Голосование за ходы

Дыхание дома Ззириндин было неровным, сбивчивым дыханием давно больного старика. В чьей голове одиноко бродят призраки былого величия, заглядываются на него пустыми дырами выколотых глаз и едва шевелят во рту обрубками языков. Тело старика покрыто струпьями грибных порослей и лишаями плесени, его каменные пальцы холодны, а веки-ставни наглухо закрыты. Но где-то здесь в глубине еще бьется его слабое, больное сердце. Азерал это чувствовал. Но сейчас бродил, скорее по кишечнику.
Темные лабиринты коридоров складских помещений петляли до головокружения. Ни единой искорки света и в темно-синем поле инфразрения ни одного теплого участка. Будущего мага словно вело чутье, когда он выбрался по трем лестницами в подобие трапезной с большим столом и десятком стульев, где одиноко горел единственный фонарь и замызганного вида кобольд меланхолично протирал тряпкой стол. Азерал бесшумно прошел мимо него дальше. За следующей дверью оказалась кухня. Кормили слуг в шестом доме Небит-Дага не деликатесами. Пахло кислыми водорослями, называемыми в народе шерстью жабы. Длинные зеленые нити нужно было разваривать в кипятке не менее двух часов прежде, чем их можно было разжевать и проглотить. Зато стоили на рынке они очень дешево и продавались охапками. В детстве и юности Азерала бывало, что семья десяток служб первого дома не ела ничего кроме этой шерсти.
Здесь было много света, звона посуды и звуков льющейся воды, звенел женский смех и звучала речь каких-то рабов. Азерала от них закрывала внушительных размеров печь, на которой в котелке как раз и варилась упомянутая шерсть.

Джиханна впервые с начала охоты заерзала на своем троне. Она беззвучно произнесла, чуть шевеля губами «Огонь!». А прикрыв веки представила, как четыре сети опутывают младшего братца с ног до головы и солдаты волокут его обратно на берег к её ногам, вываливая в грязи как личинку восьминога, под раскаты её хохота. Но когда она открыла глаза, то увидела озерного монстра во всей его красе, стремительно перебирающего четырьмя лапами по мелководью уже совсем близко к берегу. Практически ездовой ящер, только с огромным рогом на лбу и широкими перепонками между пальцами. А её непутевый братец, которого следовало придушить еще в утробе матери, красуясь и гарцуя, как молодой ползун в брачный период, метнулся к нему навстречу. Тяжко вздохнув, леди сложила ногу на ногу и откинулась на спинку кресла.
Гексастериум ждал своего героя.

Торговые лавки в Корунде были хоть и меньше и скромнее обставлены, нежели на главной улице Небит-Дага, и на первый взгляд ассортимент у них был скудный, но зато на заказ для обеспеченного средствами дроу могли достать все, что угодно. Здесь не было Совета Матрон с их бесчисленными запретами, не было жриц, которые разгуливая по рынку забирали все, что им нравилось, не платя за это ни единого золотого, здесь клиент был всегда прав и знал, что любой его каприз будет удовлетворен. Настоящий рай для торговли. Однако же здесь был и Храм Ллос и жертвы богине приносили регулярно, но городом правили вовсе не эти женщины дроу в ритуальных нарядах.
Алхимическую лавку сын дома Рибизи искал довольно долго, почти потерявшись в бесконечных улочках и переулочках, забитых торговыми лавками, прилавками, палатками и шатающимися среди них дроу и не-дроу. А нашел по специфическому запаху жженого лишайника, на основе которого для простолюдинов готовили мазь, заживляющую порезы. Небольшая палатка из плотного материала, тщательно пропитанного особым раствором, защищающим его от сырости, была сплошь увешана пучками, в которые хозяин вплетал все, что попадалось под руку. Это были пучки трав, хвосты пещерных крыс, крылья летучих мышей, перья птиц, маленькие пузырьки, пробирки и реторты из разноцветного стекла, натертые до блеска монеты то ли дварфов то ли эльфов, многих из которых Тендро никогда в руках не держал. Все это свисало на веревочках с вершины купола палатки и в темно-бирюзовом свете магического огня создавало почти мистическую ауру. Возле входа в палатку у небольшого валуна, служившего прилавком, переминался с ноги на ногу гоблин, выглядевший подозрительно ухоженным и откормленным для раба.
- Передай своей хозяйке, что её заказ будет готов только завтра. Корни иглокуста доставили совсем сырыми, я развесила их сушится.
Из недр маленького алхимического царства вынырнула дроу, закутанная в сиреневую материю по самые глаза.
- Завтра я отправлю к ней посыльного. Настойка будет готова вовремя. А это свечи, которая она просила.
Гоблин сгреб протянутый ему сверток, раскланялся и удалился.

- Я хочу, чтобы ты последил за ней некоторое время. За Сестрой Могильщицей. А еще я хочу убить её раба гоблина и приставить к ней другого. Такого, который будет проникать за ней туда, куда не проберешься ты. У Тэль Сааргес лучшие шпионы в Наазире, но даже шпионы не обращают внимание на бледных теней, болтающихся рядом с хозяевами. На рабов. Какой смысл обращать внимание на вещи? Что думаешь по поводу всего этого?
Шаль’Тарин отстегнула пряжки и сняла нагрудник, положив его на кровать. До общего сбора еще оставалось время и она еще успеет влезть в него обратно.

