Пагода Вечного пламени | ходы игроков | 6. хотевший иначе

месяц фумидзуки, седьмая луна,
деревня и гора


На каменных дверях, увенчанных кольцами двух гранитных драконов, было выбито: «Я желал для вас иной судьбы». Врезанные в горную твердь, опутанные тяжкими цепями, двери возвышались над кривой лестницей, пробитой на негостеприимных уступах горы Гассан. Никто не поднимался сюда много веков. Иероглифы, которыми начертали мольбу бога с горы Гассан, выглядели непривычными современному глазу. Здесь день за днём выл ветер. Он точил камни и сгрызал красную краску на высоких ториях. Обычно эти безобидные ворота, простой атрибут храмовой архитектуры, символизировали переход в другой мир. Но здесь даже лишённый дара шинхарэ человек понимал: врата духов распахнулись. На вершине древней трёхэтажной пагоды бесновался пожар. Контрастное чёрно-красное пламя, лишённое дыма и оттенков, ревело в деревянной башне, не сжигая её. И каждый раз, когда пожар вздымался выше, его алый отсвет падал на полустёршуюся надпись.

«Я желал для вас иной судьбы».

Издали пламя на храмовой башне казалось искрой. Но оба — Синдзе и Масатака — видели её. Призрачно-синяя луна плыла в тучах. Озеро перед Касенамурой серебрилось неземным отсветом. И блестела на чёрном склоне красная точка, обещающая явление зла. Бог с горы Гассан звал к себе заблудившиеся души. А вместе с восходом луны восходило зарево над деревней. Большой Дом сиял всеми огнями. Факелы горели на каждой террасе, освещено было каждое его помещение, каждый вход, каждое окно. Помня спящую деревню, в которой жители экономили каждый факел и каждую плошку масла, путники понимали, что случилось неладное.

Ускорив шаг, они вскоре почти бежали среди спящих окраин, перескакивая плетни и пробираясь сквозь проулки между хибарами. Горбатый мост над ручьём светился не хуже китайского фейерверка, а перед ним сновали разбуженные жители центральных домов.

— Напали, напали… — слышалось в толпе.
— Уже всё хорошо, — отвечали паникёру. — Женский мужчина с лысой головой прогнал зло!

Взбежав на первую террасу, Синдзе и Масатака наконец оказались в знакомом зале. Главный стол был переломлен надвое. Несколько перегородок — сломаны. Посреди бардака, уперев руки в бока, стояла полуодетая и особо не стесняющаяся этого Уэна Момо в неизменном ворохе амулетов, просторных шароварах и короткой накидке до рёбер. Наискось через бритый висок с правой стороны головы шла длинная косая рана. Она выглядела скорее обмороженной дочерна, чем окровавленной. Но, стоило им войти, из-за спины Уэны вывернулся и бросился к вошедшим черноволосый мальчик. Ясамура узнал в нём давешнего знакомца с ночной дороги.

— Ты вернулся, Синдзе-кун! — обрадованно завопил Тик-Ток и налетел на него с объятиями. — Я знал, что ты справишься! А Момо-сенсей снова победила монахов-демонов!!!
— Помолчал бы, олух, — неодобрительно гаркнула Уэна.
— Она бросила одного с прогиба! — игнорируя окрик, верещал Тик-Ток и схватил охотника поперёк пояса. — Вот так, и р-р-раз! А второго поймала на дзюдо!!! А третьего…
— Да заткнись ты, ради Будды.

И всё-таки таинственный враг решил сделать свой ход, словно бы зная, что шинхарэ будут разделены. Или же это простое совпадение и ёкай пришли, чтобы закончить начатое - из того что понял сам шиноби, охотники на демонов встретились с разгневанными духами по дороге в деревню, тогда Это-сан и получила свою рану. Хоть это и было дело шинхарэ, Масатака посчитал нужным позже узнать подробности случившегося, дабы понять, насколько это может помешать его собственным планам.

Судя по косвенным признакам, Юйя была жива и невредима - по крайней мере поход за лекарством был не зря. Соичиро приблизился к переполошенным селянам, рассматривающих диковинную женщину-охотницу, и обратился к ближайшему мужчине:

– Нет ли здесь, среди собравшихся, местного жреца?

