| |
|
«Полжизни! Лучших полжизни потратил на вас, скотин!»
Учитель.
Совершенный убийца. Беззвучный и молниеносный. Скорее всего, вы не увидите его, когда он прикончит вас. Да что там, наверняка даже не поймёте, что вас убили, когда острые клыки пронзят ваши шейные позвонки — мгновенная, безболезненная смерть — по справедливости, именно такой вам стоило бы изо всех сил просить у своих богов. В остальное время — пушистый, ласковый, игривый и невероятно грациозный, готовый вам поурчать на ушко холодным зимним вечером, но в то же время своенравный и самостоятельный.
И у него есть ещё один страшный секрет. Туз в рукаве, сложный, как шляпа шпиона, и совершенный, как меч самурая. Необъяснимая способность находить точку опоры в себе и управлять пространством, словно у могущественного мага.
Вот, последний коготь сорвался с поверхности. Всё тело вдруг потеряло ощущение веса. Усы всколыхнул только начавший набирать силу встречный поток воздуха. До встречи с землёй — считанные секунды. Началась гонка со смертью. Но он уже знает, что делать. Его врожденное чувство равновесия мгновенно отдаёт команды. Нет никаких раздумий и сомнений, один лишь холодный и беспощадный инстинкт. Его тело стремительно выгибается в форму подковы (ну, или, там, краковской колбасы, как посмотреть), оба конца, один, который со стороны головы и второй, который с хвоста, вместе с тем, начинают вращение в противоположные стороны, и выходит так, что кот будто гуляет катится сам по себе. Спина снова разгибается и в этот момент является чудо: оказывается, он уже развернулся лапами вниз. Плюс немного взмахов хвостом и вот он уже готов… почти. Остались какие-то мгновения, до того, как земля примет его в свои холодные объятия. Лапы приходят в движение. Они вытягиваются, превращаясь в пружины, готовые принять неласковое приветствие земли. Контакт. Суставы упруго сгибаются, останавливая тело от падения прямо у самой поверхности.
Хоп! И кот сидит на полу как ни в чём ни бывало. Талас наблюдал это со своей стороны круга с нескрываемым трепетом, как наблюдал бы цветение садов и разлив великой реки. И наблюдал бы много-много раз, буде предоставится такая возможность. Вернувшись незаконченному занятию, но нанёс последние черты на камень. Подхватил кота под мышку, и отправился назад, за тот стол где они только что скрывались с Эльфридой. Надо было чуточку перевести дыхание. А ещё где-то там остался флакон с неизвестным снадобьем, который чародейка вручила ему. До сих пор была такая суматоха, что он почти забыл, что книжный великан почти выбил из него весь дух. Следопыт отпил из склянки и скорчил страшную рожу. Умеют же лекари вывернуть все потроха наизнанку своими отварами!
А голем тем временем наседал на волшебницу, которая пряталась за колоннами. Талас отпустил Кокса на землю, и, наказав не подходить к горящему истукану, сам пошёл по его душу. Если в его бумажных суставах есть невидимые нити сухожилий, связывающие тело, то их следовало разрубить. Он приблизился к чудищу сзади, вынул меч, и нанёс несколько быстрых разрезов под колени, туда, где должны быть поджилки.
|
Про книжную разновидность големов у Мортона Дракса не говорилось — в памяти чародейки вспыхнули только две картинки из его справочника о монстрах: голем, собранный из частей мертвых тел, и голем, сконструированный из металла. Но волшебница за эту долю секунды умудрилась вспомнить и еще кое-что: что големы — не разумные существа. Голем — это просто собранные в кучу предметы, преследующие некую заданную големмейстером (магом, их создавшим) цель. Они не мыслят, не чувствуют, не понимают человеческой речи и, вообще говоря, не понимают ничего, кроме заложенной в них функции. А раз так, то запросто можно без опаски переговариваться с друзьями. Все равно голем ни черта не услышит, правильно? Девушка кашлянула, пробуя голос, осторожно высунулась из-под лавки и бодро объявила на весь скрипторий, что у нее есть две новости: хорошая и плохая. Одна состоит в том, что свитки и голем лишены собственного созна..я, а зн..ит, при н.. мож.. с... бо.но ко..уни....вать, иг..ри..я и. ..исут..вие. Получилось не слишком доходчиво: грохот шагов голема и треск разгорающегося пламени поглотили половину изданных ею звуков. — Свитки тупые! — закричала тогда она что есть мочи. — Слышите?! Они тупые, как пробка! Без мозгов! Это просто предметы! Их можно убить, как обычные вещи! Ууу, шкуры безмозглы-ы-ые!!! — Судя по искренней страсти, вложенной в последнюю фразу, это была хорошая новость. Но затем пришло время и для плохой. Эльфрида виновато скосила ресницы, раздумывая, как бы эдак аккуратней ее подать, чтобы не оказалось, будто голем и свитки ожили из-за нее. — Друзья, — закричала она, немного убавив в энтузиазме, — они охотятся на меня! Им нужна я, магичка! Вот. Нет времени объяснять — просто поверьте! Если оставите их в покое, они вас не тронут. «Похоже, цель этого голема — не дать сотворить ритуал. Наверное, он — защита скриптория от мошеннических попыток выбраться из него, — бегло пробубнила она себе под нос, — ведь свитки ожили как раз в то мгновение, когда я замкнула круг. Эх, выходит я снова накликала на нас...» — Догадку. — Добавила она громче, заметив, что Талас и Тразз вопросительно косятся на нее. — Я выдвигаю догадку... э-э-э... что весь этот книжный хлам ожил после замыкания круга. Кхм-кхм. Значит, если круг разорвать... Но стирать мел с неровной поверхности долго... Или изменить его форму? Переделать из круга в... не круг?.. Впрочем, — решительно тряхнула она головой, — нет времени рассусоливать! Я уверена... Вернее, надеюсь, что голем деактивируется, если мы разорвем магический круг. Через секунду в ее руках возникли последние обломки мелка, смятая бумага и грифель. Ее глаза, возбужденно блестя, воззрились на следопыта. — Талас! Вопрос жизни и смерти, — облизнула она пересохшие губы. — Ты умеешь рисовать? А впрочем, не важно, я тебя научу... Смотри! На мятом клочке бумаге в мгновение ока возникла неровная окружность, затем к ней добавились кривые круги поменьше и парочка линий: — Вот, — волшебница сунула получившуюся схему под нос полуэльфу. — Нужно вернуться туда, — мотнула она головой в сторону люминесцирующей сигиллы, — чтобы нарисовать там, на месте круга, вот это. Сову. Знаешь, что такое сова? — девушка выпучила глаза, сложила рот буквой «о» и гулко поухала, изображая напуганную сипуху. Будто рисованной иллюстрации могло быть недостаточно. — Почему? Потому что тогда круг станет рисунком совы и перестанет быть кругом. Логично же! Но... Есть одно «но»... Придется раздеться. — Всего на мгновение на ее лицо набежала тень сомнения и смущения, но уже через секунду она подползла к оторопевшему Таласу и, сопя ему в шею, быстрыми пальцами расшнуровывала и стягивала с него залитую маслом льняную рубаху. «Не хочу, чтобы ты превратился в головешку», — буркнула она тихо. Не успела сброшенная рубаха коснуться пола, как девушка сноровисто расстегнула и сбросила с себя платье, оставшись в одном корсете и панталончиках. — Сейчас главное — выжить, — заявила она, запихивая ворох одежды в котомку. — Тразз, если на вас попало горючее масло, сделайте то же самое. Торопитесь! Одежда сама себя не очистит... А хотя... Кхм-кхм... В уме нестройной вереницей пронеслись буквы до боли знакомого заклинания: «Коснувшись предмета, маг его очищает или делает грязным...» Да, последний раз, когда Эльфрида использовала эти чары (в подземелье драконоборцев), вся их команда схлопотала отравление зловонными миазмами, но разве с тех пор она не стала более опытной чародейкой? «Эх, кто не рискует, тот не пьет кровь дракона!» — решила волшебница. Протянув руку, она коснулась глянцевого масляного пятна на полу и скомкано выговорила пару слов на латыни. P. S. В представлении Эль наложенная на окружность сова должна была выглядеть как-то так (довольно крупная полная версия доступна по ссылке: ссылка): 
-
Карта восхитительна! И сова прелесть)))
-
Напомню, что карта прекрасна
-
И от меня плюсик
Отличная карта и отличный постец
|
-
Экшн, экшн!))
-
Feuer Frei!
|
|
Гномы-подземщики говорят, что когда шахтерская вагонетка, пролетевшая с верхнего уровня шахты до самого нижнего, останавливается внизу, во всем вашем теле тоже происходит замедление скорости.
Это-то и случилось с Эльфридой, когда она наконец-то притормозила, чтобы четко проговорить заклинание: скорость ее тела замедлилась, а скорость работы мозга — напротив, взяла и увеличилась в несколько раз. На контрасте. Волшебница замерла, оценивая обстановку вокруг, и увидела мир в замедленном движении. А еще — в синем цвете. Причем не метафорически, а буквально: от книг, собиравшихся в массивного голема между шкафами, исходили яркие лучи магии, заливающие полза́ла густой и пронзительной синевой. Они рассекали собой пыльный воздух от стеллажей и до кафедры и стягивались все в одну точку на нарисованной мелом сигилле. Свиток, приползший из мастерской, тоже источал ультрамариновое сияние. Его хладные, как скальпель хирурга, лучи, ощупывали пространство скриптория, словно в поисках чего-то, что можно почикать на органы... Чего-то или кого-то?
«Э-э-э... Меня?» — догадалась Эльфрида, увидев, куда нацелился луч. «Вот же шкура ползучая!» — высказалась она.*
Секунду она следила за рысканьем пергаментной ленты, одновременно краем глаза наблюдая за тем, как Талас отточенным жестом вынимает свой меч и встает надежной преградой между ней и бумажной коброй, и вскользь размышляла о том, какой же все-таки полуэльф грациозный, когда применяет эти свои боевые искусства. Прямо-таки загляденье! Похож на бродягу Бузо, только без косеньких глаз и трехмерный. Удивительное дело: события разворачивались со скоростью летящей в тартарары вагонетки, но работающий на полной мощности мозг чародейки умудрялся не только не упустить ни одной детали происходящего, но еще и подумать о всяких глупостях.
«Ага, — снова догадалась Эльфрида, — Талас защищает меня от свитка. Так трогательно, — улыбнулась она, прикусывая губу. — Да, но ведь тогда я просто обязана ему помочь!»
По идее, лучшая помощь мечнику в сложившейся ситуации — просто не мешать ему. Правила таковы: 1) не путаться под ногами, 2) не паниковать и не бегать туда-сюда с пронзительным визгом — в общем, не делать всего того, что обычно делает чародейка. «Ну и не буду», — пожала она плечами. Не больно-то ей хотелось паниковать. То ли потому что бояться книг — как-то нелепо, она же в конце концов выросла среди них и сама не раз заставляла их взвиться в воздух (например, когда при посещении родителями ее комнаты шустро зашвыривала «Узницу Гвиланеля» на антресоли), то ли потому что поблизости отирались Талас и кот — а с ними вообще ничего не страшно. Как бы то ни было, паниковать не хотелось. И это пугало. Почему ее вдруг не тянет паниковать? Не заболела ли она, часом?..
«Так чем же ему помочь? — прикидывала волшебница. Не путаться под ногами? Сделано. Не верещать, как болотная кряква? Сделано. Не лезть ему под руку?.. О! Точно! Отвлечь на себя внимание свитка!» Ну, чтобы тот не принялся маневрировать в воздухе и дал следопыту точно в себя прицелиться.
— Иди, иди сюда, моя прелесть, — ядовито пропела Эльфрида, поманив к себе свиток.
Она стала точно за Таласом, взяла молот так, словно готовилась засандалить им по врагу на подлёте, и принялась ловко вращать рукоять в руке, чтобы получилось быстрое-быстрое нервирующее мигание, испускаемое оголовьем.** И чтобы этот мигающий свет бил прямиком бумажной змеюке в морду (или в то, что у нее вместо морды).
-
«— Иди, иди сюда, моя прелесть»
Да-а-а!
Хороший, добрый пост
-
Гьен плохому не научит:DD
|
|
-
Прям, Горлум!)))))
-
Вспомнил, кого мне этот хмырь напоминает:
|
|
Стриж любил красоваться перед публикой. И сейчас был самый благодатный момент это сделать. Как спаситель, пришедший на помощь заблудшим душам, плут вынырнул из портала, сделав красивое сальто в воздухе и приземлившись на ноги. И ба-а-а-а, тут собрались не только приятели, но и Тразз собственной персоной, который почему-то ютился за точеной спинкой Эльфриды. Смотрелось это даже комично, как будто медведь пытался спрятаться за березкой и считал, что это у него получается.
Стриж был по-своему обижен за этого жулика, но уж точно не считал его своим врагом. Одно дело, что сотрудничество, как говорится, не удалось. После подобных фортелей Стриж несколько раз подумает, чтобы доверить этому дельцу что-то более серьезное, чем скупка краденного добытого добра. Только полностью меркантильные отношения. Но уже то, что Тразз решил усыпить Стрижа да еще и довольно мягким снотворным - это показатель того, что как человек он неплох. Эгоист и златоцентрист, но уж никак не подлец. Это его извиняло, но не избавляло от негативных последствий, которые Стриж должен еще продумать.
Наконец, Стриж выпрямился и с улыбкой произнес:
— Какие люди и без охраны. Хотя нет, видимо, с охраной.
Естественно, парень намекал на то, что Тразз весьма бесчестно прятался за спиной Эльфриды.
Правда, нигде не было видно Друлавана. Так что Стриж не преминул спросить и это:
— А где друид? Он разве не с вами?
Не то чтобы Стриж переживал за друида, но лучше знать, где он. А то превратится снова в какую-то каракатицу и не справится со звериными инстинктами. Для себя плут уже решил, что друид опасен. А к опасности лучше всего стоять лицом, чтобы не получить клык в спину или более мягкое место.
Впрочем, ответа он не получил, потому что был чуть не сбит цветным вихрем, который сильно напоминал Эльфриду. Бросилась она, правда, не к нему, а к Калехеде, что-то негромко причитая и бормоча. Стриж остался один на один с Траззом.
— Я не держу на тебя зла, но тебе нужно быть очень убедительным, чтобы мы стали тебе помогать, а не бросили вот здесь. Особенно, после того, как я расскажу остальным, что произошло в крепости. Кстати, а где это мы?
Далее вихрь вернулся к Стрижу, но не стал его обнимать, а звоном серебряных колокольчиков объяснил, что, дескать, так сложились обстоятельства, и они совсем не намеревались оставлять плута в крепости.
— Рад, что с тобой все в порядке.
Стриж сначала осекся, назвав Эльфриду на "ты", но через секунду продолжил:
— Может, перейдем на "ты"? Если честно, мне этот великосветский этикет уже порядком надоел. И да, я тут еды на всех прихватил.
Эльфрида привлекала, в первую очередь, своей непосредственностью. В эти сложные времена было довольно мало ярких красок, а немного неуклюжий, но при этом сильный и жизнерадостный маг была той призмой, что скучный белый свет превращал во все цвета радуги. Нет, у Стрижа не было романтического интереса к ней, во всяком случае, пока что, но находиться с ней рядом было приятно. Ее отношение к жизни было заразительным. Плут даже начал больше улыбаться, как будто за последние несколько дней он проводил неспешный променад по столичным улицам, а не бегал непонятно где, ежеминутно рискуя жизнью и здоровьем. Стриж осознал, что уже привязался к этой компании. И без них было бы не так интересно. Он запомнил эту мысль, чтобы обдумать чуть позже.
|
— ...Интересно, как называется эта штуковина? Грандиозный Минутомер Смерти? Великий Хронопотам? Наверное, она нужна, чтобы отсчитывать время до какого-то события вселенской важности...
На лицо чародейки сеялся мягкий сиреневый свет, а в глазах ее отражались песочные часы, парящие посреди пустоты, на фоне подвижных муаровых переливов эфира. Минуту назад Эльфрида отложила молот в сторонку, свесилась за окно скриптория и, держась за подоконник двумя руками, уставилась на чудесную находку, а теперь принялась строить всевозможные догадки о ее предназначении.
— Интересно, что это за событие... — рассуждала девушка вслух. — Наверное, тот миг, когда Фенрадово сердце оттает и он пробудится к жизни. Или когда демоны Тьмы вырвутся из своего заточения за Черными вратами. Или что-то еще столь же значительное... Как ты думаешь, Друл? А ты, Талас? Может, у вас на родине ходят какие-нибудь легенды или древние предания о волшебных часах, похожих на эти?
Она отошла от окна, обводя вопросительным взглядом друзей, и только сейчас как следует разглядела Друлавана в его новом образе.
— Ох-хо-хо-о-о, — протянула она, восторженно распахивая глаза. Длинные волосы эльфа лежали распущенными по плечам, на груди его в стеклянном амулете бился алый огонек, а сам он был облачен в художественно задрапированный широкий отрез клетчатой ткани, перехваченный на плече серебряной булавкой. От него так и веяло духом первозданной природы, бередившим в душе чародейки жажду странствий и приключений. — Как же тебе идет этот плед! — прицокнула она языком. — Ты словно настоящий горец из Хевенхельма! Я когда-то читала о них: они носят точно такие же пледы. А еще живут высоко в горах и спят под открытым небом. У них такой крутой нрав, что, наверное, даже рыцари Хаггарда их боятся и уважают. Ах, вот бы когда-нибудь там побывать вместе с тобой и всеми остальными, в этих далеких краях — в заснеженном Хевенхельме, в Стеклянной долине, на Сапфировых островах...
Не успела она вдоволь налюбоваться на друида, как в зал влетели еще двое: Калехеда и Стриж. Они ловко крутанулась в воздухе и пружинисто приземлились на ноги, точно дикие кошка и кот, при этом вовсю размахивая рапирами и двигаясь удивительно складно, будто специально отрабатывали этот номер для выступления в цирке.
Эльфрида попрыгала, звонко хлопая в ладоши, — так ей понравились трюки новоприбывших. Ноги сами понесли ее навстречу акробатам, но потом она припомнила, как Бесстрашная злословила о ней за ее спиной, и запнулась на полушаге. «Наверное, нужно сделать, как учила меня капитан? — принялась раздумывать чародейка, топчась на месте и кусая губу в сомнениях. — Подбежать к ней и пнуть ее под колено, а потом быстро спрятаться за каменную кафедру, чтобы не получить сдачи? Но ведь тогда я последую ее совету, а в прошлый раз, когда я последовала ее совету, я наделала столько шуму! Еще и подкинула работы жрецу. Не так-то уж хороши ее советы, если разобраться. Пожалуй, лучше буду жить своим умом».
Решив так, девушка просияла лучистой улыбкой и в ту же секунду бросилась к Калехеде, крепко обнимая ее своими тонкими руками. «Как же я рада! Как я рада, что вы с нами! — восклицала она, пританцовывая от радости. — Уж с вами-то мы не пропадем! Ведь вы ничего на свете не боитесь! Даже скелетов и магической чертовщины!» Все-таки обниматься с людьми намного приятнее, чем колотить их. Конечно, Бесстрашная иногда бывает сплетницей и грубиянкой, но, наверное, это потому, что она слишком много времени провела в казарме и успела позабыть хорошие манеры, которым учила Вельга. Эльфрида была уверена, что в груди командирши под толстой броней бьется сердце славной и незлобивой женщины.
— Я должна вам кое-что сказать с глазу на глаз, — чародейкины пальцы цепко обхватили ладонь Калехеды, энергично потянув женщину в тень, к высоким стеллажам, до отказа набитым пыльными книгами и свитками. — Я случайно услышала, как вы сплетничали обо мне, — сообщила Эльфрида тихонечко, по секрету. — О, не беспокойтесь, я не держу на вас зла. Правда, теперь не знаю, друг вы нам или враг. Может, вы меня ненавидите? Это было бы очень печально, ведь я так хотела бы с вами дружить. Правда-правда, очень хотела бы, — лицо ее озарилось светом надежды; она посмотрела на воительницу, вкладывая во взгляд всю свою душу. — Вот только вы ошиблись на мой счет: я не могу носить под сердцем ребенка, потому что, как всем известно, дети появляются от поцелуев. А я еще ни разу в жизни не целовалась. — И застенчиво добавила: — Надеюсь, вы никому об этом не расскажете?
