Спасение Антагариха: Драконова Коллегия | ходы игроков | Нарракеш, таверна "Заплывший бехолдер"

Письмо. Еще одно письмо! Как будто мне было мало корреспонденции, приходившей из Гильдии некромантов. Я бы желал забыть про этот, с позволения сказать, образец письменности, но если б это было так просто! Личная печать Джеддита…
Эти воспоминания нельзя назвать особенно приятными, но, полагаю, им я обязан нынешним успехам и даже состоянию. Когда-то я, Зейн Теос, был многообещающим студентом магической академии Бракады. Упрямый, выносливый и жадный до могущества, которое еще только предстояло обрести. Я не был самым талантливым и даже самым успешным, но самым агрессивным – о да, несомненно. Ведь знание не придет к тебе само, его нужно взять, и сделать это прежде, чем загребущие ручонки нерасторопных соперников дотянутся до него. Я интересовался всеми областями волшебства, и особенно – ведь запретный плод сладок – более темными его сторонами. Я освоил простейшие практики некромантии на втором курсе, но этого было мало. Всего лишь заставить магию течь по мертвой плоти нетрудно, гораздо сложнее придать ей собственную цель, стремление, пробудить искру жизни, разжечь голод.
К сожалению, мои недальновидные товарищи по учебе как-то поняли, чем я занимаюсь. Экое лицемерие, однако. Чародеи Бракады считают допустимым и правильным придавать видимость жизни неживому, тогда как оживлять мертвое им кажется грязным и аморальным. Между тем разница исчезающе мала, более того, некромантия способна приносить не меньшую пользу, чем их хваленое искусство создания големов. Мы одинаково хороши в том, чтобы получить дешевую рабочую силу, но мое искусство может разговорить мертвеца, принести утешение и облегчение тем, кто еще жив, или дать ответы на их вопросы. А на что годен голем, будь он хоть из золота? Пф. Я работаю с подлинной, живой душой, они – с искуственной имитацией.
Но я отвлекся, верно? Воспоминания. Пришлось бежать из Бракады, разумеется. Некроманты Дейджи не принимают всех, в ком есть хотя бы гран нашего искусства, с распростертыми объятиями, они требуют от неофита доказать свою пользу, и у меня не было иного выхода, как тайно предоставлять свои услуги мага и некроманта эрафийским дворянам. Напыщенные честолюбивые дураки, по большей части, люди, которые пытаются скрыть естественное стремление к власти за некой добродетелью. Чего ради? В результате все равно проливается кровь и умирают те, кто еще должен был жить и жить. Не следует заблуждаться – я ценю жизнь, как никто другой. Я знаю, чего она стоит. Я держал в руках саму сущность жизни, опыт, которым могут похвастаться редкие чародеи из Бракады.
Некромантия – только слово. Без глубочайших знаний оно не превратится в силу. Какой-нибудь пафосный подмастерье может облачиться в черные одежды и резать козлят на ночном кладбище, поднимая трупы, но это всего лишь трупы. Слабые, разлагающиеся и безвольные. Это не есть некромантия. За этим словом кроется тонкий союз знания о физическом вместилище и эфемерной сути души, того, что созидает искру самой жизни. Поэтому, подобно многим великим некромантам, я изучал плоть многих живых существ, от человека до орка, от виверны до злобоглаза. Однажды мне довелось даже работать с мертвым драконом, хотя, вынужден признать, он был убит довольно давно и оказался непригоден к детальному изучению. Я наблюдал за тем, как текут жизненные процессы. Как жизнь переходит в смерть, и способствовал обратному процессу. Некромантия – это куда больше, чем создание движущегося трупа. Это искусство о душе и о жизни.
