Голосование за ходы

Раздвинулись чуть створки лифта- и почти синхронно с ними широко распахнулись глаза Тайрона от неожиданности.
- Блядь.
Человеческие зрачки расширяются от неожиданных воздействий, в том числе от удивления- увеличивая воспринимаемый световой поток, вследствие чего увеличивается четкость воспринимаемой картины. Эта реакция широко известна с преисторических времен и породила некоторое количество фольклорных поговорок в различных терранских культурах, не широко применявших биомодификации. Таким образом организм помогает справится с гипотетически возникшей кризисной ситуацией- мозг пока не понял, произошло ли что-то, а соответствующие меры уже приняты.
Эти факты совсем не волновали Тайрона Дженсона в данный момент времени.
Но у пораженных тварей, видимо, реакции устроены иным образом. По крайней мере, отсутствие реакции на содержимое подъехавшей лифтовой кабинки дало Скворцу шанс на продолжение борьбы за возможность эвакуации. И, как ложка глюкозы в цистерне отборного мутагенного дерьма, маленький плюс сложившейся ситуации: не нужно спрашивать себя "куда же бежать?". Да и как, тоже не важно- инстинкты подскажут. Быстрее мысли срабатывают рефлексы, просыпается мышечная память скорее, чем шевельнутся воспоминания разума в паутине дендроидов больших полушарий. Нечто, глубоко внутрь упрятанное, управление перехватывает, не говорит что тебе делать- просто делает. Встроенная система экстренного сохранения целостности данных, не иначе. У ИС тоже такие есть.
И эта самая система экстренного сохранения человеческой плоти не ведет отсчет на секунды или их доли- не достаточно интеллектуальна, не знает, что такое эти самые "секунды". Но зато прекрасно осведомлена, сколько в ее распоряжении конечностей, какие мышечные соединения ими двигают и как это все использовать так, чтобы увести пока функционирующий организм по оптимальной траектории и максимально быстро от эпицентра грозящей опасности.
И если настало самое время для последних мыслей Тайрона, то он просто не успеет их подумать. Все доступные ресурсы разума и плоти нацелены на выживание здесь и сейчас. Способность связно размышлять вернется не раньше, чем он окажется по ту же сторону от неуклюже шевелящегося живого оружия, что и Налия. Или не вернется уже никогда.

Выслушал внимательно речь чудища Фай. О, занятная речь получилась, приоткрыла завесу тайны, густой тенью лежавшую на древнем, темном и непомерно странном существе. Странном во всем- и во внешности, и в поступках, и в словах. Бесконечным потоком оскорблений и угроз сыпет, а все же помощи просит. Властью своей кичится, да только узки границы той власти. Кажется, будто только то делает, что дозволено ему, с кем дозволено и где дозволено, а скрыть это хочет, запугать, запутать. Лжет и прячется, как о нем и толкуют. Киршар врет, да не врет молва о нем.
А не тюрьма ли ему Сегеймора? Неожиданная мысль удивила Фая. Так может, оттого он хулу на предтеч возводит, что заперли его здесь, да могущества лишили? Или все только глупые домыслы самонадеянного ничтожного сказочника, которому польстило то, что боги лично к нему являются, да кошмарные твари о помощи просят, да по желанию его былины сказывают?
Путь гордыни- гнилой. Фаю-ли не знать? Гордыня к слепоте ведет- коли на себя одного смотреть, мир не разглядеть станет. А кто по сторонам нынче не смотрит- тому только в одну сторону дорога. И коли знаешь, что гиблое это дело- то к чему Судьбу поторапливать? Когда она решит, что сказана история до слова последнего, тогда и пропадет все пропадом. А истории гордецов рано обрываются. Уж таких историй Фай слышал порядком, и все как одна похожи.
- Мне нравятся слова твои, Киршар. Тебе, видимо, плевать на благодарность мою за рассказанное тобой, но не сказать о ней я не могу. А что до просьбы твоей, или требования, называй как хочешь- другого пути ты нам не предоставил. Но достанет ли сил наших?

"И все-таки оно движется"
Вот и хорошо. Значит, есть шансы, что не закончится все тупиком этим, что есть путь хоть чуть-чуть дальше. Маленький такой шанс. Но ведь Тайрон не из тех, кто, отчаявшись, бьется о переборку и, всхлипывая, причитает что-то вроде "я не смогу, у меня не выйдет!". И Фауст не из таких, это уж точно. И Полезная Налия вроде как тоже- вырвала Фауста прямо из пасти той твари. Или из щупалец. Или псевдожвал. Или только смилодон сраный знает что у них там. Хотя нет, Фауст и Налия теперь тоже знают. А Тайрону как-то оно без надобности и совсем не интересно.
Но чтобы воспользоваться шансом нельзя тратить время на благодарности и приветствия. Надо сделать все, что можно в столь краткий отпущенный промежуток времени. Интересно, а насколько быстро едет лифт? Конечно, всем детям, воспитанным на развлекательных каналах федерального телевидения, известно, что большие боевые корабли бывают очень большие, но разве не должен этот самый лифт быть тем самым средством быстрого перемещения по кораблю? Ну, на случай, например, атаки. Или на случай обороны. Или на случай долбанных уродов, заполонивших корабль.
Но теперь его надо дождаться. Просто провести те секунды до его прибытия не будучи ассимилированным, преобразованным, или, попросту говоря, безвозвратно и трагически убитым.
- Друг! Сможешь открыть створки? Вот прямо сейчас.
А может быть, ничего у них с Фаустом и Налией не получится. Кстати, быть может, у нее тоже есть план действий?

Одним рывком Скворец переместился к створкам лифта- сначала он стоял там, посреди коридора, с Налией и Фаустом, а теперь- у его окончания, один. А между этими состояниями- бег. Краткие мгновения единения с собой, слаженной работы всех деталей внутри, каждого органа. Убегать- это то, что Тайрон умеет, пожалуй, весьма неплохо. И ведь сейчас он не сомневался, что всегда стремился к чему-то- придти первым, стать лучше, просто выжить. Но, может, он бежал от чего-то? От опасности? От близости? От разочарования? От поражения? Быть может, Тайрону Дженсону очень повезло, что он не помнит, почему так любит бежать.
Впрочем, сейчас ему повезло по крайней мере по той простой причине, что пока он что бежит по велению своего разума, а не повинуясь жажде отнимать чужие жизни, с сегодняшнего распроклятого дня присущей почти всей команде его корабля.
Только вот чем это поможет с обесточенным замком? Взглянул на него кратко- не включить, не воспользоваться? Фауст бы запросто...
Ухватился за створку лифта, потянул. Хватит ли сил?- ведь мгновения назад их не хватало даже на то, чтобы устоять на собственных ногах. Но не пытаться- не логично. Проще было бы сразу отправиться на корм трупам. Остаться там, позади, вместе с Фаустом. По крайней мере, не в одиночестве.
Вот уж хер вам, трупы.
Оглянулся назад с надеждой, и улыбнулся скупо, увидев, что Налия тоже здесь, близко совсем. И- луч света в ее руке- а ведь у нее не было фонарика. Фонарик был только у Фауста.
Скворец улыбнулся чуть шире, уверенный, что все получится. Не в первый же раз убегает от смерти. Нужно собраться и сделать все правильно. Каким образом получилось сделать все правильно в тот, прошлый раз, Тайрон не помнил- но получилось же!
До чего, должно быть, странно смотрится сосредоточенный и улыбающийся человек посреди этого темного, утробно урчащего и лязгающего металлически ада!