  Нет.

  Нет-нет-нет.

  В мертвых глазах отразился живой испуг и всепожирающее пламя, когда на подходе в деревню он увидел зарево, но до последнего не хотел верить в правоту своих догадок. Под конец он уже бежал на встречу горящему дому, жадно выискивая среди лиц прохожих своих боевых товарищей, что остались его дожидаться. Они живы. Подросток судорожно выдохнул, почти не слушая возгласы Тик-тока.

  — Да, мы вернулись. — Он отрешенно ответил деревенскому мальчишке и тут же переключился на шинхарэ. — Это-сан? Где она? Что здесь произошло? Я принес зелье.

  — Да, никто не берет напрогиб лучше, чем Момо-сан. — Когда первичный испкг поутих, он уже более мягким голосом ответил Тик-току, потрепав того по голове.

Но Это-сан продолжала спать под двумя одеялами, не обращая внимания на оклики Синдзе. Вместо неё ответила Момо, кивком показав юноше, что ему стоит поторопиться.

— Наша госпожа сёгун всё дрыхнет, поэтому не ответит. Вы вовремя. На нас напали вчерашние монахи, но я расскажу потом. А сейчас топай к ней и лей прям в рот, чего стесняешься, — с этим грубоватым напутствием Уэна захлопнула за Ясамурой фусуму: бам!

Гомон смолк, как отрезало. Только яркие жёлтые пятна за рисовой бумагой напоминали о факелах снаружи. В комнате было очень холодно. На оставшихся после чайной церемонии пиалах блестела наледь. В этот момент Синдзе понял, что Тик-Ток всё ещё не отпустил его и просочился в комнату следом за шикигами. Как-то само собой вышло так, что теперь они стояли рядом перед постелью Юи. Тик-Ток опасливо поглядел на белую маску Синдзе и спросил:

— А правда, что ты её любишь?
Не вызывало сомнений, кто именно предложил мальчику эту мысль.

Между тем, снаружи продолжалось столпотворение. То и дело любопытные совали носы в рёкан, глядели то на обломки мебели, то на Уэну, и выходили обратно на террасу. Качались бритые макушки, блеяли голоса. Человеческое стадо было напугано. Удобный момент, чтобы задавать вопросы, не вызывая подозрений.

— Есть, — селяне отвечали Масатаке утвердительно. — За ним послали, как только шинхарэ-доно закончила ломать столы.
— Ты что говоришь, ослина? — возмущались вокруг. — Она нас спасала!
— Да знать бы, кого она там спасала. И от кого!
— И бабушку Вагату схоронила! Ежели шинхарэ не веришь, её послушай. Она всё воочию видела.
— А может и не видела. Очи-то у неё не первой молодости.
— Да она же твоя, между прочим, троюродная тётка!
— Так а столы всё равно поломаны, — упрямился лобастый деревенщина и потыкал в потолок заскорузлым ногтем. — Ах да, значит, как наше святейшество прибежали, так пошли утешать старосту.
— Болвана толстого, — дополнили из толпы.
— Словом, тут он, тут. Скоро спустится, ежели его ищешь. Или наверх ступай.

Но тут к ногам шиноби упала огромная тень. Спровадив Синдзе в комнату Юи, монахиня сама вышла на террасу, гоня перед собой последних зевак, и задвинула двери за спиной.

— Йой, Масатака, — вальяжно сказала Уэна, глядя куда-то мимо Соичиро. — Постой-ка, не разбегайся. Что там было в лесу?

  Вопрос Тик-Тока застал Ясамуру врасплох и только маска спасала его от того, чтобы быть разоблаченным каким-то сельским мальчишкой. А Момо?! Если это она наговорила ему всякого, то ей, видимо, жить надоело. Впрочем, никаких претензий он Уэне никогда не выскажет, только в уме. Тяжело вздохнув, Синдзе посмотрел на спящую Это-сан. Ее лицо было покрыто черной паутиной, но она все равно была по-своему прекрасной и загадочной. Любил ли он эту девушку? В таком ключе юный буси никогда не думал. Юя казалась чем-то недосягаемым, как звезда на небе, пытаться поймать которую не было никакого смысла, но которая всегда восхищала взор.