Закончив с Калехедой, она ринулась к Стрижу, но не стала его обнимать, а только простосердечно призналась, что собиралась позвать его в подвал, да вот беда, не успела. Заметив, что тяжелая сумка негоцианта оттягивает ему плечи, девушка не раздумывая предложила ему свою помощь:
— О, у вас столько новых вещичек! Вы прихватили для нас пайки? Как заботливо с вашей стороны, — сунула она свой любопытный носик в пожитки товарища. — Хотите, я помогу вам их носить, а то ведь вам, наверное, тяжело?
|
— Ох! Ничего! Себе! Вот! Это! Вжух! — вскрикивала Эльфрида, кружась в магическом водовороте, и голос ее тоже завивался вихрем и тонул в треске искрящегося эфира. Одной рукой чародейка крепко-накрепко вцепилась в друида, прыгнувшего вслед за ней, а другой рукой даже сумела на лету поймать свой зачарованный молот. Она боялась ушибить кого-нибудь из друзей этим опасным инструментом, поэтому изо всех сил старалась не выпускать его из пальцев. Но молот все же вырвался и в мгновение ока скрылся в бездне, а спустя несколько секунд послышался раскатистый гул его удара обо что-то твердое: бу-у-ум-м-м-м! «Куда это мы летим? — запоздало пронеслось в уме волшебницы. — То ли вверх, то ли вниз, то ли вообще к центру Вселенной? А если нас расплющит о небесную тве...» Но не успела она додумать эту мысль, как кутерьма сиреневых искр завертелась пуще прежнего, девушку порядочно встряхнуло, а затем вповалку с Друлаваном вышвырнуло на каменный пол. Книга заклинаний страницами врозь плюхнулась рядом, а молот, прилетевший раньше всех, уже самодовольно светился в зазубренной впадине в полу, несомненно, образовавшейся при его размашистом приземлении. Объятия друида смягчили падение Эльфриды, поэтому она отделалась лишь парой синяков. С признательной улыбкой поблагодарив друга за помощь, она быстро вскочила на ноги и осмотрелась: первым делом взглянула наверх — узнать, как выглядит магическая дверь по другую сторону погреба. Там было светло как белым днем: из узких окошек в стене лился мягкий свет, но переливчатой сиреневой кляксы портала было не видать. Волшебница кинула ищущий взгляд по сторонам и наконец заметила, что очутилась в очень странном месте — оно походило на заброшенный читальный зал из какой-то старой сказки и представляло собой просторную комнату с рядами скамей и столов, за которыми сидели скелеты, и кафедрой, сложенной из камней, на которой торжественно возлежал большой и, видимо, жутко древний фолиант. Надо всем помещением, доносящиеся невесть откуда, витали знакомые ритмические звуки: бомм-бомм, бомм-бомм. — Cucumis agnitio! Как же тут волшебственно! — вне себя от восторга ахнула девушка. Даже попрыгала, хлопая в ладоши. Ей вспомнилась библиотека Талиума из рассказов ее деда и тотчас же захотелось исследовать это таинственное место. Наверняка оно заколдованное — разве может быть иначе? На радостях она позабыла обо всех своих невзгодах: о том, что подстрелила противного вояку; и о том, что не запаслась пайками; и том, что ей совсем недавно хотелось покусать Таласа за его необдуманный поступок (вот ведь чудак: прыгнул за каким-то дурацким куском железа!*); и вообще обо всем на свете. Только когда она наклонилась за книгой заклинаний — а гримуар лежал раскрытым аккурат на странице с планом, — до ее сознания дошло, что це-е-е-елой куче чрезвычайно важных дел теперь придется помахать ручкой, потому что — вот печаль! — портала в потолке не обнаружилось, а значит... «Эх, одному Клеверу известно, как мы выберемся отсюда и когда вернемся в Бруквест. Может статься, что и вовсе никогда». Вот как выглядела эта куча дел: «Прощай, милый план, — чародейка с вздохом сожаления провела пальцем по кривоватым строчкам. — Прощай, прощай навеки». Дойдя до четвертого пункта, она в отчаянии с треском захлопнула книгу и уставилась на Таласа из-под насупленных бровей, всерьез раздумывая, не лягнуть ли его под колено, как учила капитанша. Но не успела она и шагу ступить, как из портала вывалился еще один незваный гость. «О! Может, это Стриж? Он догнал нас, и вся наша банда теперь воссоединится?» — подумала Эльфрида, и над ее головой воссиял незримый ореол надежды. Однако стоило ей повернуться и увидеть новоприбывшего, как ореол померк. Вместо Стрижа портал подбросил им незнакомого мужчину в общем-то вполне пристойной наружности, но с какой-то неуловимой плутоватостью в чертах лица. Короткий миг они напряженно разглядывали друг друга — незнакомец и волшебница. Затем Эльфрида выронила книгу и, тыча пальцем за спину мужчины, с визгом притворного испуга бросилась ему на шею: — А-а-а! Там кот! Огромный серый кот! А-а-а! Я их боюсь! Они царапаются! Спасите-помогите! Она обвила его цепко, как лоза, и, пользуясь его секундным замешательством, торопливо пробубнила формулу приворотных чар. Ее ладони тем временем уже вовсю искрились млечно-голубоватыми разрядами. Мгновение — и искорки заплясали уже перед глазами незнакомца, поплыв вокруг его головы сверкающим хороводом.
|
— Э, друг, тебе, видно, золото дураков втюхали вместо настоящего. — сказал Стриж. — Есть такой камешек — внешне на золото похож, если не знаешь, как самородок выглядеть должен, то и спутать можно. Горняки его за копейки всяким жуликам продают, а те потом несведущим людям как настоящее продают.
— Неужто ты и впрямь меня за дурака принимаешь? Проверил я те камешки, четь не первый день на свете живу. Говорю тебе: то чистое золото было... ну, когда он мне его отдавал. И не просто внешне, а, ну, полностью. А потом они стали меняться...
— Покажешь, что там у тебя за камешки?
— Сейчас не могу, — замялся Тразз. — Они у меня спрятаны в надежном месте. Жду, пока обратно превратятся, хех.
Помолчали, выпили еще. Тразз принес еще закуски.
— Кстати, Тразз, а что это за застава вообще? — спросил Стриж. — Тут место очень странное. Мне кажется, что оно создано явно не для военных целей и тут скрыта какай-то тайна? Я прав или нет?
— Тайна не тайна, а место это дюже древнее. Говорят, тут проходила граница между двумя королевствами, которые вели друг с другом непрекращающуюся войну. А потом вроде как они объединились под властью Клевера, и все встало на свои места. Но крепость еще долго оберегала эту сторону от набегов гоблинов и троллей, которые, надо сказать, и по сей день живут в горах, никто их оттудова не выгонит. Сейчас-то они сюда не сунутся, куда им! Но крепость сохранили на всякий случай: это место бросить без охраны — вроде как калитку оставить открытой. Заходите, мол, мы всем рады.
Тразз ушел нарезать сала на закуску и вскоре вернулся с тоненькими ломтиками, от которых исходил приятный копченый аромат. Стриж перешел к главному:
— Тразз, мы тут собираемся на одно опасное дельце, и мне нужны яды. Желательно сильные. Летальные и усыпляющие, желательно мгновенного действия. У тебя есть?
Интендант поднял глаза на Стрижа и долго смотрел, а затем недобро ухмыльнулся.
— Ага, есть. Во всей закуске. Сильные, усыпляющие. В кровяной колбасе, и в свиных ушках, и вот — в сале. Не могу только понять, тьма меня раздери, почему я тебе это говорю.
Стриж, ты внезапно понимаешь, что расслабленность, которую ты подспудно списывал на действие алкоголя, переросла в тягучую сонливость.
— Ты посиди немного и послушай. — продолжает Тразз. — Когда меня бродяга тот облапошил, я был готов сквозь землю провалиться. Искал его — убить хотел, да только без толку. Но потом потихоньку остыл и думаю: так и так камни эти непростые. Ну, начал изучать, спрашивать. Долго я с ними провозился, пока не узнал, что они от магии заряжаются: чем сильнее магия — тем более золотыми они становятся. Через полгода устроился в храм, гляжу: покрылись, родимые, пятнами позолоченными. Обрадовался ужасно, но, как оказалось, рано: магия в храме слабая, и камни только чуть-чуть золотом покрываются. Еще год я место подходящее искал, и знаешь что? Лучше Брувесткой крепости для моего дела места нет. Тут сама земля волшебная — древняя, дикая. Зарядились мои камешки как следует, только пока я их изучал, осталось у меня не так много. Сбыл я их по-тихому: какой на рынке, какой в Бирбруке, а какой — проезжим. Ну, понятное дело, изгалялся как мог — сам понимаешь, у новых хозяев-то золото снова в камни превратится. Где расплавил вперемешку с настоящим золотом, где лицо прятал, чтоб не узнали, но суть одна: продал я их, как настоящие самородки.
Стриж, твое тело превращается в мягкое желе. Ты не можешь ни выхватить оружие, ни бежать. Слова интенданта доходят до тебя через густую звенящую пелену.
— А потом одолела меня другая страсть: существуют же где-то такие камни, думаю. Лежат вперемешку с обычным булыжником, и никто не знает, что они волшебные. Я уже к тому времени разбирался в камнях, и знал: такие, вроде базальта, только в вулканах бывают. А дальше все просто. Полистал пару книг, и узнал: ближайший вулкан — в Овечьих горах. Там, поговаривают, жила огромная и злая дракониха, а потом ее Клевер убил. Пошел я в горы и встретился мне на подходе гоблин — мелкий, злой, тычет в меня копьем и все бормочет не по-нашему. А я ему говорю: возьми бочонок пива, а сам принеси мне камней таких и таких, а я тебе за это еще бочонок. Ну, слово за слво, дговорлись. Я врнлся обртно, прврил: те смые кмни, влшбные. Ты спишь уже, что ли?! Ты погодь, я еще не все рассказал! Я вкратце буду. Ты мня пйми: ты хрший прнь. Н вдь если я тбя прсто тк ос...ю, ты ж д...ать д..о м...е не д...шь...
Стриж окончательно погружается в сон.
— Эй, Стрж! Стрж! А, тьма т...бя во...ми! Сл...ом б...ая доз...ка... Лдн, сп...
***
Эльфрида, ты тем временем приходишь в курятник и вскоре спускаешься в подпол, где обнаруживаешь Кокса. Оставшись один-на-один с пушистым спутником следопыта, ты отдаешь ему все свое внимание, игнорируя обстановку в погребе. Через некоторое время появляется Талас, и Кокс вновь оказывается под его покровительством. Лишившись возможности безнаказанно тискать кота (впрочем, кусь Кокса — чем не наказание?) и закончив с подготовкой заклинаний, ты обходишь погреб, осматривая бочки, принюхиваясь к навязчивому запаху каменной пыли и причувствываясь (волшебники прекрасно понимают, что это значит) к своему ощущению волшебного.
Наконец внутренний компас приводит тебя к огромной, размером с полурослика, бочке, в которой по всем правилам должно храниться вино, но стоит тебе похлопать по ее древесному боку, как ты слышишь звонкий гул. Несомненно, она пуста. Вместе с Таласом вы открываете ее, и вашим глазам является странное зрелище: там, где должно быть дно, мерцают сиреневые всполохи магического портала. Выглядит так, будто портал находится на дне бочки, но вы довольно быстро понимаете, что это не совсем так. Дно выломано, так же как и каменная стена за ним, так что бочка просто маскирует пролом в стене, за которым переливается портал.
Но это еще не все: внутри бочки лежит кирка, а у самого портала — несколько туго набитых мешков. Заглянув в один из них, вы обнаруживаете россыпь небольших камней вроде базальта или пемзы, покрытых множеством позолоченных прожилок и пятен. Здесь, около портала, ритмичные «бомм» становятся абсолютно явными, их слышит даже Талас, без всякого чувства магии — своими полуэльфскими ушами.
Что вы будете делать?
-
Порталы, магия! *радостно хлопает в ладоши))
-
Вот это поворот!
-
Вот прям нравится ситуация, четко повернул :)
|
Псы спешно ретировались. Кокс посмотрел им вслед, и с мыслью, какие они всё таки трусы, занял их место на краю спуска в подвал. Полумрак подвала манил и в тоже время пугал неизвестностью, странными звуками и запахами, которые коту до сих пор не встречались исходящими из под земли. Он обвёл курятник взглядом, увидел недобрые птичьи глаза и решил спуститься.
~ * ~
Талас притих, вдруг решив, что у него вырвалось что-то странное, не подобающее ситуации. Впрочем, кажется, этого и не заметил. Эльфрида с упоением рассказывала командирше историю их похождений, отчего у следопыта о смущения румянились щёки — не о самих фактов, а от манеры, в которой их излагали.
Командирша всё же заметила. Или предугадала подобное развитие событий. Она позвала всех к столу, в свой кабинет, и следопыт, кое как сгребя пожитки, двинулся за остальными. Точно, предугадала — стол был уже накрыт. Все расселись, но волшебница продолжила свой монолог даже не притронувшись к еде. Он жевал говяжью колбаску и тревожно рассматривал её бледнеющее лицо. «Похоже, происходящее косит всех, так или иначе» — подумал следопыт. Впрочем, её вскоре увели в гардеробную, а когда она вернулась, всучила недоумевающему Таласу стопку каких-то тряпок, сказала какую-то несуразицу и, чуть-чуть поёрзав на стуле, выскочила во двор.
— Её надо положить в лазарет, — поделился он, глядя вслед, — Начинается бред. Это опасно.
— Я тебе потом отдам, когда обратно преобразишься, хорошо? — участливо обратился он к Друлавану, который всё ещё существовал в виде счастливого щенка.
Он налил себе вина, (хотя, будь у него выбор, взял бы зелёного чая) подцепил немного сыра и, не без приятного удивления обнаружил, что эти продукты отлично сочетаются. Начиная млеть от доброго завтрака, он принялся тихонько напевать: «Друг мой путник, что кружка суха?» — балладу, с которой начал свой путь к богине.
— | —
Друг мой путник, что кружка суха?
Ешь и пей! Веселись до упаду!
О боге-бродяге балладу
Ты послушай, уважь старика!
Луч весна золотой принесла.
Он, упав, задрожал у порога.
Родилась в занебесных чертогах
Дева светлая ликом бела.
И дарован ей был талант —
Ткать на диво из света виденья,
О прекрасных напомнить мгновеньях
Тем, кто болен, пал духом и слаб.
Друг мой путник, скажи, что же ей?
Божьим отпрыском быть примерным?
Маяком среди бури для смертных?
Иль фантомом в пустыне потерь?
Вздор! Проказнице всё — игра,
Ей философов муки чужды.
Злом, добром не измерить причуды,
Что творила она у двора.
Солнце воздух калит добела,
Или звёзды блестят нестерпимо,
Она всё миражи из дыма,
Да из снов и туманов плела.
Но устал от проделок отец
Плачут в голос богини-сестрицы:
— Не желаем с мерзавкой водиться,
Изгони ты ее наконец!
— Уходи и забудь путь домой! —
В небе голос гремел, как проклятие, —
Не бывать тому месту на карте,
С коим связана будешь судьбой!
Грозных бурь поднялась череда
Воздух взвыл, полоская страницы.
Из священных трудов летописцев
Стёрло имя её навсегда.
Порвалась родовая нить,
Цикла жизни ручей её высох,
И отныне удел предписан
Ей ребёнком навеки быть.
Дева, только покинув приют,
Осмотрела простор. Ох же боги!
Сказала: — Здесь будут дороги,
И по ним чудаки побредут!
Тёплый бриз тронул пряди волос,
Закружил цвета солнца ленты
И сто тысяч путей по свету
С этим ветром тотчас разнеслось.
Друг мой путник, что кружка суха?
Пей ещё! Здесь хватает эля!
Легенду о Тальятелле
Ты припомни, уважь старика!
— | —
Всё же стоило отдать Калехеде должное — она оказала услугу, и, даже несмотря на личную неприязнь, это достойно благодарности. Закончив набивать желудок, Талас подошёл к ней:
— Благодарю за гостеприимство. Было вкусно и сытно.
И, выдержав некоторую паузу, как бы невзначай поинтересовался:
— Кажется ты говорила о каких-то гоблинах. Что они собираются нападать… или что-то вроде. Хотел узнать: у вас есть какой-то план?
-
Воу! Баллада, достойная Лютика;)))
-
Баллада прекрасна! Сохранил в закладки.
-
"И сто тысяч путей по свету\\ С этим ветром тотчас разнеслось" – вся романтика дальних странствий в этих словах :-)
|
Друлаван, вы с Ларсом покидаете курятник и проходите сквозь крепостной двор. Странные дела творятся здесь: кажется, все стражники высыпали сюда. Одни чинят стену, замешивая из песка и воды строительный раствор и закладывая дыры камнями. Другие столпились около входа в лазарет — перебинтованные и израненные, они ждут у закрытых дверей, из-за которых доносится запах твоих товарищей. Но большая часть окружила высокого старца, который с чувством читает им проповедь. Ты слышишь, что речь идёт об Эльбе Посторонней, посланнице Клевера, которая этой ночью явила в дыме свечей знамение — она поведала о Символе Храбрости, средстве против страха и волкомраков. Учитывая, что это ты рассказал товарищам о Символе Храбрости, ты чуешь во всем происходящем какой-то подвох, но урчание Ларса не позволяет тебе глубже вникнуть в ситуацию. Протопав мимо изувеченных солдат, вы протискиваетесь в лазарет. Вашему взору открывается следующее: Талас лежит в кровати, Калехеда стоит у ее изголовья, а Эльфрида, живо жестикулируя, пересказывает капитанше события последних дней.
Эльфрида, ты рассказываешь все. Сложная задача, учитывая то количество событий, которое с вами произошло. Понимая, что рассказ затянется, Калехеда мягко останавливает тебя, и приглашает всех переместиться в ее кабинет (то есть бывший кабинет предыдущего капитана), где, по словам Бесстрашной, с самого утра для них накрыт стол. Вы покидаете лазарет и поднимаетесь по лестнице. На выходе Калехеда останавливается около одного из солдат:
— Как твое имя? — спрашивает она.
— Рамир, госпожа.
Крепкая оплеуха сбивает с несчастного головную повязку. Под ней нет ни раны, ни царапины.
— Во-первых, я капитан, сопляк. А во-вторых, отправляйся чинить стену вместе с остальными. Мне нахлебники не нужны. — затем Калехеда обращается к остальным. — Если кто-то еще решил отдохнуть, притворившись раненым, пеняйте на себя.
Спустя пару минут вы входите в кабинет капитана. Это просторная комната со старыми гобеленами, изображающими батальные сцены. Посреди комнаты расположился большой круглый стол из крепкого дуба. На нем — разнообразные яства, не слишком изысканные, но вполне приличные для простой трапезы: деревенский хлеб с травами, сыр чеддер с клюквой и еще один, козий, мягкий и белый, как облако; говяжьи колбаски, кровяная колбаса, яйца, паста из чернослива и орехов; яблочный пирог с рассыпчатым тестом и тонкой корочкой, картофельные дольки с маринованным луком, два кувшина с вином; а в центре всего этого — копченая свинина, заботливо отделенная от кости и нарезанная ломтиками.
— Я не знала, когда у нас все-таки получится поговорить, поэтому не стала просить горячее. — пояснила Калехеда. — Нет ничего противнее, чем есть холодную свинину, зная, что, приди ты пару часов назад, вкушал бы горячее сочное мясо. Итак, угощайтесь!