Вне зависимости от всего остального, Фауста стоило слушать незамедлительно. Спиной вперед Тайрон попятился к стене, вроде бы, склада. Прижался к панели, стараясь тварь из поля зрения не выпустить. А тем временем женщина, казалось бы, убитая, начала вставать, пока тварь ползала по камере и жалила людей. Жалила и тут же ползла искать новую жертву. Не добивала. Значит, одного укуса достаточно. А дальше- как этот ходячий труп. Сраная мясорубка. Такое вот биологическое оружие. Тайрон отчаянно пытался сообразить, что происходит и как остаться живым.
"Биологическое оружие. И Фауст говорил что я- лейтенант. Младший. Значит, я в армии. Как так вышло? Так должно быть? Не так важно. Важнее что здесь война, и, видимо, мы атакованы. Черт! Неужели я солдат, и теперь должен наброситься на эту тварь? Бред! И где я? Склад. На планете какой-нибудь или в космосе? Не гранатой же заразу закинули. Снаряд, не иначе. Стреляют ли такими снарядами по наземным укреплениям? Вряд ли, выше эффективность в замкнутом пространстве. Да какая разница. Склад и несколько человек без сознания. И эта дрянь снаружи. Значит, сами заперлись, не мог же этот хренов урод нас тут разложить и запереть. Значит, выйти можно. Бысрее бы!"
Пошел, как можно быстрее, вдоль стены, спиной прислонившись, больше не прикрывая шею- Тайрон видел, как существо жалило куда придется. Надо только поскорее найти выход. И бежать отсюда, снаружи в любом случае шансов больше, чем взаперти с источником заразы и несколькими зараженными.

Взгляд Фая метался по меняющимся декорациям, персонажам, лицам. Хватило ли сил путнику не отрывать глаза от изменчивой фигуры киршара? Хватило ли смелости внимать всем его словам? Конечно же нет. Кто бы тут не испугался? Уж точно не Фай. Героем себя возомнил, ха. У неумирающего веками чудища даров потребовал. Как будто есть что бездомному путнику противопоставить таким силам, какие только единицы из живущих видывали. Как будто нечего больше терять. Но не соглашаться же на предложение киршара- вот он, дом родной- все равно что кандалы кованные! Крыша над головой к земле пригнуться тянет, стены взор сковывают, блеск драгоценностей да позолоты солнце оттеняет. Клетка, яма, а не спасение иль награда. Эх, дурак непутевый. Со старухой чумной поспорить не смог, с грехов пожирателем- побоялся. Да только куда ж это годится, если их дары растреклятые только душу губят и тело тяготят!
А киршар не останавливался, все потешался. Да только не разбередить словам злым былые горести да обиды. Только Прай-знакомец вспомнился, будто рядом встал- оно и понятно, только разминулись с ним. Еще видна кривая улыбка на грубом лице, да будто голос в ушах его слышится, путь указывая. Куда идти за Всевидящим, чего ждать от него. И будто легче стало- не простой был человек, да добрый. Как все-все люди на свете. Вот бы и самому таким стать- чтоб любая обида следа не оставляла, только жизни учила и понимать других помогала. Тогда, быть может, и прекратились бы прозябание и увядание, которыми тварь, в пустоте живущая, пугает. А чего пугать-то, все и так случилось- Осень. Все увядает. Но все равно страшно маленькому человеку во власти большого чудища.
- Нет, киршар, это не та награда, которую я заслужил. Не та награда, о которой я прошу. Нет, я не хочу крышу, трон и очаг. Не хочу благоденствия для себя- миру, там, за окном, оно нужнее. Но миру ты его дать не сможешь, значит, и мне не надо. Нет, киршар, нет. Не рад я, и не соглашусь на это, если таково предложение твое. А награду все равно хочу. Не отступлюсь. Лепра мне слово дала, аль оно такое же прогнившее, червями проеденное, как и чудеса ее? Аль и она здесь не властна? А вопрос твой- много ты вопросов задал мне, да только, чую, тот самый важный, на который ответ тебя заботит, не задан. Ты спроси, а я отвечу, уловок и кривотолков не будет. Только знай, что нет во мне, черве ничтожном, как ты сказал обо мне, греха, чтобы тебя, чудище, накормить. Запугивай, мучай, ищи- нет, и все тут. Ну а теперь смотри, киршар, может, прав был отец мой, когда говорил что сожрешь ты меня. Просил ты его вспомнить- я вспомнил. Только и отец тоже добрым человеком был. Не со зла он, а от беды и горя.

Люре видел свои собственные глаза, свое собственное лицо. И все же, не его. Жесткие, черствые. Недобрые. Злые не на показ, а изнутри. Как узнал во время многих лет странствий Фай, не то зло губит, что снаружи, но то, что вовнутрь прокралось. И теперь глядит он на того, кто не просто пустил к себе в душу погибельную чернь, но из нее был соткан. Того, кому от рождения было суждено счастье, богатство, сытость. И зло. Он видел того, кто должен был чтить идеалы своего отца, того, кто мог предать всех кроме себя, того, кем он должен был стать.
Фай глядел в лицо тому, кого он всегда боялся. Боялся предпочесть жадность дружбе, чревоугодие- щедрости, лесть- правде. Боялся и пытался не желать. Всю жизнь чертал собственный путь в дорожной пыли, почти неслышно шуршащей под ногами, искал потерянные мечты вместо настоящих желаний, не имел ни слуг, не друзей. И теперь- пришел. Конец пути, награда на выбор.
В начале пути были боль, дурман-трава, и быстрый бег. Потом- несметные числа чудес света, тропы и дороги. А дальше- только серая пыль, и тусклый огонек надежны, с каждым днем тускнеющий, как тот хлам, что носит Фай с собой в котомке. И золотая искорка волшебного кленового листа. Да только какой от нее прок? Даже в руку его не взять. Теперь у Фая есть власть отнимать. Перед ним- тварь из кошмарных снов, Киршар, дары подносящий. Так разве не ради того терпел он годы тягостных лишений? Полз истинно как червь земляной, без родины, без дома, без родных и без богатств?
Искушение велико.
Скинул с плеча суму, запустил туда руку. Достал каменную голову, бросил к ногам Киршара. Глянул с вызовом, чумным даром руку отмеченную протянул.
- Почтенный страж Сегейморы. Тот-кто-поставлен-видеть. Я не желал ни чьих даров, я не хотел быть близок к пророкам и их господам. У меня не было денег чтобы их жаждать, я не знал власти, к которой стоит стремиться. Так гляди же, я не желаю над собой власти Богов, Великих ли, Забытых ли. Я хочу идти своей дорогой, вперед ли, назад ли- да всяко, как мне заблагорассудится. По своей воле, а не по чьему-то приказу. И желаю, чтобы так было и впредь. Но сейчас, Киршар, в сей момент, я желаю получить от тебя дар. Я хочу от тебя того, что в жизни своей всегда считал дражайшим даром, какой только можно получить или дать. Расскажи мне свою историю, Киршар.