Разумеется, в некий момент времени моими изысканиями заинтересовались в Дейдже. Я был принят в Гильдию некромантов, но по-прежнему проводил мало времени в пределах их болот и подземелий. Долг ученого требует находиться во множестве разных мест. Во время одного из таких путешествий я познакомился с весьма интересным чернокнижником по имени Джеддит. Тогда мне казалось, что это одно из полезных, но мимолетных знакомств, которыми судьба награждает путешественников. Но он сыграл свою роль – и роль эта получилась немалой. Можно сказать, жизненно важной.
Никто из нас не застрахован от болезней и ран. То, что произошло со мной, вероятно, было следствием последней поездки в таталийские болота. Моих навыков не хватило на опознание хвори, которая начала убивать мое тело изнутри. Обычные средства не помогали избавиться от нее – настораживающий факт, прошедший мимо моего воспаленного сознания тех дней. Я отчаянно метался по Дейдже, исступленно надеясь отыскать средство, способное восстановить целостность живого тела, и не находил такого. Тогда мой взгляд обратился на то, что лежало за гранью жизни. Я не хотел умирать. Я боялся этого. Забавно.
Итак, я подошел к нужде свершить величайшее деяние в жизни любого целеустремленного исследователя некромантии – самому стать тем, что создавал. Решив, что больше не нуждаюсь в непостоянстве и ненадежности тела, я начал готовиться к ритуалу перехода, будучи увереным, что моих сил и познаний довольно, чтобы стать личом. Но вскоре возникла сложная проблема.
Определенные условия бытия лича требуют, чтобы жизненная эссенция постоянно находилась рядом с хозяином. Вопреки тому, что думают иные непосвященные, это глубоко символичное действие. Символы правят магией, а потому бессмысленно ожидать увидеть лича, таскающего за собой банку со своими органами. Однако предмет, в который эссенция будет помещена, требует особой подготовки. Подготовки, которой владеют только чернокнижники Нигона. Разумеется, в этот отчаянный миг на сцене появился Джеддит. Он предложил свою помощь в обмен на услугу в будущем. И разумеется, он знал, что отказать я не смогу. Время поджимало, болезнь выдавливала жизнь из моего тела, так что это была, можно сказать, необходимость.
Моя филактерия приняла облик лунного диска, отлитого из мифрила, самого прочного материала, который только можно достать так быстро. Слои чар покрывали ее таким плотным коконом, что повредить этой вещи стало почти невозможно – это потребует дней, если не недель напряженных работ по снятию защитного колдовства, а затем столько же уйдет на физическое уничтожение медальона. Еще раз повторю, я боюсь смерти. Я не хочу умирать.
Боль, которая убила мое тело во время ритуала, была небольшой платой за возможное бессмертие, за тело, не знающее усталости и голода. Я избавился от остатков плоти, чтобы не затруднять себя дальнейшим уходом за ней, после чего стал осваиваться в новом качестве. Это трудно объяснить. Взор лича происходит из-за границы жизни, и мир кажется иным. Привычные вещи обретают новые грани. Мне требовалось многое переосмыслить.
А теперь приходит это письмо! И я даже лишен возможности его проигнорировать. А, будь неладен Джеддит – я знал, что рано или поздно он вспомнит обо мне. Ну что ж, надеюсь, ему не нужно достать парочку звезд с небосвода…