  — Я думаю, что правда. — Тихо ответил Синдзе, но затем чуть громче добавил:

  —Также, как и ты любишь Момо-сан. А теперь, прошу, отпусти меня ненадолго и позволь мне спасти ее. — Маска лиса приблизилась к лицу Тик-Тока до некомфортного расстояния. — Или ты ревнуешь?

Масатака молча кивнул разболтавшимся селянам - раз уж судьба благоволит, стоит дождаться жреца и расспросить его о храме на горе Гассан. Поход в лес за лекарством для Это-сан отсрочил то, что должно быть сделано, но шиноби был готов возвращаться к основному заданию. Не смотря на усталость, разливающуюся по конечностям, по телу, делающую движения тяжелыми.

Такого же кивка удостоилась и охотница на демонов. Соичиро уже успел привыкнуть к её панибратскому тону. По сути, он не готов был раздувать пламя подобного конфликта, когда можно было просто использовать шинхарэ в своих планах.

Ниндзя указал девушке на центр комнаты, там где покоился разломанный стол. На секунду Масатака задумался, а смог бы он разломать такой?

Шиноби снял ножны с коротким клинком со спины, опустился на колени, так будто стол всё ещё был цел, и аккуратно пристроил оружие рядом с собой на татами. Дав Уэне пару секунд, чтобы сделать свой выбор, Соичиро ответил:

– Ёкай. Духи деревьев, если я правильно себе это представляю. Князь Лесов возглавлял их. Он был убит. –Масатака посмотрел на собеседницу, ожидая вопросов.

— Эй-эй-эй! — запротестовал Тик-Ток, густо краснея. — А ну-ка не стреляй из своего юми в мою луну!

Отпустив рукав Синдзе, четырнадцатилетний мальчик стал из-за его плеча назидательно рассказывать своему шестнадцатилетнему слушателю:

— Сам ты ревнуешь. У тебя просто пубертатный период. Поэтому ты думаешь, что все лица мужского пола вокруг хотят переспать со всеми лицами других полов! Но ты скоро вырастешь и поймёшь, что на самом деле Момо-сэнсей — это мой босс, мой герой! Когда-нибудь я стану таким же сильным, как она, и смогу кулаком ломать те деревья, для которых моему папаше был надобен топор. Вот увидишь. Она обещала научить меня технике Нерушимой Скалы и рассказывала, что в краях, где она родом, монахи земли бьют себя железными палками, пока им не начнёт это нравится. Может быть, на самом деле ты тоже не против железной палки…

В последней реплике читалось такое ехидство, что даже спящая Юя, казалось, вот-вот ухмыльнётся. Но она не улыбнулась. Терпкий настой лился между почерневших губ, которые Синдзе разжал свободной рукой.

— Во как, — почёсывая рану на голове, Момо прошлась по комнате. При её шагах амулеты и талисманы позвякивали. Мышцы на литом прессе двигались словно грациозные тигры в летней ночи. Она и сама выглядела как своего рода зверь: большой и прямолинейный. — И сам уцелел, и Лисёнка сберёг, и ни царапины. Не думал стать охотником на демонов, а, Масатака?

– Нет, Уэно-сан, – подумав, покачал головой Масатака, и тут же пояснил, – Синдзе-сан принял на себя основной удар. Я ничего не знаю о том, как бороться с ёкай. Теперь ваш черед: как демоны нашли вас здесь? И почему они пришли вновь?

  Слушая, как распинается мальчишка, шикигами пришел к выводу, что чему-то за это короткое время он уже успел выучиться у своего “Босса”. В иной ситуации это бы вызвало улыбку на безжизненном лице Синдзе, но сейчас Тик-Ток со всем этим был очень некстати.

  — Послушай, — обратился белый Лис к сыну плотника, откладывая флакон чуть в сторону. Вот уж чего не хотелось, так это начинать разборки прямо тут, но Синдзе не собирался себе признаваться в том, что сам же и раздраконил мальчишку. — Давай сделаем так: ты придержи свою мысль, а я все-таки доведу начатое до конца. И уже после мы обязательно вернемся к этому разговору и обсудим все, не как пубертатные подростки, а как мужчина с мужчиной. — Буси положил крепкие руки на плечи Тик-Тока и мягко развернул его в сторону выхода из комнатушки.