"Пока жив. И теперь я снова хоть что-то могу сделать."
Что сделать? Конечно же, броситься назад и спасти Фауста. Подхватить и бежать, вместе с ним, как все проведенные вместе годы. Сколько они пробежали вместе- а действительно, сколько? Не известно. Зато Тайрону хорошо известно, как близок ему спрятанный в браслете искусственный интеллект. Он всегда был и будет его лучшим другом, даже больше чем другом. Он всегда понимал Тайрона.
И на этот раз поймет. Последний раз, когда надо оставить лучшего друга позади, среди кромешной тьмы, костяного скрежета и шелеста измененной плоти. Совсем одного.
Пожалуй, они были странной парой- холодная расчетливость плоти и яркая чувственность кремний-органики. Чего бы хотел Фауст? Чтобы Скворец разлагающейся кучей останков лежал на рифленой переборке пола, или, может, ползал бы по этим самым переборкам этой самой кучей? Ну вряд ли. Уж скорее бы ему хотелось дрейфуя в космосе на пустом и мертвом боевом корабле думать о том, что шеф спасся, а у него, спрятанного в браслете ИИ, теперь есть собственный космический корабль. Или просто верить в это.
А ведь можно бы и вернуться за ним... Когда нибудь, когда подохнут все зараженные, когда кончится война, когда- да нет, нельзя вернуться! Прощай, Фауст!
- Прощай. - прошипел сквозь зубы.
И рванул вперед, к лифту. Нормальный человек не бросил бы своего друга в таком месте- говорят, терять друзей больнее всего на свете. Говорят. Но Тайрон не чувствовал боли от утраты- скорее осознавал ее умом. Он не чувствовал обиды на Налию, бросившую доверенную ей бесценную, живую ношу- он понимал ее поступок. Правильный поступок. Дженсон не корил себя за бегство- он знал, что они с Фаустом отлично понимают друг друга. И если Фауст просит бежать- Тайрон побежит. По крайней мере, сейчас все они живы. И как знать, может, брошенный позади Фауст проживет куда дольше бросивших его людей.
- Бежим!- повторил эхом за потерянным во тьме другом последнее услышанное слово.
"Надеюсь, мне не придется бросать и тебя, Налия."

По шатким кочкам посреди топи пробирались вдвоем. Липкая, жирная болотная земля к одежде пристает, вниз тянет, как будто просит остановиться, отдохнуть. На минуту, на час, навсегда. Только нет веры мертвой, неродящей болотной земле- только жгуты гиблых трав и кустов червями на поверхность ползут, из гнилостной жижи выглядывают. Поговаривают, будто в таких гиблых трясинах растут не только гнойные побеги колючих куцых кустов, но и травы самой большой целебной силы посреди зыбкого мшарника родятся. Да только Фай не силен был в травах целебных, вот и видел вокруг себя только хляби да ползучие клочья желтого болотного тумана. И арки. Неизвестно кем, неясно зачем поставлены. Словно тракт без дороги- идти некому и некуда. Усмехнулся про себя- а все-таки нашлись двое непутевых, которым этой тропой ступать надобно. И все б ничего, коли самим было ясно, за какой надобностью они по мшелым кочкам среди мутной жижи держат путь. Темна, непрозрачна болотная вода! Уж сколько десятков сказаний об утопленниках сказывают, и не каждое из них- придумка детская.
- Подруга Ли, скажи, а правду судачат, что на родине твоей, в землях восточных, все мудро и ладно устроено, и смерть и жизнь нерушимо разделены? Что не бывает так, чтобы тело или дух остаться решили среди не умерших доселе? Много сказок про строгие да справедливые порядки Востока сказывают, только вот не жалуют там чужаков, странников серых вроде меня, так что самому не узнать, не выведать.
А потом, подумав немного, да на раскинувшуюся бескрайно топь поглядев, добавил:
- А ведь какая складная история о нашем пути сложится, если найдется кому послушать! Записал бы, да бумаги ни клока. Только на память и надейся. Эх!
А тем временем тропа, вратами отмеченная, кончилась. Привела в никуда. Ничуть не удивился Фай- если не знать, куда идешь, так разве гоже дивиться, коли никуда не пришел? Только известно, что путь тут кончается. Весь ли, али только дороги кусочек?
Прочел надпись. И, неожиданно для самого Люре, уставшего, промокшего и голодного, на его лице заиграла улыбка, а где-то в середине, то ли в теле, то ли в душе, пронеслось дуновение неуместного облегчения. Приятно было после неясных мытарств в сплошной мути дойти до четкой дорожной вехи. И- пойти дальше. Зная, что уже не отступишься, что бы на каменьях не писали. Смерть- так значит смерть! Двум Смертям не бывать, а одна уже за плечами сидит, в котомке прячется. Только имя назови- и вперед. Но что за имя? Не той ли, что всю свою жизнь Фай под сердцем хранил, из-за которой в путь пустился? Ну нет, коли Смерть ждет за какой-то надобностью, то вряд ли для того, чтобы в мир отпустить тех, кого забрала давно. Да и давно уже Фай знает, что ушедшим лучше не оборачиваться. То были детские мечты, желания. Несбыточные, но светлые и добрые. И никуда им не деться, только вот не для Смерти то имя. Она уже свое получила.
Так что же? Киршара? Так то не имя, а прозвание только. Да на то они и Всевидящие, чтобы не проглядеть чего важного. А сейчас Фай к ним по поручению, по поручению ясному- что, кому, и от кого. Так что самое время сказать, чей умысел завел сюда странника, чьим посыльным поневоле сделался бродячий сказочник.
- Лепра, Чумная Старуха.
И, прошептав ее растреклятое имя, вошел.

Тело по-прежнему не слушалось- естественно, нескольких прошедших секунд недостаточно, чтобы в себя придти полностью, чтобы ходить, бегать, да даже чтобы разговаривать нормально. По-прежнему больно, по-прежнему пеленой разум затянут. Трудно думать, больно двигаться, тяжело даже смотреть. Но, как минимум, возможно. А это уже что-то.
- Стоять смогу. Идти сам не могу. Кажется, не могу.
Конец коридора, похоже, близок. Но вдруг конец жизни ближе? За следующим поворотом, например. Или в том самом спасительном лифте. Или прямо здесь, когда отвратительная тварь откуда-то сзади доберется до остатков офицерского состава в лице Тайрона и Налии. Хотя, Налия вполне могла бы успеть убежать, если бы не тащила на себе несколько десятков кило офицерского мяса. А Дженсон? Какие шансы у почти парализованного, ослабшего и едва соображающего программиста? Да почти никаких. Оставить здесь, приложив к стенке, и убежать- вполне логично. Вот так, вовсе не самоотверженно, а просто холодно и логично выглядит ситуация в понимании Дженсона. Ах да, Фауст-то тоже с ним. У него тоже, пожалуй, есть шансы. И фонарик.
Тайрон потянулся к запястью и потянул Фауста.
- Слазь. Пойдешь с Налией. Налия, брось меня, если хочешь.
"Что там полагается делать в такой ситуации? Паниковать, плакать? Не хочу. И умирать не хочу."