Азерал всё больше и больше нравится жрице. Такой милый. Такой непосредственный. Такой наивный.
Она едва заметно облизывает губы. Сладкие вкусные секретики – ух как она их любит! Но Азерал рассказал вроде бы всё, но вместе с тем и ничего. Но вместе с тем, всё шло как и должно было идти. Вечер только начался и она еще многое узнает о своем «госте». Если бы с кем-нибудь другим, она представляла себя погружающей руку в бездну, затем резко сжимающей её и вытаскивающей рыбку, то тут такое сравнение не приходило на ум. Ученик мага заразительно смеялся и это забавляло её. Такой открытый. Так любовно рассказывающий про своего дурака-учителя. Ах, знать бы имя той матроны - цены бы не было. А так…
Она опирается на подлокотники кресла, слегка приподнимает себя что бы размяться. Как хищница на охоте. Да это и есть охота. У каждого есть что-то такое, от чего ему не стоит жить. Каждый в своей жизни допустил промах. Каждый сделал что-то не так. Каждый кто был тут замирал от страха, понимая какую сокровенную тайну он только что изрек.
Но это всё потом, а может быть даже не с этим чудным мальчиком. Он мне-ей нравится-нравится-нравится!!! Интересно, а каковы его слезы на вкус? Плачь, щеночек. Скули, мой маленький.
- Он доверял тебе. Он очень доверял тебе и не надо думать, что это было попьяне. Может быть, а даже скорее всего, а на самом деле я уверена – он считал тебя своим другом. И ты тоже. А каково это было? Расскажи мне. Как он умер? А главное, что ты чувствовал? Всё до последней капли. Скажи, а горло защемило, что надо кричать, но там всё вот так сжато, что даже хрипеть не выходит? Ты так о нем говоришь, словно он был хороший. А может и был. Но расскажи что ты чувствовал когда он умер? Расскажи мне как ты смеялся над его телом. Или как бился головой о пол умоляя учителя воскреснуть. Я хочу знать всё. От первой мысли до последнего вздоха. Переживи. Переживи его смерть еще раз.

Она обольстительно улыбнулась и игриво оголила плечико.
- Для меня.

Его зовут Рилд и он третий сын Дома Эвир. Хотя лично его не волнует первый или третий. Он сын первого дома и этим всё сказано. Если кто-то из дроу и считает, что жизнь под сенью Паучьей Королевы не легка, то он нет. Для него не существует сложностей, он просто выжимает из своего существования максимум удовольствия. Лучшие вещи: одежда, оружие, украшения, лучшие ящеры и экзотичные домашние любимцы, самый богатый паланкин и прочее, прочее. Мать Иштар считает, что Первый Дом во всем должен быть первым и он с этим согласен. Особенно в том, что касается лично его. И вот мать вызвала его к себе и сообщила о своем решении отправить его учиться. «Прекрасно», сказал Рилд и приготовился слушать дальше. Недостатка в жрицах и магах в первом доме не было. Редкая женщина-дроу могла похвастаться такой плодовитостью, как Великая Мать, поэтому Рилд волен был сам выбирать себе призвание. Он захотел стать генералом, но прежде чем он отправится в Мили-Магтир, в схватках с другими аристократами Великих Домов доказывать свое превосходство, нужно было тщательно к этому подготовиться. У него было всего три года, чтобы освоить азы боевого мастерства с опытным наставником. Кого выбрать в наставники? Такой вопрос даже не стоял. Лучшим на данным момент считался Салюс из Дома Д’араунд.

И вот он с ленцой развалившись в богато изукрашенном кресле в кабинете консорта Четвертого Дома, скептически осматривает Салюса. Признаться, он ожидал от этой живой легенды большего. Он думал, что это гора мышц невиданного роста, чей кулак больше его головы, а увидел тщедушного мужичка. Пока консорт озвучивал детали сделки, тонкие губы Рилда то и дело кривились. Кроме самого Салюса его разочаровывал и весь четвертый дом вместе взятый. Как-то у них тут было бедновато и во дворе воняет экскрементами ящеров. А где же самая сладострастная женщина Небит-Дага Джиханна? Где она? Наверное такая же серость и убогость, как её наставник. Он уже не ждал многого от этих занятий. Если Салюс сразу же сядет в лужу, можно было бы пожаловаться матери и расторгнуть контракт. В Небит-Даге есть еще достойные наставники. Не стоит зря тратить свое время.

Рилд поправил пальцами длинную белую челку, ниспадающую ему на глаза. На его пальцах, как у магов, было нанизано множество перстней. Самых дорогих и экстравагантных, которые он мог найти в лавках торговцев. На пивафри, на шейном кошельке, на тунике, на поясе и даже на голенище сапог – везде красуется глиф первого дома. Это привилегия и ею нужно пользоваться на полную катушку. Руки у Рилда почти женские, холеные, с тонкими длинными пальцами. Личико еще несет в себе легкую подростковую припухлость, а тело немного угловатое и нескладное. Он молод. Возможно, даже слишком молод.

- Вы закончили? Я могу начать тренировку? Или мы здесь будем плесенью покрываться от бесконечных светских бесед?
Рилд грубо прерывает двух мужчин, которые намного старше его и пока намного выше по рангу. Консорт смотрит на него слегка недоуменно, но осаживать хамоватого отпрыска правящего дома не спешит.

- Целиком и полностью поддерживаю идею с ночевкой, - Мара в шикарном расположении духа принюхивалась к кусочку мыла. Как никак один из самых приятных запахов за последнее время, - продираться через джунгли под покровом ночи лично мне никак не хочется. Мы тут поспим, отдохнем, а роботы нас посторожат. Что скажете, полковник?
Голос полузергини раздавался из ванной комнаты для девочек. Ей даже раздеваться не нужно было, чтобы вымыть свое тело. Настроив теплую воду из-под крана, она немедленно приступила к водным процедурам.
Дверь прикрыла, но не плотно. В маленьком помещении ванны с её лапами-крыльями было сложно развернуться.

Мара обошла зергов, привязанных к столбам, по кругу.
- Следы. Будто шахтеры исполняли ритуальный танец возле этих трупов или же просто устраивали экскурсии. Диковатый обычай, вы не находите?
Высушенные зерги почти ничем не пахли, а может и пахли, но чище Мара не становилась. Луиджи ворчал, Конрад искал воду, Полковник торопился идти вперед. Может быть он и прав и где-то впереди незримо тикают часы с отпущенным им на миссию временем, после которого спасение станет невозможным. Не хотелось бы об этом думать. Больше всего в жизни Марджолейн ненавидила спешку. Ощущение, что тебя кто-то хлещет кнутом по хребту «Быстрее! Быстрее! Быстрее!», а ты назло движешься все медленнее и медленнее. А голос за спиной срывается в фальцет в унисон со свистом хлыста. «Быстрее! Быстрее! Быстрее».
- Рррррраааа, - взревела полузергиня от понятных только ей переживаний, - Да идите вы все к драной зерговой королеве. В бездну воду! Хотите нюхать вонь – не смею мешать! В бездну все картонные домики. Грузимся! Поехали.
Изрядно психанув, Мара круто развернулась и, припав на свои крылья, резко оттолкнулась ими от бутафорского песка, взмыв в воздух по широкой дуге. В два других прыжка добралась до телеги и демонстративно в неё уселась, сложив когти на груди.

