Личный кабинет: vovanium

  Псы спешно ретировались. Кокс посмотрел им вслед, и с мыслью, какие они всё таки трусы, занял их место на краю спуска в подвал. Полумрак подвала манил и в тоже время пугал неизвестностью, странными звуками и запахами, которые коту до сих пор не встречались исходящими из под земли. Он обвёл курятник взглядом, увидел недобрые птичьи глаза и решил спуститься.
      ~ * ~
  Талас притих, вдруг решив, что у него вырвалось что-то странное, не подобающее ситуации. Впрочем, кажется, этого и не заметил. Эльфрида с упоением рассказывала командирше историю их похождений, отчего у следопыта о смущения румянились щёки — не о самих фактов, а от манеры, в которой их излагали.
  Командирша всё же заметила. Или предугадала подобное развитие событий. Она позвала всех к столу, в свой кабинет, и следопыт, кое как сгребя пожитки, двинулся за остальными. Точно, предугадала — стол был уже накрыт. Все расселись, но волшебница продолжила свой монолог даже не притронувшись к еде. Он жевал говяжью колбаску и тревожно рассматривал её бледнеющее лицо. «Похоже, происходящее косит всех, так или иначе» — подумал следопыт. Впрочем, её вскоре увели в гардеробную, а когда она вернулась, всучила недоумевающему Таласу стопку каких-то тряпок, сказала какую-то несуразицу и, чуть-чуть поёрзав на стуле, выскочила во двор.
  — Её надо положить в лазарет, — поделился он, глядя вслед, — Начинается бред. Это опасно.
  — Я тебе потом отдам, когда обратно преобразишься, хорошо? — участливо обратился он к Друлавану, который всё ещё существовал в виде счастливого щенка.
  Он налил себе вина, (хотя, будь у него выбор, взял бы зелёного чая) подцепил немного сыра и, не без приятного удивления обнаружил, что эти продукты отлично сочетаются. Начиная млеть от доброго завтрака, он принялся тихонько напевать: «Друг мой путник, что кружка суха?» — балладу, с которой начал свой путь к богине.
       — | —
Друг мой путник, что кружка суха?
Ешь и пей! Веселись до упаду!
О боге-бродяге балладу
Ты послушай, уважь старика!
  Луч весна золотой принесла.
  Он, упав, задрожал у порога.
  Родилась в занебесных чертогах
  Дева светлая ликом бела.
И дарован ей был талант —
Ткать на диво из света виденья,
О прекрасных напомнить мгновеньях
Тем, кто болен, пал духом и слаб.
  Друг мой путник, скажи, что же ей?
  Божьим отпрыском быть примерным?
  Маяком среди бури для смертных?
  Иль фантомом в пустыне потерь?
Вздор! Проказнице всё — игра,
Ей философов муки чужды.
Злом, добром не измерить причуды,
Что творила она у двора.
  Солнце воздух калит добела,
  Или звёзды блестят нестерпимо,
  Она всё миражи из дыма,
  Да из снов и туманов плела.
Но устал от проделок отец
Плачут в голос богини-сестрицы:
— Не желаем с мерзавкой водиться,
Изгони ты ее наконец!
  — Уходи и забудь путь домой! —
  В небе голос гремел, как проклятие, —
  Не бывать тому месту на карте,
  С коим связана будешь судьбой!
Грозных бурь поднялась череда
Воздух взвыл, полоская страницы.
Из священных трудов летописцев
Стёрло имя её навсегда.
  Порвалась родовая нить,
  Цикла жизни ручей её высох,
  И отныне удел предписан
  Ей ребёнком навеки быть.
Дева, только покинув приют,
Осмотрела простор. Ох же боги!
Сказала: — Здесь будут дороги,
И по ним чудаки побредут!
  Тёплый бриз тронул пряди волос,
  Закружил цвета солнца ленты
  И сто тысяч путей по свету
  С этим ветром тотчас разнеслось.
Друг мой путник, что кружка суха?
Пей ещё! Здесь хватает эля!
Легенду о Тальятелле
Ты припомни, уважь старика!
       — | —
  Всё же стоило отдать Калехеде должное — она оказала услугу, и, даже несмотря на личную неприязнь, это достойно благодарности. Закончив набивать желудок, Талас подошёл к ней:
  — Благодарю за гостеприимство. Было вкусно и сытно.
  И, выдержав некоторую паузу, как бы невзначай поинтересовался:
  — Кажется ты говорила о каких-то гоблинах. Что они собираются нападать… или что-то вроде. Хотел узнать: у вас есть какой-то план?