Выгнулось дугой тело от прошившего его электрического разряда, а следом- падение, убийственную хватку разорвавшее. Удар об пол, неощутимый, незначительный. Гул в ушах, нет, во всей голове, в каждом уголке сознания. Пляшущие в глазах яркие всполохи света пеленой грязно-серой оборачиваются. И сразу так далеко и так нереально стало все происходящее, будто все не по-настоящему. Точно такое ощущение, как бывает, когда осознаешь себя в глубине виртуальной среды. Привычное ощущение отстранения и безопасности. Ощутил себя самого, осознал законы смоделированного мира, выполнил задачу быстрее и качественнее остальных. Без рисков, без нервного волнения. Спокойно и размеренно. А еще- холод бод боком, настолько же знакомый. Как будто прислонился к холодному металлу переборки передохнуть после забега. И свет откуда-то сбоку. Напоминает что-то знакомое, но давнее, незначительное и забытое. Перед замутненным мысленным взором проплыли обрывки фраз и мыслей, в разное время и разными голосами произнесенных- "навыки осознания собственной личности в среде ...", "А победитель Ривианской Лиги- ...", "Бежим-бежим!", "Меня Налия зовут,..."
И тут картина мира снова собралась из разрозненных кусков, на которые сознание ненадолго расщепилось. Но никуда не делась пелена, застилающая взгляд, мешающая сфокусироваться- вдобавок к ней пришла боль, тягучая, пронизывающая не до костей- и сами кости тоже. И пришло смутное понимание того, что только что произошло. Вернулась необходимость действия- перевернуться, подтянуться на непослушных руках, встать, идти как можно быстрее. Услышал свой голос хриплый:
- Бллять, Фауст, да тебе медаль героя давать надо!
Нужно встать. Нужно идти. Не разглядывать чудовище. Просто встать. Просто идти.
Совсем не просто встать и идти, когда тебя долбануло током в несколько ампер! Да и вообще, возможно ли, без посторонней помощи- как будто собственное тело стало бесчувственным аппаратом без обратной связи. Все к нулям - чувствительность, координация движений, чувство равновесия. Может, все вокруг- привычная ДИВС, и просто произошел сбой ядра управления? В любом случае, самому выбраться будет трудно. В надежде непонятно на что поднял глаза вперед и вверх. Кто там может быть? Полезная? "Надеюсь, она убежала куда-то далеко вперед, а не лежит трупом в паре шагов позади."
Налия!
Никуда не убежала. Скворец хотел уже было назвать ее дурой, но увидел снятый китель и решительность офицера. Нет, совсем не дура. И, с ее помощью, может быть, все еще получится.

Проснулся Фай- будто и не спал. Мелькали в голове образы яркие, то ли из вчерашнего дня длинного взятые, то ли во сне почудившиеся. Только помнилось, что никак не сходятся пути, которыми он идти собирался. Во сне привидевшаяся Чумная Старуха к озеру идти не велит, а если не там, то где ж еще Всевидящих искать? Сама же к ним и посылала. Не за благословением мертвой Богини Фай туда, к озеру, идет, уж точно. Если какие боги, кроме Лепры, и благоволили страннику, то Фай о такой милости слыхом не слыхивал. Конечно, должные почести каждому божеству на случай всякий Люре не переминет отдать, коли затрат не нужно. Боги, им внимание людское только и дорого. А уж они-то разные бывают. Кому-то поклона людского хватит, а другой детей собственных резать потребует. Только все одно, прихоть их жизнью людской правит. Кому королем быть, кому путником бедным, кому собакой, а кому- хладным трупом- все в их воле. Вот так и не знаешь, чем кого прогневишь, а от кого милости получишь. Вот теперь и стоит Фай, как будто на перепутье, только дорогу не ему выбирать. Идти, ему, теперь, видимо к Озеру, чтобы Лепры поручение против ее собственной воли выполнить, а оттого все это, что в волшебном сне чудная страна привиделась, а еще раньше, случилось все потому что ради матери своей покойной Фай из дома ушел, с прошлым расставшись, жизнь обыкновенную на пыль дорог и горсть монет променяв. И куда приведет дорога, поневоле выбранная? Целей много, только вот к какой придти получится? Неведомо разуму простого человека. Николас, тоже наверное стремился к чему-то. Ах, Николас, ученый муж, да дурак дураком.
Собрав нехитрый скраб Фай начал было рассказывать попутчикам одну из своих историй, но обнаружил, что никто его не слушает, вздохнул тяжко и замолчал. Подобрал посох свой, в правую руку взял. Дерево в нем- оно мертвое уже, чему там умирать? Тем более, не добротный посох, а так, палка. Пнул подальше с дороги мертвый рог, вчера на тропе мертвого войска подобранный.
Тут уж и в путь отправляться пора. Дорога не близкая, да только сколько пройти удастся?

Много верст прошел Фай по земле, во многих краях побывал. О многом чудном, странном и волшебном слышал. Что-то даже своими глазами видал. Несколько лет назад в южных землях, на границе безжизненных пустошей, с крепостных стен наблюдал Фай как песчаная ламия с ветром поднятыми пыльниками играла. Издалека наблюдал, да близко никто его бы и не пустил. Закрыты были тогда все двери да ворота, и городская стража во все глаза смотрела на чудную тварь, а старики рассказывали байки о былых временах, когда и более странные существа из песков приходили, и не только злые, охочие до людской плоти. Многих историй там набрался Фай, таких, что на Юге за быль считают, а на Севере только головой молча и недоверчиво качают, да бросят с горяча что-то вроде "Да хорош заливать, барахольщик!". А после того странствовал Фай ближе к восточному краю, где мир и порядок поддерживается не только твердым словом и каленым железом. Однажды в пути не пустили бродячего сказочника в село ночевать, за Шеега приняв. Тогда теплой восточной ночью Люре спал на ковре из лесного мха да опавших листьев, плохим словом деревенских жителей не поминая. Но когда Люре держал обратный путь теми же тропами, село было совершенно пусто. Ничего не было испорчено или сломано, все было справно да годно. Но ни взрослых, ни детей, ни даже скотины там не было. Мертвая стояла тишина, и даже лесной зверь не подходил к деревне ближе пятисот шагов к пустой деревне. Какая нечисть к ним на ночлег заглянула, Фай даже гадать не смел.
Но никогда не видел Фай нечисть так близко до этого дня.