Вы приступаете к еде, но у тебя, Эльфрида, нет аппетита. Откровенно говоря, тебя подташнивает, и запах еды только усиливает тошноту и головокружение. Преодолевая недомогание, ты продолжаешь свой рассказ. Ты рассказываешь Калехеде о гноллах, шантажирующих кузнеца, и о том, как их вождь поклонялся Фернаду, и о том, как он убил предыдущего вождя, чтобы возглавить гноллов. О том, как к нему явился колдун и обучил его молитвам, и о том, что он узнал о Фендаре от лягушонка-барда. И о легенде или, вернее, нескольких версиях легенды о Фендаре и Клевере, и о подземелье драконоборцев, и о драконе, и о том, как вы повстречали Тонту. Калехеда слушает сосредоточенно и внимательно, не перебивая и не уточняя деталей. Видно, что в ее голове идет тяжелая работа по упорядочиванию фактов. Наконец, когда рассказ подходит к концу, она берет последний кусок свинины и медленно пережевывает его, ни говоря не слова. Прожевав, она кивает Эльфриде:
— Ты просила платье. Пойдем со мной.
Эльфрида, Калехеда ведет тебя в небольшую комнату по соседству. Это гардеробная, маленькая комнатушка, набитая камзолами и рубахами.
— Это вещи бывшего капитана. — поясняет Калехеда. — По большей части мужская, но я обнаружила здесь вот это.
Бесстрашная раздвигает ткани, и демонстрирует тебе узкую полку, на которой лежит одежда совсем другого кроя — с первого взгляда ясно, что она женская.
— Наверное, он водил сюда шлюх и одевал их. Или, тьма его задери, сам переодевался. — ухмыляется капитанша, но увидев реакцию Эльфриды, примирительно поднимает руки. — Я шучу. Вероятно, у капитана гостила жена или дочь. У меня ни жены, ни дочери нет, так что теперь это твое.
Калехеда оставила Эльфриду выбирать одежду, а сама вернулась к остальным.
— Стриж, — тихо сказала она. — Мне нравится твоя прямота. Я заплачу тридцать золотых каждому — хорошая плата за одну битву. Я слышала, у вас проблемы с дележем добычи, поэтому я раздам деньги сама. Но раз ты человек практичный и меркантильный, впредь выставляй счет заранее, чтобы я могла оценить, по карману мне твои услуги или нет. Хорошо?
Друлаван, наконец приходит время поведать остальным о твоей находке. Калехеда, кажется, не слишком удивлена.
— Не мудрено, — говорит она. — Говорят, что Бруквест построен на границе владений Клевера. Раньше я думала, что за его границами начиналось царство тьмы, демонов и так далее. А теперь, после ваших историй, поняла — здесь была граница между царствами Клевера и Фенрада. Это место должно быть напичкано секретами, как улей пчелами. Что касается Тразза... Он кажется мне более хитрым, чем выглядит на первый взгляд. Можно, конечно, пойти и надавить на него, но я считаю, здесь нужен более тонкий подход. У кого-нибудь есть идеи на этот счет?
-
Аж в животе заурчало!..:)
-
Аж слюнки потекли! *_* И вообще, как всегда, шикарно упорядочены факты действия, описанные игроками :)
|
Калехеда умела командовать. Калехеда не просто умела командовать — она умела так гаркнуть на солдат, что даже их собственные портки моментально ставали по стойке «смирно» и «не моргни».
— Есть здесь кто-то, кто не способен ходить? — с вызовом выкрикнула она, а поскольку никто из служивых не посмел и пикнуть в ответ, рявкнула им, чтобы через секунду их духу не было в лазарете.
Эльфриды приказ не касался, но и она застыла как вкопанная, сглатывая слюну, а после, когда раненых вымело, как метлой, и сама чуть не бросилась к выходу вслед за ними.
— Возможно, вы хотите лучшего обращения, — свирепо нахмурилась Калехеда, переводя стальные буравчики глаз со следопыта на чародейку, а с той — на плута и драгуна. — Возможно, я задела вашу гордость.
— Н-н-нет-нет, все в порядке... Разве совсем чуть-чуть... — пролепетала волшебница неуверенно, чувствуя, как от взгляда Бесстрашной по спине у нее пробегает рота мурашек, выстроившихся ровными дисциплинированными рядами.
— Давайте пропустим любезности и перейдем к делам, — распорядилась суровая командирша. — Вы ищете дракона? Расскажите подробнее, быть может, я смогу вам помочь.
Эльфрида внутренне встрепенулась при слове «помочь». Но благоразумно решила отложить беседу о притязательностях на потом. Было бы несколько опрометчиво завести беседу о платьях прямо сейчас, когда у Бесстрашной такое неотзывчивое настроение. Сочтя за благо не перечить раздраженному капитану, волшебница вышла на середину комнаты, набрала побольше воздуха в легкие и с красивой жестикуляций, громко и патетически стала описывать женщине все злоключения их команды, начиная с выходки Кокса, послужившей им поводом для знакомства, продолжая государственным переворотом, учиненным ими во благо гиенолюдов, и заканчивая признанием в том, как это им так удалось незаметно пробраться в крепость.
— Мы попросту не смогли пройти мимо! — закончила она на возвышенной ноте. — Мы поняли, что крепость без нас выстоит, и бились храбро, как львы! Не жалея животов своих, так сказать. Ни одежды, ни животов. Особенно не желая одежды. И конечностей следопыта. Вообще ничего не жалея. Вот ведь проклятые твари! — добавила она угрожающе. — Мы им так этого не спустим! Эти шавки еще попляшут!
— Расскажите об этих тварях, — велела Бесстрашная, по-видимому, все еще не решив, верить ей словам чародейки или нет. — Расскажите о Посторонней, о Клевере, о Черных Вратах. ...
— Да я и сама мало что понимаю, — кашлянула Эльфрида, немного охрипшая от надрыва. — Легенду о братьях-богах вы уже знаете, я вам пересказала все ее версии, которые только слышала. Клевер живет на божественном плане, Эльба живет за Вратами. Как-то они между собой сообщаются, а как — поди разбери. Трансценденция, — протянула она, значительно глядя на собеседницу. — Что значит: принципиально непознаваемое. Но ведь как-то же Демоны Тьмы проникают в наш мир, чтобы искушать живых сомнительными сделками? Наверное, и светлые духи так же умеют. Но вот что я вам скажу, капитан: все мы одной стороне. Все мы на одной стороне против Залааса и этих тварей. Если не выйдет договориться с колдуном подобру-поздорову, то рано или поздно мы примем решительный бой с ним. Надеюсь, не в самое ближайшее время. Сейчас, повторюсь, мы устали, мы выдохлись, занедужили, нам нужна передышка, понимаете? Хотя бы несколько часов покоя...
— Эльфрида, ты хочешь, чтобы я попросила вас о помощи? Что ж, я прошу. Как умею, — умерила пыл Бесстрашная, очевидно, смирившись с тем, что, когда разговор заходит о немощи, следует проявить деликатность.
— Да будет вам, будет, — смутилась волшебница, с непривычки не зная, как реагировать на смягчившуюся командиршу. — Разумеется, я помогу вам, — буркнула она тихо. — Сделаю все, что в моих силах. И Талас готов помочь, правда же, Талас? Мы не в том положении, чтобы разбрасываться союзниками.
Тут откликнулся Отмар. Он вышел из темного угла комнаты в косой столбик света, лившегося из окошка, и вызвался взять на себя подготовку гарнизона. Калехеда ответила ему мягким отказом с той добродушной полуулыбкой, которая обычно сопровождает мысли наподобие «вот дурачок». А драгун между тем воззрился на чародейку, спрашивая ее нерешительным взглядом: стоит ему признаться, мол, или нет? «Вы в самом деле хотите этого? — вполголоса спросила его Эльфрида. — Если так, следуйте велению своего сердца». Она улыбнулась и быстро кивнула ему, словно бы говоря «положитесь на меня, сейчас что-нибудь да придумаю». И придумала.
— Делайте, как велит вам сердце, Отмар! — повторила она во всеуслышание. — Видите ли, Калехеда, Отмар — не совсем торговец из Тангерема. Он — коннозаводчик из Тангерема! Коннозаводчик кавалерийской дивизии! Офицер! Он знает устав и знает, как обращаться с солдатами! Он... Он заслонил меня от стрелы гнолла! Разве это не поступок настоящего офицера? И вообще, вы заводили коней? Думаете, с ними проще, чем с рядовыми? И потом, вы же сами сказали, что нуждаетесь в помощи. Если не с этим, то с чем еще вам помочь? Скажите прямо, как вы умеете. Вот только... Хотела спросить... — Она потупила взор, елозя им по полу в замешательстве, но потом собралась с духом и спросила без околичностей: — А нам полагаются за помощь противоядия? И... Ну... — подергала она надорванную тесемку. — Ну, знаете, новые платья... А то ведь придется сражаться с драконом в пижаме, а потом этот случай войдет в историю, и мой героический образ на картинках в учебниках будет выглядеть так, что... даже боюсь представить!
|
— Кажется, я прозрел.
+ + +
Как-то Таласу повезло: он несказанно выручил владельца таверны «У деревянного камня», и тот одарил путешественника весьма щедрым обедом. Он принялся за еду, как вскоре к нему подсел бродяга.
— Благослови тебя Тальятелле! —произнёс бродяга.
Талас повёл бровью, — чего, мол, надо, — а сам продолжил жевать.
— Тальятелле благословляет всякого, кто с почтением относится к пище, — продолжил незнакомец, — Разумно распоряжается припасами. Бережёт их, избегает их порчи. Делится с теми, кто голоден. Не убивает тварей живых и не рвёт плоды понапрасну.
Талас был в прекрасном расположении духа, и только улыбнулся, насколько позволял набитый рот — ну чего взять с очередного блаженного? Болтун не унимался:
— Я вижу: ты именно такой человек! (Я же эльф! — мысленно возразил Талас) Тальятелле обязательно благословит тебя! Она явится к тебе, дева с золотыми, развевающимися как шёлковые ленты, волосами, и осенит тебя своей благодатью! — тут он понизил голос, — Но если ты беспечный и расточительный, или наоборот, излишне жадный, она погрузит в пучины отчаяния! Наградит ужасом безысходности и высосет сок…
Талас молча подвинул ему миску с куском отбивной и лепёшкой. Еды действительно было больше чем надо, даже с учётом котячьей доли — хозяин отблагодарил от души, и даже завернул ещё в дорогу. Бродяга тотчас сунул руку за пазуху, вытащил маленький, почти карманный скипетр, но с неким подобием трезубца в оголовье, воздел его кверху, воскликнул:
— Ра-а-а-мэн!
И вонзил в мясо. Но почти сразу же выбежал владелец таверны и матюками с тумаками выгнал несчастного чудака прочь.
— Треклятые попрошайки! Чуть попустишь — сразу набегут! И жить останутся! Сколько ни гоняю, ни в какую! — высказался владелец на обратном пути и сплюнул, уходя в пособку, — Особенно этот…
«Ох, надурил, шельма. Вот поймаю, каверзный вопрос задам. Не ответит — всю дурь выбью!» — подумал Талас, доел, и вышел на улицу. Ловить не пришлось. Шельма сидел в тени листвы и неторопливо дожёвывал кусок мяса.
— А скажи, уважаемый, почему таверна так называется? — решил огорошить того следопыт.
— Так вот же! Вот! — воскликнул бродяга, посмотрев как на дурачка, и принялся бить кулаком серый ствол, увенчанный кроной нежных, только раскрывшихся листьев.
Ничего не поняв, следопыт побрёл прочь.
– – ∊
Всю дорогу от храма до Бруквеста, скрупулёзно пересчитывая провизию и раздавая пайки, следопыт ощущал на себе взгляд. Взгляд не осуждающий, скорее оценивающий и одобряющий. А в это утро в голове наконец сложилась картина, последняя тессера стала на место, и он понял всё: и загадку таверны, и что вот она, богиня, которой стоит служить.
— Я прозрел, друзья, — одухотворённо повторил он, купаясь в лучах невидимого света, льющегося с потолка, — Не пора ли нам подкрепиться?
= ^ . . ^ =
«М-м-м… Аппетитно!» — зашумело в голове от запаха птиц. Кокс сладко облизнулся и приник к земле, готовясь красться. Глаза привыкли к полутьме, царившей в курятнике, и серый разбойник обнаружил не только «дичь», но и двух псов, которых без труда узнал, и то, что все сгрудились в дальнем углу, участвуя в каком-то переполохе. Интерес взыграл, и Кокс, ненадолго отложив охоту, пошёл по стенке к центру переполоха.
-
*хохочет неприлично громко, до слез* Ох, мама дорогая! Макаронное божество! Карманный скипетр в форме трезубца! :D Это прелестно = ^ . . ^ =
-
Крутой отыгрыш левел-апа!
|
Запись в личном дневнике подозреваемой Э., сделанная за день до предполагаемого события:
Т. (имеется в виду подозреваемый Т.), в сущности, — тот же К. (имеется в виду подозреваемый К.), только рыжий. Вредный и рыжий. И ужас какой таинственный. Ходит тоже как К. — бесшумно, на мягких лапах: ни ветка не шелохнется, ни зяблик из зарослей ивняка не вспорхнет. Разве что не мяукает.
* * *
Выдержка из протокола (составил г-н Занудкис, г. Грозок, эсквайр):
Лета ⬛⬛, года ⬛⬛, около полуночи, подозреваемые Э., Т. и К. в кол-ве 3 человек (все разного пола) пересекли крепостной двор с целью совершить несанкционированное проникновение в лазарет. Подозреваемые пренебрегли наличием во дворе охранных собак породы «домашняя» (ок. 2-3 шт.), а также принципиальным наличием среди крепости г-на NN в должности интенданта и г-жи КБ в чине командующей гарнизона. Проникнув в лазарет, подозреваемые отметили повсеместное засилье больничных коек (ок. 3 дес. шт.), сопровождаемое резким запахом от больных.
* * *
Запись в дневнике Э., оставленная на следующее утро после предполагаемого события:
Дверь держали распахнутой настежь, так, чтобы ветер периодически впрыскивал в помещение мелкую взвесь дождя, и воздух объятого сном лазарета словно захлебывался от собственной сырости. Запахи в такой атмосфере усиливались стократно, поэтому смрад, жуткий смрад, который ударил мне в нос... Ох, в жизни его не забуду! Он стоял как зловонный туман, парящий над койками. Секунду я колебалась. Мне сделалось дурно. Мучительное чувство жалости и бессилия охватило меня при виде забывшихся сном бедолаг, их ран, наспех перевязанных, разбухших от гноя... То была чудовищная картина. Но жалость, как ни парадоксально, не остановила меня — нет, только подстегнула. Я вспомнила о друзьях и о цели, которая меня сюда привела, и отбросила прочь сомнения: раз уж я решилась на этот поступок, мне нет дороги назад! Да и, честно сказать, мне просто осточертело всего бояться!
* * *
Выдержка из протокола:
Подозреваемая Э. сочла целесообразным продолжить вторжение в лазарет. Соблюдая такие меры предосторожности, как ходьба на носках и молчание, подозреваемая совместно с сообщниками проследовала к столу, за которым в состоянии глубокого сна находился свидетель С. Поверхность стола покрывали бинты, банки с мазью лекарственной (кол-во уточняется), 1 (один) котелок жестяной с варевом бурым зловонным и прочие предметы медицинского обихода, состоящие в собственности лазарета.
В течение 2-5 минут Э. изучала органолептические свойства данных предметов, включая также свидетеля С., коего осмотрела особенно пристально, после чего переместила в сумку кожаную наплечную (личная собственность подозреваемой) 2 банки с мазью, 2 банки с варевом, 1 фрагмент бинта, тем самым незаконно присвоив себе указанные ценности общей стоимостью приблизительно в 1,5 зм. Отметим как отягчающее обстоятельство тот факт, что перечисленными деяниями Э. не удовлетворилась. Увидев в руках у С. ларец расписной ритуальный, Э. посредством жестов и тайных знаков подала Т. сигнал к извлечению содержимого означенного ларца путем его вскрытия. Дабы С. не смог засвидетельствовать факт извлечения, Э. зашла ему за спину и держала ладони в непосредственной близости к его крепко сцепленным между собой векам, создавая тем самым дополнительное закрытие. Исходя из вышеизложенного, можно квалифицировать действия Э. как преступление, совершенное на почве частичной корысти и частичного удовольствия.
* * *
Запись в дневнике Э.:
Хорошо. Я могу обмануть кого угодно, но только не себя. Надо честно признаться: дело не только в жалости и заботе о нашей банде. Мне нравилось в этом участвовать. Это было так захватывающе, как полет на высоте облаков, в запретном для человека мире. Я будто впервые расправила крылья, которые всегда ощущала у себя за спиной. Будто до этого не свою жизнь жила, а вернее, совсем не жила — умирала по двадцать раз на дню от бесконечных правил, рамок, условностей, и только сегодняшней ночью почувствовала себя на своем месте. Теперь я знаю, что творится в душе Скворца (настоящая фамилия изменена по соображениям конфиденциальности), когда он ходит по тонкой грани. Ни с чем не сравнимое ощущение!
Я подумала: «Не хочу, чтобы друзья так же страдали», — и спрятала банки в котомку. Но этого мне показалось мало. «Т., — шепнула я следопыту, показывая на ларец. — Мы должны в него заглянуть». Зачем? Почему? Да просто так! Потому что это приманка, оставленная провидением специально для нас, чтобы мы не удержались и сунули в нее свои любопытные носы. «Я тебя подстрахую, — показала я знаками другу. — Посмотри, что внутри, а я закрою глаза С. Я его зачарую, если что-то пойдет не так». И стала повторять про себя заклинание. Наверное, мне даже хотелось, чтобы что-то пошло не так...
|
Черная мгла окружала двух женщин. И мгла была как мокрая бархатная портьера — тяжелая, плотная, обволакивающая мгла. Она наполняла собой все сущее за маленьким кругом света, отбрасываемым свечой, и пахла запахом времени — запахом вечных старых камней и краткими, быстротечными жизнями многих тех, кто нес в этой башне дозор задолго до назначения Калехеды.
«Не хотелось бы вам мешать, но, наверное, с вами мне будет спокойнее», — Эльфрида скосила глаза на свечу. Желтый огненный лепесток колебался над оплавленным восковым стеблем от прерывистого дыхания сквозняка, но сквозняк был настолько робок, что почти не оказывал влияния на духоту — только едва-едва холодил голую кожу шеи и рук, если вдруг невзначай касался ее. Эльфрида уже ступила за грань, отделяющую островок света от тьмы, но медлила пойти дальше. Как же заманчиво было остаться в этом укромном безвременье, под защитой воительницы, не ведающей сомнений! Страхи, которые терзали ее, задачи, которые ей представлялись неразрешимыми, после обсуждения с капитаном обернулись сущими пустяками. Вот бы еще пошептаться с ней перед сном, а после, натянув одеяло до самого подбородка, крепко уснуть до тех пор, пока от всесильного мрака не останутся только испуганно жмущиеся по углам тени!
Так она думала, не решаясь покинуть комнату. Кругом простиралась черная мгла, на краю которой стояла она — девушка, существующая в мире лишь потому, что есть свет. Девушка, которая этой ночью бежит от себя. Или от того, рядом с кем ее сердце стучит быстрее?.. И вдруг влажную бархатную темноту рассек громкий возглас — возглас как лезвие надломленного меча. «Талас!» — узнала волшебница, хотя от привычных интонаций следопыта в этом возгласе не было ничего. Впору было засомневаться: не дразнят ли ее привидения? Тем более вместе со следопытом в комнату ворвался резкий порыв сквозняка — не чета прежнему малахольному ветерку! — и желтый свечной огонек погас, не успев попрощаться с жизнью. Вот так: раз — и все: и кровать, и женщина на кровати, и шпага, и все разговоры, признания, страхи, надежды, тревоги схлопнулись в темноту. В полную, кромешную темноту. Наверное, когда-то настолько давно, что мозгу не под силу это вообразить, из подобного мрака древние забытые боги создали первое вещество во Вселенной. Единственным напоминанием об ушедшем мгновении откровенности остался зрительный отпечаток свечи, дрожащий перед ресницами, как пустынный мираж.
