[C:tL] Kingdoms Of Rain | ходы игроков | Анабель

В этом дождливом городе, название которого вряд ли вспомнят даже усыпанные пылью времени старожилы, полно безумцев. Одни, понимая, что не хотят умирать, выходят на улицы в лёгкой летней одежде и идут к затопленному пляжу искать в липком чёрном песке ракушки, ранят руки об осколки бутылок и становятся жертвами прилива. Другие, понимая, что не хотят жить, запираются в гробах-квартирах, заколачивают досками окна и двери, разбивают все лампочки, забивают уши ватой, а в горло заливают горючий яд алкоголя. А третьи просто шлёпают по бурлящим водоворотам луж, раскрыв над головами искусственные купола небес, натянутые на каркас железных когтей, бредут и бредят, не разбирая дороги, уступая автомобилям зелёный свет и теряясь в названиях стритс и авеню.

В этом дождливом городе, табличка с названием которого похоронена вместе с его основателями, полно безумцев. Но рассказать я, к сожалению, смогу только об одной. Её зовут Анабель, и она – паучиха. Самая большая паучиха в этом Городе. Она ткёт свою паутину в ателье имени себя, и помогают ей в этом арахниды поменьше, что суетливо носятся на своих тонких лапках туда-сюда с заказами или стрекочут иголками на старых оверлоках. Но сейчас все её маленькие слуги были разогнаны по гнёздам, а само ателье вместе со всеми недошитыми платьями было закрыто на замок. Этим октябрьским вечером Анабель отправилась в путешествие по выщербленным миллионом ботинок тротуарам вдоль широкого речного пролива, грозящего в такой лютый ливень выйти из берегов и захлестнуть подъезды ближайших домов.

Пожалуй, не буду лишать себя удовольствия и всё-таки расскажу об ещё одном местном безумце, тем более, он как раз проплывал мимо нашей героини на крытой чёрным брезентом скрипучей деревянной лодке, черпая мутные воды длинным шестом-веслом. У него густая седая борода, скисшая от дождей, похожая на мочалку, в которой запутались водоросли и копошатся маленькие морские паразиты, он высок и худ, на его плечи наброшена истрёпанная ветром ветошь, а плешивую макушку прикрывал капюшон. В его лодке ютилось с десяток клеток с различными животными, выкраденными им ночью с витрины зоомагазина. Две крысы, два кролика, две морских свинки, аквариум, бережно обёрнутый полиэтиленом, с двумя золотыми рыбками, две кошки, две собаки, два цветастых попугая. Каждой твари по паре.

Старик причалил к тротуару, ловко уцепившись веслом за витые железные поручни. Крикнул Анабель:

- Хэй, леди! Не желаете прокатиться? Сегодня последний день до того, как гнев Божий утопит эту Землю в дожде. У вас ещё есть шанс спастись! Садитесь в лодку, сегодня я не беру денег с пассажиров. Сегодня – последний день!

Неумолимое течение грозилось смыть лодку прочь от бетонного берега вместе со всеми спасёнными им божьими тварями, но длинные узловатые руки старика крепко держали реку в узде.

Какая-то безудержная радость слышалась в надломленном простудой голосе этого псевдо-Ноя. В хитрых чёрных глазах на дублёном лице ясно сверкало и переливалось счастье. Сегодня – последний день. Сомнений нет.

Вчера шёл дождь, позавчера шёл дождь. Всю неделю шёл дождь. Шёл он и в этот день, протыкая неровно-серую, белёсую ткань облаков тонкими блестящими иглами. Иглы сыпались вниз и ломались, плющились, о деревья, дома, тротуары, о людей и мокрых бродячих кошек и собак, которые, не имея зонта, лишь по особой необходимости покидали свои ненадёжные укрытия и сидели в них тихо, смирно, не смея враждовать. О какой вражде может идти речь, если небо сыплет иглами?

От дождя разбухла и размякла река, стала, как тесто, в которое переложили дрожжей. Она полезла из русла-кастрюли, замешивая свои воды с тротуарной пылью, слетающей вниз. Река была мутна и темна, и дождь безжалостно полосовал её раздавшееся тело, выдавливал в нём миллионы крошечных ямок своими тонкими иглами. А реке приходилось молчаливо сносить поругание, ведь слишком неповоротлива стала она, чтобы унести свои воды подальше отсюда. И только проходящий мимо ветер раз за разом жалел её, гладил мягкой ладонью её почерневшую от боли серебристую кожу, и тогда река шумно вздыхала, но вздох её не был слышен в городском шуме.

