Голосование пользователя

Опрос закончился! Результаты здесь: ссылка
-​-​-​--------------------------------
Внимание!
Этот опрос проводится в другом формате: ответы на него даются в виде голосов-комментариев ("нулей") к этому посту, а потом эти голоса подсчитываются вручную.
В опросе много вопросов, поэтому указывайте в голосе номера вопросов и ответы на них, например:
1. ответ 1
2. ответ 3
...
8. ответ 4
---------------------------------
Опрос о мате

Автор: Rayzen; Срок: до 22.06.21

Опрос (под спойлером много текста):

"Чш-ш-шёртов криворукий орочий выблю-"
Ни завершить мысль, ни что-либо ещё сделать юань-ти не успел. Паладинский меч был быстр и беспощаден. Где-то там, по ту сторону безвольно опущенной черепушки ещё что-то теплилось, но даже самый оптимистичный толкователь сновидений не назвал бы это сознанием. Тусклыми, ленивыми всполохами в змеином мозгу возникали... Нет, не мысли, и даже не образы. Нечто более остаточное. Простое. Первородное. В основном это были просто эмоции, провоцируемые последними потугами организма хоть как-то сохранить статус "поправимо". В первую очередь конечно же был гнев - адреналин продолжал курсировать по венам змеелюда, пусть его сердце и замедляло ритм. Будь Сех в сознании, он нашёл бы своему гневу сотню и одно объяснение - предательство недавнего союзника, обидчивость и мстительность паладина, бесполезность соратников и спорный магический талант лейтенанта. Все эти причины были удобны и понятны, но если перелистнуть многотомный список, где-то на последних строчках найдутся пункты не столь приятные их автору, истекающему густой кровью на сгибаемой ветром траве.

  Требовательный крик Шеогората канул во мрак над их головами, оставшись не отвеченным. И теперь уже каждый, кто ещё следил за происходящим вокруг, мог услышать шелест… и шорох… и потрескивание камней. Тьма вокруг них была отнюдь не безжизненной и не пустой. Там кто-то был, в Ней что-то было… И это что-то уже успело их заметить. Но пускай чудовище во мраке не осталось ими незамеченным, оно (или они!) не спешило принимать брошенный полуорком вызов. Спустя несколько мгновений тишина вновь заполнила пещеры, только теперь она была полна тревоги и притаившейся где-то там угрозы!

  Но кем бы ни были эти таинственные противники, им явно не доставало человеческого интеллекта и рассудительности, потому как они не спешили воспользоваться представившимся шансом: весь отряд героев один за другим стянулся к найденной Золгрумом диковинке – странному зеркалу, без какого-либо намёка на рамку или границу. Оно просто сливалось с окружающим его неровным контуром крупной расщелины в стене пещеры, куда немудрено было бы и провалиться, обопрись на неё кто-нибудь неосторожный.
  Авантюристы слетались к этой находке словно мотыльки на свет костра, обращая свой взор на зеркальное полотно – настолько чистое, что казалось его и нет вовсе. Их отражения взирали на них с той стороны, прилежно дублируя все их жесты и кривляния, пока… В какой-то момент, точно по волшебству, взгляд оригинала и его зеркального двойника не притягивался друг к другу, после чего видение в отражении резко и разительно менялось...

  Золгрум
  Дварф уже не слышал высказанной Шеогоратом вслух претензии. Он вновь стоял один во тьме. Не этой – другой Тьме. Но он по-прежнему хорошо её помнил. Помнил это ощущение, помнил тот миг, когда открыл глаза на дне пещеры, в которую упал в молодости. Вот и сейчас он снова был там. Или же только его отражение? Он-то видел всё происходящее как бы со стороны! Его более молодая копия, чья борода ещё не успела отрости и побелеть от старости, стояла посреди круга из каких-то подземных грибов или растений. Фигура, в которую они складывались, была одновременно идеальной и абсолютно неправильной. Точно само пространство вокруг неё искажалось, стоило только кому-то попытаться всмотреться более пристально. Дварф Золгрум стоял у одной из границ этого круга, а напротив него… Сложно описать создание, что он видел. Это было нелегко сделать тогда и оставалось таковым теперь, спустя многие годы. Задача не становилась ни капельки легче. Хтоническое чудище стояло-возлежало-сидело перед ним, опираясь своими многочисленными конечностями о пол пещеры, в которой он когда-то очутился по собственной же глупости. Или же ему судьбой было уготовлено там оказаться?
  Так или иначе, но этот старинный монстр – один из наиболее крупных, если память не подводила колдуна, – находился сейчас перед ним. И подле него, прямо под двумя массивными отростками-конечностями, лежали два предмета. Под правым щупальцем находился развёрнутый свиток – длинный, локоть или даже все два. Символы на нём пылали внутренним огнём, точно то были не чёрточки, но прорези, через которые просачивался яркий пламень действующего кузнечного горна. Под левой же ложноножкой лежал на боку сосуд из толстого стекла, в котором пузырилась зеленоватая жидкость. От того места, где она соприкасалась с пробкой, исходила тонкая струйка чёрного, дурнопахнущего дыма, вполне прозрачно намекая на кислотную природу содержимого.

  Отражение Золгрума – вновь состарившееся и принявшее тот облик, с которым были более знакомы его товарищи по приключению, – преклонило колено перед чудовищем, протягивая руки в сторону лежащих на земле предметов, точно это были его дары или подношения. Но стоило дварфу моргнуть, лишь на секундочку оторвать свой взор от них, как очертание его подарков поплыло, изменилось, хоть никто из актёров на сцене и не обратил внимания на подмену реквизита. Теперь вместо пылающего рунами свитка был короткий клинок, одна сторона лезвия которого была раскалённой докрасна, точно его только что вытащили из-под кузнечного молота и ещё не успели окунуть в холодную воду. Место флакона же теперь занял арбалетный болт, чей наконечник мрачно освещал округу болезненно-зелёным свечением.
  Удивлённый переменой, бородатый колдун моргнул вновь – и снова предметы под лапищами монстра изменили внешний вид, обратившись ярко-красным рубином, вокруг которого волнами расходился жар хорошего такого, добротного костра, и короткой палочкой-жезлом, на которой был выгравирован ряд рун, а с одного из концов сочилась капля за каплей зеленоватая жижа, разъедая каменный пол под собой. Всякий раз, стоило Золгруму только моргнуть, как предметы "плавились" и "перетекали", принимая новую форму. Лишь одно оставалось неизменным: красное и зелёное, жар пламени и шипение кислоты, накал и расплавление… И довольное урчание монстра перед ним, наложившего лапы на свою добычу…

  Шеогорат
  Сам Шеогорат тоже, если и помнил о заданном им вопросе, то совсем недолго. Жадность полуорка – не важно, была ли она врождённой или чем-то, к чему он пришёл сам за время своей недолгой и непростой жизни, – направила взгляд бывшего моряка в сторону обманчивого отражения и тому, что скрывалось по другую его сторону…
  Внезапно, он увидел себя, с факелом в правой руке и верной Эльзой, зажатой в левой. Зеркальный Шеогорат неторопливо брёл сквозь каменные коридоры Лабиринта, казавшиеся ему столь знакомыми, но в то же время чем-то разительно отличавшимися от тех, что они с товарищами только что оставили позади. Очередная развилка и… оба Шеогората – и тот, что бродил сейчас в Зазеркалье, и наблюдавший за ним снаружи, – заметили странный металлический блеск в туннеле по левую руку. Сделав всего несколько шагов в том направлении, полуорки обнаружили необычную дверь, казалось целиком сделанную из куска стали и криво вмонтированную в скалу каким-то пьяным работником-троллем. Несмотря на заметную деформацию и кривизну, а также облезшую поверхность, на которой когда-то явно были нанесены какие-то надписи на незнакомом языке, у Шео (настоящего Шео) создалось впечатление того, что они с двойником могли бы хоть до скончания веков биться головой и кулаками об эти створки и не проделать в них даже маленькой вмятины. «Надёжность!» - вот первое слово, которое всплывало в его голове, глядя на эту преграду.

  Однако его собрат в зеркале лишь обернулся к нему, подмигнул и просто махнул рукой в сторону двери. Не прошло и секунды как та, словно по волшебству, отворилась перед авантюристом. Со скрипом и скрежетом... Но какие бы механизмы не скрывались за дверью, какими бы криволапыми не были устанавливавшие её работники, всё отработало как и должно было. Проигнорировав символы на двери, чьего значения Шеогорат хоть и не знал, но ясно почувствовал исходящую от них опасность – вернее, предупреждение об опасности, – зеркальный двойник шагнул внутрь, широко улыбаясь. Помещение было довольно маленьким… По крайней мере, оно казалось таким в неровном свете факела и… целого озерца лавы в дальнем правом от входа углу. Моряку показалось, что он даже здесь, по ту сторону зеркала, ощутил жар, исходящий от его поверхности.