***

"Что ж я творю?!"- Фай словно очнулся от дурного наваждения и отдернул руку, к собаке протянутую. Почти не удивился тому, что разговаривает животное, в обычное время бессловесное. И ведь дело говорит! Чем живых мучить, лучше мертвое упокоить. Подхватил правой рукой находку свою чудную, рог полуживой, а левой схватил зажженную псом ветку, и к тому, что было Николасом, бросился. Шатается немертвый, с трудом идет. Догнать бы, пока до барьера не доковылял! Не было у Фая сомнения, что не упадет обратно к костру тварь, когда до края дойдет, дальше пройдет, так, что живому не достать будет. Ткнуть бы мертвяка горящей головешкой, может, и выйдет из этого толк.
А сзади восточная девушка, Ли, словно от ярости обезумела. Ни разума своего голос, ни собачьего призыва не слышит. Только убийство ей нужно. Слепая, бездумная злость взяла власть над ней.
Злое, колдовское здесь место.
- Что делаешь, неразумная! Остановись!

Еще одна дверь, а за ней- люди. Живые, и, судя по звукам выстрелов, способные сопротивляться. Только вот пули не очень-то будут эффективны, в этом Тайрон был полностью согласен с Фаустом. Нужно что-нибудь, поражающее весь организм сразу- огонь, плазма, летучие едкие токсины. Может, у людей за дверью есть и это, но...
Опустилась переборка, отрезая от панели управления обесточенной дверью, от звуков, доносившихся с той стороны, монотонным ревом обернувшихся. Из-за чего? Прогрессирующая мутация, сообщающая о своем появлении? Тяжелое вооружение в действии? Банальная поломка вентиляции? Самому не понять сходу. Может, Фауст успел услышать?
- У тебя вроде акустические сенсоры получше моих будут. Ты успел распознать гул перед падением переборки?
Если там остались здоровые люди, надо попробовать дать им знать о себе. Есть шанс, что звук ударов об аварийную переборку будет слышен с той стороны, у самой двери звукоизоляция совсем никакая, если даже разговор был слышен. Только как именно подать знак? Если просто стучать о панель, никто и не подумает, что с нашей стороны уцелевшие члены экипажа. Первой мыслью будет что здесь столько измененных тварей, что они без разбору бьются обо все стены. И будет неразумно проверять эту гипотезу. По крайней мере, Скворец проверять бы ее не стал. А значит, надо подать знак так, чтобы было понятно, что с этой стороны живые и, что важнее, мыслящие люди. Какая-нибудь последовательность, простая, понятная каждому, и в то же время очевидно не случайная. Например, последовательность Фибоначчи- какой-нибудь архаичный двоичный код узнает не каждый техник, но эта последовательность- то, что нужно. Все фрактальные вычисления, распределенные построения, архитектура имитаторов личности- все стоит на простейшей последовательности: 1,1,2,3,5,8 и дальше. Преподается в первый год базового обучения, вбивается в память намертво- маму с папой забудешь, а эти цифры сами собой в голове крутиться будут. По крайней мере, у Дженсона дела обстояли именно так.
Быстро настучал ботинком армированным о переборку первые четыре цифры:
тук,
тук,
тук-тук,
тук-тук-тук.
Но вот только надежда на других людей- всегда слабая надежда. Да и невелика вероятность что там вообще остались эти самые люди в пригодном для кооперации виде. Так что надо что-то делать самим.
Обенулся в коридор, звук шагов услышав. Увидел идущего в сторону троих уцелевших человека. Бывшего человека. "Бежим-бежим". Так и поступим. Куда- пока вопрос не стоит. В десятый склад? Ну нет, это будет просто еще одна консервная коробка с единственным выходом. Даже если в нем лежит что-то полезное, прибавлять к этому чему-то пару офицерских трупов и бесхозные ИИ не хотелось. Вернуться туда, откуда пришли? Не вариант. Значит, дальше по коридору, инфицированным человеком прегражденному. Тело выглядит вялым и поврежденным- значит, проскользнуть мимо должно быть не сложно. Должно быть. Да тут, кажется, уже все не так, как должно быть!
Нужно собраться, тренировки былые вспомнить. Коридор вроде бы достаточно широк, чтобы проскользнуть мимо заново живого. Если же не выйдет- все, край, придется Фаусту искать нового шефа. Наверное, стоит испугаться за свою жизнь и усомниться в правильности выбора направления. Тайрону страшно за свою жизнь, но это не мешает. Он уверен в выборе.
- Офицер, стоять тут- очевидное самоубийство. То, что сейчас предложу я- возможно, тоже самоубийство. Но не очевидное. Побежим в другой конец отсека. Мимо этого. Сначала побегу я- у меня больше шансов. Если получится, то он отвлечется на меня и вам будет проще. Если не получится- он тем более отвлечется на меня.

Дорога дальняя, дорога скучная. Тянутся дни милями пройденными, становится короче дорога, шагами бесчисленными измеренная. Каждое утро выкатывается из-за горизонта солнца шар, чтобы на путников поглядеть. Зависнет прямо над головами, посмотрит час-другой, чтобы каждую мелочь разглядеть, и обратно в свой дом укатится. А на следующий день снова приходит, узнать, не изменилось ли чего в мире.
Чтобы попутчиков развлечь, рассказывает Фай сказку.

- ... стоит на распутье знак путевой, за сотни лет ветрами до гладкости обтесанный. Пучки жесткой травы скрывают основание, ползучий вьюн по мшистому валуну к свету взбирается. Каждый проходящий подойдет к камню да поклонится, за путь указанный благодаря. Или не поклонится. Камню-то все равно. Не трогают бездушную глыбу слова брани или благодарности, если положит кто под основание его пай походный- сгниет еда. Плюнет кто на разогретый гранит- высохнет. Все нипочем. Злой человек пойдет мимо- камень путевой дорогу ему к злодеяниям покажет. Добрый пойдет- укажет путь к благости какой. Для всех помощь, даром. И ходят мимо него люди каждый со своей надобностью, за своими целями, и на знак указующий глядят. Да вот только завела нору под камнем ползучая гадина, и жалит неосторожных путников, на привал остановившихся. И вроде как получается что камень, под лучами ласковыми солнца теплый, гадину пригрел. А вроде и ни при чем он, да только у того камня больше не становились путники на отдых, те, кто про тайну подлую знали. А знак, гранита кусок, его ли вина в том? ...

***

Спокойно к чудачеству проводника отнесся. Развлекается он будто, а в тяжелом краю как без маленькой радости? Злиться на него можно, да только толк какой от злости, без него все равно как слепые котята. Не знаем края, и пути не знаем. Да и не сказал бы Фай, что проводник из злых людей. Да в общем-то Люре для любого человека оправдание найдет- у одного сердце доброе, у другого- судьба тяжелая. Да только не применимо это к твари неразумной, к волку например. Волк не от жизни тяжелой злой, а оттого что зубы у него есть да когти.
- Друзья-попутчики, я осмотреться пойду. Не поминаете словом злым, а ты, Лес, про путевой знак помни. Коли час добрый будет, обернусь скоро цел и невредим, и вам того же желаю.