Хоть и было достаточно много темных в городе дроу, а пришлось все-таки Хелиане побродить по дворам и закоулкам в поисках этих существ. Одного она застала за трапезой. Сидел Темный на бочке, свесив короткие ножки, и глодал кость. Допытываться чью именно не слишком-то хотелось. Посасывал он эту мосолыгу довольно смачно, причмокивая и изредка крякая от удовольствия. Сама бочка вместе с Темным на ней стояла возле двухэтажного каменного дома, одной стеной сросшегося со сталагмитом. Окна в доме были темными и сам он выглядел нежилым. Во дворе – грязь и плесень, которая захватила фундамент дома и уже стала перебираться на стены. Воздух тут был затхлым и тяжелым от сырости, но «глаза и уши Анклава» это совершенно не волновало.

Джиханна едко усмехнулась в ответ.
- Знаешь, почему ты до сих пор не сидишь в моем кресле? Почему не забрался в кресло Трианесса? Не знаешь? Потому что кроме махания мечом или цепью нужно еще иногда шевелить мозгами.
Дроу запустила пальчики в рукав и достала оттуда маленький шарик из светлого, блестящего металла и с большой осторожностью положила его на стол перед Шеаром.
- Скромный подарок от Амира. При ударе об воду высвобождает заклинание мгновенного холода. Дальше продолжать или сам додумаешься?

- У господина нет любовницы, - машинально брякнул охранник.
Брякнул и осекся, скосив взгляд на аристократку пятого дома. Отрицательный ответ в данном случае тоже ответ. Услышала, сделала выводы. Аукнется ему это или нет? Проклятье, скоро он будет от собственной тени шарахаться. Вот что он такого сказал? Ничего.
Насупился и не смотрит на соблазнительную леди. У него вот тоже нет любовницы и такой, как эта, никогда не появится. Не повезло ему родится в семье простолюдинов. Кому-то пир, а кому-то объедки с господского стола. Служанки да шлюхи.
Зависть уже ехидно рисовала в воображении картины одна краше другой. Вот командир, разлегшись на коврах, крепко держит в руках ягодицы этой Рибизи, помогая ей двигаться в бешеном ритме скачки. А она громко стоная, когтями скребет его грудь, оставляя на ней глубокие царапины.
«Эх, красавица, ну зачем тебе этот высокородный сумасброд? Посмотрела бы на меня, уж я б тебя так взял, что долго бы потом вспоминала».

Солдафоны ходили мимо Мары, где-то рядом с ней, но не вокруг неё, а мутанту, привыкшей к постоянному и неослабевающему вниманию, это было не совсем приятно. Полковник порол чушь про радио, причем порол вслух, этим самым радио не пользуясь. Не нужна ей гарнитура, она не идет к её дивным хитиновым волосам. Остальные передвигались, как наркоманы в бреду, кто-то куда-то ломился и лишь симпатичный Конрад стабильно её радовал.
Мара согласно кивнула на просьбу не лезть под пули и даже послала в ответ воздушный поцелуй. Кажется, она определилась, у кого из самцов первым будет секс.

- Сучка твоя толстая пингвиниха, уродливая и фригидная, - огрызается леди.
Тяжелые шипастые головы Вальшаресс приходят в движение, описывая сверкающие круги вокруг стройного тела Джиханны. Свист адамантина, рассекающего воздух задает ритм танца. Третья дочь четвертого дома краем глаза следит за красноносым волшебником с его трамплином, а еще не стоит забывать про полчище нелетающих, но пернатых зрителей, которых с каждым раундом все меньше, но все равно достаточно, чтобы оторвать от мяса все лоскуты её черной кожи.
Она вспоминает про тьму и своё умение видеть в этой тьме в инфракрасном спектре – все то, что дает ей столько неоспоримых преимуществ в бою. Но интуиция права, не стоит мешать Санта-Клаусу. Так уж и быть пусть это будет честный поединок, без магии. Только она и Рико, только Вальшаресс и крыло-лезвие.
Она нападет первой.

Что можно было ответить на подобный вопрос, заданный в подобной ситуации?
"Нет, не уверен. Ах, простите, миледи, я намеренно умолчал существенное количество важных деталей, потому что не считаю себя обязанным выкладывать их первой встречной наемнице другого племени, преследующего в этом городе крайне мутные цели. Ни в благородство наемников, ни в их честное слово я не верю и не имею глупости надеятся на оплату, если она не была произведена прямо сейчас. Я предлагал Вам куда более жирный куш, но Вы не захотели иметь со мной дело. За сим откланиваюсь и прошу Вас освободить помещение, дабы я мог продолжить свой нелегкий труд в сфере развлечений".
Разумеется ничего из вышеперечисленного Зартан говорить не стал. А за последнюю просьбу его и вовсе могли понизить в должности, потому что выгонять клиента строжайше запрещено. Нравится, не нравится, терпи моя красавица. Но был в этом правиле один безусловно приятный момент. Болтовня оплачивалась по тому же общему повременному тарифу, что и секс. Поэтому Зартан выжал из себя еще одну учтивую улыбку и вежливо ответил.
- Да уверен, больше мне нечего сообщить Вам, госпожа.

Наверное, это правильно для дроу рассказывать сказки одновременно занимаясь сексом. Сопровождая движения Хелианны на своем члене собственными усилиями Зартан начал рассказ, стараясь, чтоб его голос не слишком дрожал и прерывался стонами.
- Оргии – самая знаменательная часть всего того, что здесь происходит. В процессе получается одновременно скрывать часть своих пороков, но при этом невозможно удержаться, чтобы не выпячивать остальные. А еще там можно незаметно бездельничать, да.
Усмехнулся Зартан, обнимая руками ягодицы ведьмы, с силой насаживая её на себя.
- Участвуют в них одни и те же, но если госпожа хочет историй, она позволит своему слуге изменять имена и умалчивать некоторые подробности, выдающие персонажей с головой. Итак. Не столь давно между службами в первом и втором домах прибыла к нам развеселая компания в паланкинах и в сопровождении рабов. Женщин там было больше, чем мужчин и вызвали почти всех жигало вроде меня. Заперлись мы в пурпурном зале и устроились на подушках прямо на коврах. Музыканты наигрывают что-то расслабляющее, в лампадах воскуряются благовония и столь любимые госпожой тени бесстыдно ползают по фрескам на стенах весьма фривольного содержания. Нам жарко. Мы слышим музыку совокупления нагих тел, все двигаются почти в едином ритме, но вдруг раздается довольно громкий хлопок. Кто-то смутился, кто-то остановился и все стали озираться, чтобы увидеть причину звука. Участники упрямо молчали, не желая сознаваться, кто испортил воздух и портит момент. Виновный не сознался и мы продолжили. Через некоторое время хлопок повторился дважды. Дамы зароптали, требуя вывести того, кто не умеет держать в узде собственные газы и тут раздался тоненький, полный смущения голосок. «Простите, это не то, о чем вы думаете. Моё лоно стало слишком широким и глубоким, оттого слишком громко хлюпает. Если кто-то из мужчин присоединится ко мне и к моему партнеру, то звуки прекратятся».