  …однако, каким бы горячим не был воздух в комнате, какой бы опасной не казалась эта жижа, ни один из полуорков не мог даже моргнуть, не говоря уже о том, чтобы отвести взгляда от густых жёлтых островков, плававших тут и там среди красно-чёрных "вод". Шео где угодно узнал бы этот знакомый его сердцу блеск. Там, посреди обжигающей и смертоносной массы было столько расплавленного золота, что ему бы хватило на целый галеон! С довольным урчанием, его копия метнулась к самому краю обжигающей лужи, уронив по пути клинок. Припав на колени, здоровяк в отражении (к вящему ужасу своего оригинала!) принялся погружать руки в раскалённую лаву, зачерпывая, наверняка, не менее горячее жидкое золото и пытаясь набить им свои карманы и рюкзак. В считанные мгновения кожа и плоть на его руках превратились в медленно стекающий на пол воск, покуда оба предплечья лже-Шеогората не превратились в покрытые позолотой кости. А он всё продолжал и продолжал зачерпывать раскалённые добела богатства, не в силах их удержать, полностью поглощённый своей жаждой наживы…

  Джиневра
  У Джиневры, пытавшейся взглянуть на зеркало из-за плеча здоровенного полуорка, ушло какое-то время, чтобы отыскать точку, с которой она сама могла бы без проблем видеть собственное отражение и при этом не мешала бы остальным участникам похода. Внезапно, глядевшая на неё с той стороны девушка широко улыбнулась, подалась вперёд и, прежде чем Мэй успела что-либо предпринять, ухватила её за руку, увлекая за собой куда-то в темноту зазеркалья!

  …когда она вновь открыла глаза, то её рука всё ещё пребывала в крепкой, но отнюдь не болезненной хватке двойника. Другая Мэй улыбнулась ей и, приложив палец к губам, повела её точно ребёнка за руку куда-то в чащу… Лишь сейчас Джиневра осознала, что они более не находятся посреди пещеры, но очутились в каком-то лесу или вернее редколесье. Деревьев было много, но они не спешили сливаться в единую, непреодолимую стену, оставляя достаточно зазоров, через которые можно было разглядеть… туман. Куда не глянь, повсюду футах в 30-40 от них начинался клубиться белёсый туман. Но её сестра-близнец ступала быстро и уверенно, явно зная, куда следует идти, хотя сама чужеземка едва ли смогла бы отличить здесь одно дерево от другого. Ей показалось, что идут они уже минут десять, если не дольше, когда впереди послышался плеск воды.
  Ещё до того, как увидеть заболоченную поверхность озера, Мэй ощутила, что уже по колено стоит в этой жиже. Не то, чтобы от неё слишком дурно пахло или один лишь вид вызывал какое-то отвращение, оторопь, но такой водоём ни за что не спутаешь с чистой водой, какую и пить-то не страшно даже без кипячения. Застоявшаяся вода и камыши вдоль берега, кувшинки – на удивление большие и идеально ровные, точно на картинах какого-нибудь живописца, лилии там и тут, и…

  Где-то посредине озера на огромной, поистине царственной кувшинке раскинулся массивный цветок. На самом деле довольно обычный такой цветок... Пускай внешний вид его был девушке и незнаком, но она бы не очень удивилась, заприметив такой среди джунглей в регионах к Югу от её родного города. Вот только большие лепестки конкретно этого были снежно белыми настолько, что отражённый от них свет начинал резал глаза. Проводница Джиневры вскинула голову кверху в беззвучном приступе смеха и, отпустив её ладонь, без малейших сомнений... и каких-либо проблем побежала вперёд прямо по поверхности воды, пока не достигла ослепительно белого цветка. Присев возле него на корточки, зеркальная Мэй резко погрузила свою ладонь в самую гущу лепестков и тут же скривилась, точно от боли. Сложно было сказать наверняка, что именно там произошло, но вскоре белоснежный бутон стал медленно окрашиваться в красный цвет. И как только идеальная белизна цветка была нарушена, он тут же принялся раскрываться, точно с каждым окрашенным в багрянец лепестком проходила целая уйма времени, приближая момент его цветения.
  В тот миг, когда бутон полностью раскрылся, лицо двойника Джиневры было уже мертвенно-бледным. Медленно подняв голову, она слабо улыбнулась своему оригиналу и извлекла из цветка на удивление твёрдую, похожую на кристалл сердцевину-плод. Красные капли её крови, сочившейся из многочисленных порезов на ладони девушки, стекали по прекрасным, острым граням кристалла, падая в воду вокруг. И с каждой каплей точно невидимая волна проходила по озёрной глади, делая её мутную поверхность всё чище… и чище… и чище… К тому моменту, как обессилившее отражение Мэй выронило драгоценную добычу из своих рук и принялось – как ему и следовало бы! – погружаться в воды озера, стоявшая у самой кромки берега наблюдательница наконец-то различила десятки, если не сотни, скелетов, лежащих на дне водоёма и в немой мольбе тянущих руки к поверхности! Осознание того, что они, по всей видимости, прибыли сюда ради того же, что и сама Джиневра, заставило чужеземку вздрогнуть. Теперь к этому складу лишённых плоти и крови костей суждено было присоединится и телу её двойника…

  Куарион
  Сознание Лиадона, более других его спутников открытое ко всему новому, погрузилось в видение даже прежде, чем вопрос успел до конца сформироваться в его сознании. Тьма лишь на миг застлала его взор, отзываясь колющей болью в висках, а затем…

  Док увидел себя. Сидящим на полу посреди Ничто в тусклом круге света, который кажется сжимался вокруг него с каждой секундой. Перед ним, у самых его ног лежала диковинная мозаика, состоящая из тысяч… миллионов крохотных фрагментов. Взгляд лже-Куариона был прикован к ней и только к ней. Кусочки – некоторые опасно острые, а другие, наоборот, скруглённые, сточенные водой и ветрами. Одни – белоснежные, будто снег, который им всем недавно довелось лицезреть, иные - пожелтевшие со временем. А вокруг лишь темнота, клубящаяся, точно туман, подступающая всё ближе и ближе.
  Внезапно сквозь эту туманную завесу к эльфу протягивается рука, худая и болезненно-бледная. Но ослабшие пальцы её всё ещё угрожающе сжимают рукоять меча! Чей-то отчаянный выпад в пустоту... Но и рука, и клинок спустя лишь краткий миг рассыпаются в труху, бессильно осыпающуюся на пол. И среди всей этой пыли с оглушительным звуком падает один-единственный кусочек косточки - фрагмент той самой кисти, - и, отскакивая несколько раз, наконец-то присоединяясь к странной мозаике, лежащей перед Доком. Тонкого слуха эльфа достигает усталый, но полный чувства выполненного долга вздох, а облака тьмы на мгновение застывают и, кажется, даже чуть-чуть откатываются назад.

  Двойник Куариона поднимает перо, чтобы записать увиденное в свой блокнот... и внезапно и он, и оригинал замечают, что уже и его собственная рука, даже перо в ней - стремительно бледнеют, лишаясь цвета и жизни. Не нужно быть гением, чтобы понять, что последует за этим! Ещё лишь один удар сердца, быть может, два - и уже его тело рассыплется пеплом по полу! Покуда зеркало продолжает показывать, Лиадон видит себя, остервенело выводящего свои последний записи пером на страницах дневника, покуда его тело обращается в прах. В конце концов, жалкая горстка, бывшая некогда учёным эльфом, осыпается на пол, а к огромному пазлу в окружении клубящейся тьмы присоединяется ещё одна косточка.

  Где-то далеко, за пределами этого интригующего и ужасающего видения, раздаётся болезненный крик, и у Дока уходит несколько долгих мгновений, чтобы понять, что слышит он свой собственный голос…

  Персиваль
  Уж если у остальных и был реальный повод ужасаться или удивляться, впервые увидев в зеркале своё отражение, то вот Сопрано прекрасно осознавал всю прелесть собственного Я. Он даже подмигнул своему двойнику, тот подмигнул ему в ответ… затем отсалютовал сверкающим клинком… и развернувшись, зашагал куда-то вглубь, в темноту Лабиринта, увлекая Персиваля за собой.

  Бард вновь увидел себя, но уже в схватке со свирепым монстром. Тварь ревела и рычала, швырялась в него камнями и пыталась насадить ловкого мечника на внушительных размеров рог, но, как и следовало ожидать, чудовище ждал лишь один конец. Идеальный выпад, и остриё клинка, пройдя между пластинами брони, погрузилось точнёхонько в сердце твари. И вот оно - тот самый миг триумфа! Голова чудовища (размером с его собственный торс) в руках Сопрано. Идеальный трофей, но… она распадается. Опять! Снова. Как и всегда… Он поднимает из трухи, оставшейся от тела монстра крупный магический кристалл, и тот на глазах превращается в изящный волшебный клинок, присоединяющийся к многочисленной коллекции на поясе фехтовальщика. Но Персиваль по-прежнему недоволен.
  Он снова спускается в Лабиринт. Продолжает сражаться вновь и вновь, но так и не в силах заполучить желаемое: ценный трофей, подтверждение своего превосходства. И пока Сопрано сражается на его руках и теле, лице и даже блестящей лысине, аккумулируются шрамы, ожоги, участки отмершей кожи и прочие отметины. Он видит как годы, в той же мере, что и многочисленные схватки с невероятными противниками, постепенно, по кусочку, стачивают его прекрасный облик! Нос Персиваля сломан и уже не раз, а глазницы черепа заметно деформированы от многочисленных травм, идеальные зубы местами заменены протезами из драгоценных металлов, но… в глазах продолжает пылать живой, алчный, всепоглощающий огонь. Он изрядно постарел, но по-прежнему противостоит монстрам с клинком в руке. Но цель барда по-прежнему ускользает от него…

  Видение Сопрано начинает меркнуть. Теперь он смотрит в лицо этой изуродованной версии себя, впитывая каждый изъян, каждый шрам, каждую мелкую травму, оставившую свой след на его шкуре. Благородного фехтовальщика давно уже нет! Перед ним «зверь», хищный и голодный. Но что-то подсказывает Персивалю, что его зеркальному двойнику никогда не утолить свой вечный голод!