Успели. Вырвались в последний момент втроем- Тайрон, Фауст и Полезная.
- Стой. Цела? Не заражена?
Оглядел быстро- нет ли выпирающих изнутри жгутов чужой плоти, нет ли набухающих опухолей. Но все в порядке.
Теперь можно перевести дух, дать волю эмоциям, буре чувств, которая захлестывает человека, выжившего в ужасной катастрофе, потерявшего всю свою семью или только что сбежавшего от десятка жутких чудовищ. Но- нет ничего. Ни оцепенения ужаса, ни облегчения, ни слабости от шока, что заставляет ноги подкашиваться, а руки дрожать. Не мелькала жизнь перед глазами. Нечеловеческое спокойствие. Холодный ум и четкое осознание необходимости. Можно мыслить и действовать. Пригляделся внимательней к девушке- носки, трусы, китель офицерский. Планка нагрудная с именем- значит, полезную зовут лейтенант Гисборн. Вот и славно. Фауст еле слышным шепотом ситуацию изложил. Тише надо быть. И внимательней. Сам в ответ прошептал:
- Фауст, как у тебя с энергией? Не перенапрягся с шокером и дверью, нормально работать сможешь? Лейтенант Гисборн, помните хоть немного типичную структуру терранских боевых кораблей? До рубки может ближе будет чем до шлюзов? А там и система изоляции должна быть, и посадим может эту штуку на что там у нас рядом. Если только размер позволяет сажать такие штуки. Если только там снаружи есть на что садиться.
Есть слабая надежда на то, что заражению подвергся только складской сектор. Тогда можно надеяться что в коридорах безопасно. Но в любом случае, нужно двигаться как можно быстрее. Только куда? Две дороги, вправо и влево. Если верить Фаусту (а Фаусту просто необходимо верить), сейчас трое уцелевших в складском аду находились в самой середине корабля, а значит, без разницы в какую сторону бежать. Та самая парадоксальная ситуация, когда выбор не обосновать логически. Да хоть куда, главное не стоять на месте, рядом с братской могилой неупокоенных душ.
Там, за дверью, только что подохли самой мерзкой смертью полдюжины человек, с которыми Тайрон наверняка был знаком раньше, а с этой стороны, в метре от них, младший лейтенант Дженсон спокойно размышляет о том, в какую сторону и как быстро бежать. Не по людски как-то.
А сзади под сильными ударами бывших соратников гнулась и трескалась бронированная дверь. Нет, нет надежды на то, что заражение локализованно. А значит, надо быстрее бежать, значит, что за каждым углом может притаиться еще десяток таких тварей. А ведь всего одной хватило на целый склад человеческой биомассы. Хрен с ней, с рубкой. Там по-любому ожившего мяса навалом. А в шлюзах- меньше? И далеко ли?
- Лейтенант, держитесь наравне, не сзади, не спереди. Вместе. Ладно? Я бы побежал налево.

Фай видел сон.
Был жаркий летний день, наверное, этот город располагался в южных краях. Чистый воздух пронизывали лучи дополуденного солнца, при котором мир полон красок, еще не заслоненных знойным маревом, поднимающимся от пыльных камней булыжных мостовых в разгар южного дня. Фай сидел на краю людной площади, вроде бы, рыночной. Вокруг сновали люди, занятые своими делами, но ни одного из них нельзя было увидеть четко, ни на ком нельзя было остановить взгляд. Все смешивалось в пеструю массу живущих обыденной жизнью людей. Хотя Фай не мог ясно видеть ни одного слушателя и даже не был уверен, что его слушает хоть кто-то, он рассказывал незнакомую самому себе историю:

- Рассказывают, будто далеко на севере, после конца самого северного тракта, дальше долины, ворующей души путников, и еще дальше, за северными пределами Гиблого Края, есть удивительное место, не похожее ни на один город во всех Королевствах. Вопреки упадку и медленной гибели, расползающейся вокруг того чудного края, там люди живут спокойно и в мире, как будто лучшие годы еще только впереди. Города там не обнесены каменными стенами, скорее, жители там селятся в небольших деревеньках, раскиданных в чудном лесу из огромных ветвистых кленов, чья кора по цвету как серебро, а листья будто из золота.

На несколько мгновений из толпы проступил силуэт молодого мужчины в расцвете сил, при оружии и в блестящих латах, гордо несущего неразличимое знамя на груди и на щите. Широко улыбнувшись кому-то, он скосил взгляд на сказочника, примостившегося с краю людного места, и небрежно бросил ему:
- Кончай уже. Знаю я про это место, слышал много раз. Ну, не можешь что-то интереснее рассказать?
А Фай, не обращая внимания на грубое замечание, продолжал рассказывать о необыкновенном месте за северными рубежами:

- И чародеи не разучились там плести хитроумные чары из неуловимо тонких нитей настоящей магии. Их искуством мог бы восхититься каждый, если бы тот край не был наполнен магией так же, как наш край полон отчаяния и обмана. Величественные шпили магических башен там пронизывают необыкновенно голубое для столь северных краев небо, и даже самые величественные колдуны той страны используют дар магии во благо, а не ради корысти.

Рядом с увлеченным собственной историей Фаем оказался юный курчавый мальчишка, очевидно, сбежавший на пару минут от матери, выбирающей что-то поесть на базарном прилавке.
- А еще говорят, что в том краю еще остались настоящие драконы! Это правда?

- О да, мальчик, еще какие! Драконы там краше чем все что ты можешь себе представить, слушая сказки и легенды о ненасытных огнедышащих чудовищах! И не только драконы, все волшебные существа там предстают во всей красе пред тем, кто отважится гулять по зачарованным лесам. И боятся путники там не умертвий, что высасывают дух и разум из заблудших странников в тех краях, где я родился, а созданих величественных и могучих, непостижимых скудному человеческому уму, и оттого опасных. Эй, где ты?

Но силуэт ребенка уже бесследно растворился в мутной и пестрой массе толпы. Краски будто плыли, перетекали с одного объекта на другой- текучее небо на прилавках, один длинный пестрый блик бесформенных одежд, бежевые пятна одинаковых лиц. На пятачке свободного пространства перед Фаем стоял посыльный с дорожной сумкой и пытался углядеть кого-то в толпе. Фай окликнул его:

- Эй, вы не видели мальчика? Он только что стоял рядом...
- Ах, вот вы где. Я привез вам посылку из того края, о котором вы рассказываете сидя здесь уже столько лет.

Посыльный достал из сумки золотистый кленовый лист- не старый и пожухлый, какие опадают к зиме, когда приобретают песчаный цвет, а как будто только что сорванный с летнего дерева, просто необычного и необыкновенно красивого цвета.
- От кого это?
- От того, кто сумел поверить.

Сон расстворился, и Фай Люре увидел стены маленькой коморки, которая в эту ночь служила ему домом. Волшебный сон забылся бы в тот же час, как и многие перед ним, если бы тот лист, лист волшебного клена, не остался у Фая в руках и после пробуждения. Странник знал, что никогда раньше не слышал истории о необыкновенной стране так далеко на севере, "за рубежом Гиблого Края", как сказал он сам во сне. "Тот, кто сумел поверить...". Как знать, может, и Люре мог бы.

***
Выйдя из глубокой задумчивости, Фай согнал сомн мелких кровососов, уже давно облюбовавших открытые участки его тела. Повернулся к Николасу, совершенно не слышав его тирады.
- Что-что? Да, совершенно с вами согласен, эти комары- отвратительные твари!