— Кто-то в деревне навёл их, причём уже второй раз, — облокотившись на колонну, не стала скрывать Момо. — Те, кого натравили на нас с дальнего берега реки Сандзу, при жизни были согрешившими священниками. Обратившись призраками, аободзу голодно скитаются среди миров. Им можно указать на конкретную жертву. Это заклинание не очень сложное, хотя и не для простачков. Куда важнее, что для ритуала нужны золотые пластины ценой в не один десяток коку риса. Или же божественный мандат, которым обладают…

— Ну конечно! Не мешаю-не мешаю! — звонко пропел Тик-Ток. Когда он выскочил за дверь, Уэна и Масатака прочитали на его лице обиду. Мальчик посмотрел на замолчавшую Уэну, потом на безэмоционального шиноби… вздохнул и плюхнулся на циновку рядом с Масатакой.

— Тоже секретничаете? — уныло спросил он.
— Прогнали с самой важной церемонии, а? — потеплевшим голосом спросила Уэна.
— Секретничайте-секретничайте. Даже Синдзе-кун меня выгнал…

Уэна хмыкнула. Она не стала утешать пацанёнка. Вместо того она продолжила тем же решительным тоном, невольно включив Тик-Тока в круг посвящённых:

— Итак, мандат.
— Это то, что я думаю? — слегка порозовев, пробормотал Тик-Ток.
— То, что ты думаешь, сейчас происходит в комнате позади тебя. А мандат — это небесное дозволение, которым обладают высокоранговые ками. Он позволяет их физическим проекциям совершать чудеса среди людей. Но это ерунда. Если где-то в деревне спрятался бог, а-ха-ха, то я готова съесть маску госпожи Это с соевым соусом. Поэтому я думаю, что аободзу натравил владелец рамена. Он курит тот табак, который я почуяла первой ночью. Он мог следить за рёканом, ожидая, пока мы разделимся. У него могли отыскаться драгоценные вещички, которым можно уплатить жадным аободзу за вылазку. А ещё — он сбежал.
— Что? Старик Ичираки куда-то сбежал? — переспросил Тик-Ток, уловив во всей тираде знакомое имя.

А Масатака… а Масатака вдруг осознал, что черты лица мальчишки как две капли похожи на лицо девочки, перерезавшей запястья на его глазах. На лицо призрака, преследующего его во сне.

Время текло медленно как намокший песок в часах. Последние капли настоя скатились с шершавой поверхности. Синдзе проследил, чтобы Юя выпила их до последней. Потрескивали факелы. Доносились негромкие голоса из залы, но речь сливалась в неразборчивую вязь ожидания. Томительный миг всё тянулся и тянулся. Выбежав из комнаты, Тик-Ток забрал последнюю возможность отвлечься. И весь мир как скованный устремился к лежащему на циновках телу, не позволяя ни отвести взгляд, ни сделать шаг прочь. Всё тяжелее. Всё дольше…

И вдруг по одеялам и лиловым черепам на кимоно Юи пробежал шорох. Прямо на глазах Синдзе паутина набухших чёрных сосудов на Юином лице пропала. Её будто коснулась игла целителя склеры, изгоняющая застоявшуюся кровь. Крохотные паучки, забившиеся во все щели, один за другим рассыпались на безобитные комочки пыли. Юя хрипло закашлялась… и резко села, выдернув из-под волос острую деревянную заколку.

— ДЕМО… а! Кхе… кха… — кашель свёл её в постели крюком, но она договорила: — А… это ты, Синдзе-кун. Мне снились демоны. Мне снилось, как стрела призрака убила меня.

Её расширенные зрачки отразились в чёрных глазах Ясамуры. Синяки под глазами уже почти пропали.

Масатака задержал взгляд на Тик-Токе, впрочем, оставшись внешне по обыкновению бесстрастным. Кажется, он что-то уже слышал о том, что у той самой девочки мог быть брат. Надо бы и мальчишку расспросить будет. Странно только что он находился здесь, среди шинхарэ... куда только смотрят его родители? Да и в целом, любопытный нрав Тик-Тока вызывал у шиноби лишь подозрение.