  Все
  Для многих это показалось знакомым чувством: как будто ты погружаешься с головой в воду, а через несколько мгновений выныриваешь из пучины, становясь в полный рост и ощущая, как прохладная жидкость стекает вниз по волосам, скулам, плечам и животу. Вот только в этот раз впечатление было такое, как будто вынырнуть удалось не всем. Или, вернее, не целиком... Будто какая-то частичка героев осталась там, под гнётом воды. Или по ту сторону Зеркала?
...кстати, а где оно?!

Поймав Джиневру Персиваль галантно поставил ее на ноги, с видом как будто просто отодвинул стул или помог снять пальто. Возможно, для полной картины ему стоило бы добавить что-нибудь лестное, но рассудив что оценка текущего состояния наряда Мэй будет либо не очень уместна, либо прозвучит не особо приятно, Перси решил промолчать.

***
Когда спутники расположились на небольшой привал, настало время разбавить их состояние особым исцеляющим плетением и хорошим настроением. Бард не понимал до конца как это работает, и почему работает только в сцепке, но главное что оно работало и выглядело прелестно. Вплетая необходимые нотки в рассказ можно было достичь интересных результатов. Усевшись поудобнее, он попытался обратить внимание всех на себя:

- Господа, дама. Если интересно, могу предложить вам занимательную историю о том, почему мне иногда снятся мои волосы, и как я вообще обзавелся прической, которой вы сейчас имеете удовольствие любоваться. - Подождав, когда все взгляды сомкнуться на нем (или на блеске его лысины) Персиваль продолжил:

-Когда я был моложе и только входил во взрослый возраст, довелось мне выступать в бродячем цирке. Думаю, все вы знакомы с этими лениво двигающимися цепями фургонов разной масти, где ожидают своего часа артисты и акробаты, томятся в клетках экзотические звери. Был тогда у меня номер с жонглированием ножами, глотанием шпаги и подобным. Впрочем, для истории это не важно. А вот что важно, так то, что покрывала мою голову в то время пышная шевелюра, яркая, огненно-рыжего цвета. Обладателей таковых еще называют поцелованными солнцем. А еще у циркового распорядителя была прелестная молодая жена, Зои. Ну и не удержался я, принялся захаживать к этой дамочке. Так мы и ездили от города к деревушке, от деревушки к городу. Только распорядитель за дверь своего фургона, как я уже в нем. Ну, вы поняли. И вот однажды, когда мы пересекали пустыню и до ближайшего населенного пункта было еще много дней пути, нашел наш рогоносец на своей постели рыжий волос. Женушка его, стоит сказать, была светловласой, а сам он уже покрылся сединой. Вот такая досадная ситуация, за которой последовали разбирательства. На весь цирк только трое рыжих: собственно, я, полуорк Фрэнк, атлет, который тяжести подымал и подковы гнул на забаву публике. И весьма талантливый гном-арлекин по имени Подрик. Не зная кого винить, распорядитель во всеуслышание заявил что если виновник до завтра не сбреет свои волосы, то выгонит всех троих. И я помню эти взгляды: тяжелый от Фрэнка и растерянный от Подрика. Ту ночь я провел в раздумьях и сомнениях. Времена были беспокойные, я - молод и неопытен, и покидать труппу посреди больших песков мне было не с руки, а уж тем более обрекать на подобную участь гнома с полуорком. Потому сказано - сделано. На следующее утро ваш покорный слуга явился на репетицию лысым.

В этом месте Персиваль выдержал паузу, подготавливая аудиторию к развязке, и продолжил уже с улыбкой:

- И Фрэнк тоже. И даже Подрик. Оказалось, что Зои была более любвеобильна, нежели казалось. В любом случае конфликт был исчерпан, а я обзавелся привычкой не оставлять улик. Позже, когда я уже покинул труппу, волосы таки отрастил. От них, правда, по забавному стечению обстоятельств тоже пришлось избавиться. Но это уже совсем другая история, и о ней я расскажу как-нибудь в другой раз.

- Надо! Мать! Было! Чтоб! Ты! УООУ!
Только скача верхом на Кхарсе полуорк вспомнил, почему он не полез на него в первый раз. Из-за этих сучьих рывков! В племени он на воргах, конечно, скакал, но по полям - и пообломанных жизнью, нравом поспокойнее, на которых можно было упряжь надеть. Кхарс же - свободный сукин сын, и чтоб на таком вот так без сбруи по перелеску прыгать - это надо быть сраной обезьяной. А ею Краск не являлся. Свалился. Ну что за день паршивый, а! Ведь перебьют же всех без него!
И ведь самое обидное - опять придётся ломать собственные яйца и кататься так, пока Кхарс, морда кровожадная, не признает, что Краск - силён и достоин на нём верхом сидеть. Без уважения ворга наездник на ворге - это наездник сбоку ворга, под воргом или в пасти у ворга. Такая вот паскудная наука.
Иногда Краск думал, чего он не хоббит, катался бы на поняшках, никакая паскуда тебе руку б отхреначить не старается, когда ты его кормишь. Языки опять же учить не надо - кулаком в зубы, сапогом по бедру, яблоко в пасть - и полное взаимопонимание. Потом думал - член пять сантиметров и лапы волосатые? Не, лучше уж так.

Кругом была куча болезненных шипов. Где их нет? Правильно, вот на той плоской каменюге, точно чисто и трава не будет мешаться.
Хобгоблин побежал навстречу цели. В ногу больно кольнуло еще одним шипом, но воин сосредоточился и даже такая резкая боль не могла отвлечь его от цели. С разбегу зацепившись и подтянувшись единым ипульсом Гормакон взлетел на валун. Еще два ловких прыжка и все враги как на ладони! Бей, не хочу!
Радость боя воспылала в сердце хоба, но сначала нужно было расквитаться с подло выглядящей ящеркой. Кто-то мог бы сказать, что это он про Фенрира, но в разуме Гормакона подобной параллели возникнуть просто не могло. В сравнении с Фенриром любая другая ящерица была бы подлой, но хуже всех был стоящий чуть в отдалении шаман, что-то нашептывавший себе под нос.
Как известно, лучшее средство для того чтобы поквитаться – лезвие, глубоко воткнутое в лоб обидчику. Именно это собирался обеспечить и Горм, размахиваясь вторым топориком с пояса. Далековато, но с высоты, да еще и с разбега, авось..!
Для гарантии он решил не останавливаться на месте, а продолжил бежать вперёд, ненадолго взмыв даже чуть выше булыжника в прыжке, и лишь в самом пике его отделился смертоносный топор, устремляясь к шаману.

Краск шёл обычно рядом с телегой, охота было ноги размять. Задумчиво жевал сухпаёк. Как всегда, хотелось выпить и секса, но по сторонам он не забывал поглядывать.

Наблюдая за манипуляциями Грахта с водой и с благодарностью что-то пробурчав и напившись, Краск почувствовал к нему уважение. Нормальный мужик. Можно с таким дела вести. Услышав слова Рэйвезна, ухмыльнулся, пробормотал "Ага" и подойдя к Грахту, сказал:
- Эта, охотится потом предлагаю так. У меня капкан есть. Поставим на тропе какой. Засядем с топорами. Кто попадёт - закидаем и сожрём. Ну или медведя можно завалить. Капкан у входа в берлогу, костёр там же, надымить ему внутрь, он вылезет, в капкан влезет, обожжётся, забьём - и сожрём. Медвежатина жёсткая, паскуда, зато её много! И шкура! И клыки!
Почесав затылок, он быстро сказал:
- Я ща.
И метнулся к телеге, порылся в своём рюкзаке, повыкидывав всё на доски, подбежал обратно к Грахту.
- Я чёт забыл капкан. Выпил вчера много - и забыл. Ну можно яму выкопать. Я правда и лопату забыл.
Ещё немного подумав, заметил:
- Я её, в целом, и брать не собирался. Ну, не важно. Охота!
На этой оптимистической ноте Краск вернулся к телеге класть всё разбросанное обратно в рюкзак.

Фенрир раскрыл глаза и рывком поднялся на ноги. Последним он помнил, как запихивал змееныша в сортир. А дальше - удар молнией и темнота. За долю секунды дракон успел понять, что маленький гаденыш как-то смог вырубить его. Магия! Снова чертова магия! Все беды и проигрыши Фенрира от нее. Вот бы мать-Тиамат научила, как стоять супротив этой херни магической. Это тебе не меч и не стрела - магия пробивает толстую чешую дракона и жжет сразу нутро. Вот и сейчас. Фенрир расслабился на секунду, посчитав, что поединок выигран, а наглец посрамлен, как не заметил, что тот какую-то херню смагичил. Вот и упал.

Фенрир поднял меч и выскочил из-за двери сортира. И увидел группу орков и лейтенанта, который бежал за ними. Нет, Фенрир-то был готов ответить за свой проступок. Но это если бы он был. Убить гаденыша и вылететь из отряда - дело нехитрое. А тут эка невидаль, один другого в говне искупал! Змееныш уже был возле орков - как пить дать жаловался, что злой дракон его в сортир сбросил. Ну хоть прибейте, но просто невозможно понять, как вот это стало капралом. Соплей перешибить можно, а гонору как у генерала.