Обе служанки, суетившиеся рядом с длинным обеденным столом, завидя разыгравшуюся сцену поспешили немедленно убраться. Хозяйка никогда не обращала на них внимания, занимаясь сексом где угодно и когда угодно. О развратности госпожи Джиханны ходили легенды. Это было слишком даже для высокородной дроу. Порой служанки шептались, что третья дочь пошла по пути воина, презрев путь жрицы только ради того, чтобы всегда иметь неограниченный доступ к несметному числу солдат и наемников дома. Даже ставки делали скольких она способна употребить не вставая с постели.
А Джиханне было плевать на подобные сплетни. Она брала то, что хотела и не оглядывалась на чужое мнение.
Её ладошки, более массивные и грубые, чем у жриц от постоянных тренировок с оружием скользнули по освобожденному от мантии торсу наставника вниз, туда, где томилась в ожидании восставшая плоть. Ласкать мужчину рукой, а тем более языком – табу для жриц Ллос. Но повторю еще раз Джиханна – не жрица.
- Теперь моя очередь пробовать тебя на вкус.
Она отталкивает его от себя и опускается на колени. Освобождает Салюса от остатков одежды и мгновение любуется телом с совершенным рисунком мышц, а в голове стучит «Мой. Только мой». А потом язык начинает скольжение по члену наставника.
Сладкий. Действительно сладкий.

Будешь проходить мимо – обязательно зайдешь. Бордель «Паутина» манит сотней окон. Обычно окна сравнивают с глазами, но тут это не так. Розовые, алые, слегка выпуклые окна виднеются на белоснежном теле этого дома. Они рождают ассоциации как у мальчиков, так и у девочек. Как у огров, так и у дроу. И у тебя тоже.
Когда зайдешь вовнутрь, то не столкнешься с очередью, поскольку тут много входов и выходов. Ведь в жизни всякое бывает. Но. Того что у тебя будет здесь – пока еще ни разу не было. На входе приветствует младшая дочь дома Рибизи в строгом деловом костюме. Вы раскланиваетесь с друг другом, и тебя отправляют на нужный этаж.
Я смешаю все этажи в кучу, поскольку не против тебя и оргий. Тут море комнат, закоулков, укромных местечек. Тут платишь ненавязчиво, а получаешь всё с полной отдачей. Есть связанные земные женщины. Они подвешены за груди, а кончиками пальцев едва-едва стоят, балансируя на табуретке. И если ты простолюдин, то за сущие гроши можешь выбить эту подставку и поразвлекаться всласть. Тут есть мальчики с поверхности, у которых руки заведены за спину и связаны, а другой конец веревки перекинут через балку на потолке. Вот такая дыба. А за волосы или крючьями прямо во лбу задрана голова. Многим хочется видеть глаза жертвы. И ты можешь воспользоваться любым отверстием. Выбить зубы или вставить расширитель. Ты можешь играть как хочешь. А если ты хочешь получить самца, то просто ложишься снизу. Дергаешь за веревочку. Веревочка пережимает мошонку. Пырни ножом потом – кровавая ванна – так мило. А пока просто слегка потяни другую веревку. И опора из-под ног мальчика-мужчины-мужа будет уходить вниз. Он будет проваливаться в тебя, если ты правильно настроила «пику», а суставы в его плечах будут выворачиваться, и он будет презабавно орать и корчиться от боли. А потом не забудь воспользоваться ножом.
А есть большие-большие кровати, на которых лежат самки разных рас. Ты разбегаешься и прыгаешь туда. Отдаешь стандартные команды. И они язычками вылизывают каждый миллиметр твоего тела. Обмазывают специальными маслами, а потом их язычки рисуют на тебе дорожки. Ты расслабившись. Непередаваемо.
А иногда поднимаешься на этаж, а там коридорчик, в нем мальчики-дроу. Такие вылизанные-вылизанные и очень на вид благородные. Красивые тела, ухоженные тела. Приветливо и маняще улыбаются. Поглаживают наэрогированные члены. Ты идешь по коридоры и в зависимости от настроения даришь им ласки, а можешь оплеухи. Говорят, что одна Матрона ходила с секатором. Будь со мной.
Проходишь дальше по коридору, там мальчики-зайчики. В комнатке такой изящный, в кружевных носочках и воротничке от сорочки. Язычком работает так, что закачаешься. Истечешь и кончишь. Волосы шпильками заколоты, стыдливый румянец на моське то и дело. Хочется прижать к себе и тискать, пока Зверь внутри не проснется. Потом разложиться, а он ведь стесняется. Громким командным голосом. Передохнуть и идти дальше. Попользовались, по щечке похлопали. Нож при себе? Решай как хочешь.
А есть минотавры. Такие огромные, накачанные. С порога сметают под себя. Своими дылдами с размаха всаживают. Вжимают в постель или шкуры. Рычат, взахлеб лижут, дерут нещадно. Приятно иногда побыть маленькой.
В отдаленных залах есть пони. Есть большие лошади. Ящеры есть. Драконы. Но мы туда не пойдем. А то найдем пушистую кошечку. Такую самочку ягуара. Лапы плотно прикованы к стальным прутьям. Рядом плеть символическая. Самка ревет. Подрагивает. А в целом, то она как женщина. Целуешь её. Ладони кладешь на бедра. Она что-то скулит-спорит. А ты быстро в неё и отваливаешься. Переводишь дыхание, плетью пару раз и дальше.
Дальше-дальше-дальше.
Клубки тел сплетаются и распадаются. В глаза-рот-ниже заглядывают, жмуришься от удовольствия.
Рекомендую Марселя. Тугая попка. Щечки в нужный момент становятся красненькими. Под плетью скулит, умоляет пощадить его. Слизывает плевки с пола. По приказу берет дохлую крысу, сворачивает её в трубочку и мастурбирует этим. В целом любого можно заставить, но он так искренне плачет. Когда ставишь к стене, раздвигаешь ягодицы – вот каждый раз ощущение, что у него это в первый раз. Дергается что-то сказать, а потом чувствует, что поздно – и затихает. Но не надолго, постанывает что больно и он так больше не может. А благородная леди еще сильнее. Потом целует его в ротик. На глазах дрожащего от страха мальчишки надевает шипованную насадку. Шипы убираются. Шипы достаются. И ты никогда не знаешь как она хочет. Он тоже не знает. Нутро сжимается так, что Госпожа через прибор чувствует. Когтями спину рвет, а у него-собаки всё заживает. Но очень больно. Он вообще плохо боль переносит. Ради смеха потребуй что бы выколол себе иглой глаз. Умора ещё та.
Тут много примечательных личностей. Девочек-мальчиков-кошечек.
Изредка с кем-нибудь можно встретиться в коридоре из посетителей.
Куда же ты?
А потискаться?