У Анабель не было зонта, и тонкий шарфик, повязанный на голову, облепил теперь её мокрые волосы, как мёртвая медуза. Однако домой идти не хотелось. Швея знала, что там её ждут полутёмные комнаты, в которых нет ни единого живого существа. Сейчас Анабель не хотелось такого одиночества, одиночества, в котором некого даже проводить взглядом. Но не хотелось ей и грохота голосов и пронзительного звона бокалов в залитом ярким светом зале, где портнихи-закройщицы праздновали день рождения подруги. Звали туда и Анабель, как молодую, но она сослалась на то, что у неё есть незаконченное дело. Коллектив решил, что босс отправляется на свидание, и Анабель не стала переубеждать женщин. Они позволяли себе – опять-таки, по причине возраста – фамильярничать с ней, но по-доброму, и признавали талант, поэтому палку не перегибали и слушались.

Итак, швее не хотелось ни одиночества, ни шумного праздника, поэтому её вполне устраивала прогулка под дождём. Кстати говоря, несмотря на непогоду, улицы не пустовали совсем. Навстречу швее быстрым шагом шли два молодых человека и три девушки, не по-осеннему одетые, смеялись о чём-то весело и просто. Одна из них, укрытая от дождя тяжёлыми рыжими кудрями до пояса, в тонком, не отяжелевшем ещё от воды платье, задержала на Анабель свой взгляд, улыбнулась не предназначенной для случайного прохожего улыбкой. Улыбкой, которая не успела ещё сойти с лица, которая осталась только на губах, а в голубых глазах рыжеволосой ей на смену пришло нечто иное, тяжёлое и задумчивое.

Молодые люди прошли мимо, и Анабель обернулась, чтобы взглянуть на них на прощание, хотя ни о чём особенном не подумала. Она, пожалуй, посмотрела бы на них ещё, послушала их разговоры, но ничего не поняла бы, наверное. Как и они её.

Женщина с душой то ли старухи, то ли ребёнка. Что ж, и старухе, и ребёнку подойдёт в собеседники безумный старик.

Анабель заметила лодку старика ещё до того, как он пригласил её прокатиться, и с интересом наблюдала за крытым судёнышком и его весёлым капитаном. Капитан этот был похож на Робинзона Крузо, вырвавшегося-таки со своего одинокого острова и проплывшего тысячи миль, чтобы здесь, в Городе, переквалифицироваться вдруг в древнего Ноя с раковинками жуков-отшельников в бороде.

Старик понравился Анабель, и она решила, что ему можно доверять. Кому же ещё можно доверять, как не безумцам и детям? У тех и у других слишком мало здравого смысла, и потому они боятся только того, чего на самом деле следует бояться. А это значит, что от них можно не ждать подлянки. Во всяком случае, они гораздо надёжнее, чем те, у кого хватает здравого смысла, чтобы бегать от собственной тени.

- С радостью прокачусь с тобой, - сказала швея, глядя на безумца прямо и долго, словно обмеряя его по привычке своими круглыми глазами. Приоткрыла в улыбке маленькие губы, как бы пробуя на вкус весёлость капитана этого маленького судёнышка. Она не верила, словам, что этот день был последним, и что нужно спасаться, но она доверяла жилистым рукам самозваного Ноя, его веслу, его бормочущей о собственной старости лодке и брезенту, под которым было сухо и пахло опилками, шерстью и кое-чем ещё.

Швея сделала один большой и плавный шаг, чуть приподняв над коленями, чтобы не мешался, подол узкой юбки. Медленно и мягко, как паук, переступающий своими тонкими грациозными ногами с травинки на листок, она опустилась в лодку. Присела аккуратно на корточки, заглянула, любопытствуя, под настил, в тёплую полутьму, согретую биеньем десятка маленьких сердечек.

- У тебя здесь не хватает насекомых, старик, - почти весело сказала швея, плавно разогнув колени, встав вровень с безумцем. – Скажи, ты ищешь свой Арарат?

- Насекомых? – он поскрёб клочистый лохматых куст, обрамлявший рот и нос, выудил оттуда что-то маленькое, белёсое и шевелящее крошечными лапками-иглами, хмыкнул и выкинул существо в бурлящие воды.

- Ну вот, к примеру, по мне сейчас ползают с десяток таких… насекомых. Их я, и правда что, как-то не учёл, ну да и ладно, всё равно не записываю ведь. А вы, Леди, вы, значит, тоже насекомое? Знаете, кого сложнее всего отловить? Пауков. Как кошки, они не бегут от потопа, прыгая по клочкам ещё видимой суши, а забираются выше. На чердаки. И даже выше. Некоторые на своих канатах доползают до облаков.