Скромно называет себя обычной, хотя об эффекте своей внешности знает ни хуже любого, кто ею восхищается. Просто в силу застенчивости, которая нет-нет да и появляется, Джене трудно признаться, что временами самолюбование поглощает ее до неприличия сильно.

Рыжие с красноватым оттенком волосы струятся непослушными локонами и лишь чуть не доходят до локтя. Джена не любит убирать их, но если приходится (а приходится часто), волосы ее изящно подколоты и открывают плечи, несколько широкие для девушки, и шею, хрупкую и трогательно нежную.
Глаза карие, пронзительно-пристальные, всегда с каким-то влажным, будто лихорадочным блеском, часто застывают в грустной задумчивости и, поражая контрастом, зажигаются лукавыми огоньками при улыбке. Они темнеют, когда девушка в ярости и становятся будто прозрачными, если Джена крепко задумалась.

Фигура Джены скорее худощава, не лишена, однако, аппетитных прелестей и, как водится, не устраивает ее некоторыми своими деталями. Гибкостью не поражает, но и в ловкости усомниться не дает.

Родилась Джена в семье почтенного многодетного трактирщика и была его последним ребенком. Мать при родах умерла в силу своего преклонного возраста, а отец больше походил на дедушку.

Джена купалась в любви с самого рождения, ни в чем не знала отказа - старшие братья и сестры, отец, да и все работники трактира обожали маленькую упрямицу.
Джена привыкла получать, что пожелает. И однажды, будучи еще пятилетней малышкой твердо заявила отцу, что будет волшебницей, про которую написано в книжке со сказками. Старый трактирщик лишь добродушно рассмеялся, но Джена восприняла это как вызов и позже любила специально, во всеуслышание заявить, что готовится стать магом.
Отец, который поначалу воспринимал все как безобидную шутку, стал задумываться, как унять безрассудного ребенка, присматривал среди гостей подходящего человека, внешне похожего на колдуна или мага, которых, конечно, не существует, чтобы объяснил тот упрямой дочери, что нет у нее нужных способностей, что лучше пусть замуж удачно выйдет.

И человек такой посетил однажды его трактир - седой, но вполне еще крепкий, уставший и отчаянно потрепанный дорогой путник, в длинном плаще, похожем на балахон. Кто, как не он, представившись магом, заставит Джену поверить. Трактирщик был в тот день услужлив и добр к странному посетителю, сам вынес ему заказ, утроив его объем и не взяв ни монеты, долго что-то рассказывал путнику и в конце концов в зал спустилась его младшая дочь, хрупкая девятилетнаяя девчушка, чьи глаза вспыхнули при виде "самого настоящего мага". Как в книжках!

Магистр Хуго взял маленькую ладонь в свою, долго и пристально вглядывался в ее лицо, эмоции никак не отражались на его уставшем лице. Но внезапно морщины разгладились, а взгляд стал заинтересованней - перед ним был интересный экземпляр, достаточно твердый характером, чтобы вынести мучения становления, и целеустремленный, неутомимый - не бросит в трудный час.

Почтенный трактирщик изменился в лице, выслушав намерение магистра взять Джену в свои ученицы, и с тех пор слег, заболел, так больше и не встал. Это была первая и самая тяжелая жертва Джены на пути к постижению сложной науки. Однако, это лишь укрепило ее решение идти до конца.

Когда пришло время выбора и в светлых волосах ее заструились первые медные пряди, Джена поняла, что ее предназначение - служить огню.

Спустя 18 лет от верящей в чудеса девчушки мало что осталось.
Джена научилась рассчитывать только на себя, совершенствоваться, не задумываясь, когда ей пригодится то ли иное умение, пользоваться магией не ради чуда, а в своих интересах.

В свободное время, вот уже 9 лет, постигает боевые умения - все, которые возможно использовать на удаленном расстоянии (арбалет, метательное оружие). Одной магией жизнь не спасешь.

Врагов, завистников, конкурентов у нее накопилось достаточно и, стоило ей увидеть, чьей рукой написано письмо, одетое в черный конверт, словно в саван, первая мысль была о ловушке, а вторая - о насмешке. С Джеддитом они не ладили давно и, схлестнувшись однажды на почве одинаковых интересов, обходили друг друга стороной, о чем отличным напоминанием служили шрамы, закрытые от взглядов тонкой кожей перчаток.

Что же заставило Джену отринуть сомнения и согласиться на работу - отсутствие дельных предложений, желание утереть нос бывшему сопернику, скука, все чаще заставляющая ее искать приключений разного толка - неизвестно. Но она явилась.

Низкий, широкоплечий. Бурая борода, густые брови, большой нос. Да и как иначе может выглядеть гном? Суровый взгляд внушает ужас любому противнику. В этих глазах видны следы кровавых битв.