Судя по тому, что у дверей апартаментов Азерала никто с кандалами не ждал, смерть Карагэла не успела стать достоянием общественности. Если бы дроу не побрезговал прикоснуться к трупу и вспомнил что вдалбливал учитель в его бестолковую голову об определении магии столько лет, то наверняка знал бы о причине смерти чуть больше, но трусость безжалостно и преждевременно выгнала его с довольно скудным уловом в руках. Кому как не Азералу знать, сколько богатств прятал этот скряга по своим сундукам, будто собирался прожить не одну свою никчемную гниющую жизнь, а несколько чужих и здоровых.
Никто не остановил испуганного ученика и по дороге к выходу из академии, что позволило ему беспрепятственно покинуть Магик.
Тайный выход, через который в своих радужных фантазиях про секретные и опасные поручения пробирался Азерал, оказался не чем иным, как дырой в каменной кладке стены между погребом и бывшей коморкой охраны Магика, которая давно пустовала. Обычно он пользовался этим ходом, чтобы вынести ночное ведро Карагэла, поскольку снаружи не так далеко располагалась уборная для слуг в отдельной хозяйственной постройке. По причине все той же невероятной вони, которую источала эта постройка, в нее наведывались по исключительной и совсем уж неотложной нужде, а потому можно было не бояться случайно кого-нибудь тут встретить.
Едва ощутив сладкий привкус свободы и слегка расслабившись, Азерал заприметил того, о ком уже успел забыть. А зря. Яростно нахлестывая воздух парой кожистых крыльев, к нему спешил связной с незатейливым именем Дзирт. Летучий мышь приземлился на плечо ученика и противно пискнул. К его лапе был примотан небольшой клочок бумаги, на которым ровным, красивым почерком со всевозможными завитками было написано: «Это я и без шпионажа знаю. Ищи дальше».

Госпожа спускает стройные, точеные ножки со своего ложа. Из них троих по-прежнему одежда есть только на теле раба.
- Я не ослышалась, ты кричала, Танец Пламени?
- Будь ты проклята, мерзкое отродье, - тяжело дыша выплевывает слова пленная эльфийка. Запястья стерты в кровь кандалами, на белой коже испарина, наверное, соленый пот, попадая в ранки, заставляет их гореть. Она сдвигает колени, стараясь скрыть от взора дроу как семя, смешанное с девственной кровью вытекает из её лона.
- Я хотела наказать тебя, но вижу, что тебе понравилось, маленькая рыжая потаскушка.
Изможденная эльфийка взвивается, мотая головой и натягивая цепи кандалов, чуть ли не вырывая их из стены.
- Нет предела твоей низости. Весь ваш поганый паучий род будет уничтожен, ты слышишь? Грядет война и ваши бастионы падут, утопая в крови.
Зирит рассмеялась.
- Пока в крови утопаешь только ты. Ты хочешь еще? Хочешь этого раба?
Госпожа подошла к Еллиодсу и положила ему руки на плечи, покрытые такой же испариной, какая была на эльфийке.
- Посмотри, какой самец. Какая сила, какая мощь, ты только что извивалась под ним моля о пощаде.
Танец Пламени снова дернулась, на этот раз в сторону Еллиодса и заверещала на своем эльфийском наречии, который на слух напоминал разгневанный птичий клекот. Зирит же лишь усмехнулась в ответ.
- Ты хочешь отомстить? Ты, чья жизнь оборвется уже через несколько минут? На что ты надеешься?
И снова отборная эльфийская брань. Рыжая бестия теряет самообладание.
- Я помогу тебе.
Молчание. Длинные рыжие реснички трепещут, весь гнев обратился в шок.
- Но для этого мне нужно кое-что сделать с твоим телом.
Жрица подходит к ней с легкой полуулыбкой на тонких губах, пара неразборчивых слов и несколько пассов руками. Видимые только ей одной из присутствующих здесь нити магического контроля начинают опутывать эльфийку с ног до головы, сплетаясь узлом на её промежности. Еще одно движение и по нитям пробегают всполохи, а Танец Пламени начинает корчиться и стонать, прижав ладони к низу живота.
- Убери руки, я не вижу, - одергивает её Зирит и делает в воздухе пощечину, от которой руки эльфийки разлетаются в стороны. Её клитор увеличивается и вытягивается вверх, преобразуясь в мужской половой орган. Твердый, слегка вздрагивающий от возбуждения.
- А теперь отплати ему той же монетой, - Зирит отступает назад и обращается к Еллиодсу, - Раб, разворачивайся к ней задом. Вы меняетесь ролями.