«Талас», — повторила Эльфрида одними губами. В ней что-то дрогнуло, что-то необъяснимое и бесповоротное выхватило ее из омута застывшего времени и заставило броситься к другу. Отзвук хриплого возгласа еще воспарял к подразумеваемому потолку, а Эльфрида, не чуя под собой ног, уже подлетела к рыжему полуэльфу и нащупывала в темноте его здоровую руку. «Простите, Калехеда, — лепетала она. — Спасибо за все, но мне и правда пора... Нам с моим другом и правда пора. Не волнуйтесь. Мы уходим, уходим. Спокойной ночи. До завтра». Она взяла Таласа за руку и живо увлекла его за собой в коридор. Надо было увести его до тех пор, пока Калехеда не чиркнет спичкой. «Бежим, — шепнула она, захлопывая за собой дверь. — Я описала тебя этой женщине как форменного мерзавца, а она, горячая голова, не расстается с оружием даже во сне, представляешь? Не знаю, что она подумала о тебе, но лучше не рисковать».
Наверняка завтра Талас будет острить по этому поводу — волшебница так и видела, как он поблескивает глазами и подтрунивает над ней, но ей было все равно. Рука у него такая теплая, такая надежная, и это так умиротворяет — держаться за нее, летя в неизвестность по узкому коридору и чувствовать, что ты не одна в темноте.
Когда они оказались у подножия лестницы, Эльфрида с тоскливой гримасой кинула взгляд наверх. «Не хочется подниматься», — озвучила она свои мысли. Отпустив наконец Таласову ладонь, она выглянула во двор. Там, как и прежде, буйствовал дождь, вероятно, просто уже отчаявшийся когда-либо доиграть свою бесконечную трагедию pessimistishe. «Куда бы пойти? — спросила волшебница у дождя, щурясь на серебряные в свете луны каменные стволы башен. — Где тут находится лазарет? Я ведь, кажется, видела, куда уносили раненых с поля боя?..» Идея, которая несколько раз посещала ее мимолетным несмелым намеком, становилась твердым намерением. Приложив палец ко рту и коротко цыкнув «тссс», волшебница вновь потянула Таласа за собой. «Ты говорил, что местные лекари жадины, — пояснила она, возбужденно блестя глазами, — поэтому мы идем грабить медицинские шкафчики. Раз уж ты едва меня не раздел, ты обязан мне помогать, иначе я и правда тебя покусаю. Если не сейчас, то когда? Внезапность — вот наше преимущество». Ею овладел азарт человека, который пускается во все тяжкие. Пару минут назад она чуть не набросилась на Стрижа, швырнула о стену ком леденцом, выругалась как сапожник — разве ей осталось что терять после этого?
«Идем?» — улыбнулась она и шагнула во мглу двора. В текучую холодную темноту, сомкнувшуюся за ее спиной, когда она ступила в нее, ибо мгла была как бурный поток, пронизанный дыханьем опасности. Но девушке не было страшно, скорее, наоборот — опасность будоражила, манила ее, наполняла неведомым прежде восхитительным чувством. Казалось, если она посильнее оттолкнется от земной тверди и раскинет при этом руки, то сможет взлететь к затянутым тучами небесам. Чего ей бояться, если подумать? Даже Вельга не осудит ее, узнав, что она пошла на преступление ради друзей. К тому же вокруг так пустынно, так приглашающе, а она так бесстыдна и так свободна, а главное — главное — она не одна в темноте. Если погаснет луна, как свечной огонек, она не растает в неистощимом потоке ливня бесплотной фантазией с запахом лимонного леденца, но станет только явственнее, вещественнее, живее, потому что рядом есть он — этот непостижимый, невыносимый, нахальный и такой бесконечно необходимый ей полуэльф!
«Идем? — улыбнулась Эльфрида, обжигая Таласа пламенем синих глаз. — Ты ведь знаешь, без тебя мне справиться. Без тебя я обязательно все испорчу. Стащим у скряг целую сумку зелий! Только тсс, тихонечко, чтобы никто нас не заподозрил...»
А потом вошла в темноту.
|
Однажды ученик, хуже смерти боящийся темноты, спросил учителя:
— Учитель, как мне спуститься в это подземелье?
— Спустись на последнюю ступень, которую ты видишь.
— Хорошо учитель, — сказал ученик и, выполнив указание, остановился в растерянности, — но что же дальше?
— Присмотрись внимательно, — продолжил наставлять учитель, — что ты видишь теперь?
— О, теперь я вижу следующую ступень! — восхитился ученик мудрости учителя.
— Тогда спускайся на неё. И продолжай так, пока не окажешься в самом низу.
* * *
Только Талас решил выйти, его опередил Отмар. Но стоило следопыту замяться, глядя тому вслед, как его толчками вышибли из комнаты. «Вот негодяй!» — послышалось прямо из-за спины. Эльфрида явно была рассержена. Талас недоуменно обернулся на неё. «Покусала бы, если могла!» — продолжал раздаваться взволнованный голос волшебницы и во все стороны полетели колкие осколки, заполняющие башню терпким, горьковатым с удушающе приторной сладостью запахом лимонной цедры. «Но что мешает?» — собрался было поинтересоваться следопыт, но волшебницы уже и след простыл в клубящемся полумраке винтовой лестницы, оставив его в полной растерянности. Он двинулся вниз. Ступени отзывались под ногами то гулковатым, пустым, как пропасть, эхом; то ломким хрустом щербатого камня; то склизким чавканьем принесённой с улицы грязи. И каждый шаг напоминал ему, на какой скользкий путь он ступил.
Серый разбойник проводил взглядом покинувших один за одним комнату, и обнаружил, что с ним остался один только негоциант, но тот был занят. Кот посмотрел на него хитрым, но одобряющим прищуром, словно чуя в чём-то общие корни, поднялся с насиженной кучки монет, прихватил одну, осторожно взяв в зубы, и вальяжно вышел в оставленную в двери щель. Ему шаги по лестнице давались не в пример легче, чем следопыту. Кошачьи лапы касались чумазого холодного кирпича едва-едва, со всей аристократической брезгливостью.
Чуткие уши следопыта уловили принёсшийся откуда-то из глубин каменного лабиринта голос, который был несомненно знаком, но разум не мог принять его — настолько странными, противоречащими голосу были услышанные слова. Следопыт вертел головой, ища источник голоса, он хотел найти его, убедиться, что ослышался, что в ней всё в порядке. Но слова звенели, отскакивая от холодных стен, и насмехались над следопытом, дезориентируя его. Он пошёл наугад.
Кот тоже слышал голос, но не придавал ему никакого особого значения. Он лишь лениво повёл ушами, убеждаясь, что звук ему ничем не грозит, и пошёл по своим делам. Выглянул на порог башни, заметил резвящихся под холодными струями пса и его друида, невольно отряхнулся, представив всю эту воду на своей шёрстке и вернулся внутрь.
«…Хорошенько врезать…», — едва разборчиво донеслось из мрака узкого крепостного прохода, — «…руку… сломай…». Голос был едва знаком Таласу, но ему на смену вскоре зажурчал другой, тот самый. Он дотянулся и открыл дверь, за которой раздавались голоса.
— Вот ты где! — воскликнул следопыт. Он был рад, что нашёл волшебницу, но сердце, неистово стучащее в стремлении прокачать остатки крови, заставило голос металлически скрипеть и надрываться.
* * *
…Ученик, немного помявшись, всё же послушался и пыхтя продолжил, но на последней ступени поскользнулся о размокшую грязь и растянулся на полу.
— Учитель! Учитель! — взорвался снизу дрожащий от страха и отчаяния голос.
— Глупец! Ты решился на опасный и необдуманный поступок вместо того, чтобы послушать себя, — раздалось сверху, — В следующий раз возьми фонарь!
|
Комнату огласил заливистый хохот. Эльфрида ошарашенно дернулась, разинула рот, а поскольку вдобавок у нее подкосились колени, ей пришлось ухватиться за край стола, чтобы чего доброго не грохнуться в обморок. Смеялся, как оказалось, Стриж, и смеялся так громко и непринужденно, словно ему рассказали уморительный анекдот.
— Эльфрида, — ухмыльнулся плут, отсмеявшись, — у вас появился ревнивый поклонник! Правда, зрение у него не очень, но это ведь не самое важное, правда? — Белые зубы сверкали, черные глаза открыто насмехались над багровым от злости драгуном.
— Да что вы себе позволяете! — запальчиво вскрикнула девушка, совершенно забыв о манерах, да и вообще обо всем, что ее занимало еще минуту назад.
В ней закипело неожиданное для нее самой бешенство при мысли о том, что этот бесцеремонный, бессердечный нахал совсем не щадит чувства Отто. Она так взволнованно, так тщательно выверяла слова, объясняясь с терзаемым тяжкими думами другом, а этот... этот грубиян! этот наглец! язвит, издевается, игнорирует вызов драгуна, а в довершение всего посылает его к черту!
Призвав на помощь все свое самообладание, она постаралась как можно спокойнее и тверже произнести:
— Отмар вовсе не мой поклонник. Не стоит приписывать ему низменные потребности. Он просто пал жертвой своих заблуждений. И все из-за вас, между прочим! Вы ведь не потрудились ему объяснить, что там, в лесу... в общем... ничего такого, что он подумал. — Как же ее раздражало, что Стриж совсем не пытается оправдаться, а только дразнит и подзуживает драгуна!
Плут между тем вальяжно расположился в кресле. Он поглядел на живописно растрепанные волосы и пылающее гневом лицо чародейки и невозмутимо, с нарочитой почтительностью спросил:
— Надеюсь, я вас никоим образом не обидел своими резкими высказываниями?
Взгляд его был прямым и дерзким, вызывающим, как у пирата. Когда его темные очи встретились с испепеляющим взором Эльфриды, в них как будто появился бесстыжий блеск. Во всяком случае, так показалось волшебнице, у которой опять побежали мурашки по коже. Ах, с каким удовольствием она бы сейчас вцепилась ноготками в его красивое насмешливое лицо!
— Да вы... вы... — она никак не могла подобрать нужное, достаточно резкое слово. — Уххх, вы просто невыносимы! — топнула она каблуком и, тряхнув пшеничными локонами, ринулась вон из комнаты, намереваясь с шумом захлопнуть за собой дверь. Увы — дверь по закону подлости оказалась в другой стороне.
«Выйду, подышу», — донесся до волшебницы голос Таласа. От чувства неловкости напитанный влагой воздух показался ей удушающим, как будто вместо летучего запаха свежести и прелой травы, приносимого ветром с холмов, комнату наполняла одна лишь застоявшаяся солдатская вонь. Эльфриде тоже надо было немедленно выйти и подышать. Она развернулась, ища взглядом выход, и почувствовала, как кто-то оттаскивает ее за тесьму на одежде в сторону. Тесьма зацепилась за перевязь на мече следопыта и уже оттянула ворот толстотканой просторной робы, в вырезе которого показались стянутые корсетом нежные полукружия грудей. Волшебница коротко взвизгнула, схватилась за тесемку и бросилась вслед за Таласом, наталкиваясь на его спину и тяжестью своего тела выталкивая его в дверь. То есть из двери. В смысле, по ту сторону выхода.
— Вот негодяй! Покусала бы, если б могла! — прошипела она, пнув носком башмачка захлопнувшуюся дверь, а затем выхватила из котомки твердый ком леденцов и изо всех сил швырнула его о стену. Причем неизвестно, кому в большей степени адресовалось ее заявление и посвящался последний жест: Стрижу или Таласу, который едва не раздел ее на людях. Сообразив, что предстала перед рыжим бродягой отнюдь не благовоспитанной дамой, она густо покраснела, кое-как оправила робу и резво сбежала вниз по винтовой лестнице. Стремительно преодолев обнаруженный внизу коридор, она влетела в какую-то темную комнату и там, сделав пару глубоких вдохов, выругалась самой цветистой и грязной бранью, которую только слышала из уст пьяных гномов.
|
Эльфрида так и обомлела. Все ее лицо превратилось в сплошное недоумение; на нем словно бы нарисовалось большими буквами: «Что-о-о?» Монетка выпала из ее глазницы и с бодрым позвякиванием ускакала под стол, к разморенному беготней Коксу.
«Неужели я ненароком проболталась? — мысленно испугалась волшебница, прижимая ладонь ко рту. — Бормотала во сне, а Талас и услышал? Нет, не может быть!» Она обещала Стрижу, что не выдаст его тайну, обещала себе во что бы то ни стало сдержать слово. Она не могла проговориться, нет-нет-нет! Но как же тогда следопыт умудрился раскусить плута?
«Сутакан Сакэ», — услышала она и с облегчением выдохнула. Хвала рогам Всевышнего, она не проболталась! Речь шла всего лишь о романе «Кодекс вора» и описанном на его страницах мудреном способе раздела добычи. Эльфрида — тот еще синий чулок — раз десять перечитывала эту книгу вдоль и поперек, особенно смакуя любовную линию между главным героем — хитроумным Бузо — и прекрасным суккубом с черными, как безлунная ночь, волосами и именем длиннее, чем у самой Чармионы Блатнэйд. Кажется, в котомке даже завалялась страничка, вырванная из романа, где дивными метафорами, в прелестных и волнующих подробностях описывается... ну... э-э-э... кое-что описывается.
Эльфрида подернулась розовым румянцем. Покопавшись в котомке, она нашла сложенный вчетверо и сплошь перепачканный леденцами лист бумаги, надписанный ее рукой как «N.B. Кодекс вора». Расклеила слипшиеся уголки, с нежностью развернула потрепанную страницу, ища среди плотно приставленных друг к другу букв знакомые имена, но — да-да-да, как обычно — припасенный листок оказался вовсе не тем, что было нужно.
Он был озаглавлен словами:
ЗАКОННЫЙ КОНТРАКТ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ВАЖНОСТИ, ЗАКЛЮЧАЕМЫЙ ВСЕМИ СТОРОНАМИ ДЕЛЕЖА ДОБЫЧИ ПРИ ДЕЛЕЖЕ ДОБЫЧИ, СПОРАХ, СВЯЗАННЫХ С ДЕЛЕЖОМ ДОБЫЧИ, А ТАКЖЕ ВО ВСЕХ ИНЫХ НЕПОНЯТНЫХ СИТУАЦИЯХ (ОБРАЗЕЦ)
Под заглавием квадратным канцелярским почерком значилось следующее:
Мы, нижеподписавшиеся, законопослушные или в равной степени подозрительные субъекты дележа добычи (впоследствии именуемые субъектами) в количестве ____________ шт. человек, эльфов или иных антропоморфных существ, сим подтверждаем свое согласие на законный дележ добычи (впоследствии именуемый дележом) путем законного дележа добычи (то есть дележа), тем самым соглашаясь, что условия данного контракта в полной мере соответствуют принципам свободы, равенства, братства и высшей справедливости.
1. Условия важнейшие, касающиеся котов, собак, иных четвероногих друзей, но в первую очередь — котов:
1.1. Заключающий данный контракт кот обязан предъявить документальные подтверждения своей личности, коими традиционно у кошачьих считаются усы, лапы и хвост.
1.2. Кот, предоставляющий документальное подтверждение своей личности (см. п. 1.1), имеет право, таким образом, вместо проставления печати и подписи либо а) чихнуть путем носа, либо б) махнуть путем хвоста, либо в) просто оставить отпечаток лапы.
2. Условия прочие, касающиеся прочих же субъектов дележа:
2.1. Заключающий данный контракт субъект обязан принять условия дележа, значащиеся на стр. 23, абзацы 2-8, «Кодекса вора» г-на Сутакан Сакэ, восточного мудреца и сочинителя, ибо они суть те условия, справедливее которых невозможно вообразить.
2.2. Заключающий данный контракт субъект обязан предоставить документальное подтверждение своей личности (как то: личная печать) с указанием своего полного имени или прозвища, равноценного по степени значимости полному имени, и последующим проставлением под данным контрактом личной печати или подписи (в отсутствие чернил дозволяется использовать для этих целей кровь или иные жидкости).
2.3. Сопутствующие расходы, а также вознаграждение представителю закона, посредством которого заключается данный контракт, оплачиваются за счет субъектов данного контракта на основе устной договоренности.
И дальше — строки с прочерками:
1. Субъект № 1 ________________________ (впишите имя)
2. Субъект № 2 ________________________ (впишите имя)
И так далее. А в самом низу — мелкий шрифт: Составил г-н Занудкис, магистр юриспуденции, г. Грозок, ни в коей мере не несущий ответственности за какие бы то ни было негативные последствия.
Сначала девушка с брезгливостью скривилась, но уже через мгновение, сообразив, что это за образец документа, прямо-таки вспыхнула от радости:
— Ха! Вот оно решение! Вот она бумага великой справедливости! Талас верно говорит: раз такое дело, надо решить все по закону. Ибо, как говорили маги в древности, dura lex sed lex — то есть закон, конечно, дура, но на то он и закон, чтоб его соблюдать.
Она потрясла в воздухе замусоленным листком и сердито ткнула в него пальцем.
— Это контракт о честном дележе добычи. Мы все должны его подписать. Все без исключения. Так мы документально подтвердим, что мы в одной команде. Это в первую очередь касается вас, Стриж. Скажу как на духу: Друлу я доверяю как себе. Больше, чем себе! Но вы, вы... — ее ресницы дрогнули, — мое доверие к вам не полное, хотя вы не посторонний нам... мне человек. В конце концов я обязана вам спасением жизни! Если хотите, я отдам вам свою долю и... — она с тоской посмотрела на золотой амулет Чармионы Блатнэйд, — и этот медальон, когда поговорю с его хозяйкой... Но, — глаза ее решительно сверкнули, — я не могу допустить, чтобы наша команда перестала быть командой!
— Друлаван, Талас, Отмар, вы согласны с этим предложением?
|
— Позвольте немного полюбопытствовать, — спросила Эльфрида у Симмонса. — всегда было интересно, по какому принципу вы, храбрые воины, получаете имена. Почему кто-то Зеленый Щит, вы, например, просто Симмонс, а она, — волшебница указала на оконце под потолком, — целая Калехеда, да к тому же Бесстрашная?
— Так это... Ну... — вояка замялся, подбирая слова. — Это вроде как, ну эти, не прозвища, а... как их... звания, во! Ты делаешь что-нибудь особенное, ну там прорываешься сквозь шеренгу гоблинов, например, и тебе дают имя Рьяный. Или задушил ты медведя голыми руками — будешь зваться Медведем. Зеленый щит известен, собственно, зеленым щитом — говорят, он у него волшебный, сам поворачивается к атакующему, поэтому Зеленого Щита нельзя застать врасплох. Хотя может он просто хороший воин, а народу лишь бы языком чесать. Иные получают имена в честь богов, которым служат — скажем, Карв Бычий Рог бьется в честь Клевера или Верра Красный Плащ посвящает свои победы Кетре. Как-то так. Чего она Бесстрашная — я не знаю, но судя по всему, она действительно ничего не боится, раз бросила службу у Щита и отправилась в нашу глухомань, хех.
Когда Симмонс ушел, а бедная Лада пришла в себя после обморока и, бледная как моль, расставила угощения и кувшины с водой и пивом, герои, как один, задумались. Выглядело это довольно забавно: потертые, исцарапанные и израненные, но румяные от горячей ванны и трапезы, да к тому же одетые в крестьянские пижамы, они сидели с серьезными лицами, вспоминая исторические факты и древние легенды. Присутствие огромного льва в этой компании только усиливало комический эффект, а храп заснувшего на одной из коек Отмара завершал картину.
Тем не менее, почувствовав после отдыха прилив новых сил, Эльфрида довольно быстро припомнила, что библиотека Талиума находится в нескольких днях пути от Тангерема (18.14). Найти ее непросто — снаружи она довольно маленькая (а внутри довольно большая), и хорошо спрятана между двух каменистых холмов. Положение осложняется тем, что увидеть библиотеку может только мудрец или тот, у кого есть по-настоящему важный вопрос — такой, который может изменить мир. Впрочем, у Эльфриды как раз было несколько таких. Кроме того, волшебница продолжала чувствовать магические вибрации, исходящие от земли под крепостью, и понимала, что при желании она сможет провести ритуал, чтобы тем или иным способом поговорить с нынешним архивариусом или получить доступ к книге. В теплом свете факелов блеснул амулет Чармионы — он тоже мог бы быть полезным в сложившейся ситуации: уж в чем-чем, а в книгах Чармиона знала толк.