Впрочем, Фенриру бояться было нечего. Он подошел ближе, опираясь на двуручник как на посох и громко, чтобы все слышали, произнес:

— О, говноед, ты уже выбрался из сортира? Представляешь мужики, он нужника никогда не видал! На очко жопой садиться нужно, а он головой полез. Чуть не утоп! То ли дурной, то ли малахольный.

Но за показной веселостью Фенрир был собран. Если змееныш хотел, чтобы Фенрир воспринимал его серьезно, то он свое получил. Заслужить серьезное отношение несложно - нужно всего лишь показать, что ты хоть что-то стоишь. Но вот у разных получается по-разному. Гуг, например, показал себя крепким мужиком. И хоть он проиграл в поединке, Фенрир его уважал - битва получилась на славу. С таким и приятельство завести неплохо. Апофис - тот еще хер, но тоже сильный, зараза. Магией своей колдует хорошо. Его дракон хоть и не шибко уважал, но принимал его силу. Знакомец - и ладно. Рейвзен - или как там уголька зовут - сильный иначе. Но уже то, что Фенрир в поединке даже не успел до него добежать, вызывало злость и что-то похожее на уважение. Сам-то на вид тоже сопля-соплей, а сильный.

А змееныш - куда там. Мало того, что хилый и гоноровый, так изо рта говно льется, значит в самый раз его в родную стихию окунуть было. Но он добился своего - во второй раз Фенрир будет бить насмерть. И, видится, второй раз будет скоро, ведь сейчас и так его будут чмырить все, кому не лень. Говно с головы тот-то уже смыл, но из памяти других это уже не вырвешь. И все это с подачи Фенрира. Но ничего, хай только отойдем.

Тут как раз подбежал лейтенант, и к нему у Фенрира тоже был разговор. Дракон подошел ближе, но приглушать голос не стал: кому нужно, услышат. А нужно-то всем.

— Крук, скажи мне как воин воину, где вы такого говноеда нашли на место капрала? Этот хер патлатый мне угрожать захотел, так я его остудил слегонца в сортире. За слова надо отвечать. Но если он еще что вякнет - завалю. Ты как хошь, но я этому говнарю даже формально в подчинении не буду. Лучше вон - к угольку. Хоть тоже маг, но всяко лучше, чем это.

Фенрир с такой непередаваемой интонацией произнес слово "это", что не осталось сомнений - под "этим" дракон имел именно то, в чем змей только что успел искупаться.

Когда стул грохнулся рядом, мужчина содрогнулся, как будто очнулся от ступора.
Содрогнулся не только он. Содрогнулись два человека. Вторым человеком была Люси. Вот только ее испугал не звук обрушившегося на пол дубового стула, а лицо мрачного посетителя, обернувшегося на Фреда. Сказать, что Люси оторопела, увидев его, — значит ничего не сказать. Она просто-напросто утратила дар речи.

Худощавые черты тонкой лепки, глаза с нервным блеском, нос с красивой горбинкой, яркие губы капризного очертания — все, решительно все в этом молодом человеке напоминало ее Джернини. Ее дорогого Джернини. Центрального персонажа ее картины «Восемь черных монахов». Он выглядел, как Джернини, говорил, как Джернини, он двигался, как Джернини, он, черт возьми, прошел дак-тест был самим Джернини! Порождением ее фантазии во плоти. Видением, грезой, химерой, которая жила, дышала, грустила, морщила лоб, безо всякого аппетита отхлебывала из своей кружки с пивом и — о диво! — не развеивалась от соприкосновения с действительностью.

Сесар Борха — так звали этого поразительного брюнета. Секунду Люси потрясенно рассматривала его, не в силах вымолвить ни единого слова. По счастью сумрак таверны скрывал ее изучающий взгляд, столь жадный и пристальный, что его можно было бы счесть непристойным. За одно краткое мгновение художнице вспомнился тот вечер, когда в ее голове родился замысел будущих «Черных монахов»...



Люси встрепенулась, вспомнив, где она и зачем она здесь, озарилась сочувствующей улыбкой, села подле Сесара и принялась за расспросы. Горевший в ее глазах интерес к молодому человеку сыграл им с Фредом на руку. Чувствуя неподдельное расположение девушки, Сесар, который поначалу побаивался откровенничать, быстро сложил оборону и уже через пару минут с большой словоохотливостью поведал участливым собеседникам обо всем, что терзало его нервное сердце: о семейной винодельне с богатой историей, о прискорбном ее упадке, о загадочном исчезновении своего отца («Вот так неслыханная удача!» — мысленно обрадовалась плутовка) и связанных с этим тревогах.

Люси слушала его со всем возможным вниманием, не перебивая, молча кивая и лишь изредка задавая наводящие вопросы. Когда Сесар закончил исповедь, клятвенно обещала ему помочь, заверив, что никто, видит Огма, никто во всем Сюзейле не справится с расследованием его дела лучше, чем опытная артель КРЫС:
— Не обращайте внимание на название. КРЫС — это всего лишь аббревиатура. Никоим образом не намек на наши профессиональные качества. Слыхали про метод Гранди? — сочиняла она на ходу. — Как? Не слыхали? Видимо, вы далеки от науки? Стыдно, мой друг, стыдно, в наш просвещенный век не знать о таких вещах. Так вот, метод Гранди — это особая технология расследования таинственных преступлений, основанная на тщательном сборе улик, наблюдении, анализе и так далее...

В конторе она быстро смахнула ладонью пыль со стола и цыкнула полуорку:
— Псст, Гранди, предложи-ка ему сесть, будь любезен. Только выдели стул поприличнее. Ну, который не колченогий, — говорилось все это шепотом. — Первый клиент за тысячу лет, как-никак! Окажем ему достойный прием? А то ведь еще удерет. И без того уже опасливо косится в твою сторону. Постарайся не слишком его пугать. Улыбнись ему, что ли. Хотя, знаешь, не стоит. У тебя такие клыки... Плохая идея. Не надо улыбок. Соблюдаем серьезность и протокол.

Дождавшись, когда друзья друг за другом побеседует с Сесаром, Люси в свою очередь задала ему пару вопросов. Вопросы были такие:
1. Сможете показать на карте, где находится ваша семейная винокурня? А где у вас виноградники? Там же или в другом месте? Какие сорта вы выращиваете?
2. Вы говорили, что погреба надежно защищены от сквозняков, и тем не менее упомянули, что часть выдержанного вина испортилась, поскольку хранилась в неподобающих условиях. Что с ним произошло?
3. Вам двадцать три года. Это возраст, в котором подмастерья обычно уже становится мастерами. Что мешает вам самому изучать технологии виноделия, без отеческой указки и наставлений? К примеру, по книгам. Чего вам для этого не хватает: способностей, знаний или желания?
4. Постарайтесь припомнить: с кем встречался и разговаривал ваш отец в утро своего исчезновения? А днем накануне?
5. Вы проверили дверь во время осмотра погреба? Не оставил ли ваш отец ключ в замке, когда его отпирал?

Как бы Люси ни подмывало спросить, верит ли Сесар в теорию перерождения и не помнит ли он, случайно, себя монахом в какой-то из прошлых жизней, она держалась как настоящий профессионал и ограничилась в беседе со свидетелем исключительно прямыми вопросами по делу.

Краск задумчиво и ритмично барабанил в барабан, висевший у него на шее. Речь Рейвзена и споры из-за разведки он благополучно пропустил, делая кучу за зданием сортира. Гадить в сортире он отказывался из принципа свободолюбия, но гадить далеко от него было чревато тумаками от крепких орков-патрульных, так что в итоге Краск решил что для него приемлем этакий компромисс.
Когда же он подбежал к своему отряду - оказалось - что прямо за его спиной начался махач! Краск как завороженный стал за ним следить - и сам не заметил, как оказался в середине строя - с щитом и топором в руке. Вот как, как так вышло? Неужто дух этой орочей орды, где все друг дружку обзывают по "званию" в него так проникает? И вообще, почему это не он бьёт кому-то морду? Почему даже не ему в морду бьют? Чего происходит-то?
От таких мыслей Краск и засунул топор за пояс, щит - обратно за спину, и начал выстукивать на барабане ритм, который у него в племени всегда звучал во время ритуальных поединков. Не знаешь что делать - бей в челюсть. Или в барабан. Этот принцип его никогда не подводил.

Эстелиан был рад сопровождать милую его сердцу принцессу, куда бы ни вздумалось направиться взбалмошной девушке - но ведь на то она и принцесса, верно? Правят мужчины, отец Аэлирен здрав и полон сил, так почему бы ей не насладиться жизнью в полной мере, пока остальные занимаются скучными делами государства. Тут Эст полностью разделял как её стремления к путешествиям, сам находя их весьма увлекательными, так и нежелание отдавать свою жизнь в горнило политики.

Последние четыре дня их весьма сблизили, молодой лесной охотник, как и остальные, ничего не смыслил в морских путешествиях, но нашёл плавание приятным - их корабль надежен, море пока спокойно, ветер мягко обдувает лицо, солнце светит, а чего еще нужно? Немного омрачала их поездку напряженность между Таррилом и Кером, тут уж Эстелиан влезать и не думал - близкие соратники принцессы были гораздо знатнее положением, чем он сам, не к лицу ему, простому сыну вождя лесных эльфов, мешать лорду и колдуну в их ссоре.