Галлюциногенные грибы – лучшие друзья богатых, избалованных девушек. Они делают их жизнь ярче, наполняют её смыслом. Но, как и любые друзья богатых, избалованных девушек, едва только забрезжит опасность они либо исчезают, либо начинают вредить.
В голове приемной дочери Дома Рибизи словно возникла призма, преломляющая происходящие события и выдающая их в искаженном варианте. Сила, которая прокладывала ей дорогу в жизни не оставила её и сейчас, послушно подняв нагое девичье тело над водой и медленно потащила в сторону берега. Вот только подвесила она её вверх ногами, принуждая смотреть во все глаза на бурлящую озерную воду, где среди оставшихся в ней дроу снова промелькнула уродливая морда монстра. Должно быть он не насытился плотью рабов и теперь решил взяться за господ.

Иди на кухню, детка, мама приготовила для тебя вкусный томатный супчик. Ням-ням.

Они кричат, зовут на помощь. Шейла, девятая или девятнадцатая дочь седьмого дома тоже вспомнила, что может левитировать и попыталась сбежать в воздух, но чудовище безжалостно вернуло её обратно, мертвой хваткой вцепившись в её ногу.

Радуйся, Шейла, теперь твои ноги вытянуться и станут длиннее. Ты ведь этого так хотела. Тебе так не нравились твои короткие ножки.

Вода бурлит. Плебеи и аристократы плывут и тонут. Все грани родства и социального положения стерты. Рай для любителей судачить о равноправии. Чудовище с одинаково громких хрустом перекусывает и благородным воином и удачливым авантюристом.

Ах, Герлинафейн, ты так любил рассуждать, что у тебя два лица: одно для Дома и родственников, другое для друзей и веселой жизни, теперь у тебя нет и половины одного лица.

Темные пряди волос Вайи касаются глади воды, заклинание ослабевает и юная Рибизи падает обратно в озеро. Чудовище, занятое её друзьями пока не обращает на неё внимания. Она успела отдалиться от него, но до берега по-прежнему далеко.

- Ты что, ломаться вздумал? – тон Лейлы оставался игривым, - Цену себе набиваешь?
Служанка легкой пружинистой походкой направилась к стеллажам справа от купальни и вернулась с куском мыла в руках.
- Напрасно стараешься, госпоже ты очень быстро наскучишь, как и все её другие игрушки. А потом в соответствии с нашими устоями, - девушка язвительно передразнила Еллиодса, не прекращая при этом намыливать его мускулистые плечи, - тебя сначала изуродуют, а потом просто убьют. Ну, или не просто.
От обычного намыливания Лейла быстро перешла к легкому массажу шеи и головы, запуская нежные пальчики в белую шевелюру раба. Жаль, что холодная вода делала все её усилия тщетными. Ну не кипятить же воду ради этого ничтожества?
Ополоснув его из ковша, служанка скомандовала:
- Вылезай, садись на край, будем нижнюю половину отмывать.

Прошло мгновение, но. Все то же небо, все те же пушистые облака и поющие птицы. Много звуков и запахов, но столь желанного присутствия духа-хранителя не ощущается.
Она не почувствовала огорчения. Всё шло, как должно идти. Резко перевернувшись, она встала на четвереньки. Прогнулась так, что бы кончиками сосков коснуться земли - не больше. Вскинув голову, протяжно заскулила, как делает это мать-волчица. Или будущая мать.
В ответ качнулись ветки деревьев, и лица коснулся свежий ветер. Он принес запах животного. Густой запах.
Девушка вытянулась всем телом, пальцы вцепились в траву, ноздри втянули сотни запахов и это почему-то показалось обычным. Словно звериная сущность просыпалась внутри. Затем лакота резко села на колени. Вытянулась в струнку. Тихонечко поскуливая, не отойдя от звериного, возвратилась в себя.
- Ну пожалуйста...я умоляю тебя. Я умоляю. Пожалуйста...
Пестрая бабочка, пролетая мимо, садится на её нос. Она тратит мгновение, чтобы разглядеть бабочку, а тем временем прямо перед ней сила Вакан-Танка сплетает в косы струи воздуха, закручивая их в узлы и разбрасывая темными пятнами по золотистой шкуре. Зиткала-Ша слышит низкий утробный рык зверя, видит, как сплетенная паутинка усов украшает хищную морду, как сверкают на солнце длинные клыки, и ступает на островок подле неё большая хищная кошка.
На секунду ей стало страшно. Разорвет. Огромный ягуар способный одним ударом лапы изуродовать, вспороть живот и ещё из живого тела с урчанием пожирать внутренности. Одним укусом переломить ноги, а затем боль. Но потом стало на самом деле страшно. ОН пришел. Её Тотем. Её Дух. Её Хранитель.
Стоя на коленях, склоняется перед ним. Сгибается в низком поклоне. Расстилается ниц.
- Приветствую, Господин.
Мозг судорожно ищет другие слова. Другие формы беседы, но почему-то на уме только это. Видимо, у неё Верховный Дух. И она не может с ним иначе.
- Ты звала меня, красная Птица. Я слушаю.
Зверь нависает над индианкой, закрывая солнце. Он медленно перемещается к ней на мягких-мягких лапах. Ступая с той совершенной грацией, на которую способны лишь кошачьи.
По её телу проходит волна дрожи. Всё-таки он подавляет. Девушка выпрямляется и, не вставая с колен, пытается вести себя с ним как с равным.
- Спасибо, что пришёл. Я хотела спросить про бледнолицых. Мы должны пройти кровью, что бы вернуть наши земли, традиции, себя?
- Ваше время ушло.
Длинный гибкий хвост колышется из стороны в сторону. Ягуар останавливает свое движение, садясь на задние лапы.
- Земля не принадлежит людям, это люди принадлежат земле. Те, кто ушел, уже не вернутся. Им на смену придут другие.
Мягкими лучами солнце высушило платье, а вместе с водой исчез и страх.
Могучий, сильный, решительный, мудрый и безумно красивый зверь сидит напротив Птицы. Он говорит тяжелые слова, которые могли бы утянуть на дно безнадежности, если бы сам Хранитель тут же не развеивал эту звериную тоску в легкую грусть.
- А что уготовано нам землей?
Она невольно любуется им. Его мощный хвост слегка подрагивает, но это не гипноз. Это естественно и от этого он ещё прекраснее.
Очень тепло и грустно.
- Покориться.
Единым плавным движением зверь встает на лапы и бросается на неё, сбивая с ног.
Она невольно вскрикивает и замирает, боясь пошевелиться. Боясь спросить. Боясь. Страхи снова нахлынули на неё. Схватили за волосы и потащили на самое дно, туда, где страх становится ужасом.
«Я смелая. Я сильная. Я гордая»
Но она еле выдавливает из себя, забывая "что есть я"
- Поо..пощади...
Женщина чувствует жар огромного тела зверя, его тяжесть, его силу, его власть над собой.
Клыкастая пасть медленно открывается над её горлом. Смерть будет легкой и мгновенной. Вот уже что-то теплое касается её кожи, тело напрягается в преддверии смертной муки, но девушка чувствуешь лишь как шершавый влажный язык, лаская, гуляет от груди до подбородка.
Страх еще переполняет её. Внутренне вся сжавшись, пытается лежать как можно тише. Скована, подавлена напором. Пасть Зверя приближается к её горлу, но внезапно по телу разливается не кровь, а что-то иное. Мощными, слегка рванными движениями зверь не вылизывает, а ласкает. Она лежит тихо-тихо, как мышка. Шея отзывается легкой предательской дрожью, когда резким движением язык слегка шлепает-наказывает, а затем, плотно прижавшись, скользит вниз, замирает около выреза платья на груди, словно наслаждаясь её беспомощностью, а затем так же резко отрывается, что бы повторить всё сначала. Он прикасается к Звавшей, и та забывает дышать. Он чуть-чуть приотпускает её и та делает легкий вдох. Ей всё ещё страшно. Ведь она может ему не понравится.