Старик весело посмотрел на неё из-под бровей, похожих на мохнатых гусениц:
- Если уж ты и паук, милая, то точно необычный. А Арарат… сперва нужно добраться до бухты. Оттуда этим вечером отплывает баржа, полная клеток с дикими животными. Городской Зоопарк закрывается, ты не слышала? Срочный переезд. Подальше от потопа. Не поверишь, но точного курса следования и места прибытия этого кораблика не знает даже самый распоследний забулдыга-матрос, чего уж там о капитане, этом одноногом гусе, говорить. Они просто бегут, забрав с собой жирафов, тигров, горилл и даже семейство старых заскорузлых слонов. Ну и аппарат со сладкой ватой, куда ж без неё. Вот ведь… хех. Не волнуйся, нас, эдаких наглых безбилетников, там даже и не заметят. Сыновья мои словечко замолвили. Познакомлю тебя с ними, если хочешь. Только вот ещё одного приблуду возьмём на борт…

Ной всё говорил и говорил, рассеяно мешая реку веслом, как никогда сейчас похожим на чайную ложку. А впереди, между тем, показался мост, самый старый и бесполезный мост в этом городе. У него, как и у почти всего здесь, не было названия, но многие звали его Харибдой. Он уже 20 лет как должен был быть взорван – динамит, заложенный в его основании, давным-давно отсырел, а провода, ведущие к детонатору, перекушены крысами. Мост соединял два заброшенных района, в одном – старейшем из всех – жили призраки ещё со времён Депрессии, те самые безумцы, прямо из своих неприступных дворцов-офисов совершавшие ритуальные самоубийства, бросаясь на тротуары. Теперь в их распоряжении все биржи и банки, наполненные пылью и тенями, и просто так они эти сокровища не дадут сровнять с землёй.

На страже моста стояли, обращённые двое – в сторону залива, двое – в сторону канала, мраморные ангелы в просторных белых одеждах. Обезглавленные, безрукие, с обломанными крыльями, они всё ещё несли свою бессмысленную службу, смиренные и непоколебимые.

Лодка уже почти была готова погрузиться в беззубый, тёмный зев нависшей над ней Харибды, но старик вовремя успел продеть весло в тяжёлое чугунное кольцо над головой. Неведомо как, но ковчег держался, а течение, хоть и продолжало безжалостно грызть дерево, не могло его сдвинуть.

Под мостом было удивительно тихо. Дождь, если он и шумел, то походил на мышиную возню где-то над головой. Но тонкий паучий слух Анабель было не обмануть - в сырой, облепленной мохом темноте, без сомнения, что-то обитало.

Сперва из густого мрака справа от лодки выбежала стайка чем-то безумно напуганных и громко пищащих крыс. Многие, не сумев удержаться на влажном, скользком кладке, падали в воду. Некоторые сыпались сверху прямо на брезент и тут же, судорожно перебирая коготками, сваливались за борт. Спустя несколько секунд стала понятна причина их побега.

Оно напоминало куницу своим гибким, сильным, блестящим телом. И было примерно такого же размера. Длинный подвижный хвост оканчивался широкой перепончатой пластиной, похожей на рыбий плавник. Шесть коротких когтистых лапок. Не шерсть, но чешуя, агатово-чёрная, покрывала всё, кроме морды. Мокрое розовое свиное рыльце, широкая пасть, растянутая двумя выпирающими клыками в улыбку, бегающие, налитые кровью глазки. Широкая фетровая шляпа с дырявыми полями, зелёная рубашка в синюю клетку с шестью рукавами. Кончик крысиного хвоста болтался из пасти, свешиваясь на грудь подобно галстуку.

Оно, точно вальсируя в змеином ритме, неторопливо перетекло по стене на край лодки, дав полюбоваться собой со всех сторон, и село на хвост, скрестив две первые пары лап на груди, а третью пару закинув одна на другую. Издав характер «хлюпающий» звук, куница втянул крысиный хвост и проглотил, наконец, несчастного грызуна. Морда его после этого стала значительно уже.

Старик, с недоумением наблюдавший за появлением сего существа, заговорил со всей серьёзностью, на которую был способен:
- Мелкий? А где Йом?

- Тролль мёртв с 29-го года, пора бы знать, - лениво растягивая слова, отозвался «Мелкий». – Как думаешь, долго бы он прожил, когда движение по мосту перекрыли? Самый старый мост, самый старый Тролль, - он выгнулся всем телом и широко зевнул, - куда ему было податься? Вот, помню, он, как ты, на корыте пытался уплыть… в Исландию, что ли… Старый дурак, угодил в цунами, и двух сотен метров от берега не пройдя. И какого это хрена ты не знакомишь меня с дамой?

Куница выразительно зыркнул и оскалился.

- Бедняга Йом… а, ну… кхм. В общем. Мелкий. Это наша спутница, согласившаяся бежать от потопа. Леди… а-а-а… как зовут-то тебя, милая?

Ковчег покинул Харибду. Ковчег покинул Город. Впереди было кладбище утопших в песках кораблей и серо-стальной, втекающий в небо и вытекающий из туч, океан.