В плавании приняли участие и новые последователи принцессы Аэлирен - двое златовласых эльфов царства Фей - молодой воитель Беалэнор и маленькая непоседа Алерилен - почти тезка принцессы и, кажется, её хорошая приятельница, а кроме того, высокая темноволосая и хмурая с виду уроженка рода Ваинсенериль, гордая Миранда. И если последняя не была разговорчивым собеседником, то Алерилен стала настоящим "бедствием", обратив внимание к каждому из спутников, выпытывая и подробности их собственной жизни, и с удовольствием болтая об маннах.

Эстелиан охотно с ней беседовал при случае, всё комфортнее чувствуя себя среди приближенных принцессы, уже не дичясь, как раньше, но говорил только о подданных королевы Риверхэнды, людях, описывая их внешний вид и стиль ведения боя, а вот про своё прошлое решил умолчать - этим он делился только с принцессой, да Кером и Таррилом, с которыми успел уже немного сдружиться.

В настоящий момент Эст сидел прямо на теплых, нагретых солнцем, досках палубы, босиком - с наслаждением ощущая ступнями приятную поверхность дерева, и развлекал принцессу. Рассыпав перед Аэлирен несколько стальных шариков, которые отыскались в мешке, он взял несколько кружек и принялся играть в старую как мир игру - "угадай, где шарик". Аэлирен выступала в роли угадывающего, а Эст должен был не дать ей угадать. Сложность состязания принцессы и охотника была только в том, что с каждой новой игрой количество шариков и стаканчиков прибавлялось.

Путь через море занял несколько дней - эльфы даже боялись, что морские ветра и течения отнесут их прочь от эльфийских земель к каким-то ещё неведомым берегам. Никаких особенных приключений с ними во время путешествия не происходило, но собственные мысли, которым оказались предоставлены юные эльфы, тревоги и предчувствия были таковы, что иногда хотелось, чтобы на горизонте показался какой-нибудь враг, которого можно просто убить. Но вот, наконец, после долгих дней плавания эльфам встретился рыбацкий корабль их сородичей, и радости молодых эльфов не было предела. Оказалось, что они заплыли значительно севернее того места, откуда начали свой путь к острову людей, но теперь они, по крайней мере, знали, где они, и куда им плыть дальше. И ещё пару дней спустя эльфы пристали к родным берегам, и принцесса Аэлирен Килаэр была торжественно возвращена своей семье, и своему отцу, одновременно обрадованному тем, что его дочь жива, и рассерженного тем, что она решила сбежать из-под венца и отправиться в опасное путешествие.

Дальше эльфийских юношей ждали долгие расспросы, очень много расспросов. Старшие поначалу не могли поверить в то, что на острове, веками считавшемся необитаемым, оказывается, живёт неизвестный эльфам народ. Потом юных авантюристов расспрашивали о людях, о всяческих аспектах их культуры, внимательно изучали предметы, привезённые эльфами с острова людей. Когда, наконец, стало ясно, что рассказ эльфов - не выдумка юных фантазёров, лорды Кириаль и Дарнил начали думать, что делать дальше, и отправлять гонцов к другим лордам эльфов. Теперь уже люди должны были стать заботой более зрелых и более мудрых эльфов, а юноши должны были вернуться к своей повседневной жизни.

День шёл за днём, прошла неделя, другая, а никакое решение не было принято - теперь уже лорду Кириалю и лорду Дарнилу приходилось убеждать своих сородичей в том, что неизвестный народ, живущий на острове, отмеченном на картах как необитаемый, действительно существует. И в какой-то момент терпение Аэлирен лопнуло, и она решила отправиться в новую экспедицию сама. Тем более, что её снова начали сватать к принцу Луварину, с которым они оба были друг другу неинтересны. Сбежав из-под неусыпного надзора гвардейцев и слуг, юная принцесса отправилась на поиски новых соратников, которые согласились бы отправиться с ней в новый поход через море...

Итак, забрав ладью людей (та, пожалуй, оказалась для эльфов уже великовата, грести вёслами им вдесятером было тяжеловато - было бы легче, если бы все они были сильными гребцами, привычными к работе вёслами) и буксируя за ней лодки Аэлирен и Эстелиана, эльфы двинулись туда, где отряд Таррила затопил своё судно, оставляя растерянных людей на берегу. Не было ли это слишком жестоко - бросить их вот так, без транспортного средства, на диком берегу, да ещё и с угрозой наказания за проваленное задание? Но что ещё эльфы могли сделать? В конце концов... это ведь их, человеческая, земля, они должны знать, как не пропасть здесь? Колдунью эльфам всё же пришлось убить, но некоторые из них - включая Аэлирен - выглядели подавленными тем, что они вынуждены были убить беспомощную, неспособную оказать сопротивление женщину разумной расы.

Кералирет же, погружённый в себя, искал ответы на вопросы: чем всё происходящее грозит его народу? Что он должен сделать? Не лучше ли ему помешать возвращению своих соплеменников? И... он понимал - какие-то силы, неизвестные ему и более могущественные, уже вмешались в ход событий. Почему-то Кералирет был уверен, что они зовутся "Изгнанниками". Эльфы могут не узнать о существовании людей, но люди уже знают о существовании эльфов, и отменить это уже никак нельзя. И к тому же загадочная королева Риверхенда, неизвестно откуда взявшаяся колдунья, очевидна, эмиссар или представительница этих загадочных сил, похоже, знала об эльфах ещё до того, как юная эльфийская принцесса ступила на землю острова, и у неё есть на них какие-то свои планы. А значит... значит, что, вероятно, наилучшим выбором будет помочь Аэлирен и её спутникам вернуться в земли эльфов. Его народу грозят большие перемены, и в его силах помочь эльфам пережить их с минимальными потерями.

Наконец, эльфы добрались до места, где отряд Таррила затопил своё судно, совместными усилиями подняли его из-под воды, очистили, подготовили к отправке и отчалили на нём в морские просторы. Постепенно наступил вечер, сменившийся ночью, небо потемнело, взошла луна, высыпали звёзды, нос изящной эльфийской ладьи резал морские волны, маленький кораблик плыл на запад. Эльфы, наконец, отдыхали.
Эльфы не спят так, как представители других народов, и не видят сны, подобно им, - погружаясь в подобный сну транс, они переживают заново события своего прошлого и прошлого своей души в прежних рождениях. Сейчас мирно "трансировавший" Эстелиан снова видел свою встречу с Эрнис прошлым утром на берегу острова людей.
- Ты вправе просить плату за эту услугу, если пожелаешь, - говорил он.
- Конечно! - Эрнис и легко и грациозно поднялась на ноги, а затем вдруг лукаво улыбнулась, склонила голову и спросила: - Плату? Что эльф хотеть мне платить?
- Любую разумную плату, какую ты посчитаешь соразмерной делу, - с достоинством отвечал молодой эльф.
- Любую? - переспросила Эрнис, склонив голову и внимательно глядя на эльфа. А затем, наконец, выпрямилась и ответила: - Значить, договориться! Твоя плата будет такой: после того, как вы вернётесь в земли эльфов, принцесса Аэлирен захочет снова вернуться на остров людей, - акцент, с которым она говорила раньше, вдруг исчез, теперь Эрнис говорила на идеально правильном эльфийском языке - не говоря уже о том, что она говорила совсем не те слова, которые помнил Эстелиан. - Твоя плата будет в том, что ты будешь сопровождать её, содействовать ей и защищать её от опасностей, которые могут встретиться ей здесь. Вот плата, назначенная мной.
Тем временем, Таррил, бодрствовавший и следивший за тем, чтобы их корабль не отклонялся от курса, заметил какое-то странное свечение - что-то из вещей его спутников источало мягкий голубоватый, почти незаметный, если бы не окружающая ночная тьма, свет. Что-то из вещей их нового спутника, Эстелиана, который сейчас пребывал в царстве грёз, погружённый в транс.

Спокойно занимавшийся похоронами Огладнир неодобрительно посмотрел на Мэри
– Блуждать по коридорам незнакомым, вот опасности что подвергнуть можно – заворчал он – не передохнув, ран не перевязав, с отбитого у монстров места срываться - дурнем надо быть каким? А коли кто случайно вылезет...
И тут же, с иллюстрацией его словам, очередной отвратительный потомок убитого полез из-за пруда, безвредно огрызаясь на героев - которые, словно оробев, и нее проявляя особенной жажды боя, слегка тыкали в чудовище своими мечами.
Словно мальчишки его племени, которые нашли волка, раздразнили, а для решающего удара копьем никто подойти не собирается. Прервав ностальгические воспоминания, Стентапотумко со вздохом оставил работу, и прямо, не таясь, подошел по берегу к чудовищу.
– Юнцы – проговорил он таким шёпотом, от которого в человеческих домах, бывало, лопались странные прозрачные стенки на окнах – так бить надо!
И, зайдя с другого боку, придержал червяка рукою, и показал секирой, как.

Черепица действительно полетела во врага удачно, обрушившись ему на голову. Тот упал со второго склепа, дополнительно ударившись о примороженную землю, после чего растворился. Враг был побеждён, но портал был всё ещё активным. Его нужно было срочно запечатать.

