вот из-за таких как вы я и вынуждена заниматься какой-то херней вместо того, чтобы купаться в мраморных бассейнах после сауны и наслаждаться девочками.
Покачав головой, девушка обернулась пару раз, чтобы убедиться, что никакие прихвостни псевдоТрона за ней не следуют и, накинув капюшон на голову двинулась дальше к храму Амберли. Можно было выбрать какого-нибудь более приятного божка, но, во-первых, Амберли была благосклонна к Вратам Балдура, а во-вторых цвет её кожи и глаз там точно никого не мог смутить, чего не скажешь о некоторых особо радикальных жрецах "добреньких" богов. Впрочем, это в любом случае не означало, что в здравом уме она бы приняла предложение того жреца Цирика. Да кто вообще в здравом уме принял бы предложение бога обмана?
Операция не заняла много времени, хоть и выглядела достаточно мерзко и слегка болезненно, а некоторое время девушка была не уверена, что рука слушается её воли, однако заплатила жрецам как следует и добавила немного сверху в виде пожертвования на "борьбу с радикально настроенными враждебными группировками". Затем, покинув храм и постепенно привыкая к новому, что являлось лишь немного забытым старым, бардесса завернула к своему знакомому оружейнику и подобрала симпатичный доспех из жесткой, выдубленной кожи, покрытой металлическими бляшками, похожими на небольшие чешуйки. Они зловеще позванивали при движении, что натолкнуло Валиндру на мысль о том, что вором ей в такой броне не быть, но выбирать не приходилось. Терять руку второй раз она не хотела совершенно.
Второй покупкой стал бронированный наруч из сегментированных выгнутых полос железа, которым можно было помимо прочего еще и хорошенько врезать наотмашь. Таким от стрел, конечно, не защитишься, но в ближнем бою штучка была очень даже привлекательной. Учитывая, что Валиндра и без того иногда прикидывалась калимшанским диестро, наматывая плащ на левую руку и изысканно фехтуя правой - принцип боя был ей вполне знаком и близок.
Теперь, в зеркале, она казалась по-настоящему зловещей девушкой, разве что поясная сумка, множество мешочков и барабан под левой рукой продолжали напоминать о том, что помимо искусства отправлять неугодных на тот свет, она была еще и человеком искусства, а так же довольно удачливым вором. Впрочем, идеально подогнанная под фигуру броня, смотрящаяся так, словно была второй кожей, короткий алый плащ и сапоги с небольшим плоским каблуком делали её скорее опасно привлекательной, чем зловещей, и это Валиндре нравилось. Хищно улыбнувшись своему отражению, она оглянулась вокруг, изучая ассортимент смертоносных игрушек и прочего барахла, после чего остановила взгляд на маленьком изящном арбалете и присвистнула.
- Какая мощь в такой малышке... беру. И болтов отсыпь мне, друг мой, плачу сколько попросишь.
Одарив драконида белозубой ухмылкой, бардесса сделала пару пробных выстрелов с удовлетворенным: "Ммм..." и покивала, зацепляя портупею вокруг груди. Контейнер с болтами отправился под правую руку, что придало Валиндре вид вооруженности до зубов. Она еще какое-то время посматривала на великолепную шляпу с огромным пером но, хмыкнув, покачала головой. Может быть, в другой раз.

Если я добираюсь до таверны без приключений...

Вступив в двери таверны и слегка позвякивая обновками, полудроу быстро нашла взглядом своих и, скинув капюшон плюхнулась на ближайший свободный стул, закидывая ноги на стол и бросая в его центр мешок, глухо звякнувший при падении.
- Пива мне! Темного! А это компенсация. Еще четыре сотни внесу в фонд позже, надеюсь затраты себя оправдают.
Она помахала в воздухе вполне живой и работающей кистью и улыбнулась, сотворив в воздухе серебристую волшебную руку, которая легонько щелкнула Катарину по носу:
- Вижу, вы тоже приоделись... это хорошо. Куда вы там хотели дальше? В дом с привидениями?

В какой то мере, следопыт понял девушку. Он и сам, привык не ждать помощи откуда-то еще, и если и оказывал помощь, то все-же делая это один, так что в его случае провала, кроме него никто не пострадает.
– Ну, на то мы и команда, чтоб друг за другом носиться, – даже в голосе Йарвейна было слышно что он улыбается.
– Тут всегда так, когда ты окунаешься в "тайную" жизнь Врат...
Эльф не договорил, поскольку как Митреласс рефлекторно отдернулась, так он и подхватил ее за пояс сбоку. Попутно ощутимо стукнулся костяшкой мизинца о навершие скимитара, когда выбросил руку вперед. Теперь эльфы оказались еще ближе друг к другу, но Йар после секундной задержки, пытаясь понять что с Ласс, все-же закончил мысль.
– Маленькие молнии периодически все-таки бьют тут и там. Но это нормальное положение дел. Кто знает, может мы действительно сумеем успокоить по-настоящему большую грозу.
Светловолосая эльфийка совершенно не подходила для такого грязного места как Врата Балдура, и сейчас глядя в ее золотые глаза, он как будто все сильнее в этом убеждался. Со стороны вполне могло показаться что он очарован, подобно змее, трюки с которой иногда показывают в Калимшанском квартале. Возможно, это и правда, как ни крути, а необычная красота всегда притягивает взгляд.
Стоило моргнуть, и чары, захватившие разум, отспупили, впуская в сознание лавину, которая принесла понимание того, что Йарвейн прижал к себе девушку и просто смотрит на нее.
– Ой.
Он отпустил Митреласс и опустил взгляд в пол, отступая назад. Повернувшись к девушке правой стороной лица, эльф, возможно, сумеет скрыть что покраснел.