«Дикие звери», — задумался Друлаван. — «трехглавые волки»... Образы животных с удовольствием скакали в его львиной голове, и он чуть было инстинктивно не махнул лапой, чтобы сбить воображаемую лань. В образе льва думать было сложно. Хотелось мчаться куда-то и вгрызаться в чью-нибудь сочную плоть. Друид в очередной раз попытался сосредоточиться, но вдруг в дверь опять постучал Симмонс.
— Я... кхм... короче, лекари заняты пока... Там плохо все, похоже, многие погибли. Я не в том смысле, что ваши раны менее важны... вы герои, но... Калехеда велела сходить к вам и извиниться. Принести извинения. Говорит, как только удастся вытянуть оставшихся из-за Черных Врат, сразу направит врачевателя к вам. Вот. Извиняйте... — и Симмонс поспешил удалиться, сославшись на то, что он должен возвращаться к Калехеде.
Талас и Стриж, не сговариваясь, задумались о Белых Скрижалях и Небесном Клинке. Следопыт вспомнил несколько историй, общий смысл которых сводился к следующему: отряд рыцарей отправляется к горе под названием Небесный клинок — высоченной заснеженной скале; в пещерах этой горы спрятаны несметные сокровища, и рыцари надеются присвоить их себе; вход в пещеры прегражден Белыми Скрижалями — огромными ледяными плитами, левитирующими над землей; Скрижали исписаны текстами на древнем языке, и пройти мимо них может только тот, кто сможет прочесть их; рыцарям удается это, и они проникают внутрь Небесного Клинка, но не находят никаких сокровищ и уходят ни с чем.
Воспоминания Стрижа были более точными — вместо сокровищ рыцари находят нечто намного более ценное: артефакт несметной силы, Ледяное сердце. Стриж вспомнил строки, слышанные им когда-то в старой таверне. Низким и хриплым голосов менестрель пел:
На пьедестале
Из камня и стали
Снежного сердца
Грани блестали
С неистовой силой
Сердце то билось
Словно пуская
Кровь через жилы
Согласно этой саги, те рыцари стали Хранителями Ледяного сердца и впоследствии спрятали его в другом месте.
Как вы думаете, в каком?
-
Уоооууу, это очень-приочень красивенько, как сказала бы маленькая Эльфрида. А большая добавила бы: ммм, закрученный ребус, не то что бабушкины судоку. Вот бы кто-то придумал такую игру для аркадных шкатулок, где можно разгадывать подобные головоломки до бесконечности...
-
Какая крутота! И стих классный)) Этож сердце Фенрада!
|
ПОКОПАТЬСЯ В ПАМЯТИ (мемуарная зарисовка в двух сценах) Сцена перваяДействие происходит внутри Эльфридиного сознания, в пространстве, называемом древними магами «sølüs ipše». Пасмурное, холодное помещение с чайным столиком и двумя глубокими креслами. Полумрак обволакивает предметы, скрадывая их очертания. Посреди стола затеплена лампа. В ее мягком медовом свете поднимается вверх ароматный дымок от чайника гавэ. На стене напротив стола — круглый серебряник зеркала. Если присмотреться, в нем отражается лунный диск, увязший в сизом кучевом облаке. Из приоткрытых оконец веет дождевой сыростью и едва ощутимым запахом гари. Вдалеке периодически мерцают молнии и раздаются раскаты грома. За столом сидят: Внутренний Голос Эльфриды — изысканно одетый мужчина с брезгливым выражением на лице. Память Эльфриды — прехорошенькая девочка лет шести с гладко причесанными волосами, на макушке которой повязан голубой бант. Внутренний Голос. Ц-ц-ц. Что за погода! Что за аспидская гроза! А ведь только конец лета!.. Память (жалобно; вздрагивая плечами). Брр! Зябенько. Ежевичка простудится. Вымокнет и простудится. Бедная, бедная Ежевичка! Внутренний Голос (едва заметно раздражаясь). Во-первых, она уже взрослая барышня. Слюнявые прозвища в этом возрасте делают из нее глупую вертихвостку... А во-вторых... (Перебивает сам себя.) Впрочем, Ежевика так Ежевика. Должна же быть гармония внутреннего и внешнего. (Cаркастически фыркает.) Во-вторых, кто ей после этого доктор? Не ерзало бы шило в филе миньон — сидела бы дома, в тепле. Так ведь нет же, дома нам не сидится, мы строим из себя героиню. Мы желаем бродить по лесам в компании подозрительных типчиков и картинно размахивать молотом, строя из себя какую-нибудь Брум-Хрум-Фрум-гильду Безумную!.. Память. А дяденька-зверь придумал название Элфри! Внутренний Голос (усмехается). Мне более по душе названия, как ты изволила выразиться, которыми честит ее другой дяденька. Память. А какой? Внутренний Голос (с трудом сохраняя серьезность). Дяденька, хе-хе, Котик. Память (непонимающе хлопает ресницами; тянется к чайнику, вдыхая душистый пар). Пахнет, как будто ириска. А может, он уже заварился? Очень-очень зябенько и хочется пить! Внутренний Голос, поднимаясь из-за стола, церемонно разливает гавэ по чашкам. Неожиданно лампа начинает мигать, а поверхность стола — мелко вибрировать. Исходящие паром чашки дрожат; маленькие ложечки позвякивают на тарелках. Слышится громкий шорох, быстро перерастающий в свист. Лампа, моргая, удваивает освещенность в темном пространстве, отчего на стене рядом с зеркалом проступает из тени пневматическая труба, верх которой уходит под потолок, а низ оканчивается специальным окошком-люком. Внутренний Голос (отставляет чайник, досадливо всплескивая руками). Проклятье! Опять?! Да же это такое?! Ни минуты покоя! В основание трубы с громким шлепком ударяется капсула. Над чайным столом загораются красные буквы в окружении звездочек: ✴ ✴ ✴ Новое сообщение! ✴ ✴ ✴ Они блестят и переливаются до тех пор, пока Внутренний Голос не открывает люк, вынимая капсулу из трубы. Тогда буквы гаснут и пропадают. Внутренний Голос (кряхтит; давит на крышку капсулы). С тех пор, как ушла из дома, только и делает, что вляпывается в неприятности... То ей приспичит гнолла зачаровать, то ей, видите ли, надо оживить незнакомого мужика, то распугать привидений истерической речью, то каких-нибудь мошек наколдовать... (Открывает капсулу, разворачивает письмо). Не жизнь, а сплошной опереточный... этот самый... (Достает из кармана монокль, вставляет его в глазницу, устремляя на покрытый неровными строчками лист грозно отсвечивающее стекольце.) Трехголовый волк? Прекрасно! Просто прекрасно! Дальше что? Семихвостый бобер? Шестиногая пятнистая выхухоль? Память (хихикает; затем, округлив ротик, дует на гавэ). Вфу-у-ух-х-х. Немножечко горячо. А что такое перьеточный? Внутренний Голос (качает головой). При таком образе жизни мы и до совершеннолетия не дотянем. Нет, ц-ц-ц, не дотянем. По крайней мере в здравом рассудке... Трехголовый, надо же! Ц-ц-ц. Внутренний Голос садится за стол, отхлебывает из чашки, с угрюмыми видом перечитывая письмо. Память пробует горячий напиток из ложечки. Слышится скрип открываемой двери. Из темного угла появляется и бесшумно подходит к столу новая Сущность. Это худощавый мужчина в пенсне, облаченный в темно-синюю мантию доктора оккультных наук. Сущность (сухо; вполголоса). Здравый рассудок у нас не в чести. Внутренний Голос закашливается, поперхнувшись; Память поднимает на Сущность сияющие глаза. Память. Дяденька Здравый Рассудок! (Приветственно машет ложечкой.) А мы попиваем ириски! Хотите сесть на мой стульчик? Внутренний Голос (с претензией). Опять ты крадешься, как тать за стропилами! Ты посмотри: из-за тебя чуть не залил кипятком срочное письмо! Здравый Рассудок пожимает плечами. Подходит к Памяти, поднимает ее, весело засмеявшуюся, из кресла и усаживает себе на колени. Здравый Рассудок (сухим канцелярским тоном). Если хочешь получить мой совет, окажи любезность: посвяти меня наконец в суть дела. Внутренний Голос (все еще раздраженный, неохотно подчиняется). Вообще-то письмо адресовано Памяти, тебя я не призывал — так, помянул всуе по чистой случайности. Дело обычное: увидела очередную инфернальную тварь и собирается вспомнить, где ее прежде угораздило встретить это (цитирует, переходя на жеманный дискант) «жуткое и диковинное создание». Боюсь, твое вмешательство тут бессильно — у нее опять разыгралось воображение. Кто в здравом рассудке поверит своим глазам, увидев посреди крепости трехголового волка? Здравый Рассудок (протягивает руку к письму). Ты позволишь? (Бегло читает, бубня себе под нос отрывки послания.) Действительно: трехголовый. И что из этого? Чем, по-твоему, трехголовый волк диковиннее муравьеда или глубоководного удильщика? Заметь, я пока не упоминаю о переходных формах и вымерших видах. Науке известны создания, превосходящие в своей замысловатости самую смелую фантазию. Внутренний Голос (хмыкает, пряча монокль в карман). Только не Ежевичкину! Здравый Рассудок (спокойно продолжает). С этой точки зрения трехголовый волк — не такая уж и диковинка. Обычная химера, не самая оригинальная. И потом, крепости, замки, рыцарские турниры — в определенном смысле, те места, где они чаще всего и встречаются. На шлемах, попонах, вымпелах и щитах. На гербе маркграфа фон Рыквига, например, изображен черный волк с тремя головами на белом фоне. Геральдика называет эту фигуру кервером или — в традиции северян — гармом. Память. Дядя Рассудок, а кто этот Макра... Марка Фонрыдвик? Здравый Рассудок. Не Марка, а марк-граф фон Рык-виг. Легендарный герой Хёвенхельма, прославивший себя многочисленными ратными подвигами, но сверх прочего — поисками Белых Скрижалей. Он же командир отряда Зимних Волков — могучих непобедимых воинов, рыцарей его свиты. Память хмурится. В ее глазах мелькает проблеск какой-то неясной догадки. Память. А почему они называются Зимние Волки? Здравый Рассудок. Потому что они с далекого севера, где стоит вечная зима... Память. О-о-у-у-у... Зябенько! Здравый Рассудок. ...где заснеженные долины, и скованные морозом озера, и густые девственные леса... Память. И большие агромадные леденцы? Здравый Рассудок. Не леденцы, а ледники. Огромные ледники. Зона вечной мерзлоты. (Мечтательно затуманивается, глядя сквозь собеседницу.) Белая, искрящаяся на солнце пустыня, которая простирается от края до края, покуда видит глаз. Ночью там небо бархатное, усеянное вот такими звездами, и на фоне этого бархата, представляешь, колеблются гигантские разноцветные тюли. Знаешь, как называется это явление? Память. Не-а. Здравый Рассудок (любовно). Полярное сияние. Память. У-у-у... О-о-о-о... Наверно, очень-очень волшебственно! И рыцари гуляют по пустыне сияний? А может... (Что-то припоминает.) Рыцари гуляют по лесу снежинок? Внутренний Голос (в сторону). Морочит ребенку голову. Здравый Рассудок (игнорирует замечание). По лесу, бывает, гуляют. А поскольку Хёвенхельм, повторюсь, — северная местность, постольку редко случается, чтобы лес стоял не снежинко… тьфу, что я говорю!.. не заснеженным. Личико Памяти вдруг озаряется ликованием. Память (торопливо и радостно, захлебываясь слюной). Я их видела! Я их видела! Когда я была у дедушки! В агромадной книжке с картинками! Я точно-точно видела рыцарей-Волков! Внутренний Голос (скептически). Неужели? Память (до глубины души уязвленная недоверием). А вот ужели! Ужели! У меня есть непоровержимые улитки! Трурли-дурли-бум! Память вскидывает ложку, будто дирижерскую палочку. Машет ею привычным изящным движением, совершая таким образом магический пасс. На стол рядом с чайником плюхается пыльная папка. Память бросает ложку на стол, вскакивает с колен Здравого Рассудка, стремглав побегает к папке, достает из нее пожелтевшую перфокарту, затем подбегает к зеркалу и вставляет перфокарту в некое скрытое тенью устройство под ним. Память (поворачиваясь к остальным; торжественно). Ву! А! Ля! Зеркало словно бы просыпается ото сна. Статическое отражение в нем приходит в волнение. Тучи, в которых утопает луна, подбираются ближе к зрителю, затягивая зеркало изнутри хлопчатой поволокой. Спустя несколько секунд поволока рассеивается, превращая зеркало в своеобразный портал и открывая заинтересованным взглядам картину из прошлого чародейки. * * * Сцена втораяДействие происходит в прошлом Эльфриды. Кабинет доктора Эверсана — сумрачная и пыльная комната в коричневых тонах, сплошь загроможденная разновеликими стопками книг. Главное ее украшение — настенные куранты с кукушкой. Доктор Эверсан — мужчина той же внешности, что и Здравый Рассудок, — стоит спиной к зрителю. Перед ученым распахнут овальный портал, рамка которого непрерывно колеблется, будучи сотканной из мерцающего пурпурного дыма. В портале поглаживает бороду мужчина с подслеповатым и мудрым взглядом — архивариус библиотеки Талиума. Ученые ведут приятную обоим беседу. За спиной архивариуса виднеется возложенная на пюпитр раскрытая книга. Левую страницу разворота украшает искусное каллиграфическое письмо, а правую — иллюстрация, выполненная с неподражаемым мастерством. В углу кабинета перебирает цветные камушки маленькая Эльфрида. Устав от своего занятия, девочка подходит к порталу, замечает великолепную книгу и смотрит нее большими очарованными глазами. Маленькая Эльфрида. У-о-о-о-у-у... Архивариус. ...поистине потрясающая работа. У меня как будто заново открылись глаза. Я-то гордился, что могу различить двадцать четыре разновидости Ephyrae larva, но ваши тридцать восемь меня сразили. (Прерывается, замечая Эльфриду.) Здравствуй, милое дитя. Как твоя кошечка поживает? Доктор Эверсан (польщенно посмеиваясь). Со временем научитесь. Вопрос тренировки и опыта. Вначале вы не улавливаете разницы, но, всматриваясь в рисунок эфирного следа, начинаете замечать, что они отличаются друг от друга, как ваши и соседские дети... (Замечает девочку и треплет ее за бант.) ...Даже Эльфрида уже кое-что понимает, хотя едва-едва научилась читать простейшие формулы. Эльфрида (неуклюже отставляет ножку назад, пытаясь изобразить реверанс). Здравствуйте, уважаемый дяденька архивариус! Сандрачка поживает нормально, спасибо. А можно спросить про книгу? Доктор и архивариус (наперебой). Конечно! Конечно! Доктор (смеясь). Самый любознательный возраст. Сыплет вопросами, как из сита, — мы с дочерью и супругой едва успеваем отстреливаться. Дочь обучает стихосложению, а я вот, как видите (показывает на камни, которые перебирала Эльфрида) пытаюсь привить интерес к науке. Архивариус мнется, подыскивая слова одобрения. Эльфрида (пользуясь паузой в разговоре мужчин). А как называется ваша книга? Архивариус (недоуменно собирает морщины на лбу). Какая книга, дитя? Я, как бы сказать, хранитель библиотеки, в моем распоряжении несметное количество книг... Ах, ты о «Небесном клинке»! (Указывает на фолиант у себя за спиной.) Эта книга? Эльфрида. Да-да-да. Позвольте заметить, что она ужасненько красивая! Очень-очень-приочень красивая! Архивариус (восторженно). Еще бы! И столь же дорогая! Даже бесценная! Величайший шедевр псевдоисторической живописи! Приписывается перу и кисти Науфеля Матурана из Роэна, полуэльфа низких кровей, но, безусловно, одареннейшего сочинителя и художника. Описывает события, якобы имевшие место в третьей декаде прошлого века: фон Рыквиг и его рыцари, Зимние Волки, преодолевают, как бы сказать, всевозможные опасности на пути к Белым Скрижалям. Доктор (задумчиво; вполголоса). «Небесный клинок, или Приключения маркфрага фон Рыквига в происках Белых Скрижалей» — таково ее полное название, верно? Читывал ее копию в переводе, но в оригинале, увы, так и не довелось. Архивариус. Совершенно верно. Историки относят ее к так называемым нарративным источникам. Иными словами, это не документ, а только портрет минувшей эпохи — субъективный и даже пристрастный, пусть и ужасно красивенький. (Улыбается.) Я бы воспринимал его скорее как фантазию о походе маркграфа фон Рыквига, нежели как пересказ реальных событий. Эльфрида. А кто этот Марка Фонрыдвик? Доктор (не сдержав снисходительной улыбки). Маркграф фон Рыквиг. Слушай внимательно: марк-граф фон Рык-виг. (Произносит с отточенной изысканностью модуляций.) Марк-граф фон Рык-виг. Фон Рык-виг. (Архивариусу.) Фонетика северных языков включает непривычные для нас звукосочетания, даже тем, кто профессионально занимается языками, непросто выговорить фамилию хевенхельмца. (Наклоняется к Эльфриде). Но ты же у нас способная девочка? Будь добра, постарайся. Видишь рыцарей на картинке? Это Зимние Волки. А главный среди них кто? Эльфрида (с некоторым напряжением; растягивая слова). Марк-а-аф фо-о-он Рыд-вик? Доктор и архивариус (одновременно). Фон Рыквиг!!! Доктор (не скрывая своего разочарования). Девочка, что у тебя с языком? Прилип к нёбу? Неужели опять без спросу таскаешь конфеты? Эльфрида (обиженно, с вызовом). И ничего не таскаю! Я вообще сто лет не ела конфеты! (Показывает язык в доказательство.) А почему… (Переходит в наступление.) Почему тогда у волка три головы? Может, это он таскает конфеты? Может, поэтому и пропали конфеты? А еще пропала кровянка. Деда, ты говорил, что ее скушал бабушкин Шалопай, а, по-моему, ее скушал волк, потому что Шалопай маленький, а у волка три головы и целых… (Загибает пальцы, подсчитывая.) Целых шестнадцать зубов! Доктор (заметно смутившись и потому нарочито строго). Девочка, нехорошо менять тему посреди разговора. Мы еще не закончили с твоим произношением... Архивариус (перебивая). Рональд, вы слишком требовательны к ребенку. Дитя мое, это не настоящий волк, это кервер — геральдическая фигура хёвенхельмского рода фон Рыквигов. Эльфрида (старательно выговаривает). Ге! Раль! Дическая! Архивариус. В геральдике повсеместно используются образы устрашающих животных, химер, демонов или чудищ, притом вымышленные попадают в гербовники ничуть не реже, чем настоящие. Каждая из фигур имеет свою символику, чье значение приобретает особый оттенок смысла в зависимости от тинктур, в которые окрашены сами фигуры, поле, намет и так далее. Современные знатоки эмблематики выделяют девять важнейших… Часы на стене бьют половину седьмого. Овальный портал начинает заметно подрагивать, а пурпурный дым его рамы искрит, как сигнальный огонь. Эльфрида зевает, убаюканная монотонным голосом архивариуса. Доктор Эверсан (раздосадованно). Увы, мой друг, боюсь, наше время вышло. Адетта открыла deprenonum всего лишь на полчаса. Как ни пытался умаслить ее — все без толку. Говорит: не продлю даже на минуту! Дуется на меня. Подозревает, будто это я ворую по ночам кровяную колбасу из ее припасов, а потом сваливаю вину на ее дурно воспитанную собачонку. Архивариус (торопится попрощаться). Да-да, это крайне прискорбное обстоятельство. Рональд, мне составило редкое удовольствие ознакомиться с вашей, как бы сказать... ( Его голос искажается, затухает.) ...если в следующий выходной выкроите минуту... Портал резко схлопывается со звуком засосавшейся в слив воды. Пурпурный дым медленно растекается по темному кабинету, обнимая собой и скрывая от зрителя фигуры мужчины в мантии и девочки с голубым бантом. Поход Зимних Волков в интерпретации Зорьи Лесной (начинающей гномской художницы): 
|
|
-
Страаааашно!! Шрифт прямой речи монстра огненный!