Несмотря на резкую перемену настроения инспекторов, Жаку удалось сохранить хладнокровие, или, по крайней мере, видимость хладнокровия. Молча выслушав Николу, помошник шерифа даже слегка ухмыльнулся, видя, как механик побежал в сторону той парочки. И Еще шире его ухмыка стала после нескольких слов, сказанных мисс Адлер. Воллис вернул на плечо винтовку, которую намеревался было снять до "разговора" с Поло, и как мог спокойно ответил инспекторам:
- Врать? Ну что вы. Я просто недоговариваю в мелочах, тщательно эти мелочи скрываю. И эти люди вокруг вас, господа, так же тщательно скрывают свою к вам неприязнь, ибо так нашим властям будет намного проще убедить вас взять скромную по вашим поверхностным, так сказать меркам, взятку, или просто за тем, чтобы вы не трогали хрупкое здешнее равновесие, зачастую основанное на недопустимых длля вас, честолюбцев, вещах. Вы знаете, господа инспекторы, что "Сумерки"- последний жилой поселок на уровне? Что все остальные сгнили во мраке, и в основном из-за того, что жили по предписанием "уполномоченных лиц", пока не стало слишком поздно. И если вас вдруг не устраивает подобный порядок дел, то я предложил бы вам вывезти отсюда всех людей на крышу вместе с ихними фабриками и медикаментозными заводами, чтобы у наших людей было где работать, а у ваших- чем колоться.
Жак поправил шляпу, съехавшую после недавнего слишком тесного общения с Николой Поло, и, вздохнув, продолжил:
- Если вы хотите всех подробностей нашей, так сказать, теневой жизни, милости прошу. Что вам интересно? Сколько людей за месяц пропали без вести в тоннелях? Пятеро, а нет, шестеро, сын Корта, кабачника местного, был последним. Со скольких сделок тут недоплачено налогов? Да со всех, нет у нас способа деньги к вам переправлять. Скольких ребят с сортировочной станции я и мои помошники поколотили? Да порядочно. Они уходят, нас становится меньше. Встанут заводы- все сдохнем. Но вас, конечно, такие трудности жизни не волнуют. Пока, как вы и пожелали, мы пойдем спрашивать у немногочисленного населения "Сумерек" об их нелегкой жизни, а потом, думаю, вы захотите наложить на меня арест и два месяца до следующего поезда на крышу сидеть и охранять меня, сидящего в нашей маленькой тюрьме, пока за стенами этой самой тюрьмы расползается деградация и упадок. И даю вам слово, что когда настанет тот день, когда вы будете торжественно конвоировать меня к тюремному вагону, на улицах вас встретит вполовину меньшее количество людей, и своих чувств они скрывать не станут.

Дверь. И Фауст может ее открыть. Совсем не та сутация, в которой нужно раздумывать о возможных вариантах, нужно просто бежать как можно скорее из этого лепрозория.
- Давай, друг.
Лишь бы в это время чудовищная клешня, убившая уже почти всех, кто был в помещении склада, на спину не бросилась. Но нет. к счастью, это на нее бросились люди. Несчастные, но они их попытки дали время на то, чтобы открыть дверь и бежать. Даже если бы получилось разорвать, задушить или раздавить тварь, она успела бы свое ядовитое жало в тело героя загнать по самое запястье. И все заново. Да и это тоже не нужно- в тускло освещенном пространстве барахтались уже несколько заново живых зараженных. И так мало настоящих живых людей. Остался ли хоть кто-то? Тайрон перебирал в пямяти тех, кто очнулся здесь вместе с ним. Да, нет сомнений, что можно попытаться спасти ту девчонку, медика вроде бы, которая Фаусту приглянулась. "И мне тоже. Но она так и не сказала как ее звать. Насколько проще бы было, если бы они слушали голос разума, а не истерили и не бросались друг на друга когда этот отвратительный ползун еще не залез сюда и не стал жалить их одного за другим". Позвал девчонку:
- Эй, полезная! Давай сюда живо!
Пусть она успеет! Но если быстрее нее захочет вылезти какой-нибудь оживший кусок уже мертвой плоти, то придется бежать одному. А это плохо. Очень. Хуже, чем истеричная женщина, склонная командовать, упокой господи ее бренное тело, только чтоб оно не кидалось больше на живых полезных людей!

"Есть". Ликование смешалось с гордостью за Фауста. Однако, успев лишь услышать тяжелый удар вражеского тела об пол, Тайрон вспомнил о ситуации, в которой находится. Нестандартной ситуации. Подняв с пола Фауста, Тайрон посмотрел на только что смеявшуюся женщину. "Истеричная женищина- плохо, а склонная командовать истеричная женщина- это вдвойне плохо. И совсем отвратительно, если командовать она имеет полное право" Вслух же сказал, стараясь сохранять самообладание и спокойный голос:
- Эта "штуковина" может помочь мне и нам в любой ситуации. А эта биомасса- махнул рукой в сторону поверженного врага- пустая обуза. Живой человек? Какая от него польза? Он хотел повредить весьма ценную "штуковину" только по прихоти.
Чуть не ляпнув "убить" вместо "повредить", Тайрон прикусил язык, не высказав и половины своих эмоций. Потом обратился к Фаусту, закрепляя его на запястье- там, где и должно.
- Фауст, цел? Оцени свое состояние. Дай краткую сводку обстановки, ничерта не понимаю где мы. А так же краткую сводку событий за двенадцать часов до того, как я отключился. И по возможности подробную информацию о причине отключки, все, что знаешь. Ну и дополнительную важную информацию, по твоему усмотрению. Буду тебе признателен.
И, когда первостепенные, необходимые в ситуации, команды были отданы, обратился к остальным, разведя руки в стороны:
- Повторюсь, как насчет назвать имена? Хотя бы для того, чтобы знать сколько нас тут в сознании. Или кто-то еще хочет убивать друг друга, как безымянный скот? Я нет. Меня зовут Тайрон...
И осекся на полуслове, не зная о себе ничего, кроме имени, которое сказал ему Фауст. Как же, разорви меня декомпрессор, хорошо иметь друга! Ударопрочного.

Открыл глаза. Живой. Света редкие всполохи- значит, есть глаза. Могу видеть. А что еще есть? Есть боль, глубоко внутри головы- это плохо. Это значит, что могут быть большие проблемы. Хуже, чем если бы отрубили ногу.
"А может, ее уже и...? Нет. Плоть потом. Сначала- все ли в порядке с сознанием? Так просто не узнать."
Прислушался- голос, мужской. На первый взгляд, ахинея. Внимательнее- вопросы, просьбы. "Шеф". Голос явно идет из той штуки, браслета- значит, интеллектуальное устройство? Полезный. Интересно, кто его хозяин?
"Кто. Актуальный вопрос. Кто здесь со мной?"
Чтобы узнать, нужно подняться, осмотреться, говорить. Для этого нужны движения рук, ног, сокращения лицевых мышц. Нужно удостоверится, что они есть, что с ними все в порядке. В порядке важности- поднять руку, пошевелить ногами, приподнять торс. Встать по возможности.
"Вывод первый. На мне есть одежда. Вывод второй- ее пытаются снять."
Пытающемуся стянуть одежду:
- Не советую. Даже учитывая, что мне интересно кто ты и зачем пытаешься это сделать- не советую продолжать.

