Однажды в городе N | ходы игроков | Магазинчик "У дядюшки Морриса"

Дядюшка Моррис. Ви не знаите, хто такой дядюшка Моррис?
Так знакомьтесь, это Мисах Цукерман, тот самый "человек, у которого есть всё".
В его магазинчике стерильно чисто, прилавок пуст (разве что под ним лежит винтовка, но это талисман и он-таки не продаётся). Но назовите оружие, снаряжение, марку автомобиля, в общем, что угодно, что вам нужно, и вы-таки получите желаемое. Может быть, с некоторой переплатой, если товар редкий, но получите.
А может быть, вам нужна информация? И вы опять пришли по адресу! Дядюшка Мося расскажет вам что угодно и о ком угодно в этом городе, но... Правильно, за умеренную плату.
Это исключительно полезный человек, который помогает абсолютно всем по доброте душевной, именно поэтому старый бедный больной еврей, Мисах Цукерман, доживает свой пятый десяток в достатке и здравии, в окружении жены Евы и пяти отпрысков.

Тянущаяся через много кварталов типичная улица: немногочисленные праздно шатающие зеваки, карманники высматривающие этих зевак и проститутки - безразлично продающиеся и тем и другим. Дон Франко сидя в роскошном заднем сиденье дорогого мерседеса и задумчиво дымил кубинской сигарой, выпуская причудливые клубы дыма в лицо своим телохранителям - Тони и Джереми.
Дон любил и думать и считал, что ум и власть делают даже из неприметного заморыша настоящего мужчину.
"Если есть ум - будет власть, а власть никак не получить без ума, ведь в нашей жизни все взаимосвязанно и даже моя смерть станет началом чьего-то большего. Франко нахмурился. Мысли о смерти все чаще посещали голову Дона и заставляли его невольно вспоминать похороны отца, а затем похороны матери чье горе незнало конца. Именно тогда юный Франко понял какого это быть одному.
Уже 30 лет прошло, а он как сейчас помнит дождливый весенний вечер и это глухое серое кладбище на окраине города...как он стоял обняв мать и молча смотрел на то, как заколачивают крышку вычуренного дубового гроба и лицо отца, белесое, гладко выбритое, даже в момент смерти не потерявшее своих повелительных черт...вокруг стояла почти вся наша "Семья": мать, горько плачущая и не способная ни сказать ни слова, молчаливый Франко, дядюшка Джеб умерший немного позже от руки Франко и остальные члены семьи, чьи имена порядком затерлись с течением времени..
Дон шумно выдохнул и осмотрелся. Низенькие дешевые дома сменяли торговые точки с броскими названиями и пестрыми вывесками.
Машина повернула налево и оказалась в так называемом тупике, в конце которого стоял небольшой ,но приметный и хорошо известный среди определенного круга жителей города магазинчик. "У дядюшки Морриса" - гласила вывеска.

Цукерман сидел за прилавком на ветхом стульчонке и пересчитывал свои кровные. Выходило не так много, ибо на этой неделе заказов было мало.
- Господи Боже, помилуй... Старый Цукерман стал никому не нужен, - бормотал он и качал головой, увенчанной седыми кудрями и кипой.
- Ева, что мне делать? - спросил он в полный голос и сам продолжил, - Не слышит... Спит.
- Боже, что мне делать?! Скажи, и я построю в этом проклятом городе новую синагогу! Неужели я в этой жизни так много грешил?
Еврей покачал головой.
- Ещё и этот дон Скорцезе, казни египетские на его голову...
Мисах вздохнул, пряча деньги под прилавок и пригорюнился.
От мрачных размышлений его отвлёк шум колёс на улице.
"Ну, Мося, на-ча-лось..."

Дон молча смотрел в полуоткрытое окошко, изредка выпуская небольшие клубы дыма и пристально изучая добротную, крепко сделанную вывеску.
Скорцезе был одним из тех немногочисленных людей составляющих костяк города, которые знали о том, насколько кровавой ценой были заработаны деньги Цукермана и сколько безвинных людей, этот внешне безобидный еврей, продавал копам и сдавал друг другу, меняя души некогда живых людей на бездушные бумажки, которые не смотря на всю свою логическую простоту умурдрялись править миром.

Скорцезе, несмотря на всю свою "темную славу" и во многом благодаря присвоенной отцом закалке, никогда никого не продавал, предпочитая более выгодные отношения - услуга за услугу, редко отказывая в своем покровительстве сильным мира сего и практически никогда более слабым, за что заслужил признание многих людей и ненависть еще больших.

Старый еврей хорошо знал свое дело и именно за эту столь полезную для многих черту он еще жил, хотя Дон и подозревал, что его смерть не вызовет кровной мести и врядли кто-то из присутствующих на его похоронах и внимательно смотря на то, как закапывают продырявленный труп Цукермана, всерьез пожалеет о его судьбе.

Глаза Дона все также изучали вывеску и ему стоило больших усилий откинуть навязчивые воспоминания и сосредоточиться, готовясь к разговору с Цукерманом. Рывком, получившимся неожиданно резким, Дон затушил сигару и позволив телохранителю услужливо открыть ему дверь направился внутрь магазина, взглядом ища его владельца.

Лампа под пыльным абажуром хорошо освещала только центр небольшого помещения: на его стенах и особенно в углах лежали скучные и ровные от недостатка мебели тени. Сам хозяин был как бы разделён полумраком надвое - чёткая граница проходила по его лицу, похожему на мочёное яблоко, расчерченное узорами угольно-чёрных от такого освещения морщин.
- Господин дон! - воскликнул Мисах, одновременно вскакивая со стула и натягивая на лицо радушную улыбку, - Доброй ночи, господин дон! Заходите, присаживайтесь... - на этих словах Цукерман завертел головой, будто в первый раз видел свой магазин, и суетливо вынес свой стул из-за прилавка.
- Как ваше здоровье, господин дон? - спросил Цукерман, указывая на стул раскрытой ладонью.