Флоренс Найтингейл
Ты веришь в медицину, но не веришь во врачей. Ты сама врач — знаешь, о чём говоришь. Медицина прекрасна. Это не очень христианская мысль, но медицина — дар языческих богов человечеству, от которого отвернулся Бог Отец. Он изгнал нас из Эдема на Землю, чтобы сделанные из праха тела жили в вихре праха и в него возвращались. Но Асклепий подарил нам отсрочку. Тебе есть, что сказать по этому поводу — и про самих старых богов, и про семью пра-врачей, Асклепиадов, самыми известными из которых были по разным линиям и Аристотель, и Гиппократ, и Ибн Сина. Но ты не можешь сказать ничего: голос застрял. Не можешь позвать на помощь. Больно в груди. Стучит боль в висках. Ты погружаешься. Мысли становятся мутными и гулкими, будто уходят под воду. Соскальзываешь из реальности в последние ассоциации.
Медик — это курьер. У каждого ограниченный набор посылок, которые нужно успеть доставить за жизнь. У кого-то ящик с передачами с неба большой. У кого-то совсем маленький. Но волшебство лечения не принадлежит вам. Вы просто посыльные. Потому что тайна жизни и смерти не в ваших руках. Но в ваших руках — вот каламбур — иметь быстрые ноги.
Поэтому ты не веришь во врачей. Знаешь по себе, как с годами резвость уходит. Это как похмелье после стакана джина. Сначала ты бегаешь, пьёшь адреналин из пригоршни, хочешь всех спасти. Потом постепенно — это не заметно — слегка устаёшь. Потом не слегка. В какой-то момент ты перестаёшь торопиться. Но это ещё не конечная, не финал. Потом — после этого — ты перестаёшь торопиться
совсем.
Память воскрешает масляный свет керосиновой лампы в блиндаже. Рёбра брёвен-стен. Сумки с медицинским инструментом и лекарствами: перевязочный материал, бутылки из тёмного стекла, наборы инструментов. Люди в земляного цвета форме разбирают их, раскладывают по составленным столам. Вы только заехали. Ты тянешь капрала медицинской службы Галахэда за рукав незаметно: радировали, что в траншеях первой линии раненные — вы сами слышали артиллерию, пока ехали к фронту. Он убирает руку молча. Говорит с рядовыми Полменом и Уайтом: нужно принести рацию из грузовика, вынести всё лишнее и навести здесь порядок — чья это винтовка и что за дрянь в ведре, чёрт возьми? Где Джордж? Ты говоришь с Джорджем в траншее — они с Чарли несут деревянный ящик с лампами для операционного театра. Ты говоришь, лампы потом, пока вы ехали по рации был приказ. Он говорит, всё в порядке, Найти. Капрал в курсе. Куда ты собралась? Ты слышишь свой голос? Нет? Они проталкиваются мимо тебя в блиндаж. Умник-Чарльз кричит тебе оттуда: "Это потому, что стреляют пушки, Флоренс! 'Kanone'!" Галахэд приказал тебе пересчитать инструмент, проверить, не осталось ли чего в грузовиках, составить банки с перекисью и морфием, и прочими "дарами Анубиса или в кого ты там веришь? И вынеси потом это ведро с говном".
Когда вы всё-таки отправились в траншеи, там было только то, что острослов Чарли называл "земля с фаршем, а ля Бельгик". Он делал ударение на "И" по-французски. Вероятно, всё дело было в 'Kanone'. Но ты думаешь, что не только в них. Вероятно, капрал Галахэд спас вам жизни, когда не торопился выдвигаться и со всей тщательностью подошёл к разгрузке и оборудованию блиндажа. Но только ты чувствуешь, что не чеши он жопу так долго, и не шути с Полменом и Уайтом, и не рассказывай анекдот Джорджу, пока ты бледнела и зеленела, сама не своя, вы успели бы вытащить кого-то оттуда. Они сначала выходили на связь. У них была рация. Кто-то был жив в одном из тех засыпанных землёй и заваленных трупами блиндажей, куда вы потом пробрались. Чарли открыл рот, чтобы что-то сказать про их спокойные лица в пыли, но посмотрел на тебя и закрыл.
Эту историю о твоём отношении к братьям-по-профессии пора закончить так: тебя спас огнемётчик.