-
"Я҉ и҉с҉ч҉е҉з҉н҉у҉,҉ н҉о҉ п҉р҉е҉ж҉д҉е҉ я҉ у҉н҉и҉ч҉т҉о҉ж҉у҉ т҉е҉б҉я҉!҉" - пробирает О.о
|
— Вы чего там застыли, идиоты?! — заорал на стражников Стриж. — В бой, вашу мать! А не то под трибунал все пойдете!!!
Лучники на крепостной стене недоуменно переглянулись.
— Это кто такие вообще? — задумчиво спросил один другого, сквозь дождевую завесу вглядываясь во тьму за амбаром.
— Не разумею, браток, — ответил другой, вытирая мокрые усы. — Вродеть не из наших.
— Оно серьезно-то, про трибунал?
— А мне покуда знать? Мож эти сами волков и пригнали. Все одно — стрел-то нет.
Пока они гадали, Стриж снова замахнулся и, напоследок получив крепкий удар теневой лапой [1], отправил своего противника в небытие. В уме он перебирал имена известных вояк: Гурбан-Бородач, Лемиар «Зелёный Щит», Сальва из Красного Замка, Башар Болак — легат Белых Львов... Может если упомянуть кого-то из них, стражники все-таки одумаются и спустятся, наконец, со стен? [2]
Эльфрида, не смотря на испуг, тоже справилась со своим волком: заклинание было произнесено, и противник рассеялся дымным облаком. В дальнем конце прохода Отмар несколько раз рубанул гроуновской саблей, добивая еще одного волкомрака. Плащ Годльгонглера, который ему одолжил вор, висел лохмотьями, едва прикрывая не менее потрепанный почтмейстерский камзол — схватка далась драгуну нелегко.
Но хуже всех было Таласу: попытка освободиться из тисков не удалась. Плечевая кость хрустнула, и полуэльфу показалось, что левая рука превратилась в полено. Пальцев он больше не чувствовал. [3] Волк, стоявший на следопыте, остался в одиночестве и, подняв окровавленную морду, приготовился к прыжку: еще секунда, и он бы прошел сквозь стенку амбара и исчез.
Но вдруг на черную тень волка набросилась другая — это Ларс наконец сообразил, что к чему. Не вполне удачные попытки Кокса помочь своему хозяину пробудили в Ларсе вулкан: он на миг представил, как волк топчет друида, и клокочущий гнев вперемешку с обидой затмили его разум. Пес вцепился зубами в шею темной твари и повалил ее на землю. Между ними завязалась злая драка и пространство за амбаром наполнилось рычанием и лаем.
Друиду, напротив, везло. Трехглавый крутился на месте, безуспешно пытаясь сбросить льва.[4]
— Калехеда! Пр-р-р-икажи своим соплежуям драться, командирша ты или нет?! Моим за амбаром нужна помощь!
Женщина мотнула головой и поудобнее перехватила рапиру, примеряясь к Трехглавому.
— Они еще не знают, что я их командирша. — мрачно процедила Калехеда и вонзила оружие в лапу монстра.
Бой продолжался. Дождь превращался в ливень. Били молнии.
Итак, Ларс не позволил последнему волкомраку сбежать. Что вы будете делать?
|
|
|
Путь к Бруквестской крепости то и дело прерывался на стоянки-пятиминутки. Свежий воздух нагонял аппетит, а усталость и ломота во всем теле располагали к созерцательным настроениям. Окружающие девственные леса были приветливы и уютны. Самой большой их опасностью казались ложные опята и комары. Когда Друлаван забегал вперед искать в кустах следы бурых медведей, Эльфрида искренне полагала, что это такой эвфемизм.
Вообще, друид был трогательно заботлив в роли разведчика.
Зато Талас показал себя настоящим тираном в роли заведующего хозяйством.
— С этого дня питаемся строго по плану, — объявил он на очередной стоянке, рассевшись посреди леса в вальяжной позе. — И никаких вам больше «пожевать на дорожку».
— Дорвался до кормушки, — буркнула Эльфрида себе под нос. — Развел бюрократию. Рыжая держиморда.
— Ничего, — тут же сманипулировал общественным мнением следопыт, — дойдём до города — там оторвёмся! Кабаки, игры, бор... Слыхали, что есть там чудо-игры механические?
— Надо же, — изобразила восхищённый поклон Эльфрида. — Да ты большой мастак по части составления планов. Ну что это такое: двигаться на север, искать черного дракона? Никакого полета фантазии! То ли дело твои великолепные стратагемы. Таверны, винишко, азартные игры — романтика!.. Между прочим, я тоже кое-что слышала об этих механических играх. Говорят, там фигурки не из олова, а вовсе даже из чугуна, и когда ты их складываешь в один ряд, они опадают вниз с ужасающим грохотом. А ещё они стоят бешеных денег — не фигурки, а сами игры — поэтому вызывают абстинентный синдром. Зато если повезёт, можно выиграть целое состояние. А ещё у них есть название: аркадные механические шкатулки. Это потому, что их обычно устанавливают в галереях гостиных дворов, под аркадами. А? А? Смекаешь? Потому и аркадные. А ещё люди говорят, что в них сидит Демон. Представляешь, до чего нынче дошли технологии? Целый Демон — вот в такой вот коробочке! Хотела бы я на это взглянуть! А давай, я научу тебя одной присказке, которая помогает выигрывать... Ой!
Она прикусила губу, чувствуя, что разница между сарказмом и агитацией практически стерлась. В голове прошелестел укоризненный голос Вельги Зелёной. Звучали слова «безобразие» и «разрат».
— Что это я, хи-хи-хи, — смутилась волшебница. — Это я так, не всерьез. И вообще, разве ты не должен вместо грез о благах цивилизации... что ты обычно делаешь?.. беседовать с ветром? Да и мне пора... э-э-э, помочь Друлавану. Медведи, знаешь ли, сами себя не найдут.
Чтобы не гневить некоторых не в меру высоконравственных духов, к обсуждениям планов вернулись только под стенами крепости.
* * *
— Пробраться в крепость, которая находится в режиме осады? — озадачился Стриж. — Думаю, вы несколько преувеличиваете мои возможности.
Эльфрида застенчиво опустила ресницы:
— Я бы ещё сильнее преувеличила — просто ничего не смыслю в осадах...
— Разве что нам повезет найти тайный ход... — раздумывал поддельный негоциант.
— У крепостей такие бывают, — согласилась Эльфрида. — Соберется войско под стенами форта, устроит осаду — а это ужасно скучно — и вот от нечего делать начинают копать лаз прямо под стену. Так и получается тайный ход. А потом, когда крепость падет, подкоп легонько присыпят землей, а сверху наложат магию — вроде как кустик у башни, но это не просто кустик — это замаскированный вход. Или, бывает, какому-нибудь лжепринцу потребуется сбежать — тайные ходы пользуются среди них большой популярностью... А знаете что? — сверкнули ее глаза нетерпеливым энтузиазмом. — Сейчас же и займусь распознаванием магии! Зря, что ли, разучивала новые чары? Заклинание, конечно, необкатанное, сырое...
— Элфри, — вмешался друид от греха подальше, — я могу разведать, что творится внутри крепости, ну, и незаметно туда попасть...
— А? Да? И правда, — волшебница немного остудила свой пыл. — Друл, ах, Друл, что бы мы без тебя делали... — в ее улыбке причудливым образом смешались кокетство и благодарность. — Тебе пришлось столько всего претерпеть, пройти и огонь, и воду, и эту дурацкую закрученную трубу, но ты выполнил мою просьбу, ты доставил бедного От-т-т... мара в место силы. И вот я опять взваливаю на тебя самую ответственную работу: проникнуть, разведать, потом ободрить... Ты правильно рассуждаешь: если стража не справится с паникой, все усилия будут напрасны — волкомраки продолжат плодиться, как кролики Свенсонов. И мысль о веревочной лестнице — толковее не придумать... — Ее щеки легонько порозовели. Когда Стриж сказал: «У меня есть кошка», — она чуть не спросила: «Какой породы?» До сегодняшнего дня она знала о кошках только, что они пушистые и мяукают. — В общем, если меня не пристрелят, я буду всеми силами прикрывать тебе спину.
— Может, пока не вмешиваться? — подал голос новоявленный Отмар из Тангерема. Он боялся, что его рассекретят, но выразился эдак осторожничая, туманно: дескать, участие в битве сделает их предметом пересудов всех окрестных земель.
— Ну уж нет, — тряхнула чародейка растрепанными волосами. И блеск ее глаз стал как у лезвий бритвы. — Клянусь, я собственными руками передушу этих щенков, если они на пустят меня к горячей еде и мягкой перине. Еще одну ночь под открытым небом с муравьями, без зеркала и туалетного столика я определенно не проведу. А сейчас прошу простить меня, господа, я намерена выяснить, где этот чертов секретный ход.
Одарив друзей жутенькой улыбкой, она горделиво выступила вперед и четко выговорила заклинание.
-
Главное - отойти от сопартийцев подальше.
Если жахнет, то не всех :)
-
Рыжая держиморда)))) Ох, умора)))) я этого слова лет 20 не слышал! И вообще пост уморительный, как и всегда, браво!))
|
Шесть Лун
— Ты же обещала, что придёшь на турнир! Обещала! В этот раз я им всем покажу! Вот увидишь!
— Ах!.. — она закрыла рот рукой и опустила глаза.
Талас стоял, уперев руки в боки и исподлобья смотрел на мать. Его глаза начали краснеть от обиды, и он сдерживая себя, чтобы не броситься прочь, сжимал кулачки.
— Боже-боже, конечно, котик, я приду! — она принялась убирать вещи, которые только что собирала в поездку.
— Р-р-р-р! — рыкнул пацан на слово «котик» и радостно выбежал из дома.
Всеобщий турнир, радость всех увлекающихся боевыми искусствами парней, в очередной раз пришёлся на время, когда Мирианне полагалось отправиться в дальний путь. Так было заведено задолго до её рождения и даже до рождения её матери: два раза в год, в начале лета и с приходом зимы, «Шесть Лун», шесть леди первых домов собирались вдали от лишних глаз. По убеждению одних, это всего лишь блажь, игра скучающей знати. По мнению других, в руках тех шестерых был ключ к хрупкому равновесию здесь, на восточных землях. «Шестая» — такое место занимала поверенная от затерянного в горах клочка земли вдали от торговых путей, не имевшего регулярной армии и дворцов. Конечно, c ней тут редко кто считался, но всё же сомнений не было — она на своём месте по праву.
Мирианна пришла к своей лошади, напоила из ведра и принялась расчёсывать гриву.
— В этот раз мы никуда не едем, Юсита. Побудут разок без нас. Конечно, пожурят немного, но ведь ничего страшно не случится, да? — она беседовала с лошадью, и та фыркала, поддерживая разговор.
Заветный день приближался, и парень всё больше пропадал в школе боевых искусств. Он хотел показать себя и в стрельбе из лука, и в поединках на мечах (деревянных, разумеется), и в «полосе препятствий», поэтому занимал себя тренировками дни напролёт. Он забыл про всё вокруг, приходил домой уставший и побитый, но на лице не было и тени уныния — синяки и ссадины только подхлёстывали азарт. Мать качала головой, но она не смела отговаривать его. Она украдкой улыбалась, напоминая себе, что сделала правильный выбор.
В последний день перед турниром Талас увлёкся настолько, что не заметил, как стемнело и все разошлись. Когда он добрался до дома, семья уже расселась за столом, принимаясь за ужин. Пацан юркнул на своё место, положив прихваченный шест рядом с собой. Он нетерпеливо расправился с едой, и сразу же спросил:
— Мам, ты точно-точно придёшь смотреть?
Она подняла на сына беспокойный взгляд.
— Что такое, котик? Я, мы все очень ждём этого. Утром все вместе соберёмся и дружно пойдём, хорошо? — поспешила она уверить мальчика.
— Хорошо! — с готовностью воскликнул он.
И остался сидеть на месте.
— Что такое? Спать уже пора. Умаялся, котик? — спросила мать, убирая со стола.
— Р-р-р!.. Ты не волнуйся, всё в порядке! Устал немного просто! — ответил пацан и побрёл с шестом в кровать.
Когда он проснулся, никого дома не было. Открыв глаза, он сразу же увидел приготовленный чистенький наряд — тот самый, в котором ему сегодня выступать. Он радостно вскочил и тут же вскрикнув, приземлился обратно на постель — ногу прострелило резкой болью. Он стиснул зубы и, найдя полоску материи, принялся туго бинтовать опухшую щиколотку. Да, накануне, собираясь уходить, он всего лишь чуточку подвернул ногу на прошенной кем-то палке — разве это могло омрачить сегодняшний праздник? Спрятав повязку под штанину, он всё с тем же шестом пошёл к выходу, но тут же в дверях столкнулся нос к носу с вернувшейся с улицы матерью. Мальчишка отпрянул и, оступившись, приземлился на пол. Взгляд Мирианны упал на кое-как перебинтованную ногу.
Следом в дверях появился отец. Глаз опытного охотника сразу заметил, что пацан ведёт себя точно пойманный подранок.
— Сиди дома, — не терпящим возражения тоном сказал он.
Мирианна неслышно поставила шест за угол. Дом наполнил горький запах лечебных настоек и врачебных предписаний, сдобренных назойливой суетой.
Где-то там закончился турнир, и дом наполнила детвора — мальчишки, обеспокоенные отсутствием друга, дружно пришли его навестить. Талас сидел на постели, молча смотря на стену.
— Привет! Ты…
— Всё в порядке — перебил их парень потухшим голосом.
— Жаль, не пришёл! Тебя все ждали! Хайла опять облажался!
Хайла тёр глаз пухлым кулачком и смиренно тянул виноватую улыбку.
— Зато Кир занял третье место, представь! Правда Кир?
Тот показал деревянную фигурку и мешочек сладостей, доставшиеся в качестве приза.
— А давайте их вместе съедим! — развязывая узелок, предложил Кир.
— Ты молодец. Ты выиграл их. Можешь съесть сам, — ответил Талас, отведя глаза.
— Эй, ну…
Повисла тяжёлая пауза. Друзья переглянулсь.
— Э, ладно, пока. Лечись, — с этими словами компания покинула дом.
Талас завалился на матрас.
Пожухлый листок за окном вцепился в свою ветвь и дрожал на ветру. Каждый серый день стихия то силой бросала его из стороны в сторону и рвала прочь; то тихо уговаривала сдаться, легонько покачивая и теребя; то, будто обидевшись, оставляла наедине с самим собой, и тот безжизненно повисал без сил на что-либо ещё. Мальчишеские глаза безучастно наблюдали на странной и бессмысленной борьбой, каждое утро открываясь с одним и тем же вопросом: «Глупый лист! Почему ты всё ещё здесь?»
Наконец-то! Проводив высунутым языком старого скрипучего лекаря, мальчуган резво собрался, выскочил из дома и получил несколько мокрых снежинок за шиворот. Сегодня он плевать хотел на дежурное «Надень шапку» и освобождение от физкультуры.
— Ты забыл это. Они, правда, немного испортились, и мне пришлось… — встретив Кира, Талас вытащил из-за пазухи пустой мешочек и протянул ему.
— Всё правильно сделал! — Кир похлопал парня по плечу и отчеканил слова, словно командир, приставивший к награде юнца.
Ребятня вокруг дружно рассмеялась.
* * *
Холод сменился теплом, отцвели сады, и снова перед Мирианной лежал дальний путь до скрытого от всего мира места. Снова её ждали теряющиеся в буйной зелени ворота, единственный сонный стражник, наигранные приветствия, реки вина, чопорные аристократки, перемывание косточек чужим баронам и герцогам, слухи, едкие шуточки и секреты Полишинеля…
— Тебе следовало бы придумать достойное оправдание, дорогуша!
|
— Какая натура, какие пропорции! Изломы бровей, о которые можно порезаться, скулы тверже скалистых утесов, мышцы, как у гончей с родословной длиннее, чем у рыцаря Хаггарда!
Эльфрида, всплескивая руками, обошла вокруг почтальона. Ее одухотворенное лицо озаряла блаженная улыбка художника, неожиданно посещенного целым сонмом щедрых и плодовитых муз.
— Простите, Отто, но сделать из вас невзрачного обывателя не получится. Природа одарила вас на редкость примечательной внешностью. Переодень вас в простой серо-коричневый плащ — и вы останетесь тем же бравым драгуном, только в скучной линялой тряпке вместо форменного камзола. Ваши усы и прическа — как это называется у жандармов? особые приметы? — придется от них избавиться. А знаете что? К Демону Тьмы невзрачность! Нам нужны радикальные перемены! Четкие линии, резкие перепады фактур, твердый камень и гибкая сталь... Да-а-а, я это вижу...
Чародейка сложила ладони рамкой и, направив ее на Отто, поглядела одним глазом в образовавшееся окошко. Судя по реакции, картина, представшая ее взору, производила прямо-таки неизгладимое впечатление. Девушка обомлела, прижала ладони к щекам и, округлив губы буквой «о», покачала головой и поцокала языком. И тут же деловито щелкнула пальцами:
— Ладно, не будем тянуть дракона за хвост! Вы готовы? Ах да, инструменты! Холст загрунтован, но мне понадобятся кое-какие предметы, чтобы приступить к творческому процессу. Работа предстоит тонкая — тут ржавым походным складнем не обойдешься. Тут нужны кисти из колонка. Где же я видела подходящую бритву?..
Смутно припоминалось, что на прошлом привале, когда она наводила порядок в вещах следопыта, среди рваных кусов веревки и ржавых наконечников стрел ей попался на глаза странный коробок с инструментами, похожими на маникюрный набор для орка. Метнувшись в два шага к Таласу, девушка свела бровки домиком и стала мельтешить перед парнем до тех пор, пока он не сдался, разрешив ей воспользоваться бритвой, щетками, клещами и прочими загадочными предметами из набора. Раздобыв все необходимое, она вновь выросла перед Отто. Ее щеки горели лихорадочным рваным румянцем. Солнечный лучик ярко подрагивал на растопыренных лезвиях ножниц, которые она держала в руке.
— Доверьтесь мне, Отто. Шедевр уже родился. Он здесь, — показала Эльфрида на свой висок и клацнула ножницами, — осталось только отсечь все лишнее. Пожалуйста, закройте глаза и не дергайтесь.
Отто послушно застыл, опустив руки к паху в непроизвольном защитном жесте, и волшебница закружилась вокруг него.
Спустя полчаса перед ней стоял солидный незнакомый мужчина с тяжелым свинцовым взглядом, аккуратно выбритой щетиной с намеком на будущие усы и короткую «докторскую» бородку и гладким, как озерный окатыш, блиставшим на солнце черепом.
— Отто? — спросила чародейка немного растерянно, словно хотела удостовериться, что это по-прежнему почтальон. — Только посмотрите на себя, Отто! Вы такой... Такой... О-о-о, я трепещу! Вы просто волшебственны! Да вас теперь не только жандармы — родная матушка не узнает! Гвоздь гражданской законопослушности с насечками бунтарского духа — вот, что я из вас сделала! Образно говоря. Ах, какая артистка, какая артистка умирает во мне!..
Остался последний штрих. Отведя Отто на болото и утопив вместе с ним в трясине футляры от карты и железного «голубя», волшебница коснулась поношенного камзола драгуна, пытаясь изменить его синий казенный цвет... ну, хотя бы на черный. Однако от волнения допустила ошибку в формуле и... в общем, пришлось сразу же переходить к плану Б: стремглав возвращаться в лагерь и, краснея, бледнея и заикаясь, просить у Стрижа плащ Годльгонглера, чтобы хоть как-то прикрыть последствия неудачного волшебства.
* * *
Наконец друзья затушили костер и тронулись в путь. Вооруженная картой и неугасающим оптимизмом, Эльфрида выступала проводником.
|
— Мещанин, взяточник и неприятный тип? — обрадовался негоциант. — Значит, все будут только рады, когда мы обведем его вокруг пальца.
Внезапно Эльфриде стала ясна вся неловкость ее положения. Она позволила себя увести в чащу человеку, о котором совсем ничего не знает. Человеку, который предлагает ей обмануть бирбрукского мэра. Не просто обмануть — облапошить! Развести на крупные деньги, выражаясь словами Пройдохи Уилли. На миг в ее широко открытых глазах просквозила тень страха. Всего лишь на миг, потому что девушка уже не была той тусихой, которой начинала свое путешествие. Как, впрочем, не была прежней легковерной глупышкой. На смену страху пришло любопытство: что же Стриж скажет дальше?