– Если он замешан в этом деле, скорее всего известно куда он направился, – ответил Момо ниндзя, не называя, но имея ввиду гору Гассан. – Но есть один важный вопрос: почему ему выгодна смерть шинхарэ? – В голове Масатаки уже начинала складываться общая картина, куда так же входил и столичный сановник со своими оберегами и гора Гассан. Похоже, многое в этой деревне сосредоточено вокруг местных духов и той самой горы. Возможно, кто-то посчитал, что удержать шинхарэ от похода к Храму у подножья Гассан будет правильным решением. – Ты, – обратился Соичиро к мальчишке, – ты знал маленькую девочку, что повела приезжего из столицы мужчину к горе?

  Тик-Ток послушно вышел, задвинув за собой фусуму, но какой-то тяжелый осадок все равно остался после разговора с этим подростком. Синдзе покачал головой и, влив лекарство в госпожу Юю, сел напротив нее, в ожидании чуда. Сегодняшняя ночь выдалась очень долгой и утомительной, но вскоре Это-сан преобразилась и начала подавать признаки жизни. Юноша подался вперед, но резкое движение, кажется, напугало девушку.

  — Это я, Ясамура. — Шикигами быстро осмотрел комнату в поисках графина, чтобы дать напарнице воды, когда ту сморил кашель. — Вы живы. Это всего лишь сон. Этой ночью демона убил тот мужчина, что пошел со мной за лекарством. Масатака Сочиро. Как вы себя чувствуете, Это-сан?

— Уместно, — наконец нашлась с определением своего состояния Юя. Несмотря на кашель, она дождалась, пока Синдзе нальёт воду в пиалу, и только тогда приняла питьё. — Думаю, более чем уместно для человека, который ранен стрелой смерти.

Она прикрыла глаза, про себя продолжая неоконченную фразу. О том, что умерла бы на лесной дороге, будучи одна. О том, что без лечебных трав, собранных Синдзе и Масатакой, не проснулась бы уже никогда. О том, что допустила непозволительную слабость для души-очистительницы, истребителя ёкай. О том, что хорошие манеры не смогли уберечь её от обязывающей и докучливой чужой доброты. О том, что теперь на её плечи легла тяжёлая ноша вынужденной благодарности, где искреняя признательность смешивалась со стыдом и досадой на себя. Но все рассуждения остались в её мыслях. Вместо этого она легонько коснулась запястья Синдзе… и улыбнулась.

Как раньше.
Наивно и мягко.
Так, будто не слишком понимала, чему именно улыбается.

— Спасибо вам. А теперь пойдём. Я залежалась. Вижу, что наша миссия стала совсем запутанной.

○ ○ ○

Пока Юя одевалась (вопрос о том, поторопился ли Синдзе отвернуться или в эти мгновения его поразил мешающий шевелиться ревматизм, остался за скобками) — итак, пока Юя одевалась, накидывая украшенные черепами одежды и завязывая широкий блестящий пояс на тонкой талии, снаружи продолжалась беседа.

— Ты… про мою сестру? — от неожиданности Тик-Ток забыл, что злился. — Аяка отвела Садовника-саму на гору, чтоб он провалился со своими тупыми прогулками. И не вернулась…

"Всё-таки это брат и сестра", - подтвердил догадку шиноби про себя, вслух же продолжив:

– Мандарин-сама, – поправил ребенка Масатака. – Как вышло, что именно она повела господина на гору? Расскажи всё что знаешь не утаивая, мальчик.

— Нет, он не мандарин, — помотал головой Тик-Ток. — Он человек. Или… или мандарины научились принимать…
— Нет.
— Тогда, может, я издали не рассмотре…
— Нет.
— Эх. Ладно, — Тик-Ток повернулся к Масатаке и рассказал то же самое, что шинхарэ слышали возле его самодельного придорожного алтаря: — Моя семья, пока родители были живы, считалась лучшими плотниками в округе. Мама хорошо клеила бамбук, а папа ходил далеко, до самых гор, и знал весь местный лес. Нас с Аякой-чан они стали брать с собой ещё когда мы еле умели ходить. Словом, суть да дело, в середине лета загорелся красный огонь. Бабушка мне рассказывала, что это происходит в нашей деревне каждые два поколения примерно между днём моря и третьей декадой месяца минадзуки. Это, кстати, плохая примета! Не вздумайте даже смотреть на этот огонь. Но в этот раз у нас случился столичный гость, который очень обрадовался и заинтересовался. Вон там остановился, кстати.