- Фауст!
Воспоминания нахлынули вместе с теплыми чувствами к Фаусту. "Теперь понятно, почему так безразлично смотрел на упавшего без сознания- механизмы лучше людей. И люблю я их больше." Сразу стало понятно произошедшее только что. Тот тип схватил Фауста, а он не любит чужих людей. И не любит, когда им пользуются как вещью. Вот и дал ему разряд. Умница, все правильно сделал.
- Фауст, вспомнил тебя, друг. Себя не вспомнил. Амнезия. Давай сюда.
И потянулся к браслету. Но мужчина в красных трусах оказался ближе к нему, и успел вновь схватить Фауста быстрее. Зачем?
"Да, стоило сделать ему манипулятор. Как только, так сразу! И чтоб без отговорок. И что за болезненная тяга у того парня загребать все, до чего может дотянуться?"
А потом он занес Фауста над полом. Намерения стали понятны. Ну нет, не выйдет, сука. Лопнуло терпение. Стало понятно, кто этот тип в пижонских красных трусах.
Этот тип- враг.
- Фауст, ебани-ка его ещще разок!
А сам- удар ногой. В тяжелом ботинке. Армейского образца, видимо. Крайне практичного для переходов по пересеченной местности. И для битья голых людей. Лучше просто не придумать. Первой мыслью было ударить врага в висок. Но тогда была вероятность промахнуться. А сейчас промахнуться нельзя. Так что- в бок, под занесенную для удара об пол руку, в мягкую обнаженную плоть.

ссылка

Правительственный поезд. Коридор, из конца в конец. В головной части- кабина машиниста. На панели- те же кнопки, что в лифте-поезде, только больше на несколько штук. Тормоз экстренный, система связи. И все. Больше для порядка, чтобы не нагружать важных персон заботами о выборе маршрута. Каморки с общим туалетом, комната с гидравликой. Пожалуй, никто кроме Поло не улядел бы там ничего, кроме переплетения трубок и шлангов, оплетающих выпуклые котлы и компрессоры. Отопление? Водопровод? Очиститель? Не ясно. Но видно, что ни воды, ни пара в механизмах нет. Посреди вагона- четыре каюты, наподобие купе в древних длинных поездах. Только удобнее, и обставлены лучше. Кожаные диваны, в каждой каюте по два. Полки сверху, шкафчик для одежды. И стол, сукном накрытый. Вместо занавесей на окнах- тлена пелена. Остальное все целое, приличное. Свет есть.
Густым облаком пыль повисла в воздухе. Оседает на одежду, норовит заставить чихнуть. Хорошо механику Николе Поло- лег где пришлось и забылся. Остальным- хуже. Итон нашел в подсобке щетку, похожую на веник. Взял за ручку, потянул. За веником, на полу- крыса. Ощерилась, смотрит глазками-бусинками. Не боится. Повернулась и уползла в скопление трубок, прежде чем кто-либо успел что-то сделать. Не достать, не выгнать.
Кое-как удалось смахнуть пыть. Но за ночь она снова осядет, и к утру равномерным слоем будет лежать на всех, решивших заночевать в вагоне. Кроме крысы, укрывшейся под где-то под котлом.
Разошлись по купе. Никола вместе с Джезом в крайнем от входа, с заклинившей открытой дверью. Койка доктора Фолскема продавлена посередине, но это сейчас волновало его меньше всего. В следующем- Александер. Дальше- Ирен. В том, что ближе всех к кабинке машиниста и подсобке (и к жирной бурой крысе) расположились браться Уайлс.

Тоннель. Рельсы. Мелькающие огни тусклых ламп. Лифт-поезд, вы в нем. Две пары дверей, неяркие круглые светильники под потолком, большие окна с мутными толстыми стеклами. Клубится в воздухе пуль. Рядами стоят жесткие и потрепанные временем скамьи. Нет машиниста. Только панель с кнопками на стене. Когда-то подписанные и промаркированные, теперь- стершиеся, исцарапанные. Не разобрать, какая для чего. Впрочем, разбираться не нужно- лифт-поезд едет сам, по давно заложенной программе. Вниз, на последний, седьмой уровень.
Рядом с кнопками- стоп-кран. Если дернуть- вагон остановится. Если стоп-кран работает.
В вагоне- никого кроме вас. Сюда некому и незачем ездить. Путь на седьмой уровень с поверхности занял несколько дней. Лифты-поезда, пересадки, ожидание в гостиницах. Чем глубже- тем темнее, тем безлюднее. Тем дальше от привычного уклада жизни.
Осталось совсем немного, меньше получаса пути.

Изменить мир. Целый мир, в котором живут тысячи и тысячи людей и не-людей. Миллионы душ и судеб. Изменить все это- так сложно. "Чтобы изменить мир- нужно изменить себя"- фраза из далекого прошлого, когда "Мир" ограничивался синим шариком Земли. А что он, Прохорович, может теперь изменить? Что он может сделать? Теперь он может только умереть, и не нужно тешить себя ложной надеждой в словах друга. Но- он может умереть для себя. А может умереть для других.
С помощью Дмитрия поднялся на ноги. И внезапно слабость отступила. Отступила боль, ушел страх. Все тело наполнила легкость, уверенность, как в молодости. Так бывает только перед смертью. А сверху, мерцая красным огоньком, упала граната.
Прояснившимися глазами, полными слез, посмотрел на Дмитрия. Чистым и спокойным голосом сказал:
-Измени мир, друг. Всё.
А потом быстро сделал последние шаги в своей жизни и упал животом на гранату, сжав ее в руках, прижимаясь к ней всем телом. Герой Советского Союза.
"Я изменил себя. А мир пусть изменит кто-нибудь другой."

Никто и не ожидал, что так закончится нелегкая судьба обыкновенного, казалось бы, сантехника. Впрочем, стоило ли говорить что он встретил плохой конец? Сделав работу, немного выпив, и вкушая любимый борщ. Разве можно придумать более приятный момент его жизни? А подумать ни о чем плохом он даже не успел. Не успел почувствовать аромат собственной крови, не успел увидеть кровавое мессиво из его собственной плоти. Теперь уже такой далекой и чуждой его разуму. Что будет дальше? Рай? Ад? Пустота и забвение? Или котята?! Теперь только Гольцовский, лично отправившийся узнать, может ответить точно.
Впрочем, никому из нас он ничего не расскажет.

"Нэ снаружи!" не было времени понимать кто и в чем виноват. "Бритагаловый... Я такого рэзал!" Для него и предназначается бутылка. Оппонент ещще быстрее узнал кровного врага, Вахоб видит как он замахивается прутом. "Железа арматура плахой снаряд, даже кагда пападет сильна плоха не будет" Расстояние было велико- половина вагона...