— Скажу больше, милая моя, я хочу продать ему не статуэтку, а полноценный замок! — парень наклонился к самому уху волшебницы. Эльфрида вздрогнула то ли от холода, то от жара дыхания собеседника, колючими искорками прокатившегося по ее коже, но и на этот раз не позволила себе стушеваться — смотрела на парня по-прежнему прямо, сверля его немым вопросом «кто ты на самом деле такой?». Хотя в глубине души уже знала ответ. Приключения Роджера из Полесья кое-чему ее научили, да и многолетняя дружба с вором тоже не пошла даром.
— А такого рода сделка будет куда выгодней, — шептал Стриж, — если в компании яростно торгующегося негоцианта будет прелестная девушка.
— Девушка, которая умеет накладывать чары, — усмехнулась Эльфрида, поигрывая тесемкой, — расположение которой обаятельный негоциант хотел бы использовать в своих целях. А цели у него не самые благовидные. Что я скажу?..
Она отступила на шаг. Выражение ее лица изменилось. Теперь она глядела на парня из-под темных ресниц. Глядела оценивающе и пытливо.
— Я могла бы сказать, что порочность мэра — не повод его обманывать. Могла бы сказать, что негоциант оказался врунишкой, выдающим себя честного человека. На самом деле он не такой уж честный. Могла бы сказать, что людям не нравится, когда их товарищ водит их за нос. Могла бы сказать. Но скажу иначе. Скажу, что заинтригована. Задумка негоцианта весьма... впечатляет, какие и его способности к лицедейству. Но каким бы очаровательным ни был негоциант, он должен кое-что зарубить себе не носу: девушка, которой он предлагает авантюру, согласится на его предложение, только если будет ему доверять. Поэтому...
Эльфрида придвинулась к Стрижу совсем близко (так же, как он к ней недавно). В ее голосе появилось что-то зловещее.
— Девушка поможет негоцианту, но поставит одно условие. Если негоциант вздумает ее обмануть — и под «обмануть» я имею в виду «скрыть важные факты» и «ввести в заблуждение» в том числе — она превратит его в дохлую жабу, — волшебница расцвела лучезарной улыбкой. — А если он еще раз назовет введенную в заблуждение девушку «моя милая», она его пребольно укусит. Со своей стороны девушка обещает как следует прозондировать почву, выяснить, насколько слухи о чаяних мэра соответствуют действительности.
Она выждала паузу.
— Ну так что? — спросила вдруг как ни в чем не бывало. — Поищем еще какие-нибудь растения?
|
-
Как же круто!!
"Несколько часов: *проходят*" – *хохочет и тащится, тащится и хохочет* Ааа, это слишком круто!! Это ве-ли-ко-леп-но!!
-
Театр и его описание- просто прекрасны)((
|
Я — менестрель. Я путешествую по лесам и холмам, собирая истории в одних краях и рассказывая их в других, за что меня чествуют чеканной монетой, едой или добрым делом. Среди прочих в моем репертуаре много историй о богах. Я бы мог рассказать вам о том, как Сахур убил своего брата, разрезал его тело на семь частей и разбросал их по пустыне; о том, как Исхеда родила от трех коней, один из которых был каменным, другой — огненным, а третий — мертвым; о морском боге Салаамтури... впрочем, нет, о Салаамтури не стоит, ведь среди нас девушка. Истории о богах полны странностей и чудачеств, и за них неплохо платят.
Но иной раз боги ведут себе точь-в-точь как простые смертные: влюбляются, обижаются, поддаются гневу и жалеют о содеянном. Такова история, с которой я должен начать свой рассказ о Залаасе — история о богах Фенраде и Идавироне. По сути своей она довольно проста: два брата-титана изгоняют из мира Демонов Тьмы и делят освобожденные земли между собой, договариваясь, что не будут нарушать установленную между ними границу. Фенрад устанавливает на своей земле «право сильного»: власти добивается тот, кто смелее и сильнее. Идавирон, успевший к этому времени обзавестись дочерьми, передает бразды правления им. Дочерей у Идавирона пять, и по характеру одна хуже другой: Лея, которая любит топить корабли и создавать морских чудовищ; Крета, дева-воительница, развлекающаяся убийством великанов; Илеана, созидающая омерзительных гибридов и болезненных существ; Шеала, заигрывающая с Демонами Тьмы, и Магма, время от времени превращающаяся в дракона и сжигающая поселения и леса.
И вот однажды Магма решает, что ей не нравится на землях отца, и отправляется в земли Фенрада. Довольно скоро она понимает, что порядки, которые царят у бога-волка, ей больше по нраву. По «праву сильного» она становится царицей гор и не собирается на этом останавливаться. Фенрад не имеет ничего против, ведь Магма всего лишь подчиняется закону, который он сам и установил; чего не скажешь об отце беглянки, который требует, чтобы она вернулась. Идавирон отправляет остальных дочерей вернуть Магму, но та дает сестрицам отпор. Рассвирепев, Идавирон самолично спускается с небес и пытается силой увести дочь «домой» — и таким образом нарушает договор о границе между землями. Между ними завязывается драка, в которой Идавирон убивает Магму, после чего Фенрад вызывает его на поединок за нарушение границ. Обезумевший от гнева Идавирон убивает и Фенрада, вырвав у того сердце.
Когда гнев отпускает Идавирона, он наконец понимает, что убил свою дочь и брата. Он горько оплакивает их и решает удалиться в божественные планы бытия и больше ни во что не вмешиваться...
Я очень люблю эту легенду: слегка изменив детали, можно сделать ее историей о жадных братьях, не поделивших земли; можно сделать акцент на том, что Идавирон был суровым и безжалостным отцом; можно поведать о коварных сестрах, которые свели царицу гор в могилу... Главное, чтобы слушатель был доволен. Я рассказывал ее в плену у гноллов, в гостях у кобольдов, рассказывал людям, эльфам и гномам; я устроил настоящее представление вождю орков! Одни были на стороне Быка, другие — на стороне Волка, но никто не остался безучастным. И вот однажды я рассказал ее дракону, который, как оказалось, знал об этих событиях намного больше, чем я...
-
В этом посте прекрасно все
-
Блин, Магма - дочь Идавирона!! Вот это поворот)) и всё-таки черные драконы не молодые! Я ведь тоже догадывался)))) А может Залаас - парень этой Магмы?)))
|
|
Стриж ушел от атаки, и волк, укусив воздух, крутанулся на месте, вновь переключаясь на Таласа. В отличие от вора, волкомраку приходилось держать в поле зрения сразу всех противников, и это давалось ему с трудом. Сотканный из тьмы хвост ударил по оставленному Стрижом горшку, и тот разлетелся на осколки. На мгновение в воздухе повисла сверкающая завесь из монет, и меч полуэльфа прорвался сквозь нее, будто проламывая золотое ограждение. Монеты брызнули в стороны, уступая место фигуре следопыта, и заточенный Джулианом клинок вспорол теневую шкуру монстра. Черная тварь, извергая запах гари, вцепилась в ногу Таласа, и их обоих окутал заменяющий волкомраку кровь густой дым. Монеты упали на землю, переливаясь в свете едва начавшей убывать луны. Рядом в траве блеснули капли крови из раны Таласа.
Мгновение спустя рапира Стрижа вошла в бок волкомрака. Замахнувшийся было для нового удара Талас почувствовал, как противник теряет хватку и его острые зубы растворяются в темноте. Дым заклубился с новой силой, заволок глаза следопыта, а когда рассеялся, полуэльф увидел, что Кокс воинственно теснит кого-то из-за деревьев.
Существо — а человеком Наблюдателя не назовешь — медленно отступало под напором кота из тени на свет. Из-за плеча Наблюдателя выглядывал гриф лютни. Ларс — он плохо перенес путешествие через портал и только сейчас пришел в себя — учуял чужеродный запах, залаял и тоже бросился к Наблюдателю.
— Отзовите животных! — умоляюще сказало существо. — Меня зовут Тонту! Я друг!
Тонту вышел вперед, и лунный свет очертил его силуэт. Глаза героев расширились от удивления, а в голове всплыл насмешливый голос Годльгонглера: «О, я его прекрасно помню. Хотя бы потому, что он не был ни эльфом, ни человеком. Он был жаболюдом, хех, смешным таким лягушонком. Так мы его и называли — "лягушонок"». Собственно, подобрать лучшее описание было бы сложно: перед героями стоял настоящий лягушонок — в коричневой курточке и с лютней за спиной.
Пока все рассматривали Тонту, Отто мягко взял Эльфриду за локоть и тихо проговорил: «Я понимаю, что сейчас не совсем подходящее время, но мне как можно скорее нужна могила». На удивленный взгляд девушки драгун пояснил: «Почтамт будет искать меня, и лучше изобразить, что я умер. Тем более, что, в общем-то, так оно и есть... »
— Я друг! Я друг! — нервно повторял Тонту, пока Ларс придирчиво обнюхивал его. — Я пришел помочь! Дело в том, что... кажется, это я виноват в возвращении Залааса...
КОНЕЦ ВТОРОГО ЭПИЗОДА
-
Очередной умело пришитый лоскут в мозаику нашего пёстрого одеяла;)
-
Обалденно! Кого угодно ожидала, только не лягушонка! ^^
|
|
|
Когда волшебница села за автобиографию и стала подбирать эпиграф к этой главе своей жизни, выбор ее пал на красивую и пространную фразу из Сайтамы: «Один цветок лучше, чем сотня, передает великолепие цветка» — уж очень ей хотелось настроить читателя на патетическую ноту, хотя, право слово, ничто не смогло бы лучше передать суть произошедшего, чем простодушный, но такой подходящий по значению излюбленный возглас ее папеньки, повара Тобиаса Гройса. «Да, — сказала себе Эльфрида, когда затихли последние отзвуки воинственного клича, — вот это прилетела так прилетела!» И нервно сглотнула слюну, решив не шевелиться, чтобы не разбить застывший воздух неловким движением и звуком. Так и стояла вечно теребящая тесемки, с лиловыми от смущения щеками. Было светло, как в полнолуние. Привидения светящимся кольцом окаймляли неширокое пространство вокруг чародейки — студеная иссиза-голубая мгла, исполненная сияния и тайны, — так зимние морозы и снежная крупа почтительно обходят пропарину горячего источника. Голубая рука умудренного опытом старца с добрыми чертами холодила плечо, но прикосновение не было тяжелым. Этот призрак-патриарх имел такой представительный и внушающий доверие вид, что казался почти живым и плотным: хоть бери кисть и рисуй с него аллегорию гордости и благородства. Эльфрида ответила на его выжидающий взгляд полным сомнения своим. Она колебалась. Она недоумевала. Она была настолько ошарашена, что не просто растеряла красноречие — забыла, как произносятся слова. Пять минут назад, когда духи воинов принялись рядиться, наказать их с друзьями или наградить, она могла лишь беспомощно вертеть головой, переводя изумленные глаза с лысины на добрые морщины, а с добрых морщин на широкие скулы и топор валькирии. А теперь, не в силах что-либо ответить, судорожно дергала тесемки. Все казалось таким ненастоящим — сном среди белого дня (или беспокойной белой ночи?). Словно бы она была одновременно и здесь, в неуютном предметном мире подземелья, и не здесь — а в пространстве фантасмагорического сна, в сюжете сочиненной ее матерью «Саги об истинном герое». Ее обступали тени прошлого: она делала глубокий вдох — и ноздри улавливали дым великой битвы, она выдыхала — и слышала отголоски богатырских поединков, она переминалась с ноги на ногу — и под ней шелестела страница забытого предания, где серебряный всадник на серебряном коне поражает опрокинутого навзничь и попранного конем дракона. Древние пророчества поднялись из мглы веков и ждали явления настоящего героя. Но разве Эльфрида настоящий герой? Разве она достойна предложенной ей чести? Молчание утомительно затягивалось. Молодые и старые, здоровые и увечные богатыри и валькирии выжидали и хмурились, роптали. Эльфрида обернулась на друзей, поочередно перебирая взглядом меховую друидову накидку, пальцы Стрижа, его фигуру, дразнящую трикстерскую ухмылку следопыта... И Отто, мертвого Отто... Неизвестно, что она там разглядела, и словами не передать — неловкие слова ведь, случается, разрушают что-то важное, но теперь она была готова. — Да свершится предначертанное, — промолвила она с тихой решимостью, выдыхая облачко пара в стылое пространство. И каменная пыль захрустела под ее ботинками — она пошла к алтарю твердой поступью, с неожиданной для самой себя величественной статью. То, что раньше лишь намеком, кратким просверком со дна души угадывалось в треугольном личике и кукольных чертах, в эту секунду полностью преобразило ее облик. Как будто свиток грядущего ненадолго развернулся, накладываясь на настоящее полупрозрачным слоем, и смешливая девочка-волшебница на двадцать пять шагов до алтаря, оставаясь собой, стала кем-то другим — прообразом будущей себя: уже не волшебницей — колдуньей в ореоле могущества и силы. Стена могучих призраков расступилась перед ней, образуя недлинный коридор, подводящий к алтарю. Над вершиной алтаря, тяп-ляпом склеенного из крупных уродливых камней, невесомо парил волшебный молот. Эльфрида, недостойнейшая из достойных, потянулась и взялась за рукоять втрое толще своего запястья. А взявшись за оружие и подняв его высоко над головой, развернулась к друзьям и выкрикнула: «Траг-дабба-Идавирон!» — не только потому, что этот театральный жест представлялся ей обязательным жестом настоящего героя, но еще и потому, что чувствовала острейшую необходимость выразить хоть какими-то словами то невыразимое, что с ней только что случилось. Богатыри отозвались громовым эхом, скандируя клич. И так, крича, один за другим полетели вверх — стремительно и непоправимо, просачиваясь сквозь потолок, оставляя в воздухе после себя зябкий дух озона и дымный след, который распадался на отдельные голубоватые крупинки. С каждым ушедшим в небо воином становилась все темнее и темнее. Воздух недолго поплакал голубой пыльцой, выплакал всю и окончательно померк; тьма черным омутом подступила к алтарю. Единственным источником света остался молот в чародейкиной руке. Теперь подземелье походило на урановую штольню. — Sic itur ad astra, — певуче выговорила девушка, больше не боясь разрушать тишину неловким звуком. А потом опустила молот, подошла к друзьям, шмыгнула носом и уже своим прежним голосом принялась как ни в чем не бывало тараторить всякий вздор: «Ядрена чудасея! Такого даже с гадальным шаром не предскажешь!.. Талас, Талас! Так что же еще умеет Кокс?.. Ну что, банда? Возлагаем немощного на пьедестал?..»
|
Чем больше старый вояка слушал Эльфриду, тем более удивленным становилось его лицо. Он-то думал, что в храм забрела стайка блудливых воров, и злорадно готовился к возмездию, а теперь, когда обстоятельства оказались совершенно иными, не знал, как реагировать и что сказать. К счастью, к нему на выручку пришел другой призрак — седобородый старец с мудрыми и добрыми глазами. Он представился Даблимом, и, вежливым жестом предложив прервавшейся на мгновение Эльфриде продолжать рассказ, стал слушать, слегка кивая или качая головой на особо страшных или удивительных эпизодах истории. Остальные призраки тоже поочередно замедлили свой полет и присоединились к быстро растущей группе слушателей. Вскоре волшебница оказалась в центре широкого призрачного кольца. Наконец девушка закончила свою речь — пылким риторическим вопросом:
— Скажите мне вы, отважный воин, кем я буду, если не верну к жизни друга, который однажды спас мне жизнь?
Души драконоборцев безмолвствовали. Даблим довольно улыбался, скрестив руки на груди, будто только что голыми руками задушил самого Магму.
— Ну и ну! — проговорил он. — Ну и ну! А девочка-то достойная!
Лысый вояка повернулся к нему, вытаращив глаза:
— Нееееет....
— Почему нет? — пожал плечам Даблим, не отворачиваясь от Эльфриды. — Все по правилам. Она дошла до нас, произнесла речь. Весьма, должен заметить, впечатляющую. Отказалась от связи с Фенрадом... По-моему, она более чем достойна.
— Но ведь она не одна проходила испытания! Их здесь целая толпа! — возмущенно крикнул кто-то с задних рядов.
Даблим продолжал разглядывать Эльфриду, сияя, как латы рыцарей на турнире в Роэне.
— Но все они — ее помощники. — спокойно возразил он. — В правилах сказано: «можно взять орудие и помощника».
— Но она женщина! — буркнул худющий тип в длинном плаще, злобно буравя Эльфриду крохотными глазками.
— Закрой свой рот, Барни! — воинственно крикнула стоявшая неподалеку валькирия, воздев над головой широкий двуручный топор.
Даблим поднял ладонь, призывая всех последовать тому же совету.
— Мы много веков хранили этот молот, чтобы отдать его последнему драконоборцу. Видят боги, мы не думали, что им станет хрупкая девочка, но Судьба мудра, и мы покорно следуем ее тропами. Ты подтвердила свою преданность Идавирону, отказавшись от сделки с Фенрадом, прошла все испытания и убедила нас, — Даблим произнес «нас» с нажимом, давая понять, что его решение не подлежит обсуждению, — что достойна нести звание драконоборца. Иди же и возьми свое оружие. Не бойся — для тебя оно всегда будет легким, как перо, но никто, кроме тебя, не сможет его поднять.
Призрак старца подплыл к девушке и положил ладонь ей на плечо. Прикосновение были холодным, но дружественным.
— После этого используй постамент для молота как алтарь, чтобы воскресить своего друга. — добавил Даблим тихо, так, чтобы только Эльфрида могла его услышать, а потом вдруг воинственно заорал остальным:
— Траг-дабба-Идавирон, братья! Траг-дабба-Идавирон!
Эльфрида, что ты будешь делать?
-
Очень живая сцена, супер
-
Круууть!
-
Вот это поворот!
|
|
|
— До скорой встречи, — вежливо ответила Эльфрида, провожая духа подчеркнуто уважительным поклоном. Но какое ликование, какое бесстыжее самодовольство пряталось в тени ее кротко опущенных ресниц! Она дождалась, когда сузится кольцо портала и глянцевый шар богатырской головы скроется в сомкнувшейся и погасшей лунке, и едва все закончилось и магические искры заштопали разорванную тьму, пролетев над ней трескучим роем, не удержалась — хохотнула истинно ведьмовским смешком.
Редкое лакомство для ее самолюбия услышать процеженное сквозь зубы «проклятая ведьма». О, это выражение бессильного гнева, омрачившее лицо богатыря! Всего на миг — словно промелькнула тень летучей мыши, но ведь было же, было! А причиной гнева — она. Она! До чего же лестно! Подумать только: для грозного воина, победителя драконов она не глупая кокетка в легкомысленной пене истрепанных оборок, а целая колдунья, властительница тьмы. Даром, что без слез на нее теперь не взглянешь: мантия пропала, позлащенные звездочки пропали, волосы растрепаны, точат во все стороны пучками нечесаного льна, всех украшений — грязное мещанское платье да кровоподтек на виске, и все-таки — ведьма, да еще проклятая!
Эльфрида ощутила себя легче пыли. Не шла — парила в дымной вуали полутьмы, в сантиметре над миром, не касаясь изношенного камня невесомыми ногами, улыбаясь не то чтобы улыбкой — а рассеянным сиянием, добавляющим яркости и цвета всем предметам, каких бы ни коснулось.
— Ты готова заходить одновременно со мной? ... — подмигнул ей Друлаван. Вопрос, как всегда, касался жизни и смерти, но уверенные интонации друида настраивали на спокойный и даже беззаботный лад, и этот тон и то, как ловко эльф продумал и быстро предложил содействие, понравились Эльфриде не меньше, чем бессильная злость драконоборца.
— Готова ли? Конечно, — отзывчиво покивала девушка, с торопливой небрежностью заправляя за ухо взъерошенную прядку и едва ли отдавая себе отчет в том, как нелепо сочетаются ее преувеличенно деловитые кивки с затуманенной нежностью улыбки.