Благо, Тимора улыбалась приключенцам. Где-то вдалеке они увидели огонёк, который с каждой минутой приближался. Судя по всему, это был кладбищенский смотритель. И действительно - буквально через несколько минут Салазар Найлз и Майло Дубочёс получили возможность лицезреть юного келемворита, совершающего обход Города Мёртвых.

- Что здесь происходит?! - на удивление хорошо поставленным голосом вопросил он.

После фразы Эда про дам и последующую эскападу Тамайи и капитан немного стушевался. Все же он привык иметь дело с преступниками и нарушителями. Благо, злодеев было не так много - особый режим устанавливал очень жесткие наказания за преступления, да такие, что даже Гильдия воров притихла и не выказывала своего носа.

Впрочем, Гильдия довольно славно переключилась на мародерство. В не слишком далеких окрестностях вымирали целые поселения, так что можно было неплохо нажиться, собирая добро умерших. Конечно, нужно было успеть до того, как его растащат остальные, поэтому рядовые гильдейцы в городе надолго не задерживались. Приезжали, сидели в карантине, сбывали или сдавали на хранение слам и отправлялись снова.

Вот поэтому главной заботой капитана стало присматривать за входами и вылавливать таких ушлых героев, которые хотели попасть в город без карантина.

Впрочем, это были в своем большинстве мужчины, поэтому навыка общения с представительницами женского пола у Касла было не много. Он не стал ломиться в закрытую дверь. Но для его голоса полоска дерева не была помехой:

— У вас две минуты. И не советую пытаться выпрыгнуть в окно.

И действительно, под окном обнаружились еще три крепких стражника, облаченных в кольчуги стражи. Они следили за главным входом из таверны*. Рядом уже собирались зеваки - с десяток людей довольно бедно одеты. Видно, не слишком часто в городе происходит что-нибудь интересное, а тут хоть какое-нибудь зрелище намечается.

- Видите ли, мы знать не знали, какие указы действуют в городе и просто прошли в ворота, которые открыл стражник. Чем он руководствовался и почему мне неизвестно. Может он решил что мы не представляем опасности. Так или иначе узнав, как в городе серьезно подходят к вопросу карантина...
— Что ж, постараюсь пояснить понятно. Во-первых, карантин учрежден из-за соображений безопасности жителей. Если кто-нибудь из путников, посещающих город, болен, то весь город будет под угрозой. За намеренную попытку начать эпидемию - смертная казнь. Нам хватит одной такой.

Лицо стража сразу стало еще суровее, хоть куда уж больше! Видимо, недавно кто-то больной так попытался проникнуть в город и чуть не начал эпидемию. Вот поэтому контроль настолько жесткий.

— Что касается реплики "дамы", охранник Болотных ворот не был уполномочен принимать такие решения. Только представитель круга магов может давать разрешение на немедленный проход**. Все остальные стоят на карантине под стенами. За то, что парень пропустил вас в город, грубо нарушив устав, он получит свое наказание. И вы тоже. Ни о каком "уйти из города" речи быть не может до тех пор, пока вы не выплатите штраф. А за оскорбление власти, которую в данный момент выражаю я в лице капитана стражи, "дама" еще и заплатит штраф в размере пятидесяти золотых.

Первисаль-из-Кольца не преминул подать голос и выразить свои мысли на этот счет в своей манере.

— Мне вот интересно, а если тебя казнят, ты просто умрешь или присоединишься ко мне в этом чертовом кольце? Или наши души сольются и станут одним целым?! Эй, ты там не вздумай помирать в ближайшие сто лет, я еще не готов к принять такую страшную участь!

Тем временем капитан стражи продолжал говорить с Эдом. Несмотря на ситуацию, общался он довольно культурно, если не обращать внимание на грубоватую солдатскую манеру. Видимо, Эд действительно выбрал правильную манеру

— Кроме того, у нас было дело к вам. Оно касается деятельности одного жестокого человека, который похищает и убивает совершенно бесчеловечным образом пытаясь найти лекарство от чумы. А согласно слухам, лекарство уже было найдено в вашем прекрасном городе. Учитывая что бесчинства эти происходят вблизи Невервинтера, думаю, это дело должно быть расследовано здесь.
Стражник кивнул, показывая, что понял колдуна. Впрочем, на его лице не появилось удивления. Он ответил совершенно спокойно:

— Этот вопрос находится в ведении лично подеста и круга магов. Не советую вам лезть в него. И да, лекарство есть, но его может позволить далеко не каждый житель. Что касается кобольдов, которых упомянула "дама", - капитан упорно отказывался называть Тамайю как-то иначе, - в казне предусмотрена награда для тех, кто сумеет расправиться с кобольдами и сможет это доказать.

— Одевайтесь.

  …утро все еще не исправило дурного настроения Тамайи, которая по возвращению в снятую приключенцами комнату насупилась, точно отруганный ребенок, забралась с ногами на койку и принялась что-то недовольно бурчать себе под нос, периодически повышая голос. Ее соседке подобное поведение могло бы показаться еще более странным, так как сама Рику не слышала ответных ремарок Персиваля-из-Кольца и не могла понять всего масштаба трагедии, с которой пришлось справляться эладринке, не способной заткнуть голос въедливого барда. Паршивый вечер медленно перетек в беспокойную ночь и Ветерок, абсолютно позабыв, чем обернулась ее прошлая попытка поспать «по-человечьи», погрузилась в обыденный сон, постоянно ворочаясь и издавая беспокойные звуки, точно ее мучали кошмары. К счастью, проснувшись по утру, девушка не упомнила ни одного из них – сновидения оказались куда более мимолетными, чем видения привычного эльфам Транса. И все же, чувствовала она себя ужасно!

  ***

  Именно поэтому столь рано нагрянувшие стражи застали ее в самое неудачное (для себя, разумеется) время, и пока Сильвер заливал в уши капитана стражи свои сладкие и слаженные речи, Тама точно коршун насела на одного из подчиненных Касла:
  - Что?! Какое проникновение? Какой еще саботаж?! Вы что же, совсем с ума тут посходили за стенами? – едва успевшая натянуть лишь одну штанину, паладинша прямо в ней и проделала весь путь к входной двери, волоча вторую по полу, и уткнула свой тонкий пальчик в кольчужные кольца доспеха стражника. – Ваш паренек просто сделал свою работу, пропустив абсолютно здоровых людей в абсолютно безопасный город, а вы вместо того, чтобы ему поощрение сделать, потратили столько времени, чтобы отыскать несчастных и уставших с дороги спутников?! У нас, между прочим, товарищ погиб! И не от какой-то дурной болячки, а от руки бесчинствующих за стенами кобольдов! Чья это вина, коль не ваша?! Где вот был лично ты, а? За стенами прятался, да жизни радовался, да?! – эльфийку было не остановить. Она уже так поверила в собственную историю, рассказанную намедни кузнецу, что была и впрямь готова вцепиться ногтями в лицо бедняги-стражника, в приступе возмездия за гибель никогда не существовавшего «Нэрина». Остановил ее лишь тот факт, что она только сейчас заметила свое, скажем так, «не до конца экипированное» состояние. Покрывшись подобающим в такой ситуации даме румянцем, она немного толкнула солдафона в грудь, прогоняя его с дверного порога, и захлопнула перед ним дверь с излишне надрывным криком:
  - Хам! Нахалюга! И не вздумай подглядывать, извращенец!!!

  Убедившись, что в дверь никто не ломится, Ветерок облегченно выдохнула и… едва слышно засмеялась, глядя на «сверток» на кровати Рику, взиравший на нее из темноты покрывала парой блестящих огоньков-глаз.
  - Хей, Тростинка. Вылазь давай да одевайся! – одними губами прошептала эладринка, сама прислушиваясь к продолжавшейся за дверью беседе. – Как видишь, побездельничать у нас с утра не выйдет… Собирай вещички, да выгляни в окно – как оно там? Я буду оскорблена, если за нами не отправили хотя бы дюжину-другую «эскорта», - несмотря на обвинения, непростую ситуацию, в которой они все оказались, и угрозу их жизни, в случае неповиновения, Тамайа по-прежнему весело отшучивалась с лукавой улыбкой на лице. Похоже, ее всерьез забавляло происходящее… или же девушка просто старалась подобной бравадой подбодрить и сильву, и саму себя?

Приключенцы шмыгнули мимо рынка, попутно прикупив четыре комплекта дорожной одежды. С удовольствием переодевшись, они продолжили путь вдоль реки, которая разделяла дорог на две почти ровные половины, и оказались возле кузницы.


Кузница представляла собой открытый двор с огромным горном, который кочегарило мехами двое ребятишек лет 10-12. Рядом стоял черноволосый мужчина лет сорока, одетый в грубые плотные штаны и толстенный кузнечий фартук, который закрывал грудь почти до шеи. Впрочем, было видно, что рубашки на кузнеце нет - да и правильно, Тама и так чувствовала жар, исходящий от горна, а возле него должно быть совсем пекло. Кузнец смотрел на работу мальчишек и одобрительно кивал.

— Раздувай, не жалей. Чем гуще жар, тем легче работа.

Рядом с горном стояла огромная наковальня, на которой уже лежала заготовка меча, зажатая в клещи.

Кузнец взял клещи и в этот момент заметил Тамайю. После чего быстренько засунул заготовку в самое жерло, сказал ребятам:

— Давай, мальцы, все правильно.

И, вытирая руки о фартук, подошел ближе к паладинше.

— Приветствую! Я Бойко, коваль. Что-нибудь нужно или просто полюбопытствовать да познакомиться?


