Да хороший рассказ на самом деле :) Но, раз заказывал, получай. Ну и не мог же я не обосрать рассказ Аккарина: традиция, как-никак.
Но не поругать всё-таки не получится. Четырнадцать тысяч знаков тактикульного экшона, за вычетом сцен с передышкой после боя и каким-то там ковром из тел (да, я посчитал), — это кошмар. Была мысль, что это вообще перфоманс такой — тупо рассказ, где герой всю дорогу кого-то мочит: ну вот думдворф, как Кот написал. Это было бы даже занятно, это было бы таким мета-твистом, уж простите за неологизм, — читатель бы думал, что в конце ему что-то объяснят, а ему ничего не объяснят, и тут-то читатель и сообразит, что суть этого рассказа — в его бессмысленности, абсурде, в том, что думдворф
просто мочит чертей. Но всё-таки здесь, я думаю, не оно. Тут и абсурдности нет, и мотивация у героя, в принципе, понятная (и долг, и сынишка) — просто всё небоевое сжато, а боевое растянуто, смакуется.
Я бы мог сейчас про свои любимые экшн-сцены в литературе задвинуть, про вторичность и шаблонность, но я вообще о хорошем хочу, не о плохом. Всё, что я имел сказать плохого в отношении выбора Аккарином тем, персонажей, сеттингов, я уже сказал в отзыве на «Надёжного свидетеля» — всё это применимо и к этому рассказу, а повторяться я не хочу.
Но ведь есть за что ценить Аккарина! Этот рассказ — пример того, как стиль изложения вытягивает настолько никакущий сюжет. Вот представьте, если бы этот рассказ был написан плохо — было бы такое же рубилово на 14к знаков, но написанное неумело, нелепо, с претензией? А и представлять не надо — у нас подобных рассказов много было: «Дилемма о двух стульях» Ищущего, «Ещё один особый день», более известный как «Струпья тумана», «Тише мыши, дети спят» Вилли, «Инцидент» Кота — это просто навскидку. Там тоже кто-то кого-то мочит, кто-то куда-то перекатывается (вот вечно, я заметил, в таких рассказах герои перекатываются — и здесь не обошлось), стреляют, взрывают, бегут — и читать это обычно невыносимо. Здесь же — читается хорошо, гладко. А почему так?
А потому что сложно описывать однообразные действия, не повторяясь или не уходя в нелепое оригинальничанье. Это большая проблема при описаниях любовных сцен, например: как ни изворачивайся, а действия, движения всё равно будут плюс-минус одни и те же — ну что ты там можешь нового придумать, член в ухо запихнуть? Вот и получается, что авторы либо уныло описывают «вставил-вынул», либо, наоборот, доходят до смешного и кринжового, как Джордж Мартин: ни в коем случае не гуглите выражение “fat pink mast”.
С боёвкой то же самое: сложно разнообразить рассказ о том, как герой стрелял, стрелял, стрелял, перекатывался, а потом снова стрелял, стрелял, стрелял. Я от всей души осуждаю сам подход, решение заполнить четырнадцать тысяч знаков этим рубиловом, но признаю, что автор сделал всё, что в человеческих силах, чтобы это рубилово легко читалось. А это непросто! Непросто подбирать подходящие по коннотациям, уместные слова, находить точные, запускающие узнавание эпитеты — а автор сумел.
Купола переливаются «зловеще». Лица утопленников проступают «белесыми пятнами». «Архангелы» приветствуют Тринадцатого «одобрительным гомоном». Позднее они же дёргаются на концах щупалец «с грацией марионеток». Кварталы исходят «смрадным чадом». Странный ковёр из человеческих тел не просто покрывает площадь — тела «потные» и «извиваются». И такого много. Всё это рисует картинку в голове читателя, добавляет образности.
Герои не просто говорят друг с другом, они друг другу — «кричат», «вопят», «рычат», «щебечут», «кивают», «гнусавят», «повторяют», «требуют» и «спрашивают» друг у друга, а часто и не просто так, а ещё и «сипло», «послушно», «отрешённо», «выдохнув». Разве это не живей рисует картинку, чем «сказал» и «спросил»?
Или вот взять выражение «поджарый силуэт» — это почти перл (не ходил же силуэт в спортзал, чтобы добиться поджарости), но именно почти: семантическая связь между двумя понятиями прослеживается очевидная, и потому перед читателем возникает понятный образ — силуэт некой поджарой фигуры. Я, впрочем, так и не понял, какой: вероятно, это была фигура умолчания. Но это хороший образ! У Толстого было подобное в «Анне Карениной»: «какие-то два господина с огнём папирос во рту». Чтобы использовать такие образы, требуется и работающее на детали воображение, и внутреннее чувство, что нужно писать сжато, и некая творческая смелость.
Чтобы не хвалить прямо всё подряд, скажу, что песня в рассказе — ни к селу, ни к городу. Я, например, её не знаю, мелодия на ум мне не приходит, и оттого процитированные строчки — лишь посторонние окружающему тексту слова, не несущие никакого смысла. Автору-то, может, песня нравится и какие-то струны души трогает, а читателю — не трогает: не потому что песня плохая, а потому что читатель её не знает или не вспомнит (а вспомнит, так и цитаты не потребуется). Вообще, если уж цитировать песню в художественном произведении, то тогда, когда её текст как-то связан с тем, о чём ты пишешь. Например, у Пелевина было:
Выбор писать в настоящем времени мне тоже показался сомнительным. Он, разумеется, был умышленным — так вроде как динамики больше, думает автор. А мне кажется, наоборот: настоящее время даёт не динамику, а статику, монотонность. Каждое предложение получается как бы протяжённым во времени: не «раздался выстрел», а «раздаётся выстрел» — как будто раздаётся и раздаётся он без конца. Нет совершенной формы глагола, завершённости действия в настоящем времени, оттого такой эффект. Скажем, встречается, когда в текст, написанный преимущественно в прошедшем, вставляют глагол-другой в настоящем:
Я вышел из дома и увидел, что у подъезда курит незнакомый человек. Я прошёл мимо него.Это называется «настоящее историческое», кстати. Для чего это делают? Не для динамики, а для создания статической картины, как глагольные формы Progressive в английском — человек просто курит, без начала и конца этого действия.
Я вот в настоящем времени во внеконкурсных «Мелочах» тоже писал — но как раз с целью, чтобы рассказ (в котором ни экшона, ни, собственно, сюжета) тёк помедленней, поспокойней. Даже специально переписывал, поняв, что в прошедшем оно не так смотрится. А здесь-то автор экшон нагонял, и настоящее потому, думаю, выбрал напрасно. Если бы в рассказе всё было в прошедшем, получилось бы, думаю, пободрей.
Но в целом, конечно, Аккарин пишет превосходно. На мой вкус, маловато развёрнутых метафор, образных сравнений — ну было вот, что «внушительный исполин […] напоминает сказочного рыцаря», но это ведь так себе, очень незамысловатая и очевидная параллель. Вот в «Завтра», например, было такое, что персонаж «смотрелся в этом баре так же органично, как, например, красная телефонная будка на луне» — это остроумно и ярко: сразу понятно, что человек смотрелся очень неуместно. Но чего уж там, стиль у всех свой — у Аккарина вот такой вот буквалистский: много-много эпитетов, мало-мало сравнений и метафор. Главное, чтоб был.
Тут есть, и отличный. Поэтому я призываю всех пылко ненавидеть Аккарина за то, что он пишет, но искренне его обожать за то, как.