Ивани, Тинне, Йарвейн, Катарина и Митреласс

Несмотря на полученную рану, заливавшую его глаза кровью из рассеченного лба, и онемевшие от холода конечности, оставшийся последним хобгоблин сумел отразить все пущенные в него магические лучи и стрелы. Лишь длинный и узкий клинок рапиры плутовки нашел путь к его сердцу, когда вбежавшая полуэльфийка подкатила к нему в подкате и поразила его коротким выпадом из-под щита. Гоблиноид с выпученными от удивления зенками сгорбился и грузно завалился набок.
В этот момент рев неизвестного зверя повторился и Тинне мысленным приказом отправила своего фамильяра разведать его источник. Ши ловко спрыгнула по лестнице вниз и быстро семеня лапками пересекла караулку. Приоткрыв неплотно прикрытую дверь она заглянула в коридор. В его конце в отсвете дрожащих факелов сошлись в бою три звероподобных силуэта. Два из них без сомнения принадлежали гноллам, а третий - здоровенной прямоходящей кошке, отбивавшейся от первых двух огромной секирой.

Rope master Katarina

Он окинул взглядом уничтоженный лагерь, истекающий струйками черного, смоляного дыма, поднимающегося над шатрами и палатками, на копошащиеся внизу жалкие остатки маленького отряда, в одночасье не просто потерявшего все, но еще и оказавшегося в долгу перед армией вольных наемников, собирающихся в Мессине. Был ли выбор у этих людей? Был ли выбор у него самого?
Взгляд воина поднялся выше, устремившись к западу, в сторону его родной земли. Далеко его забросила жизнь, верно? Как долго еще придется бегать, прятаться и сражаться, прижатому спиной к последнему рубежу? Все это было столь бессмысленно, столь глупо и безнадежно, что выразительные губы скривила злобная усмешка. Он не хотел больше бегать. Там - на севере, был его шанс, его возможность обрести славу и силу достаточные, чтобы однажды вернуться домой с войском и взять то, что принадлежит ему по праву. Он был готов бросить вызов Мойрам, но не один...
Опустив глаза, Беллерофонт еще раз осмотрел четкую цепочку следов, оставленных фургонами и огромными лапами серого титана. Эти ублюдки были слишком самонадеянны, они не думали, что кто-то рискнет броситься в погоню. Не думали, что другая ночь может стать их приговором. Он был уверен, что они перебили почти половину, ведь сам Бел сразил троих, а его могучий друг четверых. Если и другие выжившие были столь успешны - у них будет шанс победить. В живых всегда остаются только самые стойкие, умелые, надежные и удачливые. Каждый из них будет кстати.
Медленно спустившись с холма, воин поправил плотный кожаный нагрудник и улыбнулся товарищу - воину столь огромному, что была удивительной мысль, что Вулкан - всего лишь человек. Он возвышался над мистием на добрых две головы и был крепче любого существа, которое Бел видел в своей жизни.
- Мы сможем нагнать их, друг мой, - он по-дружески хлопнул титана по плечу и кивнул в сторону лагеря. - Думаю, почти все они согласятся отправиться с нами. А если нет... значит Арес приготовил нам чуть больше крови и жертв на каждого. Пойдем, добавишь моей речи весомости.
Войдя в лагерь, Беллерофонт прижал свой круглый щит, лишенный украшения к груди и глухо ударил в бронзовую поверхность яблоком изогнутого меча. Убедившись, что сумел привлечь внимание большинства из тех, кто самостоятельно держался на ногах, он глубоко вдохнул и начал:
- Я знаю, что вы подавлены! - Начал он громко, глядя на освещенные редкими факелами лица в предрассветном сумраке. Сам мистий встал так, чтобы находиться прямо в кругу света большого светильника, воткнутого в землю. - Я знаю, что в вас клокочет ненависть и обида на ублюдков, что напали на нас и ограбили столь бессовестно, что плут Гермес мог бы гордиться ими! Но послушайте, что я скажу вам, храбрые воины и воительницы, волею плетения Мойр оказавшиеся здесь - с нами. Наши обидчики уверены, что устрашили нас. Им кажется, что мы не посмеем двинуться за ними, и оставили столь четкий след, что я найду его даже в ночной мгле! Вы - храбрые дети и пасынки Эллады и иных земель, не можете оставить сей проступок безнаказанным! Поэтому мы, - он кивнул в сторону Вулкана. - С первыми лучами солнца пойдем по следу грабителей и отберем то, что было у нас украдено. Мы вырежем их черные сердца и скормим голодным богам! Сегодня у паромщика будет много работы... но после станет еще больше!!!
Переведя дух, Беллерофонт бросил короткий взгляд на товарища, ища намека, что речь вышла как надо, и снова обернулся к зрителям.
- Все, кто сможет стоять на ногах и не получил ран слишком серьезных - присоединяйтесь к нам. Там наша слава и наша честь, если она кому-то важна. Все, в ком мои слова нашли отклик - бейтесь рядом с нами, и мы вернем все, что было потеряно, а после возместим с лихвой! Ну, вы со мной, воины?! Вплетете свои имена в легенду?!
И грохнул по щиту, вырвав у бронзы глухой, могучий звук, похожий на рев горна, но многократно более тихий, ощущающийся скорее кожей и разумом, нежели ушами. Звук призыва на битву.