Зверь отстраняется от женщины, но лишь для того, чтобы положить тяжелую мягкую лапу ей на грудь. Хищник выпускает когти, которые немедленно впиваются в тонкую оленью шкуру, из которой сшито платье, тянет лапу на себя, разрывая одежду.

«Ты уже поняла, что стала его добычей?»

Распластанная на спине зачарованно смотрит, как его когти проходят по коже не оставляя следов. Как только лапа сходит с груди, краем сознания замечает, что соски предательски набухли, вытянулись вверх, словно алые птицы. Втягивает живот и выгибается насколько это возможно, заглядывая в глаза Хранителя. И ей кажется, что в её глазах сгущается что-то, что очень-очень долго томилось в глубине души, а сейчас вот-вот вырвется наружу.
Страх потихоньку отходит в сторону. Он не уходит, просто садится на корточки и смотрит во все глаза, что бы не упустить ни одной, даже самой маленькой детали.
Ведь кому-то.
Придется бояться и этого.

Ягуар. Её зверь. Воплощение всех древних инстинктов. Он не тратит время на разговоры, ритуалы и условности. Если он хочет самку, он её берет. Спутанная белая шерсть подбрюшья больше не в силах скрыть его желания. «Смотри и замирай от восхищения. Редкий мужчина способен дать тебе нечто подобное»

Никакого стыдливого румянца. Никаких жеманств. Истина в голом виде. Низ живота сводит от желания, течка-течка-течка-течка. И кажется, что журчание заглушает водопад. Её Ягуар воистину велик, но это пустяк. Самое важное – он её. И он – прекрасен. Стиснув зубы, зрачками пытается сцепиться с его зрачками. Пытается оставить за собой хоть какое-то личное пространство. Но глаза соскальзывают на его могучий Клык Желаний, и раздается невольное поскуливание жертвы. И у неё не остается ничего из прежнего мира.
Что-то за сознанием вспоминает как его мощный язык доказал, что зла не будет. И она хочет ответить тем же.

Но не успевает даже вдохнуть, как тело ягуара накрывает её тело. Грубо, бесцеремонно. В одно мгновение доказывая кто здесь главный. Кто хозяин.
«Кричи!»

Очень внезапно. Сильнее и резче чем она могла ожидать. Закусив губу, затыкая себе глотку она держится. Держится из последних сил, а вот когда чувствует, что он остановился. Что её Ягуар решил? Что? Но он делает резкий рывок вперед и она не может сдержаться. В человеческом языке нет слова, что бы описать эти ощущение, это не рев и это даже не крик. Это больше похоже на какой-то визг помноженный на поскуливание. Стон, переходящий в рычание. Зиткала-Ша хотела бы, но не может выгнуться ему на встречу. Он настолько хорош, что она становится лишь его вещью. И окутывая собой его похоть, вцепившись в его мощное тело своими уже слабыми руками, она захлебывается от восторга и крика.

Как же сильны его инстинкты и звериные привычки. Его челюсти останавливаются у её шеи, так не ней и не сомкнувшись. Тот укус, что самка Ягуара восприняла бы как заигрывание, стал бы для индианки смертельным. Его когти чудом не раздирают кожу на ремни, вместо этого вырывая комья земли рядом с её телом. Зверь рычит низко, утробно.

«Его самка? Я его самка!» Когтями, уже когтями, она впивается в его роскошную шкуру. Жадно, взахлеб целует морду любимого. Резко толчком он снова входит в неё, почти выкидывает вперед, но она крепко вцепляется в своего возлюбленного. Ей кажется, что она куда-то падает, и она хватается за него, впивается ногтями, разжимает руки и снова когти вонзаются в пятнистую шкуру. Раскидывает ноги всё шире и шире, так как никогда бы не сделала это ни для человека, ни для солнца. Улавливает ритм и, прося ещё и ещё, начинает выгибаться ему на встречу. Крошечное движение, поскольку его мощь тут же вминает её снова в землю. А она, судорожно издавая тоненькие жалобные сучьи звуки, водит языком по его клыкам, огромным страшным зубам и. Ей безумно. Вы не представляете. Ей хорошо.
Зверь, словно в трансе вздымается и опадает над девушкой. Та уже не кричит. Обхватив ногами бока, сама вжимается в него. Это не захват власти, это согласие с его правом решать. Каждое движение отдается в ней чем-то похожим на коктейль из сладости и боли. Его клыки несильно царапают щеку. Тоненькая струйка крови стекает вниз, на изумрудную траву. Её кровь обрамляет его клыки. Обхватив за шею, она плотно прижимается к раскачивающемуся телу и слизывает алую себя на белоснежном нём.
Внезапно он стряхивает её. Делает шаг назад и раздается рык. Она содрогаюсь. Её бьёт крупная дрожь, и она не понимает, чего он хочет. Его хвост дрожит из стороны в сторону, в то время как второй, желанный, замерев, чуть ли не окаменев устремлен на неё, словно копье в руке охотника. И рождается понимание. И она становится его добычей. Женщина встает на четвереньки. Она притворяется, что хочет уползти. Она манит. Она соблазняет.
Одним рывком он покрывает. Словно коршун падает на Красную Птицу. Этот клюв врывается в восторженную плоть и жадно, словно голодавший сотни зим начинает рвать, судорожно глотать её тело. Вгрызаясь всё глубже и глубже. Локти подгибаются, и она кричит от восторга.
Затем он замирает. Она чувствует, как какая-то волна проходит сквозь его тело. Обжигающая волна захлестывает низ живота, нарушая законы природы, резко взметается ей на спину. Эта волна орошает всё вокруг, а Её Ягуар с едва уловимым урчанием падает на бок, и на его морде застывает благодать.