Сев на корточки перед четвероногим другом, эльф потрепал его по холке, заботливо наставил действовать согласно с чародейкой, а та, следя за разговором, с удивлением отмечала про себя, что в спокойные и сердечные минуты вроде этой, когда Друлаван ласково чешет пса за ухом или вспоминает о родных краях, в его внешности проступает что-то такое одухотворяющее, трогательное, что-то вроде... благородства? «Странно, — думала она, — когда-то его экзотический вид меня пугал, я считала его дикарем и неотесанным мужланом, но теперь чем грубее его звериные обличья, тем тоньше кажется настоящая натура».
— Эльфрида, Ларс пойдет с тобой, — вытянулся эльф во весь немалый рост (волшебница едва доставала ему до плеча), — его веса должно хватить, чтобы компенсировать разницу между нами. Итак, заходим в комнату и не торопясь расходимся в разные стороны. Готова?
Лучистый Эльфридин взгляд упал на пса. Вслед за эльфом она погладила добродушную мохнатую морду, умиляясь прикосновению к ладони холодного и мокрого собачьего носа — уменьшенной копии кожаного кулака гориллы, — и кивнула, просто и коротко кивнула, отвечая не столько на слова, сколько на звук бархатистого голоса друида. В сущности, она была готова еще до того, как слова прозвучали. Наверное, еще тогда, когда, оставив темный угол зала переводить дух после опаливших его чар, пошла навстречу Друлавану, уловив в позе друга... ожидание, призыв к действию?
Воодушевленная, по команде эльфа она переступила рубеж, который отделял одну область подземелья от другой, ступила на тяжелую плиту одновременно с шустрым Ларсом. Обвела взглядом стены — пока что молчаливые, обманчиво незыблемые, условно оживленные двумя, и только двумя, факелами, в ауре которых вилась вездесущая чихательная пыль. Наконец прижала кулачок к груди, словно пряча в нем проникновенные слова друга: «Страх легко побороть, когда у тебя есть высшая цель», — и по-прежнему сверкала глазами, и все так же улыбалась (и друиду, и псу, и своим мыслям).
И только когда зал заскрежетал и с ревом и хрипом стал сужаться, она вздрогнула, прихваченная холодком мимолетного испуга, — вздрогнула, скривилась, но все же не поникла.
|
— Пошли прочь! Кыш! Кыш! — замахала Эльфрида на мух, облепивших почтальона. Рой трупоядных насекомых с неохотой покинул насиженное место, но от этого стало, пожалуй, только хуже: взору открылось лицо бездыханного драгуна — страшный лик с искаженными сухощавыми чертами, с роговицей глаз, которую заволокло белесой мутью, с дряблой кожей столь бледного голубовато-серого оттенка, что буквально светилась в темноте, и во лбу — злополучная стрела и запекшаяся корка вокруг раны. На живого человека он теперь походил лишь отдаленно. В довершение всего в сыроватом воздухе леса потянуло волной пока не резкого, но уже вполне отчетливого приторно-тошнотворного запаха гниющей плоти.
— Нельзя, — страдальчески поморщилась Эльфрида, отводя от драгуна скорбный взгляд. — Мы не можем провести ритуал здесь или на крыше, нам надо оказаться в самом центре места силы, иначе плата за беспечность окажется слишком высока. Нельзя, и все тут. В этом я уверена. Не уверена в другом: сказать по правде, я понятия не имею, какими, собственно, церемониальными действиями обставляется оживление мерт... э-э-э, в смысле, ритуал. Помню, что потребуются долгие и сложные приготовления, но какие именно... Круг рисуется углем или мелом? Сигиллы наносятся перед или после эвокации? Формула solve et coagula не подойдет, придется брать другую. А еще богини! Дай Клевер памяти припомнить, как их звали... Ах, magia non penis canis est!..
Бормоча заковыристые термины, Эльфрида сняла с плеча котомку, по привычке обращаясь за пояснениями к книгам. Среди измявшихся узелков с провизией и замусоленных романов нашлась методичка «Основное пособие по ритуальной магии», исчерканная пометками и начиненная множеством шпаргалок. Она-то и нужна была волшебнице.
— «Tonsillectomia per rectum», — прочитала чародейка на полях страницы, заложенной сухим дубовым листиком: — Не то, магическая хирургия — вещь любопытная, но сейчас не пригодится. «10 способов сбросить вес без ограничений в еде» — тоже не то, хотя надо отложить, полезные советы. «Теургия гоетия» мимо, «Методы магической триангуляции» мимо, «Эзотерика и личностный рост» ми... Тьфу, как сюда попало это мракобесие?! — она смяла и выкинула неугодную заметку, перелистывая дальше: — «§ 12. Практика ритуальных отправлений». Так-так, это уже ближе... «Выберите покровителя, чьим именем будете заклинать божественную силу»... Да-да-да, божественная сила — это Клевер, мой покровитель — его дочь... Ура, кое-что нашла!
— Теперь вор... — промычал металлический привратник.
— Торопись, вор! — предупредила вторая голова.
«Хм, действительно, — призадумалась Эльфрида, — рогатые стражи ждут ответов от Стрижа, и, наверное, как на экзамене, ему нельзя подсказывать. Но как же быть? Передать ему записку?.. Вдруг заметят? Изучить заклинание телепатии? Ой-ой-ой...» А пока она раздумывала, Талас приосанился и нежданно-негаданно начал декламировать стихи, причем с артистизмом, с подмяукиваньем Кокса, будто вознамерился демонстративно насмеяться над строптивыми вратами. Эльфрида зыркнула на него взглядом оскорбленной королевишны на вошь: «Тут Отто разлагается, а он! Нашел время демонстрировать глубину своей натуры! Ладно бы еще заунывную балладу, там, меланхолический романс, подходящий атмосфере, а то какую-то кабацкую шутку-прибауку». Однако вслушавшись в музыку слов, в смысловые ударения, расставляемые неразлучным другом следопыта, она просияла ярче факела, озаряясь шаловливой ребяческой улыбкой.
— Дочери, говоришь? — протянул Стриж, уловив намеки следопыта. — Точно помню, что одну звали Кетра. Точно, Кетра, как мою первую возлюбленную. Вторая, кажется, Илеана... А вот третья... Дай минуту подумать...
Эльфрида подмигнула негоцианту и пропела, на ходу сочиняя продолжение куплета:
Самый толстый аноним,
Пузатейший из братьев,
Вечным голодом томим,
Мечтает об оладьях:
— Хотя я нашу снедь хвалю,
Признаюсь, не совравши:
В ду.. ...дьи я люблю
Куда сильнее каши.
Вкусны оладьи знатные,
Сметанно-ароматные!
-
Эзотерика и личностный рост - это шикарно!
-
magia non penis canis est
Просто убило :)))))))
-
Аж оладьев захотелось..)))
|
|
|
Кончик жезла зажегся без дыма и гари, мягко и таинственно, точно брюшко светлячка. Эльфрида поднесла импровизированный факел к воротам, направив неяркий рассеянный свет на рогатые образины, мрачными стражами храма выраставшие из дверей.
Освещение получилось скудное, но его хватило Стрижу, чтобы, обследуя ворота, рассмотреть агрессивно раздутые ноздри бугаев и даже внимательно изучить дверные петли. Снедаемая приключенческим азартом волшебница с интересом наблюдала за его действиями, как если бы перед ней был оккультист-гаруспик, прощупывающий человеческие внутренности и гадающий по печени. Пожалуй, не менее сильно, чем провести ритуал, ей не терпелось узнать, какие секреты таит в себе это приземистое каменное капище.
«Представь себе, — нашептывал ей внутренний голос, — как украсит твою автобиографию глава о приключениях в чаще таинственного леса!» «О да, еще как украсит! Только разве правильно, — сомневалась девушка в ответ, — что несмотря на синюшный вид драгуна и могильную атмосферу вокруг храма, я способна думать о таких пустых вещах?» «Но ведь атмосфера действительно что надо — в самый раз для цветистого переложения в романы! Давай же, заткнешь за пояс самого Ламьера!» — привел внутренний голос неоспоримый аргумент. «Ладно уж, ладно, — согласилась чародейка. — Пожалуй, я слишком много беспокоюсь по всяким пустякам», — и в ее мечтательной головке побежали описательные строки: «Древний храм, тихое и пугающее место, куда едва пробивался свет догорающего дня, пред которым, будто перед прокаженным, расступились почерневшие от одиночества и горя кущи леса... мм... встретил героев залпом огненных стрел, изрыгаемых из пастей десяти окаменевших великанов...» И то верно: почему бы для красного словца не присочинить какие-нибудь огненные стрелы? Ведь отчего-то же обуглились ветки и стволы, образующие стены лесного коридора?.. Как странно... Как все это странно...
Задумавшись, девушка на секундочку забыла о своей функции фонарщика, переместив факел и воздев его высоко над головой, чтобы озарить близлежащие стволы.
— Друлаван, — повернулась она к друиду-слону, усеянному мелкими щепками и листьями, — позволь спросить: ты ведь умеешь читать состояния деревьев? Как думаешь, что здесь произошло? Почему обуглились стволы?
— Эмм, Эльфрида, — позвал ее Стриж. — Кажется, вы сведущи в магических искусствах?
— О, в самом деле, — спохватилась волшебница, поднося жезл обратно к бычьим мордам.
— Эти ворота, — заключил негоциант, — совершенно точно заперты магией. Ловушек здесь нет, но и замка — тоже. Я, конечно, еще посмотрю, но здесь нужна рука волшебника... или волшебницы.
Как удачно получилось: к этому моменту Стриж уже закончил осмотр, а значит, в факеле больше не нуждался.
— А вы прозорливы, — ответила Эльфрида, принимая вид в меру куртуазный, уверенный и одновременно скромный. — Я бы солгала, назвав себя сведущей в магических искусствах — искусства сии глубоки и неохватны — но те немногие нуждающиеся, кому ваша покорная слуга имела честь оказать магическую помочь, могли бы засвидетельствовать, что она, то есть я, кое-что в этой непростой науке смыслит. Раз вы уверены, что дело не в механике, попробую развеять темную энергию, дабы развести врозь сии врата.
Отойдя на шаг от ворот, она оценивающие прищурилась на них, будто ей было недостаточно рассмотренного прежде. Почесала кончик носа, поскребла подбородок, прошептала латинское название волчанки — для пущей таинственности и чтобы навести тень на плетень (не признаваться же ей, в самом деле, что будет использовать заклинение впервые?), сообразив, что понадобятся обе свободные руки, передала негоцианту факел, а затем, отойдя еще на два шага назад, выкинула перед собой ладони, словно бы отталкивая воздух от себя, и красиво, с выражением, по-латински велела воротам отвориться.
— ...Пер Идавиро эт глориа, эт доминус део, эт ин терра рена! Релинкитус!
Кончики ее пальцев загорелись; вытекая из них, между ладоней сконцентрировался стеклисто-прозрачный клубок магической энергии, опалесцирующий и переливающийся бледными тонами голубого. С последним словом заклинания он выстрелил из рук, полетел, расширяясь в толстую струю и вспыхивая ярче, беззвучно ударился в ворота, — а те хоть бы шелохнулись! — и беззвучно же осыпался к подножию храма быстро угасавшими фальшфейерными искрами. Выглядело так, будто незримая часть энергии просочилась сквозь преграду, а зримая, не перенеся удара, скоропостижно испарилась по сю сторону ворот.
— О Клевер, — выдохнула девушка, утирая испарину со лба, — надеюсь, удача не отвернулась от меня. Сейчас это было бы крайне неуместно.
-
Нравится отыгрыш, плюсую!
-
Как же увлекательно ты пишешь!)))
-
в меру куртуазный, уверенный и одновременно скромный пост
|
|
Эльфрида была напряжена во всех смыслах: прямом-магическом и переносном-душевном; все ее инстинкты как будто обострились, вся она обратилась в зрение и слух, и ее индивидуальное время, казалось бы, потекло со скоростью мотыльковой жизни.
Тяжело дыша, она опустила дрожащую руку. В пространстве над ней бежала широкая трещина, сквозь которую в этот мир, в душную тьму цвета застоявшейся крови, явился покрытый татуировками гнолл.
— Златаньегг... — только и промолвили закончившие читать заклинание губы. Могучий и жилистый, словно весь скрученный из узлов, мерцающий красно-желтыми рефлексами от огня на благообразной морде и обручах, он выглядел даже горделивей и величественней, чем прежде. Магичка поклонилась, но гнолл не удостоил ее ответной любезности; «Они сохранят тебе жизнь!» — резко выкрикнул он, останавливая впавшего в неистовство гедду. Опоздай этот вскрик на мгновение — и гедда размозжил бы череп Друлавана о камень.
— Отец?.. — недоверчиво обернулся Змерчеевигг на духа. Задумка Эльфриды сработала: с глаз альфа-гнолла наконец-то спала пелена отчаянной злости. Но постойте... Отец? Вот так новость! Чем это может обернуться для их команды?
— Годльгонглер убил меня, — подтвердил Златаньег. — Он нарушил заветы Ладья-Негге и присягнул на верность темному богу, Фенраду...
Друлаван зашевелился, с видимым усилием поднимаясь с земли.
— Друлаван, ты цел? — доселе неподвижно вслушивавшаяся в каждое слово почтенного духа, волшебница метнулась к товарищу с такой резвостью, что облачко голубоватых разрядов едва успело ринуться вслед. — О, хвала Клеверу, ты можешь устоять на ногах!.. Годльгонглер повержен, но... — она понизила голос, хотя в этом не было ни малейшей необходимости — в пылу разразившихся между гноллами споров никто не расслышал бы ее комариного писка, — но... Кукловод... Он пока не явился, но я чувствую, знаю: он затаился поблизости и выжидает. Мы должны держать ухо востро! Годльгонглер спешил, кричал, что «время уходит». Это значит, что скоро явится Фенрад.
«Явится Фенрад. Но как? Его лик проявится на фоне черной луны?..» — множились мысли в сознании девушки, а край ее зрения тем временем резануло от яркого металлического блеска — это вооруженные гноллы, устав от препирательств, набычились друг на друга и схватились за сабли.
— Перед тобой почтенный Златаньегг, Гридгарадг, прояви уважение! — рыкнул один из гедд, вертя великолепным изогнутым клинком.
— Твой вождь в путах, Таглдагар, а ты веришь в морок ведьмы! — оскалился названный Гридгарадгом.
Змерчеевигг же со страшным спокойствием подходил к противно визжащему Годлю, верхом на котором сидел стреноживший его и жутко довольный собой следопыт:
— Отойдите. Я должен отомстить за смерть отца.
Взбешенная чародейка с криком «аста-ар» выпустила волшебную молнию в Гридгарадга:
— После всего, что открылось, ты защищаешь предателя? Это от наивности или потому, что Годль обещал тебе сочную кость? Сколько же можно драться?! — взвизгнула она, раздражаясь все больше. — Неужели никто из вас не хочет узнать, что за странь здесь вообще происходит?! Змерчеевигг! Я могу задавать один вопрос твоему отцу. Но если ты обещаешь, что не будешь пороть горячку, я передам тебе право задать вопрос Ладья-Негге. Ты согласен?
|
|
Однажды гнолл хлебнул ухи
И начал вдруг писать стихи,
А бить рифмующего гнолла
Приличным людям не с руки.
— детская считалка
Выросшая на приволье, на лоне изобильной истбрукской природы, знавшая не понаслышке, что счастье есть покой и воля, разлитые в изумрудном шорохе листвы, Эльфрида всем сердцем любила этот лес. Пусть она не умела читать следы, как некоторые надутые от важности эльфы-следопыты, но эти кусты, и овраги, и поляны, и беличьи дупла, и барсучьи норы, и две высохших осины, сросшихся вместе причудливым узлом, — точно скелет, сведенный судорожной корчей; и даже душистое и сумрачное нутро чащобы, особенно зловещее в ночи, когда стрекот и трели сменяются уханьем и воем, вверху зажигаются звезды, а внизу — гнилушки, и лунный свет скользит по бересте, заставляя березы светиться на фоне тесно сошедшихся дубов, — все это было ей милым и близким, знакомым и родным. И от мысли, что в этом лесу, у самого порога ее дома, поселились незваные гости с наточенными когтями и клыками, ей становилось, мягко говоря, не по себе: сердце колотилось в сбивчивом ритме гномьей дзыги и, стоило прикрыть глаза, как на веках снова плясал образ оскаленной волкомрачьей морды.
Тревога, будь она неладна! Опять она. То же обжигающее чувство, что и в храме. Поутру, когда деревья расступились, выведя путников на мелколесье, к холмам, поросшим мелким кустарником, казалось, тревогой был пропитан весь пейзаж. Она струилась в предрассветной дымке, стелилась туманом по оврагам, хрустела валежником, рассыпая росу по подолу и ботинкам, бежала по рукам зябкими мурашками... А где-то там, за Черными Вратами, воображаемая Вельга складывала ладони для молитвы: «Убереги их души, Клевер».
Эльфрида прогоняла беспокойство как умела — подбадривая себя и друзей сочиняемыми на ходу то ли прибаутками, то ли детскими стишками. Материнского таланта к стихосложению она не унаследовала, поэтому хромали и рифма, и размер, но, видит Клевер, сейчас ей было не до высокого искусства — лишь бы снова не поддаться паническому страху. Поеживаясь и то и дело потирая свербящие от недосыпа веки, она шагала в ногу с Отто и напевала себе по нос всякие глупости вроде «Жил на свете рыжий гнолл — раненое ушко, По лесам и по лугам собирал волнушки», и ей чудилось, что все не так уж плохо; скоро солнышко взойдет, разбудит бога, ранние птицы зачирикают распевку, по жилам природы заструится светлая магическая сила, и тогда надо будет лишь найти верные слова, чтобы убедить гнолльего вождя стать немножечко добрее...
— Мы на месте, — остановил товарищей Лодьгьен. Перед ними вырос холм, вершина которого, точно старый пень грибами-переростками, была утыкана верхушками лагерных шатров. Эльфиридина песенка умолкла. Пошевелив ноздрями и явно учуяв что-то в воздухе, гнолл попросил у волшебницы вернуть ему кинжал. Эльфрида потянулась к котомке и вдруг — вжух! — чья-то внезапная стрела вонзилась в гноллово плечо. Причесанная иллюзией шерсть тут же стала напитываться кровью.
Хотя от напряжения и готовности к действию в девушке все аж звенело, она не успела не то что влезть рукой в котомку — даже пикнуть. Только обернулась. И увидела лучницу-гнолльшу, застав ее аккурат в процессе падения на землю, когда в нее влетал синий магический разряд и лук выпадал из ее когтистых пальцев. «Гарудга», — процедила волшебница сквозь зубы. Сей же миг раздался надрывный рык Лодьгьена, затем — голос Отто, призывающий к спокойствию, а потом от стволов отделились три фигуры, вооруженные простецкими, но оттого не менее грозными дубинками с шипами. Похоже, лучница-гнолльша привела с собой патруль. Опередив Эльфриду, следопыт поспешил в сторону Гарудги, перед этим дернув волшебницу за полу и шепнув ей, чтобы отвлекла внимание дозорных.
Эльфрида ответила уверенным кивком. С божьей помощью в этот раз она обуздала свои страхи. Пока Друлаван разговаривал с Гарудгой, она, сжав покрепче посох, сделала три шага в сторону самого мордатого из гноллов. Ее свободная ладонь поднялась вверх в жесте, который мог бы означать как готовность к мирным переговорам, так и угрозу выбросить из пальцев волшебную стрелу.
— Ладья-Негге! — выкрикнула она твердо и отчетливо, будто произносила заклинание. — Я говорила с Ладья-Негге! Если вы не прислушаетесь к словам моего друга, — а друид рявкнул их так громко, что только глухой бы не услышал, — то, клянусь Черными Вратами, никогда не узнаете, о каком большом несчастье предупредил ваш вождь, достопочтенный Златаньегг! И, будьте уверены, поплатитесь за это!
Вряд ли ее внешность, далекая от канонических представлений о могущественных магах, могла кого-то напугать, но звезды на мантии эффектно золотились в свете юных солнечных лучей, а стеклянная сфера в оголовье посоха клубилась сизым дымом.
|
|