Тик-ток показал на комнату, где обитал сановник и где Масатака увидел призрака в минувший полдень.

— Мы ему в один голос твердили, что лучше бы он не казал носу из дома. А он ни в какую. Тогда он велел нашему старосте выбрать кого-то, кто сможет показать ему место, где горит огонь. По слухам, там, наверху, когда-то стояла старая пагода. Но это была дурацкая затея! Дурацкая! — он вскинулся, его голос зазвенел обидой. — Конечно же староста выбрал нас! Но мне велел оставаться, потому что мне надо было закончить заказы на ремонт, а сестра… сестра… она тоже мне сказала, что пойдёт одна. Она… она… она, наверное, не хотела, чтобы я тоже пропал…

Тик-Ток всхлипнул.

— Да что же она одна могла бы сделать там, где в прошлый раз погибли все великие воины Касенамуры…

Бабушка Вагата застыла на кухонной лестнице, держа на весу объёмистый чан с рисом. Её глаза были наполнены печалью. Она так и не поднялась в зал.

Масатака молча выслушал рассказ мальчишки, не сводя с него взгляда. Что-то подсказывало шиноби, что староста Оогу был с ним не до конца честен: этот мужчина весьма хорош в том чтобы казаться простаком, но Соичиро был уверен, простак не отправил бы с столичным сановником в горы маленькую девочку. Особенно, когда всем в округе известно, что красный огонь на горе Гассан - плохая примет. Шиноби только ещё не решил, насколько сильно это касается его дела, чтобы тратить силы на разбирательства.

– У этой деревни были великие войны? – переспросил Тик-Тока ниндзя, добавив на лицо немного реакции, вздернув одну бровь. Этот мальчишка был импульсивен, как и все мальчишки, впрочем. Масатака понадеялся, что этот нехитрый прием позволит словам политься ещё более охотно из рта брата маленькой Аяки-чан.

— Конечно!!! — оскорблённо взвыл Тик-Ток, не переставая хлопать носом. — Их называли Радугой, и я знаю все истории о них!!!

— Одним из них был мой отец, — громко сказал незнакомый и весьма низкий голос.

Входные фусума раскрылись. На пороге стоял высокий широкоплечий мужчина с исполосованным шрамами лицом, запущенной щетиной и воинственной стрижкой почти наголо. Он сбросил сандалии, и стало видно, что ногти на ногах почернели от дорожной грязи. Его следовало принять за бандита с большой дороги, который потрошит мешки бродячих торговцев или вымогает собранное у попрошаек-хининов. Но, как ни странно, вместо ножей и доспехов этот детина носил просторное жреческое платье-харигину. Одеяние священника не сходилось на широкой груди, потому вместо синтоистского каннуси здоровяк больше напоминал пирата. Голос Онидзуки соответствовал внешности, а ещё от него несло перегаром.

— А другим — мой сын… — печально добавил дрожащий голос бабушки Вагаты. Старушка тяжело поднималась по лестнице.

  Юноша поднес девушке пиалу с водой, но когда отвернулся чтобы убрать ее на место он понял, что был совершенно не готов к последующим событиям развернувшимся перед его черными глазами. Было уже слишком поздно, когда он осознал, что это не какой-то сон или сюрр. Синдзе резко отвернулся, краснея, о чем можно было догадаться по кончикам розовых ушей.

  — Это-сан! Вы не должны так небрежно к себе относиться. — Запинаясь, возмутился Ясамура. Неужели она не понимает, что творит?! Или Юя считает, что юношеское сердце и все остальное сделано из стали, раз оно мертво? Не став дожидаться ответа, он выбежал из маленькой комнаты, в которой внезапно стало нечем дышать.