Едва благородные дроу пересекли порог резиденции дома Д’араунд, как Салюс, учтиво простившись с жрицей до вечерней службы, унес свою рабыню в свои же комнаты.
Зирит же передала поводок своего раба в руки своей служанки.
- Лейла, помой его, переодень и приведи ко мне.
- Да, моя госпожа, - девушка присела на одно колено и не поднимала склоненной головы, пока белый плащ Зирит не скрылся за дверью, ведущей со двора слуг на двор господ.
- Ну что, жеребчик, - едва хозяйка исчезла Лейла мгновенно преобразилась, - пойдем, вымоем твои причиндалы. Да не молчи ты, как статуя у алтаря, никто из господ тебя здесь не услышит и не увидит. Не перед кем жилы рвать от усердия. Расслабься.
Лейла поводок отпустила, но ошейника не сняла.
Служанка провела нового раба по узким, мощеным булыжником дорожкам к небольшому каменному строению, служившему слугам баней. Рабов тут если быть честными почти не мыли. Животных, коих в резиденции содержалось огромнейшее количество, регулярно мыли и чистили, а рабов нет. Если какой-нибудь раб начинал слишком уж сильно смердеть и раздражать этим окружающих, то проблема решалась просто – на алтаре Паучьей Королевы. Здесь почти все проблемы решались подобным образом. Но для первой дочери Дома нужно было сделать исключение.
В это время суток баня пустовала, близилась вечерняя служба в домашнем храме Ллос и все слуги были очень заняты. Еллиодса завели в небольшую комнату, полностью выложенную каменной плиткой цвета кости ящера. В центре возвышалась круглая купальня, в которую как будто из великого любопытства опустил свой длинный нос ручной насос. На стенах в вычурных подсвечниках чадили лампадки. Их свет многократно отражался от гладкой поверхности плитки, создавая в помещении неповторимое освещение. В углу на длинной вешалке болтались мягкие полотенца терракотового оттенка. Теплая, уютная комната.
- Вода холодная, - Лейла ногой накачивала воду в купальню, - раздевайся. Да не притворяйся, что тебе язык отрезали, я же слышала на рынке, как ты рассказывал госпоже про свои невиданные таланты. Может и мне чего продемонстрируешь? А то с хозяйского стола одни объедки падают, главные блюда даже нюхнуть не дают.
Служанка игриво повела плечиком, позволив лямке своего легкого платья сползти вниз. Её взгляд стал масляным, а движения тягучими, как сладкая патока.

- Ты когда-нибудь видела лицо мужа, когда минет делала?
- Нет, я глаза закрываю.

Мужчина любит глазами. Он смотрит, не отрываясь, раздваивая свои ощущения. Бронзовая кожа украшена бисеринками пота. Её совершенное тело покорно двигается в такт её движениям языком. Она буквально вся отдается этому занятию. Умница, девочка.
Масато запускает пятерню в черный шелк её волос. Даже самая дорогая японская посуда не может похвастаться таким роскошным видом, какой имеет этот жидкий антрацит.
Если бы можно было кончить еще и глазами, он бы это сделал.

Боль черным вороном сидела на затылке Зиткалы-Ша. Ссутулившаяся, нахохлившаяся птица нет-нет, да клевала женщину. Тогда индианка зажмуривалась и едва заметно покачивалась в седле. Бледнолицые не должны видеть страданий дочери прерий. Можно только белой скво с волосами цвета необузданного пламени. Она знает. Её сердце не бьется в такт черным сердцам других белых собак. Тот, кто спас жизнь дочери прерий, Роса под дождем, называет огневолосую женщину другом. Это много значит для Красной Птицы.
Две бледнолицые женщины в одеяниях поклонниц мертвого бога рассказывали небылицы. Зиткала-Ша слушала их, понимая каждое слово. Красная Птица знает язык бледнолицых и умеет писать их слова. Она не верила, что воины, вышедшие на тропу войны, украсившие свои тела и лица священными символами, как трусы польстились на бабьи тряпки и пригоршню монет. Это скорее было похоже на овец, влезших в волчьи шкуры. На бледнолицых, которые хотели, чтобы их приняли за краснокожих.
Черный ворон-боль жестоко бьет тяжелым клювом в затылок. Роса под Дождем говорит, чтобы другая белая женщина опоила травами недостойных называться детьми прерий. Зиткала-Ша молчит. Это дела бледнолицых. Им решать. А Красная Птица пойдет вслед за Росой под Дождем.

Женщина племени лакота, одетая в украшенное бисером и лентами платье из оленьей кожи, та, которую зовут Красная Птица, давно искала Лисьего Глаза. По рассказам других лакота и янктонов его жилище столь же непостоянное, как ветер могло быть где угодно, но лишь один проводник указал ей направление. Зиткала-Ша ждала хозяина, укрывшись меж камней в стороне от тропинки, ведущей к шалашу. Много раз она сосчитала трещинки в камнях, прежде чем услышала шум шагов. Шаман привел другого гостя в своё жилище. Теперь предстояло решить: вмешается ли она своим появлением в разговор или дождется, когда шаман останется один.
Время текло медленнее волн Великого озера и тот другой, молодой и верткий как степная лисица, не спешил уходить. Возможно ждать пришлось бы до захода солнца или еще дольше. А Зиткала-Ша не обладала благотелью терпения. Решение принято.
- Хоу, сыновья Великой пустоши.
Красная Птица вошла в шатер, ожидая ответного приветствия или заслуженного равнодушия к той, что явилась без приглашения и прервала разговор.