Предупредив товарищей заранее, Тамайа выступила вперед, прижимая покоившийся в ножнах клинок к груди, точно сокровище. Резко остановившись, когда крепкий, как и подобает представителю подобной профессии, кузнец обратился к ней сам, не дожидаясь пока посетительница заговорит сама. Изобразив обеспокоенное лицо, эльфийка покосилась обратно, на ожидавших ее в отдалении товарищей, после чего вновь перевела взгляд на Бойко:

- Я хочу… - паладин Иллесира запнулась на полуслове, закусив губу, точно пыталась справиться с накатившими на нее эмоциями, и с болью в глазах вытянула короткий меч вперед, торопливо промолвив: - Мне надо продать этот меч.

Слегка потянув за рукоять, она вытащила часть клинка в ладонь шириной из ножен, демонстрируя качество товара.
- Нашему другу… ему он больше не пригодится, - голосом, полным сожаления, сообщила Тама. – Не довелось Нэрину своими глазами увидеть Жемчужину Севера...

— Сочувствую.

Правда, в голове кузнеца сочувствия было совсем немного. Скорее, это было сказано из вежливости.

Бойко взял меч из рук Тамайи и достал его из ножен, разочарованно хмыкнув.

— Оружие часто предает, если за ним не следить как следует.

Кузнец провел загрубелой подушечкой пальца по лезвию, совершенно не боясь порезаться. Далее сделал несколько шагов назад и сделал несколько широких замахов от самого плеча.

— Баланс так себе.

А затем началось настоящее священнодействие, как мог подумать человек далекий от кузнечного ремесла. Сначала мужчина взялся за разные концы меча и с силой согнул их - меч застонал, но выдержал. Затем Бойко взялся за рукоять и стал яростно перебирать пальцами, сжимая меч. А после этого и вовсе поднес лезвие к уху и ударил щелчком пальцев по кончику, вслушиваясь в звон клинка.

— Меч довольно среднего качества. К тому же за ним явно плохо ухаживали. Дам за него два золотых - не больше. Его мне еще править придется. Надеюсь, ваш друг не был воином...

К чему была последняя фраза - непонятно. Но выражение лица кузнеца при этом было странное.

«Вот же деревенщина толстолобая!» - внутренне возмутилась Тамайа, получив столь низкую оценку своим актерским талантам. Это негодование проступило и на ее лице в виде плотно сжатых губ и осуждающего взгляда, но эльфийка умудрилась и это превратить в оружие переговоров:

- Не стоит говорить о людях плохого. Особенно, когда они уже не могут вам возразить… Нэрин был хорошим воином и отличным человеком. Если бы не он, то вон тот парень позади меня – житель вашего славного города! – она указала на стоявшего невдалеке Ксеноса. – Лишился бы своей жизни. Мой друг не смог пройти мимо человека в беде, и теперь его нет. Этот клинок был с ним в пути два года и за это время ни разу его не подвел. Даже в той последней схватке… Это был выбор Нэра рискнуть своей жизнью, чтобы защитить другого, и вовсе не вина этого славного меча!

Когда же кузнец принялся проверять клинок на крепость, Ветерок едва не вскрикнула, прекрасно понимая, какого именно качества был предъявленный ею товар. К ее счастью, сталь выдержала все эти пытки, не сломавшись, что было ее наибольшим опасением, однако вердикт мастера был еще более суров, чем паладин ожидала.

- Бойко… Вы ведь давно не выходили за стены Невервинтера? Люди снаружи, как и те, кто эти стены охраняет, в эти тяжелые времена не слишком-то рады повстречать незнакомцев. Тем более, оказать им какую-то помощь… Правда! Этот меч давно не бывал в руках умелого кузнеца, вроде вас, но то вовсе не потому, что его хозяин был неумел или же ленив, но лишь в силу обстоятельств, закрывавших двери деревенских домов перед самым нашим носом. Эта болезнь… Чума… Она калечит даже тех, до кого не может добраться. Не уподобляйтесь этим несчастным, ожесточаясь сердцем и душой. Множество стычек за прошедшие годы, несколько спасенных жизней… и даже после всего этого, при минимальном уходе, сей клинок все еще цел и способен разить врага! Разве это не говорит о том, что у этого оружия, как и у всякого человека, есть «стержень»? И стержень тот прочен до сих пор!

— Хе, этот меч выглядит так, как будто пролежал в погребе пару месяцев. Если вы говорите правду, то я не могу уважить воина, который так не уважает свое оружие.

Кузнец мозолистой рукой почесал затылок. И продолжил:

— Ладно, я дам за него четыре монеты. Ровно в два раза больше, чем стоило бы. Отдам сыновьям, пусть учатся.

Бойко махнул лапищей в сторону ребятишек, которые с неугасимым энтузиазмом раздували меха. Жар внутри светил почти так же, как солнце, а его тепло доходило и до Тамы, которая стояла в добрых десяти метрах от него.

«Все-таки мало… Ну что за скряга попался?!» - подумала эладринка, закусив губу и переводя взгляд в сторону детишек Бойко. После чего, всхлипнув, отвернулась, протягивая кузнецу возвращенный в ножны меч одной рукой, а второй прикрывая лицо.

- Берите… - глухо пробормотала Тамайа, вполне натурально пустив слезу (по ускользавшим из рук денежкам), но не глядя на мускулистого кузнеца и продолжая делать вид, что тихонько плачет. – Может хоть вашим детям пригодится… Нам с Нэрином своими обзавестись уже не суждено. Берите, пока я не передумала…

Она наконец-то обернулась к Бойко, демонстрируя одинокую слезу, стекавшую по щеке. «Ха! Как тебе такое, мужлан? Женские слезы!» - восхищаясь собственной хитростью, мысленно возликовала Тама. Девушка осторожно разжала ладонь, позволяя ножнам медленно выскользнуть из ее хватки.

- Вы выглядите честным человеком… с такими милыми ребятишками, - эльфийка печально улыбнулась. – Уверена, вы бы не стали обманывать девушку, потерявшую своего возлюбленного. Если вы говорите, что его клинок большего и не стоит, значит так оно и есть…

Когда слеза потекла по лице Тамайи, что-то во взгляде кузнеца надломилось. Видимо, тот не понаслышке знал, что такое потерять любимого человека.

— Ну... чего ты... Все образуется... Время вылечит... Я вон тоже жену потерял, лет пять уж как...

Кузнец сделал шаг вперед и широкая ладонь легла на плечо Тамы. Актерство Тамайи било по самому больному. За фасадом крепкого кузнеца скрывался человек, на сердце которого остались глубокие шрамы от утраты любимой. И сейчас они снова начали кровоточить. Пусть не так сильно как раньше, но от рабочей сосредоточенности не осталось и следа. Карие глаза Бойка смотрели уже без огонька, в них плескалась грусть.

— На...

В руке Тамайи звякнул полотняной маленький мешочек, который кузнец выудил из кармана.
— ...Помяни своего друга... И Лею мою тоже помяни... А меч я сам поправлю...

Кузнец забрал оружие из рук Тамайи, развернулся и, будто шатаясь, пошел назад к кузнице.

— Ну, молодцы! Раскочегарили не хуже дракона!

Голос кузнеца вернул свою громогласность, но в душе у кузнеца сейчас был раздрай. Но главное, чтобы дети этого не заметили, поэтому он взял заготовку, которая уже раскалилась добела и подозвал ребятишек:

— Билл, держи клещи. Йож, возьми малый молот и несильными стежками вот так.

Раздался дробный перестук - кузнец показывал мальчику, как работать молотком. Парень пытался повторить, но выходило не очень - для рук десятилетнего паренька даже малый молот был слишком тяжелый.

— Не сгибай локти... Ровнее держи... Вот... Так лучше...

Наконец, негромкие фразы кузнеца потонули в перестуке молота и Тама подошла к своим товарищам. Паладинша уже не видела, как уста кузнеца тронула слабая улыбка, отдающая грустью и надеждой.

— Бум! Бум! Бум!

Стук раздался глухим эхом, а за дверями кто-то отчетливо хрюкнул, после чего упало что-то железное. Во всяком случае, лязг было слышно довольно четко.

А затем через десяток секунд смотровое окошко распахнулось и молодой, почти юный голос строго произнес:

— Все пять шагов назад. Что вам надо?

Во всяком случае, для стражника это казалось строгим. На самом же деле звонкий голос лучился удивлением и немножко страхом. Видимо, в эти ворота стучат очень нечасто и тот просто не знает, что делать в таких случаях.

Ксенос вежливо ответил стражнику:

- Здраствуйте! А пропустите нас, пожалуйста. Путники устали, им нужен отдых и ночлег.
- Сдурел, что ли? Карантин в городе! Идите к северным или главным воротам. Тут вам нечего делать.
- Но мы точно здоровы! Тем более я местный, а нел.. - Ксенос осекся - эльфы спасли меня от.. разбойников. Сделай доброе дело - пропусти нас.
- Я не лекарь, откуда мне знать, здоровы вы или нет. Меня четвертуют, если я ворота открою. Идите на северные или главные ворота. Северные ближе. Там есть лекарь или маг, который сможет решить, можно ли вам в город или нет. А я не хочу проблем.

Видимо, стражник все-таки не хотел принимать на веру то, что странники здоровы. Действительно, если в округе бушует чума, то лучше будет обидеть здорового человека своим недоверием, чем поверить зараженному и погубить весь город.