  В большом зале к этому моменту оказалось намного больше людей, чем когда он его покидал. Синдзе чуть раздраженно цокнул языком и, стараясь не мешать разговорам, тихо прошел вдоль стены и встал в наименее освещенном углу. Перед глазами все еще стояла недавно увиденная картина. Буси сложил руки на груди и опустил голову, стараясь переключить свои мысли на Радугу Касенамуры. Ясамура очень старался думать о другом, что должно было быть наиболее важным. Похоже, что почти каждого жителя деревни коснулась беда многолетней давности.

  — Тем не менее вы призвали нас, шинхарэ, чтобы пойти в этот храм и разобраться с огнем. Так мы и поступим. Найдем Сановника и узнаем, что стало с сестрой Тик-Ток-куна.

— Наконец-то! — басисто обрадовался Онидзука и по-хозяйски подставил под сломанный стол дощечку. — Я бы и сам, конечно, пошёл и разобрался, но у меня храм, прихожане, духовное благополучие… ну, вы понимаете.

Он тоже уселся за стол к Масатаке, неуловимым жестом выпростав из широкого рукава глиняную флягу, похожую на снеговика из двух шаров. Содержимое фляги не вызывало сомнений.

— Будешь? — предложил он Тик-Току.
— Ему нельзя! — буркнула Уэна.
— Мне теперь нельзя, — покладисто подтвердил Тик-Ток, провожая флягу алчным взглядом.
— Так. Ну а ты-то, надеюсь, будешь? — теперь фляга смотрела на Масатаку.

Масатака с сомнением посмотрел на флягу в руках жреца. Подобная форма сосуда была знакома каждому страннику: те, кто не имел достаточно средств, пользовались тыквами-горлянками, а более состоятельные люди могли позволить себе глиняный сосуд. Видимо, жрец Онидзука как минимум был приверженцем бытового удобства обожженной глины.

Соичиро молча принял флягу и сделал небольшой глоток. Не столько ради какого-то удовольствия, сколько для упрощения продолжения беседы с человеком, от которого шиноби хотел получить информацию и расположить к себе. Соичиро поморщился от крепленого сакэ, прежде чем вернуть сосуд обратно жрецу.

Тут как раз и второй шинхарэ вернулся. Движения его были немного резки, будто бы он покидал покои Это-сан в спешке...

– Что же случилось с воинами радуги и для чего они отправились на гору? – выдохнув, задал вопрос Соичиро, обращаясь к местным, но глядя в основном на Онидзуку. Слова о том, что жрецу не с руки разбираться с проблемами в деревене, ниндзя решил не трогать.

— Они пропали, — глубокомысленно констатировал Онидзука и прикрылся рукавом, чтобы не икнуть посреди собрания. Сразу же после этого фляга снова вступила в дело.

— Прекратили бы вы эту свою дурную привычку, господин настоятель, — проворчала бабушка Вагата, ставя между беседующими рис. Она уже поняла, что ко сну все отойдут не скоро, и решила совместить недосып и завтрак. — Лицо вы у нас, как-никак, официальное…

Официальное лицо поморгало:
— А что тут скажешь? Никто же и впрямь не вернулся.

— Вы вообще не умете рассказывать истории, дядя Онидзука!!! — в голос застонал Тик-Ток. Кажется, когда Синдзе вышел в общую в комнату, он оживился. Видимо, мальчик чувствовал, что ляпнул лишнего.

— Если такой умный, сам и рассказывай, — буркнул Онидзука, стукнув флягой по столу. — Чего тут мне языком чесать?

— Вот и скажите, — Тик-Ток демонстративно показал на него, — как нам с таким священником блюсти благочестие? Да он больше в игорном доме проповедей читает, чем в храме.
— А что мне делать в пустом храме? Туда никто не ходит! Там в одиночестве и выпивохой недолго стать, — Онидзука опять приложился к сакэ.
— Вот уж интересно, чего к вам никто не ходит, дядя Онидзука…
— Ты будешь рассказывать или пришёл скалозубить над бедным священником, которого едва не заставили дать обет безбрачия?

— Йой, безбрачные! — Уэна рычаще прокашлялась. — Если есть, что сказать, так к делу. Если нет, так выметайтесь.