Тем временем Эд решил вызвать своего фамильяра и посмотреть за стены его глазами. Совенок поднялся ввысь и колдун увидел за стенами один из бедных районов города. Здесь явно жили не самые богатые горожане. В большинстве своем те, кто смог наскрести немного денег, чтобы приехать из окрестных деревень под сень безопасных городских стен.

Здесь царила бедность на грани с нищетой, но люди старались выживать. Даже пробежало несколько замызганных ребятишек лет пяти.

Стражников на стенах не было. Впрочем, не было их и за стенами. Где-то в трехстах футов стояла пара вооруженных людей, отдаленно похожих на стражников. Возможно, милиция из бедняков, чтобы в трущобах поддерживать порядок. Но кто их разберет.

Трущобы тянулись добрый километр. И только далее начинались более-менее приличные дома, в которых не зазорно было бы остановиться уважающему себя путнику.

  Эрскин деве древесной кивнул и на пару метров обратно шагнул. Обернулся монах к своим сопартийцам, поведал им то что сказала девица. Махнул он рукой, за собой призывая, по горлу другой он провел о врагах сообщая. И двинулся крадучись к гоблинам он. Величествен в мощи своей как бизон.

  На приветствие колдуна Тамайа отозвалась лишь болезненным стоном – видать, даже божественная магия, что Эд призвал себе (и ей!) на помощь, не могла полностью снять с эладринки эффекта полученных побоев. Неловко заерзав на холодном каменном полу, девушка спустя несколько мгновений все же приняла вертикальное положение, усевшись и поджав под себя ноги.
  - У-у-ух, что приключилось? – хмурясь и страдая от головных болей, Ветерок мутным взглядом обвела всех присутствующих. Взгляд этот ненадолго задержался на Эрскине, и казалось даже прояснился, но судя по следующим словам паладина, она еще плохо понимала не то, что происходящее, но даже банальную человеческую речь: - Мы снова в тюрьме?..
  Тама начала затравленно озираться вокруг, приняв обветшалые стены церквушки за очередной «каменный мешок», куда их забросил Алишер или кто-то из его прихвостней. Лишь спустя долгую минуту, рыженькую голову наконец-то достиг звук дождевых капель, доносившихся откуда-то снаружи строения. И вместе с этим мысли Тамайи из рода Мовар прояснились, а на лице возникла слабая, неуверенная улыбка. «Свобода…»

  Ползком добравшись до ближайшей стені, Ветерок приподнялась на ноги, опираясь на кладку всем телом, и все-таки сумела своими силами принять вертикальное положение. Все тело болело, голова гудела точно в ней кто-то бил в здоровенный бронзовый колокол, а ноги то и дело норовили заплестись и вновь «приземлить» свою хозяйку на пятую точку, но все это были мелочи. Нетвердой походкой добравшись до выхода из часовни, эльфийка выглянула наружу с блаженным стоном подставляя свою голову под дождевые капли. Насладившись как следует этим маленьким омовением, что помогло Тамайе очистить лицо и волосы от грязи, пота и пыли, а голову – от дурных мыслей, она вновь скрылась под кровом церквушки.
  - Где мы? И что стало с тем зловредным колдуном и его книжкой? – усердно массируя шею и затылок, задала Ветерок, наверное, главный для нее вопрос. – Чувствую себя точно вязанка дров – все тело скрипит и ломит… Как долго я «проспала»?

  Конечно, это было слегка не той реакцией, которую эльфийка ожидала от Алишера после столь прекрасного выстрела, но даже его насмешливый тон не мог сбить боевой настрой Тамайи. «Давай-давай. Делай вид, точно это всего лишь мелочь, на которую и рукой махнуть можно! – ехидно размышляла девица, укрывшись от взора могучего заклинателя за его же собственной кроватью. – Пускай ты и умеешь обставлять интерьер, но сколько-нибудь хорошим человеком это тебя нисколечко не делает!» Паладин продолжала подбадривать себя, стараясь не обращать внимания на по-прежнему струившийся по ее лицу и спине пот. Несмотря на нервы, ее руки не тряслись, а решимость вовсе не убивалась. Вооружившись еще одной стрелой, Ветерок пыталась подгадать момент, чтобы направить следующий выстрел точно в глаз колдуна, когда на сцену выбрались новые действующие лица…

  Радость при виде знакомых физиономий других беглецов довольно быстро сменилась разочарованием, когда они сперва один за другим застряли в липкой паутине, что опутывала вход в помещение, а затем – и что было еще хуже! – попытались вступить со злодеем в переговоры, полностью наплевав на тот факт, что это именно он и был повинен в их пленении. «Ну ничего. Болтайте, сколько влезет! Отвлеките его хоть на мгновение и уж я-то не промахнусь», - стараясь скрыть собственное негодование, надулась рыжеволосая, но все же не удержалась от едкого комментария в сторону Рику:
  - Что объяснит?! Что он похитил нас, бросил в темницу, собирался подвергнуть пыткам, как тех двух несчастных, но у всего этого есть резонное объяснение? – едко выплюнула свои недружелюбные слова Тама, смещаясь так, чтобы ее макушка не мелькала над пологом кровати. – Может ты не слышала, этот маньяк их только что «расходным материалом» обозвал! Как тебе такое?..

  Выпалив свою гневную тираду, эладринка не стала долго задерживаться на одном месте. Даже с учетом того, что Алишер все еще не видел ее (а она, при этом, не видела мага), велик был шанс, что какое-то из его заклятий сможет достать Ветерка даже в этой ситуации. Поэтому наплевав на дворянское достоинство, аристократка из Страны Фей шлепнулась на живот и довольно споро поползла под кровать, стараясь затаиться там, не выдавая себе ни движением, ни дыханием. И пускай, стрелять из такого положения было не слишком удобно, слегка приловчившись лучница смогла бы навредить негодяю даже не высовываясь из своего убежища наружу – идеальное решение!

  Со странной ухмылкой глядя на разбросанные по столу материалы, Тамайа проформы ради перелистнула еще пару страниц книги и, неопределенно хмыкнув, отложила ее в сторону. Клинок, доставшийся ей от нерасторопного стражника, конечно, был не в лучшем состоянии, но вряд ли у них сейчас было время на уход за оружие или паче того – мастерение нового доспеха из кожи. Да и не дворянское это дело заниматься подобным ручным трудом! Решив, что особой пользы от этих предметов в ближайшее время не предвидится (да и складывать их «на будущее» попросту некуда!), Ветерок бросила еще один взгляд наружу, мысленно пытаясь оценить, куда же именно ее занесло? Вряд ли злодеи тащили бы бессознательных пленников по бездорожью, а длительное путешествие по проторенным путям грозило неприятностями с местными властями. Но окрестности башни или крепости, были ей незнакомы…

  От этих сложных размышлений ее отвлек оклик Эрскина, чьи поиски принесли куда больше плодов, чем ее собственные.
  - Вот это уже стоящая находка! – воодушевленно прокомментировала Тама, в один грациозный прыжок оказавшись у кровати, где были сложены найденные монахом вещички. Придирчиво оглядев добычу собрата-эльфа, девушка принялась разгребать вещички, пытаясь отыскать что-то себе по вкусу. – Я разбираюсь в лекарствах и травах, так что смогу по делу использовать целительский набор. У меня и самой такой был, да только…

  И тут внимание девушки привлекла одежда. Настоящая, добротная одежда… Не бог весть что, но все же куда лучше тех тряпок, в которые она была наряжена сейчас!
  - Ага! Это мне! Это мое… - задорно объявила эладринка, выдергивая из кучи рубашку с кожаной жилеткой да пару невзрачных штанин, на которых и грязь-то будет незаметна, так как они и сами того же цвета. Вскочив на крайнюю от двери кровать, Ветерок в один миг стянула с себя грубую тюремные лохмотья, не обращая ровным счетом никакого внимания на присутствующих в комнате мужчин, и принялась увлеченно (аж язык выставив!) натягивать на себя верхнюю одежду.
  - Эй! А-ну не подглядывать! Отвернитесь живо! – запоздало вспомнив о публике вокруг, шикнула на них наглая девица, не отвлекаясь от процесса. Когда же ее грудь плечи и поясницу скрыла из виду простенькая, но невероятно легкая и куда более приятная на ощупь ткань, Тама облегченно вздохнула! И тут же принялась примерять на себя новые штанишки, предварительно убедившись, что не сверкает девственно чистыми ягодицами на всю комнату…

  - Так-то лучше, - заявила аристократка с довольной улыбкой на лице. Вернувшись к честной компании, она еще раз пробежалась взглядом по их трофеям. – А что в остальных сундуках? – мимоходом спросила Ветерок, пока проверяла содержимое лекарского комплекта. – Закрыты, что ли? Так вот, у нас Тростинка есть. Уж коли мелкими косточками тюремную камеру отворить смогла, то уж с инструментом-то, наверняка, и с хорошим замком справиться сумеешь, ведь верно? Ты погляди на верстаке – может, чего под это дело приспособить сможешь, а если нет – так вот кинжал есть. Всяко лучше!
  - Кстати, насчет еды! Тут есть что-нибудь получше тех черствых сухарей и гнилых плодов, что мы нашли в каморке у сони? Я бы тоже перекусила чем-нибудь стоящим, - поддержала монаха Тамайа, окидывая комнатку голодным взглядом.